Экономика и культура - Новая Экономическая Ассоциация
реклама
Левкин Николай Владимирович, ГОУ ВПО «Петрозаводский государственный университет», г. Петрозаводск Экономика и культура: прямые и обратные связи взаимодействия на системном уровне Проблема взаимодействия двух ключевых сфер жизни человеческого общества – экономики и культуры, интересует ученых достаточно давно. Первые комплексные исследования в этой области были осуществлены в работах К. Маркса и Ф. Энгельса, а также М. Вебера. Сегодня целая плеяда экономистов с мировым именем активно развивает данное теоретическое направление современной науки. Здесь можно упомянуть, прежде всего, работы таких зарубежных и отечественных ученых как Л. Абалкин, Г. Клейнер, Д. Стиглиц, Д. Норт, Дж. Ходжсон, Е. Ясин и др. Обобщая теоретические положения, сделанные в многочисленных публикациях этих исследователей, можно сделать ряд ключевых выводов, касающихся последних достижений экономической науки в области изучения взаимодействия экономики и культуры. Во-первых, взаимодействие экономики и культуры представляет собой сложный и диалектически противоречивый процесс. Это находит свое отражение в том, что при определенных обстоятельствах экономика может способствовать конструктивному развитию культуры, а при других – нет. Например, критическое состояние российской экономики в 1990-х гг. привело к деградации сферы культуры из-за недостаточного финансирования. С другой стороны, появление крупных частных капиталов и возрождение меценатских традиций стало важным шагом на пути спасения от полного разрушения многочисленных памятников старины, церквей, музеев, театров и т. п. Верно и обратное, когда мы можем наблюдать положительное или отрицательное влияние культуры на экономические отношения. Например, субкультура топ-менеджмента крупнейших российских компаний способствует рентоориентированному поведению отечественного бизнеса. Традиционные культурные установки населения страны позволили японской экономике совершить качественный рывок вперед в 1970-1980-х гг. Эти же установки стали тормозом в современном постиндустриальном развитии Японии. Во-вторых, сегодня нельзя однозначно говорить об экономическом или культурном детерминизме. Экономику и культуру «опутывает» сложная сеть бесконечных прямых и обратных связей. По этой причине ключевой задачей современной экономической науки становится поиск наиболее важных системных связей, а также эффективных способов поддержания наиболее положительных из них и нейтрализации воздействия отрицательных для дальнейшего конструктивного развития общества. Ключевым здесь становится реализация ситуационного подхода: в зависимости от места и времени могут преобладать те или иные экономические и культурные установки. Например, ослабление рубля по отношению к иностранным валютам ЦБ РФ во время кризисных событий 2008-2009 гг. способствовало защите национального товаропроизводителя, ориентированного на экспорт своей продукции. Снижение курса рубля осуществлялось на основе расчета различных технических параметров функционирования отечественной экономики. При этом руководство ЦБ игнорировало тот факт, что укрепление национальной валюты могло привести к росту патриотических настроений среди населения страны. В данной ситуации макроэкономические параметры оказались важнее культурных установок. В-третьих, развитие экономики и культуры происходит в высокотурбулентной среде, когда в полной мере реализуется «эффект бабочки». Едва заметные флуктуативные 1 изменения могут привести к революционному скачку в траектории развития как экономики, так и культуры. В этих условиях особое значение уделяется одновременному стратегическому управлению и экономикой, и культурой в их взаимосвязи. За рубежом культурная политика рассматривается как мощный ресурс для поддержания конкурентоспособности на мировых рынках не только национальных компаний, но и страны в целом. При этом если до 1960–1970-х гг. культурной политике с этих позиций не уделялось сколько-нибудь значимого внимания, то в последней четверти ХХ в. воздействие на культурные составляющие хозяйственной деятельности становится непрерывным, из единичного – массовым, приобретая черты хорошо скоординированной и приоритетной стратегии. Наиболее успешно стратегическое конструирование взаимодействия экономики и культуры реализуется в США. Приведем лишь один пример, связанный с проблемой существования гетто-городов. Субкультура гетто-городов США – один из самых важных источников внутренних социально-экономических проблем этой страны на протяжении всего ХХ века. Гетто-города – это, с одной стороны, рассадник многочисленных социальных болезней (наркомания, организованная преступность, проституция, коррупция). С другой – весомая, затратная статья государственных финансов (содержание многочисленных правоохранительных структур, реализация различных государственных социальных и медицинских программ помощи безработным, больным, многодетным, бывшим заключенным, эмигрантам и т. п.). Сюда можно добавить функционирование огромного по своим масштабам теневого сектора экономики. Все попытки изменить субкультуру гетто-городов до последнего времени оказывались безрезультатными. Но правящая американская элита сумела минусы гетто-городов превратить в глобальное конкурентное преимущество экономики США. Главным «продуктом», создаваемым в гетто-городах, является преступность. Как итог, большая часть американских заключенных (а это около 2 млн человек) – выходцы из различных национальных гетто (негритянских, латиноамериканских, китайских и т. д.). Сегодня в США разрешено использовать принудительный труд заключенных частным корпорациям. Средний размер оплаты труда заключенного – 20 центов в час. При шестичасовом рабочем дне за высокопроизводительный труд американского заключенного фирма платит около 30 долларов в месяц. Такая зарплата позволяет американским компаниям сделать свою продукцию конкурентоспособной в международных масштабах. Поэтому не случайно, что крупнейшие ТНК закрывают свои филиалы в Юго-Восточной Азии и размещают производственные подразделения на территории американских тюрем (в этом списке такие известные мировые бренды как «Nike», «IBM», «Compaq»). Отрасль тюремной индустрии – одна из наиболее быстро растущих американских отраслей промышленности (здесь производится 98 % всей продукции на рынок конвейерного оборудования, 93 % красок и кисточек, 92 % кухонных плит, 46 % защитной одежды, 36 % кухонного оборудования, 21 % офисной мебели и т. д.). Таким образом, общество сумело на стратегическом уровне конструктивно соединить недостатки преступной субкультуры гетто-городов и интересы национальной экономики для общего блага страны в целом. В Российской Федерации в условиях отсутствия комплексного стратегического управления экономикой и культурой наблюдается прямо противоположная ситуация. Преступная субкультура активно проникает с начала 1990-х гг. в экономическую сферу и препятствует развитию цивилизованных рыночных отношений. Через культурную политику и соответствующие методы регулирования государство может и должно прямо и(или) косвенно воздействовать на формирование организационной культуры отдельных предприятий или их объединений. Данное 2 воздействие может осуществляться на двух уровнях. Первый уровень – системный, когда государство способствует формированию соответствующей культуры всего общества в целом (иначе этот уровень можно было бы назвать социентальным). Данный уровень влияет на формирование организационной культуры опосредованно через экономическую культуру, рыночную культуру и т. д. Второй уровень – уровень предпринимательской системы, воздействующий непосредственно на формирование организационной культуры предприятий. Здесь государство может способствовать распространению правил корпоративного поведения, воздействовать на гуманизацию предпринимательской деятельности, этику бизнеса и т. д. Явным отражением реализации культурной политики государства на этом уровне могут стать конкретные программы с использованием соответствующих инструментов (правовых, финансовых, организационных, экспертных и т. д.). Сегодня в Российской Федерации государство пытается активно влиять через свою культурную политику на культуру деловых организаций. Однако это влияние реализуется опосредованно. Кроме того, оно (за исключением редких случаев) носит, как правило, бессистемный и подчас неконструктивный характер. Такое положение связано с тем, что до последнего времени в России отсутствовала целенаправленная политика государства по созданию ключевых социокультурных институтов в целом. Отечественными учеными подчеркивается, что в нашей стране недооценивается на системном уровне роль культурного строительства основ инновационной экономики, ведь сегодня у россиян еще достаточно сильно развита потребность в ощущении значимости их профессиональной деятельности в национальном масштабе, в чувстве, что их работа важна не только с точки зрения прироста собственных доходов, но и для реализации более высоких по масштабам общественных и национальных задач. Кроме того, важнейшим направлением культурной политики должно стать целенаправленное формирование высокого уровня доверия со стороны бизнеса и общества к государству. Исследования начала – середины 90-х гг. ХХ в., проведенные в 30 странах постсоциалистического пространства, наглядно доказали связь, которая существует между темпами экономического роста и степенью доверия к правительству. Эта связь принимала негативный характер в случаях нарушения выдаваемых правительством обещаний. К сожалению, история Российской Федерации 1990-х гг. говорит о ничтожности государственных обещаний. Таким образом, составным элементом культурной политики должен стать механизм отражения через СМИ выполненных государством обещаний. Наличие данного механизма позволит на практике реализоваться знаменитому принципу А. Файоля о соответствии полномочий и ответственности в масштабах всей нашей страны. В-четвертых, стратегическими субъектами, определяющими траекторию развития взаимодействия экономики и культуры, являются государство и гражданское общество. Если государство выступает как провайдер стратегических интересов населения страны, то институт гражданского общества «задает» критерии определения этих интересов. Процедура определения этих критериев имеет растянутый во времени характер и может протекать столетия. Для России этот процесс осложняется неразвитостью самого института гражданского общества, а также гипертрофированной ролью государства в экономике и культуре. В условиях отсутствия целенаправленно определяемых критериев, общество начинает развиваться по пути максимального сохранения психобиологической энергии (минимум затрат при максимуме удовольствия в сжатые временные сроки). Происходит становление культуры общества массового потребления (гедонизм, гламур, шоппинг, жизнь в долг, «созидательный труд – удел неудачников» и т. п.). Культура общества массового потребления приводит к возникновению своеобразной эрзатц-экономики, характеристиками которой становятся следующие 3 процессы: 1) Никто не хочет заниматься созидающим трудом, поэтому особый расцвет получают финансово-спекулятивная, торговая и посредническая деятельность. Активно развиваются финансовые пирамиды, сетевой маркетинг и индустрия азартных игр. Происходит смысловое размывание и самого понятия «созидающий труд»; 2) Источником финансирования потребления материальных благ становится природная рента; 3) Производство материальных благ выносится за границы национальной экономики; 4) Продаваемая продукция имеет низкое качество по двум причинам: необходимо удовлетворить гедонистические потребности огромного количества людей, и, в связи со скоротечностью моды, не имеет смысла создавать блага долгосрочного пользования; 5) Для гедонистического общества особое значение приобретает искусственное стимулирование получения удовольствия за счет употребления алкоголя, наркотиков, табачных изделий. Производство этих товаров становится значимым сектором в жизни национальной экономики; 6) Долгосрочные приоритеты экономики и культуры заменяются краткосрочными. Менеджеры, деятели культуры, политики и население страны в целом начинают жить по принципам «здесь и сейчас», а также «после нас – хоть потоп». В-пятых, начиная с публикаций Г. Мюрдаля в 1960-1970-х гг., мировое научное сообщество экономистов четко определилось с необходимостью учета национальнокультурных особенностей той или иной страны при проведении экономических преобразований. Сегодня такой подход в экономической теории является аксиомой. Однако трансформационные процессы в странах Латинской Америки, постсоциалистического пространства, африканского континента во второй половине ХХ века наглядно показали, что политики в силу оппортунизма или слабых когнитивных способностей игнорируют эту аксиому. Это приводит к провалу проводимых социальных, экономических и политических реформ. На уровне экономической науки и образования исправить создавшееся положение можно, прежде всего, включая в базовые экономические курсы, преподаваемые в вузах страны, элементы анализа культурных особенностей национальной экономики. Таким образом, будет формироваться соответствующее массовое знание, игнорировать которое современные политики навряд ли решатся. В-шестых, сегодня требуется кардинальный пересмотр показателей, отражающих эффективность функционирования национальной экономики. Очевидно, что только традиционные макроэкономические показатели (размер ВВП, уровень инфляции и безработицы, индекс Джини и т. д.) не отражают реального уровня благосостояния населения страны. Их необходимо дополнять показателями, отражающими социокультурные установки населения страны. Например, в США таким показателем со времен борьбы с негативными последствиями Великой депрессии является уровень патриотического настроя среди населения данной страны. По меткому высказыванию американской исследовательницы М. Кларк, экономическая наука прекрасно умеет складывать яблоки, груши и электрокардиостимуляторы, однако не способна сложить ни один из этих товаров с материнской любовью. Постепенно сообщество экономистов начинает понимать, что технические показатели, подобные ВВП, очень мало говорят о реальном состоянии экономических систем. В-седьмых, современные ученые приходят к выводу, что модель процесса мирового развития и не однолинейна и не моноцентрична, хотя ориентация на один источник остается (имеется в виду западноевропейская цивилизация). Однако и на этом теоретическом постулате научная мысль не останавливается. Появляются теории 4 самобытности (суть которых заключается в акценте на изучении только эндогенных культурных факторов хозяйствования), теории антимодернизации (поиск принципиально новых, самобытных путей на основе собственных духовных ценностей, норм и стереотипов деятельности путем противопоставления их глобальным установкам), синтетические и структурные концепции модернизации; теория «постмодерна» (которая делает акцент на новой культуре постиндустриального общества), концепция альтермодерна и т. д. Во многом появление всех этих теоретических конструкций было обусловлено тем, что агрессивное навязывание западной модели экономического развития имело временами разрушительный характер для всех других цивилизаций. В итоге незападные общества во все большей степени стали осознавать «особенность» своего развития, своей экономики и культуры. Появление новых течений и теорий можно связать с типами реакций на вестернизацию, которые сегодня наблюдаются во многих странах: отвержение западных ценностей в целом и противопоставление им своего традиционализма (например, исламский мир); попытки последовательного осуществления вестернизации и отвержение традиционализма (некоторые страны бывшего социалистического лагеря); стремление к синтезу традиционных и западных ценностей (Япония, Китай). 5
