Претензий не имею… Телефонные звонки в корреспондентский пункт ТАСС в Саратове дело в общем-то обычное. Одни просят помощь, другие совета, а третьи, и их большинство, намереваются узнать через ТАСС о достоверности тех или иных событий и слухов. А на днях по телефону состоялся любопытный разговор: — Вас беспокоит Виктор Андреевич Гетте, — прозвучал в трубке немного взволнованный голос. — Я из поволжских немцев, прошу вас выслушать меня внимательно. Можно мне через печать поблагодарить работников Саратовского управления КГБ? В моей практике это было что-то новое, и я не нашел ничего лучшего, как возразить в ответ: — Да ведь КГБ не ЖКО и не поликлиника, чтобы кого-то там благодарить. — Видите ли, раньше я тоже так думал, даже еще хуже, — не сдавался собеседник, — и рад, что ошибся. Уверяю вас, нам всем было бы легче, если бы в наших поликлиниках и жеках работали сейчас такие внимательные и чуткие люди, как в обновленном КГБ. Поверьте мне, я знаю об этом ведомстве не понаслышке... Вот о чем почтенный человек поведал при встрече, после того как посетил это с виду мрачное учреждение. Несколько дней назад Виктор Андреевич Гетте получил неожиданное приглашение зайти в областное управление КГБ. Несмотря на то, что он уже был подготовлен и ждал ответа на переписку с этим ведомством, все равно ему стало как-то не по себе. С самого детства он испытывал чуть ли не животный страх перед этим чудовищным учреждением, в которое его отец Гетте Андрей Антонович вошел в далеком 1942 году и больше не вернулся. И хотя в семье понимали всю нелепость происходящего: обыск в доме и арест — отец был полуграмотным забитым крестьянином, — 58 статья Уголовного кодекса в те времена почти не оставляла надежд на благополучный исход и возвращение. Худшие опасения подтвердились: отец словно в воду канул. А когда из НКВД вскоре пришли за женой Гетте, несовершеннолетний Виктор понял, что ни отца, ни мать он больше не увидит. Через десять лет больная и изможденная мать вернулась из лагерей, а об отце сообщили, что он скончался в тюрьме от сердечного приступа. Долгие годы сын пытался узнать подробности трагической судьбы своего отца и не мог. Лишь в конце 50-х годов он получил извещение, что А. А. Гетте был осужден на 10 лет без права переписки и умер в тюрьме. И лишь год назад, когда дошла очередь пересмотреть дело моего отца, сообщили, что в действительности специальная комиссия через шесть месяцев после ареста приговорила отца к расстрелу. А как же с сердечным приступом? Гетте объясняет это так. Людям, которые заглядывали, в дело моего отца, очевидно, было стыдно мне сообщить правду, что его расстреляли ни за что ни про что. До последнего времени многие полагали, что чудовищная машина уничтожения людей в годы репрессий действовала в основном против политических деятелей, крупных хозяйственных руководителей и военачальников. Нет. Машина не щадила никого, будто выполняла чей-то зловещий план. Судите сами, полуграмотного крестьянина из глухомани обвинили ни больше ни меньше, как в ...шпионаже и агитации против Советской власти. А «агитатор»-то вместо росписи на листах допроса ставил каракули из букв. — А за что же вы благодарите нынешних сотрудников КГБ? Какую они сыграли роль в ваших поисках истины? — Прежде всего они отнеслись к моим просьбам не формально. Чем не отличались их предшественники. Могли бы просто официально выдать копии с обвинительного заключения и приговора, как обычно делается, и все тут. Тем более отец реабилитирован, да и дела-то давно минувших дней... Так нет, и следователь Николай Романович Стрилец, и сотрудник отдела Петр Яковлевич Вергелюк к моим переживаниям отнеслись с участием и даже с сочувствием. В КГБ Виктору Андреевичу дали в руки «Дело», чтобы он как бы сердцем прикоснулся к судьбе отца, подарили хранившиеся в папке фотографии. Надо понять и сына, который 50 лет ничего не знал о своем отце, а лишь чувствовал его невиновность. И вот наконец справедливость восторжествовала: отец Родину не предавал. А сколько косых взглядов и горьких упреков пережил он и его дети в роли семьи «врага народа». Это лучше других, очевидно, и понимали сотрудники КГБ. К сожалению, ничего уже ни изменить и ни вернуть нельзя. И хотя нынешнее поколение чекистов винить не за что, они стараются вернуть авторитет и доверие своему ведомству и от его имени извинились за противоправные действия тогдашнего НКВД. — Вы сами что-нибудь нашли неожиданное в «Деле» отца? — Неожиданно все, ибо оно сфабриковано. Чтобы как-то понять суть происходивших тогда событий, надо немного рассказать о былом... Когда началась война, семья из Республики немцев Поволжья жила в глухомани на Тамбовщине. С Волги немцев переселили на восток, а этих не тронули. Отца как негодного к строевой службе в 48 лет мобилизовали в трудовую армию и вскоре отправили рыть противотанковые окопы в Смоленскую область. Здесь он и попал в окружение наступающих гитлеровских войск. Военных отправили в лагеря, а гражданских отпустили по домам. Пробираясь через линию фронта, их группа из пяти немцев не раз сталкивалась с оккупантами. Но то ли из-за того, что они были немцами или нестроевыми, их особенно не трогали. Однажды в лес, где они остановились на время, приехал вестовой и приказал Гетте садиться в его машину. Привезли в село, где офицеры вермахта никак не могли объясниться с женой председателя колхоза. Потом и ему, и его товарищам приходилось еще не раз быть в ролях случайных переводчиков. Несмотря на разные диалекты, немцы их хорошо понимали и разговаривали о том, о сем. Солдаты расспрашивали, как они жили до войны... Перейдя линию фронта, их группа распалась: русских снова направили в военкомат на комиссию, а пятерым немцам сказали, чтобы они обратились в военкоматы у себя дома. Через неделю всех арестовали и завели дело как на шпионов и диверсантов. Следствие вели, как видно из документов, не слишком грамотные работники, которые не утруждали себя сбором доказательств, довольствуясь рассказами самих «обвиняемых». Чтобы «Дело» выглядело солидным, а папка толстой, сержант, который допрашивал Гетте, из протокола в протокол сначала от руки, а потом печатал на машинке одни и те же вопросы и ответы. Приведем один только «эпизод». Читаем протокол допроса. Следователь: Вы работали у немцев переводчиком? Гетте: Да. Следователь: Расскажите, как было дело. Гетте: Из леса меня привезли к председателю колхоза. Следователь: Как называлось село и колхоз? Гетте: Не помню. Я не знал, что будут спрашивать об этом. Следователь: Какое задание вам дали немцы? Гетте: Просили перевести жене председателя колхоза, чтобы она через час приготовила офицерам трех кур и сто яиц. Следователь: Сколько времени работали у немцев? Гетте: Они продержали меня часа полтора. Следователь: Врете. Гетте: Спросите хоть кого. Следователь: Они вас завербовали? Гетте: Да. Сказали, если понадоблюсь, опять позовут. Вот на таких подобных допросах и строились обвинения в шпионаже и вредительстве. Всех пятерых заставляли говорить одного на другого, потом устраивали очные ставки. Крестьяне говорили все как есть, а следователи вкладывали в ответы определенную подоплеку. В конце раздела в папке приколота и проштампована небольшая фирменная бумага специальной комиссии. Слева — один абзац: «Слушали дело...» Справа другой абзац, а в конце фразы: «Расстрелять». Внизу круглая красная, словно кровь, гербовая печать... Судьбы людей вершили и ломали под флагом государства. В произволе этом тщательно и разобрались современные сотрудники КГБ сегодня. Они не только осуждают страшные годы сталинизма, но и стараются быстрее пересматривать дела, чтобы пострадавшим вернуть их забытые имена. К этому взывают и четыре миллиона невинно осужденных людей, из которых 800 тысяч были расстреляны. На папке по делу отца Виктор Андреевич Гетте написал: «Претензий не имею...», подразумевая при этом нынешних стражей закона, которые вместе со всеми людьми сами выступают против беззакония, за создание правового государства, за то, чтобы в нашей стране никогда бы не повторялась национальная трагедия геноцида. Помните, как год назад, в день поминовения на Лубянку, у памятника Дзержинскому к людям, которые пришли на площадь выразить протест, из ворот вышли сотрудники КГБ и, взявшись за руки, в знак солидарности с народом встали в один ряд с ними. И сегодня мы скорбим по безвинно погибшим и верим, что эти жертвы в истории нашей страны были последними. В. ЯКОВЛЕВ, корр. ТАСС На снимках: следственное дело Гетте А. А.; В. А. Гетте и сотрудник группы по связям с общественностью УКГБ СССР по Саратовской области А. Сабуров. Фото Ю. Набатова «Коммунист», 31 октября 1990.