МИНОБРНАУКИ РОССИИ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Волгоградский государственный социально - педагогический университет» (ФГБОУ ВО «ВГСПУ») Факультет филологического образования Кафедра литературы и методики ее преподавания по дисциплине «История русской литературной критики» направление 44.03.05 «Педагогическое образование» профили «Русский язык», «Литература» А. А. БЛОК - КРИТИК Доклад Исполнитель: студент группы ФЛ-РЛБ-51 Тетерина Валерия Юрьевна __________________________ Проверила: Перевалова С.В., доктор филол.н-к, проф. Волгоград 2018 А. А. Блок — литературный критик Работа Блока как автора прозаических сочинений была велика по объему и многообразна по темам и жанрам. Блок написал больше ста статей и приблизительно столько же рецензий. Значительная их часть заключает в себе размышления о современной ему русской литературе. Блоку принадлежит ряд статей и речей, характеризующих литературу прошлого: Пушкина, Гоголя, Льва Толстого, Аполлона Григорьева, Ибсена, Стриндберга, отдельные произведения Шекспира, Шиллера и др. Большое место в литературном наследстве Блока занимают его выступления на театральные темы. Блок проявил себя как публицист-лирик, поставивший в своих статьях вопрос о народе, интеллигенции и революции. Многие значительные для Блока темы - народа и интеллигенции, стихии, культуры и цивилизации - в наиболее отчетливом виде прозвучали именно в его прозе. В статьях Блока изумляет редкое в раздробленном сознании эпохи сочетание духовной напряженности, тонкой художественной культуры с глубоким чувством ответственности перед своей совестью, народом и историей. В своей прозе поэт выступает как носитель общественной совести, публицист, свидетельствующий о всеобщем неблагополучии, о "тихом сумасшествии", которое овладело жизнью буржуазной России. Проза Блока широка по тематическому охвату и многообразна по жанрам. Критические жанры Блока, как и у других критиков, определялись содержанием его критического творчества, жанрообразующим началом его тематических заданий, ведением его тематических линий, а в конечном счете - его мировоззрением, сутью и всем строем его мышления. Но Блок, как и всякий участник текущей литературной жизни, не мог, наряду со всем этим, не ориентировать жанры своей критики на формы, установившиеся в изданиях, в которых он печатался. Ему приходилось, кроме того, хотя и не часто, выступать с публичными 3 речами, рефератами, лекциями, приветствиями, - и жанр этих выступлений, определял жанровые признаки соответствующих им печатных текстов. Участие Блока в журналах, газетах, сборниках и других изданиях выразилось в довольно большом количестве напечатанных статей, рецензий, памяток, некрологов, предисловий и в нескольких сюжетно разработанных очерках-зарисовках. Свои статьи и рецензии Блок большей частью помещал в журналах, значительно реже - в газетах, еще реже - в сборниках и книгах. При этом Блок, как критик сотрудничал главным образом в символистской прессе, особенно интенсивно - в четырех символистских журналах: "Новый путь", "Вопросы жизни", "Перевал", "Золотое руно". Все эти издания были камерными, элитарными, предназначенными "для немногих", малотиражными. Статьи Блока можно условно разделить на следующие группы: 1) проблемные статьи (лирически-философская публицистика и критика): "Краски и слова", "Девушка розовой калитки и муравьиный царь", "Вечера "искусств", семь статей из цикла "Россия и интеллигенция", "Три вопроса", "О театре" и др.; 2) статьи-обзоры (о литературе): "О реалистах", "О лирике", "О драме", "О современной критике", "Литературные итоги 1907 года", "Письма о поэзии". 3) этюды об отдельных авторах, литературные памятки и некрологи: "Михаил Александрович Бакунин", "Творчество Федора Сологуба", "Солнце над Россией" (о Л. Толстом), "Генрих Ибсен", "Мережковский", "Бальмонт", "Рыцарь-монах" (о Вл. Соловьеве) и др. Статьи: "Михаил Александрович Бакунин", "Генрих Ибсен" и, наиболее отчетливо, "Судьба Аполлона Григорьева", выделяются своей биографической основой, придающей им особый жанровый характер. 4) характеристики отдельных произведений: "Об одной старинной пьесе" (о трагедии Грильпарцера "Праматерь"), "Тайный смысл трагедии "Отелло", "Король Лир" Шекспира" и др. 4 5) статьи о театре, о спектаклях и актерах: "Драматический театр В.Ф. Коммиссаржевской", "Пеллеас и Мелизанда", "О театре", "Вера Федоровна Коммиссаржевская" и др. 6) очерки-зарисовки и новеллистические этюды: "Сказка о той, которая не поймет ее", цикл "Молнии искусства", "Дневник женщины, которую никто не любил", "Сограждане", "Русские дэнди". 7) произведения автобиографические и близкие к ним: "Автобиография" (1915), "Исповедь язычника", "Ни сны, ни явь". 8) предисловия к сборникам стихотворений, к лирическим драмам, к поэме "Возмездие". Блок с презрением писал о различных собраниях и вечерах интеллигенции при различного рода художественных, религиозных обществах, в салонах, журнальных редакциях. Он все дальше расходился с прославленным героем таких вечеров Мережковским. В старое время, писал Блок, на литературных вечерах звучало проникиовенное слово Достоевского, мастерски читавшего свои произведения или «Пророков» Пушкина и Лермонтова, читал свое знаменитое «Вперед, без страха и сомненья!» Плещеев. Сегодняшним же модным поэтам нечего сказать. Стихи любого из них «читать не нужно и почти всегда — вредно». Недоволен был Блок и состоянием современной ему литературной критики. Он замечал в статьях Чуковского, В. Розанова, С. Городецкого непоследовательность в суждениях о Л. Андрееве, М. Горьком. Одна из статей Блока названа «Вопросы, вопросы и вопросы»; она как бы передает ажиотаж тогдашних словопрений. Блок отобрал три вопроса, из которых два были традиционными, а третий новым. Помимо пресловутых вопросов «как» и «что» изображать в искусстве, возникает третий вопрос — о «полезности» художественных произведений вообще. Реальными носителями протеста в окружающей современной литературе для Блока оказались в значительной степени писатели-реалисты, до сих пор совершенно чуждого ему лагеря — Горький и «знаньевцы». Он 5 посвятил им специальную, очень сложную статью с весьма определенной положительной оценкой. Статья Блока вызвала бурю возмущения среди символистов, но он не отказался, ни от одного из своих слов. После революции Блок заведовал литературной частью Петроградского Большого драматического театра, горячо отстаивал классику в его репертуаре. Он старался подыскать боевые, революционно звучащие пьесы: «Разбойники», «Орлеанская дева» Шиллера, «Эрнани» Гюго, «Дантон» М. Левберга. Не принимал Блок левоанархистского искусства, голого экспериментаторства, спекуляций на примитивах. Александр Блок довольно часто своими выступлениями разжигал полемику не только на собраниях "своих" поэтов, но и на страницах многих литературных журналов, альманахов. Это говорит о довольно своеобразном, но, в то же время, интересном и вызывающем отклики, заставляющем думать других, голосе Блока-критика. «Русские денди» Статья А. А. Блока «Русские денди» написанная 2 мая 1918 года, впервые была напечатана в журнале «Жизнь» 21 июня 1918 года. Поэт пишет о встрече своей на каком-то концерте с одним молодым человеком. Вот как описывает Александр Блок эту встречу: «— Мы живем только стихами, — говорит молодой человек, — в последние пять лет я не пропустил ни одного сборника. Мы знаем всех наизусть — Сологуба, Бальмонта, Игоря Северянина, Маяковского… Молодой человек стал читать наизусть десятки стихов современных поэтов. — Неужели Вас не интересует ничего, кроме стихов? — почти непроизвольно спросил я. Молодой человек, откликнулся, как эхо: 6 — Нас ничего не интересует, кроме стихов. Ведь мы пустые, совершенно пустые. Вы же ведь виноваты в том, что мы такие. — Кто мы? — Вы, современные поэты. Вы отравляли нас. Мы просили хлеба, а Вы нам давали камень. Я не сумел защититься, и не хотел, и… не мог. Мы простились — чужие, как встретились». Кто же такой денди? Толковые словари дают следующие определения: 1) денди — [дэ], нескл., м. (устар.). Щеголь, франт (словарь С. И. Ожегова); 2) денди — (дэ), нескл., м. (англ. dandy). В буржуазно-дворянском обществе (первонач. в Англии) - изысканный светский человек, законодатель моды (словарь Н. Д. Ушакова); 3) денди — м. несклон. англ. модный франт, хват, чистяк, модник, щеголь, лев, гоголь; щеголек большого света (по словарю В. И. Даля). Денди воспроизводит манеры аристократа, хотя по происхождению чаще всего принадлежит к среднему классу. Тем самым он демонстративно и парадоксально, даже саморазрушительно противостоит принципу уравнительности, диктатуре буржуазной «середины» и посредственности. Именно такое социально-критическое, протестное понимание дендизма развил в своей эссеистике Шарль Бодлер. Дендизм возник в Англии в XVIII — начале XIX века как реакция на возросшую роль в общественной и культурной жизни сословия богатых буржуа и распространился по всей Европе. Дендизм ответил на изменившиеся условия культом личности, которая раскрывает своё превосходство над обществом через моду. 7 Одним из самых ярких представителей дендизма стал Джордж Браммел, которого называли «премьер-министром элегантности». Обладавший, по всеобщему признанию, безупречным вкусом, Браммел стал влиятельным человеком, другом и консультантом в вопросах моды будущего короля Георга IV. Типично дендистское поведение было известно в кругу русских щеголей задолго до того, как имена Байрона и Бреммеля, равно как и само слово «денди», стали известны в России. Карамзин в 1803 году описал этот любопытный феномен слияния бунта и цинизма, превращения эгоизма в своеобразную религию и насмешливое отношение ко всем принципам «пошлой» морали. Известно, что героем очерка Александра Блока был Валентин Осипович Стенич (1897 — 1938). Русский переводчик, блистательно владевший не только тремя европейскими языками, но и обладающий высшей переводческой «ступенью» — умением точно попадать в стиль автора, делая его произведение фактом русской литературы, автор ряда статей и рецензий не только на произведения тех писателей, которых он переводил, но и представителей современной отечественной литературы. Он был одним из первых, кто переводил «Улисса» Джойса, но так и не успел довести до конца эту серьезнейшую работу; переводил Киплинга, Честертона, Дюамеля, Шервуда Андерсона, Свифта, Толлера, Ф. Вольфа, Брехта, Дос Пассоса, рассказы Конан Дойла, многих других европейских писателей. По многочисленным свидетельствам современников, он любил розыгрыши, авантюры, «провокации» и, скорее всего, хотел просто эпатировать своего любимого поэта после того как, прочитав ему свои стихи, понял, что они не вызвали у Блока не только энтузиазма, но и желания высказать автору свое мнение. Позже близкий друг Стенича Николай Корнеевич Чуковский напишет о том, что именно так все и происходило — 8 от смущения, от желания во что бы то ни стало преодолеть робость, ведь он общался с кумиром, чьи стихи знал наизусть в огромном количестве. Николай Чуковский писал: «Он благоговел перед Блоком, знал все им написанное наизусть — все три тома стихотворений, и поэмы, и пьесы. Для него Блок был гений, и притом из всех гениев человечества — наиболее близкий ему душевно; когда он читал кому-нибудь стихи Блока, он поминутно снимал очки, чтобы вытереть слезы… Тем, что Блок написал об этой встрече целую статью, он гордился до последнего своего дня. — Все-таки мне удалось его обмануть! — восклицал он восторженно. …Почувствовав, что восхитить Блока он не в состоянии, он решил его хотя бы поразить. И это ему удалось, — но с помощью обмана. Обман заключался в том, что он представил Блоку вместо себя вымышленный образ, не имевший почти ничего общего с реально существовавшим Стеничем». Так бывает с молодыми нередко, совсем нередко. Настоящая фамилия его была Сметанич, мать рано умерла, отец, Осип Соломонович Сметанич, коммерсант и собиратель коллекции картин, отличавшийся редкой красотой и незаурядным умом, женился вторично, и отношения, сложившиеся между его сыном и мачехой, были настолько прекрасны, что спустя десятилетия Валентин Осипович признавался: «Если бы не Фанюрочка, из меня никогда ничего не вышло бы!». Это она настаивала на том, чтобы пасынок серьезно изучал иностранные языки, читал и непременно пытался писать стихи — вероятно, именно благодаря этому Стенич, переставший их писать довольно рано на всю свою короткую жизнь остался «стихолюбом», как его называли многочисленные друзья, и тонким ценителем поэзии. Не скрывал своего негативного отношения к Советской власти, вызывался в Большой дом на Литейном, где получал внушения. В разгар большого террора был арестован (14 ноября 1937 года). Расстрелян 21 9 сентября 1938 года. Обстоятельства гибели стали известны из официальной справки, выданной органами КГБ при реабилитации в 1990 году. Блок, в ту пору только что написавший «Двенадцать» и мучительно пытавшийся как-то принять для себя идеологию социализма, счел провокацию Стенича достойным поводом для полемики и три месяца спустя после встречи с двадцатилетним «Неврастеничем» (так прозвал Стенича Маяковский) написал статью «Русские денди». В ней он подробно описал все обстоятельства общения с молодым поэтом, которого запомнил, несмотря на мимолетность той встречи. Блок с неприязнью отшатнулся от него, поскольку, очевидно, в утрированном декадентстве Стенина опознал настроения своей молодости, доведенные до абсурда. Но любопытно, что он нашел этим настроениям другое имя: не символизм, не эстетство, не декаданс, а дендизм: «Я испугался, заглянув в этот узкий и страшный колодезь... дендизма». Блок знал о дендизме не понаслышке - соответствующая литературная традиция Серебрянного века была ему близка, да и среди его друзей в десятые годы кодекс поведения денди был весьма популярен. Недаром он тут же замечает по поводу Стенича: «За его словами была несомненная истина икакая-тосвоя правда». Но внутренняя сопричастность символистским настроениям ушла, и в памяти остались теперь уже чуждые позы и манеры, от которых хотелось энергично откреститься. В таком контексте дендизм стал для Блока эмблемой всего враждебного: «Так вот он, русский дендизм ХХ века! Его пожирающее пламя затеплилось когда-тоот искры малой части байроновской души; во весь тревожный предшествующий век оно тлело в разных Брэммелях, вдруг вспыхивая и опаляя крылья крылатых: Эдгара По, Бодлера, Уайльда; в нем был великий соблазн - соблазн антимещанства; да, оно попалилокое-чтона пустошах "филантропии", "прогрессивности", "гуманности" и "полезностей"; но, попаливкое-чтотам, оно перекинулось за недозволенную 10 черту. У нас от "Москвича в гарольдовом плаще" оно потянулось, подсушивая корни, превращая столетние клены и дубы дворянских парков в трухлявую дряблую древесину бюрократии. Дунул ветер, и там, где торчала бюрократия, ныне - груды мусора, щепы, валежник. Но огонь не унимается, он идет дальше и начинает подсушивать корни нашей молодежи. А ведь в рабочей среде и в среде крестьянской тоже попадаются уже свои молодые денди. Это - очень тревожно. В этом есть тоже, своего рода, возмездие». В этом пассаже обращает на себя внимание странная метафорика: дендизм уподобляется пламени, а ведь как раз в 1918 году Блок написал «Двенадцать», поэму, через которую проходит образ мирового революционного пожара: Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем, Мировой пожар в крови, Господи, благослови! Этот «мировой пожар» не пощадил и родовую усадьбу Блока Шахматове, где в огне погибла, среди прочего, и блоковская библиотека. Принять революцию Блоку стоило огромной внутренней борьбы, но выбор был сделан, свидетельство чему - статья «Интеллигенция и революция», написанная в том же 1918 году. Однако следы драматического напряжения ощутимы и в «Русских денди». В тексте обнаруживается знаменательная неувязка: пламя подсушивает корни «столетних кленов и дубов дворянских парков» - образ, явно окрашенный в ностальгически - положительные тона вопреки революционному пафосу. Неприятная подавленная ассоциация все же прорывается. Слишком много негативного должен был метонимически обозначить в блоковской статье дендизм. Стенич из эстетического оппонента с поразительной скоростью превращается в идеологического и социального врага. 11 Однако интуиция не подвела Блока по крайней мере в одном: Стенич в самом деле был денди. В мемуарах Николая Чуковского можно прочесть о Стениче: «С полным правом он говорил о себе словами Маяковского: "И кроме свежевымытой сорочки, сказать по совести, мне ничего не надо". А сорочки у него всегда были чистейшие. Безошибочно, как никто, умел он выбрать себе галстук, и любой пиджак сидел на нем так, словно сшит у лучшего портного. Он был одним из элегантнейших мужчин своего времени, не затрачивая на то ни особых усилий, ни средств». Стенич был мастером иронии и любил обыгрывать романтическую меланхолию с дендистских позиций. «Я бы покончил с собой, - говорил он, но вот отдал в чистку белые брюки, а они будут готовы только в пятницу». В общении с Блоком Стенич применил «фирменный» дендистский прием доведения до абсурда - фактически это был розыгрыш по всем правилам. Его язвительные остроты часто строились наподобие браммелловских шуток. В редакции "Литературного современника" Стенич застал как-то одну поэтессу, сидевшую над корректурой. Заглянув ей через плечо, он увидел, что она правит корректуру своего стихотворения. "Как! Даже Вас печатают в этом журнале!" - с ужасом воскликнул он на всю редакцию». Структура таких острот держится на подчеркнутом отмежевании говорящего от «объекта». Ирония, «эта прекраснейшая из вольностей», осталась в арсенале немногих уцелевших денди советского времени как одна из доступных форм внутренней свободы. 12 Список литературы 1. Блок А. А. Русские денди / Блок А. А. // Собрание сочинений в шести томах. Очерки. Статьи. Речи. — Л.: Художественная литература, 1982. — Т. 4 — 463 с. 2. Кулешов В. И. История русской критики XVIII- начала ХХ веков: Учеб. для студентов пед. ин-тов по спец. «Рус. яз. и лит.» 4-е изд., дораб. — М.: Просвещение, 1991. — 432 c. 3. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века) / Лотман Ю. М. — СПб.: Искусство — СПБ, 1994 — 670 с. 4. Старосельская Н. Валентин Стенич. Русский денди [Электронный ресурс] / Старосельская Н. // Журнал о русской культуре за рубежом — URL: http://inieberega.ru/node/747 13
