Глобальной разницы нет: человек – наркоман или не наркоман
реклама
Глобальной разницы нет: человек – наркоман или не наркоман. У последнего могут быть другие зависимости О. Сергий Гончаров - В любом вопросе есть вещи спорные, и их надо разграничивать, а есть вещи очевидные. На мой взгляд, совершенно очевидно, что должна делать Церковь в области противодействия наркомании. И она уже проявляет реальную активность в этой сфере, хотя бы потому, что мысль о противодействии наркомании прописана в принятой в 2000 году социальной концепции Русской Православной Церкви. А раз она прописана – значит, она официально уже озвучена, и все дальнейшие механизмы решения этой задачи надо принимать уже на местах, обдумывая, как лучше это делать. При этом, конечно, должны быть некие координационные центры, которые будут разрабатывать детальные программы. И все – проблемы нет никакой. - Как Вы считаете, батюшка, Церковь невольно вынуждена была взвалить на свои плечи работу по помощи наркозависимым? - Нет. Для Церкви всегда было естественно реагировать на самые болезненные и трудные моменты жизни общества, связанные с вопросами нравственности. Это – в традиции православия. Правда, нашей Церкви более характерен созерцательный тип духовности, а, например, католичество традиционно было более социально активной конфессией. В этом проявляются разные типы религиозного менталитета, но это не значит, что Православная Церковь никогда социальной работой не занималась. Может быть, не с такими акцентами, как западное христианство, но ведь вовлекаясь в социальную работу по решению вопросов, которые ставит перед нами жизнь, надо стремится сохранять традиционные представления православия, чтобы не повредить своей духовной традиции. А вредит, прежде всего, некомпетентность. Есть некоторые священники, которые с очень чистыми побуждениями начинали подобную работу в сфере помощи наркозависимым, но, будучи некомпетентными людьми – например, в той же психологии – они больше навредили, чем помогли. Поскольку, увлекаясь разными модными психологическими программами, не продумали до конца их основу – явно не православную. Получалось, что они привносили в свою деятельность элемент такого синкретизма, когда православные методы воздействия на человека перемешивались с почти что оккультными нехристианскими методами психологии. Человеку, как говорится, со стороны, подобная «каша», может быть, не видна, но церковный человек понимает, о чем идет речь и видит все тонкости. И, конечно, печаль испытываешь, когда видишь, как православный священник занимается реабилитацией наркоманов, а методы его, мягко говоря, не соответствуют православной традиции. На состоявшемся совещании мы говорили о необходимости построения своеобразной цепочки, через которую будет проходить наш наркозависимый человек. И как хорошо сказал Дмитрий Островский, если в этой цепи кто-то один навредит, то другому звену придется это выправлять. Мне по этому поводу пришло вот какое видение проблемы. Кто в этой цепи есть? Есть Церковь в лице священнослужителей, есть медики, есть правоохранительные органы и так далее. Если посмотреть с точки зрения Церкви на совместимость разных специалистов, чтобы эту цепь создать, по моему видению, в этой цепи существуют два звена, которые занимаются непосредственно лечением и предупреждением: священники и психологи. Например, врачи занимаются только лечением, правоохранительные органы лечением, наоборот, не занимаются. А вот священники и психологи могут и профилактикой заниматься, и лечением уже заболевших. На мой взгляд, именно эти два звена в этой цепи могут несколько друг другу мешать, а не помогать. Хочу несколько слов сказать о взгляде на психологию со стороны Церкви. Существует секулярная светская психология и есть некоторая идея создания церковной психологии. Церковной психологии, как единого целого, не существует, и мы должны осознать вред со стороны светской психологии при ее применении в отношении наркозависимых. В ней существует неверный взгляд на антропологию человека, который опасен и вреден – особенно при применении этих методов в отношении людей, страдающих сильными патологиями. Сбываются слова Христа о том, что если слепец поведет слепца, то оба попадут в яму. Между тем вся беда в том, что в нашем распоряжении нет христианской психологии – она не существует. Есть православные психологи, но это лишь красивое название: человек в душе – православный человек, но получил светское образование светского психолога. И проблема состоит в том, что существует некоторое внутреннее несоответствие видения, которое человек получил профессионально, с христианской антропологией. Конечно, существуют высказывания Святых Отцов, в которых можно найти действительно, очень тонкую прослойку формулировок, которые обозначают антропологию человека, и в этом учении о строении человека существует некоторое вербально выраженное указание на психологический аспект в человеке. Но из этих высказываний не разработана православная психология, и нужны какие-то силы в Церкви, которые бы взялись за эту очень трудную задачу – на основе Святоотеческого и Священного Писания разработать православную психологию. Что уже ясно сейчас с церковной точки зрения? Нам не по пути с такими направлениями в светской психологии как психоанализ (он в своей основе содержит ложный антропологический взгляд на человеческую личность, и здесь мы имеем дело с некоторым видом мифологии о сознании человека), а также с психологическими школами, имеющими в своей основе направление бихевиоризма. В свое время наш русский философ Дмитрий Кудрявцев сказал, что мы должны признать неверной формулу, что все, что мы знаем, мы знаем посредством чувств. Дальше он говорит, что мы должны признать: наше чувственное познание ограничено в том смысле, что нашему ощущению не все доступно, что существует в материальном мире. Все ведет к мысли, что наше непосредственное чувственное познание постепенно в историческом развитии, скорее, сокращается, чем расширяется. Чувственное познание – это вообще грубый материал, требующий переработки разумом, что ведет у Кудрявцева к формуле: действительный источник нашего познания о внешнем мире, как познания, а не только собрания материалов, заключается в разуме, а не в чувствах. Здесь мы видим вот какое дело: оба этих направления – и психоанализ, и бихевиоризм – они, в общем-то, дискредитируют основную мысль Церкви о том, что человек в своей антропологии содержит такой статус как личность. А, в общем-то, с точки зрения этих направлений в психологии, личности, как онтологического начала, в антропологии человека нет. Личность понимается как высокоразвитое животное, наделенное словесной рефлексией. Вся эта словесная рефлексия есть некий словесный перевод чувств на словесные метки, и чтобы лечить человека, психологи берутся расшифровывать слова как некоторые виды чувств. И через это входить в контакт с человеком и лечить его. Это, конечно, с точки зрения церковного опыта, серьезное противодействие методам воздействия на человека со стороны Церкви. Она признает в человеке такую прослойку как словесная сила души, и именно она как раз вырабатывает слова не из чувств, а непосредственно из этой словесной части. Поэтому существует некоторая терапия словом, но не с точки зрения чувственного возникновения, а с точки зрения Слова как изначального аспекта в антропологии. Вот в этом смысле может быть большое расхождение, и тут может быть скрыт очень серьезный вред. Мне кажется, что с психологами со стороны Церкви должно быть серьезное обсуждение проблематики, из которого возможно будет сделать такой вывод: с кем нам не по пути? И контактировать в итоге только с теми психологами, которые признают этот онтологический статус личности человека, потому что человек падает в грехе не через природу, а через деградацию личности. И во-вторых, терапия словом должна быть осознана, как воздействие непосредственно словом. К сожалению, даже в нашей Епархии есть священники, которые используют неподходящие методы светской психологии, пытаясь помогать наркозависимым, что, в общем-то, безусловно, вредит, а не помогает. - Как в этом случае должна поступать Церковь? - Вразумлять надо. Если человек не откликается на замечания и не хочет конструктивно обсуждать эти вопросы, надо воздействовать собором. Православие ведь – не некое собрание людей по интересам, это строгие принципы и законы, которым надо следовать. Существует церковное и каноническое право, священноначалию нужно подчиняться и существует некоторая жесткая дисциплина в определенных вопросах. Если Епископ рекомендует посмотреть на свою деятельность и несколько ее скорректировать, потому что не все в ней адекватно, священник должен прислушаться к этому. К тому же существует соборный разум Церкви. - Батюшка, как все же вы представляете координацию действий священников, участвующих в помощи наркозависимым? Как показывает жизнь, порою священники обращаются к этой проблеме вынужденно: приходят на беседу матери больных, слезно просят о помощи, говоря, что более им идти некуда. Батюшки пытаются искренне помочь, хотя часто и не знают, как. А, бывает, и отказывают в помощи, искреннее полагая, что это не сфера их заботы. - Думаю, в идеале при каждой Епархии должен быть создан отдел по противодействию наркомании и алкоголизму, как это сделано, например, в Санкт-Петербургской Епархии. И в этих отделах должна быть сосредоточена общая информационная база, поддерживающая постоянную связь между отдельными приходами и монастырями. Такой центр смог бы помогать заниматься людям этой проблемой компетентно, готовить их к подобной работе. - А если его возглавляет священник, который сам не совсем компетентен в этих вопросах? - Ну, у нас же нет такого «папизма», как в католической Церкви. Существует соборная жизнь и соборное мышление. У нас ведь даже высшим органом управления в Православной Церкви что является? Собор епископов. И даже если патриарх у нас будет не прав (такое вполне может быть), для Церкви это не проблема – он всегда подотчетен Собору. Чтобы выходить на нормальный уровень работы, надо подключать всех. Если работа с наркозависимыми останется местной инициативой на уровне приходов, ничего хорошего мы не добьемся. Процесс координации частных усилий ведь уже начался, и в общем, результат работы священников положительный. Эффективность мала, но именно потому, что нет общей координации. - Что вы имеете в виду под словом «эффективность»? - Больше успеха и в количественном, и в качественном излечении. Неудачи в первую очередь объясняется некомпетентностью. Бывает, приходит пациент, еще не готовый к духовному излечению, и надо бы искать специалистов – врачей и психологов, а не брать больного сразу на себя. Но таких центров, которые бы амбулаторно помогали пациентам, а потом уже сопровождали к нам, очень мало. - Что Вы думаете по поводу признания французского психиатра Мишеля Лиса, прозвучавшего на этом совещании, что после 20 лет работы с пациентами он понимает, как мало может медицина в области помощи наркозависимому? - Он подходит к этой проблеме с точки зрения научного естествознания. Дальше идти врач не считает вправе – возможно, он имеет какие-то мысли на уровне духовности, но не считает нужным это озвучивать, поскольку для него это - не в сфере очевидности. Но он честен по отношению к себе. Есть среди не церковных людей много людей очень честных, и почему бы нам с такими не иметь дела? Есть такие уровни зависимости очень интересные, о которых даже Святые Отцы говорят в своем духовном опыте. Недавно читал воспоминания старца Иосифа, где он описывает интересный такой момент, когда даже у святого человека на определенном уровне идет жестокая духовная борьба. Человек этот был с рождения воспитан в христианской среде: мама, папа - православные люди. Он очень рано ушел на Афон и почти всю свою сознательную жизнь жил во внешней ситуации абсолютно нормальной и благоприятной. Тем не менее, на протяжении долгого времени он боролся, например, с блудной страстью, хотя у него даже не было опыта общения с женщинами. Кровь у него в теле вообще молчала, но брань продолжалась много лет. И он объясняет, почему это может быть: кровь человека молчит, кровяных страстей никаких нет, у человека - практически духовная жизнь, но сатана держит свою брань через нервы. Притом, что человек чист и аскетичен в телесной жизни. Надо помнить, на каком уровне идет борьба - человек часто этого даже не понимает. Даже опытным людям не сразу открывается, на каком уровне идет это проникновение соблазняющей страсти. И что говорить про нас, если такое происходит с подвижниками на высочайшем уровне? Как мы ориентированы в этом поле и как мы можем другим людям помогать? Например, помогать наркоманам высвобождаться из их страсти? Это колоссальный вопрос. Внешних причин, по которым молодой человек становится наркоманом, может быть миллион – я просто углубляюсь в тонкости, которые являются неким духовным видением. Думаю, выяснять, какая именно внешняя причина привела к наркозависимости, не очень важно. Понятно, что страсть есть страсть, и у наркоманов полно всяких страстей. В сущности, глобальной разницы нет: человек наркоман или нет. У него есть другие зависимости от каких-то вредных привычек. У каждого человека обязательно есть такие привычки, с которыми он борется или с которыми он не борется. Та же проблема раздражительности. - Есть точка зрения, что проблема наркомании отчасти раздута: когда ее не существовало для общества, теперь напротив, - ей придан статус своеобразной «народной войны»… - Согласен. Именно так. Все это происходит, конечно, от больного социума: он рождает эти проблемы, и если их решать, надо убирать глобальные факторы, от которых возникает такой феномен как наркомания. - Тут Церковь может быть лидером? - В вопросах помощи наркозависимым она обязана быть лидером. Поскольку в основном это духовные вопросы, и они имеют духовные ответы. Если этих духовных вопросовответов не озвучивать, до конца эту проблему просто не понять. Но Церковь сегодня бесправна. Ее можно пнуть – и все. Внутри Церкви мы можем проблемы эти решать, выстраивая церковную политику в отношении проблемы наркомании. Но мы не можем отвечать за то, насколько успешным будет взаимодействие государства с Церковью. Это вопрос обоюдный. Думаю, это будет идти не так легко. - Но сейчас часто на всевозможные конференции и семинары приглашаются батюшки. Это достаточно искренне делается или отдается некая дань «моде»? - Я думаю, по-разному происходит. Кто-то искренне хочет взаимодействовать со священниками, кто-то – из любопытства, кто-то - набирает для себя информацию. Но это не столь принципиально для священнослужителей: мы должны стараться везде, где можно, появляться и озвучивать голос Церкви. Священник не должен принципиально соблазняться и узнавать, кто будет на конференции – только ли православные? И, мол, если не будут православные, то я не пойду. Нужно идти в любом случае. Как Иоанн Златоуст пишет? Когда спрашивают, есть ли смысл проповедовать в храме, где собралось 500 человек, но только 10 воспримут мои слова, он отвечает: да, есть, потому что будет награда. Даже если один человек услышит, есть смысл – награда будет. И даже если никто не услышит твоих слов, есть награда. И объясняет, почему: человек сказал, а люди не услышали, но он сам перед Богом не будет отвечать за то, что молчал и не высказывал благую мысль. Поэтому человек, который духовную позицию озвучивает, он всегда будет в выигрышной ситуации, и от Бога за свой труд получит награду – даже если внешняя ситуация никак к лучшему не изменится. Есть глубинные духовные вещи, которые внешне не очевидны в смысле получения какого-то успеха, но есть еще успех внутренний, сокровенный. Например, одному человеку говоришь, заранее зная, что он не будет исправляться, но все равно говоришь, потому что, в конце концов, все люди внушаемы в какой-то степени. И если человек даже четко говорит «а я не согласен с вами!», все равно он будет знать, что есть священники, у которых такая-то позиция и такой-то взгляд – не его направления, а совсем противоположного. Это важный момент, который потом может сработать в какой-то ситуации, при определенном раскладе жизни: например, человек пришел к беде и начинает вдруг видеть свою неправоту и вспоминать при этом о людях с другим мнением. Тут он и подумает: возможно, именно это мнение и есть правильное. Так человек исправляет свое мировоззрение. А если мы будем молчать – значит, будем иметь вакуум. Не надо пугаться, что люди нас не воспримут и будут враждебно к нам относиться. Надо говорить просто перед Богом. - На совещании священники поставили на обсуждение проблему введения в наркологию заместительной терапии (в том числе, лечение метадоном). К единому мнению батюшки не пришли, хотя один из священников заявил категорично: мол, нечего тут обсуждать, метадон – это зло. - Что я могу сказать? Я не люблю, когда в позициях спорных люди говорят лозунгами и никак не аргументируют свой взгляд. Я все-таки хотел вызвать некоторый диалог, чтобы обсуждать проблему, а не манифестировать. Манифесты выслушивать мне совершенно не интересно. Все более менее церковные люди понимают, что такое добро и зло в очевидных вещах. Но если существует вопрос, который очевидного ответа сразу не имеет, как в данном случае, надо предпринимать определенное усилие думать, молиться, поскольку простого ответа в традиции человек сразу не видит. Жизнь гораздо сложнее, чем некие установочные варианты типа «да» или «нет». Те же беременные наркозависимые женщины – часто им надо помогать колоть наркотик, чтобы они родили ребеночка. Или сказать: «Нет. Не будем, и пусть твой ребеночек умирает в утробе». И там - зло. И здесь - зло. Внешне это очевидно. И возникает вопрос, какое зло меньше? Помочь родить ребеночка? Но поддерживать ее наркозависимость вроде как внешне аморально, но иначе - ребенок погибнет от ломок. Надо принимать решение, все иное - демагогия. Например, если наркоманы будут сидеть в подвалах, и мы не будем их легализовывать – это меньшее зло, чем применение метадона, которое повлечет за собой вытаскивание этих больных людей на поверхность? Здесь надо серьезно подумать – возможно, как раз большее зло, что они будут в подвалах без нашей помощи умирать. А почему бы уже потом, когда их из подвалов врачи вытянут, не подключить к работе Церковь? Нужно озвучить церковную позицию в этом вопросе таким образом. Есть два пути исцеления от наркомании. Путь - в сухую переламываться. Кто может – сюда идите, и это лучший вариант. Но тем людям, которые и воцерковляться пока не хотят, но хотят выбраться из наркомании, хотя сами бросить употребление сразу не могут – им каким образом помогать? Пусть они идут путем заместительной терапии – это их выбор. Просто нам, церковным людям, не надо мешать заниматься этими вещами государству. Кстати, эта тема очень выгодна для политиков – иногда даже церковные деятели могут быть в проблему вовлечены просто как дураки, как оболваненные теми, кто в этом заинтересован. Например, зачем нужно вешать на свою шею Минздраву, например, огромную армию наркоманов – если их всех легализовать, на их лечение потребуются огромные деньги. А какие-то «дяди» наверняка не заинтересованы в этом – скорее, наоборот, их вполне устраивает, что эти денежки остаются у них. Для них и нет проблемы! А почему не предположить, что некоторые церковные люди со своей наивностью не могут быть вовлечены в эту аферу какими-то заинтересованными людьми? Иногда священникам кажется, что они борются за какие-то хорошие, благие вещи, а на самом деле может так получиться, что, в конце концов, проблема решается совсем подругому. Просто есть профаны, а есть люди духовно хитрые, которые имеют свои интересы. Если мне мое священноначалие скажет: «Отец Сергий Гончаров! Ты зарываешься. Ты должен замолчать. Твоя позиция не правильная», я, естественно, должен буду замолчать, но даже в этом случае я хочу услышать какую-то аргументацию, в чем я не прав. В любом случае, в Церкви должен быть соборный разум и соборное мышление. Если его нет, если только индивидуальные люди высказывают свой индивидуальный взгляд и считают его общецерковным – это просто, как бы сказать, они не скромно себя ведут. Таков мой взгляд.
