Глобальной разницы нет: человек – наркоман или не наркоман

Глобальной разницы нет: человек – наркоман или не наркоман.
У последнего могут быть другие зависимости
О. Сергий Гончаров
- В любом вопросе есть вещи спорные, и их надо разграничивать, а есть вещи очевидные.
На мой взгляд, совершенно очевидно, что должна делать Церковь в области
противодействия наркомании. И она уже проявляет реальную активность в этой сфере,
хотя бы потому, что мысль о противодействии наркомании прописана в принятой в 2000
году социальной концепции Русской Православной Церкви. А раз она прописана – значит,
она официально уже озвучена, и все дальнейшие механизмы решения этой задачи надо
принимать уже на местах, обдумывая, как лучше это делать. При этом, конечно, должны
быть некие координационные центры, которые будут разрабатывать детальные
программы. И все – проблемы нет никакой.
- Как Вы считаете, батюшка, Церковь невольно вынуждена была взвалить на свои плечи
работу по помощи наркозависимым?
- Нет. Для Церкви всегда было естественно реагировать на самые болезненные и трудные
моменты жизни общества, связанные с вопросами нравственности. Это – в традиции
православия. Правда, нашей Церкви более характерен созерцательный тип духовности, а,
например, католичество традиционно было более социально активной конфессией. В этом
проявляются разные типы религиозного менталитета, но это не значит, что Православная
Церковь никогда социальной работой не занималась. Может быть, не с такими акцентами,
как западное христианство, но ведь вовлекаясь в социальную работу по решению
вопросов, которые ставит перед нами жизнь, надо стремится сохранять традиционные
представления православия, чтобы не повредить своей духовной традиции.
А вредит, прежде всего, некомпетентность. Есть некоторые священники, которые с очень
чистыми побуждениями начинали подобную работу в сфере помощи наркозависимым, но,
будучи некомпетентными людьми – например, в той же психологии – они больше
навредили, чем помогли. Поскольку, увлекаясь разными модными психологическими
программами, не продумали до конца их основу – явно не православную. Получалось, что
они привносили в свою деятельность элемент такого синкретизма, когда православные
методы воздействия на человека перемешивались с почти что оккультными
нехристианскими методами психологии. Человеку, как говорится, со стороны, подобная
«каша», может быть, не видна, но церковный человек понимает, о чем идет речь и видит
все тонкости. И, конечно, печаль испытываешь, когда видишь, как православный
священник занимается реабилитацией наркоманов, а методы его, мягко говоря, не
соответствуют православной традиции.
На состоявшемся совещании мы говорили о необходимости построения своеобразной
цепочки, через которую будет проходить наш наркозависимый человек. И как хорошо
сказал Дмитрий Островский, если в этой цепи кто-то один навредит, то другому звену
придется это выправлять. Мне по этому поводу пришло вот какое видение проблемы. Кто
в этой цепи есть? Есть Церковь в лице священнослужителей, есть медики, есть
правоохранительные органы и так далее. Если посмотреть с точки зрения Церкви на
совместимость разных специалистов, чтобы эту цепь создать, по моему видению, в этой
цепи существуют два звена, которые занимаются непосредственно лечением и
предупреждением: священники и психологи. Например, врачи занимаются только
лечением, правоохранительные органы лечением, наоборот, не занимаются. А вот
священники и психологи могут и профилактикой заниматься, и лечением уже заболевших.
На мой взгляд, именно эти два звена в этой цепи могут несколько друг другу мешать, а не
помогать. Хочу несколько слов сказать о взгляде на психологию со стороны Церкви.
Существует секулярная светская психология и есть некоторая идея создания церковной
психологии. Церковной психологии, как единого целого, не существует, и мы должны
осознать вред со стороны светской психологии при ее применении в отношении
наркозависимых. В ней существует неверный взгляд на антропологию человека, который
опасен и вреден – особенно при применении этих методов в отношении людей,
страдающих сильными патологиями. Сбываются слова Христа о том, что если слепец
поведет слепца, то оба попадут в яму.
Между тем вся беда в том, что в нашем распоряжении нет христианской психологии – она
не существует. Есть православные психологи, но это лишь красивое название: человек в
душе – православный человек, но получил светское образование светского психолога. И
проблема состоит в том, что существует некоторое внутреннее несоответствие видения,
которое человек получил профессионально, с христианской антропологией. Конечно,
существуют высказывания Святых Отцов, в которых можно найти действительно, очень
тонкую прослойку формулировок, которые обозначают антропологию человека, и в этом
учении о строении человека существует некоторое вербально выраженное указание на
психологический аспект в человеке. Но из этих высказываний не разработана
православная психология, и нужны какие-то силы в Церкви, которые бы взялись за эту
очень трудную задачу – на основе Святоотеческого и Священного Писания разработать
православную психологию.
Что уже ясно сейчас с церковной точки зрения? Нам не по пути с такими направлениями в
светской психологии как психоанализ (он в своей основе содержит ложный
антропологический взгляд на человеческую личность, и здесь мы имеем дело с некоторым
видом мифологии о сознании человека), а также с психологическими школами,
имеющими в своей основе направление бихевиоризма. В свое время наш русский
философ Дмитрий Кудрявцев сказал, что мы должны признать неверной формулу, что все,
что мы знаем, мы знаем посредством чувств. Дальше он говорит, что мы должны
признать: наше чувственное познание ограничено в том смысле, что нашему ощущению
не все доступно, что существует в материальном мире. Все ведет к мысли, что наше
непосредственное чувственное познание постепенно в историческом развитии, скорее,
сокращается, чем расширяется. Чувственное познание – это вообще грубый материал,
требующий переработки разумом, что ведет у Кудрявцева к формуле: действительный
источник нашего познания о внешнем мире, как познания, а не только собрания
материалов, заключается в разуме, а не в чувствах.
Здесь мы видим вот какое дело: оба этих направления – и психоанализ, и бихевиоризм –
они, в общем-то, дискредитируют основную мысль Церкви о том, что человек в своей
антропологии содержит такой статус как личность. А, в общем-то, с точки зрения этих
направлений в психологии, личности, как онтологического начала, в антропологии
человека нет. Личность понимается как высокоразвитое животное, наделенное словесной
рефлексией. Вся эта словесная рефлексия есть некий словесный перевод чувств на
словесные метки, и чтобы лечить человека, психологи берутся расшифровывать слова как
некоторые виды чувств. И через это входить в контакт с человеком и лечить его.
Это, конечно, с точки зрения церковного опыта, серьезное противодействие методам
воздействия на человека со стороны Церкви. Она признает в человеке такую прослойку
как словесная сила души, и именно она как раз вырабатывает слова не из чувств, а
непосредственно из этой словесной части. Поэтому существует некоторая терапия словом,
но не с точки зрения чувственного возникновения, а с точки зрения Слова как
изначального аспекта в антропологии. Вот в этом смысле может быть большое
расхождение, и тут может быть скрыт очень серьезный вред. Мне кажется, что с
психологами со стороны Церкви должно быть серьезное обсуждение проблематики, из
которого возможно будет сделать такой вывод: с кем нам не по пути? И контактировать в
итоге только с теми психологами, которые признают этот онтологический статус
личности человека, потому что человек падает в грехе не через природу, а через
деградацию личности. И во-вторых, терапия словом должна быть осознана, как
воздействие непосредственно словом.
К сожалению, даже в нашей Епархии есть священники, которые используют
неподходящие методы светской психологии, пытаясь помогать наркозависимым, что, в
общем-то, безусловно, вредит, а не помогает.
- Как в этом случае должна поступать Церковь?
- Вразумлять надо. Если человек не откликается на замечания и не хочет конструктивно
обсуждать эти вопросы, надо воздействовать собором. Православие ведь – не некое
собрание людей по интересам, это строгие принципы и законы, которым надо следовать.
Существует церковное и каноническое право, священноначалию нужно подчиняться и
существует некоторая жесткая дисциплина в определенных вопросах. Если Епископ
рекомендует посмотреть на свою деятельность и несколько ее скорректировать, потому
что не все в ней адекватно, священник должен прислушаться к этому. К тому же
существует соборный разум Церкви.
- Батюшка, как все же вы представляете координацию действий священников,
участвующих в помощи наркозависимым? Как показывает жизнь, порою священники
обращаются к этой проблеме вынужденно: приходят на беседу матери больных, слезно
просят о помощи, говоря, что более им идти некуда. Батюшки пытаются искренне помочь,
хотя часто и не знают, как. А, бывает, и отказывают в помощи, искреннее полагая, что это
не сфера их заботы.
- Думаю, в идеале при каждой Епархии должен быть создан отдел по противодействию
наркомании и алкоголизму, как это сделано, например, в Санкт-Петербургской Епархии.
И в этих отделах должна быть сосредоточена общая информационная база,
поддерживающая постоянную связь между отдельными приходами и монастырями. Такой
центр смог бы помогать заниматься людям этой проблемой компетентно, готовить их к
подобной работе.
- А если его возглавляет священник, который сам не совсем компетентен в этих вопросах?
- Ну, у нас же нет такого «папизма», как в католической Церкви. Существует соборная
жизнь и соборное мышление. У нас ведь даже высшим органом управления в
Православной Церкви что является? Собор епископов. И даже если патриарх у нас будет
не прав (такое вполне может быть), для Церкви это не проблема – он всегда подотчетен
Собору.
Чтобы выходить на нормальный уровень работы, надо подключать всех. Если работа с
наркозависимыми останется местной инициативой на уровне приходов, ничего хорошего
мы не добьемся. Процесс координации частных усилий ведь уже начался, и в общем,
результат работы священников положительный. Эффективность мала, но именно потому,
что нет общей координации.
- Что вы имеете в виду под словом «эффективность»?
- Больше успеха и в количественном, и в качественном излечении. Неудачи в первую
очередь объясняется некомпетентностью. Бывает, приходит пациент, еще не готовый к
духовному излечению, и надо бы искать специалистов – врачей и психологов, а не брать
больного сразу на себя. Но таких центров, которые бы амбулаторно помогали пациентам,
а потом уже сопровождали к нам, очень мало.
- Что Вы думаете по поводу признания французского психиатра Мишеля Лиса,
прозвучавшего на этом совещании, что после 20 лет работы с пациентами он понимает,
как мало может медицина в области помощи наркозависимому?
- Он подходит к этой проблеме с точки зрения научного естествознания. Дальше идти
врач не считает вправе – возможно, он имеет какие-то мысли на уровне духовности, но не
считает нужным это озвучивать, поскольку для него это - не в сфере очевидности. Но он
честен по отношению к себе. Есть среди не церковных людей много людей очень честных,
и почему бы нам с такими не иметь дела?
Есть такие уровни зависимости очень интересные, о которых даже Святые Отцы говорят в
своем духовном опыте. Недавно читал воспоминания старца Иосифа, где он описывает
интересный такой момент, когда даже у святого человека на определенном уровне идет
жестокая духовная борьба. Человек этот был с рождения воспитан в христианской среде:
мама, папа - православные люди. Он очень рано ушел на Афон и почти всю свою
сознательную жизнь жил во внешней ситуации абсолютно нормальной и благоприятной.
Тем не менее, на протяжении долгого времени он боролся, например, с блудной страстью,
хотя у него даже не было опыта общения с женщинами. Кровь у него в теле вообще
молчала, но брань продолжалась много лет. И он объясняет, почему это может быть:
кровь человека молчит, кровяных страстей никаких нет, у человека - практически
духовная жизнь, но сатана держит свою брань через нервы. Притом, что человек чист и
аскетичен в телесной жизни.
Надо помнить, на каком уровне идет борьба - человек часто этого даже не понимает. Даже
опытным людям не сразу открывается, на каком уровне идет это проникновение
соблазняющей страсти. И что говорить про нас, если такое происходит с подвижниками
на высочайшем уровне? Как мы ориентированы в этом поле и как мы можем другим
людям помогать? Например, помогать наркоманам высвобождаться из их страсти? Это
колоссальный вопрос.
Внешних причин, по которым молодой человек становится наркоманом, может быть
миллион – я просто углубляюсь в тонкости, которые являются неким духовным видением.
Думаю, выяснять, какая именно внешняя причина привела к наркозависимости, не очень
важно. Понятно, что страсть есть страсть, и у наркоманов полно всяких страстей. В
сущности, глобальной разницы нет: человек наркоман или нет. У него есть другие
зависимости от каких-то вредных привычек. У каждого человека обязательно есть такие
привычки, с которыми он борется или с которыми он не борется. Та же проблема
раздражительности.
- Есть точка зрения, что проблема наркомании отчасти раздута: когда ее не существовало
для общества, теперь напротив, - ей придан статус своеобразной «народной войны»…
- Согласен. Именно так. Все это происходит, конечно, от больного социума: он рождает
эти проблемы, и если их решать, надо убирать глобальные факторы, от которых возникает
такой феномен как наркомания.
- Тут Церковь может быть лидером?
- В вопросах помощи наркозависимым она обязана быть лидером. Поскольку в основном
это духовные вопросы, и они имеют духовные ответы. Если этих духовных вопросовответов не озвучивать, до конца эту проблему просто не понять. Но Церковь сегодня
бесправна. Ее можно пнуть – и все. Внутри Церкви мы можем проблемы эти решать,
выстраивая церковную политику в отношении проблемы наркомании. Но мы не можем
отвечать за то, насколько успешным будет взаимодействие государства с Церковью. Это
вопрос обоюдный. Думаю, это будет идти не так легко.
- Но сейчас часто на всевозможные конференции и семинары приглашаются батюшки.
Это достаточно искренне делается или отдается некая дань «моде»?
- Я думаю, по-разному происходит. Кто-то искренне хочет взаимодействовать со
священниками, кто-то – из любопытства, кто-то - набирает для себя информацию. Но это
не столь принципиально для священнослужителей: мы должны стараться везде, где
можно, появляться и озвучивать голос Церкви. Священник не должен принципиально
соблазняться и узнавать, кто будет на конференции – только ли православные? И, мол,
если не будут православные, то я не пойду. Нужно идти в любом случае.
Как Иоанн Златоуст пишет? Когда спрашивают, есть ли смысл проповедовать в храме, где
собралось 500 человек, но только 10 воспримут мои слова, он отвечает: да, есть, потому
что будет награда. Даже если один человек услышит, есть смысл – награда будет. И даже
если никто не услышит твоих слов, есть награда. И объясняет, почему: человек сказал, а
люди не услышали, но он сам перед Богом не будет отвечать за то, что молчал и не
высказывал благую мысль. Поэтому человек, который духовную позицию озвучивает, он
всегда будет в выигрышной ситуации, и от Бога за свой труд получит награду – даже если
внешняя ситуация никак к лучшему не изменится.
Есть глубинные духовные вещи, которые внешне не очевидны в смысле получения
какого-то успеха, но есть еще успех внутренний, сокровенный. Например, одному
человеку говоришь, заранее зная, что он не будет исправляться, но все равно говоришь,
потому что, в конце концов, все люди внушаемы в какой-то степени. И если человек даже
четко говорит «а я не согласен с вами!», все равно он будет знать, что есть священники, у
которых такая-то позиция и такой-то взгляд – не его направления, а совсем
противоположного. Это важный момент, который потом может сработать в какой-то
ситуации, при определенном раскладе жизни: например, человек пришел к беде и
начинает вдруг видеть свою неправоту и вспоминать при этом о людях с другим мнением.
Тут он и подумает: возможно, именно это мнение и есть правильное. Так человек
исправляет свое мировоззрение.
А если мы будем молчать – значит, будем иметь вакуум.
Не надо пугаться, что люди нас не воспримут и будут враждебно к нам относиться. Надо
говорить просто перед Богом.
- На совещании священники поставили на обсуждение проблему введения в наркологию
заместительной терапии (в том числе, лечение метадоном). К единому мнению батюшки
не пришли, хотя один из священников заявил категорично: мол, нечего тут обсуждать,
метадон – это зло.
- Что я могу сказать? Я не люблю, когда в позициях спорных люди говорят лозунгами и
никак не аргументируют свой взгляд. Я все-таки хотел вызвать некоторый диалог, чтобы
обсуждать проблему, а не манифестировать. Манифесты выслушивать мне совершенно не
интересно.
Все более менее церковные люди понимают, что такое добро и зло в очевидных вещах. Но
если существует вопрос, который очевидного ответа сразу не имеет, как в данном случае,
надо предпринимать определенное усилие думать, молиться, поскольку простого ответа в
традиции человек сразу не видит.
Жизнь гораздо сложнее, чем некие установочные варианты типа «да» или «нет». Те же
беременные наркозависимые женщины – часто им надо помогать колоть наркотик, чтобы
они родили ребеночка. Или сказать: «Нет. Не будем, и пусть твой ребеночек умирает в
утробе». И там - зло. И здесь - зло. Внешне это очевидно. И возникает вопрос, какое зло
меньше? Помочь родить ребеночка? Но поддерживать ее наркозависимость вроде как
внешне аморально, но иначе - ребенок погибнет от ломок. Надо принимать решение, все
иное - демагогия. Например, если наркоманы будут сидеть в подвалах, и мы не будем их
легализовывать – это меньшее зло, чем применение метадона, которое повлечет за собой
вытаскивание этих больных людей на поверхность? Здесь надо серьезно подумать –
возможно, как раз большее зло, что они будут в подвалах без нашей помощи умирать.
А почему бы уже потом, когда их из подвалов врачи вытянут, не подключить к работе
Церковь? Нужно озвучить церковную позицию в этом вопросе таким образом. Есть два
пути исцеления от наркомании. Путь - в сухую переламываться. Кто может – сюда идите,
и это лучший вариант. Но тем людям, которые и воцерковляться пока не хотят, но хотят
выбраться из наркомании, хотя сами бросить употребление сразу не могут – им каким
образом помогать? Пусть они идут путем заместительной терапии – это их выбор. Просто
нам, церковным людям, не надо мешать заниматься этими вещами государству.
Кстати, эта тема очень выгодна для политиков – иногда даже церковные деятели могут
быть в проблему вовлечены просто как дураки, как оболваненные теми, кто в этом
заинтересован. Например, зачем нужно вешать на свою шею Минздраву, например,
огромную армию наркоманов – если их всех легализовать, на их лечение потребуются
огромные деньги. А какие-то «дяди» наверняка не заинтересованы в этом – скорее,
наоборот, их вполне устраивает, что эти денежки остаются у них. Для них и нет
проблемы! А почему не предположить, что некоторые церковные люди со своей
наивностью не могут быть вовлечены в эту аферу какими-то заинтересованными людьми?
Иногда священникам кажется, что они борются за какие-то хорошие, благие вещи, а на
самом деле может так получиться, что, в конце концов, проблема решается совсем подругому. Просто есть профаны, а есть люди духовно хитрые, которые имеют свои
интересы.
Если мне мое священноначалие скажет: «Отец Сергий Гончаров! Ты зарываешься. Ты
должен замолчать. Твоя позиция не правильная», я, естественно, должен буду замолчать,
но даже в этом случае я хочу услышать какую-то аргументацию, в чем я не прав. В любом
случае, в Церкви должен быть соборный разум и соборное мышление. Если его нет, если
только индивидуальные люди высказывают свой индивидуальный взгляд и считают его
общецерковным – это просто, как бы сказать, они не скромно себя ведут.
Таков мой взгляд.