Музей путешественника П.К. Козлова

М. Кожевникова
К истории одного письма из архива П.К. Козлова
В Русском Географическом Обществе в фонде 18 (архив Петра Кузьмича Козлова),
описи 3 имеется одно внушительного вида письмо, заверенное красной квадратной печатью,
на внешней поверхности которого надписано: «Лучшему другу министру Козлову» и «Послано от Чубсанг-хутухту». В письме содержатся изысканные приветствия, выражения дружеских чувств и изложение дела: Чубсанг-хутухту «в ответ на пожалованные и ранее прибывшие от царя золотые чаши, хотя и преподнёс в качестве подношения для царя шёлк и
т. д., в настоящее время, поскольку прежний казначей вместе с (исполняющим в монастыре
должность) Владыки Учения должны отправиться в русские земли», посылает для преподнесения «царю от себя написанное письмо с приветствием и пожеланием здравия и немножко
шёлку» и просит Козлова содействовать осуществлению передачи подарка. Также добавляет:
«Давайте, чтобы не было урона взаимной дружбе, писать хотя бы по маленькому письмецу
друг другу без перерывов. Я же отсюда Вас никогда не забываю».
Имя ламы Чубсанга упоминается и в письмах Агвана Доржиева к Козлову от 4 октября и 15 ноября 1909 г. В первом письме он упоминает о миссии – посланцах ламы Чубсана в
России (Архив РГО, ф. 18, оп. 3, № 214). Во втором письме рядом с вопросом о миссии Чубсан-Гыгена он поднимает «вопрос об учреждении в Синине в этой широкой области Китая и
Центра ближнего Тибета». Так выявляется довольно заметная роль, которую играл в тот период в связях России и упомянутого региона этот тибетский (или монгольский?) лама
(хутухту – монгольский титул ламы-перерожденца, а гегэн, Гыген – тибетское название Учителя), считавший возможным обращаться с личными подарками к российскому императору.
Из письма же выясняется и наличие близкого знакомства с ним Петра Кузьмича Козлова, –
доверительных дружеских отношений. Вместе с тем имя ламы Чубсанга не встречается нигде в записках, книгах, экспедиционных дневниках Козлова.
Рассмотрев материалы писем и экспедиционных материалов П.К. Козлова (двух экспедиций в Восточный Тибет, где могли состояться встречи с ламой, – то есть экспедиции
1899–1901 гг. и 1907–1909 гг.), опубликованные в книгах «Монголия и Кам» и «Монголия и
Амдо и мёртвый город Хара-Хото», в результате исследования я пришла к выводу, что личность Чубсан-гегэна всё же была описана Козловым, но под другим именем – Чойбзэнхутухту.
Основным поводом для этой моей версии послужил эпизод передачи Петром Кузьмичом восьми1 великолепных серебряных позолоченных чаш – от ««Великого Российского
Государства Общества Землеведения Великого Дайцинского Государства гегэну ЧойбзэнХит жалованный подарок», подробно описанный Козловым. («Монголия и Кам», т. I, с. 154.)
В 1899–1901 гг. Козлов не встретился с Гегэном – на пути экспедиции в Тибет и обратно
Чойбзэн-гегэн отсутствовал в монастыре, – подарок, вопреки восточному обычаю подарковотдарков, остался неотблагодарённым. А в 1907–1909 гг. путешественник встретился с
настоятелем и получил ответные дары и знаки большого расположения Чойбзэн-хутухту.
Этот высокий тибетский лама, личное имя которого было Ловсан Тобдэн, возглавлял
монастырь из 200 монахов Чойбзэн-хит, расположенный в холмистой равнине на высоте
9.350 футов над уровнем моря («Монголия и Кам», Т. 1, фото монастыря – с. 154), ведал
«кумирней Ша-чун, расположенной при Жёлтой реке» и почитался главою многих небольших второстепенных монастырей, находящихся в окрестностях Синина. Монастырь
Чойбзэн-хит на расстоянии в пять дней пути от Чортэнтана со времён Н.М. Пржевальского
использовался российскими экспедициями как место для остановки («Монголия и Кам», т. 2,
с. 647 – карта), возле него разбивался бивуак, с его настоятелем поддерживал отношения и
Пржевальский, и – особенно – Козлов. Нирва (казначей) Гегэна был, как пишет Козлов,
«также давнишний знакомый: он сопровождал Н.М. Пржевальского в его первое путешеТо есть традиционное число чашечек, используемых в буддийском ритуале ежедневных наалтарных подношений. Замечательно, что Козлов заготавливал к экспедиции подарки в соответствии с местными традициями и
религиозными обычаями.
1
1
ствие по Нагорной Азии». («Монголия и Кам», т.I, С.153) В личной комнате Гегэна помещались «олеография коронации императора Николая II… подарки Русского Географического
Общества и подношения Н.М. Пржевальского» («Монголия и Амдо и мёртвый город ХараХото» М.-Пг., 1923. С. 397)
С этим человеком Козлов имел длительное непринуждённое общение, причём они
«беседовали о политике, о России…» (там же). Расстались они близкими друзьями, о чём
тоже подробно и эмоционально свидетельствуют опубликованные записи самого Козлова.
Козлов помещает в своих книгах не только описания монастыря, настоятеля, встреч и бесед,
но даже и фотографии самого Гегэна.
Таким образом, при отождествлении Чубсанг-хутухту с Чойбзэн-хутухту (что, в
принципе, могло иметь причиной особенности произношения и неточность в записи со стороны переводчика Козлова или самого Козлова) не только неизвестный ранее персонаж становится хорошо знакомой личностью, но и история непрочитанного ранее письма из архива
РГО обретает свой генезис, объяснение ситуации с подарком царю и историко-политический
контекст в «миссии Чубсан-Гегэна», упомянутой Доржиевым. Также делаются более понятными планы А. Доржиева относительно «самостоятельного консульства» России в Синине –
городе, составляющем собственную сферу влияния известного ламы. Актуальность же вопроса о консульстве понятна в связи с тем, что к этому времени российское представительство, существовавшее с 1903 г. в Дарчендо (Дадзяньлу), уже было закрыто. История отношений Козлова с Чубсан-гегэном наглядно демонстрирует и характер подхода путешественника
к местному населению, и его знание обычаев и вместе с тем подоплёку тонко плетущейся
ткани политических российско-тибетских и тибетско-российских интересов.
(Доклад на Годичной конференции СПб Ф ИИЕТ РАН, 1999 г.)
2