Министерство науки и высшего образования Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Башкирский государственный университет» На правах рукописи Саттарова Раксана Винеровна СРЕДСТВА МОДЕЛИРОВАНИЯ ВЛАСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ (на материале дискурса Д. Кэмерона) Специальность: 10.02.04 – Германские языки Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор З. З. Чанышева Уфа – 2019 2 ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ ................................................................................................................ 5 ГЛАВА 1. КАТЕГОРИЯ АДРЕСОВАННОСТИ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ .............................................................................................................. 15 1.1. Конститутивные признаки дискурса ........................................................ 15 1.1.1. Понимание дискурса в лингвистике ............................................. 15 1.1.2. Семантико-прагматические категории дискурса ........................ 19 1.1.2.1. Категория модальности ......................................................... 21 1.1.2.2. Интенциональность и категория адресованности .............. 26 1.1.2.3. Категории интертекстуальности и интердискурсивности 31 1.2. Политический дискурс .............................................................................. 35 1.2.1. Определение политического дискурса ......................................... 35 1.2.2. Жанры политического дискурса ................................................... 39 1.2.3. Отличительные черты современного политического дискурса . 43 Выводы по главе 1 ................................................................................................... 50 ГЛАВА 2. ДИСКУРС ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРА ........................................ 55 2.1. Подходы к рассмотрению дискурса политического лидера .................. 55 2.1.1. Дискурс политического лидера как дискурс элиты .................... 55 2.1.2. Дискурс политического лидера как дискурс власти ................... 58 2.1.3. Дискурс политического лидера как аргументативный дискурс 62 2.2. Политический лидер как объект лингвокультурологического исследования ......................................................................................... 66 2.2.1. Языковая личность политического лидера .................................. 66 2.2.2. Лингвокультурологический подход к имиджу политического лидера ..................................................................................................... 70 2.2.3. Стратагемный компонент имиджа политического лидера ......... 73 Выводы по главе 2………………………………………………………………...83 ГЛАВА 3. ДИСКУРС ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПУБЛИЧНОЙ ВЛАСТИ ПРЕМЬЕРМИНИСТРА СОЕДИНЁННОГО КОРОЛЕВСТВА ВЕЛИКОБРИТАНИИ И СЕВЕРНОЙ ИРЛАНДИИ Д. КЭМЕРОНА .......................................................... 89 3 3.1. Характеристика дискурса публичной власти политического лидера: внутренняя адресация ........................................................................... 90 3.1.1. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных массовой британской аудитории ......................................................... 90 3.1.2. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных рабочему классу .................................................................................. 104 3.1.3. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных британскому бизнесу .......................................................................... 108 3.1.4. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных получающим социальное пособие .................................................... 115 3.1.5. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных молодёжи ............................................................................................. 118 3.1.6. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных военным ............................................................................................... 122 3.1.7. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных политическим структурам.................................................................. 125 3.1.8. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных шотландцам ......................................................................................... 131 3.1.9. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных валлийцам ............................................................................................ 135 3.2. Характеристика дискурса публичной власти политического лидера: внешняя адресация.............................................................................. 141 3.2.1. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных Соединённым Штатам Америки ....................................................... 141 3.2.2. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных странам Европейского союза ............................................................. 145 3.2.3. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных России................................................................................................... 157 3.3. Трихотомия «логос», «пафос», «этос» в дискурсе британского политического лидера Д. Кэмерона .................................................. 162 4 Выводы по главе 3 ................................................................................................. 165 ЗАКЛЮЧЕНИЕ ..................................................................................................... 173 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ..................................................................................... 178 СПИСОК СЛОВАРЕЙ .......................................................................................... 198 СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ПРИМЕРОВ И ИНТЕРНЕТ-РЕСУРСОВ ............. 199 ПРИЛОЖЕНИЯ ..................................................................................................... 207 5 ВВЕДЕНИЕ Настоящая диссертационная работа посвящена созданию дискурсивностратагемной модели властного политического дискурса с позиций лингвокультурологической парадигмы. Дискурс политической публичной власти, обладая характеристиками как институционального, так и личностноориентированного дискурсов, способен воздействовать на целевую аудиторию, определяющую исследования характер посвящены политической выявлению коммуникации Ю. А. Кошеваровой, М. А. Рясиной, дискурсивных Многочисленные вербально-невербальных средств (Ф. И. Буслаева, Ж. В. Зигманн, Н. Н. Мироновой, Н. А. Ощепковой, А. А. Филинского, З. З. Чанышевой, С. В. Ивановой, О. И. Таюповой, средств. А. П. Чудинова, Е. И. Шейгал и др.), но по-прежнему в этой области существует немало белых пятен. Актуальность данного исследования обусловлена, с одной стороны, выдвижением на первый план фактора адресата, играющего ключевую роль в варьировании используемых во властном политическом дискурсе технологий, с другой стороны, необходимостью моделирования адресата властного политического дискурса на материале английского языка. Наконец, опора на лингвокультурологический подход к материалу исследования, представленному выступлениями Д. Кэмерона, лидера Консервативной партии (2005–2016), премьер-министра Соединённого Королевства (2010–2016), даёт возможность обратиться к национальнокультурному варианту дискурса политического лидера. Ориентация на определённого адресата является важнейшей характеристикой любого профессионального текста в массовой коммуникации (Л. Р. Дускаева, Т. Л. Каминская, А. Д. Кривоносов, Л. П. Крысин, Т. М. Николаева, И. А. Стернин и др.), что выдвинуло проблему влияния данного фактора на речь, необходимость исследования «образа» целевой аудитории, эффективных средств воздействия на разные группы и моделирования языковой личности политического лидера в результате 6 стратегического респондентного поведения адресата. Несмотря на интерес исследователей к указанной проблематике, недостаточно изучена на конкретном материале модель адресата в дискурсе британского политического лидера с позиций критического дискурс-анализа, лингвистического моделирования имиджа, коммуникативных стратегий и тактик оптимизации политической коммуникации. Рабочая гипотеза данной диссертационной работы заключается в том, что стратагемность политического лидера обусловливает особенности речевого поведения, нацеленного на управление сегментами внутренней и внешней аудитории для достижения стратегических целей политика. Объектом исследования являются адресат-детерминированные модели дискурса политической публичной власти. Предметом исследования служат используемые средства формирования, укрепления и воспроизводства системы властных отношений, создающие функционально-прагматическое поле модальности в дискурсе политического лидера. Целью исследования является разработка дискурсивно-стратагемных моделей властного дискурса лидера, учитывающих влияние фактора адресата в выступлениях, предназначенных для разных целевых сегментов внешней и внутренней аудитории. Достижению поставленной цели способствует решение следующих задач: уточнить определение дискурса с учётом фокуса исследования; рассмотреть конститутивные свойства и языковые средства выражения семантико-прагматических категорий дискурса; определить отличительные черты и свойства современного вербального имиджа британского политического дискурса; представить структуру политического лидера; разработать классификацию макростратегий и стратегий политической коммуникации в зависимости от иллокутивной силы высказывания и 7 ожидаемого перлокутивного эффекта в форме речевого воздействия на аудиторию; построить модели аргументативного и персуазивного убеждения в современном дискурсе британского политического лидера. Научная новизна исследования определяется тем, что в диссертации (1) установлена роль разных групп целевой аудитории в качестве решающего условия варьирования средств, применяемых в британском властном политическом дискурсе; (2) разработана типология макростратегий дискурса британского политического лидера по критерию направленности на определённый вид целевой аудитории, иллокутивной цели и планируемому перлокутивному эффекту политического дискурса; (3) создана комплексная дискурсивно-стратагемная модель полидискурсивной практики властных отношений в политическом дискурсе, представляющем реализацию государственной публичной власти британского политического лидера; (4) разработаны адресат-детерминированные модели национально-культурного и индивидуально-личностного вариантов вербального имиджа британского политического лидера. Теоретическая значимость определяется вкладом исследования в изучение проблем дискурсивного моделирования. В данной работе на материале британского дискурса предложена и апробирована схема комплексного дискурсивно-стратагемного анализа, которую можно применять в качестве базы для сопоставительного анализа национальных вариантов дискурса политических лидеров. Практическая ценность работы состоит в том, что полученные результаты будут использованы для разработки спецкурсов по дискурсивному анализу и политической коммуникации, для решения прикладных задач по прогнозированию коммуникативного успеха или неудачи в политическом дискурсе. Выделенные в ходе исследования дискурсивные модели рекомендуется использовать при составлении текстов публичных выступлений политиков. 8 Теоретико-методологическую базу исследования составили труды отечественных и зарубежных учёных в области: различных направлений в исследовании дискурса (Н. Ф. Алефиренко, Н. Д. Арутюнова, Р. Барт, Р. Водак, А. А. Матвеева, Н. Б. Мухина, В. А. Курдюмов, Е. А. Петрова, О. А. Майорова, И. Ф. Ухванова-Шмыгова, Н. Филлипс, М. Фуко, Н. Фэрклоу, С. Харди и др.); политической риторики (Р. Д. Андерсон, Э. В. Будаев, Д. Грэбер, Т. ван Дейк, В. З. Демьянков, С. В. Иванова, В. И. Карасик, А. А. Кибрик, Е. С. Кубрякова, Г. Г. Хазагеров, З. З. Чанышева, В. Е. Чернявская, А. П. Чудинов, Е. И. Шейгал и др.); базовых Р. М. Блакар, аспектов Т. ван Дейк, власти (Т. Н. Астафурова, А. В. Олянич, М. И. Байтин, О. Ф. Русакова, В. Ф. Халипов, В. Е. Чернявская, Е. И. Шейгал и др.); феномена лидерства (М. Вебер, Д. Винтер, Т. Карлейль, А. П. Маркова, М. Х. Мескон); текстовой и дискурсивной модальности (Р. де Богранд, А. В. Бондарко, А. С. Дружинин, С. В. Кобызева, Дж. Лолер, Дж. Л. Льюис, Ф. Р. Палмер, В. А. Плунгян, Г. Я. Солганик, Л. В. Татару, А. Тимберлейк, У. Фроли и др.); теории аргументации (А. П. Алексеев, Ф. Х. Еемерен, Ю. А. Кошеварова, Е. Н. Пронина, Ф. С. Хенкеманс и др.); дискурсивных О. С. Иссерс, средств (М. Аткинсон, В. А. Казабеева, О. Н. Паршина, А. А. Полякова, Э. Биард, Ю. А. Кошеварова, М. Ю. Сейранян, Т. ван Дейк, О. Л. Михалёва, Л. В. Тетова, А. А. Филинский, Е. И. Шейгал и др.); дискурсивной категории адресованности (Н. Д. Арутюнова, Т. Л. Каминская, Л. Г. Ким, С. Г. Корконосенко, М. А. Олейник, Т. В. Поздеева, И. А. Стернин, З. З. Чанышева и др.). В качестве методов исследования были применены такие общенаучные методы, как наблюдение над языковым материалом, индукция, дедукция, 9 анализ и синтез. Отбор источников примеров производился с помощью метода сплошной выборки. Исследование проведено в рамках дискурсивной парадигмы по разработанной нами методике дискурсивно-стратагемного анализа. Кроме того, из частных лингвистических методов исследования автор обращается к контекстуальному, интертекстуальному, семантико- стилистическому методам и методу лингвистического моделирования. Материалом для исследования послужили публичные выступления Д. Кэмерона, размещённые на официальных сайтах правительства и парламента Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, в онлайн-версиях британских и американских федеральных газет и журналов, на британских новостных каналах видеохостинга YouTube и на других ведущих сайтах, предлагающих читателям обзор политических новостей и тексты речей политических деятелей в сети Интернет. Автором работы проанализировано 190 речей политического лидера, произнесённых в период его предвыборных кампаний, первого и второго премьерских сроков (2009–2016 гг.). Стенограмма выступлений составляет 670 тысяч слов. Количество проанализированных адресат-детерминированных фрагментов дискурса составило 730 единиц, из которых в сокращённом виде в работе представлено 205 фрагментов. На защиту выносятся следующие положения: 1. Адресованность – категория дискурсивной практики интенциональности, посредством которой материализуется представление о целевом адресате и специфике его интерпретативной деятельности. Ведущей чертой политического дискурса является установка оратора на определённую целевую аудиторию. 2. Типологии властного дискурса включают классификации по характеристике лидерства (легальный; традиционный; харизматический дискурс), типу адресации (дискурс внешней адресации; дискурс внутренней адресации), субъекту власти, олицетворяющему определённую разновидность политического режима (демократический, авторитарный, тоталитарный дискурс). Типология диалогичности дискурса может быть дополнена четвёртым 10 типом – гипотетическим диалогом с целевой аудиторией, представленным средствами эвиденциальной модальности. Вербальный имидж политического лидера может быть представлен 3. как продукт его речевой реализации, включающий универсальные дискурсивные характеристики, присущие дискурсу лидера и определяющие его специфику в политической общенациональные коммуникации; параметры, отражающие этнокультурные сложившиеся и стереотипы речевого поведения и традиции использования языка и знаков лингвокультуры в определённых культурных контекстах; индивидуально-личностные качества, заключающие в себе интенциональный аспект и мотивационный профиль языковой личности. Адресат-детерминированными 4. приёмами и средствами моделирования имиджа Д. Кэмерона как британского лидера в условиях внутренней адресации актуализация являются ценностных национально-культурные качеств, прецедентные концепты тексты, и выраженные цитативами оппонентов, гипотетический диалог с целевой аудиторией, внедрение в массовое сознание образа «заботливого и мудрого отца», опора на национально-специфические фоновые знания аудитории. Дискурсивные средства вербального имиджа политического лидера при внешней адресации определяются адресатом, квалифицируемым на основании трихотомии «свой – другой – чужой», дискурсообразующим топосом и ситуацией. Классификация макростратегий дискурса может быть уточнена по 5. вектору направленности на определённый вид целевой аудитории, иллокутивной цели и планируемому перлокутивному эффекту политического дискурса и включает три разновидности – «я / мы-стратегии», «оппонентстратегии» и «электорат-стратегии», которые определяют выбор коммуникативных стратегий, тактик и приёмов. Выбор макростратегий определяется адресатом, дискурсообразующим топосом и ситуацией. Агональность дискурса в разных жанрах обеспечивается бинарной оппозицией «я / мы-стратегии» vs «оппонент-стратегии». Персуазивный эффект дискурса 11 британского политического лидера усиливается за счёт моделирования дискурса на основе комбинирования всех трёх коммуникативных макростратегий. 6. Семантическая классификация видов аргументации в дискурсе политического лидера эмоциональную, включает прагматическую, морально-этическую и интеллектуальную, эстетическую аргументацию. Структурная типология состоит из единичной, сложной конвергентной, сложной связанной и сложной последовательной аргументации. Необходимость усилить аргументативную силу приводит к тому, что при моделировании британского политического дискурса каждый из аргументов сложной связанной аргументации относится к разным семантическим видам. Ориентация на посткоммуникативные действия способствует моделированию преимущественно персуазивного дискурса. Агональность дискурса приводит к замене аргументативного дискурса на персуазивный. Эмотивный дискурс моделируется с помощью любого вида аргументации, преследующего эмоциональное воздействие. Кроме того, требуемое наличие эмотивности в дискурсе способствует тому, что эмотивная модальность включается в дискурс вне зависимости от доминирующего вида аргументации. Соответствие научной содержания специальности, по диссертации которой она требованиям рекомендована Паспорта к защите. Диссертационное исследование выполнено в соответствии со следующими пунктами Паспорта научной специальности 10.02.04 – Германские языки: - слово как основа единства языка, типы лексических единиц, функционирование лексических единиц, лексика действительность, фразеология, синтаксический и внеязыковая строй, особенности стилистического воздействия и экспрессивных средств германских языков; - методы исследования лексических единиц. Апробация работы. Основные положения и результаты исследования докладывались автором на межвузовских, всероссийских, международных научно-практических, научно-методических и научных конференциях и 12 семинарах: Всероссийская молодёжная научно-практическая конференция «Актуальные вопросы науки и образования» (Уфа, 2013), III, V Всероссийский научный семинар «Актуальные проблемы современной лингвистики глазами молодых учёных» (Уфа, 2013, 2015), практическая конференция исследований: методы II Всероссийская IX, X, XII Международная «Современные и подходы» научно-практическая парадигмы научно- лингвистических (Стерлитамак, 2014, 2015, 2017), конференция с международным участием «Языковые единицы в свете современных научных парадигм» (Уфа, 2016), Республиканский естественнонаучных научный исследований в свете семинар «Методология современной лингвистики» (Стерлитамак, 2016), XII Межвузовская научно-практическая конференция молодых учёных «Молодёжь. Прогресс. Наука» (Стерлитамак, 2017), Международная научно-методическая онлайн-конференция «Современный казахский язык в условиях конкурентоспособности цивилизации: исследовательские парадигмы и мобильные технологии обучения» (АлмаАта, 2017), Международная научно-практическая конференция «Теоретические и практические аспекты развития научной мысли в современном мире» (Екатеринбург, 2017), Международная научная конференция «Один пояс – один путь. Лингвистика взаимодействия» (Екатеринбург, 2017), XII Международная научно-практическая конференция “Science and Society” (Лондон, 2018). Результаты проведённого исследования были обсуждены на научнометодологическом семинаре Стерлитамакского филиала ФГБОУ ВО «Башкирский государственный университет» (апрель 2019 г.). По теме диссертации опубликовано 17 статей, из них 5 статей – в рецензируемых изданиях, включённых в реестр ВАК Министерства науки и высшего образования РФ: «Филология и культура» (Казань, 2015), «Мир науки, культуры, образования» (Горно-Алтайск, 2016), «Вестник Башкирского университета» (Уфа, 2017), «Филологические науки. Вопросы теории и практики» (Тамбов, 2017), «Политическая лингвистика» (Екатеринбург, 2017). 13 Объём и структура работы. Диссертация включает введение, три главы, заключение, список литературы (195), список словарей (15), список источников примеров и других интернет-ресурсов (53), приложения (15). Общий объём работы составляет 274 страницы машинописного текста (из них 177 страниц основного текста). Во введении раскрывается актуальность темы исследования, указывается степень её разработанности, формулируются рабочая гипотеза, основная цель и конкретные задачи исследования, поясняется научная новизна, даётся оценка теоретической значимости и практической ценности диссертации, освещается теоретико-методологическая база, указываются методы, применяемые при анализе языкового материала, формулируются основные положения, выносимые на защиту. В первой главе «Категория адресованности в политическом дискурсе» автор раскрывает различные подходы к понятию дискурса в лингвистике, соотносит термины «текст» и «дискурс», приводит рабочее определение дискурса. Предлагается классификация категорий дискурса и рассматриваются семантико-прагматические категории модальности, адресованности, интертекстуальности и интердискурсивности. Раскрывается соотношение дискурса масс-медиа и политического дискурса, предлагается типология жанров политической публичной власти с учётом фокуса исследования. Сквозь призму функций современного политического дискурса указываются его отличительные черты. Глава 2 «Дискурс политического лидера» рассматривает политическую публичную власть через призму дискурса элиты, дискурса власти и аргументативного дискурса. Обсуждается понятие «политический лидер», рассматриваемое в качестве языковой личности. Выделяются содержательные компоненты языковой личности политического лидера и определяются её основные черты. Предлагается структура вербального имиджа политического лидера, а также реализующие его коммуникативные макростратегии и стратегии дискурса политической публичной власти. 14 Глава 3 «Дискурс политической публичной власти премьер-министра Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии Д. Кэмерона» предлагает результаты исследования политического дискурса лидера, адресованного целевой аудитории внутренней и внешней адресации. Исследование проведено в соответствии с разработанной нами в рамках дискурсивной парадигмы методикой. Заключение содержит обобщение теоретических положений диссертации и практических выводов, а также намечает перспективы дальнейшего исследования обсуждаемых проблем. Список литературы включает труды отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие отдельные вопросы темы исследования, список словарей, источников примеров и других интернет-ресурсов. В 15 приложениях (стр. 207–274) представлены дискурсивно- стратагемные средства, включённые в дискурс Д. Кэмерона по отношению к разным сегментам внутренней и внешней адресации, примеры проанализированных адресат-детерминированных фрагментов дискурса и личностная концептосфера британского политического лидера Д. Кэмерона. 15 ГЛАВА 1. КАТЕГОРИЯ АДРЕСОВАННОСТИ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ 1.1. Конститутивные признаки дискурса Понятие «дискурс», ставшее широкоупотребительным как в специальных текстах, так и в обыденной речи, отличается разнообразием подходов, акцентирующих внимание на различных аспектах дискурса. Представляется, что любое понимание дискурса не имеет права претендовать на статус исключительного в связи с его релевантностью для ограниченного круга исследований. В рамках данной работы дискурс рассматривается с точки зрения адресованности в качестве ключевого компонента варьирования языковых средств, реализующих властные отношения. 1.1.1. Понимание дискурса в лингвистике Дискурс, представляющий собой сложное семиотическое явление, исследуется разными направлениями лингвистики. Данные направления не являются взаимоисключающими и могут пересекаться в объектах исследования. Прагмалингвистика исследует особенности взаимодействия коммуникантов (например, установление и поддержание контакта; коммуникативные стратегии и т. д.). Психолингвистика анализирует процесс перехода от внутреннего кода к внешней вербализации, интерпретацию речи различными языковыми личностями, типы речевых ошибок и нарушения коммуникативной компетенции. Лингвостилистическое описание дискурса призвано выделить регистры общения, разграничить жанровые разновидности устной и письменной речи, определить функциональные стили. Структурнолингвистический особенностей анализ общения. дискурса предполагает Лингвокультурология выделение текстовых устанавливает специфику общения в рамках этноса, определяет модели этикета и т. д. Когнитивносемантическое исследование направлено на анализ фреймов, сценариев, 16 ментальных схем, когниотипов. Социолингвистика занимается изучением коммуникантов как представителей определённой социальной группы и анализирует обстоятельства общения в широком социокультурном контексте [Карасик 2000: 5]. Анализ работ, посвящённых толкованию термина «дискурс» (например, [Водак 2006; Коцыба 2009; Фуко 1996: 117; Фэрклоу 2009; Reisigl 2009: 89; Wodak 1997]), позволяет подытожить мнение ряда учёных словами Т. ван Дейка о том, что дискурс с точки зрения дискурсивного анализа представляет собой не просто использование языка, как в повседневном общении, и не только передачу идей и взглядов, как в средствах массовой информации и в определённых общественных ситуациях. Дискурс – действие, а именно взаимодействие в социальной ситуации [Dijk 1997 (a): 1–2]. Политический философ Ш. Муфф и аргентинский политолог Э. Лакло поясняют, что дискурс формирует социальный мир с помощью значений. При этом дискурс, лишённый таких свойств, как завершённость, полнота и замкнутость, представляется в виде определённого способа общения и понимания социального мира [Йоргенсен 2008: 26]. Если данные исследователи говорят о дискурсе только как о способе понимания и отражения социального мира, то Р. Водак, Н. Филлипс, Н. Фэрклоу, С. Харди и некоторые другие учёные подчёркивают, что дискурс обладает конститутивной функцией: социальный мир формируется в дискурсе, что делает дискурс необходимым условием существования социальной реальности. Данные лингвисты выделяют такие категории дискурса, как интердискурсивность и интертекстуальность, и отмечают важность учёта контекста при анализе дискурса. Главной задачей дискурсивного анализа, по мнению учёных, является исследование того, как язык конструирует феномены, а не то, как он отражает или раскрывает их [Phillips 2002]. Белорусские исследователи А. А. Маркович, В. Н. Ухванов и И. Ф. Ухванова-Шмыгова утверждают, что термин «дискурс» охватывает и деятельность, и её результат, что свидетельствует о наличии двух основных 17 подходов к его исследованию. Так, рассмотрение дискурса в качестве процесса подразумевает анализ фонетического, лексико-семантического, а также прагма, психо- и этнолингвистического уровней речевой деятельности. Объектом анализа текста в таком случае является устная речь в процессе её звучания, речь с учетом социального контекста, в котором она порождается, таким образом, исследование проводится на основе взаимодействия реальных людей. Как продукт речевой деятельности дискурс включает такие аспекты, как прагматические, социокультурные, психологические. Объектом анализа становится текст, условия же его функционирования анализируются с учётом того, какое отражение они нашли в тексте. Происходит взаимодействие текста и читающего / смотрящего / слушающего. Ключевыми в труде белорусских исследователей являются следующие аспекты: (1) дискурс включает как устный текст, так и письменный; (2) план содержания объединяет как реальное, так и потенциальное, конструируемое; (3) план содержания складывается из совокупности передаваемой информации и фоновых знаний (знаний об окружающем нас мире, социуме, коммуникантах, коммуникативных кодах и их взаимодействии) [Ухванова-Шмыгова 2002: 7–11]. Американский лингвист Робин Т. Лакофф подчёркивает, что единицей анализа дискурса может быть единица любой длины в зависимости от типа дискурса. Исследователь определяет дискурс как любые речевые взаимодействия, которые следуют предсказуемым моделям, в определённой степени известным участникам коммуникации и обладающим определённой функцией [Juez 2009: 291]. Такие американские исследователи, как Х. Гамильтон, Д. Таннен и Д. Шиффрин объединяют различные подходы к дискурсу и выделяют три значения: (1) любая единица, выходящая за рамки предложения; (2) использование языка; (3) широкий спектр общественных практик, которые включают нелингвистические аспекты применения языка [Schiffrin 2001: 1]. М. Л. Макаров, предлагая такую же классификацию, называет эти значения формальной (дискурс как формальный конструкт, структурно больше 18 предложения), функциональной (дискурс как использование языка) и ситуативной (дискурс в контексте прагмалингвистики) интерпретациями [Макаров 1998: 68–75]. Переходя к русской школе дискурсивного анализа, отметим ставшее классическим определение дискурса, данное Н. Д. Арутюновой: дискурс представляет собой связный текст в совокупности с экстралингвистическими факторами, речь как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания [Арутюнова 1998: 136–137]. В. Е. Чернявская, обобщая известные подходы к дискурсу, сводит их к следующим направлениям: (1) дискурс соотносится с каким-либо одним аспектом языка; (2) дискурс соотносится со всей системой языка; (3) дискурс рассматривается в качестве совокупности текстов и соотносится с текстом как макрознаком; (4) дискурс текста / высказывания; (5) соотносится дискурс с процессом соотносится с порождения формированием языковой / когнитивной картины мира [Чернявская 2009: 135]. В. Е. Чернявской принадлежит деление дискурса на два типа. Дискурс 1, учитывающий не только пропозициональный и иллокутивный, но и коммуникативно-когнитивные аспекты, представляет собой коммуникативный и ментальный процесс, результатом которого является формирование текста. Коммуникативно-когнитивную природу дискурса подчёркивает и Н. Ф. Алефиренко, который включает в понятие «дискурс» само высказывание и детерминирующие содержание и форму высказывания когнитивные установки (фреймы) [Алефиренко 2012: 106]. Дискурс 2 предполагает совокупность тематически соотнесённых текстов; содержание дискурса в таком его понимании способно раскрываться только интертекстуально. Дискурс видится как открытое множество текстов и, следовательно, не может быть приравнен к отдельному тексту. Текст представляет собой фрагмент дискурса [Чернявская 2009: 143–144]. 19 Отметим также размышления В. А. Курдюмова о соотношении понятий текст и дискурс. Дискурс представляет собой динамическое уровневое образование, это бесконечная генерация текстов с общим топосом. Принципиальным отличием от текста является его динамический характер, подразумевающий отсутствие завершённости, в то время как текст – целостное личное послание, завершённый знак с единым топосом [Курдюмов 2009]. Такие составляющие компоненты дискурса, как взаимодействие в социальной деятельности, ситуативность, экстралингвистические факторы, включают в свой спектр множество аспектов. В рамках данного исследования наибольший интерес представляет адресованность дискурса при рассмотрении второго понимания дискурса по классификации В. Е. Чернявской и определения В. А. Курдюмова, согласно которым дискурс – открытое множество текстов, объединённых единым топосом. Таким образом, мы придерживаемся следующего – интерактивное событие, обладающее функцией, контекстуальностью, формирующее социальную когнитивно-коммуникативное ситуативностью и определения: дискурс деятельность и формируемое в её рамках, следуемое определённым моделям, детерминированным целевой аудиторией. Понятие «дискурс» значительно шире понятия «текст», представляющего собой целостное, завершённое сообщение. 1.1.2. Семантико-прагматические категории дискурса Анализ дискурса ставит необходимость выдвижения на первый план определённых категорий в зависимости от направления анализа. Выделяя категории дискурса, мы понимаем под ними понятийные категории в том смысле, в котором их понимал О. Есперсен: внеязыковые категории, являющиеся универсальными, относящимися или к фактам внешнего мира, или к логике [Есперсен 1958]. Для определения категорий дискурса, согласно авторитетному мнению В. И. Карасика, необходимо учесть признаки 20 текстуальности. Под текстуальностью при этом понимается совокупность присущих тексту свойств, количество которых различно в концепциях разных исследователей [Карасик 2002]. Согласно теории Р.-А. де Богранда и В. Дресслера, существует семь фундаментальных признаков текста: когезия, когерентность, интенциональность, приемлемость (воспринимаемость), информативность, ситуативность, интертекстуальность [Beaugrande 1981]. Согласимся с профессором О. И. Таюповой в том, что являющиеся универсалиями текстообразующие категории находят реализацию в тексте независимо от жанра текста, его вида и языка, нa котором он создан [Таюпова 2013]. Учёт внешне- и внутритекстовых характеристик речи позволил В. И. Карасику предложить классификацию категорий дискурса, включающую четыре группы категорий: 1) конститутивные категории, дающие возможность отличить текст от нетекста (оформленность, тематическое, стилистическое и структурное единство, смысловая завершённость); 2) жанрово-стилистические категории, показывающие разновидностям речи соответствие (стилевая и жанровая текста функциональным принадлежность, степень амплификации / компрессии, клишированность); 3) семантико-прагматические (содержательные) категории, (адресативность, образ интерпретируемость, категории, позволяющие автора, способ смысл информативность, интертекстуальность); характеризующие раскрыть текста модальность, 4) формально-структурные организации текста (композиция, членимость, когезия) [Карасик 2002: 300]. Считаем, что для политического дискурса с фактором адресата в фокусе исследования наибольший интерес представляют такие семантико- прагматические категории, как модальность, образ автора (а именно аспект интенциональности), адресативность (в терминологии В. И. Карасика; в рамках данной работы – адресованность), интертекстуальность, интердискурсивность. 21 1.1.2.1. Категория модальности Согласно логико-философскому представлению, модальность является контекстуальной характеристикой высказывания. Материальным воплощением модальности в высказывании является наличие модальных операторов, в соответствии с которыми Аристотель выделял две главные модальности, называемые в современной логике алетическими – модальности необходимости и возможности. И. Кант придерживался аналогичной точки зрения, отдельно отмечая суждения, соответствующие реальности. Таким образом, он выделял такие виды суждения, как ассерторический, аподиктический и проблематический, отражающие соответственно реальность, необходимость и возможность [Переверзев 1994: 143]. Г. Х. фон Вригт пояснял, что алетические модальности – это модальности истины. Исследователь отмечал три главные разновидности истины: необходимая, возможная и зависящая от обстоятельств истина [Wright 1951: 1]. Современная логика выделяет целый спектр модальностей: указанные выше алетические, а также аксиологические (модальности оценки), деонтические (модальности норм, включая обязанности, разрешения, запреты), темпоральные (модальности времени), эпистемические (модальности знаний и мнений) и многие другие [Ивин 1998: 204–207; Переверзев 1994: 143–144]. Модальность является понятийной категорией, обозначающей отношение содержания высказывания к действительности, а также отношение адресанта к содержанию высказывания, собеседнику, ситуации [Ахманова 1969: 237]. Традиционно первый тип отношений относят к объективной модальности, второй – к субъективной. Объективная модальность грамматикализована в связи с тем, что является обязательным компонентом содержания любого высказывания. Она находит выражение в грамматической категории наклонения, а также выражается с помощью интонационных средств и порядка слов. Субъективная модальность является грамматико-семантической категорией [Иванова 2012: 206] и находит выражение в модальных глаголах, 22 модальных словах, модальных частицах, междометиях, интонации, порядке слов, экспрессивном синтаксисе [Матвеева 2010: 214–215]. Субъективная модальность в текстовом и дискурсивном проявлении – тональность – выражается в личном авторском видении темы и психологическом самораскрытии автора. Тональность является одним из главных жанро- и стилеобразующих признаков. Так, для научной речи и официально-делового стиля характерна нейтральная тональность – объективизированность изложения и малая значимость психологической составляющей речевого общения, в то время как жанры публицистического стиля отмечены разнообразными психологическими красками, интенсификаторами и сигналами волеизъявления [Матвеева 2010: 492–493]. Личность адресанта в публицистике многогранна – она наполняется социальными, идеологическими, этическими смыслами. Речь произносится от лица конкретной личности, что наделяет дискурс качествами документальности, подлинности, непосредственности [Солганик 2014: 65]. Автор выражает себя, свои мысли, чувства, своё отношение к действительности открыто и непосредственно [Солганик 2010: 90]. Несмотря на то, что адресованность является характерным признаком речи, её роль возрастает в текстах с субъективной модальностью. Наличие личного местоимения первого лица «я» подразумевает «ты», являющегося адресатом. Так, Э. Бенвенист отмечал, что самосознание возможно только при противопоставлении [Солганик 2010: 92]. Размышляя о текстовой модальности, Г. Я. Солганик указывает средства её выражения: личные местоимения, формы глагольных наклонений, модальные частицы, вводные модальные слова. Исследователь отмечает, что главными средствами выражения субъективно-модального значения являются местоимение «я» и координированные с ним местоимения «ты» и «он». Речь / текст наполняют «я» смыслом присутствия адресата в тексте, что добавляет речи разнообразные субъективно-модальные значения [Солганик 2010: 73]. А. В. Бондарко также выделяет ядерные средства выражения модальности и 23 периферию, но, в отличие от Г. Я. Солганика, к первым он относит модальные частицы и фразы. Дополнительными средствами выражения субъективной модальности исследователь называет интонацию, порядок слов, специальные синтаксические конструкции, целевую установку предложения [Бондарко 1990]. Часть лингвистов придерживается точки зрения об отсутствии абсолютно субъективной модальности. Согласимся с В. В. Виноградовым, Е. С. Истриной и Г. Я. Солгаником о субъективно-объективной природе модальности. На первый план в так называемой субъективной модальности выносится адресант и его отношение. Несмотря на это, необходимо учитывать направление этого отношения, устанавливаемого относительно объективной действительности [Виноградов 1960: 80; Солганик 2010]. Переходя к классификации видов модальности, отметим отражающую логико-философское Ф. Р. представление о данной категории типологию Палмера. Во-первых, исследователь говорит о типологических категориях Реалиса и Ирреалиса. Цитируя М. Митун, он объясняет, что Реалис отражает фактически имеющие или имевшие место ситуации, известные нам через непосредственное восприятие, в то время как доменом Ирреалиса являются воображаемые действия. Таким образом, Ирреалис, по мнению Ф. Р. Палмера, относится к сфере модальности. Во-вторых, он выделяет модальность на уровне пропозиции (пропозициональная модальность) и на уровне события (событийная модальность). Далее исследователь подразделяет пропозициональную модальность на эпистемическую и эвиденциальную. Отличие между этими разновидностями пропозициональной модальности, по Ф. Р. Палмеру, заключается в отношении к фактическому статусу пропозиции – если при эпистемической модальности адресант сообщения выражает своё мнение, то при эвиденциальной указывается подтверждение, доказательство (от английского слова «evidence»). Эпистемическая модальность передаёт (1) неуверенность, (2) выводы из наблюдаемых фактов и (3) выводы из общеизвестных фактов. Эвиденциальная модальность подразделяется Ф. Р. 24 Палмером на сенсорную (доказательства из визуального, не визуального, слухового источника) и информативную (указание на источник). Событийная модальность включает деонтический и динамический виды. Первый вид событийной модальности определяется внешними по отношению к индивиду факторами и подразделяется на (1) обязанность, (2) разрешение, (3) обещание, угрозу и т. д. Динамическая модальность связана с внутренними факторами и включает (4) способность, возможность и (5) готовность [Palmer 2001]. Несколько иную классификацию видов модальности предложил Л. Долежел. С точки зрения исследователя, выделяются следующие виды модальности: алетическая, деонтическая, эпистемическая и аксиологическая [Doležel 2010]. Опираясь на типологии Л. Долежела, Ф. Р. Палмера и анализ текстового материала, Л. В. Татару предлагает выделять шесть типов модальности: 1. эпистемологическая; 2. эвиденциальная; 3. эмотивная; 4. деонтическая; 5. гипотетическая; 6. аксиологическая [Татару 2015]. Учитывая проанализированные нами типологии и логико-философский подход к понятийной категории модальности [Бондарко 1990; Дружинин 2012; Иванова 2010; Кобызева 2011; Переверзев 1994: 143–144; Плунгян 2011; Полякова 2019; Татару 2015; Урманчиева 2004; Beaugrande 1981; Frawley 2013; Glossary of linguistic terms 2017; Lawler 2010; Lewis 1967; Lyons 1995; Morante 2012; Palmer 2001: 60–61; Timberlake 2007; Wodak 2018], представим наш подход к классификации модальности в таблице 1: Таблица 1 Типология текстовой и дискурсивной модальности № 1. Виды модальности эпистемическая Значение Языковые средства выражения суждение о фактическом модальные глаголы “may” (“can/ 25 2. эвиденциальная 3. эмотивная 4. деонтическая 5. алетическая 6. гипотетическая 7. аксиологическая статусе ситуации: значения «знание/незнание», «уверенность/неуверенн ость», выводы из наблюдаемых фактов, предположительные выводы из общеизвестных фактов изложение доказательств по поводу фактического статуса ситуации, включая собственные доказательства, а также доказательства, данные другими чувства, а также эмоциональная реакция на ситуации и события might”), “must”; будущее время The Future Simple Tense; операторы “know/believe/sure/think/mean/suppose/ would guess”, вводно-модальные слова “perhaps/probably/certainly/surely” и т. д. (при расширении значения, выделяемого Ф. Палмером) обязанность, разрешение, запрет, обещание, угроза, способность, волеизъявление логическая необходимость и возможность желание, сожаление, упрёк, возможность, предположение оценка пропозиции: этическая; отрицательная модальные глаголы “must/should/ought to/have to/may/can/shall/will” и т. д., волеизъявительная лексика, а также лексика, выражающая опасения, надежду (“hope/wish/fear” и т. д.), повелительное наклонение, будущее время, условные предложения глаголы, передающие источник информации (“hear/say/see” и т. д.) и предикативные конструкции с ними (“be said + инфинитив / hear + инфинитив, причастие I” и т. д.) эмотивная лексика, междометия, глаголы ощущения и чувства (“feel/strike/love” и т. д.), эмфатические синтаксические конструкции (“It is here in Britain where …”) модальные и т. д.) глаголы (“need/must” сослагательное наклонение, лексема “apparently” (и др. лексемы) а) оценочная лексика: 1) прямые эксплицитные средства (прилагательные и наречия собственно оценочной семантики “good”, “wonderful”, “fabulous” и т. д.); 2) прямые имплицитные средства (дескриптивно-оценочная лексика “efficient”, “hospitable” и т. д., эмотивная лексика, обозначающая наименования предметов и действий “joy”, “wonder”, “to admire” и т. д., устойчивые словосочетания с оценочной семантикой “the number one”, “work of art” и т. д.); 3) косвенные эксплицитные средства (культурологически маркированные 26 единицы, обладающие культурологической компонентой); 4) косвенные имплицитные средства (“квазиоценочные” конструкции, обладающие оценочным значением в связи с определёнными знаниями реципиента о мире); б) отрицание: 1) эксплицитное отрицание (John didn’t wash the dishes); 2) имплицитное отрицание (John cleaned his room, but he skipped the washing up); 3) дедуктивное отрицание (John cleaned up the room, but Bill did the dishes); 4) аксиологические эмфатические синтаксические конструкции с отрицанием (I don’t want to defeat those people, I want to lead them). Необходимо отметить, что эмотивная лексика является средством реализации эмотивной модальности, если иллокутивная сила дискурса заключается в передаче эмоциональной реакции адресанта на ситуацию. Кроме того, данный вид лексики может быть отнесён и к аксиологической модальности как прямое имплицитное средство, обозначающее наименования предметов и действий, если иллокутивной силой дискурса является оценочное суждение о ситуации. 1.1.2.2. Интенциональность и категория адресованности Анализ литературы позволяет сделать вывод о тесной связи интенциональности и адресованности, о чём свидетельствует их общее основание: от набора высказываний ожидается способность составлять связный – как на поверхностном, так и на глубинном уровне – текст. Различие между интенциональностью и адресованностью заключается в результате коммуникативного акта. Так, адресант заинтересован в том, чтобы текст выполнял его коммуникативные намерения. Однако ему следует учитывать ожидания адресата: текст должен обладать пользой или значимостью для него – 27 с помощью текста адресат может расширить свои знания или внести свой вклад в разговор согласно принципу кооперации [Beaugrande1981]. Таким образом, интенциональность дискурса представляет собой систему ситуативно-обусловленных воплощение дискурсивных коммуникативного намерения элементов, обеспечивающих адресанта [Русакова 2008]. Элементы системы включают мотивы, отвечающие потребностям человека, ведущие его деятельность и побуждающие к деятельности [Мухина 2011: 76]. Мотивы переходят в замысел как общую схему содержания, которое должно быть воплощено в высказывании [Лурия 1975: 61–62]. Следующим элементом является целеполагание, подразумевающее, что деятельность, в том числе речевая, подчинена определённой цели [Леонтьев 1999]. Цель, функционирующая только после осознания субъектом коммуникации мотивов вступления в речевой контакт и содержательной стороны коммуникативного акта, направлена на прогнозирование результата речевого действия [Мухина 2011]. Определение цели напрямую связано с моделированием образа адресной аудитории [Русакова 2008], другими словами – с адресованностью. Термин адресованность именуется по-разному в различных исследованиях: приемлемость (В. И. Карасик), воспринимаемость (Е. А. Гончарова, К. А. Филиппов, И. А. Щирова), ассерtаbilitу (Р.-А. де Богранд и В. Дресслер). Адресованность предполагает адресатную детерминированность как неотъемлемую черту коммуникативных действий, при которых адресант желает достигнуть принципа кооперации [Грайс 1985]. Влиянию фактора адресата на коммуникацию посвящён ряд работ. Еще в 1981 г. Н. Д. Арутюнова в одной из своих статей уделила внимание проблеме влияния на адресанта различных аспектов адресата [Арутюнова 1981]. Значительный теоретический вклад в создание теории образа адресата и в разработку категории образа адресата принадлежит Т. Л. Каминской [Каминская 2009]. И. А. Стернин предложил классификацию аудитории по разным критериям: размер, возраст, гендерный признак, отношение к оратору и 28 воспринимаемой информации, уровни подготовленности и образованности и т. д. Учёный выделил ключевые особенности разных типов аудитории и предложил способы речевого воздействия, учитывающие фактор адресата [Стернин 2012]. Д. Г. Демидова представила лингвистическое описание образа избирателя в текстах выступлений парламентариев от Консервативной партии. Лингвист, исследуя явление лингвокультурного типажа, рассматриваемого как частный случай коллективной языковой личности, выделила три его составляющие: понятийные, ценностные, образно-перцептивные [Демидова 2017]. Моделированием образа адресата на материале русского языка занимается Л. Г. Ким [Ким 2019]. Адресованность дискурса, по словам М. М. Бахтина, является необходимым признаком текста [Бахтин 1975], а согласно В. И. Карасику – категорией дискурса [Карасик 2002: 293]. М. А. Олейник выделяет макрокатегорию адресата, опирающуюся на взаимосвязь адресата с субъектом, содержанием и жанром [Олейник 2006]. В данном исследовании под адресованностью понимается категория дискурсивной практики интенциональности, посредством которой материализуется представление о целевом адресате и специфике его интерпретативной деятельности. Т. В. Поздеева подчёркивает двустороннюю природу коммуникативно-речевой деятельности, подразумевающей взаимодействие стратегического поведения адресанта со стратегическим поведением адресата [Поздеева 2011 (а); Поздеева 2011 (б)]. Н. Д. Арутюнова, отмечая значимость адресованности, поясняет, что она отвечает за способ выражения содержания, синтаксис текста, лексикон, использование фигур речи, интонацию и т. д. [Арутюнова 2012: 5]. Лингвист поясняет, что и адресант, и адресат вступают в коммуникацию как «параметризованные» личности, обладающие определёнными социальными функциями или психологическими аспектами, выявляемыми в коммуникативном акте и влияющими на интерпретацию дискурса [Арутюнова 1981]. 29 Адресованность демографические, характеристики включает в себя три аспекта: социально-профессиональные [Корконосенко 2004]; 2) и 1) социально- социокультурные коммуникативные намерения; 3) поведенческие реакции аудитории [Русакова 2008]. По авторитетному мнению Г. Я. Солганика, важнейшим качеством автора публичного текста является его степень близости с адресатом, что способно оказывать непосредственное влияние на персуазивный эффект его выступления. Исследователь подчёркивает наличие процесса взаимного изменения: с одной стороны, автор создаёт адресата, обогащая его картину мира, расширяя фонд его знаний, с другой стороны, со временем изменяющийся образ адресата также создаёт автора, имплицитно выдвигая к нему определённые требования [Солганик 2010: 115]. Представляется, что процесс кодирования информации адресантом строится по следующей схеме: осознав мотивы вступления в речевой контакт, определив замысел, цель и целевую аудиторию, продумав содержательную сторону коммуникации, говорящий определяет стратегии и тактики своей речевой деятельности. Процесс декодирования информации адресатом начинается с его коммуникативного намерения, на которое накладывается «сетка» коммуникативных стратегий и тактик адресанта сообщения, что приводит к определённому результату коммуникативного акта. Результат со стороны адресата выражен в его поведенческих реакциях, учитывая которые в зависимости от реализации или нереализации цели коммуникации, можно говорить о коммуникативном успехе или неудаче адресанта [Мухина 2015]. Таким образом, этап целевой установки адресанта соответствует этапу коммуникативного намерения адресата сообщения, которое приводит к определённому результату коммуникативного акта. Так интенциональность представлена в дискурсе политической публичной власти в жанрах, не предполагающих активное участие целевой аудитории («пассивных» жанрах), к которым относятся анализируемые нами жанры – парламентские дебаты, выступления на заседании палаты общин, теледебаты, интервью с политиком, 30 правительственные заявления, выступления на партийных конференциях, партийные программы (манифесты) (схема 1): Схема 1 Дискурсивная практика интенциональности дискурса политической публичной власти в «пассивных» жанрах АДРЕСАНТ АДРЕСАТ мотив замысел коммуникативное цель, целевая намерение аудитория речевые стратегии и тактики результат коммуникативного акта коммуникативный коммуникативная поведенческие реакции успех адресанта неудача адресанта целевой аудитории Считаем необходимым выделить ряд номинаций для участников политического дискурса в оговорённых нами «пассивных» жанрах. Политический деятель именуется в данной работе как говорящий, субъект, автор сообщения, адресант, агент (а также агент социального института или социальный агент как субъект, находящийся в определённом отношении с 31 социальным пространством [Бурдьё 1993]). Целевая аудитория помимо данной номинации именуется также адресатом сообщения или электоратом (при внутренней адресации). 1.1.2.3. Категории интертекстуальности и интердискурсивности Категория интертекстуальности представляет собой непосредственное влияние текстовых систем друг на друга с помощью эксплицитно маркированных отсылок к другому тексту или к его текстообразовательной модели [Чернявская 2009: 212], активизации различных реминисценций, способных напомнить известный образ и сформировать соответствующие ассоциации [Олизько 2009: 95–96]. Н. Фэрклоу справедливо замечает, что при интертекстуальности существует ссылка на другие конкретные тексты [Fairclough 2006: 85, 117–118]. Примером проявления интертекстуальности является смена языкового кода или функционально-смыслового типа речи [Чернявская 2009: 202], включение в текст прецедентных феноменов [Олизько 2009: 95–96], т. е. культурных знаков, перенаправляющих адресата к другим текстам национального или мирового фонда и формирующих глубинный смысл текста. Наложение текстовых систем друг на друга обладает смыслообразующим потенциалом – эксплицитно выраженные фонетическом, лингвистические лексическом, сигналы межтекстового синтаксическом, диалога на стилистическом, композиционном уровнях способны создавать новые смыслы [Матвеева 2010: 132; Матвеева 2010: 337]. В рамках рассмотрения прецедентных феноменов считаем необходимым отметить такие прецедентные концепты, как мифологема и идеологема. При этом под концептом вслед за О. А. Майоровой мы понимаем информационную матрицу как единство единиц ментального и физического пространств [Майорова 2008: 949]. 32 Мифологема – это ментальная единица, отражающая принимаемые на веру стереотипы массового сознания, которые являются неверифицируемыми, внерациональными, гиперболичными, аксиоматичными, динамичными и зависят от социального этапа развития общества [Нахимова 2011 (а): 156]. Одним из языковых средств, которые представляют мифологемы, служат имена исторических личностей. По справедливому замечанию Е. А. Нахимовой, имена собственные прецедентны в дискурсе, если достаточно знакомы целевой аудитории [Нахимова 2011 (б): 19]. Если включение в дискурс мифологем в значительной степени определяется идеологической позицией автора, то данные лексические единицы приобретают черты идеологем [Барт 2010; Купина 2003; Чудинов 2006]. Идеологема – элемент идеологии как совокупности отражающих интересы господствующих социальных групп и государства взглядов и представлений, из которых складывается самосознание народа [Бахтин 1975; Зорин 2002]. Следует отметить, что идеологема не всегда является прецедентным феноменом, что объясняется её главной функцией – выражение и защита коллективных интересов и ценностей. Согласно авторитетному мнению профессоров С. В. Ивановой и З. З. Чанышевой современный политический дискурс, реагируя на происходящие события, помещает их в соответствующие «идеологические рамки», определяющие восприятие и оценку этих событий целевой аудиторией [Иванова 2018: 188]. Е. А. Нахимова отмечает аксиологический модус прецедентных явлений и предлагает введение в научный оборот нового когнитивного термина – аксиологема. Исследователь феномен, включающий компонент, который определяет позитивный или предопределяет аксиологему как когнитивный негативный аксиологический особенности использования репрезентантов соответствующей аксиологемы [Нахимова 2011 (а): 179]. Таким образом, аксиологема включает в себя все когнитивные явления, обладающие аксиологическим модусом. 33 Интердискурсивность заключается в образовании дискурса определённого типа с помощью сочетания дискурсообразующих элементов [Fairclough 2006: 85, 117–118]. Ключевым для интердискурсивности понятием является понятие интердискурс как общность ментальных принципов, типологических моделей текстопроизводства, культурных кодов, единого человеческого знания [Чернявская 2009: 211]. З. З. Чанышева и М. Ф. Гайнаншин подчёркивают характерные для интердискурсивности когнитивные процессы, предшествующие текстовой реализации, а также единую природу языковых средств, реализующих данные категории, при смещении акцента с диалога текстов при интертекстуальности на взаимоналожение ментальных операций, фреймов, образных систем выражения смыслов при интердискурсивности [Чанышева 2014]. Итак, интертекстуальность предшествующие ей высвечивает когнитивные на операции, текстовой плоскости лежащие в основе интердискурсивности. Категории интертекстуальности и интердискурсивности неразрывно связаны с категорией адресованности. По завершении планирования содержательной стороны коммуникации адресант продумывает стратегии и тактики речевого воздействия, опирающиеся, в том числе, на фрагменты иных предтекстов, узнаваемых целевой аудиторией. Глубинный смысл таких текстов отличается от поверхностного, что непосредственно связано с целевой аудиторией. Если пользоваться терминологией С. Загера, процесс кодирования и декодирования текста можно иначе назвать переходом из текстуально выраженной интертекстуальности, заключающейся в целенаправленной апелляции адресанта к иным предтекстам, в актуальную (или когнитивную) интертекстуальность, происходящую во время интерпретации текста адресатом [Чернявская 2009: 187–188]. Таким образом, предшествующие процессу коммуникации характерные для интердискурсивности ментальные операции адресанта получают вербализацию на уровне текста, воспринимаемого адресатом. Наряду с коммуникативными стратегиями и тактиками или в рамках них вербализацию 34 получает апелляция к прецедентным текстам. Обладающий соответствующим уровнем культуры адресат в случае коммуникативного успеха узнаёт элементы интертекста и интердискурса, в случае коммуникативной неудачи – нет (схема 2): Схема 2 Дискурсивная практика интенциональности, категории интертекстуальности и интердискурсивности дискурса политической публичной власти в «пассивных» жанрах Схема 2 представляет собой схему реализации дискурсивной практики интенциональности дискурса политической публичной власти в «пассивных» жанрах с учётом влияния интертекстуальности и интердискурсивности на 35 адресата, обладающего общими с адресантом знаниями и способного интерпретировать его интенции. 1.2. Политический дискурс 1.2.1. Определение политического дискурса В российском языкознании существует точка зрения о равнозначности терминов «политическая коммуникация» и «политический дискурс» [см., например, Чудинов 2003; Шейгал 2000 (а)]. Согласно одному из толкований данного термина, политическая коммуникация посвящена политическим проблемам, или авторами или адресатами политического текста являются политические субъекты [Будаев 2010; Чудинов 2006]. А. П. Чудинов предлагает различать следующие разновидности политической коммуникации: 1. аппаратная (служебная, бюрократическая) коммуникация – коммуникация внутри государственных или общественных структур; 2. коммуникация в публичной политической деятельности, включая публичные выступления в парламенте (адресантами сообщения являются политические лидеры и активисты); 3. масс-медийная политическая коммуникация; 4. коммуникация участников митингов, собраний, демонстраций – непрофессиональная коммуникация [Чудинов 2006: 36–38]. Кроме того, по замечанию Е. И. Шейгал, широкий подход к политической коммуникации включает в неё также и разговоры о политике «на кухне» или с целью поддержать общение и установить контакт с собеседником. Исследователь отмечает, что данный вид коммуникации, оставаясь в сфере бытового дискурса, несёт фатическую или информативную функцию, но способен перерасти в масштабное общественное движение. В этом случае разговоры обычных граждан становятся дискурсом политического участия [Шейгал 2000 (а): 37–42]. Ограничение социальных сфер при определении коммуникации в качестве политической приводит к выделению двух главных 36 видов политической коммуникации: собственно политической и медийной политической коммуникации [Шейгал 2004]. Более узкий подход к политической коммуникации предполагает процесс общения между участниками политической деятельности. Данное понятие следует отличать от политической речи, которая представляет собой применение адресантом сообщения национального языка в процессе создания политического текста без учёта деятельности адресата. Адресованность является аспектом политической коммуникации, которая рассматривает деятельность как адресанта сообщения, так и адресата [Чудинов 2006: 31–35]. Таким образом, если политическая речь включает процессы кодирования и передачи информации, то политическая коммуникация распространяется также на процесс декодирования сообщения и обратную связь, заключающуюся в поведенческой реакции адресата. По справедливому замечанию Е. И. Шейгал, главным критерием определения коммуникации в качестве политической является её цель и содержание. Ведущей целью политической коммуникации является борьба за власть [Шейгал 2000 (а)]. Т. Н. Астафурова, Е. В. Будаев, А. В. Олянич и А. П. Чудинов отмечают, что обретение власти, её удержание и перераспределение определяют любую властную коммуникацию вне зависимости от её вида [Астафурова 2008: 87; Будаев 2007: 90]. Е. А. Кожемякин добавляет к вышеназванным целям легитимизацию власти, подразумевающую обоснование политическими деятелями своих действий [Кожемякин 2011]. В качестве ключевых характеристик дискурса как политического Д. Грэбер выделяет субъекты дискурса – политических деятелей, тематические особенности – сфера политики, целевую установку дискурса – достижение политических задач [Gastil 1992: 469]. Подобную точку зрения находим и у Т. ван Дейка. Исследователь акцентирует внимание на политиках- профессионалах и политических институтах, целевой аудитории, политическом контексте и политических вопросах. Он поясняет, что субъекты коммуникации должны осуществлять политические действия, выполняя свои 37 профессиональные обязанности. При этом дискурс имеет политические функции и последствия. Политический контекст, кроме вышесказанного, подразумевает и то, что политический дискурс осуществляется в рамках соответствующего коммуникативного события с присущими ему особенностями (время, место и т. д.). В качестве примера Т. ван Дейк приводит дебаты членов парламента в ходе заседания парламента в стенах Вестминстерского дворца [Dijk 1997 (b)]. Рассуждая о соотношении дискурса масс-медиа и политического дискурса, Е. И. Шейгал пишет о степени опосредованности голоса политического института или политика. Чем ниже степень опосредованности, тем более центральное положение занимает данный жанр в поле политического дискурса. Исследователь отмечает возможный процесс наложения дискурса масс-медиа и политического дискурса и относит следующие жанры к преимущественно политическому дискурсу: публичная речь политика, проблемная аналитическая статья (написанная политиком), политический документ, полемика (теледебаты), интервью с политиком [Шейгал 2000 (а): 37– 42]. По справедливому замечанию лингвиста, теледебаты и интервью с политиком граничат с дискурсом масс-медиа в связи с определённой долей роли в них журналиста, который «задаёт тон», «направляет» в определённое русло речь политика. Эти жанры, оставаясь в сфере политического дискурса, обладают чертами масс-медийного дискурса. Считаем, что анализируемые нами парламентские дебаты, выступления на заседании палаты общин и выступления на партийных конференциях представляют собой собственно выраженным адресатом которого политический являются дискурс, эксплицитно политические структуры. Имплицитным адресатом данных жанров является целевая аудитория, например, массовый адресат или рабочие, что объясняется трансляцией этих дискурсов средствами массовой информации. Таким образом, масс-медиа выступают только техническим ретранслятором политического дискурса, в связи с чем дискурс остаётся в сфере политического. 38 В правительственных заявлениях и партийных программах (манифестах) эксплицитно выраженным адресатом является целевая аудитория, обращение к которой осуществляется с помощью средств массовой информации. Однако, по справедливому замечанию Е. И. Шейгал, роль масс-медиа здесь будет минимальной – дополнительную к политической речи информацию может нести лишь выбор телеканала или печатного издания [Шейгал 2000 (а): 37]. Следующая схема показывает расположение анализируемых нами жанров в поле политического дискурса при приближении двух из них (теледебаты, интервью с политиком) к сфере дискурса масс-медиа (схема 3): Схема 3 Расположение анализируемых жанров в поле политического дискурса Е. И. Шейгал проводит демаркационную черту между терминами «политичный / политизированный язык» и «язык политики»: если язык политики используется профессиональными политиками и ориентирован на сферу политики, то «политичный / политизированный язык» может быть применён любой языковой личностью с целью манипуляции в разных сферах общения [Шейгал 2000 (а): 30–31]. Несмотря на приведённое отличие, отметим, что данные понятия не обязательно должны быть взаимоисключающими: манипуляция адресантом сообщения является одной из целей языка политики, 39 что приводит к возможности характеристики языка политики как политичного / политизированного в ряде ситуаций [Дейк 2013: 75; Чудинов 2006: 32]. 1.2.2. Жанры политического дискурса В качестве конститутивного свойства жанра М. М. Бахтин выделяет устойчивость типа высказываний, характерного для конкретной сферы использования языка. Исследователь делит жанры на первичные и вторичные. Первичные или простые речевые жанры являются результатом непосредственного речевого общения. Они входят в состав вторичных или сложных жанров, формируемых в более сложном, относительно высокоразвитом и организованном культурном преимущественно письменном общении. Жанры видятся в качестве определённых, относительно устойчивых тематических, стилистических и композиционных типов высказываний, обладающих некой функцией (бытовой, научной, деловой, технической, публицистической) [Бахтин 1979: 237–241]. Разрабатывая типологию жанров политического дискурса, Е. И. Шейгал выделяет критерии (1) степени центральности или маргинальности жанра в поле политического дискурса; (2) институциональности (или официальности); (3) субъектно-адресатных отношений; (4) событийной локализации; (5) характера ведущей интенции (или функции) [Шейгал 2004]. О. Н. Григорьева относит жанры политического дискурса к публицистическому стилю и в соответствии с подвидами публицистики выделяет: 1) газетные 2) телевизионные жанры жанры (репортаж, (информационное очерк, фельетон, сообщение, статья); аналитическая программа, диалог в прямом эфире, интервью); 3) ораторские жанры (публичные выступления политиков, выступления на митинге, дебаты, лозунги); 4) коммуникативные жанры (пресс-конференция, встреча «без галстука», саммит); 5) рекламные жанры (рекламное объявление, рекламный очерк) [Григорьева 2000: 5]. 40 Профессор А. П. Чудинов предлагает классификацию жанров продуктов политической коммуникации. Данная классификация охватывает различные стороны коммуникативного процесса и его особенности. Так, он выделяет жанры, исходя из характера субъекта и адресата, функций, объёма информации, цели высказывания, а также жанры устной и письменной речи, монологические и диалогические жанры [Чудинов 2012 (а): 53]. Для данного исследования особый интерес в классификации А. П. Чудинова представляют жанры, учитывающие характер адресата. Исследователь противопоставляет, с одной стороны, индивидуального и массового адресата, с другой – обозначенного и необозначенного адресата. Последнее подразумевает, что действительным адресатом политической коммуникации может являться вовсе не тот, к кому эксплицитно обращается субъект. Согласимся с точкой зрения А. П. Чудинова по вопросу авторства политического текста: развитие PR-технологий и профессий имиджмейкера и спичрайтера привело к возможности несовпадения реального автора текста и субъекта политической коммуникации. Однако выступая с той или иной речью или подписывая документ, политический деятель берёт ответственность за авторство на себя: он вправе заменить текст или присвоить его авторство себе. В фокусе данного исследования находятся правительственные заявления, парламентские дебаты, выступления на заседаниях палаты общин, выступления на партийных конференциях, партийные программы (манифесты), интервью с политиком и теледебаты. Приняв за основу классификации жанров политического дискурса, предложенные А. П. Чудиновым [Чудинов 2006: 38] и Е. И. Шейгал [Шейгал 2000 (а): 37], выделим следующую типологию жанров политической публичной власти с учётом фокуса нашего исследования: 1. по функции дискурса: а) информативные жанры / сочетание информативных и агональных жанров (парламентские дебаты, выступления на заседаниях палаты 41 общин, правительственные заявления, выступления на партийных конференциях, теледебаты и интервью с политиком); б) агональный жанр (партийные программы); в) ритуальные жанры (правительственное заявление премьер- министра в связи с назначением на должность, правительственное заявление премьер-министра в связи с выходом в отставку); 2. по наличию или отсутствию посредников между участниками политической коммуникации: а) собственно политическая коммуникация (парламентские дебаты, выступления на заседаниях палаты общин, правительственные заявления, выступления на партийных конференциях, партийные программы); б) коммуникация, пограничная между дискурсом масс-медиа и политическим дискурсом, находящаяся преимущественно в поле политической коммуникации (теледебаты и интервью с политиком); 3. по форме речи: а) устные жанры, как правило, с фиксацией устных выступлений в письменном виде (парламентские дебаты, выступления на заседаниях палаты общин, правительственные заявления, выступления на партийных конференциях, теледебаты и интервью с политиком); б) письменные жанры (партийные программы); 4. по количеству субъектов политической коммуникации: а) диалогические жанры (парламентские дебаты, теледебаты, интервью с политиком); б) монологические жанры (выступления на заседаниях палаты общин, правительственные заявления, выступления на партийных конференциях, партийные программы); 5. по объёму информации: а) средние (парламентские дебаты, выступления на заседаниях палаты общин, интервью с политиком); 42 б) крупные (выступления на партийных конференциях, теледебаты, партийные программы); в) средние или крупные (правительственные заявления); 6. по наличию личностного (официальные) компонента: (правительственные а) институциональные заявления, выступления на заседаниях палаты общин, партийные программы, теледебаты и интервью с политиком); б) жанры, характеризующиеся сочетанием свойств институционального и личностного дискурсов (выступления на партийных конференциях, парламентские дебаты); 7. по участникам политической коммуникации: а) общественно-институциональные, инициируемые социальным институтом (правительственные заявления, теледебаты, интервью с политиком, партийные программы); б) коммуникация между агентами в институтах (выступления на заседаниях палаты общин, парламентские дебаты); в) коммуникация, пограничная между первыми двумя видами, при учёте категорий населения в качестве имплицитного адресата (выступления на партийных конференциях); 8. по временному признаку: а) циклические (выступления правительственные заявления на партийных конференциях, премьер-министра в связи с назначением на должность и в связи с выходом в отставку, партийные программы); б) календарные (парламентские дебаты, выступления на заседаниях палаты общин); в) спонтанные (теледебаты, правительственные заявления). интервью с политиком, 43 1.2.3. Отличительные черты современного политического дискурса Современный политический дискурс – сложный семиотический конструкт, создаваемый наложением друг на друга трёх кодов: дискурсивного, культурного и целенаправленное идеологического кодов. соответствующее Дискурсивный особенностям код включает жанра языковое оформление, апелляцию к стратегиям и тактикам [Иванова 2011 (б): 61–67], а также технологичность, подразумевающую воздействие и манипулирование адресатом [Иванова 2014: 39]. Код культуры, согласно точке зрения профессора З. З. Чанышевой, включает три основные характеристики: вопервых, это взаимосвязанная система носителей культурных значений и ценностных смыслов, во-вторых, эта система формируется в результате культурного соглашения в рамках определённого языка и, в-третьих, она передаёт глубинные смыслы соответствующей культуры [Иванова 2010: 282]. Текст может передавать целый спектр культурных кодов, каждый из которых усиливает воздействующий эффект текста [Иванова 2011 (а): 62]. Идеологический код представляет собой набор связанных между собой ценностей, императивов, идей, которые реализуются, когда лидер указывает свою политическую позицию [Мартьянов 2007]. Основные направления исследования политического дискурса включают критический анализ, контент-анализ, риторическую критику и когнитивные исследования. Первое из указанных направлений занимается изучением связи между языком, властью и идеологией; социального, гендерного и этнического неравенства; злоупотребления властью. Контент-анализ направлен на исследование больших корпусов политических текстов с использованием методов компьютерной обработки материала. На основе квантитативных данных исследователи делают выводы о качественных характеристиках политической коммуникации. Риторическая критика, включающая критику метафорики, нарративный анализ, жанровую критику, кластерный анализ и идеографическую критику, показывает, как риторический текст формирует ожидания и нормы того, что считать приемлемым и неприемлемым для 44 определённого общества [Будаев 2011: 18–22]. Когнитивные исследования включают концептуальный анализ, исследование когнитивной метафоры, когнитивное картирование и некоторые другие исследования [Гаврилова 2013]. Черты современного политического дискурса напрямую связаны с его функциями, для определения которых нами были объединены классификация функций институциональной власти Т. Н. Астафуровой и А. В. Олянича и основанная на подходе Р. Якобсона классификация функций коммуникации в политической речи А. П. Чудинова [Астафурова 2008: 89; Чудинов 2009: 64– 65]: убеждающая (побудительная) функция 1. Данная функция непосредственно связана с главной целью политического дискурса – борьбой за обретение власти, её удержание и перераспределение. Убеждающая функция получает реализацию через манипулятивность, фидеистичность и оценочность. Манипулирование сознанием и деятельностью адресата призвано [Демьянков 2002: 37; убедить адресата Чудинов 2006: 71]. и побудить его Фидеистичность к действию заключается в обращении к подсознанию, апелляции к вере и доверию [Шейгал 2000 (а): 74] и тесно связана с манипулятивностью. Оценочность выражается как эксплицитно, так и имплицитно [Чудинов 2006: 63] и служит убеждающей функции, так как способствует субъективной передаче информации, предъявлению единственно верной, по мнению адресанта, точки зрения на политические события и субъекты. 2. информационная (коммуникативная) функция Информационная функция выражается в передаче информации с целью изменения картины политического мира адресата [Чудинов 2009: 66]. Информацию как элемент политического дискурса можно рассмотреть с точки зрения (1) владения информацией политическим деятелем и (2) передачи информации адресату. Владение информацией отражается на специфике информативности политической коммуникации – доступ к информации и возможность регулировать её подачу и есть проявление власти [Дейк 2000: 74; 45 Шейгал 2000 (а): 60], связанное с такими свойствами политического дискурса, как дистанцированность и авторитарность. Подача информации отличается степенью полноты сообщения. А. П. Чудинов замечает, что для политической коммуникации характерен редукционизм информации, который проявляется в односторонней её подаче, что позволяет предъявлять различные точки зрения по одному и тому же вопросу. Исследователь отмечает, что степень редукционизма зависит от адресата: она будет выше в текстах, ориентированных на массового адресата, в то время как, например, внутрипартийные заседания будут обладать меньшей долей редукционизма [Чудинов 2006: 59]. фатическая функция 3. Фатическая функция реализуется в установлении и поддержании контакта между коммуникантами, использовании идеологем, ориентированных на «своих» [Чудинов 2009: 69]. Данная функция находит выражение в таких свойствах политического дискурса, как адресованность, ритуальность, диалогичность. Адресованность предполагает, что адресат сообщения является не менее важным участником политического дискурса, даже если не участвует в нём активно. Успешность коммуникации зависит от способности политического деятеля построить речь в соответствии с языковой картиной политического мира аудитории [Дейк 2013; Демьянков 2002: 38; Чудинов 2009: 60–69]. Средства реализации ритуальности условно делятся на две группы: традиционные и современные. К традиционным средствам передачи ритуальности в английском языке относится система знаков, сложившаяся в процессе развития англосаксонской власти: регулятивы (титулы и формы обращения), процессивы (ритуальные действия участников) и классификаторы (специфицируют поведение участников, исходя из их принадлежности к определённым статусным, [Астафурова 2015 (а): 47–48; национальным и социальным Астафурова 2016: 122]. группам) Особенности использования традиционных средств в современном политическом дискурсе 46 зависят от его жанра. К современным средствам реализации ритуальности относится выполнение определённой роли. Так, лидеры выступают в качестве «народного заступника», «поборника прав человека», «патриота», «центриста», «рыночника» [Чудинов 2006: 53]. Диалогичность дискурса подразделяется на три вида: 1) собственно диалогичность, проявляющаяся в отдельных жанрах: дебаты, пресс- конференции и т. д.; 2) диалоги на расстоянии, предполагающие выражение оратором своей точки зрения по поводу выступлений других политиков, ответы на присланные вопросы и т. д.; 3) интертекстуальность, заключающаяся в применении прецедентных культурных знаков [Чудинов 2006: 61–62]. 4. когнитивная функция Когнитивная категоризации функция и заключается объяснения в использовании политической реальности языка – для создания политической картины мира [Чудинов 2009: 65]. Реализация когнитивной функции связана с фантомностью политического дискурса, выраженного в существовании слов-призраков – лексических фантомов, не имеющих денотата (например, социальная справедливость в советском социализме) или не соответствующих денотату (именной ваучер, приватизация) [Шейгал 2000 (а): 71–73]. 5. метаязыковая функция Метаязыковая функция подразумевает направленность дискурса на объяснение смысла специальных понятий и политических терминов [Чудинов 2009: 68]. Указанные выше свойства фантомности и фидеистичности тесно связаны с таким свойством знаков политического дискурса, как смысловая неопределённость [Шейгал 2000 (а): 75]. Это свойство дискурса приводит к стремлению политиков представить своё видение политических знаков, включить их в свой дискурс с выгодным для них значением. Ключевую роль в данном случае играет доступ к средствам массовой информации, так как, по утверждению Т. ван Дейка, он и является проявлением политической власти [Дейк 2000: 74]. Смысловая неопределённость является специфическим 47 для языка политики проявлением эзотеричности [Шейгал 2001: 63]. По мнению Е. И. Шейгал, эзотеричность политического дискурса является не семантической, а прагматической характеристикой [Шейгал 2000 (а): 77]. Это подразумевает, что с семантической точки зрения для языка политики характерна общедоступность, вызванная деспециализацией терминов в связи со спецификой адресата сообщения, которым является, как правило, массовый, реже – групповой адресат. Однако с прагматической точки зрения стратегии и тактики политического дискурса приводят к несоблюдению принципов качества и количества, что наделяет дискурс свойством эзотеричности – подлинный смысл политической коммуникации понятен только специалистам. 6. эмотивная функция Реализация эмотивной функции заключается в выражении эмоций автора сообщения, апелляции к чувствам адресата, угрозах и обещаниях [Чудинов 2009: 67]. Соотношение эмотивности и информативности зависит от жанра политического дискурса [Шейгал 2000 (а): 65], что можно заметить на примере таких жанров, как парламентские дебаты и правительственные заявления – парламентские дебаты преимущественно направлены на борьбу за власть, и поэтому информативность будет уступать эмотивности; правительственные заявления, напротив, руководствуются информационной функцией, степень эмотивности – относительно небольшая. 7. эстетическая функция Эстетическая функция направлена на облачение информации в притягательную для адресата форму [Чудинов 2009: 69–70], что придаёт информации [Иванова привлекательность 2011 и служит в качестве аттрактора (б): 64]. Эстетическая функция находит выражение в соотношении экспрессивности и стандартности в политическом дискурсе. Степень соотношения различна на разных этапах развития политической коммуникации и, кроме того, зависит от жанра. Стандартность коммуникации облегчает её восприятие, в то время как экспрессивность привлекает внимание, делает коммуникацию интереснее [Чудинов 2006: 59–60]. 48 Представляется, что отмеченные выше функции взаимно дополняют друг друга и определяют базовые свойства современного политического дискурса. Кроме обозначенных свойств, отметим также институциональность, театральность и сочетание агрессивности и толерантности как сквозные для политического дискурса характеристики, через призму которых преломляются все указанные выше свойства. Политический [Астафурова 2008: преимущественно дискурс является институциональным 84; Шейгал 2000 (а): 58; Dijk 1997 (а)] либо институциональным. Институциональный дискурс представляет собой дискурс, который осуществляется в социальных институтах и имеет определённую социальную функцию. Это особая разновидность взаимодействия представителей социальных институтов власти с членами социума. Субъекты выполняют социальные роли, характерные для институтов, представителями которых они являются [Астафурова 2008: 84; Шейгал 2000 (а): 58]. Институциональность подразумевает соблюдение принятых статусноролевых и ситуационно-коммуникативных норм, определённое речевое поведение. Е. И. Шейгал отмечает, что особенность институциональности политического дискурса заключается в преимущественно массовом и групповом адресате (с преобладанием массового адресата). Кроме того, политический дискурс отличается от других видов институционального общения направлением коммуникации, являющимся, главным образом, субъектно-адресатным [Шейгал 2000 (а): 59]. Хотя мы отмечали, что дискурс охватывает как письменную, так и устную речь, стоит подчеркнуть значимость письменных текстов при реализации институциональной власти. Письменный текст наделяет дискурс способностью приводить к определённым формальным последствиям [Дейк 2013: 75], о чём свидетельствует присутствие специальных помет над транскриптом выступлений премьер-министра, размещённым на официальном сайте правительства httрs://www.gоv.uk. Тексты речей обычно сопровождаются фразой: “Transcript of the speech, exactly as it was delivered” (транскрипт речи в 49 точности, как она была воспроизведена (здесь и далее перевод наш – С. Р.)). Однако иногда помета носит иной характер: “Original script, which may differ from the delivered version” (первоначальная версия текста, которая может отличаться от устного выступления). Как отмечает Т. ван Дейк, письменный текст является основанием или следствием осуществления институциональной власти, так как письменный дискурс лучше контролируется [Дейк 2013: 76]. По справедливому замечанию А. П. Чудинова, в жанрах, сочетающих в себе признаки публицистического, личностного и политического дискурсов, возможно уменьшение доли институциональности за счёт такого свойства дискурса как диалогичность, заключающаяся в привлечении элементов бытового диалога и придании дискурсу личностного характера, что производит впечатление особой доверительности [Чудинов 2006: 54–55]. В таких жанрах высок уровень эмотивности, и мы отмечаем у них сочетание свойств институционального и личностного дискурсов. Из анализируемых нами жанров это выступления на партийных конференциях и правительственные заявления. Театральность политического дискурса обусловлена спецификой адресата сообщения и заключается в сюжетно-ролевом компоненте дискурса [Шейгал 2000 (а): 88]. Кроме Е. И. Шейгал, умение играть на публику в качестве свойства политического дискурса подчёркивают также Т. Н. Астафурова и А. В. Олянич, называющие публичные выступления политическими перформансами [Астафурова 2008: 94]. Исследователи отмечают, что театрализация институциональной власти формирует особое лингвосемиотическое пространство: систему цветовых, звуковых, сцентальных, хронотипических, визуальных знаков, знаков субъектов, сфер и аттракторов клиентов институциональности. Сочетание агрессивности политических отношений и толерантности объясняется природой – необходимостью отстаивать своё видение политической деятельности и терпимо относиться к другим точкам зрения [Чудинов 2006: 65] (схема 4): 50 Схема 4 Свойства современного политического дискурса информационная фатическая дистанцированность адресованность авторитарность ритуальность редукционизм диалогичность Функции эстетическая убеждающая институциональность, театральность соотношение агрессивности и толерантности манипулятивность фидеистичность оценочность когнитивная соотношение политического фантомность экспрессивности дискурса и стандартности метаязыковая эмотивная эзотеричность эмотивность Необходимо отметить, что современный политический дискурс, как и другие виды массовой коммуникации, отличается гибридизацией дискурсивных практик (другими словами – наличием полидискурсивных практик), коммуникативным продуктом которой становятся речевые произведения гибридной природы [Иванова 2017: 156]. Выводы по главе 1 Репрезентируемый социальными агентами дискурс является частью социальной деятельности. Дискурс представляет собой динамическое единство разнонаправленных процессов: с одной стороны, являясь необходимым условием существования социальной реальности, он обладает конститутивной 51 функцией – дискурс создаёт социальную деятельность. С другой стороны, дискурс является результатом взаимодействия агентов в социальной ситуации. Динамическое единство проявляется также и в двунаправленном функционировании дискурса. Так, дискурс рассматривается в качестве коммуникативно-когнитивного процесса, результатом которого является уникальное сочетание единиц фонетического, просодического, лексикосемантического, а также прагма-, психо- и этнолингвистического уровней речевой деятельности. Кроме того, дискурс представляет собой продукт речевой деятельности в виде открытого множества текстов, объединённых общим топосом. В данном исследовании под термином «дискурс» понимается интерактивное когнитивно-коммуникативное событие, обладающее функцией, ситуативностью и контекстуальностью, формирующее социальную деятельность и формируемое в её рамках, следуемое определённым моделям, детерминированным целевой аудиторией. В основе дискурсивно-стратагемного анализа работы дискурса, как находятся такие модальность, семантико-прагматические адресованность, категории интертекстуальность, интердискурсивность. Модальность обозначает отношение содержания высказывания к действительности, а также отношение адресата к содержанию высказывания, собеседнику, ситуации. В связи с таким пониманием данной категории традиционно выделяют два вида модальности: объективную и субъективную. Однако анализ литературы приводит к выделению объективной и субъективнообъективной модальности. Отсутствие абсолютно субъективной модальности объясняется тем, что отношение адресанта к содержанию высказывания, собеседнику и ситуации действительности. классификация В видов устанавливается данном исследовании модальности: относительно объективной предлагается следующая эпистемическая, эвиденциальная, эмотивная, деонтическая, алетическая, гипотетическая, аксиологическая. 52 Интенциональность непосредственно связана с адресованностью. Совершая коммуникативный акт, адресант, с одной стороны, стремится осуществить свои коммуникативные намерения. С другой стороны, он учитывает ожидания адресата, заключающиеся в способности текста обладать пользой или значимостью для него. Интенциональность дискурса, как система ситуативно-обусловленных дискурсивных элементов, обеспечивающих воплощение коммуникативного намерения адресанта, включает мотивы, замысел, целеполагание, адресованность. Адресованность является категорией дискурсивной практики интенциональности, посредством которой материализуется представление о целевом адресате и специфике его интерпретативной деятельности – с учётом социально-демографических, социально-профессиональных и социокультурных характеристик адресант прогнозирует коммуникативные намерения и поведенческие реакции целевой аудитории. Результатом данного когнитивного процесса является планирование содержательной стороны коммуникативного акта, стратегий и тактик. С категорией адресованности неразрывно связаны категории интертекстуальности и интердискурсивности. Стратегии и тактики речевого воздействия могут включать опору на прецедентные феномены, обладающие способностью создавать новые смыслы. Ситуация коммуникативного успеха создаётся при соответствующих цели адресанта поведенческих реакциях целевой аудитории, а также при узнавании адресатом элементов интертекста и интердискурса. В случае коммуникативной неудачи адресат не демонстрирует требуемые от него поведенческие реакции и не обладает общими с адресантом фоновыми знаниями, в связи с чем не способен интерпретировать интенции адресанта сообщения. Такое развитие категорий адресованности (в рамках дискурсивной практики интенциональности), интертекстуальности и интердискурсивности характерно для дискурса политической публичной власти в «пассивных» жанрах, т. е. жанрах, не предполагающих активное участие целевой аудитории – парламентские дебаты, выступления на заседаниях палаты 53 общин, теледебаты, интервью с политиком, правительственные заявления, выступления на партийных конференциях, партийные программы. Представляется возможным отметить равнозначность терминов «политическая коммуникация» и «политический дискурс». Согласно широкому подходу к политической коммуникации, она посвящена политическим проблемам, или её авторами или адресатами являются политические субъекты. Такое понимание политической коммуникации охватывает широкий спектр социальных сфер – от политической до бытовой. Другой подход к политической коммуникации ограничивает круг социальных сфер рамками политической и масс-медийной коммуникации, что приводит к выделению двух главных видов политической коммуникации: собственно политической и медийной политической коммуникации. В основе узкого подхода к данному термину находится целевая установка коммуникации – обретение власти, её удержание, перераспределение и легитимизация. Зарубежные исследователи придерживаются термина «политический дискурс», конститутивными характеристиками которого отмечаются субъекты дискурса – политические деятели и политические институты; тематические особенности – сфера политики; целевая установка дискурса – достижение политических задач; целевая аудитория; политический контекст. Анализируемые нами жанры парламентских дебатов, выступлений на заседаниях палаты общин, правительственных заявлений, выступлений на партийных конференциях, партийных программ, теледебатов и интервью с политиком находятся в поле политического дискурса. Однако последние два жанра обладают также чертами масс-медийного дискурса в связи с определённой долей роли в них журналиста, оказывающего влияние на речь политика. Профессиональные политические деятели говорят на языке политики – специальном подъязыке, объединяющем семиотическое пространство политического дискурса и включающем как вербальные, так и невербальные, как специализированные, так и неспециализированные знаки. Одной из целей 54 языка политики является манипуляция адресатом сообщения, в связи с чем в ряде ситуаций язык политики можно охарактеризовать как политичный / политизированный язык. Речевые жанры представляют собой определённые, относительно устойчивые тематические, стилистические и композиционные типы высказываний, обладающие некой функцией. Учитывая классификации жанров политического дискурса А. П. Чудинова и Е. И. Шейгал и особенности анализируемых в данном исследовании жанров, предлагаем следующие критерии типологии жанров политической публичной власти: функция дискурса; наличие или отсутствие посредников между участниками политической коммуникации; форма речи; количество субъектов; объём информации; наличие личностного компонента; участники политической коммуникации; временной признак. Современный политический дискурс представляет собой сложный семиотический конструкт, в основе которого находятся дискурсивный, идеологический и культурный коды. Черты современного политического дискурса напрямую связаны с его функциями: манипулятивность, фидеистичность, оценочность (убеждающая функция); дистанцированность, авторитарность, редукционизм (информационная функция); адресованность, ритуальность, диалогичность (фатическая функция); соотношение экспрессивности и стандартности (эстетическая функция); апелляция к чувствам, эмотивность (эмотивная функция); эзотеричность (метаязыковая функция); фантомность (когнитивная функция). Институциональность, театральность и сочетание агрессивности и толерантности являются сквозными для политического дискурса характеристиками, через призму которых преломляются все указанные выше свойства. 55 ГЛАВА 2. ДИСКУРС ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРА Подходы к рассмотрению дискурса политического лидера 2.1. Дискурс политического лидера как вид политического дискурса относится к институциональному или преимущественно институциональному дискурсу. Напомним, что анализируемые в данном исследовании жанры дискурса политического лидера были разделены нами на две группы: институциональные или официальные жанры, включающие партийные программы, интервью с политиком и теледебаты, и жанры, характеризующиеся сочетанием свойств институционального и личностного дискурсов: правительственные заявления, выступления на партийных конференциях, выступления на заседаниях палаты общин и парламентские дебаты. Несмотря на необходимость выделения личностного компонента в ряде жанров, дискурс политического лидера представляет собой, в первую очередь, обладающий соответствующим статусом «голос» социального института, выполняющего свою социальную функцию. Характерные для дискурса политического лидера свойства позволяют рассматривать его в нескольких ипостасях: как дискурс элиты, дискурс власти и аргументативный дискурс. 2.1.1. Дискурс политического лидера как дискурс элиты Существует несколько подходов к толкованию понятия «элита». Так, при статусно-функциональном подходе определяющими признаками элиты являются статус, место и роль человека в управлении обществом, в системе властных структур. Ряд исследователей данного подхода в качестве элиты признают только политическую элиту или вошедших в государственные структуры лиц с ведущей позицией в политической, культурной, экономической жизни общества (Т. Дай, С. Келлер, О. Крыштановская, Р. Михельс, Г. Моска, А. Этциони). Представители ценностного подхода 56 акцентируют внимание на духовном аристократизме и образовательном, культурном, морально-волевом личностном превосходстве одних людей над другими безотносительно к социальному статусу (Н. Т. Адорно, А. Бердяев, Ж. Боден, М. Вебер, Ф. Ницше, Х. Ортега-и-Гассет) [Шекунова 2008]. Т. ван Дейк, признавая разнообразие подходов к данному термину, определяет элиту как группу лиц в социально-политической властной структуре, принимающую влиятельные решения и контролирующую их исполнение: правительство, парламент, советы директоров государственных учреждений, ведущие политики, управленцы и влиятельные учёные. По справедливому замечанию исследователя, элита обладает контролем над дискурсом и доступом к нему. Дискурс, сформулированный элитой, впитывается, поглощается и признаётся законным большими сегментами аудитории. Центральную роль при этом играют средства массовой информации при условии, что они не просто транслируют дискурс элиты, а предъявляют публике этот дискурс под своим углом зрения. Способность элиты контролировать дискурс не означает, что её точка зрения навязывается, внушается, принимается адресатом пассивно. Наоборот, в сравнении с остальными социальными группами элита обладает большими возможностями, с одной стороны, влияния на интерпретацию действительности и воздействия на общественное мнение и, с другой стороны, подавления альтернативных точек зрения, противоречащих интересам элиты [Dijk 1995: 4–5, 24]. Ввиду наличия различных подходов к термину «элита» не существует единого мнения на определение дискурса элиты. В данном исследовании мы соглашаемся с В. Е. Гольдиным, Т. А. Островской и З. Р. Хачмафовой в том, что дискурс элиты – это общение, не привязанное к какому-либо конкретному институту, разновидность над-институциональной коммуникации, речевое поведение элитарной личности [Островская 2015: 180], основанное на свободном использовании всего спектра возможностей языка [Гольдин 1997: 414]. Т. А. Островская и З. Р. Хачмафова отмечают, что элитарной личности присущи образцовое поведение, высокий уровень интеллекта, моральные 57 качества. Дискурсивной характеристикой элитарной личности является, с одной стороны, особая прецедентность, представляющая собой включение в дискурс элементов, понятных для круга «своих», таких же элитарных языковых личностей (например, цитаты элитарных художественных произведений, выражения и термины на латыни или других языках и пр.). С другой стороны, для дискурса элиты характерна «игра на понижение», выраженная в адаптации дискурса к социальному уровню адресата сообщения. Поясняя, что в каждой макросоциальной группе присутствует своя элита, Т. А. Островская и З. Р. Хачмафова подчёркивают наличие дискурса элиты практически во всех видах социальных практик. Несмотря на вариативность социальных институтов, исследователи отмечают общность базовых концептов для всех типов элит, которыми являются концепты «доминирование», «власть», «социальное сплочение общества» [Островская 2015: 182]. Принадлежность дискурса политического лидера к дискурсу элиты на вербальном уровне доказывает наличие в нём указанных выше концептов, а также отмечаемое Е. И. Шейгал свойство эзотеричности, предполагающее понимание подлинного смысла политических выступлений лишь специалистами, в то время как характерная для дискурса политиков деспециализация терминов является результатом адаптации «сложных» моментов неспециалистам. В связи с этим видим возможность выделить два плана моделирования дискурса политического лидера: а) моделирование дискурса (в том числе «мы-дискурса») с представителями электората, т. е. неспециалистами в сфере политики – неспециализированный детерминизированный дискурс; б) моделирование дискурса (в том числе «мы-дискурса») с представителями политических структур, т. е. специалистами в сфере политики – специализированный эзотеричный дискурс. Отметим, что при наличии имплицитного адресата в лице электората степень эзотеричности дискурса с представителями политических структур уменьшается. 58 2.1.2. Дискурс политического лидера как дискурс власти Власть в качестве объекта изучения интересовала исследователей, начиная с IV в. до н. э. Этими временными рамками датируются «Государство» Платона, «Политика» Аристотеля, «Артхашастра» Чанакьи и «Книга Правителя области Шан» Шан Яна. Социолог М. Вебер наряду с термином «власть» выделял понятие «господство», под которым он понимал возможность получить повиновение приказу, подчёркивая отдельно возможную характеристику господства – легитимность как признанную управляемыми власть. В основе как господства, так и власти находится повиновение, однако, по замечанию социолога, господство предшествует власти [Вебер 1990: 424]. Власть представляет собой один из видов социального взаимодействия, характерный для всех сфер общественной деятельности и направленный на реализацию воли и интересов субъекта власти и формирование отношения подчинения со стороны объекта власти [Байтин 1972: 100–101]. Понятие «власть» немыслимо без объекта; это двустороннее взаимодействие управляемых и субъектов власти [Астафурова 2015 (б): 260; Шейгал 2000 (а): 92–111]. Власть является инвариантным признаком властного дискурса. Подробно проанализировав данное слово, Е. И. Шейгал приходит к следующим выводам: 1. смысловой инвариант слова «власть» в русском языке и “power” в английском языке – способность, а также право к принуждению и влиянию, возможность осуществлять контроль; 2. основные значения слова «власть» включают два подхода: 1) широкий подход к власти как к праву и возможности подчинять своей воле, способность контролировать других; 2) узкий подход, подразумевающий политическую власть, а также органы и лица, обладающие властными полномочиями [Шейгал 2000 (а): 92]. Учитывая вышесказанное, приходим к выводу о возможности выделения трёх подходов к рассмотрению понятия «властный дискурс». С одной стороны, это тип дискурса, способный устанавливать иерархические отношения во всех 59 сферах социальных практик. Таким образом, любой дискурс сам по себе является проявлением функционирования власти. дискурса Р. как М. Блакар, властного указывая на ресурса, причины отмечает детерминированность выбора языковых средств адресантом, аудиторией, целями коммуникации и т. д. Вне зависимости от типа, дискурс играет ключевую роль в выработке общественного мнения [Блакар 2001]. Р. Р. Хазина и Е. Б. Цыганова указывают, что проявлением власти дискурса является его способность изменять фрагменты знания адресата, а также возможность влиять на его эмоциональное состояние [Цыганова 2013]. Доступ к различным формам дискурса, к контролю над его производством и средствами воспроизводства также является признаком власти [Дейк 2013: 50–51; Русакова 2006: 129]. Такой подход к термину «власть» соответствует рассматриваемому нами широкому подходу к власти, охватывающему весь спектр реализации властных отношений. В таком случае личностно-ориентированный дискурс родителя по отношению к ребёнку представляет собой властный дискурс. С другой стороны, властный дискурс может быть рассмотрен как институциональный (официальный) дискурс лиц, облечённых государственной властью. В рамках данного исследования властный дискурс рассматривается несколько уже – как политический дискурс, включающий собственно политический и медийный политический дискурс. В понимаемом нами ключе есть возможность классифицировать властный дискурс с точки зрения характера лидерства [Шейгал 2000 (а): 92]. Взяв за основу характеристики лидерства, предлагаемые М. Вебером, выделим (1) рационально-легальный, (2) традиционный и (3) харизматический типы властного дискурса. Рационально-легальное господство осуществляют наследственные монархи и избранные народом политические лидеры. Аппарат управления при таком виде властных отношений состоит из специально обученных чиновников. Управляемые подчиняются не личности лидера, а законам. Традиционное господство обусловлено нравами, привычкой к 60 определённому поведению и основано на вере в святость установленных традицией порядков. Харизматическое господство предполагает наличие у лидера харизмы – дарованной ему и выделяющей его среди остальных экстраординарной способности [Вебер 1990: 426]. Кроме того, типология властного дискурса, рассматриваемого в качестве политического, может быть основана на критерии его адресации: властный дискурс внешней адресации представляет собой коммуникацию с другими странами, в то время как властный дискурс внутренней адресации реализует властные внутригосударственные отношения. В качестве третьего критерия выделим субъект власти, олицетворяющий определённую разновидность политического режима. В соответствии с данным критерием классификация властного дискурса включает (1) демократический дискурс, предполагающий конгруэнтность с электоратом; (2) авторитарный дискурс, реализующийся в рамках сосредоточения власти в руках отдельного человека или группы людей при относительной свободе вне политики; (3) тоталитарный дискурс, основанный на строгом контроле всех сфер жизни общества. Первый кратологический словарь в России авторов В. Ф. Халипова и Е. В. Халиповой выделяет словосочетания с главным компонентом «власть», которые можно разделить на две группы, а именно словосочетания, раскрывающие значение слова «власть» (1) с точки зрения дискурса института и (2) с точки зрения дискурса лидера: 1. Лексико-семантическое поле дискурса института включает словосочетания, сконцентрированные вокруг того или иного социального института и характерные для институционального дискурса: власть аппарата, власть банков, власть бизнеса, власть партии, власть церкви и др. 2. Лексико-семантическое поле дискурса лидера представляет собой словосочетания, центральным компонентом которого является личность как представитель социального института. Дискурс такой личности наряду с институциональной окраской характеризуется наличием личностного 61 компонента: власть авторитета, власть диктатора, власть монарха, власть отца (матери), власть президента, власть учителя и др. [Халипов 1996]. Указанные индивиды являются представителями определённых социальных институтов, действующих в рамках социальных практик. Однако выделение одного ведущего представителя из всего института подчёркивает принадлежность властного дискурса не только к институциональному, но и к личностно-ориентированному. По замечанию В. И. Карасика, личностноориентированный дискурс подразделяется на бытовой и бытийный. Главное отличие между отмеченными видами личностно-ориентированного дискурса заключается в степени развёрнутости общения и характере смысловой насыщенности [Карасик 2000]. Учитывая проанализированный нами иллюстративный материал, делаем вывод о наличии во властном дискурсе черт бытийного дискурса, при котором личность стремится к раскрытию своего внутреннего мира. Считаем справедливой экстраполяцию точки зрения Л. Р. Дускаевой о полиинтенциональности медиатекста на дискурс политического лидера: институциональная интенциональность обеспечивает порядок и организацию различных индивидуальных «устремлений субъекта речи» [Дускаева 2012: 14]. Реализация в дискурсе политического лидера отношений социального неравенства, т. е. властных отношений, подчёркивает способность этого вида дискурса обладать Манипуляция как манипулятивным возможное характером поведение лидера [Кожемякин 2011]. представляет собой осуществление незаконного воздействия посредством дискурса [Dijk 2006: 359]. При этом сами средства дискурса по своей природе не являются манипулятивными. Они приобретают манипулятивный характер в определённых коммуникативных ситуациях [Dijk 2008: 226], если посредством дискурса отстаиваются противоречащие воле адресата идеи [Иссерс 2008: 145]. 62 2.1.3. Дискурс политического лидера как аргументативный дискурс Существует точка зрения, что все высказывания, которые подводят слушателя или читателя к какому-либо выводу, имеют аргументативную природу. Данную концепцию называют радикальным аргументативизмом (Ж. К. Анскомбр и О. Дюкро) [Еемерен 2006: 17]. Несмотря на радикальность этого подхода, считаем правомерной данную точку зрения и делаем вывод об аргументативной силе дискурса политического лидера. Аргументативный дискурс представляет собой вид дискурса, коммуникативно-прагматической целью которого является принятие целевой аудиторией мнения [Григорьева 2007: говорящего 54]. об Таким истинности образом, какого-либо суждения перлокутивный эффект аргументативного дискурса заключается в изменении картины мира адресата с помощью опровержений или утверждений какой-либо мысли – аргументов. Аргументы условно делятся на несколько видов: аргументы к (1) логосу, (2) пафосу и (3) этосу, заключающиеся в апелляции к (1) разуму, (2) чувствам и эмоциям и (3) морально-нравственным принципам соответственно [Астафурова 2008: 156]. Т. В. Матвеева называет логос, этос и пафос идеологией общения, подразумевая при этом общепринятые в пределах языковой среды речевые правила и образцы [Матвеева 2010: 554]. Исследователь объединяет аргументы к пафосу и этосу в одну группу – аргументы к «человеку», противопоставляя им аргументы к существу дела – логосу. Последние, по мнению исследователя, включают в себя статистические сведения, документы, наблюдения, свидетельские показания, умозаключения, осуществляющие логическое воздействие на адресата, апеллирующие к его разуму. Аргументы к пафосу способствуют эмоциональному воздействию на адресата и включают в себя апелляцию к чувствам публики, к мнению влиятельных людей, похвалу адресата (пафос) [Матвеева 2010: 26–27; Матвеева 2010: 195–196]. Профессор Г. Г. Хазагеров отмечает, что аргументы к пафосу принято подразделять на угрозы и обещания, ориентированные на представление говорящим перспектив принятия определённых решений. 63 Перспективы представляют собой неприятные для целевой аудитории последствия решений в случае угрозы или прогнозируемое улучшение ситуации – при обещании [Хазагеров 2002: 43–44]. Этос представляет собой принципы и нормы общественного поведения, которыми владеют все субъекты коммуникации. Именно на основе этих принятых форм общественного поведения регулируются коммуникации. Этос отношения понимается сторон как при изменении уместность, условий общепринятость [Матвеева 2010: 548–549]. Отметим точку зрения Л. В. Ассуировой, которая связывает все три понятия – этос, логос и пафос – с топосами (или топиками), рассматривая топосы, как (1) нравственные ценности (этос), учитываемые автором при создании текста с учётом адресата речи; (2) оценочные суждения (пафос) аудитории; (3) структурно-смысловые модели, раскрывающие замысел речи (логос) [Ассуирова 2003: 15]. По замечанию У. Чейфа, топос представляет собой совокупность когерентно связанных событий, состояний и референтов, находящихся в полуактивном сознании говорящего. Под полуактивностью исследователь подразумевает занимаемое идеями адресанта промежуточное состояние между нахождением [Chafe 1994: 121].Такое В. А. понимание в сознании топоса и их вербализацией соответствует раскрываемому Курдюмовым понятию ментального топоса как развивающегося комплекса знаний о событии, вызвавшем появление дискурса и реализуемом в виде гипотетического текста, находящегося в сознании. Ментальный топос противопоставлен дискурсообразующему топосу как языковому выражению события, вызвавшего появление дискурса. Дискурсообразующий топос реализуется не в гипотетическом, а в существующем тексте, при этом все входящие в дискурс тексты являются комментарием к топосу [Гнилорыбов 2005; Курдюмов 1999]. Характеристикой топоса является актуализированность, подразумевающая существующее в общении явление коммуникативной (в противопоставлении когнитивной) природы [Хазагеров 2008: 10]. В 64 проводимом нами исследовании под топосом будет пониматься именно дискурсообразующий топос. Топосы базируются на ценностях аудитории. Вслед за Е. Н. Прониной мы выделяем универсальные, национально-специфические, групповые и индивидуальные топосы. Таксономия топосов включает следующие типы: прагматический топос, исходящий из предпосылок пользы и 1. выгоды; интеллектуальный топос, фокусирующий внимание на убеждениях 2. и взглядах; 3. эмоциональный топос, высвечивающий эмотивный фон аудитории; 4. морально-этический топос, апеллирующий к нравственности адресата; 5. эстетический топос, объединённый взглядами субъектов коммуникации о прекрасном [Пронина 2013]. Учитывая связь топосов с ключевыми для идеологии общения понятиями логоса, этоса и пафоса, предлагаем семантическую классификацию видов аргументации, исходя прагматическая, из предложенной интеллектуальная, выше таксономии эмоциональная, топосов: морально-этическая, эстетическая аргументация. С точки зрения структуры, типология аргументации включает два её вида в зависимости от количества аргументов (доводов) в защиту или опровержение защищаемой точки зрения: 1) одиночная или единичная, состоящая из одного аргумента; 2) сложная аргументация, включающая два и более аргумента. Сложную аргументацию можно разделить на три главных типа: 1) независимые друг от друга аргументы, представляющие собой альтернативные друг другу линии защиты, каждая из которых самостоятельно доказывает точку зрения, и образующие конвергентную или множественную аргументацию; 2) взаимозависимые аргументы «за» или «против» определённой точки зрения, которые либо непосредственно подкрепляют или с зрения точкой дополняют и только друг друга, вместе соотносятся эффективно её 65 поддерживают – связанная или сочинительная аргументация, либо образовывают структуру с определённой иерархией, в которой каждый новый аргумент объясняет предыдущий – последовательная или подчинительная аргументация [Еемерен 2006: 25–26; Хенкеманс 2006: 123, 141]. Представим структуру сложной аргументации в виде схемы (схема 5): Схема 5 Структура сложной аргументации Сложная аргументация независимые взаимозависимые аргументы аргументы конвергентная или множественная аргументация цепь параллельных аргументов (связанная или сочинительная аргументация) иерархическая структура аргументов (последовательная или подчинительная аргументация) Аргументативная структура, главными элементами которой являются аргумент (или довод), правило и способ вывода, вывод (или заключение), характерна не только для аргументативного, но и для персуазивного дискурса [Голоднов 2003 (б): 113]. Ключевое отличие между данными видами дискурса состоит в особенностях иллокуции: если аргументативный дискурс направлен на доказательство определённого факта, убеждение адресата принять мнение адресанта, то иллокутивная сила персуазивного дискурса влечёт за собой перлокутивный эффект и заключается в посткоммуникативном действии как результате убеждения адресата по поводу желательности и/или возможности совершения действия или отказа от его совершения [Алексеев 1991; Еемерен 1994; Ивлев 1988; Кошеварова 2006 (а); Чернявская 2006]. Такое отличие позволило А. В. Голоднову назвать вывод в структуре персуазивного дискурса практическим [Голоднов 2003 (а)], что подразумевает совершение или 66 отказ от совершения посткоммуникативного действия. Находящуюся в основе персуазивного дискурса персуазию отличают от суггестии, предполагающей скрытое, как правило, словесное воздействие на аудиторию, принимаемое без критической оценки со стороны сознания. Персуазия обращается, главным образом, к рациональным аргументам, в то время как суггестия – к чувственно-ассоциативным [Чернявская 2006: 25]. Суггестивный дискурс актуализирует такие элементы сознания, которые редко подвергаются проверке с точки зрения логики и опыта в связи с тем, что, будучи однажды сформировавшимися в сознании, являются основой для интерпретации поступающей к ним информации [Лютикова 2001: 20]. 2.2. Политический лидер как объект лингвокультурологического исследования 2.2.1. Языковая личность политического лидера Отправной точкой лингвокультурологического рассмотрения понятия «политический лидер» является разграничение и определение понятий «речевой портрет» и «языковая личность». Выделяют несколько подходов к термину «языковая личность». Так, один из них акцентирует внимание на национально-культурной специфике языковой личности, заключающейся в том, что личность строит свои сообщения в соответствии с языковой картиной мира. Согласно другому подходу, языковая личность – многослойная и многокомпонентная парадигма речевых личностей, встречающихся в ситуации реального общения. Представителем третьего подхода является В. В. Маслова, по справедливому замечанию которой в содержание языковой личности включаются такие компоненты, как ценностный, культурологический, личностный [Маслова 2001]. Ю. Н. Караулов детерминирующими связывает создание речевых понятие языковой произведений личности с способностями и характеристиками человека [Караулов 1989: 3]. Исследователь считает, что 67 языковая личность представляет собой трёхуровневую структуру. Вербальносемантический уровень заключается во владении средствами языка. Отражающий иерархию ценностей когнитивный уровень наполнен понятиями, идеями, концептами, складывающимися у языковой индивидуальности в систематизированную картину мира. В этой связи уместно говорить об индивидуальном когнитивном пространстве, присущем отдельной языковой личности, в которое входят коллективные когнитивные пространства как структурированные совокупности всех знаний и представлений социума и когнитивная база национально-лингвокультурного сообщества [Красных 2003: 129–130]. Прагматический уровень включает в себя цели, мотивы, интересы, установки и интенциональности личности [Караулов 1989: 3]. С прагматическим уровнем структуры языковой личности соотносится рассмотрение данного явления в рамках интерактивной модели, согласно которой языковая личность представляет собой ролевое речевое поведение [Горелов 2001: 123]. Понятие «ролевое поведение» подразумевает соответствие ситуации и статусной роли субъекта коммуникации. Способность правильно адаптировать ролевое речевое поведение влияет на успех коммуникации. В. В. Красных выделяет следующие компоненты в структуре языковой личности: «человек говорящий», «собственно языковая личность», «речевая личность» и «коммуникативная личность». Если характеристика «говорящий» предполагает речевую деятельность как один из видов деятельности личности, «коммуникативная личность» является участником конкретного коммуникативного акта. Проводя демаркационную черту между языковой личностью и речевой личностью, В. В. Красных отмечает, что языковая личность владеет определёнными знаниями и представлениями, необходимыми для речевой деятельности, в то время как речевая личность реализует себя в коммуникации, отдавая предпочтение тому или иному репертуару средств, как лингвистических, так и экстралингвистических [Красных 1997: 50–51]. Рассмотрение термина «языковая личность» требует определения речевого паспорта говорящего и языкового идиостиля человека [Карасик 2002: 68 9]. Речевой паспорт – характеристика коммуникативного поведения, заключающаяся в совокупности коммуникативных особенностей личности. Терминологически противопоставляемый речевому паспорту термин «языковой идиостиль человека» является аспектом коммуникативной компетенции и состоит в выборе средств общения. Чтобы соотнести языковую личность и речевой портрет отметим, что под последним понимается поведение языковой личности в конкретных обстоятельствах с целью актуализации определённых стратегий воздействия на слушающего [Матвеева 1993: 14]. Таким образом, речевой портрет представляет собой языковую личность, воплощённую в речи [Леорда 2006], принимающую во внимание лингвистические и экстралингвистические параметры конкретной ситуации общения, например, коммуникативные цели и задачи ситуации, её тема и узус, социальные, этнокультурные и психологические характеристики. Обращаясь к термину «языковая личность» в данном диссертационном исследовании, мы придерживаемся толкований данного понятия, данных Ю. Е. Прохоровым, Ю. Н. Карауловым и В. В. Масловой. Языковая личность, понимаемая как многослойная и многокомпонентная парадигма речевых личностей [Прохоров 1999], динамична: это понятие включает в себя все возможные реализации личности в коммуникативных актах разного жанра, различной тематики с модификацией лингвистических и экстралингвистических средств с учётом ситуаций общения. Дискуссионным остаётся вопрос о возможности характеристики каждого говорящего человека в качестве языковой личности. Учитывая выделяемую Ю. Н. Карауловым трёхуровневую структуру языковой личности и отмечаемый В. В. Масловой культурологический компонент, представляется, что ключевым моментом в этом вопросе является принадлежность к социуму и национально- лингвокультурному сообществу. В связи с этим языковая личность – носитель того или иного языка. Представляется, что неноситель языка, владея им в 69 достаточной степени, чтобы осуществлять коммуникацию, является речевой и/или коммуникативной личностью. Несколько иной подход к языковой личности видим у В. И. Карасика, который при определении типов языковой личности в качестве одного из критериев выделяет дихотомию «свой – чужой». Согласно точке зрения лингвиста, представители «чужой» культуры также выступают в качестве языковых личностей в случае ксенолекта или при использовании языка в учебных целях [Карасик 2002: 10]. Заметим, что с нашей точки зрения «не-свои» должны стремиться к приобретению характеристик языковой личности неродного для них языка, в связи с чем представляется, что в рамках чужой для них культуры их нельзя отнести к языковым личностям со всеми присущими им параметрами. Языковая личность характеристики многоаспектна говорящего и матрицы видится нам в наложении индивидуального на когнитивного пространства с учётом прагматических характеристик. В. И. Карасик предлагает типологию языковых личностей, включающую две классификации. В основе одной из них лежат лексические средства, используемые языковой личностью. Для элитарной языковой личности характерно применение нейтральной, полифункциональной лексики; высокие и сниженные средства используются в качестве стилистических. Вульгарная языковая личность отличается использованием жаргонной и обсценной обиходной речи. Основополагающим критерием второй классификации являются фразеологические единицы как яркий социолингвистический индекс языковой личности, делящий личности на эгоцентрический и социоцентрический типы. Данные типы выделяются в зависимости от двух полярных характеристик отношения говорящего к собственной речи. Эгоцентрический тип воздействует на адресата с помощью средств личностно-ориентированного общения в институциональном дискурсе – фразеологические единицы вводятся такими выражениями, как «я бы сказал», «так сказать», «как я говорю». 70 Прагматические индикаторы «будем говорить», «как говорят в таких случаях», «в старину говорили» показывают обратное действие – институциональный дискурс наблюдает явление солидаризации с мнением коллектива [Карасик 2002: 15–16]. Таким образом, считаем, что в содержательном плане языковая личность политического лидера включает вербально-семантический (языковая личность – носитель языка), ценностный и культурологический (или когнитивный) и личностный (или прагматический) компоненты. Языковая личность представляет собой ролевое речевое поведение, соответствующее ситуации, статусной роли субъекта коммуникации, жанру и тематике дискурса. Представляется, что языковая личность политического лидера может относиться как к эгоцентрическому, так и к социоцентрическому типам элитарной языковой личности, применяющей, главным образом, нейтральную, полифункциональную лексику, использующую высокие и сниженные средства языка только в качестве стилистических. 2.2.2. Лингвокультурологический подход к имиджу политического лидера Классической классификацией типов лидерства является предложенное в XIX веке социологом М. К. Вебером разделение лидерства на традиционное, харизматическое и рационально-легальное. Традиционное господство заключается в привычке подчиняться власти лидера в силу традиции. Харизматическое лидерство возможно благодаря исключительным качествам лидера – харизме. Рационально-легальное господство основано на принципе легитимности власти [Вебер 1990: 426]. Данная типология лидерства была переосмыслена Д. Дж. Винтером, который предложил следующие модели: (1) характеристики лидера; (2) соответствие лидера и ситуации; (3) соответствие лидера и его сторонников [Winter 1987: 196]. Представляется, что можно сопоставить первую из перечисленных моделей с харизматическим господством в классификации М. К. Вебера. Согласно второй модели в типологии Д. Дж. Винтера, 71 характеристики успешного лидерства зависят от ситуации. Третья модель учитывает необходимость совпадения мотивационных профилей лидера и его исторически обусловленных потенциальных сторонников [Winter 1987: 197]. С. В. Иванова и З. З. Чанышева полагают, что языковая личность является своего рода матрицей, в которую укладываются элементы лингвокультурного кода [Иванова 2010: 72]. Считаем, что данное утверждение истинно для всех языковых личностей, в том числе и для языковой личности политического лидера. Имидж политического деятеля, определяемый как образ субъекта политической коммуникации, включает такие качества, как (1) информативность; (2) эмоциональная окрашенность; (3) целенаправленность; (4) частотная воспроизводимость; (5) воздействие на целевую аудиторию [Калинин 2015: 80]. Это явление, которое отличается многогранностью и учитывает вербальные и невербальные составляющие политического дискурса. Согласно Г. Г. Почепцову, значительную информацию о человеке передают внешность и голос: 55 % и 38 % соответственно. Содержание сообщения отвечает всего лишь за 7 % информации [Почепцов 2002]. По словам Л. В. Минаевой, представление о человеке, которое формируется под воздействием его речи – вербальный имидж – только одна из составляющих имиджа в целом [Минаева 2007: 74]. Однако этот факт не умаляет важность содержательной стороны выступления, ведь она способствует созданию и поддержанию имиджа с помощью определённого набора коммуникативных стратегий и тактик, что лишь подчёркивает многоаспектность понятия «имидж». Именно вербальная составляющая имиджа интенционального политического аспекта, лидера отражающего цели отвечает и за интересы, передачу а также мотивационного профиля, отвечающего за мотивы деятельности не только политика, но и целевой аудитории [Почепцов 2002: 486]. Адресат поддерживает действия тех лидеров, интенции и мотивы которых считает конгруэнтными со своими. Вербальный имидж отличается от модели имиджа, создаваемой имиджмейкерами, и представляет собой «образ второго порядка», т. е. 72 воспринимаемый аудиторией образ политического деятеля. По словам Д. В. Ольшанского, вербальный имидж создаётся в сознании аудитории на основе навязываемой ей модели вербального имиджа и своих внутренних представлений [Ольшанский 2003: 286–287]. Данное утверждение имеет большое значение в связи с вопросом авторства текстов политических выступлений: с одной стороны, как нами отмечалось ранее, политик имеет право изменить текст во время устного выступления. Таким образом, факт озвучивания подготовленного спичрайтерами текста является актом присвоения его авторства себе. С другой стороны, характеристики понятия «вербальный имидж» выносят на первый план не настоящую сущность политического лидера как личности, а то впечатление, которое он производит на адресата. Вербальный имидж складывается из таких составляющих, как содержание речи, дискурсивные средства её оформления, а также фонетические характеристики речи. Представляется, что лингвокультурологический подход к понятию вербального имиджа политического лидера позволяет назвать его трёхуровневой структурой, уровни которой соотносимы с уровнями языковой личности, выделяемыми Ю. Н. Карауловым. Основу такой структуры составляют универсальные характеристики, общие для всех политических лидеров и заключающиеся во владении естественным языком [Караулов 1989: 3]. Будучи представителем определённого лингвокультурного сообщества, политический лидер является носителем национально-культурных качеств, отражающих национальную картину мира – когнитивный уровень, который включает систематизированную совокупность социума. Языковыми репрезентантами подобной являются мифологемы, идеологемы другие и знаний и представлений совокупности прецедентные знаний явления, объединяемые термином «аксиологема». Данный уровень вербального имиджа лидера включает в себя культурологическую компоненту как культурноценностную информацию, совмещённую с языковым значением и 73 локализованную в единицах языковой системы – культурологически маркированных единицах [Газизов 2016: 414; Иванова 2003: 25; Иванова 2010: 51]. Национально-культурные прецедентные явления обладают потенциалом моделирования дихотомии «свой – чужой» [Чанышева 2016 (а): 100]. Третьим уровнем в структуре языковой личности политического лидера являются индивидуально-личностные качества, заключающие в себе интенциональный аспект и мотивационный профиль языковой личности. 2.2.3. Стратагемный компонент имиджа политического лидера Сценарный план речевого действия в рамках дискурсивной практики интенциональности реализуется с помощью стратагем как дискурсивных репрезентатов стратагемности политического лидера. Термины «стратагема» и «стратагемность» берут своё начало из древнекитайского военного трактата. Рассуждая о европейских языках, Х. фон Зенгер экстраполирует данные понятия на сферы частной жизни [Зенгер 2004]. Профессор В. С. Мясников подчёркивает психологическую природу данных понятий и называет манипулятивность в качестве их неотъемлемого свойства [Мясников 2004]. В данном диссертационном исследовании мы выделяем манипулятивность в качестве одного из свойств современного политического дискурса и, учитывая философское и психологическое понимание стратагемности, считаем возможным применение данного термина по отношению к речевому поведению политического лидера, стратегической целью которого является манипуляция целевой аудиторией. Анализируя дискурсивные средства политической коммуникации, Л. Н. Синельникова утверждает, что стратагемой можно назвать стратегии речевого поведения, обладающие воздействующим эффектом на целевую аудиторию [Синельникова 2009: 45]. Таким образом, в лингвистическом понимании стратагема представляет собой стратегический план, включающий стратегии и тактики. Под стратегией понимается ситуативно детерминированное речевое поведение, ориентированное на выбор коммуникативных поступков и языковых средств и направленное на 74 достижение главной цели коммуникации, которая в ходе речевой деятельности делится на промежуточные, локальные цели. Достижение этих целей осуществляется с помощью набора действий – тактик, ориентированных на реализацию глобальной стратегии. Конкретные средства, применяемые на отдельных фазах коммуникации, называются приёмами [Борисова 1999; Иссерс 2008; Макаров 2003; Dijk 1983]. Т. ван Дейк выделяет две глобальные стратегии: положительного самопозиционирования и отрицательного позиционирования оппонента [Dijk 2008]. О. Л. Михалёва называет эти стратегии стратегиями на повышение и на понижение. Однако исследователь, соглашаясь с точкой зрения Е. И. Шейгал о стремлении говорящего сделать своё выступление зрелищным, добавляет также стратегию театральности [Михалёва 2002; Шейгал 2000 (б): 92]. По справедливому замечанию О. С. Иссерс, в ходе выявления коммуникативных стратегий не последнюю роль играет интуиция исследователя, а основной целью описания стратегий является рассмотрение реализующих их тактик [Иссерс 2008]. Обзор литературы и исследование фактического материала позволили составить классификацию стратагемно-тактических средств для анализа внутренней адресации, т. е. дискурса, направленного на различные социальные группы населения Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Считаем необходимым выделить макростратегии дискурса по иллокутивной цели (и перлокутивному эффекту) дискурса политического лидера с учётом аудитории: (1) «я / мы-стратегии», ориентированные на адресанта и группу «своих»; (2) «оппонент-стратегии», направленные на конкурирующую, противоборствующую сторону и характерные для агональных жанров дискурса; (3) «электорат-стратегии», предполагающие оказание воздействия непосредственно на население. Предлагаемая классификация может быть использована и для анализа дискурса внешней адресации, так как дискурс политического лидера, как правило, 75 двунаправленный, т. е. обращается как к внешнему, так и внутреннему адресатам. Выделяемые нами макростратегии определяют выбор коммуникативных стратегий (схема 6): Схема 6 Коммуникативные макростратегии и стратегии дискурса политического лидера Макростратегии дискурса политического лидера я / мы- оппонент- электорат- стратегии стратегии стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования 2. стратегия самозащиты 1. стратегия амальгамирования 2. стратегия персуазивности 3. стратегия аргументации 4. стратегия информирования 1. стратегия дискредитации оппонента 2. стратегия конфронтации «Я / мы-стратегии» включают в себя следующие стратегии: I. Стратегия положительного самопозиционирования, предполагающая положительную самопрезентацию как говорящего, так и «своих» [Dijk 2008]. Данная стратегия реализуется с помощью определённого набора тактик: 1. Тактика формулирования цели [Тетова 2019], в качестве приёмов включающая деонтическую модальность способности и деонтическую модальность волеизъявления. 2. Тактика создания положительного образа [Там же]; из приёмов тактики отметим самоцитатив, деонтическую модальность обещания, а также эмотивный, эвиденциальный и эпистемический виды модальности; эвиденциальная модальность создаёт контраст между вербальными имиджами говорящего и оппонента. 76 3. Тактика минимизации дискредитирующей говорящего информации, включающая апелляцию к эвфемизмам [Шейгал 2000 (а): 229]. 4. знаках Тактика оценочного реагирования [Тетова 2019], реализующаяся в позитивной оценки [Астафурова 2008: 128] аксиологической модальности. 5. Тактика безличного обвинения [Казабеева 2013; Михалёва 2002], в качестве приёма включающая сочетание эвиденциальной и гипотетической модальности. 6. Тактика минимизации угрозы, включающая знаки-релаксаторы (в качестве которых могут использоваться лексические релаксаторы unlikely, at peace и др.), а также апелляцию к шуткам [Астафурова 2008: 130–131]. 7. [Тетова Тактика самопохвалы (выраженная прямо или косвенно) 2019]; из приёмов тактики отметим средства аксиологической, алетической, эвиденциальной и деонтической модальности. 8. Апелляция к авторитету из числа «своих». В таком случае происходит экстраполяция положительных качеств авторитета на говорящего. 9. Тактика принятия на себя личной ответственности, приёмами которой являются деонтическая модальность волеизъявления и эпистемическая модальность. 10. Апелляция к достижениям прошлого. II. Стратегия самозащиты: 1. Тактика перенаправления критики или обвинения от говорящего [Казабеева 2013]. 2. Тактика самооправдания [Там же]. 3. Ложь политической выгоды, варьирующаяся от опущения некоторых фактов до их полного искажения [Шейгал 2000 (а): 226]. 4. Тактика снятия с себя ответственности. Один из приёмов данной тактики – реструктурирование предложения и смещение акцента на другой объект. Данные приёмы переводят грамматические средства в разряд дискурсивных. Так, Дж. Гастил отмечает, что использование пассивных 77 конструкций или переформулировании трансформация глагольных предложения, конструкций в заключающаяся именные, в позволяют говорящему опустить деятеля: “If you do not observe these regulations, I will penаlize you” “If you do not observe these regulations, you will be penalized by me” do not observe these regulations, you will be penalized” “If you “Failure of observance of these regulations will result in penalties” [Gastil 1992]. «Оппонент-стратегии» реализуются за счёт следующего набора стратегий: I. Стратегия дискредитации оппонента, нацеленная на отрицательную презентацию оппонента [Dijk 2008] и включающая следующие тактики: 1. Тактика оскорбления [Казабеева 2013; Михалёва 2002; Паршина 2005]; в качестве частотного приёма отметим аксиологическую модальность. 2. Тактика критики и обвинения [Казабеева 2013; Михалёва 2002; Паршина 2005]; из приёмов тактики отметим средства аксиологического, эмотивного, эвиденциального и гипотетического видов модальности; данная тактика в работах Т. Н. Астафуровой и Л. В. Тетовой получает название тактики оценочного реагирования, реализующейся с помощью негативных дескриптивов [Астафурова 2008: 126; Тетова 2019]. 3. Тактика поддержки одного из оппонентов с целью дискредитации другого [Сейранян 2011]. 4. Тактика ложного аргументирования [Тетова 2019]. 5. Тактика необоснованного обобщения [Шейгал 2000 (а): 227]. 6. Тактика прогнозирования возможных неудач и ошибок оппонента в будущем. 7. Тактика косвенной критики оппонента, приёмами которой являются аксиологическая, эмотивная и деонтическая модальность волеизъявления. 8. Тактика иллюстрирования. II. Стратегия конфронтации включает тактики: 78 1. Прямое обращение к оппоненту, вызывающее конфронтацию и включающее деонтическую модальность обязанности как один из приёмов. 2. Тактика угрозы, в качестве приёмов включающая деонтическую модальность способности и деонтическую модальность угрозы. Третья макростратегия, выделяемая в рамках данного исследования – «электорат-стратегии»: I. Стратегия амальгамирования [Филинский 2002: 5], направленная на включение адресата в круг «своих». Стратегия реализуется с помощью знаков-интеграторов – знаков единения с аудиторией (местоимения и лексемы интегративной семантики we, our, unite, together) и солидарных коннекторных пар (Tony Blair and I) [Астафурова 2008: 128], деонтической модальности надежды и волеизъявления, и тактик: 1. Тактика обещания, в качестве приёмов включающая деонтическую модальность способности и деонтическую модальность обещания. 2. Тактика апелляции к авторитету (за счёт апелляции авторитет включается в круг «своих»); в качестве одного из приёмов тактики используется эвиденциальная модальность. 3. Тактика оценочного реагирования, реализующаяся в знаках позитивной оценки аксиологической модальности. 4. Тактика снятия вины с адресата. II. 1. Стратегия персуазивности: Тактика аргументации. Австрийский социолингвист К. Сорниг подчёркивает, что именно через аргументацию осуществляется процесс идентификации адресата с точкой зрения говорящего, т. е. убеждения. Исследователь приводит следующие приёмы данной тактики: 1) I’ll explain this to you, shall I?; 2) You (really) must admit ...; 3) Look here ... [Sornig 1989]. Кроме того, приёмами данной тактики являются аксиологическая и эмотивная модальность, а также апелляция к авторитету. 2. Тактика апелляции к объективному состоянию вещей, характерным чертам и характеристикам предметов и людей [Кошеварова 2006 (б)]. 79 3. Тактика апелляции к конвенциональным нормам и общественным установкам [Кошеварова 2006 (б)]. 4. Тактика апелляции к здравому смыслу, предполагающая осведомлённость или, наоборот, неосведомлённость адресата с акцентом на пользе или вреде, оказываемом ему [Иссерс 2008: 153]. 5. Тактика обещания [Казабеева 2013; Паршина 2005]; из приёмов тактики отметим деонтическую модальность обещания. 6. Тактика иллюстрирования [Паршина 2005], в том числе визуализация деталей [Астафурова 2008] и апелляция к воображению адресата; в качестве приёмов тактика включает алетическую модальность необходимости эмотивную, аксиологическую, и деонтическую модальность способности. 7. Тактика представления перспектив, направленная на формулирование целей, чтобы убедить адресата в правильности выбранного курса. 8. Тактика номинации. 9. Персуазивно-суггестивная тактика, включающая следующие приёмы: - апелляция к чувствам аудитории [Иссерс 2008: 151], в том числе к чувству патриотизма; средства данного приёма включают апелляцию к национальной символике, эмотивную и деонтическую модальность, а также самодискредитацию; - апелляция к эмоциям аудитории, осуществляемая с помощью лексеминтенсификаторов tremendously, enormously, immensely, terribly (и др.) [Астафурова 2008]; - апелляция к религии [Астафурова 2008]; - апелляция к моральным принципам и ценностям [Астафурова 2008]; - апелляция к прецедентным историческим явлениям, а также прецедентным хрононимам (собственные наименования исторических отрезков времени [Лагута 2000: 87]), топонимам (номинации географических объектов 80 [Лагута 2000: 87]) и связанным с ними собственным названиям войн, битв и сражений, рассматриваемым в культуры, обеспечивающих значимость личностей, событий, реалий качестве универсальных аккумуляторов для аудитории определённых 2008] являющимся [Астафурова и культурологически маркированными единицами; - непосредственное обращение к адресату с просьбой что-либо сделать [Казабеева 2013; Паршина 2005]; - отсутствие аргументации – приём, рассматриваемый К. Сорнигом с точки зрения влияния на подсознание адресата [Sornig 1989]; - применение контрастных пар, создающих кульминационный эффект (“Ask not what your country can do for you; ask what you can do for your country”) [Atkinson 1984]; основу таких контрастных пар составляют аксиологические эмфатические синтаксические конструкции. Контрастные пары могут включать как эксплицитное отрицание какой-либо идеи, как в примере выше, так и имплицитное (“instead of ..., we ...”); - применение трёхчастных перечней (“life, liberty and the pursuit of happiness”) [Atkinson 1984]. Согласно точке зрения М. Аткинсона, указанные выше структуры вызывают одобрение со стороны аудитории. Э. Биард объясняет применение трёхчастных перечней и указывает, что они могут основываться на повторе, однако это условие не является обязательным – слова могут быть разными, но должны быть семантически близкими [Beard 2001: 39]; - использование образного языка – параллелизм речи, достигаемый за счёт ассонанса, аллитерации, рифмы, различных видов повтора, параллельных синтаксических конструкций. Представляется, что метафоры, заключающиеся в переносе свойств с одного объекта на другой с целью скрытого сравнения, также влияют на подсознание адресата. III. Стратегия информирования, выделение которой в настоящем исследовании обусловлено факторами, свидетельствующими о том, что дискурс является средством осуществления социальной власти. Данная стратегия реализуется с помощью следующих тактик: 81 1. Тактика номинации, коррелирующая с фактором выбора языковых средств. Выбор средств языка структурирует информацию определённым образом и определяет её понимание адресатом [Блакар 2001: 34]. Таким образом, одну и ту же информацию можно представить разными средствами, одну и ту же ситуацию можно назвать по-разному. Языковые средства, выбираемые говорящим, во многом определяют мнение аудитории на событие. Тактика номинации способна создавать образ врага, обозначать конфликтное начало, противостояние «своих» и «чужих» с помощью знаков агональности brutal, extreme terrorist, hate [Астафурова 2008: 117]. К данной тактике относится не только выбор существующих в языке лексем, но и создание новых единиц, обусловленных свойством языка быть открытой и генеративной системой [Блакар 2001: 41]. Приёмом тактики номинации является аксиологическая модальность. 2. Тактика приоритета, предполагающая выбор порядка расположения информации. Таким образом, выбор адресантом сообщения того или иного порядка однородных членов предложения может оказать решающее значение, оказывая различный эффект на аудиторию [Блакар 2001]. 3. Тактика перефразирования, состоящая в замене некоторых слов. Результатом перефразирования является выделение или, наоборот, отвлечение внимания от какого-либо слова [Sornig 1989]. IV. Стратегия аргументации. Аргументативные тактики указывались нами в стратегии персуазивности, что требует определённого пояснения. Аргументация может быть отнесена в стратегию персуазивности или выделена в самостоятельную стратегию в зависимости от целевой установки адресанта сообщения. Стратегия аргументации реализуется с помощью следующих тактик: 1. Тактика поэтапного мотивирования [Кошеварова 2006 (б)]. 2. Тактика маскировки, основанная на применении косвенных речевых актов [Кошеварова 2006 (б)]. 82 3. Тактика контрастивного анализа, предполагающая убедительное сравнение фактов, событий (и др.) [Паршина 2005]. 4. Тактика обоснованных оценок – оценки считаются обоснованными, если выводятся из ситуаций или им предшествуют аргументы, выводы к которым представляются в форме оценок [Паршина 2005]. 5. Тактика иллюстрирования [Паршина 2005], в том числе визуализация деталей [Астафурова 2008] и апелляция к воображению адресата; в качестве одного из приёмов тактика включает аксиологическую модальность. 6. Апелляция к авторитету, являющемуся источником информации. Апелляция к авторитету представляет собой один из способов корректировки мировоззрения. Главное требование к авторитету – важность для адресата [Иссерс 2008: 155]. В случае ссылки на чьи-либо заявления уважение к цитируемой личности или организации подменяет достоверность и надёжность информации. 7. Апелляция к «эго» говорящего [Кошеварова 2006 (б)]: адресант может рассматривать себя в качестве авторитета, ссылаясь на собственный опыт, чувства и эмоции. 8. Апелляция к объективному состоянию вещей, характерным чертам и характеристикам предметов и людей [Кошеварова 2006 (б)]. Считаем необходимым привести точку зрения профессора Г. Г. Хазагерова по поводу апелляции к авторитету. Кроме отмеченных нами функций включения авторитета в дискурс, которые сводятся, с одной стороны, к экстраполяции на говорящего положительных качеств авторитета из числа «своих» при реализации стратегии положительного самопозиционирования и, с другой стороны, к включению адресата в круг «своих» при моделировании стратегии амальгамирования, ссылка на авторитет служит обращением к доверию или недоверию целевой аудитории, призванным усилить иллокутивную силу дискурса [Хазагеров 2002: 53]. Апелляция к авторитету усиливает все виды аргументации. Отличие в моделировании дискурса, исходя из вида аргументации, заключается в личности авторитета, который может 83 являться экспертом в определённой области знаний или известным этическим авторитетом, или конкретным человеком, не обязательно популярным, но побывавшим в описываемой говорящим ситуации [Хазагеров 2010: 7–8]. Ссылка на авторитет в дискурсе осуществляется говорящим или с помощью включения имени собственного в дискурс, или с помощью введения цитатива авторитетного источника. В последнем случае поднимается проблема авторства цитатива, связанная с осуществлением говорящим поиска оснований для передачи и восприятия информации в качестве достоверной – другими словами с эвиденциальностью [Чанышева 2016 (б): 403]. Следует отметить, что при анализе внешней адресации в лице иностранных государств учитывается наличие имплицитного / эксплицитного адресата в лице отдельных групп внутренней адресации, поэтому мы будем продолжать использовать принятую нами терминологию в отношении макростратегий, стратегий и тактик. Выводы по главе 2 Обладающий в ряде жанров личностным компонентом, дискурс политического лидера – прежде всего, «голос» представителя социального института, выполняющего свою социальную функцию и обладающего соответствующим статусом. Особенности семантической, языковой и структурной организации дискурса политического лидера позволяют выделить в нём черты дискурса элиты, дискурса власти и аргументативного дискурса. Элита – группа лиц в социально-политической властной структуре, принимающая влиятельные решения и контролирующая их исполнение, обладающая контролем над дискурсом и доступом к нему. Дискурс элиты представляет собой над-институциональную коммуникацию, демонстрирующую свободное владение всеми возможностями языка, включая его творческое использование. Дискурс политического лидера как дискурс 84 элиты отличается следующими конститутивными чертами: (1) базовые концепты включают концепты «доминирование», «власть», «социальное сплочение общества»; (2) эзотеричность, ориентированная на специалистов в лице представителей политических структур; (3) деспециализация терминов, адресованная неспециалистам – представителям электората. Учёт данных свойств делает возможным выделение двух планов моделирования дискурса политического лидера: специализированный эзотеричный дискурс и неспециализированный детерминизированный дискурс. Власть – вид социального взаимодействия, характерный для всех сфер общественной деятельности и направленный на реализацию воли и интересов субъекта власти и формирование отношения подчинения со стороны объекта власти. Любой дискурс является проявлением власти, так как влияет на выработку общественного мнения, изменяет фрагменты знания адресата, оказывает воздействие на его эмоциональное состояние. К признакам власти относятся доступ к контролю над производством и средствам воспроизводства дискурса. Кроме того, властный дискурс может рассматриваться в качестве институционального (официального) дискурса лиц, облечённых государственной властью. В рамках данного исследования властный дискурс рассматривается в узком значении – как политический дискурс. Типология властного дискурса включает классификации по следующим критериям: (1) по характеру лидерства (легальный, традиционный и харизматический властный дискурс); (2) по виду адресации (властный дискурс внешней и внутренней адресации); (3) разновидность по субъекту власти, олицетворяющему определённую политического режима (демократический, авторитарный, тоталитарный дискурс). Дискурс лидера как дискурс власти может обладать манипулятивным характером, представляющим собой незаконное воздействие политического лидера на адресата посредством дискурса, отстаивающего противоречащие воле адресата идеи. Аргументативный дискурс – последовательность высказываний, направленных на убеждение адресата в истинности суждения с помощью 85 аргументов, способствующих принятию мнения адресанта. В основе аргументов лежит апелляция к логосу, пафосу и этосу, представляющих собой речевые правила и образцы, общепринятые в пределах языковой среды. Рассматривая логос, пафос и этос через призму топосов, приходим к выводу об учёте автором текста раскрывающих замысел речи структурно-смысловых моделей, оценочных суждений аудитории и нравственных ценностей общества. Топос, под которым в данном исследовании понимается дискурсообразующий топос, представляет собой реализуемое в существующем тексте и обладающее набором комментариев в виде других текстов, входящих в дискурс, языковое выражение события, вызвавшего появление дискурса. Учитывая таксономию топосов, отметим интеллектуальная, следующие виды эмоциональная, аргументации: морально-этическая прагматическая, и эстетическая аргументация. Структурная типология аргументации включает одиночную (или единичную) и сложную аргументацию. Сложная аргументация условно делится на конвергентную (или множественную), связанную (или сочинительную), последовательную (или подчинительную) аргументацию. Структура аргументативного дискурса включает следующие элементы: аргумент, правило и способ вывода, вывод. Иллокуция аргументативного дискурса направлена на доказательство факта и убеждение адресата принять мнение адресанта. Аргументативная структура характерна и для персуазивного дискурса, который отличается от аргументативного иллокутивной силой высказывания: иллокуция персуазивного дискурса влечёт за собой перлокутивный эффект, заключающийся в посткоммуникативном действии как результате убеждения адресата по поводу желательности и/или возможности совершения действия или отказа от его совершения. Следует отличать персуазивный дискурс от суггестивного. Лежащая в основе суггестивного дискурса суггестия предполагает принимаемое без критической оценки со стороны сознания адресата скрытое, как правило, словесное воздействие на него. Персуазивный дискурс включает, главным образом, рациональные аргументы. 86 Понятие «политический лидер» с точки зрения лингвокультурологии рассматривается через призму «языковой личности». Наряду с данным термином в аппарате лингвокультурологии существует ряд смежных понятий: речевой паспорт, языковой идиостиль человека, речевой портрет. Речевой паспорт является представляющей личности. характеристикой собой Языковой совокупность идиостиль коммуникативного поведения, коммуникативных особенностей человека – аспект коммуникативной компетенции, заключающийся в выборе средств общения. Речевой портрет представляет собой поведение языковой личности в конкретных обстоятельствах с целью актуализации определённых стратегий воздействия на слушающего. Языковая личность политического лидера – многокомпонентная модель, включающая культурологический, вербально-семантический, личностный компоненты. ценностный и Вербально-семантический компонент языковой личности предполагает владение всеми возможностями языка. С нашей точки зрения, политический лидер как языковая личность должен быть носителем языка. Ценностный и культурологический (или когнитивный) компонент включает понятия, идеи, концепты коллективного когнитивного пространства всего социума, а также когнитивной базы национально-лингвокультурного прагматический) компонент сообщества. подчёркивает Личностный многоаспектность (или языковой личности и представляет собой наложение на характеристики говорящего матрицы индивидуального когнитивного пространства, учитывающей прагматические характеристики и включающей цели, мотивы, интересы, установки и интенциональности личности, ситуацию, статусную роль субъекта коммуникации, жанр и тематику дискурса. Языковая личность политического лидера может относиться как к эгоцентрическому, так и к социоцентрическому типам элитарной языковой личности. Отличие эгоцентрического типа от социоцентрического заключается в отношении говорящего к собственной речи: эгоцентрический тип обращается к средствам личностно-ориентированного общения в институциональном дискурсе, в то время как социоцентрический 87 тип языковой личности политического лидера характеризуется языковыми средствами солидаризации с мнением коллектива. Политический лидер применяет в своей речи, главным образом, нейтральную, полифункциональную лексику, в то время как апелляция к высоким и сниженным средствам языка осуществляется в качестве стилистического средства. Вербальный имидж, понимаемый как образ человека, формируемый под воздействием его речи, представляет собой один из компонентов имиджа в целом. Созданию вербального имиджа способствуют два разнонаправленных процесса: с одной стороны, политический деятель озвучивает свой или подготовленный спичрайтерами текст, воздействующий потенциал планов содержания и выражения которого направлен на целевую аудиторию. Второй процесс, заключающийся в формировании у целевой аудитории впечатления о политическом лидере, направлен от адресата к политику и представляет собой наложение сетки внутренних представлений целевой аудитории на создаваемую имиджмейкерами модель имиджа политического лидера. С точки зрения лингвокультурологии, вербальный имидж политического лидера является трёхуровневой структурой, уровни которой соотносятся с уровнями языковой личности, выделяемыми Ю. Н. Карауловым. Базовый уровень вербального имиджа политического лидера составляет владение языком. Когнитивный уровень мифологемы, идеологемы представлен и другие аксиологемами прецедентные (включающими явления), а также культурологически маркированными единицами. Третий уровень структуры языковой личности политического лидера составляют его индивидуальноличностные качества, отражающие интенциональный аспект и мотивационный профиль языковой личности. Дискурсивным репрезентатом стратагемности политического лидера служит стратагема, представляющая собой стратегический план, включающий стратегии и тактики. Под стратегией в данном исследовании понимается способ ситуативно обусловленного речевого поведения, включающего выбор коммуникативных поступков и языковых средств и направленного на 88 достижение главной цели коммуникации. Достижение промежуточных, локальных целей осуществляется с помощью набора действий – тактик. Приёмами называются конкретные средства, применяемые на отдельных фазах коммуникации. В результате обзора литературы и исследования фактического материала нами была предложена классификация макростратегий властного дискурса. В качестве критерия классификации выбраны целевая аудитория и определяемые ею иллокутивная цель (и перлокутивный эффект) дискурса политического лидера. Классификация включает три макростратегии: «я / мыстратегии», «оппонент-стратегии», «электорат-стратегии». «Я / мы-стратегии» направлены на адресанта и группу «своих» и реализуются с помощью стратегий положительного самопозиционирования и самозащиты. «Оппонентстратегии» ориентированы на конкурирующую, противоборствующую сторону и включают стратегии дискредитации оппонента и стратегии конфронтации. «Электорат-стратегии» оказывают воздействие непосредственно на население и находят реализацию за счёт стратегий амальгамирования, персуазивности, информирования и аргументации. 89 ГЛАВА 3. ДИСКУРС ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПУБЛИЧНОЙ ВЛАСТИ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА СОЕДИНЁННОГО КОРОЛЕВСТВА ВЕЛИКОБРИТАНИИ И СЕВЕРНОЙ ИРЛАНДИИ Д. КЭМЕРОНА В данном исследовании предпринята попытка осуществить комплексный анализ институционального дискурса политического лидера на примере выступлений премьер-министра Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии Д. Кэмерона в период его предвыборных кампаний, первого и второго премьерских сроков (2009–2016 гг.). Анализируемые речи адресованы внутреннему адресату, т. е. различным социальным группам населения страны и внешнему адресату в лице иностранных государств. Для обоих планов адресации необходимо учитывать моделирование премьер-министром дихотомии «свой – чужой», рассматриваемой нами в рамках адресованности – категории дискурсивной практики интенциональности. А. А. Матвеева отмечает, что данная дихотомия основана, с одной стороны, на самоотождествлении говорящего с определённой группой, именуемой «своими», с другой – дистанцировании от некоего континуума («чужих») [Матвеева 2011: 8]. Соглашаемся с исследователем в аспекте оценочности как неотъемлемом качестве дихотомии «свой – чужой» [Матвеева 2011: 4]. Считаем необходимым расширить данную дихотомию, включив в неё третий член оппозиции – «другой» [Алиева 2013; Дубоссарская 2008; Кишина 2011]. По мнению М. Л. Дубоссарской, обладая отличительными от «своих» характеристиками, «другой» не представляет для них угрозу в отличие от «чужих» [Дубоссарская 2008: 170]. Анализ материала исследования в данной диссертационной работе включает следующие этапы: 1. Выделение дискурсивных особенностей рассматриваемых жанров политической публичной власти. 90 Определение видов текстовой и дискурсивной модальности, средств 2. их языкового выражения. Описание аргументативного или персуазивного дискурса с точки 3. зрения предлагаемых нами семантической и структурной типологий аргументации. 4. вектору Рассмотрение макростратегий дискурса политического лидера по направленности на определённый вид целевой аудитории, иллокутивной цели и планируемому перлокутивному эффекту политического дискурса. 5. Характеристика вербального имиджа Д. Кэмерона. Выявление языковых репрезентантов уровней вербального имиджа Д. Кэмерона как языковой личности. 6. Определение интенциональности полидискурсивной практики властных отношений. Приведённые этапы анализа учитывают виды адресации и черты современного политического дискурса. Единицей анализа служит адресатдетерминированный фрагмент дискурса политической публичной власти. 3.1. Характеристика дискурса публичной власти политического лидера: внутренняя адресация 3.1.1. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных массовой британской аудитории Массовый британский адресат, являясь крупной целевой аудиторией, отличается вариативностью социально-демографических, социально- профессиональных и социокультурных характеристик. В связи с данной особенностью анализируемой адресной группы именно на её основе нам удалось наиболее полно выявить особенности текстовой и дискурсивной модальности, дискурсивные интертекстуальности и средства интердискурсивности, выражения категорий жанровую специфику 91 политической публичной власти, а также дискурсивно-стратагемные особенности дискурса Д. Кэмерона. Материал исследования показывает, что применение средств эпистемической модальности, передающей значения «знания / незнания», «уверенности неуверенности», / выводы из наблюдаемых фактов и предположительные выводы из общеизвестных фактов, становится особенно актуальным в выступлениях, запланированного направленных политического курса. на Так, разъяснение в ритуальном лидером жанре правительственного заявления премьер-министра в связи с назначением на должность средства эпистемической модальности помогают дискурсивному оформлению точки зрения политического лидера (Приложение 14. Пример 1). В данном примере эпистемическая модальность выражается с помощью глагольных операторов “to think”, “to believe”, которые в сочетании с личным местоимением первого лица “I” характеризуют лидера как эгоцентрическую языковую личность. Ритуальный жанр правительственного заявления премьер-министра в связи с выходом в отставку отмечен преобладанием трёх видов модальности – эпистемической, деонтической и эмотивной. Эпистемическая модальность в данном жанре, также как и в ритуальном жанре правительственного заявления премьер-министра в связи с назначением на должность, выражается, главным образом, глагольными операторами, передающими значения «знания / незнания», «уверенности / неуверенности». Только в данном случае коммуникативная цель дискурсивного оформления точки зрения говорящего с помощью глаголов “to think”, “to believe” в синтаксической функции простых глагольных сказуемых заключается не в разъяснении запланированного политического курса, а в ретроспективной оценке политическим лидером своей профессиональной деятельности (Приложение 14. Пример 2). Содержательные особенности ритуального жанра правительственного заявления премьер-министра в связи с выходом в отставку объясняют включение в дискурс других видов модальности. Так, политический лидер 92 выражает благодарность своим близким и коллегам, апеллируя к деонтической модальности волеизъявления (Приложение 14. Пример 3). Кроме того, политический лидер обращается к эмотивной модальности, выражая свои чувства и эмоции в связи с проделанной работой (Приложение 14. Пример 4). Ритуальный жанр правительственного заявления премьер-министра в связи с выходом в отставку имеет и свои структурные особенности: последнее официальное выступление премьер-министра в своей должности состояло из трёх крупных структурных блоков. Как было показано выше, первый блок представлен эпистемической модальностью, второй – деонтической модальностью волеизъявления, третий – эмотивной модальностью, что позволяет выделить дискурсивное оформление точки зрения политического лидера как главную функцию эпистемической модальности в ритуальных жанрах (в правительственных заявлениях премьер-министра в связи с назначением на должность и в связи с выходом в отставку). В информативных и агональных жанрах функция эпистемической модальности меняется – она становится «стержнем», объединяющим другие виды модальности. Предлагаем обозначить данную функцию эпистемической модальности как конституирующую функцию. Так, в примере 5 эпистемическая модальность является стержнеобразующей для деонтической модальности волеизъявления, деонтической модальности обещания и эмотивной модальности, в примере 6 эпистемическая модальность объединяет деонтическую модальность волеизъявления, аксиологическую модальность и эмотивную модальность (Приложение 14. Примеры 5–6). В примере 7 эпистемическая модальность является стержнеобразующей для гипотетической эпистемическая и аксиологической модальность объединяет модальности. В примере 8 деонтический, алетический и аксиологический виды модальности (Приложение 14. Примеры 7–8). Как было отмечено выше, включение в дискурс глагольных операторов эпистемической модальности, грамматически согласованных с местоимением первого лица единственного числа “I”, позволяет охарактеризовать Д. Кэмерона 93 как эгоцентрическую языковую личность, воздействующую на целевую аудиторию с помощью средств личностно-ориентированного общения. Следует отметить, что данную характеристику вербального имиджа Д. Кэмерона можно проследить и на примере других средств, не относящихся к эпистемической модальности (Приложение 14. Пример 9). Считаем, что побудительное предложение “Let me tell you” можно квалифицировать в качестве средства эвиденциальной модальности – говорящий предлагает своего рода «доказательство», своё видение ситуации, ставя себя в позицию авторитета, которому должна довериться целевая аудитория. Анализ материала исследования позволил выделить дискурсивные средства выражения категорий интертекстуальности и интердискурсивности: 1. идеологемы как прецедентные концепты: а) “People are in control” (Приложение 14. Примеры 10–11). б) “A responsible society”. Идеологема “A responsible society” является дискурсообразующей для ряда выступлений Д. Кэмерона (Приложение 14. Пример 12). В примере 12 идеологема моделируется с помощью знаковинтеграторов «электорат-стратегии» амальгамирования, направленной на включение адресата в круг «своих» и призывающей целевую аудиторию выполнять свои обязанности. Персуазивный эффект передаётся с помощью аксиологической эмфатической конструкции “Real change is not … – real change is …”, являющейся приёмом персуазивно-суггестивной тактики «электоратстратегии» персуазивности. Следует отметить, что данный пример является апелляцией к прецедентному тексту. Как в структурном плане, так и в содержательном он повторяет отрывок инаугурационной речи Дж. Кеннеди, произнесённой в январе 1961 г.: “Ask not what your country can do for you – ask what you can do for your country” [Inaugural address: URL]. Данные выступления 35-го президента США и британского премьер-министра относятся к ритуальному жанру. Оба выступления были произнесены в связи с назначением политических лидеров на должность. Апелляция к прецедентному тексту, в качестве которого могут 94 выступать и слова самого политического лидера, является характерной чертой ритуальных жанров. Так, выступая со своей последней речью в качестве премьер-министра, Д. Кэмерон упомянул слова из своего выступления в связи с назначением на должность (Приложение 14. Пример 13). В примере 14 идеологема “A responsible society” также находит своё дискурсивное оформление через прецедентный текст. В качестве прецедентного текста Д. Кэмерон выбрал лозунг Первой мировой войны “Your country needs you ”, таким образом, подчёркивая важность социальных проблем (Приложение 14. Пример 14). Персуазивный эффект данного фрагмента усиливается с помощью концептуальной метафоры LIFE IS A JOURNEY (Приложение 14. Пример 14 (а)). Необходимость выделения концептуальных метафор вызвана предположением об их зависимости от политических событий и ситуации в стране и в мире в целом [Андерсон 2009: 272], что объясняет стремление автора данной диссертационной работы зафиксировать набор метафорических образов, предложенных Д. Кэмероном в 2009–2016 гг. Моделируя дискурс с данной идеологемой, Д. Кэмерон разъяснял свой политический курс, применяя сложную связанную морально-этическую аргументацию, включающую средства выражения гипотетической (1) и аксиологической модальности (2) (Приложение 14. Пример 15). Считаем, что само слово “responsible” (“Responsible” – “sensible, reliable, and able to be trusted to do the right thing” [Macmillan: URL]) является косвенным имплицитным средством оценки. С помощью сложной связанной морально-этической аргументации Д. Кэмерон объяснял необходимость в сокращении занимаемых государством денежных средств, апеллируя к нравственным чувствам адресата (Приложение 14. Пример 15 (а)). Воздействующий эффект данного отрывка дискурса усиливается от анафорического повтора слова “every”. В структурном плане в дискурсе Д. Кэмерона встречается как сложная связанная аргументация (Пример 15 (а)), так и сложная последовательная морально-этическая аргументация (Приложение 14. Пример 16). 95 в) “A better future”. Идеологема “A better future” была вынесена в девиз партийной конференции 2014 г.: “Securing a better future”. В своём выступлении на конференции Д. Кэмерон включил в дискурс (1) тактику иллюстрирования «электорат-стратегии» персуазивности, (2) национальную символику как средство апелляции к чувствам аудитории персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности, (3) средства эмотивной модальности, передающие эмоциональную реакцию лидера (“special” (“Special” – “different from and usually better than what is normal or ordinary” [Macmillan: URL]), “proud” (“Proud” – “very pleased with what you, your family, or your country have achieved” [Longman: URL])) (Приложение 14. Пример 17). В данном выступлении идеологема передаётся через связь с прошлым – воздействуя на чувства аудитории, лидер передаёт свою эмоциональную реакцию на события прошлого и говорит о лучшем будущем страны (Приложение 14. Пример 17 (а)). 2. прецедентные тексты (Приложение 14. Пример 18). Выступая на партийной конференции и имплицитно обращаясь к массовому британскому адресату, Д. Кэмерон вводит апелляцию к прецедентному тексту с помощью эвиденциальной модальности (“they called us …”). Приводя слова партии лейбористов, Д. Кэмерон наделяет дискурс свойством диалогичности: он осуществляет диалог на расстоянии, выражающий точку зрения лидера по поводу выступления других политиков [Чудинов 2006: 61–62]. “A dead parrot” – один из самых популярных скетчей в истории британского телевизионного юмора [Python Dead Parrot is top sketch: URL]. Д. Кэмерон умело обыгрывает оскорбление партии лейбористов (Приложение 14. Пример 18 (а)). В качестве прецедентного текста Д. Кэмерон также обращается к названию одного из гимнов Англии “Land of Hope and Glory”, используемых в ряде национальных событий в качестве альтернативы официальному гимну Соединённого Королевства “God Save The Queen” (Приложение 14. Пример 19). 96 В качестве прецедентного текста говорящий может апеллировать к своим собственным словам. Так, в выступлении в первый год премьерства и в речи после Референдума о членстве Великобритании в Европейском союзе Д. Кэмерон обращается к концептуальной метафоре A COUNTRY IS A TRANSPORT, моделируя образ страны в качестве корабля (Приложение 14. Примеры 20–21). Моделируя аргументативный дискурс для объяснения необходимости реформ, Д. Кэмерон обращается к прецедентной идеологеме “A responsible society”. На языковом уровне прецедентность проявляется в применении лидером Консервативной партии эвиденциальной модальности (Приложение 14. Примеры 22–23). На примере этих фрагментов дискурса можно увидеть, что, включая в дискурс средства категорий интертекстуальности и интердискурсивности, говорящий может преследовать цель формирования вербального имиджа политического лидера, выполняющего свои обещания. Эмоциональная аргументация в дискурсе реализуется за счёт как лексических, так и синтаксических средств дискурсивной модальности. В примере 24 именно эмфатические синтаксические конструкции являются языковыми средствами передачи сложной конвергентной эмоциональной аргументации (Приложение 14. Пример 24). Считаем, что эмфатические синтаксические конструкции относятся как к эмотивной модальности, так как передают эмоциональную реакцию говорящего, так и к аксиологической модальности, если содержат оценку пропозиции. В приведённом фрагменте дискурса была использована отрицательная оценка пропозиции (Приложение 14. Пример 24 (а)). Из лексических средств передачи эмоциональной аргументации необходимо отметить эмотивную лексику, а также глаголы, передающие ощущения и чувства (Приложение 14. Пример 25). В примере 25 в информативном жанре выступления на партийной конференции воздействующий эффект эмоциональной аргументации усиливается за счёт включения в дискурс инклюзивного местоимения “our”, слова, относящегося к 97 разговорному стилю речи “get-up-and-go” (“Get-up-and-go” – informal “energy and enthusiasm” [Macmillan: URL]), и идеологемы “One nation”. Данные дискурсивные средства создают эффект солидаризации с массовым адресатом. Переходя к жанровым особенностям информативных или информативных и агональных жанров политической публичной власти, отметим, что направленность на разъяснение целевой аудитории политического курса закрепляет за партийной конференцией и выступлением на заседании сессии парламента характер преимущественно аргументативного дискурса (Приложение 14. Пример 26). В приведённом отрывке дискурса Д. Кэмерон моделирует аргументацию с помощью эвиденциальной модальности, что придаёт дискурсу характер диалогичности: “they say: ‘of course we need to cut spending’”. В связи с этим считаем возможным дополнить типологию диалогичности дискурса, предлагаемую профессором А. П. Чудиновым [Чудинов 2006: 61–62], четвёртым типом – гипотетическим диалогом с целевой аудиторией, представленным средствами эвиденциальной модальности. Гипотетический диалог с целевой аудиторией основан на предположении политического лидера о характере возможной коммуникации с адресатом. Воздействующий эффект аргументативного дискурса усиливается за счёт включения в дискурс разных семантических видов сложной связанной аргументации (Приложение 14. Пример 27). Большая часть анализируемых в данном исследовании жанров была отнесена нами либо к собственно информативным жанрам, либо к сочетанию информативных и агональных жанров. Так, выступление лидера на партийной конференции кроме разъяснения целевой аудитории политического курса может выполнять функцию борьбы за власть. В таком случае аргументативный дискурс сменяется персуазивным, требующим посткоммуникативное действие – поддержку целевой аудиторией лидера и его партии, а в приведённом ниже примере – голосование за Консервативную партию на предстоящих выборах. Воздействующий эффект персуазивного дискурса, также как и 98 аргументативного дискурса, усиливается за счёт включения в дискурс разных семантических видов аргументации (Приложение 14. Пример 28). В качестве одного из эффективных средств эмоциональной аргументации в рамках персуазивного дискурса можно выделить тактику иллюстрирования «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 29). Персуазивный эффект тактики иллюстрирования в данном выступлении лидера Консервативной партии усиливается с помощью апелляции к авторитету из числа «своих» «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования (Приложение 14. Пример 29 (а)), что приводит к экстраполяции положительных качеств на Д. Кэмерона М. Тэтчер (названной им в начале речи величайшим премьер-министром мирного времени: “She was the greatest peace-time Prime Minister our country has ever had” (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013)). Как было отмечено выше, выступление на партийной конференции представляет собой сочетание информативного и агонального жанров. При выдвижении на первый план агональности воздействующий эффект дискурса партийной конференции усиливается с помощью апелляции лидера к фоновым знаниям знаков культуры адресата (Приложение 14. Пример 30). Д. Кэмерон вводит в дискурс культурологически маркированную единицу “Brave New World”, являющуюся отсылкой к антиутопическому роману английского писателя О. Хаксли и представляющую собой образ идеального с точки зрения верхушки общества, но нереального мира. В этой связи настоящий мир (“the real world”), предлагаемый лидером Консервативной партии, является антитезой политике других партий. Нами замечено, что по своей функции парламентские дебаты являются преимущественно агональным жанром, апеллирующим к двум стержнеобразующим дискурсивно-стратагемным средствам – к тактике критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента (слова Э. Милибэнда) и к тактике перенаправления обвинения или критики от 99 говорящего «я / мы-стратегии» самозащиты (слова премьер-министра) (Приложение 14. Пример 31). Выступления на партийных конференциях, представляющие собой собственно информативный жанр или сочетание информативных и агональных жанров, диалогичны по своей природе: возможно имплицитное обращение говорящего к оппоненту с целью осуществить дискредитацию оппонента, «списать» на других свои промахи или медленные темпы развития страны (Приложение 14. Пример 32). Пример 32 показывает, что имплицитная реализация тактики перенаправления обвинения или критики от говорящего стратегии самозащиты с помощью средств аксиологической модальности может сопровождаться эксплицитным обращением к массовому адресату и формированием положительного образа адресанта, т.е. политического лидера. Эффективными средствами тактики прогнозирования возможных неудач и ошибок оппонента в будущем «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента являются средства эвиденциальной модальности (Приложение 14. Пример 33). Д. Кэмерон приводит слова авторитетов в тех областях, о которых говорит – председателя Банка Англии, Конфедерации британской промышленности, крупных бизнесменов – с целью негативной презентации официальной оппозиции, в данном отрывке дискурса подкрепляемой апелляцией к фоновым знаниям знаков культуры целевой аудитории (Приложение 14. Пример 33 (а)). Формирование имиджа Консервативной партии осуществлялось с помощью следующих дискурсивно-стратагемных средств: 1. Тактика номинации «электорат-стратегии» информирования способствовала формированию образа партии как партии, которая: (1) отстаивает права системы здравоохранения (Приложение 14. Пример 34). (2) представляет интересы британцев любого возраста (Приложение 14. Пример 35). 100 (3) не отдаёт предпочтение определённым группам электората (Приложение 14. Пример 36). (4) олицетворяет собой надежду и изменения к лучшему в стране (Приложение 14. Пример 37). Необходимо отметить, что именно при обращении к массовому британскому адресату Д. Кэмерон чаще апеллировал к тактике номинации «электорат-стратегии» информирования в рамках создания вербального имиджа партии. 2. Тактика снятия с себя ответственности «я / мы-стратегии» самозащиты, одним из приёмов которой является реструктурирование предложения и смещение акцента на другой объект, способствует формированию положительного образа лидера и партии (Приложение 14. Пример 38). 3. Аксиологическая модальность (Приложение 14. Примеры 39–40). В приведённых примерах Д. Кэмерон апеллирует к прямым имплицитным средствам аксиологической модальности, а именно к эмотивной лексике, обозначающей наименования предметов, понятий и действий, отрицательной коннотации (uncertainty, fear; grave, security-threatening, terrorist-sympathising, Britain-hating; to inflict). В данном контексте эмотивная лексика создаёт образ героя и спасителя. В качестве одного из средств аксиологической модальности широко используется эксплицитное отрицание (Приложение 14. Примеры 41–42). Особое внимание привлекают прилагательные превосходной степени, а также порядковое числительное “first”, служащие максимизации положительного имиджа говорящего (Приложение 14. Примеры 43–44). Образ героя формируется также с помощью неопределённого местоимения “any”, его производных и наречий частотности (Приложение 14. Пример 45). Кроме того, в процессе создания своего имиджа и имиджа партии Д. Кэмерон применяет тактику, контрастную тактике апелляции к авторитету из 101 числа «своих» «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования – эксплицитное отрицание как средство аксиологической модальности. Данное дискурсивное средство, дополняемое оценочной лексикой, ставит лидера в более приоритетное положение по сравнению с его предшественниками из числа великих консерваторов (Приложение 14. Пример 46). Эксплицитное отрицание как средство аксиологической модальности также применяется лидером в качестве приёма тактики критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента (Приложение 14. Пример 47). С помощью аксиологической эмфатической конструкции Д. Кэмерон создаёт образ “человека действия” (“a man of action” [Hoffer 2002] (Приложение 14. Пример 48). 4. Концептуальные метафоры. Так, концептуальная метафора A COUNTRY IS A TRANSPORT формирует образ лидера, возглавляющего партию, в качестве капитана судна (Приложение 14. Пример 49). “To turn the corner” – устойчивое выражение, означающее «восстановить здоровье, стать счастливым, успешным после трудного периода» (“to begin to be healthy, happy, or successful again after a difficult period” [Macmillan: URL]). Несмотря на идиоматику выражения, считаем, что его включение в дискурс основано на двойной актуализации значения – образного и буквального, что позволяет отнести это словосочетание к средствам реализации концептуальной метафоры A COUNTRY IS A TRANSPORT. Концептуальная метафора LIFE IS A JOURNEY в примере 50 помогает передать образ обновлённой Консервативной партии, выражающей интересы обычных людей, а не верхушки британского общества (Приложение 14. Пример 50). 5. Модель «Заботливый отец». Дж. Лакофф предлагает два образа моделирования лидером политического дискурса: «Строгий отец» (a Strict Father model) и «Заботливый отец» (a Nurturant Parent model) [Lakoff 2006]. Считаем, что Д. Кэмерон моделирует свой дискурс по образу «заботливого 102 отца», который не пускает «плохиша» в лице партии лейбористов дружить со своими детьми (Приложение 14. Пример 51). На дискурсивном уровне образ моделируется посредством деонтической модальности запрета: “they must not be allowed”. На невербальном уровне Д. Кэмерон грозит пальцем, эксплицитно обращаясь к лейбористам (Tory Party conference 2013 (рисунок 1)) (Приложение 14. Пример 52). Рисунок 1 Невербальная реализация модели “A Nurturant Parent model” («Заботливый отец»). Состояние страны, в которое её привела партия лейбористов, Д. Кэмерон называет “a mess” (“Mess” – “a difficult situation with a lot of problems, especially because people have made mistakes” [Macmillan: URL]) (Приложение 14. Пример 53). Согласимся с авторитетным мнением профессора З. З. Чанышевой о том, что корпореальная прагматика политического лидера «зависит от конкретной ситуации политического общения, определяется его целевой установкой и желанием произвести нужный эффект» [Чанышева 2017: 829]. Необходимо отметить, что дискурс-аналитик Й. В. Унгер относит отмеченное в примерах 52 и 53 вербальное и невербальное поведение политического лидера к модели «строгого отца» [Unger 2013: URL]. Мы, в свою очередь, учитываем наличие эксплицитной и имплицитной целевых аудиторий. Считаем, что приведённые примеры, выражающие эксплицитное обращение к лейбористам и имплицитную апелляцию к массовому британскому адресату и Консервативной партии, создают образ «заботливого отца», ограждающего своих детей 103 (массовый британский адресат) от плохого влияния других детей (лейбористов). Предполагаем, что формируемый имидж лидера также приобретает черты мудрого отца, способного мыслить более здраво, чем лейбористы, образ которых в данных примерах представлен детьми, не соответствующими лидеру по возрасту (или точнее степени зрелости) (“A Nurturant and Wise Parent model”). Отдельные группы в рамках массового адресата способны переходить в лагерь «чужих», о чём свидетельствуют условные предложения как средства деонтической модальности угрозы и прямые имплицитные средства аксиологической модальности (номинации с отрицательной коннотацией) как средства реализации тактики угрозы «оппонент-стратегии» конфронтации (Приложение 14. Пример 54). Подобную модель перехода отдельной группы лиц из «своих» в «чужие» можно представить в виде следующей модели: «свои» → «свои 1»; «свои» → «свои 2»; «свои 2» → «чужие». Номинация “an enemy”, согласно составленной нами классификации дискурсивно-стратагемных средств, могла бы быть отнесена также к тактике номинации «электорат-стратегии» информирования. Однако в приведённом нами примере наблюдается переход одной из частей массового британского адресата из группы электората в группу оппонента, что делает возможным классификацию данного слова как средства выражения одной из тактик «оппонент-стратегии» конфронтации. Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых массовому британскому адресату, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 56 %, эвиденциальная –20 %, деонтическая – 15 %, эмотивная – 5 %, гипотетическая – 4 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного массовому британскому адресату, приведены в приложении 1. 104 3.1.2. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных рабочему классу Рабочий класс в лице наёмных работников, чей труд используется собственником предприятия и приносит ему прибыль, представляет собой основную часть налогоплательщиков. Являясь важной социальной группой, рабочий класс занимает особое положение в политическом дискурсе Д. Кэмерона. Так, Д. Кэмерон неоднократно заявляет о том, что поддерживает рабочий класс: “I want us to build an economy that rewards work” (David Cameron’s speech in full 2010); “I said on the steps of Downing Street, this would be a ‘one nation’ government, on the side of working people” (Prime Minister: My vision for a smarter state 2015) и выбирает словосочетание “For hard-working people” в качестве девиза выборов состава местных Советов (“David Cameron will take to the local election trail with an appeal for the votes of ‘hard-working people’” [Cameron to rally Tories…: URL]). Нами замечено, что при обращении к рабочему классу Д. Кэмерон моделирует дискурс так, чтобы разъяснить целевой аудитории, на что тратятся средства, полученные государством в виде налоговых сборов. Ознакомление с политической линией лидера осуществляется за счёт сложной связанной аргументации разных семантических видов (Приложение 14. Пример 55). Сложная связанная аргументация в примере 55 представлена двумя главными аргументами, опирающимися на разные по семантическому наполнению топосы. Первый топос носит прагматический характер, помимо лексических средств раскрываемый гипотетической модальностью: предложение с сослагательным наклонением “But if we had stood aside this spring, people in Benghazi would have been massacred” вводит сверхфразовое единство, раскрывающее предпосылки пользы и выгоды политики правительства для жителей Соединённого Королевства. Второй топос – смешанного морально-этического и эмоционального характера – включает (1) тактику иллюстрирования «электорат-стратегии персуазивности, выраженной с помощью средств эмотивной модальности: “a 105 godsend”, “beautiful”, “the poorest”; (2) средства аксиологической и эмотивной модальности (“right”, “a mark of our country”, “incredibly proud”). Считаем, что Д. Кэмерон моделирует дискурс как сложную связанную аргументацию, каждый из аргументов которой относится к разным семантическим видам аргументации, в связи с необходимостью усиления аргументативной силы своего дискурса, адресованного рабочему классу как основным налогоплательщикам, в условиях строгих экономических мер. Пользуясь терминологией Е. И. Шейгал [Шейгал 2000 (а): 71–73], отметим фантомность политического дискурса Д. Кэмерона в отношении данной целевой аудитории (Приложение 14. Пример 56). Считаем, что наречие “hard” (“people who work hard”) и имя прилагательное “fair” (“rewards which are fair”) являются лексическими фантомами, не имеющими денотата. О фантомности данных слов говорят политические действия Д. Кэмерона, поддерживающего существование «нулевых трудовых договоров» – трудовых договоров, по которым работодатель оплачивает работнику только фактически отработанные часы и не даёт никаких гарантий по поводу ежедневной занятости (Cameron & Miliband quizzed by Jeremy Paxman). Из отобранных методом сплошной выборки выступлений Д. Кэмерона в отношении рабочего класса особое внимание привлекает предвыборный персуазивный дискурс Д. Кэмерона на выборах состава местных Советов 2013 г., посткоммуникативным действием которого являлось голосование за Консервативную партию. В качестве особенностей данного персуазивного дискурса отметим следующее: 1. Введение прецедентного текста, включающего культурологическую компоненту и имеющего значение для конкретной группы целевой аудитории. Так, выступая в графстве Уорикшир, крупнейшим городом которого является Нанитон, Д. Кэмерон ссылается на слова родившейся в этом городе английской писательницы Дж. Элиот (Приложение 14. Пример 57). Включая в свой дискурс прецедентный текст, Д. Кэмерон обращается к тактике апелляции к авторитету 106 из числа «своих», реализующей стратегию положительного самопозиционирования (Приложение 14. Пример 57 (а)). 2. Сочетание разных видов аргументации: составляющая основную часть выступления прагматическая аргументация базируется на единичной эмоциональной (пример 57). Обратившись к эмотивному фону аудитории с помощью культурологически окрашенного прецедентного текста, эмотивной и аксиологической модальности (“proud”, “great”), Д. Кэмерон переходит к сложной связанной прагматической аргументации, обозначая три пункта пользы и выгоды для электората в лице рабочего класса (Приложение 14. Пример 58). В примере 58 сложная связанная прагматическая аргументация включает следующие дискурсивно-стратагемные средства: 1) тактика иллюстрирования «электорат-стратегии» аргументации, выраженная с помощью имён прилагательных, причастий настоящего времени и глаголов, предоставляющих описание действий электората (“Early mornings, late nights, long commutes, time away from the children, hours put in on the factory floor, the shop floor, the hospital ward. And then you come home and there, on the door-mat, is the council tax bill”); 2) аксиологическая эмфатическая синтаксическая конструкция с отрицанием (“We’re not just fighting for the services on your streets, or the pound in your pocket. We’re fighting for the future of our country”); 3) концептуальная метафора A COUNTRY IS A CONTAINER (“We’re building a country where if you put in, you get out”). 3. Включение в предвыборный дискурс «оппонент-стратегии» конфронтации как необходимой для достижения коммуникативного успеха. Данная «оппонент-стратегия» состоит из двух главных тактик: (1) тактика прямого обращения к оппоненту, вызывающая конфронтацию; (2) тактика угрозы (Приложение 14. Пример 59). Деонтическая модальность угрозы, моделирующая тактику угрозы (“And we will never, ever let you forget it”), формирует образ «заботливого и мудрого отца» в лице Д. Кэмерона, не 107 пускающего «плохиша» (партия лейбористов) играть со своими детьми (целевая аудитория). 3. Моделирование предвыборного дискурса по принципу бинарной оппозиции в агональных жанрах: на фоне «оппонент-стратегий» (Приложение 14. Пример 59) моделируется положительный образ говорящего и его партии за счёт «я-стратегий» (Приложение 14. Пример 60). В примере 60 тактика создания положительного образа «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования основана на обращении Д. Кэмерона к эпистемической модальности знания: “Conservatives know” (David Cameron local election launch speech in full 2013). Более того, для увеличения воздействующего эффекта дискурса политический лидер принадлежащие ко сочетает всем трём дискурсивно-стратагемные выделяемым нами средства, коммуникативным макростратегиям: (1) тактика критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента, выраженная с помощью аксиологической модальности, а именно прямых имплицитных средств отрицательной оценки (“top-down”, “target-driven”, “big”, “bossy”, “bureaucratic”, “we-know-best”, “arrogance”), косвенных имплицитных средств отрицательной оценки (“empire” (“Empire” – “An extensive sphere of activity controlled by one person or group” [Lexico: URL])); (2) тактика иллюстрирования «электорат-стратегии» аргументации, включающая средства аксиологической модальности: прямое эксплицитное средство положительной оценки (“great”), прямые имплицитные средства отрицательной оценки (“tedious”, “pointless”); (3) тактика создания положительного образа «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования, выраженная с помощью переноса положительных черт рабочего класса, к которому обращается Д. Кэмерон, на свою партию – партия также трудолюбива, как и электорат (“Roll up your sleeves” – “to prepare for hard work” [Cambridge: URL]) (Приложение 14. Пример 61). 4. Включение в дискурс идеологемы “A better future ” (“We’re fighting for the future of our country” (Там же)) с помощью эвиденциальной модальности, 108 вводящей тактику самопохвалы «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования, создающей образ партии, которая выполняет свои обещания (Приложение 14. Пример 62). 5. Обращённый к электорату дискурс является неспециализированным детерминизированным дискурсом. Политический лидер использует нейтральную, иногда – разговорную лексику (например, “to bang on” (informal [Macmillan: URL])) (Приложение 14. Пример 63). Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых рабочему классу, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 34 %, эмотивная – 15 %, эпистемическая – 14 %, эвиденциальная – 13 %, деонтическая – 12 %, гипотетическая – 12 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного рабочему классу, приведены в приложении 2. 3.1.3. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных британскому бизнесу Методом сплошной выборки апелляция к британскому бизнесу была проанализирована на примере таких жанров политической публичной власти, как выступления на партийных конференциях и правительственные заявления. В результате исследования нами были выявлены характерные черты дискурса, обращённого к британскому бизнесу: 1. Применение средств эпистемической модальности, предоставляющих информацию о знании или уверенности в фактическом статусе ситуации (Приложение 14. Пример 64). 2. Реализация агонального характера жанра выступлений на партийной конференции через «я-стратегию» положительного самопозиционирования на фоне «оппонент-стратегии» дискредитации (Приложение 14. Пример 65). 109 Источник информации ссылается на начало своей предпринимательской деятельности во время нахождения у власти Лейбористской партии, действия которой политический лидер осуждает, апеллируя к аксиологической модальности в виде прямого эксплицитного средства – прилагательного собственно оценочной семантики “wrong” (“Wrong” – “not morally right or acceptable” [Longman: URL]) (Приложение 14. Пример 65 (а)). Алетическая модальность логической необходимости, вводимая модальным глаголом “to need”, подготавливает целевую аудиторию к «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования (Приложение 14. Пример 65 (б)). Тактике самопохвалы своей партии в рамках «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования часто предшествует тактика критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации (Приложение 14. Пример 66). Применяемые при этом языковые средства апеллируют к аксиологической модальности с помощью эмотивной лексики, обозначающей наименования действий. 3. Апелляция к дискурсивной практике интенциональности призвана решить экономические проблемы страны с помощью целевой установки дискурса на расширение этого сектора экономики. Реализации данной цели способствует персуазивный дискурс с эмоциональной аргументацией, апеллирующей к эмотивному фону аудитории. Так, в качестве примера можно привести фрагмент дискурса, основанный на «электорат-стратегии» персуазивности и включающий (1) прямые и косвенные эксплицитные и имплицитные средства аксиологической модальности, (2) средства алетической модальности необходимости и (3) деонтической модальности способности (Приложение 14. Пример 67). 4. Включение в дискурс идеологем, одной из которых является идеологема социальной ответственности (“A responsible society”), характерная для нескольких групп внутренней адресации и связанная с другой идеологемой дискурса Д. Кэмерона “The big society” (Приложение 14. Примеры 68–70). 110 В примере 70 идея социальной ответственности объясняется вековыми традициями Консервативной партии. “Not a new departure” – средство выражения концептуальной метафоры LIFE IS A JOURNEY, которая вводит в дискурс прецедентные маркированные модальности: Э. имена – прецедентные культурологически единицы как средства реализации аксиологической Берк, часто именуемый прародителем современного консерватизма [Edmunde Burke: URL], настаивал на публичной подотчётности Британской Ост-Индской компании, 16-й премьер-министр Великобритании У. Питт Младший перевёл эту компанию под контроль правительства, один из основателей современной консервативной партии Р. Пиль отменил являвшиеся торговым барьером «Хлебные законы», Б. Дизраэли внёс значительный вклад в фабричное законодательство. Воздействующий эффект культурологически маркированных единиц усиливается с помощью эмфатических синтаксических конструкций: “It was Burke who …, and William Pitt who …”. Прецедентные имена, являясь лингвокультурными знаками, отражают главные ценности национальной социосферы [Чанышева 2012: 118]. Идеологема социальной ответственности получает развитие в дискурсе Д. Кэмерона через средства деонтической модальности обязанности. Данная идеологема подчёркивает, что у британского бизнеса есть не только права, но и обязательства. При этом определённые сектора британского бизнеса формируют условный лагерь «других». Группа электората, отнесённая говорящим к «другим», приобретает черты оппонента. Подобное развитие дихотомии «свой – чужой» можно представить в виде модели: «свои» → «свои 1»; «свои» → «свои 2»; «свои 2» → «другие». Деонтическая модальность обязанности служит приёмом тактики прямого обращения к оппоненту «оппонент-стратегии» конфронтации (Приложение 14. Пример 71). В примере 71 Д. Кэмерон призывает крупные фирмы к сотрудничеству, используя условные предложения и применяя деонтическую модальность обещания (условные предложения “if…, wе’ll…” и алетическую модальность логической необходимости, он даёт определённые обещания и объясняет необходимость в 111 обучении на производстве. Данные языковые средства показывают, что «другие» могут стать «своими» (модель: «свои» → «свои 1»; «свои» → «свои 2»; «свои 2» → «другие»; «другие» → «свои»). Завершается подобная апелляция обращением к деонтической модальности обязанности со стороны крупных фирм, что прочно закрепляет за ними место «других». Деонтическая модальность выражена модальным глаголом “have got” (Приложение 14. Пример 72). Другой сектор британского бизнеса – частные предприниматели – формируют круг «своих» с помощью (1) слов интегративной семантики. Воздействующий эффект усиливается (2) метафорой пути LIFE IS A JOURNEY и эпистемической модальностью знания и уверенности, а также (3) деонтической модальностью, выражающей волеизъявление с помощью глагольного оператора “to want”, и аксиологической модальностью самооценки, в примере 73 выраженной сложными прилагательными, второй из компонентов которых является прямым имплицитным средством положительной оценки (“Friendly” – “not harmful” [Longman: URL]) (Приложение 14. Пример 73). Идеологема “An aspiration nation” [Aspiration nation? Тhe many meanings...: URL], трансформируемая при обращении к британскому бизнесу в “Aspirational economy”, моделируется с помощью эмоциональной аргументации в рамках персуазивного дискурса. Воздействующий эффект идеологемы усиливается с помощью аксиологической и эмотивной модальности (Приложение 14. Пример 74). Эмотивная лексика в примере 74 относится к эмотивной, а не аксиологической модальности, т. к. служит передаче эмоциональной реакции адресанта на ситуацию. Отличительной чертой эмотивной модальности при эмоциональной аргументации Д. Кэмерона является смещение акцента на те сферы, где страна имеет лидирующую позицию, поэтому страна называется “number one” или используется порядковое числительное “the first”, применяется превосходная степень сравнения прилагательных (Приложение 14. Пример 74 (а)). 112 Идеологема “A land of opportunity”, описывающая страну как страну возможностей, встречается в персуазивном дискурсе с целью убеждения неработающего населения заниматься предпринимательской деятельностью. Персуазивный эффект осуществляется аргументации, основанной на апелляции с помощью к эмотивной эмоциональной модальности, передающей чувства адресанта. Политический лидер включает в дискурс персуазивно-суггестивную тактику «электорат-стратегии» персуазивности, обращаясь к чувствам целевой аудитории (Приложение 14. Пример 75). Персуазивный эффект данного фрагмента дискурса усиливается с помощью апелляции к личному опыту. Супруга Д. Кэмерона также занимается бизнесом (Приложение 14. Пример 75 (а)). 5. Апелляция к эвиденциальной модальности с указанием в качестве источника информации оппонентов, точка зрения которых опровергается лидером. Оппоненты часто не называются конкретными именами (Приложение 14. Пример 76). Пример 76 демонстрирует модель дискурса с бинарной оппозицией «я-стратегия» – «оппонент-стратегия», при которой происходит наложение эвиденциальной модальности и гипотетической модальности возможности – приводятся не слова источника информации, а лишь то, что он может сказать. На основе обвинения предполагаемого оппонента строится дальнейшая аргументация точки зрения политического лидера, что способствует созданию его положительного образа. В связи с этим, считаем, что сочетание эвиденциальной модальности и гипотетической модальности можно отнести к приёмам тактики безличного обвинения «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования. 6. (1) Формирование вербального имиджа осуществляется с помощью «электорат-стратегии» информирования и (2) «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования. Выбор (1) номинации “the party that understands how to make capitalism work” детерминирован спецификой целевой аудитории. Тактика создания положительного образа находит выражение в положительном самопозиционировании, которое подкрепляется 113 (2) эвиденциальной модальностью, создающей эффект контраста между точкой зрения Д. Кэмерона и других политических лидеров, и (3) эпистемической модальностью знания и уверенности, демонстрирующей соответствие политической линии Д. Кэмерона вековым принципам Консервативной партии (Приложение 14. Пример 77). «Я-стратегия» положительного самопозиционирования реализуется также с помощью тактики самопохвалы, приёмами которой служат апелляция к (1) эвиденциальному и (2) деонтическому типам модальности, передающим требования предпринимателей к правительству, (3) средства аксиологической модальности (имена прилагательные в превосходной степени), статистические данные, эмфатические конструкции с отрицанием, свидетельствующие о выполнении правительством требований (Приложение 14. Пример 78). Самопозиционирование 7. в качестве преимущественно эгоцентрической языковой личности, применяющей средства личностноориентированного общения (Приложение 14. Пример 79). Реализация категорий интертекстуальности и интердискурсивности с 8. помощью: а) воспроизведения прецедентного текста. Так, при обращении к Конфедерации британской промышленности (the CBI), являющейся ведущей бизнес-организацией в Великобритании, которая представляет интересы компаний на региональном, национальном и международном уровнях [CBI: URL], апеллируя к идеологеме “Global ambition”, Д. Кэмерон приводит слова как нового, так и предыдущего лидеров организации, наслаивая на (1) эвиденциальную модальность (2) аксиологическую (“Right” – “the most suitable or effective” [Longman: URL]) и (3) эмотивную (“Тo score” – “to get a point in a game or sport”; “to be successful in doing something” [Macmillan: URL]) (Приложение 14. Пример 80). В качестве прецедентного текста с обращением к средствам эвиденциальной модальности лидер, как правило, приводит слова конкретных 114 предпринимателей, добившихся успеха в своей деятельности (Приложение 14. Пример 81). б) апелляции к собственным словам с помощью средств эвиденциальной модальности. В подобном случае эвиденциальная модальность служит средством «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования. Лидер подчёркивает, что не все проблемы решены и не все цели достигнуты, но положение страны гораздо лучше, чем когда партия пришла к власти. Обращаясь к бизнесменам, Д. Кэмерон моделирует преимущественно детерминизированный дискурс, а также употребляет разговорные фразы (например, “What the hell” (Приложение 14. Пример 82), “grafters” (от англ. “graft” (informal [Collins: URL])) (Приложение 14. Пример 64)), тем самым делая дискурс привлекательным для массовой аудитории. Несмотря на преобладание неспециализированного дискурса, Д. Кэмерон включает в речь, адресованную специалистам экономические термины, в своей придающие сфере – дискурсу британскому оттенок бизнесу, эзотеричности (“unicorns” (“Unicorn” (business): “a start-up that is valued at one billion dollars or more” [Merriam-Webster: URL])) (Приложение 14. Пример 82), “laissez-faire” (“Laissez-faire” (economics): “laissez-faire policies allow companies and the economy to operate without government control” [Macmillan: URL]) (Приложение 14. Пример 83). Тактика создания положительного образа «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования в примере 83 включает экономический термин “laissez-faire”, подразумевающий политику невмешательства правительства в дела компаний, что, по словам лидера, не должно иметь место в отношениях между правительством и британским бизнесом. Следует отметить, что фрагмент дискурса в примере 83 адресован к британскому бизнесу лишь имплицитно, в то время как эксплицитным адресатом являются политические структуры. Одновременное обращение к целевым аудиториям, обе из которых – специалисты в своих сферах, приводит к отсутствию пояснения значения экономического термина. Однако после введения в дискурс 115 термина “unicorns” в примере 82, эксплицитно обращённому к британскому бизнесу, имплицитно – к массовому британскому адресату, следует пояснение, так как данный экономический термин служит в этой речи лишь аттрактором. Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых британскому бизнесу, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 27 %, эвиденциальная –21 %, деонтическая – 15 %, эмотивная – 12 %, алетическая – 9 %, эпистемическая – 9 %, гипотетическая – 3 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного британскому бизнесу, приведены в приложении 3. 3.1.4. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных получающим социальное пособие Целевая аудитория, получающая социальное пособие в связи с безработицей, нетрудоспособностью и другими причинами, в дискурсе Д. Кэмерона условно делится на два лагеря: «свои» (налогоплательщики) и «другие» (получающие социальное пособие). Данная дихотомия реализуется на фоне идеологемы “A responsible society” (Приложение 14. Пример 84). В приведённом примере Д. Кэмерон предлагает две части уравнения. Одну часть представляют работающие люди, т. е. налогоплательщики – те, кто вносят в государственную систему свои доходы (“who gives that help, through their taxes”) и по определению являются «своими». С другой стороны уравнения – получающие пособие по безработице и являющиеся «другими» люди. «Другие» могут перейти в лагерь «своих», что на уровне дискурсивных категорий выражается с помощью деонтической модальности способности и обещания, синтаксически являющейся приёмом оформленной тактики как условное обещания предложение и «электорат-стратегии» амальгамирования (Приложение 14. Пример 84 (а)). Однако часть «других» способна перейти в лагерь «чужих». Обращённый к ним дискурс включает 116 условные предложения с деонтической модальностью способности и угрозы как приёмом тактики угрозы «оппонент-стратегии» конфронтации (Приложение 14. Пример 84 (б)). Считаем, что дихотомия «свой – другой» в сочетании с идеологемой “A responsible society” способствует моделированию образа Соединённого Королевства с помощью конвенциональной концептуальной метафоры A COUNTRY IS A CONTAINER (Приложение 14. Пример 85). Обращение к «другим» носит персуазивный характер с целью включения данной группы населения в лагерь «своих» (Приложение 14. Пример 86). Персуазивный дискурс в данном примере оформлен средствами аксиологической модальности, а именно прямыми имплицитными средствами положительной оценки, выраженными прилагательными в превосходной степени сравнения (“the most ambitious, fundamental and radical changes”). Данные средства, являясь приёмом тактики оценочного реагирования «я / мыстратегии» положительного формированию имиджа самопозиционирования, Консервативной партии – способствуют имиджа «новых консерваторов», «партии для всех», поддерживающей не только верхний класс, а всё население страны (Приложение 14. Пример 87). Персуазивный дискурс, вводящий идеологему “A responsible society”, строится по модели морально-этической и эмоциональной аргументации. С помощью сложной связанной морально-этической аргументации Д. Кэмерон приводит несколько параллельных аргументов, апеллирующих к нравственности «других» (Приложение 14. Пример 88). Высвечивающая эмотивный фон аудитории, предществующая сложной аргументации единичная эмоциональная аргументация в этой же речи оформлена синтаксическими средствами, а именно анафорическим повтором и обратным порядком слов: “Never again will work be the wrong financial choice. Never again will we waste opportunity”, а также прямыми имплицитными средствами: номинацией отрицательной оценки “the (Приложение 14. Пример 86). poorest” и эмотивным словом “support” 117 Единичная аргументация, как правило, осложнена примерами. Так, главный аргумент Д. Кэмерона “The system is unfair” сопровождается тактикой иллюстрирования «электорат-стратегии» персуазивности, усиливающей воздействующий эффект идеологемы “A responsible society” (Приложение 14. Пример 89). Морально-этический топос в примере 89 моделируются с помощью прямых имплицитных средств отрицательной оценки “a mess”, “unfairness”; “awry”, “perverse”, “mind-numbing”. Нами отмечено, что для усиления воздействующего эффекта персуазивного дискурса на «других» Д. Кэмерон использует несколько дискурсивно-стратагемных средств: 1. Д. Кэмерон включает в своё выступление скрытую персуазию – манипуляцию, заключающуюся в снятии вины с адресата, что классифицируется нами как тактика «электорат-стратегии» амальгамирования (Приложение 14. Пример 90). К средствам, вводящим данную тактику, относится эвиденциальная модальность, представляющая точку зрения других политиков и противоположная мнению адресанта. Анализируя данный фрагмент дискурса, можем отметить наличие не только эксплицитно выраженной эвиденциальной модальности, но и имплицитных средств её передачи (Приложение 14. Пример 90 (а)). Считаем, что словосочетание “make a different argument” можно отнести к «репортажным» глаголам со значением, передающим категорическую уверенность «в достоверном знании о ситуации» [Хазиева 2018: 160]. Переходя к глаголу “overcomplicate” (“Overcomplicate” – “to complicate excessively” [Collins: URL]; “complicate” – “to make something more difficult to do, deal with, or understand” [Macmillan: URL]), отметим, что он не представляет собой цитатив оппонентов и не выражает слухов, однако приводит своего рода доказательство и относится нами к имплицитной эвиденциальной модальности. 2. Д. Кэмерон обращается к дискурсивным категориям интертекстуальности и интердискурсивности. Так, премьер-министр вводит в дискурс цитатив, подчёркивая, что заявлял о реформировании системы 118 социального обеспечения в своей речи в связи с назначением на должность. Следует отметить, что политический лидер не только цитирует свои слова, но и подчёркивает данный факт, как мы считаем, с целью ухода от представляющее собой сочетание коммуникативной неудачи (Приложение 14. Пример 91). Правительственное заявление, информативного и агонального жанров, служит созданию положительного имиджа Консервативной партии за счёт интердискурсивного аргумента “The system is unfair” (Приложение 14. Пример 92). Формирование положительного имиджа в примере 92 осуществляется с помощью таких приёмов тактики оценочного реагирования «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования, как прямые имплицитные средства аксиологической модальности “fairer”, “simpler”, “proper”, “objective”, “generous”. Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых получающим социальное пособие, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 35 %, эвиденциальная – 23 %, деонтическая – 18 %, эмотивная – 24 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного получателям социального пособия, приведены в приложении 4. 3.1.5. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных молодёжи При апелляции к молодёжи как возрастной группе, представляющей собой часть электората, Д. Кэмерон вводит в дискурс идеологемы “The big society spirit”, “A responsible society” и “A land of opportunity”. Идеологема “The big society” вводится в персуазивный дискурс Д. Кэмерона для убеждения молодого поколения в необходимости иметь активную гражданскую позицию. В качестве основы своих действий он приводит политику, проводимую в США. Моделирование дискурса строится на 119 основе (1) деонтической модальности способности и (2) деонтической модальности волеизъявления (Приложение 14. Пример 93). Считаем, что являясь приёмами тактики формулирования цели «я / мыстратегии» положительного самопозиционирования, деонтическая модальность способности и деонтическая модальность положительный вербальный имидж волеизъявления лидера. формируют Персуазивный дискурс моделируется по типу сложной связанной аргументации и представляет собой цепь параллельных аргументов, синтаксически оформленных с помощью повелительных предложений, что позволяет нам предположить, что по семантическому критерию аргументация является эмоциональной (Приложение 14. Пример 93 (а)). В приведённом примере Д. Кэмерон обращается к синтаксическим конструкциям двух типов: “Verb + Verb” (“go and lead it”, “go and find it”, “go and demand it”) и “Verb + up” (“sign up”, “join up”, “start up”). Воздействующий эффект эмоциональной аргументации усиливается за счёт аксиологических эмфатических синтаксических конструкций с отрицанием, являющихся приёмом персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 93 (б)). Идеологема “A responsible society” вводится в персуазивный дискурс, который в следующем примере представлен единичной аргументацией – главный аргумент при моделировании персуазивного дискурса с данной идеологемой: “The system is unfair”. Ожидаемое от молодёжи посткоммуникативное действие заключается в том, чтобы убедить их не жить за счёт других, за счёт системы, а зарабатывать себе на жизнь. По семантической классификации аргументация является смешанной интеллектуальной, так как фокусирует внимание целевой аудитории на убеждениях и взглядах адресанта, и морально-этической – в связи с аппеляцией к нравственности адресата. С точки зрения структуры единичная аргументация осложнена примерами, представляющими собой тактику иллюстрирования «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 94). 120 Таким образом, идеологема “A responsible society” делит целевую аудиторию «молодёжь» на два лагеря: «свои» и «другие», могущие стать своими (модель «свои» → «свои 1»; «свои» → «свои 2»; «свои 2» → «другие»). К лагерю «своих» принадлежат молодые люди, которые зарабатывают себе на жизнь и не злоупотребляют социальными пособиями. Закрепление за ними статуса «своих» происходит с помощью (1) деонтической модальности обещания как приёма тактики обещания «электорат-стратегии» персуазивности и (2) знаков-интеграторов «электорат-стратегии» амальгамирования (например, притяжательное местоимение “our”) (Приложение 14. Пример 95). Воздействующий эффект в примере 95 усиливается с помощью тактики иллюстрирования «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 95 (а)). Выступление на партийной конференции представляет собой либо собственно информативный жанр, либо сочетание информативного и агонального жанров. Разъяснение своей политики в рамках таких жанров, как правило, опирается на описание предпосылок пользы и выгоды, т. е. является прагматической аргументацией. Прагматическая аргументация в примере 96 моделируется на основе эвиденциальной модальности (Приложение 14. Пример 96). Данный фрагмент дискурса представляет собой предлагаемый нами в пункте 3.1.1 данного диссертационного исследования четвёртый тип диалогичности дискурса – гипотетический диалог с целевой аудиторией, представленный средствами эвиденциальной модальности. В примере 96 участниками диалога являются целевая аудитория и партия лейбористов. В качестве примера для подражания в примере 97 Д. Кэмерон приводит Германию (Приложение 14. Пример 97). Воздействующий эффект дискурса в примерах 96 и 97 усиливается с помощью прямых эксплицитных средств аксиологической модальности: “mickey mouse courses” (“Mickey Mouse” – “used to describe something such as an organization, machine, or course of study that you think is not as good or serious as it should be” [Cambridge: URL]), “universities are good”, “apprenticeships are excellent”, “world-class universities”. 121 Агональный характер жанра выступлений на партийной конференции проявляется через «я / мы-стратегию» положительного самопозиционирования и «оппонент-стратегию» дискредитации, которые моделируются на основе (1) тактики иллюстрирования «электорат-стратегии» персуазивности, (2) эвиденциальной модальности и (3) прямых имплицитных средств отрицательной оценки аксиологической модальности (“spending”, “borrowing”, “debt”, “out-of-control immigration”), в примере 98 являющихся приёмами тактики критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента (Приложение 14. Пример 98). В примере 98 «я / мы-стратегия» положительного самопозиционирования моделируется с помощью контраста с имиджем оппонента. Моделирование вербального имиджа Консервативной партии как партии, поддерживающей стремления народа (“the party of aspiration”), осуществляется на основе идеологемы “A land of opportunity”. Данная идеологема описывает страну как страну возможностей и встречается в персуазивном дискурсе с целью убедить различные группы внутреннего британского адресата, в том числе молодёжь, голосовать на выборах за Консервативную партию (Приложение 14. Пример 99). Апелляция к каждой адресной группе включает определённые ценности. Так, в дискурсе, адресованном молодёжи, Д. Кэмерон разъясняет политику партии по вопросу ипотечных программ, опираясь на (1) прецедентный феномен в виде пословицы и (2) тактику иллюстрирования «электоратстратегии» персуазивности в сочетании с эксплицитным отрицанием аксиологической модальности (Приложение 14. Пример 100). Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых молодёжи, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 45 %, деонтическая – 27 %, эвиденциальная – 18 %, эмотивная – 10 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного молодёжи, приведены в приложении 5. 122 3.1.6. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных военным Проанализированное на основе выступлений на партийных конференциях и правительственных заявлений обращение лидера к военным носило характер персуазивного и аргументативного дискурсов, моделирование которых осуществлялось с помощью апелляции к эмоциональной аргументации и прагматической аргументации. Посткоммуникативным действием персуазивного дискурса, адресованного военным, является служба в Афганистане и участие в других военных операциях – дискурс направлен на мотивацию дальнейшей службы военных и разъяснение причин военной миссии. Эмоциональная аргументация представлена следующими средствами дискурсивного выражения: (1) эмотивная модальность, передающая эмоциональную реакцию лидера на работу военных Соединённого Королевства и выраженная с помощью эмотивной лексики (“proud”, “incredibly proud”); (2) самодискредитация адресанта (эксплицитное отрицание пропозиции); (3) прецедентные феномены (цитатив, передающий слова генерала армии Конфедерации А. Пайка) (Приложение 14. Пример 101). Пример 101 демонстрирует одну из особенностей функционирования дискредитации в дискурсе: помимо частотной «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента дискредитация может быть направлена на самого говорящего. Подобная самодискредитация является средством апелляции к чувствам аудитории персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности и служит оригинальным средством эмоциональной аргументации в персуазивном дискурсе. Прагматическая аргументация реализуется за счёт следующих средств: (1) аксиологические эмфатические синтаксические конструкции (конрастные пары с отрицанием как приём персуазивно-суггестивной тактики «электоратстратегии» персуазивности); (2) прецедентные хрононимы и топонимы, обладающие культурологической компонентой как апелляция к прецедентным 123 историческим явлениям персуазивно-суггестивной тактики «электорат- стратегии» персуазивности; (3) апелляция к прагматическому топосу; (4) прямые имплицитные средства аксиологической модальности (“safe”, “secure”) (Приложение 14. Пример 102). Кроме цитативов, передающих слова, по мнению Д. Кэмерона, авторитетов для военных, и прецедентных хрононимов и топонимов, апелляция к категории интертекстуальности и интердискурсивности осуществлялась с помощью прецедентного текста, в качестве которого были приведены слова самого Д. Кэмерона (Приложение 14. Пример 103). Отметим, что целевая аудитория этих выступлений кроме военных включает также и британского массового адресата, что объясняет самоцитатив лидера как приём тактики создания положительного образа «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования. Другим приёмом данной тактики являются средства (1) деонтической модальности обещания тактики обещания и (2) эмотивной модальности (Приложение 14. Пример 104). В примере 103 в качестве прецедентного текста Д. Кэмерон включил в своё выступление на партийной конференции отсылку к речи в Кэмп Бастион (пример 102 (“We don’t have some dreamy ideas about what this mission is about; it’s about that, pure and simple” (PM’s speech at Camp Bastion 2010)). В примере 104 премьер-министр повторил данное в первый год премьерства обещание вывести большую часть британских войск из Афганистана (“I repeat the commitment I made when this Government came to office ” (Conservative Party Conference 2012 in Birmingham)). Основой эмоциональной аргументации политики правительства Д. Кэмерона, осуществляемой благодаря действиям британских вооружённых сил, служит идеологема “Great(er) Britain”, моделируемая в аргументативном дискурсе. Идеологема “Great(er) Britain” базируется на игре слов и включении в дискурс названия страны, составным элементом которого является прямое эксплицитное средство аксиологической модальности “great” (“Great” – “important or powerful” [Macmillan: URL]) (Приложение 14. Пример 105). 124 В качестве идеологемы дискурсивно-стратагемных “Great(er) Britain” Д. средств Кэмерон моделирования обратился к тактике иллюстрирования, визуализации деталей и апелляции к воображению адресата «электорат-стратегии» аргументации, выраженной в дискурсе с помощью прямых имплицитных средств аксиологической модальности (“to tackle”, “to protect”, “to fly missions”, “to build defences”, “to train”, “to patroll”, “to fly supplies”, “to ship assistance”, “to pull people out of sinking dinghies”) (Приложение 14. Пример 106). Отметим, что классификация данных военных и технических терминов, а также семантически близких к ним слов как средств аксиологической модальности видится возможной по причине наличия двух целевых аудиторий. Эксплицитными адресатами данного выступления являются члены Консервативной партии и массовый британский адресат. Осуществляется имплицитное обращение к военным сквозь призму их образа, создаваемого для эксплицитных адресатов. Действия военных получают положительную оценку со стороны политического лидера, что, в свою очередь, призвано обеспечить персуазивный эффект дискурса в отношении данной целевой аудитории. Кроме того, Д. Кэмерон обращался к отражающей специфику информативных жанров «электорат-стратегии» информирования, одним из эффективных средств которой является аксиологическая модальность как приём тактики номинации «электорат-стратегии» информирования. В объединённом выступлении Д. Кэмерона и Б. Обамы в речь лидера Соединённого Королевства включены прямые имплицитные средства положительной оценки совместной деятельности (“to help”, “to assist”, “to support”) и деонтическая модальность обещания и обязанности (“our obligations”) (Приложение 14. Пример 107). Персуазивный дискурс Д. Кэмерона, адресованный военным, представлял политического лидера в качестве преимущественно эгоцентрической языковой личности, обращающейся к средствам личностно-ориентированного общения (Приложение 14. Примеры 108–109). 125 Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых военным, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 46 %, эмотивная – 21 %, эвиденциальная – 18 %, деонтическая – 15 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного военным, приведены в приложении 6. 3.1.7. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных политическим структурам Политические структуры как целевая аудитория позволили проследить развитие дихотомии «свой – чужой» на примере дискурса, обращённого к партии консерваторов, и выступлений, ориентированных на другие партии, включая официальную адресованных оппозицию. политическим В структурам, рамках нами анализа был выступлений, изучен дискурс политической публичной власти в трёх жанрах: выступление на партийной конференции, выступление на заседании палаты общин, парламентские дебаты. Особенностью данных жанров является обязательное наличие двух целевых аудиторий – эксплицитной и имплицитной. Так, если политические структуры являются эксплицитным адресатом, то в качестве имплицитного выступают разные группы целевой аудитории, например, массовый британский адресат. В примере 110 Д. Кэмерон отмечает политические достижения М. Тэтчер, тем самым имплицитно обращаясь к массовому британскому адресату с целью создания положительного образа своей партии (Приложение 14. Пример 110). Тактики апелляции к достижениям прошлого и апелляции к авторитету из числа «своих» «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования в данном примере включают прямое эксплицитное средство положительной оценки аксиологической модальности (прилагательное в превосходной степени “the greatest”) и усиливающее оценку наречие частотности “ever”. 126 Как показывает дискурсивно-стратагемный анализ, обязательное наличие имплицитного адресата, представленного электоратом, в жанрах выступления на партийной конференции, выступления на заседании палаты общин, парламентских дебатов приводит к детерминизации дискурса с представителями политических структур. Эксплицитная солидаризация с Консервативной партией на имплицитном уровне воздействует на электорат и приводит к формированию вербального имиджа партии как партии, представляющей собой сплочённую команду, действующую сообща, о чём свидетельствуют знаки-интеграторы «электоратстратегии» амальгамирования (Приложение 14. Пример 111). Воздействующий эффект дискурса усиливается с помощью аксиологических эмфатических синтаксических конструкций, образующих контрастные пары как приём персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 111 (а)). Данные эмфатические конструкции, с одной стороны, передают чувства политического лидера, с другой – осуществляют оценку пропозиции, таким образом являясь средствами как эмотивной, так и аксиологической модальности. Формированию вербального имиджа при обращении к политическим структурам также способствовало утверждение о самостоятельности принимаемых правительством решений, хотя, по мнению общественности, Великобритания осуществляет безусловную поддержку политики США. На дискурсивном уровне данный фрагмент включает аксиологические эмфатические синтаксические конструкции (Приложение 14. Пример 112). Необходимо отметить, что, несмотря на заявление о самостоятельности решений правительства, данный фрагмент дискурса подчёркивает принадлежность США к лагерю «своих» на уровне внешней адресации. Д. Кэмерон применяет солидарную коннекторную пару “Britain and America” в контексте слов интегративной семантики “partnership”, “good friend”, “ally” (“Ally” – “a country that makes an agreement with another country that they will work together to help each other, especially in a war” [Macmillan: URL]). 127 При обращении к политическим структурам создаётся имидж партии «для народа», партии, отвечающей интересам всех слоёв общества, новой Консервативной партии (Приложение 14. Пример 113). В примере 113 Д. Кэмерон применяет эмотивную лексику (“proud”), знаки-интеграторы (“our”), концептуальную метафору LIFE IS A JOURNEY и тактику номинации «электорат-стратегии» информирования (“One Nation Conservative Party”). Апелляция к идеологеме “Great(er) Britain” формирует образ партии как спасителя, что выражается прямым имплицитным средством отрицательной оценки аксиологической модальности “danger”, противопоставляющим Консервативную партию опасной партии лейбористов (Приложение 14. Пример 114). Имидж спасителя, формируемый с целью имплицитного воздействия на массовый британский адресат, на эксплицитном уровне выражается с помощью персуазивного дискурса, требующего от своей партии объединения против партии лейбористов перед лицом международного терроризма (Приложение 14. Пример 115). Персуазивный дискурс моделируется как с помощью эмоциональной, так и за счёт морально-этической единичной аргументации. Аргументом служит опасная для страны политика партии лейбористов. Средствами, задействованными в дискурсе, являются средства аксиологической (прямые имплицитные средства отрицательной оценки “tragedy”, “to murder”, “to inflict”, “security-threatening”, “terrorist-sympathising”, “Britain-hating”) и эмотивной модальности (“to love”), являющиеся приёмами тактики оценочного реагирования «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента. Включение в дискурс категорий интертекстуальности и интердискурсивности при обращении к своей партии, как правило, выражено средствами эвиденциальной модальности, вводящей самоцитатив, что служит формированию имиджа политика, выполняющего свои обещания (Приложение 14. Пример 116). Для решения общей проблемы политический лидер моделирует дискурс так, что «чужие» партии переходят в лагерь «других» по отношению к 128 Консервативной партии. Например, во время возникшей международной опасности, в частности в связи с использованием химического оружия в Сирии, Д. Кэмерон включает в дискурс инклюзивное местоимение “us” и лексику интегративной семантики “unity” (Приложение 14. Пример 117). Несмотря на знаки-интеграторы стратегии амальгамирования, эти партии не примыкают к «своим». Хотя Д. Кэмерон и отзывается положительно о предложениях официальной оппозиции, применяя средства аксиологической модальности (Приложение 14. Пример 117 (а)), он приводит аргументы, дискредитирующие оппонента (Приложение 14. Пример 117 (б)). В примере 117 (б) «электоратстратегия» аргументации персуазивного дискурса в жанре выступления на заседании палаты общин включает средства аксиологической модальности, а именно прямые эксплицитные номинации отрицательной оценки “deficient”, “very bad”, “wrong”, прямую имплицитную номинацию положительной оценки “vital” как приёмы тактики обоснованных оценок. Кроме того, «электоратстратегия» аргументации обращается к эвиденциальной модальности, лежащей в основе тактики апелляции к авторитету (Приложение 14. Пример 117 (в)). Считаем, что дискредитация оппонента в данном случае носит агональный характер: несмотря на то, что эксплицитно персуазивный дискурс обращён к представителям своей партии, имплицитным адресатом данного дискурса является массовый британский адресат, и ключевые вопросы во внешней политике применяются в борьбе за власть. Кроме того, необходимо отметить связанную с агональностью эмотивность как свойство жанра выступления на заседании палаты общин. На дискурсивном уровне эмотивность выражена (1) эмотивным синтаксисом и (2) анафорическими повторами (Приложение 14. Пример 117 (г)). Парламентские дебаты представляют собой жанр, обладающий диалогичностью [Чудинов 2006: 61–62] и сочетающий в себе информативность и агональность, в связи с чем дискурс Д. Кэмерона во время заседаний палаты общин активно включает «я / мы-стратегии» и «оппонент-стратегии»: 129 (1) Тактика перенаправления критики или обвинения от говорящего 1. «я / мы-стратегии» самозащиты в сочетании с (2) тактикой критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента способствует отрицательной презентации оппонента и смещает характер жанра в сторону агональности (Приложение 14. Пример 118). 2. Сочетание (1) тактики самопохвалы «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования и (2) тактики критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента, считаем, моделирует жанр парламентских дебатов, в первую очередь, в качестве информативного, способствующего оправданию политики руководящей партии и формированию её положительного образа за счёт сравнения с партией оппозиции. Однако стоит отметить гибридность в данном фрагменте дискурса: такого рода информативность за год до проведения выборов, несомненно, служит функции удержания власти, а значит, сочетает в себе агональность (Приложение 14. Пример 119). В данном примере тактика критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента вводится средствами эвиденциальной модальности, что говорит о том, что обвинение в адрес партии оппозиции моделируется говорящим не определёнными только фактической лексическими стороной средствами и дискурса, выраженной критикующими действия оппонента, но и глагольным оператором “to say”, вменяющим оппоненту некорректные высказывания, адресованные говорящему (Приложение 14. Пример 119 (а)). Отметим, что данная модель ответной реплики сформирована после реплики оппонента, содержащей критику и обвинение (Приложение 14. Пример 119 (б)). Аналогичную модель дискурса встречаем в ответной реплике премьерминистра на вопрос представителя своей же партии. Несмотря на отсутствие критики и обвинения, обращённых политическому лидеру, модель дискурса включает предыдущую схему: сочетание (1) «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования (в примере 120 – тактика создания 130 положительного образа) и (2) тактики критики и обвинения «оппонентстратегии» дискредитации оппонента (Приложение 14. Пример 120). Воздействующий эффект тактики критики и обвинения «оппонентстратегии» дискредитации оппонента усиливается за счёт средств эвиденциальной модальности, представляющих опору на авторитетный источник информации. Апелляция к авторитету в дискурсе как тактика «электорат-стратегии» аргументации объясняется наличием имплицитного адресата в лице электората (Приложение 14. Пример 121). “Scottish & Southern Energy plc.” – одна из главных британских энергетических компаний, мнение которой можно считать объективным по вопросу счетов за электроэнергию и газ. При этом информация, которую даёт объективный источник, выражена цитативом. Однако данный отрывок дискурса привлекает внимание тем, что Д. Кэмерон приводит ещё один источник информации (Приложение 14. Пример 121 (а)). Считаем, что цитирование слов сторонника субъективную информацию в партии оппонентов, могущего пользу лейбористов, но дать фактически формирующего положительный образ их оппонентов, призвано усилить воздействующий эффект выступления Д. Кэмерона. Эвиденциальная модальность с указанием в качестве источника информации советника оппозиционной партии, точка зрения которого опровергается лидером, представляет собой несколько иную модель политического дискурса (Приложение 14. Пример 122). Пример 122 отмечен цитированием конкретного представителя оппозиции и использованием его слов с целью призыва «своих» к борьбе с партией лейбористов с помощью средств аксиологической и эмотивной модальности: “wrong”, “serious”, “vital”. Одной из особенностей жанра парламентских дебатов является его эмотивность, приводящая к замене часто встречающейся тактики «оппонентстратегии» дискредитации оппонента – тактики критики и обвинения – на тактику оскорбления. Так, политический лидер включает в дискурс разговорное 131 слово “muppet” (“Muppet (informal) – an insulting word for someone who behaves in a stupid way [Macmillan: URL]) (Приложение 14. Пример 123). Выступления, адресованные Консервативной партии (т. е. «своим»), отмечены знаками-интеграторами, служащими цели единения с партией – инклюзивные личные и притяжательные местоимения “we”, “our” (пример 124) и лексемы интегративной семантики (пример 125) «электорат-стратегии» амальгамирования (Приложение 14. Примеры 124–125). Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых политическим структурам, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 48 %, эвиденциальная – 37 %, эмотивная – 15 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного политическим структурам, приведены в приложении 7. 3.1.8. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных шотландцам Апелляция к шотландцам была проанализирована на примере выступлений на партийных конференциях и правительственных заявлений, представляющих собой персуазивный дискурс, направленный на посткоммуникативное действие – убедить шотландцев проголосовать за сохранение состава Соединённого Королевства в результате Референдума о независимости Шотландии 2014 г. Персуазивный дискурс Д. Кэмерона привёл к ситуации коммуникативного успеха: в сентябре 2014 года во время Референдума сторонники независимости проиграли. 55,3% шотландцев проголосовали против выхода Шотландии из состава Соединённого Королевства [Парламент Шотландии одобрил…: URL]. В результате исследования характеристики дискурса: нами были выявлены следующие 132 1. Применение синергетического эффекта сочетания разных видов аргументации, основу которых составляла эмоциональная аргументация. В качестве средств реализации эмоциональной аргументации Д. Кэмерон включил в дискурс языковые средства персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности: а) эмотивная модальность, заключающаяся в использовании эмотивной лексики, передающей чувства (“favourite”, “passionately”, “a mark of pride”, “bigger (ideals)”, “nobler (causes)”, “greater (values)”, “brilliant”, “brave”, “buccaneering”, “generous”, “tolerant”, “proud”, “to love”), и деонтическая модальность волеизъявления и надежды (“to want”, “to hope”). Данные средства являются составляющими приёма апелляции к чувствам аудитории (Приложение 14. Пример 126). б) апелляция к национальной символике как средство апелляции к чувствам аудитории в сочетании с лексикой интегративной семантики (“one”) (Приложение 14. Пример 127). в) культурологически маркированные единицы как косвенные эксплицитные средства аксиологической модальности, служащие языковыми средствами приёма апелляции к прецедентным историческим явлениям. В качестве культурологически маркированных единиц Д. Кэмерон обратился к известным личностям шотландского происхождения, апеллируя к чувству патриотизма целевой аудитории (Приложение 14. Пример 128). Кроме того, эмоциональная аргументация включает конвенциональную концептуальную метафору A COUNTRY IS A HOME в сочетании с лексемами интегративной семантики (“our”, “together”) стратегии амальгамирования. Обращение к данной концептуальной метафоре опирается на образ тёплого и устойчивого дома (“a warm and stable home”) для четырёх «своих» стран с общим историческим прошлым (“we built it together”) (Приложение 14. Примеры 129–130). Прагматическая аргументация включала различные аспекты жизни граждан Соединённого Королевства, а также внешнеполитические вопросы, в 133 связи с чем прагматическая аргументация в структурном плане представляла собой сложную связанную аргументацию (Приложение 14. Пример 131). При моделировании прагматической аргументации были задействованы следующие языковые средства: а) аксиологические эмфатические синтаксические конструкции как приём персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 132). б) прямые имплицитные средства аксиологической модальности как приём тактики аргументации «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 133). в) эмотивная модальность как приём тактики аргументации «электоратстратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 134). г) концептуальные метафоры A COUNTRY IS A HOME (Приложение 14. Пример 135), A COUNTRY IS A FAMILY (Приложение 14. Пример 136), A COUNTRY IS FABRIC (Приложение 14. Пример 137). Образы страны как дома и семьи, выраженные с помощью конвенциональных концептуальных метафор A COUNTRY IS A HOME, A COUNTRY IS A FAMILY, при обращении к шотландцам подчёркивают давно сложившиеся исторические связи и традиции близких отношений. Как показывает иллюстративный материал, похожий образ сплочённости между народами передаётся также с помощью оригинальной концептуальной метафоры A COUNTRY IS FABRIC. В соответствии с морально-этической аргументацией в персуазивном дискурсе Д. Кэмерон находил аргументы, апеллирующие к моральным принципам и ценностям персуазивно-суггестивной тактики «электоратстратегии» персуазивности. Кроме «электорат-стратегии» персуазивности морально-этическая аргументация включала тактику апелляции к авторитету «электорат-стратегии» аргументации, основанную на подмене достоверности и надёжности информации уважением к цитируемой личности. В качестве авторитетов Д. Кэмерон выбрал лауреатов Нобелевской премии мира – борца 134 против апартеида, политика, некогда президента ЮАР Н. Манделу и бирманского и мьянмского политического деятеля А. С. С. Чжи. Д. Кэмерон стремился объяснить целевой аудитории, что ценности Соединённого Королевства совпадают с ценностями, актуальными во всём мире. Соединённое Королевство представляет собой опору и надежду, и нарушить состав страны означает подвести остальные государства. Премьер-министр включил в дискурс следующие языковые средства: а) деонтическая модальность надежды, выраженная в том числе с помощью метафорического образа (“a light”) (Приложение 14. Пример 138). б) эвиденциальная модальность и цитатив категории интертекстуальности (Приложение 14. Пример 139). в) идеологема “Democracy” (Приложение 14. Пример 140). 2. источника Апелляция к эвиденциальной модальности с указанием в качестве информации сторонников выхода Шотландии из состава Соединённого Королевства, точка зрения которых опровергается лидером. В дискурс была включена (1) тактика создания положительного образа «я / мыстратегии» положительного самопозиционирования на фоне (2) тактики косвенной критики «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента (Приложение 14. Пример 141). Отметим, что приведённый пример идеализирует имидж политика: Д. Кэмерон подчёркивает эвиденциальной первостепенность модальности реализуют интересов страны. Средства тактику косвенной критики «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента. 3. Развитие дихотомии «свой – чужой» по модели «другой → свой». Заявляя о своём желании выйти из состава Соединённого Королевства, шотландцы создали образ «других», в связи с чем персуазивный дискурс Д. Кэмерона был направлен на формирование круга «своих» и включение в него жителей Шотландии. В качестве языковых средств Д. Кэмерон апеллировал к (1) деонтической модальности волеизъявления и (2) знакам-интеграторам в 135 рамках «электорат-стратегии» амальгамирования (Приложение 14. Пример 142). Эксклюзивное личное местоимение “we” подчёркивает принадлежность говорящего и целевой аудитории к разным лагерям, но сменяется знакамиинтеграторами, включёнными в дискурс Д. Кэмероном с целью убеждения шотландцев перейти в лагерь «своих». Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых шотландцам, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 41 %, деонтическая – 20 %, эмотивная – 20 %, эвиденциальная – 19 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного шотландцам, приведены в приложении 8. 3.1.9. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных валлийцам Апелляция к валлийцам была рассмотрена нами на основе выступлений на партийных конференциях в рамках предвыборного дискурса. Языковые средства, включённые лидером Консервативной партии в дискурс, привели к ситуации коммуникативного успеха, о чем свидетельствовала соответствующая поведенческая реакция целевой аудитории: по результатам парламентских выборов 2010 г. 40 представителей Консервативной партии получили депутатские места Консервативная от партия Уэльса. была На парламентских поддержана округами выборах Уэльса, 2015 г. прежде голосовавшими за другие партии. Данные факты свидетельствуют о положительной динамике популярности партии в регионе [Election 2010. Wales Results: URL]. В результате исследования удалось выявить ряд характерных черт персуазивного дискурса, обращённого к валлийцам: 136 1. Сочетание прагматической и эмоциональной аргументации с апелляцией к модальности. средствам Пример деонтической, аксиологической и включает аксиологическую эмфатическую 143 эмотивной синтаксическую конструкцию с глаголом волеизъявления “want” деонтической модальности. Коммуникативный эффект аксиологической конструкции усиливается с помощью апелляции к оценочным лексическим средствам (прямые имплицитные средства аксиологической модальности (“to win”, “deep”, “positive”, “lasting”, “change”) и средства эмотивной модальности (“to love”)) (Приложение 14. Пример 143). Комбинирование синтаксическая средств конструкция, аксиологического прямые имплицитные (эмфатическая средства оценки), эмотивного и деонтического видов модальности служат приёмами тактики косвенной критики «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента. 2. Включение в дискурс идеологемы “A responsible society”, которая моделируется в речи лидера с помощью средств эмотивной модальности, передающей эмоциональную реакцию премьер-министра на ситуацию. В примере 144 эмотивная модальность выражена эмотивной лексикой (“responsible”, “freedom”, “to make the most of your potential”, “to pursue dream and destiny”) (Приложение 14. Пример 144). Воздействие на целевую аудиторию с помощью идеологемы “A responsible society” осуществляется в рамках сложной связанной интеллектуальной аргументации персуазивного дискурса с применением прямых эксплицитных и имплицитных средств аксиологической модальности (Приложение 14. Пример 145). Нами отмечено наложение интеллектуальной аргументации и морально-этической (также сложной связанной), апеллирующей к нравственности валлийцев (Приложение 14. Пример 145 (а)). Морально-этическая аргументация завершается выводом из наблюдаемых фактов – эпистемической модальностью (Приложение 14. Пример 145 (б)). 3. Апелляция к «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента. Самой частотной тактикой данной стратегии оказалась тактика критики и 137 обвинения оппонента, которая в качестве приёмов включала средства аксиологической модальности с элементами эвиденциальной модальности, не указывающей на источник информации за счёт глагола в пассивном залоге (“was told”) (Приложение 14. Пример 146). Считаем, что приведённый пример с пассивным залогом глагола речи “to tell” можно отнести к косвенной эвиденциальной модальности. Средства аксиологической модальности включали прямые средства оценки (как эксплицитные (“wrong”), так и имплицитные (“to borrow too much”, “to run out of money”, “recklessness”)) и эксплицитное отрицание (“cannot afford”). «Оппонент-стратегия» дискредитации оппонента продолжает моделирование идеологемы “A responsible society” в персуазивном дискурсе с морально-этической и интеллектуальной аргументацией со смещением акцента с целевой аудитории на правительство (Приложение 14. Пример 147). Наблюдается переход от «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента к тактике создания положительного образа «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования. Тактика создания положительного образа в примере 147 (а) включает в себя концептуальную метафору LIFE IS A JOURNEY (“route map”) (Приложение 14. Пример 147 (а)). Ключевой в политике Консервативной партии, называемой “route map”, видится опора на национально-специфический концепт THE FAIR-PLAY RULE («Правило честной игры» [Фокс 2013: 238– 240]), выраженной в примере 147 (а) словосочетанием “law and order”. Включение данного национально-специфического концепта в дискурс является признаком реализации категории интертекстуальности и интердискурсивности, так как апелляция к этому концепту встречается также и в выступлениях, адресованных другим группам целевой аудитории. Концептуальная метафора LIFE IS A JOURNEY раскрывается через образ дороги: 1) приведённая выше карта с маршрутом, понимаемая как политика партии, направленная на стабилизацию ситуации в стране (“route map to recovery” (пример 147 (а))); 2) путь, который, по мнению Д. Кэмерона, не должен продолжаться по прежнему курсу (Приложение 14. Пример 148). 138 Персуазивность дискурса реализуется с помощью (1) алетической модальности логической необходимости и неспециализированного (2) детерминизированного дискурса (Приложение 14. Пример 149). 4. Моделирование вербального имиджа политического лидера осуществляется за счёт тактики оценочного реагирования «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования (Приложение 14. Пример 150). Дескриптивно-оценочные прилагательные “tough” и “ready” являются знаками позитивной оценки, создающими образ героя, на плечи которого ложится огромная ответственность в случае его победы на выборах и назначения на должность премьер-министра, к чему он готов. 5. Апелляция к тактике иллюстрирования «электорат-стратегии» персуазивности, выраженной средствами эпистемической модальности, основывающейся на индуктивных выводах от частного к общему: премьер предоставляет публике иллюстрирующие определённую ситуацию примеры и делает вывод. Так, поднимая проблему бюрократии, он приводит пример из жизни обычной валлийской семьи, вводимый аксиологической эмфатической синтаксической конструкцией с отрицанием “I will never forget” (Приложение 14. Пример 151). 6. Применение тактики номинации стратегии информирования (например, “the party that supports devolution and makes it work” (1)), лексем интегративной семантики, включающих валлийцев в круг «своих» (например, “co-operation” (2)). Кроме того, необходимо отметить апелляцию к средствам деонтической модальности волеизъявления (“to want”) и деонтической модальности обещания (“If I am elected Prime Minister, I will come… and answer questions…” (3)). Персуазивный дискурс был построен по модели прагматической единичной аргументации (Приложение 14. Пример 152). 7. Включение в дискурс эмоциональной сложной связанной аргументации (Приложение 14. Пример 153), основанной на средствах эмотивной модальности (“stable”, “loving”, “more beautiful” и т. д.). 139 8. Апелляция к эвиденциальной модальности с указанием в качестве источника информации оппонентов, точка зрения которых опровергается лидером. Оппоненты часто не называются конкретными именами, их слова вводятся с помощью средств эпистемической модальности знания (“to know”). Данные средства наделяют персуазивный дискурс свойством диалогичности (Приложение 14. Пример 154). Языковые средства, передающие опровержение точки зрения оппонентов в жанре выступления на партийной конференции, относят Д. (Приложение Кэмерона к эгоцентрическому типу языковой личности 14. Пример 154 (а)). Подтверждение своей точки зрения иллюстрируется примерами из жизни обычных людей, при этом указывается, что политики ничем не отличаются от своего электората (Приложение 14. Пример 154 (б)). Следует отметить включение в дискурс слова “sofa” в примере 154 (б), служащим показателем принадлежности говорящего «как минимум к верхушке среднего класса» [Фокс 2013: 104]. Обращение к массовой аудитории валлийцев должно было учесть классовые отличия в употреблении тех или иных лексических средств. Так, например, как замечает антрополог К. Фокс, слово “couch” говорит о принадлежности человека к среднему слою среднего класса (“middle middle class”) или к рабочему классу [Там же]. 9. Реализация агонального характера жанра выступлений на партийной конференции в рамках предвыборного дискурса осуществляется с помощью призыва к электорату войти в круг «своих», на дискурсивном уровне выраженном условными предложениями и глаголами в повелительном наклонении, составляющими деонтическую модальность обещания. Персуазивный дискурс структурирован по модели сложной связанной прагматической аргументации с посткоммуникативным действием – проголосовать на выборах за Консервативную партию. Д. Кэмерон обращается к условным предложениям и аксиологическим эмфатическим синтаксическим конструкциям, основанным на отрицании, персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 155). 140 Персуазивный эффект усиливается прямыми имплицитными средствами оценки аксиологической модальности (“dynamic”, “strong”, “responsible”) и обращением к идеологеме “A responsible society” (Приложение 14. Пример 155 (а)). Отмеченные выше пункты являются характерными чертами дискурса Д. Кэмерона, обращённого к массовому валлийскому адресату. Однако Д. Кэмерон апеллировал и к отдельным группам валлийцев как адресной целевой аудитории – к получающим пособие по безработице как эксплицитному адресату и рабочим как имплицитному адресату в рамках персуазивного дискурса: 1. Апелляция к идеологеме “A responsible society”, эксплицитно адресованная получающим пособие по безработице в сочетании с деонтической модальностью обязанности (Приложение 14. Пример 156), способности и угрозы (Приложение 14. Пример 156 (а)). Д. Кэмерон включает в дискурс эксплицитное личное местоимение “we” и условные предложения, дистанцируясь от безработных с целью объединения в «свои» рабочих, что служит подтверждением слогана Консервативной партии (“A party of hardworking people”). 2. Эксплицитная дискредитация оппонента в форме прямого обращения к премьер-министру Г. Брауну накануне выборов, что является тактикой «оппонент-стратегии» конфронтации (Приложение 14. Пример 157). Отметим, что на фоне эксплицитно выраженного обращения к оппоненту имплицитно строится образ говорящего как защитника электората. Д. Кэмерон обращается к (1) идеологеме “A responsible society” и (2) концептуальной метафоре LIFE IS A JOURNEY (Приложение 14. Пример 157 (а)). «Оппонент-стратегия» конфронтации в примере 157 создаёт образ защитника электората – среднего, рабочего класса – новый образ для партии консерваторов, именуемой в предвыборной кампании 2010 г. как “Party for the poor” (Приложение 14. Пример 158). 141 Включение в дискурс деонтической модальности волеизъявления 3. (“to want”), акцентирующей моделирующего персуазивный внимание дискурс, на точке зрения построенный говорящего, по принципу прагматической единичной аргументации. Персуазивный эффект аргумента обеспечивается за счёт прямых имплицитных средств аксиологической модальности (“absolutely vital”, “vitally important”, “incredibly strong”, “really strong”) (Приложение 14. Пример 159). Апелляции к эмотивной лексике в примере 159 (“to slip behind”, “to kick out of power”) служит приёмом тактики оценочного реагирования «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента. Следует отметить сочетание всех регистров речи в выступлениях Д. Кэмерона. Премьер-министр моделирует в целом детерминизированный дискурс, основанный на нейтральной полифункциональной лексике. Тем не менее, в дискурсе присутствуют вкрапления формальных (например, “empowering” [Macmillan: URL]) и разговорных (например, “kick out” [Macmillan: URL]) лексических единиц. Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых валлийцам, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 38 %, деонтическая – 24 %, эмотивная – 14 %, эвиденциальная – 10 %, эпистемическая – 9 %, алетическая – 5 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного валлийцам, приведены в приложении 9. 3.2. Характеристика дискурса публичной власти политического лидера: внешняя адресация 3.2.1. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных Соединённым Штатам Америки В проанализированных нами методом сплошной выборки выступлениях Д. Кэмерона США выступают как союзник, относимый премьер-министром 142 Соединённого Королевства в круг «своих». Главная стратегия, применяемая Д. Кэмероном – амальгамирования. моделирующая Считаем «мы-дискурс» правомерной «электорат-стратегия» характеристику стратегии амальгамирования в качестве «электорат-стратегии» по отношению к внешней адресации, так как формируемый с помощью данной стратегии образ США как страны, относящейся к группе «своих», оказывает воздействие на электорат и формирует вербальный имидж не только партии консерваторов, но и США. Так, Д. Кэмерон включает в дискурс знаки-интеграторы, а именно (1) местоимения и лексемы интегративной семантики и (2) солидарные коннекторные пары (Приложение 14. Пример 160). В приведённом примере из совместной пресс-конференции лидеров Соединённого Королевства и США особое внимание привлекает повтор слов Б. Обамы Д. Кэмероном. Таким образом, обращаясь к эвиденциальной модальности (“as you said…”), Д. Кэмерон выражает согласие со своим союзником по поводу дружбы двух государств. Эксплицитным адресатом в данном примере является массовый адресат, на которого Д. Кэмерон воздействует с помощью прагматических топосов, исходящих из предпосылок пользы и выгоды совместных экономических, внутри- и внешнеполитических действий. Кроме того, необходимо отметить обращение политического лидера к средствам аксиологической модальности. Так, помимо лексем интегративной семантики, способствующих обозначению круга «своих», наименования некоторых действий дают положительную оценку совместной политической деятельности двух лидеров: “President Obama and I have both championed a free trade deal” (“Champion” – “to publicly support or defend a set of beliefs, political aims, or a group of people” [Macmillan: URL]). Несмотря на включение США в круг «своих» Д. Кэмерон делает важную для политических структур своей страны и массового британского адресата оговорку: подчёркивая факт сотрудничества с США, Д. Кэмерон утверждает о самостоятельности принимаемых правительством Соединённого Королевства решений. Моделируемый вербальный имидж: 1) “The self-contained UK 143 government”; 2) “The USA is a good friend and ally” (Приложение 14. Пример 161). Наличие общего противника, имплицитное воздействие на которого осуществляется с помощью «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента, закрепляет позиции США в качестве «своих» (Приложение 14. Примеры 162– 164). В примерах 162 и 164 против России в связи с политическим кризисом на Украине и против Ирана в связи с существованием ядерного оружия Соединённое Королевство объединилось не только с США, но и с европейскими странами и другими государствами. В примере 163 в качестве общего противника выступают Россия и исламистские террористы. Дискурсообразующими топосами при этом являются топосы “national and global security”, “democracy”, “economic stability”. Необходимо отметить, что противник может быть неодушевлённым. Так, в примере 163 в качестве антагониста выступают экономические проблемы, эпидемия лихорадки Эбола и климатические изменения. Объединение против общего противника (местоимений и осуществляется лексем с помощью интегративной знаков-интеграторов семантики): “our”, “partners”, “partnership”, “together”. Кроме того, для создания вербального имиджа адресата, входящего в круг «своих», Д. Кэмерон обращается к тактике оценочного реагирования «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования, а именно к средствам аксиологической модальности, дающим положительную оценку совместным действиям. Действия антагонистов оцениваются отрицательно с помощью тактики оценочного реагирования «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента. В качестве приёма тактики Д. Кэмерон включает в дискурс средства аксиологической модальности: “difficult and troubled (global times)”, “huge global challenges”, “crisis”, “threats”, “terrorists”, “calamity”, “aggression”, “to revive”, “to create”, “strong and essential partnership”. 144 Особенностью отношений между США и Соединённым Королевством является историческое прошлое, что умело подчёркивается Д. Кэмероном с помощью прецедентного текста (Приложение 14. Пример 165). Как и в примере 163, включение в круг «своих» в примерах 165 и 166 происходит с помощью знаков-интеграторов (“alliance”, “together”, “each other”, “to share”, “to join”, “the same”, “kindred”, “joint”, “bound (by the history)”, “we”), средств аксиологической модальности, положительно оценивающих совместные действия двух стран (“special (relationship)”, “(a partnership) of the heart”, “unique”, “essential”) и дающих отрицательную оценку общему антагонисту (“endeavors”), а также коннекторных пар (“the United States and Great Britain”, “British and Americans”). Кроме стратегии амальгамирования, включению США в круг «своих» способствует «электорат-стратегия» информирования. Отметим, что прибегая к тактике номинации «электорат-стратегии» информирования (“friend”, “very good friend”, “good friend”), Д. Кэмерон отмечает дружеские отношения не только между странами, но и подчёркивает дружеские отношения на личностном уровне между двумя лидерами. Формирование имиджа США, имплицитно ориентированное на британского массового адресата, позволяет сохранить за стратегией информирования при обращении к внешнему адресату статус «электорат-стратегии» (Приложение 14. Пример 167). Проанализированные выступления, адресованные США, носят характер аргументативного дискурса, моделируемого как прагматическая аргументация разных структурных видов. Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых США, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 85 %, эвиденциальная – 7 %, эмотивная – 5 %, деонтическая – 3 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного США, приведены в приложении 10. 145 3.2.2. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных странам Европейского союза Европейские страны как внешний адресат представляют особый интерес в рамках исследования вопроса о членстве Соединённого Королевства в Евросоюзе. На партийных конференциях премьер-министр эксплицитно обращался к массовому британскому адресату, моделируя персуазивный дискурс с целью убеждения британцев проголосовать на референдуме за членство в ЕС. Однако на имплицитном уровне данные выступления были адресованы европейским странам в связи с требованиями Д. Кэмерона об определённых изменениях режима сотрудничества Соединённого Королевства с другими странами ЕС. Часть выступлений, напротив, эксплицитно была обращена ЕС, имплицитно – включала апелляцию к массовому британскому адресату. Считаем, эксплицитного и что характерное имплицитного для адресатов ряда выступлений создаёт наличие двунаправленный персуазивный дискурс, моделирование которого осуществлялось с помощью синергетического эффекта разных видов модальности и других дискурсивных средств: 1. Аксиологическая модальность представляла оценку Европейского союза как организации в целом и его действий частности (Приложение 14. Примеры 168–169). модальности, а Прямые именно имплицитные средства дескриптивно-оценочная аксиологической лексика, даёт как положительную, так и отрицательную оценку ЕС, что подчёркивает позицию Д. Кэмерона по членству в ЕС. Соединённому Королевству необходимо оставаться в составе этой организации («самого крупного единого рыночного пространства» (“… the biggest single market”)), однако ЕС должен пересмотреть свои действия (“the alarm call that Brussels needs”, “… it’s got too big, too bossy, too interfering”). Необходимо отметить, что при внешней адресации Д. Кэмерон выбирает Китай как страну, на которую можно равняться по вопросу экономического роста. 146 Таким образом, персуазивный дискурс основывается на тактике аргументации (приём иллюстрирования положительной апелляции к авторитету «электорат-стратегии» и отрицательной оценки (Китай)) и тактике персуазивности. Средства аксиологической модальности представляют собой приёмы тактики оценочного реагирования «я / мыстратегии» положительного самопозиционирования и «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента соответственно. Такое сочетание стратегий позволяет сделать вывод о том, что Д. Кэмерон относит страны ЕС в стан «других», могущих стать «своими». 2. Деонтическая модальность волеизъявления и эпистемическая модальность «уверенность / неуверенность» (Приложение 14. Пример 170). Считаем, что деонтическая модальность волеизъявления и эпистемическая модальность «уверенность / неуверенность» в сочетании с личным местоимением первого лица единственного числа представляют собой средства реализации тактики принятия на себя личной ответственности «я / мыстратегии» положительного самопозиционирования. Принимая на себя личную ответственность, с одной стороны, и предоставляя право голоса массовому британскому адресату, с другой, премьер-министр преследовал цель положительного самопозиционирования, что могло обеспечить ситуацию коммуникативного успеха в его властном дискурсе – голосование жителями Соединённого Королевства за сохранение за своей страной членства в ЕС. При этом ситуация коммуникативного успеха должна была означать совпадение мотивационного профиля лидера и его потенциальных сторонников – британского массового адресата. 3. Эвиденциальная модальность (Приложение 14. Пример 171). Глаголы, передающие источник информации (в примере 171 – “to say”), вводят альтернативные точки зрения, которые противопоставляются мнению и политике Д. Кэмерона, что способствует положительному самопозиционированию лидера с помощью апелляции к тактике создания положительного образа. Усиление воздействующего эффекта осуществляется 147 за счёт аксиологической эмфатической синтаксической конструкции (Приложение 14. Пример 171 (а)). 4. Персуазивный дискурс, структурированный как сложная связанная аргументация, опирается на прагматические топосы для массового британского адресата и интеллектуальные – для ЕС. Таким образом, одни и те же аргументы исходят из предпосылок пользы и выгоды при внутренней адресации и фокусируют внимание на убеждениях и взглядах – для ЕС (Приложение 14. Пример 172). Превалирующим топосом отрезка дискурса в примере 172 является прагматический Топос А, адресованный внутреннему адресату (Адресат 1). Отметим, что два адресата (Адресат 1 и Адресат 2) являются адресатами, обращаясь к которым политический лидер моделирует двунаправленный персуазивный дискурс. Считаем, что для подобной модели можно предложить термин «связанный двунаправленный дискурс». Предлагаем следующее графическое решение для подобного моделирования дискурса: Модель 1 Модель связанного двунаправленного дискурса с адресат-дискурсообразующим топосом Модель АДРЕСАТ 1: внутренний АДРЕСАТ 2: внешний ТОПОС А ТОПОС Б двунаправленного модифицирована: дискурс, персуазивного представленный дискурса в может следующем быть примере, эксплицитно адресован ЕС, имплицитно – массовому британскому адресату. Аргументация как при внутренней, так и при внешней адресации является 148 двухэтапной и основывается на прагматических топосах, на смену которым приходит интеллектуальный (Приложение 14. Пример 173). Для этой модели предлагаем термин «последовательный двунаправленный дискурс»: Модель 2 Модель последовательного двунаправленного дискурса с адресат-дискурсообразующим топосом АДРЕСАТ 1+2: внутренний + внешний Этап 1. ТОПОС А Этап 2. ТОПОС Б Персуазивный эффект в примере 173 усиливается с помощью алетической модальности логической необходимости, выраженной с помощью глагола “need” (“It needs to become more competitive”; “It needs to put relations…”; “It needs greater democratic accountability…”; “It needs (…) to operate with the flexibility of a network”) и эпистемической модальности «уверенности / неуверенности» (“That flexibility is what I believe is best for Britain; and, as it happens, best for Europe too”). Кроме того, Д. Кэмерон обращается к категориям интертекстуальности и интердискурсивности, ссылаясь на свою речь, произнесённую за три года до этого выступления (“as I said at Bloomberg …”), и подчёркивая, что за три года ситуация не поменялась, и Евросоюзу всё ещё нужны перемены. 5. Идеологема “A Great(er) Britain”, которую Д. Кэмерон вводит в дискурс для воздействия на внутреннего адресата, имплицитно оказывает воздействие и на европейские страны (Приложение 14. Пример 174). Моделирование идеологемы “A Great(er) Britain” основывается на прямых имплицитных средствах “Conservative”, “belief”). аксиологической модальности (“strong”, 149 6. Дихотомия «свой – чужой» реализуется в различных подмоделях. Европейские страны, тесно связанные с Соединённым Королевством исторически, географически и экономически тяготеют к лагерю «своих». Главным средством передачи принадлежности к лагерю «своих» являются общеевропейские культурологически маркированные единицы, которые можно условно разделить на несколько групп: а) персоналии Caesar, Churchill, the Home Secretary (Theresa May), Chancellor Merkel; б) войны, битвы и другие важные исторические события и ассоциируемые с ними даты и топонимы, а также эпохи и политические клише the Napoleonic Wars, Trafalgar, Blenheim, the Great War, Waterloo, the Battle of Britain, the Spanish Succession, the defeat of Nazism, the Reformation, the Enlightenment, the Industrial Revolution, the Iron Curtain. 1588, 1704, 1815, 1914, 1940, 1989, 2016 (Приложение 14. Пример 175– 176). Однако в ситуации невыгодной для Соединённого Королевства политики ЕС Д. Кэмерон моделирует дискурс дистанцирования: обращённый к массовому британскому адресату персуазивный дискурс поясняет стремление премьер-министра к переменам в ЕС в пользу своего народа. Европейские страны занимают позицию «других» по отношению к Соединённому Королевству (Приложение 14. Пример 177). Из приведённого примера следует, что помимо смыслового наполнения дискурс дистанцирования моделируется с помощью эксплицитных личных местоимений “us”, “we”. Персуазивный эффект в данном отрезке дискурса усиливается за счёт тактики принятия на себя личной ответственности «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования (“I will put that right”); тактики иллюстрирования «электорат-стратегии» персуазивности: “Let me give you one example. When we joined …”, выраженной с помощью личной и неличной форм глаголов, описывающих действия Соединённого Королевства (“joined”, “going”), имени прилагательного (“closer”), а также с помощью средств эвиденциальной модальности (“we were told …”), демонстрирующих несовпадение интересов ЕС и Соединённого Королевства. Д. Кэмерон обращается к оригинальной 150 метафоре EU-UK RELATIONS AGREEMENT IS A DEAL (“so we can get a better deal”), создавая вербальный имидж спасителя. Кроме того, необходимо отметить, что, обращаясь к ЕС, премьер-министр комбинирует средства эгоцентрического и социоцентрического типов самопозиционирования с преобладанием первого из указанных типов языковой личности (“Believe me”, “Let me give you one example…”, “Let me put this very clearly…”). В примере 178 образ «другого» моделируется через создание имиджа Соединённого Королевства в лице премьер-министра как стороны, принимающей решения в сложных ситуациях, не уходящей от обсуждения трудных вопросов. Моделирование вербального имиджа происходит с помощью средств аксиологической модальности (прямых имплицитных средств, предоставляющих отрицательную оценку обстоятельствам (“Taking the tough decisions, making the difficult arguments), и прямых имплицитных средств, положительно оценивающих действия премьер-министра (“protecting and advancing (…) security”)) и деонтической модальности волеизъявления (“no one wants to talk about”). Персуазивный эффект данного отрывка обусловлен апелляцией лидером к когнитивному уровню вербального имиджа, т. е. обращением к национально-культурным качествам британцев (“Like most British people, I come to this question with a frame of mind that is practical, not emotional. Head, not heart. (…) That is how we have always been as a nation. We are rigorously practical. We are obstinately down to earth”), что является средством социоцентрического воздействия языковой личности на адресата. Отдельно стоит отметить цитатив как средство эвиденциальной модальности: дискурс дистанцирования от ЕС включает цитату слов, принадлежащих представителям одной из стран ЕС – Нидерландам, по отношению к которым говорящий использует номинацию “friends” (“‘Europe where necessary, national where possible’, as our Dutch friends put it”). Таким образом, политический лидер создаёт модель исключения одного из «других» и объединения с ним в «свои» (Приложение 14. Пример 178). 151 Прагматическая аргументация персуазивного дискурса в примере 179, основанная на прагматических топосах “global security” и “national security”, неразрывно связана с эмоциональной аргументацией, одним из мощных персуазивных средств которой являются прецедентные исторические явления как приём персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности. Так, Д. Кэмерон напоминает об участии Соединённого Королевства в Первой и Второй мировых войнах (“the Great War”, “the seventieth anniversary of the liberation of Europe”) и через призму этих военных конфликтов объясняет осознание своим народом тесной связи с континентальной Европой. Кроме того, персуазивный эффект дискурса на массового британского адресата и европейские страны усиливается за счёт цитатива, включающего слова выдающегося представителя Консервативной партии, известного представителя Соединённого Королевства, сыгравшего большую роль в победе во Второй мировой войне У. Черчилля, назвавшего Европу «этим благородным континентом» (“this noble continent”) (Приложение 14. Пример 179). Аналогичную эмоциональной модель аргументации прагматической аргументации с в включением дискурс на основе прецедентных исторических явлений (один из приёмов персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности) и цитатива У. Черчилля можно проследить и в следующем примере эмоциональной аргументации: В примере 180 аргументация политики премьера строится за счёт смены дискурсообразующих топосов. Так, апелляция к эмоциональным топосам (“war”, “tyranny”) сменяется обращением к прагматическим (“problems in the Eurozone”, “a crisis of European competitiveness”, “a gap between the EU and its citizens”, “a lack of democratic accountability”), поясняющим предпосылки пользы и выгоды для ЕС и формирующим подмодель дихотомии «свой – чужой», при которой ЕС относится к лагерю «других». По своей структуре прагматическая аргументация данного дискурса является сложной связанной (Приложение 14. Пример 180). 152 В данном выступлении Д. Кэмерона ЕС предстаёт «другим», могущим стать как «чужим», так и «своим». В первом случае премьер обращается к (1) деонтической модальности угрозы как приёму тактики угрозы «оппонентстратегии» конфронтации. Тактика угрозы включает условные предложения. Воздействующий эффект усиливается с помощью (2) концептуальной метафоры EUROPE IS A HOME (Приложение 14. Пример 180 (а)). Во втором случае Д. Кэмерон обращается к концептуальной метафоре EUROPE IS A CONTAINER, подразумевающей, что Соединённое Королевство является ценным содержимым данного контейнера, а также к тактике представления перспектив «электорат-стратегии» персуазивности. Тактика представления перспектив основана на (1) деонтической модальности волеизъявления, в примере выраженной глаголом “to want”, и (2) прямых и косвенных имплицитных средствах аксиологической модальности (“a success”, “security”, “positive”, “committed”, “active”, “full”, “fighting Ebola”, “flying policing missions”, “contributing” и т .д.) (Приложение 14. Примеры 179, 180 (б)). Концептуальные метафоры EUROPE IS A HOME и EUROPE IS A CONTAINER показывают, что Д. Кэмерон является сторонником, с одной стороны, сохранения за своей страной членства в ЕС, с другой – выгодных для Соединённого Королевства перемен в ЕС. Моделирование подобного дискурса происходит с помощью деонтической модальности волеизъявления, выраженной глаголом волеизъявления “to want”. Кроме включения в дискурс общеевропейских культурологически маркированных единиц обозначение круга «своих» при обращении к европейским странам осуществляется с помощью исторически обусловленных общеевропейских топосов, например, “freedom” и “peace” (Приложение 14. Пример 180 (в)). В приведённом примере Д. Кэмерон напоминает Европе об общем отличавшемся нестабильностью прошлом. При этом на дискурсивном уровне идея общности передаётся с помощью инклюзивного местоимения “our” и контрастной эмотивной лексики “freedom”, “peace”, с одной стороны, и “war”, “tyranny”, с другой стороны. Идея общего исторического прошлого является основой для последующей 153 аргументации о необходимости перемен в Евросоюзе, что выражено сменой топосов и вводом в дискурс новых, с точки зрения лидера, общеевропейских, топосов “competitiveness”, “prosperity”, “security”, “openness”, “flexibility”, представленных в дискурсе данными словами, а также семантически близкими существительными и прилагательными. Пример 181 демонстрирует, что противопоставление группы «своих» «чужим» основано на сравнении своих внутригрупповых противоречий и различий с противоречиями и различиями «чужих». В результате подобного сравнения происходит сплочение «своих» перед общим антагонистом [Дубоссарская 2008: 168] (Приложение 14. Пример 181). Включение в дискурс топонимов “Georgia” и “Ukraine” способствует имплицитному выделению общего для европейских стран антагониста – России – и приводит к сплочению «своих» для достижения общей цели. Модель осуществляется объединения с «других» помощью в «свои» против «электорат-стратегии» общего врага амальгамирования, реализуемой за счёт инклюзивных местоимений “we”, “our” и лексем интегративной семантики “united”, “in concert with”, и «электорат-стратегии» информирования, а именно тактики номинации (“allies”, “partners”). Видится возможным сохранить за данными стратегиями характеристику «электоратстратегий» в связи с наличием имплицитного адресата в лице электората (Приложение 14. Пример 182). Воздействующий эффект фрагмента дискурса в примере 182 усиливается за счёт средств аксиологической модальности, а именно прямых имплицитных средств, обозначающих, с одной стороны, наименования совместных с европейскими странами положительных действий (“(we) agreed”, “to stand up to (this aggression)”, “uphold (law)”) и, с другой стороны, наименования понятий, имеющих отрицательную коннотацию (например, “aggression” (“Aggression” – “a situation in which one country attacks another”[Macmillan: URL])) и описывающих действия общего противника. 154 Обозначение круга «чужих» происходит также с помощью средств аксиологической модальности, а именно прямых имплицитных средств отрицательной оценки, обозначающих наименования характерных для общего врага понятий, действий и дающих им характеристику (Приложение 14. Пример 183). Необходимо отметить, что, моделируя двунаправленный персуазивный дискурс, Д. Кэмерон стремился улучшить положение Соединённого Королевства в рамках ЕС и надеялся на поддержку своего народа, который должен был проголосовать за членство в ЕС на референдуме. Таким образом, следуя третьей модели типологии лидерства Д. Дж. Винтера, Д. Кэмерон надеялся на совпадение своего мотивационного профиля и мотивационного профиля своих потенциальных сторонников. Однако британцы не поддержали премьера, что свидетельствует о ситуации коммуникативной неудачи политика, результатом которой стала отставка Д. Кэмерона с поста премьер-министра. Из 27 стран Европейского союза в качестве авторитета Д. Кэмерон неоднократно включает в свой дискурс Германию, ссылаясь на научнотехническое развитие и экономический опыт данной страны. Считаем необходимым выделить ряд особенностей выступлений, адресованных Германии. Политический дискурс Д. Кэмерона направлен на создание «мыдискурса». Германия занимает положение «своей» за счёт следующих средств: 1. Противопоставление «других» по отношению к Соединённому Королевству сторон. Так, средства отрицательной оценки аксиологической модальности как приём тактики оценочного реагирования «оппонентстратегии» дискредитации оппонента позиционируют террористов как «другихчужих». Аксиологическая модальность в примере 184 выражена прямыми имплицитными средствами отрицательной оценки (“threat”, “attacks”, “scarred”, “perverse”, “warped”). Эвиденциальная модальность, вводящая цитатив канцлера Германии А. Меркель (“as Angela has said…”), способствует дискурсивному оформлению отношений сотрудничества между Соединённым 155 Королевством и Германией с помощью тактики апелляции к авторитету «электорат-стратегии» амальгамирования (Приложение 14. Пример 184). Стратегия амальгамирования, кроме отмеченной в п. 1 тактики, реализуется также с помощью знаков-интеграторов: инклюзивных местоимений “we”, “our”, лексем интегративной семантики “to share”, “cooperation”, “together”, “both” (Приложение 14. Пример 185). Необходимо отметить, что моделирование круга «своих» включает также средства аксиологической модальности, обозначающие наименования совместных с Германией действий и дающие им оценку, что показывает общность интересов. Аксиологическая реагирования модальность служит приёмом тактики «электорат-стратегии» амальгамирования. оценочного В примере 185 аксиологическая модальность выражена прямыми имплицитными средствами (“to secure a better future”, “to strengthen our cooperation”, “we agree”, “stronger, more competitive, more open and more flexible economies”, “the fastest growing trading relationship”, “to invest more”, “one of the world’s largest digital trade fairs”) и прямыми эксплицитными средствами (“to secure a better future”). Кроме того, общность интересов передаётся с помощью наложения на знаки-интеграторы (инклюзивное личное местоимение “we”, коннекторная пара “Angela and I”, лексема интегративной семантики “both”) деонтической модальности волеизъявления, выраженной в примере 186 с помощью глагола “to want”, эвиденциальной модальности, а именно цитатива канцлера Германии А. Меркель (“as Angela has said…”), и эпистемической модальности «знания / незнания», «уверенности / неуверенности» (глагольные операторы “to know”, “to believe”) (Приложение 14. Пример 186). Отметим, что данный фрагмент дискурса при рассмотрении стран Европейского союза как адресата является персуазивным, в то время как для Германии в качестве одного из адресатов он способствует оформлению круга «своих» с Соединённым Королевством. 2. Формирование круга «своих» с помощью «электорат-стратегии» амальгамирования (“we”, “to co-host”, “to combine”, “to pool”, “to share”, 156 “collaborating”) может дополняться средствами эмотивной модальности, передающими эмоциональную реакцию говорящего на ситуации и события (эмотивная лексика “admiration”, “pleasure”, “an honour”), тактикой номинации «электорат-стратегии» информирования (“friends”) и прямым обращением к союзнику (“you”) (Приложение 14. Примеры 187–188). Необходимо отметить, что моделируемый в примере 188 «мы-дискурс» представляет собой основу для последующего персуазивного дискурса, посткоммуникативным сотрудничество действием между которого Соединённым является более Королевством и тесное Германией (Приложение 14. Пример 189). Персуазивный дискурс в примере 189 формируется по модели связанной прагматической аргументации, исходящей из предпосылок пользы и выгоды и основан на тактике аргументации «электорат-стратегии» персуазивности. Персуазивно-суггестивная тактика данной стратегии опирается на глаголы в повелительном наклонении, дополненные средствами эмотивной модальности (“amazing”, “brilliant”, “fantastic”, “real”, “rаrе”, “expertise”, “opportunity”, “ingenuity”, “excellence”, “to lead”) и знаками-интеграторами (“to match”, “to join”, “together”). С помощью другого приёма персуазивно-суггестивной тактики – непосредственное обращение к адресату (союзнику), Д. Кэмерон заявляет о стремлении говорящего сохранить за адресатом положение в лагере «своих» (Приложение 14. Пример 190). Наличие «электорат-стратегий» в дискурсе объясняется апелляцией к массовому британскому адресату в качестве имплицитного адресата. Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых ЕС, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 38 %, эвиденциальная – 20 %, деонтическая – 20 %, эпистемическая – 11 %, эмотивная – 7 %, алетическая – 4 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного Европейскому союзу, приведены в приложениях 11 и 12. 157 3.2.3. Дискурсивно-стратагемный анализ выступлений, адресованных России Взаимоотношения Соединённого Королевства с Россией за время пребывания Д. Кэмерона на посту премьер-министра не отличались стабильностью. Так, в связи с событиями в Сирии в мае 2013 г. дискурс Д. Кэмерона позиционировал Россию как принадлежащую к лагерю «других» и переходящую в «свои», что на дискурсивном уровне связано с апелляцией к прагматическому топосу “security”, на существованием общего оппонента. В экстралингвистическом примере 191 – с премьер-министр Соединённого Королевства включил в дискурс средства «электорат-стратегии» амальгамирования: знаки-интеграторы “to join”, “common”, “both”, “same”, “our”, коннекторные пары (“the U.S., U.K., Russia, and many others”, “the Russian President, the American President, and myself”) и прямое имплицитное средство положительной оценки аксиологической модальности “to welcome” (“Welcome” – “to say that you approve of something that has happened or that you are pleased about it” [Macmillan: URL]). Ответственные за кровопролития в Сирии рассматриваются нами как «чужие», существование которых обеспечивает России переход в лагерь «своих». Для противопоставления «чужих» «своим» Д. Кэмерон вводит в дискурс прямое имплицитное средство отрицательной оценки “formidable” (“Formidable” – “difficult to deal with and needing a lot of effort or skill” [Longman: URL]) (Приложение 14. Пример 191). Позиционирование России как «чужой» было связано с политическим кризисом на Украине и с рядом других вопросов и на дискурсивном уровне выражено следующими средствами: 1. Комбинирование эвиденциального и гипотетического видов модальности, представленных цитативом. Данные средства служат приёмом тактики критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента. Так, в примере 192 премьер-министр Соединённого Королевства вводит в дискурс цитатив российского чиновника, семантическое наполнение которого 158 определяет Россию как оппонента, отличающегося от Консервативной партии, к которым Д. Кэмерон обращается как “friends” (Приложение 14. Пример 192). Отметим, что в данном фрагменте дискурса нет точной ссылки на источник информации – не указаны ни фамилия, ни имя, ни должность чиновника. Наречие “apparently” (“Apparently” – “based only on what you have heard, not on what you are certain is true” [Macmillan: URL]) свидетельствует об отсутствии достоверности цитатива, что, однако, не привело к коммуникативной неудаче политика. Коммуникативный успех обеспечивается последующим отрезком дискурса, в котором Д. Кэмерон, эксплицитно обращаясь к Консервативной партии, имплицитно – к массовому британскому адресату и России, вводит в дискурс эмотивный (в виде эмфатических синтаксических конструкций (“When …, who …?”) и эмотивной лексики (“great”)) и аксиологический виды модальности (прямые имплицитные средства положительной оценки (“to beat”, “biggest-selling”)). Перечисленные дискурсивные средства производят апелляцию к чувству патриотизма массового британского адресата и реализуют приём персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности (Приложение 14. Пример 192 (а)). 2. Аксиологическая модальность, обладающая способностью давать как положительную, так и отрицательную оценку пропозиции, используется Д. Кэмероном, с одной стороны, для позиционирования России как принадлежащей к лагерю «чужих», с другой – для включения Украины в круг «своих». Так, формирование образа «чужого» выражено с помощью средств тактики оценочного реагирования «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента, а именно прямых имплицитных средств отрицательной оценки аксиологической модальности (например, “rebuke”, “aggression”). Позиционирование Украины как «своей» осуществлялось с помощью прямых имплицитных средств положительной оценки (“strong Ukraine”, “successful Ukraine”, “closer relations”, “landmark agreement”, “stable democratic government”, “to wеlсоmе”, “to support”, “to stabilise”, “success”) и знаков- 159 интеграторов стратегии амальгамирования (“us”, “both”) (Приложение 14. Пример 193). 3. Деонтическая модальность угрозы, выраженная с помощью условных предложений, как приём тактики угрозы «оппонент-стратегии» конфронтации. Повышению воздействующего эффекта дискурса способствуют прямые имплицитные средства отрицательной оценки аксиологической модальности (“severe”, “far reaching”) (Приложение 14. Пример 194–195). 4. Тактика номинации «электорат-стратегии» информирования. Описывая действия России, Д. Кэмерон включил в дискурс номинации с отрицательной коннотацией (“breach (of law)”, “to annex”, “occupied (Crimea)”, “violation (of law)”, “aggression”) и другие прямые имплицитные средства аксиологической модальности (“flagrant”, “illegal”, “completely unacceptable”, “sham”, “conducted at the barrel of a Kalashnikov”, “completely indefensible”, “to violate”, “to frustrate”) (Приложение 14. Примеры 196–198). Приведённые в примерах 196-198 номинации с отрицательной коннотацией и другие прямые имплицитные средства отрицательной оценки аксиологической модальности служат цели критики и обвинения России. Необходимо отметить обращение премьер-министра к категориям интертекстуальности и интердискурсивности в форме закрепившихся за политическим кризисом на Украине и повторяющихся из выступления в выступление клише, продемонстрированных в примерах 196–198, а также в примере 199 (Приложение 14. Пример 199). Для жанра выступления на заседании палаты общин характерно наличие нескольких адресатов. Так, при рассмотрении внешнеполитических вопросов, затрагивающих Россию, эксплицитным адресатом являлись политические структуры и массовый британский адресат. Имплицитным – Россия. При этом формирование вербального имиджа языковой личности политика также имело два главных направления. Создавая имидж эгоцентрической языковой личности, обращаясь к массовому британскому адресату, Д. Кэмерон моделировал свой образ как образ защитника страны, готового взять на себя 160 ответственность. Для России подобный дискурс закреплял за премьерминистром образ противника, «чужого» (Приложение 14. Пример 162 (ранее проанализированный с точки зрения США как целевой аудитории)). Противопоставление «своих» и «чужих» в примере 162 усиливается на фоне номинации “partners”, ограничивающей круг «своих» и противопоставленной России как «чужой»: “our American, European and other international partners”. Из европейских стран, относящихся к «своим», Д. Кэмерон особо подчёркивает Германию, Францию, Италию и Польшу (Приложение 14. Пример 200). При позиционировании России как «чужой» Д. Кэмерон обращается к прагматической сложной связанной аргументации, демонстрирующей оппоненту наличие веских причин у Соединённого Королевства защитить Украину и включить её в круг «своих» (Приложение 14. Пример 201). О включении Украины в круг «своих» говорит формулировка “European future” – по словам Д. Кэмерона, Украина не служит мостом, соединяющим Россию и Европу, как он заявляет в некоторых своих выступлениях, а стремится к европейскому будущему. Приведение аргументов для защиты тезиса о необходимости поддержки украинцев Соединённым Королевством представляет собой персуазивный дискурс, имплицитный адресат которого – Россия – получает сообщение о требуемом посткоммуникативном действии в форме отвода войск с территории Украины и действии в соответствии с международными законами. Отнесение России к лагерю «чужих» осуществляется с помощью синергетического эффекта различных видов модальности: прямых имплицитных средств аксиологической модальности (“а dangerous (moment)”, “to violate”, “to sweep aside blatantly”, “to crush”, “flagrant breach”, “to trample over”, “to trash”, “aggression”), эпистемической модальности (“to know”, “to must”) и алетической модальности необходимости (“to need”). Отметим, что, моделируя образ «чужого» в связи с событиями на Украине, Д. Кэмерон предусматривал возможность перехода России в нейтральный лагерь «других», что на дискурсивном уровне было выражено 161 приёмом тактики номинации «электорат-стратегии» информирования, в частности прямыми имплицитными средствами положительной оценки аксиологической модальности (“to encourage”, “to be welcome”, “diplomatically”, “to support”) (Приложение 14. Примеры 202–203). В примере 203 Д. Кэмерон призывает Украину служить мостом между Россией и Европой, что, считаем, является заявлением, переводящим Россию в нейтральный лагерь «других». Подобная позиция премьер-министра привела к тому, что на одном из заседаний палаты общин представитель Консервативной партии обвинил Д. Кэмерона в мягкости действий по отношению к России. В своём ответе премьер-министр обратился к аксиологической модальности. Прямое эксплицитное средство отрицательной оценки аксиологической модальности “wrong” является приёмом персуазивно-суггестивной тактики «электоратстратегии» персуазивности – апелляция к моральным принципам и ценностям. Такой способ моделирования дискурса показывает, что характер отношений Д. Кэмерона к России не враждебный. Россия – больше «другой», чем «чужой» (Приложение 14. Пример 204). Даже прибегая к деонтической модальности угрозы, Д. Кэмерон уточняет характер реакции на действия России. Ситуация не накаляется до военного конфликта. Соединённое Королевство принимает экономические меры в качестве ответа на внешнюю политику России (Приложение 14. Пример 205). Характеристика стратегий при апелляции к России как «электоратстратегий» в представленном дискурсивном анализе учитывает наличие имплицитной / эксплицитной аудитории в лице электората. Соотношение видов дискурсивной модальности в рамках поля модальности в выступлениях, обращённых России, выглядит следующим образом: аксиологическая модальность охватывает 58 %, деонтическая – 8 %, эвиденциальная – 8 %, эпистемическая – 8 %, эмотивная – 7 %, гипотетическая – 6 %, алетическая – 5 %. Схематично дискурсивно-стратагемные средства дискурса политического лидера, адресованного России, приведены в приложении 13. 162 3.3. Трихотомия «логос», «пафос», «этос» в дискурсе британского политического лидера Д. Кэмерона В данном исследовании, учитывающем лингвокультурологический аспект анализа дискурса политической публичной власти, особый интерес представляет личностная концептосфера политического лидера как языковой личности. Образуя различные комбинации, в субъекте политической коммуникации сосуществуют и взаимодействуют национальная, групповые (профессиональная, семейная, возрастная) и личностная сферы языковой личности [Чанышева 2012: 117]. Развивая древнегреческое учение о логосе, пафосе и этосе и принимая во внимание рассуждения Г. Г. Хазагерова о политической риторике [Хазагеров 2002; 2008; 2010], считаем возможным подытожить основные результаты анализа современного политического дискурса на примере дискурса премьер-министра Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии Д. Кэмерона в виде апелляции к эмоциосфере, этос-сфере и рациосфере (в терминологии А. К. Михальской, Е. А. Петровой и других филологов: логосфере [Михальская 1996: 32; Петрова 2018: 30]). Как показывает материал исследования, во властном дискурсе Д. Кэмерона не представлена апелляция к эстетическому топосу. Считаем возможным отнести остальные рассматриваемые нами дискурсообразующие топосы к перечисленным выше частным концептосферам. Так, прагматическая и интеллектуальная аргументации могут быть рассмотрены в составе рациосферы политического деятеля, эмоциональная – эмоциосферы, моральноэтическая – этос-сферы. Представляется, что приведённые в данной диссертации дискурсивно-стратагемные средства также можно условно отнести к одной из перечисленных выше сфер, исходя из иллокутивной цели их включения в дискурс политической публичной власти. Например, считаем, что концептуальные метафоры, реализующие, моделирующие и оценивающие политические процессы [Чудинов 2012 (б)], относятся к домену рациосферы, в 163 то время как средства деонтической модальности угрозы и обещания, а также культурологически маркированные единицы – к эмоциосфере и т. д. В главах 1 и 2 данного диссертационного исследования отмечалось взаимодействие дискурсивно-стратагемных средств политического лидера и «стратегий» целевой аудитории, уточнялось понятие коммуникативного успеха в политическом дискурсе. Подводя итоги анализу речей британского лидера Д. Кэмерона в рамках дискурсивной парадигмы, отметим, что в конечном счёте моделирование властных отношений в политическом дискурсе предполагает взаимодействие частных концептосфер политического лидера и его целевой аудитории. Замечено, что основой дискурса, обращённого массовому британскому адресату, является рациосфера с прагматической и интеллектуальной аргументацией и соответствующими дискурсивно-стратагемными средствами. Апелляция к эмоциосфере и этос-сфере способствует усилению воздействующего эффекта дискурса. При обращении к рабочему классу ведущей в дискурсе Д. Кэмерона является эмоциосфера, создающая основу для апелляции к рациосфере. Персуазивность дискурса, а также дистанцирование от одной из групп в рамках британского бизнеса наделяют выступления Д. Кэмерона эмотивностью, что приводит к преобладанию эмоциосферы. Учитывая дискурсообразующие топосы, апелляция к получающим социальное пособие основана на этос-сфере, однако процесс «упаковывания» соответствующих дискурсивно-стратагемных средств осуществляется с помощью эмоциосферы. В качестве примера для подражания и основы действий политического лидера при обращении к молодёжи в дискурсе Д. Кэмерона встретились авторитеты в лице иностранных государств (США и Германия). Дихотомия «свой – чужой» моделируется в качестве трихотомии «свой – другой – чужой». Часть молодёжи, отнесённая к «другим», подвергается воздействию этос-сферы политика. 164 При апелляции к военным соотношение между рациосферой и этоссферой распределено равномерно, что говорит о том, что данные частные концептосферы равнозначны в дискурсе, обращённом к указанной целевой аудитории. Эмоциосфера способствует усилению воздействующего эффекта взаимодействия рациосферы и этос-сферы. Обращение к политическим структурам отмечено подкреплением каждой апелляции к рациосфере воздействием на эмоциосферу. Неравномерное распределение указанных частных концептосфер объясняется эмотивностью дискурса, моделирующего дихотомию «свой – чужой». Рациосфера занимает в процентном соотношении треть при обращении к шотландцам. Эмоциосфера превалирует за счёт дискурсообразующих топосов. Воздействующий эффект подкрепляется обращением к этос-сфере. Валлийцы – единственная целевая аудитория, в которой процентное соотношение между тремя сферами распределено почти равномерно и в которой этос-сфера занимает лидирующие позиции. На некоторых этапах аргументативного и персуазивного предвыборного дискурса эмоциосфера неразрывно связана с этос-сферой. Основу при обращении к США составляет рациосфера. Усиление воздействующего эффекта осуществляется с помощью обращения к эмоциосфере. При соответствующих дискурсообразующих топосах происходит апелляция к этос-сфере. Моделирование дискурса, обращённого к ЕС, осуществляется с помощью рациосферы, основанной на эмоциосфере. За счёт апелляции к этическим авторитетам и соответствующим топосам происходит обращение к этос-сфере. При апелляции к России все частные концептосферы распределены почти равномерно с небольшим преобладанием эмоциосферы. Процентное соотношение обращения к частным концептосферам во властном дискурсе Д. Кэмерона представлено в таблице 2: 165 Таблица 2 Адресат-детерминированность личностной концептосферы британского политического лидера Д. Кэмерона Частные концептосферы Рациосфера Эмоциосфера Этос-сфера Адресат Массовый британский адресат Рабочий класс Британский бизнес Получающие социальное пособие Молодёжь Военные Политические структуры Шотландцы Валлийцы США ЕС Россия Внутренняя адресация 35 % 45 % 20 % 40 % 35 % 10 % 50 % 50 % 54 % 10 % 15 % 36 % 41 % 22 % 43 % 49 % 56 % 48 % 10 % 22 % 9% 34 % 47 % 30,5 % 30,5 % Внешняя адресация 55 % 25 % 48 % 40 % 30 % 40 % 19 % 39 % 20 % 12 % 30 % Графически адресат-детерминированность личностной концептосферы британского политического лидера Д. Кэмерона представлена в приложении 15. Выводы по главе 3 Настоящая диссертационная работа ориентирована на выявление адресатдетерминированных дискурсивно-стратагемных моделей властного дискурса политического лидера. При апелляции ко всем группам внутренней адресации, кроме военных, были применены стратегии, принадлежащие ко всем трём выделяемым нами макростратегиям. Агональность дискурса в разных жанрах основана на бинарной оппозиции: моделирование положительного образа лидера и его партии за счёт «я-стратегий» осуществляется на фоне «оппонент-стратегий». 166 Так, на парламентских дебатах при обращении к политическим структурам в качестве эксплицитного адресата (в качестве имплицитного – к электорату) в репликах, адресованных как представителям своей партии, так и членам оппозиции моделирование дискурса осуществляется на основе различных тактик «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования и тактики критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента. Предвыборный персуазивный дискурс, обращённый к валлийцам, включает разные тактики «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента, переходящие в «я-стратегию» положительного самопозиционирования. Тактика критики и обвинения «оппонент-стратегии» дискредитации оппонента при обращении к британскому бизнесу создаёт основу для тактики самопохвалы своей партии «я / мы-стратегии» положительного самопозиционирования. Персуазивный эффект бинарной оппозиции «я / мы-стратегии – оппонент-стратегии» усиливается с помощью комбинирования эвиденциальной и гипотетической модальности возможности, когда основу аргументации составляют не фактические, а возможные слова оппонента. Более того, в некоторых фрагментах дискурса, обращённых рабочему классу, как основной части электората, в рамках одного и того же фрагмента происходит сочетание всех трёх выделяемых нами коммуникативных макростратегий, что увеличивает воздействующий эффект дискурса британского политического лидера. Обращение к военным характеризовалось двумя макростратегиями: «я / мы-стратегии» и «электорат-стратегии». «Электорат-стратегии» служили следующим целям: 1) убеждение военных продолжать службу в Афганистане; 2) разъяснение причин их военной миссии (дискурсообразующие топосы: “global security”, “national security”); 3) моделирование идеологемы “Great(er) Britain”. При эксплицитном обращении к США (военные – имплицитный адресат) «электорат-стратегия» информирования была включена в дискурс с целью положительной оценки совместной с США деятельности военных. «Ястратегия» положительного самопозиционирования создавала положительный образ лидера, сдерживающего обещание в связи с выводом войск из 167 Афганистана. «Оппонент-стратегии» не были включены в дискурс, обращённый к военным. Напротив, дискредитация, являющаяся частотной «оппонент-стратегией», в персуазивном дискурсе, адресованном военным, была направлена на самого говорящего. Самодискредитация служила средством приёма апелляции к чувствам аудитории персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности, в связи с чем была отнесена нами к оригинальному средству эмоциональной аргументации. Самой частотной стратегией «оппонент-стратегий» стала дискредитация оппонента, направленная на все адресные группы, кроме получающих социальное пособие. Придавая дискурсу агональный характер, данная стратегия была направлена на негативную презентацию партии оппозиции и других партий. Кроме того, при обращении к массовому британскому адресату, британскому бизнесу и молодёжи стратегия дискредитации оппонента преследовала цель закрепить за отдельными группами в рамках этих секторов внутренней адресации статус «других». Они переходили в стан оппонентов в связи со злоупотреблением получений пособий и других льгот (массовый британский адресат, молодёжь), а также из-за отсутствия желания поддержать политику правительства конфронтации была (британский включена в бизнес). дискурс, «Оппонент-стратегия» адресованный массовому британскому адресату, британскому бизнесу, рабочему классу, получающим социальное пособие, молодёжи и валлийцам. Данная стратегия продолжала модель дискредитации оппонента, переводя отдельные группы внутри того или иного сектора внутренней адресации в стан «чужих». Ориентированные на говорящего и представителя «своих» «я / мыстратегии» во всех адресных группах внутренней адресации были представлены стратегией положительного самопозиционирования. Самой частотной тактикой стала тактика создания положительного образа. Менее частотными, но встречающимися почти во всех адресных группах внутренней адресации тактиками оказались тактика самопохвалы и тактика апелляции к авторитету из числа «своих». Тактика безличного обвинения была включена в 168 дискурс, обращённый к британскому бизнесу, тактика оценочного реагирования – получающим социальное пособие и валлийцам, тактика формулирования цели – молодёжи, тактика апелляции к достижениям прошлого – политическим структурам. Политический лидер обратился к «я / мы-стратегии» самозащиты в дискурсе, адресованном массовому британскому адресату, молодёжи и политическим структурам. «Электорат-стратегии», направленные на различные социальные группы населения, были, главным образом, представлены стратегией персуазивности, основной стратегией при моделировании персуазивного дискурса. Частотными тактиками стратегии персуазивности оказались влияющая на подсознание персуазивно-суггестивная тактика и тактика иллюстрирования. Менее частотными, но представленными почти во всех группах внутренней адресации оказались стратегии информирования и амальгамирования. При обращении к рабочему классу, политическим структурам, военным и шотландцам в дискурс была включена стратегия аргументации. При исследовании внешней адресации мы выяснили, что Д. Кэмерон включал все три выделяемые нами макростратегии в дискурс, адресованный США и странам ЕС. «Я / мы-стратегии» не присутствовали в дискурсе, обращённом к Германии и России. Помимо используемой при апелляции как к США, так и к ЕС тактики оценочного реагирования, дискурс, адресованный ЕС, включил тактику принятия на себя личной ответственности и тактику создания положительного образа. «Оппонент-стратегия» дискредитации, представленная тактикой критики и обвинения / оценочного реагирования, была применена при обращении ко всем анализируемым группам внешней адресации. В дискурс, адресованный ЕС и России, была также включена стратегия конфронтации. Самой частотной «электорат-стратегией» стала моделирующая «мы-дискурс» стратегия амальгамирования. По отношению к ЕС, России и Германии была использована стратегия персуазивности, США и информирования. России – стратегия 169 Аргументативный дискурс был направлен на массовый британский адресат, рабочий класс, военных, молодёжь; США. Самым частотным структурным типом представляющая являлась собой цепь сложная дополняющих связанная аргументация, друг параллельных друга аргументов. Д. Кэмерон апеллировал к эмоциональной, морально-этической, прагматической, интеллектуальной аргументации. Было замечено, что при обращении к рабочему классу каждый из аргументов сложной связанной аргументации относится к разным семантическим видам, что вызвано стремлением лидера усилить аргументативную силу дискурса. Ориентация на посткоммуникативные действия и агональность стала причиной моделирования преимущественно персуазивного дискурса. Анализ внутренней адресации позволил сделать вывод о структурном разнообразии видов аргументации персуазивного дискурса. При апелляции к каждой группе внутренней адресации аргументация представлена разнообразием семантических видов, что приводит к синергетическому эффекту их персуазивной силы. эмоциональная аргументация связанной При прагматической. апелляции служила к рабочему основой Дискурсообразующий классу единичная последующей сложной топос выступлений, обращённых шотландцам, способствовал тому, что именно эмоциональная аргументация служила основой для прагматической и морально-этической аргументации. Следует отметить, что даже при прагматической аргументации Д. Кэмерон включал в дискурс эмотивную модальность. При обращении к военным преобладал персуазивный дискурс, однако, как и в аргументативном дискурсе, персуазивный – представлял собой двухэтапную структуру: прагматическая аргументация была основана на эмоциональной. Исследование персуазивного дискурса, обращённого к группам внешней адресации, учитывает наличие эксплицитного и имплицитного адресатов. При обращении к ЕС Д. Кэмерон моделировал сложную связанную аргументацию разных моделей. В соответствии с первой моделью, одни и те же аргументы относятся к прагматическим для массового британского адресата и к 170 интеллектуальным – для ЕС. Вторая модель предусматривает двухэтапную аргументацию, обращённую также к массовому британскому адресату и ЕС. При этом первый этап осуществляется с помощью прагматической аргументации, второй – интеллектуальной. Таким образом, для обеих целевых аудиторий аргументы носят одинаковый характер и сменяют друг друга в процессе аргументации. Третья модель выстраивает сложную связанную прагматическую аргументацию, основанную на эмоциональном факторе. Персуазивный дискурс в отношении Германии по вопросу расширения сфер сотрудничества был представлен преимущественно связанной прагматической аргументацией, основанной на «мы-дискурсе». Обращение к США также отмечено моделированием «мы-дискурса». При апелляции к России в связи с Украинским кризисом персуазивный дискурс носил характер сложной связанной прагматической аргументации. Дихотомия «свой – чужой» рассматривается нами в рамках адресованности как категории дискурсивной практики интенциональности. Проанализированный материал даёт возможность включить в данную оппозицию третий член – отличающийся от «своих», но не представляющий для них угрозу – «другой». В результате исследования мы выявили следующие адресат-детерминированные модели реализации трихотомии «свой – другой – чужой»: модель 1 (массовый британский адресат): «свои» → «свои 1»; «свои» → «свои 2»; «свои 2» → «чужие»; модель 2 (массовый британский адресат; валлийцы (сторонники других партий); шотландцы): «другие» → «свои»; модель 3 (молодёжь; валлийцы (получающие социальное пособие); ЕС): «свои» → «свои 1»; «свои» → «свои 2»; «свои 2» → «другие»; модель 3а (британский бизнес): «свои» → «свои 1»; «свои» → «свои 2»; «свои 2» → «другие»; «другие» → «свои»; модель 4 (массовый британский адресат, британский бизнес, рабочий класс, получающие социальное пособие, молодёжь, валлийцы; ЕС): «другие» → «свои»; «другие» → «чужие»; модель 4а (Россия): «другие» → «свои» (при наличии общего «чужого»); «другие» → «чужие» → «другие»; модель 5 (политические структуры): «чужие» → «чужие»; «чужие» → «другие» 171 (при наличии общего «чужого»); модель 6 (США, ЕС, Германия): «свои» → «свои 1»; «свои» → «свои 2» (при наличии общего «чужого»); модель 7 (ЕС): «другие» → «другие 1»; «другие» → «другие 2»; «другие 1» → «свои». Таким образом, при внутренней адресации отдельная группа в рамках одной целевой аудитории способна переходить из сектора электората в сектор оппонента с соответствующей сменой дискурсивно-стратагемных средств. При этом переход из группы «своих» осуществляется либо в нейтральную позицию «других», либо в лагерь «чужих». Другая группа целевой аудитории остаётся в рамках «своих». В соответствии с предлагаемыми моделями «другие» способны перейти как в лагерь «своих», так и в лагерь «чужих». «Чужие» могут быть перемещены в нейтральный лагерь «других» для объединения перед общим антагонистом. Призыв к различным целевым аудиториям электората войти в круг «своих» наделяет жанры агональным характером. Дистанцирование от одной группы в рамках целевой аудитории приводит к объединению с другой группой той же целевой аудитории в «свои». При внешней адресации при обращении к США и Германии, с одной стороны, моделируется «мы-дискурс» безусловных «своих», с другой стороны, закрепление за США и Германией статуса «своих» осуществляется на фоне общих антагонистов. Для США общими с Соединённым Королевством противниками являлись зарубежные страны (Россия, Иран), террористические группировки и такие неодушевлённые явления как экономические проблемы, эпидемия лихорадки Эбола, климатические изменения; для Германии – террористические группировки. Дискурсообразующими топосами при обращении к США являются топосы “national and global security”, “democracy”, “economic stability”, при апелляции к Германии – “economic growth”, “the reformed EU”. При обращении к ЕС отдельная группа «своих» могла перейти в «другие». Кроме того, создавалась модель исключения одного из «других» с последующим объединением с ним в «свои». «Другие» способны перейти как в стан «чужих», так и в лагерь «своих». И, наконец, возможно объединение «других» в «свои» против общего противника, в качестве которого выступают 172 те же антагонисты, что и при обращении к США. Дискурсообразующими топосами являлись топосы “national and global security”, “problems in the Eurozone”, “European competitiveness”, “a gap between the EU and its citizens”, “democracy”, “freedom”, “peace”, “economic growth”. Россия из стана «других» переходила в «свои» при наличии общего антагониста (Сирия); при несовпадении политики в отношении Украины Россия занимала позицию «чужих». При этом Россия исполняла роль общего антагониста, против которого происходило сплочение «своих», к которым Д. Кэмерон относил США, Европу (особенно подчёркивая Германию, Францию, Италию, Польшу), Украину. Однако дискурс Д. Кэмерона показывал возможный переход России обратно в нейтральный лагерь «других». Дискурсообразующими топосами были топосы “global and national security”, “economic growth”. 173 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Ключевыми в данной работе являются термины «дискурс», «политический дискурс», «адресованность», «языковая личность». Учитывая направление исследования, понимается интерактивное событие, обладающее функцией, контекстуальностью, формирующее социальную когнитивно-коммуникативное ситуативностью и под дискурсом деятельность и формируемое в её рамках, следуемое определённым моделям, детерминированным целевой аудиторией. Политический дискурс – вид дискурса, обладающий следующими конститутивными характеристиками: (1) субъекты – политические деятели и институты, тематические особенности – сфера политики, целевая установка – достижение политических задач; (2) субъекты коммуникации должны осуществлять политические действия, выполняя свои профессиональные обязанности; (3) дискурс имеет политические функции и последствия. Адресованность представляет собой категорию дискурсивной практики интенциональности, посредством которой материализуется представление о целевом адресате и специфике его интерпретативной деятельности. Под языковой личностью понимается ролевое речевое поведение, соответствующее ситуации, статусной роли субъекта коммуникации, жанру и тематике дискурса. Языковая личность политического лидера включает вербально-семантический, ценностный и когнитивный, личностный компоненты. Данное диссертационное исследование проведено в рамках дискурсивной парадигмы с учётом таких семантико-прагматических категорий, как модальность, адресованность, интертекстуальность и интердискурсивность. В результате проведённого исследования мы пришли к выводу о прямой зависимости дискурсивно-стратагемных моделей властного дискурса британского лидера от целевой аудитории. Так, адресат-детерминированы выбор и сочетаемость видов модальности, средств категорий интертекстуальности и интердискурсивности, моделей аргументативного и 174 персуазивного убеждения, дискурсивно-стратагемных средств и реализация трихотомии «свой – другой – чужой». В результате исследования выделены политического дискурса, являющиеся анализируемых жанров. Отличительными жанровые характеристики конституирующими свойствами признаками современного британского политического дискурса при обращении к исследуемым целевым аудиториям признаны агональность и эмотивность. Обращение к рабочему классу наряду с указанными свойствами отмечено фантомностью. Кроме того, для современного политического дискурса свойственна гибридность (информативные жанры характеризуются наличием агональности; агональность совмещена с эмотивностью; наблюдается гибридность топосов и т. д.). Смещение характера жанра в сторону агонального происходит при моделировании персуазивного и эмотивного дискурса. Диалогичностью обладают как собственно диалогические, так и монологические жанры. Типология диалогичности дискурса может быть дополнена гипотетическим диалогом с целевой аудиторией. Дискурсивная модальность полифункциональна. Персуазивный эмотивный дискурс включает весь спектр видов модальности. Основным видом модальности при обращении к анализируемым целевым аудиториям служила аксиологическая модальность. Сочетаемость аксиологической модальности с другими видами модальности определяется адресатом, дискурсообразующим топосом и ситуацией. При моделировании эмотивного дискурса эмотивная модальность включается во властный британский дискурс независимо от доминирующего вида аргументации. Отметим, что характеристика дискурса как эмотивного учитывает целый ряд дискурсивно-стратагемных средств, реализующих эмоциональную аргументацию. Выбор вида моделируемого дискурса являлся адресат- детерминированным. В структуре как персуазивного, так и аргументативного дискурса британского политического лидера превалирует сложная связанная аргументация. При апелляции к сегментам внутренней адресации структура 175 выступлений была двухэтапной: разные семантические виды аргументации были основаны на эмоциональной аргументации. При анализе дискурса внешней адресации учитывалось наличие эксплицитного и имплицитного адресатов. Моделирование дискурса происходило по двум основным векторам: (1) для каждой целевой аудитории одна и та же пропозиция относилась к разным по семантическому наполнению дискурсообразующим топосам; (2) аргументация как для эксплицитного, так и для имплицитного адресатов основывалась на одинаковых для обоих адресатов, сменяющих друг друга дискурсообразующих топосах. Апелляция ко всем группам внутреннего адресата, кроме политических структур, осуществлялась в рамках неспециализированного детерминизированного дискурса, основу которого составляет нейтральная, иногда – разговорная лексика. Редкое включение терминов в дискурс возможно, в частности, при обращении к специалистам в своей сфере – британскому бизнесу – но служит, наряду с разговорной лексикой, аттрактором и обязательно предполагает дальнейшее пояснение. Наличие двух целевых аудиторий, являющихся специалистами в своих сферах – британский бизнес и политические структуры – приводит к включению во властный британский дискурс большего по сравнению с дискурсом, ориентированным на другие целевые аудитории, числа терминов, не предполагающих пояснения, что наделяет дискурс частичной эзотеричностью. Вербальный имидж политического лидера как языковой личности представляет собой трёхуровневую структуру, оказывающую непосредственное влияние на преломляются статус через дискурса, дискурсообразующие универсальные свойства дискурсивные которого характеристики, этнокультурные и общенациональные параметры, а также индивидуальноличностные качества языковой личности лидера. Преобладание средств моделирования эгоцентрической языковой личности объясняется национальнокультурными характеристиками британского народа. Однако обращение к социоцентрическому типу языковой личности представлено во властном 176 британском дискурсе также достаточно широко и приводит к единению с адресатом и дискурсивному оформлению точки зрения всей партии. Сочетание эгоцентрического и социоцентрического типов увеличивает воздействующий эффект дискурса как на внутреннего, так и на внешнего адресата. Выбор идеологем является исключительно адресат-детерминированным. Наибольшее количество идеологем было включено в дискурс, адресованный массовому британскому адресату, ввиду социально-демографических, социально-профессиональных и социокультурных особенностей этой группы целевой аудитории. Адресат-детерминированной реализацией категории интертекстуальности и интердискурсивности при внутренней адресации является апелляция к фоновым знаниям знаков культуры, исключающая авторитетных личностей, аллюзию к которым (наряду с цитативами) мы посчитали универсальной реализацией. Целевые группы, относящиеся к внешней адресации, отличаются разнообразием средств выражения категорий интертекстуальности и интердискурсивности. Весь спектр средств данной категории был включён в дискурс, адресованный ЕС, что было связано с вопросом сохранения состава ЕС и более выгодных для Соединённого Королевства условий сотрудничества. Апелляция к частным концептосферам британского политического лидера Д. Кэмерона является исключительно адресат-детерминированной. При обращении к анализируемым целевым аудиториям внутренней адресации преобладает эмоциосфера. Рациосфера представлена достаточно широко, кроме дискурса, обращённого к военным. При апелляции к валлийцам соотношение эмоциосферы и рациосферы равнозначно. Опора на этос-сферу получает различное процентное выражение с преобладанием в предвыборном обращении к валлийцам. При апелляции к России наблюдается тенденция приоритизации эмоциосферы. Обращение к США и ЕС отмечено смещением акцента на рациосферу, однако основу для моделирования властных отношений в политическом дискурсе в отношении указанных групп целевой аудитории составляет эмоциосфера. 177 Для достижения стратегических целей политического лидера фактор целевого адресата является решающим условием варьирования дискурсивностратагемных средств. В качестве перспективы исследования отметим сравнительный анализ моделей дискурса Д. Кэмерона и других представителей политической публичной власти Соединённого Королевства при учёте фактора адресата. Кроме того, считаем эффективным экспериментальное моделирование дискурса на основе выделенных в диссертации моделей дискурса политического лидера. Моделируемый Д. Кэмероном дискурс оказался достаточно успешным и привёл к ряду крупных коммуникативных успехов. Единственной большой коммуникативной неудачей Д. Кэмерона был дискурс, направленный на сохранение членства Соединённого Королевства в ЕС и защиту прав своей страны в организации, что, считаем, было вызвано экстралингвистическими причинами. В связи с вышесказанным видим возможным дальнейшее применение моделей дискурса Д. Кэмерона в англоязычном политическом дискурсе с небольшой коррекцией дискурсивных средств. 178 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Алексеев, 1. А. П. Аргументация. Познание. Общение / А. П. Алексеев. – М. : Изд-во МГУ, 1991. – 150 с. 2. Алефиренко, Н. Ф. Текст и дискурс : учебное пособие для магистрантов / Н. Ф. Алефиренко. – М. : Флинта : Наука, 2012. – 232 с. 3. Алиева, Т. В. Языковые средства реализации концептуальной оппозиции «свой – чужой» в британском политическом дискурсе : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Алиева Татьяна Владимировна. – М., 2013. – 29 с. 4. Андерсон, Р. Д. Казуальная сила политической метафоры / Р. Д. Андерсон; перевод С. С. Чащиной, Т. А. Шабановой // Современная политическая коммуникация : учебное пособие / отв. ред. А. П. Чудинов. – Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т., 2009. – С. 256–272. 5. Арутюнова, Н. Д. Дискурс / Н. Д. Арутюнова // Большой энциклопедический словарь : языкознание / под общ. ред. В. Н. Ярцевой. – М. : Большая Российская энциклопедия, 1998. – С. 136–137. 6. Арутюнова, Н. Д. Из наблюдений над адресацией дискурса / Н. Д. Арутюнова // Логический анализ языка. Адресация дискурса : сборник научных статей / под общ. ред. Н. Д. Арутюновой. – М. : Индрик, 2012. – С. 5– 13. 7. Арутюнова, Н. Д. Фактор адресата / Н. Д. Арутюнова // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. – 1981. – Т. 40. – № 4. – С. 356–367. 8. Ассуирова, Л. В. Топосы как риторические категории и структурно- смысловые модели порождения высказывания : атореф. дис. … д-ра пед. наук : 13.00.02 / Ассуирова Лариса Владимировна. – М., 2003. – 40 с. 9. Астафурова, Т. Н. Дискурс англосаксонской абсолютной власти / Т. Н. Астафурова, О. В. Анненкова // Дискурс «Пи». – 2016. – Т. 13. – № 1. – С. 119–122. 10. Астафурова, Т. Н. Лингвосемиотика власти : знак, слово, текст / Т. Н. Астафурова, А. В. Олянич. – Волгоград : Нива, 2008. − 244 с. 179 11. Астафурова, Т. Н. Лингвосемиотика властного ритуала / Т. Н. Астафурова // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 2 : Языкознание. – 2015 (а). – № 2 (26). – С. 41–49. 12. Астафурова, Т. Н. Репрезентация властной языковой личности в англо-саксонском лингвосемиотическом пространстве / Т. Н. Астафурова, А. В. Олянич // Дискурсы власти / Н. А. Меркурьева, А. В. Овсянников : коллективная монография. – Орел : Орловский государственный институт культуры, 2015 (б). – С. 259–269. 13. Ахманова, О. С. Модальность / О. С. Ахманова // Словарь лингвистических терминов / под общ. ред. М. В. Лазовой. – М. : Советская энциклопедия, 1969. – С. 237–238. 14. Байтин, М. И. Государство и политическая власть / М. И. Байтин. – Саратов : СГУ, 1972. – 239 с. 15. Барт, Р. Мифологии / Р. Барт. – М. : Академический проект, 2010. – 312 с. 16. Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики : исследования разных лет / М. М. Бахтин. – М. : Художественная литература, 1975. – 502 с. 17. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества : сборник избранных трудов / сост. С. Г. Бочаров; текст подгот. Г. С. Бернштейн и Л. В. Дерюгина; примеч. С. С. Аверинцева и С. Г. Бочарова. – М. : Искусство, 1979. – 424 с. 18. Блакар, Р. М. Язык как инструмент социальной власти / Р. М. Блакар // Психология влияния / под общ. ред. А. В. Морозова. – СПб. : Питер, 2001. – С. 32–51. 19. Бондарко, А. В. Модальность. Вступительные замечания / А. В. Бондарко // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. – Ленинград : Наука, 1990. – С. 59–67. 20. Борисова, И. Н. Категория цели и аспекты текстового анализа / И. Н. Борисова // Жанры речи : сборник научных статей. – Саратов : Изд-во Государственного учебно-научного центра «Колледж», 1999. – С. 85–101. 180 21. Будаев, Э. В. Методология политической лингвистики / Э. В. Будаев // Политическая лингвистика. – 2010. – № 1 (31). – С. 9–23. 22. Будаев, Э. В. Основные этапы развития и направления политической лингвистики / Э. В. Будаев, А. П. Чудинов // Язык. Текст. Дискурс : научный альманах Ставропольского отделения РАЛК / под ред. Г. Н. Манаенко. – 2007. – Вып. 5. – С. 89–99. 23. Будаев, Э. В. Сопоставительная политическая метафорология : монография / Э. В. Будаев. – Нижний Тагил: НТГСПА, 2011. – 330 с. 24. Бурдьё, П. Социология политики : пер. с фр. / сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко. – М. : Socio-Logos, 1993. – 336 с. 25. Вебер, М. Политика как призвание и профессия / М. Вебер // Избранные произведения : пер. с нем. / под ред. Ю. Н. Давыдовой; П. П. Гайденко. – М. : Прогресс, 1990. – С. 424–473. 26. Виноградов, В. В. Грамматика русского языка. Синтаксис : научное издание / В. В. Виноградов, Е. С. Истрина, С. Г. Бархударов. – Т. 2. – Ч. 1. – М. : Издательство Академии наук СССР, 1960. – 702 с. 27. Водак, Р. Взаимосвязь «дискурс – общество» : когнитивный подход к критическому дискурс-анализу / Р. Водак // Современная политическая лингвистика / Э. В. Будаев, А. П. Чудинов. – Екатеринбург, 2006. – С. 123–136. 28. Гаврилова, М. В. Когнитивные исследования политического дискурса / М. В. Гаврилова // Дискурс-Пи. – 2013. – № 3. – С.116–117. 29. Газизов, Р. А. Лингвокультурология и современная лексикография / Р. А. Газизов, Р. З. Мурясов // Вестник Башкирского университета. – 2016. – Т. 21. – № 2. – С. 413–421. 30. Гнилорыбов, С. А. Структурные детерминанты и категории дискурса в свете представлений о динамической природе языка (на материале системы документов ООН) : дис. … канд. филол. наук : 10.02.19 / Гнилорыбов Сергей Александрович. – М., 2005. – 127 с. 31. Голоднов, А. В. Лингвопрагматические особенности персуазивной коммуникации : на примере современной немецкоязычной рекламы : автореф. 181 дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Голоднов Антон Владимирович. – СПб., 2003 (а). – 24 с. 32. Голоднов, А. В. Лингвопрагматические особенности персуазивной коммуникации : на примере современной немецкоязычной рекламы : дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Голоднов Антон Владимирович. – СПб., 2003 (б). – 247 с. 33. Гольдин, В. Е. Речевая культура / В. Е. Гольдин, О. Б. Сиротинина // Русский язык : энциклопедия / ред. кол. Ю. Н. Караулов (гл. ред.) [и др.]. – М. : Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1997. – С. 413–415. 34. Горелов, И. Н. Основы психолингвистики / И. Н. Горелов, К. Ф. Седов. – М. : Лабиринт, 2001. – 304 с. 35. Грайс, Г. П. Логика и речевое общение / Г. П. Грайс // Новое в зарубежной лингвистике. – Вып. 16. Лингвистическая прагматика. – М. : Прогресс, 1985. – С. 217–237. 36. Григорьева, В. С. Дискурс как элемент коммуникативного процесса : прагмалингвистический и когнитивный аспекты : монография / В. С. Григорьева. – Тамбов : Издательство Тамб. гос. техн. ун-та, 2007. – 288 с. 37. Григорьева, О. Н. Стилистика русского языка / О. Н. Григорьева. – М. : НВИ-тезаурус, 2000. – 105 с. 38. Дейк, Т. А. Дискурс и власть : репрезентация доминирования в языке и коммуникации / Т. А. ван Дейк (пер. с англ.). – М. : Либроком, 2013. – 344 с. 39. Дейк, Т. А. Язык. Познание. Коммуникация / Т.А. Дейк. – Благовещенск : БГК им. И. А. Бодуэна де Куртенэ, 2000. – 308 с. 40. Демидова, Д. Г. Лингвокультурный типаж избирателя в политическом дискурсе (на материале текстов публичных выступлений членов парламента Великобритании от Консервативной партии в 2010–2016 гг.) : дис. … канд. филол. наук : 10.02.19 / Демидова Дарья Григорьевна. – М., 2017. – 143 с. 182 41. Демьянков, В. З. Политический дискурс как предмет политологической филологии / В. З. Демьянков // Политическая наука. – 2002. – № 3. – С. 31–44. 42. Дружинин, А. С. О статусе сослагательного наклонения в английском языке в свете когнитивной лингвистики / А. С. Дружинин // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – Тамбов : Грамота, 2012. – № 2 (13). – С. 62–66. 43. Дубоссарская, М. Л. Свой – чужой – другой: к постановке проблемы / М. Л. Дубоссарская // Вестник Ставропольского государственного университета. – 2008. – № 1. – С. 167–174. 44. Дускаева, Л. Р. Интенциональность медиаречи : онтология и структура / Л. Р. Дускаева // Медиатекст как полиинтенциональная система : сборник статей / под ред. Л. Р. Дускаевой, Н. С. Цветовой. – СПб. : С.-Петерб. гос. ун-т, 2012. – С. 10–16. 45. Еемерен, Ф. Х. Речевые акты в аргументативных дискуссиях / Ф. Х. Еемерен, Р. Гроотендорст. – СПб. : Нотабене, 1994. – 239 с. 46. Еемерен, Ф. Х. Современное состояние теории аргументации / Ф. Х. Еемерен // Важнейшие концепции теории аргументации / под ред. А. И. Мигунова. – СПб. : Филологический факультет СПбГУ, 2006. – С. 14–32. 47. Есперсен, О. Философия грамматики / О. Есперсен. – М. : Издательство иностранной литературы, 1958. – 329 с. 48. Зенгер, Х. Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать / Х. фон Зенгер. – М. : Эксмо, 2004. – ТТ. 1, 2. – 1043 с. 49. Зорин, В. И. Идеологема [Электронный ресурс] / В. И. Зорин // Евразийская мудрость от А до Я. Толковый словарь / В. И. Зорин. – 2002. – Режим доступа: http://rus-yaz.niv.ru/doc/dictionary/eurasian-wisdom/fc/slovar-2001.htm#zag-356 (дата обращения: 01.03.18). 50. Иванова, С. В. Актовая речь как гибридная полидискурсивная практика / С. В. Иванова // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия : Лингвистика. – М., 2017. – Т. 21. – № 1. – С. 141–160. 183 51. Иванова, С. В. Идеологическая составляющая содержания как объект лингвистической экспертизы политического текста / С. В. Иванова, З. З. Чанышева // Политическая лингвистика. – 2018. – № 1 (67). – С. 180–190. 52. Иванова, С. В. Культурные коды в современном политическом дискурсе (на материале политического дискурса США / С. В. Иванова // Иностранные языки в контексте межкультурной коммуникации : материалы докладов III Международной онлайн конференции «Иностранные языки в контексте межкультурной коммуникации» (16–18 февраля 2011 г.). – Саратов : Наука, 2011 (а). – С. 58–62. 53. Иванова, С. В. Лингвокультурологический аспект исследования языковых единиц : автореф. дис. … д-ра филол. наук : 10.02.19 / С.В. Иванова. – Уфа, 2003. – 41 с. 54. Иванова, С. В. Лингвокультурология: проблемы, поиски, решения / С. В. Иванова, З. З. Чанышева. – Уфа : РИЦ БашГУ, 2010. – 366 с. 55. Иванова, С. В. Тенденции развития и исследования современного политического дискурса / С. В. Иванова // Актуальные проблемы контрастивной лингвистики, типологии языков и лингвокультурологии в полиэтническом пространстве : сборник научных статей / отв. ред. Р. З. Мурясов. – В 2-х ч. – Ч. 2. – Уфа : РИЦ БашГУ, 2011 (б). – С. 58–67. 56. Иванова, С. В. Теоретическая грамматика современного английского языка : учебное пособие / С. В. Иванова. – Уфа : РИЦ БашГУ, 2012. – 240 с. 57. Иванова, С. В. Технологии дискурсивного оформления слухов в политическом дискурсе массмедиа / С. В. Иванова, З. З. Чанышева // Политическая лингвистика. – 2014. – № 2. – С.39–49. 58. Ивин, А. А. Модальность / А. А. Ивин, А. Л. Никифоров // Словарь по логике. – 1998. – С. 204–207. 59. Ивлев, Ю. В. Курс лекций по логике : учебное пособие для гуманитарных вузов и факультетов / Ю. В. Ивлев. – М. : Изд-во МГУ, 1988. – 159 с. 184 60. Иссерс, О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи / О. С. Иссерс. – М. : Издательство ЛКИ, 2008. – 288 с. 61. Йоргенсен, М. В. Дискурс-анализ. Теория и метод / М. В. Йоргенсен, Л. Дж. Филлипс (пер. с англ.). – 2-е изд., испр. – Харьков : Гуманитарный центр, 2008. – 352 с. 62. Казабеева, В. А. Формы реализации взаимодействия участников общения в политическом дискурсе / В. А. Казабеева // Успехи современного естествознания. – 2013. – № 7 . – С. 146–148. 63. Калинин, О. И. Политический имидж как объект лингвистических исследований / О. И. Калинин // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – 2015. – № 10 (52) : в 2-х ч. – Ч. 1. – С. 79–83. 64. Каминская, Т. Л. Образ адресата в текстах массовой коммуникации : семантико-прагматическое исследование : автореф. дис. … д-ра филол. наук : 10.01.10 / Каминская Татьяна Леонидовна. – СПб, 2009. – 46 с. 65. Карасик, В. И. О типах дискурса / В. И. Карасик // Языковая личность : институциональный и персональный дискурс : сборник научных трудов. – Волгоград : Перемена, 2000. – С. 5–20. 66. Карасик, В. И. Языковой круг : личность, концепты, дискурс / В. И. Карасик. – Волгоград : Перемена, 2002. – 477 с. 67. Караулов, Ю. Н. Русская языковая личность и задачи её изучения / Ю. Н. Караулов // Язык и личность. – М. : Наука, 1989. – С 3–8. 68. Ким, Л. Г. Образ автора и адресата в инаугурационном дискурсе / Л. Г. Ким, Е. С. Беляева // Политическая лингвистика. – 2019. – № 1 (73). – С. 72–80. 69. Кишина, Е. В. Семантическая оппозиция «свой – чужой» как реализация идеолого-манипулятивного потенциала политических дискурсов / Е. В. Кишина // Вестник Кемеровского государственного университета. – 2011. – № 4 (48). – С. 174–179. 70. Кобызева, С. В. Аксиологическая модальность и специфика её реализации в рекламном тексте / С. В. Кобызева // Вестник Челябинского 185 государственного университета. Серия : Филология. Искусствоведение. – 2011. – № 20. – С. 99–104. 71. Кожемякин, Е. А. Лингвистические стратегии институциональных дискурсов / Е. А. Кожемякин // Современный дискурс-анализ. – 2011. – Вып. 3. – С. 62–69. 72. Корконосенко, С. Г. Характеристики аудитории [Электронный ресурс] / С. Г. Корконосенко // Социология журналистики. – 2004. – Режим доступа: https://lawbooks.news/jurnalistika_856_858/harakteristiki-auditorii.html (дата обращения: 13.04.16). 73. Коцыба, Г. Дисциплинирование Фуко. Дискурс-анализ как социология знания [Электронный ресурс] / Г. Коцыба // Современный дискурсанализ. – 2009. – Вып. 1. – Т. 1. – Режим доступа: http://discourseanalysis.org/ada1/st7.shtml (дата обращения: 17.06.15). 74. Кошеварова, Ю. А. Коммуникативно-прагматический анализ аргументативного дискурса : на материале художественных произведений английских и американских писателей ХХ века : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Кошеварова Юлия Александровна. – Уфа, 2006 (а). – 22 с. 75. Кошеварова, Ю. А. Коммуникативно-прагматический анализ аргументативного дискурса : на материале художественных произведений английских и американских писателей ХХ века : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04 / Кошеварова Юлия Александровна. – Уфа, 2006 (б). – 182 с. 76. Красных, В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? / В. В. Красных. – М. : Гнозис, 2003. – 375 с. 77. Красных, В. В. Человек умелый. Человек разумный. Человек... «говорящий»? (некоторые размышления о языковой личности и не только о ней) / В. В. Красных // Функциональные исследования. – 1997. – Вып. 4. – С. 50–56. 78. Купина, Н. А. Идеологемы как ключевые единицы политического языка / Н. А. Купина // Лингвистика. Бюллетень уральского лингвистического общества. – Екатеринбург, 2003. – Вып. 11. – С. 93–101. 186 79. Курдюмов, В. А. Предикационная концепция как возможная лингвистическая парадигма / В. А. Курдюмов // Язык в парадигмах гуманитарного знания : ХХI век : сборник научных статей / под общ. ред. В. Е. Чернявской и С. Т. Золяна. – СПб. : Изд-во СПбГУЭФ; Лингва. – 2009.– С. 74–91. 80. Курдюмов, В. А. Предикация и природа коммуникации : дис. … д-ра филол. наук : 10.02.19 / Курдюмов Владимир Анатольевич. – М., 1999. – 263 с. 81. Лагута, О. Н. Топоним / О. Н. Лагута // Стилистика. Культура речи. Теория речевой коммуникации : учебный словарь терминов / отв. ред. Н. А. Лукьянова. – Новосибирск : Новосибирский государственный университет. – 2000. – Ч. 2. – С. 87. 82. Лагута, О. Н. Хрононим / О. Н. Лагута // Стилистика. Культура речи. Теория речевой коммуникации : учебный словарь терминов / отв. ред. Н. А. Лукьянова. – Новосибирск : Новосибирский государственный университет. – 2000. – Ч. 2. – С. 87. 83. Леонтьев, А. А. Основы психолингвистики / А. А. Леонтьев. – М. : Академия, 1999. – 288 с. 84. Леорда, С. В. Речевой портрет современного студента : автореф. дис. … канд. филол. наук / Леорда Светлана Владимировна. – Саратов, 2006. – 19 с. 85. Лурия, А. Р. Речь и мышление / А. Р. Лурия. – М. : МГУ, 1975. – 120 с. 86. Лютикова, Е. В. Суггестивный дискурс : к гипотетической реконструкции оптимальной аудитории (опыт поискового семиосоциопсихологического исследования на материале историографических текстов) / Е. В. Лютикова // Язык, сознание, коммуникация : сборник статей /отв. ред. В. В. Красных, А. И. Изотов. – М. : МАКС Пресс, 2001. – Вып. 19. – С. 20–38. 87. Майорова, О. А. Стереоскопичность концепта как единство превращенных форм / О. А. Майорова // Вестник Башкирского университета. – 2008. – Т. 13. – № 4. – С. 948–951. 187 88. Макаров, М. Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе / М. Л. Макаров. – Тверь : Изд-во Твер. ун-та, 1998. – 200 с. 89. Макаров, М. Л. Основы теории дискурса / М. Л. Макаров. – М. : Гнозис, 2003. – 280 с. 90. Мартьянов, В. С. Идеология В. В. Путина : концептуализация посланий Президента РФ / В. С. Мартьянов // Политическая экспертиза : Политэкс. – 2007. – Том 3. – № 1. – С. 152–179. 91. Маслова, В. А. Лингвокультурология / В. А. Маслова. – М. : Академия, 2001. – 208 с. 92. Матвеева, лингвокультурологической А. А. категории Оценочная «свой – чужой» параметризация (на материале современного английского языка) : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Матвеева Анна Анатольевна. – Уфа, 2011. – 23 с. 93. Матвеева, Г. Г. Скрытые грамматические значения и идентификация социального лица («портрета») говорящего : дис. … д-ра филол. наук : 10.02.19 / Матвеева Галина Григорьевна. – СПб., 1993. – 322 с. 94. Матвеева, Т. В. Аргумент / Т. В. Матвеева // Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – С. 26–27. 95. Матвеева, Т. В. Интертекстуальность / Т. В. Матвеева // Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – С. 132. 96. Матвеева, Т. В. Логос / Т. В. Матвеева // Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – С. 195–196. 97. Матвеева, Т. В. Модальность / Т. В. Матвеева // Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – С. 214–215. 188 98. Матвеева, Т. В. Прецедентные тексты / Т. В. Матвеева // Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – С. 337. 99. Матвеева, Т. В. Тональность / Т. В. Матвеева // Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – С. 492–493. 100. Матвеева, Т. В. Этос / Т. В. Матвеева // Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – С. 548–549. 101. Матвеева, Т. В. Языковая среда / Т. В. Матвеева // Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – С. 554. 102. Минаева, Л. В. Вербальный имидж политика в плане теории риторики / Л. В. Минаева, Т. В. Валентей, В. В. Варченко и др. // Речевая коммуникация в политике / под общ. ред. Л. В. Минаевой. – М. : Флинта : Наука, 2007. – С. 73–80. 103. Михалёва, О. Л. Политический дискурс : способы реализации агональности // Построение гражданского общества : материалы Международного гуманитарного конгресса. – Ч. 3 : Русский язык : его современное состояние и проблемы преподавания. – Иркутск : Изд-во Ирк. гос. пед. ун-та, 2002. – С. 96–105. 104. Михальская, А. К. Русский Сократ : лекции по сравнительноисторической риторике : учебное пособие для студентов гуманитарных факультетов / А. К. Михальская. – М. : Издательский центр “Academia”, 1996. – 192 c. 105. Мухина, Н. Б. Динамический аспект целеполагания : монография / Н. Б. Мухина. – Стерлитамак : Стерлитамакский филиал Башкирского государственного университета, 2015. – 104 с. 189 106. Мухина, Н. Б. Прагматика цели речевой деятельности : монография / Н. Б. Мухина. – Стерлитамак : Стерлитамак. гос. пед. акад. им. З. Биишевой, 2011. – 143 с. 107. Мясников, В. С. Антология хитроумных планов / В. С. Мясников // Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать / Х. Зенгер. – М. : Изд-во Эксмо, 2004. – С. 4–15. 108. Нахимова, Е. А. Прецедентные онимы в современной российской массовой коммуникации : теория и методика когнитивно-дискурсивного исследования : монография / Е. А. Нахимова. – Екатеринбург : ГОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т», 2011 (а). – 276 с. 109. Нахимова, Е. А. Теория и методика когнитивно-дискурсивного исследования прецедентных онимов в современной российской массовой коммуникации : автореф. дис. … докт. филол. наук : 10.02.19 / Нахимова Елена Анатольевна. – Екатеринбург, 2011 (б). – 45 с. 110. Олейник, М. А. Адресат и динамическая языковая картина мира : концепция взаимообусловленности : дис. ... д-ра филол. наук : 10.02.19 / Олейник Марина Алексеевна. – Краснодар, 2006. – 345 с. 111. Олизько, особенностей Н. С. реализации Семиотико-синергетическая категорий интерпретация интертекстуальности и интердискурсивности в постмодернистском художественном дискурсе : дис. ... д-ра филол. наук / Олизько Наталья Сергеевна. – Челябинск, 2009. – 343 с. 112. Ольшанский, Д. В. Политический РR / Д. В. Ольшанский. – СПб. : Питер, 2003. – 544 с. 113. Островская, Т. А. Дискурс элиты / Т. А. Островская, З. Р. Хачмафова // Дискурс-Пи. – 2015. – Т. 12. – № 2. – С. 180–182. 114. Паршина, О. Н. Стратегии и тактики речевого поведения современной политической элиты России : дис. ... д-ра филол. наук : 10.02.01 / Паршина Ольга Николаевна. – Саратов, 2005. – 325 с. 190 115. Переверзев, В. Н. Модальность / В. Н. Переверзев // Логический словарь : ДЕФОРТ / под ред. А. А. Ивина, В. Н. Переверзева, В. В. Петрова. – М. : Мысль, 1994. – С. 143–144. 116. Петрова, Е. А. Логосфера как вербально-дискурсивная сфера культуры / Е. А. Петрова // Актуальные проблемы права и государства в XXI веке. – 2018. – Т. 10. – № 2. – C. 26–30. 117. Плунгян, грамматические В. А. В. А. значения Введение и в грамматическую грамматические системы семантику языков мира : / Плунгян. – М. : Российский государственный гуманитарный университет, 2011. – 672 с. 118. Поздеева, Т. В. Отношения адресант-адресат в политическом газетном дискурсе : концепция взаимодействия и взаимокорреляции : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19 / Поздеева Татьяна Викторовна. – Краснодар, 2011 (а). – 164 с. 119. Поздеева, Т. В. Субъектно-адресные отношения в политической газетной коммуникации : сущность, корреляция, языковые маркеры / Т. В. Поздеева // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 2 : Филология и искусствоведение. – 2011 (б). – № 1. – С. 135–139. 120. Полякова, А. А. Средства речевой манипуляции в американском предвыборном дискурсе (на материале электоральных выступлений Д. Трампа и Х. Клинтон) : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Полякова Алина Андреевна. – Уфа, 2019. – 20 с. 121. Почепцов, Г. Г. Имиджелогия / Г. Г. Почепцов. – Киев, 2002. – 574 с. 122. Пронина, Е. Н. Специфика риторической аргументации / Е. Н. Пронина // Методическое руководство по изучению дисциплины «Логика и риторика» : для студентов, обучающихся по направлениям бакалавриата 080100 «Экономика» и 080200 «Менеджмент» 2 курс. – М. : МГУП, 2013. – 79 с. 123. Прохоров, Ю. Е. Коммуникативное пространство языковой личности в национально-культурном аспекте / Ю. Е. Прохоров // Язык, сознание, 191 коммуникация : сборник научных статей / В. В. Красных, А. И. Изотов. – М., 1999. – Вып. 8. – С. 52–63. 124. Русакова, О. Ф. Дискурс как властный ресурс / О. Ф. Русакова, А. Е. Спасский // Современные теории дискурса. – Екатеринбург : ДискурсПи, 2006. – С. 128–140. 125. Русакова, О. Ф. РR-Дискурс : теоретико-методологический анализ / О. Ф. Русакова, В. М. Русаков. – Екатеринбург : УрО РАН, Институт международных связей, 2008. – 340 с. 126. Сейранян, М. Ю. Конфронтативные стратегии и тактики в политических дебатах / М. Ю. Сейранян // Вестник МГОУ. Серия : Лингвистика. – 2011. – № 1. – С. 37–42. 127. Синельникова, Л. Н. Политическая лингвистика : координаты междисциплинарности / Л. Н. Синельникова // Политическая лингвистика. – Екатеринбург : УрГПУ, 2009. – № 4 (30). – С. 41–47. 128. Солганик, Г. Я. О структуре речи (категории производителя и субъекта речи) / Г. Я. Солганик // Экология языка и коммуникативная практика. – 2014. – № 1. – С. 57–66. 129. Солганик, Г. Я. Очерки модального синтаксиса : монография / Г. Я. Солганик. – М. : Флинта : Наука, 2010. – 136 с. 130. Стернин, И. А. Фактор адресата в речевом воздействии / И. А. Стернин. – Воронеж : Истоки, 2012. – 51 с. 131. Татару, Л. В. Дискурсивная и модально-оценочная репрезентация оппозиции «жизнь / смерть» в повести Дж. Джеймса «Мертвые» / Л. В. Татару // Мортальность в литературе и культуре : сборник научных трудов / А. Г. Степанов, В. Ю. Лебедев. – М. : Новое литературное обозрение, 2015. – С. 55–68. 132. Таюпова, О. И. Категории текста как лингвистические универсалии / О. И. Таюпова, Ф. У. Жаббарова // Вестник Челябинского государственного университета. Серия : Филология. Искусствоведение. – 2013. – № 20 (311). – Вып. 79. – С. 98–100. 192 133. Тетова, Л. В. Коммуникативные стратегии в политическом дискурсе [Электронный ресурс] / Л. В. Тетова // http://pglu.ru. – 2019. – Режим доступа: (дата http://pglu.ru/upload/iblock/ee3/uch_2010_iii_00019.pdf обращения: 08.05.19). 134. Урманчиева, А. Ю. Седьмое доказательство ирреалиса / А. Ю. Урманчиева // Исследования по теории грамматики. – М. : Гнозис, 2004. – Вып. 3. Ирреалис и ирреальность / Ю. А. Ландер, В. А. Плунгян, А. Ю. Урманчиева. – С. 28–75. 135. Ухванова-Шмыгова, И. Ф. Методология исследований политического дискурса. Актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов / И. Ф. Ухванова-Шмыгова, А. А. Маркович, В. Н. Ухванов / под общ. ред. И. Ф. Ухвановой-Шмыговой. – Минск : Технопринт, 2002. – 360 с. 136. Филинский, А. А. Критический анализ политического дискурса предвыборных кампаний 1999–2000 гг. : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19 / Филинский Алексей Анатольевич. – Тверь, 2002. – 144 с. 137. Фокс, К. Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения / К. Фокс. – М. : Рипол Классик, 2013. – 512 с. 138. Фуко, М. Археология знания / М. Фуко; пер. с фр. С. Митина, Д. Стасова / под общ. ред. Б. Левченко. – Киев : Ника-Центр, 1996. – 208 с. 139. Фэрклоу, Н. Диалектика дискурса [Электронный ресурс] / Н. Фэрклоу; пер. Е. Кожемякина // Современный дискурс-анализ. – 2009. – Вып. 1. – Т. 1. – Режим доступа: http://discourseanalysis.org/ada1/st9.shtml (дата обращения: 12.01.15). 140. Хазагеров, Г. Г. Политическая риторика / Г. Г. Хазагеров. – М. : Никколо-Медиа, 2002. – 313 с. 141. Хазагеров, Г. Г. Топос vs концепт : к изучению топосферы культуры / Г. Г. Хазагеров // Известия Южного Филологические науки. – 2008. – № 3. – С. 6–26. федерального университета. 193 142. Хазагеров, Г. Г. Хазагеров. Г. Г. Убеждающая речь : учебное пособие / – Ростов н/Д : Издательство Южного федерального университета, 2010. – 70 с. 143. Хазиева, Р. Р. Использование ложной информации в дискурсивном лингвополитическом моделировании действительности (на материале англоязычных конфликтогенных текстов) : дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Хазиева Рушана Рауфовна. – Уфа, 2018. – 198 с. 144. Халипов, В. Ф. Власть. Политика. Государственная служба / В. Ф. Халипов, Е. В. Халипова. – М. : Луч, 1996. – 271с. 145. Хенкеманс, Ф. С. Структуры аргументации / Ф. С. Хенкеманс // Важнейшие концепции теории аргументации / науч. ред. А. И. Мигунов. – СПб. : Филологический факультет СПбГУ, 2006. – С. 123–161. 146. Цыганова, Е. Б. Средства выражения эмоций в публичных выступлениях англоязычных политических деятелей [Электронный ресурс] / Е. Б. Цыганова, Р. Р. Хазина // Студенческий научный форум : V Международная студенческая электронная научная конференция. – 2013. – Режим доступа: https://scienceforum.ru/2013/article/2013007954 (дата обращения: 15.02.19). 147. Чанышева, З. З. Ипостаси категории «чужие» в медийной коммуникации / З. З. Чанышева // Язык и текст. – 2016 (а). – Т. 3. – № 3. – С. 96–105. 148. Чанышева, З. З. Корпореальная прагматика субъекта политического дискурса / З. З. Чанышева // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия : Лингвистика. – 2017. – Т. 21. – № 4. – С. 822–832. 149. Чанышева, З. З. Репрезентация модусной категории эвиденциальности в модальной рамке переводного текста / З. З. Чанышева // Вестник Башкирского университета. – 2016 (б). – Т. 21. – № 2. – С. 402–408. 150. Чанышева, З. З. Синергетический эффект экономической метафоры в интердискурсивном пространстве / З. З. Чанышева, М. Ф. Гайнаншин // Вестник 194 Балтийского федерального университета им. И. Канта. – 2014. – Вып. 2. – С. 98–106. 151. Чанышева, З. З. Структурация индивидуальной концептосферы субъекта политического дискурса / З. З. Чанышева // Вестник Башкирского университета. – 2012. – Т. 17. – № 1. – С. 117–120. 152. Чернявская, В. Е. Дискурс власти и власть дискурса. Проблемы речевого воздействия : учебное пособие / В. Е. Чернявская. – М. : Наука, Флинта, 2006. – 136 с. 153. Чернявская, В. интертекстуальность, Е. Лингвистика интердискурсивность текста : : поликодовость, учебное пособие / В. Е. Чернявская. – М. : Либроком, 2009. – 248 с. 154. Чудинов, А. П. Дискурсивные характеристики политической коммуникации / А. П. Чудинов // Политическая лингвистика. – Вып. 2 (40). – М., 2012 (а). – С. 53–59. 155. Чудинов, А. П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации / А. П. Чудинов. – Екатеринбург, 2003. – 248 с. 156. Чудинов, А. П. Политическая лингвистика : учебное пособие / А. П. Чудинов. – М. : Флинта : Наука, 2006. – 256 с. 157. Чудинов, А. П. Постулаты уральской школы политической метафорологии / А. П. Чудинов // Уральский филологический вестник. Серия : Язык. Система. Личность : лингвистика креатива. – Екатеринбург, 2012 (б). – № 2. – С. 85–93. 158. Чудинов, А. П. Типовые свойства, дискурсивные характеристики и функции политической коммуникации / А. П. Чудинов // Современная политическая коммуникация : учебное пособие / отв. ред. А. П. Чудинов. – Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т., 2009. – С. 42–71. 159. Шейгал, Е. И. Власть как концепт и категория дискурса / Е. И. Шейгал // Сборник эссе о социальной власти языка. – Воронеж : ВГУ. – 2001. – С. 57–64. 195 160. Шейгал, Е. И. Семиотика политического дискурса : дис. ... д-ра филол. наук / Е. И. Шейгал. – Волгоград, 2000 (а). – 440 с. 161. Шейгал, Е. И. Семиотика политического дискурса : монография / Е. И. Шейгал. – М. : Гнозис, 2004. – 326 с. 162. Шейгал, Е. И. Театральность политического дискурса / Е. И. Шейгал // Единицы языка в их функционировании : межвузовский сборник научных трудов. – Саратов : СГАП, 2000 (б). – С. 92–96. 163. Шекунова, Т. В. Элита : возможности дискурса / Т. В. Шекунова // Дискурс-Пи. – 2008. – Т. 8. – № 1. – С. 118–124. 164. Atkinson, J. M. Our Masters’ Voices : The Language and Body-language of Politics / J. M. Atkinson. – London : Routledge, 1984. – 224 p. 165. Beard, A. The language of politics / A. Beard. – London : Routledge, 2001. – 123 p. 166. Beaugrande, R. Introduction to text linguistics / R. Beaugrande, W. Dressler. – London : Routledge, 1981. – 286 p. 167. Chafe, W. L. Discourse, consciousness, and time : the flow and displacement of conscious experience in speaking and writing / W. L. Chafe. – Chicago : University of Chicago Press, 1994. – 340 p. 168. Dijk, T. A. Discourse and manipulation / T. A. Dijk // Discourse & Society. – London : SAGE Publications, 2006. – Vol. 17 (2). – Pp. 359–383. 169. Dijk, T. A. Discourse and Power / T. A. Dijk. – NY : Palgrave Macmillan, 2008. – 304 p. 170. Dijk, T. A. Elite Discourse and the Reproduction of Racism / T. A. Dijk // Hate Speech / R. К. Slayden, D. Slayden. – Newbury Park : Sage, 1995. – Pp. 1–27. 171. Dijk, T. A. Strategies of discourse comprehension / T. A. Dijk, W. Kintsch. – NY : Academic Press, 1983. – 389 p. 172. Dijk, T. A. The Study of Discourse / T. A. Dijk // Discourse as Structure and Process : Discourse Studies : A Multidisciplinary Introduction / T. A. Dijk. – Vol. 1. – 1997 (a). – Pp. 1–34. 196 173. Dijk, T. A. What is political discourse analysis? / T. A. Dijk // Political linguistics / J. Blommaert, C. Bulcaen. – 1997 (b). – Pp. 11–52. 174. Doležel, L. Possible Worlds of Fiction and History : The Postmodern Stage Hardcover / L. Doležel. – Baltimore : The Johns Hopkins University Press, 2010. – 171 p. 175. Fairclough, N. Discourse and social change / N. Fairclough. – Cambridge : Polity Press, 2006. – 269 p. 176. Frawley, W. Linguistic Semantics / W. Frawley. – NY, London : Routledge, 2013. – 544 p. 177. Gastil, J. Undemocratic discourse : a review of theory and research on political discourse / J. Gastil // Discourse and Society. – 1992. – Vol. 3. – № 4. – Pp. 469–500. 178. Hoffer, E. The True Believer : Thoughts on the Nature of Mass Movements. – London : Harper Collins Publishers, 2002. – 192 p. 179. Juez, L. A. Perspectives on Discourse Analysis : Theory and Practice / L. A. Juez. – Newcastle upon Tyne : Cambridge Scholars Publishing, 2009. – 408 p. 180. Lakoff, G. P. The nation as family // Thinking Points : Communicating Our American Values and Vision / G. P. Lakoff. – NY : Farrar, Straus and Giroux, 2006. – Pp. 49–66. 181. Lawler, J. Negation and negative polarity / J. Lawler // Cambridge Encyclopedia of the Language Sciences / P. C. Hogan. – Cambridge : Cambridge University Press, 2010. – Pp. 554–555. 182. Lewis, G. L. Turkish grammar / G. L. Lewis. – Oxford : Clarendon Press, 1967. – 303 p. 183. Lyons, J. Linguistic Semantics : An Introduction / J. Lyons. – Cambridge : Cambridge University Press, 1995. – 376 p. 184. Morante, R. Modality and Negation : An Introduction to the Special Issue / R. Morante, C. Sporleder // Computational Linguistics. – 2012. – Vol. 38. – № 2. – Pp. 223–260. 197 185. Palmer, F. R. Mood and modality / F. R. Palmer. – Cambridge : Cambridge University Press, 2001. – 254 p. 186. Phillips, N. What Is Discourse Analysis? / N. Phillips, C. Hardy // Discourse Analysis : Investigating Processes Of Social Construction. – 2002. – Pp. 1– 18. 187. Reisigl, M. The discourse-historical approach / M. Reisigl, R. Wodak // Methods for Critical Discourse Analysis. – 2009. – Pp. 87–121. 188. Schiffrin, D. Introduction. What is discourse analysis? / D. Schiffrin, D. Tannen, H. Hamilton // The Handbook of discourse analysis / D. Schiffrin, D. Tannen, H. Hamilton. – Oxford, Malden : Blackwell Publishers, 2001. – Pp. 1– 10. 189. Sornig, K. Some remarks on linguistic strategies of persuasion / K. Sornig // Language, Power and Ideology : studies in political discourse / R. Wodak. – Amsterdam, Philadelphia : John Benjamins publishing company, 1989. – Pp. 95–113. 190. Timberlake, A. Aspect, tense, mood / A. Timberlake // Language typology and syntactic description : Grammatical categories and the lexicon / T. Shopen. – 2007. – Vol. 3. – Cambridge : Cambridge University Press. – Pp. 280– 333. 191. Unger, J. W. Come to daddy, says David Cameron : political language unmasked [Электронный ресурс] / J. W. Unger // New Humanist. – 2013. – Режим доступа: https://newhumanist.org.uk/articles/4355/come-to-daddy-says-david- cameron-political-language-unmasked (дата обращения: 10.09.18). 192. Winter, D. Leader appeal, leader performance, and the motive profiles of leaders and followers : a study of American presidents and elections / D. Winter // Journal of Personality and Social Psychology. – 1987. – Vol. 52. – №. 1. – Pp. 196– 202. 193. Wodak, R. Critical Discourse Analysis / R. Wodak, N. Fairclough // Discourse as Social Interaction / T.A. van Dijk. – 1997. – Pp. 258–284. 194. Wodak, R. “We have the character of an island nation” : a discoursehistorical analysis of David Cameron’s “Bloomberg Speech” on the European Union 198 / R. Wodak // Doing Politics : Discursivity, performativity and mediation in political discourse / M. Kranert, G. Horan. – 2018. – Pp. 27–58. 195. Wright, G. H. Deontic Logic / G. H. von Wright // Mind. – 1951. – Vol. 60. – № 237. – Pp. 1–15. СПИСОК СЛОВАРЕЙ 1. Ахманова, О. С. Словарь лингвистических терминов / О. С. Ахманова / под общ. ред. М. В. Лазовой. – М. : Советская энциклопедия, 1969. – 608 с. 2. Большой энциклопедический словарь : языкознание / под общ. ред. В. Н. Ярцевой. – М. : Большая Российская энциклопедия, 1998. – 744 с. 3. Зорин, В. И. Евразийская мудрость от А до Я : толковый словарь [Электронный ресурс] / В. И. Зорин. – Алматы : Создiк-Словарь. – 2002. – Режим доступа: http://rus-yaz.niv.ru/doc/dictionary/eurasian-wisdom/index.htm (дата обращения: 01.03.18). 4. Ивин, А. А. Логический словарь ДЕФОРТ / А. А. Ивин, В. Н. Переверзев, В. В. Петров. – М. : Мысль, 1994. – 268 с. 5. Ивин, А. А. Словарь по логике : учебное издание / А. А. Ивин, А. Л. Никифоров. – М. : Владос, 1998. – 384 с. 6. Лагута, О. Н. Стилистика. Культура речи. Теория речевой коммуникации : учебный словарь терминов / отв. ред. Н. А. Лукьянова. – Новосибирск : Новосибирский государственный университет, 2000. – Часть 2. – 147 с. 7. Матвеева, Т. В. Полный словарь лингвистических терминов / Т. В. Матвеева. – Ростов н/Д : Феникс, 2010. – 562 с. 8. Русский язык : энциклопедия / Ю. Н. Караулов. – М. : Дрофа, 1997. – 9. Cambridge English Dictionary, Thesaurus and Translations Online 721 с. [Электронный ресурс]. – 2019. – Режим https://dictionary.cambridge.org/ru (дата обращения: 02.05.19). доступа: 199 10. Collins [Электронный English Dictionary, ресурс]. – Thesaurus 2019. and – Translations Режим Online доступа: https://www.collinsdictionary.com/ (дата обращения: 09.04.19). 11. Glossary of linguistic terms [Электронный ресурс]. – 2019. – Режим доступа: http://www.glossary.sil.org (дата обращения: 12.05.19). 12. Lexico. Oxford English Dictionary and Thesaurus Online [Электронный ресурс]. – 2019. – Режим доступа: https://www.lexico.com/en (дата обращения: 18.03.19). 13. Longman English Dictionary and Thesaurus Online [Электронный ресурс]. – 2019. – Режим доступа: https://www.ldoceonline.com/ (дата обращения: 06.02.19). 14. Macmillan English Dictionary and Thesaurus Online [Электронный ресурс]. – 2019. – Режим доступа: https://www.macmillandictionary.com/ (дата обращения: 03.02.19). 15. Merriam-Webster [Электронный ресурс]. English Dictionary and Thesaurus Online – 2019. – Режим доступа: https://www.merriam- webster.com/ (дата обращения: 01.02.19). СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ПРИМЕРОВ И ИНТЕРНЕТ-РЕСУРСОВ 1. Парламент Шотландии одобрил новый референдум о независимости [Электронный ресурс] // ВВС News. Русская служба. – 2017. – 28 марта. – Режим доступа: httрs://www.bbс.соm/russiаn/nеws-39422609 (дата обращения: 20.04.18). 2. Aspiration nation? The many meanings of a political buzzword [Электронный ресурс] // The Guardian. – 2017. – 29 November. – Режим доступа: https://www.theguardian.com/books/2015/may/22/aspiration-nation-the-manymeanings-of-a-political-buzzword (дата обращения: 15.03.18). 3. Barack Obama and David Cameron : The U.S. and Britain still enjoy special relationship 2012 [Электронный ресурс] // The Washington Post. – 2012. – 200 12 March. – Режим доступа: https://www.washingtonpost.com/opinions/barackobama-and-david-cameron-the-us-and-britain-still-enjoy-specialrelationship/2012/03/12/gIQABH1G8R_story.html?hpid=z3&utm_term=.5e75ea380 e2f (дата обращения: 07.04.18). 4. Cameron & Miliband quizzed by Jeremy Paxman. Battle For Number 10 highlights [Электронный ресурс] // Channel 4 News. – 2015. – 26 March. – Режим доступа: https://www.youtube.com/watch?v=OsQ-MhgVTКo (дата обращения: 15.03.18). 5. Cameron to rally Tories with speech kicking off local election campaign [Электронный ресурс] // The Guardian. – 2013. – 19 April. – Режим доступа: https://www.theguardian.com/politics/2013/apr/19/cameron-local-elections-campaign (дата обращения: 11.02.18). CBI [Электронный ресурс] // My CBI – Your A to Z of business 6. success. – 2019. – Режим доступа: http://www.cbi.org.uk/ (дата обращения: 10.03.18). CBI Annual Conference 2015 : Prime Minister’s speech [Электронный 7. ресурс] // Gov.UK. – 2015. – 9 November. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/cbi-annual-conference-2015-primeministers-speech (дата обращения: 03.04.18). 8. Gov.UK. CeBIT 2014 : David Cameron’s speech [Электронный ресурс] // – 2014. – 9 March. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/cebit-2014-david-camerons-speech (дата обращения: 13.05.18). 9. Conservative Party Conference 2012 in Birmingham [Электронный ресурс] // The Independent. – 2012. – 10 October. – Режим доступа: http://www.independent.co.uk/news/uk/politics/conservative-party-conference-2012in-birmingham-full-transcript-of-david-camerons-speech-8205536.html (дата обращения: 12.02.18). 10. David Cameron and Angela Merkel press conference : 2014 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – 2014. – 27 February. – Режим доступа: 201 https://www.gov.uk/government/speeches/david-cameron-and-angela-merkel-pressconference-february-2014 (дата обращения: 20.04.18). 11. ресурс] David Cameron local election launch speech in full 2013 [Электронный // Politics.co.uk. – 2013. – 19 – April. Режим доступа: http://www.politics.co.uk/comment-analysis/2013/04/19/david-cameron-localelection-launch-speech-in-full (дата обращения: 20.03.18). 12. David Cameron press conference G20, Brisbane, Australia 2014 [Электронный ресурс] // Conservative Party Speeches. – 2014. – 16 November. – Режим доступа: https://conservative- speeches.sayit.mysociety.org/speech/601916 (дата обращения: 01.04.18). 13. David Cameron’s Conservative party conference speech in full 2011 [Электронный ресурс] // The Guardian. – 2011. – 5 October. – Режим доступа: https://www.theguardian.com/politics/2011/oct/05/david-cameron-conservativeparty-speech (дата обращения: 11.05.18). 14. // David Cameron’s economy speech in full 2013 [Электронный ресурс] Politics.co.uk. – 2013. – 7 – March. Режим доступа: http://www.politics.co.uk/comment-analysis/2013/03/07/david-cameron-s-economyspeech-in-full (дата обращения: 12.02.18). // 15. David Cameron’s farewell speech: full text 2016 [Электронный ресурс] Sky News. – 2016. – 13 – July. Режим доступа: https://blogs.spectator.co.uk/2016/07/david-camerons-final-speech-downing-street/ (дата обращения: 02.03.18). 16. David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013 [Электронный ресурс] // New Statesman. – 2013. – 2 October. – Режим доступа: https://www.newstatesman.com/staggers/2013/10/david-camerons-speechconservative-party-conference-2013-full-text (дата обращения: 25.03.18). 17. Guardian. David Cameron’s speech in full 2010 [Электронный ресурс] // The – 2010. – 11 May. – Режим доступа: https://www.theguardian.com/politics/2010/may/11/david-cameron-speech-full-text (дата обращения: 02.03.18). 202 18. David Cameron Speech on “moral capitalism” 2012 [Электронный ресурс] // New Statesman. – 2012. – 19 January. – Режим доступа: https://www.newstatesman.com/uk-politics/2012/01/economy-capitalism-market (дата обращения: 15.02.18). 19. David Cameron’s Speech on Scottish independence 2012 [Электронный ресурс] // New Statesman. – 2012. – 16 February. – Режим доступа: https://www.newstatesman.com/uk-politics/2012/02/united-kingdom-scotland-world (дата обращения: 13.03.18). 20. David Cameron: Speech to Conservative Party Conference 2014 [Электронный ресурс] // CCHQ Press Archive. – Режим доступа: https://press.conservatives.com/post/98882674910/david-cameron-speech-toconservative-party (дата обращения: 20.03.18). 21. David Cameron’s speech to the Tory conference : in full 2010 [Электронный ресурс] // The Guardian. – 2010. – 6 October. – Режим доступа: https://www.theguardian.com/politics/2010/oct/06/david-cameron-speech-toryconference (дата обращения: 15.03.18). 22. David Cameron : Speech to Welsh Conservative Party Conference 2009 [Электронный ресурс] // Conservative Party Speeches. – 2009. – 29 March. – Режим доступа: https://conservative-speeches.sayit.mysociety.org/speech/601380 (дата обращения: 15.05.18). 23. Initiative. Edmund Burke [Электронный ресурс] // ESI – European Stability English. – 2019. – Режим доступа: https://www.esiweb.org/index.php?lang=en&id=71 (дата обращения: 11.05.18). 24. Election 2010. Wales Results [Электронный ресурс] // BBC. – 2019. – Режим доступа: http://news.bbc.co.uk/2/shared/election2010/results/region/10.stm (дата обращения: 09.03.18). 25. Emergency European Council on Ukraine : David Cameron’s statement 2014 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – 2014. – March 10. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/emergency-european-council-on-ukrainedavid-camerons-statement (дата обращения: 18.04.18). 203 EU meeting on Ukraine : David Cameron’s speech 2014 [Электронный 26. ресурс] // – Gov.UK. 2014. – 6 March. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/eu-meeting-on-ukraine-david-cameronsspeech (дата обращения: 18.04.18). 27. EU speech at Bloomberg 2013 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/eu-speech-at-bloomberg (дата 2013. 23 – January. обращения: 05.04.18). 28. European Council March 2014 : David Cameron’s press conference [Электронный ресурс] // Gov.UK. – 2014. – 21 March. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/european-council-march-2014-davidcamerons-press-conference (дата обращения: 26.02.2018). 29. Extremism : PM speech 2015 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – – 2015. 20 – July. Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/extremism-pm-speech (дата обращения: 04.03.18). 30. Presidential Inaugural address [Электронный ресурс] // John F. Кennedy Library and Museum. – 2019. – Режим доступа: https://www.jfklibrary.org/learn/about-jfk/historic-speeches/inaugural-address (дата обращения: 02.04.18). 31. NATO Summit Wales 2014 : PM’s statement to House of Commons [Электронный ресурс] // Conservative Party Speeches. – 2014. – 8 September. – Режим доступа: https://conservative-speeches.sayit.mysociety.org/speech/601923 (дата обращения: 01.04.18). 32. PM speech on immigration 2015 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – 2015. – 21 May. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/pmspeech-on-immigration (дата обращения: 05.04.18). 33. PM speech on the UK’s strength and security in the EU 2016 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – 2016. – 9 May. – Режим доступа: 204 https://www.gov.uk/government/speeches/pm-speech-on-the-uks-strength-andsecurity-in-the-eu-9-may-2016 (дата обращения: 05.05.18). PM’s speech at Camp Bastion 2010 [Электронный ресурс] // Gov.UK. 34. – – 2010. 11 – June. Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/pms-speech-at-camp-bastion (дата обращения: 25.02.18). PM’s speech at Munich Security Conference 2011 [Электронный 35. ресурс] // Gov.UK. – – 2011. 5 February. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/pms-speech-at-munich-securityconference (дата обращения: 08.04.18). PM’s speech on Welfare Reform Bill 2011 [Электронный ресурс] // 36. – Gov.UK. – 2011. 17 February. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/pms-speech-on-welfare-reform-bill (дата обращения: 20.04.18). Prime Minister David Cameron’s speech to the World Economic Forum 37. in Davos 2013 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – 2013. – 24 January. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/prime-minister-david-cameronsspeech-to-the-world-economic-forum-in-davos (дата обращения: 24.02.18). Prime Minister : My vision for a smarter state 2015 [Электронный 38. ресурс] // Gov.UK. – 2015. – 11 September. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/prime-minister-my-vision-for-a-smarterstate (дата обращения: 13.03.18). 39. Gov.UK. Prime Minister’s speech on Europe 2015 [Электронный ресурс] // – 2015. – 10 November. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/prime-ministers-speech-on-europe (дата обращения: 13.02.18). 40. Hansard. Prime Minister’s Questions : 29 January 2014. Commons Debates. Daily Prime Minister Engagements [Электронный ресурс] // www.parliament.uk. Parliamentary Business. – 2014. – 29 January. – Режим доступа: 205 https://publications.parliament.uk/pa/cm201314/cmhansrd/cm140129/debtext/140129 -0001.htm#14012950000005 (дата обращения: 23.03.18). 41. Hansard. Prime Minister’s Questions : 26 March 2014. Commons Debates. Daily Prime Minister Engagements [Электронный ресурс] // www.parliament.uk. Parliamentary Business. – 2014. – 26 March. – Режим доступа: https://publications.parliament.uk/pa/cm201314/cmhansrd/cm140326/debtext/140326 -0001.htm#14032654000005 (дата обращения: 25.03.18). 42. Hansard. Prime Minister’s Questions : 2 April 2014. Commons Debates. Daily Prime Minister Engagements [Электронный ресурс] // www.parliament.uk. Parliamentary Business. – 2014. – 2 April. – Режим доступа: https://publications.parliament.uk/pa/cm201314/cmhansrd/cm140402/debtext/140402 -0001.htm#14040253000005 (дата обращения: 24.03.18). 43. – Python Dead Parrot is top sketch [Электронный ресурс] // BBC News. 2004. – 29 November. – Режим доступа: http://news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/4052641.stm (дата обращения: 10.02.18). 44. Remarks by President Obama and Prime Minister Cameron in Joint Press Conference 2016 [Электронный ресурс] // The White House. President Barack Obama. – 2016. – 22 April. – Режим доступа: https://obamawhitehouse.archives.gov/the-press-office/2016/04/22/remarkspresident-obama-and-prime-minister-cameron-joint-press (дата обращения: 11.05.18). 45. Remarks by President Obama and Prime Minister Cameron of the United Kingdom in Joint Press Conference 2013 [Электронный ресурс] // The White House. President Barack Obama. – 2013. – 13 May. – Режим доступа: https://obamawhitehouse.archives.gov/the-press-office/2013/05/13/remarkspresident-obama-and-prime-minister-cameron-united-kingdom-joint- (дата обращения: 19.05.18). 46. Scottish independence : Full text of David Cameron’s “countdown to the referendum” speech [Электронный ресурс] // Prospect Magazine. – 2014. – 15 September. – Режим доступа: http://www.prospectmagazine.co.uk/blogs/prospector- 206 blog/scottish-independence-full-text-of-david-camerons-countdown-to-thereferendum-speech (дата обращения: 08.04.18). 47. Speech to the National Conservative Convention 2013 [Электронный ресурс] // UKPOL. Political Speech Archive. – 2015. – 20 November. – Режим доступа: http://www.ukpol.co.uk/david-cameron-2013-speech-to-the-national- conservative-convention/ (дата обращения: 12.02.18). 48. Syria and the Use of Chemical Weapons 2013 [Электронный ресурс] // www.parliament.uk. Parliamentary Business. – 2013. – 29 August. – Режим доступа: https://publications.parliament.uk/pa/cm201314/cmhansrd/cm130829/debtext/130829 -0001.htm (дата обращения: 08.02.18). 49. Text of David Cameron’s Speech After “Brexit” Vote 2016 [Электронный ресурс] // The New York Times. – 2016. – 24 June. – Режим доступа: https://www.nytimes.com/2016/06/25/world/europe/david-cameron-speechtranscript.html (дата обращения: 01.05.18). 50. The importance of Scotland to the UK : David Cameron’s speech 2014 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – 2014. – 7 February. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/the-importance-of-scotland-to-the-ukdavid-camerons-speech (дата обращения: 20.03.18). 51. Tory Party conference 2013 : PM David Cameron keynote speech [Электронный ресурс] // youtube.ru. BBC2 HD, Daily Politics. – 2013. – 2 October. – Режим доступа: https://www.youtube.com/watch?v=ZdtzjLsaQSI (дата обращения: 25.03.18). 52. Tory Party Conference 2015 : David Cameron’s speech in full [Электронный ресурс] // The Independent. – 2015. – 7 October. – Режим доступа: http://www.independent.co.uk/news/uk/politics/tory-party-conference-2015-davidcamerons-speech-in-full-a6684656.html (дата обращения: 15.05.18). 53. Welfare speech 2012 [Электронный ресурс] // Gov.UK. – 2012. – 25 June. – Режим доступа: https://www.gov.uk/government/speeches/welfarespeech (дата обращения: 9.03.18). 207 ПРИЛОЖЕНИЯ Приложение 1 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного массовому британскому адресату я / мы-стратегии оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования средства аксиологической модальности как приём тактики самопохвалы тактика создания положительного образа апелляции к авторитету из числа «своих» 1. стратегия дискредитации оппонента аксиологическая модальность как приём тактики критики и обвинения / оценочного реагирования средства эвиденциальной модальности и другие приёмы тактики прогнозирования возможных неудач и ошибок оппонента в будущем 1. стратегия амальгамирования 2. стратегия самозащиты реструктурирование предложения и др. приёмы тактики снятия с себя ответственности средства аксиологической модальности и другие приёмы тактики перенаправления обвинения или критики от говорящего 2. стратегия конфронтации средства аксиологической модальности и деонтической модальности угрозы как приёмы тактики угрозы 3. стратегия информирования тактика номинации 2. стратегия персуазивности тактика иллюстрирования апелляция к национальной символике как средство апелляции к чувствам аудитории, аксиологические эмфатические конструкции персуазивно-суггестивной тактики 208 Приложение 2 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного рабочему классу я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования тактика апелляции к авторитету из числа «своих» тактика создания положительного образа тактика самопохвалы оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента аксиологическая модальность как приём тактики критики и обвинения / оценочного реагирования 2. стратегия конфронтации тактика прямого обращения к оппоненту, вызывающего конфронтацию тактика угрозы 1. стратегия персуазивности эмотивная модальность, алетическая модальность логической необходимости, аксиологическая модальность и другие приёмы тактики иллюстрирования 2. стратегия аргументации аксиологическая модальность (и другие средства) как приёмы тактики иллюстрирования 209 Приложение 3 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного британскому бизнесу я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования алетическая, эвиденциальная, деонтическая, аксиологическая модальность и др. приёмы тактики самопохвалы сочетание эвиденциальной и гипотетической модальности как приём тактики безличного обвинения эвиденциальная и эпистемическая модальность как приёмы тактики создания положительного образа оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента аксиологическая модальность как приём тактики критики и обвинения / оценочного реагирования 2. стратегия конфронтации деонтическая модальность обязанности как приём тактики прямого обращения к оппоненту 1. стратегия амальгамирования знаки-интеграторы 2. стратегия персуазивности аксиологическая модальность, алетическая модальность необходимости и деонтическая модальность способности апелляция к чувствам адресата и др. приёмы персуазивно-суггестивной тактики 3. стратегия информирования тактика номинации 210 Приложение 4 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного получающим социальное пособие я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования аксиологическая модальность и др. приёмы тактики оценочного реагирования оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия конфронтации деонтическая модальность способности и угрозы тактики угрозы 1. стратегия амальгамирования деонтическая модальность способности и обещания тактики обещания тактика снятия вины с адресата 2. стратегия персуазивности тактика иллюстрирования 211 Приложение 5 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного молодёжи я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования средства аксиологической модальности как приём тактики самопохвалы апелляции к авторитету из числа «своих» деонтическая модальность способности и волеизъявления как приёмы тактики формулирования цели эвиденциальная модальность как приём тактики создания положительного образа на основе контраста между вербальными имиджами говорящего и оппонента 2. стратегия самозащиты реструктурирование предложения и др. приёмы тактики снятия с себя ответственности тактика перенаправления критики или обвинения от говорящего оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента аксиологическая модальность и эвиденциальная модальность как приёмы тактики критики и обвинения / оценочного реагирования; тактика иллюстрирования тактика прогнозирования возможных неудач и ошибок оппонента в будущем 2. стратегия конфронтации тактика угрозы 1. стратегия амальгамирования знаки-интеграторы 2. стратегия персуазивности тактика иллюстрирования апелляция к национальной символике как средство апелляции к чувствам аудитории персуазивносуггестивной тактики аксиологические эмфатические конструкции как приём персуазивно-суггестивной тактики «электорат-стратегии» персуазивности деонтическая модальность обещания как приём тактики обещания 3. стратегия информирования тактика номинации 212 Приложение 6 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного военным я / мы-стратегии электоратстратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования самоцитатив, деонтическая модальность обещания, эмотивная модальность как приёмы тактики создания положительного образа 1. стратегия персуазивности аксиологические эмфатические конструкции, прецедентные хрононимы и топонимы и апелляция к чувствам аудитории как приёмы персуазивно-суггестивной тактики 2. стратегия аргументации тактика иллюстрирования 3. стратегия информирования аксиологическая модальность как приём тактики номинации 213 Приложение 7 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного политическим структурам я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования тактика апелляции к достижениям прошлого тактика апелляции к авторитету из числа «своих» аксиологическая модальность как приём тактики самопохвалы тактика создания положительного образа 2. стратегия самозащиты тактика перенаправления критики или обвинения от говорящего оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента аксиологическая, эмотивная и эвиденциальная модальность как приёмы тактики критики и обвинения / оценочного реагирования аксиологическая модальность как приём тактики оскорбления 1. стратегия амальгамирования знаки-интеграторы 2. стратегия персуазивности аксиологические эмфатические синтаксические конструкции как приём персуазивно-суггестивной тактики 3. стратегия аргументации тактика обоснованных оценок тактика апелляции к авторитету 4. стратегия информирования тактика номинации 214 Приложение 8 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного шотландцам я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования тактика создания положительного образа оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента тактика косвенной критики 1. стратегия амальгамирования деонтическая модальность надежды и волеизъявления, знаки-интеграторы 2. стратегия персуазивности эмотивная и деонтическая модальность, а также апелляция к национальной символике как средства приёма апелляции к чувствам аудитории персуазивно-суггестивной тактики культурологически маркированные единицы как средства приёма апелляции к прецедентным историческим явлениям персуазивно-суггестивной тактики аксиологические эмфатические синтаксические конструкции как приём персуазивно-суггестивной тактики апелляция к моральным принципам и ценностям персуазивно-суггестивной тактики аксиологическая и эмотивная модальность как приёмы тактики аргументации 3. стратегия аргументации апелляция к авторитету 215 Приложение 9 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного валлийцам я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования тактика создания положительного образа тактика оценочного реагирования оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента аксиологическая, эмотивная и деонтическая модальность волеизъявления как приёмы тактики косвенной критики аксиологическая и косвенная эвиденциальная модальность как приёмы тактики критики и обвинения / оценочного реагирования 1. стратегия амальгамирования знаки-интеграторы 2. стратегия конфронтации прямое обращение к оппоненту 3. стратегия информирования тактика номинации 2. стратегия персуазивности тактика иллюстрирования аксиологические эмфатические синтаксические конструкции как приём персуазивносуггестивной тактики 216 Приложение 10 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного США я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования аксиологическая модальность как приём тактики оценочного реагирования оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента аксиологическая модальность как приём тактики критики и обвинения / оценочного реагирования 1. стратегия амальгамирования знаки-интеграторы коннекторные пары 2. стратегия информирования тактика номинации 217 Приложение 11 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного Европейскому союзу я / мы-стратегии 1. стратегия положительного самопозиционирования аксиологическая модальность как приём тактики оценочного реагирования деонтическая модальность волеизъявления и эпистемическая модальность как приёмы тактики принятия на себя личной ответственности эвиденциальная модальность как приём тактики создания положительного образа оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента аксиологическая модальность как приём тактики критики и обвинения / оценочного реагирования 2. стратегия конфронтации деонтическая модальность угрозы как приём тактики угрозы 1. стратегия амальгамирования знаки-интеграторы 2. стратегия персуазивности апелляция к авторитету тактики аргументации тактика иллюстрирования апелляция к прецедентным историческим явлениям как приём персуазивно-суггестивной тактики тактика представления перспектив 218 Приложение 12 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного Германии 1. оппонент- электорат- стратегии стратегии стратегия дискредитации оппонента аксиологическая модальность как приём тактики критики и обвинения / оценочного реагирования 1. стратегия амальгамирования эвиденциальная модальность как приём тактики апелляции к авторитету знаки-интеграторы аксиологическая модальность как приём тактики оценочного реагирования 2. стратегия персуазивности тактика аргументации непосредственное обращение к адресату с просьбой, апелляция к чувствам и эмоциям аудитории как приёмы персуазивносуггестивной тактики тактика номинации 219 Приложение 13 Макростратегии дискурса политического лидера, адресованного России оппонент- электорат- стратегии стратегии 1. стратегия дискредитации оппонента эвиденциальная, гипотетическая, аксиологическая модальность как приёмы тактики критики и обвинения / оценочного реагирования 1. стратегия амальгамирования знаки-интеграторы коннекторные пары аксиологическая модальность как приём тактики оценочного реагирования 2. стратегия конфронтации деонтическая модальность угрозы как приём тактики угрозы 2. стратегия персуазивности апелляция к моральным принципам и ценностям как приём персуазивносуггестивной тактики 3. стратегия информирования аксиологическая модальность как приём тактики номинации 220 Приложение 14 Список иллюстративного материала в диссертации Пример 1. I believe that is the best way to get the strong government that we need (…). I came into politics because I love this country. I think its best days still lie ahead and I believe deeply in public service. And I think the service our country needs right now is to face up to our really big challenges, to confront our problems, to take difficult decisions, to lead people through those difficult decisions, so that together we can reach better times ahead (…). But I believe it is also something else. It is about being honest about what government can achieve (David Cameron’s speech in full 2010). Пример 2. It has not been an easy journey, and of course we have not got every decision right, but I do believe that today our country is much stronger. (…) I think of the people doing jobs who were previously unemployed. I think of the businesses that were just ideas in someone’s head and that today are making a go of it and providing people with livelihoods. I think of the hard-working families paying lower taxes and getting higher wages because of the first ever National Living Wage. I think of the children who were languishing in the care system and who have now been adopted by loving families. I think of the parents now able to send their children to good and outstanding schools, including free schools that simply didn’t exist before. I think of over 200,000 young people who have taken part in National Citizen Service, the fastest growing youth programme of its kind in the world, something that, again, wasn’t there six years ago. I think of the couples who have been able to get married, who weren’t allowed to in the past. And I think of the people on the other side of the world who would not have clean drinking water, the chance to go to school, or even be alive, were it not for our decision to keep our aid promises to the poorest people and the poorest countries in our world (David Cameron’s farewell speech: full text 2016). Пример 3. And I want to thank everyone who has given so much to support me personally over these years. The incredible team in No10, the civil servants, whose professionalism and impartiality is one of our country’s greatest strengths. And my 221 political advisers, some of whom have been with me since the day I stood for my party’s leadership 11 years ago. I want to thank my children, Nancy, Elwen and Florence, for whom Downing Street has been a lovely home over these last six years (…). And above all, I want to thank Samantha, the love of my life (Там же). Пример 4. And I am proud that every day for the past two years I have used the office of Prime Minister in a non-political way to recognise and thank almost 600 of them as Points of Light whose service can be an inspiration to us all (Там же). Пример 5. I know (эпистемическая модальность) the system is unfair. I know (эпистемическая модальность) that you are asking: if Scotland can vote separately on things like tax, spending and welfare why can’t England, Wales and Northern Ireland do the same? I know (эпистемическая модальность) you want this answered. So this is my vow: English votes for English laws – the Conservatives will deliver it. We’ve delivered a lot these past four years but we’ve had to do it all in a coalition government. Believe me: coalition was not what I wanted to do; it’s what I had to do. And I know (эпистемическая модальность) what I want next. To be back here in October 2015 delivering Conservative policies based on Conservative values leading a majority Conservative Government. So where do we want (деонтическая модальность волеизъявления) to take our country? Where do I want (деонтическая модальность волеизъявления) to take our country? During these four years, I hope that the British people have come to know me a little. I’m not a complicated man. I believe (эпистемическая модальность) in some simple things (…). I love (эмотивная модальность) this country – and my goal is this: to make Britain a country that everyone is proud (эмотивная модальность) to call home (…). I didn’t come into politics to make the lines on the graphs go in the right direction. I want (деонтическая модальность волеизъявления) to help you live a better life. And it comes back to those things I believe (эпистемическая модальность). A Britain that everyone is proud (эмотивная модальность) to call home is a Britain where hard work is really rewarded (…). If you work hard, we will cut (деонтическая модальность обещания) your taxes but only if we keep on cutting the deficit, so we 222 can afford to do that (David Cameron: Speech to Conservative Party Conference 2014). Пример 6. Mr Speaker, I am sure (эпистемическая модальность) the whole House will join me in paying tribute to Jim Dobbin who died suddenly this weekend. He worked hard for his constituents. He loved (эмотивная модальность) this House of Commons and contributed hugely to all its work. Mr Speaker, we have also heard this morning that the Duke and Duchess of Cambridge are expecting their second baby. And on behalf of the whole country, I am sure (эпистемическая модальность) the House will join me in congratulating them on this fantastic (аксиологическая модальность) news and wishing them well in the months ahead. I want (деонтическая модальность волеизъявления) to thank the local council in Newport, the Welsh Assembly, the First Minister, the Secretary of State, our armed services and police and all those who worked so hard to deliver a safe, secure and successful (аксиологическая модальность) summit. The biggest gathering of world leaders I think (эпистемическая модальность) has ever taken place in our country. And most of all let (деонтическая модальность волеизъявления) me thank the Welsh people for their incredibly warm welcome. They did our United Kingdom proud (эмотивная модальность) (NATO Summit Wales 2014: PM’s statement to House of Commons). Пример 7. First of all, I’d like (гипотетическая модальность) to thank Tony Abbott, the Australian Prime Minister and the people of Brisbane for hosting such a successful and purposeful G20. I think (эпистемическая модальность) we’ve achieved a good deal in the last 48 hours and it’s been a bit of well organised and well run G20. And I think (эпистемическая модальность) we’ve made some important (аксиологическая модальность) steps forward that really help with that long-term economic plan and help with the growth and the jobs that people want in Britain. And I think (эпистемическая модальность) it’s important (аксиологическая модальность) we start taking on the opponents of this deal and exposing some of the arguments against. This is good for Britain, good for jobs, good 223 for growth, good for British families (аксиологическая модальность) (David Cameron press conference G20, Brisbane, Australia 2014). Пример 8. As Prime Minister, I want (деонтическая модальность волеизъявления) to work with you to confront and defeat this poison (аксиологическая модальность). Today, I want (деонтическая модальность волеизъявления) to set out how. I want (деонтическая модальность волеизъявления) to explain what I believe (эпистемическая модальность) we need (алетическая модальность необходимости) to do as a country to defeat this extremism (аксиологическая модальность), and help to strengthen our multi-racial, multi-faith democracy (Extremism: PM speech 2015). Пример 9. Labour’s plan is just to halve the deficit over four years. Let me tell you what that means (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010); Let me tell you: I am in just as much of a hurry as five years ago (Tory Party Conference 2015: David Cameron’s speech in full). Пример 10. One of the tasks that we clearly have is to rebuild trust in our political system (…). It is about making sure people are in control – and that the politicians are always their servant and never their masters (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 11. I’ve seen what the police do for us – how they put themselves in the line of danger to keep us safe. So I want to give them more freedom. But in return for that freedom, police are going to have someone new to answer to. Not ministers – people. You (Там же). Пример 12. Real change is not what government can do on its own – real change is when everyone pulls together, comes together, works together, where we all exercise our responsibilities to ourselves, to our families, to our communities and to others (David Cameron’s speech in full 2010). Пример 13. When I first stood here in Downing Street on that evening in May 2010, I said we would confront our problems as a country and lead people through difficult decisions, so that together we could reach better times (David Cameron’s farewell speech: full text 2016). 224 Пример 14. Your country needs you. It takes two. It takes two to build that strong economy. We’ll balance the budget, we’ll boost enterprise, but you start those businesses that lead us to growth (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 14 (a). I know the British people and they are not passengers – they are drivers. I’ve seen the courage of our soldiers, the spirit of our entrepreneurs, the patience of our teachers, the dedication of our doctors, the compassion of our care workers, the wisdom of our elderly, the love of our parents, the hopes of our children (Там же). Пример 15. (1) I wish there was another way. I wish there was an easier way. (2) But I tell you: there is no other responsible way (Там же). Пример 15 (a). Back in May, we inherited public finances that can only be described as catastrophic. This year, we will borrow more money than we spend on the NHS. Just think about that. (Аргумент 1) Every doctor’s salary. (Аргумент 2) Every operation. (Аргумент 3) Every heating bill in every hospital. (Аргумент 4) Every appointment. (Аргумент 5) Every MRI scan. (Аргумент 6) Every drug. (Аргумент 7) Every new stethoscope, scalpel, hospital gown. (Аргумент 8) Everything in our hospitals and surgeries – paid for with borrowed money, much of it from abroad. And then think about the interest (Там же). Пример 16. It means that even after years of cuts, (Аргумент 1) not only would the national debt still be growing, it would be growing as a share of our national income. The problem would still be getting worse. And as a result, (Аргумент 2) the cuts would be bigger, not smaller because the interest payments on that debt would be higher (Там же). Пример 17. (1) But I can tell you the best moment of my year. It was June 6th, the 70th anniversary of D Day. Sam and I were in Bayeux, in France, with my constituent, Patrick Churchill (…). Patrick is 91 years old – and 70 years ago, he was there fighting fascism, helping to liberate that town. I’ll never forget the tears in his eyes as he talked about the comrades he left behind or the pride they all felt in the job they had done (…). (2) As we walked along the streets he pointed out where he had 225 driven his tank and all along the roadside, there were French children waving flags – Union Jacks – the grandchildren of the people he had liberated (…). When people have seen our flag – in some of the most desperate times in history – they have known what it stands for. Freedom. Justice. Standing up for what is right. (3) They have known this isn’t any old country. This is a special country. June 6th this summer. Normandy. I was so proud of Great Britain that day (David Cameron: Speech to Conservative Party Conference 2014). Пример 17 (a). And here, today, I want to set out how in this generation, we can build a country whose future we can all be proud of. How we can secure a better future for all (David Cameron: Speech to Conservative Party Conference 2014). Пример 18. Remember what they said about us? They called us a dead parrot (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 18 (a). They said we had ceased to be. That we were an ex-party. Turns out we really were only resting – and here we are. Back serving our country. Together in the national interest. Giving Britain the good, strong government it deserves (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 19. It’s this Party that’s for the many not the few. Yes – the land of despair was Labour but the land of hope is Tory (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 20. But if we put in the effort, correct those mistakes, confront those vested interests and take on the failed ideas of the past, then I know we can turn this ship around (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 21. I will do everything I can as prime minister to steady the ship over the coming weeks and months, but I do not think it would be right for me to try to be the captain that steers our country to its next destination (Text of David Cameron’s Speech After ‘Brexit’ Vote 2016). Пример 22. On my first night as Prime Minister, I said we would build a more responsible society. Where we back those who work hard and do the right thing. Where we look after the elderly and frail. Where – as I put it – those who can, 226 should; and those who can’t, we will always help. Building that society is simply not possible without radically reforming welfare (Welfare speech 2012). Пример 23. I said on the steps of Downing Street that this would be a ‘one nation’ government, bringing our country together. Today, I want to talk about a vital element of that. How together we defeat extremism and at the same time build a stronger, more cohesive society (Extremism: PM speech 2015). Пример 24. (Аргумент 1) It is here in Britain where different people, from different backgrounds, who follow different religions and different customs don’t just rub alongside each other but are relatives and friends; husbands, wives, cousins, neighbours and colleagues. (Аргумент 2) It is here in Britain where in one or two generations people can come with nothing and rise as high as their talent allows. (Аргумент 3) It is here in Britain where success is achieved not in spite of our diversity, but because of our diversity (Там же). Пример 24 (a). People (…) don’t just rub alongside each other but are relatives and friends”; “success is achieved not in spite of our diversity, but because of our diversity (Там же). Пример 25. I love Britain. I love our history and what we’ve given to the world. I love our get-up-and-go that whenever we’re down, we’re never out. I love our character; our decency; our sense of humour. I love every part of our country. England, Scotland, Wales, Northern Ireland – we are one nation and I will defend our Union with everything I have got (Tory Party Conference 2015). Пример 26. I know how anxious people are. ‘Yes’, they say: ‘of course we need to cut spending. But do we have to cut now, and by this much? Isn’t there another way? (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 27. But finishing the job is about more than clearing up the mess we were left. It means building something better in its place (…). (Аргумент 1 (прагматический)) In place of the broken education system, one that gives every child the chance to rise up and succeed. (…) Yes, you must help people – but you help people by putting up ladders that they can climb through their own efforts. (Аргумент 2 (интеллектуальный)) You don’t help children succeed by dumbing 227 down education. (Аргумент 3 (эмоциональный)) And underpinning it all is that deep, instinctive belief that if you trust people and give them the tools, they will succeed (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 28. It requires a strong Government, with a clear mandate, that is accountable for what it promises and yes, what it delivers. And let me tell everyone here what that means. (Аргумент 1 (интеллектуальный)) When the election comes, we won’t be campaigning for a coalition, we will be fighting heart and soul for a majority Conservative Government – because that is what our country needs. (Аргумент 2 (эмоциональный)) You don’t do this job to be popular. You do it because you love your country (…). (Аргумент3 (морально-этический)) A country built on that enduring principle, seared in our hearts, that if you work hard, save, play by the rules and do your fair share – then nothing should stand in your way (…). (Аргумент4 (эмоциональный)) A new economy. A new welfare system. A new set of values in our schools. Not just fixing the mess we inherited – but building something better. We’ve got a year and a half ‘til that election, a year and a half until Britain makes a choice: move forward to something better or go back to something worse (Там же). Пример 29. There’s an old story that’s told about a great hall in Oxford, near my constituency. For hundreds of years it’s stood there – held up with vast oak beams. In the 19th century, those beams needed replacing. And you know what they found? 500 years before, someone had thought, ‘those beams will need replacing one day’. So they planted some oak trees. Just think about that. Centuries had passed. Columbus had reached America. Gravity had been discovered. And when those oaks were needed, they were ready (Там же). Пример 29 (a). Margaret Thatcher once said: “We are in the business of planting trees for our children and grandchildren or we have no business being in politics at all” (Там же). Пример 30. Other parties preach to you about a Brave New World. We understand you have to start with the real world and make it better (David Cameron: Speech to Conservative Party Conference 2014). 228 Пример 31. Edward Miliband: And here is the thing, Mr Speaker, a third of the shares were sold to just 16 City investors. And get this: there was a gentleman’s agreement that those City investors would not sell the shares. What happened? Within weeks, half of those shares had been sold, and they had made a killing worth hundreds of millions of pounds. In other words, mates rates to the Prime Minister’s friends in the City. Perhaps he can tell us what happened to that gentleman’s agreement on those shares? The Prime Minister: “We know why the right hon. Gentleman is asking these questions – because he is paid to by the trade unions. He sat in a Cabinet that wanted to privatise Royal Mail. That was its commitment. What happened was this. The general secretary of the Communication Workers Union said that ‘in terms of the last Labour Government, they tried to privatise the Royal Mail – it was the unions who brought that government to its senses’. Once again, Labour was weak in Government because it could not carry out its policies; it is weak in Opposition because it does not support shareholding by postal workers in Royal Mail; it is weak because it has no economic policy; and it is weak because it has no plan (Prime Minister’s Questions: 2 April 2014…). Пример 32. We still need to find savings and produce more; still need to become more competitive; still need to make the most of our entire country – and build the Northern Powerhouse. And all at a time when our opponents have given up any sensible, reasonable, rational arguments on the economy. We live in a country where the main opposition party – let’s not forget, the alternative government – believes in nationalising industries without compensation, jacking up taxes to 60 per cent of people’s income, and printing money (Tory Party Conference 2015). Пример 33. What have we seen from him (Edward Miliband) so far this year? We have seen a banking policy that the Governor of the Bank of England says would increase risk to the banking system, an employment policy that the CBI said would cost jobs, and a tax policy that business leaders said would be a risk to our recovery (Prime Minister’s Questions: 29 January 2014). Пример 33 (a). I do not know whether Members have seen the film “Gravity”, but the Leader of the Opposition and the shadow Chancellor remind me of two 229 people who have stepped out into a void with absolutely no idea of what to do next. Like that great film, this is a tragedy made right here in Britain (Там же). Пример 34. We said five years ago we were the party of the NHS and now in government, by protecting NHS spending from cuts, we are showing it (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 35. I tell you something – this is a party for all generations (Там же). Пример 36. I said on the steps of Downing Street we would be a ‘one nation’ party. That means governing for every single person in Britain: for the mum worrying about her child getting a school place; for the pensioner fearing he won’t get the hospital appointment he needs; for the Asian family whose business is being undercut by illegal traders; for the young couple praying that someone won’t jump ahead of them on the housing list and yes – for the migrants trafficked here to live in appalling conditions on pitiful wages. We are for them. We are for working people (PM speech on immigration 2015). Пример 37. And delivering this social reform is entirely fitting with the great history of the Conservative Party who have always been the optimists, the agents of hope and the leaders of change (Tory Party Conference 2015). Пример 38. As Prime Minister it has fallen to me to say some hard things and to help our country face some hard truths (…). It has fallen to us to say – we cannot assume that any longer. Unless we act, unless we take difficult, painful decisions, unless we show determination and imagination, Britain may not be in the future what it has been in the past (Conservative Party Conference 2012…). Пример 39. We were entering into Government at a grave moment in the modern history of Britain. At a time when people felt uncertainty, even fear. Here was the challenge: To make an insolvent nation solvent again (Там же). Пример 40. My friends, we cannot let that man inflict his security-threatening, terrorist-sympathising, Britain-hating ideology on the country we love (Tory Party Conference 2015). 230 Пример 41. We’re also doing something no government has done before – and that is get to grips with the cost of welfare (PM’s speech on Welfare Reform Bill 2011). Пример 42. I can say something today that perhaps no Prime Minister has ever really been able to say before (Tory Party Conference 2015). Пример 43. We’re limiting housing benefit. Reforming tax credits. And changing child benefit for the first time in a generation, taking it away from higherrate taxpayers (PM’s speech on Welfare Reform Bill 2011). Пример 44. In May 2010, this party stood on the threshold of power for the first time in more than a decade (Tory Party Conference 2015). Пример 45. This year, we’ve seen more people in work than at any time in our history, more of our children starting university than ever before, more British entrepreneurs setting up shop than anywhere else in Europe (Там же). Пример 46. Here’s something else this party’s done in government. Last December I was at a European Council in Brussels (…). And twenty five people around that table were telling me to sign it. But I did something that no other British leader has ever done before. I said no – Britain comes first – and I vetoed that EU treaty. We’re doing big, Conservative things (Там же). Пример 47. And we have. A new cancer drugs fund that has got the latest drugs to more than 21,000 people and counting. There was a reason we could do that. It’s because we made a big decision to protect the NHS from spending cuts. No other party made that commitment. Not Labour. Not the Liberal Democrats. Just us – the Conservatives (Там же). Пример 48. I knew that whatever action I took would provoke a big debate. But my job as Prime Minister is quite simple, really: ultimately, it’s not to debate; it’s to decide (Tory Party Conference 2015). Пример 49. Make no mistake: it is this Party with the verve, energy and ideas to take our country forward (…). But three and a half years later, we are beginning to turn the corner (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). 231 Пример 50. We are not there yet, not by a long way. But, my friends, we are on our way. I want to thank the people who have done the most to get us this far. You. The British people (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 51. I tell you what: these Labour politicians, who nearly bankrupted our country, who left a legacy of debts and cuts, who are still in denial about the disaster they created. They must not be allowed anywhere near our economy, ever, ever again (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 52. Don’t you dare lecture anyone on the NHS again (Tory Party conference 2013). Пример 53. We inherited, quite simply, a mess of perverse incentives, mindnumbing complexity and real unfairness (Welfare speech 2012). Пример 54. And to those who have had all the advantages of being brought up in Britain, but who want to go and fight for ISIL – let me say this. If you try to travel to Syria or Iraq, we will use everything at our disposal to stop you: taking away your passport; prosecuting, convicting, imprisoning you and if you’re there already – even preventing you from coming back. You have declared your allegiance. You are an enemy of the UK – and you should expect to be treated as such (David Cameron: Speech to Conservative Party Conference 2014). Пример 55. (Аргумент 1 (прагматический): помощь нуждающимся и военные операции за территорией Соединённого Королевства – в интересах страны) Ours is a country – that never walks on by. Earlier this year some people said to me: ‘Libya’s not our concern’, ‘don’t start what you can’t finish’, and even – ‘Arabs don’t do democracy’. But if we had stood aside this spring, people in Benghazi would have been massacred. And don’t let anyone say this wasn’t in our national interest. Remember what Gaddafi did. He’s the man who gave Semtex to the IRA, who was behind the shooting of a police officer in a London square, who was responsible for the bombing of a plane in the skies over Lockerbie. (Аргумент 2 (морально-этический и эмоциональный) – Соединённое Королевство ведёт правильную в нравственном плане политику, которой может гордиться): Let’s 232 be proud of the part we played in giving the Libyan people the chance to take back their country. (…) But to the rows of women, cuddling their babies, this place was a godsend. One of the nurses told me that if it wasn’t for British aid, many of those beautiful babies would be dead. In four years’ time, this country will have helped vaccinate more of the world’s poorest children than there are people in the whole of England. Of course, we’ll make sure your money goes to the people who need it most, and we’ll do it in a way that’s transparent and accountable. But I really believe, despite all our difficulties, that this is the right thing to do. That it’s a mark of our country, and our people, that we never turn our backs on the world’s poorest, and everyone in Britain can be incredibly proud of it (David Cameron’s Conservative party conference speech in full 2011). Пример 56. That’s the vision of a better, more worthwhile economy that we’re building. An economy where people who work hard get rewards which are fair in the true Conservative meaning of the word (David Cameron Speech on “moral capitalism” 2012). Пример 57. Nuneaton’s most famous daughter is of course the author George Eliot, and she once said this: “Keep true. Never be ashamed of doing right. Decide what you think is right and stick to it” (David Cameron local election launch speech in full 2013). Пример 57 (a). Friends – couldn’t those exact same words have been spoken by the Conservative Party’s most famous daughter too? Margaret Thatcher knew what was right. She stuck to her guns. She saved our country. And I know everyone here is proud that she was not just a great woman and a great Prime Minister but a great Conservative too (Там же). Пример 58. It’s less than two weeks away so here, today, let me tell you the three big things that we’re fighting for. (Аргумент 1) Number one: the services on your streets (…). If you want common sense, if you want can-do, if you want Conservatives on your council, fighting for the services on your street, for jobs in your area – then get out and vote on May 2nd (...). (Аргумент 2) Number two: we’re fighting for the pound in your pocket. Every single pound has been hard-earned. 233 Early mornings, late nights, long commutes, time away from the children, hours put in on the factory floor, the shop floor, the hospital ward (…). (Аргумент 3) The third message is this. We’re not just fighting for the services on your streets, or the pound in your pocket. We’re fighting for the future of our country (…). A new, single benefit that ensures you’re always better off in work. We’re building a country where if you put in, you get out. You work hard, you get rewarded. You save, you get security. And we are saying to each and every hardworking person in our country: we are on your side (Там же). Пример 59. (1) It was you – Labour – who left us in this mess. It was you – Labour – who caused these cuts (…). (2) And we will never, ever let you forget it (Там же). Пример 60. Conservatives know it doesn’t have to be like this (Там же). Пример 61. (1) Labour’s empire of top-down, target-driven, big, bossy, bureaucratic, we-know-best arrogance has been turned upside down. (2) It’s Conservative councils who have run with it. Take Staffordshire County Council. They got a call from Jaguar Land Rover. They wanted to build a new engine plant in the area. They had a great site, near the M54, but there was a problem: no motorway junction. So what did Staffordshire do? Did they commission a load of tedious, pointless consultations? No. They acted. Within days they had a partnership set up with neighbouring councils – including a Labour one. Within a fortnight they had used the new powers we’d given them to fund the motorway junction. They invested £19 million. Jaguar Land Rover sealed the deal. And now hundreds of new jobs are on their way. (3) This is what Conservatives do. We roll up our sleeves and get the job done (Там же). Пример 62. This Government is engaged in nothing less than national renewal (…). We are making progress. We said we’d get Britain’s finances under control and we have cut that deficit by a third. We said we’d get a grip on immigration and net migration is down by a third too. We said we’d get Britain working and today there are more than one and a quarter million new jobs in the private sector. We said we’d stand up to Europe – and it’s this party that’s going to get a better deal for Britain in 234 Europe we’ve already got Britain out of the bail-out, cut the 7-year budget, vetoed a treaty and yes: we are the ones who are finally giving the British people their say (Там же). Пример 63. That’s why we said to councils of all colours: even when money is tight, we’ll give you this extra cash to freeze council tax. Many are doing just that. But there are some councils – some Labour councils – who just don’t get it (…). So next time they bang on about Government cuts, we’ve got to remind them. It was you – Labour – who left us in this mess. It was you – Labour – who caused these cuts (Там же). Пример 64. Let me tell you what I believe. It will be the doers and grafters, the inventors and the entrepreneurs who get this economy going; But I don’t think our job ends there (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 65. He said: “When I was starting out, the government didn’t lift a finger to help me. Then as soon as I start making money they’re all over me trying to take it away (Там же). Пример 65 (а). Тhat is completely the wrong way round (Там же). Пример 65 (б). We need to get behind our wealth creators. That’s what we’re doing” (Там же). Пример 66. So if Labour’s plan for jobs is to attack business – ours is to back business. Regulation – down. Taxes – cut for businesses large and small. A new industrial policy that looks to the future – green jobs, aerospace jobs, life science jobs (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 67. When you step off the plane in Delhi or Shanghai or Lagos, you can feel the (1) energy, the hunger, the drive to succeed. (2) We need that here. (1) Frankly, there’s too much ‘can’t do’ sogginess around. (2) We need to be (1) a sharp, focused, can-do country. (…) (1) Our plan is to build something new and to build something better. (3) We can do it. (…) Look what’s happening across our country. (1) The wings of the world’s biggest jumbo jet – built in Wales. (1) The world’s most famous digger – the JCB – made in Staffordshire (…). This is the new economy 235 we’re building. (…) (1) Inventing, creating, exporting (David Cameron’s Conservative party conference speech in full 2011). Пример 68. As I’ve always argued, we need businesses to be more socially responsible. But to get proper growth, to rebalance our economy, we’ve got to put some important new pieces into place. Taking action now to get credit flowing to the small businesses that are the engine of the economy (Там же). Пример 69. The first is a vision of social responsibility, which recognises that people are not just atomised individuals, and that companies have obligations too (David Cameron Speech on “moral capitalism” 2012). Пример 70. The idea of social responsibility is not a new departure for my party. It was Burke who insisted on public accountability for the East India Company, and William Pitt who brought it under the control of government. Later, the same spirit of responsibility helped drive the campaign against the slave traders. Under Peel it led to the repeal of the Corn Laws which had forced up the price of food. Under Disraeli, it led to the Factory Acts, which began to set working conditions. (…) But social responsibility – watching over business, correcting market failure, recognising obligations... that’s been the Conservative mission from the start. And a large part of my leadership has been about renewing our commitment to that longstanding tradition (Там же). Пример 71. When in modern business you’re either quick or you’re dead, it’s hopeless that our transport infrastructure lags so far behind Europe’s. That’s why we need to build high speed rail and why we’ll get the best superfast broadband network in Europe too. When a balanced economy needs workers with skills, we need to end the old snobbery about vocational education and training. We’ve provided funding for 250,000 extra apprenticeships – but not enough big companies are delivering. So here’s a direct appeal: if you want skilled employees, we’ll provide the funding, we’ll cut the red tape (David Cameron’s Conservative party conference speech in full 2011). Пример 72. But you’ve got to show more leadership and give us the apprenticeships we need (Там же). 236 Пример 73. Four out of 10 unicorns in Europe are based here in Britain: businesses like Shazam; like Just Eat; like ASOS. You can see it in the fact that, compared to 2010, venture capital is investing ten times more in Britain than it did five years ago. You can see it in the fact that, in the last five years, 191 new companies have decided to headquarter here in Britain, far more than any other country in Europe. (1) We’ve done it through partnership. (2) So I think we have come a long way, but we’ve come a long way based on partnership. And I know that this organisation, under its new leadership, will continue to work with us. (3) We want to be the most business-friendly, the most enterprise-friendly government anywhere in Europe. That is the goal, so help us to achieve that (CBI Annual Conference 2015…). Пример 74. To get Britain on the rise we need a whole new economy. More enterprising, more aspirational and it’s taking shape already. We’re getting our entrepreneurial streak back: last year the rate of new business creation was faster than any other year in our history. Let me repeat that. The rate at which new businesses started – faster than any year on record. We’re making things again. We had a trade surplus in cars last year for the first time in almost 40 years. And it’s not just the old industries growing, it’s the new. We’re number one in the world for offshore wind. Number one in the world for tidal power. The world’s first green investment bank. Britain leading; Britain on the rise. We’re showing we can do it. Look at the new investment coming in. In the last two years, Google, Intel, Cisco – the big tech firms – they’ve all set up new bases here. And we are selling to the world again. When I became Prime Minister, I said to the Foreign Office: those embassies you’ve got turn them into showrooms for our cars, department stores for our fashion, technology hubs for British start-ups. Yes, you’re diplomats but you need to be our country’s salesforce too. And look what’s happening. In just two years, our exports to Brazil are up 25 per cent, to China – 40 per cent, to Russia – 80 per cent. There are so many opportunities in this world. I want to tell you about one business that’s seizing them. It’s run by a guy called Alastair Lukies. He and his business partner saw a world with almost 6 billion mobile phones and just 2 billion bank accounts. They saw the huge 237 gap in the market – and they started a mobile banking firm helping people in the poorest parts of the world manage their money and start new companies. He’s been with me on trade missions all over the world – and his business is booming. Back in 2010, when we came to office, they employed about 100 people – now it’s more than 700. Then they were nowhere in Africa, nowhere in Asia, now they are the global player, with one million new users every month. So don’t let anyone tell you Britain can’t make it in this world – we’re the most enterprising, buccaneering, creative, dynamic nation on earth (David Cameron’s economy speech in full 2013). Пример 74 (а). At the forefront of this is our bold plan to cut corporation tax to 21 percent – the lowest in the G7. Аs the recent KPMG survey shows, in just over two years we have transformed business perceptions of our corporate tax system from one of the least competitive to the most competitive in the world.We are introducing some of the most generous tax breaks for early investment start-ups оf any developed economy on the planet. And by stripping back the red tape that was smothering our businesses we have put Britain back in the World Economic Forum’s top ten for competiteveness. We are getting behind British business helping to win contracts in tough overseas markets by breaking down barriers to trade including with today’s new export action plan for the retail sector assisting up to 1000 companies – including up to 600 SMEs – to deliver half a billion pounds of new business for Britain over the next two years (Там же). Пример 75. In a land of opportunity, it’s easier to start your own business. To all those people who strike out on their own, who sit there night after night checking and double checking whether the numbers stack up I say I have so much respect for you – you are national heroes (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 75 (а). I’ll never forget watching Samantha do just that – winning her first customer, sorting out the cash flow, that magic moment when she got her first business cards printed. I was incredibly proud of her then – and I am incredibly proud of her now (Там же). 238 Пример 76. When firms need to adapt quickly to win orders and contracts, we can’t go on with rigid, outdated employment regulations. The critics may say: what about workers’ rights? But the most important worker’s right of all is having a job in the first place (David Cameron’s Conservative party conference speech in full 2011). Пример 77. (1) But we are the party that understands how to make capitalism work; the party that has constantly defended our open economy against the economics of socialism. (2) So where others see problems with markets as a chance to weaken them... I see problems with markets as an opportunity to improve them. (3) This reflects two principles that have always been at the heart of what I believe, and which have been at the centre of Conservative thinking for centuries (David Cameron Speech on “moral capitalism” 2012). Пример 78. (1) You were very clear about (2) what you wanted from government. (2) You wanted lower taxes, (3) and we’ve cut our corporate taxes to the lowest in the G20, and we’re now heading for an 18% corporation tax. (1) You said (2) you wanted regulation lifted off business. (3) We’ve taken £10 billion of regulation off business, and our rules on regulation – if any minister of mine wants to introduce a regulation, they have to cut two regulations – that, I think, is working well. (1) You said (2) you wanted planning reform, (3) and we replaced thousands of pages of planning guidance with just 50 key pages, so that Britain starts building again. (1) You said (2) you wanted infrastructure prioritised. (3) Now we haven’t solved all of our infrastructure problems by any manner of means, but we’re just about to complete the biggest infrastructure project anywhere in Europe, under this capital city in Crossrail. (…) Now we haven’t managed to achieve all of the things I would like to, but under those key issues: taxes, infrastructure, red tape, planning, skills – in the last parliament we trained 2 million apprentices, so we’re beginning to deal with Britain’s skills deficits (CBI Annual Conference 2015…). Пример 79. Let me tell you what I believe; I’ll always remember … (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 80. And let me welcome Carolyn Fairbairn, I think it’s great that the CBI is going to tap in to some strong female leadership – about time – and a great 239 welcome to her. I’m sure she’ll do a brilliant job. (1) Can I welcome what you’re saying this morning about global ambition. (2) I think that is absolutely right for Britain, not least in a week when we welcome the Indian Prime Minister, having recently welcomed the Chinese President. (1) And John (предыдущий руководитель организации Дж. Кридленд (здесь и далее комментарии наши – С. Р.)), can I also welcome what you said about (3) a scoring Britain. As an Aston Villa fan, it played very close to my heart. Scoring would be (2) a very good idea (CBI Annual Conference 2015…). Пример 81. I’ll always remember what the owner of a small business told me once. He said: “When I was starting out (…) (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 82. Now thinking – thinking about what to speak about today, I went back to what I said to you in 2010, where I stood on a stage, just like this, and I said I wanted the next five years to be amongst the most dynamic and enterprising in Britain’s history. Now I’m not standing here and claiming we’ve solved all of Britain’s economic problems. But we are in an immensely stronger position today than we were five years ago. You can see that in the 900,000 more businesses that are operating in Britain. You can see it in the fact that we employ 2 million more people. I’m not going to dazzle you with statistics, but it is not able that we’ve got unicorns. Now you might think, ‘What the hell are unicorns?’ (CBI Annual Conference 2015…). Пример 83. I don’t believe in laissez-faire. Government has a role not just to fire up ambition, but to help give it flight (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 84. Here’s something else about fairness. Fairness isn’t just about who gets help from the state. The other part of the equation is who gives that help, through their taxes. Taking more money from the man who goes out to work long hours each day so the family next door can go on living a life on benefits without working – is that fair? Fairness means giving people what they deserve – and what people deserve depends on how they behave. If you really cannot work, we’ll look after you. But if 240 you can work, but refuse to work, we will not let you live off the hard work of others (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пpилoжeниe 84 (a). If you really cannot work, we’ll look after you (Там же). Пример 84 (б). But if you can work, but refuse to work, we will not let you live off the hard work of others (Там же). Пример 85. It turns out that of the 1.3 million people who have put in a claim for the new sickness benefit in recent years one million are either able to work, or stopped their claim before their medical assessment had been completed. Under Labour they got something for nothing. With us they’ll only get something, if they give something. If they are prepared to work, we’re going to help them – and I mean really help them. If you’ve been out of work and on benefits for five years, a quick session down the job centre and a new CV just isn’t going to cut it. You need to get your self-esteem and confidence back; you need training and skills; intensive personal support (David Cameron’s Conservative party conference speech in full 2011). Пример 86. Today we launch our Welfare Reform Bill. It brings the most ambitious, fundamental and radical changes to the welfare system since it began. At the heart of this Bill is a simple idea. Never again will work be the wrong financial choice. Never again will we waste opportunity. We’re finally going to make work pay – especially for the poorest people in society. And we’re going to provide much greater support for unemployed people to find work – and stay in work (PM’s speech on Welfare Reform Bill 2011). Пример 87. We’re not just recasting the reach, scope and effectiveness of the old system – making it fairer and a genuine ladder of opportunity for everyone (Там же). Пример 88. (Аргумент 1) You might think, no one would split up because of benefits. But in our country today, there are two million people who ‘live apart together’ – that is couples who maintain separate homes while being economically interdependent. Can we honestly say the signals in the benefit system have nothing to do with this? (Аргумент 2) And these perverse signals, they go even deeper. I’ve had 241 young people in my constituency surgery who come in and say: ‘I’m doing the right thing, saving up for a home with my boyfriend, making sure we’re secure before we have kids but the girl down the road has done none of the above and yet having a baby has got her a flat and benefits that I’m doing without”. (…) (Аргумент 3) Little has shocked me more since coming into office than the state of housing benefit. We inherited a system that cost £20 billion a year, with some claimants living in property worth £2,000 a week in rent. That’s £104,000 a year. That’s the income taxes and national insurance contributions of sixteen working people on median incomes all going on one benefit for one family (Там же). Пример 89. But it’s in the third component of welfare – working-age benefits – that the really big arguments for the future lie. Partly because this accounts for a huge amount of money – around £84 billion a year. (Аргумент 1 (моральноэтический)) But mainly because it’s here that things have gone truly awry. We inherited, quite simply, a mess of perverse incentives, mind-numbing complexity and real unfairness. Here are just a few examples of what’s possible in that system. Take a couple living outside London. He’s a hospital porter, she’s a care-worker. They’re both working full-time and together they take home £24,000 after tax. They’d love to start having children – and they know they’d get some help from the state if they did so. But with the mortgage and the bills to pay, they feel they should keep saving up for a few more years. But the couple down the road, who have four children, haven’t worked for a number of years. Each week they get £112 in income support, £61 in child benefit, £217 in tax credits and £141 in housing benefit – more than £27,000 a year. Even after the £26,000 benefit cap is introduced, they’ll still take home more than their neighbours who go out to work every day (Welfare speech 2012). Пример 90. But I know this country and therefore refuse to believe that there are five million people who are inherently lazy and have no interest in bettering themselves and their families. What I want to argue is that the real fault lies with the system itself (PM’s speech on Welfare Reform Bill 2011). Пример 90 (a). Let’s start with our understanding of what’s gone wrong with our welfare system. Politicians often overcomplicate their analysis, but actually, it’s 242 quite simple. (…) Others make a different argument. They simply point finger of blame at those living on benefits. Yes, there are those who, with no regret or remorse, intentionally rip off the system – and that makes hard-working people, including many on low incomes who pay their taxes, rightly angry (Там же). Пример 91. Nine months ago, on the steps of Downing Street, I said I wanted to help to try and build a more responsible society in Britain – where we don’t ask what am I just owed, but what more what can I give – where those who can, should; but, of course, those who can’t, we always help. (…) And my point today is that this idea of mutual responsibility is the vital ingredient of a strong, successful, compassionate welfare system. We need responsibility on the part of those who contribute to the system – government and taxpayers. And responsibility on the part of those who receive from the system. I take the responsibilities of government very seriously (PM’s speech on Welfare Reform Bill 2011). Пример 92. So we’re bringing in a system that’s fairer and simpler. And crucially, we’re introducing proper, objective assessments, so that money goes to people who truly need it, with more for the severely disabled. At the end of all this there will continue to be generous disability benefits – and rightly so (Welfare speech 2012). Пример 93. (1) And today I can announce international citizen service, to give thousands of our young people, those who couldn’t otherwise afford it, the chance to see the world and serve others. (2) Last century, America’s peace corps inspired a generation of young people to act, and this century, I want international citizen service to do the same. That’s the big society spirit, around the world and back here at home (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 93 (a). So that great project in your community – go and lead it. The waste in government – go and find it. The new school in your neighbourhood – go and demand it. The beat meeting on your street – sign up. The neighbourhood group – join up. That business you always dreamed of – start up (Там же). Пример 93 (б). When we say ‘we are all in this together’, that is not a cry for help but a call to arms. Society is not a spectator sport. This is your country. It’s 243 time to believe it. It’s time to step up and own it. So mine is not just a vision of a more powerful country. It is a vision of a more powerful people. The knowledge in the heart of everyone – everyone – that they are not captive to the circumstances of their birth, they are not flotsam and jetsam in the great currents of wealth and power, they are not small people but big citizens. People that believe in themselves. A Britain that believes in itself (Там же). Пример 94. Next there’s the situation with young people who want to leave home. Take two young women living on the same street in London. One studied hard at college for three years and found herself a full-time job – say as a receptionist – on £18,000 a year, or about £1200 take-home pay a month. She’d love to get her own place with a friend – but with high rents in her area, the petrol to get to work and all the bills, she just can’t afford it. So she’s living at home with her mum and dad and is saving up desperately to move out. Then there’s another woman living down the street. She’s only 19 years-old and doesn’t have a job but is already living in a house with her friends. How? Because when she left college and went down to the Job Centre to sign on for Job Seeker’s Allowance, she found out that if she moved out of her parents’ place, she was automatically entitled to Housing Benefit. So that’s exactly what she did. Again, is this really fair? (Welfare speech 2012). Пример 95. There are young people who work hard year after year but are still living at home. They sit in their childhood bedroom, looking out of the window dreaming of a place of their own. (…) (1) We will help you reach your dreams. (2) I want us to say to them – you are our people, we are on your side (Conservative Party Conference 2012…). Пример 95 (a). They sit in their childhood bedroom, looking out of the window dreaming of a place of their own (Там же). Пример 96. The next rung on the ladder is education after school. Is it any wonder some of our young people were left confused. 18 year-olds were told: “Go to university, it’s the ticket to success”. Then they heard: “Oh, but you know they’re all mickey mouse courses these days”. Then it was: “What businesses actually want is real skills” but they looked at doing something vocational and found this alphabet 244 soup of qualifications, many of which were worthless. That is the hopeless situation Labour left (Speech to the National Conservative Convention 2013). Пример 97. We want it to be the new norm in our country that at the age of 18, every school leaver either starts an Apprenticeship or goes to university. Two clear paths. Both highly respected. If you think this can’t happen, look at Germany. Their universities are good. Their apprenticeships are excellent. And they have one of the lowest rates of youth unemployment in Europe. We can have the same here. Already we’ve reformed university funding. Why? Because I’m determined that we go on being able to afford world-class universities (Там же). Пример 98. (1) Think of the young woman who has slogged her way through college, sitting at her parents’ kitchen table, writing out application form after application form because she’s desperate for a decent job. Now what do we say to people like her? (2) Labour say: We need more (3) spending, more borrowing, more debt – and everything will be fine. When will they learn? You can’t borrow your way out of a debt crisis. (2) We say that the old economy they left us was built on (3) debt and spending and out-of-control immigration. It didn’t work for Britain – and it didn’t work for young people (Speech to the National Conservative Convention 2013). Пример 99. We’ve got a year and a half ’til that election. A year and a half until Britain makes a choice: move forward to something better or go back to something worse. But I believe that if this party fights with all we have, then this country will make the right choice (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 100. (1) In a land of opportunity, more people must be able to own a home of their own. You know that old saying, your home is your castle? Well for most young people today, their home is their landlord’s. (2) I met a couple on Sunday – Emily and James. They’d both had decent jobs, but because they didn’t have rich parents, they couldn’t get a big enough deposit to buy a house. And let me tell you where I met them. In their new home, bought with our Help to Buy mortgage scheme. It was still half built, but they showed me where the kitchen would be. Outside there 245 was rubble all over the ground, but they’d already bought a lawn-mower. And they talked about how excited they were to be spending a first Christmas in a home of their own. That is what we’re about. And this, the party of aspiration is going to finish the job we’ve started (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 101. (1) You need to know how proud everyone is at home of what you do. And they are proud whatever you are doing here: whether you’re the ones sorting the mail or whether you’re defusing Taliban bombs; whether you’re fighting on the frontline or whether you’re supporting and helping people on the frontline. We’re incredibly proud of everything that you do. (…) (2) But I’ve got to tell you: most people couldn’t do your job. I couldn’t do your job. (…) (3) I know there will be times when you’re down. And when that happens I want you to think of this: think of what you’re achieving. Think of that soldier who said, “Those things we do for ourselves; they die with us. Those things we do for others and for our world are immortal; they never die; they’re never forgotten.” What you’re doing here will never be forgotten (PM’s speech at Camp Bastion 2010). Пример 102. (1) This is not a war of choice; it is a war of necessity. This is not a war of occupation; it is a war of obligation. (…) (2) On 9/11 when the Twin Towers were blown up and so many British people died as well as Americans, almost every single person that took part in that attack was trained here in Afghanistan by Al Qaeda. (…) (3) I can sum up this mission in two words: it is about national security, our national security back in the UK. (…) (4) Clearing Al Qaeda out of Afghanistan, damaging them in Pakistan, making sure this country is safe and secure, will make us safe and secure back home in the United Kingdom. We don’t have some dreamy ideas about what this mission is about; it’s about that, pure and simple (Там же). Пример 103. We are not in Afghanistan to build a perfect democracy. No dreamy ideas. Just hard-headed national security – pure and simple (David Cameron’s speech to the Tory conference: in full 2010). Пример 104. (1) By the end of 2014, all UK combat operations in Afghanistan will have come to an end. Nearly all our troops will be home. For all those who serve, 246 and their families, I repeat the commitment I made when this Government came to office. (2) Nearly all our troops will be home – their country proud, their duty done... (Conservative Party Conference 2012 in Birmingham). Пример 105. Little England? No. Never. Great Britain. And I’ll tell you what, with Armed Forces like this, we can be even greater still. So let’s stand and thank them for everything they do to keep us safe (Tory Party Conference 2015...). Пример 106. In the last year alone they tackled Ebola in West Africa; protected the skies over the Baltic; flew missions over Iraq. They built defences against ISIL in Lebanon; trained army officers in Afghanistan; and patrolled the seas around the Falklands. There they were, in the Pacific, flying supplies to cyclone victims; in the Atlantic, shipping assistance to those hit by hurricanes; in the Med, pulling people out of sinking dinghies (Там же). Пример 107. Finally, as two peoples who live free because of the sacrifices of our men and women in uniform, we’re working together like never before to care for them when they come home. With new long-term collaborations to help our wounded warriors recover, assist in veterans’ transition back to civilian life and support military families, we recognize that our obligations to troops and veterans endure long after today’s battles end (Barack Obama and David Cameron...). Пример 108. I want to (…) re-write, and re-publish, that military covenant, the covenant between the government and the civilians of a country and its military: that you do so much for us, and we’re going to properly look after you. We’re going to rewrite that covenant. And I want to put you front and centre of our national life again. I think it’s vital (PM’s speech at Camp Bastion 2010)”. Пример 109. But above all, we have Britain’s Armed Forces. Let me tell you this: in the last year alone they tackled Ebola in West Africa; protected the skies over the Baltic; flew missions over Iraq (Tory Party Conference 2015). Пример 110. And this year, we said goodbye to one of our team. Margaret Thatcher made our country stand tall again, at home and abroad. Rescuing our economy. Giving power to our people. Spreading home ownership. Creating work. Winning the Cold War. Saving the Falklands. (...) She was the greatest peace-time 247 Prime Minister our country has ever had (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 111. We’ve done that – together. I didn’t campaign on the NHS alone – you joined me. It wasn’t just me who put social justice, equality for gay people, tackling climate change, and helping the world’s poorest at the centre of the Conservative Party’s mission – we all did (Tory Party Conference 2015). Пример 111 (a). I didn’t campaign on the NHS alone – you joined me; It wasn’t just me who put social justice (…) – we all did (Там же). Пример 112. We have had those discussions and the American President would like to have allies alongside the United States with the capability and partnership that Britain and America have. But we have set out, very clearly, what Britain would need to see happen for us to take part in that – more action at the UN, a report by the UN inspectors and a further vote in this House. Our actions will not be determined by my good friend and ally the American President; they will be decided by this Government and votes in this House of Commons (Syria and the Use of Chemical Weapons 2013). Пример 113. Different journeys, often difficult journeys, all leading here. (…) Everyone in this hall can be incredibly proud of our journey – the journey of the modern, compassionate, One Nation Conservative Party (Tory Party Conference 2015...). Пример 114. So let us resolve here, at this conference, to do what we’ve always done: to prove our Conservative truths to save Britain from the danger of Labour and to rebuild Britain so it is greater still. A Greater Britain – that is our goal (Tory Party Conference 2015...). Пример 115. Thousands of words have been written about the new Labour leader. But you only really need to know one thing: he thinks the death of Osama bin Laden was a “tragedy”. No. A tragedy is nearly 3,000 people murdered one morning in New York. A tragedy is the mums and dads who never came home from work that day. My friends – we cannot let that man inflict his security-threatening, terrorist- 248 sympathising, Britain-hating ideology on the country we love (Tory Party Conference 2015...). Пример 116. Ten years ago, I stood on a stage just like this one and said if we changed our party we could change our country. We’ve done that – together (Tory Party Conference 2015...). Пример 117. That is why I included in my motion, the Government motion, all the issues I could that were raised with me by the Leader of the Opposition and by many colleagues in all parts of the House – from the Liberal Democrat party, the Conservative party and others. I want us to try to have the greatest possible unity on the issue (Syria and the Use of Chemical Weapons 2013). Пример 117 (a). I have read the Opposition amendment carefully, and it has much to commend it. The need for the UN investigators to report – quite right. The importance of the process at the United Nations – quite right. The commitment to another vote in this House before any British participation in direct action – that is in our motion too (Там же). Пример 117 (б). However, I believe that the Opposition motion is deficient in two vital respects. (Аргумент 1) First, it refers to the deaths on 21 August but does not in any way refer to the fact that they were caused by chemical weapons. That fact is accepted by almost everyone across the world, and for the House to ignore it would send a very bad message to the world. (Аргумент 2) Secondly, in no way does the Opposition motion even begin to point the finger of blame at President Assad. That is at odds with what has been said by NATO, President Obama and every European and regional leader I have spoken to; by the Governments of Australia, Canada, Turkey and India, to name but a few; and by the whole Arab League. It is at odds with the judgment of the independent Joint Intelligence Committee, and I think the Opposition amendment would be the wrong message for this House to send to the world. For that reason, I will recommend that my honourable Friends vote against it (Там же). Пример 117 (в). … what has been said by NATO, President Obama and every European and regional leader I have spoken to; by the Governments of Australia, 249 Canada, Turkey and India, to name but a few; and by the whole Arab League. It is at odds with the judgment of the independent Joint Intelligence Committee (Там же). Пример 117 (г). (1) … in no way does the Opposition motion even begin to point the finger of blame at President Assad. (2) That is at odds with what has been said by NATO (…). It is at odds with the judgment of the independent Joint Intelligence Committee (…) (Там же). Пример 118. Michael Connarty (the Labour Party): Could the Prime Minister focus on the fact that Atos now wants to give up its contract for the work capability test? Is it not time to change the test back to one based on the medical evidence of the consultants of those who are applying? When 158,000 appeals are upheld, surely it is time for him also to rescind his decision to charge people for appeals. The Prime Minister: (1) First, I hope it is not too uncharitable to point out that the Atos contract was actually awarded by the last Labour Government. Of course, we are now discussing and debating with the company how this should be taken forward, but the fact is that we do need in this country a way of determining whether people are fit for work. When it comes also to the issue of sanctions in our benefits system, frankly it is right that people who are offered a job and do not take it should now face a sanction. I think that will be the choice at the next election: one party in favour of hardworking people; (2) another party obsessed by bigger and bigger benefits (Prime Minister’s Questions: 29 January 2014). Пример 119. (1) What we are doing for Billy, and for thousands like him, is offering jobs and hope that simply were not there under the last Labour Government. Opposition Members come here week after week to try to say that the country is somehow poorer or worse off under this Government, but let me remind the hon. Lady what it was like in 2009. (2) In 2009, there were 1 million more people in poverty, 500,000 more children in poverty, 150,000 more unemployed people, and 750,000 more people claiming benefit than there are today. So yes, (1) there is more to do, but we have a proud record of giving people jobs, because we are sticking to a long-term economic plan (Там же). 250 Пример 119 (a). Opposition Members come here week after week to try to say that the country is somehow poorer or worse off under this Government (Там же). Пpилoжeниe 119 (б). Luciana Berger (Lab): Yesterday I met Billy. He is 24 years old, and he had worked since the age of 15 until he lost his job a year ago. Billy told me that he had to resort to going through supermarket skips to find out-of-date food just so that he could eat. Billy is desperate to work. Why will the Prime Minister not offer him a job guarantee, rather than his having to scavenge for food in Iceland’s bins? (Там же). Пример 120. Bob Blackman (Con): Earlier this month, millions of Londoners were inconvenienced by a pointless Underground strike which was supported by only 30% of union members. Will my right hon. Friend agree to conduct a review with the aim of increasing the threshold so that pointless strikes in our public services can be outlawed? The Prime Minister: (1) My hon. Friend has made a good point. When we see how many people rely on essential public services, (1) we know that the time has come to consider what changes we can make, and whether it is possible for us to see fewer of these strikes in future. (2) Another problem is that, despite repeated requests, the Labour party has completely refused to condemn what was a totally unnecessary strike (Prime Minister’s Questions: 29 January 2014). Пример 121. It is our policy that bills should be cut, and bills are being cut under this Government. That is what is happening. When we come to the small print, let us have a look at what Scottish and Southern said about the Labour policy. [Hon. Members: “Weak.”] I will tell hon. Members what is weak: weak is not having an economic policy; weak is not responding to the Budget; weak is having no long-term plan for Britain – that is what is weak. This is what Scottish and Southern says about Labour’s plans. It is worth listening to. It says that Labour policy ‘does not appear to include a clear commitment or a long-term solution to reduce the costs of supplying electricity and gas. An externally-imposed 20-month price freeze would not reduce the costs of supplying energy (Prime Minister’s Questions: 26 March 2014). Пример 121 (a). That is what Scottish and Southern says, and that is why, I assume, a Labour business supporter called John Mills said about Labour’s policy 251 yesterday: “I don’t think the Labour party would do that if it were in power” (Там же). Пример 122. There’s an academic called Richard Murphy. He’s the Labour Party’s new economics guru, and the man behind their plan to print more money. He gave an interview a few weeks ago. He was very frank. He admitted that Labour’s plan would cause a “sterling crisis”, but to be fair he did add, and I quote, that it “would pass very quickly”. Well, that’s alright then. His book is actually called “The Joy of Tax”. I’ve read it. It’s got 64 positions – and they’re all wrong. This is actually serious. I tell you: our party’s success in growing our economy and winning the economic arguments has never been more vital (Tory Party Conference 2015...). Пример 123. The Prime Minister: I will take a lecture from almost anyone in the country about the sale of Royal Mail, but not from the two muppets who advised the last Chancellor on selling the gold. There they sit with not a word of apology for £9 billion wasted (Prime Minister’s Questions: 2 April 2014…). Пример 124. Just think what we’ve achieved in the last few years (David Cameron: Speech to Welsh Conservative Party Conference 2009). Пример 125. We in this room are a team (The importance of Scotland to the UK…). Пример 126. I have an old copy of Our Island Story, my favourite book as a child, and I want to give it to my 3 children, and I want to be able to teach my youngest, when she’s old enough to understand, that she is part of this great, worldbeating story. And I passionately hope that my children will be able to teach their children the same; that the stamp on their passport is a mark of pride; that together these islands really do stand for something more than the sum of our parts; they stand for bigger ideals, nobler causes, greater values. Our brilliant United Kingdom: brave, brilliant, buccaneering, generous, tolerant, proud (...). I love this country. I love the United Kingdom and all it stands for (The importance of Scotland to the UK...). 252 Пример 127. And the Olympics showed us something else. Whether our athletes were English, Scottish, Welsh or from Northern Ireland, they draped themselves in one flag (Conservative Party Conference 2012...). Пример 128. The air in Scotland hangs heavy with history. Edinburgh’s cityscape is studded with monuments to memories. Walter Scott, Robert Louis Stevenson and John Knox all compete for our attention. In Dundee, Captain Scott’s Discovery lies at anchor (Там же). Пример 129. Whether in Edinburgh or London, the United Kingdom is a warm and stable home that billions elsewhere envy (David Cameron’s Speech on Scottish independence 2012). Пример 130. This is our country. And we built it together, brick by brick: Scotland, England, Wales, Northern Ireland. Brick by brick. This is our home, and I could not bear to see it torn apart (The importance of Scotland to the UK...). Пример 131. I want to make this case by putting forward what, to me, are the 4 compelling reasons why the United Kingdom is stronger with Scotland within it. (Аргумент 1) The first is our connections with each other. (…) You don’t need a customs check when you travel over the border; you don’t have to get out your passport out at Carlisle; you don’t have to deal with totally different tax systems and regulations when you trade; you don’t have to trade in different currencies. (…) (Аргумент 2) The second is our prosperity. (…) (Аргумент 3) Now, the third reason we’re stronger together is our place in the world. (…) (Аргумент 4) And our reach – our reach is about so much more than military might; it’s about our music, our film, our TV, our fashion (Там же). Пример 132. I’m not here to make a case on behalf of my party, its interests or its approach to office. I’m here to stand up and speak out for what I believe in (David Cameron’s Speech on Scottish independence 2012). Пример 133. I’m a Unionist head, heart and soul. I believe that England, Scotland, Wales and Northern Ireland are stronger together than they would ever be apart (Там же). Пример 134. I believe in the United Kingdom (Там же). 253 Пример 135. It is time to speak out, whatever the consequences, because something very special is in danger – the ties which bind us in the country we call home (David Cameron’s Speech on Scottish independence 2012). Пример 136. If Scotland votes yes, the UK will split, and we will go our separate ways forever (Scottish independence…). Пример 137. The United Kingdom is an intricate tapestry; millions of relationships woven tight over more than 3 centuries. That’s why for millions of people there is no contradiction in being proud of your Scottishness, your Englishness, your Britishness – sometimes all at once (David Cameron’s Speech on Scottish independence 2012). Пример 138. And let’s be clear. Our values are not just a source of pride for us; they are a source of hope for the world; In the darkest times in human history there has been, in the North Sea, a light that never goes out (The importance of Scotland to the UK…). Пример 139. In 1964, Nelson Mandela stood in the dock in the Pretoria Supreme Court. He was making the case for his life, against apartheid, and in that speech he invoked the example of Britain. He said, “I have great respect for British political institutions, and for the country’s system of justice.” He said, “I regard the British Parliament as the most democratic institution in the world” (Там же). Пример 140. Our Parliament, our laws, our way of life – so often, down the centuries, the UK has given people hope. We’ve shown that democracy and prosperity can go hand in hand; that resolution is found not through the bullet, but the ballot box. Our values are of value to the world (Там же). Пример 141. And some people, not all of them Tories, (2) have suggested that an independent Scotland might make it easier for my party to get a majority in Westminster. (1) But that doesn’t interest me (Там же). Пример 142. (1) But today I want a more simple message to go out to all the people of Scotland (…). We want you to stay. (2) We want to stick together. Think of all we’ve achieved together – the things we can do together. The nations – as one. 254 Our Kingdom – United (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 143. But let’s be clear about why we’re doing all this. We don’t want to win for winning’s sake, just to get our feet under some council table or some ministerial desk. We want to win for a purpose – to bring about deep, positive and lasting change to the country we love (David Cameron: Speech to Welsh Conservative Party Conference 2009). Пример 144. And that change is all about one thing: responsibility. Our aim is to help build a more responsible society. Responsibility is what this Party is all about. Yes, we believe in freedom. The freedom to choose. The freedom to make the most of your potential, to pursue your own dream and destiny (Там же). Пример 145. (Аргумент 1 (остальные аргументы могут быть рассмотрены только на большем фрагменте дискурса)) But our Conservatism isn’t just about the individual – it’s about the community, about society. The good society – the strong society – is built when people choose: as parents, as neighbours, as businesses – to act responsibly. We’ve seen too many of the ugly things that happen when people duck responsibility (Там же). Пример 145 (a). (Аргумент 1) The father who leaves a mother and child to fend for themselves. (Аргумент 2) The banker who clamours for his bonus when he’s bust the bank. (Аргумент 3) The healthy welfare claimant who thinks it’s OK to live off benefits paid by others. (Аргумент 4) Or the businessman who puts profits before the planet (Там же). Пример 145 (б). All this irresponsibility must end (Там же). Пример 146. The Prime Minister (Gordon Brown) who has lectured us all that the answer to our debt crisis is to spend, spend, spend and borrow, borrow, borrow was told that he was wrong. That we’re already borrowing too much. That we’ve run out of money. That we cannot afford his recklessness anymore. I have been making this argument for months (Там же). Пример 147. It’s not just that it’s morally irresponsible to rack up more debts for our children to pay off – though of course it is. It’s not just that borrowing 8 per 255 cent, now more likely to be 10 per cent, of our national income runs the risk of pushing up borrowing costs and triggering a funding crisis – though of course it does. It’s that the real engine of recovery will be confidence. And we will not have confidence until the British consumer, the British homebuyer, the British businessman and woman feels that, yes – they are restoring their own finances and the government is doing the same with the nation’s finances too (Там же). Пример 147 (a). And that’s what our route map to recovery is all about. The country expects law and order to be brought to the financial markets and we are the party to do it (Там же). Пример 148. If we win the next election, we will inherit the worst public finances of any incoming government in modern British history. (…) We cannot continue on this irresponsible path (Там же). Пример 149. (1) We need to live within our means. (2) So we’re going to get the growth rate of spending down, get borrowing lower, start paying down the debt and lay the foundations for a low-debt, low-tax economy (Там же). Пример 150. A new independent Office of Budget Responsibility will expose any Chancellor who tries to spend beyond his means. But the tough decisions – on spending, on borrowing, on tax – will be ours. We know that, and we are ready for that (Там же). Пример 151. I will never forget going out on the beat with a police officer in mid-Wales. A mother had come to him and said her son was nicking money out of her wallet. She wanted the policeman to give a stern warning, to paint a brief but dark picture of how small crimes lead to larger ones. And do you know how the officer had to handle it? Because of all the targets, bureaucracy and paperwork, he had to take the child to the station, go through all the paperwork and caution him so he could say he had detected a crime, solved a crime and cleared up a crime. If that was isolated, it would be bad enough. But go to any hospital, school or police force and it’s always the same: this Government will not let them get on with the job. Here’s what we’ve got to do. We’ve got to get rid of all those targets, all that bureaucracy 256 and all that paperwork and replace Labour’s bureaucratic accountability with democratic accountability (Там же). Пример 152. (1) That means being the party that supports devolution and makes it work. (2) And one way we can do that is to make the relationship between Cardiff and Westminster one of co-operation, not confrontation. (3) So I want Westminster Ministers appearing in front of Assembly committees – and Assembly Ministers appearing in front of Westminster committees. And If I am elected Prime Minister, I will come to the Assembly each year and answer questions on any subject – from Wales to the wider world. (Аргумент 1) But being the party of real devolution is not just backing the Assembly but saying to people in Wales: we want to give you more power – to own your own home, to own shares in the business you work for, to run your own school, to take charge of your own community. Devolution is too good to be left to the politicians – let’s give it to the people too (Там же). Пример 153. Imagine a child born in a Britain like that. (Аргумент 1) They’re raised in a stable, loving home. (Аргумент 2) They go to a great school run by a great local charity. (Аргумент 3) When they leave education, they’ll be eager to look for a job, because there is a culture that respects work. (Аргумент 4) When they’re settled somewhere they’ll have a voice in their community because local politics is revitalised. (Аргумент 5) If they start their own business, they’ll be able to get it off the ground because there is a low-tax, low-debt, enterprise economy. (Аргумент 6) And the world they’ll pass on to their children will be cleaner, greener and more beautiful. We don’t just have to imagine this country. We can help make it happen (Там же). Пример 154. I know there are people who say that families are not the business of a politician. “Families are about emotions, love, relationships,” they say, “what’s that got to do with you?” (Там же). Пример 154 (a). My response is that this is not about judging and interfering (Там же). Пример 154 (б). Not least because politicians are flawed like everyone else our relationships break down and our marriages break up too. That child at the back 257 of the class constantly causing trouble, that guy sitting on his sofa who hasn’t worked a day in his life, that teenage girl who wants to have sex and have a baby because it’s the only way she can think of to get some love, spool back to the source of this irresponsibility and nine times out of ten it starts with their family (Там же). Пример 155. I don’t want to defeat those people, I want to lead them. So to the disillusioned, the despondent, the detached, tell them (Аргумент 1) if they want to see real change for the better in Britain, not spin but substance, not words but action, not big promises broken but practical pledges fulfilled, then join our cause. (Аргумент 2) If you want to see every child defy the circumstances of their birth and get the chance to write their own life story, then join our cause. (Аргумент 3) If you want to tackle the deprivation that keeps people down and divides our country in two, then join our cause (David Cameron: Speech to Welsh Conservative Party Conference 2009). Пример 155 (a). If you want a dynamic economy, a strong society, a responsible country, join us, and help make it happen (Там же). Пример 156. But there are others who can work – and should work; who could be creating wealth – but are just irresponsibly living off the state (Там же). Пример 156 (a). We are a Party of hardworking people: So we will radically reform welfare to put responsibility at the heart of the system, saying clearly that if you can work, you will (Там же). Пример 157. And if you want to talk about stimulus, Prime Minister… (Там же). Пример 157 (a). …(1) drop your irresponsible plan to spend money we don’t have on schemes you’re too incompetent to implement and (2) instead do the one thing this week that might actually help this country get on the road to recovery and use the G20 summit to boost world trade (Там же). Пример 158. That will help Britain’s economy, it will tackle the greatest risk to the world economy – protectionism – and it will help the poorest people on the planet move out of poverty so let’s hope that a concrete agreement on freer, fairer 258 trade makes next week’s giant photo-opportunity mean something to real people, not just the politicians (Там же). Пример 159. I want you to focus on two dates. On what’s gonna happen in 26 days’ time and what happened 12 months ago and what that should mean for our country. (Аргумент 1) In 26 days’ time we are going to have an absolutely vital set of local elections. In 26 days’ time we are going to have vitally important elections in Wales (…). We’ve got an incredibly strong team of Assembly members. Labour have been empowering Wales for 17 years. They’ve let Wales slip behind in education, in health care. So it is time to ring the bell of changes in Wales and send a really strong team of Conservatives to that Welsh Assembly and to kick Labour out of power in Wales (Там же). Пример 160. And as you said, the relationship between (2) Britain and the United States is a (1) partnership without parallel. Day in, day out across the world, (1) our diplomats and intelligence agencies work together, our soldiers serve together, and our businesses trade with each other (…). (2) President Obama and I have (1) both championed a free trade deal between the European Union and the United States (Remarks by President Obama and Prime Minister Cameron…2013). Пример 161. Our actions will not be determined by my good friend and ally the American President; they will be decided by this Government and votes in this House of Commons (Syria and the Use of Chemical Weapons 2013). Пример 162. Therefore, at my instigation, the Council tasked the European Commission to begin work on additional measures which could be taken against Russia if these talks do not get going or do not start producing results. These will include asset freezes and travel bans. We are working closely with our American, European and other international partners to prepare a list of names, and these sanctions, plus the measures already agreed against Yanukovych and his circle, will be the focus of a meeting here in London tomorrow with key international partners (Emergency European Council on Ukraine…). Пример 163. Barack has been President for more than seven years; I’ve been Prime Minister for nearly six years. And our two countries have been working 259 together through some of the most difficult and troubled global times. We faced the aftermath of the banking crisis, the need to revive growth and create jobs in our economies, new threats to our security from Russia in the east to the rise of Islamist terrorists in the south, and, of course, huge global challenges like Ebola and climate change. And through it all, the strong and essential partnership between our nations has never been more important (Remarks by President Obama and Prime Minister Cameron…2016). Пример 164. On national security, together with our partners in the EU, we’ve used our economic muscle to avoid the calamity of an Iranian nuclear weapon. We’ve delivered sanctions against Russia in response to its aggression against Ukraine. We’ve secured the first-ever global and legally binding deal on climate change, being formally signed today by over 150 governments at the United Nations (Там же). Пример 165. Seven decades ago, as our forces began to turn the tide of World War II, Prime Minister Winston Churchill traveled to Washington to coordinate our joint efforts. Our victories on the battlefield proved “what can be achieved by British and Americans working together heart and hand,” he said. “In fact, one might almost feel that if they could keep it up, there is hardly anything they could not do, either in the field of war or in the not less tangled problems of peace.” (…) The alliance between the United States and Great Britain is a partnership of the heart, bound by the history, traditions and values we share. But what makes our relationship special – a unique and essential asset – is that we join hands across so many endeavors. Put simply, we count on each other and the world counts on our alliance. Our troops and citizens have long shown what can be achieved when British and Americans work together, heart and hand, and why this remains an essential relationship – to our nations and the world. So like generations before us, we’re going to keep it up. Because with confidence in our cause and faith in each other, we still believe that there is hardly anything we cannot do (Barack Obama and David Cameron…). 260 Пример 166. When, 70 years ago last month, Winston Churchill first described the special relationship, it was not merely and enduring expression of friendship, it was a way of working together. It was about two nations, kindred spirits who share the same values and, so often, the same approaches to the many issues that we face (Remarks by President Obama and Prime Minister Cameron…2016). Пример 167. All this work we have done together, and at the same time, I think we’ve got to know each other very well. I’m honored to have Barack as a friend. He’s taught me the rules of basketball. He’s beaten me at table tennis. I remember very fondly the barbecue we had in Number 10 Downing Street, serving servicemen and women who serve our countries together here in the United Kingdom. I’ve always found Barack someone who gives sage advice. He’s a man with a very good heart, and been a very good friend, and always will be a good friend, I know, to the United Kingdom (Там же). Пример 168. Unlocking growth and rebalancing our economy also requires change in Brussels. The EU is the biggest single market in the world – but it’s not working properly. Almost every day, I see pointless new regulation coming our way. A couple of weeks ago I was up in the flat, going through some work before the start of the day and I saw this EU directive. Do you know what it was about? Whether people with diabetes should be allowed to drive. What’s that got to do with the single market? Do you suppose anyone in China is thinking: I know how we’ll grow our economy – let’s get those diabetics off our roads. Europe has to wake up – and the EU growth plan we’ve published, backed by eight countries, which I want us to push at every meeting, every council, every summit, is the alarm call that Brussels needs (David Cameron’s Conservative party conference speech in full 2011). Пример 169. We all know what’s wrong with the EU – it’s got too big, too bossy, too interfering. But we also know what’s right about it – it’s the biggest single market in the world (Tory Party Conference 2015…). Пример 170. Well, first of all, on the issue of a referendum, look, there’s not going to be a referendum tomorrow. And there’s a very good reason why there’s not 261 going to be a referendum tomorrow – is because it would give the British public I think an entirely false choice between the status quo – which I don’t think is acceptable. I want (деонтическая модальность волеизъявления) to see the European Union change. I want (деонтическая модальность волеизъявления) to see Britain’s relationship with the European Union change and improve. So it would be a false choice between the status quo and leaving. And I don’t think (эпистемическая модальность «уверенность / неуверенность») that is the choice the British public want or the British public deserve (Remarks by President Obama and Prime Minister Cameron… 2013). Пример 171. Now, some people say: “Take what we’ve got and put up with it”. Others say: “Just walk away from the whole thing”. I say: no. This is Britain. We don’t duck fights. We get stuck in. We fix problems (Tory Party Conference 2015…). Пример 171 (a). We don’t duck fights. We get stuck in (Там же). Пример 172. Everything I do in this area is guided by a very simple principle, which is what is in the national interest of Britain. (Прагматическая и интеллектуальная аргументация. Аргумент 1) Is it in the national interest of Britain to have a transatlantic trade deal that will make our countries more prosperous; that will get people to work; that will help our businesses? Yes, it is. (…) (Прагматическая и интеллектуальная аргументация. Аргумент 2) Is it in our interests to reform the European Union to make it more open, more competitive, more flexible, and to improve Britain’s place within the European Union? Yes, it is in our national interest. And it’s not only in our national interest, it is achievable, because Europe has to change because the single currency is driving change for that part of the European Union that is in the single currency. And just as they want changes, so I believe Britain is quite entitled to ask for and to get changes in response. (Прагматическая и интеллектуальная аргументация. Аргумент 3) And then finally, is it in Britain’s national interest, once we have achieved those changes but before the end of 2017, to consult the British public in a proper, full-on, in/out referendum? Yes, I believe it is. So that’s the approach that we take – 262 everything driven by what is in the British national interest (Remarks by President Obama and Prime Minister Cameron…2013). Пример 173. The European Union needs to change. (Прагматическая аргументация. Аргумент 1) It needs to become more competitive to cope with the rise of economies like China and India. (Прагматическая аргументация. Аргумент 2) It needs to put relations between the countries inside the Euro and those outside it – like Britain – onto a stable, long-term basis. (Прагматическая аргументация. Аргумент 3) It needs greater democratic accountability to national parliaments. (Прагматическая аргументация. Аргумент 4) Above all, it needs, as I said at Bloomberg, to operate with the flexibility of a network, not the rigidity of a bloc. (Интеллектуальная аргументация. Аргумент 5) Never forget that the European Union now comprises 28 ancient nations of Europe. That very diversity is Europe’s greatest strength. Britain says let’s celebrate that fact. Let’s acknowledge that the answer to every problem is not always more Europe. Sometimes it is less Europe. Let’s accept that one size does not fit all. That flexibility is what I believe is best for Britain; and, as it happens, best for Europe too (Prime Minister’s speech on Europe 2015). Пример 174. A Greater Britain is one that is strong in the world – and that should mean one that is strong in Europe, too. It comes back to those Conservative values: our belief in the nation state, but also in free trade (Tory Party Conference 2015…). Пример 175. For all our connections to the rest of the world – of which we are rightly proud – we have always been a European power – and we always will be. From Caesar’s legions to the Napoleonic Wars. From the Reformation, the Enlightenment and the Industrial Revolution to the defeat of Nazism. (…) In more recent decades, we have played our part in tearing down the Iron Curtain and championing the entry into the EU of those countries that lost so many years to Communism. And contained in this history is the crucial point about Britain, our national character, our attitude to Europe (EU speech at Bloomberg 2013). 263 Пример 176. What happens in our neighbourhood matters to Britain. That was true in 1914, in 1940 and in 1989. Or, you could add 1588, 1704 and 1815. And it is just as true in 2016 (PM speech on the UK’s strength and security in the EU 2016). Пример 177. But do you know what? It’s not just what we get out of, it’s what we get Europe into. Who do you think got Europe to open trade talks with America, which would be the biggest trade deal in our history? Who do you think got Europe to agree to sanctions on Iran, which brought that country to the negotiating table? Us. Britain. We did. Believe me, I have no romantic attachment to the European Union and its institutions. I’m only interested in two things: Britain’s prosperity and Britain’s influence. Britain comes first. That’s why I’m going to fight hard in this renegotiation – so we can get a better deal and the best of both worlds. Let me give you one example. When we joined the European Union, we were told that it was about going into a common market, rather than the goal that some had for “ever closer union”. Let me put this very clearly: Britain is not interested in “ever closer union” – and I will put that right (Tory Party Conference 2015…). Пример 178. And I want to explain to our European partners why we are holding this referendum. (…) And that is the prism through which I approach our membership of the European Union. Taking the tough decisions, making the difficult arguments, addressing the issues no one wants to talk about and protecting and advancing our economic and national security. Like most British people, I come to this question with a frame of mind that is practical, not emotional. Head, not heart. I know some of our European partners may find that disappointing about Britain. But that is who we are. That is how we have always been as a nation. We are rigorously practical. We are obstinately down to earth. We are natural debunkers. We see the European Union as a means to an end, not an end in itself. “Europe where necessary, national where possible”, as our Dutch friends put it. An instrument to amplify our nation’s power and prosperity – like NATO, like our membership of the UN Security Council or the IMF (Prime Minister’s speech on Europe 2015). Пример 179. We see the European Union as a means to an end, not an end in itself. (…) An instrument to amplify our nation’s power and prosperity – like NATO, 264 like our membership of the UN Security Council or the IMF. (…) We understand that there is a close relationship between the security and prosperity of the continent to which our island is tied geographically and our own security and prosperity. In the week when we commemorate the end of the Great War and in the year when we have marked the seventieth anniversary of the liberation of Europe, how could we not? Britain has contributed in full measure to the freedom that Europe’s nations enjoy today. Across the continent, from Ypres to Monte Cassino, from Bayeux to Arnhem in stone cold cemeteries lie the remains of British servicemen who crossed the Channel to help subjugated nations throw off the tyrant’s yoke and return liberty to her rightful place on what Churchill called “this noble continent”. (2) And today, we continue to play our full role in European security and in global security. Fighting Ebola in West Africa. Flying policing missions over the Baltic nations. Contributing to NATO operations in Central and Eastern Europe. Saving lives and busting the people smuggling rings in the Central Mediterranean. Spending £ 1.1 billion on aid to the region of Syria, Lebanon and Jordan – more than any other European nation (Там же). Пример 180. This morning I want to talk about the future of Europe. But first, let us remember the past. 70 years ago, Europe was being torn apart by its second catastrophic conflict in a generation. A war which saw the streets of European cities strewn with rubble. The skies of London lit by flames night after night. And millions dead across the world in the battle for peace and liberty. (…) After the Berlin Wall came down I visited that city and I will never forget it. The abandoned checkpoints. The sense of excitement about the future. The knowledge that a great continent was coming together. Healing those wounds of our history is the central story of the European Union. What Churchill described as the twin marauders of war and tyranny have been almost entirely banished from our continent. Today, hundreds of millions dwell in freedom, from the Baltic to the Adriatic, from the Western Approaches to the Aegean. And while we must never take this for granted, the first purpose of the European Union – to secure peace – has been achieved and we should pay tribute to all those in the EU, alongside NATO, who made that happen. But today the main, 265 over-riding purpose of the European Union is different: not to win peace, but to secure prosperity (EU speech at Bloomberg 2013). Пример 180 (а). “(1) If we don’t address these challenges, the danger is that Europe will fail and (2) the British people will drift towards the exit” (Там же). Пример 180 (б). … the British people will drift towards the exit. I do not want that to happen. (1) I want the European Union to be (2) а success. And I (1) want a relationship between Britain and the EU that keeps us in it. (…) So I speak as British Prime Minister with (2) a positive vision for the future of the European Union. (1) A future in which Britain wants, and should want, to play (2) a committed and active part (Там же). Пример 180 (в). What Churchill described as the twin marauders of war and tyranny have been almost entirely banished from our continent. Today, hundreds of millions dwell in freedom (…). And while we must never take this for granted, the first purpose of the European Union – to secure peace – has been achieved and we should pay tribute to all those in the EU, alongside NATO, who made that happen (Там же). Пример 181. It’s barely been 20 years since war in the Balkans and genocide on our continent in Srebrenica. In the last few years, we have seen tanks rolling into Georgia and Ukraine (…). Britain has a fundamental national interest in maintaining common purpose in Europe to avoid future conflict between European countries (PM speech on the UK’s strength and security in the EU: 2016). Пример 182. This European Council sent a clear and united message to Russia that its actions are in flagrant breach of international law and will incur consequences. We agreed on a three-phase approach to stand up to this aggression and uphold law: first, some immediate steps to respond to what Russia has done; secondly, urgent work on a set of measures that will follow if Russia refuses to enter dialogue with the Ukrainian Government; and thirdly, a set of further, far-reaching consequences should Russia take further steps to destabilise the situation in Ukraine. (…) As with other measures, it is best if possible to take these decisions in concert with our European allies. (…) We are working closely with our American, European 266 and other international partners to prepare a list of names, and these sanctions, plus the measures already agreed against Yanukovych and his circle, will be the focus of a meeting here in London tomorrow with key international partners (Emergency European Council on Ukraine…). Пример 183. Now right up there on our agenda is of course tackling the threat of extremism and terrorist violence that we’ve seen erupt in Mali and in that despicable attack in Algeria. I’ll put my cards on the table. I believe we are in the midst of a long struggle against murderous terrorists and a poisonous ideology that supports them. Just as we’ve successfully put pressure on al-Qaeda in Afghanistan and Pakistan, so al-Qaeda franchises have been growing for years in Yemen, in Somalia and across parts of North Africa, places that have suffered hideously through hostage taking, terrorism and crime (Prime Minister David Cameron’s speech to the World Economic Forum in Davos 2013). Пример 184. But the biggest threat that we face comes from terrorist attacks, some of which are, sadly, carried out by our own citizens. (…) Anarchist attacks have occurred recently in Greece and in Italy, and of course, yourselves in Germany were long scarred by terrorism from the Red Army Faction. Nevertheless, we should acknowledge that this threat comes in Europe overwhelmingly from young men who follow a completely perverse, warped interpretation of Islam, and who are prepared to blow themselves up and kill their fellow citizens. (…) Europe needs to wake up to what is happening in our own countries. Of course, that means strengthening, as Angela has said, the security aspects of our response, on tracing plots, on stopping them, on counter-surveillance and intelligence gathering (PM’s speech at Munich Security Conference 2011). Пример 185. We are 2 centre-right leaders who share a determination to secure a better future for our peoples by building stronger, more competitive, more open and more flexible economies. And we want to work together to achieve this. Our trading relationship is now one of the fastest growing in the world, and German companies now invest more in Britain than anywhere else in Europe. (…) We also want to strengthen our cooperation in other areas, from research and science to high tech, and 267 I’m delighted that in a couple of weeks we’ll be opening together one of the world’s largest digital trade fairs in Hanover. Now, our discussions today have focused mainly on the European Union. We both agree that Europe faces an existential economic challenge, and it needs to change if it is to succeed in the modern world. The overriding task of the European Union today is to help secure the prosperity and the wellbeing of its citizens. That requires a more open, outward-looking, flexible and competitive European Union. We want to work together with our fellow leaders to deliver that change (David Cameron and Angela Merkel press conference: 2014). Пример 186. We want to make sure that the driving mission of the next European Commission is to help generate growth. (…) And as Angela has said, there are further changes that will be needed for the Eurozone; those are changes that Britain supports. And there are changes that we need for Britain, to protect our interests in the single market and to secure the support of the British people for our continued membership. I want Britain to be a positive player in a reformed European Union, and I know that Angela wants a strong Britain in that reformed European Union. We had excellent discussions at lunchtime. Look, Angela and I both want to see change in Europe. We both believe that change is possible (Там же). Пример 187. My admiration for Angela Merkel is enormous and there are many things that she has achieved that I would like to copy (Prime Minister’s Questions: 29 January 2014). Пример 188. What can I say – music, violins, a robot thespian – this is how I spend all my Sunday nights. It is a huge pleasure to be here and can I say to the Chancellor what an honour it is for the UK to co-host this event. Germany is a country with a proud history in technology from the Fraunhofer institutes in your towns to the tech start-ups in Berlin and of course this world-leading conference we are opening here today. But I come here today with a message too, for our German friends: we want to take these strengths and combine them, we want to work with you to pool ideas, share data, innovate, to lead on the next big ideas. And I’ll tell you 3 areas where I see us collaborating more closely (CeBIT 2014…). 268 Пример 189. Second, for our two countries to remain competitive, the European single market must keep pace with developments in the digital economy. So Germany and the UK have agreed to work together to improve the telecoms single market. The third area I think we can work more closely on is the Internet of Things. (…) And this has enormous potential to change our lives (Там же). Пример 190. But you know – the biggest thing the UK has to offer is our amazing companies. Like ARM, the company whose chips are in 90 per cent of smart phones around the world. Or Neul, who are here with us tonight – a brilliant new start-up in the same space. And the expertise we bring – in chip design, in software and services that is matched by the German expertise in producing industrial components. So this is a real and rare opportunity for us. Take British ingenuity in software, services and design, add German excellence in engineering and industrial manufacturing and together we can lead in this new revolution. (…) Come to the UK and see for yourself what a fantastic environment we have for tech companies. Let us join forces. Let us in this generation make progress through technology – and let’s do it together (Там же). Пример 191. So we (the UK and the USA) welcome President Putin’s agreement to join an effort to achieve a political solution. The challenges remain formidable, but we have an urgent window of opportunity before the worst fears are realized. There is no more urgent international task than this. We need to get Syrians to the table to agree a transitional government that can win the consent of all of the Syrian people. But there will be no political progress unless the opposition is able to withstand the onslaught, and put pressure on Assad so he knows there is no military victory. So we will also increase our efforts to support and to shape the moderate opposition. There is now, I believe, common ground between the U.S., U.K., Russia, and many others that whatever our differences, we have the same aim (…). I have been very vocal in supporting the Syrian opposition and saying that Assad has to go, that he is not legitimate, and I continue to say that. And President Putin has taken a different point of view. But where there is a common interest is that it is in both our 269 interests that at the end of this there is a stable, democratic Syria, that there is a stable neighborhood, and that we don’t encourage the growth of violent extremism. And I think both the Russian President, the American President, and myself – I think we can all see that the current trajectory of how things are going is not actually in anybody’s interest and so it is worth this major diplomatic effort, which we are all together leading this major diplomatic effort to bring the parties to the table to achieve a transition at the top in Syria so that we can make the change that country needs (Remarks by President Obama and Prime Minister Cameron…2013). Пример 192. And friends, you know what someone said about us recently? Apparently some Russian official said: Britain is “just a small island that no-one pays any attention to”. Really? (David Cameron’s speech, Conservative Party Conference 2013). Пример 192 (a). When the world wanted rights, who wrote Magna Carta? When they wanted representation, who built the first Parliament? When they looked for compassion, who led the abolition of slavery? When they searched for equality, who gave women the vote? (…) I haven’t even got on to the fact that this small island beat Russia in the Olympics last year, or that the biggest-selling vodka brand in the world isn’t Russian, it’s British – Smirnoff – made in Fife. So yes, we may be a small island but I tell you what, we’re a great country (Там же). Пример 193. But the best rebuke to Russia is a strong and successful Ukraine, free to make its own choices about its own future. Every leader at this summit is very clear on that. So this morning we took a formal step to closer relations between the EU and Ukraine, with the signature of a landmark agreement between us both. We welcomed President Yatsenyuk to our meeting for the second time in a fortnight, and I support his efforts to lead a stable democratic government that reaches out to the regions and respects the rights of minorities. (…) So today we’ve agreed action to stabilise Ukraine in these difficult circumstances, to support the Ukrainian government, and to build closer ties between the EU and Ukraine. In the long run, Ukrainian success will be one of the most powerful answers to Russian aggression (European Council March 2014: David Cameron’s press conference). 270 Пример 194. And if Russia does not rapidly engage in direct talks with the Ukrainian government to find a solution to this crisis, we have been clear that we will go further. (…) If Russia does not change course, the statement issued today now makes clear that there will be severe and far reaching consequences in areas such an energy, trade, and financial relations (EU meeting on Ukraine: David Cameron’s speech 2014). Пример 195. … if Russia did not engage in dialogue with the Ukrainian Government, or if those talks did not start producing results, there must be clear consequences. (…) The international community remains ready to intensify sanctions if Russia continues to escalate this situation, and I pushed hard at both meetings to secure greater clarity on what this should mean. (…) I do not think that that engagement was wrong, but clearly if Russia chooses to go down this path there will be big consequences for the way that relationship works in future (Prime Minister’s Questions: 26 March 2014…). Пример 196. And Russia has acted in flagrant breach of international law. (…) Illegal actions committed by Russia cannot pass without a response. (…) But we have sent a clear and united message to Russia that its actions are completely unacceptable and will incur consequences (EU meeting on Ukraine: David Cameron’s speech 2014). Пример 197. Secondly, it was important to take specific measures in response to what has happened in Crimea. This was a sham and illegal referendum conducted at the barrel of a Kalashnikov. Both the European Council and the G7 leaders made very strong statements condemning the illegal referendum and condemning Russia’s illegal attempt to annex Crimea in contravention of international law and specific international obligations. Both meetings were clear: the international community will not recognise either. The European Council also agreed to implement economic, trade and financial restrictions on occupied Crimea, accepting Crimean goods only if they came from Ukraine, not Russia. (…) Russia’s violation of international law is a challenge to the rule of law around the world, and should be a concern for all nations (Prime Minister’s Questions: 26 March 2014…). 271 Пример 198. What has happened to Ukraine is completely indefensible. Its territorial integrity has been violated and the aspirations of its people to chart their own future are being frustrated. (…) We agreed on a three-phase approach to stand up to this aggression and uphold international law (Emergency European Council on Ukraine: David Cameron’s statement 2014). Пример 199. Since we last met, a sham and illegal referendum has taken place at the barrel of a Kalashnikov, and Russia has sought to annex Crimea. This is a flagrant breach of international law, and something we will not recognise. This behaviour belongs to the Europe of the last century, not this one. It cannot be ignored, or we risk more serious problems in the future. We’ve also reiterated that if Russia takes any further steps to destabilise Ukraine, there will be far-reaching economic consequences (European Council March 2014: David Cameron’s press conference). Пример 200. It is completely impossible for a proper referendum campaign to be carried out. As I discussed with Chancellor Merkel last night in Hanover, Russia can choose the path of de-escalation by signalling it understands that the outcome cannot be acted on as legitimate. Chancellor Merkel and I were clear that any attempt by Russia to legitimise an illegal referendum would require us to respond by ratcheting up the pressure further. (…) Britain played a leading role in helping to reach this agreement, including through a meeting I convened with fellow leaders from France, Germany, Italy and Poland on the morning of the Council. Such sanctions would have consequences for many EU member states, including Britain, but as I argued at the meeting, the costs of not standing up to aggression are far greater. Britain’s own security and prosperity would be at risk if we allow a situation where countries can just flout international rules without incurring consequences (Emergency European Council on Ukraine…). Пример 201. This meeting of European leaders takes place at a dangerous moment. The territorial integrity of an independent nation has been violated. The sovereignty of one of the EU’s neighbours has been blatantly swept aside. The aspirations of the Ukrainian people – to live in a country free from corruption and free to chart its own future – are being crushed. And Russia has acted in flagrant 272 breach of international law. (Аргумент 1) This matters to people in Britain because we depend on a world where countries obey the rules. (Аргумент 2) It matters because this is happening in our own neighbourhood – on the European continent where in the last 70 years we have worked so hard to keep the peace. (Аргумент 3) And it matters because we know from our history that turning a blind eye when nations are trampled over and their independence trashed stores up far greater problems in the long run. So we must stand up to aggression, uphold international law and support people who want a free, European future. We need to de-escalate the situation. We must be clear with the Russians about their actions. And we must back the Ukrainian people (EU meeting on Ukraine: David Cameron’s speech 2014). Пример 202. Russia has a clear choice to make. It does not have to continue on this path. Diplomatic avenues remain open – and we encourage the Russian Government to take them. (…) The Russian Foreign Minister’s talks with the Ukrainian Foreign Minister are hugely welcome. I met Ban Ki-moon yesterday to encourage further such contacts and for the UN to do everything it can to bring together Ukrainian and Russian Ministers (Prime Minister’s Questions: 26 March 2014). Пример 203. As I agreed with President Obama during our call this weekend, there is still an opportunity for Russia to resolve this situation diplomatically. It should engage in direct talks with the Ukrainians, return Russian troops to their bases in Crimea, withdraw its support for this illegal and unconstitutional referendum in Crimea, and work with the rest of the international community to support free and fair elections in Ukraine in May. No one should be interested in a tug of war. Ukraine should be able to choose its own future and act as a bridge between Russia and Europe (Emergency European Council on Ukraine: David Cameron’s statement 2014). Пример 204. When the history books are written, I hope they will show that Europe decided to become more energy independent, that the UN stood up for the importance of its charter and that Britain, America and our allies took a series of 273 predictable and consistent steps to demonstrate to Russia that what she was doing was wrong (Mar. 2014 Prime Minister’s Questions: 26 March 2014). Пример 205. The right hon. Gentleman, who served as Foreign Secretary, makes a very good point. There was never an option of sending gunboats. There is not some military answer to this. The only approach is a considered, long-term, tough and predictable one so that Russia knows that if it goes further into eastern Ukraine there will be very significant economic consequences. He makes an important point about countries that have given up their nuclear weapons not fearing that they have made the wrong decision, because there were countries, such as Kazakhstan, represented at the conference in the Hague which made the point that they had taken those steps too. That only serves to underline the importance of taking a long-term and tough approach to Russia on this (Там же). 274 Приложение 15 Адресат-детерминированность личностной концептосферы британского политического лидера Д. Кэмерона 100% 90% Рациосфера Эмоциосфера 80% Этос-cфера 70% 60% 50% 40% 30% 20% 10% 0% Внутренняя адресация Массовый британский адресат Рабочий класс Британский Получающие бизнес социальное пособие Молодёжь Военные Политические Шотландцы структуры Валлийцы Внешняя адресация США ЕС Россия
