Джованни Мартинетти Человек, Бог, Вселенная (основания для веры сегодня) —- Джованни Мартинетти Человек, Бог, Вселенная (основания для веры сегодня) «Христианская Россия» Москва Перевод с итальянского Г. Вдовиной Книгу можно приобрести по адресу: Москва, Дмитровское шоссе, д. 5/1, оф. 130, в помещении «Духовной Библиотеки»; или заказать по почте: 103104, Москва, а/я 24 e-mail: [email protected] ааУа • " Ч © 1991 Editriee HleDi О*-* 10096 Leumann (Torino) © Для русского издания — «Христианская Россия», 2001 ISBN 5-94270-009-5 ВВЕДЕНИЕ «Новый катехизис» и «Основания для веры сегодня» Хорошо сшитая одежда должна соответствовать мерке того человека, которому предстоит ее носить. Книга «Основания для веры сегодня» представляет собой дополнение к «Новому Катехизису Католической Церкви». Она объясняет широкому кругу читателей его важнейшие положения, принимая во внимание те трудности, с которыми сегодня встречается вера. В самом деле, «Новый катехизис» обращен прежде всего к духовным пастырям. Его назначение — ясно определить подлинную доктрину Церкви, которую они должны преподавать верующим, а также одобренные церковным учительством результаты богословского развития, которых они могут придерживаться. Цель же данной книги состоит, напротив, в том, чтобы в занимательной и доступной форме показать: католическая вера, содержание которой излагает «Новый катехизис», — не фидеизм и не субъективное и произвольное мнение, как думает большинство людей. Разумеется, вера не является также результатом рассуждений и доказательств. Она представляет собой, скорее, плод божественного озарения; однако разум и интуиция принимают участие в ее формировании и сохранении. «Новый катехизис» открыто утверждает разумный характер христианской веры. В нем говорится, что «человек в поисках Бога открывает некоторые «пути», ведущие к Его познанию. Они называются также «доказательствами бытия Божьего» — не в смысле «доказательств, имеющих место в области естественных наук, но в смысле убедительных, приводящих к одному и тому же доводов, позволяющих достигнуть подлинной достоверности» (§ 31, ср. § 156). Однако «Новый катехизис» подробно излагает только путь, который фон Бальтазар называет «эстетическим» и который состоит в изображении силы, величия и духовной красоты христианского учения и христиан- ской жизни. Здесь лишь вкратце упоминаются — в первых трех главах — три других пути, обозначенных теологами: «антропологический» путь (потребность человека в Боге), «объективный» путь (космологические и исторические данные, служащие основанием веры) и «негативный» путь (упадок современного атеистического гуманизма). Но следует заметить, что эстетический путь доступен лишь немногим людям, обладающим высокой чувствительностью и духовной глубиной. Поэтому он не годится для большинства верующих, и еще менее — для неверующих. Те редкие книги по основному богословию, которые выходят сегодня и доступны широкому читателю, следуют прежде всего антропологическому пути Ранера, то есть исходят из человеческой жажды Бога. Но христианская вера не может быть представлена только как ответ на психологические и эстетические запросы человека. Неверующий мог бы не без основания заподозрить, что иллюзию живительного источника порождает сама эта жажда (то есть что веру рождает желание верить). Вот почему, наряду с прочими путями, необходимо широко использовать объективный путь. Другими словами, обратиться ко множеству конкретных и поддающихся проверке фактов, содержащих «убедительные и приводящие к одному и тому же» указания на существование реального и изобильного источника, способного удовлетворить человеческую жажду Бога. Именно эту цель преследует книга «Основания для веры сегодня». Она представляет основные темы «Нового катехизиса» (как явствует из оглавления), подчеркивая их сверхчеловеческое величие: Творение, Грехопадение, Искупление, Откровение, Божественность Христа, Человечество Христа, Благодать, Церковь, Евхаристия, Вера, Вечная жизнь, ценность страдания, владение страстями, миссия Марии и миссия женщины. Таков эстетический путь фон Бальтазара. Не остается без внимания и человеческая потребность в обретении смысла жизни, а значит, в Боге: это антропологический путь Ранера. Документально удостоверяется упадок разных видов атеистического гуманизма: это негативный путь Тоффлера и Делюмо. Кроме того, приводятся еще мало изученные факты, вызывающие сегодня большой интерес и позволяющие предугадать существование духа за пределами материи (паранормальные явления). Но прежде всего «Основания для веры сегодня» утверждают необходимость «объективного» пути Полкингорна, Маритена и Латуреля — пути, который сегодня заново открывается учеными и богословами. Что касается этого пути, многие конкретные факты (например, те, что доказывают рациональность законов природы) рождают в нас нравственную убежденность в существовании Бога, а другие многочисленные факты, ставшие предметом исторической критики, приводят нас к выводу, что грандиозная фигура Христа отнюдь не была создана верой первых учеников. Сегодня неверующие и нехристиане составляют большинство во всех нациях, и число их постоянно растет. Поэтому вряд ли является разумным то что религиозные книги обращаются к одной оставшейся в овчарне овечке, пренебрегая девяноста девятью заблудшими. Из этих девяноста девяти примерно треть блуждает в пустыне и жаждет услышать голос, который указал бы путь. Бесполезно продолжать твердить лишь о том, во что христиане должны верить, не объясняя, почему они должны верить. Вера, проповедуемая апостолами, основана на поддающихся проверке фактах: «Иисуса Назарея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами, и чудесами, и знамениями... как и сами знаете... (Сего Иисуса Бог воскресил) чему все свидетели... Что вы ныне видите и слышите» (Деян 2: 2 2 - 3 3 ) . Католическое учение — это чудесная базилика, с арками, колоннами и куполом; базилика, построение которой никогда не кончается. Но не забудем о вратах! Основания для веры и «Veritatis splendor» Достоевский справедливо сказал, что «если Бога нет, то все позволено». Без интуитивной и сознательной уверенности в существовании БогаТворца, Бога Откровения рушатся основания общезначимой этики, а с нею вместе — права человека и совместное бытие людей в обществе. Именно это объясняет энциклика «Vferitatis splendor» («Сияние истины»): «В некоторых течениях современной мысли свобода превозносится до такой степени, что превращается в абсолют и в источник всех ценностей... служащий решительным и непогрешимым мерилом добра и зла... Эта эволюция связана с кризисом вокруг вопроса об истине» (§ 32). На самом деле всеобщий нравственный закон предполагает мотивированное и обоснованное признание Бога, создающего человеческие существа с тем, чтобы они в результате личного свободного выбора достигли общей для всех жизненной цели — цели, состоящей в справедливости, любви к Богу и ближнему и обретаемом в результате этого блаженства за пределами земного существования. Атеисты говорят, что если есть Бог, то человек несвободен. Но если, к примеру, каждый автомобилист будет свободен устанавливать свои собственные правила дорожного движения, то ни один автомобилист не сможет обладать свободой движения. Человек не является творцом законов, по которым живет его собственный организм, но должен изучать их и приспосабливаться к ним: только следуя этим законам, он обретает здоровье и хорошее самочувствие. Свобода не в том, чтобы желать обходиться без воздуха или пищи. Точно так же человек не может создать собственной этики, но находит ее в готовом виде, как часть законов природы. Нравственность — закон его духовного естества, и, только следуя ему, человек обретает внутреннее удовлетворение и свободу. Голос совести — голос Бога, говорящего тебе: сделай свободный выбор между Любовью и эгоизмом, но знай, если ты выберешь второе, то причинишь себе тяжкое зло, которое с определенного момента может стать необратимым. Нравственный закон вписан Богом в сознание каждого человеческого существа; но поскольку он зачастую затемнен желаниями и страстями, Бог ясно провозгласил его в Своем Откровении через Христа и Церковь. Во многих случаях совесть оказывается более гибкой, чем можно было бы ожидать. Если она не зависит от Бога, то человек часто взвешивает обстоятельства, слегка нажимая пальцем на чашечку весов. Слабый голос нашей совести нуждается в громкоговорителе, потому что порой его совсем не слышно — особенно в тех случаях, когда он должен заявить что-либо не слишком удобное для своего обладателя. По этим причинам основания веры являются как бы компасом, указывающим единый для всех север. Если стрелка размагнитится, рулевой сможет повернуть ее куда захочет. Он будет свободен. Но вряд ли это будет его преимуществом. Часть I СУЩЕСТВУЕТ ЛИ БОГ? 1. Настоящий исторический момент Влиятельные атеистические идеологии приносят свои плоды Человек свободен не принимать во внимание инструкцию по обращению с прибором, но потом нечего жаловаться, что механизм не работает. Андре Фроссар пишет: наши деды и отцы смотрели на первые автомобили и аэропланы с ликующим сознанием того, что живут в мире, который наука, технология, демократия, сексуальная революция и атеистический гуманизм наконец-то сделают прекрасным и свободным. Они были счастливы видеть «такое множество людей, направляющихся к братскому граду» на фоне восходящего солнца будущего, «к которому их нес ураган пророчеств». Коммунизм Маркса и атеистический гуманизм Ницше обещали человеку, что, отвергнув Бога, он станет свободным и счастливым; более того — станет самим Богом. Сегодня эта великая ложь постепенно разрушается. Религия, — писал Маркс, — есть следствие и основа угнетения труда капиталом: со свержением капитализма религия падет сама собой, потому что «с исчезновением старых отношений существования исчезают и старые идеи». Другой великий пророк Запада, Фридрих Ницше, так начинает пятую книгу «Веселой науки» («Мы, бесстрашные»): «Величайшее из событий последнего времена — то, что «Бог мертв», что вера в христианского Бога стала неприемлемой, — уже начинает бросать первые тени на Европу... Его последствия для нас отнюдь не печальны и не мрачны, но скорее означают как бы новое, с трудом поддающееся описанию рождение света, счастья, утешения, успокоения, воодушевления, утренней зари». Однако начавшиеся в конце 1989 года серьезные перемены в Восточной Европе, символом которых стало разрушение Берлинской стены, показали миру, что вместо религии сам собою пал тот коммунизм, который столь демонстративно намеревался окончательно стереть религию с лица земли. Христианская религия, насчитывающая вот уже две тысячи лет, гонимая и преследуемая коммунизмом с помощью самых мощных средств принуждения и идеологического давления, цела, в то время как сам он рухнул в одночасье, простояв лишь семьдесят лет, словно претенциозное здание без фундамента. Что народы Восточной Европы действительно захотели стереть с лица земли, причем окончательно, так это именно «миф о лучшем мире, о более справедливом обществе, о настоящей демократии, которые якобы должны родиться из коммунистического пожара. То, что основоположники марксизма обещали массам, — ложь или заблуждение, и факты это убедительно доказали». Что же касается западных демократий, все более секуляризирующихся и вдохновляющихся идеями Ницше, Фрейда и Сартра, то здесь разрушению подвергается смысл и радость жизни, в то время как все шире распространяется практический атеизм. Это напоминает наводнение, при котором поднявшаяся вода подмывает стены и становится причиной их разрушения. Все крупные мыслители и писатели Запада: Камю, Мальро, Моравиа, Саган, Ионеско, Дюрренматт, Грин, де Бовуар, Маркузе, Тоффлер, Кокс, Делюмо, Фромм и так далее — обнаруживают кризис ценностей, поразивший эту техническую цивилизацию, где человек оказался просто винтиком в механизме производства и потребления, рабом наркотиков, коррупции и духовной пустоты. Суть этого кризиса выражена в знаменитой фразе Мальро: «Смерть человека последовала за смертью Бога». В те самые дни, когда стало очевидным падение коммунизма, газеты опубликовали данные ISTAT о преступлениях, совершенных в 80-ые годы в Италии. Количество убийств увеличилось с 1971 г. по 1987 г. на 51,7%, покушений на убийства — на 53,5%, имущественных преступлений — на 87,7%, краж — на 76%, краж при отягчающих обстоятельствах — на 87,1%. Головокружительная эскалация грабежей, вымогательств и похищений людей достигает 908,4% (почти тысяча процентов). Огромный рост числа преступлений против личности отражает преобладающее значение материальных благ в сознании людей. Аналогичный рост количественных показателей отмечен в связи с потреблением наркотиков, заболеваемостью вирусом СПИД, разводами, абортами и самоубийствами. С 1971 г. по 1987 г. число распавшихся супружеских пар утроилось. Таковы плоды секуляризации, осью вращения которой современный атеизм полагает великое заблуждение Свободы: якобы без Бога человек станет поистине свободным. Действительно, создавая мораль по собственному вкусу, мы свободны быть эгоистичными, агрессивными, несправедливыми, жадными до удовольствий — свободны уподобиться животным и дойти до саморазрушения. 8 Бог — вовсе не тот хозяин человека, которого выдумывают ниспровергатели веры. Бог — это идеал Любви и Свободы, идеал, ставший реальностью. И Он — тот единственный эксперт, который может и хочет предоставить человеку know how для подлинного осуществления им этих высших ценностей. Бог не деспотичный отец, который все запрещает и предписывает, но просто создатель внутреннего компаса в человеке, непрестанно указывающего на Справедливость; Бог прокладывает путь, приводящий к этой цели. Среди краха атеистических обещаний остаются в силе слова Христа: «Я, свет, пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме» (Ин 12:46). Правда, многие европейцы, даже благосклонно относясь к личности Христа, думают, что человеку XX века (теперь уже почти XXI) недостойно цепляться за полумифическую фигуру и слепой, праздный фидеизм. Но верно ли, что подлинная христианская вера представляет собой фидеизм? Кроме того, возможна ли личностная сознательная и основанная на фактах вера, если многие верующие не умеют объяснить, на каком основании они верят? Именно на эти вопросы отвечают десятки мыслителей и ученых со страниц этой книги. 2. Глубинные вопросы Жертва кораблекрушения Тяжело раненный человек, по виду лет тридцати пяти, очнулся в каюте туристского класса большого теплохода, следующего в неизвестном ему направлении. Этот человек был взят на борт в бессознательном состоянии: его нашли в дрейфующей парусной лодке, когда проходили Азорские острова. Очнувшись, человек не мог понять, каким образом он оказался на борту теплохода, и оглядывался вокруг в полном недоумении. Он потерял память и не мог назвать ни своего имени, ни профессии, ни национальности, ни места жительства. Говорил он по-английски и немного по-испански. Документов при нём не было. Однако он не потерял разума. Сперва он спросил, куда идет судно, затем принялся размышлять над какими-то записками, которые обнаружил в кармане ветровки. «Кто я? Откуда? Куда направлялся? Почему оказался неподалеку от Азорских островов?» Он нашел общий язык с посещавшим его врачом и помнил медицинские термины. Кроме того, он испытывал симпатию к одному плывшему на теплоходе аргентинскому семейству и особенно к их маленькой девочке. Может быть, он был врачом и имел дочь? Кто я? Откуда пришел? Куда иду? Имеет ли жизнь смысл? Иными словами, возможно ли погасить самые сильные и глубокие стремления духа? Возможно ли это в отношении всех людей? Человек, не ведающий цели своего пути, — это образ современных людей, не нашедших просвещенной веры, то есть веры, базирующейся на разумных основаниях и объективных фактах. Почему части, а не целое? В погоне за ящерицей не потеряй своего коня. Проблема смысла жизни — фундаментальная и первостепенная проблема в сравнении со всеми прочими, которые обсуждаются в парламентах и газетах, на работе и дома. Мы не просили этого — но однажды проснулись на борту огромного космического корабля, летящего среди галактик с грузом ожиданий, надежд и разочарований. Что ждет нас в конце пути? Распад или приземление на неведомой планете? Есть ли основания полагать, что наша жизнь продолжится на новой земле и опыт этой жизни, как учат религии, будет отличен от нынешнего? Существует множество других вопросов, более «настоятельных», простых и на первый взгляд «практичных»: работа, семья, материальное улучшение жизни, карьера, друзья, развлечения, здоровье... Но самая конкретная тема, которая ближе всего затрагивает всех нас, тайно волнует, определяет направление всех наших жизненных выборов, — это тема смысла жизни. Многие люди отказываются от поисков в силу своей поверхностности. Заботясь о ближайших, связанных с настоящим интересах, они предпочитают лучше собирать дикие лесные плоды и проводить остальное время в забавах, чем в поте лица своего возделывать землю ради обеспечения своего будущего. В двадцать лет они слишком беззаботны, в сорок — слишком заняты, в шестьдесят — слишком устали, а в восемьдесят — уже слишком поздно. Другие, воспитанные в духе современного материализма, считают наивным и нездоровым занятием ставить столь глобальные вопросы, потому что на них нет обоснованного и разумного ответа, но только ответы догматические, которые нужно принимать вслепую. 10 Как мы увидим, это не так. Напротив, нет более нездорового и наивного занятия, чем пытаться найти причину отдельных частей механизма, не заботясь об отыскании причины целого. ЭКОЛОГИЯ не только зеленого цвета «Сегодня люди живут в благоденствии, но без радости. Впереди только длинная вереница счетов за свет, телефон и газ, а в конце виден лишь счет за похоронные услуги» (Брюс Маршалл). С другой стороны, «жизнь не стоит того, чтобы ее прожить, если мы проводим ее в поисках все большего комфорта и дохода» (Ханс Урс фон Бальтазар). «Мы ведем себя так, словно комфорт — главная необходимость, между тем, как то, что нам действительно нужно, — это нечто, что придало бы смысл нашей жизни» (Франсуа Мориак). А поскольку без Справедливости и Вечной Любви жизнь бессмысленна, становится ясно, что самая настоятельная потребность должна побуждать людей не к вере без достаточных оснований, но к поискам достаточных оснований для веры. Эрих Фромм замечает, что среди большинства сегодняшних людей превалирует «индустриальная религия», «превращающая человеческие существа в рабов экономики и механизма, созданного их собственными руками». Это «кибернетическая религия», в которой люди сделали из машин божества. Поэтому сегодня заражены не только воздух и вода, но и умы людей; гибнет не только окружающая природа, но загрязняется и разрушается природа человека. В появившихся в последние десятилетия и имевших заметный отклик на Западе книгах таких авторов, как Франкл, Фромм, Кокс, Маркузе, Делюмо, Солженицын, Тоффлер, отмечается, что сегодня мы все чаще сталкиваемся с глобальной неудовлетворенностью. Мы находим ее в изысканных домах и в жилищах простонародья, в конторах, на фабриках, в школах и в местах развлечений. Речь идет не о депрессии, вызванной большим несчастьем или серьезной неудачей, но о скуке жизни, о разочарованности и утрате смысла существования без каких-либо видимых причин. Даже не склонные к углубленному самоанализу люди, ежедневно погружающиеся в поток бурной деятельности, даже внешне веселые и общительные характеры боятся остаться наедине с собой и очутиться перед этим, по-видимости, лишенным ответа, вопросом: в чем смысл жизни? Почему адская машина 11 времени создает дружбу, красоту, здоровье, любовь, а потом — порой в одно мгновение — разрушает все? «Это загадка. Не будем думать об этом. Лучше будем ловить миг удачи, наслаждаться каплей счастья, пока оно есть. А потом...» Все это равнозначно признанию того, что жизнь бессмысленна. Но этим людям не приходит в голову, что может существовать высшая ценность, с избытком возмещающая крушение воздушных замков. Будучи воспитаны в духе современного агностицизма, они думают, что вера в потусторонний мир лишена оснований, что он просто химера, подобная сиренам и крылатым львам, и обладает лишь психологическим существованием. Это призрачная ценность, в которую некоторые продолжают верить лишь потому, что вера помогает им залечить сердечные раны и немного смягчает панический страх перед собственным исчезновением. Нетрудно понять, что если человек все время живет на грани физической, но прежде всего духовной депрессии, то при первом же столкновении с жизнью он теряет равновесие. В самом деле, отчего происходят все эти неудовлетворенности, фобии, неврастении, эти запутанные комплексы, которые даже психиатры не берутся распутать, все эти напряжения, тревоги, истощения, бессонницы, неврозы, тоска, отчаяние? А самоубийства? А наркотики? Есть беда гораздо более страшная, чем наркотики, и притом распространяющаяся с тревожащей быстротой. Это абсолютное отсутствие каких бы то ни было ценностей, которые общество потребления могло бы предложить молодежи. Нужно признать: мы живем в мире, лишенном иллюзий. Даже если доход все выше, а сексуальная свобода все беспредельнее, люди все равно живут в домах без фундамента, ходят по дорогам, ведущим в никуда, едят пищу, не приносящую насыщения. Они машинально участвуют в бешеном танце жизни среди суеты впечатлений, которая инсценирована вечной переменой хода вещей. «Да, человек безутешен, потому что по мере непрерывного восхождения над толпой он делается все более одиноким» (Франц Кафка). «В глубине человека — тоска, сознание собственной фатальности, откуда рождаются все страхи, в том числе, и страх смерти» (Андре Мальро). «Человек — это бесполезная страсть» (Жан-Поль Сартр). «Он боится собственной пустоты» (Чезаре Павезе). «Это мир, над которым довлеет неизбежность слепой судьбы и рабство у инстинктивных страстей» (Карло Аеви). Быть может, подлинная беда многих, так называемых «развитых» стран, состоит именно в отсутствии определенного знания о той великой цели, для которой мы были предназначены. 12 Почему нужна вера в Бога, а не только в человека? «Кто мы? Откуда пришли? Куда идем? Чего ждем? Что ожидает нас?». Этими общечеловеческими вопросами Эрнст Блох (1885—1977), марксистский философ-диссидент, преподававший в Тюбингене, начинает свою главную книгу «Принцип надежды». Основаны ли ответы, даваемые христианской верой, на фактах и логике или они должны приниматься с закрытыми глазами? Не пришло ли христианство к своему концу? Не будет ли верно сказать то же самое о вере в Бога? Есть ли еще будущее у религии? Разве не возможна безрелигиозная мораль? Разве науки не достаточно? Не есть ли Бог по-существу проекция человека (Фейербах), опиум для народа (Маркс), пустое утешение побеждённых (Ницше), инфантильная иллюзия (Фрейд)? Разве атеизм не доказан? Разве даже сами теологи не отказались от доказательств бытия Божьего? Может быть, нужно верить без всяких оснований? Почему надо верить в Бога, а не просто в человеческие ценности — свободу, братство, любовь? Почему, кроме доверия к себе, нужно доверие к Богу? Кроме работы, — молитва; кроме разума, — Библия; кроме посюстороннего, — потустороннее? Что значит — верить в Бога сегодня? Эти вопросы не от праздности или любопытства: они затрагивают самое существо нашей жизни. Поэтому непозволительно оставаться к ним равнодушными или ссылаться на нехватку времени. Эти проблемы нельзя считать неразрешимыми или требующими особых философских дарований, ибо тысячи самых обыкновенных людей сумели на них ответить. Однако они и не таковы, что любой может дать на них субъективный и необоснованный ответ. Многие философы, ученые, мыслители и писатели излагали доводы, на которых основана их собственная вера. Среди философов — Кант, Мэн де Биран, Мадзини, Росмини, Джоберти, Кьеркегор, Грэтри, Олле Лапрюн, Бутру, Блондель, Шелер, Бергсон, Ясперс, Марсель, Шестов, Бердяев, Карлини, Гуццо, Лавель, Лесенн, Маритен. Среди ученых — Кэррел, Эйнштейн, Рэйли, Севери, Фантанос, Маркони, Карл Густав Юнг, Тейяр де Шарден, Милликен, Вальд, Эйген, Кастлер, Абдус Салам, Эриксон, Франкл, Руббиа. Среди писателей — Л.Толстой, Достоевский, Блуа, Пеги, Клодель, Бернанос, Элиот, Честертон, Мориак, Солженицын, Грэм Грин, Сузаку •^ндо, Окихито, В. Соловьев, Зигрид Ундсет, Папини, Унгаретти, Кронин, Фроссар, Тестори, Монтерлан, Максимов, Помилио, Зингер, Рот, ^ Кьюзано. 13 «Современное заблуждение состоит, с моей точки зрения, в том, — пишет Жан Гиттон, — что эту «проблему Бога» принимают за нечто, относящееся лишь к вере, чувству или произвольному выбору. В действительности же это проблема, подлежащая разуму». Даже тому, кто разрешил все эти вопросы актом веры, будет полезно дать себе отчет в логических основаниях своей веры. Сегодня более, чем когда-либо, атеизм требует, чтобы вера в Бога была осмыслена. И если мы хотим помочь тем, кто еще не достиг веры, а также сохранить нашу веру в полной силе, мы должны исследовать ее основания: не только чувства, но и конституируемые факты, не только интуицию, но и разум. Блез Паскаль и «доводы сердца» Разум прежде всего стоит у истоков математики и экспериментальных наук и позволяет нам познавать внешний мир и подчинять его с помощью технологии. Он также помогает нам открывать некоторые фундаментальные истины о нашей собственной природе и о смысле жизни через посредство психологии, социологии, теоретической философии, научной парапсихологии и фундаментальной теологии. Интуиция — это общая оценка вещей, осуществляющаяся без сознательного и последовательного анализа их различных аспектов. Как замечает Паскаль, даже в математической и естественнонаучной областях интуиция угадывает истину, предшествуя разуму и указывая ему путь открытий. В области духа, которая является ее собственной областью, интуиция служит источником нравственных и духовных наук, оказывая неоценимую помощь разуму, а также источником экзистенциальной философии, искусства, гуманизма. Именно из интуиции рождается глубокая дружба, любовь и вера. Интуиция дает нам глубинное знание человеческой души и, прежде всего, собственного «я» — знание всего этого сложного мира инстинктов, чувств и самых возвышенных устремлений. Первым мыслителем, обосновавшим учение о необходимости интуиции — наряду с божественным озарением — для достижения христианской веры, был Блез Паскаль. Он ничего не имел против разума, который называл также «духом геометрии»: сам он, будучи великим математиком, физиком и инженером, обладал чрезвычайной остротой ума. Однако, пережив в 1664 г. обращение в глубокую и просветленную веру, он заметил, что одного разума недостаточно для того, чтобы прийти к вере, и что рационализм затрудняет доступ к ней. Поэтому Паскаль был сторонником дискурсивного разума при условии, что тот действует совместно с «духом чуткости» — с духовной интуицией. 14 Паскаль также называл духовную интуицию «чувством» или «сердцем», однако, не в смысле эмоции. Эмоция — слепа, интуиция же обладает зрением. Например, она видит, что честь, свобода, справедливость и конкретные акты чести, свободы или справедливости — поистине атрибуты личной духовной природы, которые надлежит иметь всякому настоящему человеку, даже если это осуществление стоит больших жертв. Интуиция чувствует это — чувствует в том смысле, что непосредственно видит это, не нуждаясь в рассуждениях или научных доказательствах, причем видит более ясно, чем если бы такие доказательства имелись. Кроме того, она чувствует это в том смысле, что иногда такое видение сопровождается душевными переживаниями. Именно в этом значении интуитивная вера может быть названа религиозным чувством. Что касается именно веры, интуиция способна «чувствовать», что определенное учение является возвышенным и искренним, что оно служит источником мира и внутреннего успокоения, согласуется с нашим собственным душевным опытом и душевным опытом других людей, с красотой природы и ценностями человеческой жизни, является причиной духовного прогресса, мудрости, интеллектуальных озарений, объяснением больших и жгучих экзистенциальных проблем; что оно придает смысл человеческой жизни, а значит, должно иметь своим предметом не только наше сознание и наши стремления, но также реальность, существующую вне нас. Другими словами, интуиция чувствует, что такое учение истинно. В этом смысле «у сердца есть свои доводы, неведомые разуму: это проявляется в тысяче вещей». «Мы познаем истину не только разумом, но и сердцем». «На это знание сердца и интуиции должен опираться разум, обосновывая его всей своей дискурсивной деятельностью» (Блез Паскаль). Таким образом, современный кризис нравственных ценностей связан с кризисом веры, вызванным рационализмом и утратой духовной интуиции. Вот пример, показывающий важность последней: Энрико Ферми, нобелевский лауреат 1938 г. в области физики, рассказывал, что всегда с волнением вспоминал один весенний вечер в Умбрии, когда его соседкрестьянин, лёжа на траве и глядя в звездное небо, воскликнул: «Какая красота! И ведь находятся люди, которые говорят, что Бога нет!». «Этот Умбрийский крестьянин, — замечал великий физик, — не умел даже читать. Но в его душе, хранимой чистой и полной трудов жизнью, был Уголок, куда нисходил свет Божий — свет, немногим уступающий в силе тому, что сходил на пророков, и, быть может, более сильный, чем тот, что Дарован философам». Невозможно летать с одним крылом Наиболее распространенная и обычная форма веры среди верующих — вера чисто интуитивная, не сознающая своих разумных оснований. Как пишет Жан Гиттон: «Христиане, способные оправдать свою веру разумными доводами, составляют ничтожное меньшинство в сравнении с огромной массой верующих». В отношении людей простых и совершенно необразованных это можно понять. Чисто интуитивная вера действительно обладает собственной нравственной достоверностью и действенностью. Но для людей хотя бы среднего образовательного уровня, составляющих сегодня на Западе большинство, такая вера абсолютно недостаточна. У интуитивной веры есть две слабые стороны. Во-первых, она легче порождает уверенность в том, что ее постулаты чисто субъективны, потому что она не может удостоверить истинность своего собственного содержания через его сопоставление с истиной внешних фактов. Во-вторых, она не способна на диалог с неверующими, потому что они признают за истину только внешние факты и данные разума. Таким образом, она укрепляет у неверующих, а отчасти и у верующих, представление о том, что вера — это лишь эмоции и слепой фидеизм. Поэтому, с нашей точки зрения, совершают ошибку те священники и теологи, которые объясняют только содержание веры, но не ее разумные основания. Разумная вера, напротив, хотя и рождается из повседневного опыта глубинного «я», тем не менее, контролируется разумом и внешними фактами. Тем самым она доказывает, что Бог есть начало как духовного, так и внешнего мира, и оба они несут на себе следы и знаки Его присутствия. С точки зрения Паскаля, существуют «две крайности: исключение разума и принятие одного только разума». В действительности разумная вера не отождествляется безоговорочно с рациональной достоверностью, полученной путем научных доказательств. Паскаль придает большое значение тому факту, что не только в религиозных вопросах, но и в самих важных проблемах повседневной жизни часто отсутствует рациональная достоверность, и мы постоянно оказываемся вынуждены принимать решения либо в состоянии сомнений и колебаний, либо на основе не поддающейся доказательству интуиции: «Если бы надлежало действовать исключительно во имя того, что несомненно, то ничего не следовало бы делать во имя религии, ибо она не обладает несомненностью. Но сколько вещей совершается в отсутствие несомненной достоверности: морские путешествия, сражения! Я утверждаю, что тогда вообще ничего не стоило бы делать, потому что ничто не достоверно; в религии же больше несомненной достоверности, чем в надежде увидеть завтрашний день... 16 Когда мы трудимся ради будущего и ради того, что не известно нам наверняка, мы поступаем разумно, потому что трудиться ради не обладающего несомненной достоверностью нужно по причине закона вероятности, который доказан». Здесь речь идет о том, что Кант называет «практическим разумом», посредством которого мы приходим к познанию существования Бога и жизни после смерти. «В вопросе о существовании или не существовании Бога, — пишет Ханс Кюнг, — требуется не суждение чистого разума, но решение всей личности в целом». Начиная с Канта и кончая Витгенштейном, Карнапом, Поппером и Куном, разум подвергался дискредитации в некоторых течениях современной философии. Однако не подлежит сомнению, что те самые философы, которые пытались его уничтожить, пользовались им как инструментом познания и что если разум действительно настолько недостоверен, то не имеют ценности и их рассуждения. Таким образом, очернители разума наносят удар не столько разуму, сколько самим себе. Если верно, что разум не Бог, как полагали рационалисты и деятели французской революции, то он и не слепой нищий, каким хотят представить его другие, пользуясь его же средствами. Всякий раз, когда мы рассуждаем должным образом, мы достигаем истины. И не только в области явлений, но и в том, что касается нравственных, психологических или социальных предметов. На самом деле утверждения вышеназванных философов справедливы, возможно, лишь в отношении чистого разума: в отрыве от интуиции он подобен одноногому человеку, неспособному ходить, или птице об одном крыле, неспособной летать. Разумная вера находится в контакте с внешними фактами и с науками. Адорно справедливо критикует религию и теологию, избегающих столкновения с естественнонаучными открытиями: «Одно время религия... настаивала на своей истинности, в том числе, и в космологической сфере, поскольку знала, что подобное притязание не может, не претерпев ущерба, быть оторвано от конкретного материального содержания. Но, оставив это конкретное содержание, религия рискует улетучиться, превратиться в чистую символику, а это ставит под угрозу само притязание на истинность». Глубокое доверие к человеческому разуму происходит, по замечанию Эйнштейна, от постоянной констатации того факта, что все законы приР°ды рациональны и сами следуют критериям разума: «Несомненно, что в основе всякой сколько-нибудь тонкой научной работы находится аналогичное религиозному чувству убеждение, согласно которому мир основан На Разуме и может быть понят >^г Тай-ки и примирение противоположностей Китайская культура отмечена неутолимой жаждой согласования противоположностей и противоречий. «Мы же, западные люди, — замечает Бофф, — воспитаны в традиции исключения». Есть два фундаментальных принципа: принцип тождества и принцип противоречия. Принимая во внимание кризис западной мысли, было бы полезно научиться диалектике включения. Китайская культура исходит из этого принципа включения и согласования всех оппозиций: небо — земля, мужское — женское, пустота — наполненность, сладкое — соленое и так далее. Противоположности представлены символом Тай-ки: это круг, образованный телами двух рыб, изображенных таким образом, что хвост одной рыбы соединяется с головой другой. Две противоположности в Тайки — это Инь (женское начало) и Ян (мужское начало), которые всегда должны соединяться вместе и дополнять друг друга. Не утверждая абсолютной адекватности китайской мысли, но, принимая последнее утверждение в качестве исходного пункта, хотелось бы заметить, что разумная вера представляет собой именно синтез мужского (рациональность, наука) и женского (интуиция, эмоциональность) начал. Такой диалектический подход допускает тождество и единство открытой и всегда напряженной формы: напряженной, потому что она включает в себя свою противоположность. Это вынуждает человека к динамичному, нацеленному на общение поведению, ведет его к новым синтезам. Лао-цзы говорит в «Дао-дэ цзин», главной книге даосизма: «Дао (Путь) подобно пустому сосуду, из которого, однако, можно черпать, не наполняя его. У него нет дна: оно — первоначало всех вещей. В нем все шероховатости сглажены, все узлы развязаны, все отражения смягчены, все препятствия устранены. Это глубокий источник, который никогда не истощается». Человеческий мозг разделен на два полушария. Недавние исследования обнаружили, что левое полушарие служит человеку для осуществления рациональных способностей и технической работы, и пользуется им преимущественно мужчина; в то время, как правое полушарие отвечает за интуицию, способность к привязанности и эмоциональности, и преимущественно используется женщиной. Но только тот, кто гармонично использует оба полушария, достигает полного развития собственной личности, легче переносит превратности жизни, обретает доступную ему частицу счастья, а если он ищет Бога, то достигает важнейшей важнейшей Цели Цели земной земной жизни жизни — — разумной веры. Да здравствует различие! ПСИХОЛОГИ — как, напри- Мужчина Научное знание Объективность Познание вещей Женщина Интуитивная вера Субъективность (в смысле внутренней истины) Самопознание мер, Юнг и Бадуэн — отмеПрактичность Красота чают, что современная жизнь, Технология Нравственные добродетели несмотря на провозглашенное Действие Созерцание равенство полов, характериОбращённость вовне Обращённость внутрь зуется преобладанием мужСправедливость Милосердие ской ментальности, мужскоДух геометрии Дух чуткости го психологического стереоТочность Глубина типа. Если в прошлом женАнализ Синтез щина сохраняла свою психоМатематика Поэзия Различение идей логическую женственность и Согласовние идей Философия Мистика через любовь оказывала влиИнтеллект Эмоциональность яние на мужчину, невзирая на Работа Семья внешне крайне подчиненное Экономика Братская любовь положение, то сегодня она Материя Дух стремится стать вровень с Закон Свобода мужчиной не только в работе Разум Интуиция и в правах (что справедливо), Наука Вера но также в образе мышления и чувствования. В результате мы приходим не к равноправию, а к психологическому уравниванию обоих полов. В этом процессе обнаруживается гипертрофия рационально-технических аспектов жизни, экономики, законов и права, физической и преходящей любви, конфликтности, насилия, войны. Одновременно атрофируются те аспекты человеческого бытия, которые связаны с женским началом: чувствительность, поэзия, интуиция, чувство красоты, верная любовь, Дружная семья, братство, религиозная вера. В этом угрожающем уравнивании и таятся, по-видимому, корни глубокого кризиса цивилизации, переживаемого в настоящее время Западом. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1:27). Так Библия говорит о человеческом существе, представляющем образ Божий в единстве мужчины и женщины. Глубокая и постоянная любовь между ними делает возможным их взаимоотождествление и общение их интересов и склонностей, взаимное психологическое и духовное дополнение друг друга. И, наоборот, с преобладанием физических аспектов любви, устаноВивщ ихся в современном образе мышления, с его склонностью к вседо19 зволенности, глубокая любовь становится большой редкостью или вовсе исчезает, и духовное взаимодополнение мужчины и женщины отсутствует. Мужчина и женщина утратили свойственные каждому из них духовные ценности, которое, соединяясь воедино, представляют образ Божий. Тем самым были созданы серьезные препятствия для веры в Бога. Более гармоничная цивилизация Возможно, путь к оздоровлению современной западной цивилизации проходит через согласование и взаимную интеграцию духовных и нравственных ценностей, присущих мужчине и женщине. Вот примерный перечень тех аспектов действительности, которые, как представляется, должны по очереди дополнять друг друга во имя прогресса человеческой личности и цивилизации, а также во имя достижения разумной веры. Разум и интуиция подобны технику и поэтессе: первый весьма практичен, но суховат; вторая имеет крылья, но не стоит ногами на земле. Сами по себе, будучи разлученными, они оба испытывают недостаток чего-то важного для полноты личности. Разум без интуиции порождает в сегодняшнем мире рационализм, позитивизм, агностицизм, равнодушие, гипертрофированное развитие науки и техники, которое в сочетании с отсутствием настоящей веры вызывает нравственную недоразвитость и глубокое индивидуальное и социальное неблагополучие. Религиозная интуиция без знания разумных оснований веры — это источник фидеизма большинства верующих, источник веры как частного факта и мнения, как чисто личной точки зрения, значимой для меня, но не для всех, имеющей силу в моем внутреннем мире, но не в области внешних фактов; источник веры, которая кажется неверующим просто желанием верить, не имеющим объективных оснований. Христос и апостолы проповедовали разумную веру: а) Основанную на внешних фактах и разумных доводах: «Дела, которые Отец дал Мне совершить... свидетельствуют о Мне» (Ин 14:11; 5:36; 10:25). «Чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи... встань, возьми постель твою и иди» (Мф 9:2; Лк. 5:24). «Различать лице неба вы умеете, а знамений времен не можете?» (Мф 16:3). «Невидимое Его (Бога), вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы» (Рим 1:20). 20 б) Веру, основанную на интуиции и божественном озарении (подаваемом Богом всем людям, ищущим Его от чистого сердца): «Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин 18:37). «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец» (Ин 6:44). «Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне» (Ин 6:45). Интуиция без разума столь же недостаточна для приближения к Царству Божьему, как не вооруженный биноклем глаз — для рассмотрения горизонта и далеких гор. Разум же без интуиции подобен превосходному биноклю, но при нем нет глаз, которые могли бы в него смотреть. 3. Современная наука и вера Не обнаруживаются ли в природе следы Бога? Доводы в пользу существования Бога, основанием для которых является высокая степень организованности и гармонии природы, были отброшены некоторыми теологами, возможно, напуганными теорией Моно и его последователей. Между тем, эти доводы обретают сегодня новые, более действенные гарантии своей достоверности, которые свидетельствуют о том, что они могут оказаться помощниками разума в его диалоге с верой. Несомненно, вера ярче сияет в интуитивном постижении смысла жизни, чем в запутанных данных биологии и научного познания. Столь же несомненно, что чудеса природы, сегодня большей частью уже раскрытые и исследованные, не являются в строгом смысле доказательствами бытия Божьего (что уничтожило бы значимость веры как нравственного выбора). Но следует сказать и о том, что мнение некоторых ученых (казуалистов), отрицающих целесообразность в природе, еще не достаточное основание для того, чтобы отказываться от этих внешних знаков веры, потому что эти ученые ничего не доказывают, а лишь выдвигают гипотетические возражения, опровергаемые другими учеными того же уровня. Ученый, не признающий преднамеренной целесообразности в сложfbix и удивительных природных организмах, зачастую руководствуется п Ри этом (в том числе открыто) тем священным для науки XIX века 'етодологическим принципом, что абсолютно невозможно выдвигать в честве объясняющей природные явления гипотезы причину, внешнюю отношению к природе и не поддающуюся измерению. 21 Однако Альберт Эйнштейн говорил, что в законах природы «обнаруживается настолько высокий разум, что вся рациональность человеческого мышления и порядка является, в сравнении с ним, лишь его незначительным отблеском». Жак Моно, напротив, утверждает, что «концерт природы» есть результат ошибок и детонирования в ряду причинных связей. Он не может не признать против воли, что такое воззрение поистине абсурдно. Однако научный метод, — продолжает он, — сводится к недопущению вопроса, на который следовало бы ответить словом «Бог». Ученые вновь открывают Бога С тех пор, как Моно придал широкую известность казуализму, некоторые теологи вместо того, чтобы обсуждать на чужой для себя научной почве аргументы биологии и эволюции, предпочитают вести игру на своем поле — поле Библии, где ученые обычно чувствуют себя некомпетентными и куда даже не хотят ступать. Но можно ли назвать диалогом и искренним поиском истины положение, при котором каждый сидит на своем огороде, даже не взглянув на урожай соседа? Тогда вера и наука становятся двумя лишенными связи мирами, двумя «параллельными» истинами, и средний человек оказывается перед соблазном назвать первую истину субъективной, а вторую — объективной. Приведем библейские свидетельства о том, что существование Бога в первую очередь познается через гармонию природы — ту гармонию, которая исследуется наукой. «Невидимое Его (Бога), вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы», — пишет апостол Павел. «Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою. Ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им» (Рим 1:18—20). «Подлинно суетны по природе все люди, у которых не было ведения о Боге, которые из видимых совершенств не могли познать Сущего и, взирая на дела, не познали виновника», — утверждается в книге Премудрости Соломона (Прем 13:1). Что касается проявления Бога в природе, здесь Жаку Моно отнюдь не принадлежит последнее слово в науке. Сегодня есть и другие ученые того же уровня, которые заявляют, что данные Моно объяснения относительно начала и развития жизни нуждаются в объяснении больше самих объясняемых фактов. «Еженедельник Le Nouvel Observateur провёл опрос среди французских ученых, показавший, что большинство из них верит в Бога». Фонд 22 Джованни Аньелли опубликовал сходные данные относительно итальянских ученых, а «английский астроном Фред Хойл, один из самых оригинальных умов XX столетия, утверждает, что мир и человек в центре мира не могут быть порождением случайности и необходимости, как это говорил Моно». «Открытие каждой новой элементарной частицы, — говорит он, — будь то doppia Vu или zeta zero выявляет неожиданные архитектурные конструкции, прекраснейшую математическую гармонию: законы физики отражают такую упорядоченность и взаимосвязанность, что почти невозможно не думать о заранее начертанном плане». Вот уже несколько десятилетий, как связь между верой и наукой обретает новую форму, в том числе, в отношении крупных научных открытий астрофизики и физики элементарных частиц. Современная наука признает ограниченность своего метода познания действительности и допускает возможность других способов познания, не подчиненных чисто экспериментальному методу. В результате открывается пространство, в котором вера и наука могут не просто вступать в диалог, но дополнять друг друга, оставаясь, однако, каждая на своем уровне. Гаспару Барбиеллини Амидеи, в настоящее время заместителю главного редактора Коррьере делла сера и профессору социологии Туринского университета, принадлежит заслуга исследования, применительно к Италии, важнейшей проблемы: отношения между верой и наукой в вопросе о существовании Бога. Его работа «Повторное открытие Бога» (La riscoperta di Dio) целиком посвящена этой тематике. Например, в седьмой главе профессор Антонино Зикики, один из крупнейших физиков-ядерщиков нашего времени, объясняет строение материи, начиная с уровня субэлементарных частиц и заключает: «Как говорил Эйнштейн, тот, кто создал мир, не мог бы выбрать лучшего устройства». Современная наука больше не становится в оппозицию по отношению к вере. Более того, наука в своем стремлении к обнаружению глобального смысла Вселенной и законов природы сама открывает некоторые «слеДЬ1», ведущие к утверждению о существовании Бога. В этой связи можно отметить высказывание Арно Пенциаса, автора гипотезы об акте рождения Вселенной (Гипотеза большого взрыва) и лауреата Нобелевской премии 1978 г. в области астрофизики. Напомнив, что «в науке нет ничего определённого и окончательного», он говорит: «Что есть человек и почему ь °г заботится о нем? (Пс 8). — Вот вопрос, который я себе задаю». " течение последних двух веков, с их доминирующим духом рационализма, позитивизма и материализма, научная теория пыталась свести 'стремление» верить в Бога к фольклорному пространству, к эмоциоаль ной области. Религиозной истине, и прежде всего истине христиан- 23 ской, утверждавшей божественное бытие, культура противопоставляла свою антиистину, основанную на отрицании Бога. В основе этой борьбы современного атеизма против религии, по недоразумению питаемой научными данными, лежит универсальный принцип научного познания, экстраполированный, однако, за пределы своей специфической сферы: все то, что не может быть научно верифицировано, не существует. Исходя из научной предпосылки верифицируемости, превратившейся в предрассудок там, где речь идет о религии, современный прогресс видел свою миссию в том, чтобы изгнать Бога из дворцов истории и закрыть перед Ним, таинственным жильцом, врата интеллектуального познания. Сегодня же, — подчеркивает Барбиеллини, — сама наука и наиболее передовые исследовательские лаборатории более не смотрят на Бога как на концептуальную преграду на пути их метода и содержания их поисков. Напротив, для самой науки Бог может стать (и в этом заключается фундаментальный тезис Барбиеллини Амидеи) рабочей гипотезой, помогающей лучше понять и полнее расшифровать смысл бытия человека и мира: «Мысль о Боге может помочь человеку понять самого себя и окружающий его мир». «Кто верит в Бога в контексте разума, а не только чистой веры, — пишет Эвандро Агацци, специалист по философии науки, — тот имеет следующее преимущество: он вполне способен познавать, объяснять и понимать все то, что познают и понимают неверующие, и к тому же ему удается понять некоторые измерения жизни и человека, ускользающие от последних и составляющие смысл жизни. Поэтому без какой-либо интеллектуальной гордости, но с ясным сознанием перспективы, можно сказать, что, хотя гипотеза существования Бога неприменима внутри науки, она помогает лучше понять то, что находится за ее пределами, и способна придать этому более полный смысл». Более того, с начала 70-х годов в области экспериментальных наук отмечается следующая тенденция (которую можно определить как индуктивную): эти науки, по-видимому, «благоприятствуют определенному возврату к геоцентризму. Этот феномен, несомненно, новый и важный для современной культуры, известен под именем принстонского гнозиса». В самом деле, в науке заметна «поразительная склонность» связывать фундаментальные структуры исследуемых законов и явлений с «Высшим Началом», Логосом или «Высшим Разумом», и результаты этого ощущаются в мире. «Рациональность», прежде всего наблюдаемая физиками во Вселенной, могла бы, — как сказал физик Оливье Коста де Борегар, — «обратиться в вечность». Крупные ученые из Принстона, Пасадены и других американских центров ядерных исследований прихо- 24 дят в результате изучения «рациональности» космоса к утверждению, что структура Вселенной постулирует существование Высшего Разума. «Они первые, спустя целых два столетия позитивизма, отрицающего всякую метафизику и всякую теологию, осмелились публично утверждать, что наука приводит их к вере в Разум — Устроитель мира». Известный физик Джон Полкингорн, профессор математической физики Кембриджского университета (Великобритания) и англиканский пастор, замечает в своей книге «Наука и вера», что сегодня многие теологи не отваживаются ставить у начала теологии рациональное приближение к Богу через мировой порядок, но представляют Трансцендентность исключительно как требование человеческого духа. «В наши дни естественная теология (то есть поиск Бога через науку. — Прим. автора) непопулярна среди богословов... Кроме того, нынешние богословы большей частью обнаруживают своего рода невежество в том, что касается современной науки... Сегодня ученый больше, чем богослов, кажется заинтересованным в естественно-теологических исследованиях». Наконец, Пол Дэвис пишет: «Это может показаться странным, но у меня создается впечатление, что наука указывает нам путь к Богу с большей уверенностью, чем это делает религия». Так что можно сказать, что теологи, именно сейчас отказывающиеся от объективных, извлеченных из природных явлений, доводов в пользу существования Бога, подобны осажденному гарнизону, поднявшему белый флаг в тот самый момент, когда осаждающие тоже выбрасывают белый флаг в знак того, что складывают оружие. У ф а к т а больше власти, чем у лондонского лорд-мэра БОЛЬШИНСТВО людей — экстравертных, «практичных», не склонных к размышлениям — воспринимает внутренние знаки (о которых говорят современные теологи) и чисто моральные рассуждения о смысле жизни как «метафизическую премудрость», а метафизику — как никчемное занятие. Эти доводы многим напоминают замки на песке: очень красиво, но хотелось бы удостовериться в прочности фундамента. И этим фундаментом являются факты. Как говорят англичане, у факта больше власти, чем у лондонского лорд-мэра. «Бог, — утверждает Полкингорн, — не удобная аббревиатура для °бозначения исключительно человеческих потребностей. Если мы забываем о том, что Он — автор великой Книги Мира, то санкционируем тем самым развод между разумом и откровением». «Мы живем в едином мире, — продолжает кембриджский физикбогослов. — Наука и теология исследуют разные аспекты этого мира. Они могут взаимодействовать друг с другом: теология объясняет источник порядка и структур, которые воспринимаются и подтверждаются наукой в процессе исследования мира; наука же изучает заданные творению условия, которым должно удовлетворять всякое описание Творца и Его деятельности». Целесообразность природы и смысл жизни — взаимодополняющие аргументы. Доводы, основанные на проявлениях внутренней жизни человеческого сознания, показывают, что представление о Боге не просто служит объяснением того, откуда произошел мир и живые существа, но коренится в конкретной жизни человека, затрагивает его чувства, мысли, предпочтения, действия и самый смысл его жизни. Но целесообразность природы — это объективное подтверждение; это нечто, что можно потрогать руками, подобное подписи автора на произведении искусства. Она служит внешним и зримым доказательством того, что вера возникла не из потребности человека. Факты и доводы, приводимые в этой главе относительно биологического финализма, большей частью почерпнуты у двух специалистов, посвятивших работе в данной области всю жизнь: у Джованни Бландино, доцента философии науки Папского Латеранского университета, автора книг и разнообразных статей о «католической цивилизации», и у Витторио Маркоцци, преподающего науку и теологию в Папском Григорианском университете. Я лишь оформил этот материал, добавил цитаты из работ выдающихся ученых и некоторые замечания, не меняющие сути дела. Если есть в мире нечто, с полнейшей очевидностью свидетельствующее о финализме, то это высочайшая технология и утонченное искусство, выраженные в устройстве живых существ и еще не достигнутые в деятельности человека. Что касается технологии, живые существа представляют собой (или, лучше сказать, используют) высокоупорядоченные структуры, где находят выражение различные типы регулярности. Первый тип регулярности — морфологический: форма живых существ есть комплекс линейных образований, правильных поверхностей, симметричных частей, повторяющихся сходных структур (например, повторяются клеточные структуры листьев, цветов, глаз, легких, суставов и т. д.). Но наиболее характерным для живых существ типом регулярности, отсутствующим в неорганических природных структурах, является функ' циональная регулярность. Эта регулярность называется объективной целесообразностью частей для жизнедеятельности целого организма. 26 Целесообразность может быть объективной и субъективной (или преднамеренной, интенциональной). Мы называем объективной целесообразностью то единство структур (присущих механизмам или живым существам), в котором каждая часть выполняет особую функцию, необходимую или полезную для достижения определенной цели. Субъективная, или преднамеренная целесообразность означает, напротив, намерение достичь определенной цели и применение для ее достижения более или менее адекватных средств. Мы познаем такую целесообразность, или финализм, либо на собственном опыте, либо благодаря свидетельству других, либо выводим ее из поведения некоторых людей, либо, наконец, из структур, обнаруживающих признаки объективной целесообразности. Не касаясь пока вопроса о том, происходит ли объективный финализм природы из интенционального финализма (указывая таким образом на существование Творца), просто констатируем, что он чрезвычайно широко представлен в живых структурах. Автоматическая фабрика по производству алюминия на Луне Даже сейчас, когда вы спокойно сидите и читаете, не думая о том, что происходит в скрытом и сложном мире вашего организма, в нем кипит работа: его плановое хозяйство движется своим путем, сталкиваясь со своими техническими проблемами, попытками, неудачами и удачами; и каждую секунду производятся миллионы новых клеток для замены тех, что уже отслужили свой век. Клетки имеют размеры в несколько микрон (тысячных долей милли1 метра), и в человеческом организме их насчитывается около 32 х 10 . Сохраняя некоторую однотипность в существенных чертах, они дифференцируются различным образом в зависимости от выполняемой ими специфической функции. Так, имеются клетки, способные выделять необходимые для организма специфические секреты, способные к сокращению (мышечные волокна), к передаче импульсов (нервные клетки), к образованию укрепляющих и поддерживающих структур (хрящи и кости) и т ' Д- Разнообразные виды деятельности, кипящей в большом индустри^ьном центре, находят соответствие в сложной работе, происходящей внутри каждой клетки — в непрерывном процессе производства, складиР°вания, ремонта, связи, транспортировки, контроля за качеством продукции, ликвидации брака, администрирования, регулировании температуЬ| и дозиоования оазличных вешеств. 27 Нобелевский лауреат 1966 г. в области физики Альфред Кастлер на вопрос о том, что он думает о целесообразности живых существ, ответил так: «Я хотел бы привести описательный пример. Допустим, что в ходе одного из возможных в скором времени полетов на Луну будет исследована неизвестная сторона Луны — та, которая противоположна нам и которую мы никогда не видим... Допустим, что космонавты с удивлением обнаружат там автоматическую фабрику по производству алюминия: ведь и на Земле существуют в настоящее время полностью автоматизированные фабрики. Космонавты увидели бы с одной стороны — экскаваторы, вгрызающиеся в грунт и добывающие глинозем; с другой — готовый алюминиевый прут. Они увидели бы типичные физические приборы; процессы электролиза, потому что алюминий производится путем электролиза из раствора окиси алюминия в криолите. Другими словами, обследовав эту фабрику, космонавты констатировали бы лишь то, что здесь подтверждаются нормальные физические явления, целиком объяснимые с помощью законов причинности. Должны ли они сделать отсюда вывод, что фабрика возникла случайно или же ее создали разумные существа, высадившиеся на Луну прежде человека? Оба эти объяснения не лишены вероятности. Но я спрашиваю: логично ли предполагать, будто случай соединил молекулы таким образом, что образовалась совершенная автоматическая фабрика? Никто не принял бы подобного объяснения. Так вот, в живом существе мы имеем бесконечно более сложную систему, чем автоматическая фабрика. Предположение о том, что такое существо создано случаем, мне представляется абсурдным». В каждой клетке содержится около 53 миллиардов белковых молекул, 166 миллиардов липоидов, 2900 миллиардов «малых молекул», в том числе глицидов, 250000 миллиардов молекул воды и нуклеиновых кислот. Эти вещества не смешаны хаотично, но образуют прочные структуры, каждая из которых выполняет определенную функцию. Гиалоплазма содержит рибонуклеиновые кислоты — передатчики, растворимые РНК, сахары, аминокислоты, нуклеозиды, нуклеотиды, промежуточные соединения и неорганические соли. Это своего рода склад, откуда берут материал рибосомы для построения с помощью Р Н К различных видов белка. Ядро и хромосомы порождают новые клетки, которым передаются посредством Д Н К все наследственные признаки. Митохондрии вырабатывают энергию, необходимую для осуществления всех процессов через действие АТФ. Лизосомы содержат энзимы, необходимые для растворения определенных веществ. «Для всякой химической реакции, — замечает нобелевский лауреат Фрэнсис Крик, — для всякого, самого малого шага в химическом пре' вращении имеется особый катализатор, ускоряющий этот и только этот 28 шаг... Реакции происходят с фантастической скоростью, и к тому же природа знает правила вычисления лучше нас». Несмотря на такую ошеломляющую сложность и почти невообразимую скорость реакций, поразительна скоординированность биологических явлений. В самом деле, помимо этой невообразимой сложности, — замечает Александр Ковач, — феномены живой природы характеризуются высочайшим уровнем координации. Экосистемы Многоклеточные организмы обладают различными органами, которые чрезвычайно сложно устроены в силу множественности выполняемых ими функций. Они должны решать труднейшие химические, гидравлические, оптические и прочие задачи и решают их с поразительным совершенством, обеспечивая в то же время единство и координацию деятельности между различными органами единого организма. У животных целесообразность многочисленных живых приспособлений дополняется инстинктами, например, инстинктом голода. Эти инстинкты выполняют специфическую функцию в жизнедеятельности организма, будучи необходимыми средствами его сохранения. Если бы не существовало инстинкта голода, пищеварительная система не могла бы выполнить своей задачи. У животных и у человека имеется тесная взаимозависимость между чисто биологической и познавательной сторонами жизни: одна существует ради другой. Поддержание биологического существования необходимо для того, чтобы могла развиться познавательная деятельность, а последняя необходима для первого (в самом деле, животное погибнет, если лишить его возможности использовать органы чувств). Кроме того, существуют и сверхиндивидуальные виды целесообразности, призванные обеспечивать жизнь не действующей особи, но других. Типичный пример — назначение органов размножения. В случае полового размножения требуются две дополняющие друг друга особи, то есть одновременное присутствие не только органов и инстинктов одной особи, но также дополняющих органов и инстинктов другой особи противоположного пола. Имеется много форм биологической корреляции между различными 'овнями классификации живых существ. Например, плотоядные жи1 °тные для того, чтобы жить, нуждаются в существовании травоядных, а ^едние — в существовании растений. И те, и другие испытывают не"ВДДимость в наличии растительности, вырабатывающей атмосферный 29 кислород. Высшие растения нуждаются в существовании низших, которые связывают атмосферный азот или минерализуют азот органический. Указанные виды корреляции носят самый общий характер. Кроме того, чрезвычайно многочисленны также более частные ее виды: например, связь между растениями, которые опыляются насекомыми, и насекомыми-опылителями, переносящими пыльцу. Во всех подобных случаях существование одних живых существ предполагает существование других живых существ определенного типа. Органы первых недостаточны для обеспечения их жизни и нуждаются в органах других существ. Рабочие, готовые к выполнению чрезвычайных задач В живом существе наблюдаются такие функции и способы поведения, которые остаются неизменными при нормальных условиях, но соответствующим образом меняются при возникновении чрезвычайных ситуаций, опасностей или экстраординарных потребностей самого живого существа. Например, в человеческом организме белые кровяные тельца обычно циркулируют, не проявляя какой-либо особой активности. Но если микробы или вредоносные бактерии проникают в какую-то часть тела (например, через рану), то белые тельца окружают инфицированную область и пытаются одолеть агрессора. Это им удается, если враг не обладает подавляющим численным превосходством. Если же исход сражения неясен, специальные органы начинают производить белые кровяные тельца в количестве, достаточном для того, чтобы они могли противостоять опасности. В случае кровотечения организм принимает другие срочные меры. Прежде всего кровеносные сосуды сужаются, тем самым увеличивается относительная функциональная способность оставшейся крови, а также приводится в норму артериальное давление, в результате чего кровообращение может продолжаться. Тканевая жидкость из соединительной и мышечной ткани проникает через стенки капилляров в кровеносную систему. Пациент испытывает сильную жажду, и выпитая вода быстро восстанавливает первоначальный объем плазмы крови. Запасные красные кровяные тельца выходят из органов, где они находились на хранении. Наконец, костный мозг принимается срочно изготавливать клеточные элементы, которые, переходя в кровь, обеспечивают ее нормальную циркуляцию. Способность к регенерации, в большей или меньшей степени присущая всем животным, позволяет вновь сформировать утраченную часть тела. Мы уже говорили о регенерации крови. Наиболее распространенное и примечательное явление регенерации — рубцевание ран, влекущее за собой много изменений в нормальной жизнедеятельности организма. 30 Сломанные кости срастаются при помощи клеток, поступающих из других частей, а также при помощи трансформации клеток. В этой связи знаменитый анатом, нобелевский лауреат Алексис Каррель замечает: «При переломе конечности... край мышцы, прилегающий к сломанной кости, трансформируется в хрящ. Хрящ обволакивает кость еще мягкой массой, соединяющей оба конца в месте перелома. Целостность кости восстанавливается благодаря веществу той же природы, что и она сама. В течение нескольких недель, необходимых для регенерации, наблюдается целый ряд химических, нервных, циркуляторных и структурных явлений, которые взаимопереплетаются друг с другом. Короче, если искусственные механизмы можно сравнить с конвейером, где каждый рабочий механически выполняет одну и ту же работу, то системы жизнеобеспечения живых существ состоят как бы из рабочих, способных к выполнению различных операций и к тому же работающих ради собственного интереса, ибо они участвуют в прибыли и, следовательно, всегда готовы к выполнению чрезвычайных задач или к временной смене специальности, если того требует производство. Не в меньшей степени свидетельствует в пользу биологического финализма способность к замещению. Этим термином мы обозначаем способность организмов, в том числе высших, к восстановлению функции, полностью или частично утраченной, в результате потери или травмы соответствующего органа. Это восстановление осуществляется за счет его замещения другим органом или другими частями пострадавшего органа. Например, после удаления одной почки оставшаяся почка быстро увеличивается в весе и объеме, обеспечивая полное восстановление выделительной функции. То же самое относится к легким, поджелудочной железе и железам внутренней секреции. Выдающийся нейрохирург Пенфилд открыл и описал тот факт, что многие функции мозга, обычно обеспечивающиеся его определенными частями, в случае травмы или утраты последних, осуществляются другими его частями. Опыт доказывает, — пишет Георг Сервос, невропатолог Берлинского университета, — что мозговые локализации на самом деле не носят жесткого характера; также и травмированные участки могут полностью замещаться неповрежденными участками. Физиологическая адаптация представляет собой способность живого °рганизма реагировать на внешние или внутренние факторы, грозящие поколебать или нарушить его равновесие. Так с помощью различных способов и функциональных изменений живое существо адаптируется к хоЛо ДУ, жаре, недостатку кислорода в горах, избытку кислорода, нехватке ^Ды и пищи и т. д. 2-1979 3 1 Организм непрерывно подвергается воздействию множества факторов, способных вызвать серьезные нарушения его функций и даже смерть. Речь идет об инфекционных бактериях, токсических веществах или веществах, чуждых организму. Он защищается путем функциональных изменений и выработки соответствующих веществ. Вспомним о механизме кашля, исторгающего из организма чуждые вещества; об антисептических свойствах содержащегося в слюне лизоцима, о соляной кислоте, входящей в состав желудочного сока. Желчь также оказывает антисептическое действие; если же, несмотря на защитные меры, некоторые бактерии сумеют проникнуть в кишечник и доберутся до печени, они подвергнутся фагоцитозу со стороны клеток Купфера. Мы уже упоминали о защитных функциях крови, осуществляемых посредством лейкоцитов или белых кровяных телец. Организм обладает свойством, пока еще таинственным для нас, — свойством распознавать любую чуждую субстанцию, принадлежащую другим организмам и выработанную ими. Поскольку такая субстанция угрожает целостности организма, он отторгает ее с помощью специально для данного случая производимых веществ, именуемых антителами. Казуалисты и финалисты Мы спрашиваем себя: откуда берет начало эта грандиозная, бесконечная выставка технологии и искусства, какой является природа? Проблема происхождения живых структур очевидным образом влечет за собой другую проблему — проблему конечной цели. Было время, когда жизнь не существовала: сегодня же она существует в почти неисчерпаемом разнообразии форм и функций. В связи с этим встает вопрос: как она возникла? Вслед за Чарльзом Дарвином и современной наукой мы принимаем гипотезу эволюции, то есть полагаем, что конкретные виды животных и растений не являются непосредственным объектом божественного действия, но представляют собой продукт долгого и трудного развития. Что касается способа осуществления эволюции, на этот счет имеется два основных типа теорий. а) Теории целенаправленных законов природы (финалисты). Центральная идея этой группы воззрений состоит в том, что порождение столь упорядоченных и функциональных структур, какими являются живые существа, не может быть приписано чистой случайности, но случаю, направляемому внутренне присущими материи законами, — закона- ми целенаправленными, или благоприятствующими формированию всё более сложных и совершенных структур. Следовательно, суть этих теорий заключается в антиказуализме. Сторонниками такого объяснения являются многие из наиболее выдающихся ученых, работающих в различных областях биологии. Среди них — Альфред Кастлер, лауреат Нобелевской премии 1966 г. в области физики; нобелевский лауреат 1967 г. в области физики Манфред Эйген, О.Х.Шиндевольф, Карл фон Фриш (Нобелевская премия 1973 г. в области медицины), Г.Колози, Гийено, П.П.Грассе, Пивто, П.Леонарди, Урселер и другие. Важно, что речь идет не только о биологах, но и о выдающихся палеонтологах (Шиндевольф, П.Леонарди, Урселер, Цоллер, А.Реман), которые глубоко изучили порядок возникновения живых структур. б) Теории «случайности и отбора» (казуалисты). Эти теории объясняют происхождение жизни и последующую эволюцию следующим образом. Предположим, что чисто случайно образовалась первая простейшая структура, способная к самовоспроизводству. Возможность образования в некоторый момент времени такого организма (простейшего, в сравнении с другими формами жизни, однако, в действительности чрезвычайно сложного) сама по себе крайне мала, однако на Земле, вероятно, продолжительное время существовали условия, в которых такое образование было возможным, и в течение долгого периода этот организм мог формироваться постепенно. Как только такой первичный организм сформировался, дальнейшее умножение и развитие жизни стало неизбежным. Под действием разнообразных случайных факторов от него произошли другие организмы, в которых, по всей вероятности, имели место мутации генов — носителей наследственных признаков. Многие из этих мутаций были неблагоприятными, но некоторые, должно быть, оказывались благоприятными. В таком случае потомство, унаследовавшее благоприятные мутации, в борьбе за жизнь неизбежно одерживало победу над потомством, унаследовавшим неблагоприятные мутации. Так выстраивалась цепь эволюции, в которой последующие звенья оказывались лучше предыдущих. Продолжаясь бесконечно, эволюция порождает организмы множества различных видов, которые все характеризуются высокой жизнеспособностью — в том числе ныне существующие виды. Среди сторонников этой теории, именуемой «синтетической», казуалистской или неодарвинистской, — такие выдающиеся ученые, как Ь.Падоа, Монталенти, Симпсон, Хаксли, Хеберер и самый известный 113 них, нобелевский лауреат 1965 г. в области медицины Жак Моно, авТо Р известнейшей работы «Случайность и необходимость». 33 Манфред Эйген и невероятность чистой случайности Мы называем чистой случайностью совпадение многих причин, которые, соединяясь в своем действии, производят неожиданное следствие, причем ни их совпадение, ни произведенное ими следствие не было результатом предвидения и желания какого-либо разумного существа. Профессор А.Кресси Моррисон, президент Нью-Йоркской академии наук, писал в 1944 г. в книге «Man does not stand alone» («Человек не одинок»): «Мы живем все еще на заре научной эры, и каждое новое знание с большей очевидностью открывает нам создание разумного Творца. Предположим, вы кладете в карман десять монет, номинальной стоимостью от одного до десяти, и хорошенько их перемешиваете. Теперь попытайтесь извлечь их по одной, в порядке от одного до десяти, каждый раз снова кладя в карман извлеченную монету и перемешивая ее с остальными. Математика говорит, что вероятность достать монету с цифрой «1» равна одному к десяти, достать подряд монеты с обозначениями «1» и «2» — один к ста, достать монеты с цифрами «1», «2» и «3» — один к тысяче и т. д. Вероятность извлечения всех монет по порядку, последовательно от одного до десяти, составляет один к десяти миллиардам. Рассуждая аналогично, можно прийти к выводу, что необходимые для существования жизни на Земле условия не могли надлежащим образом сочетаться между собой вследствие одной лишь случайности». Для нашей проблемы чрезвычайно важно отличать чистую случайность от случайности, направляемой физическими законами природы, которые благоприятствуют возникновению и развитию живых структур. Чистая случайность имеет место тогда, когда данное явление несомненно существует, хотя нет никакого природного фактора, благоприятствующего его осуществлению. Пример из области, не связанной с эволюцией: чистая случайность имеет место, когда в казино выпадает тот самый номер, на который сделана ставка, хотя рулетка без изъяна и без подвоха и не имеет тенденции останавливаться против определенных делений. Напротив, направленная случайность имеет место тогда, когда некоторое явление возникает в контексте благоприятствующих его возникновению определенных природных факторов. Вновь обратимся к предыдущему примеру: случайность будет направленной, если рулетка с подвохом как бы «случайно» имеет обыкновение останавливаться против определенных делений. Другой пример: чистая случайность будет иметь место, если мы смешаем в коробке белые и черные шары, и они образуют два поля — белое и черное. Но случайность окажется направленной, если, к примеру, все белые шары будут намагничены. Тогда столкновение шаров между собой 34 сохранило бы случайный характер, но все «удачные» комбинации оказались бы зафиксированными. Согласно неодарвинистской точке зрения, первая, способная к самовоспроизводству, живая молекула возникла вследствие чисто случайного сочетания химических элементов. Нобелевский лауреат Манфред Эйген разъясняет, что эта идея не удовлетворяет физиков по статистическим причинам. Простейший ген Д Н К представляет собой цепочку из 300 аминокислот: 300 позиций, каждая из которых может быть занята четырьмя нуклеотидами. Вероятность образования одной «правильной» молекулы среди мириадов возможных, с точки зрения химии, «ошибочных» комбинаций составляет один к семидесяти двум, за которым следуют 108 (сто восемь) нулей. Поистине «бесконечное» число: если мы наполним Вселенную (чей диаметр составляет 20 миллиардов световых лет) мельчайшими атомами — атомами водорода, причем сжатыми до максимально возможной степени, то общее число атомов будет в 72 раза меньше вышеназванного числа. Следовательно, — продолжает Эйген, — вероятность возникновения жизни в силу чистой случайности практически равна нулю: атомы, необходимые для образования первой молекулы, могли бы находиться на расстоянии миллиардов световых лет друг от друга, и для их встречи не хватило бы срока существования всей Вселенной. Законы чистой случайности Чистая случайность исследовалась современной высшей математикой, и на основании этих исследований были выведены некоторые законы, постоянно используемые в статистических подсчетах. /. Первый закон чистой случайности — нерегулярность. Когда мы подбрасываем в воздух пучок тонких палочек, существует определенная вероятность того, что некоторые из них образуют какуюлибо геометрическую фигуру. Но такая вероятность уменьшается в геометрической прогрессии и становится практически равной нулю по мере увеличения сложности и регулярности искомой фигуры. 2. Чистая случайность антиунитарна. В чистой случайности всегда бросается в глаза абсолютное отсутствие такого уровня, на котором все стороны данного явления подвергались бы координации и унификации, — уровня, совершенно явно обнаруживающегося в произведениях искусства или техники, обязанных своим существованием разумному существу. Здесь прослеживается та же закономерность: чем многочисленнее стороны или части объекта и чем теснее 85 образуемое ими единство, тем меньше вероятность их случайного соединения. Последняя уменьшается в геометрической прогрессии, становясь в конечном счете практически равной нулю. 3. Чистая случайность по необходимости непостоянна. Даже если бы случайность «чудом» породила некоторое сложное целое, части которого объединились стремлением к общей цели, то сразу же вслед за тем та же случайность разрушила бы это целое. Ибо случайность, будучи слепой силой, по самой своей природе абсолютно чужда функции сохранения удачных комбинаций, а тем более их повторения, особенно серийного. 4. Чистая случайность лишена постепенности. Казуалисты признают крайне маловероятным, что за все время существования Вселенной может быть достоверно установлен хотя бы один факт внезапного случайного образования столь упорядоченной структуры, какой является живая клетка. Однако они полагают возможным и вероятным ее медленное и постепенное формирование под действием естественного отбора. Но такое предположение применительно к чистой случайности, вне финалистских законов природы, является неверным. Вероятностные расчеты доказывают, что существует большая вероятность внезапного образования (в силу чистой случайности) целого индустриального комплекса, чем постепенного формирования простых устройств, которые вместо того, чтобы вскоре разрушиться, сохраняются, совершенствуются, порождают все более сложные и эффективные устройства вплоть до того, что в конечном счете образуется индустриальный комплекс. В самом деле, постепенность предполагает серийное повторение чудесных случайностей, все более сложных и при этом следующих одной и той же линии развития. Поэтому можно сформулировать четвертый закон случайности: чистая случайность лишена постепенности. Разумная вера Плака и Эйнштейна Расчеты, подобные опубликованным Манфредом Эйгеном, то есть исключающие случайное образование первой живой клетки, были обнародованы нобелевским лауреатом 1962 г. в области химии Максом Перуцем. Для чисто случайного образования одной единственной белковой молекулы, состоящей, к примеру, из 539 аминокислот, расположенных в строго определенной последовательности, потребовалось бы пространство, значительно превосходящее размеры нашей Вселенной, до отказа наполненное аминокислотами всех двадцати существующих типов, ко- 36 торые непрерывно комбинировались бы между собой в течение многих триллионов лет. Кроме того, чистая случайность означала бы скорое разрушение любой полезной и функциональной комбинации, как это доказал нобелевский лауреат 1967 г. в области медицины Дж. Вальд: «Спонтанный распад гораздо более вероятен и, следовательно, происходит гораздо быстрее, чем спонтанный синтез. Например, последовательное соединение аминокислот, образующее белок, имеет низкую вероятность осуществления; но распад аминокислот гораздо более вероятен и, следовательно, совершается быстрее. Мы находимся в худшей ситуации, нежели Пенелопа, ожидающая возвращения Ушсса. Каждую ночь терпеливая Пенелопа распускала дневную работу. Но в том, что касается аминокислот, одной ночи было бы достаточно для уничтожения работы целого века. Однако одна единственная белковая молекула ничего не дает, — продолжает Вальд. — Белки образуют грандиозную систему, чрезвычайно сложную и бесконечно разнообразную... Именно здесь рождаются проблемы. Недостаточно наличия белков в нужном количестве и правильном соотношении — необходимо, чтобы они к тому же образовали точную систему, комбинируясь должным образом». Профессор Джон Тайлер Боннер, выдающийся биолог из Принстонского университета, изучал планктонные микроорганизмы, в существенных чертах подобные первичным водорослям древних морей. Говоря об этом одноклеточном растении, ученый пишет: «Оно представляет собой картину чрезвычайно сложного химического производства — многочастного, со многими механизмами и стабилизирующим контролем. Оно способно к неопределенно долгому самосохранению; к восстановлению, посредством синтеза, утраченных частей; к росту и, в завершение всего, к построению подобных самому себе устройств. Ясно, что внутри одноклеточного организма нет ни механических приспособлений, ни колесиков. Но зато он содержит огромное количество белковых молекул, в среднем около 200 триллионов. Этот обескураживающий факт так поражает воображение, что всякая попытка исследовать, каким образом работает это единство триллионов белковых молекул, представляется нереальной, не доступной нашему интеллекту». Каждому виду белка присущ свой строжайший порядок в расположении составляющих его элементов. Доктор Фредерик Зангер, нобелевский лауреат 1958 и 1980 гг. в области физики, исследователь инсулина (одного из простейших белков) и цепочки Д Н К , пишет: «Достаточно изменить местоположение одной из 96 аминокислот, чтобы сделать ее (молекулу инсулина) неэффективной: получается другой белок, не имею- 37 щий ничего общего с инсулином и, следовательно, не способный регулировать этот вид метаболизма». Итак, мы увидели, что чистая случайность, не направляемая финалистскими законами природы, не могла бы привести к возникновению даже одной единственной белковой молекулы. Кроме того, мы констатировали с помощью расчетов Макса Перуца, что для этого ей не хватило бы пространства всей Вселенной и миллиардов лет, в течение которых последняя существует. Разве можно утверждать, будто чистая случайность сумела правильно расположить миллионы белковых молекул, необходимых для образования первичной водоросли? Но что такое белковые молекулы, даже самые крупные, в сравнении с цепочкой Д Н К , насчитывающей несколько миллиардов нуклеотидов? Открытие Д Н К в 1954 г., в исследованиях Крика и Уотсона, нанесло тяжкий удар казуалистам. Д Н К , без которой первичная водоросль не была бы способна к самовоспроизводству, — верх чудес природы, а ее казуалистское объяснение — верх абсурда. Как сказал Исаак Зингер, нобелевский лауреат 1978 г. в области литературы: «Некоторые мыслители-материалисты приписывают слепому механизму эволюции больше чудес, невероятных совпадений и изумительных явлений, чем когда-либо приписывали Богу все теологи мира». Философ Этьен Жильсон пишет: «Когда их спрашивают, в силу чего существуют эти организованные существа, казуалисты отвечают: в силу случая. Между тем, даже в бильярде можно сделать случайно один мастерский удар, но когда игрок в бильярд совершает сто мастерских ударов подряд, то приписывать его удачу случайности — значит представлять довольно слабое объяснение». Альберт Эйнштейн, охватывавший мыслью миллиарды лет и миллиарды объектов, утверждал: «Всякий, кто вовлечен в научное исследование, не может не прийти к убеждению, что в том, что мы именуем законами природы, проявляется некий Дух — Дух, который своим размахом превосходит человеческое воображение и перед лицом которого человек, с его скромными возможностями, должен чувствовать свое ничтожество». А великий Макс Планк добавляет: «Несомненный факт, установленный физическим исследованием, заключается в том, что элементарные кирпичики мироздания не хаотично свалены один возле другого в отдельных бессвязных грудах, но все соединены между собой согласно единому плану; или, другими словами, во всех явлениях природы господствует универсальная закономерность, которую мы — по крайней мере, до определенной степени — способны познать». 38 «Таким образом, ничто не мешает нам (а наша интеллектуальная природа, тяготеющая к единому мировосприятию, даже требует этого) отождествить между собой две универсально действующие силы, хотя и исполненные тайны: научное устройство мира и Бога религий». Абдус Салам и красота природы Итак, будем считать абсурдным допущение того, что чистая случайность могла создать первый одноклеточный живой организм, обладающий Д Н К . А как объяснить возникновение сложных органов, в которых все части, при всем их разнообразии, сосуществуют, согласуясь друг с другом и дополняя друг друга? Эволюция без целенаправленных законов природы, движимая исключительно случайными факторами и естественным отбором, не объясняет возникновения функциональных органов. Всякий орган для того, чтобы давать хотя бы минимальное преимущество своему обладателю в борьбе за существование, должен функционировать пусть даже примитивным и рудиментарным образом. Это подразумевает, что все его существенные части должны быть налицо одновременно и занимать правильное положение с самого начала. Вот почему, если у некоторого живого существа случайно, под действием генетической микромутации, возник бы зачаток нового органа, то в силу самой же случайности он бы очень скоро исчез, так как не дал бы своему обладателю даже минимального биологического преимущества над себе подобными. Чистая случайность должна породить все существенные части органа сразу, а это так же невероятно, как и внезапное возникновение под действием землетрясения фабрики, способной функционировать. Но и это еще не все. Не следует забывать и недооценивать блистательную красоту природы, гармонию и эстетические достоинства живых структур. Нельзя сказать, что красота существует лишь в восприятии человека, потому что она очевидно проявляется в соразмерности, гармонии, единстве многообразных частей живых структур, существующих вне нас. Имеется точное соответствие между этой внешней реальностью и нашим внутренним эстетическим чувством. Нельзя сказать и того, что красота совпадает с функциональностью, как это наблюдается в отношении большинства созданных человеком устройств. Должны ли мы предположить, что настоящая, объективная красота создана случаем? Случайность означает беспорядок и хаотичное соединение. Вдобавок изящество, симметричность, гармония форм и цветов не дают обладаю39 щему ими живому существу никакого практического преимущества, которое способствовало бы его выживанию и оправдывало бы передачу этих качеств по наследству. Как утверждает нобелевский лауреат Абдус Салам, в этой реальности природы, в ее красоте мы тоже можем встретить Бога. Наука, способная приблизить нас к более интимному, более глубокому ведению красоты природы, может оказаться настоящим «религиозным опытом», побуждающим к преодолению жесткого разделения реальности на «естественную» и сверхъестественную. Условия, необходимые для возникновения и сохранения жизни на Земле УСЛОВИЯ, необходимые для существования жизни на Земле, сложны и многочисленны. 1. Земля вращается вокруг своей оси со скоростью, составляющей на экваторе 1600 км/ч. Если бы она вращалась со скоростью 160 км/ч, то дни и ночи были бы в десять раз длиннее. Тогда днем пылающее солнце сожгло бы растительность, а долгой ночью всякий уцелевший росток был бы убит холодом. 2. Солнце, источник нашей жизни, имеет на поверхности температуру 5500°С, и Земля достаточно удалена от него, чтобы солнечное тепло согревало нас в должной степени, но не слишком. Если бы солнечное излучение было вполовину меньшим, мы умерли бы от холода, а если бы оно было в полтора раза сильнее, то сожгло бы нас. 3. Наклон земной оси составляет 23,5° к вертикали. Поэтому на Земле существует смена времен года. Если бы такого наклона не было, то испаряемая океанами влага перемещалась бы к Северу и к Югу, а континенты превратились бы в накопители льда. 4. Если бы Луна находилась от нас на расстоянии, скажем, 80000 км вместо того, на котором находится в действительности, то морские приливы дважды в день вызывали бы затопление всех континентов, и даже горы вскоре были бы разрушены эрозией. 5. Если бы атмосферный кислород накапливался в горных породах, то земная кора стала бы толще лишь на три метра, но никакая форма жизни не была бы возможна. 6. Если всю углекислоту и весь кислород растворить в океанах, то уровень воды поднялся бы лишь на метр, но никакая растительная жизнь не могла бы существовать. 40 Живое существо — не механизм Но, помимо всех этих доводов в пользу финализма, есть и еще один довод — самый сильный, — который нам остается рассмотреть. Речь идет о сущностной разнородности материальных структур и инстинктов, технических устройств и ощущений, машин и ума — о сущностной разнородности механизмов и живых существ. Белки, Д Н К , Р Н К и еще в большей степени глаз, ухо, нервная и кровеносная системы, мозг — все это в высшей степени сложные структуры, по степени сложности сравнимые с современными компьютерами, то есть с техническими устройствами. Но в них присутствует еще и совершенно иная по своей сути реальность. Техническое устройство (например, компьютер) может функционировать, может отвечать согласно заданной программе на вопросы человека, но оно не испытывает ощущений или потребностей, неудовольствия или наслаждения; оно не видит, не ставит вопросов, не понимает того, что делает или говорит. Мы все знаем и специалисты подтверждают, что компьютеры никогда не достигают самосознания, не обретают своего сознающего «я», не испытывают чувств. Следовательно, между искусственными аппаратами и живыми существами пролегает пропасть сущностного различия. Даже если бы чистая случайность создала первую снабженную Д Н К клетку, речь все равно шла бы о механизме, а не о Жизни, и тем более не о Жизни, способной породить Сознание. В то время, как в техническом устройстве единство носит внешний характер, потому что совместное действие его частей является, так сказать, вынужденным, то есть навязанным внешней волей, в живых структурах оно ощущается как необходимость ради собственного блага, ибо все их части пронизаны единым объединяющим началом. Поэтому единство живых структур совершенно и носит внутренний характер. Он объясняется жизненным началом, не имеющим частей (именно потому, что это начало объединяет части), но присутствующим целиком во всех частях и в каждой из них в отдельности. По этой причине мы утверждаем, в согласии со всей философской традицией, что живое существо есть нечто гораздо большее, чем механизм. Но отвращение казуалистов ко всякому объяснению, выходящему за пределы естественных причин, столь велико, что они предпочитают думать о случае-волшебнике, вынимающем из большой шляпы эволюции Разноцветные платки, живых кроликов, горящие свечи и хлопающих крыльями голубей — и все это при условии, что никто их в эту шляпу не складывал. 41 Казуалисты придерживаются механистической позиции. Моно пишет: «Великое открытие Нового времени заключается в том, что было дано чисто механистическое объяснение природы». Такая механистическая позиция — логическое следствие казуализма. Ибо, если животное и человек представляют собой продукты чистой случайности, они не могут быть не чем иным, кроме как механизмами. Компьютер не чувствует удовольствия Жизнь — даже в своих низших и примитивных формах, а тем более в том, что касается животных и человека, — есть нечто совсем иное, чем функционирование технического устройства. В живых существах как бы присутствует невидимый руководитель, отдающий приказы, готовый изменить режим работы всех частей или какой-нибудь одной части ради удовлетворения общих потребностей или отражения агрессора. Все это более очевидно у животных, но заметно также и у растений: ведь между растительной и животной жизнью существует прямая преемственность. Даже простейшие живые существа чрезвычайно далеки от самых утонченных приборов, созданных современным человеком в результате многовекового технического прогресса. Жизнь животных еще более далека от функционирования технического устройства. Они способны испытывать удовольствие и неудовольствие, воспринимая таким образом то, что является для них благом или злом. Наконец, чувственное познание предполагает некоторый «внутренний мир», некоторое «я», способное проникать в собственную глубину и самостоятельно судить о происходящем внутри и вовне. Ни один компьютер, имитирующий человеческий разум, даже в минимальной степени не приближается к этой способности души. Мы уже не говорим о рациональном мироосмыслении человека, о его чувствах, идеях, интуициях и открытиях, свободной воле и нравственном выборе. Все крупнейшие философы, мыслители и психологи-спиритуалисты — как древние, так и современные (которых казуалисты, по-видимому, не знают), — сходятся в том, что Дух живет на совершенно ином уровне и обладает совершенно иной природой, чем ощущение и инстинкт, а тем более механическая работа технических устройств. Среди них — Августин, Фома Аквинский, Декарт, Паскаль, Фихте, Кант, Гегель, Шеллинг, Розмини, Блондель, Лейбниц, Спиноза, Бергсон, Кроче, Ясперс, фон Гартман, Марсель, Хайдеггер, Хоркхаймер, Кьеркегор, Маритен, Мунье, Тейяр де Шарден, Юнг, Адлер, Франкл и др. Естественный отбор предполагает наличие целенаправленных законов природы Казуалисты утверждают, что живые структуры образовались благодаря биному «случайность — естественный отбор». Подразумевается, что последний также является частью чистой случайности. Мы, финалисты, согласны в том, что касается бинома, но должны заметить, что естественный отбор предполагает и выражает многие, если не все, законы природы, имеющие целенаправленный характер и ориентированные на все больший функциональный прогресс. Эти законы регулируют «режим работы» живых существ. Другими словами, эволюция осуществляется согласно биному «случайность — антислучайность». Естественный отбор требует, кроме того (и прежде всего!), наличие психического «механизма», состоящего из целенаправленных, определенным образом ориентированных законов природы. Другими словами, он требует наличия нематериальной реальности, превосходящей любое физическое устройство: это Жизнь, с ее стремлениями и инстинктами, направленными к определенной цели. В самом деле, случай смог сконструировать в течение миллиардов лет утонченные приборы (клетки, органы, приспособления, системы, глаза, уши, сердце, лапы, шерсть, органы размножения) только потому, что живые существа, включая самые первые, оказывались перед постоянной необходимостью искать себе пищу, потреблять ее, претворяя в свою собственную субстанцию, бороться с трудностями, приспосабливаться к изменяющимся условиям, отражать агрессию врагов, размножаться, оспаривать благоприятную среду обитания у других претендентов и избегать обстоятельств, могущих стать причиной гибели; другими словами, потому, что эти живые существа испытывали направляющее воздействие постоянных и целенаправленных импульсов воли к жизни. Именно эти законы природы и их тенденция к созданию, в сотрудничестве со случайностью, все более функциональных структур мы, финалисты, именуем биологическим финализмом. Следовательно, необходимо признать, что естественный отбор и случайные генетические микромутации не могли бы функционировать и способствовать повышению уровня организации живых существ, если бы в последних отсутствовал импульс, направленный к определенному пределу . к определенной цели. Такой импульс предполагает наличие Ума, ставящего перед собой цель и желающего ее достигнуть. Можно было бы назвать этот импульс любовью к жизни, волей к жизни, наслаждением и стремлением бороться за сохранение жизни. 43 Движущий принцип всякого случайного или искусственного устройства — принуждение. Напротив, движущий принцип всякого живого существа — влечение. Влечение — это бессознательное стремление к более или менее примитивным формам счастья и любви, к благу; неосознанное стремление к Богу, который есть полнота этих ценностей. Философ Маритен пишет: «Итак, следует сделать вывод о том, что никакое действующее сущее не действовало бы и не стремилось бы к своей конечной цели, если бы не стремилось прежде всего к уже существующему благу. Именно в силу своего стремления к Богу, последней трансцендентной Цели, и в силу любви к Богу, которая во всяком сущем по природе сильнее любви к себе самому, все действующее, что только действует в мире, стремится к своей собственной конечной цели». «Поэтому в конечном счете необходимо прийти к мысли о наличии некоего Ума, поставившего те цели, к которым устремлены все сущие и их естество». Бог не решает, каким листьям опадать В вопросе, который мы рассматриваем, Библия и католическая доктрина принимают две фундаментальные концепции: сотворение Вселенной, живых существ и человека Богом и человеческое познание Бога, в том числе с помощью разума. Обе эти концепции забыты и отброшены, потому что их отрицают ученые-казуалисты; но обе они, как представляется, должны быть с полным правом оставлены в теологической сфере и приняты современным верующим в качестве библейских дериваций, находящих убедительное рациональное подкрепление в аргументах ученых-финалистов. Единственной альтернативной финализму и казуализму теорией был креационизм. Ошибочно придерживаясь буквального толкования Библии, креационизм принимал точку зрения, согласно которой Бог создал все виды живых существ в единичном акте творения без какой-либо эволюции. Такое учение не находит подтверждения ни в науке, ни в Библии, которая выступает как религиозное, а не научное откровение. Кто создал нас: Ум или случай? Креационизм отвечал: Ум. Случай, — утверждает казуализм. Ответ же финализма и современного верующего таков: ни тот, ни другой в отдельности, но совместный труд обоих. Интеллект (типа человеческого) работает путем сборки, стремясь при этом к максимальному исключению случайностей. Поэтому он работает очень быстро. Предположим, он захотел бы образовать нуклеиновую кис- 44 лоту. Для этого он соединил бы между собой макромолекулы. Для создания макромолекул он связал бы более простые молекулы и так далее. Весь процесс, вплоть до деталей, развивается согласно проекту. Точно так же конструктор какого-либо аппарата изготавливает детали и собирает их вместе в точном соответствии с заранее выполненным чертежом и планом. Что же касается природы, было бы антропоморфизмом рассматривать Творение и Провидение как некий проект, предначертанный Богом в отношении всякого единичного события или ситуации. Случай, направляемый финалистскими законами природы, за много миллионов лет время от времени получал, наряду с бесчисленными неудачами, тот или иной фрагмент, полезный для образования функциональной структуры, и этот фрагмент отбирался и сохранялся именно благодаря целенаправленным природным законам. Так же и в отношении управления миром: представляется неточным утверждение, что все происходящее определяется волей Божьей,— в том смысле, что всякое единичное событие запланировано и предрешено Богом. Полкингорн пишет: «Некоторые, как, например, Дональд Маккей, воспринимают слово «случай» только как аббревиатуру понятия «неизвестная причина». На самом деле они полагают, что все происходящее представляет собой развитие некоторого плана, полностью контролируемое Богом. Такая позиция неуязвима, с точки зрения логики, однако, не вполне убедительна. Почему Бог решил спрятать Свою руку за видимостью случайности? Более привлекательно предположение Пикока, который считает, что в рамках божественного плана случай играет позитивную разведывательную роль в реализации потенциальных возможностей». Говорят, что «без воли Божьей и лист не упадет». Однако листья падают случайно. И случайно же происходят несчастья, если только не совершаются по вине людей. Случай есть переплетение естественных событий и, возможно, человеческой воли, которые сходятся вместе и производят недоступное человеческому предвидению следствие. Бог же, напротив, его предвидит и допускает, в большинстве случаев, ввиду конечного блага всех людей доброй воли. Бог не планирует и не предрешает войны и прочие неправедные действия людей. Более того, он вложил в наше сознание противящийся им финалистский закон — нравственный закон — и даровал человеку способность владеть своими инстинктивными страстями. Всякий раз, когда законы природы наносят ущерб отдельному челочку, вступают в действие другие финалистские законы, запечатленные Ьогом в человеческом духе: стремление и способность находить пути пре°Доления бедствий, стремление искать возмещения утраченных матери45 альных благ в благах духовных, превышающих первые; стремление справедливых людей прийти на помощь несчастному. Тот, кто с верой принимает свой земную судьбу и события своей жизни, умеет соглашаться с волей Божьей. Ибо, даже если такие события происходят — по собственному выбору, по воле других людей или по воле случая, — воля Божья состоит в том, чтобы человек их претерпел и использовал, с помощью Благодати, для достижения главной цели человеческой жизни. Библия учит, что Сам Бог духовно поддерживает человека и дает ему внутреннюю силу соразмерно тяжести испытания, помогая человеку довериться Богу и извлечь из страдания пользу для духовного развития. А это развитие приведет человека к гораздо более глубокой и продолжительной радости, нежели та, которую он мог бы испытать на этом преходящем этапе своей жизни. Наша позиция — средняя между позициями Маккея и Пикока и имеет, на основе Евангелия, наибольшее число последователей среди теологов. Как правило, Бог предоставляет действовать естественным причинам. Но, когда речь идет о событиях, имеющих решающее значение для духовной жизни данного человека, Он вмешивается и придает им определенное направление — порой мучительное, но всегда нацеленное на конечное благо этого человека и всех справедливых людей. Можно говорить о случайности, направляемой рукою Божьей. Но об этом мы поговорим в другом месте. Случайность сама по себе привела бы нас к хаосу. Но, направляемая Богом, она приводит нас к Дому. Дорогой Дарвин, случай — это еще не все! Случайность и творение не исключают друг друга. Один пример может проиллюстрировать нашу мысль. Предположим, что на окраине города только что выстроен жилой квартал; однако в нем еще нет магазинов. Если районные власти прикажут конкретным горожанам открыть торговые точки в определенных местах, в определенное время и с определенным набором товаров, такие торговые точки вскоре появятся в соответствии с данными конкретными указаниями. В таком случае будет иметь место нечто аналогичное креационизму. Теперь предположим, что никто не дает соответствующих указаний (магазины должны возникнуть случайно), и в то же время не существует экономической заинтересованности в их открытии (отсутствуют целенаправленные законы природы). В таком случае, возможно, магазины не откроются никогда, и жителям придется ходить за покупками в соседние кварталы. Здесь имелось бы некоторое сходство с казуализмом. Наконец, представим себе, что муниципалитет не давал конкретных указаний на сей счет, хорошо зная о наличии торговых интересов. Через несколько месяцев в этом квартале уже существовали бы магазины, торгующие всеми видами товаров первой необходимости, а некоторые также и предметами роскоши. Коммерческие интересы подобны целенаправленным природным законам и естественному отбору, потому что здесь тоже имеет место потребность жить, желание жить лучше, поиск путей к лучшей жизни и выживание сильнейшего. Таков финализм. Как полагает английский биофизик Пикок, — и не он один, — Бог, будто бы нарочно, решил использовать случай в качестве способа актуализации заключенных в творении потенциальных возможностей. «Гигантская лотерея космоса используется для того, чтобы из огромного числа возможностей случай выбрал те, которые жизнеспособны и в то же время выражают божественное намерение». Случай, ставший чернорабочим Финалисты утверждают, что эволюция подталкивалась вперед генетическими мутациями (по-видимому, случайными) и направлялась естественным отбором (который, напротив, основан на финалистских законах). Но последние научные открытия, кажется, идут еще дальше и оказываются более финалистскими, чем сам финализм. Даже генетические мутации не всегда случайны: в некоторых случаях они, возможно, направляются законами, нацеленными на адаптацию живого организма к неблагоприятным изменениям среды. «Новые открытия эволюционной биологии, — пишет Лодовико Галлени, профессор Пизанского университета, — быстро ведут к кризису некоторых гипотез, необходимых, с точки зрения дарвинисткой интерпретации эволюционных явлений». В соответствии с потребностями живого существа, Для его адаптации к новой среде осуществляются перемещения «транспозонов» (сегментов ДНК, открытых в 40-е годы нобелевским лауреатом 1983 г. американкой Барбарой Мак-Клинток) из одной части генома в другую, чем вызываются полезные морфологические и функциональные изменения органов данного существа. Другой вариант: осуществляется, согласно потребн ости, производство «экстракопий» определенного гена. «Оказавшись в стрессовой ситуации, — продолжает Галлени, — организм отвечает на нее Увеличением в несколько сотен раз числа генов, ответственных за производство энзима, который способствует преодолению стресса... Все это наводит на мысль о наличии механизма целенаправленного ответа». 47 «Новейшие открытия эволюционной биологии в последние годы, — заключает пизанский ученый, — выявляют поразительные и непредвиденные эволюционные возможности генома, которые обнаруживают тенденцию к непрерывному уменьшению роли случайности в эволюционистских гипотезах. Эволюция генома следует точным законам, которые, по-видимому, представляют собой одну из сил, задающих направление эволюции». В этой новой перспективе случай, который вначале был главным инженером, а затем вторым помощником, теперь оказался сведенным до роли чернорабочего без определенной специальности. Немецкий биофизик и нобелевский лауреат Манфред Эйген в своей книге «Игра» формулирует тезис, ныне широко разделяемый многими биологами и противостоящий чистой случайности Моно. Уже подзаголовок носит программный характер: «Законы природы направляют случайность». Или, как пишет сам Эйген в предисловии к немецкому изданию книги Моно: «Как индивидуальная форма обязана своим возникновением случаю, так процесс отбора и эволюции есть неизбежная необходимость. Не более, но и не менее. Не только случай». Венский биолог Руперт Ридл пишет: «Бог, ограничивающийся игрой в кости, был бы игроком; ни одно из Его творений не имело бы смысла. Эйнштейна тоже смущал этот факт. Но Бог, никогда не играющий в кости, создал бы машину, и ни одно из Его творений не было бы свободным. «Значит, Бог играет в кости? — спрашивает себя Манфред Эйген. — Несомненно. Но Он следует правилам Своей игры». В итоге, — как сказал в 1987 г. в Милане тот же Эйген, — приходиться распроститься с представлением о том, что жизнь появилась в неодушевленном мире как дочь-сирота случайности и что из меньшего, то есть хаотической материи, родилось большее — красота, разум и любовь. Напротив, жизнь возникла, повинуясь строгости и блеску математического расчета; эволюция — это музыка, идущая «крещендо» от свободы к сложности, от первого «соло» первичной бактерии к заключительному симфоническому оркестру человека. То же самое заявил в августе того же года Карло Руббиа, Нобелевский лауреат 1986 г. в области физики: «Перед лицом гармонии и рациональности физических и биологических законов невозможно не признать существование организующего Разума». «Эпоха позитивизма, — заключает Барбьеллини Амидеи, — обладала единым, но ограничительным видением реальности: есть только материя, все мы и все вещи — это только материя. Следуя иными путями, можно прийти тоже к единой, но не ограничительной точке зрения. Можно выйти за пределы навязчивых идей материализма. Можно прийти к реализму современной науки, а также к реализму религий, состоящему из слов, обрядов, молитвы». 48 Витализация материи В субатомных элементах и в атомах современная наука открывает особое влечение — «потребность» в том, чтобы соединяться в определенные молекулы, а затем в определенные макромолекулы, именуемые органическими, потому что они образуют ткани живых тел. Физика движется постоянными импульсами, ориентированными на биологию. Случайность организует бесчисленные встречи атомов и молекул, из которых подавляющее большинство оказывается бесполезным, но варианты, которым благоприятствует это целенаправленное стремление, рождают в конечном итоге первое одноклеточное живое существо. В этом материя достигает первой степени сложности в единстве, ибо миллионы белковых молекул и многочисленные части клетки сотрудничают ради единой цели — жизни этой клетки. Всеми последующими действиями живого существа движет потребность: потребность в сохранении единства и работоспособности всех частей, в питании определенными веществами и их трансформации с целью восстановления истраченной энергии; потребность в определенном количестве тепла; инстинкт самосохранения; оборонительный инстинкт; стремление приспособиться к изменению внешних условий, стремление к восстановлению и восполнению временно нарушенных функций, потребность в самовоспроизводстве. Все это — естественные и врожденные стремления, без которых не может функционировать естественный отбор. Организация живого существа Чтобы иметь возможность лучше удовлетворять свою потребность в выживании и размножении, живое существо наделено тенденцией к использованию в борьбе за существование некоторых случайно происходящих генетических микромутаций и к передаче их по наследству. Такая тенденция не способна впервые сформировать особый член или орган (для этого потребовалось бы одновременное возникновение тысяч генетических мутаций, причем в правильной последовательности). Но она полезна Для совершенствования уже работающих — пусть даже примитивно — органов и членов. «Рог имеет ценность, с точки зрения естественного отбора, когда он хорошо развит, но благоприятствует ли отбор его росту, когда он едва намечается?.. Такие, достаточно многочисленные, примеры почти стандартны в аргументации в пользу существования некоторого внутренне присущего ортогенезу фактора, независимого от отбора» (Симпсон). 49 Отсюда следует, что первичное формирование органов — это не порождение медленной эволюции, но плод внезапных макромутаций. Это новый довод против каэуализма, основанный на внезапном возникновении самих органов. Таково мнение многих замечательных палеонтологов, замечающих, что эволюционные изменения регистрируются только в пределах каждого зоологического семейства, в то время как все высшие классификационные ступени (типы, классы, отряды) возникают внезапно: в докембрийском периоде (около 600 миллионов лет назад) возникли все беспозвоночные, в ордовикском периоде (480 миллионов лет назад) — первые рыбы, в триасском периоде (190 миллионов лет назад) — первые млекопитающие. У них есть предшествующие ископаемые формы, к которым они восходят. Организованное и состоящее из многих органов живое существо достигает более высокой степени сложности в единстве по сравнению с одноклеточными: все части данного органа и все органы работают совместно на благо всего организма в целом. Итог предшествующего рассмотрения Согласно аргументации Тейяра де Шардена, Бог есть не только причина мира, а также потребностей и стремлений, движущих гигантский механизм эволюции, но прежде всего конечная цель, на которую направлены эти потребности и стремления. Поэтому эволюция подобна поезду, идущему по известной нам территории с остановками на многочисленных станциях, которые мы можем видеть. Мы не видели станции отправления, но, поскольку нам известны промежуточные станции, разум делает вывод о наличии самой первой из них. Таков ход рассуждения, приводящий к Богу как причине финализма и эволюции. Оставив позади известную территорию, поезд уходит за горизонт, но, хотя мы не видим конечной станции, к которой он направляется, мы обязаны считать, что она существует. Таково рассуждение, приводящее к Богу как конечной цели наиболее высоких потребностей и естественных стремлений человеческого духа. В заключение скажем, что, если изложенные факты и размышления не составляют научных доказательств в строгом смысле и, следовательно, не могут обеспечить математическую точность выводов, потому что Бог не есть объект чувственного опыта и поэтому не поддается верификации посредством чувств, они, тем не менее, могут рассматриваться, с нашей точки зрения, как убедительные указания, доставляющие моральную уверенность, которая является основой разумной веры. Вслед за ней 50 может прийти духовный опыт Бога, который укрепляет уверенность, пусть даже не достигая совершенного видения. Именно это утверждает, наряду с другими, Андрей Сахаров — физик с мировым именем, нобелевский лауреат 1975 г., так много сделавший для того, чтобы свет разума засиял во мраке ночи тоталитаризма и так дорого заплативший за свое мужество: «Я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без некоего начала, придающего им смысл, без некоего источника духовного „тепла", стоящего за материей и ее законами. Думаю, что это чувство можно определить как религиозное»... Признает ли наука, что мир имеет начало? Американский астроном Эдвин Поувелл Хабл (1889—1953) обнаружил, что галактики удаляются друг от друга со скоростью, пропорциональной их расстоянию от нас, и сформулировал теорию расширяющейся Вселенной, согласно которой Вселенная расширяется под воздействием импульса, полученного в результате имманентного начального взрыва (Big Bang — Большой взрыв), произошедшего около 15 миллиардов лет назад. Сегодня предполагается, что это произошло на несколько миллиардов лет раньше. Тем не менее, в международном сообществе ученых теория Большого взрыва считается наиболее удовлетворительной гипотезой возникновения Вселенной, хотя и не следует рассматривать ее как осовремененную версию повествования о Творении. К тому же не все ученые ее разделяют: некоторые астрономы подвергают сомнению не факт начального взрыва и не период в 15 миллиардов лет, но теории, касающиеся состояния материи до взрыва. Но, как бы то ни было, все согласны с тем, что 15 миллиардов лет назад во Вселенной не могло существовать никаких форм биологической жизни. Возникновение жизни относится ко времени около 5 миллиардов лет назад, и с тех пор жизнь существует как эволюционный процесс, не допускающий возвращений и обратного развития. Далее, во всех звездах «водород превращается в гелий и другие элементы, и этот процесс необратим, потому что водород не может быть получен в достаточном количестве в результате распада других элементов». Поэтому если бы Вселенная существовала всегда, водород бы уже н е существовал. Наконец, закон сохранения энергии имеет в виду общее количество энергии в мире во всех ее формах: механической, химической, электри51 ческой, тепловой и т. д. Между тем, среди этих форм энергии имеется одна — а именно, тепловая энергия, — которая именуется деградирующей, потому что она не способна целиком превращаться в другую форму энергии (закон энтропии). «Отсюда мы можем сделать вывод, что [Вселенная] должна была иметь начало. В самом деле: в противном случае, если бы Вселенная существовала извечно, ее энергия тоже находилась бы в процессе превращения извечно. Если бы это было так, то уже вся энергия [мира] должна была бы превратиться в тепловую энергию. Тогда температура Вселенной была бы одинаково равна в каждой ее точке, и никакие процессы не были бы возможны». Отсюда следует, что материя или, по крайней мере, ее современный процесс эволюции, не вечны и потому требуют наличия некоей творческой силы для своего возникновения. Научное знание и вера: после развода — примирение «Мир представляется построенным и организованным с невообразимой точностью, исходя из некой великой константы. Речь идет о неизменных правилах, рассчитанных, однако, так, что невозможно определить основания, по которым природа предпочла выбрать именно эту, а не иную величину. Значит, мы должны предположить, что во всех случаях, когда были бы отмечены цифры, отличные от цифр «математического чуда», на котором основана наша действительность, мир представлял бы черты абсолютного хаоса: неупорядоченный танец атомов, соединяющихся и рассыпающихся в то же мгновение, чтобы сразу возобновить свое бессмысленное кружение. А поскольку космос предстает в виде упорядоченности, этот переход в свою очередь ведет нас к существованию причины и цели, лежащих вне его». «Поскольку математическое решение не способно объяснить единство человека, я вынужден приписывать единство моего Я, или Души, сверхъестественному духовному творению. Объяснение в терминах теологии могло бы быть следующим: всякая Душа есть новое божественное творение, приданное зародышу в процессе эмбрионального развития, в некий момент времени между оплодотворением и рождением. В единой индивидуальности, несомненно, присутствует внутреннее ядро, нуждающееся в «божественном творении». Я считаю, что нет никакого другого удовлетворительного объяснения: ни генетическое единство — с его невозможной лотереей, ни изменения среды не определяют единства каждого человека, но лишь модифицируют его. Этот вывод обладает неоценимой теологической важностью. Он значительно укрепляет нашу веру в человеческую Душу и ее чудесное возникновение в результате божественного творения. Мы должны признать существование не только Трансцендентного Бога, Творца Вселенной, — Бога, в которого верил Эйнштейн, — но также Бога, которому мы обязаны нашим собственным существованием». 4. Глубинное доверие Если Бог существует, почему происходят несчастья? В том видении мира, которое предлагает Тейяр де Шарден, материя и дух, наука и вера, мир и Бог оказываются объединенными и приведенными в гармонию друг с другом: все едино, все объяснено в существенном согласии с христианской верой и с современной наукой. Сила Тейяра — в его интегрирующей способности: он не оставляет в стороне ни один элемент, но сочетает их все в динамичном и едином взгляде на мир. В этой перспективе возникает возможность ответить на многие возражения, на первый взгляд, противоречащие вере. Почему есть дети, которые рождаются с уродствами или умственной неполноценностью и прочими ужасами в том же роде? Почему этот мир является неразрешимым сплетением чудес и кошмаров, гармонии и воплей, порядка и хаоса? На эти вопросы почти невозможно ответить, если думать, что мир был сразу сотворен в законченном виде и что каждое единичное событие предрешено волей Божьей. Именно такого Бога отрицают атеисты: невидимого «кукловода», дергающего за все нити природы и личной судьбы каждого из нас. Успех посылается Богом, и несчастье тоже от Бога. «Без воли Божьей и лист не упадет». «Бог, заставляющий отрицать детей»... Однако на эти вопросы можно дать ответ, если допустить, что отдельные события решаются случаем, а Бог предопределяет лишь конечную цель для каждого из нас. В представленной нами перспективе эволюции действие Бога, как правило, совершается не посредством конкретных решений относительно конкретных событий природы, а тем более, человеческой истории, но осуществляется внутри вещей и живых существ через действие естественных законов, врожденных стремлений и желаний, оставляя место случайности и свободному человеческому выбору. Естественные стремления и акты bora, действующие в порядке убеждения внутри человеческого духа, имеют в1 виду достижение конечной гармонии и счастья в конце биологической и 53 исторической эволюции и в конце духовной эволюции каждой человеческой личности. Всякий эволюционный процесс подлежит оценке, которая основана на его конечном результате, а не на промежуточных этапах. Мир же в целом никогда не достигал завершенности. Случайность, а также человеческие цели и намерения сотрудничают с божественным финализмом, потому что подвергаются коррекции со стороны целенаправленных законов и внутренних озарений, определяющих выбор в пользу конкретного типа решений. Если смотреть под этим углом зрения, характерным для многих современных мыслителей, наличие зла в мире не опровергает существования мудрого и доброго Бога, но лишь антропоморфное представление о мудром и добром Боге: эта проблема, оставаясь трудной и спорной, прежде всего с эмоциональной точки зрения страдающего в данный момент человека, тем не менее, несет в себе возможности разрешения, которое не является категорически противоречащим вере. Естественные несчастливые события приходят подобно солнцу или дождю, затрагивая как праведных, так и нечестивых: для первых они становятся, с Божьей помощью, очищающим и продвигающим вперед импульсом, в то время как для вторых являются, так сказать, целительным наказанием, ибо, будучи приняты со смирением, ведут к покаянию. К р ы л ь я бабочки формируются в куколке Из представленной нами теории финализма, сотрудничающего со случайностью, следует и другой важный вывод. Фейербах, Фрейд и прочие неверующие думали, что могут объяснить веру в Бога потребностями человека. На это мы можем ответить, что технологические и эстетические достоинства природы являются ощутимыми фактами и аргументами в пользу существования Бога (причем не единственными!), независимыми от какой бы то ни было религиозной потребности. Но, даже ограничиваясь этой потребностью, заметим, что она оказывается врожденным и естественным стремлением, к тому же высшим по сравнению со всеми остальными. Поэтому она некоторым образом является еще одним объективным доводом в пользу существования Бога. Врожденность и естественность религиозной потребности доказывается тем фактом, что религии присутствуют во все исторические эпохи и во всех регионах мира. А ее превосходство становится очевидным из сопоставления с другими потребностями: в выживании, пище, раз- множении, более обеспеченной жизни, дружбе, любви, справедливости, истине, свободе. Витторио Маркоцци пишет: «Естественная тенденция есть не что иное, как стремление, порыв к некоей цели. Но может ли существовать порыв, сущность которого состоит именно в стремлении к чему-либо, если это нечто не существует? Если бы объект стремления не существовал, не сформировалось бы и само стремление». «Таким образом, тщетное естественное стремление немыслимо... Бабочки обретают инстинкт полета во время своего заключения в оболочке куколки, но этот инстинкт в них формируется не напрасно... Зародыш развивается в темном пространстве материнского лона и обретает органы, которые только после рождения найдут объекты своих устремлений... Перелетные птицы, повинуясь инстинкту... отправляются в неизведанный путь, приводящий их точно к предощущаемой цели». «Все естественные стремления имеют свой объект, все инстинкты — свою цель. Человек обладает естественным стремлением к непреходящей жизни и неистребимым инстинктом счастья». С другой стороны, эти стремления не находят адекватного объекта в жизни. Если мы не хотим впасть в абсурд, предполагая, будто лишь человек обладает напрасными стремлениями в противоположность всем прочим живым существам, то необходимо заключить, что такие стремления имеют адекватный объект в Боге и в совершенном любовном общении с Ним, которое достигает полноты по ту сторону земной жизни. Бог не может застраховать от несчастий Теория направляемой финалистскими законами случайности объясняет данные науки в гармонии с представлением о существовании Бога. Но объясняет ли она так же хорошо данные Евангелия о Богоотцовстве? Быть может, у некоторых читателей сложилось впечатление, будто вышеизложенная теория почти целиком препоручает управление миром в руки случая. Но тогда возникает вопрос: какова же роль Провидения? Имеет ли молитва какуюнибудь ценность для нашего освобождения от несчастий? Заботится ли Бог о каждом из нас, если смотреть на Него в такой перспективе? Мы ответим, что данная теория действительно противоречит наивному пониманию религии как системы общего страхования от любого рода несчастных случаев, но, с нашей точки зрения, находится в полном согласии с Учением Евангелия и той интерпретацией, которую дает ему Церковь. Во-первых, Бог заботится о каждом из нас через посредство естественных законов, то есть стремлений и способностей, которые Он в нас 55 вложил. Случайность — это непредуготовленное пересечение событий, порожденных естественными законами, но Бог предвидит их развитие в отношении каждого человека и наделяет его силами и способностями для преодоления любых ситуаций. Во-вторых, Бог не оставляет ни одного творения своей помощью, внушая ему добрые мысли, чувства и желания. Согласно учению Евангелия, молитва прежде всего и главным образом служит обретению Царства Божьего внутри нас, то есть внутреннему изменению, развитию наших способностей, нашему духовному росту, позволяющему извлекать моральную пользу из всего, что с нами происходит. Вместо Провидения-няньки, охраняющей своих подопечных в яслях с кондиционированным воздухом, мы имеем Провидение — школу выживания, которая снабжает своих учеников всеми необходимыми средствами и отправляет их навстречу приключениям в трудный и славный путь, чтобы они отчасти могли создать себя сами. В некоторых случаях не исключается божественное вмешательство через посредство редко проявляющихся естественных законов и природных явлений, порождаемых паранормальными способностями нашего духа — как, например, исцеление по вере. Не исключено, однако, и подлинное чудо, то есть прямое вмешательство Бога в действие естественного закона с целью явить Себя и поддержать нашу веру. Некоторые современные люди согласны признать существование Бога, но при условии, что Он не проявляет Себя, как говорит Андре Фроссар. Они скорее поверили бы в зеленых человечков с Н Л О , чем в Бога, проявляющего Себя в законах природы и в чудесах. Но Евангелие повествует о чудесах как о знаках, удостоверяющих веру, которые будут сопровождать верующих, словно верительные грамоты для тех, кто не верит. И Церковь со всей осторожностью и умеренностью допускает возможность чудес даже в нашем сегодняшнем мире. В июле 1989 г. Епископом Катании и Международной медицинской комиссией было официально признано шестьдесят пятое чудо в Лурде. Но главное назначение чуда, по-видимому, состоит в том, чтобы служить знаком. Для облегчения страданий отдельного человека более обычна внутренняя поддержка через молитву и внешняя помощь через милосердие других людей. Итак, в научной перспективе случайности, финализма и естественных законов Провидение и забота Божья о каждом отдельном творении остаются центральными для верующего, но осуществляются, в первую очередь, внутри человеческого духа. Человек получил от природы и получает от благодати способности, достаточные для подчинения зла и преодоления трудностей жизни. Законы природы обыкновенно выпол56 няются: такова необходимость. Верующий знает по опыту, что, когда Бог принимает нас в Своей бесконечной доброте и прозрачности и дает нам предощутить начало того мира, в котором все растворяется в любви, тогда трагедия превращается в драму, бедствие — в укрепляющее испытание, а несчастье — в счастье благодати. Изобретатель создает осмысленные вещи Выбор между биологическим казуализмом и финализмом связан с более широким и глобальным выбором — между бессмысленностью и смыслом человеческой жизни, между недоверием и глубинным доверием. Что мы подразумеваем под словами «смысл жизни»? Высказывание имеет смысл, когда логически выражает некоторую истину. Машина имеет смысл, если удовлетворяет определенную потребность, если экономит время и силы и не требует при этом затрат, превышающих полученную экономию. Предприятие имеет смысл, если затраченный труд и жертвы пропорциональны ожидаемому результату. Человеческая жизнь имеет смысл, если все врожденные потребности человека могут быть удовлетворены всеми остальными людьми, особенно самые глубокие потребности, и если жертва некоторыми из этих потребностей возмещается удовлетворением других, которые мы признаем более важными и высокими. Глубочайшая врожденная потребность человека, свойственная исключительно ему и отличающая его от животных, — это стремление к лучшему, к совершенству. Совершенству технологии, но прежде всего — к совершенству истины, справедливости и Любви. Эта потребность так сильна, что сделала возможной необычайную эволюцию человека, его все большее превосходство над прочими живыми существами, возникновение и развитие цивилизации, человеческую веру в науку, искусство, семью, социальную справедливость и свободу. Эта потребность находит наивысшее выражение в подлинной религиозной вере: она происходит из глубинной убежденности в том, что человеческая жизнь имеет смысл, то есть что естественной потребности и стремлению всякого человеческого существа к совершенной справедливости и любви, к универсальной истине и красоте, к прочному миру и радости соответствует некоторая Реальность. И эта Реальность доступна всем людям доброй воли, а не только отдельным счастливцам. Существует связь между биологическим финализмом и смыслом человеческой жизни. В самом деле, наше существование или имеет, или не имеет значения в зависимости от той сущности, которая нас произвела. 57 Если мы дети слепых сил, наподобие физико-химических, то настоящего смысла в нашей жизни быть не может: иррациональная сила очевидно не способна создать вещи, имеющие смысл. Но если, напротив, существует некий великий изобретатель-художник, то ситуация меняется радикальным образом. Тогда имеется возможность — более того, вероятность, — что наша сущность духовно гармонична, что между владеющей нашим духом потребностью в бесконечном и реальной возможностью ее удовлетворения существует соответствие. Разумное сущее не сотворило бы нас без причины и не выпустило бы в мир беззащитными — то сущее, которое вложило в нас жажду справедливости и любви и дало нам соответствующие средства для достижения нашей высшей цели. Тогда логично думать, что, хотя отдельные индивиды подвержены случайностям и превратностям судьбы, божественный Ум вложил в нас целенаправленные силы, позволяющие преодолевать несчастья и извлекать из них пользу ради достижения некоторого осмысленного результата. Если природа имеет финалистскую направленность, то можно сделать вывод, что и человеческая жизнь должна иметь смысл. И наоборот: если человек ощущает и интуитивно воспринимает через свой физический и духовный опыт, что, несмотря на все страдания, человеческая жизнь должна иметь смысл, то он склонен признать убедительными доводы в пользу биологического финализма. Два поезда, идущие в противоположных направлениях: глубинное доверие или недоверие? ЕСЛИ, как мы видели, все в природе живых существ движимо некоей целесообразностью, то это верно и в отношении человеческой жизни. И если высшее врожденное стремление человека заключается, как может убедиться каждый, в достижении совершенной и неизменной Справедливости, Истины и Любви, то отсюда следует, что при выполнении «инструкций» все человеческие существа смогут одолеть путь, приводящий в конце концов к полному и окончательному удовлетворению всех своих потребностей и стремлений, включая наивысшее — стремление к полноте Счастья. К этим «наивным и утопическим» выводам можно прийти двумя путями: первый путь, более рационалистический и более близкий к данным науки, путь финализма; второй, более интуитивный и связанный с размышлениями о нашей жизни и жизни других, путь глубинного доверия. Выбор между глубинным доверием или недоверием можно сравнить с ситуацией на многолюдном вокзале, где все пассажиры должны выбрать 58 какой-то определенный поезд. В их распоряжении лишь две железнодорожные колеи, по которым ежечасно отправляются поезда в противоположных направлениях и доставляют пассажиров в области, во всем диаметрально противоположные друг другу. Многие люди не решаются сделать выбор и ожидают в надежде, не появится ли какой-нибудь третий, промежуточный, вариант — менее радикальный по своим последствиям; но затем, убедившись, что такового не предвидится, они должны выбрать один из двух поездов. Первый поезд полон людей, спокойных и доверчивых. Но он очень не удобен, с жесткими сиденьями или вовсе без сидений. Он идет по «наивным и утопическим» территориям, таким, как верная любовь между мужчиной и женщиной, семья, нравственное воспитание детей, честность и порядочность в коррумпированном мире, усердие в труде, социальная справедливость, свобода для всех, наука и техника в гармонии с нравственностью и верой. Далее этот поезд пересекает еще более «ирреальные и химерические» области: «Возврат к Золотому веку», «Приближение к утерянному раю», «Новое человечество», «Созерцательная молитва», «Целомудрие», «Отказ от материальных благ», «Долг милосердия». Некоторые из этих областей достижимы лишь воздушным путем. Конечная точка прибытия именуется: «Страна осуществившихся Идеалов: Бог». Второй поезд снабжен всеми технологическими удобствами и способен удовлетворить любые желания, по крайней мере, в начале. Он наполнен очень прагматическими и реалистическими людьми, знающими, «что такое жизнь и на чём стоит мир». Сначала этот поезд идет по таким территориям, как бизнес, законы рынка, сексуальные потребности, религиозное безразличие, нравственный релятивизм, свободная любовь, чистая наука, реализм, преодоление добра и зла, преодоление истинного и ложного. Затем путь продолжается самолетом через области «десакрализации ложных идеалов», скептицизма, цинизма, нигилизма. Точка прибытия именуется: «Город инстинктов и чистой технологии: Ад». Смотри на бублик, а не только на дырку Странным образом «утописты», верящие в идеалы, стоят на стороне реальности, в то время как «реалисты», верящие только в физику, выступают против действительного положения вещей. Философ Петер Вуст первым проанализировал фундаментальную альтернативу: выбор между «изначальным доверием или недоверием». По причине тесной связи между глубинным доверием и нравственными 59 идеалами он видит в доверии предрасположенность воли к истине и добру, в то время как недоверие отождествляет с ослеплением, в большей или меньшей степени вызванным эгоизмом и злой волей. Вместе с Хансом Кюнгом мы воздерживаемся от столь безоговорочного разделения людей на агнцев и козлищ и от того, чтобы всегда и автоматически считать недоверие виной. Однако мы согласны с тем, что есть люди, акцентирующие теоретические трудности веры, чтобы избежать практических трудностей, связанных с жизнью в вере, и подвергающие сомнению ее плоды, потому что для того, чтобы их собрать, нужно взобраться слишком высоко. Тему глубинного доверия подхватил и развил Ханс Кюнг, который анализирует фундаментальный выбор следующим образом. «В состоянии глубинного недоверия человек говорит фундаментальное нет проблематичной реальности — своей собственной и мира, — хотя он и не способен последовательно выдержать его на практике. Этим нет он замыкается перед лицом реальности: такая глубинная негативная позиция равнозначна упорству, с каким нигилизм подчеркивает ничтожество реальности и бездну сомнения во всяком человеческом опыте и действии». «Сам по себе человек не склонен говорить нет: в нем есть нечто, что противится фундаментальному негативному решению», отрицающему смысл жизни и возможность удовлетворения человеческих стремлений к истине, свободе и справедливости... «Тем не менее, человек свободен, в том числе свободен сказать нет. Соблазн скептицизма и нигилизма реален и серьезен. Фактически он... коренится в тотальной проблематичности самой действительности», где зло всегда смешано с добром, а иногда даже преобладает, так что делаются попытки подчеркнуть первое и отрицать веру в победу второго. Нет не может быть последовательно выдержано на практике. Конечно, можно сказать, что все абсурдно, и разумны только отдельные шаги. Но проявлять доверие в отдельном случае — это непоследовательность для того, кто недоверчив в принципе. Как может быть разумным единичный шаг, если весь путь абсурден?.. Кто выбирает, по образу нигилизма, Ничто, тот на практике постоянно должен брать взаймы у бытия... Даже самый недоверчивый человек должен непрестанно верить в некий след искренности и порядочности в других людях, в некую осмысленность своих действий и своей жизни». В противном случае ему остается лишь самоубийство. «Напротив, в глубинном доверии человек говорит фундаментальное да проблематичной реальности — своей и мира, — которое может быть последовательно выдержано на практике; да, в котором он открывается навстречу реальности. Эта глубинная позитивная позиция означает под- 60 спудную антинигилистическую уверенность во всяком человеческом опыте и действии, несмотря на постоянную угрозу проблематичности». «Сам по себе человек склонен к да: ему безразлично такое решение. Встав по ту сторону хаоса и космоса, абсурдности и осмысленности, ценности и ничтожности, бытия и небытия, я обнаруживаю свою предопределенность: я хотел бы, исходя из своей природы, видеть, понимать, стремиться, добиваться успеха, быть счастливым...» «Поэтому, не впадая в дешевый оптимизм, я говорю глубинное да этой проблематичной реальности». Да может быть последовательно выдержано на практике: в то время как нет, сказанное реальности, сталкивается со все большими противоречиями, да позволяет жить среди любых несчастий. Недоверие к единичному случаю способно прекрасно уживаться с глубинным доверием к глобальной реальности... Разумеется, глубинное доверие не может не сталкиваться постоянно с трудностями и сомнениями, не может не подвергаться опасности уныния и разочарования, но все эти вещи одолимы при условии постоянной веры в однажды принятое фундаментальное решение...» «В этом смысле глубинное доверие означает надежду: не только ту или иную конкретную надежду, но фундаментальную надежду, которая способна устоять перед любыми разочарованиями и представляет собой условие возможности подлинно человеческой жизни, то есть антипод отчаяния». Я могу быть пессимистом в отношении единичного случая, в отношении любви, семьи, справедливости в этом мире, моей работы, данного политического строя, нынешнего века, отношений между людьми, исхода конкретного предприятия, счастья в этой моей земной жизни — и, тем не менее, питать исключительное доверие к тому, что в Боге заключена окончательная победа добра и возможность обновления, хотя и не без труда для того, кто раскаялся в злом деле. Андре Мальро и смерть Бога Если Бог не существует, то все человеческие, нравственные ценности теряют основание, корни и опору. Отрицая Бога и желая при этом быть логичными и последовательными, мы по необходимости должны принять глубинное недоверие и нигилизм. В «Мифе о Сизифе» Камю представляет безутешную картину существования современного атеиста, пытаясь ответить на фундаментальный вопрос: стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить? «Если Вселенная внезапно лишается как иллюзий, так и познаний, человек становится в ней 61 посторонним. Человек изгнан навек, ибо лишен и памяти об утраченном отечестве, и надежды на землю обетованную». Противостояние, более того, — столкновение между ограниченностью мирских ценностей и живущим в человеке глубоким стремлением к совершенным ценностям; сознание своей обреченности на то, чтобы быть в плену у эфемерного, — и переживание в глубине сердца могучей потребности в абсолютном; ощущение невыносимости страдания и смерти — и неутолимая жажда вечной Любви: такова та клетка абсурда, в которой бьется современный атеизм. Христианин принимает Бога и человека, но современная эпоха предпочитает выбирать: или Бог, или человек. И выбирает человека, во имя «его собственного величия». «В конце девятнадцатого века, — пишет Мальро, — Ницше провозгласил: Бог мертв. Это значит, что следует ожидать наступления царства человеческого... возвеличивания человека человеческими средствами». Но что мы имеем сегодня? Стремление к Богу должно было бы смениться стремлением человека к самому себе, к собственному самопреодолению. На деле же приходится констатировать обратное — понижение уровня: буржуазная жизнь, лениво протекающая в удобствах и удовольствиях, искусство успокоения, замыкание в естестве, угасание творчества и дерзновения. За смертью Бога последовала смерть человека. Сегодня, в условиях массовой секуляризации, большинство людей сохраняет внешнюю корректность поведения лишь тогда, когда полагает, что не сумеет избежать немедленного наказания со стороны общества. Без Бога нравственность не является обязательной, потому что то сознание, которое ее создает, может также ее изменять или вовсе отменять. К тому же она несправедлива, ибо приводит как порядочного человека, так и негодяя к одинаковым последствиям. Александр Солженицын пишет: «Мы окончательно освободились от морального наследия христианских веков, с их безмерными запасами благочестия и жертвенности, и общественные системы все больше приобретают материалистические признаки. В конечном счете можно сказать, что Запад действительно с успехом и даже с размахом защищал права человека, но тем временем в человеке напрочь угасло сознание ответственности перед Богом и обществом. В течение этих последних десятилетий легалистский эгоизм западной философии окончательно возобладал, и мир нынче находится в состоянии острого духовного кризиса, в политическом тупике. И все технические достижения пресловутого Прогресса, включая космические, не способны искупить нравственную нищету, в которую впал XX век». 62 Все это — еще одно критическое доказательство того, что без Бога человек впадает в нигилизм, т. е. убеждается в ничтожности, противоречивости и бессмысленности человеческой жизни. Бутылка, в которой немного ликера С одной стороны, жизнь не удовлетворяет стремления человека к совершенным ценностям. Всякое человеческое существо рано или поздно вынуждено сказать: «Любовь я представлял себе иначе. Совершенной дружбы не существует. Все прекрасное быстро искажается. В этом мире нет справедливости для всех. Демократия не сдерживает своих обещаний. Социализм разочаровывает». С другой стороны, мы находим в этом мире «обрывки» смысла, фрагменты истинных ценностей, обломки осмысленной жизни: немного искренности, порядочности, красоты, дружбы, некоторые случаи осуществленной справедливости, некоторые примеры искренней любви, некоторые мгновения мира и настоящей радости. В этом мире что-то есть, но есть не все. Это подобно тому, как если бы мы нашли бутылку с «Эликсиром радости», но она оказалась бы почти пустой. Для одних эта находка — полное разочарование, потому что бутылка почти пуста. Для других — событие большой важности, потому что в ней что-то все-таки есть. Первые думают: если она неполна, это равнозначно тому, как если бы не было ничего. Вторые решают так: выпьем это немногое и тем удовлетворимся; глупо лелеять мечты о совершенстве. Те же, кто несет в себе глубинное доверие, думают иначе: если здесь есть немного ликера, это знак того, что его кто-то где-то производит. Если поискать, его можно найти. Пока же выпьем то немногое, что здесь есть, и попытаемся всеми силами улучшить наш мир. Но не забудем о поиске источника этой частичной ценности и не будем отрекаться от врожденной потребности искать абсолютное и совершенное. Человек подобен юноше, родившемуся и выросшему в местах, где царит вечный мрак и одиночество. Он никогда не видел солнца, многообразия цветов, не слышал музыки, не имел настоящих друзей и не видел девушек. Его врожденные стремления заставляют его предчувствовать, что эти вещи существуют, потому что он ощущает, что природа заслуживает доверия. Если есть жажда, значит, где-то должна быть и вода. Его разумная надежда питается проблесками света, которые он улавливает, бледными цветами, которые ему удается различить, звуками, достигающими слуха, стремлением к кому-то похожему и в то же время отличному 3 - 1979 63 от него, кого он никогда не видел, но кто, как он предчувствует, должен существовать. Вера в Бога и то глубинное доверие, из которого она рождается, суть нечто подобное. Образцы товаров свидетельствуют о существовании производства. По фрагментам скульптуры чувствуется художник. Ручьи и реки заставляют думать о море. По крупицам золота в речной воде можно догадаться о наличии золотой жилы где-то в верхнем течении. Просвет в плотных облаках наводит на мысль о мощном источнике света. Глубинное недоверие видит в бублике дырку, а зебру воспринимает как животное преимущественно черного цвета. Напротив, интуитивная вера, или доверие к действительности, замечает, что у зебры — белые полоски; видит бублик, а не дырку от бублика и думает, что должна существовать кухарка, способная испечь еще бубликов и наделить ими тех, кому не досталось. Короче говоря, глубинное доверие, хотя и признает недостатки этого мира — очевидные, а порой колоссальные, — тем не менее, видит, что существует и нечто положительное и что это прекрасно — почти как полоска розового света на востоке, предвещающая невыразимое сияние дня. Нить Ариадны Глубинное доверие отвечает на вопрос, который задавал уже Лейбниц: почему есть нечто, а не ничто? Ответы верящих и недоверчивых неравноценны, неравновесны, подобно чашам весов. Разница между одной чашей и другой бесконечна, потому что «нечто» весит неизмеримо больше, чем ничто. И особенно тогда, когда это нечто организовано, обладает позитивными свойствами и ценностью, как это имеет место в нашем случае. Нечто, организованное, указывает на разум. Нечто, прекрасное, радостное, справедливое, внушающее любовь, предполагает эстетический, нравственный, полный любви источник — источник духовный. Если в пустыне не обнаруживается ничего хорошего, нет нужды в объяснении: именно этого мы и ожидали, именно это — естественно для пустыни. Но если я нахожу оплетенную бутыль, в которой есть немного превосходного вина, это немногое с полным основанием наводит меня на мысль о винограднике и виноделе. На взгляд глубинного недоверия, бутыль полупуста; но пустая часть бутыли, ее ничто, не дает права и основания отрицать существование винодела. Между двумя «половинами» бутыли — пустой и наполненной — нет равенства. Нечто в бесконечной степени превосходит ничто. 64 Можно справедливо возразить, что наполненная часть бутыли недостаточна для месячного путешествия в пустыне или что радости человеческой жизни не уравновешивают для большинства людей их забот и страданий. Но никто не в состоянии отрицать, что по указанному на бутыли адресу можно найти винодела и купить много этого превосходного вина. Машина, в которой лишь некоторые части работают, а остальные сломаны, — почти ничто, с точки зрения ее полноценной работоспособности. Но она оправдывает глубинное доверие к тому, что должна существовать мастерская, где могут исправить эту машину или создать другую, работающую. «Глубинное доверие, — пишет Ханс Кюнг, — на самом деле не является иррациональным. Все зависит от характера выбора. Что такое глубинное решение: выбор между двумя равными возможностями? Нет! Здесь выбор совершается не так, как между красным и зеленым или между красным и черным, но как между светом и отсутствием света, между светозарностью и полным мраком. Речь идет даже не о знаменитом выборе Геракла на распутье. На самом деле здесь совершается выбор не между удовольствием и добродетелью, склонностью и долгом, но между бытием и небытием». Глубинное доверие — это нить Ариадны, приводящая нас к мысли о том, что жизнь должна иметь один смысл для всех. Даг Хаммарскьольд, генеральный секретарь О О Н и лауреат Нобелевской премии мира 1961 г., так писал на Пятидесятницу 1961 г. за четыре месяца до смерти, настигшей его во время совершения миссии мира в районе Конго: «Я не знаю, кем или чем был задан вопрос. Я не знаю, когда он был задан. Я даже не знаю, ответил ли я на него. Но однажды я ответил да чему-то или кому-то. С этого момента родилась уверенность в том, что существование имеет смысл, и потому, подчиняясь ему, моя жизнь имеет цель. С этого момента я узнал, что означает «не оглядываться назад», не заботиться о завтрашнем дне. Этот ответ, словно нить Ариадны, вел меня по лабиринту жизни. С его помощью я достиг того времени и места, где наконец узнал, что этот путь ведет к триумфу и что крушение, ждущее в конце пути, и есть триумф. Я узнал, что награда за жизненные труды — бесчестье и что самое глубокое унижение составляет максимальное величие, которое доступно человеку. С этого времени слово «отвага» утратило смысл, ибо отныне ничто не могло уничтожить меня». Итак, счастье обретается не здесь, не в этом мире, но мы наслаждаемся е то глотками. И это заставляет нас с полным основанием думать, что если мы будем идти верным путем, то обязательно придем к его источнику. 3% 65 5. Философские учения Фейербах, Маркс, Ницше и обожествление человека «Чтобы говорить о Боге с человеком сегодняшнего дня, в рамках современной культуры, — пишет Джованни Маркези, — нельзя не принимать во внимание два широко распространенных фактора: атеизм и религиозную апатию»... Но что привело к противопоставлению Бога человеку? Каковы те культурные и прежде всего философские факторы, которые предопределили радикальное отрицание Бога и сегодняшнее утверждение человека как чего-то абсолютно нового, полностью независимого от Бога? Сначала Гегель, а затем Фейербах, Маркс и Ницше — вот авторы, сыгравшие наиболее важную роль в переходе от всеобщего принятия Бога к Его отрицанию, вплоть до утверждающегося в современную эпоху «обожествления» человека. «На «небе» человека гаснут звезды, служившие вехами духовного и культурного пути человечества. Взгляд обращается исключительно на землю, находящуюся в руках человека, отныне «взрослого», «совершеннолетнего», а поэтому не нуждающегося во внешней опеке». Атеистический гуманизм повторяет на все лады: «Бог должен умереть, чтобы жил человек». Однако, согласно библейской точке зрения, человек поставлен в центр творения как его «царь» и «господин», а отношение послушания и повиновения воле Божьей предложено ему лишь для того, чтобы направлять его к тем высочайшим вершинам славы и счастья, куда зовет его Бог. Бог стал человеком, утверждает христианское откровение, чтобы человек стал Богом. Человеку не вообще запрещено летать, но летать без соблюдения инструкций, необходимых для полета и данных ему автором аэродинамики. Обожествление не только позволено человеческому созданию, но составляет его изначальную цель, поставленную Богом. Но обожествление согласно правилам, установленным Источником божественности. Человек должен стать не тем богом, которого он сам выдумал, но Богом, каков Он есть на самом деле. У истоков современного антропоцентризма, который рассматривают как борьбу за достоинство человека, мы впервые обнаруживаем ученика Гегеля — Людвига Фейербаха, который полностью растворяет теологию в антропологии. Человек есть «начало», «середина» и «конец» религии»; «Бог не что иное, как проявление, эволюция человеческого существа». «Задача современной эпохи состоит в реализа- 66 ции и гуманизации Бога, в трансформации и растворении теологии в антропологии». Представление, которым обладает человек о Боге, — это представление человека о себе самом; знание о Боге — это знание человека о самом себе». По разным мотивам к Фейербаху примыкают три «учителя подозрения»: Маркс, Фрейд и Ницше. Для всех трех религия, особенно христианство, представляет собой «отчуждение» (Маркс), «иллюзию» (Фрейд), «врага жизни» (Ницше), от которого человек должен освободиться, заменив его самим собой, новой моралью. Карл Маркс, будучи по духу последователем гуманистического атеизма Фейербаха, придал мировое звучание мыслям своего учителя и выпустил в мир новое «евангелие», претендующее на звание нового гуманизма, основанного на атеизме и коммунизме: «Атеизм — это гуманизм, избавленный от гнета религии, а коммунизм — это гуманизм, избавленный от гнета частной собственности». Задача практической критики состоит в борьбе против «перевернутого вниз головой мира» (капиталистического государства и общества), по отношению к которому религия — определяемая в этом контексте как «опиум народа» — является его «духовным ароматом» и «ореолом». С приходом Маркса, — продолжает Маркези,— на западную метафизику опускается ночь: вся действительность сводится к практике. А что же религия? Маркс думал, что она угаснет естественным путем благодаря социальному прогрессу коммунистического общества; последующие его интерпретаторы подвергли религию не только «критике», но и насильственному преследованию. Во всяком случае, именно в силу идей Карла Маркса, атеизм распространился по всей планете. «Однако крайние последствия, к которым приводит современный атеизм, — продолжает Маркези, — представлены в трудах и в трагической судьбе Фридриха Ницше... В своей потрясающей книге «Ессе Homo», задуманной — на пороге личной катастрофы — как своего рода введение и дополнение ко всей совокупности его трудов, Ницше пишет: «Я первым открыл истину, именно потому, что первым осудил ложь как ложь и отвергнул ее». Под ложью Ницше подразумевает не просто тот или иной частный аспект религии в конкретных формах ее исторического осуществления, но саму сущность христианства... «Величайшее из событий последнего времени, — писал Ницше в «Веселой науке» — то, что Бог мертв, что вера в христианского Бога стала неприемлемой, — уже начинает отбрасывать первые тени на Европу». При этой новости «мы ощущаем, как нас озаряют лучи новой зари». Радикальное отрицание Бога является для Ницше предпосылкой пришествия антибога, или сверхчеловека, обрисованного в книге «Так гово- 67 рил Заратустра». Ударами молота Ницше намеревался разрушить все прошлое; он также предвозвестил страшные потрясения нашего столетия (а отчасти и содействовал их приготовлению). Конечным итогом его стараний стало крушение рассудка, пропасть безумия. «Философия Ничто как бессмысленности человеческого существования, как абсурда жизни оказала глубокое влияние на современную эпоху, — продолжает Маркези. — Но ее конечным результатом оказывается романтический опыт «смерти человека, погруженного в безнадежное одиночество, потому что без Бога и без опоры на абсолютное основание собственного бытия человек наталкивается на мучительное открытие бессмысленности жизни...» Он неотвратимо приходит к дегуманизации существования, теоретически представленной в атеистическом и безнадежном экзистенциализме Ж.-П.Сартра». Парадоксальным образом Ницше остается для христианства неким вызовом, побуждающим христиан к более осмысленному переживанию собственной веры, ко все более адекватной речи о Боге, где величие христианства не сводилось бы к простому средству утешения. Как Маркс и Фрейд, так и Ницше, думая нанести удар христианской вере, на самом деле способствовали разоблачению ее искажений и исправлению неверных толкований. Этим объясняется тот факт, что христианская сторона в лице Марселя, Мунье, Маритена, Папини, Шелера, Гвардини, де Любака и фон Бальтазара проявила непосредственный интерес к Ницше, критикуя его, но в то же время сохраняя провоцирующий смысл, заключенный в его видении «смерти Бога». «Мысль, полагающая возможным свое осуществление совершенно автономным образом, отвергающая Бога, в конечном счете — как драматически свидетельствует недавняя история — желает деспотично манипулировать человеком по своему усмотрению», — заключает Маркези. Атеизм в пробирке: 70 лет опытов над народами Какова ценность доктрин выдающихся учителей атеизма, можно судить по мировым событиям последних семидесяти лет, имевшим место во всех вдохновлявшихся атеизмом странах. Эти события представляют собой результат своего рода эксперимента, в ходе которого через школу и средства массовой информации прививалось чувство личной самодостаточности и ненужности Бога не только отдельным подопытным экземплярам, но всем западным народам в течение целой исторической эпохи. Сегодня весь мир считает нацизм, открыто называвший своим учителем Ницше, позором XX века. 68 Марксовский коммунизм осуществлял подавление свободы и достоинства человека на протяжении длительного времени и в самых широких масштабах. Сегодня, после перестройки и гласности Горбачёва, это известно даже коммунистам. Однако ни рабство, ни пролитая кровь не привели к достижению благосостояния, сопоставимого с благосостоянием других европейских стран. Жестокое преследование верующих и массовая организованная пропаганда атеизма не смогли уничтожить веру. «Если бы сегодня, — пишет Солженицын, — меня попросили указать на главную причину революционной катастрофы, поглотившей 60 миллионов соотечественников, я не смог бы сделать ничего иного, кроме как повторить: люди забыли Бога — вот почему это смогло произойти. Человеческое сознание, лишенное божественного измерения, обнаруживает свою ограниченность, сыгравшую определяющую роль во всех самых тяжких преступления нашего столетия... Водоворот атеизма и саморазрушения затягивает XX век. Это стремительное падение в пропасть обнаруживает аспекты, не зависящие ни от какой-то конкретной политической системы, ни от определенного уровня экономического и культурного развития, ни от национальных качеств». Однако и наша западная секуляризованная цивилизация потребления, хотя и далекая от бесчинств нацизма и сталинизма, испытывает серьезную опасность дегуманизации. Сегодня мы знаем, что наивная вера XIX века в науку и технику, которая должна была сделать веру в Бога излишней, оказалась беспредметной и не говорит ни слова о последней и решающей проблеме: о ценностях, придающих жизни смысл. Аугусто Дель Ноче и два выбора Аугусто Дель Ноче (+1989), профессор философии римского университета «La Sapienza», предложил мощный синтез истории философии вплоть до наших дней. По его убеждению, человеческая мысль после Декарта разделилась на два крупных альтернативных течения: философию рационалистического толка и философию религиозного толка. Первая утверждает, что человек, будучи самодостаточным и не нуждаясь в Боге, с помощью одного разума может и должен достичь знаний и жизненных ценностей. Другая вместе с Библией полагает, что мир сам по себе хорош, ибо создан Богом, но испорчен грехом, и поэтому человеческий разум нуждается в Дополнении божественным откровением, чтобы прийти к истине и благу. Вера исключительно в самодостаточного человека достигает кульминации у Маркса, где становится требованием несуществования Бога для 69 того, чтобы человек мог полностью реализовать себя как собственного творца (воинствующий атеизм). У Маркса философия самодостаточного субъекта «в сознании того, что одиночный индивид сам по себе не может господствовать над историей, оборачивается выбором в пользу человека общественного: таким образом, выбору в пользу Бога — Спасителя истории противопоставляется выбор в пользу общественного человека, изменяющего мир именно потому, что Бог подвергается отрицанию». «Мы говорим о марксизме, который, с точки зрения Дель Ноче, доводит до логического завершения атеистический рационализм. Марксизм эксплицирует оптационный характер рационалистической позиции, потому что требует, чтобы его судили по результатам: это действительно позиция-выбор, которая основана не на абстрактной теории, но на практическом проекте. Помимо всего прочего, марксизм не желает доказывать с помощью рациональных доводов небытие Бога; он просто высказывается в отношении ценности или отсутствия ценности (поэтому речь идет об отсутствии ценности) божественного бытия». В нашем веке марксизм завоевал не только множество государств. С точки зрения Дель Ноче, он в своем историко-материалистическом и социологическом аспекте завоевал также своего буржуазного противника — завоевал основанным на материализме социологическим релятивизмом, типичным для общества изобилия». Таким образом, имеются два фундаментальных выбора: религиозный и рационалистически-атеистический. С того момента, как полная и завершенная форма последнего потерпела крах, возврат к первому становится, с точки зрения Дель Ноче, неизбежным. Мартин Хайдеггер и поиск Бога Подозрение, которое Фейербах, Маркс, Фрейд и Ницше бросили на веру, называя ее бегством от действительности и от трудных исторических задач, отражается в практическом поведении многих полуверующих. Но соответствует ли оно сущности христианства? Не является ли оно, скорее, частным и исторически-ограниченным толкованием бесконечно более богатого христианского провозвестия, — толкованием, обусловленным человеческой слабостью и непоследовательностью? Вышеназванные учители подозрения разрушили предшествующие ценности, но не смогли вновь соткать ткань, которую с такой страстью раздергали по нитке. Тоталитарные режимы, потрясавшие историю нашего столетия, и кризис нравственных ценностей, семьи и смысла жиз- 70 ни, отравляющий нынешнюю цивилизацию потребления, это результаты того разрушительного для человека исторического процесса, знаменосцами которого они были. Философ Мартин Хайдеггер в углубленном экзистенциальном анализе искал путь к преодолению нигилизма и атеизма учителей подозрения. Его мысль, несомненно, открыта навстречу проблеме Бога, но действительно ли она достигает Его философским путем? Хайдеггеровской мысли присущ темный и сложный способ выражения, и даже лучшие ее исследователи не рискуют дать ответ на этот вопрос. Недоверие к разуму, которое Хайдеггер заимствует у Канта и Гегеля, и исключение кьеркегоровской интуиции могут, на наш взгляд, служить объяснением этой неудачи. Другие современные философы вполне ясно приходят философским путем к Богу, примыкая к реализму Фомы Аквинского и его школы, все еще живой в современной философской мысли. Джованни Маркези пишет: «Обвиняя всю западную метафизику в целом в «забвении бытия», Хайдеггер не замечает, что по крайней мере Фома Аквинский мыслил бытие как таковое, приходя философским путем к Богу, — полноте бытия...» Но знал ли Хайдеггер подлинную томистскую мысль? Похоже, его знакомство со схоластикой состоялось через понятие «однозначного бытия», принадлежащего Дунсу Скоту и уже весьма далекому от св. Фомы. Основанная Хайдеггером предтеология может быть продолжена христианскими мыслителями, чтобы привести, в свете Откровения, к той полноте оригинального содержания, которую страстно искал Хайдеггер в своем фундаментальном вопрошании. Но такая полнота может возникнуть только из недвусмысленной открытости навстречу Богу, из личной встречи с Его таинством, которое есть полнота бытия, абсолютное основание бытия человека и мира, а значит, последний смысл человека и истории. Иммануил Кант и неверие в разум Некая женщина, сидя на тротуаре, стонала. «Что с вами случилось?» — спросил ее прохожий. Женщина взглянула на него и ответила: «Со мною случилось то, что я нуждаюсь в вашем подаянии, потому что я слепа, глуха и нема от рождения». Кант стремится доказать с помощью разума, что разум слеп, глух и нем в отношении Бога, потому что не способен достичь никакой истины Эа пределами чувственного опыта. 71 Философы-реалисты и неотомисты, помимо многих других аргументов в защиту разума, отвечают Канту следующим образом: если то, что он хочет доказать, истинно, тогда то, что он хочет доказать, ложно. В самом деле, он пытается доказать некий философский тезис (не воспринимаемый чувствами) с помощью того самого разума, который объявляет неспособным достичь истины за пределами чувственных данностей. Философ, заявляющий о своем неверии в способности разума, на самом деле тоже верит в них, потому что философия и любой философский тезис выходят за пределы чувств. Но и, помимо этого, реализм доказывает, что человек во многих случаях достигает достоверного знания истин, не доступных чувствам. Более того, эти истины часто могут быть верифицированы, а значит, непосредственно свидетельствуют о способностях разума. Таким образом, сегодня именно защита разума оказывается одновременно защитой веры, носящей не только субъективный характер. В начале целой серии конференций, проводимых университетскими католическими кругами в Оксфорде, отец Томас Корбишлей утверждал, что разум способен познать некоторые внечувственные истины, в том числе истину о существовании Бога: «Начнем с того, что внесем полную ясность: отнюдь не необходимо, более того, невозможно прямо отстаивать права разума. Любое мое утверждение с необходимостью оправдывает превосходство разума, в то время как любое утверждение скептика, в том числе направленное против разума, служит доказательством его неуязвимости». Существуют истины, в которых каждый из нас уверен, хотя и не может получить их экспериментального подтверждения. Именно тогда, когда я прихожу к несомненной уверенности в таких рассуждениях, я постигаю способность разума к познанию истины. «Если в каком бы то ни было случае я знаю, что обладаю знанием, то становится совершенно несомненным тот факт, что я знаю о своей способности к познанию». Благоразумный человек принимает все важнейшие решения в жизни на основании обоснованной вероятности или нравственной уверенности, а их экспериментальное подтверждение следует уже после. Фома Аквинский и реализм Два крупнейших философских течения приводят к нравственной уверенности в существовании Бога: томистский реализм и августиновскии экзистенциализм. В первом преобладает наблюдение над внешней по отношению к человеку реальностью и утверждение, что разум может от- 72 крыть и познать в этой реальности следы Бога. Второй изучает прежде всего внутренний мир человеческого сознания, открывая в нем несомненные знаки божественного присутствия. Оба течения проходят через историю человеческой мысли, принимая усовершенствования со стороны мыслителей каждого столетия и стараясь отвечать на их критику. Так, например, критика способностей разума, осуществленная Кантом и идеализмом нового времени, заставила реализм создать эпистемологию и критический реализм, способные ответить на кантовские возражения. Неотомистский реализм, или современный сущностный томизм, различает экспериментальную науку (познание явлений и их естественных причин) и философию (познание через осмысление фактов и действительности, недоступной чувствам). В этом втором случае также признается объективное значение человеческого познания и объясняется, с учетом кантовской критики, психологический механизм извлечения сущности вещи из действительности и сохранения содержания этой сущности в форме идеи. Наука, философия и история оказывают поддержку вере, доказывая, вплоть до моральной уверенности, что Бог существует и что Христос является Его ярчайшим откровением. Вера идет дальше науки, истории и философии, доверяясь Христу и Его учению, в котором она усматривает, с помощью разума, высочайшее совершенство, но принимает также и его не вполне понятные моменты. В томистском реализме удается избежать двух подводных камней человеческой мысли. Первый — рационализм, доверяющий исключительно разуму, а потому отвергающий тайны веры: сегодня он существует в форме релятивизма, скептицизма и нигилизма. Второй подводный камень — фидеизм, руководствующийся исключительно верой и отказывающий разуму во всякой познавательной способности за пределами явлений, а потому отвергающий внутреннюю гармонию между разумом и верой. Минувшее и нынешнее столетия стали временем великого возрождения томизма, очистившего это учение от всех наростов старой схоластики, что позволило ему противостоять кантовскому критицизму и построить гносеологию, учитывающую все аспекты познавательного процесса. Крупные учители неотомизма утверждаются в первой половине нашего века во многих церковных и светских университетах: и Римском Папском Григорианском университете, в Католическом университете Милана, в Латеранском Папском Атенее, в католических университетах в Лувене (Бельгия), Тюбингене и Фрейбурге (Германия), Нимеге (.1олландия), Инсбруке (Австрия), Лионе, Тулузе, Страсбурге и Пари* е . в Саламанке и Комильясе (Испания), Вашингтоне, Джоржтауне, 73 Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне, Сент-Луисе и т. д., а также во многих государственных университетах, среди которых (в Италии) университеты Турина, Генуи, Милана, Палермо, Падуи... Вот имена наиболее выдающихся учителей томизма и современного неотомизма: Фома Аквинский (1193 — 1274), Альберт Великий (1193-1280), Франсиско де Виктория (1492-1546), Педро Сото ( 1 4 9 5 - 1 5 6 0 ) , Доминго Баньес ( 1 5 2 8 - 1 6 0 4 ) , Луис де Молина (1536-1600), Франсиско Суарес (1548-1617), Роберт Беллармин (1542—1621), Альханизий Кирхер (1601—1680), Луиджи Тапарелли д'Адзельо (1793-1862), Маттео Либераторе (1810-1892), Гаэтано Сансеверино (1811—1865), Иозеф Клейтчек (1811—1883), Тильман Пеш (1836—1899), Константин Гутберлет (1837—1928), Сальваторе Тонджорджи (1820—1863), Луи Бийо (1846—1931), Альбер Фарж ( 1 8 4 8 - 1 9 2 6 ) , Дезире Мерсье (1851-1926), Антонио Сертиланж ( 1 8 6 3 - 1 9 4 8 ) , Жозеф Марешаль (1878-1944), Гвидо Маттиусси (1852-1925), Эдит Штайн (1891-1942), Жак Маритен (1882-1973). Среди наших современников назовем следующие имена: Шарль Буйе, Паоло Децца и Р.Гарригу-Лагранж (Рим), Иозеф ван Стеенберген, Клод Тремонтан (Франция), Ольджати, Масново и Ванин Ровиги (Милан), а также Густаво Бонтадини, Вирджилио Мелькиорре и нынешний ректор Миланского католического университета Адриано Бавсола; Оттобелло и Риги (Генуя), Корнелио Фабро (Перуджа), Карло Джакон (Падуя), М.Лимбек, К.Фанер и А.Кремпель (Германия), Бернар Лонерган (Торонто), Н.Инкардона и Л.Джамарроне (Палермо), Микеле Шакка и Карло Арата (Генуя), Анхель Луис Гонсалес, Томас Альвира, Хуан Сангинети, Алехандро Льяно из университета Наварры и так далее. Вальтер Каспер: вера сегодня — противоположность бегству от мира Христианская философия не стремится к нахождению абсолютных доказательств существования Бога: вера не стала бы от этого в большей степени верой. Пути к Богу, которые указывает Библия, выражены в жизни и свидетельстве великих пророков, Христа и подлинных христиан прошлого и настоящего. Но Библия указывает также путь природы. Именно этим путем следует неотомизм. Представляется неизбежным, что вне этих путей человек рано или поздно впадает в отчаяние или абсолютное равнодушие к жизни. Сегодня о Боге можно говорить как о Том, Кто достигается не только посредством 74 философии, но также (для большинства людей) через восполняющую существование интуицию — как отрицание абсурда и утверждение смысла. Бог есть сила, которая позволяет нам верить в будущее человечества, освобождает нас от скуки жизни, подвигает к улучшению мира. Следовательно, вера сегодня — противоположность бегству от мира: она не только не умаляет наших поисков, планов и борений, но, наоборот, поддерживает их и вдохновляет; не только не является смягчающим разочарования суррогатом, но представляет собой надежду, дающую нам мужество жить полной жизнью. И если вера сумела найти себя, то в том числе, благодаря атеистической критике, позволившей отделить пшеницу от плевел. Сегодня, говоря о сущности веры, достаточно прояснить решающий момент: какая позиция более созвучна реальности человеческой жизни — вера или отрицание? Каждый человек свободно делает свой выбор, но в такой перспективе вера, во всяком случае, не может быть названа далекой от опыта и интересов современного человека. Философия, исходящая из внешней реальности, не опирается на прямой контакт, на внутренний опыт Бога, предлагаемый интуицией, и даже тогда, когда достигает убедительности, дает лишь холодный, абстрактный и далекий образ «Высшего Существа». Однако для того, чтобы не создавать впечатления о вере как о чисто субъективной необходимости, лишенной опоры во внешней по отношению к человеку реальности, я расскажу очень просто и понятно (для тех, кто не знает философии) о двух философских «путях» к Богу, отсылая знающих философию или желающих углубить первоначальные представления к более узким и специальным работам. Из пустого кошелька не вынуть миллиарда Философ-экзистенциалист Мартин Хайдеггер начинает свою книгу «Введение в метафизику» вопросом: «Почему есть сущее, есть я, есть мир, а не ничто?» Все согласны с тем, что, если нечто происходит, тому должна быть причина, причем причина соразмерная. Всякое изучение, исследование и открытие не поддающегося экспериментальной проверке явления происходит в соответствии с принципом достаточного основания. Чтобы опознать разумные существа в межзвездном пространстве, не нужно их видеть. Для этого было бы достаточно наличия «разумного» Радиоизлучения — например, передающего математические формулы — 75 или наличия функциональных объектов, которых люди не создавали. По результатам деятельности мы можем составить представление об образе жизни и мышления народов прошлого, о художниках или изобретателях, даже если мы не знаем их имен. Руководствуясь принципом достаточного основания и соответствующими расчетами, астрономы (например, Леверье) открывали планеты, невидимые даже в телескоп, а физики (например, Резерфорд) изучали поведение атома, которого никто никогда не видел даже в мощнейший микроскоп. Нет необходимости в том, чтобы увидеть или потрогать причину. Например, ультрафиолетовые или инфракрасные лучи, гравитация, радиоволны, ядерные излучения — все это хорошо известные причины, которых никто никогда не видел. Достаточно констатировать их следствия. Разум удостоверяет, что принцип достаточного основания сохраняет свою значимость и за пределами материального мира, что он оправдывает себя и применительно к духовным фактам. Любой факт должен иметь соразмерную причину. Поэтому из ничего не происходит ничего. Йозеф ван Стеенберген и путь к Богу через высшие жизненные ценности Иозеф ван Стеенберген, доцент философии Лувенского университета, предлагает следующий путь к Богу. Первый этап: должна существовать некая внешняя реальность, не имеющая причины ни в чем и ни в ком. Что это за реальность — материя, всемирная природа, Дух, Бог или что-нибудь еще — об этом мы пока не спрашиваем. Но должно быть нечто, что существует само по себе, не будучи творением другого сущего или следствием другой причины. Мы называем эту реальность «Абсолютным сущим» потому что она, не имея причины, не зависит от другого сущего, не связана (ab-solutum) узами восприятия и зависимости. Нам абсолютно невозможно представить себе сущее (или материю), которое не имеет начала и простирает свое существование в непостижимую вечность или в равно немыслимое бесконечное время. Тем не менее, таково требование разума. Если бы не было вечного сущего, то все существующее без исключения было бы таким, то есть имеющим причину и начало во времени. Но подобное предположение, если рассмотреть его более внимательно, абсурдно. Оказалось бы, что все вещи получили существование, но нет того, кто первым его дал. Это подобно тому, как если бы люди по 76 цепочке передавали друг другу ведра с водой, но не было бы никого, кто наполнял их, подставляя под струю родника. Или другое сравнение: это подобно бесконечной веренице зеркал, каждое из которых отражает свет предыдущего зеркала, но источник света отсутствует. Или это можно уподобить бесконечной последовательности телефонных или телевизионных ретрансляторов, передающих слова и зрительные образы при отсутствии человека, говорящего по телефону... или самой первой телекамеры. Одним словом, цепь генераторов и генерируемого при отсутствии генератора-первоисточника абсурдна. Приведенные примеры заставляют нас интуитивно ощутить тотальное и бесконечное различие между Абсолютным Сущим и всем тем, что мы видим вокруг себя, включая нас самих. И в самом деле, необходимо остановиться на первичном источнике бытия: он не получил существования от другого, потому что он сам является источником бытия; он не имеет объяснения своего существования в другом, потому что имеет его в себе самом. Он — Совершенно Другой. Если бы предвечно, прежде времени, не существовало вообще ничего, даже Абсолютного Сущего, — тогда и сейчас не существовало бы ничего, потому что ИЗ НИЧЕГО НЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ НИЧЕГО. Таково требование разума, причем разум видит его справедливость в отношении любого типа реальности, а не только в отношении земных явлений. Второй этап: не имеющая причины реальность должна обладать всеми ныне существующими и поддающимися констатации совершенствами. Итак, не имеющая причины Реальность существует извечно. Существует не потому что чем-то порождена, как все окружающие нас реальности, но потому, что существование входит в ее природу. Очевидно, что эта Реальность является источником всех вещей, живых существ, человечества. Если же она — источник всего, то должна быть также источником совершенства.вещей, животных, людей: источником разнообразной красоты природы; разнообразной биологической организации живых тел; способностей, потенций и умений; ума и интуиции; ощущений, наслаждений и радостей; любви к жизни, мужества, преданности другим; верности, упорства, привязанности; дружбы, Любви, чести, искренности и справедливости; спокойствия и внутреннего умиротворения; чувства юмора; богатства знания и опыта; свободы... и многого другого. Такая Реальность содержала в себе (по крайней мере, потенциально) все эти совершенства, как семя потенциально содержит в себе свойства 77 растений, а младенец — потенциальную способность стать разумным человеком. В самом деле, каждая конкретная реальность порождается лишь тем, что способно ее породить. Те, кто утверждает, будто совершенства возникли сами собой, в течение времени, из ничего, не признают за совершенствами никакой содержательной реальности. Мы согласны с тем, что совершенства живых существ развиваются в результате упражнения, однако это не могло бы происходить, если бы живые существа не обладали к тому потенциальной способностью. Но изначальная Реальность содержала в себе совершенства жизни и человеческого духа отнюдь не только потенциально. В самом деле, если всякое существо содержит в себе определенное совершенство потенциальным образом, то предполагается, что оно получило эту потенциальную способность от другого существа, обладающего ею уже в совершенной форме. Как потенция, так и актуальное совершенство суть ценности, суть нечто поистине реальное. Во взрослом человеке ум представляет собой актуализированное совершенство, в ребенке — потенциальное совершенство, в камне же или в газообразном веществе отсутствует как первое, так и второе. Более того, сама потенция есть реальность подобно тому, как золотая жила есть реальность, и даже в большей степени. Если я не владею золотоносным участком земли, то не могу ни пользоваться им, ни передать его другим, ни, со временем, начать его разрабатывать. Можно получить некоторую потенциальную способность для ее последующего осуществления, но получить только от такого сущего, которое уже ее имеет. Потому что никто и ничто не может дать того, чего не имеет. Это просто миф, просто пустые слова — будто потенциальные способности возникают из ничего и затем развиваются во времени. Потенциальная способность требует наличия в другом сущем того актуального совершенства, которое она обещает. Красота — это интуиция вложенной в материю гармонии. Техническая организация — это последовательность идей, приводящая к достижению определенной цели и координирующая между собой средства ее достижения. Ум — способность к проникновению в природу вещей, к схватыванию их сущности. Терпение заключает в себе желание чего-либо в сочетании со способностью к долговременному действию и ожиданию. Любовь — дар самоотождествления с другим и с благом другого и т. д. Дефиниции несовершенны, но сами совершенства и соответствующие потенциальные способности суть реальности и, как любая реальность, не могут возникнуть из ничего даже в течение миллиардов лет. Из отсутствия ума и любви не возникает ни того, ни другого. 78 Следовательно, те потенции и совершенства, которые мы наблюдаем в мире сегодня, были вложены в него не имеющей причины Реальностью. Эта Реальность ничего ни от кого не получала, потому что всегда содержала в себе все. Она сообщила сущим разнообразные потенциальные способности и создала условия для того, чтобы с течением времени они могли развиться. Жак Маритен так резюмирует этот процесс: «С того момента, как благо, кротость, жизнь, знание, любовь и, в конечном счете, бытие в разной степени обнаруживаются в сущих, встает настоятельная необходимость утверждать, что где-то существует максимум, или высшая степень, этих ценностей... Всякая благая или прекрасная вещь является прекрасной или благой частично или по причастности. Поэтому она сама по себе не есть причина собственной благости». «Но какова бы ни была рассматриваемая причина, если ее благость обусловлена другой причиной, то она получает ее от чего-то другого. Здесь мы также должны остановиться на первой причине, которая блага по своей сущности, или блага сама по себе». Ж а к Маритен: путь к Богу через нравственное сознание Общедоступный философский путь к Богу — путь правильного нравственного выбора. Порядочный человек воздерживается от нанесения вреда другому через лжесвидетельство не потому, что это ему невыгодно, и не потому, что ложь может быть раскрыта, а просто потому, что это плохо. «Что подразумевается в таком акте?» — спрашивает Маритен. И отвечает: «Ум этого человека знает разницу между добром и злом и знает, что нужно делать добро, потому что это хорошо; серьезная причина, превосходящая весь порядок выгодности — невыгодности и практических желаний»... «Делание добра ради добра необходимо подразумевает, что имеется идеальный и обязательный порядок, некий закон человеческих поступков, превосходящий фактический порядок... Но как мог бы существовать закон, превосходящий весь практический порядок... если бы он не зависел от превосходящей все реальности — от самого Блага?.. И как бы я мог стремиться всем своим существом к согласию с этим трансцендентным законом, если бы в то же время — и еще глубже — не стремился к этому Благу и не сообразовывал с ним свою жизнь, потому что оно есть олаго и одновременно — мое Благо?» 79 «Возможно, что человек, в котором те вещи, о которых мы говорим, существуют лишь подсознательно, не только не знает Бога своим сознающим разумом, но даже в этом сознающем разуме занимает позицию против существования Бога в силу какого-то недоразумения или мыслительного заблуждения и исповедует атеизм. Он считает себя атеистом, но он не может быть им в действительности, если выбрал (на весь период, в течение которого действует этот выбор) путь добра ради добра в качестве своей основной нравственной позиции». К Богу — с различными современными философскими течениями Многие философы и мыслители нового времени приходят к познанию Бога различными путями (одни — более рациональными, другие — более интуитивными). Иммануил Кант (1724—1804). Хотя Кант отрицает возможность приближения к Трансцендентному с помощью чистого разума, он сам и многие другие (кто отправлялся от кантовского критицизма) признают, что без Бога нравственный закон не имел бы основания. Действительно, без Бога этот закон не мог бы быть категорическим императивом, в обязательном порядке сопутствующим человеку. Кроме того, этот закон не был бы справедливым, потому что тогда злодей и герой обладали бы после смерти одинаковой судьбой. Поэтому практический разум заставляет немецкого философа верить в постулаты, обусловливающие возможность морали: свободу воли, бессмертие души, существование Бога, воздающего по справедливости — по делам человеческим. Франсуа Мэн де Биран (1766—1824). Внутреннее чувство говорит нам, что существует Сущее — Устроитель всех вещей и что надлежит видеть Бога в порядке вселенной. Джузеппе Мадзини (1805—1872). Эгоизм скрывает Бога, в то время как любовь к родине и к человечеству Его открывает. Без Бога торжествуют материализм и эгоизм, а все идеальное преодолевается. Антонио Розмини (1797—1855). Всякий человек интуитивно ощущает присутствие идеального Сущего; Нравственный закон достигает полноты в любви к Богу, который, будучи Абсолютным Существом, любим абсолютно. Винченцо Джоберти (1801—1852). Наш ум прямо и косвенно догадывается о существовании Бога, и это предчувствие делает нас разумными существами. Присутствие Совершенного Сущего в изначальной 80 догадке приводит нас к познанию других сущих в их реальности, поскольку их начало заключено в Боге. Серен Кьеркегор (1813—1855). Основоположник экзистенциализма приходит к Богу через самоанализ, исследование собственного духа. Внутри самого себя человек не находит доказательств в пользу Бога, зато находит нечто большее: слово Бога, обращенное лично к нему. Альфонс Грэтри (1805—1872). Человек наделен внешним чувством, посредством которого воспринимает реальность тел; внутренним чувством, посредством которого ощущает себя самого и себе подобных; и божественным чувством, посредством которого он, признавая свою собственную недостаточность, обнаруживает Бога в глубине своей души. Леон Олле Лапрюн (1839—1898). Этот философ тоже признает фундаментальную важность спокойного и глубокого самоанализа, сопровождающегося практическим исследованием всех нравственных ценностей. По-настоящему познавая таким образом самого себя, человек открывает, что пружина, толкающая его к желанию и действию, — это внутреннее стремление к лучшему, к бесконечности, к совершенству, к Богу. Морис Блондель (1861—1949). Открыл путь к Богу, особенно понятный современному человеку: он показал, что всякое человеческое действие имеет своей целью Бога, даже если эта цель явно не ощущается. Идея бесконечности позволяет человеку измерять всякую вещь и всегда находить ее меньшей, чем желание этой вещи. На основе психологии Блондель доказывает, что Сверхъестественное не только не является невозможным или излишним, но, напротив, представляет собой необходимое дополнение человека. Этьен Бутру (1845—1921). Наука обладает безличным, холодным и объективным взглядом на внешнюю по отношению к человеку реальность. Напротив, жизнь верит в ценности (общественные связи, искусство, мораль и т. д.). Для того, чтобы выбрать и любить определенную Ценность, недостаточно науки: нужна вера в эту ценность. Вера, энтузиазм, идеал — условия человеческой деятельности, нечто абсолютно необходимое для человека. И они же являются элементами религии. Вера подразумевает идеал. Идеал подразумевает Бога. Макс Шелер (1875—1928). Вещи и люди могут обрести духовную Ценность только тогда, когда рассматриваются в свете трансцендентного, оне этой ценности жизнь не имела бы смысла и не заслуживала бы того, чтобы ее проживать. Анри Бергсон (1859—1941). Подлинное познание заключается в инт Уиции, то есть в том, чтобы переживать вещи изнутри. Понятия, будучи Фиксированными и кристаллизованными, в действительности не могут 81 передать всю полноту реальности, которая представляет собой вечный поток. Бог есть непрекращающаяся жизнь, неистощимый источник потока сущего. Жизнь и опыт христианских мистиков — это проявление Бога. Карл Ясперс (1883—1969). В шахматной игре метафизики, в извечных противоречиях собственной внутренней жизни человек ощущает присутствие Кого-то, Кто трансцендентен ему: это таинство — доказательство Бога. Жан-Поль Сартр, атеист, по-своему доказывает необходимость Бога. Человек хочет выдумать Бога: таково его основное желание, но его усилие и мука тщетны. Человек — это бесполезная страсть; отсюда его тошнота по отношению к самому себе и к миру. Мартин Хайдеггер подтверждает, что без Бога и потустороннего жизнь абсурдна. Для него бытие в этом мире равнозначно Ничто, потому что все обречено пропасть в смерти. Отсюда — экзистенциальная тоска и поиски Бога. Габриэль Марсель (1889—1973). Философия — это пережитый внутренний опыт. В нем мы замечаем, что не исчерпываем бытия в самих себе, но причастны к Высшему Началу и что, отрекаясь для Бога от самих себя, мы открываемся действию Любви. Лев Шестов (1868—1938). Спекулятивная философия не открывает смысла жизни. Только Бог и вера дают нам проникнуть в него. Николай Бердяев (1864—1948). Настоящий философ стремится не к познанию структуры вселенной, а к возрождению человечества: именно такой философ по призванию выражает религиозный опыт. Луи Лавель (1883—1951). С помощью философского самоанализа человек осознает общность, существующую между ним и Сущим, из которого он постоянно черпает. Осознать самого себя значит познать Бога в себе. Рене Лесенн (1882—1954). Ценности — норма человеческой деятельности. Мы дорожим ценностями постольку, поскольку ощущаем свое стремление к абсолютной Ценности — Богу. Спасение души — в духе, в вере в ценности и в Абсолютную Ценность. Жак Маритен (1882—1973). Пути к Богу — это опыт, приобретенный в выборе добра, а также свидетельства друзей Божьих, то есть мистиков. Он резюмирует знаменитые пять путей Фомы Аквинского в свете достижений современной науки. Вдобавок Маритен предлагает шестой путь — путь интуитивного опыта, играющего важную роль в новом мышлении. Аугусто Гуццо, доцент Туринского университета. Дух есть по своей сути этичность, направляемая универсальным и обязательным идеалом, который, однако, не связан физической необходимостью дейст82 вовать. В этом этическом идеале угадывается существование и требование Бога. Луиджи Парисон, доцент Туринского университета. Философия может и должна заниматься проблемой Бога, принимая мыслительную форму, способную проникать в религиозный опыт и прояснять его глубокую человеческую значимость, извлекать из него универсальные смыслы. Главнейшая философская проблема — проблема зла — находит разрешение только в личности и страдании Христа. Корнелио Фабро, доцент университета Перуджи. Смысл и ценность всякой истины находят свое последнее основание в первой истине, отождествляемой с Абсолютом, и человеческий дух не знает покоя до тех пор, пока не успокоится в этой высшей истине, то есть в Боге. Анхель Луис Гонсалёс, доцент Наваррского университета (Памплона). Философская разработка приводит к Богу как первопричине мира, со всем тем, что подразумевает такое утверждение: имеются в виду совершенства и атрибуты, которые надлежит признать в Божестве. ЭммануэльЛевинас, доцент Сорбонны, один из наиболее известных современных философов. Этика предшествует метафизике в способности открывать Бога. Лик другого, или инаковость, вместе с данным нам нравственным законом, отсылают нас к Богу. Аугусто Дель Ноче (tl989), доцент Римского университета. История философии нового времени разделяется на два главных направления: религиозное и атеистическое. Последнее находит свое наиболее полное и последовательное выражение в марксизме. Нынешний упадок марксизма как философии побуждает его сторонников к возврату к религиозному направлению. Приходят к Богу многие философы: Карл Лёвитт (Германия), Поль Рикёр (Сорбонна), Витторио Матье (\Турин), Луиджи Стефанини (Падуя), Теодорико Моретти Костанци, Тина Манфредини и Маурицио Малагути (Болонья), Антонио Падовани (Падуя ) и другие. 6. Индуизм и пантеизм Если все есть Бог, то ничто не есть Бог Идеологии, приведшие западное общество к нынешнему кризису ценностей, основаны на пантеизме и атеизме. Атеизм и пантеизм — близкие родственники. Ясно, что если материальный мир с человеком в центре есть Бог, то Бог не существует. 83 Согласно откровению Христову, человек призван Творцом к тому, чтобы стать причастником божественного естества, следуя наставлениям Бога и приходя к совершенному общению с Богом в любви. Но человек все еще очень далек от этой цели — это очевидно. Многие возникающие сегодня секты имеют пантеистическую направленность: Вселенная — это Бог, и я составляю Его часть. Чтобы победить страдание, нужно осознать собственную божественность. И все прекрасно — грех не существует. Слово «пантеизм» происходит от греческого «pan», что означает «все» и «theos», означающего «Бог»; все есть Бог. Высшая ценность, из которой вытекают все прочие ценности, — это Вселенная, Природа, Человечество. Имеется в виду реальность, понятая как реальность самодостаточная, заключающая в самой себе свое объяснение, создающая сама себя и свои законы, а потому реальность божественная, не испытывающая нужды в каком-либо трансцендентном, внешнем по отношению к себе Творце. Человек, поклоняющийся природе и самому себе, — такова сущность идолопоклонства, сущность всякого язычества, древнего или современного: Бог — Солнце, Богиня — Земля, Бог — Война, Бог — Разум, Бог — Выгода, Бог — Партия, Бог — Человечество. Такова сущность всякого греха: утвердить мое собственное «я» в качестве высшей ценности, предельной цели моей жизни. В Библии это символизируется плодом познания добра и зла, то есть моего самочинного решения относительно того, что есть добро, а что — зло: «Откроются глаза ваши, и вы будете, как Боги, знающие добро и зло» (Быт 3:5). Пантеизм, Атеизм и Грех подобны электрическому прибору, вздумавшему работать независимо от электросети, или телевизору, пожелавшему передавать изображение без связи с телекамерой. Таков же человек, вознамерившийся стать Богом без руководства и помощи со стороны Того, Кто есть Бог. Пустая шляпа, из которой выпрыгивают кролики: противоречия пантеизма Согласно откровению Христову, Бог сотворил природу и человека, но и первое, и второе искажено по вине человека. Бог присутствует в природе и в человеке, но он не тождествен ни тому ни другому. Поклоняться совершенной личности, вместе с нами находящейся в полуразрушенном доме, и просить ее помощи в его восстановлении, не то же самое, что поклоняться полуразрушенному дому. 84 Мы выяснили и обосновали тот факт, что история мира движется не случайностью, но направляется «Антислучайностью», которая в конечном счете оказывается Богом религий. Пантеизм утверждает, что эта «Антислучайность» не трансцендентна космосу, но тождественна ему. Следует принять во внимание, что эта «Антислучайность», которая образовала первый ультравирус и довела его в процессе развития до Бетховена и Эйнштейна, должна как минимум достигать уровня интеллекта, присущего последним. Известный французский философ Клад Тремонтан пишет: «Организующая форма, приводящая материю к такому состоянию, что она становится организованной и мыслящей, по крайней мере, равна получаемому максимальному результату. Другими словами, она, как минимум, является личной, сознающей, рефлектирующей, как человек, поскольку она породила человека. Это означает, что следует, по меньшей мере, приписать ей свойства, характеризующие человека: личностность и мышление». С точки зрения пантеизма, продолжает Тремонтан, «имманентный миру ум, действующий в мире Абсолют возникает в мире, становясь тем самым, что он осуществляет. Космогония тождественна теогонии. Развитие природы есть развитие самого Бога... Следовательно, Абсолют оказался бы вначале неполным и постепенно изобретал бы самого себя. На уровне чистой материи он еще не обладал бы самосознанием и жизнью, но обрел бы их только тогда, когда изобрел человека». В цитируемой книге Тремонтан доказывает противоречия пантеизма следующим образом. 1. Большее происходит из меньшего. Прежде чем дать начало жизни и уму, Бог был, согласно пантеистической точки зрения, чистой материей. Это должно было быть так извечно, в течение бесконечного множества веков. Абсурдно полагать, что эта материя беспричинно и бесцельно однажды начала процесс собственной эволюции, что с этого момента она в течение миллиардов лет развивалась в одном и том же направлении прогресса и совершенствования, не имея никакого плана и ни малейшего представления о цели, которой ей надлежит достигнуть; что она вела себя как разумное сущее, не будучи таковым; что осуществляла естественные законы, направленные на создание живых существ, хотя не имела ни малейшей возможности это совершить. Материя должна была обрести безмерное богатство, которым не обладала и которое ни от кого не получала. Этакая буренка, получившая диплом о высшем образовании и Нобелевскую премию в области физики, химии и биологии. Разве это не чудо, е Ще более невероятное, чем Творение? 85 «Говорить, что материя сама по себе способна осознавать свое состояние, свое развитие к более сложным стадиям, — абсурд. Это значит утверждать, что множество элементов способны придать смысл тем сложным синтезам, в состав которых они входят. Это значит объяснять большее через меньшее». 2. Различие и противоположность умов. Мир представляет собой не единое существо, но состоит из миллиардов различных сущих, в том числе, наделенных умом. Из них одни — честны, другие — бесчестны, одни — доброжелательны, другие — злобны. Если бы «человеческие умы в самом деле составляли единый правящий миром ум, то они должны были бы все отражать и повторять единое сознание и единую мысль единого космического Ума. В действительности же, напротив, существует огромное количество совершенно отличных друг от друга умов, свободных и абсолютно несводимых к общему основанию». Тогда зло находилось бы в Боге точно так же, как и добро; преступление происходило бы от Бога, как и подлинная Любовь; Аушвиц был бы так же божествен, как и Назарет, мучители были бы Богом, как и святые. Без сомнения, такой Бог не заслуживает того, чтобы ему поклонялись. 3. Косный и монотонный «Бог». В настоящее время материя обладает умом, оригинальностью и творческой способностью, по крайней мере, в человеке. Разумеется, это так, с точки зрения пантеистов. Поэтому совершенно удивительно, что в течение тысячелетий, на протяжении которых человек изучает законы материи, она ведет себя абсолютно как машина. Непостижимо, почему это столь разумное и совершенное, столь упорядоченное и верное закону сущее не меняет своего поведения в тех случаях, когда соблюдение закона равносильно провоцированию катастрофы. Если бы это была Личность, то ее следовало бы назвать не божественной, а чудовищно жестокой и тупо-косной. Но, как машина, природа может служить достойным восхищения образцом. В ней обнаруживается Ум, но он принадлежит Тому, Кто сконструировал ее и наделил ее законами, пригодными для большинства случаев. Стихийные бедствия служат наиболее очевидным доказательством того, что природа — это автомат, что она имеет смысл только в перспективе общего благополучия и не принимает во внимание отдельные случаи. 4. «Инстинкты представляют собой действия, нередко отмеченные чрезвычайной сложностью, — пишет Витторио Маркоцци. — Они осуществляются с удивительной точностью и четкостью, имея в виду достижение определенной цели, как-то: построение гнезда, размножение, охрана потомства, сохранение собственного существования. •• 86 Все эти инстинктивные действия, как и процессы растительной жизни, являются в высшей степени целенаправленными и не могут быть объяснены без допущения некоего Ума. Но Ум находится не в природе». «В самом деле, если бы Ум был в природе, то есть в животном, совершающем инстинктивное действие, то это действие зависело бы от опыта, в то время как в действительности оно ему предшествует... Это явствует также из того факта, что большая часть таких действий совершается от рождения, когда у животного еще не было времени для обретения какого бы то ни было опыта». Маркоцци приводит множество примеров из жизни животных и продолжает: «Личный опыт, плод личного ума, не передается по наследству. Инстинкты же наследуются; поэтому они не являются результатом индивидуального ума, пусть даже ума предков... Этого довода достаточно для доказательства того, что ум находится не в животном, то есть не в природе». Кроме того, «инстинктивные действия остаются по существу одинаковыми даже в обстоятельствах, когда они оказываются совершенно бесполезными или вредными, хотя животные имеют физическую возможность приспособиться к этим обстоятельствам...» Следовательно, эти действия «не есть плод ума природы, то есть составляющих ее организмов». Другой довод заключается в том, что животные не знают прогресса. «Если бы инстинкты были результатом ума природы, то есть ума, внутренне присущего организмам, пришлось бы сделать вывод о том, что это поистине изумительный ум. В самом деле, организмы решают такие сложные проблемы, какие человек сумел решить лишь спустя тысячелетия мыслительной работы. Достаточно вспомнить о сложнейших анатомических, математических и инженерных проблемах, с такой естественностью и элегантностью решенных млекопитающими и ткущими паутину пауками!» «С таким великолепным умом животные могли бы успешно прогрессировать или, по крайней мере, могли бы внести усовершенствования в свои действия. В действительности же все низшие, по сравнению с человеком, животные с того момента, как начали совершать инстинктивные Действия и вплоть до сегодняшнего дня, не приобрели ничего нового, не п Родвинулись вперед ни на шаг». Как любая машина, природа достаточно функциональна, чтобы указывать на некую разумную причину, но в то же время достаточно рутинна и скована жесткими законами, чтобы свидетельствовать о том, что эта Причина не тождественна ей самой. 87 Пантеизм убивает Любовь В пантеизме имеют место самопоклонение, самолюбовь, самоуправление и самоискупление. В пантеизме человек не любим и не любит Когото, Кто был бы выше него: он любит великого Себя, Человеческую Природу. Подлинная ценность не Бог, а другие люди. Не высший Разум направляет человека к трансцендентному счастью, но каждый в одиночку или вместе с другими выбирает себе свою высшую цель. В несчастье человек не имеет Того, Кто спас бы его: он спасает себя сам, или его спасают другие люди, или он не спасается. Человечество одиноко, предоставлено самому себе. Его не поддерживает Крепкая Рука, и оно поднимает себя тем, что тянет вверх шнурки собственных ботинок. Громадная проблема страдания безвинных не находит в пантеизме даже проблеска решения, потому что в нем зло есть один из аспектов Бога — Бога, весьма малознающего, маломощного и не слишком доброго, имеющего все признаки деградирующего создания. Есть причина, по которой человек нового времени принимает пантеизм. Теолог Клод Дажан так формулирует ее: «Современный человек хочет быть свободным. Но Бог-Творец грозит ограничить или вовсе уничтожить свободу человека». Под свободой подразумевается отсутствие единых для всех правил уличного движения. В пантеизме вместо двух полюсов любви (Я — Бог) есть только любовь к себе самому (я — я), потому что здесь нет различения между Богом и нами. Коль скоро природа есть Бог, то катастрофы и трагедии порождает Бог. Все преступления и злодеяния всегда будут вменяться в вину именно Ему: либо Его неведению, либо Его злобности. Посредственность и человеческий эгоизм тоже смогут быть приписаны Богу, не развитому в нравственном отношении. Нет сомнения, что если бы мир и человек должны были быть признаны единственным истинным Богом, не стоило бы удивляться наличию стольких атеистов. Бхакти и Милосердная Любовь Если чистый пантеизм, как мы видели, равнозначен атеизму, потому что видит только материальный мир и делает его своим собственным Богом, то существуют и разновидности кажущегося пантеизма, которые, возможно, в чем-то близки учению Христа. Так в индуизме имеется направ88 ление, согласно которому Бог (Брахман) есть всякое сущее, и всякое сущее есть Бог: «Поистине, в начале этого мира был Брахман. Он знал только самого себя... Поэтому он стал Всем... Кто умеет быть Брахманом, тот становится этим Всем». Однако другие индуисты, следуя указаниям Рамануджи, полагают, что пантеизм делает невозможным поклонение Богу, потому что никто не может поклоняться самому себе. Поэтому они считают — как и мы, христиане, — что Бог и человек суть две разные реальности, хотя любовь (бхакти) стремиться объединить их и сделать так, чтобы человек мог пользоваться всеми благами Божьими. В «Бхагават-Гите» эта тенденция представлена в развитой форме — в виде вполне зрелого теизма: индивидуальное «я» совершенно предается исполненному любви и всемогущему Господу. Эта священная книга указывает путь доверчивой веры (страддха) и самоотверженной любви (бхакти): они освобождают человека от греха, помогают ему обрести душевный покой и войти в вечный мир Господень. Нечто подобное говорит Петр: «Дабы вы... сделались причастниками Божеского естества» (2 Пет 1:4); и Иоанн: «Будем подобно Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин 3:2); и сам Иисус: « В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и Вы во Мне, и Я в вас» (Ин 14:20). «Бог не море, но пребывает в море, блещет, Словно луна в воде или как парус чистейший предстает; ...Пусть чистая струя Любви, текущая извечно, Прольется в мое сердце. Иссуши, Мой Боже, тот родник, что замутнен Любви, лишенной веры» (Антонио Мачадо Руис). 7. Великая проблема зла Космический детектив Франсуаза Саган рассказывает в книге «С моими лучшими воспоминиями», что, когда ей было четырнадцать лет, она случайно оказалась в Церкви во время утренней мессы. Рядом с ней девочка того же возраста, Рикованная к постели — и, возможно, навсегда, — заливалась слеза- На 89 ми. Будущая романистка почувствовала «отвращение к Богу, допустившему такое». В других книгах Саган вспоминает, что примерно в то же время ей случилось увидеть документальный фильм о Дахау. Открыв за несчастьем безвинных злобную жестокость и ее чудовищные последствия, она решила вычеркнуть Бога из своей жизни. С доисторических времен в «шкафу» мира находится «труп». С доисторических времен длится судебный процесс, продолжающийся и сегодня. Все человечество вовлекается в него, делится на фракции и партии, участвует в прениях и дебатах. Как объяснить страдания того, кто терпит последствия зла, которого не совершал? Как объяснить безвинное несчастье матери, потерявшей ребенка во время землетрясения; младенца, родившегося с недоразвитым мозгом и уродливыми членами? Как объяснить судьбу того, кто слеп, глух и нем? Есть люди, считающие, что Бог — главный виновник. Разве Он не всемогущ? Значит, все это происходит от Него. Без воли Божьей и лист не упадет. Атеисты видят единственное алиби Бога в том, что Он не существует. С их точки зрения, зло происходит от случайности и от судьбы, как и добро. В прошлые времена многие верили или говорили, что все беды происходят от греха Адама и Евы; или от Пандоры, открывшей запретный ящик; или от Сатаны; или — в манихействе — от Бога зла, ведущего извечную войну с Богом добра. В Библии зло представлено происходящим от греха всех надменных людей, которые сами желают быть богами, то есть самодостаточными и равнодушными по отношению к предложенной божественной помощи. Библейская экзегеза последних пятидесяти лет показала, что рассказ книги Бытия о «первородном грехе» — это символическое описание человеческого греха вообще и особенно греха идолопоклонства, того, что мы сегодня зовем атеизмом и секуляризмом и что в разных формах и масштабах существовало всегда. Для многих верующих зло есть неразрешимая тайна, и они принимают его со слепой верой в божественную справедливость и доброту, сопровождаемой соблазном утраты веры. С нашей точки зрения, зло действительно есть тайна, однако, вдумчиво читая Евангелие, можно различить некоторые из вероятных причин, побуждающих Бога терпеть зло по отношению к верным Ему (святым и безвинным) и Самому стать жертвой зла (Иисус Христос). Неверно, что без воли Божьей и лист не упадет. У нас достаточно оснований полагать, что листья, падающие без прямого божественного 90 волеизъявления, весьма многочисленны и что это — именно ядовитые листья зла. Бог дает им опасть, чтобы на их месте произрастить плодоносные в будущем побеги добра. Понятие Бога после Аушвица 1 ноября 1755 года в Лиссабоне произошло землетрясение: половина города была разрушена, погибли тридцать тысяч человек. Год спустя после катастрофы Вольтер в знаменитой «Поэме о Лиссабонском бедствии» превратил это землетрясение в философскую проблему, рассматривая его как ярчайшее опровержение лейбницевского оптимизма, господствовавшего в ту пору в Европе. Отныне больше нельзя было утверждать, как раньше, что этот мир — лучший из возможных миров, а тезис о том, что «все хорошо», следовало бы изъять из настоящего и спроецировать в будущее. «Однажды все будет хорошо, — это наша надежда; все хорошо даже сегодня — это иллюзия». С точки зрения Вольтера, только надежда еще могла поддержать веру в божественное провидение, ставшее проблематичным, ввиду наблюдаемой в мире несправедливости в распределении добра и зла. Выдающийся современный философ Луиджи Парисон так представляет проблему зла: «Если лиссабонского землетрясения, где природа показала человеку свой жестокий лик, оказалось достаточно для утверждения нового понимания Божества, то что же следует сказать о той бездне зла, в которую оказалось ввергнуто человечество на протяжении последней войны? О таких событиях, как Холокост, когда люди причиняли другим людям чудовищные страдания с дьявольской изощрённостью? В Лиссабоне речь шла об избытке страдания, перенесенного человеком; в Аушвице к этому добавился избыток зла, совершенного человеком. Вина за это очевидным образом целиком лежит на человеке; тем не менее, протест обращается к Божеству, которое спрашивают с душевной мукой: как же мог Бог, называющий Себя благим и милосердным, допустить подобные ужасы и наблюдать за ними в бездействии? В рассказах Исаака Зингера часто появляются спасшиеся от Холокоста евреи, восклицающие в ужасе «Бога нет!» или «Бог — убийца!» Но вопрос слишком сложен, — продолжает Парисон, — чтобы вынести поспешно^ решение в пользу богохульства или атеизма... Крупный философ Ханс Йонас, ученик Хайдеггера в Германии и Уайтхера в Америке, с °здатель этики ответственности, взялся за исследование этой проблемы в СГать е. прекрасное предисловие к которой написал Карло Анджелино. Йонас •тэвит проблему как еврей и как философ. Как философ он отстаивает идею, 91 что долг мысли — создание философской теологии, которая в современных терминах подошла бы к проблеме зла, в его двойном аспекте вины и страдания... «Какой Бог мог допустить Холокост? Ответ Ионаса отталкивается от argumentum Eplcun (довода Эпикура), проходящего в разных формах через всю историю теологии, от Лактанция до Лютера, и историю философии — вплоть до Юма и Шопенгауэра. Он основан на дилемме: Бог не может быть одновременно добрым и всемогущим, потому что перед лицом свирепствующего зла Он или может уничтожить его, но не хочет, или же хочет, но не может. Поскольку представляется невозможным подвергнуть сомнению доброту Бога, остается только отрицать или ограничить Его всемогущество. Вывод таков: если Бог не вмешался в происходящее в Аушвице, то потому, что был не в состоянии это сделать»... «Тот, кто верит в существование Бога, а возможно, и тот, кто в нем сомневается, найдут обескураживающим это отрицание божественного всемогущества. Но мысль Ионаса должна быть понята в ее истинном значении. Оно состоит в том, что Бог, сотворив человека свободным, как и Он Сам, тем самым обрек Себя участи страдания. Сам акт творения есть жертва, потому что Бог добровольно ограничил и стеснил Себя, чтобы дать место человеку и его свободе. Кроме того, человек с его собственной свободой, способной как принимать, так и отвергать, может подвергнуть Божество сомнению, и не был бы Богом Тот, Кто не принял бы этого риска и не подвергнул бы себя добровольно человеческому сомнению». «Именно в этом отрицании заключается ограниченность божественного всемогущества. Божественное могущество обладает характером не принуждения, подразумевающего неизменный успех, но убеждения: оно признает человеческую свободу и, предлагая ей добро, готово принять от нее зло. Бог не «допускает» зла, но именно претерпевает его: божественное могущество осуществляется только как «претерпевание». Со сдержанным тактом Бог уважает человека даже как грешника — в том смысле, что, признавая его свободу, он всецело оставляет ему ответственность за зло». Б о г не создатель зла, но его ж е р т в а — вместе с нами Всемогущество Бога не в том, чтобы поражать злодея и устранять несчастья, но в том, чтобы помогать праведным извлекать духовную пользу из происходящего с ними. «В течение долгого времени, — пишет Жан Делюмо, — приметы Бога усматривали в необычном, в экстраординарном и чудесном. Развитие науки внесло изменения в нашу точку зрения. То, что указывает на 92 Творца..- — это бесконечная сложность естественных процессов... Поэтому нужно перевернуть аргументацию «учителей подозрения» — Маркса, Ницше, Фрейда и их эпигонов, думавших, что они сумеют ограничить или вовсе уничтожить «пространство веры». Наоборот, оно безмерно расширилось у нас на глазах». Древние народы рассматривали Божество как могущество, правящее миром, карающее злых и награждающее праведных уже в этой жизни. Откровение означало настоящую революцию, ибо принесло с собой фундаментальную идею божественного смирения. Божественное могущество редко проявляется в событиях, бросающих вызов законам природы. Обычно оно выражается во внутренней работе на благо верующих через посредство таких сокрытых сил, вложенных Богом в человеческий дух, как доверие, терпение, неустанная борьба с несчастьями и солидарность со страждущими. «То, что в Ветхом Завете было интуицией, — продолжает Делюмо, — в Новом становится постоянным утверждением: «божественное», «смиренное» и «хрупкое» отныне совпадают. Сын Человеческий рождается ночью в хлеву... Его едва не убили солдаты Ирода. Потом он тридцать лет живет в безвестности... Переворачивание привычного образа Бога довершается в последних эпизодах жизни Иисуса, запечатленных омовением ног в Святой четверг, арестом, затем осуждение на смерть Агнца Божьего». «То, что мы застаем Бога распятым, требует революции в представлении о Боге», — пишет Мольтман. «Идея истины, проявляющейся в смирении, — пишет Эммануэль Левинас, — идея гонимой истины есть единственно возможная модальность трансцендентности (это значит, что Иисус, не подвергавшийся гонениям, не был бы Свидетелем трансцендентного Бога). Проявляться как смиренное, граничащее с побежденным, с бедным, с гонимым, означает в собственном смысле: не входить в порядок вещей... Смирение порождает тотальное смятение... Гонения и унижения, которым оно подвергается, суть модальности истинного». «Вся история Откровения, — пишет Франсуа Варийон, — это постепенное обращение от Бога, понимаемого как могущество, к Богу, почитаемому как Любовь». В одном из стихотворений, написанных в тюрьме, Дитрих Бонхёффер т ак характеризует молитву христиан: «Люди приходят к Богу в Его нужде: Они находят Его бедным, униженным, без крыши над головой и без куска хлеба. Они видят Его подавленным грехами, немощью, смертью. 93 Христиане стоят рядом с Богом в Его страдании». Возмущение всемогущим Богом, не спасающим мучеников от пыток, должно претвориться в восхищение Богом, который тоже является мучеником и с помощью тайного внутреннего языка созидает в мучениках сверхчеловеческое духовное величие, порождающее вечное общение между ними и Богом. Бог есть Любовь — и только Любовь. Атрибуты Бога — всемогущество, мудрость, красота, бесконечность, мир, радость даже в самопожертвовании — это атрибуты Любви, которая безгранична. Космическая аппаратура сломана Вера подобна расследованию комиссара Мегрэ: еще нельзя доказать невиновность Бога в допущении зла, но уже имеются явные указания на это. Ральф Вальдо Эмерсон писал: «То, что я вижу, внушает мне доверие к моему Творцу в отношении того, чего я не вижу». Эта фраза хорошо передает природу веры — не слепую, но и не вполне зрячую. Я вижу мир добра: порядок и целесообразность в основных чертах природы; добродетель и спокойствие в части человечества, в том числе, безвинно страдающих; красоту; жертвенное материнство и отцовство; глубокую любовь; героизм, милосердие, преданность идеалу, поиск справедливости, нравственный закон во всяком, кто не душит его в себе. Всё это внушает мне веру в Творца, потому что позитивные ценности не происходят от слепых и случайных сил, но требуют доброго и справедливого Ума. Однако я не всегда вижу в этом мире победу истины и справедливости над обманом, эгоизмом и деспотизмом. Очень часто дело обстоит как раз наоборот. Добродетель недостаточно вознаграждена удовлетворением, которое приносит чистая совесть. Болезни превращают в мучение и прерывают жизнь молодых и безвинных, негодяи безнаказанно вредят — вплоть до убийства — добрым и прямодушным людям. Но подсчет того, чего я не вижу, не заставляет меня отрицать существования творческого Блага и Справедливости. Антиценности могут происходить от слепых или случайных сил или от испорченных умов, отличных от Того, Который породил ценности, и противостоящих Ему. Зло не может иметь тот же источник, что и добро. Солнце не является одновременно причиной света и тьмы: тьма происходит от его отсутствия или от преграды на пути его лучей. Болезнь не происходит от здоровых жизненных сил, невежество — от знающего учителя, а холод — от огня. В каждом из этих примеров имеет место внеш94 ний элемент: человек, отдаляющийся от света или ставящий перед ним заслон; патогенный микроорганизм и то, что его вносит; ученик, не прислушивающийся к учителю; человек, не зажигающий огня или не приближающиейся к нему. Творец оставил человеку свободный выбор следования закону нравственного здоровья или отречения от него, потому что без этой свободы не было бы человеческого достоинства, духовных ценностей, ответственности, подлинной любви и личной добродетели. Но из свободного выбора может возникнуть также злоупотребление, порок, бесчестность и злоба. Бог предупреждает, предостерегает и внутренне побуждает, но не принуждает. Тот, кто обвиняет Бога в чудовищных промахах, допущенных при сотворении мира, исходит из не доказанного в действительности тезиса о том, что люди в течение многих тысячелетий и при всех своих тяжких ошибках сохранили в неизменном виде созданный для них Богом мир, ничего в нем не разрушив. Между тем тягчайшие и долговременные прегрешения влекут за собой изменения в Д Н К и в генетической наследственности, а возможно, отражаются негативным образом и на внешней природе. По-видимому, на это указывают хорошо документированные явления полтергейста. В них находит выражение таинственное влияние человеческой души на физические законы, которое, естественно, может осуществляться как в направлении добра, так и в направлении зла. Более чем возможно, что человек, получив в свое распоряжение «жизненное устройство», выбросил «инструкцию по эксплуатации». Конечно, если бы человеческие существа были просто роботами, автоматами, приводимыми в движение неуправляемыми инстинктами, — тогда, очевидно, ответственность за все происходящее в мире падало бы на одного лишь Творца. Но дело обстоит иначе: человеку — как утверждает вся философия, в том числе современная, и как подтверждает наш опыт — свойственно путем свободного выбора самому создавать свою судьбу. Именно это отличает его от остальных животных. Не всегда неработающий компьютер свидетельствует о некомпетентности производителя: это может быть результатом неправильного пользования им. И мутный ручей не всегда является таковым по вине источника. Нравственный закон соответствует тем брошюрам, которые нам дают при покупке любого прибора. Там написано: «Инструкция и способ употребления», или «Указания для потребителя», или, в отношении лекарственных препаратов, «Правила приема». Так что же невероятного в том, что тяжкие грехи многих наших предков («первородный грех»), к которым добавились наши личные грехи, взорвали механизмы человеческой природы? 4 -1979 95 Разве не видно невооруженным глазом, что, по крайней мере, половину угнетающих нас бедствий создали мы сами, и зачастую злонамеренно. Жизнь, подстегиваемая амбициями или жаждой роскоши, влечет за собой неврозы, сердечные заболевания, болезни печени, стрессы, преждевременную смерть. Бесчувствие к проблемам других людей порождает ссоры, предательства, измены, убийства. Преступная небрежность имеет следствием всевозможные катастрофы. Злоупотребление в еде, в курении и так далее предвосхищает многие «фатальности судьбы». Жадность до денег и сексуальных наслаждений становится причиной разложения общества. Мелочный эгоизм в политической и социальной жизни приводит к тому, что мы смотрим друг на друга по-волчьи, готовые вцепиться друг в друга зубами. А СПИД? Почему не допустить, что человеческие прегрешения нарушили тот порядок, которого желал Творец, и обрекли людей на то, чтобы испытывать действия искаженных законов? Сегодняшний человек отстаивает свою абсолютную независимость, когда выбирает направление, в котором следует идти. Но потом, забредя в болото, он возлагает ответственность на Бога. Что же касается божественной премудрости, то она позволяет человеку нарушить ее указания, забрести в болото, чтобы он научился им следовать и, в конце концов, вышел к дому. Борьба со злом — двигатель человеческой эволюции Божественное Провидение действует не через посредство непрерывных чудес, как было бы необходимо, если бы оно хотело избавить всех невинных от всех несчастий. Оно действует через непрерывную побудительную силу, вложенную в человеческий дух: через глубинное доверие, мужество, борьбу с превратностями судьбы, стремление помогать и принимать помощь. Оно не избавляет праведного от страданий, но побуждает его преодолевать страдание и таким образом нравственно расти. Поэтому мы не должны класть на одну чашу весов нравственное зло (то есть неурядицы, беды, страдания, происходящие от человеческих прегрешений) и бедствия, происходящие от природы. Это два совершенно разных вида страданий. Первое — болезненно и одновременно ядовито; оно порождает болезни и нарушения в сердцевине личности, в духе, тяжело отражаясь также на состоянии тела и чувств. Второе же — только болезненно и затрагивает лишь внешнюю (тело) и среднюю (чувства) части человека. Но при использовании движущей силы, которой нас наделил Бог, это страдание становится стимулом к духовному восхожде96 нию, к достижению духовного совершенства и причастности к божественным благам. Нравственное зло заставляет нас опускаться, превратности судьбы — подниматься. В беге с препятствиями, именуемом эволюцией, человек добился изумительных результатов по сравнению с другими животными: он стал абсолютным чемпионом по разуму, господству над природой, солидарности, цивилизации, религии, нравственной добродетели, героизму, науке, технике, искусству, демократии. И все это потому, что Творец наделил его стремлением к совершенствованию, а также потому, что на своем пути он встречал не только благоприятные обстоятельства, но и труднейшие препятствия. Это факт: человеческий разум в течение тысячелетий постепенно оттачивался в попытке решить «неразрешимые» проблемы, такие, как голод, засуха, эпидемии, резкие климатические изменения, несчастья любого рода. Наука возникла и развивалась прежде всего под стимулирующим воздействием насущных проблем. Необходимость оттачивала сообразительность. Необходимость, если человек использует ее движущую силу, закаляет и укрепляет волю: стойкость, постоянство, мужество родились перед лицом препятствий, казавшихся непреодолимыми. Нравственное чувство и сознание собственного достоинства пробудились и возросли в борьбе с превратностями судьбы или благодаря приобретенной способности переносить их философски, не признавая себя побежденным. Взаимопонимание и взаимопомощь, сама братская любовь произошли из опыта пережитого страдания, совместного противостояния ему. Так чему же служит страдание? Тому, что человек побуждается к борьбе со страданием — при помощи Бога и собственных рук. Порой ему удается преодолеть страдание, которое таким образом преображает человека во все более духовное и божественное существо. Стремление к лучшему — двигатель эволюции; природные бедствия — е е горючее. Человек развивается во встрече с риском Дэвид Дж. Бартоломью, профессор математики и статистики, преподающий в Лондонской школе экономики, в одной из своих работ собрал ^едино доводы в пользу кажущейся казуалистичности природы, к котоРйм обычно прибегают для опровержения веры в Бога. Однако в резульТа те подобного анализа Бартоломью пришел к заключению, что случай, 4< 97 руководимый целенаправленными естественными законами, ориентирующими его на достижение определенной цели, не только не упраздняет упорядоченности и целесообразности мира, но, напротив, приводит к признанию его сотворённости таким Богом, в какого верят христиане. «Быть может, самый серьезный вызов христианской точке зрения на Бога как любящего отца, — пишет он, — исходит со стороны незаслуженного страдания. Землетрясения, голод, всякого рода стихийные бедствия трудно согласовать с кем-то, кто заботится о каждом человеке в отдельности и желает только его блага. Сила этого критического довода несколько ослабеет, если не видеть непременно в каждом единичном событии обдуманного действия Бога». «(Иисус) говорит об Отце Небесном, который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5:45). Нейтральность климата, одинакового для всех, есть выражение той нейтральности и беспристрастности, которая характерна для случайных явлений...» Евреи эпохи Иисуса «полагали, что индивидуальные несчастья должны быть прямо приписаны Богу. Так, когда обрушилась Силоамская башня и при этом погибло восемнадцать безвинных человек, этому, казалось, требовалось объяснение. Иисус же ясно говорит, что они были не виновнее других (Лк 13:4). То же самое верно в отношении убитых Пилатом (Лк 13:1,2), парализованной женщины (Лк 13:16), слепого от рождения (Ин 9:3). В каждом из этих случаев Иисус отрицал, что данное событие или состояние было обдуманным актом наказания, направленного против конкретного индивида». «Мы придерживаемся той точки зрения, что подлинная случайность есть предпосылка действенной человеческой свободы и зрелости. А коль скоро свобода существенно необходима для той полноты жизни в Боге, к которой мы предназначены, случайные события неизбежны... Случайности, приводящие к генетическим мутациям и, следовательно, к прогрессу жизни, могут вызывать также уродства и страдания. В страдании есть некий аспект неизбежности, хорошо выраженный в словах Иисуса: «Надлежит сему быть» (Мк 13:7, см. также Мф 18:7). Принятое нами мировоззрение позволяет утверждать, что Бог определяет цель и упорядоченность макромира и что в то же время существует индетерминизм на микроскопическом уровне, то есть на уровне отдельных событий... Рискуя настаивать на очевидном, повторим: проблема зла была бы почти неразрешимой в целиком детерминированном мире, потому что тогда Бог нес бы прямую ответственность за всякое единичное событие...» «Разнообразие и неопределенность создают стимулирующую, полную вызова среду, которая предоставляет широкие возможности человеческому развитию постольку, поскольку индивиды используют свой разум 98 для приспособления к миру, в котором они живут. Хотя Бог признается в последнем счете виновником каждой мельчайшей подробности, он не рассматривается как некто, направляющий каждый атом и каждую частицу к какой-то определенной цели. Божественные цели скорее следует усматривать в глобальных свойствах случайных процессов. Бог предпочел создать мир, не лишенный случайности. Ибо такой мир обладает свойствами, необходимыми для порождения существ, могущих стать друзьями Бога. Эти существа закаляются и подвергаются испытанию в том вызове, который представляет для них среда, — до тех пор, пока за порогом смерти они не вступят в полноту общения с Богом... Отдельный человек находится в положении, достаточно схожем с положением пилота, впервые запущенного в одиночку в небо. Он подвергается всевозможным опасностям и должен соответственно реагировать на них, что развивает его профессиональный навык. Он может поддерживать связь с базой, дающей советы или инструкции, но не имеющей возможности изменить погоду или исправить технические неполадки». Этика не может быть корыстной Именно тот факт, что бедствия без разбора поражают виновных и невиновных, стимулирует и движет вперед (в том числе, и сегодня) интеллектуальный, технический, волевой и нравственный прогресс человека. Если бы несчастья поражали только бесчестных и злоупотребляющих властью, то человек, вместо того, чтобы пускать в ход свои скрытые способности в целях борьбы, старался бы избегать бесчестья и злоупотребления властью. Но его побуждала бы к этому не любовь к добру как таковому и не любовь к ближнему, а эгоизм и страх перед несчастьями. Тогда нашел бы подтверждение стих Трилусса: «Проявлять уважение [к закону Божьему] гораздо чаще тебе советует благоразумие, чем почтение». Человек при этом остался бы на самом низком интеллектуальном, гражданском и нравственном уровне — на уровне приютского ребенка, избегающего определенных действий из страха перед наказанием. Вечная жизнь или погибель в Потустороннем не награда или наказание, присуждаемое неким судьей в зависимости от поведения человека, а естественный, внутренне обусловленный результат совершенных нравственных выборов и продолжение упрочившегося, ставшего необратимым образа мыслей и чувств. Вечная жизнь — это универсальная любовь, соединение с Богом — Любовью и происходящие отсюда радость и мир. Погибель — это отсутствие подлинной любви и отделенность от Бога, влекущая за собой душевное страдание. 99 Особое, физическое, попечение о праведном и невинном в этом мире, а также насылание несчастий на злого означали бы, напротив, награду и наказание в терминах весьма низкого уровня. Нравственный выбор превратился бы в выгодную инвестицию. Минимальный расчет привел бы даже главаря мафии к выводу о том, что закон Божий — хороший «бизнес». Бога выбирали бы не ради Него Самого, и ближнего любили бы не из истинного человеколюбия, но ради доставляемых материальных выгод. Добро не было бы само по себе наградой, а зло не наказывало бы внутренне само себя. Человек не сумел бы создать свою нравственную ценность, пусть даже с помощью Благодати. Он не смог бы стать вполне свободным перед лицом нравственного выбора. Следовательно, «подлинная случайность есть предпосылка действенной свободы и зрелости человека, а при том, что свобода сущностно необходима для полноты жизни в Боге, к которой мы призваны, случайных событий избежать невозможно»... Разумеется, «для того, кто страдает, — слабое утешение узнать, что статистический закон требует, чтобы кто-то страдал. Как бы это ни было верно, страдание еще более усугубляется убеждением, что оно было причинено намеренно. Горечь в отношении к Богу, проявляемая порой теми, кто думает, что в их страданиях должно винить Его, — эта горечь лишь усиливает боль». Страдание ребенка Важно заметить, что страдание способствует поиску прогресса и стимулирует его не только в отношении человечества в целом, но и в отношении отдельного человека. Именно отдельный человек, будучи поражен несчастьем, вынужден заставить работать свой ум и волю, чтобы выдержать испытание. И опять-таки отдельный человек, в случае непоправимого несчастья, испытывает побуждение, почти необходимость, искать углубления нравственных и религиозных ценностей, которых до сих пор, при лучшем положении дел, он не ценил в полную меру. Вне такой необходимости почти никто не открывал бы сияния благ, дающих смысл всякой человеческой жизни. Даже праведные, когда их жизнь идет гладко, используют только поверхностную, самую бедную часть этой золотой жилы. Вначале подвергающийся испытанию человек обращается к поиску ценностей духа как некоего суррогата утраченных физических или эмоциональных ценностей, но затем постепенно открывает их как подлинные ценности — единственные, которые делают жизнь вполне осмысленной. Так относительное зло претворяется в абсолютное добро. 100 Есть только один случай, который, как представляется, не находит оправдания: страдание маленького ребенка, не способного извлечь из своего страдания духовной пользы для себя самого. Его страдание поверхностно и напоминает отчасти страдание животного, потому что ребенок еще не может обладать самосознанием. Неосознанное страдание, на наш взгляд, гораздо менее болезненно, так как не затрагивает самой сердцевины нашего «я», то есть духа. Если бы мы не думали, то страдали бы в тысячу раз меньше, принимая вещи такими, каковы они есть: дело обстоит так — и точка. Страдание ребенка не бесполезно для других: оно побуждает родителей, знакомых, человечество к поиску средств его облегчения или излечения и к поиску духовных ценностей, необходимых для его понимания и перенесения. С христианской точки зрения, это страдание с лихвой компенсируется вечной радостью соединения с Богом, которая уготована ребенку. В общей картине мира страдание есть один из компонентов, а в его собственных рамках страдание ребенка — один из элементов. Его устранение означало бы необходимость непрерывной цепи чудес, в то время как действие и правление Бога в мире осуществляется, как мы видим, через собственные законы мира. Следовательно, страдание ребенка вновь оказывается в сфере солидарности с остальным человечеством. Я не исключаю, что имеются естественные защитные механизмы, приглушающие как в ребенке, так и в животном подлинное страдание, сохраняя прежде всего физические рефлексы. Страдание животного В природе физическая боль не враг жизни, но ее самый сильный союзник, наряду с физическим удовольствием. Удовольствие — движущая сила и «автопилот» животного. Не имея способности к рассуждению, животное не знало бы, что для него полезно. Удовольствие указывает ему, каковы полезные для жизни действия: что, когда и сколько нужно есть, когда пить, когда и как спариваться, когда отдыхать, когда двигаться, когда искать теплое место и т. д. И не только указывает, но и побуждает делать все это. Физическая боль, напротив, — это автоматическое защитное устройство, заставляющее животное избегать того, что может нанести ему вред, и Действовать ради достижения того, что ему необходимо. Да, физическая боль — это зло, но зло относительное, имеющее в виду большее благо. Оно представляет собой одно из устройств в общей 101 машине вселенной. То, что верно в отношении животных, в значительной части относится и к человеку. Если бы не существовало физического наслаждения и физической боли, человек как биологический вид исчез бы вскоре после возникновения. И, если бы не было смерти, на земном шаре негде было бы ногу поставить. Всем этим я не хочу сказать, что люди могут продолжать деспотично причинять страдания животным, как они это часто делают. Такие действия составляют подлинный грех перед лицом Бога. Но в рамках природы страдание — иное дело: оно никогда не существует без необходимости, без корректив и без перспективы большего блага. Вера нейтрализует яд страдания В то время как в одних людях убывает вера, потому что есть страдание, в других убывает страдание, потому что есть вера. Человеческий дух развивается в борьбе с превратностями ?.;изни, а когда они непреодолимы — в умении принять их как часть плана, имеющего в виду общемировое благо. Чтобы с душевным спокойствием принимать неизбежное, нужна явно выраженная вера в Бога, которого открыл нам Христос. Для борьбы с прочими невзгодами достаточно неявно выраженной веры, хотя вера, явно выраженная, более сильна и поддерживает гораздо лучше. Я называю неявно выраженной верой в Бога то глубинное доверие, которое человек призван испытывать перед лицом самых тяжких «превратностей» своего земного пути, если он не хочет ослабеть и погибнуть. Доверие к самому себе, к себе подобным, к природе, к действительности, которая в иные моменты предстает как по существу добрая и благосклонная, к основным силовым линиям бытия, к жизни. Человек без доверия везде, где только можно, видит бедствие; человек веры во всяком бедствии видит то, чему можно противостоять. Это здравое мышление, эта вера в упорядоченность мира и в ресурсы человеческого рода зависит от свободного выбора и от старательного ее культивирования. Не все рождаются с верой, но все рождаются с той схематичной картой, по которой можно найти веру. Глубинное доверие содержит в себе неявно выраженную, но несомненную веру в некий благой Разум, задумавший и создавший путем медленной эволюции человека и его мир. В самом деле, случай — брат хаоса. Случай слеп, непостоянен и абсолютно чужд какой бы то ни было целесообразности или целеустремлённости к благу. Не может быть глубинного доверия в системе, 102 организованной хаосом. Более того, случай вообще не организует никакой системы. Если сегодня количество самоубийц и потребителей кокаина растет на глазах, это объясняется именно тем, что в школе и в обществе учат, будто мир произошел из случайности. Поэтому вера в жизнь тем крепче и тем сильнее пробуждает к борьбе против несправедливостей и несчастий, чем более открыто признает, что у начала и у руля человеческой жизни стоит Разум, благоволящий к благу всего сущего. Вера р о ж д а е т разум Одно и то же несчастье неверующий воспринимает как оскорбление со стороны судьбы и как страшную фатальность, а верующий — как тяжелую тренировку перед Кубком мира. Человеческий разум в течение тысячелетий развивался в борьбе со стихийными бедствиями, голодом, нищетой, болезнями, эпидемиями, нападениями диких зверей и врагов. Для этой борьбы требовались все более совершенные приспособления и все более глубокая солидарность. Всякий раз, когда происходило несчастье, затрагивающее всех или отдельного человека, — люди, имевшие веру в себя и в жизнь, а значит, в Божество, побуждались этой верой к поиску спасительных средств, к принятию защитных мер, а когда надежды казались исчерпанными, — к изобретению способов, позволяющих преодолеть трудности. Вера была стимулом к упражнению разума, а разум, чем больше подвергался тренировке, тем больше укреплялся и обострялся. Это находило выражение во все более разумном воспитании и обучении детей, чтобы они вслед за родителями могли продолжить движение вперед. Все изобретения, открытия, социальные и нравственные достижения имели своей предшественницей веру. Следовательно, вера находится в основании той технологии, науки и разума, во имя которых люди пытаются разрушить саму веру. Они подобны строителям, подрывающим фундамент возводимого ими же небоскреба. На самом деле наука уже начинает обращаться против человека, угрожая его жизни, а разум более не доверяет даже самому себе. «Психиатр, — пишет Эриксон, — не может не заметить, что существуют миллионы людей, которые не могут жить без религии. Те же, кто хвалится своей безрелигиозностью, часто представляются ему детьми, поющими в темноте». 103 Как и в прошлом, сегодня человека, верящего в Логику, которая правит миром через нацеленные на конечное благо естественные законы, препятствия только побуждают к поиску все более эффективных средств их преодоления. К счастью, атеист часто неосознанно верит в рациональность мира и потому борется со злом. Но по-настоящему последовательный атеист приходит к мысли о том, что борьба бессмысленна, потому что все в мире порождает и направляет слепой случай, то есть удача и неудача. Атеизм — это мировоззрение, благоприятствующее фатализму, а когда беды в этой жизни представляются неискоренимыми, — отчаянию. «Да, сказанное Богу, — замечает Ханс Кюнг, — равнозначно глубинному доверию, в последнем счете основанному на встрече с реальностью: вера в Бога как радикальное глубинное доверие... знает, почему она может доверять реальности». «Мы исходим не из доказательства или объяснения, принуждающих разум к признанию бытия Божьего, чтобы следующим шагом прийти к вере... Речь идет скорее о внутренней рациональности, которая может узаконить фундаментальную уверенность: в осуществлении, в «практике» отважной веры в реальность Бога человек подвергает испытанию (хотя испытывал и испытывает соблазн самомнения) рациональность своей веры, укорененной в последней идентичности, в последней смысловой и ценностной полноте действительности, в ее изначальном основании, смысле и ценности». Для того, чей взгляд устремлен на божественную цель, которой мы должны достичь, трагедия преображается в драму, фатальность — в борьбу, а несчастье становится восхождением к Счастью. Кто верит в Бога — тот сознательно верит в жизнь Вера — это не только борьба против голода, безработицы, несправедливости, болезней и внезапной смерти. Если человеческая жизнь происходит от некоего благого Разумного сущего, то стремления, вызываемые природой в человеческом духе, рано или поздно должны удовлетворяться, начиная со стремления к Любви с большой буквы — такой Любви, которая была бы всеобъемлющей и длилась бы вечно («я отдаю тебе всего себя», «я буду любить тебя всегда»). Больной ребенок, умирающая от рака молодая жена и мать, губящее сотни семей землетрясение направляют подспудную веру (глубинную веру в то, что «все в этом мире поправимо, и не все беды приходят, чтобы нанести вред») к утомительным поискам. 104 Тот, кто не направляет свою подспудную веру к открытому исповеданию, потому что не хочет браться за утомительное исследование Тайны, может потерять и ту немногую веру, которая у него есть. Но, если, напротив, он отправится в путь по горным тропам, то, вероятно, обнаружит: Христос не утешительный суррогат, как думалось раньше, а грандиозное событие, озаряющее жизнь. Да, все можно исправить — даже смерть. Да, для того, кто доверяется Богу, никакое зло не приходит, чтобы навредить. Да, существует соответствие между созданными природой глубинными устремлениями и реальностью, потому что бытие человека не замыкается на этом мире. Подлинное устойчивое счастье есть плод эволюции нравственных ценностей — процесса, берущего начало в этом мире, но находящего продолжение и завершение по ту сторону земной жизни. Злого тоже поражает неудача, вызывая в нем бессильную ярость. Но безвинно страдающий человек призывается к развитию таких ценностей, как доверие, размышление, новое открытие, — ценностей, составляющих главную цель существования. Подспудная вера надеялась достигнуть удовлетворения, идя по суше, но, когда путь ей преградил океан, ей пришлось искать аэропорт. Когда человек не имел глубокой веры в Бога, он хотел верить и верил в жизнь, но не знал, почему верит. Теперь же он, веря в Бога, верит и в жизнь — и верит сознательно. Мы находимся в первом производственном цехе Одна и та же цена может быть непомерно высокой или смехотворно низкой в зависимости от того, запрашивают ли ее за одно мороженое или за целый хладокомбинат. Нечто подобное верно и в отношение того человека, который, видя лишь краткую земную жизнь, возмущается трагичностью некоторых судеб. Многие человеческие жизни отмечены долгим и многообразным страданием. Оно кажется непомерной ценой, его не уравновешивают редкие и скупые радости, выпавшие на долю такого человека. Для него большое утешение думать, что это происходит не от Бога, а от прошлых и настоящих человеческих грехов, от необходимого несовершенства материи и потребности в стимулировании человеческой эволюции. Страдание объяснимо, только если существует славная, запредельн ая земной жизни цель, которой надлежит достичь. Тому, кто не признает такой цели, приходится признать жизнь абсурдной. 105 Предположим, на большую автоматизированную фабрику — например, предприятие «ФИАТ» — приходит посетитель и осматривает огромное помещение, куда подается горючее и исходный материал, а выходят отходы и выхлопной газ. Если визит посетителя на этом заканчивается и он не знает о других цехах, то может прийти к выводу, будто все оборудование работает бессмысленно. Он должен, по крайней мере, предполагать, что существуют и другие цеха, вплоть до последнего, из которого выходит конечная продукция. Кто отрицает высшую и вечную цель, указанную Богом для человеческой жизни и достижимую путем медленного духовного прогресса, тот неизбежно приходит к выводу, что жизнь лишена смысла. Человеческое страдание объяснимо лишь тогда, когда допускается наличие запредельной земному существованию цели. Возмущение орбиты Урана можно было объяснить одним способом: предположить существование и притяжение другой, невидимой планеты. Астроном Урбен Леверье в 1846 году сделал вывод о существовании такой планеты и рассчитал ее местоположение. В 1847 году новая планета была обнаружена в телескоп. Но ведь Леверье мог сделать и другой вывод — о том, что возмущения орбиты Урана абсурдны, а потому физические законы не обладают универсальной значимостью. Что касается страдания, здесь доводы разумной веры могут быть сведены к следующему: в перспективе доверия к жизни боль, даже самая тяжкая и безвинная, должна иметь объяснение. Но объяснима она только в том случае, если существует Бог и Потусторонняя жизнь. Следовательно, Бог и Потусторонняя жизнь существуют. И, наоборот, для неверующего, в перспективе недоверия к жизни, безвинное и тяжкое страдание необъяснимо: оно просто несправедливо и абсурдно. Однако, если жизнь несправедлива и абсурдна, она не имеет своим источником Разума. Следовательно, Бог и Потусторонняя жизнь не существуют. Шесть объясняющих жизнь принципов По-видимому, человеческая жизнь, включая страдание, может быть объяснена с помощью некоторых принципов. /. Принцип врожденной Приоритетной Цели. Всякое человеческое существо приходит в мир с определенным фундаментальным призванием, или врожденной Приоритетной Целью, которая является целью для всех, потому что вытекает из самой человеческой природы. Это видно из высочайшего стремления и функции, идеалом которых обладает всякий человек и к которым чувствует в себе способность (если 106 правильно ее реализовать). Мы все можем констатировать и убедиться на опыте, что это высшее стремление и высшая способность — глубокая, универсальная и совершенная Любовь. Любовь всеобъемлющая — всем сердцем, всей душой и всеми силами; любовь взаимная, то есть воспринятая и дарованная взамен; Любовь к Личности, в максимальной степени сосредоточивающей в себе все совершенства. Любовь, которая через эту Личность открывается навстречу другим — друзьям, знакомым, всему человечеству и всем живым существам. Любовь практическая, представляющая собой не только чувство, но деятельную волю к добру. Любовь, которая живет всегда, не зная обрывов и охлаждения. Эта Любовь — та цель, ради которой мы приходим в мир. Все прочие блага должны рассматриваться лишь как средства для достижения этой Любви. Рай не место, а совершенство Любви. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф 22:37-39). Гоняясь за ящерицей, не потеряй слона. 2. Принцип инструментальных благ. Чтобы достигнуть абсолютного счастья, то есть Приоритетной врождённой Цели, нужно всегда рассматривать все прочие блага (здоровье, человеческую любовь, работу, семью, деньги, успех, пищу, дом, спорт, друзей, развлечения, науку, искусство и так далее) в их инструментальной функции. Это значит, что их нужно использовать прямо пропорционально их способности помочь в достижении Приоритетной Цели, и обратно пропорционально их степени направленности на собственные цели. «Никто не может служить двум господам» (Мф 6:24). Даже если тебе нравится кофе, пей его только в количестве, необходимом для преодоления гнетущего тебя состояния. 3. Принцип пропорциональности интересов. Степень интереса, влекущего нас к основной ценности жизни, то есть к Приоритетной врожденной Цели, обратно пропорциональна степени интереса, который мы питаем к инструментальным благам, если рассматриваем их как абсолютные ценности. Чем больше воды утекает в канал В, тем меньше ее притекает в канал А. Чем больше времени в течение дня ты отдаешь телевизору, тем меньше его остается для учебы или работы. 4. Принцип обусловливающих автоматизмов. Всякий интерес питается зрительными, слуховыми и воображаемыми стимулами, вызывающими импульсы и желания; последние возрастают Т07 пропорционально увеличению интенсивности и числа стимулов, пока не становятся неуправляемыми. Присущая нашему «я» способность к принятию решений может контролировать внутреннюю и внешнюю жизнь: а) через устранение относительных стимулов (тактика дестимуляции); б) через развитие альтернативных интересов (тактика выдвижения). Не дразните спящего тигра. 5. Принцип оборачивания основных перспектив. Если субъект не держит под контролем инструментальные интересы, происходит перевертывание естественного порядка: Приоритетная врожденная Цель становится инструментальной или отодвигается в сторону, в то время как инструментальные блага воспринимаются в качестве Приоритетнолй Цели (делаются идолами), вызывая неудовлетворенность глубинного «я». От «еды ради жизни» совершается переход к «жизни ради еды». 6. Принцип целительного страдания. Утрата периферических даров (относящихся к материальной стороне жизни: здоровья, материальных благ, чувственных наслаждений или к душе: эмоционального благополучия, успеха в отношениях с людьми), если ее переживать, имея в виду Приоритетную Цель, оказывает целительное воздействие на субъекта, уменьшая стремление к инструментальным благам и способствуя концентрации интереса на самой Приоритетной Цели. Выключенный родителями телевизор может помочь ребенку сесть за учебу. Начальное, среднее и высшее образование Бог не посылает несчастий: Он предоставляет действовать естественным законам. Но, когда несчастье случается, Он старается использовать его, имея в виду Приоритетную Цель. Бог действует, подобно тренеру футбольной команды: он не хотел бы, чтобы игроки забивали мяч в свои ворота или провоцировали штрафные удары; однако, если это случается, он использует ситуацию для того, чтобы дать советы и попытаться улучшить игру. Страдание, словно дождь, падает без различия на святых, обычных людей и преступников. Оно не щадит никого. И если Творец его допускает, то именно потому, что оно является многоступенчатой лестницей, ведущей к достижению Приоритетной Цели. Тем, кого не приняли в среднюю школу (то есть людям явно ограниченным), страдание представляется карой Божьей. На самом деле оно 108 не является карой в прямом смысле, обрушиваясь и на праведных; тем не менее, его можно так назвать, ибо, побуждая добрых к возрастанию, злых оно потрясает, чтобы обратить к покаянию. Это «целительное» наказание, цель которого не месть, а излечение. Даже преступник, не имеющий ни крупицы веры, в несчастливой ситуации к размышлению о том, в какие эфемерные блага вложил он свой капитал. Учащиеся средней школы, ее низшей или высшей ступени, — это основная масса «прохладно» верующих: людей обычных, более или менее равнодушных, — тех, кого обычно называют хорошими людьми, но не ставящих Приоритетную Цель на первое место. Они стараются в общих чертах соблюдать моральный закон, избегая наиболее тяжких прегрешений, но соблюдают его почти исключительно внешним образом. Их интересы и желания целиком обращены к инструментальным благам, которые становятся на самом деле высшей целью их жизни (к семье, заработку, здоровью, любви, успеху, культуре, друзьям и так далее). Эти люди — клиенты Бога: они используют Господа для обретения земных ценностей, вместо того, чтобы использовать земные ценности для обретения Господа. Они верят, что молитва служит прежде всего для того, чтобы добиться от Бога хотя бы минимума благополучия и неуязвимости от несчастий, что позволило бы им жить, наслаждаясь своими идолами. Вторжение драматических или трагических событий в их жизнь, которое допускает Провидение и которое они возмущенно именуют незаслуженной карой, призвано научить их на опыте (после того, как пройдет первый взрыв возмущения), что они совершают величайшую ошибку, принимая за главную цель те ценности, которые являются всего лишь заменяемыми орудиями достижения действительно главной цели. Этот биржевой крах призрачных ценностей предупреждает их о необходимости вкладывать свой капитал в гораздо более ценную и стабильную валюту. «Господь ранит и исцеляет», — говорится в Псалмах. Это значит, что если после разрушения своих идолов «прохладный» христианин принимает божественное наставление и обращается к Господу, то получает от Него утешение и одновременно помощь в том, чтобы не создавать себе новых идолов. Наконец, наступает очередь студентов высшей школы — тех, кто близок к получению диплома и кто уже получил его и продолжает учебу в аспирантуре. Это люди богатой и глубокой веры. Хорошо усвоив предыдущий учебный материал и обладая значительным опытом Благодати, они уже способны из любого неблагоприятного события выделить горькие и терпкие компоненты страдания и синтезировать их в новые соединения — 109 соединения межличностного общения. В их жизни тоже случается несчастливое стечение обстоятельств, но у них оно становится соучастием в Страстях Христовых ради спасения мира. Для них Святой Крест никогда не является невыносимым и не лишает их покоя, потому что они непрерывно ощущают свою причастность к новой жизни и сущностному божественному благу, перестраивающему весь строй их внутреннего «я». Это есть чудо Божье, более того — величайшее из чудес: подлинная радость святых среди самых тяжких испытаний. Именно в таком свете видим мы действие Провидения. Священные книги всех религий, и прежде всего Библия, понимают Божественное Провидение как действие Бога, направляющего просящего о божественном соучастии человека; оно содействует через радости и печали этого мира неизменному общению в любви с Богом, причастности к Его духовным благам. «На рассвете! И в ночи, когда все полно спокойствия! Господь твой не покинул тебя и не питает ненависти к тебе, и другая жизнь будет прекраснее первой, и Бог даст ее тебе, и ты будешь ею доволен. Увидев, что ты сирота, разве он не дал тебе приюта? Увидев тебя скитающимся, разве Он не дал тебе пути? Увидев, что ты беден, разве Он не дал тебе изобилия благ? Так не обижай сироту! Так не прогоняй просящего милостыню! Лучше расскажи всем, как добр Господь!» (Коран, сура 93). «И будет Господь вождем твоим всегда» (Ис 58:11). «Смиренных возвышает Господь» (Пс 146:6). «Он... может и искушаемым помочь» (Евр 2-18), «Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий» (Рим 8:14). Переносная рация Бога Если Бог всегда предоставляет свободу действия законам природы, в чем тогда состоит Провидение? И для чего служит молитва? Такой вопрос задают люди, которых очень много среди поверхностно верующих. Они считают, что Провидение, когда не отвлекается, занято лишь тем, что предупреждает автокатастрофы, исцеляет неизлечимые болезни и подгадывает выигрыши в лотерею набожным людям. Они думают, что молитва предназначена для того, чтобы побудить и убедить Провидение сделать это. В действительности молитва служит для того, чтобы мы могли понять, откуда течет божественный поток. Молитва — высочайшая из доступных нам форм энергии, писал нобелевский лауреат Алексис Кэррел, который после своего обращения к Вере испытывал это каждый день. Мы не можем воспрепятствовать птицам страдания летать над на110 ЩИМИ головами, но можем не позволить им вить гнезда в наших волосах, — и это благодаря молитве. Молитва способствует не приспособлению Бога к моей воле, но, чаще всего, приспособлению моей воли к Богу. Это пароль, открывающий доступ к базе данных Бога и позволяющий нам читать Его ответ на терминале. Это бортовая радиостанция, с помощью которой мы в случае аварии даем знать спасателям о своем местонахождении, а во время полета вызываем диспетчерскую для корректировки курса. Конечно, не запрещается просить исцеления и назначения по службе, хорошего исхода экзамена и удачного стечения обстоятельств. Иногда Господь может получить такие результаты через действие естественных законов, если видит, что это полезно для нас на нашем духовном пути. Не исключается и чудо, хотя Бог оставляет эти редкие исключения из правила на тот случай, когда они могут стать знаками, укрепляющими веру всех людей. Но подлинная цель молитвы в том, чтобы настроить нас на волну Бога и дать нам возможность ловить Его передачи. Это становится очевидным также из стихотворения Солженицына: Молитва Как легко жить с тобой, Господи! Как легко верить в Тебя! Когда мой смятенный ум Отступает или теряет силу, Когда самые умные люди Не видят далее сегодняшнего вечера И не знают, что делать завтра, Дай мне ясную уверенность в том, Что Ты существуешь и заботишься о том, Чтобы не оказались спутаны Все пути, ведущие к добру. На гребне мирской славы Я смущенно оглядываюсь назад, Чтобы бросить взгляд на путь, Пройденный от отчаяния до этой точки, Где мне было дано передать Человечеству отражение Твоих лучей. Дай мне все необходимое для того, 111 Чтобы я мог продолжать их отражать. А для того, что мне не дано сделать, Знаю, — Ты предназначил Других, чтобы сделали они. Сейчас я не могу подарить тебе лошадку Не стоит звать пожарных для того, чтобы полить горшки с геранью на балконе. Молитва — это телефонная станция, предназначенная не для призрачных благ (гераней), а для решения проблем, имеющих в виду Приоритетную Цель. «Тем более Отец Небесный даст Духа Святого просящим у Него» (Лк 11:13). Молитва помогает не столько обращаться к Богу, сколько слушать Его. Не столько получать то, что нас интересует поверхностно, сколько воспринимать то, что затрагивает нас до глубины. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам», — говорит Христос (Мф 7:7). Но эти утверждения заключают в себе гораздо более богатый и чудесный смысл, чем тот, что обычно вкладывают в них люди. «Мало-помалу, — пишет романистка Кэтрин Норрис, — мной овладела удивительная уверенность в том, что ни одна молитва не остается неуслышанной. Ответ может показаться разочаровывающим, даже оскорбительным. Часто молитва удовлетворяется совершенно неожиданным образом или тогда, когда уже забыта молившимся. То, что было непосильно, исчезло; то, что было невыносимо, стало дорогим и справедливым; тревога преобразилась в спокойствие». Бог внимает тому, что мы хотели сказать, а не тому, что мы сказали. То, чего мы искали в глубине души, — это шаг вперед к подлинному и совершенному счастью, которое на поверхности нашего сознания еще представлялось нам невозможным. Первый шаг к духовной силе совершается тогда, когда каждый из нас приходит к пониманию следующего факта: мы не можем найти в жизни верного пути, если в глубине души остаемся одинокими. Когда мы обращаемся к единственному источнику всего, прося указать нам цель и путь; когда молитва своими словами становится привычной; когда не один, а много раз в течение дня мы просим Господа дать нам понять Его любовь, указать нам дорогу, которой надлежит следовать в данный момент, и внушить нам желание идти по ней, — тогда молитва исполняется. 112 «Когда я была маленькой, — пишет Маргарет Блэр Джонстоун, — я просила подарить мне на день рождения пони и в дополнение к вечерней молитве днем не давала покоя родителям. Лошадку я так и не получила, но именно тогда, как это мне ясно теперь, я начала приближаться к чемуто гораздо более ценному. Когда отец в конце концов сказал мне: «Послушай, детка, лучше тебе смириться. Я не могу подарить тебе лошадку», — я возразила: «Может быть, случится чудо». «Чудо — это нечто совсем иное, чем получить желанное, — ответил отец. — Иногда происходит гораздо большее чудо, если человек не получает ничего...» Все молитвы выслушиваются. Разумеется, Бог не всегда отвечает утвердительно. Но отвечает всегда. Многие перестают молиться, потому что, как им представляется, молитва не принесла им ничего, кроме разочарования. Быть может, в каких-то жизненных обстоятельствах они молились о здоровье дорогого человека, об обретении силы для преодоления своей слабости, о получении определенной должности. Но любимый человек умер, добиться победы над собой не удалось, а служебным креслом завладел другой. «Для чего тогда молиться? — говорят они. — Бог не услышал меня». Очень редко мы отдаем себе отчет в том, что конец иллюзии, освобождение от ошибочного убеждения оказываются целительным средством, особенно для того, кто считает Бога кем-то вроде Деда Мороза, у которого можно выпросить желаемое. Но что же тогда представляет собой молитва? Одно из наиболее способствующих пониманию молитвы определений дал ей много столетий назад Климент Александрийский: «Молитва есть беседа с Богом». Беседа означает диалог: говорение и слушание. «Немногие из нас постигают молитву, потому что мы не превращаем ее в беседу». Мы превращаем ее в монолог. «Мы предъявляем ультиматум». «Самое черное отчаяние вряд ли может долго терзать нас в своих тисках, если мы облегчим душу, беседуя с тем, кто нас понимает», — сказал один философ. В этом заключается секрет исцеления страждущей души, когда она находит себе советчика и может свободно доверить ему собственные беды. И в этом же причина исцеления разбитого сердца, когда оно обращается к тому Советчику, для которого «все сердца открыты, все желания обнажены и все тайны явлены». Прежде всего это происходит потому, что именно этот Советчик вложил в нас высшее стремление, объемлющее все прочие стремления, и желает лишь одного: привести нас к его удовлетворению. В действительности молитва есть искреннее желание духа, и, если лишь немногие из нас получают свое чудо, это объясняется тем, что мы не 113 достигаем понимания того, чего же мы желаем больше всего. Быть может, мы начинаем понимать это лишь тогда, когда весь наш мир рушится, заставив взглянуть на жизнь под иным углом» (М.Б.Джонстоун). В таком понимании молитва есть практический ответ Бога невинному, изнемогающему от страдания. «Когда тебе так грустно, что грустнее уже не может быть, Кричи! И над твоей мучительной потерей воссияет В стремительном движении лестница Иакова, Протянутая между небом и Искупительным Крестом. Да, о душа, дочь моя, в ночи Кричи! Ухватившись за Небо, За края его одежд. И вот — Христос, идущий по водам, Не Гёнисаретского озера, а Темзы» ( Ф . Томпсон). Взять нож страдания за рукоять Кто верит в Бога, должен объяснить страдание безвинных. Но кто не верит в Него, должен объяснить все остальное (Дэнис Прэгер). Кто не верит в Бога, должен объяснить не только механизмы действия всех астрономических, термических, метеорологических, экономических явлений; механизмы функционирования системы кровообращения, дыхания, костей, мышц, нервов, обмена веществ, чувственного восприятия, психики; феномены экономические, сексуальные, инстинктивные и социальные, причем объяснить в их взаимодействии. Он должен также дать объяснение эстетическим, интеллектуальным и нравственным ценностям; высшим достижениям человеческой личности, героизму, существованию благодетелей человечества и святых. Кроме того, он должен объяснить тот факт, что многие верующие, будучи поражены самыми тяжкими бедами, не только сохраняют душевный мир и спокойствие, но само свое страдание превращают в благоприятный повод и стимул чудесного духовного прогресса. Достигнутая этими людьми высочайшая нравственная красота и божественное счастье не существовали бы без невинного страдания и без того тайного языка, каким Бог утешает и поддерживает страждущих. Страдание подобно точильному камню: сотрет оно тебя или отшлифует — зависит от тебя. 114 Оно подобно отточенному ножу: если ты схватишь его за лезвие, он поранит тебя, но если возьмешь его за рукоятку, им можно резать хлеб. Несчастье — тяжелый чемодан, но, если взять его за ручку, то вполне можно нести. Разница между нежностью и Любовью Страдание оказывает разное действие на людей, подобно теплу, которое делает сливочное масло горьким, а яблоки — сладкими. Многие верят, что молитва служит для получения хорошего рабочего места, выигрыша в лотерее или предупреждения: не садись в самолет, ибо ему суждено разбиться. Но эта наивная вера не имеет никакой опоры в Библии. Бог не отменяет естественных законов. Не исключено, что посредством одних законов он нейтрализует другие, освобождая нас таким образом от некоторых физических опасностей. Но это, вероятно, не всегда возможно. Молитва предназначена прежде всего для того, чтобы ввести нас в общение с Богом, дающим нам мужество бороться с невзгодами и спокойно принимать неизбежные неудачи, а также для того, чтобы отвлечь нас от призрачных благ мира сего и обогатить ценностями, дающими нерушимое блаженство. Бог соединяет воедино разбитое сердце, если мы вручаем Ему все осколки. Но непросто объяснить, как Бог Любви допускает, чтобы сердца детей Его, прежде чем быть собраными, разбивались. Для этого, наверное, надо видеть бесконечные горизонты мира духа, как видит их Бог, — горизонты, к которым человек не испытывает никакого влечения, пока цепляется за земные блага. Орел видит дальше муравья. Сегодняшние отцы и матери очень нежны со своими детьми: для них невыносима мысль о том, что дети могут страдать или оказаться перед необходимостью принесения жертвы. Но результаты такого воспитания не вызывают энтузиазма. Нельзя дать детям всего, не дав вместе с тем также скуку и порок. Разница между нежностью и любовью заключается в том, что первая озабочена прежде всего ограждением ребенка от страдания, в то время как вторая ставит на первый план его нравственный рост. А для того, чтобы нравственно расти, необходимо страдать. Бога можно сравнить с богатым отцом, видящим в сыне склонность к удобной и легкой жизни, которая не позволит ему развить его несомненные дарования. Поэтому он заставляет его искать работу вне собственной фирмы без рекомендаций и протекций и хочет, чтобы он со115 держал себя сам, без отцовских дотаций. Отец помогает ему советом и нравственной поддержкой, но предоставляет ему самому решать свои проблемы. Почему так непостижимо велика разница в судьбах? Труднее всего ответить на вопрос не о том, почему безвинные страдают, а о том, почему одни безвинные страдают гораздо больше других: о неравенстве судеб. И в притче, рассказанной Христом, один человек получил пять талантов, а другой — только один. С одной стороны, мы видим привилегированных людей, которые унаследовали прекрасное биофизическое и генетическое устройство и темперамент, пользовались умным и бережным вниманием со стороны родителей, получили соответствующее интеллектуальное, нравственное и религиозное воспитание, нашли хороших друзей и подходящую работу, имеют благополучную семью, достаточные средства к жизни и ведут спокойное, размеренное существование. С другой стороны, мы видим людей с резко выраженной наследственной склонностью к депрессии или к определенным видам порока, выросших без любви в семье, лишенных в детстве должного воспитательного руководства, жертв тоталитаризма или принадлежащих к диким народам, или страдающих умственными расстройствами, или задавленных нищетой и голодом, изнуренных постоянным непосильным трудом; рабов, угнетаемых жестокими хозяевами; женщин, с которыми мужчины обращаются, как с вещами, и т. д. Проблема многократно усложняется тем, что в ней сплетаются тысячи факторов, многие из которых нам неизвестны. Как мы видели, человеческие грехи составляют значительную часть этих факторов; Бог не хотел этих грехов, но вынужден терпеть: Он сравняет счет в конце. Но даже в этом мире не говорится, что все кажущиеся счастливчиками люди по-настоящему счастливы: обладающие преизбытком благ люди первой категории несут порой бремя страдания не меньшее, чем средний уровень страдания людей второй категории. Существуют психологические механизмы выравнивания уровней счастья, в силу которых один чрезмерно расстраивается и теряет сон из-за камешка под матрасом, в то время как другой сладко спит на голой мостовой. Что касается страдания, мы можем видеть только внешние реакции скорби или физического оцепенения, но у нас нет индикаторных лампочек, электронных датчиков или светящихся стрелок измерительных приборов, которые позволили бы определить истинную величину страдания. Мы 116 знаем, что люди могут изображать гораздо большее горе, чем испытывают на самом деле; могут реагировать острее других на один и тот же конкретный факт. Знаем, что в присутствии настоящего несчастья можно страдать больше или меньше в зависимости от уровня чувствительности, характера веры, образа мыслей и отношения к постигающим человека невзгодам. Изобрести некий «измеритель страдания» абсолютно невозможно. Поскольку у нас нет внутренних сравнительных данных, по-видимому, наиболее здравой позицией будет думать, что Бог посылает холод по одежде, то есть соразмеряет внутреннюю помощь с тяжестью испытания, оставляя, однако, в силе обязанность человека распределять одежду согласно степени холода. Мы отличаемся друг от друга для того, чтобы помогать друг другу и дополнять друг друга. Тот, кто не питает этого глубинного доверия к Богу и Его провидению, запрограммирован так, что всякий раз, когда неудача грозит раздавить его, она может с ним покончить. Нельзя отрицать, что ощущение своей раздавленности несчастьем, — это ощущение очень произвольное и субъективное, которое сегодня многие люди испытывают всего лишь из-за неудачи на экзамене. Восстановительный курс после смерти ЕСЛИ верно, что одни безвинные кажутся страдающими больше других, это не значит, что другие навсегда избавлены от необходимого очищения страданием. Речь идет о невинных, но не вполне: о тех, кто ставит Приоритетную Цель на второе или на третье место после своих идолов. Даже если их жизнь разворачивается без особых и драматичных страданий, все равно в согласии с католической традицией и с логикой, их ожидает очищение после смерти — так называемое «чистилище» (Purificatorium), или потустороннее Очищение. Приоритетная Цель, будучи причастностью к самой божественной Жизни, представляет собой настолько славный и блистательный объект стремления, что вполне оправдывает затраченные на ее достижение труды и жертвы. Христос говорит, что она подобна скрытому на полях сокровищу, ради которого стоит продать все (Мф 13:44). Святые и последовательно верующие (которых мало) совершают этот труд спонтанно, обуздывая свои желания ради подлинной любви к Богу и братьям. Они подобны работникам собственных предприятий, которые добровольно делают значительные взносы в пенсионный фонд, чтобы иметь в свое время хорошую пенсию. После смерти им не нужно долго пребывать в чистилище. 117 Невинные, но не святые, которые в этом мире страдают больше других, подобны наемным работникам: у них взносы в пенсионный фонд удерживаются из зарплаты. Если они стараются смиренно принимать свои невзгоды, то тем самым отвращаются от своих идолов и тоже не нуждаются в долгом посмертном очищении. Что же касается просто невинных, которые в этом мире не слишком страдают, они подобны работникам, не делавшим добровольных взносов, тогда как те, что удерживались из их заработка, были недостаточны. С наступлением пенсионного возраста они все еще вынуждены делать взносы. И они делают их в чистилище. Все это выходит за рамки коммерческой логики: плачу, чтобы получить, но подразумевает другую перспективу: безвозмездный дар божественной жизни со стороны Бога — дар столь великий, что ответный дар человека, чтобы уподобиться ему, требует трудов и жертв. Это станет яснее из сравнения со студентами. Святые и последовательно верующие подобны студентам, неизменно вкладывающим все силы в учебу и получающим наивысшее количество баллов. Они принесли себя в жертву в этой жизни, и потому не нуждаются в Чистилище. Просто невинные, страдающие в земной жизни больше других, подобны тем студентам, которые еле вытянули первый триместр и были вынуждены как следует заниматься во втором и третьем триместрах, сумев в конечном счете перейти на следующий курс с хорошими результатами. Они прошли свое Чистилище уже в этом мире. Наконец, просто невинные, не приносившие жертв ради движения вперед ни спонтанно, ни под давлением необходимости, символически представлены в тех молодых людях, которые в течение года пренебрегали учебой и в результате должны были потом наверстывать упущенное либо летом, либо даже в повторном прохождении курса. Пример со студентами хорошо иллюстрирует также учение о внутреннем характере Рая, Чистилища и Ада — учение, извлекаемое из Библии. Христос говорит, что человек, слушающий и исполняющий слово Божье, подобен тому, кто построил свой дом на каменном основании: бури не могут поколебать его, и эта устойчивость внутренне вытекает из действия. Человек, не слушающий слова Божьего или не исполняющий его, строит свой дом на песке. Частичное или полное разрушение такого дома во время бури не кара со стороны Бога, не наказание, идущее извне, но внутренне обусловленное и неизбежное следствие сделанного человеком выбора (Лк 6:47). 118 8. Перевоплощение Где больше справедливости? Внутренняя и неизбежная зависимость посмертной судьбы человека от его предшествующих нравственных выборов предусматривается не только в иудаизме, христианстве и в исламе (Бог «воздаст каждому по делам его», см. Рим 2:6; 1 Пет 1:17), но и в индуистской, и буддистской доктрине «Кармы», или перевоплощения, которую сегодня разделяют многие люди в Европе и в Америке. «Те, кто в этой жизни поступают хорошо, получат благоприятное новое рождение: они станут священниками, воинами или торговцами. Те же, кто в этой жизни поступают плохо, получат дурное новое рождение: они станут псами, свиньями или неприкасаемыми». «Подобно тому, как душа [букв, "воплощенное"] проходит через детство, молодость и старость, всегда оставаясь самой собой, также она остается сама собой, когда меняет тела» (Чхандогья, Упанишады, 5, 10). На первый взгляд доктрина перевоплощения помогает решить проблему безвинного страдания и непостижимого неравенства судеб в этом мире, причем решить так же хорошо (а может быть, и лучше), как представленное ранее библейское учение. «Как может случиться, — спрашивает Джон Курт Дкжасс, — что один рожден гением, а другой идиотом? Один — прекрасным, а другой — уродливым? Один — здоровым, а другой калекой? Допущение повторного рождения на земле — быть может, после паузы, в течение которой человеческая душа извлекает из воспоминаний о только что прожитой жизни всю мудрость, какую только может извлечь мыслительная способность, — такое допущение дало бы нам возможность поверить в наличие справедливости в мире». С другой стороны, «даже самые лучшие люди в момент смерти не находятся в состоянии интеллектуального и нравственного совершенства, которое сделало бы их достойными немедленного вознесения на Небо... Это убеждение признано всеми и, вообще говоря, открывает возможность двоякого решения проблемы. Первое состоит в том, что в момент смерти совершается некий необычайный прогресс, абсолютно запредельный любым возможным оценкам при жизни... Другое, более вероятное решение заключается в том, что процесс постепенного совершенствования может продолжаться в каждом из нас после смерти наших нынешних тел (то есть в ходе перевоплощения)». 119 Итак, отчего такое бросающееся в глаза расхождение в дарованиях, талантах, способностях, здоровье, благосостоянии и везении, в наклонности к добродетели или к пороку обнаруживается в людях с полной очевидностью уже в первые годы жизни? Оттого, — отвечает доктрина перевоплощения, — что каждый человек сам строит свою судьбу. Жизнью, полной страданий и потерь, он искупает собственные пороки предыдущих жизней, а в жизни, склонной к добру и благополучию, пожинает плоды прошлых нравственных усилий и приготовляется к Вечной Жизни. В доктрине перевоплощения мы находим некоторые основные идеи, согласующиеся с учением Христа: О человек создан Богом для великой цели; цель эта — достижение после смерти причастности к божественной жизни; О чтобы достигнуть ее, человек должен прогрессировать, прежде всего в нравственном отношении; В судьба человека после смерти есть внутренне обусловленное и неизбежное последствие совершенных им при жизни нравственных выборов. Однако доктрина перевоплощения отдаляется от Евангелия, когда поощряет пренебрежительное и равнодушное отношение к обездоленным, слабым, больным и т. д., которые, как считается, искупают тяжкие грехи своих предыдущих жизней, так что не нужно им в этом мешать. В Индии такая теория породила и поддерживает несправедливую кастовую социальную систему. Закон Кармы не принимает во внимание вмешательство случая, которое наука, как мы видели, заставляет нас допускать, — и в отношении сотворения человека, и в отношении отдельных человеческих судеб. Если бы в своей первой земной жизни все люди начали путь из одной и той же исходной точки, обладая одинаковыми хорошими и дурными наклонностями, тогда было бы справедливо, что сегодня они рождаются более близкими к цели или более удаленными от нее в зависимости от того, как они прожили свои прошлые жизни. Но поскольку случай и удача всегда играли доминирующую роль в распределении судеб в этом мире, закон Кармы означает не что иное, как увековечение изначального везения и невезения. Учение Христа в этом вопросе выглядит совершенно иначе: Бог духовно заботится прежде всего о бедных, о презираемых, о несчастных, о последних. Это значит, что Он старается компенсировать внутренним действием изначальную неудачу на пути к конечному счастью — неудачу, которая является порождением случайности, а не прямого божественного желания. 120 В учении Христа Бог рассматривается не просто как зритель. Да, человек — творец своей судьбы, но лишь в меру отпущенных ему способностей. Христос представляет нам конечную цель человеческого существования не так, как если бы она была результатом эволюционного прогресса, движимого вперед исключительно человеком. Совершенно верно, что, согласно Евангелию, Бог побуждает наделенных талантом людей к их раскрытию, к использованию их на благо других людей, чтобы обладатели талантов могли достигнуть продолжительного счастья. Но это требование выставляется соразмерно полученным дарам: раб, получивший прибыль от вложенных в дело двух талантов, обрел милость в глазах господина своего, как и тот, кто приобрел пять талантов (Мф 25:14—30). Виноградари, пребывавшие без дела не по своей вине, получают за единственный час работы такую же плату, как и остальные (Мф 20:1-16). Продвижение вперед, осуществленное в земной жизни, оценивается Богом с учетом не столько достигнутых результатов и их внешних проявлений, сколько внутреннего труда, вложенного в самосовершенствование и в самораскрытие навстречу Богу в вере и доверии. В этой перспективе мы находим шифр к пониманию положения тех людей, которые не смогли следовать в этом мире путем удовлетворительной физической, умственной и нравственной эволюции. Речь идет о «бедных» — бедных в отношении материальных благ, бедных телом или умственным здоровьем, годами прожитой жизни или дарованиями и способностями для развития. Если они сделали то, что могли, то сразу же, без долгой вереницы мелких шагов, достигают перестройки своего существования — достигают благодаря прямому вмешательству Бога и причастности к нравственной красоте Христа. Пример тому — «благоразумный разбойник», который открылся Христу, насколько позволяли его ограниченные жизненные возможности, и услышал от Христа: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк 23:39—43). Известный богослов и епископ Вальтер Каспар так резюмирует непримиримость теории перевоплощения и христианской веры: а) «Первый довод исходит из библейского видения времени и истории. Библия ставит акцент целиком на уникальности и неповторимости божественного действия в истории... Человек, чтобы стать мудрым, должен счислять дни (Пс 89:12) и дорожить временем (Еф 5:16; Кол 4:5)... потому что «человекам положено однажды умереть, а потом суд» (Евр 9:27)... Жизнь не беззаботная игра; в жизни приходится принимать окончательные решения». Теория перевоплощения в целом благоприятствует набирающей силу тенденции человека к тому, чтобы не ввязываться в серьезную борьбу с грехом и пороком, 121 имея в виду будущие жизни, в результате которых он в любом случае сможет все исправить. б) «Второй довод основан на христианском понимании единства души и тела... Душа есть субстанциальная форма тела, а тело — выражение и реальный символ души... Может ли быть гарантирована идентичность души, или личности, в случае ее последовательного выражения в различных телесных формах? Не означает ли тотальное обесценивание тела, понимание тела как всего лишь внешней оболочки того, что в конечном счете мы просто его лишимся? Теория перевоплощения не принимает во внимание тот широко подтвержденный современной наукой факт, что тело, с его богатством памяти, ощущений, приобретенных идей, обузданных и подвергнутых оценке стремлений, представляет собой неотъемлемую составную часть человеческой личности. в) Наконец, «доктрина перевоплощения есть по существу доктрина самоискупления, или самоосуществления», в то время как «центральная идея евангельского провозвестия состоит в том, что реализация человека не наших рук дело и не плод нашего собственного усилия, а, скорее, дар божественной благодати... Павел неоднократно утверждает и подчеркивает, что мы получаем оправдание не через свои дела и свершения, но через веру в благодать Божью, данную в Иисусе Христе». Как мы видим, Евангелие отдает первое место Богу в деле постепенного спасения человека. Принимая в качестве предпосылки эти соображения, мы признаем, что и в Евангелии, и в католическом богословии есть место долгому труду нравственной и духовной эволюции, осуществляемому с помощью Благодати либо в этой жизни, либо за ее пределами. Католическое учение о Чистилище, которое путем дедукции выводится из Писания, очищенного от не относящихся к его сущности простонародных образов, входит в данный круг идей. Оно не ограничивается понятием искупления или исключительно очищения от грехов, но может быть распространено на любую форму духовного прогресса. На стадии посмертного опыта люди уже не могут умножить свои заслуги, но могут приготовиться — через межличностные отношения, радости, страдания, поиски и открытия, покаяние, молитвы и упражнение отсутствующих к этому моменту добродетелей — к «экзамену восстановления», то есть к завершению того духовного пути, который они начали во время земной жизни и по которому шли — кто быстрее, кто медленнее. Таким образом, все те, кто по бедности, неведению, отсутствию умственного или психического здоровья, по грехам, в которых раскаялись, не смогли духовно развернуться в этом мире, найдут в мире загробном новые 122 условия для спокойной жизни, где получат возможность приобрести позитивный опыт; открыть, усвоить и упражнять те добродетели и ценности, которые составляют предпосылку причастности божественной жизни в качестве сынов Божьих. Последователи доктрины перевоплощения находят сторонников, в том числе, и благодаря гипотезе о бесконечности нравственного и духовного развития и прогресса: «блаженство не может быть статичным». Такая перспектива не встречает препятствий в христианском откровении. Католическая теология не испытывает необходимости принимать учение о перевоплощении: она спокойно допускает, что в Вечной Жизни, в условиях прочного и совершенного мира, радости и любовного общения с Богом, возможен непрерывный прогресс нашего знания и наших отношений с самими собой, с другими и с космосом. Слабо верующие люди Запада усматривают в перевоплощении надежду. Люди Востока считают его проклятием: с помощью йогической медитации они видят, сколько бед несет с собой чувственная жизнь, и сколько свободы — жизнь духа. Мы же, верующие люди Запада и Востока, в христианской медитации видим перевоплощение как проклятие, от которого нас освобождает Христос. 9. Восточная медитация Йога, Дзэн и христианская созерцательная молитва Эффективное успокаивающее средство при страдании — глубокая медитация и созерцательная молитва. В этой связи заметим, что духовное беспокойство современной жизни толкает сегодня многих людей к поиску внутреннего покоя и душевного равновесия в разнообразных религиозных движениях и медитационных техниках индуистского и буддийского происхождения, например, в йогической медитации, Дзэн-буддизме или «трансцендентальной медитации ». Подобные техники, — пишет кардинал Ратцингер, — могут быть для христианина полезным средством, помогающим сосредоточиться на молитве и достигнуть чистой молитвы (то есть молитвы безмолвной, в самозабвенной самоотдаче Богу). Но они отдаляют от христианства, когда вдохновляются учениями, отрицающими божественную любовь, вроде пантеизма или учения о перевоплощении. Они «неприемлемы, когда вырождаются в некий культ собственного тела или отождествляют ощуЩения, испытываемые каждым человеком, с действием Святого Духа». 123 И, наоборот, можно говорить о совершенном согласии этих техник с христианской медитацией, когда их целью полагается преодоление земных страстей и желаний и приготовление себя к любви — к Богу и братьям. В Итивуттаке — тексте, подлежащему медитации в Дзэн-буддизме, — говорится: «Жгучее желание, возбуждающая ненависть, сбивающая с пути слепота, ожесточающий гнев, растлевающее лицемерие, опьяняющее тщеславие приводят существа на плохую дорогу. Достигнув совершенного знания [в медитации], мудрецы отвергнут все это. После этого отречения они более не вернутся в мир». Признавая умиротворительное значение восточных техник, мы должны, тем не менее, напомнить, что христианская аскеза, в течение столетий давала с помощью сходных методов поразительные результаты. И не только в том, что касается умиротворения, но также в том, что касается любви и духовного прогресса, которым современный человек не должен пренебрегать. Человек, со страстью к экзотической медитации, напоминает юнца, никогда в жизни не проявлявшего интереса к сауне (хотя одну из них держал еще его дед), а после поездки в Финляндию превратившегося в энтузиаста сауны и вообразившего, будто он открыл нечто новое. Как для христиан, так и для нехристиан важными элементами медитации являются правильное положение тела, физическое и умственное расслабление, медленное дыхание. Исключение всех мыслей, представлений и чувств для того, кто практикует крийа-йогу, раджа-йогу или Дзэн, является добровольным, потому что цель состоит в потере сознания собственного индивидуального «я» и обретении сознания универсального Сущего, частью которого оказывается «я». (Эта потеря самосознания и обретение сознания универсального Сущего называется в йоге «самадхи», а в Дзэн-буддизме — «сатори».) Великие учители христианской мистики учат медитировать с сохранением мыслей, чувств и бесед — о жизни Христа, о любви, которую Бог явил нам через Христа, и о наших усилиях подражать добродетелям Христовым. Поступая таким образом, по прошествии некоторого времени человек нередко достигает чистой молитвы — спонтанной остановки мыслей и чувств, покоя в Боге, весьма полезного для умиротворения души, ее отвлечения от земных страстей и укрепления в святой любви. Здесь прослеживается определенная аналогия с Бхакти-йогой (йогой божественной любви, практикующейся в непантеистической части индуизма). В христианской мистике полная утрата самосознания и обретение сознания своего единения в любви с Богом и всеми братьями и сестрами называется экстазом. Экстаза не следует искать добровольно, потому что он является даром Господа и посылается Им тогда, когда душа достигает очищения. 124 Йога учит: «Медитируя «я — само сознание» — с закрытыми или полузакрытыми глазами, обратив взгляд внутрь себя, — йог созерцает поверх центра, находящегося между бровями, сияющую форму невыразимого начала, образованную^действительностью, сознанием и радостью. И йог теряется в Ней». «Йог должен всегда сохранять контроль над собой, оставаясь бесстрастным и одиноким. Дух должен быть укрощен и не должен испытывать ни желаний, ни привязанностей. Пусть в чистом месте йог приготовит себе прочное сидение — не слишком высокое, не слишком низкое, покрытое тканью и шкурой. Пусть воссядет на этом сидении в сосредоточении духа, остановив любую деятельность мышления и чувств, и практикует йогу, чтобы очиститься. Невозмутимо, держа тело, голову и шею абсолютно прямо и неподвижно, пусть он устремит взгляд на кончик носа. В совершенном спокойствии, будучи свободен от всякого страха и верен целомудрию, укротив мысли, духом исполнившись Брахмы, пусть он пребывает в сосредоточении, в устремлении к Нему. Йог, который владеет своим умом и все время делает это упражнение, добивается невозмутимости, высшего покоя, который пребывает в Брахме». Но есть ли необходимость отправляться на поиски хлеба на другой край света, когда можно найти лучший хлеб за углом собственного дома? В крайнем случае мы купим в тропических странах специи для приправы. «Тереза Авильская учит, что те, кто верен медитации (способы которой она указывает), могут надеяться в относительно короткий срок — за шесть месяцев или год — прийти к чистой молитве». «В нашей христианской традиции мы обладаем простыми методами, «техниками», позволяющими прийти к созерцательной молитве, к чистой молитве... Один из этих методов... рассматривается в книге... сегодня пользующейся большой популярностью: это «Облако незнания» (The Cloud of Unknowing) неизвестного английского католического автора XIV века» ( Б . Пеннингтон). К первым векам христианства восходят молитвенные методы христианских монахов-«исихастов» («исихия» по-гречески означает «внутренний мир»), о которых говорит св. Иоанн Лествичник и широко известное « Добротолюбие ». Рассказывая о чистой молитве (которая представляет собой лишь первую ступень христианской созерцательной молитвы), Тереза Авильская говорит: «Отныне душа входит в мирный покой — или, лучше сказать, ее вводит туда Господь Своим божественным пристрастием... Тогда все способности души заиграют, и она познает — знанием гораздо более ясным, чем доставляемое внешними чувствами, — свою непосредственную близость к Богу, так что, поднявшись еще чуть выше, она могла бы слиться с Ним в одно целое... Ей кажется, что более ей нечего желать. 125 Способности души пребывают в покое и не отваживаются прийти в движение, ибо кажется, что любое движение воспрепятствует полноте любви. И, однако, они не настолько усыплены, чтобы не ощущать Того, Кто к ним так близок». Без Христа главные вопросы остаются без ответа Этот тип размышлений вводит нас в самую сердцевину провозвестия и примера Христа: Бог есть Любовь и сопричастность; Он принимает на себя наше страдание, чтобы обратить его в лестницу духовного прогресса и обожения. Таким образом, Христос и божественное откровение необходимы для того, чтобы можно было дать адекватный ответ на самые главные вопросы: каков смысл жизни? каково назначение страдания? как сломать его губительное жало? Но не является ли Христос полумифическим лицом, о котором как об историческом персонаже мы почти ничего не знаем? Что служит доказательством того, что откровение исходит от Бога? Какова разница между Христом и прочими великими мудрецами человечества? На эти вопросы мы попытаемся ответить во второй части книги. Вера не фидеизм Вера подобна живописному замку с выступами, подъемными мостами, зубчатыми мощными башнями и круглыми изящными башенками, которые возносятся в небо на различную высоту и увенчаны развевающимися флагами. Но, чтобы жить в таком замке, нужно сначала убедиться, что это не эффектная декорация к фильму, что замок построен из прочного камня и кирпича, что он имеет настоящий фундамент и стоит на прочном грунте. По-видимому, для некоторых верующих здесь нет проблемы: для них важно, чтобы вера представала в своем ободряющем аспекте, чтобы за нее можно было «схватиться» перед лицом страха смерти. Витторио Мессори пишет: «На основе Евангелий были построены сложные сооружения. Но немногие спускаются со своими слушателями в подвал, чтобы убедиться в наличии фундамента. Немногие пытаются выяснить, крепок ли еще тот краеугольный камень, на котором, как говорят, стоит их вера и их Церкви». Многие думают, что вера — это произвольный и факультативный выбор занятия, вроде спорта или садоводства; что ее единственной мотивя126 ровной служит природная склонность, чувствительность и внутренняя потребность; что она представляет собой сугубо личное мнение, некий интимный выбор. Да, такое состояние духа существует, но это не вера, а фидеизм. Фидеизм верит в то, что он верит, и мотивируется лишь тем, что христианство — чудесная поэзия, отвечающая сентиментальным вкусам. Нельзя сказать, что разумная вера недооценивает эти аспекты, но она верит на основании конкретных, поддающихся констатации фактов. Некоторые из них мы уже рассмотрели. Однако самым прочным, богатым и убедительным основанием веры является тот факт, что грандиозная фигура Христа не чистая поэзия, но история. Иисус Христос — это самый сильный довод против атеизма и в то же время против фидеизма. Поистине Христос есть уникальное проявление Бога, одновременно возвышенное и верифицируемое, таинственное и ощутимое, запредельное человеческим способностям и наблюдаемое в истории — будь то история прошлая или современная. Не вера создала Христа, а Христос создал веру. Неповторимая исключительность Иисуса вписана в сердца верующих именно потому, что прежде она была представлена во множестве свидетельств — древних и новых; в чистоте и сиянии Его личности; в оригинальности, мощи и глубине Его учения, которое не могло быть создано Его учениками; в совершенных Им духовных и материальных чудесах; в грандиозных нравственных образах, порожденных каждым столетием и нашим в том числе. В течение последних пятидесяти лет историки и экзегеты подтвердили все это новыми убедительными доказательствами. Их рассмотрению посвящена вторая часть книги. 1979 Часть II Говорит ли с нами Бог? 10. Историческая критика и Евангелия Без Христа Бог не имеет лица Необходимость божественного откровения человечеству Последнее достижение разума, — говорит Паскаль, — состоит в признании того факта, что над ним имеется реальность, которой он не может достичь. Аэростат приближает нас к Луне, но не дает нам возможности высадиться на ней. Так и разум в соединении с интуицией приближает нас к Богу и открывает его существование, но не позволяет нам понять Его намерение. К чему упорствовать в желании добраться до Луны на аэростате? Но и к чему отказываться от Луны, если с ней связан смысл нашей жизни? Если бы не было божественного откровения, мы, люди, терялись бы в пустыне сомнения и неведения относительно важнейших реальностей: страдания, смысла жизни, потустороннего бытия. «Вот, что мы такое, Анна-Мария, — писал Ван дер Меер перед своим обращением к вере, — два бедных одиноких существа, затерянных в бесконечности. Взгляни на эти цветы: не правда ли, это цветение непостижимо? Взгляни на наши руки: они живые. Мы живем. Но не можем проникнуть в глубинный смысл этого слова: жизнь... Я ощущаю вокруг себя непроницаемый мрак, и все же я хочу видеть. Почему я не могу удовлетвориться тем, что передо мной? Почему дух мой взыскует бесконечного, вечного?» Верно, что разум, как мы доказывали в первой части книги, может узнать о божественном существовании. Однако без доказательства и принятия божественного откровения разум остается в смущении и терзается бесчисленными сомнениями относительно существования Бога. Читатель, несомненно, знает на собственном опыте, что разум, даже рука об руку с интуицией, не может рассеять плотный туман и ясно увидеть, по каким мотивам Бог создал нас и отпустил в эту странную жизнь. Попробуем спросить: почему в этом мире из десяти идущих по дороге людей шестеро не знают о подлинном божественном откровении? Для обычных людей, не имеющих возможности углубляться в долгие и утоми5' 129 тельные поиски, разум не проливает достаточно света на самую жгучую проблему. И для большинства мыслителей тоже. Разум подобен свече, которая не в состоянии осветить всю окрестность. Пиранделло изображает истину в образе непостижимой женщины, вокруг которой идут нескончаемые споры, даются противоположные толкования. Будучи вызвана в суд, она является под покрывалом и отвечает: «Полагаю, я — та, какой меня считают» («Пусть будет так, если вам угодно»). В книге «Это был Маттиа Паскаль» Пиранделло представляет людей, бродящими во мраке, каждого со своим фонарем (со своим мнением). «Кто идет сюда, кто туда, кто поворачивает назад, кто вертится на месте... К кому же нам обратиться?». Не противоречиво ли верить в глухого и немого Бога, который или не слышит просьб человека о свете, или не может ему ответить, или не хочет? Не противоречиво ли думать, что Бог, сотворив нас ввиду Приоритетной Цели, не дает нам знания этой цели и средств ее достижения? Сегодня множество людей доверяются бедному аэростату разума, но не отваживаются ступить на космический корабль Христа. Они не согласны с «догматизмом» веры. Но если у меня есть достаточные основания считать, что некоторые утверждения сообщены нам в откровении Божьем, то эти утверждения являются догматами, то есть несомненными истинами. Разве принимать необходимость доказанных наукой, засвидетельствованных историей или установленных в ходе успешного судебного разбирательства истин — это догматизм? И все же после того, как мы увидели печать Божью в мире и в человеческом сознании, мы спрашиваем себя: быть может, Бог открыл Себя более явно? Здесь нам нужна ясность в доказательствах того, что Бог действительно говорил с нами. Чувство, само по себе, еще не твердое доказательство. Бог являет Себя внутри человека — но только тогда, когда человек уже признал в голосе великого учителя духовной жизни глас Божий. Нам нужно объективное, внешнее, по отношению к нам, откровение, доступное даже тому, кто не является мистиком, на кого давит практическая и непосредственная жизненная необходимость. Следует заметить и подчеркнуть, что ни один великий религиозный гений и основатель религии, за исключением Христа, никогда не сознавал себя равным Отцу и не приносил человеку откровения, идущего прямо от Бога. Будда, Рамануджа, Махавира, Конфуций, Лао-цзы не претендовали на то, чтобы зваться носителями провозвестия Творца, но лишь только носителями особого личного озарения. Моисей был пророком и возвестил учение, которое должно было подготовить окончательное 130 учение будущего Мессии. Мухаммад тоже называл себя пророком и был им, но существо своего учения заимствовал у Моисея и пророков Ветхого Завета. Великие еврейские пророки предсказывали пришествие Христа. Великие христианские святые его удостоверяют. Только Христос, единственный из великих религиозных гениев, принес абсолютно новое по своей глубинной сути провозвестие, которое объявил окончательным откровением Отца, а Себя назвал Сыном Божьим, равным Отцу. Без Христа возможно прийти к тому, что многие люди называют «верой в Бога», но этот Бог — просто мнение, как говорит Моравиа; мнение, ничего не изменяющее в жизни: сфинкс, загадка; Бог, не имеющий лица. Христос являет нам лик Божий с его сверхчеловеческой красотой и благородством, превосходящий все образы божества, начертанные философами и мыслителями всех времен. Даже те, кто сомневается в божественности Христа, единодушно отдают ему первое место в смысле его человечности, мудрости, глубины учения и нравственной чистоты жизни. Даже большинство неверующих признает, что среди всех великих Учителей духовной жизни Христос — самый великий, вызвавший к жизни наибольшее число Святых. Поэтому, если существует божественное откровение, мы должны прежде всего обратиться к Нему. Избегнуть фидеизма нам позволяет тот факт, что сегодня возможно действительно научно, исторически достоверно доказать, что личность Христа не была порождена верой. Многочисленные, современные Христу и доступные критике, свидетельства делают Его фигуру столь же несомненной, как существование Антарктиды, Карла Великого и электронов. Эта глава может показаться несколько умозрительной и бесцветной, но имеет смысл потрудиться ради отыскания сокровища. Фундаменты домов сделаны из серого неэстетичного цемента, однако именно они несут на себе жилые помещения, где бегают дети, а на балкончики цветут цветы. Удача — жить спустя пятьдесят лет после Бультмана «Я вспоминаю, — пишет Жан Гиттон, — как Андре Моруа несколько раз отводил меня в сторону, чтобы сказать: "Я думаю, как Ален, то есть восхищаюсь всем, что сказано в Евангелиях, и открываю в них человеческую и божественную истину, но не могу заставить себя поверить, чтобы все это было на самом деле"». И еще вспоминаю, как мой старый друг Кушу, всю жизнь философствовавший на тему Евангелий, сказал 131 мне: "Я принимаю весь Символ веры, за исключением этого: При Понтийском Пилате". Он согласился бы со всеми догматами, но при условии, что эти догматы даны вне всякой связи с историей...» Почему бы не сохранить лишь духовное значение Евангелий? «Несомненно, так думает большинство наших современников, а втайне, возможно, и многие верующие... Тем не менее, я считаю, что такая точка зрения ...ошибочна». «Такой взгляд привел бы в ужас Павла, Иоанна и первых апостолов, Отцов Церкви, учителей и святых, потому что подменяет Христа идеей, образом, мифом. Ради призрака не умирают...» «Исследование... убедило меня в истинности следующего изречения: "Если немного критики отдаляет от историчности Христа, то критика критики, то есть полнота критики, вновь приводит к Нему"». Это было именно так. Подобно тому, как Фейербах, Маркс, Фрейд, Сартр и другие мыслители-атеисты позволили верующим разоблачить ложную, иррациональную веру в Бога и укрепить основания подлинной разумной веры, так гиперкритика Бультмана и «Formgeschichte» («Истории форм») заставила последующих историков взяться за критику гиперкритики. Это привело к возникновению различных школ, которые сегодня приводят нас к историческому Иисусу, к Его подлинному провозвестию и к наиболее значительным фактам его земного существования. Вплоть до 1950 года проблема историчности Евангелий решалась главным образом на основе внешней критики. Но более поздние исследования (в русле Tradition geschichte, Formgeschichte, Redaction geschichte — истории традиций, истории форм, истории редакций и так далее) заставили поставить проблему иным, более сложным, образом: необходимо встать на уровень внутренней критики, чтобы с помощью надежных и проверенных научных критериев выявить разные пласты евангельского повествования и, в конечном счете, прийти к историческому Иисусу. Историческая критика может быть внешней, когда она пытается установить автора, время и способ составления документа, то есть пытается решить проблему историчности собираемых данных через выяснение того, точно ли знал автор описываемые события, было ли ему о них известно как непосредственному свидетелю или со слов очевидцев, заслуживает ли он доверия и, наконец, не подверглись ли его тексты фальсификации. Внутренней критикой историческая критика является тогда, когда пытается определить историческую ценность приводимых данных, исходя из анализа формы и содержания самого текста в сравнении с формой и содержанием других документов того времени, к которому восходит исследуемый текст. 132 Скотланд-Ярд и историческая критика В детективном романе следователь прежде всего спрашивает себя: возможно ли найти свидетелей происшедшего? Затем: если свидетелей больше одного, согласуются ли между собой их показания? Есть ли между ними существенные противоречия? В какой степени заслуживает доверия каждый из свидетелей? Есть ли у кого-нибудь из них заинтересованность в сокрытии или искажении какой-либо информации? Если речь идет о письменных показаниях, действительно ли они подлинны, то есть принадлежат ли тому лицу, которому приписываются? Не внесены ли в них какие-либо дополнения? Именно эти вопросы задают себе также историки, а значит, и те историки, которые подвергают критическому анализу Евангелия и прочие новозаветные тексты в поисках исторической информации о Христе. Это вопросы, ответ на которые требует весьма долгих и терпеливых исследований, постоянной проверки, сличения и сопоставления со всеми прочими текстами и археологическими находками того же исторического периода. Предшественники Бультмана Разнообразные Шерлоки Холмсы, Мегрэ, Коломбо и Деррики, расследовавшие вопрос об историчности Христа, — это прежде всего университетские профессора Германии, а вслед за ними — Франции, Англии, Италии, Америки и Швеции. Реймарус из Гамбурга в 1750 г. впервые ставит проблему исторического Иисуса, а в 1835 г. Давид Фридрих Штраус в книге «Жизнь Иисуса» утверждает, что неважно и невозможно знать, чем был Иисус в истории; для нас имеет значение лишь глубинное провозвестие христианства. Три года спустя после публикации труда Штрауса, в 1838 г., Вайсе и Вильке выявляют в основе евангельской традиции два текста: Марка и источник Логий (отсюда берет начало теория двух источников). Вайс, исследуя источники Марка, открывает за ними проповедь Петра; Вельгаузен обнаруживает арамейские традиции, от которых отправляются Марк, Матфей, Лука. Евангелисты отныне рассматриваются не как «reporters» (информаторы) и изолированные авторы, а как выразители нескольких традиций, восходящих к апостолам и сложившихся на протяжении тридцати — сорока лет, прошедших между смертью Христа и составлением первых трех Евангелий. В противоположность Штраусу, либеральная школа «Leben-Jesu-Forschung» («Исследования жизни Иисуса») в лице Г.Хольцмана, К.Г.Вай133 зекера, К.Хазе, Б.Вайса, Д.Шенкеля, А.Гарнака и других утверждает, что имеется возможность написать историю жизни Иисуса и обрисовать Его психологический облик. В начале девятисотых годов А.Швейцер, С.Р.Баур, А.Лойзи, М.Гогель, П.Л.Кушу настаивают на том, что единственный известный нам из истории Иисус — это Христос проповеди и веры первых христиан. Этот тезис становится для многих авторов первой половины девятисотых годов поводом и стимулом к доказательству противоположного тезиса: о фундаментальной историчности Иисуса. А.Гарнак в одной из своих самых известных работ «Сущность христианства» утверждает исторический характер Евангелий, который проявляется в их архаичности, отличающей Евангелия от всех позднейших документов, и в арамейском языке, без труда угадывающемся за греческим текстом. Х.Федлер, М.Ж.Лагранж, Л. де Грандмезон, Ж.Лебретон, К.Адам, Л.Фийон, Ф.Прат, Л.Фонк, Х.Дикман, Е.Хеттингер и другие выразители историко-апологетического метода прилагают к Евангелиям классические критерии исторического исследования и обнаруживают, что авторы Евангелий удовлетворяют общим условиям историчности, а именно: они являются современниками и очевидцами событий и обнаруживают искренность и объективность в изложении фактов. Будучи последователями Христа, они, тем не менее, сообщают и такие подробности, которые, по-видимому, противоречат образу Христа и апостолов, не считая себя вправе искажать факты. Достоверность Евангелий утверждается, во-первых, обнародованием их в ближайшее время после того, как имели место излагаемые события, то есть, когда в случае лжи, они были бы легко опровергнуты; а во-вторых, тем фундаментальным доказательством, что авторы Евангелий отдали жизнь за то, о чем повествовали. Историческая достоверность Евангелий явствует из их сравнения с апокрифами, с археологическими данными, с историческими событиями и реалиями эпохи, известными по сочинениям других авторов. Даже сообщения о чудесах не кажутся недостоверными, потому что без них невозможно было бы объяснить энтузиазм толпы и веру учеников. Вышеназванные методы исторического исследования, именуемые внешней критикой, еще и сегодня полностью сохраняют свою значимость. Они подобны методам полицейского расследования, проводимого СкотландЯрдом: скрупулезному прослеживанию привычек и дружеских связей убитого, изучению следов, оставленных убийцей, и сличению свидетельских показаний. Но с первых десятилетий нашего века специалисты-историки начали развивать ещё более изощренную исследовательскую технику — внутреннюю критику, сравнимую с генетическим анализом. 134 Сегодня легче иметь разумную веру Из этих дискуссий историков и лингвистов, — пишет Жан Гиттон, — «широкая публика вынесла убеждение, что проблема Иисуса для нее — неразрешимый вопрос, предмет спора ученых и теологов, превышающий ее компетенцию; что это — конфликт авторитетов! Не отсутствие документов, но сложность выработки личного мнения привела к тому, что каждый мысленно отвернулся от этой проблемы: верующий — чтобы жить верой, неверующий — чтобы сохранить свое сомнение относительно историчности евангельского Иисуса. Но для того, чтобы быть беспристрастным, нужно видеть все и подчеркнуть преимущество нашей эпохи в сравнении со всеми прочими. Думаю, что и сегодня более, чем когда-либо после привилегированной эпохи Первоначального христианства, в которую было принято само Слово, образованный человек имеет возможность сам выработать обоснованное убеждение, зачастую как бы воспроизводя ситуацию первых свидетелей. .. Сегодня, благодаря указаниям стольких экзегетов всех исповеданий, мы обладаем комплексом совпадающих заключений, принятых всеми здравомыслящими людьми: прочным и огнеупорным материалом, могущим послужить основой для упражнения мысли». Читатель сможет увидеть, что усилия большого числа критиков, с 1700 г. до наших дней, не смогли доказать, что Иисус — миф. Более того, они вынудили верующих историков углубить исследования, что позволило обнаружить столь убедительные доказательства, что сегодня они принимаются большинством специалистов в этом вопросе. Происхождение Евангелий из устной традиции Мы не в состоянии изменить направление ветра, но можем регулировать положение парусов. Один и тот же исторический персонаж, описываемый различными современными историками, подобен ветру, толкающему парусники порой в противоположных направлениях. Сравнивая системы расположения парусов, мы можем сделать вывод о направлении ветра и выработать более точное представление об исторической личности. В том, что касается Иисуса, корабль Марка, Матфея, Павла, Петра, Луки и Иоанна двигается, в общем, в одинаковом направлении, хотя и с некоторыми вариациями у каждого из них. В жанровом отношении Евангелия не могут быть названы историей Иисуса, но, скорее, собранием изречений и эпизодов, составленным с Дидактической целью, т.е. для наставления новообращенных. 135 Сопоставляя Евангелия между собой, мы замечаем в существенных чертах верность смыслу и содержанию событий, сопровождающуюся определенной свободой в словесном выражении и в передаче мелких подробностей. Один евангелист замечает обстоятельство, опущенное другим. Некоторые слова или изречения передаются в одинаковых выражениях; что же касается незначительных деталей, здесь обнаруживаются различные противоречия, как это бывает с людьми, независимо рассказывающими друг о друге по прошествии многих лет. Свидетели жизни Иисуса, которые вполне могут считаться правдивыми в полном смысле слова, тем не менее, рассказывают историю Христа не так, как бы мы написали ее сегодня, и даже не так, как Лука рассказывает историю Деяний апостолов или как другие историки той эпохи излагают тот же предмет. Изречения и факты часто приводятся не в той последовательности, в какой они имели место в действительности, но в сюжетном порядке, как это происходит в устной проповеди. Речи Христа порой составлены из изречений и фраз, произнесенных в разных обстоятельствах. Евангелия дошли до нас во фрагментарном виде: в них отсутствует органичность и связность в изложении фактов. Их можно было бы назвать интерпретациями жизни Иисуса, поскольку каждое Евангелие сообщает один факт и слова Христа и опускает другие в соответствии с особой целью, которую ставит перед собой автор. Все это объясняется тем, что Евангелия имеют предысторию, — они происходят из проповеди ранней Церкви, которая обрела форму в более ранних текстах, послуживших источником для Евангелий. Лука сообщает, что многие пытались связно изложить происшедшие события, как они передавались со слов очевидцев. В Евангелиях нетрудно обнаружить следы устной проповеди: в отношении всякого факта приводится его объяснение, а часто и добавляется смежный материал. Речи строятся с помощью повторов ключевых слов, выражений, имеющих мнемотехнические значения. Иисус действительно учил таким образом, но сохранение Его слов именно в такой форме необъяснимо вне устной традиции. С другой стороны, в Евангелиях выражен такой этап доктринального развития, который явно предшествует развитой теологии, уже присутствующей в посланиях Павла и других апостолов между 50-ми и 60-ми годами I века, когда учение предстает в уже развернутом и систематизированном виде. В наиболее древних идеях историческая экспертиза обнаруживает волоски козьей шкуры. Лишь со временем эти идеи облекаются в вечерние туалеты. 136 Изначальные хранители священных преданий Люди могут сомневаться в словах мудреца, но верят его делам. Только тогда, когда словами и делами мудрец достигает вершины, рождается благоговение. А вместе с благоговением — ревностное старание сохранить и передать память о Нем, не исказив ни одной мельчайшей подробности. Из Деяний апостолов и апостольских Посланий нам известно о существовании и содержании устной традиции об Иисусе. Сами имена, которыми обозначается эта традиция, склоняют нас к мысли о ее достоверности: о ней говорят как о «благой вести» и «Свидетельстве»; говорят о том, что провозвестие Христа наследуется, «получается» и «передается». Примечательно, что проповедь всего, что связано с Иисусом, доверена непосредственным очевидцам. Воспоминания об Иисусе сохранялись не какой-то анонимной толпой, а хорошо организованной общиной, где власть (апостолы) осуществляла контроль над проповедуемой доктриной. Посещения общин проповедниками-палестинцами исключали изобретение новых фактов об Иисусе. Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что проповедники христианства в эллинистическом мире постоянно сохраняют контакт с очевидцами событий. Это явствует из Деяний и Посланий апостолов. Любое нововведение не осталось бы не опротестованным, и так было на самом деле (например, Гал 1:7). Нужды общин не могли влиять на слова Иисуса, искажая их смысл, потому что, с точки зрения апостолов, первая нужда состояла именно в сохранении верности учению Иисуса и свидетелей событий. Возникла необходимость наставления обращенных язычников; но удовлетворить требования новообращенных могла только историческая заинтересованность в изложении реальных фактов. Ведь считалось, что только подлинные слова и поступки Христа несут спасение. Таким образом, вера первообщины по существу своему исторична, так как без гарантированно достоверных фактов не было бы основания для ее существования. Только, если исторически доказано, что человек вел себя другим образом, возможно верить в другого Бога, весть о котором он принес. Последний по времени учитель подозрения: Бультман и Fortngeschichte Вокруг необыкновенного человека быстро складывается легенда. Быть может, Евангелия и есть выражение такой легенды? 137 Внутренняя критика Евангелий познала период радикализации, связанный с именем Рудольфа Бультмана. В 1921 г. Бультман выпустил книгу «История синоптической традиции», положив тем самым начало экзегетической школе Formgeschichte (Истории форм). Достаточно настойчиво подчеркивая творческий потенциал христианской первообщины, Бультман утверждал следующее: Евангелия — это литературные формы, отражающие жизненные условия (Sitz im Leben — место в жизни) первоначальной общины: различным Site im Leben (литургическому, апологетическому, катехизаторскому и т. д.) соответствует собственный литературный жанр. Бультмановскую теорию продолжили его ближайшие последователи: К.С.Шмидт, М.Дибелиус, М.Альберц и Г.Бертрам. С точки зрения Бультмана, христианская вера отправляется не от исторического Иисуса, а от Христа провозвестия ранней Церкви: это провозвестие («керигма» — греч. «проповедь») предполагает только голый факт (das Dass — «что») исторического существования Иисуса, но не «как» этого существования и не предмет его проповеди (das Wie und Was). Что касается церковной керигмы, Евангелия помогают нам узнать историю первообщины, а не историю Иисуса из Назарета. Вывод: об историческом Иисусе мы не знаем почти ничего. Преодоление Бультмана (Redactiongeschichte) Прогресс Formgeschichte, то есть дальнейшее изучение литературных форм, в которые первообщина облекла слова и поступки Иисуса, чтобы приспособить их к своим духовным потребностям и жизненной обстановке, привел к тому, что сегодня бультмановский пессимизм является преодоленной позицией. В литературном плане масштаб выводов марбургского теолога (о том, что Евангелия — это всецело плод первохристианской общины) был сужен работами школы «Redactiongeschichte» (истории редакций), доказывавшей, что каждый евангелист, приспосабливая изречения и поступки Иисуса к духовным нуждам собственной общины, тщательно сохранял верность существу исторических данных (Х.Концельман, В.Марксен, В.Триллинг). Исследования скандинавской школы (Ризенфельд, Герардсон и т. д.) тоже подтверждают оправданность доверия к устной евангельской традиции. На более высоком богословском уровне школа «Новой Герменевтики» (Фукс, Эбелинг, Робинсон) признает значимость исторического Иисуса и пытается установить преемственность между Иисусом и первообщиной христиан. 138 Эти различные течения, характеризующие новое направление, перестройку, возврат к историческому Иисусу, зарождаются внутри самой бультмановской школы и проявляются почти одновременно. В 1954 г. Х.Концельман опубликовал свое исследование о Redactiongeschichte Евангелия Ауки, Фукс — «Герменевтический трактат», а Кеземан по-новому представил основания критериологии, обосновывающей историчность Евангелий. В 1956 г. В.Марксен выпустил в свет свое исследование Евангелия Марка, а В.Триллинг в 1959 г. — работу о Евангелии Матфея. Проследим в основных чертах этот процесс, пытаясь выделить его наиболее важные аспекты. Евангелия под микроскопом Не существует настолько сложной проблемы, которая, будучи подвергнута исследованию с германской методичностью и терпением, не стала бы еще сложнее; и которая, пройдя через глубокий синтез и интуицию, не предстала бы в конце концов простой, естественной и почти очевидной. Э.Кеземан (1953) — первый исследователь постбульмановской школы, который подчеркнул возможность (хотя и сопряженную со многими трудностями) прийти к надежным выводам относительно Иисуса истории. В работе Н.Даля (1955) критериологические поиски вызревают в атмосфере большего доверия, признания не только «формообразующей», но и «сохраняющей» функции первохристианской общины. Ф.Мусснер (1957) подхватывает наблюдения Даля, особенно выделяя мотив благоговейного почитания ранней Церковью слов самого Иисуса и неоспоримую оригинальность Его изречений. Б.Риго (1958) углубляет критерий точности Евангелий в передаче общего духа времени, общепринятого образа мышления, обычаев и внешней бытовой стороны эпохи Христа, а также обращает внимание на отсутствие преемственности между провозвестием Христа и иудаистскими концепциями того времени. Х.Шюрман (1958) развивает тему неподражаемого лингвистического своеобразия Иисуса, а в превосходной работе 1960 г. исследует жизненную обстановку предпасхальной общины, доказывая, что уже в ней обрела форму традиция слов Иисуса, позднее обнаруживающаяся у синоптиков. К.Леон-Дюфур (1963) использует выработанную к тому времени аргументацию критериологии, глобально показывая, что она ведет нас к историческому Иисусу. 139 Заслуга X.К.Мак-Артура (1964) состоит в том, что он первый представил работу по систематизации критериев, позволяющих прийти к историческим данным об Иисусе. Н.Перрин (1967) продолжил работу Мак-Артура по систематизации критериев, сведя их к трем (критерии множественного свидетельства, прерывности и преемственности). Л.Серфо (1968) углубляет анализ еврейских методов устной передачи, существовавших в эпоху Иисуса, и их достоверности, что приводит нас к подлинным изречениям Иисуса. И. де Ла Поттери (1969) подхватывает и развивает тему значимости отдельных критериев и их взаимосвязи в общей систематизированной картине. И.Иеремиас на основе предшествующих работ (1971) подчеркивает плодотворность лингвистико-стилистического направления исследований. М.Д.Хукер (1967 и 1972) способствует критическому переосмыслению некоторых слишком поспешно принятых взглядов и привносит большую гибкость в применение критериев, не всегда позволяющих четко различить изначальную подлинность или неподлинность фрагмента. Р.Латурель (1973 и 1974) снабжает критериологию тщательно разработанной терминологией, различая критерии основные и производные, внутренние и внешние, собственно критерии и указания. Все это позволяет продвигаться к образу исторического Иисуса с большей ясностью и богатством критического инструментария. Как видим, Бультман внес большой вклад в дело разумной веры. Подобно тому, как критика религии со стороны Фейербаха, Маркса, Ницше, Фрейда и Сартра привела к очищению религии, к различению между разумной верой и фидеизмом, статичной и динамичной религией, масками Бога и более соответствующими ему образами, — так радикальное разрушение, осуществленное Бультманом, помогло в области Евангелий расчистить территорию от обветшавших и лишенных фундамента построений и выявить здания, стоящие на прочном и крепком фундаменте. КРИТЕРИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ подлинности Теперь укажем на основные критерии исторической подлинности, которые применяются в процессе внутренней критики Евангелий. 1. Критерий множественного свидетельства В первую очередь перед нами критерий множественного свидетельства. Вслед за Латурелем можно определить его следующим образом: может считаться подлинным факт, который надежно засвидетельствован несколькими независимыми источниками. Если человек говорит, что в три часа ночи слышал крики и выстрелы, это могло ему присниться. Но, если несколько человек, проживающих в разных домах, без предварительного сговора свидетельствуют о том же, судья должен считать факт доказанным. Что касается данных об Иисусе, у нас есть десять источников: 1) Марк, послуживший источником для Матфея и Луки; 2) источник, из которого Матфей и Лука черпают сведения, отсутствующие у Марка; этот источник называется у экзегетов «Q» («Quelle — нем. «источник»); 3) источник особого материала Матфея; 4) источник особого материала Луки; 5) «Деяния апостолов»; 6) Евангелие Иоанна; 7) послания Павла; 8) послания Петра; 9) послания Иоанна; 10) послание к евреям. Критерий множественного свидетельства впервые предложил Ф.С.Буркит. Одним из наиболее убежденных приверженцев его стал Т.В.Мэнсон. Критерию множественного свидетельства близко «cross correspondence» (перекрестное соответствие), которое предложил Додд. Ценность данного критерия утверждали Мак-Артур, Перрин, Даунинг, Делорм, Ла Поттери, Каба, Уолкер, Мак-Элени, Кальвер, Латурель, Дюль. Леон-Дюфур говорит о «разногласном согласии»: «Это фундаментальное совпадение в рамках побочных расхождений может быть доводом большой ценности». 141 Критерий множественного свидетельства основывается, по утверждению Гаррагана, на принципе экспериментальной психологии, а именно: два или более человек не выдумывают один и тот же факт с одинаковыми подробностями и не искажают факт одинаковым способом. Несколько независимых наблюдателей не могут ошибаться одним и тем же образом. Это рассуждение широко применяется в текстологии, процессуальном праве и в историографии. Однако и один единственный источник или единственный свидетель, обладающий высокой степенью достоверности, может в некоторых случаях привести к почти несомненной исторической уверенности. Что касается Евангелий, следует считать несомненным существование стоящих за ними нескольких документов или источников, направлений устной традиции, обретающих форму внутри разных общин. Эти очаги традиции относительно независимы друг от друга в силу разнообразия ситуаций, в которых существовали первохристианские общины, испытывавшие влияние социальной обстановки, культурных факторов, пастырских нужд и разных типов ментальное™. Достаточно вспомнить о культурном различии между иудео-христианскими и эллинистическими общинами. Конечно, источники, пусть даже независимые друг от друга, черпают свое содержание из первообщины апостолов и учеников. Но сама эта первообщина оказывается состоящей из свидетелей, которые хотя и объединены общим почитанием Христа и любовью к Нему, тем не менее, являются личностями, каждая со своей индивидуальностью, характером, образом мышления и перспективой. Следовательно, даже на уровне первообщины имеет место множественность и многообразие свидетельств. Критерий множественного свидетельства применительно к первообщине связан с целой серией мотивов, по которым возможно принять достоверность существования самой первообщины. Эта первообщина в самом деле представляет собой общину учеников, питающих к Иисусу, Учителю, глубокое уважение и благоговение и ревностно сохраняющих Его высказывания, передавая их в качестве «paradosis» (предания, традиции). Эти изречения сложились в иудейской атмосфере устной культуры, в которой культ прошлого, легкость запоминания и мнемоническая техника гарантировали верное сохранение изречений Учителя (см. работы Х.Ризенфельда и Б.Герхардсона). Первообщина — это также община апостолов, подготовленных самим Иисусом к миссионерской деятельности, то есть к тому, чтобы нести и возвещать в неискаженном виде Его провозвестие. В общине учение основывается на апостолах, поэтому сказано, что все «постоянно пребывали в учении Апостолов» (Деян 2:42). Таким образом, сведения об 142 Иисусе распространялись в рамках проповеди, контролируемой и удостоверяемой в своей подлинности группой основных свидетелей — двенадцатью апостолами. Наконец, первообщина предстает как община очевидцев. Долгая совместная жизнь с Учителем была необходимым условием причисления к двенадцати (см. избрание Матфия — Деян 1:21—22) — в том числе и потому, что еще были живы люди, которые в случае фальсификации могли обнаружить ложь. Эти непосредственные очевидцы были готовы своей кровью подписаться под провозвестием Иисуса, которое они проповедовали. Доверие к свидетельству первообщины подтверждается и убежденностью многочисленных местных Церквей II века (довольно различных по местоположению, культуре и церковной жизни) в том, что Евангелия сохранили подлинные воспоминания о словах и делах Иисуса. Евангелия с величайшим благоговением читались и комментировались в литургических, катехизаторских и апологетических целях — читались не как символы, а как повествования о действительно происшедших событиях. Их текст тщательно сохранялся в неизменном виде, не допускались даже минимальные изменения. При этом проводилось четкое различение между этими Евангелиями и апокрифами. 2. Критерий прерывности В отношении этого критерия существует согласие: его принимают Кеземан, Концельман, Борнкам, Иеремиас, Перрин, Мак-Артур, Даль, Мусснер, Триллинг, Шюрман, Риго, Серфо, Леон-Дюфур, Каба, Лентцен-Деис, де Ла Поттери, Кальвер, Зедда, Ламбиази, МакЭлени, Скиллебек и другие. Латурель формулирует данный критерий следующим образом: «Сообщение Евангелия может считаться подлинным (речь идет прежде всего о словах и поступках Иисуса), когда оно не сводимо ни к концепциям иудаизма, ни к концепциям ранней Церкви». Когда все мыслят одинаково, тогда не мыслит никто. Это происходит со всеми поколениями людей, не исключая нашего. Разница лишь в том, что сегодня на Западе имеются несколько способов всем думать одинаково. Таких, как Иисус, — Творцов действительно нового образа мышления в том, что касается сущностно важных реальностей, — в самом деле мало на всем протяжении истории: в некотором смысле только Он один. 143 Поэтому прерывность означает оригинальность, отличие: такое учение и поведение, которое разнится и от принятого в среде иудеев, и от утвердившегося в среде первых христиан. а) Отсутствие преемственности с иудаизмом. Что касается отсутствия преемственности между Евангелиями и иудаизмом, возникает вопрос: как стало возможным, что апостолы и первые ученики, будучи иудеями, смогли сформулировать и захотели распространять учение и способ поведения, резко противоречащие принятым в ту эпоху их соотечественниками? Конформизм в отношении идей и обычаев своего времени был всеобщим и обязательным, особенно у иудеев. Только религиозный гений был способен создать и начать проповедовать столь новое и оригинальное и в то же время столь богатое и глубокое мышление. Только чрезвычайно сильная, исключительная личность смогла противостоять мощным традициям и вызвать враждебность всесильной религиозной верхушки, взяв на себя смелость учить абсолютно новой доктрине и встречая все возрастающее доверие среди народа, несмотря на гонения. Исследователи иллюстрируют примерами многие аспекты, в которых слова и поступки евангельского Иисуса выглядят несводимыми к концепциям иудаизма. Кеземан: «А я говорю вам...» — власть над законами субботы, очищения и так далее. Риго: разрыв с Ветхим Заветом преодолевается во имя Духа; особенно в преодолении Закона ради Духа, в преизобильном осуществлении мессианских чаяний и в эсхатологической концепции. Мак-Артур: слова Иисуса о необходимости нести крест. Серфо: отличие евангельской поэтики от раввинистической, понятие о Царстве Божьем, духовная новизна Нагорной проповеди. Де Ла Поттери: неслыханность именований Бога «своим отцом» (Авва), призвание учеников. Иеремиас: использование страдательного залога вместо имени Бога — чрезвычайно частый лингвистический элемент в устах Иисуса (употребляется у синоптиков 96 раз; например: «Вам дано знать тайны Царствия Божия» — Лк 4:11; «Это все приложится вам» — Мф 6:33). Также характерен для речи Иисуса антитетический параллелизм с логическим ударением на второй части (например, «Любите врагов ваших... и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» — Мф 5:44). Что касается содержания проповеди Иисуса, перед нами здесь нечто новое и неслыханное, выходящее за границы иудаизма. Здесь мы видим, кем был исторический Иисус: человеком, который обладал влас144 тью обращаться к Богу «Авва» и сделал причастниками Царства грешников и сборщиков налогов, позволив им повторять это последнее слово: «Авва» — «Отче». К Закону Иисус подходит не как фарисеи, заботившиеся о мелочной регламентации и внешнем исполнении предписаний, но являет Свое превосходство над таким мышлением и способность постигнуть Дух Закона: Он его совершает и преодолевает, проповедуя Новый Закон, чего не осмелился бы сделать ни один раввин. Видение Царства, данное Иисусом, тоже радикально иное: в нем соединились величие ожидаемого царства Давидова и смирение проповеди к неимущим, прославление Сына Божьего и Его страдание как раба Яхве. б) Отсутствие преемственности с терминологией ранней Церкви. В истории мысли и языка нет ничего постоянного, кроме постоянного изменения. Одно поколение изготовляет мыльные пузыри, другое заставляет их лопаться. Это верно некоторым образом и в отношении теологии, хотя пузыри, лопающиеся с позволения облеченного властью Института, т. е. Церкви, представляют собой лишь оболочки сущности, которая остается. Уже через двадцать лет после смерти и воскресения Иисуса (а позднее — в гораздо большей степени) Его учение было систематизировано Павлом и Церквами в подлинную теологию, которая, сохраняя верность сути этого учения, выработала новые слова и выражения, пыталась объяснить темные изречения и согласовать между собой кажущиеся противоречивыми утверждения. В отношении последних теология старалась уточнить их смысл и стремилась к отмене формулировок, которые могли бы породить трудности среди евреев и язычников, готовящихся к принятию крещения, и среди самих крещеных. Кроме того, выражения, связанные с атмосферой и ментальностью эпохи Иисуса и ставшие позднее непонятными, были устранены и забыты уже следующим после апостолов поколением учителей. Если бы Евангелия приписывали Иисусу изречения и поступки, выдуманные или хотя бы без смущения подправленные ранними Церквами, то в них были бы сглажены и зачищены все те шероховатости, непонятные места и кажущиеся противоречия, которые мы, тем не менее, встречаем в Евангелиях и в которых только долгие исследования специалистов открывают признаки культурного мира Палестины того времени или оригинальности, присущей личности самого Иисуса. Многочисленные авторы обращают внимание на темные места Евангелий, которые создавали трудности для первоначальных Церквей и, тем не менее, сохранялись и передавались. 145 Крещение Иисуса, по-видимому, причисляет Его к грешникам. Возможно ли, чтобы ранняя Церковь, провозглашавшая Иисуса «Господом», выдумала сцену, которая кажется столь резко контрастирующей с церковной верой? То же самое справедливо в отношении трех искушений, агонии, смерти на кресте: все это представляло как для евреев, так и для язычников почти непреодолимое препятствие к тому, чтобы признать Иисуса Мессией и Сыном Божьим. Отданное апостолам распоряжение не проповедовать самаритянам и язычникам не соответствует ситуации ранней Церкви, открытой всем народам. В Евангелиях Иисус призывает учеников следовать за Ним. Между тем в раввинистическом контексте ученики должны выбирать себе учителя, а не наоборот; и в ранней Церкви учениками звались все те, кто верил в Иисуса. Те места Евангелия, где подчёркивается непонимание Иисуса со стороны апостолов, недостатки последних или их неверность Иисусу, контрастируют с положением в первоначальной Церкви, где апостолы пользовались чрезвычайным почитанием. Некоторые темные выражения Иисуса, которые Церковь никогда не понимала, тем не менее, не были устранены (например, Мф 11:11; Мк 9:31; 14:58; Лк 13:32; Мк 4:11). Некоторые выражения (например, «Царство Божье» или «Сын Человеческий») постоянно повторяются в Евангелиях, в то время как в ранней Церкви те же понятия выражаются другими привычными терминами. 3. Критерий преемственности с характерными обычаями эпохи Иисуса Если писатель со знанием дела говорит о мореплавании, он либо моряк, либо читал или слушал рассказы моряка. Аргументация в защиту подлинности сообщений евангелистов основывается на соответствии евангельских данных общей картине эпохи Иисуса. Двадцать столетий назад не существовало, в отличие от сегодняшнего дня, книг об обычаях прошлого, и потому сочинить историческую фальшивку, сохраняющую приметы быта и духа предшествующей эпохи, было невозможно. Как отмечают Даль, Леон-Дюфур, Триллинг, Зерда, Шюрман и другие, сравнивая Евангелия с другими текстами века, с кумранскими находками и археологическим материалом того времени, в Евангелиях сохранены краски, обычаи и институты эпохи Иисуса, которые с разрушением Иерусалима в 70 г. были внезапно и полностью уничтожены. 146 Такая преемственность обнаруживается на уровне историко-политической ситуации с персонажами, известными по другим источникам (Квиринием, Иродом Антипой, Каиафой, Пилатом, Филиппом...) и с событиями, участниками которых они были. В Евангелиях верно отражено географическое положение городов, селений, гор, рек, зданий и т. д., что подтверждается (в последнем случае) многочисленными раскопками, произведенными в Палестине за последнее столетие. Характерные для Евангелий семитский фон и арамейские способы высказывания, как доказали работы Иеремиаса и Серфо, сохраняют полную преемственность с лингвистической обстановкой эпохи Иисуса. Обычаи и нравы, жилища, одежды, трудовые навыки, отображенные в Евангелиях, также соответствуют существовавшим в Палестине того времени. Наконец, реконструируемая на основе Евангелий религиозная ситуация также идентична той, которую обрисовывают другие сочинения эпохи и тексты Кумрана: соперничество между фарисеями и саддукеями, раввинистические диспуты, эсхатологические и мессианские ожидания, центральное значение субботы и храма... Таким образом, Евангелия подобны колесикам или шестеренкам, абсолютно точно подходящим к механизму первого тридцатилетия I века и пускающим его в ход. Они слишком хорошо соотносятся с этим механизмом, чтобы быть частями другого целого. 4. Согласие с характерным для Иисуса учением, подтвержденным в своей подлинности другими критериями Исследователи допускают, что если с помощью вышеизложенных критериев доказана подлинность определенных слов Иисуса, то возможно принять в качестве подлинных и другие слова, находящиеся в гармонии с первыми. В частности, К.Е.Карлсон, Каба, Латурель и де Ла Поттери углубили и развили критерий согласия с фундаментальными характеристиками провозвестия Иисуса, среди которых самая очевидная — провозвестие присутствия мессианского Царства Божьего («Царствие Божие приблизилось к вам») и требование покаяния. 147 5. Стиль Иисуса а) Стиль языка Тот, кто повествует об учении или поступках великого человека, может привнести в это повествование что-то свое (даже не отдавая себе в этом отчета). Но, когда речь идет о подлинно великом человеке, добавления выглядят жалкими потугами стать с ним вровень. Исследователем, связавшим свое имя с изучением языкового стиля Иисуса, стал Иеремиас. Он тщательно проанализировал арамейскую основу и характерные признаки изречений Иисуса и пришел к выводу, что хотя стилистико-лингвистический анализ не может доказать подлинность отдельных выражений, он, тем не менее, дает возможность восстановить типичные черты провозвестия Иисуса и способ его представления. Возьмем, например, стих 16:19 из Матфея: «И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на Земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах». Для этого стиха характерны типично семитские стилистические черты: замена имени Божьего выражением «Небеса», и характерный для Иисуса пассив божественности («будет связано», «будет разрешено»). Кроме того, здесь отмечается антитетический параллелизм (земля — небеса, связывать — разрешать) и четырехстопный ритм строки, как это явствует из приводимой Иеремиасом арамейской транскрипции. б) Стиль жизни Иисуса Под этим термином подразумевается характерное поведение Иисуса и Его особая манера выражаться (речь идет уже не о языке в филологически-лингвистическом смысле, а о присущем Иисусу способе выражения своего внутреннего опыта и проявления своих личностных свойств). X. Шюрман изучал в этом направлении уникальную и неповторимую манеру высказывания Иисуса, в которой обнаруживается исключительное сознание самого Себя, решительный и категоричный тон, нота торжественности и эсхатологической настоятельности. Используя выражения, вроде «Сказано... а Я говорю вам», «Я же...» «Мои слова...»; используя временные формулы: «доныне», «теперь», «отныне и впредь», Иисус кладет начало новой Эре Царства Божьего (эсхатологической эре), подготовленной пророками, и открывает Самого Себя как точку схождения всех линий Ветхого Завета. Что касается характерного поведения Иисуса, Триллинг отмечает Его неизменную любовь к раскаявшимся грешникам, жесткость к тем, кто считает себя святыми, возмущение лицемерием, мягкое сострадание ко 148 всем страждущим и постоянные, при всяком случае, ссылки на волю и любовь Бога, неизменно называемого Отцом. Лентцен-Дейс, де Ла Поттери и Латурель усматривают в чудесах Иисуса характерный стиль, черты которого — скромность, сочувствие, сопряженность с духовным исцелением и спасением. Бросается в глаза также бескорыстие (Иисус никогда не совершает чудес ради собственной выгоды) и дидактическая цель самих чудес (они представляют собой знаки духовного спасения и потому всегда связаны с верой). Латурель отмечает следующие компоненты чудес Иисуса: О универсальность: Иисус не проводит различия между болезнями, не заявляет о Своем бессилии в наиболее трудных случаях; П благоволение: Он совершает чудеса в виде помощи и никогда — в виде наказания; О простота: Иисус не пользуется никакими магическими формулами или действиями с целью внушения или гипноза; Ему достаточно одного слова или простого жеста; О мгновенность: исцеление наступает в тот же миг; О религиозный контекст: чудо совершается в атмосфере молитвы и веры; цель его — подтвердить учение, имеющее в виду Отца; О скромность: Иисус отвергает шумиху и приписывает славу совершения чудес исключительно Отцу. Все эти характеристики становятся особенно очевидными в сопоставлении с чудесами греческой античности и апокрифических Евангелий, а также явно отличаются от паранормальных феноменов, производимых целителями и магами. Стиль чудес Иисуса уникален. Стиль Иисуса выводится из фрагментов, признанных подлинными, с помощью критериев множественного свидетельства, прерывности и преемственности. Определив однажды стиль Иисуса, мы не впадем в порочный круг, если с его помощью проверим аутентичность того или иного эпизода или изречения Иисуса. 6. Критерии общины Под этим названием подразумеваются аргументы, восходящие к историческому Иисусу через изучение первоначальной общины как среды бытования устной традиции. У жены Эйнштейна спросили, понимает ли она теорию относительности. «Нет, — ответила она, — но я знаю моего мужа и знаю, что ему можно доверять». Нечто подобное произошло с первой христианской общиной 149 (как, впрочем, и со всеми последующими): они сохраняли и передавали слова и поступки Иисуса и не меняли в них того, что не могли сами воплотить в жизнь, или чего не понимали, или что было даже противоположно их мнению. Не меняли, потому что считали, что Иисусу можно доверять. Среда бытования устной традиции была подробно изучена шведскими учеными из Упсальской школы. Х.Ризенфельд, профессор этой школы, на Оксфордском конгрессе по Евангелиям (1959) представил манифест о начале евангельской традиции. Он гласил: невозможно принять тезис Бультмана о трансформации провозвестия Иисуса, якобы произведенной первоначальной общиной в катехизаторских целях. Представляется очевидным, что первые христиане передали слова Иисуса как «священное предание». Об этом свидетельствует сама терминология Нового Завета, идентичная терминологии иудейской традиции (paralambanein, paradidomi, paradosis — «традиция», «сохранять, передавать то, что было получено»). Далее отмечается близкая аналогия между предпасхальной общиной Двенадцати и раввинистической школой. В этой последней передача провозвестия строжайшим образом контролировалась учителем (рабби), который использовал мнемоническую технику, способную гарантировать точное, зачастую буквальное сохранение переданного учения. Отношения же между Иисусом и его учениками были подобны отношениям между иудейскими рабби и их учениками. Это обнаруживается в поведении Иисуса, ведущего Себя как рабби; в легко запоминаемых формулировках Его изречений (притчи, сравнения, антитезы и парадоксы) и в сохранении арамейских слов (например, Мк 5:41 — «Талифа-куми»), которые сохранились лишь потому, что были произнесены самим Иисусом. Ситуация общины учеников после Воскресения дает новое подтверждение тому, что слова Иисуса сохранялись в неискаженном виде. Действительно, Иисус отождествляется с Kyrios — Господом (Kyrios в греческом переводе Библии означает Бога); следовательно, слово Иисуса так же свято и неизменно, как и слово Яхве. Кроме того, общиной авторитетно руководили апостолы, главная задача которых состояла в том, чтобы быть «служителями Слова» (Деян 6:2), то есть служителями Провозвестия Иисуса. Это провозвестие они должны были, согласно Его воле, хранить и верно передавать (Лк 1:2; Мк 6:15—18). Апостолы учили в обстановке культа (Деян 2:42), так же, как и слова и дела Иисуса сохранялись и передавались в рамках священной и официальной традиции (paradosis), ибо рассматривались с самого начала наравне с остальной частью Библии и в качестве основной составляющей Нового Завета. Новые подтверждения манифесту Ризенфельда были представлены детализированными исследованиями Б.Герхардсона (Упсала, 1961) о рав150 винистическои технике устной передачи с использованием схематизации, повторов и ключевых слов (mot-crochets), которые, как доказывает исследователь, употреблялись также Иисусом. Кроме того, Герхардсон анализирует почитание традиции со стороны апостолов и, в частности, Павла (1 Кор 15:3; 7:10; 9:14; 11:2). Это почитание позднее проявилось у Отцов Церкви, например, у Папия (ок. 70 — 125) и у Иринея (ок. 130 — 202), которые рассматривали Евангелия как «священное предание». Наконец, Шюрман, используя бультмановский метод, попытался выяснить, позволяет ли внутренняя жизненная ситуация предпасхальной общины (ее Sitz im Leben) считать аутентичной традицию, сохранившуюся в Евангелиях. Шюрман различает в этой общине две типичные ситуации: первая, внутренняя — ситуация глубокого уважения апостолов ко всему, связанному с Иисусом; вторая, внешняя — задана подготовкой к будущей проповеди — подготовкой, начатой самим Иисусом. Этим доказывается, что традиция слов Иисуса сформировалась еще до Воскресения. Таким образом, вклад Шюрмана в изучение вопроса позволяет сделать шаг вперед по сравнению со скандинавской школой. Не только внешняя критика (аналогии с раввинистическими методами), но и внутренняя критика, сама Formgeschichte, позволяет констатировать, что предпасхальная община была первой средой сохранения, интерпретации и верной передачи слов и дел Иисуса. 7. Редакционный критерий «Поклянитесь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды». Эту клятву не мог бы выполнить ни один историк, и евангелисты в этом отношении не исключение. Какие-то краткие комментарии или акценты казались им необходимыми для того, чтобы сделать более понятными факты или приспособить их к восприятию своих читателей. Исследователи школы Redactiogeschichte провели в течение последних двадцати пяти лет детальный анализ евангельского материала и сумели выделить в нем то, что принадлежит редакторской деятельности каждого евангелиста (различие перспективы, в которой подается один и тот же факт, большее выделение той или иной детали, с целью подчеркнуть определенный аспект учения в соответствии с потребностями собственной общины). Следовательно, отделяя мелкие добавления и собственные акценты каждого редактора, можно добраться, как замечают Мак-Артур, Делорм и Латурель, до древнейшего пласта традиции. 151 8. Внутренняя вразумительность и необходимое объяснение Под внутренней вразумительностью подразумевается полное соответствие евангельского эпизода или учения ближайшему контексту или контексту всего Евангелия и его безупречная связанность со всеми образующими Евангелие элементами. Латурель иллюстрирует приложение этого критерия примером повествования о воскрешении Лазаря. Этот факт хорошо сочетается с общим контекстом Евангелий, описывающих несколько осуществленных Иисусом воскрешений и сообщающих, как о центральном событии, о Его собственном воскресении. Данный факт гармонирует с контекстом Евангелия Иоанна и особенно с учением Иисуса о воскресении верующих в Него, которое Иоанн приводит в пятой главе. Воскрешение Лазаря делает вразумительными важные факты, сообщаемые всеми Евангелиями: решение иудейских властей осудить на смерть Иисуса, чья популярность необычайно выросла после воскрешения Лазаря; помазание в Вифании, объясняющееся как жест благодарности воскрешенного; торжественное вступление Иисуса в Иерусалим и стечение при этом множества народа, наслышанного о необыкновенном чуде. Равновесие внутренней критики Евангелий Труды Redactiongeschichte дают возможность описать особый подход каждого евангелиста. Свобода интерпретации и редакции, которую обнаруживают авторы Евангелий, реальна, но не бесконтрольна: в действительности она предстает умеренной, мотивированной и неизменно верной существу воспринятой традиции. Formgeschichte принадлежит заслуга изучения обстановки, в которой сформировалась эта традиция. История форм выработала строгий метод литературного анализа текстов и средства проникновения в жизненные ситуации, где эти тексты возникли (молитва, культ, миссионерская деятельность, катехеза; проблемы, рожденные столкновением с иудаизмом и язычеством; развитие общин в различном религиозном и культурном окружении). Поэтому современная экзегеза обладает возможностью вычленить оригинальный контекст из многих евангельских фрагментов и опознать интерпретации ранней Церкви в отношении данных, восходящих к Иисусу. В результате всех этих проверок выясняется, что верность первоначалу проходит через всю традицию: от источ152 ника, то есть Иисуса, до последнего этапа редактирования Евангелий отмечается тщательная забота о верной передаче слов и поступков Того, Кто почитается единственным Учителем. Доказательство этой верности, будучи следствием исследований последнего тридцатилетия, осуществляется на различных уровнях. На литературном уровне этому посвящены труды Redactiongeschichte и Formgeschichte; на историческом уровне — последние по времени исторические критериологии применительно к Евангелиям; на философском уровне — размышления о природе и признаках модусов языка; на социологическом уровне — анализ предпасхальной общины и жизненного окружения первоначальной общины через семантику. Все эти подходы, реализующиеся при посредстве самых разных дисциплин, приводят к общему выводу: приближение к историческому Иисусу через Евангелия вполне осуществимо. Воскресение Христа и историчность Христос совершал чудеса не для зрелищности, но в знак осуществления Своего провозвестия: подобно тому как больные исцелялись и мертвые воскресали, так и человечество, ухватившись за протянутую Им руку, могло и может вырваться из своих отчаянных зол и обрести смысл жизни. Однако среди чудес — знаков — Христос говорил об одном, самом важном: Своим воскресением Он пожелал явить в Себе прелюдию победы над смертью — победы, которую Он нес всем людям, следующим в своей жизни за Богом (1 Кор 15; 1 Фес 4:13 и др.). Воскресение совершилось не внезапно, словно гром среди ясного неба: Христос несколько раз предсказывал Свою смерть и воскресение и объяснял значение того и другого (Мф 12:40; 16:21; 17:22; 20:22; Мк 8:31; 9:30; 10:34; Лк 11:30; 18:33; Ин 2:19 и др.). Свидетельство апостолов и проповедь учеников первого и последующих столетий настойчиво указывают на Воскресение как на центральный элемент веры во Христа. О Воскресении говорится не мимоходом как о необычном эпизоде — оно представляется основанием, краеугольным камнем, ключевым пунктом Керигмы (Провозвестия), и проповедники отдают свою кровь и жизнь в доказательство реальности Воскресения. Помимо повествований всех четырех Евангелий, все прочие документы Нового Завета и христианские писатели, начиная с I века, настаивают на воскресении Христа как на реально совершившемся, а не символическом факте. Свидетелями его в течение сорока дней были пятьсот человек 153 (1 Кор 18:11), учеников Христа — сначала недоверчивые, затем устрашенные и, наконец, убедившиеся в его доподлинности. Праздник Anastasia (Воскресения) стал уже с I столетия главным праздником христианского года. Более того, даже еженедельный культовый день сместился с «субботы» на «воскресенье», названное так именно в связи с Воскресением Христа. Глубокое переживание может заставить нас на мгновение увидеть умершего любимого человека как живого. Но, если тот, кому было видение, психически здоров, он понимает, что это иллюзия, или, по крайней мере, догадывается об этом. Любовь не настолько искусный иллюзионист, чтобы заставлять на протяжении всей жизни верить в несуществующее — заставлять положительных людей, которые в то же время видят и слышат все, что происходит вокруг, вполне адекватным образом, у которых голова на месте и которые проявили такой ум и энергию в своем движении против общего течения, что заставили последнее изменить направление. Даже если интенсивность чувства способна породить фантазии, она необходимо должна быть подкреплена надеждой. Но ученики не надеялись на воскресение, не ждали Его и вначале даже в Него не поверили. Осязаемые признаки не были сном: гробница была пуста, несмотря на наличие стражи и заинтересованность врагов Иисуса в том, чтобы тело оставалось в гробнице в доказательство того факта, что Он не воскрес. Христос дал Себя потрогать, ел с учениками, участвовал в удивительной рыбной ловле. Наиболее ощутимым эффектом Воскресения стал новый дух, с тех пор постоянно воодушевлявший апостолов. Сразу же после смерти Иисуса апостолы считали, что все кончено. Их надежды развеялись как дым. В борьбе против еврейских и римских властей обнаружилась, казалось бы, их смехотворная ничтожность. Но то, что последовало затем, — невероятно, невозможно и противно всем законам истории. Учение Иисуса, получившее смертельный удар с гибелью своего основателя, начало распространяться, хотя верить в него и следовать ему было нелегко и носителями его были бедные рыбаки, лишенные денег, власти и образования. И без всякого оружия это учение завоевало целые народы. Несколько дней спустя после гибели учителя вместо уничижения пришло окрыление. Новый и единый дух радости и веры сошел на учеников. И это не был слабый огонек лучины, коль скоро он поглотил могущество Империи и мистериальные религии, находящиеся в полном расцвете, и дал жизнь величайшему религиозному движению человечества. 154 Эволюция послебультмановской критики От прежнего скептицизма критика все более обращается к позиции доверия к Евангелиям как источникам знаний об Иисусе. Для этой перемены позиции типичен выраженный интерес к Иисусу, Его жизни и личности. В последние годы доказательством тому служат труды Г.Борнкама, О.Кульмана, В.Грундмана, Н.Перрина, Д.Флуссера, Х.Брауна, К.Нидервиммера, Бланка, Х.Циммермана, Ж.Дюпона и других. Позитивистская концепция истории представляла Евангелия и евангельскую интерпретацию фактов как искажение истины. Сегодня труды Г.Дильтея, Х.И.Марру, Р.Арона, Х.Г.Гадамера, П.Рикёра о смысле и подлинном значении истории доказали, что евангелисты, с величайшим уважением и доверием принимая учение и намерения Иисуса через бесчисленные наставления Двенадцати и прилагая это учение к духовным нуждам своих общин, лучше осуществили цель истории и дали нам более полно познать лик Иисуса, чем это сделала бы слепо материальная, буквальная верность Его словам и незначительным подробностям Его жизни. Усвоив учение и получив подтверждение от учителя, ученики передают его под контролем апостолов, более внимательно соблюдая верность его сути, нежели букве. Внешняя критика и в последних исследованиях сохраняет свой вес. Она доказывает, что отношение Церкви II и III веков к Евангелиям — это отношение абсолютного уважения, объясняемое их неоспоримой авторитетностью. Данный факт подтверждается использованием Евангелий в качестве литургических текстов и неопровержимых доводов в полемике с еретиками. Таким образом, можно заключить, что интенсивная критическая работа последних сорока лет оказалась плодотворной. Все обнаруженные аргументы сходятся в том, что Евангелия следует связывать с историческим Иисусом, с Его подлинным Провозвестием и основными по значимости фактами Его земного существования. Итак, сходящимися в одну точку путями, словно в романе Агаты Кристи, мы приходим не к обычному раскрытию преступления, но к чему-то абсолютно новому и определяющему для жизни каждого из нас: перед нами открывается бесконечность. Подтверждения со стороны внешней критики Результатом изучения истории первых веков христианства в сопоставлении с Евангелиями стали следующие выводы. 155 Все древнейшие христианские писатели без исключения, а также язычники Цельс и Порфирий свидетельствуют об общей убежденности всех Церквей — начиная с I века во всех частях Империи — в том, что Евангелия происходят от непосредственных учеников Иисуса: Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Об этом свидетельствуют: Ириней (130—202), епископ Лиона Галльского и мученик; Ориген, человек широчайшей образованности, руководитель «Дидаскалейона» — первой высшей христианской школы в Александрии Египетской; Иустин (100—165), обратившийся в христианство философ и мученик из Рима; Папий (70—1255), епископ Иераполиса в Малой Азии; Мураториев Канон — официальный документ римской Церкви, составленный ок. 190 г. и открытый Муратори; Тертуллиан (150—235), юрист, литератор и философ из Карфагена, обратившийся в христианство; Феофил, Татиан, Афинагор, Аристид и другие. Хорошо документировано стремление первых христиан придерживаться апостольской традиции и сохранять ее в неизменном виде. Жан Гиттон цитирует слова Папия: «Думаю, что все то, что мы знаем из книг, весит меньше, чем то, что мы непосредственно воспринимаем из «живого слова». «Я люблю перечитывать, — комментирует Гиттон, — эту страницу Папия в передаче Евсевия Кесарийского, которая представляет собой один из древнейших документов церковной традиции. Папий, живший в начале II века, рассказывает, как он старался чаще встречать и расспрашивать апостолов или тех, кто их знал, потому что для него наивысшей ценностью обладало сохранившееся живое слово. Я так хорошо понимаю его! Кто в основание своей жизни положил некое исторические присутствие, от которого время, день за днем, все более отдаляет его, покрывая туманом и мраком воспоминание, — тот испытывает необходимость схватиться за него, хотя бы посредством только горячего чувства». Ни одному еретику того времени и в голову не приходило подвергать сомнению подлинность Евангелий (хотя они были в этом заинтересованы), чтобы утвердить апокрифические Евангелия и собственные доктрины. «Евангелия, — пишет Ириней, — обладают столь прочно утвердившимся авторитетом, что даже еретики вынуждены свидетельствовать об этом, и каждый новый сектант тщится доказать с помощью Евангелий свое новое учение». Если бы Евангелия были утеряны, мы смогли бы реконструировать их из бесчисленных цитирований первых христианских авторов — цитирований, которые подтверждают авторитетность этих документов для всех Церквей первых столетий. «Учение двенадцати апостолов», сочинение, написанное в Сирии ок. 90 г., цитирует Евангелие 75 раз; Ерм (ок. 130 — ок. 200), римский автор, — 9 раз; Игнатий, епископ Антиохийский и ученик апостола Иоанна, принявший мученичество в Риме в 117 г. — 13 156 раз; Климент, епископ Римский (97 г.), — 18 раз; Ириней — 1819 раз; Тертуллиан — 7528 раз; Ориген — 17922 раза и т. д. Другие древнейшие авторы говорят о Христе, подтверждая Евангелия: Феофил, епископ Антиохии в 169 г.; Татиан, сирийский автор II века; Афинагор, обратившийся в христианство афинский философ, который написал в 177 г. «Апологию христиан», адресованную Марку Аврелию; Аристид, тоже обращенный философ, написавший ок. 120 г. апологию христиан и представивший ее императору Адриану; Поликарп, епископ Смирны, принявший мученичество в 156 г.; «Письмо к Диогнету» и т. д. Свидетели, к которым восходят Евангелия, то есть апостолы и первые ученики из Палестины, — это не мыслители, способные создать новую, оригинальную и глубокую доктрину, а труженики (и Евангелия свидетельствуют об этом), привыкшие иметь дело с практическими жизненными обстоятельствами (такими, как рыбная ловля, сельскохозяйственные работы, сбор налогов, торговля, ремесло, лекарское искусство). Это были люди позитивного склада, изначально не верящие в чудеса, не склонные к визионерству или мистицизму и связанные с традиционными еврейскими учениями. Они с трудом принимали и уразумевали новую и глубокую доктрину Учителя, которую тот выражал в оригинальной, порой парадоксальной форме и которую они часто не могли понять, хотя и старались. Само их незнание — не столько недостаток, сколько еще одна гарантия, когда речь идет о передаче конкретных фактов или нового учения без каких-либо личных интерпретаций. Христос говорил короткими и резкими фразами — сентенциями, причудливыми и оригинальными притчами — именно для того, чтобы Его слова запечатлелись в сознании народа, в уме и в памяти учеников. Кроме того, он повторял свое учение, переходя из одной местности в другую, и всегда в присутствии учеников. Сразу же после смерти и воскресения Христа апостолы начали проповедовать народу полученное ими учение, а еще до этого сам Христос наставлял их относительно его содержания и способа передачи. Теперь народ слышал от апостолов то, что многие из народа слышали от самого Иисуса, так что как народ, так и апостолы среди народа были стражами и хранителями учения. История принимает свидетельство людей, близко стоявших к определенным событиям, даже если свидетельствуют ученики или поклонники того персонажа, о котором идет речь, — лишь бы они были людьми цельными и достойными веры. Философ, мыслитель, святой, государственный деятель — всех этих людей действительно глубоко знают только их ученики или сподвижники, то есть те, кто живет вместе с ними. Другие видят их лишь время от 157 времени и, возможно, не слишком интересуются тем, что выходит за рамки их учения или конкретных дел. Ученики и сподвижники, напротив, ценят и почитают такого человека; именно это побуждает их наблюдать за человеком в его повседневном поведении, слушать его уроки и затем рассказывать историю Его жизни. Поэтому жизнь великих представителей древней и современной мысли известна нам благодаря сочинениям их учеников и последователей. Чтобы довериться ученикам, необходимо констатировать отсутствие у них фанатизма и низких интересов. В Евангелиях отмечается именно умеренность, отсутствие преувеличений и гипербол, сообщение даже тех аспектов, которые могли бы навредить учителю или самим ученикам, отсутствие низких личных интересов. Деяния апостолов и вся история Церкви первых веков являют нам в тысяче деталей тот новый дух любви к истине и к ближнему, отречение от богатства и почестей, верности Христу вплоть до мученичества, который воодушевляет рождающуюся религию. Марио Помилио замечает: «Порой евангелисты ведут себя так, словно не понимают какого-то выражения, но не отваживаются изменить его... Думаю, это уникальный случай в истории литературы: обычно автор превосходит своего персонажа, если же нет, то принижает его до себя, подчиняет собственным намерениям. В случае же евангелистов все наоборот: это Иисус их превосходит, ставит их в смиренное положение слушателей, стремящихся лишь к одному — сохранить то, что Он на самом деле сказал». Не подверглись ли письменные показания искажению в течение веков? В древнем мире ни один автограф литературного произведения не устоял перед разрушительной силой времени. Поэтому книги, опубликованные до 1000 г. н. э. известны нам лишь в рукописных копиях. При переписке были возможны ошибки. Объяснимо и то, что не слишком щепетильные переписчики могли испытывать искушение внести в текст добавления, что-либо убрать из него или изменить отдельные фразы и фрагменты в соответствии со своими собственными идеями. Это особенно верно в отношении Евангелий. Поэтому потребовалась трудоемкая и кропотливая работа — сопоставление между собой тысяч дошедших до нас рукописных копий, — чтобы стало возможным устранить все искажения, привнесенные в течение веков. В самом деле, если некий сирийский переписчик по ошибке пропустил строку или злонамеренно изменил какую-либо фразу, то другие пере158 писчики из Малой Азии или Греции, Рима или Карфагена, Галлии или Англии не могли пропустить ту же строку или изменить ту же фразу, используя те же самые слова. В результате долгого и тщательного сличения, которое осуществляют независимо друг от друга многочисленные исследователи, составляется критическое издание, то есть текст, очищенный от всех искажений переписчиков. Очевидно, что уверенность в точности результата тем больше, чем более многочисленными, древними и разнообразными по месту происхождения являются дошедшие до наших дней копии. От любого из великих писателей классической древности сохранилось максимум несколько сот рукописных копий, из которых ни одна не старше VII века н.э. История Христа документирована гораздо лучше. До нас дошло 34086 копий Евангелий и Посланий Апостолов: рукописные греческие кодексы и переводы на все древние языки (латинский, сирийский, арабский, коптский, эфиопский, армянский, древне-славянский, древнеготский, персидский и др.). Кроме того, сохранилось несколько сот папирусных фрагментов, обнаруженных недавно и растущих в числе по мере новых открытий. К этому следует добавить десятки тысяч цитат у христианских писателей первых трех столетий. Древнейшие кодексы восходят к III и IV векам, то есть очень близки по времени к евангелистам. Поэтому от них с уверенностью можно подняться к текстам оригиналов. Н е о б ы ч а й н а я любовь к истине воодушевляет новую веру В 1976 г. вышла книга «Гипотезы об Иисусе». Это исследование одного журналиста, посвященное решающему событию истории — Иисусу Христу. Книга написана в живой журналистской манере; в ней отсутствует научный аппарат, однако страницы ее родились из многолетних поисков, осмотра археологических раскопок на Ближнем Востоке, встреч со специалистами разных стран. В конце книги автор приходит к выводу, что, наверное, самой приемлемой из гипотез об Иисусе является гипотеза, предложенная верой: разум советует выделить именно ее. Книга выдержала множество изданий и была переведена на все основные языки. После работ Папини, Мориака, Сантуччи, Гиттона и наряду с книгой японца Эндо Шузаку, это последний бестселлер об Иисусе. Автор замечает, что было бы более чем странно, если бы мистификаторы или фанатики начали героическую борьбу за то, чтобы открыть че6 - 1979 159 ловечеству доселе неведомый новый дух истины и любви; и еще более невероятно, чтобы они добились в этом успеха и чтобы отсюда возникли самые светлые личности в истории, вплоть до нашего времени. Наилучшее доказательство достоверности Евангелий — жизнь апостолов и первых христиан. Жить в постоянных трудах и опасностях, связанных с возвещаемой верой, в отрыве от всех удобств и от богатства, посвятить все свое существование любви к Богу и к братьям перед лицом противоречий, испытаний, преследований и высшего свидетельства, т. е. мученичества, — это нравственный подвиг, абсолютно невозможный для того, кто посвятил свою жизнь неправому делу. Мессори, автор книги, цитирует одно высказывание философа Пьеро Мартинетти: «Религия, воплощенная в Иисусе, представляет собой для нас глубочайший и интенсивнейший источник жизни в Боге. Следует признать в Нем самого выдающегося из религиозных деятелей, от которого еще и сегодня может исходить вечно обновляющаяся духовная сила, не имеющая аналогов в истории». «Возможно ли, — комментирует Мессори, — чтобы из ошибочного и жалкого начала вышло провозвестие, от которого во все времена "исходит вечно обновляющаяся духовная сила, не имеющая аналогов в истории"?» По плодам узнаётся ценность дерева. Лжецы и фанатики не создали бы настолько высокого и глубокого учения, что и через двадцать столетий оно очаровывает высокие умы и побуждает людей высочайшей нравственности жертвовать всем ради него. Разносчики лжи не живут и не умирают как герои. Если люди, поднявшиеся неизмеримо выше среднего уровня честности, — такие, как первые свидетели о Христе, — могут быть заподозрены в фальсификации, тогда вся история рушится до основания, а вместе и ней и сама человеческая жизнь, ибо любая гражданская деятельность основана на ценности свидетельства. 11. Фигура Христа Одинокая вершина истории Вместе с Иисусом в мире появляется новый стиль жизни, новые идеалы, новое нравственное чувство, новые отношения с Богом, новая свобода, способ любить, внутренняя сила, социальные отношения, духовность, новая История. Иисус разделил историю надвое: до и после Него. Иисус — это нетипичный ум, из ряда вон выходящий гений, неповторимый герой, «святой аутсайдер». Подобно тому, как в великой австра160 лийской пустьше одиноко возвышается гора Ayer's Rock, отличная от всех остальных гор, так Иисус представлен — единственным в истории — послом Бога с Его верительными грамотами. При беспристрастном рассмотрении Христос оказывается самым убедительным доказательством существования Бога, а также божественного интереса к человеку: Бог открывает нам тропу восхождения к Нему — восхождения, хотя и трудного, но в сопровождении надежного проводника. Неужели Христос был создан верой первых христиан? Каким же образом удалось первым христианам создать столь революционно новый образ и учение, которые еще и сегодня являются могущественнейшей силой в мире? Разве орел, найденный в Антарктиде, мог произойти от пингвинов? Христос настолько превосходит идеи и культуру своего времени, что для создания Его образа потребовалась бы община людей, равных Ему в духовном, интеллектуальном и нравственном отношении, — людей гигантского масштаба. Короче, для того, чтобы объяснить чудо без вмешательства Бога, пришлось бы сотворить тысячи чудес. Евангелисты не единственные свидетели жизни Христа Следует иметь в виду и другое: к письменным показаниям Евангелий присоединяются тысячи современников Иисуса. Правда, они ничего не писали, зато сделали нечто более убедительное: они обратились в веру Христа. Языческий писатель Тацит свидетельствует, что в 64 г. в одном только Риме было «великое множество христиан». Уже тогда обращение ко Христу означало возможность мученичества. Евангелия и Послания апостолов распространились по всей империи в ту пору, когда еще не успели состариться бесчисленные мужчины и женщины, видевшие и слышавшие Христа. Легенды и мифы, распространенные в ту эпоху во всем Средиземноморье (Дионисий, Деметра, Исида, Кибела, Митра) приспосабливались ко вкусам рынка и требованиям потребителя. Точно так же, как возникающие в наше время секты, эти религии человеческого происхождения не стремились вдохнуть в людей высшие желания, но лишь удовлетворить уже существующие. Всякая вера, созданная человеком, развивается и распространяется, возделывая плодородную почву интересов низкого и среднего уровня, таких, как паранормальные явления, транс, предсказания, ясновидение, божественная помощь в исцелении, успех в любви и делах, нравственность, не превышающая средний уровень, и жизнь после смерти. 6' Иисус — единственный, кто предстает в качестве горного проводника к Богу, живущего очень высоко, гораздо выше земных чаяний человека, в высших сферах духа. Только святой такого масштаба, каким был Иисус, мог создать и прожить такую жизнь. Мифы, ереси, естественные религии и секты — все это плоты, плывущие вниз по течению. Только Иисусу и его вернейшим последователям удается уподобиться буксирам, поднимающимся вверх по реке — против течения, к ее истоку. Мифы и легенды, воздерживаются от указания имен свидетелей и дат. Евангелия и апостольские Послания, напротив, сопровождаются ссылками на обстоятельства места и времени. При всем желании их авторы не смогли бы повествовать о вымышленных событиях — под страхом встретить недоверие и подвергнуться шумному разоблачению со стороны тех, кто знал, как обстояло дело. В самом деле, ведь эти тексты были обнародованы тогда, когда еще оставались в живых очевидцы событий. Петр в своем первом выступлении перед толпой в Иерусалиме мог с высоко поднятой головой говорить про Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете (Деян 2:22). Иисус действовал и говорил не в тени: «Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего; что спрашиваешь Меня? Спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил» (Ин 18:20-21). Всякий новообращенный тех первых лет — живое доказательство историчности и достоверности Евангелий. Ежегодно по случаю праздника Пасхи в Иерусалим стекались тысячи евреев из всех уголков империи. И, однако, именно в Палестине и в близлежащих регионах, имевших частые контакты с Палестиной, мы с первых лет обнаруживаем множество обращенных евреев и язычников. В конце первого века язычник Плиний Младший свидетельствует в письме к императору Адриану, что в некоторых областях Малой Азии — например, в Вифинии — христиане уже составляют большинство. Разумеется, большая часть населения оставалась необращенной. Однако следует отметить, что стать христианином означало в ту пору не только выбрать тесный путь восхождения, как и сегодня, но к тому же подвергнуть большому риску свое имущество, семью и саму жизнь. Поэтому имеет громадное значение уже тот факт, что многие люди решились на этот шаг. Ни одна религия в истории не распространялась столь явно против течения. Следовательно, мы ставим вопрос о доверии не только к авторам Евангелий, но и к их гарантам — ко всем тем, кто ответил за них, кто поставил на карту свою жизнь, свидетельствуя об истинности евангельских событий. 162 В отличие от других религий, христианская вера заявляла о себе фактами и свидетельствами. Она претендовала на то, что основанием ее служит реальная личность и историческая действительность. В отличие от других религий, христианство требовало строжайшей дисциплины — цены за то гораздо большее и драгоценное, что она предлагала. Поэтому тысячи обращенных, среди которых военачальники, сенаторы, философы и проконсулы, говорят о том, что жизнь апостолов была убедительной, чудеса — достоверными, слова — исполненными убежденности, добродетели — признаками того, что эти люди заслуживают доверия, ибо готовы пожертвовать всем. Верить в Иисуса означало не только верить в Бога, но верить в то, что Бог — это Бог. Потому что вера без Христа — это вера в Бога вне истории, вне конкретных фактов; в Бога аморфного и безликого, который не делает ничего, чтобы явить Себя, и не заботится о том, чтобы выйти навстречу ищущему Его человеку. «Я верю, — пишет Мориак, — лишь в то, что осязаю, в то, что вижу, в то, что воплощается в моем существе; именно поэтому я верю в Христа... Признаться ли? Если бы я не знал Христа, слово "Бог" было бы для меня пустым звуком лишённым смысла. Если бы я не был наделен совершенно особой благодатью, бесконечное Сущее осталось бы для меня невообразимым, немыслимым. Бог философов и эрудитов не занимал бы никакого места в моей нравственной жизни. Было необходимо, чтобы Бог погрузился в человечество, чтобы в определенный момент истории, в определенном месте земного шара, человеческое существо из плоти и крови произнесло некие слова и совершило некие действия, чтобы я упал на колени». Жан Гиттон так завершает свой главный труд об историчности и личном облике Христа: «Есть ли в наши дни такое сущее, идея, Экзистенция, которая давала бы людям возможность соединиться, двигаться вперед, каков бы ни был их исходный уровень; которая могла бы в одно мгновение возмещать им их потери? Мне кажется, что история Иисуса, высвеченная историей предшествующих эпох и двадцати последующих поколений, позволяет ответить на этот вопрос. Ибо мы испытали почти все, истощили все отрицания и не нашли другого имени, которое могло бы дать человеку двадцатого века надежду и радость». Личный облик Иисуса Крупнейший из ныне живущих японских писатели Эндо Шузаку, много лет вынашивавший решение написать жизнь Иисуса, говорит в конце своей книги: «Мне хотелось бы однажды написать другую книгу о 163 жизни Иисуса, вложив в нее весь накопленный мною жизненный опыт. И когда я закончил бы ее, то и тогда не утратил бы желания вновь написать «Жизнь Иисуса». Основатель христианства, несомненно, должен был быть необыкновенной личностью, чтобы суметь вызвать к Себе столь пылкую и продолжительную любовь и положить начало столь мощному и новаторскому историческому движению из века в век, вплоть до сегодняшнего дня! Надежные сообщения свидетелей позволяют нам ясно увидеть характер и личный облик Иисуса. Должно быть, Он был обаятелен и привлекал к Себе людей, если толпы народа стекались из отдаленных мест, чтобы увидеть Его, дети бесстрашно кидались Ему в объятия, а женщина в толпе воскликнула: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (Лк 11:27). Взгляд Его, живой и проницательный, завораживал — пылал ли Он искренним гневом (Мк 3:5), взирал ли с любовью (Мк 3:34) или пристально вглядывался в собеседника, стараясь донести до него Свою мысль (Мк 10:23-27). Его взгляд должен был быть чистым, прозрачным и открытым. Он сам говорил: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло» (Мф 6:22). Свидетели, описывая Иисуса, представляют Его не хрупким и изнеженным, а сильным, крепким, выносливым. Будучи беден и живя среди людей труда, Он тоже зарабатывал Себе на хлеб собственными руками, прежде чем начал проповедовать. О Его любви к природе свидетельствует тонкость Его сравнений. После целого дня утомительного труда Он охотно взбирался на какую-нибудь одинокую возвышенность или поздно вечером отправлялся на лодке в ночную тишину по искрящимся водам Генисаретского озера (Мк 4:35; 6:47). Его манера выражаться обнаруживает сознание собственной миссии и решительность, присущую сильному характеру: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию»; «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих»; «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить»; «Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее»... Христос с самого начала знает, чего хочет, и не поворачивает обратно, столкнувшись с препятствиями и противодействием. Это человек ясной воли, твердого и решительного действия. Его суть выражена в формуле: Да — Нет. Он не выносит двусмысленности и лицемерия: «Да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет»; а что сверх того, то от лукавого» (Мк 5:37), «Учитель, Мы знаем, что ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо» (Мк 12:14). 164 Эта целеустремленная воля и энергия действия делают Иисуса прирожденным лидером. Его почитают «одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков» (Мф 16:14). Он изгоняет торговцев из двора Храма, и никто не осмеливается воспротивиться Ему. Тот мир чувств, из которого рождаются Его речи, исполнен силы и начисто лишен даже следа слабости и сентиментальности. Та же мужественность и страстность чувств явно обнаруживается во многих поступках Иисуса: Он не любит уверток, не проявляет слабости, реагирует с необыкновенной силой на все, что противно Богу и угодной Богу справедливости. Он никогда не защищает Самого Себя, не теряет самообладания и готов взять на Себя последствия Своих резких и смелых слов — даже ценою жизни. Любовь к человечеству Христос знает слабости человека. Его любовь к человечеству не та, исполненная энтузиазма, любовь, которая видит в человеческих созданиях подобия ангелов. Но именно потому, что Он любит людей, зная, каковы они, Он проникает взглядом сквозь плотные внешние покровы в самые сердца и видит влияние среды, воспитания, темперамента, страдания, нищеты — видит все трудности и слабости, в которых бьется, в своем хаотическом внутреннем мире, грешный человек. Поэтому Христос запрещает всякий поспешный суд и осуждение: ни один человек не может достоверно установить степень виновности другого: «Не судите, да не судимы будете» (Мф 7:1). Поэтому Он предпочитает прощать: «Не... до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Мф 18:22). Христос никогда не был так велик, как в час своей смертной муки, когда взмолился: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23:34). Эта любовь, сохраняющаяся вопреки всему, так нова и неповторима, так глубока и совершенна в своей готовности к самопожертвованию, что навсегда осталась запечатленной в памяти человечества. Отдать всего Себя — всем Христос совершил много чудес в доказательство божественности Своего учения, но Его главным чудом была и есть Его любовь к человечеству, сострадание к человеческим скорбям. Сострадание в этимологическом смысле: со-страдать, страдать вместе. 165 Отличие Христовой любви от филантропии мудрецов и философов заключается именно в этом: Он не удовлетворяется тем, что учит, но хочет страдать вместе; не ограничивается видением несчастий ближнего и помощью ему, но принимает беду лично на себя. Вся жизнь Христа — это непрестанное самоотвержение ради того, чтобы жить в других. Эти другие — грешники; Он же не просто принимает их, но идет им навстречу: «Закхей! Сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме» (Лк 19:5). Он называет Своими братьями самых отверженных из людей, неимущих, презренных; Он настолько глубоко разделяет их участь, что говорит: все, что сделают последнему из них, сделают Мне Самому (Мф 25:40). Это интимное единение побуждает Иисуса в самый священный момент Его жизни опуститься на колени перед своими бедными учениками и омыть им ноги. Он «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить». И когда Он освящает хлеб и вино, чувство братской солидарности выражается в желании отдать людям Самого Себя, чтобы избавить их от бедствия и ввести в Свою таинственную внутреннюю радость. Тогда Иисус произносит полные скрытой силы слова: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое... Пейте... ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф 26:26-28). «Ядущий Меня жить будет Мною» (Ин 6:57). Вплоть до нежности Свидетели постоянно подчеркивают сострадание и любовь Иисуса к человечеству. Этот человек, так страстно стремившийся к сверхчеловеческой и неземной цели, не считал за унижение обнимать детей, оплакивать смерть Лазаря и горе сестер, испытывать щемящее сострадание к рыдающей матери Наина, проявлять участие к прокаженным, нищим, утирать слезы при виде обреченного на гибель Иерусалима. Ему было больно видеть толпы людей, находящих его даже в пустынных местах, куда Он удалялся, чтобы дать особое наставление апостолам. Эти люди искали того, кто указал бы им путь, потому что никто не обращался к ним с бескорыстной любовью. Иисус же отдавал им Себя от всего сердца: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф 11:28). Некоторые люди особенно трогали Его сердце. К ним Он обращался с самыми нежными словами, рассказывая самые волнующие притчи (добрый пастырь, самаритянин, блудный сын, заблудшая овца): это были больные, а также раскаявшиеся грешники. 166 Иисус исцеляет больных, даже если за это Его обвиняют в нарушении субботы. Он хочет быть вместе с грешниками, даже если «наблюдателей» это скандализирует. Даже в смертной муке Он чувствует побуждение к тому, чтобы сказать раскаявшемуся преступнику: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк 23:43). Иисус живет в божественном, но не забывает о бедственности земной действительности. Более того, Он переживает ее с такой силой, что исправление ее становится целью Его жизни. Именно поэтому Его проповедь принимает такие тёплые, радостные, светлые тона, и Он Сам называет ее «радостной вестью», или «евангелием». Путеводная нить жизни Иисуса Но мы еще не указали на тот жизненный центр, в котором берут начало все эти черты личности Иисуса. В Его жизни есть доминирующая идея, поляризующая все Его мысли и чувства, — любовь к Божественному Отцу. Сила и глубина любви Христа к Отцу связаны, если можно так сказать, с Его памятью об Отце. Здесь мы еще глубже проникаем в тайну личности Иисуса. В противоположность всем религиозным гениям, всем основоположникам религий, всем святым, от Него вдохновлявшимся, Христос никогда не называл Себя грешником. Более того, Он ясно заявлял о том, что является единственным в своем роде Сыном Божьим. Он — Сын Божий иным образом, нежели все остальные, и знает Отца по непосредственному опыту: «Я исшел от Отца и пришел в мир» (Ин 16:28); «Истинно говорю вам: прежде, нежели был Авраам, Я есмь» (Ин 8:58). «Все предано мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф 11:27). Тайная радость, сверкающаяся и льющаяся, словно поток, которую мы видим в духе Христа, происходит от Его соединенности с Отцом (ср. Лк 10:21). Жизнь Иисуса бьиа обречена в жертву, слова Его были суровы, но в самой глубине Его Души нескончаемо шумел водопад невыразимой радости — радости лицезрения Отца. Благая Весть Конечно, Христа невозможно сравнивать с человеком, который, обладая сокровищем, прячет его и закрывается в своем доме, чтобы только не делиться с другими. Напротив, Христос именно для того пришел в 167 мир, чтобы открыть врата смысла жизни и экзистенциального благоденствия людям, заблудившимся и замерзающим в ледяных пустынях эгоизма и сомнения, — пришел для того, чтобы предоставить в распоряжение всех все то богатство счастья, которым обладал Сам: «Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин 15:15). «Я открыл им имя Твое... да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин 17:26). Все учение Христа сверкает и переполняется радостью и жизнью: «Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лк 10:20); «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин 10:10), «чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (Ин 17:13). Христос заложил основание гуманизма, посеял семя того, что мы зовем современной цивилизацией, — семя понятия о равенстве, справедливости и солидарности: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали это Мне» (Мф 25:40); «Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф 20:25-26); «Один у вас Отец.... все же вы братья» (М Ф 23:9,8). Но в Иисусе есть нечто, что объединяет все прочие провозвестия и приводит их к кульминации: это возвещенное и пережитое Им свидетельство о том, что Бог есть Любовь и хочет сообщать богатство жизни непрестанным и вечным образом всякому, кто откроется Ему. Бог действует в тебе и преображает тебя мало-помалу, если ты прислушиваешься к Его слову и размышляешь над ним каждый день (притча о сеятеле и др.). Чтобы получить от Бога способность уверовать в Его Любовь и жить в ней (а именно в этом и состоит спасение человека), ты должен настойчиво просить Его об этом (Лк 11:11). Бог любит тебя, прощает твое прошлое, не устает изменять тебя к лучшему, отвращая от жадности к деньгам и сексуальным наслаждениям, если ты сотрудничаешь с Ним каждый день (Мф 5 и 6). Твое единение с Богом, начало которому положено в земной жизни, не прекратится и не разрушится смертью: «Воздастся тебе в воскресение праведных» (Лк 14:14). «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин 3:6). Отец и Сын означают, что в Боге нет одиночества, но есть самоотдача божественных Лиц друг другу, которая и составляет сущность Любви. Коль скоро Бог есть Любовь, Он дает тебе доверие, мир и мужество преодолеть неизбежные страдания земной жизни, если ты с верой откроешься Ему: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я 168 успокою вас» (Мф 11:28); «Плод духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера» (Гал 5:22); «Я семь Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода» (Ин 15:5). Вера в Христа — это доверие, почитание, принятие Его провозвестия. Она необходима, потому что представляет собой первый шаг к тому, чтобы открыться Богу, принять Его любовь и ответить любовью. Ведь и человеческая дружба начинается с веры в добрую волю другого человека: «Приходящий ко мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда» (Ин 6:35); «Кто будет веровать... спасен будет» (Мк 16:16). Это и есть Благая Весть: кто принимает это провозвестие, перед тем действительность предстает в своем подлинном, исходящем от Бога свете, — действительность, в конечном счете позитивная, по существу своему добрая; путь к утренней заре, забрезжившей на горизонте. Несмотря на присутствие зла, созданного греховными ошибками человека, жизнь имеет смысл, она достойна того, чтобы ее прожить, и в ней есть выход из любой, самой неразрешимой ситуации. Кто верит в Радостную Весть, тот заключает в себе тайну спокойного глубинного доверия, которого не могут погубить бури; начало «Спасения», мирную глубокую радость, неуклонно возрастающую и обновляющуюся с возрастанием веры и любви, — маленький вертолет, позволяющий подняться вверх над ливнями и пожарами: «Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня... перешел от смерти в жизнь» (Ин 5:24). Кто такой Иисус? Положение Иисуса сравнимо с положением посланца, приземлившегося на космическом корабле и принесшего грандиозную новость, невероятное сообщение о точном местонахождении мира счастия и бессмертия, до которого может добраться всякий, кто согласится с некоторыми условиями и жертвами. Люди встречают посланца в растерянности и требуют гарантий: «Но кто Он такой на самом деле? Где Его верительные грамоты? Чем Он может подтвердить свои слова?» Человек всегда имел (и современный человек тоже проявляет такую тенденцию) смутное и неопределенное представление о Боге, которое нельзя уподобить прочим понятиям, но которое, скорее, приближается к представлению о таинственном Сущем, пронизывающим все вещи, — Сущем, быть может, разумном и могущественном, но бесчувственном и холодном, неспособном к любви, не заботящемся об истории человечества и, тем более, об отдельном человеке, недоступном, напоминающем замкнутых в своих дворцах древних китайских императоров, с которыми ни один простой 169 подданный не имел возможности говорить. Да, современный человек тоже верит в Бога, но при условии, что Тот Себя не проявляет. Люди хотят такого Бога, который пребывал бы в молчании, во мраке и отдалении. Близкий Бог, который любит человека, говорит с ним, — такой Бог его смущает. Бог, указующий путь следования, — слишком императивен. Бог, уклоняющийся от правосудия, — вот то, чего мы хотим! Поэтому люди превозносят Христа, но лишь как человека. Его называют одной из величайших исторических личностей, быть может, даже самой великой: единственным в своем роде глашатаем нравственного прогресса, основателем гуманизма и цивилизации. Люди готовы произносить любые хвалы в превосходной степени, лишь бы Христос не говорил от имени Бога, а тем более (абсурд!) не был бы самим Богом или Его непосредственным проявлением, пожелавшим приблизиться к человеку и говорить с ним. Но если Иисус не тот, кем Он себя называл, тогда величие, приписываемое Иисусу неверующими, не подобает Ему; более того — тогда оно обращается в безумие или ложь. Иисус ясно указал на Свое таинственное божественное происхождение. Оно является необходимой составной частью Благой Вести: божественная любовь к человеку проявляется именно в том, что Бог как можно ближе нисходит к человеку, становясь таким же человеком, как и он, — говорит с человеком как человек; предлагает ему на равных настоящую дружбу и делом доказывает свою любовь, то есть спасает его, принося в жертву Самого Себя. Любовь со стороны вышестоящего заключается в том, чтобы разделять бедственное и тяжелое положение того, кто внизу, чтобы постепенно поднять его и сделать причастником собственного совершенства. Христос не говорил о собственном божественном происхождении в начале Своей миссии — провозвестия Нового Царства Божьего. Он хотел, чтобы прежде о нем поведали Его дела: «Судите по делам, — говорил Он. — По плодам узнаете дерево» (Лк 7:18-23). Он никогда не желал поклонения Себе, но только Отцу. Себя же называл человеком и во всем послушным Отцу. Но в то же время Он ясно утверждал (хотя и другими словами), что разделяет с Отцом все божественные атрибуты. Его судили именно по обвинению в том, что Он называл Себя (и подтвердил это на суде) Сыном Божьим в собственном смысле, обладающим той же божественной природой: «Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божьим» (Ин 19:7). То, что Он сделал Себя Сыном Божьим в собственном смысле — правда: Он утверждал (различным образом и по крайней мере пятьдесят раз), что обладает единой природой с Отцом. 170 «Я есмь Сын Человеческий». Это выражение было хорошо известно евреям того времени: пророк Даниил говорил о «Сыне Человеческом», Мессии, восседающем в славе и величии на облаках небесных, одесную Бога: владычество Его будет вечным, и Царству Его не будет конца (Дан 7:13). То, что Иисус употребил это выражение именно в таком смысле, показывают Его слова. Например: «Приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его» (Мф 16:27); «Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою. И тогда Он пошлет Ангелов Своих и соберет избранных Своих от четырех ветров, от края земли до края неба» (Мк 3:26-27). Закон Моисеев был дан Богом, и не было ничего священнее его. Однако Христос ясно говорит, что пришел дополнить его: «Вы слышали, что сказано древними... А Я говорю вам...» (Мф 5:17). Будучи другом всех, Иисус любил даже тех, кого никто не любил. Он был с людьми в труде и в жизни, помогал всем, особенно самым бедным, но не любил почестей: когда толпа хотела сделать его царем, Он бежал от нее (см. Ин 6:15). Но в то же время Он утверждал: «Я и Отец — одно» (Ин 10:30); «Прежде, нежели был Авраам, Я есмь» (Ин 8:58); «Ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (Ин 17:5). Евангелия подробно свидетельствуют о той божественной власти, которою Иисус исцелял больных, изгонял бесов, воскрешал мертвых простым повелением, и особенно подробно — о том, как Он прощал грехи и примирял с Богом. Евангелия описывают, как Иисус учил, опираясь не на авторитет Библии, но на Свой собственный авторитет и на то, что Он видел у Отца; показывают, как Он сообщает апостолам власть творить чудеса, прощать грехи, спасать людей от Его имени; как Он, отдав Себя целиком, требует предпочесть Его отцу, матери... и даже самой жизни. Христос утверждает, что Он — Царь Царства Божьего, Господь, свет миру, воскресение и жизнь. Он говорит: кто видит Его, тот видит Отца, и, кто верит в Него, тот имеет жизнь вечную. Он обещает, что не оставит Своих верных до конца мира, что поддержит их в мученичестве и даст им вечную жизнь. Евангелия приводят множество примеров таких утверждений со стороны Христа — утверждений, предельно ясных. Иисус умер именно для того, чтобы засвидетельствовать Радостную Весть о том, что Бог стал человеком, дабы указать людям смысл жизни и открыть им путь к его достижению. «Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! На что еще нам свидетелей? Вот, теперь вы слышали богохульство Его! Как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти» (Мф 26:65-66). 171 Так Христос принял пытку и смертную казнь, чтобы засвидетельствовать подлинность Радостной Вести. Иисус не был всего лишь одной из великих исторических фигур: Он был или безумцем, или Сыном Божьим. Христос покинул мир, оставшись в мире Судя по тому, что произошло после смерти Иисуса, не верится, что Он был безумцем. Он изменил и продолжает изменять многие вещи на земле. Иисус разделил историю надвое: до и после Христа. Он продвигает вперед цивилизацию и мораль в той мере, в какой к Нему прислушиваются. Он и сейчас может многое сказать современному человеку о смысле жизни. В романе-разоблачении Чингиза Айтматова «Плаха» (1987), посвященном распространению наркотиков, одним из персонажей является Иисус. «Мое видение Иисуса Христа, — объясняет писатель, — возникло десять лет назад, когда я впервые начал отдавать себе отчет в тотальной уязвимости мира. Угроза ядерной катастрофы, нависшая над человеческим родом, побудила меня к поискам, приведшим в область духа. Так я пришел к выводу, что фигура Христа, с нравственной точки зрения, является обязательным ориентиром всякого человеческого действия». Пастернак тоже не считал Иисуса безумцем. «Человек живет не в природе, — пишет он в "Докторе Живаго", — а в истории, история же, по сегодняшнему понятию, основана Христом, и фундаментом ее служит Евангелие. Но что такое история? Это значит: положить начало вековой работе, чтобы мало-помалу суметь разрешить тайну смерти и преодолеть ее в грядущем. Для этого открывается математическая бесконечность и электромагнитные волны, для этого пишутся симфонии. Но в этом направлении нельзя продвинуться вперед без некоторого толчка. Для открытий подобного рода требуется духовный инвентарь, и в этом смысле все необходимое уже содержится в Евангелии. Вот оно: во-первых, любовь к ближнему — эта высшая форма жизненной энергии, наполняющая сердце человека и требующая излияния, траты. Затем — главные суждения сегодняшнего человека, без которых он немыслим, — идеал свободной индивидуальности и жизни как жертвования. Имейте в виду, что сегодня это еще необыкновенно ново. Древние не имели истории в этом смысле». «Вера — это ключ, который позволяет нам понять не постижимое иным образом провозвестие Бога, — говорит Малькольм Маджеридж. — Имен- 172 но для того, чтобы обновить запас веры в мире, Иисус родился в ту ночь в Вифлееме». «История Иисуса с самого рождения — история того, что Он говорил и делал и как покинул мир, оставшись в нем, — конечно, повторялась, осмыслялась, анализировалась и иллюстрировалась более, чем какаялибо другая... В течение веков евангельская весть вдохновляла многие из самых возвышенных свидетельств нашей цивилизации... Те пункты назначения, к которым приводят слова Христа, поистине бесконечны. И, безусловно, Его слова следует считать бессмертными, если они пережили во времени всех критиков, и особенно современных... И тогда или Иисуса никогда не было, или же Он жив еще и сегодня. Хотя я и являюсь типичным продуктом этих смутных времен... я глубоко чувствую, что еще и сегодня Иисус живет в нашей действительности. Того, кто, как я, опасается заката западной цивилизации и приближения темной эпохи, кажущийся коллапс веры приводит в отчаяние. Но затем мы вдруг читаем страницы Солженицына, а в убогих трущобах Калькутты Мать Тереза со своей Миссией спасения осуществляет принесенное Иисусом провозвестие любви... (и я осознаю, что) религия, которую Он дал миру, — не сгусток принципов и идей, но выражение прожитой жизни». Тогда что же такое Вера? Это приверженность воли тому, что Бог открывает нам через Иисуса, — приверженность непоколебимая по той причине, что мы абсолютно вверяемся Богу. Вера имеет несколько ступеней: а) от глубинного доверия мы переходим к первоначальной вере: ум усматривает возможность того, что Бог существует и открывает нам Себя, и воля дает на это первоначальное согласие; б) полная вера: ум приходит к нравственной уверенности, а воля — к полному согласию: сомнение еще возможно, но мы понимаем, что гораздо вернее хранить приверженность вере; в) просвещенная вера: пока длится опыт переживания Бога (духовное утешение, или, более того, мистический опыт), сомнение уже невозможно. Иисус на протяжении столетий Христос живет и сегодня: не только Его слова, идеалы и воспоминание о Нем вдохновляют и направляют все существование достойных восхищения избранных и пронизывают все современное общество лучом, разгоняющим мрак, но сама Его живая Личность говорит с теми, кто открывается Ему, и сообщает им в телепатии молитвы вечно вдохновляющее таинство нового способа мышления и любви, — таинство, которое 173 Он открыл и которое невозможно объяснить одними лишь человеческими силами. Для всех тех, кто переживает Христа, — а они многочисленны и сегодня в наиболее живой части Церкви, — «христианство не является ни идеей, ни системой, ни моралью, но Личностью». Хотя чудеса представляют собой важное подтверждение истинности Христа и происходят, в том числе, и сегодня, получая признание, все же самое убедительное доказательство присутствия Христа в мире — это феномен святости, от высочайших и ослепительных ее проявлений переходящей через широкую гамму степеней нравственного величия к последовательным и достойным верующим. «То, что меня, пожалуй, всего сильнее убеждает в вере, это существование святых», — пишет Жан Гиттон. «Главным образом это не аскеты или постники, хотя я знаю людей, неподражаемых в этом отношении. Это и не филантропы, не социальные реформаторы, хотя и в наши дни я знаю тех, кто принадлежит к этой замечательной породе людей... Апостол Павел... определил агапе (любовь) в терминах терпения, кротости, доброго мнения о других, возрастания надежды и т. д. Думаю, что он хотел определить то, что я называю элементом святости, поскольку бремя тех, кто получил эти редкие и превосходные дары, состоит в самопреодолении, в том, чтобы идти впереди, достигая чистой любви, смиренного служения долгу, налагаемому их собственным состоянием простоты и божественного смирения. В течение всей моей жизни в лоне католической Церкви я замечал, что она по природе порождает святых». «Очевидно, что "святые", о которых я говорю, обладают этим удивительным качеством лишь потому, что в глубине души избрали для себя образцом личность Иисуса, какой они воспринимают ее, вдохновляясь страницами Евангелия... Можно сказать, что святые — это призма, позволяющая нам узнать загадочного евангельского Незнакомца... Невозможно отделить Иисуса от святых, а святых от Иисуса. Этот поток, идущий от Иисуса к Святым и, наоборот, представляется мне мощным подтверждением того, во что я верю». «Наша обыкновенная нравственная жизнь, — пишет Маритен, — настолько хрупка... настолько уязвима в своей ткани и настолько подвержена опасности от нашей слабости, что мы, естественно, обращаемся к нашедшим то, что мы ищем с таким трудом, и способным указать нам путь, — к тем людям, которых Бергсон называл "героями духовной жизни" и зов которых казался ему звучащим во всем человечестве... Полнота сверхприродной любви, которая выражается с неизменно открытой мудростью и совершенной свободой — по этим признакам Берг174 сон узнавал высшее осуществление человеческой жизни в христианских мистиках, которые одни, как он думал, сумели преодолеть последние преграды». «Описание современной христианской жизни, — пишет Жан Делюмо — как бы оно ни стремилось быть социологическим и объективным, не может недооценивать эту реальность, очевидную для того, кто умеет наблюдать, существование в Церкви — за пределами любых различий — ежедневного героизма, характеризующегося любовью, преданностью, терпением, смирением, — героизма, которому многие священнослужители и миряне дают надежнейшие подтверждения...» «Не удивлю ли я читателей, если скажу, что встречал и знаю многих святых, то есть людей постоянно доступных, постоянно забывающих о себе ради служения другим?». «Если труд рассматривать с нашей точки зрения и только исходя из нашего образа мыслей, — говорит Мать Тереза Калькуттская, — то мы, естественно, не можем сделать ничего. Но во Христе мы можем все. Именно потому это дело стало возможными, что мы убеждены: это Он трудится вместе с нами и через нас среди бедных и для бедных». «Достаточно оглядеться вокруг, — продолжает Делюмо, — чтобы увидеть замечательных своей щедростью людей, но настолько скромных и естественных, что можно пройти мимо них и не заметить ничего, кроме глубокого благородства и большой доброты. Конечно, не все из них христиане, и я ни в коем случае не хочу приписывать святость исключительно христианству, а тем более какой-либо другой религии. Но мой опыт общения с людьми говорит, что большинство известных мне людей, превышающих средний уровень своей самоотверженностью, являются христианами. Это кажется мне нормальным. И в самом деле, христианство дает им образец для подражания и провозвестие любви для ее осуществления. И они подражают этому образцу и живут этим провозвестием ». Иисус современен Мориак рассматривает Христа как «величайшего создателя личностей, когда-либо существовавшего в мире». Ощущение того, что Христос жив, приходит именно тогда, когда мы принимаем Его всем сердцем и Он пользуется всеми средствами, чтобы «превратить воду в вино», преобразить в добродетели наши пороки и направить их к совершенству глубокой любви и умиротворённости, которые составляют высочайшее проявление всякого гуманизма. 175 «Подобно тому, как магнит притягивает К себе железные опилки и, удерживая их на себе, намагничивает каждую частичку, так Он притягивает и удерживает близ Себя, гармонизирует и обожествляет наши инстинкты, желания и страсти, наши чувства и мысли. Всем этим множеством средств Христос восстанавливает в Своей Любви, в бессмертном единстве, нашу душу». «Я должен сказать, — говорит крупный писатель, обратившийся в христианство, Альфред Дёблин, — что именно Его любовь, это преизобилие любви, поражает больше всего и прежде всего, и у нас нет других примеров такой любви. Но поражает также и объект, главный адресат Его любви: человеческое существо, то есть все человечество... Любовь действует не только кротостью. Иисус не похож на людей, вроде Сократа, благосклонно-ироничных и весьма мудрых. Он не дает поучений, не удовлетворяется просвещением умов. Иисус действует. Это любовь — излучение, которая может угрожать, отталкивать, предвидеть: это Господь в Его собственном качестве». «В чем сущность христианства? — спрашивает себя Урс фон Бальтазар. — Никогда в истории Церкви ссылка на множество тайн, подлежащих вере, не удовлетворяла в качестве окончательного ответа: всегда существовала нацеленность на некую центральную точку, в которой получило бы оправдание обращенное к человеку требование верить. И эта точка была найдена только в откровении Бога, в Самом Себе имеющем Свой собственный абсолютный центр и ориентир, — Бога, который открывается как любовь, превышающая нас, но не теряющая от этого права и силы... сделаться понятной нам... и отдать нам себя». Христос современен и в нашем веке. Несмотря на поток материализма и атеизма, затопивший современное мышление, многие первостепенные мыслители и писатели верят в Него, отстаивают в своих статьях и романах необходимость для общества следовать за Христом, если это общество хочет спастись от саморазрушения. Из деятелей первой половины столетия назовем такие имена, как Бернанос, Блуа, Белль, Клодель, д'Амико, Унамуно, Элиот, Честертон, Кронин, Маритен, Мориак, Марсель, Папини, Пеги, Негри, Рильке, Томсон, Текки, Толстой, Унгаретти, Симона Вейль. Некоторые имена современных писателей: Де Бурбон Буссе, Сесброн, Кьюзано, Крови, Эндо Шузаку, Дёблин, Фроссар, Жульен Грин, Грэм Грин, Гиттон, Маршалл, Монтерман, Максимов, Парадзоли, Помилио, Распутин, Ринзер, Рот, Робинсон, Сантуччи, Синявский, Солженицын, Тестори, Уливи, Визель. 176 Христос и смысл жизни «ЕСЛИ тайна зла, — пишет Делюмо, — повергает меня в отчаяние, то таинство Воплощения, напротив, наполняет меня надеждой, ибо оно мне открывает, что Сам Бог пришел и жил среди людей, чтобы помочь им победить всякое зло... Это Воплощение... для меня является событием, придающим смысл человеческой истории, потому что оно открывает божественный замысел о человеке... Церковь непрестанно утверждала на протяжении веков максиму, восходящую, кажется, к святому Ириною: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом». Для христиан — а я имею счастье быть одним из них — распятый и воскресший Иисус реально присутствует, живет бок о бок с нами — или, лучше сказать, внутри нас, через действие таинства евхаристии... Благодаря всему этому мы идем к Царству мира. Евхаристия есть пища народа, идущего к свету». Никто не выразил лучше Папини, насколько современен Иисус на пороге третьего тысячелетия. «Мы нуждаемся в Тебе, в Тебе одном, и ни в ком другом. Лишь Ты, любящий нас, можешь испытывать ко всем нам, кто страдает, то милосердное сочувствие, которое каждый из нас испытывает к самому себе. Лишь Ты один можешь ощущать, насколько велика, безмерно велика нужда в Тебе в этом мире, в этот час жизню^мира... Никогда мы не испытывали такой ненасытной жажды сверхъестественного спасения, как сейчас. Ни в какие времена, сколько мы помним, низость не была такой низкой, а засуха — такой испепеляющей... Жадность породила нехватку необходимого; зуд наслаждений — грызущую боль; навязчивая идея свободы — утяжеление оков... Повсюду — волнующийся хаос, безнадежное смятение; кишение, отравляющее удушливый воздух; тревожное беспокойство, недовольное всем, и в том числе своим собственным недовольством... Мир исповедует одну религию — ту, что признает своей верховной троицей Вотана, Маммону и Приапа: Силу, символ которой — мечь, а храм — казарма; Богатство, символ которого — золото, а храм — биржа; и Плоть, символ которой — фаллос, а храм — бордель. Такова царящая в мире религия, которую с жаром исповедуют, если не на словах, то на деле, все живущие. Прежняя семья разбивается: брак разрушен прелюбодеянием и двоеженством; деторождение многим кажется проклятьем, и его избегают с помощью различных снадобий и добровольных абортов; разврат опережает законную любовь; содомия имеет своих панегиристов и свои бордели; проститутки, явные или скрытые, правят огромной толпой импотентов и сифилитиков. 177 Великий эксперимент подходит к концу. Люди, удалившись от Евангелия, нашли безутешность и смерть. Не одно обетование и предостережение уже подтвердилось. Теперь у нас, отчаявшихся во всем, есть только одна надежда — на Твое возвращение...» Таблетки или пересадка? Некоторые новые теологи, отодвигающие в сторону разумную предварительную подготовку к вере, оказываются не способны представить Евангелие привлекательным для неверующего мира образом. Когда мост между разумом и верой разрушен, тогда христианство зачастую кажется чем-то вроде комплекса мифов, созданных человечеством. «Развитие истории, — пишет немецкий католический философ Роберт Шпаеман, — осуществляется в направлении, отмеченном возрастающим нерасположением к христианству... Тогда теологи испытывают соблазн сказать: отодвинем в сторону неудобоваримую материю Воплощения и представим Христа как нравственный образец... Мораль любви между мужчиной и женщиной не принимается, тогда представим только общественную мораль». «Мы в Церкви, — говорил кардинал Ратцингер на Синоде Епископов 1990 г., — переживаем сегодня этот по-человечески понятный соблазн дать себя понять там, где нет веры, и думаем, что местом между верой Церкви и сегодняшней ментальностью может быть мораль. Все более или менее замечают, что существует нужда в морали, и предлагают Церковь в качестве гаранта нравственности, в качестве института нравственности, не отваживаясь представить Таинство... Это рассуждение понятно, однако, ошибочно... Именно таким образом они истощают и саму мораль». Древняя пелагианская ересь (сведение Евангелия к морали), — продолжает Ратцингер, — вновь оживает в последние десятилетия: сперва в марксистской версии Иисуса, широко распространившейся в 1960—1970-е годы, а сейчас — в представлении Евангелия как резервуара нравственных ценностей для удобрения и дополнения капиталистического духа. Специфический элемент христианства — Воплощение: это его вольтова дуга, его ключевой фактор. Устранять его или отодвигать в тень — все равно, что намереваться совершить космический полет, имея проектировщиков, техников, пусковую установку, ракету-носитель и расчет обратного движения, но не имея ракетного топлива. Или все равно, что вызывать пожарную команду, оснащенную для тушения больших пожаров, и предлагать ей полить цветы. Некоторые новые теологи, по-видимому, хотят сказать, что вернейшее место, где можно найти помощь, — наши собственные руки, что 178 миру надо сменить масло в машине, а саму машину сохранить и что в случае тяжелой болезни нам следует принимать таблетки. Но Воплощение представляет вещи иначе: человек сотрудничает с Богом, но рука помощи — это рука Божья; миру нужно сохранить масло и сменить машину, а таблеток типа «возлюбим друг друга» недостаточно: больной должен быть госпитализирован в клинику, главным врачом которой является Христос, и подвергнуться пересадке сердца. 12. Будда, Христос и страдание Будда и отказ от желаний В молитве Бог подает нам помощь, но хочет, чтобы в медитации мы также помогали себе сами. Поэтому не стоит считать, что нашествие страдания означает конец нашей жизни, если медитация дает нам возможность разрядить его разрушительный заряд, а молитва — использовать его очистительную силу. Гаутама Будда, сегодня весьма почитаемый в Европе и Северной Америке, тоже учил медитации как силе, предупреждающей или нейтрализующей страдание. Среди речей Будды особенно знаменита (еще и потому, что, по-видимому, лучше всего передает подлинную мысль Гаутамы) «Речь в Бенаресе», принимаемая и сегодня каждым правоверным буддистом, независимо от того, к какой школе он принадлежит. «Что такое, братья, страдание? В чем первоисточник страдания? Каков путь, ведущий к уничтожению страдания? Рождение — это страдание, старость — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание; огорчение, горе, отчаяние — страдание; невозможность получить страстно желаемое — страдание. Но в чем, братья, первоисточник страдания? Он в этой жажде жизни... питаемой удовлетворением: в приверженности бытию и благо-бытию. Это, братья, называется первоисточником страдания. Но в чем, братья, уничтожение страдания? В полном уничтожении... подавлении, отвержении этой жажды жизни. Но каков, братья, путь, ведущий к уничтожению страдания? Это святая тропа восьми заповедей, то есть правильное познание, правильное намерение, правильная речь, правильное действие, правильная жизнь, правильное усилие, правильное понимание, правильное сосредоточение». 179 Христос и дар божественной любви Но в то время, как Будда учит только отстранению страдания посредством медитации и уничтожения всех земных желаний, Христос предлагает нам гораздо большее. Угашение жадного, неумеренного желания денег, сексуальных наслаждений и почестей — лишь подготовительный этап, опустошение сердца для того, чтобы затем наполнить его любовью. Любовью, идущей от Бога и дающей непрестанную радость, нерушимый внутренний покой, полноту смысла Жизни. Это путь Приоритетной Цели, желание, лелеемое всеми нами в глубине души, — желание неугасимое, которое Иисус дает нам возможность утолить. «Возлюби Господа Бога своего... Возлюби ближнего твоего, как самого себя». «Я есмь Лоза, а вы ветви... без меня не можете делать ничего »; «чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (Мф 22:37; Ин15:5; 17:13). Самая богатая в мире и менее всего разработанная золотая жила находится под нашей черепной коробкой: это размышление, медитация. «О заповедях Твоих размышляю... Буду размышлять о чудесах Твоих», — повторяют Псалмы (например, Пс 118). Иисус тоже часто советует «хранить Слово Божье», то есть размышлять о нем (Лк 8:15). «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут, ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф 6:19:21). Когда мы ежедневно размышляем о том, что все проходит, что в этом мире даже самые прекрасные чувства преходящи, что время все поглощает, а конечные ценности разочаровывают, тогда желание земных ценностей ослабляется и страдание при их недостатке уменьшается. Когда мы ежедневно размышляем о божественной любви, которую нам открывает Иисус, тогда в нас зажигается желание сокровищ Христовых, то есть причастности к божественным духовным благам. Но только Христос с Его преобразующей силой придает подлинную действенность медитации. Будда учил духовной поденщине — тому, как в одиночку справиться со страданием. Христос же дает нам работу в «одной артели» с Богом. Океан страдания невозможно пересечь вплавь, но, если мы постараемся доплыть до спасательной шлюпки, Господь даст нам место на Своем океанском лайнере. 180 Хуже нет того глухого, который не хочет слышать После Сартра часто говорят о «молчании Бога» перед лицом страдания праведника. Но такое молчание, очевидно, слышится атеисту, который переключает канал, когда говорит Бог, или поверхностному верующему, который создал себе определенное представление о Провидении и не желает от него отказываться. По его мысли, Провидение — это божественное вмешательство, улаживающее человеческие дела и направляющее их к земному благополучию праведника. «Его молитва, — пишет Помилио, — обращалась таким образом в мучение и спор; он умолял дать ему знак, ответ, яростно просил Господа оставить Свое молчание, обнаружить Свое присутствие». Бог дает преданному Ему праведнику покой уже в этом мире, но покой иного рода, нежели ожидаемый маловером. Последний не слышит божественного ответа, потому что обращается к Богу с просьбой о таком объяснении, которое согласовывалось бы с его собственными представлениями, и отвергает любое другое решение. Он задает вопрос не для того, чтобы получить ответ, но чтобы получить определенный ответ. «Я взыскал Господа, и Он ответил мне (в синод, пер. — «услышал меня») и от всех страхов (в синод, пер. — «опасностей») моих избавил меня». Библия на каждом шагу подтверждает, что Бог отвечает просящему просвещения и утешения праведнику, и верующие часто убеждаются в этом на собственном опыте. Но, чтобы избежать божественного молчания, нужно заставить умолкнуть наши мысли. Если мы все время говорим сами, то не можем слушать. Страдание подобно разломанной монете, от которой у нас есть лишь одна половина: для одного она служит доказательством того, что существует, и вторая половина, а для другого является доказательством того, что монетного двора не существует. Бог ежедневно передает личные обращения — и особенно тем, у кого разбито сердце. Но, чтобы услышать Его, необходимо настроиться на Его волну. «Христос с закрытыми глазами смотрит на нас раной в Своем теле, окровавленным взором» (Рамон Гомес де ла Серна). Бог не порождает страдание, но помогает нам делать его продуктивным ЕСЛИ следовать «инструкции», то жизнь даже для самых удачливых никогда не бывает такой легкой, чтобы ее можно было прожить без тру181 да, а для самых несчастливых — настолько тяжелой, чтобы ее нельзя было прожить. «Христос, — писал Толстой, — сразу же предупреждает Своих учеников, что они должны будут страдать ради Его учения, и заклинает их быть твердыми. Однако Он не говорит, что, следуя за Ним, они будут страдать больше, чем следуя за миром; и добавляет, что человеческая мораль делает несчастливым, в то время как Его последователи найдут счастье». «Хороший отец любит своих детей, — пишет одна синьора в еженедельнике "Famiglia cristiana", — и я даже могу понять, что в моем случае страдание послужило моему приближению к истине, но я спрашиваю себя: если Бог — хороший отец, почему столько невинных должны беспричинно страдать?» «Высказанное в вопросе размышление, — отвечает теолог Карло Молари, — по-видимому предполагает, что страдания посылаются Богом. В действительности такой способ представлять вещи, хотя он и весьма распространен, не является правильным... События истории и тварного мира не следует приписывать Богу как естественной производящей причине. Каждое событие в истории и тварном мире имеет свою тварную причину, следующую своим собственным законам». Страдания невинных и различие судеб, «счастливых» и «несчастливых», происходят от неизбежного несовершенства материи, вроде различий между дождливыми и засушливыми областями, но прежде всего от человеческих грехов, таких, как войны или угнетение слабых со стороны сильных. «Действие Бога, — продолжает Молари, — всегда обладает творческим характером и позволяет человеку пережить даже ситуации страдания и несправедливости полезным и спасительным образом. Следовательно, нельзя говорить, что Бог посылает людям страдания, но, скорее, Бог дает человеку пережить страдания, даже несправедливые, положительным образом». Невинный человек подобен — с Божьей помощью — фабрике по переработке городских отходов, заражающих мегаполис: он их не производит, но использует. Божественное Провидение, оставляя человека свободным, не может помешать нерадивому школьнику криво разлиновать доску, но помогает прилежному ученику правильно писать по кривым линиям. «Есть справедливые страдания, — продолжает Молари, — которые соответствуют обычному порядку вещей, а есть страдания несправедливые, которых быть не должно. Если, например, некто употребляет в пищу залежалые продукты и потом чувствует боль в животе, нельзя сказать, что эти страдания неоправданны: они являются выражением беспоря182 дочности в питании, которую надлежит исправить. В таких случаях страдание имеет целью насторожить человека, чтобы он мог прибегнуть к исправительным средствам. И, наоборот, страдания человека, незаслуженно ненавидимого другими, несправедливо, потому что ненависть не соответствует правильному поведению, подобающему человеку; следовательно, такое страдание абсурдно и не имеет внутренней цели. Но оно может переживаться спасительным образом, то есть с любовью, и стать местом особого человеческого прогресса». Необходимо довериться Богу. Только собрав урожай, можно судить о том, стоит ли он затраченных трудов. Евреи в пустыне жаловались на отсутствие египетского лука, но снова уверовали, увидев Землю Обетованную. Джузеппе Унгаретти и ответ Бога на человеческое страдание Мориак, вглядываясь с присущей ему психологической напряженностью в бездонные глубины человеческого сердца, делает это именно потому, что понимает (вслед за Достоевским в «Братьях Карамазовых»): существование зла представляет собой чрезвычайно насыщенную эмоциями проблему, которая для страдающего человека не может быть решена только путем логических умозаключений. Любое произведение Мориака чемто напоминает возглас Иова, обращенный к Богу. Вопрос Иова ставится не в молчаливой форме, но открыто формулируется писателем в его последнем законченном романе «Подростки прежних времен»: «Откуда зло? — добавила она (мать), плача, не отдавая себе отчета в том, что тем самым задавала единственный вопрос, который мог волновать веру. На него нет иного ответа, кроме как это обнаженное тело, пригвожденное к орудию казни: тело Господа». Мы хорошо понимаем, что самые разумные доводы в оправдание наличия зла в той же мере способны утешить находящегося в центре этого циклона человека, в какой ученая конференция по проблеме питания может утешить голодного, и, наоборот, ничто так не усмиряет наш бунт против Бога и не являет Его любовь, как то, что Сам Бог принимает ради нас страдание и смерть. Этот факт является неопровержимым знаком того, что для человека после грехопадения нет обходных путей к полноте божественной Жизни. Сын Божий вошел в историю и выбрал отнюдь не путь успеха. Несправедливая смерть Иисуса была следствием насилия людей, их сопротивления обновляющему евангельскому провозвестию. Но Иисус 183 сумел пережить этот опыт несправедливого страдания с такой полнотой любви, что обратил Свою смерть в событие универсального спасения. Черпая у Него, человек способен сделать спасительным даже самое жестокое страдание. Когда все темно вокруг нас, благодаря Иисусу у нас есть возможность взглянуть вверх и различить в вышине звезды. Теперь я вижу в ночной печали, узнаю, постигаю, Что ад разверзается на земле в той мере, В какой Человек, безумец, избегает Чистоты Твоего страдания. В сердце Твоем прожигает язву Та громада страдания, Какую обрушил на землю человек. Сердце Твое — пылающий очаг нетщетной любви. Христос, задумчивое биение сердца, Звезда, воплотившаяся во мраке человечества, Брат наш, вечно приносящий Себя в жертву Ради восстановления человека в человеке... (Дж. Унгаретти). Марио П о м и л и о : Бог на кресте получает прощение 25 декабря 1833 г. умерла Энрикетта Блондель, жена Мандзони. Ее смерть повергла писателя в страшное горе. Но высшей точки его страдание достигло восемь месяцев спустя, когда умерла и его старшая дочь, Джульетта, жена Массимо д'Адзелио. В тот период Мандзони ощущает «молчание Бога», Его «немоту». В историческом романе «Рождество 1833 г.» Марио Помилио проникает в тайну души Мандзони, верно отражая его исторический облик, и показывает, как крупнейший католический писатель слышит в молитве ответ Бога. Тогда он понимает, что «став человеком и приняв на Себя наше страдание в мере, далеко превосходящей предел даже пережитого Иовом страдания, отсутствующий Бог стал реальностью, исправил абсурдность Своей недостижимости, оказался оправдан и, в конечном итоге, искуплен... Господь смог произнести Свое прощение только после того, как Сам получил прощение на кресте... История жертв — это сама история Бога... потому что всякий раз, когда невинный призван страдать, он представляет в себе Страсти Христовы. 184 Я сказал: представляет? Нет, Он есть Страсти: конечно, не в том смысле, что Господь хочет возобновить в нем Своё собственное жертвоприношение, как я ошибочно думал раньше, но в том смысле, что Он Сам распинается вместе с ним. Этот безоружный Бог может показаться нам внушающим отчаяние. Но, с другой стороны, если хорошо поразмыслить, что может быть утешительнее этой солидарности не в силе и правосудии, но в сострадании и любви? И это, друг мой, поистине так: крест Бога стал страданием каждого, и страдание каждого — крестом Бога». 13. СОЦИОЛОГИЯ И вера Врожденная потребность в Боге Сегодня все улучшается: дома, продукты питания, лекарства, методы производства, двигатели, компьютеры, средства связи, благосостояние. Все улучшается... кроме людей. В «Историях господина Койнера» Брехта мы читаем: «Некто спросил господина Койнера, есть ли Бог. Господин Койнер ответил: я советую тебе подумать, изменится ли твое поведение в зависимости от ответа на этот вопрос? Если не изменится, тогда мы можем забыть и о проблеме. Если же, напротив, изменится, то самое большее, чем я могу помочь тебе, это сказать: ты испытываешь потребность в Боге». Некорректно утверждать, что Бог существует, лишь на том основании, что я нуждаюсь в Нем. Бог, в котором нуждается отдельный человек, может быть просто болезненной фантазией. Но, если человек по своей природе испытывает желание и потребность Бога, тогда дело обстоит совершенно иначе. В природе врожденная потребность и стремление служит знаком существования того, что может их утолить. Если некоторые виды птиц испытывают потребность жить в тропических странах, даже если никогда не видели их прежде, это знак того, что такие страны существуют. То же самое можно сказать о человеческом стремлении к дружбе, к созданию техники, искусства, философии: такое стремление указывает на существование внутренне присущей человеку способности и внешней, по отношению к нему, реальности, которые вместе могут стать условием осуществления этих ценностей. Продолжая эти наблюдения, мы можем вывести реальность Бога из того очевидного и поддающегося изучению факта, что человек во всех 185 странах и во все времена всегда обнаруживал врожденную и естественную потребность в религии и вере. Наше время в целом и современные высокоразвитые страны явно свидетельствуют об этом — не столько уцелевшими осколками настоящей веры, сколько неблагополучием и нравственным упадком широких слоев населения, более всего отдалившихся от Бога. Упадком моральным, гражданским, социальным, политическим, семейным, демографическим. Возрастанием техники и понижением уровня сознания. Умножением комфорта и исчезновением смысла жизни. Экономическим прогрессом и нравственным регрессом. Изобилием секса и редкостью любви. Увеличением наслаждения и нехваткой радости. Все это признаки (признаки от противного, испытанные нами на собственном опыте) того, что сегодняшний человек тоже нуждается в Боге. Доктор, поставьте мне благоприятный диагноз! ДЛЯ современных материалистов истина заключается только в поддающихся констатации и количественному измерению фактах. Мораль и религия принадлежат, с их точки зрения, к сфере субъективного, созданной человеком. Мы видели, что субъективное морали и религии — это знание субъекта, внутренних глубин человека, и что, если определенным образом, с помощью интуиции и разума, искать такого знания, оно приводит к достижению истины гораздо более важной, более значимой и не менее «истинной», чем истина экспериментально-научная. Но мораль и религия получают также мощную поддержку и со стороны количественных фактов. Социологические феномены, отчасти измеряемые статистикой, являются сегодня наиболее убедительным свидетельством против общепринятого материализма. 1. Совокупность поддающихся измерению фактов говорит о том, что за последние сто лет безмерно возросло экономическое благосостояние вместе со всеми теми формами цивилизации и личной свободы, которые западный материализм принимал и принимает, в противоположность вере и Евангелию, в качестве единственных источников счастья и всестороннего развития человека: наука, всеобщее образование, улучшение питания, информация, развлечения, менее изнурительный труд, свобода и, как основа всех благ, постоянный рост производства и годового дохода. Вследствие всего этого западное человечество должно было достигнуть в последнее столетие несравненно более высокого уровня счастья и осмысленности жизни. 186 2. В связи с возрастанием экономического благосостояния статистические исследования выявляют непрестанное сокращение религиозной практики, молитвы и медитации, христианского образа мышления и жизни. Это, так называемая, секуляризация. Большинство еще верит в некоего неведомого и не имеющего значения Бога, но при условии, что Он не будет навязывать советы, откровения, жизненные нормы, «чуждые образу мыслей современного человека». Сегодняшний человек предпочитает сексуальное наслаждение духовному пробуждению, технологию ставит впереди теологии, выбирает не Крест, а шумные перекрестки, любит не ближнего, а жену ближнего. Сегодня люди считают, что вера «не слишком хорошо помогает», и не думают о том, что лекарство не может помочь, если его не принимать. Большинство людей, таким образом, напоминают больного, который устал от много лет лечившего его врача и от предписанной им действенной, но строгой диеты, и нашел себе другого, более снисходительного. И теперь пациент испытывает первые последствия своего выбора. Истина, которой человек не хочет взглянуть в лицо, наносит ему удар в спину 3. Сегодня наиболее опасный разрыв находится не в озоновом слое над Антарктидой, а в человеческой совести. Совокупность поддающихся количественной оценке фактов свидетельствует о том, что утрата веры или вялая, ни к чему не обязывающая вера породили в индустриальных странах чудовищную нравственную деградацию. Люди всегда готовы яростно защищать свои права и в то же время, к прискорбию, каждый день уклоняются от своих обязанностей. Сегодня совесть людей весьма восприимчива — но, разумеется, лишь по отношению к деньгам. Ценности, которые светские мыслители прошлого века думали поставить на место религиозной веры: Человечество, Наука, Прогресс, Справедливость, Свобода, Труд, Родина, Семья — все эти ценности сегодня оказались деревьями, лишенными корней, листвы и плодов. 4. Совокупность измеримых фактов доказывает, что массовому краху, веры и морали, краху экономическому, сексуальному, семейному и социальному, а также величайшему кризису всех ценностей соответствует сегодня глубокая неудовлетворенность, внутренний экзистенциальный дискомфорт, острое неблагополучие, захватывающее всего человека; потеря смысла жизни. Все это выражается в таких постоянно возрастающих социальных явлениях, как алкоголизм, наркомания, 187 неустойчивость любви и семьи, насилие, упадок рождаемости, умственные заболевания и самоубийства. Сегодня «развитые» общества приближаются к таким временам, когда они будут заслуживать исчезновения. Секуляризация — это бумеранг: тяжкие социальные болезни западного мира являются «карой Божьей» в том же смысле, в каком ею оказываются дисфункции и заболевания человека, постоянно дышащего сильно загрязненным воздухом. Итак, великая истина, которой человек не хочет взглянуть в лицо, наносит ему удар в спину. Восхождение на гору не воспрещено Экономический, научный и технологический прогресс не порождает с необходимостью ослабления веры и упадка нравственных ценностей. Человека отнюдь не определяют — абсолютным и неотвратимым образом — экономические условия, как того хотел бы исторический материализм и как, по-видимому, предполагается в трактатах по социологии. Если конкретный человек хочет и настойчиво ищет, он может приблизиться к Богу и к добродетели с помощью живой молитвы и общины веры даже в таком секуляризованном и нравственно нездоровом обществе, как наше. Евангелие настойчиво предупреждает против соблазна богатства (высокого уровня дохода «развитых» стран), которое, хотя и является благом, но при недостатке молитвы и контроля над собственными инстинктами превращается в орудие духовного удушения для себя и в кандалы угнетения и господства по отношению к другим (например, «развивающимся» странам). Легко доказать, что ослабление веры не есть необходимое и автоматическое следствие экономического прогресса и всеобщего образования. В самом деле, социологические опросы выявляют возрождение в настоящее время искренней и глубоко нравственной веры в некоторых, составляющих меньшинство на Западе, слоях населения. Эти слои, очевидно, погружены в ту же атмосферу материального благополучия, и среди них, конечно, не наблюдается недостатка образования и разнообразия научных специальностей. Благосостояние, а особенно вседозволенность, действительно порождают сильнейший соблазн отречения от чувства долга и от веры, на которую оно опирается. Но этот бурный поток соблазнов все же можно переплыть с помощью семейного воспитания, самовоспитания воли и прежде всего — с помощью интенсивного использования средств Благодати. 188 I Образование часто увеличивает скептицизм и сомнения, уже закравшиеся в душу в результате нравственного ослабления, именно потому, что обращает пристальное внимание на учителей агностицизма и материализма, оставляя в тени верующих мыслителей современности. Но горы сомнения преодолимы с помощью более полного и углубленного образования. Секуляризация и кризис ценностей СОЦИОЛОГ Итало Ваккарини пишет: «На первых этапах развития индустриального общества секуляризация связывалась со страстным увлечением наукой и технологией, активизированным индустриализацией, а также с выкорчевыванием городского, живущего наемным трудом, населения из общинной почвы сельской местности. На этапе развитого индустриального общества секуляризация связывалась прежде всего с ослаблением склонности к самоконтролю и жертвованию сиюминутными удовольствиями — ослаблением, которое было вызвано распространением товаров массового потребления и массовой культуры. Наконец, в нынешних западных обществах секуляризация связывается в первую очередь с определением свободы как возможности совершать выбор и жить независимо от нравственных поведенческих уз». Конечно, добавим от себя, многие люди утверждают, что «следуют собственной совести», однако совесть эта претерпела процесс брожения, гомогенизировалась под действием mass-media. Она воспитывалась не в университетах Бога, а в грязных кухнях мнения толпы, что проще всего. Кроме того, следует подчеркнуть, что эта совесть дает различные ответы в зависимости от фаз луны и от прихотей утробы человека, которому принадлежит. Характерной чертой современных западных обществ, утверждает Ваккарини, является аномия — «беззаконие», то есть отсутствие значимых для всех нравственных норм, обусловленное удалением от Бога, или секуляризацией. Ваккарини описывает это так: «Исследования поведения людей, то есть социодемографических показателей и уровня преступности, а также взглядов и ценностных ориентации, присущих современным западным обществам, обнаруживают по существу аномическое состояние, то есть отсутствие в этих обществах общепринятых нравственных ориентиров». 1. «Аномия поведения. В сравнении с предшествующими фазами развития индустриального общества отмечается рост числа внебрачных детей и разводов, большая частота добрачного сексуального опыта, 189 уменьшение процента заключаемых браков и семей ядерного типа (двое супругов и по крайней мере один ребенок), нарастающее количество абортов, легализованных в последний исторический период; массовое увеличение потребления наркотиков, рост насилия, возникновение терроризма и распространение обычного насилия (особенно в С Ш А ) за пределы традиционных границ времени (ночные часы) и места (гетто, метро, общественные парки)». 2. «Аномия взглядов. Работа перестала восприниматься в качестве центрального и наиболее значимого элемента индивидуальной жизни. Как работа, так и семья (родительская или та, которую предполагается создать) обнаруживают тенденцию к утрате своей природы ценностей, способных к нормативной организации повседневной жизни... Общественные институты — такие, как политические партии, государство и т. д. — тоже все меньше воспринимаются в качестве ценностей и становятся объектом недоверия... Наконец, что касается сферы эмоций и секса, здесь взгляды соответствуют поведению: различные формы сексуальных отклонений и измены семье, аборты, самоубийства, употребление легких наркотиков и эвтаназия постепенно узакониваются как свободные проявления личности». Александр Солженицын и диагноз, поставленный западному миру ЕСЛИ вчера в оркестре западного мира слышались отдельные неверные ноты, потому что оркестранты нередко не смотрели на палочку дирижера, то сегодня, когда они считают любую партитуру, враждебной своей свободе, приходится закрывать уши, чтобы не слышать производимого ими гама и какофонии. Известный социолог Пьетро Скоппола замечает, что «в Италии секуляризация как коллективный процесс, процесс ментальности и обычаев, предстает в виде прыжка в моральную пустоту». Поэтому секуляризация оказывается поражением не только для Церкви, но и для светских культур, и для человека вообще. Культурная гегемония Джентиле, Кроче или Грамши принадлежит прошлому; никакая новая гегемония не возникла и не готовится возникнуть». Эта нравственная деградация растворяет жизненные миры и приводит человеческого субъекта к кризису. Об этом свидетельствует распространение среди молодежи культа разрушения и смерти, символизируемого употреблением наркотиков и увеличением числа абортов. Это состояние кризиса не ограничивается только психологическим уровнем или сферой частной жизни, 190 но охватывает также социальные, экономические и политические механизмы, препятствуя их рациональному функционированию. «Секуляризация, долгое время истощавшая традиционные ценности, не заменяя их альтернативными действенными моральными устремлениями, усиливает распад социальности, питает индивидуализм, лишенный духа инициативы и риска, эгоистические требования в отрыве от чувства солидарности». Нобелевский лауреат Александр Солженицын так обрисовывает нравственную и религиозную картину современного западного общества: «Неприметным образом в течение десятилетий медленной эрозии смыслом жизни на Западе стало не что иное, как "погоня за счастьем" (материальным). Понятия добра и зла подверглись осмеянию и были изгнаны из общего употребления. На смену им пришли эфемерные политические или классовые точки зрения. Стало прямо-таки неудобным взывать к вечным понятиям или хотя бы утверждать, что зло прокрадывается в сердце человека еще прежде, чем проникает в политическую систему. Отдав молодые поколения атеизму, западные общества продолжают утрачивать остальную часть своей религиозной сущности... Таким образом, Запад доказывает, что человеческое спасение заключается не в проблеме материальных благ и не в накоплении богатства. В то время как грозные опасности нависают над всем миром, может показаться несообразным, что главный ключ к нашему бытию или небытию находится в сердце каждого отдельного человека, в его выборе в пользу добра или зла. И, однако, это самый надежный ключ из тех, что находятся в нашем распоряжении. Социальные теории, так много обещавшие, обнаружили свою несостоятельность и завели нас в тупик. Любая попытка выйти из трагической ситуации сегодняшнего мира окажется тщетной, если мы, раскаявшись, не обратим вновь нашу совесть к Творцу вселенной. Жизнь не погоня за материальным успехом, а поиск духовного роста. Все наше земное существование — только мгновение перехода к чему-то более высокому, только ступенька лестницы. Законы материи сами по себе недостаточны для того, чтобы объяснить жизнь или дать ей направленность. Легкомысленным надеждам последних двух веков мы можем противопоставить только поиск теплой Божьей руки, которую мы оттолкнули с такой дерзостью и самомнением. Только так наши глаза откроются на ошибки этого несчастливого двадцатого столетия, и мы сможем попытаться их исправить». Не только внешняя, зеленая природа протестует против насилия человека, но и сама его внутренняя, духовная природа восстает против пес7-1979 191 тицидов безнравственности, которые он пьет, и выхлопных газов атеизма, которыми дышит. Восточная пословица гласит: если ты посадил ежевику, не жди, что у тебя вырастет клумба жасмина. Диагнозы, подобные тому, что поставил Солженицын, ставят многие писатели, философы, социологи, папа Иоанн Павел II, епископы, теологи. Бог не хочет, чтобы западный мир, словно закоренелый пьяница, упорствовал в своем нежелании пойти другим путем, потому что тогда за тревожным диагнозом и неблагоприятным прогнозом последует автопсия. Бог этого не хочет. Но Библия учит нас, что многие вещи, которых Бог не хочет, происходят в мире. Продолжая ошибаться, мы падаем в пропасть Индустриализация вызвала кризис деревенской культуры и религиозности, спровоцировав разрушение обычаев, распад семейных связей и миграцию населения в дегуманизирующую городскую среду. Выступая всегда в качестве общего условия и налагая на отдельных людей ответственность за совершаемый ими выбор, индустриализация способствовала массификации, с помощью духа потребления и mass-media, массификации, которая выражается в скуке, порожденной монотонным, лишенным органической целостности трудом; в тенденции к упадку чувства личной ответственности, в стремлении к конформизму по отношению к общепринятым в данный момент модам и мнениям. Известный психоаналитик Эрих Фромм так анализирует эту ситуацию: «Создавая новую машину индустрии, человек оказался настолько поглощен этой новой задачей, что она превратилась в главную цель его жизни. Его энергии, некогда посвященные поиску Бога и вечному спасению, теперь обратились к поиску господства над природой ради все возрастающих материальных удобств. Человек перестал использовать производство в качестве средства достижения лучшей жизни, но, напротив, превратил его в самоцель — в такую цель, которая подчинила себе его жизнь. В процессе все большего разделения и механизации труда и все увеличивающихся масштабов социальных агломератов сам человек превратился из хозяина машины в ее часть. Он обнаружил, что сам является товаром, наподобие одежды. Его целью стало достижение успеха, то есть продажа себя на рынке с максимальной выгодой. Его ценность как личности определяется его способностью к самопродаже, а не его человеческими качествами, проявляющимися в любви и умственной деятельности, и не его творческими способностями. Счас192 тье отождествляется с потреблением все более новых и лучших товаров, с пассивным восприятием музыки, кинофильмов, удовольствий, секса, ликеров и сигарет. Не имея смысла и ощущения собственного «я», кроме того, которое дается ему конформизмом по отношению к большинству, человек чувствует себя неуверенно, тоскливо и зависит от одобрения других. Он отчуждён от самого себя, поклоняется продукции своих собственных рук и произведенным для себя товарам, словно они не его создание, а возвышаются над ним. В некотором смысле человек вернулся назад — туда, где он находился до великой человеческой революции, начатой во втором тысячелетии до рождества Христова». Говорят, что на ошибках учатся, но лучше было бы сказать, что, продолжая ошибаться, приходят к полному разрушению. Быть может, наивысшим продуктом постиндустриальной цивилизации станут люди, способные ее вынести Допустим, что столетия, предшествующие нашему, были для масс временами научного невежества, низкого уровня средней продолжительности жизни, голода, изнурительного труда, вопиющих социальных несправедливостей и весьма грубых представлений, в том числе, в области морали и религии. Но после того, как мы столько кричали о прогрессе и боролись за него, от нашего времени можно было бы ожидать большего. Излишние блага имеются в изобилии, необходимые же —отсутствуют. Наш корабль удобен, хорошо обставлен, снабжен прекрасными туалетами; здесь очень хорошо кормят; имеется даже концертный зал, где показывают фильмы, удостоенные премии на Каннском фестивале. Вот только компас мы уронили в море. Канадский теолог Рене Латурель, основываясь на наблюдениях таких крупных мыслителей, как Харви Кокс, Герберт Маркузе, Жан Делюмо, Александр Солженицын, Эжен Ионеско, А.Тоффлер, обрисовывает духовный (точнее, малодуховный) облик человека на пороге 2000 г. Это фактические данные, пока еще частичные, но имеющие тенденцию к расширению, наподобие масляного пятна. 1. Секуляризация. «Нерелигиозный, или равнодушный, человек разделяет, по крайней мере, официально, утверждение о "смерти Бога", выдвинутое группой интеллектуалов (Гегелем, Фейербахом, Марксом, Ницше). Однако наиболее часто встречается представление о Боге, который существует, но "пребывает на каникулах", как бы присутствует и отсутствует одновременно, не вмешиваясь в человеческие дела». ™ 193 2. Нравственная деградация. В подобной перспективе сегодняшний человек чувствует себя вправе создавать свою собственную, персональную, этику, пытаясь рационально оправдать каждое новое устранение обязанностей и каждое новое приращение прав. Отсюда возникает порочный круг, в котором нравственная деградация создает все более антигуманные условия жизни, а последние вызывают расширение деградации. 3. Зависимость от mass-media, «которые не дают человеку искать и находить самого себя... Исчезает диалог: комната с телевизором часто превращается в собрание одиночеств — одного возле другого... Глаза и уши заполнены, но голова уже не думает... Люди убегают от себя... для них невозможно возвращение к самим себе». Умственная нивелировка, вызванная передозировкой mass-media, порождает сегодня больше ересей, чем все ариане, манихеи, македоняне, пелагиане, несториане и альбигойцы вместе взятые. По существу последние лишь вносили путаницу в представления о Боге, в то время как телевидение вообще лишает возможности думать о Боге. К тому же некоторые люди обладают таким «обширным» сознанием, что mass-media выливают туда целые бидоны помоев. 4. Растущая пропасть между обществами благоденствия и третьим миром. Угрожающее присутствие двух призраков — нищеты и войны. «Две реальности, неразрывно связанные друг с другом. В самом деле, как удалить угрозу войны, если не устранить голод и не усмирить гнев и ненависть, распаленные неравенством условий существования?» 5. Разобщенность и анонимность. «В технополисе контакты с соседями редки, быстры и поверхностны. Люди живут бок о бок, не зная друг друга. Имеет значение не человеческая личность, а то, чем человек занимается», т. е. какое он занимает место и какие получает деньги. 6. Человек с электронными мозгами. «В компьютерную эру ценность приписывается только достоверности, эксперименту, расчету. Человек, с его свободой, неприкосновенностью, тайной, с его убеждениями... не представляет никакого интереса. Кодифицированный и сведенный к схеме, человек питает электронные мозги и накапливает статистические данные. Но парадокс заключается в том, что эта угроза вычислительной техники простирается вплоть до наук о человеке, который также понимается как поддающийся демонтажу механизм». 7. Рекламный человек. Его ценности: наслаждение, удобство, выгода, молодость, красота, раскованность. Между тем люди, пожалуй, нуждаются в том, чтобы меньше рекламировались способы сохранения молодости и больше — способы взросления. 194 8. Одномерный человек, или слуга производства. «В современном обществе производительность — высшая ценность... Производство вещей и разрушение людей осуществляются в одинаковом темпе». Развитие народа состоит в том, чтобы выйти на первые места в мировой табели о рангах по таким показателям, как валовый национальный продукт, уровень годового прироста промышленного производства, уровень инвестиций. 9. Человек потребления. Идеология потребления перелетает через существенное, чтобы спланировать прямиком на второстепенное. Высшие ценности, которые она предлагает, — это котировки доллара, йены и немецкой марки и анатомические пропорции суперзвезд. Люди живут от рекламы к рекламе, воспевающей счастье, произведенное употреблением определенных марок кофе и пива, или превозносящих наслаждение жизнью, создаваемое определенными ликерами, моющими средствами и консервами для кошек. 10. Упадок искусства. «Никто не может отрицать, — пишет Делюмо, — очевидного в нашей цивилизации одновременного заката искусства и Бога. История доказывает, что существует некая особая связь между искусством и религиозным чувством. Словно отказ от Бога, на уровне цивилизации, влечет за собой также отказ от красоты. 11. Нарастающая экологическая деградация. Индустриализованный мир — это общество, автоматизированное и запрограммированное на производство все большего числа бесполезных потребностей и одновременное порождение все больших по объему и токсичности отходов, загрязняющих воздух и воду и все более губительных для растений и животных. Этот процесс напоминает неумелого колдуна: он никак не может остановиться, несмотря на тревожные предостережения ученых. 12. Сексуальная зависимость. Семья и любовные связи, ставшие рискованными и небезопасными, имеют тенденцию к тому, чтобы восприниматься первая — как огонек лучины, а вторые — как коробка намокших спичек. 13. Наркотическая зависимость: ее рост — показатель утраты ценностей, придающих жизни смысл и заменяемых поисками мгновенного асоциального наслаждения. 14. Упадок демократии. Находящиеся у власти группировки, мощнейшие и сплоченные лобби контролируют и воплощают общественное мнение, оспаривают друг у друга растущие доходы, навязывают народам свои интересы. Свобода означает безудержное, без счета и меры, пользование деньгами и теми благами, которые они доставляют под грустными и завистливыми взглядами тех, у кого их меньше. Люди готовы на все ради горсти долларов — или, лучше, ради полного че195 модана долларов. Они думают, что, конечно, деньги — еще не все, но все остальное можно купить за деньги. 15. Культ тела проявляется в абсолютизации спорта, в астрономических гонорарах игроков, в распространении порнографии. 16. Язык. Подростки и молодежь, чтобы показать собственный ум, раскованность и современность, считают необходимым уснащать свою речь образцами словесного зловония — низкопробными непристойностями, вошедшими в моду, потому что они якобы «отражают реальную жизнь». 17. Насилие. Нет ничего удивительного в распространении терроризма, сексуального насилия и насилия на стадионах: ведь под нашими привычными одеждами двадцатого столетия скрывается в нетронутом виде дикарь, и не стоило бы так безудержно откармливать его, как это делают современные кинофильмы и телевидение. Итак, этот старый слон еще способен танцевать. Но надолго ли его хватит? Для того, чтобы испытывать внутреннее удовлетворение, человек нуждается в настоящем идеале. Консьюмеризм терпит крах, потому что был ложным идеалом. Консьюмеризм терпит крах, потому что он вообще не идеал. • 14. Этика и нравственная деградация Эммануэль Левинас и свобода Среди причин заката нашей западной цивилизации, о котором мы говорили, важнейшей, по-видимому, является аномия, то есть недостаточность общезначимых нравственных законов. Эта аномия совпадает с поиском так называемой «свободы». Сегодня многие отрицают этическую норму, вписанную в саму природу вещей и человека. Для многих современных западных людей Бог не существует. Однако Он не существует по-разному. Для одних людей речь идет о безвредном высшем существе, не дающем законов ни природе, ни человеку, не видящем и не слышащем, абстрактном, как идея сущего, лишенном всякой значимости для нравственного поведения человека. Для других Бог неприемлем, потому что ущемляет человеческую свободу и достоинство. В самом деле, если бы Он существовал, то при сотворении человека сообщил бы ему цель жизни и естественный закон. Но разве не противно 196 свободной природе человека получить цель и закон, не имея возможности оспорить их, изменить или отвергнуть? Случай не предъявляет подобных неприемлемых требований. Все, что создано, всегда может быть спокойно разрушено. Поэтому Бог-Творец атеистов — это Случай. Будучи лишен целенаправленности и закона, он отождествляется с Хаосом, из которого возник мир и к которому его поклонники постепенно возвращаются. Если все произошло чисто случайно, и я тоже порождение случая, тогда, конечно, моя совесть «свободна» создавать и изменять этическую норму по собственному усмотрению. При этом, однако, я перед самим собой соблюдаю определенную видимость. Свободная совесть действует по двум причинам: одна из них — внешняя, благовидная, а другая — настоящая. «Если Бога нет, то все позволено», — говорил герой Достоевского. Если нравственный закон обходится мне слишком дорого, было бы глупо заставлять меня идти на жертвы ради его соблюдения. Коль скоро этот закон не имеет основания в самой природе, то я сам даю его себе, и я же могу его отменить. Достоинство человека, — таков центральный тезис атеиста Сартра, — состоит в просвещенной свободе, благодаря которой человек создает нравственные ценности и придает жизни смысл. «Я — это моя свобода! Ты не создавал меня, я перестал принадлежать Тебе!» — возражает Богу Орест в сартровской драме «Мухи». Заметим, что Орест прав, когда говорит: «Я — человек, а всякий человек должен найти свой собственный путь». Совершенно верно, что достоинство человека состоит в верности самому себе и в том, чтобы быть таким, каким он себя задумал. Он сам должен реализовать себя, и только в этой реализации осуществляется его свобода. Но действительно ли человеческое существование не определено? Действительно ли его свобода — свобода просвещенная? Действительно ли он является свободным изобретателем и творцом добра и зла, всех ценностей, морали и смысла жизни? Христианский мыслитель Кьеркегор был первым, кто возвел выбор собственной жизни в достоинство фундаментального философского понятия, характеризующего человеческое существование: «Я выбираю Абсолют. Но что такое Абсолют? Это я сам в моей вечной ценности» (в том смысле, что, выбирая Бога и вписанный им в мою совесть закон, я выбираю божественную ценность моей собственной жизни). Если я происхожу от Умного Сущего и мое естество, мое тело, душа, дух запрограммированы этим Сущим на достижение Приоритетной и фундаментальной Цели, тогда я имею возможность быть по-настоящему свободным. Не имея естественного предназначения, человек свободен лишь выбирать из бесконечного числа дорог, не ведущих никуда. Но имея 197 такое предназначение, я могу выбирать из различных дорог, ведущих — каждая со своими преимуществами — к горячо желаемой цели. Тогда совесть означает признание и уважение реальности моего бытия, бытия других людей и того способа действия, который наилучшим образом удовлетворяет мое высшее врожденное стремление к справедливости, истине, Любви — стремление, вложенное в меня моим Творцом. «Если бы Бог существовал, — говорит Сартр, — тогда человек не был бы свободен, но обусловлен нравственной нормой, налагаемой Богом». Здесь Сартр просто переворачивает доводы Паскаля, Кьеркегора, Маритена и других крупных философов-спиритуалистов. «Человек, — утверждают философы-спиритуалисты, — наделен императивным стремлением к честности, справедливости. Это стремление не возникает само по себе и не происходит непременно от полученного воспитания или от родителей (которые, наоборот, часто его безнаказанно нарушают), но от самой природы вещей. Следовательно, существует некое творческое Сознание, ориентирующее человека таким образом». Известный современный философ Эммануэль Левинас, исходя из той же предпосылки, что и Сартр (а именно: человек — свободен), приходит к прямо противоположным заключениям, нежели высказанные автором «Тошноты». Человек ощущает себя созданным для подлинной свободы. Но без Бога и Его нравственного закона человек не был бы свободен. Следовательно, Бог существует. Вернер Гейзенберг и Бог как основание этики Факты, приведенные в предыдущей главе («Социология и вера»), доказывают, что устойчивым основанием свободы и демократии является осознанное и всеобщее принятие трех главных принципов, которые признаются всеми религиями и всеми крупнейшими философами, в том числе, современными, в качестве основных реальностей и в которых каждый человек убеждается на опыте: О каждая человеческая личность наделена свободной волей; О каждая человеческая личность снабжена элементарным нравственным кодексом, который не создан человеком и не может быть произвольно изменен; О из этого нравственного кодекса личность выводит моральные суждения относительно конкретных случаев; О каждая человеческая личность реализует свою свободу, достоинство, личностную ценность, следуя этому кодексу, в то время как его нарушение дисквалифицирует ее как личность. 198 Создатель квантовой теории и нобелевский лауреат 1932 г. в области физики Вернер Гёйзенберг заявляет: «Когда путь не отмечен идеалами тогда вместе со шкалой ценностей утрачивается и смысл нашей деятельности и нашего страдания, из-за чего последним словом может быть только слово отрицания и отчаяния. Следовательно, религия является основанием этики, а последняя, в свою очередь, — предпосылкой жизни. В самом деле, мы ежедневно должны принимать решения, познавать или, по крайней мере, интуитивно ощущать те ценности, на основании которых мы ориентируемся в наших поступках». Еще раньше, обращаясь к высказываниям о вере великих физиков: Альберта Эйнштейна, Макса Планка и Нильса Бора — Гёйзенберг в своих «Первых беседах об отношении между естественной наукой и религией» выступил против обычных доводов критики религии (понимания религии как проекции, опиума, иллюзии и т. д.). Уже тогда он определял естественную науку как «основание технически функциональной деятельности, а религию — как основание этики». То, что характеризует особый, присущий человеку способ бытия, — замечает философ Хайдеггер, — это тот факт, что человек не «есть», не «присутствует», подобно камню или дереву, но «существует» — «экзистирует». Другими словами, человек свободно проектирует самого себя, исходя из собственных возможностей, и таким образом реализует свое существование в мире и среди людей. Это влечет за собой ответственность человека за собственный нравственный выбор, определяет его вину или заслугу. Сталкиваясь с отрицанием свободной воли со стороны психологического и социологического детерминизма, рассматривающего человеческую личность как биологическую машину, движимую и обусловленную инстинктами, не следует забывать, что современная экзистенциалистская философия подчеркивает, напротив, личную ответственность человека. Не только иудаизм и христианство, но и Коран, и священные книги индуизма, буддизма, конфуцианства и даосизма также содержат ясное учение о том, что человек своим свободным выбором определяет собственную будущую судьбу. «Когда небо расколется, — говорит Коран, — когда светила упадут, когда моря вскипят, когда сотрясутся гробницы — тогда каждая душа узнает то, что она сделала, и то, чего она не сделала». Тогда последствия будут необратимыми. Но уже в этом мире человек часто испытывает последствия собственного выбора. Есть люди, полагающие оскорбительным для своего достоинства и свободы тот факт, что Бог дал им обязательный нравственный закон. Но почему тогда не усматривать деспотизм и в знаках дорожного движения? 199 П о н я т и е греха — анахронизм? Сегодняшний человек приписывает вину за все зло внешним факторам и причинам, которые в силу своей масштабности не зависят от его решений: «системе», правительствам, устаревшим законам, урбанизации, чрезмерной быстроте технологических, экономических, социальных перемен, генетической наследственности, окружающей среде, полученному воспитанию... Никогда вина и ответственность не возлагается на конкретного человека, и менее всего, на самого себя. Конечно, вышеуказанные факторы в совокупности способствуют созданию ситуации, в которой мы живем и которая склоняет отдельного человека к определенному поведению. Но почему бы не оставить место и нравственной заслуге или нравственной вине индивида? От прошлых чрезмерных обвинений человека во всех грехах мы сегодня перешли к позиции абсолютной невиновности человека. Сегодня признается юридическая виновность, но, в конечном счете, все мы полагаем себя роботами, запрограммированными Д Н К , средой и обществом. Библия говорит: «Если хочешь, соблюдешь заповеди и сохранишь благородную верность... Пред человеком жизнь и смерть, и чего он пожелает, то и дастся ему» (Сир 15:15). «По своей вине, — говорится в священных буддистских текстах, — мы совершаем зло, по своей вине страдаем, по своим заслугам отвращаемся от свершения зла, по своим заслугам очищаемся». Отрицать свободную волю очень удобно: можно не прилагать усилий к обузданию собственных инстинктов и всегда идти под гору, что легче всего. Когда мы уклоняемся от исполнения долга, очень утешительно говорить, что мы не могли ничего поделать. Но чаще всего мы знаем, что алиби у нас ложное. Интересно заметить, что мы редко позволяем другим ссылаться на него. Жан Делюмо пишет: «Грех имел в унаследованной нами цивилизации необычайную значимость. Именно христианство создало термины «ресcator» (грешник) и «peccatrix» (грешница), отсутствовавшие в классической латыни. Призывание совести к ответу в течение долгого времени порождало беспрецедентное оттачивание интроспекции, влекло за собой все более острое ощущение индивидуальной ответственности, стимулировало развитие морали намерения и понимание тяжести некоторых упущений, порождало творческое напряжение и привело, как к необходимому противовесу, к разработке понятия смягчающих обстоятельств, составляющего сегодня часть нашего умственного инвентаря». Делюмо осуждает эксцессы авторитарного обвинения человека в прошлые века, но также осуждает еще более вредную тенденцию нашей эпохи, 200 в соответствии с которой человек «по-видимому, хочет вообще игнорировать понятие индивидуального греха и стремится акцентировать коллективную ответственность народов, общественных классов, политических систем». Делюмо ссылается на Иоанна Павла II, который 14 августа 1983 г. в Лурде просил Христа «смилостивиться над теми, кто больше не знает, что такое грех, или же не отваживается знать, как будто это знание может ущемить их свободу». «Чувство греха, — утверждал папа, — отчасти исчезло, потому что утратилось чувство Бога... Сознание людей затемнено, как это было в момент совершения первородного греха, и более не отличает добра от зла». Поступая таким образом, люди нашего времени настойчиво и старательно рубят сук, на котором сидят. Почему бы не назвать зло по имени? Время от времени поднимаются дискуссии вокруг преступных, бесчестных, порочных или антиобщественных способов поведения (наркомании, порнографии, терроризма, насилия, жадности к деньгам, сексуальной разнузданности и т. д.). Поражает та недостаточность или просто поверхностность, с какой обсуждается проблема. Эта поверхностность — признак того, что нравственный упадок оказывает влияние не только на поведение людей, но и на самое понятие добра и зла. Слово «грех» нынче не в моде, потому что подразумевает существование Бога и нравственного закона, вписанного Им в сознание и совесть человека: это слово «могло бы оскорбить свободу мнений собеседника». Слова «вина» и «зло», кажется, тоже больше не употребляются. В самом деле, они предполагают существование некоторого поведения, самого по себе неупорядоченного и ошибочного или противного общезначимым внутренним нормам. Они также предполагают, что человек может свободно и сознательно желать того, что признает дурным. Все это идет вразрез с догматом нового времени о том, что не существует устойчивых и универсальных нравственных законов и что человек, по решению Жан-Жака Руссо, всегда справедлив и благонамерен, а преступником становится исключительно по вине общества. Конечно, есть люди, высказывающиеся о необходимости ужесточить некоторые наказания за некоторые преступления, наиболее резко нарушающие права других. Однако на таких людей смотрят как на садистов и невежд в психологии. Здесь, где понятие зла по-настоящему важно, как внутренний параметр линии поведения, — именно здесь это понятие размыто. Люди затрудняются произнести слово «зло» из опасения прослыть жестокими и отставшими от времени. 201 Проложена дорога к широкому набору альтернативных суждений: «это ошибка»; «это шок»; «это непостижимо»; «это выходит за пределы закона» (подразумевается, что все то, что не оговорено в Уголовном кодексе, не может подлежать нравственному осуждению); «это действие совершено лицом, не способным отвечать за свои поступки» (подразумевается, что злодеяние не может быть совершено в результате обдуманного выбора); «у нас иные понятия о жизни» (полагается, будто каждый вправе иметь собственное мнение о пороке и добродетели, о добропорядочности и преступлении). «Общество, гордящееся тем, что живет за пределами добра и зла, — пишет в своем бестселлере социолог Франческо Альберони, —предлагает только эгоизм, насилие, культ силы». Когда человек больше не делает различия между тем, пить ли ему мышьяк или молоко, есть отчего встревожиться. Черчилль говорил, что если бы святой Георгий жил в наши дни, то вооружился бы не копьем и щитом, а растяжимыми формулировками. Организовывались бы круглые столы и телевизионные дебаты за и против дракона, во имя демократии и равенства мнений, а дракон тем временем узурпировал бы права на действие. Существует кое-что похуже распространения наркотиков «Свобода совести» — это та лучезарная звезда, к которой прикован завороженный взгляд западного человека. Пустота на месте ценностей — глубокий ров, куда он так спешит упасть. Всякая историческая ситуация — будь то ситуация гражданского и культурного прогресса или регресса — коренится в ситуации предшествующего поколения и в экономической и социальной обстановке, которая ее обусловливает. На эти экономические и социальные условия социологи и историки указывают как на причины. Однако следовало бы назвать их благоприятными обстоятельствами, предлогами, со-причинами, располагающими к тому, чтобы сложилась определенная ситуация, но не задающими ее с необходимостью. Только тяжелые психические больные не несут ответственности за собственные действия. Подлинную причину человеческого поведения, в том числе, массового (и это подчеркивает большинство крупных мыслителей), составляет свободный выбор каждого отдельного человека, решающего, следовать ли ему путем нисхождения или восхождения, путем толпы или избранных. 202 Несмотря на свою частичную обусловленность со стороны моды и наиболее легких путей, человек, тем не менее, несет ответственность за направление, которое он придает собственной жизни. Это подтверждает и сегодняшняя реальность, где существенное меньшинство верующих в Бога и в нравственные законы, при поддержке писателей и мыслителей тех же взглядов, отважно идет против течения. Поэтому существует кое-что похуже распространения наркотиков и организованной преступности: это пропаганда в средствах массовой информации, школах и публичных выступлениях убийственной идеи, согласно которой человек может создавать собственные нравственные принципы и следовать им; это представление о том, что в области морали все мнения равноценны, и никто не имеет права осуждать точку зрения другого. Распространение подобной жизненной программы, взятой в абсолютном смысле и без необходимых различений, еще более преступно, чем торговля наркотиками, потому что вменяет преступление в вину не тому, кто его совершает, а тому, кто его осуждает, и называет виновным не преступника, а борца с преступлением. Наша совесть должна быть свободной, и мы должны ей следовать. Однако надо иметь в виду, что совесть очень деликатный инструмент, который легко ломается. Только при полном контроле над всеми нашими инстинктами он функционирует и указывает направление движения. Каждый из нас должен смолоду стараться сформировать свою совесть путем опыта и трудного упражнения в самоконтроле, путем сравнения с мнениями и примером тех, кто в нравственном отношении выше нас. Только тогда мы сможем следовать собственной совести с пользой для себя. Лишь после того, как мы хорошо изучим правила уличного движения, окончим школу вождения и приобретем некоторый практический опыт, мы сможем доверять своей интуиции. Каждый свободен создавать свой собственный моральный кодекс? Совесть — компас человеческой жизни, указывающий единое для всех направление на север. Если стрелка размагнитится, рулевой сможет повернуть ее, куда захочет. Но вряд ли это можно считать преимуществом. «Английский писатель и философ Клайв Стэплс Льюис указал на ту смертельную угрозу уничтожения человека, которая заключается в разрушении основ нашей морали, подчеркивая затрагивающую все человечество очевидность этой морали, ибо на ней основано выживание человека как человека. Кроме того, он доказывает путем обзора всех великих 203 культур, что такая очевидность присутствует везде. Льюис обращается не только к моральному наследию греков, как оно было выражено Платоном, Аристотелем и стоиками: они пытались привести человека к постижению рациональности бытия, отчего постулировали воспитание, в своей сущности соприродное разуму. Льюис обращается также к раннему индуизму с его понятием «риты», означающем гармонию между космическим порядком, нравственной добродетелью и храмовым ритуалом. Особенно Льюис подчеркивает учение, связанное с китайским Дао: Дао — это природа, это путь, дорога, это способ, каким все движется... Дао — путь, который должен пройти каждый человек, подражая этому космическому образу, целиком ориентируя свое движение на этот великий образец. В этом знании, присущем великим культурам, имеются различия в деталях, но гораздо сильнее в них выражена единая основа, выступающая как изначальная очевидность человеческой жизни. Эта основа — учение о существовании объективных ценностей, утвержденных в бытии мира; вера в то, что есть способы поведения, соответствующие провозвестию Универсального Бытия и потому верные, а значит, и хорошие; а есть и другие способы поведения, не соответствующие Бытию и потому действительно и неизменно ложные... Интуитивное знание о необходимой гармонии между человеческим существом и провозвестием природы является общим для всех великих культур. То же самое относится и к великим нравственным императивам. К.С.Льюис энергично выразил это следующим образом: «То, что я из практических соображений называл Дао и что другие предпочитают называть естественными законами, данной свыше моралью, первоначалом практического разума или фундаментальными истинами, это не система ценностей, но единственный источник всех ценностных суждений. Отвергая его, мы отвергаем всякую ценность. Сохраняя какую-либо ценность, мы сохраняем и этот источник. Попытка отбросить его и поставить на его место нечто иное заключает противоречие в самой себе» (кардинал Ратцингер). Громкоговоритель для слабого голоса совести Кардинал Ратцингер замечает, «что в качестве ключевых понятий глобальной новой ориентации могут быть выявлены слова "совесть" и "свобода", призванные придать моральный лоск изменившемуся поведению, которое с первого взгляда квалифицировалось бы просто как утрата нравственной силы и беспринципная вседозволенность. 204 Зато теперь под словом «совесть» понимается уже не сознание, с его высочайшим знанием, а никем не нормируемое индивидуальное самоопределение, когда отдельный человек решает, что является для него нравственным в данной ситуации. Таким образом, понятие «нормы», или, более того, «нравственного закона», становится само по себе негативным: это идущее извне указание, которое может доставлять образцы для подражания, но никоим образом не способно служить основанием ультимативных обязательств». Кто верит в Бога, тот знает, что Бог не является внешним по отношению к нам и обязывает нас именно к тому, чтобы мы следовали своим собственным, порой неосознанным, глубочайшим стремлениям. Атеисты вроде Сартра, добивающиеся для каждого человека «свободы» создавать себе собственную мораль, подрывают не только религию, но вместе с ней и основания человеческого общежития. Если отменить закон, вписанный Богом в человеческую совесть, остаются только гражданский и уголовный кодексы. А они не имеют значения, если нет свидетелей. В действительности в мире, переполненном искушениями и соблазнами, совесть человека определяется его вожделением и преобладающим пороком. Даже пойманный вор скажет вам, что в коррумпированном обществе его профессия не хуже любой другой; более того, что он выполняет важную общественную задачу по выравниванию несправедливого распределения богатств. Часто совесть взвешивает факты, прижимая пальцем чашу весов. Она проявляет объективность и даже суровость, когда речь идет о других людях. Но, если дело касается обязанностей, неудобных для ее обладателя, её голос становится таким слабым, что невозможно расслышать его без мощного громкоговорителя. Биологические инстинкты и духовные устремления Естественную мораль можно было бы резюмировать в следующем императиве: удовлетворяй свои материальные потребности, кричащие о своих претензиях во весь голос, только во имя удовлетворения потребностей духовных, просящих шепотом. Человеческие потребности напоминают соловьиное гнездо, где сидят два птенца соловья и два — кукушки: кукушата, более крупные, верещат и широко раскрывают огромные клювы, желая получить все для себя. Маленькие соловьи умрут от голода, если мать не позаботится о том, чтобы насытить их тоже. 205 Или же они подобны разделению на категории заводских и сельскохозяйственных рабочих и пенсионеров: несправедливо, чтобы повышение заработной платы и пенсий касалось всегда лишь тех, кто имеет больше веса, больше кричит и бастует. Перечислим основные потребности и стремления: П инстинкт выживания — настоящая потребность, побуждающая человека к поиску воздуха, пищи, воды, тепла, одежды, дома и других предметов первой необходимости; злоупотребление этим инстинктом — потребительство, жадность к деньгам, удобствам, роскоши; П инстинкт руководства другими людьми не является потребностью и как стремление проявляется только в людях определенного рода — амбициозных и властных. Воспринятый в разумных пределах, он способствует тому, что отдельные, наиболее отважные и предприимчивые, люди становятся во главе своей группы с согласия большинства, чтобы руководить ею в работе и самозащите. Гипертрофия этого инстинкта имеет место тогда, когда человек ставит на первое место жажду власти, а еще больше тогда, когда ради ее завоевания попирается справедливость; О инстинкт самозащиты — стремление-потребность, воспламеняющая в человеке гнев и порыв к борьбе, когда он сам, его семья или группа подвергаются нападению и опасности. Избыток этого инстинкта проявляется в деспотизме и насилии, не имеющих оборонительного характера или несоразмерных агрессии; • инстинкт продолжения рода выражается во взаимном влечении мужчины и женщины, побуждающем их к соединению в глубокой и прочной любви, чтобы психологически дополнить друг друга, рожать детей и воспитывать в них способность к гармоничному удовлетворению всех естественных потребностей и стремлений. Этот инстинкт становится потребностью, только если его долгое время стимулировать эротическими мыслями или фантазиями; в отсутствии таких стимулов он остается стремлением, поддающимся сублимации в обычной дружбе; • стремление к нравственным ценностям: некоторые из этих ценностей представляют собой потребности, как то: честность, труд, справедливость, дружба и свобода — в то время как другие являются стремлениями: например, наука, искусство, семья и т. д.; П устремленность к Богу: совпадает с потребностью в совершенной справедливости, свободе и дружбе, не встречающихся в этом мире. Некоторое время потребность в Боге может находить кажущееся удовлетворение в человеческих моральных ценностях, однако в конечном счете они разочаровывают, а теорико-практический или только практический атеизм оставляет людей в состоянии глубокой неудовлетворенности. 206 Если сеешь ежевику, не жди роз Между удовлетворением биологических инстинктов и духовных устремлений существует обратно пропорциональная зависимость: чем больше заинтересованности, желания и страсти вкладывается в удовлетворение первых, тем меньше остается на питание и удовлетворение вторых. Вот почему в современном обществе благоденствия поклонение Доходу, Развлечению и Сексу — этому единому в трех лицах богу обществ потребления — занимает все мысли и чувства людей, изливается полноводной рекой, грозящей наводнением, в то время как стремления к человеческим идеалам и к Богу вьются едва заметным ручейком и с трудом удерживают большинство людей от совершения тягчайших преступлений, хотя полиция вездесуща и не дремлет. Но духовные стремления не фиктивная потребность, созданная господствующими классами прошлого, а врожденное и глубокое требование и более того — высшая цель и потребность человеческой жизни. Поэтому духовная Природа человека, будучи лишена своего главного блага, мстит общим неблагополучием, дискомфортом и внутренней деградацией, о которых шла речь выше. Могут ли комфорт и дискомфорт расти вместе? Если ты посадил ежевику, не жди цветения роз. Библия во многих местах показывает человека, который отдаляется от Бога и сам себя наказывает: «Два зла сделал народ Мой: Меня, источник воды живой, оставили и высекли себе водоемы разбитые, которые не могут держать воды... Накажет тебя нечестие твое, и отступничество твое обличит тебя; итак познай и размысли, как худо и горько то, что ты оставил Господа, Бога твоего» (Иер 2:13, 19). В буддизме и в индуизме мы встречаем понятие «кармы», которое имеет чрезвычайно большое значение, а в индуизме связано с Богом. «Карма» в санскрите означает «деяние», «поступок». Речь идет об универсальном законе деяния и его последствий в этой и в будущих жизнях. Каждое человеческое общество наследует карму от своего прошлого и продолжает создавать новую карму, хорошую или дурную, результат которой ощутит впоследствии. Подлинная награда тому, кто ищет Бога, — ощущение Его присутствия внутри себя и причастие к Его внутренней гармонии: «Ты живешь в сердце того, кто свободен от вожделения, гнева, увлечения, гордости, разочарования, скупости, возбуждения, страсти, ненависти, лицемерия, тщеславия и обмана: в сердце того, кто приветлив со всеми, доброжелателен ко всем, всегда невозмутим в радости и в страдании, в хвале и в порицании; кто говорит правдивое и приятное и умеет различать между 207 добром и злом; кто и в бодрствовании и во сне ищет убежища в Тебе и поистине не имеет иного убежища, кроме как в Тебе» (Тулсидас, священная книга индуизма). Потребность в Боге настолько глубоко укоренена в человеке, что сегодня, подавляя ее, общество благополучия превратилось в общество неблагополучия. Сначала стреляю, потом рисую мишень Один подросток говорит другому: «Разве это может быть настоящая любовь, когда родители одобряют твой выбор?» Точно так же западный человек спрашивает себя: «Разве я могу чувствовать себя свободным, если должен следовать навязанному мне Богом закону? » Ему не приходит в голову, что этическая норма не произвольно навязанное установление, а необходимость, коренящаяся в наших самых глубоких устремлениях. Это не свобода — предпочитать быть завистливым, драчливым, лицемерным, жадным до денег, сексуально безудержным, высокомерным, заносчивым, гневливым, конформистом, несправедливым, сварливым, циничным, насильником, взяточником, лжецом, притворщиком, эгоистом, предателем, развратником, бездельником или еще кем-нибудь в том же роде. Это не настоящая свобода — выбирать между злом и добром, не давая себе труда взглянуть на внутренний компас, указывающий на добро. Равно не свобода — выбирать между трюфельным паштетом и мышьяком, между хорошей красивой девушкой и самкой гиппопотама, между факультетом машиностроения и казнью через повешение. Долг, нравственное обязательство не бремя и не бесполезный труд, как думают сегодня многие последователи Сартра. Это просто божественное предупреждение, звучащее в совести тех, кто инстинктивно бережет свою свободу, — предупреждение о том, что определённый выбор радикально ставит под угрозу то стремление к справедливости и Любви, которое скрыто и в тебе тоже. Кто хочет освободиться от неудобного голоса совести, но не умеет заставить его полностью умолкнуть, тот пытается приспособить его веления к собственному образу жизни. Он подобен тому мальчишке, который показывал в саду друзьям мишени, простреленные точно в центре. На самом деле он сперва стрелял, а потом уже рисовал мишени. Никто не думает, что знаки дорожного движения противоречат подлинной свободе или что санитарные запреты ущемляют права граждан. 208 «Моя жизнь принадлежит мне, не так ли?» «Ответ был даже слишком вежлив, если принять во внимание, что исходил он от двадцатилетнего студента, в действительности желавшего сказать своему преподавателю, чтобы тот посмотрел лучше на себя... — Если я ущемляю Ваши права, то воздержусь. Но не говорите мне о спасении моей души, о моей совести, о моем теле. Это мое дело, не так ли? Совесть — моя, тело — мое. Моя жизнь принадлежит мне! — Ты хочешь жить, как тебе нравится? Хочешь разрушать себя, как тебе нравится? ЛСД, марихуана, алкоголь, героин? — Если придется... Мне это не нравится, но если придется, почему нет? Если я никому не причиняю зла... — А на машине? Ты гнал бы на большой скорости, не думая об опасности? — Если бы дорога была пуста и без пешеходов, не было бы ничего неблагоприятного, то гнал бы. Вы понимаете, что я хочу сказать?» Так сегодня рассуждают многие молодые люди. Жизнь ничего не стоит, беспокойство родителей в расчет не принимается. Если бы мир был так печален и одинок, как они думают, то есть лишен Бога, тогда их жизнь принадлежала бы им, чтобы они разрушали ее в свое удовольствие. Но, коль скоро жизнь дана им Творцом для достижения удивительных и вечных ценностей, о существовании которых они лишь иногда смутно догадываются, жизнь принадлежит им лишь для того, чтобы сохранить, защитить ее и сделать ее восхождением к этим ценностям. Конечно, если Бога нет, каждый может делать с собой все, что хочет, потому что никто не создан ради достижения определенной цели. Более того, если Бога нет, почему я не могу разрушать также здоровье и жизнь других? Почему, если это мне нравится, то есть, если я получу от этого большую выгоду и удовольствие, и никто ничего не узнает? Если бизнес выгоден и поблизости нет соглядатаев, к чему эта щепетильность, тем более что другие ее не соблюдают? Чтобы хорошо спать ночью и не чувствовать угрызений совести? Но совесть можно приручить: мало-помалу она становится сверхчувствительной к деньгам, легко доступной любви или престижу и одновременно полностью утрачивает чувствительность в том, что касается положения других людей, так что уже больше не беспокоит по ночам. Главари наркомафии, на счету которых десятки убийств, живут с абсолютно чистой совестью, ведь совесть, как рубашка: если ею не пользоваться, она и не пачкается. Известный социолог и философ, основатель Франкфуртской школы Макс Хоркхаймер замечает: «Без веры в Бога — естественно, веры не 209 односторонней — нет никакого безусловного смысла, никакой абсолютной истины, и мораль становится делом переменчивых эмоций, личного вкуса или каприза. Пытаться спасти без Бога безусловный смысл — самонадеянность... Вместе с Богом умирает и вечная истина». В одном интервью Хоркхаймер говорит: «Подумай о том, о чем Адорно и я писали в «Диалектике просвещения». Там говорится: политика, не сохраняющая в себе теологии, пусть даже в крайне бессознательной форме, остается в конечном счете спекуляцией, какой бы искусной она ни была». Все то, что связано с моралью, — продолжает Хоркхаймер, — в последнем счете сводится к теологии. «Из позитивизма невозможно вывести никакую нравственную политику. Если смотреть на вещи со строго научной точки зрения, то ненависть, несмотря на всю разницу социальной функции, не хуже любви. К тому нет никаких строго логических причин, если для меня это не означает какой-либо невыгоды в общественной жизни». «В самом деле, как можно строго обосновать требование не питать ненависти, когда это для меня выгодно? Позитивизм не находит превышающей человека инстанции, которая провела бы четкое различение между готовностью прийти на помощь и жаждой обогащения, между добротой и жестокостью, вожделением и самоотдачей. Логика тоже хранит молчание: она не признает ничего первичного по отношению к нравственной позиции. Все попытки сделать основанием морали мудрость мира сего вместо трансцендентного миру (хотя Кант всегда противился такой склонности) опираются на иллюзию невозможного соглашения». Наука объясняет многие второстепенные реальности, но хранит полное молчание о смысле жизни и нравственных ценностях. «Кто может сказать, — пишет далее Хоркхаймер, — что любой из этих идеалов ближе к истине, чем его противоположность? По мнению среднего интеллектуала нашего времени, существует только один авторитет: это наука, понимаемая как классификация фактов и вычисление вероятностей. Утверждение, что справедливость и свобода сами по себе лучше несправедливости и порабощения, с научной точки зрения недоказуемо и бесполезно. Для нашего слуха оно звучит ныне так же бессмысленно, как звучало бы утверждение о том, что красное красивее голубого, а яйцо лучше молока». Когда человек руководствуется в жизни одной только наукой, он может думать, если ему так нравится, что в правилах уличного движения нет нужды, и сидеть при этом за рулем десятитонного грузовика. Именно поэтому мир движется к катастрофе. 310 15. Современная литература и кризис ценностей Болезнь духа, которую Сартр назвал тошнотой ЕСЛИ ТЫ не ищешь Бога — или, лучше сказать, ищешь твоего Бога в наградах мира сего, — не удивляйся, когда жизнь разочарует тебя до отвращения: ты ведешь себя, как близорукая черепаха, влюбившаяся в солдатскую каску. Психоаналитик и социолог Эрих Фромм пишет: «В широком смысле нет человека, который не имел бы религиозных потребностей, но на практике такие потребности проявляются самым различным образом. Можно поклоняться животным, деревьям, идолам из золота или камня, невидимому Богу, святому или дьявольскому лидеру, а также предкам, нации, классу, партии, деньгам, успеху. Из таких форм религии может родиться разрушение или любовь, тирания или братство; они способны увеличить силу разума, либо парализовать ее. Их последователь может сознавать свою религиозность... а может и пребывать в убеждении, что не исповедует никакой религии, и полагать, что его приверженность определенным мирским целям — власти, деньгам, успеху — представляет собой не что иное, как ярко выраженный интерес к тому, что практично и полезно. Таким образом, следует спрашивать себя не о том, религиозен ли данный человек или нет, а о том, какова его религия: способствует ли она развитию человека или парализует его... Тот факт, что потребность в ориентировке и поклонении, вообще религиозная потребность, по природе присущая человеку, получает, как представляется, широкое подтверждение в неизменном присутствии религии в любой фазе человеческой истории... Психоаналитик может привести и другое доказательство того, что религия в широком смысле поистине укоренена в условиях самого человеческого существования. Наблюдая и интерпретируя мысли и чувства пациента, который одновременно является его лабораторией, — психоаналитик замечает, что, исследуя неврозы, он на самом деле исследует религию. Первым, кто обнаружил связь между религией и неврозами, был, естественно, Фрейд. Однако Фрейд видел в религии коллективный инфантильный невроз, жертвой которого является человечество, в то время как термины этого определения можно было бы поменять местами, интерпретируя невроз как частную форму религии — или, точнее, как возврат к примитивным религиозным формам, контрастирующим с общепризнанными схемами религиозного мышления... 211 Человеческий субъект, будучи не способен «жить спокойно», не слишком заботясь о своей недостаточности, не довольствуется тем, что ест, пьет, спит, занимается любовью и работает. По-существу, если бы так произошло, мы имели бы в этом доказательство того, что религиозность не является неотъемлемой частью человеческой природы. Но этого не происходит. Кому не удается направить свою энергию на служение высшей цели, тот направляет ее на достижение низших целей; кому не удается выработать хотя бы приблизительно верное представление о мире и о своем месте в мире, тот создает себе поистине иллюзорный образ и держится за него с тем же упорством, с каким религиозный человек хранит верность догматам своей веры. В действительности «не хлебом единым жив человек». В этом нет выбора. А дальше каждый может выбирать себе форму религии или философии — более или менее возвышенную или низменную, благодетельную или зловещую». «Смерть Бога» и современная литература Уже в 1835 г. Генрих Гейне бил в «колокола по умирающему Богу». В 1848 г. Кьеркегор в «Христианских беседах» писал: «Убийство Бога — самое ужасное из убийств». Ницше вместо «Радостной вести» возвестил «веселую науку» и думал, что окончательно устранил из мира проблему Бога. С каждым новым поколением звонит погребальный колокол по Богу. Затем он умолкает. Звонари умирают. Но, помимо звонарей, духовно умирают также общества, задвигающие Бога в дальний угол. Это в массовом масштабе выявляется в литературе нашего столетия. Скованность и навязчивые идеи — такова напряженность, определяющая фундаментальную ситуацию человеческого существования, как ее описывает Кафка. Этот автор стал пророком следующего поколения писателей и истолкователем общества, замкнутого в самом себе. Бог Кафки сокрыт до такой степени, что неизвестно, продолжает ли Он существовать. Он лишь та сторона, в которую человек обращает свой крик. «Писатели — последователи Кафки (и часто на него ссылающиеся) знают Бога, если вообще знают Его, только как Отсутствующего Бога. Роман Эрнста Хемингуэя "Фиеста" может служить тому примером: Бог представляется здесь сведенным к теме разговора»... «Не случайно сартровский "Дьявол и добрый Бог" возвращает к Ницше и одновременно идет гораздо дальше Кафки, поскольку отсутствующий Бог уже не является объектом исканий, а считается мертвым. "Если Бог существует, тогда человек — ничто... Бог не существу212 ет! Счастье, слезы радости! Аллилуйя! Больше нет неба! Больше нет ада! Нет ничего, кроме земли"» (Имбах). На смену вере в Бога приходит вера в человека. Если в небе — пустота, тогда сам человек должен играть роль провидения в отношении самого себя. Поиск убежища в Боге — знак невысказанного бессилия, а потому самообман. Бертольд Брехт показывает это в драме «Мамаша Кураж и ее дети». Следствия этой духовной революции не замедлили обнаружиться. Неправда, что Бог скрывается и молчит. Он говорит через посредство фактов, и прежде всего того важнейшего факта, что внутреннее неблагополучие сегодняшнего человека нарастает, несмотря на постоянный прогресс всех материальных ценностей. Утрата своей личности, невозможность общения, неспособность к любви: эти определения помогают глубже понять тот род литературы, который изображает сегодняшнего человека, когда тот вынужден погружаться в собственное «я» и в неведении смысла и цели своей жизни испытывает тошноту и отвращение к собственному существованию. В романах и драмах Самуэля Беккета («Моллой», «Малон умирает», «Первая любовь», «В ожидании Годо» и др.) «человек обращается к нам из глубины отчаяния. Его голос — голос заблудившегося спелеолога, который различает вверху, на неизмеримой высоте, узкую щелочку, а в ней — безжалостно пляшущие в луче света пылинки, представляющие собой несуществующий или недостижимый смысл жизни» (Бонура). В этом аспекте роман Жана-Поля Сартра «Тошнота» имеет показательное значение. Человек по имени Рокантен препарирует собственное существование. Оно стало излишним, чрезмерным для него: в нем проявляется глубочайшее отчаяние современного человека. Рокантен знает лишь одно: тошнота — нормальное состояние духа. Как в отношении Сартра, так и в отношении Альберта Моравиа можно говорить о «мистике Ничто». Персонажи этого писателя не живут, а просто претерпевают свою жизнь. Опыт их жизни — это опыт равнодушия и отчуждения, описанный в своих крайних последствиях в романе «Скука». Это верно, что современные писатели изображают не столько обычного человека, сколько индивида, наделенного особой склонностью к рефлексии и способного ставить перед собой вопросы о действительности и смысле жизни; или же человека, ставящего такие вопросы ввиду особо несчастливо складывающихся обстоятельств своей жизни. Но все обычные люди рано или поздно вступают в эту вторую категорию. Именно тогда разумная вера внушает им доверие и мужество, в то время как отсутствие такой веры уничтожает их, как о том свидетельствуют произведения современных писателей. 213 У таких романистов, как Саган и Моравиа, эротизм играет важную роль. Но настоящей программой он делается у американского писателя Генри Миллера, ставшего отцом «бит»-поколения. В автобиографическом романе «Плексус» Миллер со своей подругой бродит по Нью-Йорку из дома в дом, занимая деньги, в окружении и сопровождении толпы развратников, алкоголиков, наркоманов, гомосексуалистов, лесбиянок... Кутеж и проституция — два полюса, между которыми разворачивается их жизнь. Ионеско тоже стремится отразить во всей неприглядной суровости распад и отрицание человека в современном обществе, горькую несостоятельность той грустной буффонады, которая зовется жизнью. «Поскольку современный мир разлагается, ты можешь быть свидетелем разложения». Именно таков смысл всех драм Ионеско, начиная с наиболее известной — «Носорог». Ее герой Беранже оказывается в городе, пораженном носорогитом: все его жители превращаются в носорогов — символ утраты человеческого личного начала. Ни одно произведение современной литературы не ставит читателя с такой категоричностью перед проблемой смысла жизни, как романы «Раковый корпус» Солженицына и «Подозрение» Дюрренматта. В последнем герой так формулирует свое кредо: «Человек, что такое человек?.. Я верю в две вещи, которые, впрочем, являются одним и тем же... Я верю в материю, которая представляет собой одновременно силу и массу... материю, не нуждающуюся в каком-либо Боге или в чем-либо подобном, и чье единственное и непостижимое таинство — это бытие. И верю в то, что я составляю часть этой материи, ее атом, силу, массу, молекулу и что мое существование дает мне право делать то, что я хочу. Я ее часть, а значит — только мгновение, только случай, как и жизнь... Справедливости не существует — разве материя может быть справедливой? Существует только свобода — это отвага преступления, поэтому она сама есть преступление». Такова «вера» множества современных людей — вера, подобная смерчу, после которого не остается ни травинки. 16. Психоанализ и социальный невроз Фрейд, Юнг и современный психоанализ Мудрецами становятся, наблюдая за жизнью тех, кто таковыми не является. Сегодня люди, несмотря на бытовой комфорт, омолаживающие кремы и всевозможные товары, обеспечивающие все мыслимые оттенки бла214 годенствия и счастья, живут в состоянии взвинченности, страха, стресса и неудовлетворенности. Известные современные психоаналитики — такие, как Эрик Эриксон и Ролло Мэй, — констатируют многозначительную связь между уменьшением религиозности и возрастанием дезориентированности, отсутствием норм и смысла, представляющими собой характерные неврозы нашего времени. С точки зрения Фрейда, религия играла роль «универсального навязчивого невроза». С точки зрения Карла Густава Юнга, напротив, именно отсутствие религии, живой религии, составляет причину многочисленных неврозов. У Юнга складывалось впечатление, что «параллельно закату религиозной жизни значительно увеличивается число неврозов». «Среди всех моих пациентов, достигших середины жизни, то есть 35 лет, — пишет Юнг, — я не встретил ни одного, чья предельная проблема не нашла бы выражения в его религиозном поведении. Более того: в конечном счете каждый из них заболел, потому что утратил то, что живые религии во все времена давали своим верным последователям, и ни один по-настоящему не исцелился, если не обрел вновь собственного религиозного измерения». В психическом неврозе Юнг усматривает «отрицание души, не нашедшей своего смысла». Но что сказать о человеке, который «не имеет любви, а только сексуальность; не имеет веры, потому что его пугает слепота; не имеет надежды, потому что мир и жизнь лишили его иллюзий, и не имеет знания, потому что не сумел познать собственного смысла?» Здесь, по мнению Юнга, обнаруживается сплетение проблем, серьезность которых невозможно переоценить и которые заставляют психоаналитика вступать в тесный контакт с пастырем душ. Здесь речь идет не об одной лишь подавленной сексуальности, даже если в сексуальной сфере действительно имеются нарушения. Речь идет, скорее, о проблеме смысла жизни, по отношению к которой само нарушение инстинктивной сферы может оказаться вторичным. «Поэтому, — пишет Юнг, — я рассматриваю религиозные проблемы, представляемые моим пациентом, как подлинные проблемы и возможную причину невроза». Адлер, Юнг, Фромм весьма положительно оценивают роль веры в Бога в области индивидуального и социального психического здоровья. Но для них, находившихся под воздействием широко распространённого позитивизма, такая вера представляет собой недоступный разуму дар. Они высказываются о роли веры в Бога, а не о реальности Бога. В этом аспекте Виктор Франкл (род. в Вене в 1905 г., часто называется основателем Третьего венского направления психотерапии, особенно почитаем в С Ш А ) идет дальше Адлера, Юнга и Фромма. «С его 215 точки зрения, человек не только подвластен бессознательным импульсам (Фрейд) или бессознательным психическим факторам (Юнг), но также определяется бессознательным духовным фактором, или бессознательной духовностью. В своей ежедневной практике психотерапевт вынужден сталкиваться с вопросами, касающимися смысла жизни: проблема, которую Фрейд абсолютно оставил без внимания, а Юнг и Адлер слишком поспешно подвергли психологизации. Но только исходя из духа, из Логоса, а не из души (psyche), можно достигнуть исцеления — той духовной ориентированности, в которой нуждается человек для своего поведения и здоровья» (Ханс Кюнг). Именно в эпоху «стыдливости» и викторианского пуританства возникала проблема подавленной сексуальности. Тогда в интенсивном анализе нуждалось «Оно». Теперь же вновь привлекает внимание проблема «Я». Конечно, нельзя пренебрегать социокультурной обусловленностью большей части неврозов. Но не следует ли задуматься и над проблемой подавленной религиозности? Самоубийства 1960 Италия Ирландия Убийства 1982 1960 1982 6,3 7,4 Италия 1.5 1,9 3 6,3 Ирландия 0,2 0,7 Испания 5,5 6,3 Испания 0,3 1 Франция 15,8 19,6 Франция 1,7 1 США 10.6 12.2 США 4,7 10,5 «Во всяком случае, с середины столетия на первый план выдвигается проблема идентичности человека: в этом смысле можно сослаться на книгу «Детство и общество» Эрика Эриксона и «Человек в поисках самого себя» Ролло Мэя. На основании собственного клинического опыта и опыта своих коллег Мэй констатирует: «Главная проблема человека в срединном десятилетии двадцатого века — пустота (emptiness). Человек не может слишком долго жить в состоянии пустоты: если он не стремится к чему-либо, то не просто наступает застой, но сами заблокированные потенции трансформируются в болезни и отчаяние, а может быть, и в разрушительную деятельность». «Несколько лет спустя Мэй смог написать: "Культурные ценности, дававшие человеку сознание своей идентичности, отброшены"». 216 «Нет, уже не подавленная сексуальность и чувство вины составляют характерный невроз нашего времени, а отсутствие ориентации, нормы, значения, смысла: пустота, и, следовательно, подавленность моральности и религиозности» (X. Кюнг). Все растет число психотерапевтов самых разных направлений, которые жалуются сегодня на «преобладание принципа удовольствия, сопровождающееся одновременным забвением и подавлением духовных и религиозных начал». 17. Статистика и уровень преступности Изнурительная гонка современной жизни настолько истощила радость, что ее осталось совсем немного. Но подлинная причина заключается не в индустриализации, информации, буме доходов или производства. Все это лишь причины значительного роста соблазнов. Но тот, кто крепко укоренен в вере, не уступает им. в Швеции 62% в Испании 19% во Франции 43% в Италии 16% в Германии 36% в Ирландии 4% в Великобритании 29% Франция 20,8 Италия 7,9 Швеция 18,3 Ирландия 6,9 Германия 17,6 Испания 6,5 Великобритания 8,4 Главное различие между человеком веры и равнодушным состоит в том, что первый отказывается от части второстепенного ради обретения Существенного, в то время как второй, обладая всем второстепенным, отказывается от всего Существенного. 217 «Равнодушный в религиозном отношении человек, — говорит профессор Адриане Баузола, ректор Миланского католического университета, — это человек, который, хотя и допускает существование Бога, но не считает Его значимым для своей жизни. Это образ-в-себе. Воинствующий атеист упорно отстаивает позицию чисто земного гуманизма, в соответствии с которой Бог представляется настоящим противником. Верующий, если он последователен, строит всю свою жизнь по БогуСледовательно, равнодушный далек как от первого, так и от второго». Если Бог есть, тогда человеческая жизнь имеет смысл, и ее главная задача — искать Бога, чтобы вступить в общение с Ним. Поэтому наиболее безосновательная антирелигиозная позиция — это равнодушие. Но и наиболее трудно опровержимая. Большинство современных людей на Западе — равнодушные. Равнодушный недоступен ни для какой аргументации, потому что уже «верит в Бога». Но он не имеет желания руководствоваться Им. Показателен диалог между Дино и Чечилией в романе Моравиа «Скука»: — Не могу представить себе день, когда я почувствую потребность в религии. Бог для меня лишний. — Лишний? — Да. Как бы это сказать? Если Бог есть, то все остается на своих местах. Ничего не меняется. Следовательно, Он лишний. Современная секуляризация — это не столько атеизм, сколько равнодушие. Опрос, проведенный в 1981 г., показал, что 87% европейцев «верят в Бога». Однако религиозная практика (показатель веры, хоть что-то делающей для того, чтобы не быть непоследовательной) составляет около 8% у протестантов и около 20—22% у католиков: это менее, чем одна треть, от показателей тридцатилетней давности. Среди молодежи, — замечает социолог религии Сильвано Бургаласси, — интерес к религии занимает одно из последних мест в шкале нравственных и социальных ценностей, таких, как мир, права человека, борьба с нищетой, личная свобода, экология. Сопоставляя данные вышеуказанного опроса «Демографического ежегодника Объединенных Наций» 1980 г., мы обнаруживаем, что Европа — в том, что касается секуляризации, — может быть разделена на три части. Светский ареал, с высоким уровнем секуляризации (Франция, Бельгия, Голландия): неверующими назвали себя 2 6 % опрошенных. Протестантский ареал, со средним уровнем секуляризации (Великобритания, протестантская Германия, Дания, Швеция, Норвегия): не имеющими религии назвали себя 9% опрошенных. 218 Католический ареал, с несколько более низким уровнем секуляризации, чем предыдущий (католическая Германия, Ирландия, Польша, Испания, Италия): 7% опрошенных сказали, что не исповедуют никакой религии. Во всех этих странах отмечается значительное уменьшение религиозной практики в период между 1960 г. и 1980 г., и одновременно соотносительный с этим рост убийств, самоубийств, абортов, разводов, употребления наркотиков и, в последние десять лет, числа носителей вируса С П И Д . Э р и х Фромм и коллективное помешательство Равнодушный напоминает парашютиста, который не заботится о том, чтобы раскрыть парашют и попытаться его разблокировать, потому что находит свободное падение очень приятным. «Хоть бы оно продолжалось...» — говорит он себе. «Наша культура, — пишет Эрих Фромм, — является, быть может, первой полностью секуляризованной культурой в истории человечества. Мы не заботимся о смысле жизни, отодвигаем в сторону всякое знание и беспокойство относительно фундаментальных проблем существования. Мы исходим из убеждения, что наша единственная цель — с успехом вложить в дело свою жизнь и двигаться вперед, не допуская провалов. Большинство из нас верит в Бога, потому что считает решенным, что Бог существует. Другие не верят, потому что считают решенным, что Он не существует. На деле нет почти никакой разницы в том, верит ли человек нашей культуры в Бога или нет, — ни с психологической, ни с чисто религиозной точки зрения. В обоих случаях он не заботится ни о Боге, ни об ответе на вопрос о своем собственном существовании». Западные нации «развиваются в манипулируемые общества, жители которых, хорошо накормленные и хорошо одетые, получают удовлетворение своих желаний и не имеют таких желаний, которые не могли бы быть удовлетворены. Это автоматы, которые двигаются без внешнего принуждения, направляются без руководства, производят машины, ведущие себя как люди, и людей, ведущих себя как машины: людей, чей разум приходит в упадок одновременно с ростом интеллекта, создавая таким образом ситуацию, в которой человек наделяется растущей материальной мощью, не зная, как ею пользоваться. Это отчуждение и автоматизация ведут ко все возрастающему безумию. Жизнь не имеет ни смысла, ни радости, ни веры, ни реальности. Каждый счастлив, только не умеет ни чувствовать, ни мыслить, ни любить. 219 В X I X веке стояла проблема смерти Бога, в XX веке стоит проблема смерти человека. В X I X веке бесчеловечность означала жестокость, в XX она означает шизоидное помешательство. Опасность прошлого — это опасность превращения людей в рабов. Опасность будущего — опасность превращения людей в роботов. Верно, что роботы не бунтуют. Однако, если принять во внимание их человеческую природу, они могут превратиться в Golem, разрушающих самих себя и свой мир, потому что не смогут дальше выносить скуку жизни, лишенной смысла». Все пути мира просты Эффективность лекарства определяется не столько путем анализа его химических составляющих, сколько по тому действию, которое оно оказывает на правильно употребляющих его пациентов, в сопоставлении с клиническим состоянием больных, не употреблявших его или отказавшихся от его употребления. Как доказывает Эрих Фромм в цитируемой выше книге, не только индивид, но и общество в целом может подвергаться психическим заболеваниям. Сегодня многие социологи предпочитают говорить о недостаточной адаптации возрастающего числа индивидов к быстро меняющейся жизни. Однако остается фактом, что хорошо адаптированные и добившиеся успеха личности страдают сегодня от острой духовной неудовлетворенности. Кроме того, социокультурные изменения и трудности адаптации, наверняка, были не меньшими в прошлом веке и в первой половине нашего столетия. Но, если у человека есть нравственные и религиозные ценности, он мужественно встречает необходимость жертв, даже героических; если же он лишается мотивировки, то впадает в невроз. «Умственное здоровье, — продолжает Фромм, — достигается в том случае, если человек развивается вплоть до достижения полной зрелости, в соответствии с законами и характеристиками человеческой природы; а умственные заболевания связаны с недостаточным развитием в этом направлении. При таких предпосылках мерило суждения об умственном здоровье устанавливается уже не относительно индивидуальной адаптации к определенному социальному порядку, но должно быть универсальным, действенным для всех людей и способным дать удовлетворительный ответ на проблему человеческого существования». Итак, в последние пятьдесят лет документально подтверждается непрерывная, из года в год возрастающая взаимозависимость между ослаб- 220 лением религиозной веры и практики и увеличением числа определенных явлений, указывающих на тяжелую болезнь и упадок общества. Приведу некоторые данные Демографического ежегодника О О Н , которые касаются Италии, двух менее секуляризованных стран (Ирландии и Испании) и двух стран, где процесс секуляризации зашел дальше, чем в Италии (Франции и С Ш А ) . Цифры приводятся из расчета 1 на 100000 человек населения: «Количественный рост (число преступлений увеличилось в Италии с 1255151 в 1971 г. до 2204986 в 1987 г. и 2233930 в 1988 г.) сопровождается возрастанием жестокости преступлений, направленных на отъятие у людей принадлежащего им имущества». «Правонарушения, по которым были возбуждены уголовные дела, составили 2233930 в 1988 г. и выросли до 2274095 в 1989 г... Увеличение числа преступлений происходит также за счет торговли наркотиками, извлечения доходов из проституции, учащения нападений с целью грабежа, распространения привычек, понуждающих к обеспечению для себя "любым способом" более высокого уровня богатства». Разводы служат показателями нестабильности любви и семьи и наносят сильнейший вред воспитанию, душевному и нравственному здоровью детей. В Италии их число возросло с 10600 в 1975 г. (цифра округлена в сторону уменьшения) до 11800 в 1980 г. В 1986 г. их количество составило 18000, в 1988 г. — 30000. Число абортов выросло в Италии со 187000 в 1979 г. до 224000 в 1982 г. Общеизвестно, что каждый год увеличивается употребление наркотиков, особенно среди молодежи. Увеличение числа больных и носителей вируса С П И Д — другой показатель болезней духа, вызванных секуляризацией. Итальянский статистический ежегодник ISTAT приводит данные о том, что в Италии число убийств выросло с 1971 г. по 1987 г. на 51,7%, имущественных преступлений — на 1987,7%, а грабежей и похищений — на 906,4%. Число убийств в последнее время выросло с 1096 в 1987 г. до 1432 в 1989 г. Количество самоубийств возросло с 2326 в 1974 г. до 4305 в 1987 г. (рост на 90% всего лишь за 13 лет). Пусть даже в сочетании с другими психологическими и социальными причинами, усиление депрессии и чувства бессмысленности жизни часто связано с отсутствием веры, как это показывают следующие статистические данные. По результатам изучения религиозных ценностей европейцев, опубликованных в «The Economist» («Мир в 1992 г.») и перепечатанных «Civilta Cattolica» (1992 г., I, 453), число неверующих в Бога составляет: 221 Ежегодное количество самоубийц, применительно к крупным странам, следует почти в том же порядке (Статистический ежегодник О О Н 1989 г.) (из расчета 1 на каждые 100000 человек населения): Человек убивает Бога внутри самого себя: высокий уровень самоубийств — тому подтверждение. Все пути мира просты. Но все они ведут вниз. Значение роста наркомании После уничтожения религии как опиума для народа, опиум становится религией народа. Наркотик тоже является (по справедливому утверждению Фромма) безумной формой религии. Человек не может удовлетвориться «ценностями» общества потребления: отдавать все силы работе ради высокого заработка, есть и пить, заниматься любовью и спортом, путешествовать и посвящать свое время хобби. Он испытывает потребность в том, чтобы стремиться к бесконечной духовной ценности — Богу, едва различимому вдали. Именно эта тайная сила непрестанно двигала вперед цивилизацию. И, если общество отказывается от этих ценностей, предпочитая поклоняться технике и экономике (что является наиболее деградированной формой религии), тогда дух либо противостоит общему течению, либо впадает в безумие. Обыденность в конечном счете становится банальной и докучной даже в процветающем обществе. Воодушевляющие горизонты открывают людям идеалы — неполные, но более возвышенные формы религии. Влечение к различимому вдали Богу — это та сила, которая поддерживала великие человеческие начинания. В них люди упорно трудились ради светлой цели и с трудом продвигались вперед, сражаясь вплоть до самопожертвования. Также неполная форма религии — стремление к Лучшему — стала стимулом к изобретению колеса и ткацкого станка, электродвигателя и компьютера, к открытию Америки и ядерной энергии, созданию скульптур Микеланджело и симфоний Бетховена, формул Эйнштейна и философии Блонделя, к началу американской войны за независимость и венгерской революции, кампаний в защиту прав человека, справедливости и демократии. Высочайшие формы религии, в которых Бог выступает более близкой притягательной силой, лежат в основе героических свершений духовного и нравственного прогресса, апостольского служения и евангелизации, гражданского и религиозного развития примитивных народов. Именно они по- 222 рождают шедевры нравственной красоты, какими являются великие фигуры героев, миссионеров, освободителей, апостолов и святых. Но, если материалистическое общество гасит все звезды, тогда мореплаватель корректирует свой курс по огням проходящих мимо судов. В предыдущие века Европа активно торговала с тропическими странами, откуда получала пряности и прочие сельскохозяйственные продукты. Но только в наше время внезапно распространился соблазн наркотиков. Не случайно утверждают, что в те времена не существовало духовной пустоты, которую сегодня пытаются заполнить наркотиками. «Другими словами, — пишет Ратцингер, — жажда духа, жажда внутреннего человека находила удовлетворение, делавшее излишним наркотики. Для конкретизации этого положения было бы полезно обратиться к мысли Эрнста Блоха. Для Блоха мир фактов — деградирующий мир. «Принцип Надежды» означает, что человек энергично противостоит фактам: он сознает себя обязанным преодолеть деградирующий мир фактов, чтобы создать новый, лучший мир». «Я сказал бы, — продолжает Ратцингер, — что наркотик есть форма протеста против фактов, против реальности. Кто принимает наркотики, тот не хочет смириться с миром фактов. Он ищет лучшего мира... «Большое путешествие», которое люди предпринимают, обращаясь к наркотикам, — это извращенная форма мистики, извращение человеческой потребности в бесконечном, отрицание непреодолимости имманентного и попытка сломать барьеры собственного существования, чтобы ринуться в бесконечность. На смену терпеливому и смиренному предприятию аскезы, этому постепенному и утомительному восхождению, приближающему к нисходящему Богу, приходит суррогат — магическая сила, волшебный ключ наркотиков; а на смену нравственной и религиозной жизни — техника. Наркотики — это псевдомистика мира, не имеющего веры, но и не умеющего освободиться от убежища рая. Таким образом, наркотик — сигнал тревоги. Он не только раскрывает в нашем обществе пустоту, упразднить которую не может ни одно из орудий, находящихся в распоряжении общества. Он к тому же указывает на некую глубинную потребность человеческого существа, на его право, которое заставляет считаться с собой в извращенной форме, если не находит нормального удовлетворения». Поэтому все попытки остановить эту страшную социальную эпидемию через пробуждение в молодёжи интереса к работе, любви и другим — не высшим — ценностям подобны попыткам охладить термометр, чтобы сбить температуру. 8-1979 223 Человек сотворен не для Страны изобилия, а для Земли Обетованной, и нет такого молодого человека, который не сумел бы познать в себе это высшее желание, эту врожденную глубинную веру в то, что когданибудь ступит на нее. Но необходимо, чтобы воспитание показало ему: невозможно достигнуть Земли Обетованной, не пересекая Пустыни. Человеческая личность нуждается во взаимной любви с Богом — любви, которую Христос принес в мир. Она нужна человеку больше, чем воздух и вода. Отказ от нее означает не освобождение и независимость, а безумие и саморазрушение. Наше столетие дает тому неопровержимые доказательства: трагедия нацизма, взрыв марксизма, упадок светских ценностей, духовная пустота западного мира, угроза самоубийства человечества через загрязнение окружающей среды, крах семьи, эпидемия наркомании... Отказ со стороны человека от божественного нравственного закона — это отречение от участия в великом космическом замысле. Оно означает, что человек ставит себя вне основного закона природы и морали, отрицает суть экологии как Экологии человека. Это отрицание наносит более непоправимый вред, чем сведение лесов и исчезновение некоторых видов животных. Анри де Любак в своей книге «Драма атеистического гуманизма» подытоживает все это следующим образом: «Неверно, что человек, как часто говорят, не может организовать Землю без Бога. Верно другое: без Бога он может организовать ее только против человека». 18. Демократия и атеизм Запад, отрицая свои христианские корни, отрицает и свободу Сообщения о чудовищных и циничных преступлениях, о масштабах наркомании наводняли газеты в те самые дни, когда западная демократия торжественно праздновала крах своего мирового антагониста — империи реального социализма. Фрэнсис Фукуяма, высокопоставленный чиновник Государственного Департамента США, провидит в будущем «универсализацию западной либеральной демократии как исключительной и конечной формы управления людьми». 224 «Но так ли это? — спрашивает себя Маурицио Блондет и отвечает: В обществе растет бремя несправедливости, усталость от жизни, неуверенность в завтрашнем дне, эгоизм, одиночество, насилие». Правительства и парламенты все более уподобляются рынку, где министры и депутаты представляют не столько народ, сколько группы частных интересов; выдвигающие свои требования меньшинства; мощные лобби. Короче: реальный социализм умер, но вполне ли здорова западная демократия? «Будет ли у нас, американцев, по-прежнему все хорошо без Бога?» — так формулирует вопрос профессор Глен Тиндер, преподаватель политических наук Массачусетского университета. И отвечает: «Добродетели либеральной демократии, которыми мы, американцы, по праву гордимся, — например, убеждённость в одинаковом достоинстве и равенстве всех людей — эти добродетели имеют глубокие корни в христианстве. Сегодня наше все более секуляризованное общество подрубает эти корни. Но сможет ли без них по-прежнему существовать демократическое и либеральное общество?» Этому второму вопросу Глен Тиндер посвятил книгу «Политическое значение христианства». В ней он оспаривает точку зрения, согласно которой «христианство, будучи верой, представляет собой духовный и частный факт, «уход от мира», а следовательно, прямую противоположность политике, которая является публичной деятельностью и разворачивается в мире». «Да, сегодня принято так думать, — признает Тиндер, — однако это заблуждение. С точки зрения христианства, — в противоположность, к примеру, восточным религиям — Бог не только создал мир, но и глубоко вовлечен в дела мира. Представление о том, что человек, установив некоторое отношение с Богом, должен отвернуться от мира, вступает в конфликт с христианским пониманием Бога». Результат этого разрыва между верой и политикой — именно то общество, которое мы видим вокруг себя. Тиндер объясняет: «Коль скоро политика стала абсолютно светским и секуляризованным фактом, то неизбежным следствием этого оказывается «деморализация» политики, короче — утрата ею нравственной цели». Она становится занятием групп давления и направляется личными амбициями. Правительство помогает лишь хорошо организованным и влиятельным кругам, а их власть кончается только там, где начинается контроль со стороны соперничающих кругов в той же области. Граждане, не организованные в лобби, не имеют голоса в правительстве. 225 На это возражают, что «желание сделать христианство основанием политики представляет собой атаку на плюрализм, терпимость и свободу мнения. Это реакционная ностальгия, скрывающая в себе разновидность тоталитаризма»... Тиндер не отступает: «По иронии судьбы многие неоспоримые достоинства американского плюрализма — уважение к индивиду, вера в сущностное равенство людей — коренятся именно в типичном для христианства единстве политического и духовного. Уверены ли защитники светскости, что эти достоинства и сам плюрализм сумеют выжить без этих корней?». Нам возражают, что этот факт тоже нуждается в доказательстве — тот факт, что современная плюралистическая демократия действительно произошла из христианства. «Обратимся к центру христианства, — отвечает Тиндер, — любви, которую Христос предписывает в качестве высочайшего образца отношений между людьми. Очевидно, что эта любовь не имеет ничего общего с дружбой и еще менее — с эротизмом. Это чувство не из тех, к которым мы склонны по природе. Его природа жертвенна. Бог так возлюбил мир, что отдал за него Сына Своего возлюбленного, как сказано в Евангелии Иоанна». Даже если эта столь требовательная любовь никогда не практиковалась в политике, тем не менее, в более христианские, с формальной точки зрения, эпохи она составляла цель, к которой должен стремиться христианский политик, и мотивацию, по которой каждый человек, даже наименее одаренный, предназначен к достижению (если он делает усилие) божественной славы. Это означает, что «люди не должны подвергаться осуждению без справедливого суда; должны быть накормлены, если они голодны, и должны быть выслушаны, когда говорят: именно здесь берет начало право голоса, которое в демократических обществах принадлежит каждому гражданину». Когда демократия полагает своей целью отстаивать «достоинство индивида» или «бесконечную ценность человеческого существа», она имеет в виду именно христианскую любовь, даже если не осознает этого; имеет в виду такие понятия, как «спасение» и «благодать». «Государство должно обращаться с подвластными ему людьми одинаковым образом, несмотря на все социальные, естественные и нравственные различия. Почему же государство должно так поступать? Разве не потому, что оно признает: окончательный суд над каждой личностью вершит Бог?»... Тиндер размышляет: «Я спрашиваю себя: до какой степени мы истощили сегодня моральное наследие, накопленное за столетия христианства? Наследие, которое мы "потребляем", но более не "подпитываем". 226 Возможно, до такой степени, что сегодня это наследие уже исчерпано. Политики, рекламодатели, скрытые гипнотизеры на телевидении и в печати повторяют нам, что мы имеем право получать желаемое и жить так, как нам нравится: именно к этому сводится сегодня равенство прав, "равенство возможностей". Но эта свобода основана не на том, что "все мы одно во Христе". Эта свобода — форма нигилизма. Нигилизма людей, живущих так, как диктует удовольствие и случай. Я спрашиваю себя, не приведет ли это к изменению структур самого общества?» И не изменились ли они уже? — добавляет Блондет. Сегодняшняя Америка (и следующие за ней западные общества, добавим от себя) разве не кажется переполненной моральным цинизмом, пустотой и вульгарностью, узаконенной несправедливостью, отчаянием, переживаемым при полном равнодушии счастливчиков? «Нигилизм открыто проявляется в режимах гитлеровского типа, — отвечает Тиндер, — но существует и опошленный, массовый нигилизм и нацизм, когда множество людей живет просто под диктовку удовольствия или случая». «Демократия, — сказал Арнольд Тойнби, — это страница, вырванная из Евангелия». От ветки, отломанной от дерева, не стоит ожидать персиков или груш, но только сухих листьев. 19. ЛЮБОВЬ МЕЖДУ МУЖЧИНОЙ И ЖЕНЩИНОЙ И ВЕРА Непризнание естественной морали и деградация семьи С П И Д и наркотики — только вершина айсберга. Сосредоточим наше внимание на одной из областей морали, вытекающей из финализма природы, — на области человеческой сексуальности. В современном западном мире эта часть морали более всего подвергается сомнению и устраняется. Все единодушно осуждают использование наркотиков, преступность, насилие, алчность, жажду власти, потому что последствия этих пороков более очевидны и непосредственны. Сексуальная распущенность, напротив, принимается весьма снисходительно: ее рассматривают как простительный грех, естественную потребность, 227 необходимое соответствие духу времени или знак свободы от всех табу и предрассудков. Злоупотребление сексуальностью не карается Уголовным кодексом: очевидно, он должен карать только за непосредственный материальный ущерб, нанесенный другим людям, и за насилие над их свободой. Что же касается вреда от сексуальной беспорядочности, он наносится в конечном счете обществу, будущему супругу или супруге, возможным детям, а более всего — тому, кто совершает эти поступки или добровольно участвует в них. Для этих людей вред сексуальных злоупотреблений оказывается прежде всего внутренним: они гасят стремление к нравственным ценностям и Богу, порабощают волю, уничтожают способность к настоящей и прочной любви и разрушают главный институт, на котором стоит общество: семью. Как следствие этого, сегодня семья и любовь между мужчиной и женщиной должны символизироваться не двумя соединенными сердцами, а мыльным пузырем; и Купидон вместо лука со стрелами должен держать в руке красный фонарь борделя. Церковь — буксир, а не плот Брюс Маршалл в книге «Мир, плоть и отец Смит» рассказывает, что однажды ночью отец Смит увидел сон. Якобы он был избран новым папой и принял доселе неслыханное имя Бастер I. В своем первом публичном выступлении по-английски, переданном по радио на весь мир, он торжественно объявил, что в нынешних обстоятельствах человеческой жизни свободная любовь уже не должна считаться грехом, а, наоборот, важным аспектом Любви к ближнему. Плоды выступления не заставили себя долго ждать. В тот же день в католические церкви всего мира хлынули необозримые толпы новообращенных, которые вместе со старыми верующими желали исповедать свою веру и помолиться за здравие нового папы. Англикане, лютеране и православные преодолели все теологические затруднения и влились в лоно католической Церкви. Турция, Иран, Индия, Китай и Япония отправили делегации в Ватикан с просьбой прислать новых миссионеров; атеизм и секуляризация растаяли, как снег на солнце, и, наконец, сталинский Советский Союз открыл свое посольство при Святом Престоле. Шотландский писатель был прав. Затруднения в принятии веры со стороны масс западного населения часто идут не от головы, а от других частей тела. Центр тяжести секуляризации (а порой и альтернативной теологии) находится не столько в богословских идеях, сколько в нормах поведения, в формуле «космического полета» к Богу. Сегодняшний чело228 век отвергает не результат, а цену, которую надо за него заплатить. Церковь обрела бы неслыханную популярность и наполнилась бы толпами поющих «осанну» людей, если бы только закрыла глаза на «вздор морали» и допустила в некоторых областях «свободу совести». Как возможно, — спрашивает себя человек со стороны, — это упрямое сохранение столь анахроничного, средневекового и пуританского представления о сексе, отдаляющего от таинств и самой веры миллионы жаждущих веры? Причем сохраняют его те самые церковнослужители, которые во всех остальных областях человеческой жизни проявляют осведомленность^ современный подход? Кардинал Иозеф Ратцингер, Префект Конгрегации по вероучению, произнес 2 мая 1989 г. важную речь на встрече президентов вероучительных комиссий европейских епископов в Лаксенбурге (Вена). В ней он подчеркивает, что в сознании некоторых, разделяющих потребительские взгляды, теологов существует как бы некий канон протеста против веры и практики Церкви — протеста, который прежде всего и главным образом подразумевает отрицание учения Церкви о контрацепции, абортах, разводах, генетических манипуляциях, гомосексуализме, супружеской измене и добрачных половых связях. Все эти темы «зависят от общего взгляда на человека и от идеи человеческой свободы, заключенной в этом взгляде... Сегодня мы наконец открыли право и свободу нашей совести и потому больше не расположены подчинять ее совокупности норм, предписанных извне». То есть предписанных Богом. Причина такой позиции, в том числе многих теологов, коренится в исчезновении из их теологии учения о творении. Если природа не сотворена Богом, а является порождением чистой случайности, тогда логично отрицать взгляд на нее как на моральную инстанцию и рассматривать тело как владение индивида, которым тот располагает так, как считает наиболее полезным для своего «качества жизни». Тогда действительно непонятно, почему нельзя по собственному выбору отделять совокупление от плодовитости (контрацепция), беременность от дара жизни (аборт), эротическое наслаждение от священного союза прочной любви (свободная любовь), священный союз от верности (супружеская измена, развод), физическую любовь от половой дифференциации (гомосексуализм), совокупление от зачатия (зачатие в пробирке), генетическую наследственность от ребенка (генетические манипуляции). «Там, где эта ориентация на автономию от Бога принята полностью, там на практике различие между гомосексуальностью и гетеросексуаль229 ностью, различие между половыми отношениями в браке и внебрачными половыми актами становится абсолютно неважным». Сегодня человечество испытывает обоснованный страх перед умерщвлением зеленой природы вокруг себя, но неспособно услышать духовную весть, идущую от своей собственной внутренней природы. Мы видим восстание творения против авторитарного господства человека, но не хотим признать границы и нормы нашего поведения в центральном пункте самого творения. «То, что природа обладает математической рациональностью, стало, можно сказать, ощутимым фактом; однако то, что в ней проявляется также нравственная рациональность, отвергается как метафизическая выдумка». «Отношение (человека) с природой (которая, таким образом, уже не является творением) остается отношением манипуляции и не становится отношением вслушивания. Оно остается отношением господства, которое основывается на претенциозном убеждении, что рациональный расчет может быть так же разумен, как «эволюция», и может таким образом продвигать мир вперед лучше, чем это осуществлял до сих пор без вмешательства человека путь эволюции». Перед лицом тревожной беспорядочности все позволяющего общества во многих людях рождается молчаливое сознание того, что этому должна иметься альтернатива. «Однако она может быть найдена только в том случае, если снова будет развиваться учение о творении». «Мы должны снова сделать очевидным, что мир был сотворен «премудростью» и что величие человека состоит не в жалкой автономии карлика, объявляющего самого себя господином природы», а в том факте, что в его существе просвечивает высочайшее предназначение — восхождение к Совершенному. Среди всего прочего забывается, что невозможное для человека в одиночку становится возможным с помощью молитвы и Благодати. Конечно, теория чистой случайности и автономной совести более удобна, но она не даёт здоровья. Для Церковного Учительства тоже было бы удобнее принять принцип удовольствия и таким образом избежать утечки прихожан. Но Церковь и теологи не могут из любви к популярности заменить горькое лекарство веры стимулятором наслаждения. Церковь, — говорит Честертон, — задумана Богом для человеческого спасения как локомотив, а не как вагон, влекомый общественным мнением. Народ Божий должен быть моторным буксиром, идущим против течения легких инстинктов, а не нагруженным людьми плотом, который уносится бурным течением к водопаду. 230 Герберт Маркузе и сексуальная «свобода» Между молитвой и влюбленной парой, учит Библия, существует аналогия: первая — реальность, вторая — ее бледный образ. Сегодня основная причина недоверия многих людей к Церкви — это не потерявшее актуальность обвинение в благоприятствовании богатым и власть имущим, а обвинение в избыточной суровости и непонимании в отношении сексуальной морали. Действительно, среди выдвинутых Церковью, от имени общего учения Христа, моральных норм некоторые представляются необходимыми для оздоровления общества, и это признают даже «светские» философы и социологи. Но другие выглядят почти абсолютно непонятными и неосуществимыми для большинства, ибо они составляют органическую часть совокупности тех аспектов Откровения, которые только серьезное углубление веры в соединении с медитацией, личной молитвой и христианской аскезой может сделать ясными и выполнимыми. Но это углубление необходимо для достижения истинного Бога. Маловерующий не знает, насколько сексуальность священна, насколько она связана с Богом и приоритетной целью существования. Он не отдает себе отчета в том, что она не развлечение для придания жизни большей красочности и эмоциональности, не хобби и не спорт, где можно простить некоторые «выходки». Сексуальность, как признает сегодня все большее число психологов и социологов, представляет собой важнейший психологический механизм, от которого зависит душевное, духовное и даже физическое здоровье человека и от которого прежде всего зависит выживание незаменимого института семьи. «На каком основании сексуальность считается главной силой, конституирующей личность, так что оказывается причиной развития или дезориентации «я»? Сексуальность — это природный субстрат, через который любовь воздействует на человеческое «я». В зависимости от того, умиротворяется ли она жертвенной любовью или терзается любовью собственнической, эгоистической, сексуальность либо пробуждает глубинные потенциальные возможности человека, либо делает их бесплодными... Таким образом, человеческая сексуальность составляет движущую силу, одухотворяющую все человеческое «я» при условии, что она сама доступна и открыта для того, чтобы пропитаться возвышенной любовью» (Гоффи). «По определению Отто, священным является то, что имеет отношение к божественному или каким-нибудь образом связано с порядком божественных вещей». 231 Сегодня атеисты и маловерующие десакрализировали секс. «Десакрализация секса означает его превращение в банальность, сведение к разряду вещей, поддающихся манипуляции, всецело вверенных свободному творчеству человека». Человек хочет пользоваться приборами, не обращая внимания на инструкции Конструктора. «Это превращение в банальность есть следствие более общей десакрализации, следствие кризиса ценностей и безусловных принципов, который все продолжается, и конца ему не видно. Сексуальность всегда имела религиозный характер — хотя бы потому, что регулировалась нравственными законами... Когда были поставлены под вопрос безусловные религиозные принципы, обычай постепенно уступал, претерпевая изменения под действием кризиса всех ценностей» (Гатти). В противоположность мистификаторски-опошленному фрейдизму, получившему распространение в нашей культуре, сам Фрейд не допускал даже мысли о полном освобождении сексуальности: он знал, что это означало бы конец цивилизации, не говоря уже о деградации самой сексуальности. Он ограничивается тем, что предостерегает против некоторых форм подавления сексуальности со стороны традиционной морали, и указывает на освобождающую и формирующую личность силу сублимации. Кто действительно мечтает о тотальном освобождении принципа удовольствия, так это Маркузе. Согласно Маркузе, технологический прогресс и возможное царство изобилия лишили всякого оправдания подавление сексуальности. Оно осуществляется только в силу сохранения господства человека над человеком, только как инструмент порабощения и угнетения. Маркузе видит в будущем общество, идущее к полной свободе через сексуальное освобождение. Красивые слова, за которыми скрывается порабощённость, одиночество и неспособность к долговечной глубокой любви «сексуально освобожденных» людей. Кто выдумал Любовь? Кажется очевидным и общепринятым, что основными источниками человеческой способности к привязанности является симпатия между отцом, матерью и ребенком, а также между мужчиной и женщиной. Здесь рождается великая любовь, мощное вдохновение красоты, поэзии, музыки, улыбки, игры, танца, труда, семьи, искусства и религии. 232 Без возрождающейся, обновляющейся на все более духовных и подлинных уровнях любви человеческое существование было бы серым и бессмысленным, лишенным тепла, яркости и необходимого наслаждения жизнью. Великая любовь, прежде всего любовь между мужчиной и женщиной в ее идеальных проявлениях, продолжает мое «я» вовне — в порыве единения и абсолютного доверия, который воспламеняет ум, вдохновляет творческую способность, поддерживает деятельность, не дает угаснуть упорству, создает добродетель, делает возможным жертвенность и наряду с этим питает радость жизни. Созерцание великой любви приводит к вере в Бога, к пониманию Бога, к ощущению своей связи с Богом. Изобретение половой биполярности — это, безусловно, оригинальнейшее и художественнейшее изобретение, которое никогда не потеряет своей новизны и привлекательности. При создании первых живых существ оно исключило, с одной стороны, слепую и неоправданную божественным замыслом случайность, а с другой, приравнивание живых существ к физико-химическим машинам. Потому что наслаждение, радость, красота, сексуальность, любовь в её различных планах — биологическом, эмоциональном, духовном — суть реальности иной природы, нежели физико-химические силы. Таким образом, с христианской точки зрения, сексуальная биполярность и сама жизнь представляют собой ясные следы божественного вмешательства, то есть вмешательства изобретателя, запечатлевшего в структуре и чувствах живых существ свою фабричную марку и фирменный знак. В самом деле, Бог предстает в откровении Христовом как чистейшая духовная Любовь, объединяющая три Лица в единую Сущность, единый Ум, единую Волю. Во-первых, уже во всякой отдельной твари улавливается лейтмотив всего творения: части тела проникнуты таинственным согласием и сотрудничеством; они словно любят друг друга, и эта «любовь» превращает их в единое существо. Во-вторых, в сексуальности низших живых существ уже звучит прелюдия к симфонии: это взаимное влечение, наслаждение и взаимопомощь между самцом и самкой животных. Глубокая человеческая любовь представляет собой увертюру. Здесь уже различимо подлинное подобие Богу: мужчина и женщина стремятся к полной и вечной взаимной отдаче жизни и всего своего существа, образуя единое сердце и единую душу. 233 Но есть нечто гораздо большее. В Библии Бог предлагает человеческому созданию Свою любовь; и сила этой любви зависит от того, насколько сам человек открывается ей навстречу. Тому, кто готов принять и возвратить ее лишь отчасти, предлагается взаимная верность, наставление, вознаграждение, как это имеет место между добрым Царем и преданным подданным. Тогда, если человек щедро отдает себя Богу, Бог предстает как искренний друг и заботливый отец. Но для того, кто готов к принятию безграничной божественной любви и к полной самоотдаче, Бог открывает единение с Собой, подобное взаимной самоотдаче молодого человека и девушки, посвящающих друг другу жизнь. Влюбленная пара — символ Бога Во время зарождения и расцвета любви между мужчиной и женщиной человеческое существо испытывает порыв к совершенному единению с другим человеком. Его устремления, сознательно или бессознательно, направлены на нечто абсолютное, бесконечное, божественное. Отсюда происходит энтузиазм, идеализация другого, вечная и полная преданность, почти поклонение. Но со временем ореол исчезает, и оба обнаруживают противоречие между бесконечностью, о которой грезили, и ограниченностью реальности. Отчего возникают эти несоразмерные ожидания и эти разочарования, часто очень болезненные? Оттого, отвечает Христос, что человеческое существо предназначено к вечному плаванию в безбрежных океанах всепоглощающей супружеской любви с самим Богом. Поэтому потребность и желание не были чрезмерными; только направление было выбрано ошибочно. Конечно, Бог не заключает в Себе половой дифференциации, но Он по Своей сущности есть отношение «я — ты». Отношение между мужчиной и женщиной соотносится с Богом, потому что, как утверждает Библия, оно представляет собой Его образ. Фактически мужчина и женщина, пропорционально глубине их любви, становятся друг для друга поводом к самораскрытию навстречу Высшей, превосходящей их обоих реальности. Постепенное узнавание духовных богатств другого человека не может вполне удовлетворить их, потому что они оба — ограниченные творения, в то время как их дух взыскует безграничной любви и красоты. Так шаг за шагом они раскрывают путь, ведущий к Источнику, то есть к Тому, Чье имя — Любовь. 234 Именно здесь возникает символ брачной любви, предложенной Богом творению и принятой Христом, который именует Самого Себя супругом. Мужчина и женщина суть образ Божий, потому что стремятся к взаимному отождествлению. Но подлинное, приводящее к блаженству отождествление открывается перед каждым человеком вне образа — в самой божественной реальности. Барометр подлинной любви указывает на прочный брак Помимо того, что любовь между мужчиной и женщиной является символом и приготовлением отношения с Богом, она служит также основанием эстетических, социальных, моральных и духовных земных ценностей, фундаментом важнейшего человеческого института — семьи. Именно любовь, с присущими ей характеристиками, представляет собой основу нравственных норм, от которых зависит здоровье семьи. Наиболее яркая черта любви — ее исключительность: «Я люблю тебя — только тебя». Влюбленный хочет полного обладания возлюбленным. Одно только присутствие третьего его оскорбляет; одна только мысль о том, что возлюбленный или возлюбленная может испытывать некоторое влечение к другому человеку, вызывает в нем жгучую ревность. В любви разнообразные эмоции целиком сконцентрированы вокруг любимого человека, и только слабая симпатия остается на долю третьих лиц. Любовь рождает страстное желание присутствия любимого, стремление жить вместе. Она стремится к тому, чтобы выразиться в поцелуях и ласках, в нежных проявлениях чувства, которое довольно быстро приводят, если их не сдерживать, к половому совокуплению. Во взаимной влюбленности утверждается взаимное сближение интересов: двое обнаруживают тенденцию к тому, чтобы любить и отвергать одно и то же; испытывают потребность разделять друг с другом все, владеть всем сообща. Влюбленность захватывает оба сердца, и оба хотят, чтобы это состояние длилось вечно. «Я буду любить тебя всегда!» — говорят они, и ничего так не желают, как по возможности скорее слить две своих жизни в одну, общую. Совершенно очевидна естественная — а значит, желанная Богу, — ориентация любви на брак, взаимную верность, рождение и воспитание детей, взаимное духовное дополнение. Если бы это влечение не заканчивалось браком, почему оно тогда должно было бы так полно захватывать сердце влюбленного, исключая потребность в любом другом человеке? 235 Брак — единственное состояние, требующее подобной любви. Брак есть единственный союз, отмеченный подобными характеристиками. Франсуаза Саган и любовь — «мыльный пузырь» Евангелие помещает сексуальный нравственный закон в перспективу стабильности брака и семьи. Когда фарисеи спрашивают у Иисуса, позволено ли человеку отвергать собственную жену, тот ссылается на учение, имевшееся уже в повествовании о сотворении мира: «Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мк 10:9). И еще: «Кто разведется с женою своею, и женится на другой, тот прелюбодействует от нее; и если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует» (Мк 10:11-12). На возражение, что невозможно устоять перед силой новой любви, Христос указывает путь: хранить свои чувства, не давая новой любви зародиться. Поэтому Он заявляет: «Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф 5 : 2 7 - 2 8 ) . Суровость Христа и Церкви в том, что касается любви и секса, продиктована не пуританством или непониманием человека, но, напротив, именно глубоким знанием человеческой природы: мужчина и женщина для роста в человеческом, религиозном и нравственном отношении нуждаются в глубокой и стабильной любви. Дети, чтобы не впасть в пороки, чтобы усвоить прочное нравственное воспитание и вырасти психически здоровыми, нуждаются в том, чтобы родители любили их и друг друга долговременно. Все это достигается только при условии нерасторжимости брачного союза, который, в свою очередь, основан на привычке поддерживать взаимную любовь, контролировать инстинкты и не позволять зарождаться новым страстям. Сегодня, следуя господствующим воззрениям вседозволенности, спонтанности и чувственности, любови возникают и увядают, как грибы; вспыхивают и угасают, словно спички, подтверждая слова: «Я люблю тебя до безумия и хочу, чтобы ты стала моей первой женой». Сегодня обыкновенно говорят: «Любовь должна рождаться сама собой, и когда она есть, не нужно ставить перед ней никаких моральных или религиозных преград». Но когда мы поступаем таким образом, она не становится глубокой и жертвенной, а остается животным инстинктом и быстро умирает, оставляя после себя одиночество. 236 Глубокая любовь отмечена постоянной радостью, особенно если человек знает Того, Кто делает ее возможной, знает к каким горизонтам она нас ведет. Да, преимущественно эротичная любовь современного человека достается дешево, но и в самом деле она недорого стоит. Франсуаза Саган говорит об экзистенциальном одиночестве, порождаемом непрерывным угасанием отношений любви-каприза: «Но эти моменты радости, любви к жизни в конечном счете оказываются своего рода покрывалом, уютным пледом, который мы набрасываем на голое тело, изнуренное, дрожащее от одиночества. Вот я и произнесла ключевое слово: одиночество». Крах прочной семьи, предопределённый нынешней сексуальной вседозволенностью, является основной причиной кризиса ценностей и увеличения числа убийств, хищений, коррупции, наркомании, неврозов. Все признают нужность и необходимость самоконтроля, когда речь идет о страхе, гневе, ненависти, упадке духа, грусти или влечении к вещам, которые нам нравятся, но могут принести нам вред. Но странным образом продолжают утверждать, что этот контроль не нужен в отношении другого чувства, которое, однако, может стать источником бесконечных ошибок, травм, душевных терзаний и преступлений. «Любовь должна быть свободной!» Это правда: любовь должна быть свободной. Но только тогда, когда она верна Любви. Как можно контролировать половую любовь «Дорогая Абби, — написала одна девушка редактору женского иллюстрированного журнала, — я хотела бы познакомиться с молодым человеком моего возраста, имеющем возвышенное представление о любви. Рози». «Дорогая Рози, — ответила редактор, — я тоже». Два девиза золотыми буквами вписаны средствами массовой информации в сознание молодежи. Первый: «Когда люди любят друг друга, невозможно и негигиенично сдерживать любовь». И второй: «Когда люди любят друг друга и женятся, у них всегда есть запасной выход — развод». Реальность сегодняшних любовных союзов подтверждает, что если любовь не контролируется и люди при этом женятся, они часто совершают ошибку. Развод же зачастую оказывается лекарством худшим, чем сама болезнь. Церковь, напротив, учит, что любовь, как и все другие чувства, можно направлять, если следовать указаниям Евангелия и психологии. И что в большинстве случаев можно избежать ошибочного брака. 237 Одно сознание того, что брак есть, по воле Божьей, нерасторжимый любовный союз, побуждает еще до того, как разгорятся страсти, тщательно проверить: может ли здесь быть настоящая любовь — дружба и каков темперамент — мой и партнера. После заключения брака недопустимость развода побуждает соглашаться с неизбежными жертвами и предвиденными заранее недостатками супруга; заставляет делать все возможное для сохранения и углубления любви и погашения раздоров в самом начале. Короче говоря, нерасторжимость любовного союза побуждает молодых людей до заключения брака держать оба глаза широко открытыми, а после — один глаз прикрывать. Чтобы контролировать чувство любви и направлять его на построение как можно более счастливой семьи, необходимо, как и во всех важных вопросах, не отдаваться всецело впечатлению и тому, что нравится, а следовать определенным правилам поведения. Прежде всего необходимо помнить, что сексуальное влечение — слепая сила, которая действует помимо разума, а потому должна им направляться. Может возникнуть любовь к уже женатому человеку, к слишком старому или слишком молодому, к негодяю, к неизлечимому наркоману или к девице, которая никогда ни для кого не станет хорошей женой. Любовь не анализирует качеств души и характера другого, она действует, как страх или гнев, — инстинктивно. В подобных случаях сексуальное влечение должно и может быть отвращено от неподходящего человека раньше, чем оно станет непреодолимым и отнимет способность рассуждать. Ведь в действительности речь идет не о настоящей любви, а только о чувственной зачарованности, которая абсолютно не способна послужить основой прочного союза и привести людей к душевному единению и взаимопониманию. Итак, если Бог определяет границы любви, Он делает это именно для того, чтобы открыть дорогу Любви. Адлер, Юнг, Франкл и происхождение неврозов Наше понимание человеческих побудительных сил обрело совершенно новое измерение с тех пор, как начали распространяться идеи Фрейда о влиянии сексуальности на личность. Однако крупнейшие психоаналитики после Фрейда убедительно доказали, что ошибочно сводить все человеческие психические потребности к сексуальным желаниям и либидо. И что предрассудок думать, будто не существует альтернативы между подавлением и удовлетворением сексуальных желаний, так что человек, не удовлетворяющий сек238 суального желания физически или в воображении, подвергается опасности неврозов или других психических расстройств. Сам Фрейд считает, что здоровье, внутреннее благополучие и самореализация могут достигаться прежде всего путем сублимации — психического процесса, в котором физические или воображаемые формы сексуального удовлетворения замещаются общественно полезной активностью, где либидо действует в скрытом виде: имеются в виду искусство, наука, труд, человеческая солидарность, дружба. Адлер, Юнг, Франкл и другие психоаналитики показали, что эротическое желание не является такой же абсолютной и незаменимой потребностью, как потребность в еде, дыхании, сне. Дружба, помощь другим людям, общественная деятельность, глубоко переживаемая вера, религиозная активность способны с успехом уменьшить или вовсе успокоить это желание без какого-либо вреда для здоровья и экзистенциального благополучия человека. В самом деле, эти виды деятельности имеют общее исходное начало с любовью между мужчиной и женщиной. Речь идет не о конкретном слое личности (либидо), а о более общей и глубокой потребности — потребности в межличностном эмоциональном общении с другими людьми и с идеальным «Ты», то есть с Богом. Чувство, используемое в таких формах эмоциональной привязанности, может быть объяснено с помощью феномена «аффективной транспозиции». Это процесс, в котором влечение и внутреннее наслаждение, испытываемое или воображаемое в половой любви, сообщаются характерным элементам духовной жизни, представляющим собой аналог половой любви на более высоком уровне. Действительно, незаменимые потребности человека, становящиеся при отсутствии удовлетворения источниками неврозов, были глубоко изучены вышеназванными психоаналитиками. Альфред Адлер (1870—1937) посвятил себя изучению прежде всего социальных потребностей человека и противопоставил неврозу, как нормальное состояние, сконцентрированность на группе (посредством «чувства общности») и на задаче, которую время от времени ставит перед собой индивид (самореализация, «воля к совершенствованию»). Карл Густав Юнг (1875—1961) особое внимание уделял исследованию бессознательных психических потребностей (мышление и истина, чувства и радость, ощущения и внешние данные, интуиция и познание собственного аутентичного «я»). Виктор Франкл, основатель «Третьего венского течения психотерапии», утверждает, что человеком правят не только неосознанные импульсы (Фрейд) или неосознанные психические факторы, но также нечто неосознанно-духовное, или неосознанная духовность. По словам 239 Франкла, психотерапевт в своей ежедневной практике непрерывно сталкивается в том числе с проблемами, касающимися смысла жизни. Невроз может возникнуть не только из подавленных сексуальных побуждений или подавленных психических факторов, но также (и сегодня это часто случается) из подавленной религиозности. Ролло Мэй и обличение нарциссической любви Любовь — это нежная орхидея, а секс — ее удобрение. Если цветок может вырасти и без удобрения, то удобрение не может стать красотой и смыслом жизни без цветка. Сегодня удобрение именуют цветком. Люди проявляют интерес прежде всего к удобрению. Поэтому неудивительно, что вместо любви они так часто обнаруживают разобщенность. Крупнейшие психоаналитики замечают, что воздержание от физических отношений не обязательно влечет за собой подавленность, отсутствие связанных с сексуальностью жизненных радостей и тем более психических расстройств. На самом деле расстройства возникают тогда, когда сперва подхлестывают инстинкт реальными встречами или добровольными фантазиями, а потом пытаются обуздать его. Это подобно тому, как если бы дрессировщик дал льву понюхать крови, а потом хотел бы видеть его добродушно ласковым. Желание любви нельзя подавлять, но, если по разумным причинам его нельзя или нежелательно осуществить на физическом уровне, оно с успехом поддается сублимации: можно питать и переживать духовную любовь, направленную на разных людей, и это будет настоящий цветок, придающий жизни смысл. Поэтому, с научной точки зрения, некорректно говорить о неудержимых сексуальных потребностях. Гипертрофия животной части человека вызывает атрофию духа. Отсюда проистекает неспособность любить и так называемое «молчание Бога». Но верно и обратное явление: развитие духовной любви, даже без физических отношений, порождает радость, которая наполняет чувства, нервную систему и тело. Безжалостный анализ, проведенный знаменитым американским психоаналитиком Ролло Мэем, полностью развенчивает миф о сексуальной революции как освобождении человека. Парадокс этой пресловутой сексуальной свободы, — говорит Ролло Мэй, — заключается в том, что отказ от предрассудков в действительности не разрешил наших проблем. 240 Количество неврозов увеличилось, тревога и чувство вины достигли гигантских масштабов и все более тяжким бременем ложатся на индивида. Согласно широко распространенному в наши дни убеждению, чувства и эмоции нужно «выпускать» и «изливать» в любой момент, как только человек почувствует к тому потребность; и таким образом мы оказываемся в какой-то подавляющей сексуальной беспорядочности. Такое убеждение «напоминает своего рода гидравлику внутренней секреции... и согласуется с распространенным представлением о теле как о механической системе... Такое убеждение является решительно солипсистским и шизоидным. В его свете люди предстают как разрозненные единицы, лишенные всякой связи с себе подобными. В результате мы можем испытывать эмоции и вступать в половые связи на протяжении всей нашей жизни, ни разу не пережив опыта подлинного отношения с другой личностью. Тот факт, что многие, если не большинство, из членов нашего общества испытывают эмоции таким солипсистским образом, отнюдь не уменьшает ужаса ситуации, в которой мы живем». Поиск секса заставляет нас терять подлинную любовь — путь к божественной Любви, составляющей ту приоритетную, ради которой мы созданы. Цель секса — эгоистическое удовлетворение. Любовь же, напротив, порождает самоотдачу и глубокое общение с «ты», приготовляя к блаженному слиянию в любви с божественным «Ты» и к человеческому братству. Дух сегодня слаб, потому что плоть сильна. Любовь гаснет, потому что гекс занял ее место и присвоил себе ее имя. Семья утрачивает прочность и разваливается, потому что неконтролируемые чувства жаждут все новых приключений и не дают развиться глубокой любви. Сегодня люди хотели бы достигнуть вершины Любви (то есть самого Бога), всю жизнь катясь вниз на санках. Не дразни спящего леопарда Сегодня мир обязывает христианина быть христианином до конца. Сегодня христианин призван к радикальному выбору между бедностью в духе и культом денег, между целомудрием и гедонизмом, между героизмом и героином. Невозможно скрыть огромную трудность для верующих жить в сегодняшнем мире в согласии с Евангелием и особенно с вытекающей из Евангелия сексуальной моралью. «Огромная» трудность — довольно относительный термин, потому что необходимо видеть конкретных веру241 ющих в конкретных ситуациях и с конкретным, от Бога данным, вооружением. Однако не подлежит сомнению, что сексуальная мораль сталкивается с особенно большими проблемами по причине широкого распространения связанных с нею пороков и того равнодушия или одобрения, с каким их принимает общественное мнение. В мире, близком к нравственному саморазрушению, следующие за Церковью верующие подобны Ною, когда тот строил ковчег, а соседи смеялись над ним. Небо заволокла устрашающая чернота, а они предпочитали думать, что это всего лишь обычная гроза. Следовало бы говорить не столько о трудностях сексуальной морали, сколько о недостаточности человеческих сил — и не только сегодня, но и всегда. Об их недостаточности не только применительно к сексуальной морали и безбрачию священников, но и в отношении прощения тяжких обид, принятия великих несчастий, готовности к мученичеству, если оно необходимо; в отношении к самой вере без абсолютных доказательств, среди собственных сомнений, в скептическом, насмешливом окружении. Однако сила Божественной Благодати проявляется именно в том (и все верующие, знакомые с интенсивной молитвой, знают это на опыте), что она придает действенность несоразмерно слабым причинам. Это она дала Давиду, юноше с пращей, победу над огромным, закованным в броню воином; это она привела к поражению осаждавшее Ветилую войско через посредство молодой вдовы; это она накормила тысячи человек пятью хлебами и двумя рыбами; это она произвела многочисленный, как звезды на небе, народ от старой и бесплодной Сары. Человеческих способностей абсолютно недостаточно для выполнения божественных заповедей: это равносильно тому, как если бы Бог повелел нам пересечь вплавь Атлантический океан или прыгнуть на Луну с разбега в десять метров. Бог желает, чтобы человек использовал собственные возможности (до смешного недостаточные, словно праща против ракет с дистанционным управлением), потому что добавляет к ним все то, чего им не хватает. Его основной дар человеку не самодовольство, а признание человеком безмерной недостаточности своих сил и способность вверяться божественному воспитательному процессу. «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских» (Еф 6:11). Но христианин знает, что для того, чтобы суметь получить преобразующую мощь Благодати, он должен делать все, что в его силах, и в первую очередь устранить вводящие в искушение условия: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя» (Мф 5:29). Мудро строить дамбу не после, а до предполагаемого наводнения. Всякий инстинкт стимулируется зрительными, слуховыми и воображаемыми образами, побуждающими его к действию. Если вызывать воз- 242 буждение в гипоталамусе, эти импульсы к действию будут возрастать пропорционально числу и интенсивности стимулов, пока не сделаются непреодолимыми. Способность к разумному решению должна подчинять себе чувства и поведение, не столько подавляя импульсы, когда они уже стали сильными или непреодолимыми, сколько удерживая их на контролируемом уровне. Это достигается, как учит психология, тактикой дестимуляции, то есть устранением стимуляции; тактикой транспозиции, то есть развитием альтернативных интересов; и тактикой сублимации, то есть направлением энергии на высшие виды любви и деятельности. Не дразни спящего тигра. Этому совету элементарного здравого смысла не следуют все те мужчины и женщины, которые сначала позволяют стимулировать возникающую любовь, а потом, когда тигр полностью проснется и придет в возбуждение, хотят, чтобы он вновь уснул и не растерзал их семью. Холостяки на страже входа в спальню Немецкая женщина-теолог Ута Ранке Хайнеман опубликовала книгу об отношении Католической Церкви к женщине и сексуальности. Книга была переведена на итальянский язык и имела некоторый успех «в силу многочисленных (возможно, чрезмерных) провокационных утверждений, которые она содержит». Книга хорошо документирована; написана живо, в журналистской манере (что совершенно необычно для теолога) и справедливо осуждает недостатки и преувеличения прошлого, которые уже несколько десятилетий назад официальная Церковь признала и старается исправить. Но оценки автора, пусть даже отчасти обоснованные, отмечены радикализмом, обобщенностью и поспешностью, вырваны из того исторического контекста, к которому принадлежат. Как замечает Мария Кристина Бартоломеи, молодой и талантливый преподаватель философии Миланского государственного университета, «позиция Уты Ранке Хайнеман радикальна и скоропалительна. Она не учитывает прогресса, достигнутого в этой области, будь то на уровне науки или на уровне Церкви». Ранке обвиняет Католическую Церковь в «сексофобии», в «моралистском отвращении к наслаждению» (сексуальному), в «отвращении к женщине, браку и телу», в «засилье касты безбрачных», превратившейся «в сторожа у дверей спальни» и «навязывающей свою власть незрелой массе, большей частью женатой». Утверждение, что к женщине в прошлом относились с недостаточным уважением, содержит долю истины. Однако речь идет не о догматах веры, провозглашаемых Церковью как таковой, а о мнениях теологов разных 243 веков, которые отражают образ мыслей своего времени, — т. е. о представлениях, которые столь же неблагосклонны к женщине у православных и протестантов прошлых столетий и гораздо менее благосклонны у нехристианских народов. Как учит история, руководители уполномоченного Христом Института, т. е. Церкви, в интерпретации Его явного учения пользуются, по обетованию Христову, поддержкой Святого Духа; но во всем остальном они с течением времени по необходимости подвержены, как и все прочие люди, эволюции и находятся на уровне общепринятого мнения или, зачастую, на шаг позади — вместе с консерваторами. Но и в том, что касается отношения к женщине, Ранке подчёркивает только тени, никогда не вспоминая о свете, — словно художник, замечающий в шкуре леопарда только пятна и изображающий его целиком черным. Витторио Мессори, отвечая на книгу немецкого теолога, подчеркивает действенность примера мужчин и женщин средневековой Церкви — для прогресса в отношении к женщине, для ее более высокой оценки. Тактика Ранке — это обычная тактика профессиональных спорщиков: она прославляет учение Христа и заявляет о своем принятии этого учения, одновременно осуждая доктрину его «недостойных» представителей, якобы Ему изменивших. Между тем, если совершенно верно, что многие люди Церкви вели себя недостойно в практической жизни (что нельзя сказать о других, их современниках), то католическая доктрина о безбрачии и сексуальности исходит от самого Христа и была лишь сохранена Церковью, хотя и с некоторыми преувеличениями в прошлом. Это явствует в том числе и из того факта, что люди Церкви не имели абсолютно никакой заинтересованности в том, чтобы приписывать Христу и проповедовать в качестве происходящего от Бога учения доктрину, которую сами воплощали в жизнь с таким трудом и не всегда успешно. Ни один человек, если он не сумасшедший, не создает себе без необходимости иллюзорную систему трудных и тяжких правил и норм и тем более не упорствует в ней, принимая ее для себя на всю жизнь. Поэтому, если эти правила передавались из века в век, вплоть до сегодняшнего дня, это может быть объяснено только их божественным происхождением. Ранке повествует только о чрезмерных сексуальных запретах, напоминая публике об издевательствах над миром, и не замечает при этом, что именно в силу того, что современное общество впало в противоположную крайность, оно находится в состоянии нравственного крушения. Целомудрие и безбрачие ради Любви согласуются со всеми другими наставлениями Христа (крайне непопулярными). Их суть — внутреннее отвержение того, что имеет исключительно инструментальное значение, 244 т. е. всех инстинктивных и эфемерных благ (богатства, секса, почестей, власти, работы, развлечения). Цель этого — возможность сконцентрировать эмоциональные потенции на любящем нас Боге и на братьях, вместе с которыми мы идем к божественной Жизни. Сам Христос, Мария, Павел и почти все великие святые в истории избрали безбрачие и девственность во имя Царства Божьего. Нетрудно доказать богословским путем, что Сам Христос советовал так поступать тем, «кто может вместить», то есть получившим внутреннее призвание от Бога. Тому, кто не имеет особой веры во все, чему учит Христос, обет безбрачия кажется столь же абсурдным и непостижимым, как верность в браке и как другие «глупости» морали Откровения, приготовляющие человека к будущей Жизни, где «не женятся, не выходят замуж, но пребывают как Ангелы Божий на небесах» (Мф 22:30). В действительности здесь речь идет о цене, которую надо заплатить за вход в ту Реальность, по отношению к которой человеческая любовь является лишь символом, — о цене, безусловно, высокой, но кажущейся непомерной лишь тем, кто не молится от всей души об обретении уже в этой жизни внутреннего предощущения этой Реальности. Немногочисленные клиенты центров распродажи Священного Теологи, сторонники конформизма в отношении мира, отказываются от традиционной строгости в сфере семьи и пытаются тем самым продать католицизм по заниженным ценам, надеясь привлечь равнодушных. Однако странным образом эта «большая распродажа в конце сезона» приводит к тому, что все более пусто становится в их торговых центрах, но увеличивается число покупателей в традиционных заведениях, где цены не только не снижаются, а скорее растут, но где реализуются настоящие драгоценности. Другими словами, в церквах «прогрессивных» священников процент прихожан чрезвычайно низок (в Северной Европе — 8%; это приблизительно столько же, сколько в протестантских храмах), а священнические призвания вовсе отсутствуют. У традиционных католиков (мы не говорим сейчас о лефевровцах, т. е. сторонниках отколовшейся от Церкви группы традиционалистов во главе с кардиналом Лефевром) количество прихожан удерживается на гораздо более высоком уровне (20% и выше), причем среди них много молодежи, а также имеют место случаи священнического и монашеского призвания. Тот же факт подтверждается огромным стечением народа (в том числе молодежи) в города, посещаемые 245 Иоанном-Павлом II. Это свидетельствует о том, что люди ощущают Божественное только в полном провозвестии Христа и в подлинном истолковании Церкви, даже если эти истолкования неудобны и обременительны, потому что направлены в сторону, противоположную скольжению сегодняшнего мира. Малькольм Маджеридж писал: «Письма, полученные мною (когда стало известно о моем обращении), выявляют чрезвычайный духовный голод, от которого страждут люди всех классов и состояний... Этот голод никогда не получит удовлетворения от узаконенных абортов или гомосексуальности, от противозачаточных средств или засилья мнения «большинства»... Единственным средством его удовлетворения остается хлеб жизни, предложенный нам Христом в обетовании, так что все, вкусившие его, больше не будут алкать. Обетование действительно еще и сегодня». Таким образом, для того, кто верит в смерть Бога, Бог умирает, но только внутри него самого. Соль Евангелия теряет свой вкус, когда оно низводится на уровень одного из теоретических и бездейственных гуманизмов, которые и атеизм умеет создавать. Уже не вызывает никакого интереса христианство, только и умеющее говорить: «Возлюбим друг друга и будем бороться за более справедливый мир!». Ибо ежедневный опыт свидетельствует о том, что без всецелого Христа эта солидарность остается пустыми словами и не решает фундаментальных проблем человека, испытывающего нужду в Боге. Как писал в своем «Дневнике» Даг Хаммарскьольд, генеральный секретарь О О Н , «Бог не умирает, когда мы покидаем Его и больше не верим в Него, но тогда умираем мы, утрачивая связь с глубинным источником нашего духа». Делюмо пишет: «Идя против течения в цивилизации, опошляющей и растранжиривающей сексуальность, Католическая Церковь защищает дело "духовной экологии". И в этом она присоединяется к значительному числу молодежи и взрослых людей, желающих пришествия новой культуры, противоположной культуре сегодняшней, которая отмечена одним лишь желанием обладания и наслаждения. Эти люди ищут иного образа жизни и жаждут возврата к нравственному здоровью. Поэтому христиане не должны смиряться с господствующим духом вседозволенности... Папа взывает к человечеству, напоминая, что человек создан по образу Божьему: "Никакие чисто человеческие проблемы не могут быть решены посредством одной лишь техники. Любовь принадлежит к порядку таинства, и к ней следует приближаться с бесконечным уважением, подобающим человеческой 246 личности. Вокруг брака и любви ведется одно из самых решающих сражений нашего времени. От его исхода зависит состояние человека и общества завтрашнего дня" (Иоанн-Павел II)». 20. Церковь — Институт, уполномоченный Христом Общество телекоммуникаций с Трансцендентным Все современные люди имеют чрезвычайно возвышенное представление о Христе — верующие, маловерующие и неверующие. Но многие, особенно среди двух последних категорий, резко критикуют Церковь вплоть до отказа платить ей подать и составлять ее часть. Верно и то, что между Иисусом и Его сподвижниками существует заметное различие. Мир критикует Церковь не за то, что она следует Учителю, а за то, что следует Ему недостаточно. И в этом (поскольку речь идет об образе жизни) люди порой правы, даже если их обвинения большей частью основаны на фактах прошлого. Но они поистине прискорбно противоречат сами себе: по той причине, что Церковь недостаточно следует Христу, они чувствуют себя вправе не следовать Ему вовсе. Нельзя верить в Христа и отвергать Церковь: это подобно тому, как если бы человек хотел получить воду, но отвергал водопровод — надёжный водопровод, о котором как следует заботится хозяин самого источника. Христос действительно поручил апостолам проповедовать всем народам и обещал Сам быть с ними — в том, что касается учения, — «во все дни до скончания века» (Мф 28:20). Иисус никогда не говорил, что апостолы и их преемники будут всегда верны Ему в образе жизни, но — только в учении. Более того, в области практической жизни слабость Церкви проявилась с самого начала: «Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня» (Мф 26:34). Христос добавляет, что вера Петра получит поддержку, чтобы он смог утвердить веру своих братьев: «Но я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих» (Лк 22:32). Евангелие — бутыль с превосходным ликером, и вокруг — множество пустых бокалов. Но, чтобы попробовать ликер, нужен штопор: Церковь. 247 Учение Христа сконцентрировано в Евангелиях и в Посланиях апостолов. Но кто создал эти тексты, как не Церковь? Кто заверял и заверяет верующих, что эти тексты подлинны и боговдохновленны? Кто следил и следит за их верной передачей и интерпретацией, как не авторитет Института, уполномоченного Христом? Иисус Христос хорошо знал, что эти тексты станут предметом бесчисленных толкований — различных и даже противоположных по смыслу — и что это может привести к выхолащиванию Откровения. Поэтому Он учредил коллегию наставников и Сам взялся направлять ее и содействовать ей в фундаментальных вопросах, необходимых для человеческого спасения. Церковь — мировой концерн, обладающий монопольными правами на поставку и распространение устройств по обеспечению связи с Богом и технического оборудования для их установки и пользования. Живые доказательства христианской истины Во всяком поколении находится кто-нибудь, кто звонит в погребальный колокол, созывая всех на похороны Церкви, но затем хоронить приходится звонаря. Церковь есть вечно новое доказательство того, что Христос жив: Он в действительности пережил много воскресений, исторически и по-человечески необъяснимых, начиная с воскресения веры и энтузиазма апостолов после Распятия. Это воскресение не стало бы возможным, если бы Иисус в самом деле не воскрес. Присутствие Святого Духа было обещано Церкви Христом на все времена: «Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек; Духа истины, которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его» (Ин 14:16-17). Нынешнее оживление веры в мире тем более знаменательно, что осуществляется не в расплывчатых и приспособленных к миру формулах, а в согласии с учением и целостным образом жизни, во всех общественных слоях и прежде всего среди молодежи. Все это знаки здоровья. Они доказывают, что подлинная вера не является несовместимой с технологией, науками, демократией и экономическим благосостоянием и что, если большинство людей отодвигают ее в сторону, причина этого не в ее несоответствии современному человеку: она не соответствует лишь тому типу современного человека, который всегда выбирает самое легкое. Мориак писал: «Это великое католическое древо кажется нам таким прекрасным именно потому, что оно действительно живое, что, несмотря на множество сухих ветвей, в нем бродит сок, и кровь Христа цирку 248 лирует в нем от корней до самых маленьких веточек и до последнего листочка. Католицизм без Христа был бы затейливо обработанной пустой скорлупой. В противном же случае, пусть землетрясение разрушает храмы и монастыри: в действительности ничто не будет разрушено, потому что остается Агнец Божий». Во все века христианская вера рождала мужчин и женщин, служащих живыми доказательствами его истинности. Когда в 1938 г. Грэм Грин отправился в Мексику в качестве репортера одной крупной лондонской газеты, он уже был католиком: по условиям брака, но не по убеждениям и образу жизни. На него произвел чрезвычайное впечатление героизм католических миссионеров, сопротивлявшихся преследованиям. «Веру, порождающую такие свидетельства, — писал он, — следовало бы принимать всерьез. Я заинтересовался жизнью подпольной Церкви, испытывая все более непреодолимую зачарованность, и постепенно почувствовал желание углубить свое знание догматов, необходимость изменить свою жизнь». Сегодня Грэм Грин считается самым сильным английским католическим писателем. Скандал замедленного действия «ДЛЯ равнодушного к Богу человека, каким был я, — пишет Фроссар, — поиск смысла жизни сливается с ухищрениями метафизики, которую он рассматривает как самое разочаровывающее из занятий. Приняв заранее, что Бог — это неразрешимая загадка, он в случае необходимости добавляет к теоретическим возражениям относительно происхождения мира доводы, извлекаемые из страдания безвинных и из дефектов Церкви; но такая необходимость возникает редко... В любом случае, если бы он не верил в существование истины, то священники были бы последними, у кого он спрашивал бы о ней, а Церковь, известная ему лишь по своим злодеяниям, — последним местом, куда он отправился бы ее искать». В последние два столетия люди служат Богу вне Церкви, чтобы вновь привести Церковь к Евангелию. Действительно, критические высказывания относительно неверности Христу некоторых членов Церкви были полезны, и хорошо, если они будут раздаваться и впредь. Но, во-первых, нет нужды выдумывать или раздувать недостатки, поскольку они и так достаточно хорошо документированы, а во-вторых, критика Церкви не освобождает от необходимости вступать в Церковь и быть ее частью. Тот факт, что в минувшие века люди Церкви отступали, и порой весьма далеко, от учения Господа, не является веской причиной для лишения себя участия в нынешней Церкви. Скандальные факты случа249 лись прежде всего в те периоды, когда руководители Церкви, стремясь избежать Господства королей в вероучительных и пастырских вопросах, получали и сохраняли политический суверенитет. Таким образом достигалась, с одной стороны, независимость церковного учительства от иностранного вмешательства, а с другой, — невыгодность добиваться постов преемников апостолов исходя из земных интересов. Однако не все были одержимы такими интересами. Многие епископы и папы вели святую жизнь, и — что самое важное — вероучение осуществлялось из века в век в сущностной верности Христу. Сегодня имеет место поразительное явление: если в те столетия, когда скандальные факты были значительнее и многочисленнее, люди не теряли от этого веры, то сегодня, когда люди Церкви в большинстве преданы своему духовному служению, многие отдаляются от Церкви под влиянием фактов прошлого. Конечно, это лишь предлог. А также бумеранг и самонаказание. Это подобно тому, как если бы человек отказывался пользоваться водопроводом на том основании, что два века назад инженер-гидравлик имел неприятности с полицией. Христос знал, что не все из преемников апостолов будут святыми, однако, сказал про всех пастырей душ: «Кто принимает вас, принимает Меня; а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня» (Мф 10:40). Он говорил о священниках, а не о Библии, потому что Его провозвестие должно было прийти к людям не через одну только Библию, как это утверждают протестанты. И еще: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле: итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа; уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф 38:18—20). Поручение Христа имеет в виду обязанность учить вере до скончания века; следовательно. Христос пребывает и с нынешними преемниками апостолов. И это не единичное текстуальное свидетельство. Поиск Бога привел Папини к видению не только человеческого ничтожества, но и сверхчеловеческого величия Церкви: «Будучи законченной, она (история Христа) предстала передо мной как требование принадлежать к обществу, основанному Христом. И среди бесчисленных Церквей, именующих себя ее верными толковательницами, я выбрал не без внутренних противоречий и некоторого отвращение, ныне преодоленного, Католическую Церковь. Выбрал потому, что она поистине представляет собой главный ствол посаженного Христом древа, а также потому, что, несмотря на человеческие слабости и заблуждения стольких ее детей, именно она, на мой взгляд, предлагает человеку самые совершенные условия для целостной сублимации всего человеческого существа и 250 лишь в ней изобильно и ослепительно процветает тот тип героя, который я считаю наивысшим: тип Святого». Вместо того, чтобы описывать наросты и обрубать ветви дереву, попробуй обрисовать круглую форму его ствола. Попробуй описать деяния святых и то, как они изменили к лучшему мир и самих себя более, чем ядовитые критики. Именно это хочет сказать Гиттон: «Когда я чувствую влечение к критике, то открываю в себе недостаток, описанный св. Павлом и состоящий в склонности видеть только плохое... Но, когда я прихожу в себя и вновь обретаю здравый смысл, я говорю себе: Без Церкви... я не знал бы, кто я есмь. И те упреки, которые я могу сделать ей разумом, не идут ни в какое сравнение с ее благодеяниями; это вещи разного порядка». Нобелевские лауреаты духа Церковь — огромная больница для грешников, где есть святые сестры милосердия и врачи, даже если мир не заботится о том, чтобы узнать их: он предпочитает скандальные новости и полицейскую хронику. Быть может, это происходит, потому что чтение жизнеописаний святых вызвало бы неудобное желание стать в чем-то похожим на них. Брюс Маршалл сравнивает Церковь со старой галерой, которая, переплывая из одного века в другой, несколько поскрипывает. Но древесный червь и ржавчина — все это от людей. От Бога же — тот необъяснимый факт, что галера спустя столько столетий держится на плаву и держится неплохо. «Попустительство, которое я замечаю между Церковью и Богом, — пишет Фроссар, — занимает меня, но не оценкой ошибок, совершенных в течение столетий людьми Церкви, а принятием части за целое, резервуаров со святой водой — за Тивериадское озеро». Святые Церкви — это воплощенное в жизнь божественное существование. И, если принять во внимание человеческую слабость, остается только удивляться их многочисленности. «Я поражаюсь, — пишет Мориак, — когда вижу стольких людей, возмущающихся тем, что есть человеческого в Церкви: злоупотреблениями, падениями, отречениями... Для меня история Церкви все более сводится к истории ее святых, мужчин и женщин; для меня таинство Церкви все более сливается с таинством Иисуса. Для меня довольно того, чтобы в Церкви через посредство проповеди и святых Таинств, которые она вмещает, стало возможным осуществление совершенного единения с Богом Франциска Ассизского, Катерины Сиенской, Терезы Авильской, Кюре из Арса. Я вижу, как на этих не251 привлекательных догматах, на этой суровой морали, на этой и только на этой почве, а ни на какой другой, изливается безмерная любовь и совершается мистический брак, когда творение окончательно погружается в своего Творца». Те, кто говорит, что мысль о Боге отдаляет и отвлекает от улучшения мира, — добавляет Фроссар, — говорят глупость. Это равнозначно утверждению о том, что бесчисленные святые и герои христианства, боровшиеся с неправедностью и жившие ради других, проявили бы больше чуткости к социальным проблемам, если бы меньше старались. Великая взаимосвязь Человек не способен в одиночку воплотить в реальность нравственные ценности и смысл жизни, если не имеет контакта с источником божественной энергии. И нынешнее общество — тому подтверждение. Церковь — своего рода организация, занимающаяся установкой и ремонтом средств связи с центральной станцией. Карло Карретто пишет: «Как семья является первой большой помощью и поддержкой в наших первых шагах, так Церковь является помощью и поддержкой во всех наших шагах и особенно в борьбе со злом... Если моя вера была недостаточна, ей навстречу шла вера других, и если были многочисленными не слишком полезные примеры, то никогда не было недостатка и в великих примерах святой бедности и простоты, примерах святых священников». Фроссар продолжает: «Святость, в защиту которой бьется Церковь, меня впечатляет, в то время как слабости Церкви меня подбадривают, потому что делают ее для меня более близкой: ведь, честно говоря, и я далеко не совершенен». Церковь консервативна по природе, потому что получила от Христа миссию сохранять в себе в течение столетий единство верующих и целостность вероучения. Западному человеку кажется невозможным, чтобы индивиды, подчиненные церковному учительству, которое высказывает окончательные и не подлежащие дискуссиям определения, могли быть свободными и демократичными. Хотя странным образом они остаются свободными и демократичными, когда принимают без возражений данные истории, физики или социологии, высказанные специалистами. Они не думают, что пастыри Церкви могут быть специалистами и что возможно доказать их зависимость от Главного Специалиста, обещавшего быть с ними до скончания века. 252 Современный западный человек предпочитает отправиться в космический полет к Богу, не следуя в точности инструкциям специалистов, а используя самодельные аппараты, собранные из собственных и чужих мнений, почерпнутых за чашкой кофе в баре. Сегодня забывается, что даже теологи не могут смонтировать собственную независимую пусковую установку. «Слишком многие теологи, — говорит Иоанн-Павел II, — провозглашают не истину Христову, а свои теории». Речь идет о сохранении целостности провозвестия Христа — целостности, которой угрожает множественность интерпретации, и не только со стороны сотен протестантских деноминаций, но и со стороны ферментов раскола, действующих в различных частях католического мира. В каждой стране целостность учения Христа сталкивается с разными проблемами и раскольническими тенденциями, но все они обнаруживают нечто общее: это попытка устранить из Евангелия некоторые фундаментальные положения, препятствующие его приспособлению к господствующим в данной стране теориям. В Латинской Америке церковная иерархия разделена под тем воздействием, которое оказывает на 320 миллионов католиков субконтинента радикальное движение, известное под именем теологии освобождения. Иоанн-Павел II в каждом своем публичном выступлении уделяет внимание проблемам бедности, прав человека и социальной справедливости. Но в теологии освобождения борьба за социальную и экономическую эмансипацию, которую должны вести христиане-миряне, так как дело священников — прежде всего целостное провозвестие Евангелия, — эта борьба провозглашается и осуществляется именно теологами и священниками, причем в качестве их основной или даже единственной задачи. В Соединенных Штатах папа и наиболее близкие к нему епископы вызывают возмущение своей жесткой позицией в отношении половой морали и прежде всего в том, что касается абортов, гомосексуальности, контроля рождаемости (точнее, методов контроля), а в отношении церковной дисциплины — священства женщин. В Европе, как и в США, папе и его соратникам приходится бороться с заблуждениями теологов, чьи интерпретации фундаментальных положений библейского учения граничат с теми, которые Римская Церковь считает ересью. В третьем мире, особенно в Африке и в Индии, возникают проблемы «инкультурации», то есть приспособления католического учения к местным региональным условиям. 253 Иоанн-Павел II проявляет доброе расположение к плюрализму, но лишь тогда, когда последний не затрагивает ясно выраженных в откровении Христовом положений вероучения, определенных в этом качестве святыми отцами, Соборами и папами. Миссия папы состоит именно в служении универсальному единству народа Божьего в том, что касается «технологии» спасения. Церковь подобна огромной связке начинающих альпинистов, восходящих на горный пик Бога, где один неверный шаг может быть крайне рискованным. Восхождением на расстоянии руководит Христос, уже достигший вершины, в то время как папа отвечает за связь с Ним по рации. Если группа восхождения захочет произвольно выбрать собственный маршрут, то Проводник, стоящий на вершине, не может нести ответственности за их безопасность. Нет нужды исследовать весь дом В том, что касается веры в Христа через посредство Церкви, ее отдельные пункты или догматы не должны создавать больших затруднений, если почувствована достоверность целого. Это значит, что неразумно испытывать догматы с помощью интеллекта один за другим, стремясь выявить основания их достоверности. Для этого потребовались бы века изучения и в первую очередь — сверхчеловеческий ум. Самое очевидное из завоеваний разума, — говорит Паскаль, — состоит в признании того факта, что существует множество превосходящих его вещей. Воскресение Христа, Его присутствие в Евхаристии, Девственность и Материнство Марии, ее Вознесение на небо, непогрешимость папы (касающаяся только торжественно провозглашаемых ex cathedra определений), наше конечное Воскресение — все это догматы (догмат = несомненная, потому что ясно явленная Богом, истина), в отношении которых нет необходимости знать ответ на вопрос «как?». Всемогущество Божье достаточно для совершения дел, для нас таинственных, как таинственны для нас многие проблемы физики и биологии. Мне достаточно знать, что некая истина была возвещена в откровении Христом и официально истолкована Церковью и что она сочетается со всеми другими истинами в плане божественной любви к человеку и свободной причастности человека божественному плану. Если в нескольких точках удостоверена прочность фундамента, нет нужды подвергать детальному исследованию все здание. 354 Бездействующий верующий Милосердная любовь — это воплощенное в жизнь божественное существование. Но таковым является также ежедневная сердечная молитва и еженедельное совместное с братьями участие в богослужении. Без практики провозглашаемая вера есть ложь или пустой звук. Я верю, что ты — моя мать, но не говорю с тобой. Верю, что ты — мой отец, но не навещаю тебя. Верю, что ты — великий Учитель, но не прошу научить меня. Верю, что обладаю драгоценным кладом, но не даю себе труда отрыть его. Верю, что вот это — лекарство от моей болезни, но не принимаю его. Верю в естественный образ жизни, но не следую ему. Верю, что школа — наставница, но получаю наставление, не посещая ее. Вера, не питаемая Словом Божьим, Евхаристией и участием в христианской общинной жизни, становится все более размытой и выхолощенной, а затем, при соприкосновании с миром, постепенно угасает. Полено, вынутое из горящего очага, быстро гаснет. Верить, не следуя вере на практике, — то же самое, что верить в обед, не принимая пищи. Протест против окостенелости Явленного Слова В интервью, опубликованном в базельской газете «Basler Zeitung» и получившем большой резонанс, пропротестантский теолог Ханс Кюнг (уже теперь, когда ветер демократии опрокинул режимы Восточной Европы) заявил: «Мне кажется, что последние неисправимые упрямцы остались сегодня в Ватикане. Последние, кто еще не осознал, что мир более не потерпит авторитарных и тоталитарных систем». Христос пожелал воздвигнуть такую Церковь, в которой только Петр и связанные с ним апостолы получают Его содействие в том, чтобы сохранить в своих интерпретациях верность существу Христова учения. Церковь не может быть демократией, но не потому, что демократия не существовала во времена Христа (синедрион управлял религией евреев коллегиально), а потому что Церковь хранит сосуд Божественного откровения, абсолютно превосходящего все человеческие мнения, в то время как любая демократия зависит от изменения последних. 9-1979 255 В такой абсолютно неизвестной и таинственной области, как путь к Богу, святые и горячо верующие всегда искали не столько тысяч разнообразных мнений теологов, более или менее подверженных влиянию модных теорий своего времени, сколько надежного истолкования со стороны тех, кому Христос обещал Свое содействие до скончания века. Принцип демократической Церкви был введен Лютером, который исключал, что преемники Петра и апостолов являются единственными полномочными интерпретаторами Библии, и утверждал, что, напротив, все могут толковать Библию с помощью Святого Духа ( «свободное исследование»). Эта доктрина вызвала невероятное раздробление восходящих к Христу христианских Церквей и их вероучения, причем против Его ясно выраженной воли и в ущерб духовным интересам верующих. Насчитывается несколько сотен деноминаций, или автономных христианских Церквей со своими собственными учениями. Более широкое распространение атеизма и религиозного равнодушия в протестантских странах, по сравнению со странами католическими, тоже может служить доказательством действенности католической формулы, сохраняющей тот способ церковного руководства, который воплощается в жизнь с первых веков христианства. Пассажиры и капитан Начиная с первых веков христианства, Отцы Церкви всегда относили к папе следующее заявление Христа (и подобные ему): «Ты — Петр (камень) и на сем камне Я создал Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее, и дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешено на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф 16:18-19). В этом заявлении, которое всеми исследователями признается буквальным воспроизведением слов Христа, ясно определяется власть и миссия папы. Единство необходимо, и Христос хочет, чтобы здание было единым, т. е. прочно стоящим на скале Петра. Ферменты распада будут существовать (это врата ада, то есть сила зла), но не одолеют Церковь, которую Христос считает Своей. Власть принимать решения принадлежит папе, который пользуется содействием Самого Христа в интерпретации Его учения: такие выражения, как «ключи», «связывать и разрешать», указывают на суверенную власть. Очевидно, что Христос хотел видеть Церковь единой не только при Петре. А значит, Петр должен иметь преемников, облеченных той же миссией и властью. 256 Второй Ватиканский Собор (1962—1965), наряду с большим вниманием к социальным проблемам, рекомендовал диалог с христианаминекатоликами, последователями других религий и неверующими. Цель диалога — передать им духовные богатства, унаследованные и сохраненные католиками, и воспринять от них вклад моральных или религиозных ценностей, имеющих место в иной духовности. Однако в том, что касается авторитета папы и связанных с ним епископов, Собор заявил, что подлинная интерпретация мысли Христа в вопросах веры и нравственности исходит только от них. «Прогрессивные» теологи, напротив, перешли от до-соборной крайней позиции, согласно которой в Церкви не признается никаких недостатков, к противоположной крайности — к тому мнению, что Церкви нечего сказать и дать миру, другим религиям и отделившимся братьям, но следует только учиться и отречься от всех своих традиционных доктрин. Показательно написание с заглавной буквы таких слов, как Государство, Нация, Страна, Сенат, Университет [в итал. языке эти слова пишутся с прописной буквы. — прим. пер.], и со строчной буквы — таких слов, как церковь, папа, евангелие, таинство, благодать, а вскоре, возможно, и слова «бог». Какое смирение! Собор не имел намерения разрешать пассажирам судна и даже помощникам капитана приводить в исполнение собственные мнения относительно управления судном, идущие вразрез с мнением капитана. И согласие с Собором в действительности не означает соглашательства с мирскими теориями. Нынешнее оживление Веры В Церкви существуют сегодня трудности и проблемы; однако нельзя отрицать и того, что она переживает удивительную эпоху духовного пробуждения и оживления. Историк Делюмо пишет: «У наших современников часто складывается впечатление, будто христианство прошло свой апогей давным давно — в средневековье или в XVII столетии — и что кривая его судьбы ныне неуклонно идет вниз... Этот упрощенный взгляд основан на том ненадежном постулате, что в христианском мире прошлого весь мир был действительно христианским. Более корректным, с исторической точки зрения, было бы заменить восходящую и затем нисходящую кривую... изрезанной траекторией, на которой отмечалась бы на протяжении поколений серия "взлетов"». Если для одних Ватиканский Собор стал поводом к развалу, то для других он ознаменовал подлинную весну веры. 9* 257 «Это правда, — пишет Делюмо, — что западное христианство много потеряло в количестве. Но не выиграло ли оно в качестве, то есть во внутренней жизни верующих, и в щедрости?.. Другое историческое заблуждение, все шире распространяющееся в наши дни, состоит в том, что начало кризиса веры связывают со II Ватиканским Собором... Несомненно, это трудный переход. Я глубоко согласен с формулой канадского епископа, которая, как мне кажется, точно характеризует состояние западного христианства: «Старый дом в состоянии реконструкции долгое время напоминает разрушенный дом». Вслед за Пьером Дантеном я убежден, что в сердце христианского народа — я имею в виду западных христиан — вызревает новая обращенность к Евангелию, а вместе с ней — новая Церковь: бедная и преданная служению; гостеприимная и простая; составляющая меньшинство, но вдохновляющая». Важно заметить, что такое возрождение веры, спонтанной молитвы, стремления помогать ближнему, интереса к Слову Божьему, радости, священнического и монашеского призвания мы можем сегодня видеть прежде всего в «движениях» («Обновление духа», «Общение и освобождение», «Очаги единства», «Курсы христианства», «Община христианской жизни», «Свет и жизнь» и др.), в общинах, распространенных в отдельных нациях или во всем мире и характеризующихся особой целостностью учения и верностью папе. Естественно, что хорошая музыка не может зазвучать, если каждый оркестрант играет по собственному усмотрению, но лишь в том случае, когда все следуют партитуре композитора и следят за палочкой дирижера. Та Церковь, которую желал иметь Христос, еще нужна сегодняшнему миру. Если в прошлом она не всегда сражалась на стороне справедливости, то по крайней мере отстояла ту веру, которая одна придает смысл человеческой жизни и делает людей братьями. Она обращается лицом к нам, уже не знающим, кто мы — венец вселенной или жалкий сгусток молекул. Она показывает нам в своих святых, что мы суть дети Божьи на пути к единению в подлинной вечной любви, а не голые обезьяны, бредущие к погребальной нише общественного кладбища. Церковь спасла нас от беспорядочности, жертвами которой мы стали с тех пор, как большинство людей перестало прислушиваться к Ней. Но и сегодня для того, кто раскрывает глаза, Церковь предстает в виде буксира, толкающего нас против течения, к истокам, а не в виде плота, влекущего вниз, к водопаду, как того хотели бы некоторые. Единственные окна в окружающей нас стене тьмы — это ее догматы, обоснованные разумом. Выжженные слезами плиты ее соборов — единственная оставшаяся открытой дорога к радости. Церковь сегодня — единственный институт, не приспосабливающий свой товар к запросам рынка, 258 потому что Тот, Кто ведет ее, желает возвысить человечество, а не позволить ему катиться вниз, следуя своим удовольствиям. Сегодня Церковь — быть может, единственный работающий громкоговоритель, позволяющий расслышать ставший слишком слабым голос совести каждого человека. 21. Дьявольская одержимость Дьявольская одержимость и сатанизм Честертон заметил, что когда человек перестает верить в Бога, можно было бы подумать, будто он больше не верит ни во что. Но это не так: когда человек перестает верить в Бога, он готов поверить в первого встречного, в Н Л О , в гуру, в спиритические сеансы, в магов и близок к тому, чтобы поклоняться Сатане. «Это неправда, но я в это верю». Сегодня никто «официально» не верит в дьявола, однако романы и фильмы о Сатане пользуются популярностью; число людей, полагающих себя одержимыми Сатаной, растет, а его поклонники регулярно дают интервью и описывают по телевидению черные мессы. «Если в прошлые времена, — пишет теолог Луиджи Сартори, — люди грешили "наивностью", подозревая на каждом шагу деятельное присутствие Дьявола, то сегодня они рискуют впасть в противоположную опасность... Для верующих определяющим является слово Божье. В нем мы открываем Бога любви и спасения, но также присутствие духа зла в мире». Опираясь на Библию, Церковь говорит о несомненном существовании Дьявола как причины соблазна: духовные существа, сотворенные Богом благими, но добровольно выбравшие автономию и бунт против Бога, отделились от Него и побуждают человека к тому же. Не столь несомненно существование дьявольской одержимости; в Евангелии говорится о том, что Христос освободил одержимых бесами, но мы не знаем наверняка, существуют ли они сегодня и в каком количестве. Их особенно трудно идентифицировать, потому что внешние проявления предполагаемой одержимости часто зависят от психических заболеваний (таких, как маниакально-депрессивный психоз, паранойя, шизофрения и прежде всего — истерия), а к ним в некоторых случаях могут присоединяться паранормальные способности (телепатия, ясновидение, телекинез). 259 Весьма вероятно, что мы имеем дело со случаем одержимости, когда в нем присутствуют одновременно следующие элементы: а) ненормальное и яростное отвращение к Богу в моменты предполагаемой одержимости; б) чередование личности (субъект проявляет во время одержимости личность, абсолютно отличную от его личности в нормальном состоянии, в соединении с полным отсутствием симптомов душевного заболевания); в) совокупность парапсихологических проявлений (ксеноглоссия, предвидение, телекинез). В некоторых случаях все три элемента совпадают. Возможно, Бог допускает одержимость либо как следствие каких-то прегрешений и спиритических сеансов, либо как испытание с целью очистить человека и привести его к молитве, либо как проявление существования соблазнителя и мощи Благодати, освобождающей от него. Таким образом, существование Дьявола, главным образом, проявляется не в случаях одержимости, как в Евангелии, но сегодня и в том, что происходит в мире: в газовых камерах и в ГУЛАГё, в разрушении семьи и любви, в наркотиках, в мировой мафии и в сатанизме. Образ Дьявола, с рогами и копытами, был устранен для того, чтобы утвердить в центре чисто сатанинскую идею освобождения от Бога, вокруг которой организуются воззрения современного человека. 22. New Age, или Эра Водолея New Age — Новый Век — и супермаркет таинств «Часто для того, чтобы нечто испытать, человеку нужно умереть, — утверждает один из героев романа Умберто Эко «Маятник Фуко». — Что доказывает его смерть через повешение на маятнике Фуко? Прежде всего следующее: человек, не умея смириться с лишенной ценностей жизнью в атеизме и нигилизме, но находя неудобным путь, указанный Христом, принимается искать потаенные смыслы, таинственные проекты, эзотерические пути бегства, которые затем, по прошествии времени, жестоко разочаровывают. Люди алчут проектов; если им предложить какой-нибудь план, они набрасываются на него, словно волчья стая. Ты придумываешь — и они верят». Перед нами феномен возвращения к Священному обходными путями, что составляет один из постоянных ритмов истории. Сегодня во всем западном мире плодятся секты, вновь оказывает зачаровывающее действие мистериальный иррационализм; иеромания и демономания отравляют атмосферу. С Ш А , Канада, Латинская Америка, а 260 ныне и Европа переживают подлинную эскалацию, настоящий бум сект: Церковь Муна, Харе Кришна, Scientology, но особенно New Age; пророки оккультного, альтернативной и не структурированной религиозности, сатанизма. В новых, пользующихся успехом сектах, из которых New Age, или Эра Водолея наиболее заметна, царит атмосфера индивидуализма и синкретизма, где есть место всему: от контактов с инопланетянами до мистического экологизма, от трансцендентальной медитации до самых невероятных форм самоизлечения и «целительной молитвы», а также публикации огромного количества книг по эзотеризму и магии. «Речь идет о том, — пишет Жан Франсуа Майе, один из лучших знатоков этого феномена, — что в Америке называют "cultic milieu" культовой средой, где господствует идеология Эры Водолея и вращается огромная клиентура жаждущих "опыта", таинства и паранормального. Каждый клиент, занявшись индивидуальным ремеслом, может сработать себе собственную религию, где будет присутствовать отмеренная доза перевоплощения, обожествление с помощью заклинаний, щепотки экологии, четыре капли астрологии, щепоть Дзэн и Йоги. В то время как в великих религиях, от католицизма до ислама, есть только одна входная дверь и обязательный маршрут, в эту новую «религиозность» можно войти через десятки разных дверей. Здесь отведывают всего, не прилагая усердия ни к чему». Это тот тип религии, которого заслуживает общество потребления: приспособленный не к тому, чтобы изменить его, но чтобы поддержать в его тенденциях. Нынешняя волна оккультизма, — говорится в редакционной статье «La Civilta Cattolica» от 6 октября 1984 г., — прочитывается как знак времени, выражающий потребность, пусть косвенную и деформированную, в приближении к «Божественному». В частности, потребность в приближении с помощью явлений, знаков, признаков достоверности, воспринимаемых чувствами и доступных всем. В своей долгой истории и в самих своих священных книгах Церковь содержит обширное наследие гораздо более серьезных и убедительных явлений и чудес, которые сегодня все без разбора подвергаются сомнению. Между тем наиболее достоверные из них могли бы пролить немного света на путь сегодняшнего человека, где широко распространенный материализм поставил столько препятствий вере. По замечанию Майе, необходимо иметь в виду, что все эти неомистические движения (секты) предлагают «опыт священного», чуда, необъяснимого: исцеления, явления, контакты. Подобный опыт становится почти единственным критерием истины. В традиции Церкви есть все необходимое для удовлетворения этой потребности, есть вековое знание 261 духовных состоянии, озарении и физических явлений, сопровождающих продвижение в аскезе. И, однако, это знание было отодвинуто в сторону теологией, которая сводится к интеллектуальному упражнению и не знает конкретной духовной жизни. Свидетели Иеговы и отложенный конец света Есть и такие секты, которые вдохновляются Библией, однако, отбрасывают не только толкования уполномоченного Христом Учительства, но и серьезные научные библейские исследования, которые в чести как у христиан-протестантов, так и у католиков. Среди наиболее воинствующих сект такого рода — Свидетели Иеговы, которые, воспринимая буквально и непрестанно цитируя отдельные места Писания, сводят на нет все остальное в Библии. Они объявляют Рай закрытым для тех, кто не разделяет во всем их веры, и раздувают страхи перед нависшим концом света, который из года в год откладывается по мере того, как эти страхи обнаруживают свою необоснованность. 23. Явления Явления Богоматери и Община духовного обновления Потребность в опыте Священного, свойственная современному человеку, находит действенный ответ в достоверных явлениях и в движениях духовного обновления. Предполагаемые явления, особенно явления Богоматери, сегодня чрезвычайно многочисленны, однако большая их часть не имеет достаточной гарантии подлинности. Но некоторые из них, принятые Церковью в качестве подлинных, стали причиной появления новых мест паломничества, куда стекаются миллионы людей и откуда они выносят — после молитвы и приближения к таинству — прощение грехов и поразительные позитивные перемены в своей жизни. Сегодня мощный поток обращений и обновления жизни во Христе связан также с паломничеством в Междугорье. В посланиях Богоматери нет ничего нового или сенсационного: они призваны актуализировать основные положения учения Христа и привлечь к ним внимание. Заслуживают упоминания многочисленные христианские движения, возникшие после II Ватиканского Собора. Сегодняшний человек не до- 262 вольствуется религиозной жизнью, состоящей в воскресных мессах, «выслушиваемых по обязанности среди чужих людей, среди холодных и стереотипных (как ему кажется) молитв, читаемых по книге, и проповедей, часто весьма далеких от его образа мыслей и его проблем». «Он хочет иметь Церковь, — пишет Карло Карретто, — состоящую из любви, из подлинных отношений, взаимоотдачи, из этих вот мелочей... Церковь, которая... указывала бы на нечто изначальное». Восточные секты и Свидетели Иеговы именно потому так легко улавливают души, что полны пафоса изначальности. Но тот же пафос можно найти и в молодых католических движениях обновления, одобренных Церковью. Карретто продолжает: «Никто не стремится изменить Церковь, если его Церковь дает ему то, чего он ищет и жаждет: истину, любовь, дружбу, общение... Если бы вместо свидетеля Иеговы... ему встретился человек, связанный с «Новым Катехизисом», «Католическим действием», «Обновлением Духа», или (если это подросток) со скаутом, тогда все пошло бы иначе». В этих движениях обретают опыт. Прежде всего опыт тепла, идущий от общности, затем опыт живой, спонтанной, общинной молитвы. Наконец, опыт радости — этой самой явной характеристики Веры, когда она живая и переживается совместно. «Рождение различных движений — поразительное доказательство действия Святого Духа и одно из самых эффективных средств его «завтрашней плодотворности»... Развитие и рост этих движений являются знаком жизненности христианства сегодня, а также ответом на подлинную, ощутимую потребность... Если вы войдете в одну из этих общин, — заключает Карретто, — у вас больше не будет никакого желания принимать участие в литургии в атмосфере холода, среди равнодушия людей, не прошедших катехизации, официальных и чопорных». Или, скорее, вы примете в ней участие, чтобы не отделяться от общины прихожан — этой клеточки Народа Божьего — и с желанием оживить ее. 24. Бог не таков Когда тебе встретится «трудное» библейское высказывание Вот знаменитые атеисты: Фейербах, Маркс, Ницше, Фрейд, Сартр... Мы, верующие, испытываем к ним горячую благодарность: они много способствовали делу подлинной веры, потому что, если они и были слепы на правый глаз и не умели увидеть разумность и обоснованность веры, то 263 левым глазом видели отлично и помогли нам разоблачить суррогаты, ввозимые контрабандным путем и предлагаемые под видом подлинного товара. Атеисты объяснили, почему даже достойные всяческого уважения люди часто видят веру в дурном свете: потому, что в ходу множество масок и подделок Бога, и есть много верующих, примкнувших к правому делу по ложным мотивам. Некоторые маски Бога берут начало в буквальном толковании Библии. Нет такой ереси или фальсификации (и Свидетели Иеговы служат тому практическим подтверждением), которая не могла бы найти свое обоснование в той или иной библейской фразе, понятой буквально и в отрыве от всего остального. Нет ничего удивительного в том, что в собрании из семидесяти двух книг, написанных множеством разных авторов тысячи лет назад и в таком далеком от нас регионе, неоднократно встречаются выражения, которые на первый взгляд задевают нас или кажутся противоречащими образу Бога, каким нам явил Его Христос, — образу доброго Отца и справедливого Судьи. Вот и другой довод в пользу необходимости Церковного Учительства: темные места Библии, истолкование которых в частном порядке может повлечь за собой всякого рода ошибки. Один из принципов, позволяющих понять определенное библейское выражение, — это его сопоставление с другими местами Писания, трактующими тот же предмет или, быть может, использующими то же слово в ином контексте. Следует принимать во внимание семитский язык и образ мышления того времени, а также тот факт, что божественное откровение сообщалось постепенно и приспосабливалось к уровню понимания древних евреев, шаг за шагом подготавливая их к полноте света, принесенного Христом. Л о ж н ы е образы Бога Любовь между мужчиной и женщиной содержит в себе сильное преувеличение разницы между возлюбленным, т. е. избранным, человеком и всеми остальными. Любовь к Богу такого преувеличения не содержит. Всякое человеческое существо испытывает бессознательное духовное влечение к Богу, подобно тому, как утка чувствует влечение к озеру, а пчела — к нектару. Но большинство людей не осознает этого и создает себе холодное и жесткое представление о Боге как об эгоистичном герцоге, повелевающем с высоты своего замка голодными крепостными. Гиттон пишет: «В записных книжках Валери я вычитал одну мысль, которую больше не могу найти. Привожу ее суть: "Если бы Бог суще264 ствовал, если бы только я мог верить, что Он существует, то достиг бы вечного счастья. Я не мог бы интересоваться более ничем, кроме Него. Я чувствовал бы себя окруженным нежностью и защитой. Наслаждения мира обратились бы в ничто, смерть обратилась бы в ничто. Если бы я знал, что Бог существует, если бы моя жизнь была лишь отсрочкой встречи с Ним, то даже если бы такая жизнь была исполнена страданий, она была бы сладка, словно долгое ожидание любимой женщины, в приходе которой, однако, ты совершенно уверен. Если бы Бог существовал, ничто не имело бы ценности в моих глазах. Если бы Бог существовал, я был бы, как мне кажется, естественно добрым ко всем, подобно человеку, вдруг сделавшемуся миллиардером и разбрасывающему во все стороны мешки монет просто потому, что это доставляет ему удовольствие. Если бы Бог существовал, то мои прошлые прегрешения были бы поглощены Им и прощены в силу одного того, что я признал бы их прегрешениями. Но Бог не дает познать Себя, и в мире все идет так — в том числе и для верующих в Него, — как если бы Он не существовал"». За исключением нежности и защиты, понимаемых по типу детского приюта, образ Бога, нарисованный Валери, верен, и мы знаем, что именно таким Бог дает Себя познать в Иисусе. Но обычный верующий, похоже, не знает, что такой Бог существует и что все это запредельное счастье возможно в действительности. К несчастью, бытует много отталкивающих образов Бога, и, возможно, в этом повинны некоторые выражения провозвестия. Хороший способ очистить обезображенный образ — обратиться к атеистам. Религия, как показывает теолог Мольтман, получала очищающие и творческие импульсы от мысли и действия именно тех, кто хотел разрушить ее. Похоже, Бог пользуется неверующими для того, чтобы привести верующих к лучшему образу веры. Самый простой и действенный способ очищения запачканных икон состоит в том, чтобы интерпретировать любой факт или выражение Писания в свете центрального откровения Христа: Бог есть Идеал и в то же время реальность. Бог есть совершенная Любовь и приглашает человека к свободному сотрудничеству с Собой, чтобы человек достиг преображения и смог таким образом войти в Его семью. (Любовь, разумеется, не в смысле чувства, а в смысле воли к добру.) Математик и философ Уайтхед описывает божественную природу в образах нежной заботы, от которой ничто не ускользает, снисходительной мудрости и безграничного терпения. Бог рассматривается как «Поэт мира», реализующий с тем, кто открывается Ему навстречу, Свое «видение истины, красоты и добра». 265 Верить означает не только признавать существование Бога, но также иметь о Нем хорошее мнение. Нет нужды тратить много слов на исправление бытующих ложных образов. Каждый может сделать это всякий раз, как ему встретится какое-нибудь «скандальное» изречение Библии. Впоследствии, читая и обдумывая другие страницы священного текста, он обнаружит, что есть другие выражения, уравновешивающие первые. А если он углубится в дальнейшие исследования, то откроет, что интерпретации Церкви и библеистов объясняют мотивы как первых, так и вторых. Я напомню только некоторые из наиболее распространенных ложных образов. Бог — суррогат того, чем является отец для ребенка. Когда ребенок становится взрослым, «бессилие человека продолжается, а вместе с ним продолжается и его горячее желание иметь отца и богов». Задача Бога состоит в удалении (иллюзорном) опасностей со стороны природы, примирении человека с судьбой и смертью и вознаграждении его за все страдания и лишения, перенесенные в человеческом существовании. Короче, Бог должен быть суррогатом недостающего в телесной жизни. Бог — проекция неудовлетворенных земных желаний (Фейербах), опиум для пролетариев, позволяющий им послушно переносить угнетение от капиталистов (Маркс), утешение слабых, неспособных заставить себя ценить в реальной жизни (Ницше). Для других Бог — торговец земными благами (такими, как здоровье, любовь, семья, успех), а молитва и месса играют роль разменной монеты. Или же Бог предстает как господин, который по своему произволу распоряжается судьбами отдельных людей и целых народов, а против тех, кто не повинуется Ему, возгорается гневом и посылает им ужасные кары. Или Бог — неумолимый судья, во искупление греха мира предписывающий жертвоприношение и мучительную смерть собственного сына. В большинстве случаев атеизм является, по выражению Тейяра де Шардена, неудовлетворенным теизмом. Рассмотрим некоторые возможные пути исправления. Бог, предписывающий нравственный закон как последовательность произвольных запретов, лишающих человека свободы. — Напротив: нравственный закон аккумулируется в Любви и представляет собой наиболее глубокую и подлинную потребность человеческого духа, указатель пути к непрекращающемуся счастью. Бог, осуждающий людей на вечные муки (ад). — Заметим, что во всех религиях существует вера в то, что совершенные в земной жизни поступки и нравственные выборы будут иметь позитивные или негативные последствия, пропорциональные вине или заслуге: речь идет о зако- 266 не соответствия между причиной и следствием. Ад не кара, налагаемая разгневанным судьей, а самонаказание человека, отвергавшего справедливость, истину и любовь столько раз и настолько сознательно, что он достиг черты, откуда нет возврата, и обрел отныне устойчивую и необратимую волю ко злу и к отделению от Бога. Бог, своим провидением будущего приковывающий каждого человека к его судьбе: «Что Бог предусмотрел, тому суждено свершиться». — Но Бог может предвидеть свободный выбор человека. Как видение происходящего, так и предвидение в действительности не лишает свободы. Бог, предписывающий не бастовать против несправедливостей со стороны других людей, но смиряться и в бездействии терпеть. — Но ведь Иисус энергично боролся против несправедливостей, и Библия оправдывает использование борьбы и даже насилия в случае недвусмысленной и законной обороны. Бог, «чья неисчерпаемая справедливость потребовала человеческого жертвоприношения, жертвоприношения собственного Сына. Этот образ столь же распространён, сколь и ложен», — говорит кардинал Ратцингер. «Действительность гораздо проще, — отвечает Делюмо. — Сын Божий пришел к своим, но те не приняли Его». Он пришел на землю не для того, чтобы дать Себя распять. Но, представая безоружным среди злых, Он знал, что рискует жизнью, и принял эту смерть, чтобы не изменить Своему провозвестию». Любовь Бога — действие волшебной палочки, исполняющей все молитвы о здоровье, урожае, неуязвимости для стихийных бедствий и т. д. — Такая любовь тоже не соответствует подлинной любви Бога к человеку. Люди получили достаточно способностей для подчинения природы и преодоления превратностей жизни (наука, техника, инициатива, сила духа в затруднительных ситуациях, альтернативные возмещающие блага). Необходимо, чтобы законы природы выполнялись. Молитва служит прежде всего для того, чтобы преодолеть соблазны, получить прощение вины, победить малодушие и лень, вызвать решительность, чувство справедливости, Любовь, открыть смысл жизни. Так что же такое сила веры, побуждающая нас обращаться с несомненной уверенностью к Богу и Его слову, как его сообщает нам Христос и Церковь Христова? Католическое богословие объясняет, что вера сверхъестественна: в начале, в конце и на протяжении всего жизненного пути вера неизменно является внутренним просвещением от Бога, который призывает человека, поддерживает и приводит к вере. Вера свободна, поскольку в отношении нее нет абсолютных доказательств, но только знаки и признаки для разума вкупе с интуициями для 267 духа. Каждый свободен подчеркивать либо знаки, побуждающие к вере, либо мрак, ведущий к сомнению. Кроме того, каждый свободен практиковать в большей или меньшей степени те нравственные добродетели, которые способствуют духовным интуициям: прежде всего это глубинное доверие, интеллектуальное смирение и милосердная любовь. Наконец, вера разумна, ибо акт веры есть деятельность, в высшей степени достойная человеческого осмысления. Короче, если разум сам по себе так же способен достигнуть Бога, как старый автомобиль — Луны, то в соединении с Евангелием и Благодатью он подобен старому автомобилю, на котором можно доехать до пусковой ракетной установки. 25. Парапсихология и вера Невероятные явления Веры Тот факт, что атеист и равнодушный не видят достаточных оснований для веры, не должен сильно удивлять. Они смотрят на вещи с другой стороны. Но и маловерующий, разбирая эти доводы и по существу принимая их, приходит в смущение и замешательство перед теми моментами в содержании веры, которые слишком сильно отличается от повседневного конкретного опыта этого мира. Подлинную проблему представляет собой Бог, который не виден и не слышен, лишен тела (а потому, согласно нашему опыту, лишен реальности), но который, однако, видит людей и происходящие события во всех частях света, вплоть до интимной глубины сознания; который слышит каждую молитву, получает наши послания и дает на них внутренний ответ; который знает неизвестное нам будущее и воздействует на материю, создавая или модифицируя ее без физического контакта. Нам кажутся сказочными, волшебными явления, которые, однако, неоднократно засвидетельствованы в Библии и в житиях святых и о которых говорят и в наши дни. Но главная трудность — в столкновении с величайшим отвращением современного мышления, находящегося под воздействием материализма, к вере в Потустороннее. «Никто еще не вернулся из потустороннего мира». Этот материалистический лозунг превратился в «неоспоримую истину». Многочисленные россказни о Рае и его призраках делают смешным всякого, кто в них верит, и некоторые теологи спешат разоблачить их, даже не рассмотрев как следует. 268 Полагается, что отсутствие серьезных, документированных и обладающих элементами проверяемости явлений заставляет многих верующих верить, совершая над собой насилие. Они оказываются в той духовной ситуации, которую можно кратко выразить в следующих словах: «Это неправда, но я в это верю»; эта ситуация принуждает таких «верующих» отчаянно желать для себя или для близкого человека «вечного блаженства». Высокий уровень спроса на паранормальное Одновременно со скептицизмом в отношении веры и Потустороннего мы можем констатировать в нынешнем западном обществе живейший интерес и неопределенную, общую доверчивость к тому типу таинственных явлений, в котором усматривается связь с другим миром. Многие теологи и верующие во Христа смотрят на мир «паранормального» снисходительно как на один из множества аспектов современного духовного хаоса. Или, лучше сказать, они тщательно остерегаются того, чтобы вглядеться в него и что-либо узнать о нем: более того, они хвалятся тем, что не сведущи относительно этого мира, и хотят таковыми остаться. Это объясняется тем фактом, что под именем парапсихологии многие беззастенчиво преподносят случайный набор различных феноменов, не ведая о том, что последние в течение целого столетия регистрируются и даже изучаются в университетах, — преподносят в виде самого убогого мошенничества, спекуляций, иллюзий (эзотеризм, магия, астрология, хиромантия, оккультизм), а также спиритизм, который часто оказывается вреден, даже будучи подлинным. Уродливые искажение серьезной парапсихологии — это отходы веры, последний вздох духа, остаток после вычитания Бога, доказательство того факта, что чем сильнее умаляется вера в Творца, тем пышнее разрастаются верования в фетиши. Но если мы отделим фальшивые банкноты от подлинных, то останутся некоторые факты, многочисленные и хорошо документированные, которые могут служить для современного человека верными признаками потусторонней жизни и, «разоблачая материалистическое видение жизни, побуждать взглянуть ввысь». Особая ценность этих феноменов как помощников разумной веры состоит в том, что они собирались, изучались и предлагались вниманию публики теми исследователями (в том числе, настоящими учеными), которые никогда не имели ничего общего с Церковью и относилась к ней с тем же недоверием, с каким она до самого последнего времени относилась к ним. 269 Это подобно тому, как если бы Марко Поло, вернувшись из Китая, поведал невероятные вещи, а затем из того же Китая прибыл другой пу. тешественник, не знакомый с Марко Поло, и рассказал то же самое. Парапсихология предъявляет нам те же факты (документированные в сфере нашего земного опыта), которые в вере казались невероятными: людей, способных без посредничества тела, то есть как Бог, ангелы и святые, узнавать об отдаленных событиях (ясновидение), видеть внутреннюю жизнь чужого сознания (телепатия), получать и передавать информацию (тоже телепатия) и даже порой угадывать еще не наступившее будущее (предвидение), а также способных воздействовать на материю, изменяя ее без физического контакта (телекинез), и бестелесно переноситься в отдаленные места, видеть происходящие там события, проявляться, дать себя увидеть, говорить, действовать и затем исчезать (билокация). Жить в вере означает непрестанно вверяться силам, которые аналогичны паранормальным, изучаемым парапсихологией, хотя эти последние, более слабые, очевидно, происходят от духа человеческих существ, живущих в этом мире, в то время как первые происходят от Бога, Христа, Девы, святых, ангелов, демонов, усопших. Но если эти силы на основе поддающихся проверке фактов доказывают свою реальность даже в этой текущей жизни и в людях, подобных нам, то непонятно, как можно отрицать их присутствие в тех существах, которых нам явил Христос. Начиная с тридцатых годов, в некоторых университетах исследователями Школы Джозефа Райна проводились тысячи лабораторных экспериментов, следствием которых стало постепенное превращение парапсихологии в науку. Было экспериментально доказано существование телепатии, ясновидения, предведения и телекинеза как экстрасенсорных явлений. Эти эксперименты были признаны многочисленными учеными и университетскими профессорами на Международном конгрессе по парапсихологии (Голландия, 1953 г.). Сегодня более чем в двухстах шестидесяти университетах и центрах университетского уровня ведутся исследования паранормальных явлений. Все парапсихологические течения и Школы признают, что в вышеназванных феноменах агент видит, познает и действует независимо от органов чувств и центральной нервной системы: речь идет о чисто духовном познании, то есть не связанном с органами, телом, пространством и временем. В таких случаях человеческий дух выходит за пределы пространственно-временных измерений, обусловливающих наше телесное существование и обычный способ познания с помощью органов чувств и мозга, и входит в духовное измерение, где прошлые и будущие события совпадают, словно происходят сейчас, а происходящее в разных местах совпадает, словно совершается в одном и том же месте. 270 Тем более Бог может видеть все происходящее в разных местах и все, о чем думают люди; может ведать будущее и быть реальностью, хотя у Него нет ни тела, ни органов чувств. Думаю, что в одной из моих книг мне удалось доказать, что явления билокации, подвергнутые действенной объективной проверке, служат убедительным признаком наличия жизни после смерти. В самом деле, если уже в течение земной жизни дух может отделяться от тела и действовать вне его (как это представляется вероятным), то можно думать, что он сможет делать то же самое тогда, когда тело перестанет функционировать. Это подтверждается и явлениями умерших святых, которые сопровождаются мгновенными исцелениями тяжелых органических заболеваний. Среди исследователей и учёных, проводивших серьезное изучение парапсихологических феноменов и сделавших открытия в этой области, назовем следующих: Уильям Крукс (1829—1919), знаменитый английский физик. Курт Дкжасс (1881—1969), доцент философии университета Провиденс(США). Владимир Бехтерев (1857—1927), доцент психиатрии, Ленинград. Уильям Кроуфорд (1865—1920), доцент физики Белфастского университета. Сэр Уильям Ф. Бэрретт (1844—1925), доцент физики Международного колледжа, Лондон. Густав Желей (1865—1924), врач, директор Международного метапсихического института в Париже. Уильям Маккензи (1877—1970), доцент философии Женевского университета. Джон Бэнк Райн (1895—1987), доцент парапсихологии университета Дарэм ( С Ш А ) . Сэр Оливер Лодж (1851—1940), доцент физики Бирмингемского университета (Великобритания). Уильям Макдугал (1871—1938), доцент психологии Гарвардского университета ( С Ш А ) . Шарль Рише (1895—1935), Нобелевский лауреат 1913 г. в области медицины, доцент Сорбонны. Генри Сидгвик (1838—1900), доцент философии в Кембридже. Альберт Нотцинг (1862—1929), доцент философии университета Монако. Ханс Бендер, доцент парапсихологии Фрейбургского университета, (Германия). Рене Сюдр, врач, директор Международного метапсихического института в Париже. 10 - 1979 271 Самуэль Соул (1889—1966), доцент математики Лондонского университета. Биллем Тенхаефф (1894—ок.1980), доцент парапсихологии Утрехтского университета (Голландия). Р. Таулесс (1984—ок. 1975), доцент психологии Кембриджского университета. И. К. Цёлльнер (1834—1882), доцент физики Лейпцигского университета. Леонид Васильев (1891—1966), доцент психиатрии, Ленинград. Чарльз Т. Тарт, доцент психологии Калифорнийского университета. Хорнелл Харт, доцент социологии университета Дарэм (Северная Каролина, С Ш А ) . Роберт Круколл, доцент зоологии университета в Абердине (Великобритания). Андреас Реш, доцент парапсихологии Папского Латеранского университета. Духовное бессознательное XX век стал веком открытия бессознательного. Человек подвластен бессознательным импульсам и желаниям. Их природа — сексуальная (Фрейд), социальная (Адлер), личная, стремящаяся к самореализации (Юнг), коллективная (архетипы Юнга). Позднее было открыто, что потребность в Боге и нравственных ценностях выявляет существование бессознательного духовной природы (Франкл, Эриксон, Ролло Мэй), которое поддерживает религиозную веру, даже когда она не отдает себе отчета в причинах собственной убежденности. Да будет мне позволено в этом пункте высказать некоторые гипотезы, которые еще нуждаются в проверке, однако, на мой взгляд, объясняют все факты с поразительной точностью. Я знаю, что сближение между теологией, психоанализом и парапсихологией будет резать слух тем знатокам и почитателям первых двух дисциплин, которые достаточно плохо знакомы с третьей и только в ее шарлатанских или спиритистских извращениях. Однако в результате пятнадцатилетнего изучения той парапсихологии, для которой характерна серьезная исследовательская работа, я пришел к убеждению, что и она, вкупе с другими научными дисциплинами, может внести свой вклад в открытие нового, действенного подхода к разумной вере. Из исследования парапсихологических феноменов представляется очевидным существование бессознательного паранормальной природы, которое в научной парапсихологии называется «сублимированым я» 272 (Майерс и Тирелл), «космическим резервуаром» (Уильям Джеймс), или «универсальным бессознательным» (Эдвард фон Гартман и другие). Похоже, что это бессознательное является тем самым человеческим духом, который, обретая самосознание, осознает свою независимость от пространства и времени и свое пребывание в контакте с другими духами — человеческими или сверхчеловеческими. Пока функционируют мозговые способности (ощущения, разум и т. д.) этот дух как бы дремлет; но когда мозговые способности приостанавливают свою деятельность (под гипнозом или в трансе), восприятия паранормального бессознательного могут достигнуть сознания, и тогда происходят явления телепатии, ясновидения, предвидения и т. д. Похоже, что паранормальное просто тождественно человеческому духу и поэтому тождественно духовному бессознательному, благодаря которому для человека возможна вера. Единственное различие между ними, по-видимому, заключается в объекте направленности духа: в вере, получающей развитие в мистических феноменах, дух познает Бога и принимает Его сообщения, в то время как в предчувствиях, достигающих кульминации в паранормальных явлениях, дух без участия органов чувств познает мысли других духов или отдаленные в пространстве и времени события этого мира. Тогда становится понятным, почему в Вере есть моменты темноты и моменты, когда она без видимых причин обретает ясность зрения: дело здесь в озарениях, обращениях, умных видениях, которые, как и паранормальные явления, нельзя ни предсказать, ни вызвать по собственному желанию. Для веры, как и для парапсихических способностей, имеются как благоприятствующие, так и препятствующие ей условия. Благоприятствуют безмолвие, медитация, воздержание от бурной чувственной, инстинктивной жизни. Подобно тому, как есть люди, наделенные парапсихическими способностями в большей или в меньшей степени, так существуют люди, для которых по природе вера более легка, хотя и менее одаренные обладают некоторым проблеском веры, которую могут развить. В вере, как и в парапсихическом Бессознательном, максимум познания достигается с помощью умного видения, которое сопровождается приостановкой мозговых способностей, именуемой «экстазом» — в отношении божественных вещей и «трансом» — в отношении вещей человеческих. Как интенсивная вера, так и паранормальные способности происходят от пробуждения духовного Бессознательного, или Духа. Этим объясняется тот факт, что многие святые обладают, помимо мистических даров, парапсихическими способностями (чтение сердец, ясновидение, пред- 10» 273 сказания будущего, билокация). Естественно, вера и еще в большей степени мистические дары представляют собой общение с Богом и потому требуют особой благодати и призыва с Его стороны: условие, отсутствующее в отношении паранормальных феноменов. По-видимому, интуитивная вера происходит от слабого, темного и неясного восприятия тех вещей, которые умное и мистическое видение позволяет воспринимать с полной и абсолютной ясностью. Аналогично этому в области паранормального смутное предчувствие отдаленного или будущего события представляет собой слабое и неопределенное восприятие того, что выраженная телепатия, предвидение или ясновидение открывают как несомненное. Наиболее резкое различие между духовным Бессознательным веры и парапсихическим Бессознательным состоит, по-видимому, в том факте, что первое, имея своим объектом Бога, требует открытости навстречу Ему (смирения, доверия) и поиска нравственных добродетелей, которых второе, обращенное к земным реалиям, не требует. Данная гипотеза объясняет и причину того факта, что в интуитивной вере (не в разумной!) человек чувствует одновременно и уверенность и неуверенность. Духовное Бессознательное, с его интуицией веры, достигает некоторого ядра истины ( «Я чувствую, что над нами должен быть Кто-то», «Я чувствую, что христианство истинно»), и в тот момент, когда это Бессознательное его видит, оно полно уверенности. Но затем интуиция прерывается, и в отсутствие подробного знания об основаниях веры разумная часть человека — единственная, сохраняющая активность, — оказывается в затруднении и не способна обосновать то, во что верит — ни перед собой, ни перед другими. Отсюда возникает ощущение неудовлетворённости и растерянности; их причина в разделении двух способностей собственного существа, которые, как кажется, воспринимают разные, прямо-таки контрастные вещи. Это подобно тому, как если бы человек видел одним глазом одни предметы, а другим — совершенно другие. Поэтому обретение разумной веры дает большее душевное спокойствие и уверенность. В разумной вере человек держит открытыми оба глаза, что предоставляет ему возможность соединить обе точки зрения и обрести трехмерное видение. Надежное указание на жизнь после смерти В человеческом мозге и нервной системе психическая и физическая деятельность разворачиваются параллельно и во взаимной зависимости: 274 при повреждении мозга в результате травмы, ушиба, старения клеток или атеросклероза чувственные восприятия, память, воображение и сам разум страдают и перестают нормально функционировать. Если с помощью соответствующей терапии возможно достигнуть выздоровления мозга, то вышеназванные способности восстанавливаются. Отсюда материалисты делают вывод, что с разрушением мозга и нервной системы по причине смерти психическое (разум, мышление, душа, дух — как бы его ни называли) перестает существовать. Однако сегодня в свете более глубоко изученных паранормальных феноменов становится общим достоянием доказательство независимости части души, а именно духовного Бессознательного, от центральной нервной системы. Сохраняют свою значимость философские доводы в пользу духовности и бессмертия души, доводы, принимаемые многими выдающимися философами-спиритуалистами, как христианами, так и нехристианами. Однако многосторонние засвидетельствованные явления телепатии, ясновидения и билокации дают экспериментальное подтверждение тому, что дух способен видеть и понимать независимо от органов чувств и мозга, а также, возможно (в явлениях билокации), и вне тела. Логично, что связанные с работой мозга способности (ощущения, воображение, мозговая память и разум) прекращают свою деятельность с разрушением мозга вследствие физической смерти. Но это не означает прекращения деятельности духа. Она не зависит от мозга. Более того, пока функционируют мозговые способности, дух по необходимости дремлет и воспринимает лишь предчувствия и проблески, смутные религиозные, нравственные, социальные, эстетические и философские интуиции. Только с уменьшением мозговой активности дух набирает силу. Когда деятельность мозговых способностей приостанавливается — в экстазе и близких к нему состояниях — дух обретает сознание, начинает видеть, познавать, действовать, и все это независимо от органов чувств и мозга. Как в мистических, так и в паранормальных феноменах наблюдается одна константа: экстрасенсорные способности становятся тем активнее и сознательнее, чем сильнее тормозится или приостанавливается деятельность сенсорных способностей. Отсюда следует, что, когда со смертью (то есть переходом к исполненной духа жизни) деятельность мозга и возможность функционирования мозговых способностей совершенно прекращается, дух оказывается, наконец, в условиях беспрепятственного и нормального осуществления тех своих способностей, которые в земной жизни мы называем паранормальными. Без научной парапсихологии нужна очень сильная вера, чтобы верить в жизнь после смерти без перевоплощения. С научной парапсихологией 275 жизнь вне тела представляется более достоверной. Вера все равно нужна, но для того, чтобы различить сияющую цель, достигаемую вне тела. 26. Медиумические явления и вера Спиритическая и психическая гипотезы Другое существенное подтверждение вере дают медиумические явления, сегодня весьма популярные. Они представляют собой, несомненно, глубинное, происходящее из надежного источника свидетельство существования невидимого, потустороннего мира. Большинство людей, ищущих медиумического общения, побуждаются к тому либо горем и невозможностью смириться с потерей любимого человека, либо любопытством, желанием войти в контакт с чем-то таинственным и необъяснимым, быть может, даже с самими «духами». Самые распространенные способы для этого — «гадание на блюдцах» и «автоматическое письмо». Оба способа дают возможность получать смутные телепатические или предвещающие будущее сообщения. Реже имеет место «великое посредничество», когда один или несколько духов завладевают телом медиума и действуют через него. В этих случаях медиум говорит чужим голосом, пишет почерком, тождественным почерку вошедшего с ним в контакт покойного, рисует или пишет красками в стиле художников минувших эпох, играет на музыкальных инструментах, на которых не сумел бы сыграть в обычном состоянии, и говорит на неизвестных ему иностранных языках. В других случаях кажется, что предполагаемый покойник производит шумы, звуки, говорит в пустом пространстве, оставаясь невидимым; может материализовывать предметы или проносить их сквозь стены и, наконец, появиться в зримом образе. Среди специалистов существуют две гипотезы, касающиеся объяснения таких явлений: психическая гипотеза, связывающая все эти феномены с паранормальными способностями медиума и присутствующих на сеансе лиц, и гипотеза спиритическая, которая в некоторых случаях, когда психическая теория сталкивается с огромными трудностями при их объяснении, относит происходящее к вмешательству духов умерших. Большинство парапсихологов принадлежит к первому течению, сохраняющему верность научному принципу: объяснять любое явление естественными, принадлежащими к этому земному миру причинами. Среди меньшинства, которое в некоторых случаях принимает спиритическую 276 гипотезу, мы встречаем такие первостепенные имена, как Тенхаефф, Таулесс и Дкжасс, помимо крупных имен прошлого и первой половины нынешнего столетия. Как бы то ни было, мы можем заметить, что обе гипотезы — как психическая, так и спиритическая — по существу подтверждают то, что для современного человека представляет наибольшее затруднение и образует центральное ядро веры: существование невидимого мира. С точки зрения одних, человеческий дух способен к таинственному познанию за пределами чувств и выходу из пространственно-временных измерений, образующих границы материи. С точки зрения других, дух умершего наделен аналогичными, только более масштабными способностями и может входить в общение с нашим духом. Большие опасности для искателей медиумических явлений В христианской мистике абсолютно недопустимо искать мистических явлений (видений, чудес, билокаций и т. д.): их можно только принимать, если они вдруг случаются сами собой, и подвергать суровому и долгому рассмотрению, чтобы избежать опасности иллюзии. Большие опасности угрожают и тем, кто приближается к медиумическим явлениям из любопытства, желания обрести новый опыт или заглушить тоску по умершему дорогому человеку. Во-первых, это опасность иллюзии: в большинстве случаев так называемые послания — лишь отражения душевных переживаний участников спиритического сеанса, чьи воспоминания улавливает медиум. Другая большая опасность — распад душевной целостности, при котором выходят на свет так называемые вторичные личности, а также потеря связи с реальностью, зависимость и «вторжение» путаницы. «Есть вещи, — пишет Рене Генон, к которым нельзя приближаться безнаказанно, не имея на то доктринальных указаний, необходимых для того, чтобы не сбиться с пути. Это никогда не лишне повторить, тем более, что в области, о которой идет речь (в области медиумических явлений), заблуждение такого рода представляет собой одно из самых распространенных и прискорбных последствий воздействия тех сил, с которыми проводится эксперимент. Огромное число людей, в результате этого лишившихся рассудка, служат тому более чем наглядным подтверждением». Для того, чтобы войти в подлинный и глубокий контакт с любимым человеком, перешедшим в иное измерение, гораздо полезнее отдавать 277 силы углублению жизни духа. Дух каждого соединенного с Богом человеческого существа тесно связан — даже с нашей точки зрения, христиан, отнюдь не пантеистов, — со всеми другими соединенными с Богом духами. Здесь имеет место общение, называемое «общением святых», — во всей этой духовной семье, частью которой мы являемся. Здесь течет непрерывный поток мыслей, чувств, добродетелей, ценностей, тайных посланий, объемлющий близкие души, уже в этой жизни соединенные особой дружбой. Общение и поток, из которого мы черпаем соразмерно нашей медитации, сердечной молитве и духовному развитию. «Я лоза, а вы побеги, — говорит Христос. — Вы пребываете во Мне, и Я в вас». Эти и другие подобные откровения дают представление о таинственном, но реальном способе общения в Боге с нашими усопшими. Церковь предостерегает против неосторожного стремления за пределы этого внутреннего общения и поиска в спиритических сеансах откровений, которые сообщают нам участвующие в сеансах духи о Боге, о потустороннем мире, о перевоплощении... Часто речь идет лишь о мнениях медиума. Но даже если допустить, что в некоторых случаях, быть может, имеет место контакт с говорящим духом, как можно быть уверенным, что это не дух лживый, который, даже если и сообщает нам некоторые точные и поддающиеся проверке сведения, лишь для того, чтобы увести с пути Христова в иные края, не поддающиеся исследованию. Некоторые люди превращают для себя медиумическое общение в религию. Даже если они верят в Христа, дающего столько гарантий достоверности, то лишь для того, чтобы попасться в ловушку первого встречного. Они подобны тому человеку, который в простоте душевной вводит в свой дом незнакомых людей, вверяет им собственную жизнь и позволяет им руководить собой. Неудивительно, если потом ему придется горько раскаиваться в своей чрезмерной доверчивости. 27. Чудеса Чудо и парапсихология: где граница между ними? Известно, что во время национального съезда в Римини католических групп движения «Обновление Духа» имели место десятки случаев внезапного исцеления во время спонтанной молитвы, возглавляемой отцом Эмилиано Тардифом. На вопрос репортера «II Giornale» (11 мая 1988 г.) о том, каким образом происходят чудеса во время молитвенных встреч, отец Тардиф ответил: «Это не чудеса. Чудеса имели бы место в случае 278 излечения болезней, которые наука считает неизлечимыми. В большинстве случаев речь идет именно об исцелениях». В случаях мгновенного исцеления неизлечимых заболеваний «наука, — пишет теолог Франко Ардуссо, — ограничивается заявлением о том, поддается данный факт или не поддается объяснению на основе ее специфической компетенции» (то есть действительно ли данная болезнь неизлечима и действительно ли она оказалась стабильно излеченной). Говорить о чуде должна Церковь — после того как выслушает мнение ученых и констатирует в экстраординарном событии характер религиозного знамения. Но что может с уверенностью утверждать наука? Разве нельзя предположить, что существуют законы природы, еще не открытые наукой или подлежащие пересмотру? «Серьезность этого вопроса, — отвечает Ардуссо, — объясняет ту крайнюю осторожность, с какой осуществляется в Лурде признание чудес». То же самое относится и к решению вопроса о канонизации святых; «и тем не менее представляется, что медицина, хотя она и следует путем непрерывных открытий, без особых затруднений признает существование предела, для нее непреодолимого. Этот предел, по словам туринского врача П.Далио, состоит в «невозможности вернуть в нормальное состояние клеточные и гистологические структуры по достижении ими стадии необратимости». В признанных чудесах, — продолжает тот же автор, — речь идет всегда о заболеваниях, либо неизлечимых изначально, либо достигших необратимости, то есть неизлечимости. Некоторые из больных достигли края жизни: возможно, речь шла уже о нескольких часах до смерти». Рене Латурель замечает в недавно опубликованной книге о чудесах: «В действительности подлинная природа чуда верно определяется лишь тогда, когда оно рассматривается одновременно как "экстраординарный факт" и как "знамение"». «Чудо, — любит повторять он, — это значимое чудесное событие. Это знак божественной любви, милосердно склоняющейся к нуждам и ранам человеческим». И прежде всего это знак в подтверждение религиозного учения, ведущего человека к спасению. «Чудо, — продолжает Латурель, — не столько противоестественно, сколько сверхъестественно: это рациональное действие, но по масштабам Бога». Исцеления 1) мгновенные 2) тяжелых органических (то есть не функциональных, не невротического характера) и неизлечимых заболеваний не относятся, на мой взгляд и взгляд большинства специалистов, к сфере парапсихологии: они не имеют места в мирском контексте, но только в религиозном. С полным основанием можно считать их событиями, явно превосходящими законы природы, и потому разумно будет приписать их 279 божественному вмешательству с целью дать религиозной вере также внешнее и объективное обоснование. Джованни Бландино, известный эксперт по научным проблемам и теолог, пишет: «Чудо — это наблюдаемый факт, который отчетливо выделяется из феноменов обычного (мирского) опыта и обнаруживается только в религиозных обстоятельствах. Следовательно, будет оправданным рассматривать чудо как исключение из законов природы, вызванное особым божественным вмешательством, главная цель которого — призвать человека к спасению во Христе... Прежде всего, если Бог существует и если Он мудр, свободен, полон любви, мы не видим никакого противоречия или натяжки в том, что Он не только поддерживает обычный ход вещей в мире, но и вмешивается в него порой непосредственно, в порядке исключения, именно по причине Своей любви к творениям... Экспериментальная наука устанавливает, с определенной долей вероятности, естественные законы. Но если нет убедительных доводов в пользу отрицания бытия Божьего, то наука не может иметь никаких убедительных доводов в пользу отрицания модифицирующего вмешательства со стороны Бога... Всегда будут ученые-материалисты, которые это отрицают... Но если они добросовестно и внимательно проанализируют факты, то окажутся в затруднении». Автор замечает, что в чуде обнаруживается явный разрыв с феноменами, наблюдаемыми в повседневном опыте. Если бы речь шла о счастливом совпадении неведомых материальных факторов, на протяжении истории должны были бы прослеживаться все промежуточные градации, чего нет в действительности. Далее автор говорит, что внушение может оказывать заметное влияние на течение функциональных болезней невротического происхождения, но абсолютно не способно мгновенно восстановить ткани, непоправимо разрушенные тяжелым органическим заболеванием. «Также и сегодня в Церкви подтверждается совершение чудес, — заключает автор. — Это чрезвычайно важно, потому что сегодня есть такие возможности документировать чудо, каких две тысячи лет назад не было. Это объясняется отчасти прогрессом научного познания, отчасти тем фактом, что мы точно знаем «литературный жанр» медиков и ученых сегодняшнего дня... И современные чудеса служат гарантией чудес евангельских». Вот некоторые примеры, извлеченные из архивов недавних процессов по канонизации святых: 1) Св. Максимилиан Кольбе: Франческо Лучани Раньер, 66 лет, умирающий от гангрены правой нижней конечности, вызванной множественным облитерирующим эндоартритом. Мгновенное и полное исцеление, наступившее 5 августа 1950 г. в больнице Порто Сан 280 Джорджио (Анкона) и засвидетельствованное восемью врачами, среди которых профессор Фругони. 2) Св. Гаспар дель Буфало: Ореола Боне, вдова Понтекорво, 55 лет. Мгновенное и полное исцеление злокачественной опухоли в брюшной полости, исчезновение твердого уплотнения брюшной полости после явления умершего святого и беседы с ним в ночь с 23 на 24 мая 1934 г. Засвидетельствовано одиннадцатью врачами. 3) Св. Антонио Пуччи: Карла Пуччи ин Куписти, 60 лет, мгновенное и полное исцеление деформирующего артроза правого бедра, сделавшего невозможным передвижение. Виареджио, 26 апреля 1953 г., засвидетельствовано шестью врачами, среди которых профессор Вальдони. 4) Св. Антонио Пуччи: Хосе Баррьентос Гомес, 16 лет, сбитый двухтонным грузовиком. Тяжелые травмы брюшной и грудной полостей, находился при смерти. Полное исцеление в ночь с 14 на 15 марта 1953 г. в больнице (Чили). Свидетели — четыре человека, из них двое врачей. 5) Св.Джованни Ожильвие: Джон Фэган, 51 г., мгновенное и полное исцеление злокачественной и необратимой опухоли желудка и кишечника 16 марта 1967 г. в Глазго (Шотландия), засвидетельствованное несколькими врачами. Из множества прочих чудесных исцелений (среди которых и случаи исцеления младенцев в возрасте до одного года) назовем одно, совершившееся при посредничестве папы Иоанна XXIII. Оно имело место 25 мая 1966 г. (папа Иоанн умер тремя годами ранее), и объектом его была монахиня, Катерина Капитани, все еще служащая (в 1990 г.) при городской больнице Беневенто. Сестра Капитани находилась при смерти в военно-морском госпитале Неаполя. Диагноз: геморроидальный свищевой гастрит с варикозом, осложненный перитонитом, склеротомией и другими сопутствующими нарушениями. Сестре Капитани явился папа Иоанн и говорил с нею, и с этого момента она стала совершенно здорова. Лечащие врачи, среди которых главный врач Джузеппе Дзаннини, профессора Д'Авино, Биде, Джизонни, Винджиани и Арго, подтверждают, что подобное мгновенное исцеление далеко превосходит все возможности внушения и естественного процесса. Чудеса подобны сигнальным ракетам в ночной дали. Для искателей истины их света достаточно, чтобы увидеть направление движения. Сай Б а б а , его чудеса и чудеса Христовы Один читатель написал в журнал «Famiglia Cristiana»: «Некоторое время назад я смотрел передачу о Сай Баба, известном индийском гуру, 281 который совершает чудеса... Что думает об этом Церковь и какое значение приписывает она его чудесам, если иметь в виду, что чудеса Христовы "имели своей задачей" доказательство божественности Христа? Быть может, перед нами — лжехристос, который, как говорится в Евангелии, будет совершать великие чудеса, чтобы прельстить многих?» Теолог Пьетро Россано, отвечая читателю, вначале сообщает краткую биографию Сай Баба. Он родился в селении Путтапарти близ Бангалора (Южная Индия) в 1926 г. Его подлинное имя — Сатья Нараяна. В 14 лет он начал совершать поразительные вещи, например, умножать куски сахара и цветы, и заявил, что является перевоплощением Сай Баба— странствующего святого и харизматика, умершего в 1918 г. Поклонники почитают его как «аватару», то есть живое воплощение божества, в то время как он сам считает себя Сай Баба. Согласно учению индуизма, весь космос пронизан духовной силой, которая называется Брахманом, или Богом, и частью которой являются человеческие души. Брахман — это единственная подлинная, устойчивая и постоянная реальность, а все то, что воспринимается нашими чувствами, — обман, иллюзия. Все мы носим в себе искру Брахмана, или души, но некоторые люди представляют собой аватары Брахмана, то есть его видимые проявления или воплощения. «Я Бог, — утверждает Сай Баба, — но и вы тоже — Бог. Только вы не сознаете этого. По существу между вами и мной нет никакой разницы». Сай Баба учит, что в сегодняшнем человечестве находятся под угрозой пять великих оснований мировой гармонии и для их спасения необходимо обратиться к Богу. Эти основания: сатья (истина), дхарма (праведность), манти (мир), према (любовь) и ахимса (ненасилие). Как мы видели, индуистские высказывания о душах как искрах Бога могут быть истолкованы в христианском смысле: в том смысле, что все любящие Бога стремятся стать с Ним одним целым, и Он присутствует во всех и во всем. Сам Иисус сказал, что все, к кому обращено слово Божье, суть боги (букв. см. Ин 10:3). Что касается чудес, следует различать экстраординарные, или необыкновенные явления и чудеса в собственном смысле. По учению Библии и Церкви, чудесное событие, или экстраординарное явление, не является монополией Бога и Христа. Библия замечает: «То же (что и Моисей) сделали и волхвы чарами своими» (Исх 8:7); «восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса» ( Мф 24:24); «сам Сатана принимает вид Ангела света» (2 Кор 11:14). Это не означает, однако, что все нехристианские чудесные события всегда идут от сатаны: они могут быть паранормальными явлениями. 282 . Но, если необычайные события происходят и вне христианства, где тот пробный камень или поддержка вере, которую предоставляет христианское чудо? Ответим, что любой паранормальный или чудесный факт уже указывает на нечто важное для веры сегодняшнего человека: на существование разумной силы, действующей вне и сверх физических и химических сил, пространства и времени. Следовательно, он оказывается доказательным опровержением материализма, на котором основано сегодняшнее неверие. Часто речь идет о духе ныне живущего в мире человеческого существа (экстрасенса, медиума, гуру, святого). В некоторых случаях может идти речь о добром (ангел, умерший праведник) или злом (бес, враждебный Богу покойник) потустороннем духе. Наконец, некоторые необыкновенные события никогда не совершаются в паранормальном и мирском контексте, но только в религиозном (мгновенные исцеления тяжелых органических заболеваний и подлинные воскрешения). С большой долей вероятности их можно приписать действию Святого Духа: это и есть чудеса в узком смысле. Таким образом, всякий экстраординарный факт, если речь не идет об обмане или фокусе, всегда служит предварительным вспомогательным средством для веры. Для того, чтобы определить, какая из четырех вышеназванных категорий духов стоит у истоков данного феномена, следует внимательно изучить сопутствующие обстоятельства и тех, кому предназначалось чудесное событие, а также преследуемую при этом цель и следствия, произведенные данным событием на очевидцев. В общих чертах можно сказать, что когда цели носят мирской характер, речь идет о паранормальном действии, совершенном ныне живущим человеком, не слишком близким к Богу. Когда цель состоит в увеличении любви, доверия и послушания Богу, тогда, возможно, речь идет о паранормальном явлении, произведенном ныне живущим святым, гуру или потусторонним духом. Когда же цель состоит в удалении от Господа, речь идет о живущем человеке или потустороннем духе, которые враждебны Создателю. Подлинное чудо в собственно богословском смысле будет иметь место лишь тогда, когда оно заключает в себе религиозную цель и осуществляется, как было сказано выше, в виде исцеления или воскрешения. Чудеса Сай Баба (и те, что совершаются в нехристианских религиях) нужно считать паранормальными явлениями, когда они воспроизводят факты, имеющие место также в спиритических сеансах или в спонтанных интуициях экстрасенсов. Но они могут иметь и божественное происхождение, когда совершаются исцеления. Можно думать, что Бог вмешивается, чтобы подтвердить учение и проповедь гуру о существовании Бога, 283 о Его доброте и праведности, о ценности молитвы и нравственного поведения и о посмертном воздаянии, т. е. все те истины, которые у нехристиан являются общими с последователями Христа. Нельзя не сказать, что наиболее часто производимые Сай Баба явления не встречаются у великих святых и тем более у Христа, зато распространены у искусных иллюзионистов и фокусников как явления кажущиеся, и на спиритических сеансах как реальные феномены, известные под именем «вкладов». Сай Баба поворачивает правую руку, и в ней мгновенно появляется «вибхути» (ароматная зола), часы, медаль, с его собственным изображением, кольцо или другие предметы, которые он дарит присутствующим как знаки своего покровительства. Такие явления должны, на наш взгляд, квалифицироваться как паранормальные. Свидетели рассказывают также об исцелениях, но до настоящего времени они еще не получили столь же строгого подтверждения, как чудеса Луарда или канонизаций Святых. Если такие подтверждения будут получены и если будет научно доказано, что болезнь была неизлечимой и исцеление совершилось мгновенно, тогда, мне кажется, можно будет говорить о подлинных и достоверных чудесах, осуществленных Богом в подтверждение элементов, общих всем великим религиям. Сай Баба заявляет, что пришел не для того, чтобы принести какую-то новую религию. «Бог един, — говорит он, — но можно поклоняться Ему во многих формах, молиться многими способами; повиноваться, следуя различным религиям». Это не значит, что выбор между той или другой религией безразличен и не существует такой религии, которая помещает любовь в центр и лучше раскрывает природу и желания Бога. Это значит лишь то, что некоторые основополагающие истины являются общими для всех великих религий и что для современного человека фундаментально важно поверить по крайней мере в них. Христианское чудо отличается от всех остальных чудес преобладающим классом феноменов: мгновенными исцелениями тяжелых органических заболеваний, а также своей целенаправленностью и производимым действием (внутреннее просвещение и духовный прогресс человека, над которым совершается чудо, и помощь в вере для всех остальных). Христианское чудо совершается прежде всего для обращения к жизни по Богу многих людей. Таким образом, для установления категории духа, совершившего конкретное необыкновенное действие, можно пользоваться максимой, данной Христом для различения пророков и их чудес: «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?.. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые» (Мф 7:16, 18). 284 Сай Баба проповедует Любовь к Богу и ближнему, и это истинно и прекрасно. Но именно Христос был первым, кто это проповедовал, сделал это учение центром всего, прожил его вплоть до высшей жертвы и создал бесчисленных святых, несущих в мир провозвестие Христово и божественную помощь для того, чтобы жить этим провозвестием. Поэтому христианин, глядящий на Сай Баба как на что-то удивительно новое, подобен тому мореплавателю, который обогнул земной шар в поисках острова сокровищ, а когда нашел его, обнаружил, что это тот самый остров, на котором он родился и который был его отправной точкой. 28. Экспериментальная вера Истинная внутри и снаружи Некий археолог упал в глубокое подземелье древних развалин храма майя, только что им открытого. Раненый и полумертвый, он оказался в темном лабиринте подземных ходов. Спустя некоторое время, когда прошел первый шок, он сумел, благодаря своему знанию храмов майя, добраться до некого подобия колодца без воды, откуда различались в вышине проблески света. День и ночь напролет археолог пытался любыми способами выбраться наружу, но тщетно. Он знал, что наверху не было поблизости жилья и никто обычно не забредал в те места. Он упал духом и уже не знал, что предпринять, когда ему вдруг послышались голоса — там, вверху, возле отверстия. Он не знал, кто это был — животные, люди, ветер или, быть может, что-то еще, однако, начал звать на помощь. Вначале никто не отвечал, но потом ему показалось, что чей-то голос два или три раза что-то повторил на незнакомом языке. Итак, наверху кто-то был! Археолог продолжал кричать, пока не увидел, что в расщелину спускается веревка, на конце которой висел сверток. Когда она опустилась, археолог развернул сверток и обнаружил в нем спелые фрукты. Немного подкрепившись, он вновь закричал и услышал ответ. Тогда он обвязал себя веревкой и почувствовал наконец, что медленно поднимается вверх, к свету. Лабиринт подземных ходов и голоса символизируют поиск Бога с помощью интуиции и разума, а канат, тянущий вверх, представляет собой опыт веры, порождающей мир, радость, праведность и любовь, — веры, изменяющей жизнь. Ожидать сперва разрешения всех проблем, возражений и неясностей для того, чтобы начать верить, все равно, что ожидать для того, чтобы 285 начать жить, разъяснения всех тайн жизни. Наилучший способ сдвинуть с места колесо веры, заржавевшее от бездействия, состоит в том, чтобы начать экспериментальный поиск, подобный поиску научному. Некоторая гипотеза принимается в качестве удовлетворительной, и начинается исследование вытекающих из нее следствий: действительно ли они убедительнее, чем что-либо иное? Другими словами, осуществляется экспериментальная проверка. Мы обращаемся к Богу, просим Его просветить нас, пытаемся услышать Его внутренний ответ, вступаем в общение с теми, кто, возможно, способен нам помочь. Прими Иисуса как твоего Спасителя, откройся ему и поразмысли над его словами. Если плод добрый, лучше один раз попробовать его, чем выслушивать все речи тех, кто хочет тебе его продать. Когда у тебя появится первый опыт того, что Бог любит тебя и отвечает тебе, тогда другое дело: рациональные доводы покажутся тебе более ясными. Если ты попробуешь, то убедишься: это действует! Это все равно, что стоять на скале, в смущении и нерешительности глядя на воду, в которой никогда не доводилось плавать. Хотите научиться? Дайте столкнуть себя в воду, и дело сделано. Но если вы будете стоять на берегу, то не научитесь плавать никогда. Сегодняшнее искушение редукцировать веру Принятие Иисуса как моего Учителя, после чего я испытываю Его воздействие на меня и мое духовное исцеление, — это самое поразительное подтверждение истины Евангелия. Но, если я наделен нормальным критическим чувством, этому принятию предшествуют, сопутствуют и последствуют подтверждения со стороны разума, вроде приведенных нами и основанных на внешних по отношению к нам фактах. Сегодня многие верующие, по примеру некоторых теологов, боятся фактов — как исторических, так и естественно-научных — и довольствуются экспериментальной верой (которая для прохладноверующего таковой не является), объявляя трудной и бесполезной разумную веру. Но не таково учение Христа. Разум позволяет узнать, что Бог существует и что Он явлен нам в Библии и во Христе: принятие учения Христа после такой констатации есть разумная вера. В самом деле, Библия учит, что с помощью интеллекта человек может познать Бога как реально существующего за пределами его духовных потребностей. И чудеса, сбывшиеся пророчества и явления в сопровождении объективных подтверждений достоверности суть знамения, которыми Бог пользуется для оказания помощи вере через посредство разума. 286 Поэтому разумная вера и вера экспериментальная взаимно дополняют друг друга, словно два крыла птицы, так же, как это происходит в глубокой и постоянной человеческой любви. Евангелие истинно, не потому что оно прекрасно и изменяет жизнь, а изменяет жизнь и прекрасно, потому что истинно. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Таинственный остров и остров абсурда Сартр говорит, что абсурдность — ключ к человеческому существованию. «Слово «абсурдность» рождается сегодня под моим пером... Я понимаю, что нашел ключ к Существованию, ключ к моей Тошноте, самой моей жизни». Мир, согласно Сартру, не являет в себе ни следа Бога. В драме «Дьявол и добрый Бог» Гетц, один из персонажей, восклицает: «Ты умоляешь, добиваешься знамения, отправляешь послания на небо, но до тебя не доходит никакого ответа... Видишь эту пустоту над нашими головами? Эта пустота и есть Бог». Современный человек чувствует себя жертвой кораблекрушения, заброшенной на неведомый остров, где он одинок, предоставлен собственным силам, абсурдно свободен под пустым небом. Клодель, напротив, рассматривает человеческое существование как жюльверновский таинственный остров: «Некие жертвы кораблекрушения заброшены на неведомый остров, где, как им кажется, они одиноки и предоставлены самим себе. Но потом, в критические моменты, они получают помощь неизвестно откуда. Они находят зажженный огонь, хижину на песке, полную всякой утвари, веревку, свисающую с вершины скалы... Все эти обстоятельства имеют естественное объяснение, однако наиболее грубые духом люди из этой группы удовлетворяются тем, что пользуются вспомогательными средствами, не думая о том, кто им их предоставляет. Но не таков инженер Сайрус Смит. Мы видим его висящим с фонарём в руке на краю веревочной лестницы, в глубине колодца, разглядывающим черную воду, откуда иногда слышатся странные звуки и чудятся подозрительные движения». Мне тоже кажется, что следов на песке достаточно, но ввиду того, что они то и дело исчезают в зарослях, найти их может лишь тот, кто, словно инженер Смит, ищет их. Быть может, Гётц искал следы на скалах, где не мог их найти, и знал об этом. Такой вывод можно сделать из его финального возгласа: «Бог не существует! Счастье, слезы 287 радости! Аллилуйя! Больше нет неба! Больше нет ада! Ничего, кроме земли!» Если бы это было так, пришлось бы сказать, что атеизм есть поиск абсурдности жизни, в то время как вера есть исследование ее смысла. Но огромное большинство людей не являются ни атеистами, ни верующими. Они не занимают никакой позиции, не ведут исследований. Они ищут только маленьких мгновенных удовольствий — мыльных пузырей или быстро рассеивающихся сновидений, откладывая момент пробуждения, — словно подросток, который спит и смутно слышит сквозь сон звонок будильника, но не может открыть глаза. Только Любовь или предчувствие Любви заставляет проснуться и начать поиски следов. «Обычный ход веры, — поясняет Фроссар, — представляет начальное затруднение, которое холодный разум, безусловно, не поможет преодолеть. Вера хочет любви, чтобы узнать. Рационалист же хочет узнать, прежде чем полюбить. Однако он ведет себя прямо противоположным образом, когда в кого-нибудь влюбляется». Любовь познает интуитивно еще до того, как познает дистинктивно, с помощью разума. «Кто сказал, что Любовь слепа? Она единственная ясно видит там, где другие не видят ничего. Слепа не любовь, а страсть». В этой книге я обозначил местонахождение следов на песке, гвоздей, обрывков материи, слов, начертанных на стволах деревьев. Кто хочет найти капитана Немо, должен отправиться на место, и найдет там эти и другие, не обозначенные мной приметы. Конечно, это не абсолютные доказательства, но увеличение — по мере исследования — числа знаков и подтверждений уже не может быть приписано случаю. Появление в течение последних пятидесяти лет множества серьезных критических выступлений против веры, а также весьма квалифицированных исследований, отвечающих на критику и вполне успешно выявляющих обоснованность веры, приобретает значение открытия. Это открытие, которое затрагивает самые корни бытия, основу, существо, смысл человеческой жизни и потому оказывается по своему теоретическому и практическому значению выше человеческих открытий относительно атома и бессознательного и выше изобретения телевидения, компьютера и космического корабля, революционизирующих мир в нашем столетии. Христианская вера, которую многие все еще считают волюнтаризмом, «желанием верить», лишенным объективного основания и обусловленным одной лишь психологической потребностью, — эта христианская вера, оказывается, богата объективными признаками и подтверждениями, делающими возможным разумную веру в Бога, созвучную рациональной природе человека. 288 И в наше время необходимы интуиция, молитва, насыщение жизни нравственными ценностями, сверхразумное и полное смыслов внутреннее видение. Но именно в эпоху, когда бесчисленные технические и научные данные, казалось, сделали более тернистым для верующего путь к сверхъестественному предназначению, другие конкретные и поддающиеся проверке факты расчищают дорогу к трансцендентным ценностям. Разумная вера св. Фомы Аквинского, берущая за руку полуверующих, поможет не только достигнуть самых возвышенных целей Потусторонней Жизни, но и улучшить качество земного существования. Эта вера поставит плотину на пути безудержного разлива цинизма и распада семьи, потому что нынешний кризис ценностей обусловлен предрассудком, будто бы вечное счастье праведных — лишь «утешительный миф», радужное облако несбыточных надежд. Вера перебросит мост через поток человеческого одиночества. Мы сможем радоваться тому, что в нашем усилии не совершать зла не должны считать самих себя колонией бактерий на мокром шарике, заброшенном в дальнюю ветвь галактики, и не должны видеть вселенную, лишенной направляющего Разума, конечного смысла, источника вечного добра, питающего добро, к которому стремимся мы. Разумная вера — это дверь, открытая для всех. Пусть читатель войдет и взглянет сам. Образец товара убедительнее всех речей продавца. Известно из опыта, что один человек, имеющий разумную веру, сильнее девяноста девяти других, обладающих только мнениями. И что с помощью веры из нас, сухого чертополоха, Бог способен произрастить прекрасные розы. Старость начинается в тот момент, когда ты вдруг ощущаешь, что за поворотом тебя уже не ждет ничего нового. Для некоторых людей этот момент приходит очень быстро. Но для того, кто обрел разумную веру, он не наступает никогда. Оглавление ВВЕДЕНИЕ «Новый катехизис» и «Основания для веры сегодня» Основания для веры и «Veritatis splendor» 3 5 Часть I СУЩЕСТВУЕТ ЛИ БОГ? 1. Настоящий исторический момент Влиятельные атеистические идеологии приносят свои плоды 2. Глубинные вопросы Жертва кораблекрушения Почему части, а не целое? Экология не только зеленого цвета Почему нужна вера в Бога, а не только в человека? Блез Паскаль и «доводы сердца» Невозможно летать с одним крылом Тай-ки и примирение противоположностей Да здравствует различие! Более гармоничная цивилизация 3. Современная наука и вера , Не обнаруживаются ли в природе следы Бога? Ученые вновь открывают Бога У факта больше власти, чем у лондонского лорд-мэра Автоматическая фабрика по производству алюминия на Луне Экосистемы Рабочие, готовые к выполнению чрезвычайных задач Казуалисты и финалисты Манфред Эйген и невероятность чистой случайности Законы чистой случайности Разумная вера Плака и Эйнштейна Абдус Салам и красота природы Условия, необходимые для возникновения и сохранения жизни на Земле Живое существо — не механизм Компьютер не чувствует удовольствия Естественный отбор предполагает наличие целенаправленных законов природы Бог не решает, каким листьям опадать Дорогой Дарвин, случай — это еще не все! Случай, ставший чернорабочим Витализация материи Организация живого существа 290 7 7 9 9 10 11 13 14 16 18 19 20 21 21 22 25 27 29 30 32 34 35 36 39 40 41 42 43 44 46 47 49 49 4. 5. 6. 7. Итог предшествующего рассмотрения 50 Признает ли наука, что мир имеет начало? 51 Научное знание и вера: после развода — примирение 52 Глубинное доверие 53 Если Бог существует, почему происходят несчастья? 53 Крылья бабочки формируются в куколке 54 Бог не может застраховать от несчастий 55 Изобретатель создает осмысленные вещи 57 Два поезда, идущие в противоположных направлениях: глубинное доверие или недоверие? 58 Смотри на бублик, а не только на дырку 59 Андре Мальро и смерть Бога 61 Бутылка, в которой немного ликера 63 Нить Ариадны 64 Философские учения 66 Фейербах, Маркс, Ницше и обожествление человека 66 Атеизм в пробирке: 70 лет опытов над народами 68 Аугусто Дель Ноче и два выбора 69 Мартин Хайдеггер и поиск Бога 70 Иммануил Кант и неверие в разум 71 Фома Аквинский и реализм 72 Вальтер Каспер: вера сегодня — противоположность бегству от мира 74 Из пустого кошелька не вынуть миллиарда 75 Иозеф ван Стеенберген и путь к Богу через высшие жизненные ценности .... 76 Жак Маритен: путь к Богу через нравственное сознание 79 К Богу — с различными современными философскими течениями 80 Индуизм и пантеизм 83 Если все есть Бог, то ничто не есть Бог 83 Пустая шляпа, из которой выпрыгивают кролики: противоречия пантеизма.... 84 Пантеизм убивает Любовь 88 Бхакти и Милосердная Любовь 88 Великая проблема зла 89 Космический детектив 89 Понятие Бога после Аушвица 91 Бог не создатель зла, но его жертва — вместе с нами 92 Космическая аппаратура сломана 94 Борьба со злом — двигатель человеческой эволюции 96 Человек развивается во встрече с риском 97 Этика не может быть корыстной 99 Страдание ребенка 100 Страдание животного 101 Вера нейтрализует яд страдания 102 Вера рождает разум 103 Кто верит в Бога — тот сознательно верит в жизнь 104 Мы находимся в первом производственном цехе 105 291 Шесть объясняющих жизнь принципов Начальное, среднее и высшее образование Переносная рация Бога Молитва Сейчас я не могу подарить тебе лошадку Взять нож страдания за рукоять Разница между нежностью и Любовью Почему так непостижимо велика разница в судьбах? Восстановительный курс после смерти 8. Перевоплощение Где больше справедливости? 9. Восточная медитация Йога, Дзэн и христианская созерцательная молитва Без Христа главные вопросы остаются без ответа Вера не фидеизм 106 108 ПО 111 112 114 115 116 117 119 119 123 123 126 126 Часть II Говорит ли с нами Бог? 10. Историческая критика и Евангелия Без Христа Бог не имеет лица Необходимость божественного откровения человечеству ^дача — жить спустя пятьдесят лет после Бультмана Скотланд-Ярд и историческая критика Предшественники Бультмана Сегодня легче иметь разумную веру Происхождение Евангелий из устной традиции Изначальные хранители священных преданий Последний по времени учитель подозрения: Бультман и Formgeschichte Преодоление Бультмана (Redactiongeschichte) Евангелия под микроскопом 128 128 128 130 132 132 134 134 136 136 137 138 КРИТЕРИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОДЛИННОСТИ 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. Критерий множественного свидетельства Критерий прерывности Критерий преемственности с характерными обычаями эпохи Иисуса Согласие с характерным для Иисуса учением, подтвержденным в своей подлинности другими критериями Стиль Иисуса Критерии общины Редакционный критерий Внутренняя вразумительность и необходимое объяснение Равновесие внутренней критики Евангелий Воскресение Христа и историчность 292 140 142 145 146 147 148 150 151 151 152 Эволюция послебультмановскои критики Подтверждения со стороны внешней критики Не подверглись ли письменные показания искажению в течение веков? Необычайная любовь к истине воодушевляет новую веру 11. Фигура Христа Одинокая вершина истории Евангелисты не единственные свидетели жизни Христа Личный облик Иисуса Любовь к человечеству Отдать всего Себя — всем Вплоть до нежности Путеводная нить жизни Иисуса Благая Весть Кто такой Иисус? Христос покинул мир, оставшись в мире Иисус на протяжении столетий Иисус современен Христос и смысл жизни Таблетки или пересадка? 12. Будда, Христос и страдание Будда и отказ от желаний Христос и дар божественной любви Хуже нет того глухого, который не хочет слышать Бог не порождает страдание, но помогает нам делать его продуктивным Джузеппе Унгаретти и ответ Бога на человеческое страдание Марио Помилио: Бог на кресте получает прощение 13. Социология и вера Врожденная потребность в Боге Доктор, поставьте мне благоприятный диагноз! Истина, которой человек не хочет взглянуть в лицо, наносит ему удар в спину Восхождение на гору не воспрещено Секуляризация и кризис ценностей Александр Солженицын и диагноз, поставленный западному миру Продолжая ошибаться, мы падаем в пропасть Быть может, наивысшим продуктом постиндустриальной цивилизации станут люди, способные ее вынести 14. Этика и нравственная деградация Эммануэль Левинас и свобода Вернер Гейзенберг и Бог как основание этики Понятие греха — анахронизм? Почему бы не назвать зло по имени? Существует кое-что похуже распространения наркотиков Каждый свободен создавать свой собственный моральный кодекс? Громкоговоритель для слабого голоса совести 154 154 157 158 159 159 160 162 164 164 165 166 166 168 171 172 174 176 177 178 178 179 180 180 182 183 184 184 185 186 187 188 189 191 192 195 195 197 199 200 201 202 203 293 15. 16. 17. 18. Биологические инстинкты и духовные устремления Если сеешь ежевику, не жди роз Сначала стреляю, потом рисую мишень «Моя жизнь принадлежит мне, не так ли?» Современная литература и кризис ценностей Болезнь духа, которую Сартр назвал тошнотой «Смерть Бога» и современная литература Психоанализ и социальный невроз Фрейд, Юнг и современный психоанализ Статистика и уровень преступности Эрих Фромм и коллективное помешательство Все пути мира просты Значение роста наркомании Демократия и атеизм Запад, отрицая свои христианские корни, отрицает и свободу 204 206 207 208 210 210 211 213 213 216 218 219 221 223 223 19. ЛЮБОВЬ МЕЖДУ МУЖЧИНОЙ И ЖЕНЩИНОЙ И ВЕРА 226 Непризнание естественной морали и деградация семьи Церковь — буксир, а не плот Герберт Маркузе и сексуальная «свобода» Кто выдумал Любовь? Влюбленная пара — символ Бога Барометр подлинной любви указывает на прочный брак Франсуаза Саган и любовь — «мыльный пузырь» Как можно контролировать половую любовь Адлер, Юнг, Франкл и происхождение неврозов Ролло Мэй и обличение нарциссической любви Не дразни спящего леопарда Холостяки на страже входа в спальню Немногочисленные клиенты центров распродажи Священного 20. Церковь — Институт, уполномоченный Христом Общество телекоммуникаций с Трансцендентным Живые доказательства христианской истины Скандал замедленного действия Нобелевские лауреаты духа Великая взаимосвязь Нет нужды исследовать весь дом , Бездействующий верующий Протест против окостенелости Явленного Слова Пассажиры и капитан Нынешнее оживление Веры 21. Дьявольская одержимость Дьявольская одержимость и сатанизм 22. New Age, или Эра Водолея New Age — Новый Век — и супермаркет таинств Свидетели Иеговы и отложенный конец света 226 227 229 231 232 233 234 236 237 238 240 241 243 245 245 246 247 249 250 252 253 253 254 255 257 257 258 258 260 294 23. Явления Явления Богоматери и Община духовного обновления 24. Бог не таков Когда тебе встретится «трудное» библейское высказывание Ложные образы Бога 25. Парапсихология и вера Невероятные явления Веры Высокий уровень спроса на паранормальное Духовное бессознательное Надежное указание на жизнь после смерти 26. Медиумические явления и вера Спиритическая и психическая гипотезы Большие опасности для искателей медиумических явлений 260 260 261 261 262 266 266 267 270 272 274 274 275 27. Чудеса Чудо и парапсихология: где граница между ними? Сай Баба, его чудеса и чудеса Христовы 28. Экспериментальная вера Истинная внутри и снаружи Сегодняшнее искушение редукцировать веру 276 276 279 283 283 284 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Таинственный остров и остров абсурда 285 Джованни Мартинетти «Человек, Бог, Вселенная» (основания для веры сегодня) Культурно-просветительный центр «Духовная Библиотека» Лицензия: Код 221 Серия ИД № 02663 от 28.08.2000 Подписано в печать 20.08.2001. Печать офсетная Формат 60x881/16. Тираж 1000 экз. Заказ № 1979 Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленного оригинал-макета в ППП «Типография «Наука» 121099, Москва, Шубинский пер., 6 Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953000 — книги, брошюры "... обратиться ко множеству конкретных и поддающихся проверке фактов, содержащих "убедительные и приводящие к одному и тому же" указания на существование реального и изобильного источника, способного удовлетворить человеческую жажду Бога"
