6. Повести А. И. Герцена 1840-х годов. В. Г. Белинский о Герцене-писателе Повести А. И. Герцена 1840-х годов («Сорока-воровка» и «Доктор Крупов», а также к ним относятся повести «Мимоездом» и «Долг прежде всего») создавались в русле так называемой «натуральной школы». Центральной их темой была проблема «лишнего человека», которая в художественной форме выражала мысль писателя о важнейшей роли общественных условий в формировании человека. Повесть «Доктор Крупов» (1846) В этой повести Герцен отходит от традиции «натуральной школы» изображать человека как сумму внешних воздействий. Хотя он говорит о влиянии общей атмосферы безумия в мире на человека, автор анализирует внутренние мотивы человеческих действий, изучает психологию, внутренний мир человека, что не вписывается в канон «натуральной школы». Доктор Крупов — врач, наблюдающий за душевнобольными. Он приходит к мысли, что официально признанные сумасшедшими не глупее, не хуже обычных людей. Наоборот, якобы здоровые люди на самом деле бывают более безумные и «поврежденные», чем душевнобольные. Общая атмосфера окружающего мира приобщает к безумию, но все же патология не мотивирована извне, рождается под воздействием психологических, внутренних качеств. Образ доктора Крупова из одноименной повести надолго вошел в сознание современников Герцена именно потому, что автор развивает в повести суждение героя о типичной болезни века и разъясняет происхождение знаменитой теории Крупова о безумии человечества. По сравнению с образом доктора из романа «Кто виноват?» герой повести наделен биографией, которая и приводит его к созданию теории безумия общества. Неслучайно точное название повести звучит следующим образом: «О душевных болезнях вообще и об эпидемическом развитии оных в особенности. Сочинение доктора Крупова». Наблюдение за разными сферами современного общества привело Крупова к мысли о том, что мальчик Левка, прослывший «поврежденным», обитатели сумасшедшего дома, в сущности, нисколько не «глупее» всех остальных, считающих себя нормальными, дееспособными людьми. Крупов приводит целый ряд примеров из жизни и быта разных сословий (здесь и пономарь – отец Левки, который, желая «излечить» полоумного сына, «не кормил его по два дня и сек так, что недели две рубцы были видны»; главный доктор из больницы для умалишенных, предпочитавший, чтобы к нему обращались Ваше Превосходительство; чиновники, для которых характерно «особое специфическое поражение мозга»; семья, основанная на лицемерии и ханжестве, события европейской жизни, в частности ирландский вопрос, и т.д.) и доказывает факт «родового повального безумия человечества». Вся история цивилизации представляется Крупову «связным рассказом родового хронического безумия и его медленного излечения». В «объяснительном прибавлении» к повести, написанном от лица героя, Герцен вскрывает полемическую окраску теории Крупова, прямо указывая на объекты полемики: романтизм, аристократизм, национализм. Как бы подводя итог теории доктора, Герцен обращает внимание читателя на то, что отсутствие «рецепта» излечения болезни мотивировано далеко не полным перечнем симптомов «заболевания». Повесть «Сорока-воровка» (1848) Среди повестей середины 40-х годов, раскрывавших внутреннюю, нравственную жизнь народа, эта повесть заняла особенное место. Герцен обратил в ней внимание русского общества на особенно тяжелое, бесправное положение крепостной женщины. Герцен, полный интереса к идейному развитию угнетенной личности, обнаружил в характере русской женщины из народа возможности самостоятельного умственного роста и художественного творчества, ставящие женщину на такую интеллектуальную и нравственную высоту, которая уже совершенно несовместима с ее положением подневольной рабы. В повести «Сорока-воровка» Герцен раскрыл глубокий социальный конфликт между крепостной женщиной, талантливой артисткой, погибающей в частном театре-гареме, и его владельцем, сластолюбивым помещиком. Писатель показал огромные возможности умственного и эстетического развития, таившиеся в крестьянской среде. Взаимоотношения крепостной актрисы и ее владельца, помещика Скалинского, положенные в основу сюжета «Сороки-воровки», и раскрывают это трагическое противоречие между полным бесправием женщины и внутренней силой ее нравственного самоутверждения, перед которой вынуждены отступать самые грубые инстинкты. Скалинский видит в талантливой актрисе свою «крепостную девку». Но морально она стоит гораздо выше его. Эту силу протеста дает героине не только ее личная одаренность, но и вся атмосфера русской общественной жизни ее времени. Еще существовали тогда на Руси помещичьи театральные гаремы, еще держали там взаперти талантливых людей. Но уже могла русская крепостная актриса побывать за границей и выучиться по-французски. А крепостной актер уже мог искать себе место по нраву и оставить его, если его «климат был не здоров для художника». Олицетворением этих внутренних сдвигов выступает в повести рассказчик — «известный художник» (прототипом которого был для Герцена русский актер М. С. Щепкин, также долгое время бывший крепостным). Его встреча с героиней, их тихий разговор, полный глубокого достоинства и искреннего уважения к личности и таланту друг друга, это знамение времени, выражение уже начавшегося развития сил, таившихся в закабаленном русском народе. Это симптом того, что уже растет и складывается русская демократия, идущая на смену дворянству. Но эта встреча актеров, по существу, ничего не могла изменить. Нравственная победа крепостной женщины над ее владельцем достигнута ценой физической гибели: она сгорела в пылу неравной борьбы... Крепостное право существовало не только как личный произвол отдельного помещика; за ним стоял весь реакционный политический строй. Чтобы раскрыть эту мысль, Герцен применяет прием сюжетного параллелизма. В присутствии рассказчика крепостная актриса играет в пьесе роль девушки, невинно обвиненной в преступлении. И вот на сцене она выступает не только жертвой личного насилия, но и жертвой произвола гражданской и судебной власти. Она идет «со связанными руками», «окруженная толпою солдат, при резких звуках барабана и дудки», идет на казнь, измученная и оскорбленная, но сознающая свою невиновность. Белинский о Герцене Белинский особенно подчеркивал наличие в творчестве Герцена синтеза философской мысли и художественности. В этом синтезе критик видел своеобразие писателя, силу его и преимущество перед современниками. Заслугой Герцена — беллетриста, с точки зрения Белинского, является то, что он мысль сделал агентом поэзии. Тем самым Герцен расширил рамки искусства, открыл перед ним новые творческие возможности. Белинский отмечает, писатель «как-то чудно умел довести ум до поэзии, мысль обратить в живые лица, плоды своей наблюдательности — в действие, исполненное драматического движения». Белинский называет Герцена натурой по преимуществу «мыслящей и сознательной», у которой «талант и фантазия ушли в ум, оживленный и согретый, так сказать, осердеченный гуманистическим направлением, не привитым и не вычитанным, а присущим… натуре». В этих словах великого критика сформулирована существенная черта оригинальности Герцена.
