Воспоминания Ю. А. Сучкова

Воспоминания Сучкова Юрия Александровича 1926г.р(прадеда
Черноиванова Тимофея ученика 6 «В»класса МБОУ СОШ№78).
Город Ленина в кольце блокады. Наше VI ремесленное училище в составе
1200 человек тоже выполняет свой долг, свою задачу. Роем противотанковые
рвы, окопы, блиндажи. На пороховых военных складах чистим от складской
смазки оружие. Часть ребят работает в училище по 12 часов, выполняя
военный заказ.
Враг у стен города, несем патрульную службу вместе с милицией по улицам
Малой Охты, дежурим на крышах училища в ночное время. Тушим
зажигалки, засекаем откуда пускают ракетники ракеты, наводящие самолеты
на объекты.
Наступают холода. Каждый день обстрелы, бомбежки мельницы Ленина и
Финляндского моста. Уже не страшно, с отцом в убежище не ходим.
Приближается голод. Норма продуктов все меньше, и наконец 250 гр.
рабочая и 125 гр. иждивенческая карточки. Мы медленно умираем, но не
сдаемся - город борется. На улицах из под снега уже торчат, где рука, где
нога, валяются трупы. Мы с отцом живем в коммунальной квартире на 3
семьи. В комнатах мороз, как на улице. Живем все на маленькой кухне, спим
на кухонных столах. Отапливаемся маленькой железной печкой, труба
выведена в форточку. На топливо ходим ломать в недостроенных домах
паркет, двери, рамы, что горит.
Умирает мой папочка ему 47 лет. А я пошел в столовую на завод «Лепсе»,
прихожу обратно, пульс у него уже не прощупывается, наступил конец.
Положили его в холодной комнате. Через 25 дней предали земле на
Киновеевском кладбище. Свой смертью отец спас меня, сначала месяца 9 II
я пользовался его продуктовой карточкой.
На кладбище, как на складе в ящиках, в матрасах, в мешках, маленькие дети
в картонных коробках лежали не захороненные. Через несколько дней, придя
из магазина, соседка кричит дурным матом:
- Степушка, вытащили карточки!
Он крепко выругался и сказал:
- Ложусь помирать.
Через 3 дня он умер. Отнесли его в их комнату, положили на пол, а соседка
осталась с 1,5 годовалой девочкой. Есть им было нечего. Если мы на кухне
пилили дрова она забирала опилки, жарила их на сковороде, а потом варила
кашу. Соседка с другой парадной сжалилась и отдала им свою карточку на
125 гр. хлеба – за швейную машинку. Ибо сама она работала на хлебозаводе.
Но как прожить двоим на 125 гр., притом плохого хлеба, не имея больше
ничего кроме опилок. Через неделю умерла и соседка. Ее положили рядом с
мужем в их комнате. В марте я уехал, а они так и остались там лежать. Что
сталось с их дочкой я не знаю, говорят ее забрала их родственница. Но глаза
девочки, глаза ребенка – запомнились на всю жизнь – глаза взрослого
человека. Она никогда не плакала, а ей было 1 год 6 месяцев.
Я ходил обедать на завод «Лепсе», кормили нас один раз в день. Съедали мы
все за один раз это. Положено кусочек хлеба, ложка каши, пол-литра мутной
воды. Иду раз по середине дороги и смотрю валяются шесть штук котлет из
жмыха подсолнечника – вкусные. И впоследствии, когда шел на «Лепсе» все
искал еще, а валяется примятый конями помет мороженный, так вот мне
пришлось его попробовать за место котлет. Однажды роясь в стенном шкафу,
нашел несколько плиток столярного клея. Какой чудесный студень я варил с
лавровым листом и перчиком!
В училище была похоронная бригада из 2 человек, они получали двойной
паек, так как каждый день на санках они вывозили трупы наших ребят на
«Пискаревку».
Перед эвакуацией, в марте месяце нам устроили баню без пара, но вода была
теплая. Какая была радость и как мы помолодели! Из старичков 15 летних
выглядели намного моложе. Мы были ходячие скелеты, искусанные
насекомыми до самых пяток. Пятки они не грызли, ибо кожа на них толстая.
И наконец на большую землю, по льду Ладожского озера на Кобону, Тихвин
выехала нас одна третья часть, остальные навечно остались в «Пискаревке».
Трудно все передать. Воспоминания вызывают на глазах слезы. Если бы
американский народ выпил бы такую же горькую чашу, как наш народ и
другие народы Европы от ужасов фашизма, он бы непременно схватил бы
президента Рейгана за руки.