дети улицы

Бобина Татьяна Олеговна
доцент
Челябинской государственной академии
культуры и искусств,
к.ф.н.
Дети «улицы» в отечественной прозе для подростков
Художественное исследование социально ущемленного детства, судеб
асоциальных детей является давней традицией нашей детско-подростковой литературы.
Беспризорные дети в качестве литературных героев в разных ракурсах фигурировали на
страницах отечественной детской беллетристики на многих этапах ее развития. Для А. И.
Свирского, А. И. Куприна, М. Горького ребенок «улицы» был действенным примером
вопиющей социальной несправедливости. Подобными персонажами изобиловали и
повести 1920-х годов, что было обусловлено исторически – существованием целого
явления беспризорничества, ставшего настоящим бедствием для поднимающейся из руин
гражданской войны страны. Изображение беспризорничества претерпело эволюцию от
упоения лихой вольницей в повестях А. Кожевникова, Л. Гумилевского до трезвой мысли
о необходимости ввести эту пограничную с преступным миром детско-подростковую
«армию» в русло нравственности и дисциплины («Р.В.С» А. Гайдара). Авторы
выстраивали героям-беспризорникам трудную, но оптимистическую перспективу
возвращения в строй нормальных людей и нормальных человеческих отношений, тем
более что эти персонажи знали, что такое здоровая семья и жаждали возврата в ее уютное
лоно. Герой повести А. Неверова «Ташкент – город хлебный» Мишка преодолевает
соблазн бродяжнической вольницы и ценой чудовищного напряжения отстаивает свое
право быть ответственным и дельным человеком, держа путь Домой. Борьбу за себя, за
свое человеческое достоинство, за возвращение в семью, домой ведут и герои повести Г.
Белых и Л. Пантелеева «Республика Шкид». Они также побеждают искушение ложной
романтикой уголовного мира. Увлечение стихией беспризорничества едва не погубило
автобиографического персонажа повести «Ленька Пантелеев», которая являет собой
драматическую эпопею скитаний неприкаянного подростка по вздыбленной революцией
стране. Пантелеев создал убедительные характеры оказавшихся на улице ребят и в
повести «Часы». Писатель, прошедший через горнило «безнадзорной» жизни, достоверно
воссоздавал чудовищную трудность освобождения от особой психологии беспризорника.
В большинстве повестей авторы вдохновляли своих талантливых, дерзких, смышленых
героев-беспризорников ясными жизненными перспективами. А возврат в Дом, семью
мыслились как главная личностная задача, наряду с самореализацией, обретением нового
жизненного статуса и профессии.
В детско-подростковой литературе 1940-х годов появился образ ребенка военных
дорог – сына полка, чья жизненная задача была ответственной и благородной – месть
врагу. Его безнадзорность, будучи явлением временным, порожденным трагическими
обстоятельствами военного лихолетья, была свидетельством кощунства и ужаса войны, но
при этом легко преодолевалась, благодаря здоровой детской природе и мудрой помощи
взрослых (В. Катаев «Сын полка»).
В литературе 1950-1960-х годов беспризорник был редким персонажем. Писатели
иногда привлекали его в качестве иллюстрации противоречий послереволюционной
эпохи, ее контрастов, расстановки социальных сил, типажей времени («Кортик»,
«Бронзовая птица», «Выстрел» А. Рыбакова). В прозе Н. Дубова, воссоздающей образ
детства и юности в контексте истории ХХ века, беспризорничество как явление получает
многоаспектную трактовку. В романе «Горе одному» история Леши Горбачева осмыслена
как история «вочеловечивания»; в повести «Беглец» драма подростка Юрки
спровоцирована его духовно-нравственной «неприкаянностью». Оскорбленный
неприглядным поведением родных мальчик сначала сознательно выбирает побег из
немилого дома и полной чашей вкушает изнанку «воли» – жажду, голод, одиночество, но,
узнав о постигшей семью беде, непоколебимо выбирает Дом, неминуемо превращаясь в
жертву сыновнего Долга.
Проблема существования и выживания во враждебном мире в эпоху «позднего
социализма» и в перестроечную пору «ненужных детей» стала предметом
художественного интереса А. Лиханова в повестях «Свечушка» и «Никто». В последней
не ведавшие доброго к себе отношения, не получившие необходимого нравственного
ориентира, интернатские и детдомовские подростки, оказавшись без заинтересованного,
бережного попечения взрослых, легко подпадают под влияние криминального авторитета
Вэла и втягиваются в его уголовные аферы, уходят в «никто», превращаясь в «ничто», в
средство для ловкой и циничной манипуляции. Но юному герою достанет запаса духовной
прочности, стихийного представления о главных жизненных ценностях, а может, протеста
против очередной – недоброй, преступной – зависимости, чтобы из Никто вновь стать
Николаем Топоровым, даже ценой собственной жизни.
Современные авторы редко отваживаются обращаться к столь щекотливой и
болезненной теме, как, впрочем и к многим другим «язвам» современного социума и
подросткового микромира.
В повестях Ю. Короткова, Л. Синицыной, С. Винокуровой, Н. Спицына из
сборника «Абориген» «безнадзорность» героев-подростков была скорее духовного,
нежели социального порядка. Ее порождали родительский эгоизм, равнодушие,
безответственность и порок (алкоголизм). Бесприютность Борьки из повести Ю.
Короткова «Абориген», не слишком нужного собственной матери, компенсировалась его
ощущением «своего» на просторах реки, изрядным знанием природы и чувством
укорененности в мире. Родительская безнадзорность приводит к беде и героев повести
В.Карпова «Вилась веревочка» – убийству-освобождению из-под власти уголовника
Хыся, хоть и спасительному, но разрушившему судьбы ребят и навсегда изменившему их
самоощущение и мировосприятие.
Проблема «подросток и общество» исследуется в повести Е. Мурашовой «Полоса
отчуждения» в самом жестком ракурсе. В ней писательница поднимает тему сиротства и
детского бродяжничества, особенно больную для перестроечных лет. Драматизм ситуации
усиливает противопоставление ребенка из обычной семьи маленьким обитателям
привокзальной территории.
Переехавшая в связи с разводом родителей на питерскую Лиговку, близ
Московского вокзала, тринадцатилетняя Оля осваивает это новое пространство и
открывает девочке из недавно еще обыкновенной, дружной семьи неизвестный,
загадочный мир. Она постепенно познает мир вокзала и так называемой полосы
отчуждения – прилегающей к путям, отведенной для сложного дорожного хозяйства,
земли и ее «аборигенов». Ее личная беда меркнет в сравнении с драмой ее новых друзей –
четырнадцатилетнего Васьки и семилетнего Жеки.
В этом другом, почти параллельном нормальному, мире выживают – страдают,
голодают, терпят унижение и жестокость покинутые родными дети – сироты при живых
родственниках («инкубаторные», «лишенцы»). Это либо отказные, лишившиеся права на
родительскую любовь еще в роддоме дети, либо те, чьи родные лишены прав на
материнство и отцовство из-за алкоголизма и пренебрежения к судьбам их отпрысков.
Жесткий, грубоватый подросток Васька и болезненный доверчивый Жека,
обитатели хибарки на привокзальной «полосе отчуждения», буквально исторгнуты из
общества. Мир, социум – в лице разрушенной семьи, черствого детдомовского начальства,
ко всему привыкших вокзальных милиционеров, спешащих пассажиров – не только
равнодушен, но даже враждебен несчастным мальчишкам. Два одиноких маленьких
бродяги добровольно выбирают беспризорничество, предпочитая скудную жизнь на «семи
ветрах», в непрочном «картонном» жилье, чем возвращение в дом казенный. Потребность
в Доме заставляет друзей-беспризорников всячески обустраивать свое утлое жилище и
создавать иллюзию собственного очага, уюта, защищенности. Не знающий любви, не
умеющий играть, не познавший радости учения, удовольствия встречи с книгой ребенок
становится символом общественного безразличия и никомуненужности.
Полоса отчуждения не просто отделяет жилые кварталы от железнодорожного
полотна с его обширным хозяйством, но она проходит по душам людей – взрослых и
детей. Этот образ страшной межи вырастает в глобальную метафору зла, равнодушия,
отчужденности.
Зло мира, воплотившееся в чудовищном и бессмысленном акте жестокости –
убийстве любимой Жекиной дворняги жестокосердными незнакомцами, походя
расправившимися с собакой, – повергает страдающего эпилепсией мальчика в сумерки
болезни, возврата из которой нет. Повесть оставляет ощущение безысходности и тупика в
решении обозначенной проблемы. Не случайно на свой недоуменный вопрос о причинах
бедственного явления в сравнительно благополучной стране, а, главное, о способах его
излечения Оля так и не получила ответа – ни от учителей, ни от родителей, ни от
ровесников. Повесть осталась «книгой вопросов».
На страницах современных детективных повестей беспризорные дети появляются
как фон для развертывания детективной интриги, как жуткая примета современности. В
повестях А. Иванова и А. Устиновой беспризорных эксплуатируют в целях наживы
предприимчивые и беспринципные современные «рабовладельцы».
Опасение перед столь ответственной темой понятно и объяснимо: уж слишком
драматичен этот жизненный материал, а непредсказуемый ребенок улицы сегодня совсем
не напоминает своих предшественников почти столетней давности. Вероятность
возрождения такого ребенка, очевидно, представляется современным «Макаренко»
сомнительной, а пути и источники исцеления социального бедствия неведомы. Впрочем,
и художественное осмысление этой беды требует особых душевных усилий и дарования.