Т. Ф. Кузнецова Литературоведение в поисках исследовательской программы с человеческим измерением

Т. Ф. Кузнецова
Литературоведение в поисках исследовательской программы
с человеческим измерением
Литература может быть представлена как воплощение объективных
(абсолютных, природных, божественных) законов искусства — так ее
понимали классицисты, а может выступать как остановленные мгновения в
жизни человеческих поколений (таков, например, романтический взгляд). Эти
философские, эстетические, культурологические
акценты в культурной
картине мира разнятся отсутствием или наличием человеческого измерения в
отношении ко всей гуманитарной сфере, где литература — лишь частный
случай. В цикле гуманитарных наук функцию осмысления литературы как
культурного феномена выполняет литературоведение, и в зависимости от
выбора исходной установки, в которой отнесение к человеку или отсутствует,
или присутствует, возникают разные исследовательские программы, возникает
своеобразное колебание, которое можно определить как мерцание: то одна
программа вступает в полосу яркого света, оттесняя альтернативную ей
программу в тень, то они меняются местами, и уже в тени оказывается первая
из них, а вторая становится научной парадигмой. Несмотря на то, что научное
литературоведение относительно молодая область знания (ее становление
осуществлялось в период со второй половины XVIII до начала XIX века), она в
достаточно короткий исторический срок полностью воспроизвела всю логику
развития основных исследовательских программ в социальнокультурных
обусловленностях, которые претерпело фундаментальное знание классического
и постклассического периода развития науки. Таким образом, вопрос о типе
программы — это не относительно узкая сфера философско-эстетического
понимания законов науки, связанная только с филологией, но в полной мере
один из центральных вопросов культурной, научной картины мира, который
просто удобно рассмотреть на примере литературоведения, используя методику
«case study».
Составляя существенный пласт современного знания, литературоведение
представляет сегодня чрезвычайно пестрое образование с точки зрения
представленности
различных
методологических,
мировоззренческих,
функциональных характеристик. В этой ситуации вопрос о типологизации,
классификации, выявлении общих тенденций и закономерностей, способах
связи с философскими и общеметодологическими принципами, возможности
интегрирующих методов и подходов чрезвычайно затруднен.
2
Представляется, что именно использование понятия «исследовательская
программа», или «научная программа», введенного в научный обиход
B. C. Степиным, П. П. Гайденко, А. И. Ракитовым, М. Г. Ярошевским и др.,
может дать его плодотворное решение. Исследовательская программа
представляет собой целостную характеристику научной деятельности
(предмета, методов, предпосылок исследования), основанную на некоторых
философских принципах. Она включает в себя также и способы перехода от
философских установок к научным построениям.
Раскрытие эвристического значения этого понятия произведено в работах
В. Г. Федотовой при анализе методологических построений и эволюции
социальных
наук1.
По
мнению
исследователя,
существуют
две
исследовательские программы социального знания — натуралистическая и
культурцентристская. Генетически первой исследовательской программой
социального знания Нового времени, отмечает автор, была натуралистическая
программа, которая формировала идеал и нормы научности обществознания по
образцу естественных наук. Именно в этом состоит ее суть. Натурализм в
методологических ориентациях общественных наук является следствием
исторически определенной социальной апелляции к природе. В его основе
лежали структурные и функциональные сходства природных и социальных
объектов,
подмеченные
еще
в
XIX
веке.
Культурцентристская
исследовательская программа формируется в XIX веке и выбирает в качестве
своего онтологического основания не природу, а культуру, выводя из нее и
специфические методы анализа — понимание, оценку и пр.
Наиболее соблазнительным применением предложенной методологии
является
расположение
всех
литературоведческих
концепций
на
соответствующие двум исследовательским программам «полки». Оно, однако,
является мало возможным и эвристически мало ценным, если осуществляется в
грубой форме каталогизации.
Понять место литературоведения по отношению к глобальным
исследовательским программам обществознания (а выше мы отмечали
тенденцию к глобализации культурных и методологических традиций) можно в
том случае, если мы найдем какую-то ведущую проблему литературоведения,
по отношению к которой происходит размежевание литературоведческих
концепций. Это соответствует одному из важнейших положений диалектики,
См.: Федотова В. Г. Понимание в системе методологических средств современной науки //
Объяснение и понимание в научном познании. М., 1983. С. 87–119. Применено в недавних
работах: Федотова В. Г. Хорошее общество. М., 2005; Федотова В. Г. Роль и ответственность
элиты в общественных преобразованиях // Знание. Понимание. Умение. 2011. № 4. С. 9–19; и
др.
1
3
что отрицание в процессе становления и развития осуществляется по наиболее
существенному основанию.
Мы уже отметили выше пестроту литературоведческих подходов и
трактовок многообразия конкретных предметов и тем анализа и, следовательно,
возможность выявления различных пар альтернативного видения литературы в
литературоведении: имманентного и социального трактования литературы,
отсюда — поиска в ней художественных содержаний и, напротив, жизненных
содержаний; сосредоточения на построенных литературой реальностях —
видение в ней отражения действительности, психологизация трактовок — их
социологизации и т. д.
В
литературоведение
натурализм
принес
весь
комплекс
естественнонаучных
и
позитивистских
методов.
Предпосылка
натуралистической программы обнаруживается чаше в принципах
аристотелевской поэтики, продолжающих составлять основу литературнокритической
и
общеэстетической
деятельности
классического
просветительского рационализма — Монтескье, Руссо, Вольтера, особенно
Гердера. Культурцентристская программа доминировала в литературоведении,
ибо ее становление осуществлялось на основе таких специфических областей
человеческого существования, как культура, история, которые требовали иного
языка, иного подхода.
Соглашаясь с мыслью, что натуралистическая общенаучная программа
обществознания — «генетически первая», отметим, что в специальных
социальных науках этот порядок был обратным. Общеметодологические
принципы новой области знания обнаруживают себя с достаточной
определенностью уже в теоретической и литературно-критической
деятельности европейских романтиков. Их возникновение совпало с началом
формирования культурцентристской исследовательской программы, которая,
как и противоположная ей — натуралистическая, являлась своеобразным
посредником между философским мировоззрением и культурой своего
времени, с одной стороны, и наукой — с другой.
Романтизм породил ряд вопросов, обсуждение которых составило
содержание литературоведческих исследований вплоть до наших дней. В
частности, биографический метод представляет собой теоретическое следствие
решения проблемы, поставленной романтиками, об отношении автора к своему
творческому созданию. Вопрос о роли интерпретатора переносился здесь с
литературоведения на личность самого художника. Это может создать
впечатление, что литературовед-интерпретатор исключался из анализа и тем
самым обнаруживалось тяготение к натурализму. Этого, однако, не
4
происходило, т. к. литературовед в жанре биографии подражал самому
художнику.
Другая — культурно-историческая — школа выдвинула ряд крупных
историков литературы (И. Тэн, Г. Лансон, В. Шерер и др.). Это было наиболее
явное натуралистическое направление литературоведения XIX века с присущей
ему идеей бессубъективности и поисками естественных сил, определявших
литературный процесс.
Результатом подобной методологической ориентации было растворение
гуманитарных наук в социальных и рассмотрение последних по аналогии с
естественнонаучными способами постижения мира.
Методологический маятник литературоведения постоянно качался.
Протестом, против натуралистического толкования культуры явилось
возникновение во второй половине XIX века духовно-исторической школы,
связанной главным образом с именем В. Дильтея. Строго говоря, именно с
этого момента культурцентристская программа окончательно формируется как
программа всего гуманитарного знания. В поисках способов — выявления и
теоретического обоснования «наук о духе» философ обращается к ряду
фундаментальных положений общей герменевтики Ф. Шлейермахера как
«учении об искусстве понимания». Подобно Шлейермахеру, Дильтей исходит
из факта универсальности феномена понимания в культурной жизни общества
и человека. Понимание — единственный метод, способствующий наукам о
духе. «Оно содержит в себе все истины этих наук»2. Сущность понимания
Дильтей усматривал в интуитивном погружении, «вживании», вчувствовании,
непосредственном и целостном постижении объекта.
Разрабатываемые Дильтеем проблемы психологической интерпретации, в
том числе в сфере искусства, поэзии, сближают философа с кружком йенских
романтиков — Фр. Шлегелем, В. Г. Ваккенродером, Л. Тиком, Новалисом,
концепцией психологического истолкования Шлейермахера. В отличии от
последнего, позиция Дильтея связана с представлением об историческом
характере принципа понимания как сугубо психологического акта. Акцентируя
внимание на автономии «духа», Дильтей одновременно обосновывал его
историчность независимо от того, идет ли речь о «духовном единстве» эпохи
или отдельного индивида.
Как известно, начало XX века отмечено кризисом гуманитарных наук, в
том числе и литературоведения. Это активизировало попытки обосновать
новые исследовательские подходы, с одним из которых выступила англоамериканская «новая критика» («нью-критицизм»). Формирование школы
2
Diltey W. Gesammelte Schriften. Bd.VII. Leipzig; Berlin, 1927. S. 205.
5
осуществилось в начале века и связано оно было прежде всего с именем
Т. С. Элиота, позднее — с Д. К. Рэнсоном, О. Уорреном и др. В основе
концепции этой школы лежит представление, что искусство имеет
несомненные преимущества по отношению к любой другой форме духовной
деятельности. В своем фундаментальном труде один из лидеров «новой
критики» Д. Рэнсон обосновывает основное требование — переключить
внимание исследователей с источников литературы на «объективное бытие
самой литературы».
В 1950–1970 годы во Франции появляется новое литературоведческое
направление — «новая критика» («нувель-критик»), пафос которой направлен
против интуитивистских и позитивистских методологий. Школа опирается на
достижения современного гуманитарного знания и на идею об универсальности
его методов. В одной из программных работ главы этой школы Р. Барта
«Критика истины» автор обнаруживает два пласта значений — явного и
неявного, воплощенных в художественном произведении. Здесь наблюдается
попытка разделить слои, подлежащие натуралистическому, и слои, подлежащие
культурцентристскому истолкованию, что демонстрирует попытку соединения
рассматриваемых исследовательских программ. Эта научная методология и
стилистика до сих пор, как известно, является устойчивой как в
литературоведении, так и в искусствознании в целом.
Позитивистское и аналитическое литературоведение усугубляло поиски
точности появлением работ, в которых на литературоведение переносились
методы других наук, в том числе и естествознания. Прежде всего это проникает
в психологические концепции искусства. Убежденную защиту возможности
объективной интерпретации текста в отличие от таких множественных
интерпретаций, которые, ссылаясь на контекст, субъекта вообще, не
представляют непреложных фактов, приводит Д. Эллис. Он пишет: «... Точные
и четкие знания, такие, как чистота опыта могут быть гарантией, что эти знания
конечны, и нет предмета, способного модифицировать или изменить их в свете
будущих открытий или реинтерпретации. В течение некоторого времени
наиболее общей позицией в философии наук была та, что все знания условные,
ожидающие чего то, что придет и вызовет изменения; — очевидный критерий
обоснованности — не психологическое убеждение исследователя, а некое
условное согласие сообщества ученых перед аргументами и очевидностью
утверждаемого факта»3. Но каждому витку натуралистической программы
соответствует свой виток культуро-центристской. Так М. Бринкер пишет:
«Литературная теория, ориентированная на дескриптивную методологическую
3
Ellis J. What does it mean to say that all interpretation is misinterpretation? N. Y., 1987. P. 367.
6
программу, породив ряд теоретических шедевров от Томашевского, Якобсона,
до Барта, Доррит Кон и др. не может охватить всего спектра задач
литературоведческой науки. (...) Становится очевидным, что любое проблемное
поле в рамках теории литературного текста не может быть описано
“нейтрально”, вне предпосылочных, ценностных и мировозренческих
установок»4.
Как видим, каждая из программ имеет свои достоинства и настаивает на
них. Непреложным достоинством натуралистического подхода является
стремление к элиминации субъекта и ожидаемая на этом пути объективность.
Хотя в нашей литературе позитивистские и постпозитивистские концепции
неоднократно были раскрыты как субъективно-идеалистические, а
следовательно, неспособные к получению объективно истинного знания, у нас
вместе с тем распространено стремление видеть, что путь к истине именно в
бессубъективности знания. При этом игнорируется субъект-объектная природа
социального знания, не учитывается, что путь от анализа языка науки к анализу
естественного языка — это путь от точного метода к ценностному. Движение к
гуманизации науки сопровождается процессом все большего втягивания
(обогащения,
использования)
в
логико-методологическую,
инструменталистскую сферу «ценностных» методов.
Как отмечал М. М. Бахтин, при переходе к научному исследованию
человека, культуры, литературы идеал точности описания сменяется более
высокой категорией глубины проникновения в предмет и, чем глубже, тем
более размыты границы, контуры метода, а значит — и истинности,
соответствия предмету исследования5. Так культурцентристская программа (а
обе программы есть в отечественном литературоведении) обосновывает свои
преимущества. Поиски третьей программы осуществлялись на пути синтеза
двух охарактеризованных; или как поиски некой новой. Синтез, не
осуществлялся в силу разнонаправленности всех устремлений каждой из
программ, а в качестве третьей — представляли, как правило, некие
частнонаучные программы, которые при детальном анализе оказывались
принадлежащими к одной из двух основных. Желание преодолеть эту
альтернативу огромно. Так, в послевоенный период в течении четверти века в
Европе пользовалось известностью социологическое направление в
литературоведении, имевшее интенцией преодоление крайностей натурализма
и культурцентризма. Прежде всего речь идет о Л. Гольдмане — создателе
4
Brinker M. Realism, pragmatism and literary theory // Revue internationale de philosophie. 1987.
№ 41. P. 347.
5
См.: Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.
7
франко-бельгийской школы генетического структурализма. Отвергая эмпиризм
позитивизма, фрейдизм и интуитивизм, он стремился к раскрытию социальноклассовой обусловленности искусства, стремился построить литературоведение
не просто как гуманитарную, но именно как социально-гуманитарную науку.
Интегративная попытка Гольдмана не удалась, ибо социологический и
экономический редукционизм пренебрег собственной функцией литературы.
И все же поиски продолжаются, надежды на их успешное завершение не
исчезают. Представляется, они лежат в возможности иного взгляда на
субъективность. Так, историческое познание (в том числе в истории
литературы) в кантовско-дильтеевской традиции тождественно воссозданию
истории через постижение человеком как родовым существом своей
общечеловеческой сущности. Наиболее ярко в литературоведении, на наш
взгляд, подобная позиция представлена Р. Унгером. Это познание покоится на
трансцендентальной стороне человеческого духа, на его всечеловеческой
природе, а не на эмпирически-психологической данности.
Представляется, что при анализе человеческой субъективности как
условии построения теоретической и практической методологии в любой
области знания возникает вопрос о двух типах субъективности, механизмах и
характере проникновения в результат познавательной деятельности через
партикулярного субъекта общечеловеческого начала. Этот подход отличается
от особенностей той проблемной ситуации, которая сложилась в современной
эпистемологии в связи с проблемой человеческой субъективности. Сегодня
речь идет о предпосылочном знании, носителем которого является творческий
субъект с его социокультурными и психологическими характеристиками.
Этому соответствует и нынешнее утверждение приоритета общечеловеческих
ценностей, дающее перспективу построения исследовательской программы на
онтологическом основании не бессубъективного или субъективного подхода, а
берущий в качестве основания человечество как субъект. Имевшиеся попытки
такого рода, в частности, приведенный выше пример с культурно-исторической
школой, показал скатывание к натурализму. Однако, нам кажется, что
возможны иные ходы мысли. Так эстетика Канта не может быть названа ни
натуралистической, ни культурцентристской. Но она представляет собой раздел
его классической философской системы, а философская классика преодолевала
эту методологическую антиномию.
Однако и в постклассический период мы наблюдаем сходные тенденции в
философии. Причем, чем больше историческая дистанция, чем больше
исторических контекстов и типов культуры включено в сопоставительный
8
анализ, тем больше возможность перехода к позиции общечеловеческого
субъекта, объективному и, вместе с тем, небессубъектному анализу культуры.
Анализ методологических исканий таких мощных философсколитературоведческих традиций и школ, как аналитическая психология К. Юнга,
ритуально-мифологическая школа. Н. Фрая, феноменология Э. Гуссерля,
Р. Ингардена и ее экзистенциалистской ветви — М. Хайдеггера, Э. Штайгера и
других представителей швейцарско-западногерманской интерпретативной
критики, свидетельствуют о том, что так или иначе ими осуществлялся поиск
«третьей» исследовательской программы литературоведения, который имеет
однако несостоявшуюся судьбу. Он содержит три подхода: преимущественное
«скатывание» к натурализму, движение в сторону культурцентризма или
оставшиеся «непереваренными» философские позиции, которые, имея
потенциал новой программы (ее бы можно назвать диалектической или
онтологической), оказались нереализованными.
Как видим, две основные ориентации литературоведения —
натуралистическая и культурцентристская методологии — опираются на
разные типы и жанры философствования. Так, натуралистическая программа
работает в основном со строгим понятием и опирается на категории
философии. Культурцентристская программа ориентирована на категории
культуры, а также на вненаучные жанры философствования.
На рубеже веков отечественное литературоведение оказалось в глубоком
кризисе. Марксистская основа литературоведения предыдущих десятилетий
была отвергнута, а новая ей на смену не пришла. Подобно тому, как нынейший
всемирный экономический кризис распространился из США за счет процессов
глобализации, в 90-е годы отечественное литературоведение, сломав границы,
отделяющие его от западного литературоведения, было захвачено
постмодернизмом — кризисной методологией западного гуманитарного
знания. Между тем, еще в 80-е годы ХХ века у нас сложился
литературоведческий историко-теоретический подход, у истоков которого были
идеи Пуришевской школы6, А. Ф. Лосева7, концепция теоретической истории
литературы Д. С. Лихачева8 и высшим достижением которого стала
фундаментальная «История всемирной литературы» (1983–1994, изд. не
О Пуришевской школе литературоведения см.: Луков Вл. А. Пуришевские чтения: Контуры
и итоги // Филологические науки. 2003. № 4. С. 122–126.
7
Значимая работа: Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М.: Мысль, 1976.
8
Значимая работа: Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X–XVII веков: Эпохи и
стили. Л.: Наука, 1973. См.: Луков Вл. А. Академик Д. С. Лихачев и его концепция
теоретической истории литературы: Моногр. М.: ГИТР, 2011.
6
9
завершено),
объединившая
наиболее
значительных
российских
литературоведов.
Вскоре появился и тезаурусный подход, оказавшийся очень успешным в
литературоведении. Интересно, что по ряду позиций эти методологические
подходы противоречат друг другу, и исследователи выдвинули концепцию
баланса историко-теоретического и тезаурусного подходов на основе
общенаучного принципа дополнительности, что позволило достигнуть высокой
степени научности в литературоведческих исследованиях последних лет. В
тезаурусном подходе одно из центральных мест заняла проблема картины мира.
В симбиозе научных методов, образующихся у нас на глазах, данная
проблематика, столь важная для раскрытия понятия «культурный тезаурус»,
предстает все более и более детализировано, в новых аспектах. Здесь видится
один из путей преодоления методологического кризиса литературоведения.