Т.Ю. Сидорина «ВЕЛИКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ» К. ПОЛАНЬИ КАК ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В XIX ВЕКЕ Специалисты в области социальной политики часто обращаются к тезису, что в истории не существовало государства или общества, где в той или иной мере не решались бы социальные проблемы, т. е. в той или иной форме не проводилась бы социальная политика. Это так. Однако говорить об осознанной социальной политике как концепции, политической доктрине, направлении деятельности государства, системе практических мер и пр. можно лишь, начиная с XIX в. В книге «Великая трансформация» К. Поланьи представлено очень широкое предметное поле, поэтому трудно однозначно отнести ее к экономической, исторической, социологической или иной области социальных наук. Так и социальная политика, как одно из кардинальных направлений внутриполитической деятельности государства, научных исследований на стыке экономики и социологии, находит в этой книге свою историю, истоки и прогнозы будущего развития. Как возникла, с чего начиналась современная социальная политика? Известно, что существуют разные модели социальной политики, разные подходы к ее проведению. Девятнадцатый век – эпоха либерализма. Либерализм распространяется и охватывает все сферы и области человеческой деятельности: право и политику, хозяйство и экономику, литературу и искусство и пр. Великое сочинение К. Поланьи – своеобразная история либерализма. Эту историю можно прослеживать в самых разных ракурсах, начиная с любого аспекта и развивать в огромное системное построение, охватывающее все стороны и сферы жизни. Поэтому кто-то будет говорить, что «Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени» – это книга о рынке и его зарождении, а кто-то, что это история зарождения будущих политических изменений в обществе. Мы убеждены, что «Великая трансформация» рассказывает читателю, наряду с историей экономики и рынка, и историю общества и становления социальной политики. Прежде всего, этой истории посвящена знаменитая седьмая глава «Спинхемленд, 1795». «Утверждая, что изучение Спинхемленда означает анализ истоков цивилизации XIX в., – пишет Поланьи, – мы имеем в виду не только его экономические и социальные последствия и даже не определяющее влияние, которое оказали эти последствия на современную политическую историю, но тот, как правило, неизвестный нашему поколению факт, что все наше социальное сознание формировалось по модели, заданной Спинхемлендом»1. В XIX в. европейское человечество оказалось перед реальной и нарастающей опасностью – бедностью, голодом и нищетой. Эти проблемы издавна сопровождали человеческий род, но переход к индустриальному обществу придал им невиданные ранее масштабы. К исследованию этих проблем обращаются социологи, экономисты, политики. Их исследования положили начало формированию будущих концепций современной социальной политики. Экономистами, социологами – представителями разных научных школ и направлений предлагались разные выходы из сложившейся ситуации, разные объяснения причин распространения бедности и нищеты. Согласно Поланьи, чтобы справиться с надвигавшейся опасностью, человек «был обречен либо остановить процесс размножения собственного рода, либо сознательно приговорить себя к уничтожению через войну, мор, голод и порок. Бедность – так напомнила о себе обществу природа, а то, что ограниченность запасов пищи и безграничная способность человечества к размножению пришли в противоречие именно тогда, когда перед людьми внезапно открылась перспектива беспредельного роста материальных благ, делало иронию истории еще более жестокой»2. Поланьи отмечает парадоксальность сложившейся ситуации: в двух шагах от возможного благоденствия человечество оказалось в ловушке бедности как следствия развития демографических процессов. Здесь мы бы хотели остановиться именно на парадоксальности или вечной антиномичности человеческого существования, которая как некая базовая формирующая концепция пронизывает работу Поланьи, социальную и экономическую ситуацию XIX в., да и существование человека как объекта истории. Например, Поланьи обращает внимание на феномен пауперизма, отмечая при этом, что «пауперизм привлек внимание к тому непостижимому факту, что бедность, казалось бы, растет вместе с богатством»3. И таких противоречий мы находим великое множество, как только обращаемся к проблематике экономического развития, труда, собственности, производства, государства, права и пр. Девятнадцатый век породил дилемму: рынок и государственное регулирование, свободная конкуренция, laissez-faire и вмешательство, контроль со стороны государства. Соответственно были порождены и другие пары противоречий, такие как рынок труда и плановое трудоустройство, занятость и безработица. Поланьи вводит понятие «двойного процесса»: «Его можно представить как действие в обществе двух организующих принципов, каждый из которых ставил перед собой специфические институциональные цели, опирался на определенные социальные силы и использовал характерные для него методы. Одним из них был принцип экономического либерализма, стремившийся к созданию саморегулирующегося рынка, опиравшийся на поддержку торгово-промышленных слоев и в качестве своих принципов широко использовавший laissez-faire и свободную торговлю; другим был принцип социальной защиты, имевший своей целью охрану человека, природы, а также производственной организации, опиравшийся на неодинаковую поддержку тех, кого пагубное влияние рынка затрагивало самым непосредственным образом – прежде всего, но не исключительно, рабочих…»4. Однако, перечисленным комплекс противоречий не ограничивается. Если мы обратились к проблемам бедности, нищеты, лишений и сопоставили их с рынком труда, занятостью и безработицей, то следует обратить внимание на такую дилемму: как трудолюбие и леность, желание работать и отлы- нивать от труда, или, иначе выражаясь, работать или не работать, иметь или не иметь, и вообще – быть или не быть. Почему мы обращаемся к этому противопоставлению? Исследователи феномена бедности утверждают, что в традиционном, доиндустриальном обществе бедность понималась как естественная и вполне приемлемая форма существования для малоимущих людей. Это нашло отражение в канонизации образов бедствующих людей и образовании «нищенствующих монашеских орденов». Бедность воспринималась как духовно-облагораживающее условие жизни. На подобное отношение к бедным повлияли религиозные постулаты и христианская традиция, согласно которым помощь нищим была богоугодным делом, и бедность воспринималась как принцип жизни, сознательно выбираемый и отстаиваемый5. Бедность и ее крайняя форма проявления – нищенство, требующие обязательного общественного вспомоществования, не связывались с понятиями ответственности людей за свое положение. Проповедники и моралисты часто представляли бедняка как средство спасения богача, подчиняя таким образом первого интересам второго. Моральное принятие бедности нашло отражение в ценностной системе общества, которая отводила экономическому развитию незначительную роль и была основана на идеале непредпринимательства. Социальная группа бедных не была четко определена. Появление экономического человека и соответственно экономического сознания стали символами процесса индустриализации. На смену традиционному обществу пришло индустриальное: открытое и мобильное, а вместе с ним армия людей без земли, без сеньора, без куска хлеба, с которыми что-то надо было делать. Постепенно меняется восприятие общественным сознанием «бедняка». Бедные начинают отождествляться с опасными классами. Бедняк и нищий становятся синонимами бездельника и бродяги. Протестантизм стал провозвестником появления новой идеологии, где бедность рассматривается через несоответствие человека общепринятым нормам и требованиям, а общим правилом становится стремление к обогащению6. Мы опять же имеем дело с многоликостью проблемы бедности и ее проявлений: бедный человек не хочет трудиться или не может? Помогать бедным людям или «отпустить их в свободное плавание»? Помогать бедным во избежание социальных потрясений? Как совместить решение проблем нищеты, трудоустройства, общественного спокойствия, стабильности и роста благосостояния? Итак, бедность, нищета, пауперизм и социальная политика, которая во многом выросла из необходимости разрешить эти вечные социальные противоречия: богатство и бедность, сытость и голод, стабильность и беспорядок, справедливость и нарушение прав человека. Заметим, что стремление к достатку и беспокойство за свое благополучие: две стороны одной медали – обоснование необходимости социальной политики. Это вечные проблемы человеческого общества, государства. Они вечны и альтернативны, как и все в жизни человека: добро и зло, духовное и материальное, свобода и необходимость, жизнь и смерть и т. д. Одно из решений проблемы бедности было найдено и связано с так называемыми «работными домами». Введение практики работных домов в Англии XIX в. было одним из серьезных социально-экономических и социально-политических решений. Сегодня европейский человек негативно рефлексирует при упоминании этого социального института. Эта рефлексия оправдана и навеяна в основном романами Ч. Диккенса. Поланьи дает негативную характеристику этой системе фактически принудительного трудоустройства бедняков, их вынужденного обращения в работные дома и унизительного образа жизни. «Благопристойность и самоуважение, выработанные столетиями размеренной, добропорядочной жизни, быстро улетучивались среди разношерстного сброда обитателей работного дома, где человек должен был остерегаться, как бы его не сочли более в материальном смысле благополучным, чем его соседи…»7. «Восстановили проверку на право приема в работный дом, однако ее реальный смысл изменился. Теперь кандидат должен был сам решать, является ли он настолько нищим, чтобы добровольно искать спасения в убежище, намеренно превращенном в обитель ужаса и омерзения. На работный дом было наложено клеймо позора, пребывание в нем сделали психологической и нравственной пыткой; при этом человек должен был строго выполнять требования гигиены и благопристойности, более того — последние искусно использовались как предлог для новых изощренных мучений. Осуществлять закон предстояло теперь уже не мировым судьям, не приходским попечителям по призрению бедных, но особым чиновникам, действовавшим в территориально более широких рамках и под жестким контролем центра. Самые похороны паупера были превращены в процедуру, посредством которой его товарищи по несчастью отрекались от всякой солидарности с ним, даже перед лицом смерти»8. Открытие работных домов было следствием принятого 1834 г. Закона о бедных и отмены закона Спинхемленда. «Согласно новому закону, лица, живущие самостоятельно, впредь лишались права на пособие. Закон проводился в жизнь дифференцированно и на общественном уровне; в этом отношении он также означал решительный разрыв с прежней практикой. С дотациями к заработной плате было, разумеется, покончено»9. Безусловно, принятие этого закона коренным образом меняло ситуацию на рынке труда, должна была измениться и социальная политика государства. Что же произошло на самом деле? Й.А Шумпетер следующим образом трактует введение поправок к Закону о бедных: «Следует четко различать два аспекта этого акта. С одной стороны, он значительно улучшил административный механизм выдачи пособия бедным и отменил многое из того, что и сейчас могло бы рассматриваться как злоупотребление. Это было признано почти всеми, хотя некоторые критики нашли недостатки в административной схеме акта… С другой стороны… он ограничил помощь беднякам их содержанием в работных домах и в принципе запретил выдачу пособия тем, кто в них не живет; идея заключалась в том, что нельзя обрекать на голодную смерть трудоспособного безработного, пребывающего в нужде, но содержать его следует в полутюремных условиях»10. Таким образом, возрождение ра- ботных домов должно было стать дополнительным (хотя и негативным) стимулом поиска работы. Оценивая социальную политику, проводимую в Англии в XIX в., можно еще раз отметить ее многоликость. Расхожее мнение представляет социальную политику Англии воплощением либеральной парадигмы. Однако даже обращение лишь к некоторым фактам истории демонстрирует нам, сколь не соответствует социальная политика Англии идеальной модели либеральной социальной политики11. Прежде всего, государство не отказалось от вмешательства не только в решение социальны вопросов, но и в экономическую практику. С отменой пособий у работников появились стимулы к труду, и произошло не стихийно, а в результате принятия социальнополитического решения. Так, с одной стороны – восстановление работных домов в определенной мере можно было рассматривать как решение проблемы социального надзора и призрения за нищими, пауперами, люмпенизированными слоями городского населения (социально опасными слоями), с другой стороны – это было трудоустройство и хоть в какой-то степени выполнение общественно полезных функций, наконец – ужасы пребывания в работных домах стимулировали людей обратиться к поиску реальной работы и жизни своим трудом. Поланьи рассматривает социально-политическую концепцию введения работных домов, сопоставляя ее с социальными трудовыми утопиями Оуэна, идеями Бентама. Ни в одной европейской стране, кроме Англии, не было столь негативного опыта введения подобных учреждений. В России конце XIX – начале ХХ вв. имела место практика создания трудовых артелей, трудовых домов на основе благоворительной и попечительской помощи. Но именно в Англии бедняку, стоящему на грани голодной смерти, был предложен выбор между полной отменой какой бы то ни было помощи и помещением в работный дом. Однако «работные дома» в Англии представили истории реальную попытку в рамках государственной политики (а не локальной благотворительной помощи) решения проблемы бедности, бродяжничества и трудоустройства. «Работные дома» как таковые давно ушли в прошлое. Однако далеко не решены проблемы бродяжничества, нищенствования, нежелания работать. До конца не выяснено, что это – социальные или психологические болезни человечества? Социальная защита и социальное обеспечение – основные направления социальной политики большинства стран мира. Обращаясь к изучению произведения «Великая трансформация», современные ученые и политики, выстраивая новые модели и концепции социальной политики XXI в., могут многое осознать и переосмыслить, опираясь на опыт истории и его трактовку знаменитым экономистом, историком и социологом Карлом Поланьи. Примечания Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб., 2002. С. 98-99. 1 2 Там же. С. 99. 3 Там же. С. 100. 4 Там же. С. 149. См.: Ярошенко С.С. Проблематика субкультуры бедности в американской социологии: эволюция принципов исследований и подходов. Автореф. дис. на соиск. уч. степ. к.с.н. М., 1994. С. 12–13. 5 6 См. там же. 7 Поланьи К. Указ. соч. С.115. 8 Там же. С. 117. 9 Там же. Шумпетер Й.А. История экономического анализа: В 3-х т. / Пер. с англ. СПб., 2001. Т.3. 10 Для сравнения см.: Esping-Andersen G. The Three World of Welfare Capitalism. Cambridge, 1990. 11