Понятие «воображение» в психоаналитической традиции

реклама
Понятие «воображение» в психоаналитической традиции
В автобиографических заметках К.Г. Юнг сообщает о том, что в детстве он был
освобожден от уроков рисования, поскольку его учителя сочли его совершенно
неспособным к изобразительному искусству. На самом же деле, как полагал он сам,
проблема была не в отсутствии у него способностей, а в тех заданиях, которые предлагали
ему педагоги: «Я мог рисовать лишь то, что занимало мое воображение, а меня
принуждали копировать головы греческих богов с незрячими глазами, и, когда это у меня
не получалось, учитель, думая, что мне требуется нечто более реалистическое, ставил
передо мной картинку с изображением козлиной головы. Эту задачу я провалил
окончательно, что положило конец моим урокам рисования». 1 В результате столь
досадной настойчивости педагога Юнг вскоре почувствовал, что школа стала надоедать
ему, поскольку занятия отнимали у него слишком много времени, которое он предпочел
бы потратить на «рисование батальных сцен или игры с огнем». Это признание позволяет
предположить, что Карл Густав принадлежал к тому типу, который он впоследствии
обозначит термином «интровертный»: в знаковой форме ему было легче представить
воображаемое, нежели реальное; изображение вымышленных битв доставляло большее
удовольствие, чем копирование козлиных голов.
Анализируя свои детские переживания, Юнг не был склонен усматривать
симптоматическую связь этого эпизода с пробуждением у него интереса к
психоаналитической теории Фрейда, в которой воображение рассматривается как особая
форма психической активности, в значительной степени свободная от принципа
реальности (причем не только в детстве, но более высоких уровнях развития сознания). В
работе «Два принципа психического функционирования» З. Фрейд писал: «С введением
принципа реальности один из видов мыслительной активности откололся: не участвуя в
испытывающем воздействии на действительность, он оставался подчиненным только
принципу удовольствия. Этому акту фантазирования, который берет свое начало в
детской игре, а позднее переходит в мечтание, чужда забота о связи с реальными
объектами». В классическом психоанализе воображение, наряду с цензурой сновидений,
генезисом аффектов и формированием симптомов, является одним из аспектов
предсознательной активности. Фантазии отведена роль посредующего звена между id и
ego, из чего следует необходимость четкого различения чувства реальности и
деятельности воображения. Уже в раннем возрасте психические процессы распределяются
по двум направлениям: вектор рационализации, подчиненной принципу реальности, и
спонтанная активность воображения, ориентирующегося только на принцип
удовольствия, но утрачивающего при этом непосредственный контакт с
действительностью. Фантазм не-действителен до тех пор, пока он не становится
симптомом в процессе семиотизации.
Но именно этот аспект концепции воображения З. Фрейда и А. Адлера
подвергает сомнению Юнг, отказываясь видеть в фантазии лишь семиотическое
выражение элементарных влечений (в этом смысле семиотическое, по его мнению,
противоположно символическому, т.е. выражению невыразимого посредством более или
менее удачной аналогии). Тем не менее, как отмечает Г. Маркузе,2 Юнг еще более
настойчиво, чем Фрейд, акцентирует внимание на когнитивном аспекте воображения.
Фантазия, полагает Юнг неотделима от других психических функций, она представляется
«то как первоначальный, то как завершающий и наиболее неожиданный синтез всех
способностей»; она является «творческой деятельностью, из которой вытекают ответы на
все вопросы»; ее динамическим принципом служит элемент игры, свойственный ребенку,
но несовместимый с принципом труда и производительности. Фантазия открывает
1
2
Юнг К.Г. Воспоминания, сновидения, размышления // Дух и жизнь. — М., 1996, с. 36.
См. См. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. — М., 2003, с. 159.
возможность объединения всех психических противоположностей и снимает конфликт
между внутренним и внешним миром, экстраверсией и интроверсией. 3 При этом Юнг
стремится одновременно показать ретроспективный и перспективный характер
воображения: оно не только заглядывает в будущее, ожидая осуществления еще
нереализованных возможностей, но и оглядывается назад, актуализируя следы
архаических переживаний. Архетипы являются «категориями воображения»,
аналогичными логическим категориям, и «присутствуют в базисных постулатах
относительно реальности всегда и везде». Более того, для интровертного сознания момент
настоящего представляется ирреальным и неправдоподобным, поскольку оно полагается
не столько на реальность объекта, сколько на субъективную очевидность воображения,
динамика которого определяется архетипическими образами, которые в своей
совокупности представляют собой психический мир зеркальных отображений: «Но это
зеркало обладает своеобразным свойством — изображает наличные содержания сознания
не в знакомой и привычной нам форме, но, в известном смысле, sub specie aeternitatis, то
есть примерно так, как видело бы их сознание, прожившее миллион лет. Такое сознание
видело бы становление и исчезновение вещей одновременно с их настоящим и
мгновенным бытием, и не только это, но одновременно и другое — то, что было до их
возникновения и будет после их исчезновения». 4
Обращение к феномену зеркального отражения, которое для Юнга остается не
более чем изящной метафорой, в структурном психоанализе Ж. Лакана приобретает
концептуальный характер. Анализируя реакцию ребенка на восприятие собственного
зеркального образа, Ж. Лакан акцентирует внимание на том, что ребенок в какой-то
момент оказывается захваченным постоянно возобновляемой игрой с зеркалом. В этом
аспекте его поведение резко контрастирует с тем безразличием, которое проявляют
животные, тоже замечающие свой образ в зеркале, но не испытывающие к нему никакого
влечения, однажды обнаружив его практическую бесполезность. Ребенок явно получает
удовольствие от этой игры с собственным отражением. Образ в зеркале повторяет
собственные движения ребенка, что приводит ребенка в восторг, а «мимика внезапного
озарения» позволяет заключить об узнавании им собственного образа. В этот момент
фрагментарные переживания собственной телесности впервые соединяются в целостный
образ тела. Предполагается, что на до-зеркальной стадии ребенок ощущает себя
распадающимся на части, неравным себе в различные моменты времени, тогда как зеркало
предлагает ему единый и «объективный» образ своего «Я», идентифицируясь с которым,
ребенок навсегда привязывает его к собственному телу. Признание образа конституирует
первую форму субъективности, которая затем становится основой вторичных
идентификаций с Другим, фиксирующих символические отношения в сфере социальных
практик.
На стадии зеркала формируется регистр воображаемого ego, связь которого с
реальным и символическим имеет лишь симптоматический характер (на одном из своих
последних семинаров Лакан предложил коллегам представить реальное, воображаемое и
символическое в виде трех колец, соединенных четвертым — симптомом). Важнейшая
функция этой стадии состоит в субъективном различении «внешнего» (Umwelt) и
«внутреннего» (Innenwelt) миров и установлении воображаемых отношений между ними.
«Внешнее» субъекту, полагает Лакан, изначально конституируется внутри него самого, в
области представления, сохраняя при этом статус «внешнего», поскольку самим
субъектом оно воспринимается как отчужденное. Опыт зеркала вводит пространство
«внешнего» в рамки «внутреннего» в том смысле, что с этого момента всякое восприятие
и представление оформлены воображением и укоренены в психическом. Из этого следует,
что субъект не предшествует миру образов, но конституируется ими и в них. Внешний
мир, включающий в себя других субъектов, оказывается внутри индивидуального
3
4
Юнг К.Г. Психологические типы. — М., 1995, с. 69.
Психологические типы, с. 173.
сознания. В известном смысле, для субъекта уже не существует ничего внешнего,
поскольку он изначально принимает на веру и располагает в себе это «внешнее»
пространство, в котором затем выстраиваются его отношения с реальным внешним миром
Существенным следствием стадии зеркала для генезиса индивидуального
сознания является признание ребенком того факта, что видимый им в зеркале образ — его
собственный, что этот образ целостен и неизменен и, наконец, что это именно образ.
Ребенок проходит путь от восприятия отражения, как чуждого ему явления, до принятия
его в качестве «своего», отождествления себя с ним и ощущения над ним власти. Это
развитие переживается как временная диалектика, которая становится определяющим
фактором формирования индивида в его исторической развертке. Стадия зеркала
представляет собой «драму, чей внутренний импульс устремляет ее от несостоятельности
к опережению — драму, которая фабрикует для субъекта, попавшегося на приманку
пространственной идентификации, череду фантазмов, открывающуюся расчлененным
образом тела, а завершающуюся формой его целостности, которую мы назовем
ортопедической, и облачения, наконец, в ту броню отчуждающей идентичности, чья
жесткая структура и предопределит собой все дальнейшее его умственное развитие». 5
Стремясь к собственной идентичности, ребенок обретает лишь воображаемую
самотождественность. В поисках себя сознание всегда обнаруживает себя в чем-то ином
— в образах себя, которые сменяются в результате вторичных идентификаций, в каждой
из которых воспроизводится опыт, приобретенный в стадии зеркала. Встреча с зеркалом,
таким образом, становится основополагающим событием, в котором впервые проявляется
самоидентификация субъекта путем конструирования системы осознаваемых подобий.
Это событие имеет парадигматическое значение для всех последующих аналогий,
отождествлений и диалектических синтез, осуществляемых сознанием, посредством
которых субъект впоследствии выстраивает отношение к собственной действительности.
Источником драматических перверсий этих отношений является не засилье
воображаемого, а лакуны в этом регистре индивидуального сознания, ибо, утверждает
Лакан, «проблема состоит не в потере реальности, а в силе, вызывающей к жизни то, что
заступает ее место».
5
Лакан Ж. Стадия зеркала как образующая функцию «Я» // Ж. Лакан. Семинары. Т. 1 — М., 1998. с. 512.
Скачать