Работа-с-жертвой-2 - Школьные службы примирения

Заметки об особенностях работы с жертвой в восстановительной медиации.
Мартин Салигман в 1965 году провел такой эксперимент (если кратко): в два закрытых
ящика были помещено по собаке, которых раздражали электрическим током. Но в первом
ящике был рычаг, дернув за который собака могла отключить болевое раздражение, а у
собаки во втором ящике этот рычаг не действовал. Число раздражающих импульсов было
одинаково, но первая собака могла «управлять» процессом, а от второй собаки ничего не
зависело, чтобы она не делала. Во второй части эксперимента собак посадили в открытые
(!) ящики и опять подвели раздражающий ток. Собака из первого ящика выскочила,
собака из второго легла вниз и скулила, хотя препятствия уже не было. Этот феномен был
назван «выученной беспомощностью». Позже в 1976 году Лангером [Langer] и Родином
[Rodin] были проведены исследования в домах престарелых, которые показали, что если
пациенты могут выбирать распорядок, меню и пр. и пр. и в целом больше несут
ответственность за свое здоровье, они чувствуют себя лучше, настроение у них лучше,
здоровье и активность выше.
Еже одно исследование в тюрьмах показало, что хотя бы разрешение заключенным
двигать мебель и дать возможность управлять телевизором позволило удержать их от
нанесения себе каких-либо увечий и проведения восстаний. В приютах для бездомных,
где люди не могут выбрать свои собственные кровати или выбрать, какую еду есть, менее
вероятно, что их обитатели попробуют устроиться на работу или найти жилье.
Эксперименты, проведённые Мартином Салигманом и последователями показывают, что
состояние «выученной беспомощности» (когда действия человека не влияют на изменение
его ситуации1) может надолго «оставаться на человеке» и влиять на его дальнейшую
жизнь. Выходом из этого является возвращение себе контроля надо происходящим,
понимание связи собственных действий с происходящими изменениями.
Эти эксперименты еще раз подчеркивают, как важно жертве правонарушения быть
информированной о происходящем, как важно возвращение в свои руки контроля (но
надо отделить контроль над обидчиком от контроля над процессом выхода из виктимного
состояния).
На первый план помощи жертве может выходить поддержка ее понимания
произошедшего: какие у нее есть возможности для изменения ситуации, какие ее
дальнейшие действия к чему приведут. Восстановление логичных связей между
действиями и событиями может показаться не очень значимым, но дело в том, что
пострадавший (если прошло не много времени) часто находиться в состоянии шока.
Поэтому его способность к пониманию заблокирована. Его попытки избавиться от
тягостного состояния могут иметь хаотичный и деструктивный характер. Но речь идет не
только о работе с переживаниями, а и об осмыслении случившегося и определении
новых смыслов в теперешней жизни (после трагического события).
Пониманию медиатором ситуации может помочь знание медиатором определённых
стадий, которые переживает человек в трагической ситуации. Например, стадия «поиска
виноватого». При незнании желание жертвы наказать обидчика
может
интерпретироваться медиатором как отказ от медиации и стремление к мести, в то время
как это естественная фаза, пережив которую пострадавший может согласиться на
участие в медиации.
1
Или он не понимает этой связи, не хочет ее принимать и пр.
Состояние жертвы хорошо описано у Ховарда Зера, и я хочу остановиться на следующем
моменте: жертва часто оказывается в изоляции со своей бедой. У окружающих нет такого
опыта, который обрела она; они не знают, надо ли обсуждать сложившееся и в каком
языке об этом можно говорить. Частая реакция: «Все забудь, не придавай значения и
успокойся!» не помогает пониманию. Разговор с медиатором о случившемся может
помочь человеку понять свое отношение к случившемуся и начать планировать выход из
ситуации.
Тут я хочу добавить следующее: разговор с медиатором важен, но он не заменяет
обсуждение случившегося в кругу близких (известно например, что супруги, пережившие
смерть ребенка, часто разводятся, поскольку по разному переживают произошедшее ее и
не могут понять друг друга). Поэтому с одной стороны медиатор способствует тому,
чтобы жертва могла достаточно свободно рассказывать о случившемся, а с другой он
может помочь созданию поддерживающей группы из близких вокруг жертвы, помочь им
понять ситуацию жертвы, наладить между ними коммуникацию, организовать встречи
(например, в форме Круга поддержки).
Человека волнуют вопросы: был ли смысл в его беде и в чем он, есть ли в этом его вина, и
какой урок он может вынести из случившегося. Возможные вопросы для осмысления
произошедшего: «какое место в вашей жизни занимает эта ситуация и какое вы хотели,
чтобы она занимала?», «Спорите ли вы с кем-то внутри себя когда остаетесь одни и
можно ли этот диалог превратить в разговор с другими людьми, чтобы вы могли
высказаться и вместе поискать ответы?».
Чем больше сфер жизни захватила2 проблема (отношения в семье и с близкими, работа,
здоровье), тем труднее искать ресурсы для выхода из ситуации.
Антон Коновалов
Заметки о работе с травлей в школе
При работе с ситуацией травли у медиатора может возникнуть трудность с балансом сил
между участниками. Если в криминальной ситуации вина обидчика однозначна (ударил,
украл и пр., и это зафиксировано в документах), то в ситуации травли зачастую непросто
сформулировать «предъявить» претензии обидчику. Могло не быть явного применения
силы, а было множество мелких, но постоянных «доставаний» жертвы. Позиция
«облагораживания зла»3 выражается в словах: «мы просто так играли, а он сам обиделся»,
«он сам к нам полез», «мы хотели ему объяснить, что так поступать нельзя», «мы много
раз ему говорили, и потом пришлось ударить» и т.д.
В ходе обсуждения с членами школьных служб примирения мы зафиксировали
следующее:
Причины травли школьники и педагоги видят:
2
То есть человек не может «отключиться» от травмирующего состояния, и это влияет на разные сферы его
жизни.
3
Термин психологов Акимова и Клименко из книги «Мальчик. Который умел летать или путь к свободе».
- в особенностях личности жертвы травли (ее поведении, резкой реакции на окружающих,
отсутствии навыков общения),
- в структуре группы (некоторые провоцируют жертву травли, некоторые допускают по
отношению к ней агрессивное поведение, поскольку чувствуют, что их не осудят),
- в отношениях взрослых (жертва травли часто ведет себя на уроке «неадекватно», что
вызывает неприязнь педагогов, а порой и агрессию или натравливание остальных
учеников).
Проблема в том, что часто от жертвы травли хотят избавиться не только одноклассники,
но и некоторые родители (поскольку он «ведет себя неадекватно», чем мешает их детям
учиться), и некоторые педагоги (поскольку он мешает им на уроках). То есть процесс идет
по нарастающей с переплетением позиции жертва-обидчик. Первоначальная травля со
стороны группы ровесников и резкая реакция жертвы травли вызывает неприязнь у
других одноклассников, чувство отверженного еще более обостряет эмоции и
деструктивные реакции жертвы на уроках - на что начинают резко реагировать учителя, а
затем и родители учеников класса. Травля переносится на родителей ребенка-изгоя (как
«не умеющих воспитывать ребенка»), которые в ответ на постоянные претензии
начинают защищать его и себя, на что подключается администрация. Воронка эскалации
расширяется. Подросток реагирует все агрессивнее, с применением силы, постепенно из
жертвы превращаясь в обидчика. Теперь те, кто раньше пытался в классе его защищать,
сами оказываются перед выбором - как относится к его агрессии и на чью сторону встать.
Например,
мальчик, ранее воспитывающийся в детском доме, придя в
общеобразовательную школу, мешает классу и учебе. Его отвергает
часть
одноклассников и часть учителей. Он совершает разрушительные действия (отвлекается
на уроке, дерется). Ему администрация дает «испытательный срок»4, в ходе которого
некоторые одноклассники (похоже, при поддержке своих родителей) стараются его
«вывести из себя», чтобы продемонстрировать педагогам отсутствие его исправления и
избавиться так от него. То есть, фактически они его провоцируют на агрессию. (Хотя надо
подчеркнуть, что часть входящих в службу примирения школьников встала на защиту,
поясняя в подобных ситуациях учителям, кто спровоцировал конфликт).
В ходе обсуждений с медиаторами службы примирения мы также поняли следующее:
У подростка-жертвы травли может не быть определенных навыков взаимодействия,
которые есть у других одноклассников (например, он их детского дома или приезжий), но
зато у него есть другие навыки, которые ему помогали в другой ситуации – например, не
сломаться в детском доме или выжить при переезде в другой город. И может быть стоит
это обсудить с остальными учениками.
Он мешает учительнице вести урок и поэтому она не прощает ему то, на что у других
«закрывает глаза». Некоторые ученики воспринимают такую реакцию учительницы как
разрешение им быть агрессивными к подростку, а другие начинают провоцировать на
агрессию. Некоторые учителя не замечают (или не хотят замечать) как их негативное
отношение влияет на мнение других учеников. Это тоже возможная тема для обсуждения.
4
Что это означает для ребенка? Непонятно. Что он при этом должен сделать?
Поведение ребенка-изгоя не соответствует социальным нормам (ожиданиям) этой
конкретной группы. Но в разговоре группа не смогла четко сформулировать эти нормы,
они с подростком-изгоем не обсуждались, вроде «он и сам должен понять». Но у
подростка затруднена как раз способность к пониманию других людей, в том числе таких
тонких элементов поведения как намеки, осуждение, изоляция и принятие, уместность
того или иного действия, «расшифровка» эмоционального состояния другого человека.
И еще один момент: невозможно строить мосты с одной стороны. Одноклассники
говорили, что подросток-жертва начинает меняться и описывали примеры, но учителя (и
некоторые другие школьники), по их мнению, этого не видят, а ждут разового
кардинального изменения, что «он прекратит так себя вести». И в этом смысле не
поддерживают сложный и не быстрый процесс улучшения. Интересно, что некоторые
одноклассники, когда говорили о проявлениях агрессии, отмечали: «он ведет себя как
обычно», а другие говорили «он ведет себя как раньше».
Сейчас предпринимаются усилия на создание группы поддержки из более лояльно
относящихся к изгою одноклассников (а не попытка сразу изменить отношение
обидчиков). В результате с одной стороны есть поддерживающие одноклассники, с
другой - поддержка медиаторов службы примирения, а с третьей понимание ситуации и
активные действия самого бывшего изгоя.
С куратором были сформулированы возможные вопросы на Круг (он еще не был проведен
и с учениками пока не обсуждали).
1. Как его способы и ценности помогли ребенку справиться с трудными
жизненными ситуациями (детский дом, приход в новую школу и пр.)?
2. Какие у других учеников есть способы справляться с трудными ситуациями?
3. Что из этого он может взять к себе в «копилку»?
4. Кто готов ему в этом помочь?
Антон Коновалов