Заметки о словах и смыслах ”Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру”. Ветхий Завет (Екклесиаст, 3) В вихрях современной жизни, сметающих целые пласты культуры, исчезновение некоторых слов кажется невинным пустяком, вряд ли достойным внимания. К тому же время услужливо предлагает свои замены. Там, где раньше царила благотворительность, теперь имеем не менее достойное спонсорство, почтение к творчеству сменяет безусловное доверие к креативности, эфемерности образа надежно противостоит эффектность имиджа, высокой неопределенности послания – деловитая конкретность месседжа. Все путем, ничего не пропадает, и всему свое время. Так ли это? Действительно, в языке ничего не пропадает, слова не исчезают, они остаются в культурной памяти: словарях, текстах, изречениях. Современный читатель может иронически улыбнуться, – какие словари? – Не забыть бы свое имя в потоке забот! Рискнем уверить его, что оглядка на слова важна как никогда, ведь с каждым словом связан некий ускользающий в заменах смысл. А смысл и смыслы – это связующие нашей личности, которую, как только может показаться, предопределяют воля и осознанная цель. Итак, поговорим о словах и смыслах, потаенных в их глубинах. Для этого нам понадобится выражение словесный образ, содержание которого мы определим без лишних умствований – это картинка, возникающая в нашей голове в связи с услышанным словом. Как то на рабочей встрече в студии Шустер-life, где обсуждались перспективы изучения украинского языка, автор этих заметок услышал гневные слова филолога-украиниста по поводу такой надписи: «пиріжки з родзинками та ізюмом». Продавцу пирожков нельзя отказать в здравом смысле. Именно он почувствовал, что вошедшее в русский язык тюркское слово изюм надежно связано с чувственным 1 образом. Увидит ли в своем воображении покупатель этот изюм прозрачно-желтым или матово-синим, почувствует его сладость или кислинку, – не столь важно. Главное, что слово изюм прочно связано с конкретным образом и смыслом – это сушеный виноград. А для украинца, не знающего польского языка, слово родзинка – пустышка, которая только рядом со словом изюм и наполняется конкретным смыслом. Ученые филологи, сокрушающиеся по поводу неграмотности своих сограждан, могли бы многое извлечь из этого небольшого урока. А тепер обратимся к словам спонсорство и благотворительность, к которым в последнее время присоединяется слово фандрейзинг. Вряд ли можно утверждать, что базовое слово благотворительность уходит из русского или украинского языков. Его поддерживают тексты украинских законов, в которых содержанием благотворительности определяется как «добровольное и бескорыстное пожертвование физических и юридических лиц в предоставлении потребителям материальной, физической, организационной и иной благотворительной помощи» [2]. В Законе Украины «О благотворительности и благотворительных организациях» отмечается, что «специфическими формами благотворительности являются меценатство и спонсорство». Каково же содержание этих форм? Меценатство – « добровольная и бескорыстная материальная, финансовая, организационная и иная поддержка физическими лицами потребителей благотворительной помощи», – гласит тот же документ [2].. В отличие от меценатства спонсорство предстает как «добровольная материальная, финансовая, организационная и иная поддержка физическими и юридическими лицами потребителей благотворительной помощи с целью популяризации исключительно своего имени (наименования), своего знака для товаров и услуг» [2]. Если благотворительность – это добровольная и бескорыстная помощь тем, кто в ней нуждается, то фандрейзинг рассматривают как действие, направленное на привлечение этой помощи для тех, кто в ней нуждается. В контексте общественных отношений фандрейзинг оказывается посреднической деятельностью между субъектом и объектом благотворительности. Таково содержание понятий. А теперь о словах, которые в реальной практике нередко заменяют друг друга. Самое длинное и самое объемное по смыслу слово в этом ряду – русское. Появлением слова благотворительность мы обязаны русскому писателю и российскому историку Н. М. Карамзину, который дополнил уже имевшееся в языке слово благотворительство[3]. Оба слова связаны с корнями слов благой (благо) и творить. Церковнославянское по происхождению слово благой имеет два значения – положительное и отрицательное. В словаре В. Даля эти значения определяются так: «добрый, хороший, путный, полезный, добродетельный, доблестный» и в то же время – «злой, сердитый, упрямый, упорный, своенравный, неугомонный беспокойный; дурной, 2 тяжелый, неудобный» [1]. Положительное значение поддерживается корнем слова творить: добро творят, а зло допускают, добро требует усилий, а зло – самопроизвольно. Слово благотворительность – одно из многих слов с этим корнем: благовеличие, благоволение, благодарность, благоприличие, благоприятие, благоподание, благоразумие, благородие, благосердие, благотерпение и т. п. Большинство из этих слов вышло из употребления, а вместе с ними ушли и столь значимые смыслы, без которых ослабевает Человечность как проявление Божественного в Природе. Как видим, благотворительность – мощное по смыслу слово, каждая часть которого таит в себе множество мерцающих смыслов. Заставить смысл проявиться более интенсивно – задача личной ответственности человека. Слово спонсорство, которым в жизни часто заменяют слово благотворительность, не причастно к культурно и нравственно важным смыслам. Благозвучное по форме, это слово не предполагает бескорыстия, которое проявляет благотворитель – тот, кто творит добро. «Суть творчества – самоотдача, а не шумиха и успех», – напоминает нам Борис Пастернак. Слово же фандрейзинг не только не благозвучно, но и имеет очень конкретное и узкое значение – посредничество. Кажется, что в этом случае гора родила мышь. Можно говорить и о том, что любое заимствованное слово, теснящее старое, в силу отсутствия связанных с ним образных смыслов надувается ложной значительностью. Говорят, что жизнь мудрее нас. Остается надеяться, что она столь же мудро распорядится с теснящими друг друга словами. 3