33 ДРЕВНИЙ МИР 2000.03.004. ГОЛУБЦОВА Е.С. ОБЩИНА

33
ДРЕВНИЙ МИР
2000.03.004. ГОЛУБЦОВА Е.С. ОБЩИНА, ПЛЕМЯ, НАРОДНОСТЬ В
АНТИЧНУЮ ЭПОХУ. /РАН. Ин-т всеобщей истории. – М.: Наука, 1998.
– 253 с. – Библиогр.: с.215-236.
Монография одного из крупнейших российских историков
античности, доктора ист. наук Елены Сергеевны Голубцовой (1921-1998),
посвящена изучению общины, племени и народности в I-III вв. н.э. На
основании большого количества источников (греческих и латинских
авторов,
эпиграфических
и
археологических
материалов)
рассматриваются взаимоотношения общины и племени, племен и
городов на западе и востоке Римской империи; анализируется
понятийный аппарат этнологической науки, связанный с номенклатурой
исследуемых структур; затрагиваются спорные вопросы типологии
общин.
Работа, таким образом, охватывает комплекс проблем, общих как
для антиковедения, так и для этнологии, а само ее появление, как
отмечает автор во введении, отчасти инспирировано наметившимся в
последние десятилетия пересмотром сущностных основ этнологической
науки и ее понятийного аппарата, вытеснением из научного оборота
таких основополагающих прежде терминов, как община, племя,
народность, отказом признать за ними наличие соответствующих
этносоциальных образований. Как подчеркивает Е.С.Голубцова, речь
идет об изменениях не просто терминологического, но и
мировоззренческого характера.
В основе такого подхода лежат наблюдения над формами
социальной организации современных отсталых народов, находящихся
на различных уровнях примитивного развития. Между тем последующая
история рассматриваемых структур может быть реконструирована на
базе громадного количества источников — сочинений греческих и
римских писателей, данных эпиграфики и археологии, которые
документируют жизнь различных позднепервобытных и раннеклассовых
сообществ разного уровня Средиземноморья и Причерноморья, всей
известной в период античности ойкумены. Однако специалистамиэтнологами они, как правило, совершенно игнорируются (с.7-8, 50).
В части I анализируется понятийно-терминологический аппарат
этнологической науки, касающийся терминов “община”, “племя”,
34
“народность”, и приводятся данные, которыми располагает историческая
наука. Как показывает автор в главе 1, используемые для их обозначения
в настоящее время понятия типа “этносоциальная общность” (или
организм), “этническая общность”, “этническая группа” и т.п., по
существу,
являются
искусственными
конструкциями,
не
подкрепленными источниковедческим анализом и, следовательно,
лишенными конкретности (с.11-21).
Разумеется, отмечает автор, и термины “община”, “племя”,
“народность” также являются категориями современного понятийного
аппарата. В греческих и римских источниках не было единого термина
для каждого из этих понятий, что, однако, не исключает реального
существования таких структур, которые сейчас называются общиной,
племенем, народностью.
На греческом востоке в надписях и литературных памятниках
“община” чаще всего фигурирует под названием “кома” (koma), реже — “катойкия” (katoikia), что во всех случаях обозначает организацию
типа именно сельской, соседской общины. Племя, как и народность, в
грекоязычных источниках, как правило, выступает под термином “etnos”,
иногда – “koinon”. Часто, особенно в официальных декретах, встречается
термин “demos”, но он служит для обозначения и народа племени, и
народа города, провинции и даже деревни (причем нередко именно в
государственно-правовом аспекте как синоним народного собрания). У
римских авторов крупные племенные общности (“народности”)
именуются “natione” (например, у Цезаря применительно к населению
Аквитании, Галлии или Британии), а также “populus” (у Тацита
применительно к германцам в целом). Отдельные племена фигурируют
как “civitates” (у Цезаря, Плиния Старшего) или опять-таки – “natione”
(как у Тацита), либо же – “gentes” (у Плиния Старшего) (с.24-35).
Глава 2 посвящена анализу концепции общины в некоторых
работах К.Маркса, а в главе 3 рассматриваются современные подходы к
проблеме типологии общин. В целом, отмечает автор, в настоящее время
можно с полным основанием говорить о двух основных типах общин —
кровнородственных и соседских, сельских или территориальных (с.5556). Спорным, однако, остается вопрос о том, следует ли считать еще
одним, третьим, типом общины античный полис. С точки зрения автора,
последний в момент своего возникновения имел ряд черт,
напоминающих общинное устройство, а в ряде случаев и генетически мог
быть связан с общиной второго типа. Однако сходство это, по мнению
35
Е.С.Голубцовой, имеет в значительной мере внешний характер, и
признать полис “гражданской общиной” нельзя. Полис и община — это
разные социальные категории, из которых первый олицетворяет собой
город, а вторая — деревню, заключает автор (с.59).
Часть II посвящена изучению общины, племени и народности по
данным многочисленных исторических источников и той роли, которую
играли эти структуры в I-III вв. н.э. В главе 4 обобщены свидетельства
античных писателей (Цезаря, Тацита, Страбона) об основных элементах
этносоциальной
организации
населения
Галлии,
Германии,
Придунайского региона и Малой Азии. Совокупность приведенных
данных позволяет автору сделать вывод о том, что в I-III вв. на западе и
востоке империи племя и община того или иного типа являлись реально
существующими, действенными институтами. На востоке, в Малой Азии,
базовой структурной единицей выступает сельская община. Подобно
полисам, каждая сельская община — кома или катойкия — обладала
собственной территорией — хорой (вне зависимости от того,
располагалась ли она на государственной или подконтрольной тому или
иному городу земле). Таким образом, как подчеркивает автор, понятия
“хора полиса” и “подконтрольная территория полиса” не идентичны,
поскольку последняя включала как собственную его хору, разделенную
на участки, находящиеся во владении граждан полиса, так и хоры
приписанных к городу деревень. Оба типа общин — городская и
деревенская — имели сходные органы самоуправления — народное
собрание (экклесию), совет (герусию), выборных должностных лиц
(комархов) (с.106-108). Племена играли на востоке, как правило,
второстепенную роль. Вместе с тем имеющиеся источники
свидетельствуют о сохранении малоазийскими племенами определенной
степени территориальной консолидации и самоуправления, собственных
языков и диалектов (с.113-115).
На западе империи, судя по описаниям античных авторов,
основной структурной единицей организации сельского населения
выступало племя, в то время как общины (pagi, vici) имели, по-видимому,
меньшее значение.
Взаимоотношения племен и городов (глава 5) носили различный
характер, но беспроблемными они были лишь в тех случаях, когда город
возникал как политический центр племени. Часто, однако, территория
племени приписывалась к тому или иному уже существующему городу и,
тем самым, племя оказывалось в подчиненном положении, что нередко
36
становилось источником острых конфликтов, вплоть до военных
столкновений (с.117-118). Значительная часть деревень не входила в
состав городских территорий и напрямую подчинялась администрации
провинций. В ряде случаев группа таких поселений (трикомия,
тетракомия и т.п.) образовывала политическое сообщест-во — “койнон”,
которое в течение столетий могло сохраняться в виде федерации
независимых от города сельских общин, либо трансформироваться в
порлис или попасть под власть расположенного по соседству полиса
(с.128-129).
В главе 6 рассматриваются взаимоотношения племен с Римским
государством. До недавнего времени, отмечает автор, в литературе
преобладало мнение о том, что римское господство постепенно
нивелировало все племенные структуры. Племена утрачивали свой
этнический
характер
и
превращались
в
составную
часть
урбанизированного населения империи (с.158). Между тем имеющиеся
данные свидетельствуют о достаточно стабильном существовании
племенного мира, о сохранении племенного самоуправления и
племенных традиций вплоть до III в. н.э. и позднее (с.166-186). Причем
такая ситуация прослеживается практически на всей территории,
подчиненной Риму. В частности, в Малой Азии, как показывает автор,
наличие римской администрации само по себе мало повлияло на
социальные отношения внутри племен и затронуло сельские области
лишь поверхностно (с.189). Об устойчивости здесь племенной структуры
свидетельствуют эпиграфические материалы. Надписи на языках
местных народов появляются в Малой Азии еще в V в. н.э., что говорит
об определенной автономии племен даже в условиях римского
господства (с.194).
А.Е.Медовичев