походы, к XVI в. уже разрушилась. Именно этой близости и... царских воинов к местной почве, нежели к личности царя, и...
реклама
походы, к XVI в. уже разрушилась. Именно этой близости и тесной привязанности царских воинов к местной почве, нежели к личности царя, и обязано то необычно большое количество измен не только своему царю, но и религии, с которыми столкнулся Лебна Денгель при мусульманских нашествиях. И знать и простой народ, хотя и по разным причинам, массами принимали ислам. Феодалы в период феодальной раздробленности постепенно привыкали смотреть на свой омаж царю как на простую формальность и потому легко изменяли ему и переходили в ислам — процесс, начавшийся задолго до начала джихада. Они мало чем рисковали и в том случае, если военная удача изменяла им и они оказывались в руках своего бывшего сюзерена. Источником их власти была преданность их собственных подданных, а не сюзерен, и царь, понимая это, вынужден был, как правило, их прощать. Пример Ванаг Жана, брата высшего сановника государства раса Васан Сагада, достаточно показателен в этом отношении. Воины таких перебежчиков, более тесно связанные со своим военачальником, нежели с царем, обычно следовали примеру начальников. Народ же в XVI в. переживал глубокую апатию, которая, будучи вполне социальной по содержанию, нередко приобретала и религиозную форму. Эти настроения зародились еще в XV в. в связи с ростом феодального гнета. Они породили еретические антифеодальные народные движения и еще более усилились после того, как царь Зара Якоб подавил их железной рукой. Впоследствии, когда преемники Зара Якоба оказались бессильны не только найти управу на местных феодалов и надежно подчинить их своей власти, но и защищать население от опустошительных мусульманских набегов, народная апатия увеличивалась прямо пропорционально росту политической нестабильности и военной опасности. Деморализующий эффект, который оказывала подобная обстановка на вое общество сверху донизу, вполне понятен. О том, насколько прежние моральные принципы и ценности эфиопского общества пошатнулись и разрушились ко времени джихада, можно судить по беседе имама Ахмада с одним из эфиопских военачальников, по имени Айбес Лахати: «Когда он находился в присутствии имама с людьми Кавате, числом до 100 всадников и 4000 пеших, Ахмад предложил им принять ислам, что они и сделали, за исключением этого вельможи. Тот сказал: „Я не стану мусульманином, и пришел не для этого, я не оставлю веру, в которой умерли мои отцы и мои предки". Имам сказал ему: „Ты лучше, чем те, которые обратились, и ты упорнее их в вере!" — „Что до этих людей,— ответил он,— то они дикари и не знают ни своей веры, ни вашей; если они обратятся, это не будет бесчестьем для них. Но если я стану мусульманином, я обесчещу себя перед царем и монахами, и будут говорить про меня: Айбес Лахати принял ислам! Это будет великим бесчестьем для меня; я не покину веры Марии". Имам ответил: „Не делай так; ты большой человек среди христиан, и между нами узы родства". Действительно, одна из жен имама, Хаджира, была ему родственницей, двоюродной сестрой со стороны отца. Имам прибавил: „Ты был бы нам помощником в исламе". Он отказался и возразил: „Я твой родственник, я буду твоим союзником, но я останусь в своей вере; если тебе нужна помощь в борьбе между мусульманами и христианами, я буду сражаться с тобою вместе". Имам ответил ему: „Молчи, мне не нужна помощь многобожников; ты не можешь ни нам служить, ни нам вредить, отдай своего коня и оружие, плати подать (для неверных) и оставайся в своей вере"» [34, с. 270]. Эта беседа прекрасно характеризует как Айбеса Лахати, так и имама. Эфиопский вельможа отказывается принять ислам только из гордости. Он не боится царского гнева за измену и готов служить имаму, но страшится царского презрения к себе как к вероотступнику. Имам проникается уважением к человеку, отказывающемуся предать свою веру, однако теряет это уважение, когда только узнает, что тот готов тем не менее служить ему. Эта любопытная сценка является живой иллюстрацией морали и мусульман и христиан в эпоху их великого противоборства на Африканском Роге. Поэтому стоит досказать ее до конца: «Вельможи, которые приняли ислам, сказали своему товарищу:
