Павел Астахов: в вопросах лечения детей не должно быть

Павел Астахов: в вопросах лечения детей
не должно быть политики
16:1518.02.2015 (обновлено: 16:43 18.02.2015)35834
Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов рассказал в
интервью РИА Новости, сколько детей на Донбассе пострадало с начала военного
конфликта на Украине, почему не удается наладить диалог с украинским омбудсменом,
какие вопросы накопились к США, и почему в странах Скандинавии изымают российских
детей из семей.
Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов рассказал
в интервью корреспонденту РИА Новости Диане Новиковой, сколько детей на Донбассе
пострадало с начала военного конфликта на Украине, как проходит их эвакуация, почему
не удается наладить диалог с украинским омбудсменом, какие вопросы накопились
к США, и почему в странах Скандинавии изымают российских детей из семей.
— Расскажите подробнее об эвакуации детей из Донбасса на лечение в Россию.
— На сегодняшний день в срочной медицинской помощи в связи с тяжелыми
заболеваниями нуждается 101 ребенок, проживающий в зоне конфликта, а также лечение
требуется 90 детям с различными осколочными или пулевыми ранениями, полученными
в ходе обстрелов. Ранее мы вывезли 25 детей, в прошлую субботу прибыли еще шесть,
и сейчас подготовили к вывозу 12 детей. Несколько детей уже прооперированы в Донецке,
врачи наблюдают за ними, при необходимости мы их вывезем на лечение
и реабилитацию.
Мы готовы вывозить больных и пострадавших детей партиями по 8-12 человек. Способ
эвакуации и количество вывозимых детей зависит от состояния их здоровья, потому что
есть дети очень тяжелые, которых нельзя на обычном самолете транспортировать, есть
дети, которые могут переезжать только в реанимационном автомобиле.
— Не является ли вывоз этих детей нарушением, ведь ваш украинский коллега
Николай Кулеба российской стороне согласия до сих пор не давал?
— Никакого нарушения нет, потому что для вывоза детей, у которых есть родители,
разрешение или согласие уполномоченного по правам ребенка не требуется. Это
не сироты, хотя и они тоже, конечно, нуждаются в помощи. Ведь с прошлого года
Украина прекратила практически все социальные выплаты и пособия, нет
финансирования детских домов и интернатов. Кроме того, на всей территории юговостока страны нарушена координация — одни районы под киевскими властями,
другие — под контролем властей ДНР и ЛНР.
Одна из проблем — появились дети, которые потеряли родителей в результате боевых
действий, то есть стали сиротами в период конфликта. Но статус их формально
не определен, у них нет законных представителей, поэтому выехать они не могут. Если
в отношении этих детей будет оформлена опека, то они могут быть вывезены на лечение.
К сожалению, сегодня нам не удается получить помощь в этом вопросе от украинского
уполномоченного по правам ребенка.
Я убежден, что в вопросах лечения детей не должно быть политики. Поэтому нужно
не выяснять отношения, а оказывать необходимую медицинскую помощь. И не имеет
значения, куда вывезут раненного ребенка — в Варшаву, в Берлин, в Вашингтон, в Киев
или Москву, куда угодно вывозите, только лечите, а не теряйте время!
— То есть сотрудничество с украинским омбудсменом не получается?
— Пока сотрудничества нет. Запланированная в Минске встреча была сорвана, Кулеба
сказал "не могу". Ничего, мы будем стучаться и в закрытую дверь. По имеющимся
данным, в ближайшее время в Донецкой Республике появится уполномоченный по правам
ребенка.
— А вы будете помогать донецкому коллеге?
— Безусловно. Мы готовы оказать методическую помощь, помимо той практической,
которую мы уже оказываем (вывоз, операции, реабилитации, медицинские услуги,
гуманитарные конвои). Но предстоит серьезная работа по восстановлению
инфраструктуры. Ведь на начало года было разрушено более 100 социальных
учреждений — больниц, школ, детских садов, детских лагерей, школ-интернатов, домов
ребенка, и всё это надо восстанавливать.
— С нашими врачами и клиниками есть договоренность о приеме этих детей?
— Мы готовим все необходимые документы и через министерство здравоохранения
России договариваемся с клиниками, как с региональными в Москве, Санкт-Петербурге,
Ростове-на-Дону, так и с федеральными. Огромную помощь оказывает НИИ детской
хирургии и неотложной помощи Леонида Михайловича Рошаля. Когда мы навещали
Ваню Воронова, мы обсуждали этот вопрос с руководством института. Они готовы
вообще всех детей принять, вот сколько привезем. Это большая, человеческая,
профессиональная щедрость, которая в данный момент для нас очень значима и очень
ценна.
Параллельно от ассоциации уполномоченных мы стараемся оказывать и посильную
материальную помощь семьям с пострадавшими детьми. Ведь наша ассоциация в свое
время открыла благотворительный счет для сбора средств детям Донбасса. Часть
гуманитарной помощи ушла на акцию "Елка в Новороссию!", часть сейчас используется
на закупку техники и оборудования для детских учреждений ДНР и ЛНР и часть мы
просто отдаем матерям пострадавших детей для того, чтобы у них были какие-то деньги
на первое время.
— Павел Алексеевич, есть ли данные, сколько вообще детей пострадало на Донбассе
за время конфликта?
— Если говорить об общем числе пострадавших во время украинского конфликта, то,
ссылаясь на данные ООН, таких детей 2 миллиона с учетом тех, кто бежал, кто пострадал,
кто погиб. То есть, в общем, эта гуманитарная катастрофа затронула интересы 2
миллионов детей.
— Не считаете ли вы, что родителям пострадавших на Украине детей нужно
обращаться в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ)?
— Конечно. Когда вся эта история началась, когда появились первые жертвы, я,
как адвокат с 20-летним стажем, сразу рекомендовал обращаться в ЕСПЧ. Все эти люди
являются пострадавшими, и все имеют право на компенсацию. Сегодня все они лишены
доступа к правосудию на Украине, поэтому есть смысл обращаться в Европейский суд.
Если все беженцы направят иски в ЕСПЧ, то ни Европейский суд, ни Совет Европы
не смогут отвернуться от проблем пострадавших. Сегодня эти проблемы игнорируются.
Они готовы лишать слова нашу делегацию в ПАСЕ, лишь бы не слушать о проблемах этих
людей, а вот ЕСПЧ придется рассматривать. Мы готовы подсказать, как пишется жалоба.
Это не сложно, просто надо, чтобы такую жалобу написал каждый.
Я знаю, что обращения в ЕСПЧ уже готовятся. По нашей информации, есть около тысячи
жалоб.
— Давайте с Украины переместимся в США и поговорим о наших детях,
усыновленных американцами. Удалось разобраться с ситуацией усыновления
американцами российских детей за два года, пока действует закон Димы Яковлева?
— Мы сейчас разбираемся, откуда появились 237 детей, которых усыновили после закона
Димы Яковлева. Всего их 262, но 25 — это были дети, которые в 2013 году выезжали
с решениями суда за 2012 год. Откуда остальные, разбираемся.
— Справедливо ли мнение о том, что американские семьи усыновляли больше
детей-инвалидов, чем наши родители?
— Существует стереотип, что американцы брали самых больных детей, но это неправда.
Например, в 2010 году россияне приняли в семьи 1,2 тысячи детей с инвалидностью. А
иностранцы — 148, из них американцы — 44. Поэтому говорить, что россияне не берут
детей-инвалидов, очень несправедливо по отношению к нашим семьям, которые в 2013
взяли уже 1,5 тысячи сирот с особенностями развития.
— Как в целом складываются сейчас отношения с Америкой после принятия законы
Димы Яковлева?
— У нас очень много вопросов накопилось к США, потому что, во-первых, американцы
сейчас в одностороннем порядке начали нам отказывать в сотрудничестве,
не предоставляют отчеты об усыновленных детях, запрещают консульские визиты. Но мы
не остановимся, потому что у нас законные требования, мы имеем право на доступ
к нашим детям, мы имеем право знать, что с детьми, пострадавшими от передачи из одной
американской семьи в другую.
Хочется надеяться, что диалог установится. В июне мы планируем поездку в Госдеп США
с делегацией МИДа России. Будем настаивать на предоставлении информации, будем
говорить про то самое ранчо, где находятся усыновленные из России дети. Также мы
запланировали посещение центра поиска пропавших и пострадавших детей, который мы
создали наконец-то в России. Американский опыт очень интересен, потому что они
плотно работают с ФБР, но при этом центр абсолютно не государственный.
— В последнее время участились случаи изъятия детей из российских семей,
проживающих в скандинавских странах (Норвегия, Дания, Финляндия). На ваш
взгляд, с чем связана такая тенденция? Почему именно эти страны? Есть ли
политический подтекст?
— Политики тут нет, скорее, общее подозрительное отношение к мигрантам. В первую
очередь к русским. Не стоит забывать, что Норвегия — страна с высокими социальными
обязательствами. В работу социальных служб вкладываются огромные деньги. И системе,
чтобы оправдать свое существование, постоянно нужна свежая кровь в переносном
смысле, конечно. Поэтому каждый год увеличивается число изъятых детей, и я сейчас
говорю не только про русских: это и норвежские, и польские, и чешские, и бразильские,
и арабские, и индийские дети.
За 2013 год было рассмотрено 53 тысячи дел об изъятии детей, в России за это же время
была рассмотрена 41 тысяча таких дел. Но сравните население Норвегии — 4,5 миллиона
жителей, и России — 150 миллионов. У них в 35 раз больше таких дел рассматривается,
чем у нас.
Очевидно, что подобные действия приводят к разрушению семьи. Я обсуждал эту тему
с верховным комиссаром Совета Европы, он признает данную проблему. Есть резолюция
ПАСЕ по семейным судам в Скандинавии, где сказано, что там иногда выносят
чрезмерные решения и разрушают семьи на ровном месте.
— Если ли какие-то подвижки в деле пятилетнего Оскара в Норвегии? Каковы
шансы вернуть ребенка в семью на сегодняшний день?
— Боюсь прогнозов, но с учетом того, что сейчас Совет Европы наметил проверку
соблюдения прав человека в Норвегии и я высказал верховному комиссару нашу позицию,
к которой присоединились Чехия, Литва, надеемся, что какая-то резолюция будет
и появится положительная перспектива.
— Продолжаете ли вы следить за судьбой мальчика из Гватемалы? Удалось ли
найти родственников в РФ? Удалось ли разобраться с гражданством мальчика? Попрежнему ли он живет с домработницей?
— В этой истории арестованные родители заявили, что не будут устанавливать
российское гражданство своему ребенку, хотя это было возможно. У мальчика изначально
гражданство Гватемалы, но наше консульство предложило получить российское
гражданство, потому что оба родителя — граждане РФ, но они отказались. Ребенок живет
в доме адвоката с домработницей-воспитателем. Мы со своей стороны сделали все, что
могли, но родители не хотят давать ребенку российское гражданство. Может быть, это
связано с тем, что они бояться экстрадиции.
— Нужно ли организовать какие-то курсы по правовой грамотности для россиян,
которые уезжают на постоянное место жительства за границу?
— Мы еще в 2011 году разработали методические рекомендации — советы выезжающим
за границу, они, в принципе, есть на сайте любого нашего консульства и посольства. Вы
думаете, кто-нибудь читает их? Насильно просвещать невозможно.
— Можете ли вы озвучить последнюю статистику: сколько детей усыновили в РФ
в прошлом году, сколько возвратов было? Есть ли мера наказания для так
называемых родителей, возвращающих детей обратно в детские дома?
— У нас на начало 2015 года в государственном банке данных о детях, оставшихся
без попечения родителей, было 87,2 тысячи детей. В 2009 году их было 140 тысяч, в 2013
году их было 106 тысяч детей. Налицо снижение числа детей-сирот и детей, оставшихся
без попечения родителей, стоящих в государственном банке данных.
Число лишенных родительских прав в 2013 году составило 40,2 тысячи, а в 2008 году их
было 72 тысячи. То есть опять разница существенная. Стали более тщательно разбирать
эти дела. Раньше чуть ли не на конвейер было все поставлено: чуть заявление — и сразу
лишали родительских прав. Впервые в 2014 году за девять месяцев вернули обратно
в семьи родителям 8,2 тысячи детей. Думаю, за год еще больше, около 11 тысяч.
Если говорить о возвратах приемных детей, то и их стало в 1,5 раза меньше. Если взять
динамику с 2009 по 2013 год, то количество отмененных решений о передаче в семью
в 2009 году — 8,5 тысячи и в 2013 году — 5,7 тысячи (это из 63 тысяч устроенных
в семьи), из них усыновление отменено только в отношении 75 детей. Все остальные дети
находились под безвозмездной опекой. Это когда бабушки, тети, дяди брали детейродственников. Потом через год они прибегали и говорили, что подросток матерится,
пьет, курит, бьет, деньги ворует, и они не могут справиться. Это и есть эти пять тысяч
возвратов из-под безвозмездной опеки. Есть подростки, которых очень сложно усыновить,
их сложно взять в семью. Эти дети сложные. Тут нужно придумывать другие формы.
Например, это социальные деревни или создание профессиональной семьи. Пока
профессиональные родители — только проект, чтобы эта практика заработала нужны
поправки в Семейный кодекс, потому что у нас сегодня законом предусмотрены только
опека, патронат, приемная семья и усыновление. Мы высказали свои рекомендации,
отправили их на рассмотрение в правительство и Госдуму, ждем решения.
— Можете предоставить сравнительные данные за прошлый год по детям-жертвам
преступлений, пропавшим без вести детям?
— Если брать общую статистику за пять лет (с 2009 года), число преступлений,
совершенных в отношении детей, сократилось на 20%. А если взять статистику за 2014
год, то есть рост на 2% по отношению к 2013 году. И каждый год эти данные такими
всплесками, то выше, то ниже.
Общее снижение связано с тем, что серьезно стали работать правоохранительные органы,
существенно увеличилась раскрываемость. Следственный комитет отчитался, что 95%
раскрываемость по педофильным делам, а это очень высокая раскрываемость, тем более
с учетом латентности этих преступлений, когда годами не выявляются ни жертва,
ни преступник.
— Лет 10-15 назад не было такого количества преступлений против половой
неприкосновенности детей. Почему? Об этом не писали, об этом молчали или сейчас
какой-то всплеск произошел?
— Сейчас такого всплеска уже нет, так было в 2010-2011 годах. Во-первых, государство
и общество раньше так серьезно не воспринимали эту проблему, не обращали на это
внимания, потому что думали, что нас эта проблема не касается. Во-вторых, наше
законодательство катастрофически отставало.
Но в феврале 2012 года мы пробили целый пакет антипедофильских законов, в том числе
приняли и ввели 13 новых составов в уголовный кодекс. Ужесточили ответственность
по таким преступлениям, ввели запрет на условно-досрочное освобождение, лишение
права работать по специальности с детьми, закон о дополнительных мерах медицинского
воздействия, который, к сожалению, не заработал, потому что, как мне сказали в МВД,
нет денег. Тем не менее все эти меры сыграли свою роль, плюс просвещение, потому что
начали говорить и объяснять, что есть такая категория преступлений.
Безусловно, ситуация изменилась, но в любом случае еще много пробелов. Первое —
не работает закон, который мы приняли с таким трудом о мерах медицинского
воздействия (химической кастрации). Второе — до сих пор нет поправки, которую я
пробиваю уже три года, об административном надзоре за людьми, совершившими половое
преступление против детей. У нас сейчас надзор за такими людьми один год, а должен
быть пожизненным, и мы будем этого добиваться. В-третьих, проблема заключается
в том, что у нас обладатели коллекций детского порно в России не преследуются
по закону, если они не изготавливают его с целью продажи. Но два законопроекта пока
в Госдуме лежат.
— Вероятно, вы слышали про существование проекта "Дети 404", организаторы
которого на своем сайте и на страничках в соцсетях занимаются поддержкой
гомосексуальных и бисексуальных подростков. Не обращались ли вы
в Роскомнадзор по проверке этого ресурса? И в общем какие советы вы можете дать
по безопасности детей в интернете?
— На мой взгляд, эта тема сильно раздута. Просто ресурс, о котором вы говорите, усилено
поддерживается европейскими организациями, которые считают, что это чуть ли
не проблема номер один сейчас, что в этом и состоит суть демократии.
У нас принят закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди детей, мы должны его
соблюдать. Если какой-то сайт не соответствует закону, его закрывают, это уже
отлаженная технология.
— Как вы относитесь к дискуссии по поводу хиджабов в школах?
— Я считаю, что не надо придавать религиозным символам и атрибутике чрезмерное
значение, возможно ходить как в платке, так и без платка, от этого объем твоих прав
не должен меняться.
— Вы уже пять лет занимаете пост детского омбудсмена, что, по вашему мнению,
самое главное за это время удалось сделать?
— Первое, что нам удалось сделать, — обратить внимание общества на положение самых
уязвимых категорий детей: детей-сирот, детей, оставшихся без попечения родителей,
безнадзорных и беспризорных детей, детей с особенностями развития; открыть детские
дома для общественности и волонтеров.
За два года мы проинспектировали все регионы РФ. И проверяли, и увольняли, и даже
уголовные дела заводили. Обращали внимание властей всех уровней на положение детей
в сиротских учреждениях.
Мы коренным образом изменили отношение к правам детей-сирот на жилье, потому что
до 2009-2010 года очередь только росла, сейчас же она стала разгружаться. Да, в ней попрежнему стоит около 100 тысяч детей, но в 2009 году было выдано 12,5 тысячи квартир
детям-сиротам, в 2013 — 23,7 тысячи, а в 2014 году будет цифра около 30 тысяч квартир.
Мы добились отмены клейма "необучаемый". Ведь раньше в ДДИ все дети были
со штампом "необучаемый". Сейчас даже самые тяжелые детишки получают
образовательную программу. Развивается инклюзивное образование — дети-инвалиды
идут в обычные школы, в обычные классы. В 2010 году это было только как эксперимент
в некоторых регионах.
И самое главное — растет число желающих стать приемными родителями. Например,
в 2013 году у нас рост кандидатов в приемные родители на 72%. На 1 января более 20
тысяч семей стоят в очереди за ребенком, ждут детей от 0 до 3 лет, самый востребованный
возраст. Их практически нет сегодня. Поэтому детские дома, которые в середине 2000-х
были переполнены, последние годы закрываются и перепрофилируются из-за отсутствия
в них сирот. В 2014 году закрылось 129 пустующих детских домов. В 2009 году в детских
домах жило 125 тысяч сирот, на 1 января 2014 чуть более 70 тысяч. И это системные
изменения, которые будут только набирать силу.