Одиннадцать минут тишины

Одиннадцать минут тишины
За окном машины проносились расцвеченные неоном улицы, словно бы живые и
стремящиеся вперед. Нигде так хорошо не ощущаешь пульс города, как в такси, у которого
только одна установка – «как можно дальше, пожалуйста». Я облизал пересохшие губы, и
мне показалось, на губах еще остался вкус ее поцелуя, смешанного с кровью.
Рита Суонн всегда казалась женщиной шикарной. Даже если она появлялась на экране в
роли проститутки, она оставалась женщиной шикарной. Талантливая актриса, недоступная
стерва. Всегда блестящая и улыбающаяся. Кутаясь в меха, она бросала кокетливые взгляды
из-под полуопущенных ресниц. Взгляды, которые обещали все, но не давали ничего.
Как я был удивлен, встретив Риту Суонн в баре.
Даже не сразу узнал ее: никаких мехов и полных флирта взглядов. Она не улыбалась, и
даже экранные ресницы оказались всего лишь накладными. Сидя в баре ближе к полуночи,
она была похожа на обычную грустную девчонку, давно и прочно потерявшуюся в этом
городе.
Но она все равно оставалась шикарной. Черт, какой шикарной она была!
- Вы – Рита? Рита Суонн?
Она посмотрела на меня взглядом, в котором было столько усталости, что мне сразу
стало понятно, что она здесь делает.
- Сегодня автографов не будет.
Я присел рядом с ней на высокий барный стул и пожал плечами:
- Всего лишь хотел сказать, что в такое время одинокой девушке может быть опасно
гулять по городу.
- Закажу такси.
- Да и сидеть в баре с незнакомцами может быть опасным.
Рита с недоумением посмотрела на меня, а потом рассмеялась, чем и меня заставила
улыбнуться. Ее смех был искренним, заразительным и совершенно идентичным тому, что я
так часто слышал с экранов.
Мы сидели долго. И она рассказывала о своей усталости, а я – о себе. Я признался, что
частенько ходил в кино на последний сеанс, чтобы в пустом зале смотреть на ее лицо на
экране. А она призналась, что над этим лицом ежедневно работают визажисты, и для экрана
не остается ничего настоящего.
Она была пьяна, когда мы вышли из бара. Пьяна настолько, что сама начала
расстегивать мои джинсы, когда я поцеловал ее. Поэтому я не посадил ее в подошедшее
такси. Мы сели туда вместе и отправились в «Парадиз Пэлас», самый шикарный отель
города, где никого не интересовали твои документы, лишь бы было вдоволь наличности,
чтобы заплатить за ночь. У меня деньги были. Ровно на одну ночь, но я знал, этого хватит.
Она была прекрасна. Настолько естественная без одежды, насколько я только мог
представить. Она смеялась, пытаясь справиться с одеждой, и просила шампанского, а я
ушел в ванную, чтобы хоть немного справиться с собой. Холодная вода вернула меня к
реальности. Реальности белоснежного кафеля и резных изящных кранов, малюсеньких
пузырьков с шампунями и хрустящих полотенец, еще пахнущих чистотой. И Риты Суонн,
которая ждала меня в постели.
Когда я вернулся, она уже спала. Поэтому первый раз я взял ее именно такой,
полубессознательной и не понимающей, что происходит. Но потом она очнулась. О да! В
постели эта крошка была неутомима так же, как в моих фантазиях.
- Я так устала от происходящего, - шептала она потом, и ее дыхание пахло алкоголем. –
Мне бы хотелось чего-то… настоящего. Опасности. Страсти.
- Кажется, страсти было достаточно.
Она рассмеялась.
- Страсти никогда не бывает достаточно!
Рита сама предложила поиграть с ножом. С изящным выскакивающим лезвием, которое
она достала из сумочки. Ей нравилось, когда ее кожи касался нож, она постанывала и
просила не останавливаться. Она пришла в восторг, когда на бледной коже показалась
тонкая полоса с выступившими капельками крови.
- Он острый? – я с недоумением уставился на лезвие.
Рита притянула мою руку обратно:
- Не останавливайся, прошу тебя, продолжай…
И я продолжал, пока она стонала от возбуждения. И крепко сжимал нож, пока был в ней,
чувствовал себя внутри нее. И неоновые огни города сквозь окно ложились на потные тела,
как тысячи лет назад отблески пламени на наших предков.
Я наслаждался ею, как никогда за этот вечер. Как никогда раньше другой женщиной.
Рита действительно была особенной, и я хотел слиться с ней в единое целое, впечатать ее в
кровать и проникнуть в самую глубину, в самое естество. Добраться до ее души..
Пока не получилось именно так.
Закрыв глаза, я еще долго не двигался, пытаясь восстановить дыхание, осознать этот
миг. Пока не вспомнил про нож и не открыл глаз. Не увидел собственных рук, испачканных
в крови, ее широко распахнутых застывших глаз и хлюпающих простыней.
Что же я сделал? Нож отлетел в сторону, а я буквально скатился с кровати, в ужасе
смотря на Риту. Безжизненное лицо, исполосованное тело и обилие крови не оставляли
сомнений, что она полностью и безоговорочно мертва. Будто героиня одного из ее первых
фильмов, погибшая от рук незадачливого любовника. От моих собственных рук.
Я пытался успокоиться. И курил одну за одной, сидя на кровати спиной к ней. Боясь
посмотреть на разметавшиеся светлые волосы, испачканные в крови, и вдыхая свежий запах
крови. Не знаю, успела ли она понять, что происходит. Не знаю, когда крики страсти
превратились в вопли боли.
Я позволил себе одиннадцать минут. Одиннадцать минут между живой Ритой, пьяно
смеющейся в моей постели, и мертвой Ритой, которую я поцеловал на прощанье в
застывшие губы. Я не знал, что делать, но ответ подсказал все тот же фильм. В нем
любовник поджигает дом, уничтожая и тело, и улики.
С помощью зажигалки и алкоголя я поджег кровать. Пусть станет погребальным ложем.
Пусть смерть Риты Суонн озарится также эффектно, как ее жизнь.
И пока такси мерно двигалось по улицам Мирквуда, я думал о Рите, о ее улыбке и теле.
О крови, застывшей на губах и медленно стекающей на пол. Кап-кап. О пожаре, который
сейчас разгорался где-то позади меня.
Одиннадцать минут тишины.
Клочок пространства, застывший между вчера и завтра. Что-то тише шепота, что-то ярче
солнца. Мое маленькое желание, исполнившееся с твоим последним стоном.
Одиннадцать минут тишины.
Твой персональный сгусток вечности. Выдернутый из реальности, сплавленный с
твоими снами. Я отгоню бабочек, садящихся на твои застывшие губы, прикоснусь к твоему
телу, пока ты спишь, наслаждаясь тишиной.
И вечно буду слушать твой крик, когда иссякнут одиннадцать минут тишины.