ЗА РУБЕЖОМ

ЗА РУБЕЖОМ
ИССЛЕДОВАНИЕ ПРИВЯЗАННОСТИ РЕБЕНКА К МАТЕРИ
(в зарубежной психологии)
Н. В. ИСКОЛЬДСКИЙ
Значение периода младенчества в общем контексте онтогенеза долгое время не было
определено. Но с тех пор как психологи обратили внимание на то, как много «может»
ребенок уже в первые недели и месяцы жизни, исследования младенчества становятся все
более популярными.
З. Фрейд первым сформулировал некоторые общетеоретические положения
относительно важности раннего возраста для дальнейшего развития человека, а также
предложил периодизацию, на основе которой, по его мнению, можно было
экспериментально исследовать проблему младенчества. В дальнейшем теоретические
построения З. Фрейда подверглись критике (в частности, его периодизация развития в
младенчестве) [21], однако эти работы явились толчком для многих экспериментальных
исследований. Несмотря на то, что авторы не всегда четко формулируют свои
методологические позиции, нетрудно увидеть, что большинство из них тяготеют к
психоаналитической традиции.
Помимо работ З. Фрейда, на развитие этой области повлияли появившиеся в
послевоенное время работы этологов (К. фон Фриша, К. Лоренца, Н. Тинбергена). Эти
исследователи ввели ряд важнейших понятий: импринтинг, критический период,
сензитивный период и т. д. Некоторые идеи этологов не утратили своего значения и по
сей день (см., например, [10]).
Растущий интерес к младенчеству был обусловлен логикой развития психологической
науки. Однако большую роль сыграла и практическая значимость проблемы. Организация
различных детских учреждений (типа домов ребенка), воспитание ребенка в семье и уход
за ним, ранняя диагностика разного рода психических отклонений — вот неполный
перечень важнейших вопросов, в решении которых психологические исследования могли
сыграть и сыграли немалую роль.
Экспериментальная разработка проблемы младенчества началась в 40—50-е гг.
Основополагающими в этом направлении явились работы Дж. Боулби [9], А. Фрейд и С.
Дан [20]. С течением времени эта проблематика становится все более популярной: если до
1954 г. было опубликовано около 300 работ по проблеме младенчества, то с 1968 по 1977
г. (т. е. только за 9 лет) в Psychological Abstracts упомянуто около 1200 названий [25].
В последние годы особенно интенсивно разрабатывается проблема социальных
взаимодействий младенца со взрослыми. В советской психологии эта проблема
исследовалась в основном в рамках предложенного М.И. Лисиной подхода к
исследованию общения [2], [3], [4]. Общение, по определению М.И. Лисиной, есть
«процесс взаимодействия людей, направленный на согласование и объединение их
энергий с целью достижения общего результата» [3; 5]. В качестве продукта общения
М.И. Лисина предлагает считать образ другого человека и возникающее уже на ранних
этапах развития представление ребенка о себе. Ребенок рассматривается как активный
индивид, удовлетворяющий в процессе общения со взрослым определенные потребности.
В младенческом возрасте в качестве основной выделяется потребность во внимании и
доброжелательности взрослого. В зарубежной психологии принято иное понимание
характера и функций общения ребенка со взрослым. В частности, этот процесс
рассматривается как форма биологического приспособления к внешним воздействиям.
Взрослый, с одной стороны, удовлетворяет физиологические потребности ребенка, а с
другой стороны, удовлетворяет его потребность в безопасности. Подобный
методологический подход, широко распространенный в западной психологии развития, во
многом явился основанием для излагаемых ниже взглядов. Вместе с тем зарубежными
исследователями накоплен богатый эмпирический материал по проблеме взаимодействия
ребенка со взрослым. Мы считаем полезным изложить его наряду с некоторыми
теоретическими представлениями. В западной литературе
147
взаимодействия ребенка со взрослым обычно обозначаются термином «привязанность»
(attachment). В рамках этого подхода привязанность к взрослым рассматривается как
основной фактор развития ребенка в первые годы его жизни. В отсутствие матери или
других взрослых, ухаживающих за ним, ребенок чувствует себя беспомощным и впадает в
состояние тревоги и дискомфорта, что нередко приводит к аномалиям в психическом
развитии. Диада мать- — ребенок является как бы молекулой, удобной единицей для
исследования. Именно в ней возможно изучение и эмоционального, и когнитивного
развития ребенка. В настоящем обзоре мы не ставим перед собой цель выявить влияние
взаимодействия матери и ребенка на дальнейшее развития последнего, а лишь обозначим
его место в жизнедеятельности младенца на примере западных исследований.
Чтобы составить предварительное представление о самой проблеме, очертим круг
основных понятий, используемых авторами: привязанность — в широком смысле —
поиск и установление близости с другим индивидом (прежде всего с матерью, отцом и
теми, кто ухаживает за ребенком или объектами привязанности); физическая зависимость
ребенка от взрослых в первые годы жизни (dependency); кратковременное разлучение
(separation) и длительное разлучение (loss) с объектами привязанности.
В западной литературе можно выделить два основных варианта объяснения природы
привязанности. Сторонники концепции «первичной мотивации» считают, что у ребенка
существует врожденная потребность находиться в непосредственной близости, контакте с
другим существом (используется термин clinging — «прилипание»). Согласно же
концепции «вторичной мотивации» привязанность возникает потому, что близкие
взрослые, прежде всего мать, удовлетворяют физиологические потребности ребенка. Этот
подход в основном защищался теми, кто выполнял свои исследования в русле
бихевиористской традиции [17].
Дж. Боулби предложил новое объяснение феномена привязанности. С его точки
зрения, мать и у животных, и у человека выполняет прежде всего роль защиты потомства
от неблагоприятных воздействий среды. В процессе эволюции вырабатывается
определенный инстинктивный механизм, при включении которого ребенок ищет близости
с матерью, особенно в ситуациях, потенциально опасных для него. Этот подход можно
обозначить как эволюционно-этологический: потребность в контакте с матерью
объясняется через возникновение и закрепление в филогенезе определенных адаптивных
механизмов.
Следует заметить, что большинство исследований ([22], [23] и др.), подтверждающих
эту точку зрения, проводились на животных. Выводы же делались в общем виде и
распространялись на человека. Такой перенос вызывает возражения, относящиеся не
только к различиям в биологии онтогенеза (у животных короче период созревания,
большее значение имеют инстинктивные, строго детерминированные формы поведения),
но прежде всего к специфике социальных условий развития ребенка. Все это ограничивает
значение результатов, полученных в экспериментальных исследованиях на животных.
При анализе литературы по проблеме привязанности оказывается, что для выявления
сущности этого феномена необходимо решить ряд более конкретных задач.
Одним из наиболее дискуссионных является вопрос об объектах привязанности.
Анализ этой проблемы, исходя из имеющихся в зарубежной литературе данных, можно
свести к следующему.
У ребенка, как правило, существуют один основной объект привязанности — мать и
ряд второстепенных объектов (отец, старший брат, сестра и т. д.), которые как бы
выстраиваются в некоторую иерархию [6], [34]. Ребенок выделяет мать по голосу очень
рано (приблизительно ко второму месяцу жизни), в то время как к другим людям
привязанность формируется позднее (к девятому месяцу) [37]. «Ясно, что то, кого ребенок
выбирает как основной объект привязанности, зависит от того, кто ухаживает за ним.
Скорее всего это будут мать, отец, старшие братья и сестры, может быть бабушка или
дедушка» [10; 305]. Существуют данные, что ребенок обращается к матери, когда он
испытывает дискомфорт: голод, усталость и т. п.; когда же ребенок чувствует себя
хорошо, привязанность проявляется и по отношению к вспомогательным объектам [10]. В
некоторых исследованиях рассматривается специфическая роль отца в развитии детей
раннего возраста [7], [29].
Таким образом, у ребенка формируется привязанность сразу к нескольким объектам.
Возникает вопрос: хорошо ли это? Можно предположить, что большое количество
объектов привязанности должно отрицательно влиять на интенсивность привязанности к
основному объекту. Однако эмпирические исследования [3], [31] показали, что это не так.
Чем благополучнее
148
отношения между ребенком и матерью, тем прочнее контакт между ребенком и другими
объектами привязанности. М. Эйнсворт [6] дает этому следующее объяснение: чем менее
надежной является связь с матерью, тем больше ребенок склонен подавлять свое
стремление к другим социальным контактам.
В целом в западной литературе существуют разногласия относительно механизмов
возникновения привязанности и других более конкретных аспектов исследования этого
феномена. В многом они обусловлены несовершенством используемых методических
процедур, а также отсутствием четких критериев для описания моделей привязанности.
Обычно в исследованиях привязанности взаимодействие матери и ребенка записывается
на видеомагнитофон, а потом оценивается и интерпретируется несколькими экспертами.
Показано, что младенцы проявляют привязанность к матери по-разному. X. Шаффер и П.
Эмерсон в качестве основного критерия для описания моделей привязанности выделяют
протест при удалении матери [34]. М. Эйнсворт считает, что для изучения проявлений
привязанности ребенка в различных ситуациях необходимо регистрировать: 1) его
реакции при появлении матери; 2) его реакции в ответ на попытку матери завязать
контакт; 3) его поведение, направленное на избегание разлучения; 4) его поведение,
рассматриваемое как исследовательская активность в ситуации, когда ребенок находится
на коленях у матери; 5) реакции типа избегания (например, при контакте ребенка с
незнакомым человеком). Первый и четвертый критерии М. Эйнсворт считает самыми
важными. По ее мнению, необходимо учитывать также те условия, в которых
регистрируются проявления привязанности (характеристика ситуации — знакомая или
незнакомая, присутствует или отсутствует некто третий и т. д.) [6].
Используя различные экспериментальные ситуации, удалось выделить определенные
типы привязанности, которые в дальнейшем по-разному влияют на психическое развитие
ребенка. М. Эйнсворт считает, что существуют два типа привязанности: надежная (secure)
и ненадежная (insecure) [6]. Привязанность, при которой ребенок осуществляет активную
исследовательскую деятельность в незнакомой обстановке, используя мать как «базу», не
реагирует отрицательно на приближение незнакомого человека, радостно приветствует
мать при ее появлении, определяется М. Эйнсворт как надежная. Характеристиками
ненадежной привязанности являются: пассивное поведение ребенка в незнакомой
ситуации, даже в присутствии матери, его отрицательная эмоциональная реакция на
приближение незнакомого человека, беспомощность и дезориентированность в отсутствие
матери и пассивность при ее появлении. Ненадежная привязанность может возникнуть как
результат, с одной стороны, недостаточного внимания матери к ребенку, а с другой
стороны, как результат слишком частых попыток матери завязать контакт (при этом
ребенок старается избегать взаимодействий с матерью, он как бы перенасыщен ими). Если
привязанность ребенка к матери определяется как ненадежная, сам ребенок
характеризуется как пассивный и суетливый. Это соответствует данным о том, что
ненадежная привязанность связана с определенными характеристиками темперамента
младенца [8]. Ненадежность привязанности, как считает М. Эйнсворт, является
показателем неблагополучного развития.
Большое количество исследований было посвящено реакции типа избегания, а
конкретно — реакции ребенка на незнакомого взрослого. Авторы, рассматривающие
проблему взаимодействия ребенка и взрослого, вообще довольно значительное место
уделяют вопросу генезиса эмоций, в основном отрицательных — страха или тревожности
и гнева в ответ на разлучение или угрозу разлучения с объектом привязанности. Подробно
рассматривается, в частности, феномен реакции страха на незнакомца. То, что ребенок
отрицательно реагирует на незнакомого взрослого человека, с точки зрения
эволюционной теории Дж. Боулби, вполне естественно. Хищник для детенышей
животных, незнакомый взрослый для ребенка являются теми неблагоприятными
факторами среды, от которых и должна защитить мать. По мнению М. Хейта и Дж.
Кампоса [21], отрицательная реакция ребенка на незнакомца исследована достаточно
подробно. В действительности по этой проблеме много написано, но сам вопрос остается
запутанным. Некоторые авторы вообще сомневаются в существовании этой реакции [33]
или считают, что ее надо называть по-другому: осторожность, «тревожность разлучения»
[35] и т д. Дело, естественно, не в терминологии, а в выяснении внутренних механизмов
самого явления. Здесь также возникают определенные сложности. У разных детей время
возникновения этого феномена сильно варьирует. Ясно, что эти вариации нуждаются в
объяснении; в частности, возникает вопрос, какие факторы лежат в основе этих
индивидуальных различий.
149
Еще одна сложность — отсутствие и здесь единого критерия выделения феномена страха
по отношению к незнакомцу. Так, некоторые исследователи считают, что достаточно
визуального контакта с незнакомым человеком для возникновения страха у ребенка,
другие — что взаимодействие должно быть непосредственным. Не определено четко и
само понятие «незнакомец»: незнакомый человек в ходе эксперимента может стать
знакомым. Все вышесказанное приводит к тому, что объективное и полное описание
реакции страха на незнакомца отсутствует. Некоторый свет на этот вопрос могут,
очевидно, пролить исследования, где одновременно фиксируются несколько переменных
Измерения интенсивности страха по отношению к незнакомцу в зависимости от возраста
ребенка, местонахождения матери и незнакомца показали, что чем ближе находится
незнакомец к ребенку, тем ярче выражена негативная реакция [3]. Зависимость реакции
младенца от двух других переменных отражена на рисунке (в качестве индикаторов
реакций младенца служили вокализация, перцептивная и моторная активность).
Есть несколько попыток объяснить механизм негативной реакции ребенка на
незнакомого человека. С точки зрения одних исследователей, боязнь незнакомца есть
проявление более общей отрицательной реакции на все новое и неизвестное [24]. Однако
экспериментально было показано, что далеко не любое новое вызывает у ребенка
отрицательную реакцию: незнакомая вещь небольшого размера вызывает всматривание,
незнакомый ребенок — интерес и улыбку (см. [11]). Другие авторы полагают, что дети
боятся не незнакомого человека как такового, а его необычного, не похожего на
материнское, поведения. По данным Р. Рафмана, если незнакомец подражает поведению
матери, то страх не возникает (цит. по [21]). Этому соответствует и взгляд Р. Спитца [35],
согласно которому ребенок боится, что незнакомый взрослый может разлучить его с
объектом привязанности. Однако, как уже отмечалось, незнакомец вызывает страх, хотя и
в меньшей степени, и в присутствии матери.
Индивидуальные различия в реакциях младенцев на незнакомцев, как считает Г.
Бронсон, являются следствием различий в опыте общения ребенка с незнакомыми людьми
[14]. Однако это едва ли верно: страх по отношению к незнакомцу возникает очень рано,
иногда в возрасте четырех месяцев, когда подобный опыт либо отсутствует, либо
минимален.
Наконец, К. Кальтенбахом и др. [27] было показано, что боязнь незнакомца —
общечеловеческая реакция, возникающая в конкретной ситуации. В экспериментальном
исследовании 24 ребенка в возрасте восьми месяцев наблюдались в стандартной
лабораторной ситуации: к ним приближалась незнакомая женщина. Потом в аналогичной
ситуации наблюдались матери этих младенцев. Как дети, так и матери выражали
беспокойство, причем матери даже в большей степени, чем дети.
Все вышесказанное позволяет сделать вывод, что, несмотря на многочисленные
экспериментальные исследования феномена боязни незнакомца, нет ясности относительно
природы этого явления. Очевидно, это происходит из-за отсутствия дедуктивной схемы
объяснения и, кроме того, возможной неадекватности экспериментальных методик.
Реакция ребенка на незнакомого человека исследуется в лаборатории и оценивается
экспертами в баллах по внешним характеристикам поведения. Однако поведение ребенка
во время эксперимента, его отрицательные эмоциональные реакции могут быть
спровоцированы самим характером ситуации и не совпадать с аналогичными реакциями в
других условиях. Роль незнакомой обстановки, в которую попадали младенцы в
исследованиях, специфическое влияние на них лабораторных условий отмечается,
например, Ю. Бронфенбреннером [13]. Как заметил Р. Мак-Кол [30], в лабораторных
исследованиях в основном анализируются факторы, которые могут повлиять на развитие,
а не факторы, реально определяющие развитие в типичных естественных условиях.
Попытки регистрировать поведение ребенка в естественных условиях практически
отсутствуют, хотя в последнее время такие исследования начинают появляться (см.,
например, [7]). В отдельных работах [19], [31] в дополнение к стандартной схеме
используется вопросник, адресованный матерям. Его содержание касается реакций
ребенка на близких взрослых в домашних условиях, учитывается также опыт общения с
незнакомыми людьми.
150
Заканчивая обзор работ по этой проблеме, следует сделать еще одно замечание. Дж.
Боулби [10] считает появление страха по отношению к незнакомцу нормальной реакцией,
естественно возникающей на определенном этапе развития ребенка. В исследовании Г.
Моргана и X. Рициути [31], а также в некоторых советских исследованиях (см., напр., [5])
показано, что такой страх возникает в основном в «критических ситуациях» — в
незнакомой обстановке, в отсутствие матери, в тех случаях, когда незнакомец берет
ребенка на руки, и т. д. Если ребенок находится на коленях у матери, то отрицательная
эмоциональная реакция отсутствует [31], а у нормально развивающихся «домашних»
детей наблюдается даже исследовательское поведение, в отличие от детей, выросших в
детских домах, которые и в присутствии близких взрослых ведут себя пассивно. В
исследовании С. В. Корницкой [1] показано, что в детском саду привыкшие к обстановке,
хорошо адаптированные дети не проявляют страха по отношению к незнакомым людям.
Таким образом, боязнь незнакомца, возможно, есть проявление определенных отклонений
в формировании личности и эмоциональной сферы ребенка.
Вернемся теперь к предположению, что привязанность является важнейшим
фактором развития ребенка. Психологи, защищающие этот подход, считают, что
разлучение с объектом привязанности даже на короткий срок может привести к тяжелым
последствиям, и чем продолжительнее это разлучение, тем выше вероятность появления
аномалий в психическом развитии ребенка ([11] и др.).
Эта точка зрения была подвергнута резкой критике целым рядом исследователей [16],
[18], [26], [32], считающих, что выводы, сделанные защитниками «концепции
привязанности», тенденциозны. Дж. Дуглас [18] показал, что в обычных условиях по
меньшей мере один из трех детей в раннем детстве разлучается на некоторый срок с
родителями и это не влияет на его дальнейшее развитие. Тогда вопрос «Влияет ли
разлучение на развитие?» трансформируется в другой вопрос: «Какого рода разлучение и
каким образом влияет на развитие?» В ряде экспериментальных исследований были
выделены факторы, влияющие на развитие младенца либо независимо от разлучения, либо
ослабляя или усиливая его эффект. К ним относятся общая ситуация в семье [32],
неблагоприятная стратегия воспитания, социальная и культурная депривация, недостаток
сенсорной стимуляции и т. д. [15]. Таким образом, эта группа авторов рассматривает
развитие как сложный многофакторный процесс в противовес выделению одного, хотя и
важного фактора.
Кроме того, защитники подхода, при котором привязанность рассматривается в
качестве главного фактора развития, исследуют взаимодействие ребенок — взрослый не
как социальный процесс, а как некую этологическую модель. Функция привязанности, с
этой точки зрения, очень утилитарна — она лишь обеспечивает защиту от
неблагоприятных воздействий среды.
Изучение взаимодействия мать — ребенок в западной психологии сейчас достигло
точки, когда, как нам кажется, все больше требуется уточнение самого предмета
исследования. Дж. Боулби [11] считает, что привязанность, как таковая, существует не
только у младенцев, но и у взрослых. Однако большинство авторов пытаются
отдифференцировать различные проявления привязанности в разных возрастах. X. Литтон
[29], например, говорит о вербальной привязанности, включающей в себя привлечение
внимания взрослого, призывы о помощи и просьбу разрешить сделать что-то, и
невербальной (приближение ребенка к взрослому, непосредственный контакт, стремление
оказаться на руках у матери). В исследовании И. Бретертон и др. [12] было показано, что
дети 12, 18 и 24 месяцев в присутствии матери сами вступают в контакт с незнакомым
взрослым (играют с ним) и не проявляют отрицательного отношения к незнакомым.
Очевидно, что такого рода совместную деятельность трудно организовать у детей более
младшего возраста. X. Литтон [29] пишет, что проявления невербальной привязанности
связаны не только с возрастом, но и с «неблагополучностью» и незрелостью у более
старших детей. Она как бы является выражением объективной зависимости ребенка от
взрослого. Можно предположить, что страх, вызываемый незнакомцем, в возрасте
четырех месяцев (возраст, когда эта реакция появляется у большинства детей) и в возрасте
от 12 до 24 месяцев, когда этот страх самостоятельно преодолевается ребенком в игровом
взаимодействии со взрослым,— качественно различные явления. Другими словами,
привязанность ребенка в первые 5—6 месяцев жизни, возможно, есть выражение его
объективной зависимости от матери. На этой же стадии возникают страх при появлении
незнакомца, он сродни животному страху. На более поздних стадиях развития (от года и
старше) возникают начальные формы произвольной регуляции, активное участие ребенка
во взаимодействии
151
со взрослым. Ребенок может произвольно подавить, например, свое негативное
отношение к незнакомому человеку. Это означает, что механизм привязанности меняется.
Если на этой, второй, стадии проявляются рудименты первой (например, ребенок
постоянно просится на руки и т. д.), то это свидетельствует о неблагополучном
эмоциональном развитии.
*
Таким образом, проблема взаимодействия матери и ребенка активно разрабатывается
в западной психологии в течение последних десятилетий ([6], [10], [34] и др.). По этим
данным, привязанность ребенка к матери играет главную роль в жизнедеятельности
младенца и оказывает большое влияние на его дальнейшее развитие. Во многих
скрупулезных экспериментальных работах предпринимаются попытки выявить существо
феномена привязанности, рассматриваются разные типы и формы ее проявлений.
Несмотря на то, что некоторые авторы [6], [10] излагают свои взгляды в виде концепций, в
этой области исследований существует определенный недостаток теоретических
обобщений. Проявления и формы того, что в западной литературе обозначается термином
«привязанность», очень многообразны и часто неоднородны. Один из недостатков
рассмотренных нами представлений заключается в том, что феномен привязанности
рассматривается без учета других факторов, влияющих на развитие. В свою очередь,
существуют данные (хотя часто и противоречивые) о связи типов привязанности с
характеристиками темперамента младенца, а также о том, что отдельно взаимодействие
мать — ребенок, как таковое, не может роковым образом повлиять на развитие ребенка
([16], [18], [32] и др.).
Таким образом, существуют два пути для дальнейших исследований: с одной
стороны, соотнесение привязанности с другими феноменами развития, учет более
широкого контекста социализации; с другой стороны, более точное определение
конкретных форм и типов привязанности. Очевидно также, что создание общей
концепции во многом помогло бы решению вопроса о внутренних механизмах
привязанности.
1. Корницкая С. В. Влияние содержания общения на отношение детей раннего возраста к
взрослому.— Вопросы психологии, 1973, № 4, с. 65—70.
2. Лисина М. И. Влияние отношений с близкими взрослыми на развитие ребенка раннего
возраста.— Вопросы психологии, 1961, № 3, с. 117—124.
3. Лисина М. И. Общение ребенка с взрослыми как деятельность.— В сб.: Общение и его влияние
на развитие психики дошкольника / Под ред. М.И. Лисиной. М., 1974, с. 3—23.
4. Лисина М. И. Общение детей с взрослыми и сверстниками: общее и различное.— В сб.:
Исследования по проблемам возрастной и педагогической психологии / Под ред. М.И.
Лисиной. М., 1980, с. 3—32.
5. Мещерякова С. Ю. Поведение ребенка в незнакомой обстановке.— В сб.: Общение и его
влияние на развитие психики дошкольника / Под ред. М.И. Лисиной. М., 1974, .с 24—41.
6. Ainsworth М. D. The development of infant-mother interaction among the Ganda.— In: В. М. Foss
(Ed.) Determinants of infant behavior.— L: Methuen, N. Y.: Wiley, 1963, v. 11, p. 67—104.
7. Betsky J. Mother-father-infant interaction.— Devel. Psychol., 1979, v. 15, p. 601—607
8. Belsky J., Gilstrap В., Rovine M. Stability and change mother-infant and father-infant interaction in a
family setting: l-to-3-to-9 months.— Child Devel., 1983, v. 54, p. 93—108.
9. Bowlby J. Forty-four juvenile thieves: Their characters and home life.— Int. J. Psycho-Anal., 1944, v.
25, p. 19—52.
10. Bowlby J. Attachment arid loss. V. I. Attachment.— N. Y.: Basic Books, 1969.— 428 p.
11. Bowlby J. Attachment and loss. V. 11. Separation.— N Y.: Basic Books, 1973.— 444 p.
12. Bretherton I., Stolberg U., Kreye H. Engaging strangers in proximal interaction: Infants social
initiative.— Devel. Psychol., 1981, v. 17, p. 273—284.
13. Bronfenbrenner U. The ecology of human development.— L.: Harvard Univ. Press, 1979.— 330 p.
14. Bronson G. The fear of novelty.— Psychol. Bull., 1968, v. 69, p. 350—358.
15. Clarke A. D. В., Clarke A. M. Early advances in research of early deprivation.— Child Psychol.
Psichiat., 1960, v. 1, p. 26—36.
16. Clarke A. D. В., Clarke A. M. Formerly isolated children.— In: A. D. B. Clarke, A. M. Clarke (eds.)
Early experience: Myth and evidence. L.: Open Books, 1976, p. 27—34.
17. Dollard J., Miller N. E. Personality and psychotherapy.— N. Y.: McGraw-Hill, 1950.— 488 p.
18. Douglas J. W. B. Early hospital admissions and later disturbances of behaviour and learning.— Devel.
Med. and Child Neurol., 1975, v. 17, p. 456—480.
19. Dufoyer J. P., Mouras J. P., Mouras M. J. Relation entre le mode de naissance et le developement
social et moteur d'enfants ages de 5 a 9 mois.— Bull, de Psychol., 1981, XXXII, № 342, p. 285—
286.
20. Freud A., Dann S. An experiment in group upbringing.— Psychoanal. Study Child, 1951, v. 6, p.
127—168.
21. Haith M. M., Campos J. J. C. Human infarcy.— Ann. Rev. Psychol., 1977, v. 28, p. 274—293.
22. Harlow F. H. The maternal affection
152
system.— In: В. М. Foss (ed.) Determinants of infant behavior. L.: Methuen, N. Y.: Wiley, 1963, v.
11, p. 3—29.
23. Hinde R. A. Influence of social companions and of temporary separation on mother-infant relations of
rhesus-monkey behaviour.— In: В. М. Foss (ed.) Determinants of infant behaviour L.: Methuen, N.
Y.: Wiley, 1969, v. IV, p. 37—41.
24 Hoffman L. Effects of maternal employment of the child — a review of research.— Devel Psychol.,
1974, v. 10, p. 204—218.
25. Hunt J. M. Psychological ' development: Early experience.— Ann. Rev Psychol., 1979, v. 30, p.
103—143.
26. Kagan J. Resilience and continuity in psychological development.— In: A. D. B. Clarke, A. M.
Clarke (eds.) Early experience: Myth and evidence. L.: Open Books, 1976, p. 97—122.
27. Kaltenbach K., Welnraub M., Fullard W Infant wariness toward strangers reconsidered: Infants and
mothers to unfamiliar persons.— Child Devel., v. 51, p. 1197—1204.
28. Lamb M. Father-infant and mother-infant: Interaction during first year of life.— Child Devel., 1977,
v. 48, p. 167—181.
29. Lytton H. Parent-child interaction: The socialization process observed in twin and singleton
families.— N. Y.: Plenum Press, 1980.— 364 p.
30. McCall R Challenges to the science of developmental psychology— Child Devel., 1977, v. 48, p.
333—344.
31. Morgan G. A., Riccluti H. N. Infants' responses to strangers during the first year.— In: В. М. Ross
(ed.) Determinants of infant behavior, L: Methuen, N. Y.: Wiley, 1969, p. 253—275.
32. Rutter M. Parent-child separation: Psychological effects on the children. In: A. D. B. Clarke, A. M.
Clarke (eds.) Early experience: Myth and evidence. L.: Open Books, 1976, p. 153—187.
33. Schaffer H. R. The onset of fear of strangers and incongruity hypothesis.— J. Child Psychol.
Psychiat., 1966, v. 7, p. 95—106.
34. Schaffer H. R., Emerson P. E. The development of social attachments in infancy.— Monogr. Soc Res.
Child Dev., v. 29, p. 1—77.
35. Spitz R. The first year of life.— N. Y.: International Universities Press, 1965.— 318 p.
36. Wolff P. Observations on the early development of smiling.— In: В. М. Foss (ed.) Determinants of
infant behavior. L.: Methuen, N. Y.: Wiley, 1963, p. 67—10