Чья вымышленная общность - Образовательный центр '
advertisement
Чье воображаемое сообщество? Партха Чаттэрджи Введение У меня есть одна критическая проблема, касающаяся «воображаемого сообщества» Андерсена.1 Если националисты в других частях мира должны выбирать их воображаемое сообщество из определенных «модульных» форм, уже предоставленных им Европой и обеими Америками, что у них осталось для воображения? Может показаться, что история уже установила, что мы, в пост-колониальном мире, должны быть только вечными потребителями современности. Европа и обе Америки (Северная и Южная), единственные достоверные субъекты истории, от нашего имени выдумали не только текст колониального просвещения и эксплуатации, а также нашего анти-колониального сопротивления и пост-колониального страдания. Даже наши воображения должны навечно оставаться колонизированными. Я против этого аргумента не по какой-либо сентиментальной причине. Я против, потому что я не могу согласовать его с проявлениями анти-колониального национализма. В основе как самых мощных, так и самых творческих результатов националистического воображения в Азии и Африке лежит не сходство, а скорее различие с «модульными» формами национального общества, распространенными современным Западом. Как мы можем это игнорировать, не приравнивая опыта анти-колониального национализма к карикатуре самого себя? Чтобы быть справедливым по отношению к Андерсену, необходимо сказать, что он не единственный, кого нужно винить. Трудность, в этом я сейчас уверен, возникает, потому что мы все слишком буквально и слишком серьезно принимали утверждения национализма как политического движения. Например, в Индии любая стандартная история национализма укажет, что национализм берет начало в 1885г. с формированием Индийского Национального Конгресса. Она также может показать Вам, что декада, предшествующая этой, была подготовительным периодом, когда были сформированы некоторые провинциальные политические ассоциации. До этого, с 1820-х до 1870-е г.г., был период «социальной реформы», когда колониальное просвещение начинало «модернизировать» обычаи и институты традиционного общества и политический дух все еще состоял из сотрудничества с колониальным режимом: национализм еще не возник. Данная история, будучи поддана сложному социологическому анализу, не может не сойтись с формулировкой Андерсена. В действительности, поскольку она стремится повторить в своей собственной истории историю современного государства в Европе, само-репрезентация национализма неизбежно подтвердит объяснение Андерсена о националистическом мифе. Однако, я полагаю, что автобиография национализма, как истории, в корне не правильна. Мое объяснение следующее: анти-колониальный национализм создает свою собственную область суверенитета внутри колониального общества задолго до того, как он начинает свою политическую битву с имперской властью. Он осуществляет это путем разделения мира социальных институтов и практик на две области: материальную и духовную. Материальная – это «внешняя» область, область экономики и управления государственными делами, область науки и технологии – область, где Запад доказал свое превосходство, а Восток уступил. Следовательно, в этой области превосходство Запада должно быть признано, а его достижения - тщательно изучены и воспроизведены. Духовная, с другой стороны, была «внутренней» областью, несущей «важнейшие» знаки культурной идентификации. Чем успешнее имитация западных навыков в материальной области, тем больше необходимость сохранять отличие чьей-либо духовной культуры. Я думаю, данная формула является фундаментальной особенностью анти-колониального национализма в Азии и Африке. -1- Отсюда следующие выводы. Первое, национализм объявляет область духовного его независимой территорией и не позволяет колониальной власти вмешиваться в эту область. Если позволите мне вернуться к примеру с Индией, период «социальных реформ» фактически сложен из двух отдельных этапов. На раннем этапе индийские реформаторы рассчитывают на колониальные власти, чтобы путем государственного действия осуществить реформу традиционных институтов и обычаев. На последнем этапе, хотя необходимость изменения и не оспаривается, появляется очень сильное сопротивление вмешательству колониального государству в дела, влияющие на «национальную культуру». Второй этап, в моем аргументе, уже является периодом национализма. Иначе говоря, колониальное государство не допускается во «внутреннюю» область национальной культуры, но это не означает, что данная «духовная» область остается неизмененной. В действительности, именно здесь национализм запускает свой наиболее мощный, творческий и исторически важный проект: придать форму «современной» национальной культуре, которая, тем не менее, не является западной. Если нация является воображаемым сообществом, тогда именно здесь она приводится в жизнь. В этой правильной и важнейшей области нация уже независима, даже когда государство находится в руках колониальной власти. Динамика исторического проекта совершенно теряется в традиционной истории, в которой история национализма начинается с соперничества за политическую власть. «Духовная» Трансформация Позвольте мне выделить несколько сфер внутри этой так называемой «духовной» области, которые национализм преобразует на своем пути. Мои поясняющие примеры будут посвящены Бенгалу, с чьей историей я больше всего знаком. Первой из этих сфер является язык. Андерсен полностью прав в своем предположении, что «печатный капитализм» обеспечивает новое институциональное пространство для развития современного «национального» языка. Однако, особенности колониальной ситуации не допускают простого перемещения Европейских образцов развития. В Бенгале, например, по настоянию Всточно-Индийской Компании и Европейских миссионеров первые печатные книги появились в конце восемнадцатого века, а первые эпические прозаические сочинения – в начале девятнадцатого века. В то же время, в первой половине девятнадцатого века, английский язык полностью заменяет персидский как язык бюрократии и возникает как наиболее мощное средство интеллектуального воздействия на новую Бенгальскую элиту. Однако, острый момент в развитии Бенгала наступает в середине века, когда эта двуязычная элита создает культурный проект для обеспечения своего родного языка необходимым лингвистическим оборудованием, чтобы дать ему возможность стать языком, отвечающим требованиям «современной» культуры. Вся институциональная сеть печатной прессы, издательств, журналов и библиотечных организаций создается примерно в это время, вне компетенции государства и Европейских миссионеров, через которую новый язык, современный и стандартизированный, приобретает форму. Двуязычная интеллигенция пришла к мысли создания собственного языка, как принадлежащего той самой «внутренней» области культурной особенности, куда не должно было допускаться колониальное вмешательство. Поэтому язык стал зоной, над которой нация сначала должна была объявить свою независимость и которую потом должна была преобразовать, чтобы сделать ее отвечающей требованиям современного мира. Здесь, «модульные» воздействия современных европейских языков и литературы не обязательно имели такие же последствия. Например, в случае с новыми литературными жанрами и эстетическими конвенциями, поскольку эксплицитный критический дискурс обрел форму, несомненно, благодаря европейскому влиянию, также сохранялось -2- сомнение, что европейские конвенции неприемлемы и вводят в заблуждение при оценке литературной продукции в современном Бенгале. Это одна область, где явно существует пробел между условиями академического критицизма и условиями литературной практики. Взять, например Бенгальскую драму, один из литературных жанров, по эстетическим причинам наименее рекомендуемый критиками Бенгальской литературы, и все же он является формой, в которой двуязычная элита обрела свою самую большую аудиторию. Наряду с институтами «печатного капитализма», была создана сеть средних школ. Еще раз напомним, что это была сфера, которую отстаивал национализм для взятия под свою юрисдикцию задолго до того, как область государства стала предметом разногласия. В Бенгале со второй половины девятнадцатого века именно новая элита, взявшая лидерство в мобилизации «национального» усилия, организовала школы в каждой части провинции и начала выпускать соответствующую образовательную литературу. В паре с «печатным капитализмом», институты среднего образования обеспечили пространство, где новый язык и литература были обобщены и упорядочены – вне области государства. Последняя сфера, которую я хотел бы отметить, это семья. Именно здесь утверждение автономии и различия, возможно, было наиболее поразительным. Европейский критический отзыв об индийской «традиции», как о варварской, в большей степени был сосредоточен на религиозных убеждениях и порядках, особенно на тех, касающихся отношения к женщинам. Ранний этап «социальных реформ», благодаря органу колониальной власти, также сосредотачивался на тех же вопросах. Именно на этом раннем этапе данная сфера была определена как неотъемлемая часть «индийской традиции». Националистическое движение началось с диспутов относительно выбора действующего агента. В отличие от ранних реформаторов, националисты не были подготовлены к тому, чтобы позволить колониальному государству узаконить реформу «традиционного» общества. Они утверждали, что только сама идентичности особенности. Как это и произошло, область семьи и позиция женщин претерпела значительное изменение в мире националистического среднего класса. Это, несомненно, был новый патриархат, отличающийся от «традиционного» порядка, но о котором четко говорилось, что он отличается от «западной» семьи. «Новая женщина» должна была быть современной, но она также должна показывать знаки национальной традиции и потому должна была существенным образом отличаться от «западной» женщины.2 Политический национализм. История национализма как политического движения имеет тенденцию концентрироваться в первую очередь на его соперничестве с колониальной властью во «внешней» области (т.е. «материальной» области государства). Эта история отличается от той, которую я описал. Это также история, в которой национализм не имеет другого выбора, кроме как выбрать свои формы из галереи «моделей», предложенных Европейскими и Американскими народами-государствами: «отличие» не является жизненно важным критерием в области материального. Здесь национализм начинает свой путь (после, позвольте вспомнить, того, как он уже провозгласил свою независимость во «внутренней» области) путем внесения себя в новую общественную область, составленную процессами и формами современного (в данном случае, колониального) государства. В начале задачей национализма является преодоление зависимости колонизированного среднего класса. Со временем, с растущей силой националистической политики и объединением в ней других демографических разделов нации, данная область стала более пространственной и внутренне видоизмененной и в итоге приняла форму национального, пост-колониального государства. Доминирующие элементы ее самоопределения были взяты из идеологии современного либерально-демократического государства. -3- Согласно либеральной идеологии, область общественного теперь отделялась от области частного. От государства требовалось защищать неприкосновенность частного лица в отношении других частных лиц. Легитимность государства в выполнении данной функции должна была гарантироваться его нейтральным положением по отношению к конкретным различиям между частными лицами – таким различиям, как расовые, языковые, религиозные, классовые, кастовые и др. Проблема в том, что морально-интеллектуальное руководство националистической элиты действовало в области, созданной совершенно другим набором различий: различиями между духовным и материальным, внутренним и внешним, существенным и несущественным. Та оспариваемая область, над которой национализм провозгласил свою независимость и где он вообразил себя реальным обществом, не была ни одинаково пространственной, ни совпадающей с той областью, созданной общественным/частным различием. В первой области, гегемонический проект национализма не мог относится безразлично к различиям в области языка, религии, касты или класса. Идея состояла в культурной «нормализации», как и, согласно Андерсену, главные буржуазные идеи повсюду, но с крайне важным отличием, что она должна была выбрать свою сторону автономии с позиции зависимости от колониального режима, который на своей стороне имел наиболее универсальные оправдывающие ресурсы, произведенные идеями постПросвещения. Заключение Результат таков, что автономные формы воображения общества подавляются и затопляются историей пост-колониального государства. Здесь лежит корень нашего постколониального страдания. Он заключается не в нашей неспособности изобретать новые формы современной общности, а в нашем отказе от старых форм современного государства. В результате, история общества и история государства оказались плохо совместимы, а часто в открытом антагонизме, что доказывает зачастую антагонистическое со-существование во многих странах Азии и Африки (и теперь, вдруг, в Восточной Европе и Советском Союзе) государства, которое доминирует, не будучи гегемоном, с несколькими гегемонными проектами, еще только стремящимися к доминированию. Партха Чаттерджи – профессор в Центре Изучения Социальных Наук, 10, Лэйк Терэс, Калькутта – 700028, Индия Ссылка: 1. Бенедикт Андерсон, Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма (Лондон: Версо, 1983). 2. Партха Чаттерджи, «Колониализм, национализм и колонизированные женщины: Противоборство в Индии», Американский Этнолог (Том 16Б №4)., стр.622-33; Парта Чаттерджи «Националистическое решение вопроса женщин», в Кумкум Сангари и Судеш Вэйд Преобразующиеся Женщины: Сочинения в Колониальной Истории (Нью Бранчвик. НДж: Ратджер Юниверсити Прес, 1990). -4-
