Ростов официальный 11 марта 2009 № 11

Ростов официальный 11 марта 2009 № 11
Нина Забабурова: «Я бы не сдала нынешние ЕГЭ»
Интернет-сленг идёт в массы, в нашей речи иноязычные слова мелькают всё чаще. О языковой опасности мы сегодня говорим с профессором кафедры теории и истории мировой литературы, доктором
филологических наук Ниной Владимировной Забабуровой, награждённой медалью Пушкина.
Потеря основ
— Как защищать язык?
— Во всех смыслах это просто необходимо! Особенно геополитически. Сейчас нелепое состояние.
Россия несколько веков создавала русскоязычное пространство на огромнейшей территории. Это —
язык сближения, объединения, создание основы идентичности. Национальная идентичность — это,
прежде всего, язык. Несколько столетий в Европе объединяющим языком была латынь. Образованные
люди умели на латыни писать, общаться в науке и частной переписке. Если бы не было этого, представить себе как развивалась Европа было бы невозможно. Теперь остаётся ещё слой людей на
территориях бывшего СССР, говорящих на русском, но их всё меньше. Наш язык активно вытесняют.
Это вопрос грубой политики, неимеющей отношения к культуре. Нам надо вкладывать огромные деньги в сохранение языка, поддерживать языковые курсы.
— Сейчас язык стремительно меняется, обрастает техносленгом, паразитами, матом, иностранными
словами. Есть ли теперь современные достойные писатели?
— Вопрос сложный. Я, к сожалению или к счастью, воспитана на элитарной литературной традиции. У
меня любимых современных авторов нет.
— Ну, например, Улицкую Вы знаете, не буду поминать Минаева, Пелевина, Сорокина.
— Улицкую я прочла. Язык у неё хороший, но мне в ней очень многого не хватает. Я её всё-таки
отношу к литературе женской, а это всегда плохо, потому что нет литературы мужской или женской.
Она должна быть с большой буквы литературой. Улицкая поднимает узкий круг проблем.
Игра с табу
— По телевизору матом «пикают», а при Пушкине мат был? Есть радиокнига русского американца
Мармалинского «Тайные записки Пушкина». Его деяния даже в ЖЖ запретили.
— Я даже писала об этом в «Литературной газете». Пресловутые записки к Пушкину не имеют
никакого отношения, просто, фарс какой-то. Это же пушкинисты. Сколько людей на Пушкине хотят
денег заработать! Взялись бы за кого-нибудь другого. Матом написано — просто омерзительно.
Отношение Пушкина к мату было абсолютно адекватно для интеллигента того времени. У Пушкина с
Вяземским было любимым развлечением, вставлять в текст соответствующую лексику. Это было
только между ними. Правда, скромные наши издатели тех лет не решились это воспроизвести, там
сплошные точки. Мне не всегда удаётся угадать, а, наверное, был там богатый слой. Для Пушкина это
была сфера русской речи.
— Откуда мат произошёл, татаро-монголы занесли?
— О, и не только! Там и русского много. Это древний сленг, и он имел сакральное значение —
табуирование. Такого образного мата, как у нас, ни у кого больше нет. Но когда мат становится
языком, становится междометием — это ужасно, это — падение культуры.
— Американцы тоже мастерски матерятся, мы просто слышим дешёвый перевод.
— Во всех языках можно играть. Но есть в русском языке одна особенность. Возьмём Набокова, он
блистательно писал по-русски и по-английски. Но он не смог перевести Онегина на английский. Сделал только подстрочник. Английский — точен, русский — более вариативный, стремящийся к
нюансировке. На русский хорошо переводится почти всё. Шекспир переводится отлично, я специально
сопоставляла. Пастернак, Холоковский, Щепкина-Куперник — любой вариант адекватен содержанию.
А вот Пушкин, кроме прозы, на все языки не переведён. Он не поддаётся ни французам, ни англичанам. У меня был знакомый энтузиаст — американец, — он бился над переводами лирических и
политических стихотворений. В любом случае исчезала музыка. Как, например, перевести: мороз и
солнце, день чудесный? Он звучит какой-то музыкой. Русский вбирает в себя и обрабатывает, делает
своим. А мы для других закрыты.
Неприжившаяся «Ё»
— Кто устанавливает чёткие правила языка?
— Только время. Правила невозможно навязать, теперешние попытки и реформы смешны. Проходит
время, и язык сам начинает приспосабливаться. Например, история с буквой «ё». Она же была введена,
но практически не употребляется.
Пушкин как создатель нового языка не был сторонником жёстких правил. Он говорил: «Без
грамматической ошибки я русской речи не люблю». Он был произволен в выборе написаний и всегда
призывал себя корректировать, править. Нельзя языку навязать вещи, которые в нём не установились.
Я сейчас возмущаюсь ЕГЭ. Очень большая часть тестов абсолютно не подразумевает единственно
возможного однозначного ответа. Особенно ударения, есть двойное ударение. Естественно, не
пОртфель или дОцент, а вот твОрог и творОг в разных регионах говорят по-разному.
— А правила для наших телеведущих?
— А вот у них всё должно быть очень жёстко. Но сейчас же безобразное положение, отсутствует
нормативность! Я уже не говорю про мат, про «пикание». Дикторы уже не дикторы, а комментаторы и
журналисты, они даже разучились склонять числительные. И население разучилось это делать.
— Что такое народный язык теперь?
— В прошлом язык зависел от сословных границ. Было образованное дворянство, крестьянство с
сохранением диалектов. В двадцатом веке произошла люмпенизация языка. Сейчас как раз
чужеродным стал язык высокой культуры, он выглядит диковато. На эту тему и анекдотов достаточно
насчёт интеллигента, который не знает, как выразить свои чувства в современной форме. Произошёл
симбиоз лагерного языка, городских приблатнённых предместий. Когда слушаешь выступления даже
очень авторитетных лиц, у них этот люмпен-язык пробивается. Попахивает феней. Наш актуальный
слой замешен на этой фене.
Мат превращается в междометия, и употребляются они без смысла, в ненужной эмоциональной
ситуации. Не тогда, когда молотком себе по пальцу, а просто так. Идут внешне милые девушки, и
слышишь:
«как бы», «короче»... И это ещё цветочки по сравнению с крепкими глаголам.
Коммерческая атака
— Как с этим бороться? Вот, например, сербы, хорваты, черногорцы говорят на русском литературном,
и многие наши национальные меньшинства тоже.
— Они в школе по книжкам учились и мало общались. А наш язык подвержен насильственному
вторжению коммерческой культуры. Я телевидением не злоупотребляю, но я не из тех, кто, не видя
чего-либо, называет это дрянью. Я 15 минут могу посмотреть какой-нибудь популярный сериал, чтобы
иметь представление. Не знаю я, что это там за «Няня» или «Менты», но за 15 минут я вижу
оболванивание и сокращение возможностей языка. У нас телезвёзды говорят на языке девушек из подмосковных электричек.
— Но есть же хорошие люди и писатели.
— Акунин, например, он владеет языком.
— Сорокин тоже владеет языком.
— Но его же читать невозможно! Я пыталась. Да, он владеет языком, но его мир — не для каждого.
Акунин — развлекательная литература, добротная, лучше дам-детективисток, за которыми стоят
мужские сообщества, как мне кажется.
Всё, что мы видим — это просто чернуха.
—- Но кто из молодых сейчас возьмётся за Томаса или Генриха Манна? А Минаев написал «Духлесс»,
его раскрутили и по телевизору по понедельникам показывают...
— Нынешней литературе не хватает масштаба, она погрузилась в игру, в мелкотемье, самолюбование.
Она не потрясает.
Должна быть сверхзадача, иначе верх возьмут пустота и пошлость. Что есть пошлость? Это
обыденность, снижение до среднего, несколько дебильного восприятия жизни. Тот же сериал про
няню, где герои по дому в трусах ходят... Глупость и отсутствие интеллектуального усилия,
поверхностное щекотание кожи. На этом держится вся коммерческая литература.
Сколько «проиграл» Ростов
— Советская власть несла идеологию, но, как бы многие ни смеялись, были интересные книги. У насто идеология — только денег заработать любой ценой!
— Не стоит смотреть на крайности. Там была литература, был некий нравственный путь. Очень важны
понятия, что есть хорошо, а что — плохо. Формируется юный человек в детсаду, в школе, ему нужна
добротная продукция. Не игры со словами, а литература, не хлеб с плесенью, а хлеб с запахом хлеба.
Сейчас разломишь, а там червяк сидит. Идёт разрушение основополагающих основ человеческого пути. Мы не имеем права так шутить с человеком. Идеологии нет, религия пока носит государственный
характер. А как бороться? Я вот думаю пока только о моде, это от бессилия, наверное. Нужно какое-то
агрессивное формирование моды на порядочность, нравственность, на хорошее образование.
— Ваше отношение к ЕГЭ?
— Плохое. Тесты безграмотны абсолютно, и, опять же, выход на коррупцию. Я изучала тесты по
литературе и хохотала. Лично я бы не сдала никогда. Подразумевается, например, чуть ли ненаизусть
знать «Войну и мир». Вопрос: сколько денег проиграл Николай Ростов? И суммы называются!
— Студенты меньше стали читать?
— Читают 15%.Список литературы идёт на сокращение, приспосабливаемся к тем, кто к нам приходит.
А приходят из несчастной школы, там скоро литературу вообще уберут. У меня для журналистов
список из двух частей. Первая часть — минимум произведений, их надо прочитать, чтобы хоть «трой-
ку» получить. Вторая часть — надо бы прочитать всё. У меня нашёлся один такой человек и получил
«автомат». И мы с ним приятно побеседовали. Значит, не всё потеряно!
Валерий Посиделов