Уровень расхождения Уровень разрешения
реклама
СМЕНА РАЗВИТЫХ НАУЧНЫХ ТЕОРИЙ: ЦЕННОСТНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ1. Р.М. Нугаев. Резюме. В статье, основанной на предложенной в предыдущих работах автора модели смены развитых научных теорий, рассмотрены ценностные аспекты этого процесса . Утверждается, что ключевым механизмом, определяющим основные черты смены теорий в данном измерении, является взаимодействие ценностных компонентов встретившихся теорий. Приведены примеры из истории науки, раскрывающие механизм взаимодействия ценностей в процессе смены. 1 Работа поддержана Российским фондом фундаментальных исследований, проект 00-06-80143. 1 MATURE THEORY CHANGE: VALUE DIMENSIONS. Rinat M. Nugayev. Abstract. Value dimensions of mature theory change in science are considered. It is argued that the interaction of the values of the crosstheories constitutes the major mechanism of theory change in this dimension. Examples from history of science describing the details of the mechanism are given. 2 СМЕНА РАЗВИТЫХ НАУЧНЫХ ТЕОРИЙ: ЦЕННОСТНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ. Р.М. Нугаев. В современной логико-методологической литературе представлены и активно разрабатываются значительное количество различных моделей научных революций (см. например, соответствующие материалы круглых столов в журнале «Вопросы Философии»). Все эти модели пытаются объяснить и теоретически воспроизвести особенности эволюции и смены развитых научных теорий в различных областях научного знания. Возникнув на основе обобщения собственных специфических закономерностей, каждая модель стремится расширить область своей применимости и превзойти соперниц в других предметных областях. Несмотря на то, что многие из них обладают рядом несомненных преимуществ, очевидно, что ни одна не может претендовать на роль бесспорного лидера в продолжающемся процессе жесткой конкуренции. Более того, (возможно по этой причине) с течением времени число рассматриваемых моделей не уменьшается, а увеличивается. Одной из областей, в которых соревнование моделей происходит особенно интенсивно, является проблема социокультурной детерминации научного знания, проблема взаимодействия когнитивных и социокультурных аспектов научных революций. Очевидно, что модель, способная теоретически воспроизвести закономерности смены развитых теорий на основе адекватного учета социокультурных измерений этого процесса, может получить значительные преимущества перед остальными. Решение этой проблемы особенно актуально также в свете непрекращающихся «научных войн» между пост-модернистами и сторонниками традиционного когнитивистского подхода к эволюции науки2. Цель данной работы – сделать определенный шаг на пути к разрешению указанной проблемы на основе концептуального подхода, имеющего давние традиции в отечественной эпистемологии и философии науки. 2 Подробнее см.: Koertge Noretta (ed.) A House Built on Sand. Exposing Postmodernist Myths About Science. Oxford University Press, 1998. Автор признателен профессору Норетте Кетге за критические замечания, способствовавшие уяснению многих положений данной работы. 3 Согласно одной из наиболее разработанных в настоящее время концепций структуры и динамики научного знания3 , научная революция – это прежде всего перестройка философских оснований научного поиска. Эти основания включают в себя не только такой хорошо разработанный в отечественной литературе компонент как «картина мира», но и идеалы и нормы научной деятельности. К последним относятся, в частности, такие ценностные компоненты как идеалы организации научного знания, более известные в отечественных публикациях как «методологические регулятивы» подобные критериям простоты, красоты, предсказательной силы и т.д. В предыдущих работах автора была предложена логикометодологическая модель смены развитых научных теорий, согласно которой причиной перехода от старой парадигмы к новой является «встреча», столкновение и взаимодействие нескольких старых парадигм4. Так, причиной квантово-релятивистской революции в физике на рубеже 19 и 20 веков, причиной перехода от классической физики к неклассической, квантово-релятивистской, явилось взаимодействие четырех классических парадигм – классической термодинамики, больцмановской статистической механики, ньютоновской механики и максвелловской электродинамики, приведшее к созданию специальной теории относительности и ранней квантовой теории. Взаимодействие старых парадигм приводит к конструированию гибридных объектов; обобщение систем этих объектов – к созданию теоретических схем глобальной теории, разрешающей в конечном счете противоречия встречи. Аналогично, столкновение ньютоновской теории тяготения и специальной теории относительности в начале 20 века привело к созданию общей теории относительности. В случае создания именно этой теории особенно ярко проявился «интертеоретический» характер процесса смены теорий: при создании общей теории относительности Эйнштейн использовал эмпирические факты, самому свежему из которых (смещение перигелия Меркурия) было более полувека. Взаимодействие парадигм состоит не только в переносе методов и методик исследования из одной теории в другую, но и в совместном привлечении выводов и следствий разных развитых 3 Степин В.С. Теоретическое знание. Структура, теоретическая эволюция. М.: Прогресс-Традиция, 2000. 4 см., например, Нугаев Р.М. Реконструкция процесса смены фундаментальных научных теорий. Казань: изд-во КГУ, 1989. 4 теорий для объяснения старых и новых экспериментальных данных. Несмотря на то, что проведенный автором логикометодологический, «кросс-теоретический» анализ проблемы смены оказался плодотворным и позволил объяснить ряд интересных особенностей смены, остававшихся на периферии теоретического анализа в конкурирующих моделях, ряд ключевых блоков проблемы не допускал рационального объяснения в рамках проводившейся теоретической реконструкции. В частности, оставался непроясненным генезис целого блока компонент «новой» парадигмы и, прежде всего, блок ее философских оснований5. Действительно, если новая, глобальная теоретическая схема и соответствующая ей новая картина физической реальности закономерно возникали в процессе постепенного и последовательного обобщения систем гибридных объектов (планковские и эйнштейновские осцилляторы дебройлевские волны-пилоты шредингеровская волна вероятности дираковские векторы в гильбертовом пространстве), то как быть с новыми нормами и ценностями, присущими новой парадигме? Откуда они берутся? Если определенные черты новой картины мира можно «списать» на новые свойства исследуемых объектов, то как быть с новыми путями организации научного знания? Автор полагает, что описанные выше теоретические трудности возникли из-за того, что за пределами его исследования оставались социокультурные особенности научного познания. Для того, чтобы вскрыть хотя бы некоторые механизмы влияния этих факторов на процесс смены, недостаточно рассмотреть взаимодействие онтологических, «картинных» компонент встретившихся, столкнувшихся друг с другом старых парадигм. В терминологии Куна, парадигма – это не только «теоретическая онтология», но и «дисциплинарная матрица» – совокупность методологических правил, методов рассчетов и методик измерений, а также когнитивных ценностей, описывающих цели научного познания. Поэтому для теоретического воспроизведения взаимодействия парадигм необходимо рассмотреть также и взаимодействие их философских оснований и прежде всего методологических норм и ценностей. Это тем более необходимо, поскольку все три основных блока парадигмы – блок моделей и математических закономерностей, блок методологических норм и блок ценностей – 5 Nugayev Rinat. Reconstruction of Mature Theory Change: A Theory Change Model. Frankfurt on Main: Peter Lang, 1999. 5 не независимы, а оказывают воздействие друг на друга. Судя по всему, новые нормы и ценности, присущие новой парадигме, возникают в результате взаимодействия норм и ценностей, принадлежавших старым, столкнувшимся друг с другом парадигмам. В общем случае, методолог науки не может ограничиться интерналистским анализом взаимодействия парадигм и должен включить в предмет анализа также и социокультурные факторы, на фоне которых происходит это взаимодействие происходит. В этом случае на сакраментальный вопрос «откуда берутся новые нормы и ценности?» должен, очевидно, последовать и риторический ответ : «из культуры», из окружающего социокультурного фона. И тогда, как, скажем, в случае становления квантовой теории, исследователи могут обратиться для ответа на поставленный выше вопрос к изучению особенностей получения одним из ее творцов - Нильсом Бором – среднего и высшего образования, к изучению круга его университетских друзей и преподавателей. Среди широкого круга знакомых, как правило, легко обнаруживается личность, взгляды которой на процесс научного познания оказываются резонирующими некоторым высказываниям самого Бора о роли приборов в познании квантовомеханических явлений, значении принципа дополнительности и т.д. И в этом случае, например, исследователи могут обнаружить факт существования преподавателя философии копенгагенского университета д-ра Гаральда Хеффдинга, специализировавшегося на творчестве Серена Кьеркегора6. Или – студенческого дискуссионного клуба «Эклиптика», в котором студенты – приятели Нильса Бора – во время прогулок на яхте обсуждали многие волновавшие их проблемы, и не могли не обсуждать проблемы теоретикопознавательного характера. Отсюда экстерналистски ориентированными исследователями могут быть сделаны глубокомысленные выводы о связи Кьеркегора и Бора, Достоевского и Эйнштейна, Паули и Пикассо. Подобные, на первый взгляд, лежащие на поверхности объяснения порождают при более детальном рассмотрении целую серию сложных проблем.Во-первых, может быть для Нильса Бора, в силу личного знакомства с профессором Хеффдингом, и было вполне естественно использовать идеи Кьеркегора для формулировки, скажем, принципа дополнительности. Но мог ли он 6 Подробнее см.: Feuer L.S. Einstein and the Generations of Science. N.Y., Basic Books, 1974. 6 апеллировать к экзистенциализму для того, чтобы убедить таких скептически настроенных не только к творчеству Кьеркегора, но и к философии вообще людей как Макс Борн и Вольфганг Паули? Или Поль Дирак? При этом важно отдавать себе отчет в том, что парадигмы – новая или старые – существуют не только в мире «знания, независящего от познающего субъекта», и не только в голове философа, социолога или историка науки. Парадигма – это и идеальная сторона определенной научной практики, существующая как сложившаяся система идей, норм и ценностей в деятельности научного сообщества, идей, сплачивающих данную группу исследователей. В процессе перехода трансформации подвергаются взгляды, нормы и ценности всего научного сообщества, а не только, скажем, Г. Лоренца, Н.Бора или А.Эйнштейна. Правда, сторонник концепции непосредственной, жесткой социокультурной детерминации научного познания может на это возразить, что все научное сообщество не в силах заниматься теоретико-методологической рефлексией над основаниями своих парадигм. Достаточно, если этим занимаются лидеры – наиболее авторитетные в своей области специалисты. Остальные члены сообщества, в силу социально-психологических реакций подражания, или в силу боязни отстать от большинства, могут, не задумываясь, последовать за лидерами. Например, в 1910 несомненный авторитет в теоретической физике – голландский физик Гендрик Лоренц, - после серии безуспешных попыток, наконец признал, что классическая теория излучения абсолютно черного тела неспособна объяснить аномальные результаты опытов Люммера-Принсгейма. И все научное сообщество последовало за ним. Но более детельный анализ ситуации показывает, что подобное социально-психологическое объяснение по отношению к научному сообществу, состоящему из весьма рациональных людей – слишком большое упрощение. Кроме студентов старших курсов, аспирантов и докторантов, это сообщество состоит из достаточно большого количества независимых и самостоятельных исследователей, многие из которых отказываются от старой или принимают новую парадигму по своим собственным, часто независящим от других, причинам. Скажем, в начале 20 века начинающие исследователи – Альберт Эйнштейн и Пауль Эренфест – быстро приняли т.н. «раннюю квантовую теорию» еще до известной работы Лоренца 1910 г. потому, что они имели значительный самостоятельный опыт работы со статистической теорией. 7 Более того, как справедливо отмечал Томас Кун, сравнение эволюции различных естественных наук показывает, что чем более разработанной является естественнонаучная дисциплина, тем в меньшей мере на нее оказывают влияние разнообразные «внешние» факторы. Поэтому тезис о жесткой детерминации научного познания социокультурными факторами неприемлем как грубо противоречащий фактам истории науки и колоссальному числу базисных оценочных суждений самих исследователей, включая и самых авторитетных. Как неоднократно отмечалось в отечественной литературе7, если социокультурные факторы и оказывают влияние на развитие науки, то оно имеет место в «снятом», опосредованном внутренними факторами виде. С нашей точки зрения, одним из каналов «проникновения» социокультурных факторов является генезис, эволюция и взаимодействие присущих парадигмам ценностей. При этом перед исследователем-методологом, признающим факт существования ценностной нагруженности научного познания, неизбежно встает вопрос: не ведет ли это признание к тезису о социокультурной обусловленности самого содержания научного знания, и отсюда – к релятивизму. Последний, по крайней мере в жесткой формулировке, неприемлем, поскольку тогда теряют всякий смысл все общезначимые высказывания о науке, включая и данное. Но как могут взаимодействовать ценности? Ответ на этот вопрос предполагает обращение к предельно общему, в духе Лотце, анализу понятия «ценность». Это обращение сразу же выявляет амбивалентность самого этого понятия. Наиболее часто в классической философии (см. «идолы рода» у Бэкона) под ценностями понимают акты переживания, симпатии, антипатии и т.д., настолько пронизанные эмоциональным содержанием, что даже термин «ценностное суждение» как явно рациональный становится совершенно бессмысленным. Именно по отношению к такого рода ценностям карнаповское и веберовское требование свободы от ценностей представляется совершенно оправданным. 7 см., например: Мамчур Е.А. Проблемы социо-культурной детерминации научного знания. К дискуссиям в современной постпозитивистской философии науки. М., Наука, 1987. 8 Но в философской литературе содержится и другая интерпретация8, апеллирующая к обычной речевой практике. Говоря о личных ценностях, обычно имеют в виду следующее. 1. Фундаментальное благо, которое индивид последовательно «проносит» на протяжении продолжительного периода своей жизни; конечная причина его действий. 2. Качество (или практика), которая придает значимость, смысл жизни, которую индивид проживает или намерен прожить. 3. Качество (или практика), которая частично входит в идентичность индивида как самооценивающего, самоинтерпретирующего и творящего самого себя существа. 4. Фундаментальный критерий, позволяющий отбирать «хорошие» пути среди всевозможных опций действий индивида. 5. Фундаментальный стандарт, с которым индивид соотносит как свое собственное поведение, так и поведение других людей. 6. «Объект ценности», соответствующее соотношение с которым частично и состоит в достойной жизни и в личной идентичности. Объекты ценностей включают искусство, научные теории, технологические устройства, культовые объекты, культуры, традиции, институты, других людей, саму окружающую человека природу. Соответствующие отношения с объектами ценностей включают производство, репродукцию, уважение, управление, сохранение, обожание, любовь, публичное признание и личное обладание. Личные ценности могут воплощаться в социальных институтах. В общем случае, ценности могут выражаться в словах, присутствовать в сознании, выражаться в действиях, практиках, быть вплетены в жизни индивидов, в функционирование социальных институтов. Но личные ценности не могут быть редуцированы к ментальным представлениям или к простым состояниям сознания. Существуют разные типы ценностей. Их придерживаются разные агенты. Когда агент Х придерживается ценности (ц), обычно говорят: «Х ценит, что объект О характеризуется (ц)». Разные типы ценностей соответствуют разным видам объектов. Если О - я (сам), мы имеем личные ценности, если О - люди или взаимоотношения между людьми, мы имеем моральные (этические) ценности. Если О 8 см., например, Lacey Hugh. Is Science Value Free? Values and scientific understanding. Routledge, London and New York, 1999. 9 – учреждение, то - институциональные ценности; если О- общество, то - ценности общественные. Если О - произведения искусства, то у нас имеются эстетические ценности. И , наконец, если О – персональные верования или научные теории, то мы имеем когнитивные (познавательные) ценности. Если О – только научные теории, мы имеем ценности эпистемологические. Когнитивные ценности являются критериями «хороших» (рациональных, приемлемых) верований и «хороших» (принятых) теорий.Не все верования (beliefs) являются истинными, также как не все желания хороши.Истина как ценность не проявляет себя, как правило, в чистом виде, но через другие ценности. Мы оцениваем верование как истинное тогда, когда мы верим в то, что оно обладает определенными свойствами по отношению к другим верованиям. Оно может быть хорошо обосновано нашим опытом, или сводиться к другим верованиям, соответствовать определенным канонам рациональности, состоять в индуктивных или дедуктивных отношениях с другими верованиями. Именно свойства верований, которые идентифицируется агентами как служащие этим функциям, и могут быть охарактеризованы как когнитивные ценности. В итоге определенное свойство или набор свойств рассматриваются как ценности, поскольку они желательны для некоего объекта определенного рода. Свойство может быть желательным по разным причинам. Скажем, скорость является желаемым свойством антилопы, поскольку она помогает ее выживанию.Или – цена книги является желаемым свойством для ее автора по той же причине.В обоих случаях ценность – некое объективное свойство, присущее вещи. При таком подходе к ценностям они могут рассматриваться двояко9 ). С одной стороны, мы можем анализировать, насколько полно данное свойство реализует определенную ценность. Например, мы можем рассматривать, в какой мере скорость данной антилопы способствует ее выживанию. Или – насколько стоимость книги способствует выживанию автора. С другой стороны, мы можем задаться вопросом: насколько важно данное свойство для нас? Является ли данное свойство необходимым для данной вещи? Тезис о ценностной нагруженности научного познания предполагает, что важную роль в процессе познания играют несколько блоков ценностей. К первому, наиболее часто 9 подробнее см.: McMullin Ernan. Values in Science. – In: E.D. Klemke, Robert Hollinger, David Wyss Rudge (eds.). Philosophy of Science. 3-rd edition.Prometheus Books, NY, 1998, pp. 515-538. 10 обсуждаемому, особенно в околонаучной и научно-популярной литературе, относятся этические ценности, регулирующие процессы использования обществом результатов научных открытий. К этому блоку, например, относятся проблемы использования атомной энергии или достижений генной инженерии. В данной работе, в силу того, что этот блок в гораздо большей мере описывает фактически ценности и нормы окружающего науку социума, чем научное сообщество, эти ценности рассматриваться не будут. Ко второму блоку относятся этические ценности, регулирующие отношения между различными исследователями в рамках научного сообщества. Сюда относятся такие классически ясно описанные Р.Мертоном ценности, как «универсализм», «коммунализм», «бескорыстие» и «организованный скептицизм». В данной работе мы, сами оставаясь в рамках мертоновского подхода , будем предполагать, что эти ценности распределены одинаковым образом среди представителей разных встретившихся парадигм. Таким образом, мы будем считать, что представителям атомизма, например, в такой же степени была присуща такая ценность как «бескорыстие», как и представителям энергетизма. Несмотря на то, что принятое допущение является примером идеализации, ничто в истории полемики атомистов с энергетистами не дает нам повода усомниться в справедливости принятого допущения. В данной работе нас интересуют ценности когнитивные или эпистемические. Последние также неоднородны, относясь к по меньшей мере двум группам. В первую входят ценности, регулирующие, в терминах отечественной методологии науки, процессы перехода от фундаментальных теоретических схем к частным и переходы от частных теоретических схем к эмпирическим. Как отмечалось в работах В.С. Степина10), эти переходы не могут быть описаны в рамках жестких алгоритмов, представляя каждый раз творческие задачи для исследователей. Скажем, для конструирования частной модели осциллятора из фундаментальной теоретической схемы классической механики недостаточно обладать умением решать уравнения классической механики; важно учитывать характер эмпирической реальности, рассматриваемой как бы через призму базисной идеальной модели. Поэтому исследователи-физики, обладающие разными наборами норм и ценностей, могут из одной и той же фундаментальной теоретической схемы сконструировать разные частные теоретические схемы. Аналогично, при развертывании развитой См., например: В.С. Степин. Становление научной теории. Минск: изд-во БГУ, 1975. 10 11 научной теории, из одной и той же частной теоретической схемы могут быть получены разные эмпирические схемы. В силу ценностной нагруженности научного познания переходы от высших уровней организации теоретических схем к низшим носят неоднозначный характер. В западных логико-методологических исследованиях с этим типом ценностей столкнулись, судя по всему, при анализе работ Карла Поппера. Его хорошо известный принцип фальсифицируемости гласит, что поворотными моментами развития научного знания являются фальсификации известных теорий при помощи базисных суждений, прямо вытекающих из опытных данных. Но насколько обоснованы сами эти базисные суждения? Не являются ли и они фальсифицируемыми, и если – да, то на какой стадии необходимо останавливать процедуру фальсификации, чтобы не скатиться в дурную бесконечность? – Сами попперианцы полагали, что в данном случае проявляет себя конвенциональный характер научного знания: научное сообщество решает, на каком этапе оборвать бесконечную процедуру фальсификации базисных суждений, на основе определенного соглашения.Тем не менее, согласно современным представлениям, в данном случае имеет место именно ценностная нагруженность научного знания. Именно ценности решают, когда и как это следует делать. Несмотря на то, что идеализации данного класса имеют важное значение для процесса научного исследования и несмотря на то, что они несомненно различаются для разных встретившихся парадигм, мы не будем их специально рассматривать в силу того, что им уже фактически было уделено внимание в тех наших исследованиях, в которых говорилось об операциях конструирования гибридных теоретических объектов.В данной работе нас будут интересовать такие эпистемические ценности, которые регулируют процесс выбора парадигмы– «точность предсказания», «внутренняя согласованность», «внешняя согласованность», «плодотворность» и «простота»11. Как справедливо утверждал Томас Кун, не существует жестких алгоритмов, регулирующих процесс выбора парадигмы. Во-первых, находящиеся в одной и той же ситуации выбора разные исследователи могут вкладывать в упомянутые выше ценности разное содержание. Скажем, они по-разному могут понимать критерий “простоты”. Для одного ученого он может сводиться к 11 Kuhn T.S. Objectivity, Value Judgement, and Theory Choice. – In: The Essential Tension, Chicago: University of Chicago Press, 1977, pp.320-339. 12 декартовской ясности и отчетливости, заставляющей в ситуации выбора между неметрическими и метрическими теориями гравитации отдавать предпочтение последним как основывающимся на евклидовой геометрии, как это сделал, например, Анри Пуанкаре. Другой может предпочесть, вместе с Кипом Торном и Чарльзом Мизнером, общую теорию относительности с ее стройной и весьма абстрактной системой исходных фундаментальных уравнений. Во вторых, разные исследователи, даже понимая ценности одинаковым образом, могут придавать разным ценностям разные веса. Скажем, в ситуации выбора между теориями Птолемея и Коперника одни исследователи отдавали предпочтение теории Птолемея как лучше согласовывавшейся с общепринятыми теориями того времени, а другие – теории Коперника как обладавшей большей предсказательной силой. Вне всякого сомнения, различия в трактовке как одних и тех же ценностей, так и разных значений, придаваемых им исследователями, обусловлены социокультурными факторами, теми “традициями”, в рамках которых работают исследователи. Скажем, для математикапрофессионала был естественным выбор коперниканской парадигмы, способной обеспечить более точные результаты, в то время как “натуральные философы” предпочитали парадигму Птолемея как способную гораздо лучше объяснить движение небесных тел в рамках господствовавших в те времена теоретических представлений. Несмотря на то, что не существует жесткого алгоритма, способного регулировать процесс разрешения ситуации выбора, это еще не означает, что последняя разрешается стихийным образом, за счет действия того или иного социального фактора, а победившая парадигма лучше своих конкурентов потому, что она в большей степени соответствует групповым ценностям научной элиты, лучше вписывается в социально-политическую ситуацию или лучше функционирует в социально-экономическом механизме распределения грантов.Я полагаю, что рассмотрение механизма взаимодействия ценностей в процессе смены позволяет утверждать, что существуют определенные закономерности смены парадигм, придающие этому процессу характер рационального перехода, а не стохастического нелинейного скачка или “обращения в новую веру”. В самом деле, куновское описание процесса смены парадигм предполагает, что участвующие в процессе смены эпистемические ценности являются однопорядковыми социокультурными образованиями, существующими независимо в виртуальном пространстве перехода. Ценности конкурирующих парадигм, по Куну, как и сами парадигмы в целом, несозмеримы. Это означает, 13 что не существует объективной основы для их сравнения. Спрашивать: какая ценность является более предпочтительной - это все равно что спрашивать, какая культура предпочтительнее: микенская или вавилонская? Но на самом деле тезис о существовании систем несоизмеримых ценностей - слишком сильная идеализация. Вопервых, как показал Л.Лаудан12 (1984), лежащая в его основе простая иерархическая модель формирования рационального консенсуса в науке является слишком грубой. В самом деле, эта модель предполагает, что “конфликты между учеными, возникающие на фактуальном уровне, должны разрешаться на уровне методологическом; а методологические разногласия должны сглаживаться на уровне аксиологическом. Аксиологические же разногласия или вообще не существуют (поскольку предполагается, что настоящие ученые имеют одни и те же цели), или же, даже если они и существуют, неразрешимы”13. Соотношение между тремя уровнями описывается в этой модели следующей диаграммой. Уровень расхождения Фактический Методологический Аксиологический Уровень разрешения Методологический Аксиологический Не существует Но, как показал Л.Лаудан, эта модель является слишком большим упрощением, поскольку она не рассматривает механизмы согласования ценностей. В то же время история науки изобилует столкновениями, скажем, реалистов и инструменталистов, защитников и критиков критерия простоты, сторонников телеологии и адвокатов каузальности.Поэтому простая модель достижения консенсуса была заменена Лауданом на более сложную, «сетчатую», согласно которой ни один из трех упомянутых выше уровней не является более фундаментальным, чем другие. Аксилогия, методология и содержательные (фактуальные) утверждения научной теории связаны отношениями взаимной зависимости и взаимовлияния. В процессе эволюции научного знания исследователи, как это убедительно продемонстрировано Лауданом для случая конкуренции лессажевской и картезианской научноисследовательских программ, могут сравнить ценности из разных 12 Laudan Larry. Science and Values. The Aims of Science and Their Role in Scientific Debate.University of California Press, Berkeley-Los Angeles-London, 1984. 13 Там же, стр. 26. 14 программ и решать, какая из них может быть реализована, а какая – нет. Утверждение о несоизмеримости сменяющих друг друга парадигм обусловлено, как справедливо отмечает Л.Лаудан, «холистским» характером куновской интерпретации структуры парадигмы. А именно: Т.Кун полагал, что ценностные и онтологические компоненты парадигмы настолько тесно связаны в единое целое, что изменения в одном ее блоке неминуемо и сразу вызывают изменения во всех других блоках. Поэтому научная революция должна происходить сразу, за счет «гештальтпереключения» взглядов исследователей на предметную область. С нашей точки зрения, это справедливое замечание Лаудана не должно пониматься как призыв к отказу от куновской модели. Последняя может рассматриваться как своего рода идеализация, хорошо работающая тогда, когда исследователь-методолог не интересуется «тонкой структурой» парадигмы, связью между ее компонентами, принимая для простоты, что процесс перехода от старой парадигмы к новой происходит сразу. Но обращение к анализу тонкой структуры переходов показывает, что в общем случае это ,конечно, не так. С нашей точки зрения, можно сделать и более сильное, по сравнению с «сетчатой моделью», предположение.Ценности не только могут сопоставляться друг с другом, но могут и взаимодействовать, в частности, соединяться, образуя новые комбинации. Эпистемологические ценности оказываются тесно связанными в процессе взаимодействия так, что “на входе” в ситуацию выбора оказывается один набор ценностей, а “на выходе” – другой. Более того, я полагаю, что взаимодействие ценностей столкнувшихся парадигм приводит к тому, что возникающая в ходе их взаимодействия теория характеризуется особым набором “гибридных” ценностей, созданных из объединения ценностей, принадлежавших до этого разным “старым” парадигмам. Таким образом, встреча парадигм – это не только столкновение их метафизических компонентов, но и столкновение ценностей и связанное с ними столкновение ценностных ориентаций разных научных сообществ. В этой ситуации также возможна конкуренция разных способов объединения ценностей, как это было описано нами ранее для случая столкновения отнтологических компонентов. В частности, возможен редукционистский способ, при помощи которого стараются показать, что одни ценности носят базисный, конструктивно-независимый характер, а другие ценности могут быть сведены к базисным, сконструированы из базисных, подчинены базисным. Этот способ достаточно естественен и часто 15 встречается не только в науке. Как правило, одна из функций всякого ценностного суждения - выяснение того, какие ценности подчинены другим14. С другой стороны, возможен также и синтетический способ - создание новых, более сложных ценностей, объединяющих ценности столкнувшихся научных традиций. Когда исторический агент Х придерживается этих ценностей, можно сказать: Х ценит, что объект О характеризуется свойствами (ц1) и (ц2). Ни один, даже самый совершенный в теоретикометодологическом отношении, анализ не может априори, в самом общем случае, показать, какому способу объединения ценностей -– редукционистскому или синтетическому – следует отдавать предпочтение. Все решает конкретная ситуация. Как и для онтологических компонентов, и в данном случае возможна конкуренция редукционистских и синтетической программ согласования ценностей встретившихся парадигм. В конечном случае ценность – это определенная цель, к которой стремятся действия ученых; это – идеал организации научного знания, имеющегося конгломерата эмпирических и теоретичесих законов в единое целое. Вне всякого сомнения, что в данном случае на характер выбора ученым способа организации оказывают влияние его философские ориентации. Если ученый – сторонник позитивистского направления, то он будет стремиться к феноменологическим теориям, и для него идеалом научной теории будет термодинамика. Если же он – реалист, то он будет стремиться, скажем, к атомизму. Тем не менее, между ценностями и философскими ориентациями исследователя нет взаимнооднозначного соответствия. Если в случае появления всякой новой парадигмы ученые будут тут же стремиться объединять ее ценности с ценностями уже принятых парадигм, научное знание превратится в океан флуктуирующих, постоянно изменяющихся традиций, в котором может потонуть любой вступающий в науку школяр. С другой стороны, синтетический способ, связывающий ценности столкнувшихся парадигм в единое целое, обладает тем очевидным преимуществом по отношению к редукционистскому, что значительно увеличивает число своих сторонников. 14 см., Lacey Hugh. Is Science Value Free? Values and scientific understanding. Routledge, London and New York, 1999. 16 Один из очевидных (наглядных) примеров – средневековая астрономия, в которой столкнулись птолемеевская и аристотелевская космологии. Первая характеризовалась предсказательной точностью, а вторая – объяснительной мощью, лучше вписываясь в окружавший ее интертеоретический контекст. Поэтому, скажем, Фома Аквинский различал два вида астрономической науки: один, математический, должен был «спасать явления», а другой – физический – должен был объяснить «истинное положение вещей»15 (Дюгем, 1908).Неслучайно одно из выдающихся открытий Галилея состояло в демонстрации возможности создания такой науки, в которой ценности физической и математической традиций были объединены16 . Еще более очевидным примером, с нашей точки зрения, является создание квантовой теории в результате столкновения статистической механики, термодинамики, максвелловской электродинамики и ньютоновской механики. На «входе», в конце 19 века, мы наблюдаем существование различных теорий, характеризующихся принципиально различными системами эпистемических ценностей. Скажем, статистическая механика характеризовалась вероятностным характером предсказаний, в то время как классическим механике и электродинамике был присущ лапласовский детерминизм. Но на «выходе», в нерелятивистской квантовой механике, оказалась шредингеровская теоретическая схема, в которой движение плотности вероятности описывается волновым уравнением. (Далее, в процессе обобщения, появились дираковские вектора в гильбертовом пространстве). В процессе перехода произошло объединение статистико-механических, классически-механических и электродинамических традиций. Скажем, при создании специальной теории относительности Альберт Эйнштейн организовывал свою теорию в полной аналогии с термодинамикой. Термодинамика была построена в соответствии со следующим принципом: какой должна быть теория, исходящая из невозможности создания вечного двигателя второго рода? Аналогично, и специальная теория относительности была организована как теория, дававшая ответ на вопрос: какой должна 15 Duhem Pierre. Essai sur la notion de theorie physique de Platon a Galilee.Paris, A.Hermann, 1908. 16 Machamer Peter. Galileo and the Causes. – In: University of Western Ontario Series in Philosophy of Science,vol. 14, ed. by R.Butts and J.Pitt,Dordrecht-Reidel, 1978, pp. 161-180. 17 быть теория, исключающая возможность обнаружения «эфирного ветра»? Обусловлен ли этот историко-научный факт социокультурными обстоятельствами образования Эйнштейна, скажем тем, что ему в определенный период его юности попала в руки какая-либо книжка по термодинамике, которая его «очаровала»? – Несомненно. Он характеризует личную ценностную ориентацию Эйнштейна и подлежит объяснению в рамках исследования социокультурной детерминации его творчества. Действительно, как хорошо известно, в числе любимых книг творца теории относительности были и научно-популярные издания по термодинамике. Но необходимо различать личные ценности творцов научных теорий и групповые ценности членов научного сообщества.Для объяснения поведения последних , с нашей точки зрения, нет необходимости в данном случае прибегать к прямому «иррациональному» вмешательству «социокультурных» факторов. Этот факт может быть вполне рационально объяснен тем обстоятельством, что специальная теория относительности была создана в рамках единой программы согласования 4 ведущих парадигм классической физики, включая термодинамику, и трансляция эпистемических ценностей из одной области в другую вполне естественно определялась встававшими перед исследователями проблемами. Поэтому квантовая теория оказалась «лучше» своих предшественниц – 4 парадигм классической физики – не только потому, что она объединяла в себе те ценности построения знания, которые по отдельности были присущи каждой из встретившихся парадигм. Более того, она еще и лучше соответствовала критериям оценки теории, упомянутым выше. Кроме того, что она обладала несравненно лучшей предсказательной силой, она еще и лучше согласовывалась с современными ей, текущими, теориями – скажем, со специальной теорией относительности. Это неудивительно, поскольку, как отмечалось в предыдущих работах, специальная теория оносительности и возникла как этап построения ранней квантовой теории. Что и было продемонстрировано удачными попытками объединения специальной теории относительности и квантовой механики и созданием сначала релятивистской квантовой механики, а затем и релятивистской квантовой теории поля. Или – в момент своего создания общая теория относительности не сразу развернула весь свой эвристический потенциал, оставаясь на протяжении более 40 лет «на задворках» теоретической физики. Это, отчасти, произошло потому, что ее создатель, в данном случае, возможно, и по определенным эпистемологическим ориентациям, не 18 любил демонстрировать некоторые особенности ее создания. Но в их числе было то, что общая теория относительности создавалась за счет последовательного синтеза гибридных теоретических схем. В частности, одним из этапов создания общей теории относительности было создание одного из вариантов неметрических теорий гравитации – т.н. «теории Эйнштейна-Фоккера» - совместно с нидерландским физиком Фоккером. Несмотря на то, что впоследствии Эйнштейн пошел дальше и вынужден был ввести аппарат неевклидовой геометрии, указанный эпизод не прошел даром. Неметрическая теория вошла в аппарат общей теории относительности. Как было показано в работах автора данной статьи, успешное функционирование аппарата общей теории относительности невозможно без использования математического аппарата и понятий одной из неметрических теорий в т.н. «приближении слабого поля в ОТО»17 (Nugayev, 1999).Как было отмечено выше, одной из причин, по которой Эйнштейн нечасто вспоминал об этом эпизоде, явилось изменение гноселогических ценностных ориентаций самого создателя общей теории относительности. Если в ранние годы своего творчества, условно до того, как он стал членом берлинской академии наук, Эйнштейн ориентировался в значительной мере на эмпиризм и даже иногда на такой его крайний вариант, как позитивизм Эрнста Маха, то в гораздо более зрелом возрасте, согласно Л.Пайнсону, он стал тяготеть к лейбницевскому рационализму. Отсюда – и апелляция к существованию мира математических монад-объектов и к интуитивным методам их постижения. В работах Эйнштейна это выразилось в подчеркивании факторов математической красоты, стройности и ясности, которые делали его теорию гравитации особенно привлекательной. Потребовалась работа нескольких поколений теоретиков и экспериментаторов для того, чтобы продемонстрировать, что общая теория относительности как обладает всеми свойствами «хорошей» физической теории, так и превосходит в некоторых отношениях своих соперниц . В частности, в работах Ч.Мизнера, К.Торна и Дж. Уилера было показано, что общая теория относительности может быть согласована с другими теориями нашего времени и, в частности, с квантовой теорией поля. В этом обстоятельстве нет ничего мистического; нет необходимости прибегать также и к «сильным» социологическим объяснениям для того, чтобы 17 Nugayev Rinat. Reconstruction of Mature Theory Change: A Theory Change Model. Frankfurt on Main: Peter Lang, 1999. 19 оправдать успехи общей теории относительности. В их числе – объединение ценностей и методологических правил, которые порознь принадлежали специальной теории относительности и ньютоновской теории гравитации, что позволило значительно увеличить число ее сторонников из обеих лагерей. Таким образом, роль социокультурных факторов в процессе смены теорий состоит в том, что они участвуют в создании материала для объединения столкнувшихся парадигм. Постоянное воздействие социокультурных факторов приводит к тому, что ценности встречающихся парадигм оказываются значительно отличающимися друг от друга, что выражается в существовании значительно отличающихся друг от друга традиций, характеризующих сторонников различных парадигм. В процессе столкновения ценности встретившихся парадигм взаимопроникают друг в друга, приводя к возникновению кросс-культурных ценностей, гибридных традиций, присущих более совершенной парадигме. Несмотря на то, что социокультурные факторы оказывают влияние на ход этого взаимодействия, это влияние носит уже вторичный характер. Оно способно как ускорять процессы взаимодействия эпистемологических ценностей, так и замедлять его, но не затрагивает содержательные аспекты научных теорий. Таким образом, какими бы сомнительными не представлялись вначале ранние теоретические схемы, первые наброски новых теорий, именно дальнейшее их развитие наглядно демонстрирует их плодотворность и превосходство над старыми. Новая теория лучше старых прежде всего потому, что она объединяет многие их достоинства, в том числе и в ценностном измерении . 20 СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ: Автор статьи «Смена развитых научных теорий: ценностные измерения» - Нугаев Ринат Магдиевич, доктор философских наук, профессор, зав. отделом философии Института социальноэкономических и правовых наук Академии наук Татарстана. Дата и место рождения: 30 мая 1953г., г. Казань. Служебный адрес: 420044, г. Казань, ул. Волгоградская, дом 49, ИСЭПН АНТ. Домашний адрес: 42012, г. Казань, ул. Чехова, дом 4в, кв.2.Дом. телефон: (8432) 38-66-70.Электронный адрес: [email protected]. Паспорт Х1-КБ № 572917, выданный Вахитовским РОВД г. Казани 17 апреля 1981г. Страховое свидетельство государственного пенсионного страхования № 030-843-323-19. ИНН 165500282226. 21 Кому: Главному редактору журнала «Вопросы Философии», члену - корр. РАН В.А. Лекторскому. Казань, 9 марта 2002г. Уважаемый Владислав Александрович, Посылаю статью « Смена развитых научных теорий: ценностные измерения» с просьбой опубликовать ее в Вашем журнале. При необходимости я могу переслать по электронной почте электронную версию статьи в редакторе WinWord 6.0. Убедительно прошу также информировать меня о всех стадиях прохождения статьи. Заранее благодарен. Ренат Нугаев 22
