Трансформация европейской идентичности Вопрос о европейской идентичности столь же стар, как сама европейская цивилизация. И ответы на него всегда были разными. Сегодня постановка вопроса и ответ на него становятся первым пунктом в повестке дня Европы. Единой европейской идентичности, как осознания ее народами единой духовной общности Европы, когда-либо не существовало. Определений этой идентичности столько, сколько версий «Европы»: начиная с «Илиады» Гомера и кончая «сухими» принципами ЕС. В течение последних пятидесяти лет под европейской идентичностью понимали общность принципов, принятых собственно Европейским Союзом, которые разделяют почти все народы континента: демократия, свобода, права человека, терпимость и примирение европейских наций. Кстати, процессы европейской консолидации протекали на основе сохранения национальной самобытности, под лозунгом «Единство – в многообразии». Архитекторы ЕС стремились создать единую Европу, где личность была бы свободной, не зажатой границами своей страны и одновременно оставалась в тесной связи с национальной самобытностью. Вопрос, однако, в том, что указанные общеевропейские ценности нации континента разделяют в разной степени. Основной ценностью, объединившей их большую часть, было христианство, пусть в виде разных церквей, фундаментальные принципы которого ныне предаются забвению. Еще во время подготовительных работ по европейской конституции проявились острые противоречия в вопросе о необходимости упоминания в его тексте о христианском наследии Европы. В итоге осталась лишь расплывчатая фраза об общем историческом наследии континента. А отказ от христианских ценностей равнозначен отказу от собственной истории и предков. Не надо забывать, что впервые понятие «европейцы» было упомянуто в хрониках VIII века в связи с христианами, противостоящими вторгшимся в Европу арабам-мусульманам. Даже Ватикан настаивает, что «Европа или христианская, или это не Европа». То есть, христианские ценности рассматриваются как ядро общеевропейской идентичности, объединяющее европейские нации, отличающиеся своей историей и традициями. 1 Однако в современную эпоху христианство как цивилизационная система и вера, присущая Европе, оказалось в глубоком кризисе, что констатирует даже Папа Римский, когда говорит о наивысшей для христианской ценностной системы угрозе – появление гедонистического общества: основной целью и смыслом такого общества становится наслаждение жизнью всеми способами. Показателями этого общества и кризиса христианства являются неуклонное падение рождаемости, извращение традиционных понятий о семье, перманентное усиление воздействия гомосексуализма. Параллельно со всем этим на континенте происходят «случаи», являющие сигналы тревоги для европейских элит и народов. Более года назад в Нидерландах был убит известный кинорежиссер Тео ван Гог – из-за того, что снял фильм о применяемом исламом насилии. Далее, в июле 2005 года в Лондоне террористические акции провели дети эмигрантов, получивших английское гражданство, а в ноябре ареной вандализма эмигрантов из арабского мира и Африки стал Париж; эксперты, журналисты и обычные граждане начали говорить о захвате Европы пришлыми и вообще о крахе Европы. А всего двадцать-тридцать лет назад мусульманских эмигрантов европейцы принимали с радостью, видя в них, прежде всего, дешевую рабочую силу. Однако когда уровень рождаемости снизился до минимальных показателей, Европа оказалась в зависимости от эмигрантов. Сегодня около 10% населения Европы составляют родившиеся за ее пределами, а 20% родились в семьях эмигрантов. На континенте проживает 15-20 млн мусульман, что составляет 4-5% его населения. По разным прогнозам, мусульманское население Европы к 2025г. удвоится. Только в крупнейших городах Великобритании, Нидерландов и Бельгии уже в 2015г. население будет автохтонным лишь наполовину. Пришлые не хотят интегрироваться в европейскую идентичность: они живут в Англии, Франции, Голландии, но не являются англичанами, французами, голландцами. И позицией Европы, пережившей в 20 веке две мировые войны, продолжает оставаться терпимость, неприятие национализма, поиск причин погромов и террористических акций в недостаточном внимании к эмигрантам, в их уровне воспитания. Однако западноевропейский принцип «мягкой интеграции» себя не оправдал, т.к. он видит последствия болезни, обходя причины. Политическая корректность, доведенная до абсурда, более не может вуалировать те реалии, с которыми сталкивается сегодняшняя Европа. Социальная траектория вандализма в общественной жизни многих стран Европы проходит вдоль этнических и религиозных «окопов», одновременно являющихся культурологическими. Великий идеал французской революции – сделать нацию общностью граждан (независимо от вероисповедания и места рождения) с равными правами и обязанностями – уступила 2 взрывоопасной идее «мирного сосуществования» с закрытыми анклавами. Анклавами, которые тщатся самоутвердиться и стараются жить по собственным автономным законам. Не было принято во внимание, что культурные различия подвержены изменениям менее, чем социальные и политические реалии. Левый может стать правым, бедный – богатым, но мусульманин или араб вряд ли станут христианином или французом. В итоге голландцы, англичане, французы оказались перед руинами своего поликультурализма. Сегодня в Европе и у ее границ сталкиваются не христианская и мусульманская цивилизации, а постхристианские светско-либеральные ценности и традиционная ценностная система мусульман. «Если сохранятся нынешние темпы рождаемости, – пишет британский журналист Тони Бленкли в своей книге «Последняя возможность Запада», – если продолжится современная политика Евросоюза, если не изменится образ мышления Европы (в некоторой степени – и Америки), то европейские ценности и образ жизни будут вытеснены из Европы ценностями радикального ислама». Падение рождаемости или естественного воспроизводства и впрямь становится серьезнейшей проблемой западной цивилизации. Известно выражение муллы Омара из Бордо: «Одной лишь плодовитостью наших женщин мы победим христиан. Ведь француженки, чтобы быть свободными, не хотят рожать. Мы же заставим их ухаживать за нашими детьми». В результате всего этого в Европе появятся территории, которые не будут контролироваться центральным правительством. Скажем, французское «Косово» или британский «суннитский треугольник». Таким образом, весьма вероятно, что в ближайшие 20-30 лет Европа на самом деле превратится в «Еврабию», если... Какая-либо тенденция в истории не длится вечно. И эта тенденция также может быть прервана. Европа входит в некий этап трансформации своей идентичности, который потребует предпринять определенные шаги. Этот вызов поставит Европу перед необходимостью выдвижения новой политики и выявит лидеров нового качества, существенно отличающихся от деятелей Европы сего дня, которые не в состоянии увидеть день грядущий и думают лишь о мелких тактических задачах. По ходу будут набирать мощь политические силы, призывающие к возврату традиционно-христианской ценностной системы и противостоянию экспансии «чужих». Уже сейчас многие из европейцев открыто говорят: «Мы были слишком умеренными. Прошли деньки чаепитий». Некоторые правосторонние политические деятели называют политкорректность и терпимость ахиллесовой пятой Европы, а мусульманских эмигрантов – троянским конем. Прежде всего, европейские страны серьезно усложнят процесс эмиграции, резко сократив приток из мусульманского мира. Возможно, выдворят значительную часть уже эмигрировавших. 3 Вопрос рабочей силы, возможно, можно будет решить за счет эмиграции из стран Центральной и Восточной Европы. Вполне ожидаемо, что в скором будущем Франция, Голландия, Германия откроют свои границы перед эмигрирующими из Польши, Украины, Румынии, т.е. перед теми, кто не отрицает западные ценности, а органически дополняет их. И самое главное: понятие «ядро Европы» на протяжении веков связывается с такими странами, как Италия, Франция, Голландия, Великобритания. Сейчас, однако, в течение нынешнего периода трансформации европейской идентичности вполне вероятно, что сердцевина Европы переместится на восток, и скоро новыми носителями «европеизма» станут Германия, Польша, Украина, Чехия, Венгрия, Балтийские страны (даже Армения с Грузией, имеющие все шансы стать частью новой Европы). Эти страны не сталкиваются с проблемой потери своей европейской идентичности, а наоборот – могут вдохнуть новую жизнь в европейскую цивилизацию. Точно так, как в свое время носителями понятия Европа были Греция, а далее Рим, но, когда в эти страны ворвались варвары и уничтожили древнюю культуру, «эстафета» передалась Франции, Италии, Испании, а Рим и Греция сегодня наслаждаются своей древностью, превратившись в центры туризма. Та же участь, надо полагать, сегодня ожидает Париж, Лондон, Амстердам. Парадоксально, но, защищаясь от «новых варваров», Европа сможет найти выход благодаря тем, кого веками воспринимала в качестве чужеродных для европейского мира, – сербам, украинцам, русским. Защищаясь от наводящих ужас азиатских гуннов, Римская империя обратилась за помощью к другим варварам, пришедшим с Востока, – готам. А потом те же дикари – гунны (венгры) и литовцы, защитили Европу от монголов и османских турок. Не случайно, что сегодня страны Центральной и Восточной Европы показывают более динамичный экономический прогресс, чем западноевропейские страны. Кроме того, у первых выше степень осознания собственной национальной идентичности и строгого отношения к иноземцам. Однако для этого варианта развития европейской истории существуют и серьезные препятствия. Страны Центральной и Восточной Европы также не избежали симптомов постхристианского общества – падения рождаемости, распространения гедонистической культуры. Почти все страны «Новой Европы», такие как Болгария, Румыния, Украина, в ближайшие двадцать лет столкнутся с падением рождаемости, в то же время, значительная часть их населения эмигрирует в страны Западной Европы. Хотя не надо забывать, что «новые европейцы», начиная с 1989 года, переживают расцвет национальной самобытности, энергия которого будет подпитывать их еще довольно долго, а вот представить однополые браки в Польше или в Грузии сегодня не получается. Фактически, мы можем стать очевидцами нового возрождения Европы как культурно, исторически, религиозно осознанной общности. 4 На одном можно настаивать точно: через пятьдесят лет мы будем иметь дело с действительно новой Европой. Вопрос в том, кто будет предводительствовать в этой «новой» Европе – пришлые из Северной Африки, Ближнего Востока, Южной Азии, или народы Центральной и Восточной Европы? Главные события еще впереди. Сурен Сарьян 5