"Адъютант его превосходительства" (зарисовки съемок фильма в Киеве)

"Адъютант его превосходительства" (зарисовки съемок фильма в Киеве)
Стояло жаркое лето 69 года. Волею случая я оказался с отцом в прекрасном городе Киеве,
в котором ему предстояло гастролировать с Краснодарским театром целый месяц, ну а
мне можно было бездельничать, осматривать город и вообще делать, что захочется. В это
лето мне исполнялось 20 лет, и выпала эта дата на Столицу Киевской Руси. Всю труппу
театра расселили по разным гостиницам и частным квартирам. Нам с отцом повезло жить
в самом центре города.
Гостиница "Первомайская" стояла почти на пересечении небольшой улочки с одной из
красивейших улиц Мира – проспектом Крещатиком. Точнее эта улочка упиралась в
Крещатик. На другой стороне проспекта высились великолепные небоскребы. Если идти
влево по проспекту, то можно было дойти до Днепра. На другом берегу стояли уже новые
многоэтажки, а на берегу Днепра был городской пляж. По всей нашей стороне стоял
густой парк, состоящий из могучих деревьев. Вообще про Киев написано много и намного
подробней.
Вечером, после спектакля, к нам неожиданно подошел высокий стройный человек,
которого я не знал. Его звали Александр Михайлов. Оказалось, что он работал в
Краснодарском театре актером, потом перебрался в Москву, где стал помощником
режиссера на киностудии "Мосфильм" и принимал участие в съемках довольно серьезных
фильмов. Мне запомнился один – это "Война и мир". Актеры-то его хорошо помнили,
обступили со всех сторон, и пошел у них свой разговор. Оказалось, что в Киев он приехал
с целой компанией "звезд" нашего кино для съемки многосерийного фильма "Адъютант
его Превосходительства".
Главную роль играл Юрий Соломин, батьку "Ангела" – Анатолий Папанов, адъютантом у
батьки был Юрий Медведев и т.д. и т.п. Все, кто видел этот фильм, думаю, лучше меня
знают фамилии наших знаменитостей. И вот этот помреж предлагает актерам нашего
театра, в свободное от спектаклей время, "подхалтурить" на съемках в массовках этого
фильма. Ну, кто же откажется от такого заманчивого предложения, тем более, что деньги
лишними никогда не были. На съемки нужны были мужчины. В первый день съемок
набралось человека четыре. Взяли и меня с собой, записав впоследствии как какого-то
актера-стажера, или что-то в этом роде.
День первый – приехали мы утром на студию им. Довженко. Это почти город в городе.
Потом я уже один, т.к. актеры были заняты, а я был свободен, посещал эту студию и даже
умудрился сняться в кусочке еще одного фильма. Но это все было потом, а пока мы шли
по огромной территории павильона, пока не нашли уголок, где собрались люди,
необходимые для создания этого фильма. В первую очередь нас переодели в чистенькую
форму красноармейцев, немного наложили грим и посадили с такими же "новобранцами"
в автобус. Только отцу дали форму командира (в петлицах я не разбираюсь) и перевязали
голову, как раненному. Всего нас набралось человек десять, двенадцать.
Ехали мы довольно долго, куда то за город, потом по лесным дорогам, пока нас не
привезли на лесную поляну. Что это была за поляна! Вся изрытая настоящими воронками
от взрывов, поваленными соснами, раскиданными бревнами и какими-то ящиками. В
общем, не лесная полянка, а военный полигон. Как нам рассказал Саша, – так запросто
называли все помрежа, – день назад на этой поляне работали пиротехники, снималась
сцена из первой серии о том, как белые обстреливали из орудий лесной лагерь красных
бойцов. Рассказывал он очень красочно, как при помощи специальных взрыв-пакетов на
этой поляне все разлеталось в разные стороны. Палатки, повозки и многое другое, что
присущее воинскому лагерю. И вот в эту кашу нас и высадили. На поляне уже было
довольно много людей.
Первым делом нас подвели к женщине, которая была художником, или его помощницей.
И тут началось…
Вначале она нам подправила грим, потом достала ножницы и самым варварским способом
стала кромсать наши новенькие рубашки и штаны. Но этого ей оказалось мало, и эта
художница заставила нас поползать и поваляться по золе от костров. Когда мы стали
похожи на чертей, она успокоилась и еще раз, подправив грим, сказала, что бы мы ждали
указания помрежа (не Саши, другого.) У режиссера-постановщика их целая куча. Мы
уселись со старыми винтовками, в траву в тенечке и стали ждать. В этот день снимался
эпизод, как остатки разбитого отряда красных с одной уцелевшей телегой с ранеными и с
командиром на коне выезжают с одной лесной дороги и поворачивают на другую. Этот
эпизод занимает в фильме несколько секунд, а снимался он два дня.
Итак, мы лежали в траве, когда к нам подошел помреж. Он нас оглядел и сказал, что,
пожалуй, для одной повозки нас будет многовато. Отобрал несколько человек и увел за
собой. А остальные, в том числе и я, остались загорать и наблюдать за тем, как идут
съемки. За съемочный день деньги нами уже были заработаны.
Сначала режиссер заставлял эту повозку с командиром во главе несколько раз выезжать из
леса. За повозкой шли пешие красноармейцы. Потом вся эта колонна сворачивала на
другую лесную дорожку и удалялась. Вот собственно и все. Бедная колонна двигалась
туда и обратно до тех пор, пока все не устали. И тут режиссер объявил о начале съемок.
Какой-то человек через темное стеклышко следил за тучами и солнцем. Хоть нам и
казалось, что света вполне хватает, киношники думали по-другому. Вдоль всей трассы, по
которой двигалась колонна, были установлены несколько могучих юпитеров. Яркий свет
от них рассеивался огромными специальными матерчатыми экранами, а питались
юпитеры от генератора с мощным дизелем. Взмах руки дяденьки со стеклом, и все
пришло в движение. Затарахтел дизель, из юпитеров хлынул яркий свет на экраны,
забегали помощники, чинно уселся в свое место главный оператор. Еще несколько
операторов приготовились снимать с разных точек поляны. Командир и повозка выехали
на свое место в лесу, раздался звук хлопушки, и женский голос – "Дубль номер такой-то!"
– как вдруг главный наблюдатель за небом снова махнул рукой, но как-то по другому. Это
означало, что тучка "наехала" на солнце и освещенность будет не такая, какую бы
хотелось иметь киношникам. Все сразу перестали суетиться, замолк дизель. Стали ждать
нового взмаха главного по свету, как я понял. А тучки спокойно плыли по небу, не
понимая, что своим появлением мешают людишкам на полянке. К концу дня оператор
успел все-таки сделать пару дублей, как колонна выезжает из леса и сворачивает на
другую лесную дорожку.
На другой день отец был занят в спектакле, а меня все равно не посадили в повозку, и я
остался осматривать Киев, а в лес въезжал уже другой командир. Снималась вся колонна
уже сзади, и на лошадь можно было посадить кого угодно. Так за два дня снялся этот
эпизод. Жаль только было совсем новенькие гимнастерки, а кому-то еще и штаны
покромсали. Хотя я и не снялся в данной сцене, все же это был "дебют" в настоящем
кинематографе. Так получилось, что на остальные массовки я ездил один и "играл" уже
белогвардейца, правда, уже убитого, но зато крупным планом. А крупный план
оплачивался гораздо больше общей массовки.
Про второй день я написал. Значит, день третий – тут я попал в такую среду
людей, о которой даже никогда мне и не снилось. В автобусе сидели Анатолий Папанов,
Юрий Соломин, Юрий Медведев и много других артистов, которых я просто не знал.
Находился там еще парнишка, немного старше меня. Это был дублер Соломина, когда тот
падал вместе с "подстреленной" батькой Ангелом (Папановым) лошадью. Так вот, трюк с
падением и выполнял этот парнишка, работавший наездником на загородном ипподроме.
Мы с ним немного сдружились за два дня поездок на съемки. Он мне многое рассказал
про лошадей. Рассказал, как правильно свалить лошадь на полном скаку, да так, чтобы
самому остаться целым и лошадь не повредить. Оказалось, что к обеим передним ногам
лошади привязывались веревки. Другие их концы были в руках у наездника. Когда
веревки не были натянуты, они не мешали лошади гнать во всю прыть. А в намеченном
месте, куда были устремлены и прожектора и кинокамеры (их всегда было несколько
штук для съемок с разных точек) наездник поворачивал голову лошади влево, чтобы при
кувырке осталась целой ее шея, резко натягивал обе веревки и сам прыгал вправо
подальше от потерявшей опору лошади. Та, бедная, ничего не подозревая, падала,
выполнив кувырок. Создавалась яркая картина падения с переворотом через голову
лошади и летящего в сторону наездника. Одет был парнишка точь в точь, как Соломин.
Даже загримирован как он, хотя фильм был черно-белый, и лица толком, все равно, не
было видно. Но гримеры и художники свое дело выполняли всегда с большой
тщательностью. Мне тоже наложили небольшой грим на лицо, хотя в кадре его и не
видно. Все были одеты в белогвардейскую форму, я тоже. Была даже кобура, правда
пустая. Исключение составляли "лесные братья батьки Ангела". Всех я не запомнил, а вот
у Папанова на ногах были валенки со шпорами, черные штаны и простая рубаха.
Ехали мы долго. Сначала за город. Потом по лесным дорогам к какой-то
деревне. Там и находился ипподром, а главное – недалеко было высохшее болотце с
проложенной по нему узкоколейкой. На ней уже стоял небольшой составчик, состоящий
из дореволюционной поры паровоза с трубой, нескольких таких же дряхлых вагонов и
современного маневрового тепловоза. Конечно, этот тепловоз в кадр никак попасть не
должен был. Он только немного разгонял состав и сразу тормозил, а вагоны с
паровозиком катились дальше сами. Вся сложность заключалась в том, что остановиться
они должны были в строго определенном месте. Именно в этом месте и должна была
сниматься одна из сцен, где меня можно было увидеть крупным планом, ну почти
крупным. Именно в этой точке уже были сосредоточены прожектора, рассеивающие
экраны, несколько кинокамер и тачанка батьки с настоящим пулеметом. Еще в тачанке на
сене валялась настоящая винтовка старого образца. Под пулеметом был прибит кусок
фанеры, на котором был краской написан девиз батьки Ангела – "Бей белых, пока не
покраснеют! Бей красных, пока не побелеют!" По другую сторону полотна находились
дизель-генератор и оружейная машина. Ее хозяева были пиротехники. На самом болотце
росли чахлые кустики и березки. В этом болотце дублер Соломина прекрасно сотворил
свой трюк с падением и дальше уже был свободен.
Всю первую половину дня мы катались в поезде вперед и назад. Состав никак
не хотел останавливаться в приготовленном ему месте, а режиссеру хотелось заснять
поезд целиком, без тепловоза сзади. Но, похоже, время поджимало, и главный отказался
от этой затеи. Решили заснять только переднюю часть состава, но во второй половине дня
заморосил дождик, и все попрятались в вагоны. Я попал в один вагон со знаменитостями и
с восторгом слушал, как Анатолий Папанов рассказывал анекдоты. Это было что-то
неописуемое! Народ "помирал" со смеху, а "батька" невозмутимо травил один анекдот за
другим. Конечно, от восторга, я ничего не запомнил, ни одного анекдота. Из-за дождя
никто не поехал обедать в ближнюю деревушку. Ближе к вечеру дождик закончился, но
мы уже ехали домой, правда, один дубль был сделан, и день уже считался "съемочным".
Значит, за этот день все заработали, кому сколько полагалось.
Лично для меня все самое интересное в съемках началось на четвертый день. И
с погодой повезло, и замыслы режиссера, вроде, осуществились.
И так, день четвертый – приехали мы тем же составом, кроме дублера, к тому
же болотцу, где уже все было приготовлено для съемок. "Банду" батьки Ангела собрали из
ребят, обслуживающих лошадей на ипподроме. Одели их в лохмотья, выдали обрезы,
револьверы и винтовки с холостыми патронами. Впереди всей этой банды постоянно
скакала какая-то девчушка, хотя в фильме все это происходит так быстро, что трудно
понять, кто находится на лошадях. Опять главным был дяденька со стеклышком, который
постоянно наблюдал за каждой тучкой, пытавшейся закрыть солнце. Состав стоял в
половине километра от места съемки. Банда на лошадях пряталась подальше. Ну, а мне,
пока делать было нечего. Я устроился за прожекторами и оттуда наблюдал за репетицией
кадра, как несется по рельсам состав, а за ним скачет, стреляя из всех видов оружия, банда
"лесных братьев" с бесстрашной атаманшей впереди всех. Так как тепловоз уже не
отцепляли, то своим торможением он останавливал состав в строго отведенном ему
месте.
Начались съемки. Дяденька со стеклом, девушка с хлопушкой и чей-то крик:
– Саня, заводи!
Это дизелист дядя Саша должен был завести дизель-генератор, для подачи
тока прожекторам, стоящим по другую сторону железнодорожного полотна. Разгорались
прожектора, приближался состав с дымящей черным дымом трубой паровоза (это
пиротехники бросили в нее специальную дымовую шашку), гнались со стрельбой
бандюги и вдруг… главный дяденька со стеклышком снова махал рукой. Кто-то кричал:
– Сто-оп!!!
Дядя Саша глушил дизель. Ребята-бандиты поворачивали назад, а тепловоз
давал задний ход и уводил состав на исходную позицию. Это означало, что какая-то
непонятливая тучка случайно "наползала" на солнце. Приходилось начинать все сначала.
Вскоре у бандитов закончились патроны, и пиротехникам пришлось выдать им еще,
предупредив об экономии боеприпасов.
До обеда, успев прогнать эту сцену три-четыре раза, операторы все же засняли
ее на пленку.
Погода обещала быть хорошей, и нас повезли пообедать в ближайшую
деревеньку. Мы подъехали к двухэтажному деревянному ресторану. Зал на втором этаже
был почти пустым, и мы всей гурьбой завалили туда. Настоящие артисты уселись за
столиками около окон, бандиты расположились вдоль противоположной стены. Я,
недолго думая сел за пустой стол у столба в центре зала, так как к среде актеров не
принадлежал, а среди ребят-бандитов ни с кем не познакомился. Все уже приступили к
еде, когда ко мне подошел официант. Приняв заказ, он удалился. В это время в зал вошли
двое настоящих военных, наверное, перекусить немного. Проходя по залу и игнорируя
настоящих артистов и бандитов, они, уставившись на меня, взяли что-то в буфете и,
мгновенно очутились за моим столом.
– Кто такой? Что за форма? Руки на стол!
Вопросы и приказы сыпались один за другим. Я сидел в замешательстве,
соображая, что же отвечать. Наконец до одного из них дошло:
– Так это же "киношник"! Видел их автобус у ресторана? – это уже к своему
приятелю.
– А мы то подумали, откуда в наше время, в ресторане "беляк" объявился? –
сказал другой.
Я только мотнул головой в знак согласия. Мы познакомились и уже спокойно
продолжили свой обед.
Когда я вышел из ресторана, все уже сидели в автобусе. Мы сразу поехали на
место съемок. Оставалось в этот день снять еще два эпизода. Оба крупным планом. Ребятбандитов отпустили, но выстрелы еще долго раздавались в разных местах лесочка.
Пацаны есть пацаны. Они во время дублей "наэкономили" в свои карманы холостые
патроны и теперь развлекались.
Следующая сцена была таковой: батька Ангел, стоя недалеко от тачанки, якобы
краем глаза увидел, как один из белых офицеров уматывает по болотцу на лошади. Батька,
ругнувшись, довольно резво прыгает в тачанку к пулемету и начинает "строчить" по
беляку. Тут еще подбегает его адъютант и из винтовки бабахает в ту же сторону. Все бы
было хорошо, но современная металлическая лента для "Максима" постоянно заедала.
Нужной длины очередь не получалась. Все уже потихоньку стали ругаться, тогда
пиротехник выкопал из своего автобуса простую матерчатую пулеметную ленту, и все
пошло, как по маслу. Поворот головы, прыжок в тачанку, длинная очередь из пулемета и
выстрел из винтовки. Все, можно было снимать на пленку.
И, снова все, как уже было много раз. Стеклышко, взмах рукой, свист дяде
Саше, гул дизеля, яркий свет прожекторов, хлопушка и… снова тучка. Все повторяется в
обратном порядке. Пока тучка не откроет солнце, гримеры и пиротехник занимаются
своей работой. Остальные просто ждут. Наконец, раза с шестого, этот кадр запечатлен на
пленку в нескольких киноаппаратах.
Наконец настает мое время стать "актером". Пока рабочие переставляли
прожектора и экраны поближе к вагону, изрешеченному пулями, меня подозвал режиссер
и сказал:
– Так, Борис, будешь убитым белогвардейцем. Ну-ка, как можно дальше
вывали свое тело вон из того окна, – и он показал на окно вагона, находившееся прямо
перед камерами.
"Ну, что ж, убитого, так убитого", – подумал я и поднялся в вагон. Подойдя к
окну, я зацепился за лавку ногами, и насколько было возможно, свесился из окна. Руки
мои безвольно болтались внизу, фуражка с головы свалилась. В висках застучала
прихлынувшая кровь. Так как я видел только песок у рельсов и доски вагона, то мне
приходилось ориентироваться во времени только по разговорам актеров и режиссера. Тот,
похоже, остался доволен тем, как я вывалился из окна и спросил:
– Ну, что Бориска, секунд 15 так провисишь?
Я ответил:
– Запросто.
– Ну и хорошо, как крикну: "Умирай!" – так сразу и зависай из окна, хорошо?
– Ладно, – ответил я.
Сначала начались репетиции этой сцены. Режиссер кричал мне, чтобы я
"умирал". Я тут же вываливался из окна, да так усердно, что один раз чуть совсем не
вылетел, просто соскользнула нога, цеплявшаяся за полку. О дальнейшем я могу судить
только по голосам проходивших и останавливающихся прямо подо мной актеров.
Соломина уже "поймали" и проводили около вагона двое "бандитов". Остановившись
прямо подо мной, один из бандитов говорил другому:
– Как думаешь, кого сначала шлепнем, белых или красных?
– Это уж как батька скажет, – подумав, отвечал другой. Потом они проходили
дальше, а я еще висел несколько секунд, не обращая внимания на "молоточки" в висках.
Вот и вся сцена. Но репетировали ее не менее десятка раз. То – не то сказали, то не той
интонацией, ну и далее, все в том же духе. А я, пока эти бандюги были подо мной,
успевал, не торопясь, досчитать до тридцати и заползал обратно в вагон. Скажу сразу, что
к концу съемок голова у меня раскалывалась, как спелый арбуз, и я мечтал только
добраться до гостиницы.
Решили начать съемки этого кадра "крупным планом". И все началось так, как
я уже несколько раз описывал. Правда, порча первого дубля была на моей совести. Как
только режиссер крикнул:
– Борька, умирай! – и началась съемка.
Вдруг в разговор бандитов ворвался вопль главного:
– Ча-асы, Борис часы-ы… Почему они на руке?
Я забыл сказать, что ношу часы на правой руке, может во время репетиций
главный просто не обратил внимания на мою правую руку, а во время первого же дубля
заметил. Что ж, пришлось обратно забираться в вагон. Снял я часы и положил их в карман
брюк. Съемки продолжились, и на удивление, через три – четыре дубля режиссер громко
произнес:
– Все! Закончили. Всем спасибо!
Домой, то есть в гостиницу, я уже ехал "киноартистом!" А этот "крупный" план
хорошо видно в первой серии фильма "Адъютант его Превосходительства", правда, свои
руки ну и голову, конечно, узнаю, похоже, только я сам. Ну и ладно!
Лето, Киев, 1969 год.