Л.А. Климов &quot

Опубликовано в книге: Творчество Леонида Андреева : современный взгляд : материалы международной
научной конференции, посвященной 135-летию со дня рождения писателя, 28-30 сентября 2006 г. /
[редкол. : ... к.ф.г. Ковалев П. А. (отв. ред.), к.ф.н. Тюрин Г. А.]. Орел : Картуш, 2006 (Орел :ООО
Полиграфическая фирма "Картуш"). 198 с.
Л.А. Климов
Санкт-Петербург
ЦВЕТ В ТВОРЧЕСТВЕ ЛЕОНИДА АНДРЕЕВА 1898 – 1904 гг.
Проблема цвета в произведениях Л. Андреева – наименее изученный
аспект его творчества и представляет большой интерес, во-первых, для
углубления понимания художественного мира писателя, и, во-вторых, для
изучения некоторых теоретических аспектов функционирования цвета в
художественном тексте. Уже при постановке проблемы следует учитывать
её двустороннюю сущность, т.е. данная проблема выходит за рамки строго
литературоведческого исследования и заходит в поле проблематики
интермедиального раздела компаративистики. Целью данной статьи
является рассмотрение цвета в произведениях Л. Андреева 1898-1904 гг.,
его значения и художественных функций.
Современное изучение литературы вне связи с другими видами
искусства представляется обеднённым и недостаточно эффективным
вследствие того, что все виды искусства тесно связаны друг с другом и
имеют известную долю взаимопроникновения. Цвет является, в первую
очередь,
художественно-выразительным
средством
изобразительного
искусства. В художественном тексте цвет теряет свою наглядность и
становится умозримым, представляемым. Литература и изобразительное
искусство, имея некоторые точки соприкосновения, принципиально
различны по способу воздействия на реципиента, что порождает
особенности в использовании цвета и других средств художественной
выразительности.
Цвет в художественном тексте обладает рядом характеристик, среди
которых изобразительность, знаковость и символичность – основные.
Изобразительность цвета напрямую связана с формой и воспринимается
1
определённо и однозначно. Читаем «красный дом» и представляем именно
красный дом. Многие слова и образы изначально содержат в себе некую
цветовую ассоциацию и в большинстве случаев не требуют конкретизации,
только в случае необходимости выделения какого-либо предмета из
группы ему подобных.
Знаковость цвета более сложная категория. На этом уровне цвет
продолжает быть связанным с формой, но появление его в тексте является
отсылкой к чему-то другому. Например, Л.Андреев часто использует цвет
одежды как обозначение рода деятельности человека. В рассказе «Петька
на даче» дважды фигурирует «ярко-синий» сторож1. В цветовой палитре
городской среды данный цвет теряется и, будучи определённым и обладая
представляемостью, появляется на одно мгновение очень ярко и красочно
для обозначения некоего «сторожа вообще» и тут же гаснет.
Очень часто цвет становится символичным. По словам С. Аверинцева,
«предметный образ [которым в данном случае является собственно цвет –
Л.К.] и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса,
немыслимые один без другого, но и разведённые между собой и
порождающие символ»2. Т.е. цвет, выполняя изобразительную функцию в
произведении,
одновременно
открывает
перед
читателем
некую
«символическую глубину», «смысловую перспективу». Например, чёрный
цвет в произведениях Л.Андреева всегда легко представим и часто
является символом некоего окружения человека, «где всё страшно, жутко,
уродливо»3. Чёрный – символ низов общества, изображённых в рассказах
«В подвале», «Ангелочек» и др.
Для Л. Андреева наиболее важна ещё одна характеристика цвета – его
экспрессивность. Акцент на экспрессивности отдельных семантически
важных деталей художественного пространства явился одним из способов
Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6 тт. - М., 1990-1996. С. 141-142. В дальнейшем ссылки на это
издание даются, том – римскими, страницы латинскими цифрами.
2
Аверинцев С. Символ//Литературная энциклопедия терминов и понятий. – М., 2001. С. 976-978.
3
Кофанов Н.И. Цвет в произведениях Леонида Андреева и в живописи экспрессионистов//Стиль
писателя и культура эпохи. Межвузовский сборник научных статей. Пермский университет. Сыктывкар,
1984.. 77.
1
2
радикального изменения изобразительного языка и лёг в основу эстетики
экспрессионизма, связь творчества Андреева с которой неоднократно
отмечалась в критике и литературоведении4.
Таким образом, основным свойством и функцией цвета является его
изобразительность,
которая
Изобразительность
цвета
тесно
для
связана
Андреева
с
представляемостью.
является
вспомогательной
функцией, так как его не интересует изображение само по себе. По словам
М.
Неведомского,
«вся
суть
и
вся
тайна
внешних
приемов
художественного творчества коренится не в объективной точности, а в
безусловно субъективном и произвольном выборе той точки, на которую
должен нажать палец, <…> в произвольном выборе той стороны явления,
которая сразу посвятит зрителя, читателя, слушателя в переживаемое
художественное настроение»5. Через изображение, преодолевая его,
Андреев говорит о явлении и, что более важно, его сущности. Цвет
перестаёт
быть
сугубо
изобразительным,
но,
не
теряя
связи
с
изобразительностью, работает на раскрытие заложенной в произведение
авторской
идеи.
Пронизывая
произведение
насквозь,
он
как
бы
цементирует весь его каркас.
Для
понимания
цвета
в
художественном
тексте
важен
воспринимающий субъект. Например, в рассказе «Что видела галка»
имеется следующее описание пейзажа: «Над нею [галкой – Л.К.] уходило
вверх зеленовато-бледное небо, с одной стороны слившееся в дымчатой
мгле с землёю. С другой стороны, той, где только что зашло солнце,
замирали последние отблески заката, галке был виден багрово-красный,
матовый шар опускавшегося солнца» (I, 78). Данный пейзаж очень
характерен для экспрессионистической живописи. Если попытаться
мысленно ограничить его рамой картины, то на ней будет представлено
одновременно две точки зрения: точка зрения автора, художника
См., например, Иоффе И. Кризис современного искусства. Л., 1925; Дрягин К.В. Экспрессионизм в
России. Вятка, 1928.
5
Неведомский М. О современном художестве. Леонид Андреев//Мир Божий. 1903, № 4. Отд.I. С.5.
4
3
(повествователя, для которого солонце уже зашло) и точка зрения
персонажа (галка, которая с высоты полёта солнце ещё видит). По
наличию двух точек зрения этот пейзаж напоминает, например,
«Подсолнухи» В. Ван Гога.
С помощью цвета Андреев создаёт полихромную художественную
действительность, в которой преобладают черный, белый, красный,
желтый и серый цвета. Наиболее богат оттенками красный цвет. Это,
видимо, связано с реальными свойствами красного цвета. В.Кандинский
характеризовал его так: «Красный цвет может подвергаться в реальной
действительности большим изменениям, отклонениям и различениям. В
материальной форме красный цвет очень богат и разнообразен»6. Менее
богаты оттенками жёлтый и серый. «Чёрное и белое оттенками бедновато,
их долю разделил серый цвет. Остальные цвета оттенками почти не
представлены»7.
Цвет используется Андреевым в портрете и пейзаже, но зачастую
сложно сказать, где заканчивается один и начинается другой. Эту
особенность заметил ещё М. Неведомский: «Обстановка изображается, не
как фон только, на котором выступают действующие лица, а трактуется в
связи с этими лицами: прослеживаются те рефлексы, которые она
отбрасывает на их фигуры»8. В произведениях Андреева портрет и фон
сливаются в неразделимое целое. Например, в рассказе «В тёмную даль»
образ Александра Антоновича, отца Николая, целиком передан через
белый цвет, и белый в собственно портрете дополняет или, лучше сказать,
продолжает белый цвет фона: «Александр Антонович <…> с силой ударил
по белому, блестящему кафелю. Потом вытер платком руку, к которой
пристала белая полоска извести, и сел заниматься. И опять лицо его белело
той страшной бледностью, которая напоминает смерть» (I, 256). Таким
образом, герой слит с пространством белого дома, и только Николай
Кандинский В.О духовном в искусстве. – М., 1992. С. 74.
Кофанов Н.И. Указ.соч. С. 78.
8
Неведомский М. Указ.соч. С 6.
6
7
4
выделяется из него своей «чёрной мокрой бородкой» (I, 253) и «взглядом
чёрных глаз» (I, 253). «Белый» дом с появлением «чёрного» Николая
перестал жить по своим законам и в нём «царили страх и беспокойство» (I,
252). В художественном пространстве рассказа чёрный цвет несёт в себе
некую дисгармонию, и вся обстановка как будто выдавливает носителя
этого цвета в ту «тёмную даль», с которой Николай в конечном итоге
сливается, «словно тая в серой мгле» (I, 264).
Одним из самых характерных, по-андреевски скроенных, рассказов
является рассказ 1899 года «Петька на даче», посвященный проблеме
детства «без детства». В рассказе создается два мира, противоположных
друг другу. Первый из миров – город. Урбанистический пейзаж в раннем
творчестве Андреева не отличается большим разнообразием и в целом суть
его выражена в одной из мыслей о. Игнатия в рассказе «Молчание»: «И
ему представилось что-то
большое, гранитное, страшное, полное
неведомых опасностей и чуждых, равнодушных людей» (I, 196). В рассказе
«Петька на даче» встречаем следующее описание: «… жизнь начиналась с
самого утра. Деревья бульвара, серые от пыли, неподвижно млели под
горячим,
безжалостным
солнцем
и
давали
такую
же
серую
неохлаждающую тень». (I, 141). Это пространство, видимое из окна
парикмахерской, населено «ярко-синим сторожем» и разнообразными
людьми, среди которых, например, встречались такие как женщина, чьи
«растрёпанные волосы волочились по песку, а полуобнаженное тело,
грязное и желтое при дневном свете, цинично и жалко выставлялось
наружу» (I, 142). С помощью всего нескольких цветов Л.Андреев
мастерски создает цветовую гамму города: серые от пыли деревья, серые
ненасыщенные и неохлаждающие тени, серые люди («как будто на одно
лицо и одинакового возраста» (I, 142)) и на этом фоне несколько
выделяются ярко-синий сторож и тяготеющая к серому желтая женщина
(может быть, – пожелтевшая белая женщина). Впечатление от описанного
города настолько сильное, что в конце рассказа, когда Петька
5
возвращается в город, Андрееву уже не нужно описывать его заново и
окрашивать в цвета, а достаточно, лишь вызвать у читателя ассоциации с
первым описанием через лейтмотив: «там пьяный мужчина бил такую же
пьяную женщину» (I, 142, 148).
Второй мир, дача, наполнен разнообразными красками, среди которых
явно доминируют белый, зелёный и синий (голубой). Уже в окне поезда
«небо голубело, <…> и по нем плыли, как ангелочки, беленькие радостные
облачка» (I, 144). На даче Петька попадает в мир, где «полянки, светлые,
зелёные, весёлые, точно поющие всеми своими яркими цветами он любил
и хотел бы приласкать их, как сестёр, а темно-синее небо звало его к себе
и смеялось, как мать» (I, 145). Вместе с переменой окружающего
пространства произошла также метаморфоза с самим Петькой: в городе
«посетители с брезгливостью смотрели на этого худенького, веснушчатого
мальчика, у которого глаза всегда сонные, рот полуоткрытый и грязнопрегрязные руки и шея. Около глаз и под носом у него прорезались
тоненькие морщинки <…> делали его похожим на состарившегося
карлика» (I, 142-143); на даче же «как будто по этому лицу кто-нибудь
провел горячим утюгом, разгладил морщинки и сделал его белым и
блестящим» (I, 144).
Дача в этом рассказе представляет собой топос
прекрасного места, некий райский сад, эдем, то «какое-нибудь другое
место» (I, 142) куда Петьке хотелось уехать, то, «чего не бывает, чего
никто не видел и никогда не слышал» (I, 148).
С помощью всего нескольких цветов Андреев мастерски создаёт два
антагонистических мира, один из которых исключает другой. Оба мира не
могут существовать одновременно – «фактом» является в одном случае
«удочка», в другом - «Осип Абрамович». Мир серого города поглощает
людей, превращая их в однородную массу, нивелирует возраст; другой
мир, насыщенный различными красками, на одно мгновение ставит всё на
свои места, чтобы в тот же миг рассеяться и превратиться в призрак и
воспоминание.
6
Пространство рассказа «Молчание» насквозь пронизано белым
цветом, который является в данном случае символом смерти. Белый цвет
исходит от Веры и постепенно заполняет всё пространство дома о. Игнатия
и поглощает его самого. Верина рука в начале рассказа сравнивается с
белизной летнего одеяла, «такая она была белая, прозрачная и холодная»
(I, 196). Поле смерти Веры «одетые белыми чехлами высокие кресла
стояли точно мертвецы в саванах» (I, 198), а «лунный свет яркой полосой
падал на окно и на пол и, отраженный от белых, тщательно вымытых
досок, сумеречным полусветом озарял углы, и белая чистая кровать <…>
казалась призрачной и воздушной» (I, 202). В образе о.Игнатия белый цвет
постепенно начинает доминировать, и в какой-то момент сам о.Игнатий
сливается со всем белым в этом доме: с креслами-мертвецами, кроватью,
полом, - и, «неслышно ступая босыми ногами, похожий на белый
призрак», скитается по Вериной комнате. Смерть как будто проникает в
него, он постоянно пытается найти ответы на свои вопросы и слышит
лишь «молчание», которое и является в данном рассказе метафорой смерти
– смерть в этом случае есть не небытие, а «когда те, кто молчит, казалось,
могли бы говорить, но не хотят» (I, 199). Явление экзистенциального,
метафизического
одиночества
реализуется
через
отсутствие
коммуникации.
В повести «Жизнь Василия Фивейского» как итоговом произведении
раннего творчества значение цвета наиболее велико. С помощью черного
цвета в повести реализуются два основных мотива – мотив рока и мотив
экзистенциального одиночества.
Черные глаза в раннем творчестве
Андреева почти всегда являются воплощением идеи непознаваемости
человека, его закрытости от остальных людей. Опорной точкой в описании
о.Василия являются его глаза, которые «были маленькие, ввалившиеся,
чёрные как уголь, и ярким светом горел в них отразившийся небесный
пламень» (I, 491). Глаза о.Василия – «два черных пятна» (I, 500), в которых
невозможно ничего разглядеть, они как будто глядят не вовне, а внутрь, и
7
«кто бы ни видел его, всякий спрашивал себя: о чём думает этот человек»
(I, 504). И «дума» о.Василия окрашена всё тем же непроницаемым черным
цветом, «когда между двумя сказанными словами зияли черные провалы
притаившейся далёкой мысли; тяжелой пеленой висела она над его
глазами, и туманен был далёкий взор, тускло мерцавший из под нависших
бровей» (I, 504).
О.Василий чернотой своих глаз и всей фигуры контрастирует со всем
окружающим. Дочь Настя видит его «огромным и черным» «на фоне
тускло белевшего окна» (I, 509); в тёмной церкви его «чёрная тающая
тень» тянется по «багрово-красной полосе» от устья печи (I, 535). Чернота
и контрастность о.Василия пугает, порождает безотчетный страх Ивана
Порфирыча: «На него смотрели бездонно-глубокие глаза, черные и
страшные, как вода болота и чья-то могучая жизнь билась за ними, и чьято грозная воля выходила оттуда, как заострённый меч» (I, 546). Чернота
о.Василия,
с
одной
стороны,
углубляет
ощущение
одиночества,
обособленности от полихромной действительности и, с другой стороны,
является порождением той «черной тени грядущего» (I, 490), того
«сурового и загадочного рока» (I, 489), который тяготел над всей его
жизнью.
Белый цвет в повести «Жизнь Василия Фивейского», как и в рассказе
«Молчание», является символом смерти. Белый цвет, в первую очередь,
связан с образом попадьи. После смерти их сына белый цвет начинает
преобладать в её образе: упоминается её рука, «как мраморная: белая и
тяжёлая» (I, 490), «белые пальцы, озаренные ярким светом лампы» (I, 497)
и в самом конце «знакомое и дорогое» о.Василию лицо попадьи
превращается в «сплошной белый пузырь» (I, 526). После смерти попадьи
белый цвет перерождается в бабочек, которые летали «то пропадая во
тьме, то белея, как хлопья кружащегося снега» (I, 527).
Голубой цвет у Андреева всегда семантически наполнен. В раннем
творчестве голубой цвет всегда выступает как некое благо или надежда. В
8
этом контексте интересен один эпизод из рассказа «Защита»: в то время
как зал суда представляет собой душное и бесцветное пространство,
Андрей Павлович Колосов «закрывает глаза и, как преступник перед
казнью, видит в глубокой дали солнце, зелёные луга, голубое чистое небо»
(I, 67). В повести «Жизнь Василия Фивейского» голубой несколько раз
встречается в описании пламени лампады как некоего неземного,
божественного и в тоже время хрупкого света и достигает смысловой
глубины в финале повести, когда о.Василий бежит к «голубой полоске»,
светлеющей на западе. Она как щель, в которую он ещё пытается
проскользнуть, в то время как черная туча всё более и более сужает её и,
стремясь сомкнуться с горизонтом, грозит оставить его в западне, наедине
с бременем его рока. Голубая полоска в повести выступает как некая
возможность выхода из черной спирали горестей и боли этого мира.
9