АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА З.А.ХАРИТОНЧИК

З.А.ХАРИТОНЧИК
ЛЕКСИКОЛОГИЯ
АНГЛИЙСКОГО
ЯЗЫКА
Допущено
Министерством образования Республики Беларусь
в качестве учебного пособия для студентов
институтов и факультетов иностранных языков
Учебник скачан с сайта www.filologs.ru
МИНСК
"ВЫШЭЙШАЯ ШКОЛА"
1992
ББК 81.2Англ-923
Х20
Рецензенты: кафедра английской филологии № 1 Санкт-Петербургского
университета; канд. филол. наук доцент кафедры английской филологии
Иркутского государственного педагогического института иностранных языков
А.П.Владимирцева.
Редактор издательства Л.Д.Касъянова
Учебник скачан с сайта www.filologs.ru
ISBN 5-339-00772-3
© З.А.Харитончик, 1992
3
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предлагаемое учебное пособие по лексикологии современного
английского языка задумано как дополнение и продолжение замечательных
учебников по английской лексикологии И.В.Арнольд, коллектива авторов
Р.З.Гинзбург,
С.С.Хидекель,
Г.Ю.Князевой,
А.А.Санкина,
пособия
Э.М.Медниковой и других, по которым в течение многих лет успешно училось
не одно поколение студентов и аспирантов. Необходимость такого пособия
продиктована
непрерывным
развитием
лингвистической
мысли,
значительными достижениями советских и зарубежных лингвистов в области
лексикологии, новыми сведениями, полученными в результате многочисленных
лексикологических исследований, новыми решениями кардинальных
лексикологических проблем. Главная отличительная черта предлагаемого
пособия видится нам в принятом в пособии ракурсе освещения описываемых
проблем с позиций коммуникативной Лингвистики - доминирующего
направления в современном языкознании и попытке рассмотрения языковых
явлений с точки зрения их когнитивной значимости. Сопоставительная
ориентация описания лексической системы современного английского языка в
сравнении, где это возможно, с лексикой современного русского языка -еще
одна важнейшая характеристика данного пособия.
Жанр вузовского пособия требует как включения элементарных
сведений, так и освещения проблем спорных и нерешенных. В данном пособии
предпринята попытка соединить эти два направления и в ряде случаев
изложить взгляды автора и его интерпретацию языковых фактов, многие из
которых почерпнуты из кандидатских Диссертаций и специальных
монографий. Ссылки на них в тексте Вузовского пособия по техническим
причинам, к сожалению, не могут быть даны.
Пособие направлено как на учебный процесс, так и на подготовку
молодых специалистов к самостоятельной научно-исследовательской работе и
предназначается студентам языковых вузов, аспирантам, преподавателям
английского языка и научным работникам.
Автор
4
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
русские
анат. —анатомия
англ. — английский, в английском языке
бран. — бранное слово или выражение
воен. — военное дело
геол. — геология
горн. — горное дело
ед. ч. — единственное число
жарг. — жаргонизм
зоол. — зоология
кул. — кулинария
мор. — морское дело
нем. — немецкий, в немецком языке
охот. — охота
перен. — в переносном значении
полигр. — полиграфия
поэт. — поэтическое слово
прош. — прошедшее время
разг. — разговорное слово, выражение
рел. — религия
рус. — русский, в русском языке
спорт. — физкультура и спорт
тех. — техника
уст. — устаревшее слово, выражение
фин. — финансовый термин
шотл. - употребительное в Шотландии
эл. — электротехника
юр. — юридический термин
английские
adj. - adjective
conj. - conjunction
e. g. - for example
esp. - especially
f. - from
Gk. - Greek
L. - Latin
LL - Late Latin
ME - Middle English
n - noun
OE - Old English
OF - Old French
ON - Old Norse
prep. - preposition
v - verb
5
ВВЕДЕНИЕ
Предмет и задачи лексикологии как раздела науки о языке и как
учебной дисциплины
Для осуществления коммуникации и выполнения задач, стоящих перед
говорящим в процессе общения, в языке существуют специальные единицы.
Это уже готовые к употреблению слова, с помощью которых человек называет
предметы и свойства окружающего его реального мира, явления своей
психической деятельности и т.д., устойчивые словосочетания, также
функционирующие как имена, но имена комплексного типа, и морфемы,
наименьшие значимые элементы языковой системы, с помощью которых
говорящий может образовать понадобившееся ему в ходе общения
наименование, а слушатель распознать его, т.е. понять значение такого
новообразования. В общей своей совокупности данные единицы,
представляющие собой не что иное, как строительный материал для
коммуникантов, образуют систему лексических единиц языка, или его
словарный состав.
и Лексические единицы являются двусторонними языковыми
сущностями, им присущи как форма, определенная звуковая оболочка, так и
значение. Например, в английском языке слово book имеет значение 'книга' и
называет соответствующий класс объектов реального мира; словосочетания big
card и cakes and ale имеют значения 'главарь, заправила, важная персона' и
'удовольствия, развлечения' соответственно; морфема -less сигнализирует об
отсутствии того, что называется единицей, в сочетании с которой она
употреблена (например, ageless 'не стареющий, не имеющий определенного
возраста', homeless 'бездомный, бесприютный' и т.д.). Будучи двусторонними
языковыми сущностями, лексические единицы отличаются от других
лингвистических единиц, в частности от фонем” которые выполняют
смыслоразличительную функцию, но сами не обладают значением. В то же
время лексические единицы, являясь готовым строительным материалом,
воспроизводятся в речи. В этом состоит их главное отличие от свободных
словосочетаний и предложений – единиц синтаксических, которые образуются
в процессе говорения, а не даны заранее говорящему. Несомненно, что в
процессе коммуникации говорящие могут создавать, или порождать, новые
слова, которых не было в словарном составе языка, но эти вновь созданные
лексические единицы лишь тогда обретут статус конституентов словарного
состава данного языка, когда они будут приняты всем языковым коллективом.
Наука, задачей которой является изучение словарного состава языка во
всей совокупности и сложности взаимодействия составляющих его элементов,
называется лексикологией (англ. lexicology от греческого lexis 'слово, речь',
lexicos 'относящийся к словам, о словах' и logos 'учение').
Пересекаясь и находясь в тесной взаимосвязи с другими разделами науки
о языке, например с фонетикой, которую лексические единицы интересуют
6
прежде всего с точки зрения их звукового строения, или с грамматикой,
изучающей грамматические аспекты лексических единиц в отвлечении от их
индивидуальных свойств, и другими, лексикология тем не менее выдвигает
свой круг проблем. Она призвана раскрыть наиболее существенные
характеристики лексических единиц, дать системное описание словарного
состава языка, закономерностей его становления, функционирования и
развития. С этой целью лексикология ведет свое исследование словарного
состава языка по многим направлениям. Важнейшим из них является анализ
семантических характеристик лексических единиц, изучение природы и
компонентов их значения, связи значения со звуковой формой и с другими
значениями и т.д. В центре внимания лексикологических исследований
находятся также проблемы строения лексических единиц, их морфемного
состава, закономерностей их образования. Морфемы, входящие в словарный
фонд языка, анализируются с точки зрения их деривационного потенциала, т.е.
активности в процессах образования лексических единиц языка,
комбинаторики с исходными, производящими базами, и функций, которые они
выполняют в языке. Существенным звеном лексикологических изысканий
является
анализ
сочетаемости
лексических
единиц,
факторов,
детерминирующих возможность или невозможность того или иного
употребления слова, законов формирования устойчивых словосочетаний,
общих и специфических черт фразеологических словосочетаний по сравнению
с другими типами языковых единиц. Значимая роль в лексикологическом
анализе отводится классификации лексических единиц, описанию отношений
как между единицами одного типа и класса, так и между единицами разных
типов и классов. С помощью классификационных схем раскрываются
системные отношения в словарном составе языка, существующие в нем
сложные взаимосвязи и корреляции.
Задачи лексикологии не исчерпываются описанием статического аспекта
словарного состава языка, каким бы важным данный аспект ни был, особенно
для прикладных целей – методики преподавания языка, лексикографии,
инженерной лингвистики и т.д. Лексикология изучает словарный состав языка
также и в плане его формирования, обогащения и функционирования. С этих
позиций, направленных на раскрытие динамической стороны лексической
системы, важное место принадлежит изучению происхождения лексических
единиц, их этимологических характеристик, процессов ассимиляции
заимствованных элементов, с одной стороны, и анализу особенностей
словарного состава в зависимости от территориальной, социальной и другой
дифференциации языкового коллектива, ситуации коммуникации, ролей
участников процесса общения – с другой.
Таким образом, лексикология ставит своей целью многоаспектное и
комплексное описание свойств словарного состава языка. Этим она отличается
от лексикографии, цель которой – составить перечень лексических единиц
языка, провести регистрацию элементов словарного состава во всей полноте их
характеристик, что и находит свое отражение в словарях. Естественно, что при
составлении подобного реестра словарного состава лексикографы опираются на
7
накопленные лексикологией теоретические описания лексических единиц, в то
время как лексиколог зачастую обращается к словарям в поисках необходимого
материала и нужных ему для анализа сведений.
Для своих общетеоретических выводов и заключений общая
лексикология черпает информацию из лексикологии конкретных языков,
которые дают анализ свойств лексических единиц в том или ином языке. Так,
лексикология русского языка сообщает о характеристиках словарного состава
русского языка, лексикология английского языка изучает общие и
специфические черты лексических единиц английского языка. Данная книга курс лекций по лексикологии современного английского языка, изучающий
лексику английского языка во всем многообразии ее единиц и связей между
ними, многоплановости свойств и особенностей по сравнению с лексическими
единицами других языков, прежде всего русского, на современном этапе
существования.
Необходимо отметить, что лексикология как самостоятельная
лингвистическая дисциплина и лексикология английского языка, являющаяся
ее частной ветвью, сложились и развиваются в рамках советской науки о языке.
Этому способствовали тот факт, что в советской лингвистике никогда не угасал
интерес к семантике, к слову в целом, а также проводимый советскими
лингвистами широкий фронт лексикографических работ, которые требуют для
своих практических нужд теоретических изысканий и обобщений о составе и
свойствах лексических единиц языка. В настоящее время благоприятствующим
фактором для развития лексикологии является также возросший интерес к
лексикологическим исследованиям в зарубежной лингвистике, в которой
проблемы лексикона стали важнейшей составной частью общей теории языка.
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Назовите единицы, образующие в своей совокупности словарный состав
языка.
Назовите особенности лексических единиц по сравнению с такими
языковыми единицами, как фонема и предложение.
Перечислите основные проблемы лексикологического анализа
словарного состава языка.
Определите отличия лексикологического аспекта изучения словарного
состава языка от лексикографического его описания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка. — 3-е
изд. — М., 1986. - (На англ. яз.).
2. Смирншкий А.И. Лексикология английского языка. — М., 1956.
3. Хидекелъ С.С., Гинзбург Р.З; Князева С.С., Санкин А.А. Английская
8
лексикология в выдержках и извлечениях. —Л., 1969.
4. Ginzburg R.S; Khidekel S.S., Knyazeva G.Y; Sankin A.A. A Course in
Modern English Lexicology. - Second ed. - M., 1979.
9
Глава I. ЛЕКСИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ ЯЗЫКА
§ 1. СПОСОБЫ НОМИНАЦИИ И МОТИВИРОВАННОСТЬ
ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
Возникновение
и
функционирование
лексических
единиц
детерминируется прежде всего потребностями общения и связано с процессами
номинации, т.е. процессами называния того или иного объекта, явления,
свойства и т.д.
Для построения высказываний, в которых говорящий передает своему
собеседнику или собеседникам ту или иную мысль, сообщает какую-то
информацию, необходим строительный материал. Номинация, в результате
которой осуществляется создание этого строительного материала и тем самым
создание системы материальных, чувственно воспринимаемых языковых
знаков, призванных ответить на нужды языкового коллектива в обозначениях
отдельных предметов и классов предметов, их свойств и отношений, а также
фактов, событий и ситуаций, - чрезвычайно сложный процесс. Он
характеризуется многообразием форм, способов, функций. В общих описаниях
процессов номинации, предложенных советскими учеными, особое внимание
привлекает разграничение процессов номинации, во-первых, по типу языковых
форм и объектов номинации. В зависимости от используемых языковых форм слов, словосочетаний или предложений – в пределах общей категории
номинации выделяют: а) номинацию через слово и словосочетание
(лексическая номинация), б) номинацию через предложение (пропозитивная
номинация), в) номинацию через текст (дискурсивная номинация).
Лексическая номинация используется, как правило, для именования
элементов внешнего и внутреннего опыта человека. Объектами лексической
номинации, или номинатами, выступают определенные элементы
действительности: предмет, качество, процесс, отношения (временные,
пространственные, количественные и т.д.), любой реальный или мыслимый
объект. Названные элементы номинации находят выражение в любом языке и
формируют объективный фундамент для возникновения основных классов
слов, их называющих, - существительных, глаголов, прилагательных, наречий,
числительных, различного рода служебных слов.
В качестве объекта наименования при препозитивной номинации
выступает микроситуация – событие, факт, объединяющие ряд элементов и
представляющие собой сложные и многоплановые образования.
Объектом наименования через текст, или дискурсивной номинации,
становится еще более сложная цепь ситуаций.
Очевидно, что по мере усложнения объекта номинации возрастает и
сложность используемых средств номинации. Путем сочетания слов –
исходных и простых единиц номинации, используемых в различных их формах
(о законах комбинаторики слов в процессах словообразования, формирования
словосочетаний и предложений речь будет идти в соответствующих разделах),
10
говорящий строит наименования, более сложные по своей структуре, и
получает в результате комплексные единицы: производные слова,
словосочетания, предложения и в конечном итоге текст. В общем реестре
языковых единиц слово выступает как основная, главная и ведущая единица
номинации, по отношению к которой все другие единицу оказываются
производными или вспомогательными.
Описанная связь между объектом номинации и средствами его
обозначения не является жесткой. Словом можно назвать и событие, и факт, а
предложением – любые предметы (напр., Это то, что лежало на столе). В то же
время она отражает наиболее типичное соотношение данных величин и ту
очевидную тенденцию к усложнению используемых средств номинации по
мере усложнение объекта номинации.
Вторым важнейшим направлением при описании процессов номинации
является их рассмотрение в функционально-генетическом аспекте, с точки
зрения использования языковых элементов и единиц в их основной, первичной
функции, т.е. непосредственно для того, для чего эти единицы были специально
созданы, или же в иных номинативных целях. Использование языковых форм в
их первоначальных целях для обозначения определенных объектов известно
как первичная, или прямая, номинация, а сами формы – как первичные
языковые знаки. Однако потребность в наименованиях огромна и практически
бесконечна, как бесконечен познаваемый человеком мир во всем многообразии
уже открытых и открываемых вновь в процессе деятельности людей свойств и
связей. Создание для каждого отдельного объекта, явления или отдельного
класса объектов, явлений, свойств, отношений и т.д. отдельного, только ему
присущего обозначения повлекло бы за собой возникновение чрезвычайно
громоздкой и соответственно неудобной в применении лексической системы. В
силу этого, а также, возможно, вследствие ограничений, накладываемых
объемом человеческой памяти и другими особенностями человеческой
психики, один и тот же языковой элемент зачастую используется для
обозначения, помимо уже обозначенных им, каких-то иных объектов, явлений,
свойств и выполнения каких-то иных функций. Так осуществляется вторичная
номинация и образуются вторичные наименования типа англ. hand, которое в
первичной своей функции обозначает 1) рука (кисть), а в результате процессов
вторичной номинации приобрело значения: 2) передняя лапа или нога, 3)
власть, распоряжение, 4) ловкость, умение, 5) работник, рабочий, 6) крыло
(семафора) и другие. Вторичными наименованиями являются и лексические
единицы типа англ. keyhole 'замочная скважина', возникшего как результат
сложения key 'ключ' и hole 'дыра, отверстие', hunter 'охотник', kindness 'доброта',
образованные путем суффиксации, black pudding 'кровяная колбаса' и многие
аналогичные им примеры как в английском, так и любом другом естественном
языке.
Неоднократное использование языковых форм в целях номинации имеет
огромное значение, поскольку: а) дает возможность с помощью уже
имеющихся в языке средств обозначить то, для чего не было специального
названия, и тем самым восполнить языковые лакуны, б) создает
11
стилистический эффект (например, при употреблении наименований животных
для обозначения людей, обладающих какими-то отрицательными качествами,
ср. cat 'сварливая женщина' и goose 'дурак, дура, простофиля', bulldog 'упорный,
цепкий человек' и др.), в) обеспечивает строевую, служебную функцию (ср.
использование глаголов be, have, do и др. в качестве вспомогательных при
образовании временных форм глаголов в современном английском языке).
Употребление языковых элементов как в своих собственных, первичных,
так и во вторичных, несобственных функциях приводит к формированию
основополагающего свойства языковых знаков – их асимметрии, или
неоднозначному соответствию языковой формы (комплекса звуков или букв) и
ее содержания, сформулированному С. Карцевским в виде принципа
"асимметричного дуализма".
Способность языковой формы быть связанной с целым рядом означаемых
и выражать соответственно несколько значений и, наоборот, связь одного
означаемого с несколькими языковыми формами становятся возможными
благодаря кардинальному свойству исходных, первичных языковых единиц, а
именно: их произвольности, или немотивированности. Несмотря на прямое и
неразрывное единство формы и содержания лексических единиц, принятых
определенным языковым коллективом, сама форма, избираемая для
обозначения того или иного объекта, явления и т.д. и выражения определенного
содержания, не зависит от обозначаемой вещи, т.е. Условна, или произвольна,
по отношению к означаемому, что доказывается в первую очередь
существованием различных языков. У первичной языковой формы, как
указывает Ф. де Соссюр, нет с данным означаемым в действительности никакой
естественной связи. Вследствие произвольности языкового знака выбор
звукового комплекса для нужного говорящему обозначения не обусловлен
никакими свойствами обозначаемого. Это позволяет использовать для
номинации различные технические приемы и способы: звукоподражание,
использование звукового комплекса, означающего какой-либо из признаков,
присущих обозначаемому явлению (наиболее распространенный способ),
образование одного слова от другого слова и словосложение, образование
фразеологических
словосочетаний,
заимствование
и
калькирование.
Перечисленные способы номинации, как указывает акад. Б.А. Серебренников,
являются общими для всех языков мира.
Используя, однако, довольно ограниченную систему способов выражения
смысла и единую в принципе технику номинации, разные языковые
коллективы создают тем не менее оригинальные системы наименований, в
упорядочивающем виде представляющие многообразие окружающего мира и
являющиеся тем самым его своеобразными языковыми картинами. В основе
этой оригинальности лежат, во-первых, особенности условий –
территориальные, климатические, экономические, социальные и т.д. –
существования того или иного языкового коллектива, порождающие наличие в
языках так называемой безэквивалентной лексики, обозначающей присущие
только жизни конкретного языкового коллектива реалии. Примерами
безэквивалентной лексики могут послужить обозначения денежных знаков
12
(типа англ. penny 'пенни', pound 'фунт', shilling 'шиллинг', farthing 'фартинг',
guinea 'гинея'), система наименований, связанных с административным
делением страны, органами управления, учреждениями, политическими
партиями и т.д. (например, англ. borough 'небольшой город, поселок городского
типа; имеющий в соответствии с королевской хартией муниципальный совет',
whip 'парламентский партийный организатор', sheriff 'шериф (в Англии:
главный представитель правительства в графстве)' и т.д., названия игр (англ.
cricket 'крикет', golf 'гольф', dibs 'дибз, "бараньи косточки",' darts 'дартс,
"дротики"'' и многие другие.
Во-вторых, определенное влияние на создание специфической языковой
картины мира оказывает различная продуктивность использования в языках тех
или иных способов наречения. В английском языке широкое применение
нашли заимствование и словосложение, не столь распространенные, например,
во французском языке.
Главной же причиной своеобразия языковых картин мира является,
однако, специфика номинативной деятельности человека универсальной в
своих процессуальных аспектах и диалектически противоречивой при выборе
свойств и признаков, которые могут быть положены в основу наименования.
Об этом свидетельствуют многочисленные несовпадения даже в
звукоподражательной лексике, в которой, казалось бы, единая техника
номинации (имитация) и единый набор свойств (звуковые проявления),
избираемые как основание для наименования, должны были бы обеспечить
тождественный в разных языках результат. Такого тождества, однако, не
происходит. Ср., например, англ. cock-a-doodle-do и рус. кука-реку, англ. mewmew и рус. мяу-мяу, англ. quack-quack и рус. кря-кря, которые наряду с
некоторым сходством звуковых форм обладают значительными различиями в
этом плане. Еще более яркие расхождения наблюдаются там, где выбор свойств
и признаков именуемого объекта, на которые опираются говорящие в процессе
номинации, а также способа наименования и используемых номинативных
средств свободен и достаточно произволен. Для процессов вторичной
номинации характерна именно такая вариативность. Многообразие свойств,
отношений и связей обозначаемых объектов, их изменчивость и развитие при
сохранении тождества, индивидуальность каждого отдельного объекта в классе
однородных сущностей, равно как и специфика восприятия одного и того же
объекта в разных ситуациях и разными людьми, создают возможность опоры
при наименовании объекта на его сущностные, важнейшие, чаще всего
функционально значимые характеристики и связи, с одной стороны, или же
использование случайных, периферийных параметров. На отражении во
вторичных наименованиях реально существующих и значимых связей и
функций объектов основано наибольшее число аналогий в разных языках. Ср.,
например, англ. winnowing-machine 'веялка' от winnow 'веять', sowing-machine
'сеялка' от sow 'сеять', threshing-machine 'молотилка' от thresh 'молотить' и их
русские эквиваленты, в которых зафиксированы одни и те же признаки, а
именно:
функциональная
предназначенность
данных
предметов.
Многочисленны совпадения в выборе признака для наименования в названиях
13
лиц по профессии, местожительству и других категориях слов. В то же время
даже в этой сфере вторичной номинации, основанной на отражении в имени
важнейших свойств объектов, в Разных языках возможны несовпадения и
расхождения. Ср., например) англ. bedroom 'комната с кроватью/кроватями' и
рус. спальня 'комната, в которой спят', англ. sitting-room 'комната для сидения' и
РУС. гостиная 'комната для гостей', англ. sailor 'тот, кто плавает' и РУС. моряк
'тот, кто связан с морем' и другие. Наибольшие же расхождения (это, однако, не
исключает и соответствий) наблюдаются при выборе в процессе создания
наименования случайных, периферийных признаков и связей, т.е. в сфере
метафорических переносов.
Ср. англ. eye во вторичных значениях 'ушко иголки, петелька, глазок,
соглядатай, осведомитель' и др. и рус. глазок 'небольшое круглое отверстие в
чем-н., почка, срезаемая с растений для прививки, пигментное пятно (в окраске
насекомых, птиц, медуз и др.)', а также 'кружок, пятнышко в рисунке ткани' и
многие другие.
Лингвистика, однако, не занимается выяснением причин выбора разных
признаков в процессах номинации. Это входит скорее в компетенцию
физиологии и психологии. Для лингвистической науки, для лексикологических
исследований гораздо более важен вопрос о соотношении формы и содержания
лексических единиц, в связи с чем принципиальное значение приобретает
проблема мотивированности лексических единиц, их внутренней формы,
сквозь которую просвечивает способ выражения понятия, связь между
звуковой оболочкой и содержанием. Мотивированность, или внутренняя форма
языковых наименований, не обязательная с точки зрения функционирования
языка как семиотической системы, но возникающая как обязательное следствие
вторичного использования имени в процессах номинации, становится
важнейшей чертой, разделяющей всю лексику языка на единицы
мотивированные и не мотивированные, или первообразные. Тесная и
неразрывная связь между звучанием и содержанием, являющаяся непременным
условием существования любой лексической единицы, в мотивированных
единицах носит детерминированный характер, в то время как в единицах
немотивированных она абсолютна, условна и произвольна. Так, в современном
английском языке слова black в значении 'черный', salt в значении 'соль', ten
'десять' и многие другие не отражают в своей звуковой форме ничего, что
"подсказывало" бы говорящим их значение, и являются немотивированными
первичными лексическими единицами. Слова типа clap 'хлопать в ладоши',
cluck 'кудахтать, клохтать', chairbed 'кресло-кровать', poetess 'поэтесса', sable в
значении 'соболий мех', warm 'горячий, сердечный, теплый (о цвете)' и многие
другие, напротив, мотивированы, причем способы их мотивации разные. В
звукоподражательных словах clap, cluck и им подобных звуковая оболочка как
бы имитирует звуки, характерные для предмета или сопровождающие то или
иное его действие. Сравнение звукоподражательных слов в разных языках
(например, англ. cackle и рус. хихикать, англ. hiss и рус. шипеть, англ. bubble и
рус. булькать, пузыриться (о воде), англ. whimper и рус. хныкать и многих
других) убедительно демонстрирует, насколько приблизительна эта имитация.
14
Фонетическая мотивация, однако, представляет собой лишь частный и не
самый распространённый способ мотивации. Значительно чаще в языкам
встречаются
морфологическая
и
семантическая
мотивации.
При
морфологической мотивации значение лексической единицы "подсказывается"
самим ее составом, ее компонентами, что очевидно в вышеприведенных
примерах chairbed и poetess. Таким образом, звучание и значение
морфологически мотивированного слова обусловливаются звучанием и
значениями соединяемых единиц. В основе же семантической мотивации лежат
связи (реальные и нереальные, существенные и несущественные – см. выше),
которые обнаруживаются между первичным обозначением имени и теми
объектами, для наименования которых данное имя вторично используется в
языке, и соответственно связи между первичными и вторичными значениями
лексических единиц. Слово sable в значении 'соболий мех' предстает как
мотивированное первичным значением 'соболь', а слово warm в указанных
значениях мотивируется первичным значением 'теплый'.
В процессе функционирования мотивированность лексических единиц
может изменяться, полностью или частично исчезать. Причины потери
мотивации, или демотивации лексических единиц, различны: это фонетические
изменения (напр., cupboard 'буфет, цйсаф'), потеря признака, по которому был
назван предмет (напр., blackboard 'классная доска', которая в настоящее время
не обязательно должна быть черного цвета), утрата или изменение значения
мотивирующей единицы вплоть до полного выхода ее из употребления (напр.,
happy 'счастливый', образованное от устаревшего 'случай, счастливая
случайность') и т.д. Главная же причина демотивации лексических единиц
заключается в ненужности, необязательности мотивированности единиц для их
функционирования. Мотивация облегчает рождение слова и запоминание и
распознавание его смысла; благодаря мотивации в языке закрепляются связи и
ассоциации, существующие у говорящих о называемых объектах и явлениях
действительности. Иначе говоря, мотивация имен выступает в качестве опоры
при возникновении, хранении и распознавании лексических единиц. Но
поскольку мотивация имени не идентична его значению, отражая лишь один
какой-нибудь отличительный признак называемого объекта, а не всю
совокупность наиболее существенных его свойств, закрепляемых в значении,
то она становится избыточной, когда имя приобретает статус привычного и
закрепленного в данном языковом коллективе обозначения объекта. Не
случайно, что наиболее употребительные и самые важные слова являются
простыми, хотя этимологические - исследования показывают, что и они
возникали как мотивированные единицы, в процессе своего функционирования
подвергшиеся демотивации. Таким образом, в лексической системе
наблюдается диалектическое противоборство двух важнейших принципов:
произвольности, условности языковых знаков и их мотивированности, причем
один из них может оказаться на той или иной стадии развития языка
доминирующим. Это позволяет говорить о разной степени мотивированное™
языка, которая становится типологической характеристикой. Древнеанглийский
язык, например, по утверждению С. Ульманна, был более мотивированным
15
языком, чем современный английский, что объясняется прежде всего большим
количеством заимствований – французских и греко-латинских – в современном
английском языке.
Мотивированность особенно важна для преподавания иностранного
языка. Количественное соотношение немотивированных и мотивированных
слов и относительная частота разных видов мотивированности в разных языках
зачастую не совпадают, в результате чего немотивированным словам одного
языка в другом языке соответствуют мотивированные слова и наоборот.
Считается, например, что степень мотивированности слов в немецком языке
выше, чем в английском, вследствие большей свободы словообразования и
большего числа ономатопоэтических образований. Последствием различий в
мотивированности английского и немецкого языков является наличие многих
случаев, когда словам английского языка форма которых не подсказывает их
значения, соответствуют слова г внутренней формой в немецком языке (ср.
англ. skate 'конек' – нем. Schlittschuh дословно: 'скользящий ботинок', англ.
glove 'перчатка' – нем. Handschuh 'обувь для руки', англ. phonetics 'фонетика' –
нем. Lautlehre 'учение о звуках', англ. hydrogen 'водород' – нем. Wasserstoff
'вещество из воды', и др.).
Усвоение слов с различной внутренней формой сопряжено с большими
трудностями, чем усвоение слов с одинаковой формой мотивированности (ср.
англ. teacher – рус. учитель, англ. singer – рус. певец, англ. swimming – рус.
плавание и многие другие, аналогичные по своей внутренней форме и потому
не представляющие особой проблемы при их запоминании).
Заключая описание языковых единиц в номинативном аспекте, следует
подчеркнуть, что внешняя форма и протяженность единиц, используемых в
качестве наименований, первичный или производный характер, глобальность,
целостность, произвольность в противопоставлении расчлененности,
мотивированности и наличие/отсутствие предикативной связи в целом
составляют тот основной набор признаков, которые становятся основаниями
для различных типологий номинативных единиц. Важно при этом отметить,
что слива, словосочетания и предложения характеризуются неповторимыми
сочетаниями указанных признаков, позволяющими отличить один класс единиц
номинации от другого. Например, простому слову присущи синтетичность,
целостность,
нерасчлененность,
отсутствие
мотивированности
и
предикативности. Слово производное выступает также как синтетическая
(однословная), но расчлененная мотивированная номинативная единица со
скрытой
предикативностью.
Словосочетание
же
–
аналитическая
(несколькословная), расчлененная производная единица со скрытой
предикативностью. В предложении в отличие от словосочетания находит
наиболее полное и явное выражение предикативная связь, вследствие чего оно
становится скорее единицей коммуникации, нежели номинации, хотя
несомненно, что акты коммуникации теснейшим образом связаны с
номинацией.
16
§ 2. ЗАИМСТВОВАНИЯ В ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ЯЗЫКА
Особый пласт лексики как с точки зрения процессов номинации, так и в
плане мотивированности составляют заимствования. Являясь одним из
возможных ответов на потребности номинации, возникающие в результате
языковых контактов и расширения под влиянием других языковых социумов
опыта данного языкового коллектива, они представляют собой определенную
экономию языковых усилий при порождении речи, так как для заполнения
номинативных лакун, возникших в данном языке, используются готовые
единицы чужого языка. В то же время потеря прежних ассоциативных связей,
существовавших в языке, из которого они заимствованы, влечет за собой и
потерю возможно присущей заимствованным словам в языке-источнике
мотивированности, что соответственно вызывает существенные трудности при
распознавании их смысла в процессе восприятия речи. Заимствование как
процесс использования элементов одного языка в другом таким образом
обусловлено лингвистически диалектически противоречивой природой
языкового знака: его произвольностью как разрешающей заимствование силой
и непроизвольностью как препятствующим заимствованно фактором. Этим, повидимому, и объясняется то обстоятельство, что процесс заимствования в
современном английском языке, как, впрочем, и в русском языке, по
имеющимся данным, весьма непродуктивен и в количественном отношении
значительно уступает таким описанным выше процессам номинации, как
словообразование и семантическая деривация. Сказанное не означает, однако,
что доля заимствований в современном английском языке непредставительна.
Заимствованные приблизительно из 50 языков мира лексические единицы
составляют почти 70% словарного состава английского языка и включают
пласты лексики, заимствование в различные исторические эпохи и под
влиянием различных – исторических, географических, социальных,
экономических, культурных и т.д. – условий развития и существования
английского языка. Будучи результатом длительного исторического
взаимодействия языков, заимствование как процесс и заимствование как
результат этого процесса представляют собой значительный интерес для
истории языка, в рамках которой получают детальное освещение причины и
языки-источники заимствований, пути, формы и типы заимствований, а также
те преобразования, которые претерпевает заимствованное слово в языке, его
заимствовавшем. Для синхронных лексикологических штудий заимствования
интересны прежде всего тем, какое влияние они оказывают на системное
устройство лексики данного языка, а также своим особым, в случае сохранения
ряда генетических характеристик, статусом в заимствовавшем их языке.
Это влияние наиболее очевидно тогда, когда в процесс заимствования
втягиваются не только отдельные единицы, но целые группы слов, между
которыми в языке-источнике существовали определенные отношения. Явным
случаем, когда наличие связей между словами в языке-источнике релевантно и
для заимствующего языка, являются деривационные связи. Значительное число
заимствований английского языка (напр., rural 'сельский' -L. ruralis от rus, ruris
17
'деревня, пашня, поле', cardiac 'сердечный' – Gk. kardiakos от kardia 'сердце',
filial 'сыновний, дочерний'– L. filialis от filius 'сын, дочь' и многие другие)
оказываются в языке-источнике генетически производными и характеризуются
структурно-семантической зависимостью и выводимостью. При условии
заимствования обоих членов таких словообразовательных пар деривационные
отношения между ними сохраняются и в заимствующем их языке. Например:
gloss 'глосса, заметка на полях; толкование' – glossary 'глоссарий, словарь',
dynasty 'династия' – dynastic 'династический' и др. В результате группового
характера заимствований и многочисленности взаимосвязанных тем или иным
типом отношений заимствованных слов в английском языке имеет место не
только пополнение подсистемы простых и производных слов (казалось бы,
наиболее естественный результат при заимствовании). Возникает значительное
число морфологически членимых единиц, чья комплексность хорошо
ощущается носителями английского языка, и в итоге происходит формирование
новых словообразовательных моделей. Таким образом существенно
расширяются как сам состав морфем английского языка, так и его
деривационные возможности.
Интересна жизнь заимствованных слов в заимствовавшем их языке.
Многие из заимствований под влиянием системы, в которую они вошли,
претерпевают значительные фонетические, грамматические и даже
семантические изменения, приспосабливаясь, таким образом, к фонетическим,
грамматическим и семантическим законам данной системы. Процесс
ассимиляции может быть настолько глубоким, что иноязычное происхождение
таких слов не ощущается носителями английского языка и обнаруживается
лишь с помощью этимологического анализа. Это особенно верно, например,
для скандинавских и ранних латинских заимствований типа get 'получать', skill
'умение', sky 'небо', skirt 'юбка', skin 'кожа', they 'они'; street 'улица', school
'школа', gall 'ссадина, натертое место', mat 'мат, ковер, циновка' и др. В отличие
от полностью ассимилировавшихся и усвоенных заимствований частично
ассимилировавшиеся и неассимилировавшиеся иноязычные единицы
сохраняют следы своего иностранного происхождения в виде фонетических
(напр., garage [ gæ’ra:Z ], chaise-longue [Seiz ′ lo:n ], chic [Si(:)k ], chronic
['krOnik]), грамматических (напр., ед. ч. datum, nucleus, antenna -MH. ч. data,
nuclei, antennae) и семантических особенностей (напр., taiga, tundra, rouble,
knout и другие заимствования из русского языка, обозначающие чуждые
англичанам реалии и понятия). С целью адекватного их описания в толковых
словарях английского языка
лексикографами широко используется
энциклопедическая информация, сообщающая о местах распространения,
формах существования, способах применения и т.д. обозначаемых объектов и
явлений. и Так, при толковании слов taiga, tundra наряду с указанием родовой
^характеристики и дифференциальных признаков, позволяющих увидеть
специфику и отличие данных реалий по сравнению с наиболее близкими и
известными носителям английского языка реалиями, даются указания
климатической зоны, географического ареала: taiga - swampy coniferous forest of
Siberia, beginning where the tundra ends; tundra - treeless plain characteristic of
18
arctic and subarctic regions. Описание заимствованных в английский язык
названий денежных единиц типа rouble также предполагает указание как на то,
что это денежная единица, занимающая определенное место в общей системе
денежных единиц, так и на страну, в которой она находится в обращении:
rouble – see money table: 100 kopecks, USSR. Знание этой информации
необходимо для действительного усвоения у семантики подобных
заимствований.
Следует отметить в заключение значимость заимствований в отдельных
пластах лексики, прежде всего в общенаучной и специальной терминологии
разных отраслей науки и техники.
§ 3. СЛОВАРНЫЙ СОСТАВ КАК СИСТЕМА ЛЕКСИЧЕСКИХ
ЕДИНИЦ
Возникшие в результате номинативной деятельности говорящих простые
и комплексные наименования, закрепленные традицией и воспроизводимые в
процессах речевого общения, образуют своеобразную для каждого языка тесно
спаянную систему, или лексический инвентарь языка. В этой системе
лексические единицы не существуют изолированно, но формируют
многочисленные и разнообразные множества на основании различных типов
связей и отношений, существующих как между отдельными единицами, так и
между множествами, группами лексических единиц. Все многообразие связей
лексических единиц можно свести к двум типам: парадигматическим и
синтагматическим.
Парадигматические связи возникают между однородными лексическими
единицами, обладающими тем или иным общим признаком. Это могут быть
связи по смыслу, во многом обусловленные отношениями между
обозначаемыми соответствующими лексическими единицами явлениями
действительности (ср. объединения конкретной лексики "названия животных",
"названия частей тела", "названия растений", "названия средств передвижения"
и многие другие); это могут быть связи деривационные (ср. brother 'брат' –
brotherly 'братский' - brotherhood 'братство'; motherly 'материнский',womanly
'женственный' и др., объединяемые общностью корня или суффикса) и т.д.
Парадигматические связи, предполагающие некоторое общее свойство у
взаимосвязанных
единиц
и
одновременно
обязательную
их
противопоставленность по какому-то иному признаку, обеспечивают выбор
нужной единицы в процессе порождения речи.
Синтагматические связи – это отношения в линейных комбинациях
лексических единиц, отношения элементов, выстраивающихся в определенной
последовательности друг за другом в потоке речи. Это по своей природе
сочетаемостные отношения лексических единиц, противопоставленных в
речевой цепи. Некоторые синтагматические отношения приобретают в языке
устойчивый характер: таковы отношения между компонентами слов,
19
отношения в устойчивых словосочетаниях и фразеологических оборотах (напр,,
take one's chance 'воспользоваться случаем', a bee in one's bonnet 'причуда,
навязчивая идея', a dull dog 'скучный, нудный человек' и др.).
Вся совокупность парадигматических и синтагматических отношений в
их разнообразных и многочисленных проявлениях (см. подробнее главу V)
определяет взаимосвязанность лексических единиц и тем самым системность
словарного состава языка. Однако, разделяя общий для всех языков принцип
системности, лексика конкретного языка, в том числе и английского,
обнаруживает свою, только ей присущую, своеобразную сеть отношений
между лексическими единицами. Эта специфика системной организации
вытекает из особенностей самого состава лексической системы (ср., напр., при
универсальности родственных, связей существование в английском языке
одного обозначения родственников как по линии мужа, так и по линии жены father-in-law, mother-in-law, которым в русском языке эквивалентны два слова:
свекор "отец мужа", тесть "отец жены", свекровь "мать мужа", теща "мать
жены" и многие другие), из своеобразия номинации, прежде всего
несовпадения способов и средств обозначения (ср. сложные слова taxi-driver,
teakettle, panic-monger и др. в английском языке и эквивалентные им в русском
суффиксальные образования таксист, чайник, паникер). Значительную роль в
своеобразии системной организации лексики играет специфика сочетаемости
лексических единиц (ср. англ. take a train, a bus, a ship (дословно: 'взять поезд,
автобус, пароход') и соответствующие им в русском языке сесть в поезд, в
автобус, на пароход).
Своеобразию лексической системы языка способствует ее подвижность,
постоянное появление каких-то новых единиц (и новых значений), вытеснение
устаревших,
утративших
свою
актуальность
единиц,
изменение
продуктивности способов номинации и другие диахронические процессы.
Синхронное состояние словарного состава, т.е. его состояние на каком-то, в
нашем случае современном, этапе его развития, есть результат всех
предшествующих этапов его существования и отражает всю сложность и
противоречивость его Многовековой истории.
§4. СЛОВО КАК ОСНОВНАЯ ЕДИНИЦА ЛЕКСИЧЕСКОЙ
СИСТЕМЫ ЯЗЫКА
В реестре лексических единиц наиболее значимая роль принадлежит
слову. "Не случайно, – отмечает А.И.Смирницкий, – человеческий язык
нередко называют языком слов: ведь именно слова, в их общей совокупности,
как словарный состав языка, являются тем строительным материалом, без
которого немыслим никакой язык; и именно слова изменяются и сочетаются в
связной речи по законам л грамматического строя данного языка. Таким
образом, слово выступает как необходимая единица языка и в области лексики
(словарного состава), и в области грамматики (грамматического строя), и
20
поэтому слово должно быть признано вообще основной языковой единицей:
все прочие единицы языка (например, морфемы, фразеологические единицы,
какие-либо грамматические построения) так или иначе обусловлены наличием
слов и, следовательно, предполагают существование такой единицы, как слово"
(5,20 -25).
Однако, несмотря на центральный статус слова среди языковых единиц и
его психическую реальность для говорящих, вследствие которой они не
испытывают серьезных затруднений при выделении и отождествлении слов в
потоке речи, дать определение слова невероятно трудно. В настоящее время
существует множество определений, среди них немало предложенных
лингвистами, работающими на материале английского языка, но нет ни одного
общепризнанного и универсального. В истоках всех трудностей определения
слова лежит, во-первых, то, что слово - многосторонняя, многоаспектная
единица. В нем пересекаются, образуя единое целое, но не совпадая друг с
другом, фонологические, морфологические, семантические и синтаксические
свойства. Соответственно попытки дать определение слова исходя из какоголибо одного критерия - фонологического, морфологического, семантического,
синтаксического – неизбежно приводят к односторонности, неполноте и в
общем итоге неадекватности определения. См., например, определение,
предложенное Ч.Хокеттом: "Слово, таким образом, есть любой сегмент
предложения, ограниченный последующими точками, в которых возможна
пауза" (13, 166. - Пер. наш ). Данному определению созвучно определение
слова, предложенное советским лингвистом П.С.Кузнецовым: "Звуковая
последовательность, могущая быть ограниченной паузами любой длины, есть
звуковая последовательность, которая содержит по крайней мере одно
самостоятельное слово" (4, 75). В этих определениях учитывается фонетическая
форма слова, возможность его выделения на основе пауз и не находят
отражения другие характеристики слова, не менее для него существенные,
например содержательные. (Кроме этого, фонетические определения могут
строиться на основе ударения, структуры слогов, ограничений сочетаемости
слогов, интонации.) Но и обращение к содержательным критериям не дает
удовлетворительного определения. Многие ученые отмечают, что не может
быть чисто семантического определения лингвистической единицы, так как ни
одна лингвистически значимая единица не может быть определена на
семантических основаниях без обращения к другим лингвистически более
значимым критериям. Человеческий язык в целом способен выражать сложные
идеи посредством простых единиц и простые идеи часто в очень длинных
единицах. Соответственно определения слова, которые исходят из выражения
словом понятия, оказываются неадекватными, тем более, что далеко не все
слова в языке связаны с понятиями (ср. междометия -ой, эх, ай и др.).
Слово может быть определено и грамматически – морфологически или
синтаксически. В первом случае ориентируются на морфологическую форму
слова, точнее, его цельнооформленность, которая, по мнению А.И.
Смирницкого, предложившего этот критерий, "выявляется в специфических
особенностях внутреннего строения слова сравнительно со строением
21
словосочетания, в
особенностях,
которые
определяются
меньшей
законченностью и оформленностью частей слова сравнительно с частями
словосочетания, т.е. с отдельными словами" (5, 39). Ведущим признаком слова
становится его морфологическая парадигма.
В другом случае главное внимание отводится позиционной
самостоятельности слова (ср. "Минимальная свободная форма есть слово" (1,
187), способности выступать в качестве отдельного односоставного
предложения (ср. "Предельное, неделимое дальше предложение" (10,10),
способности перемещаться (ср. "Слово – это минимальная единица значения,
реализуемая определенной последовательностью фонем и способная
перемещаться в пределах предложения" (7, 201).
Казалось бы, выход из возникающих трудностей определения слова и
соответственно преодоление односторонности определений следует искать в
разработке такого определения слова, которое учитывало бы все существенные
свойства слова. Предложенное А. Мейе определение слова как ассоциации
определенного значения с определенным звуковым комплексом, способной к
определенному грамматическому употреблению, есть, на наш взгляд, попытка
учета семантических, фонетических и грамматических характеристик слова.
Но, и это второй, весьма существенный источник трудностей определения
слова, не все слова в языке в одинаковой степени обладают теми или иными
свойствами. Например, наряду со знаменательными словами, которым
свойственна позиционная самостоятельность, есть служебные слова - частицы,
предлоги, союзы, которым позиционная самостоятельность, как правило, не
присуща. Вариативность характеристик - фонетических, морфологических,
семантических, синтаксических и т.д. - слова не позволяет определить слово
путем перечисления наиболее существенных его свойств. Эта вариативность
лежит в основе выделения в лексической системе языка единиц центральных,
обладающих всем набором соответствующих характеристик и поэтому в
наибольшей степени Противопоставленных друг другу и четко
разграничиваемых, и единиц промежуточных, периферийных, образующих
пограничные, переходные случаи. Таковы, например, вспомогательные слова в
современном английском и других языках, приближающиеся в своем
функционировании к формообразующим морфемам, но сохраняющие
корреляцию с полнозначными глаголами. Следствием их промежуточного
статуса является противоречивость аналитических форм, представляющих
собой одновременно формы одного слова и сочетания слов (ср., например,
аналитические формы глаголов в современном английском (I have read; They
didn't go), русском (Он будет читать) и других языках, сравнительную и
превосходную степени прилагательных и наречий, также образуемые с
помощью вспомогательных слов (англ. more beautiful, most sincerely; рус.
самый грамотный) и др.). Даже такая формальная характеристика слова, как
его написание, или орфографическая форма, оказывается варьируемой. Ср.
разные возможности написания в английском языке одного и того же
выражения -looking glass 'зеркало', looking-glass и lookingglass, что не позволяет
использовать данный формальный показатель, в частности слитность или
22
раздельность написания, столь важные при определении границ слова в
формализованных описаниях и получившие распространение в области
машинного перевода, с достаточной степенью надежности.
Помимо вариативности характеристик у слов различного типа в одном
языке разработать единое универсальное определение слова не удается и
потому, что в разных языках фонетические, морфологические, синтаксические
и другие свойства слова не совпадают. Слова в одном языке характеризуются
по отношению к словам другого языка определенным своеобразием, отчего
определения слова, применимые для одного языка и основанные на отражении
существенных свойств слов данного языка, не адекватны при описании слов
другого языка. В славянских языках, например, слово является морфологически
оформленной единицей и благодаря флексиям в этих языках очевидна лексикограмматическая отнесенность слова, которая рассматривается как один из
основных признаков слова, входящий в предельный минимум признаков,
характерный для слова. В современном английском языке со свойственной ему
бедной, неразвитой морфологией и подобных английскому языках
морфологические приметы слова и его лексико-грамматическая отнесенность
принадлежат к второстепенным признакам и вряд ли войдут в определение
слова. Аналогичным образом в определение слова в русском языке вводится
такая его характеристика, как недвуударность, т.е. невозможность слова, если
оно не безударно, иметь более одного основного ударения (ср. даже такие
многосложные
слова
в
русском
языке,
как:
экзаменациóнный,
империалистứческий, полукилометрóвый, чаевóдческий, планиметрứческий и
др., в которых имеется только одно ударение, или слова типа ракèтостроéние,
плòдоовощнóй, взаừмопонимáние, где есть два ударения - основное и
второстепенное). В английском языке с его разветвленной системой
заимствованных из разных языков слов достаточно широко представлены слова
с двумя и более основными ударениями, особенно в подсистеме
префиксальных слов, сложных прилагательных, аффиксальных и сложных
существительных и т.д.
Например: díshármony, dísestáblish, díspróve, ứnpreméditated, ántemeridian,
ánticlérical, ánticyclónic, kínd-héarted, cléar-héaded, snów-whíte, éwe-lámb, sélfgóvernment, ríver-bánk, etc.
На почве многочисленных трудностей у некоторых исследователей
возникает сомнение в возможности дать общее определение слова.
Рассмотрение слова как исходного фундаментального понятия в теории языка,
принадлежащего к числу неопределяемых, постулируемых явлений, для
которых возможны лишь рабочие определения, никоим образом не
претендующие на полноту и законченность, не означает, однако, отказа в
конкретных исследованиях от оперирования данным понятием. "Слово
несмотря на все трудности, связанные с определением этого понятия, – писал
Ф. де Соссюр, – есть единица, неотступно представляющаяся нашему уму как
нечто центральное в механизме языка" (6, 143) и все остальные единицы
неизменно рассматриваются по отношению к словам: фонемы – как единицы,
дифференцирующие слова, морфемы – как их составляющие, словосочетания и
23
предложения – как состоящие из слов. Слово, таким образом, является
связующим звеном всей языковой системы. Такая ведущая роль слова в языке
обусловлена его функциями. Основное назначение слова – называть, именовать
предметы и явления окружающего нас мира, элементы психической и
эмоциональной деятельности человека. Одновременно слово – строительный
материал для других слов, словосочетаний и для высказываний, в которых
осуществляется общение между людьми. Коммуникация, нужды которой
призван обслуживать язык, связана и обеспечивается наличием и
функционированием слов – этих главных составляющих лексическую систему
языка, а они благодаря своей полифункциональности и довольно легкой
транспозиции то в морфему, то в часть словосочетания, то в предложение
становятся наиболее универсальными и в то же время специфически
организованными языковыми единицами.
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Назовите средства и соответствующие им типы номинации. Назовите
объекты лексической, препозитивной и дискурсивной номинации.
Определите различия между первичной и вторичной номинацией.
Определите значимость процессов вторичной номинации. Назовите
способы номинации и определите их соотношение в английском и других
известных вам языках.
Укажите основное отличие мотивированных слов от немотивированных.
Назовите типы номинации и установите, какой способ номинации лежит
в основе мотивированных единиц разного типа. Назовите причины
демотивации лексических единиц.
Определите различия лексических единиц как единиц номинации.
Укажите причины своеобразия языковых картин мира. Назовите
основные типы отношений между лексическими единицами.
Назовите причины различной системной организации лексики в разных
языках и найдите примеры, демонстрирующие эти различия. Выделите
основную единицу лексической системы языка. Укажите факторы,
обусловливающие ведущую роль слова в системе лексических единиц.
Назовите причины, затрудняющие определение слова. Назовите
признаки, которые могут быть положены в основу определения слова.
Предложите рабочее определение слова.
ЛИТЕРАТУРА
1. Блумфилд Л. Язык. - М., 1968.
2. Карцевский С. Об асимметричном дуализме лингвистического знака //
Звегинцев В.А. История языкознания XIX — XX веков (в очерках и
24
извлечениях). Ч. II. –- М„ 1965.
3. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. — М.,
1986.
4. Кузнецов П.С. Опыт формального определения слова // Вопр.
языкознания. — 1964. - № 5.
5. Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. — М., 1956.
6. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики // Соссюр Ф. де. Труды по
языкознанию.– М., 1977.
7. Трнка Б. Лингвистический словарь Пражской школы. — М., 1964.
8. Ульманн С. Семантические универсалии // Новое в лингвистике. —
Языковые универсалии. —М., 1970. —Вып. 5.
9. Уфимиева А.А. Лексика // Общее языкознание: Внутренняя структура
языка.-М., 1972.
10. Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. — М.,
1972.
11. Языковая номинация. Виды наименований. — М., 1977.
12. Языковая номинация. Общие вопросы. — М., 1977.
13. Hockett Ch. F.A. A Course in Modem Linguistics // Mednikova E.M.
Seminars in English Lexicology. – M., 1978.
14. Panzer В. The Word as a Linguistic Unit in Slavic // The Slavic Word. –
N.Y., 1973.
25
ГЛАВА II. ЗНАЧЕНИЕ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
§ 1. ПРИРОДА ЗНАЧЕНИЯ СЛОВА
Процессы речевого общения, являющегося важнейшим видом
совместной деятельности людей, в ходе которой говорящие преследуют какуюто цель: передачи информации, воздействия на своего собеседника или
собеседников, управления их поведением и т.д., подчиняются определенным
правилам и регулируются целым рядом факторов. Среди них особое место
занимает стремление к достижению взаимопонимания и сотрудничеству, или, в
терминах Г.П. Грайса, принцип кооперации. Следуя данному принципу и
помету латам, соблюдение которых необходимо для его выполнения,
говорящий облекает свое сообщение в понятные и доступные для восприятия
слушающего языковые формы, учитывая при этом сложившиеся в обществе
нормы общения, социальный статус и отношения коммуникантов и т.д. Иными
словами, говорящий выбирает 1: определенную стратегию коммуникации в
зависимости от социальных условий коммуникации, а также конкретного
контекста данного акта речевого общения, пространственно-временных рамок
общения, описываемого круга явлений, наконец, текстового окружения. Среди
всех этих компонентов и факторов, определяющих успешное протекание
коммуникации, важнейшим и непреложным условием является требование,
согласно которому всякое высказывание должно нести некоторый разумный
смысл. Этот смысл предстает как сложное целое, складывающееся из смыслов
конституентов высказывания: смыслов главных и подчиненных предложений,
если
высказывание
–
сложноподчиненное
предложение,
смыслов
словосочетаний, входящих в их состав, смыслов слов, частей словосочетаний,
смысла интонационного рисунка высказывания и его частей и т.д. Из всех
названных смысловых конституентов, в иерархической последовательности
формирующих смысл всего высказывания, первичной и элементарной ячейкой
смысла является слово. Именно поэтому все теории значения, призванные
объяснить значение любого высказывания, адресованного говорящим
слушателю в определенной ситуации, и раскрыть на этом основании сущность
и природу коммуникации и необходимых для ее осуществления элементов,
концентрируются на анализе значения слова как универсального языкового
знака.
В нашем практическом использовании языка мы все хорошо понимаем,
что такое значение слова. Благодаря нашему знанию значений слов мы
правильно употребляем их в речи, можем объяснить значение слова путем его
толкования или с помощью синонимов, мы легко находим эквивалентные по
значению единицы или устанавливаем степень соответствия коррелятивных
лексических единиц в разных языках. Трудности возникают при попытках дать
научное определение значения слова, поскольку слово как единица
наименования, единица обозначения, содержательная сторона, или значение
которой определяется ее использованием в знаковой ситуации, характеризуется
26
многоплановостью и сложностью связей.
Слово выступает как имя определенного предмета, явления, процесса,
свойства и таким образом находится в тесной, хотя и специфической по своему
характеру (об этом несколько ниже), связи с обозначаемым, или денотатом
(термин Ч.У. Морриса, Г. Фреге, с именами которых связано представление о
семиотическом, или семантическом треугольнике, отражающем знаковую
ситуацию). Эта соотнесенность слова с денотатом, или конкретной вещью в
широком смысле, определяющая значение слова, наиболее очевидна в
высказываниях типа The pen is on the table 'Карандаш лежит на столе', The book
is interesting 'Книга интересна' и других, в которых употребляемые имена
существительные указывают только на известные говорящему и слушающему
объекты.
Слово, однако, обозначает не только конкретный объект, реально
существующий и в ситуации общения легко идентифицируемый с помощью
жеста. Словом называется как единичный, отдельный представитель класса
предметов, явлений, свойств, так и все множество, вся совокупность
объединяемых по тем или иным параметрам объектов, явлений, свойств. Слову,
таким образом, свойственна обобщающая функция. Поскольку определение
класса, или множества, и отграничение его от другого класса, или множества,
зиждется на выделении наиболее существенных и общих для всех членов
класса свойств, составляющих понятие об объекте, то соотнесенность слова с
классом именуемых объектов есть не что иное, как соотнесенность со
сложившимся у людей понятием, или концептом, о данном объекте, или, в
терминологии Ч.У. Морриса, десигнатом (Ср. Десигнат знака - это класс
объектов, к которым применим знак, то есть объекты, обладающие
определенными свойствами, которые интерпретатор учитывает благодаря
наличию знакового средства).
Обобщающая роль слова и его понятийная соотнесенность особенно
очевидны в контекстах типа The dog is a domestic animal 'Собака - домашнее
животное', Language is a means of communication 'Язык – средство
коммуникации', в которых речь идет не о каком-то определенном объекте, но
всех членах одного класса.
В семантическом треугольнике эти два типа связей находят отражение в
виде двух линий, соединяющих слово с денотатом (объектом, референтом и
т.д.) и десигнатом (понятием, концептом, сигнификатом и т.д.), между
которыми также существуют тесные, детерминистского плана отношения:
Природа значения слова, казалось бы, ясна и определяется функциями
слова, используемого в качестве знака в процессе коммуникации. Эта ясность,
однако, исчезает, как только от констатации связей слова с денотатом и
27
десигнатом, определяющих содержательную сторону слова, мы перейдем к
выяснению того, означает ли указанные связи тождество значения денотату
и/или десигнату, каков характер этих связей и т.д. Кроме того, однозначный
ответ на вопрос о денотативно/сигнификативной сущности значения слова
невозможен и потому, что существуют различные типы слов И далеко не
каждое слово соотносится с денотатом, или реально существующим объектом
(напр., dragon 'дракон', devil 'демон, 'сатана', nymph 'нимфа'). Говоря словами
Ч.У. Морриса, "класс может включать в себя или много членов, или только
один член, или вообще не уметь членов", и общая теория значения должна
учитывать все эти возможности использования слова.
Картина еще более усложняется, когда вопрос о значении слов
рассматривается сквозь призму дихотомий язык – речь, социальное –
индивидуальное, инвариантное – вариантное, т.е. когда речь идет о значении
лексической единицы как явления социального, устойчивого, потенциального,
общего для всего языкового коллектива в противопоставлении ее конкретному
речевому употреблению тем или иным говорящим и восприятию тем или иным
слушающим.
Несомненно также и то, что предметно-понятийной соотнесенностью
слова не исчерпывается его содержательная сторона, поскольку действующие
лица знаковой ситуации, т.е. говорящий и слушающий, не остаются
безразличными к объектам их коммуникации, но стремятся в зависимости от
обстоятельств выразить к ним свое отношение, дать свою оценку. Это создает
основу для различного рода дополнительных смыслов, или коннотаций,
которыми сопровождается предметно-понятийное содержание слова, а
существование многочисленных как общих, так и индивидуальных ассоциаций
у носителей языка в связи с называемыми объектами способствует
формированию так называемых прагматических значений, сопутствующих
предметно-понятийному содержанию лексической единицы. Ср., например,
наименования животных в разных языках.
При определении значения слова необходимо принять во внимание и
связи слова с другими словами в системе языка и в речевой цепи, т.е. его
парадигматические и синтагматические характеристики, определяющие место и
значимость слова в системе и конкретный смысл в высказывании.
Многообразие связей слова в знаковой ситуации, неоднотипность слов в
их предметно-понятийной соотнесенности, сложность самих отношений слова
как знака к обозначаемому предмету, явлению, свойству, диалектическая
противоречивость объективного и субъективного в языковых единицах - все
это приводит к отсутствию единого, универсального определения значения и
лежит в истоках многочисленных семантических концепций и теорий, авторы
которых пытаются раскрыть с тех или иных позиций сущность значения слова.
Исходя из того, что "сегодняшняя семантика - это область, в которой
гораздо больше конкурирующих теорий, чем бесспорных результатов и
обобщений" (9,121), ограничимся лишь кратким перечислением важнейших
направлений, сложившихся к настоящему времени.
Теорией, имеющей наиболее давние традиции, является референтная
28
теория значения, суть которой сводится к попыткам определить природу
значения через изучение связей между словом и тем объектом, на который это
слово указывает. Соотнесенность (референция) слова с вещами подсказывает и
естественный способ определения значения, характерный для данной
концепции и весьма распространенный в практике обучения языку. Это так
называемое остенсивное, или указательное, определение, содержащее в себе
элемент наглядности и осуществляемое путем непосредственного указания на
соответствующий предмет. Остенсивное определение, однако, обладает рядом
существенных недостатков. Это, во-первых, его неопределенность. Для
слушающего, например, явно недостаточно простого указания на объект для
объяснения значения слов в высказываниях типа It is a book 'Это книга' It's a
stone 'Это камень' и т.д. Даже если намерение говорящего и смысл его жеста
заключаются именно в определении значения соответствующей единицы,
слушающий должен точно угадать референцию слова, т.е. выяснить, относится
ли слово к объекту как целостному явлению или же к некоторым из присущих
ему многочисленных свойств и составляющих его частей, перед этим
правильно идентифицировать указываемый объект из всей совокупности
рядоположных объектов. Второе критическое замечание по поводу
остенсивного определения состоит в том, что значения многих слов, например
абстрактных существительных типа beauty 'красота', idea 'идея', глаголов,
прилагательных, числительных типа think 'думать', large 'большой', two 'два',
союзов и т.д., невозможно определить указанием на их денотаты. Таким
образом, остенсивное определение применимо лишь к относительно
небольшому числу слов в лексической системе языка, так называемой
денотатной, или идентифицирующей, лексике, ориентированной на мир,
именам естественных объектов, значение которых, как пишет Н.Д. Арутюнова,
представляет собой рикошет от их референции (1, 186). В отличие от
предметных имен, с той или иной степенью точности воспроизводящих
картину естественного членения мира, предикатные имена, или имена
характеризующие, указывающие на свойства и проявления объектов
действительности и на их отношения друг с другом, не могут быть определены
остенсивно.
Кроме того, остенсивное определение значения слова не "работает" и
потому, что, указывая на один и тот же объект, мы можем давать разные ему
названия (например, указывая на тюльпан, можно сказать This is a tulip 'Это
тюльпан', This is a flower 'Это цветок', This is a plant 'Это растение', This is an
object 'Это объект' и т.д.). Слова tulip, flower, plant, object различаются своими
значениями, но теория значения слова, в которой значение трактуется как
предмет, замещаемый словом, не объясняет этих различий.
Серьезное затруднение при остенсивном определении слова вызывает
также вопрос о том, как происходит отождествление значения слова,
соотносимого со многими объектами одного и того же класса. Исходя из того,
что значение слова становится известным в соотнесении слова с конкретным
предметом, являющимся лишь отдельным представителем класса предметов,
объединяемых какими-то общими свойствами и называемых одним и тем же
29
именем, остенсивное определение значения невозможно для слова, взятого в
контексте обобщающего высказывания типа The cow is a domestic animal
'Корова – домашнее животное' или же для слова вне контекста.
Таким образом, референтная теория значения, правильно акцентируя
соотнесенность слова с предметом, явлением, вещью в самом широком смысле,
но абсолютизируя лишь частный случай этой соотнесенности, не раскрывает
сложности природы значения (критику этой концепции см. в: 3,79 -128).
Избежать ограничений, налагаемых остенсивными определениями
значений слов, в какой-то мере призвана концепция значения, ключевым
моментом которой является трактовка значения слова как понятия, или
концепта, обозначаемого словом. Понятийная, или концептуальная, теория
значения, известная со времен Аристотеля и развиваемая многими известными
философами, психологами и лингвистами, например Дж. Локком, Г. Стерном,
Г. Кронассером, а среди советских ученых наиболее последовательно А.И.
Смирницким, определяет значение "как известное отображение предмета,
явления или отношения в сознании (или аналогичное по своему характеру
психическое образование, конституированное из отображений отдельных
элементов действительности -mermaid, goblin, witch и т.п.), входящее в
структуру слова в качестве так называемой внутренней его стороны, по
отношению к которой звучание слова выступает как материальная оболочка,
необходимая не только для выражения значения и для сообщения его другим
людям, но и для самого его возникновения, формирования, существования и
развития" (10,152).
Субъективность отображения элементов действительности носителями
языка, личностный характер при несомненном наличии общего представления
о предметах, явлениях и свойствах окружающего нас мира и существование
многих как социально значимых, так и индивидуальных ассоциаций,
возникающих и существующих на фоне основного знания об именуемых
классах предметов, явлений, свойств, делают и психологическую трактовку
значения слова достаточно уязвимой. К тому же надо признать очевидность
невозможности знания всеми говорящими всех общих и специфических
признаков предметов и явлений действительности и связей между ними, на базе
которых формируются понятия. Во многих видах коммуникации
обменивающиеся информацией люди руководствуются не теми научными
сведениями и знаниями, которые человечество накопило в процессе своего
развития и которые составляют суть той или иной области науки, но
ориентируются на какой-то общий для всех членов языкового коллектива
минимум отличительных признаков. Данное обстоятельство легло в основу
разграничения двух типов значения слова – ближайшего и дальнейшего,
предложенного А.А. Потебней. "Что такое 'значение слова' ? – писал А.А.
Потебня. – Очевидно, языкознание, не уклоняясь от достижения своих целей,
рассматривает значение слов только до известного предела. Так как говорится о
всевозможных вещах, то без упомянутого ограничения языкознание заключало
бы в себе, кроме своего неоспоримого содержания, о котором не судит никакая
другая наука, еще содержание всех прочих наук. Например, говоря о значении
30
слова дерево, мы должны бы перейти в область ботаники, а по поводу слова
причина или причинного союза - трактовать о причинности в мире. Но дело в
том, что под значением слова вообще разумеются две различные вещи, из коих
одну, подлежащую ведению языкознания, назовем ближайшим, другую,
составляющую предмет других наук, - дальнейшим значением слова. Только
одно ближайшее значение слова составляет действительное содержание мысли
во время произнесения слова" (8, 19). "Ближайшее, или формальное, значение
слов вместе с представлением делает возможным то, что говорящий и
слушающий понимают друг друга" (8, 20).
Предлагаемая А.А. Потебней оппозиция ближайшего и дальнейшего
значений, однако, сталкивается с практически неразрешимыми сегодня
трудностями дифференциации значения как объективного психологического
феномена и значения как субъективного явления и встающей перед
исследователем конкретной задачей определения и установления того
минимума признаков, который и составляет значение слова.
Кроме того, у многих лингвистов вызывает возражение тот факт, что
значение оказывается в названных выше теориях и близкой к ним
релятивистской трактовке значения, в которой значение не идентифицируется с
предметом и/или понятием, но понимается как отношение: отношение к
предмету (денотату, референту), отношение к понятию или представлению,
отношение к социальной культуре и т.д., лежащим за пределами языка – в
сфере действительности или же в сфере психического. Связь слова с
указанными сущностями – предметом и сформированным на основе отражения
его свойств понятием – несомненна, детерминированность значений слов
реалиями окружающего нас мира и существующими о них представлениями и
понятиями очевидна, но ни эта теснейшая связь, ни очевидная зависимость не
дают полного объяснения сущности значения слова.
Дать сугубо лингвистическое определение значения слова, не выводя его
за пределы языка, пытается так называемая функциональная концепция. Ее
основатель Л. Витгенштейн писал: "Для большого класса случаев
использования слова значение -хотя и не для всех - это слово можно
истолковать так: значение слова есть его употребление в языке " (3,97).
Основанием для подобной трактовки значения слова является то
обстоятельство, что слова используются говорящими бесчисленными, как
указывает Л.Витгенштейн, разнообразными способами, по-разному связанными
друг с другом, и определить значение слова можно зачастую только исходя из
контекста, или окружения слова. Особенно верно это по отношению к словам,
которые неоднократно используются в целях вторичной номинации и
соответственно связаны с выражением нескольких значений. Так, в контекстах
deep river 'глубокая река', deep lake 'глубокое озеро', deep ocean 'глубокий океан'
слово deep указывает на расстояние от поверхности до дна или какой-нибудь
точки по направлению вниз, причем величина этого расстояния варьируется в
зависимости от того, о глубине чего – реки, озера или океана – идет речь, и
определяется к тому же нашим представлением об усредненной глубине рек,
озер, океанов и т.д. Иначе говоря, чтобы сказать, что река, озеро, океан и т.д.
31
глубоки, мы должны соотнести характеризуемый объект по данному свойству с
другими объектами этого же класса и найти точку отсчета, которая
принимается в языковом коллективе как норма. В контекстах же deep wound
'глубокая рана', deep sleep 'глубокий сон', deep feelings 'глубокие чувства' и
других слово deep несет уже иной смысл. Данные примеры недвусмысленно
демонстрируют вариативность значений слова под влиянием контекста и таким
образом зависимость значения слова от контекста. Эта зависимость, однако, не
должна восприниматься как тождество значения и употребления, ибо слова
имеют значения и вне контекста, о чем свидетельствует возможность указания
значения слова путем определения еще до того, как слово употреблено.
Различное окружение, в котором оказываются слова, действительно служит
индикатором их смысловых различий и помогает слушающим правильно
распознать смысл высказывания, но без соотнесения слова с тем, что оно
обозначает, мы не можем узнать его значение, сколько бы примеров
употребления данного слова нам ни давали, поскольку из ситуации не всегда
однозначно ясно, о чем идет речь.
Ситуативная обусловленность значения слова подводит нас к
рассмотрению еще одной – бихевиористской, или поведенческой - трактовки
значения, которая наиболее четко была сформулирована Л. Блумфилдом.
"Значение лингвистической формы, -пишет Л. Блумфилд, – есть ситуация, в
которой говорящий ее произносит, и реакция, которую она вызывает у
слушающего" (2,142).
Подсказанная стремлением к объективности лингвистической науки,
строгости ее методов и эмпирической обоснованности ее положений, данная
теория включает язык в общую сферу человеческого поведения, в структуре
которого тесно переплетаются языковые и неязыковые стимулы и реакции,
причем языковые стимулы, т.е. слова, выступают в роли заместителей
неязыковых стимулов, возникающих в той или иной ситуации. Вполне
закономерный и, на наш взгляд, плодотворный для изучения механизмов
речевой деятельности, мотивов, обусловливающих выбор определенных
языковых выражений, и воздействия, ими оказываемого на слушателей, данный
подход, однако, не позволяет дать более или менее удовлетворительное
определение значения. Физиологическая концепция значения уязвима потому,
что, как справедливо указывает К. Аллан, в одной и той же ситуации
говорящий может произнести разные по своему значению лингвистические
единицы (в ситуации, описанной Л. Блумфилдом, голодная Джил, увидевшая
яблоко на яблоне, могла сказать своему спутнику о том, что она голодна, что ей
хотелось бы съесть яблоко, что она любит яблоки, попросить его достать
яблоко и т.д.). Равным образом непредсказуемой может быть и ответная
реакция слушающего на языковой стимул. В ответ на просьбу, например, дать
карандаш слушающий может бросить его на пол, сломать карандаш, положить
в портфель, передать другому лицу и т.д. Не спасает положения дел,
подчеркивает К. Аллан, и то, что определение значения не должно
основываться только на одном употреблении единицы, но принимать во
внимание все ситуации, в которых единица употребляется, ибо исчислить все
32
возможные ситуации употребления того или иного слова или выражения
невозможно (12,82 – 85).
Таким образом, многообразие языковых форм, возникающих на базе
одной и той же ситуации и выступающих в роли вербальных стимулов,
направленных говорящим на слушающего, и многообразие ответных реакций
делают концепцию значения Л.Блумфилда весьма и весьма уязвимой.
В настоящее время активно разрабатывается еще одно направление
семантических исследований, получившее название теории прототипов.
Созданная и развиваемая в трудах Б.Берлина и П.Кэя, У.Лабова, Дж.Лакоффа,
Э.Рош,. Ч.Филлмора и других ученых нашего времени, эта теория отражает
когнитивный подход к языку. Язык принадлежит к числу наиболее
характерных типов когнитивной деятельности людей, и по своей природе
языковые категории – это концептуальные категории, составляющие часть
нашего когнитивного аппарата.
Языковой знак, произвольный по отношению к обозначаемому им
объекту, или денотату, с точки зрения своего звукового состава, непроизволен в
этом своем отношении с точки зрения значения. Определяя содержание той или
иной лексической единицы, мы обычно имеем в виду характерные черты,
общие для класса объектов - физических или психических, - обозначаемых этой
единицей, или, иначе говоря, характерные черты прототипического объекта.
Знание этих свойств составляет наше базисное знание о мире.
В ходе наблюдений за детской речью, многочисленных экспериментов
ученые пытаются выявить механизм соотнесения человеком той или иной
языковой единицы с тем или иным объектом и тем самым установить
принципы языковой категоризации. В этом плане широко известны
эксперименты УЛабова, в которых испытуемым предлагалось дать названия
изображенным на рисунках сосудам, используемым для воды, чая, кофе, пива,
супа и т.д. Выбор соответствующего названия из имеющихся в английском
языке наименований сосудов (cup 'чашка', mug 'кружка', glass 'стакан', bowl
'чашка, кубок', goblet 'бокал', vase 'ваза') свидетельствует о знании говорящими
тех условий, при которых тот или иной объект относится к классу объектов,
названных определенным именем. Например, для того, чтобы провести границу
между птицами и всеми остальными живыми существами, не являющимися
птицами, необходимо знать, что у птиц есть крылья, они кладут яйца, у них
есть клювы, пара лапок и т.д. Иначе говоря, необходимо знать некоторые
когнитивные характеристики, называемые прототипическими и образующие в
своей совокупности прототип объекта, в данном случае, прототип птицы, а в
ранее приведенных примерах прототипы чашки, кружки, бокала и т.д.
Наиболее полное соответствие объекта прототипу, вытекающее из наличия у
объекта всех прототипических характеристик, говорит о принадлежности
объекта к центральным членам категории. Если же свойства прототипа
присущи объекту, лишь частично, то он относится к периферии категории. Так,
малиновки и воробьи, как выявилось в ходе экспериментов Э.Рош,
оцениваются как лучшие примеры птиц, нежели орлы, пеликаны, куры и т.д.
Как указывает Дж.Лакофф, центральные члены .категории распознаются
33
быстрее, раньше запоминаются, чаще используются и выступают как
представители всей категории. Не вдаваясь подробнее в типологию прототипов
и источники возникновения прототипических характеристик, которые могут
быть самыми различными, что убедительно продемонстрировал Дж.Лакофф на
примере понятия "мать" (6, 36 - 43), скажем, что трактовка значения слова как
прототипа обозначаемого словом объекта исходит из восприятия мира
человеком и пытается отразить ограниченность человеческого опыта и
своеобразие его осмысления окружающего мира. Тем самым эта теория
отличается от тех семантических теорий, которые трактуют значение слова,
отталкиваясь только от называемых словами реалий естественного мира, не
принимая во внимание человеческий фактор, как в познании действительности,
так и в языке.
§2. АСПЕКТЫ И ТИПЫ ЗНАЧЕНИЙ
Природа значения, его модель и порождающие источники едины для всех
языков мира и, более того, для всех языковых единиц – лексических и
грамматических. Различия могут наблюдаться в наборах прототипических
характеристик, составляющих значение языковой единицы в том или ином
языке. Однако, как показали исследования цветообозначений в различных
языках, ядерные характеристики прототипов универсальны, и эта общность
предопределяется тождеством чувственно воспринимаемых свойств денотатов,
возникающим как следствие тождества нейрофизиологических процессов
восприятия людей. Она также лежит в основе семантической эквивалентности
единиц разных языков, что обусловливает возможность перевода с одного
языка на другой и таким образом возможность коммуникации разных языковых
коллективов.
Это единство проявляется также и в общности типов значений,
выделяемых по тем или иным параметрам, как языковым, так и неязыковым.
Среди типологий значений, основанных на неязыковых принципах, наиболее
широкое распространение получила типология значений, базирующаяся на
отношениях знака, а слово, несомненно, обладает свойствами знака в процессе
его функционирования. Опираясь на связи знака с составляющими знаковую
ситуацию, в содержании слова выделяют следующие аспекты, или типы
значений:
п р е д м е т н ы й , и л и д е н о т а т и в н ы й , аспект значения
слова, определяемый отнесенностью слова к предмету (денотату, референту),
именуемый также референционным значением;
понятийный,
или
с и г н и ф и к а т и в н ы й , аспект
значения, детерминированный отношением слова и мыслительного содержания
(понятия, образа, представления) и заключающий в себе общие существенные
признаки, которые являются основанием для объединения отдельных,
единичных предметов в какие-то классы;
прагматический,
или
к о н н о т а т и в н ы й , аспект,
34
обусловленный отношением говорящего к обозначаемому знаком объекту и
включающий субъективно-оценочные, модальные и т.д. компоненты;
системный,
или
дифференциальный,
аспект,
формируемый на основе отношения слова к другим словам как в рамках
соответствующей группы слов, с которой данное слово семантически связано
(этот аспект называют также значимостью – фр. valeur), так и в речевой цепи.
В самом общем виде данная типология соотносится с тремя разделами
науки о значении – семантикой, изучающей знаки в их отношении к предметам
и понятиям, прагматикой, занимающейся изучением отношения говорящих к
знакам, и синтактикой, исследующей отношения между самими знаками.
Вышеприведенной типологии значений созвучна в некоторой степени
типология, возникшая в последнее время как результат когнитивного подхода к
языку. Деление значений в ней осуществляется по тому, какие структуры
сознания лежат в их основе когнитивные, отражающие объективное знание
человеком окружающего его мира, обогащенное тысячелетним коллективным
опытом всего человечества, или же прагматические, несущие информацию о
субъективной оценке человеком окружающих его явлений, его личностных
переживаниях, интересах и отношении к наблюдаемому.
Поскольку, как отмечает М.В.Никитин, "всякое конкретное значение...
неизбежно получает квалификацию как элемент этих двух структур сознания"
(7, 20), то происходит расслоение значения на компоненты - когнитивный и
прагматический (здесь, как и ранее, для наименования указанных компонентов
в лингвистических теориях также используются разные термины:
денотативный, референционный, сигматический, иногда семантический,
интеллектуальный и коннотативный, эмотивный и другие).
Развивая далее данную типологию значений, М.В.Никитин различает в
когнитивном значении слов контенсиональный и экстенсиональный
компоненты. Контенсионал, или содержание понятия, - это совокупность, а
точнее, структура отраженных в данном понятии (значении, имени) признаков.
Экстенсионал, или объем понятия, - это множество вещей (денотатов), с
которыми соотносится понятие (значение, имя). Для слова сир 'чашка' в его
прямом значении контенсионал составляют такие признаки, как "сосуд,
небольшой, открытый, обычно с ручкой, предназначенный для питья", а
экстенсионал - все предметы, объединяемые общностью данных признаков в
единое множество.
И контенсионал, и экстенсионал имени варьируются под влиянием
контекста, т.е. они оказываются непостоянными. Ср., например, следующие
контексты употребления слова cup: I have broken her favourite cup 'Я разбил ее
любимую чашку' и How much does a cup cost? 'Сколько стоит чашка?'. В первом
случае контенсионал слова cup включает признак любимый, а экстенсионалом
является определенная чашка; во втором экстенсионалом может явиться любая
чашка из всего множества чашек, а контенсионалом – наше представление о
некоторой усредненной, прототипической чашке.
Однако при всей вариативности контенсионала, возникающей в
различных ситуациях общения и в зависимости от субъективного знания
35
говорящих, в контенсионале выделяется стабильное ядро, устойчивая часть,
называемая интенсионалом значения. Благодаря этой устойчивости
интенсионала становится возможной коммуникация между людьми,
достигается взаимопонимание в процессе общения. Изменения в интенсионале
представляют собой качественные семантические преобразования и ведут к
возникновению новых значений (ср. такие значения сир, как: 'чаша, кубок;
доля, судьба; чашечка (цветка)' и другие).
Следует, однако, еще раз подчеркнуть, что устойчивость интенсионала не
исключает варьирования контенсионального значения, которое в зависимости
от контекста использования слова предстает в двух своих разновидностях:
денотативном и сигнификативном значениях. "Имя, – указывает М.В. Никитин,
– имеет денотативное значение, если оно репрезентирует единичный денотат
или группу единичных денотатов, во всех остальных случаях оно несет
сигнификативное значение" (7, 30).
Если сигнификативное значение включает общие признаки класса
обозначаемых предметов (ср. In freshness, youth and beauty she was like the
flowers of spring 'Своей свежестью, молодостью и красотой она напоминала
весенние цветы', I am fond of flowers 'Я люблю цветы' и т.д.), то денотативное
значение вмещает сверх признаков класса и другие признаки, присущие
обозначаемому именем единичному предмету и отличающие от других
предметов того же класса.(ср. "Flowers, Miss Covak". Fran opened the door.
"Flowers?". That's right. Just delivered downstairs". With the flowers was a small
envelope with a note in it. P.Highsmith. The Network. '"Цветы, мисс Ковак". Фрэн
открыла дверь. "Цветы?" – "Да, только что доставили". К цветам был приложен
маленький конверт с запиской').
Денотативное значение имени переменно, ибо оно базируется на
конкретных, данных в определенной ситуации сущностях и неодинаково как в
разных контекстах, так и у говорящего и слушающего. Сигнификативное
значение, напротив, стремится к постоянству, 'стабильности, совпадению у
говорящих и слушающих, идентичности в разных контекстах.
В целом типология значения, предложенная М.В.Никитиным, имеет
следующий вид:
Немаловажно в данной типологии и то, что прагматическое и
когнитивное значения предстают как компоненты значения имени,
реализуемые одновременно, компонентами значения являются также
экстенсиональное и контенсиональное значения. Этого, однако, нельзя сказать
о денотативном и сигнификативном значениях. По мнению автора, они суть
разновидности контенсионального значения и не могут сочетаться в одном акте
36
употребления имени. В определенной речевой ситуации слово несет или
денотативное, или же сигнификативное значение.
Стройная и логически непротиворечивая, данная типология, на наш
взгляд, во многом разрешает те многочисленные разногласия, существовавшие
в литературе по вопросу денотативного и сигнификативного типов значений, их
соотношения в значении слова, и создает прочные основания для
разграничения лексики предметной, или денотатной, которая может быть
употреблена как в денотативном, так и сигнификативном значении, и лексики
признаковой, или сигнификативной, имеющей только сигнификативное
значение и не несущей денотативного значения (глаголы, прилагательные и
т.д.).
Думается, однако, что лишение признаковых слов денотативного
значения по той причине, что они обозначают непредметные сущности, не
учитывает того факта, что понятия, лежащие в основе семантики признаковых
слов, формируются на базе отраженных нашим сознанием объективно
существующих свойств и признаков внешнего мира. Объективность свойств
вытекает из объективности существования вещей, ибо если признается
объективное существование вещи, то отсюда неминуемо следует признать
также объективное существование свойств. Мышление лишь открывает эти
свойства, а человек с помощью различных средств языка дает им
соответствующие названия. Благодаря объективности существования свойств
признаковые слова, называющие какие-то свойства в определенной ситуации,
так же конкретно референциальны, как и предметная лексика (ср., напр., Give
me that blue pencil! 'Дай мне тот голубой карандаш!' или His seriousness attracted
them to him. 'Их привлекала к нему его серьезность' и др., в которых речь" идет
о конкретных свойствах конкретных объектов, а не о классах свойств,
образующих единое множество).
Принимая это во внимание, возможно, имеет смысл расширительное
определение денотата, согласно которому денотатом является "то, что мы
имеем в виду" (11,183).
Приведенные выше типологии значений не исчерпывают всех
возможностей классификации значений. Существуют и иные типологии
значений, основанные на языковых параметрах и ориентированные не столько
на учет содержательных различий в значениях, сколько на формы их
выражения.
Специфика языковой системы в значительной степени детерминируется
своеобразием языковых форм, в которых закрепляется то или иное значение,
способов выражения значений, которые различаются как в одном и том же
языке, так и, тем более, в разных языках мира. На этом основании
осуществляется общая лингвистическая типология значений, в которой
наиболее яркую оппозицию составляют лексические и грамматические
значения, образующие тесное и целостное единство в основной лексической
единице – слове. "Слово, – писал А.А.Потебня, – заключает в себе указание на
известное содержание, свойственное только ему одному, и вместе с тем
указание на один или несколько общих разрядов, называемых
37
грамматическими категориями, под которые содержание этого слова
подводится наравне с содержанием многих других" (8, 35). Содержание,
свойственное только данному слову и отличающее его от других слов языка,
называется лексическим значением слова. Оно одно и то же во всех формах
слова и не видоизменяется при изменении слова. Таковы, например,
лексические значения английских слов write 'писать', ask 'спрашивать', student
'студент' и многих других, в систему форм которых, т.е. парадигму, входят не
только названные выше словоформы, но и формы wrote, has written, have
written, am writing, have been writing; asked, has asked, have been asking; students,
student's и другие.
Одновременно словоформы приведенных примеров writes, asks, students
входят в группы таких же словоформ других слов и образуют единые ряды
writes, asks, smiles, sits, lies, sings, runs, makes по общности значения
единственного числа 3-го лица, students, tables, pictures, vases, balconies, flowers
- по общности значения множественного числа. Эти общие значения и принято
называть грамматическими. Таким образом, лексическое значение оказывается
чисто индивидуальным, связанным с определенным словом во всех его
словоформах, грамматическое значение – общим, объединяющим многие слова
в одинаковых формах, а для отдельного слова во всех его формах переменным, дополняющим лексическое значение и осложняющим его.
Порою в качестве основания для разграничения лексических и
грамматических значений предлагают считать конкретность лексического
значения и обобщенность грамматического. Это основание нуждается, на наш
взгляд, в уточнении, ибо в такой формулировке конкретность лексического
значения слова противоречит обобщающему характеру слова. Всякое слово,
называя класс вещей, явлений, свойств, отношений, в своей семантике
обязательно содержит отвлечение, абстрагированность от индивидуальных
различий конкретных предметов, явлений и т.д., составляющих данный класс,
вследствие чего лексическое значение слова также представляет собой
обобщение. Однако это обобщение на уровне класса, в то время как
грамматическое, охватывающее не один класс обозначаемых словами
предметов, явлений, оказывается обобщением на уровне класса классов, т.е.
обобщением более высокого порядка. Указанные различия, по-видимому,
позволили А.И. Смирницкому утверждать, что и "в области лексики имеется
известное обобщение частных случаев, но конкретность слова здесь все же
полностью не исчезает" (10,22), и уподобить слово с лексической точки зрения
арифметической, а с точки зрения грамматической – алгебраической
величинам.
Противопоставление лексического и грамматического значений не
столько по их природе, сколько по способу выражения приводит к тому, что в
разных языках наблюдаются достаточно часто встречающиеся случаи, когда
грамматически выраженные значения в одном языке находят лексические
соответствия в другом и наоборот. Примером может явиться грамматическое
обозначение рода в глаголах в формах единственного числа прошедшего
времени или сослагательного наклонения с помощью флексий -а (жен. род), -о
38
(средний род) и нулевой флексии (муж. род) – ср. расцвела, расцвело, расцвел в
русском языке и использование местоимений для выражения аналогичных
значений в английском (Не has written a letter 'Он написал письмо', She has
written a letter 'Она написала письмо'). Длительность действия выражается в
английском языке в системе видо-временных форм в виде Continuous forms (is
writing, was writing, has been writing, will be writing и т.д.), т.е. грамматически:
для передачи этого значения в русском языке используются лексические
единицы (Я пишу каждый день; Я пишу два часа; Я пишу в настоящий
момент) или же необходим контекст, из которого бы явствовало, когда
происходит действие и как долго оно длится. Системе падежных форм слов
русского языка и выражаемых ею значений соответствует система служебных
слов английского языка. Можно приводить и другие примеры таких
несоответствий в способах выражения значений, равно как и примеры
сложного и своеобразного переплетения в разных языках грамматических и
лексических значений, формирующих на основе семантической близости
единую семантическую зону и содержательную базу для функциональносемантических полей, в которых тесно взаимодействуют грамматические
(морфологические и синтаксические), лексические, лексико-грамматические и
словообразовательные элементы языковой системы.
Сказанное выше не исключает ряда серьезных различий, существующих
между лексическим и грамматическим типами значений. Это сопровождающий
характер, регулярность, высокая частотность и обязательность грамматических
значений и некоторые другие их свойства, отличающие грамматические
значения от лексических. Важно, однако, подчеркнуть, что в слове лексическое
и грамматическое образуют тесное и неразрывное единство, определяющее
функционирование слова.
Лексическое и грамматическое значения, различение которых связано
непосредственно со способом их языкового выражения, образуют, как
говорилось ранее, наиболее яркую оппозицию в лингвистической типологии
значений, основанной на типе языковой единицы, используемой для передачи
того или иного смысла и включающей, наряду с грамматическим и
лексическим
значениями,
и
другие
типы
значений
(например,
словообразовательные, синтаксические как разновидности грамматических
значений, фразеологические, словосочетательные и т.д. как разновидности
номинативных значений).
Возможны и иные лингвистические типологии значений. Широко
известны,
например,
дальнейшие
стратификации
лексических
и
грамматических значений. Значимая для лексической семантики типология
лексических значений связана с дифференциацией их в различных условиях
функционирования и сосуществования в единой семантической структуре
слова. Поскольку истоки этой типологии лежат в неоднозначности слова, она
будет рассмотрена несколько позже.
Здесь же представляется необходимым отметить наличие тесной связи
между содержательными типами значений и лингвистическими значениями.
Эта связь особенно очевидна при изучении лексического значения, которое
39
оказывается сложно структурированным образованием, состоящим из
взаимозависимых, содержательно разных частей, или долей. В структуре
лексического значения выделяют следующие компоненты: денотативный,
сигнификативный и коннотативный согласно типологии значений, основанной
на свойствах знака. В рамках когнитивного подхода к значению слова,
предлагающего несколько иную, как было показано ранее, содержательную
типологию значений, структура лексического значения приобретает
следующий вид.
Лексическое значение может сочетать в себе либо оба типа содержания –
когнитивный и прагматический, либо ограничиваться одним из них.
Значительное число слов прагматически нейтральны, и в их значениях
представлен лишь когнитивный компонент содержания с определенной
внутренней структурой (ср. англ. water 'вода', salt 'соль', take 'брать', run 'бежать',
green 'зеленый', strong 'сильный' и многие другие). Названные слова сами по
себе не связаны с выражением эмоционально-оценочных отношений, хотя в
определенных контекстах могут получать определенную прагматическую
окраску. Последняя, однако, не является частью их собственного значения, она
результат использования слова в определенной речевой ситуации.
Многие слова сочетают в своих лексических значениях и когнитивный, и
прагматический компоненты, причем один из них может оказаться
доминирующим. Например, в словах типа upstart 'выскочкa', cad 'грубиян,
невежа', monster 'урод' и т.д. доминирует прагматический компонент, слова
типа anarchist 'анархист', coward 'трус', "informer 'осведомитель' содержат
когнитивный компонент, но называемый ими тип людей и их деятельность
вызывает определение эмоции и оценки.
Внутренняя структура когнитивного компонента лексического значения
многих слов также многокомпонентна и представляет собой определенным
образом организованный набор семантических признаков, т.е. признаков,
отраженных в значении языковой единицы. Семантические признаки, входящие
в ядро лексического значения, образуют интенсионал лексического значения,
периферийные семантические признаки, наличие которых с большей или
меньшей степенью вероятности детерминируется интенсиональными
признаками,
т.е.
основными
признаками
денотата,
формируют
и м п л и к а ц и о н а л лексического значения.
Импликация
признаков
может быть сильной, обязательной,
высоковероятностной, и в таком случае совокупность имплицируемы?
признаков рассматривается как сильный импликационал значения. С другой
стороны, импликация каких-то признаков может быть невозможной или
маловероятной. Совокупность таких признаков образует отрицательный
импликационал значения, или нег импликационал. И, наконец, существуют
признаки, наличие или отсутствие которых равновероятно. Эта совокупность
признаков формирует свободный, или слабый, импликационал (7,58 - 66).
Поясним сказанное на примере английского слова winter. Интенсионалом
когнитивного компонента прямого лексического значения данного слова
является совокупность следующих семантических признаков: season between
40
autumn and spring (November or December to February or March in the northern
hemisphere) 'время годе между осенью и весной (с ноября или декабря до
февраля или мар та в северном полушарии)'. В сильный импликационал
лексического значения данного слова входят такие признаки, как: 'холодное
время года', 'выпадает снег', 'замерзают реки', 'солнце стоит низко над
горизонтом', 'люди носят теплую одежду' и т.д.
Отрицательный импликационал данного слова включает при знаки,
несовместимые с понятием зимы, например такие свойства как круглый,
настенный, глинистый. Зима не может покупать, продавать, танцевать,
усмехаться и т.д. Очевидно, что отрицательный импликационал подсказывает
говорящему, как правильно использовать слово, и в то же время создает
широкие возможности для метафорических переносов типа "Зима скачет, зима
пляшет, зима песенки поет".
Такие же признаки, как долгая, бесконечная, короткая, суровая, морозная,
теплая, сырая и т.д., которые могут быть, а могут v не быть признаками зимы,
составляют свободный импликационал этого слова.
Содержательные компоненты (в любой их трактовке) и самостроение
лексического значения универсальны и определяются природой, назначением
языковых единиц. Достаточно универсально и своеобразие структуры
лексического значения, диктуемое типом слов, которым эти значения
свойственны. Существуют слова, лексическое значение которых исчерпывается
одним признаком. Структура лексического значения таких слов проста,
моносемна, элементарна, что создает трудности для лексикографического
описания. Таковы многие прилагательные, обозначающие, как правило, один
признак, например keen 'острый', pure 'чистый', shallow 'мелкий', clever 'умный',
grand 'главный, важный', red 'красный', глаголы sit 'сидеть', smile 'улыбаться',
move 'двигаться', sleep 'спать', абстрактные существительные. Все это
признаковые слова, именуемые также предикатными и принадлежащие к
сигнификатной лексике.
Структура лексического значения денотатной лексики, или предметных,
денотатных, идентифицирующих слов, не исчерпывается одним признаком, но
представляет собой совокупность взаимосвязанных и взаимозависимых
признаков. Этим словам свойственна тесная связь с денотатом,
многопризнаковость, гетерогенность семантических компонентов и ряд других
характеристик.
Универсальность структуры лексического значения, равно как и
универсальность специфики лексического значения в определенных классах
слов, не означает, однако, что лексические значения коррелятивных слов в
разных языках абсолютно идентичны. Это явствует из несовпадения
возможностей сочетаемости коррелятивных слов.
Так, в современном английском языке возможны и общеупотребительны
словосочетания red hair 'красные волосы', red fox 'красная лиса', red beard
'красная борода' и т.д., в то время как в современном русском языке им
соответствуют словосочетания рыжие волосы, рыжая лиса, рыжая борода.
Аналогичным образом кленовые листья осенью в языковом сознании
41
говорящих на русском языке ассоциируются скорее с желтым или золотистым
цветом, нежели с красным как это имеет место в современном английском
языке. Таким образом, очевидна специфика языкового членения спектра и
соответственно
несовпадение
интенсионалов
лексических
значений
коррелятивных цветообозначений. Сфера денотации, или область референций,
к которой приложимо слово red в английском языке, оказывается шире сферы
денотации прилагательного красный в русском языке.
Еще одним примером различия интенсионалов лексического значения
коррелятивных слов в разных языках могут явиться существительные англ.
dinner и рус. обед, англ. morning и рус. утро. Различия систем наименований
приемов пищи (англ. breakfast, lunch, dinner, supper; рус. завтрак, обед, ужин) и
различия во временном членении суток (ср. рус. три часа ночи – англ. three
o'clock in the niorning) обусловливают неполноту соответствия коррелятивных
единиц в разных языках, которая обязательно должна учитываться в процессе
овладения лексикой изучаемого языка. Важно, тем не менее, подчеркнуть при
этом, что различие интенсионалов лексических значений лишь частично, и
благодаря этому перевод с одного языка на другой принципиально возможен.
Еще более часты несовпадения в импликационалах лексических значений
коррелятивных слов, связанные с национально-культурной спецификой
практической
деятельности
языковых
коллективов,
особенностями
национальных моделей поведения, традиций и т.д. Ср., например, значения
отыменных производных прилагательных в английском и русском языках:
piggish 'такой, как свинья, или такой, как у свиньи: грязный, неопрятный;
жадный и упрямый' и свинский 'такой, как свинья, или такой, как у свиньи:
грубый,
примитивный:
грязный,
неопрятный;
невежественный,
некультурный'; doggish' свойственный собаке; такой, как у собаки: грубый,
раздражительный; угрюмый', собачий 'свойственный собаке: тяжелый,
плохой, невыносимый; очень сильный в своем проявлении' и т.д.
Коррелятивные слова в разных языках могут отличаться друг от друга и
прагматическими компонентами своих лексических значений. Ср. англ.
physiognomy 'физиономия, лицо, облик' и рус. физиономия, имеющее
разговорный характер. Различная стилистическая окраска английского и
русского слов лежит в основе их раз ной сочетаемости. В английском языке
возможны сочетания типа the political physiognomy of the new parliament
'политическое лицо нового парламента', а в русском сочетания неприятная,
отвратная, лукавая физиономия, в переводе которых вряд ли будет
правильные использовать данные корреляты.
Таким образом, несмотря на общие закономерности структурации
лексических значений, полной идентичности семантических компонентов,
совокупность которых составляет лексическое значение, в разных языках не
наблюдается, и это в значительной степени затрудняет поиск эквивалентных
форм передачи содержания с одного языка на другой и заставляет переводчика
прибегать к описательным оборотам с целью достижения наибольшей точности
и адекватности перевода.
42
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Определите основные связи слова как знаковой единицы в процессе
коммуникации.
Назовите важнейшие компоненты содержания слова, определяемые его
связью с объектом, понятием об объекте, другими словами и т.д.
Изложите суть и назовите достоинства и недостатки:
а) остенсивного определения значения,
б) концептуальной трактовки значения,
в) функциональной концепции значения,
г) бихевиористской концепции значения,
д) теории прототипов.
Назовите типы значений по выражаемым в них содержательным
признакам.
Назовите типы значений, обусловленные формами их выражения.
Определите критериальные различия лексических и грамматических
значений.
Назовите компоненты лексического значения слова.
Найдите примеры специфики лексических значений коррелятивных слов
в английском и других известных вам языках.
ЛИТЕРАТУРА
1. Арутюнова Н.Д. К проблеме функциональных типов лексического
значения // Аспекты семантических исследований. — М., 1980.
2. Блумфилд Л. Язык. - М., 1968.
3. Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной
лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. — М., 1985.
4. Грайс Г.Л. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной
лингвистике. Вып.16. Лингвистическая прагматика. —М., 1985.
5. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. — М., 1978.
6. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в
зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. — М., 1988.
7. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. — М., 1988.
8. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. — М., 1968.
9. Сааринен Э. О метатеории и методологии семантики // Новое в
зарубежной лингвистике. Вып. 18. Логический анализ естественного языка. —
М., 1986.
10. Смирниикий А.И. Лексикология английского языка. — М., 1956.
11. Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. Вып. 8. — М.,
1977.
12. Allan К. Linguistic Meaning. - Vol. I. - L., N.Y„ 1986.
43
ГЛАВА III. ПОЛИСЕМИЯ
§ 1. СЕМАНТИЧЕСКАЯ НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ И ЕЕ ТИПЫ
Ранее уже говорилось о способности языковых форм быть связанными с
целым рядом означаемых и выражать соответственно несколько значений. Эта
способность
является
неиссякаемым
источником
семантической
неоднозначности в лексике, число примеров которой в английском, равно как и
других языках, неограниченно.
Вызванная потребностью в наименованиях для такой сложной и
постоянно изменяющейся системы, какой является окружающая нас
действительность, семантическая неоднозначность в лексике обеспечивает, с
одной стороны, экономность и обозримость языкового кода, а с другой
стороны, его гибкость и способность обслуживать все коммуникативные
потребности в обозначении многообразия познанного человеком мира. Кроме
того, благодаря семантической неоднозначности лексических единиц язык
становится орудием, инструментом познания, так как обозначение одним
звуковым комплексом одновременно нескольких явлений, свойств и т.д.
зачастую базируется на установленных говорящими отношениях и связях,
существующих между этими явлениями. Не случайно, поэтому семантическая
неоднозначность лексических единиц в разных своих проявлениях, особенно
таких, как полисемия и омонимия, есть, по всей вероятности, семантическая
универсалия, глубоко коренящаяся в фундаментальной структуре языка.
"Ни один язык, – писал академик В.В. Виноградов, – не был бы в
состоянии выражать каждую конкретную идею самостоятельным словом или
корневым элементом. Конкретность опыта беспредельна, ресурсы же самого
богатого языка строго ограничены. Язык оказывается вынужденным разносить
бесчисленное множество значений по тем или иным рубрикам основных
понятий, используя иные конкретные или полуконкретные идеи в качестве
посредствующих функциональных связей" (2,18).
Главные типы семантической неоднозначности - полисемия и омонимия.
Полисемия, или многозначность, слова – это наличие у слова нескольких
взаимосвязанных значений, характеризуемых общностью одного или более
семантических компонентов. Омонимия отличается от полисемии отсутствием
взаимосвязи значений, связанных с одной и той же языковой формой.
Указанное принципиальное различие детерминировано различиями в процессах
становления данных видов семантической неоднозначности, в связи с чем
представляется необходимым рассмотрение процессуального аспекта
полисемии и, несколько ниже, омонимии.
44
§ 2. ПРИЧИНЫ, ТИПЫ И ФУНКЦИИ СЕМАНТИЧЕСКИХ
ИЗМЕНЕНИЙ
В процессуальном аспекте полисемия есть результат семантических
изменений, когда одно значение возникает на базе другого по определенным
моделям семантической деривации и связано с последним отношениями
производности. Причины и пути семантической деривации многообразны.
Среди
причин,
вызывающих
повторное
использование
уже
существующего имени с закрепленным за ним значением, главными, повидимому, являются причины экстралингвистического порядка. Различные
исторические, социальные, экономические, технологические и другие
изменения в жизни людей порождают необходимость в новых наименованиях.
Ответом на эту необходимость является использование уже имеющихся в языке
номинативных средств в новых значениях, как это случилось, например, с
существительными collar, cage, concertina, ship и другими и в современном
английском языке, которые наряду с уже имеющимися значениями (collar
'воротник, воротничок', cage 'клетка', concertina 'концертина (Муз. инструмент)',
ship 'корабль') стали использоваться в последнее время и в таких новых
значениях, как: collar 'a floatation device used to keep spacecraft afloat and upright
on water after splash-down', cage 'a sheer or lacy outer dress worn over a slip or a
dress', concertina 'brand of woman's gird expanding and contracting like a
concertina', ship 'spacecraft'. (Ср. рус. стрела 'подвижная часть подъемного
крана', спутник 'космический аппарат, с помощью ракетных устройств
запускаемый на орбиту в космическое пространство', нагрузка 'обязанность,
поручение', перегиб 'нарушение правильной линии, вредная крайность' и
многие другие, используемые в целях вторичной номинации и получившие в
советское время новые значения.)
Весьма важную роль в изменении семантики слова играют социальные
факторы, прежде всего использование слов определенными социальными
группами. Каждая социальная среда характеризуется своеобразием своих
обозначений, вследствие чего слово приобретает иное содержание в речи
разных социальных, культурных, профессиональных групп и соответственно
становится многозначным. Таковы многозначные слова ring 'кольцо; кольцо для
спуска (альпинизм); кольцо корзины (баскетбол); цирковая арена; ринг,
площадка (для борьбы); годовое кольцо древесины; мор. рым и др.'; pipe 'труба;
курительная трубка; свирель, дудка, волынка; геол. удлиненное рудное тело;
мор. боцманская дудка'и т.д.; doctor 'доктор, врач; доктор (ученая степень);
ученый богослов, теолог' и др. в современном английском языке.
Помимо
указанных
факторов,
обусловливающих
развитие
многозначности слов, заслуживают внимания и психологические причины
семантических изменений. Это прежде всего существование различного рода
запретов, или табу, продиктованных чувством страха и религиозными
верованиями (люди из суеверия избегают называть своими именами дьявола,
злых духов, бога и т.д.), чувством деликатности, когда речь идет о неприятных
45
темах, например болезни, смерти и т.д., стремлением соблюдать приличия при
разговоре о явлениях, относящихся к сексуальной сфере жизни, определенным
частям и функциям человеческого организма, а также различного рода
изменения в эмоциональной оценке предметов и явлений. В силу названных
причин говорящие начинают использовать для выражения необходимых
значений эвфемизмы, т.е. слова-заменители, которые с течением времени
приобретают эти значения в качестве постоянных своих семантических
характеристик.
Таковы
истоки
новых
значений
многозначных
английских
существительных типа hostess, употребляемого не только для обозначения
хозяйки дома, хозяйки гостиницы и т.д., но и для именования платной
партнерши в дансинге, ночном клубе, head, чей набор значений пополнился
еще одним - значением 'наркоман', model, mystery, приобретших в последние
годы значение 'женщина легкого поведениями многие другие.
Наряду с экстралингвистическими причинами, обусловливающими
появление новых значений и тем самым развитие многозначности слов,
действуют причины внутрилингвистические. К ним традиционно относят
постоянную совместную сочетаемость и возникающий в результате эллипс
словосочетания, при котором один, оставшийся элемент словосочетания
приобретает значение всего словосочетания (напр., the Kremlin 'советское
правительство' как результат стяжения словосочетания the Kremlin government,
daily 'ежедневная газета; ежедневно приходящая домашняя работница' и др.). К
многозначности слова может привести и дифференциация синонимов,
примером чего могут послужить английские существительные bird 'птица' и
fowl 'птица, дичь; домашняя птица, особенно курица'. Многозначность может
явиться и результатом семантической аналогии, когда в группе слов,
объединенных единым понятийным стержнем, под влиянием того, что одно из
слов группы приобретает какое-то новое значение, все остальные члены группы
развивают аналогичные значения. Так, слова get, grasp, синонимичные
английскому catch 'схватить, ловить', после того, как последнее получило
значение 'уловить смысл, понять', по аналогии также приобрели значение
'охватить умом, понять, осознать'.
Необходимо, однако, отметить, что действие внутрилингвистических
причин не столь очевидно, как влияние экстралингвистических факторов,
обусловливающих появление многозначности, и гораздо меньше вследствие
этого изучено.
Равным образом как причины семантических изменений могут быть, как
было показано выше, самыми разными, сами семантические изменения по
своей природе могут также различаться, ибо в их основе могут лежать
различные закономерности. Иначе говоря, использование имени какого-то
объекта для обозначения какого-то иного объекта осуществляется не хаотично.
В основе вторичного использования имен, обычно описываемого как перенос
значений, хотя, несомненно, правильнее говорить о переносе имен и развитии у
них вторичных значений, лежат законы ассоциативных связей. Ими
определяются виды семантических изменений слова в ходе его исторического
46
развития, типы отношений между значениями в диахронии и как конечный
результат типы самих значений в семантической структуре многозначного
слова.
Ассоциативные связи, являясь отражением наших понятий и
представлений о взаимодействии фактов и явлений предметного мира, сложны
и многообразны. Наиболее устойчивые из них, вошедшие в социальный опыт
языкового коллектива и предопределяющие появление вторичного
употребления слов, базируются на устанавливаемой нашим сознанием реальной
или вымышленной связи и общности объектов окружающего нас мира. В
зависимости от того, что является основанием ассоциативных связей - связь,
смежность явлений или общность некоторых их признаков и вытекающее
отсюда сходство, - различают метонимические и метафорические переносы
значений и как их разновидности - синекдоху и функциональный перенос.
М е т о н и м и я есть такой тип семантических изменений, при ”котором
перенос имени того или иного предмета или явления на другой предмет или
явление осуществляется на основе реальных (а иногда воображаемых) связей
между соответствующими "предметами или явлениями. Связь (смежность) во
времени или пространстве, причинно-следственные связи и т.д. могут вызывать
регулярные, устойчивые ассоциации, что позволяет установить некоторые
модели метонимических переносов. В качестве примеров можно привести
следующие регулярные типы метонимических переносов:
1. Животное – мясо животного: например, fowl - 1) домашняя птица,
особ. курица, 2) птичье мясо, особ. курятина; goose - 1) гусь, гусыня, 2)
гусятина; turkey - 1) зоол. индюк, индейка (Meleagris gallopavo), 2) кул. индейка,
индюшка и др. (ср. рус. гусь, индюшка, кролик, курииа, лещ, судак, утка и др.).
2. Дерево – древесина этого дерева: например, pine - 1) бот. сосна
(Pinus), 2) сосновая древесина; oak - 1) бот. дуб (Quercus gen.), 2) древесина
дуба; maple – 1) бот. клен (Acer gen.), 2) древесина клена и др. (ср. рус. береза,
ель, кедр, осина, сосна и т.д.).
3. Материал – изделие из этого материала: например, bronze –1) бронза,
2) изделие из бронзы; clay – 1) глина, глинозем, 2) глиняная трубка; silver – 1)
серебро, 2) серебряные изделия и др. (ср. рус. бронза, гипс, золото, стекло,
серебро и т.д.).
4. Содержащее – содержимое: например, school - 1) школа, школьники;
учебное заведение, 2) собир. учащиеся школы; hall -1) здание колледжа или
университета, предназначенное для собраний или занятий; 2) студенты,
живущие или занимающиеся в этом здании; house – 1) дом, здание, 2)
семейство, род; дом, династия, 3) театр, кинотеатр, 4) публика, зрители и др.
(ср. рус. аудитория, зал, класс, завод и т.д.).
5. Свойство – субъект свойства: например, authority – 1) авторитет, вес,
влияние, 2) авторитет, крупный специалист; beauty – 1) красота, прекрасное; 2)
красавица; talent - 1) талант, дар, одаренность; 2) талантливый человек, талант и
др. (ср. рус. гений, бездарность, авторитет, ничтожество и т.д.).
6. Действие – субъект действия: например, support – 1) поддержка,
помощь, 2) опора, оплот; 3) кормилец; supply – 1) временное замещение
47
должности, 2) временный заместитель; safeguard – 1) охрана;
мера предосторожности, 2) охрана, конвой; 3) предохранительное
приспособление, ограждение (машины) и др. (ср. рус. дежурство, замена,
обвинение, смена, погоня и т.д.). С именами действия связаны и многие другие
типы метонимических переносов, такие, как:
действие - объект действия, действие – результат действия, действие средство действия, действие - место действия и т.д. К сожалению, в англистике
отсутствует более или менее исчерпывающее описание типов метонимических
переносов, имеющих место в семантике многозначных слов английского языка,
и их характеристика по степени продуктивности и регулярности, как это
сделано для лексической системы русского языка Ю.Д.Апресяном (1, 193 –
215). Известно, однако, что каждое шестое значение частотных
существительных, входящих в первую тысячу частотных слов, является
результатом метонимического переноса.
Метонимические переносы свойственны не только существительным, но
и словам других частей речи: прилагательным и глаголам (напр. green – 1)
зеленый, зеленого цвета; 2) незрелый, неспелый, зеленый; ancient – 1) старый,
дряхлый; 2) почтенный, убеленный сединами; умудренный (годами); blind – 1)
слепой, незрячий; 2) предназначенный для слепых; shoot – 1) стрелять, вести
огонь; 2) попадать, поражать, ранить или убить; sit – 1) сидеть; 2) заседать,
проводить заседание; 3) сосредоточенно заниматься чём-л., сидеть над чем-л. и
др.).
Разновидностью метонимии, зачастую трактуемой как отдельный вид
семантических изменений, является синекдоха. Представляя собой перенос
имени с части на целое (напр., cat – 1) кошка домашняя (Felis domesticus); 2)
животное семейства кошачьих (Felis или Panthera); head – 1) голова; 2) человек;
3) голова скота; 4) стадо; стая (птиц) и т.д.) либо с целого на часть (напр., doctor
– 1) уст. наставник, учитель, ученый муж; 2) доктор (ученая степень); 3) доктор,
врач; burner – 1) человек или приспособление для сжигания чего-л.; 2) горелка,
форсунка; 3) обжигательная печь и т.д.), синекдоха выделяется как отдельный
вид переносов потому, что в ее основе лежат логические связи. При синекдохе
происходит изменение круга обозначаемых словом референтов: имя более
узкого множества используется для обозначения более широкого множества
объектов, в котором узкое множество является лишь составной частью, и
наоборот: обозначение широкого множества становится обозначением
отдельных его подмножеств. В лингвистической литературе этот процесс
описывается также как расширение и сужение значений.
Вследствие универсальности законов человеческого мышления '– и
использования в качестве фундамента метонимии и синекдохи, как правило,
объективно существующих связей между называемыми одним именем
объектами и явлениями, можно было бы ожидать появления у коррелятивных
слов в разных языках однотипных переносных значений. Как показывает
сопоставление многозначных слов в разных языках, такое совпадение
действительно имеет место (ср. приведенные ранее модели метонимических
переносов), но оно не абсолютно. Наряду с аналогичными типами значений
48
(ср., напр., англ. hope, love, loss и эквивалентные им рус. надежда, любовь,
потеря, обозначающие как действие, так и в результате метонимического
переноса объект, на который направлено это действие, и многие другие) в
семантике коррелятивных многозначных слов в разных языках наблюдаются
многочисленные метонимические лакуны. Так, англ. citation на основе значения
'цитирование, цитация' приобретает значение объекта действия 'цитата', в то
время как в русском языке ему соответствуют два разных слова – цитация,
цитата. Англ. writing означает как процесс 'написание', так и его результат 'письмо, записка, надпись, письмена' и т.д. Рус. письмо имеет иную систему
значений: 1) написанный текст, посылаемый для сообщения чего-н. кому-н.; 2)
умение писать и т.д. Не увеличивая числа примеров как аналогичных
метонимических переносов, так и их отсутствия в семантике коррелятивных
слов в разных языках, что было бы достаточно просто, следует сделать вывод о
специфике данного явления в каждом языке. Важно, однако, подчеркнуть, что
своеобразие метонимии заключается не в ее основаниях и процессуальном
аспекте (они универсальны). Своеобразным может быть выбор отправной точки
или наименования для метонимического переноса, обусловленный частично
особенностями системы номинативных знаков каждого языка. Своеобразным
может оказаться выбор типа связи (пространственной, временной, причинноследственной и т.д.) как основания переноса. Различна, наконец,
продуктивность той или иной модели метонимических переносов в разных
языках. Все эти факторы, вместе взятые, обусловливают в конечном итоге
своеобразие языковой картины мира в той ее части, которая представлена
значениями, возникшими как результат метонимических переносов.
Еще одним чрезвычайно продуктивным типом семантических изменений,
ведущим к формированию вторичных, производных значений, является
метафора. Метафора представляет собой перенос наименования того или иного
предмета или явления на другой предмет или явление на основании их
сходства, причем уподобление одного предмета другому может осуществляться
вследствие общности самых различных признаков: формы, цвета, внешнего
вида, положения в пространстве, вызываемого ощущения, впечатления, оценки
и т.д. В том случае, если имя предмета или явления переносится на другой
предмет или явление вследствие их функциональной общности, выделяют
ф у н к ц и о н а л ь н ы й п е р е н о с как разновидность метафоры. В качестве
источников для метафорических переносов могут послужить различные группы
лексики. Разнообразны и метафорические отношения между значениями слов,
одно из которых является первичным, исходным, второе - вторичным,
производным. Все это затрудняет выведение более или менее устойчивых
моделей метафорических переносов. В то же время можно отметить некоторые
закономерности действия метафоры, общие для многих языков. К ним
относится частое использование наименований животных для обозначения
людей, которым приписываются свойства животных (напр., ass – 1) зоол. осел
домашний, ишак (Equus asinus); 2) глупец, невежда; cow - 1) зоол. корова (Cavicornia); 2) разг. неуклюжий, глупый, надоедливый человек; wolf – 1) зоол. волк
(Canis lupus); 2) жестокий, безжалостный или жадный человек; волк, хищник и
49
др.; ср. рус. осел, корова, волк, собака, обезьяна и т.д.), использование
наименований частей тела для обозначения различных частей предметов (напр.,
head – 1) голова; 2) верхняя часть чего-л., крона (дерева); 3) головка (цветка),
кочан (капусты), колос, метелка (злаковых); 4) головка (булавки, винта и т.п.),
шляпка (гвоздя), обух (топора); arm – 1) рука (от плеча до кисти); 2) ручка,
подлокотник (кресла); 3) тех. плечо (рычага); кронштейн, консоль; ручка,
рукоятка; спица (колеса); стрела (крана); рог (якоря); ножка (циркуля); крыло
(семафора) и др.; ср. рус. головка, ножка, нос, зуб и др.).
В сфере адъективной лексики как наиболее регулярные отмечаются
перенос наименований различных физических признаков (температуры,
размера, вкуса, света и т.д.) для наименования интеллектуальных
характеристик, оценки эмоционального состояния и других рациональных
признаков (напр., warm – 1) теплый; согретый, подогретый; 2) горячий;
сердечный; 3) горячий, страстный, пылкий; dгу – 1) сухой; 2) сухой,
сдержанный; холодный; бесстрастный; sharp – 1) острый, отточенный,
остроконечный; 2) умный, сообразительный; остроумный; проницательный; 3)
ловкий, искусный; хитрый и др.; ср. рус. теплый, холодный, сухой и т.д.).
Весьма
интересны
среди
прилагательных
так
называемые
с и н е с т е з и ч е с к и е п е р е н о с ы , при которых наименования одного типа
чувственно воспринимаемых признаков используются для обозначения другого
типа чувственно воспринимаемых признаков, причем, как утверждает
Дж.М.Уильямс, переносы осуществляются по схеме:
Как результат этих семантических изменений, носящих, по наблюдениям
ученых, универсальный характер, в современном английском языке стали
возможны словосочетания типа sharp wine 'кислое (терпкое) вино', sharp smell
'резкий запах', sharp voice 'резкий голос', dull colours 'неяркие, тусклые цвета',
soft music 'тихая (нежная) музыка', soft light 'мягкий рассеянный свет', soft tints
'мягкие (нежные) тона', sour smell 'кислый запах' и др. Значения размера и
звуковых свойств объединяют в своей семантике прилагательные deep
'глубокий', low 'низкий', thin 'тонкий' и др. Семантика русских коррелятов
приведенных примеров свидетельствует о том, что и в русском языке имеют
место аналогичные семантические процессы.
Среди глаголов весьма часты метафорические переносы наименований
физических действий для обозначения интеллектуальной деятельности (ср.,
напр., to smash a tea-cup 'разбить чашку' – to smash a theory 'разбить теорию', to
tie a horse to a tree 'привязать лошадь к дереву' – to be tied by the rules 'быть
связанным правилами', to bear a heavy load 'нести тяжелый груз' – to bear
responsibility 'нести ответственность' и др.).
Приведенные выше модели метафорических переносов не исчерпывают,
50
однако, всего богатства метафорических переносов, лежащих в основе
производных значений многозначных слов. Метафора, по выражению В.Н.
Телия, вездесуща. Она выполняет роль призмы, способной обеспечить
рассмотрение вновь познаваемого через уже познанное, зафиксированное в
виде значения языковой единицы. Основанная на сходстве вещей, метафора
теснейшим образом связана с познавательной деятельностью человека, ибо она
предполагает сопоставление как минимум двух объектов и установление какихто общих для них признаков, функционирующих в ходе семантических
изменений как основание для переноса имени. В выборе свойств, служащих
основанием для метафорического переноса, важную роль играют
антропоцентричность и антропометричность метафоры. Эти два параметра,
согласно которым явления природы, абстрактные понятия и т.д. мыслятся как
живые существа или лица (антропоцентричность), а эталоном, ориентиром,
мерой всех вещей выступает сам человек (антропометричность), в сочетании с
модусом фиктивности, представляющим собой допущение, что Х есть как бы
У, обеспечивают необычайную продуктивность метафоры, а вместе с нею и
собственно человеческую - антропоцентрическую - интерпретацию
концептуальной модели мира. Благодаря указанным выше свойствам метафора
становится важнейшим средством создания языковой картины мира, в которой
хранятся соответственно не только наименования реалий как видимого,
чувственно воспринимаемого мира, так и невидимого, психического мира, но и
связанные с ними ассоциации.
Эта языковая картина мира, запечатленная в значениях, возникших в
результате метафорических переносов, характеризуется значительным
своеобразием в разных языках, гораздо большим, нежели своеобразие
метонимических значений. Несмотря на многочисленные аналогии,
продиктованные, по-видимому, универсальными законами ассоциативного
мышления (см. ранее приведенные примеры), в семантике коррелятивных слов
наблюдаются еще более многочисленные расхождения метафорических
значений (ср., напр., слово mouth 'рот' и его метафорические значения:
'отверстие, выход; гор. устье выработки; вход (в гавань, пещеру); устье (реки);
горлышко (бутылки); воен. дуло; дульце (гильзы); окно (магазина);
тех. зев, устье; выходной патрубок; раструб' и др., русские эквиваленты
которых не связаны со словом рот; или слово leg в таких его значениях, как:
'ножка; подпорка, подставка; стойка; этап, часть пути; спорт, тур, круг;
линейка (рейсшины"”; тех. косяк; колено; угольник; эл. фаза; плечо
(трехфазной системы)'и многие другие). Интересен в этом плане пример
Л.Блумфилда, демонстрирующий как общность, так и своеобразие
метафорических переносов современного английского языка по сравнению с
другими. "Very many linguistic forms are used for more than one typical situation, писал американский ученый. – In English, we speak of the head of an army, of a
procession, of a household, or of a river and a head of cabbage, of the mouth of a
bottle, cannon, or river, of the eye of a needle and of hooks and eyes on a dress; of
the teeth of a saw; of the tongue of a shoe or of a wagon; of the neck of a bottle and a
neck of the woods; of the arms, legs and back of a chair; of the foot of a mountain; of
51
hearts of celery. A man may be a fox, an ass, or a dirty dog; a woman a peach, lemon,
cat or goose; people are sharp and keen or dull, or else bright or foggy; as to their
wits, warm or cold in temperament; crooked or straight in conduct; a person may be
up in the air, at sea, off the handle, off his base, or even beside himself, without
actually moving from the spot" (12, 37). В истоках данного своеобразия лежит
элемент субъективности, органично присущий метафоре и обусловленный
широким диапазоном свойств сопоставляемых сущностей, возможностями
выбора любых из них в качестве общих, а также модусом фиктивности,
разрешающим уподобление логически не сопоставимых и онтологически
несходных сущностей.
Завершая описание типов и природы семантических изменений,
необходимо сказать, что метонимические и метафорические переносы как
способы создания вторичных значений отличаются от метонимии и метафоры
как особых приемов образной речи – тропов, используемых в стилистических
целях. Главное их отличие в том, что, возникая первоначально в высказывании,
метафорические и метонимические переносы первого типа в результате частых
употреблений становятся фактами языка и должны усваиваться людьми,
изучающими соответствующий язык, в то время как приемы образной речи метафорические и метонимические переносы – остаются фактами речи,
создающими особую выразительность, образность и воздействующими на
художественное восприятие слушателя или читателя.
Еще одним важным моментом в описании семантических изменений
является та роль, которую они играют в сохранении единства слова и
обеспечении семантической устойчивости значительных пластов лексики.
Весьма часто изменение предметов и явлений окружающего нас мира, равно
как и изменение наших представлений и знаний о мире, не влечет за собой
замены старых наименований, семантика которых претерпевает значительные
изменения. Напротив, уже существующие имена переносятся на возникший в
ходе развития новый круг предметов или явлений, особенно если их
предназначение и функциональная направленность остались прежними. Так,
слово bread 'хлеб' в настоящее время называет продукт, значительно
отличающийся от того, который данное слово обозначало столетия тому назад,
равно как виды оружия, обозначаемые словом weapon в современном
английском языке, совершенно иные по сравнению с периодом средневековья,
хотя неизменно их целевое использование. Изменилось и наше представление о
структуре атома, который не мыслится более неделимым, как это подсказывает
этимология, и соответственно изменилось семантическое наполнение слова
atom. Сохранение имени имеет место не только в случаях изменения
внутреннего устройства, формы предметов, характера осуществления ими
действия и т.д. Имя сохраняется и тогда, когда изменяется - расширяется или
сужается в процессе исторического развития - круг обозначаемых им денотатов
или же изменяется эмоционально-оценочное отношение к обозначаемому.
Например, слово cook до XVI века употреблялось для обозначения только
поваров-мужчин, в настоящее время область его референции включает и
женщин; uncle 'дядя' используется сегодня не только для обозначения брата
52
матери (его первоначальное значение), но также брата отца, мужа тети, тем
самым значительно расширив обозначаемое им множество людей. Расширение
значений произошло также и в семантике слов bird, junk, album, assignment,
companion, butcher, picture и многих других. Изменилась область референции и
слова girl, которое в среднеанглийский период обозначало молодого человека
любого пола, а в современном английском языке относится только к лицам
женского пола. Сужению подверглось и значение слова hound, которое вместо
общего множества собак стало обозначать только множество охотничьих собак.
Аналогичные процессы сужения значений произошли и в семантике слов token
'знак, символ', meat 'мясо', undertaker 'владелец похоронного бюро;
предприниматель', deer 'олень', coast 'морской берег, побережье', stool
'табуретка' и других.
Претерпела изменения и семантика слова knave, которое вместо
устаревшего значения 'мальчик, слуга; лицо незнатного происхождения'
развило пейоративное, уничижительное значение 'подлец, мошенник, плут' в
силу изменения коннотативного своего содержания, прилагательные sly
'хитрый, ловкий, пронырливый', cunning 'коварный, хитрый, лукавый', crafty
'хитрый, лукавый, коварный' также утратили положительные коннотации
своего первоначального значения 'искусный, умелый' (см. аналогичные
процессы в семантике слов lust 'вожделение, похоть', lewd 'похотливый,
распутный', immoral 'аморальный, безнравственный', vice 'порок, зло', hussy
'дерзкая, распутная девчонка', harlot 'проститутка, шлюха', villain 'злодей,
негодяй', boor 'грубый, неотесанный, невоспитанный человек', churl 'грубиян,
невежа' и многих других). Слова же knight 'рыцарь, витязь', bard 'бард, поэт',
enthusiasm 'энтузиазм', angel 'ангел', nice 'прекрасный' и др., наоборот,
улучшили свои первоначально нейтральные или несущие отрицательные
коннотации значения (см. также marshal 'маршал, обер-церемониймейстер',
minister 'министр', squire 'сквайр, помещик', chamberlain 'гофмейстер', Tory
'тори, консерватор', Whig 'виг, либерал', Methodist 'pen. методист', pretty 'милый,
прелестный', fond 'нежный, любящий' и др.).
Перечень примеров расширения и сужения значений, их ухудшения и
улучшения легко продолжить. Главное, однако, заключается в том, что
благодаря переносу наименований постоянные семантические изменения,
обусловленные экстралингвистическими и лингвистическими причинами,
вызывают не кардинальную смену лексического состава языка, что можно было
бы ожидать, а лишь затемнение или полную потерю первоначальной
мотивированности слов (ср., напр., утрату мотивации глаголом book 'заказывать
заранее (комнату в гостинице, билет и т.д.)', поскольку сейчас далеко не всегда
предварительный заказ связан с регистрацией имени заказчика в книге, что
подсказывалось первичным значением глагола 'заносить в книгу;
регистрировать (заказы)', существительным sase 'болезнь', возникшим в
результате префиксации – dis + ease – и означавшим ранее любое событие, в
том числе и болезнь, вызывающее состояние беспокойства, дискомфорта).
Таким образом, семантические изменения выполняют двоякую функцию.
С одной стороны, они выступают в качестве фактора, обеспечивающего
53
преемственность и постоянство лексического состава языка. С другой стороны,
они являются эффективным средством создания вторичных значений и
приводят в конечном итоге к возникновению многозначности лексических
единиц. Следует еще раз подчеркнуть, что пути семантических изменений,
несмотря на их универсальную природу и технику осуществления, специфичны
в каждом языке, что подтверждается также и примерами разного
Семантического развития генетически идентичных слов типа нем. Tier
'животное, зверь' и англ. deer 'зоол. олень (Cervidae); охот. красный зверь;
красно-коричневый цвет', нем. Hund 'собака (Canis L); пec; горн. рудничная
вагонетка' и англ. hound 'охотничья собака, особ. гончая; бран. собака, негодяй;
жарг. охотник (до чего-л.), репортер; жарг. последний гонщик в группе
(велоспорт)' и др.
§ 3. ТИПЫ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЗНАЧЕНИЙ МНОГОЗНАЧНОГО
СЛОВА. РОЛЬ И ТИПЫ КОНТЕКСТА
Различные
процессы
возникновения
вторичных
значений
и
соответственно различная природа этих значений находят отражение в общей
типологии значений, которую можно было бы назвать процессуальной,
поскольку она строится с учетом природы значений, составляющих
семантическую структуру многозначного слова, В этой типологии важнейшее
место принадлежит оппозиции п е р в и ч н ы х и в т о р и ч н ы х значений,
которые могут быть квалифицированы также с точки зрения номинативных
процессов соответственно как п р я м ы е и п р о и з в о д н ы е . Уточнение
характера семантических изменений, приведших к появлению производных
значений, осуществляется в виде разграничения метафорических,
метонимических и т.д. их подтипов.
В процессе функционирования и развития языка указанные соотношения
различных значений многозначного слова, сложившиеся и рассматриваемые с
точки зрения исторической перспективы, не остаются, однако, неизменными.
Появляются новые значения, не которые значения с течением времени
исчезают, изменяется на правление производности, и те значения, которые в
настоящее время воспринимаются как переносные, могут с исторической точки
зрения оказаться прямыми, первичными, и, наоборот, значение возникшие как
переносные, производные, могут в современном языке восприниматься как
прямые первичные значения, особенно в тех случаях, когда прямые значения
утрачены. Так, для современного английского языка не существует
первоначальных значений таких слов, как bribe 'взятка, подкуп' (первоначально
'что-то украденное'), client 'клиент (адвоката, нотариуса, торговых и промыт
ленных предприятий и т.п.); постоянный покупатель, заказчик (первоначально
'человек, находящийся под защитой другого вассал'), sprawl 'растянуться,
развалиться; сидеть развалясь; расползаться во все стороны; простираться;
раскидываться' (первоначало но 'лежать, беспокойно метаясь') и многих других.
54
Их первоначально переносные значения воспринимаются как прямые, на базе
которых, в свою очередь, возникли переносные значения. Таким образом,
очевиден вывод о том, что современное восприятие нocитeлями языка
соотношений и связей в системе значений многозначного слова не идентично
их историческим связям. В то же время, как отмечает Д.Н. Шмелев,
перераспределение значений в слове, измение в их соотношении, напротив,
лишний раз подтверждает то факт, что совокупность значений слова всегда
характеризуется oпределенной организацией, что значения образуют
определенную структуру.
Изменчивость отношений между значениями многозначного слова
детерминирует необходимость разграничения диахронного исторического и
синхронного, современного ракурсов их анализа и соответственно
несовпадение синхронной типологии значений по сравнению с ранее
описанной диахронной. На смену главной оппозиции значений в диахронной
типологии – первичным и вторичны? значениям – приходит оппозиция
основное, главное и второстепенное, частное значения, отражающая
неравноправное положение этих значений в семантической структуре
многозначного слова, а также различную зависимость их от контекста.
Главные, основные значения не определяются контекстом, они контекстуально
свободны; значения второстепенные, частные требуют для своей реализации
определенных синтагматических условий, т.е. контекстуально обусловлены.
Напр., слово ladder вне всякого контекста воспринимается говорящими на
английском языке как означающее 'лестница (приставная); трап'. В сочетании
же с прилагательным social оно означает 'последовательность должностей или
рангов в социальной иерархии от низших к высшим', в словосочетании stocking
ladder его значение - 'спустившаяся петля (на чулке)'. Существительное flower в
своем основном значении 'цветок, цветущее растение' не требует для
понимания никакого контекста, такие же его значения, как 'цвет, краса (чегол.); цветение; расцвет; украшение, орнамент; полигр. растительный орнамент;
виньетка' и у..становятся понятными только в контексте: the flower of the
nation's army 'цвет армии', burst into flower 'распуститься', the flower of life
'расцвет жизни', flowers of speech 'красивые обороты речи' и т.д.
Поскольку для многозначного слова в том или ином его значении
контекст оказывается достаточно специфичным и индивидуальным, он
начинает выполнять функцию разграничителя значений как таковой
используется в целях их дифференциации, становясь универсальным
методическим приемом и находя широкое применение в анализе и
лексикографическом описании многозначного слова.
Контекст зачастую ограничивается рамками словосочетания или, более
широко, набором лексических единиц, с которыми то или иное слово в данном
значении вступает во взаимодействие и Которые составляют, собственно
говоря, лексический контекст слова, необходимый для реализации того или
иного его значения. Например, для глагола look в значении 'смотреть, глядеть'
перечень слов, с которыми данный глагол взаимодействует в этом значении
(man, fellow-passenger, map, flower, wall, illustration и т.д.), отличается от группы
55
слов, сочетаясь с которыми данный глагол реализует иное свое значение
'рассматривать, давать ту или иную оценку кому, чему-н., воспринимать', слов
типа offer, motive, fact, problem и т.д. Аналогичным образом этот глагол требует
разного лексического окружения (ср.: look for my brother, for smb.'s hat, for a job,
for gold, for rare plants и т.д., с одной стороны, и look for the arrival of the ship, for
the news, for a letter from you, for his friend и т.д., с другой) для реализации своих
значений 'искать, разыскивать кого-л., что-л.' и 'ждать, ожидать что-л., кого-л. с
нетерпением'.
Порою для выявления значения многозначного слова перечня
лексических единиц, предшествующих или последующих за данным словом и
образующих его непосредственное окружение, даже не требуется. Достаточно
указания на их общекатегориальные признаки, принадлежность к той или иной
части речи, чтобы выявить, в каком из своих многочисленных значений данное
слово используется. Для того же глагола look описание слов типа happy, ugly,
promising, young, old, thin, charming, pretty и т.д., с которыми он сочетается в
значении 'выглядеть', в терминах их лексико-грамматических характеристик,
иначе говоря, их квалификация как прилагательных, - вполне надежная
подсказка для распознавания этого значения. Возможное словесное окружение
слова, рассматриваемое на уровне частей речи, составляет грамматический
контекст слова. Следует помнить, что лексический и грамматический типы
контекста соотносятся как конкретное и обобщенное представляя собой не что
иное, как репрезентацию в виде конкретных лексических единиц (лексический
контекст) или же в виде классов (грамматический контекст) всего того, что
непосредственно окружает слово в процессе его речевого функционирования,
предшествует слову или следует за ним в речи.
Контекст, однако, не всегда непосредственное вербальное (словесное)
окружение, тот минимальный отрезок речи, определяющий каждое
индивидуальное значение слова. В современной лингвистике понятие
контекста значительно расширилось. Словосочетание, формирующее
ближайшее окружение слова, и даже законченное предложение могут быть
недостаточными для определения значения слова, которое становится ясным
только в контексте всего абзаца или сверхфразового единства, раскрывающего
всю описываемую ситуацию, или даже в контексте всего произведения. Такой
более широкий контекст называется тематическим и имеет особенно большое
значение в стилистическом анализе при определении семантики слов в
художественных произведениях разного типа и, как частный случай, при
расшифровке названия всего произведения (напр., Running for Governor Марка
Твена, The White Silence Джека Лондона, Giants Джека Анселла и многие
другие).
Словесное (вербальное) окружение в узком и/или широком понимании
образует во всей совокупности своих разновидностей -лексического,
грамматического и тематического контекста -лингвистический контекст. В то
же время в современной лингвистике стало аксиоматичным, что языковые
единицы не могут быть поняты достаточно глубоко и полно, если не учитывать
условий и особенностей их употребления в речи, связанных с различными
56
историческими, культурными, социальными, ситуативными и т.д. факторами.
Для многозначного слова это означает, что для правильного распознавания его
значения
в
лингвистическом
контексте
требуется
также
учет
экстралингвистических моментов: ситуации, в которой происходят
коммуникации, временных параметров использования слова, целевой
направленности высказывания, сложившихся под влиянием традиций и
культуры данного языкового коллектива ассоциаций, наконец, специфики
жизни данного языкового социума и т.д. Так, например, для того, чтобы
правильно понять смысл высказывания I don't want to be an albatross to you
(J.Warren. The Nobel Prize), означающего дословно 'Я не хочу быть для тебя
альбатросом' и расшифровываемого как 'Я не хочу быть тебе обузой',
необходимо соотнести это высказывание с поэмой С,Кольриджа о матросе,
убившем альбатроса - птицу, считавшуюся священной для моряков, и в
наказание носившем убитую птицу на груди, т.е. необходим культурный
контекст. Смысл высказывания О.Генри "East is East, and West is San Francisco"
(дословно: 'Восток есть Восток, а Запад - это Сан-Франциско') в рассказе A
Municipal Report требует для адекватного своего понимания знания поэмы
|1Киплинга "Баллада о Востоке и Западе', начинающейся строками East is East
and West is West, and never the twain shall тее13нание соответствующих реалий,
или соответствующего идиоматического контекста, необходимо для
определения смысла высказывания О.Генри "That will be ... a feat in story-telling
somewhat older than the great wall of China" в его рассказе A Service of Love.
Исторический контекст, Предполагающий учет временной прикрепленности
высказывания у соответствующей данному периоду времени системы значений
cлова, позволяет расшифровать слово nicely в высказывании Шекспира "Can
sick men play so nicely with their names?" как означающее 'хитро, искусно'. В
разных ситуациях слово nice в выражении What a nice wife you are! может
означать прямо противоположное: одобрение или же иронию, плохую оценку,
т.е. семантика слова варьируется под влиянием ситуативного контекста.
Таким образом, становится очевидной первостепенная роль контекста в
разных его типах при выяснении значений. Осознание этой роли, однако, не
должно приводить к методологически очень важному выводу о том, что слово
вообще не имеет собственного значения, значения вне контекста, что его
семантика целиком и полностью вытекает из контекста, выводу, достаточно
широко распространенному и по сути своей неверному (см. полемику по этому
поводу в (6). Не отрицая и не умаляя роли контекста, следует все же признать
тот неоспоримый факт, что у слов есть более или менее постоянные значения.
Это доказывается как тем, что область референции слова, т.е. круг
обозначаемых им предметов или явлений, достаточно определенна и стабильна
(условие, необходимое для коммуникации, без которого коммуникация была
бы вообще невозможна), так и серией экспериментов, направленных на
изучение роли контекста и выявивших существование семантического ядра
слова, модификация которого под влиянием контекста возможна лишь до
определенных пределов. Значение реализуется, выявляется в контексте,
синтагматические связи слова наиболее полно раскрывают его семантику,
57
которая закреплена за словом в силу его номинативных функций.
Разграничение лексических значений слова, однако, значительно осложняется
их диффузностью, неопределенностью и зыбкостью их границ, что
детерминирует как возможность ошибочной трактовки тех или иных значений,
так и трудности разграничения самих значений, определения статуса значения
как отдельного лексико-семантического варианта слова.
§ 4. ОСНОВАНИЯ И ТИПЫ ВНУТРИСЛОВНЫХ СВЯЗЕЙ
Диффузность и неопределенность, свойственные значениям и
обусловливаемые целым рядом причин:. природой обозначаемого (ср., напр.,
предмет и признак), типами и силой лежащих в их основе ассоциаций,
проистекают
также
из
обязательной
взаимосвязанности
значений
многозначного слова и на синхронном срезе, которая образует наряду с
парадигматическими и синтагматическими отношениями слова еще один тип
отношений
–
внутрисловные
отношения,
получившие
название
эпидигматических и квалифицируемые как третье измерение в лексике. Эти
внутрисловные отношения не имеют формального выражения и носят
сложный, скрытый от прямого наблюдения характер. Даже в лингвистических
словарях, призванных дать исчерпывающее описание семантической структуры
слова, а тем самым раскрыть как содержательные стороны языкового знака, так
и семантическую связь разных его значений, последняя в толкованиях лексикосемантических вариантов слов чаще всего не фиксируется. Как отмечает
Ф.А.Литвин, в известных нам словарях английского языка задача выявления
близости разных значений слова в их описаниях не только не формулируется,
но и не предполагается, – вероятно, в силу того, что общность разных
вариантов слова считается данной, ощущается говорящими интуитивно, тем
более, что большинство этих словарей рассчитано на владеющих английским
языком как родным. Кроме того, общность в значительной мере
воспринимается как данная именно в силу общего выражения:
лексикографическая практик” обычно исходит из нормальности полисемии и
необходимости доказательства омонимии, а не наоборот. Экспликация связей
между значениями требует поэтому сложной процедуры, применения
определенной методики и приемов анализа, реконструкции процесс.
номинации, в ходе которого возникло то или иное значение, привлечения
внеязыковых факторов и т.д.
Тем не менее сам факт существования связей между значениями
многозначного слова, или его лексико-семантическими вариантами (ЛСВ), не
вызывает сомнений. Эпидигматические отношения, имеющие, на наш взгляд,
прочные психолингвистические основания, интуитивно ощущаются не только
носителями языка, но и изучающими его как иностранный. По-видимому,
психологическая реальность внутрисловных связей, неосознанное владение
механизмом их образования позволяет всем, владеющим данным языком,
достаточно легко их улавливать, как бы реконструируя первоначальный
58
процесс формирования значений, даже в том случае, если в системе родного
языка таких взаимосвязанных значений не существует. Более того,
улавливается как сама связь, так и ее направление.
В последнее время, однако, благодаря успехам компонентного анализа
лексического значения к проникновению в глубины его строения в
лексикологических исследованиях предпринимаются попытки изучения
семного механизма внутрисловных связей значений в синхронии. Такая
сложная сущность, как значение (ЛСВ) в структуре многозначного слова,
имеющая сложную организацию и состоящая- из мелких, далее неделимых
элементарных единиц смысла - сем, или семантических компонентов,
обнаруживает некоторую общность своих компонентов с компонентами
другого значения (ЛСВ), благодаря которой между ними и устанавливается
связь.
Применяя ранее приведенную модель структуры лексического значения,
можно определить место этих общих для взаимосвязанных лексических
значений (одно из которых воспринимается как производящее, а другое – как
производное) компонентов и тип их взаимодействия. Так, выделяя в
производящем значении интенсионал, сильный импликационал, слабый
импликационал и негимпликационал (см. с. 61 - 62) и аналогичные доли в
производном,
можно
обнаружить
следующие
варианты
семного
взаимодействия в семантической структуре многозначного слова:
– включение, или такой тип связи лексических значений, при которой
производное значение полностью включает в себя производящее, являясь шире
его по объему (ср. woman – 1) женщина; 2) служанка; 3) диал. жена), или,
наоборот, исходное значением/полностью включает в себя производные (ср.
able – 1) способный, умелый; 2) способный, талантливый; 3) способный,
физически крепкий и др.);
– пересечение, или такой тип связи лексических значений, при которой
имеет место их частичное совпадение, причем здесь могут быть самые
различные вариации: совпадение сем интенсионалов, совпадение сем
импликационалов, совпадение сем интенсионала одного значения и сем
сильного импликационала производящего значения и сем интенсионала
производного и т.д. и т.п. (ср. barren - 1) бесплодный, неплодородный; 2)
бесплодный, неспособный к деторождению; 3) бедный (чём-л.); лишенный
(чего-л.), объединяемые одним семантическим признаком "не производящий" и
др.). Ученым предстоит выяснить роль каждого из указанных типов семного
взаимодействия в семантической структуре многозначных слов разных
лексико-грамматических и лексико-семантических классов, равно как и
выявить возможность и условия наличия в многозначном слове общего
семантического инварианта, или семантического ядра, т.е. единого набора
семантических компонентов, связующего все значения многозначного слова.
Внутрисловные связи значений многозначного слова, взятые во всей
своей совокупности, составляют .модель, каркас его семантической структуры
и могут быть описаны также с точки зрения направления, рисунка и
упорядоченной
последовательности
связей
и
их
содержательных
59
характеристик, определяющих разновидности внутрисловных связей.
Многозначное слово не просто сумма значений, каким-то образом
взаимосвязанных. Оно представляет собой определенную, иерархически
организованную на основе прямого номинативного значения структуру
связанных отношением семантической производности лексико-семантических
вариантов. Эта структура далеко не всегда характеризуется одномерным
расположением значений, последовательно связанных друг с другом и
образующих единую цепь, как это имеет место, например, в семантике слова
bluster, значения которого 'бушевать, реветь (о буре); шуметь, неистовствовать,
угрожать; хвастаться' образуют единую линию. Графически этот тип
расположения значений и их связей можно изобразить с помощью следующего
графа:
Цепочечная связь свойственна также и многозначным словам hectic
'обычный, постоянно повторяющийся' (hectic fevers are characteristic of
tuberculosis);''4axoT04Hb^, туберкулезный' (a hectic patient); 'с нездоровым
румянцем, раскрасневшийся' (the hectic colour brightened in the boy's face);
'горячий, лихорадочный; возбужденный, беспокойный' (hectic travel through
thirty countries), bleak 'не защищенный от ветра, открытый' (bleak hillside);
'холодный, суровый' (bleak weather, bleak wind); 'унылый, печальный, мрачный'
(bleak prospects) и др. Цепочечная полисемия в чистом виде, однако,
чрезвычайно редка. Гораздо более распространена радиальная связь значений
многозначного слова, при которой все производные его значения связаны
непосредственно с прямым номинативным значением и мотивированы им.
Таков характер отношений между значениями прилагательного honest, прямое
значение которого 'честный' (poor but honest) непосредственно связано с такими
его значениями, как: 'правдивый, прямой, искренний, откровенный' (honest
confession); 'настоящий, подлинный, нефальсифицированный' (honest wool);
'целомудренный, честный, добродетельный' (an honest wife). Графическое их
изображение следующее:
Аналогичным образом располагаются значения и в семантической
структуре существительного cradle, с первым значением которого 'колыбель,
люлька' непосредственно связаны все остальные его значения: 'истоки, начало;
Следует помнить, что подобные графы, иллюстрирующие топологические типы полисемии,
при всей их полезности для описания семантических структур слов как в одном языке, так и
в типологических исследованиях, дают весьма упрощенное представление о модели
многозначного слова, для более адекватного графического изображения которой, как
справедливо указывает М.В. Никитин, требуется не плоскостная, а объемная модель.

60
рычаг (телефона); тех. рама, опора; горн. лоток для промывки золотоносного
песка; мор. спусковые салазки; мед. шина, поддержка; воен. люлька'.
Наконец, наиболее обычный тип расположения связей в структуре
многозначного слова - это радиально-цепочечная полисемия, принимающая
самые различные конфигурации в зависимости от того, какие значения
находятся в непосредственной связи. Так, для существительного hammer,
значения которого 'молоток, молоточек (деталь механизма); анат. молоточек
(уха); спорт, молот; молоток аукционера; воен. курок; ударник (затвора); удар в
подбородок сверху (бокс)' непосредственно связаны с его прямым
номинативным значением 'молоток, молот', а значения 'метание молота' и 'разг.
здоровый детина, боксер' с соответствующими терминологическими
значениями, эта конфигурация имеет следующий вид:
Приведенные графы, отражающие три топологических типа
многозначности (цепочечную, радиальную и радиально-цепочечную), наглядно
демонстрируют еще одно важное свойство связи значений: непосредственность
и опосредованность отношений в семантике многозначного слова.
Непосредственные связи устанавливаются между значениями, одно из которых
выступает в качестве производящего, а второе является производным от него.
Опосредованные связи возникают между производными значениями.
Как результат опосредованности связей некоторые значения в
семантической структуре многозначного слова отстоят друг от друга на
достаточно большом расстоянии. Более того, при утрате словом в ходе
исторического развития связующего их производящего значения связь между
значениями может быть утрачена полностью, что приводит к распаду
полисемии и возникновению омонимов (см. подробнее раздел "Омонимия").
С точки зрения содержательных характеристик внутрисловные связи
являются отражением тех процессов семантических изменений, которые лежат
в основе вторичных значений слова. Вследствие детерминированности
характера связи типом семантического процесса традиционно содержательные
связи значений описывают в тех же терминах, что и виды семантических
процессов: метонимические (включая синекдоху), метафорические (включая
синестезию и функциональный перенос), сужение и расширение значений и т.д.
В какой-то мере использование этой схемы, разработанной специально для
типологии семантических изменений, в синхронных описаниях семантической
структуры слова возможно, но оно обязательно должно быть синхронно
ориентировано, т.е. основываться на синхронно устанавливаемых отношениях
значений полисемантичной единицы, что не всегда четко проводится. Кроме
того, не все виды связей подводятся под традиционную классификацию. Все
61
это послужило стимулом для разработки новой модели описания связей
значений по содержанию, предложенной М.В.Никитиным. "Содержательные
связи, - пишет автор, – те же концептуальные связи, т.е. связи понятий и
представлений ... Объективным основанием концептуальных связей являются
1) связи сущностей объективного мира, 2) общности сущностей объективного
мира по наличным признакам. Соответственно, выделяются два основных типа
концептуальных связей, равно как и содержательных связей между
словозначениями: 1) импликационный и 2) классификационный" (7,37).
Импликационная
связь
основана
на
взаимодействии,
взаимозависимости сущностей объективного мира. Это когнитивный аналог
связей между вещами, между частью и целым, между вещью и признаком,
между признаками вещи. Наиболее явным примером импликационных связей
являются сильные причинно-следственные зависимости, но сюда же относятся
и зависимости слабые: пространственные, временные и т.д. Импликационная
связь значений широко представлена в семантических структурах
многозначных слов. Конкретные виды связей, служащие основанием
импликации, чрезвычайно разнообразны: материал – изделие, причина –
следствие, исходное – производное, действие – цель, процесс – результат, часть
– целое, признак – вещь, смежность (соположенность) в пространстве,
следование во времени и т.д. и т.п. Например, у следующих слов цитируемые
значения связаны импликацией: slide -1) скольжение; 2) детская горка (для
катания); ancient - 1) почтенный, убеленный сединами, старый; 2) умудренный
годами; ballot -1) избирательный бюллетень, баллотировочный шар; 2)
баллотировка; тайное голосование; 3) список кандидатов для голосования; 4)
результаты голосования; количество поданных голосов; write – 1) изображать,
передавать речь графически; 2) сочинять и т.д.
Особой разновидностью импликационных связей в семантике
многозначного слова является к о н в е р с и в н а я
связь значений,
представляющих один и тот же смысл в разных направлениях и находящихся
вследствие разнонаправленности передаваемого смысла в обратных
отношениях (ср. слова buy – sell, send – receive и др., являющие собой
классические примеры конверсивов). Таковы связи значений слова sell – 1)
продавать; 2) продаваться; colicky – 1) страдающий от резкой боли; 2)
вызывающий резкую боль; read – 1) читать; 2) читаться, гласить; dust – 1)
стирать, смахивать пыль; обметать, выбивать, выколачивать пыль; 2) запылить;
3) посыпать, обсыпать, опылять и т.д.
Объективным основанием к л а с с и ф и к а ц и о н н ы х связей является
общность сущностей объективного мира по имеющимся у них признакам или,
иначе говоря, сходство этих сущностей, которое устанавливается в результате
сравнения - одного из важнейших логических приемов познания внешнего мира
и духовных ценностей. Классификационные связи могут быть: 1) г и п о г и п е р о - н и м и ч е с к и е (видородовые, инклюзивно-эксклюзивные) и 2)
с и м и л я т и в н ы е . Гипо-гиперонимические связи легко устанавливаются
между значениями: 1) спорт, чемпион и 2) победитель (на конкурсе, выставке и
т.п.); получивший первый приз, первый призер (о человеке, животном,
62
растении и т.п.) слова champion, 1) случайность, случай; 2) удобный случай,
возможность; 3) счастливый случай, удача, счастье слова chance, 1)
чувствовать, ощущать вообще; 2) ощущать на ощупь, осязать слова feel и
многими другими, в основе которых лежат концепты разного уровня
обобщения. И н к л ю з и в н а я связь (родовидовая, связь специализации)
соответствует отношению более широкого понятия – гиперонима к более
узкому понятию – гипониму, а э к с к л ю з и в н а я (видородовая, или связь
генерализации), напротив, - отношению более узкого понятия к более
широкому. К этому типу связей относятся практически все случаи сужения и
расширения значений слов при условии, что оба значения - исходное и
производное - сохраняются у слова.
С и м и л я т и в н а я связь отличается от гипо-гиперонимического типа
связей тем, что при наличии общих признаков иерархические отношения между
значениями отсутствуют, поскольку значения различаются не своим объемом, а
какими-то только им присущими признаками. Симилятивная связь может быть
предметно-логической, синестезической и эмотивной.
В первом случае она устанавливается на основе общности свойств, которая
может быть как реальной, так и результатом приписывания референтам
некоторых общих свойств. Например, intoxicate – 1) напоить допьяна; 2)
опьянять, возбуждать; lame – 1) хромой; 2) неудачный; неудовлетворительный;
dog - 1) собака, пес; 2) железная подставка для дров (в камине); 3) тех.
хомутик, поводок; зуб (муфты); кулачок (патрона); собачка; гвоздодер и т.д.
Сходство ощущений, вызываемых референтами, общность впечатлений лежат в
основе синестезической связи. Например, mild - 1) мягкий, умеренный; 2)
снисходительный, несуровый, нестрогий, мягкий; 3) мягкий, кроткий, тихий; 4)
неострый, слабый, некрепкий и т.д. Сходство, близость эмоциональной оценки
детерминируют эмотивный тип симилятивной связи, которая прослеживается
между значениями слов lousy –1) вшивый; 2) паршивый; мерзкий; rotten – 1)
гнилой; 2) поганый, дрянной, отвратительный и др.
Таковы основные содержательные типы внутрисловных связей в
семантической структуре многозначного слова. Несмотря на то что
разработанная М.В.Никитиным типология может быть детализирована,
видоизменена и т.д., важное ее достоинство заключается в отражении и
противопоставлении
двух
кардинальных
типов:
связей
значений,
подсказываемых и навязываемых связями в объективной действительности, и
связей, устанавливаемых в процессе классификационной деятельности
человека, направленной на отождествление объектов по наблюдаемым
признакам, объединение их в один класс или, наоборот, отнесение к разным
классам, определение соотносительности классов и т.д. Пользуясь этой
типологией, зная количество значений полисемантичного слова, направление
их связей и содержательный их тип, можно получить действительно более
полную картину внутрисловных отношений в семантической структуре слова,
нежели та, которая существовала в научном обиходе до сих пор.
63
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Назовите важнейшие типы семантической неоднозначности и определите
различия между ними.
Определите роль семантической неоднозначности в языковой системе.
Назовите основные причины семантических изменений. Назовите
основные типы семантических изменений и их различия. Приведите языковые
примеры.
Назовите функции семантических изменений. Назовите типы
лексических значений многозначного слова и дайте языковые примеры.
Назовите типы контекста и определите его роль при функционировании
слова.
Определите сущность и роль эпидигматических связей значений
многозначного слова.
Определите различия между цепочечной, радиальной и радиальноцепочечной полисемией, определяемые направлением связей значений
многозначного слова. Найдите языковые примеры каждого типа полисемии в
английском языке.
Укажите типы содержательных связей в семантической структуре
многозначного слова и определите критерии их выделения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика; Синонимические средства
языка. — М., 1974.
2. Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слова //
Виноградов В.В. Избранные труды: Лексикология и лексикография. — М., 1977.
3. Виноградов В.В. Русский язык: (Грамматическое учение о слове). —М.,
1972.
4. Лешева Л.М. Связь лексических значений в семантической структуре
слова (на материале имен прилагательных современного английского языка):
Автореф. аис.... канд. филол. наук. — Мн., 1985.
5. Литвин Ф.А. Многозначность слова в языке и речи. - М., 1984.
6. Медникова Э.М. Значение слова и методы его описания. -М., 1974.
7. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. — М., 1988.
8. Плотников Б.А. Основы семасиологии. — Мн., 1984,
9. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. — М., 1988.
10. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. - М., 1973.
11. Шмелев Д.Н. Современный русский язык: Лексика. М., 1977.
12. Bloomfield L. Meaning // Гинзбург P.C., Князева Г.Ю., Санкин А.А;
Хидекелъ С.С. Сборник текстов по проблемам английской лексикологии. Ч. I. М., 1972.
13. Ullmann S. Semantics. An Introduction to the Science of Meaning //
Хидекель С.С., Гинзбург Р.З., Князева Г.Ю., Санкин А.А. Английская
лексикология в выдержках и извлечениях. —Л.,1969.
64
ГЛАВА IV. ОМОНИМИЯ
§ 1. МЕСТО ОМОНИМИИ В СИСТЕМЕ ЯЗЫКА
В лексической системе языка наряду с полисемией существует еще один
вид семантической неоднозначности, родственный и граничащий с
многозначностью, но тем не менее отличный от нее. Это омонимия - явление,
при котором одна и та же языковая форма имеет несколько значений, не
обладающих в отличие от полисемии никакими общими семантическими
признаками, никакими общими элементами смысла и соответственно никак не
связанных друг с другом. Таковы существительные rent1 'арендная плата;
квартирная плата; рента' и rent2 'дыра, прореха; прорезь, щель; разрыв в
облаках', shiver1 'дрожь, трепет и shiver2 'обломок, осколок'; nurse1 'няня,
нянька; кормилица; медсестра' и nurse2 'гренландская или вест-индская акула',
прилагательные ashen1 'ясеневый' и ashen2 'пепельного цвета', downy1
'пуховый', downy2 'холмистый' и downy3 'дошлый, хитрый', глаголы angle1
'искажать (рассказ, событие)' и angle2 'удить рыбу; перен. закидывать удочку',
boast1 'хвастать(ся), гордиться' и boast2 'обтесывать камень вчерне' и многие
другие. Однако, каким бы значительным ни казалось число омонимов даже в
английском языке, в котором, по наблюдениям исследователей, омонимичных
единиц гораздо больше, чем в русском, в целом омонимия не столь
распространена, как полисемия, несмотря на то что она пронизывает не только
лексику, но и морфологию, словообразование, синтаксис. В общей своей
совокупности в современном английском языке омонимы составляют не более
16 - 18% всего словарного фонда, причем число омонимов в пределах одной и
той же части речи (типа приведенных ранее) не превышает 8 - 9% (см. данные
И.С.Тышлера: 10,10 - 13,70).Вероятно, именно отсутствие связей между
значениями омонимов, лишая носителей языка необходимых им опор в
овладении и хранении лексических единиц, делает омонимию нежелательным
для языка явлением, ограничивая одновременно сферу его распространения.
Кроме того, немаловажен и тот факт, что в речи омонимия может явиться
помехой пониманию и распознаванию точного смысла высказывания. Обычно
контекст, ближайшее окружение слова достаточно определенно подсказывают,
какое из омонимичных слов имеет в виду говорящий (ср., напр.: I could not bear
the sight of the poor bear in the bare forest near the construction site 'Я не мог
вынести вида бедного медведя в оголенном лесу возле строительной площадки',
в котором благодаря контексту столкновения омонимов bear1 'терпеть,
выносить', bear2 'медведь', bare3 'голый, обнаженный', sight1 'вид', site2 'место
для застройки, строительная или монтажная площадка' не происходит). В то же
время контекст не всегда служит надежным указателем значения слова,
допуская неоднозначную интерпретацию его смысла. Так, a light blue summer
dress можно расшифровать как 'легкое голубое летнее платье' и как 'светлоголубое летнее платье '. Эта возможность неоднозначного определения смысла
омонимичных слов используется в каламбурах, построенных на игре слов.
65
Например, – You promised to tell me your history, - said Alice. - Mine is a long and
sad tale, ~ said the Mouse sighing. - It is a long tail, certainly, - said Alice, looking
down with wonder at the Mouse's tail. - But why-do you call it sad?! (L.Carrol. Alice
in Wonderland), в котором сталкиваются омонимичные друг другу
существительные tale 'сказка, рассказ, история' и tail 'хвост'. На игре слов weak
'слабый' и week 'неделя', в сочетании со словом day, означающим 'будний день',
построен следующий каламбур: Which is the strongest day of the seven? - Sunday,
because the others are week days. Ср. также When two egoists meet, it is a case of
an I (eye) to I (eye), где сталкиваются омонимы I 'я' и eye 'глаз' и многие другие.
Сосуществуя в единой лексической системе, явления омонимии и
полисемии различаются также функционально. Полисемия, основанная, как
говорилось ранее, на тождестве и мотивированное-то языковых выражений,
обеспечивает гибкость и экономность языкового кода, обслуживающего сеть
взаимосвязанных значений. Омонимия же не имеет в языке полезного
назначения, ибо та экономия языковых средств, которая возникает как
следствие их тождества, нивелируется для носителей языка несвязанностью их
значений и оказывается на самом деле фиктивной. В итоге омонимия .
предстает как явление, предполагающее взаимное исключение омонимичными
единицами друг друга.
§ 2. ПУТИ СТАНОВЛЕНИЯ ОМОНИМОВ В АНГЛИЙСКОМ
ЯЗЫКЕ
Причины и пути становления полисемии и омонимии кардинально
различны. В появлении омонимов трудно усмотреть прямое воздействие
экстралингвистических факторов, как это наблюдается при полисемии.
Причины, лежащие у истоков омонимии, связаны в первую очередь с
историческим развитием языковой системы, с теми фонетическими,
фонологическими,
морфологическими,
семантическими
и
т.д.
видоизменениями, которые претерпевает язык в процессе своего
существования. Тождество языковых форм разных лексических единиц может
быть результатом звуковой конвергенции, т.е. звукового совпадения
первоначально различающихся по своему звучанию слов. Вследствие
фонетических изменений, происшедших в конце древнеанглийского, в
среднеанглийский и начале новоанглийского периода и коренным образом
преобразовавших фонетическую систему английского языка, совпали по своей
звуковой форме слова sea 'море' (ОЕ x )*и see 'видеть' (ОЕ seon), meat 'мясо' (ОЕ
mete) и meet 'встречать' (ОЕ metan), eye 'глаз' (OE eage) и I 'я' (ОЕ ic), son 'сын'
(ОЕ sunu) и sun 'солнце' (ОЕ sunne, sunna) и многие другие. Сохранившиеся в
силу устойчивости орфографической традиции различия в их написании –
единственное формальное свидетельство их различного происхождения и
отдельности как лексических единиц в современном английском языке.
Изменения морфологической системы английского языка, упрощение и утрата
66
флективных форм как еще одно следствие фонетических изменений обусловила
звуковое тождество слов, принадлежащих к разным частям речи, типа love
'любовь' (ОЕ lufu) и love 'любить' (ОЕ lufian),warm 'теплый'(ОЕ wearm) и warm
'греть, согревать' (ОЕ werman), watch 'наблюдение, надзор; присмотр' (ОЕ wx
cce) и watch 'на блюдать, следить' (ОЕ wxccan) и многих других. Таким образом,
размах фонетических преобразований, затронувших самые разные слои
системы английского языка, привел к тому, что омонимия, возни кающая как
следствие звуковой конвергенции, обрела в английском языке масштабность и
довольно значительные размеры. Под действие фонетических изменений
подпадают и многочисленные заимствования из других языков,
преимущественно романских. Например, сагр 'карп' (f. OF carpe) и carp
'придираться; недоброжела тельно критиковать' (f. ON karpa to brag; f. or
influenced by L. carpere pluck at, slander); gum 'десна' (ОЕ goma) и gum 'смола;
клей' (ME, f. ОF gomme); plain 'ясный; понятный; простой' (ME, f. OF plain, f.L.
planus) plain 'оплакивать, скорбеть' (ME, f. OF plaindre, f.L. plangere planet - la
ment), plane 'платан' (ME & OF, f-L.f.Gk platanos), plane 'рубанок; маcтерок' (ME
& OF, f.LL plana), plane 'плоскость; грань; уровень' (F.L.planum) и т.д.
Параллельно фонетическим и морфологическим изменениям в системе
английского языка имеют место изменения семантические, в результате
которых разрушается связь значений в семантической структуре многозначного
слова. Сложные отношения между значениями, отсутствие непосредственных
связей и большое расстояние между опосредованно связанными лексикосемантическими вариантами полисемантичного слова способствуют отрыву
отдельных значений, распаду полисемии и становлению семантически не
связанных, но тождественных по форме слов-омонимов. Такова история
омонимов story (storey) 'этаж, ярус' и story 'повесть, рассказ', восходящих к
ранне-среднеанглийскому story (storie), заимствованному через французский
язык из латинского history и имеющему значения 'рисунок, скульптура,
отражающие исторические события', 'история, предание, сказка' и другие. Под
влиянием обычая у англо-нормандской знати украшать фасадную сторону дома
рисунками или скульптурами на исторические сюжеты, причем рисунки на
один сюжет располагались горизонтально, а рисунки на разные сюжеты
помещались на разных ярусах дома, слово story стало употребляться и в
значении 'этаж'. С е м а н т и ч е с к а я
дифференциация,
или
д и в е р г е н ц и я , лежит в истоках и таких омонимов, как: discreet
'осторожный, осмотрительный' и discrete 'раздельный', flour 'мука' и flower
'цветок', tun 'большая бочка' и ton 'тонна' и др., приобретение которыми статуса
нетождественных лексических единиц закрепилось в их различном написании.
На пути к распаду на два омонимичных слова находится и прилагательное right.
Отсутствие связи между значениями 'правый, справедливый' и 'правый,
правосторонний' позволяет лексикографам трактовать слово right в первом
значении как омоним слову right во втором значении, хотя единства мнений
здесь не наблюдается.
Наряду с процессами диахроническими, а звуковая (фонетическая)
конвергенция и семантическая дивергенция, несомненно, ими являются, так как
67
они представляют собой исторические процессы, связанные с длительными
периодами времени, в системе языка действуют процессы синхронические,
также приводящие к омонимии лексических единиц. На синхронном срезе они
принимают форму закономерностей, действующих в системе языка данного
периода времени, и могут быть специфичны для каждого отдельно взятого
языка (ср., напр., фонетическую конвергенцию слов типа рус. лук - луг, код кот, лиса - леса, спешу - спишу и др., возникающую как результат
нейтрализации дифференциальных признаков фонем в определенных позициях
и являющуюся в этом случае процессом синхронным, характерным для многих
славянских языков). Для современного английского языка, равно как и многих
других языков, в том числе русского, ведущим, доминирующим синхронным
процессом формирования омонимов является, однако, словообразование. По
продуктивным и активным словообразовательным моделям, среди которых
особое место как наиболее активные занимают модели образования слов по
конверсии, образуются омонимичные единицы типа bossyi 'начальнический' и
bossy; 'шишковатый', springlike1 'весенний' и springlike2 'пружинистый', girly1
(girlie) 'девочка, девчушка' и girly2 'девический', father1 'отец' – father2 'отечески
заботиться о ком-л.', null1 'недействительный' – null2 'делать недействительным'
и другие в английском языке (ср. рус. выжать (белье, лимон ...) и выжать
(косяк ржи), пилка (дров) и пилка (маленькая пила), рубка (корабля) и рубка
(леса) и др.). Возникая в результате единовременного словообразовательного
акта, данные омонимы тем не менее различаются по своей природе. Омонимия
производных слов bossy1 – bossy2, springlikel – springlike2 (ср. рус. Выжать1 и
выжать2) есть лишь проекция омонимии их производящих баз, т.е., по
определению В.В.Виноградова, "отраженная словообразовательная омонимия".
Омонимичный их статус не вызывает сомнений до тех пор, пока несомненна
омонимия их производящих баз. Данные производные проявляют полную
зависимость от статуса (полисемантичного или омонимичного) их исходных
лексических единиц. Естественно поэтому, что часто наблюдаемые в
лексикографических источниках разногласия относительно многозначности
или омонимичности тех или иных исходных лексических единиц (о причинах
этих разногласий мы будем говорить несколько позже) находят отражение и в
описании соответствующих производных. Так, в словарях Уэбстера (1961) и
Хорнби (1980) мы находим противоположные решения о тождестве и
отдельности слова spring 'весна; пружина; прыжок' и разные соответственно
последующие описания производной единицы springlike 'весенний;
пружинистый'. (Аналогичная ситуация наблюдается и в словарях русского
языка: ср. описание слова лицо 'передняя часть головы человека и
грамматическая категория глагола' и соответственно производного личный
(личное оружие, личное местоимение) в словаре С.И. Ожегова (1978) и словаре
омонимов русского языка О.С. Ахмановой (1974).)
В отличие от данной группы производных слов-омонимов омонимия
дериватов типа girly1 и girly2 сопряжена с действием разных
словообразовательных моделей, вовлекающих в свою сферу одни и те же
производящие базы, или же производящие базы, связанные между собой
68
прямыми или опосредованными деривационными отношениями (ср., напр.,
unpacked 'неупакованный, без упаковки' и unpacked 'распакованный,
разгруженный', образованные разными деривационными путями (unpacked1 un- + packed; unpacked2 - unpack + -ed) и лишь опосредованно связанные
глаголом pack 'упаковывать , укладывать'; ср. также рус. подковка 'маленькая
подкова' и подковка (лошадей), пилка 'маленькая пила' и пилка (дров).
Словообразовательные процессы лежат в основе возникновения и таких
омонимов, как buggy1 'легкая двухместная коляска' и buggy2 'кишащий
клопами' (ср. рус. рубка (корабля) и рубка (леса), губка (морская, резиновая) и
губка (пухлая, прелестная), из которых одно слово является простым, а второе производным от соответствующей производящей базы, случайно совпавшим по
своей форме с непроизводной единицей.
Ядро омонимии, возникающей как следствие словообразовательных
процессов, составляют, однако, в современном английском языке
многочисленные пары, соотносящиеся по конверсии, типа father1 'отец' –
father2 'отечески заботиться', в которых один член омонимичной пары является
производящей базой, а второй - образованным на ее основе, структурно и
семантически мотивированным дериватом, совпадающим в некоторых своих
формах с исходной единицей. Такие омонимы образуют особый класс,
отличающийся от других, во-первых, тем, что между омонимами
устанавливаются определенные семантические связи, хотя оба члена пары
семантически нетождественны друг другу. Во-вторых, формирование
омонимов носит в данном случае характер моделируемой омонимии, границы
которой обусловлены только диапазоном действия конверсии.
Заслуживает
внимания
различная
степень
активности
словообразовательных процессов, которая обнаруживает зависимость от
свойств образуемых в ходе словообразовательных актов омонимов. Нельзя не
заметить, что наиболее активны те словообразовательные процессы, которые
ведут к возникновению омонимов с разными лексико-грамматическими
характеристиками. Разграничение частей речи, вероятно, столь кардинально
для языка, что протяженные ряды омонимов, формируемые в результате
действия конверсии и различающиеся своими функциональными свойствами,
не создают каких-либо серьезных помех для коммуникации. Сфера действия
словообразовательных процессов, ведущих к возникновению омонимов в
пределах одной и той же части речи, напротив, ограничена и связана, в
основном, с малоактивными и неактивными словообразовательными моделями.
Даже там, где наблюдаются омонимичные аффиксы (напр., субстантивный
суффикс -ful и адъективный суффикс -ful в английском языке, сочетающиеся с
субстантивными производящими базами и др.), системно действующие
ограничения на омонимию (homonymy constraints), детерминируют
несовпадение, как правило, лексико-семантических классов единиц,
избираемых в качестве производящих, и/или различие лексико-грамматических
значений производных. Такое положение дел объясняется, по-видимому, тем,
что возникновение огромного числа омонимичных производных, не так явно
противопоставленных по своим дистрибутивным характеристикам, внутри
69
одной и той же части речи могло бы затруднить общение говорящих.
Словообразование как наиболее активный способ пополнения словарного
состава языка преимущественно поэтому "повторяет" омонимию лексических
единиц одного и того же класса или же создает дополнительные смыслы, по
которым дифференцируются омонимы. В конечном итоге благодаря
словообразованию система омонимов в языке значительно усложняется,
причем усложнение это не только количественное, но, что главное,
качественное, приводящее к возникновению и существованию в лексической
системе сложных типов омонимов.
Таким образом, омонимия лексических единиц в современном
английском языке оказывается результатом разных процессов, что позволяет
соответственно описывать подсистему омонимов как неоднородное с
генетической точки зрения множество слов, которое включает: а) омонимы,
возникшие как результат звуковой конвергенции (они часто называются
этимологическими омонимами); б) омонимы, образованные как итог
семантической дивергенции, или семантические омонимы, и в)
словообразовательные омонимы.
К сожалению, на синхронном уровне рассмотрения омонимии
процессуальные ее аспекты в значительной степени теряют свою
релевантность, ибо отпечаток, накладываемый процессом, в результате
которого сформировались омонимичные единицы, на сам тип омонимов,
недостаточно явный. Несмотря на то что говорящие пытаются каким-то
образом (чаще всего в написании) сохранить прежнюю дифференциацию слов,
совпавших в процессе развития языка по своему звучанию, или же закрепить в
разной графической форме факт распада полисемии, а словообразовательные
омонимы развести по разным лексико-грамматическим классам, жесткой
детерминированности и определенности корреляций здесь обнаружить не
удается. Поэтому синхронное описание омонимов проводится в ином по
сравнению с диахронным ключе и с иных позиций. (Это, кстати, еще одна
линия, по которой омонимия отличается от полисемии.)
§ 3. КЛАССИФИКАЦИЯ ОМОНИМОВ
Главными вопросами лингвистического описания омонимов в синхронии
являются проблема классификации омонимов и их разграничение.
Как любая другая типология, классификация омонимов предполагает
предварительное решение двух принципиально важных моментов: определение
границ анализируемого явления и поиск критериев разбиения или объединения
составляющих его единиц в определенные подклассы. Как по первому, так и
второму вопросу единства мнений не наблюдается.
В лингвистической литературе известны различные концепции
омонимии, связанные с разным пониманием и определением омонимов. Одна
из причин существующих разногласий кроется в разной трактовке языковой
формы, идентичность которой, сопровождаемая отсутствием связи значений,
70
лежит в основе омонимии. В зависимости от того, будем ли мы понимать под
языковой формой только звуковой образ, руководствуясь тем, что ведущей
формой общения является звучащая, устная речь, или же станем учитывать и
написание слов, т.е. их графическую форму, которая в связи с массовым
распространением письма и все возрастающей ролью письменных форм
коммуникации
приобретает
автономность,
становится
психической
реальностью и играет в общении грамотных людей весьма важную роль,
границы омонимии будут значительно варьироваться. Так, согласно
определению О.С. Ахмановой, рассматривающей как омонимы две (или более)
разные языковые единицы, совпавшие по звучанию (т.е. в плане выражения), из
сферы омонимии должны быть исключены все слова, совпадающие по своему
написанию, но различающиеся в звучании (типа bow /bou/ 'лук' (оружие) и bow
/bau/ 'поклон', row /rou/ 'ряд' и row /rau/ 'шум; ссора' и др.), равно как и те
омонимы, которые явились результатом распада полисемии. Если же под
омонимами понимать "разные слова, имеющие одинаковый звуковой состав"
(определение, разделяемое многими советскими и зарубежными учеными,
например А.А. Реформатским, Р.А. Будаговым, Б.Н. Головиным, Ю.С.
Масловым, А. Бурджесом и др.), то в границы омонимии войдут все
идентичные по звуковой форме слова, независимо от причин и путей их
совпадения. Те же авторы, которые настаивают на том, что для признания
омонимами лексических единиц, разных по своим значениям, необходимо
тождество как их звуковой, так и графической формы, исключают из сферы
омонимии единицы, идентичные по звучанию и различные по написанию (типа
way 'путь, дорога' - whey 'сыворотка', weigh 'взвешивать(ся)' и др.), которых в
английском языке достаточно большое число. Возможна также и широкая
трактовка омонимии (она наиболее распространена в зарубежной англистике),
учитывающая все возможные совпадения единиц в плане выражения при
различии их содержания. Система омонимов в английском языке (и в других
тоже) в такой интерпретации включает: а) омофоны (homophones), или
единицы, идентичные по своему звучанию, но различающиеся своим
написанием и значениями (типа place 'место, жилище, усадьба' и plaice
'камбала', principle 'принцип, основа, закон' и principal 'глава, начальник; ректор
университета' и другие); б)омографы (homographs), или слова, тождественные в
написании, но различные по своему произношению и содержанию (типа slough
/slau/ 'болото, топь, трясина' и slough /slAf/ 'сброшенная кожа (змеи); шелуха,
кожица (фруктов); струп', read /ri:d/ 'читать' -read /red/ 'прочитанный' и др.) и в)
полные омонимы, т.е. слова, совпадающие как в своей звуковой, так и
письменной формах и различающиеся значениями (напр., pupil1 'ученик,
учащийся' –pupil2 'зрачок', rent1 'квартирная плата; арендная плата' – rent2
'дыра, прореха; прорезь; щель', tip1 'чаевые' – tip2 (верхний) конец; верхушка,
кончик' – tip3 'прикосновение; легкий удар' – tip4 'намек, совет' и т.д.).
Еще одним критериальным признаком, под влиянием которого границы
омонимии принимают различные очертания, является постулируемая авторами
необходимая степень формального совпадения слов-омонимов. Как известно,
слова могут быть тождественными во всех своих формах вследствие
71
принадлежности к одной и той же части речи и полного тождества их
морфологических парадигм (напр., blow1 'дуть' – blow2 'цвести' (blows, blowing,
blew, blown), tent1 'палатка, шатер, тент' – tent2 'мед. тампон', sealer1 'тот, кто
ставит печать' – sealer2 'охотник на котиков, тюленей' и др.). В то же время
формальное тождество слов-омонимов может быть частичным и касаться
только некоторых их форм (напр., lie1 'лежать' (lies, lying, lay, lain) – lie2 'лгать'
(lies, lying, lied), found1 'основывать' (founds, founding, founded) - find 'находить'
(found2, finds, finding), maid 'служанка, горничная, прислуга' (maid's, maids,
maids) - make 'делать' (makes, making, made) и другие). На этом основании ряд
ученых трактует как омонимию лишь случаи полного совпадения форм слов,
рассматривая частичное тождество форм разных слов как явление
о м о ф о р м и и . (Ср., например, определения Н.М. Шанского: "Омонимами
являются такие слова, одинаково звучащие, но имеющие совершенно
различные, не выводимые сейчас одно из другого значения, которые совпадают
между собой как в звучании, так и на письме во всех (или в ряде им присущих)
грамматических формах. Омонимы, следовательно, представляют собой слова
одного грамматического класса ... Омоформами являются в отличие от
омонимов слова как одного и того же, так и разных грамматических классов,
совпадающие между собой в звучании всего лишь в отдельных формах ... К
омонимам и омоформам примыкают омофоны, представляющие собой слова и
формы разного значения, которые произносятся также одинаково, но
изображаются на письме в отличие от первых по-разному" (11,43).)
В такой интерпретации термин "омоним" теряет свое обобщающее
значение как название всего многоликого класса идентичных по тому или
иному формальному признаку или совокупности признаков слов и приобретает
характер наименования определенного его подмножества, входяще! о в общий
класс наряду с омоформами, омофонами, омографами. Однако отсутствие
общего термина неизбежно влечет использование термина "омоним" и в более
широком значении, что вызывает неясность и нечеткость всего
таксономического построения. Вряд ли стоит отрицать плодотворность понятия
омоформии, введенного В.В. Виноградовым, с помощью которого, на наш
взгляд, легко объяснить, почему при наличии такого большого пласта
омонимов в английском языке столкновения между ними не происходит, ибо
чем меньше число идентичных форм разных слов, тем меньше возможность
речевого конфликта между ними. Одновременно нельзя не признать большую
стройность и последовательность концепции тех авторов, которые вслед за
А.И. Смирницким в общей системе омонимов различают омонимы полные, т.е.
совпадающие во всех своих формах слова-омонимы, и омонимы частичные,
характеризуемые тождеством части своих словоформ. Результатом попытки
более точного количественного учета степени совпадения омонимов стало
разграничение И.С.Тышлером полной омонимии, неполной омонимии, при
которой наблюдается совпадение половины и большей части форм, и
частичной омонимии при совпадении меньшей части форм, хотя такая
дифференциация, требующая определения количественных порогов, вызывает
некоторые сомнения.
72
Весьма серьезные разногласия при определении границ омонимии
связаны с планом содержания. В английском языке они принимают особенно
принципиальный характер вследствие конверсии. В зависимости от того, какая
из двух кардинально противоположных трактовок данного явления - как
употребления одного и того же слова в функциях разных частей речи или же
как словообразовательного процесса (см. подробнее "Конверсия") - получит
предпочтение, существенно будет меняться вся картина английской
омонимики. Едва ли не все советские языковеды вслед за А.И. Смирницким
включают слова, соотносящиеся по конверсии, в сферу омонимии. В то же
время наличие внутренней мотивированности подобных слов по линии
семантики, близость их лексических значений дает основание ряду ученых
считать отнесение данных слов к числу омонимов неоправданным, ибо в таком
случае, по их мнению, не соблюдается основное условие омонимов - отсутствие
связи их значений при одинаковой форме. С подобной позицией трудно
согласиться, ибо если быть последовательным, то, признавая статус единиц,
соотносящихся по конверсии, как разных слов, необходимо признать и их
омонимичность, так как идентичность некоторых их форм очевидна, равно как
и значительная семантическая дифференциация.
Степень семантической дифференциации и отсутствие связи значений
как главный содержательный признак омонимии становится одновременно и
наиболее уязвимым и спорным моментом при ее определении. Значение в
разных его аспектах всегда является пробным камнем лингвистических теорий.
Омонимия не составляет в этом плане исключения, тем более что омонимия –
прежде всего семантическое явление, и в основе ее определения лежит
критерий значения, тип которого обусловливает и тип омонимии. По тому,
какие семантические различия наблюдаются между тождественными по форме
словами, все омонимы делятся на следующие группы:
а) л е к с и ч е с к и е о м о н и м ы , принадлежащие к одной части речи и
характеризуемые одним лексико-грамматическим значением и различными
лексическими значениями (напр., miser1 'скупой, скупец, скряга' – miser2
'буровая ложка', mate1 'шахм. мат' – mate2 'товарищ, супруг(а); самец', mole1
'родинка' – mole2 'крот' - mо1е3 'мол, дамба', ring 'звенеть' - wring 'скручивать'.
б) л е к с и к о - г р а м м а т и ч е с к и е
омонимы,
или слова,
идентичные во всех или части своих форм и различающиеся как своими
лексическими, так и частеречными значениями (напр., sea 'море' - see 'видеть',
mean1 'иметь в виду' – mean2 'средний', геd 'красный' – геаd 'читал', spoon1
'ложкa ; блесна' – spoon2 'черпать ложкой; ловить на блесну', mantle1 'накидка,
мантия' – mantle2 покрывать, укутывать' и т.д.). Сюда относятся, по А.И.
Смирницкому, и омонимы типа found1 'нашел' – found2 'основывать', различие
между которыми проходит как по линии их лексических значений, так и по
линии грамматических значений, хотя оба слова принадлежат к одной части
речи.
В общем ряду лексических и лексико-грамматических омонимов следует
назвать г р а м м а т и ч е с к и е о м о н и м ы , т.е. омонимические формы в
системе одного и того же слова, различающиеся своими грамматическими
73
значениями (напр., brothers 'братья' -brother's 'брата' – brothers' 'братьев'и др.),
поскольку возможные расхождения в значениях совпадающих грамматических
форм могут привести к отрыву той или иной формы от всей парадигмы слова и
к возникновению лексических омонимов, как это случилось, например, с
множественным числом существительных colours 'знамя, флаг', works1
'механизм', works2 'завод, фабрика, мастерские' и некоторыми другими, где
грамматическая омонимия превратилась в лексическую.
В последнее время под влиянием общего возросшего интереса к
производным словам и деривационным процессам наряду с перечисленными
выше типами омонимов выделяют омонимы словообразовательные, в основе
которых лежит различие словообразовательных структур идентичных- по
форме производных слов. Иными словами, в качестве основополагающего
критерия
выбирается
критерий
формальный,
и
собственно
словообразовательными омонимами оказываются производные слова с
множественностью мотиваций (типа англ. unpacked) или связанные по
конверсии лексические единицы, или же единицы типа reader1 'читатель' и
reader2 'книга для чтения'.
Однако, если исходить из того, что тип омонимии определяется по типу
значения, различающего идентичные по форме единицы, то естественно
следующее заключение: как собственно словообразовательные омонимы
должны квалифицироваться те материально тождественные единицы, которые
отличаются друг от друга прежде всего своим словообразовательным
значением. Соответственно в категорию словообразовательных омонимов
попадут далеко не все омонимы, образованные в результате
словообразовательных процессов. Так, к словообразовательным омонимам
вследствие тождества их словообразовательных значений вряд ли правомерно
отнести производные типа bossy1 'начальнический' и bossy2 'шишковатый',
омонимия которых есть результат отражения омонимии их производящих баз и
представляет собой чистый случай лексической омонимии. Исключить из
сферы словообразовательных омонимов необходимо и случаи типа controller1
'контролер' – controller2 'контролирующее устройство', неоднозначность
которых возникает, по-видимому, как следствие неоднократного вовлечения
производящей базы в словообразовательные процессы, и некоторые другие. В
группу словообразовательных омонимов войдут, вероятно, лишь единицы типа
girly 'девический' - girlie 'девочка', как кардинально различающиеся своими
словообразовательными значениями, единицы типа buggy2 'кишащий клопами'
и buggy1 'легкая двухместная коляска', противопоставленные друг другу по
наличию/отсутствию словообразовательного значения, weekend1 'уикенд, конец
недели' –weekend2 'проводить уикенд', между словообразовательными
значениями которых наблюдаются принципиальные различия, и пары слов,
соотносящиеся по конверсии, в семантике которых различие лексических и
грамматических значений дополняется словообразовательным значением.
Говоря о собственно словообразовательной омонимии, необходимо
подчеркнуть одно чрезвычайно важное, на наш взгляд, обстоятельство, а
именно то, что область чистой словообразовательной омонимии выделить в
74
языке, по всей вероятности, невозможно. Детерминируется это тем, что
словообразование по сути своей направлено на производство единиц,
отличающихся от исходных новым значением: лексическим, грамматическим
или тем и другим. Выделить единицы и в целом особый разряд слов, которые
отличались бы от других формально тождественных им единиц только
словообразовательным значением, поэтому становится невозможным. Различия
в словообразовательных значениях дериватов обязательно коррелируют с
различиями их лексических, грамматических или лексико-грамматических
значений, что приводит к возникновению таких типов омонимов, как лексикословообразовательные,
грамматико-словообразовательные,
лексикограмматико-словообразовательные и т.д.
Существование в системе языка разных по признаку тождества и
различия их значений типов омонимов обусловливает тот факт, что при
определении границ омонимии критерий семантической дифференциации
действует с разной степенью эффективности. Естественно, что он работает тем
успешнее, чем шире круг значений, которыми различаются формально
идентичные единицы. В этом плане разграничение как отдельных слов
тождественных форм, характеризуемых разными лексическими, лексикограмматическими и словообразовательными значениями, не вызывает никаких
трудностей. По поводу принадлежности таких единиц к омонимии у всех
исследователей сложилось единое мнение. Разногласия начинаются там, где
семантические различия сводятся лишь к различиям чисто лексическим
(лексические омонимы) или же чисто грамматическим (по мнению ряда
исследователей, слова, образованные по конверсии, характеризуются
тождественным лексическим значением, хотя, по нашему мнению, такому
утверждению противоречит присутствие в значениях многих производных по
конверсии слов дополнительных семантических компонентов, не выводимых из
значений производящих баз и обусловливающих частичную идиоматичность
конвертированных единиц). Вопрос о тождестве и отдельности единиц даже с
идентичным лексическим значением, но разными частеречными значениями,
тем не менее достаточно легко разрешается, ибо он на самом деле является
экстраполяцией принципиального положения о частях речи: если разные части
речи представляют собой разные классы слов, то наличие нетождественных
частеречных свойств у идентичных по форме и лексическим значениям единиц
— бесспорное свидетельство их омонимичности. Камнем преткновения для
исследователей была и остается лексическая омонимия, которая традиционно
трактуется как проблема разграничения омонимии и полисемии. Ни
дистрибутивный критерий, где показателем различных значений выступает
различное контекстуальное окружение слова, ни словообразовательный
критерий, при котором различные словообразовательные возможности
интерпретируются как индикатор отдельности единиц с разными лексическими
значениями, ни различия в семантических связях и специфика синонимических
и антонимических рядов, в которые входят идентичные по форме единицы с
разными лексическими значениями, ни своеобразие наборов грамматических
категорий для двух лексических значений - ни один из названных выше
75
критериев, ни даже все они, взятые в совокупности, не становятся надежной и
объективной опорой при решении вопроса, имеем ли мы дело с разными
лексическими значениями многозначного слова, или же с разными словамиомонимами. Все перечисленные выше различия, а также и некоторые другие
(напр., наличие/отсутствие общих семантических компонентов, уникальность
данной комбинации значений и т.д. и т.п.) свидетельствуют лишь об одном - о
различии лексических значений. Определить же, связаны эти различия с
полисемией слова или омонимией, с помощью данных критериев невозможно.
Апелляция к интуитивно ощущаемой или неощущаемой связи значений
детерминирует субъективность семантического критерия разграничения
полисемии и омонимии, из которой и проистекает наблюдаемый в
лингвистической литературе и лексикографических источниках разнобой в
описании тех или иных слов как многозначных лексических единиц или же как
омонимов. Так, авторский коллектив составителей Большого англо-русского
словаря под руководством И.Р. Гальперина описывает приводимые ранее
colours1 'цвета, оттенки' – colours2, 'знамя, флаг'', works1 'дела, деяния' – works2
'механизм; конструкция' – works3 'завод, фабрика, мастерские', а также mite1
'скромная доля, лепта' –mite2 'клещ', bone1 'снимать мясо с костей' – bone2
'арестовывать; красть; требовать, просить' и многие другие как омонимичные
единицы. Авторы Краткого Оксфордского словаря под редакцией Дж. Б.Сайкса
считают лексические различия у этих единиц различиями лексикосемантических вариантов многозначных слов и соответственно рассматривают
их в одной словарной статье как полисемантичные слова. Подобных
расхождений существует такое огромное количество, что границы омонимии
варьируются в значительных пределах.
По мнению ряда ученых, более надежный способ строго различить
полисемию и омонимию состоит в том, чтобы формализовать понятие
семантического сходства/несходства значений - единственный фактор,
непосредственно отражающий существо этих двух явлений. Эта формализация,
однако, - задача будущих исследований.
Итак, границы омонимии обнаруживают прямую зависимость от того,
какие признаки положены в основу ее определения. Из предшествующего
изложения очевидно также и то, что эти признаки становятся одновременно
теми параметрами, по которым проводится классификация омонимов. Выше
получили описание наиболее Распространенные из имеющихся типологий
омонимов, в основе которых лежит один какой-либо признак: 1) формальное
тождество (омофоны, омографы, полные омонимы); 2) степень идентичности
(полные и частичные омонимы); 3) тип различающего значения (лексические,
лексико-грамматические, грамматические омонимы (см. несколько иную
интерпретацию этих классов омонимов Ю.С. Масловым) (6,108).
Возможны, однако, и более сложные классификации, построенные по
двум и более параметрам. Такова, например, классификация А.И.Смирницкого,
учитывающая степень идентичности форм, тип различающего значения и
отнесенность к одной и той же или разным частям речи. Соответственно классы
лексических и лексико-грамматических омонимов подразделяются на полные и
76
частичные.
Внутри
частичной
лексико-грамматической
омонимии
осуществляется дифференциация простых (типа found1 'нашел' ~ found2
'основывать') и сложных (типа bore1 'нес' и bore2 'бурав', light1 'свет' –light2
'легкий' и др.) случаев.
Интересна многомерная классификация, предложенная И.В.Арнольд, в
которой различительными признаками классов слов являются лексическое и
грамматическое значения, парадигма и основная форма и которая позволяет на
основе тождеств и различий указанных признаков выявить не только типы
омонимов, но полисемию и синонимию. Приняв следующие условные
обозначения: А -разные лексические значения, А - почти тождественные
лексические значения, В - разные грамматические значения, В - одно и то же
грамматическое значение, С - различная парадигма, С - идентичная парадигма и
Д - различная основная форма, Д - идентичная основная форма, автор путем
исчисления, комбинаций призна° ков получила матрицу, в которой оказались
возможными следующие 12 классов:
АВСД – частичные лексико-грамматические омонимы типа
Light1 'свет' –light2 'легкий'.
АВСД– тот же набор признаков, что и выше, но для одного из слов
тождественная форма не является основной, типа might1 'сила' – might2 (прош.
время may).
АВСД – лексические омонимы, различающиеся своими основными
формами, но совпадающие в какой-то другой форме, например в форме
множественного числа (для существительных) или форме прошедшего времени
(глаголы), типа axe - axes 'топоры' - axis - axes 'оси'.
АВСД – лексические омонимы, имеющие одинаковое грамматическое
значение, но различные парадигмы типа lie1 'лежать' (lay, lain) – lie2 'лгать'
(lied, lied).
АВСД – полные лексико-грамматические омонимы, к которым относятся
неизменяемые служебные слова типа предлога for1 и союза for2.
АВСД – полные лексические омонимы типа springy 'прыжок' – spring1
'ключ, родник' – spring2 'весна'.
АВСД – моделируемые омонимы (в основном служебные слова,
связанные лексическими значениями, типа before adv, before prep, before cj).
АВСД – лексико-семантические варианты многозначного слова.
АВСД — моделируемые омонимы по конверсии, различающиеся
грамматическими значениями и парадигмами, типа eye 'глаз' – eye
'разглядывать'.
АВСД – омонимы, принадлежащие к разным частям речи и совпадающие
в некоторых своих формах вследствие общности корня, типа thought1 'мысль' –
thought2 'думал'.
АВСД — синонимы, гипонимы.
АВСД – случаи типа brother 'брат' - brothers: brother 'собрат' - brethren.
Близка к описанной классификации и типология омонимов,
разработанная А.В. Малаховским, в которой автор исходит из четырех
гетерогенных признаков: а) тождества или различия звучания; б) тождества или
77
различия написания; в) тождества или различия инварианта лексического
значения; г) тождества или различия инварианта грамматического значения.
Попытка провести более четкие семантические различия между классами
омонимов содержится в типологических описаниях П.А. Соболевой, О.М. Ким.
Неизвестно, однако, насколько эти оригинальные, хотя и не во всем
бесспорные, семантические классификации омонимов, выполненные на
материале русского языка и призванные отразить специфику омонимики
данного языка, приложимы к английскому материалу. По этой причине мы
опускаем их детальное изложение. В заключение хотелось бы сказать, что
огромный интерес лингвистов к проблемам омонимии и практическая
необходимость их решения, связанная с построением механических устройств
для восприятия текста, автоматической обработкой текстов, в целом попытками
создания искусственного интеллекта, несомненно, вызовут к жизни новые
ответы и новые классификации.
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Определите главное отличие омонимии от полисемии.
Дайте объяснение относительно незначительного числа омонимов в
лексической системе языка.
Назовите пути возникновения омонимов и сравните их с путями
возникновения новых значений многозначного слова.
Назовите типы омонимов с точки зрения процессов их возникновения.
Определите критериальные признаки омонимов и приведите языковые
примеры.
Выберите наиболее адекватные на ваш взгляд определения омонимов.
Определите причины сложностей при определении омонимов.
Назовите типы омонимов по критерию значения.
Назовите типы омонимов по критерию формы.
Определите, в каких случаях омонимия является моделируемой.
ЛИТЕРАТУРА
1. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: Синонимические средства
языка. — М., 1974.
2. Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка. — 3-е
изд. — М,, 1986. - (На англ. яз.).
3. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. — М., 1969.
4. Виноградов В.В. Проблемы морфематической структуры слова и
явление омонимии в славянских языках // Славянское языкознание. VI
международный съезд славистов. — М., 1968.
5. Ким О.М. Транспозиция на уровне частей речи и явление омонимии в
78
современном русском языке. — Ташкент, 1978.
6. Мослов Ю.С. Введение в языкознание. — М., 1987.
7. Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. — М., 1956.
8. Соболева П.А. Словообразовательная полисемия и омонимия. — М.,
1980.
9.
Тихонов
А.Н.
Проблемы
составления
гнездового
словообразовательного словаря современного русского языка. — Самарканд,
1971.
10. Тышлер И.С. Словарь лексических и лексико-грамматических
омонимов современного английского языка. — Саратов, 1975.
11. Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. — М.,
1982.
79
ГЛАВА V. СЕМАНТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ СЛОВ В
ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ СОВРЕМЕННОГО
АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
§ 1. СЕМАНТИЧЕСКИЕ КЛАССЫ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
Словарный состав современного английского языка по своим
количественным параметрам огромен и включает, как утверждает Р. Кверк,
около полумиллиона словарных единиц. В различных ситуациях, в различные
периоды времени, в различных местах и даже в разных настроениях говорящие
склонны употреблять весьма и весьма отличающиеся друг от друга лексические
единицы. Вследствие необходимости постоянно обслуживать столь различные
потребности говорящих в средствах обозначения, которые наиболее
адекватным образом передавали бы информацию и наиболее соответствовали
моменту коммуникации и сливающимся в нем многочисленным пространственно-временным, психологическим, социальным и т.д. - свойствам
коммуникантов, лексическая система языка оказывается открытой системой,
постоянно пополняющейся новыми единицами и избавляющейся от тех,
которые более не отвечают нуждам коммуникации. Открытый характер
свойственен и индивидуальному словарному запасу носителей языка, объемы
которого формируются и зависят от условий формирования и существования и
индивидуальных особенностей говорящих на данном языке. И чем больше мы
узнаем в процессе коммуникации лексических единиц, чем большим числом их
умеем пользоваться, т.е. чем больше объем нашего индивидуального
словарного запаса, как пассивного, так и активного, тем точнее и глубже
осуществляется наша связь с окружающим нас социумом и окружающим нас
миром. Количественные параметры нашего вокабуляра теснейшим образом
оказываются связанными с качественными характеристиками восприятия и
порождения речи, со всей речемыслительной Деятельностью человека.
Несмотря на то, что точные пределы объема словарного запаса отдельного
человека, благодаря которому он Может успешно участвовать в процессах
коммуникации, до сих пор не определены и в целом с трудом поддаются
исчислению, можно Утверждать, что носитель языка владеет значительным
числом лексических единиц, составляющих в общей своей совокупности его
индивидуальный лексикон. В этом лексиконе можно выделить Активный
словарь, т.е. те слова и выражения, которые говорящий на данном языке не
только понимает, но и сам употребляет, наряду с которым существует и
пассивный словарь, состоящий из единиц, которые говорящий понимает, но
сам в речи не употребляет. Под влиянием процессов коммуникации слова из
активного словаря могут перейти в пассивный и наоборот, слова, только
воспринимаемые говорящим, могут им активно использоваться в случае
необходимости.
Нас, однако, интересует не столько разделение лексикона говорящих на
80
активный и пассивный, хотя это разделение весьма важно и должно быть
учтено при овладении иностранным языком. Наибольший интерес в плане
описания словарного запаса языка та функциональном ракурсе представляет
то, что лексическая система языка в том объеме, в котором ею владеет
говорящий, является функцией памяти, из которой говорящий извлекает по
мере необходимости нужные ему для коммуникации единицы. Возникает
вопрос, каким образом говорящий удерживает в своей памяти не десятки и
даже не сотни, а тысячи отдельных, не тождественных друг другу единиц,
каждая из которых характеризуется своим специфическим звучанием и своими
значениями. Поиски ответа на этот вопрос подводят нас к рассмотрению тех
многочисленных связей, которые существуют в лексической системе языка,
благодаря которым совокупность лексических единиц становится не
хаотичным нагромождением слов и устойчивых словосочетаний, а достаточно
четко, хотя и сложно, организованной системой. Благодаря этим связям в
словарном составе языка в целом и в лексиконе отдельного индивидуума
можно выделить подсистемы более тесно связанных единиц, некоторые
общности слов и словосочетаний, организованные по тому или иному
принципу. Отражая преломленные сквозь призму человеческого сознания связи
и отношения называемых лексическими единицами объектов, явлений, свойств
реальной действительности, эти связи становятся теми опорами, использую
которые наша память удерживает столь большое, особенно по сравнению с
фонетическими и грамматическими подсистемами, число лексических единиц.
Взаимосвязь и взаимозависимость конституентов словарного состава,
базирующиеся на многочисленных и самых разнообразных отношениях,
которые образуют два принципиально отличающихся друг от друга типа
отношений – отношении п а р а д и г м а т и ч е с к и е
и отношения
с и н т а г м а т и ч е с к и е , способствуют формированию определенной сети
связей в системе лексики, на которой зиждется структура данной системы и
которая выполняет роль ключа к тому лексическому богатству, которое
заключено в памяти носителей языка.
Парадигматические и синтагматические отношения, многообразие
которых диктуется многоаспектностью самих лексических единиц,
представляющих собой целостное единство фонетических, морфологических,
семантических, синтаксических и т.д. свойств, становятся основой, на которой
слова организуются в определенные лексические структуры. Лингвисты давно
пытаются описать эти структуры, принципы их организации и роль в
речемыслительных
процессах.
Результатом
этих
попыток
стали
многочисленные классификации лексических единиц, выполненные по разным
принципам с использованием разных критериев и соответствующие тому или
иному типу отношений, существующих между лексическими единицами в
системе языка. Не отрицая правомерности и целесообразности чисто
формальных классификаций слов, построенных, например, на учете количества
звуков, числа слогов, буквенного состава и т.д., формально-семантических
таксономии, отражающих разнообразие словообразовательных связей слов и
описанных подробно в разделе "Словообразование", этимологической,
81
функционально-стилистической, территориальной и т.д. дифференциации и
объединения лексических единиц, скажем, что важнейшим типом
парадигматических отношений в лексике являются с е м а н т и ч е с к и е , а
соответствующие им объединения слов по значению занимают первостепенное
место в системных описаниях лексики.
Еще в прошлом столетии М.М.Покровский, семасиологические
изыскания которого интересны и важны и сегодня, обратил внимание на то, что
слова соединяются (в нашей душе) независимо от нашего сознания в различные
группы. Основанием их соединения становятся различные словесные
ассоциации, отражающие связи предметов в окружающей действительности. В
современной лингвистике семантические группировки лексики получили
детальное описание, причем тщательному анализу в разных языках, в том числе
и английском, подверглись не только закрытые группы лексики типа
наименований родства, но и более обширные пласты лексики (напр.,
наименования частей тела, названия животных, лиц, дорожных объектов,
цветового спектра” эмоций, процессов говорения и многие, многие другие).
Главным достижением науки о языке, однако, явилось понимание оснований
семантической общности слов, разработка методики семантического анализа,
выделение определяющих черт семантических объединений, признание
универсальности и одновременно специфичности их в разных языках,
возможности структурации лексики на разных уровнях, множественности
отношений внутри семантических группировок. Эти положения легли в основу
теории с е м а н т и ч е с к о г о п о л я .
Исходным для этой теории является тезис о том, что словарь языка не
хаотическое нагромождение единиц. Его системный характер обнаруживается в
распределении слов по их лексическим значениям на группы слов. Эти группы
слов получили у разных ученых различное наименование: с л о в е с н о е
поле,
семантическое
поле,
лексико-семантическая
парадигма,
языковое
поле,
понятийное
поле,
семантическая группа, лексико-семантическая группа,
т е м а т и ч е с к а я г р у п п а и т.д. и соответственно различное определение.
Всех их объединяет, однако, то, что объединение слов в семантическую группу,
поле или парадигму происходит на основе их тесной взаимосвязи и
взаимозависимости в содержательном плане, на основе той или иной связи
обозначаемых ими понятий. Семантическое поле фиксирует в данном языке в
виде более или менее автономной микросистемы выделенную человеческим
опытом частичку ("кусочек") действительности. Слова группируются в
сознании говорящих в семантические поля на основе принадлежности к одной
области логических понятий их референтов, или связи понятий, которые
выражаются словами и которые выражают связи предметов и явлений
действительности. Каждое слово языка входит в определенное семантическое
поле, причем чаще всего вследствие своей многозначности не только в одно.
Индивидуальная семантика слова раскрывается через его противопоставление
другим членам поля, в содержательном плане каждое слово зависит от всего
состава поля близких по смыслу слов. Отдельное слово может быть понято
82
только на основе всей совокупности, и эта характеристика семантического
поля, называемая принципом присутствия или объединяющая принцип
полноты и принцип взаимоопределяемости, является одной из определяющих
черт поля. Когда слово - член поля -используется говорящим или бывает
понято слушающим, то каким-то образом оказываются в наличии все другие
члены этого поля. Более того, семантическое поле характеризуется
непрерывностью и целостностью. Язык покрывает реальность без пробелов и
пересечений: члены поля взаимосвязаны сплошным образом и образуют
непрерывный семантический континуум, который полностью воспроизводит
реальный мир, т.е. понятийную картину данной языковой общности. Следует
подчеркнуть также вслед за Ю.Н.Карауловым историчность семантического
поля, ибо поле -это не только факт языковой структуры, но и факт языковой
истории: языки развиваются в границах их расчлененности, а это членение
имеет исторический характер.
Указанные свойства поля - связь между элементами, их упорядоченность
и взаимоопределяемость – лежат в основе еще одного фундаментального
свойства поля – его самостоятельности, автономности и, следовательно,
принципиальной выделимости. Семантическое поле представляет собой
отдельную небольшую лексическую подсистему, имеющую относительную
самостоятельность Автономность ее относительна, поскольку данное
семантическое поле может иметь разнообразные семантические связи с
другими словами. Именно такое разнообразие семантических связей и создает
трудности как при определении его границ, так и при установлении состава его
компонентов.
Будучи универсальным типом языкового членения действительности,
совпадая по своим содержательным параметрам, семантические поля
одновременно характеризуются в каждом отдельном языке специфической
структурой, своеобразие которой диктуется исторической обусловленностью
состава полей и сформировавшихся в нем связей, национальными
особенностями языковых систем. Поскольку на структуру отдельных
семантических полей оказывают влияние культура и развитость сознания
языкового коллектива, уровень развития материальных условий, в которых
протекает жизнь общества, принципы сегментации покрываемой данным
семантическим полем области действительности, действующие наряду с чисто
языковыми факторами, структура семантического поля приобретает
индивидуальный характер, что позволяет говорить о своеобразии языковой
картины мира, рисуемой каждым языком. Наглядным примером этого
своеобразия могут послужить обозначения частей тела в английском и русском
языках (ср. рус. палец и ацгл. finger 'палец, перст', toe 'палец ноги'; рус. рука и
англ. arm 'рука (от плеча до кисти)', hand 'рука (кисть руки)', цветообозначения
(Ср. рус. синий, голубой и англ. blue 'синий; голубой, лазурный; голубоватый') и
многие другие семантические поля, не совпадающие в данных языках по
своему составу и уже в силу этого характеризуемые специфической сетью
отношений. При всем своеобразии структуры семантических полей, однако, в
каждом поле выделимо ядро, представленное единицами, наиболее широко
83
употребляющимися для выражения данного понятия, и несколько областей, из
которых одни могут располагаться в непосредственной близости к ядру, а
другие – на периферии поля.
Одновременно с разработкой определения семантических полей и их
критериальных характеристик велись поиски объективных методик их
выделения, которые позволили бы объективно и непротиворечиво установить
ту семантическую общность, которая необходима для формирования
семантического поля. Важнейшей вехой в этих поисках стало понимание
лексического значения как определенной структуры, состоящей из наборов
мельчайших, далее неделимых семантических компонентов, или признаков,
выполняющих интегрирующую и/или дифференцирующую функции.
Семантические признаки могут быть разной степени абстракции и
обобщенности, вследствие чего слово, обладающее тем или иным
семантическим признаком, включается в семантические объединения разного
уровня, охватывающие разное количество слов. Так, в семантике слов можно
выделить к а т е г о р и а л ь н ы е семантические признаки типа "предметность",
"процессуальность", "качество" и др., на основании общности которых
осуществляется объединение лексических единиц в лексико-грамматические
классы, или части речи. В семантике слов выделяются также и
с у б к а т е г о р и а л ь н ы е семантические признаки, на основании которых
происходит формирование более тесно связанных семантических множеств
внутри частей речи, например глаголов говорения, движения, созидания,
разрушения и т.д. внутри лексико-грамматического класса глаголов, названий
лиц, названий коллективов, названий животных, названий объектов, названий
артефактов и т.д. среди существительных, цветообозначений, названий
вкусовых, обоняемых, осязаемых и т.д. признаков в классе прилагательных.
Эти субкатегориальные семантические признаки получают дальнейшее свое
уточнение и конкретизацию благодаря так называемые: классифицирующим
признакам, на основе которых среди наименований животных, например,
обнаруживаются более тесные семантические связи и соответствующие им
семантические объединения типа: названия домашних животных, названия
диких животных, названия птиц, названия рептилий и т.д. и т.п. Конечным
итогом семантического анализа, получившего название компонентного, или
семного, анализа, является установление дифференцирующих семантических
признаков, определяющих индивидуальную семантику слова и его отличие от
всех единиц, с которыми оно разными своими семантическими компонентами
взаимосвязано.
Хорошо работающая на замкнутых и количественно ограниченных
группах лексики методика компонентного анализа имеет в то же время свои
недостатки и свои ограничения, среди которых еле дует назвать в первую
очередь субъективность трактовки компонентного состава значения слова,
возможность выделения неограниченного количества сем, трудности
определения иерархической статуса выделяемых сем и целый ряд других. В
результате прими нения компонентного анализа членение семантического
континуума лексической системы, описанное в разных исследованиях,
84
зачастую не совпадает и зависит от установок и целей исследования, а сам
метаязык семантического описания оказывается громоздким. Отчасти эти
недостатки не есть следствие неадекватности самого метода. Они вытекают из
сложности самого объекта исследования, из размытости и диффузности границ
между семантическими группировками, из возможности вхождения одного и
того ” слова в разные лексико-семантические классы, из сложности
множественности семантических отношений между словами, из трудностей,
связанных с разграничением лексического и грамматического, из многообразия
видов стратификации лексических систем и многих других причин. Кроме того,
анализ каждого специфического семантического поля сопряжен с рядом своих
проблем. Так, например, в ходе анализа названий частей тела возникает вопрос,
какие слова имеют значение части тела не в качестве первого, а в качестве
производного значения; какие названия частей тела человека стали
употребляться в других значениях и вошли теперь в другие семантические
поля; какие части тела имеют названия; какова морфологическая структура
названий частей тела, и даже вопрос о том, а что собственно является частью
тела и относятся ли к наименованиям частей тела названия типа кровь, мышцы,
кость, волосы и т.д. и если нет, то в какие семантические поля следует их
отнести. Относительная легкость выделения и анализа ядра семантического
поля сменяется массой трудностей при определении и описании его периферии.
Трудности семантического анализа полей связаны также и с тем, что
различным полям присущи разные типы структур и корреляций внутри поля. В
общей типологии структур семантического поля, созданной Ч.Филлмором,
наиболее исследованным и самым известным типом является парадигма.
Парадигма – это группа слов, имеющих один общий семантический признак и
отличающихся друг от друга другими признаками, каждый из которых
участвует в различении более чем одной пары слов. Так, отношения между man
'мужчина' и woman 'женщина' являются парадигматическими, поскольку их
семантическое различие участвует также в различении слов boy 'мальчик' и girl
'девочка', actor 'артист' и actress 'артистка' и многих других. Семантическое же
различие между словами wolf 'волк' и fox 'лиса' не является парадигматическим,
так как оно не служит различению никакой другой пары слов.
Парадигмы, состоящие из большого количества слов, отмечает
Ч.Филлмор, встречаются не слишком часто, особенно в области
общеупотребительной лексики. Классическим примером парадигмы. является
парадигма слов, связанных с домашними животными, в которой используются
такие различительные признаки, как "мужской/женский/нейтральный",
"взрослый/молодой/детеныш", "название работника, ухаживающего за данным
видом животных", "название акта рождения потомства", и т.д. Эта парадигма
неполна, так как в английском нет слова со смыслом "молодая овца",
соответствующего таким словам, как heifer 'телка', filly 'молодая кобыла', gilt
'молодая свинья'; эту парадигму нельзя считать и особенно активной, поскольку
многие носители английского языка и не знает таких слов, как wether
'кастрированный баран', barrow 'кастрированный хряк', whelp 'щенок' или tup
'баран'.
85
Двумя другими (не слишком распространенными) типами структуры
поля являются, по Ч.Филлмору, циклы и цепи. Примеры циклов: англ. spring
'весна' - summer 'лето' - autumn 'осень' - winter 'зима'; рус. утро - день - вечер ночь и др. Цепочка – это множество слов, соединенных каким-либо ранговым
отношением. Примером цепочечной структуры могут служить воинские звания
или названия скоростей работы миксера.
Еще одним типом структуры семантического поля является сеть,
которую можно проиллюстрировать на примере терминов родства. Сеть
строится на основе нескольких простых отношений. В примере с терминами
родства наиболее типичными отношениями будут "состоять в браке с (кемлибо)" и "быть родителем (кого либо)" а также "старше чем".
Важным типом структуры семантического поля является партономия,
под которой понимается структура, в которой слова соединены отношением
"часть - целое". Типичным примером может служить структура поля названий
частей тела: англ. neil - layer of hard substance over the outer tip of a finger, or toe;
finger - one of the five members of the end of a hand; hand - part of the human arm
beyond the wrist; arm - either of the two upper limbs of the human body; ср. рус.
ноготь - часть пальца; палеи - часть кисти; кисть - часть руки; рука - часть тела.
Наиболее значимым, по мнению Ч.Филлмора, является тип структуры,
известный как фрейм. Понятие фрейма легче продемонстрировать на примерах,
чем описать в общем виде. Возьмем в качестве примера фрейм, связанный с
торговлей. Ситуация "торговля" состоит в том, что некое лицо обменивает свои
деньги на товары или услуги, получаемые от другого лица. Существует
множестве английских слов, описывающих различные части и аспекты этой
ситуации, например buy 'покупать', sell 'продавать', pay 'платить' spend 'тратить',
cost 'стоить', charge 'плата', price 'цена', money 'деньги', change 'обменивать' и
десятки других. Внутри множества слов, относящихся к одному фрейму, можно
выделить подмножества, образующие парадигмы, таксономии и другие типы
структур; однако их семантическое описание возможно при условии
предварительной детализации концептуальной схемы, положенной в основе
фрейма.
В числе важнейших типов структур семантических поле Ч.Филлмор
называет контрастивные множества и таксономии, которые известны также как
антонимические пары и гиперо-гипонимические ряды. Они отражают наряду с
синонимическими групп ми фундаментальные парадигматические отношения в
лексике, из чего вытекает необходимость их более детального по сравнена с
другими типами структур описания.
86
§ 2. ГИПЕРО-ГИПОНИМИЧЕСКИЕ РЯДЫ
Термин "гипонимия" не входит в число традиционных терминов
семантики и создан сравнительно недавно по аналогии с антонимией и
синонимией. Однако называемый данным термином тип отношений между
единицами лексико-семантической системы языка, основанный на их
родовидовой концептуальной общности, известен уже давно и признан одним
из важнейших конституирующих принципов организации словарного состава
всех языков. Это отношение в к л ю ч е н и я или г о с п о д с т в а , при котором
одно слово (оно называется гиперонимом) обозначает класс сущностей,
включающий класс сущностей, обозначаемых другим словом – гипонимом, и
оказывается шире его по своему значению. Наборов слов, связанных друг с
другом отношениями соподчинения и господства, довольно много в
лексической системе. Они образуют так называемые г и п е р о гипонимические
ряды,
или, по Ч.Филлмору, таксономии.
Классическим примером такого рода структур в лексико-семантической
системе является обозначение растений. В ряду наименований растений
выделяется наиболее общий термин plant 'растение', являющийся родовым по
отношению ко всем другим названиям растений. Наименования tree 'дерево',
bush 'куст', grass 'трава', flower 'цветок' и др. выступают по отношению к
родовому названию, или гиперониму, как подчиненные, связанные с
обозначением менее широких классов растений, отдельных их подвидов. В
свою очередь они имеют целый ряд подчиненных им слов - названий
конкретных видов деревьев (birch 'береза', asp 'осина', pine 'сосна' и т.д.), цветов
(tulip 'тюльпан', daffodil 'нарцисс', rose 'роза' и др.), кустов, трав и т.д. - и
соотносятся с ними как гиперонимы и связанные отношением подчинения
гипонимы. Очевидно, что наличие гиперо-гипонимических отношений имеет
место тогда, когда в семантике связанных отношениями включения слов
обнаруживаются общие семантические признаки, составляющие одно из
сравниваемых значений, и дополнительные (хотя бы один) признаки,
отличающие одно значение от другого из сравниваемых значений. Слово tulip
'тюльпан' включает в своем значении семантические признаки слова plant
'растение' и уточняющие его Семантические признаки слова flower 'цветок', а
также содержит РЯД дополнительных признаков, отличающих его как от
названных (выше слов, так и от всех названий других видов цветов. Из этого
гримера явствует, что гипероним шире по объему своей референции, или
экстенсионалу, но уже по содержанию закрепляемого им и понятия в сравнении
с гипонимом, т.е. уже по набору атрибутов, характеризующих любую
сущность, или интенсионалу. Значение гиперонима как более обобщенное
значение специализируется в значениях всех его гипонимов. Один гипероним
имеет столько гипонимов, сколько признаков понятия, выраженного
гиперонимом, уточняется и закрепляется в лексических значениях слова или
слов.
Наряду с отношениями подчинения и господства в гиперо-ги-
87
понимических рядах существуют и отношения р а в н о п р а в и я , которые
устанавливаются между гипонимами одного гиперонима. Такие гипонимы
называются согипонимами, или эквонима-ми, и различаются выделенными в их
значениях дифференциальными признаками при наличии какой-то общей
семантической части. В ряду наименований цветов слова tulip 'тюльпан', rose
'роза\ violet 'фиалка' и др. эквонимичны друг другу.
Названные типы отношений легко представить в виде формул:
Хс(Х + n) и (X + n) ∩ (X + m), из которых первая фиксирует отношение
собственно гипонимии, а вторая – отношение эквонимии. Общая схема этих
отношений образует гипонимическую конфигурацию, которая для разных
семантических полей разных языков оказывается своеобразной и
неповторимой. Поскольку гипероним может конкретизироваться не только в
непосредственных своих гипонимах, но и на последующих ступенях, на
которых его непосредственные гипонимы выступают уже в качестве
гиперонимов, в свою очередь конкретизируемых на дальнейших ступенях
гиперо-гипонимической
структуры,
гипонимическая
конфигурация
семантического поля может быть многоступенчатой, или многоярусной, и
приобретать вид ц е п о ч е ч н о й
(гипероним - один гипоним),
р а д и а л ь н о й (гипероним - более одного гипонима) и р а д и а л ь н о ц е п о ч е ч н о й (смешанной и наиболее сложной) структуры. Глубина и
ширина развертывания гипонимической структуры и связанный с ними тип
гипонимической конфигурации определяют специфику того или иного
семантического поля слов как внутри языка, так и в разных языках.
Проведенные исследования гипонимических структур показали национальную
специфику их строения. Так, глаголы покоя в современном английском языке
представляют собой четырехъярусную гипонимическую структуру (см. рис. на
с. 89), а соотносительные глаголы покоя русского языка образуют
трехъярусную иерархию. Были выявлены также две основные формы
гипонимических отношений: гипонимические отношения между лексическими
единицами - внешняя гипонимия (именно о ней шла речь выше) и
гипонимические отношения внутри лексически единиц – внутренняя
гипонимия, составляющая особый тип внутрисловных отношений
многозначного слова (см. "Полисемия").
88
Гиперо-гипонимические отношения в группе глаголов
покоя английского языка

Векторной линией обозначены гиперо-гипонимические связи, двойной –синомические.
89
§3. СИНОНИМИЯ
В структуре семантических полей имеет место еще один широко
распространенный и хорошо известный тип семантических отношений,
традиционно описываемый как синонимия. Понятие синонимии давно уже
является предметом разнообразных лингвистических истолкований. О том, что
такое синонимы, какие бывают синонимы, насколько это понятие вообще
реально и т.д., существуют самые противоречивые мнения. Существуют и
различные определения синонимов. Синонимы определяются как слова,
имеющие тождественное значение. Они определяются также как слова,
имеющие близкое значение. Существует определение синонимов как слов,
обозначающих одно и то же понятие или же способных обозначать один и тот
же предмет. Все это многообразие объясняется тем, что в языке существуют
различные типы семантических сближений, которые и отражаются в
соответствующих определениях синонимов. Синонимия предстает, как пишет
Д.Н.Шмелев, как такое явление номинации, которое начинается с полного
тождества семантики слов, называющих одно и то же, и переходит через
различные степени градации семантической близости к выражению такой
степени различий в лексических значениях, когда возникает вопрос: являются
близкие по смыслу слова синонимами или нет.
Кардинальным вопросом синонимии является проблема критериев, с
помощью которых определяется синонимичность лексических единиц. В
качестве наиболее распространенных и наиболее широко используемых
критериев следует назвать: 1) тождественность, или близость значений, истоки
которой лежат в тождественной референции слов, в обозначении ими одних и
тех же сущностей или явлений (напр., victim 'жертва', prey 'жертва'; pleasure
'удовольствие', delight 'удовольствие, радость, восторг', joy 'радость', enjoyment
'удовольствие, радость, наслаждение', delectation 'удовольствие' и т.д.), 2)
взаимозаменяемость в контексте (напр., I'm grateful (thankful) to you (for help) 'Я
благодарен Вам за помощь', I'm grateful (thankful) for all you have done for me 'Я
благодарен Вам за все, что Вы для меня сделали'; It's a hard (difficult) problem
(book, language) 'Это трудная проблема (книга, язык)'). Оба эти критерия,
однако, весьма ущербны, поскольку тождеством референции могут
характеризоваться слова, смысловой близости между которыми не
обнаруживается, хотя они и обозначают один и тот же объект (напр., mother
'мать', wife 'жена', daughter 'дочь', doctor 'врач' и т.д. могут относиться к одному
и тому же лицу, предстающему в разных своих аспектах). Тождественность
референции, таким образом, является необходимым, но не достаточным
условием синонимии, ибо две единицы могут обладать одинаковой
референцией, но различаться по смыслу. Что же касается критерия
взаимозаменяемости, то слов, которые были бы взаимозаменяемы во всех
контекстах при условии, что предложения, получающиеся в результате
подстановки одной единицы на место другой, обладают одним и тем же
значением, в языке очень мало. Допускающие подобную замену, так
называемые подлинные синонимы встречаются очень редко и, по словам
90
С.Ульманна, являются роскошью, которую язык с трудом может себе
позволить.
Интересной попыткой преодолеть описанные выше трудности, связанные
с определением синонимии, является трактовка синонимов, предложенная
Д.Н.Шмелевым. "Лексические единицы, противопоставленные по таким
признакам, которые оказываются несущественными в определенных условиях,
можно рассматривать как синонимы", - пишет Д.Н.Шмелев (18, 193). Далее
автор продолжает: "Таким образом, синонимы можно определить как слова,
относящиеся к той же части речи, значения которых содержат тождественные
элементы, различающиеся же элементы устойчиво нейтрализуются в
определенных позициях. Иначе говоря, синонимами могут быть признаны
слова, противопоставленные лишь по таким семантическим признакам,
которые в определенных контекстах становятся несущественными" (18,196).
Число общих совпадающих семантических элементов у разных слов,
равно как и число нетождественных элементов, а также количество позиций, в
которых семантические различия становятся несущественными, неодинаково.
Соответственно на этом основании можно говорить о разной степени
синонимичности для разных слов. В этом плане интересна классификационная
схема типов синонимии, разработанная Дж.Дайонзом, в которой автор, исходя
из определения полной синонимии как абсолютной эквивалентности двух
единиц и тотальной синонимии как взаимозаменяемости во всех контекстах,
выделяет четыре вида синонимии: 1) полная и тотальная синонимия; 2) полная,
но не тотальная синонимия; 3) неполная, но тотальная синонимия;. 4) неполная
и нетотальная синонимия. В то же время исчислить типы и степень
синонимичности невероятно трудно, так как слова, описываемые как
синонимы, обнаруживают различные виды различий. С.Ульманн цитирует
профессора У.Е.Коллинсона, который представил все виды различий между
синонимами как девять возможных случаев:
1) одно слово является более общим по сравнению с другим: refuse
'отказывать, отвергать' - reject 'отвергать, отклонять';
2) одно слово более интенсивно, чем другое: repudiate 'отрекаться' - refuse
'отказывать, отвергать';
3) одно слово более эмоционально по сравнению с другим: геlect
'отвергать, отклонять' - decline 'отклонять, отводить, отвергать.
4) одно слово может содержать моральную оценку или осуждение, в то
время как другое нейтрально: thrifty 'экономный, бережливый' - economical
'экономный, бережливый';
5) одно слово принадлежит к профессионализмам, а другое – нет: decease
офиц. 'кончина, смерть' - death 'смерть';
6) одно слово более книжное, чем другое: passing поэт. 'смерть' -death
'смерть';
7) одно слово более общеупотребительно, чем другое: turn down
'отвергать, отказывать' – refuse 'отказывать, отвергать';
8) одно слово является диалектизмом, а другое нет: Scots-flesher шотл.
'мясник' - butcher 'мясник';
91
9) один из синонимов относится к детской речи: daddy разг. 'папа,
папочка' - father 'отец'.
К этому перечню различий, из которого становятся очевидными истоки и
причины синонимии как явления номинации, кроме указанных выше, следует
добавить вслед за Ф.Р.Пальмером различия в сочетаемости. Так, rancid
'прогорклый, протухший' встречается в сочетании с bacon 'бекон', butter 'масло',
а близкое ему по смыслу addled 'тухлый, испорченный'” с egg 'яйцо'. Близкие
или даже од неродные качества, но у разных предметов получают в языке
разное наименование, что влечет за собой их смысловую близость и
одновременно обусловливает разную сочетаемость. Не случайно поэтому, что
синонимия распространена именно в сфере признаковых слов - абстрактных
существительных, прилагательных, глаголов. В то же время возможность
градации признака, выделение некоторых точек на общей шкале свойства,
близость их расположения также действует как существенный фактор,
определяющий возникновение синонимии.
Обратившись вновь к перечню ранее указанных различий между
синонимами, нельзя не заметить, что многие из перечисленных типов образуют
в сущности своей один тип: синонимы различаются своей принадлежностью к
различным функциональным стилям, или регистрам, речи, отличаются друг от
друга эмотивным компонентом своего значения и т.д. Гораздо более стройной и
одновременно исчерпывающей представляется типология различий между
синонимами, предложенная Ю.Д.Апресяном в послесловии к Англо-русскому
синонимическому словарю. В этой типологии все наблюдаемые между
синонимами различия сводятся к 4 типам: а) чисто семантические различия, б)
оценочные различия, в) различия в семантических ассоциациях и г) различия в
логических акцентах.
Наиболее интересными и одновременно наиболее сложными и
разнообразными являются чисто семантические различия, определяющие
различия между синонимами. Семантически различающиеся синонимы в
большинстве случаев выражают понятия о действиях, событиях, ситуациях,
процессах, состояниях, свойствах (в отличие от чисто стилистических
синонимов, которые чаще всего называют предметы). Ю.Д.Апресян пишет, что
действия, ситуации, события и т.д. могут различаться своими участниками
(субъектом, объектом, адресатом, инструментом, средством) и своими
собственными
характеристиками
(причиной,
результатом,
целью,
мотивировкой, местом, конечной и начальной точкой, временем, способом,
характером, степенью, формой проявления и т.п.). Именно типы участников и
обобщенные характеристики действий, ситуаций, состояний в очень многих
случаях выступают в качестве различительных признаков синонимов.
Например, временные характеристики лежат в основе различий синонимов
associate, pal и comrade 'приятель, товарищ', companion 'товарищ', сгопу
'близкий, закадычный друг'. Associate, pal, comrade предполагают наличие
социальных и эмоциональных связей между людьми в течение значительного
времени; они не могут обозначать кратковременных контактов, легко
возникающих и рвущихся (в играх, в поезде и т.п.). Companion способно к
92
такому употреблению. Сгопу обозначает ситуацию старой дружбы, начавшейся
в детстве или юности и продолжавшейся, возможно, с перерывами до зрелых
лет. Различная степень свойства отличает синонимы expert 'опытный, знающий'
и skilful 'искусный, умелый, опытный': expert обозначает более высокую
степень умелости, чем skilful. Аналогичные различия по степени
обнаруживаются в рядах surprise 'удивлять', astonish 'изумлять', amaze
'поражать'; cool 'прохладный', cold 'холодный', frosty 'морозный', icy 'ледяной'.
Намеренностью/ненамеренностью различаются синонимы ряда gather, collect,
assemble 'каузировать кого-либо собираться в одном месте'. Gather не выражает
намеренности действия. Collect всегда предполагает у субъекта определенное
намерение, assemble – еще и то обстоятельство, что цели субъекта и объекта
действия совпадают или сходны и что они носят обычно общественный или
политический характер.
Оценочные различия между синонимами обусловливаются тем, что
описываемая словом ситуация или ее участники могут оцениваться
говорящими и слушающими с самых различных точек зрения. Однако среди
различительных признаков синонимов реально фигурируют два типа оценки положительное или отрицательное чтение говорящего о предмете
высказывания. Stir, flurry, fuss, ado, например, обозначают беспорядочную или
поспешную деятельность, а иногда и вызывающее ее возбужденное состояние
человека (ср. рус. суматоха, суета, переполох). Два последних синонима
отличаются от двух первых, в частности, тем, что их толкования содержат
оценку - указание на неодобрительное отношение говорящего к чересчур
большой активности по пустякам.
Различия между синонимами могут проходить и по линии связанных с
тем или иным словом ассоциаций. Jump, leap, spring, bound, skip, hop в значении
'прыгать или перемещаться прыжками' обнаруживают следующие особенности.
Jump имеет самое общее значение. Leap описывает удлиненный, легкий,
плавный и быстрый прыжок, напоминающий прыжок антилопы. Spring и в
меньшей мере bound обозначают мощный пружинистый прыжок с резким
отрывом от точки опоры, причем bound ассоциируется с прыжком хищного
зверя. Skip и hop, обозначающие мелкие прыжки, не связываются с
представлением о силе и поэтому не употребляются, например, для описания
ситуаций атаки. Skip указывает на быстроту, легкость, грациозность прыжков,
совершаемых часто со сменой ног. Нор означает делать один или серию мелких
прыжков, может быть, неуклюжих, на одной ноге, на двух ногах одновременно
или со сменой ног; ассоциируется с прыжками лягушки, птицы, кузнечика.
Различия в логических акцентах наблюдаются в семантике
синонимичных прилагательных hard, difficult 'трудный, требующий из-за своей
сложности или наличия препятствий затраты больших усилий'. В значении hard
подчеркнута идея необходимости затраты больших усилий. Difficult в большей
мере фокусирует внимание на сложностях и препятствиях, лежащих на пути к
решению задачи.
Из рассмотрения типов различий, существующих между синонимичными
словами, со всей очевидностью явствует, что различия между синонимами
93
проходят не по линии их лексических значений, взятых во всей их целостности,
а касаются лишь некоторых семантических компонентов лексических значений
при обязательной общности других долей структуры лексического значения.
Семантическая близость и вытекающая отсюда синонимическая связь
слов по одному из их лексических значений не предполагает и не исключает
возможности синонимических связей по другим лексическим значениям
многозначных слов. Соответственно многозначное слово может входить
одновременно в несколько разных синонимических рядов или групп. Так, слово
part вследствие своей многозначности оказывается членом девяти
синонимических рядов: 1) piece, parcel, section, segment, fragment; scrap, crumb;
moiety, remnant, portion, section, division, subdivision; 2) member, organ,
constituent, element, component, ingredient; 3) share, portion, lot; 4) concern,
interest, participation; 5) allotment, lot, divident, apportionment; 6) business, charge,
duty, office, function, work; 7) side, party, interest, concern, faction; 8) character,
role, cue, lines; 9) portion, passage, clause; paragraph.
В синонимических рядах выделяется синонимическая доминанта, или
такой компонент ряда, который является наиболее обобщающим по своему
значению. Как правило, в качестве синонимических доминант выступают слова
исконного происхождения, наиболее частотные, стилистически нейтральные.
Таков глагол leave в ряду leave, abandon, desert, книжн. или поэт. forsake с
общим значением 'оставлять, покидать, бросать кого-л., отказываться от когол.; покидать, исчезать, уходить'. Синонимической доминантой ряда hate, loathe,
detest, abominate, abhor с общим значением 'ненавидеть, не выносить кого, чтол.' является глагол hate.
В заключение следует отметить, что, по мнению многих лингвистов,
английский язык особенно богат синонимами. Причину этого богатства
усматривают в историческом развитии словарного состава английского языка и
интенсивном заимствовании из французского, латинского и греческого языков.
В силу этого в английском языке существуют пары синонимов, из которых
одно слово исконное, а другое заимствованное, как это наблюдается в
синонимических группах brotherly, fraternal 'братский', buy, purchase 'покупать',
world, universe 'мир, вселенная' и др. В английском языке нередки
синонимические группы из трех членов, в которых одно слово исконного
происхождения, другое заимствовано из французского, а третье
непосредственно пришло в английский язык из латинского или греческого
языка. Например: begin, commence, initiate 'начинать, приступать', end, finish,
conclude 'кончать, заканчивать' и др.
§ 4. АНТОНИМИЯ
Антонимия часто трактуется как явление, противоположное синонимии,
но статус этих двух явлений в системе языка совершенно различен. В принципе
язык не ощущает реальной потребности в синонимах и мог бы вполне обойтись
без синонимов, хотя, конечно, это повлекло бы за собой значительное
94
ограничение стилистического разнообразия, обедненность языковой системы.
По мнению Дж.Лайонза, синонимия не является сама по себе структурным
отношением и не играет существенной роли в семантической структуре языка,
а возникает в определенных контекстах как следствие более фундаментальных
структурных отношений, гипонимии и несовместимости, нейтрализуемых под
влиянием контекста (9, 476). Антонимия, или противоположность по значению,
несомненно, принадлежит к важнейшим семантическим отношениям, которые
образуют простейший тип структуры, или контрастивное множество. Обилие
единиц, противоположных по значению, в естественных языках связано, повидимому, с общечеловеческой тенденцией располагать на полярных точках
шкал накопленный человечеством опыт и оценочные суждения. Происходит
образование небольших групп, в которых, зная значение одного из членов
группы, легко понять значение остальных ее членов, ибо члены оппозиции,
формируемой на основе противопоставления, не даны говорящему вне самой
оппозиции. Простейшими примерами контрастивных множеств могут служить
самые различные типы семантических оппозиций: tall/short 'высокий'/'низкий',
dead/alive 'мертвый'/'живой', raw/cooked 'сырой'/'вареный или жареный' и т.д.
Такая легкость понимания значений всех членов группы на основании знания
семантики только одного ее компонента обусловливается тем, что в
семантическом отношении антонимы представляют собой слова, в высшей
степени однородные по своей смысловой структуре. Антонимические значения,
противостоя
друг
другу
всем
своим
содержанием,
отличаются
парадигматически только по одному дифференциальному признаку.
Кардинальной проблемой антонимии является определение понятия
противоположности, которая может охватывать достаточно разнородные
явления: ассоциации по контрасту, противопоставь ленность в природе,
исключение друг друга, контрарность понятий и т.д. Наличие многих
разновидностей противоположности - этой .логической основы антонимии
детерминирует существование в языке различных типов антонимии, а
определение антонимии получает соответствующие уточнения. Как указывает
Л.А.Новиков, слова являются антонимами, если они и их семантические
отношения друг с другом удовлетворяют одному из следующих требований:
1. Слова Х и У соответствуют противоположным (контрарным)
понятиям, представляют собой крайние члены упорядоченного множества и
выражают контрарную противоположность: Х – не X, не У – У (типа young
'молодой' - not young/not old 'немолодой'/'нестарый' - old 'старый').
2. Слова Х и У выражают противоположность разнонаправленных
действий, признаков и т.д. Эта противоположность называете? векторной и
может быть обозначена как Х →← У (напр., come 'приходить' – leave 'уходить').
3. Слова Х и У соответствуют формально противоречащим
(контрадикторным) понятиям типа Х – не X, но выступают в языке как
противоположные, как выражение контрадикторной противоположности.
Характерная особенность таких оппозиций – отсутствие среднего,
промежуточного звена. Напр., married 'женатый' ' single 'холостой', true
'истинный' – false 'ложный' и др.
95
4. Слова Х и У, обозначая одну и ту же ситуацию, выступают как
различные наименования одного и того же действия, отношения и т.д.,
обратные с точки зрения противопоставленных участников ситуации, и
выражают конверсивную противоположность. Напр., buy 'покупать' - sell
'продавать', win 'выиграть' - lose 'проиграть' и т.д. Таким образом, класс
антонимов семантически оказывается многоликим и включает контрарные,
контрадикторные,
конверсивные
и
векторно
р а з н о н а п р а в л е н н ы е антонимы. Каждый из этих типов антонимов
обладает своими характеристиками. Так, для контрарных антонимов
характерно то, что они регулярно поддаются градации, которая связана с
операцией сравнения, и предполагают наличие некоторой точки отсчета или
нормы, относительно которой происходит утверждение некоторой степени
качества. Таковы, например, прилагательные big 'большой' - small 'маленький',
которые получают разную интерпретацию в зависимости от того, что
принимается за точку отсчета. Ср. a small elephant 'маленький слон' и a big
mouse 'большая мышь', для которых нормой являются размеры разных классов
объектов: слонов и мышей, а сама норма оказывается относительной, ибо
самый маленький слон в реальном мире больше самой большой мыши.
Интересно, что отрицание контрарным антонимом наличия какого-то качества
не имплицирует наличия противоположного качества. Когда мы говорим, что
Our house is not big 'Наш дом не большой', это не означает что Our house is small
'Наш дом маленький'. Именно это свойство отличает контрарные антонимы от
контрадикторных, которые связаны отношением дополнительности и в
некоторых работах называются комплементарными, т.е. дополнительными. Для
контрадикторных антонимов свойственно то, что отрицание одного члена пары
имплицирует утверждение другого и утверждение одного члена пары
имплицирует отрицание другого, т.е. это взаимоисключающие слова. Когда мы
утверждаем, что John is single 'Джон холост', то тем самым однозначно
имплицируем, что John is not married 'Джон не женат', и наоборот: утверждая,
что John is married 'Джон женат', мы отрицаем, что он холост. Можно
придумать не совсем обычные ситуации, в которых контрадикторные антонимы
подвергаются модификациям (ср. Он скорее женат, чем холост), но при своих
нормальных употреблениях данный тип антонимов неградуируем. К
конверсивным антонимам типа husband/wife 'муж'/'жена', parent/child
'poдитель'/'ребенок', doctor/patient 'врач'/'пациент', lend/borrow 'давать
взаймы'/'брать взаймы', give/receive 'давать'/'получать' тяготеют и слова,
обозначающие реверсные действия типа tie/untie 'связывать'/'развязывать',
wind/unwind 'наматывать, обматывать'/'разматывать' и др.
Среди векторно разнонаправленных антонимов также обнаруживаются
различные подтипы, связанные с обозначением ортогональных оппозиций
(напр.,
North/West/East
'север/запад/восток';
East/Noith/South
'восток'/'север'/'юг'), антиподов (напр., summer/ winter 'лето'/'зима', North/South
'север'/'юг', East/West 'восток/запад'), причинно-следственных отношений
(напр., learn/know 'учить'/'знать', know/forget 'знать'/'забыть') и разных
направлений действий (arrive/depart 'прибывать'/'уезжать').
96
Антонимы различаются и своими структурными характеристиками.
Значительное число антонимов – слова разных корней типа clever/stupid
'умный'/'глупый',
slow/fast
'медленный'/'быстрый',
love/hate
'любить'/'ненавидеть'.
Разнокорневая
(она
также
называется
л е к с и ч е с к о й ) антонимия пронизывает все части речи, особенно
прилагательные, глаголы, наречия, существительные. Многочисленные группы
антонимов образуются присоединением противоположных по значению
аффиксов:
happy/unhappy
'счастливый'/'несчастный',
merciful/merciless
'милосердный'/'немилосердный,
жестокий'
и
т.д.
Результатом
словообразовательных
процессов
являются
однокорневые
(а ф ф и к с а л ь н ы е ) антонимы.
С антонимией часто связывают понятие э н а н т и о с е м и и , т.е. явления,
при котором противоположными оказываются значения в семантической
структуре одного и того же многозначного слова. Напр.: dust 'стирать,
смахивать пыль; посыпать, обсыпать'. Иначе говоря, энантиосемия отличается
от антонимии лишь тем, что это внутрисловное отношение, в то время как
антонимия предполагает межсловные связи.
Подводя итог рассмотрению различных типов семантических отношений
и связей в лексической системе языка, на основе которых формируется
своеобразие ее структуры и слова объединяются в разного типа структурные
группы, необходимо подчеркнуть еще раз социальную, историко-генетическую
и индивидуальную обусловленность словарного состава языка и его структуры.
Национальная специфика лексической системы проявляется в своеобразии всех
рассмотренных ранее типов отношений: синонимических, антонимических,
гипонимических и т.д., объединяемых в едином целом – семантическом поле
или группе, совокупность которых составляет непрерывное семантическое
пространство языка.
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Назовите признаки, по которым лексические единицы могу! входить в те
или иные классы, и определите их значимость как таксономических критериев.
Перечислите основополагающие положения теории семантического поля.
Назовите основные характеристики семантического поля.
Назовите факторы, детерминирующие специфику семантических полей в
различных языках, и приведите примеры.
Назовите исходные тезисы методики компонентного анализа
лексического значения слова, укажите достоинства и недостатки этой
методики.
Приведите примеры семантических полей различных структур.
Определите основные типы и схемы отношений в гиперо-гипонимических
полях.
Назовите критерии синонимичности лексических единиц и укажите их
недостатки.
97
Приведите примеры различий между синонимами. Приведите примеры
синонимических рядов в английском языке и определите их доминанты.
Дайте определение антонимии и назовите основные типы антонимов.
Приведите языковые примеры.
ЛИТЕРАТУРА
1. Апресян Ю.Д. Английские синонимы и синонимический словарь //
Апресян Ю.Д; Ботякова В.В; Латышева Т.Э. и др. Англо-русский
синонимический словарь. — М„ 1979.
2. Вердиева З.Н. Семантические поля в современном английском языке.
— М., 1986.
3. Дяченко Л.Д. Гипонимия в системе английского глагола: Автореф. дис.
... канд. филол. наук. — М., 1976.
4. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. — М., 1976.
5. Клименко А.П. Лексическая системность и ее психолингвистическое
изучение. — Мн., 1974.
6. Кузнецов А.М. От компонентного анализа к компонентному синтезу. —
М., 1986.
7. Кузнецов А.М. Проблемы компонентного анализа в лексике. — М.,
1980.
8. Кузнецова А.И. Понятие семантической системы языка и методы ее
исследования. — М„ 1963.
9. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. — М., 1978.
10. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в
зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. — М., 1988.
11. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. — М., 1988.
12. Новиков Л.А. Антонимия в русском языке. — М., 1973.
13. Плотников Б.А. Основы семасиологии. — Мн., 1984.
14. Попова З.Д; Стернин И.А. Лексическая система языка. — Воронеж,
1984.
15. Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. — М., 1956.
16. Улъманн С. Семантические универсалии // Новое в лингвистике. Вып.
5. Языковые универсалии.—М., 1970.
17. Филлмор Ч.Дж. Об организации семантической информации в
словаре // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 14. Проблемы и методы
лексикографии. - М., 1983.
18. Шмелев Д.Н. Современный русский язык: Лексика. — М., 1977.
19. Щур Г.С. Теории поля в лингвистике. — М., 1974.
20. Quirk R. The Use of English // Хидекель С.С., Гинзбург Р.С., Князева
Г.Ю; Санкин А.А. Английская лексикология в выдержках и извлечениях. — Л.,
1969.
21. Palmer F.R. Semantics. A new outline. — M., 1982.
98
ГЛАВА VI. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ И
МОРФЕМНАЯ СТРУКТУРА АНГЛИЙСКОГО
СЛОВА
§ 1. ДЕРИВАЦИОННЫЙ СИНТЕЗ И МОРФЕМНЫЙ АНАЛИЗ
КАК ОТРАЖЕНИЕ РАЗНЫХ ПОЗИЦИЙ КОММУНИКАНТОВ
Как уже отмечалось ранее (см. Введение), в процессах коммуникации
говорящие широко используют возможность составления новых лексических
единиц на базе существующих в ответ на постоянно возникающие и
расширяющиеся потребности передачи новой информации самого различного
плана. Обращение к уже имеющимся в лексической системе языка средствам и
выражение новых смыслов путем различной их комбинаторики необычайно
важны как для говорящего и слушающего, так и для самого языка. Синтез
нового наименования из готовых словесных форм или их значимых частей
позволяет говорящему зафиксировать некоторое свое знание о характеристиках
и признаках именуемого объекта, его взаимосвязях с другими объектами, дать
объекту не произвольное, а обусловленное познавательным опытом имя, каким
бы поверхностным и случайным этот опыт ни был. Одновременно сообщение
говорящего оказывается более или менее экономным, ибо подобным
наименованием говорящий избегает необходимости подробного объяснения
или толкования имени, которая обязательно встала бы перед ним в случае
использования какого-то абсолютно условного имени, не связанного ни с
какими другими единицами лексики. Для слушающего, в задачи которого
входит распознавание закодированного в сообщении говорящего смысла,
расшифровка подобного рода единиц значительно облегчается благодаря тем
связям, которые слушающий, владея тем же языковым кодом, что и говорящий,
легко устанавливает между новым наименованием и составляющими его
"старыми" компонентами лексической системы. Сама же лексическая система,
благодаря такой практике созданий лексических единиц, оказывается
одновременно и достаточной, и экономной частью языкового кода, что
способствует относительны легкому ее усвоению, ибо более 70% ее единиц
составляют единицы комплексные, т.е. единицы, формально и семантически
образованные и, следовательно, зависимые от соответствующих исходных
производящих единиц.
На описание синтеза и анализа наименований - этих двух теснейшим
образом взаимосвязанных, взаимообусловленных, взаимопроникающих,
сменяющих друг друга сторон речевой деятельности, ориентированных на
порождение новых единиц наименования и распознавание их смысла,
направлены два теоретических раздела языкознания - теория словообразования,
или с л о в о о б р а з о в а н и е , и
м о р ф е м и к а . Не всегда четко
разделяемые, зачастую объединяемые в качестве одного из разделов
морфологии, словообразование и морфемика имеют единый объект
99
исследования, но преследуют разные при этом цели. Интересы
словообразования и морфемики пересеклись в слове как основной и
центральной единице языка, ибо значительная часть слов языка, будучи
единицами комплексными, возникшими в результате тех или иных
словообразовательных процессов, оказалась, что вполне естественно,
единицами, членимыми на более мелкие, далее неделимые значимые части, т.е.
морфемы.
Естественно также, что во многих случаях анализ слова с точки зрения
его словообразовательной структуры, т.е. того, как отражены в его строении те
процессы и единицы, операции с которыми привели к его формированию,
является по своим результатам идентичным анализу слова с точки зрения его
морфемной структуры. Ср., например, суффиксальные слова типа teacher
'учитель', writer 'писатель', baker 'пекарь', winner 'победитель', traveller
'путешественник', coolness 'прохлада', kindness 'доброта', sadness 'печаль, грусть'
и многие, многие другие, анализ словообразовательной и морфемной
структуры которых на поверхностном уровне приводит к идентичным
результатам.
Эта идентичность даже на поверхностном уровне, однако, далеко не
полная. Несоответствие морфемного состава слова и его словообразовательной
структуры легко продемонстрировать на ряде Примеров. Так, в английском
языке глаголы to table 'класть, ставить на стол', to father 'быть отцом, автором,
создателем, творцом; отечески заботиться', to knife 'резать ножом, нанести удар
ножом* и многие другие, существительные a cut 'порез, разрез, резание', а run
'бег, пробег' и т.д. являются морфемно нечленимыми. Они строятся только из
одной морфемы. Со словообразовательной (деривационной) точки зрения эти
слова соотносительны с соответствующими существительными и глаголами,
произведены от них и мотивированы ими. Таким образом, несмотря на
простоту своего морфемного строения, данные слова являются дериватами.
(Ср. в русском языке слова синь, ход и др., морфемно простые и производные
От слов синий, ходить и т.д.) Несовпадение морфемного состава слова и его
деривационной структуры наблюдается и в словах типа английских глаголов to
week-end 'проводить уикенд', to blacklist 'вносить в черный список', to handlist
'составлять алфавитный список' и т.д., словах, сложных по своему морфемному
составу, но образованных не путем сложения его конституентных морфем, а
иным способом - путем конверсии (см. ниже).
Многочисленные дискуссии по поводу морфологической структуры
слова, накопление большого фактического материала и попытки его
систематизации
способствовали
разграничению
морфемики
и
словообразования как разделов, направленных на два разных типа анализа
слова - морфемный и деривационный, каждый из которых имеет свои цели,
оперирует своими единицами и приводит к различным результатам.
Морфемная структура слова устанавливается на основании вхождения слова
хотя бы в один соотносительный ряд с какой-то другой языковой единицей и
есть результат выделения в слове мельчайших значимых частей.
Деривационная же структура слова есть результат несколько иных
100
процессов, результат образования данного слова от какой-то иной
мотивировавшей его языковой единицы. Основным условием для установления
деривационного характера лексической единицы является, таким образом, ее
соотнесенность с другой исходной единицей.
Необходимо заметить, что для многих конкретных языковых единиц
разграничение морфемного и деривационного типов анализа сопряжено с
большими трудностями. В английском языке особенно часто они возникают
при анализе заимствованных слов, отражающих в значительной степени
закономерности морфемного строения, присущие словам того языка, из
которого они заимствованы. Например: cautious 'осторожный', division 'деление,
разделение', fraternal 'братский', fraternity 'братство' и др.
Принципиально важно, однако, одно: не смешивать два разных типа
анализа, не отождествлять морфемную структуру с деривационной, ибо они
соответствуют принципиально разным позициям коммуникантов - позиции
говорящего (деривационный анализ, а точнее, синтез) и позиции слушающего
(анализ на мельчайшие значимые части). Позиция говорящего в процессе
коммуникации во времени предваряет позицию слушающего, и таким образом
деривационный синтез оказывается предшествующим морфемному анализу.
Данная временная характеристика и определила последовательность нашего
изложения, в котором речь идет сначала о словообразовательных процессах, а
затем о морфемной структуре слова.
§ 2. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ. ФУНКЦИИ И ЕДИНИЦЫ.
МОДЕЛИ ОПИСАНИЯ
Обычно, говоря о лексическом составе языка, подчеркивают его
открытый характер, т.е. возможность пополнения новыми единицами, связывая
эту возможность прежде всего с действующими словообразовательными
процессами, или словообразованием. Это, несомненно, верно, ибо
словообразование по своей сущности и природе наилучшим образом отвечает
потребностям номинации, используя при этом имеющийся в языке запас слов и
наименований вообще. Потребность (социальная и эмоциональная) в новых
наименованиях удовлетворяется не столько за счет заимствований, которые
являются лишь дополнительным источником, и даже не за счет возникновения
новых значений (так называемое семантическое словообразование). В языке
имеется специально предназначенная именно для целей номинации система
средств и правил, с помощью которой на базе уже существующих в языке
единиц и происходит образование новых слов. Изучение структуры
новообразований дает сказанному веские доказательства. Согласно данным
приложения новых слов к словарю Уэбстера, среди 6000 новых слов в
современном английском языке лишь 7,5% приходится на долю Заимствований,
а подавляющее большинство новообразований возникли как результат
словообразовательных процессов. Например, pedestrianize 'освободить улицу от
101
транспорта для пешеходов', extralinguistic 'неязыковой', witster 'человек с
чувством юмора', to leaflet 'выпускать листовки', pageturner 'захватывающая
книга' и многие другие.
Насколько важна система словообразования для номинативной
деятельности человека, можно заключить и по тому, что около 70% словарного
запаса языка конституируется словами производными, т.е. построенными по
определенным правилам с помощью определенных словообразовательных
средств на базе исходных лексических единиц и мотивированными ими.
Овладевая языком, говорящий овладевает и присущей данному языку
словообразовательной системой. Показательно в этом отношении то, например,
что учащиеся, овладевая родным языком и поднимаясь на новую ступень в
своем речевом развитии, все чаще выбирают производные слова.
Как заметил М.Докулил, словообразование существенным образом
отличается от других приемов номинации, отличается, прежде всего,
творческим и единовременным актом называния, в то время как все остальные
виды номинации представляют собой результат более или менее длительного
развития. Специфика словообразовaния по сравнению с другими типами
номинации заключается и в том, с какой свободой образуются новые единицы.
В этом отношении словообразование близко процессу создания предложений.
Список производных слов — всегда открытый список.
Итак, одной из основных функций словообразования по праву является
пополнение словарного состава языка. В то же время потребности пополнения
лексической системы языка, тем более таких развитых языков, как английский,
русский и др., не столь велики, а системы словообразования как в современном
английском, так и в еще большей степени в современном русском языке
являются чрезвычайно разветвленными. Дело в том, что образованием новых
слов, появление которых обусловлено объективными и субъективными
причинами, не исчерпываются роли словообразования. Словообразование
находится также на "службе" у грамматики, выполняя ряд коммуникативных
функций. Важнейшей из них является п е р е к а т е г о р и з а ц и я слов, или
образование слова с другими частеречными характеристиками (напр., swim
'плавать' — swimming 'плавание', smoke 'курить' - smoking 'курение', move
'двигаться' — movement 'движение' и др.) с целью придания им новых
синтаксических ролей. С помощью словообразовательных процессов
осуществляется универбализация, т.е. выражение в одном слове сложных
синтаксических конструкций и даже предложений (ср. as black as coal 'черный
как уголь' — coal-black, as cold as ice 'холодный как лед' — ice-cold, to fly
aimlessly around the town just like a butterfly 'летать по городу бесцельно, как
бабочка' — to butterfly), компрессия информации в минимальных
поверхностных структурах.
Коммуникативная роль словообразовательных явлений, особенно явно
проявляющаяся в номинализации, классическим примером которой является
образование имени на базе глагольного слова без изменения лексического
значения, или перекатегоризация слов, давно привлекала внимание лингвистов,
которые отмечали наличие определенных связей между производными
102
лексическими единицами и предложениями. Многие слова рассматривались как
трансформации определенных синтаксических конструкций или предложений.
Пытаясь объяснить, почему на основе одних и тех же предложений или
синтаксических конструкций возникают разные производные единицы (см.
критику книги Р.Лиза "The Grammar of English Nominalizations" Г.Маршаном
(23,59), лингвисты пришли к пониманию того, как в зависимости от выбора
говорящим предмета, "топика" сообщения, т.е. в зависимости от
коммуникативного задания, одна и та же исходная единица подвергается
различным преобразованиям. Так, например, предложение Someone pays
something to someone on some day может привести к образованию в зависимости
от топикализации, или выбора той или иной информации в качестве главной
для сообщения, следующих производных: payer, payee, payment, paying, pay,
payday и т.д.
Таким образом выявляется одна из существенных коммуникативных
ролей: словообразовательной системы — роль, направленная на осуществление
субъектно-предикатных связей между высказываниями в процессе общения, на
смену тематических и рематических компонентов высказываний.
Не менее существенна и другая коммуникативная роль словообразования
— роль, которую играет словообразование в универбации сложного и длинного
комплекса и замене его более коротким, включающим и передающим в
свернутом, сжатом виде всю необходимую информацию универбом —
производным словом. Ниже приводимые примеры дают наглядное
представление о том, как в процессе коммуникации словообразование
осуществляет эту свою функцию. Ср. 'It would take only four words: "Will you
marry me?" That's the only anti-loneliness, Doug.' (I.Wallace. The Man) 'Для этого
нужны всего лишь четыре слова: "Ты выйдешь за меня замуж?" Это
единственное средство от одиночества. Дуг'; His mother ... says she thinks her
soon-to-be ex-husband is lying. (S.King.It ) 'Как утверждает его мать, по ее
мнению, ее муж, который вот-вот станет бывшим мужем, обманывает'; I
planned to hire someone to housesit for us while we are gone - these days you can't
be too careful (J. Walker. Stormy Weather) 'Я планировал нанять кого-либо
присмотреть за нашим домом, пока мы в отъезде — в наше время осторожность
не помешает'.
Создание
образности,
экспрессивности,
эмоционального
фона
высказывания — также одна из коммуникативных задач, зачастую
выполняемых словообразовательной системой. Ср. "A great book ... a landmark
in American literature ... and it will probably sell a zillion copies". (S.King. It)
'Великая книга ... Веха в американской литературе ... Она будет, должно быть,
продаваться в огромных количествах'.
Эти два ведущих аспекта словообразования — номинативный и
коммуникативный — различаются своей целевой направленностью,
Заполняемыми заданиями и характеризуются одновременно глубоким
внутренним единством. Их объединяет, с одной стороны, тождество процессов,
в ходе которых достигается реализация той или иной функции, и тождество
конечных результатов, с другой. Новые лексические единицы, как отмечает
103
Г.Брекле, не планируются говорящими заранее для расширения и пополнения
лексики и не возникают в ходе каких-то особых процессов речемыслительной
деятельности людей. Они создаются в процессе речи как осуществление
говорящим определенной коммуникативной интенции и лишь затем, при
наличии определенных социальных условий, могут войти в словарный фонд
языка. Номинация с помощью словообразовательных средств, как и номинация
вообще, представляет собой, таким образом, необходимый и чрезвычайно
важный по своим Последствиям коммуникативный акт в общем процессе
коммуникации. В ходе же перекатегоризации, или транспозиции, единиц из
одной категории в другую, осуществляемой с помощью словообразования,
универсализации сложного многосоставного наименования, имеющих место
при выполнении словообразованием своих коммуникативных функций,
достигается новое "видение" обозначаемого, что обусловливает определенную
и номинативную значимость обозначающего и зачастую приводит к
включению его в лексический состав языка наряду со старой формой
обозначения.
Независимо от номинативной или коммуникативной ориентации
словообразовательных процессов, т.е. независимо от того, является ли
соответствующий коммуникативный акт ответом на потребность в
наименованиях или же на необходимость определенной реорганизации
высказывания, моделируется он, вероятно, одинаковым образом. Иными
словами, в основе как номинативного, так и коммуникативного
словообразования лежат одни и те же деривационные процессы.
Второй общей и, на наш взгляд, главной объединяющей чертою
номинативного и коммуникативного аспектов словообразования является
единство конечного продукта порождения, т.е. получение особого типа слов –
п р о и з в о д н ы х с л о в , или д е р и в а т о в , отличающихся по целому ряду
основополагающих параметров от непроизводных, простых слов.
Каковы же те основные требования, которым должно удовлетворять
производное слово, являющееся основной единицей всей системы
словообразования?
Производное есть такая вторичная языковая единица, которая формально
и семантически зависит от исходной и, как указываем Е.С. Кубрякова, при
наличии общей ядерной части отстоит от исход ной единицы на одну
примененную формальную операцию, или, в иной терминологии,
деривационный шаг. По смыслу производное всегда может быть объяснено
через исходную единицу, оно мотивировано ею и представляет собой
некоторое видоизменение ее семантики. Иными словами, как писал Г.О.
Винокур, о производной основе (или, скажем, слове) можно говорить лишь
тогда и лишь до тех пор, пока есть соотнесенная с нею основа непроизводная.
На пример, в английском языке прилагательные atomic 'атомный', beautiful
'прекрасный', carpetless 'не покрытый ковром' произведены от соответствующих
существительных atom 'атом', beauty 'красота' carpet 'ковер' (ср. рус.
партизанить, рыбачить, любопытствовать и другие.). Все рассмотренные
единицы производны потому, что они обнаруживают формальную и
104
семантическую зависимость от соответствующих исходных, производящих
единиц. Между производными словами и их производящими единицами нет и
не може1 быть полного тождества: налицо некоторое структурное сходство и
одновременно различие, а также некоторые семантические и/или
категориальные сдвиги. Такой тип отношений между словарными единицами
характеризуется
как
отношения
словообразовательной
п р о и з в о д н о с т и . Единицы, между которыми они устанавливаются,
соотносятся как производящее и производное или как мотивирующее и
мотивированное. П р о и з в о д я щ и м , мотивирующим выступает слово или
более сложная единица, например, словосочетание, на основе структуры и
семантики которой строится новое наименование. С формальной точки зрения
она может подвергаться различным операциям: полному повторению звуковой
формы, свертыванию исходной формы, развертыванию или расширению
структуры за счет специально существующих в языке словообразовательных
средств, что позволяет выделить в системе конкретного языка действующие
способы словообразования. Вследствие различных формальных операций,
которые претерпевает производящее слово или словосочетание (наиболее
очевиден случай, когда производящим выступает слово, поэтому, характеризуя
отношения словообразовательной производности, мы прежде всего будем
иметь в виду слово, а не более сложную производящую единицу), в
производном слове, образованном на его базе, остаются разные следы,
указывающие на его производность от той или иной единицы. В современном
английском языке рефлексией производящего слова в производном чаще всего
выступает морфологическая основа производящего слова. Напомним, что это
неизменяемая часть слова, к которой присоединяются окончания. В
производных типа performance 'выполнение', election 'выборы', beginning
'начало', arrangement 'приведение в порядок', thoughtfulness 'задумчивость' и им
аналогичных производящие слова perform, elect, begin, arrange, thoughtful
представлены именно своими морфологическими основами perform-, elect-,
begin-, arrange-, thoughtful-. В ряде случаев, например: wind-driven 'гонимый
ветром', frost-bitten 'обмороженный', unknown 'неизвестный', производящие
слова предстают в виде отдельных своих словоформ – driven, bitten, known. В
различного рода сокращениях след производящего слова может сохраняться в
виде буквы (напр., ВВС "British Broadcasting Corporation", UNO "United Nations
Organization',' GPO "General Post Office"), слога (напр., interpol "International
police", doc "doctor", vet "veterenarian", flu "influenza", Sec "second", lab
"laboratory", ad "advertisement"), некоторого звукового комплекса (напр., brunch
(breakfast + lunch).
Этот след производящего слова или словосочетания, в какой бы форме он
ни сохранялся в производном слове, называется производящей базой
производного. Естественно, чем полнее в производном слове представлена
производящая база даже в формальном своем аспекте, тем легче
устанавливаются и дольше сохраняются отношения словообразовательной
производности между словами. Возможно, именно поэтому наиболее часто в
словообразовании в структуре производного слова производящее слово
105
представлено своей морфологической основой, которую называют еще
производящей основой. Важно, однако, помнить, что в данном случае
морфологическая основа слова, выполняющая в слове роль стержня,
объединяющего все словоформы в единое целое, приобретает совершенно
иную функцию: она становится исходной единицей для какой-то иной, новой
единицы, т.е. выполняет словообразовательную роль.
Там же, где производящие слова представлены лишь небольшими
звуковыми отрезками, не несущими сами по себе законченного смысла, а
выступающими заместителями всей формы производящего слова, отношения
словообразовательной производности довольно быстро теряются, и
производные
слова
воспринимаются
говорящими
как
простые,
немотивированные единицы (ср., например, radar 'радар' (radio detecting and
ranging), transistor 'транзистор' (transfer + resistor) и др.).
Производящие слова, вовлекаемые в процессы словообразования,
подвергаются модификациям не только формальным, но и семантическим. Они
выступают в качестве мотивирующих для производных слов и как таковые
всегда первичны по отношению к последним, хотя эта первичность не всегда
легко устанавливается, тем более, что словообразовательный акт, в котором
принимало участие то или иное производящее слово, отодвинут во времени.
Благодаря семантическим модификациям производящих баз, которые имеют
место при образовании дериватов, становится возможным разгра ничить
словообразование и формообразование. Краеугольным принципом их
разграничения является тезис В.В.Виноградова о том, что "формами слова
являются те видоизменения одного и того же слова, которые, обозначая одно и
то же понятие, одно и то же лексичес кое содержание, либо выражают разные
отношения одного и того же предмета мысли, либо различаются некоторыми
дополнительными грамматическими оттенками, не создающими нового слова"
(1, 107). Развивая концепцию В.В.Виноградова, Е.С.Кубрякова отношениям
словообразовательной
производности
противопоставляет
отношения
формальной производности. "В случаях стол – стола – столу и т.п., – пишет
Е.С.Кубрякова, – мы имеем дело с варьированием грамматических
характеристик единицы, лексическое значение которой остается в это время
неизменным. Про серию образований этого типа можно сказать, что они
объединяются по принципу полной предсказуемости грамматических различий
между ними и при условии сохранения абсолютного лексического тождества
исходных форм" (7, 28). Такого рода отношения между единицами, точнее,
между
словоформами
одного
слова
именуются
отношениями
формальной производности.
Формально-семантическая зависимость производного от производящего
отличает подлинное словообразование от других видов преобразований
лексических единиц и способов выражения новых значений, в которых
отсутствует или формальная соотнесенность (ср. англ. learn 'изучать' и pupil
'ученик', но learn 'изучать' - learner Изучающий', heal 'излечивать' - doctor 'врач',
но heal 'излечивать' -healer 'исцелитель', рус. лечить - врач, лечить - лекарь и
т.д.), или же не происходит образования новой вторичной единицы (англ.
106
Board1 'доска', board2 'стол', board3 'пища, питание' и т.д.).
Важная роль в формировании производных принадлежит специально
существующим в системе языка д е р и в а ц и о н н ы м а ф ф и к с а м , или
ф о р м а н т а м . Не всякий аффикс, вычленяемый 9 составе слова, является
деривационным. Вряд ли, например, таковым выступает суффикс -ic в словах
типа tragic 'трагический', comic 'комический', -ous в словах anxious
'беспокоящийся', cautious 'осторожный' и т.д., ибо не существует в современном
английском языке производящих слов, во взаимодействие с которыми вступали
бы данные суффиксы и выполняли словообразовательную роль. В словах же
типа historic 'исторический', economic 'экономический', nervous 'нервный',
melodious 'мелодичный' и других -ic, -bus имеют сгатус словообразовагельных
формантов, им присуща словообразовательная функция. Поскольку не все
аффиксы в составе слов являются деривационными, кардинальной проблемой
при описании Аффиксальной подсистемы любого языка становится
определение деривационного статуса аффиксальных морфем, установление
инвентаря деривационных аффиксов и их семантической нагрузки {см. раздел
"Аффиксация").
Значима в словообразовательных процессах и сама операция, которая
приводит к образованию производного слова. Если это операция
присоединения аффикса к производящей базе (например, dependent + in- →
independent 'независимый', weak + -ness → weakness 'слабость', appear + re- →
reappear 'появиться вновь' и т.д.), ее результатом является аффиксальное
производное слово. Результатом соединения производящих баз (например, air +
line → airline 'авиалиния', coal + basin → coal-basin 'угольный бассейн', ill + luck
→ ill-luck 'невезение') являются сложные слова. Производные слова,
образованные по конверсии (напр., to hammer 'бить молотком, забивать', to nail
'забивать гвозди, приколачивать', a move 'движение', a run 'бег, пробег'),
формируются как итог транспозиции, перекатегоризации производящей базы.
Мы привели примеры простейших операций, более сложные преобразования
производящих баз и более сложное взаимодействие словообразовательных
средств будет продемонстрировано при описании конкретных способов
словообразования в современном английском языке.
Конкретные производные, возникающие как результат взаимодействия
определенного типа производящих баз и словообразовательных средств, служат
основанием для более сложных, классификационных единиц словообразования,
которые отражают правила создания производных слов и принципы их
организации в языке.
Основной классификационной единицей в словообразовании является
словообразовательная модель, или словообразовательный тип. Несмотря на
некоторые расхождения в определениях и терминологии, вызванные
стремлением авторов подчеркнуть как особо важную ту или иную сторону
словообразовательного процесса, сущность данной классификационной
единицы в принципе одна. Это схема, образец, аналог, модель, все то, что
фиксирует правило построения производных слов, правило, которое учитывает
тип производящих основ и словообразовательных средств и формируемую в
107
результате их взаимодействия обобщенную семантику однотипных слов.
Существующие в современной лингвистике различные определения
сводятся к тому, что моделью производного можно назвать вслед за
Е.С.Кубряковой единую для словообразовательного ряда схему его
организации, учитывающую как характер компонентов производного, так и
порядок их расположения. Модель производного — это наиболее общая
формула однотипных образований, это их структурно-семантический аналог.
Это стабильная структура, обладающая обобщенным лексико-категориальным
значением и способная наполняться различным лексическим материалом.
Попытки уточнить свойства словообразовательной модели, или типа, с
целью более глубокого анализа общих и конкретных свойств производных
привели к выделению учеными ряда соотносимых понятий, таких как модель и
образец у Н.А.Янко-Триницкой, или структурная словообразовательная модель
и структурно-семантическая словообразовательная модель у С.С.Хидекель,
словообразовательные типы и ниши в словообразовании, ориентированном на
содержание, и т.д. Если модель, по определению Н.А.Янко-Триницкой, - это
структурная схема производных слов с указанием аффиксов и категориальной
характеристики производящей основы, то в образце происходит уточнение
семантических свойств производящих основ. Образец — это структурная схема
производных слов с указанием аффиксов, а также семантики производящей
основы. Аналогичным образом в построениях С.С.Хидекель структурносемантическая модель выступает как семантический вариант структурной
модели. Если в структурной схеме отражаются категориальные характеристики
производных, то в структурно-семантической модели получают уточнение
лексико-семантические признаки производящих основ и аффиксов.
Например, конструкция n + -1у →. А в английском языке есть
структурная модель, отражающая строение производных прилагательных на ly: womanly 'женственный', manly 'мужественный', kingly 'королевский' и т.д.,
структурно-семантическая словообразовательная модель этих производных
должна указать, что их производящими базами являются наименования лиц по
родству, профессии, социальному статусу и т.д., сочетающиеся с суффиксом -ly
в значении подобия.
Стремление дать семантическую характеристику аналогам производных
привело и Л.Вайсгербера к выделению внутри словообразовательных типов
(Ableitungstyp) "словарных ниш" — Wortnischen, т.е. рядов слов, обладающих
как общей структурой, так и общим значением, и дальнейшему объединению
словарных ниш разной структуры, но с общим значением в словарные блоки Wortstanden.
Понятие словообразовательной модели, или словообразовательного типа
в различных его вариациях, соответствует лишь одному, чрезвычайно важному,
но не единственному типу связей производных слов и входит, как правило, в
общую систему понятий в качестве основополагающего.
Дальнейшее
отражение
принципов
организации
производных
осуществляется учеными, разрабатывающими общую, глобальную модель
словообразовательной системы, по-разному: с ориентацией на семантические
108
свойства и общность производных или же приоритет получают формальные
характеристики производных единиц.
§ 3. КОМПЛЕКСНЫЕ ЕДИНИЦЫ СИСТЕМЫ
СЛОВООБРАЗОВАНИЯ
Словообразовательное гнездо, словообразовательная
парадигма, словообразовательная категория
Интерес к изучению системных связей в словообразовании вызвал
повышенный интерес к изучению крупных и комплексных единиц этой
системы. Переход от изучения пар < производящее – производное > и
словообразовательных типов к рассмотрению таких комплексных формаций в
словообразовательной
системе,
как
словообразовательное
гнездо,
словообразовательная
парадигма,
словообразовательная
категория,
ознаменовал новый этап в развитии теории словообразования. Этот переход не
случаен, поскольку именно в комплексных единицах находят наиболее полное
отражение парадигматические и синтагматические связи словообразовательных
единиц и становятся явными закономерности объединения, казалось бы,
совершенно разных величин в единые группы. Актуальность указанной
проблематики детерминировала необходимость дать этим комплексным
единицам более подробное описание, хотя их определения были (частично)
приведены ранее.
Выделение тех или иных комплексных словообразовательных единиц
происходит на основе различных признаков производных: единства их
корневой
морфемы,
единства
производящей
базы,
единства
словообразовательных значений и т.д.
Основанием для определения с л о в о о б р а з о в а т е л ь н о г о г н е з д а
явилось единство для многих производных слов их корне. вой морфемы. Тот
факт, что многие слова могут характеризоваться единством корневой морфемы,
был давно замечен лингвистами и нашел широкое применение в практике
школьного преподавания. Однако смешение в практике исследования
синхронии и диахронии привело к неразграничению в течение длительного
периода времени понятий словообразовательного гнезда, семьи слов и
лексического гнезда.
Основанием для объединения слов в одну семью является их
этимологическое родство, иначе говоря, их диахронные связи, безотносительно
к тому, ощущаются они в данный момент времени или нет. Главное же условие
при отнесении слов к одному словообразовательному гнезду заключается в
существовании между ними синхронных и регулярных отношений
словообразовательной
производности.
Согласно
этому
условию,
этимологически связанные, но не обнаруживающие в современном английском
109
языке словообразовательных связей слова hand 'рука' и handsome 'красивый'
(историческое значение 'легкий в обращении, управлении'), come 'приходить' и
comely 'миловидный, хорошенький, благопристойный' не могут быть отнесены
к одному словообразовательному гнезду. Более того, единицы handsome,
comely воспринимаются как простые, немотивированные. Несколько сложнее
вопрос отнесения к словообразовательному гнезду с вершиной knee 'колено'
глагола kneel 'становиться на колени, стоять на коленях', поскольку данный
глагол семантически и формально связан с существительным knee (ср. также
die 'умирать' — death 'смерть', think 'думать' — thought 'мысль', high 'высокий' height 'высота' и др.). Но в современном английском нет соответствующей
словообразовательной модели, нет деривационного аффикса -1, нет
аналогичных knee — kneel корреляций, и в итоге многие лингвисты исключают
kneel из состава словообразовательного гнезда с вершиной knee, относя
подобного рода единицы в л е к с и ч е с к и е гнезда, т.е. объединения слов,
структурная и семантическая связь которых не поддержана аналогией. Но даже
там, где к определению словообразовательного гнезда подходят с позиций
синхронии, возникает немало трудностей теоретической и практического
порядка.
Трудности теоретического плана связаны прежде всего с установлением
вершины гнезда. Не все однокоренные слова, особенно слова со связанными
корнями (типа англ. remit 'прощать, пересылать, переводить (деньги)', submit
'подчиняться, подвергать', transmit 'сообщать, передавать', рус. включать,
переключать, отключать и др.) являются производными. Для объединения их
в словообразовательное гнездо необходимо постулировать какую-то
абстрактную вершину гнезда, производными от которой и были бы данные
единицы. Это, однако, в известной степени нарушает принятый принцип
объединения слов в словообразовательное гнездо. По-видимому, правы авторы
раздела "Словообразование" в Русской грамматике-80, введя требование
упорядоченности совокупности слов с тождественным корнем в соответствии с
отношениями словообразовательной мотивации. Отсутствие исходного знака,
или вершины, детерминированное существованием корневых морфем только в
связанном виде, не позволяет объединение слов указанного выше типа в
словообразовательное гнездо.
Тождество корневой морфемы лежит и в основе определения
словообразовательного гнезда П.А.Соболевой. Словообразовательное гнездо
определяется ею как конечное множество слов различной или тождественной
словообразовательной структуры, характеризующееся тождеством операнда
первого деривационного шага – корневой морфемы.
В данном определении содержится попытка перейти от единиц
морфемной структуры слова к единицам, действительно участвующим в
словообразовательных процессах. Источником порождения производного
является слово или даже более сложная единица, а корневая морфема - лишь
формальный след этого источника. Первый деривационный шаг и призван в
теории словообразовательного гнезда, развиваемой П.А.Соболевой, отражать
преобразование некоего абстрактного корня в производящее слово – вершину
110
гнезда. Корень в результате этого деривационного шага наделяется лексикограмматическими и другими словными характеристиками.
Так, казалось бы, не представляющее особых сложностей определение
словообразовательного гнезда заключает в себе, по крайней мере, два
противоречивых
момента:
формальную
связанность
членов
словообразовательного гнезда по корню и семантическую зависимость от
производящего слова.
Приведенные выше определения словообразовательного гнезда не
ограничивают словообразовательное гнездо каким-либо определенным типом
производных и включают слова разной словообразовательной структуры —
аффиксальные, конвертированные, сложные. Нельзя, однако, сказать, что это
общепринятое решение. Некоторые исследователи предпочитают исключить
тот или иной тип производных, чаще всего сложные слова, из
словообразовательных гнезд, аргументируя это сложностями их рассмотрения,
вхождением их одновременно в два гнезда и т.д. Немало дискуссий вызывает
также вопрос о включении/невключении в состав гнезда адъективированных
причастий, или, что то же, прилагательных, развившихся на базе причастных
форм глагола. Одни авторы рассматривают появление прилагательных типа
англ. amusing 'забавный, занимательный', leading 'ведущий, руководящий', рус.
вызывающий и т.д. как результат действия конверсии и соответственно отводят
им место в словообразовательном гнезде в качестве отглагольной ветви. Другие
же, руководствуясь тем, что адъективация причастий представляет собой не
одноактный словообразовательный процесс, а результат длительного
изменения, рассматривают адъективацию как явление собственно
диахроническое и исключают адъективированные причастия из состава гнезда.
Аналогичные разногласия и аналогичные решения существуют и по
вопросу о субстантивации (полной или частичной) (англ. native 'родной' - a
native 'уроженец, коренной житель', rich 'богатый' - the rich 'богачи, богатые',
рус. больной, операционная).
Немало споров связано также с проблемой внутренней организации слов
в гнезде. Явление, известное в литературе как "множественность
(неединственность)
мотиваций"
(И.С.Улуханов),
"множественность
словообразовательной структуры" (А.Н.Тихонов), "по-лиформия производного
слова" (Е.Л.Гинзбург), "эквифинальность производных" (Е.С.Кубрякова), когда
возможна двоякая трактовка словообразовательных связей между словами,
серьезно затрудняет задачу расположения слов в гнезде. Например, в русском
языке слова невежливость, неблагородство могут быть возведены как к словам
невежливый, неблагородный, так и к словам вежливость, благородство;
производящими базами для английских слов indefinite-ness 'неопределенность,
неясность', insensitiveness 'нечувствительность', reenlistment 'поступление на
сверхсрочную службу', disagreement 'несогласие', disapproval 'неодобрение'
могут быть как имена существительные definiteness, enlistment и т.д., так и
соответствующие глаголы или прилагательные. В зависимости от принятых
решений рисунок словообразовательного гнезда будет разным.
Актуальны в связи с проблемой внутренней организации
111
словообразовательного гнезда
вопросы
направления
производности,
словообразовательной омонимии и т.д. Расположение слов в гнезде,
несомненно, зависит от того, как мы определим направление производности в
парах, соотносящихся по конверсии типа англ. love 'любовь' — to love 'любить',
или же в парах, аналогичных рус. Приветствие — приветствовать, — от
имени к глаголу или, наоборот, от глагола к имени.
Детального рассмотрения требует и проблема статуса единиц типа англ.
oozy 'илистый, тенистый, влажный, выделяющий влагу', связанного
деривационными отношениями как с существительным - ooze 'липкая грязь,
тина', так и с глаголом ocze 'медленно течь, сочиться'. Различия в
словообразовательной
структуре,
детерминирующие
неоднозначность
подобных единиц, усугубляют и без того сложную проблему
полисемии/омонимии слов.
Итак, исследование словообразовательного гнезда - своеобразного и
важнейшего типа объединения лексики - сопряжено с многими нерешенными
проблемами,
углубленное
изучение
которых
-насущная
задача
словообразовательной науки.
Словообразовательное гнездо с вершиной дочь в русском языке имеет
следующий вид:
Необходимо сказать, что при построении словообразовательных гнезд в
русском языке часто используют способ наглядного-изображения гнезда,
предложенный А.Н.Тихоновым. То же гнездо с вершиной дочь может быть
представлено иначе:
112
Каждый из этих способов развертывания гнезда имеет свои
преимущества и свои недостатки. Если граф П.А.Соболевой позволяет более
наглядно представить частеречные отношения между производящими и
производными, то в изображении А.Н.Тихонова более явно виден весь состав
гнезда и то производное слово на определенной ступени деривации, которое
втягивается в последующие акты деривации. Именно поэтому в некоторых
работах используются оба способа.
Наглядное изображение словообразовательных гнезд позволяет легко
классифицировать их на основе установления таких характеристик, как объем
гнезда, его глубина, ширина, регулярность/нерегулярность и др. О б ъ е м
г н е з д а определяется количеством входящих в его состав единиц и
варьируется в зависимости от порождающего потенциала слов в языке. Так,
объемы приведенных гнезд измеряются соответственно 7 и 10 единицами.
Г л у б и н а г н е з д а измеряется количеством деривационных шагов и
устанавливается по числу деривационных актов, необходимых для порождения
наиболее сложного деривата. (Для гнезда с вершиной brother в английском
языке она равна 1, а гнезда с вершиной дочь в русском языке – 2.)
Ширина гнезда детерминируется количеством ветвей, исходящих из
вершины гнезда, т.е. возможностями образования от производящего слова
производных разных частей речи (в рассматриваемых гнездах она равна 3).
Гнездо р е г у л я р н о , если с каждым тактом деривации сохраняется
направление деривации и происходит уменьшение порождающей силы
производящих, что соответствует закону снижения словообразовательной
активности слова по мере увеличения степени его производности.
Рассматриваемые гнезда регулярны.
Наше описание словообразовательного гнезда было бы неполным, если
бы мы не сказали в заключение о том, что интенсивное изучение
словообразовательных гнезд английского языка выявило ряд интересных
закономерностей и особенностей структурного и семантического плана в
строении и истории словообразовательных гнезд английского языка и, главное,
поставило на повестку дня задачи более детального анализа семантических
отношений в гнезде.
Многоступенчатость, многомерность отношений в словообразовательном
гнезде, отсутствие непосредственных связей между многими его членами
привело к поиску другого типа словообразовательных объединений
лексических единиц, объединений, более однородных и тесных.
Такими объединениями явились словообразовательная цепочка и
словообразовательная парадигма, отражающие отношения производных
113
единиц или на разных, последовательно расположенных ступенях деривации
(словообразовательная цепочка) или на первой ступени деривации
(словообразовательная парадигма). Изучение словообразовательных цепочек
типа англ. occur 'происходить' - reoccur 'происходить вновь' - reoccurrence
'повторное происшествие' позволяет увидеть потенциальные возможности
образования новых единиц на базе производных слов, увидеть семантические и
формальные преобразования, которым подвергаются производящие единицы на
разных ступенях деривации; оно позволяет, наконец, установить автономность
и взаимосвязь этих преобразований и синтагматические последовательности
определенных деривационных морфем. С помощью словообразовательной
парадигмы типа occur –
occurrence 'случай, происшествие', reoccur
'происходить вновь',occurrent 'случайный' становится возможным выявить
иные, но также чрезвычайно важные, парадигматические свойства
производящих и производных единиц, а именно: способность производящих
баз подвергаться определенным и исчисляемым модификациям, семантическую
общность и различия производных одной и той же ступени деривации и т.д.
В лингвистической литературе высказывались мнения о том, что
словообразовательное гнездо со всей совокупностью его составляющих
равнозначно словообразовательной парадигме, изоморфной в свою очередь
морфологической парадигме. Однако словообразовательным гнездам не
присущи признаки, которые перечисляются в качестве определяющих черт
морфологической парадигмы: наличие константной величины, типичной для
строения
морфологической
парадигмы,
рядоположность
членов,
предсказуемость набора формантов, закрытость ряда и т.д. Не случайны
поэтому голоса против трактовки словообразовательного гнезда как
словообразовательной парадигмы, изоморфной парадигме морфологической.
Стремление установить изоморфизм между словообразовательными и
морфологическими явлениями обусловило тот факт, что наиболее широко
распространено понимание с л о в о о б р а з о в а т е л ь н о й п а р а д и г м ы как
структурно и семантически тесно связанной совокупности производных,
образованных в результате соединения ряда словообразовательных элементов с
одной и той же производящей базой. Аналогично тому, как
м о р ф о л о г и ч е с к о й п а р а д и г м о й именуют не только совокупность
словоформ, составляющих данную лексику, но и совокупность форм
словоизменения данной лексической единицы, словообразовательная
парадигма есть также совокупность словообразовательных элементов,
присоединяемых к одной и той же производящей базе или классу
производящих баз. Существуют, однако, и другие определения
словообразовательной парадигмы.
Условием формирования такого рода словообразовательных парадигм
является способность одной и той же исходной единицы подвергаться в
зависимости от целей номинации и специфики формальных средств данного
языка всевозможным видоизменениям. Богатство словообразовательных
средств языка увеличивается таким образом за счет их комбинаторики с
одними и теми же исходными единицами. Ср., например, англ. man – manly –
114
mannish – manlike – manless и т.д., которые можно представить следующей
схемой:
Обязательным
условием
формирования
словообразовательной
парадигмы, индикатором ее регулярности и активности является в противовес
единству семантических свойств исходных единиц семантическая
противопоставленность составляющих парадигму словообразовательных
средств. Эта противопоставленность находит выражение в антонимичности
словообразовательных
значений
внутри
парадигмы,
различии
и
противопоставленности "кванторов" или квалификативных признаков
словообразовательных значений и ряде других признаков. Так, парадигмы с
суффиксами -у, -less или -ed, -less характеризуются противопоставлением
значений наличия и отсутствия того, на что указывает производящая основа.
Ср., например, ideaed 'богатый идеями' – idealess 'лишенный идей'; branchy
'ветвистый' – branchless 'лишенный веток' и т.д.
Семантическая противопоставленность как обязательное условие
формирования словообразовательных парадигм выдвигает исследование
словообразовательных парадигм на первый план как один из важнейших путей
проникновения в содержательный аспект словообразовательных явлений.
Представляется актуальным и необходимым анализ словообразовательных
парадигм также в плане типологического изучения языков и теории номинации.
Возросший интерес к семантической стороне словообразования,
распространение ономасиологического ракурса рассмотрения языковых
явлений детерминировали также осознание в значительной степени значимости
такой единицы описания, как с л о в о о б р а з о в а т е л ь н а я к а т е г о р и я .
Понятие словообразовательной категории, как указывалось ранее, коррелирует
с понятиями "словарного блока" у Л.Вайсгербера и "словообразовательного
поля" у О.Г.Ревзиной и А.В.Перевой и представляет собой объединение
производных разных словообразовательных моделей или типов, с единым
общим
значением.
Так,
все
многообразие
суффиксальных
словообразовательных моделей в системе существительного в английском
языке на основе общности их семантики входит в состав лишь 13
словообразовательных категорий (например, словообразовательные категории
агентивности, качества и состояния, имен действия, оценки, собирательности и
т.д.) (см. таблицу суффиксальных словообразовательных полей современного
английского языка).
115
Таблица
СУФФИКСАЛЬНЫЕ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ ПОЛЯ
СОВРЕМЕННОГО АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
Имя существительное
Поле агентивности (41 ССМ, 22 суф.: -er, -ist, -ess, -ee1, -ant/-ent, -ite1, -an, -eer, ling1, -ix, -ster, -ary1, -me, -ie/-y2, -i1, -ard, -ette3, -inat.-ory2, -een1, -enne, -erel2).
Поле качества и состояния (37 ССМ, 16 суф.. -ness, -ity, -ship1, -ancy/-ency, ance/-ence1, -alion2, -ment2, -ism3, -cy1, -hood1, -age3, -y2, -dom2, -ate, -tude, -ure2).
Поле имен действия (13 ССМ, 10 суф.: -ation1, -ing1, -ment1, -ance/-ence2, -age1
-al, -ure1, -ade1,-y, -ice).
Поле оценки (12 ССМ, 12 суф.: -let1, -ette1, -ule, -ie/-y1, -et1, -ling2, -kin, -ock, -ее2,
-erel1, -le, -en).
Поле собирательности (8 ССМ, 8 суф.. -dom1, -егу3, -age2, -cy2, -hood2, -ship3,
-ing4, -ana).
Поле науки, течения, направления (6 ССМ, 3 суф.. -ism1, -у1, -ics).
Поле рода деятельности, занятия (5 ССМ, 4 суф.. -егу4, -ing3, -ship2, -у3).
Поле манеры поведения (5 ССМ, 2 суф.: -ism2, -егу2).
Поле локальности (6 ССМ, 5 суф.: -егу1, -агу2, -огу1, -age5, -arium).
Поле вещества (6 ССМ, 5 суф.: -ing2, -ette2, -ite2, -ade2, -een2).
Поле количества (3 ССМ, 3 суф.: -ful, -age4, -some).
Поле языка и его особенностей (4 ССМ, 3 суф.: -ism4, -i2, -ese).
Поле единичности (5 ССМ, 4 суф.: -let2, -ing5, -et2, -ton).
Имя прилагательное
Поле отношения (8 ССМ, 5 суф.: -al, -ic, -ical, -ас, -ite).
Поле наличия/отсутствия качества (20 ССМ, 13 суф.: -у1, -less1, -ous1, -ed2, -ful1,
-ish2, -able2, -ate1, -ive2, -ly1, -some1, -ory2, -ant/-ent2).
Поле способности/неспособности к действию (13 ССМ, 13 суф.: -able1, -ive1,
-огу1,-ant/-ent1, -у3, -less2, -some2, -ful4, -lie1, -ate2, -ish4, -ous4, -ly4).
Поле сходства (13 ССМ, 13 суф.: -у2, -ish1, -ly2, -oid, -ed1, -an2, -esque, -ine2, -en2,
-ate3, -ar2, -ous4, -ful3).
Поле принадлежности (9 ССМ, 9 суф.: -аn1, -агу, -ar1, -ine1, -ish3, -ese, -ous2, -ile2,
-ern).
Поле со значением "сделанный из" (3 ССМ, 3 суф.: -en1, -y4, -ine).
Поле каузации (3 ССМ, 3 суф.: -some3, -y5, -ful4).
Глагол
Поле каузации (8 ССМ, 4 суф.: -ize1, -ate, -ify, -en).
Исследование словообразовательных категорий, как показывают
результаты проведенных исследований словообразовательных категорий
сходства, оценки, количества и др., весьма перспективно, поскольку здесь
116
наиболее четко выявляется взаимодействие моделей в словообразовательной
системе, диапазон их функционирования и, что очень важно, роль
словообразовательной номинации среди других способов обозначения явлений
реальной действительности.
В заключение необходимо сказать, что комплексные единицы
словообразования - словообразовательное гнездо, словообразовательная
парадигма и словообразовательная категория наряду с традиционно
изучаемыми словообразовательными рядами, или типами, создают прочную
базу для типологических изысканий и позволяют увидеть специфику и место
словообразовательной подсистемы среди других языковых подсистем.
§ 4. ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ СИСТЕМЫ
СЛОВООБРАЗОВАНИЯ. ПРОДУКТИВНОСТЬ, АКТИВНОСТЬ
И УПОТРЕБИТЕЛЬНОСТЬ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ
МОДЕЛЕЙ
Изучение функционального аспекта словообразования предполагает
исследование двух взаимосвязанных проблем. Первая – это выяснение того, для
выполнения каких функций предназначена словообразовательная система,
какие роли она призвана играть в системе языка и речи. О них говорилось
ранее. Вторая и не менее важная проблема связана с изучением ограничений,
которые
испытывает
словообразовательная
система
в
своем
функционировании, природы этих ограничений, с изучением сферы ее действия
и специфики по сравнению с другими подсистемами языка, условий, при
которых имеющиеся ограничения действительны или недействительны, и т.д.
Учеными давно было замечено, что по одним словообразовательным
моделям можно образовать почти бесконечное или, по крайней мере,
значительное число производных, другие же характеризуются неспособностью
к свободному производству слов. Не вдаваясь подробно в историю становления
понятий продуктивности, активности и частотности, описывающих
функционирование словообразовательной системы с точки зрения
испытываемых ею ограничений, скажем, что наиболее распространенной
является
Предложенная
Е.С.Кубряковой
трактовка
этих
понятий.
"Продуктивность, – пишет Е.С.Кубрякова, - это скорее количественная
характеристика словообразовательного ряда: модель продуктивна, когда по ее
образцу в языке созданы десятки, а то и сотни производных. С другой стороны,
активность модели – это скорее качественная ее характеристика, ибо она
означает способность словообразовательного ряда к пополнению новыми
единицами. Наконец, употребительность модели связана с ее реализацией в
тексте, т.е. статистическими закономерностями ее использования" (7, 21).
Из сказанного выше явствует, что п р о д у к т и в н о с т ь – это
статическая характеристика словообразовательной системы, это учет
результатов ее действия, это отражение реализации способности разных
словообразовательных моделей в определенные временные периоды к
117
словопроизводству. Многие словообразовательные модели различаются
именно в количественном аспекте: ср. довольно ограниченный и закрытый
список производных с суффиксом -dom (Kingdom, princedom и т.д.) и
огромный, открытый ряд производных с суффиксом -ег в современном
английском языке; ср. также в русском языке ряды производных с суффиксом изн(а), суффиксом -ение и др.
Активность
- это динамический, процессуальный аспект
словообразовательной системы, ее способность к действию, пополнению языка
новыми
лексическими
единицами,
к
выполнению
определенных
коммуникативных заданий. Естественно, что статический и процессуальный
аспекты в словообразовании тесно связаны и трудно разграничиваемы. Оттого
порою и невозможно определить, употребляем ли мы в речи производные слова
как готовые единицы или же вновь создаем их по активным моделям
словообразования.
Необходимо сказать, что активность словообразовательных моделей
детерминируется многочисленными факторами - лингвистическими и
экстралингвистическими:
фонетическими,
фонологическими,
морфологическими, этимологическими, деривационными, семантическими,
стилистическими и т.д. свойствами лексических единиц, конкуренцией с уже
существующими
языковыми
обозначениями,
коммуникативными
и
прагматическими причинами.
В английском языке, например, производные прилагательные содержат
до 70 суффиксов разного происхождения. Из них суффиксы -ate, -ory, -ine, -id и
другие никогда не соединяются с иcкoнными основами; напротив, такие
суффиксы, как -ward, -most, -fold, .никогда не сочетаются с основами
заимствованными.
Небезынтересен и тот факт, что в 96% случаев исконные суффиксы, с
помощью которых образуются производные прилагательные в английском
языке, присоединяются к одноморфемным производящим базам (wolfish
'волчий', fatherly 'отцовский', painful 'болезненный', papery 'бумажный', swanlike
'лебединый' и др.).
Примером ограничительного действия семантики производящих баз
может явиться сочетаемость адъективного суффикса -1у с обозначениями лиц,
единиц измерения времени (manly 'мужественный', kingly 'королевский', daily
'ежедневный', weekly 'еженедельный' и т.д.) и исключение из сферы действия
этого суффикса названий растений, материалов и т.д., которые типичны для
модели с адъективным суффиксом -у (piny 'сосновый', clayey 'глинистый' и др.)
Активность словообразовательной модели, несомненно, регулируется
уже существующими в лексической системе языка единицами. Так, отсутствие
производных с префиксом un- типа *ungood, *unsoft, *unlong в серии слов типа
unkind 'недобрый', unready 'неготовый', unpleasant 'неприятный' и т.д.
обусловливается, среди прочих факторов, тем, что в лексике английского языка
имеются простые слова bad 'плохой', hard 'твердый', short 'короткий' и т.д.
Возникновение производных по тем или иным словообразовательным
моделям, таким образом, есть результат действия много численных
118
закономерностей, или правил. Следует отметить, что словообразование зависит
от гораздо большего числа факторов по сравнению, например, с синтаксисом,
настолько большего, что не которые лингвисты склонны видеть в системе
производных слов -этом продукте словообразовательных процессов - лишь
набор исключений, или полный набор нерегулярностей.
Необходимо отметить, что современное понимание продуктивности и
активности, особенно в зарубежной лингвистике, не тождественно
традиционной ее трактовке в чисто количественном аспекте. Продуктивность,
без обсуждения которой редко обходятся труды по порождающей грамматике и
фактически ни одна работа по словообразованию, мыслится не только как
функция от совокупного действия многочисленных фильтров, разрешающих
или блокирующих образование новых единиц. Она, как выявили разгоревшиеся
дебаты, связана с тем типом речевой деятельности говорящих, которая
управляется определенными закономерностями и в результате которой в
лексиконе возникают новые единицы, чья новизна не ощущается ни самими
создателями, ни слушателями. Этим продуктивность отличается от
креативности, или нерегулируемого правилами речевого поведения говорящих,
в основе которой лежит осознанная интенция создания при порождении новой
единицы какого-то особого эффекта, а само порождение, по своей сути
аналогическое и потому непредсказуемое, происходит с опорой на
непродуктивные и уникальные образцы.
Продуктивность скалярна и многомерна. Наряду с упоминаемым ранее
количественным измерением, при котором деривационные процессы
квалифицируются как продуктивные, малопродуктивные и непродуктивные по
числу образованных языковых единиц, продуктивность можно исчислить
исходя из соотношения исходных и производных единиц и тем самым
соотношения всех потенциально возможных и реально образованных по той
или иной модели дериватов. Ориентируясь на принципиально иные показатели,
несомненно, складывающиеся под влиянием величины вовлекаемых в сферу
словообразования классов лексических единиц, их открытого или закрытого
характера, подобная корреляция позволяет точнее уловить степень
порождающей способности деривационных моделей. Еще одним измерением
продуктивности словообразовательных моделей, которое С.Р.Андерсон
предлагает назвать их а к т и в н о с т ь ю , может стать способность модели или
правила распространять свое действие на новые единицы, новые как в том
смысле, что они только появились в лексической системе языка (в результате
словообразования или заимствования), так и в смысле уже существующих, но
ранее не задействованных в модели слов. Важно подчеркнуть, что
вышеизложенная концепция продуктивности и активности, которая наряду с
другими параметрами может стать фундаментом таксономического описания
словообразования, зиждется на принципиальном признании направленности
деривационных процессов и их моделирующих моделей, причем
направленности от производящей базы, а не наоборот – от лексических единиц
к производящим базам.
Чрезвычайно интересный и, по-видимому, наименее изученный аспект
119
функционирования словообразовательной системы – у п о т р е б и т е л ь н о с т ь ,
или р е а л и з а ц и я , с л о в о о б р а з о в а т е л ь н ы х м о д е л е й в тексте.
Несомненно, что употребительность словообразовательной модели, под
которой надо понимать, по нашему мнению, не только сам факт реализации
производных того или иного" словообразовательного ряда в тексте, но и
характер их текстового распределения, т.е. дисперсию производных, связана с
удельным весом этой словообразовательной модели в ономасиологической
категории, для обозначения которой предназначены образованные по модели
производные. Связана она и с коммуникативной важностью обозначаемых
производными явлений. Иначе говоря, употребительность модели есть в
известной степени отражение значимости и употребительности созданных по
ней производных. Важно не ставить знак равенства между употребительностью
производных и употребительностью словообразовательной модели. В целях их
разграничения представляется целесообразным ввести термин "речевая
активность словообразовательной модели".
В имеющихся немногочисленных исследованиях функционирования
словообразовательных систем или подсистем существует практика определения
речевой репрезентации словообразовательных моделей:
а) по числу всех зарегистрированных в текстах определенной
протяженности (зачастую определенного функционального стиля) производных
слов;
б) по числу разных, неповторяющихся единиц, построенных по
анализируемым моделям, зафиксированных в текстах.
Однако в первом случае речь идет не столько о характеристике
словообразовательной модели, сколько о функционировании производных слов
как индивидуальных словесных знаков, частотность которых детерминируется
их местом в лексической системе языка. Такое рассмотрение, конечно, важно
для характеристики того или иного слова, для понимания его значимости в
языковой системе и процессах коммуникации, для сопоставления роли простых
и производных единиц в тексте и т.д. Но для описания словообразовательных
моделей как аналогов, образцов построения производных слов оно явно
недостаточно, так как в результате такого анализа мы получаем сведения лишь
о дисперсии производных того или иного словообразовательного ряда в
текстах.
Иными
словами,
характеристика
речевой
активности
словообразовательной модели оказывается неоправданно суженной и
односторонней.
Во втором случае в поле зрения исследователя оказывается не
частотность употребления отдельных производных единиц в текстах, а
достаточно
полная
картина
представленности
той
или
иной
словообразовательной модели в тексте. Однако и данный аспект описания
речевого функционирования словообразовательной модели, изолированный от
других ее аспектов, представляется ущербным, так как вне соотнесенности
речевой активности с длиной соответствующего словообразовательного ряда и
возможностями новообразований - продуктивностью и активностью модели,
невозможно определить степень речевой активности и дать системное описание
120
функционального аспекта словообразовательной системы.
Р е ч е в а я а к т и в н о с т ь словообразовательной модели, на наш взгляд,
есть соотношение числа разных репрезентаций словообразовательной модели к
общему числу образований по модели, т.е. ее продуктивности,
обнаруживающей прямую зависимость от активности модели, и соответственно
числа окказиональных и новых слов, зафиксированных в речи.
Определение речевой активности словообразовательной модели в том
виде, как это предлагается выше, сопряжено с рядом трудностей: определением
достаточной для достоверности выводов длины текста, фиксацией производных
слов и установлением длины словообразовательного ряда, в целом исчислением
продуктивности модели, определением коэффициента активности модели и т.д.
Но взятая вне других функциональных параметров речевая активность
словообразовательной модели не может получить более или менее
убедительного описания, поскольку реализация производных той или иной
модели непосредственно зависит от общего числа производных, созданных и
создаваемых по этой модели.
Определенная взаимозависимость между речевой активностью и
продуктивностью словообразовательных моделей проявляется не только в
количественном соотношении образованных по данной модели и
реализованных в текстах производных единиц. Дисперсия производных слов в
тексте также обнаруживает определенную корреляцию с продуктивностью
соответствующей модели. Как показывают наблюдения над речевым
функционированием производных прилагательных в современном английском
языке, реализация и концентрация производных различных по своей
продуктивности и активности моделей в тексте осуществляется по-разному. Из
всего множества производных, построенных по непродуктивным и/или
неактивным моделям, в текстах встречаются, как правило, лишь некоторые,
часто повторяющиеся "представители" данных моделей, в то время как
множество производных, образованных по продуктивным и активным моделям,
репрезентировано в текстах разными с более или менее одинаковой
частотностью словами. Так, из всей совокупности производных
прилагательных с суффиксами -ful, -en, -ly в современном английском языке в
текстах употребительны лишь слова beautiful 'красивый', wonderful
'прекрасный', careful 'осторожный', golden 'золотой', wooden 'деревянный',
friendly 'дружеский' и некоторые другие.
Производные прилагательные с суффиксами -у, -less, -like и др.
представлены в текстах более равномерно и резких различий в частотности
употребления не обнаруживают. Можно заключить на этом основании, что
речевая активность словообразовательных моделей с суффиксами
продуктивными выше речевой активности словообразовательных моделей с
суффиксами непродуктивными. Этому способствует также активность многих
продуктивных моделей и образование по ним окказиональных слов.
Речевая активность словообразовательных моделей обусловлена также
спецификой функциональных стилей, в которых реализуются производные.
Речевая активность словообразовательных моделей с суффиксами -like, -ish
121
равняется почти нулю в текстах научной и газетно-публицистической прозы и
резко возрастает в текстах художественной прозы. Различаются сферы
функционирования производных и других словообразовательных моделей.
В заключение необходимо сказать, что функциональные характеристики
деривационной модели определяют ее место и значимость в общей системе
словообразования данного языка, что детерминирует в свою очередь важность
описания функционального аспекта словообразовательных моделей в общем
описании языка.
§ 5. СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ.
СЕМАНТИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ СЛОВООБРАЗОВАНИЯ С
ДРУГИМИ ПОДСИСТЕМАМИ ЯЗЫКА
Важнейшей отличительной чертой производных слов по сравнению с
простыми,
называющими
предметы,
явления,
признаки
реальной
действительности прямо, непосредственно и являющимися их условными,
произвольными знаками, является то, что производные слова для
осуществления своей номинативной функции обращаются, как пишет Е.С.
Кубрякова, к миру слов и выступая в качестве мотивированных сочетаний
произвольных знаков, характеризуются свойством двойной референции –
референцией к обозначаемым сущностям и референцией к языковым единицам,
на базе которых строится производный знак. Подобно простым словам,
производные
обозначают,
называют
какие-то
явления
реальной
действительности, и соответственно как отдельным наименованиям им
присуще индивидуальное лексическое значение. Одновременно производные в
отличие от простых слов обращены к миру слов; они связаны отношениями
словообразовательной производности с другими словами и называют явление
не прямо, а через соотнесенность с другой единицей, указывая тем самым на
связь с другим явлением. Так, слова worker 'рабочий', driver 'шофер, водитель',
singer 'певец' и др. обозначают лиц, но это обозначение в отличие от слов man
'мужчина', girl 'девушка', boy 'мальчик' строится на указании действий, которые
данные лица производят. Значение слов girl 'девушка', woman 'женщина', с
одной стороны, и poetess 'поэтесса', actress 'актриса', stewardess 'стюардесса' с
другой, заключает в себе семы лица женского пола, но в значениях второго
ряда слов эта сема эксплицитна и связывается с наличием в составе слов
суффикса -ess, в то время как в словах girl, woman она скрыта И выявляется
лишь в процессе компонентного анализа.
Связь производного с другим словом (словами) и на основании этой
связи расчлененный способ представления его семантики через мотивирующие
единицы выделяет производные слова из класса цельнооформленных слов и
сближает их с более сложными единицами номинации – предложением и
словосочетанием.
Использование уже существующих языковых единиц для образования
122
производных слов обусловливает их формальную и семантическую
зависимость от этих единиц и мотивированность. Производные предстают как
единицы, содержащие в своей структуре и семантике отсылочную часть,
повторяющую полностью или частично структурно-семантические свойства
исходной единицы, и формирующую, или формантную, часть, отражающую ту
формальную операцию, в результате которой было образовано производное
слово, и ее семантические последствия. Благодаря мотивированности
производные слова становятся в отличие от простых единицами с прозрачной
внутренней формой, единицами выводимыми, значение которых можно
расшифровать при обращении к источнику мотивации и установлении той
семантической нагрузки, которую несет формальное преобразование исходной
единицы. Именно поэтому семантически структура производного слова не
элементарна, а представляет собой как минимум бинарную структуру,
включающую семантическую информацию об источнике мотивации и смысле,
или номинативном задании, формальной операции деривации.
Таким образом, вследствие специфики номинативного акта, приводящего
к созданию производных слов, последние приобретают признак семантической
расчлененности, семантической неэлементарности.
Соответственно для того, чтобы выявить действительно полно семантику
производного слова, необходим такой его семантический анализ, в котором
проводилось бы сопоставление производного слова с мотивирующим его
высказыванием, составляющим его полное семантическое описание, или
дефиницию. Построенная по особым правилам дефиниция должна включать в
качестве своей составной части мотивирующее слово в определенной
синтаксической позиции, указывать на характер его связи с обозначаемым
предметом или явлением действительности и входить в определенную формулу
мотивации, повторяющуюся для всей серии однотипных образований в одном
словообразовательном ряду. Стремление именно к такому способу определения
производных слов и вытекающее отсюда требование унификации описания
производных находит определенное отражение в лексикографической
практике. В большей или меньшей мере повторяемость слов или
словосочетаний, так называемых идентификаторов, используемых для
описания семантики производных одного и того же типа, имеет место в
английской, русской, немецкой и т.д. лексикографической традиции. Ср.,
например, англ. recast 'переделывать, перерабатывать' cast again, recount
'пересчитывать' – count again, retry 'снова пробовать' – try again, рус. мечтатель
– тот, кто предается мечтам, освободителъ – тот, кто освободил, освобождает
кого, что-н. от гнете притеснения и т.д.
Обращение к семантическим свойствам источников мотивации помогает
понять неоднородность дефиниций производных разного типа, выяснить, что
из семантики мотивирующих единиц сохраняется в производном в явном или
неявном виде, и, главное, определить суть и природу семантического
компонента, необходимо присутствующего в значениях производных единиц.
Данный семантический компонент представляет собой особый тип значения,
отличающий
производные
слова
от
простых,
и
именуется
123
с л о в о о б р а з о в а т е л ь н ы м з н а ч е н и е м (СЗ).
СЗ определялось лингвистами по-разному. Различные признаки СЗ: его
внутрисловный характер, близость к грамматическим значениям, формальная
выраженность, серийность, наличие классифицирующей функции и
способность выступать в качестве таксономического средства в системе языка в
целом и т.д. предопределили существование нескольких концепций СЗ –
а ф ф и к с а л ь н о й , в которой СЗ связывалось с наличием аффикса и
отождествлялось ним (В.И. Максимов и др.), к о н ф и г у р а ц и о н н ы х , в
которых С3 определялось по конфигурации элементов в поверхностно
наблюдаемой структуре (Б.Н. Головин, И.С. Улуханов и др.), комбинаторной, в
которой СЗ устанавливалось на основе взаимодействия категориальных
значений (П.А. Соболева) и т.д.
Однако ни одна из перечисленных концепций не позволял свести воедино
описанные выше признаки СЗ в единую систему взаимосвязанных
характеристик. Ономасиологический подход рассмотрение производных с
точки зрения реализуемого ими номинативного задания, ориентация на
динамику словообразовательных явлений позволили по-новому осознать
сущность СЗ и дат ему принципиально отличающееся от предшествующих
определение. Исходя из номинативного задания словообразовательного aкта,
способа наречения и соответствующих ему операций, Е.С. Kyбрякова
определяет СЗ как "сложноструктурированное значение называющее
определенный тип отношения между определенными ролевыми структурами
компонентов деривата: отношения, маркирующего один компонент
производного как его базис, а другой как его признак и, следовательно,
предопределяющего ту роль, которую играет в данном производном его
отсылочная (мотивирующая) часть" (8, 102). Автор подчеркивает
необходимость определить СЗ как называющее тип отношений между двумя
категориальными значениями с обязательным указанием не только типа
отношений, но и связываемых величин, одна из которых воспринимается в
качестве ономасиологического базиса обозначаемого, а другая - его
ономасиологического признака. СЗ возникают на определенном уровне
абстракции при назывании члена одной ономасиологической категории через
другую и предназначены для маркированного выражения главных понятийных
категорий отдельных частей речи и дальнейшей формальной их детализации.
На уровне практического описания СЗ представляют собой трехчленные
структуры, в которых указываются общие, категориальные характеристики: а)
словообразовательного ряда производных, б) непосредственно их
мотивирующих слов и в) связывающий их тип от-, ношения. Так, для сложных
слов типа pond-lily 'лилия в пруду', garden-party 'прием гостей в саду' и им
подобных СЗ можно идентифицировать как "то, что обозначено одной
производящей базой, выступающей в производном слове в качестве
ономасиологического базиса и определяющей его семантическую и
частеречную принадлежность (lily, party), происходящее, имеющее место (тип
отношений) там, где обозначено второй производящей базой (pond, garden), \
{роль которой сводится к ономасиологическому признаку, уточняющему,
124
модифицирующему определенным образом (т.е. согласно устанавливаемому
типу отношений) ономасиологический базис."
Несомненно, что для СЗ чрезвычайно важны все три компонента, его
составляющие, ибо тип отношений, зачастую выступающий как скрытый
компонент в семантике производного слова, детерминируется в значительной
степени тем, несут ли производящие базы значение процессуальности, или
предметности, или качества, и даже тем, к какому семантическому разряду
предметности, процессуальности или качества они принадлежат, а также
категориальными свойствами конечного результата деривации – самого
производного. Формулы СЗ могут быть различными. Они должны отражать
лексико-грамматические свойства производного слова и мотивирующей его
единицы и строятся с помощью особого метаязыка, включающего наборы словидентификаторов для каждой части речи ("предмет", "процесс", "качество" и
т.д., или их более уточненные и модифицированные варианты типа "событие",
"вместилище", "место", "деятель" и др.). Формула СЗ включает также
отношение, являющееся важнейшей составной частью СЗ и идентифицируемое
с помощью особой группы слов, многие из которых глаголы, обозначающие
наиболее общие типы связей (например, иметь, находиться, состоять из,
вызывать (каузироватъ), относиться (иметь отношение к) и т.д.). Список
слов-идентификаторов СЗ г лексикографическом описании производных слов
достаточно велик и разнообразен, и поэтому одной из ключевых проблем
определения СЗ становится: а) выявление самых общих и объединяющих все
другие идентификаторов; б) определение атомарности, или элементарности,
идентификатора и соответственно отдельности С3 и в) выбор таких
идентификаторов, которые обеспечили бы общее и естественное описание СЗ.
Различная степень обобщенности типов отношений и тем самым самих
СЗ, с одной стороны, и различные уровни абстракции и" определения, с другой,
детерминируют иерархическую упорядоченность системы СЗ, в которой общие
СЗ уточняются и конкретизируются рядом частных СЗ. Так, в системе
производных прилагательных английского языка наряду с таким чрезвычайно
обобщенные СЗ, как "относящийся к тому, что обозначено производящей базой'
(идентификаторы of or relating to), выявляемым в семантике производных типа
economic 'экономический', cultural 'культурный', соlour-blind 'не различающий
цветов', имеется и ряд частных СЗ типа "предназначенный, годный,
подходящий для того, что обозначено производящей базой" (идентификаторы
for, meant for, suitable for) В производных eatable 'съедобный', kingly
'королевский', summery 'летний' и др., "сделанный, состоящий из того, что
обозначено про изводящей базой"(идентификатор made of) в производных
wooder 'деревянный', golden 'золотой', woollen 'шерстяной' и т.д.
Анализ общих и частных СЗ в системе основных частей речи приводит к
мысли о возможности исчисления СЗ по матрице, в ко торой будут
зафиксированы все возможные комбинации категориальных значений. Более
того, как показывают наблюдения, сие тема СЗ той или иной части речи
определенного языка оказывается конечной и ограниченной сравнительно
небольшим списком значений.
125
Конечность и ограниченность этой системы не следует понимать в том
смысле, что с помощью словообразовательных средств той или иной части речи
вообще можно выразить ограниченное число значений. Сравнение лексических
систем разных языков показывает, насколько широким и разнообразным может
быть
набор
словообразовательных,
в
особенности
частных
словообразовательных, значений (ср. значения единичности (виноградина,
соломина и т.д.) или "мяса" (баранина, свинина, телятина и т.д.), выражаемые в
русском языке с помощью словообразовательных средств, и отсутствие
таковых в системе английского языка) или значения продукта (1еmonade
'лимонад', orangeade 'апельсиновый напиток'), стиля, манеры речи (journalese
'газетный стиль', telegraphese 'телеграфный стиль') в современном английском
языке. Речь идет о том, что сложившаяся в определенном языке
словообразовательная система Направлена на выражение определенных и
исчисляемых для данного языка СЗ, конечность которых диктуется
принципиальной ориентацией словообразования, как правило, на обозначение
достаточно обобщенных, грамматикализованных значений. Конечность и
ограниченность списка СЗ, наконец, определяются тем, что в него входят лишь
значения, закрепленные в языковой системе и основанные на наиболее
регулярных и поэтому предсказуемых типах отношений, фиксируемых в
семантике производных слов. Будет верным, однако, сказать, что, исчисляя эти
значения, мы тем не менее не исчерпываем всех возможных типов отношений,
которые могут назвать и называют производные слова в речевых контекстах.
Информационные ресурсы производных в речи чрезвычайно велики, и
относительно
производных
прилагательных
это
убедительно
продемонстрировала Е.А. Земская на примере, словосочетания автомобильные
деньги в русском языке, которое может иметь в зависимости от контекста
значения "деньги, накопленные на покупку автомобиля", "деньги, полученные
за продажу автомобиля", "деньги, забытые в автомобиле", "деньги, найденные в
автомобиле" и т.д. Аналогичная картина существует и в системе производных
слов современного английского языка. По наблюдениям П.Даунинг, Дж.Леви и
др., отношения, выражаемые производными, в .частности сложными, словами,
многообразны, но их вариативность не бесконечна. Иначе говоря, среди
огромного многообразия отношений, передаваемых производными словами в
речи, можно и важно выделить наиболее типичные, отстоявшиеся в языковой
системе и зафиксированные, как правило, в словарных дефинициях
производных. Определение данных типов отношений, детерминирующих
систему СЗ того или иного языка, и составляет основную задачу описания
словообразования.
Для изучающих иностранный язык значимым является, однако, не только
факт конечности и ограниченности СЗ языка, но и высокая степень
обобщенности СЗ, благодаря которой многие СЗ оказываются универсальными
(например,
значения
"подобия",
"наличия",
"каузации",
"цели",
"принадлежности", "локативности", "темпоральности" и т.д.).
Как следствие универсальности СЗ в разных языках возникает
коррелятивность словообразовательных категорий (ср., например, категорию
126
деятеля в английском и русском языках, многие члены которой в этих языках
семантически эквивалентны и структурно аналогичны: teacher – учитель, reader
– читатель, writer – писатель и т.д.), что значительно облегчает поиск
необходимого выражения при переводе с одного языка на другой.
Еще одним чрезвычайно значимым следствием универсальности СЗ
является общность семантических категорий, связующих семантически
морфологию (формообразование), словообразование и синтаксис. Ученые
разных времен и разных направлений не могшие заметить тесной связи
словообразования с грамматикой (как морфологией, так и синтаксисом). По
мере развития лингвистической мысли стало ясно, что связь
словообразовательной деривации с морфологической и синтаксической
органичная, многосторонняя и глубокая. Ее истоки кроются в семантической
направленности
словообразовательных
процессов,
в
способности
словообразования, как указывает Е.С.Кубрякова, развивать и уточнять, а иногда
как бы и дублировать грамматические значения (и это сближает морфологию и
словообразование).
Одновременно
принципиальная
ориентация
словообразования на выражение тех же типов отношений, которые составляют
семантику синтаксиса, образует фундамент для тесного взаимодействия
словообразования с синтаксисом.
Корреляция словообразовательных значений с грамматическими
особенно очевидна в языках с развитой морфологией, в которых как отмечал
В.В.Виноградов, "ряд грамматических категорий как бы поддерживается,
семантически обогащается и дифференцируется системой словообразования"
(1, 66). Так, в современном русского языке грамматические значения числа,
рода и т.д. в системе имен существительных тесно связаны со
словообразовательными значениями единичности (например, картофелина,
горошина, росинка и другие), множественности, или собирательности
(например, cолдатня, инженерия, вишняк и т.д.), женскости (например,
крановщица, обладательница, соседка, монашенка) и другими. В английском
языке, равно как и в русском, в сфере отадъективных прилагательных
словообразование как бы повторяет грамматическую категорию степеней
сравнения, градуируя и определенным образом располагая обозначаемые
производными единицами свойства на шкале интенсивности признака (ср.:
англ. hypersensitive 'сверхчувствительный', underripe 'недозрелый', biggish
'великоватый', longish 'длинноватый' и т.д., рус. большущий, здоровенный,
длиннющий, сверхважный, премилый, синеватый и т.д.). Отглагольные
прилагательные также демонстрируют тесную связь грамматических и
словообразовательных категорий, ибо формирование словообразовательных
значений в этой лексической подсистеме дериватов концентрируется в
основном вокруг кардинальных для глагола грамматических значений залога и
модальности. Словообразовательные значения отглагольных прилагательных
есть лишь различные сочетания категориальных признаков активного или
пассивного действия, реального, возможного или желаемого действия. Ср.
значения "выполняющий то, что обозначено производящей основой' и
"способный выполнить то, что обозначено производящей основой", в которых
127
сочетаются признаки активного и реального или "возможного действия (англ.
trembly
'дрожащий',
mournful
'печальный,
скорбный',
neglectful
'невнимательный', prohibitive 'запрети-* тельный', рус. лежачий, кусачий,
пахучий, раскидистый, освежительный, оскорбительный и т.д.), ср. также
значение "могущий быть выполненным", в котором сочетаются признаки
пассивного и возможного действия (напр,, англ. allowable 'позволительный',
deci-'pherable 'поддающийся расшифровке,'recognizable 'могущий быть
узнанным', curable 'излечимый' и др.; рус. приемлемый, проходимый,
познаваемый, съедобный и многие другие). Соединение этих категорий и
модификация их по линии отрицания и типу модальности и дают ту гамму
словообразовательных значений, которую фиксируют
отглагольные
прилагательные. Таким образом, значения, выражаемые глаголом
грамматически, находят отражение и в сфере словобразования, но здесь они
получают иную, скрытую форму выражения и выступают в роли
характеризующих значений отглагольных адъективных слов.
Многочисленные
примеры
корреляции
грамматических
и
словообразовательных значений в других языках также свидетельствуют о
наличии тесной и неразрывной связи морфологической и словообразовательной
деривации
и,
более
того,
о
возможной
детерминированности
словообразовательных значений набором грамматических значений того или
иного языка. В английском языке, например, языке аналитического строя с
присущей ему несколько иной по сравнению с русским языком системой
грамматических категорий, набор словообразовательных значений также
оказывается несколько иным. Возможно, что отсутствие грамматической
категории рода в английском языке значимо для системы словообразования:
производные со значением женскости в ней немногочисленны и большинство
из них - заимствования типа дериватов Parisienne 'парижанка', cosmonette
'женщина-космонавт' и др.
Тесная и неразрывная связь грамматических и словообразовательных
значений не означает, однако, на наш взгляд, прямых, непосредственных
причинно-следственных отношений между ними. "- Установление жесткой
зависимости между морфологией и словообразованием было бы, по-видимому,
упрощением или даже искажением действительного процесса становления
языковых категорий. В то же время выражение в словообразовании смыслов,
уже выделенных языковым сознанием и зафиксированных в виде
грамматических значений, представляет несомненный интерес как для
понимания речемыслительной деятельности человека, так и для понимания
функционирования самой системы словоообразования.
В литературе неоднократно подчеркивалось, что избыточность
словообразовательных
средств
лишь
кажущаяся,
ибо
роль
словообразовательных процессов разного типа не сводится, как отмечал В.В,
Виноградов, Е.С. Кубрякова и другие исследователи, к простому повторению
грамматических значений, а заключается в определенной дифференциации,
уточнении этих значений, в придание каких-то дополнительных свойств
производным единицам по сравнению с соответствующими грамматическими
128
формами непроизводных слов. Показателен в этом плане анализ производных
прилагательных в современном английском языке, в частности отадъективных
прилагательных со значениями уменьшительности и увеличительности. В
семантике этой группы английских дериватов имеет место модификация
исходного признака относительно степени его проявления, т.е. осуществляется
как бы повторение грамматической категории сравнения. Однако, приближаясь
по своим смысловым заданиям к этой грамматической категории,
словообразовательные процессы отличаются от соответствующего процесса
морфологической деривации тем, что, располагая признак в той или иной точке
шкалы, они одновременно абсолютизируют указанную степень интенсивности
признака, делают ее самодостаточной, что и обеспечивает возможность
самостоятельного употребления производных слов данного типа. Иначе говоря,
производные прилагательные, указывающие на ту или иную степень признака,
не требуют, в отличие от прилагательных в сравнительной или превосходной
степени, обязательного контекста, явного или подразумеваемого, или фона
сравнения. Ср. Не was tallish and slender 'Он был довольно высокого роста и
строен'. Другим отличием данного словообразовательного процесса в
английском языке от коррелятивного ему образования степеней сравнения
является то, что модификация исходных, производящих единиц по линии
интенсивности признака может приобрести вид усложненной модификации,
которая приводит в конечном итоге к созданию нового признака на основе
уточнения степени исходного признака, т.е. к обозначению производным
несколько иного по сравнению с модифицируемым признака. Ср.
прилагательные типа superhuman 'сверхчеловеческий', underdeveloped
'недоразвитый' и другие в английском языке, употребление которых с
наречиями или даже возможность образования степеней сравнения
индицируют наличие нового признака. Более глубокое изучение отдельных
ономасиологических категорий и соотношения различных средств их
номинации, несомненно, дадут богатый материал, позволяющий более тонко
дифференцировать коррелятивные словообразовательные и грамматические
категории. Ясно, однако, что, тесно взаимодействуя с морфологической
деривацией, словообразовательные процессы не только дополняют, развивают
и дифференцируют те или иные значения, выражаемые в языке с помощью
морфологических
категорий,
но
осуществляют
изменение
формы
репрезентации того или иного значения. В ходе словообразовательных
процессов имеет место, и это, как нам кажется, чрезвычайно важно, перевод
или переход значений с поверхностного уровня репрезентации на уровень
глубинных, скрытых категорий (ср. сохранение глагольных грамматических
значений в отглагольных прилагательных) или же, наоборот, объективация
глубинных, скрытых значений на уровне поверхностных структур (ср.
актуализацию значения женскости в производных словах русского языка).
Не менее тесна связь словообразования с синтаксисом. Особенно
очевидна она в сфере сложных слов, в которых соположение единиц,
выступающих в роли производящих, призвано не только создать новое,
комплексное наименование, но и (это одно из условий процесса порождения)
129
отразить определенные отношения между сополагаемыми величинами. Не
случайно, что теории, в которых наиболее четко выкристаллизовалась идея о
связи синтаксиса и словообразования, оперировали в качестве материала для
доказательства своих постулатов именно сложными словами. Однако с более
глубоким проникновением в семантику синтаксических отношений, с одной
стороны, и семантику словообразования, с другой, стало возможным и более
глубокое понимание оснований связи этих важнейших аспектов языковой
системы. Оказалось, что словообразование близко синтаксису не только
потому, что сложным и, шире, производным единицам, состоящим из
ономасиологического базиса и ономасиологического признака, присущи те же
Типы синтаксических связей между их компонентами, что и в предложении,
тот же динамизм и расчлененность представления. Изучение коммуникативных
функций языковых явлений вскрыло взаимодополнительность двух языковых
подсистем – синтаксиса и словообразования – при наличии кардинальных
различий между ними, позволило увидеть в словообразовании мощное
средство, с помощью которого осуществляется перекатегоризация лексических
единиц, универбализация сложных синтаксических конструкций в целях
определенной темо-рематической организации текста, придания словам новых
синтаксических
ролей,
компрессии
информации
в
минимальных
поверхностных структурах и выполнение ряда других функций. Главное же,
думается, в том, что в основе словообразования, ориентированного, как
подчеркивалось выше, на выражение обобщенных, грамматикализованных
значений, лежат те же семантические категории, которые являются
основополагающими и для синтаксиса. Классическим примером отражения в
словообразовании синтактико-семантических отношений стали значения
агенса, пациенса, локатива, инструмента и другие, которые закрепляются в
системах производных единиц с помощью словообразовательных средств и
воспроизводят на уровне поверхностных структур падежную рамку предиката.
Соответственно получает право на существование и рассмотрение
производного слова как "формы п р о и з в о д я щ е г о (разрядка наша. - З.Х.),
призванной кодифицировать внутрисловными средствами наличие и
общезначимость тех его семантико-синтаксических свойств, которые
определяют функционирование производящего в тексте" (2, 3). Перечень
словообразовательных значений отсубстантивных прилагательных, например, в
английском и русском языках также убеждает в направленности
словообразования на выражение тех или иных связей, которые
устанавливаются между именами предметов в предложении. Однако в этом
случае значения "подобия", "наличия", "каузации", "цели", "локативности",
"темпоральности" и другие переводятся на уровень глубинных структур и
предстают как сохранение или скрытое уточнение связей, устанавливаемых
между двумя наименованиями предметов, один из которых выступает по
отношению к другому в роли атрибута.
Таким образом, анализ корреляции процессов словообразовательной и
синтаксической деривации выявляет как общность семантических категорий,
значимых и для синтаксиса и для словообразования, так и своеобразное их
130
преломление в сфере словообразования. И в этом случае словообразование не
просто повторяет значения, организующие синтаксическую систему языка, не
только осуществляет перекатегоризацию лексических единиц, придавая им
иной синтаксический статус, но одновременно выполняет функцию перевода
содержания с поверхностного уровня на глубинный и наоборот, представляя те
или иные смыслы в эксплицитной или имплицитной форме.
В свете вышеизложенного правомерно заключение, что словообразование
в целом выступает как процесс, в котором имеет место объективация смыслов,
скрытых на других языковых уровнях, и представление в виде скрытых тех
значений, которые выступают на других уровнях языка в явном виде.
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Определите преимущества словообразования как способа вторичной
номинации.
Приведите примеры несовпадения морфемной и словообразовательной
структур слов в современном английском языке.
Назовите главные различия морфемного и деривационного анализа слова
и соотнесите их с позициями говорящего и слушающего в процессе
коммуникации.
Определите роль словообразовательных процессов в пополнении
словарного фонда английского языка.
Назовите основные функции словообразования. Назовите основные
признаки производного слова и его отличия от простого слова.
Определите языковые единицы, которые могут выступать в современном
английском языке в качестве производящих для производных слов, и
преобразования, которым они подвергаются в ходе словообразовательных
процессов.
Назовите основные типы производных слов. Определите кардинальное
свойство отношений словообразовательной производности, отличающее их от
отношений формальной производности.
Назовите основные классификационные единицы словообразовательной
системы.
Перечислите основные характеристики словообразовательного гнезда,
семьи слов, лексического гнезда и трудности определения принадлежности
слов к этим классам.
Постройте графы словообразовательных гнезд, в вершине которых стоят
слова father, run, green и сопоставьте их с графами русских эквивалентов.
Найдите примеры словообразовательных цепочек, словообразовательных
парадигм и словообразовательных категорий в современном английском языке.
Назовите параметры измерения функциональных характеристик
производных слов и их классов и выскажите свою оценку существующих их
определений.
Дайте свое понимание свойства двойной референции производных слов.
131
Определите роль словообразовательных
словообразовательного значения производных
иностранного языка.
Приведите
примеры,
доказывающие
словообразования с морфологией и синтаксисом.
моделей и
в процессе
семантическую
особенно
изучения
связь
ЛИТЕРАТУРА
1. Виноградов В.В. Словообразование в его отношении к грамматике и
лексикологии//Вопросы теории и истории языка. – М., 1952.
2 Гинзбург Е.Л. Словообразование и синтаксис. - М., 1979
3. Головин Б.Н. Замечания к теории словообразования //Уч. Зап.
Горьковск. гос. ун-та .Вып. 76. Сер. Лингвистическая, 1967.
4. Земская Е.А. О парадигматических отношениях в словообразовании //
Русский язык: Вопросы его истории и современного состояния, - М., 1978.
5.3емская Е.А. Современна русский язык: Словообразование. - М„ 1973.
6. Ковалик И.И. Вопросы словообразования имен существительных
восточнославянских языков в сравнении с другими славянскими языками:
Автореф. дис. .. докт. филол наук.—Львов, 1961.
7. Кубрякова Е.С. Что такое словообразование. - М., 1965.
8. Кубрякова Е.С. Типы языковых значений: Семантика производного
слова. – М.,1981.
9. Кубрякова F.C., Соболева П.А О понятии парадигм в
формообразовании и словообразовании // Лингвистика и поэтика. – М., 1979.
10. Перева А.В. Система суффиксации в современном английском языке.Авто-реф. дис.... канд. филол. наук. — М., 1976.
11. Полюжин М.М. Особенности функционирования системы
префиксации в современном английском языке.-Автореф. дис. ... канд. филол.
на/к. - М., 1976.
12. Селиверстова О.Н. Второй вариант классификационной сетки и
описание некоторых предикатных типов русского языка // Семантические типы
предикатов. - М., 1982.
13. Соболева П.А. Моделирование словообразования // Проблемы
структурной лингвистики. — М., 1972.
14.
Тихонов
А.Н.
Проблемы
составления
гнездового
словообразовательного словаря современного русского языка. – Самарканд,
1971.
15. Филлмор Ч.Дж Дело о падеже // Новое в зарубежной лингвистике.
Вып. 8. Лингвистическая семантика. —М., 1981.
16. Харитончик З.А. О словообразовательной парадигме (на материале
прилагательных современного английского языка) // Романское и германское
языкознание. – Мн.,1979.
17. Хидекель С.С. Система словообразования в современном английском
языке // Лингвистика и методика в высшей школе. — М., 1974.
132
18. Янко-Триницкая Н.А. Закономерность связей словообразовательного и
лексического значений в производных словах // Развитие современного
русского языка. – М., 1963.
19. Brekle H.E. Reflections on the Conditions for the Coining, Use and
Understanding of Nominal Compounds // Proceedings of the 12th International
Congress of Linguists. – Innsbruck, 1978.
20. Dokulil M. Tvoreni slov v cestine. – Praha, 1962.
21. Lees R. The Grammar of English Nominahzations. - Bloomington, I960.
22. Malkiel J. Genetic Analysis of Word-Formation // Current Trends in
Linguistics. – Vol. 3. – The Hague, 1966.
23. Marchand H. Studies in Syntax and Word-Formation. – Munchen, 1974.
24. Warren В. Classifying Adjectives. – Goteborg, 1984.
25. Weisgerber L. Vierstufige Wortbildungslehre // Muttersprache. – 1964.NO. 74.
133
ГЛАВА VII. СПОСОБЫ ОБРАЗОВАНИЯ СЛОВ В
СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
§ 1. АФФИКСАЛЬНОЕ СЛОВООБРАЗОВАНИЕ
Пожалуй, ни один способ словообразования в разных языках, в том числе
и английском, не исследовался столь часто и детально, как аффиксация. И это
закономерно: ведь в аффиксальном словообразовании семантические
изменения, которые претерпевает производящая база, эксплицитно выражены и
связаны с прибавлением к ней формальных показателей - аффиксов.
Образование новых единиц номинации обязательно связано с определенными,
прежде всего семантическими, преобразованиями исходных единиц, и
соответственно словообразовательное значение есть у всех производных.
Деривационный аффикс в производном, как указывает Е.С. Кубрякова, "не
является обязательным компонентом его формы, однако там, где он налицо,
там отличительные признаки производного слова выступают с особой
наглядностью и очевидностью" (7,144).
Несмотря на многочисленность исследований, нельзя сказать, что все
проблемы аффиксального словообразования как в английском, так и других
языках нашли свое решение. Это относится в первую очередь к кардинальным
вопросам аффиксации: проблеме деривационного статуса аффиксальной
морфемы и проблеме семантики деривационного аффикса. Описание
аффиксальной подсистемы любого языка предполагает первой своей задачей
установление инвентаря и границ аффиксации и той семантической нагрузки,
которую несет тот или иной аффикс и с которой связано его место в данной
подсистеме. Несомненно, при описании аффиксальной подсистемы в
конкретных языках возникает немало других проблем, детерминированных
строем данного языка (ср., например, актуальность проблемы инфиксов или
связующих элементов (Fugenelementen) для русского и немецкого языков и
практическое ее отсутствие в английском и т.д.).
Доминирующей для аффиксации является проблема деривационного
статуса аффиксальных морфем. Важность ее для английского языка связана и
объясняется значительным числом заимствованных слов в английском языке,
установление морфемного и словообразовательного состава которых
сопряжено со значительными трудностями. Не случайно, что в различных
источниках приводятся списки аффиксальных морфем современного
английского языка, не совпадающие по количеству и типу аффиксов, в них
включенных. Так, в системе суффиксации разными авторами насчитывается от
42 до 162 аффиксов. О.Есперсен, например, выделяет в английском языке 130
суффиксальных морфем, в то время как Г.Маршан – 82, П.М.Каращук – 64,
Р.Г.Зятковская – 91. Даже в наиболее полных исследованиях префиксации,
проведенных К.В Пиоттух и М.М.Полюжиным, наблюдаются разногласия
относительно состава префиксальной подсистемы современного английского
языка. К.В.Пиоттух насчитывает 42 префикса, а М.М.Полюжин – 48.
134
Причиной
подобных
расхождений
является,
во-первых,
не
дифференцированная в плане синхронии и диахронии трактовка морфем типа k, -le (слова lark 'шутка', stalk 'стебель, поступь', yolk 'желток'; angle 'угол',
knuckle 'сустав пальца', nettle 'крапива') и др. и морфем типа -у, -ness и др.
(слова branchy 'ветвистый', kindness 'доброта' и т.д.), наблюдаемая в ряде
исследований. В подобных случаях стирается грань между живыми,
функционирующими в настоящий период времени аффиксами типа -у, -ness и
мертвыми аффиксами типа -k, le, которые функционировали в английском
языке в другие временные срезы, но в настоящий момент не ощущаются как
живые и в составе слова могут вычленяться лишь в результате специального
диахронического анализа.
Во-вторых, отсутствие четко очерченных границ аффиксальной
подсистемы связано с различной интерпретацией морфемного статуса единиц
типа under- (производные underfeed 'недокармливать', underestimate
'недооценивать' и др.), -man (производные workman 'рабочий', seaman 'моряк' и
т.д.). Эта проблема, получившая название проблемы полуаффиксов, актуальна
для многих германских языков. В зависимости от того, считаем ли мы данные
морфемы корневыми или же приписываем им статус аффиксальных (см.
подробнее ниже), границы аффиксальной подсистемы будут существенно
различаться.
Достижения теории словообразования последних лет позволяют более
четко и точно определить понятие деривационного аффикса и выделить из
множества препозитивных и постпозитивных морфем те, которые по своей
функции, семантике и структурным свойствам являются собственно
деривационными аффиксами. Разграничение синхронии и диахронии,
морфемного и деривационного типов анализа слов, определение условий
словообразовательной производности (о них говорилось ранее) явились той
теоретической базой, на которой стало возможным установление
деривационного
статуса
аффиксальной
морфемы.
Исследования
функционирования отдельных словообразовательных подсистем, сравнение
функциональных свойств морфем разного типа и установление их специфики
привели к уточнению статуса единиц промежуточного типа и отнесению их к
той или иной области словообразовательных средств. Более того, в настоящее
время определены и параметры описания словообразовательных морфем,
очерчен круг сведений, составляющих так называемую анкету аффиксальной
модели.
Первым этапом при описании аффиксации является выделение
с и н х р о н н о р е л е в а н т н ы х препозитивных и постпозитивных морфем. На
втором этапе происходит определение класса морфем, к которому относится та
или иная единица, и выделение из общего списка синхронно релевантных
префиксальных или суффиксальных морфем тех, которые являются
деривационными. На заключительном этапе получаются сведения о семантике,
структурных свойствах и функционировании выделенных деривационных
аффиксов, их сочетаемости, месте в общей системе аффиксации и т.д., наконец,
сведения о производных, являющихся результатом присоединения аффикса к
135
производящим базам.
На каждом из этих этапов возникают свои трудности. Так, на первом
этапе - этапе вычленения синхронно релевантных препозитивных и
постпозитивных морфем исследователь сталкивается с тем, что наряду со
звуковыми отрезками типа -It (exult 'радоваться', exalt 'возвышать', consult
'консультироваться', halt 'колебаться' и др.) или -ch (French 'французский',
Scotch 'шотландский' и т.д.) и им аналогичными, нерелевантными на
синхронном уровне и не выделяемыми в качестве морфем, имеется
значительное число единиц, степень и характер вычленимости которых
различны. Среди них легко обнаружить дефектно-членимые морфемы, т.е.
такие, которые, согласно определению, данному Е.С.Кубряковой, встречаются
в уникальном или почти уникальном окружении. Это морфемы типа cran-, rasp, bil- и др. в словах-наименованиях ягод: cranberry 'клюква', raspberry 'малина'.
Выделяются во многих словах условно-членимые морфемы, которые
встречаются более чем в одном лингвистическом окружении, но не обладают
ясным значением. Таковы, например, морфемы типа de- в словах detect
'обнаруживать', deceive 'обманывать', ге- в словах receive 'получать', reject
'отвергать', remit 'прощать', которые, казалось бы, формально аналогичны
морфемам de- и ге- в словах deform 'уродовать, деформировать', rewrite
'переписывать', но семантически в отличие от последних не определимы.
В общей сложности лексические единицы, безусловно-членимые и
отвечающие критериям словообразовательной производности, составляют, по
данным К.В. Пиоттух и А.В. Перевой, немногим более половины всех слов,
трактуемых
английскими
лексикографическими
источниками
как
суффиксальные
или
префиксальные
производные.
Соответственно
большинство
рядов
слов
с
одинаковыми
препозитивными
или
постпозитивными элементами оказываются смешанными: они включают
нечленимые, условно-членимые, дефектно-членимые и безусловно-членимые,
или производные, слова. Таковы, например, ряды слов с исходами на -а1, -ous, ant/-ent, -ar, -ate, -oid и др., среди которых присутствует значительное число
нечленимых, дефектно-членимых и условно-членимых образований наряду с
некоторым количеством производных. К таким двум противоположным
группам относятся слова pious 'набожный, религиозный', previous
'предыдущий', ominous 'зловещий' и им противостоящие envious 'завидующий',
dangerous 'опасный', infectious 'инфекционный'и др.
Смешанными являются некоторые ряды с инициальными морфемами dis, mis- и др., в которых слова discern 'различать', discomfit 'расстраивать (планы)',
mistake 'ошибка', misgive 'внушать недоверие' нечленимы или условно- и
дефектно-членимы, а слова disbelieve 'не верить', disestablish 'разрушать',
disenable 'делать неспособным', misdeal 'поступать неправильно', misapply
'неправильно использовать' и многие другие - производны.
Следует отметить, что смешанность ряда присуща, в основном, словам
заимствованным. Анализ данных А.В. Перевой, среди них групп
прилагательных и существительных, в которых нечленимых образований нет
или очень мало, приводит к выводу о том, что в их состав входят исконные
136
типа -ed, -fast, -fold, -ful, -less, -like или ассимилировавшиеся заимствованные
аффиксальные морфемы типа -able, over- и т.д.
Таким образом, становится очевидным, что как сам состав аффиксальных
морфем, так и длина соответствующих рядов аффиксальных производных
зависят от того, насколько строго при их определении мы будем следовать
условиям словообразовательной производности.
Порою знание латинских и греческих основ позволяет вывести правила
построения целого ряда слов (типа cardiac 'сердечный', filial 'сыновний', rural
'сельский').Будучи заимствованными из языка-источника - греческого,
латинского, французского - в готовом виде, эти слова воспринимаются как
непроизводные лишь в заимствующем их языке, так как в' данном языке
отсутствуют единицы, которые могли бы рассматриваться как их производящие
базы. Но в языке-источнике это слова производные, образованные по нормам
данного языка и демонстрирующие как семантическую, так и формальную
связь с определенными его единицами. (Ср.: Gk kardia 'сердце' - kardiakos,
L.filius 'сын, дочь' - filialis, rus, ruris 'деревня, пашня, поле' - ruralis.) Поскольку
из этих коррелятивных пар заимствуется только одна - производная - лексема,
то в заимствующем языке она утрачивает свой производный характер и
становится для носителей данного языка непроизводной. Однако благодаря их
генетической производности сохраняется семантическая расчлененность
заимствованных дериватов, которая диктует поиск в английском языке
соответствующих единиц, обозначающих те сущности, к которым отсылаются
данные заимствования. Это привело к созданию в конечном итоге в
современном английском языке весьма специфической и широко разветвленной
системы супплетивных коррелятов типа nose 'нос' - nasal 'носовой', ear 'ухо' aural 'ушной', eye 'глаз' - ocular 'глазной', hand 'рука' - manual 'ручной' city 'город'
- urban 'городской', sheep 'овца' - ovine 'овечий' и многих других, существенным
образом отличающих лексику современного английского языка в целом от
лексических систем других языков в которых словообразование
осуществляется по определенным моделям.
В современном английском языке многочисленны и те случаи когда
заимствовались оба члена пары, т.е. как производное так и его производящая
база (например, dynasty 'династия' – dynastic 'династический', economy
'хозяйство' – economic 'экономический хозяйственный', cyclone 'циклон' cyclonic 'циклонический' effect 'следствие, результат' – effective
'действительный, эффективный' matrinomy 'супружество, брак' – matrimonial
'супружеский матримониальный' и многие другие). Многочисленность
подобного рода заимствований привела к усвоению английским языком
соответствующих словообразовательных моделей и созданию в системе
словообразования современного английского языка особой подсистемы,
названной Г.Маршаном с л о в о о б р а з о в а н и е м н а н е о л а т и н с к о й
о с н о в е . Серьезной проблемой словообразовательного анализа в английском
языке является поэтому выяснение того заимствованы ли оба члена пары
производящее - производное или же образование производного произошло уже
в английском языке по сформировавшейся под влиянием многочисленных
137
заимствований словообразовательной модели. Значимый при диахронном
анализе этот вопрос, однако, теряет свою релевантность при описании
синхронных отношений между словами, когда гораздо более важными
оказываются проблемы словообразовательного анализа тех заимствований,
которые формально непроизводны, и установления деривационного статуса
аффиксальных морфем, входящих в их состав.
С отграничением класса морфем, релевантных на деривационном уровне,
проблема инвентаря аффиксальной подсистемы не получает окончательного
решения. Необходимо определение статуса морфем промежуточного типа,
которые в системе языка коррелируют с самостоятельными словами, так
называемых вслед за М.Д. Степановой, п о л у а ф ф и к с о в .
Классификация постпозитивных или препозитивных морфем как
корневых или аффиксальных проводится по различным критериям - на основе
либо только структурного, либо только функционального признака.
В первом случае морфема считается к о р н е в о й , если ей коррелирует
встречающаяся в свободном употреблении единица, т.е. отдельное слово. Если
же такой корреляции с самостоятельным словом не наблюдается у единицы,
стоящей в препозиции или в постпозиции к другой, то она рассматривается как
а ф ф и к с а л ь н а я . Такова, например, точка зрения Г.Маршана, А.И.
Смирницкого, рассматривающих морфему man- и другие, ей аналогичные, как
корневую, а образования с нею как сложные слова.
Согласно второй точке зрения, предлагаемой Е.С. Кубряковой, статус
морфемы определяется типом ее функциональной нагрузки: если морфема
функционирует подобно полноправному аффиксу, то она и должна
рассматриваться как аффиксальная. Ориентация исключительно на
структурные признаки единицы – ее связанность – в системе языка
представляется оправданной лишь в чисто формальном плане. В
содержательном же отношении наличие или отсутствие свободного коррелята у
целого ряда словообразовательных морфем не сказывается существенно на той
роли, которую они играют в построении своих конструкций.
К числу признаков полу аффиксов, сближающих их с полноправными
аффиксами, относятся такие, как: обозначение широких словообразовательных
категорий, значительная продуктивность, способность конкурировать с
подлинными аффиксами или же разделять с ними область действия. Близость
аффиксов и полуаффиксов проявляется также и в том, что они нередко 1)
выступают как абсолютные или частичные синонимы (англ. hypersensitive и
oversensitive 'сверхчувствительный'); 2) обнаруживают антонимические от
ношения (англ. underestimate 'недооценивать' - overestimate 'переоценивать'); 3)
проявляют сходство в выражении определенных сфер значения (ср. локативные
значения, значения, характеризующие протекание действия, усилительные
значения и т.п.); 4) обнаруживают взаимозаменяемость при переводе с одного
языка на другой (ср. англ. out-, переводимое русскими приставками пере- и е-);
5) выстраивают словообразовательные ряды одинаковой протяженности (это
существенно отличает образования с полуаффиксами от сложных слов); 6)
выстраивают словообразовательные ряды; члены которых отличаются строгой
138
регулярностью и повторяемостью семантических связей между компонентами
производной единицы. Сложным словам с повторяющимися первым или
вторым компонентами данные признаки не присущи. Ср. ice-breaker 'ледокол',
iceberg 'айсберг', ice-cream 'мороженое', icebox 'ледник' (4)
Важную роль в определении статуса деривационной морфемы играет ее
семантика, и в этом плане полуаффиксы также приближаются к аффиксам.
О семантике аффикса написано немало. В лингвистической литературе
ведутся горячие дискуссии по поводу того, обладает ли аффикс значением
вообще, и если да, то каков тип этого значения. Высказываются самые разные,
зачастую противоположные точки зрения, которые, однако, можно свести к
нескольким основным направлениям:
1) аффикс не имеет сам по себе самостоятельного значения, он только
формирует внешнюю сторону слова;
2) аффикс выполняет в основном только транспонирующую функцию,
переводя основу из одного лексико-грамматического класса в другой, и
лексически "пуст";
3) аффикс может характеризоваться наличием различного рода значений:
одни аффиксы выражают широкий и разнообразный круг лексических
значений, другие же - чисто грамматические значения (последние Г.Маршан
относит к классу категориальных маркеров).
Доминирующей, однако, была концепция, согласно которой аффикс
выступает как главный носитель словообразовательного значения, и его
значение есть соответственно словообразовательное значение. Наличие столь
многих и противоречивых мнений по поводу семантики аффикса объясняется
тем, что в поле зрения исследователей попадали разные процессы
словообразования.
Рассмотрение
роли
аффикса
в
строении
ономасиологической структуры производного слова приводит к заключению о
том, что словообразовательные форманты могут выполнять различные
семантические роли: они могут выступать как к а т е г о р и з а т о р ы ,
выполняя соответственно чисто транспонирующую функцию и обладая в таком
случае о б щ е к а т е г о р и а л ь н ы м з н а ч е н и е м . Такие форманты вносят
в смысловую структуру производных слов значение, соответствующее самым
общим понятийным категориям отдельных частей речи (например, суффиксы ion, -ment в английском, -ние в русском и др.). Словообразовательные аффиксы
могут быть и к л а с с и ф и к а т о р а м и , т.е. маркирующими определенные
семантические разряды внутри общих категорий. В таком случае им присуще
ч а с т н о к а т е г о р и а л ь н о е з н а ч е н и е (напр., -ег как указатель
категории деятеля, -an, -ian, -ese и др., указывающие на принадлежность лица к
тому, что обозначено производящей базой).
Словообразовательные
форманты
могут
играть
также
роль
м о д и ф и к а т о р о в . Таковы обычно оценочно-экспрессивные суффиксы, а
также локативные, темпоральные и другие префиксы. Кроме того,
словообразовательные форманты могут выполнять функцию р е л я т о р о в ,
т.е. указателей связи между двумя категориями. Та ковы, например, суффиксы
относительных прилагательных, указывающих на связь признака с
139
определенным предметом. Таким образом, деривационные аффиксы могут
совмещать разнородные значения и служить передаче значений разного типа.
Важно, однако, не сводить словообразовательное значение производного к
тому значению, которое несет аффикс. Значение аффикса – лишь часть
словообразовательного значения производного слова и соответствует той роли,
которую аффикс выполняет в ономасиологической структуре производного
слова.
Ономасиологическая роль аффикса может явиться, на наш взгляд,
ключом к решению еще одной трудной проблемы аффиксации - проблемы
полисемии/омонимии аффиксов.
Насколько сложно определить тождество аффиксальных морфем и
установить пределы семантической вариативности или "разброса" значений
полисемантичного аффикса, за которыми начинается омонимия деривационных
средств, можно судить по наличию самых противоречивых точек зрения по
поводу полисемии/омонимии суффиксов -er,-y,-less и др. в английском языке, –
к(а), -чик, -ник, -гель и др. в русском языке и т.д.
Разделяя концепцию Е.С. Кубряковой о том, что аффикс в
ономасиологической структуре производного слова может выполнять как роль
оформителя ономасиологического базиса, так и роль оформителя
ономасиологического признака и даже роль оформителя ономасиологической
связки, мы полагаем логичным и правомерным связывать омонимию
словообразовательных средств при материальном их тождестве с различием
выполняемых ими семантических ролей. Материально тождественные аффиксы
омонимичны, на наш взгляд, в том случае, если они играют в
ономасиологической структуре производных разные роли. Из этого следует,
что аффиксы, выполняющие одно и то же ономасиологическое задание в
структуре производных одной и той же части речи (суффиксы -ег в английском,
-чик, -ник, -тель и др. в русском языке) или даже в структуре производных
разных частей речи (например, префикс dis-(disorganize 'дезорганизовать',
dissimilar 'непохожий'), -еньк -(синенький, доченька) и др. в русском языке), не
распадаются на омонимы.
Согласно установленному критерию омонимии аффиксов не являются
омонимами и суффиксы типа -у, -less в английском, -арь, -ач, -яга и др. в
русском языке. Теория, в которой омонимия аффикса (деривационного
форманта) определяется его соответствием различным деривационным шагам,
т.е. его сочетаемостью с разными по своей частеречной принадлежности
производящими основами, не имеет, на наш взгляд, достаточных
семантических оснований. Ономасиологическое задание суффикса (например, у (starry 'звездный', yellowy 'желтоватый', runny 'бегущий'), -less (painless
'безболезненный', relentless 'безжалостный', bitterless 'негорький') в английском
языке – одно и то же, оно не зависит от того, слова какой части речи выступают
в качестве исходных единиц для производных.
Омонимичными оказываются, по-видимому, лишь суффиксы типа -(y)/-ie
(производные girlie 'девочка, девчушка', auntie 'тетенька') и –у2 (производные
starry 'звездный', girly 'девический') в английском языке. В ономасиологической
140
структуре первого ряда производных (с уменьшительно-ласкательным
значением) они выполняют роль ономасиологического признака, а в
производных второго ряда – роль ономасиологического базиса.
Следствием омонимичности указанных суффиксов является омонимия
производных типа girlie 'девочка, девчушка' и girly 'девический', в то время как
тождество аффиксальных морфем типа -у, -less, -al, -ous, -ic и других, не
разрушаемое их участием в создании нескольких СЗ и цементируемое
тождеством многих сочетающихся с ними производящих баз и даже часто
тождеством мотивирующего значения этих баз, влечет за собой тождество
аффиксальных производных типа floury 'мучной, покрытый, посыпанный
мукой, подобный муке', firry 'сделанный из ели, заросший елями, пихтами',
gluey 'клейкий: напоминающий клей, покрытый, смазанный клеем', delightful
'испытывающий восторг, вызывающий восторг' и многих других.
Семантическая структура этих производных характеризуется не одним, а
несколькими СЗ; их многозначность обусловлена неоднократным вовлечением
производящих баз в словообразовательные процессы и потому зачастую
регулярна и предсказуема, поскольку регулярны и предсказуемы те или иные
СЗ, присущие одному и тому же структурному типу.
Полисемия и омонимия словообразовательных средств есть яркое
свидетельство того, что и в сфере деривационной морфологии царит закон
асимметрии. Как показывают наблюдения, многие аффиксальные морфемы, в
особенности суффиксы, в английском языке демонстрируют способность
выступать маркерами нескольких СЗ, и, напротив, ни одно СЗ не оказывается
связанным только с одним способом выражения. При этом выявляется
следующая закономерность: чем главнее, "центральное" или универсальнее то
или иное значение в системе СЗ, тем больше формальных средств выражения с
ним связано.
Явление морфологической асимметрии в системе словообразования,
указание одним аффиксом целой гаммы значений и выражение СЗ целым
набором аффиксов заключает в себе основную причину тех, до сих пор не
преодоленных трудностей, которые возникают при попытках моделирования
словообразовательных процессов и детерминируют неразрешимость на данном
этапе научного знания многих задач словообразовательного синтеза. Даже
создав индекс СЗ, которые могут быть выражены тем или иным
словообразовательным средством, или, наоборот, исчислив все СЗ, которые
может указывать тот или иной аффикс, мы тем не менее далеки от
формулировки правил и закономерностей, согласно которым происходит
сочетание определенной производящей базы именно с определенной
аффиксальной
морфемой.
Соответственно
главная
трудность
словообразовательного синтеза лежит не в исчислении семантических
преобразований, которым может подвергнуться та или иная производящая база:
зная ее семантику и естественную логику вещей, можно предсказать, какие
смыслы могут быть "приращены" в ходе словообразовательных операций, тем
более что число ономасиологических категорий того или иного языка и
соответственно число общих ономасиологических заданий, выполняемых в
141
ходе словообразовательных операций, конечно, ограниченно, и, как показывает
сопоставление систем словообразования в разных языках, сами семантические
преобразования в большинстве своем достаточно универсальны.
Гораздо труднее предсказать и сформулировать правила выбора из
имеющегося набора словообразовательных средств тех, сочетание
производящих баз с которыми и даст нужный результат — маркированные
определенными аффиксами, несущие определенные СЗ производные слова.
Интересно в этом плане решение, предложенное Р.Биардом, который
стремится доказать необходимость двух уровней описания словообразования уровня
семантического,
или
уровня
лексической
д е р и в а ц и и , в терминах автора, и у р о в н я с т р у к т у р н о г о , или
уровня аффиксации. На первом, семантическом, уровне формулировке
подлежат
правила
и
закономерности
возможных
семантических
преобразований исходных единиц, т.е. тех ономасиологических заданий,
которые выполняет словообразовательная система. Иначе говоря, на
семантическом уровне должна быть выявлена с е м а н т и ч е с к а я
п а р а д и г м а происходящих в языке словообразовательных операций. На
втором, структурном уровне — уровне аффиксации — имеет место
присоединение к производящим базам конкретных аффиксальных морфем, и,
соответственно, на данном уровне формулировке подлежат правила и
закономерности сочетаемости конкретных аффиксов и производящих баз. Эти
правила и закономерности основаны на семантической парадигме
вышележащего уровня, но к тому же зависят от конкретных характеристик
производящих баз и аффиксов и призваны учитывать все их —
фонологические,
морфонологические,
этимологические,
лексикосемантические и т.д. — свойства. Это по сути своей правила контекстуального
употребления словообразовательных средств, гораздо более многочисленные
по сравнению с правилами семантического уровня и в отличие от последних,
универсальных по своей природе, специфичные и индивидуальные для
конкретных языков.
Асимметрия аффиксов и словообразовательных моделей заставляет
задуматься и над тем, в чем же тогда смысл многочисленных
словообразовательных средств, если все они направлены на выражение одного
и того же словообразовательного значения.
Тайна многих вариантов языковой оболочки в словообразовании
заключается, как показывают исследования, во-первых, в некоторой
избирательности сочетаний аффиксов и классов производящих баз и, что очень
интересно и важно, в более или менее строгой закрепленности смысловых
модификаций того или иного СЗ за конкретным типом производных,
маркированных определенным аффиксом.
Исследователями системы словообразования издавна отмечалась связь
семантических и словообразовательных категорий, релевантность и значимость
для словообразования семантической таксономии имен на имена предметных и
непредметных сущностей, а среди предметных имен наименований вещей,
растений, животных, людей и т.д. Эта связь проявляется в том, что лексические
142
единицы
определенной
семантики
характеризуются
определенной
словообразовательной
активностью,
т.е.
способностью
вступать во взаимодействие с теми или иными словообразовательными
средствами. Так, слова, относящиеся к названиям лиц, названиям животных и
т.д., выступают в качестве производящих баз для производных с суффиксом ish (например, camelish 'упрямый как верблюд', boyish 'мальчишеский', coltish
'жеребячий', priggish 'педантичный' и многие другие) и не являются таковыми
для производных с суффиксом -ed. Производящими базами последних
являются наименования предметов одежды, обуви и т.д. (производные liveried
'одетый в ливрзю', mitred 'носящий митру', bloused 'в блузке', trousered 'одетый в
брюки, в брюках' и т.д. ).
Отсутствие исчерпывающих семантических классификаций не позволяет,
к сожалению, получить в настоящее время более или менее полное описание
словообразовательных потенций лексических единиц различной семантики,
возможностей их сочетания с теми или иными аффиксами, несмотря на
важность и необходимость такого описания для теории словообразования.
Установление семантических классов, характеризуемых отсутствием
словообразовательного потенциала вообще, равно как и определение
семантических классов, активно участвующих в словообразовательных
процессах и образующих базис системы словообразования, выявление свойств,
детерминирующих порождающую способность слов и ее величину,
установление законов избирательности семантических классов единиц и
определенных
словообразовательных
средств
или
даже
групп
словообразовательных средств - актуальная задача дериватологии.
Выполнение этой задачи, однако, в значительной степени затрудняется
тем, что до сих пор не известно, каковы принципы, определяющие выбор
словообразующих единиц внутри того или иного семантического класса
(например, растений, лиц и т.д.), какой степени обобщенности или, наоборот,
детализации должна быть семантическая классификация производящих баз,
чтобы охватить сочетаемость их с аффиксами. Разбиение лексики на лексикосемантические группы порою не обладает необходимой для словообразования
обобщенностью или же, напротив, недостаточно детально. Это происходит
оттого, что лексико-семантическая характеристика производящих баз как один
из важнейших факторов, определяющих их сочетаемость с теми или иными
словообразовательными средствами и в целом участие лексической единицы в
словообразовательных процессах, не абсолютна, а относительна. Ее
относительность проявляется в том, что внутри лексико-семантической группы
единиц, зафиксированной во взаимодействии с теми или иными
словообразовательными средствами, не все члены вовлекаются в
словообразовательный процесс. Наряду с единицами, сочетающимися с
определенным аффиксом или даже группами аффиксов (ср., например,
наименования лиц man 'мужчина', woman 'женщина' и др., являющиеся основой
для словообразовательных парадигм производных manly — mannish — manlike
— manless — manful; womanly — womanish — womanlike и т.д.), в составе ЛСГ
обнаруживается целый ряд единиц с отрицательным словообразовательным
143
потенциалом. В той же группе наименований лиц слова female 'женщина, лицо
женского пола', male 'мужчина, лицо мужского пола', squire 'сквайр, помещик',
thief 'вор' и др., достаточно характерные для этой группы, не участвуют в
указанных выше словообразовательных процессах. Возможно, здесь
сказывается влияние фонетических, морфологических, этимологических и
других факторов.
Проведенные эксперименты, в частности итоги опроса информантов,
доказывают, что отсутствие производных того или иного типа от тех или иных
членов ЛСГ не есть результат случайной и неполной фиксации производных в
словарях. Оно лишь отражение определенной специфики взаимосвязи
словообразовательных
и
семантических
категорий.
По-видимому,
словообразовательная
система
накладывает
свою
словообразовательно
релевантную
сетку семантических
отношений между единицами, которая не всегда и не полностью совпадает с
устанавливаемой по иному параметру лексико-семантической сеткой, хотя
определенная корреляция между ними наблюдается. Тот или иной признак,
зачастую второстепенный и, возможно, даже окказиональный в семантике того
или иного слова, не определяющий лексико-семантическую отнесенность
данного слова, может стать ведущим, когда слово вовлекается в
словообразовательные процессы, и обусловить возможность появления
соответствующего производного. Особенно важна в таких случаях
объединяющая многие слова общность по функциональному признаку или
установление таковой в определенном контексте. Ярким примером
производных, образование которых стало возможным вследствие установления
функциональной общности их производящих баз с производящими базами уже
существующих дериватов, являются дериваты earful 'столько, сколько может
вместить автомобиль', stockingful 'столько, сколько может вместить чулок;
полный чулок', forkful 'сколько может поместиться на вилке; полная вилка' и
т.д., появившиеся по аналогии со spoonful 'столько, сколько может вместить
ложка; полная ложка', boxful 'столько, сколько может вместить коробка; полная
коробка', и т.д., хотя автомобиль - это чаще всего средство передвижения,
чулки - предмет одежды, а вилка - приспособление для еды, а не обычные
сосуды или вместилища для содержания чего-то.
Для семантического моделирования словообразовательных явлений
соответственно требуется, по-видимому, учет не только доминирующих,
ведущих семантических признаков лексических единиц, но и их
потенциальных сем, актуализируемых в определенных ситуациях и
определяющих словообразовательную активность слова.
Получение исчерпывающего перечня правил, или закономерностей
сочетаемости производящих баз и аффиксов, затрудняется и тем, что одни и те
же единицы могут вступать во взаимодействие с несколькими аффиксами, что
и приводит, как указывалось выше, к созданию определенных
словообразовательных парадигм производных, зачастую с единым СЗ. Однако
именно в таких парадигматических объединениях наиболее четко выявляется
причина существования многих словообразовательных средств для выражения
144
одного СЗ, именно в них можно найти разгадку морфологической асимметрии в
сфере деривации, ибо производные в таких парадигмах демонстрируют
наиболее явно и однозначно более или менее строгую закрепленность тех или
иных модификаций определенных СЗ за конкретным аффиксальным типом
производных. На уровне смысловых модификаций общих СЗ асимметрия не
принимает тех широких масштабов,в которых она присуща более высокому
уровню. Модификации СЗ в том или ином типе производных, маркированных
определенным аффиксом, не совпадают, как правило, с модификаииями этого
же СЗ в другом структурном типе дериватов. Иначе говоря, с разной языковой
оболочкой связан и разный смысл. В системе производных прилагательных это
находит отражение в том, что определенные точки шкал квантификации и/или
квалификации закреплены за определенными типами аффиксальных
производных.Ср.,например, чрезмерную, большую степень наличия у
производных на -у и небольшую, недостаточную степень его у производных на
-ish (производные coppery — containing copper, copperish — somewhat coppery,
gravelly — abounding in gravel, gravelish — somewhat gravelly) или
положительную оценку при уподоблении у производных на- -1у и
отрицательную оценку у производных на -ish (производные maidenly resembling or suitable to a maiden: Gentle, Modest; maidenish — resembling a girl:
Old-maidish).
В то же время границы между точками на шкале, особенно на шкале
квантификации, размыты и нечетки, и именно это детерминирует возможность
выражения одним и тем же типом производных близлежащих квантитативных
значений. Так, недостаточное количество чего-то есть лишь переходная
ступень к отсутствию, и благодаря этой близости возможно сосуществование
этих двух значений не только в одном типе производных - производных с
суффиксом -less, но даже в одном и том же производном. Airless, например,
может означать как отсутствие воздуха вообще (airless planet 'безвоздушная
планета'), так и недостаточное количество свежего воздуха (airless room
'душная комната').
Таким образом, гамма словообразовательных значений и их возможных
модификаций является той почвой, на которой возникает и развивается
диффузность и неопределенность семантики производного слова и,
соответственно, "готовность" деривата обслуживать самые разные
коммуникативные ситуации. Однако лексические единицы, стремясь упрочить
свой языковой статус индивидуальных единиц, несущих определенную
информацию, испытывают тенденцию как к закреплению в них определенных
общих значений и определенных смысловых модификаций, так и развитию
новых
значений,
т.е.
тенденцию
к
лексикализации
и
идиоматизации,
которые
выступают
в
качестве
сил,
противодействующих закону морфологической асимметрии.
Выбор из достаточно широкой палитры значений, связанных с тем или
иным деривационным процессом, и закрепление за производными словами
лишь определенных смыслов, всевозможные затемняющие первоначальную
мотивацию семантические модификации и развитие новых значений
145
(идиоматизация и лексикализация) создают в конечном итоге семантическую
уникальность дериватов. Благодаря ей они приобретают статус
индивидуальных лексических единиц, семантика которых не укладывается в
рамки словообразовательных моделей. Лексикализация и идиоматизация
производных слов требуют поэтому перехода на качественно новую и более
глубокую ступень анализа семантического аспекта словообразования. Ключ к
ним ученые пытаются найти в причинах лексикализации и идиоматизации.
Одни видят их истоки в номинативных заданиях производных слов, их
денотативной отнесенности и .тех семантических изменениях, которые
претерпевают лексические единицы в процессе своего функционирования.
Другие связывают объяснение семантических различий дериватов,
образованныx по одной и той же модели, и невыводимости семантики про
взводных с действием экстралингвистических факторов. Третьи же
осматривают основы лексикализации и идиоматизации в соглашении,
устанавливаемом между говорящим и слушающим в процессе ux общения, и
прагматическом контексте употребления производных слов, которые
формируют особую семантическую категорию языковых выражений,
называемую контекстуальной. Главное, однако, заключается в том, что
лексикализация и идиоматизация как подчеркивают их исследователи,
необходима для достижения производными единицами статуса лексических
единиц и приобретения той устойчивости и стабильности, которая отличает
элементы лексики от свободных словосочетаний, всякий раз интеопоети
|руемых заново.
С установлением инвентаря аффиксации и семантических свойств
аффиксов становится возможной дальнейшая их систематизация, которая
осуществляется в виде классификаций учитывающих те или иные
характеристики аффиксальных морфем. Наиболее общим делением аффиксов
является их классификация по
месту расположения в слове на
п р е п о з и т и в н ы е (префиксы) и п о с т п о з и т и в н ы е (суффиксы).
П р е ф и к с ы и с у ф ф и к с ы образуют самые различные подгруппы в
зависимости от того, какое из всего многообразия свойств, им присущих,
избирается в качестве классификационного параметра. Таковым может стать,
например их происхождение, на основе которого различаются префиксы и
суффиксы исконные (напр., префиксы a-, be-, un-, fore- mis- mid-; суффиксы
-dom, -ed, -er, -ful, -hood, -ness и т.д.) и заимствованные (напр., префиксы de-,
en., ex., non., anti-; суффиксы –able, -асу, -al, -an, -ее, -esque, -ic, -ize, -ous и т.д.).
Критерием для объединения префиксов и суффиксов в определенные
подгруппы могут явиться м о р ф о н о л о г и ч е с к и е и другие изменения,
сопровождающие присоединение аффикса к производящей базе, или же
отсутствие таковых. По этому признаку -ous, -ic, -ity и некоторые другие
заимствованные суффиксы противостоят исконным суффиксам, равно как и
префиксам, не вызывающим ни изменений в ударении в производящей базе, ни
чередований
(ср.
'good/
'goodness,
'father/fatherhood,
'water/'watery,
doctor/bedoctor, alcoholist/antialcoholist; sin'cere/sinc'erity, 'avarice/avaricious
history/historic и др.).
146
Важным классификационным параметром является ч а с т е р е ч н а я
п р и н а д л е ж н о с т ь деривационных баз, к которым присоединяются
аффиксы. По этой способности префикса или суффикса вступать в соединение
с единицами определенных лексико-грамматических классов, именуемой
внутренней валентностью, в системе аффиксации современного английского
языка выделяются:
отсубстантивные (префиксы anti-, non-, pre-, post-, sub-, dis-, arch-, hemi-,
etc.; суффиксы -ful, -ish, -y, -like, -less, -let, -an/-ian, -ship, -ess, -ese, -al, -ous, esque, -en, etc.),
отглагольные (префиксы dis-, re-, under-, over-, de-, fore-, mis-, со-. etc.;
суффиксы -ion, -er, -ment, -ing, -able, -ive, -al, -ance/'ence, -ory, -ant, -age, etc.),
отадъективные (префиксы a-, un-, anti-, be-, en-, re-, in-, pre-, non-, etc.;
суффиксы -ish, -y, -ness, -ity, -en, -hood, -ism, -most, etc.) и др.
Присоединяясь к производящим основам того или иного класса,
префиксы и суффиксы могут выполнять транспонирующую и/или
модифицирующую функцию, играя тем самым значимую роль в определении
частеречной принадлежности дериватов. По тому, к какому лексикограмматическому классу относятся образованные с помощью аффиксов
производные, сами аффиксы (в первую очередь суффиксы, так как их роль в
определении частеречных характеристик производных более очевидна, нежели
у префиксов) подразделяются на:
субстантивные (суффиксы -ег, -ist, -ness, -асу, -age, -al, -an/-ian, -ment,
-ing, -ship, -hood, -arian, -ance/'ence, -ancy, -ism, -ее, -ion, -dom, -ard, -cy, -ist, iana, -ster и др.),
глагольные (суффиксы -ize, -ate, -ify, -en),
адъективные (суффиксы -у, -ish, -ful, -less, -ed, -ic, -ous, -able, -ive, -esque,
-ory, -some и др.),
адвербиальные (суффиксы -1у, -ward, -wise, -fold, -most).
Существует также классификация аффиксов по признаку их
п р о д у к т и в н о с т и и а к т и в н о с т и . Однако, поскольку аффиксы,
соединяющиеся с производящими базами разных частей речи, проявляют при
этом разную активность и формируют ряды неодинаковой протяженности (ср.,
напр., суффикс -er в сочетании с глагольными и субстантивными
производящими базами, суффикс -less в сочетании с субстантивными,
глагольными и адъективными базами v т.д.), представляется целесообразным
избрать в качестве едини! классификации по указанному выше принципу не
изолирование взятые аффиксы, но модели, в состав которых они входят,тем
более что последние отражают целую совокупность сведений об аффиксе (его
внутреннюю валентность и тип формируемых аффиксом дериватов). Центр
системы аффиксального словообразования современного английского языка, по
данным Д.А.Весник и С.С.Хидекель (1), образуют такие активные и
продуктивные префиксальные и суффиксальные модели, как:
anti- + n → N (antifashism, antiunion, antiaircraft, antitrust)
со- + n → N (coauthor, cooperator)
147
counter- + n → N (counterattack, counterweight)
de- + v → V (demilitarize, deamericanize, denationalize)
ex- + n → N (ex-minister, ex-wife, exchampion)
extra- + a → A (extraterritorial, extraordinary)
inter- + v → V (interdepend, interlace, interact)
mis- + v → V (misdirect, mismanage, mistrust)
non- + n → N (non-interference, non-acceptance)
out- + v → V (outwit, outstay, outdo, outdance)
post- + a → A (postclassical, postglacial)
pre- + v → V (prearrange, predetermine)
re- + v → V (reconsider, reimport, refix)
sub- + a → A (subtropical, subconscious)
super- + → A (supersensitive, superatomic)
trans- + v → V (transplant, transform)
ultra- + a → A (ultramodern)
un1 + v → V (unbind, unclog)
un2- + a → A (unaware, unloving)
under- + v → V (undervalue, underestimate)
n + -dom → N (kingdom, teacherdom, serfdom)
v + -ее → N (employee, addressee)
n + -eer/'ier → N (gondolier, profiteer)
v + -er → N (reader, sleeper, receiver)
n + -ess → N (poetess, lioness, waitress)
n + -ful → N (potful, bucketful, spoonful)
n + -ics -→ N (linguistics, morphemics)
n + -ie/-y → N (auntie, Freddy)
v + -ing → N (translating, swelling, flooring)
n + -ism → N (Darwinisms heroism)
n + -ist → N (Darwinist, canoeist)
a + -ness → N (softness, weariness, heartiness)
v + -able → A (eatable, readable, speakable)
a + -an -- A (Italian, African, comedian)
n + -ed → A (wooded, verandahed, arrased)
a + -ish → A (blackish, reddish)
n + -ish → A (kittenish, wolfish, mannish)
n + -less → A (careless, handless, motherless)
n + -like → A (arrowlike, comradelike)
n + -ly → A (friendly, wifely)
n + -y → A (watery, thorny, velvety, slangy)
a + -ly → Adv (happily, slowly)
n + -ate → V (eventuate, oxygenate)
n + -ify → V (gasify, beautify)
a + -ize → V (materialize, finalize)
Из перечня приведенных аффиксальных моделей становится очевидным,
что в разных лексико-грамматических классах суффиксация и префиксация
148
представлены по-разному. Так, прилагательные и существительные – это, в
основном, сфера действия суффиксации, для глагола же характерна
префиксация.
Еще одним значимым параметром при классификации аффиксов может
стать их смысловая нагрузка, благодаря которой они объединяются в
смысловые группы типа:
аффиксы со значением сходства (-al, -ial, -ed, -esque, -ful, -ic, -ical, -ish, like, -ly, -ous, -some, -y, crypto-, neo- и т.д.),
аффиксы со значением отрицания (a-, dis-, in-, non-, un-, -less),
диминутивные аффиксы (-ette, -ie/-y, -ikin, -let, -ling),
аффиксы со значением лица (-an, -ian, -arian, -ant, -ard, -by, -ее, -een, -eer, er, -ess, -ette, -ician, -ie, -ing, -ist, -ister, -kin, -ing, -ster, -ton),
аффиксы со значением числа-(bi-, demi-, di-, mono-, multi-, pan-, poly-,
semi-, tri-, twi-, uni-)
и многие другие (более полную информацию о смысловых группах
аффиксов современного английского языка можно получить в работе
Г.Маршана).
Система аффиксации функционирует в тесном взаимодействии с другими
способами словообразования в современном английском языке: конверсией,
словосложением и второстепенными способами образования слов,
последовательному рассмотрению которых посвящены нижеследующие
разделы.
§ 2. КОНВЕРСИЯ
В речи говорящих на современном английском языке весьма
употребительны примеры типа Let me say in the beginning that even if I wanted to
avoid Texas I could not, for I am wived in Texas and mother-in-lawed and uncled
and aunted and cousined within an inch of my life (J.Steinbeck. Travels with
Charley)
'Разрешите мне сказать с самого начала, что, даже если бы я и хотел не
поехать в Техас, я бы не смог этого сделать, так как в Техасе я обрел жену и
тещу. В Техасе у меня дяди, тети и двоюродные братья и сестры на каждом
шагу', в которых слова wife, mother-in-law, uncle, aunt, cousin выступают в не
свойственной им функции глаголов и несколько видоизмененных значениях.
Аналогичным образом нередки случаи преобразования глаголов типа No sooner
was he settled anywhere than he would light unexpectedly upon a new find
(A.Christie. Selected Stories /”He успев устроиться где-либо, он неожиданно
находил нечто новое”.
Данное явление настолько" активно в современном английском языке,
что в него практически вовлекаются, хотя и с неодинаковой частотой, слова
всех частей речи: существительные, глаголы, прилагательные (But he retained
my hand, and I could not free it 'Но он удержал мою руку, и я не мог ее
освободить), наречия (They were nearing Chicago 'Они приближались к
149
Чикаго').
Несмотря на высокую продуктивность и активность указанного
лингвистического феномена, суть его, однако, не совсем ясна, и существуют, по
крайней мере, два противоположных объяснения. Зарубежные лингвисты
(А.Кеннеди, Р.Уодделл, К.Поллок и др.) склонны рассматривать данное
явление как употребление одного и того же слова в функциях различных частей
речи, или функциональный переход из одной части речи в другую. Другая
точка зрения, сложившаяся на основе работ советских ученых, прежде всего
А.И. Смирницкого и В.Н.Ярцевой, заключается в трактовке данного явления
как акта словообразования, в ходе которого образуются слова общего корня,
омонимичные производящим базам и отличающиеся от последних своими
парадигмами. В истоках этих двух противоположных концепций лежат
различные понимания слова и его возможности одновременно принадлежать к
различным частям речи. Иначе говоря, приверженцы концепции
функционального перехода считают единицы типа wife 'жена', to wife
'жениться', knife 'нож', to knife 'резать ножом', to run 'бежать', run 'бег, пробег' и
многие другие формами одного и того же слова, различающимися своими
синтаксическими функциями, и стоят на той принципиальной позиции,
согласно которой слово может одновременно относиться к разным лексикограмматическим классам. Такая позиция, основанная на синтаксических
критериях, ведущих при определении слова в языках с неразвитой
морфологией, каким является английский, широко распространена и в словарях
(см., напр., словарные статьи - roof, drawl, dredge, flirt, hurl, stammer в Concise
Oxford Dictionary).
Критикуя данную концепцию, А.И. Смирницкий решительно
подчеркивает, что она не соответствует фактам английского языка, ибо
существительное и глагол, омонимичные в какой-либо из своих форм, в целом
представлены совершенно различными системами форм, характеризующими их
как разные слова. Поскольку, как считает А.И. Смирницкий, слово (во всяком
случае, изменяемое слово) – это система сосуществующих, обусловливающих
друг друга и функционально объединенных форм, говорить о тождестве
существительных и глаголов типа love 'любовь' и love 'любить' в современном
английском языке неправомерно, ибо они различаются как системами своих
форм, т.е. парадигмой (существительное имеет субстантивную систему
словоизменительных суффиксов – -( ), -'s, -s, -s', а глагол - глагольную ( -( ),-s, ed, -ing,...), так и функционально. Это разные слова, образованные путем
изменения парадигмы.
Будучи
последовательным,
необходимо
признать,
пишет
А.И.Смирницкий, вслед за тождеством омонимичных глаголов и
существительных и тождество слов типа exaggerate 'преувеличивать' и
exaggeration 'преувеличение', move 'двигаться' и movement 'движение' и им
аналогичных пар, ибо семантически они соотносятся между собой так же, как
love 'любить' и love 'любовь', а формальные различия могут быть
интерпретированы как различия форм одного и того же слова. Таким образом,
рассмотрение соотносительных глаголов и существительных (это наиболее
150
частые соотношения в современном английском языке) как форм одного и того
же слова приводит к неразличению частей речи в английском языке как
определенных грамматических классов слов и тем самым игнорированию тех
глубоких различий, которые заложены в грамматической системе языка.
Коль скоро мы признаем коррелятивные единицы разными словами, то
вследствие их семантической и формальной соотнесенности есть основания
рассматривать отношения между ними как отношения словообразовательной
производности, а сам процесс образования таких коррелятивных слов –
словообразованием.
Однако и при трактовке соотносительных пар слов типа love v и love n
как производящего и производного возникает немало трудностей и проблем.
Основные из них сосредоточены в решении следующих вопросов:
а) определении сущности данного словообразовательного процесса;
б) определении границ его действия;
в) определении направления производности в корреляционных парах.
При анализе словообразовательных отношений в соотносительных парах
типа love v и love n нетрудно заметить, что словообразовательный процесс
осуществляется здесь в отличие от аффиксации без помощи каких-либо
морфологических показателей, специально предназначенных формально
указывать на те изменения, которые произошли в ходе словообразовательного
акта. Не случайно поэтому, что в одной из первых попыток описать данный
способ словообразования он получил трактовку как " б е з а ф ф и к с н о е
с л о в о о б р а з о в а н и е " . Подобная трактовка, подчеркивающая отличие
данного способа словообразования от аффиксации, однако, неконструктивна,
так как она не раскрывает сущности происходящих словообразовательных
процессов. Более информативной, хотя также явно неудовлетворительной,
является
концепция
"к о р н е в о г о
с л о в о о б р а з о в а н и я ".
Ориентированная на описание результатов словообразовательных процессов,
она отмечает важную их характеристику, а именно: слова, образованные в ходе
описываемого типа деривации, являются по своему морфемному строению
корневыми, т.е. состоящими из одного корня. Но, абсолютизируя этот факт,
данная концепция вступает в противоречие с действительным положением дел
в современном английском языке и неправомерно сужает рамки
соотносительных слов описываемого типа, среди которых имеются слова,
содержащие в своем составе, помимо корня, и суффиксы, и префиксы
(например, difference 'разница' → difference 'различать', discomfort 'неудобство'
→ discomfort 'причинять неудобство, стеснять', counterattack 'контратака' →
counterattack 'контратаковать' и др.), а также слова, состоящие из двух корней
(напр., blacklist 'черный список' → blacklist 'вносить в черный список',
nightwatch 'ночной дозор' → nightwatch 'быть ночным сторожем' и др.).
Наиболее широкое распространение, особенно в зарубежной англистике,
получила трактовка, согласно которой образование соотносительных
омонимичных единиц осуществляется с помощью нулевой морфемы, а сам
способ словопроизводства называется н у л е в ы м с л о в о о б р а з о в а н и е м
(zero-derivation), а еще чаще конверсией. Будучи отзвуком концепции
151
функционального перехода, термин "конверсия" не совсем удачен для описания
данного словообразовательного процесса, ибо в действительности никакого
превращения или изменения (т.е. конверсии в собственном смысле •этого
слова) в английском языке не происходит. Имеет место лишь использование
одних лексических единиц в качестве производящих баз для образования
других с помощью, по мнению Е.Крейзинги, Г.Маршана и др., нулевой
морфемы. Однако, несмотря на свою дезориентирующую мотивацию, данный
термин закреплен традицией и, как указывалось ранее, наиболее часто
используется при описании анализируемых явлений.
Описание конверсии как способа словообразования, осуществляемого с
помощью нулевой морфемы, несомненно, продуктивно, ибо таким образом
устанавливается средство, отличающее данный способ словообразования от
других - аффиксации и словосложения. В то же время использование понятия
нулевой морфемы, столь значимого в лингвистических описаниях, чревато
таким опасным последствием, как возникновение "моря" нулевых морфем в
описании морфологически бедного языка. Предпочтительна поэтому, на наш
взгляд, трактовка конверсии, предложенная А.И. Смирницким, согласно
которой конверсия есть такой вид словопроизводства, при котором
словообразовательным средством служит только парадигма слова. Взятая
как целое, как определенная система форм, парадигма слова характеризует его
именно как слово определенного типа, определенного грамматического
разряда, определенного грамматического класса. Характеризуя слово в целом,
по отношению к другим словам, парадигма каждого данного слова, указывает
А.И. Смирницкий, выполняет и лексическую функцию: она является
определенным оформлением слова и тем самым выступает как
словообразовательное средство. И это средство словообразования и
применяется при конверсии. Более того, А.И. Смирницкий подчеркивает, что
парадигма играет роль в словообразовании не только в случае конверсии, но,
например, и при аффиксации, когда наряду с присоединением аффикса
осуществляется и определенное морфологическое оформление производного
слова. Но словообразовательная роль парадигмы здесь затемнена наличием
специальных словообразовательных средств. Отличие конверсии в этом плане
заключается лишь в том, что данный способ словообразования использует
парадигму как единственное средство, без каких-либо иных, специально
словообразовательных элементов.
Существует, однако, мнение, что определение конверсии через
единственное словообразовательное средство – парадигму - является неточным,
так как в нем не учитывается словообразовательная роль сочетаемости, столь
необходимой для выявления грамматической принадлежности слова в
современном английском языке. Именно благодаря сочетаемости той или иной
словоформы (например, round, down, free, love и т.д.) с другими словами в
предложении, благодаря контексту обнаруживается ее принадлежность к
классу или существительных, или глаголов, или прилагательных и т.д. На этом
основании предлагается рассматривать конверсию не как чисто
морфологический способ словообразования, как это имеет место в концепции
152
А.И.
Смирницкого,
но
как
морфолого-синтаксический
способ
словообразования, при котором слово одной части речи образуется от основы
или словоформы другой, причем единственными словообразовательными
средствами являются парадигма (или нулевая парадигма) слова и его
сочетаемость с другими словами.
Как бы убедительно ни звучала последняя точка зрения, тем не менее
трудно однозначно сказать, какая из этих двух трактовок конверсии морфологическая или морфолого-синтаксическая – является оптимальным
решением проблемы сущности данного способа словообразования. Согласно
недавним психолингвистическим экспериментам, информанты-носители
английского языка воспринимают омонимичные словоформы типа round даже
вне контекста, как принадлежащие к определенной части речи. Синтаксическое
Проведение слова, вытекающее из его морфологических свойств, в |гаком
случае при характеристике конверсии является избыточной Информацией, хотя
несомненно и то, что производные по конверсии единицы, подобно вторичным,
переносным значениям многозначных слов, оказываются для языкового
коллектива синтаксически Обусловленными и требуют для правильного
распознавания определенного контекста.
Многочисленные разногласия наблюдаются и при определении |границ
конверсии. Первый круг их связан с различными историческими источниками
пар слов, соотносящихся в современном английском языке по конверсии.
Среди всех соотношений по конверсии "глагол – существительное" 4,5%
составляют пары типа love 'любовь' - love 'любить', harp 'арфа' - harp.'играть на
арфе', восходящие |к древнеанглийским lufu - lufian, hearp - hearpian, в которых
глагол генетически был образован от существительного с помощью
определенного словообразовательного суффикса и не имела места омонимия
парадигм. 62% составляют собственно образования по конверсии типа pencil
'карандаш' - pencil 'рисовать, записывать', hammer 'молоток' - hammer 'бить
молотком, сбивать' и т.д. Остальные 33,5% ^приходятся на долю других
процессов (заимствований, фонетических изменений и т.д.). Существовало
мнение, что к конверсии можно отнести только такие слова, которые были
образованы именно по конверсии в тот период английского языка, когда глагол
и существительное уже не отличались специально словообразовательными
аффиксами, т.е. пары типа pencil п - pencil v, а пары love v -'love n, harp n - harp
v не считать конверсией. Генетические различия, важные при описании
исторического развития языка, тем более стершиеся и не ощущаемые в
современном английском языке, не могут быть положены, как отмечает А.И.
Смирницкий, в основу классификации реально существующих явлений, ибо это
означало бы смешение прошлого с настоящим. Более того, как убедительно
доказывает А.И. Смирницкий, уже в древнеанглийский период как
'существительное lufu, так и глагол lufian имели одну и ту же основу и
различались только своими парадигмами, т.е. соотносились между собой по
конверсии. Отличием древнеанглийской конверсии было лишь отсутствие
омонимии, в то время как для конверсии в новоанглийском как раз типично
наличие омонимичных форм. Однако омонимия форм не есть обязательное
153
условие конверсии, для которой наиболее существенным моментом является
различие в парадигме, свидетельствующее об образовании нового слова.
Таким образом, образования различных эпох, возникшие в результате
порою качественно различных процессов, формируют в современном
английском языке единую словообразовательную систему слов, соотносящихся
по конверсии, для которой характерны однотипные словообразовательные
отношения.
В центре этой системы находятся соотносительные пары
<существительное – глагол >, < глагол – существительное > . В последнее
время приобретает активность процесс образования глаголов на базе
прилагательных типа wet 'мокрый' - wet 'делать мокрым', idle 'незанятый,
свободный' - idle 'бездельничать' и др. Однако подсистема однокорневых слов с
омонимичной основой, принадлежащих к разным частям речи, не
исчерпывается только этими соотносительными парами и включает также такие
соотношения, как: прилагательное - существительное (например, a native
'туземец', a relative 'родственник', a Russian 'русский', Canadians 'канадцы', the
Chinese 'китайцы', the rich 'богатые' и т.д.), причастие I, II - прилагательное
(напр., exciting 'возбуждающий', advanced 'передовой', longing 'сильно
желающий', edged 'окаймленный, окруженный' и др.). Возникает естественный
вопрос, составляющий суть второго круга проблем при определении границ
конверсии, о возможности квалификации всех этих соотношений как
конверсии. Некоторые ученые считают целесообразным рассматривать как
конверсию – конверсию в широком смысле слова – все процессы, приводящие к
образованию соотносительных омонимичных единиц, принадлежащих к
другим по сравнению с исходными словами лексико-грамматическим классам.
При такой трактовке явления субстантивации, адъективации, атрибутивного
использования слов, а также словосочетаний и даже предложений, как
регулярного, так и окказионального, входят составной частью в конверсию,
хотя и на правах периферийной ее области. Не отрицая широких возможностей
окказионального использования в современном английском языке лексических
единиц в не свойственных им функциях, хотелось бы тем не менее заметить,
что именно окказиональная природа этих образований не способствует
созданию новых лексических единиц и пополнению словарного состава. Это
существенно отличает данный процесс, не имеющий, таким образом,
словообразовательного характера, от собственно конверсии, т.е. образования
отыменных и отадъективных глаголов и отглагольных существительных,
составляющих значительную часть лексики современного английского языка.
Одновременно следует подчеркнуть наличие значимых различий между
конверсией как способом словообразования, при котором создание нового
слова осуществляется в результате единовременного словообразовательного
акта, и явлениями субстантивация и адъективации, представляющими собой
длительный исторический процесс. Весьма спорна также трактовка первых
компонентов конструкций типа stone wall 'каменная стена' как адъективных
элементов вследствие четко ощущаемого говорящими их субстантивного
характера. Высказанные соображения дают основание отнести к конверсии
154
только четко моделируемые словообразовательные соотношения и ограничить
ее сферу только парами < существительное – глагол>, <глагол –
существительное >, < прилагательное – глагол >. В пределах этих частей речи
конверсия выступает как один из наиболее активных способов
словообразования в современном английском языке. Однако и здесь активность
конверсии не беспредельна, но ограничивается фонетико-морфологическими и
семантико-стилистическими факторами. Исследования П.А. Соболевой, А.Я.
Загоруйко и др. показали, что односложная структура основы способствует
образованию от нее слова по конверсии, двусложная структура нейтральна, т.е.
не способствует конверсии, но и не препятствует ей, а многосложная препятствует отношениям конверсии. Аналогичным образом морфологическая
простота основы способствует отношениям конверсии, а производность – в
определенной степени препятствует. Так, наличие в глаголе суффиксов -ize, ate, -ify мешает образованию отглагольных существительных (напр,, organize,
abbreviate, fortify, etc.). Семантически конверсия ограничена преимущественно
глаголами движения (a rush 'натиск, напор', a jump 'прыжок', a fly 'полет,
перелет' и др.), глаголами речевой деятельности (a talk 'разговор', a chat 'беседа,
болтовня', a dispute 'диспут'), глаголами действия (a bite 'укус, рана', a find
'находка', a drink 'напиток') и т.д., существительными - наименованиями орудий
и инструментов (iron 'утюжить, гладить', whip 'хлестать'), названиями
предметов и различных веществ (water 'поливать', soap 'намыливать') и др.,
качественными прилагательными, обозначающими физическое состояние (blind
'ослеплять', dirty 'загрязнять', narrow 'суживать' и т.д.).
Стилистическим фактором, ограничивающим активность конверсии,
является принадлежность слова к слою литературно-книжной и возвышенной
лексики. Разумеется, однако, что действие всех вышеперечисленных
лингвистических факторов, способствующих или препятствующих конверсии,
регулируется общественной Потребностью в создании того или иного слова,
испытываемой языковым коллективом, потребностями коммуникации. Наличие
в языке уже готовых лексических единиц, как правило, суффиксальных
производных (ср., напр., отадъективные глаголы purify 'очищать', broaden
'расширять', weaken 'ослаблять', отглагольные существительные achievement
'достижение', creation 'творение', dependence 'зависимость', отыменные глаголы
threaten 'угрожать', hospitalize 'госпитализировать' и другие) детерминирует
ненужность, избыточность возможных образований по конверсии или же, в
случае их создания, семантическое своеобразие и отличие таких производных
от их суффиксальных коррелятов (ср., напр., swimming 'плавание' – a swim
'заплыв', building 'строительство, строение' – а build 'форма, стиль постройки;
телосложение' и т.д.).
Семантическое своеобразие производных по конверсии становится
одновременно важнейшим индикатором их производного характера и
критерием определения направления словообразовательной производности.
Поскольку происходящие при конверсии слово образовательные процессы не
имеют каких-либо специальных морфологических показателей и формирование
возможно как глаголов от существительных, так и существительных от
155
глаголов, установление направления отношений словообразовательной
производное ти при конверсии, которые вследствие своего немаркированного
характера именуются семантической, или внутренней, производностью, –
далеко не праздный вопрос. Решается он с помощью ряде критериев,
предложенных А.И. Смирницким, П.А. Соболевой, Г.Маршаном, среди
которых, как указывалось ранее, наиболее значителен критерий содержания.
Так, весьма распространено установление направления внутренней
производности путем выявления семантической зависимости одного слова от
другого. Если для своего семантического анализа слово, например глагол saw
'пилить, резать пилой', требует включения семантических компонентов другого,
в нашем примере существительного saw 'пила: стальная зубчатая пластинка
(или диск)', то это свидетельствует о семантической зависимости данного
глагола и соответственно его производном характере. Аналогичным образом
глагол knife 'резать ножом' естественно описывается через существительное, в то время как существительное knife для своего семантического анализа не
требует отсылки к глаголу knife. Семантическая зависимость во многих случаях
интуитивно ощущается носителями языка, и поэтому выявление деривата во
многих парах по конверсии не вызывает серьезных затруднений. Носителями
языка также легко улавливается более сложное строение семантики
производного слова, например глагола pen 'писать, сочинять', включающего как
значение
предметности,
унаследованное
им
от
производящего
существительного per. 'перо, ручка', так и значение процессуальности.
Усложненная семантическая структура глагола pen по сравнению с
существительным pen, в котором значение корневой морфемы, обозначающей
предмет, сливается с общим, категориальным значением существительных - со
значением предметности, также может быть использована как указатель
внутренней производности глагола (данный критерий известен как критерий
семантической противопоставленности, или противоположности, которая
возникает между лексическим значением корневой морфемы и лексикограмматическим значением основы у производных слов и отсутствует у
производящих).
Оба описанных критерия, однако, трудно применимы при выявлении
производного слова в парах типа answer 'ответ' – answer 'отвечать', work 'работа'
- work 'работать'. В таких случаях прибегают к анализу системных отношений,
определяя
производный/непроизводный
характер
слова
по
производности/непроизводности аналогичных семантических образований,
синонимов, антонимов. Семантически love 'любовь' и love 'любить' находятся в
таких же отношениях, как hatred 'ненависть' и hate 'ненавидеть'. Эта
семантическая ' аналогия позволяет считать существительное love производным
от глагола. Морфологически маркированные производные agitation 'волнение',
excitement 'возбуждение' служат "подсказкой" производности синонимического
существительного fuss 'нервное, возбужденное состояние'. Принцип
системности лежит также в основе
словообразовательного критерия и
критерия типовых смысловых с связей, или критерия семантической модели.
Словообразовательный критерий основан на взаимосвязи слов внутри
156
словообразовательного гнезда и учете характера производности дериватов
первой ступени в словообразовательном гнезде. Если подавляющее
большинство
из
них
являются
отыменными
производными,
то
существительное, соотносящееся по конверсии с глаголом в данном гнезде,
непроизводно (напр., awe 'восторг, восхищение' является простым словом, а
глагол awe 'восторгаться' производным, что подсказывается отыменным
характером других производных awesome, aweless, awful в данном гнезде). Если
же все или большинство производных первой ступени носят отглагольный
характер, то простым в данном гнезде является глагол, а производным –
существительное (напр., float 'плавать на поверхности' – floatage, floatation,
floater, floatable, float и т.д.). К сожалению, диапазон действия данного критерия
ограничивается количеством развитых словообразовательных гнезд, в составе
которых обнаруживаются слова, соотносящиеся по конверсии. Таких
ограничений не знает критерий типовых семантических отношений по
конверсии, суть которого состоит в том, что маркирующим признаком деривата
выступает его значение. Дело в том, что производные по конверсии
существительные и глаголы развивают определенные типы значений.
Отыменные глаголы, например, характеризуются следующими значениями:
1) выполнять действие, характерное для того, что обозначено исходным
существительным (аре 'обезьянничать', wolf 'проявлять жадность', father
'отечески заботиться' и др.),
2) действовать с помощью того, что обозначается исходным
существительным (chain 'скреплять цепью, сковывать', finger 'трогать,
перебирать пальцами' и др.),
3) снабжать или покрывать тем, что обозначено исходным
существительным (curtain 'занавешивать', cuff ' надевать наручники'),
4)
помещать
в(на)
место,
которое
обозначено
исходным
существительным (blacklist 'вносить в черный список', table 'класть на стол',
pocket 'положить в карман' и др.),
5) лишать того, что обозначено исходным существительным (weed
'пропалывать', dust 'снимать пыль', skin 'сдирать кожу, счищать чешую').
Отглагольным существительным, образованным по конверсии,
свойственна следующая система значений:
1) единичное действие (jump 'прыжок', move 'движение', look 'взгляд' и
др.);
2) действующий предмет или лицо (drill 'сверло', dig 'мотыга, лопата');
3) место действия (forge 'кузница', run 'узкая часть киля корабля', ride
'место для верховой езды');
4) объект или результат действия (find 'находка', forfeit 'конфискованная
вещь', tear 'дыра', peel 'кожура');
5) пройденное расстояние (sweep 'величина взмаха', расе 'величина шага').
Отадъективные глаголы имеют, как правило, значение "делаться) или
быть таким, как обозначено исходным прилагательным" (loose 'освобождать',
equal. 'быть равным', dim 'делать тусклым', yellow 'желтеть, желтить' и др.).
Очевидно, что набором словообразовательных значений, присущих
157
производным по конверсии, данный способ словообразования тесно
переплетается с аффиксацией, образуя вместе с ней взаимодополняющие
подсистемы.
Среди семантических критериев, используемых для определения
направления производности при конверсии, следует назвать также критерий
ограниченного употребления, который может быть интерпретирован и как
критерий частотности. Слово, не столь употребительное, как соотносящаяся с
ним единица другой части речи, является производным. Например, глагол
author 'быть автором' характеризуется более ограниченной сферой
употребления, нежели существительное author 'автор', и соответственно
образован от последнего. Аналогичным образом производными являются
глаголы waterproof 'обрабатывать водостойким составом', copyright
'обеспечивать авторское право' и др., менее частотные по сравнению с
коррелятивными существительными. Если одно из слов пары встречается
только в определенной форме, в то время как другое не испытывает таких
ограничений (напр., глагол neighbour 'граничить, соседствовать' употребляется
почти исключительно в форме причастия I), то оно также является дериватом.
Наличие стилистических примет (напр., принадлежность глаголов hunger
'голодать', thirst 'испытывать жажду' к литературной лексике) также указывает
на производность члена коррелятивной пары, если второй ее член нейтрален и
общеупотребителен.
Разветвленность семантической структуры слова может быть еще одним
указанием непроизводного его характера. Семантически производные и их
производящие базы не являются, как правило, равноценными. Смысловая
структура производного в большинстве случаев проще, и эта простота может
служить критерием производности в парах слов, соотносящихся по конверсии,
как, например, в случае convert 'человек, перешедший из одной партии в
другую' и convert 'превращать, обращать в другую веру, фин. конвертировать,
юр. изменять юридический характер собственности' и др.
Наряду с семантическими критериями определения внутренней
производности используются и формальные. Так, поскольку большинство слов,
в состав которых входят суффиксы -ment и -ion в различных его вариантах,
употребляются только как существительные, можно заключить, что глаголы, в
структуре которых присутствуют данные морфемы, производны от
существительных (напр., document 'снабжать документами', probation
'проходить испытание' и др.). Сложный морфологический состав
существительных, для которых образование путем сложения весьма
характерно, свидетельствует о их первичном характере и вторичности
коррелятивных глаголов (ср. snowball 'снежок', snowball 'играть в снежки',
sideslip 'занос;
боковое скольжение', sideslip 'скользить на крыло; заносить' и др.).
Наиболее значимыми, однако, в серии перечисленных критериев
являются семантические, и именно на них мы опираемся при распознавании
семантики производного по конверсии глагола или существительного.
158
§ 3. СЛОВОСЛОЖЕНИЕ
Одним из наиболее древних и, по-видимому, универсальных способов
словообразования является словосложение. Не случаен поэтому постоянный
интерес ученых к проблемам словосложения вообще и в англистике в
частности, тем более что активный уже в древнеанглийском языке этот способ
порождения слов не утратил своей активности и в настоящее время: более
одной трети всех новообразований в современном английском языке – сложные
слова. Однако несмотря на многочисленные исследования, многие, среди них и
кардинальные, проблемы словосложения до сих пор остаются нерешенными.
Не перечисляя всего круга проблемных вопросов словосложения, укажем
основные из них. Это прежде всего проблема идентификации, или определения,
сложного слова и его границ. для английского языка осложненная бедностью
морфологических парадигм английских слов, проблема типологии сложных
слов, их семантики и синтаксиса.
Процесс словосложения представляет собой не что иное, как
соположение двух основ, как правило, омонимичных в английском языке
словоформам. Например, headache 'головная боль', blackboard 'классная доска',
makepeace 'миротворец' и т.д. Поскольку нормы современного английского
языка разрешают сочетание слов, обладающих теми же лексикограмматическими характеристиками, что и соединяемые при словосложении
основы, то определить, в каких случаях мы имеем дело со сложным словом, а в
каких - со словосочетанием, невероятно трудно. Ср. running water 'водопровод'
и running water 'текущая, проточная вода', dancing-girl 'танцовщица' и dancing
girl 'танцующая девушка' и многие другие.
К настоящему времени разработан целый ряд критериев, используемых
для разграничения сложных слов и словосочетаний. Ф о н е т и ч е с к и й
к р и т е р и й основан на учете того факта, что сложные слова, как правило,
характеризуются единым или одним главным и второстепенным ударением в
отличие от словосочетаний с присущей им одинаковой ударностью обоих
компонентов. Таким образом, с помощью анализа ударения становится
возможным определить статус сочетания /laughing /boys 'смеющиеся мальчики'
как словосочетания, а /laughing gas 'веселящий газ' как сложного слова. Однако
исключения из правила достаточно часты (напр.,/easy-going 'легкий,
спокойный'; /man-/made 'искусственный, созданный руками человека'), кроме
того, в словосочетаниях в логических целях нередко ударным оказывается
только один компонент, что в значительной степени затрудняет применение
фонетического критерия.
Широкое
распространение
получили
морфологические
к р и т е р и и определения сложного слова, в первую очередь критерий его
цельнооформленности
в
отличие
от
раздельнооформленности
словосочетания.
Морфологически
сочетание
компонентов, составляющих сложное целое, оформлено как единое целое и
имеет одну парадигму. Иначе говоря, суффиксы словоизменения прибавляются
ко всему комплексу в целом, а не к отдельным его частям при образовании тех
159
или иных форм. (напр., множественного числа у существительных – shipwreck
'кораблекрушение' – shipwrecks; weekend 'конец недели' – weekends и др.).
Структурная цельность, слитность, функциональная неделимость отличают
сложное слово от словосочетаний, где каждый член словосочетания является
оформленным отдельно и сохраняет свою самостоятельность (ср. age-long
'вековой' и ages ago 'давным-давно'). Для английского языка, однако,
применение данного критерия затрудняется бедностью морфологических
парадигм и отсутствием морфологических примет у большинства словоформ
слов многих частей речи.
Приметой сложного слова в отличие от словосочетания может стать
невозможность модификаторов его компонентов. Сохраняя цельность и
единство своих компонентов, сложное слово, например grass-green 'зеленый,
как трава', не может сочетаться с наречиями, хотя эта сочетаемость типична для
прилагательных (ср. very green grass 'очень зеленая трава' и др.). Более того, в
приведенном примере указателем на словный его статус может явиться также и
порядок компонентов, необычный для словосочетаний прилагательного с
существительным.
Однако
и
синтаксические
параметры
(возможность/невозможность сочетаний со словами определенных частей речи,
определенная последовательность компонентов) не всегда однозначно решают
проблему разграничения сложного слова и словосочетания, поскольку
сочетаемость и у компонентов словосочетаний может быть ограничена, равно
как и последовательность расположения компонентов может совпадать (ср.
blue-stocking 'синий чулок, педантка' и blue stocking 'синий чулок', round-fish
'промысловая рыба' и round fish 'круглая рыба' и т.д.).
Цельность сложного слова как лексического единства находит отражение
в более или менее прочной, постоянной семантической связи его компонентов,
которая становится фундаментом для с е м а н т и ч е с к о г о к р и т е р и я
разграничения сложных слов и словосочетаний с полной выводимостью и
прозрачностью их значений. На основании этого критерия railway 'железная
дорога', slow-coach 'копуша' медлительный, туповатый человек', know-all
'всезнайка' и др., несомненно, сложные слова. Им присуща определенная
обособленность, достигаемая вследствие слияния значений составляющих их
элементов, по отношению к последним. Но и семантический критерий не менее
уязвим, чем ранее названный, так как сформулировать принципы и степень
обособления, необходимого для становления сложного слова, трудно и даже
невозможно.
Также трудно отграничить сложные слова от фразеологических
словосочетаний, многие из которых характеризуются семантической
спаянностью своих компонентов и соответственно лексической цельностью.
В последнее время под влиянием формализованных описаний языка стал
активно
применяться
еще
один
критерий
–
критерий
о р ф о г р а ф и ч е с к и й , суть которого заключается в рассмотрении всякого
комплекса, слитно или через дефис написанного, как сложного слова, а
комплекса, чьи компоненты пишутся раздельно, как словосочетания. К
сожалению, корреляция между цельностью многокомпонентного слова и его
160
слитным написанием не абсолютна не говоря уже о многочисленных
промежуточных случаях, написание которых варьируется. Так, комплексы с
первыми компонентами well-, ill- (например, ill-advised 'неразумный', ill-affected
'нерасположенный', well-dressed 'хорошо одетый', well-aimed 'меткий') в 34%
случаев пишутся раздельно, а в 66% – через дефис. Непоследовательность
написания наблюдается и для одного ц того же комплекса, как это имеет место,
например, в случае man-made 'искусственный, созданный руками человека' (6%
– раздельное написание, 82% – через дефис, 12% – слитное написание).
Таким образом, ни один критерий не дает прочного основания для
идентификации сложных слов. Более того, даже использование всего
имеющегося аппарата с применением фонетических, морфологических,
синтаксических, семантических, орфографических критериев не решает
проблемы оппозиции сложное слово – словосочетание, особенно трудной для
английского языка, где, как указывалось, нет четкого противопоставления
"основа – слово" и где широко распространено употребление существительного
в функции препозитивного определения (конструкция stone wall). Определить,
имеем ли мы дело в случае данного сочетания с комплексом, состоящим из
двух субстантивных основ, и соответственно сложным словом или же перед
нами словосочетание двух существительных, или (такая точка зрения также
существует) это сочетание отсубстантивного прилагательного, возникшего
путем конверсии, и существительного и соответственно образование типа А +
N, оказывается до сих пор неразрешимой задачей.
Вторую часть проблемы идентификации сложных слов и определения
границ словосложения в современном английском языке составляет вопрос
разграничения сложных слов и производных, возникших в результате не
словосложения, а в ходе других деривационных процессов, но включающих в
свою морфологическую структуру как минимум две основы.
Несомненным достижением теории английского словосложения является
упрочившееся понимание того, что статус производной единицы как сложного
слова необходимо определять на основе ее деривационной истории.
Цельнооформленные, структурно слитные и функционирующие в качестве
самостоятельных лексические единицы, состоящие из нескольких основ,
встречающихся в языке в виде свободных форм (таково определение сложного
слова И.В. Арнольд), еще не обязательно сложные слова, поскольку их
образование не всегда результат сложения. Такие единицы могут возникнуть
как следствие каких-нибудь других деривационных процессов. Таковы,
например, schoolmasterish 'наставнический', handcuff 'надевать наручники',
blackguard 'ругаться', blackmail 'шантажировать', floodlight 'освещать
прожектором', factfind 'расследовать обстоятельства' и др. Последний
деривационный шаг, приведший к порождению именно данных единиц, а не их
производящих баз, не есть акт сложения, но аффиксации (schoolmaster + -ish —
schoolmasterish), конверсии (handcuff, blackmail), обратной деривации
(floodlight, factfind). Соответственно данные слова, содержащие в своем составе
две корневые морфемы, могут рассматриваться как сложные только на
морфемном уровне; на деривационном уровне анализа они таковыми не
161
являются.
Таким образом, к сложным словам относятся производные, возникшие в
результате сложения двух исходных единиц (и этот процесс не осложнен
никакими другими деривационными операциями). Это единицы типа mailbag
'почтовая сумка', pillow-case 'наволочка', gunpowder 'черный порох', fishing-net
'рыболовная сеть' и др. К сложным словам принадлежат также производные,
возникшие в результате акта сложения, сопровождаемого одновременно какимлибо еще деривационным процессом (аффиксацией, конверсией и т.д.). Это
слова типа blue-eyed 'голубоглазый', three-decker 'трехпалубное судно', threeincher 'величиной в три дюйма', four-wheeler 'извозчичья карета' и т.д.
Соответственно первичной и важнейшей типологией сложных слов,
отражающей различия деривационных процессов (чистое сложение versus
осложненные процессы сложения), является классификация их на собственно
сложные и сложнопроизводные слова.
Казалось бы, разграничение указанных двух типов сложных слов в
современном английском языке, равно как и отграничение их от других типов
производных, например суффиксальных, не вызывает особых трудностей.
Однако, как показали результаты применения к сложным словам методики
синхронной реконструкции словообразовательного акта, разработанной Е.С.
Кубряковой, это далеко не так. К какому типу слов – производным или
сложным – относятся дериваты типа top-hatted 'в цилиндре', barnstormer
'бродячий актер'? И к какому типу слов – сложным или сложнопроизводным –
причислить слова типа blood-letter 'кровопускатель', lemon-squeezer
'соковыжималка для лимона', bone-setter 'костоправ', и в результате какого типа
словообразовательных процессов они возникли? Иными словами, возникли ли
blood-letter, lemon-squeezer no аналогии с другими сложными словами, или же
это стяжение синтаксической конструкции – какой только? – letter of blood,
squeezer of lemon или one who lets blood, a device for squeezing lemon, т.е.
синтаксическое словообразование? Троякий аспект одной и той же
производной единицы связан таким образом с тремя равновероятными
деривационными путями ее порождения и тремя источниками мотивации. Е.С.
Кубрякова, затронувшая данную проблему в англистике и определившая ее как
проблему эквифинальности, находит ей следующее решение.
Наряду с многими дериватами, статус которых как сложных
сложнопроизводных или аффиксальных единиц четко и однозначно
определяется путем установления различий в их источниках мотивации (ср.
сложные слова ice-cold 'холодный как лед' – as cold as ice, camera-shy
'чувствующий себя неловко перед камерой' – shy in front of a camera, fortunehunter 'охотник за приданым' – a hunter after a fortune, tailor-made
'изготовленный на заказ' – made by a tailor и др., сложнопроизводные dark-haired
'темноволосый' – with dark hair, three-master 'трехмачтовое судно' – a ship with
three masts и т.д., аффиксальные great-coated 'в мужском пальто, шинели' – with
a greatcoat, youth-hosteler 'живущий в молодежной гостинице или на
молодежной турбазе' - a young person who lives in a youth hostel и др.),
существуют дериваты эквифинального типа (напр., moon-shaped 'формы луны' –
162
having a moon shape, shaped like a moon), жесткое определение которых как
сложных или сложно-производных слов нецелесообразно. Такое определение
противоречило бы гибкости, проявляемой языковой системой в процессе
создания новых наименований, и значительно упрощало бы и даже искажало
бы реальную картину механизмов их образования.
Исследование сложных слов на основе их деривационной истории,
сравнение сложных слов с их деривационными источниками, с их полной
дефиницией, в целом изучение словосложения, в том числе и словосложения в
английском языке, с позиций номинативной деятельности, с позиций динамики
словообразовательных процессов позволило глубже проникнуть в природу
данного словообразовательного явления, увидеть причины, детерминирующие
специфику сложных слов и их семантики, точнее определить место сложных
слов и их назначение в общей системе языка.
В настоящее время можно считать доказанным, что сложные слова,
возникающие на основе синтаксических конструкций как замена
синтаксического целого, тем не менее не эквивалентны своим источникам
мотивации. "Синтаксический оборот точен и однозначен, – указывает Е.С.
Кубрякова, – сложное слово неопределенно в своем значении" (7, 63). Суть
словосложения и заключается, по ее мнению, в том, чтобы отразить
неконкретизированный тип связи между обозначаемыми сущностями, просто
зафиксировать наличие связи между ними. Если в мотивирующем
словосочетании или предложении тип связи между обозначаемыми
предметами, явлениями, признаками конкретизирован и назван предикатом
конструкции, то в сложном слове он предстает в виде скрытого компонента,
который необходимо для понимания значения сложного слова восстановить на
основании лингвистического и экстралингвистического опыта. Так, glass-house
– это и 'стеклозавод', т.е. 'здание или завод, где производят стекло', и 'теплица,
оранжерея', т.е. 'здание, дом со стеклянной крышей и стенами для защиты
растений от плохой погоды'. Потенциально это слово может означать также и
'дом, сделанный из стекла', и многие другие связи, которые могут быть
установлены между обозначаемыми явлениями в реальной действительности.
Неопределенность, таким образом, коренится в самой природе сложного
слова и составляет его отличительную черту по сравнению с мотивирующей
его конструкцией, в которой зафиксированы не только компоненты, затем
выступающие в качестве ономасиологического базиса и ономасиологического
признака сложных слов, но и точно назван тип связи между ними. Одна и та же
ситуация предстает при назывании ее сложным словом или синтаксической
конструкцией с разной степенью детализации: в сложном слове происходит
устранение того, что, по мнению говорящего, легко может быть угадано
слушающим.
Итак, как пишет Е.С. Кубрякова, "отличие сложного слова от
мотивирующего его суждения (или же его семантической дефиниции)
заключается прежде всего в ином способе отражения предикации и переводе
актуальной предикации в латентную" (7, 67).
В свете сделанного заключения принцип типовой соотносительности
163
сложных слов и словосочетаний, наблюдаемый в современном английском
языке, получает иное осмысление. Регулярная типовая структурносемантическая взаимосвязь определенных моделей сложных слов с
определенными моделями словосочетаний (напр., snow-white 'белоснежный' –
as white as snow, raindrop 'дождевая капля' – a drop of rain, cruelty-blind 'не
видящий жестокости' – blind to cruelty, blue-eyed' голубоглазый' – with blue eyes
и др.) рассматривается многими исследователями словосложения как его
основа и стержень системной организации.
Суть корреляции сложных слов и словосочетаний, однако, не только в
зависимости и обязательном взаимодействии между моделями двух разных
систем - словосложения и словосочетаний, предопределяющем строение и
потенциальные возможности модели сложения, но в различных способах
отражения предикации, в различных способах наименования одной и той же
ситуации, в различных ономасиологических и коммуникативных заданиях
коррелятивных сложных слов и словосочетаний.
Несомненно, что тип связи в разных по своему морфологическому
строению сложных словах может указываться с большей или меньшей
степенью обобщения. Это становится особенно очевидным при сравнении
сложных слов с глагольным или отглагольным компонентом и сложных слов с
субстантивными или адъективными составляющими. В английском языке, в
котором второй компонент сложных слов всегда выступает в качестве их
ономасиологического базиса, а роль первого сводится к указанию
ономасиологического
признака,
противопоставленными
по
степени
обобщенного выражения связи оказываются композиты, образованные по
моделям n + (v + -er), n+(v + -ing) и n + n + -er, n + n; n + (v + -ed) и (n + n) + -ed
и др. Ср., например, piano-player 'пианола', can-opener 'нож для консервных
банок', shoemaker 'сапожник', piano-playing 'игра на пианино', housekeeping
'домашнее хозяйство', book-binding 'переплетное дело', daybreak 'рассвет' и
toolbox 'ящик для инструментов', moonlight 'лунный свет', horsechestnut 'каштан
конский'; snow-covered 'покрытый снегом', frost-bitten 'обмороженный' и lifesized 'в натуральную величину', waist-deep 'по пояс', sky-blue 'лазурный' и др.
Типы связей между компонентами сложного слова, имеющими именной
характер, намного многообразнее и обнаруживают корреляцию с глубинными
падежами в падежной грамматике Ч.Филлмора. Это могут быть отношения
агентивности (watchdog 'сторожевой пес'), инструментативные (air-brake
'воздушный тормоз'), локативные (garden-party 'прием гостей в саду') и т.д. Для
их установления требуется восстановить, реконструировать соответствующий
источник мотивации сложного слова и тем самым восстановить предикат,
указывающий на связь двух имен.
В сложных словах с глагольным или отглагольным компонентом тип
связи, или предикат, уже указан самой глагольной основой, и надо
восстановить не сам предикат, а его актанты, т.е. установить, насколько данные
обозначения (play-goer 'театрал', sun-bather'любитель солнечных ванн' и др.)
строятся на указании постоянных или непостоянных признаков, конкретной
или неконкретной референции и т.д.
164
Объяснимыми в этом плане становятся семантические различия не только
между различными типами сложных слов, но и семантические различия между
словосложением и другими способами словообразования, в частности
аффиксацией.
Сопоставление ономасиологических категорий в сфере словосложения и
аффиксации,
проведенное
В.Г.
Мариной,
позволило
установить
диагностирующие семантические особенности каждого из этих ведущих
способов словообразования в современном английском языке. Напомним, что
вслед за М.Докулилом в словообразовании выделяются три типа
ономасиологических категорий: транспозиция, в результате которой
совершается перевод исходной единицы в единицу иной части речи, но с
сохранением лексического значения, типа добрый - доброта, ходить хождение; модификация, в результате которой значение исходной единицы
подвергается определенным видоизменениям, модификациям типа учитель –
учительница, синий – синеватый и т.д., и мутация, ведущая к образованию на
основе исходной единицы иной по своим лексическим и грамматическим
характеристикам единицы типа сушить – сушилка; веять – веялка; торговать
– торговец и другие.
Система
словосложения
современного
английского
языка
характеризуется, во-первых, отсутствием сложных слов транспозиционного
типа, в то время как в системе аффиксации транспозиция широко
распространена, особенно в суффиксальной подсистеме (ср. суффиксальные
типы на -ment, -ing и др.), и менее в префиксации (например, unbutton
'расстегивать пуговицы').
Системе словосложения, во-вторых, присуще большое разнообразие
модификационных отношений между компонентами (особенно именными)
сложных слов по сравнению с единообразным характером модификации в
префиксальных и суффиксальных дериватах модификационного типа. В этом
кардинальном различии словосложения и аффиксации проявляются различия в
их ономасиологических функциях: словосложение направлено на выражение в
наименованиях различных отношений между объектами, тогда как задача
аффиксации – обозначение как можно большего количества объектов по
одному и тому же отношению.
Третьим диагностирующим признаком словосложения является особый
характер сложных слов мутационного типа по сравнению с аффиксальными
дериватами этого типа. Сложные слова отличаются образностью,
экспрессивностью. Аффиксальные слова мутационного типа лишены
образности и являют собой, как правило, обозначения явлений реальной
действительности по основным (для данной ситуации) их признакам. Ср.,
например, page-oner 'статья на первой странице, известная личность', rat-face
'хитрец, продувная бестия', shadow-photograph 'рентгеновский снимок' и
unambitious 'нечестолюбивый', unanalytical 'неаналитический' и т.д.
Таким образом, словосложение в современном английском языке есть
особый и своеобразный способ образования слов, характеризуемый
определенными ономасиологическими и коммуникативными заданиями и
165
функциями, которые детерминируют назначение, специфику и место сложных
слов в общей системе языка.
Сложные слова, как слова в целом, - многоаспектные единицы. В
соответствии с различными свойствами сложных слов возможны их различные
классификации. Учет структуры компонентов сложных слов дает, например,
такую структурную классификацию, как:
а) сложные слова, состоящие из простых основ (heartache 'сердечная
боль', blackbird 'дрозд' и др.);
б) сложные слова, состоящие из одной простой и одной производной
основы (maid-servant 'служанка', mill-owner 'фабрикант'.
в) сложные слова, один из компонентов которых – сокращения (V-day
'День Победы', A-bomb 'атомная бомба');
г) сложные слова, один из компонентов которых – сложная основа
(postmaster-general 'министр почт').
Весьма значимой представляется нам структурная классификация
сложных слов, отражающая модели словосложения в современном английском
языке. Она включает следующие модели:
Имена существительные
1) сложные
1.n+n – seashore, dressmaker, etc.
2. а + n – bluebell, sleepyhead, etc.
3. v +n – flywheel, callgirl, etc.
4. adv + n – outpatient, etc.
5. *prt + v – outcome, upkeep, etc.
6. *prt + n – onlooker, upbringing, etc.
7. num + n – twostep, twelvemonth, etc.
8. *v + v – dropkick, hearsay, etc.
9. *v + adv – standstill, speakeasy, etc.
2) сложнопроизводные
1. { v + prt} +о – hold-up, lay-off, etc.
2. (v + -er) + prt – looker-on, passerby, etc.
3. (v + -ing) + prt – summing-up, warming-up, etc.
4. (num + n) + er – four-wheeler, etc.
В общий список моделей словосложения включены и модели, помеченные эвездочкой,
несмотря на то, что процессы, приводящие к образованию слов типа outcome, dropkick и др.,
более сложны и не являются простым соположением производящих баз.

166
Имена прилагательные
1) сложные
1.n+ a – pea-green, milk-white, etc.
2. n + part II – tongue-tied, frost-bitten, etc.
3. prt + part II – bygone
4. adv + part II – newly-born, freshly-lit, etc.
5. adv + a – upright, etc.
6. prt + part I – outstanding, etc.
7. a + a – red-hot, white-hot, etc.
8. a + adv – nearby, etc.
9. n + (v + -ing) – peace-loving
10.v + n - hangdog
11. adv + (v + -ing) – far-seeing
2) сложнопроизводные
1. { а + n } + -ed – simple-minded
2. { n + n } + -ed – life-sized
3. { num + n } + -ed – four-footed
4.{v + prt} +o – knockabout
5. (v + -en) + prt – worn-out
6. { adv + n} + -ed – down-hearted
Еще более важны семантические классификации сложных слов,
моделирующие их значения, усвоение которых способствует распознаванию
скрытой связи, устанавливаемой между компонентами сложного слова.
Поскольку, как указывалось ранее, тип связи в сложных словах со вторым
глагольным или отглагольным компонентом более или менее ясен, равно как
достаточно прозрачен он и в сложных словах с адъективными компонентами,
усилия ученых в основном направлены на выявление семантических моделей
сложных слов, состоящих из основ двух существительных, где связь принимает
скрытую, латентную форму. На основе исследования мотивирующих сложные
слова суждений смысловая связь между компонентами сложных слов,
формирующая базу семантической модели, описывается в виде списка
предикатов. Число предикатов, характерных для сложных слов именного типа,
в разных источниках варьируется. Следующие предикаты, однако, составляют
неизменяемое ядро списка:
Cause (hay fever, disease germ)
Have (sand beach)
Use (handwriting, footstep, handmill)
Be (oaktree, fighter-bomber, king-emperor)
In (waterhorse, garden-party, headache)
For (gunpowder, birdcage, raincoat, battleship)
167
From (country boy)
About (tax law)
Resemble (goldfish, bellflower, silver-seed, wiregrass).
Семантическое моделирование охватывает подавляющее большинство
сложных слов современного английского языка. Наряду с ними существует
некоторый остаток сложных слов, значения которых трудно или вообще не
выводимы из семантики их составляющих вследствие различных
семантических процессов – переосмысления, метафоризации, потери
первоначального значения и т.д., охватывающих или все сложное слово в целом
или отдельные его части. Например: gate-crasher 'зритель без билета , "заяц"',
nightcap 'чашка чая, выпиваемая на ночь; спорт, последняя встреча в данный
день', hotdog 'сосиска', hotbed 'парник' и др.
Наличие идиоматичных сложных слов, на наш взгляд, не означает,
однако, что в английском словосложении отсутствуют модели, по которым
осуществляется регулярное построение сложных слов с достаточно
предсказуемой
семантикой.
Легкость,
с
которой
образуются
и
расшифровываются новые сложные слова и окказионализмы, – тому
убедительное доказательство. (Напр., sleeplearner 'обучающийся по методу
гипнопедии', moonwalker 'луноход', crime-prevention 'предупреждение
преступления' и др.)
§ 4. ВТОРОСТЕПЕННЫЕ СПОСОБЫ ОБРАЗОВАНИЯ СЛОВ В
СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
Аффиксация, конверсия и словосложение — основные способы
образования слов в современном английском языке, представленные
разветвленной системой словообразовательных моделей. Наряду с этими
моделируемыми и наиболее активными способами словообразования
существуют и иные пути возникновения новых слов в английском языке. К ним
относятся прежде всего обратная деривация и сокращения.
Обратная
деривация
(backformation, или backderivation)
представляет собой процесс образования глаголов путем усечения суффикса от
коррелятивных имен существительных типа burgle 'заниматься кражами со
взломом' от burglar 'взломщик, вор, грабитель', televise 'показывать по
телевидению' от television 'телевидение' и др. Образованные по аналогии с
высокоактивными суффиксальными моделями, данные слова служат как бы
заполнению лакун в ряде производящих баз. Наличие этой аналогии зачастую
способствует переосмыслению семантических отношений в парах
производящее – производное, и на синхронном срезе глагол, образованный на
базе существительного, например swindle 'обманывать, мошенничать, надувать'
от swindler 'мошенник, жулик', не воспринимается более как производное, но
как производящее. Происходит выравнивание отношений в аналогичных парах,
168
и только диахронный, исторический анализ позволяет установить
первоначальное направление производности. В таких случаях обратная
деривация становится историческим явлением. Однако такое выравнивание
имеет место далеко не во всех парах. Так, глагол burgle сохраняет свою
семантическую
зависимость
и
соответственно
производность
от
существительного burglar, равным образом как televise от television. На этом
основании обратная деривация существует как синхронный процесс, хотя и
весьма ограниченный в сфере своего действия.
Гораздо более активен, особенно в письменной речи, такой способ
словотворчества, как а б б р е в и а ц и я , или сокращение.
Пестрота и многочисленность типов аббревиатур, среди которых
выделяются различного типа сокращения (напр., NATO – North Atlantic Treaty
Organization 'Североатлантический союз, НАТО', АВС – American Broadcasting
Corporation 'Американская радиовещательная корпорация, Эй-би-си'), усечения
(напр., lab – laboratory 'лаборатория', plane – airplane 'самолет'), сращения (напр.,
navicert – navigation certificate 'морское охранное свидетельство', smoke + fogsmog 'туман с дымом, смог', breakfast + lunch – brunch 'поздний завтрак'),
специфика их семантики, а именно, эквивалентность семантике исходных,
производящих наименований - все это явилось причиной различных подходов к
явлению аббревиации, различных определений ее границ и различных
классификаций.
На современном этапе развития науки о языке аббревиация
рассматривается как сложная система, структура которой обусловлена
определенным инвентарем строительных элементов (аббревиационных слогов,
инициалов – букв и звуков) и правилами их построения. В процессуальном
аспекте аббревиация представляет собой такой процесс создания единиц
вторичной номинации со статусом слова, который состоит в усечении любых
линейных частей источника мотивации и который приводит в результате к
появлению такого слова, которое по своей форме отражает какую-либо часть
или части компонентов исходной, мотивирующей единицы.
Такое широкое определение аббревиации объединяет в единой системе
явления, которые зачастую обособлялись друг от друга, и позволяет
разработать общую классификацию аббревиатур, которая возникает как
результат анализа "следов" сокращаемых единиц, сохранившихся в структуре
аббревиатуры, соотнесения аббревиатуры с источником мотивации и учета
целого ряда структурных характеристик как исходной, так и получаемой в
процессе аббревиации единицы. К ним относятся следующие параметры: 1) тип
исходной единицы (слово, словосочетание, набор слов); количество элементов
в исходном наименовании; порядок их следования и его соответствие
синтаксическим нормам; 2) тип результативного аббревиатурного знака
(линейная протяженность "следов": инициал, слог, слово; количество
сохраняемых в составе сокращения компонентов и их соответствие числу
полнозначных слов исходного словосочетания); 3) позиция, занимаемая
компонентами аббревиатур в исходных для них словах - начальная, конечная,
срединная, начальная и конечная; 4) фонетические и графические особенности
169
оформления аббревиатур; 5) наличие в их составе элементов, отсутствовавших
в структуре исходного слова или словосочетания (напр., аффикса); 6) способ
соединения фрагментов слов в сложных аббревиатурах – примыкание,
наложение, встраивание частей слов.
Названные параметры, предложенные А.Н. Елдышевым, легли в основу
следующей структурной классификации сокращений, в которой им выделяются
три основных структурных типа:
1) слоговые сокращения, в состав которых входит часть или части
только одного слова, не меньшие двухфонемного слога;
2) сложнослоговые сокращения, в состав которых входят не только
редуцированные части слов, по линейной протяженности не меньшие
двухфонемного слога, но наряду с ними и полные слова;
3) инициальные сокращения, в состав которых обязательно входят
начальные буквы/звуки (инициалы) слова или слов сокращаемого
словосочетания.
Среди общего корпуса слоговых сокращений, которые образуются путем
сокращения части одного слова и представлены после этой операции слогом
или последовательностью слогов, выделяются четыре подтипа в зависимости от
того, какая часть слова усекается. Это конечные (crock от crocodile 'крокодил'),
начальные (phone от telephone 'телефон'), краевые (tec от detective 'детектив,
сыщик') и срединные (specs от spectacles 'очки') усечения исходного слова.
Наиболее распространены слоговые усечения, образуемые при конечном,
финальном усечении, вероятно, потому, что начальная часть слова совпадает,
как правило, с частью корневой морфемы исходного слова, и ее сохранение
позволяет сохранить связь между исходной, мотивирующей единицей и
аббревиатурой. Изредка слоговые сокращения образуются на базе сложных
слов и словосочетаний. Последние предварительно подвергаются эллипсу
(public house → public → pub 'пивная, бар').
Несколько подтипов выделяется и среди сложнослоговых сокращений.
Это 1) собственно сложнослоговые сокращения, обязательно включающие в
свой состав начальный слог или слоги (Interpol -International police
'Международная организация уголовной полиции, Интерпол'), и 2) сращения,
характеризуемые наличием в их составе финальной части слова. Среди
сращений, в свою очередь, выделяются аббревиатуры, образуемые
примыканием финальной части слова к началу слова или полному слову
(Oxbridge от Oxford + Cambridge), и накладки, формируемые путем наложения
сходных в фонетическом плане частей, усеченных или полных слов (bisalo от
bison 'бизон' + buffalo 'буйвол, бизон').
Разнообразны и аббревиатуры, входящие в класс инициальных
сокращений. Согласно особенностям их произношения, инициальные
сокращения подразделяются на буквенные, произносимые как последовательно
расположенные буквы алфавита (MP/ /em/pi Member of Parliament 'член
парламента'), и звуковые, произносимые как простые слова языка согласно
орфоэпическим нормам (RAND – Research and Development 'научноисследовательская корпорация "Рэнд" в США'). Кроме того, выделяются
170
инициально-слоговые сокращения, совмещающие в себе признаки
инициальных и слоговых сокращений (nylon – New York + London) и
частичносокращенные инициальные сокращения (V-day – 'День Победы').
Таким образом, налицо структурное многообразие сокращений,
вытекающее из разных формальных операций, в результате которых возникают
сокращения. В основе всех этих операций лежит редукция исходного слова или
словосочетания и использование полученного остатка для нового
наименования, которое знаменует иной по сравнению с исходной единицей
способ описания обозначаемого. i Новизна аббревиатурного обозначения по
сравнению с исходным, как правило, описательным наименованием, его
краткость и однословность, значительно расширяющие синтаксические
функции и способствующие емкости и компактности текста, являются
основными причинами создания сокращений. Вместе с тем прямая зависимость
мотивированности аббревиатурного знака от формальных признаков исходных
единиц, которые во многих типах сокращений сведены к минимуму (ср.
инициальные сокращения), потеря мотивированности и трудности
распознавания значения многих сокращений сужают диапазон аббревиации. С
потерей мотивированности многие аббревиатуры воспринимаются как простые,
непроизводные знаки (напр., laser от light amplification by stimulating emission of
radiation и др.) и являют собой пример словотворчества, отличающегося по
своей природе от моделируемого словообразования, в центре которого
находятся мотивированные слова.
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Объясните, чем обусловлена проблема деривационного статуса
аффиксальных морфем.
Укажите трудности выделения и классификации аффиксальных морфем
современного английского языка.
Приведите примеры дефектно и условно вычленимых морфем и
дефектно-, условно, и безусловно членимых слов в современном английском
языке. Укажите их происхождение.
Расскажите, как происходит заимствование словообразовательных
моделей.
Назовите признаки, по которым определяются классы препозитивных и
постпозитивных морфем, и приведите аргументы в пользу выбранной вами
трактовки единиц типа -man, -less, under- и др. в современном английском
языке.
Назовите роли, выполняемые аффиксами в семантике производных слов.
Выразите свое отношение к предложенным критериям омонимичности
аффиксов.
Найдите примеры морфологической асимметрии в системе аффиксации
современного английского языка.
Назовите классификационные параметры деривационных морфем и
171
образуемые классы аффиксов, определите важность того или иного параметра.
Укажите принципиальные различия трактовок конверсии как
функционального перехода и словообразовательного явления и назовите
наиболее убедительные, по вашему мнению, концепции данного
лингвистического феномена.
Назовите примеры слов, соотносящихся по конверсии, в современном
английском языке и определите направление производности в данных парах.
Укажите критерий, который вы использовали для определения производного
слова.
Укажите факторы, способствующие или препятствующие образованию
слов по конверсии.
Перечислите основные типы значений, выражаемых производными по
конверсии существительными, глаголами, прилагательными. Приведите
примеры.
Назовите истоки трудностей определения сложного слова в современном
английском языке и возможные критерии отграничения сложных слов от
словосочетаний.
Приведите примеры собственно сложных и сложнопроизводных слов
современного английского языка.
Объясните различия между сложными словами и мотивирующими их
синтаксическими оборотами.
Приведите примеры сложных слов, демонстрирующие различные типы
семантических отношений между компонентами сложного слова.
Перечислите наиболее продуктивные и активные для современного
английского языка структурные модели сложных слов и наиболее характерные
для них типы семантических предикатов.
Найдите в современном английском языке примеры обратной деривации
и различных типов аббревиатур.
ЛИТЕРАТУРА
1. Весник Д.А., Хидекель С.С. Сборник упражнений по словообразованию
современного английского языка. — М., 1964.
2. Елдышев А.Н. Строение и мотивированность сокращенных слов (к
проблеме взаимодействия формально-содержательных признаков в слове);
Автореф. дис. ... канд. филол. наук. —М., 1985.
3. Загоруйко А.Я. Конверсия — морфолого-синтаксическии способ
словообразования (на материале современ. англ. яз.): Автореф. дис. ... канд.
филол. наук. — М., 1961.
4. Кубрякова Е.С. К определению аффикса // Сб. науч. тр. МГПИИЯ им.
М.Тореза. Вып. 91. -М., 1975.
5. Кубрякова Е.С. О сложных словах эквифинального типа в современном
английском языке // Вопросы структуры английского языка в синхронии и
диахронии. Вып. 5. Слово и предложение в структурно-семантическом аспекте.
172
— Л., 1985.
6. Кубрякова Е.С. Основы морфологического анализа. – М., 1974.
7. Кубрякова Е.С. Типы языковых значений. Семантика производного
слова. — М„ 1981.
8. Марина В.Г. Исследование роли препозитивных частиц типа under- в
английском словообразовании: Автореф. дис.... канд. филол. наук. – М., 1978.
9. Мешков О.Д. Словообразование современного английского языка. – М.,
1976.
10. Никошкова Е.В. Соотносительность сложных слов и словосочетаний в
современном английском языке: Автореф. дис.... канд. филол. наук. — М., 1969.
11. Перееа А.В. Некоторые вопросы системы суффиксации современного
английского языка // Сб. науч. тр. МГПИИЯ им. М.Тореза. Вып. 94. - М., 1976.
12. Пиоттух К.В. Система префиксации в современном английском
языке: Автореф. дис.... канд. филол. наук, — М., 1971.
13. Полюжин М.М. Особенности функционирования системы
префиксации в современном английском языке: Автореф. дис.... канд. филол.
наук. — М., 1976.
14. Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. — М., 1956.
15. Соболева П.А. Словообразовательные отношения по конверсии между
глаголом и отглагольным существительным в современном английском языке:
Автореф. дис.... канд. филол. наук. —М., 1959.
16. Arnold I.V. The English Word. - M., 1986.
17. Levi J. The Syntax and Semantics of Complex Nominals. - N.Y., 1978.
18. Marchand H. The Categories and Types of Present-Day English WordFormation. -Mtinchen, 1969.
173
ГЛАВА VIII. СОЧЕТАЕМОСТЬ ЛЕКСИЧЕСКИХ
ЕДИНИЦ. ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ И
ИХ КЛАССИФИКАЦИЯ
§ 1. УСЛОВИЯ И ПРАВИЛА СОЧЕТАЕМОСТИ СЛОВ
Для того чтобы процесс коммуникации состоялся, для успешного его
протекания одного только знания слов, правил их формирования и
соответственно правил распознавания их смысла явно недостаточно.
Необходимо также знание правил использования слов, т.е. правил их сочетания
в потоке речи. Соответственно важнейшим аспектом лексических единиц и
прежде всего слова как центральной единицы лексики, определяющим
построение в ходе общения правильных – как грамматически, так и
семантически – высказываний, является способность слов сочетаться друг с
другом, т.е. сочетаемость. Сочетаемость есть совместное появление слов в
речи, в процессе которой между словами, образующими определенную
синтагматическую последовательность, устанавливаются определенные
логико-семантические и морфосинтаксические связи.
Понятие сочетаемости в теории языка тесно связано с понятиями
окружения и дистрибуции, контекста, валентности. Вследствие близости их
объемов, диктуемой соотнесенностью с одними и теми же лингвистическими
объектами - сочетаниями слов друг с другом, эти понятия зачастую
используются как синонимичные. Однако такое эквивалентное их
употребление не всегда оправданно, поскольку каждое из них несет отпечаток
тех концепций, в которых они сформировались, – структурализма
(дистрибуция, окружение), контекстологии (контекст), теории валентности
(валентность), а также отличается ракурсом освещения изучаемого объекта.
Так, рассмотрение сочетаемости слов с позиций языка или речи порождает
оппозицию валентность/сочетаемость, в то время как противопоставление
статического
аспекта
сочетаемости,
ее
результативной
стороны
процессуальному, динамическому лежит в основе оппозиции контекст
(окружение) – сочетаемость.
Валентность слова в таком случае предстает как способность, потенция
слова вступать в связи с другими словами, и знание этой способности
закреплено с эмпирическом опыте каждого говорящего. Сочетаемость же есть
не что иное, как реализованная потенция, нашедшая выражение в конкретных
словосочетаниях. Анализ этих словосочетаний, направленный на описание
возможных и/или реализованных связей их составляющих, позволяет выявить
контекст единицы, выбранной в качестве точки отсчета, т.е. минимальное
количество предшествующих и/или последующих единиц, необходимое для
распознавания ее смысла.
Словосочетания же как единицы, возникающие в результате соединения
слов, представляют собой единства, состоящие как минимум из двух
174
полнозначных слов, связанных между собой по законам или правилам данного
языка. Эти единства занимают своеобразное положение по отношению к таким
языковым единицам, как слово и предложение. Благодаря своей способности
выступать в качестве номинативного средства, т.е. средства обозначения
предметов, явлений, признаков и т.д., словосочетание сближается со словом.
Как и слово, словосочетание выполняет коммуникативную функцию только в
составе предложения и образует самостоятельное предложение при
приобретении предикативности. В то же время словосочетание отличается от
слова именно своей двучленностью и соответственно обязательной
расчлененностью выражения единого, хотя и сложного значения. В отличие от
слова словосочетание, за исключением фразеологических словосочетаний, не
является воспроизводимой, готовой единицей, но строится, порождается по
правилам, существующим в языке, в процессе коммуникации, и это сближает
его с предложением. Тем не менее отсутствие у словосочетания
предикативности, отсутствие синтаксических категорий модальности, времени
и лица, обязательных для предложения, позволяет провести четкую грань
между словосочетанием и предложением.
Формирование
словосочетаний
регулируется
многочисленными
закономерностями, описание которых в лингвистической теории должно
составить систему правил синтагматического взаимодействия слов и сложения
их смыслов. Создание такой системы правил оказывается, однако, невероятно
трудной задачей, поскольку в их основе лежит тонкая игра синтаксических,
семантических и иных связей, диктуемая многоаспектностью сочетающихся
единиц. В настоящее время определены лишь наиболее общие зависимости,
нашедшие отражение в виде различных аспектов сочетаемости, различных
типов валентности, различных факторов, ограничивающих сочетаемость, или
ограничений на сочетаемость и т.д., которыми обусловливаются действие
принципа избирательности – глобального принципа сочетаемости слов – и его
конкретные проявления в словосочетаниях данного языка. Аксиоматичным в
современной лингвистике стало признание по крайней мере двух типов
ограничений сочетаемости слов: 1) ограничений, которые определяются
предметнологически (в конечном счете денотатом и возможными его
признаками) и лежат вне языка в сфере реального мира и его связей, и 2)
ограничений, возникающих как итог исторического развития языка, как итог
традиций языкового употребления единиц. Знание первого типа ограничений,
по сути своей экстралингвистических, вытекает из знания окружающей
действительности. Основываясь на этом знании, говорящие легко создают
словосочетания типа green grass 'зеленая трава', green leaves 'зеленые листья',
green dress 'зеленое платье', green bench 'зеленая скамейка'; write a letter 'писать
письмо', write a book 'писать книгу', write an article 'писать статью', write a note
'писать записку'; spend quickly 'тратить (расходовать) быстро', spend foolishly
'тратить неразумно', spend wisely 'тратить разумно', spend lavishly 'тратить
щедро' и т.д.
Очевидно, что слово green в английском языке будет легко сочетаться со
всеми наименованиями предметов, которым присуще свойство зеленого цвета,
175
слово write – с обозначениями того, что может быть написанным, а слово spend
- со всеми названиями способов этого действия. Сочетания типа colourless green
ideas 'бесцветные зеленые идеи', sleep furiously 'спать яростно', составляющие
знаменитый пример Н.Хомского "Colourless green ideas sleep furiously",
воспринимаются говорящими как семантически неправильные, не
соответствующие реальному положению вещей в окружающем нас мире, или
же интерпретируются как описывающие явления некоего другого, возможного
мира, в котором идеи обладают одновременно свойством цвета и бесцветности,
а сон как состояние покоя характеризуется активной деятельностью. Не
случайно, что в сказках и различного рода фантастических произведениях
такие словосочетания, демонстрирующие отклонения от естественной логики
вещей и событий, не только допустимы, но и распространены. Звери в сказках
разговаривают, превращаются в людей, в различные предметы, а предметы
приобретают свойства, не присущие им в реальном мире.
Экстралингвистические ограничения лежат в основе как индивидуальной
сочетаемости лексических единиц, примеры которой были приведены выше,
так и сочетаемости на уровне классов слов. Вполне естественны поэтому
сочетания существительных с глаголами и прилагательными, т.е. с
классическими предикатами, именующими свойства, динамические (глаголы)
или статические (прилагательные), присущие носителям этих свойств,
обозначаемым существительными. Свобода, с которой наречия, называющие
качество признака, вступают во взаимодействие с прилагательными и
глаголами, и, напротив, запрет на сочетание наречий с существительными,
также вытекают из естественной логики реального мира. Таким образом,
ономасиологическая природа слова, определяемая характером обозначаемого,
является одним из ведущих факторов, разрешающим или, наоборот,
запрещающим те или иные словосочетания. Более того, вследствие
универсальности этого фактоpa усвоение ограничений первого типа на
сочетаемость лексических единиц в иностранном языке не вызывает никаких
сложностей, а возможные отклонения при построении словосочетаний (кстати,
как на иностранном, так и на родном языке) есть результат или незнания
описываемого "кусочка" действительности, или специфики его видения, часто
необходимой для создания поэтического образа.
Наряду с экстралингвистическими ограничениями в языке действуют
ограничения
нормативного
порядка,
определяющие
возможность/невозможность сочетаемости слов и находящие отражение в
своеобразии грамматических конструкций и индивидуальных словосочетаний
языка. Иначе говоря, нормативные ограничения, являясь ограничениями чисто
лингвистического порядка, оказывают свое влияние также на двух уровнях:
уровне классов слов и уровне индивидуальных единиц. Действием данного
типа ограничений на уровне классов слов объясняется, например,
невозможность употребления глаголов в форме инфинитива после глагола
suggest 'предлагать, советовать' и обязательное использование инговой формы
(Не suggested my following him 'Он предложил мне следовать за ним') или же
придаточного предложения (Не suggested that I should follow him).
176
Инфинитивные и герундиальные конструкции типа hear smb. do smth. 'слышать,
что кто-то делает что-то', see smb. doing smth. 'видеть, как кто-то делает что-то',
сложившиеся в процессе развития английского языка, также входят в перечень
тех его черт, которые составляют своеобразие грамматического строя данного
языка. Как результат нормативных ограничений невозможны в английском
языке сочетания типа рус. Мне кажется, хочется, видится, слышится и
многие другие.
Еще более многочисленны примеры нормативных ограничений
сочетаемости индивидуальных
слов.
Легко
выявляемые
в
ходе
сопоставительного анализа словосочетаний в разных языках, они особенно
очевидны в словосочетаниях с предикатной лексикой. Например, англ. thick
'толстый', thin 'тонкий' не так свободно, как их русские эквиваленты (ср.
толстая/тонкая книга, толстые/тонкие пальцы, толстый/тонкий мальчик,
толстый/тонкий мужчина и т.д.), сочетаются с названиями лиц, в таких
комбинациях обычны прилагательные fat, stout (fat man, stout woman и др.).
Русским словосочетаниям сесть в самолет, в машину, в такси, в трамвай,
означающим 'занять место в самолете, машине и т.д. для поездки', в английском
языке эквивалентны не сочетания с глаголом sit - прямым коррелятом рус.
сесть, но с глаголом take: take an airplane, a car, a taxi, a tram и т.п. Другие
высокочастотные английские глаголы, например do, make, catch, get и т.д.,
также отличаются своей сочетаемостью от русских эквивалентов. Ср.: do the
house 'приводить в порядок дом', do the dishes (the windows, the floors) 'мыть
посуду, окна, полы', do medicine (history, science) 'изучать медицину (историю,
точные науки)', do Hamlet (Lear) 'ставить или играть Гамлета (Лира)', make well
(poorly) 'зарабатывать хорошо (плохо)', make a garden (a park, flowerbeds)
'разбивать сад (парк, клумбы)', make port (harbour, home, land, one's destination)
'добираться до порта (гавани, дома, земли, пункта назначения)', make a lawyer (a
good teacher, a bad farmer, a good waiter, an excellent husband) 'быть хорошим
юристом (учителем, плохим фермером, хорошим официантом, прекрасным
мужем)'; catch the bus (the 5.15 plane, the last tram, the train) 'успеть на
автобус,(на самолет в 5.15, на последний трамвай, на поезд)', catch a disease (the
flue, the measles) 'заразиться болезнью (гриппом, корью)'; get good results
(advantage, fame, wealth) 'добиваться хороших результатов (преимущества,
славы, богатства)', get the thief (the runaway, a squirrel) 'поймать вора (беглеца,
белку)', get a good teacher (a place, another job) 'найти хорошего преподавателя
(место, другую работу)' и многие другие. Возникшие как результат специфики
области референции того или иного слова, данные ограничения представляют
собой наибольшую сложность в процессе овладения иностранным языком.
Под влиянием экстралингвистических и лингвистических ограничений
формируется способность слова вступать во взаимодействие со словами
определенных лексико-грамматических классов, или г р а м м а т и ч е с к а я
валентность
слова
(употребительны
также
термины
морфосинтаксическая, синтаксическая валентность). Она детерминируется
принадлежностью лексической единицы к определенному грамматическому
разряду слов (части речи) и ее способностью выполнять определенные
177
синтаксические функции. Это не означает, однако, что все слова одной и той же
части речи характеризуются одинаковой грамматической валентностью. Далеко
не все глаголы, например, обладают способностью входить в сочетания с
именем существительным в качестве прямого дополнения, хотя эта модель
глагольных словосочетаний (V + N) является наиболее частотной и именно в
ней подавляющее большинство глаголов реализует свои значения. Таковы,
например английские глаголы ache 'болеть' (my head (ear, stomach, tooth) aches 'у
меня болит голова (ухо, живот, зуб)', ache for smb./smth. 'тосковать о/по чему/
кому-нибудь'; agree 'соглашаться; договариваться; сходиться во мнениях' (agree
readily, willingly, reluctantly 'соглашаться с готовностью, охотно, неохотно',
agree to do smth. 'соглашаться сделать что-л! и т.д.); aim 'целиться; стремиться;
ставить своей целью' (aim to do smth./aim at doing smth. 'стремиться сделать чтол.', aim at smth., smb. 'метить, целиться во что-л., кого-л.'; matter 'иметь значение'
(чаще в отрицательных и вопросительных предложениях) и многие другие.
Даже близкие по смыслу глаголы tell 'рассказывать' и say 'говорить, сказать'
совпадают в грамматической сочетаемости лишь частично: глагол tell входит в
гораздо большее число моделей возможных словосочетаний, нежели глагол say
(ср., напр., возможность употребления глагола tell в конструкциях tell smb.
smth., tell smb. to do smth., tell smb. that... и невозможность аналогичного
употребления глагола say).
Важным при определении грамматической валентности слова становится
разграничение его различных значений, ибо многозначные слова в одном
значении могут обладать способностью сочетаться с теми грамматическими
классами слов, с которыми в других своих значениях они не сочетаются.
Грамматическая валентность, таким образом, играет роль индикатора того или
иного значения многозначных слов и способствует однозначному разрешению
той неопределенности, которая является логичным следствием асимметрии
слова. Например, grow в значении 'расти, увеличиваться;
усиливаться', как и другие непереходные глаголы, не требует и не
допускает прямого дополнения, в значении 'расти, выращивать', напротив,
прямое дополнение обязательно, а в значении 'делаться, становиться' этот
глагол сочетается с именами прилагательными. Ср. vegetables, berries, fingernails, fame, influence, taxes, prices grow 'овощи, ягоды, ногти, слава, влияние,
налоги, цены растут, увеличиваются'; grow corn, cucumbers, cabbage, tomatoes,
roses 'сеять, выращивать пшеницу, огурцы, капусту, помидоры, розы'; grow
light, broad, strong, easy, thin, fat 'становиться легким, широким, сильным,
тонким, толстым' и т.п.
Определяющая роль в разграничении различных значений многозначного
слова принадлежит, однако, лексической валентности слова, или способности
слова вступать в сочетание с индивидуальными лексическими единицами того
или иного лексико-грамматического класса. Так, прилагательное deep в разных
своих значениях 'глубокий' и 'серьезный, основательный, фундаментальный'
сочетается с именами существительными, но внутри одной и той же
грамматической конструкции А + N выбор контекстных партнеров
осуществляется по-разному. Для deep в первом значении это существительные,
178
обозначающие явления, которым присущи некоторые физические свойства, в
частности глубина (напр., river 'река', ocean 'океан', recess 'ниша', wound 'рана',
snow 'снег' и т.д.). Существительные, которые выбирает deep в другом своем
значении, образуют группу наименований явлений абстрактного порядка:
thought 'мысль', intellect 'ум', study 'исследование', argument 'довод' и т.д.
Описание лексической валентности находит отражение в лексикосемантических моделях сочетаемости слов, в которых возможные партнеры
слова
записываются
в
виде
лексико-семантических
группировок
(семантических классов, идеографических групп и т.п.), т.е. объединений
лексем по единому семантическому признаку. Так, модели treat + NDis
(обозначения болезней) и treat + + NAbsrr. (наименования интеллектуальных
явлений) фиксируют разную лексическую валентность глагола treat в таких его
значениях, как 'лечить' (treat pneumonia, scarlet fever, a sprained ankle 'лечить
пневмонию, скарлатину, вывихнутую лодыжку') и 'обсуждать, рассматривать'
(treat this important problem, the question of semantic change 'обсуждать эту
важную проблему, вопрос семантических изменений' и т.д.).
Такая форма описания лексической валентности слов весьма удобна и
предпочтительна в тех случаях, когда слово обладает способностью вступать в
сочетание с достаточно широким кругом лексических единиц. Зачастую,
однако, семантическая избирательность слова, фиксируемая в лексикосемантических моделях, гораздо шире его действительных сочетаемостных
возможностей, поскольку данное слово не может комбинироваться со всеми
или даже с большинством относящихся к указанному лексико-семантическому
классу единиц. Прилагательное hazel 'светло-коричневый, карий' из всех
наименований частей тела выбирает только одно, а именно eyes 'глаза', buxom
'полный, пышущий здоровьем, крепкий, приятный, миловидный' из всех
названий лиц сочетается с наименованиями лиц женского пола, dapper
'щегольски одетый, франтоватый' - с наименованиями лиц мужского пола и т.д.
Для описания лексической валентности подобного типа требуется известная
степень конкретизации, которая достигается путем перечня, списка всех
индивидуальных лексем, с которыми сочетается то или иное слово. Такая
форма описания особенно широко используется для слов, обладающих
единичной или весьма узкой сочетаемостью (см. приведенные выше примеры),
а также для слов, контекстные партнеры которых не поддаются объединению
на основании общего семантического признака (напр., sharp intelligence 'острый
ум', sharp answer 'остроумный ответ', sharp eyes 'проницательный взгляд', sharp
lad 'сообразительный парень'). Естественно, что для раскрытия сочетаемостных
возможностей слов иностранного языка описание лексической валентности в
виде списка наиболее удобно, поскольку таким образом становится очевидной
специфика синтагматических связей слов в каждом языке. Особенности
грамматического и лексического окружения индивидуальных слов данного
языка и формируют то его свойство, которое иногда называют Идиоматичностью языка, подразумевая под этим именно своеобразие сети отношений
между словами в речевой цепи, демонстрируемое практически всеми
179
приведенными выше примерами словосочетаний английского языка по
сравнению с их русскими эквивалентами, которое закрепляется в языке в виде
норм сочетаемости. Их нарушение свидетельствует о недостаточном владении
языком или его литературным стандартом или же, если отклонения от нормы
совершаются говорящими осознанно, преследует определенные цели: создание
эффекта комического, эмоционального воздействия и т.д.
Важно, однако, подчеркнуть, что, несмотря на всю специфику смысловых
связей слов в речи для конкретного языка, в основе выбора сочетающихся
единиц лежат единые правила с е м а н т и ч е с к о г о с о г л а с о в а н и я ,
подчиняющиеся одному из следующих трех условий, сформулированных
В.Г.Гаком. Это – 1) наличие общей семы в обоих членах словосочетания (напр.,
fly 'лететь, т.е. передвигаться по воздуху' и bird 'птица, т.е. существо,
передвигающееся по воздуху', сочетание которых подсказывается
характеристиками объекта и обозначаемым свойством); 2) отсутствие в одном
из членов словосочетания сем, противоречащих семам другого члена (напр.,
stand erectly, obediently, sullenly, at ease 'стоять прямо, покорно, угрюмо, смирно'
и т.д.); 3) погашение в одном из членов словосочетания сем, противоречащих
семам другого члена, либо перенос недостающих сем (напр., в словосочетании
time flies 'время летит' глагол fly утрачивает сему 'передвигаться по воздуху',
поскольку "время" не является существом, имеющим способность
передвигаться, но представляет собой абстрактное понятие, и приобретает сему
'быстро проходить'). Основными параметрами, по которым осуществляется
согласование членов словосочетания, являются понятийно-логическая основа
значения слова (его предметно-концептуальное ядро), экспрессивная и
стилистическая окраска, т.е. различные аспекты содержания слова,
составляющие в своей совокупности его значение.
В других теоретических изысканиях на основе этих компонентов
выделяют различные аспекты сочетаемости слов – понятийную,
обусловленную отношениями и связями внеязыковой действительности,
с е м а н т и ч е с к у ю , обусловленную лексическими значениями слов,
сочетаемость
и
обязательно
подчеркивают
необходимость
учета
э к с п р е с с и в н о - с т и л и с т и ч е с к и х компонентов значения слова.
Условия и параметры семантического согласования, являющиеся
стержнем всего механизма сочетаемости слов, теснейшим образом связаны с
объемом сочетаемости. Согласно Е.Косериу, можно выделить три типа
лексематических зависимостей, различающихся между собой объемом
сочетаемости: с р о д с т в о , с е л е к ц и ю и и м п л и к а ц и ю . В первом
случае сочетаемость слова под влиянием его семантики ограничена названиями
какого-либо одного класса предметов (напр., smile 'улыбаться' служит только
для характеристики людей). В случае селекции сочетаемость слова шире и
определяется наличием общей семы (архилексемы) в значениях слов разных
классов (напр., smell 'пахнуть, иметь запах' легко сочетается с именами
различных классов предметов, объединяемых наличием данного свойства (ср.
flowers, grasses, soap, meat, onion, shoes smell 'цветы, травы, мыло, мясо, лук,
туфли издают запах'). При лексематической импликации сочетаемость слова
180
ограничена только одной лексической единицей, в значении которой
присутствует соответствующий семантический компонент (напр., addle
'тухлый, испорченный' сочетается только со словом egg 'яйцо').
Объем сочетаемости, коррелирующий с понятиями свободы и
продуктивности
сочетаемости,
может
использоваться
также
как
основополагающий критерий при типологии словосочетаний. Важнейшей
классификацией словосочетаний является разграничение с в о б о д н ы х и
фразеологических
словосочетаний.
Свободные,
или
продуктивные, словосочетания создаются говорящими в процессе речи в
результате обусловленного нормами языка и типом передаваемой информации
соединения слов. Их значение, хотя и не является простой суммой значений
компонентов, а представляет собой результат их сложного взаимодействия, тем
не менее мотивировано семантикой соединяемых слов и поэтому легко
распознается слушающими. Еще одной отличительной чертой свободных
словосочетаний является возможность субституции их компонентов. Например,
в речевой цепи I saw a small... 'Я увидел маленького размера...' вторым членом
атрибутивного словосочетания могут стать слова window 'окно', table 'стол', сир
'чашка', house 'дом', book 'книга', boy 'мальчик' и т.д. и т.п. Аналогичным
образом в этом атрибутивном словосочетании возможна замена
прилагательного: I saw a new (interesting, French, blue, etc.) book 'Я увидел
новую (интересную, на французском языке, синюю и т.д.) книгу'.
Классу свободных словосочетаний противостоит класс фразеологических
словосочетаний. Это непродуктивные словосочетания, функционирующие как
готовые единицы, т.е. вносимые говорящим в поток речи в качестве заранее
ему известных устойчивых соединений слов. Это словосочетания типа beat
about the bush 'ходить вокруг да около', blue blood 'аристократическое
происхождение, голубая кровь', big heart 'великодушный, благородный человек',
in the short run 'в ближайшее время, в ближайшем будущем' и многие другие.
Фразеологические словосочетания характеризуются семантической цельностью
и спаянностью, и хотя они неоднородны по степени спаянности составляющих
их элементов, значение многих из них невыводимо из семантики компонентов,
как об этом свидетельствуют приведенные выше примеры. По отношению к
фразеологическим словосочетаниям о действии факторов, обусловливающих
сочетаемость слов, особенно экстралингвистических, говорить вряд ли
правомерно, ибо в них практически отсутствует возможность выбора
компонентов, а свобода субституции для многих из них сведена к нулю.
Соответственно предсказуемость следующего компонента фразеологического
словосочетания равна ста процентам.
Будучи готовыми номинативными единицами, функционирующими на
равных правах со словом, фразеологические словосочетания входят составной
частью в лексику языка и соответственно подлежат рассмотрению в
лексикологии в отличие от свободных словосочетаний, составляющих предмет
синтаксиса. Конечно же, между фразеологическими и свободными
словосочетаниями обнаруживается большое количество переходного типа
словосочетаний, "свободный" или "фразеологический" характер которых не
181
выявляется с достаточной степенью четкости или определенности. Поэтому
разграничение этих двух кардинальных типов словосочетаний сопряжено с
большими трудностями и представляет собой сложную проблему. Ее решение,
равно как решение многих других проблем, связанных с описанием
фразеологических единиц, входит в задачи фразеологии - специальной науки,
являющейся разделом лексикологии.
§ 2. ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ И ИХ СВОЙСТВА
Становление фразеологии как самостоятельной лингвистической
дисциплины тесно связано с определением фразеологических единиц как
объекта ее исследования. Учеными давно были подмечены такие особенности
фразеологических единиц, как благозвучие, определенная ритмическая
организация, сопровождаемая аллитерацией - повторением одинаковых (или
сходных) звуков или звукосочетаний - обычно в начале слов, составляющих
фразеологические сочетания (напр., with might and main 'изо всей силы; со всей
решимостью', safe and sound 'цел и невредим', thick as thieves 'спаянные крепкой
дружбой, закадычные друзья', bright as a button 'чистенький, нарядный' и др.).
Многие из них построены с помощью стилистических приемов, содержат в себе
контраст, сравнение, метафору и являются образными, стилистически
маркированными выражениями (напр., fair as a lily 'прекрасный как лилия',
bright as a new pin 'чистенький, нарядный', like patience on a monument 'как
скорбное изваяние', a big fish in a little pond 'местный туз, заправила', great cry
and little wool 'шуму много, а толку мало', ships that pass in the night
'мимолетные встречи' и т.д.). Благодаря этим своим свойствам
фразеологические единицы используются как яркие выразительные языковые
средства в стилистических целях. Но, несмотря на всю их значимость,
указанные выше характеристики не становятся тем не менее для
фразеологических единиц диагностирующими, позволяющими отличать их от
свободных словосочетаний, с одной стороны, и от сложных слов - с другой. В
качестве таковых выступают идиоматичность фразеологических единиц,
устойчивость, или стабильность, и эквивалентность слову.
Идиоматичность
–
это
семантическая
характеристика
фразеологических единиц, и заключается она в невыводимости значения целого
языкового образования из совокупности значений входящих в него частей.
Фразеологические
единицы,
несмотря
на
свою
структурную
раздельнооформленность и соответствие структурных моделей построения
грамматическим моделям свободных словосочетаний и предложений,
отличаются от последних семантической целостностью, своеобразием значения
целого по сравнению со значениями составляющих частей, которое возникает
как результат их полного или частичного переосмысления. Иными словами,
фразеологические единицы идиоматичны. Таковы, например, carry the guns
'быть хорошо подготовленным, достаточно квалифицированным', be off one's
nut 'спятить, рехнуться, свихнуться', at sea 'в полном недоумении, в
182
растерянности', a cool beggar 'нахал, наглец; хладнокровный, трезвомыслящий
человек' и многие другие. Связь между значением фразеологических единиц и
буквальным значением их компонентов в силу различного рода причин
нарушилась,
фразеологические
единицы
приобрели
свойство
немотивированности и тот особый тип значения, который ученые предлагают
назвать ф р а з е о л о г и ч е с к и м з н а ч е н и е м . Собственные лексические
значения компонентов фразеологизмов ослаблены, они как бы отходят на
задний план и подчиняются общему значению фразеологической единицы,
которая становится единицей с тесной семантической связью ее компонентов,
обусловливающей в конечном итоге семантическую цельность всего
фразеологизма. Следствием "потери" лексических значений компонентов
фразеологической единицы может явиться ее омонимия свободному
словосочетанию, в котором те же слова, вступающие во взаимодействие,
сохраняют свои лексические значения. Ср.: let the cat out of the bag или let the
cat out 'проболтаться, выдать секрет' и let the cat out 'выпустить кошку', a bird in
the bush 'обманчивая мечта, химера' и birds in the bush 'птицы в кустах', a
fighting cock 'забияка, драчун (о людях)' и a fighting cock 'бойцовый петух' и др.
Степень идиоматичности и соответственно семантической спаянности
фразеологических единиц может быть разной. На этом основании выделяют
типы фразеологических значений: а) целостное, б) разделительно-целостное, в)
частично переосмысленное значение и г) разделительное, частично
переосмысленное
значение.
А.В.
Кунин,
предложивший
данную
классификацию фразеологических значений, определяет их следующим
образом. Целостное значение - это вид значения фразеологических единиц с
константными, полностью переосмысленными компонентами. Оно присуще
фразеологизмам типа on ice ' разг. дело верное; отложено, законсервировано',
kick the bucket 'жаре. умереть, загнуться', pigs in clover 'выскочки; люди, по
праву занимающие высокое общественное положение'. Целостным значением
обладают многие фразеологические интенсификаторы: as hell 'адски,
дьявольски, чертовски; ужасно', as the devil 'ужасно, чрезвычайно', like mad
'отчаянно, бешено'.
Разделительно-целостное значение характеризует единицы, в которых
переменные компоненты употребляются в своих буквальных значениях, а
постоянные, опорные компоненты всегда переосмыслены (напр., close (shut)
one's eyes to smth. 'смотреть сквозь пальцы на что-л.', set smth. on foot 'пускать
что-л. в ход', cross the Rubicon 'перейти Рубикон, перейти какой-то важный
рубеж' и т.д.).
Отличительная
черта
частично-переосмысленного
з н а ч е н и я – третьего типа фразеологического значения - его смешанный
характер: одни опорные слова употребляются в переносном значении, а другие
в буквальном. Например, as dead as a door-nail 'бездыханный; погибший
окончательно', as sober as a judge 'совершенно трезвый', die by inches 'умирать
медленной смертью', dormant (sleeping) partner 'компаньон, не принимающий
активного участия в делах фирмы' и др.
Во фразеологизмах с четвертым типом фразеологического значения –
183
разделительным
частично
переосмысленным
з н а ч е н и е м – буквальное значение одного опорного компонента сочетается
с переосмысленным значением других опорных слов и с наличием переменного
компонента, как это наблюдается во фразеологизмах типа fit smb. like a glove
'быть как раз, впору; полностью подходить', talk through one's hat 'говорить,
рассуждать о том, чего не знаешь, нести чушь'.
Несомненно, что отделить один тип фразеологического значения от
других чрезвычайно трудно. Важно, однако, то, что независимо от степени
семантической связи компонентов фразеологических единиц и типа
фразеологического значения обязательными признаками фразеологизма
становятся переосмысление - полное или частичное – и вытекающая из этого
идиоматичность.
Ранее отмечалось соответствие моделей построения фразеологизмов
грамматическим моделям свободных словосочетаний. Грамматические
особенности фразеологизмов, их парадигматическая дефектность, структурнограмматическая
неоднородность
по
сравнению
со
свободными
словосочетаниями настолько незначительны, что их можно не принимать во
внимание. Тем не менее, будучи подобным соединению слов в свободных
словосочетаниях и предложениях, соединение слов во фразеологизмах не
является таковым по своей сути, так как оно, как отмечает А.И. Смирницкий,
не производится в процессе речи. В распоряжение грамматики поступают не
отдельные части фразеологической единицы, а вся единица как готовое целое.
Возможные грамматические изменения связаны с функционированием всей
фразеологической единицы, которая оказывается устойчивым сочетанием,
воспроизводимым говорящими в процессе коммуникации. Соединение слов,
составляющих фразеологическую единицу, закреплено языковым обычаем,
традицией и не допускает или же допускает в весьма ограниченной степени
переменчивость его состава. Устойчивость фразеологической единицы
многоаспектна. Она предполагает устойчивость употребления, т.е.
использование фразеологической единицы не тем или иным автором, а всем
языковым коллективом. Возникая как индивидуальные образования,
фразеологические
единицы
становятся
общественным
достоянием.
Фразеологическая единица устойчива также по своему лексическому составу и
своему значению. Слова – компоненты фразеологических единиц или
полностью незаменяемы (напр., a blue print 'наметка, проект', like a red rag to a
bull 'раздражающий, злящий, как красная тряпка для быка'), или варьируются в
незначительной степени, причем слова-заменители всегда ограничены узким
кругом (напр., as cunning (sly) as a fox 'хитрый, как лиса', give smb. the kick
(mitten, push, sack) 'уволить, дать расчет', give smb. the fidgets (the jumps)
'действовать на нервы кому-л., раздражать кого-л.').Устойчивость
фразеологических единиц проявляется также в устойчивости морфологических
форм компонентов. Существительные, например, во многих фразеологизмах
употребляются только в форме единственного (chase the wild goose 'гнаться за
недостижимым', put one's finger on smth. 'выяснить, определить, попасть в
точку') или только в форме множественного числа (in high places 'в высших
184
сферах', small potatoes 'пустяки, мелочи', the high seas 'открытое море, море за
пределами территориальных вод'), или же в форме притяжательного падежа (a
gentleman's agreement 'джентльменское соглашение', a coon's (dog's) age 'долгое
время, целая вечность', butcher's bill 'список погибших на войне'). Стабильность
порядка слов фразеологических единиц, изменения которого возможны лишь в
пределах нормативных структурных изменений, например залоговые
изменения многих глагольных фразеологизмов, позволяет говорить об их
синтаксической устойчивости. Все аспекты устойчивости тесно взаимосвязаны
и образуют в своей совокупности коэффициент минимальной устойчивости
фразеологических единиц, не свойственный слову и свободным
словосочетаниям. Первым свойственна значительно более высокая степень
устойчивости, чем вторым.
Несмотря на высокую степень, устойчивость фразеологических единиц
тем не менее не абсолютна. Более того, у различных фразеологических единиц
порог и степень устойчивости могут не совпадать. На этом основании
различают фразеологические единицы с верхним порогом устойчивости (не
допускающие никаких изменений – tit for tat'зуб за зуб', spick and span
'щегольский, с иголочки), с нижним порогом устойчивости (допускающие
наибольшую изменяемость - shed (throw, turn) light (a light) on (upon) 'проливать
свет на что-л.'), со средним порогом устойчивости (допускающие лишь
минимальные изменения (the Procrustes' bed - the Procrustean bed 'прокрустово
ложе', white caps (horses) 'барашки (белые гребни бурунов)' ). К сожалению,
объективных критериев установления порога и степени устойчивости
фразеологических единиц не найдено, что значительно затрудняет как их
внутреннюю классификацию, так и отделение от свободных словосочетаний,
особенно той группы, которая характеризуется узкой сочетаемостью и в
результате этого тенденцией к устойчивости воспроизведения.
Идиоматичность и устойчивость сближают фразеологическую единицу
со словом. Поскольку, как пишет А.И. Смирницкий, фразеологическая единица
включается в речь именно как целая единица и функционирует в речи как одно
целое слово, она оказывается известным "эквивалентом слова".
Э к в и в а л е н т н о с т ь ф р а з е о л о г и ч е с к о й е д и н и ц ы с л о в у (ее
уподобление слову) состоит в том, что фразеологической единице присущи два
характерных признака типичного слова: семантическая цельность и
существование как готовой единицы в языке, ее воспроизводимость в речи.
Уподобление фразеологической единицы слову проходит также по линии
общности синтаксических функций, вследствие чего возможна в определенных
контекстах замена фразеологического словосочетания словом (напр., the eye of
day ' поэт. дневное светило, солнце' -the sun, turn a blind eye on smth. 'смотреть
сквозь пальцы на что-л.' – ignore, lock, stock and barrel 'полностью, целиком' –
completely и т.д.). Сходство между фразеологической единицей и словом
проявляется также в том, что фразеологические единицы, как и слова, могут
иметь синонимы (напр., be in Queer Street 'находиться в больших финансовых
затруднениях', be in low waters 'быть в тяжелом материальном положении', be
on the rocks 'быть в тяжелом материальном положении', be on one's beam ends
185
'остаться без средств', be as poor as a church mouse (rat) 'быть бедным, как
церковная крыса', be hard up '(сильно) нуждаться в деньгах', be on one's uppers '
разг. нуждаться быть без гроша, дойти до точки' и т.д.), антонимы (напр., in the
long run 'в конечном счете' – in the short run 'в ближайшем будущем'; keep the
run of smth. 'быть в курсе дела; следить за чем-л.' – lose the run of smth. 'не быть
больше в курсе дела; перестать следить за чем-л.'; a hard heart 'каменное сердце,
жестокосердие, бессердечность' – a kind heart 'доброе сердце, мягкосердечие,
отзывчивость' и др.). Фразеологическим единицам, так же как и словам, но в
значительно меньшей степени, присущи многозначность и омонимия.
Например, without rhyme or reason означает:
1) бессмысленно, без всякого смысла и 2) ни с того, ни с сего; rough and
ready имеет значения: 1) сделанный кое-как, небрежно, наспех, на скорую руку
(rough and ready device), 2) грубоватый, но энергичный (rough and ready people),
3) настойчивый, решительный, грубый (о стиле, манере и т.п.) (rough and ready
methods).
Несмотря на значительное сходство, позволяющее говорить об
эквивалентности фразеологической единицы слову, а точнее, о соотнесенности
фразеологической единицы со словом, фразеологические единицы и слова качественно различные образования. Основная линия их разграничения лежит в
раздельнооформленности
фразеологической
единицы
и
в
цельнооформленности слова. Каким бы семантически целостным,
функционально единым ни было фразеологическое словосочетание, оно все же
сочетание слов и тем самым близко к свободным словосочетаниям. Слова же не
могут состоять из слов. Являясь зачастую комплексными образованиями,
объединяющими в своей структуре несколько корней или основ, они
представляют собой цельнооформленные
единства,
созданные по
определенным моделям. Моделирование же фразеологических единиц, если
оно принципиально возможно, что вызывает горячие дискуссии, совершенно
иного плана, нежели моделирование слов.
Таким образом, становится очевидным, что фразеологические единицы
есть единицы промежуточного типа. Как и всякие переходные единицы, они с
трудом отграничиваются от свободных словосочетаний, с одной стороны, и от
сложных слов - с другой, причем трудности их отграничения усугубляются тем
обстоятельством, что разным типам фразеологических единиц свойственные им
характеристики (идиоматичность, устойчивость, эквивалентность слову)
присущи в различной степени. Неконгруэнтность названных свойств,
проявляющаяся в том, что идиоматичные словосочетания не всегда устойчивы,
но допускают вариативность своих компонентов, устойчивые словосочетания
не всегда переосмыслены, но мотивированы значениями своих составляющих,
а эквивалентность слову, особенно в функциональном отношении, не всегда
наблюдается, создает возможность для разных, порою противоречивых
определений границ фразеологии и разных, построенных на одновременно
нескольких принципах классификаций, речь о которых будет идти ниже.
Неконгруэнтность этих свойств приводит также к тому, что множества
словосочетаний, обозначаемых терминами "идиомы" (idioms), "устойчивые
186
словосочетания" (set phrases, set expressions), "эквиваленты слову" (wordequivalents), лишь пересекаются друг с другом, но полного тождества между
ними нет, как нет тождества между множествами, обозначаемыми наиболее
общим
термином
"фразеологизмы",
"фразеологические
единицы"
(phraseological units) в разных теориях.
§ 3. ГРАНИЦЫ ФРАЗЕОЛОГИИ И КЛАССИФИКАЦИИ
ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
Важнейшей характеристикой фразеологических единиц, как отмечалось
выше, благодаря которой они становятся частью словарного состава языка,
является их воспроизводимость. Свойством воспроизводимости обладают,
однако, как словосочетания вышеуказанного типа, так и многие обороты со
структурой предложения, в число которых входят пословицы, поговорки,
крылатые выражения, литературные цитаты, фразовые штампы и т.д. Именно
они становятся предметом оживленных дискуссий и диаметрально
противоположных решений, в зависимости от которых меняется объем
фразеологии. Одни авторы, например В.В. Виноградов, В.Л. Архангельский,
А.В. Кунин, В.Н. Телия и др., включают предложения, воспроизводимые в
речи, в состав фразеологии; другие же, например А.И. Смирницкий, который
никоим образом не отрицает возможности вхождения предложений в систему
языка и отводит им соответствующее место в своей классификации (см. ниже),
тем не менее отказывают им в статусе фразеологических единиц и выводят за
пределы фразеологии. Третьи же, например Н.Н. Амосова, относят к
фразеологии только такие предложения, которые обладают целостным
значением и составляют постоянный контекст, а, входя в состав переменного
предложения, не превращают его в сложное, т.е. они выступают в роли единиц
номинации, а не коммуникации. Это единицы типа as the crow flies 'кратчайшим
путем, по прямой (линии), напрямик', as bad luck would have it 'к несчастью, на
беду; к сожалению'. Пословицы же и поговорки, которые несут
коммуникативный смысл, к фразеологии, по мнению Н.Н. Амосовой, не
принадлежат. Четвертые же, включая в состав фразеологии поговорки,
исключают из нее пословицы на том основании, что последние являются
эквивалентом целого рассказа, описания событий и т.д. Подробный обзор и
аргументацию разных концепций относительно объема фразеологии см. в
(5,194 - 211).
Таким образом, в лингвистике не существует единого мнения об объеме и
границах фразеологии. Ориентируясь на потребности изучающих иностранный
язык, мы должны сказать, что знание устойчивых выражений различного типа,
в том числе поговорок, пословиц, крылатых выражений и т.д., придающих
языку своеобразный национальный колорит, необходимо для достижения
высокой степени владения языком, хотя практическая целесообразность
изучения не может явиться более или менее веским аргументом при
187
построении теоретических концепций.
Единство мнений отсутствует и при классификации фразеологических
единиц, призванной охватить всю многообразную гамму несвободных
сочетаний. Из имеющихся в настоящее время классификаций фразеологических
единиц наиболее широкую известность приобрела классификация В,В.
Виноградова, разработанная им применительно к материалу русского языка,
классификация А.И. Смирницкого и более поздние классификации Н.Н.
Амосовой и А.В. Кунина, выполненные на материале английского языка.
Согласно В.В. Виноградову, во всем множестве фразеологических
единиц легче и естественнее всего выделяется класс единиц, абсолютно
неделимых, неразложимых, значение которых совершенно независимо от их
лексического состава, от значений их компонентов и так же условно и
произвольно, как значение немотивированного слова-знака. Фразеологические
единицы этого рода могут быть названы ф р а з е о л о г и ч е с к и м и
с р а щ е н и я м и . Иногда их называют и д и о м а м и . Они немотивированны и
непроизводны и представляют собой семантические единицы, однородные со
словом, лишенные внутренней формы. Это рус. у черта на куличках, сидеть на
бобах, бить баклуши, точить лясы, с боку припеку к др. В английском языке к
классу фразеологических сращений могут быть отнесены on the bend
'нечестным путем', all my eye (and Betty Martin) 'ерунда, сущий вздор, ахинея',
be in the red 'быть в долгу, иметь задолженность' и др.
Если в тесной фразеологической группе сохранились хотя бы слабые
признаки семантической раздельности компонентов, если значение целого
связано с пониманием внутреннего образного стержня фразы, то такие группы
образуют ф р а з е о л о г и ч е с к и е е д и н с т в а . В русском языке это
фразеологические единицы типа держать камень за пазухой, плясать под
чужую дудку, из пальца высосать, намылить голову и т.д., в английском языке
к ним относятся add oil to the fire 'подливать масла в огонь', tear the mask from
smb. 'сорвать маску с кого-л., разоблачить кого-л.', rub smb. up the right way
'ублажать, задабривать кого-л.' и др. Фразеологические единства отличаются от
фразеологических сращений семантической сложностью своей структуры,
потенциальной выводимостью своего общего значения из семантической связи
компонентов. Являясь, как и фразеологические сращения, устойчивыми,
тесными фразеологическими группами с целостным, единым значением, они
характеризуются в отличие от последних тем, что в них это целостное значение
мотивировано и представляет собой произведение, возникающее из слияния
значений лексических компонентов.
Третий класс устойчивых фразеологических групп формируют
фразеологические группы, образуемые реализацией несвободных, связанных
значений слов. Это ф р а з е о л о г и ч е с к и е с о ч е т а н и я . Они аналитичны
по своему значению, допускают синонимическую подстановку и замену,
идентификацию. Их отличие от фразеологических единств состоит в том, что
во фразеологическом сочетании значения сочетающихся слов в известной
степени равноправны, и обычно лишь значение одного из слов воспринимается
как значение несвободное, связанное. В русском языке это фразеологизмы
188
типа: щекотливый вопрос, щекотливое положение, потупить глаза, потупить
голову, беспробудный сон и др., в английском языке фразеологическими
сочетаниями являются обороты come to power 'прийти к власти', make it a rule
'взять за правило', second to none 'никем не превзойденный', take one's seat
'занять свое место' и многие другие.
Из изложенного явствует, что классификация В.В. Виноградова по сути
своей является с е м а н т и ч е с к о й , ибо она осуществляется путем учета
мотивированности фразеологических единиц. С главным принципом
классификации связан и основной ее недостаток, а именно: нечеткость,
размытость
границ
между
фразеологическими
сращениями
и
фразеологическими единствами, с одной стороны, и фразеологическими
единствами и фразеологическими сочетаниями – с другой. Определение
степени мотивированности фразеологических единиц оказывается чисто
субъективным, не имеющим четких критериев и соответственно допускающим
различные решения. Кроме того, не до конца ясен и принцип, по которому те
или иные обороты зачисляются в разряд фразеологических единиц.
Устойчивость и воспроизводимость соседствуют с вариативностью,
допущением синонимических замен, сочетаемостью слов в связанном значении
с целыми группами понятий и их словесных обозначений (ср. пример В.В.
Виноградова – страх, тоска, досада, злость, зло, ужас, зависть, смех,
раздумье, охота и т.д. берет ). Не очерченной вследствие этого оказывается
граница между свободными словосочетаниями и фразеологическими
сочетаниями. Таким образом, классификация В.В. Виноградова, предлагающая
определенную систематизацию фразеологических единиц, сталкивается с теми
противоречиями, которые порождаются промежуточным характером этого типа
лексических единиц. Тем не менее эта классификация, как и другие труды В.В.
Виноградова в области фразеологии, оказала огромное влияние на
исследования фразеологических единиц, в том числе и в английском языке.
Важную роль в развитии фразеологии как науки сыграли труды А.И.
Смирницкого и предложенная им классификация фразеологических единиц.
Отличительной чертой фразеологических единиц, по А.И. Смирницкому,
является э к в и в а л е н т н о с т ь
с л о в у , наличие двух характерных
признаков типичного слова: семантической цельности и существования как
готовой единицы в языке, ее воспроизводимости в речи. Фразеологические
единицы во всем своем многообразии образуют, однако, лишь некоторую часть
словосочетаний, воспроизводимых, а не создаваемых в процессе речи.
Множество воспроизводимых сочетаний гораздо шире, объемнее и включает
наряду
с
фразеологическими
единицами,
эквивалентными
слову,
многочисленные сочетания, не эквивалентные слову. В него входят также: а)
т р а д и ц и о н н ы е с л о в о с о ч е т а н и я , б) с о б с т в е н н о и д и о м ы , в)
предложения,
входящие
в
систему
языка.
Т р а д и ц и о н н ы е с л о в о с о ч е т а н и я типа rough sketch 'черновой
набросок', nice distinction 'тонкое отличие', take an examination 'сдавать экзамен'
являются привычными и обычными в языке, многократное число раз
воспроизводимыми в речи подобно фразеологическим единицам. Однако они
189
при всей своей повторяемости не представляют собой эквивалентов слов, у них
отсутствует присущая фразеологическим единицам семантическая цельность
(идиоматичность). Это, можно сказать, свободные словосочетания с весьма
узкой сочетаемостью одного из компонентов, но свободные словосочетания
особого типа, вследствие узости сочетаемости регулярно воспроизводимые в
речи.
С о б с т в е н н о и д и о м ы – это идиоматичные словосочетания,
основанные на переносе значений, характеризуемые яркой стилистической
окраской, эмоциональной насыщенностью. В них говорящие осознают
значения входящих в них слов и необычность, своеобразие их употребления.
Например, take the bull by the horns 'взять быка за рога', fish in troubled waters
'ловить рыбу в мутной воде', as dead as a door-nail 'без признаков жизни' и т.д.
Особый стилистический характер собственно идиом отличает их от
фразеологических единиц, которые утеряли образность, лежащую в их основе.
В жизнедеятельности людей существует масса ситуаций, повторяющихся
вновь и вновь и не требующих соответственно для своего обозначения
порождения новых, оригинальных высказываний. Повторяемость жизненных
ситуаций лежит в истоках повторяемости г качестве готовых отрезков речи
предложений типа How are you 'Как поживаете?'. What's the time? 'Который
час?', Thank you very much! 'Большое спасибо!', I beg you pardon! 'Извините' и
др., которым становятся воспроизводимыми единицами и входят в систему
языка. Их авторство неизвестно и незначимо, и этим они принципиально
отличаются от цитируемых предложений, которые также повторяются, но
статуса единиц языка не достигли. Предложения, входящие в систему языка, в
отличие от фразеологических единиц составлены из семантически отчетливо
выделяющихся частей, они не эквивалентны слову, хотя и употребляются как
целые, готовые единицы.
Ф р а з е о л о г и ч е с к и е е д и н и ц ы , согласно А.И. Смирницкому,
противостоят традиционным словосочетаниям, собственно идиомам и
предложениям, входящим в систему языка, прежде всего в том, что они, как
указывалось ранее, уподобляются одному целому слову, хотя грамматически
оформленными (раздельнооформленными) оказываются все их компоненты.
Например, take the chair 'председательствовать', fall in love 'влюбиться', take care
'заботиться' и т.д.
В современном английском языке А.И. Смирницкий считает возможным
выделить два структурно-семантических типа фразеологических единиц:
одновершинные и двухвершинные (многовершинные) . К
одновершинным относятся фразеологические единицы, которые имеют один
семантически полнозначный компонент. Наиболее типичные среди них
глагольно-адвербиальные фразеологические единицы типа give up 'оставить,
отказаться', pull up 'останавливаться (об экипаже)', bring up 'воспитывать' и др.
Первый компонент этих идиоматичных словосочетаний является их
семантическим
и
грамматическим
центром.
К
одновершинным
фразеологическим единицам принадлежат также единицы типа be tired 'быть
усталым', be surprised 'быть удивленным' и др., грамматическим центром у
190
которых является первый компонент, а семантическим - второй. В этот класс
фразеологических единиц входят и предложно-именные сочетания типа by heart
'наизусть', in time 'вовремя', for good 'навсегда', эквивалентные наречиям или
связующим словам и характеризуемые отсутствием грамматического центра
вообще.
Фразеологические единицы, имеющие два и более семантически
полновесных элемента, называются двухвершинными и многовершинными. К
ним относятся атрибутивно-именные фразеологические единицы типа black art
'черная магия', common sense 'здравый смысл', best man 'шафер' и др.,
эквивалентные существительным. В этот класс входят и эквивалентные
глаголам глагольно-субстантивные двухвершинные фразеологические единицы
типа take the floor 'выступать, брать слово', catch cold 'простудиться', go to bed
'ложиться спать', фразеологические повторы различного типа (now or never
'теперь или никогда', up and down 'вверх и вниз'),адвербиальные
многовершинные фразеологические единицы (every other day 'через день', every
now and then 'время от времени, иногда').
Фразеологические единицы, таким образом, в классификации А.И.
Смирницкого, оказываются весьма ограниченным классом. Однако главный
недостаток этой интересной и оригинальной классификации заключается не
столько в ограничении класса фразеологических единиц, сколько в сложности
их определения и уязвимости критерия идиоматичности, используемого
автором для разграничения традиционных словосочетаний и фразеологических
единиц. Вряд ли можно признать приводимые им в качестве примеров
одновершинных фразеологизмов словосочетания be tired 'быть усталым', be
surprised 'быть удивленным' идиоматичными. Спорной оказывается, по мнению
А.В. Кунина, и отнесенность сочетаний типа first night 'премьера', brown bread
'черный хлеб, хлеб из непросеянной муки' к фразеологизмам на том основании,
что они мотивированы.
Еще одной попыткой систематизации фразеологических единиц
современного английского языка является классификация Н.Н.Амосовой.
Исходная позиция автора заключается в рассмотрении фразеологической
единицы как единицы постоянного контекста, вследствие чего классификация
Н.Н. Амосовой получила название к о н т е к с т о л о г и ч е с к о й . Понятие
постоянного контекста может служить, по мнению автора, надежным
критерием для дифференциации фразеологических единиц как от переменных
(т.е. свободных) сочетаний, так и от явлений стилистической сочетаемости
слов, от традиционных описательных словосочетаний с фиксированной
номинацией и т.д. Иными словами, во главу угла при определении
фразеологических единиц положено одно из основных их свойств –
устойчивость. В то же время автор не игнорирует и семантическую специфику
фразеологических единиц, которая становится основанием для внутреннего
деления фразеологического фонда на два основных класса: класс фразем и
класс идиом.
Ф р а з е м а – это единица постоянного контекста, в котором значение
семантически реализуемого слова является фразеологически связанным, как это
191
наблюдается в словосочетаниях типа black frost 'мороз без снега', white day
'счастливый день', knit (one's) brows 'насупить брови', grind (one's) teeth
'скрежетать зубами' и др. Фраземы всегда имеют двучленное строение,
изменяемость ключевого слова узуально ограничена, хотя и возможна.
Изменение же компонента с фразеологически связанным значением ведет к
появлению синонимичных фразем. Например, sleeping partner – dormant partner
'партнер, не участвующий в ведении дела', piper's tale – traveller's tale
'недостоверный рассказ', Christian name – first name 'личное имя (в отличие от
фамилии)' и др.
И д и о м ы , по определению Н.Н. Амосовой, – это единицы постоянного
контекста, характеризуемые целостным значением, в которых ни один из
компонентов не обладает фразеологически связанным значением, зависящим от
связи с другими компонентами. Таковы фразеологизмы dark horse 'человек с
неясной репутацией', mare's nest 'нелепица, абсурд', the day after the fair
'слишком поздно' и т.д.
И фраземы, и идиомы позволяют две разновидности постоянного
контекста, которые автор называет п о д в и ж н ы м и н е п о д в и ж н ы м
п о с т о я н н ы м к о н т е к с т о м . Подвижный контекст допускает вариации
морфологического
оформления
материально-тождественных
единиц,
изменение порядка их расположения и даже введение переменных компонентов
(напр., they are pulling my leg 'они меня дурачат' и I was having my leg pulled
'меня дурачили', the apple of (my, his, her, mother's) eye 'самое дорогое (для коголибо)', a prick of conscience – pricks of conscience 'укоры совести' и т.д.).
Структура неподвижного контекста является застывшей.
Названные классы фразеологических единиц с их подклассами
составляют, строго говоря, единственно существенное содержание их
контекстологической классификации. Можно избрать, отмечает Н.Н.Амосова, и
другие принципы при систематизации фразеологических единиц: учет их
грамматической структуры, грамматической функции и другие параметры, но
результатом этого становится подробная и громоздкая система, этакий
инвентарный перечень, превращающийся в бесцельную самодовлеющую
классификацию.
Классификация Н.Н. Амосовой, как видим, близка классификации В.В.
Виноградова в том плане, что автор, как и ее предшественник, использует два
критерия – устойчивость и идиоматичность – для выделения типов
фразеологических единиц, ни один из которых, однако, не является надежной
основой для разграничения свободных словосочетаний с узкой сочетаемостью,
стилистических образований с метафорическим значением и т.д. и собственно
фразеологических единиц. Как бы строги и объективны ни были принципы
постоянного контекста, они все же позволяют изменчивость компонентов, а с
нею вносят сомнения относительно статуса тех или иных словосочетаний.
Ограничить же фразеологию единицами только неподвижного контекста
означало бы неоправданно сузить ее объем.
Одной из последних классификаций, автор которой стремился
преодолеть недостатки приведенных выше классификаций и учесть как
192
структурные, так и семантические особенности фразеологических единиц,
является классификация фразеологических единиц, предложенная А.В.
Куниным. Фразеологические единицы в ней разбиты на классы, подклассы и
разряды. Классы выделяются на основе функции фразеологических единиц в
процессе общения, определяемой их структурно-семантическими свойствами:
1)
номинативные
фразеологические
единицы;
2)
номинативнокоммуникативные фразеологические единицы; 3) фразеологические единицы
ни номинативного, ни коммуникативного характера; 4) коммуникативные
фразеологические единицы. В первый класс входят словосочетания, а также
обороты с предикативной структурой (as the crow flies 'кратчайшим путем, по
прямой (линии), напрямик') и частично предикативные структуры типа see how
the land lies 'видеть как обстоят дела', ships that pass in the night 'мимолетные,
случайные встречи'. Независимо от своей структуры все единицы этого типа
являются обозначениями какой-то внеязыковой сущности (предмета, явления,
процесса и т.д.). Второй класс представлен оборотами типа break the ice
'разбить, сломать лед, устранить натянутость (в отношениях между кем-л.);
сделать первый шаг' – the ice is broken, т.е. глагольными словосочетаниями,
трансформирующимися в предложения при употреблении глагола в
страдательном залоге. К третьему классу относятся междометные
словосочетания и небольшое число междометий с предикативной структурой.
Это фразеологизмы, служащие для выражения чувств и волевых побуждений.
Они не обладают ни номинативной, ни коммуникативной функциями, но как
устойчивые образования являются элементами языка. Примерами
междометных фразеологических единиц могут послужить фразеологизмы by
George! 'клянусь святым Георгием! ей-богу! боже!, боже мой', Queen Anne's
dead! 'Открыл Америку', a fine (nice, pretty) kettle of fish 'неразбериха; ну и каша
заварилась' и др. Фразеологические единицы, входящие в четвертый класс,
представлены любым типом предложения, за исключением номинативного и
междометного. К коммуникативным фразеологическим единицам принадлежат
поговорки и пословицы, структура которых аналогична структуре
предложений.
Названные классы фразеологических единиц разделяются на подклассы,
выделяемые по признаку замкнутости или незамкнутости структуры
фразеологической единицы, т.е. по признаку вариативности или
невариативности компонентов фразеологических единиц. Незамкнутые
структуры имеют лексические варианты, допускают нормативное вклинивание
в свой состав переменных элементов, могут трансформироваться в
предложение и т.д. Замкнутые структуры характеризуются отсутствием
подобных возможностей, им присущи константные компоненты и константные
зависимости. Введение в классификацию данного параметра влечет за собой
значительное ее усложнение, ибо фразеологизмы современного английского
языка обнаруживают большое разнообразие структурных типов и
зависимостей. Так, автором выделяются константная, константно-вариантная,
константно-переменная,
константно-вариантно-переменная
и
трансформационная зависимости компонентов и соответственно структурные
193
типы фразеологических единиц.
Наряду со структурными параметрами А.В. Кунин вводит и
семантические - наличие полного или частичного переосмысления и на этом
основании тип фразеологического значения: целостное, разделительноцелостное,
частично
переосмысленное,
разделительное
частично
переосмысленное (их определения см. выше). С учетом типа связи и типа
значения в пределах подклассов выделяются разряды. Введение этого
параметра еще более усложняет классификацию, и в итоге получается, что
классификация, направленная на систематизацию и охват всех типов
фразеологических единиц современного английского языка, оказывается весьма
громоздкой, сложной и неэкономной. Для примера приведем описание самого
простого класса - класса III - Междометные фразеологические единицы с
целостным значением.
ПОДКЛАСС А
идиомы
Замкнутые междометные фразеологические единицы с целостным
значением и константной зависимостью компонентов (фразеологические
единицы с целостным междометным значением: m 1 с 3 d l)
СТРУКТУРНЫЕ ТИПЫ
1. Междометные фразеологические единицы, состоящие из одного
знаменательного и одного служебного слова типа by George! by Jove!
2.
Междометные
фразеологические
единицы,
состоящие
из
знаменательных слов:
а) фразеологические единицы, состоящие только из имен нарицательных:
hear, hear! sakes alive!
б) фразеологические единицы, состоящие из имен собственных: Jesus
Christ!
3. Фразеологические единицы, состоящие из знаменательных и
служебных слов: by the Lord Harry!
4. Фразеологические единицы с предикативной структурой: draw it mild!
hold your horses!
ПОДКЛАСС Б
НЕЗАМКНУТЫЕ МЕЖДОМЕТНЫЕ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ
Полностью переосмысленные междометные фразеологические единицы с
константно-вариантной
зависимостью
компонентов
(фразеологические
194
единицы с разделительно-целостным междометным константно-вариантным
значением: m 2 с 3 d 2)
1. my eye! = my eyes!
2. Well, I never did!= Well, I never!
Другие классы, среди них особенно первый, гораздо сложнее по своему
строению. Таким образом, всеобъемлющий характер классификации,
разработанной А.В. Куниным, вступает в противоречие с основными
требованиями, предъявляемыми к любой классификации. Справедливости ради
необходимо отметить, что автор не исключает других классификаций и
считает, что такое сложное явление, как фразеология, не может быть
полностью охвачено одной классификацией.
§ 4. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ
ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
Источники происхождения фразеологических единиц в современном
английском языке весьма разнообразны. А.В. Кунин, посвятивший данному
вопросу специальную монографию, делит английские фразеологизмы по их
происхождению на три основные группы:
1) исконно английские, 2) заимствованные из иностранных языков и 3)
заимствованные из американского варианта английского языка.
В большинстве своем фразеологические единицы в английском языке
являются исконными. Во многих из них отражаются традиции, обычаи и
поверья английского народа, различные реалии и факты английской истории.
Таковы, например, фразеологизмы sit above the salt 'занимать высокое
положение в обществе', sit below the salt 'занимать скромное (общественное)
положение', an aunt Sally 'предмет нападок или оскорблений; ложный аргумент,
выдвигаемый для того, чтобы позднее его опровергнуть', put smb. in the cart
'поставить кого-л. в тяжелое положение' и др. Первые из приведенных
примеров связаны со старым английским обычаем ставить солонку посередине
стола и сажать знатных гостей за верхним концом стола, а незнатных гостей,
бедных родственников и слуг - за нижним. В основе фразеологизма an aunt
Sally лежит народная игра "тетка Салли", заключающаяся в том, чтобы с
известного расстояния выбить битой глиняную трубку изо рта деревянной
женской головы, поставленной на столб. Словом cart называли повозку, в
которой доставляли преступников к месту казни или возили по городу с
позором, что и явилось отправной точкой для переосмысления выражения put
smb. in the cart.
Вера в то, что расположение небесных тел влияет на судьбу человека,
повлекла за собой возникновение следующих английских фразеологизмов: be
born under a lucky star 'родиться под счастливой звездой', bless one's stars
'благодарить свою счастливую звезду', curse one's stars 'проклинать свою
судьбу', believe in one's star 'верить в свою звезду, в свою судьбу' и др. В основе
195
многих фразеологизмов лежат имена собственные. Например, a Sally Lunn
'сладкая булочка' (по имени женщины – кондитера конца XVIII в.), according to
Cocker 'правильно, точно, по всем правилам' (Э.Коккер – автор английского
учебника арифметики, широко распространенного в XVII в.) и т.д. Важнейшим
источником исконных фразеологизмов является профессиональная речь: on the
crest of the wave 'на вершине счастья, удачи', trim one's sails to the wind 'держать
нос по ветру' и др. - морского происхождения, armed at all points 'во всеоружии',
spike smb.'s guns 'сорвать чьи-либо враждебные планы', draw a bow at a venture
'делать что-л. наугад, наудачу' - военного и спортивного происхождения.
Многие исконные английские фразеологизмы – литературного
происхождения, причем первое место по числу фразеологических единиц,
вошедших в английский язык, занимают произведения Шекспира. К Шекспиру
восходят фразеологизмы to one's heart's content 'вволю, сколько душе угодно' (из
пьесы "Венецианский купец"), cakes and ale 'беззаботное веселье, наслаждение
жизнью', midsummer madness 'умопомрачение, чистое безумие' (из
"Двенадцатой ночи") и др. Авторами, фразеологизмов a skeleton in the cupboard
'семейная неприятность, скрываемая от посторонних', the dark continent 'черный
континент, Африка', cool as a cucumber 'совершенно невозмутимый', the British
Lion 'Великобритания' стали Теккерэй, Стэнли, Гэй, Драйден. Авторство
фразеологизмов what will Mrs.Grundy say? 'что скажут люди' принадлежит
Томасу Мортону, be under smb.'s thumb 'быть под башмаком у жены', a pretty
kettle of fish 'веселенькая история' – Самюэлю Ричардсону, catch smb. redhanded 'захватить кого-либо с поличным' – Вальтеру Скотту. Некоторые
фразеологизмы связаны с действующими лицами литературных произведений:
например, Man Friday 'Пятница, верный преданный слуга', a Sherlock Holmes
'Шерлок Холмс, образованный, находчивый сыщик' и др.
Литературные произведения, написанные на других языках, становятся
важнейшим источником заимствованных фразеологизмов. Среди них как
наиболее значимые следует назвать Библию, античную мифологию и
литературу. Библейское происхождение имеют, например, фразеологизмы cast
pearls before swine 'метать бисер перед свиньями', the root of all evil 'корень зла,
любовь к деньгам', daily bread 'хлеб насущный, средства к существованию' и
многие другие. The bed of Procrustes 'прокрустово ложе', the golden age 'золотой
век', Augean stables 'авгиевы конюшни; запущенное, загрязненное место',
between Scylla and Charybdis 'между Сциллой и Харибдой; в безвыходном
положении' и т.д. - примеры переосмысления выражений из античных
источников.
Многие английские фразеологизмы заимствованы из древнеримской
литературы: the golden mean 'золотая середина' (Гораций), a snake in the grass
'коварный, скрытый враг' (Вергилий). Сказки различных народов и авторов также один из источников заимствованных фразеологизмов: an ugly duckling
'гадкий утенок' (из сказки Г.Х. Андерсена о гадком утенке), Aladdin's lamp
'волшебная лампа Аладина' и др.
Литературные произведения играют существенную роль и для группы
фразеологизмов, заимствованных из американского варианта английского
196
языка. Среди них мы находим фразеологические единицы типа the last of the
Mohicans 'последний из могикан' (Ф.Купер), the call of the wild 'зов природы,
обаяние девственной природы' (Дж.Лондон), smoke the pipe of peace 'выкурить
трубку мира, заключить мир' (Г.Лонгфелло) и др.
Мы столь подробно остановились на происхождении фразеологических
единиц, поскольку эквивалентность фразеологизмов в разных языках зачастую
является следствием общности их происхождения и, наоборот, отсутствие
эквивалентного фразеологизма в том или ином языке диктуется спецификой его
источника. Естественно, что наибольшая степень эквивалентности присуща
фразеологизмам
заимствованным.
Фразеологизмы
библейского
происхождения, из античной мифологии, из греческой и римской литературы
имеют место не только в английском, но и русском, французском, немецком и
других языках, представляя собой кальки с их прототипов. Ср., например, англ.
Руггпус victory, рус. пиррова победа, фр. 1а victoire a la Pyrrhus, нем.
Pyrrhussieg, исп. victoria Pirrica; англ. Pandora's box, рус. ящик Пандоры, фр. la
boite de Pandore, нем. die Pando-rabuchse, исп. la casa de Pandora и др. Общими
по происхождению могут оказаться в разных языках и заимствования из
литературных произведений, сказок и т.д. Напр., англ. an ugly duckling – рус.
гадкий утенок, англ. tilt at windmils – рус. сражаться с ветряными мельницами,
англ. one's place in the sun – рус. место под солнцем и др.
Встречаются эквивалентные фразеологические единицы и среди
исконных фразеологизмов, однако их число весьма незначительно. Ср. англ. Не
laughs best who laughs last – рус. Смеется тот, кто смеется последним; англ. If
you run after two hares, you will catch neither - рус. За двумя зайцами погонишься
– ни одного не поймаешь, англ. Strike while the iron is hot – рус. Куй железо,
пока горячо, англ. tie smb.'s hands – рус. связать кому-л. руки, англ. a turning
point - рус. поворотный пункт, англ. be hot in one's first youth – рус. быть не
первой молодости, англ. the last word – рус. последнее слово и др. Среди
исконных фразеологических единиц превалируют такие, у которых имеются
лишь частично эквивалентные им фразеологизмы в другом языке (их одна
треть) или же вообще отсутствуют аналоги среди фразеологизмов другого
языка (таких подавляющее большинство). К первым принадлежат
фразеологизмы типа one swallow does not make a summer 'одна ласточка весны
не делает', sell a pig in a poke 'продавать кота в мешке', pigeon's milk 'птичье
молоко', a bird's eye view 'вид с птичьего полета', old birds are not to be caught
with chaff 'старого воробья на мякине не проведешь', kill two birds with one stone
'убить двух зайцев одним ударом' и многие другие. Образы, лежащие в их
основе, весьма близки, хотя и отличаются в разных языках. Вторую группу
составляют фразеологизмы типа the bird in one's bosom 'тайна', teach a pig to play
on a flute 'учить свинью играть на флейте, заниматься бесполезным делом', let
the cat out of the bag 'проболтаться, проговориться, выдать секрет', win hands
down 'выиграть без труда, шутя, легко одержать победу', fly off the handle
'вспылить, выйти из себя, погорячиться', go about with one's head in the air
'важничать, задаваться' и др. Перевод их представляет наибольшую трудность,
ибо описательный перевод или калькирование не сохраняют той
197
стилистической
насыщенности,
которая
присуща
переводимым
фразеологизмам, а найти соответствующий фразеологизм в системе языка, на
который осуществляется перевод, не всегда возможно.
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Назовите главные отличия словосочетаний от слова и предложения.
Приведите примеры действия экстралингвистических и лингвистических
ограничений сочетаемости слов в английском и русском языках.
Дайте определение грамматической и лексической валентности слова и
укажите ту роль, которую они играют для распознавания значений
многозначного слова.
Определите условия семантического согласования сочетающихся
лексических единиц.
Перечислите признаки свободных словосочетаний и укажите
отличительные черты фразеологических словосочетаний.
Дайте определение диагностирующих фразеологические единицы
признаков идиоматичности, устойчивости и эквивалентности слову.
Определите параметры, по которым фразеологические единицы
сближаются со словом или со свободным словосочетанием и приобретают
статус единиц промежуточного типа.
Назовите классы фразеологических единиц в классификациях
В.В.Виноградова, А.И.Смирницкого, Н.Н.Амосовой, А.В.Кунина. Укажите
достоинства и недостатки этих классификаций.
Найдите в современном английском языке примеры:
а)
фразеологических
сращений,
фразеологических
единств,
фразеологических сочетаний;
б) собственно идиом, традиционных словосочетаний, одновершинных и
многовершинных фразеологических единиц;
в) фразем, идиом.
Укажите основные источники происхождения фразеологических единиц.
Найдите фразеологизмы современного английского языка, полностью
или частично эквивалентные русским фразеологическим единицам.
ЛИТЕРАТУРА
1. Амосова Н.Н. Основы английской фразеологии. — Л., 1963.
2. Виноградов В.В. Об основных типах фразеологических единиц //
Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. – М., 1977.
3. Гак В.Г. К проблеме семантической синтагматики // Проблемы
структурной лингвистики 1971. – М„ 1972.
4. Косериу Е. Лексические солидарности // Вопросы учебной
лексикологии и лексикографии. — М.,1969.
5. Кунин А.В. Английская фразеология. – М., 1970.
198
6. Медникова Э.М. Значение слова и методы его описания. – М., 1974.
7. Прокопович Н.Н. Словосочетание в современном русском
литературном языке. – М., 1966.
8. Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. – М., 1956.
199
ГЛАВА IX. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
СЛОВАРНОГО СОСТАВА СОВРЕМЕННОГО
АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
Все предшествующее описание лексических единиц современного
английского языка было направлено на раскрытие их различных свойств:
семантических, структурных, сочетаемостных и т.д. Однако лексические
единицы реализуются в речи не в каких-то отдельных своих характеристиках,
но предстают как целостные единства, свойства которых тесно
взаимодействуют, переплетаются и определяют во всей своей совокупности
значимость и место лексической единицы в общей системе словаря. Важно тем
не менее отметить определенную взаимозависимость характеристик, которая
достаточно четко прослеживается между, например, семантическими
свойствами слова и его структурными параметрами, между этимологической
природой
лексической
единицы
и
ее
стилистической
маркированностью/немаркированностью и т.д. и т.п.
Давно лингвистами было отмечено, что между полисемантичностью
слова и его частотностью существует определенная корреляция. Чем частотнее
слово, тем больше значений насчитывается в его семантической структуре, и
наоборот, редко употребляемые слова, как правило, однозначны. Так, слова,
принадлежащие к первой тысяче наиболее употребительных слов типа head
'голова', hand 'рука', leg 'нога', make 'делать', arrive 'приходить, прибывать', red
'красный' и др. содержат в своих семантических структурах от 2 до 25 и более
значений. Малоупотребительные слова типа furze 'дрок', macabre 'мрачный,
жуткий' и др., напротив, имеют только одно значение. И как бы условны ни
были количественные подсчеты в сфере значений, тем не менее они достаточно
показательны и отчетливо свидетельствуют о тенденции частотных слов к
многозначности. Привлекает внимание и то, что с частотностью и
многозначностью оказывается связанной и такая характеристика слова, как его
структура. Нетрудно заметить, что частотные слова в большинстве своем
"короткие", односложные или двусложные слова, простые по своей морфемной
и деривационной структуре, одноморфемные и не производные. Многосложные
слова, в основном, слова заимствованные, а если многосложность есть
результат деривационных процессов, то число значений, присущих
многосложному слову, обратно пропорционально количеству деривационных
шагов и составляющих слово морфем.
Часто употребительные слова, помимо многозначности и простоты
структуры,
исконности
происхождения,
характеризуются
также
стилистической нейтральностью, что разрешает их употребление в самых
разных функциональных стилях, в самых разных ситуациях общения. Таким
образом, в частотности употребления фокусируются все корреляции, которые
устанавливаются между теми или иными характеристиками слова. Эти
корреляции, однако, не носят строго детерминированного характера, а скорее
200
вероятностны. Так, утверждение, что частотные слова просты по своей
структуре, не исключает того, что многие простые по своему фонемному,
слоговому, морфемному составу слова не принадлежат к частотной лексике
(напр., till 'денежный ящик, касса', pus 'гной', mole 'родинка; родимое пятно',
whit 'чуточка, йота' и др.), равным образом как и того, что некоторые
производные, многосложные слова оказываются в числе частотных (напр.,
beautiful 'красивый', wonderful 'прекрасный' и др., которые гораздо более
употребительны, чем их производящие базы).
В то же время возможно выделить пласты лексики, в которых
намеченные корреляции наиболее вероятностны и образуют пучок
взаимозависимостей, наиболее явный и четко прослеживаемый. Это наиболее
стабильные пласты словарного состава, которые в лингвистике получили
описание как "основной словарный фонд" языка. Хотя определить границы
основного словарного фонда языка весьма трудно, как трудно определить
число лексических единиц, достаточное для коммуникации в том или ином
языковом коллективе, представляется целесообразным не отвергать понятие
основного словарного фонда, а проводить исследования, в которых
экспериментальным путем установить признаки единиц, его составляющих.
Вряд ли возможно, к тому же, отрицать существование ядра лексической
системы, представленной наименее изменчивыми, простыми по своей
морфемной и деривационной структуре, как правило, односложными,
исконными или заимствованными на самых ранних этапах существования
английского языка, выступающими в качестве ядерных членов семантических
полей, составляющих семантическую сеть языка, с наиболее широким набором
сочетаемостных возможностей лексическими единицами. Для изучающего
иностранный язык основной словарный фонд представляет собой ту часть
лексического состава языка, которую надлежит изучить в первую очередь, ибо
единицы основного словарного фонда играют самую значимую роль в
процессах коммуникации, называя наиболее важные объекты, предметы,
явления и свойства окружающего нас мира.
Таким образом, сложные переплетения и взаимозависимости
разнообразных свойств лексических единиц языка детерминируют значимость
единицы в процессах коммуникации и в общей лексической системе.
Одновременно этот рисунок взаимосвязей и взаимозависимостей, отражающих
конкретные проявления универсальных в своих типах характеристик,
определяет и своеобразие лексической системы конкретного языка. Все языки
обладают одними и теми же свойствами, однако их конкретные проявления
весьма специфичны. Относительно слова можно сказать, что во всех языках
слову присущи фонематические, морфологические, этимологические,
семантические, сочетаемостные, стилистико-функциональные и другие
свойства, но в каждом конкретном языке они принимают свою форму и
воплощение. На этом основании становится возможным выделить некоторые
характерные черты и особенности лексической системы того или иного языка.
Для современного английского языка эти особенности и своеобразие его
словарного состава усматриваются в следующем.
201
1. По сравнению с другими языками, например немецким, русским и т.д.,
английская лексика характеризуется более простой структурой. Это означает,
что количество односложных единиц в ней в процентном отношении
значительно больше, чем в других языках. Несомненно, что простота слоговой
структуры слов современного английского языка обусловлена его
историческим развитием, спецификой его морфологического строя, бедностью
флексий, наличие которых в других языках значительно усложняет
материальную оболочку слова. Ср., например, англ. ask – нем. fragen – рус.
спрашивать, англ. answer – нем. antworten – рус. отвечать, англ. bring – нем.
bringen – рус. приносить, англ. bird – нем. Vogel – рус. птица, англ. boy – нем.
Knabe – рус. мальчик, где английским односложным словам соответствуют
двусложные и более слова немецкого и русского языков.
2. Фонетическая простота как характерная черта значительного числа
английских слов находит соответствие в морфемной простоте, и число
морфемно простых, или одноморфемных, единиц в английском языке
оказывается также больше, чем в других языках. Даже многие производные
слова вследствие специфики словообразовательных процессов и специфики
такого способа словообразования, как конверсия, оказываются морфемно
простыми. Например, bite 'укус ; рана или след от укуса', bird 'ловить, стрелять
птиц', gas 'наполнять, насыщать газом' и т.д.
3. С фонетической простотой как важнейшей характеристикой
лексической системы современного английского языка, отличающей ее от
других языков, связана и семантическая особенность слов современного
английского языка. Степень полисемии, или количество значений в
семантической структуре многозначных слов, у многих лексических единиц
английского языка оказывается больше, чем у коррелятивных им слов в других
языках. Сопоставление семантических структур коррелятов типа наименований
частей тела, глаголов движения, созидания и многих других групп по чисто
количественным параметрам подтверждает эту закономерность.
4. Взаимосвязанной со структурной простотой значительного количества
лексических единиц в современном английском языке представляется и
большая степень омонимии по сравнению с другими языками,
многочисленность лексико-грамматических омонимов и омонимичных
словоформ, что совершенно не характерно, например, для русского языка.
5. Еще одной отличительной чертой лексических единиц современного
английского языка являются их сочетаемостные возможности, причем речь
идет не столько об индивидуальных сочетаемостных характеристиках
отдельных слов, сколько о целых классах. В результате своеобразия
синтагматических связей классов слов в современном английском языке
сформировались специфические номинативные конструкции типа широко
известной конструкции stone wall 'каменная стена', комплексные глаголы с
послелогами типа bring up 'воспитывать', give up 'отказываться' и др.
Основное же своеобразие системы лексических единиц, однако,
заключается в самом инвентаре номинативных средств современного
английского языка и тех отношениях, которые устанавливаются между ними.
202
Теоретическое описание лексической системы не может отразить всю ту
многообразную языковую картину, специфика которой постигается при
сравнении даже отдельных ее фрагментов, а общее научное описание в разной
степени приближения дано в лексикографических источниках. По мере
овладения изучающий английский язык все глубже проникает в это
своеобразное построение, постигает нюансы семантики и функционирования
компонентов словарного состава, и в этом постоянном и непрерывном процессе
его
языкового совершенствования описанные
выше
структурные,
семантические, функциональные и т.д. закономерности и аспекты
лексических единиц и их особенности как составляющих словарный
состав современного английского языка должны стать ориентирами,
способствующими осознанному овладению английским языком.
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ
Определите соотношение между:
а) частотностью и многозначностью слова,
б) частотностью и структурой слова,
в) деривационной структурой и многозначностью слова,
г) частотностью и стилистическими характеристиками слова. Приведите
примеры.
Укажите основные характеристики слов, принадлежащих к основному
словарному фонду.
Назовите характерные черты лексики современного английского языка.
Приведите примеры, доказывающие своеобразие лексической системы
современного английского языка по сравнению с лексическими системами
других языков.
ЛИТЕРАТУРА
1. Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. – М., 1956.
203
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ ........................................................................................................................................................... 3
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ ..................................................................................................................................... 4
ВВЕДЕНИЕ ................................................................................................................................................................... 5
ГЛАВА I. ЛЕКСИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ ЯЗЫКА .................................................................................................... 9
§ 1. СПОСОБЫ НОМИНАЦИИ И МОТИВИРОВАННОСТЬ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ ................................ 9
§ 2. ЗАИМСТВОВАНИЯ В ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ЯЗЫКА ...................................................................... 16
§ 3. СЛОВАРНЫЙ СОСТАВ КАК СИСТЕМА ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ ....................................................... 18
§4. СЛОВО КАК ОСНОВНАЯ ЕДИНИЦА ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ЯЗЫКА .......................................... 19
ГЛАВА II. ЗНАЧЕНИЕ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ ............................................................................................ 25
§ 1. ПРИРОДА ЗНАЧЕНИЯ СЛОВА ..................................................................................................................... 25
§2. АСПЕКТЫ И ТИПЫ ЗНАЧЕНИЙ ................................................................................................................... 33
ГЛАВА III. ПОЛИСЕМИЯ ......................................................................................................................................... 43
§ 1. СЕМАНТИЧЕСКАЯ НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ И ЕЕ ТИПЫ........................................................................... 43
§ 2. ПРИЧИНЫ, ТИПЫ И ФУНКЦИИ СЕМАНТИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЙ .................................................... 44
§ 3. ТИПЫ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЗНАЧЕНИЙ МНОГОЗНАЧНОГО СЛОВА. РОЛЬ И ТИПЫ КОНТЕКСТА ..... 53
§ 4. ОСНОВАНИЯ И ТИПЫ ВНУТРИСЛОВНЫХ СВЯЗЕЙ ............................................................................... 57
ГЛАВА IV. ОМОНИМИЯ ........................................................................................................................................... 64
§ 1. МЕСТО ОМОНИМИИ В СИСТЕМЕ ЯЗЫКА ................................................................................................ 64
§ 2. ПУТИ СТАНОВЛЕНИЯ ОМОНИМОВ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ ............................................................ 65
§ 3. КЛАССИФИКАЦИЯ ОМОНИМОВ ............................................................................................................... 69
ГЛАВА V. СЕМАНТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ СЛОВ В ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ СОВРЕМЕННОГО
АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА .......................................................................................................................................... 79
§ 1. СЕМАНТИЧЕСКИЕ КЛАССЫ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ ........................................................................ 79
§ 2. ГИПЕРО-ГИПОНИМИЧЕСКИЕ РЯДЫ ........................................................................................................ 86
§3. СИНОНИМИЯ .................................................................................................................................................. 89
§ 4. АНТОНИМИЯ .................................................................................................................................................. 93
ГЛАВА VI. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ И МОРФЕМНАЯ СТРУКТУРА АНГЛИЙСКОГО СЛОВА ............. 98
§ 1. ДЕРИВАЦИОННЫЙ СИНТЕЗ И МОРФЕМНЫЙ АНАЛИЗ КАК ОТРАЖЕНИЕ РАЗНЫХ ПОЗИЦИЙ
КОММУНИКАНТОВ .............................................................................................................................................. 98
§ 2. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ. ФУНКЦИИ И ЕДИНИЦЫ. МОДЕЛИ ОПИСАНИЯ ....................................... 100
§ 3. КОМПЛЕКСНЫЕ ЕДИНИЦЫ СИСТЕМЫ СЛОВООБРАЗОВАНИЯ ...................................................... 108
§ 4. ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ СИСТЕМЫ СЛОВООБРАЗОВАНИЯ. ПРОДУКТИВНОСТЬ,
АКТИВНОСТЬ И УПОТРЕБИТЕЛЬНОСТЬ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ МОДЕЛЕЙ .............................. 116
§ 5. СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ. СЕМАНТИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ СЛОВООБРАЗОВАНИЯ С
ДРУГИМИ ПОДСИСТЕМАМИ ЯЗЫКА ............................................................................................................. 121
ГЛАВА VII. СПОСОБЫ ОБРАЗОВАНИЯ СЛОВ В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ ........... 133
§ 1. АФФИКСАЛЬНОЕ СЛОВООБРАЗОВАНИЕ .............................................................................................. 133
§ 2. КОНВЕРСИЯ ................................................................................................................................................. 148
§ 3. СЛОВОСЛОЖЕНИЕ ..................................................................................................................................... 158
§ 4. ВТОРОСТЕПЕННЫЕ СПОСОБЫ ОБРАЗОВАНИЯ СЛОВ В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
................................................................................................................................................................................ 167
ГЛАВА VIII. СОЧЕТАЕМОСТЬ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ. ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ И
ИХ КЛАССИФИКАЦИЯ .......................................................................................................................................... 173
§ 1. УСЛОВИЯ И ПРАВИЛА СОЧЕТАЕМОСТИ СЛОВ ................................................................................... 173
§ 2. ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ И ИХ СВОЙСТВА ........................................................................... 181
§ 3. ГРАНИЦЫ ФРАЗЕОЛОГИИ И КЛАССИФИКАЦИИ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ .................... 186
§ 4. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ .............................. 194
ГЛАВА IX. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СЛОВАРНОГО СОСТАВА СОВРЕМЕННОГО
АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА ........................................................................................................................................ 199
204
Учебное издание
Харитончик Зинаида Андреевна
ЛЕКСИКОЛОГИЯ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
Художественный редактор А.Г.Звонарев
Технический редактор С-И-Шердюкова
Корректор В.В.Неверко
Оператор И.С.Оликсевич
Харитончик З.А.
Х20
Лексикология английского языка: Учеб. пособие. - Мн.:
Выш. шк., 1992. - 229 с.
ISBN 5-339-00772-3.
Представляет собой краткое теоретическое описание лексической
системы современного английского языка. Отличается коммуникативной
направленностью. Особое внимание обращается на применение теоретических
положений в практике преподавания английского языка.
Для студентов институтов и факультетов иностранных языков.
Учебник скачан с сайта www.filologs.ru