Эмор. Барац-5 - ХАТИКВА Независимая религиозная община

СВЯЩЕННАЯ АСИММЕТРИЯ
Народ в народе
Недельная глава «Эмор» в значительной мере посвящена законам священства, законам, определяющим жизнь
священников.
«Святы дожны они быть Богу своему, и да не оскверняют имени Бога своего, ибо жертвы Господни, хлеб Бога
своего, приносят они, и потому они должны быть святы. Жену блудницу и обесчещенную нельзя им брать, и
жену, отверженную мужем своим, нельзя им брать, так как свят он (священник) Богу своему. И ты святи его, ибо
хлеб Бога твоего приносит он (в жертву); свят да будет он у тебя, ибо свят Я, Господь, освящающий вас»(21. 6–8).
Итак, мы видим, что внутри самого святого народа, народа отделенного от всего человечества, происходит еще
одно отделение. К священникам предъявляются дополнительные требования, им даются дополнительные
предписания. Помимо запрета жениться на разведенных женщинах, Тора налагает на священников и некоторые
другие ограничения. В частности, священник не может соприкасаться с мертвым телом и вообще принимать
участие в похоронах. Совершать богослужение мог только тот священник, который был лишен целого ряда
физических пороков.
Итак, священники, когены, являющиеся потомками Аарона, дополнительно избраны внутри Израиля, они
священники в «царстве священников» (Шмот 19:6), они народ в народе.
Избрание когенов внутри Израиля обычно рассматривается как аналог и углубление избрания Израиля внутри
человечества. При этом на ум всем всегда приходит иерархическая трактовка этой данности. Когены, Израиль,
сыны Ноаха (праведники народов мира) – это три уровня святости, три степени посвящения. Между тем в данном
случае не менее продуктивно обратиться к иной, горизонтальной, а не вертикальной оси сравнения. Избрание
когенов внутри Израиля адекватнее описывается в иных терминах, в терминах теории дополнительности, в
терминах симметрии-асимметрии.
Между святым и святым
Итак, попробуем сравнить всеобщее священство Израиля со специальным священством когенов не как низ и
верх, а как две стороны, как правое и левое.
Само по себе уподобление каких-либо персонажей священной истории (например, Моше и Аарона) правой и
левой рукам в традиции встречается. Но, несмотря на то, что я никогда не слышал, чтобы когены и Израиль
уподоблялись паре рук, само это сравнение, на мой взгляд, более чем осмысленно.
В самом деле, отделение когенов от прочих израильтян именуется «отделением святого от святого» («авдала
бейн кодеш лекодеш»). Очевидно, что соотнесение какого-либо предмета с ним же самим возможно только как
констатация его парности, в противном случае отождествление окажется полностью бессодержательным.
Сопоставление объекта с самим собой возможно исключительно как сопоставление парных симметричных
предметов, ведь тождество только таких предметов явственно и неоспоримо. Отличение руки от руки, ноги от
ноги может быть произведено лишь в смысле их принадлежности единой симметричной структуре. Поэтому
когда мы слышим об отделении «святого от святого», то невольно должны воспринимать это разделение как
разделение между святым – левым и святым – правым.
На мой взгляд, такое диалогическое, дополнительное понимание миссии священства соответствует ему в
большей степени, чем понимание иерархическое. К тому же это понимание в большей мере отвечает духу
иудаизма.
В самом деле, философия, как известно, начинается с вопроса о «всеобщем». Человек мыслит сопоставляя.
Пока мы сравниваем отдельные предметы, например «Аводу» с «Ликудом», торговую сеть Кооп с торговой
сетью Суперсаль (или ту же правую руку с левой рукой), мы находимся в плоскости обычного мышления.
Философия начинается тогда, когда мы обращаемся к первосмыслу, когда мы хотим понять и проанализировать
мир как целое, т. е. когда мы пытаемся схватить «вообще ВСЕ». Тут наша мысль решительно пасует. Как быть?
Ведь «все» сравнивать не с чем, ведь, помимо «всего», ничего уже не остается.
Как я уже указывал, существует два способа: первый – путь эллинской философии, которая сравнила «все»
(единое) со многим. Второй путь – сравнить «все» с одним из элементов этого «всего», представив этот элемент
как другое «все», как другую тотальность. Этот диалогический образ мышления сложился в новой европейской
философии, однако корни его лежат именно в иудаизме. Если бы с древних времен евреи разрабатывали свою
оригинальную философию, то она должна была бы быть именно диалогической, а не иерархической.
Ведь избрание Израиля – это именно акт удвоения мира. Царь всего мира одновременно является Богом
Израиля: «У Господа Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все что на ней, но только отцов твоих благословил
Господь, и избрал вас из всех народов» (Дварим 10:14). Еврейская философия должна была бы основываться не
на иерархическом разделении (хотя такой подход возможен и ничему не противоречит), а на диалогическом
соотнесении всеобщего (весь мир) с его элементом, выступающим в качестве другого всеобщего (Израиль).
Загадочный закон
Между тем отделение Святого от Святого, подчиняясь этой же самой общей логике дополнительности, в то же
время высвечивает отдельный аспект этой логики – аспект симметрии.
Законы, связанные с симметрией, – это одни из самых универсальных и загадочных законов мироздания.
Симметрия – это одна из самых глубоких, самых базисных характеристик бытия, которая отмечается на ее самых
разных уровнях. Симметрию (как и ее верную спутницу асимметрию) можно наблюдать в мире физическом,
органическом, социальном и духовном. Симметрия фигурирует в квантовой физике (левый и правый спин
электрона), в химии (левовращающие и правовращающие кристаллические структуры) и, разумеется, в биологии,
которая имеет дело с объектами, практически всегда подчиненными законам симметрии.
Кроме того, эта действительность лежит в основе человеческого мышления. Ведь работа ума осуществляется
за счет непрекращающегося сопоставления, за счет парадоксального единства тождества (симметрии) и различия
(асимметрии). Как говорил Гегель, «сравнение имеет смысл лишь при предположении наличного различия, и
точно так же наоборот, различие имеет смысл лишь при предположении наличного сходства».
В религии правая и левая сторона также имеют четкий духовный смысл. Правым, например, считается
божественное качество милости, а левым – суда. Соответственно сатанинский мир, коренящийся в качестве суда,
именуется в идуаизме «левой стороной». В этом смысле «левая сторона» – это своеобразное зазеркалье, это
неподлинное, иллюзорное, отраженное существование.
Однако при этом важно подчеркнуть, что полная симметрия в реальном мире невозможна. Ситуация
буриданова осла, умершего от голода по причине невозможности выбрать между двумя равными стогами сена, –
идеальная ситуация. Всякая симметрия непременно отмечена каким-либо асимметрическим элементом.
Пастер в середине XIX века показал, что все живое, начиная с бактерии и кончая человеком, различает левые и
правые формы химических веществ, например, отличает химически тождественную глюкозу и галактозу. Пастер
пришел к выводу, что «симметрия между левым и правым в живой природе нарушена уже на молекулярном
уровне». «Почему возникает определенная диссимметрия, а не противоположная, почему только правый сахар...
и только левые белки?» – изумлялся великий ученый.
Итак, асимметрия – это необходимый элемент симметрии, это внесение принципа различия в принцип
тождества, делающий возможным само это тождество.
Как бы то ни было, но мы вправе рассмотреть законы, связанные с когенами, как признак асимметрии в
ситуации двух симметричных священств, правого и левого. Причем именно это разделение священства, на мой
взгляд, может прояснить общий философский смысл такого фундаментального явления, каковым является
симметрия-асимметрия.
Всевышний предназначил потомство Аарона для священнической миссии не сразу. Первоначальный Его план
заключался в другом. Первоначально Всевышний желал, чтобы священники посвящались из первородных
сыновей всех израильтян. Но в результате того, что Израиль поклонился золотому тельцу, и лишь колено Леви (к
которому принадлежал Аарон) от отступничества уклонилось, первоначальный план изменился: «Я ведь взял
Левитов из среды сынов Израилевых вместо всех первенцев, разверзающих чрево, из сынов Израиля» (Бемидбар
3:11).
Между тем этот первоначальный план раскрывает нам внутренний смысл отделения Святого от Святого,
внутренний смысл бытия в качестве симметричного.
Во-первых, этот план дополнительно подтверждает тезис о изначальной тождественности (симметричности)
всеобщего священства (Израиль) и священства специального (когены). Ведь по своей «природе» первенец ничем
не отличается от последующих детей.
А во-вторых, в этом замысле Всевышнего посвящать когенов из первенцев всех израильтян просматривается
глубинный смысл самого принципа симметрии-асимметрии: она возникает как бы из самой еврейской идеи
святости, святости как внутренней различенности.
В самом деле, первенец является первенцем только потому, что после него могут появляться другие дети.
Первое предполагает второе, но одновременно, как говорит французский философ Жак Дерида: «второе своим
запаздыванием делает возможным первое». Иными словами, первое и второе немыслимы друг без друга. Они
возникают вместе, возникают парно. Но тогда первое и второе – во времени – соответствуют правому и левому –
в пространстве. Таким образом, мы вправе сказать, что симметрично-асимметричные структуры, пронизывающие
все уровни мироздания, основываются на еврейской идее святости, обнаруживают внутреннюю святость жизни,
внутреннюю святость бытия.
БОГОПОДОБИЕ ЗВЕРЯ («Эмор» 5762)
Право на убийство
В недельном чтении «Эмор» даются заповеди, относящиеся к священникам, к праздникам, а также
продолжают излагаться законы, связанные с жертвоприношением. В связи с этими законами в недельном чтении
«Эмор» дается следующая примечательная заповедь: «И сказал Господь Моше, говоря: Когда родится теленок
или ягненок, или козленок, то семь дней он должен пробыть под матерью своею, а от восьмого дня и далее будет
благоугоден для огнепалимой жертвы Господу. И коровы или овцы не режьте в один день с потомством ее. И
когда вы режете в благодарственную жертву Господу, то приносите ее так, чтобы она приобрела вам
благоволение» (22.26-30).
Эта заповедь, ограничивающая право человека лишать животных жизни, может многому нас научить.
Я не знаю, какие санкции налагаются на человека в том случае, если он убивает ягненка, не прожившего
восемь дней, хотя заранее ясно, что это нарушение карается не так, как карается убийство человека. Но и аборт
карается не так, как убийство уже родившегося человека, хотя эмбрион несомненно человеком является.
Поэтому, не вдумываясь в значение «степени» греховности убийства новорожденного животного, попытаемся
понять общий возможный смысл этого запрета. Почему на протяжении первой недели жизнь жертвенных
животных защищена Божественным законом?
По-видимому, прежде всего мы должны задаться вопросом, почему вообще убийство животного в отличие от
убийства человека разрешено?
Действительно, здоровая человеческая совесть не может не противиться убийству животного. В той мере, в
какой нашему желудку представляется вкусным шницель, нашему уму теленок представляется рожденным для
жизни, а не для смерти.
Плоды деревьев желают, чтобы их съели, и именно поэтому они выглядят ярко и привлекательно. Вымя
коровы хочет, чтобы его опорожнили. Как говорит Талмуд: «Сильнее, чем теленок хочет сосать молоко, корова
хочет кормить молоком» (Псахим 112а). Но в то же время ни одно животное не стремится удовлетворить своей
плотью чей-то голод. Напротив, оно страшится когтей хищника точно так же, как его страшится «венец
творения» - человек. Наличие разума в этом отношении ничего не прибавляет. Страх смерти и боль присущи
ягненку в той же мере, как и человеку.
Обосновать право разумного существа пожирать существо неразумное, с точки зрения самого разума – задача
очень не простая. Во всяком случае, ничего «естественного» для разумного существа в мясоедстве нет.
Поэтому основание для этого действия может быть лишь одно – сверхъестественное. Право на убийство и
поедание животных человеку дал Всевышний, и только поэтому человек этим правом широко пользуется.
Тора говорит нам, что Всевышний позволил сыновьям Ноаха поедать животных («все движущееся, что живет,
будет вам в пищу, как зелень травную даю вам все» Брешит 9.3), а в дальнейшем подтвердил это право так же и
для евреев, т.е. дозволил им есть животных безо всякой связи с жертвоприношениями: «Сколько угодно душе
твоей можешь резать и есть мясо по благословению Господа Бога твоего, которое Он дал тебе во всех вратах
твоих, нечистый и чистый могут есть сие» (Дварим 12.15).
В этом данном свыше праве на убийство животного в сущности можно усмотреть один из признаков
человеческого богоподобия. Человек властен над животным («в ваши руки отданы они» Брешит 9.2), как
Всевышний властен над человеком. И до тех пор, пока мы соглашаемся с тем, что у Всевышнего имеется
беспрекословное право забирать наши души в любой (казалось бы, самый неподходящий с нашей точки зрения)
момент, до тех пор, пока мы со смирением готовы произносить траурное благословение: «Благословен Судия
праведный», до тех пор и убийство животного, к которому в целом мы обязаны относиться гуманно, не вменяется
нам в грех. Но что тогда значат эти семь дней, в которые нельзя убивать ягненка? Откуда возник этот период, в
который мы своей прерогативы лишены, и есть ли связь между этим сроком и аналогией с нашим богоподобием?
Опыт классовой солидарности
С одной стороны считается, что право Всевышнего забирать человеческую душу – это не произвол, что Он
забирает душу в момент какой-либо завершенности, в какой то момент определенной обращенности человека к
добру или ко злу; с другой стороны мы чувствуем, что наше право убить животное связано также еще и с тем, что
убийство животного не сказывается на его вечной судьбе.
Убивая человека, мы лишаем его возможности выбирать, раскаиваться и изменяться. Животное же в принципе
неизменно. Когда бы оно ни умерло, это никак не сказывается на его вечной судьбе. Проживет ли животное
месяц или десять лет, это никак не скажется на его сущности. Человек же за десять лет может не раз круто
поменяться и в нравственном и в мировоззренческом отношении, он может создать или разрушить за это время
целые миры. Поэтому, убивая человека, мы вмешиваемся в вечность, а убивая животное, к вечности не
прикасаемся.
Однако если Всевышний запрещает убивать животное в какой-то период, то мы вправе предположить, что в
этот период животное предназначено к чему-то выдающемуся, что в этот период оно сопряжено с чем-то вечным,
или что то же самое, что в этот период в нем проявлено богоподобие.
В целом традицией признается, что какой-то степенью богоподобия обладает все сотворенное. Например, в
некоторых молитвенниках содержится гимн «Пиркей шира», в котором собраны всевозможные упомянутые в
ТАНАХе творения, прежде всего животные, которые своим существованием славят Всевышнего, так как
обнаруживают в своей природе какие-то духовные свойства.
В широком смысле богоподобным является все творение. Однако не об этом богоподобии сейчас идет речь. Я
говорю сейчас о том актуальном богоподобии, которым наделен человек. Во всяком случае, из запрета убивать
ягненка на протяжении первых семи дней после его рождения можно заключить, что кормление – это
чрезвычайно важная миссия, и в этот период животное находится под специальным божественным
покровительством.
Ни один нормальный человек не может без умиления пройти мимо самки любого млекопитающего, кормящей
свое потомство. Сам относящийся к «классу млекопитающих», человек всегда испытывает какую-то «классовую
солидарность» с любой самкой, любовно опекающей свое подслеповатое потомство. Любой живой человек
испытывает изумление, когда обнаруживает, что «сильнее, чем теленок хочет сосать молоко, корова хочет
кормить молоком».
В кормлении млекопитающим своего детеныша легко узнается та божественная опека, которую оказывает
миру сам Всевышний. Вынашивание плода, его рождение и кормление ясно свидетельствуют о своем небесном
первообразе, о промысле, которым Всевышний окружает мир. Трепещущее над своими порождениями животное
обнаруживает, что и оно создано по образу Всевышнего, трепещущего над всеми Своими творениями. Нигде
природа не поднимается столь высоко, нигде она не просветлена духом в такой мере, как в материнском
инстинкте млекопитающего.
Традиция устанавливает прямую связь между Шехиной и кормлением молоком. Так Магараль пишет:
«Разъяснил раби Йоси Хагалили, что малыш, который кормится и привязан к матери или младенец, который
существует и питается от груди своей матери, когда видит Шехину, он поднимается ей навстречу. Потому что
всякая вещь обращается к своему истоку» (Гвурат Ашем 47).
Но человек не единственное млекопитающее, поэтому даже и в животных следует признать наличие этого
божественного образа, и рассматриваемая нами заповедь Торы свидетельствует именно об этом.
Животное, заботящееся о своем потомстве, кормящее и поддерживающее его, просто не может ни от кого
больше воспринять этой действительности кроме как от первоистока – от Шехины, женского начала Единого
Бога.
Запрет убивать животное в течение хотя бы недели после его рождения может означать только одно: эта
миссия должна раскрыться, животное, не пережившее этих чувств, не кормившее молоком детеныша, и детеныш,
не пивший молока, отправляются в иной мир, не обогатив этого мира. И поэтому в этот период человеку
запрещено убивать их так же, как и себе подобного.
Нам скажут, и скажут справедливо, что нужно делать различие между природной привязанностью и духовной
любовью, что духовная любовь тем и отличается от природной привязанности, что она не покорена ей, а ее
покоряет, что любовь не следует природе, что она не различает «своего» и «чужого». Человек может
пожертвовать своим ребенком, а животное – нет.
Виктор Франкл в следующих словах описал различие между человеком и животным: «Человек - это существо,
которое всегда может сказать «нет» своим влечениям и которое не должно всегда говорить им «да» и «аминь».
Когда он говорит им «да», это происходит всегда лишь путем идентификации с ними. Это и есть то, что
выделяет его из мира животных. Если человек должен каждый раз идентифицироваться с влечениями (в той
мере, в какой он желает их принять), животное идентично своим влечениям. У человека есть влечения - животное
само есть влечения. То же, что есть человек, - это его свобода, поскольку она присуща ему изначально и
неотделима от него, в то время как то, что у меня просто «есть», я вполне могу потерять».
Но в том-то и дело, что в материнском инстинкте «влечение» столь богоподобно, что как бы возвышается над
самой природой.
Верно, что в отличие от человека животное не способно пожертвовать своим детенышем, но, по крайней мере,
собой-то оно в своей любви к детенышу жертвует. И не следует пренебрежительно относиться к тому, что это
всего лишь «природа» и «влечение». Не правильнее ли изумиться тому, что даже «природа» может быть
жертвенной. Не говоря уже о том, что эта природа обеспечивает общую направленность свободного выбора, что
эта природа прообразует сверхприродную любовь и свободу.
Не будь человек сам млекопитающим, не имей он этого природного субстрата, этого инстинктивного желания
опекать, сколь была бы бедна и ущербна его свобода!
Тем самым это слепое природное «влечение» возвышается над любым другим, и не случайно Тора призывает
его гуманизировать, отнимая у нас право убивать животное в период кормления.
В своих высших проявлениях животные соединяются с человечеством. Уже одно то, что смерть жертвенного
животного может искупить наши грехи, свидетельствует о том, что между человеческим и животным миром не
существует пропасти. И животные уже хотя бы одним тем, что они способны искупить нас, образуют с нами одну
жизнь.
Сыны Израиля и сыны Аарона 2004
Дополнительные требования
В недельной главе “Эмор” описываются законы, связанные со священниками - потомками Аарона.
На священников распространяется ряд законов, отличающих их от всех прочих сынов Израиля. Внутри общего
избрания Израиля на коэнов налагаются дополнительные требования. В частности, священник не может
соприкасаться с мертвым телом, как сказано: “да не осквернится прикосновением к умершим из народа своего”
(Ваикра, 21:2).
Для служения в Храме священникам предъявлялось требование телесного совершенства: “И сказал Господь
Моше, говоря: Говори Аарону следующее: никто из семени твоего в роды их, у которого будет увечье, не должен
подходить, чтобы приносить хлеб Б-га своего. Никто у кого увечье, да не подойдет: ни слепой, ни хромой, ни
плосконосый, ни уродливый. Ни человек, у которого перелом ноги или перелом руки, или горбатый, или худой,
или с бельмом на глазу, или с коростой, или паршивый, или с поврежденными ятрами. Ни один человек из рода
Аарона, священника, у которого увечье, не должен подходить, чтобы приносить жертвы Господни: он увечен, да
не подойдет он подносить хлеб Б-га своего... К завесе да не подойдет и к жертвеннику да не приступит, ибо
увечен он; не должен он бесчестить святынь Моих, ибо Я Господь, освящающий их” (21:16-23).
Определенные ограничения накладываются на священника при выборе жены: “Святы должны быть они Б-гу
своему, и да не оскверняют имени Б-га своего, ибо жертвы Господа, хлеб Б-га своего, приносят они, и потому они
должны быть святы. Жену блудницу и обесчещенную нельзя им брать, и жену, отверженную мужем своим,
нельзя им брать, так как свят он (священник) Б-гу своему” (21:6).
Существует также закон, запрещающий священнику приглашать к своему столу рядовых сынов Израиля, во
всяком случае если при этом он подает мясо жертвенных животных и иные посвященные Храму продукты: “И
никакой посторонний не должен есть святыни; жилец священника и наемник не должны есть святыни. Если же
священник приобретет себе человека покупкою за серебро свое, то сей может есть из нее; так и домочадцы его
могут есть из хлеба его. А если дочь священника выйдет замуж за постороннего, то она не должна есть из святого
возношения. Но если дочь священника станет вдовою или разведенною, и детей нет у нее, и возвратится она в
дом отца своего, как в юности своей, то она может есть хлеб отца своего. Никакому же постороннему нельзя есть
его. Если же кто съест святыню по ошибке, то должен приложить пятую долю к тому и отдать священнику
вместе со святыней” (22:10-15).
На этом законе хотелось бы отдельно остановиться.
Радикальное отделение
Кажущийся на первый взгляд достаточно понятным, при более пристальном рассмотрении этот закон вызывает
ряд вопросов. Действительно, мы легко можем объяснить этот запрет тем, что все посвященное Храму строго
отделено от повседневности, и поэтому соответствующей отделенностью должна обладать и пища.
Между тем этот ответ порождает второй вопрос, собственно и возбуждающий интерес: почему тогда
обычному сыну Израиля не запрещено приглашать к своему столу нееврея, хотя один вроде бы также отделен от
второго, и хотя (как утверждается в Талмуде) стол еврея является аналогом жертвенника?
В самом деле, еврей не может есть в гостях у нееврея, во всяком случае не может прикасаться к значительному
количеству подаваемых блюд. Но при этом еврей может безо всякого ограничения принимать неевреев за своим
столом. Итак, если отделенный от народов Израиль может разделить с ними свою трапезу, то почему тогда
священник не может разделить своей трапезы с Израилем? Чем отделение Коэна от Израиля отличается от
отделения Израиля от народов?
При этом стоит отметить, что аналогичная строгость отмечается также и в отношении прозелитизма. Инородец
может стать евреем, но ни инородец, ни еврей не могут стать коэном. Коэном можно только родиться. Иными
словами, идея родового избрания, пронизывающая призвание сынов Израиля, как бы завершается и исполняется
в священстве сынов Аарона.
Итак, чем отличаются два этих разделения - условное израильское и безусловное священническое?
По-видимому, и корень этого отличия, и его смысл следует искать в предыстории. Как мы знаем,
первоначально на служение в Храме посвящались именно все сыны Израиля, точнее – первенцы всех сынов.
“И Господь сказал Моше говоря: Я ведь взял левитов из среды сынов Израиля вместо всех первенцев,
разверзающих чрево, из сынов Израиля, дабы левиты были Моими. Ибо всякий первенец - Мой, в день избиения
Мною всякого первенца в земле Египетской посвятил Я Себе всякого первенца в Израиле, от человека до скота:
они должны быть Моими, Я Господь” (Бемидбар, 3:11-13).
В другом месте Тора вновь повторяет, что левиты были взяты для этой службы вместо первенцев. “После сего
войдут левиты служить при шатре соборном, когда ты очистишь их и вознесешь их возношением. Ибо вполне
отданы они Мне из среды сынов Израиля вместо первоплодия всякой материнской утробы, вместо первенца
всякого из сынов Израиля взял Я их Себе. Ибо Мой всякий первенец у сынов Израиля, от человека до скота. В
день поражения Мною всех первенцев в земле египетской посвятил Я их Себе. И взял Я левитов взамен всех
первенцев у сынов Израиля. И отдал Я левитов из среды сынов Израиля, отданы они Аарону и сынам его для
исполнения службы за сынов Израиля при шатре соборном” (Бемидбар, 8:15-19).
Аарон был потомком Леви, и избрание коэнов находится поэтому в общей логике данного замещения. Но
зачем оно вообще понадобилось? Чем были плохи первенцы всех сынов Израиля?
Как сообщает предание, эта замена была осуществлена в результате греха поклонения золотому тельцу, от
которого уклонилось все колено Леви. Как сказано в Торе: “И стал Моше в воротах стана, и сказал: кто за
Господа - ко мне! И собрались к нему все сыны Леви” (Шмот, 32:26).
Но при этом важно отметить, что в какой мере Левиты не участвовали в изготовлении золотого тельца и в
поклонении ему, в такой же мере инородцы участвовали активнее других. Собственно говоря считается, что
именно “эрев рав”, т.е. вышедшие вместе с Израилем инородцы, склонили евреев совершить это нарушение.
“Эрев рав” и потомки Леви оказались в этой истории как бы по разные стороны еврейской общины, с
противоположных позиций влияя на нее.
Но может быть, за этим и скрывается та подчеркнутая строгость отделения коэнов от Израиля? Здесь как бы
улавливается какая-то компенсация. Возможно в силу того, что “эрев рав” мог войти в еврейских народ, Всвышний решил ограничить вхождение в семью Аарона даже простых израильтян (а не только инородцев). Между
тем самих израильтян не смущает этот жесткий запрет. Они относятся к нему с доверием и без комплексов.
В свете этого доверительного отношения евреев к законам, связанным со священством, становится более
понятно недоверие иудейской традиции к народам мира, которые усматривают в законах, связанных с избранием
Израиля, злокозненность и национальную гордыню (например, в связи со словами Торы: “Законы мои
исполняйте и установления Мои соблюдайте” (Ваикра, 18:4). Раши поясняет: “Указы Царя, на которые дурное
побуждение еврея и народы мира возражают: “Зачем нам их соблюдать?”. Например, запреты есть свинину или
надевать одежду из шерсти со льном. Поэтому сказано: “Я, Господь Б-г” - это Мой указ, вы его обязаны
слушать”).
Народы с трудом принимают волю Вс-вышнего в том, что касается избрания Израиля и соответственно
законов, предложенных евреям в связи с этим избранием. Избрав Израиль, Вс-вышний произвел параллельное
человечество, так же как Он произвел параллельное человечество, создав из Человека женщину.
Мы считаем разделение человечества на сильный и прекрасный пол чем-то естественным, но на самом деле в
этом разделении не больше логики, чем в избрании Израиля. Действительно, Вс-вышний мог бы сделать разум и
свободу воли вторичным мужским половым признаком, чем-то вроде бороды или густого баса. В этом случае
женщины являлись бы прекрасными животными, которых бы мужчины приобретали как породистых лошадей и
собак на специальных рынках. При этом человечество было бы вполне однородным и не ведало бы массы
проблем типа неразделенной любви.
Как мы знаем, Вс-вышний задумал Свое творение иначе, наделив разумной душой в равной мере оба пола.
Однако некоторые чувствуют в этом подвох и требуют либо вообще отрешиться от пола в монашестве (“нет ни
мужского пола, ни женского”), либо отождествить женское с мужским (феминизм). Антисемиты в этом
отношении подобны монахам и феминисткам, они категорически не допускают того, что человечество может
быть разделено на Израиль и народы. Остается только сожалеть, что антисемитов в этом мире гораздо больше,
чем монахов и феминисток.
Однако при этом на себя обращает внимание, что в самом Израиле не существует такого отношения к коэнам,
которое бы напоминало собой антисемитизм. И это безусловно является одновременно и укором для народов и
надеждой на то, что они когда-нибудь откажутся от своей ненависти к евреям.
Действительно, евреи отделены от народов на основании той же логики, что и коэны отделены от евреев. Но
евреи принимают эту логику и легко соглашаются с особенным положением коэнов. Рядовые сыны Израиля не
обвиняют коэнов в том, что те завладели национальными капиталами и средствами массовой информации, они не
подозревают священников в том, что те режут на Песах израильских младенцев и плетут сети всеизраильского
заговора. Наконец, простые израильтяне не сравнивают священников с нацистами и не утверждают, что те
находились в сговоре с Гитлером.
Но если Израиль без проблем может принять священство потомков Аарона, предполагающее радикальное
отделение от Израиля, то почему человечество не может принять священство самого Израиля, граница
разделения с которым условна?
МУЖСКОЕ И ЖЕНСКОЕ СВЯЩЕНСТВО («Эмор»)
Телегония
В недельной главе «Эмор» излагаются законы, связанные со священниками, которыми, как известно, являются
потомки Аарона. При этом на себя обращают внимание особенные требования, предъявляемые священнику при
выборе жены: «Святы должны быть они Богу своему, и да не оскверняют имени Бога своего, ибо жертвы
Господа, хлеб Бога своего, приносят они, и потому они должны быть святы. Жену блудницу и обесчещенную
нельзя им брать, и жену, отверженную мужем своим, нельзя им брать, так как свят он (священник) Богу своему»
(21.6).
В отношении первосвященника эти требования еще более строги: «Он же жену в девстве брать должен. Вдову
или отверженную, или обесчещенную, блудницу нельзя ему брать, а лишь девицу из народа своего должен он
брать в жену. И нельзя ему бесчестить семени своего в народе своем, так как Я, Господь, освящаю его» (21.14).
В гемаре (Ивамот 61.а), где рассматриваются эти законы, можно усмотреть лишь одно послабление - простой
священник может жениться на вдове. В действительности коэн может вступить в брак с женщиной, которая была
лишена девственности вне брака, но в целом это далеко не всем известное право не отменяет самой тенденции:
священник не должен брать женщину «со вторых рук».
Какой смысл может иметь этот запрет? Прежде чем ответить на этот вопрос, следует отметить, что священство
наследуется именно по отцу. Тот, кто родился от дочери коэна, не является коэном, если сам его отец также не
коэн. Если еврейство наследуется по материнской, то священство именно по отцовской линии.
При этом важно отметить, что если человек может стать евреем, то священником можно только родиться. Ни
инородец, ни простой сын Израиля, ни даже вообще потомок Леви – не имеют возможность стать коэном. Таким
образом священство – это специфический признак потомков Аарона по мужской линии. Никакие другие люди в
мире этим признаком не обладают.
Последние генетические исследования однозначно показывают, что все евреи, достоверно идентифицирующие
себя с коэнами, являются потомками одного общего предка.
Так, сотрудник университета Торонто и медицинского центра «Рамбам» в Хайфе доктор Скорецкий (сам
являющийся коэном) инициировал исследование, опубликованное в научном журнале «Natural» (2 января 1997).
Им был сделан генетический анализ 188 евреев – мужчин из нескольких стран – из Израиля, Англии и Северной
Америки, среди которых имелись коэны, левиты и простые евреи. В результате было установлено, что в 98.5%
случаев в Y–хромосомах коэнов имелись определенные «отметки», т.е. обнаруживалась специфическая
последовательность ДНК, свойственная преимущественно тем, кто относит себя к потомкам Аарона. Позднее
этим же исследователем была обнаружена комбинация из шести хромосомных отметок, которая присуща только
коэнам и отмечается у подавляющего большинства из них (в его эксперименте 97 из 106).
Итак, мы видим, что замысел Создателя состоит в том, чтобы храмовое священство представляло собой
определенный народ, который несет мужские признаки своего общего предка Аарона и в который нельзя войти
со стороны.
С этой точки зрения позволительно осмыслить также и запрет на вступление в брак с женщиной, ранее
находившейся в связи с другими мужчинами.
Создается впечатление, что в данном случае Тора вообще как будто бы учитывает явление телегонии. Термин
этот известен не всем и требует определенного разъяснения.
Среди тех, кто занят разводом каких-либо породистых животных – голубей, собак, лошадей и т.д., давно
существовало поверье, что контакт породистой самки с беспородным самцом сказывается на всех ее
последующих пометах. Такую самку всегда было принято браковать.
Между тем, явление наследования признаков самца, с которым самка случалась прежде, потомством, зачатым
от последующих самцов - в какой-то момент было признано наукой и названо телегонией. Об этом явлении
заговорили в XIX веке после одного хорошо документированного казуса: через несколько лет после того, как
некие коноводы безуспешно пытались скрестить лошадь с зеброй, у этих лошадей - от нормальных породистых
жеребцов - стали рождаться полосатые жеребята!
Какие-то исследования на этот счет в ту пору проводились (в частности в 1899 году Феликс Ледантек
опубликовал книгу, в которой имелась глава «Телегония или влияние первого самца»). Однако впоследствии – по
непонятной причине – интерес к этому явлению среди биологов прошел. Для многих телегония и сейчас остается
не более чем предрассудком животноводов. Но в то же время существует немало ученых, воспринимающих это
явление как вполне достоверное. В одном попавшемся мне на эту тему исследовании (включавшем эксперименты
с мечеными молекулами ДНК), выдвигается гипотеза, что генетический материал из погибших и разрушившихся
сперматозоидов, достигнувших яичника, может удерживаться зародышевым эпителием, т.е. той тканью, из
которой образуются яйцеклетки. Таким образом, созревающие яйцеклетки могут хранить на своей поверхности
какой-то генетический материал, привнесенный прежним самцом. При оплодотворении последующим самцом
этот генетический материал может оказаться задействованным.
Если это явление признать существующим, то запрет коэну жениться на разведенной женщине может означать
также и то, что коэн должен наследовать свои мужские признаки (свою У-хромосому) исключительно от одного
праотца.
Кто-то может обратить внимание на то, что священник не может жениться также и на прозелитке, что здесь
имеет место ограничение также и по материнской линии. Но это не вполне так. В самой Торе запрет жениться на
прозелитке не дан. В уже приведенной гемаре (Ивамот 61), где эта проблема рассматривается, запрет жениться на
женщине, принявшей иудаизм, связывается все с тем же запретом на союз с блудницей. Зная нравы окружающих
их народов, мудрецы предписали воспринимать всякую обращающуюся в иудаизм женщину как бывшую
блудницу.
Таким образом, опять же дело не в собственных генах прозелитки, а в опасении, что она может хранить
инородные мужские гены.
Два священства
Итак, исходные данные следующие: Священство наследуется по отцу (сыновья дочери коэна – не коэны), в то
время как еврейство наследуется по матери (дети еврея от нееврейки – не евреи, дети еврейки от нееврея - евреи).
При этом в священство нельзя обратиться - его можно только унаследовать, евреем же может стать человек
любой расы.
Смысл этого ограничения (на «обращение» в священство) легко свести к смыслу первого (на брак с
разведенной женщиной). Священство - это вторичный половой признак сыновей коэна. Священство - это миссия
исключительно мужская.
Священство совпадает с мужской природой и отдано лишь мужской природе. Именно так мы вправе
проинтерпретировать ограничения, наложенные на священников при их вступлении в брак.
Может показаться, что в отношении всеобщего священства принцип тот же - священник именно мужчина,
женщине же отведена вспомогательная роль.
Действительно, общепризнанно, что всякий еврей является священником («а вы будете у Меня царством
священников и народом святым» (Шмот 19.6), но вроде бы именно еврей, а не еврейка. Все мы знаем, что число
заповедей, наложенных на женщину, существенно меньше, что женщина не совершает специфических обрядов,
которые можно расценить как священнические (чтение свитка Торы, субботний кидуш, наложение тфиллин,
ношение цицит и т.д.).
Однако это различие полностью блекнет на фоне их общего отчуждения от того культа, которому были
посвящены собственно священники – коэны. То священнодействие, которое осуществлял священник – потомок
Аарона, не мог осуществлять никакой другой еврей – как женщина, так и мужчина.
Но при этом на себя обращает внимание, что литургия всеобщего священства специфическим образом не
связана с мужским полом и в принципе может осуществляться также и женщиной.
Хотя это и не принято, но женщина в принципе может накладывать тфиллин и носить цицит. Женщины могут
подниматься к Торе, если они молятся отдельно от мужчин. То же и кидуш. Если в доме нет мужчины и пойти в
какую-либо другую еврейскую семью у женщины нет возможности, то она не только может, но и должна
освятить субботу.
Известные ограничения можно найти, но в целом видно, что литургические возможности мужчин и женщин в
основе своей в Израиле одинаковы. А ведь это совсем не так у коэнов - т.е. дочь коэна не имеет право приносить
жертвы так же, как и сыны и дочери Израиля (хотя и может участвовать в жертвенной трапезе).
Но если литургические возможности евреев и евреек одинаковы, то они одинаковы по женскому, а не по
мужскому признаку! Ведь мужчина сочетает в себе свойства мужчины и женщины, ему доступно все женское (на
генетическом уровне он является носителем как женского, так и мужского генофонда – Х и У - хромосомы).
Женщина же чиста в своем женском качестве и не совместима ни с чем мужским (ее генофонд чисто женский ХХ хромосомы).
Из того, что все основное, что предписано обычному еврею, может сделать также и еврейка, следует лишь то,
что литургические обязанности всеобщего священства в своей основе женские, а не мужские. А то, что они
поручены прежде всего мужчинам - лишь незначительная деталь, к тому же весьма характерная. Например, никто
не станет спорить с тем, что в традиционном обществе стряпня – это удел жены. Между тем шеф-повар (в любом
обществе) – это практически всегда мужчина. Священство – в основе своей миссия именно мужская, и поэтому
даже в своем женском качестве она поручена все же мужчинам, а не женщинам. Но в целом «бескровные»
ритуалы «всеобщего священства» оправдано рассматривать как женские.
Как бы то ни было, литургические обязанности простых сынов Израиля начинают выглядеть женскими при их
сопоставлении с обязанностями собственно священническими, которые являются исключительно мужскими.
Но тем самым священство можно подразделить на два типа: особенное - мужское и всеобщее - женское.
В свое время я показывал, что святое и будничное представляют собой брачную пару. Но брачная логика
универсальна. Поэтому не удивительно, что ее можно обнаружить также и во взаимоотношениях святого со
святым.
Вечность в контексте истории
Май 2006
Беспрецедентный Закон
В недельной главе “Эмор” приводится следующая история: “И вышел сын Израйльтянки, он же сын
Египтянина, в среду сынов Израйлевых, и поссорились в стане сын Израйльтянки той с Израильтянином. И
проклинал сын Израильтянки Имя, и поносил. И привели его к Моше; имя же матери его Шломит, дочь Диври, из
племени Данова. И посадили его под стражу до объявления им (решения) по слову Г-сподню. И сказал Г-сподь
Моше, говоря: Выведи поносителя вон из стана, и да возложат все слышавшие руки свои на голову его, и да
забросает его камнями вся община. И сынам Израйлевым скажи так: всякий, кто поносит божество свое, понесет
грех свой. И кто поносить будет имя Г-сподне, смерти да будет предан, камнями да забросает его вся община: как
пришелец, так и туземец, проклинавший Имя, предан будет смерти. И когда кто лишит жизни какого-либо
человека, то он должен быть предан смерти. А кто убьет скотину, должен заплатить за нее: животное за
животное” и т.д. (Ваикра, 24:10-19).
Итак, мы видим, что закон, связанный с наказанием за богохульство, был сформулирован Законодателем в
связи с определенной жизненной ситуацией, в связи с определенным инцидентом. Случай, следует заметить, в
законодательстве Моше не исключительный, но все же и довольно редкий. В основном законы даются Всвышним безо всякой связи с конкретными событиями, описываемыми Торой.
Более того, устная Тора стремится представить предвечными (то есть задающими исторический контекст, а не
задаваемыми историческим контекстом) даже и все последующие раввинистические постановления.
Так, в мидраше Шмот Раба (47) говорится: “Когда Б-г, благословенно Его имя, открылся на горе Синай, чтобы
дать Израилю Тору, Он изложил ее Моше по порядку, главу за главой, и на каждую главу относящуюся к ней
мишну, галаху и агаду, как сказано: “И произнес Б-г все слова эти” (Шмот, 20:1) - даже те вопросы, которые
мудрые ученики будут задавать своим наставникам”.
В этом мидраше говорится, правда, еще об особом историческом моменте - о моменте дарования Торы, но в
других источниках Тора представлена планом, предшествующим миротворению.
Невозможно не заметить, что такой перенос в предысторию всего созданного и выработанного в ходе
исторического процесса находится, казалось бы, в духе тех религий, которым иудаизм всегда противостоял.
В самом деле, не только эллинизм, индуизм и буддизм, но и вообще все прочие языческие религии мыслят
происходящее как отражение предвечных теогонических процессов. В рамках этих религиозных систем история
с полной внутренней необходимостью развивается из некоего надисторического архетипа. Все предопределено и
все задано неким общим законом, который как образец представлен в деяниях богов. Таково положение во всех
национальных и тем более наднациональных религиях, которые согласны с тем положением, что “на вершине все
тропы сходятся”.
Существует немало иудеев, готовых подписаться под этим девизом. Однако даже если ему подыскать
собственно иудейскую трактовку, необходимо четко определить, в чем все же расходится иудаизм со всеми
языческими религиями.
Очевидно, что если в иудаизме и есть что-то оригинальное, так это как раз идея “обратного влияния”, то есть
идея влияния временных исторических событий на “предвечный план”. Исторический процесс открыт, а не
предопределен, более того, он оказывает самое непосредственное воздействие на свой вечный исток.
Однако прежде чем высказаться относительно тенденции возгонки в предысторию исторических событий, я бы
хотел обратиться к приведенному случаю использования Торой “прецедентного права”, как к прецеденту
некоторой более глубокой концепции.
В самом деле, невозможно не заметить, что к закону, карающему богохульника смертью, присоединен также и
целый пакет других законов!
Мы читаем: “проклинавший Имя, предан будет смерти. И когда кто лишит жизни какого-либо человека, то он
должен быть предан смерти. А кто убьет скотину, должен заплатить за нее: животное за животное. И кто нанесет
увечье ближнему своему, как сделал он, так да сделано будет с ним. Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб…
И убивший скотину должен заплатить за нее, а убивший человека должен быть умерщвлен. Закон один да будет у
вас, одинаков да будет он для пришельца и туземца, ибо Я Г-сподь, Б-г ваш. И говорил (это) Моше сынам
Исраэйлевым; и вывели поносителя за стан, и забросали его камнями, и сделали сыны Израйлевы, как повелел Гсподь Моше (Ваикра, 24:21-23).
Итак, мы видим, что в связи с “прецедентным” законом наказания богохульника, на одном дыхании
перечисляется целый комплекс базовых и, казалось бы, совершенно “беспрецедентных” законов Торы!
Оказывается, что Законы Торы, даже такие универсальные и вечные как “не убий” и “око за око”, как будто
ищут себе повод “внедриться” в историю, обосноваться в истории, они как бы стараются найти себе свой
исторический повод!
Вечный план Тв-рца проявляется в каждом временном событии и прецеденте. Такая тенденция имеет место.
Но эта тенденция теряет в еврейской системе координат всякий смысл, если одновременно не замечать
тенденции прямо обратной. Оригинально и ценно в иудаизме именно то положение, что у вечности и времени
очень непростые, можно даже сказать вполне партнерские взаимоотношения.
Еврейский Закон действительно беспрецедентен, но как раз не тем, что он не обращается к прецедентам, а тем,
что он понимает вечные надисторические законы, как открытые и корректируемые в историческом процессе. Из
приведенной истории с богохульником мы вправе заключить, что даже наиболее универсальные и вечные законы
Торы ищут себе сиюминутного повода, для того чтобы ворваться во временной мир.
Ирония истории
На протяжении веков в иудаизме все более набирала силу обратная тенденция, тенденция представить Тору
как статичную надвременную структуру, как нечто именно в высшей степени “предвечное”.
Но граница с язычеством при этом переступалась довольно редко. Как правило идея свободы сохранялась.
Например, расхожее утверждение, что Тора как текст предшествовала миру, предполагает, что порядок букв в
“предвечной” Торе был совершенно иным, и формировался как раз в ходе истории.
Позволительно поэтому сказать, что идея “предвечности” касается в иудаизме по преимуществу формы. И все
же для слабых умов эта форма порой стала служить известным соблазном. Многие классические толкования
стали оставлять в этих умах впечатление, что Священная история была от начала и до конца “расписана”
небесами. Как в языческих системах, исторический процесс превратился для некоторых иудеев в какое-то
подобие эмбрионального процесса, в котором результат полностью предопределяется набором генов
оплодотворенной яйцеклетки. Школьная еврейская концепция истории все меньше обращалась к идее свободы и
все больше к идее какой-то мистической необходимости.
Создается впечатление, что массовый отток еврейства в революционные движения на рубеже ХIХ - ХХ веков в
значительной мере был вызван этой подменой исторического мышления надисторическими мифологемами.
Иудаизм, на протяжении веков ретушировавший свой историзм, оказался неспособен в какой-то момент дать
ответы на ряд насущных исторических вопросов, и многие евреи, истосковавшиеся по подлинной свободе,
оставили ешивы ради того, чтобы вступить в историю в качестве ее непосредственных делателей. Одной из таких
революционных идеологий оказался сионизм.
Сегодня, когда светский сионизм вошел в свою терминальную фазу, когда его крах для всех стал очевиден,
невольно возникает вопрос: а что это вообще такое было? Что это на них нашло?
Социалистами двигала идея национального и одновременно социального возрождения, в рамках которого
человек сам является творцом своей судьбы. Но как мы теперь ясно видим, полный отказ от “предвечных”
идеалов оказался не менее пагубен, чем их передозировка. Свободная от “предрассудка” вечности история
оборачивается историей саморазрушения. Не только дети и внуки “творцов собственной судьбы”, но в
значительной мере и они сами стали безжалостно крушить дело своих рук. Опыт Рабина, Переса и Шарона
показывает, что и Бен-Гурион, и даже Герцель сегодня вполне могли бы усесться в президиуме ликвидаторов
сионизма, возвращающих в сказку то, что уже стало былью.
Чисто “человеческая история”, то есть история, базирующаяся не на теологических концепциях, а
исключительно на идеях свободы и ответственности, возможна, но все же, как показывает опыт, не в Эрец
Исраэль. Эта земля извергает из себя тех, кто пытается превратить ее в “Новый Свет” и тем более в новый
Гонконг. У того, кто в Эрец Исраэль дерзает вычеркнуть из своей исторической концепции вечный священный
компонент, нет будущего.
Мы привыкли плавать в тихих заводях собственных исторических концепций, мы страшимся вырываться на
просторы той бескрайней открытой истории, которую задал собой ТАНАХ. Но, хотим мы того или не хотим, мы
там именно находимся. Такова история - с одной стороны она открытая и свободная, с другой - Священная, то
есть задуманная Вс-вышним. С одной стороны законы Торы сиюминутны и ситуативны, с другой - вечны и
неизменны.