Отчего замолкли леса

Отчего замолкли леса?*
*Опубликовано: Литературная газета, 1968, 10 января №2.
В. Матов
Приятной для меня новостью явилось то, что запасы дупелей в нашей стране настолько велики, что не
используются. Об этом сообщил горячие, слишком горячие сторонники охоты, выступившие в «Дискуссионном клубе» «ЛГ». А я то наивно полагал, что дупеля теперь и отыскать трудно. Мне даже казалось, что
большинство молодых охотников дупеля никогда не видели, не отличат от бекаса. Обращаюсь к авторам сообщения о расплодившихся выше меры дупелях с покорнейшей просьбой посоветовать, куда бы поехать летом, чтобы приятно поохотиться. Как отыскать, предположим, в Подмосковье, хотя бы дальние места, где
можно бы рассчитывать поднять с хорошей подружейной собакой, ну, хоть шесть или пять тетеревиных выводков в день. Не будем говорить о куропатках, серых или белых, — жалкие остатки этих птиц в большинстве мест давно находятся под охраной. Но тетерев — это такая повсеместно распространенная дичь!
К сожалению, в прошлом.
Я начал охотиться с шестнадцати лет, теперь мне идет семидесятый. Мальчишками мы находили дичь
около Крюкова — как раз там, где сейчас многоэтажные дома Зеленограда. Поездку на полустанок Покровку под Клином мы тогда рассматривали как далекую экспедицию в охотничье Эльдорадо. Действительно,
тогда в двух километрах от полустанка на тока вылетали по два десятка косачей. Теперь Покровка — почти
город, ни одного тетерева около него не найти.
Все это естественно. Но имеются и другие причины резкого уменьшения дичи, и некоторые тоже закономерны. Например, быстрое развитие автомобильного транспорта. На сто втором километре Ленинградского
шоссе расположено село Спас-Заулок. Вправо уходит грунтовая улучшенная дорога. По обе стороны — леса. В четырнадцати километрах от Спас-Заулка, в двух километрах от Вьюхова, начинается Срезнево —
обширная вырубка времен Великой Отечественной войны. В середине пятидесятых годов уже в сентябре
один знакомый предложил мне съездить туда за тетеревами с легавой. Какая же сейчас охота на тетеревов с
подружейной? Слишком поздно». «А вот увидите». И хотя выводки давно успели разбрестись, хотя тетерева
стали сторожкими — один из десяти подпускал в размер, — мы вернулись из Срезнева с полными сумками.
А сколько попадалось на вырубке вальдшнепов!
Всего через три года я отправился туда же на открытие охоты, решив, что лучшего места искать нечего.
Не тут-то было. С середины дня накануне охоты во Вьюхово и просто на опушки стали прибывать грузовые
и легковые машины. Сразу в лесах началась пальба. Она прекратилась, когда стемнело, и возобновилась,
едва начало брезжить. Было не совсем понятно, во что стреляют. Проходив все утро с хорошей собакой, я
вернулся без выстрелов. Я спросил колхозника, у которого остановился, неужели Срезнево все еще не принадлежит какому-нибудь охотничьему обществу? «Какому-то принадлежит». «У меня никто документов не
спросил». «Сторож то один, а места сколько!» «А дичь куда же делась?» «Птицы не стало».
С 1958 года я живу на берегу Волги, в 127 километрах от Москвы, на территории Безбородовского госохотхозяйства. Его угодья граничат с угодьями Оршинского охотхозяйства. За Волгой их угодья простираются далеко в глубину лесного края. И какие это угодья! Селений мало, дороги грунтовые — на «Волге» и
«Москвиче» не по всякой проедешь. Северней леса переходят в очень обширный Оршинский Мох, там топи,
болота, озера, начиная с Великого, селений нет. Судя по охотничьей карте какой только дичи нет во всех
этих местах! Лоси, глухари, тетерева, рябчики, белые куропатки, дупеля (отыскались все-таки), бекасы,
вальдшнепы, гаршнепы...
Однако не стоит торопиться в справочное бюро, чтобы узнать, как добраться в эти сказочные края. «Давайте в нынешнем году поедем за Волгу, — предложил мне лет пять назад один приятель, директор ближнего совхоза, — будем вдвоем открывать охоту, я получил приглашение». Все же нас оказалось четверо: сам
директор охотхозяйства, почетные гости — директор совхоза с сыном, а я со старой опытной черноподной
сукой, заядлой тетеревятницей. Охотничьи места, лучше которых трудно придумать, начинаются всего в
двух километрах от деревни Видогоши и простираются без конца. Мелколесье, брусничник, заросли, — казалось, из под каждого куста должен вырваться выводок.
Вернулись мы, лишь когда не стало мочи продолжать поиски, исходив обширнейшие пространства, подняв за все время одного-единственного молодого петушка. «Где же остальной выводок? — изумился я, — И
где же вообще птица?» Директор охотхозяйства пожал плечами: «С весны было несколько выводков, значит, не нашли... Ваша собачка, мне кажется, не совсем того...» «У нее, знаете, полевые дипломы второй степени: шумовые должны бы подниматься, если бы были». «Возможно, дохнут от минеральных удобрений?..»
«Леса ведь не удобряют, а полей поблизости как будто нет». «Да, поля далеко». Директор совхоза горестно
вздохнул: «Просто не верится! Подумать только, было полно птицы!» Поотставший сын совхозного руководителя, студент, выстрелил. «Во что?» — крикнул удивленный папаша. «В сойку».
Я могу привести много примеров такого рода. Прежде чем отказаться от надежды найти удовлетворительную охоту, я побывал во многих областях: Московской, Ярославской, Калининской, Рязанской, Калужской, Горьковской, Тульской. Побывал на прославленной Ветлуге, но прежде всего, конечно, обследовал заманчивые Оршинский Мох и Васильевский Мох. Очень редко благодаря отличной собаке удавалось поднять
жалкие остатки выводка. А когда, наконец, представлялась возможность выстрелить по какому-нибудь несчастному тетеревенку или дупелю, опасение, что он, возможно, последний в данной местности, мешало нажать гашетку. На свороте с Ленинградской автострады в наш поселок высится большая вывеска, гласящая,
что охота, натаска и нагонка собак на территории Безбородовского охотхозяйства категорически запрещены.
Если вдуматься, широковещательный текст недостаточно логичен, поскольку не содержит оговорок: для чего же охотхозяйство? Грозное предупреждение изуродовано дробовым выстрелами, но еще стоит. Рано или
поздно вывески не будет, как не стало ее предшественниц. Мой знакомец, колхозник из деревни Слободы
Егор Суслов в порыве откровенности так объяснил недостаточно предупредительное отношение к вывескам: «Народ таких слов не любит». Накануне открытия охоты по автостраде начинается усиленное движение. Люди с ружьями мчатся на мотоциклах, мопедах, легковушках, грузовиках и автобусах (массовые мероприятия): даже на инвалидных колясках. Это охотники? Скорее убийцы, жаждущие крови. Многие сворачивают и, не обращая внимания на огромную вывеску, проезжают под ней. Мы уже знаем — следует плотно
закрыть окна. На реке начинается канонада. «Открывается фронт». «Война» продолжается два дня.
С создания канал имени Москвы уровень Верхней Волги поднялся, пойменные луга превратились в заросшие тростником и осокой мелководья. В этих обширных зарослях около нашего поселка бывают два-три
выводка чирков. На несчастных обрушивается шквал огня. Стрелки в большинстве «палят в белый свет», даже не соразмеряя расстояния. Но они страшны количеством и неутолимой жаждой крови. Заряды выпускаются во все плавающее и летающее, кроме насекомых. Однажды какие-то инженеры перестреляли даже белых совхозных уток. Инженеров оштрафовали очень милостиво: совхоз взыскал за уток по себестоимости.
Стрелки долго торговались, наконец уплатили, но потребовали отдать им «трофеи». Инженеры были «под
мухой», о чем можно и не упоминать — какая же охотвылазка обходится без возлияния? Наконец канонада
начинает утихать. А на Волге пусто. Так остается до весны: осенней пролетной утки последние годы почти
не бывает. Но и после того, как приезжие стрелки отправятся восвояси, почти все без трофеев — ворону,
чайку или галок везти стыдно, — местные поклонники «благородного спорта» продолжают лазать по пояс в
тине в надежде прикончить затаившегося в осоке подранка. Подранки успевают отощать, горе охотники все
лазают. Лазают по утрам, до работы, по вечерам после работы, с таким упорством, точно маленькая высохшая утенка — невиданная ценность.
Начиная с тридцатых годов я прилежно сотрудничаю в охотничьих журналах. Написал десятки охотничьих рассказов и очерков. Теперь я потерял к этому всякий интерес. Чем я могу поделиться? Только едкой
горечью, охватывающей в опустевших лесах и лугах. Я уже не помню, когда в последний раз слышал бой
перепела. Подумать только — не слышно перепелов! Они были распространены повсеместно.
Мое глубокое убеждение, что наступило время прекратить истребление дичи. Пока ученые-охотоведы будут разбираться в вопросе в целом, следует в очень многих местностях
на очень обширных площадях на неопределенно длительный срок всякую охоту запретить.