- Николаса Коро
реклама
Николас Коро ТЕНЬ АрахорнА «WORLD OF THE RAINBOW» 2002 В оформлении книги использованы рисунки автора Новая сага Николоса Коро – утонченного и ироничного, но крайне неоднозначно принимаемого автора «Бредовых сказок», «Колыбельной для солдата», «Безумия пианиста» и др., на сей раз в стиле романтического фэнтези. Хроника странствий и приключений двух друзей: Кейна – наследника Первородных и ворона Арахорна – последнего из племени великих птиц. Яркое, певучее и немного грустное повествование о Добре и Зле, о дружбе и предательстве, о любви и братстве. История о каждом из нас, написанная Николасом Коро для взрослых, не потерявших детской чистоты в восприятии мира, и для детей, так незаметно уже ставших взрослыми. Рудольфу и Никите, Борису и Александру, Алексею, Кахе и Илие – 2 у которых еще все впереди. Нежная героика Николаса Коро 3 Вряд ли есть что-либо, более неблагодарное, чем написание предисловий. Многие расценивают их сродни воровству. Я не краду время читателя, а скорее готовлю его к погружению в мир таинственных захватывающих, а порой пугающих героических хитросплетений мира Николаса Коро. Кому адресована эта книга? Если детям, то вряд ли посоветую оставлять их вечером дома наедине с этой книгой, а самим отправляется в театр. По возвращению домой взрослые еще за пару кварталов услышат бешено стучащее детское сердечко. Страшно порой читать даже тем, кого украсила седина. Кто же тогда остается в ряду читательской аудитории? Только взрослые. Однако привыкнув к сухой скупости биржевых котировок с девяти утра до пяти вечера, или нескончаемому потому политической ленты новостей, не сразу поймешь о чем идет речь в романе «Тень Арахорна», когда собственно и где происходит действие… А потом просто забываешь о необходимости соблюдения режима, заводе будильника на ранний утренний час и как совершившейся факт-прогул в результате знакомства с творчеством Коро. Пожалуй эта книга адресована особой части любителей фэнтэзи из взрослых, не потерявших детской чистоты в восприятии мира, но конечно же и детям, так незаметно уже ставших взрослыми. Мне до сих пор непонятно, как автор юношеских сентиментальных «Бредовых сказок», вышедших в прошлом веке гдето в российской глухомани, совсем малым тиражом, смог переступить через вершину собственного цинизма в «Колыбельной для солдата» и создать трогательную и возвышенную «Тень Арахорна». Не укладывается в голове, как автор похождений Кейнанаследника Первородных и ворона Арахорна (последнего из племени Великих птиц) вырос из жуткого марева «Его кодекса», изданного полтора года назад. Кто же такой этот Николас Коро, очеловечивший себя в «Безумии пианиста», посвященного маэстро Сергею Мусаеляну? Великая компьютерная паутина в своих поисковых сетях выловила, числом под несколько тысяч, ссылок на Николаса Коро – «литератора, историка и маркетолога», украшенного различными регалиями консалтинговых профессиональных Гильдий. Первая мысль – это какая-то ошибка и речь идет об однофамиль4 це-бизнесмене, периодически появляющимся на крупных европейских форумах с персональными выступлениями. Как попал на одно из них – отдельная авантюрная повесть, не имеющая ничего общего с предисловием к «Тени Арахорна». А попав, понял, что не ошибся – так сказочно об обыденном, так изощренно о повседневном и так язвительно об аксиоматичном мог рассказать только автор «Бредовых сказок», «Колыбельной для солдата» (так и не переведенной до сих пор на русский) и ненавистного многим «Его кодекса». Только автор этого разностильного коктейля сборников, повестей и эссе, отражающих его самого в четко определенный временной промежуток развития личности, мог написать утонченную и ироничную, певучую, немного грустную сказку о Добре и Зле, о Дружбе и предательстве. Книга странствий, написанная человеком переставшим комплектовать из-за своей столь несовременной ранимости и обостренной чувственности, обращенная детям из-за, как мне кажется, неловкости автора обратиться ко взрослым с прикрытым метафоричностью призывом, призывом на грани сердечного спазма о… Впрочем, я кажется навязываю свое видение книги Его Величеству Читателю, что недопустимо для составителя текста предисловия. Ерничаю? Пожалуй, что да. Потому, что завидую Вам, еще не читавшим «Тень Арахорна». И если позволите – совет на прощанье. Читайте вместе с детьми, уютно устроившись вечером на диване в световом круге торшера – ребенку не будет так страшно, оттого что рядом взрослый и надежный друг, а Вам… не так стыдно будет за слезы в конце книги… Всегда можно оправдаться вслух соринкой занесенной в глаз ночным ветром из далекой страны… 5 Владислав Горобовин Глава первая На самой северной оконечности Аррагонской империи, перед грядой неприступных гор, по праву прозванных Поднебесными, находилось местечко Гритлон. Ничем неприметная деревушка, населенная крестьянами да свободными отходниками, промышляющими ремеслом, вряд ли была бы известна кому-либо, если бы не была нанесена на карту империи, составленной по велению Гратха Пытливого из третьей династии как последний населенный пункт северной границы Аррагона. Одно время здесь держался гарнизон имперской гвардии, как и положено во всех приграничных поселках, но до тех пор, пока кого-то из казначейских умов не осенило, что Поднебесные горы - лучшая защита от вторжения врагов по двум причинам. Первая – горам не требуется выплачивать по триста золотых цельхинов ежегодно, как всякому пограничному гарнизону. А, во-вторых, просто бессмысленно держать гвардейцев на севере, так как всем известно, что Поднебесные – это граница мира, за ними – просто ничто. Гарнизон вывели из Гритлона, и жизнь стала входить в нормальное русло деревенского быта. Молодые девки поплакали с недельку об ушедших красавцах-гвардейцах. Крестьяне да мастеровые посокрушались об уходе гуляк с тугими кошельками и избалованными прожорливыми рысаками, для которых закупался отборный овес. Но успокоились потом и даже 6 вздохнули облегченно, ибо с уходом гарнизона и имперских канцелярий о Гритлоне напрочь забыли даже в Палате Налогов и Пошлин. Казармы растаскивались по камню, по бревнышку на нужды местных жителей, ладные и крепкие дома представителей канцелярий постепенно заселялись теми, кто посмелее, словом, никто уж не жалел о произошедших переменах, а через два поколения и вовсе не вспоминали о былом. Чужаки редко забредали в Гритлон, а со времен Большой Смуты, потрясшей империю по всем ее пределам, стали относиться к случайным путникам настороженно – много лихих людей искали тогда укрытие в пограничье. Но Гритлону и здесь повезло – мало кто бежал сюда – между поселением и Поднебесными горами на день - пути лишь безжизненное каменистое плато, прозванное Чертовой Плешью, окруженное на три четверти Норловой Топью. Так что прятаться здесь было не с руки – негде. А с лихими людьми справлялись сами – по-мужицки рассудительно – нам чужого не надо, да и своего не отдадим. Но в этот день, когда солнце стояло в самом зените, к Гритлону со стороны Малого тракта, не таясь, бодрым шагом приближался человек, ранее не бывавший в этих местах. Сила и молодость угадывались в каждом движении путника закутанного, несмотря на жару, в плащ до пят. Длинные выгоревшие до белизны волосы перехватывал замысловато плетенный кожаный ремешок через лоб. Открытые миру васильковые глаза светились на обветренном, отмеченном шрамами лице, впрочем ничуть не уродовавшими его. Он остановился, пристально вглядываясь в показавшиеся дома. – Вот и Гритлон, последнее селение перед Чертовой Плешью… 7 – Во-первых, без тебя вижу, а, во-вторых, давай обойдемся без твоих эпических разглагольствований о том, что это последний рубеж человечности и что нам предстоит превзойти самих себя и уподобиться смельчакам из героического прошлого времен твоего прадеда… – Заткнись! – Спасибо за «заткнись», это как-то разнообразит обычное «не каркай», – огрызнулся ворон, сидевший на плече юного странника, который, судя по обреченному вздоху, привык к перепалкам со своим пернатым другом и знал, что заставить замолчать эту черную бестию практически невозможно. Но не удержался: – Господи, Великий Хрон, за что же мне такое наказание?.. – За невиданное себялюбие и патологическую жажду подвигов, – тут же ввернул ворон, гордо подняв клюв, тем самым давая понять, что ответ не замедлит себя ждать и впредь. Человек еле улыбнулся, хотя и было заметно, что он пытается сдержать серьезный вид изо всех сил. В глазах уже безудержно плясали искорки бесшабашного веселья, готового вот-вот прорваться смехом. Судя по внушительному росту и широким плечам, распиравшим потрепанный в дорогах, но еще крепкий и некогда дорогой плащ, смех этот был бы подобен громовому раскату. – С высоты твоих двухсот лет ты, Арахорн, мог бы более снисходительно относиться к маленьким слабостям двадцатилетнего. – А с высоты твоего плеча, о Кейн, я могу… Нет, я уже ничего не могу – мы слишком близко к постоялому двору, и мне лучше опять принять образ гордой и молчаливой птицы. Ты ведь еще помнишь то ма8 ленькое происшествие в харчевне у Тиронского монастыря? – Уж как забыть такую мелочь! Подумаешь, нас всего лишь хотели сжечь на костре как колдунов, после того как одна гордая и молчаливая птица подлетела к монаху – куратору харчевни и прокаркала в его позеленевшее от страха лицо, что он жулик, извращенец и надувает благородных посетителей, разбавляя пиво своей… – У борцов за правду всегда в этом мире горела земля под ногами… впрочем и под лапами тоже! И хриплое карканье Арахорна слилось со стонами юного Кейна, затыкающего себе разверзнутый в хохоте рот обеими мощными ладонями. Минуту спустя они уже заглядывали в трактир. Зрелище не радовало глаз. Два больших стола со скамьями, отполированными не дорогой мастикой, а задами посетителей, располагались по центру зала, засыпанного несвежими опилками, да четыре столика на двоих с бочонками вместо стульев теснились по углам мрачного помещения, еле освещаемого через засаленные слюдяные оконца. За стойкой, протирая оловянные кружки грязной тряпкой, бывшей когда-то полотенцем, пристроился грузный и обрюзгший владелец этого заведения. Метнув взгляд на вошедших, он продолжил свою работу, ничего не выразив на своем буром, оплывшем лице. Моментально оценив отнюдь не придворное одеяние Кейна, он видно решил, что этот запылëнный молодчик может и подождать. Но, почувствовав на себе пристальный, требовательный взгляд, пробурчал: – Комната и еда – три монеты, комната без еды – две. Еда без комнаты – одна. Заказывайте или проваливайте. 9 У Кейна еще сохранилось игривое настроение после перепалки с Арахорном. – Конечно, первое, хозяин. Но если еда окажется помоями, а вино ослиной мочой, то ты мне заплатишь монету и примешь оплеуху на сдачу, а если комната – клоповником, то еще две монеты и столько же оплеух! Пошевеливайся – я не привык, чтобы трактирные крысы так обращались с благородными постояльцами. И Кейн как бы случайно распахнул плащ, под которым тускло сверкнула кольчуга и узорчатая золотая рукоять кинжала за широким поясом красной кожи. Это открытие подействовало на трактирщика гораздо лучше, чем тирада Кейна. Расплывшись в масляной улыбке, обнажившей гнилые пеньки зубов, тот согнулся в низком поклоне. Теперь вся его фигура выражала готовность услужить: – Совсем старый стал, слепой…, – запинаясь, затараторил трактирщик. – Не разглядел благородного господина… А то место у нас тут глухое, окраинное… Всякие могут забрести… Присаживайтесь, благородный господин… Кейн выбрал столик в углу между входной дверью и крутой лесенкой, ведущей на второй этаж. Выбрал по привычке, вошедшей в плоть и кровь, место наиболее годное к возможному отступлению, чего он, конечно же, страшно не любил. Но два года странствий, проведенных вместе с мудрым Арахорном, давали свои плоды: из безрассудного юнца, бросающегося в гущу любой заварухи, он превратился в… юнца, готового броситься в гущу любой заварухи, но только если этого требовали обстоятельства. Вскоре на столе появился потемневший кувшин старого вина, окорок, холодный цыпленок и наре10 занный крупными ломтями пышный хлеб. В промежутках между суетливой беготней разговорившийся трактирщик рассказал о том, что народу в Гритлоне становится год от году все меньше, с тех пор как в заброшенном замке, что в самом центре Чертовой Плеши, появился новый хозяин. Кто он и откуда – никто не знает, да и охотников разузнать не то что поубавилось, а вообще не осталось. Те, кто пробовал, – не вернулись, и что с ними стало – неизвестно… Разное люди говорят, но язык-то без костей – не сломается, а что до него, так он добропорядочный гражданин империи, и ему не пристало пересказывать благородному господину мужицкую болтовню… Вот вечером, когда трактир набьется до отказа и вино развяжет языки, то благородный господин и наслушается всякого, раз ему надо; да только что мужичье спьяну не наболтает… Кейн молча выслушивал эту трескотню, налегая на мясо и хлеб, не забывая и о кружке с вином, которую трактирщик заботливо пополнял всякий раз. – И птичке вашей милости зернышек поклевать найдем, – войдя в раж, пообещал хозяин, провожая насытившегося Кейна до его комнаты. – Ничего, она у меня не прожорливая, – усмехнувшись, проронил Кейн, подбросив плечом нахохлившегося Арахорна. Тот молчал, как и положено птицам, но в глазах-бусинах явно читалось: «…зато очень злопамятная!». Пнув дверь комнаты кованым носком сапога, Кейн удостоверился в ее прочности, с удовлетворением глянул на крепкий железный запор, надежно охранявший постояльца от нежелательного вторжения. Осмотрел комнату: три на пять шагов, массивная кровать у окна, выходящего на пустырь, была застелена залатанным, но 11 чистым бельем, низкий потолок да крюк, вбитый в стену. Ворон перелетел на спинку кровати и выжидающе косился на трактирщика. Кейн распорядился не беспокоить его до вечера, запер дверь, сбросил плащ и рухнул на кровать, недовольно скрипнувшую под ним. – Спать, – только и сказал он, а через минуту его храп уже сотрясал комнату. Арахорн застыл черным стражем в изголовье Кейна – в его годы, как он сам считал, сон слишком большое расточительство, чтобы тратить на него драгоценное время. К тому же предстояло еще раз взвесить все за и против рискованного плана, рожденного в его хитроумной голове – вечером отступать будет поздно, а осталось лишь два дня из отведенных им судьбой двух лет… Двух лет поисков и странствий, заканчивающихся здесь, в Гритлоне у Чертовой Плеши… Двух лет приключений и авантюр, начавшихся в Рутонском лесу, когда однажды богиня ночи – Бальсатара раскинула, как всегда, свое прекрасное покрывало над Аррагонской империей… 12 Глава вторая Бальсатара раскинула свое прекрасное покрывало над Аррагонской империей, погрузив ее в ночь, щедрой рукою рассыпав по черному шелку пригоршни сверкающих звезд, довершая сей дивный наряд изящной дугой полумесяца… Вековые деревья Рутонского леса замерли в немом восторге, не давая ни единому листочку шелестом отвлечь себя от благоговейного созерцания чудеснейшего из явлений – пришествия Бальсатары – Богини Ночи, от сотворения мира ежевечерне сменяющей на троне неба свою сестру Ауру, давая отдохнуть Земле от неуемного светового пестроцветия… Но человеку, пробирающемуся в глубь чащи, подальше от Центрального тракта и крепости барона Рутон, было не до любования красотами небесными. Он с трудом передвигал ногами от усталости, спотыкаясь на каждом шагу, и осыпал проклятиями корни, ветви, сучья, сам Рутонский лес и поочередно всех богов Аррагонского пантеона. Он был ранен, но упрямо двигался вперед, не разбирая дороги и, кажется, давно уже сбившись с пути, если, конечно же, вообще следовал к какой-нибудь конкретной цели, а не просто спасал свою жизнь от давно отставших преследователей. На исходе 13 своих сил человек добрался до небольшой поляны, опустился на колени и рухнул ниц. Струящийся серебряный свет, отражаясь в мириадах капелек ночной влаги, обрамлявшей каждый проросток ночной поляны, создавал прекрасный фон для молодого красивого тела, распростертого без движения в траве…, только натекшая лужица чернеющей крови портила картину абсолютного благостного покоя царства Бальсатары… Увы, обычная жизнь тем и отличается от той, бурлящей в героических песнях и сказаниях, что в реальности она всегда груба, допуская присутствие уродливого штриха. Кейн открыл глаза. Звезды равнодушно смотрели вниз. Что в сущности для них какой-то человек из множества населяющих землю? Точка, миг, нечто истекающее кровью. Левое плечо ныло, пульсирующей болью рана напоминала о себе. Сколько он пролежал без сознания? Час? Пятнадцать минут? Нужно встать и заставить себя идти… Куда угодно, но идти, ползти, бежать подальше от замка. Пока разъяренный хозяин Рутона вымещает злобу на потерявших след Кейна слугах и не отдаст приказ спустить стаю замковых волков в погоню. Были бы собаки, куда ни шло, можно было б сбить с толку их и запутать, плутая по руслам лесных ручьев, но с рутонскими волками этот номер не пройдет, запах крови раненого человека они учуют издалека, и тогда спасет только чудо… Эх, не судьба! Быть застигнутым в объятиях жены этого треклятого титулованного ревнивца… Баронесса наставила ему рога с помощью чуть ли не половины мужчин империи, когда-либо останавливавшихся в Рутоне или его окрестностях, и все сходило с рук… А тут… Точно, не судьба… 14 Ночную тишь резко прервал торжествующий призывный вой волка, учуявшего свежую кровь, моментально поддержанный стаей. Кейн похолодел, напряженно вслушиваясь в затихающую истошную перекличку… Все… Вышли на след… Человек вскочил на ноги, лицо исказила гримаса нестерпимой боли. Он пошатнулся, но не упал, устояв на дрогнувших ногах, и, зажимая правой рукой рану, рванул с места в чернеющую глубь леса через поляну, залитую продажным лунным светом… Сердце бешено колотилось, заглушая своим сумасшедшим стуком треск сучьев и свистящие взвизги ветвей, предательски сопровождающие ломящегося сквозь заросли Кейна. Не оглядываясь, он продирался в лесную глубь, еще не слыша, но физически, кожей ощущая близость настигающих его зверей, опьяненных ароматами вольного леса, погоней и молодой человеческой кровью… Лакомый кусочек для этих серых бестий, в разодранной колючками тонкой рубахе, безоружный, каковым и являлся для них сейчас восемнадцатилетний беглец, совсем не представлял себя в качестве главного приза рутонской своры. Он спасался, и опасность придавала ему сил. Он бежал, не думая куда и не разбирая дороги. Он просто бежал, превратив движение в единственно возможный сейчас смысл существования, бытия, жизненную цель… Сердце выбивало бешеный ритм, звуки шагов вторили ему, в мыслях печаталась самая короткая молитва на свете: «Хрон, помоги… Хрон, помоги… Хрон, помоги…» Неведомо, дошла ли до владыки Богов и Мира – Хрона эта молитва-призыв, или просто судьба смилостивилась над отчаянно не желавшим подчиняться року, но, пробегая сквозь не заросшее кустарником пространство, 15 образованное кругом стоявших гигантских дубов, видавших, казалось, начало Рутонского леса с еще только проросших побегов будущей чащи, коротко вскрикнув, провалился в разверзнутую пасть скрытой в траве ямы. Лишь спустя долгие секунды, послышался звук упавшего на дно в неведомой глубине тела. Но слышать это могли только волки, показавшиеся у дубовых стражей, окружавших идеально круглую опушку. Они сбились в кучу, жадно принюхиваясь и поскуливая, но отчего-то не осмеливались ступить на открытое пространство. Кровавое пиршество отменялось. Кейн обрадовался бы, зная, что никогда дикий зверь не сможет пересечь невидимую границу кругов древних эльфийских капищ и что здесь он был бы в полной безопасности. Но он лежал без сознания на дне глубокого провала, сломав пару ребер, вывихнув ногу, хотя и живой … Странно было бы, согласитесь, если б он разбился насмерть, спасшись от, казалось бы, неминуемой жуткой гибели… Хотя, рожденному утонуть не быть повешенным… Да даже и не в этом дело! Ну как же можно гибнуть на первых страницах книги о своих приключениях. Глупо! Тогда вы держали бы в своих руках «Эпитафию…», а не «Похождения…» молодого смельчака, ставшего годы спустя героем баллад и сказаний, основателем новой династии Аррагонской империи – Кейном I Великим…, но пока - просто мальчишкой Кейном, валяющемся в беспамятстве на глубине сорока локтей ниже корней травы Рутонского леса и еще ни разу не слышавшим ничего об Арахорне. 16 Глава третья Боль периодически атаковала неподвижное молодое тело, но уже как-то нехотя или просто исчерпав свои силы. До затуманенного мозга Кейна доходили лишь отдаленные раскаты битвы, идущей в нем самом, битвы, исход которой уже был определен. Ему казалось, что виденное им сквозь приоткрытые веки, опушенные ресницами, длине и густоте которых позавидовала бы иная красотка, лишь бред… Да и как могло быть иначе – черный ворон с пронзительными синими глазами хлопотал вокруг него, то менял примочки из каких-то одуряюще пахнущих трав, то накладывал смоченные в каких-то настоях повязки тончайшей ткани, разрезанной на узкие длинные ленты, заботливо поправляя их клювом… Бред, конечно же, бред, но какой-то настырно реальный в своем постоянстве… Вот и опять черная птица поднесла с ворчанием горячую чашу к самим губам Кейна, удерживая ее в сложенных крыльях и заставила выпить. 17 – Чудной сон, наверное, я повредил голову…, – только и успел подумать Кейн, прежде чем провалиться в забытье. Через минуту здоровый храп сотрясал обширное подземелье. Ворон внимательно прислушался на некоторое время к дыханию человека и, удовлетворенно хмыкнув, перелетел на длинный стол, тесно уставленный всякими колбочками, склянками и горшками, наполненными снадобьями. Повсюду с потолочных балок свисали пучки сушеных трав и кореньев, в полукруглой нише, справа от стола, разделенной тремя рядами крепких полок, в ряд, прижавшись друг к другу, стояли древние фолианты в кожаных переплетах с золотыми и серебряными скрепами, свитки манускриптов и стопы драгоценной шелковой бумаги, начертанной загадочными знаками. Окинув взглядом царящий на столе порядок, ворон тяжело, совсем по-стариковски, вздохнул и произнес, обращаясь сам к себе: – Вот и конец спокойным исследованиям. Что ж, я готов, осталось только подлатать этого юнца… И выбрав нужную строку в разложенном на столе манускрипте, углубился в чтение под мерный храп лежащего неподалеку на ворохе медвежьих шкур человека. 18 Глава четвертая Пробуждение было легким и приятным. Если бы не обрывки странных снов и огрызков воспоминаний о погоне, Кейн подумал бы, что он дома, отлеживается после очередной пьяной заварушки. Но первого же, не отягощенного сонливой усталостью взгляда по сторонам хватило для того, чтобы понять – это не его комната в корчме «Трех петухов»… Воспоминания нахлынули на него тесной чередой, спеша вернуть его в обыденность, опережая друг друга в беге, путаясь и мешая друг другу. Замок Рутон… красавица хозяйка… ревнивый муж, неумело размахивающий алебардой, вырванной из настенного оружейного букета… бегство в лес… волки… поляна меж дубов и падение в эту чертову яму и … Кейн осторожно приподнял голову и, убедившись, что она крепко держится на плечах, резко сел, спустив ноги на сброшенную в изножие лохматую шкуру. Странная какая-то комната – ни дверей, ни окон, светящиеся шары по краям заставленного непонятной 19 посудой стола, тепло, даже жарко, хотя нигде не видно камина или простой печурки. Книги, книги, разбросанные записи и чучело черного ворона, закрепленное по центру стола. Странное место, но опасность не ощущается… Как же он попал сюда? Ведь в той яме… Да, теперь Кейн вспомнил, что он провалился в склеп какого-то древнего царя или вождя, переломав себе кости и сильно разбив голову, но, очнувшись на несколько мгновений, уже после падения подобрал выпавший из рук усаженного на трон мертвеца замечательный длинный кинжал, а скорее - короткий меч, подобрал кольчугу, ослепительно сверкающую даже в кромешной темноте, из удивительного сплава, легкую, как полотняная рубаха и… И все… Что-то затрещало над головой, когда он потянул руку к покрытому толстым слоем пыли золотому ларцу, и он потерял сознание от сильнейшего удара по голове… Видимо, он задел какую-нибудь прогнившую опору, удерживавшую свод гробницы… Но как он добрался сюда, в эту комнату? Он полон сил, кажется, сыт, раны залечены и перебинтованы чьей-то умелой рукой… Остается сидеть и ждать, пока не объявится благодетель и спаситель… Хотя, с чего бы вдруг этот кто-то стал бы подбирать и выхаживать раненого и искалеченного незнакомца? Может, с какой-то целью? Может, его отыскали слуги из Рутонского замка и заточили в темницу, вылечив, чтобы предать мучительной казни, требующей выносливости и крепости тела для того, чтобы пройти весь уготованный жертве путь мук и страданий до конца? Такие слухи упорно ходили в придворных кругах Аррагонской столицы, щекоча нервы дам и кавалеров… И еще это чучело черной птицы, как вестник смерти что ли торчит прямо перед носом? Да, да, всем известны извращенные казни Рутонского владыки, верного вассала императора, 20 знающего, как разгорячить застоявшуюся от придворных будней кровь Повелителя Империи… И эта проклятая ворона! Кейн потянулся было за тяжелой чашей, чтобы метнуть в раздражавшее его чучело птицы, тем самым успокоив себя, проверив заодно твердость руки и меткость глаза, но резкий окрик остановил его: - И даже не думай об этом, неблагодарный, глупый мальчишка! Чучело повернулось к нему головой и сверкнуло дивными сапфирами глаз, источающих силу и привыкших видеть повиновение. – Живая… – только и смог вымолвить Кейн, выпуская из ослабевших вмиг пальцев плоскую каменную чашу, со звоном ударившуюся о плиты пола. – Не живая! – разъярилась вдруг птица, угрожающе двинувшись по столу в сторону Кейна, раскрыв мощные черные крылья. – Не живая! А живой! И кто-то еще минут пять назад думал о том, что найдет искренние слова благодарности для своего спасителя, пока не задурил себе голову о мести тупоголового хозяина Рутонского замка, давно уже пропившего остатки своего небольшого ума окончательно! – Так… – робко заикнулся было Кейн. – Да…, – не дослушав, самодовольно оборвал его ворон, – я и есть твой спаситель. Меня зовут Арахорн – последний из Великого Племени. Можешь собраться с мыслями и начать благодарность… Я подожду. И ворон, устроившись на самом краешке стола, склонил голову, всем своим видом показывая благосклонную готовность выслушивать слова, что обычно обращают к спасителям их спасенные. 21 Кейн, не отрываясь, таращил глаза на застывшую в комично-горделивой позе птицу, но уже без испуга, а скорее с удивлением. Пауза несколько затянулась, и это, видимо, совсем не входило в планы Арахорна, соскучившегося по общению. Прекратив изображать из себя памятник своему величию и великодушию, он зачастил стремительной скороговоркой, не скрывая радости от обретения слушателя. – Я не такой уж закоренелый себялюбец, как может показаться на первый взгляд, хотя привык, чтобы к моим услугам относились, оценивая их по достоинству. Ты бы просто-напросто подох, если бы я не навел тебя на Круг Капища с дубовой стражей, заплутав в чаще, или, скорее всего, послужил бы закуской для изголодавшейся своры бесноватого барона Рутон… Кейн сделал было протестующий жест, но не успел и рта открыть, как ворон возмущенно замахал крыльями, пресекая саму попытку прервать его монолог. – …Да, да, да! Именно закуску, ибо твои младенческие кости не обросли еще мясом настолько, чтобы ты посмел величать себя обедом, пиршеством или трапезой… Шутка показалась Арахорну удачной, и он хрипло рассмеялся, запрокинув голову и восторженно топая лапами. – Грубо и глупо! – вставил, наконец, свое слово Кейн, насупившись. Ворон немедля замолчал, поворачивая голову то так, то эдак, словно оценивая, с какой стороны лучше рассмотреть это юное ископаемое, этого дерзкого мальчишку, не разделяющего его взгляды на юмор. Наконец, видимо, придя к какому-то определенному решению и 22 от этого успокоившись, он демонстративно отвернулся от юноши и вновь углубился в чтение. Кейн почувствовал себя неловко, хотя особой чувствительностью и сентиментальностью никогда не отличался. В самом деле, получилось как-то нехорошо. Ни слова благодарности, ни… Хотя в конце концов эта птица тоже особой скромностью не отличается! Экая нахальная бестия, как его там… – Арахорн! – не оборачиваясь, проронил ворон, отвечая на мысленный вопрос Кейна. Юноша вскочил на ноги, одним движением скинув укутывавшую его груду мягких, хорошо выделанных шкур лесных гигантов. – Арахорн, я благодарю тебя за все, что ты сделал ради спасения моей жизни, судя по всему, бескорыстно… – Еще чего… – проворчал ворон, все также не оборачиваясь. Кейн еле сдерживал накопившееся раздражение, но стиснув зубы, продолжил, не позволяя проклятиям обрушиться на голову гостеприимного, но не очень-то покладистого хозяина этой подземной обители. – …и охранит Хрон твой кров и твою семью… Ворон повернул, наконец, клюв в сторону произносящего традиционное благодарствование и, кося ясным сапфировым глазом, внимательно слушал. – …и коль был бы я богат, то выплатил названную тобой сумму, не задумываясь, сколь велика она бы ни была, ибо ты спас мою жизнь, а жизнь бесценна. Но... – Кейн сбился, видимо, соображая, как изменить общепринятые формулировки, подводя их к конкретному случаю. В глазах его заплясал лукавый огонек, и он уверенно закончил, – ...но, так как жизнь - это единственная моя 23 ценность, то я ее тебе не предлагаю, потому что если бы ты хотел ее, то давно бы взял сам, пока я лежал в беспокойстве. Я благодарю тебя, но мне нечего предложить в знак благодарности, кроме как саму благодарность. – Да-а, – протянул ворон, полностью развернувшись к разглагольствующему человеку, – прекрасный экземпляр! И, будто не замечая присутствия Кейна, принялся рассуждать перед невидимой аудиторией свидетелей, обращаясь к стенам и пространству. – Хорош в смелости, дерзости, зачатках ума, хотя, видимо, считает иначе… Вполне заурядная завышенная самооценка, свойственна человеческим особям нового поколения в переходный период взросления… Вынослив… С развитой интуицией… Самоуверен… Жаждет подвигов и, конечно же, славы… Но неразвитый интеллект не позволяет ему подняться выше собственной макушки в понимании Подвига, а околопридворные нравы, как шоры на глазах, застилают свет истинной Славы, искажая и уродуя ее подлинно светлый облик… Возникает вопрос! Тот ли это мальчишка, определенный в Избранные Судьбой, которого я спас от волков в Рутонском лесу, помогая проникнуть за грань Капища, потратив ради этого драгоценную частичку своей Силы? Хотя он-то уверен, что случайно забрел на ту поляну, куда никто из живущих не смог последовать бы за ним! Конечно, будь в нем хоть зернышко подлинного Знания, он не бросился бы на купол древней гробницы владыки Эльфов, источенной тысячелетними атаками времени. И не провалился бы мешком с костями без мозгов к подножию трона по центру скорбной обители одного из величайших. И устыдился бы обирать величайшего из мертвецов! Кейн невольно оглянулся в поисках меча и кольчуги, но не обнаружил их. Тем временем голос Арахорна, 24 достигший звенящей высоты, вдруг стал совершенно домашним и подозрительно легким. – …Впрочем, не слишком ли я строг к обыкновенному человеку, отягощенному истинно человеческими слабостями? Он произнес полагающуюся формулу благодарствования, правда, видимо, еще не совсем пришел в себя после болезни, столь удачно ликвидированной моими стараниями… Вполне возможно, что он посчитал недостойным правильно, как полагается, закончить свою речь, предложив за неимением денег или моим отказом от них, вечную дружбу и кровное братство… Или на пернатых, счел он, не распространяются подобные клятворавные формулы произнесения благодарствования? Хотя слово «спаситель» не оговаривается всякими «но», как-то: прямоходящий, пятипалый, двуногий, двурукий… Видимо, для него пернатые – просто дичь, годная только для кухонных нужд? Так стоит ли мне именно ему предложить партнерство в путешествии, полном опасностей? Не ошибся ли я в выборе… Увы, кажется, он не достоин… Что же, отправим его обратно в окрестности Рутона, и пусть продолжает свою ничтожную жизнь, не вкусив настоящей, достойной героев… Арахорн еще долго разглагольствовал так, то хмурясь, то печально вздымая глаза, словно призывая Богов в свидетели своего разочарования, расхаживая вдоль стола, раскачивая клювом в такт шагам. Краска стыда заливала лицо Кейна, он стоял на полу посреди вороха шкур, не обращая внимания на свою наготу, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Прямые льняные волосы рассыпались по плечам, в васильковых омутах глаз скатывалось подозрительно излишнее количество влаги, готовой вот-вот прорваться слезами. Кейн еле сдерживал себя, еще никогда он не 25 чувствовал себя таким униженным и растоптанным. Каждое слово ворона неумолимо вбивало по здоровенному гвоздю в гроб его чести. Да, он действительно схитрил, нечистый попутал, надеясь, что эта говорящая птица, ну, что-то вроде тех, что показывают в балаганах на крупных ярмарках. Чувства переполняли его. Ворон умудрялся раз за разом каждой фразой, каждым вопросом сбивать шелуху, скидывать покрывала, в которых пряталась, таясь людей, чистая душа Кейна… Все наносное и нарочитое, будто плевелы, слетали с него, обнажая зерно человечности, давно готовое дать росток. Слова Арахорна, его монотонные причитания, одуряюще действовали на юношу, сливаясь в один мощный поток, подхвативший его, и на гребне образовавшейся волны поднял над землей, над обыденностью, заставив взглянуть на самого себя за истекшие восемнадцать лет… И все показалось вдруг низменным, ничтожным, мелким, все его потуги превратиться в героическое подобие прадеда, песни о котором до сих пор поются в пограничных селениях долгими вечерами у костров стражи… Сотни дорог, раскинувшихся бесконечной степью, увиделись ему, и та, которую он выбрал, та, по которой пробирался все эти годы, оказалась лишь жалкой тропинкой по сравнению с теми, которые он мог бы избрать, но прошел мимо… Кейн заплакал, искренне и по-детски всхлипывая, размазывая чистые горошины слез кулаком по щекам. И с каждой слезинкой ему становилось легче, будто она уносила с собой малую толику пыли с души, давившую ее доселе, не пуская в полет. Арахорн замолчал и спокойно наблюдал за тем, что происходило с человеком, за тем, что происходило в человеке – представителю Древнего Племени это было доступно. «Вовремя почистил паренька», – мелькнуло в голове Арахорна, с удо26 вольствием заметившего произошедшие изменения в Кейне, но видя, что тот расходится еще пуще, поспешил прервать начинающееся было самобичевание. – Ну, хватит сопли разводить! Поплакал и будет – хорошего понемногу, Кейн. Я также получил удовольствие – такое зрелище не часто увидишь – рыдающий обнаженный герой кается в содеянном пред Пернатым Мастером… Ах, почему я не живописец?!.. Слова Арахорна ледяным душем окатили Кейна, спустив его с небес на землю, заставив, оглядев себя, ойкнуть и нырнуть обратно в шкуры. Не то, чтобы он испугался своего отлично сложенного тела или был излишне стеснителен, но просто это получилось как-то интуитивно, будто нагота его и была виновата в недолгой обнаженности души. Немедля вынырнув головой над меховым озером, Кейн, осознав всю нелепость своей реакции на язвительное замечание Арахорна, оглушительно расхохотался, показав два ряда крепких белоснежных зубов. Ворон, не удержавшись, хмыкнул пару раз и перелетел со стола на плечо человека, постучал крепким клювом пару раз в лоб смеющегося Кейна, призывая его успокоиться. – Я, собственно, жду твоих извинений и соблюдения формулы благодарствования…, – елейным голосом вкрадчиво напомнил Арахорн. Кейн посерьезнел и, глядя прямо в глаза устроившейся на его могучем плече птице, произнес: – …Быть твоим кровным братом и верной рукой. Прими мою дружбу, если сочтешь меня достойным ее! И, поддавшись невольному желанию, Кейн поднял правую руку и осторожно, двумя пальцами погладил жестко-атласные перья нового товарища. Арахорн зажмурился от удовольствия, принимая жест Кейна как ис27 креннее проявление подлинной дружбы, но, следуя своему характеру, не удержался от ворчливости. - Сентименты… Излишние сентименты… Глава пятая Тридцать семь раз Бальсатара и Аура сменили друг друга на небесном престоле, прежде чем Арахорн счел, что Кейн достаточно окреп и кости его прочно срослись, и разрешил ему выйти из убежища на вольный воздух. Время пролетело незаметно, Кейн проявил недюжий интерес к книгочтению, благо грамотность среди мужчин его семьи почиталась не менее физической силы, но не мог побороть отвращение к поэтическим виршам, которыми периодически пичкал его старый ворон. Они уже не представляли жизни друг без друга, хотя чувство искренней привязанности не мешало то и дело вспыхивать перепалками, ни разу, однако, не перераставшем в ссоры. Кейн не уставал поражаться мудрости и необъятным познаниям старшего товарища, впитывая, как губка, все новое и доселе не известное ему, доставляя этим радость Арахорну. Не все, правда, усваивалось так, как хотелось 28 бы пернатому наставнику, неоднократно пытавшемуся сломить представление Кейна о мире вещей и явлений, считавшего все выходящее за рамки его человеческого восприятия не иначе, как колдовством. Он и вправду считал Арахорна колдуном, восставшим из древних легенд, представителем Великого Племени повелителей птиц, некогда властвовавших до воцарения людей над дикой природой, уживаясь бок о бок с эльфами, гоблинами и Первобогами. И тому были основания: например, Арахорн старательно увиливал от ответа, как ему удается отвечать на вопросы Кейна, даже если он не успевает произнести их вслух? Или как Арахорн смог перенести бессознательного Кейна, весившего немало при его росте, широкой кости и бугров мускулов, распирающих кожу, из провала древней усыпальницы в свое подземное логово, находящиеся в дне пути одно от другого? Откуда он знал почти все о Кейне, встретившись с ним воочию лишь с месяц назад? Да и еще великое множество вопросов бередили разум Кейна. Но одно желание не давало ему покоя больше всего, ему страстно хотелось подглядеть, чем занимается Арахорн по ночам, но это претворить в реальность не удавалось никак, потому что лишь стоило Кейну улечься на ложе из шкур, так Арахорн одним взмахом крыла погружал его в глубокий сон. А просыпаясь, Кейн обнаруживал новые предметы, книги, порошки на рабочем столе Арахорна или исчезновение без следа тех, к которым он уже успел привыкнуть, но надобность в которых отпадала у ворона. Арахорн лишь отделывался от приставаний Кейна отговорками, что всему свое время, или, если Кейн становился излишне настойчивым, угрозой погрузить его в сон прежде времени. 29 Сидя на пригорке, Кейн гнал от себя беспокойные мысли и изводящие его сотни безответных вопросов, наслаждаясь пропитанным лесными запахами воздухом, нежась под ласковыми солнечными лучами. Арахорн кружил неподалеку, играясь, точно птенец, с бабочками, исполняющими свои странные танцы на волнах легкого ветерка. Ну кто бы мог подумать, что Арахорну почти двести? Впрочем, Кейн не ощущал такой невероятной с человеческой точки зрения возрастной разницы, с присущей ему привычкой воспринимать все как оно есть, если это оно не мешает жить. А Арахорн же явно не чувствовал себя отягощенным двухвековым бременем, иногда лишь пользуясь преимуществами возраста, чтобы обозвать Кейна «глупым мальчишкой» в каком-нибудь затянувшемся споре. Арахорну надоело играть с бестолковыми бабочками и от спикировав на плечо друга, уставился в ту же сторону, что и Кейн, но, не найдя ничего примечательного, принялся расправлять клювом оперение. Вообще в Арахорне удивительно сочетались повадки дикой птицы с привычками придворного философа и мудреца. Это было несопоставимо и противоестественно, но не отталкивало, а, наоборот, неодолимо тянуло к нему Кейна, чурающегося колдовства, но преклоняющегося пред подлинными знаниями и мудростью крылатого наставника. Непредсказуемость Арахорна вполне вписывалась в круг представлений юноши о стиле жизни, и это еще больше сближало их. 30 Наконец, Арахорн, удовлетворенный своим антрацитовым нарядом, оторвался от чистки перышек и, как бы между прочем, сказал: – Сегодня надо будет основательно подкрепиться, завтра - в путь. Кейну не хватило сил сказать что-нибудь резкое и неприятное ворону, он был разморен солнышком, но про себя он крепко выругался – разве можно вот так, походя сообщать важные новости?! – И тебе того же, тем же самым! – гордо ответствовал Арахорн и, перехватив недоуменный сначала, секунду спустя стыдливо потупленный взгляд Кейна, с наслаждением расхохотался. Кейн все еще не мог привыкнуть, что от ворона ничего невозможно утаить. 31 Глава ше- стая 32 Пиршество удалось на славу. Одной из вычисленных Кейном слабостей Арахорна была страсть к вкусной еде и красивой сервировке. Но сегодня старый гурман превзошел сам себя. На появившемся сегодня утром как всегда невесть откуда круглом точеном столике из неизвестного серебристого дерева с розовыми прожилками выстроились тончайшего стекла бокалы и затейливо витые матово-зеленые бутылочки под плотно пригнанными пробками. Серебряные шарообразные крышки с ручками в виде грифонов, вцепившихся в вершину сверкающего купола, не удерживали под собой разносящиеся по подземному логову божественные ароматы хорамских пряностей. Арахорн чувствовал себя триумфатором. Кейн блаженно потянулся, смачно зевнул и направился к лежбищу, бормоча под нос, что не мешало бы и спать лечь пораньше перед дальней дорогой. Развалившись на шкурах, он пожелал доброй ночи Арахорну, и немного погодя мерное посапывание возвестило о том, что он уснул, утомленный обжорством. Ворон недоверчиво прислушался, но, убежденный в том, что после такого застолья юноша действительно спит, решил не тратить силы в заклинании сна на Кейна, и без его волшебы погрузившегося в сладкое забытье. Ворону, редко за последнее столетие появлявшемуся среди людей, было невдомек, что Рыцари Дорог, к братству которых принадлежал его подопечный, приучены засыпать сразу же, как только предоставится такая возможность, и настраивать себя на пробуждение через любой необходимый промежуток времени – опасная и суматошная жизнь приучила их к этому способу набираться сил во сне, где угодно и когда угодно. Кейн действительно спал и этим обманул недоверчи33 вого ворона, не подразумевающего, что его юный друг задался целью узнать, наконец, большее, чем позволял ему Арахорн, и через десять минут проснется незамеченным. Ворон, примостившись на краю стола, как раз меж двух светильников углубился в чтение толстенной книги в черном кожаном переплете, украшенном сверкающими замками, не поддавшимися в отличие от пергамента разрушительному влиянию времени. Мотнув клювом и пробормотав что-то невнятное, он посмотрел сначала на один круглый фонарь, затем - на другой, и они, словно подчиняясь его воле, вспыхнули ненадолго багровым, постепенно светлея, меняя тон, пока не начали излучать жемчужно-розовым, растворив невзрачную берлогу в волшебном свете, к тому моменту, как Кейн приоткрыл осторожно глаза, стараясь не менять ровное дыхание, свойственное глубоко спящему человеку, едва сдержался от удивленного вскрика. Все изменилось вокруг до неузнаваемости. Вместо мрачного логова ворона он оказался в прекрасном зале, отделанном великолепным розовым мрамором с высокими стрельчатыми окнами, превращенными безвестным талантливым мастером в дивные витражи, искрящие многократно преломленным светом, пропущенным сквозь грани разноцветных стекол в серебряной паутине рам. – Шелковые ковры, вытканные чужеземными цветочными узорами, расстилались на полу. То, что недавно было простым столом с развернутым фолиантом и рядами колбочек и банок, превратилось в озеро лазоревого цвета, источающее радужные блики, отражавшиеся на перьях Арахорна, зависшего на невидимой подставе среди этого великолепия. То, что вытворял ворон, не поддавалось разумению: выкрикивая звучные фразы, напоми34 нающие переборы хрустальных арф, на неизвестном Кейну языке, он то и дело взмахивал крыльями, рождая при этом сверкающие синим пламенем знаки. Они держались долго, полыхая в воздухе, другие немедля рассыпались ослепительным снопом искр. Зрелище завораживало, и Кейн, забыв о предосторожности, приподнялся на локте, чтобы лучше видеть. Вдруг лазоревая гладь пошла рябью, замутилась и выгнулась, будто кто-то поднимал ее изнутри, упираясь покатой спиной шланга в поверхность, но не мог порвать. Озеро стало куполом хорамского светилища и, вытягиваясь ввысь, старалось оторваться от пола, все более напоминая шар, стремящийся взлететь. И вот лишь тончайшие нити удерживали шар, готовый вот-вот вырваться из плена драконов мозаичного пола. Арахорну этого показалось достаточно и он, сотворив еще несколько вспыхнувших в воздухе символов, заставил замереть чудовищно огромный, но прекрасный шар, тотчас оставивший свои тщетные попытки вырваться, подчинившись своему создателю. Ворон довольно каркнул и зачастил на неизвестном благозвучном языке, пританцовывая от нетерпения. Постепенно в глубине шара возник вихрь и из сплетений световых полос и вспышек стала проявляться фигура очертаниями похожая на крылатого воителя, шаг за шагом приближающаяся к пелене, отделяющей его от Арахорна. Чем ближе, тем отчетливее становились вырисовывашие из клубящегося света черты. Воин в развевающемся плаще… Кейн не удержался и закричал в ужасе, закрыв лицо руками. В том воине он узнал себя, крылья принадлежали сидящему на плече у того шагающего в светящемся шаре двойнику Арахорна. 35 Раздался оглушительный звон, казалось, сам небесный свод треснул и разлетелся на тысячи осколков. Свет мгновенно погас. Воцарились мрак и тишина. Глава седьмая 36 Разъяренный ворон вышагивал по краю стола, изредка бросая негодующие взгляды на забившегося в меховом клубке Кейна, боящегося поднять глаза на друга. – Тысяча приблудных ведьм!!! Как ты осмелился сунуться со своим умишком в то, что выше твоего понимания! Тысяча приблудных ведьм!!! Прости, меня, Хрон! И я то хорош, нечего сказать. Попасться на такую примитивную уловку… Хр-р-р-он!!! В самый решающий момент! Что молчишь? Кейн, все еще не отошедший от увиденного и пережитого, попытался сказать что-то в свое оправдание, но губы не слушались его, а из горла вырвался только хрип. Но и этого вполне хватило Арахорну, подбросив дров в клокотавший внутри него огонь. – Нет, нет и нет! Не хочу слушать никаких лягушачьих оправданий! Ты даже представить не можешь своим мозговым бицепсом, что ты натворил. Я теперь, словно слепой котенок, барахтаюсь в потемках, натыкаясь на явления и предзнаменования, но не в силах полностью расшифровать их. Поставить мир на грань катастрофы из-за пустого любопытствования?! Непостижимо! – Я лишь хотел знать, что от меня скрываешь… – осмелился, наконец-то, подать голос Кейн, справившись с волнением. – Не могу же я позволить использовать себя втемную. – Что??! – взвился Арахорн. – Может, я не совсем правильно выразился, – поспешил отступить Кейн, – но, кроме путешествия и обещанных опасностей ради 37 достижения некой великой цели, ты так и не объяснил мне ничего толком. То говоришь, что время поджимает, то отмахиваешься от моих вопросов, мол, у нас еще достаточно времени впереди. Я хочу знать… – Ах, ты хочешь знать, мой молодой друг? – елейным и нарочито спокойным голосом прервал его Арахорн. – Знать? – Да, – утвердил Кейн. Ворон помолчал немного, словно раздумывая, что бы такое сотворить с дерзким неучем и ослушником, и, придя к какому-то решению, повелительно произнес: – Подай черную книгу … Раскрой ее на заложенной странице … Читай вслух. Кейн живо выполнил указания Арахорна и, подсев ко столу, уставился в книгу, испещренную завитушками и округлыми значками, не означавшими для него ничего, но почему-то казавшиеся очень знакомыми… – Я ничего не понимаю в этих письменах, Арахорн, но… – Что, но? – Но от них веет могильным холодом. Ворон вздохнул и печально посмотрел на юношу, борющегося с непреодолимым желанием захлопнуть поскорее эту книгу. – Ты хотел знать. Вот здесь все или почти все ответы на мучающие тебя вопросы сейчас и, возможно, те, что возникнут у тебя или твоих последователей в далеком будущем. Это эльфийский язык … Я легко переведу, но прежде хочу спросить, что ты знаешь об эльфах и слышал ли ты что-либо о Саррумане Великом? Кейн поежился при этих упоминаниях и в мыслях призвал Хрона охранить его от нечисти. Откинул назад 38 длинные волосы со лба и, решившись, наконец, посмотреть прямо в глаза Арахорну, тихо произнес: – Если верить легендам … – Меня интересует лишь то, что ты з н а е ш ь , а не пересказы деревенских преданий. Тогда я могу сказать, что ничего не знаю. – О, это уже кое-что… Один великий человек произнесет… или уже произнес, видишь ли, я давно не примеривался к пространственно-временному пульсу … Ну, да это не важно, ты почти повторил или предвосхитил более отточенную фразу: «Я знаю, что ничего не знаю». Красиво и умно, правда? Кейн невольно улыбнулся, он уже знал, что если Арахорн пускается в воспоминания, то, значит, он уже забыл о недавней обиде или споре, и безбоязненно напомнил ему: – Эльфы и Сарруман… – Да, да. Эльфы – Первовластители Мира не бред больного мозга какого-нибудь мистически настроенного старца или одаренного летописца-фантазера. Большинство ваших преданий верны, хотя и примитивно излагают историю Борьбы Богов и Богоподобных, пытаясь втиснуть обрывочные факты в тесные рамки нынешних ортодоксальных религий… Прости мне, Хрон, эти кощунственные слова. Человеческую память трудно стереть до совершенной гладкости и первозданности, рискуя превратить людей в стада беззащитных, быстро вымерших бы животных. На кой сдались эти лишние хлопоты пришедшим Новым Богам во главе с Хроном! Но вот слегка подчистить память поколений достаточно легко… Согласись, любой новый властитель, воцаряясь…, хм … не может совсем обойтись без кровопролития, а, смещая на престоле … хм … достаточно законно 39 владевшего им предшественника, стремится, чтобы в памяти подданных осталось как можно меньше воспоминаний о былом величии ушедшего владыки … И Хрон, да царит он в мире вечно, не исключение тому… А эльфы, всегда игнорировавшие распри и усобицы богов и уж тем более людскую возню, все более и более замыкались в себе, в своем мире, приверженные первотрадициям настолько, что, погруженные в себя не замечали, как стремительно меняется мир вокруг них. Их время прошло. Они оказались слишком неприспособленными к суматошному миру выросших людей и Новых Богов … Проще говоря, они стали лишними на этой земле и замкнули свой мир, спасаясь от проникновения Новой Волны… Жаль, жаль… Великий Народ, и Сила их неисчерпаема… Ну, да ход истории не перекроишь… Редко кто из эльфов сейчас раскрывает Врата и наведывается в Мир Людей, но, уж поверь мне, и сами они изменились, теперь зорко присматривая за Равновесием Сил… Не могу сказать, что их советы и периодические вмешательства продиктованы Высшим Разумом и всегда верны и точны, но… эльфы они и есть эльфы, тут уж никуда не денешься … Захочешь, сам покопаешься в свитках, уверен, тебя это увлечет … – Сарруман, – тихонько напомнил Кейн погрузившемуся было в раздумие Арахорну. Тот встрепенулся и продолжил: – А Сарруман – величайший из когда-либо живших магов, Верховный Защитник Добра и Хранитель Равновесия Сил… – Белый Колдун?! – вырвалось у Кейна. – Ага, вспомнил его прозвище из ваших сказочек? Да, ты прав – Сарруман по прозвищу Белый. Слишком категоричный и беспощадный во имя справедливости и 40 незапятнанности Добра … Настолько беспощадный в своей праведности, что не заметил, как обагряется его тога кровью жертв… Запутавшихся, ошибавшихся, искавших Пути и сомневавшихся в Канонах… Настолько возуверовавшийся в собственную непогрешимость, что чуть было не сломал Равновесие Вселенских Сил… Я вырос на этих уроках… Наше племя слишком пострадало в Той Борьбе … Еще при ученичестве моего отца мы стали настолько малочисленны, что считались сгинувшими, а уж при моем становлении и вовсе перекочевали в легенды и сказания … Ушел мой брат … – Так ты не последний ворон из Великого Племени? – Последний. Брат выбрал не ту дорогу, был изгнан и погиб лет сто назад. Никогда не заговаривай со мной об этом!.. Собственно, я не собираюсь пересказывать тебе хроники… Сарруман был побежден и заточен в келью Пространственной Башни – убить мага нельзя, иначе он станет частью убийцы, а не каждый рискнет пойти на такой шаг … А уж о казни самого Саррумана с его невероятной силой и речь даже не заходила, кому же захочется продолжать только закончившуюся борьбу, но уже в самом себе?! И вот там, уже в заточении, Сарруман и закончил свою Книгу Пророчеств, обрекая в предсказания формулы и знамения для жаждущих реванша … Он смог переслать копии Книги во все школы магов и тайные обители… Лет семьдесят, говорят, потребовалось для того, чтобы, бросив все силы на поиски, найти и уничтожить до последнего экземпляра Книгу Пророчеств… Не то, чтобы… За семьдесят лет кто-то что-то переписал, пересказал… Но подлинников уцелело мало, а заполонившие книгохранилища фальшивками под Книги Саррумана (тоже гигантская работа!) смогли постепенно 41 сбить всякий интерес к Саррумановым Пророчестввам да и его самого изолировали так, что … Я не уверен, конечно, что Совет пошел на такое, но, по слухам, Сарруман был отделен от своей физической оболочки и растворен в Пространстве… Да, уж лучше смерть. – А книга? – подал голос Кейн. – Книга? Да вот она. Ничего величественного во внешнем облике, правда? Но каково содержание! Кейн, мальчик мой, Сарруман был гениальнейшим среди магов… Но, главное, он в точности рассчитал, выбрав из сотен тысяч вариантов единицы на каждую эпоху, когда, кем, как и при каких условиях можно не просто потрясти мир до основания, но и разрушить саму основу основ, перевернув чаши Равновесия, сокрушив Богов, перемешать Линии Сил в котле мироздания, чтобы получилось нечто совершенно новое и непредсказуемое!!! Браво! Но, увы, я слишком привязан к этому миру и этой земле, возможно, из-за узости своих взглядов и традиционности воззрений. Я люблю этот мир, хотя многое в нем мне не нравится, но он не настолько плох, чтобы уничтожать его, а на обломках создавать новый, подобно замыслам Саррумана… Еще неизвестно, каким бы получился этот новый мир?… А книга его, хвала Хрону, сохранившаяся помогает нейтрализовать с поразительной точностью высчитанные моменты возможного Перелома… Этакая увесистая шпаргалка… Там и ты, и я есть, и твое падение в усыпальницу Эльфийского Первовладыки, и твое наглое воровство..! – Я не украл! – возмутился Кейн. – А как же назвать присвоение чужого имущества, без ведома владельца? – ехидно осведомился ворон. – А он вовсе и не владелец! – Да-а? – изумленно протянул Арахорн. 42 – Да! Он… он труп… то есть, я хотел сказать, что кинжал и кольчуга принадлежат ему по праву усопшего, но все равно они ему уже без надобности. И если это действительно была усыпальница Эльфийского Владыки, то, сомневаюсь, что эти вещи так просто, безнаказанно дались бы мне в руки! Все знают о мести потревоженных Спящих, а смертные мне не страшны, справлюсь как-нибудь! – Вот то-то и странно, что меч и кольчуга из чистейшего нефрила разрешили тебе прикоснуться и к себе и признали тебя хозяином… – пробормотал Арахорн еле слышно и задумчиво покачал головой… – Хотя так и должно быть – голос крови, но где же знак у этого мальчишки? Не понимаю … – Кстати, – осведомился Кейн, – где они? – Кто? – не сообразил, о чем его спрашивают, задумавшийся Арахорн. – Кинжал и кольчуга? Потерялись? – Получишь в свое время, – отрезал ворон, всматриваясь в лицо Кейна, будто видя его впервые. – А что там в книге насчет меня и тебя? Или ты просто… – Ну, знаешь! – взвился Арахорн, – еще не хватало, чтобы ты обвинил меня во лжи. Слушай! Воин, спасенный от стаи волков, Ворон, таящийся в мраке лесов, Встретив друг друга в гробнице эльфийской…, Там, где… Кейн недовольно поморщился. – Послушай, дружище, а ты не мог бы просто пересказать, а? – Я, переводя эти строфы на чудовищный современный язык, и так уродую смысл, зашифрованный в 43 символах и полунамеках, а ты… Ну, ладно, наверное тебе, действительно еще трудно привыкнуть к рунам… Кейн, видя, что Арахорн отвернулся от книги, облегченно вздохнул и устроился поудобнее на меховом ложе, предвкушая наслаждение, которое вольно или невольно испытывает любой смертный, приподымая таинственный завес Судьбы, скрывающей от глаз непосвященных прошлое и будущее. Но Арахорн разочаровал его, обыденным голосом сообщив, что через два года в час, указанный звездами и ходом времени, вновь будет возможно нарушить баланс Великого Равновесия Света и Тьмы и что Кейн своей глупой выходкой сорвал с трудом подготовленную попытку Арахорна заглянуть в будущее, чтобы хоть немного подстраховаться в пути к месту столкновения Сил. Кейн разочарованно вытянул лицо и в глазах его застыл немой вопрос: «Неужели все так просто?» Арахорн усмехнулся, разглядев в Кейне жажду подвигов, сражений и прочей чепухи, которой была забита голова Кейна, и добавил: – Конечно, это не легко! Мы еще не знаем место, где попробуют прорваться силы Тьмы, не понятно, кто вызовет их… Кто возложит на себя эту черную миссию… Придется еще побродить по пределам империи, проверяя свои догадки на местах и собирая по крупицам информацию, выуживая ее из разговоров и слухов. Всякое будет, так что, боюсь, кинжал тебе придется держать всегда наготове… Кстати, формально я должен спросить у тебя – выдержишь ли ты все испытания, что могут свалиться на нас, не дрогнешь ли в решающий миг и добровольно ли пойдешь со мной навстречу опасности и призрачной славе? - И ты еще спрашиваешь?! 44 Глава восьмая 45 Наступившее утро встретило друзей на исходе Рутонского леса, там, где Центральный тракт вытекает широкой ухоженной лентой на обширные долины графства Муа с прекрасным замком в двух днях пути. Чем дальше удалялись друзья от окраины Рутонского леса, тем чаще встречались обработанные крестьянские поля и чистенькие деревушки. Не секрет, что графство Муа было самым благополучным во всей империи, и даже Большая Смута не затронула земель пьяницы, весельчака, поэта и страстного коллекционера редкостей графа Роже Монт Муа. Этакий островок сословного благополучия посреди погрязшей в разоре и беспорядках Аррагонской империи. Граф редко наведывался в столицу, но не потому, что был домоседом, обожавшим свой родовой замок, а потому что панически боялся быть отравленным или заколотым, считая, что имперская казна давно открыла свою бездонную пасть, замаскированную под Палату Налогов и Пошлин, и только ждет удобного момента, чтобы проглотить целиком, не разжевывая, такой лакомый кусочек, как графство Муа. Поэтому, несмотря на верноподданический тон в посланиях и пошлинных сопровождениях на имя императора Гурхана IХ Сиятельного, граф старательно совершенствовал оборонительные сооружения замка. Нет, он не строил новых, не смел нарушать закон о Внутриимперском Фортификационном Запрете, а лишь модернизировал подъемники, рвы, стрельницы согласно новей46 шим чертежам от мастеров Гона и опальных проектировщиков с острова Торку, исправно присылавших ему свои соображения за щедрую тайную плату. При реконструкции или создании новинки в полном масштабе все искусно декорировалось неисчислимым количеством ажурной ковки, лепнины, резьбы на камне, действительно превращая замок в архитектурный цветник. На эти хлопоты тратилось почти все время Роже Муа, оставлявшего лишь вечерние и ночные часы для обильных возлияний на пирушках с друзьями-прихлебателями и званых балов, собиравших окрестную знать, обедневшую донельзя и безвылазно живущую в скромных именьицах под защитой Муа. Золотой рудник, севернее резиденции графа, давал исключительно богатый доход, такой, что даже неуемная архитектурно-фортификационная страсть графа и его бесконечные ночные кутежи не истощали его. Денег хватало и потому, что граф искренне считал: «Чем богаче мой крестьянин, тем богаче мой вассал, чем богаче мой вассал, тем богаче сам Муа…». Одним словом, крестьяне богатели, платя всегожим десятину (исключитель с продаж!) своему благодетелю. Идиллическая картинка времен эпохи первоначального накопления… Или это из совсем другого временного среза?! Глава девятая 47 Завтрак на траве, на свежем воздухе, что может быть лучше. Белоснежная домотканая скатерка с разложенными на ней припасами из Арахорновой кладовой, легкое вино во флягах, сплетенные венки из полевых цветов на головах спутников. Кейн, прихлебывая живительную влагу, разгоняющую кровь и будоражащую воображение, никак не мог понять, почему, прочитав Книгу Саррумона, нельзя однозначно предотвратить нежелательное… – Почему, Арахорн, там же все расписано до мелочей? – Конечно, конечно, умник! Начнем с «простого», как ты говоришь, описания: Три кольца одно в другом Башни камень кругом Выстроен людей врагом над земельным трупом – Не понятно. Понятно, что речь идет о безводной пустыне, посреди которой восставшая из развалин некогда могущественная цитадель сил Мрака с тройной стеной, но где это? Подходящие описанию места есть на острове Ротио, что посреди Фарнасского озера, в пустыне Ор в двух неделях пути от Хорома, и у северного подножия Поднебесных близ Норловой топи. Во всех трех местах руины древних цитаделей, разрушенных еще в незапамятные времена, посреди каменных плато, то есть «мертвой зем- 48 ли» – так это звучит почти на всех языках Аррагонской империи… – «Над земельным трупом…»? – Совершенно верно, а эти три места выявлены путем тщательнейшего отсева тридцати первоначально исходных. – Значит, надо обойти все три и разнюхать на месте, не восстановлены ли они, и вообще, что к чему! – вскричал Кейн, хватаясь за прекрасной работы кинжал с массивной золотой рукоятью, усыпанной узорчатыми письменами, тот самый, что он подобрал в усыпальнице Первовладыки. Арахорн снисходительно посмотрел на человека, пышущего неуемной энергией действия, столь свойственной всем молодым, и покачал головой. – Нет, мой мальчик, есть еще с десяток примет и явлений, что еще должны проявиться, произойти, прежде чем мы точно будем знать место и срок… И для уточнения одной малой, но существенной детали мы должны погостить немного у Муа и настолько приглянуться владыке графства, чтобы он распахнул пред нами двери своей сокровищницы… Среди сотен редкостей, собранных им, нам особенно интересна одна книга… А точнее, ее наличие вообще… – Что значит «наличие вообще»? – Кейн, ее должны выкрасть по предсказанию Саррумана, и похитители приведут нас к месту, где с точностью определится наш дальнейший маршрут и… Кейн недовольно вскочил на ноги. – Так что же мы сидим? – Я ем, – невозмутимо произнес Арахорн и отщипнул приличный кусок сдобы, добавив как бы невзначай, – К тому же «земля укрыта невестиным покровом» 49 должна быть, что означает – зимой украсть должны. У нас куча времени. Кейн потоптался в нерешительности на месте, соображая, не следует ли расценить слова Арахорна как насмешку, но не нашел ничего лучше, как усесться с размаху подле импровизированного столика и выхватить из-под самого клюва ворона аппетитный кусок пирога со словами: - Тогда я тоже поем, если не возражаешь. Глава десятая 50 Роль молодого отшельника-ученого, которого усердно играл Кейн при дворе графа, пришлась по вкусу пресыщенному пьяными оргиями и поэтическими ристалищами Рожеру Муа и его постоянному окружению, озабоченному только лишь поисками новых развлечений и надеждой на неоскудеваемость графского кошеля. С появлением светловолосого красавца, вечно закутанного в длинный черный плащ, ниспадающий мягкими волнами плотного шелка до самых кончиков сапог, и его пернатого спутника, все оживились в надежде на нечто свеженькое, щекочущее нервы… Ореолу таинственности Кейн в немалой степени был обязан Арахорну. Словоохотливому ворону приходилось трудновато – как-то не принято ведь, чтобы птицы витийствовали. Модные магические веяния, гадание и представления с нехитрыми иллюзионными фокусами само собой не особо развлекали говорливого ворона, но раскрой Арахорн свой клюв, и от покровительства просвещенного графа не осталось бы и следа. Светские развлечения на грани дозволенного – это одно, а откровенное проявление сил потусторонних – совсем другое. Говорящая черная птица и ее хозяин плавно бы перекочевали из отведенных им покоев в подземелье замка и дожидались бы там, скованные по рукам, ногам… и крыльям с лапами, прибытия эмиссара Гиронского монастыря. Конечно, все могло бы быть и иначе, Рожер Муа мог бы пожелать использовать черные силы в своих целях, получив в 51 виде Арахорна и Кейна дополнительные козыри в игре за свою безопасность, но, вероятно, опять же постарался бы упрятать друзей подальше и понадежнее… Поэтому Кейн играл роль ученого, этакого непризнанного при Аррагонском дворе молодого гения, ищущего богатого и сильного покровителя где-нибудь в спокойной провинции. Разгадывая, с помощью Арахорна, нехитрые придворные тайны, распутывая дешевые интриги и устраивая простенькие представления при свечах в овальной гостиной графа, проводил Кейн день за днем. Как правило, главным действующим лицом салонных вечеров был, естественно, ворон – «передающий медиум», находивший в томике стихов только что прочитанную кем-либо строфу или «посредством мысли» передавая содержание разговора за каким-нибудь гостевым столиком стоявшему вне пределов слышимости Кейну, под аплодисменты пересказывавшему суть диалогов приглашенных громким, хорошо поставленным голосом. Это откровенное надувательство смертельно надоедало Арахорну и уже давно перестало забавлять самого Кейна. Эка невидаль, повторить вслух то, что тебе только что на ухо прошептал Арахорн, или вздымать руки к небу, прикрывая от зрителей полами плаща действительно легонько колдующего ворона, чтобы не были заметны вспыхивающие эльфийские символы, неизменно сопровождающие любую волшебу. Постепенно Кейн стал восприниматься как непременный спутник графа, с необузданной страстью воспылавшего любовью к астрономии, хотя злые языки приписывали … Впрочем, к чему пересказывать сплетни. Более того, Кейн вошел в моду у придворного люда, и поэтому ему прощалось его периодическое затворничество, воспринимаемое как капризы любимца графа и двора. 52 Первый снег, выпавший как-то под утро, вызвал облегченный вздох у обоих друзей, жадно рассматривающих сквозь узкую прорезь окна запорошенные пронзительно белым просторы. – Кажется, настала пора, а, Арахорн? – нарушил благоговейное молчание, повисшее в их комнате, Кейн. – Надеюсь, – сухо ответил ворон, недовольный, что прервали ход его мыслей, но, тотчас же устыдившись своей резкости, добавил мягче: – Теперь нам нужно быть осторожнее и внимательнее, как никогда… Пожалуй, сегодня ты объявишь, что твое недельное самозаточение в библиотеке графа подошло к концу. – Арахорн, опят же начнут приставать со всякими глупостями типа гадания по звездам… – Надо честно отрабатывать свой хлеб, мальчик. И если уж тебя милостиво одарили званием придворного звездочета, будь добр, нагадай сегодня … э-э… словом, тучи сгущаются над головой графа! – Зачем? – изумленно воскликнул Кейн. – А затем, что тогда граф, как привязанный, будет ходить за тобой с утра до вечера, пока ты не разберешься в хитросплетениях звездных путей и не отведешь от него нависшую опасность… – Ну, хоть намекни, что я конкретно должен наплести, – взмолился юноша. – Пожалуйста, – охотно отозвался ворон и, закатив глаза, стал подражать театральному завыванию Кейна во время проведения сеансов звездочтения, – Из Дома Солнца выходит Красная Кобылица, в то время как Бледный Единорог уже коснулся передним копытом Хрустального Порога Дома Ауры… Нет, нет, благодетельный мой повелитель, не сильные мира сего угрожают тебе, а ничтожные черви стремятся 53 проникнуть в сердцевину золотого яблока… Уф! Примерно так… Кейн запустил пятерню в свои густые волосы и, морща лоб, старательно повторял про себя слова Арахорна, шевеля губами: – Кейн, Кейн! Остановись, а то сломаешь себе голову! – еле сдерживая смех, закричал Арахорн. – Говори все, что угодно, подводя нашего гостеприимного хозяина к мыслям о простых грабителях. Нас интересует его сокровищница, где мы еще не бывали. А уж проследить за ним – мое дело… – Арахорн, дружище, – по-детски закончил Кейн, – а как же я? Мне тоже хочется заглянуть в сокровищницу Роже… Ну, хоть одним глазком! – Обойдешься! Следом за твоим глазком неизменно последуют рука и карман…, если не заплечный мешок… Кейн протестующе замахал руками, но смущенный румянец все же запылал на его щеках. – И не спорь со мной! – категорически заявил Арахорн. – Всегда поражаюсь, как в тебе могут уживаться самые возвышенные и благородные чувства со столь низменными инстинктами и, уж прости, – плебейскими привычками… А ведь ты очень приличного рода! Просто поразительно. – Влияние улиц, дружище – не было достойного наставника, – с делано горестным вздохом молвил Кейн, нарочито потупив взор. Арахорн раскрыл клюв от удивления – Кейн опередил, уложив его на месте собственной козырной фразой, но, привыкнув к тому, чтобы последнее слово оставалось за ним, выпалил на лету, приблизившись к самому уху приятеля: 54 – Надеюсь, что баронесса Горгиен, увлеченная преподаванием тебе наисложнейшей из наук – любовной утехи, под аккомпанемент храпа законного супруга уделит внимание в перерывах и проблемам общего воспитания… Или такого недостатка в тебе она еще не обнаружила? Вывод: так или иначе, по ночам ты все равно занят! – Арахорн! – угрожающе начал Кейн. – Только не подумай, что я слежу за тобой, просто цвет вечерней помады баронессы всегда тон в тон совпадает с теми красителями, что ты старательно оттираешь со своих щек каждое утро… – Сдаюсь…, – миролюбиво предложил Кейн. И довольный своей победой в споре ворон, издав хриплое торжествующее карканье, вылетел на морозный воздух размять крылья… 55 Глава одиннадцатая Пламя драгоценных розовых свечей, преломляясь в подвесках хрустальных канделябров, тысячами бликов играло на лицах приближенных графа, устроившихся в искусно-небрежных позах. Кресла, диванчики и пуфы, расставленные по всему овальному кабинету, образовали завиток гигантской раковины с пустующей площадкой по центу – «место жемчужины вечеров», как образно выразился Рожер Муа, намекая на еще не появившегося Кейна, сорвав при этом аплодисменты подхалимов. Бесшумно скользили слуги, разнося напитки и легкие закуски. Приглушенные разговоры кучкующейся свиты сливались в мерный гул. Чуть слышные лютни и флейты скрытых за ширмами музыкантов создавали атмосферу непринужденности, с которой обычно и начинались пьяные кутежи… Но это после, а пока утонченные беседы витали где-то в недосягаемых высотах – поэзия, музыка и немного божественной чертовщины в лице пришедшего наконец-то увеселить приготовившуюся к развлечениям толпу придворных особ льноволосого аскета-ученого с невяжущейся избранному образу фигурой атлета. Дамы затаили дыхание, кавалеры нацепили презрительно небрежные улыбки. Все внимание приковано к Кейну, занявшему место, оставленное подле графа. Кейн поклонился, очаровательно дерзко нарушая этикет, сначала дамам, а лишь затем графу Муа и, сло56 жив руки на груди, закатил глаза, раскачиваясь из стороны в сторону, монотонно забормотал что-то себе под нос. Музыка стихла. Напряжение возрастало. Кейн мастерски выполнял свою роль, полностью завладев присутствующими, не заметившими отсутствия черного ворона, обычно восседавшего на его плече… Возвестив отрепетированное с Арахорном пророчество, Кейн устремил свой взгляд на графа, до которого постепенно доходил смысл услышанного. Роже Муа побледнел, покрылся испариной, нервно терзая в руках кружевной платок и, не выдержав, резко вскочил, опрокинув кресло, и, не говоря никому ни слова, опрометью выскочил из зала. Минуту спустя в абсолютной тишине, нарушаемой разве что потрескиванием свечных фитилей, Кейн также покинул зал, храня выражение серьезной озабоченности на лице. Но едва он захлопнул за собой дверь отведенной ему комнаты и набросил цепочку запора, как маска сосредоточенности моментально слетела с него, и Кейн согнулся пополам от сотрясавшего его изнутри безудержного смеха. В дверь тихонько постучали. Кейн спрыгнул на пол, подбежал к зеркалу в мощной серебряной раме – покрасневшее от хохота лицо явно не соответствовало трагическому моменту, и неизвестному гостю, окажись он наблюдательным, это могло бы показаться странным. Набросив полу широчайшего шелкового плаща-мантии на голову, сотворив некое подобие покаянного капюшона, Кейн, глубоко вдохнув, открыл дверь. На пороге стоял его сиятельный благодетель, граф Роже Муа, немедля проскользнувший внутрь комнаты: – Вы один, мой юный друг, можете спасти меня… 57 Граф затравленно оглянулся и, удостоверившись, что их некому подслушать, перевел дыхание и продолжил: – Вам звезды доверяют свои тайны, вам небесные светила освещают самые укромные тайники человеческих мыслей. Право, может, я не слишком доверял вашему таланту, ну … скажем, не совсем серьезно относился к вашему дару – я достаточно легкомысленный человек, но, поверьте, всегда испытывал к вам искреннюю симпатию и никогда не оценивал вас как простую модную игрушку при моем дворе. Видите, я искренен с Вами! Но то, что сегодня вы сообщили, повергло меня в шок – никто, кроме меня, не знает хода в сокровищницу и способа избежать бесчисленных хитроумных ловушек, которыми оснастил я ее, стремясь оградить себя от воров или просто любопытствующих … Я знаю, что мой двор полон имперскими шпионами, только и ждущими, когда я сделаю шаг, скомпрометировавший бы меня в глазах императора… К чему мне таится от Вас?! А он только и ждет, чтобы… Да что там говорить… Уже не раз, дерзкие, пытались пробраться в мое хранилище, где собраны величайшие редкости мира, коим нет цены, но кости наглецов давно уже обглоданы крысами… Но сегодня… Я с утра предчувствовал что-то неладное… Граф опустился на край кровати, будто ослабевшие ноги уже не держали его, и побелевшими губами прошептал: – После Вашего предсказания я сразу же направился в сокровищницу… А на постаменте, поверх которого водружен прекрасный черный кристалл, начерчен знак… Нет, не начерчен, а будто… О, это ужасно, я не в силах говорить. 58 Кейн, встревоженный не меньше графа, заботливо предложил ему глоток вина, плеснув в прозрачный кубок из витого кувшина, украшенного стилизованными орлами. Зубы графа отстучали гарнизонную дробь о края бокала, прежде чем он осилил первый глоток. – Говорите же, сиятельный господин, – нетерпеливо подстегнул его Кейн. – Кто-то прочертил знак по камню постамента, легко, словно раскаленным ножом по куску масла… – Что ж похитили? Книгу? – Книгу?! Какую, к черту, книгу? О чем вы? В том-то и дело, что все осталось на своих местах, и я не сказал никому ни слова. А сегодня - ваше предсказание! Это заговор против меня?! Скажите же, юноша, я был так милостив и добр к вам… Мысли путаются, я ничего не понимаю… Кто осмелился и, главное, как проник в сокровищницу, оставив знак пребывания то ли в угрозу…, то ли в насмешку… Пусть звезды скажут Вам, кто против меня замыслил..? Скажите … Скажите! Скажите!!! Глаза графа лихорадочно блестели, он вцепился в плащ Кейна и готов был забиться в истерике. Кейн уже не досадовал на свою болтливость, неосторожно проговорившись о книге, хранящейся в сокровищнице, где, кроме графа, никто никогда не был. Но, слава Хрону, эта оплошность осталась незамеченной Рожером Муа, сходившем с ума от страха на глазах у растерявшегося Кейна. Внезапно глаза графа закатились и он сполз на пол с глухим стоном, не выпуская края плаща Кейна из рук. За его опавшей спиной показался довольный Арахорн, как ни в чем не бывало заявивший докторским тоном: 59 – Мания преследования. Через мгновение он уже бился бы в конвульсиях. Но мой клюв крепок попрежнему, если одним ударом я свалил этакого крепыша… – Арахорн! Ты… ты его…? – А что мне оставалось делать, глядя на твою растерянную физиономию?! Ничего, через полчасика Муа придет в себя и не вспомнит об ударе… Скажешь ему, что он потерял сознание, уложишь заботливо в свою постельку, призовешь слуг и охрану, а сам уединишься в северной башне для изучения расположения звезд! – Ты шутишь?! – Ничуть! Нам нужно поговорить, будучи уверенными, что рядом нет лишних ушей, лучшее место для этого – Северная башня. – А… – А твоя баронесса проведет ночь в объятиях супруга, я это уже устроил, чтобы ты не отвлекался. – Арахорн, но барону же восемьдесят пять?! – Чего только не сделаешь для семейного счастья … Пришлось капельку по-кол-до-вать… Ненавижу это слово! 60 Глава двенадцатая Холодный ветер свободно разгуливал в нежилой северной башне, завывая под высокими сводами верхней смотровой залы. Кейн зябко кутался в шелк плаща. Нахохлившийся Арахорн напоминал перьевой шар. – Уютное местечко, ничего не скажешь, – проворчал ворон. – Не я тебя сюда затащил, – ответил Кейн, разглядывая через прорезь стрельницы выбеленные наступившей зимой поля и рощи. – Но я тебя отсюда вытащу. Где-то справа должно быть небольшое углубление в полу, поищи-ка его… Кейн без возражений начал обследовать каменные плиты пола, радуясь, что хоть немного согреется в движении. Поиски были недолгими, коротко свистнув, он привлек внимание Арахорна, тот подлетел, шумно хлопая крыльями, и, осмотрев небольшую ямку величиной в кулак, удовлетворенно мотнул головой. – Запускай туда свою ручищу, разгреби мусор и нащупай рычажок… Нашел? Кейн молча кивнул головой, ожидая дальнейших приказаний. – Так, а теперь потяни его на себя, только не сломай – от времени он, возможно, стал хрупким. 61 Кейн почувствовал, как рычаг нехотя дал ход скрытому под толщей вздрогнувшего пола механизму, раздался скрежет – и плита, на которой стоял Кейн, стала плавно уходить вниз. Он хотел было спрыгнуть с нее и остаться на площадке, но резкий окрик ворона остановил его, да и тот сам перелетел на плечо друга, медленно погружаясь в черноту узкой шахты. Спуск вскоре прекратился. Затих и ржавый скрежет застоявшегося механизма. Арахорн просипел на самое ухо Кейна: – Не вздумай сделать хоть шаг в сторону, иначе нас здесь прихлопнет навсегда… Или во всяком случае надолго. – Спасибо за предупреждение. И как долго мы будем здесь торчать? – А кто тебе сказал, что мы? Я, лично, намерен ненадолго отлучиться…, – отозвался Арахорн. И шум удаляющихся крыльев подтвердил его слова. Время, проведенное Кейном в полной неподвижности и абсолютной темноте, не назовешь приятным, лишь сила молодости помогла ему выдержать это испытание, сведшее бы другого с ума. Томительное ожидание он скрашивал планами мести, перебирая один вариант за другим, оставляя наиболее изощренное и унизительное для Арахорна. Разумеется, это было лишь воображаемо, но Кейн испытывал подлинное чувство наслаждения, злорадно призывая все кары небесные обрушиться на пернатого друга в недалеком будущем. Особенно ему пришелся по нраву план, в котором Кейн выливает ушат меда на ворона, затем посыпает его просом и, привязав к спутанным лапам,… 62 – Никогда бы не поверил, если бы мне кто-то сказал, что ты способен на подобное зверство! – неожиданно раздался голос вернувшегося Арахорна. Хорошо, что было темно и ворон не видел пылающих ушей Кейна, поспоривших бы в этот миг с яркостью восходящего солнца. Арахорн явно был горд чем-то проделанным за время отсутствия, поэтому не стал добивать Кейна, и без того устыдившегося своих безумных мыслей, явно навеянных темнотой и страхом одиночества, что, впрочем, совершенно не оправдывало его. Арахорн со скрипом повернул какое-то колесо над головой Кейна, и плита так же плавно, как и опускалась, поползла вверх… Пустынная, промозглая зала Северной башни показалась вынырнувшему из-под каменной толщи Кейну самым уютным местом во всем замке. – Ну, вот и закончилось наше пребывание в крепости Муа, погостили и будет… – неожиданно заявил Арахорн. – Это и есть то, что не должны слышать посторонние уши? Ворон недоуменно уставился на друга, требуя разъяснений нелепого вопроса. – Ты чуть было не отправил на тот свет и без того до смерти напуганного графа и привел меня в эту холодильную башню, чтобы поведать нечто очень серьезное, а сейчас заявляешь – ноги в руки и в путь, даже не рассказав, чего ради я изображал недвижимую статую в кромешной темноте?! Арахорн, с укоризной посмотрев на возмущающегося Кейна, сказал: – Я тоже не развлекался… А в путь действительно пора – ты слишком изнежился, загостившись у графа. И время не терпит. 63 Но как мы выберемся? Стражники не посмеют задержать нас, а по дороге наплетем что-нибудь про то, что звезды повелели тебе отправиться в поисках уединенного и пустынного места, дабы предаться размышлениям…, или что там ты обычно говорил. – А граф? – Да он забудет про тебя на следующий же день, этот спятивший коллекционер, помешавшийся на укреплении своего замка и распутывании несуществующих интриг. Или тебя здесь что-то удерживает? – ехидно осведомился Арахорн. – Конечно же, нет, – с излишней поспешностью успокоил его Кейн, с трудом скрывая вздох и стараясь не думать о баронессее Гергиен, чтобы не дать повода для новых насмешек ворона. – Здесь слишком приторно и однообразно. Арахорн недоверчиво хихикнул, но промолчал, рассчитывая отыграться на вдруг излишне романтично изъяснявшемся друге по дороге в Гратхон, куда и лежал их путь. – – 64 Глава тринадцатая Меховой плащ приятной тяжестью лежал на плечах Кейна, восседавшего на породистом рысаке, бодрой рысью уносящего седока от стен замка Муа. Из белоснежной пушистой муфты, сшитой из шкурки какого-то северного зверька, висевшей на груди Кейна, выглядывал Арахорн, – путешествовать по зимним просторам таким образом ему нравилось, и его благодушие изливалось на всадника очередным словоизвержением. – Так ты говоришь, что стражник даже не удивился твоему желанию уединиться в суровой пещере подальше от соблазнов дворцовой жизни, даже после того, как ты потребовал лошадь, меховую накидку, манто, киренское вино и копченый окорок? – А что же мне еще оставалось делать? Добираться в Гратхон по морозу пешком и на голодный желудок? Ты бы первым раскаркался через полчаса о моей беспечности и непредусмотрительности! – Нет, подобного я еще не слышал! В скит, на лошади, в мехах и с флягами драгоценного вина… Я сейчас лопну от смеха, – стонал, похохатывая ворон, вертясь юлой в своем меховом домике. – Тогда лопни поскорее – отдохнут мои уши! 65 Уж не отвлекаю ли я тебя от каких-нибудь величественных мыслей? – язвил, никак не угомонясь, ворон. – Отвлекаешь… – Поделись скорее этими жемчужинами человеческого разума с недостойной птицей… – Я думаю, какого Нечистого, нас несет в Гратхон? – Ну и...? – И если ты мне все толком не расскажешь, я закопаю тебя в снегу… – проревел Кейн. – А ты не боишься, что лишь ты подумаешь об этом, то у тебя отсохнут руки, отвалятся ноги и голова треснет пополам? – не замедлил с ответом ворон, от души потешаясь над нетерпением своего молодого друга. – Ну, Арахорн, – взмолился Кейн, – имей же совесть! Сколько можно держать меня в неведении?! – Ладно, успокойся, – сжалился над ним Арахорн, – все гораздо сложнее и в то же время проще, чем я ожидал. – Многообещающее начало, – не удержался от реплики Кейн, но осекся под суровым взглядом высунувшегося из муфты ворона. – Итак, пока ты стращал графа Муа, я, естественно, уже осматривал его сокровищницу. Не могу сказать, что это действительно собрание редкостей, но некоторые экземпляры бесподобны! Хотя чувствуется бессистемность в выборе, что портит впечатление. В самом деле – чучела зубастых чудовищ и фолианты по древней медицине, написанные на исчезнувших языках, плохо соседствуют друг с другом, че– 66 го, конечно же, не скажешь о драгоценностях. Я немало повидал, но от рубина величиной с лошадиную голову у меня самого закружилась голова. А сапфиры! Какой удивительной глубины и чистоты… Хотя все меркнет перед черным кристаллом. Бедняга Роже воздвиг нечто вроде алтаря, на который возложил этот дивной огранки камень, сразу видна работа гномов. Представляю, что станется с графом, когда он обнаружит пропажу кристалла… – Арахорн, но ведь ты не… – Именно, я! Без него нам не обойтись, как я предполагаю, но об этом тебе знать рановато. – А книга? А похитители? – О, они нас опередили, но, слава Хрону, оставили необходимый след. – Этого не может быть, – прошептал, потеряв вдруг голос, Кейн, – сегодня ведь первый день, как выпал снег! – Книга Сарурумана полна туманностей и иносказаний, я уже давно понял, что излишне прямолинейное толкование его пророчеств может привести к грубейшей ошибке или непоправимому опозданию для стремящих предотвратить… – По-моему, ты говорил мне как-то, что предотвратить ход истории не по силам даже Богам? – Предотвратить – да! Но изменить – вполне возможно, уж поверь мне. Кстати, ты действительно стал постигать смысл Слова. Благодарю за поправку. Арахорн на секунду замолчал и продолжил, уже более тщательно подбирая определяющие слова: – Если помнишь, кража должна произойти «не ведующими, что творят», когда земля оденется в «белый 67 невестин покров»… Мы ждали зимы, пропустив пору цветения звездолистника… – Зимоцвет!! – Конечно! Именно белые цветки звездолистника, называемого в народе зимоцветом, – прощальный дар природы пред зимней спячкой. И эти нежные соцветия на два дня усыпавшие все открытые холмы и равнины графства в белое – нежным буйноцветием, куда более напоминают о кратких минутах девичьего счастья, чем месяцы суровой зимы. К сожалению, я понял это слишком поздно... Но ни к чему отчаиваться – нам оставлен след. Я просматривал книгу, стараясь понять… – И обнаружил знак на постаменте кристалла! – обрадованный своей догадкой перебил Кейн повествование ворона. Тот досадливо поморщился, но не отчитал привычно Кейна, а спокойно сообщил: – Нет, разумеется. Этот знак я сам и начертил… – Зачем? – Чтобы проверить силу черного кристалла. Неужели ты думаешь, что прельстился бы простой драгоценной побрякушкой, как бы хороша она ни была? – с нарастающим раздражением объяснился Арахорн, продолжив: – Камень действовал, превосходно концентрируя энергию…, то есть Силу, если тебе не ясен этот термин…, и я оставил его до поры, до времени на месте, уделив все внимание книге. Я все силился понять, почему этот древний географический справочник, полный нелепицы и невежественных фантазий, может представлять какую-то ценность при подготовке к разверзжию Врат Тьмы… Честно говоря, пару раз у меня мелькало сомнение, что мы ошиблись в 68 толковании Саррумановых строф, и нам нужно находиться в это время совсем в другом месте, а не в замке Муа, как вдруг… Ворон перевел дыхание, так взволновавшись теснившими его воспоминаниями, что выбрался из нежных объятий муфты и привычно перебрался на плечо Кейна, не обращая внимания на холод. – …Как вдруг я заметил, что ряд страниц аккуратно вырезаны подчистую. И даже ниточки пергаментных срезов валяются до сих пор на полу у книжной стойки… И тут-то у меня все встало на свои места! Ну, конечно, зачем похитителям привлекать внимание этого параноика… то есть, я хочу сказать – слабого умом графа, откровенным воровством, если можно просто изъять несколько необходимых кому-то страниц с важной информацией из книги, которую вряд ли когда-нибудь в ближайшие годы вообще станут открывать. Граф – пародия на коллекционера, он наслаждается обладанием, а не общением с предметом своей страсти… Пустое накопительство! Дань моде, помноженная на практический расчет все возрастающей ценности старинных работ… Так вот, в книге напрочь отсутствовали страницы, посвященные описанию падающих звезд и всего, что касается земель по течению реки Тирон… Вроде бы дикое сочетание, что может связывать небо с территориями нынешнего Тиронского монастыря, кроме, разумеется, их пылких богослужений, но эта связь с небесами нам сейчас не интересна. Прости меня, Хрон, великодушно! А?! Поломав еще немного голову, я добавил еще всплывшие на поверхность моего моря поисков факты… Именно в Тироне - одно из крупнейших книгохранилищ, где прикованы 69 цепями к стенам крамольные и еретические книги в знак вечного наказания… Причем книги в единственных экземплярах – все остальные сожжены… А? Соображаешь, Кейн?! Куда ведут следы? Разумеется, они не могли пойти на открытую кражу книги, которую некоторое время спустя, согласно традиции, должны после торжественного молебна приковать к стене при стечении знатнейших лиц… Разразился бы скандал, а это повредило бы Тиронскому монастырю, принявшему вассальные обязательства еще перед дедом нашего нынешнего императора; и по закону их судили бы сурово… Но вот несколько листов, запаянных в свинцовую трубу и замурованных в стену, никто не распознает, да и событие это не стоит созыва гостей, а можно обойтись сбором братства и внутренней неторжественной службой. Понимаешь? Понимаешь, наконец?! Кейн пожал плечами, невольно подкинув в воздух потерявшего бдительность от волнения ворона, и, не скрывая своего разочарования от выяснившейся конечной цели пути, спросил: – Значит, все решится где-то в тиши монастырских стен? А я то думал… Ладно, а зачем нам в Гратхон? Этот вроде бы невинный вопрос так разъярил Арахорна, что еще немного, и его перья вспыхнули бы от негодования и возмущения, перекалившись сверх всяческих пределов терпения. – О, Хрон! Если ты действительно хочешь кого-то наказать, то даруешь ему тупого друга!!! Конечная цель, говоришь? В тиши монастырских стен, говоришь? Да я сам не знаю, куда нас забросит после Тирона? Именно 70 там должно произойти некое грандиозное космическое действо – что даст нам верный ориентир… Если я опять не ошибусь!.. А тиронские монахи, да будет тебе известно, пестовали в веках боевое искусство… И выйди один на один ты с этим воином в серой рясе, даже будь у тебя меч, а у него лишь посох, я бы еще сомневался, ставить ли на тебя, не то что серебреник, а даже медяк!!! Нам нужно заручиться поддержкой барона – давнего соперника монастыря в земельных опорах! Кейн осторожно выслушал друга, меняясь в лице, храня упорное молчание. Дождавшись, когда Арахорн утихомирился, Кейн просто сказал: – Посмотрим. И его рука в кожаной перчатке уверенно нащупала рукоять эльфийского клинка. 71 Глава четырнадцатая Без происшествий друзья добрались на шестой день до крепости Гратхон, во главе гарнизона которой стоял комендантом барон Вайон, верный солдат императора, один из немногих не присоединившихся к числу восставших в Дни Смуты. Вояка и весельчак, со всем простодушием ненавидевший и изнеженных интриганов Аррагонского двора, и лицемерных ханжей Тиронской обители, что и собирался использовать в своих интересах Арахорн. Оставив позади ров и крепостную стену Гратхона, друзья направились по узкой извилистой улочке, вымощенной булыжником, к центральной площади, надеясь найти харчевню с постоялыми комнатами, поближе других расположенную к дому коменданта. После коротких расспросов они вышли к неказистому, но крепкому двухэтажному дому с островерхой черепичной крышей, над дверью которого, поскрипывая 72 на цепях, висела жестяная, размалеванная местным умельцем вывеска с претенциозным названием «Гордость империи». – Весьма сомневаюсь, что название соответствует действительности, – прошипел ворон Кейну на самое ухо. Комната оказалась чистой и светлой, обставленная необходимой добротно сработанной мебелью, без изыска, но это и не требовалось. Пышнотелая румяная хозяйка трактира, строя глазки новому постояльцу, без промедления подала обед, оказавшийся на удивление хорошо приготовленным. Сытная еда, тепло и долгий путь сказывались на Кейне, уже склоняющем голову над так и не выпитым кубок местного вина. Арахорн ущипнул засыпающего друга за ухо и, приведя его тем самым ненадолго в чувство, заставил перебраться из-за стола на кровать. – Хорошо-то как… – зевая, протянул Кейн, не в силах справляться более с усталостью, повернулся набок и захрапел, так и не сняв сапоги, что всегда раздражало Арахорна. Ворон поворчал немного, пройдясь излюбленными ругательствами по поводу привычек друга, но, как обычно, списав все на дурное окружение Кейна в юношеских странствиях, и сам примостился на подоконнике, засунув голову под крыло... Проспав двенадцать часов кряду, они встали бодрыми и полными сил. Арахорн, почистив перышки, выписывал круги под потолком, прилагая все силы, чтобы не врезаться в стену, вполголоса посылая проклятья на городских архитекторов современности 73 ввиду их жлобского пристрастия к малым формам перед каждым разворотом. Кейн, обнажившись, с довольным фырканьем плескался у таза с теплой водой, заранее приготовленным хозяйкой постоялого двора, все более откровенно плотоядно поглядывающей на ясноглазого юношу. Друзья еще ни разу не успели сцепиться – день только начинался и был прекрасен. Кейну невтерпеж было сидеть в четырех стенах, и он спешно одевался, стремясь вырваться на свежий воздух и осмотреться в крепости. Торопясь, он укололся об иглу броши, скрепляющей его ворот, и выронил ее, но вместо ожидаемого Арахорном потока ругательств и проклятий, Кейн испуганно подобрал жемчужное украшение и подбежал к окну, взволнованно разглядывая, не повредилась ли при падении брошь, нежно стирая капельки крови, испачкавшей ее. – С чего вдруг такое трепетное отношение к украшениям? Неужели слухи о вас с Муа имеют под собой основание? – спросил подлетевший Арахорн, устраиваясь на плече друга и вытянув свою шею от любопытства. Но, разглядев, что держал в ладони Кейн, изумленно вскрикнул, впиваясь взглядом в розовый букет крупных жемчужин, источавший нежный, будто внутренний, свет. – Где ты стащил это чудо? – словно боясь громким голосом разрушить хрупкую вещицу, тихонько, но требовательно спросил Арахорн. – Почему ты считаешь себя вправе постоянно обвинять меня в недостойных поступках? – чуть делано возмутился Кейн. – Потому, что я тебя знаю, – невозмутимо парировал ворон, сверля взглядом друга. 74 – Я не крал эту брошь! Она моя по праву рождения и передается из поколения в поколение в нашей семье – сыну-первенцу в день совершеннолетия отцом. Кейн торопливо приладил жемчужное украшение на место, прикрыв отворотом, будто боясь, что Арахорн захочет отнять ее. – Если не веришь мне, Арахорн, то знай, что она заговоренная и даже если потеряется или ее украдут, то каким-то образом она все равно возвращается вскоре к хозяину как ни в чем не бывало. Вот так! Ворон ничего не ответил Кейну, пытаясь разобраться в сумасшедшем круговороте мыслей и чувств, вызванным обыкновенным, на первый взгляд, украшением. Что-то напоминала ему эта брошь… Что-то очень важное, но что именно, Арахорн никак не мог вспомнить. Решив не мучить себя сейчас этим вопросом, он отложил его в тайнике своей феноменальной памяти, чтобы разобраться попозже в спокойной обстановке, и, мотнув головой, будто отгоняя прочь последние сомнения, сказал: – Верно, но к этому мы еще вернемся, а пока одевайся и седлай лошадь. Мы едем дарить ее! Кейн, не уловивший логики в словах друга и не успев переключиться с мыслей о своем украшении на лошадь, позаимствованную в конюшне графа Муа, к которой он уже привык, недоверчиво уставился на Арахорна – не шутит ли он, но тот был сама серьезность. – Это зачем ты собираешься дарить прекрасного рыска кому-то? – Зачем? – подивился ворон недогадливостью друга. – Затем, чтобы понравиться барону Вáйон и добиться его расположения и помощи в ужасной истории о похищении твоих наследственных земельных грамот нечестивыми монахами Тиронского монастыря! Грамот, 75 без которых ты не сможешь добиться руки своей возлюбленной, с которой уже тайно обручен, но отец у которой жуткий скряга... – Арахорн, ты спятил! Какие грамоты? Какая невеста? Что за чушь? – Эта чушь, дружок, называется у разведчиков – «легенда»! Вживайся в образ! Глава пятнадцатая Ужины втроем стали традиционными в доме коменданта Гратхонской крепости, хотя сам барон, считая их почти семейными вечерами на двоих, привязавшись к Кейну, как к сыну (или просто вспоминал свою молодость глядя на него), не брал, разумеется, в расчет черного ворона, неизменно сидевшего на плече молодого хозяина, воспринимая присутствие птицы как блажь юноши или некий обет, данный им в минуту печали… Словом, это его, честно говоря, не особо и интересовало. Арахорна же совершенно не интересовало, что думал о нем барон Вайон и думал ли вообще. Он старался не акцентировать на себе внимание, что позволяло ему слушать и наблюдать все, что говорилось или делалось вокруг него. Барон 76 ежевечерне пичкал Кейна рассказами о былых баталиях, дуэлях и ночных вылазках на земли Тиронского монастыря, в которых комендант, естественно, был героем и победителем. Этакое расположение к гостю было вне всякого сомнения приятно … первые недели, но уже начало надоедать, к тому же все ценные крохи информации, нужной Арахорну, тот уже выудил. Следовало бы уже отправляться к столь ненавистным барону монахам, одно упоминание о которых заставляло багроветь лицо коменданта и изрыгать такие проклятия в адрес святейших соседей, что Кейн невольно взывал к Хрону с мысленной мольбой не прислушиваться особо к их беседам; но барон все оттягивал, как мог, расставание. Намеки Кейна на то, что он уже злоупотребляет радушием хозяина, с негодованием отвергались, пока Арахорн не решился действовать привычными ему способами, о чем он и сообщил Кейну. – Мое терпение истощилось. Придется сделать так, что барон сам поспешит избавиться от нашего присутствия. Кейн, немного и сам привязавшийся к старому прямодушному служаке, обеспокоенно повернулся к усевшемуся на подлокотнике кресла Арахорну. – Что ты опять надумал? Надеюсь, старику ничего не грозит? – Старику… – Арахорн усмехнулся. – Привычка молодых наделять званием «старика» всех, кто на пару десятков лет старше самих. Ему всего-то пятьдесят, а мне в четыре раза больше, но его ты называешь стариком, а меня «дружище»… Вообще, удивительное дело возраст! Поразительна в своей неопределенности старость… Чем старше становится человек, тем дальше отодвигает он грань своей старости. В двадцать сорокалет77 ний кажется стариком, но в сорок, считаешь, что толькотолько переступил порог зрелости, которая раньше както вообще ускользала из виду, а старость маячит уже гдето на рубеже шестидесятилетия… А как только перевалит за шестьдесят, если доживаешь, разумеется, до этого возраста, то считаешь себя умудренным жизненным опытом, но никак не стариком. Похоже на гонку за ленточкой горизонта – чем ближе, тем дальше… Да… Не волнуйся, коменданту ничего не грозит, просто я явлюсь к нему сегодня в вещем сне этакой прекрасной и благородной птицей… Арахорн хрипло рассмеялся, предвкушая удовольствие, которое ему доставит исполнение роли вестника Богов. Кейн, не скрывая облегчения, вздохнул и с легким сердцем признался: – А я, было, подумал, что опять вмешается колдовство… – Ненавижу это слово! Как ненавижу любую глупость! Это болезнь рода человеческого – все недоступное пониманию называть колдовством. Сколько же тебе это можно втолковывать?! – обреченно возмутился Арахорн. – По мне так все равно, как там называется… колдовство! Не по себе как-то становится, ты, видно, привык… – оправдывался Кейн, но ворон резким взмахом крыла заставил его замолчать. – Я, мой мальчик, привык поклоняться Знанию и Силе. Подлинной Силе, что правит Вселенной, пронизывая ее своими незримыми нитями, своими струящимися потоками. И ничто не исчезает никуда и из ниоткуда не берется! Я поклоняюсь Божественной Гармонии, хотя и признаю Молодых Богов во главе с Хроном. Глупо не признавать и не уважать Силы, воцарившиеся после по78 колебленного Равновесия, хотя и занят небесный престол не совсем законно… На то, видно, была воля Высшего Разума, посчитавшего, что эра Былых Богов прошла, исчерпав себя, и настала пора пробиться новой поросли… Но это тебе слишком сложно постигнуть, выросшему в поклонении Хрону, хотя и я появился на свет спустя многие тысячи лет после его воцарения на троне Владыки Мира. Вся разница в том, что наше Племя умело хранить и передавать Знание и владело Силой, возможно, поэтому мы и стали кому-то неугодны на земле, посчитавшему, что мы – дети Былой Эры слишком уж задержались в Новой. Грустная история, да? А пока последний из Великого Племени собирается подкрепиться, чтобы набраться сил и не выглядеть бледной тенью Вестника Богов. Им полагается быть сытыми и уверенными в себе! Кейн, зови хозяйку харчевни… Кейн и Арахорн, выдержав атаки барона Вайда, очередной раз настаивавшего на их переезде из постоялых комнат в его дом, с трудом отвоевали право оставаться в облюбованной комнате. Поддайся они на уговоры барона, то, получив максимально доступный в крепости комфорт, окончательно бы потеряли право на свободное время, задохнувшись в тисках комендантской гостеприимности. Барон отступил, очередной раз сочтя это неоправданное здравым смыслом упорство за проявление обета скромности, данного Кейном для достижения своей высокой цели. Придя к такому выводу, барон тем не менее распорядился за время прогулки Кейна полностью поменять обстановку комнаты, и с этим пришлось смириться. Хотя, если честно, то всякий скажет, что кресло куда удобнее деревянного стула. 79 Глава шестнадцатая Кейн и не предполагал, что его отъезд из крепости вызовет такую подготовительную суету и шумиху. Барон Вайон собирал на плацу всех имеющихся у него в подчинении гвардейцев и легионеров, выстроив их образцоворовным каре для прощального парада. Флаги, штандарм, разноцветные перья плюмажей, искрящиеся на зимнем солнце заиндевевшие пики и алебарды, галдящая толпа горожан, фыркающие лошади, всадники и пехотинцы в начищенных панцирях… – от этой пестрящей, бряцающей, жующей карусели у кого угодно пойдет голова кругом, но только не у чувствующего себя в такой обстановке, как рыба в воде, коменданта Гратхона, привычно и 80 спокойно отдающего последние приказы перед началом парада. Трубач протяжно просигналил трижды… Барабанщики резанули морозный воздух дробью. Установилась полная тишина. Слава Хрону, барон не любил длинных речей, а на сей раз обошелся и вовсе коротким «Начали!», взмахнув церемониальным тонким клинком. Ряды замерших в ожидании этой команды воинов вздрогнули и подчинились заданному барабанами ритму, четко печатая шаг, рьяно дробя его в булыжную площадь, строем по шестеро, двинулись, вытягиваясь в струнку под оценивающим взглядом барона, не скрывавшего горделивой улыбки. Кейн, слегка смущаясь от сотен жадных любопытствующих взглядов горожан и пытающихся хранить невозмутимую беспристрастность гвардейцев, выдержал все ж таки испытание парадом. Комендант коротко дал последние наставления Кейну о местах, удобных для отдыха и постоя, сдержанно, но с отцовской теплотой напутствовал и распрощался. Кейн был рад, что минуты расставания прошли по-солдатски немногословно и не на границе подчиненного Вайону округа, а на пороге его дома. Пожав друг другу руки и высказав надежду на встречу в будущем при благополучном исходе дел, разумеется, они и расстались. Комендант с излишней поспешностью развернулся на каблуках, бряцнув шпорами, и, не оглядываясь, вошел в дом. Кейн вскочил в седло оставленного ему, как и предполагал Арахорн, рысака. Ворон вспорхнул, делая прощальный круг над крепостной площадью и стремительно полетел в сторону ворот, собираясь присоединиться к Кейну лишь за стенами Гратхона. 81 Проскакав по узким улочкам, Кейн подъехал к воротам крепости, охраняемых рослыми стражами, те отсалютовали ему на прощание и, пожелав легкой дороги, посторонились с пути. Почувствовав скорую волю, конь, застоявшийся все эти дни в стойле, вмиг проскочил ворота, поднятые решетки сторожевой башни и подвесной мост, понес седока по заснеженной дороге, унося прочь от стен Гратхона. Лишь когда гостеприимная крепость барона Вайдона превратилась в темнеющую на горизонте точку, Кейн попридержал опьяненного морозным воздухом летевшего рысака. Легкая улыбка блуждала на губах Кейна, глаза, заслезившиеся от ветра, блестели, румянец цвел на щеках, волосы растрепались… Наполнив легкие что есть мочи, Кейн издал ликующий вопль, приветствуя свободу, дорогу, простор. Дитя странствий, он с трудом переносил долгое пребывание на одном месте, а вынужденные задержки в Муа и Гратхоне, тепло их каминов и уют спальных комнат чуть было не поработили его. Но несколько часов бешеной скачки вернули его в привычную форму, оставив изыск дворцовых празднеств и нежный шепот обольстительниц где-то на задворках памяти. Дорога манила и ждала его, и он не обманул ее ожиданий, не задерживаясь нигде более, чем того требовал ночлег или отдых. 82 Охранная грамота, выданная ему бароном Вайон, в мгновение ока открывала ему любые двери в любой час дня и ночи, пополняла съестные запасы в седельных сумках и вино во флягах пока он двигался по округу, подчиненному Гратхонской крепости, но, ступив на территории, принадлежащие Тиронскому монастырю, пришлось развязывать кошелек. Арахорн становился все сумрачней, исчезая теперь уже не на несколько часов ежедневно, а все чаще пропадая на день, на два. Оставаясь глухим ко всем распросам Кейна, он отмахивался, раздражаясь по любому пустяку и Кейн оставил его в конце концов в покое, надеясь, что рано или поздно все прояснится. Глава семнадцатая По дороге все чаще встречались путевые жертвенники из серого камня, украшенные стилизованными в орнамент молниями Хрона, выполненные опытными резчиками, которыми славились мастерские Тиронской обители. Летом или весной они были бы увешаны 83 гирляндами цветов, осень сменила бы приношения на плоды и фрукты с полей и садов, изобиловавшими в округе, но сейчас лишь снопики злаковых, вылущенные дикими птицами вчистую, возлежали на плитах у маленьких изваяний, оставленные путниками в надежде на милость Владыки Богов и Мира. Темные балахоны смиренных служителей Хрона, посвятивших свою жизнь молитвам, но отлично совмещающих с этим благостным занятием умение из всего извлекать деньги ради пополнения казны монастыря, мелькали тем чаще, чем ближе подбирался Кейн к святой обители. Каждое селение непременно имело в центре своем храмовое сооружение, выстроенное по образцу и подобию – Храма Величия Хронова, только попроще и не так масштабно; чего не скажешь о домах монахов – кураторов поселений, стоявших, как правило, слева от любого из храмов. Они-то состязались между собой в вычурности отделки и богатству убранства друг перед другом без всякого чувства меры, в чем Кейн и убеждался, переезжая из поселка в поселок. Но богобоязненным крестьянам и ремесленникам это не казалось странным и уж тем более вызывающе нескромным, ведь для них монастырь в лице местных кураторов был надежной защитой от гнева богов, а мощь оборонительных стен, лабиринты святейшей цитадели и хорошо обученные боевому искусству монахи спасали и от земной угрозы – отрядов мелкопоместных барончиков, все еще помнящих вольницу Большой Смуты, и диких отрядов, промышляющих грабежами в восточном приграничье империи. Сам Тиронский монастырь – неприступная твердыня, ни разу за всю историю не взятая врагом, был выстроен на крутом скалистом берегу реки Тирон, в том месте, где она делает петлю у самого исхода Центрально84 го тракта. Высочайшие стены (в пятьдесят локтей), шестиугольником возведенные за несколько лет во времена правления Третьей династии Аррагонских властителей на месте древнего капища, одним своим видом устрашали врага. Круглые башни шестью величественными стражами вздымали в небо еще на пятнадцать мерных локтей свои зубчатые главы. Каждый дом внутри самого монастыря мог выдержать отдельную осаду, превращенный в малое, но надежное подобие самой святой обители. Бесчисленные лабиринты улочек, тупиков, переходов и внутренних мостков, нависавших над улицами, запутали бы в своих переплетениях любого, осмелившегося пробраться с тайным умыслам. Отдельно обученный отряд монахов-проводников – единственные, даже среди посвященных, кто мог разобраться в хитросплетениях проходов Тиронской твердыни. Они же и провожали тех немногих, тщательно проверенных, из многочисленных рядов паломников, кого допускали по ежеутренне оглашаемым спискам к богослужению в главный Храм Хрона Всемогущего, или же к ночным бдениям на его платформах-ступенях. Храм Величия Хронова высился в самом сердце города-монастыря, потрясая верующих совершенством и величием своих форм. Каменный лес колонн, поддерживал гигантский купол, блистающий чистейшим золотом. Литое кружево решеток опоясывало внутренний двор с разбитым великими мастерами своего дела огромным садом, устроенным так, что цветение одних деревьев и растений сменялось по сезону другими, завезенными из дальних земель. Фонтаны горячей (лишь зимой) воды, извергали круглосуточно струи воды с растворенными в ней драгоценнейшими благовониями, создавая впечатление вечного божественного лета, обманывая природу, 85 упивающуюся в собственном буйстве непрестанного цветения на блаженном островке в суровом краю. Сам алтарь Повелителя Мира и Богов, сложенный из несчетного количества граненых кирпичиков хрусталя и солнечного кварца, сверкающим рукотворным цветком распустился посреди чудесного сада. Увидеть это чудо, прикоснуться рукой к прозрачным, искрящимся светом стенам алтаря, сквозь которые проглядывали очертания изваяния Хрона, вознесшего длань свою в жесте, благословляющем праведных и карающем нечестивцев, стремились многие, но лишь единицы после сурового отбора удостаивались такой чести. Однако даже само паломничество к стенам Тиронского монастыря было жизненно важным делом для каждого гражданина империи, стремящегося таким образом доказать свою добропорядочность. Мало бы нашлось тех, кто хоть раз в жизни не посетил бы Обитель и не пополнил бы тем самым доходы монастыря, вливаясь в неоскудевающий поток жертвователей. Целый город постоялых дворов, харчевен, трактиров на любой вкус и любой кошелек выстроился плотным кольцом вокруг монастырских стен. За лигу до Тирона Кейн уже различал мерный гул сливающихся воедино голосов и молитвенных песнопений паломников. Шапка неизменного, в холода густого пара, накрывала сверкавший бы во всякое другое время года купол храма. Вечное лето спорило с наступившей давно вне монастыря зимой. Здесь, на взгорке, у последнего придорожного алтаря, откуда хорошо виднелась Тиронская твердыня, и велел Арахорн своему спутнику дожидаться его. Расставшись с Кейном неделю назад, он, предварительно рассчитав путь, что проделает всадник, точно указал ме86 сто встречи, категорически запретив Кейну в одиночку соваться даже в пригороды монастыря. Вот цель и достигнута. Кейн спешился и, бросив горсть мелких дорожных лепешек из пресного теста на жертвенную плиту у изножья изваяния Хрона, преклонил колени, творя неумелую и скорую молитву. Отдав символическую дань Повелителю Мира, Кейн устроился в вывороченных наполовину корнях одиноко стоявшего невдалеке перекрученного ветрами дерева. Время тянулось медленно. Арахорн все не возвращался. Но что-то подсказывало молодому путнику, что с его другом все в порядке и он обязательно вернется. За время, проведенное вместе с пернатым наставником, Кейн практически уверовал в абсолютную непогрешимую верность слову и делу крылатого друга, хотя частенько и спорил с ним, но по большому счету из-за того, что знал: спор – это одна из немногих страстей Арахорна, и доставлял ему тем самым несказанное удовольствие. Сумерки сгущались, и Кейн уже смирился с мыслью о том, что заночевать придется под открытым небом. Привязав нерасседланного коня к дереву, он растянул попону на заснеженной мерзлой земле и, с головой закутавшись в меховой плащ, скоро уснул, справедливо рассудив, что если ворон появится ночью, то разбудит его, а ждать, бессильно мучаясь в догадках: где он и что с ним – бессмысленно и не прибавит сил. 87 Глава восемнадцатая - Вставай! Да проснись же, наконец… Голос Арахорна звучал требовательно и сурово, вырывая Кейна из крепкого сна. Широко раскрыв наконец-то глаза, он недоуменно крутил головой – как он мог проспать так долго – ясный день в самом разгаре. Но, стряхнув остатки сна, Кейн, оглянувшись вокруг себя 88 еще раз, понял, что еще ночь, а ослепительный свет, заливший тревожно-зеленым все вокруг, излучал нависший над самым монастырем огромный светящийся шар. Арахорн, видя, что Кейн, наконец, окончательно пришел в себя и воспринимает действительность не как продолжение своего сна, отцепился, наконец, от его плеча, которое нещадно терзал клювом, пытаясь пробудить друга. - Хрон Всемогущий, что это?! - Очередное пророчество Саррумана во всей своей красе, – мрачно изрек ворон перепугавшемуся не на шутку Кейну. Зрелище действительно поражало своим неземным великолепием. Неподвижно зависшее в облаках над Тиронской обителью неведомое светило холодным слепящим светом пробило гигантскую брешь в ночном покрове мира. Монастырь казался призрачным и нереальным, вырванный из мрака Бальсатары, будто повис среди зеленеющего марева, контрастно выделяясь среди и зеленого снега, и под окрашенной мертвенным светом шапкой нависшего пара, выбивавшегося из-под купола Храма. В свете загадочного шара Арахорн и Кейн сами казались выходцами с того света. Арахорн, не отрываясь, следил за новоявленным светилом. Кейн, немного успокоившись, последовал примеру ворона, только жеребец, привязанный к дереву, дико ржал, взбивая копытами смесь из снега и мерзлого грунта, тряся головой и выпучив глаза, пытаясь освободиться и ускакать прочь от этого светила, наводящего ужас. – Скоро, совсем скоро…, – прошептал Арахорн. – Что скоро? – переспросил Кейн. 89 – Скоро наш враг станет силен как никто на этой земле… Следи за шаром, в какую сторону он полетит… Когда его силы иссякнут, он непременно направится в сторону источника энергии… Хотя какая-то определенность… Обрывочные фразы Арахорна звучали, как приказы. Кейн уже не обращал внимания на безумствующего коня, готового вот-вот оборвать поводья, сосредоточив все свое внимание на заметно темнеющем шаре, ставшем зеленым сгустком пламени, разворачивающемся из тугого клубка в спираль. Словно собравшись с последними силами, шар вспыхнул вновь, озарив тиронскую долину, ртутной лентой высветив не покрытую льдом реку, и с оглушительным грохотом, как лопнувшая тугая пружина, скользнул по небосклону, оставляя хвост из нехотя гаснувших искрящихся огненных точек. – Север? – неуверенно произнес Кейн. – Север, – подтвердил Арахорн. Они долго стояли, думая каждый о своем, не смея нарушить тишину и покой восстановившейся ночи… Розовая полоса, робко появившаяся на горизонте, возвестила начало нового дня, несмело окрасив кармином края облаков, и, словно увидев, как это прекрасно, великий художник смело добавил щедрыми мазками оранжевый и желтый, высветлив уже внушительный кусок небесного полотна. Аура, оценив по достоинству свой новый наряд, сочла его достойным своего величия и, не колеблясь более, стремительно взошла на свой трон, вспыхнув животворящим диском… Солнечные лучи обшаривали равнину, выискивая и уничтожая остатки ночи с беспощадностью карательных отрядов. Неумолимое светило, набирая силу с каждым мигом, уже не напоминающее гигантский апельсин, 90 как несколько минут назад, предстало во всем своем ослепительном величии, словно пытаясь яростью своей уничтожить само напоминание о полыхавшем в небе ночном конкуренте. Арахорн с трудом вырвал себя из состояния прострации, в котором он встретил новый день, оглянулся, будто не понимая, как сюда попал. Кейн ждал разъяснений, и на сей раз был настроен во чтобы то ни стало получить ответы хотя бы на основные из одолевавших его десятков вопросов. Его раздражала нарочитая, как ему казалось, таинственность ворона в последнее время. Постоянные отмалчивания и необъяснимо частые отлучки, сегодняшнее ночное происшествие… Слишком много колдовского, слишком много… – Проклятье, конь-то все-таки оборвал узду! – крикнул Кейн, – пнув со всей силы по дереву, не зная уже на ком выместить злость. – Странно, что и ты не пустился вслед за ним очертя голову. Люди так боятся того, что не понимают, – ледяным голосом произнес Арахорн, пристально вглядываясь в глаза Кейна, проникая в самые тайники его мозга. Кейн задохнулся от возмущения, он не ожидал подобного выпада со стороны друга и не смог больше сдерживать себя: – Да, я испугался! Да! Тысячу раз, да! Но мой мудрый друг, я всего лишь человек! Я побывал в десятках стычек, я вышел победителем из множества поединков, и никто…, слышишь, никто и никогда не смел обвинить меня в трусости, но перед колдовством я бессилен. И это не признак трусости, это… – Это признание собственного невежества, – резко оборвал его Арахорн. – Нельзя бояться неведомого, ибо оно, даже если в сто крат слабее, победит тебя твоим же 91 собственным страхом. Не примешь это как должное, погибнешь, так и не дойдя до конца нашего пути! Кейн закрыл лицо руками, но, устыдившись собственной минутной слабости, резко откинул голову назад и, глядя в посветлевшее небо, прошептал: – Если бы знать, куда мы идем и что нас ждет впереди. Ворон невольно проследил за взглядом Кейна, но, не обнаружив на зимнем низком небе ничего интересного, как-то чересчур буднично ответил: – Хорошо, доберемся до трактира, подкрепимся, тогда и узнаешь все, что захочешь… Почти все, – тут же поправился он. – Очень есть хочется, и если мы немедля не отправимся в путь до ближайшего постоялого двора, я, кажется, совершу кощунство и склюю лепешки с жертвенника… Кейн только покачал головой – спорить с Арахорном сегодня было выше его сил. Он быстро поднялся, расправил плащ, с жалостью посмотрел на добротную попону, но не тащить же ее на себе, в самом-то деле… Жаль, конечно, удравшего с перепугу коня, но что бессмысленно посылать проклятья, коли и сам всадник напуган был почти до животного страха. – Пойдем, Арахорн, наверное, ты опять прав. – И даже не сомневайся в этом! 92 Глава девятнадцатая Арахорн был на седьмом небе блаженства после съеденного цыпленка с золотистой, хорошо поджаренной корочкой, горы овощей и выпитой целой бутыли местного дерьмового, но все ж таки вина. Развалившись на подушках, положенных на кровать Кейна, совершенно неподобающим птице образом, он разглагольствовал о прелестях подлинной кулинарии, испытывая терпение Кейна, примостившегося в уголке кровати. 93 – …И в добавление к вышеперечисленным безобразиям они подали красное, с позволения сказать, вино к дичи! Кощунство! Как кощунством будет и назвать сей напиток высоким именем вина… – Которое ты, нахальная птица, вылакал до дна! – парировал Кейн. – Не страшно, – как ни в чем не бывало ответил ворон, – ты закажешь себе сейчас еще порцию… нет, лучше две, ты же не станешь есть в одиночку под голодным взглядом товарища. – Тебе-то это никак не помешало, – проворчал Кейн, отправляясь выполнять заказ Арахорна, памятуя о том, что сытый ворон – добрый ворон, а пьяный ворон – болтлив, к тому же без меры… Со второй порцией трапезы и предусмотрительно взятыми гораздо больше положенного бутылями лучшего, что нашлось на постоялом дворе, вина было вскоре покончено, и окончательно разомлевший Арахорн, смилостивился, наконец, над терпеливо ожидавшим ответов ворона Кейном. – Ну, что же, мой мальчик, настало время узнать о себе чуть больше, чем следовало бы, принимая в расчет твои типично человеческие страхи, но в тебе кровь эльфов, и это поможет тебе справиться с собой. Если бы над Кейном сию минуту раскрылись бы хляби небесные, он выглядел бы менее ошарашенным. – Что? – сипло выдавил он неслушающимися губами. – Ах, вопросы крови самые сложные на этом свете. Красиво сказано, да? Один гениальный северянин как-нибудь напишет нечто подобное… или уже написал. Вот, Хрон тебя раздери, опять путаюсь во временных поясах… ну, да не важно. Да, в тебе есть толика благород94 ной крови королей перворожденных, иначе твой эльфийский клинок никогда бы не дался тебе в руки, да и украшеньице твое - непростая штука… ох, непростая, но никак не вспомню, что я о ней знаю – вертится на языке… Ну, да ладно, потом обязательно вспомню. Да и нефриловая кольчуга на тебе сидит как влитая. Это я тебе попроще объясняю, тайные знаки принадлежности к Перворожденным, столь явные для меня, тебе пока не доступны, но чем ближе мы будем к обители возрождающегося Зла, тем громче в тебе будет звучать голос крови, сам почувствуешь и воспримешь как должное… – А ты уже знаешь, где она, эта обитель Тьмы? – уже полностью владея собой, спросил Кейн, каким-то седьмым чувством предвидя всю ярость грядущей схватки, о которой, быть может, он мечтал всю свою недолгую жизнь воина. – Теперь да! На севере, у Чертовой Плеши за Гритлоном, близ Великих Гор. – Но еще недавно ты говорил, что есть три возможных места… – А еще говорил, что в Святейшей Тиронской обители у нас будет самый яркий из указателей…, или только хотел тебе сказать…? – Яркий указатель?! – переспросил Кейн. – Да уж куда ярче! – рассмеялся в хриплом карканье Арахорн. В дверь тихо, но настойчиво постучали. Ворон взлетел на плечо молодого друга и помотал плохо слушающейся от вина головой, пытаясь разогнать хмель, но без толку, и, наконец, секунду подумав, утвердительно кивнул в ответ на немой вопрос, застывший в глазах Кейна: «Отрывать ли?» 95 Чересчур громко ворча о том, что не дают, мол, покоя честным постояльцам, Кейн, прогромыхав дверным крюком, пинком распахнул дверь. Четверо с надвинутыми на самое лицо капюшонами монашеских ряс создавали фон лучезарно улыбающемуся монаху-куратору постоялого двора, зачастившему скороговоркой: – Мир отдыхающему. Не соизволит ли странник ответить на несколько вопросов, интересующих нас не ради праздного любопытства, а ради спокойствия приюта добропорядочных пилигримов, несущих мольбы свои… Но дальше Кейн уже не слышал – так силен был удар, нанесенный предательски по его шее чьей-то опытной рукой, свалившей его в беспамятстве на пол пред монахами. Глава двадцатая Терпеливое пощипывание за ухо привело Кейна в чувство. Пред глазами плыло, голова раскалывалась от тупой, непроходящей боли, шею было не повернуть. Кейн охнул и тотчас из окружавшей его темноты раздался нетерпеливый шепот разъяренного Арахорна: – Хвала Хрону, что у тебя крепкие кости, такой 96 тиронский удар мог бы уложить другого на месте. Давай, давай, приходи скорее в себя, у нас остались лишь крохи времени. – Арахорн, где я? И отцепись ты, наконец, от моего уха…, – простонал Кейн. – Голова просто пылает… – Скоро не только голова, но и все под нами запылает на костре, разложенном как раз для нас с тобой на площади. – Я ничего не помню, что произошло. – А произошло то, что мы с тобой в гостях Святейшей обители и уже приговорены к сожжению на костре. Кейн моментально пришел в себя, пытаясь вскочить, но со стоном рухнул опять на холодный и скользкий пол каземата, опутанный веревками, больно вливающимися в тело. – Не мельтеши! – чуть было не захлебнувшись в собственной злости, зашипел ворон. – Экономь силы, чурбан … Ох, лопни мои глаза, как же я мог позабыть, что где-где, а именно в Тироне у стен всегда есть уши! – Мало того, оказались еще и запасные двери с хорошо смазанными петлями… – Молчи! Молчи уж … – рассвирепел не на шутку невидимый в темноте ворон, но глаза его так ярко сверкнули синим, что Кейн счел за благо помолчать оставшееся до костра время, веря, что друг найдет выход из, казалось бы, этой тупиковой ситуации. – А нечего было напаивать меня, – продолжил ворон, – я тоже имею право на свои слабости… Надо же, как подкрались-то тихонько, и ладно бы только тебя грохнули, но ведь и меня сразу же сетью спеленали, а что я смог бы со связанными крыльями и еле ворочающимся 97 языком сделать, как никак, а шесть бутылок для птицы это уж чересчур… И вопреки всему ожидаемому Кейном, ворон зашелся в хриплом смехе. Давясь от хохота, Арахорн, запинаясь на каждом слове, все же поведал о том, что он высказал посеревшему, как ряса, монаху-куратору по поводу его кухни, вина и пива, в частности… Такие непристойности даже Кейн не позволил бы себе, но смешно было на самом деле, и вскоре в тиши подземелья гулкое эхо разнесло хохочущий дуэт человека и ворона. – Спятили от страха, – уверенно произнес один из серорясых охранников, кивая головой брату по ордену на камеру, где изнемогали от смеха до икоты светловолосый колдун и демон в образе птицы. Глава двадцать первая До сих пор темными вечерами в крестьянских домах и на постоялых дворах Тиронского монастыря нет-нет да вспомнят историю былых времен о налетевшем урагане, унесшем прямо с костра красавца колдуна и черного ворона прямо со столбами, к которым они, согласно традиции сожжения, были прикованы железными ошейниками с короткими цепями, сразу же, как только с ворона 98 сняли сеть, а с колдуна веревки… А нам стоит знать, что Арахорн, будучи еще под хмельком, не смог точно управлять ветром, и вместо желаемого Гритлона их занесло аж в портовую крепость Ар – морские ворота империи, которые, кстати говоря, гораздо западнее желанного Гритлона. Кейн, недели через три отойдя от сумасшедшего полета, перенесшего его с восточной окраины империи на самый краешек ее запада, наотрез отказался примерно таким же способом перебраться поближе к теперь уже явно обозначенной цели. И Арахорн смирился в конце концов, рассчитывая, что времени еще у них хватает, если из Ара морем перебраться до устья реки Гарны на одном из пиратских кораблей, затем к самым истокам реки, где высится Гарнская крепость, на одной из торговых лодий, а там и по Малому Тракту до самого Гритлона, что они и сделали… Но рассказывать об этом подробно, значит, потратить драгоценное время на описание морской болезни, коей оказался так подвержен наш молодой герой, во всей ее неприглядности. Уж лучше перенесемся к тому, как наши друзья оказались на самой северной оконечности Аррагонской империи, перед грядой неприступных гор, по праву прозванных Поднебесными, что виднелись из окна комнаты на втором этаже гритлонского трактирщика Любения. 99 Глава двадцать вторая Тихий, но настойчивый стук в дверь вытащил Кейна из объятий сна. – Кто? – с хрустом потягиваясь, спросил он. – Это Любений, благородный господин, уже вечер и… – Какой, к черту, Любений? – Трактирщик, господин. 100 Кейн потряс головой, прогоняя остатки сна и рывком соскочил с кровати. – Подай горячей воды! – Уже здесь, уже здесь, благородный господин, извольте принять. За дверью послышалось бряцанье жестяного таза и радостное сопенье хозяина, довольного своей сообразительностью. Приняв таз и кувшин с горячей водой, Кейн отпустил трактирщика накрыть ужин за облюбованным столиком в углу зала. Стянув плотно сидевшую кольчугу из странного синеватого металла, он остался в тончайшей рубахе, явно заморского и очень дорогого полотна с отливом, облегающей его рельефный мощный торс… Расстегнув жемчужную застежку ворота, Кейн одним движением освободился от рубахи, не оборачиваясь, метнул ее, как сеть, на спинку кровати, где днем примостился Арахорн, и замер в ожидании проклятий старого ворона. Но в ответ на его выходку не прозвучало ни звука. Кейн удивленно обернулся и увидел, что рубашка точно попала в изголовье ложа, но Арахорна там не было. Зная, что прятки не из самых любимых игр ворона, Кейн подошел к закрытому окну и осторожно раскрыв его, услышал звук упавшего камушка, припиравшего оконную раму снаружи. – Понятно, – протянул Кейн, – мог старый приятель решил на время оставить меня в одиночестве. Ну что же, подождем новостей. Ополоснувшись, Кейн хотел спуститься вниз в одной рубахе, полагая, что за время короткого ужина вряд ли что-нибудь случится. Но, вовремя вспомнив поговорку Арахорна о том, что на Хрона уповай, но щит не забывай, решил не рисковать впустую и чуть было не 101 оставленная кольчуга благодарно облегла его грудь и плечи. Зал трактира был уже полон, и гул подвыпивших посетителей висел потревоженной пчелиной тучей над низким потолком, смешиваясь с чадом масляных коптилок. Появление Кейна лишь на миг отвлекло внимание сидевших за столами друг от друга, разом оценивших и кольчугу, и рукоять кинжала, и жемчуг на вороте. Видно, толстый Любений уже успел натрепать всем с три короба о суровом нраве молодого господина, поэтому никто не рискнул досаждать ему бесстыжим разглядыванием. Кейн устроился за своим столиком и с удовлетворением отметил хорошо откормленного цыпленка, покрытого румяной хрустящей корочкой, царившего среди пучков свежей зелени, и пустившего слезу сыра, а также стеклянный кубок, сменивший давешнюю оловянную кружку. Аппетит разыгрался мгновенно, и Кейн приступил к трапезе без промедления. Голоса все чаще и громче требовали вина и пива. Хозяин трактира, проявляя чудеса скорости, буквально летал между столами к стойке и обратно. Кейн, уже расправившийся с ужином, не спеша потягивал терпкое вино, предпочтя его местному пиву с горьковатым полынным запахом, и с любопытством прислушивался к пьяным разговорам и то тут, то там вспыхивавшим ссорам. В основном речь велась о видах на урожай, о ценах на лошадей, о подлой сущности всей женской породы, словом, обычная мужская застольная болтовня, если бы не привкус обреченности, что ощущался тем больше, чем чаще заказывалась выпивка. Что-то непонятное и тревожное витало в атмосфере этого застолья, но чтó именно, Кейн никак не мог уловить. Внезапно зал прорезала жуткая тишина. Все замолкли, упорно отворачивая голо102 вы и пряча взгляды от распахнувшихся дверей трактира. Там, словно из самой ночи, вырисовывалась фигура человека в черном балахоне наподобие тех, что носили тиренские монахи. Но длинная широкая мантия полностью скрывала руки и ступни, создавая странное ощущение бестелесности вошедшего. Низко надвинутый капюшон полностью поглощал падавшей глубокой тенью лицо, но пронзительный взгляд, медленно ощупывавший каждого из присутствующих, чувствовался почти физически. Кейн с трудом подавил животный страх, охвативший его, когда голова незнакомца в черном повернулась в его сторону и задержалась так чуть дольше, чем на остальных. Рука Кейна инстинктивно потянулась к кинжалу и обхватила рукоять, испещренную непонятными значками, переплетающимися в замысловатом узоре, – и он поднялся из-за стола. В ту же секунду фигура в черном вздрогнула и подалась назад, растворившись в ночном провале распахнутых дверей. Кейн бросился было вслед, но толстый хозяин трактира бросился ему наперерез и, раскинув руки в стороны, закричал: – Не ходите, не ходите, молодой господин! Не губите свою душу! И так случилось неслыханное. Он… – Любений запнулся, испуганно оглянулся на все еще раскрытую дверь и продолжил, понизив голос до шепота. – … Он никого не забрал с собой! Я же видел, как он отшатнулся, встретившись со стальным взглядом молодого господина! Он испугался!!! Живите здесь сколько угодно, и никакой платы мне не надо, пока вы здесь, нам всем, видно, спокойнее будет. Но не выходите, не выходите, благородный господин! Не искушайте судьбу дважды! Кейн, удивленный невесть откуда взявшейся храбростью Любения, все еще преграждающего ему путь, молча прошел к своему столику, спиной ощущая 103 десятки благодарных глаз, устремленных в полной тишине на него. Не поворачиваясь, грубовато, чтобы скрыть смущение, крикнул: – Вина, хозяин! И все, словно ожидая этого сигнала, застучали кружками: – Вина, Любений! – Пива! Хозяин трактира, в мгновение ока выполнив приказ Кейна, вновь запорхал между столами бабочкой, размером с добрую корову. Зал вновь наполнился гомоном теперь по-настоящему расслабившихся мастеровых и крестьян. Любений в порыве щедрости расставлял новые коптилки, но, несмотря на усилившийся чад, которого было гораздо больше, чем света, дышать стало как-то легче и свободнее, чем до визита ночного гостя. Выждав момент, когда гости занялись новыми порциями еды и пока не беспокоили трактирщика, Кейн поманил его пальцем к себе и, усадив за стол, предложил вина хозяину. Любений неторопливо вытер руки о заляпанный фартук и благодарственно, почти ритуально выпил кубок до дна. Всем своим видом показывая, как он оценил любезность благородного гостя, но и сам знает толк в старых винах. Однако характер взял свое, и степенность, так не вязавшаяся с его профессией, прошла сразу же, как только Любений открыл рот, не дождавшись вопроса Кейна: – Вы, благородный господин, вероятно, желаете знать, что за чертовщина здесь происходит? Это долгий рассказ – дождитесь, пока все разойдутся, и тогда уж… Кейн рассудил, что это предложение вполне разумно, к тому же и Арахорн, может, вернется, а он не очень любит получать информацию через третьи руки. 104 – Решено, – сказал он хозяину. – Пойду в комнату, покормлю ворона. А ты заходи ко мне, как все стихнет. И Кейн зашагал по скрипучей лестнице наверх, прихватив с собой полкаравая хлеба и целого каплуна, под изумленный взгляд трактирщика, прекрасно помнившего о том, что «птичка не прожорливая». Войдя в комнату, он поспешил закрыть дверь накрепко, чтобы случайные глаза не увидели того, что ему предстало, а случайные уши не услышали тихих проклятий Арахорна, воюющего с распахнутым настежь окном, пытаясь то клювом, то лапой закрыть его за собой. Смеясь, Кейн поспешил на помощь другу и захлопнул не послушное ворону окно. Разложив припасы, взятые с собой, на подоконнике, церемонно произнес: – Зернышки для Его Светлости, благородного господина Арахорна. – Пока не поем, ни слова от меня не дождешься! – уже терзая каплуна, ответил Арахорн. Усевшись на кровать, Кейн привычно наблюдал, как быстро исчезает еда в бездонной глотке приятеля, и, как всегда, пытался понять, как такое ее количество может за столь короткий срок исчезнуть в небольшом желудке птицы. Давно уж зарекшись что-либо спрашивать у Арахорна на тему его неуемного аппетита, Кейн как бы между прочим стал рассказывать о происшедшем в зале трактира, но лишь только дошло до описания ночного гостя, как у Арахорна пропало всякое желание трапезничать, он сосредоточенно слушал Кейна, весь превратившись в слух и внимание. В конце повествования повисла гнетущая тишина. Арахорн сосредоточенно думал о чемто, нервно переступая лапками, а Кейн немного расстроенно ждал реакции ворона, надеясь хоть на шутливую, но 105 все-таки похвалу по случаю одержанной победы. Наконец Арахорн произнес: – Надеюсь, что Ему еще ничего не известно. – Так ты думаешь, что этот ночной незнакомец Он Сам и есть? – Конечно же, нет, это лишь служка, да и то скорее всего бесплотный двойник, у Него еще слишком мало слуг из плоти и крови, чтобы Он подвергал их даже случайной опасности… Так ты говоришь, лица не было видно? – Мне показалось, что под мантией вообще ничего не было, да и исчез он просто растворившись в темноте. Был и нет! Не люблю колдовства… – Ты знал, на что шел, и хватит об этом. Я тебе сто раз объяснял, что природу можно подчинять не только руками, но силой разума и духа… Хватит об этом, дай подумать… Надо еще этого красномордого борова послушать… Вот, кстати, и он – легок на помине! Действительно, вскоре и Кейн услышал скрип лестницы и приближающиеся шаги Любения. Арахорн вспорхнул на надежное плечо друга, уже открывавшего дверь Любению. Хозяин трактира со светильником в поднятой руке пытался сохранить важный вид, что, по его мнению, соответствовало моменту, но как всегда у него это получалось неудачно. Арахорн, в отличие от Кейна видевший впервые трактирщика, играющего придворную роль, закашлялся и спрятал голову под крыло, давясь от распиравшего его смеха. Они спустились в опустевший темный зал, но, к удивлению Кейна, не остались там, а, обогнув стойку трактирщика, прошли в узкий ход, закрытый отодвигающейся панелью в стене. Поднявшись по крутой тесной 106 лестнице, Кейн раскрыл рот от удивления. Небольшая комната, освещаемая ароматными свечами на высоких серебряных подножиях, обставлена утонченной мебелью начала Второй Династии. Стены завешаны наглухо драгоценными Фарнасскими вышивками, стоившими сейчас в Аррагоне целое состояние. Густой бордовый с черным пушистый ковер, в котором приятно утопали ноги, был явно привезен откуда-то с юга, даже более дальниего, чем Хорамские провинции, и вряд ли был по карману многим из нынешних вельмож. Гнутые ножки стола, инкрустированного красным редчайшим перламутром, будто поддались тяжести золотой массивной посуды, установленной на нем. Два кресла, по бокам стола, с бархатными спинками и подлокотниками, готовы были принять гостей. Вино и фрукты на витых столиках из черного дерева со слоновой костью довершали обстановку, совсем неожиданную для такого места, как трактир в Гритлоне. Любений наслаждался полученным эффектом, но, уловив немой вопрос в глазах Кейна, поспешил объяснить, что эта тайная комната была устроена для имперских проверяющих, наезжавших изредка с проверками во времена Гратха Пытливого, когда Гритлон был северным форпостом имперской гвардии… Из поколения в поколение, от отца-трактирщика к сыну-трактирщику передавалась тайна этой комнаты … Но сегодня такая ночь, Такая ночь!.. Кейн, отойдя от удивления, направился к столику и налил себе вина в самый большой кубок, утопив первым же глотком смущение. Хозяин поспешил занять кресло напротив и уже горел от нетерпения начать рассказ. Арахорн, равнодушный к блеску металла и тем более к мебельным изыскам, озирался по сторонам, пытаясь понять, есть ли здесь окна или какой другой выход, и, 107 разглядев в неосвещенном углу малый не разоженный камин и открытую заслонку дымохода, успокоился, приготовившись слушать Любения. – Сколько себя помню… и отец, и дед рассказывали… Чертова Плешь была проклятым местом. Ничего на ней не растет, коня силком не заставишь и пару шагов по ней ступить – пятится, на дыбы встает; девушка по дури забредет – никогда не родит… Но некоторым, может быть под счастливой звездой рожденным, кто знает, так все нипочем. Вдоль и поперек эту Плешь исходили – золото искали, думая, что место специально заколдовано. Да куда там! Земля такая, что лопаты гнулись, а кирки ломались. Велика ли земля эта? Нет, хороший ходок за день с небольшим от Гритлона до самых Поднебесных дойдет, а другой дороги и нет – кругом же Норлова топь – гиблое место, никто еще живым не выбирался… А вся Чертова Плешь действительно как лысина у Нечистого – круглая – день на день и гладкая, хоть тесто раскатывай, кроме одного места. Оно чуть дальше на север от центра… Вроде черной бородавки – скала, на которой развалины не то крепости, не то замка… Кто его построил и когда, даже в преданиях не сказано, разве что до людей, во времена великанов, потому что такие блоки черного нездешнего камня и сотне здоровых мужиков не поднять и с места не сдвинуть. Такие вот дела, а из этих блоков весь замок был выстроен. Только нетопыри там и обитали – сотни тысяч! Сунься – чего доброго – разбудишь, так они всю кровь из тебя высосут. А глупцов, что б с нетопырями сражаться, у нас нету. Все так и было из века в век до прошлого лета. Что у нас сегодня? Ну, точно год назад! Среди бела дня солнце вдруг закрылось. Тьма 108 такая, что… Ну, все, думаю – конец света! А над Чертовой Плешью, как раз над тем местом, где развалины, молнии так и сверкали! Светопреставление! Тьма скоро прошла – как покрывало с земли сняли. Собрались мы на площади – судить да рядить, да и вспомнил кто-то, что Ульф Одноглазый с утра на Плешь подался. Баба его взвыла, за ней и другие заголосили… Но к вечеру того же дня он вернулся, как раз у меня почти все старейшины собрались. Бледный, как смерть, глазищи черные, безумные, в пол-лица… Все к нему с расспросами, а он только одно сказал: «Хозяин замка вернулся!» И все. С тех пор он вообще не говорил, словно языка лишился, из дому не выходил, а через неделю и вовсе Богу душу отдал. Похоронили честь по чести, собрались у меня – помянуть и в самый разгар вечера появился этот черный человек, посмотрел на Феру Резчика, и тот за ним, как на поводке, пошел. Да все молча – страх-то какой! А как отошли мы маленько, бросился на улицу со светильниками, но Феры с черным человеком и след простыл. То есть следы-то были … одного Феры, да и то сразу же обрывались, будто растворился он или по воздуху… Словом, чертовщина. Наутро трое – Сал, Вотун да Брас – друзья Феры, отправившись на его поиски по Чертовой Плеши, с тех пор их только и видели… Через пять дней сыновья их да еще четверо из молодых отправились на поиски – тоже сгинули. Больше никто не пробовал даже приблизиться к Чертовой Плеши… Спустя месяц после исчезновения Феры черный человек также забрал и Большого Лома… Каждый месяц по одному… Третьим был мой сын. Жена, Мирра моя, не вынесла – слегла и 109 умерла через неделю. Люди об отъезде подумывать начали. Кто и вправду распродал все да с семьей в Гарнскую крепость подался, а кто еще дальше – в Муа и Гратхон. Но слухи ходят, будто их за распространение ереси… всех, даже детей малых… Ох, даже язык не поворачивается про костры повторить… Неужто такое возможно? Разве правда может быть ересью богопреступной? Вы же сами, благородный господин, сегодня все видели. Молчите, значит правда это, а не слухи… Палят, значит, костры в больших городах? Вот и мы так рассудили, чего бежать из огня да в полымя? От судьбы не убежишь… По одному в месяц, да и трупов-то никто не видел… Может, обойдется все, как вы думаете, благородный господин? Кто знает, как судьба повернется… Вот и сегодня, к примеру, никого ведь не смог забрать! Убежал черный, вас испугавшись… Нет, нет, я точно говорю – вас испугался! Живите, живите тут, благородный господин – прямо в этой комнате. Куда мне простому в господском-то жить. Окон здесь, правда, нет, но воздух всегда чистый – через слуховые трубы проходит… А кровать какая?! Взгляните вот за ту занавесочку расшитую. А? Такую и в самом Аррагоне поискать надо! Живите здесь, молодой господин, а я в вашу комнату съеду – мне много ли надо, да и отдыхать некогда – народ, про вас прослышав, завтра, не то что вечером – с утра повалит. А что еще трактирщику надо - спокойствие да посетителей побольше. Но, вижу, разболтался я… Заморил вас совсем. Отдыхайте – завтра с утра свидимся… К завтраку подыметесь?.. Хорошо, как изволите… Про эту комнату никто не знает, а я уж, будьте уверены, ни за что 110 раньше положенного часа не побеспокою… Покойной вам ночи, ваша милость… И птичке вашей – покойная ночь… Так, пятясь назад и раскланиваясь, Любений скрылся в проходе лестницы, забыв светильник. – Не расшибся бы в темноте! – непривычно заботливо проронил Арахорн. – С чего вдруг такая внимательность? Неужто от пожелания приятных сновидений «птичке моей милости». Но Арахорн не вступил в перепалку, он явно волновался и волнение это передалось Кейну, не вынесшему затянувшейся паузы: – Что ты думаешь теперь, после всего услышанного, Арахорн? – Только то, что подошли к цели и, кажется, вовремя, еще немного протяни мы в пути, и все было бы бессмысленно. – Почему? – Потому, что Он стал бы сильнее… И сильнее беспредельно… Даже запредельно воображению, как сильнее. Вот так, милый мальчик! – Я готов действовать хоть сейчас… – А я готов сейчас еще подумать! – Время, Арахорн! 111 Цель, Кейн! У нас еще полночи впереди, и тебе не мешало бы узнать, где я сегодня побывал… – Глава двадцать третья Как только Кейн улегся на кровать и захрапел, ворон, сидевший в изголовье юноши, 112 встрепенулся, прикинув, что часов шесть его подопечный точно не выйдет из комнаты, погрузившись в сон. Дверь крепка, запор надежен, даже кольчугу уставший Кейн не снял – так что подопечный Арахорна был в относительной безопасности хотя бы на некоторое время – пока не наступит ночь… Но к ночи Арахорн намерен был вернуться, интуитивно предчувствуя надвигавшуюся опасность. Он осторожно расправил крылья и перелетел на подоконник. Толкнул клювом оконную раму – хорошо смазанные петли беззвучно открыли птице путь на волю из душной комнаты. Грузно спланировав на землю, Арахорн придирчиво перебрал клювом несколько камешков и, наконец, остановив свой выбор на увесистом – с детский кулачок – гранитном обломке, зажал его в лапах и, словно ценную добычу, осторожно вознес на подоконник, приперев раму. Теперь ни случайный порыв ветра, ни крики селян не побеспокоили бы сон Кейна. Довольный своей работой, Арахорн, не оглядываясь, взлетел, сильными взмахами черных крыльев набирая высоту. Проделав несколько кругов над трактиром, разминая крылья, ворон поймал воздушный поток и парил, купаясь в лучах солнца. Изрядно понежившись, он осмотрел Гритлон с высоты , раздумывая, с чего начать разведку, но, заметив группу женщин, оживленно болтавших у мраморной ограды источника в тени платанов, спикировал точно на нижнюю ветку разросшегося старого дерева, оказавшись как раз над головами болтушек. Что может быть более ценного для шпиона, будь он пернатым или волосатым, чем разговорчивая селянка? Только две разговорчивые селянки! А уж четыре, так это настоящее сокровище. Арахорн, превратившись в само внимание, поглощал в чрезмерной дозе негодование толстухи в белом чепце и реплики едкие ее собеседниц по поводу не113 кой Марлон, появившейся на людях в платье с чрезмерно глубоким вырезом на груди и совершенно беспутном Рике, выходки которого скоро заставят «общество» принять суровые меры, а также кучу сплетен и местных новостей, засыпавших бы с головой любого случайного слушателя, но Арахорн умело выуживал крупицы ценной информации, отсеивая все лишнее – он умел слушать. Вырисовывалась довольно мрачная картина, связываемая так или иначе с возвращением таинственного хозяина замка на Чертовой Плеши. Ощущение надвигающегося Зла, не вернувшиеся поисковые группы, бесследно пропадающие каждый месяц люди, уводимые Черным-Человеком – Без-Лица, чувство обреченности и неизбежности чего-то ужасного, что должно произойти и, типично простонародный «авось» – все это по урывкам разговоров людей выяснил старый ворон, перелетая с места на место по Гритлону. В конце концов стало ясно, что ничего нового он не услышит, кроме досужих домыслов тупоголовых крестьян и крикливых домохозяек, перепуганных до смерти, но тем не менее не помышлявших о каком-либо действии во имя своего же спасения. Да уж, на союз с ними надеяться не приходится… Солнце ополоумело – жарит без пощады… Теперь Арахорн пожалел, что у него нет рук и придворного кафтана с карманами, где наверняка бы сыскался платок из тончайшего батиста, чтобы промокнуть пот. Но чего нет, того нет, остается только раскрыть клюв, чтобы как-то сбалансировать теплообмен. Какие-то формулы по криогенике полезли в голову ворону, сфокусировавшись в свербящую мысль: «Ну, какой идиот сказал, что птицы не потеют?!» Арахорн не мог ни о чем думать – жара, фактологический голод и, как следствие – бездеятельность 114 окончательно выводили его из себя. Невольно вырвалось вслух: – Почему я не умер сегодня утром? – Да, сэр, и самое время воскреснуть и вечерней прохладе! – пропищал кто-то рядышком. Арахорн оглянулся и заметил примостившегося рядом воробья. Если бы ворон умел улыбаться, то клюв бы его расцвел в счастливой улыбке. Как же он забыл о своих пернатых родственниках, пусть дальних, пусть не говорящих на языках людей, пусть не обладающих могуществом его вымершего племени, но летающих всюду, все слышащих, словом, прекрасных информаторах. Арахорн не мог упустить такую возможность, но от воробья толку мало – склевыватель крошек просто пересказал бы уже слышанное от селян, но зато натолкнул на блестящую мысль… За Гритлон! К совам Норловой топи! Найти с помощью кукушек дупло, где отсыпалась старейшая болотная сова, труда не составило. Но разбудить и дать понять, кто перед ней, задачка посложнее… Сова минут пять хлопала подслеповатыми днем глазами, с трудом приходя в себя, а когда проснулась окончательно – новая напасть – готова была язык проглотить от благоговейного трепета пред восставшим из легенд вороном. Еще несколько минут на то, чтобы милостиво дать старейшей прийти в себя и произнести полагающееся по ритуалу. И наконец… О совы Норловой топи! О. их педантичная привычка сообщать еженощно старейшей обо всем происходящем! О кладези фактов, случаев и мелких происшествий от тракта до Поднебесных … Причем сведения десятилетней давности были гораздо точнее, чем засоренные мелочами происшествия этого года. Что произошло в центре Чертовой Плеши, с трудом поддавалось птичьему разумению. За одну лишь ночь все изменилось 115 – замок восстал из руин, поражая своей мрачной красотой, и долететь до него стало возможно вдруг почти в мгновение ока, словно какая-то сила затягивала, засасывала в его высоченную башню, ворвавшуюся в заоблачные выси из праха тысячелетий. Нет, птицы не рисковали подлетать к нему на столь опасную близость – совы, вопреки сложившимся о них представлениям, – реалисты и остерегаются совать свою клюв во все далекое от естественного уклада, а здесь явно пахло магией. Но вот летучие мыши оказались изгнанными из своих родных развалин и до сих пор скрежетали своими мелкими зубками от негодования и бессильной злости, вспоминая то, что они по праву поколений считали своим домом, и поминая тысячи братьев и сестер, уничтоженных «проклятым заветом и трижды проклятой силой», вырвавшей замок из забытья… А уж ежемесячные полеты людей в ночи – переходит все пределы! Да, да – каждый месяц, ровно в эту ночь, из Гритлона возносится недвижимый человек с остекленевшим взором и, окруженный ночным пятном, чернее самой ночи, несется точнехонько в самое сердце Чертовой Плеши. Вот и сегодня такая же ночь, двенадцатая… Арахорн, услышав о том, что мрачный «юбилей» двенадцати месяцев приходится именно на сегодня, оборвал разговорившуюся осмелевшую сову на полуслове и, пообещав вернуться вскоре, стремглав полетел назад к Гритлону, в харчевню, где он оставил спящего Кейна. Томившее его с утра предчувствие чего-то недоброго, оформилось под воздействием рассказа болотной совы в конкретный образ летящего человека… О, Хрон! Только не Кейн! Только не Кейн! Наступавшие сумерки подхлестывали ворона… Измотанный, словно галерный раб, Арахорн подлетал уже к окраине Гритлона, как вдруг с 116 размаху натолкнулся на невидимую преграду… Потерял равновесие и рухнул на землю, вовремя распластав сильные крылья над самыми камнями, смягчив падение… Встряхнувшись, пернатый мудрец осторожно стал набирать высоту, задавшись целью выяснить суть этой невидимой стены, но никакого препятствия он уже не обнаружил, только не развеявшийся еще в теплом вечернем воздухе след холода тянулся от двора трактира в сторону Чертовой Плеши. Силовой тоннель? Здесь!!! – только и вырвалось у Арахорна в изумлении. Смутные догадки зародились в его совсем не «птичьем» мозгу, но сейчас не время и не место предаваться размышлениям, и он поспешил к Кейну… Глава двадцать четвертая 117 Кейн ошарашено слушал старого ворона, не понимая половину в сыпавшихся терминах, но недостаток знаний ему возмещала природная сообразительность и способность схватывать на лету. Он осознал главное – страшная опасность нависла не только над Гритлоном и Аррагонской империей, но над все миром… Миром людей, забывших силу магии и считавших ее не более чем бреднями выживших из ума стариков. И еще практический ум Кейна вычленил из рассказа Арахорна неприятную новость – пешком до замка не добраться, это равносильно гонке за миражом или бегом на месте до самой смерти. Скорее всего так и погибли смельчаки, отправившиеся в Чертову Плешь, они шли до изнеможения, думая, что идут вперед, не подозревая, что практически оставались на месте, а через день-два просто боялись повернуть назад, надеясь, что вот-вот выйдут к Поднебесным… Хотя стоило им повернуть назад, и они были бы дома через несколько часов… Странная и бесславная смерть. Но он верил, что к утру Арахорн придумает способ, как ему, бескрылому, добраться к базальтовой громаде чародея, чтобы выполнить свое предназначение и клятву, данную другу-ворону два года назад… Так, убаюкивая себя мудростью Арахорна, Кейн задремал. Бусинки-глазки уставились на спящего атлета, но не осуждающе, а скорее прощаясь, что-то подсказывало Арахорну, что надо прощаться… Два года вместе, и в горе, и в радости. Два года опасностей и приключений. Два года, а кажется целая жизнь с той встречи в Рутонском лесу, когда он подобрал раненого Кейна. 118 Глава двадцать пятая 119 – Кейн, просыпайся, наше время настало. – Уже утро? С чего ты взял? Темно, глупая птица… – Протри глаза, гений бицепса, и зажги свечу! – Еще одно утро старых друзей, – с улыбкой отметил Кейн, окончательно сбросив остатки сна решительным поворотом головы. – Но если мне помнится, хозяин обещал заглянуть в нашу благоустроенную нору… – Он не придет. – А завтрак… – Он вообще никуда и никогда не придет, – настойчиво повторил Арахорн, особенно упирая на «никогда». Кейн подался вперед, положив ладонь на рукоять кинжала, заткнутого за пояс, всем своим видом выражая готовность броситься навстречу неведомому врагу, но ворон опередил его: – Того, точнее тех, кто отправил нашего доброго хозяина на тот свет, уж и след простыл. – Их было много? Но я ничего не слышал, ни криков, ни шума борьбы… – Не удивительно – во-первых, мы хорошо изолированы и выбираться мне приходилось отсюда через дымоход – мы закрыты снаружи, а окон здесь, как помнишь, и не бывало, а во-вторых, Лобения прикончили во сне. Ему можно позавидовать – спокойная смерть, на твоей, кстати, кровати… Кейн нетерпеливо вскочил на ноги, не дослушав друга, и бросился к выходу, выпалив через плечо: – Я хочу видеть его. Мне кажется, он погиб из-за меня. Думаю, что дверь смогу выбить. 120 Но издевательский хохот ворона пришпилил его к месту. Кейн резко развернулся на каблуках и, скрестив руки на груди, дал понять, что готов слушать и повиноваться старшему. Арахорн выдержал паузу, с удовольствием созерцая редкую картину – покорный Кейн, и продолжил как ни в чем не бывало: – Если бы он и не спал, они все равно бы его прикончили, но тогда он умер бы от ужаса задолго до того, как стал бы тем, чем он сейчас является – кожаным мешком с костями. Без единой капельки крови. Его высосали под сухую, Кейн, и это зрелище не стоит того, чтобы им любоваться. Поверь мне на слово. Самое удивительное то, что его сделали таким, каков он сейчас, – упыри, которых вообще нет по всему северу Аррагона. И упыри какого-то неизвестного подвида. Судя по мелким укусам близко посаженных клыков, характерных для… – Мудрый Арахорн – будь проще, если хочешь, чтобы я чего-нибудь понял. – Хорошо. Короче – его искусали до смерти обыкновенные летучие мыши, ну, не совсем обыкновенные… – Но разве … – Да, летучие мыши на людей не нападают, но я посетил твою бывшую комнату, когда тело трактирщика еще не успело остыть, а холод, который я второй раз за эти сутки ощущаю, еще не успел улетучиться… – И ты пришел к выводу… – стараясь, как можно мягче, подталкивал Арахорна Кейн к выводу без излишних отступлений. Я пришел к выводу, что тысячи оплакиваемых братьев и сестер ночного племени не погибли в восстав- 121 ших развалинах, а обрели хозяина, слегка изменившись в угоду его вкусам. Кейна передернуло от отвращения, и желание убраться отсюда поскорее явно отпечаталось на его лице. Но Арахорн, сделав вид, что не заметил этого, продолжил: – Думаю, ты прав, эта участь была уготована именно для тебя. Ты вчера невольно первым нанес удар хозяину замка и заставил его поспешить разделаться с тобой… Кейн не выдержал и тихо по-мальчишески попросил? – Давай выйдем на волю, а? Эта простая просьба заставила старого циника уняться и подумать: «Господи, эта гора мышц совсем ведь мальчишка»; а вслух: – Пойдем, Кейн. Кстати, дверь выламывать не надо – на обратном пути я справился с замком – она открыта. Глава двадцать шестая 122 Лишь пара десятков шагов отделяла трактир от начала Чертовой Плеши, протянувшей свои шершавые языки к самому Гритлону. Пожухлые кустики, едва разнообразившие унылый пейзаж, были бы укрытием от посторонних глаз, пожелай Кейн пробраться незамеченным, но, собственно, прятаться было не от кого – жители городка еще только потягивались в своих кроватях, наслаждаясь последними минутами отступающего сна. Пустыня распласталась перед странниками во всей своей неприглядности – грязно-серые каменные зализы, очищенные ветром от песка, уходили в глубь Чертовой Плеши и сливались неровными мазками с горизонтом. Путь до самого сердца Плеши предстоял немалый для обычного путника, но опытному страннику, каковым Кейн и являлся, день пути был что утренняя прогулка по парку для изнеженного горожанина. Фляга с кислым кирянским вином закреплена на поясе, кинжал и кольчуга – надежные гаранты от всяких случайных неприятностей, широкий плащ с капюшоном – защита от беспощадного солнца, ноги, не знающие устали, молодые глаза и Арахорн на плече – все, что нужно для перехода. В путь! Шаги твердо печатали минуты, минуты складывались в часы – простая арифметика. Если не думать о пути, то и время летит незаметно. Сократить дорогу можно лишь двумя способами – либо ни о чем не думать, либо болтать, не ломая дыхание. И то и другое – дело привычки. И то и другое у Кейна получалось превосходно… 123 всегда…, но не сегодня. С кем предстоит встретиться там, в замке? Неопределенность цели пугала, мысли путались, Арахорн молчал… Арахорн действительно был не расположен ни к разговорам, ни к объяснениям – привычная логическая мозаика никак не хотела складываться до последней фигуры в затейливый узор исторического события или просто авантюры, чтобы затем быть сданной в архив памяти. Арахорн не мог до конца осмыслить и переработать всю информацию, полученную за вчерашний день… Есть общее… Есть частности… Но вместе это никак не хотелось увязываться… Никак… Нервно переступая лапками на плече Кейна, ворон вспоминал рассказ совы, что-то важное ускользало от его внимания, но что? Он никак не мог поймать ниточку, что распутала бы загадочный клубок… Сколько часов уже идет Кейн? Замок уже должен был проявиться черной точкой на горизонте… Арахорн пристально вглядывался в даль, но кроме ровной грязной полосы, уходящей в небо, не было видно ничего..., даже шпили Поднебесных гор не… Стоп! Что-то непонятное происходит здесь… Как же так? Горизонт гладок, как будто Поднебесных и не существовало, будто Кейн уже не прошел львиную долю пути, а только еще ступил на это действительно чертово плато..? Но сова говорила, что лишь несколько взмахов крыла самой маленькой птицы приближает теперь к замку с любой оконечности Плеши… Еще минута, и догадка пронзила мозг старого ворона. Не говоря ни слова молодому спутнику, он взмыл черной стрелой в небо, оставив Кейна теряться в догадках. Арахорн напрямую полетел в сторону Замка, не тратя времени на уточнение ориентира – он остро чувствовал, так, как может чувствовать только представи124 тель его вымершего племени, чувствовать мощную волну опасности и угрозы, исходившую из самого центра этой каменистой пустыни, мелькающей рябым груботканым полотном под его крыльями. Арахорн набрал высоту, чтобы увеличить площадь обзора и вдруг внезапно ощутил, что силы его затекших уже крыльев умножились… Что это? Воздушный поток? Нет, конечно же, нет – это… Это какой-то мощный энергетический фронт! Но откуда он здесь?! И как странно расположен – точно слоеный пирог – чем выше, тем легче сопротивление… Не просто легче, а несоизмеримо… невероятно!!! Хаос мелькавших мыслей, заполнившей мозг старой птицы, вытеснялся волной восторженной, эйфорийной радости. Арахорн понял! Мозаика сложилась в свой четкий, поражающий сложностью замысла и простотой исполнения узор… Чтобы проверить свою догадку, Арахорн сложил крылья и спикировал почти к самой земле… У самой поверхности невыносимая сила тяжести каменными глыбами придавила его крылья и, чуть не расплющив, бросила его на плато. Проклиная все на свете, а более всего свою неосторожность и несообразительность и отчаянно сопротивляясь падению, Арахорн бесформенным комком перьев рухнул, зарывшись клювом в песок. Слава Хрону, что не на камни! Отряхнувшись и убедившись, что цел и невредим, Арахорн вновь взлетел, прислушиваясь на сей раз к своим ощущениям… Это не просто сила тяжести припечатала его к земле – у тяжести другой вкус – простой что ли, а здесь нечто более утонченное и мощное одновременно…, как фарфоровая палица…, как уходящее в приходящем…, как время! Да, именно, как сила времени! Этот вкус не спутаешь, пожалуй, ни с чем. Конечно, как он раньше не догадался, ведь 125 только время обладает такой сильнейшей энергетикой перемещения … Поднявшись выше, Арахорн почти утратил физическое ощущение тяжести или торможение, наоборот… Выше – легче… Еще выше – еще легче… В самом поднебесье сила торможения нижних слоев трансформировалась в ускоряющую силу, и Арахорн вместо того, чтобы рухнуть в изнеможении на плато от усталости, нежился в силовом верхнем потоке, купаясь в пронизывающих его невидимых лучах, приятно щекочущих нервные окончания… Заигравшийся, словно птенец, Арахорн случайно бросил взгляд вниз и не смог сдержаться от удивленного вопля, соединившего в себе воронье и человеческое недоумение – он чуть было не пролетел замок, чернеющий малой горошиной внизу… В другой ситуации Арахорн долго бы в восхищении разглагольствовал о чудесной силе разума, сотворившего этот энергетический торт, изменивший и подчинивший своей воле такую мощную силу, как время, растянув его как на торможение физического движения, так и на его стократное ускорение. В том, что это дело чьего-то разума, чье-то гениальное творение, Арахорн не сомневался… Но вдруг ворон почувствовал, что горизонтальные линии этого «временного десерта» изменили свое направление, резко уклоняясь вниз спиралевидной воронкой, уходя в бывшие развалины… Не трудно было догадаться, что именно там была обитель творца этих изменений. Не зная, сможет ли он выбраться из этой спирали, тянувшей стремительно вниз, Арахорн с возвратившейся свойственной ему осторожностью решил не рисковать и отлетел от опасного края невидимой воронки, решив попробовать использовать энергетику, плотным слоем окутывавшую его, на усиление зрения… Эта простейшая операция, в принципе, и в примитиве ис126 пользуется любыми простейшими хищными птицами лишь на основе инстинкта в обычных энергетических полях... Здесь же, тем более Арахорну, удалась не только с небывалой легкостью, но и дала поразительный результат. Круг обзора размылся, теряя четкость красок и линий, и лишь центр-фокус резанул глаз стремительно приблизившимся замком. Да, это был настоящий замок из полированного базальта, а не руины древнего строения. Гигантские блоки мрачного камня были уложены в три яруса стен, возвышающихся один за другим, как три зубчатые короны, вставленные друг в друга. Каждый уровень стен был выше другого на шесть человеческих ростов, а из внутренней центральной стены возносилась невероятно высокая башня, поражавшая своим гордым видом и неприступностью. Увиденное превосходило все построенное в эту и прошлые эры. Казалось, что это мрачное, но ошеломляющее разум сооружение является творением мифических гигантов, исчезнувших с земли, но оставивших замок как памятник своему былому могуществу… Арахорн отодвинул визуально замок от себя на такое расстояние, чтобы зафиксировать в памяти не архитектурное чудо, а лишь план-схему замка, в который предстояло пробраться ему с Кейном, и застыл в ужасе… Три кольца! Три кольца!!! …Арахорн расшифровал этот каменный символ! Прочитал его! Все в точности, как и описано в книге Саррумана: «… три кольца одно в другóм, башни камень крýгом – выстроен людей врагом над земельным трупом…» И последние сомнения Арахорна рассеялись моментально, только лишь всплыли в памяти эти строки из проклятой Книги Былого и Пророчеств, составленной 127 когда-то величайшим из магов отступников – Сарруманом… Да, пророчество сбывается быстрее, чем надеялся ворон… Замок уже восстал из руин с помощью кого-то, обладавшего бóльшим могуществом, чем Арахорн. Кто же он? Вопрос свербил в мозгу и не давал покоя. Кто же этот отступник, решивший воскресить Великое Зло, уничтоженное еще в прошлую эру? У них с Кейном остался последний день, дарующий шанс спасения от неизбежно надвигающейся катастрофы… Глава двадцать седьмая 128 Арахорн расхаживал по вершине выглядывающего из песка валуна с видом строгого учителя, пытающегося втолковать прописные истины нерадивому ученику. Последняя, весьма неблаговидная, роль досталась естественно Кейну, усевшемуся рядом. Он раскачивался из стороны в сторону, обхватив колени мощными руками, и твердил, словно заклинание, одну и ту же фразу: «Этого не может быть… Не понимаю… Этого не может быть… Не по…», пока Арахорну не надоело топтать отшлифованный ветрами камень. – Определись, наконец! Ты просто не понимаешь, или этого не может быть?! – Я не понимаю… И этого не может быть… – Дикарь! – констатировал ворон. – Хрон тебя раздери! – взорвался юноша. – Я не понимаю, как такое может быть! – Во-первых, – не богохульствуй, а во-вторых, этого «как» я и дожидался… Не все потеряно, если в твоей голове еще осталось место для вопросов: как и почему. Попробуем еще раз. Итак! Я абсолютно уверен, что тому... э-э... существу, обосновавшемуся в замке, удалось подчинить своей воле и разуму такие энергетические мощности, как силы времени, тяжести и пространства, таким образом, что энергетика времени... Физического движения материи, наконец, чтобы тебе было понятнее… В верхних атмосферных слоях… э-э… сжалось ровно 129 настолько, насколько… э-э... внизу – на самой поверхности… э-э… растянулось… – Колдовство… – Тупица! Мозговой мускул!! Не перебивай меня, я и так упрощаю до абсурда, чтобы ты усвоил хотя бы в общем ситуацию… – Арахорн! – начал Кейн, как можно спокойнее, чтобы не раздражать разбушевавшегося не на шутку ворона. – Как бы ты ни пытался объяснить мне сущность … колдовства, пусть тебе так ненавистно это слово, но для меня оно колдовством и останется – я просто человек… – Ты человек без всяких там уничижительных «просто»… – Хорошо, хорошо! Пусть будет по-твоему, – поспешил согласиться Кейн, чтобы предотвратить новую лекцию на набившую за два года оскомину, тему. – Хорошо. Но главное – это то, что я в целом понял обстановку. – Ну-ну! – По Чертовой Плеши нам к замку не пройти… – И? – А это значит, что мы можем проникнуть в замок только не по земле, как обычные путники… – Стратег! – не удержался Арахорн. – Так вот я и говорю, – не обращая внимания на птицу, продолжал Кейн. – … Пройти по земле мы не можем, ибо здесь время движется вспять… или остается на месте … ну, это не важно… Значит, мы можем перейти к замку еще двумя путями: под землей или над землей. – Мальчик, ты гений! – искренне поразился Арахорн простоте, с которой юноша отбросил все непонятное его разумению и выдал результативный ход, ухватив самую суть происходящего. 130 – Да, дружок, в твоем выводе рационального больше, чем в моей часовой проповеди. Под землю спускаться мы не будем, хотя могли бы… Нет, не стоит терять время в этом рисковом эксперименте – неизвестно, как расположены силовые поля в этой каменной подметке, но над Плешью мы можем пролететь! Я с помощью своих крыльев, а ты с помощью чужих… Поторопимся – нам остались лишь ночь, день и несколько часов до следующей полуночи – большого не дано. – В Гритлон? – Нет, мы не можем терять время на перепуганных смертью трактирщика селян… Оправдываться, объяснять… Нет, прямиком в Норлову топь! И если мне не изменяет чутье, то идти назад будет гораздо легче и быстрее, чем вперед. – Как вверх? – Надеюсь. Они вышли к Норловой топи, оставив Гритлон в стороне, потратив на обратный путь лишь час вместо двенадцати, что были пройдены с утра… 131 Глава двадцать восьмая Слава Хрону, что сове не требовалось ничего объяснять – она обязана была подчиняться любым приказам племени Арахорна – вековые традиции здесь чтились свято и передавались из поколения в поколение. Сова была счастлива принять у себя во владениях столь высокочтимого гостя и стойко сносила присутствие человека. Все примыкающие кроны деревьев на почтительном, разумеется, отдалении от совиного дупла, были черны от слетевшихся сюда за день представителей всех крылатых родов со всех окрестностей. Даже горные орлы с Поднебесных гор сочли за великое благо спуститься на презренные равнины ради того, чтобы хоть одним глазком взглянуть на восставшего из легенд представителя племени повелителей птиц. Арахорну пришлось, согласно тысячелетнему этикету, пролететь благословляющий круг, одаряя всех прибывших сапфировым светом, струящимся из его глаз. В надвигающихся сумерках зрелище впечатлило даже Кейна, привыкшего за два года к подобным фокусам. Сам Арахорн недолюбливал этот «синюшный обычай всеверноподданичества», но сейчас пришлось прибегнуть к нему по всей форме, ибо требовались всеобщие птичьи усилия для претворения в жизнь придуманного им плана. Глаза Арахорна разгорались все ярче, наполняя благоговейным трепетом птичьи сердца… 132 Желудок Кейна отчаянно требовал пищи… Ночь полностью вступила в свои права – времени, отведенного книгой Саррумана, оставалось все меньше и меньше… 133 Глава двадцать девятая Сова тактично оставила Арахорна и Кейна спокойно трапезничать, сославшись на необходимость контролировать выполнение поручения, данного птицам Арахорном – легкое и прочное гнездо для человека должно быть готово до зари. Арахорн смочил клюв в крови белой голубицы, принесенной ему, согласно положению, занимаемому им в иерархии пернатых, но, убедившись, что ничьи любопытные взоры более не тревожат их уединение, брезгливо отодвинул еще теплую растерзанную плоть. За пару столетий, проведенных среди людей, он заработал дурные привычки цивилизации – пристрастился к хорошей кухне и алкоголю. Вот и сейчас он подлетел поближе к Кейну, который дожаривал на маленьком костерке упитанного кролика, с благодарностью презентованного ему пернатым сообществом после категоричного отказа вкушать кого-либо из летающей братии… Насытившись, ворон подобрел и, как всегда, был расположен к спокойной беседе. Кейн не замедлил воспользоваться этим. – Послушай, дружище, может настал момент для того, чтобы раскрыть все карты? – Ты не можешь, Кейн, обвинить меня в том, что тебя используют вслепую ради некоей недоступной человеческому разумению цели. Я никогда и ничего не скрывал от тебя, и в конце концов ты сам… 134 – Да, да, я сам избрал свой путь! 135 – Не совсем так, дружок… Не совсем сам… Твой путь был предопределен задолго до твоего и даже моего рождения в книге Саррумана. Когда-то, еще в прошлую эру, он, да будет проклято в веках имя его, изменил силам Добра и дал вековечному Злу подчинить себя, думая, что сам подчинил себе Зло. Он был повержен, но не убит, а заточен в достаточно комфортабельном, но недоступном замке, на который было наложено сильнейшее заклятье. Сарруман негодовал, но ничего не мог поделать: ведь его магический посох был переломлен. В конце концов он понял, что останется жить в абсолютном одиночестве до тех пор, пока смерть не раскинет над ним свои крылья… – Очень поэтично, – усмехнулся Кейн. – Но все это я уже слышал от тебя, и знаю, как он написал свою книгу мрачных пророчеств, наложив на пергамент в миг смерти, когда Сила вернулась к нему, такое заклятье, что никому не удалось его разрушить, ибо он отдал в него свой последний вздох. И знаю, что он так и не понял, почему его не казнили, хотя это ясно каждому чистому сердцу: «Добро не убивает, Добро торжествует над Злом, оставаясь Жизнью, поправшей Смерть…», а не наоборот… – Точно! Добро убивающее трансформируется в Зло оживающее! – нравоучительно изрек ворон. Кейн поспешил продолжить: – Знаю и что он предрек возрождение Вечного Зла, если найдется тот, кто собственно год назад… – Тот-то, уже объявился еще два года назад, когда я наткнулся на тебя, истекающего кровью. Уже тогда начали расшифровываться предсказания Саррумана… – Не может быть! 136 – Может, – отрезал ворон таким тоном, что Кейн решил больше не перебивать Арахорна, когда тот продолжил: – Суди сам, хотя ты и не читал книгу Саррумана, но знаешь по моим рассказам, что Зло будет пробуждаться от вековечного сна два года: первый год где-то «в пергаментной тиши, где говорят немые». – Книгохранилище?! – Конечно, Кейн, ведь именно книги и есть «великие кричащие немые». Поэтому-то лишь ты смог крепко стоять на ногах и уверенно держаться в седле, мы и отправились из Рутонского леса через Муа и Гратхон в Тиронский монастырь… – Где самое большое в мире книгохранилище! – После Фарнасского, но там все рукописи на шелке, а не на пергаменте, к тому же именно там, как мы выяснили позже, в ночь полной луны завис над куполом монастырского сада огненный шар… И рукотворная луна Родится в небе ночи. То знак – является страна, Что смерть зари пророчит… Нужен ли более точный ориентир, когда над Тиронским монастырем, где имеется крупнейшее в империи книгохранилище, возникает этот зеленый светящийся шар, значит, в тот миг кто-то или что-то, обладающие достаточной квалификацией, достиг заветной цели – нашел в древних манускриптах ключ к формуле пробуждения Зла и должен оставаться на месте еще год, увеличивая свои знания и пестуя еще слабое пробуждающееся Зло, которому опасны превратности обычного пути… – Но, Арахорн, если бы ты не провозился со мной в Рутонском лесу, за что я тебе, конечно же, благодарен, 137 ты бы не опоздал в Тиронскую обитель и мог бы прикончить еще слабенькое зло, пока оно не обрело крылья, перенесшие его в один миг на другой край империи! Нашелся бы тебе другой помощник, ты только пойми меня верно… – Нет, ты не прав, что недооцениваешь себя. Действительно, настала пора узнать тебе все полностью – кто знает, что станет с нами завтра? Помнишь, в самом начале разговора, да и раньше, я говорил о том, что судьба твоя и моя были предопределены задолго до нашего рождения? Было предопределено, что встретится двадцатилетний «с ровесником раз в десять старше…» – Ничего себе, двухсотлетний ровесник. – Мы живем в среднем шестьсот лет, вы лет шестьдесят, если не гибнете в пьяной драке или от невежества ваших лекарей, так что по природному циклу мы – ровесники. К тому же в Саррумановых строках есть и такие, доселе тебе неизвестные: Меч Первого эльфа С рунным заклятьем – В руках человека, Не знавшего, в чем Сила и власть, Заключенная в нем… Кстати, молодой человек, перевод с рун на аррагонский – мой, поэтому не советую подвергать критике… – По-моему, очень хорошо, Арахорн, – смеясь, ответил Кейн, не любивший поэзию вообще и переводы друга в частности. – Но, что касается моего кинжала, который ты опознал как реликвию прошлой Эры, я просто нашел в … одном укромном месте… 138 – Говоря проще, ограбив усыпальницу, из которой прихватил и нефриловую эльфийскую кольчугу. Мы когда-то уже обсуждали это деление и нашли ему точное определение… – Но, Арахорн! Мне нужно было что-то для защиты – я же не тронул ничего из украшений… И в конце концов я не взламывал двери склепа, а попросту провалился в него, когда спасался от волчьей стаи в Рутонском лесу. – Слабое оправдание, но допустимое, потому что эльфийский меч не отдаст себя в руки кому ни попадя. В твоих жилах течет кровь эльфийских правителей, и этот меч – символ власти – по праву твой. Кейн не в силах был подняться, в голове все смешалось, мысли утратили былую ясность и горным потоком несли все когда-либо слышанное Кейном об эльфах. Да, действительно, легчайший, как пух, и прочный, как алмаз, металл, из которого были сделаны его кинжал и кольчуга, скорее всего из мифического нефрила, ибо не были похожи ни на один из известных металлов и сплавов: кольчугу легко пробивала даже железная иголка – железо смертельно для эльфов, но ни камень, ни бронза, ни кость, ни звериный коготь не оставляли на ней ни малейшего следа, следы же от железных наконечников затягивались моментально после того, как их вытаскивали из нефрила. Однако кольчуга пропускала удары железа, нанесенные лишь в честном, открытом бою, но задерживала как ни в чем не бывало предательские удары, каким бы оружием они ни наносились – это действительно чисто эльфийское свойство. Пусть так. За два года Арахорн уже не раз останавливался на вопросах крови. А кинжал. Точно из легчайшего нефрила, с увесестой ручкой из очищенного золота, усеянный затейливыми узорчатыми 139 письмами, которые легко читает Арахорн, признавая в них древнее эльфийское заклинание, открывающее какую-то дверь… Нефрилом может пользоваться и человек, но символами власти… Действительно, сколько раз Кейна грабили под чистую, порой отнимали и кольчугу, которую рано или поздно выбрасывали как негодную для защиты от железного оружия, но кинжал не трогал никто и никогда – будто он жег чужие руки… Неужели, действительно, Арахорн прав?! Ворон догадался, к какому выводу пришел в очередной раз его друг и почувствовал, что пора вмешаться. – Просто поверь мне, Кейн, и прислушайся к голосу твоего сердца, а не разума – иногда это полезно делать людям. Да, ты человек до мозга костей, но тем не менее в твоих жилах течет кровь эльфов. Когда-то в еще не наставшем прошлом, когда тебя уже не будет… Но это сложно для тебя… Словом, в другое время, на другой такой же Земле вечное Зло, воплотившееся на время в человеческое обличье, произнесло… или, точнее, произнесет абсолютную аксиому жизни – вопросы крови, самые сложные и запутанные на земле. Стоит в это верить… Кстати, все забывали спросить у тебя – откуда та жемчужная брошь, что ты носишь постоянно на вороте? – Она передается мужчинами в нашем роду от отца к старшему сыну из века в век и… – …Она ведь никогда не теряется, ты это хотел сказать, да? – Да… хотя иногда исчезает в случаях… – В случаях опасности похищения, ограбления или, к примеру, пожара, да? – Да, Арахорн! Тысячу раз, да! А потом обязательно находится вновь на вороте, но это страшная тайна нашей семьи, даже женщинам рода… 140 Угомонись! Глупец! Это брошь королевы эльфов Виллины – Праматери, что дарует женщине сына-первенца. Ведь в вашем роду из века в век первенцы – только сыновья? Кейн молчал, ему нечего было сказать ворону… – Можешь не отвечать! – продолжал Арахорн, чувствуя приближение мига торжества, когда Кейн победит свою собственную человеческую робость. – Я и сам знаю, что это так и есть. Эту брошь Виллина подарила человеческой девушке, в которую был влюблен до безумия ее сын, той, которая провела двадцать лет во дворце Вальгальстат до возвращения в человеческий мир… Хватит исторических экскурсов, переверни брошь, нажми на выступающую жемчужину в виде сердца… Сделал? – Арахорн, здесь какой-то знак… – Этот?! Ворон резко взлетел, начертив клювом в воздухе знак, вспыхнувший синим пламенем и в точности повторивший гравировку в потайном месте броши. – Да… – еле слышно прошептал потрясенный Кейн. – И что это значит? Своеобразная шпаргалка для человека, далекого от магии… Если коснешься левой рукой броши, а правой начертишь в воздухе этот знак, то увидишь то, что скрыто от людских глаз. Ценное приобретение перед нашим походом, не правда ли, Кейн? – Приобретение? – О, Хрон!!! Я о знаниях… – 141 Тихой трелью неизвестная птаха, сладкоголосый вестник зари, напомнила заговорившимся друзьям о том, что настала пора вернуться из прошлого в наступающий день сегодняшний. День перед схваткой… 142 Глава тридцатая Гамак был сработан на славу. Тончайшая, почти невесомая конструкция раскачивалась и парусила от малейшего дуновения ветерка. Нерукотворное творение крылатых конструкторов поражало своей простотой и естественностью. Сотканный из бесчисленного множества нитей болотных пауков по образу каплевидного гнезда ивянки, склеенный птичьей слюной и выложенный нежнейшим подкрыльным пухом, гамак был готов принять в свое лоно человека. Кейн придирчиво осмотрел десятки лиан, проверив их надежность, и, отбросив двадцать три, привязал их к петлям на верхушке гамака, отрапортовав Арахорну, как бравый вояка генералу: – К полету готов! Арахорн с сомнением глянул на свою воплощенную идею, но не рискнул вслух высказать опасения по поводу аэродинамических свойств этой гигантской груши, прежде всего боясь быть непонятным. Ему для начала пришлось бы растолковать, что такое аэродинамика, а потом утешать тысячи напряженно притихших исполнителей и без того проявивших чудеса скорости и мастерства… Арахорн благосклонно качнул головой, тем самым благодаря создателей и принимая выполненную работу. Кейн устраивался поудобнее в новом для себя 143 средстве передвижения, прозвав про себя его орлиным седлом; гигантские обитатели Поднебесных Гор собрали все свое небольшое орлиное племя, ухватились за свободные концы лиан, сильными взмахами крыльев оторвались от земли, подняв за собой и Кейна, старавшегося всеми силами сохранить спокойствие и невозмутимость. По сигналу совы, опьяненной доверенной честью, тысячи летучих мышей плотным коконом окружили Кейна и орлов, закрыв от излишних взоров всадника с небесными рысаками. Настал черед Арахорна одарить подданных сапфировым светом и совершить в ускоренном варианте необходимую церемонию прощания владыки. Хриплый боевой клич, изданный вороном, долетел до Кейна, сидящего в абсолютной темноте, сквозь шуршание великого множества крыльев, окружавших его со всех сторон, заставил юношу вцепиться что есть силы за тонкие стены. Легкий рывок, и «орлиное седло» в окружении бархатных тварей ночи стало уверенно набирать высоту. Полет продолжался недолго. Кейн даже не успел привыкнуть к новому для себя ощущению, как мышиная завеса раскрылась под его ногами, представив площадку полированного черного камня… Прыжок вниз, где его уже ожидал ворон, провожавший взглядами стремительно удаляющихся крылатых слуг, не составил труда. Бледность еще не сошла с лица Кейна, произнесшего с нарочитой небрежностью, но все же шепотом: – Вот и все! – Накаркаешь, – раздалось в ответ также тихо. Друзья осмотрелись. Базальтовая площадка на вершине башни была идеально ровной и могла бы спокойно разместить полэскадрона со всеми службами и обозом. Выглядывать за зубцы башни вниз отчего-то не хотелось. 144 – И куда теперь дальше? – не скрывая удивления спросил Кейн. – Дождемся рассвета, осталось недолго… Первые лучи солнца прорезали редеющую, но еще не сдающую своих позиций мглу. Кейн и Арахорн в восхищении наблюдали за ходом захватывающего сражения в небесах, исход которого становился ясен с каждой секундой. Наконец, свет прорвался и на вершину башни, взорвавшись сотнями ослепляющих бликов на ее поверхности. Кейн невольно зажмурился, но ворон, не смущенный этой дикой световой пляской, только жадно всматривался куда-то в центр сверкающего базальтового полотна, где клубился сгусток мрака, казалось, поглощавшего пропитанный солнцем воздух. – За мной, – скомандовал Арахорн, взлетая. Кейн поспешил, скользя по шлифованной поверхности камня. Разогнувшись, он не смог вовремя остановиться и был вынужден рухнуть на колени и затормозить руками, чтобы не попасть в зловещее пятно ночи, жадно потянувшее свои черные языки к застывшему в шаге от него человеку. – Арахорн, что это? – Говоря попросту … это сущность нашего врага. – Оно что, живое?! – Хуже, оно вечное, но придется это перетерпеть и при более близком знакомстве, которое нам сейчас предстоит. По мере того, как до Кейна доходил смысл сказанного, его лицо окончательно сменило румянец на смертельную бледность. – Ты хочешь сказать, что мы… в него … а? 145 – Мальчик, у нас нет выбора – это единственный вход в логово. Не надо бояться чистой энергии, бойся того, кто ее направляет по своему усмотрению. Кейн нерешительно поглядывал то на ворона, то на клубившуюся под его ногами явно ощутимую бездну. – Знаешь, дружище, лучше бы мне сейчас встретить того, в черном, или его хозяина, чтобы попробовать крепость их шкуры своим клинком, чем падать в объятия этой живой мертвечины… – Вот и познакомился со своим черным незнакомцем. Это он и есть, только без клоунской хламиды, способной напугать лишь неучей из Гритлона. Кейн, это лишь обезволенная энергия, в данном случае играющая роль лифта… – Роль чего? – не понял Кейн. Арахорн смущенно закашлялся, подыскивая синоним попроще для восприятия человека. – Своего рода дверь, за которой лестница, по которой не нужно идти, она сама тебя отведет до места назначения. Ну, смелее. – Не люблю я это колдовство, – проворчал Кейн и сделал шаг. 146 Глава тридцать первая Тьма оказалась… яркой. Кейн не знал, как это объяснить простыми человеческими словами, но это было именно так. Он словно вошел в поток черных молний, подхвативший его и понесший куда-то, кружа и переворачивая. Удивительно, но места страху не нашлось даже в самом укромном уголке сердца… Лишь решимость и сосредоточенное ожидание встречи с… кем-то… чем-то… неизбежным, но уже не пугающим. – Поразительно, как быстро твой мозг смог адаптироваться… Просто поразительно! – прозвучал вдруг голос ворона, заполнивший все пространство вокруг. Кейн оглянулся, но ничего не увидел. – Не ищи меня, я сейчас везде, как и ты. Попробуй представить, что мы - это все то, что ты видишь и ощущаешь вокруг… Мы растворились в потоке энергии, сами став ею… Это прекраснейшее из ощущений! Наслаждайся им, даже если не сможешь принять! И Кейн вдруг увидел, что его самого действительно нет… Он, Кейн, исчез! Пропал!!! Растворился в этом… О, Хрон Всемогущий… Но если нет ничего, то нет и глаз, которыми он видит? Чем же он всегда все это… Хрон! Хрон!! Это выше всякого разумения…, тогда лучше и не думать. – Наслаждайся, Кейн… 147 И пьянящее ощущение полной и абсолютной свободы захлестнуло его теплой волной… Лишь почувствовав, что твердо стоит на ногах, Кейн пришел в себя. Вокруг неясными очертаниями проступали мощные стены, своды терялись в высоте. С четырех сторон темного зала, освещаемого лишь всплесками холодного синего пламени, где-то над головой зияли чернотой проходы. Куда идти? В немом вопросе Кейн обернулся к ворону, все еще пребывавшему в блаженном трансе, раскачивающемуся из стороны в сторону на его левом плече. Грубо тряхнув плечом, Кейн привел друга в чувство, молча кивнув головой по направлению к ближайшему ходу. Расправив крылья, Арахорн спланировал с плеча друга, описав круг по залу, ненадолго задерживаясь у каждого из четырех входов, чертя в воздухе огненные знаки клювом. Закончив свой облет, Арахорн вернулся к неподвижно стоявшему Кейну и прошептал ему на самое ухо: – Он живой, понимаешь, живой! Знак, что я начертил над восточным входом… ну, над тем, что прямо перед тобой… так вот, этот знак обдал меня теплом! Кейн облегченно вздохнул – с живым врагом проще сражаться, даже если он в сто раз сильнее, чем с какой-то абстрактной силой, которую он никак не мог себе представить. И как готовиться к схватке с тем, кого не можешь даже вообразить? Да, теперь легче. И, подталкиваемый клювом потерявшего вдруг терпение друга, он твердо направился к чернеющей пасти провала, что доведет до самой ямы с окопавшимся там… Но, на этом гремящие боевыми маршами мысли оборвались, неожиданно провалившись вместе с хозяином во вполне реальную яму. 148 Глава тридцать вторая Сознание возвращалось мучительно медленно, … стены колодца расплывались, голова раскалывалась на миллионы мелких кусочков с оголенным нервом в каждом, … во рту ощущался вкус крови… зубы целы – и то радость. Кейн попробовал пошевелить рукой – двигается! И другая! Ноги тоже слушаются! Осторожно приподнял голову, но со стоном водрузил ее на место. Ворон говаривал, что время лечит, но его-то как раз и не осталось… А где Арахорн? Тишина вокруг, как в… Нет, лучше не думать об этом. Кейн наощупь нашел флягу, отцепил ее с пояса и, открутив крышку, поднес к губам. Живительная влага, вобравшая в себя все тепло и ласку щедрого солнца, вскоре дала силы не только поднять голову, но и сесть, придерживаясь за стену. – Да, тесновата лачуга, – прохрипел Кейн, рассматривая широкий колодец, на дне которого он изображал сейчас распластанную говорливую медузу. Невероятная слабость, последовавшая за его титаническими усилиями по перебрасыванию своего тела на смехотворное расстояние, придавила его к месту. Но Кейн мог думать, говорить и слегка шевелить членами. Ну, точно – думающая и говорящая медуза на мелководье! Вновь об149 ретенная способность к самобичеванию давала надежду на скорое восстановление былых способностей тренированного, закаленного тела. Пока же следовало взвесить свое положение «на весах ситуации», как обычно советовал ворон в таких случаях… куда же запропастилась эта птица?!.. и составить план действий, пока есть на это время. Вынужденный простой нужно использовать на полную, только так можно побороть физическую слабость и избавиться от этого проклятого головокружение. Думай, думай, Кейн!… 150 Глава тридцать третья Арахорн, пронзительно крикнув, метнулся вниз к провалу, поглотившему друга, но предательская плита стремительно захлопнула дыру перед самым его клювом. Вопль ужаса и отчаяния, исторгнутые вороном, разнесся по всему притаившемуся в мрачном ожидании замку… *** …Камни, из которых сложены стены колодца, были размером с обычный строительный булыжник и, хотя также базальтовыми, то не такими мистически грандиозными, как стены крепости или сама башня, и от этого Кейн ощущал себя несколько уютнее в этом каменном мешке. Чувствовалось, что он оказался в творении рук человеческих, значит, выход должен быть найден. Кейн терялся только перед колдовством… Терялся, но все равно никогда не отступал. Почувствовав, что силы вернулись к нему, Кейн, осторожно, стараясь не наклоняться, встал с первой попытки. Слегка пошатывало, дрожали колени, но на это уже можно не обращать внимания. Сколько он пробыл здесь? Судя по позывным сигналам желудка, – довольно долго. Сухая мятная лепешка из потайных складок плаща 151 и остатки вина утихомирили разбушевавшуюся плоть, и Кейн сделал пробный шаг, под сапогом что-то хрустнуло. Впервые обратив внимание на то, что под ногами, а не по сторонам и над головой, Кейн ужаснулся – пол был устлан ровным слоем человеческих костей, и, видно, этот слой был не тонок, но проверить догадку отчего-то не хотелось. Возможный исход его заточения был перед глазами, и мозг судорожно заработал в поисках выхода, перебирая и отбрасывая один за другим несбыточные и абсурдные варианты. Ощупывая камень за камнем, Кейн двигался по кругу колодца, морщась при отвратительном хрусте ломающихся под его весом костей… Путь вверх для бескрылого невозможен, а крепкие стены, ощупанные и простуканные на каждой пяди по высоте вытянутой руки, оставались недвижимы и глухи к попыткам отыскать какой-нибудь заложенный лаз или тайный ход. Должен же быть где-нибудь выход! Неужели под этой грудой костей? Нет, глупо… Будь здесь Арахорн, он бы разглядел спасение даже за этими проклятыми стенами… Даже мимолетное воспоминание о друге пронзило мозг Кейна дерзкой идеей, дарящей шанс, может быть, последний разумный шанс, после которого оставалось лишь строить лестницу из берцовых костей или пробивать стену в понравившемся месте головой. Видеть сквозь рукотворные стены – видеть недоступное человеческому взору!! Так говорил Арахорн, чертя огненный эльфийский знак в воздухе! Мудрый друг, как чувствовал, что это может спасти. Рука сама потянулась к вороту, где была приколота брошь… Кейн сосредоточенно репетировал указательным пальцем сложный пасс, чтобы не ошибиться в нужный момент, зная, что любая неточность в начертании может привести к любым, возможно, непоправимо ужасным по152 следствиям. Наконец, он обрел твердость и уверенность в начертании единственного известного ему магического знака. Кейн поднял правую руку, поднеся левую к броши, и, затаив дыхание, рассек воздух эльфийским синим холодным пламенем… Но ничего не изменилось вокруг – стены не рассыпались в прах, не открылась никакая потайная дверь. Зубы Кейна скрипнули от внезапно охватившей его злости. Досадуя на свою доверчивость и веру в могущество эльфийского наследства, он с силой пнул оказавшуюся под ногами берцовую кость, и та со скоростью метеора рванула к стене…, но не разлетелась на сотни осколков с сухим треском, а беззвучно сгинула, как будто стена поглотила ее… Не теряя времени Кейн бросился в образовавшуюся невидимую брешь, не раздумывая, и растворился в казавшейся незыблемой кладке стены проклятого колодца. Тысячи незримых тончайших иголочек впились в Кейна в тот миг, когда его тело вошло в камень, но боль исчезла, как только толща древних стен сомкнулась за спиной, вытолкнув человека посреди тянувшейся неизвестно куда галереи. Поведя нервно плечами, словно сбрасывая игольчатые объятия сотворенного им волшебства, Кейн невольно подумал, что колдовство - вещь, конечно, иногда полезная, но не всегда приятная и требует определенной закалки. Легко Арахорну с его двухсотлетней выдержкой… Арахорн! После того, как сам Кейн выбрался из колодца, настала пора всерьез побеспокоиться о друге. Разумеется, он не забывал о нем ни на секунду, но на том пятачке, усеянном человеческими костями, все мысли были сосредоточены на поиске выхода, а бесплотные стенания попросту отнимали бы силы. Теперь совсем другое дело – что Кейн без Арахорна в этом чудовищном переплетении подземных ходов и залов? Жернов без зерна… Меч, вы153 павший из руки воителя… Знай Кейн точный план, рожденный в мозгу хитроумного ворона, знай он хотя бы какую роль определил ему Арахорн, было бы гораздо легче. Но ворон никогда не открывал ему всех карт сразу, лишь день за днем, шаг за шагом, позволяя человеку постигать намеченное и… предопределенное. Когда-то Кейн бесился от, как ему самому казалось, недоверия и излишней осторожности крылатого спутника. Лишь потом, спустя месяцы и месяцы, общаясь с Арахорном и пригубя из чаши его мудрости, он начал понимать, что ворон просто не хочет использовать его как мощное, но безмозглое оружие в схватке с неведомым врагом. Арахорн учил Кейна постигать сложнейшую из ведомых наук – науку Жизни… Ворон подстегивал Кейна, словно боясь не успеть что-то доказать, боясь недоучить, Арахорн торопился вложить в молодого друга все лучшее, что могло ему пригодиться, с трудом преодолевая огромное сопротивление Кейна во всем, что касается волшебства, которое пугало человека своей вывернутой наизнанку логикой… Арахорн словно испытывал судьбу Кейна, что была открыта ему по магическим книгам и особенно предсказанием Саррумана; испытывал, не объясняя и не предсказывая Кейну, воспитывая в нем веру в собственное «Я» и счастливую звезду… Конечно, книги не могут предсказать каждый шаг, ошибки и победы человека, удостоенного великой чести сыграть свою роль в становлении Истории Мира, но Арахорн – зловредный ворчун намертво запечатывал свой клюв, когда разговор заходил о судьбе Кейна, а ведь знал, все он знал еще с той, якобы случайной, встречи в Рутонском лесу! От скольких неверных шагов он мог бы предостеречь за эти два года … Конечно, конечно, и предостерегал, и охранял, но иногда, не выдерживая непроходимого упрямства 154 молодого друга, чертыхался мысленно и, взвесив серьезность опасности, грозящий Кейну, принимал порой единственно верное, но непростое для его любящего сердца решение – «на ошибках учатся»… И Кейн учился… Спотыкался, падал и поднимался вновь и вновь, проклиная и обожая своего крылатого учителя… Воспоминания вихрем пролетели в голове Кейна, сердце тоскливо сжалось – он понимал, он чувствовал, он надеялся и верил, что с Арахорном ничего не случилось… С ним просто ничего не может случиться! Не может… не должно. *** Арахорн проклинал себя за неосмотрительность, он совсем упустил из виду, что здесь повсюду могут быть простейшие по механике, но надежные в использовании ловушки, созданные как раз для таких любопытствующих смельчаков, как Кейн. Нельзя было так расслабляться после первого же успешного шага, а он, радуясь, как только что вылупившийся птенец, а да что говорить, желторотик и только… С трудом подавив в себе поднявшуюся волну страха и растерянности, Арахорн внутренним взором различил в каменной толще тлеющий огонек сознания Кейна. Жив, это главное, теперь необходимо направлять волну своей собственной энергии на человека, пробудить его, заставить действовать, отогнать страх и укрепить уверенность в своих силах. К сожалению, за один раз этого сделать невозможно, требовалось сотворить одно за другим четыре заклятья, на каждое из которых уйдет минут по пять, не меньше. Уцепившись за искорку сознания Кейна, Арахорн без особого труда установил постоянную энергетическую связь и стал плести заклятье 155 пробуждения – наиболее легкое по форме, но самое длительное по исполнению. Оперение ворона приобрело зеленоватый оттенок, и вкупе с искрящимися сапфирами глаз он выглядел очень эффектно, но времени для самолюбования, увы, совершенно не оставалось. Воздух вспыхивал меняющимися хитросплетениями эльфийских символов, и вот последний знак, напоминающий яблоко, пронзенное стрелой, вспыхнул ослепительно алым и завис перед вороном, постепенно меняя свой цвет до тепло-желтого, удивительно напоминающего свет, отбрасываемый свечой где-нибудь за столом в уютном домашнем кабинете. Арахорн довольно хмыкнул – Кейн очнулся и, судя по ровному свету, исходящему от знака, был цел и невредим, за исключением ушибов и головокружения, мучившего его сейчас, о чем давали знать оранжевые искорки над «оперением стрелы», пробивающей огненное яблоко… Не теряя времени, Арахорн сотворил заклятие Действия, затем заклятие от страха и, наконец, - Уверенности, неторопливо, но настойчиво посылая по энергетической нити волны Силу, укрепляющую его молодого спутника. Казалось, сам воздух наэлектризовался до физической осязаемости вокруг Арахорна, творившего заклятия без устали и отдыха. Завершив последнее, он позволил себе на мгновение расслабиться, как вдруг его отбросило в сторону грубой силой неумело, но мощно сотворенного волшебства; энергетическая нить, поддерживающая связь Арахорна с Кейном, чуть было не лопнула от перенапряжения, выбросив исходящий от человека мощнейший поток избыточной Силы… Кейн сотворил заклятие?! Но как? Какое? Так, так, так… Белые игольчатые искры, синие всполохи… Перемещение! Заклятие Перемещения!! Браво, мальчик! 156 Глава тридцать четвертая Когда Кейн ощутил на своем плече тяжесть материлизовавшегося друга, он не смог сдержать радостного крика, разнесшегося многократным эхом под сводами подземных галерей. – Дружище! Черная бестия! Я знал, я верил, что найду тебя… – Можно подумать, что это не я появился у тебя на плече, кстати, где твои комплементы по поводу моей поразительной снайперской меткости, а ты на моем… Но Кейн не обращал внимания на ворчание ворона, схватил его и тиская, словно ребенок внезапно нашедшуюся любимую игрушку, закружился в диком танце, давая волю переполнявшим его чувствам. Арахорн прикинулся чучелом, соображая, что лучше всего сделать в данной ситуации – осадить звериным рыком юнца, позволившего себе неслыханную дерзость, или радостным карканьем слиться с искренним ликованием Кейна, но не нашел ничего лучше, как натужно просипеть. 157 – Еще немного, и ты переломаешь мне ребра, мерзкий мальчишка. Хотел добавить еще что-то нравоучительное, но, заметив слезу, сверкавшую на загорелой щеке Кейна пуще самой великой драгоценности из Хорамских сокровищниц, проглотил готовую было сорваться с языка отповедь. Ворон и сам был, честно говоря, рад несказанно этой встрече, которой могло бы и не состояться. 158 – Ну, полно, успокойся, Кейн… Мы расстались-то всего минут сорок назад… Довольно безрассудных сентиментов. Итак, ты провалился в обыкновенную человеческую ловушку, причем не самую хитроумную, и таких здесь, по всей видимости, еще немало. Поэтому следуй строго за мной на расстоянии пяти шагов, не выскакивая вперед, но и не отставая. Далее. Ты вырвался из мешка с помощью Заклятья… Дерзко, смело, но чуть было не погубив себя и меня за компанию. Видел бы ты, как меня отшвырнуло к стене… Но слава Хрону, слава смелым – мы снова вместе и гораздо раньше, чем я, смог бы это сделать в одиночку. Увы, твое глупое волшебство и мои заклятья внесли смятение в гармонию здешней устоявшейся Силы, так что архитектор сотворивший эту восставшую из небытия легенду, должно быть, уже в курсе нашего пришествия… – Он что как паук, сидящий в центре своей паутины, реагирует на малейшее колебание? – Опасности обостряют твой разум и чистят речь, Кейн – твоя аллегория абсолютна верна. – И куда бы мы теперь ни двигались, он… оно… будет в курсе? – Боюсь, что именно так… Но, как обычно, мой мальчик, в твоем вопросе кроется и подсказка, и ответ… Мы будем двигаться во всех направлениях! Тень испуга легла на лицо Кейна, но, совладев с собой, он спросил ворона ровным, спокойным голосом: – Мы что же, опять должны будем расстаться? – Нет, это было бы глупо. Наша сила в единстве, Кейн, и ты это знаешь не хуже меня… Просто нас двоих будет … много. Потерпи, не отвлекай меня расспросами – сейчас сам увидишь. 159 Прочертив горизонтальную яркую изумрудную полосу на уровне своих глаз, Арахорн застыл, закрыв глаза, и, если бы не пульсирующая сверкающая лента зеленого огня и не подрагивающие от напряжения кончики крыльев, то могло показаться, что ворон уснул. Но вот линия, сотканная волей Арахорна из драгоценного пламени Силы, дрогнула и, описав полукруг, застыла строго вертикально, став чуть шире, примерно с ладонь взрослого человека. Движения крыльев Арахорна приобрели осмысленную четкость и рисовали неизвестные Кейну знаки, сливавшиеся в целые слова и строки. Это было настолько зачаровывающе красиво, что юноша, открыв невольно рот, не отрываясь, следил за другом. Но, заметив краешком глаза движения за спиной, он со стремительностью дикой кошки отпрыгнул к противоположной стене, одновременно выхватывая свой клинок… На него смотрел он сам да еще с Арахорном на плече. Первым желанием Кейна было протереть глаза или, по крайней мере, щипнуть себя посильнее, доказав, что это не сон. Его двойник, стоявший напротив, казалось, жил своей собственной жизнью, не замечая двойника, полностью погрузившись в свои раздумья... За его спиной появился еще один близнец, застывший за шаг до своего только что сотворенного предшественника. Господи, Хрон Всемогущий, откуда они берутся? И словно ответом на его немой вопрос появился третий. Кейн успел рассмотреть приближение своего материального самостоятельного отражения в зеленоватой подсветке, что излучала полоса перед вороном. Да нет же, их две! Или там, в глубине галереи, отполированная до зеркального блеска каменная панель дает отблеск? Кейн, вглядываясь в изумрудную сестру сотворенной Арахорном полосы, все более укреплялся в уверенности, что она 160 не просто игра света, и сам не понимал, почему сконцентрировал все внимание на ее неверном призрачном блеске. Вот она чуть набухла по центру, вспыхнула, словно выпростала светящийся шар, тотчас лопнувший на бессчетное множество искр-осколков, но не разлетевшихся во мраке подземелья, а принявших форму человека, спустя мгновение двинувшегося навстречу Кейну. И с каждым шагом навстречу живому оригиналу фантом принимал все более земное обличье Кейна с неизменным Арахорном-двойником на плече. Борясь с желанием проверить своих двойников на плотность и человечность, что ли, Кейн все же счел благоразумным не соваться со своим неуемным любопытством в большое колдовство и решил дождаться, пока Арахорн не остановится. На сотворении десятого двойника Арахорн наконец-то открыл глаза и, выйдя из транса, с нескрываемым удовольствием осмотрел отряд замерших в ожидании воинов, радостно прокаркав: - А что, по-моему, очень даже неплохо получилось! И, хлопнув крыльями, затушил огненную полосу, как простую масляную лампу. Едва свет ее был рассеян черными крылами ворона, тотчас десять Кейнов с десятью же Арахорнами на плечах, словно повинуясь неслышному приказу, тронулись в путь, исчезая во мраке тоннеля. Вскоре их еле слышная поступь перестала доноситься до слуха друзей, провожавших этот призрачный отряд взглядами. Кейн не решался разрушить тишину мучившим его вопросом: «А мы?», пока Арахорн, точно прислушивавшийся к чему-то, не встрепенулся, видимо, получив ответ или разгадав тяготящую его некую загадку, и провозгласил: 161 - Пора и нам в путь... Будь осторожен - через пятьдесят шагов сворачивай в первый левый проход и становись на четвереньки. Кейн удивленно взглянул на товарища - не смеется ли он над ним, но тот невозмутимо продолжал: – ...и проползешь таким образом шагов десять. Вздумаешь поднять голову - останешься без нее, как твой первый двойник. Там очередная человеко-ловушка пружины под плитами пола приводят в действие механизм с запрятанными в щелях стен лезвиями, рассчитанными и на карликов и на великанов. В общем, не высовывайся, пошли! Миновав вскоре тот опасный участок, Кейн с содроганием прокрутил в памяти резкий свистящий звук кромсавших воздух лезвий над его загривком и все никак не мог остановиться, представляя, во что могло превратиться его сильное тело, не прими на себя предупредительный удар его разведчик-двойник, посланный вперед, на верную смерть, Арахорном. Усилием воли он заставил себя наконец-то распрямить плечи и поднять голову, пристыженный насмешливым мимолетным взглядом ворона: - Тебе бы слышать такое над своей головой, - проворчал Кейн, оправдывая свою невольную робость, от которой он еще не до конца избавился. - Не волнуйся, если мои предположения верны, то и на мою долю достанется орехов... Сейчас сворачиваем направо, и, кажется, все будет нормально, без сюрпризов, до тройного распутья - там будь повнимательнее - простая яма с копьями внизу, штука не из самых приятных... - Так темно же, как у ворона в... - Где?! 162 - Под крылом! - буркнул Кейн, вовремя прикусив язык, с которого готово было сорваться нечто, не приласкавшее бы слух Арахорна. Словно удовлетворившись сдержанностью Кейна, ворон незаметно начертил клювом значок, вспыхнувший чуть видной искоркой, и, распустив крылья, озарил путь ровным голубоватым светом, источник которого, казалось, скрывался в глубине маховых мускул Арахорна. - Как видишь, иногда под крылами черных птиц бывает очень светло, мой юный, юный друг! И вдруг рявкнул на пристыженного Кейна, как сто тысяч ополоумевших гарпий: - Топай, давай! И смотри под ноги... И Кейн рванул вперед со скоростью, едва ли допустимой здесь, оставив позади смеющегося ворона, долбившего его прямо в мозг брошенными вдогонку словами: - И не вздумай упрекнуть меня в неосторожности - я поставил звуковой барьер, так что могу еще всласть накричаться, если вздумается... Кстати, и не помышляй ответить тем же - барьер на тебя не распространяется... Ясно?! Но предупреждение Арахорна было напрасным, Кейн уже перемахнул через трехметровую дыру, хищно распахнувшую свою пасть под его ногами, и замер, не оборачиваясь, поджидая старого болтуна, летящего позади. Идти дальше без его подсказки слишком опасно для его жизни... Сколько двойников еще осталось целыми? 163 Оставалось надеяться, что их хватит для выхода из подземного лабиринта. 164 Глава тридцать пятая Огромный зал в неровном голубоватом свете казался необъятным и безграничным, стены терялись вдали, скрываемые маревом, наполнявшим непривычно открытое пространство после блужданий в каменных переходах лабиринта. Кейн с осторожностью оглядывался, не решаясь оторваться от витой колонны, украшавшей выход, и сделать первый шаг по узорчатому каменному полу гигантского зала, опасаясь новой ловушки, - двойников больше не осталось, и за неверный шаг теперь пришлось бы расплачиваться самому, а воспоминания о каменном мешке были еще слишком свежи и удерживали от опрометчиво-безрассудного поступка. Арахорн, видимо, думал так же, недоверчиво кося глазом на открывшееся перед ними пространство. – Уж слишком спокойным это выглядит... чересчур спокойным. Кейн и не собирался оспаривать вывод друга, интуитивно чувствуя поджидающую их опасность. Но где? Немного потоптавшись на плече Кейна, Арахорн нехотя, словно через силу, взлетел, описав небольшой круг над головой юноши, оставив яркий светящийся след, и предупредил, набирая высоту: – Не двигайся, на всякий случай! Пока ты под сенью круга - он охранит тебя... Эхо тотчас откликнулось на слова Арахорна, раздробив предупреждение ворона на слоги и протяжные окончания: «Зна165 чит, зал не так уж и велик» - мелькнула в голове Кейна мысль, отчего-то успокоившая его. Хоть какая-то видимость определенности всегда лучше пребывания в безвестности. Итак, у зала есть стены, пол, вероятно, потолок и один или несколько выходов, кроме того, остающегося за спиной, со счастливо обойденными ловушками... Подобные рассуждения в обыденном мире у кого угодно вызвали бы снисходительную улыбку по меньшей мере, и в первую очередь - у самого Кейна, окажись он в других условиях, но здесь... Здесь радовало любое, даже отдаленно напоминающее подобие привычному. В этом замке, где можно пройти сквозь стену, где можно нестись по воздуху в бесконечный низ и не разбиться, а лебяжьим пухом опуститься на каменные плиты, где монолитный пол может в любой момент замениться жадной до человечины пастью провала, где всё не так и сама реальность может оказаться лишь ее видимостью, где даже сам Арахорн чувствует себя не в своей тарелке, тратя драгоценные силы на беспрестанные волшебы... Резкий и короткий крик, полный боли и адской муки, распорол тончайшую пелену тишины, окутывавшую зал. Туман, робко стелившийся под ногами Кейна, вздыбился острыми язычками и стал стремительно густеть, словно набрав мощь в этом крике, крике нечеловеческом, крике раненой птицы. Арахорн в беде! Забыв о предупреждении друга, Кейн разорвал невидимый круг оберега, но, не успев сделать и двух шагов, почувствовал, что не способен более шевельнуть и кончиком сапога, увязнув в белесом вареве бурлящего и быстро растущего нечто, обретшего физическую плотность. Мозаика пола уже полностью утонула в том, что еще несколько мгновений назад было чуть видимым туманом, подбирающимся сейчас к коленям, тянущим свои 166 отвратительные языки-щупальца к поясу. Не раздумывая, Кейн выхватил клинок, со свистом прочертив, будто следуя чьей-то подсказке, над собой эльфийский символ, тотчас вспыхнувший благостным светом сапфира, и, стиснув со скрежетом зубы, принялся рубить направо и налево туман, точно он был стоглавой гидрой с мерзкими змеиными головками на тонких шеях. Нефрил эльфийского клинка раскаленным ножом в масло полосовал туманное нечто, вызванное к жизни Врагом, в чем Кейн не сомневался ни на секунду. Щупальца извивались, стараясь избежать встречи с лезвием, сотворенным некогда Великими, и рассыпались в прах, разрубленные клинком, но силы были слишком неравны. Грозное бушующее озеро поднималось к груди неистовавшего человека, сковывая его движения, связывая, пеленая, затягивая в свою мутную глубь, стремясь поглотить. Кейн взревел, сотрясая своды зала воплем, в котором было всё: и отчаянье, и ненависть, и жажда жизни, и презрение к смерти, вложив всю свою мощь и оставшиеся силы в последний удар. Перед его глазами из ниоткуда, из марева сложилась, соткалась, возникла вдруг оскаленная морда мерзейшего из являющихся в кошмарах чудовищ, из разинутой пасти которого и ползли, извиваясь, тысячи языков, обвивающих торс Кейна. По ней он и нанес свой последний отведенный судьбой удар, раскроивший пополам череп неведомой твари. Гримаса адской боли исказила личину чудовища, в горящих тупой злобой глазах промелькнуло удивление, и они потухли навсегда, так и не получив ответа на не успевший отразиться в сознании вопрос: как же вожделенная добыча смогла ускользнуть. Туман, сотворивший в своих недрах эту тварь или сам являвшийся ею, расползался на клочки, все еще удерживающие былую тугую плотность, хватка шупалец-языков ослабла, и 167 через минуту вокруг недвижимого Кейна, сердце которого все еще бешено колотилось, остались лишь воспоминания о былой смертельной опасности. Туман, исчезнувший без остатка, обнажил дивный узорчатый пол зала и точеные витые колонны, плотной чередой выраставшие из него каменной чащей, скрывающей вершины в головокружительной высоте. С исчезнувшим туманом ощущение опасности чуть сгладилось, и Кейн, справившись, наконец, с бешено колотившимся сердцем, огляделся, сразу же найдя подтверждение своим догадкам. Ряды узких входов и оконных прорезей тянулись на противоположной стороне зала, маня и притягивая к себе пытливого путника. Что скрывалось в темноте застенных глазниц? Путь к победе или гибели? Слава или смерть? - Славная смерть также может достаться в награду герою, - раздалось в ответ на потаенные мысли неожиданно над самой головой Кейна. Но ни в выси, ни вблизи никого не было. - Наваждение какое-то, - пробормотал Кейн, невольно коснувшись броши на вороте. Что заставило его это сделать, он не мог понять ни сейчас, ни после, вспоминая сотни раз происшедшее с ним в ту минуту. Наверное, действительно, существует голос крови, века и поколения, которому не преграда и не помеха, чтобы дойти до внимающего и достойного. Брошь соскользнула в ладонь юноши и озарила чуть розовым нежным внутренним светом лицо Кейна, окрасив нежнейшим из тонов его кожу и волосы - любая из Аррагонских изнеженных красавиц изошла бы черной завистью, увидев его сейчас... Жемчужины в руке Кейна слились в единый светоч лунной радуги, но не затухающей, как обычно случалось в Желанном Мире, а разгорающийся все больше и сильнее, охватывая спокойным, ласкающим глаз светом с 168 ползала, упорно и без жалости изгоняя сумрак из самых потайных щелок каменных узоров и хитросплетений. Достигнув центра каменного ковра, ширящийся световой круг розовой гранью своей пересек незримую точку и, отразившись тысячекратно в искусно спрятанном, дивной огранки прозрачнейшем из бриллиантов, вспыхнул лучащейся звездой, заполонившей собственным величием всё зримое пространство. Подобного великолепия Кейн не видывал даже в самых смелых из своих фантастических грез. Зачарованный, он протянул руки вперед, выронив, но даже не почувствовав этого, эльфийский клинок, что все еще сжимала доселе его рука, неодолимо желая коснуться дивного камня. Ноги сами, будто обретя собственную волю, несли его в центр зала, и когда оставалось лишь несколько шагов до заветной цели, черной молнией лучистое зарево было вспорото перед самыми глазами Кейна. Кейн отпрянул назад, сбросив с себя наваждение, еле различая ежесекундно вспыхивающие перед ним эльфийские знаки, вдруг ставшие понятными ему, творимые крылами Арахорна, бешено сверкающего синими сапфирами глаз. Заклятья за заклятьями, преимущественно Ограждения и Возврата, насылал ворон, появившийся за миг до жуткой гибели Кейна, сравнимой лишь с муками побежденных Богов. И вот угас последний отсвет знака Усмирения. Арахорн бездыханно распластался на камне пола, и лишь нервно пульсирующая жилка под перьями на шее указывала на то, что он жив, но смертельно устал, совершенно выбившись из сил. Кейн поднял птицу и, прижав к груди, сам опустился на колени, плавно раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько запел старинную песню, что напевала ему мать, когда он болел в детстве. Из глаз Кейна невольно катились слезы, но он не стыдился их. Ему было хорошо 169 как никогда, спокойно и уютно среди безжизненного каменного пространства. Человек и птица, сердце к сердцу, жизнь ради жизни. За час до Вселенского Мрака. 170 Глава тридцать шестая Арахорн приоткрыл глаза и, обнаружив себя укачиваемым, словно младенца, на руках молодого спутника, живого и невредимого друга, прошептал, еще не совсем оправившись от пережитого: - Умилительная картинка, ты не находишь? - Отдыхай, у нас еще целый час до Конца. - Как ты узнал?! - Просто знаю. Но Арахорн уже силился выбраться из нежных объятий Кейна, стальными обручами сжимавших его. - Да ослабь ты, наконец, свою материнскую хватку! - рявкнул ворон, ставший прежним Арахорном. - Ты хоть понимаешь своим человеческим умишком, что здесь произошло? Какие силы вмешались? То, что ты жив, это чудо, обыкновенное, выходящее из ряда вон - чудо! Кейн посмотрел прямо в глаза своему товарищу, отвечая со столь не идущей к его облику абсолютной серьезностью: - Мне кажется, я стал старше лет на сто, не меньше... Я до конца еще не знаю, кто я теперь..., но эльфийские знаки читаю точно, хотя еще не совсем получается складывать их в полные руны. А в том, что случилось здесь, лучше тебя никто не сможет разобраться... Кейн замолчал, но, отбросив секунд171 ное сомнение, выпалил разом: - ...Не пойму, как же подарок Матери Эльфов мог заманить меня в ловушку. Это ведь была самая чудовищная ловушка? Арахорн, удивленно всматриваясь в Кейна, будто перед ним был совершенно другой человек, а не тот верный и бесшабашный спутник, которого он знал, отреагировал незамедлительно: - Нет. То, о чем ты говоришь, было предостережение о ловушке, в которую ты чуть было не угодил. Ты еще не научился управлять тем Знанием, что на тебя снизошло. Я всегда знал, что ты наделен Силой, которая, как дремлющее зерно, лишь в свой срок прорастет в тебе... - Но какой смысл в обладании Силой, если не можешь ею воспользоваться? Если верить тебе, то я был на краю гибели... Впрочем, я и сам это знаю, чувствую, но... но не могу оформить в слово, в мысль. Я словно попал в водоворот, кажется, вот она, лодка спасения, только протяни руку, но водоворот кружит и затягивает, там, где только что был верх, уже низ, было право, стало лево. Арахорн, я не могу больше так, я не чувствую прежнего себя! Будь проклята эта свалившаяся на меня Сила! Я теряюсь... Ворон испуганно замахал крыльями, стараясь прервать друга, с языка которого готовы были сорваться кощунственные слова: - Потише, потише, Кейн! И поосторожнее с подобными проклятиями. Ты растерян, как был бы растерян любой человек, внезапно прикоснувшийся к Истине. Пусть мы потеряем немного времени, но, кажется, ты прав - не успокоишься, пока хоть немного не разберешься в том, что случилось. Я постараюсь немного притор- 172 мозить поток времени, кажется, здесь это должно получиться без особых хлопот... Потратив долгую четверть часа на сложнейшее заклинание, из которого Кейн смог разобрать только изменение меняющейся цветовой гаммы оперения Арахорна, становившегося по мере плетения волшебы то огненно-алым, то пронзительно попугаячьим. Только став вновь подвижным куском антрацита, обработанного талантливым скульптором, познающим в своих изделиях природу во всем ее фаунотворчестве, Арахорн, стараясь выглядеть невозмутимым, провозгласил: - Готово! Хорошего понемногу - цирк закрывается, но около часа нам выделено до следующего представления. - Да-а, - только и смог выдавить из себя Кейн. Арахорн хохотнул в ответ, совершенно неподобающе случаю: - Терпеть не могу это разносплетение Силовых нитей... Должно быть какое-то другое решение растяжки времени, но оно мне неизвестно, так что приходится иногда выступать в роли колдующего балаганного клоуна. Надеюсь, хоть форма клюва у меня не изменилась на сей раз, а то бывало... И он, старательно кося глазами, старался рассмотреть свой внушительный клюв, породистостью которого ворон так гордился. Эта его попытка действительно выглядела комично, но Кейн даже не улыбнулся, молча ожидая, пока Арахорн успокоится насчет своей внешности и приступит к объяснению. Спокойствие Кейна было так выразительно, что, наконец, возымело свое действие и на суетящуюся птицу. Обычно было наоборот. - Да, да, мой мальчик, конечно, не будем терять драгоценного времени. Устроим маленький разбор173 анализ, как некогда я сам учился... Когда же это было? Ого, почти полтора века назад!? Ну, что ж, тряхнем стариной. Воспринимай как незыблемое те постулаты строения мира, на которых основывается все сущее... Потом, если, разумеется, доживем до этого момента, все само постепенно разложится по своим полочкам и преобразуется в стройную систему. Не отягощай себя сейчас ненужными вопросами, на которые будет толкать тебя твой человеческий разум, эльфийское начало поможет тебе преодолеть эти временные трудности... А что касается неясности терминологии, так это... Знаешь, относись к этому, как к субъективному, малозначительному фактору. Как бы это попроще? Постигай интуитивно, что ли? Прислушиваясь к своему сущему, и всё тут. Кейн невольно поморщился, пытаясь уяснить себе максимальное из услышанного, и тут же был замечен в своей попытке Арахорном, который сразу же отбросил свой лекторский тон. - Пожалуй, вводная, обобщающая часть, предшествующая моему фактологическому анализу, затянулась с конкретикой у тебя обстояли дела всегда лучше. Оставим абстрактное в качестве десерта на возможное грядущее... Я оставил тебя на самом пороге зала, улетев в разведку, опрометчиво полагаясь на твою осторожность, но не прерывал с тобой связь, настроившись на импульс, источаемый твоим разумом. Это делать довольно легко с помощью внутреннего взора, я постоянно видел тебя, как видел бы сигнальный огонек свечи в окне башни своего замка, возвращаясь из ночного похода... Не очень поэтичное вышло сравнение, но точнее не придумывается сейчас... То есть я знал, говоря вашим языком, ощущал всё, что творится с дорогим чадом, на расстоянии, поэтому мне не требуется твоего общего пересказа о про174 исходящем, но некоторые частности ускользают, и поэтому не думай, что станешь всё отведенное нам время отмалчиваться, как рыба. Что произошло этакое из ряда вон выходящее, заставившее тебя покинуть пределы круга оберега? Кейн задумался лишь на долю секунды, вернув себя в недавнее прошлое, и, найдя ответ, робко произнес, сам удивляясь своим словам: - Твой крик, будто тебя ранили и ты хотел предупредить меня... Или позвал на помощь? Я не раздумывал особо... - Я?! Так вот что означал это всплеск энергии, но он был такой слабый, что я еле почувствовал его... - Арахорн начал бормотать что-то невнятное, явно споря сам с собой, копаясь в памяти, ища аналогичное происшествие, и. придя к какому-то решению, недовольно закончил свои рассуждения уже вслух и внятно. - Обыкновенная имитация. Как обидно, что такое простое решение вывело тебя из оберега. Хотя нет, здесь чувствуется красивая игра - игра на человеческих эмоциях, берущих верх над разумной осторожностью... Да, здесь нет твоей вины - ты не мог поступить иначе, услышав мой... якобы мой крик, но впредь запомни раз и навсегда, если не понял до сих пор, что, даже погибая, я не позволю подставить тебя под удар - я - над слабостью чувств. К тому же, вспомни, я не снимал заклятье Тишины, а это значит, что, удалившись от тебя на расстояние сверх необходимого простой беседы, ты не мог при всем своем желании услышать мой голос. Да, кто-то уже хорошо высчитал слабости нашего тандема и начинает пользоваться этим. Учтем... Ну-с, далее, ты встретился лицом к лицу, не защищенный оберегом, с явным проявлением одной из форм одушевленной Тьмы... Прости мне этот неудачный каламбур... Я знаю, 175 что тебе пришлось нелегко вначале, но не думай, что я бездействовал, быть самому рядом с тобой я просто физически не мог, позже расскажу свои новости, но как заведено между нами, помог и в этот раз подстегнуть тебя в поисках выхода, и рад, что успел и на сей раз. Так что частично твое очередное озарение продиктовано мною. Надеюсь, я не обижаю тебя? - Знаешь, Арахорн, кажется, теперь только я начинаю понимать... - Не стоит тратиться на ненужные излияния благодарностей, прибереги их для более подходящего случая. Лучше расскажи, как выглядела эта тварь? - Как оживший кошмар! - отрезал Кейн, содрогаясь от того, что приходится возрождать, пусть в мыслях, облик туманного монстра. Но, встретив настойчивый взгляд ворона, понял, что Арахорн задал вопрос не из праздного любопытства. - Он словно был растворен в том мареве, застилавшем зал, и ждал удобного момента, чтобы спеленать меня своими щупальцами... Я рубил их, но на месте обрубленного возникали с десяток новых... Они облепили меня, еще немного и раздавили бы, превратив в более удобное блюдо для своей трапезы... Я различал его разинутую пасть перед самым носом... - Различал? Значит, ты видел его... материальное воплощение? Ах, ну да, ты же овладел взглядом эльфов. Ты быстро схватываешь, буквально на лету. Плюс твоя кровь, плюс твой клинок... Твой кинжал! Где твой кинжал? Побледнев, Кейн протянул привычно руку к поясу, но непривычная пустота, встретившая его отработанный жест, заставила его резко обернуться. Глаза обшаривали зал, мышцы напряглись, готовые кинуть тело в сторону, где обнаружилась бы пропажа. Но эльфийский 176 клинок как сквозь землю провалился. На Кейна страшно было смотреть. Ворон озабоченно крутил головой. - Стоп! Не паникуй, Кейн. Обидно, конечно, но, быть может, пропажа сама отыщется к концу нашего разговора. Возьми себя в руки, не может он пропасть, сам знаешь, он принадлежит тебе по праву и другому в руки не дастся..., если у Того, другого, о ком я подумал, вообще есть руки. Но последние слова Арахорн произнес так тихо, что, хвала Хрону, Кейн их не услышал. - Итак, как я понял, ты поразил это порождение Тьмы, - продолжил Арахорн, нарочито спокойным деловым тоном, заставляя Кейна подключиться. - Причем поразил в единственное уязвимое место, благодаря тому, что тот, кто его на тебя наслал, не учел твоих новоприобретенных возможностей. Браво! Прекрасная ошибка, внушающая оптимизм. Благодаря его неведению он бился не просто с прожорливым туманом, а с вполне оформленным чудовищем. Ты его видел! И это даровало тебе единственный шанс на победу... Глаза Кейна вспыхнули радостной догадкой, которой он поспешил поделиться, перебивая друга. - Да, Арахорн! Да! Я ясно вспомнил теперь тот миг, когда отчаяние уже готово было захлестнуть меня, оттого, что я понимал бессмысленность этой неравной битвы! Не знаю, каким богам я взмолился, но точно, что хотел только одного: встретиться глаза в глаза, лицо к лицу со своим врагом, в предсмертный миг, чтобы погибнуть так, как и положено воину. Видимо, я был услышан и увидел эту бестию! - Боги, возможно, и помогли тебе, - осторожно начал Арахорн, - но скорее всего ты просто смог мобилизовать свои силы, мысли, чувства, заставив себя проявить 177 Силу, правда, опять методом тыка, как и было при твоем выходе из каменного мешка. Грубо, но действенно... Опасная привычка появляется у тебя, это может когданибудь закончиться очень плохо - Сила не терпит грубости. Будем считать, что тебе просто фантастически повезло во второй раз, но, пожалуйста, не искушай больше судьбу, Кейн! - У меня такое ощущение, будто сама Судьба и почтила меня своим присутствием в конце битвы... - Кейн! - нетерпеливо оборвал его ворон. - Нет, дружище, я не играю в слова. Я слышал женский голос, раздавшийся где-то совсем рядом, если это только не очередной обман... Арахорн замер с раскрытым клювом. Оправившись от удивления, он твердо произнес: - Нет, я бы почувствовал дрожание этой ниточки, как в первый раз. Здесь же был гигантский всплеск, такой мощной и первородной Силы, что я чуть было не потерял контроль над происходящим... Понимаешь, он почти полностью заполонил меня, захлестнул своей невообразимой мощью, но твой огонек сознания не захлебнулся в нем, а вспыхнул яркой звездочкой. Это было так странно..., но я почувствовал тебя под таким мощным прикрытием и защитой, тысячекратно превышающей мои силы, что тотчас высвободил свою энергию от тебя и направил... об этом потом, чтобы не запутать тебя, да и самому не запутаться. Ну, продолжай же! Кейн обстоятельно, насколько мог, описал виденное и чувствованное им до того момента, как он полностью потерял контроль над собой. Его мучил один вопрос, ответ на который он старательно искал, но не находил, блуждая где-то вокруг да около него... совсем близко, но без помощи Арахорна явно не обойтись, особенно 178 в этот раз. Как, как могла та Сила, тот свет, источаемый брошью, подаренной его предку самой Прародительницей Эльфов, даровав Знание и открыв в его человеческом сердце и разуме доступ к осознанию Силы..., даровав прикосновение к такому могуществу, которого редко кто из смертных удостаивался..., после всего этого подвести к гибельной черте? Арахорн внимательно выслушал своего верного спутника, но на сей раз не спешил с ответом, он пристально, не мигая, уставился на Кейна, пронзая его своими глазами, сковав его без единого видимого проявления колдовства по рукам и ногам. В глазах ворона заискрились золотые звездочки, омуты бездонных сапфиров затягивали в себя Кейна, не понимавшего, что происходит, но не ощущавшего тревоги или опасности - раз Арахорну это надо, пусть будет что будет. Но гигантское пространство великого космоса, разверзшегося перед ним, напомнило Кейну о том, что он всего лишь человек, и всё его естество взбунтовалось, неосознанно протестуя, не желая пропасть, затеряться крохотной пылинкой в этой великой бескрайности. - Не надо, Арахорн. Не надо... - сказал или просто подумал Кейн, но это резко изменило всё вокруг - бездна, сжимаясь, удаляясь, выталкивала из себя человека... Неподвижные звезды вытягивались, обгоняя своим бегом время, превращаясь в сверкающие полосы... Пронзительные глаза... Арахорн... Пустынный зал... Кейн встряхнул головой, прогоняя ощущение непонятного сна в самый момент пробуждения. - Что это было, Арахорн? - Ты действительно обрел Силу. Прости за это испытание... Что-то я зачастил в эти дни со своими извинениями, не избаловать бы тебя. Теперь я могу проникать в 179 твои мысли не как прежде беспрепятственно, а только с твоего разрешения, с твоего согласия. Ты третий из людей, кто смог сопротивляться мне и вырваться обратно сам. - Но я же ничего не делал? - Ты не пожелал! И этого теперь вполне достаточно... - Но зачем ты... - Только для того, чтобы сэкономить время пересказа случившегося, поверь, я редко позволял себе копаться в твоих мозгах, а теперь и вовсе перестану это делать..., разве что обстоятельства вынудят нас когданибудь прибегнуть к этому средству. Оба друга молчали, каждый думал о своем, пауза затягивалась, и Кейн первым разрушил ее, чувствуя за собой такое право. - Арахорн, если я слишком быстро вырвался, то... - Да, Кейн... Ты неверно истолковал предупреждение. Голая Сила, не подкрепленная знаниями, - опасная вещь в неопытных руках. Тебе было указано то, чего следует опасаться, указан источник Зла, приоткрыта защищающая завеса... Верно, ты действительно находился под покровительством Праматери, но она переоценила твой уровень, стремительно вознеся тебя, забыв или просто не обратив внимания, что в тебе большая половина от человеческого. Пройди ты шаг за шагом, ступень за ступенью крутую лестницу Познания... Впрочем, то и моя вина, слишком долго я держал тебя в неведении и слишком осторожно подпускал тебя, уповая на будущее, сулившее спокойные годы обучения, но человеческий век короток, да и люди стремительно меняются... Ты - новое поколение, мальчик, а я проглядел это. Помни же, нельзя однозначно воспринимать слова эльфийских владык, они 180 многозначны и многогранны, порой излишне туманны и напыщенны... Особенно следует быть осторожным в ответах о жизни и смерти - эльфы закрылись в своем мире, не замечая и не желая замечать, как очутились в золотой клетке, построенной самими же, не видя и не желая видеть, что мир изменился. Мир стал другим, и этот мир мир людей, где эльфам не осталось места. Они не ведают о боли и страдании человеческой жизни, о страхе смерти, им смешна, но на самом деле недоступна человеческая философия жажды жизни, отсюда и смерть как награда герою... Да, в смерти есть особая притягательная сила, но что толку для тебя, молодого героя, расстаться с телом, растворив свою душу в абсолютном астрале? У энергии нет чувств, нет эмоций, нет той разницы, что так важна для вас в восприятии жизни и смерти. Сделай ты еще шаг - и Излучающий Камень, известный в вашем мире как Философский, навсегда исторг бы твою душу, превратив и ее, и силу твою, и физическую оболочку в чистейший энергетический поток... А это похлеще, чем запродать бессмертную душу Хронову братцу - Ариду, понимаешь? Кейн прошептал онемевшими губами, чуть слышно: - Кажется, да... Хорошо, что ты вмешался, Арахорн, - покровительство богов дается нам слишком дорогой ценой. Ворон усмехнулся, видя, какое впечатление произвели его слова на товарища, и, не желая более сгущать краски, вновь стал язвительной птицей, легко войдя в этот любимый образ, сбросив с себя условности Мастера и Учителя: - Ну, хватит, Кейн! Для твоих мозгов вредно слишком много думать, того и гляди вспыхнут от перенапряжения! Отвлекись, я помогу тебе в этом, рассказав 181 коротенько о своих героических минутах в разведке по тылам противника. Начну с конца - твои мускулы вскоре понадобятся в большей степени, чем работа твоего серого вещества. Кейн улыбнулся при этих словах, а взглянув на ворона, расхохотался. Арахорн с сомнением посмотрел на приятеля, уж и вправду не перегрелись ли его мозги от небывалого напряжения, но Кейн опередил его вопрос фразой, заставившей Арахорна помянуть всех слуг Арида, его самого и даже Хрона. - Дружище, у тебя хвост стал желтым. Кажется, антракт закончен, представление начинается? 182 Глава тридцать седьмая В зале, вроде бы, ничего не изменилось. Всё тот же неясный, невесть откуда исходящий голубоватый свет, резной пол, высокие стены в объятиях витых колонн, зияющие чернотой провалы дверей и стрельных прорезей и... чуть поблескивающий клинок Кейна в двух шагах от него самого. Подавив первое желание схватить кинжал, Кейн растерянно оглянулся на Арахорна, ища поддержки и совета. - Бери, бери! - услышал он в ответ. - Будем считать это просто капризом времени... Негоже боевому спутнику валяться без присмотра на полу... Уговаривать Кейна дольше не пришлось. Вздох облегчения вырвался из его могучей груди, и счастливая улыбка озарила лицо, придав ему глуповатомальчишеский вид, что не преминул заметить Арахорн. Непривычно быстро оправившись от укола, нанесенного выпадом Арахорна, как всегда точно, но не очень тонко, Кейн озаботился вполне естественным вопросом: - Ну, и куда же дальше? У нас только час. - Ты так скрупулезно и обыденно подсчитываешь оставшееся время, будто собрался в лавку за покупками, а не... - Чему быть, тому не миновать... - Это не философски... - Разве?! 183 Арахорн, загнанный в тупик, счел за благо не расслышать последней реплики Кейна, оставив решающее, как ему показалось, слово за собой. Но он понимал, что в общем-то Кейн прав и испытывать его терпение далее глупо и опасно. - Видишь ли, мой мальчик, я позволяю себе и тебе почти что беззаботно болтать только потому, что мы уже на месте... - Как?! Та туманная тварь и была... - Нет, что ты! Конечно, нет! Это было бы слишком просто и смешно... Я понял, что мы можем бесконечно блуждать по замку в его бесчисленных галереях и переходах, как в лабиринте, то, что мы прошли, - это лишь малая толика понастроенного здесь. Ловушек, конечно, еще предостаточно, но и мы теперь готовы к встрече с ними. Опасно другое - здесь переплетены несколько реальностей, я обнаружил только три..., вставленных, как стаканы, с различным диаметром друг в дружку... Не слишком удачное и оригинальное сравнение, но другое на ум не приходит... Говоря еще проще, это значит, что, не заметив перехода из одной реальности в другую, мы можем блуждать вечно, а у нас, как ты справедливо заметил, только час... - Но разве ты не в состоянии... - Да, да! Тысячу раз да! Обнаружить их можно, но для этого опять же требуется гораздо больше времени, чем мы имеем, и вдобавок такого неимоверного напряжения, что все вокруг будет трещать по швам. А мы и так достаточно потрясли паутину энергетических нитей, сплетенных хозяином замка... Кейн, я уверен, что мы уже давно обнаружены, особенно после вмешательства твоих покровителей... Это был всплеск такой силы, что не заметить ее мог разве что слепой... Мне кажется, что он 184 опасается нас, иначе с нами если бы и не было покончено, то уж во всяком случае сопротивление было гораздо серьезнее и ощутимее. Он надеется нас задержать, до той поры, пока окажется сильнее нас - увы, ждать ему осталось недолго... Кейн помрачнел, но заявил твердо: - Если враг боится, значит, он слабее! Слабее ровно настолько, насколько боится. Этому ты сам меня учил, Арахорн... Через час, согласно пророчеству Саррумана, раскроются Врата Тьмы и ночь опустится на землю навсегда... Арахорн, у тебя есть план, я знаю это. Я это чувствую. Но ты боишься, хватит ли сил у меня? Хватит. Я смогу. Рассказывай! 185 Глава тридцать восьмая ...Сотворить оберег над неподвижным Кейном не составило никакого труда ворону, и он хоть ненадолго был спокоен за своего спутника и почти ученика. Прокаркав напоследок предупреждение, Арахорн быстро исчез в высотах зала, недоступных человеческому взору. Хитросплетения энергетических потоков ощутились тут же, не особо сложные поначалу, но по мере продвижения вверх они становились все более изощренными и искусными, чувствовалась опытная рука их создателя. Примитивные древние и чуть обновленные механические ловушки с редкими вкраплениями волшебы остались далеко внизу, здесь же явно постарался равный по силам Арахорну. Но ничего нетрадиционного, поставившего бы в тупик, отточенный в интригах изощренный разум ворона, прожившего достаточно среди людей, возведших интригу в ранг искусства, не встречалось. Это утешало, внушая оптимизм, но Арахорн не позволял себе расслабиться ни на секунду - связь с Кейном и так достаточно отвлекала, отнимая немного, но все же отнимая частичку Силы. Теряя ориентир, Арахорн что было мочи пробивался все выше и выше, надеясь обнаружить «окно» чистого потока, не искаженного черной волей, где он смог бы, наконец, перевести дыхание и отдохнуть... Удача улыбается настойчивым - ворон разобрал, наконец, хитросплетение очередного заклятья, и свобод186 ный проход был ему наградой. Легко пройдя сквозь незащищенную стену, Арахорн с присущим ему любопытством оглядывал залу средних размеров, более напоминавшую лабораторию состоятельного алхимика. Колбы и реторты из тончайшего стекла строгими рядами были заботливо расставлены на бесчисленных полках и столах, негасимый огонь бесшумно вырывался ровным пламенем из сердцевины внушительного постамента, явно переоборудованного для изыскательских целей, а не магических забав - над жерлом вмонтированы штативы, в которых уютно устроились перегонные кубы, соединенные змеевиками из чистейшей платины. Зеленоватый пар, источая мерзейший запах, тонкой струйкой вырывался из прозрачной колбы, в которой бурлила отвратительного болотного цвета жидкость, в кипящей мути которой приплясывала на пузырьках гонимого огнем воздуха точная миниатюрная копия человека... Судя по цвету готовящегося эликсира, еще не насыщенного абсолютно зеленым и не набравшего прозрачности, Арахорн понял, что гомункул пока не подчинен воле мастера, творящего его протожизнь, а значит он совершенно безопасен. Все, что угодно, был готов встретить Арахорн в башне, но только не профессиональную мастерскую алхимика... Странную забаву выбрал себе Хозяин Замка точные науки не входят обычно в число увлечений чародеев... Как-то все обыденно, буднично в этом кабинетзале, и совсем не укладывается в магическую схему, которой подчинено всё уже виденное доселе в Замке. - Непонятно... Непонятно, но очень интересно, бормотал Арахорн, перелетая от полок к стеллажам с банками, наполненными уже готовыми зельями и компонентами для их приготовления. - Меня не покидает ощущение, что я все это где-то уже видел... Где-то видел! 187 Ниточка, связывающая Кейна с вороном, вдруг нервно дернулась, передав едва чувствовавшийся сигнал тревоги, и Арахорн мгновенно переключился на контакт, оставив лишь первую степень защиты, окружавшую его во время подъема на всякий случай, но сигналов тревоги более не последовало. Прислушавшись еще немного, Арахорн окончательно успокоился, но продолжил осмотр алхимических достопримечательностей, открытых перед ним, более поспешно и без былой скрупулезности. Всё оборудование, чистота компонентов и точность результатов опытов - поражало совершенством исполнения так, что Арахорн не скрывал досады от того, что ему приходится покидать эту чудесную обитель неведомого мастера, не подвергнув здесь всё методичному осмотру и анализу, к тому же ряд препаратов и инструментов был ему совершенно неизвестен. Эх, попади он сюда в другое время... Но Арахорн был практиком, и поэтому легко переломил себя, отбросив фантастические желания... Если здесь творятся гомункулы, значит, по всем канонам алхимии, где-то недалеко должны быть и предготовочные залы и хранилища! Необходимо их срочно найти и осмотреть, но не ради праздного любопытства, а для того, чтобы найти хоть какую-нибудь слабинку в противнике, решающая схватка с которым неумолимо приближается - что как не обстановка и любимые вещи могут нарисовать портрет отсутствующего хозяина? Проходы, ведущие в анфиладу рабочих комнат Хозяина Замка, не были защищены даже простейшими заклятьями, что уж совсем не вязалось с магическими нагромождениями нижних лабиринтов, а значит, здесь он чувствовал себя в полной безопасности и даже помыслить не мог, что чей-то любопытный нос... или клюв будет копаться в его записях, древних манускриптах, от188 крыто оставленных в книгохранилище и на столах... Уж слишком все просто и доступно... Или это очередная ловушка?! Спешно обследуя череду комнат, Арахорн тем не менее успевал подмечать даже те мелочи, в которых угадывался характер владельца Замка, - он явно долгое время обитал среди людей Дальнего Юга, но ощущение чего-то неуловимо знакомого, виденного уже, терзало Арахорна, не давая ему покоя, и порядком отвлекало силы... Ежесекундно убеждаясь в великой мощи накопленных знаний загадочным Хозяином Замка, Арахорн поражался человеконенавистнической их трансформации, всё указывало на это. Искореженные морды уже готовых гомункулов источали невероятную злобу, благо, невозможную вырваться из бесчисленных глыб черного ризолита, в которые были до поры до времени упрятаны эти существа, дожидавшиеся своего часа... Полчища усыпленных летучих мышей-вампиров гроздьями свисали с потолочных балок в другой комнате. Но семиугольный магический зал со сверкающей холодным блеском пентаграммой, парящей над прозрачным полом, вызывал наибольшее отвращение у воспитанного на традициях благородного чародейства Арахорна... Там, в глубине зального подполья, метались вырванные из людских тел души, все еще сохранившие эфемерный человеческий облик... Превозмогая ужас от увиденного злодейства, ворон заставил себя пересчитать тех несчастных, обреченных на вековечные страдания, точнее тех, что были когда-то несчастными. Раз... Два... Пять... Одиннадцать... Одиннадцать?! Значит, не хватает еще одной жертвы для того, чтобы совершить чудовищное заклятие согласно Книге Саррумана. Ну, конечно! Конечно, это те жители Гритлона, что так демонстративно, с дешевым театральным эффектом забирал 189 ежемесячно в течение года Хозяин Замка, готовя свое воцарение на Земле Аррагона и по всему свету... Но если не хватает еще одного, а Кейн невольно спугнул в таверне... Кейн - человек, уготованный в жертву! Так вот почему так легко ушел посланник Тьмы. Вот почему он не забрал с собой никого из десятков открытых перед ним домов поселения! Теперь многое встало на свои места и замысел противника получил свои очертания... Неужели Он, этот темный Никто, так уверен в своих силах, не достигнув еще часа своего абсолютного могущества? Поток суматошных мыслей и догадок был резко прерван гигантской по мощи волной энергии, обрушившейся на Арахорна через робкую ниточку удерживаемой связи с Кейном. - Что, Хрон всемогущий, он опять натворил? - выкрикнул ошеломленный Арахорн. Это не удар Врага, нет, скорее наоборот... Ну, конечно, волну Чистого Света невозможно спутать ни с чем... - О, Боги, только Вам даровано и подвластно такое могущество, - прошептал ворон, уверенный теперь однозначно в том, что его ученик родился под дланью Хрона. Сила волны Света была столь огромна и невероятна, что даже сам Арахорн, бывший ей свидетелем, лишь опосредованно, через Кейна, ощутил на себе силу богов, блаженный свет, пронизавший энергией каждую его клеточку. Величие божественной волны поколебало незыблемые устои святая святых логова Тьмы. Пентаграмма овилась тройной спиралью, но не рухнула, поддавшись, а с силой заведенной пружины развернулась, вновь обретя 190 на миг утраченное величие, чуть не рассеча ослепительным лучом самого ворона, успевшего отпрянуть к стене. Но Арахорн не почувствовал ожидаемого удара о каменную кладку, провалившись в скрытую за тяжелой портьерой нишу. То, что предстало пред его взором, заставило его позабыть обо всем увиденном до того. В круглой, совсем небольшой комнатке, где он оказался по воле случая, без всяких вычурностей и украшений, плавали, словно купаясь в воздушных потоках, три светящихся шара. Слетаясь, проходя друг через друга и расходясь в разные стороны, они кружили, исполняя фигуры неведомого танца. Сам воздух этой комнаты был пропитан потоками Временной и Пространственной Силы, но не созданной чьим-то болезненно изощренным разумом, а перенесенными откуда-то из Запредельного Извне, где это было естественно и гармонично. Не отрывая глаз от дивного зрелища, Арахорн судорожно пытался найти хоть какое-то присутствие волшебы или заклятий, но ничего не находил. Лишь еле заметный след заклятия Перемещения указывал на то, что доступный его понятию разум закрыл проход в толщах камня после того, как энергетический сгусток заполонил пространство комнаты - ставшей новым пристанищем этого отблеска Силы. Но откуда ЭТО взялось - оставалось загадкой, неподвластной Арахорну... Пытаясь проникнуть в суть увиденного, ворон применял все доступные ему средства... Шары жили каждый своей, независимой от другого, жизнью, вбирая и отдавая энергию, окружавшую их, но не как сердце, прогоняя кровь по подвластным ему тенетам, очищая, или, наоборот, как легкие поступают с воздухом, а просто вбирая и отдавая то Время, то Пространство, выдавая невероятные по смеси или, напротив, чистоте энергии 191 Камня, Человека, Металла, Облака, Света, Тьмы... - всего того, что составляет Мир. Впервые, сколько себя помнил Арахорн, он чувствовал себя бессильным разгадать... овладеть... подчинить или хотя бы определить виденное им. Шары кружились, сплетаясь, и сливаясь, произвольно, точно подчиняясь собственным капризам, меняли цвет и интенсивность излучаемого ими света. Внутри их, где-то в недостижимой глубине, появлялись безостановочно сменяемые образы, предметы, но за этой сменой невозможно было уследить... И в этот момент Арахорн, поддавшись призыву своей плоти, тому, что осталось в нем от дикого и животного, ухватился клювом за кончик уходящей в плавном извиве в недра одного из шаров нити Времени, потянул его, стремясь вырвать, будто обыкновенного червя из земли, что есть сил... Испуганный собственным безумством, Арахорн тут же разжал клюв, и ничего, вроде бы, не произошло на первый взгляд - нить все так же втягивалась в шар, который ни на йоту не отреагировал на глупость ворона, но... но в самом шаре, сначала одном, а затем по мере продвижения нити Силы времени и в других, как в Замедленном Зеркале, что хранится под семью печатями в замке графства Муа, отразился сам Арахорн в своей дикой выходке, но в первом шаре он был втянут за собой временным потоком и вышел некоторое время спустя из него сотнями своих копий, все также вцепившихся в силовые нити, в отражении другого шара он просто растворился, исчезнув в глубине парящего сгустка; отражение, ясно видимое в третьей танцующей сфере, вообще пошло обратным ходом из уже свершившегося в прошлое, но так, как будто и должно быть - время там повернулось вспять, и сиди здесь Арахорн до самой своей смерти, вероятно, увидел 192 бы в свой последний миг момент своего рождения... Чудовищное зрелище... - Бред какой-то, - вырвалось было у Арахорна, но наконец-то бешено работающий его мозг заставил всплыть в его памяти древнюю легенду, слышанную им лишь единожды когда-то давным-давно. - А я-то считал ее всего лишь красивой сказкой! Шары Мнимезира - создателя сущего - прародителя самого Хрона и его безумного братца! Четыре шара - четыре близнецовых мира, где ничто не свершается одинаково, забавляя Создателя путями и вариантами единого мира в поисках совершенства и полной гармонии. Вот они, три шара, а я сам в четвертом... Грандиозная, гениальная ловушка - Замок, где незаметно для самого себя ты можешь пройти путь еще трижды, но не замечая этого и, значит, не используя свои же... или не совсем свои – опыт, ошибки, постижения!!! Арахорн зашелся в хриплом хохоте от радости, что разгадал коварство врага, хотя и не знал, как использовать это знание. Конечно, шары были вовсе не Шарами Мнимезира, а лишь их игровым эквивалентом, ведь если верить легенде, то мир хохочущего сейчас Арахорна сам был лишь крупинкой в безбрежности парящей четвертой сферы. - М-м-да! Хороша игрушка, знать бы еще, где такие дарят, и можно успокоиться навсегда... Арахорн резко развернулся и вылетел из комнаты за занавесь в зал с пентаграммой, по дороге, будто небрежно сотворив самыми кончиками крыльев несколько эльфийских знаков. – Пора к Кейну, настало время подготовиться к решительным действиям. Пора выходить из глухой обороны! - слегка театрально и излишне громогласно объ193 явил Арахорн, обращаясь к звезде, как к внимательно слушающему собеседнику. Обратив внутренний взор на связывающую их с Кейном линию, ворон раскрыл клюв, но ничего не смог выдавать из своего горла, кроме испуганного шипения. Связи не было. Нить оборвана. Темное пятно разливалось в том месте, где должен быть светоч человека. - Проклятые Шары! 194 Глава тридцать девятая - Действительно, Арахорн, пути Богов, их помыслы и деяния недоступны разумению смертных..., - задумчиво протянул Кейн, не отрывая взгляда от того места, где еще недавно полыхал Магический Кристалл. - Боги созерцают, творя, а мы действуем, претворяя! Не стоит отчаиваться, мой мальчик. В том, что ты неверно использовал знак Богов, не твоя вина, да уж и не настолько моя, пожалуй... Зато нам предстоит мучиться вопросом, где искать Его, плутая по лабиринтам Замка и пространств... Арахорн сделал эффектную, как ему казалось, паузу. У Кейна уже загорелись глаза, и рука, предвкушающая начало долгожданного решающего поединка, удобно устроилась на рукояти клинка, ощутимо дрожавшего от напряжения. Насладившись произведенным эффектом, Арахорн провозгласил: - Мы войдем в кристалл. - Шутишь?! - Отнюдь! Дадим камню поглотить нас как легкую и безвольную добычу, а в нужный момент соберем все силы для броска и вырвемся, очутившись, наконец, лицом к лицу с чрезмерно уверовавшим в себя противником! 195 Кейн недоверчиво усмехнулся и осторожно, щадя самолюбие сияющего, как новая монета, ворона, спросил: - И как же мы узнаем, когда настал этот нужный момент? - А когда очутимся в клетке... - В клетке? - Ну, да... Может, она и не будет состоять из металлических прутьев, но, образно говоря, и переплетение энергетических нитей можно назвать клеткой... Он... оно... Пусть будет ОН, не сразу сможет наложить закрепляющее заклятье, потому что уже не надеется, что мы вновь устремимся в ту же ловушку, из которой ты едва унес ноги. И его секундную растерянность мы и должны использовать. В неожиданности наш шанс на удачу! Именно в неожиданности, пока он не опомнится и не сотворит заклятье, которое мне предстоит снимать, распутывая, а тебе просто рвать... Помни, тебе всего лишь необходимо очень захотеть вырваться и победить... Пожелать, но так, чтобы это желание затмило саму потребность жить! Ну, - вперед, и не бойся - с нами Сила. Кейн вошел вслед за Арахорном ровно к центру зала, где еле приметно мерцала одна лишь доступная глазу грань магического кристалла; не рискуя, однако, наступить на нее сапогом, и, бросив последний взгляд на устроившегося неподалеку ворона, коснулся левой рукой прекрасной жемчужины в сердцевине броши... Источающий камень вспыхнул, будто нехотя, медленно заливая светом небесных сфер окружающее пространство, в котором вспыхивали на миг черными провалами каменной резьбы пол, стены и тут же растворялись в ослепительном блеске, поглощающем всё на своем пути... Оказавшись в абсолютном всполохе розо196 вого жемчуга, где не было места ничему другому, Кейн и Арахорн тем не менее не потеряли друг друга из виду, будто неземной красоты свет, отринувший все земное как недостойное и несовершенное, одарил их своей благосклонностью, оставив их черты и отличия нетронутыми и неизменными. Хрустальный перезвон некой дивной арфы звучал тихими переборами, гармонично сливаясь с видимым истечением камня, делая картину Величайшего Художника исключительной в своем совершенстве. Кейн молча недоумевал, как столь прекрасное могло нести смерть, или действительно земная оболочка человека, которой он дорожит больше всего на свете, на самом деле столь ничтожна по сравнению с божественным предначертанием, уготованным душе? Или это лишь краткий миг блаженства и наслаждения, что дарят Боги человеку перед тем, как душа окончательно покинет физическое тело? Арахорн же не расставался даже в столь дивный миг Перехода и Поглощения со своей любимой игрушкой - практической философией - пытаясь разложить чудо на составные для анализа. - Если это лишь преддверие Астрала, то каков же сам Астрал? Или то, что мы называем ощущением и мыслью, невозможно перенести через Врата? Абсолютное забытье, вход в которое через абсолютное блаженство? Что ж, вполне по-земному... Свет постепенно терял свою ослепительную насыщенность, проявляя в себе постепенно очертания некоего зала. Словно под натренированной рукой художника, появлялись уверенные штрихи, вырисовывавшие контуры внушительного сооружения, поражающего своим величием. Свет таял, как мартовский снег под лучами набирающего силы после зимнего обморока светила, возвращая друзей в мрачную реальность базальтового 197 склепа. Отполированные до невероятного блеска черные стены без единого намека на украшения, невысокий подиум, зажатый в нишу, с установленным на нем базальтовым же креслом, нарочито простейшим по исполнению, перед рядами ступеней, амфитеатром охватывавших его по обе стороны, освещенные черным пламенем, горящим на треногах – всё за секунду было охвачено двумя парами лихорадочно горящих глаз Кейна и Арахорна. Арахорн взмахнул крыльями, творя волшебу, готовую прорвать невидимые прутья выхода ловушки, рассыпая вокруг себя фейерверк эльфийских символов. Кейн в напряжении ожидал момента, когда потребуется и его мощь, судорожно сжимая рукоять кинжала. - Готово, - крикнул ворон и, слившись в боевом кличе с Кейном, вылетел на незащищенное пространство, указывая путь разрыва последовавшему за ним человеку. Но зал оставался пуст. Растерянно оглядываясь по сторонам, Арахорн, чувствуя присутствие посторонней силы, тем не менее не мог ничего обнаружить, испытывая все известные ему способы поиска. Они не могли ошибиться - появление новоявленного претендента на трон Владыки Тьмы должно было состояться именно здесь и именно сейчас. До открытия Врат оставалось менее двух четвертей часа, в этих расчетах-то Арахорн не мог ошибиться, да и Кейн, обретший Силу, подтверждал это. Мрачный холодный огонь, освещавший залу, проникал в самые отдаленные уголки каменной громады, замершей в ожидании Хозяина, и лишь тень Арахорна... Тень!!! Арахорн резко повернулся к Кейну, проверяя свою догадку. Ну конечно! Черные светочи не могут рождать тень, как живительный огонь очага или солнце, и у Кейна тени не было, но Арахорн обладал ею... Она следовала за ним по пятам, вторя каждому движению, чуть искажая пропор198 ции своего хозяина, будто безмолвно насмехаясь над ним. - Тень..., - только и смог выдавить из пересохшего от ужасной догадки горла Арахорн. Ничего не понимая, Кейн уставился на ворона, ожидая разъяснений, но глаза его округлились от удивления, как только он заметил, что тень Арахорна, тотчас после реплики, удлиняясь, поползла в сторону трона, отчетливо взмахивая крыльями, тогда как сам Арахорн оставался недвижимым. Противореча всем земным законам, тень, стремительно набирая ход, неслась к трону, становясь насыщеннее по мере приближения к треногамсветильникам, вытянувшимся в караул по обе стороны подиума, взбираясь по спинке трона и далее по стене ввысь, хищно изгибая клювом, будто нацеливаясь на двух застывших спутников, посмевших нарушить своим присутствием пустоту тронного зала... Подчиняясь неведомому сигналу, не осознавая до конца своих действий, Кейн выхватил эльфийский клинок, грозно сверкнувший в мертвенном свете, и рубанул, едва не задев лапы Арахорна, по тени у самого ее основания, ослепительной чертой перерезав ее связь с другом-вороном. Сноп искр, вырванных нефрилом из базальтового пола, вернул оцепеневшего Арахорна к действительности. Скривилась в мучительной агонии тень, раскрылся в немом вопле боли ее клюв; стремительно сжимаясь, она превратилась в темный комок, оставшийся лежать, чуть подрагивая, у изножья мрачного трона. Словно наверстывая упущенные секунды, Арахорн, взвился в воздух, творя без устали заклятье за заклятьем, плетя волшебу такой мощи, какую он не выполнял никогда в жизни, боясь растревожить зыбкое Равновесие Сил, но сейчас было не до осторожности, не до Ве199 ликой Гармонии - он и Кейн - единственные, кто посмел встать на пути Вековечной Тьмы и ее возродителя, лишенного пока сил на тронном постаменте. Кейн следовал, не отставая, всем своим существом и необузданной Силой своей помогая Арахорну в его волшебе. То, что еще миг назад лежало бездыханно на камне, ожило и пыталось подняться, восстанавливая силы и утраченную мощь после нежданного удара Кейна, но заклятья, переплетенные в тугой кокон, сомкнулись вокруг него, охранив друзей от ответного удара, потрясшего пространство. Силки сотворенной энергетической ловушки выдержали, не разорвались, пропустив лишь малую толику направленной на уничтожение всех и вся волны. Но и этого хватило, чтобы зал взорвался умирающей звездой. Ослепительное пламя ударило в стены с сокрушительной мощью и оглушающим ревом. Камень плавился, стекая бесформенной раскаленной массой на недавно зеркальную гладь базальтового пола, теперь пузырившуюся точь-в-точь как варенье, готовое сбежать от нерадивой хозяйки. Хвала Хрону, Арахорн предвидел нечто подобное и поэтому, не отвлекаясь на светопреставление вокруг себя, нерушимо удерживал островок ледяного спокойствия среди сошедшей с ума физической природы камня и воздуха. Казалось, и Кейн не замечал происходящего, стиснув зубы, вперив глаза в обретающую форму тень. Средь невидимых нитей, как в клетке, бесновалась черная птица, ворон, как две капли воды походящий на Арахорна, только со злобными рубинами глаз, источавшими ненависть и отчаянье. Поняв, наконец, бесплотность своих попыток вырваться из капкана, созданного равным, но опередившим его, он замер, опустив голову и 200 сложив бессильно крылья в немом признании поражения. Молчание нависло над остывающим изуродованным залом. Никто из трех не смел нарушить тишину - символ павшего за миг до воцарения величия Тьмы. - Ты не узнал меня, брат? - глухо произнес вдруг плененный ворон, не поднимая глаз. Кейн, боясь неосторожным словом выдать свое изумление, оглянулся на Арахорна, по детской привычке закрыв себе ладонью открывшийся было рот. Арахорн хранил молчание, и ровный блеск его глаз хранил спокойствие и осознание своего превосходства. - Что же ты не отвечаешь мне, Арахорн, после полуторавековой разлуки? Или не рад встрече? - продолжал красноглазый ворон, резко вскинув голову. - Ждешь моего формального признания в поражении? Или традиционного вызова на магический поединок?.. Арахорн не отвечал, оставаясь недвижимым. - ...Молчишь?! Ну, что же, блюститель традиций, хотя ты взял верх сейчас... – Этого достаточно, - промолвил Арахорн, - я принимаю твое поражение, хотя оно и произнесено не в полном соответствии с канонами, но... но этого достаточно, братец! – Нет!!! - заорал, злобно ощерившись, двойник Арахорна. – Тогда попробуй вырваться из капкана, сплетенного мной! Или считаешь меня столь наивным, что я поддамся на такую дешевую уловку? Думаешь, я забыл Кодекс Битвы и промолвил бы хоть слово, не услышав предварительно от тебя признание поражения, чтобы тем самым разрушить сотворенные мною путы, так прочно удерживающие тебя?! Ты признал мою победу до моего первого слова, и клетка крепка. 201 Разъяренная птица бросилась на Арахорна, но была отброшена на место ответным ударом невидимых нитей, вспыхнувших на миг радужным светом, предупреждая пленника о строго ограниченных пределах пространства, уготованных ему. Арахорн спокойно продолжил: - Убедился? Вот и хорошо. А теперь насчет поединка, если ты говорил всерьез, а не заговаривал зубы, рассчитывая на неопытного слушателя. Поединок бессмыслен. Согласись я на него, даже даруя, согласно правилам, право первого удара, то все равно сразу же полонил бы тебя... Суди сам - твой первый удар направлен был бы на высвобождение силы, как сделал бы каждый, пребывав в клетке... А я ответил бы воссозданием ее, лишив тебя тем самым Силы на любой срок по собственной прихоти... Глупо, не правда ли, ведь убить друг друга мы не можем, рискуя впитать в себя часть побежденного... Мы столь равновелики в своей противоположности служения Силе, что тебе такая победа хуже смерти, а мне такая мука ни к чему, братец Аргенадон... – Я настаиваю, - прохрипел тот, - и вызываю на Поединок с правом первого удара как побежденный. Ты не смеешь мне отказать! – Не смею... - с еле заметной грустью ответил Арахон. - И принимаю вызов, хотя... Арахорн что-то еще хотел добавить, но Аргенадон воспользовался его же уловкой - правом начать Поединок, лишь только заслышав положенное Слово, не ожидая дальнейших объяснений противника. Взмахнув крылами, он сотворил пурпурные символы Прорыва и, охватив зал рубиновым заревом, устремился на Арахорна, хищно раскрыв клюв, точно пытаясь проглотить брата... 202 Двух стремительных синих молний, выброшенных из глаз Арахорна, хватило, чтобы остановить красную завесу ровно между противниками. Пульсирующая фиолетовая грань, возникшая на стыке световых волн, остановила их взаимопроникновение, перемешивая в себе, творя новый цвет из двух противоположных. Арахорн одним взмахом сотворил основу пока еще подвижной, не оформившейся в кокон сети, готовой опутать противника, лишь только красное с синим окончательно сольются в обезоруживающем фиолете. Дальнейшие заклятья были бессмысленны, как и предупреждал Арахорн, и это так явно читалось в глазах его брата, разразившегося потоком страшных проклятий в неуклонно сужающейся зоне рубиновых всполохов... Арахорн, оставаясь неподвижным, дал фиолетовому пространству поглотить его цветовое детище и величественно взлетел, приближаясь к самой границе багряного облака, в котором метался Аргенадон. Кто знает, но, пожалуй, лишь только одно беспросветное отчаяние, замешанное на ненависти, толкнуло величайшего из Изгоев древнейшего крылатого племени – Аргенадона на безумный шаг… Кто знает?.. Быть может, он помешался, за несколько минут до вершины желанного могущества лишившись всего, к чему он старательно шел сто пятьдесят лет, шаг за шагом постигая Зло, отдавшись во служение Тьме... Кто знает... но, неожиданно он развернулся к Арахорну и ринулся вперед, оставив в пределах почти растворенного кровавого пятна своего цвета все могущество и самою возможность творить волшебу, простой птицей наткнувшись на мгновенно сотворенный Арахорном преградительный барьер, скользнул по нему и рухнул на застывшее в причудливой 203 форме основание каменного трона, обезображенного недавно пламенеющими потоками. Кейн опередил на долю секунды Арахорна, устремившегося к распростертому на камнях брату. Они оба склонились над разбившимся Аргенадоном, но помочь ему были уже бессильны – жизнь покинула его. Кейн растерянно взглянул на друга, в глазах которого навернулись слезы, и впервые за века-минуты, пока шел страшный стремительный поединок двух братьевворонов, нарушил молчание. – Он умер... сам. – Нет, Кейн, это я его убил. 204 Глава сороковая Арахорн и Кейн расположились в одной из комнат, сопредельных лаборатории Аргенадона, предназначенной для отдыха, обставленной согласно причудливым восточным вкусам погибшего владельца. Их спор подходил к концу, и Кейн, чувствуя это, предпринял последнюю попытку убедить друга. - Но, Арахорн, ты же лишь косвенно виновен в гибели брата. Воздвигая Защиту, ты лишь ограждал себя, создавая непреодолимое препятствие... – Вот именно, непреодолимое, – устало продолжил ворон, понимая, что Кейн уже сам все понял и использует последний довод. - Так или иначе, он погиб, и причиной тому мое заклятье. Боюсь, он знал, что делал... Не желая сдаваться, он обрек меня на долгий... если не вечный Поединок, став частью меня. – Но... – робко начал было Кейн. – Не обманывай себя, – отрезал Арахорн и, устыдившись своей резкости, добавил мягче, словно объясняясь с неразумным ребенком. – Ты же видишь, что Черный Замок цел, хотя с гибелью его воссоздателя рушатся и его чары. Заклятья не потеряли силу, хотя обряд погребения завершен согласно традициям нашего племени, ...значит их творец жив... Жив во мне. И оставаться тебе здесь опасно – кто ведает, победит ли на сей раз Арахорн... 205 – Не сомневаюсь! - пылко воскликнул Кейн, преданно глядя на товарища. – А я лишь надеюсь... Надеюсь во имя памяти нашего рода - я последний... Теперь уж точно. Арахорн замолчал и отвел глаза, стараясь не встречаться взглядом с сидевшим напротив в драгоценном кресле Кейном, осознавшим наконец, что они расстаются. Тот был готов разреветься, как сопливый мальчишка, и, стараясь скрыть охватившее его недостойное воина желание, старательно прочищал глаза от несуществующих соринок, но хлюпающий нос каждым вдохом выдавал его с головой. Кейн знал, что человек не властен над Судьбой, но принять безропотно такой ее указ он не мог и судорожно подыскивал в мыслях безуспешно хоть какой-нибудь компромиссный вариант. – Я... Я не хочу, - запинаясь на каждом слове, выдавил он из себя. - Я не смогу без тебя, Арахорн... Ворон посмотрел на Кейна и с деланной суровостью произнес: – Тебе не кажется, воин, что за истекший день мы наделали сырости, которой хватит на четверть века для целого легиона? – А сам-то, – огрызнулся Кейн, начиная перепалку, поставившую все на свои места: жизнь не кончится сегодня, герои расстаются как подобает героям, а дружеская пикировка напоследок - гарантия неизбежной встречи. Они осознавали это ясно, каждый сам про себя, и глаза их светлели с каждой новой колкостью... – Воспитал на свою голову! – проворчал Арахорн, тем самым сдавая позиции профессионального спорщика. – Зная тебя, думаю, что ты захочешь отыграться... Постарайся не задерживаться надолго, Арахорн. 206 – Постараюсь, - согласился ворон. – Ты ведь... будешь следить за мной? - с надеждой спросил Кейн, вставая. – Я всегда буду с тобой... Кейн топтался на месте, не решаясь произнести последние слова, пытаясь хоть как-то растянуть миг прощания, но Арахорн, зная, что это лишь усилит боль, разрезал с привычной прямотой этот узел: – Пора, мой мальчик. Но прежде знай: тебя ждут великое будущее и слава. Не бойся ее, но и не давай ей подчинить свое сердце... – Проводишь меня? – Только до стены замка – дальше не в силах – новые запреты, новые привычки... Ну да мне не привыкать к переменам, а вот у тебя это еще впереди. – Я смогу оседлать удачу, если ты уже пообещал мне успех... Ворон скорчил гримасу, неподобающую моменту. – Успех... У успеха есть один крупный недостаток – он плодит гроздья друзей, как помойная яма полчища крыс... – Не очень поэтично... – А человеческую жизнь вообще невозможно зарифмовать! – Ты - мой единственный друг, Арахорн, навсегда! Пока я жив, других не будет. Прощай... – Прощай, – печально прошептал в ответ ворон, уже чувствуя нарождающуюся в себе волну Тьмы. Раскрыв крылья, Арахорн сверкнул созвездием сапфировых символов и, бросив последний взгляд, полный тоски, в спину исчезающего в проходе Кейна, пообещал, скорее всего, самому себе: 207 – Мы еще встретимся, мой мальчик, обязательно встретимся! Если я останусь собой… 208 209 Николас Коро Тень Арахорна Редактор Художник Набор и верстка Технический редактор Издательство «Иваново» Адрес Телефон Эл. Адрес Лицензия Сдано в набор Подписано в печать Формат Бумага Гарнитура Тираж Заказ Все права на произведение принадлежат 210
