Uploaded by na.svete.luni

003-07

advertisement
УДК: 801. 3
ФЕНОМЕН МЕДИЦИНСКОЙ МЕТАФОРЫ
О.С. Зубкова
старший преподаватель кафедры перевода и межкультурной коммуникации
e-mail: olgaz4@rambler.ru
Региональный открытый социальный институт
Автором анализирует феномен медицинской метафоры, функционирующей в
медицинском дискурсе. Особый интерес для исследователя представляют медицинские
метафоры в состав которых наряду со словом из медицинского дискурса входят имена
собственные (литературных персонажей, ученых), отражающих культурное наследие
общества.
Ключевые слова: медицинская метафора, медицинский дискурс, анализ
содержания метафоры.
Мы полагаем, что исследование медицинской метафоры необходимо вести в
рамках психолингвистической теории значения [Залевская 1977; 1983; 1990; 1992;
1999; 2000], поскольку каждая лексическая единица при идентификации должна
рассматриваться как включенная в сложную систему многоярусных «пересекающихся
полей, с помощью которых упорядочивается и хранится в более или менее полной
готовности к употреблению в деятельности разносторонняя информация о предметах и
явлениях, об их свойствах и отношениях, равно как и об обозначающих их вербальных
единиц» [Залевская 1992: 62].
Нами было проведено экспериментальное исследование на материале двадцати
медицинских метафор, отобранных из медицинских терминологических и толковых
словарей, из печатных и периодических изданий и источников, из Интернет-ресурсов.
Особый интерес для нас представляют медицинские метафоры, в состав которых
наряду со словом из медицинского дискурса входят имена собственные (литературных
персонажей, ученых), отражающих культурное наследие общества.
В настоящем исследовании под медицинской метафорой понимается феномен,
включающий в себя элемент (слово) из медицинского дискурса и лексему из
литературного языка. Необходимо отметить, что за этим словосочетанием стоит
сжатый смысл, имеющий чувственную основу и определенный эвристический
потенциал.
В эксперименте приняли участие 111 испытуемых (далее ии.) – студентов
старших курсов разных специальностей: переводчики, филологи, медики,
программисты. Такое количество участников, на наш взгляд, обеспечивает получение
объективного материала, что подтверждается данными о количестве ии.,
привлекаемыми другими исследователями [см., например, Лебедева 2002, Алексеев
1998]. В качестве метода исследования использовалась субъективная дефиниция. На
стадии анализа экспериментального материала мы привлекали экспертов: клинических
психологов, психиатров, журналистов, оценивающих полученные дефиниции с
профессиональной точки зрения.
Испытуемым предъявлялась карточка, на которой была записана отдельная
медицинская метафора, задача состояла в том, чтобы дать дефиницию. Предлагалось
дать столько дефиниций, сколько приходит в голову при виде исходного
словосочетания. Если словосочетание кажется незнакомым или непонятным, бланк
можно было отложить и больше к нему не возвращаться в процессе дальнейшей
работы, условия обязательного заполнения бланков не ставилось. Время работы с
каждым бланком не ограничивалось. В результате экспериментального исследования
мы получили 2005 субъективных дефиниции.
Необходимо заметить, что «под субъективной дефиницией мы понимаем не
дефиницию в строгой лингвистической трактовке этого термина, встречающуюся в
словарях, а своеобразный продукт переработки субъективного опыта человека при
попытке определить значение слова» [Лебедева 2002: 223], поскольку, согласно
утверждения А.А. Залевской, индивид не восстанавливает в памяти словарную
дефиницию, а схватывает некоторый опорный элемент (несколько элементов)
[Залевская 1992: 99]. Например: «идеологический наркоз» - «снятие религиозного
запрета, объявление страны свободной, ее жителей независимыми и полноправными
является идеологическим наркозом, который правительство использует для
стабилизации жизни в государстве».
Уточним, что в настоящем исследовании мы исходили из того, что в основе
субъективной дефиниции лежит набор протекающих в речемыслительной деятельности
человека процессов, продуктом которых является субъективное переживание знания
(понимания) того, о чем идет речь, с учетом эмоционально-оценочных нюансов, при
взаимодействии осознаваемого и неосознаваемого, вербализуемого и не поддающегося
вербализации [Залевская 2000: 175]. Результаты нашего эксперимента подтверждают,
что в процессе идентификации медицинских метафор ии. опирались на знание
(коллективное и индивидуальное), на фонетический признак, на свои эмоциональные
переживания, на образ ситуации.
В рамках настоящего исследования знания трактуются как опосредствующая
действительность мысли с учетом их социальной обусловленности. Основная функция
знаний разных видов – отражение объективного мира [Залевская 1992: 37]. Согласно
спиралевидной модели идентификации слова как единицы ментального лексикона,
разработанной А.А. Залевской [1990, 1992, 2000], за каждым отдельным
высказыванием, выражающим знание или предающим его, скрывается сложная
цепочка других знаний, используемых для установления смысла и значения отдельных
выражений. Например: «нарциссическая травма» - «что-то психоаналитическое
(некоторое представление имею лишь о «нарциссизме» как о привязанности к
собственному «я» и своему телу)».
Индивидуальное знание формируется в социуме через переработку знания
коллективного, но не идентичного последнему. Определенная часть индивидуального
знания «запечатлевается» в памяти, на фоне эмоционально-оценочных переживаний.
Поскольку субъективное отношение к происходящему, человек может выражать с
помощью стилистических тропов, в нашем случае – медицинских метафор, то
исследуемый нами феномен, возможно, относится к индивидуальному знанию. Однако
четкого разграничения коллективного и индивидуального знания в рамках
медицинской метафоры провести не представляется возможным, поскольку, будучи
достоянием индивида, они неизбежно неразличимы. Сказанное выше позволяет нам
выделить в структуре медицинской метафоры опорный элемент («угол зрения»),
который дает возможность «соединить» в индивидуальном сознании (подсознании)
человека, «несовместимые» объекты и явления. Об этом свидетельствуют следующие
примеры из нашего экспериментального материала: «синдром Диогена» - «что-то
связанное с электричеством», «это про таблетки»; «синдром Дианы» - «металл»;
«синдром Розенталя» - «горы».
Гипотеза нашего исследования состояла в следующем. Мы полагаем, что
человек при объяснении любого языкового явления исходит из контекста в широком
понимании этого явления. Значит, ии. должны были через призму личного опыта, через
свое личностное восприятие «пропустить» результаты чужого сравнения и, сопоставив
их с собственным опытом, прийти либо к тому же заключению относительно тех же
явлений, что и создатель метафоры, либо на основе иных признаков предлагаемого
объекта или явления, релевантных для ии. в точке «здесь – и - сейчас», предложить
собственную интерпретацию предлагаемых нами медицинских метафор, установив
связи между предметами действительности, которые далеко разведены в реальном мире
и соединены в языковом. Иными словами ии., оттолкнувшись от языковой стороны
медицинской метафоры, должны открыть аналогию или сходство в некоторых
признаках двух, на первый взгляд, несовместимых явлений
или объектов
действительности, тем самым, повторяя путь «создателя» метафоры, или предлагая
свой собственный.
Мы видим, что ии. опираются на свои наивные знания медицинского характера,
почерпнутые из житейского опыта. Например: «политическая близорукость» «близорукий политик», «офтальмолог»; «политическое слабоумие» - «психическое
нарушение у какого-либо кандидата или политика, который не хочет видеть или не
видит что-то явное, предлагая свой, правильный на его взгляд, подход. При этом его
болезнь прогрессирует!»; «идеологический наркоз» - «анестезия».
Вероятно при необходимости (в ситуации для меня здесь и сейчас), лежащий за
медицинской метафорой комплекс научных представлений, может быть
актуализирован и развернут. Например: «синдром Диогена» - «эпатирование
окружающих собственной неопрятностью и нестандартностью своего поведения»;
«синдром Мюнхгаузена» - «синдром из психиатрии, заключающийся в том, что
психосоматический больной предъявляет жалобы, ему делают операции, опираясь на
его жалобы, при этом операции могут делать неоднократно».
Определяя предложенные стимулы, ии. опираются на свой «инвариантный
профессиональный образ мира», формирование которого есть одна из задач обучения
специальности. Необходимо уточнить, что под «инвариантным профессиональным
образом мира» мы, вслед за А.А. Леонтьевым, понимаем «процесс формирования
инвариантного образа мира, социально и когнитивно адекватного реальностям этого
мира и способного служить ориентировочной основой для эффективной деятельности
человека в нем» [Леонтьев 1997: 273]. Поскольку инвариантный образ мира
представляет собой абстрактные модели, описывающие общие черты в видении мира
различными людьми, то можно утверждать, что он непосредственно соотнесен со
значениями и другими социально выработанными опорами, а не с личностносмысловыми образованиями как таковыми. Наряду с текучими, индивидуальными
характеристиками эти личностно-смысловые образования имеют и некоторую
культурную «сердцевину», единую для членов социальной группы или общности и
фиксируемую в понятии значения в отличие от личностного смысла [Ibid]. Например:
«синдром Ромео и Джульетты» - «инфантильность подростковой психики
(негибкость и максимализация) со сверхценным идеализированным отношением к
объекту любовной привязанности и недооцененной ценности жизни»; «синдром
Мюнхгаузена» - «склонность к ипохондрии, чрезмерному предъявлению
несуществующих жалоб»; «Пиквикский синдром» - «толстяк, полнота»,
«непобедимое добродушие, оптимизм и жизнелюбие, в сочетании с ожирением и
сонливостью (самопроизвольное засыпание)»; «синдром Алисы в стране чудес» «девушка все время погружена в свои мечты и фантазии. Девушка «не от мира сего»».
По мнению экспертов, вышеперечисленные дефиниции являются верными,
раскрывающими смысл предъявленных выражений с профессиональной точки зрения.
Наш экспериментальный материал свидетельствует о том, что каждый стимул
вызывает у испытуемых определенную образную ситуацию. Отталкиваясь от
некоторого набора социально закрепленных понятий, индивид в процессе своего
личностного развития добавляет к ним
смысловые элементы, порожденные
особенностями восприятия и познания мира, т.е. «индивидуальный опыт мира».
Различия в опыте ведут к различиям в знании, а через них – к разным фрагментам
образа мира. «Образ, который то или иное выражение вызывает в представлении
говорящего субъекта, отражает индивидуальный жизненный опыт и уникальные
перцептивные способности именно этой личности, и никогда не бывает тождественен
образу, который это же выражение вызовет в сознании любого другого говорящего
субъекта, т.е. образ субъективен по своей природе» [Кравченко 2001: 123]. Слово
выступает как посредник, как средство выхода на определенную ситуацию. По мнению
С.В. Лебедевой, «информация, вызываемая словом, всегда воспринимается кем-то и в
определенный момент происходит различие своего и чужого видения ситуации, какието фрагменты ситуации «затушевываются», а какие-то – наоборот, проступают
особенно ярко» [Лебедева 2002: 256]. Например: «осень сердца» - «в моем сердце
сейчас осень. Хочется чего-то нового, неизвестного, необычного. Слезы застилают
глаза, тоска разрывает душу, прошлые воспоминания мешают начать новую жизнь.
Они, словно опавшие листья, закружили меня в вихре жизни».
Полученные нами результаты говорят о том, что ии. стремятся передать
ситуацию не только с помощью «постоянных», свойственных предметам и явлениям
признаков в любой ситуации, но и подчеркивают «особые» признаки, выделяя
отношение к ним. Например: «валютные инъекции» - «это когда курс валюты то
падает, то поднимается, тем самым, доставляя неприятные ощущения».
Экспериментальный материал свидетельствует о том, что ии. передают
ситуацию с помощью несвойственных обсуждаемым предметам и явлениям признаков.
Например: «железные легкие» - «неизлечимая болезнь горняков» или «валютные
инъекции» - «новые постановления президента (добавка к пенсии, разнообразные
компенсации) представляют собой не что иное, как валютные инъекции.
Правительство использует их чтобы «заглушить боль умирающего общества»».
Эксперимент показал, что ситуация, являясь определенным фрагментом знания
индивида, зависит от множества факторов, но, прежде всего от глобального контекста
при доминировании контекста внутреннего. «Любая ситуация значима для индивида,
это не просто фиксации существующих свойств предметов и явлений реальной
действительности, а отношение к ним, способ видения, направление которого
определяется внутренним контекстом носителя языка» [Лебедева 2002: 253]. Именно
внутренний контекст является основанием для создания образа ситуации. Например:
«синдром Алисы в стране чудес» - «сокрытие своего существа «за миром детства»
(светлое только в детстве, а сейчас нужна «бронь» от всего мира)».
Значение словосочетания не сводится к понятию и протекает на
подсознательном уровне, взаимодействуя с продуктом предшествующего опыта
человека, и охватывает все многообразие увязываемых со словом чувственных
впечатлений. Происходит включение словосочетания в многогранный «внутренний»
контекст, изначально являющийся перцептивно-когнитивно-аффективным, вербальным
и невербальным. Например, ии., основываясь на своем когнитивно-аффективноперцептивном опыте, так интерпретирует исследуемую медицинскую метафору
«голубая кровь» - «мой знакомый – потомственный князь грузинский. Он всегда
подчеркивает, что в нем течет голубая кровь, его род происходит из старинного
княжеского рода, который насчитывает более 400 лет». Ситуация как бы
двунаправлена: с одной стороны – это реакция на определенный фрагмент образа мира,
а с другой – переживание своего отношения к этому фрагменту. Например:
«нарушение финансового кровообращения» - «неустойчивое финансовое положение
моего друга».
Результаты эксперимента показывают наличие у ии. различного рода
«чувствований», связанных с переживаниями, стоящими за воспринимаемыми
стимулами. Например: «осень сердца» - «душевные чувства. Осень можно понимать
или как дождь – печаль, либо как разноцветные деревья – радость. Все зависит от
характера человека». Как отмечает С.В. Лебедева, «источником «чувствительности»
образа ситуации при установлении фактов сходства является внешний мир,
пропущенный через субъективный опыт индивида» [Op.cit: 259].
При анализе экспериментальных данных мы столкнулись с любопытным
феноменом. Ряд ии. (студентов-медиков пятых курсов) опознают предъявленные
выражения, опираясь на свои профессиональные знания, однако, последние
способствуют созданию определенных образов ситуаций, не являясь опорой при
понимании выражений. Полученные дефиниции не соответствуют словарным
трактовкам медицинских терминологических словарей. Например: «синдром отмены
табака» - «неврастения», «наркомания», «болезнь века»; «солдатская болезнь» «гастрит, т.к. солдаты плохо питаются в армии», «меланхолия», «депрессия из-за
нервозности оказаться наедине с самим собой, в одиночестве», «грибковое
заболевание кожи пальцев ног и ногтей», «плоскостопие»; «болезнь колючей
проволоки» - «тюрьма и различные заболевания заключенных (туберкулез, например),
«кровь и какое-то телесное повреждение», «крапивница», «агрессия».
По нашему мнению, профессиональные знания влияют на индивидуальную
семантику (термин А.А. Новоселовой), что подтверждается данными нашего
эксперимента. Опыт, значимый для индивида, определяет выбор той или иной лексемы
и, по всей видимости, содержание медицинской метафоры зависит в первую очередь от
индивидуальной семантики этих слов, употребленных в переносном значении.
Например: «анатомия критики» - «расчленение критики по частям и понимание в
отдельности каждой части», «когда известные анатомы, ученые или люди хорошо
знающие анатомию, ведут спор о том, с чем они не согласны, т.е. критикуют
некоторые анатомические положения»; «патологический интерес» - «паранойя»,
«интерес к чему-нибудь отклоняющемуся от нормы, но не все время (например,
сексуальная перверсия)»; «осень сердца» - «нарушение сердечной мышцы (сердца),
ухудшение состояния его деятельности».
В
нашем
экспериментальном
исследовании
имеется
материал,
свидетельствующий о неточной интерпретации медицинской метафоры, благодаря
опоре на фонетический признак, влияющем на понимание смысла предъявляемого
стимула. Примерами неверного опознавания медицинской метафоры является замена
одной или нескольких букв другими в одной из лексем, входящих в состав
предъявляемого стимула. Например: «синдром Розенталя» - «доктор Рошаль»,
«доктор Борменталь»; «синдром Диогена» - «гематоген». Таким образом, опора на
фонетический признак влияет на изменение смысла медицинской метафоры,
представляющей собой неделимый феномен (ее нельзя разложить на составляющие
лексемы).
По нашему мнению, человек опирается на готовое знание, почерпнутое из
культурного наследия; он может не задумываться об основании для сравнения, хотя
при желании такое основание может быть обнаружено. Например: «голубая кровь» «кровь, принадлежащая ведьмам и колдунам. В жизни людей с голубой кровью так
называют из-за каких-то особенностей, трудно поддающихся объяснению». При
толковании исследуемой метафоры ии. опирались не только на фольклорную
составляющую культурного наследия, но и на исторические факты, приобретенные в
школьном курсе обучения. Например:
«гитлеровцы считали, что являются
обладателями голубой крови» или «родословная человека, имеющего в своих корнях
знатных и родовитых предков».
При толковании исследуемой медицинской метафоры «комплекс Каина», для
ии. значима теологическая составляющая культурологического наследия: «Библия:
братья Каин и Авель. Кто-то убил другого». Предметные знания (термин А.А.
Залевской), а именно сведения из мифологии, являются основой для интерпретации
следующих медицинских метафор: «синдром Диогена» - «Бог, Греция, миф, вино»,
«синдром Дианы» - «женщина-вамп, охотящаяся на мужчин, подобно богине охоты в
Древнем Риме или Греции».
При опознании исследуемой медицинской метафоры «синдром Мюнхгаузена»,
ии. опирается на основное качество этого литературного персонажа – фантазерство и на
профессиональные знания, полученные из вузовского курса латинского языка и основ
терминологии, что позволяет ей образовать новую ассоциативную связь:
«псевдология».
При толковании медицинской метафоры «синдром Хлестакова», ии. исходят из
школьных знаний курса русской классической литературы, а именно произведение Н.В.
Гоголя «Ревизор». В приведенных ниже дефинициях прослеживаются субъктивнооценочные характеристики главного героя этого литературного произведения, при этом
релевантность той или иной характеристики для каждого респондента различна.
Например: «быть аферистом», «выдавать себя за другого», «жадность»,
«подхалимство, человек-хамелеон. Он сменяет интонацию в зависимости от общения
с низшей или высшей «должностью»», «чаще этому подвержены мужчины».
Таким образом, можно сделать вывод, что в определении медицинской
метафоры человек опирается на социум и культуру индивидуальный вербальный и
невербальный когнитивно-аффективный опыт, на признаки и признаки признаков
предметов и явлений реального мира. Заметим, что культура для нас – это среда
обитания человека.
В процессе анализа экспериментальных данных были обнаружены развернутые
определения, свидетельствующие о том, что, опираясь на признаки признаков, на
нормы, принятые в обществе, испытуемые выходили на определенный фрагмент образа
мира. Релевантность признаков для каждого человека индивидуальна. При этом имеют
место элементарные обобщения и абстракции, на фоне селекции признаков
обсуждаемого предмета или явления (некоторые редуцируются, иные усиливаются,
гиперболизируются), уточняя, что именно в личном опыте индивида находится за
медицинской метафорой. Например, интерпретируя метафору «политическая
близорукость», ии. исходит из политических догм современного общества, активно
навязываемых СМИ, субъективных оценок политических лидеров и партий: «когда
человек не имеет своих политических взглядов или имеет, но глубоко в них
заблуждается и не понимает истинного смысла тех или иных политических течений.
Например, если человек является приверженцем партии ЛДПР и думает, что эта
партия пропагандирует общее равенство и великий всепроцветающий коммунизм, то
можно назвать этого человека политически близоруким, т.е. не разбирающимся в
истинных понятиях той или иной политической организации».
Кинематограф и рекламная информация, также оказывает влияние на ии.,
формируя определенный взгляд на события или явления, происходящие в обществе,
что мы видим и в нашем экспериментальном материале. Например: «синдром
Мюнхгаузена» - «Олег Янковский в роли Мюнхгаузена», «хороший мультфильм»;
«синдром Дианы» - «собака на сене», «распутство собаки на сене»; «синдром
Обломова» - «Олег Табаков в «барском» халате». Реклама продукции различных
компаний, пропагандируемая в СМИ, накладывает отпечаток на сознание человека.
Например, на стимул «Пиквикский синдром» были получены следующие дефиниции:
«любовь к чаю», «наслаждаться шоколадкой «Пиквик» - это клево. Хороший вкус и
отдых способствует хорошей работе», «реклама чая», «шоколадка с вафлей и
карамелью».
В полученных нами дефинициях прослеживается интерференция молодежной
поп культуры. Например: «нарциссическая травма» - «Пьер Нарцисс»; «синдром
Дианы» - «Диана Гурская»; «синдром Квазимодо» - «человек с физическими
недостатками, желающий жить как нормальные люди («Горбун отверженный с
проклятьем на челе, он никогда не будет счастлив на земле»)».
Экспериментальный материал показал, что не только знания человека о том или
ином фрагменте образа мира и его составляющих, но в том числе и о себе, лежат в
основании дефиниции. Например: «синдром Шалтай-Болтая» - «это мой девиз по
жизни, мое отношение к жизни, к работе, к учебе. Практически стиль жизни. Ибо стоит
относится ко всему серьезно, как сразу все перестает получаться. Бояться, наверное,
люди проявления «большого» ума»!» или «непосещение лекций и практических
занятий в университете».
Следовательно, взаимовлияние знаний чрезвычайно многообразно. Такое
взаимодействие является порождением совершенно новых знаний, ведущих к
формированию мыслей и гипотез.
Полученный экспериментальный материал был также проанализирован нами в
соответствии с принципами анализа содержания метафоры, предложенными А.М.
Шахнарович и Н.М. Юрьевой [Шахнарович, Юрьева 1987], что отражено в таблице 1.
Таблица - 1
Основание интерпретации
Примеры
«патологический интерес» – «интерес,
который у человека занимает большую
Внешние и внутренние признаки
часть времени, т.е. такой интерес
перерождает человека и делает его
«зацикленным» именно на том, что его
интересует (как у меня часто бывает)».
«синдром Диогена» – «бочка, капуста»;
«синдром Розенталя» – «немцы, режим,
Смысловая структура метафоры
порядок»; «синдром Шалтай-Болтая» «возвращение
домой
после
бурной
вечеринки».
«утечка мозгов» – «неадекватное
Абстрактные характеристики предмета
поведение»; «синдром Алисы в стране
чудес» – «любовь к жизни, к людям, к миру
вообще».
«нарциссическая
травма»
–
Особенности предмета метафоризации «безответная любовь»; «болезнь колючей
(доминирование «чужого» признака)
проволоки» – «нарушение нервной
системы», «симптом Ван Гога» «ощущение чужеродности в каком-либо
городе и стране. Постоянное стремление
покинуть это место».
Таким образом, экспериментальный материал дает целый спектр различных
интерпретаций медицинской метафоры, отражающий взаимодействие человека и
окружающего мира. Результатом метафорического парадокса является подталкивание
медицинской метафорой индивида к познанию действительности, что подтверждается
полученными нами дефинициями. Ии. опирались на образ ситуации, на свой
когнитивно-аффективный
опыт,
на
внутренний
контекст
предъявленных
словосочетаний, квалифицируемых нами как медицинские метафоры. Полученные
дефиниции говорят о том, что предложенные стимулы оказались знакомыми
словосочетаниями и воспринимались не как медицинские метафоры, а как средство
выхода на определенный фрагмент образ мира.
Библиографический список
Алексеев К.И. Восприятие метафоры и его виды. Дис…канд. филол. наук.
Москва, 1998.
Залевская А.А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека. –
Калинин: КГУ, 1977.
Залевская А.А. Проблемы психолингвистики. – Калинин: КГУ, 1983.
Залевская А.А. Слово в лексиконе человека: психолингвистическое
исследование. – Воронеж: ВГУ,1990.
Залевская А.А. Индивидуальное знание: Специфика и принципы
функционирования. – Тверь, 1992.
Залевская А.А. Введение в психолингвистику. – М.: Российск. гос. гуманит. унт, 2000.
Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. –
Иркутск: Издание ОГУП «Иркутская областная типография №1», 2001.
Лебедева С.В. Близость значения слов в индивидуальном сознании. Дис. д-ра
филол. наук. Тверь, 2002.
Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. – М.: Смысл, 1997.
Шахнарович А.М., Юрьева Н.М. К проблеме понимания метафоры // Метафора
в языке и тексте / Ред. В.Г. Гак и др. – М.: Наука, 1988. – С. 108 – 118.
Download