МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ (УНИВЕРСИТЕТ) МИД РОССИИ ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА И ПРАВА УЧЕБНИК М.А. ИСАЕВ Рецензенты: Гребенюк А.В. - кандидат исторических наук, доцент. Рогожин Н.М. - доктор исторических наук, профессор. ПРЕДИСЛОВИЕ При написании данного учебника была использована чикагская система сносок, при которой приводятся ссылки в квадратных скобках "[]" на монографическую литературу (доктрину), в круглых скобках "()" - на исторический источник или памятник права. Цитирование исторических источников дается в пагинации, принятой для академических изданий такого рода актов. Естественная необходимость цитирования большой массы древнерусских исторических документов выявила определенную языковую проблему. Трудность понимания древнерусского языка у современных студентов - вещь весьма распространенная. В связи с этим автор был вынужден модернизировать цитируемый текст. В орфографии устранен твердый знак после согласных на конце слов, этот же знак в виде букв "еръ" и "ерь" в середине слов заменен на гласные, буква "ять" заменена на "е", одновременно введена буква "й" ("и" краткое). В морфологии осовременены формы прилагательных, наречий и существительных, однако глагольные формы оставлены без изменений. Без изменения оставлены имена собственные и слова, вышедшие из употребления в современном русском языке. Автор постарался сделать упор на анализе текста памятников русского (российского) права, а не на мнения историков и прочих исследователей. Этим объясняется обилие цитируемого материала, поскольку издания многих памятников для студентов часто недоступны. В некотором роде данный прием позволяет считать, что настоящий учебник выполняет также функции хрестоматии и справочника. Глава I. ВВЕДЕНИЕ В НАУКУ ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ПРАВА § 1. Предмет и методология науки истории российского права. § 2. Источники науки истории российского права. § 3. Отечественная наука истории права. § 1. Предмет и методология науки истории российского права Предмет. "Предмет" в общем смысле есть объект, на который направлено сознание исследователя. Для ученого-юриста это, безусловно, право в его становлении (in status nascendi), как сказал бы Гегель. Процесс становления права - это введение его самого в поток времени. Одним словом, познание правовых феноменов в категории времени. Таков смысл науки истории права вообще. Привлечение к объекту такого критерия, как пространство, - локализация становления правовых феноменов на всей территории Земли, превращает процесс исследования в историю права конкретной страны, конкретного народа. В нашем случае предмет определяется как история российского права: становление институтов российского права и государственности за последние одиннадцать веков. Методология. Методология в общем смысле представляет собой совокупность приемов (мыслительных операций), посредством которых человек (исследователь) изучает мир. Простейшая систематизация переводит мир в совокупность объектов, каждый из которых требует своих способов изучения. Уже на этой стадии формализации мышления возникает специализация методов; для юридической науки требуется свой метод, для исторической - свой и т.д. Однако в нашем случае происходит смешение методов двух разных наук: и юриспруденции, и истории, поскольку предмет исследования сложносоставной. Эта специфика науки истории права в первую очередь выдвигает историко-сравнительный метод в качестве своего главнейшего приема. В основе его лежат сравнительные операции, направленные на выявление так называемых пережитков (филиаций). Пережитком в общем смысле называют социальное явление, смысл которого становится понятным только из его прошлого, а не из его настоящего. Другой фундаментальный прием изучения истории права покоится на формально-юридическом или догматическом методе. Остановимся на его характеристике подробнее. Самим словом "ДельтаОмикронГаммаМиАльфаТауЙотаКаппаОмикронЙота" древние греки обозначали философов, защищавших истинность общих (хорошо известных) положений. Иммануил Кант вложил в этот термин современный смысл: учение, которому не предшествует гносеологическое исследование степени достоверности его данных или границ их обязательности. Было бы ошибкой полагать, что догматическое знание целиком обусловлено верой мыслящего субъекта в истинность и общеобязательность таких знаний. Скорее в догматическом знании его основание представляет собой настоящее; воспользуемся юридической терминологией, causa remota - знание, сокрытое в глубине веков. Причем, что важно, это знание чисто логического свойства, общезначимость которого прямо пропорциональна собственной рациональности. Возьмем, к примеру, такое догматическое положение, как pacta sunt servanda. На простейший вопрос об основании этого положения следует обычный рациональный довод от противного: несоблюдение договоров делает бессмысленным их заключение. Это все равно, что утверждать: целью заключения брака является последующий развод супругов. Юридический характер догматический метод получает благодаря тому, что оперирует, таким образом, юридическими понятиями. Важнейшим дополнением к основным методам науки истории права является такой логический прием, как индукция (латинское слово греч. "inductio" - латинская калька с "ЭпсилонПиАльфаГаммаАльфаОмегаГаммаЭта" (букв. "наведение")). Индукция - это своего рода сила, преобразующая юридические понятия в целостные суждения. Исторически индукцией называют способ, используя который исследователь приходит к осмыслению общего на основе анализа частного. В языке Аристотеля: "Наведение же есть восхождение от единого к общему" (Top. 105a 10). "Наведение" юридических понятий и фактов, таким образом, создает целостную картину истории (становления) институтов права и государства. Еще одним важным приемом исследования истории права следует назвать историческую лингвистику . Не секрет, что история цивилизации четко делится на две эпохи: дописьменную и знакомую с письменностью. Язык также подвержен изменениям в потоке времени, как и любое социальное явление на Земле. Зная исходные формы слов, исследователь восстанавливает их первоначальный смысл; раз так, то, зная этимологию, можно заглянуть в дописьменную историю. Можно, говоря иначе, восстановить действительную картину самой архаичной эпохи становления права и государства. Наряду с указанными основными методами исследования история права знает и другие методы, в частности систематизацию, экзегетику и ряд других, применение которых обусловлено пристрастием самого исследователя. Можно привести в качестве примера работы известного русского юриста и историка права Д.Я. Самоквасова. Этот ученый начинал как профессиональный археолог, известен ряд важных раскопок, произведенных им. Так вот, он считал, что археология и ее приемы вполне допустимы в исследовании истории права. Вплоть до открытия новгородских берестяных грамот в начале 50-х гг. XX в. его точка зрения воспринималась научным миром не иначе как чудачество. Сейчас наверняка так считать нельзя. *** Современный процесс познания, производимый при помощи разного рода методологических приемов, тем не менее страдает рядом существенных недостатков. Самым распространенным, особенно в российской истории права, является идеологическая обусловленность мышления самого исследователя. Идеологическая обусловленность выводов и положений научного исследования существенно снижает их ценность и объективность, единственным критерием которых является их истинность, сопряженная с объективностью суждения, которая, в свою очередь, обусловлена необходимостью самого мышления. Здесь уместно вспомнить постулат французского математика Пуанкаре, переиначившего известный постулат Гегеля. Так, если, по Гегелю, все действительное мыслимо, а мыслимо потому, что действительно, то, по Пуанкаре, высказанное суждение объективно потому, что оно - должное суждение. Данное суждение объективно в силу необходимости самого мышления. Этот известный базовый постулат позитивизма позволяет преодолевать идеологичность мышления, другой разновидностью которого является метафизичность положений и выводов, на которых часто основывают свои построения многие российские ученые. Исторически термин "метафизика" ведет свое начало от греч. "ТауАльфа МиЭпсилонТауАльфа ТауАльфа ФиИпсилонСигмаЙотаКаппаАльфа", так обозначили порядок размещения трудов Аристотеля его издатели, расположив его гносеологические работы после естественнонаучных трудов. Напомним, для самого Аристотеля "метафизика" была лишь наукой о верховных принципах, управляющих существованием. Современное понятие метафизики предполагает суждения, в основе которых лежит мыслительная операция, противопоставляющая субъект суждения его объекту. Приведем пример, чтобы была лучше понятна высказанная мысль. Возьмем два взаимоисключающих определения права. Право это воля господствующего класса и право - форма организации свободы людей, выражающая этапы развития свободы. И то, и другое суждение метафизично по сути, так как их объект - право - не совпадает с собственным субъектом: в одном случае под субъектом понимается воля, в другом свобода. И это полбеды, поскольку в дальнейшем противоречие только углубляется, особенно тогда, когда пытаются дать определение свободе или воле. Поскольку в конце концов метафизически мыслящий исследователь приходит к таким основаниям, лежащим в фундаменте понятий свободы или воли, которые к праву, его важнейшим элементам отношения вообще никакого не имеют. Одним словом, современные метафизики повторяют ту ошибку, которую раскритиковал в свое время Кант: истинное понятие вещи они пытаются вывести из понятия "вещи-в-себе". Верное, объективное суждение о праве в духе позитивизма тогда будет выглядеть как простое логическое определение: право - это система норм и правил, подлежащих неукоснительному соблюдению. В этом суждении объект - право - полностью совпадает со своим субъектом - нормами и правилами, приведенными в систему, т.е. упорядоченными относительно друг друга. Истинность этого суждения выводима из его необходимости: мышление правовых феноменов вне понятий нормы, правила и порядка невозможно! § 2. Источники науки истории российского права Главнейшим источником науки истории российского права являются его памятники. Памятник в общем смысле - это то, что служит напоминанием; соответственно, памятник права - акт, который служит свидетельством былого состояния права. Говоря проще, источник права, вышедший из употребления. На настоящий момент практически все известные памятники российского права опубликованы. Многие из них снабжены весьма ценным научным комментарием и справочным аппаратом. Другим очень важным источником являются русские летописи. Они также практически все опубликованы (ПСРЛ (Т. I - XXXVIII М.; СПб.; Л. 1842 - 1989)). В летописях помимо исторических сообщений мы находим важнейшие факты внешней русской истории, учет которых позволяет глубже понять смысл многих исторических документов, юридических в том числе, более того, историю становления национальной государственности. К летописям примыкают разного рода исторические сочинения, некоторые из них весьма почтенного возраста - сочинения античных авторов, а также труды маститых русских и советских историков. Особо следует выделить здесь сочинения иностранцев о России эпохи позднего Средневековья, в которых содержится масса интересного бытового материала. К источникам науки истории российского права можно отнести разнообразный археографический материал: упомянутые берестяные грамоты, собственно древние грамоты, акты, формулы сделок и др. Сюда же можно отнести данные нумизматики, включая древние печати. Довольно серьезной проблемой письменных памятников права является их подделка. Исторические акты начали фальсифицировать очень давно, преследуя разные цели - от корыстных до политических, а то и вовсе желая прославиться. В качестве примера такой позднейшей подделки, на которую поддались некоторые российские ученые, можно назвать пресловутую "Велесову книгу", состряпанную, судя по всему, специалистами ОГПУ в начале 20-х гг. прошлого века с целью идеологической дискредитации белоэмигрантского движения. Впрочем, самый ранний пример фальсификации в русской истории - "Повесть временных лет", автор которой Нестор-летописец существенно исказил самый ранний период русской истории. Наконец, следует назвать весь корпус научной литературы, посвященной проблемам истории российского права. Доктрина, собственно, составляет основное тело науки. § 3. Отечественная наука истории права Отечественная школа истории российского права в ее действительно научном значении ведет свое начало от работ русского юриста К.А. Неволина (1806 - 1855). Молодой Неволин был откомандирован знаменитым графом М.М. Сперанским для обучения в Германию, где в период с 1830 по 1832 г. застал еще на профессорской кафедре самого Гегеля, там же в Берлинском университете он слушал лекции Ф.К. фон Савиньи. Огромное влияние на национальную науку в период ее становления оказали также труды двух немецких профессоров, преподававших в русских университетах, а именно И.Ф. Эверса и А.М.Ф. Рейца. Их труды, изданные на русском языке в 30-х гг. XIX столетия, оказали существенное влияние на молодого С.М. Соловьева - одного из основателей русской исторической науки. Начиная с средины XIX в. в русской науке истории права наметился идеологический раскол, во многом не преодоленный до сих пор. С указанного времени формируются либеральное (западническое) и консервативное (славянофильское) направления. Несмотря на идеологическую ущербность собственных построений, труды либералов Б.Н. Чичерина, К.Д. Кавелина, Ф.Н. Тарановского, М.М. Ковалевского и труды славянофилов К.А. Аксакова, В.Н. Лешкова и ряда других до сих пор представляют научный интерес. В конце XIX в. возникает течение юридического позитивизма, представители которого, трудясь на ниве истории русского права (М.Ф. Владимирский-Буданов, М.А. Дьяконов, В.И. Сергеевич, А.Н. Филиппов), внесли неоценимый вклад в позитивное изучение истории русского (российского) права. С крушением исторической русской власти и установлением в стране коммунистического режима о научном творчестве в его подлинном смысле говорить уже не приходилось. "Русская история контрреволюционный термин, одного издания с трехцветным флагом" - таков был общий настрой власти. Русская историческая и юридическая наука подверглась гонению, часть ученых была просто уничтожена большевиками. Восстановление проходило страшно тяжело и было сопряжено с рецидивами охоты на ведьм. Преподавание в высших юридических заведениях "Истории государства и права СССР", так теперь стала называться наука, возродилось только в 40-х гг. прошлого столетия. Огромную роль при этом сыграл С.В. Юшков, чья научная карьера началась еще до революции. Именно его перу принадлежит первый учебник по названной науке. ДОМОНГОЛЬСКИЙ ПЕРИОД ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ПРАВА Глава II. СТАНОВЛЕНИЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ § 1. Праславянская общность как начальный этап государственности. § 2. Генезис государственности восточных славян. формирования древнерусской § 1. Праславянская общность как начальный этап формирования древнерусской государственности Праиндоевропейская древность и ее социальные формы. Общность индоевропейских народов, к которой относят предков славян, была установлена благодаря изысканиям филологов (лингвистической палеонтологии) еще в конце XVIII в. Сам факт общности предков народов, обитающих сегодня от Ганга до Британских островов (исключая, разумеется, Новый Свет), поставил перед историками и этнологами ряд вопросов, ответы на которые дали возможность взглянуть на историю Евразии не то что в новом, а в истинном свете. В связи с чем уже с начала XIX в. в науке появляется традиция, занятая поиском прародины народов индоевропейской общности. Занятие не столь уж праздное: найдешь прародину - установишь направление древнейших миграционных потоков - ответишь на вопрос: как происходило взаимодействие древних этносов, как в конце концов происходило становление форм цивилизации, главнейшей из которых со времен Гегеля считают государство? Традиция поиска прародины имеет несколько этапов, нельзя сказать, что совершенно бесплодных, но и не увенчавшихся, надо это признать, полным и точным ответом на поставленный вопрос. Первым по времени был этап, когда ученые пытались, опираясь на данные сравнительного языкознания, локализовать прародину ариев <1>. Например, возникла теория азиатского происхождения ариев. За основу поисков было взято общее название для всех индоевропейцев такого дерева, как береза: санскр. bhurja, нем. bierke, сканд. bjorke, д.в.н. birikha. Простой вывод, сделанный по аналогии, требовал поместить родину праиндоевропейцев где-то на северо-западных отрогах Гиндукуша, в Семиречье и поймах Сырдарьи и Амударьи. Но вот различное название такого продукта, как соль, у азиатских и европейских ариев сильно поколебало уверенность в общей азиатской прародине. Кроме того, различалось название осла азиатских ариев: санскр. gyardabha, авест. khara и европейских: кельт. assal, готск. assilus, лат. asellus, ст.-сл. осьлъ. То же и для верблюда: санскр. ustra, авест. ushtra, но лат. camelus, греч. "КаппаАльфаМиЭтаЛамбдаОмикрон", ст.-сл. вельвлждъ, корни названия, вне сомнения, от готск. ulbandus. Одним словом, выяснилось, что языковыми средствами родину праариев локализовать не удается. -------------------------------<1> Строго говоря, такое наименование неверно. "Arya" - это самоназвание народов индоиранской языковой группы. Сюда же следует отнести и осетин, самоназвание которых "аланы" того же корня. В данном случае применительно к индоевропейцам термин "арий" используется в целях экономии. Почти одновременно с лингвистическими поисками были предприняты исследования, авторы которых в качестве критерия использовали расовые черты древних индоевропейцев. Критерий, надо сказать, очень ненадежный, хотя за основу брали неизменные антропологические черты, те, что не изменяются под воздействием климата, условий жизни и т.п., - цвет кожи, волос, глаз, телосложение и главное - черепной показатель. Из древних текстов азиатских ариев (Веды и Авеста), сообщений древних авторов в общем вырисовывался следующий расовый тип праиндоевропейца: высокий рост (выше 180 см), пропорциональное сложение, светлые волосы - от русых до рыжих, серые или голубые глаза, белая кожа (хотя цветность ее варьировалась от смуглой до красноватой) и длинный, т.е. брахицефальный, череп: gentes dolichocephale ortognatae. Одно из существенных доказательств своей теории ученые видели в постепенном увеличении по мере продвижения с юга на север Европы представителей со светлым тоном кожи, волос, глаз и брахицефальными черепами. Вывод напрашивался сам собой: прародина ариев находилась где-то на севере, где-то в циркумполярной области европейского континента. Доказательство этого находили в мифах о Гиперборее древних греков, Арктогее германцев и, что самое главное, в необъяснимой на первый взгляд осведомленности ариев Индии и Ирана о погодных явлениях в Арктике. "Но в противовес этому сотворил смертоносный Анхра-Манью красного дракона и созданную дэвами зиму. Там десять зимних месяцев, лишь два летние, и они холодны для воды, холодны для земли, холодны для растений. И [есть] середина зимы, и есть [сердце] зимы; и [когда] зима подходит к концу, тогда [бывает] очень много наводнений" (Авеста. 1997. С. 73). Можно к этому добавить сообщение Вед о том, что летом в этой части земли солнце не заходит никогда, а зимой - не восходит и что Полярная звезда там находится строго в зените. Между прочим, очень четкое указание на Северный полюс Земли. Эти и многие другие сведения породили теорию полярной прародины индоевропейцев, направление странствий которых было во времени ориентировано строго с севера на юг. Некоторые политические движения, в частности нацисты, использовали в своих партийных целях выводы этой теории. Да и сейчас в идеологии некоторых политических движений, в России в том числе, элементы этой теории прослеживаются. Серьезный удар по данной теории, особенно по ее антропологической составляющей, был нанесен открытием известным советским генетиком Н.И. Вавиловым такого явления, как "дрейф рецессивных генов к периферии ареала обитания популяции". В одной из своих экспедиций в Северный Афганистан в 20-е гг. прошлого века Вавилов обнаружил странное явление: среди жителей горных селений, отдаленных от многонаселенных долин, очень часто встречались люди со светлым типом волос, глаз и кожи. Это явление было им истолковано как выдавливание рецессивных генов (отвечающих за светлые тона) под воздействием доминантных генов (отвечающих за темные тона). Кстати, на аналогичное явление обратили внимание и англичане, заметив, что жители предгорий Гималаев Британской Индии нередко напоминают сильно загорелых европейцев. Впрочем, когда это открытие было сделано англичанами, науки генетики попросту не существовало. Так и только так можно объяснить изменение в сторону увеличения светлых тонов цветности населения Европы с юга на север. Что же касается сведений о полярной прародине индоевропейцев, то эти сведения в новой трактовке были переосмыслены в виде "географической" теории. Эта концепция, третья по счету, до сих пор держится в науке. Во всяком случае разделяется большинством ученых. Столь подробные сведения о полярном регионе могут быть объяснены рассказами (мифами) о севере, бытовавшими среди народов Геродотовой Скифии. Именно эти мифы, распространенные среди северных племен Скифии, послужили главным источником информации для античных географов, не исключая, впрочем, и путешествия самих греков. Примером последнего может служить путешествие Пифея (IV в. до Р.Х.), открывшего знаменитую ultima Thule. Ученые до сих пор спорят, что именно скрывается под этим названием: Исландия или Гренландия? Одним словом, как писали советские историки, "ясно, что бытовавшие в Скифии представления о полярных странах происходят вовсе не от того, что скифы сами там жили, - они обитали гораздо южнее. Но откуда бы ни были получены представления о полярных областях и арктических феноменах, у скифов они явно не могли явиться результатом "научной" абстракции, как и у индийцев, у которых подобные сведения восходят к очень древней традиции" [Бонгард-Левин, Грантовский. 1974. С. 32]. Вывод напрашивается сам: сведения о севере получены древними ариями тогда, когда они составляли единую общность и жили рядом с народами, их северными соседями, прежде всего с народами угро-финской языковой группы. Следы очень древнего и глубокого влияния индоевропейцев на финнов хорошо изучены, и выводы, полученные на основе их анализа, не оспариваются. Спрашивается, в какой части Европы праиндоевропейцы могли соседиться с финнами? Ответ прост: центральная часть Восточной Европы, точнее, территория Европейской России, еще точнее - пояс степей и лесостепей от Днепра до Урала <1>. К слову сказать, в этом поясе в 70-е и 80-е гг. прошлого века были обнаружены весьма впечатляющие памятники праиндоевропейской древности, включая древние городища ариев. Датировка этих памятников восходит к V тыс. до Р.Х. Важно подчеркнуть, что культура праариев, как свидетельствуют эти памятники, необычайно высока для эпохи неолита. Наличие же высокоразвитой цивилизации в полярных областях земли маловероятно, в период с 60 тыс. до 12 тыс. лет до Р.Х. там жизнь вообще была невозможна из-за глобального оледенения. -------------------------------<1> Совершенно фантастической следует признать теорию Малой Азии как прародины индоевропейцев, с которой в начале 80-х гг. прошлого столетия выступили два советских филолога: Гамкрелидзе и Иванов. *** Культура праарийцев предстает как высокоразвитая для эпохи неолита. Львиную долю сведений о ней мы получаем из материалов исторической лингвистики. В период с V по III тыс. до Р.Х., когда начался интенсивный процесс распада общности, арии представляли собой общество скотоводов, начавшее переход к оседлому земледелию. Огромная роль скота, скотоводства вообще, видна из гат (гимнов) Авесты, в которых говорится о постепенном расширении площади пастбищ для скота (характерно, что расширение идет к югу). "И тогда оповестил я йиму: "О йима, прекрасный сын Вивахванта, наполнилась эта земля мелким и крупным скотом, людьми, собаками, птицами и красными горящими огнями (sic! указание на разрастание населения, так как "красные горящие огни" - это очаги в жилищах ариев. - М.И.). Не находят места мелкий и крупный скот и люди". И тогда йима выступил к свету в полдень на пути солнца. Он этой земли дунул в золотой рог и провел по ней кнутом, говоря: "Милая Сиэнта-Арманти, расступись и растянись вширь, чтобы вместить мелкий и крупный скот и людей!" (Авеста. 1997. С. 78). Интересно отметить, что йима проделал эту операцию несколько раз с временным промежутком в 300 и 600 лет. Чем не интересная аллюзия факта распада общности и начала миграций индоевропейцев? Совершенно точно известно, что индоевропейцы в эпоху своей общности одомашнили таких животных, как вол (бык) - uksan (санскр.), auksa (готск.); овца - ou (д.в.н.), awis (лит.), ovis (лат.), "ОмикронЙотаДзэта" (греч.), (санскр.), овьц (ст.-сл.), avi (санскр.); корова - gau "БэтаОмикронИпсилонДзэта" (греч.), bos (лат.), говадо (ст.-сл.); коза - aja (санскр.), "АльфаЙотаКси" (греч.), ozys (лит.), зьно (ст.-сл.); лошадь - agva (санскр.), aspa (авест.), "ЙотаПиПиОмикронДзета" (греч.), equus (лат.), eku (д.в.н.), aszwa (лит.); свинья - porcus (лат.), "ПиОмикронРоКаппаОмикрон" (греч.), farah (д.в.н.), parszas (лит.), праса (ст.-сл.) (исчезновение производных от праиндоевропейского *porko в индоиранских языках связано с религиозными запретами, установленными здесь очень рано), собака - gva (санскр.), canis (лат.), "КаппаИпсилонОмегаНи" (греч.), hund (д.в.н.) и т.д., параллели можно приводить довольно долго. Имеет смысл указать, что у ариев понятие богатства в смысле личного достояния в качестве движимого имущества передавалось как *peku, от которого в латинском образовался pecus (скот) и pecunia (имущество); ср.: faihu (готск.), pagu (санскр.). В старославянском скотъ, заимствованное от готского "skattz", также передавало понятие богатства; ср. skatt (сканд.) понятие налога, от древнего skattr - дани, уплачиваемой викингам. Не менее богата лексика сельскохозяйственной деятельности ариев. Так, сам главный процесс обработки земли имеет четкую параллель: орати (ст.-сл.), "АльфаРоОмикронОмега" (греч.), arare (лат.), airim (кельт.), arti (лит.). У ариев Индии и Ирана понятие "пахарь", собственно, превратилось в наименование благородного человека - ария. Не менее интересны параллели в названии сельскохозяйственной техники: плуг (лит.), рало (ст.-сл.), ardr (сканд.), arklas "АльфаРоОмикронТауРоОмикронНи" (греч.), aratrum (лат.). Позднейшая древнерусская соха обязана своему происхождению климатическим условиям лесной зоны России и ее бедным почвам. Здесь землю можно было обрабатывать, буквально царапая ее сучком дерева; ср.: gakka (санскр.), saka (лит.), обозначающие одно и то же: "ветвь", "сук". Поле, обработанное под посев или выпас скота: ajra (санскр.), ager (лат.), "АльфаГаммаРоОмикронДзета" (греч.). Такие же или близкие параллели обнаруживаются в названиях основных сельскохозяйственных культур: ячмень, пшеница, рожь, лен, конопля, просо и др. Впечатляющая параллель в названиях основных продуктов питания, например мяса. Причем обнаруживаемая параллель mansa (санскр.) - mensa (лит.) - mimz (готск.) - масо (ст.-сл.) - говорит о том, что этим словом обозначалось именно приготовленное, а не сырое мясо. Интересна параллель глаголу "печь", означавшему один из главных приемов приготовления пищи: pac (санскр.) - pac (авест.) ПиЭпсилонСигмаСигмаОмега (греч.) - coquo (лат.) - kepu (лит.) - пека (ст.-сл.). Далее, общие названия мы обнаруживаем для таких продуктов питания, как молоко, сыр, масло, хлеб. Впрочем, последнее слово в славянских языках заимствовано от готского hlaifs. Мед и перебродивший напиток из него составляли важнейшую часть рациона праиндоевропейцев: madhu (санскр.), medu (кельт.), metu (д.в.н.), milid (готск.), midus (лит.), медъ (ст.-сл.), "МиЭпсилонТэтаИпсилон" (греч.). Впрочем, такой напиток, как пиво, известен только европейским ариям. Причем известен скорее наиболее древний сорт (темный) пива: ol (сканд.), ealu (др.-англ.), alus (лат.), олъ (ст.-сл.; ср. с др.-рус. олуи). *** Развитой предстоит перед нами социальная структура общества праиндоевропейцев. Основа общества - индоевропейская семья патриархального уклада, определяющим для которой является общий имущественный комплекс. Таково, собственно, первоначальное значение латинского familia - это именно обозначение общего имущества, принадлежащего семье. Наличие огромного числа специальных терминов родства у индоевропейцев говорит о том, что семья в этот период имеет форму патронимии, включает в себя несколько поколений кровных родственников и, вероятно, свойственников: свькръ (ст.-сл.), gvagura (санскр.), "ЭпсилонКаппаИпсилонРоОмикронДзэта" (греч.), socer (лат.); свькры (ст.-сл.), gagru (санскр.), "ЭпсилонКаппаИпсилонРоАльфа" (греч.), socrus (лат.); зать (ст.-сл.), jamatar (санскр.), "ГаммаАльфаМиБэтаРоОмикронДзэта" (греч.), gener (лат.) и т.д. Характер власти отца, патриарха семьи, его авторитет свидетельствуют о ее жестокости и безграничности. Вместе с тем историческая лингвистика позволяет сделать одно интересное наблюдение. В некоторых индоевропейских языках (например, в славянских) отсутствует параллель общей форме *pater. Вместо нее используется форма "отьць (ст.-сл.); ср.: atta (хетск.), atta (санскр.), "АльфаТауТауАльфа" (греч.), atta (готск.). В связи с чем было довольно резонно предположено, что в этом лингвистическом материале зафиксирован обычай праиндоевропейцев отдавать своих первенцев на воспитание в чужие семьи. Филиация этого обычая прослеживается у ариев Индии, Ирана, индоевропейских народов Северного Кавказа (так называемое аталычество). Распространено было это явление у древних греков, в средневековой Европе и в Древней Руси, особенно в среде знати. Таким образом, праиндоевропейское *pater и образованные от него слова означают факт биологического отцовства, характер которого очень верно подмечен в названии бога - прародителя всех остальных богов в пантеоне древних римлян - Jupiter. Тогда как "отец" есть обозначение отца-воспитателя, буквально "того, кто кормит". Социальная структура общества праиндоевропейцев не была однородной. Исследования лингвистов выделяют в качестве главного критерия социальной стратификации ярко выраженную в сознании дихотомию восприятия мира - "свой" - "чужой". Отражением этой дихотомии являются праиндоевропейское *swe (букв. "свой") и образованные от него в индоевропейских языках слова. Как писал известный французский лингвист Э. Бенвенист, "с одной стороны *swe предполагает принадлежность к целой группе "своих", с другой - *swe конкретизирует себя как индивидуальность. Очевидно, что такое понятие представляет большой интерес как для общей лингвистики, так и для философии. Здесь выделяется понятие себя как категории возвратности. Это то выражение, которым пользуется человек, чтобы определить себя как индивида и "замкнуть происходящее на себя". И в то же время эта субъективность выражается как принадлежность. Понятие "*swe" не ограничивается говорящим лицом, оно предполагает в исходной точке узкую группу людей, как бы сомкнутую вокруг "своего" [Бенвенист. 1995. С. 218]. Мы только можем добавить, что подобное восприятие "себя" в мире говорит о довольно высоком уровне самосознания праиндоевропейцев (в гегелевском понимании этого слова). Уровень абстрактного мышления ариев невероятно высок для людей эпохи неолита. Аналогичным образом чужак ассоциируется у праиндоевропейцев с "рабом", захваченным в плен на войне: captus - "пленник, узник" (лат.), "АльфаЙотаХиМиАльфаЛамбдаОмегаТауОмикронДзэта" "взятый на конец копья" (греч.), frahundans - "брать в плен" (готск.), плениникж (ст.-сл.). Рабство у праиндоевропейцев носило исключительно патриархальный характер - служило скорее показателем силы и могущества знатного ария, обладающего большой челядью, нежели источником извлечения как можно большей прибыли. Главный источник рабства - плен. Что характерно, "чужак" из "врага" очень легко мог превратиться в гостя, как греч. "КсиЭпсилонНиОмикронДзэта" (чужой) легко переходит в "КсиЭпсилонЙотаНиЙотаДзэтаОмега" (гостеприимство). Современная наука считает непреложным факт стратификации общества праиндоевропейцев (свободных) на три социальных слоя, следы которых обнаруживаются в ранних книгах Ригведы и Авесты. Эта стратификация включает в себя "касту" жрецов - brahman - "исполнители священных обрядов" (санскр.), atharavan (авест.); "касту" воинов - ksattriya - "обладающий военной властью" (санскр.), ratha - "тот, кто стоит на колеснице" (авест.) и простой народ - vaisya - "человек из народа" (санскр.), vastryo fsuyant - "тот, кто занимается скотом" (авест.). Этот арийский архетип наилучшего устройства общества позже даст о себе знать в идеальных построениях общества у Платона и некоторых других философов. Более того, сравнительные исторические данные обнаруживают подобную стратификацию общества у древних римлян, кельтов, германцев и древних литовцев, жречество которых было чрезвычайно развито. Можно найти следы этой стратификации и в предыстории Древней Руси. Важно подчеркнуть, что социальная пирамида праиндоевропейцев знакома с элементами монархической власти. Мы не случайно сказали "элементами", так как говорить о полностью сложившемся институте власти монарха в абсолютистском или "деспотическом" смысле этого слова, конечно, не приходится. Царь, праформа *reg которого, как отмечал Э. Бенвенист, встречается только на крайнем востоке и западе ареала распространения индоевропейских языков, в рассматриваемый период представлял собой скорее аналог верховного жреца (pontifex maximus), основная роль которого заключалась в выдаче санкции на выработанное решение. Причем это решение скорее всего являлось плодом коллективного обсуждения на совете коллегии жрецов, старейшин родов, а то и на собрании всего народа. В эпоху общности совет народа, точнее, его собрание, мог нести в себе двойной смысл. С одной стороны, это могло быть совещание - обсуждение вопроса, следы данного смысла видны в праславянском *vetio (отсюда ст.-сл. вече) или др.-герм. medel ("разговаривать", "совещаться"); не случайно Тацит, описывая быт германцев, употреблял слово "sermo" при обозначении их народных собраний), с другой - это могла быть совокупность народа, некое подобие института, осязаемого почти вещно. Таков смысл санскр. sabha, готск. sibja или др.-герм. pag. Поскольку общество праиндоевропейцев, безусловно, имело родовую структуру (санскр. gotra, греч. "ГаммаЭпсилонНиОмикронДзета", лат. gens), избрание царя всецело зависело от старейшин родов. Выбирался именно ими. Согласно сведениям древних источников индоевропейские народы выбирали царя уже на ранней стадии своей истории, ограничиваясь кругом какого-нибудь одного знатного рода. Также можно предположить, опираясь на работы французского историка Ж. Дюмезиля, что царь древних индоевропейцев помимо сакральных выполнял функции военачальника и судьи. И последнее. Праиндоевропейцы уже в эпоху единства вступили в фазу урбанизации общества. Иными словами, их общество в целом не может быть отнесено к кочевому типу. Арии уже начали строить города, разумеется, пока это были довольно примитивные сооружения. Тем не менее Авеста сообщает нам: "И вот йима сделал Вар размером в бег на все четыре стороны и принес туда семя мелкого и крупного скота, людей, собак, птиц и красных горящих огней. И йима сделал Вар размером в бег на все четыре стороны для жилья людей и размером в бег на все четыре стороны для помещения скота. И туда провел он воду по пути длиной в хатру, там он устроил луга, всегда зеленящиеся, где поедается нескончаемая еда, там построил дома, и помещения, и навесы, и загородки, и ограды... В переднем округе [Вара] он сделал девять проходов, в среднем - шесть, во внутреннем - три. В проходы переднего округа он принес семя семи тысяч мужчин и женщин, среднего шестисот, внутреннего - трехсот. Согнал их в Вар золотым рогом и закрепил Вар дверью-окном, освещающимся изнутри" (Авеста. 1997. С. 80 - 81). Кстати, в южных говорах русского языка до сих пор "варок" означает "временный загон для скота"! Особенно интересно, что археологи обнаружили подобные сооружения, с точностью повторяющие описание Авесты, в Южном Приуралье! Можно также предположить, что население древнего городища ариев равнялось 8000 человек (для поселения эпохи неолита исключительно большая цифра), и городище возводилось, копируя социальную структуру общества: в центре жилища триста жрецов, вокруг них воины, а на периферии - простой народ! Праславяне и их общество. "Славяне появились на исторической арене, - писал в 1925 г. один из основателей науки славяноведения чешский историк Л. Нидерле, - неожиданно как великий и уже сформировавшийся народ; мы даже не знаем, откуда он пришел и каковы были его отношения с другими народами" [Нидерле. 2000. С. 11]. Конечно, эти слова - преувеличение, поскольку уже в первой половине XIX в. основатель науки славяноведения словацкий историк П.Й. Шафарик совершенно точно указал на Геродота (отца истории) как на первого, кто заметил существование славян в мировой истории: "Наконец, еще выше их живут невры" (Геродот. История. IV 17). Шафарик верно предположил родственность этого этнонима ст.-сл. нуръ (земля), в современном русском языке коренные ему слова "нора", "понурый" (т.е. склонный к земле) и др. Поразительнее всего то, что через полторы тысячи лет после Геродота Нестор-летописец писал: "От племени Афетова нарицаемые норци еже суть словене" (ПСРЛ. Т. I, стб. 5). Нестор помещал этих самых "норциев" в среднем течении Буга - практически там, где они находились во времена Геродота. Помимо невров современные историки относят к славянам (праславянам) тех, кого Геродот называл "скифами-пахарями" (ГаммаЭпсилонОмегаРоГаммаОмегаЙота), при этом он их помещал в Среднем Поднепровье. Очевидно, регион между Днепром и Бугом и был прародиной славян, если, конечно, не рассматривать данные такого источника, как Велесова книга. Праславянское единство просуществовало в хронологических рамках вплоть до VI в. по Р.Х., хотя отдельные племенные группы праславян и до указанной даты частью самостоятельно, частью увлекаемые иноземным вторжением (готы, гунны и др.) устремлялись на запад Европы. Существование двух крупных племенных объединений праславян под названием "славяне" и "анты" зафиксировано как раз в VI - VII вв. на Дунае (Прокопий Кесарийский). К периоду VII - VIII вв. следует, очевидно, относить начало процесса этногенеза четырех крупных славянских языковых общностей: южных - северных, западных - восточных. *** Культура праславян изучена в настоящее время благодаря данным археологии и исторической лингвистики сравнительно неплохо. Основное занятие праславян - земледелие, но скотоводство продолжает играть огромную роль в их хозяйстве. В отличие от эпохи праиндоевропейской общности славяне уже хорошо знакомы с металлургией. Праиндоевропейцы, судя по всему, имели дело только с самородной медью: ayas (санскр.), ayah (авест.), aes (лат.), aiz (готск.). Первоначально праславяне обрабатывали тоже медь, так как слово медь звучит одинаково на всех славянских языках. Считается, что название металла было заимствовано у германцев (прагерманское *smeida). Хотя это ничего не доказывает, так как ст.-сл. руда, как считают, заимствовано из шумерского (uruda) <1>. С начала I тыс. до Р.Х. праславяне должны были вступить в железный век. -------------------------------<1> Существует весьма убедительная версия, что с основными приемами металлургии, ее продукцией праиндоевропейцев могли познакомить хурриты, цивилизация которых (II - I тыс. до Р.Х.) служила культурным посредником между Древним Египтом, Шумером, Аккадом и народами Европы. Общество праславян имеет ту же стратификацию, что и праиндоевропейцы. Впрочем, следы сильного жреческого сословия зафиксированы только у северных славян, очевидно, из-за их стойкого неприятия христианства. Северные славяне как этническая общность были истреблены немцами к XIV в. Существование слоя профессиональных воинов реконструируется нами из наличия дружин у славянских князей, о которых сообщают позднейшие источники. К этому выводу нетрудно прийти, проанализировав праславянское *vitedzb (воин, витязь), восходящее еще к более древнему *vitb (добыча, трофей). Несомненно, что наличие данного термина говорит о том, что страта воинов превратилась в профессионалов. Из их среды формируется праславянская *druzina, восходящая к не менее древнему *drugb, одно из значений которого "отряд воинов, свита". В позднейшую эпоху фиксируется специальный термин къметъ - "дружинник" (ст.-сл.), как справедливо считают, заимствованный из латыни - comes (слуга, товарищ). Впрочем, основная боевая сила славян в это время - народное ополчение; не случайно лингвисты давно заметили параллель ст.-сл. пълкъ (полк) с герм. volk (народ). Кстати, вооружение славянских воинов пока еще соответствует эпохе варварства: яркий пример описания можно найти у Тацита применительно к древним германцам. Еще нет никаких защитных средств, кроме щита, орудием нападения служат копье (нередко с кремневым наконечником), дубина (палица, как вариант боевой топор или молот - чаще бронзовые) и большой нож. Наличие мечей в вооружении славян зафиксировано относительно поздно. Само слово "меч", судя по всему, заимствовано из готского: meki; ср.: malkiz (д.в.н.), mece (др.-англ.). Общество праславян знает имущественное неравенство. Факт, устанавливаемый за счет анализа праславянских *bogb и *ubogb. Если первое означает "богатство", сам процесс обогащения, то последнее "не только лишенность богатства (нищету), но и лишенность даваемых богом (богатством) прав" [Иванов, Топоров. 1978. С. 253]. Вполне вероятно допустить, что круг последних людей составлял клиентуру знатного человека, в конечном счете того, кого знают как *gospodirn. Наличие рабства у праславян также можно установить лингвистическими средствами. Так, современное русское "раб" (др.-рус. рабъ) восходит к праиндоевропейскому *orbho (дитя), значение которого состоит в фиксации умаления прав младшего члена семьи по сравнению со старшими; на него возлагается в первую очередь обязанность работы; ср. arbaids (готск.), arabeit (д.в.н.). Праславяне знакомы с верховной властью. Факт этот доказывается сообщением готского историка Йордана о казни королем готов Винитаром антского князя: "...но в дальнейшем стал действовать решительнее и распял короля их Божа с сыновьями его и семьюдесятью старейшинами для устрашения, чтобы трупы распятых увеличили страх покоренных" (Getica. 247). Этот самый Boz nomine в свое время породил целую литературу по определению имени антского князя, пока наконец не догадались, что Йордан, не зная славянского языка, слово "вождь" принял за имя собственное. Характерно упоминание о семидесяти старейшинах - родовая аристократия, таким образом, занимает очень важное положение в социальной пирамиде праславянского общества. Ситуация эта мало меняется и 200 лет спустя (VI в.), когда начинается процесс распада славянской общности. Впрочем, фигура князя, как кажется, играет еще более властную роль, нежели ранее. Это хорошо видно на примере убийства аварами князя антов Мезамира. Его убивают для того, чтобы обессилить антов, поскольку "этот человек имеет великое влияние между антами и может сильно действовать против тех, которые сколько-нибудь его неприятели. Нужно убить его, а потом без всякого страха напасть на неприятельскую землю" (Менандр. 6). Князь эпохи общности помимо военной функции предводителя выполнял некую сакральную роль. Обычно в доказательство этого ссылаются на религиозную реформу общества, которую попытался осуществить в начале своего правления в Киеве св. Владимир: "...и нача княжити Володимер в Киеве един и постави кумиры на холму вне двора теремного, Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокош; и жряху им, нарицающе я богы, и привожаху сыны своя и дщери, и жряху бесом; и оскверняху землю требами своими" (ПСРЛ. Т. I, стб. 79). Но есть еще один интересный факт. В русском крестьянском быту вплоть до конца XIX в. молодоженов почтительно именовали "князем со княгинюшкою". В данном случае очевидно указание на роль главы семьи как на распорядителя семейного культа, жреца тех богов, кого древние римляне называли "ларами" и "пенатами". В этом случае интересна языковая параллель в западнославянских языках: knez (волхв) knize (князь). Литовское kunigas первоначально тоже означало "жрец". Впрочем, филологи считают, что др.-рус. къназь заимствовано из готского - kunnigs. Но у германцев короли (конунги) тоже играли определенную сакральную роль. Еще одна важная черта общества праславян - строй родовой демократии, описанный Прокопием Кесарийским: "Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии), и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим" (De bello goth. III. 14). Институтом прямого народоправства было уже упоминавшееся нами вече (вече), на котором решались все важные вопросы объединенных родов (племен). Собрание это было бурным, вот характерное описание, оставленное немецким хронистом вечевого собрания лютичей (племени северных славян): "Всеми ими, называемыми общим именем лютичей, не управляет какой-то один правитель. Решение необходимого дела обсуждается в общем собрании, после чего все должны дать согласие на приведение его в исполнение. Если же кто-нибудь из селян противится принятию решения, его бьют палками; а если он и вне собрания открыто оказывает ему сопротивление, его наказывают или сожжением его добра, или уплатой соответствующей его рангу суммы денег в их присутствии" (Титмар Мерзербургский. Хроника. VI. 25). Хотя речь в сообщении идет о северных славянах XI в., т.е. далеко от эпохи праславянского единства, нетрудно догадаться, что нравы нисколько за века не изменились. Право праславян. Состояние права в эпоху праславянской общности наукой изучено плохо. Известно очень мало, а то, что известно, реконструируется средствами исторической лингвистики, историко-сравнительного метода и на основе скупых сообщений античных писателей. Итак, ius gentis slavorum, mos gentis slavicae, ius slavicum, gentis slavicae consuetude - все это названия крайне архаичного правового порядка, не вышедшего еще из рамок мифа. Право славян изначально составляло часть мифологии, часть религиозного ритуала. Доказательство находим в символизме исторически известных нам правовых порядков славян. Основа правовых воззрений древних славян, впрочем, как и других народов индоевропейского корня, заключается в первомифе о грехопадении. Лишенный сакральности, такой миф читается уже как миф о первопреступлении и о воздаянии за это преступление, наложенном богами. Миф, который повествует о первопреступлении, сюжетно является рассказом о первосуде. Суть права, таким образом, раскрывается через судебный процесс, судебный поединок, сущность которого есть выбор между добром и злом. Нахождение истины богом или его подручным (действующим судьей), часто победа бога - олицетворение добра и истины, справедливости, победы над другим божеством, ему противостоящим, его антиподом. Характерно, что в таком действии обязательно участие третьей стороны, собственно судьи в современном значении этого слова, который и делает выбор, но пока еще не самостоятельно, а по наущению тайному или явному бога, причем главного, ответственного за правосудие. Решения такого суда обладают огромной императивностью, покоящейся на внутреннем убеждении участников, что решение вынесено не человеком, а именно богом, воплотившимся в фигуре судьи. Отсюда специальные ритуалы на суде, некоторые из которых дожили до наших дней. Суть этих ритуалов - привлечь на сторону истца или ответчика внимание и благорасположение бога правосудия. Именно тот, кто владеет большим искусством в этом, и выигрывает дело. Но искусство судьи заключается также в примирении сторон. Какой смысл в том, что одна из сторон выиграла дело, а другая его проиграла? Поэтому суд у праславян, как и у праиндоевропейцев, содержал в себе формальный момент заключение между сторонами соглашения, договора. Сам процесс с формальной стороны представлял собой скорее действие по выявлению и оформлению согласованной воли сторон. Это видно на примере этимологии ст.-сл. садъ, которому соответствует следующая параллель: samdhis ("договор, связь", санскр.) - samda ("аренда, наем", лит.) - "СигмаИпсилонНиТэтаМиКаппаЭта" ("соглашение, договор", греч.). Еще более зримо эта сторона суда как способа установления личного права тяжущегося видна на примере анализа терминов института кровной мести, которую славяне, безусловно, широко практиковали: цена (ст.-сл.), "ПиОмикронЙотаНиЭта" - "цена крови" (греч.), kaena - "возмездие" (авест.). Само ст.-сл. мьзда и от нее же мьстити сопоставимы с греч. "МиЙотаДельтаТэтаОмикронДзэта" "плата, жалованье", то же mizdo (готск.), miata (д.в.н.), midham (санскр.), mizdem (авест.) заставляют нас заключить, что в основе возмездия лежит принцип: равное за равное (ius talionis). Но это не простое возмездие, к нему стороны приходят в ходе судебного заседания не с помощью угроз, насилия и т.п., а с помощью соглашения. Таким образом, в основе судебного решения лежит договор как частноправовая категория - соглашение сторон об урегулировании спора. Об этом говорят лингвистические данные, приведенные выше к ст.-сл. добавить и еще одно: садъ. Здесь же можно "СигмаИпсилонГаммаТэтаЭпсилонСигмаЙотаДзэта" (греч.), означающее "условия соглашения", и samhita (санскр.) - "соединение". Право в эпоху праславянской общности не лишено было, таким образом, элемента религиозности, было частью религиозных верований славян. Подобный дуализм характерен не только для индоевропейцев, но и для других древних народов. Данный дуализм очень ярко виден на примере древнеримской правовой системы, состоявшей из норм fas и ius. Насколько была разработана область fas (ius divina) в эпоху праславянского единства, можно только догадываться, сведений практически нет, но можно предполагать, что др.-рус. правьда несет в себе некоторый отзвук божественного права как части ритуала, ошибка в исполнении которого способна стать причиной сильного гнева богов. Одновременно с существованием корпуса божественного права вполне вероятно наличие корпуса обычного права, достигшего определенной степени формализации по типу lex antiqua partum et majorum , но только еще не в письменной форме. Наличие формы обычая можно видеть в институте кровной мести, регулировании вопросов собственности, торгового оборота, брачно-семейных отношений. Эти нормы и составляют ius, т.е. ius civile праславян. Кровная месть в эпоху древности подверглась определенной регламентации. Уже на примере ранних редакций ст. 1 Русской Правды видно, что общество старается ограничить круг мстителей только ближайшими родственниками. Среди них нет лиц женского пола, но в древности мстителями могли выступать и женщины, подтверждением может служить месть княгини Ольги за мужа князя Игоря, неудавшаяся месть Рогнеды (Гориславы). Известно также, что у южных славян ближайшие родственники-мужчины были обязаны оказывать женщине помощь в совершении возмездия. Не менее очевидно и то, что в эпоху общности устанавливается суррогат кровной мести в виде так называемой покоры. Этот институт известен из раннесредневековых памятников западных и южных славян, поэтому говорить о его глубокой древности приходится с осторожностью. Впрочем, известное посольство древлян к княгине Ольги с предложением выйти замуж за князя их Мала с полным основанием можно считать вариантом покоры. Суть этого института заключена в примирении кровников, в том, чтобы род обиженного согласился принять в той или иной форме выкуп за убитого. Характерно и то, что, судя по описаниям обряда покоры, она выглядела как имитация реального убийства, реального акта мщения! Само слово "собственность" в русском языке довольно позднего происхождения. Впервые фиксируется его употребление в актах конца XVIII в., но это не значит, что сам институт собственности не был известен в древности. В эпоху праславянской общности наличие собственности можно фиксировать средствами исторической лингвистики на примере понятия исто древнерусского языка. Этим словом древнерусский законодатель часто обозначал имущество, данное взаймы. Знаменательнее же всего то, что в старославянском это слово означало "внутренности", "утроба", в более узком - "почки". Это крайне интересная деталь, она говорит о том, что в период архаики имущество, собственность вообще мыслятся как некое телесное продолжение собственника, его часть. Из этого можно сделать вывод, что праславянам было известно только личное движимое имущество, тот имущественный комплекс, который был неразрывно связан с человеком, поэтому это имущество часто отправляли в могилу вместе с умершим. Вещи, собственность хозяина должны продолжить свое служение ему на том свете. Недвижимость же, судя по всему, еще не имела того юридического значения, какое имеет сейчас. Таков смысл терминов славянских языков, применимых к ней: nedilnost, spolek, hromada. Это все то, что в позднейшую эпоху будет обозначаться как: dedina (ст.-чех.), dziedzicto (ст.-пол.), баштина (др.-серб.), отчина (др.-рус.). Распоряжаться такой собственностью может только род, в более позднюю эпоху выделившаяся из рода патронимия - большая семья. Праславяне находились в тесном торговом контакте с окружающим миром еще с эпохи античности. Об этом авторитетно говорят археологические данные. Трудно, конечно, предположить, насколько развит был торговый оборот между самими славянами, здесь торговля могла быть только транзитной и не выходить за пределы формы мены. Купля-продажа, несомненно, была известна праславянам, хотя бы потому, что брак заключался ими именно в этой форме. Заключение брака, а у праславян он носил еще полигамный характер, имело две формы: умыкание жены или ее покупка. На древность умыкания указывает не только известное место в русской летописи о брачных обычаях северян, радимичей и вятичей, но и этимология современного слова "невеста". По сути это табуированное имя новобрачной, точно такое же, как современное слово "медведь". Само слово "taboo" ("АльфаГаммаОмикрон" - греч., sacer - лат.) взято из языка полинезийцев и в антропологии означает "ритуальный запрет", на называние вещи своим именем в том числе. В противном случае магические или божественные силы, олицетворенные данной вещью, могут выйти из-под контроля и нанести вред назвавшему ее подлинным именем. Отчасти филиация подобных верований в современном русском языке сохранилась в выражениях типа "не поминай всуе", "не буди лиха" и т.п. Так вот, древнерусская невеста происходит от глагола с отрицательной частицей не ведати, т.е. "не знать". Буквально "невеста" - это "не ведомая", "не известная". Ее неизвестность служит надежным средством от напоминания о том, что в основе данного брачного союза лежит конфликт - насильственное похищение девушки. Не упоминая ее имя, жених гарантирован от мщения богов рода невесты! На более позднюю и, как следствие, более "прогрессивную" форму брака указывает др.-рус. вено (выкуп за невесту); ср.: wiano (ст.-пол.), wituma (д.в.н.), weotum (др.-англ.); интересна параллель с лат. venum, т.е. "продажа". В древней славянской семье особое положение занимает брат матери: уи (ст.-сл.), оуи (др.-рус.). Именно он считается после отца и матери ближайшим родственником детей, что видно из обычая назначения его опекуном в случае смерти родителей. Впрочем, это общая для индоевропейцев норма. Имущественные отношения в праславянской семье определению не поддаются, ясно, что известные нам формы приданого, утреннего дара и т.п. - все это явления позднейшей культурной эпохи, когда славяне обретают истину христианского вероучения. Первые формы государственности славян после распада их общности. Первое государственное объединение славян известно из сообщения Фредегария - хрониста франков, донесшего до нас известия о создании в VII в. частью южных славян племенного союза под предводительством князя Само. Об этом Само известно крайне мало. Вроде бы он был этническим франком, занимался торговлей, оказал славянам ряд ценных услуг в борьбе против авар, за что его выбрали в верховные вожди. Характерна еще одна деталь: государственный союз Само имел исключительно матримониальное свойство - держался на браках Само с дочерями нескольких влиятельных славянских князьков. После смерти Само его "государство" мгновенно распалось. Более или менее достоверные сообщения о возникновении государственности у славян появляются к IX в., когда расселение их заканчивается, а сами они переходят прочно к оседлому образу жизни. Столь поздний по времени генезис государственности можно объяснить только одним невероятно сильным гнетом авар на славян. Только тотальное уничтожение Карлом Великим этого разбойничьего народа - факт, засвидетельствованный Нестором-летописцем, открыл дорогу славянам к собственной государственности. Огромным по важности катализатором этого процесса стало принятие славянами христианства. Как известно, северные славяне, особенно упорные в своем язычестве и неприятии Христа, так и не смогли создать даже в позднейшую эпоху стойкого государственного союза, что и послужило причиной их гибели. Ранняя государственность славян носила ярко выраженный отпечаток эпохи варварства. Наряду с элементами центральной государственной власти здесь еще долго давали о себе знать пережитки родового быта. Род, территория, которую он занимал, продолжали оставаться главным элементом основы ранней государственности. Во главе родов стояли жупы - родовые старейшины, которых упоминает под именем АльфаРоХиОмегаНиТауАльфаЙота (царьков) император Маврикий в своем военном трактате. Именно конкуренция среди этих "царьков" на политическом поприще позволяет возвыситься кому-то одному из них и утвердить свою власть, что характерно, не силой оружия, а авторитетом собственного опыта и знания. Это очень хорошо видно из легенды о создании древнего чешского государства, сообщенной Нестором, чехов - Козьмой Пражским. Легендарная Любуша - прародительница чехов - санкционирует своим авторитетом власть легендарного князя Пржемысла: "Имя же этому человеку Пржемысл; он выдумает много законов, которые обрушатся на ваши головы и шеи, ибо по латыни это имя означает "наперед обдумывающий", "сверх обдумывающий". Потомки же его будут вечно править в этой стране" (Козьма Пражский. 1962. С. 41). Власть жупа пока еще непоколебима. Он первый судья для своих сородичей, но власть государства уже дает о себе знать в институте круговой поруки. Институт круговой поруки (ruka spolecna, ruceni spolecne, т.е. universalis fidejussio) исходит из института родовых отношений, что хорошо видно на примере института кровной мести. Другой причиной его появления и укрепления в эпоху государства становится замена кровной мести крупными денежными штрафами, которые заплатить не под силу пусть даже и очень богатому человеку. Ему в уплате штрафа помогают родственники, члены одной с ним общины. Институт круговой поруки регулировался законодателем по-разному в разных раннесредневековых славянских государствах. В Болгарии, например, нередки были случаи отмены круговой поруки и установления вместо нее принципа личной ответственности, но не в ее абстрактном смысле, а по конкретным видам преступлений. Так, в грамоте царя Константина Асеня Вирнинскому монастырю X в. читаем: "Вражду, разбои и конску вражду да вси взьма црьква на своих си людех, и тия вражды да су не взимают на селех; разве исчцих и то судом". За убийство, грабежи и конокрадство монастырь должен был взыскивать не со своих сел вообще, а только с виновных в том сельчан. Статья 51 Законника Стефана Душана (сербско-хорватского государя XIV в.) также знает ограничение круговой поруки только близкими родственниками: брат за брата, отец за сына и т.п. Статья 70 этого же памятника ограничивает круг лиц по территориальному признаку - теми, кто живет в одном доме: "И кто зло учинит, брат или сын, или родом, кои су у единои куке (что живут в одном доме. - М.И.), въсе да плати господарь куке или да даст, кои е зло учинино (или выдаст преступника. - М.И.)". В Чехии круговая порука исчезает уже к концу XIV в., не без влияния немцев-колонистов. В Польше круговая порука держалась дольше, чем в других государствах, но и здесь она приобрела исключительно финансовый характер - источник пополнения казны князя. Несмотря на варварский характер ранней государственности славян, можно с определенной долей уверенности говорить о становлении у них в эту эпоху такой отрасли права, как ius publicum, содержание норм которого пополняется частью за счет развития обычая, частью за счет текущего законодательства. Особенно это заметно на примере норм, регулирующих власть князя. Так, строго монархический принцип обоснован Козьмой Пражским в его "Чешской хронике", в номенклатуре прав князя, перечисленных легендарной Любушой. Князь является собственником всей территории (dominius et haeres), все и вся зависят от его воли. Уже обычное право регулирует порядок функционирования аппарата княжеской власти, различая, например, суд князя и суд его наместника - тиуна и т.п. Более того, земский принцип - сохранение и развитие таких форм народной демократии, как вече, собрании людско по свидетельству летописей, у славян получает весьма сильное развитие, не уступая в силе власти князя. Своими постановлениями (sad, nalez, oriel) собрание часто развивает и дополняет право, способствуя появлению в славянских языках такого юридического термина, как "закон", в формальном смысле. Знает публичное право той поры такой институт, как "княжий мир". Под миром понимаются участки территории, как правило, публичная дорога (лат. via publicum; ср. др.-рус. гостиньць), на которой власть присутствует постоянно и берет на себя обязательство по охране мира и порядка на ней. Преступление, совершенное на такой территории, наказывается очень жестко. § 2. Генезис государственности восточных славян Восточные славяне выделились из праславянской общности приблизительно к началу VIII в. Считается, что племенная группировка антов являлась своего рода зародышем восточнославянского субстрата. Однако это положение недоказуемо, так как не известен язык антов (диалект праславянского); сам же этноним антов явно иранского происхождения: санскр. antas - "конец", "край", осетин. att'tya "задний", "позади". Буквально antyas - "находящиеся, живущие на краю". Эта этимология, кстати, до сих пор служит украинским историкам-националистам одним из доказательств древности украинского народа. Логика проста, если анты - "окраинные жители", значит, они "украинцы". На самом деле этот этноним говорит, что славяне в древности находились в теснейшей связи с племенной группировкой алан (савроматов), а еще ранее с племенем скифов. Доказано иранское происхождение в русском языке таких слов, как курган, бугор, чертог, шатер, собака, топор. Еще более сильное влияние в области религии - славяне позаимствовали от иранцев названия таких богов, как Хорс (бог Солнца, иранск. "Кереш"), Семаргл, Мокошь. Не менее сильное влияние в культурном отношении на славян (антов) оказали готы, поскольку славяне прямо входили в державу Германариха: "Эти венеты... ныне известны под тремя именами: венетов, антов и склавенов. Хотя теперь по грехам нашим они свирепствуют повсеместно, но тогда все они подчинились власти Германариха" (Йордан. Getica. 119). Недолгое господство готов было сменено гуннами. Зафиксированы славянские имена среди военачальников в армии Атиллы; византийских послов, посланных к этому вождю гуннов, по пути угощали квасом: "Следующие за нами служители получали просо и добываемое из ячменя питье, которое варвары называют камос" (Приск Пинийский. 8). Тризна по погибшим вождям гуннов называлась "страва". В период между эпохой гуннов и авар (середина V - конец VI в.) славяне усиливают натиск на Византию. Натиск по своим последствиям почти равноценный погрому, который учинили германские племена в западной части Римской империи. Как писал настоящий антик на троне - византийский император Константин Порфирогенит, к VIII в. "вся Эллада ославянилась". Однако приход авар оказал самое печальное воздействие на генезис славянского общества. Под ударами авар антская племенная группировка распалась. По всей видимости, ее северо-восточная часть (дулебы) послужила впоследствии исходным материалом для формирования племенной группировки восточных славян, номенклатура племен которой с исчерпывающей полнотой дана Нестором-летописцем. Вместе с тем следует отметить, что формирование государственности восточных славян протекало в весьма сложных условиях установившейся в Причерноморских степях гегемонии Хазарского каганата. Хазары, безусловно, сыграли свою роль в становлении Древнерусского государства хотя бы по двум причинам. Первая: они не пустили арабов в Восточную Европу. Весь VIII в. они вели с халифатом изнурительную и жесточайшую войну, ареной которой были современное Закавказье и степи Северного Кавказа. А опасность была велика. Так, во время самого удачного похода арабов против хазар в 737 г. их полководец Мерван дошел до Дона, где, по сообщениям арабских источников, захватил и обратил в рабство несколько десятков тысяч пленников из народа, которого арабы называли "сакалиба" (т.е. славян). Присутствие поселений славян в это время на Дону подтверждено археологическими раскопками. Вторая: хазары, оказав своеобразное давление на славян, вольно или невольно способствовали консолидации племени полян, становлению в месте их расселения в Среднем Поднепровье самого древнего центра русской государственности. Освобождение этого центра из-под власти хазар в начале IX в. стало отправной точкой зарождения древнерусской государственности. Нестор сообщает: "Наидоша я козаре, седящая на горах сих, в лесех и рекоша казаре: "Платите нам дань". Здумаше же поляне и вдаша от дыма меч. Внесоша козаре ко князю своему и старейшинам своим и реша им: "Се налезохом дань новую". - "И что суть дали?" Они же показа меч. И реша старцы козарстии: "Не добра дань княже. Мы доискахомся оружьем одиною стороною, рекша саблями, а сих оружье обоюдоостро, рекша мечи: си имут имать на нас дань и на иных странах". Пророчество это сбылось: "якоже и бысть: владеют бо козары русстии князи и до сегодняшнего дня" (ПСРЛ. Т. XXXVIII. С. 15). Исключительно важную роль в становлении Древнерусского государства сыграл загадочный народ, который дал свое имя названию огромной страны - России. Рос, Русь и проблемы ее идентификации. Этническая принадлежность народа, называвшегося "Рос" ("РоОмегаДзэта" - византийских источников), до сих пор составляет научную проблему. На сегодняшний день достоверно известно, что народ этот был не славянского происхождения. Проблема осложняется еще и тем, что, судя по всему, к началу X в. возникла путаница, связанная с близкими по звучанию названиями древнего племени "рос", с пришлой "русью" - вярягами-скандинавами. Догадка о путанице этнонимов "рос" и "русь" была высказана в науке еще в 20-е гг. прошлого столетия. Это весьма интересная версия. Здесь возможна следующая цепь рассуждений. Вопреки сообщению наших летописей никакого народа Руси в Скандинавии и в Балтийском регионе не существовало. Поэтому на сегодняшний день наиболее вероятная версия происхождения этнонима "русь" связана с глаголом "грести" (ro) в скандинавских языках; произносится как "ру". Древняя форма rod восходила к праиндоевропейскому *ere ; ср.: др.-исл. roa, др.-англ. rowan. Гребцами (roder, где древнее "d" произносилось как межзубное "с", что созвучно современному названию русских как народа в скандинавских языках: норв. russer, швед. ryssar, дат. russer) могли называться викинги, начавшие активную колонизацию в VIII в. Восточной Европы. Как считают, при посредничестве ruotsi (современное название шведов у финнов; ср. эст. Roots) этот этноним стал известен восточным славянам. Значит, русь пришла с севера. Но вот племя "рос" однозначно локализуется древними авторами и историками на юге России. Кроме того, невозможно сегодня достоверно выяснить, каким же образом, например, греческая омега могло бы перейти в ou; как же все-таки росы превратись в руссов? На юге России зафиксировано несколько этнических групп с близкими по звучанию к слову "рос" этнонимами. Во-первых, называют загадочных "росомонов" (rosomonorum gens infida), измена вождей которых Сара и Аммия обессилила готов перед самым вторжением гуннов. "Одну женщину из вышеназванного племени росомонов по имени Сунильда (Sunilda), - сообщает Йордан, - за изменнический уход от короля, ее мужа, король Германарих, движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав ее к диким коням и пустив их вскачь. Братья же ее Сар (Sarus) и Аммий (Ammius), мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом" (Getica. 129). Страдая от раны, Германарих не смог организовать сопротивление гуннам. Характерное совпадение - два брата и сестра - не ускользнуло от внимания историков, увидевших в нем намек на легендарных Щека, Хорива и сестры их Лыбеди. Во-вторых, в сирийских источниках VI в. (Захарий Ритор) упомянут в Северном Причерноморье какой-то народ ерос. В-третьих, известно нападение в первой половине IX в. на арабские города средиземноморского побережья Испании племени, которое арабы называли "ал рос". Наконец, в-четвертых, достоверно известно об обитании в степях юга России племени, которое греки именовали "РоОмегаДзэтаОмикронЛамбдаАльфаНиОмегаЙота". В этом этнониме чувствуется отзвук иранского корня rohs (белый, светлый) - "белые аланы" хорошо известны. "Белыми", или "светлыми", аланы могли называться потому, что обитали в южной части ареала расселения основной массы савроматов (алан), т.е. в Прикубанье и бассейне Азовского моря (Меотиды). Там же со времен готов зафиксировано расселение части "грейтунгов" или "остготов" - восточной племенной группировки этого германского племени. Поэтому можно предположить сбродный германо-иранский характер народа "рос", германоязычие которого, несомненно, облегчило ассимиляцию пришлой руси-варягов. Следы этой ассимиляции как будто видны в известном месте Бертинских анналов (Annales Bertiniani географическое сочинение IX в.), в котором сообщается о прибытии послов-росов в 837 г. ко двору императора Людовика Благочестивого, причем показательно, что правитель росов именуется "каганом" (rex illorum, chacanus vocabulo) - еще одно зримое проявление хазарского влияния! По предпринятой проверке оказалось, что эти самые послы суть обыкновенные шведы: шведы, "назвавшие себя росами" (Rhos vocari dicebant). Это сообщение послужило некоторым историкам (В.Г. Васильевский, Л.Н. Гумилев) поводом для поистине виртуозного толкования, согласно которому "рос" и "русь" были этнически близки, хотя и не совпадали полностью. Полное отождествление "росов" и "руси" приходится только на позднейшее время, например, Лиутпранд (X в.) сообщает: "Rusios, quos nos alio nomine Nordmannos appelamus" (Antap. I. 11); он же: "gens quaedam... quam a qualitate corporis Graeci vocant... Rusios" (Ibidem. V. 15). Аналогично полное отождествление викингов и Руси в поздних сочинениях арабских географов. Наконец, можно указать на еще одну крайне интересную деталь, говорящую о связи древнего Боспора Киммерийского (места предполагаемой локализации народа "рос") со Средним Поднепровьем. Это символ трезубца, взятый современной Украиной в качестве государственного герба. Исторически этот символ означал родовое тавро (знак) великих Киевских князей рода Рюрика, заимствованное от роских каганов, правивших до прихода в 882 г. в Киев варягов Олега. Точно такой же символ известен по археологическим находкам древнего Боспорского царства в Северном Причерноморье (Азовское море, Таманский полуостров, Керчь). Перенести этот знак в Поднепровье могли только те, кто раньше жил в этом регионе. Кстати, доказано археологами, что в Приазовье никаких славян и викингов до конца X века не было! Есть, впрочем, еще одна экзотическая теория, авторство которой теряется во мгле веков. Иностранцы, начавшие посещать Россию (Московское государство), записали интересную этимологическую теорию происхождения названия страны. Так, у С. Герберштейна читаем: "Существуют различные мнения о том, от чего Россия получила свое название. Некоторые думают, что она получила имя от Русса, брата или племянника Леха, князя польского, который будто бы был русским князем; по другим - от одного очень древнего города, именно Русса, недалеко от Новгорода Великого; по третьим от смуглого цвета этого народа. Некоторые полагают, что Россия прозвалась от Роксолании через перемену звуков. Но московиты отвергают эти предлагаемые им мнения как несогласные с истиной, подтверждая тем, что их народ издревле назван "Россея", т.е. народом рассеянным или разбросанным, на что указывает само имя, потому что Россея на языке руссов значит "рассеяние" (Герберштейн. 1866. С. 7). То, что такая традиция была необыкновенно живуча, подтверждает сообщение Д. Флетчера, писавшего 80 лет спустя после С. Герберштейна: "Россия некогда называлась Саарматией. Название свое переменила она (по мнению некоторых) от раздробления на разные мелкие, но самостоятельные области, независимые и неподвластные одна другой, ибо слово "роз" на языке русском значит то же, что и разъединить или разделить" (Флетчер. 1905. С. 5). Повторим, довольно экзотическая теория, если бы не одно "но"! Прокопий Кесарийский еще в VI в. писал о славянах и антах: "В древности оба эти племени назывались спорами ("рассеянными"), думаю, потому, что они жили, занимая страну "спораден", "рассеянно", отдельными поселками" (De bello goth. III. 14). Археологи указывают, что "хуторской" тип расселения был характерен для культуры праславян. Государственный союз восточных славян в Среднем Поднепровье. Приход племени "рос" в Среднее Поднепровье и ассимиляция его полянами (с конца VIII в.) подтверждаются краниологическим и историческим материалом. Именно в захоронениях полян особенно часто встречаются долихоцефалические черепа с узким лицом. Для славян характерно широкое лицо и субдолихоцефалический тип. Наконец, ст. 1 Русской Правды знает виру за убийство русина, сопоставляя его со славянином. Ядро древнерусской государственности локализуется вокруг современного Киева. Кстати, очевидно, что астионим "Киев" несколько позднего происхождения. Византийские источники X в. доносят до нас сведения о более древнем названии города СигмаАльфаМиВэтаАльфаТауАльфаДзета: "сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас" (Константин Багрянородный. De admin. I. 9). В науке высказано несколько теорий по поводу старинного названия Киева, ни одна из них не признана верной. Само же название Киева однозначно говорит о том, что в нем находилась ставка кагана россов. Тому мы имеем два подтверждения: исторической лингвистики и сообщения арабских географов. Доказано, что астионим "Киев" происходит не от имени собственного "Кый", встречающегося в летописях, а от праславянского *kyjь; ср. лит. kugis. Древний "кый" - это название боевого топора (молота), ставшего со временем символом великокняжеской власти, своего рода скипетром. То, что именно Киев был резиденцией великокняжеской власти, подтверждают арабы: "Русы состоят из трех племен, из коих одно ближе к Булгар, а царь его живет в городе, называемом Куяба, который город больше Булгара; а другое племя называют Славия и еще племя называют Артания, царь его находится в Арте. Купцы прибывают в Куябу. Что же касается Арты, то никто туда не входит, ибо они (жители) убивают всякого чужестранца, путешествующего по их земле; только что они спускаются по воде и торгуют, но никому не рассказывают о своих делах и не допускают никого проводить их. Из Арты вывозят черного соболя и свинец. Русы сжигают тела своих, когда умирают, а с богатыми их сжигаются девушки для блаженства душ своих. Одежда их - короткие куртки. Арта находится между Хазаром и Великим Булгаром, который граничит с Румом к северу. Они многочисленны и так сильны, что наложили дань на пограничные места из Рума" (Гаркави. 1870. С. 193). А о самом характере власти кагана росов арабы писали следующее: "Глава их коронуется; ему они повинуются, и от приказаний его не отступают. Жилище его находится в середине земли славян. Помянутое выше лицо, которое они титулуют "главою глав", зовется у них свият-царь; это лицо стоит выше субанеджа (жупана), который есть только его наместник. Царь их имеет верховых лошадей, не имеет другой пищи, кроме кобыльего молока. Есть у него также прекрасные и прочные и драгоценные кольчуги. Город, в котором он живет, зовется Джарваб, в нем производится ежемесячно в продолжение трех дней торг" (Там же. С. 266). И далее: "Царь их объезжает их ежегодно. Если у кого из них есть дочь, то царь берет себе по одному из ее платьев в год. А если есть сын, то царь берет себе по одному из его платьев в год. У кого нет ни сына, ни дочери, тот дает по одному из платьев жены или служанки в год. Поймает царь в государстве своем разбойника, велит или задушить его, или же отдает его под надзор кого-либо из правителей на отдаленных окраинах своих владений" (Там же. С. 267). Сообщения арабов интересны тем, что помимо Киева они называют еще два центра складывающейся государственности. Если в отношении одного из них - Славии - ученые более или менее определились - Новгород Великий (или Старая Ладога) как центр расселения ильменских словен, то в отношении Артании такой ясности до сих пор нет. Наиболее вероятная версия, не подтвержденная ничем, кроме лингвистической догадки, говорит о сильном иранском влиянии в этом центре: топоним "Артания" содержит иранский корень "artha" (обозначение богатства, силы, могущества). Поэтому более вероятная локализация Артании в былом местожительстве росов - в районе Боспора Киммерийского, т.е. Тмутаракани русских летописей. Но и это только версия. К 30-м гг. IX в. Древнерусское государство окрепло настолько, что наносит чувствительные удары и по Хазарии, и по Византии. В 839 г. византийский автор жития святого Георгия Амастридского с ужасом пишет: "Было нашествие варваров Рос (БэтаАльфаРоБэтаАльфаРоОмегаНи ТауОмегаНи РоОмегаДзэта), народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человекоподобия. Зверскими нравами, бесчеловечными делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они - этот губительный и на деле и по имени народ, - начав разорение Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нередко всякий пол и всякий возраст" (Васильевский. 1915. С. XL). Где-то между 860 и 865 гг. росы чуть было не захватили Константинополь. В ознаменование чудесного спасения Константинополя от росов в Православной церкви установлен один из великих праздников: праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Именно этот победоносный поход до того напугал греков, что, судя по всему, известный договор Олега (не то 911, не то 912 г.), приписанный Нестором именно этому князю, мог быть заключен только Аскольдом и Диром на 50 лет раньше. Еще А.Л. Шлецер обратил внимание на крайне странный факт: греки как-то не заметили победоносного похода Олега на свою столицу. Согласитесь, если неотесанный варвар прибивает на ворота столицы мировой империи свой щит, то это событие явно не для полицейских сводок. Наиболее вероятная версия похода 907 г. Олега, в летописи полностью сфальсифицированная, заключена в том, что такой поход все-таки был, но это был поход Игоря 941 г.; поход крайне неудачный для варягов-руси. Вот этот поход греки заметили; и не только греки. В конце XIX в. в одной каирской синагоге был обнаружен прелюбопытный документ: письмо хазарского еврея, датируемое интересующим нас временем. Процитируем наиболее важную его часть: "Во дни царя Иосифа, моего господина... когда было гонение на иудеев во дни злодея Романа <1>. [И когда стало известно] это дело моему господину, он ниспроверг множество необрезанных. А Роман [злодей послал] также большие дары Х-л-гу (искаженное Helgi - скандинавское имя Олега. - М.И.), царю Руси и подстрекнул его на его собственную беду. И пришел он ночью к городу С-м-к-раю (Тмутаракань. - М.И.) и взял его воровским способом, потому что не было там начальника, раби Хашмоная. И стало это известно. достопочтимому Песаху, и пошел он в гневе на города Романа и избил множество мужчин и женщин. И взял он три города, не считая большого множества пригородов. И оттуда пошел он на город Шуршун (Херсонес. - М.И.) и воевал против него. И они вышли из страны наподобие червей... и уцелело из них 90 человек. Но он заставил их платить дань. И спас... от руки Руссов и [поразил] всех оказавшихся из них [там] и умертвил мечом. И оттуда он пошел на Х-л-гу и воевал... месяцев и Бог подчинил его Песаху. И нашел он... добычу, которую тот захватил из С-м-к-рая. И говорит он: "Роман подбил меня на это". И сказал ему Песах: "Если так, то иди на Романа и воюй с ним, как ты воевал со мной, и я отступлю от тебя. А иначе я здесь умру или же буду жить до тех пор, пока не отомщу за себя". И пошел тот против воли и воевал против Кунстантины на море четыре месяца. И пали там богатыри его, потому что македоняне осилили его огнем. И бежал он, и постыдился вернуться в свою страну, а пошел морем в Персию, и пал там он и весь стан его" (Коковцов. 1932. С. 117 - 120). -------------------------------<1> Византийский император Роман Лакапин (920 - 944 гг.). Факт гонения подтвержден византийскими источниками. Из этого довольно сильно испорченного временем документа становится известной подоплека обычной для византийской дипломатии интриги, послужившей, в свою очередь, причиной несчастного похода Олега (и Игоря?) на Константинополь в 941 г., а не в 907-м. Так что никакая змея Олега не кусала, а период с 862 по 946 г. (до вокняжения Святослава), грубо говоря, сильно препарирован Нестором-летописцем. Впрочем, можно сослаться и на данные русских летописей, все они говорят о несчастном походе Игоря на Константинополь в 941 г., когда флот русских был сожжен. Называются даже имена византийских полководцев, уничтоживших армаду варваров: доместик схол Памфир, патрикий Фока, стратилат Фракии Феодор и главный - патрикий Феофан, судя по всему, командующий флотом (великий друнгарий). Давно было установлено, что это единодушие объяснено наличием единого источника, которым пользовались авторы различных летописей, - "Повестью временных лет" Нестора, но вот Новгородская летопись, автор которой пользовался Древнейшим сводом 1037 г., приводит совсем другую дату совместного (sic!) похода Олега и Игоря на Константинополь - 920 г.! Очевидно, чтобы спасти свою версию ранней русской истории, а источником ее служили легенды, а не точные сведения, Нестор ввел в текст своей Повести тексты плохих (буквально подстрочник) переводов договоров с греками. В Новгородской летописи текста договоров нет. Откуда мог взять эти тексты Нестор при составлении своей версии ранней русской истории в 1113 г., спустя полтора столетия после похода Олега - Игоря, можно только гадать. Поэтому приходится предположить, что поход 907 г. есть поход 860 г., а поход 941 г. - это единственная дата у Нестора-летописца, которой можно верить. Судя по всему, мощь Древнерусского государства (до прихода варягов-руси) только усилилась, особенно после принятия Аскольдом и росами в 867 г. крещения. Главный источник информации об этом - окружное послание патриарха Фотия того же года. Во всяком случае достоверно известно, что Аскольд и Дир - князья (каганы) росов - были христианами. Конкретной причиной захвата Киева в 882 г. <1> варягами-русью можно предположить стремление утвердиться на всем транзитном пути из варяг в греки. В летописи глухо говорится, что Олег и тогда предпочел действовать скорее подлостью, чем воинской доблестью. -------------------------------<1> Дата весьма условная. Варяги и эволюция древнерусской государственности. С приходом варягов-руси процесс становления государственности восточных славян не застопорился, что в первую очередь ставит перед нами вопрос о том, насколько верна "норманнская" теория происхождения Древнерусского государства. Уже из тех скудных исторических данных, которыми мы располагаем, видно, что варяги пришли в буквальном смысле на готовое. Им не надо было ничего создавать, достаточно было воспользоваться существовавшим аппаратом, расставив на ключевые посты своих людей. Поэтому говорить скорее всего надо не о создании, а о завоевании Древнерусского государства варягами. Косвенным доказательством этого может служить натянутая версия призвания варягов в Новгород. Во-первых, самого Новгорода тогда (в 862 г.) могло еще и не быть - самые ранние культурные слои археологи относят к IX в., но не уточняют, к началу, середине или концу. Во-вторых, очень подозрительно выглядит версия призвания. Смысл этой версии заключен в попытке оправдать захват власти в чужой стране. Дескать, сами жители не справились с наведением порядка, дескать, смогли создать только failed state. Знакомый сюжет, не правда ли? Например, завоевание саксами Англии оправдано точно таким же образом. Послы бриттов говорят исключительно знаменательные слова: "Обширную, бескрайнюю свою страну, изобилующую разными благами, [бритты] готовы вручить вашей власти - Terra latam et spatiosam et omnium copia refertam vestrae mandant ditioni parere" (Видукинд Корвейский. Res gestae. I. 8). Дескать, приходите и владейте нами! "Римляне сами нас пригласили" - таков будет лейтмотив хроник лангобардов и других варварских народов, обрушившихся в эпоху переселения на античную цивилизацию. Другая немаловажная деталь не должна ускользнуть от нашего внимания. Из доваряжской эпохи до нас доходят имена некоторых племенных вождей - князьков славян. Нам известен какой-то князь Бравлин, разорявший со своей дружиной Корсунь (Крым) в VIII в., в Новгороде известны какие-то Гостомысл и Вадим, не то старейшины, не то посадники. Но после утверждения викингов-скандинавов на Руси местная племенная знать куда-то пропадает; не трудно догадаться, что сделала с князем древлян Малом княгиня Ольга. Вместо славянских имен в летописях фигурируют: Свенельд, Карлы, Веремуд, Рулав и т.д. Впрочем, в договоре Игоря 945 г. в преамбуле среди многочисленных Шихбернов и Стегги Етонов есть два славянских онима: Улеб и Прастен. Можно предположить, что викинги сознательно уничтожали племенную знать, замещая ее своими дружинниками и боярами. Тем не менее уже в третьем поколении славянское окружение полностью ассимилировало пришлый скандинавский элемент. Поэтому историческая роль варягов, а присутствие и гегемонию их на Руси до конца X в. отрицать не имеет смысла, заключалась только в развитии творческого потенциала, который был до них заложен союзом росов и полян. Еще до захвата Киева варягами Аскольд (каган росов) пытался распространить свою власть на древлян и другие соседние племена; сообщения об этом находятся в византийских и арабских источниках. Так что покорение Олегом радимичей, северян, древлян и попытка покорения вятичей - все это звенья политики, вектор которой был задан еще до "призвания" варягов в Россию. Глава III. ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ КИЕВСКОЙ (ГОТИЧЕСКОЙ) РУСИ § 1. Территория Киевской Руси. § 2. Население Киевской Руси. § 3. Власть Киевской Руси. § 4. Система источников права Киевской Руси. § 5. Суд и процесс в Киевской Руси. К государственности России рассматриваемого нами периода полностью применима такая характеристика, как "готическая", впервые, кстати, употребленная Карлом Марксом в его известной работе "Секретная дипломатическая история XVIII века". В данном случае Маркс воспользовался традицией, заложенной до него еще Монтескье, понимавшим под понятием "leg ouvernement gothique" способ правления, присущий молодым, буквально варварским народам. Иными словами, "готическая" Русь есть аналог "варварской" Руси, еще точнее, "средневековое русское государство" есть точная копия тех королевств варваров, существование которых мы наблюдаем в Западной Европе в период с V по VIII в. Уже в этом определении видно, сколь нелепо применение к государственности Киевской Руси характеристики типа "феодальная" или "раннефеодальная". Эпоха варварства, перешедшая в "высокую готику", закончилась монголо-татарским погромом, когда на русскую почву были занесены семена государственного механизма, построенного на конфуцианской этике и идеологии. § 1. Территория Киевской Руси Понятие земли. Общим термином такого элемента государства, как территория, тогда была земля (др.-рус. земла). Этот термин очень часто встречается в русских летописях. Термины "княжение" и "волость" также обозначают древние территориальные единицы, подчиненные центральной власти. "Земля" образовалась посредством сплачивания вокруг своего центра округи с населением. Она росла так, как растет снежный ком, накатываемый в сыром мартовском снегу. Центром в большинстве случаев выступал город - древний племенной центр. Помимо Киева, Смоленска и Новгорода известны: главный город древлян - Искоростень, уличей - Пресечень, известны, впрочем, и административные центры, созданные княжеской властью, что-то вроде резиденции: Вышгород (город княгини Ольги), Старая Ладога (резиденция Рюрика). Территорию, подчиненную власти городов, В.О. Ключевский называл "городовыми областями". Самое характерное для этих областей - они утратили былую этническую однородность, когда у каждого племени, по сообщению Нестора, была своя территория. Например, Полоцкая земля сложилась из ветви кривичей и части дреговичей, Смоленская - из другой ветви кривичей, но с примесью радимичей, Черниговская - из северян, части радимичей и вятичей, Киевская из полян, древлян и части дреговичей. Правда, два последних племени вскоре обособились вместе с бужанами в отдельное Галицкое княжество. Переяславская земля состояла почти из одних только северян, но вот Новгородская и Ростовская земли наряду со славянами включали в себя восточнофинские племена и часть литовских (голядь). Административное деление Древней Руси. Самым крупным административным элементом земли, часто совпадавшим по объему с ней, была волость (др.-рус. волость, ср. санскр. vig - земной круг, подвластный владыке). Жители волости сходились на вечевое собрание, поэтому сам термин означает крупную политическую единицу. Волость включала в себя верви и погосты. Причем вервь встречалась в основном в южных областях, а погосты на севере. Слово вервь (вьрвь) родственно д.в.н. warf - linea лат. (связь кровного родства), означало скорее территорию, занятую и подчиненную родовому союзу. Например, у сербо-хорватов vrv означал "род". Сверх того, вервь - это буквально род (nexus) - сплетение - родовой союз; ст.-серб. вервникъ означает "родной". В поздних западнорусских памятниках права наряду с термином "вервь" употребляется термин "мiръ", ("мiрщина"), обозначающий то, что на Руси называлось "дикой вирой", но только под влиянием польского права вира превратилась в особую пошлину за нарушение княжего мира. Основание для ее платы точно такое же, как и у дикой виры, т.е. платится не за то, что, как предполагал Эверс, тело убитого человека находят в "диком" месте, а за то, что неизвестен ни сам убитый, ни его убийца. Вервь, таким образом, представляет собой территориальный союз, члены которого соединены круговой порукой в платеже виры, дани и прочих уроков и пошлин. Наряду с вервью встречаются погосты. Важно подчеркнуть, что погосты (повосты - по русской летописи) - это административные пункты, устанавливаемые княжей властью в противоположность волостям, складывавшимся вполне стихийно: "В лето 947 иде Вольга Новугороду и устави по Мсте повосты и дани, а по Лузе оброки и дани, и ловища ее суть по всей земли знаменья и места и повосты" (ПСРЛ. Т. I, стб. 60). Чуть позже погост будет означать церковь с приходом. Кроме верви и погоста наше устройство знает еще сотни и потуги. Сотня - это подразделение чисто военного порядка, потуг податная единица. Территория, по которой князь ежегодно отправляется в полюдье, со временем получает наименование "уезд". Волости-земли в эпоху варварства чувствовали себя вполне самостоятельными политическими единицами, что позднее выразилось в многочисленных усобицах, вину за которые несут не только князья, но и сами городские общины, соперничавшие друг с другом. Кроме того, в позднейшую эпоху в нашем праве укрепляется принцип экстерриториальности волостей, что наглядно видно в статье Русской Правды, запрещающей ведение свода из одной земли в другую: "В чужю землю свода нет". Этот же принцип выводится из рядов (договоров) князей, в которых они часто условливаются не посылать своих даньщиков и кормленщиков в княжение-волость друг друга. Города. Первоначально слово градъ, родственное др.-сканд. garp, означало укрепленное или огороженное место (arx) компактного проживания рода или племени. Для сравнения укажем, что в других славянских языках под городом понимают "място" или "место"; ср.: укр. "мiсто". Постепенно древнерусские города приобрели те очертания и то содержание, которое мы придаем им сегодня. Но помимо города древнерусское право знает понятие "пригород". Причем имеется точное указание Лаврентьевской летописи по поводу взаимоотношений пригорода с городом: "...на что же старейшие (города) сдумают, на том же пригороды станут". Древнерусский город в эпоху расцвета представлял собой довольно сложную структуру; это было отнюдь не огороженное забором место жительства определенного числа людей. Мы с полным основанием можем применить к нему то определение, которое в свое время дал городу как социальному явлению Макс Вебер. Древнерусский город есть прежде всего политическая структура самоуправляющаяся община со своим внутренним мiром, судом и законодательством. Это не только рыночная площадь, но и вечевая площадь, атрибутом которой нередко был вечевой колокол. В самом городе историки выделяют ряд самоуправляющихся единиц: "концов" или "улиц" в виде уличанских общин, в которые объединяются жители района какой-то одной профессии, ремесла. Исход политической борьбы в нашем древнерусском civitas нередко зависел от мнения уличанских общин. Наконец, надо помнить, что городская община Древней Руси имела собственный аппарат управления в виде не только вечевого собрания, но и выборных должностных лиц, главным из которых был "тысячский" (др.-рус. тысачьскыи). В городе Москве, например, эта должность просуществовала вплоть до 70-х г. XIV в.! Исторические области Древнерусского государства. В науке истории русского права принято выделять начиная с XII столетия на территории Древнерусского государства особые исторические области (княжения), государственный строй которых разнился в некоторых существенных деталях. Так, в первую очередь принято выделять юго-запад Руси (Галицко-Волынское княжество), в котором к означенному временному рубежу возобладали олигархические тенденции, вызванные укреплением местного боярства и ослаблением соответственно княжей и вечевой власти. Дело заходит настолько далеко, что со временем бояре начинают распоряжаться княжим столом. В 1202 г., сообщает летописец, "послушав же их галичкыи бояре и послаша по них и посадиша и в Галиче Володимера, а Романа в Звенигороде" (ПСРЛ. Т. II, стб. 718). До этого (в 1188 г.) бояре уже изгоняли своего князя из Галича. Другая своеобразная историческая область формируется на северо-востоке Руси: Ростово-Суздальское княжество, для государственного строя которого характерны противоположные - монархические - тенденции, достигшие своего апогея в правление князя Андрея Боголюбского. Наконец, третья историческая область: Новгород-Псковская земля, где вплоть до конца XV в. существует республиканская форма правления с вечевым собранием во главе. Все это, конечно, так, но в то же время было бы большой ошибкой, сильным упрощением (чего не избегло большинство советских историков) полагать, что подобные различия обусловлены развитием феодальных отношений и как следствие этого становлением особого типа феодальной государственности, для которой характерен особый порядок управления, строящийся на частной власти землевладельца-вотчинника. Парадокс русской истории заключается в том, что феодализм как социальное явление в России так и не смог развиться в нечто самодовлеющее. Так, на примере удельных княжеств Древней Руси с XII в. мы видим скорее картину не феодальной раздробленности, а соперничества городских общин (волостей) друг с другом <1>. Главными действующими лицами этой борьбы выступают вечевые собрания волостей и князья. Последние скорее в роли обыкновенных кондотьеров. Вот весьма знаменательное место в летописи, которое все объясняет. Описана ситуация, сложившаяся после убийства Андрея Боголюбского: "Уведавше же смерть князя ростовцы и суздальцы, и переяславцы, и вся дружина от мала до велика, съехашася к Володимеру и реша и ся: уже тако створено, князь наш убиен, а детей у него нету. Сынок его в Новгороде, а братья его в Руси. По кого хочем послати в своих князьях? Нам суть князи Муромские и Рязанские близь в суседях. Боимся лести их, когда пойдут внезапно ратью на нас. Пошлем к Глебу, рекуще: князя нашего Бог поял, а хочем Ростиславича" (ПСРЛ. Т. I, стб. 371 - 372). Таким образом, именно вечевое собрание, вече волости вне зависимости от особенности политического быта той или иной исторической области древнерусского государства и есть тот оселок государственного строя, который на самом деле не имел такой контрастности, к которой привык глаз позднейших историков. Эта резкая очерченность политического строя разных областей Руси появляется после 1238 - 1240 гг., после монголо-татарского погрома. Только в Новгород-Псковской земле древний вечевой уклад остался в неприкосновенности, что послужило причиной его еще большей контрастности на унылом политическом фоне ига. -------------------------------<1> В этом, кстати, нет ничего уникального. Точно такой же порядок мы наблюдаем в Древней Греции с ее постоянным соперничеством между полисами (городами-государствами), но еще более схожую ситуацию мы находим в период становления государственности Древнего Рима. § 2. Население Киевской Руси Население в Древнерусском государстве еще не было разделено по твердым сословным принципам. Однако влияние варварства давало о себе знать. В "готическую" эпоху для определения статуса личности характерно влияние факта рождения, точнее, знатность происхождения лица. Вместе с тем в правовом материале мы не встретим столь ярких, очевидных для Leges Barbarorum следов деления свободного населения на благородных и простонародье, что выражалось в кратной разнице в вирах за убийство благородного и простого смертного. Даже беглый подсчет этой разницы по нескольким Варварским Правдам говорит, что она была трехкратной, тогда как в нашей Lex Rossiae никакой разницы нет! Известное неравенство в статьях Правды, говорящих о двойной вире за убийство княжих мужей (огнищанина, конюшего), опровергается банальным подсчетом действительной суммы виры, которая платилась за смерть простого свободного человека. Вира, а это необходимо четко помнить, состояла из двух частей: собственно виры в 40 гривен и другой части - головничества (головьничьство), тоже в 40 гривен. Собственно вира шла в пользу князя, головничество родственникам убитого, отказавшимся от права кровной мести. При этом необходимо учитывать, что княжий огнищанин или конюший являются привилегированными, но рабами! Эта уникальная для эпохи варварства особенность личного статуса человека (его lex personalis), конечно, не означала, что наше древнее общество не знало социального неравенства. Прежде всего население Древней Руси делилось на свободных и несвободных (рабов). Разряды свободного населения. Свободное население обозначалось в ту эпоху одним общим термином "люди" (др.-рус. людие; ср.: д.в.н. luit, лит. liaudis). Это именно вся совокупность свободных жителей земли, среди которых в зависимости от статуса выделяют несколько важных разрядов. Князья и боярство. Князья и бояре - это высший аристократический слой населения. Правда, со временем племенные князьки сходят на нет, их место занимают князья, потомки Рюрика. Статус князя в русском праве никак не определен, если не принимать во внимание известное положение о князьях-изгоях (см. ниже). В основном из сообщений летописей мы узнаем, что князь - одна из главных фигур в государственном аппарате. Он наделен значительными властными полномочиями, но вовсе не абсолютными, как могут подумать. Среди самих князей (разросшегося со временем потомства Рюрика) устанавливается особая иерархия, определяемая по старшинству, т.е. близости представителя рода к прародителю - Рюрику. Но и здесь с XII столетия ситуация еще более усложняется с появлением удельных княжат, которые очень часто состоят в служебных (т.е. в подчиненных) отношениях к старшим (владетельным) князьям. Бояре - второй по значению слой свободного населения. Этимология этого слова говорит о его заимствовании из южнославянских языков, где оно известно, например, у болгар уже с VIII в. Само слово, судя по всему, тюркского происхождения - от bai и ar, т.е. "знатный", "богатый человек". Это весьма точное обозначение социального слоя людей, статус которых близок к аристократическому. На богатство бояр косвенно указывает следующее летописное сообщение: "...и начаша скот брати от мужа по четыре куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 80 гривен" (ПСРЛ. Т. II, стб. 131), - читаем мы в Ипатьевской летописи о чрезвычайном сборе денег на наем варяжской дружины Ярославом для борьбы с польским князем Болиславом. Особенность статуса боярства подтверждается известным положением Русской Правды: "Аже въ вогарехъ или въ дроужине, то за кназа злдницл не идетъ, нъ юже не воудеть снвъ, а дъчери възмоуть", - читаем в самой древней (1282 г.) редакции памятника (РП Синод. сп.). Совершенно очевидно также, что в основном наши бояре суть представители старой родоплеменной аристократии. Это так называемые бояре земские, которые были крупными землевладельцами и рабовладельцами. Летописи неоднократно упоминают боярские села наравне с княжескими. С земскими боярами необходимо соотнести другой класс - бояр княжеских. По своему положению последние сравнялись с земскими уже к XI в. Нарочитые мужи. Когда необходимо было указать ту или иную привилегированную группу среди свободного населения, летописец, а вслед за ним и источники права, говорят о "лутших", "старейших", "вятших", наконец, "нарочитых" людях. Нарочитые люди, таким образом, четко противопоставлялись социальным низам: "простым", "черным" людям. К разряду нарочитых мужей относили также городских жителей "чадь нарочитая" или "градские люди", среди которых выделялись "гости" - иноземные купцы и просто "купцы". Жители пригорода именовались уже "мезиньими людьми". Лучшими люди считаются, разумеется, в зависимости от их имущественного положения. Основное их занятие - торговля и крупное ремесленное производство. Среди нарочитой чади следует выделить туземного купца, отличая его от иностранного - гостя. Хотя положение их разнится не сильно, разве только гость имеет право преимущественного удовлетворения своего требования перед туземными кредиторами и в поклепной вире может выставить в свое оправдание меньшее число послухов (см. ниже). Смерды. Уже отец-основатель славяноведения П.Й. Шафарик обратил внимание на индоевропейские корни названия этого слоя свободных людей: др.-рус. смьрдъ родственно авест. merd и изначально означало "мужа", "человека" как такового. Смерды - однозначно свободные люди, однозначно юридически свободное сельское население. Мнение советских историков о зависимом положении смердов по аналогии с феодализированным западноевропейским крестьянством является неверным. Обычно, чтобы доказать зависимость части смердов непосредственно от князя (землевладельца), ссылаются на постановления Русской Правды, которые предписывают платить за смерть смерда ровно столько же, сколько за смерть раба. Причем из-за чисто технического характера этой нормы, например, в Академическом списке она идет сразу вслед за статьями, регулирующими возмещение князю ущерба, нанесенного его собственности, исследователи делали нехитрый вывод, что раз это так, то смерд зависимый от князя человек, если вообще не его собственность. Однако уже известный русский историк права М.А. Дьяконов совершенно верно предположил, что в ст. 22 РП Акад. сп. речь идет о холопе, принадлежащем смерду: "...а за смердии холопе 5 гривенъ", или если следовать Троицкому списку: "а за смерди холопъ 5 гривенъ". Иными словами, читаемое обычно "а за смерди и холопе 5 гривенъ" точно является позднейшей опиской. В противном случае действительно получается уравнивание смерда по положению с несвободным населением "готической" Руси, что совершенно бессмысленно при сопоставлении с данными русских летописей. Так, победив Святополка, Ярослав "нача вое свое делити: старостам по 10 гривен, а смердом по гривне, а новгородцам по 10 всем; и отпусти я домовь вся" (ПСРЛ. Т. III. С. 15). Русская Правда знает охрану имущества смерда: "А за княж конь, иже той с пятном, 3 гривне; а за смердии 2 гривне" (ст. 25 РП Акад. сп.). Закон охраняет личность смерда, его телесную неприкосновенность: "или смерд умучат, а без княжа слова; за обиду 3 гривне" (ст. 31 РП Акад. сп.). В то же время очевидно, что смерды - это низший слой свободных людей. Обычно ущербность их статуса видна на примере статьи Русской Правды, устанавливающей право собственности князя на выморочное имущество смерда: "Аже умрет смерд, то задница князю. Аже будут дочери у него дома, то даяти часть на не" (РП Синод. сп.). Однако эту статью можно понимать и так, что речь идет о зависимом от князя смерде, т.е. сидящем в его вотчине, работающем в его хозяйстве. Это скорее уже смерд только по имени, а по сути - это закуп. Закупы. Закупы есть действительно зависимое от князя население. Если угодно, это зависимый смерд, но смерд, изменивший свою социальную сущность. При недостатке и трудности получения кредита в те времена более бедные смерды должны были наниматься на работу - в терминологии той эпохи шли в закупы. Закупы были ролейные (от др.-рус. рало), т.е. земледельческие, и дворовые - жили в качестве прислуги на дворе землевладельца. Закупы были лично свободны, у них было свое имущество (отарица - Русская Правда), но их право и дееспособность были ограничены. В более крупных тяжбах от их имени выступал хозяин. Он же имел право телесного наказания закупа, за дело, как говорит Русская Правда. Свидетелем на суде закуп мог быть только в случае отсутствия иных свидетелей, да и то только в случае мале таже. В случае его побега от господина он становился овьль, т.е. полным холопом. Закуп несет полную имущественную ответственность за нерадивое исполнение своих обязанностей. Но в то же время если господин продаст в рабство закупа, то тот автоматически становится свободным. Наконец, закуп может обратиться к суду князя, чтобы защитить себя от произвола хозяина. Очевидно, что подобное положение закупа говорит о его переходном состоянии от свободного статуса к зависимому. Юридически он остается свободным, но экономически он бесправен. В литературе существует два мнения о юридической природе закупничества. Первое - закуп отрабатывает свой долг личным трудом, работает в буквальном смысле за купу (за то, что взял). Второе - он наймит, человек, нанявшийся в услужение. Обе эти точки зрения имеют ряд весомых аргументов. Но неясность тем не менее сохраняется во многом благодаря тому, что нам не известен механизм прекращения договора закупничества. А то, что природа этих отношений договорная, совершенно очевидно. Некоторый намек есть в ст. 122 РП Кар. сп., содержание которой позволяет сделать вывод, что договор этот был срочным - один год. По истечении этого срока закуп должен был "воротить милость" (отдать долг), но вот что происходит тогда, когда закуп не в состоянии этого сделать, - не понятно. Опять-таки можно догадываться, что договор продлевался, становился бессрочным и позже перерос в долговую кабалу. Неясность эта обусловлена тем, что по Русской Правде неисправного должника можно было на законных основаниях продать с торга в рабство. Таким образом, хозяин закупа волен был выбирать, что ему экономически более выгодно. Изгои. Следующий разряд населения, населения однозначно юридически свободного, - изгои. Исследователи давно обратили внимание на то, что за убийство изгоя платится та же вира, что и за убийство свободного (ст. 1 РП Акад. сп.). Очевидно, не платилось только головничество, поскольку платить его было некому. Объяснялось это тем, что изгой - не просто человек без роду и племени, а человек, по жизненным обстоятельствам порвавший со своим прежним социальным окружением. Обстоятельства эти перечислены в известном церковном уставе князя Всеволода Мстиславовича (XII в.): попов сын грамоте не умеет, холоп из холопства выкупится, князь осиротеет, купец одолжает. Устав совершенно четко помещает их под опеку церкви. Делается это потому, что изгои есть разряд совершенно вольных, так называемых гулящих, людей Древней Руси. Их абсолютная свобода сродни понятию utlxngr древних скандинавов. У германских народов наблюдаем схожий социальный институт. Это слой людей, вышедших из-под союза родовой защиты, у них нет покровителя в лице сородичей, они предоставлены сами себе, что в условиях той эпохи было не так уж и безопасно: за изгоя никто не будет мстить, не "вложится в виру или урок" (т.е. не поможет в уплате судебных штрафов) и т.д. Во многом наш изгой соответствует понятию "Vogelfrei" тех же древних германцев - он стоит вне закона. Но очевидно, что даже по условиям той эпохи изгойство есть пережиток, когда "достояние глубокой исторической старины, - писал видный русский историк права П.Н. Мрочек-Дроздовский, - соединялось с полным бесправием, и патриархальная анафема едва ли была не безвозвратна, как безвозвратна и сама смерть. Разлагается родовой быт, возникают союзы земские, дружинные, чуждые исключительности патриархальных времен - изменяется к лучшему и положение изгоев. Прежнее обельное бесправие исчезает, возврат к миру становится возможным появляется и растет вольное изгойство: это вольная гульба, пока не надоест, пока нужда не загонит гуляку в мiръ - в общину или хоть в кабалу за хлеб и придаток" [Мрочек-Дроздовский. 1910. С. 97]. Последнее предположение, впрочем, есть преувеличение, зачем же тогда выкупаться на волю? Последнее, что необходимо пояснить в отношении такого источника изгойства, как "князь осиротеет", так это то, что под этими словами законодателя следует понимать банальные случаи изгнания князя с его стола-княжения. Такому изгнаннику, если его другая волость не пригласит княжить к себе, буквально оставалось только побираться на паперти либо сидеть где-нибудь в кустах у дороги с кистенем. Несвободные: холопы или рабы. Этот разряд населения представлен "холопами", "робами" и "челядью". Челядь - это особый род холопов, холопов домашних, работающих на дворе и в доме рабовладельца. Известное выражение Русской Правды (ст. 111 РП Кар. сп.) "оже от челяди плод или от скоты", свидетельствующее, что юридически положение холопа есть положение имущества, не далеко ушло от римского servi sunt res. Убийство холопа карается уроком - штрафом как за порчу имущества. Русская Правда знакома с несколькими источниками холопства: продажа, в том числе в случае несостоятельности по долгам, женитьба или выход замуж за холопа, поступление на службу тиуном или ключником. В случае заключения брака или поступления на службу лицо могло оговорить особым договором свое будущее свободное положение. Из сообщений летописей известен еще один источник - плен. С принятием христианства положение холопов, особенно крещеных, должно было меняться к лучшему. Так, рождение рабыней от хозяина детей вело к обретению ею и детьми свободы после смерти рабовладельца. По церковным уставам рабыня и дети могли претендовать на часть имущества господина. Очевидно заимствование через каноническое право положения Моисеева законодательства об обретении рабом свободы, если он получал увечье от своего господина. Необходимо подчеркнуть, что именно холопы и закупы составляли население частновладельческих вотчин в ту эпоху. Впрочем, этот порядок в России удерживался столетиями, вплоть до XVIII в.! § 3. Власть Киевской Руси Вече. "Народ и князь, - писал известный русский юрист В.И. Сергеевич, - суть два одинаковых существенных элемента древнерусского общественного быта: с одной стороны, народ не может жить без князя, с другой - главную силу князя составляет тот же народ. Участие народа в общественных делах проявляется под формой веча" [Сергеевич. 1867. С. 1]. И действительно, лучше и точнее не скажешь, так как древняя форма государства (особенно эпохи варварства) имеет ту отличительную черту, суть которой состоит в практически полностью неразвитой форме исполнительной власти, ее аппарата. В данной ситуации государство нельзя характеризовать как аппарат насилия по Марксу, поскольку той стадии развития, при которой государство можно отождествлять с аппаратом насилия, оно (государство) достигает только при капитализме. До этого момента аппарат подавления-исполнения находится, что называется, in status nascendi - в стадии становления. Следовательно, в обществе, где исполнительный аппарат развит слабо, у власть предержащих есть одна только возможность добиться выполнения решения - допустить к выработке его тех, кому оно адресовано. Древнерусское государство есть яркая форма данной конструкции власти. Первое упоминание о вечевых собраниях у славян мы встречаем у писателей раннего Средневековья. Что же касается русских славян, то, как считал В.И. Сергеевич, наиболее древнее упоминание о вече - это сообщение Нестора о совещании полян по поводу выплаты дани хазарам. Первое точно датированное вечевое собрание - сообщение Повести временных лет об осаде Белгорода в 997 г. печенегами: "...и удолжиша остоя град, и бе глад велик, и створиша вече в Белгороде" (ПСРЛ. Т. XXXVIII. С. 57). Интересна этимология самого слова "вече". Древнерусское вече происходит от праславянского *vetio, ему же родственно др.-рус. ветъ, т.е. "совет". Но и это не все. Наиболее близкая аналогия, которая напрашивается слову "вече", - др.-рус. вещь. В некоторых памятниках выражение "вещь имея" означает "совещаться по какому-нибудь поводу". В Законе судном людям др.-рус. вещь переведено греч. "ПиРоАльфаГаммаМиАльфа", понятие дела, дела судебного или дела государственного управления. Кроме того, по толкованию выдающегося русского филолога И.И. Срезневского, вещати то, чем занимаются на вечевом собрании, - во многом означает "заниматься государственными делами" [Срезневский. 1893. 1 : 253]. Характерно также то, что практика функционирования этого института прямой демократии в эпоху "готической" Руси выработала несколько общих своих форм, классификация которых принадлежит уже упоминавшемуся И.И. Срезневскому. Итак, "созвати вече" - прямое и непосредственное действие по созыву веча: "гражане же, слышавшее се и созваша вече, и рекоша Давиду людье на вече: "выдаша мужи сия, мы не бьемся за сих"" (ПСРЛ. Т. II, стб. 242). Таким образом, горожане отказались заступиться за своего князя, участвовавшего в ослеплении князя Василько. "Звати в вече" - разновидность созыва, из которого видно, что он отличается специальным субъектом, лицом, которое созывает собрание: "Князь Мстислав в вече поча звати". "Звонити вече" - указание на конкретный способ созыва: "И Онцифор с Матфеем созвони вече у святой Софии, а Федор и Ондрешко другое созвониша на Ярославли дворе" (ПСРЛ. Т. III. С. 356). "Поставити вече" или "стати вечем" - указание на место проведения вечевого собрания, например: на Ярославле дворе или около храма Св. Софии в Новгороде Великом. Особенно интересны те словосочетания в древнерусском политическом лексиконе, которые указывают на предмет собрания. Иногда этот предмет указан весьма туманно. Например: "деяти вече". В Ипатьевской летописи под 1169 г. читаем: "Том же лете начаша новгородцы вече деяти в тайне по дворам на князя своего на Святослава на Ярославича, и приехавшее на Городище приятели его, начаша поведати: "Княже, деют люди вече ночь, а хотят тя яти" (ПСРЛ. Т. II, стб. 537). Или: "створити вече на кого-либо" - вот пример: "створиша вече на посадника Дмитра и братью его". Или: "свести с веча" указание на решение и конкретный способ его исполнения: "и сведеша и с веча, сринуша и с мосту". Состав веча полностью соответствовал эпохе прямой демократии: на него могли являться все заинтересованные юридически свободные люди. Однако были и особенности, связанные со сложной структурой волости. Она, как мы помним, не была однородной, разделялась на город и пригороды, население которых в политическом отношении находилось в подчиненном отношении. Вот, пожалуй, самое яркое описание этой ситуации. Летописец радуется тому, что население пригорода (Владимира) вдруг решило стать политически самостоятельным: "Да подивимся чуду новому великому и преславному Матери Божья, како заступи град свой от великих бед, и гражданы своя укрепляет, не вложи бо им Бог страха и не убояшася князя; два имущее в власти сей, и бояр их прещенныя ни во что же положища за 7 недель. Безо князя будуще во Володимере граде. Толико возложше всю свою надежду и упованье к святой Богородице и на свою правду. Новгородцы бо изначала и смоляне, и кияне, и полочане и вся власти яко на дому на веча сходятся; на что же старейшие сдумают, на том же пригороды станут. А здесь город старый, Ростов и Суздаль, и все бояре хотяше свою правду поставити, не хотяху створити правды Божией, но "како нам любо" рекоша, "тако створим. Володимер е пригород наш" (ПСРЛ. Т. I, стб. 377 - 378). В общем на вече мог участвовать в основном городской житель, житель главного города. Вполне возможно, что иногда привлекались и жители пригородов - сельской округи. Такой вывод можно сделать на основе летописных сообщений, когда летописец отмечает, что в вече приняли участие "людье земли нашей", "вся Галицкая земля", "люди Ростовские", "все Переяславцы" и т.д. Компетенция веча была компетенцией чрезвычайной. Главным предметом его ведения был вопрос о призвании и изгнании князя. Вся история Руси до татарского погрома происходит под знаком призвания князей. В.И. Сергеевич отмечал: "Признание того или иного князя наследственным неизвестно древней России; но встречаются случаи добровольного ограничения права призвания только одной какой-либо отраслью потомков Рюрика. Соглашение народа с князем о его преемнике есть тоже призвание, но состоявшееся под влиянием особого благорасположения к прежнему князю" [Сергеевич. 1867. С. 75]. Например, киевляне благоволили к потомству Владимира Мономаха, переяславцы - к нисходящим его сына Юрия, черниговцы - к Ольговичам и т.п. Вече оформляло свои отношения с князем через ряд (договор). Уже тогда форма такого договора была в виде присяги (целования креста). Изгнание князя представляло собой акт уничтожения крестоцелования. За этим следовало неизбежное изгнание, причем князя могли и побить, разграбить его имущество, посадить под арест. Нередко князей убивали, впрочем, убивали не "своих", а узурпаторов, силой добившихся стола в той или иной волости. Истины ради надо отметить, что нередко князья сами отказывались от стола, сами уходили из волости: "В лето 1215 поиде князь Мстислав по своей воли Киеву, и сотвориша вече на Ярославле дворе, и рече новгородцам: "Суть ми орудье (дела. - М.И.) в Руси, а вы вольны в князех" (ПСРЛ. Т. III. С. 53). В общем отношения между князем и вече были не такими однолинейными, как они обычно рисуются в советской историографии. Образный пример этих отношений мы найдем в следующем. За год до своего добровольного ухода из Новгорода этот же князь Мстислав ходил походом на киевского князя Всеволода Чермного. Войско, которым он командовал, было сборным: новгородцы и смоляне. Во время похода "бысть распря между новгородцем с смоляны, и убиша новгородци смолянина". Возникший конфликт князь попытался разрешить на вече. "Князь же Мстислав в вече поча звати, они же не поидоша; князь же целовав всех, поклонився, поиде" (Там же). Только так удалось примирить смолян с новгородцами. Следующий важный предмет ведомства вече - вопрос о войне и мире. Князь своими силами вести войну не мог - дружина его для этого была мала, поэтому ему была необходима поддержка народа для созыва ополчения. Народу же в свою очередь князь нужен был как военный специалист, начальник, без которого войско не имеет командования. Впрочем, нередко князь мог выкликнуть по волости охотников добровольцев, с которыми предпринимал небольшие набеги на соседей. Но это было уже его частное предприятие, волость за такие действия князя не отвечала. Вопрос законодательства веча есть вопрос довольно спорный. До нас дошло только два памятника такого вечевого законодательства, да и то уже позднего, московского периода. Это Псковская и Новгородская судные грамоты. Так, ст. 108 ПСГ даже закрепляет за вечевым собранием на постоянной основе право законодательства: "А которой строке пошлиной грамоты нет, и посадником доложити господина Пскова на вече, да тая строка написать. А которая строка в сей грамоте не люба будет господину Пскову, ино та строка вольно выписать вон из грамот". Можно предположить, что в других землях древнерусского государства вече также могло принимать постановления, которыми регулировалась законодательная деятельность князей. Последним более или менее определенным вопросом компетенции веча были случаи, когда оно выступало в качестве высшей судебной инстанции. Чаще всего судебная функция вечевого собрания проявлялась в случае изгнания князя. Полноты ради надо заметить, что вече вообще было вольно принять к своему ведению любой вопрос. Подчас даже весьма "экзотический". В летописях сохранилось упоминание о вече 1173 г. в Галиче, которое посчитало себя вправе вмешаться в личную семейную жизнь своего князя. Князь охладел к княгине, та была вынуждена даже покинуть город с малолетним сыном. Ее место заняла какая-то Настаська со своими родственниками - Чагровой чадью. Вече приняло крутые меры: Настаську сожгли по приговору веча, сына ее, прижитого от князя, посадили под арест, Чагрову чадь избили, "а князя водивше ко кресту, яко ему имети княгиню в правду, и тако уладившеся" (ПСРЛ. Т. II, стб. 564). Продолжительность заседания веча определялась предметом, который оно в данный момент разбирало. Например, в Новгороде в 1218 г. "тако быша веча всю неделю". Не расходились, пока не решали вопрос. Способ принятия решения на вече был весьма древним - единогласие. "Под единением, - пишет В.И. Сергеевич, - должно разуметь не столько буквально соглашение всех без исключения, сколько соглашение такого решительного большинства, чтобы привести свое решение в исполнение без активного противодействия со стороны меньшинства" [Сергеевич. 1867. С. 55]. Понятно, что нередко эта критическая масса достигалась точно так же, как и у лютичей (см. выше). Филиации этих порядков сохранялись в Новгороде довольно долго. Сигизмунд Герберштейн, проезжая в начале XVI в. через Новгород, описал весьма странный, с его точки зрения, обычай новгородцев. Раз в два года они сходятся на мосту через Волхов "и бьют друг друга палками, и от того происходит такое смятение, что начальник с великим трудом может прекратить его" (Герберштейн. 1866. С. 114). Сами новгородцы уже не помнили действительную причину такого обычая, поэтому и рассказали путешественнику басню о Перуне, якобы выбросившего свой жезл на мост, за который горожане и бились. На самом деле это именно пережиток тех вечевых порядков, когда два конца города, не сумев выработать единого решения на вече, сходились в рукопашную на мосту - и только таким способом вырабатывали единогласие. Принцип решения вопросов большинством голосов в Россию занес Петр I своими безумными реформами. Князь. Фигура князя в Древней Руси есть фигура во многом героическая - это светлый образ народного фольклора, и не только. Достаточно вспомнить такой образчик древнерусской литературы, как "Моление Даниила Заточника", который является по сути панегириком князю и княжей власти. Население той эпохи видело в князе свой идеал, как в зеркале в личности князя, в его поступках отражался дух складывающейся нации. Академику С.Ф. Платонову принадлежит весьма образное сравнение князя с плакучей ивой над рекой. Князь сам по себе - ничто, он такой же изгой, нуждающийся в церковной защите, как и выкупившийся холоп. Своей воли у него нет. Куда течет народ-река, туда идет и ива-князь. Как не менее образно выразился В.И. Сергеевич, "князь есть в высшей степени народная власть". Итак, помимо верховного командования князь - очень удобная фигура для отправления правосудия. Он не член общины, следовательно, лицо не заинтересованное. Решение, которое выносит князь, творя суд, есть простая формализация обычного права. Изредка ему Церковь подскажет, что необходимо издать какой-нибудь устав, что он и сделает. Непосредственное же законодательство князя проявляется только в мелочной регламентации уроков, вир и продаж. Вот действительное поле для фантазии и аппетита княжьей власти. Княжеская Дума. Это был консультативный орган, аналог его можно найти в племенном совете старейшин при вожде. Для того чтобы управлять эффективно, князь нуждается не только в поддержке местного населения, но и в помощи собственного окружения. Так, например, можно истолковать известные места в Русской Правде: "По Ярославле же пакы совокупившеся сынове его: Изяслав, Святослав, Всеволод и мужи их: Коснячко, Перенег, Никифор, и отложиша убиение за голову, но кунами ся выкупати, а ино все, яко Ярослав судил", а также: "А се уставил Володимер Всеволодович по Святополче, созвав дружину свою на Берестовом: Ратибора тысячского киевского, и Прокопию белгородского тысячского, Станислава переяславского тысячского, Нажира Мирослава, Иванка Чюдиновича ольгова мужа, и устави люди" (РП Синод. сп.). Характерно, что в состав совета (думы) князя входят не только его ближайшие дружинники, но и представители веча - тысячские. Лишнее подтверждение этому видим, например, в следующем летописном сообщении: "В лето 987 возва Володимер бояры своя и старцы градския" (ПСРЛ. Т. XXXVIII. С. 49). В отличие от веча Княжеская Дума была органом, постоянно действующим. Княжая дружина. Дружина русских князей пережила в истории древнерусского государства два четко выраженных этапа своей эволюции. Первый, древнейший этап представляет собой эпоху, когда князь и его воины составляют одно неразлучное целое. У князя нет иных интересов, кроме интересов своих дружинников, и наоборот. Так, Святослав, мотивируя свой отказ от крещения, оправдывался тем, что его дружина начнет над ним смеяться. Еще более отчетливо единство князя и его воинов видно в следующем летописном рассказе (под 996 г.) об устроенном св. Владимиром пире. Во время пира дружинники "подпъяху и начаша роптати на князя, глаголюще: "Зло есть нашим головам ясти деревянными лжицами, а не серебреными". Се же слышав, Володимер повеле ковати лжици серебряные, и ясти дружине, рек сице, яко: "Серебром и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу серебро и злато, яко дед мой и отец мой доискался с дружиною злата и серебра". Бе бо Володимер любя дружину, и с ними думая о устрои земнем, и о ратех, и о уставе земнем" (ПСРЛ. Т. XXXVIII. С. 56 - 57). О теснейшей связи князя и его дружины свидетельствует и другое сообщение летописца. Так, в 1024 г. после известной междоусобной битвы с полками Ярослава его сводный брат Мстислав, "виде лежачи иссечены от своих северян и варягов Ярославлевых, и рече: "кто сему не рад, се лежит северянин, а се варяг, а своя дружина цела" (ПСРЛ. Т. II, стб. 136). Вторая эпоха дает о себе знать к концу XI в. Новгородский летописец невероятно убедительно проводит эту грань: древние князья и мужи их "не сбираха много имения, ни творимых вир, ни продаж вскладаху люди; но оже будяше правая вира, а ту возмя, даваше дружине на оружье. А дружина его кормяхуся, воююще иные страны, и бьющееся и рекуще: "Братия, потягнем по своем князе и по Русской земле"; глаголюще: "мало ж есть нам, княже, двухсот гривен". Они бо не складаху на свои жены златых обручей, но хожаху жены их в серебряных; и расплодили были землю Русскую" (ПСРЛ. Т. III. С. 104). Вторая эпоха, таким образом, заключалась в изменении формы эксплуатации князем волости, в усилении его аппарата власти. Теперь дружина - это не Krigssamfund эпохи варягов, не ватага подельников, с которыми князь делит военное счастье, а подчиненный князю инструмент господства (instrumentum regni). Именно в эту эпоху происходит резкая дифференциация в среде дружинников на старейшую дружину и на молодшую, несмотря на то что такое различие отмечалось и ранее. Старшие дружинники теперь занимают исключительно привилегированное положение: из их среды князь назначает своих посадников и наместников, им поручают наиболее ответственные мероприятия, из их среды растет слой княжих бояр. Младшие дружинники составляют разряд многочисленных слуг: из их среды происходят княжии конюшии, тиуны, вирники, пятенщики, мятельники и прочий мелкий чиновный люд той эпохи. В большинстве своем именно через них князь управляет не только волостью, но и своей вотчиной. Вотчинное управление. Князь в Древней Руси осуществляет три функции: он судит население, командует ополчением и заведует финансами - собирает налоги. Основу его системы управления составляет управление собственной вотчиной, структура которого зеркально отражена в структуре управления волостью. Там, где князь не может участвовать в осуществлении своих гражданских функций, что называется, in personae (лично), он управляет посредством челяди. Челядь князя весьма многочисленная. Наиболее часто встречающиеся разновидности холопов суть следующие: тиун, основное предназначение тиуна - судить население вотчины князя; огнищный тиун - заведование домом и личным хозяйством князя, это некий аналог major domus эпохи королевств варваров. Конюший тиун заведует княжими табунами. Конница в это время - одно из эффективных родов войск на поле брани. Содержание коней стоило невероятно дорого, поэтому часто князья за свой счет экипировали кавалеристов. Наконец, стоит назвать ключника. Это некий аналог тиуна, он заведовал княжими селами и деревнями, в частности покупал "за княжим ключом", т.е. от имени князя, села. Сфера компетенции данных лиц не шла дальше распоряжения участью зависимых от князя людей. Финансовый доход, получаемый князем, есть в это время некий аналог его вотчинного права - это плата за его работу (буквально его зарплата). Формировалась "зарплата" князя из нескольких источников. Прежде всего это налоговые поборы, формы которых были весьма многообразны. Самый распространенный вид-дань, в основе которой лежит праиндоевропейское *do; ср. параллель: санскр. danam, лат. donum, греч. "ДельтаОмегаРоОмикронНи", ст.-сл. дара. Характерно, что этимологически все эти термины означали изначально понятие подарка, добровольного приношения, символическое значение которого заключалось в признании подчинения тому, кому дарят подарок. Сам механизм сбора таких подарков очень хорошо виден на примере древнерусского полюдья. Вот как оно описано Порфирогенитом: "Когда наступает ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия (ПиОмикронЛамбдаИпсилонДельтаЙотаАльфа), что именуется "кружением", а именно - в Славинии вервианов, другувитов, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав" (De admin. I. 9). Далее, в номенклатуру поборов входят разного рода уроки, виры, продажи и таможенные сборы - мыто. Само слово, судя по всему, заимствовано у готов. Древнейшая податная единица в России - дым, именно от дыма поляне дают дань хазарам в известном сообщении русской летописи. Дым - это домовладение, самостоятельное хозяйство. Другая податная единица, образовавшаяся, судя по всему, несколько позднее, - рало. Рало, или плуг, - это та площадь земли, которая могла быть вспахана за один день одной упряжкой. Так, Гельмольд историограф северных славян - сообщает, что плуг у славян "составляет пара волов или одна лошадь" (Гельмольд. 1963. С. 55). Но относительно рано, уже в середине X в., появляются погосты - самые крупные податные единицы на Руси. Летопись, как известно, приписывает их учреждение княгине Ольге. Подушная подать, т.е. признание отдельного лица в качестве особой фискальной единицы, была занесена на Русь монголо-татарами. Одним словом, в ту далекую эпоху вотчинное управление сливалось с управлением государственным. Эта характерная деталь варварства будет очень долго давать о себе знать в русской истории. Характерные формы межкняжеских отношений. Очень быстрое размножение потомства Рюрика приводит к политическому дроблению Древнерусского государства, единство которого было весьма и весьма условным. Соперничество волостей друг с другом только усиливало эту тенденцию. В результате в среде русских князей появляется понятие удельного князя. Удел в юридическом смысле - это скорее титул князя, определяемый согласно его положению в общей линии нисходящего потомства Рюрика. В зависимости от изменения этого положения князь со временем из удельного может стать великим - занять Золотой киевский стол. Князья, таким образом, все время находятся в движении, перемещаются из одной волости в другую, согласно призванию веча и своему рангу в роду. Нельзя сказать, что эта картина соответствовала устремлениям самих князей, уже в конце XI в. они попытались договориться между собой, поставить волости перед совершившимся фактом. Но эта договоренность мгновенно нарушается. В дальнейшем князья переходят к практике заключения между собой рядов (договоров), в которых пытаются оговорить вопросы старшинства, правила перехода из одной волости в другую. Но практика соблюдения этих междукняжеских рядов весьма печальна. Столкновения князей друг с другом часто приводят к огромным потерям среди населения, опустошению целых волостей. Пожалуй, только Церковь остается единственной силой на Руси в самый канун монголо-татарского погрома, которая удерживает князей от взаимного истребления. Киевский митрополит в 1195 г. такими словами пытается увещевать князя Рюрика, который отказывался выполнить такой ряд с другим князем - Всеволодом Юрьевичем: "Княже! Мы есмы поставлены в Русской земле от Бога востягивати вас от кровопролития. Аж ся прольяти кровь крестьянской в Русской земле, аж еси дал волость молжшему в обладание перед старшим и крест еси к нему целовал, а ныне аз снимаю с тебя крестное целование и взимаю на ся". Из этого летописного сообщения видно, что предметом ряда является именно попытка раздела волостей, а форма такого договора - крестное целование. Парадоксально, но ослаблению межкняжеских распрей сильно поспособствовали татары. При завоевании они уничтожили громадное число князей - потомков Рюрика. § 4. Система источников права Киевской Руси Обычай. Общий термин, охватывавший собой все разнообразие и пестроту юридического порядка "готической" Руси - что ни город, то норов, что ни село, то обычай, - в договорах руси с греками получил название "законъ русскии". Под этим выражением следует понимать всю совокупность обычного права, которого придерживались восточнославянские племена. Толкование его, что иногда встречается, как некоего формального акта неверно, поскольку слово "законъ" в современном значении, т.е. греч. "НиОмикронМиОмикронДзэта" или лат. lex, известно только с XVII в. Но "законъ" имел другое древнейшее значение, а именно "религия", и обозначал религиозную принадлежность конкретного человека. У нас нет сведений о фиксации норм обычного права хотя бы в виде судебных решений, но мы можем сделать такой вывод на основании ст. 21 РП Акад. сп.: "...а в конюхе старом у стада 80 гривен, яко уставил Изяслав в своем конюсе, его же убили дорогобужцы". Видно, что источником этой статьи было конкретное судебное решение. Также нет сомнения, что некоторые статьи Русской Правды имеют своим источником обычное право. Наиболее яркий пример - ст. 1 всех редакций, устанавливающая кровную месть. Но полной картиной состояния обычного права в "готическую" эпоху Руси наука сегодня не располагает. Научная, догматическая разработка обычного права в России началась только с середины XIX в., поэтому единственным методом восстановления картины древнего периода может быть только метод исторической филиации и исторической лингвистики. Международные договоры Руси с греками. Это самые древние памятники русского права. Если придерживаться версии фальсификации договора Олега, то первый памятник можно датировать 60-ми гг. IX в.! Характерно, что структура договоров ничем не отличается от структуры современных международных договоров, понятно, что такая высокая юридическая техника - целиком заслуга византийских дипломатов. Образцом варваризации техники можно было бы считать договор 971 г. Святослава с Цимисхием, но в летописи, судя по всему, содержится краткий пересказ сути договора, а не сам текст. Несмотря на довольно корявый перевод, греческие варианты до нас не дошли, мы можем с полным основанием судить о содержании договоров. Это содержание заслуживает особого внимания. Например, в них признается равная международно-правовая субъектность русского государства и Византии. В договорах, заключенных после побед росов над греками, содержится упоминание о выплате византийцами дани, в остальных договорах подробно регулируется вопрос выдачи беглых преступников и перебежчиков. С точки зрения сегодняшнего дня эти нормы договоров можно расценивать как положения о взаимной правовой помощи. Интересны положения, провозглашающие принцип свободы торговли друг с другом. Обе нации пользуются личным правом - для каждой из них сохранено действие национальных правовых порядков. В общем, подводя итог, можно заметить, что по своему содержанию это акты международного частного права. Международные договоры Руси с немцами. Это в основном договоры XII - XIV вв., заключавшиеся северо-западными княжествами Древней Руси с Ливонским орденом и Ганзой. Их основная цель - регулирование взаимной торговли и улаживание споров и конфликтов, возникавших между русскими и немцами при этой деятельности. Особо обращено внимание на регулирование договоров международной купли-продажи, статуса торговца (купца), все они (особенно их объединения) пользуются правом экстерриториальности. В этих памятниках, несомненно, видно влияние северогерманского торгового права, складывавшегося в этот же период в результате деятельности Ганзейского торгового союза. Русская Правда и акты законодательства. Русская Правда дошла до нас во множестве списков, что говорит о ее невероятной популярности в древности. Современная наука выделяет три редакции этого памятника, относя их формирование к различным периодам. Соответственно древнейшая - это Краткая редакция, Пространная, следует за ней по времени и позднейшая редакция - Сокращенная. По своей типологии Русская Правда - классический памятник типа Leges Barbarorum эпохи варварских королевств. У них однотипны техника и содержание, причем настолько, что в науке высказывалось мнение о заимствовании (рецепции) Правды с Запада. Но это точка зрения не получила подтверждения в дальнейшем, а сходство объясняется, конечно, однотипностью общества, в условиях которого жили восточные славяне и германцы в готическую эпоху своей истории, и родственностью славян и германцев - общими индоевропейскими корнями. Согласно летописи родина Правды - Новгород Великий, время возникновения - 1016 г. Но эти факты применимы только к нескольким статьям Краткой редакции, которая окончательно складывается только при сыновьях Ярослава Мудрого. По своей сути Русская Правда не является памятником официального законодательства, скорее это плод работы частного компилятора, очень хорошо знакомого с византийским правом той эпохи, каноническим правом, а равно и с судебными решениями и уставами князей. Это и есть ее источники. Понятно, что всеми знаниями данных источников в то время мог располагать человек, принадлежавший Церкви. Понятна тогда и цель компиляции - дать в руки церковного суда краткий справочник о праве той страны, в которой этот суд осуществляет правосудие. Епископы тогда в большинстве своем на Руси были еще этническими греками и с русским правом, разумеется, знакомы не были. Наконец, последнее доказательство церковного происхождения Правды можно видеть в том, что большинство ее списков были найдены в сборниках канонического права (Кормчей книги); из летописей ее текст содержится только в Новгородской Первой летописи. Интересно также и то, что, судя по языку древнейшего из дошедших до нас списков Правды - Синодального (1282 г.), ее автором был этнический русский. Исследователи отмечали почти полное отсутствие церковнославянизмов в ее тексте, а также просторечность многих выражений. Грек, знавший русский язык, или южный славянин этим критериям отвечать не могут. Содержание Русской Правды традиционно для памятников эпохи Leges Barbarorum. Это сборник уголовного и гражданского права (в основном брачно-семейного) со значительным содержанием процессуальных постановлений. Аналогично содержание двух памятников официального законодательства - двух вечевых грамот Псковской и Новгородской, дошедших до нас. Формально это памятники уже позднейшей, московской эпохи, но содержание их настолько архаично, что это позволяет отнести их к древнейшему периоду. Церковные уставы. Церковные уставы, издание первого из которых традиция приписывает св. Владимиру (точная его датировка вызывает споры), были одним из важнейших источников права древнерусского государства. В этих актах содержались нормы, источником которых было каноническое и уголовное византийское право <1>, регулировавшие те вопросы, которые после крещения Руси были переданы в церковную юрисдикцию. Прежде всего это вопросы семьи и брака, взаимоотношения между супругами и детьми, а также наиболее тяжкие (с точки зрения Церкви) уголовные преступления. Регулировались в уставах и вопросы финансового взаимодействия Церкви и государства, в частности церковные продажи и десятины. -------------------------------<1> Прежде всего выборки из Эклоги (ЭпсилонКаппаЛамбдаОмикронГаммаЭта ТауОмегаНи НиОмикронМиОмикронНи) и Прохирона (Омикрон ПиРоОмикронХиЭпсилонЙотаОмикронДзэта НиОмикронМиОмикронДзэта). Наряду с церковными уставами в древнейший период составлялись краткие компиляции норм канонического права, как-то: Закон судный людям, Мерило праведное, Правосудие митрополичье, Ряд и суд, где мы можем встретить помимо норм материального права также и нормы формального права - процессуальные положения, которыми руководствовался церковный суд в ту далекую эпоху. § 5. Суд и процесс в Киевской Руси Система судебных инстанций в древнейший период. Отправление правосудия есть одно из главнейших дел, которыми занимаются органы государственной власти в древнерусском государстве. В исследуемый период сыск и отправление правосудия еще находись в нераздельном состоянии. Сильна в эту эпоху степень самозащиты, когда хозяин, застав вора ночью, мог безнаказанно убить его. Однако в последующем, например в Правде Ярославичей (ст. 38 Акад. сп.), находим постановление о необходимости доставить вора на суд князя. Если видели вора связанным до его смерти, то убийство вора наказывалось как самоуправство (самосуд). Следующая отличительная черта судоустройства того периода заключалась в неопределенности как системы самих судебных органов, так и их компетенции, что, по образному выражению известного русского юриста Ф.М. Дмитриева, "в древней России управление и суд всегда шли рука об руку" [Дмитриев. 1859. С. 7]. Иными словами, суд еще не был отделен от администрации. Органы суда в древнейший период разделялись на четыре вида: вотчинный суд (суд землевладельца над своими холопами), общинный суд, церковный суд и суд публичный (светский) князя или другого уполномоченного органа. Вотчинный суд вышел из суда pater familias над своими домочадцами и предполагал неограниченную власть над ними. Позднее владение землей предоставило ее хозяину право судить зависимых от него людей - его холопов и, вероятно, по незначительным делам закупов. Последнее скорее представляло собой право расправы - наказание нерадивого закупа. Суд рода постепенно перерождается в суд верви (общины) над своими членами. Главнейшим его органом были старейшины (старцы), власть которых внутри рода-общины была неограниченной (вплоть до присуждения к смертной казне). Этот вид суда в России продержался невероятно долго. Существование общинных судов законодатель признал в середине XVI в., по судебной реформе 1864 г. общинные суды приобрели узаконенные полномочия. Свое действие суд общины прекратил только под воздействием политики большевиков в период гражданской войны. Церковный суд, возникший в древнейший период, также просуществовал в России вплоть до 1917 г. Применимое им право было по сути каноническим. Так, согласно ст. 1 НСГ архиепископ судил святительский суд по правилам Св. Отцов, по Номоканону, по церковным уставам. Характерно, что юрисдикция святительского суда распространялась на всех: на боярина и на простого человека. В древнейший период публичный суд подразделялся на несколько инстанций. В первую очередь следует назвать суд князя. Статья 38 Русской Правды (Акад. сп.) предлагает вести связанного вора (татя) на княжий двор, где и будет произведен суд. Псковская судная грамота знает более точное обозначение княжего суда - сени, где судит князь вместе с посадником. Известно еще одно техническое выражение из вечевых грамот, которым обозначалось особое помещение, где производился суд, судьбьница. К составу княжего суда относят также суд его слуг: тиунов, мечников и прочих лиц. Компетенция княжего суда ограничена только юрисдикцией святительского, т.е. церковного, суда. Впрочем, если происходит столкновение компетенции судов, то образуется согласно, например, ПСГ так называемый смесной суд. Это вариант третейского суда по современным меркам, которому поручено разбирать спор, если стороны в нем принадлежат разной юрисдикции: церковной и светской. Кроме того, на севере Руси мы встречаем еще одно ограничение княжего суда. Статья 1 ПСГ четко указывает категории дел, подсудных князю: кража со взломом, тайное похищение (из укрытых саней и упакованных тюков), разбой, кража сена, хлеба и скота. Причем эти дела князь судит не один, а под надзором посадника. Суд должностных лиц вечевого собрания. К этому виду суда относили суд посадников и тысячских в княжествах древнерусского государства. Конкретно их юрисдикция известна только из упомянутых вечевых грамот. Так, в Новгороде посадник судил вещные иски, а тысячский - иски из обязательств. В Пскове посаднику подлежали гражданские дела и те уголовные, которые не входили в компетенцию князя. К этой категории судебных инстанций следует также отнести суд судей. Некоторые намеки на их особое положение содержатся, например, в ст. 70 РП Кар. сп. и ст. 77 ПСГ. Более того, если обратить внимание на окончание ст. 109 ПСГ, то можно предположить, что судьи судили именно в пригороде Пскова - той округе, которая подчинялась его власти. Несомненно, что такие судьи были выборными, их выбирало (назначало) вече Пскова. Особой судебной инстанцией был извод, или суд 12 мужей. Эта судебная инстанция упомянута только один раз и в Краткой редакции Русской Правды. Ведомству этого суда подлежали виндикационные иски. В некотором роде можно предположить, что этот суд был явным пережитком глубокой старины, остатком былого родового суда. Наиболее близкая им аналогия на Западе - суд лагманов (lagmxnd) или "вещателей права", как их очень точно назвал русский юрист Н.М. Сокольский. К публичному суду относится суд братщины. Упоминание о нем находим в ст. 113 ПСГ. Братщина - это особого рода сообщество, напоминающее фратрию Древней Греции, особое религиозное объединение, создаваемое для отправления культа какого-нибудь бога или героя-эпонима. Вывод этот напрашивается сам собой, если сравнить греч. ПсиРоАльфаТауРоЙотаАльфа со ст.-сл. братрига. Аналогом псковской братщины в Новгороде было "сто" (съто), этимология которого указывает на его скандинавское происхождение. И братщина, и сто - это корпоративные организации, объединявшие лиц одной профессии, одного промысла. Споры между членами данной корпорации разбирал особый суд "пировой староста", как его называет Псковская судная грамота. Формы процесса. Законодатель предъявлял к отправлению правосудия определенные жесткие требования. Так, Псковская судная грамота требует "судити по правде Божией", "по крестному целованию". Статья 61 этого памятника запрещает повторное рассмотрение однажды уже решенного дела! Особо законодателя беспокоит непредвзятость судей: "судом ни мститися ни на кого ж", "а судом не отличиться". Уделено внимание вопросу неподкупности судей: "не корыстоватися", "тайных посулов не имети". Несоблюдение всех этих требований ведет к недействительности судебного решения. Пожалуй, целая философия праведного суда развита в Уставе князя Ярослава, помещенном в Новгородской летописи: "Испытайте убо с многою истинною виноватого, но прежде оклеветающего, како есть житие его. И аще благосоветник и благоверен обрящется, то тако не имети ему веры. Беззаконно бо есть такое свидетельство, но да имать и иных свидетелей посрамны и единого нрава да перед двумя или тремя свидетелями праведными станет всяк глагол. Речено есть: да не приимеши послушества лжа, но да не сядеши со многими уклонити правду" (ПСРЛ. Т. III. С. 488). Правосудие в ту далекую эпоху еще не знало деление процесса на гражданский и уголовный. Процесс имел свои специфические формы, тем не менее мы могли бы выделить несколько его общих стадий. Первая стадия - определение сторон в споре. Начинается она с заклича - объявления о состоявшемся правонарушении. Заклич должен быть публичным, не случайно Русская Правда знает другой его аналог - "заповедь на торгу". Заклич должен содержать в себе также формальный вызов противной стороны на суд. Таким образом, заклич - это формальное in ius vocatio. Однако могут быть случаи, когда ответчик не известен. Формальным поводом к этому является отговорка ответчика, что вещь, оспариваемая у него как краденная, была куплена им у третьего лица. Или же обнаружен явно corpus delicti, а убийца не известен, не пойман. И в том, и в другом случае необходимо отыскание ответчика. Для этой цели и служат такие формы процессуальных действий, как "свод" и "сочение (гонение) следа". Свод представлял собой следующее действие. Истец вместе со свидетелями предъявлял свое требование ответчику, но тот отпирался, утверждая, что вещь получена им от третьего лица. После чего и истец, и ответчик отправлялись к указанному лицу, где повторялась процедура заклича. Согласно Русской Правде свод мог повторяться несчетное число раз до тех пор, пока не будет найден вор, укравший оспариваемую вещь. Но это правило было действенно только в городских стенах, если свод выходил за пределы стен, то идти он мог только до третьего ответчика. На нем свод останавливался, третий ответчик признавался действительным ответчиком и платил штраф, но взамен, если он оказывался добросовестным приобретателем, получал право уже от собственного имени вести свод до трех раз. И так до тех пор, пока вора не поймают. Было еще одно ограничение свода: если он вел на территорию другой волости, то он автоматически прекращался. "А из своего города в чужу землю извода нет" (ст. 36 РП Кар. сп.). Процедура гонения следа очень хорошо описана в одном памятнике польского права XIII в. Мы с полным основанием можем применить описание этой процедуры и к нашим порядкам. "Если кто-нибудь будет убит возле деревни, - писал немецкий анонимный автор этого сочинения, - а сельчане не будут в состоянии изловить убийцу, гонят по следу его с криком до другой деревни, тогда не несут никакого ущерба; эта деревня должна дальше с криком преследовать по следу убийцу до другой деревни, и таким образом должна каждая деревня гнать по следу, пока не будет пойман тот, кто совершил преступление. Деревня, к которой с криком довели след, в случае не пожелает гнать дальше по следу, должна уплатить за голову" (Собестианский. 1888. С. 109 - 110). Последний случай есть как раз вариант "дикой виры", как она названа в Русской Правде. Вторая стадия есть процедура рассмотрения самого спора в суде. В ее ходе стороны состязались друг с другом, предъявляя доказательства своей правоты. Тут же по окончании прений судья выносил свое решение. Последняя стадия процесса - исполнение решения суда. Государство никак не вмешивалось в этот вопрос, за исключением случаев так называемого "потока и разграбления". Под последним следует понимать объявление преступника вне закона. Ни его жизнь, ни жизнь его близких, ни их имущество не подлежали защите закона. Тем самым он сам был заинтересован в том, чтобы скрыться как можно скорее, если это ему, конечно, удавалось. В остальных случаях стороны должны были формально уладить между собой то, как они будут исполнять решение суда. Если сторона злостно уклонялась от исполнения этого положения, то противная сторона могла потребовать у государства (суда) выдать ему противника "головой", т.е. в его полную власть. Система доказательств древнерусского процесса. Помимо явных и очевидных следов правонарушения - синяков, ран, мертвого тела и т.п. наше право требовало представления прежде всего свидетелей. Свидетели были двух родов: видоки и послухи. Видок - это очевидец события (ст. ст. 2, 9 РП Акад. сп.; ст. 24 РП Кар. сп.; ст. 31 РП Троиц. сп. ). Наше право знало принцип "unus testis nullus testis", поэтому видоков должно было быть не менее двух. По некоторым делам требовалось выставление большего числа свидетелей. Следующая категория свидетелей имеет достаточно сложную природу. Послух не есть очевидец и не свидетель по слуху, как до сих пор думают некоторые, очевидно, полагаясь на видимую этимологию этого слова. Этим термином обозначалась обрядовая сторона судебного ритуала, обусловленного представлениями древних о присутствии божества правосудия на суде. В некотором роде послух рудимент Божьего суда. Только этим можно объяснить, например, положение ст. 17 ПСТ (ср. ст. 18 РП Троиц. сп.), где послух признается активной стороной судебного разбирательства, так как ему предписано поле и он не может выставить вместо себя наймита. Известный русский юрист Н.Л. Дювернуа был совершенно прав, когда замечал, что в этимологии этого слова необходимо отталкиваться от глагола "ссылаться", поскольку послухи - те люди, на которых можно сослаться для удостоверения "доброй" славы истца или ответчика. Формально послухи не очевидцы событий. "Если я положился или послался, - писал Н.Л. Дювернуа, - то этим самым я вызываю его содействовать мне, я делаю его моим пособником" (Дювернуа. 1869. С. 102). Иными словами, послухи в древнейший период полностью соответствовали, например, "соприсяжникам" эпохи Варварских Правд (L. Sal. Cap. VII. Extr. B. 5). В отличие от законодательства варваров наше древнее право не знало строго установленного числа соприсяжников-послухов по конкретным видам дел. Исключение составляет ст. 15 РП Кар. сп. (ср. ст. 18 РП Троиц, сп.), которая требует выставления семи послухов в случае поклепной виры. Варяг (иностранец вообще) может выставить двух. В законодательстве наших соседей, например западных славян, наоборот, градация установлена очень четко: один соприсяжник в случае обвинения в краже сена, два - при краже из кармана, пять - при краже из дома, шесть - при обвинении в нанесении кровавых ран, восемь - при убийстве рыцаря, одиннадцать - при защите княжей собственности. Следующий вид доказательств, известных нашему праву, - Божий суд. Здесь принято различать жребий - продержался вплоть до XVII в., роту - очистительную присягу, ордалии - испытание водой или железом, поле - судебный поединок. Поле на Руси давалось даже женщинам, выставлять наймитов им запрещалось (ст. 119 ПСТ). Письменные акты в виде доказательств известны в более поздний период. Псковская судная грамота указывает на "доски" - неформальный акт и "запись" - формальный акт, закрепленный через грамоты, копии с которых хранятся в ларе собора Св. Троицы во Пскове. МОСКОВСКИЙ ПЕРИОД ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ПРАВА Глава IV. ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ § 1. Организация государственной власти Золотой Орды. § 2. Право Золотой Орды. § 1. Организация государственной власти Золотой Орды Социальная организация древних монголов. К первой четверти XIII в. на огромных просторах Евразии от Тихого океана до Волги складывается кочевая империя Чингисхана. Империя эта расширяется до Карпат к середине этого же столетия. Империя явно не однородная. Изначально монголы представляли собой случайный союз нескольких племен. Различали кочевых (kier-un-irgen) и лесных (hoyin irgen) монголов. Общим мнением ученых (академик Б.Я. Владимирцов, Л.Н. Гумилев, Г.Ф. Федоров-Давыдов и др.) подтверждается наличие крупных родоплеменных пережитков у монголов не только во времена Чингисхана, но и во времена значительно более поздние. Примеров этому можно привести множество. Так, система наследования престола как великого каана, так и в улусах (наследственных уделах империи) до конца века оставалась родовой. Само наименование государства у монголов - ulus ("народ-государство", "народ-удел") было связано с наименованием понятия "племя" (irgen). Понятие "имущество", так же как и понятие "племя" толковалось монголами через призму родовых отношений вплоть до эпохи Чингисхана, "золотой род" которого (род Борджигитов - Чингизидов) являлся единственным собственником всей империи, именовавшейся не иначе как Monggol ulus. Даже при смешении племенных и других земель, возникшем после огромных территориальных захватов монголов, сохранялась "чересполосица" родовых владений Чингизидов: "В каждой из иранских областей, попавшей под власть монголов, ему [Бату] принадлежала определенная часть ее, и над тем округом, который составлял его удел, были поставлены его управители. Все главари и военачальники монгольские были подчинены ему [Бату] и смотрели [на него], как на его отца Туши [Джучи]" (Тизенгаузен. 1941. С. 15). Скот - главное богатство кочевников - метился у монголов родовыми тамгами и считался собственностью всего рода (obox). Наследственное право монголов покоилось на принципе минората младший сын получал имущество отца. Если говорить о всей империи, то "великий улус", трон Чингисхана закреплен был за младшей линией его сыновей. Старшие сыновья, Джучи и Чагатай, получили улусы на краю империи: Джучи - Дешт-и-Кипчак; Чагатай - Иран и Мавераннарх (Туркестан). Вместе с тем Чингисхан одним из первых нарушил традицию, установив завещательный порядок передачи трона. Рашид-ад-Дин сообщает: "Затем он сделал Угедей-каана наследником и, покончив с завещанием и наставлениями, повелел: "Идите во главе государства и улуса, являющихся владениями дома, и я ухожу за именем и славой. Отныне вы не должны переиначивать повеление (йасак). Чагатая здесь нет: не дай бог, чтобы после моей смерти он переиначил мои слова, учинил раздор в государстве. Теперь вам следует идти" (Рашид-ад-Дин. 1952. 1.2 : 232). Сильны были у монголов и пережитки матриархата. Они почитали души умерших матерей, чтя общий культ Алан Гоа (Великой Матери-прародительницы). Жены ханов принимали самое непосредственное участие в управлении государственными делами. Один арабский историограф сообщал: "Право, мы не видели в наше время, чтобы женщина имела столько власти, сколько имела она, да и не слышали о подобном примере за близкое к нам время. Мне довелось видеть много грамот, исходивших от царей этих стран времен Берке и позднейших. В них читалось: "мнения хатуней и эмиров сошлись на этом" и тому подобное" (Тизенгаузен. 1884. С. 229). По сообщению Иакинфа, например, по смерти каана Угедея его вдова ханша Туранкина целых четыре года (1242 - 1246) единолично правила всей империей. По смерти Гуюка, сына Угедея, другая ханша (Улахай-эси) два года (1248 - 1250) правила империей, пока Бату (Батый-хан) не посадил на каракорумский престол своего ставленника Менгу-хана. Согласно обычаю именно ханша являлась законным регентом при несовершеннолетнем наследнике престола. Этноним "монгол" довольно позднего происхождения. Изначально он был скорее достоянием мифа, позднее перенесенным в реальность. Причем эта реальность довольно долго сохраняла в политическом отношении родоплеменную структуру. Так, еще во времена Чингисхана монголы делились на роды (obox), для которых был общим предок-эпоним (ebtige). Род (obox) представлял собой уже исключительно агнатское объединение. Несколько родов могли образовывать yasun (букв. "кость") нечто похожее на фратрии древних греков. Племя (irgen) было крайне неустойчивым образованием. Единство племенного союза поддерживалось только общим собранием племени (xuriltai), на котором чаще всего решался вопрос о совместном набеге на соседей. Власть в каждом роде-обохе олицетворял его старейшина - secen, который руководил "домовладыками", хотя правильнее - "владельцами очага" ( odcigin - букв. "князь огня"). Из числа старейшин и "князей огня" племя на курилтае выбирало себе хана (ga'an), власть которого была чрезвычайно слаба и целиком зависела от его собственного авторитета. Именно такую социальную структуру застал Чингисхан, когда на курилтае 1206 г. он был объявлен верховным кааном. Организация империи Чингисхана. Сам Чингисхан, как известно, был неграмотен, не знал никакого языка, кроме родного, что не помешало ему спаять колеблющиеся родовые связи монголов в единую систему с помощью обыкновенной военной дисциплины и своей железной воли. На место старых родов (obox) приходят десятки, сотни, тысячи и тумены. От последнего слова, например, происходит название сибирского города Тюмень. В уже упоминавшейся летописи персидского историка Рашидад-Дина говорится, что ядром улуса Джучи были четыре тысячи этнических монголов, из которых две тысячи принадлежали к племени "хулин", а две другие - к племени "саджиют" и "кингит". Точно такая же картина смешения племен и замены их административным принципом наблюдалась и в улусах других сыновей Чингисхана. Так, у Чагатая было две тысячи из племени "барукас" и "кингит", у Угедея - одна тысяча из племени "джалаир", вторая - из племени "сулдус", а третья - "конкотан". Ядро улуса, образованное таким образом, не было инертным; оно взаимодействовало с окружающим миром. Так что, например, лет сто спустя после выдела улуса Джучи (Дешт-и-Кипчак) один арабский современник отметил: "В древности его государство было страною кипчаков, но когда им завладели татары, то кипчаки сделались их подданными. Потом они [татары] смешались и породнились с ними [кипчаками], и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их [татар], и все они сделались точно кипчаки, как будто они одного рода, оттого, что монголы поселились на земле их [кипчаков]" (Тизенгаузен. 1884. С. 253). Помимо этого уже в начальный период своей деятельности верховного каана Чингисхан приступил к образованию центрального аппарата власти, чего до него никто не делал. Результатом его деятельности на этом поприще стал механизм, сильно напоминающий аппарат власти варварских королевств в раннесредневековой Западной Европе. В этом легко убедиться из следующей сравнительной таблицы. ┌─────────────────────────┬─────────────────────────┐ │ Чэрби (управляющий │ Major domus regiae │ │ домашним хозяйством │ │ │ хана) │ │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Хорчи (стрелоносец), │ Der Waffentrager │ │ юлдучи (мечник) │ (оруженосец) │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Хола ("дальние стрелы"),│ Sajones у готов; │ │ ойра ("ближние стрелы") │ mariscalcus у франков │ │ - личные порученцы хана │ │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Баурчи (кравчий) │ Der Shenk (кравчий) │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Сечены (охранители │ На Западе институт │ │ собраний) │ народного собрания очень│ │ │ рано деградирует до │ │ │ уровня "Мартовских │ │ │ полей", а затем и вовсе │ │ │ исчезает │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Юртчи (домоправитель) │ Major domuspalatii или │ │ │ rectorpalatii │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Ахтачи (конюший) │ Seniscalcus │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Шикаул │ Camerarii │ │ (церемониймейстер) │ │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Дарухачи │ Graff; vogt; scirgerefa │ │ │ (sheriff) │ ├─────────────────────────┼─────────────────────────┤ │ Баскак │ На Западе организация │ │ │ полиции в это время │ │ │ отсутствует │ └─────────────────────────┴─────────────────────────┘ Надо заметить, что с разрастанием империи у монголов появляются новые должности, в частности упомянутые выше "дарухачи" и "баскак". Функции первого, по авторитетному свидетельству отца Палладия, заключались в следующем: "Кроме общего надзора за ходом дел по праву хранителя печати, дарухачи в провинциях имел еще другие обязанности или права. А именно: перепись жителей; набор войска из туземцев; собирание податей; устройство почтовых сообщений и доставление ко двору дани" [цит. по: Федоров-Давыдов. 1973. С. 30]. Именно дарухачи, даругаци или "дорога", как его называет русская летопись, собирал дань на Руси. Баскаки же и их отряды выполняли чисто полицейскую функцию в побежденной стране. Кроме того, мало кто обращает сейчас внимание на тот факт, что баскаческие отряды в основном состояли из туземцев - русских, если баскак действовал на Руси. Сведения о поборах баскаков в виде ханской дани следует отнести к собственной инициативе баскаков, поскольку бралась скорее не дань, а побор к собственной выгоде. Сама армия Золотой Орды, по отзывам современников, состояла помимо самих татар из черкесов, руссов и ясов (осетин-алан). Рашидад-Дин добавляет сюда еще кипчаков, маджаров (мадьяр) и пр. Более того, если продолжить эту тему, связь русских с татарами в военном вопросе была поставлена в жесткие рамки. Среди прочих поборов, бравшихся с русского населения, было так называемое число. Число - это одна десятая часть всего взрослого мужского населения, призываемая в обязательном порядке на военную службу. Известны русские отряды, помогавшие, например, Хубилаю покорять Южный Китай. Известно русское поселение в конце XIII в. к северу от современного Пекина. Известны даже русские тысячники и темники в войске монголов. Но так было не всегда, Александру Невскому удалось на время отговорить Батыя брать с Руси число, хотя тот готовился тогда к активным боевым действиям с Каракорумом (столицей Империи монголов), чтобы посадить на престол своего ставленника - Толуя (младшего сына Чингисхана). Позже, при Ногае, ситуация меняется, татары принуждают русских ходить с ними в набеги. Так, в 1277 г. "присла окаянный и беззаконный Ногай послы своя и грамоты Кутлубугу, Тешгача и Ешимута ко Львови и Мстиставу и Володимерю. Тако река: "всегда мь жалуете на литву; осе же вы дал есмь рать и воеводу с ними Мамъшеся. Поидете же с ним на вороги свои". Зиме же приспевше и тако поидоша князи Русци на литву", - читаем мы в Ипатьевской летописи (ПСРЛ. Т. II, стб. 876). Чуть позже, в 1280 г. "Лев Данилович восхоте собе части в земле Лядьской [Польше. - М.И.], города на Въкраини; еха к Ногаеви окаянному проклятому, помочи прося собе на ляхи. Он же да ему помочь окаянного Кончака и Казея, и Кубатана" (Там же). С тем же Ногаем связан, пожалуй, и самый яркий пример участия русских в татарских междоусобиях. Дело в том, что Ногай в 1299 г. был убит в сражении с войском хана Золотой Орды Токтой - русским воином последнего. Предание доносит нам даже разговор, который состоялся у этого воина с Ногаем перед смертью. Ногай просил не убивать его, а представить на суд хана, в горячке боя русский не послушался и убил Ногая, за что позже сам поплатился головой. Русские воевали в рядах золотоордынской армии вплоть до Тохтамыша. Сохранилось упоминание об участии нижегородских и суздальских князей в битве Тохтамыша с Тимуром (Тамерланом). Иными словами, Русь, как и все остальные земли, покоренные монголами, являлась составной частью Monggol ulus - империи Чингисхана. Так что приходится констатировать более чем двухвековое отсутствие на политической карте Восточной Европы политического субъекта под названием "Русь". Другое уже дело, что сама империя никогда не обладала необходимой крепостью. Модель управления покоренными народами для степняков была весьма простой, мы бы даже сказали, примитивной возможно быстрое ограбление подвластного населения. В хронике Иакинфа встречаем чрезвычайно интересное сообщение на этот счет: "Вначале, когда монгольский Тхай-цзу (Чингисхан. - М.И.) воевал западный край, не было ни одной мерки хлеба в магазинах, ни одного фута ткани в казначействах. Посему все вельможи представляли ему, что хотя и приобрели китайский народ, но никакой пользы от него не видно, что лучше убить всех до единого человека, а земли, которые могут покрыться лесом и травой, лучше превратить в пастбища. Елюй-Чуцай (первый советник Чингисхана. - М.И.) сказал на сие: "При обширности Поднебесной, при богатстве четырех морей, неужели возможно остаться без выгоды, если обращено будет надлежащее внимание на это? Поистине, если положить умеренную подать с земель, пошлину с купцов, обоброчить вино, уксус, соль, железо, горы и воды, то можно ежегодно получать до пятисот тысяч ланов серебра, по восемьдесят тысяч кусков шелковых тканей и около четырехсот тысяч мешков хлеба. Как же можно сказать, что нет никакой пользы?" Тхай-цзу отвечал ему: "Если бы точно было так, как представляешь, то государственные доходы будут достаточны для издержек. Попытайся произвести сие на деле". Таким образом, по представлению Елюй-Чуцая учреждены в десяти дорогах судебные места для сборов податей, в каждом определено по два чиновника, один действительный и один помощник; все выбраны из ученых мужей. Елюй-Чуцай однажды представил и о введении учения Кун-цзы (Конфуция. - М.И.), и при сем случае сказал: "Хотя мы империю получили, сидя на лошади, но управлять ею, сидя на лошади, невозможно". Монгольский государь принял сие очень благосклонно, и с сего времени мало-помалу начали употреблять ученых к должностям" (Иакинф. 1829. С. 153 - 154). Только гораздо позже, как видим, приходит осознание более правильной, т.е. равномерной, эксплуатации через установление фискальной системы: "Вначале монголы старались только о приобретениях и покоренных жителей тотчас раздавали генералам и офицерам. Самая малая деревушка принадлежала какому-нибудь владельцу и по управлению не имела связи с другими. Ныне хан указал учинить перепись народонаселению и возложил исполнение сего на вельможу Хадаху; и народ впервые причислен к областям и уездам. В сие время все чины просили, чтобы каждого совершеннолетнего мужчину считать за дом; но Елюй-Чуцай воспротивился сему. Тогда единогласно сказали ему: "В нашей державе, равно и в западных царствах, везде один совершеннолетний считается за дом. Как можно, оставя уложение великой державы, принять систему царства погибающего?" Елюй-Чуцай сказал на сие: "От древних лет, как существует Китай, никогда одну мужскую душу не считали за дом. Но если в самой сути принять сие, то успеем собрать подати за первый год, а потом все разбегутся". Монгольский государь принял мнение Елюй-Чуцая" (Иакинф. 1829. С. 264). *** Тот факт, что государство монголов не развалилось сразу же после смерти своего основателя, историки объясняют в основном крайне удачным выбором преемника - "добродушный пьяница Угедей", как назвал его Л.Н. Гумилев, не обладал губительными для единства государства амбициями. Но после смерти Угедея распри среди Чингизидов - ближайших потомков Чингисхана - только усиливаются. Возникает острое противостояние между двумя внуками (от разных сыновей) Чингисхана: Гуюка и Бату (Батыя) <1>. Временно победу одерживает Гуюк, но царствует недолго. -------------------------------<1> Кстати, интересная подробность: Гуюк исповедовал христианство (несторианского толка), а Бату был язычником-шаманистом. "Когда Гуюк сошел в ад, то сыновья Чагатая (второго сына Чингисхана. - М.И.) потребовали царство себе. У них было много приверженцев и конницы, и они не соглашались на воцарение Менгу-хана. Началось это дело так: когда Гуюк переселился из мира сего, то все старейшины войска монгольского обратились к Бату: "Тебе следует быть царем нашим, так как из рода Чингиса нет никого старше тебя, престол и корона, и владычество прежде всего твои". Бату ответил: "Мне и брату моему Берке принадлежит уже в этом крае [Дешт-и-Кипчак] столько государств и владений, что распорядиться им [краем] да вместе с тем управлять областями Чин, Туркестана и Аджем невозможно. Лучше всего вот что: дядя наш Тули, младший сын Чингисхана, умер в молодости и не воспользовался царством; так отдадим царство сыну его и посадим на престол царский старшего сына его, Менгу-хана. Так как на престол посажу его я, Бату, то на самом деле владыкою буду я!". Все согласились с этим мнением" (Тизенгаузен. 1941. С. 15 - 16). Но в дальнейшем междоусобие только продолжилось. В 1269 г. на реке Талас состоялся курилтай, на котором был установлен мир между улусами Угедея, Джучи и Чагатая и скреплен союз против Хулагидов Ирана, с которыми к тому времени начала враждовать Золотая Орда. На этом же курилтае был принят договор, объявлявший улусы старших сыновей Чингисхана самостоятельными государствами, что закрепило раздел империи. Тогда же на 60-е и 70-е гг. XIII в. приходится ряд восстаний покоренных народов, прежде всего Руси, против имперских чиновников, откупщиков и их злоупотреблений. В результате русским князьям поручается собирать и отвозить дань в Золотую Орду. Русь начинает свое административное обособление, но пока еще в рамках Дешт-и-Кипчак, более известного как государство Золотой Орды. Организация государственности Золотой Орды. Сама Орда явилась совершенно новым государственно-правовым образованием монголо-татар. Термин orda изначально обозначал только ставку хана. С течением времени значение этого слова уточняется. Так, у Сигизмунда Герберштейна слово "орда" употребляется для обозначения "множества", "собрания" (Герберштейн. 1988. С. 167). Михалон Литвин, перечисляя татарские орды, кочевавшие в XIV столетии на порубежье Литвы и Руси, переводил татарское orda латинским nationes, т.е. "народы" (Литвин. 1994. С. 62). Это свидетельствует о том, что старый термин ulus (означавший, напомним, "народ-государство") замещается новым - "орда". Теперь улус представляет собой часть Орды, владелец которой обязан клятвой верности (morgtiktu) хану Золотой Орды. Даже княжества русских князей монголы стали называть улусами. Постепенно ордой начинают называть все государство в целом, включая и такой его элемент, как yurt. Юртом татары называли, собственно, территорию, по которой кочует Орда. В техническом плане юрт состоит из множества аилов - территорий кочевок отдельных родов. Аилы в свою очередь состоят из куреней - временных ставок кочевых родов. "Значение термина "курень", - говорит Рашид-ад-Дин, - следующее: когда множество кибиток располагаются по кругу и образуют кольцо в степи" (Рашид-ад-Дин. 1952. 1.2 : 86). На это административное деление Орды накладывалась ее военная организация. Параллелизм этой системы заключался в том, что административная единица должна была выставлять определенное число воинов: от 10 до 10 тыс. Эти десятки тысяч (тумены, как их называли татары) объединялись в "крылья", значение которых могло колебаться от понятия фланга войска (армии) до понятия окраины улуса или Орды в целом. Во всяком случае арабский историк Шеревад-Дин в своей "Книге побед" писал, что Тимур (Тамерлан) напал на крыло улуса Джучи (Дешт-и-Кипчака). Крылья имеют собственное начальство - огланов или темников, бесконтрольность власти которых со временем приводит к дроблению Золотой Орды на наиболее мелкие государственные образования: Ак (Белую) Орду и Кок (Синюю) Орду. Верховная власть принадлежала хану. Власть эта наследовалась строго по родовому принципу старшим в роду. Родоначальником считался Джучи - старший сын Чингисхана. Определение старшинства в роду очень рано выливается в кровавые распри. Чаще всего претендент на престол расчищает себе дорогу к власти, убивая всех своих родственников. С хана Узбека (скончался в 1342 г.) передача престола идет по линии от отца к старшему сыну, но и это не прекращает убийств. Иногда эти убийства длятся десятилетиями. Известность получила "великая замятня в Орде", начавшаяся убийством хана Бердибека в 1359 г. и закончившаяся только воцарением Тохтамыша в 1380 г. Власть хана безгранична, но это абсолютизм, ограниченный удавкой. Очень рано при хане Золотой Орды возникает правительственный аппарат. Возглавляет его первый министр - визирь, которому подотчетны нижестоящие бюрократические органы - диваны. Диваны возглавляются беками или эмирами. При дворе хана продолжают сохраняться придворные должности: чэрби, юртчи и др., у которых тоже есть некоторые административные полномочия. Суд в Золотой Орде не был отделен от администрации. После принятия верхушкой Орды ислама (сами татары долго придерживались шаманизма, например шаманистом был хан Тохтамыш) в этом государстве появляется система шариатских судов во главе с кадием (исламским судьей) и шейхом (знатоком исламского права). Но параллельно шариатским судам довольно долго действуют суды общего права, применяющие Ясу (см. ниже) Чингисхана. Такие суды возглавляются особым судьей яргучи. Вот яркое описание подобного параллелизма: "Одна из привычек этого эмира Тимур Кутлуга та, что каждый день кади приходит в его приемную и садится на отведенное ему место; вместе с ним появляются правоведы и писцы. Насупротив его садится один из старших эмиров, при котором восемь других старших эмиров и шейхов тюркских, называемых аргуджи; к ним люди приходят судиться. Что относится к делам религиозным, то решает кади. Другие же дела решают эти эмиры" (Тизенгаузен. 1884. С. 311 - 312). В Золотой Орде как в государстве военном большое значение имело управление армией. В этом аппарате выделяют прежде всего темника, начальника тумена. Чингисхан в своем законодательстве (билики) очень подробно определил его обязанности и права. Темник должен был быть храбрым, заботиться о своих подчиненных, ежегодно являться вместе со своими военачальниками на курилтай, где происходила чтение Ясы. Именно из числа темников происходили такие весьма значимые авантюристы, как Ногай, Мамай и др. На время они даже захватывали власть в Орде. При темнике состоял бакаул. На нем лежали обязанности следить за содержанием войска, раздел трофеев между воинами. Помимо бакаула темнику подчинялись командиры отдельных отрядов - тысяч, сотен и десятков. Золотоордынская политика на Руси. Общую политику ханов в отношении Руси можно разделить на два периода. Первый период, когда Золотая Орда входит в состав Империи, поэтому Русь юридически составляет часть Дешт-и-Кипчак и, следовательно, Империи. Второй период - Золотая Орда непосредственно обособилась от Имерии, а Русь от Орды. Орда теперь управляет Русью опосредованно, не через своих чиновников, а через русских князей. После ликвидации Ногая Орда еще больше обособляет свой улус - Русь. Если раньше князья ездили за инвеститурой в Орду по необходимости, по вызову, то с 1297 г. между Ордой и Русью устанавливается промежуточная инстанция - съезды князей, руководимые великим князем Владимирским. На этих съездах, где князья и митрополит "чли грамоты царевы и ярлыки", татары, как показал советский историк А.Н. Насонов, пытаются найти активного проводника их политики на Руси. И находят его в лице претендента на Владимирское княжество. С этого времени татары начинают активно манипулировать ярлыком на Владимирское княжение, передавая его то одному князю, то другому. Кризис этой политики приходится на 1327 г., когда восстание в Твери приводит к уничтожению Владимирского княжения: "И по Туралоковой рати поидоша князи в Орду и Озбяк поделил княжение им: князю Иван Даниловичу Новгород и Кострому, половина княжения, а суздальскому князю Александру Васильевичу дал Володимер и Поволжье" (ПСРЛ. Т. III. С. 469). Но с этого же момента начинается возвышение Москвы, князьям которой со временем переходит ярлык на Великое Владимирское княжение и как следствие этого старшинство над всеми русскими князьями. Общий итог монголо-татарского ига не может быть оценен однозначно. С одной стороны, мы видим безусловное насильственное отторжение России от европейской цивилизации. Правда, в рамках этой цивилизации у русских и у других народов России вряд ли судьба могла сложиться иначе, чем у других славянских народов Европы. Православная Русь, что доказано еще Н.М. Карамзиным, была бы стерта с лица земли. С другой стороны, мы видим безусловное угнетение, длящееся веками, консервирование экономической и технической отсталости. Но в то же время мы понимаем, что именно самобытность цивилизационного типа России (ни Запад, ни Восток) позволила ей проторить путь к Великому океану, позволила ей стать когда-то 1/6 частью земной тверди! § 2. Право Золотой Орды Право этого государства было многосоставным. Основным ядром его было обычное право монголов, кодифицированное в 1206 г. Чингисханом в особый сборник под названием Яса. Наряду с Ясой и позднейшими памятниками население Monggol ulus судилось и пользовалось своим правом: китайцы благодаря стараниям Елюй-Чуцая сохранили конфуцианство, мусульмане - шариат, русские свое. Итак, до 1205 г. Яса (правильнее "Джасак", что означает "запрет") передавалась изустно. С введением письменности у монголов (тангутской), чему монголы обязаны опять-таки Чингисхану, формируется так называемая "Яса ве Тура и Чингизхани" ("Книга запретов и законов Чингисхана"). Уже Рашид-ад-Дин отмечал, что любое повеление монгольского хана считалось "джасак", т.е. нормативным постановлением. Вместе с тем он отличал собственно "джасак" от "джаса" в персидском произношении. В последнем случае "джаса" означал "приказ", более формально "джаса" (йаса) есть "неизменность следования обычаям (джусин) и традициям предков" (Рашид-ад-Дин. 1952. 2 : 259). Таким образом, можно сказать, что Яса есть сборник обычаев предков, следовать которым предписал сам Чингисхан под угрозой наказания. Текст Ясы до наших дней не сохранился. Сохранились только небольшие отрывки из этого сборника в работах разных писателей, в основном XIV - XV вв. Наиболее существенный отрывок мы находим у египетского писателя XV в. аль-Макризи. Все сообщение Макризи, передавшего отрывок из Ясы в вольном переводе, может быть разбито на несколько отделов. Так, Яса содержала довольно большую группу постановлений, навеянных "атеизмом" монголов (их шаманизмом). Яса запрещала мочиться в воду или костер, предписывала правила забоя скота (запрещала, например, это делать так, как делали мусульмане), запрещала черпать воду руками (для этого полагалась особая посуда), запрещала стирать белье в течение всей жизни. За все эти нарушения полагалась смертная казнь. Кроме того, мы не можем не процитировать два положения из Ясы, которые как нельзя лучше передают своеобразие религиозных воззрений монголов: "Чингисхан постановил уважать все исповедания, не отдавая предпочтения ни одному. Все это он предписал как средство быть угодным Богу". И далее: "Чингисхан запретил говорить о каком-нибудь предмете, что он не чист, и утверждал, что все вещи чисты; и не делать различия между чистыми и нечистыми" (Гурляд. 1904. С. 16 - 17). Смертная казнь также полагалась, если человек оступился о порог, когда входил в юрту, если давился пищей на пиру. Впрочем, как замечают позднейшие свидетели (Плано Карпини, В. де Рубрук), побывавшие у монголов во второй половине XIII в., достаточно было условиться с шаманом, заплатив ему мзду, чтобы тот провел очистительную церемонию, и смертная казнь уже не применялась. Следующая группа норм Ясы - частноправовая. Так, Яса разрешала трехкратное банкротство, но четвертое каралось смертью. Дети наложницы обладали равной правоспособностью с законнорожденными детьми. Раздел имущества после смерти наследодателя осуществлялся "на таком положении, что старший сын получает больше младших, меньшой же сын наследует хозяйство отца. Старшинство детей рассматривается сообразно степени их матери; из числа жен одна всегда старшая, преимущественно по времени брака" (Там же. С. 21). Соблюдение этого правила было обусловлено тем не менее обстоятельствами. Так, Иакинф сообщает: "В лето Жинь-инь, весною (1242 г. - М.И.) шестая вдовствующая императрица объявила себя правительницею" (Иакинф. 1829. С. 290). Яса знает и тарханы (иммунитет). Макризи по этому поводу сообщал: "Чингисхан постановил, чтобы на потомков Али бен Абу Талиба всех до единого не были налагаемы подати и налоги, а также ни на кого из факиров, чтецов Алькорана, законоведов, лекарей, мужей науки, посвятивших себя молитве и отшельничеству, муэдзинов и омывающих покойников не были налагаемы подати и налоги" (Гурлянд. 1904. С. 16). Довольно суровые постановления содержала Яса в области уголовного права. Яса наказывала смертью прелюбодеяние, инцест, укрывательство краденного, причем было неважно, укрывает человек имущество сознательно либо просто нашел его. Помимо смертной казни Яса в качестве наказания знала систему штрафов. Так, за убийство мусульманина (совершенного монголом) полагалось дать 40 золотых монет, за убийство китайца - осла. Кража имущества наказывалась девятикратной пеней (число "9" почиталось монголами священным). Мелкая кража каралась сотней палочных ударов. Следующая большая группа постановлений Ясы - военное право монголов. Правила, составившие военный отдел, касались положений о разделе добычи, устройстве войска. "Чингисхан предписал своим преемникам лично делать смотр войска и вооружению перед выступлением на битву, представлять им все, с чем воин совершает поход, и если у кого-нибудь из воинов не доставало нужной ему вещи, они должны были наказывать его" (Там же. С. 17). Характерно, что Яса разрешала женщинам участвовать в походе наравне с мужчинами. Это особенно поражало мусульман: "Дошло до меня известие, - сообщал один мусульманский писатель, - что женщина татарская вошла в дом и убила множество находящихся в нем людей, которые приняли ее за мужчину. Положила она оружие и оказалось, что это женщина" (Тизенгаузен. 1884. С. 18). Содержала Яса постановления, которые сегодня могут быть определены как постановления, касающиеся государственного права. Так, Яса предписывала порядок административного деления страны на десятки, сотни, тысячи, тумены, улусы и крылья; говорила об устройстве почты, содержала постановления, касающиеся порядка прохождения государственной службы чиновниками. Например: "Он запретил эмирам обращаться к кому-нибудь, кроме государя, и кто обратился к кому-нибудь, кроме государя, того предавать смерти; кто без позволения переменит свой пост, того предать смерти" (Гурлянд. 1904. С. 18). В последующем военное и государственное право монголо-татар развивалось в таких источниках права, как билики Чингисхана. Слово "билик" означает "знание". Это "знание" (своеобразный логос) давалось подданным в виде изречений хана. Изречения записывались и обнародовались. Академик В.В. Бартольд утверждал, что этот обычай монголы позаимствовали у покоренных китайцев. Билик должен был быть облечен в особую форму, как правило, в виде рифмованной притчи. Наиболее полное представление о биликах дает Рашид-ад-Дин. Билики почитались наравне с Ясой. Как и она, они были предметом преподавания. На этом в одном из своих биликов настаивал сам Чингисхан: "Только те эмиры туманов, тысяч и сотен, которые в начале и конце года приходят и внимают биликам Чингисхана и возвращаются назад, могут стоять во главе войска. Те же, которые сидят в своей юрте и не внимают биликам, уподобляются камню, упавшему в глубокую воду, либо стреле, выпущенной в заросли тростника, и тот и другая бесследно исчезают" (Рашид-ад-Дин. 1952. 2 : 260). Именно в форме билика Чингисхан запретил пьянство и разрешил только трехкратное употребление вина в течение месяца. Биликом определялось взаимоотношение между членами рода Борджигидов (Чингисидов): "Если кто-нибудь из нашего уруга единожды нарушит Ясу, которая утверждена, пусть его наставят словом. Если он два раза ее нарушит, пусть его накажут согласно билику, а на третий раз пусть его сошлют в дальнюю местность... После того, как он сходит туда и вернется обратно, он образумится. Если бы он не исправился, то да определят ему оковы и темницу. Если он выйдет оттуда, усвоив адат, и станет разумным, тем лучше, в противном случае пусть все близкие и дальние его родичи соберутся, учинят совет и рассудят, как с ним поступить" (Там же. С. 263 264). И это было не пустое постановление, известны случаи, когда именно лучшее знание Ясы и биликов открывало претенденту дорогу к престолу! В России судьба Ясы была несколько иной, чем в других странах, покоренных монголо-татарами. В других странах Яса растворилась в правовой системе покоренных. Свидетельством чему являются сообщения современников. Так, Макризи сообщает: "В царствование султана Бибарса иноземцы умножились в Египте и Сирии до того, что стали там гражданами: хутбэ в этих двух провинциях и в двух священных городах произносилась с именем Беркэ-хана. Египет и Сирия наполнились тогда монголами и обычаи последних распространились всюду. Ужас имени Чингисхана и его преемников был до того силен, что уважение к самим монголам и страх к ним вошли в плоть и кровь жителей Египта. Но так как монголы были воспитаны на исламе, то они соединили религиозные уставы с народными обычаями, таким образом, они предоставили казикузату все относящееся до религии: молитвы, пост, законную милостыню и странствование по святым местам; все дела, относящиеся к вакфам и сиротам, судейские решения касательно споров между супругами. Все же, что относится к ним лично, было разрешаемо по уставам Чингисхана и решаемо по определению Ясы, для чего и был поставлен особый чиновник" (Гурлянд. 1904. С. 25). В России же, повторим, влияние Ясы оказалось минимальным. Следующим источником золотоордынского права был ханский ярлык. Этот вид формы права оказал на русское право Московской эпохи самое непосредственное влияние. Я.И Гурлянд полагал, что ярлык равнозначен русскому царскому указу. Слово "ярлык" в первоначальном же своем значении "джарлик" означало "слово старшего к младшему", чуть позже это слово стало означать "повеление" [Григорьев. 1876. С. 178 - 179]. В русских источниках под ярлыком понимали царскую грамоту, "жалованную грамоту", но у самих татар ярлык имел более разнообразное значение. Изначально ярлык означал царский (ханский) указ, в форме которого выражалась общая норма. Далее ярлыком называли торжественные акты публикации того или иного установления. В этом случае татары классифицировали ярлыки на сюань (объявления) и чай (наряды). Сюань - устное объявление содержания закона; чай - письменный акт. Наряд (чай) снабжался тамгой хана (аналогом европейских печатей). Помимо этого лицу, получившему ярлык, выдавалась знаменитая пайцза - приказ верить тому, что излагается в ярлыке. Именно такой порядок выдачи ярлыка встречаем в России. Например, в ярлыке хана Бердибека митрополиту Алексею читаем: "Тако рекша, байсу с алою тамгою дали есмы на утверждение вам" (Приселков. 1916. С. 61). Европейская наука (в лице, например, Я.И. Гурлянда) классифицировала ярлыки иначе: 1) указ в собственном смысле, представляющий собой узаконение в дополнение к основным положениям Ясы; 2) временные или постоянные распоряжения; 3) договорные грамоты; 4) тарханные (иммунные) грамоты; 5) льготные грамоты русскому духовенству и, наконец, 5) служилые грамоты на занятие русским князем престола в своем уделе-улусе. К последнему виду относятся знаменитые ярлыки на Великое Владимирское княжение. Ярлыки на княжение до нас не дошли, очевидно, после 1480 г. они подверглись тотальному уничтожению, чтобы не напоминали лишний раз о национальном унижении в годы ига. Не такова оказалась судьба ярлыков, выданных ханами Русской церкви. Как доказал М.Д. Приселков, Церковь сохраняла эти ярлыки, с тем чтобы использовать их в качестве аргумента в споре сначала с великокняжеской, а потом и с царской властью, не раз покушавшейся на имущество первой. Оказывалось, что "окаянные" цари золотоордынские к православию относились лучше, чем московские цари! Действительно, Церкви было что сохранять. Например, в ярлыке Тюлака-хана митрополиту Михаилу читаем: "...ино какова дань не будет или коя пошлина, ино тем того не видети не надобе, чтобы во упокои Бога молили и молитву воздавали. Да не ли иное что, кто ни будет, вси отведав, и мы по тому же сего Михаила пожаловали есмы. И как сед в Володимери, Богу молится за нас и за племя наше в род и род и молитву воздает. Тако есмы взмолвили: ино никаковая дань, никоторая пошлина, ни подводы, ни корм, ни питие, ни запрос, ни даров не дадут, ни почестия не воздают никакова; или что церковные: дома, воды, земли, огороды, винограды, мельницы - и в то ся у них не вступает никто" (Там же. С. 56). Охрана Церкви ушла настолько далеко, что ханы вступались за нее в спорах со светской властью. Например, в ярлыке ханши Тайдулы читаем: "А вы, русские князи, Семеном поин всеми, митрополиты как наперед сего дела делал, и нынеча также делают" <1> (Там же. С. 80). Одним словом, для Церкви было полное основание воскликнуть: "Бе же сей царь Чанибек Азбекович (Джанибек, сын Узбека. - М.И.) добр зело христианству, и многу льготу сотвори земле Русстей; но суд ему сотворися якоже он изби братью свою, такоже и сам тую же чашу испи" (ПСРЛ. Т. X. С. 229). -------------------------------<1> М.Д. Приселков предположил, что в данном случае ханша желает сохранения старого, "по-видимому, князьями нарушенного порядка, решения смесных дел" [Приселков. 1916. С. 80]. Но, повторим еще раз, татары покровительствовали Русской церкви, как и любой другой религии своих подданных, в силу "удивительной и беспрецедентной веротерпимости", предписанной им Ясой Чингисхана, а не потому, что Церковь была "пособником оккупантов". Следующим источником права Золотой Орды были дефтеры. От ярлыков они отличались тем, что не подлежали обнародованию. Это своего рода инструкции по делопроизводству в ханской канцелярии: акты диванов, которые издавались для внутренний надобности. В московских приказах мы встретим аналоги дефтеров - так называемые памяти. Дефтеры упоминаются в русских летописях в связи с финансовой политикой тартар. Вообще следует заметить, что организация финансового управления в Россию была занесена именно татарами. Но парадоксальности в этом еще больше, если вспомнить, что саму систему финансов татары позаимствовали у китайцев. Получается, что русская бюрократия имеет гораздо больше родственных связей с конфуцианством, нежели с западной рациональной техникой управления! Дефтеры выдавались дарухачи, а позже русским князьям в придачу к ярлыкам на княжение как своего рода ведомость, в которой значилось, сколько полагается выхода с улуса-княжения того или иного князя. Последний формальный источник - пайцзе. В русских актах он значится как байса. Пайцзе - приказ, повелевающий повиноваться ее обладателю. Кроме того, пайцзе был подтверждением ханского ярлыка, а также своего рода дипломом, подтверждающим ранг чиновника. Пайцзы были четырех степеней: золотые, серебряные, бронзовые (или железные) и деревянные. На одном из них (серебряном), дошедшем до нас, читаем: "Неба силою Мункэ-хана имя свято да будет. Кто не уважит, то погибнет, умрет". Что касается обычного права кочевников, не затронутых законодательством ханов Золотой Орды, то след его можно найти в позднейших памятниках права, собранных и обобщенных Вторым отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии в 20-х - 30-х гг. XIX столетия. Работа эта велась под непосредственным наблюдением графа М.М. Сперанского с целью издания Свода законов Российской империи, во второй том которого входили Учреждение Сибирское и Положение об инородцах. Известен также Ойрато-калмыцкий устав 1640 г., по которому судились калмыки до 1917 г. В этом уставе, однако, обнаруживается уже сильнейшее влияние буддизма. Глава V. ЛИТОВСКО-РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО § 1. Литовско-Русское государство. § 2. Организация государственной власти в Литовско-Русском государстве. § 3. Право Литовско-Русского государства. § 1. Литовско-Русское государство Литва исторически составляла буфер между русскими славянами и немцами, особенно когда последние уничтожили племя балтийских (северных) славян. Факт для немцев, как свидетельствуют их позднесредневековые хроники, чрезвычайно важный, иначе зачем одному хронисту понадобилось упоминать о смерти последнего славянина-ободрита в длиной череде смертей немецких епископов и герцогов? Таким образом, Литовско-Русское государство было образовано в результате классического давления в геополитическом смысле: с запада - поляки, с севера - Орден, с юга и востока - Орда. Добычей Литвы вплоть до смерти хана Узбека оставались только окраинные русские земли. Юг был для них закрыт вплоть до 1348 г. из-за страха перед Подольской ордой, кочевавшей здесь в Поднепровье. Но со смертью Узбека положение меняется, и Литва захватывает очень быстро западные русские земли, так называемую Черную Русь. Белой Русью или Беларусью эта часть России стала называться после захвата великим князем Литовским Витовтом Смоленска. Впрочем, еще до Витовта, начиная с Гедимина, великие литовские князья в обоснование своих претензий принимают на себя титул rex Lethowinorum et multorum Ruthenorum, в связи с чем, как считают, в литовских актах появляется данный топоним, ранее применявшийся для обозначения Ростово-Суздальской земли. Становление Литовско-Русской государственности. Литва выходит на историческую сцену к XII столетию от Р.Х. Что она собой тогда представляла? По общему мнению историков, даже в первые десятилетия следующего XIII в. Литва представляла собой причудливое смешение родов и племен, единство которых обеспечивалось лишь узами общей жреческой иерархии. Язычество литовцев, которое они сохраняли до 1387 г., служило оправданием и немцам, и полякам для постоянных набегов. В этой борьбе литовские племена часто терпели поражение. Уже к началу XIII в. немцы полностью вырезали и окатоличили большое племя пруссов. Племена ятвягов и голяди подверглись ассимиляции поляками и русскими. Но ситуация резко меняется с нашествием монголо-татар. Парадоксально, но благодаря разгрому русских княжеств литовцы получают возможность консолидировать силы и самим начать экспансию. Литовцы по своему языку, древнейшим общественным институтам представляли собой самый настоящий индоевропейский реликт. Язык их чрезвычайно близок к санскриту. Так, еще в начале XIX в. известный немецкий филолог Шлейхер уверял, что неграмотные литовские крестьяне без труда понимали простые фразы, сказанные им на языке "древних арийцев". Хотя сама литовская "интеллигенция", появившаяся здесь к XVI столетию, предпочитала видеть корни своего происхождения в древнеримской истории. Именно Михалон Литвин первым выдвинул тезис о латинском происхождении литовцев, доказывая свою теорию чрезвычайно близкими параллелями между литовским и латинским языками. Например: ┌─────────┬──────────┬─────────┐ │ │ Латынь │Литовский│ ├─────────┼──────────┼─────────┤ │ Огонь │ Ignis │ ugnis │ ├─────────┼──────────┼─────────┤ │ Воздух │ Aer │ Oras │ ├─────────┼──────────┼─────────┤ │ День │ Dies │ dienas │ ├─────────┼──────────┼─────────┤ │ Бог │ Dues │ Dieva │ ├─────────┼──────────┼─────────┤ │ Человек │ Vir │ vyras │ ├─────────┼──────────┼─────────┤ │ Ты │ Tu │ Tu │ ├─────────┼──────────┼─────────┤ │ Живой │ Vivus │ Gyvas │ └─────────┴──────────┴─────────┘ Одним словом, "ведь пришли в эти края наши предки, воины и граждане римские, посланные некогда в колонии, чтобы отогнать прочь от своих границ скифские народы. Или, в соответствии с более правильной точкой зрения, они были занесены бурями Океана при Гае Юлии Цезаре" (Литвин. 1994. С. 86). Со временем наука пришла к более правильной точке зрения на этот вопрос, установив, что литовцы составили вместе со славянами последнюю волну индоевропейской миграции по Европе. К I тыс. до Р.Х. балто-славянская общность распалась. До XII столетия в Литве не было городов, племена жили раздельными общинами, каждая из которых возглавлялась собственным князьком. Этим объясняется, кстати, такое большое количество побитых литовских князей в стычках с русскими, о чем нам сообщают летописные источники. Единственной общелитовской силой до становления общеплеменной знати были жрецы. Можно даже предполагать, что со временем здесь бы выработалась форма теократической монархии. Верховный жрец всех литовцев именовался "криве-кривейто" (pontifex maximus), он избирался пожизненно специальной жреческой коллегией вайделотов (учителей). Обычай требовал, чтобы криве-кривейто самого себя принес в жертву на костре за народ, если доживал до дряхлости. Придание сохранило список из двадцати верховных жрецов, которые так и поступили. Зато власть криве-кривейто была абсолютной и непререкаемой среди всех литовских племен. Немецкие хронисты сравнивали его власть с властью папы римского. Рядом с криве-кривейто мы находим эварт-криве - его заместителя, а также криве - начальников коллегий жрецов. Среди этих коллегий особый интерес представляет коллегия кривуле (судей), которая вершила суд на основе обычного права и требований культа. Кривуле по поручению криве-кривейто созывали народное собрание. Должности сельских старшин исполняли вайделоты, а также так называемые виршайтосы. Особые коллегии составляли швальгоны (совершали брачные обряды), лингуссоны и тилиссоны (похоронные обряды). Большим авторитетом у литовцев пользовались прорицатели, врачи, которые тоже составляли особые жреческие коллегии. Были даже женские жреческие коллегии: вайделоток, рагутинок, буртов и др. Таков был ius sacrum древней Литвы. Литва и Русь. Столкновения с соседями, среди которых были, конечно же, и русские, заставили литовцев консолидировать военную власть в лице великого князя. Первый шаг в литовской истории совершает великий князь Миндовг, который в 1215 г. выступает как глава нескольких литовских княжеских родов. Согласно Ипатьевской летописи это объединение было не совсем мирным. "Бяху же имена литовских князей: се старейший Жиинъбунд, Давъят, Довъспрунк, брат его Мидог, брат Довъялов Виликаил; а жемоитские князи: Ерьдивил, Выкынт; а Рушковичев: Кинтибуть, Вонибут, Бутовить, Вижек и сын его Вишмии, Китени, Плислова, а се Булевичи: Вишимут, его же уби Миндовг и жену его поял и братью его побих, Едивила, Спудейка" (ПСРЛ. Т. II, стб. 735 - 736). С течением времени Миндовг становится настолько силен, что переходит к активной политике захвата западных и юго-западных земель России. Единственное препятствие на его пути Галицко-Волынский князь Даниил на юге и татары на востоке. В 1263 г. Миндовга убивают собственные князья, якобы недовольные пренебрежением Миндовга ко всему литовскому. Представляется, что это скорее ложная версия, поскольку активный участник заговора князь Довмонт бежит вместе со своим родом в Псков, где принимает крещение. Сам князь Довмонт хорошо известен по Псковской судной грамоте. Очевидно смерть Миндовга была вызвана династическими спорами, а не русофильством этого князя. Смерть Миновга вызвала замятню, замешательство, из которой победителем вышел сын Миндовга - Войшелк. Князь Войшелк изначально был фанатичным язычником. Ипатьевская летопись так описывает начальный период правления этого князя: "Войшелк же нача княжити в Новегородце в поганстве буда, и нача проливати крови много; убивашеть бо на всяк день по три, по четыре; которого же дни не убяшеть кого, печаловашеть тогда; коли же убяшеть кого, тогда весел бяшеть" (ПСРЛ. Т. II, стб. 858). Однако, приняв православие, Войшелк совершенно преобразился. Дело дошло до того, что он усыновил Шварна Даниловича, сына врага своего отца - князя Даниила Галицкого! До воцарения новой жмудской династии, основателем которой считают великого князя Гедимина (1316 - 1341), происходит быстрая русификация Литвы. Само Литовско-Русское княжество ко времени воцарения Гедимина на 9/10 состоит из православного русского населения. Письменный официальный язык Литвы - русский, или idioma Ruthenuva, как жаловался Михалон Литвин, причем кириллица (literas Moscovitas) была заменена латиницей только в конце XVI в., когда, собственно, появляются первые письменные памятники на литовском языке. Крещение Литвы по католическому обряду состоялось только в 1387 г. То, что Литва предпочла кириллице латиницу и православию католицизм, тем самым обрекая себя на внутренний конфликт, объяснимо может быть только с позиции страха, который питали литовцы перед поглощением себя и своей культуры русской культурой. В некотором роде они напоминают хазар, которые приняли иудаизм как альтернативу исламу и христианству, тем самым подчеркивая свою независимость от противников на Западе и Юге. Литва, отлично понимая всю эфемерность законности своего господства над православными русскими землями, постаралась продлить свою агонию, опираясь на католический Запад. Хотя, если учитывать конкретные обстоятельства, Литва старалась в тот год (1387) найти помощь против Ордена, отчасти приняв религию своего противника, тем самым лишая смысла борьбу с ним. Однако самый естественный шаг к обретению целостности верхушка литовского общества упустила сделать и очень скоро превратилась в простой придаток Польши. На время Гедимина приходится первое прямое столкновение Литвы с Москвой. Яблоком раздора послужил Новгород Великий. Вообще Новгород и другие русские земли, находившиеся под властью татар, были крайне необходимы Литве в ее борьбе с Орденом. Особенно Новгород, возможность обладания которым представляла крайне выгодную стратегическую позицию: вся сухопутная граница Ордена оказывалась бы под прямым ударом Литвы-Руси. Кроме того, Новгород - важный экономический рычаг воздействия. Именно поэтому Гедимин поддержал беглого тверского князя, что вызвало возражения со стороны Москвы - Новгород был дан Ордой Ивану Калите в удел! Первое столкновение было проиграно Литвой - за спиной Калиты маячила грозная фигура хана Узбека со всей мощью Золотой Орды! Но позднее, особенно после Куликовой битвы, ситуация меняется. Только разгром литовско-русских сил на реке Ворскле в 1399 г. на время останавливает литовскую экспансию на Восток. Однако Литве в это время крайне везет на своих великих князей - все они масштабные личности, особенно Ольгерд, наследовавший Гедимину. Вот, например, как характеризует Ольгерда <1> московский летописец: -------------------------------<1> Самое интересное то, что по характеру Ольгерда напоминал великий князь Московский Иван III, его прямой потомок в третьем поколении! "Ольгерд превзыде властью и саном, понеже меду, ни вина, ни пива, ни квасу кисла не пьяшет, велико воздержание имеяше и от того великоумство приобрете и крепку душу, от сего и много промыслов притяжав, и таковым коварством многие страны и земли повоева и многие города и княженья поима за себя и удержа себе власть великую, тем умножися княженье его. Бе бо обычаи его таков: когда ни поидяше на войну, то не ведяще мысли его никто же, куда идет. Се же творяше того ради да не будет вести земли той, на нее же идяше, и таковою кознью многие грады и земли поима и повоева не токмо силою, но и злохитроством сим" (ПСРЛ. Т. XXV. С. 173, 184). Ольгерду наследует Ягайло, затем Витовт. Так, что московским Рюриковичам доставляет много чести, что сумели пересидеть таких опасных противников! Но, несмотря на грандиозные фигуры своих великих князей, Литва так и не смогла выработать собственный modus vivendi государственного общения. Практика пошла по пути копирования польских порядков, ставших со временем катализатором крушения польской государственности в XVIII в.! Более того, при Витовте совершается очередной трагический шаг по расчленению единого тела древнерусской народности. Пытаясь легитимизировать свою власть над Киевом, Витовт просит у Константинополя образовать особую метрополию для его православных подданных. Напомним, что из-за татарского погрома старейшая кафедра Русской церкви (Киевская) была перенесена сначала во Владимир, затем в Москву. Масла в огонь подлила Флорентийская уния 1439 г., а также насильственная католизация православных (по польскому наущению). Особую остроту гонения на православных в Литве приобрели после Брестской унии 1595 г. Православное русское население ставилось в положение людей второго сорта. Именно поэтому уже с начала XVI в. из Литвы в Москву идет усиленный отток населения и служилых людей (включая знать). Не лучше была ситуация и в сфере государственного устройства Литовско-Русского государства. Начиная с конца правления Витовта (1392 - 430) и до Люблинской унии 1569 г. Литва постепенно скатывалась в пропасть местечкового феодализма, бацилла которого была занесена из Польши. За это время здесь формируется мелкопоместная система, которая совершенно лишена иерархического центра, как образно выразился советский историк А.Е. Пресняков: "Из Литовского великого княжества не создалось патримониального государства" [Пресняков. 1938. 2.1 : 104]. Литовско-Русское государство под воздействием феодальных порядков превратилось в аморфный конгломерат земель, удачно именуемых русской историографией "аннексами". Владельцы этих аннексов чувствовали себя совершенно независимыми от кого бы то ни было, это были подлинные stato in statu. С исторической точки зрения Великое княжество Литовское или Литовско-Русское государство оказалось тупиковой ветвью развития! § 2. Организация государственной власти в Литовско-Русском государстве Территориальное устройство Литовско-Русского государства. По терминологии того времени, все Литовско-Русское государство до польского поглощения делилось на две общие части: omnes terrae Lithuaniae - собственно литовские земли, коренная Литва, так называемая Жмудь, и terrae Russiae или Lithuanias subjectas - русские княжества, подчиненные власти великих литовских князей. Внутреннее управление этих земель определялось и регулировалось уставными земскими грамотами, аналогичными по роду уставным грамотам Московского княжества. До нас дошли многие из литовских уставных грамот: Витебской земле 1503 и 1509 гг., Киевской земле 1507 и 1529 гг., Волынской земле 1501 и 1509 гг., Смоленской земле 1505 г. и др., правда, все великорусские грамоты значительно древнее литовских, хотя и выданы при сходных обстоятельствах, но они совершенно разные по содержанию. Точнее будет сказать, они преследуют совершенно различные государственные цели (raison de etat). На Москве грамоты такого рода служат инструментом укрепления великокняжеской власти, прикрепления приобретенной земли, в конечном смысле - цели государственного единства. В Литве они только обособляют различные части государства. Разъединяют население этих земель сословные перегородки. Давно замечено, что права и привилегии (привилеи) в этих грамотах даются не всему населению in corpore, а нарождающемуся шляхетству. Еще один привилегированный слой населения (сословие в западноевропейском смысле этого слова), который виден по уставным грамотам, - городские жители. Но и здесь мы видим определенные метаморфозы. Города (в основном эпохи Киевской Руси) в Литовско-Русском государстве получают привилегию пользоваться магдебургским правом. Как было сказано в одном акте, "тое место наше с права литовского и русского и которое коли будет том перьво держано в право немецкое майдеборское переменяли на вечные часы". Это, казалось бы, прогрессивное решение на самом деле привело вскоре к господству немцев и евреев в городской жизни, с одной стороны, а с другой - к утере городом связи со своим пригородом, тем округом, который составлял основу древнерусской волости. Сельское население, отрезанное от города, полностью переходит в руки шляхты. Сами городские жители (мещане), обязанные платежом податей, лишены права участия в Великих вальных соймах (см. ниже), тем самым они так же политически бесправны, как и крестьяне, вся политическая власть сосредоточена в руках шляхты. *** Сам по себе интересен мотив издания уставных грамот - подтверждение прежних вольностей и свобод. Часты челобитья населения по поводу утери старой грамоты либо вследствие ее ветхости, либо стремления быть не хуже соседей: "Бо мы старины не рушаем, а новин не вводим, хочем все по тому мети, как будет было за великого князя Витовта и за Жикгимонта", - читаем, например, в Киевской уставной грамоте 1507 г. Содержание литовских уставных грамот однотипно. В первую очередь мы встречаем обещание центральной власти не отдавать области в частное владение: "А Витебляны нам не дарится никому", - читаем в Витебской грамоте 1502 г. или: "а воеводу городом не дарити" - в Полоцкой 1511 г. Подробно устанавливаются гарантии, составляющие своеобразный Habeas corpus литовско-русского населения: "Такоже им нам давати воеводу по старому, по их воли, и который им будет не люб воевода, а обмовят его перед нами, ино нам воеводу им иного дати, по их воле" (Витебская 1503 г.); "Тем старосту, которого бы хотели мети, того им даем, а ведь з нашею волею" (Жмудская 1492 г.). Устанавливаются льготы по службе: "...а в заставу нигде Витеблян не сажати" (Витебская 1503 г.); судебные гарантии: "А который полочанин имеет нам о чом жаловатися о насильи на полочанина ж, приехавшее в Литву один, без истца: нам з Литвы децкого не слати, писати нам лист свой к воеводе нашому, хотя бы о смертной вине" (Полоцкая 1511 г.) или: "А предков наших великих князей судов не посуживати" (Витебская 1503 г.) или: "А без права нам людей не казнити, а ни губити, а не имений не отнимати; коли который звитнит што, ино осадив, право што укажет, виноватого по его вине казнити. А хто кого обадит, а любо обмовит, тайно ль, явно ль, ино того ни оною виною не казнить, ни нятством, ни шыею (смертной казнью. - М.И.): олиж поставити на явном суду христиан - христианском того, который вадит, и того, на кого важно, и досмотрев межи ними, право вчинити" (Киевская 1507 г.). Не обойдено вниманием в грамотах право петиций: "а челобитья нам у Витблян приймати" (Витебская 1503 г.). Наконец, особняком стоят дела церковные. В этом пункте, пожалуй, наблюдалась самая главная причина нестойкости литовско-русской государственности, несмотря на то что в Смоленской грамоте 1505 г. торжественно провозглашалось: "На первей штож нам христианства греческого закону не рушити, налоги нам на их веру не чинити". Уже к концу XV в. доступ к таким должностям местного управления, как воевода, староста, каштелян, маршалок, был открыт исключительно для лиц fidelis catholicae cultores, т.е. для католиков. Подробно уставные грамоты регулировали сословные права и привилегии (привилеи), местное управление, финансовое управление; традиционными для подобного рода актов являются вопросы регулирования гражданского права и процесса, а равно уголовного права и процесса. Центральное управление. Помимо уставных грамот в Литовско-Русском государстве в его внутренней организации особую роль играли такие общегосударственные акты, как привилеи, особенно привилей великого князя Александра, изданный в 1447 г. Этим актом в Литве окончательно утверждена монархическая форма правления, которая ограничена сильным сословным представительством. Великий князь по этому акту обязан вести переговоры с иностранными государствами только с согласия сойма (сейма), он не может издавать акты, противоречащие постановлениям сейма, само законодательствование может быть осуществлено князем только с согласия представительства. Пожалования, особенно крупные, совершаются также с согласия сейма, и, разумеется, налоги могут собираться тоже только с согласия сейма. Сейм (или Великий вальный сойм) обладает собственной компетенцией. К его ведению относятся вопросы избрания великого князя, регулирование прохождения шляхетством воинской службы, установление финансовых повинностей и податей, заключение государственных займов, законодательство. Наконец, на Виленском сейме 1566 г. великий князь Сигизмунд II Август дал следующее обещание, занесенное впоследствии в Литовский статут: "Маем мы и потомки нашы великие князи литовские с потребы речы посполитое за радою рад наших того ж панства, або за прозбою рыцарства, складати сеймы вальные в том же панстве великом княжестве Литовском завжды, коли колко того будет потреба" (ч. III, ст. 7, ред. 1566 г.). Одним словом, великий князь обязался созывать сейм по первому требованию шляхетства. Центральная власть в лице великих литовских князей за время существования этого княжества пережила несколько этапов становления. Изначально власть великого литовского князя напоминает власть великого киевского князя. Как и в Древнерусском государстве, здесь тоже на первых порах осуществляется раздел государства между сыновьями на уделы. Единой державной династии пока нет. Между сыновьями - удельными княжатами - идет спор за обладание великокняжеским престолом. Характерен пример Евнутия - младшего сына великого князя Гедимина, которому достался отцовский престол по праву минората. Но удержаться на великокняжеском престоле он сумел только два года, в 1345 г. с престола его согнал Ольгерд. По смерти своей Ольгерд оставляет литовский престол Ягайле (младшему сыну), а Витовту (старшему сыну) дает Польшу. Но этот раздел сыновей не устраивает. Со временем Витовт объединяет в своих руках всю власть, но история повторяется снова в распре его сыновей Свидригайло и Сигизмунда. На этот период, после смерти Витовта (1430 г.), приходится новый порядок наследования престола в Литовско-Русском государстве. Литовцы теперь выбирают великого князя, сам князь теперь более походит на пожизненного президента. Компетенция великого князя была в общем-то традиционной для крупного феодала того времени. Однако в то же время она испытала на себе сильнейшее влияние полиэтнической территории, на которой организовалось данное государство. Власть литовского великого князя основывается в рассматриваемый нами период на договорном начале; это не в последнюю очередь обусловлено тем, что литовские князья не смогли утвердить у себя строгую систему преемственности великокняжеского престола, какую мы встречаем на Москве. Более того, литовцы достаточно рано переходят к избранию (элекции) своего великого князя, что вовсе не способствует твердости и единству центральной власти. Все это выливается в то, что великие литовские князья вынуждены заключать со своими поданными ряд договоров (pacta convenanta), из которых можно выделить два однотипных вида. Первый - это привилеи и жалованные грамоты сословиям государства, второй - привилеи территориям (аннексам). Важно также подчеркнуть, что сами привилеи напоминают не дар милости, а скорее догоры типа римского do ut des. "За такыи доброты и ласки, дары и иными ласками им милостливо отдарить; бо тогды потом и нам и к нашим службам найдени будут рахлейши, коли себя узрят такыми ласки утешоны", - читаем мы в жалованной грамоте великого князя Казимира 1457 г. Как подчеркивалось выше, законодательная функция великого князя могла быть осуществлена только в согласии с сеймом, с одной стороны, а с другой - по челобитью населения. Последнее особенно хорошо видно из содержания жалованных грамот аннексам: "били нам чолом вси князи и бояре и слуги витебские, и войт и мещане места витебского, и всея земля витебская" (Витебская уставная грамота 1503 г.) или: "били нам чолом владыка смоленский Иосиф, и околничии смоленскии, и всеи князи, и пановы, и мещане, и горные люди, и все поспольство места и земли смоленское" (Смоленская 1505 г.). Законодательствование в согласии с сеймом можно видеть на таком примере: "ижь мы с князьями и с паны - радою нашею великого князьства Литовского и с всим поспольством согадавше, урядили есмо так" (Судебник Казимира 1468 г.). Даже личное имущество великого князя в гражданско-правовом отношении приравнено к имуществу других сословий (ст. ст. 9, 11, 22 Судебника 1468 г.). Единственная область, в которой власть князя кажется вполне самостоятельной, - это право суда. Центральный аппарат государственной власти в Литовско-Русском государстве представлен лестницей служебных чинов. Должности или "уряды", как они назывались в этом государстве, испытали на себе сильнейшее польское и немецкое влияние. К высшему уряду относился коронный гетман (от нем. Hauptman). Должность гетмана известна в Литве с 1512 г. Он являлся главнокомандующим армией и высшим военным судьей. Он имел право на жизнь и смерть подсудимого. Пост гетмана, как правило, соединялся с другими должностями, например канцлера. Уряд канцлера образовался, как считал академик К.Н. Бестужев-Рюмин, из должности писаря при великом князе. Упоминание о нем встречается с 1450 г. Следующие уряды центрального управления: подскарбий земный и подскарбий дворный. Это должности финансового управления государства, центром которой является так называемая скарбница (казна). В Литве существовали заповедные имущества, т.е. казенное имущество. Подскарбий земный занимался учетом и распределением поступавших податей, а подскарбий дворский управлял государственным имуществом. К урядам местного управления относились в первую очередь воеводы. Должность воеводы Литовского княжества соответствовала должности наместника Московского, а позже соответственно воеводам. Это были типичные палатины, представители центра, в данном случае "Двора" или "Дворца" на управляемой территории. В подчинении воеводам состояли урядники. Они помогали воеводам отправлять правосудие; некий аналог урядникам мы можем найти в приставах Московского княжества. Среди общей массы урядников встречались так называемые урядники дворные, которые были должностями дворцового управления. Среди этого разряда урядников выделяли крайних, кухмистров, подкаморников, дворчих и др. Важно подчеркнуть, что эти разряды урядников составляли местный аппарат подскарбия дворного. Особое положение в аппарате местного управления занимали так называемые каштеляны. Первое упоминание о них мы встречаем в 1387 г. Вместе с тем в Литве до 1516 г. было лишь два каштеляна, только после указанной даты каштелянов стали назначать в каждое воеводство. На уровне воеводств мы встречаем также так называемых старост. Должность старосты была наследственной. Литва известна также своим сословным устройством. Очень рано в Литовско-Русском государстве учреждаются органы сословного управления, из которых наше внимание привлекают маршалки и войты. Маршалки - выборные от шляхты, которые представляли ее интересы перед органами центральной и местной власти. Войт (от нем. Vogt) появился в городских общинах Литвы вместе с магдебургским правом. В сущности войт - это староста городской общины. Помимо названных должностей в Литве было много мелких служилых чинов: хорунжий, тиун, городничий и т.п. § 3. Право Литовско-Русского государства Собственно о самом литовском праве у нас нет никаких достоверных сведений. Выше говорилось о сакральном строе литовцев. Законы в виде норм обычного права передавались изустно. Наряду с обычаем существовали постановления верховного жреца литовцев - криве-кривейто. Разрешалось многоженство (три жены). Широко практиковалось сожжение вдовы вслед за умершим мужем; сожжение полагалось и за прелюбодеяние. Древние литовцы очень широко пользовались правом талиона. Кража могла быть только двукратной, за третью кражу вора травили собаками. Понятно, что подобного рода правовой строй не мог оказать сколько-нибудь серьезного воздействия на русское население государства, скорее наоборот. Формально право Литовско-Русского государства - это право Киевского государства (древнейшей эпохи). Формально и по существу именно на этой территории Русская Правда продолжила еще два века свое действие в отличие от Московского государства. Акты законодательства Вальных соймов и великих князей составили следующий по важности разряд источников литовско-русского права. Форма такого законодательства была разнообразной: Судебники, Листы, Привилеи и т.п. Техника этих памятников довольно примечательна, она крайне бедна и с явным намерением подражать Русской Правде. Но в дальнейшем законодательство Литовско-Русского государства развивается под воздействием западноевропейских образцов, под воздействием рецепции римского права. Классическим образцом такого воздействия является Литовско-русский статут, первая редакция которого относится к 1529 г., последняя, третья, - к 1588 г. Структура и содержание Статута, как известно, оказали колоссальное влияние на Соборное уложение царя Алексея Михайловича 1649 г. Кроме того, формально Литовско-русский статут продолжил свое действие в землях, возвращенных Московскому государству, а потом и в Российской империи до 1832 г. В отдельной своей части (наследственное право) Статут действовал в губерниях Черниговской и Полтавской до 1917 г.! Помимо сплава римского и русского права правовая система Великого княжества Литовского испытала на себе влияние образцов польского и немецкого права. К польскому влиянию, которое стало особенно сильно ощущаться с конца XIV в., следует отнести прямое заимствование таких образцов позднесредневекового законодательства Польши, как Вислицкий статут Казимира Великого, Вартский статут Владислава Ягеллы и др. Влияние немецкого права было обусловлено в первую очередь восприятием Литвой под воздействием Польши романо-германского типа феодализма. Суть этого типа передается известной формулой коммендации, под которой понимается передача лицом самого себя, всего своего имущества под власть и покровительство ближайшего сильного лица. Акт передачи оформляется письменно с соблюдением условной обрядности. Прямым следствием коммендации является установление иммунитета - изъятия коммендировавшегося из-под власти государства (последнее вообще превращается в фикцию). Реальная власть, как экономическая, так и политическая, теперь концентрируется в руках сеньора - титульного владельца имущества своих подвластных (покровительствуемых). Формально государству ничего не остается делать, как только санкционировать иммунитет собственных подданных в виде какой-нибудь вольности или привилегии. Вот характерный пример последней: "Освобождаем (absolvimus, liberamus et eximimus) города, замки, посессии, местечки и деревни, поселенцев деревень всего королевства Польского, принадлежащих баронам и всем шляхтичам (nobiles), от всех поборов, даров и даней (collectis, donationibussive tributus) как общих, так и частных, каким бы именем они не назывались, от всяких служб, работ и вымогательств. и всех повинностей личных и вещных (in rebus et personis). Но хотим быть довольны тем, чтобы с каждой населенной волоки ежегодно уплачивалось в день св. Мартина по два гроша обыкновенной монеты, обращающейся в королевстве, нам и нашим преемникам в знак верховной власти (in signum summi dominii) и ради напоминания принадлежности к короне Польского королевства" (грамота польского короля Людовика Венгерского, XIV в.). Другой составляющей немецкого права стало городское или, магдебургское, право, введенное в литовско-русских городах в виде priva lex, сепаратного закона, привилегии. В узком смысле магдебургское право было правом городского самоуправления. Жители города составляли одну избирательную корпорацию, которая в свою очередь могла делиться на корпорации по профессиональному признаку (цеха). Главным органом самоуправления был городской магистрат (Рада). Членство в Раде было пожизненным, недостающих кооптировали, но в отдельных городах предусматривалась возможность выборов. Права Рады были достаточно широки: полицейское управление, управление городским хозяйством, законодательствование, установление городских налогов и сборов. Рада выбирала членов скабината или лавы (городского суда). С конца XVI в. в городах появляется еще выборная Гминная изба, назначение которой - контроль за финансовой деятельностью Рады. Глава Рады (войт или староста) выбирался из ее состава. Глава VI. МОСКОВСКОЕ ГОСУДАРСТВО § 1. Возвышение Москвы. § 2. Территория Московского государства (до Великой Северной войны). § 3. Местное управление Московского государства. § 4. Население Московского государства. § 5. Государственная власть в Московском государстве. § 6. Центральное (приказное) управление Московского государства. § 7. Суд и процесс в Московском государстве. § 8. Система источников права Московского государства. § 1. Возвышение Москвы Для юриста интересно то, что в этот период формируется такой правовой принцип, как единство земли. Наиболее полное юридическое отражение этого принципа находим в титулатуре московских великих князей, а затем и царей. Князь Симеон Гордый, как считают, первым употребил в своем титуле предикат "всея Руси". В то же время наличие в титулатуре слов "вотчич" и "дедич" говорило о преемственности линии родства в наследовании земель. Последовательно "вотчичем" и "дедичем" при монголах на Руси становится великий князь Владимирский, поскольку в его лице русские князья впервые после св. Владимира и Ярослава Мудрого увидели такую власть, с которой спорить и сопротивляться которой было чрезвычайно опасно. За спиной владимирского князя всегда стояла Орда. В основных чертах титул, а следовательно, и ядро государственной территории сложились при Василии III. Именно его титул послужил основой для титулатуры всех последующих теперь уже русских царей. Вопрос территориальный первоначально упирается в проблему "возвышения" Москвы. В этом вопросе, надо сказать, полностью отразились колебания отечественной историографии от Карамзина до марксистов. С.М. Соловьев сформировал традицию в этом вопросе. Он первый настоял на выгодном географическом положении Москвы как причине ее возвышения. Аналогично высказывался В.О. Ключевский. Но выгодность географического положения оценивалась ими по-разному. Соловьев, например, видел выгодность в срединном положении Москвы. Москва - пограничье между югом и северо-востоком. В.О. Ключевский утверждал, что Москва - этнографический центр Великороссии. Сразу видна натянутость "географической" причины, так как непонятно, что с точки зрения географии представляет собой Москва: центр племени или пограничный пункт? Очевидно, что ни то и ни другое, на что обратил внимание академик К.Н. Бестужев-Рюмин. Производным от географического тезиса является утверждение о так называемой географической безопасности Москвы от татар. С.М. Соловьев вслед за М.П. Погодиным настаивал на том, что ко времени нашествия монголов в древнерусском государстве наметилась устойчивая переселенческая тенденция под воздействием половцев: с юга на запад, в Галицию, а оттуда в Польшу, и с юга на северо-восток, в Суздальскую землю. С нашествием монголо-татар эта тенденция только усилилась, особенно по линии северо-востока, поскольку здесь с 1293 г. вплоть до Тохтамыша (1382 г.) ничего не было слышно о татарских набегах. В.О. Ключевский и М.К. Любавский также присоединились к этому мнению. Что можно на это сказать? В данном случае перед нами классический пример путаницы причины со следствием. Если брать за основу частоту разорения татарами той или иной области северо-востока Руси, то наиболее безопасным местом следует, например, признать Новгород Великий, который татары вообще ни разу не разоряли. Также безопасными становятся полоцкие земли под властью Литвы, но там население почему-то не скапливается, а предпочитает уходить на Москву. Далее, если принять за причину стремление уйти от татар, то наиболее безопасный путь - на запад, через Венгрию и Польшу, как это сделали, например, половцы. Утверждение о том, что Москва-де защищена была лесами, вообще смехотворно. Получается, что татарская конница, которая дошла от Тихого океана до Адриатики, видите ли, устрашилась финских чащоб! Зимой, когда коммуникациями становятся замерзшие реки, Русь вообще была беззащитна перед Степью. Следующей производной от якобы выгодного географического положения Москвы является ее удачное торговое положение. На этом особенно настаивал В.О. Ключевский, пытаясь увязать торговлю с ростом городов и колонизацией Заволжья, в чем огромную роль, по его мнению, играли монастыри. Этот тезис получал аргументацию в выводах еще Карамзина, как-то заметившего, что основание большинства монастырей России приходится как раз на время ига, что подтверждалось другим фактом, отмеченным в свое время Г.В. Федотовым, - чрезвычайно большим ростом числа русских национальных святых в это же самое время. Но тогда получается, что Церковь и города вообще пользовались покровительством власти при татарах, Москва здесь - не исключение. Если же отделить торговлю от колонизации, то получим следующую картину. Как совершенно правильно заметил М.К. Любавский, Москва никогда не считалась крупным торговым центром, кроме того, выгодным торговым путем Москва-река стала в разгар усиления города, когда князья московские захватили низовья Оки и Нижний Новгород. Сверх того, транзитная торговля, которой только и могло промышлять московское купечество, не формирует широкого торгового класса. Напомним, Афанасий Никитин, ходивший в Индию "за три моря", был тверитянином, а не москвичом! Колонизация же велась в России силами государства. Частный элемент требовал поддержки государства, пример Строгановых и Ермака тому только подтверждение. Монастыри же в таком случае выступали простыми агентами Кремля. Вот и получается, что колонизация вообще становится возможной только после становления и усиления государства! Но географический тезис оказался довольно живучим. Последней его модификацией следует считать мнение академика С.Ф. Платонова о выгодном положении Москвы вследствие ее стратегического, военного положения. Тезис этот был подхвачен и развит А.Е. Пресняковым, увидевшим в Москве крупный военный и стратегический центр "новой организации боевых сил Великороссии" [Пресняков. 1918. С. 115]. Но и на это можно заметить, что Москва как военный центр практически ничего не значит, что показало время Тохтамыша и Витовта. Что-то другое поддерживало Москву извне. Чем Москва действительно была богата в то время, так это людьми. Источники той эпохи однозначно говорят о необычайной заселенности Московского княжества. Население его гораздо больше, чем, например, княжества Тверского, из которого, согласно данным XV в. на службу великому князю Московскому выходило до сорока тысяч дворян! Этот фактор - населенность Московского княжества - в качестве самостоятельной причины выдвигали практически все русские историки. Но и ее мы склонны отнести не к причине, а к следствию. Москва с Ивана Калиты ведет целенаправленную "охоту" за людьми. Кроме того, видя стабильность княжества, сюда устремляются потоком переселенцы. Во всех них Москва крайне заинтересована и стремится внести в этот процесс определенный порядок. И этот порядок поучает форму "вывода" и "крепости". Под "выводом" понимается массовое и руководимое властью переселение больших групп служилого населения с одного места на другое. Выводом называлось и переселение в московские земли служилых орд татарских царевичей и мурз. Все эти "выводные" переселенцы получают от московского князя пожалования и служат теперь непосредственно ему. "Крепость" - это прикрепление населения к определенному месту жительства. Изначально под этим понимается не строгая юридическая форма крепостной зависимости, а уничтожение бродячих инстинктов населения, достигаемое путем уничтожения бродячих инстинктов власти. Излишне, думается, повторять, что, как метко выразился С.М. Соловьев, этот процесс носил политическую форму перехода "от единородия к единоначалию" [Соловьев. 1988. 2 : 653]. Делалось это помимо личной заинтересованности князей и в интересах стабильности выхода, который уплачивался Орде. Для стабильности выхода нужно было стабильное население. Не стоит забывать, что татары брали налог в основном не с собственности: земли, оборота и т.п., а с души. Они первыми "исчислили" русскую землю, следовательно, при все более увеличивающемся требовании выхода князья московские должны были заботиться о росте населения. С разложением Орды и бесконечной чередой дворцовых переворотов князьям порой приходилось выбирать: либо уплатить выход несколько раз разным претендентам, либо ждать, пока в Орде не утихнет замятня. Но это не гарантировало их княжества от набегов этих самых претендентов. Как следствие этого увеличение числа подвластных достигалось путем увеличения (экстенсивного) территории. В этом корень постоянной (нигде не наблюдалось такого упорства) территориальной экспансии Москвы. Другое следствие, генетически связанное с только что упомянутым, заключалось в том, что московские князья как младшая линия Всеволодовичей не могли надеяться когда-либо сесть на золотой Владимирский престол, что и толкало московских князей на расширение собственного удела, а не на растрату сил и средств на достижение эфемерной мечты. В.О. Ключевский отмечал: "Благодаря этому московские князья рано вырабатывают своеобразную политику, с первых шагов начинают действовать не по обычаю, раньше и решительнее других сходят с привычной колеи княжеских отношений, ищут новых путей, не задумываясь над старинными счетами, над политическими преданиями. Это обнаруживается как в их отношениях к другим князьям, так и в ведении ими внутренних дел своего княжества. Они являются зоркими наблюдателями того, что лежит плохо, и прибирают это к рукам" [б. Ключевский. 1918. 2 : 13]. "Охота" за людьми через расширение территории не всегда шла с помощью оружия, а, как верно заметил А.В. Экземплярский, московские князья, начиная с Калиты, путем промыслов - простой купли-продажи - совершенно выбивают почву из-под ног главной владельческой линии владимиро-суздальских князей. Калита, сверх того, покупал не только села, но и людей-полонянников в Орде, уводил их оттуда и сажал на своей земле. Отсюда, от Калиты до, собственно, Уложения 1649 г., и далее проходит твердая линия на выкуп государством своих людей из плена. Для чего, как отметил Г. Котошихин, каждый год по всей России собирался особый налог в полторы тысячи рублей, которые, "окроме выкупу тех денег, не дают ни в какие расходы" (Котошихин. 1906. С. 87). Но было бы наивностью полагать, что в этом главная причина. Нет! И это одно из последствий появления сильного и централизованного русского государства. Последняя группа причин, упоминаемых традицией, касается характера власти великого князя Московского. Как известно, в татарский период совершенно изменился характер власти великого князя. Прежде всего стала весьма значительной его финансовая компетенция. Со времен Калиты эта сторона княжеского достоинства поднимается очень высоко. Хотя С.М. Соловьев гораздо выше ценил перенос Калитой митрополичьей кафедры из Владимира в Москву, нежели финансовые возможности этого князя. Тем не менее с 1342 г. при Симеоне Гордом татары наделяют великого князя Владимирского правом судить других князей. Третьей составляющей традиция называет изменение наследования княжого стола в роду московских Рюриковичей, которое М.Ф. Владимирский-Буданов назвал "стремлением к майоратству". Стремление передавать стол от отца к старшему сыну и требование от Орды признать этот порядок, которого она сама стала придерживаться начиная с Узбека, вылились в интересную особенность. О ней узнаем из духовной (второй) Ивана Калиты: "А численных людей ведают сыновья мои сообча, а блюдуть вси с одиного; а что мои люди купленные в великом свертце, а тыми ся поделят сыновья мои". Это характерная черта, говорящая о наличии понимания единства населения государства, податное население не делится между наследниками. Это население есть неделимость, составляющая основу единства государства, тогда как купленные (рабы) подлежат разделу. Иными словами, перед нами уже проблески (тогда!) государственной идеи: четкое разграничение между публичным и частным, несмотря на господство в это время частноправового взгляда на власть. Этот порядок не смогли поколебать ни правление слабовольного и слабоумного Ивана II Красного, ни тяжелая (в течение 25 лет) усобица при слепом Василии II. Наконец, нельзя не заметить, как в московский период изменяется сам характер государственной власти. "И повеле князь велики имать их. казнити, бити и мучити и коннми волочити по всему граду и по всем торгом, а последи повеле им главы отсещи; множество же народа видях сиа, от боляр и от купец великих и от священников и от простых людей во мнозе быша ужасе и удивишася, николе же таковая не слышаша, ниже видеша в русских князех бываемо" (ПСРЛ. Т. XXII. С. 157). Так стали расправляться на Москве со своими противниками. Славянская анархия была заключена в жесткие рамки византийско-татарской парадигмы. Власть выкристаллизовалась, пусть даже катализатором этого процесса было иго! Но и это есть не причина, а следствие! Однако прежде чем мы перейдем к характеристике главной и основной причины возвышения Москвы, следует указать и некоторые "экзотические" причины (следствия). Так, С.М. Соловьев называл среди прочих причин истребление татарами большинства князей - соперников московских Рюриковичей из гнезда Ярослава. С таким же успехом можно считать причиной крайне хилое мужское потомство Калиты - из многочисленных детей мужского пола в каждом из двух его браков выживал, как правило, только один. Кроме того, многие князья умерли из-за Черной смерти - Великой чумы, свирепствовавшей в Европе как раз в середине XIV в. Еще одной, не менее сомнительной, является марксистская парадигма, согласно которой причина становления централизованного государства лежит в складывании централизованного рынка в пределах всего государства. Итак, главная причина возвышения Москвы, как нам известно, правильно была сформулирована еще Н.М. Карамзиным. Позволим себе обширную цитату, в которой сказано все: "История не терпит оптимизма и не должна в происшествиях искать доказательств, что все делается к лучшему: ибо сие мудрствование не свойственно обыкновенному здравому смыслу человеческому, для коего она пишется. Нашествие Батыево, кучи пепла и трупов, неволя, рабство, столь долговременное, составляют, конечно, одно из важнейших бедствий, известных нам по летописям государств, однако ж и благотворные следствия оного не сомнительны. Лучше, если кто-нибудь из потомков Ярославовых отвратил сие несчастие восстановлением единовластия в России и правилами самодержавия, ей свойственного, оградил ее внешнюю безопасность и внутреннюю тишину, но в два века не случилось того. Могло пройти еще сто лет и более в княжеских междоусобиях: Литва, Польша, Венгрия, Швеция могли бы разделить оное; тогда мы утратили бы и государственное бытие и веру, которые спаслися Москвою: Москва же обязана величием своим ханам (выделено мной. - М.И.)" (История государства Российского. Т. V. Гл. 4). Какая блестящая, какая верная мысль историка! Иными словами, подлинная причина возвышения Москвы коренится в политике московских Рюриковичей, которую С.М. Соловьев назвал "благоразумным поведением относительно татар" [Соловьев. 1988. 2 : 440]. § 2. Территория Московского государства (до Великой Северной войны) Москва в памяти народной однозначно ассоциируется с самодержавием и единоначалием, одним словом, с тем государственным строем, который составил отличительную особенность второго периода истории русского права. Символизм Москвы идет настолько далеко, что само возникновение новых политических порядков народ инстинктивно относил еще к домонгольскому периоду. Иными словами, в сознании народа закрепилась новая политическая традиция, которая характеризует новый политический строй и которая передается одним словом - "собирательство". Рост территориального могущества Московского государства. Итак, Москва однозначно связана в памяти народной с собирательством земель. Изначально в этимологии этого слова лежит хорошо известное каждому великороссу понятие "примысел". Примысел-приобретение, территориальное приращение вотчины, города, села, поля, наконец. Это в общем смысле. В конкретном это понятие несет в себе два разных смысла: примысел как завладение тем, что "плохо лежит", и примысел как частноправовая сделка, купля-продажа. В общем и целом В.О. Ключевский проделал за нас труд - классифицировал примыслы московских князей: скупка, военный захват, захват дипломатический с помощью Орды, служебный договор, колонизация. Уже в начальный период процесс собирания имеет не только характер частноправового приобретения, но и характер публичности, завладение часто осуществляется на началах правопреемства. Московский князь под свои притязания подводит весьма прочный правовой фундамент. С одной стороны, существенным элементом отношения правопреемства является доказательство прав на ту или иную территорию. В основном это притязание на роль правопреемника древнерусского государства (не случайно титул князей включает в себя слова "всея Руси"). Право это только закалилось в борьбе с Литвой и Польшей. В еще большей степени оно окрепло, когда Москва фактически выступила в роли преемника улуса Джучи. С другой стороны, помогли татары - великий князь Владимирский, ярлык на княжение которого стал фактически наследственным в роду московских Рюриковичей, считался собственником уделов-улусов русских князей. Обстоятельство это подкреплялось еще и тем, что русские князья в это время в основном родственники, все потомки легендарного Рюрика. Сама картина собирания помимо широкой практики примыслов, в основном это XV - XVI вв., выглядит следующим образом. В 1472 г. к Москве присоединяется Великая Пермь, в 1478 г. - Новгород Великий, в 1483 г. - Югра, в 1485 г. - Тверь, в 1489 г. - Вятка, в 1493 г. московские войска впервые заходят за Урал. В 1509 г. присоединяется Псков, в 1513 г. - Смоленск после продолжительной войны с Литвой, в 1523 г. - Рязань. Особняком здесь стоит Касимовское царство. При Василии II (1449 г.) на Приокской Украине был поселен царевич Касим, вышедший из Орды, с обязательством служить Москве. За Касимом вскоре последовал выход орд мурз Данияра, Бардыдата и др. Последующее время показало, что наиболее удачным способом освоения южных земель является устройство засечных линий - строительство линий крепостей, опираясь на которые стали возможны колонизация степей и захват целых "царств". Хронология здесь следующая: в 1554 г. взята Казань, в 1557 г. - Астрахань, в 1582 г. - Сибирское ханство, в 1586 г. - Башкирия. Еще в 1549 г. власть Москвы признает Донское казачество. Все территории, которые Москва включала в свой состав, именно включались в нее, т.е. инкорпорировались (incorporatio), - становились единой и неделимой частью государственной территории. Сувереном был великий князь Московский, что наглядно отражалось в его титуле. С 1521 г. начинается кровавая борьба с крымскими татарами, в ходе которой выстраиваются оборонительные линии, позволяющие распространять русское владычество на черноземные земли юга. Начав движение с водораздела Оки в середине XVI в., русские смогли к середине следующего века продвинуться к среднему течению Дона, Оскола и Донца, где опорными пунктами стали такие крепости, как Курск, Орел, Воронеж и Белгород. С 1636 г. последовательно возникают еще три новые оборонительные линии: Белгородская, Симбирская и Закамская. Бахчисарайский договор 1681 г. под суверенитет Москвы отдает запорожские земли. Делимитация границы с Турцией и Крымом в степях юга России проводится в 1700 г. (подтверждено межевой записью 1705 г.). Ливонская война, как известно, не привела к желаемому для России результату. Смутное же время заставило потерять Ижору (Ингерманландию), которая по Столбовскому договору 1617 г. отошла Швеции. В следующем 1618 г. Польша по Деулинскому перемирию закрепила за собой то, что успела награбить за время Смуты: Смоленск и часть северских земель, которые оставались под суверенитетом Речи Посполитой вплоть до 1667 г. Андрусовское перемирие того же 1667 г. восстановило справедливость, однако окончательно Смоленск вместе с Киевом были закреплены за Москвой только в 1686 г. Надо заметить, что помимо досадных территориальных потерь, сам факт которых доказывает лишний раз правоту тезиса Н.М. Карамзина, приведенного нами выше. Смута вместе с тем стала моментом истины в отношении судьбы России как геополитического целого. Россия смогла сама, собственными силами изгнать воров-самозванцев, взращенных Западом, найти в себе силы для дальнейшего национального строительства. Эпоха Смутного времени, как верно когда-то заметил М.Ф. Владимирский-Буданов, подтвердила устами народа и его руками то, что московские князья вершили от имени русского народа столетия до того - единство и единодержавие! В 1657 г. несколько калмыцких орд "поддались под руку", как тогда говорили, Москвы. Это было началом вхождения калмыков в состав России, закончившегося только в конце XVIII в. В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке Россия, не располагавшая еще достаточными силами, чтобы противостоять маньчжурам, укрепившимся в это время в Китае, вынуждена была заключить в 1689 г. крайне невыгодный для себя Нерчинский договор. По договору Москва отказывалась от хозяйственного освоения Приамурья, русским воспрещалось плавание по Амуру. Вместе с тем в 1648 г. Семен Дежнев со своими казаками впервые прошел пролив, отделявший Азию от Америки. Приоритет русских в этом географическом открытии был доказан, кстати, небезызвестным Г.Ф. Миллером. Весь путь от Урала до Великого океана у русских первопроходцев занял, таким образом, меньше столетия. Присоединение Малороссии. В 1654 г. состоялось распространение власти Московского государства на земли Юго-Западной Руси, на те ее области, которые были аннексированы Литвой и Польшей в ходе их южной экспансии. Договорные пункты, утвержденные Переяславской радой и подтвержденные потом царем Алексеем Михайловичем, дали пищу историкам и юристам спорить как о природе союза Малороссии с Москвой, так и о характере их отношений после 1654 г. Восстание Богдана Хмельницкого вместе с запорожскими казаками против засилья униатов и зверств польской шляхты очень скоро переродилось в борьбу за национальное освобождение. Несомненный национально-освободительный характер войны с Польшей заставил Хмельницкого искать союза с единоверной Москвой, ставка на крымского хана была более чем сомнительна. Однако простой союз с казаками ставил бы Москву в двусмысленное положение. Пришлось бы нарушить вечный мир с Польшей из-за ее же подданных, к тому же крайне неспокойных. На Москве еще жива была память о тех зверствах и бесчинствах, которые творили запорожцы во время Смуты. Вместе с тем Москва не была бы Москвой, если бы отказалась от основ собственной территориальной политики, тем более что фактическое присоединение Малороссии означало реализацию давних мечтаний: воссоединение исторических русских земель. По договорным пунктам 1654 г. устанавливались следующие обязательства: - не вмешиваться во внутренние дела и управление малороссийских городов и властей. Суд и управление должны осуществлять природные малороссы. Москва получила право посылки чиновников для наблюдения и надзора за сбором пошлин и налогов в пользу царя; - Малороссии предоставлялось право свободы внешних сношений (sic!). Вместе с тем эта свобода ограничивалась разрешением Москвы на сношения с турками и поляками; - количество реестровых казаков доводилось до 60 тыс. Казачество вольно было выбирать себе гетмана, но избрание гетмана должно быть подтверждено Москвой; - все прежние права и вольности, данные казакам, малороссийской шляхте от польско-литовских королей, сохранялись за ними без всяких ограничений; - сами казаки обязывали служить царю московскому так же, как служили польскому королю. Из этих пунктов видно, что они преследовали исключительно интересы шляхты, а не простого народа. Известно, что сами малороссы в большинстве своем просили введения в Малороссии прямого московского правления, ища единственно в нем гарантии от произвола казацкой старшины, чьи вольности позволяли вести ей себя так, как вела себя до этого польская шляхта! Судьба этих пунктов была довольно печальной. Все гетманы, даже сам Богдан Хмельницкий, их нарушали постоянно, пытаясь вести самостоятельную внешнюю политику, всегда враждебную русским интересам. После измены Юрия Хмельницкого - сына "гетмана-освободителя" в 1666 г. в гетманство Брюховецкого пункты были изменены и Малороссия получила окончательный и более определенный статус как составной и неделимой части Московского государства. Вообще сам статус Малороссии в пределах Московии нуждается в подробном освещении. В дореволюционной литературе высказывались мнения, что Малороссия была присоединена к Москве на началах личной унии, но что-то не слышно, чтобы царь Московский имел бы матримониальные отношения с гетманом Запорожским. Впрочем, высказывалось обратное мнение - уния была реальной. Но тогда необходимо доказать, что Малороссия имела государственный статус до ее присоединения к Москве. Реальной уния может быть только между субъектами, являющимися на момент объединения государствами! Доказательств, что Малороссия-Украина была государством, даже особого рода (suigeneris), на момент ее присоединения к Москве, нет. Есть, скажем так, политкорректно, желание считаться государством, но в этом желании нет фактичности. Приведем слова, которыми стороны обмениваются при заключении договора: "За наступления на вольности наши, - пишет Хмельницкий, - побуждены его царскому величеству под крепкую и высокую руку податься. Прилежно просить имеют послы наши, чтобы привилеи его царского величества нам на харатьях писаные с печатями вислыми, един на вольности казацкие, а другие на шляхетские дал, чтоб на вечные времена непоколебимо было"; на что царь Алексей Михайлович отвечал: "И мы, великий государь, наше царское величество, подданного нашего Богдана Хмельницкого, гетмана войска запорожского пожаловали, велели им быть под нашею царского величества рукою, по прежним их правам и привилеям, каковы им даны от королей польских и великих князей литовских"; и особенно: "наследникам нашим служити и прямити и всякого добра хотети, и на наших государственных неприятелей, где наше государское повеление будет, ходити и с ними битися, и во всем бытии в нашей государской воле, и послушании навеки". Каков же отсюда вывод? С кем заключен договор? С государством? Нет! С казаками, с частью населения Польши о приеме этого населения в подданство царя Московского! Объектом и субъектом этого правоотношения были запорожцы, а не Малороссия-Украина, следовательно, вообще какие бы то ни было сравнения Украины с особым государственным образованием внутри Польши, перешедшим на сторону Москвы, бессмысленны. В 1654 г. Москва приняла к себе запорожских казаков, а не страну Украину. Малороссия, Новороссия и Таврида отвоевывались Россией у Польши и Турции в качестве именно территорий, к которым современная Украина вообще-то не имеет исторического отношения. Единственное основание - это административно-территориальная обособленность этих территорий в рамках Украинской ССР, входившей в состав Советского Союза. Следующее. Имеет смысл посмотреть и на род управления Малороссией в это время, т.е. до ревизии договорных пунктов. Малороссия (Запорожская Сечь) имеет свое особое управление в виде приказа Малой России. "А ведомо в том приказе Малая Россия войско Запорожское, казаки и города, Киев и Чернигов, с товарищы, с того времени, как отлупилися они от польского короля и учинилися в подданстве под царскою рукою. А доходов с тое Малые России не бывает ничего, потому как царь принимал их под свое владенье в подданство, и он обещался им и чинил веру на том, что им бытии под его владеньем в вечном подданстве по своим вольностям и привилеям, как были они в подданстве у польского короля, ни в чем не переменяя и вольностей их не отнимая" (Котошихин. 1906. С. 111). Здесь налицо те же самые отношения, которые связывали Москву и донское казачество. Донцы, кстати, управлялись через Посольский приказ. § 3. Местное управление Московского государства Дворцово-вотчинное управление. Административное деление Московского государства, с одной стороны, было связано с предшествующим периодом, а с другой - испытало на себе влияние золотоордынских порядков. Надо сказать, что административное деление государства претерпело незначительные изменения. Здесь мы видим приблизительно те же территориальные единицы, которые сложились еще в древнейшую эпоху: земли, волости, княжения, уезды. Единственно, слово "вервь" теперь встречается (и то только до конца XV в.) преимущественно в западнорусских источниках. На смену ему приходит слово "мiръ" (община). Статус общины меняется весьма значительно. Она все больше и больше теряет свою самостоятельность. Сначала эта самостоятельность была утеряна ею в публичной сфере, затем в сфере частной. Процесс этот был обусловлен закреплением населения за землей, общинная земля становится частновладельческой. Впрочем, очевидно, что значительное число крестьянства в начальный период Московской эпохи сохраняет мобильность. Об этом свидетельствует знаменитое правило Юрьева дня, подтвержденное двумя Судебниками. Но также очевидно, что община становится основой податной системы государства. Изменения происходят и сфере княжьего и боярского землевладения. Всего удобнее было бы назвать это землевладение феодальным по типу, если бы не сама его форма - вотчина. Юридически вотчина - это родовая собственность, с которой никаких феодальных повинностей (служб) не несется! Если сравнивать ее с аналогичным явлением в Западной Европе, то русская вотчина ближе всего к аллоду (allodium), кроме того, у русской вотчины ("отчины и дедины") есть еще одна особенность - она населена холопами землевладельца. Рабство, а не феодализм продолжило свое развитие на Руси в это время! Вотчинное землевладение, свободное по своей сути, было крайне неудобно для московских владык. Вотчинник был экономически самостоятелен и, следовательно, независим от власти. Этого у нас никогда не любили. Этим вызваны меры правительства, существенно затруднявшие для вотчинников распоряжение их собственностью. Например, Иоанн Грозный в 1556 г. и 1561 г. издает указы, по которым удельные княжата не могут продавать свои вотчины, предварительно не уведомив о том царя. В 1572 г. выходит еще один указ, по которому и наследование вотчин может теперь осуществляться только с согласия правительства. Смысл этих мер заключался в попытке выбить почву из-под ног местного владетеля, лишить его самостоятельной опоры на землю, которая для него, безусловно, была родной. Еще в раннемосковский период великие князья целенаправленно снимают местное боярство и княжат с их служилыми людьми с прежнего места жительства, поселяют на новом, где они получают от князя пожалования. На места прежних вотчинников князь посылает своих слуг, которые управляют бывшим уделом от имени самого князя. Смысл такой системы заключался в том, как писал известный русский юрист К.А. Неволин, что управление это было устроено "по примеру и в духе домашнего управления. Князь управлял своим княжеством так, как частный человек управляет своим домом: потому князья смотрели на свои владения как на частную собственность. Таким образом, для управления делами княжества существовали те же члены и должности, какие могли быть у всякого богатого владельца" [Яеволин. 1858. С. 105]. Организационной формой такого управления был "дворец", отсюда и название самой системы "дворцово-вотчинная". Как показал советский историк А.А. Зимин, в дворцы превращались уделы бывших княжат, когда сами они выводились из своих княжений в Москву. Так было в 1533 г. с уделом князя Юрия Ивановича, удел которого был превращен в Дмитровский дворец, так же было и в 1521 г. с уделом князя Дмитрия Ивановича, удел которого превратился в Угличский дворец, и т.д. Дворец возглавлялся дворецким из числа ближайшего окружения великого князя Московского. Он судил население бывшего удела, собирал с него подати и сборы. Дворецкий отвечал за выдачу иммунитетов и уставных грамот черносошенному крестьянству. Компетенция дворецкого не была абсолютной уже тогда. Очень часто ему приходилось делить свою власть непосредственно с центральными органами управления (приказами) и с наместниками, и с волостелями. Это очень показательно, так как становится очевидной суть дворцово-вотчинного управления на Руси: она состоит в поэтапной централизации власти, в приучивании населения, что оно - не только жители Твери, Углича, Галича или Костромы, но и люди великого князя Московского. С течением времени число должностей дворцового управления только расширяется, так что становится возможной их квалификация. Вся совокупность лиц, занятых в управлении хозяйством князя и государством, может быть подразделена на две группы: 1) должности, управляющие государственными делами; 2) должности, управляющие делами княжеского хозяйства. К первой группе относятся в первую очередь бояре как из бывших княжат, так и из московской аристократии. Сюда же относятся дьяки, приставы, окольничьи, приказные писари и т.п. Словом, те, кто в большей степени выполняет публичные функции. К этой группе следует причислить служащих в местном управлении: наместников, волостелей, городчиков и пр. Ко второй группе относится громадный штат придворных: постельничии, конюхи, стольники, ключники, тиуны и пр. Их задача - следить за состоянием княжьего имущества. В последующем этим должностным лицам поручается ведение дел по какой-либо публичной сфере управления и они переходят в первую группу, сохранив за собой в качестве служебного чина прежнее наименовании своей должности, которая к личному хозяйству князя теперь уже не имеет никакого отношения. Финансово-податное управление. Татарское влияние на местное управление и административное деление страны проявилось в том, что оно привело к установлению правильной податной системы. Можно сказать, что монголо-татары стали родоначальниками создания в Великороссии правильной системы финансово-податных единиц. Прежние уезд, волость, пятина или погост утеряли свой смысл; теперь они расписываются специальными чиновниками (дозорщиками) на особые округа: сохи и выти. Сохи, как правило, были на черных, т.е. государственных, землях, а выти - на частных, но на тех, на которых сидели юридически свободные крестьяне. Соха (выть), в свою очередь, подразделялась на более мелкие единицы: разрубы или разметы, которые состояли из трех категорий плательщиков налогов. Сами эти разряды именовались "костками". Именно с сохи (выти) платилась основная масса налогов, которые при Орде представляли собой следующую номенклатуру: 1) десятинное, 2) пошлина, 3) тамга, 4) подплужное, 5) ям, 6) подводы, 7) мыт, 8) мостовщина, 9) ловитва ханская, 10) корм, 11) запрос, 12) число, 13) сбор рати, 14) дары, 15) доходы, 16) поклонное. И это еще не все, были и другие виды податей. Насколько много видов податей из татарской перекочевало в московскую систему, видно из следующего перечисления сборов: 1) мыт, 2) костки, 3) тамга, 4) осмичее, 5) мостовое, 6) десятинное, 7) подорожное (ям), 8) побережное, 9) зроное, 10) гостиное, 11) явленное, 12) весче и т.д. Единственный род пошлин, который не брали татары и который сохранялся за русскими князьями всегда, - судные пошлины. Далее, татары занесли на Русь такое явление, как "тархан". В общем смысле тархан - это иммунитет. В переводе с монгольского "тархан" означал "кузнец", "мастеровой", "вольный человек". Известный специалист по государственному строю Золотой Орды И.Н. Березин приводит одну из легенд монгольского эпоса для объяснения происхождения этого общественного института. Когда-то "остатки истребленного врагами монгольского племени укрылись в долине Эргэкэ-Хон, откуда по четырехвековом пребывании размножившееся монгольское племя вышло на прежние кочевки только благодаря догадливости одного кузнеца (тархана), расплавившего часть горы для открытия прохода" [Березин. 1850. С. 5]. Есть, правда, и другая версия, которая утверждает, что Темуджин (Чингисхан) в молодости, пребывая у врагов в рабстве, работал кузнецом, и в знак милости к профессии, которая спасла его от голодной смерти, он освободил всех кузнецов от обязанностей вообще платить какие-либо подати. Современные арабские писатели особо отмечали в своих известиях о Золотой Орде: "Тархан значит у них место, изъятое от податей" (Тизенгаузен. 1884. С. 301). Тарханные грамоты, выданные вначале всему русскому духовенству, были восприняты русской податной системой. Изначально рассматривая тархан как приманку для того или иного удельного князя (боярина), чтобы привлечь его на службу к великому князю Московскому, правительство вскоре озаботилось полным искоренением этого института. Наличие иммунитета (priva lex) шло, естественно, вразрез с политикой централизации государства. Второй московский судебник предписал: "Торханных впредь не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех" (ст. 43). Но сила привычки оказалась сильнее распоряжения власти. Единственно, что смогли тогда добиться, - это то, что тарханами стали называть грамоты, не дававшие обельного (полного) освобождения от податей. В конце века правительство тем не менее еще решительнее пошло в наступление на финансовые привилегии населения. Третий судебник (1589 г.) еще раз повторил запрет выдачи тарханных грамот. Но из положения ст. 45 гл. XVIII Соборного уложения видно, что тарханы сохранили свое действие для населения "Казанского государства и всех понизовых городов". Наместничье правление. Исторически слово "наместник" связано со словом "посадник". Причем "наместник" вместо "посадник" встречается со второй половины XII столетия. Под 1148 г. читаем в Никоновской летописи: князь Глеб Юрьевич "шедшее взяша град Курск и тамо посажающе по всей земле курской наместники своя" или "того же лета (1148 г. - М.И.) князь Ростислав Юрьевич переа Городец, и вниде вон, а по градом посажа наместники своя" (ПСРЛ. Т. IX. С. 177, 179). Эта традиция не прерывалась и во времена монголо-татарского ига. В Двинской уставной грамоте 1397 г. великого князя Московского Василия I читаем: "Коли кого пожалую своих бояр, пошлю наместником к ним в Двинскую землю, или кого пожалую наместником из двинских бояр". Юридическая природа наместничества коренится в своеобразной ментальной конструкции, присущей пока еще архаичному типу мышления. Для такого мышления власть обязательно должна быть персонифицирована, ее абстрактное восприятие (в виде идеи государства) пока еще невозможно. Персонификация эта достигается в личности монарха, его личность - через его слуг на местах. Другая составляющая юридического понимания данного явления обусловлена общим характером управления в то время. Это характер выше был определен как дворцово-вотчинный. Режим дворцово-вотчинного управления реализуется через слуг великого князя на местах. Слуг этих необходимо содержать (кормить), обязанность эта возлагается на местное же население. Не случайно в бюрократическом языке московских канцелярий появляются выражения: "дати кормление", "отпустити на кормление", под которым и понимается то, что великий князь отдает своему наместнику часть дохода с определенной местности. Таким образом, институт наместничьего правления является сложносоставным, композиционным, в котором, надо это признать, пока еще видно преобладание частноправового над публичным. Естественно, что при таком положении дел сама форма назначения на кормление носила характер частного акта - наместник, уезжавший на кормление, более всего походил на вотчинника, вступающего во владение своей вотчиной, ему даже выдавалась особая послушная грамота: что-то вроде инвеституры. Чуть позже население в качестве гарантии от произвола наместника получает право жаловаться (бить челом) на притеснения кормленщика. Последнее очень хорошо видно из уставных грамот, в которых права наместников строго ограничены, хотя бы уже тем, что содержат точный перечень поборов, которые наместник может брать в свою пользу с населения. Кормление, изначально бывшее бессрочным, вскоре становится срочным. Срок варьируется от одного до трех лет. Интересно также и то, что это ограничение срока позже будет распространено на воевод. Правда, оговорку о сроке наместники смогли обойти тем, что кормление очень часто передавалось от отца к сыну и дальше - к внуку. Нередки были случаи, когда кормление супруга продолжала использовать его вдова. Свое право наместничества можно было подтверждать в суде великого князя. В качестве примера можно привести любопытную челобитную от 1499 г. Ивану III от костромского наместника Якова Захарьина. В ней челобитчик просит великого князя разделить его наместничество с наместничеством другого - боярина Судимонта, поскольку в Костроме, где они оба сидели в наместниках, им "сыту бытии не с чего". Прохождение службы в наместниках регулировалось общим правилом той эпохи - местничеством. При оставлении наместничества кормленщик обязан был созвать своих людей отовсюду, куда перед этим он их расставил, чтобы освободить корм людям нового наместника. В компетенцию наместника входила: - финансовая деятельность. Наместник участвовал в сборе податей и даней в пользу великого князя; - военная деятельность. Иногда эта деятельность целиком поглощала наместника, и он, собственно, больше ничем и не занимался; - дипломатическая деятельность. Наместник должен был выполнять эту миссию, особенно тогда, когда сидели в пограничных наместничествах; - исполнение частных поручений великого князя. Они могли быть совершенно разного рода, например смотр царских невест, как это случилось в 1546 г.; - судебная деятельность. Наместник был главным местным судьей. Со временем судебная деятельность наместника становится решающей, среди самих кормленщиков выделяются профессиональные судьи - волостели, в чьем ведении находился весь местный суд. Вообще вопрос о характере должности волостеля до конца не может быть понят из анализа самого актового материала <1>. В большинстве актов наместник и волостель упомянуты вместе и как равные величины. Например, Белозерская уставная грамота (1488 г.) говорит: "...сами сроки наметывают на наместников и волостелей и на их людей" (ср. ст. 24 Второго судебника). Тем не менее смысл постановлений, касающихся волостеля, сводится к тому, что последний отправляет местный суд. Таким образом, вероятно предположить, что в волостелях мы видим первую робкую попытку отделить суд от администрации в России. Но и это, увы, только лишь предположение. -------------------------------<1> Дореволюционная историография исходила из предположения, что разница между наместником и волостелем лежит в разном объеме их территориальной компетенции: наместник правит всем дворцом (уделом), волостель - только частью его. Наместничье управление исчезает в России в середине XVI в. Основная причина - крайняя неэффективность этого института. "Вниде в слух благочестивому царю, что многие грады и волости пусты учинили наместники и волостели изо многих лет презрев страх Божии и государские уставы, и много злокозненных дел на них учиниша, не быша им пастыри и учители, но сотвориша им гонители и разорители" (ПСРЛ. Т. XIII. С. 267). Нельзя сказать, что правительство прозрело, что называется, внезапно. Еще в Двинской уставной грамоте (1397 г.) читаем: "А над кем учнят продажу сильно, а ударит ли на них челом, и мне князю великому велети стати перед собою на срок; а не станет, ино на того грамота бессудная и пристав мой доправит". Однако почти сто лет спустя ситуация нисколько не меняется. Белозерская грамота (1488 г.) гласит: "А кому будет белозерцом и волостным обида от наместников и от волостелей и от тиунов и обида от доводчиков, и они сами сроки наметывают на наместников и волостелей и на их людей. А через ею мою грамоту кто что на них возьмет, или чем изобидит, бытии тому от меня великого князя в казне". Волостель исчез сразу вместе с наместником: "И повеле государь во градех и волостех розчинити старосты и сотские, и пятидесяцкие, и десяцкие, - замечает Никоновская летопись, - и з страшным и грозным запрещением заповедь положити, чтоб им рассуждати промеж разбои и татбы и всякие дела, отнюдь бы никоторая вражда не именовалася, также ни мзда неправедная, ни лживое послушество" (ПСРЛ. Т. XIII. С. 268). По этой реформе наместники и волостели отдали все свои судебные полномочия губным учреждениям. Воеводы, занявшие место наместников, судом почти не занимались. Воеводское правление. Надо заметить, что одной из черт, связывающих воевод с прошлым, в частности с наместничеством, является по-прежнему не изжитый в московской жизни институт кормления. Вроде бы он должен был исчезнуть вместе с кормленщиками уже в 1556 г., но само явление это продержалось невообразимо долго - до тех пор, пока в России не была установлена система регулярной выплаты жалованья чиновникам, т.е. до времени Екатерины Великой. Правда, надо заметить, что при Петре Великом правительство пыталось внести ясность в этот вопрос, устанавливая оклады для чиновников высшего и среднего звена <1>. Но преемники Петра отошли от этого правила. Екатерина I установила в одном из своих указов платить жалованье одним только воеводам, президентам коллегий и некоторым категориям приказных, остальным же довольствоваться велено было от дел. -------------------------------<1> Точнее, при Петре I была установлена в виде жалованья система акциденций (accidentia) доходов от дел: кто сколько даст. При Петре II акциденции распространили даже на Таможню. Екатерина Великая, как сказано, уничтожила это безобразие. Но акциденции продержались в присутственных местах Лифляндии вплоть до воцарения Александра I. Злоупотреблений при правлении воевод было не меньше, если не сказать больше, нежели при правлении наместников. Нормы, карающие поборы, беспрерывно встречаются в актовом материале от Судебников до Соборного уложения и далее. Нередко правительство прибегало к репрессиям, устраивая отдельные заставы на путях возвращения воевод с воеводства. На заставах ведется безжалостный сыск, отбирается все нечестно нажитое. Но и эта мера скорее жест отчаяния. Нетрудно догадаться, что начальникам таких застав тоже что-то перепадало. *** В ст. ст. 20 - 22 гл. II Соборного уложения воеводы названы вместе с царем и другими сильными мира сего, близость которых к царю не подлежит сомнению. Лица эти поставлены под непосредственную царскую защиту. Воевода есть, таким образом, прямой представитель царя, его военный заместитель в пределах пожалованной ему компетенции на местах. Если связь наместника с центром была призрачной: наместник садится на место удельного князя по повелению великого князя, еще не успевшего персонифицировать фигуру прежнего удельного властителя, то воевода как бы замещает царя. Это можно проследить по полномочиям так называемых больших воевод. Правовая связь воеводы с царем теперь очевидна. Это довольно тонкая вещь, она требует понимания, поскольку, прежде чем государство станет действительно централизованным, эта централизация должна сложиться в сознании подвластных, обрести понимание в виде четкой структуры власти, аппарата ее на местах в том числе. Итак, при Иоанне IV воеводы - главным образом лишь орган военного управления, при Борисе Годунове воеводы начинают брать на себя функции гражданского управления, а при первых Романовых наступает время их полновластия в государственном аппарате. Воеводы назначались на воеводство только царем, по его именному указу. Назначение осуществлялось через Разрядный приказ. Личные качества при назначении учитывались мало, в учет брались местничество и прежняя служба. Именно последним можно объяснить то, что в воеводы в основном назначали раненых или увечных на войне дворян (детей боярских), т.е. неспособных уже к ратному делу. Иногда воеводами назначали детей. Так, в 1698 г. иркутскому воеводе было поручено смотреть за своим малолетним племянником, нерчинским воеводой. В 1672 г. вышел указ, по которому запрещено было назначать воеводами дворян в те местности, где у последних были поместья. Назначение на воеводство, как правило, инициировалось самим желающим. При отправлении на воеводство воевода обязан был получить наказ или наказную память, известную с середины XVI в., в которой устанавливалась его компетенция. Содержание таких памятей было почти одинаковым, однако в них нередки были клаузулы типа: "Делать по сему наказу и смотря по тамошнему делу и своему высмотру, как будет пригоже и как Бог вразумит". С юридической стороны наказные памяти напоминают edictum perpetuum римских магистратов, за тем исключением, что наказы не писались самими воеводами. Сам институт воеводства не представлял собой однородное целое. Изначально он был, как мы говорили выше, исключительно институтом военного управления. Характер этот он сохранил вплоть до петровских времен в лице так называемых полковых воевод, которые в зависимости от своего ранга и ранга своего полка занимались еще немного и военной юстицией. В этой связи можно привести положения ст. 26 гл. VII Соборного уложения, где названы инстанции военных судов: воевода, судья, сотенный голова. Не названы, правда, приказы, где служилые люди обязаны были судиться в мирное время согласно приписке. Следующие за ст. 26 ст. ст. 27 - 32 фактически содержат устав о воинских преступлениях, наказания за которые налагали военные судьи. Еще о полковых воеводах можно сказать, что рядом с ними, равно как и с послами Московского царя, неотлучно находился подьячий Тайного приказа, в обязанность которого входила слежка за воеводой и послом. Наряду с полковыми воеводами были городовые воеводы, как их называет Котошихин, или "воеводы в городех", как их часто именует Уложение. Среди городовых воевод различали так называемых больших воевод. Таковые назначались только из числа бояр и околничьих. Товарищами (заместителями) их были: для бояр - околничьи, стольники и дьяки; для околничьих - стольники и дьяки (подьячии). Важно подчеркнуть, что характер власти больших воевод приравнивался к власти центрального правительства. "Как ведают на Москве бояре и думные люди приказы", - подчеркивал Котошихин. Большие воеводы назначались в крупные, исторические области Московского государства, ранее бывшие сами удельными княжествами: Новгород Великий, Казань, Астрахань, Сибирь, Псков, Смоленск и др. Далее можно назвать пригородных воевод. Ими могли быть рангом не ниже стольника. Товарищами их выступали дьяки и подьячии. Пригородные воеводы, как правило, сидели в уездном городе и были подчинены главному, областному городу. Соответственно пригородные воеводы напрямую подчинялись большим воеводам, сноситься с Москвой они могли только через них. Еще ниже стояли средние воеводы. Эти воеводы были вообще без каких-либо помощников. Они судили иски не свыше 20 руб. Компетенция воевод включала в себя: - военные вопросы. Воеводы посылались в города для проверки их обороноспособности и, если надо, проверки военных припасов. Они следили за сбором войска и ратных людей; вели дворянам и детям боярским реестр на местах. С Петра Великого воеводы стали ведать рекрутскими наборами; - дипломатические вопросы. В приграничье воеводы, равно как и их предшественники наместники, занимались дипломатическими делами. Воевода выдавал "заграничные паспорта" того времени - проезжие грамоты. Кроме того, воеводы часто назначались послами. В приграничье они также занимались разведывательной деятельностью; - финансовые вопросы. Финансово-хозяйственная деятельность воеводы подчинялась интересам казны. Воевода наблюдал за сбором податей по воеводству, за отправлением населением повинностей, заведовал казенными промыслами. Правда, компетенция воевод по сбору податей в разное время подвергалась ограничению со стороны губных и земских учреждений (см. ниже). Воеводы обязаны были оказывать старостам, целовальникам, кружечным головам и пр. содействие в сборе податей. Исключение составляли таможенные сборы, которыми непосредственно ведала Москва. Воевода нередко надзирал за царским имуществом в своей местности; он составлял так называемые ужинные или омолотные списки по состоянию царской пашни, подавал отчеты о состоянии царских садов, угодий и промыслов. Кроме того, воевода не мог ограничиться простым наблюдением за сбором податей, он обязан был принимать меры к их увеличению. В противном случае он мог быть бит батогами. Воеводы в своей местности ведали государственными монополиями: винокурением и рудными промыслами; - полицейские вопросы. Воеводы организовывали пожарную охрану, проводили санитарные мероприятия, вели сыск беглых крестьян (ст. 20 гл. XI и ст. 6 гл. XX Соб. ул.), а также розыск и возвращение беглых от службы дворян и детей дворянских (ст. 69 гл. XVI Соб. ул.); - судебные вопросы. Компетенция воевод в этом вопросе была крайне ограниченна. Воевода не мог без царского указа ни вчинить крупный гражданский иск, ни осудить кого-либо. Правда, делалось исключение для воевод в отдаленных местностях, например Сибири, Астрахани и Терека, "потому что ис тех городов к Москве, к царю письма их и от царя против их писем о всяких делех указу вскоре приходить не можно, и их в таких дальних городах велено казнити без указу царского: русских средних людей, и татар, и чювашу, и черемису; а дворян, и мурз, и князей, и нарочитых знатных людей без указу царского казнити не велено" (Котошихин. 1906. С. 124). Исполнительным органом при воеводе была Приказная съезжая изба, которая состояла из самого воеводы и его помощников - дьяков и подьячих. Губные учреждения. Губные учреждения являются в Московском государстве раньше земских. Первая дошедшая до нас губная грамота - Белозерская 1539 г., а уставная земская - Важская 1552 г. В губных и земских учреждениях, не говоря уже о Земских соборах Московского государства, мы видим лишь далекий отблеск былой самостоятельности народного самоуправления под названием "вечевой уклад". В то же время былая самовластность не могла быть бесследно устранена из народной памяти. Другое дело, что теперь самовластность превратилась в свою полную противоположность. У московских летописцев XVI в. выражение "сътворити вече" теперь означает "устроить бунт". Тем не менее губные учреждения были выборными. Губных старост избирало все население "губы" вне зависимости от сословного происхождения, но самих старост выбирали все же из числа детей боярских. Итак, "губа" есть обозначение особого территориального округа. Этимология этого слова указывает на глагол древнерусского языка губити, от которого, собственно, произошло и само название "пагубных" учреждений, появившихся сначала в виде привилегии жителей отдельных местностей, но с 1555 г. - в общегосударственном масштабе. Со времен царя Михаила Федоровича губа равнялась уже двум уездам. С этого же времени в характере губных учреждений заметно преобладание административных черт, так как помимо уголовных дел губные занимаются теперь чисто ведомственными вопросами. Кроме того, с 1661 г. губными старостами стали замещать убывших на войну воевод. С момента издания Уложения власть губных старост еще больше усилилась, с 1669 г. они получили право рассматривать важные категории государственных преступлений, таких, например, как отпадение от православия. Уголовное наказание за это преступление в России предусматривалось вплоть до 1905 г. Сама компетенция губных старост была довольно широкой: сыск и суд уголовных преступников. Впрочем, по сообщениям капитана Якова Маржарета, смертные приговоры, выносимые губными старостами вплоть до Бориса Годунова, подлежали утверждению в Разбойном приказе. Власть губных старост однозначно превосходила власть вотчинника, власть вотчинного суда, поскольку в уголовных делах губные судили даже помещичьих крестьян: "А будет в царских селех и волостях, - сообщает Котошихин, - и в помещиковых и вотчинниковых и иных деревнях объявятся воры, разбойники, тати и помещики, и иные злочинцы, и таких, сыскивая, велено отсылати: московским к Москве, в Разбойный приказ, а городовым - в городы, к воеводам и к губным старостам, а самим вотчинникам и помещикам в таких делех сыскивати и указ чинити никому не велено" (Котошихин. 1906. С. 142 - 143). Органом губного управления была Губная изба. Она состояла помимо губного старосты из целовальников и губного дьяка. В 1669 г. к этим лицам добавились губные сыщики. Именно тогда в России, можно сказать, впервые появился профессиональный уголовный сыск. Губные учреждения были упразднены Петром Великим в 1702 г., когда по указу было велено: "в городах губным старостам и сыщикам не быть, а ведать всякие дела с воеводы дворянам". Городовые приказчики. Эти лица представляли собой непосредственный орган управления городом как населенным пунктом и как административным центром уезда. Городовое дело издавна входило в сферу власти князя-государя, затем вотчинника-хозяина в своем уделе. Вече Древней Руси постепенно сдавало свои позиции под напором постоянно действующей власти. Кроме того, городовое дело (управление городом) имело чрезвычайно важное значение, что, естественно, ставило его обеспечение в зависимость от военной силы, главным распорядителем которой был опять-таки князь. Основным органом городового дела был городчик или городовой приказчик, первое упоминание о котором относится к 1467 г. Городчик ведал: - вопросами обороны данного города. Он собирал с населения особую подать - "примет" на ремонт городских укреплений, заведовал изготовлением пороха; на нем лежали комендантские обязанности. Во время осады города на городчика возлагалась вся полнота ответственности за снабжение осажденных всеми видами припасов; - административными вопросами в своем ведомстве. Прежде всего он судил своим судом пищальников, городского казначея, воротников и других должностных лиц, которые подчинялись ему по службе (городовому делу). По общегражданским делам городчик обязан был содержать ответчиков до суда под стражей (ст. 70 Второго судебника), в этом он конкурировал с людьми волостеля, а после губного старосты; - вопросами финансового управления. Так, в его ведении находились посошная и ямская службы. К первой относилась служба крестьян в интересах казны, точнее, разного рода литургии, тягла (см. ниже), хотя исторически первым видом посошной службы в России считается служба в ополчении. Ко второй относилась организация почтового сообщения. Городчик смотрел за состоянием яма (почтовой станции), а равно за исправной поставкой тяглым населением ямских лошадей и подвод. Городовые приказчики избирались местными дворянами сроком на год; в своей должности городчики утверждались правительством. Земское управление. Вервь, о которой говорилось выше, в рассматриваемый период уже исчезает и замещается мiромъ. Мiръ по своей сути - соседская община, но с общим земельным фондом, наделы из которого периодически перераспределяются между соседями. Основное начало общины есть начало, построенное на понятии хозяйственного самоуправления. Это самоуправление было непременным условием выживаемости русской лесостепной цивилизации с суровым климатом и исключительно бедными почвами. Совместные производственные усилия породили совместное обсуждение общих дел. Вместе с тем нельзя обойти вниманием известный взгляд западников на русскую общину в противовес славянофилам, считавшим ее органическим порождением русского национального духа, видевшим в ней только полицейско-финансовую меру правительства. В рассматриваемый период община (мiръ) по своему юридическому статусу близка к юридическому лицу, хотя русское право такое понятие до 1917 г. не знало, сам институт, впрочем, известен с конца XVIII в. Но к такому выводу мы придем, если обратим внимание на следующие полномочия мiра. Так, к исстари исконным обязательствам общины платить дикую виру, известную нам по положениям Русской Правды (см. ст. 14 Белозерской грамоты 1488 г.), присоединяется обязанность круговой поруки по всем обязательствам общины. Если раньше выморочное имущество смерда ("задница") отходило князю, что, впрочем, вряд ли касалось земли, поскольку смерд и так сидел на княжей земле, то теперь выморочное имущество и надел однозначно отходят мiру. Мiръ получает право сыска и возвращения беглых своих членов (тяглецов). В земской Важской грамоте 1552 г. читаем: "А на пустые им места дворовые в Шенкурье и Вельску на посаде, и в станех, и в волостех в пустые деревни, и на пустыни, и на старые селища крестьян называть, и старые им своих тяглецов крестьян из монастырей выводить назад бессрочно и беспошлинно, и сажати их по старым деревням, где кто в которой деревне жил преж того". Это право, надо заметить, напоминает римские правовые порядки эпохи домината, а сам мiръ collegati или corporati городов, члены которых были связаны круговой порукой в платеже податей, а сами корпорации имели право виндицировать своих беглых членов. Конечно же между этими двумя фактами прямой связи нет, связь скорее метафизическая: возрастающая мощь Третьего Рима нашла себе тот же самый путь, что и угасавшая мощь Рима первого. Впрочем, в этих порядках на Москве вполне могло сказаться влияние византийской парадигмы! Еще стоит отметить такую интересную черту древнего мiра, как его внутреннее законодательство. Что касается древнейшего периода (домонгольского), то о существовании такого законодательства мы можем только догадываться по аналогии с decreta gentilica Древнего Рима; но в московский период мы уже имеем документальное подтверждение такой деятельности общины. Это заповедные грамоты общин, которые они составляли для самих себя. Не секрет, однако, что глобальные вопросы в этих грамотах не затрагиваются, встречается в основном мелочная регламентация общинного быта, но регламентация эта подчинена целям мiра, следовательно, элемент осознания себя как нечто целого, пусть даже квазигосударственного, характера в этих грамотах, безусловно, налицо. В последующие века, вплоть до большевистских преобразований, мiры активно законодательствуют по вопросам своей внутренней жизни. Итак, народное самоуправление во время Иоанна Грозного в 1555 г. получило определенную форму организации, до этого, несомненно, существовавшую; но и как народный обычай стал писаным правом, воплотившись в статьях Судебников, так и непосредственное самоуправление народа было выведено из толщи "народного права" на уровень публично-правовой нормы. Волость (община) взяла на себя по этой реформе часть государственных функций. Земская реформа была реформой повсеместной. Судебная реформа шла рука об руку с реформой административной - земской. Позволим себе выдержку из земской грамоты Устюжского уезда 1552 г., в которой весьма точно отражена суть реформы, ее, так сказать, ratio: "Что наперед сего жаловали есмя бояр своих и князей, и детей боярских, городы и волости давали им в кормления, и нам от крестьян челобитья великие и докука беспрестанная, что наместники и волостели, и праветчики, и их пошлинные люди сверх нашего жалования указа чинят им продажи и убытки великие. А от наместников и волостелей, и от праветчиков, и от их пошлинных людей нам докука и челобитья многие, что им посадские и волостные люди под суд и на поруку не даются, кормов им не платят, и их бьют; и в том меж их поклепы и тяжбы великие, да от того на посадех многие крестьянские дворы позапустели и наши дани и оброки сходятся несполна. И мы, жалуючи крестьянство для тех великих продаж и убытков, наместников и волостелей и праветчиков от городов и от волостей отставили, а за наместничьи и волостелины, и за праветчиковы доходы и за присуд, и за их пошлинных людей пошлины, велели есмя посадских и волостных крестьян пооброчить деньгами того, для того чтобы крестьянству продажи и убытку не было, и нам бы от них на наместников и на волостелей, и на праветчиков, и от наместников и волостелей, и праветчиков и на волостных людей челобитья и докуки не было, а посады б и волости от того не пустели. И велели есмя во всех городех и в станех, и в волостях учинити старост излюбленных, кому меж крестьян управы чинить и наместничьи и волостелины, и праветчиковы доходы собирати и к нам на срок привозити, которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею землею, от которых бы им продажи и убытков и обиды не было, и розсудити бы их умели в правду беспосульно и безволокитно, и за наместнич бы доход оброк собрати умели и к нашей казне на срок привозили без недобору". Таким образом, становится понятным, что община должна была избрать себе органы управления в лице "излюбленных голов": как правило, 10 человек, которых, в свою очередь, утверждал царь. Из чего видно, что царь рассматривался населением как настоящий, подлинный глава их общины (мiра). Эта очень важная особенность индоевропейской ментальности, для которой личность монарха сосредоточивает в себе несколько ипостасей: религиозно-интеллектуальную, военную и, если можно так выразиться, производственную. Царь как глава мiра есть тот, чьими неустанными заботами, казалось бы, кормятся крестьяне (в данном случае - весь народ), одновременно он есть посредник между своим народом, организованным в мiры, и Богом. Именно поэтому цари не ленились утверждать бесконечные списки излюбленных голов земств. Помимо излюбленных голов крестьяне выбирали также старост, сотских и пятидесятников. Помимо вопросов финансового управления земства занимались судом татьиных и разбойных дел. Но старосты земские в отличие от губных старост не могли уже судить суд без доклада. Отсюда становится понятным, что губные учреждения стояли все же выше земских. Финансовые функции земств сосредоточивались в таком органе, который назывался "стольце". Стольце - это понятие мiрской казны. В нее шли все сборы, которые платил мiръ. Распоряжался стольцем староста; все финансовые вопросы решались членами общины сообща. Основным критерием при назначении размера подати служила зажиточность того или иного домохозяина. Кости, разрубы и разметы к тому же учитывали качество земли, которым владел домохозяин. Мiрь, как правило, назначал своих понятых к княжим дозорщикам, приезжавшим в их волость править дозорные книги. Более того, известны договоры (ряды) общин друг с другом в случае спора из-за облагаемой земли; чаще спорили из-за межи, которая нередко терялась ввиду большого промежутка времени между составлением дозорных книг. Нередко общины разделялись (межевались), что влекло за собой изменение в налогообложение - этот вопрос решался по челобитью в Москву. Земские учреждения утратили свое значение вместе с губными, но управление мiров, судя по всему оставалось прежним. Правительство вновь признало только в 1797 г. существование общинной организации у государственных крестьян, порядок самоуправления которых со временем был распространен и на частновладельческих (крепостных) крестьян. § 4. Население Московского государства Вектор собирания земли отразился и на формировании населения Великорусского государства. Население не было однородной серой массой рабов, на чем настаивают поборники европеизма. Москва, еще не будучи формально империей, уже отличалась чрезвычайной этнической пестротой населения. Факт исключительный по своей сути. Давно было подсчитано, что из более чем 150 родов русской аристократии только шесть были этническими русскими, остальные по происхождению скандинавы, татары, литовцы, немцы, шотландцы и т.д. Даже родоначальник Романовых <1> - последней династии русских царей был выходцем из Литвы! -------------------------------<1> Некий Андрей Кобыла, при Иване Калите вышедший на Москву из "Прусския земли". Основной принцип, который был положен московскими великими князьями в основу регулирования положения населения, был принцип государственной пользы: raison d'etre русского государства - это пригодность того или иного лица для служения государству. Достоинство человека в московский период определяется достоинством или родом его службы. "Если у нас с ними (московитами), - писал Герберштейн, - заходила речь о литовцах, они обыкновенно с усмешкой говорили: "Когда их король или великий князь приказывает кому-либо из них отправляться с посольством или в какое другое место, то получает ответ, что, де жена больна или лошадь хрома. А у нас не так, - говорили они, смеясь, - если хочешь, чтобы голова была цела, отправляйся по первому приказу"" (Герберштейн. 1988. С. 113). В этом парадокс русской истории и цивилизации - будучи исключительно эгалитарной по духу, она так и не породила настоящую аристократию в западноевропейском понимании этого слова. Служилое население. В служилых людях Московского государства выражена материальная связь населения с государством. Форма связи - чин человека. Чин человека - мера его пригодности, полезности и, следовательно, смысла существования. Если мы возьмем судебники московских великих князей, то увидим, что содержание их во многом касается регулирования публичных дел. Все служебные чины: бояре, дьяки, наместники, волостели, губные старосты и т.д. названы в них исключительно в обстоятельствах осуществления ими своих служебных полномочий. Виды этих полномочий помогают дифференцировать все население Московского государства. Результаты этой дифференциации удобнее представить как таблицу: ┌───────────────────────┬───────────────────────────┐ │Служилые люди по │Думные чины │ │отечеству │а) бояре │ │ │б) околничьи │ │ │в) думные дворяне │ │ │Московские служилые чины │ │ │а) стольники │ │ │б) стряпчие │ │ │в) дворяне московские │ │ │г) жильцы │ │ │Городовые служилые чины │ │ │а) выбор │ │ │б) дети боярские дворовые │ │ │в) дети боярские городовые │ ├───────────────────────┼───────────────────────────┤ │Служилые люди по │а) стрельцы │ │прибору │б) казаки │ │ │в) пушкари │ │ │г) солдаты, рейтары, │ │ │драгуны │ └───────────────────────┴───────────────────────────┘ Поскольку тяглые в той же мере считаются служилым разрядом населения, их мы представим в следующем виде: ┌──────────────────────┬────────────────────────────┐ │Тяглые люди посадские │Посадские московские чины │ │ │а) гости │ │ │б) гостиная сотня │ │ │в) суконная сотня │ │ │г) черные слободы и сотни │ │ │московские │ │ │Городовые посадские чины │ │ │а) лучшие люди │ │ │б) средние люди │ │ │в) молодшие люди │ ├──────────────────────┼────────────────────────────┤ │Тяглые люди уездные │Крестьяне черные и дворцовые│ │ │а) крестьяне │ │ │б) бобыли (захребетники) │ │ │в) крепостные │ └──────────────────────┴────────────────────────────┘ Источник: [А. Ключевский. 1918. С. 110 - 111; Филиппов. 1916. С. 448]. К не тяглым и не служилым, собственно, в Московском государстве относились разумеется, рабы (холопы) совершенно разных видов. Думные чины или бояре. В боярах Московского государства мы видим преемственность высшего слоя служилых людей от древней части родовой аристократии, однако с измененным уже характером. Бояре в Московскую эпоху те же служилые люди, что и их бывшие слуги - дворяне. Боярство давалось на Москве исключительно за службу. Так, при Василии II видим только четыре боярских рода, при Иване III их уже 19, при Василии III 20, при Федоре Иоанновиче - 22, в середине XVII столетия, по данным Олеария, их уже 30, но при Петре I - 19, вскоре они и вовсе исчезают. Положение бояр определено памятниками той эпохи как положение слуг царя. Судя по Судебникам и Уложению, бояре, либо главы приказов, либо наместники, либо волостели, либо воеводы. Разумеется, все они члены Боярской Думы. Одновременно стоит отметить, что положение боярина, несомненно, более высокое, нежели детей боярских. Так, боярин получает гораздо более высокие пошлины с судебных дел, им решенных; он защищен от бесчестия гораздо сильнее, чем другие. Защита его чести определяется в каждом отдельном случае царским указом, несмотря на то что ст. 26 Второго судебника и ст. 7 Третьего судебника в общем определили денежную пеню за бесчестие боярина размером в его годовой доход. Соборное уложение, можно сказать, только уточняет, что пеня может взыскиваться, если бесчестие наносится равным, если нет, то виновный наказывается кнутом и тюремным заключением. В общем положение боярина ниже только положения епископата Русской православной церкви, отмеченного в гл. X Уложения. По своему служебному положению боярин, безусловно, второе лицо в государстве. Это особенно четко видно на примере Бориса Годунова, но об этом ниже. Боярину поручен суд великого князя; наиболее важные дела боярин судит с доклада. "А которого жалобника а непригоже управити, и то сказати великому князю", - гласит ст. 2 Первого судебника. Здесь же уместно сослаться на ст. 18 того же памятника, согласно которой отпускная грамота, не заверенная боярином, за исключением отпускной грамоты, выданной самим великим князем, объявляется недействительной. Особенно ясно это становится видно при сравнении со ст. 20 того же источника, где отпускная грамота, выданная наместником или волостелем без права боярского суда, должна быть одобрена боярином. Далее, из содержания ст. 21 видно, что боярский суд приравнен к суду великого князя: "А с великого князя и с детей великого князя суда имати на виноватом по тому же, как и с боярского суда". Для истории боярства в ранний московский период характерна еще одна интересная деталь. Мы не случайно сравниваем служилое население с тяглым. Тяглые, как известно, до 1600 года пользовались правом Юрьева дня (см. ниже). Поэтому, думается, весьма правомерен вопрос: а был ли свой Юрьев день для боярства? Был. Это называлось правом свободного перехода бояр от одного князя к другому: "...и боярам и детям боярским и слугам и христианом меж нас вольным воля" (Собрание. 1813. 1. N 127). Бояре, следовательно, будучи основным проводником княжеской власти в ранний московский период и, будучи экономически независимыми, состояли в свободном договорном отношении с великим князем, что влекло за собой, в частности, свободу выбора для себя господина, которому тот или иной боярин предпочитал служить. Нередко на Москве этот принцип подкреплялся заявлениями великих московских князей. "А бояром и слугам вольным воля; кто поедет от нас к тобе и к великому князю или от тобе к нам, нелюбья ны не держати", - читаем в договоре сыновей Калиты (1341 г.). Постепенное укрепление могущества великого князя Московского выразилось в том, что боярство и другие независимые служилые люди утратили право самостоятельного распоряжения собственной судьбой. Уже в договоре Дмитрия Донского с кузеном его Владимиром Андреевичем находим следующие строки: "А коли ми будем всести на конь, а тобе со мною, или тя куды пошлю и твои бояре с тобою"; или: "А кого коли оставити у тобя бояр, про то ти мене доложити, то ны учинити по згадце: кому будет слично ся остати, тому остатися, кому ехати". Еще позже положение бояр стесняется настолько, что они уже не стоят перед выбором, все бояре поставлены в жесткие рамки несения службы перед государством. Так, в договоре Василия I (1405 г.) со своими братьями читаем: "А кто которому князю служит, где бы ни был, полезти ему с тем князем, которому служит; а городская осада, где кто живет, тому туто сести". В отечественной историографии, особенно в советской (впрочем, "белые вороны" были и в дореволюционной, например Н.П. Павлов-Сильванский), эти положения, регулировавшие право боярского отъезда, расценивали как доказательство наличия феодальных порядков в России. При этом авторы данной концепции всегда упускали и упускают главное: почему наличие "феодальных" (как они думают) порядков в России дало совершенно противоположный европейскому результат? Говоря проще, если бы в России был феодализм, большевики никогда бы не смогли захватить власть в стране. Не стоит забывать, что это право вольного перехода существовало в рамках жесткой политической парадигмы власти золотоордынского хана, ставленником которого был великий князь Московский. Этот характер государственной власти неизбежно превращал вольные переходы бояр в банальную склоку слуг со своими господами, склоку из-за большего жалованья, что неизбежно говорит о том, что служба несется с жалованья, а не с вотчины! Самый распространенный вид такого жалованья - хорошо известное кормление, отдача в прокорм даней и судебных пошлин с вотчин и владений великого князя! *** Бояре делились на два общих разряда: бояре больших родов (первостатейные), таковых Котошихин насчитал 16 родов, и бояре низших родов (другие статьи), числом 15. Большие роды известны тем, что представители их в конце своей служебной карьеры бывали только боярами, низшие же "бывают в околничих и боярех". Кроме того, дочери больших бояр не могли быть взяты в услужение царицей без согласия родителей, тогда как дочери бояр младших родов "царица и царевна для житья взятии к себе в дом, и им то вольно" (Котошихин. 1906. С. 35). В Московском государстве было три высшие боярские должности после царя. Первая - конюший: "А бывает конюшим, и тот первый боярин чином и честью; и когда у царя после его смерти не останется наследника, кому быть царем кроме того конюшего, иному царем быт некому, учинили б его царем без обирания" (Там же. С. 81). Правда, при Романовых боярина-конюшего уже не было, печальный опыт Бориса Годунова послужил причиной того, что "ныне в такой чин допускати опасаются". Вторая дворецкий, который был главным управителем всего дворцового имущества. Третья - боярин оружейничий. Он заведовал обширным военным хозяйством Московского государства. Служба сыновей бояр начиналась с малых лет. Родовитость, повторим еще раз, с начала XVI в. вовсе не гарантировала им чин боярина в зрелости. Как замечает Котошихин, сыновья ближних людей начинали со службы у царицы в стольниках. Служба эта продолжалась по достижении ими 15 или 17 лет. Затем возмужалых их брали уже в царский чин, опять-таки в стольники, спальники, стряпчие и прочие чины. Место их при царице занимала уже другая смена подростков. Царская служба отличалась своей неопределенностью (одних стольников было около 500 человек) и могла соответственно затянуться надолго. Все, следовательно, зависело от родственников, родовитости и не в последнюю очередь от деловых качеств служилого. Производство в очередной чин происходило на Москве обычно 1 сентября (в день Нового года), на Пасху и на день рождения Государя. При верстании в очередной чин имело большое значение усмотрение самого царя, равно пригодность того или иного к следующему чину. "А кому царь похощет вновь дати боярство, и околничество, и думное дворянство из стольников и из дворян, или дворянина из дворовых всяких чинов и из вольных людей, и таким даст честь и службу, по своему рассмотрению, кто в какой чин и честь годен" (Там же. С. 28). Особо стоит отметить, что выше всех боярских родов на Москве стояли потомки Чингисхана: Сибирские и Касимовские царевичи, равно высоко ставились Грузинские царевичи. Боярский чин мог быть взят царем обратно за различные провинности, часто поводом к этому были местничьи счеты бояр. Местничество. Этот институт родовых пережитков возник в Московии тогда, когда "генеалогической знатностью стали жертвовать данностью службы" [Ключевский. 1994. С. 212]. Это означало, что в связи с массовым приходом служилых людей в Москве складывается иерархия служебных чинов, по которой преимущество получают пришлые, а не коренные московские служилые роды. Отчасти такое положение можно объяснить тем, что пришлые удельные князья тоже были Рюриковичами, что и князья московские. Подобное положение продолжалось до 1550 г., когда во главу угла было поставлено не "генеалогическое", а служебное отличие. "Лета 7058, приговорил царь государь с митрополитом со всеми бояры: в полках бытии княжата и дети боярским с воеводами без мест, ходити на всякие дела со всеми воеводами, для вмещения людем; и в том отечеству их унижения нет: которые будут впредь в боярех или в воеводах, и они считаются по своему отечеству"; и далее: "Кто с кем в одном полку послан, тот того и меньши. А воевод государь прибирает, рассуждая их отечество; и кто того дородился, то может равный обычай содержати", - гласил приговор Земского собора. Иными словами, московская власть торжественно объявила, что отныне решающим для нее критерием является служебная пригодность представителя того или иного рода. Но вопрос, как определять степень пригодности, решается этой властью по-старому. Пригодность к службе обусловлена родовитостью боярина или дворянина. Понятно, что, будучи паллиативом, данная мера не привела к окончанию местничьих споров. Только Петр Великий славный своим радикализмом поступил в этом вопросе по-своему: указал всем дворянам начинать службу с малых чинов, с тем чтобы по службе их видеть, кто на что способен. Но в московскую эпоху до такого радикализма было еще далеко. Московские служилые люди нашли выход в аналогии с родовым счетом. Если раньше считались происхождением (родом), то теперь стали считаться со служебным чином (местом) своим и своих ближайших родственников. Московские служилые люди постепенно вырабатывают для себя общее понятие чести - "служити Государю в свое место". Места эти записывались за представителями служилых родов в особые разрядные книги. По этим книгам справлялись в случае возникновения местничьих споров. Книги Разрядного приказа были сожжены по приговору Земского собора 1682 г., правительство только так смогло уничтожить повод к местничеству. Изначально местничьи споры рассуживали особые родовые суды - старший в роду определял, кто из спорящих имеет больше прав. Образовалась и особая комиссия из бояр, представлявшая царю с доклада решать дело окончательно. С течением времени правительство вырабатывает несколько простых правил. Одно из них - "развод". Когда одного служилого человека, равного чинами, при назначении в подчинение другому разводили или отставляли от должности, но при этом отставляли и другого. Факт подобного развода в дальнейшем считался доказательством впредь их служебного равенства. Служить они отныне должны были на равных должностях. С окончанием Смутного времени невероятно умножились местничьи споры. Во избежание "докуки", как тогда говорили, правительство, если челобитчик не мог доказать свою правоту, выдавало его с головой ответчику, что означало нередко крупный денежный штраф или битье кнутом. Еще позже правительство вообще перестало рассматривать челобитья на невместность, а просто выдавало челобитчиков головой. Вотчинное право. Статус высшего слоя служилых людей Московского государства определялся еще тем, что в массе своей они представляли собой класс крупных землевладельцев, права которых на землю были освящены заветами древности. Право владения землей "в отца место", вотчинное право, постоянно находилось в центре внимания московского законодателя. Здесь в общем корпусе законодательства, посвященного этому вопросу, мы можем выделить одну общую тенденцию - тенденцию на слияние статуса вотчины со статусом поместий. В частности, эта тенденция видна уже в Первом судебнике, в ст. 63 которого говорится о равном сроке исковой давности по спорам о недвижимости монастырей, бояр и помещиков (в три года). Далее, как известно, само слово "поместчик" встречается в этом Судебнике в связи с правом владения недвижимостью. Статья эта была повторена ст. 84 Второго и ст. 163 Третьего судебников. Поразительно здесь и то, что Первый судебник вовсе не затрагивает вопросов вотчинного землевладения, тогда как Второй содержит в себе знаменитую новеллу - ст. 85. Статья эта вводит куплю-продажу родовых вотчин. То, что речь идет именно о родовых имуществах, видно из указаний законодателя на право братьев, племянников и сестер. Они пользуются согласно ст. 85 правом родового выкупа или преимущественным правом покупки. Однако они теряют его, если участвуют свидетелями (послухами) при сделке; считается, что своим участием в оформлении договора они дали молчаливое согласие на отказ от своих прав. Далее, согласно этой же статье, законодатель установил срок исковой давности в 40 лет по праву родового выкупа: "А судити о вотчине за сорок лет; а далее сорока лет вотчичем до вотчины дела нет, и до купель дела нет; а кто куплю продаст, и детем, и братьем, и племянником тое купли не выкупити". Такое подробное регулирование одного вида обязательства наводит на два общих вывода. Предыдущая статья (ст. 84 Второго и ст. 63 Первого судебников), следовательно, касалась в основном межевых споров; в Москве произошло коренное изменение во взглядах на родовое имущество; оно стало относительно свободно перераспределяться. Когда обычно-правовая норма сменяется нормой официального законодательства, это свидетельствует о важности для государства подобного рода отношений. Частота этих отношений колеблет устои родовой собственности, следовательно, принцип нерушимости рода и его имущества уходит в прошлое. Не обошла ст. 85 Второго судебника стороной и вопрос о закладе вотчин. Обращает на себя внимание в этой связи особый упор законодателя на равнозначную оценку вотчины при закладе ("и тем сторонним людем, не вотчичем, те вотчины в заклад имати в толке, чего та вотчина стоит"). В этой связи верна мысль советского комментатора Судебника 1550 г. о том, что законодатель этой статьей подрывает основы родового вотчинного владения землей, сближает вотчину по статусу с поместным владением [Судебники. 1952. С. 299]. На этот вывод наталкивает также запрещение законодателя выкупать (а не покупать) вотчину "за чюжие деньги". Правила о закладе повторены практически слово в слово ст. 22 пространной редакции Третьего судебника со ссылкой на ст. 85 Второго. Статья 30 гл. XVII Соборного уложения царя Алексея Михайловича распространила правило о сорокалетнем сроке давности и на заклад. Согласно Стоглаву 1551 г. запрещено было дарить вотчины монастырям, продажа вотчин возможна была только с согласия правительства. То, что общее направление законодательства шло именно к этому, показывает Указ 1557 г. об указной оценке вотчин. Способ калькуляции продажной цены вотчин явно не в пользу вотчича, пожелавшего воспользоваться своим правом родового выкупа. Так, земля под лесом идет по цене пашенной, цена, определенная в духовной, пересмотру не подлежит и др. Следующий Указ 1562 г. регулировал положение вотчин бывших удельных князей. Такие вотчины отныне запрещалось продавать, дарить, давать в приданое дочерям; при отсутствии наследников мужского пола вотчины отписывались на Государя. В последнем случае цари нередко запрещали боярам жениться. Более того, завещательные отказы агнатам нуждались теперь в правительственном подтверждении. Отсюда видно, между прочим, сильное желание правительства подменить собою род. Государь, таким образом, совершает в некотором роде общегосударственную коммендацию, жалуя в собственность то, что и так является собственностью данного лица. Но оценка этого явления как феодального была бы более чем сомнительной. Власть не подвергается обычной эрозии, такой характерной для обычного (западного) феодализма. У нас вотчинник не приобретает, а, наоборот, все больше и больше теряет публичные права, которые он имел в качестве землевладельца. Способы обеспечения наследников женского пола по этому указу вообще говорят о приближении вотчины к поместью, поскольку в Соборном уложении мы встречаем аналогичные способы обеспечения вдов и сирот помещиков. Более того, указ предписывает широкие конфискации. Безденежно отписываются на Государя вотчины, пожалованные при Василии III, но проданные за 15 - 20 лет до указа. Вотчины, проданные за 10 лет до указа, царь предписывает либо отписывать на себя, либо выкупать казне. Подобный странный способ применения сроков исковой давности М.Ф. Владимирский-Буданов склонен объяснять тем, что "покупщики в последнем случае предполагаются живыми и служащими; от Государя зависит, пожаловать их за службу или нет. Впрочем, может быть, здесь принималось в расчет и то обстоятельство, что покупщики уже вознаградили себя долговременным пользованием" [Хрестоматия. 1909. 3 : 26]. Но налицо, совершенно очевидно, другой факт - стремление правительства ослабить вотчинников во что бы то ни стало! Соборным постановлением 1572 г. правила Указа 1562 г. были распространены на все государство (раньше они касались только бывших удельных князей). Более того, пожалованные от Государя вотчины подлежали возврату, если жалованная грамота на вотчину не содержит упоминания о передаче вотчины в род (по наследству). Если же нет и самой грамоты, то после смерти вотчинника вотчина однозначно отбирается в казну. Дарить вотчины монастырям отныне можно было только с соблюдением двух условий: 1) если у монастыря мало земли; 2) дарственная должна быть утверждена Государем с доклада. Эпоха Смутного времени отразилась на некотором смягчении подхода правительства к этому вопросу. Рядом указов царя Михаила Федоровича были подтверждены жалованные грамоты, выданные Тушинским вором (Лжедмитрием II). Одновременно оскудение государственных финансов потребовало издание 26 февраля 1627 г. нового указа: "Государевых дворцовых сел и деревень, и пустошей в поместье и в вотчину никому же не давать". В декабре того же года вышел еще один указ о свободном обращении родовых вотчин с ограничением, правда, круга родичей, имеющих право выкупа, и с твердо установленными правилами об указной цене. Кроме того, жалованные вотчины по этому указу приравниваются к родовым. Купленные вотчины никаким ограничениям и стеснениям не подвергаются. Еще Указ 1573 г. разрешил покупку в вотчины пустопорожние (незаселенные) земли. Не менее интересен и следующий указ от декабря того же 1627 г. о праве родового выкупа. Вместе с предыдущим актом он вошел в состав Уложения 1649 г. К ним же следует присовокупить указ от августа 1646 г., уточнявший выкупные цены на вотчины, установленные Указом 1636 г. Соборное уложения царя Алексея Михайловича подвело черту под развитием вотчинного права в России, но черту не окончательную. Незавершенность слияния статуса поместий и вотчин можно видеть и в основной цели существования вотчин и поместий самих по себе. Здесь возможна следующая точка зрения: вотчина сравнялась с поместьем по принципу наследования, но вотчина так и осталась не равной поместью по служебному признаку. Иными словами, как верно отметил советский комментатор Соборного уложения, "вотчинник несет военную службу не как слуга, а как хозяин, защищающий свои права на монопольное владение землей" [Соборное уложение. 1987. С. 269]. Следовательно, помещик и вотчинник - не одного поля ягоды. Это лишний раз подтверждается принципом, закрепленным Уложением: по вотчине служба, а по службе поместье. Чем богаче землевладелец (вотчинник), тем на более почетную службу он может претендовать; чем почетнее служба помещика, тем на большее верстание поместьем он может претендовать! Итак, по Уложению, три типа вотчин: родовые, жалованные (выслуженные), купленные. Согласно смыслу ст. ст. 1 и 2 гл. XVII Уложения родовые вотчины по своему статусу приближены к выслуженным. Это, собственно, старое положение, установленное еще указами 1627 г. о составе круга родственников, допускаемых к наследованию вотчин, как родовых, так и выслуженных. Особенно отчетливо это видно в положениях ст. 4 гл. XVII Уложения. Наиболее четкий принцип, который позволяет различать между собой эти три (на самом деле два) вида вотчин, - это принцип их наследования. Купленные вотчины однозначно рассматриваются как res communis мужа и жены. Такие вотчины делятся по жребию всем кругом наследников (ст. 5 гл. XVII Соб. ул.). Кроме того, законодатель предусмотрел довольно широкую свободу завещания купленных вотчин: "А которая купленная вотчина после умершего дана будет жене его, опричь детей, и она в той вотчине вольна, а иному до той вотчины дела нет" (ст. 6 гл. XVII Соб. ул.). Родовую и выслуженную вотчину передавали по наследству согласно строгому правилу родового наследования. Правда, здесь отчасти заметен и интерес государства, ожидавшего службы от вотчинника: вотчина состоит в некотором служебном отношении к службе Государю. Общие же правила родового наследования вотчин были суть следующие. Изначально в основе родового наследования лежал принцип агнатского родства. По пресечении линии наследников мужского пола к наследованию призывались женщины. Женщины в равной мере обладали правом родового выкупа. Сыновья однозначно являлись наследниками первой очереди (законодатель не раз говорит: "...наследуют, смотря по свойству их"). Но и братья наследодателя тоже являлись наследниками первой очереди. "Здесь дядя, кажется, предшествовал племяннику, - пишет известный историк русского права А.М.Ф. Рейц, - ибо он участвовал в общем владении с отцом умершего, хотя по степени и равен с племянником. Но племянник предшествует двоюродному брату" [Рейц. 1836. С. 308]. Внук же однозначно выступал наследником второй очереди. Женщинам при открытии наследства тем не менее назначался отказ, либо правительство заботилось о подобном распоряжении в указном порядке. Примером последнего следует назвать Указ 1627 г., неоднократно упоминавшийся выше. Последнее, положения вотчинного права распространялись и на свободных крестьян-общинников, а равно людей простого звания, служащих по прибору: "Да и казаком своих казачьих вотчинных земель никому не продавать и не здавать" (ст. 50 гл. XVI Соб. ул.). Дети боярские или дворяне. Основной массой служилого населения в Московском государстве было дворянство. Частью русское дворянство можно подразделить на дворянство "шпаги" и "мантии". Первые в основном и довольно долго составляли основу армии, вторые - бюрократического аппарата. Первое упоминание о дворянах восходит к известному эпизоду убийства князя Андрея Боголюбского: "...горожане Боголюбскые же и дворяне разграбиша дом княж" (ПСРЛ. Т. I, стб. 369 - 370). Летописец сообщает, что двор князя был разграблен городскими жителями и дворовыми слугами князя (дворянами). Таким образом, в основе российского дворянства лежит не родовитость, не благородство происхождения (Adel, как у германцев, или Lech, как у западных славян), а общее понятие службы. В целом все дворянство, не исключая и родовитые фамилии, выделилось из общей массы населения особенностью своей службы государству. Особенность службы заключалась в близости к Государю и способе управления самого разряда служилых людей. Уже начиная с 1550 г., со времени появления так называемого Московского списка, дворянство делится на несколько классов: тех, кто служит в непосредственном окружении царя, и тех, кто служит на месте своего испомещения, как тогда говорили, "в полках". 3 октября 1550 г. царь по приговору с боярами постановил набрать по разным концам государства избранную тысячу (на деле набрали несколько больше) дворян, которых расселили в ближайших от Москвы уездах. Саму "тысячу" уже тогда разделили на три статьи в зависимости от верстания в определенного рода службу. К концу XVI в. деление на статьи заменено было делением на чины. Общий и самый главный источник дворянства в начальный московский период - выход их на службу великому князю Московскому, следовательно, уход со службы удельных княжат и бояр. Со временем изменение в службе дворян повлекло за собой изменение в их статусе. Если ст. 121 Русской Правды (Кар. сп.) говорилось: "А се третие холопьство: тиунство из ряда или ключ к себе привяжет; с рядом ли, то како ся будеть рядил, на том же и стоить", то уже ст. 66 Первого и ст. 76 Второго судебников требуют совершения доклада для придания юридической силы договору личного найма: "По тиунству и по ключу по сельскому холоп з докладом и без докладу". Понятно, что содержание этих статей могло касаться и дворян. Это явствует, например, из содержания ст. ст. 78 и 81 Второго судебника. В целом же само дворянство очень долго не могло выйти из состояния служения частным лицам, а не исключительно государству. Дети боярские в Московском государстве вплоть до 1649 г. были двух родов. Те, кто непосредственно служил царю, т.е. государству, кто забыл уже своих господ. О таких часто встречаем упоминание в летописях. Например: "...а в 11 день, в неделю приехаша к великому князю из града Твери князи и бояре тверские и биша ему челом в службу" (ПСРЛ. Т. IV. Ч. 1. С. 526). Так, летописец сообщает о взятии в 1487 г. Твери Иваном III. И те, кто довольно долго продолжает, несмотря ни на что, служить крупным землевладельцам, боярам. Известны, например, патриаршие бояре и дети боярские. Именно к ним относилась гл. XII Соборного уложения, устанавлившая для этого разряда единый со всеми порядок суда. В этой связи уместно привести два указа 1558 и 1642 гг., дополнявшие ст. ст. 78 и 81 Второго судебника. Смысл Указа от 1 сентября 1558 г. состоял в уточнении права дворян поступать в служилую кабалу. Возможность эта была установлена ст. 81 Судебника: "А детей боярских служилых и их детей, которые не служивали, в холопи не примати никому, опричь тех, которых государь от службы отставит". Статья 78 этого же памятника касалась минимума служилой кабалы, установив его в 15 руб. Указ 1558 г., таким образом, дополнял и развивал вышеупомянутые статьи Судебника. Общая цель законодателя в данном случае ясна: твердо отстаивать интерес государства. Окончательно эта проблема была решена в 1642 г., Указом от 11 марта устанавливалось: "А которые дети боярские по государеву указу и по боярскому приговору их холопства освободятся и воровством, не хотя государевой службы служити, учнут бити челом в иные боярские дворы и всяких чинов людем; и тех детей боярских указывал государь и бояре приговорили отдавати в холопи тем боярам, у кого они наперед нынешнего государеву указу и боярского приговору в холопстве были. А впредь с нынешнего государеву указу и боярского приговору дворян и детей боярских, и племянников, и внучат, верстанных и не верстанных и недорослей в холопи никому не принимать". Это положение практически в неизменном виде вошло в ст. ст. 1 - 4 гл. XX Соборного уложения. Служба дворян и детей боярских проходила согласно их верстанию. Вид службы определялся, "смотря по чину и чести", как говорил Котошихин. Верстание было двух видов: земельное (поместное), хорошо известное со времен Иоанна Грозного (см. ст. 1 гл. XVI Соб. ул.), и денежное. Причем поместное верстание было обусловлено предыдущей службой отцов их, так как изначально человек не мог претендовать на большее, нежели его предок, и наоборот. В этом моменте связанности настоящих поколений с предшествующими - через размер самого поместья, а равно прямого влияния прошлого на служебное настоящее мы можем видеть некоторые причины неизживаемости местничества. Человек не мог прыгнуть не просто выше своей головы, но дальше своих предков; хотя, конечно, были счастливые исключения, в основном связанные со старой византийской традицией, согласно которой православный монарх должен брать себе жену из числа дочерей своих подданных. Второй вид верстания - денежный оклад. Котошихин на страницах своего труда приводит подробную роспись денежного верстания служилых московских чинов. Денежный оклад давался непосредственно при несении государственной службы (раз в год или сразу за несколько лет). Вне службы бояре и помещики (дворяне) жили с вотчин и поместий. В целом положение детей боярских на Москве было незавидным. Тяготы службы усугублял неповторимый стиль русской бюрократии (проблески его были видны уже тогда). Вот прямо-таки настоящий вопль отчаяния Ивана Пересветова (фаворита царя, sic!): "Службы твои государевы служу, с Москвы на службу, а с службы к Москве; а в поместье, государь, в твоем царском жалованье не дадут пожити ни часу. Недруги, государь, нас приезжих не любят. И ныне от обид и волокит наг и бос, и пеш. Служил емся трем королям, а такие обиды ни в котором королевстве не видал. Что есми было с собою собинки вывез, то все здесь потерял в обидах и волокитах" (Челобитная. 1902. С. 14). Да, не любят на Москве приезжих, ничего не скажешь! Поместное право. Поместья появились, если судить по уцелевшим памятникам права, уже во второй половине XIV в. Если предположить, что официальный законодатель, как правило, регулирует своей нормой обычай, давно сложившийся в обществе, то можем сказать, что становление поместного права приходится на время правления Василия II, при котором в массовом порядке идет прием служилых татарских царевичей и мурз. Поместное право представляет собой институт, группу норм, регулирующих земельные пожалования из дворцового, а потом и из казенного фонда в качестве вознаграждения за службу. В западноевропейском праве ближайшим аналогом нашего поместья будет бенефиций (особенно benefitium militaris), что роднит в некоторой степени порядки западного феодализма с московскими порядками. Но было бы наивно полагать, что подобная аналогия на самом деле уместна. Такой способ формирования вооруженных сил мы видим во все времена и во всех культурах. Главное, что не позволяет согласиться с подобной аналогией это то, что бенефициарная система, несмотря на ее "феодальность", знает очень сильный институт государства и централизованной власти, тогда как подлинный феодализм есть отрицание государства и центральной власти вообще. Основной принцип поместного права - по службе поместье. Низший предел размера службы состоял уже во времена Иоанна Грозного в 100 четях земли <1>, с которых полагалось выставлять тяжеловооруженного кавалериста. Основная тенденция, доминирующая во время существования поместного права, - возрастание вещных прав на поместье. Ко времени издания Соборного уложения у помещиков сложился ряд полномочий. -------------------------------<1> На сегодняшний счет это около 96 гектаров земли. Формально "четь" или "четверть" представляла собой пространство, на котором высевалась четверть хлеба. Московская четверть в ту эпоху как мера сыпучих тел равнялась 6 пудам ржи. Наибольшее сближение поместного права с вотчинным (полной собственностью) мы наблюдаем в области наследования. Отчасти наследование поместий играло роль пенсионного обеспечения вдов и сирот детей боярских (ст. 31 гл. XVI Соб. ул.), павших на поле боя. Общий же принцип, который был установлен в отношении наследования поместий: сыновья наследуют вместе с поместьем службу отца. В 1636 г. особым указом было определено, что поместья отходят именно младшим сыновьям, поскольку, как правило, старшие уже были поверстаны на государственную службу. Не стоит забывать, что служба дворян тогда начиналась с 15 лет согласно Указу 1558 г. Мена поместий вообще первый вопрос, который регулирует законодатель вслед за росписью статей поместного верстания (гл. XVI). Обязательным условием договора мены является его регистрация в Поместном приказе (ст. 2 гл. XVI). Характерно, что интерес службы не допускал неравноценного обмена (ст. 3 гл. XVI). Поместье в принципе было невозможно поменять на вотчину, но поместье можно было выкупить в вотчину с именного царского указа. Право залога, как видно из содержания ст. 69 гл. XVI, использовалось служилыми людьми как завуалированная форма продажи поместья, что прямо было запрещено законом. За подобного рода действия Уложение предписывало виновных бить кнутом и ссылать в полки. Проданное же таким образом поместье отбиралось у покупателя и возвращалось продавцу на безвозмездной основе. Тяглое население. Слово "тягло" (древнерусское тагло) фактически является калькой с древнегреческого ЛамбдаЭпсилонЙотаОмикронИпсилонРоГаммаЙотаАльфа, обозначавшего "общественную службу", "повинность". В Древнем мире государство из-за нехватки наличных средств, отчасти еще из-за неразвитости государственного аппарата, прямо возлагало на своих подданных обязанность несения некоторых видов государственной службы или выполнение тех работ, которые при развитом государстве выполнялись бы его органами (служащими). Московское государство, вне всякого сомнения, переняло этот институт из практики Византийской империи. Кроме того, совершенно очевидно, что основной причиной развития тягла стала исключительная бедность страны. Все иностранцы в один голос говорили, что в Московии нет залежей полезных ископаемых, все серебро и золото - привозное. Единственно, что доступно государству для оплаты труда служилых людей: заставить одних содержать других. Эта обязанность содержать за счет своих доходов государственный аппарат и военнослужилых приводит к становлению тягла. Вообще тяглое население делилось согласно схеме, обозначенной выше, на несколько разрядов, важнейшие из которых определены как городское (посадские) и сельское (крестьяне). Все юридически свободное население (включая крепостное крестьянство формально до отмены права Юрьева дня) русского государства этого времени можно считать тяглым. Тягло, таким образом, - род службы, но в отличие от службы административной и военной дворян эта служба финансовая. Тягло - строго личный вид службы. Его несет каждый совершеннолетний мужчина в государстве. В городах тяглые единицы посадские дворы, следовательно, субъект тягла (тяглец) - домохозяин. То же и в сельской местности, где основная тяглая единица - выть, хозяин которой черносошенный крестьянин. Тягло как понятие государственной службы окончательно развилось к периоду Уложения. Именно к этому времени мы можем различать его понятие в узком и широком смысле. Итак, тягло в широком смысле - служба вообще, прежде всего государству. Тягло в узком смысле - служба конкретная, прежде всего финансовая, как городского населения (посадских), так и сельского (черных людей). Непременным условием тягла является проживание тяглеца на государственной земле; тягло тянется с государственной земли, таково условие. В этом виден, кстати, очередной парадокс русской истории, поскольку крепостной в поместье в равной мере считается тяглецом. Иное же дело, если вотчина и поместье населены холопами (обельными или кабальными). Этот разряд освобожден от тягла, что является основной причиной привлекательности несвободного состояния в это время. Налогов с частной собственности не платят. Именно это заставило правительство отменить рабство (холопство), что произошло, скажем, забегая немного вперед, в 1718 г. по первой ревизии. *** К наиболее привилегированному слою городского тяглого населения относились гости. Служилая честь гостя защищалась штрафом в 50 руб. (ст. 56 Второго судебника). Основное отличие гостя московского периода от гостя Древней Руси состоит в том, что первый уже перестал быть иноземцем теперь это туземный купец; иностранцам больше почестей не оказывают, за исключением периодов некоторого благоприятствования к той или иной торговой нации. Само звание гостя дается теперь правительством за особые заслуги в области торговли, за оказание экстренной финансовой помощи казне и т.п. Число гостей строго ограниченно. Так, во времена Котошихина их насчитывалось "блиско 30 человек". Гости согласно Уложению (ст. 8 гл. XVIII) пользовались следующими льготами: "А будет кому гостем или торговым людем даны будут государевы жалованные грамоты за красными печатями, что у них стояльщиков не ставить, и с черными сотнями им в тягле не быть, и питья у них не вымать, или торговым же людем за службы и за таможенные и кабацкие приборы з гостиным имянем, и с таких грамот печатных пошлин имати по два рубля с полтиною з грамоты". Помимо этого до 1666 г. гости могли свободно покупать вотчины, судиться "на Москве и в городех, у бояр и у воевод, и у приказных людей, где кто ведом и судим; а своих у них судов никаких делов не бывает" (Котошихин. 1906. С. 140). Вообще торговля в русском государстве издавна находилась под сильной опекой власти. Татары со своей страстью к торговле только усилили роль правительства в этой сфере. Опека правительства выражалась не только в подробной градации штрафов за бесчестье лиц торгового класса (начиная со ст. 26 Второго судебника), но и в мелочной регламентации самого торгового дела. Купцам, например, запрещалось свободно разъезжать по стране для торга, торговать они могли в определенных местах. В стране существовала сеть внутренних таможен. Только гости имели право свободного разъезда: "Куда им лучится в дорогу ехать для своего промысла, и у них на реках перевозех, и на мостех мостовщины, и проезжего мыту не имати, а перевозить их на реках, и пропущати на мостах безденежно", гласила Жалованная грамота гостям и людям суконной сотни от 1648 г. Внутренняя разъездная торговля запрещалась, кстати, тоже иностранцам. Иноземные купцы обязаны были предъявлять все свои товары на внешней (пограничной) таможне к осмотру. Казна имела право преимущественной покупки; только потом русские купцы могли покупать товары иноземцев. Средний слой городского населения - основное тяглое население, несшее главное финансовое бремя. Конечно, у него не было столько льгот, как у разряда гостей, но им гарантировались свобода торговли и занятие ремеслом и разного вида промыслами в городах. Особо правительство заботилось о том, чтобы тяглое посадское население не переходило в так называемые белые слободы, представлявшие собой частновладельческие дворы, население которых изъято было из государственного тягла. Этим объясняется запрет Соборным уложением белых слобод, впредь таковые велено было отписывать на государя. Прежние белые слободы, таким образом, становились черными, т.е. тяглыми. Сами посадские сотни получили право виндицировать своих беглых тяглецов откуда бы то ни было (ст. ст. 1 - 5 гл. XIX Соб. ул.). Посадский в принципе мог дослужиться до звания гостя. Городское население организовывалось в сотни и слободы. Органами управления сотен (слобод) были выборные головы, целовальники, десяцкие и другие лица. Их выбирали сроком на один год. Основное предназначение этих чинов - финансовое управление. Котошихин разъясняет: "А который человек гость и торговый человек, будучи в головстве в таможне и у иных сборов и у продажи, и у соболиные, и иные казны, в котором году год перед годом казны соберет болши: им за тое службу от царя бывает похвала, и бывает жалованье, по купку или по ковшу серебряному, да по сукну, да по камке, а товарищам целовальникам по ковшу серебряному, да по сукну и по тафте, смотря по прибыли и человеку. А будет который гость или иной человек, будучи у збору или у продажи, перед старыми годами прибыли соберет менши прошлого году, своим нераденьем, гулянем или пианством: тое прибыль, которой было быть в котором году, сочти против иных годов прибылей, берут на них самих; да сверх того бывает наказанье кнутом. А будет они, верные головы и целовальники, и истинны не соберут сполна за дороговью или за иным чем-нибудь, а не своим нераденьем: и таким за такие дела не бывает ничего" (Котошихин. 1906. С. 140). Десяцкие смотрели за соблюдением государственной винной монополии и за запретом курения табаку (ст. ст. 1, 20 гл. XXV Соб. ул.). Сельское население состояло из довольно большого числа разрядов. Вот лишь небольшое перечисление их: половники, серебряники, складники, бобыли, соседи, захребетники, старожильцы, монастырские детеныши и т.д. Далеко не все они входили в состав "черных людей", т.е. несущих государственное тягло. Основной критерий - проживание на государственной земле. Отношение крестьянина, таким образом, с государством выражалось через его отношение к земле. Землю представляла община (мiръ). Регулировались эти отношения порядной записью. Заключив такую запись, крестьянин становился вытным, т.е. владельцем выти, с которой нес тягло. Вытный волен был взять себе в батраки других безземельных крестьян, которые становились захребетниками. Знали эти отношения и особый разряд полувытчиков, в который входили бобыли или казаки. Они, исходя из названия, несли только половину тягла. Переход крестьянина из общины в общину подчинялся нескольким общим правилам. Во-первых, для черносошенных крестьян, так же как и для крепостных, действовало правило Юрьева дня. Во-вторых, право перехода могло быть осуществлено только с согласия общины; она должна была согласиться взять к себе нового тяглеца вместо прежнего. Новый тяглец мог быть принят общиной и не на правах вытного, а по порядной записи он мог взять участок земли у общины для оброка. В этом случае оброчная запись не оформляла тягло, община просто получала лишний источник дохода для себя. В дальнейшем эти отношения оформлялись в виде так называемых кортомных записей. Сама кортомля - это вид арендных отношений в отечественном древнем праве. Наконец, при выходе вытника платился общине окуп; это некий аналог пожилого, который платился крепостным при выходе от помещика. В гражданско-правовом отношении черносошенные крестьяне не сильно отличались от служилых. Так, ст. 12 Первого судебника приравнивает показание на суде черносошенного крестьянина к показаниям дворянина. Только ст. 5 Второго судебника изменяет это соотношение, приравняв показания двух детей боярских к показаниям трех крестьян. Постепенно это неравенство усиливается. Однако крестьяне, как крепостные, так и черные, очень долго судились земским и губным судом; они могли назначать от себя своих судей в случае, если образовывался смесной суд. Черносошенные крестьяне могли покупать земли в вотчины. Крепостное право и состояние. Следует отличать крепостное право от крепостного состояния. Юридически это разные вещи. Крепостное право - это право помещика на личность крестьянина, его труд. Крепостное состояние - это прикрепление крестьянина к земле, к поместью, к определенному месту жительства. Оба этих института сложились в России не сразу и развивались довольно долго <1>. Крепостное же право было уничтожено по крестьянской реформе 1861 г. -------------------------------<1> Нечто подобное крепостному состоянию, например, было возрождено в годы советской власти, например, в виде так называемой прописки. Общая история становления этих институтов может быть разделена на несколько периодов. Первый период - до официального закрепления в законодательстве права Юрьева дня (по Первому судебнику), второй - до введения урочных лет по указу 1597 г., третий - до издания Соборного уложения, когда сыск беглых крестьян стал бессрочным, четвертый - до 1797 г., до знаменитого указа императора Павла I о трехдневной барщине, положившего конец развитию крепостного права. С этой даты и до 1861 г. в России идет постоянная и напряженная работа по уничтожению этого явления русской жизни. Первое время до 1497 г. или, пожалуй, до 1597 г. отношения между крестьянами и помещиками подчиняются емкой формуле, сформулированной позже П.Н. Милюковым: "Обязанность, возложенная на крестьянство, считалась особым видом службы государству. Хотя государство и не позаботилось точно определить границы обязанностей крестьян к их помещикам, тем не менее ни земля, данная за службу, ни тем более сами крестьяне не считались отданными помещикам в полную собственность. Крестьянин смотрел на служилого человека, которого он обязан был "слушать" и подати ему платить, как на царского слугу, а на свое подчинение ему - как на временную форму казенного вознаграждения за его службу государству" [Милюков. 1909. 1 : 260]. Эта довольно абстрактная связь помещика с крестьянами составляет суть первого периода. Во всяком случае меры вознаграждения служилого за услуги царю напрямую зависят здесь от крестьян. Как только последние посчитают, что помещик запрашивает лишнее, они от него уходят. Так, немец-опричник Г. Штаден, служивший в опричниках у Иоанна Грозного, сообщает: "Все крестьяне страны имеют в Юрьев день свободный выход. Они принадлежат тому, кому захотят" (Штаден. 1925. С. 123). При большой убыли крестьян из поместья правительство наделяло помещика новым населенным имением. Однако, судя по документам, большинство убыли приходится на побеги и выводы крестьян, а не на их переход по праву Юрьева дня. Согласно писцовым книгам вотчин великого князя Симеона Бекбулатовича получается, что в 1580 г. из его вотчин ушло 305 крестьян, из них по праву Юрьева дня ушло только 53, тогда как 188 крестьян были сманены другими землевладельцами, 59 крестьян просто сбежали, на 5 других данные не сообщаются. Прикрепление в это время касается в основном тяглых людей, так называемых старожильцев. Те же, которые крепились за старожильцами: безвытные, захребетники, подсуседники и пр., стали объектом крепостного состояния только во время второй ревизии, т.е. при преемниках Петра Великого. В науке истории русского права наибольшие споры вызвали способы развития крепостного состояния. На сегодняшний день существует три общих направления. Мнение В.О. Ключевского можно считать общим мнением ученых первого направления. Прикрепление как способ оформления крепостного состояния есть мера чисто полицейского свойства, чтобы население не разбредалось, благо страна огромная и скрыться есть где. Однако эта полицейская мера имела юридическую форму фиктивного договора займа. Дело в том, что порядная запись (см. выше), которой оформлялось вступление вновь прибывшего тяглеца в общину, заменяется постепенно ссудной записью - фиктивным договором займа, возвращение долга по которому не предусматривалось. К тому же невозможность возврата зачастую была обусловлена слабосильностью крестьянского хозяйства. Второе направление исходит из полемики с первым. Например, М.Ф. Владимирский-Буданов полагал, что закрепление не могло идти через ссуду, поскольку тогда разницы между холопом (кабальным) и крестьянином не будет никакой. Закрепление, наоборот, шло обычным образом, посредством выработки к 1597 г. обычно-правовой нормы, санкцией к которой стал указ того же года об урочных летах (сроках сыска беглых крестьян). Окончательное прикрепление состоялось при переходе срочной санкции в бессрочную по Соборному уложению. Формального закона об отмене правила Юрьева дня правительство так и не издало. Представители третьего направления (С.М. Соловьев, В.И. Сергеевич, И.Д. Беляев, советские историки) в основном склонялись к тому, что, наоборот, такой указ об отмене Юрьева дня был. Истины ради надо признать, что большая часть этой группы ученых отвергала подлинность Указа 1607 г. об отмене Юрьева дня, считая его позднейшей подделкой. Разумеется, только советские историки считали его подлинным. Тем не менее полагают, что при царе Федоре Иоанновиче по совету всесильного Бориса Годунова был запрещен переход крестьян. Косвенным доказательством существования такого распоряжения считают указы 1601 и 1602 гг. самого Бориса Годунова, разрешавшие временный переход крестьян. Но из смысла этих указов не явствует, что именно законодатель имеет в виду: переход по праву Юрьева дня или вывод, т.е. сманивание крестьян помещиками друг у друга. Причем парадоксальность этих указов заключается в том, что сманивание возможно в "Юрьев день осеннего, да после Юрьева дни две недели". Тем не менее представляется, что второе направление более близко к истине. Вряд ли можно считать, что на Москве (родине крепостничества) не сохранился бы указ, устанавливавший основы этого самого крепостничества. Логически вернее предположить, что указы, вводившие, а потом удлинявшие сроки сыска беглых крестьян, представляли собой санкцию, наказывавшую крестьян за нарушение правила Юрьева дня - уход от помещика уже в любой день помимо Юрьева. Право перехода, таким образом, превратилось в самом начале XVII столетия в право принудительного вывоза. Сам вывоз или сманивание крестьян тоже со временем подвергся законодательному запрету. Так вырабатывается норма обычного права, позволяющая закрепощать крестьян. И последнее, во всей этой истории крайне интересны факты, по которым можно судить о том, что крестьянство никак не собиралось оставаться пассивным наблюдателем собственного закабаления. Практика правительства (в этом состояла суть нарождавшегося обычая) вызывала ряд крестьянских волнений. Не без основания считают, что восстание Ивана Болотникова (несмотря на весь его откровенно бандитский характер) было спровоцировано практикой исполнения указов об урочных летах, восстание Степана Разина - введением бессрочного сыска, восстание Емельяна Пугачева - отменой обязательной службы дворянства. Крестьянство, как совершенно логично предположил П.Н. Милюков, задалось вполне резонным вопросом: если дворянам позволено не служить (по Манифесту о вольности дворянству 1762 г.), то почему они, крестьяне, должны служить дворянам-дармоедам? Прикрепление крестьян к земле посредством искоренения практики правила Юрьева дня в конце концов сыграет свою роль в истории России. У русских крепостных крестьян к отмене крепостного права (1861 г.) разовьется стойкое убеждение, что они (крестьяне) настолько "крепки земле", как писал в свое время М.М. Сперанский, что помещичья земля на самом деле не помещичья, а их, крестьянская. Это отрицание права частной собственности на землю сначала за помещиками, потом уже и за всеми остальными даст возможность большевикам сыграть на этом чувстве. Факт остается фактом, никакая продразверстка не смогла пересилить это укоренившееся убеждение русского крестьянина. В результате победа большевиков в Гражданской войне и более чем семидесятилетний большевистский эксперимент. Чем не наглядный пример, демонстрирующий "эффект бабочки": взмах крыла (всего-то наплевали на право Юрьева дня), может аукнуться спустя четыреста лет, вызвать национальную катастрофу. Именно в просчитывании результатов подобного рода эффектов состоит истинное искусство историка. *** Время определения основных принципов крепостного состояния выявило также и новые виды эксплуатации, которые стали применяться к крепостным. А именно появляется формула ст. 88 Второго судебника о боярском деле, под которой скрывалась хорошо известная позднее барщина. ливонское разорение, опричнина, Смута и другие потрясения только усиливали гнет, так как правительство все больше и больше отстранялось от регулирования взаимоотношений помещиков с их крестьянами. В результате стало активно развиваться крепостное право, заключавшее в себе, напомним, правомочие помещика распоряжаться личностью и собственностью крестьянина. Картина развития этого правомочия представляла собой следующее. По Указу 1625 г. труд тяглого крепостного стал приближаться к труду холопа. Так, например, убийство крепостного влекло за собой не только уголовную, но и деликтную ответственность. По Указу 1628 г. кредитор получил право обращать к взысканию на имущество крепостных своего должника. Указ гласил: "...которые городовые люди на Москве стоят в правеже в больших искех рублев во сто и больше, а есть у них в городех вотчины и поместья... и тех людей посылать в вотчины и в поместья, и велети правити на людех их и на крестьянах". Таким образом, помещики получили право выставлять вместо себя своих крестьян на правеж. Отменено это правило было в 1827 г.! В 1642 г. состоялось новое ограничение личных прав крепостных. Их долговые требования не подлежали удовлетворению. Сделано это было с целью ограничить деловую свободу крестьян, лишить их кредита и возможности найма на работу. Статья 32 гл. XI Уложения подтвердила это правило, разрешив, впрочем, наниматься без ссудных записей и служилых кабал, т.е. на короткий срок. Указом 1726 г. эта норма Уложения была отменена, отныне крестьянам было запрещено уходить на промыслы, а Указом 1761 г. крестьянам было запрещено обязываться векселем. По регламенту Камер-коллегии казна с 1731 г. перестала давать крестьянам откупа и вступать с ними в обязательственные отношения; до этого крестьяне свободно вступали в такие отношения и распоряжались своим движимым и недвижимым имуществом. Но и это право у них было отнято Указом 1730 г. Указом 1792 г. крестьяне стали принадлежать земле, т.е. были объявлены частью инвентаря, но это положение, конечно, соблюдалось плохо. С 1740 г. крестьяне перестали приносить присягу Императору, за них это делал помещик. Личная власть помещика над крестьянами развивалась следующим образом. Указом 1642 г. подтвержден существовавший ранее в качестве обычая судебный порядок возвращения беглых крестьян. Указ 1706 г. сделал этот порядок внесудебным. Год спустя учреждается особый штат сыщиков (по 10 - 15 человек) при воеводах, которым велено сыскивать беглых. По Указу 1661 г. помещик, принявший беглого крестьянина, обязывался за свой счет вернуть его прежнему владельцу. Указом 1681 г. подтверждалась установленная еще ст. 10 гл. XI Уложения пеня в 10 руб. за прием каждого беглого. В следующем 1682 г. велено было брать по четыре крестьянина за каждого беглого у укрывателя. Однако в этом же году это положение было заменено пеней в 20 руб. В 1692 г. к этой пене прибавилось битье кнутом за укрывательство беглого. Чуть ранее, в 1667 г., Церковь лишили ее древнего права давать убежище беглым. Ряса и схима перестали для беглых быть средством защиты. Беглых крестьян лишали священнического сана, монашествующих расстригали и возвращали прежним владельцам. В 1724 г. в России была введена паспортная система (по Плакату того же года), для отлучки с места жительства крепостной теперь должен был получить срочный паспорт у своего помещика. В 1721 г. крестьянам запретили без ведома помещика самостоятельно записываться в солдаты. Сама отдача в солдаты по Указу 1764 г. влекла за собой только временное освобождение от личной власти помещика. По истечении 25 лет срока службы помещик мог потребовать крестьянина к себе. Дети, рожденные от солдат, принадлежали военному ведомству. В 1739 г. крестьянам было запрещено откупаться от рекрутчины; помещик же получил право по собственному усмотрению отдавать крестьян в рекруты. В 1768 г. помещикам, правда, запретили торговать рекрутами, но этот запрет соблюдался очень плохо. Так, известный либерал П.Я. Чаадаев, "свободы сеятель пустынный", не раз поправлял таким образом свои пошатнувшиеся финансы. Указом 1675 г. было разрешено свободно торговать крестьянами на вывод, менять, дарить и т.п. Только в 1843 г. последовал указ, запрещавший продажу крестьян поодиночке (т.е. разлучать семьи). Ранее, в 1771 г. был издан указ, запрещавший продажу крестьян с аукциона. Но этот указ плохо соблюдался, так же как и другой Указ 1801 г., запрещавший печатать в газетах объявления о продаже крестьян. Личная власть помещика над крестьянами имела и полицейский аспект. Начало этому было положено Указом 1653 г., по которому помещики получили право налагать телесные наказания на крестьян за пьянство и драки. В 1673 г. помещик получил право наказывать крестьян за воровство. Указом 1732 г. помещик получил право выселять крепостных, что было специальной мерой правительства: таким образом хотели ускорить колонизацию Сибири и других отдаленных территорий. В 1760 и 1827 гг. это право помещиков было подтверждено. В 1765 г. помещик получил право отдавать крестьян в срочную каторгу, в 1807 г. это право было отменено. В 1766 г. помещики получили право ссылки крестьян в Сибирь. В целом положение крепостных крестьян постепенно приближалось к положению холопа. Впрочем, можно рассудить и по-иному: положение холопа поднималось до положения крепостного. Сначала правительство запрещало помещикам переводить крестьян в холопы, так как это сокращало тяглое население (ст. 6 гл. XX Соб. ул.). Но этот запрет соблюдался плохо. Покончил с этим Петр Великий со свойственным ему радикализмом. В 1714 г. в связи с изданием Указа о единонаследии тягло с земли было перенесено на личность (введена подушная подать, отмененная только императором Александром III). Теперь холопы, как и тяглые, обязаны были платить подушную подать. Кроме того, еще Указом 1658 г. побег крестьянина стал приравниваться к побегу холопа. Решающим, однако, стал Указ от 13 октября 1675 г., когда по челобитью боярина Матвеева правительство разрешило фактическую продажу крестьян, что ставило их вровень с холопами. Так единовременная, казалось бы, мера правительства стала своеобразным ratio decidendi для последующих решений. По первой ревизии (1718 - 1719) крестьян велено было писать в один разряд с дворовыми холопами. Сделано это было в фискальных интересах, чтобы помещики не смогли переводить крестьян в дворовые, освобождая их тем самым от тягла. По второй ревизии (1742 г.) дворовые совершенно сравнялись по статусу с крепостными. Тогда же всем гулящим велено было определиться: либо поступить в военную службу, либо записаться за каким-нибудь помещиком. Общим началом смешения крепостных с холопами, таким образом, следует признать уничтожение юридического состояния рабства в России. По меткому замечанию И.Д. Беляева, "первая ревизия, с одной стороны, объявила доселе небывалое на Руси отрицание всякого исключительного права собственности на людей и всех людей, живущих в России, признала государственными людьми, от старого до последнего младенца. По первой ревизии и раб, полный холоп и по закону, перестал быть в высших соображениях правительства исключительной собственностью своего господина: ревизия и его зачислила в народную перепись, поместила в число людей, служащих государству. Следовательно, и раб, прежняя безгласная собственность господина, получил некоторым образом значение лица, члена того общества, которое составляет Русское государство: он сделался слугой того же государства, которому служит и его господин" [Беляев. 1903. С. 237]. Контроль правительства за соблюдением своих актов по крестьянскому вопросу, равно как и сам надзор за крепостными крестьянами страдал, надо это признать, совершенно необъяснимым для России либерализмом. В стране до 1797 г. действовала норма обычно-правового свойства: "А будет который боярин или думной, и ближний человек, или и всякий помещик и вотчинник, учинит над крестьянами своими убойство смертное, или какое надругательство нехристьянским обычаем, и будут на него челобитчики: и такому злочинцу о указе написано подлинно в Уложенной книге. А не будут на него в смертном деле челобитчики, и таким делам за мертвых людей бывает истец сам царь" (Котошихин. 1906. С. 142). И все. Остальное подлежало святительскому суду либо не регулировалось вовсе. Несвободное население. В Московский период холопы сохраняются, сохраняются и их виды: обельные, докладные, кабальные и пр. Первый судебник ввел некоторые новеллы в положение холопов. Правоспособность холопов значительно расширилась по сравнению с прежним положением. С холопа берется пошлина за выдачу ему отпускной грамоты. Он уже однозначно не res, а субъект права, если сам за себя платит (ст. ст. 17, 20, 23 Первого судебника). Эти положения почти дословно повторены ст. 35-40 Второго судебника. Статья 56 Первого судебника устанавливает такое основание получения холопом свободы, как его плен: "А холопа полонит рать татарская, а выбежит из полону, а он свободен, а старому государю не холоп". Это положение повторено ст. 80 Второго судебника, причем она содержит уточнение: холоп получает свободу, выбежав не из татарского плена, а из плена вообще. Статья 34 гл. XX Соборного уложения требует, чтобы холоп попал в плен во время похода, т.е. участвовал в боевых действиях. Другим основанием получения свободы была земская измена его господина (с 1608 г.). Отпуск холопов на волю осуществлялся согласно духовной (завещанию). Например, ст. 14 гл. XX Уложения подробно расписывает принудительный порядок осуществления воли наследодателя, если наследники отказываются исполнить его волю. Отпуск холопов на свободу был безвозвратным (ст. 174 гл. X Соб. ул.). О статусе холопа как о субъекте, права которого защищены, говорит следующее. Например, по правилу Юрьева дня в случае перехода в холопы крестьянин не освобождался от тягла; крестьянин, ставший холопом, сохранял право убрать урожай со своего поля, которое покидал (ст. 88 Второго судебника). С холопов не берется пошлина за пересуд (ст. 64 Первого судебника). Соборное уложение (ст. ст. 60 и 87 гл. XX) запрещает разлучать семьи холопов. Холоп подвергается такому же наказанию, что и тяглые при бесчестии бояр и думных чинов (ст. 92 гл. X Соб. ул.). Холопство является строго индивидуальным (для докладных и кабальных), их дети не наследуют статус родителей в противовес холопам обельным или по закону (ст. 66 Первого судебника, ст. 76 Второго судебника). Статья же 30 гл. XX Соборного уложения несколько изменяет это положение, ставя условием долгосрочное проживание у господ детей кабальных холопов. В последнем случае на них велено "имати кабалу". Сам характер холопства, очевидно, в это время смягчается настолько, что ст. 81 Второго судебника разрешает подряжаться в кабалу дворянам. Окончательно это запрещено только ст. 2 гл. XX Уложения. Хотя ст. 65 гл. XX Уложения запрещала бывшим холопам требовать себе средств пропитания у бывших владельцев, тем не менее законодатель обязывал господ заботиться о холопах, кормить их в голодные времена, прямо запрещал выгонять больных и увечных холопов на улицу. Вместе с тем было бы неправильным приукрашивать положение этого слоя людей. Правосубъектность холопа была ограничена. Он не платил налогов (в этом было преимущество холопства), но он сам был имуществом своего господина. Право свободы наказания холопов рабовладельцами не подлежит сомнению. Дети холопов могли становиться автоматически рабами, если продолжали долго жить на дворе господина. При сыске беглых холопов их велено было пытать, если они запирались. Даже непризнание под пыткой в побеге не освобождало холопа от холопства. Правда, основанием в этом случае служили показания его близких: отца, матери, детей. Источники холопства в это время были суть следующие (ст. 66 Первого судебника, ст. 76 Второго судебника): - полная грамота; - по ключу с доклада, а не автоматически, как это предписывала Русская Правда; - женитьба или выход замуж; - приданое; - по духовной; - рождение; - плен. Последнее основание было подтверждено Соборным постановлением 1556 г. Ранее это была обычно-правовая норма. Однако плен теперь становится источником служилого холопства. Дети такого холопа были свободными. Плен перестал быть источником холопства (крепостного состояния) по Указу 1776 г. А в 1785 г. запрещен был переход из свободного состояния в крепостное. Основное отличие от времен Русской Правды, как можно судить, есть то, что поступление на службу теперь не является автоматическим источником холопства. Факт служилой кабалы требует правительственного одобрения, получения регистрации в Холопьем приказе. Но в то же время Устав о холопстве 1597 г. постановлял следующее: "...и которые люди служат в холопстве. по полным и по купчим и по рядным, полные люди". Таким образом, известная норма русского права о поступлении на службу как источнике холопства напомнила о себе неожиданным рецидивом в виде появления особой категории "добровольный холоп". Достаточно было вольному пожить более полугода у кого-либо, чтобы стать добровольным холопом этого лица. Однако 10 лет спустя формулируется общее правило, а именно: "не держати холопа без кабалы ни одного дни". Правда, ст. 16 гл. XX Уложения вернулась к прежнему положению, установив срок проживания в три месяца. Все эти противоречивые меры можно объяснить только стремлением государства не дать уменьшиться числу тяглых людей. Чтобы избежать этого, служилые кабалы предписывалось регистрировать у воевод (ст. 72 гл. XX Соб. ул.). § 5. Государственная власть в Московском государстве В Московский период истории русского права организация верховной власти в России получила законченную форму. Была установлена раз и навсегда спасительная форма единодержавия, составившая впоследствии отличительную особенность русской парадигмы власти. Именно эта особенность так существенно, противопоставила Русь Киевскую ("готическую"), не способную защитить себя самое, Руси Московской, становящейся России на путь имперского могущества! Верховная власть. До сих пор нет точного определения понятия, выраженного в русском языке словом "царь" (црь). Наиболее распространенная версия (поддерживаемая в основном филологами) - слово "царь" есть искаженное латинское "кесарь" (caeser). В славянские языки оно проникло в основном якобы через переводы Библии. Одним из аргументов в пользу этой версии может быть то, что слово это встречается в основном у южных и восточных славян, по преимуществу православных и, следовательно, переводивших Библию. Так, известно, что слово "король" в языках западных славян произошло от имени собственного императора Карла Великого, подвиги которого настолько удивили западное славянство, что имя этого правителя они возвели в сан. По данным И.И. Срезневского, слово "цесарь" (цсрь в его древнерусском написании) как калька с латинского caeser применялось в основном в религиозной литературе. Слово это обозначало "властитель", "государь". Например: "Не имам царя, тъкъмо кесара" (Иоанн, 19. С. 5). Однако характерно в этом отрывке, что евангелист противопоставляет царя (rex) кесарю (caeser). Библейские тексты, в основном новозаветные, хорошо знают Царя Небесного - Иисуса Христа и Царицу Небесную Богородицу. Заметим, не "цесаря" и не "цесарицу". Слово "цесарь" в его подлинном значении в основном употреблялось во внешних актах Древнерусского государства применительно к иностранным владыкам. Например: "Таково написана дахом цср тва вашего на утвержденiу обоим превывати" (Дог. Аскольда (Олега) 912(?) г.) или: "Ныме же уведел есть князь вашь посылати грамоты к цертву нашему" (Дог. Игоря 945 г.). Слово "царь" в основном используется для обозначения владыки, государя, но в ветхозаветном смысле: "Прииде Ходолагомор и царе иже с ни" (Быт. 14 : 5). Слово "царь", таким образом, в древнерусском языке означало "независимый владыка". Чаще всего под царем на Руси знали хана Золотой Орды: "В лето 6869 (1361) князи рустии пошли в Орду к новому царю Кидырю" (ПСРЛ. Т. IV. 1. С. 288). Одним словом, Црь обозначал владыку, причем владыку, государя вообще, чей источник власти не зависит от народа. "Царей и цариц православных, в благочестии просиявших под взметом пиши, царей и цариц неблагочестивых, но и ратовавших святую христианскую нашу веру и царствия земная складом пиши", - советовал учебник правописания XVII столетия. Основное значение за словом "царь" укрепляется тогда именно в смысле латинского rex или dominus, но никак не caeser. Нельзя перепутать царя милостью Божией с пожизненным президентом cum consensus populi. Тем более, что библейское "царь", особенно в старозаветных текстах, судя по всему, происходит от староаккадского sarrum, означавшего то же, что и современное "царь". *** Разберем теперь следующий вопрос верховной власти Московского государства, неразрывно связанный с ее наименованием. Это вопрос правопреемства: откуда царская власть была заимствована на Руси? Выше мы обозначали, что слово "царь" означает независимого владыку. Понятно, что под независимостью в русских условиях той эпохи понималась прежде всего независимость от Золотой Орды. В период с 1480 по 1502 г. Москва была независима от Орды (в 1502 г. Орда de iure прекратила свое существование). С прекращением существования Золотой Орды встал вопрос о наследовании улуса Джучи (Дешт-и-Кипчак). Весьма четко эта проблема обозначена в самом начале труда Котошихина: "Великий князи Иван Васильевич Московский Гордый со многими своими князи и з бояры ходил войной со многими войски под Казанское, Астраханское и Сибирское царствы; и Божиим изволением пленил тех царств царей с их государствы и з землями, и поселил в тех государствах и землях многих людей христиан для укрепления. И с того времени учинился он, великий князь над Московским государством, и над теми взятыми царствы, и над прежними княжествы, царем и великим князем Иваном Васильевичем всеа Руси; таковым обычаем в Российской земле началось царствование" (Котошихин. 1906. С. 1). Факт преемства власти от улуса Джучи тем самым неоспорим. Другая линия преемства заключена в византийском наследстве. Здесь можно видеть следующую картину. Конечно, после женитьбы на Софье Палеолог великий князь Иван III мог претендовать на трон византийских императоров, если бы тот существовал. Но на Москве отдавали себе отчет в несбыточности такой мечты. Этим можно объяснить отказ Ивана III купить у Андрея Палеолога (своего шурина) права на этот престол. Андрей Палеолог два раза приезжал в Москву (в 1480 г. и 1490 г.), чтобы продать свои права. Но дураков на Москве не оказалось. Тем не менее Московский царь однозначно считается наследником византийских василевсов (императоров). Почему? Здесь мы видим изначально не однозначную картину. По сообщениям византийского историка Никиты Хониата (XIII в.), русский князь (великий Киевский) согласно византийской табели о рангах носил титул стольника василевса. Согласимся, что путь от слуги до наследника весьма долог. Кроме того, Флорентийская уния 1439 г. серьезно уронила в глазах русских достоинство и блеск императорского венца. Сам собор русскими книжниками характеризовался не иначе как "суемысленный и богоотверженный" [Сокольский. 1902. С. 104]. Следовательно, было нечто другое, что позволило московским князьям считать себя наследниками византийских императоров. Обычно указывают на Константинопольскую патриархию, якобы заинтересованную в укреплении власти великого князя Московского. Несомненно, Вселенский патриарх сыграл свою роль в деле возвеличивания Москвы, но это случилось только после 1453 г., после падения Константинополя. До этого греки всеми силами мешали делу объединения русских земель вокруг Москвы. Причин тому, наиболее общих по своему характеру, можно назвать две. Первая - греки были союзниками Золотой Орды; она им помогала против турок-османов. То, что турки взяли Константинополь при Селиме, а не при Мураде II, есть в основном заслуга ханов улуса Джучи. Не стоит забывать о существовании особой Сарайской епископии в Орде. Угнетенное положение русских как подданных татар не вызывало серьезных сочувствий в Константинополе. Вторая - греки не были заинтересованы в поддержке притязаний Москвы Русской православной церковью. Конфликт между князьями, поддержанный отечественным клиром, грозил вылиться уже в раскол церковной среды. Не в последнюю очередь это было вызвано шантажом великих литовских князей, требовавших у Вселенского патриарха учреждения особой митрополии для своей части русских подданных. Взгляд на великого князя Московского как на преемника византийского императора был выработан исключительно трудами отечественных книжников. Деятельность их при этом походила больше на деятельность юристов (doctores legum) времен рецепции римского права в Германии, нежели на богословские изыскания. Немалая заслуга в том югославянских книжников, как сумел доказать П.Н. Милюков, перенесших на русского великого князя те ожидания, которые они питали в отношении скорейшего освобождения от турецкого гнета. Плодом их соединенного труда явилось в начале XVI в., как считают, "Сказание о князьях Владимирских", в котором была явлена юридическая формула связи Москвы с Константинополем. Именно в вымышленной родословной московских Рюриковичей и в якобы имевшей место передаче Константином Мономахом Владимиру Мономаху императорских инсигний (регалий) наши книжники увидели доказательство правопреемства Москвы (Рима Третьего) от Константинополя (Рима Второго). Доказательства эти, как показало будущее, были не столь уж безнадежны. Во всяком случае начиная с Ивана III, заявившего послу германского императора (Sarcum imperium romanum nationis teutonicas) об извечности царского достоинства своего рода, и заканчивая Иоанном IV, третировавшим за худородность происхождения Стефана Батория и издевавшимся над шведским королем, предлагая тому по низости происхождения писать к Московскому царю через наместника новгородского, мы не находим ни единого повода к сомнению в том, что московские великие князья верили в происхождение своего рода от Октавиана Августа, но практические выводы из такого предположения все же делали. Самым главным практическим и политическим выводом, к которому пришли московские Рюриковичи в результате всех этих книжных изысканий, стало то, что они единственно себя видели наследниками дела св. Владимира, единственно себя видели наследниками земли Русской и тех ее частей, которые были отторгнуты от нее в разное время. Только они отныне могли носить титул "всея Руси" и никто более! *** Положение христианского монарха, главы целого государства, отличается от положения вотчинника, каким до того был великий князь Московский. Прежде всего он был вассалом, теперь же он владыка sui iure: "Сего убо православия истинного Российского царствия самодержство Божиим изволением почен от великого князя Владимира, - писал Иоанн Грозный Курбскому, - просветившего Русскую землю святым крещением, и великого князя Владимира Мономаха, иже от грек высокодостойнейшу честь приимшу и храброго великого государя Александра Невского, иже над безбожными немцами велию победу показавшего, и хвалам достойного великого государя Дмитрия, иже за Доном над безбожными агряны велию победу показавшего, даже и до мстителя неправдам, деда нашего великого государя Иоанна, и закоснелым прародительствия землям обитателя, блаженныя памяти отца нашего великого государя Василия, даже доиде и до нас, смиренных скипетродержания Российского царствия" (Переписка. 1993. С. 12). Власть царя Московского противопоставлена власти отдельных лиц как внутри Московского государства, так и за его пределами. В первом случае царь есть pater familias (unu bon pere du peuple) всех своих подданных с правом жизни и смерти, правом на их имущество. Здесь достаточно вспомнить слова Иоанна Грозного: "А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же есми были" (Там же. С. 26). Царь - полный владыка, но владыка, однозначно долженствующий действовать на пользу себе и своим подданным. Благо царя - в благе его подданных. В то же время власть царя есть власть самодержавная <1>, т.е. не зависящая от воли его подданных. Сам Грозный по этому поводу заявляет: "А о безбожных языцех что и глаголати! Понеже те вси царствии своими владеют: как им повелят работные их, так и владеют. А Российское самодержство изначала сами владеют своими государствы, а не бояре и вельможи" (Там же. С. 16). -------------------------------<1> Напомним, что русское слово "самодержавие" есть то же, что и немецкое "Souveranitat". В русском языке слово "самодержавие" буквально от византийского "аитократюр". Наконец, царь есть олицетворение единства государства, несмотря на то что пережитки вотчинного взгляда на государственную территорию в Московскую эпоху дают долго о себе знать. Так, Котошихин писал, что царским детям и братьям даже в период после Смуты продолжали давать уделы, но уделы "не государственные", как он выразился. Делалось это именно с целью сохранения единства страны, поскольку в противном случае, "как бы то дано было, и тогда б они брату своему царю ни в чем непослушны были, а дети б их от них разлучились, и от того б приходило до великой смуты" (Котошихин. 1906. С. 19). Единство территории и самодержавие порождали вкупе такой принцип, как единство власти. Боярская Дума, Земские соборы и прочие органы, пользовавшиеся властными полномочиями, никогда не действовали самостоятельно, а если и действовали, то народ их либо сам не воспринимал, либо Собор прямо заявлял, что его главной целью является избрание царя. Так, известная семибоярщина в 1610 г. после низложения Василия Шуйского разослала по стране присяжные грамоты, в которых призывала народ признать их, бояр, власть: "Мы присягаем во всем их бояр слушати и суд их любити, что они кому за службу и за вину приговорят, и за Московское государство и за них стояти и с изменниками битися до смерти". Подобное эгалитарное заявление кучки аристократических проходимцев буквально вывело из себя патриарха Гермогена, который разразился в адрес бояр следующим письмом: "Бывшим боярам нашим, а ныне же и не ведаем, как и назвать вас, но ни во ум нам не вмещается сотворенная вами, ни слух нам никогда от таковых прияша, ни в летописаниях видехом, каковая невместимая человеческому уму содеяшася вами"; и далее: "Чающее бы они на Царя возсташа, а того забыва, что Царь Божиим изволением, а не собою приим царство". Но такое помрачение рассудка не могло увести народ от общей мысли и убеждения, которые выразили соборные посланцы в 1613 г. Михаилу Федоровичу Романову, заявив: "Без Государя ни на малое время быти не можно". *** Царское достоинство сопряжено было с несколькими полномочиями. Важнейшими из них были полномочия религиозные. Однозначно нельзя сказать, что русский царь был главой православной церкви. Скорее можно утверждать, что царь Московский был главой всех православных поместных церквей. Не случайно Иоанн IV послал суздальского архимандрита Феодорита в Константинополь за утверждением его собственного права быть преемником византийских василевсов. Признание этого права состоялось не просто решением Вселенского патриарха, но постановлением соборным. В ноябре 1562 г. в Москву прибыл посланец патриарха с грамотой, в которой утверждалось: "...реченному царю, господину Иоанну, быти и называться ему царем законным и благочестивым, увенчанным и от нас правильно, вместе с церковью, так как он от рода происходит и от крови царской, как мы уже сказали, и сие полезно всему христианству, повсюду законно и справедливо для утверждения и пользы всей полноты христианства". Так за царем Московским было закреплено это право. В чем его суть? Василевсы, а вслед за ними и русские цари отныне объявлялись согласно каноническим правилам православной церкви "centrum unitatis " (средостением церкви); они - ее главный судья; царь, как и василевс, есть "ФиЙотаЛамбдаАльфаКаппаТауОмикронСигма" "ПиЙотаСигмаТауЭпсилонОмегаСигма" (страж веры), как выразились отцы Халкидонского собора; царь - imperator sum etsacerdos (император и священник), как про самого себя сказал император Лев Исавр; царь, как и василевс, есть defensor ecclessia (защитник церкви); наконец, он - святой, хотя на Руси от этой части титулатуры василевса отказались. Русские цари использовали только титул "благочестивый". Во всяком случае такая скромность есть скромность чисто формальная. Указы русского царя есть такие же nostra divina praecepta, как постановления Феодосия и Валентиниана, его изречения - те же divino verbo, как Юстина и Юстиниана. Отношение православного монарха и Православной церкви подчинено взаимной обязанности их по отношению друг к другу (принцип симфонии). Царь и Церковь находятся в неразрывной связи друг с другом, поскольку связь эта освящена Богом в формуле "милостью Божией". Следовательно, власть царя установлена Богом и при посредстве Церкви. Власть царя держится Божиим промыслом, следовательно, царь есть еще и избранник Божий. Церковь посвящает царей посредством "особого своего чина и миропомазуя их на царство, на которых излита благодать Божия" [Никодим. 1897. С. 684]. Одним словом, за царем, как и за василевсом, по словам папы Льва Великого, признается "священническая ревность, священнический ум, священническая святость, священнический и апостольский дух". Но одновременно в столь высоком положении царя лежит и ограничение его власти: царь не может совершать действий, противных духу православия; отпадение от православия для него равносильно не только политической, но и физической смерти. Вору-самозванцу, сумевшему стать царем, хватило только подозрений в симпатиях к католицизму, чтобы его убили. Из священнических полномочий царя вытекало его право высшего церковного суда. Этим воспользовался Иосиф Волоцкий, когда, не поладив со своим прямым начальством - архиепископом Новгородским, напрямую обратился за защитой к Василию III. Несмотря на то, что поведение Иосифа Волоцкого противоречило каноническому праву, Василий III поддержал его. Само утверждение автокефальности Русской православной церкви также произошло благодаря поддержке царя. Избрание высших иерархов Церкви осуществлялось либо по прямому указанию царя, либо с его ведома и одобрения. Нередко цари выступали в роли законодателя по вопросам Церкви, доказательством чего служит деятельное участие Иоанна Грозного в Стоглавом соборе 1551 г. Вместе с тем русские цари до Петра не дают поводов обвинять их в цезарепапизме. Нередки случаи соправительства патриарха и царя, особенно при двух первых Романовых. Вместе с тем царь все же оставался "простым" человеком, в чем признавался Иоанн IV во втором своем письме к Курбскому: "А и з женою вы меня про что разлучили? Только бы вы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было. А будет молвишь, что яз о том не терпел и чистоты не хранил, - ино все есмы человецы" (Переписка. 1993. С. 104). Было бы вместе с тем большим преувеличением считать власть царя Московского равносильной власти абсолютного монарха в западноевропейском понимании. А некоторые советские историки находят черты абсолютизма чуть ли не с середины XVI в. Власть царя Московского не была абсолютной хотя бы уже потому, что исходя из вышеизложенных канонических правил царь не мог, как западноевропейский монарх, по собственному произволу менять веру своих подданных, тогда как на Западе мы встречаем это сплошь и рядом, особенно с утверждением во время Реформации принципа "cujus regio, ejus religio". Также известно, что начиная с правления Василия Шуйского цари давали за себя "поручную запись". Вот наиболее характерные выдержки из нее: "И позволил есмя я, царь и великий князь, Василей Иванович всеа Руси, целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом з бояры своими смерти не предати, и вотчин, и доров, и животов у братии их, и у жен, и у детей не отъимати, будут которые с ними в мысли не были. Также и у гостей, и у торговых, и у черных людей, хотя которой по суду и по сыску доидет смертные вины, и после их у жен их и у детей дворов и лавок, и животов не отъимати, будут с ними они в той вине неповинны. Да и доводов ложных мне, великому государю, не слушати, а сыскивати всякими сыски накрепко и ставити с очей на очи, чтоб в том православное христианство без вины не гибли; а хто на кого лжет, и, сыскав, того казнити, смотря по вине его: что было возвел неподелно, тем самым и осудится" (Собрание. 1818. 2. N 141). Этот своеобразный Habeas corpus act был повторен царем Михаилом Федоровичем, но его сын, царь Алексей Михайлович, как писал Котошихин, "письма он на себя ни дал никакого, что прежние цари давывали, и не спрашивали, потому что разумели его гораздо тихим" (Котошихин. 1906. С. 126). Юридическое установление власти царя произошло путем изменения московскими Рюриковичами порядка наследования великокняжеского престола. Изменение происходило путем все большего увеличения удела старшего сына, с одной стороны, а с другой - оказания ему предпочтения в деле передачи стола. Вехой стало завещание Ивана III, который отказал только одному Василию III 66 городов, а четверым остальным его братьям только 30. Сначала наследование шло внутри династии. Наследование осуществлялось в силу обычая, который нередко фиксировался в духовной грамоте (завещании). Нередко в духовной устанавливался порядок регентства при малолетнем наследнике. Так, например, поступил Василий III, дав регентство своей супруге Елене Глинской. Но все это время продолжается практика заключения договоров великих князей со своими родственниками (братьями и дядьями) о том, что они будут почитать великого князя в "отца место". Родовой принцип наследования престола продолжал давать о себе знать. Иоанн IV вводит новую практику - подтверждение прав на престол Земским собором. Отчасти в это время даже утверждается принцип выборной монархии на Руси, когда выбираются новые династии, таковых случаев было по крайней мере три (Годуновы, Шуйские и Романовы). Ирония истории заключена в том, что последним царем, которого формально избрали на царство, был Петр I. В то же время практика избрания Земским собором царя подкрепляет набиравшее силу положение: что престол передается только старшему сыну. В заключение скажем несколько слов о характере власти царя Московского. Сами цари смотрели на власть как на тяжелую обязанность, которую возложил на них Бог: "Всегда бо царям подобает обозрительным бытии, овогда кротчайшим, овогда же ярым; ко благим убо милось и кротость, ко злому же ярость и мучение, аще ли сего не имея, несть царь. Царь бо несть боязнь делом благим, но злым. Хощеши ли не боятися власти, то благое твори; аще ли зло твориши, бойся, не бо туне меч носит - в месть убо злодеем, в похвалу добродеем" (Переписка. 1993. С. 19). Однако наиболее спорной в характере царской власти является как раз деятельность автора процитированных выше строк. Его политика "вдовьей доли" (опричнины) до сих пор вызывает споры у историков. Средства, которыми она проводилась, были ужасны, хотя сама опричнина есть план окончательного уничтожения какого бы то ни было юридического, экономического, удельного и т.п. сепаратизма в России. Как очень верно заметил в свое время В.О. Ключевский, "удельный князь был крамольник, если не по природе, то по положению; за него цеплялась всякая интрига, заплетавшаяся в сбродной придворной толпе" [б. Ключевский. 1918. 2 : 163]. Только раз и навсегда уничтожив сепаратизм (вместе с его носителями), доставшийся ему в наследство, Грозный мог вздохнуть свободно. Это отлично понял немец-опричник Штаден, отметивший, что "хотя всемогущий Бог и наказал русскую землю так тяжко и жестоко, что никто и описать не сумеет, все же нынешний Великий князь добился того, что по всей Русской земле, по всей его державе - одна вера, один вес, одна мера! Только он один и правит! Все, что ни прикажет он, - все исполняется, и все, что запретит, - действительно остается под запретом. Никто ему не перечит - ни духовные, ни миряне" (Штаден. 1925. С. 113). Боярская Дума. Наличие этого аристократического учреждения наряду с представительным (Земским собором) позволяет характеризовать государственный строй Московии как смешанный. За свою историю Дума пережила несколько периодов становления. Первому, наиболее раннему периоду (до середины XVI в.) присущ исключительно аристократический характер этого учреждения. Дума пока еще представляет собой реликт дружинного управления, она представляет собой совет князя с его ближайшим окружением. Второй период (XVI - XVII вв.) превращает Думу в высшее правительственное учреждение, венчающее собой систему приказов. Теперь это орган высшей правительственной власти ("а боярам и околничим, и думным людем сидеть в полате, и по государеву указу всякие дела делать вместе" (ст. 2 гл. X Соб. ул.)). Боярин теперь не аристократический, а высший служебный чин. Тем не менее настоящим властителем на Москве был скорее дьяк-бюрократ. Во всяком случае немец Штаден подметил в своих воспоминаниях одну устойчивую черту отечественной бюрократии: "кто получал свою подписную грамоту, должен был идти к Ивану Висковатому, который хранил печать. Человек он гордый, счастливым мог почитать себя тот, кто получал от него свою грамоту в течение месяца" (Штаден. 1925. С. 84 - 85). Одним словом, жалует царь, да не жалует псарь! Состав Боярской Думы был определен ее служебным характером, характером государственного органа. По решению Иоанна Грозного в Думу введены были новые худородные фамилии, служившие в основном в качестве думных дворян и думных дьяков. Представители старых аристократических фамилий продолжили свое пребывание в Думе, правда, факт происхождения теперь не гарантировал боярский чин, необходима была служба Государю. Эта часть состава Думы нередко была подвержена сильнейшим изменениям. Эпохи реформ и потрясений в России влекли за собой уничтожение людей "старых" и зарождение людей "новых". Общественные потрясения стали причиной вымирания целых династий; иногда этому способствовала власть, иногда сама жизнь. Родовитость, таким образом, имела значение только внутри аристократии. Само правительство совершенно не заботилось этим вопросом. Для него был важен сам человек, его качества; другое уже дело, что правительство находилось во власти иллюзии, будто большинство этих качеств человек приобретает благодаря происхождению. Тем не менее к концу XVII в. чин на Москве совершенно отрывается от отчества, жалование должности становится во все большую зависимость не от родовитости кандидата, а от его служебных качеств. Помимо дьяков особо стоит отметить, что в состав Думы ex officio входили судьи - главы важнейших московских приказов. Иногда судьями были сами дьяки, но чаще - бояре. На заседаниях Думы, как правило, присутствовал патриарх, иногда вместе с Освященным собором, т.е. высшим клиром Церкви. Вопрос о составе Думы неразрывно связан с ее структурой. Изначально Дума не являлась однородным образованием. Первоначально внутри ее выделялся так называемый ближний круг (бояре ближние) из наиболее доверенных лиц. Состав этого ближнего круга всегда был подвержен влиянию царского каприза, иногда царская прихоть уступала место государственной необходимости: "А как царю случится о чем мыслить тайно, и в той Думе бывают те бояре и околничии, ближние, которые пожалованы" (Котошихин. 1906. С. 25). С развитием полномочий по управлению Боярская Дума находит нужным образовывать в своем составе отдельные подразделения, не носившие, впрочем, характер самостоятельных органов. Таковой была, например, Ответная палата. Она была учреждена специально для управления делами внешних сношений. Далее, известна Золотая расправная палата, появившаяся в конце XVII в. как специальный орган апелляционного производства. Известны также Золотая палата, Золотая меньшая палата, Передняя палата. Некоторые из них, например Золотая палата, решали дела о местничестве, другие являлись не вполне конституированными органами, а назывались так в зависимости от места заседания Думы. Знала Боярская Дума и комиссии ad hoc. Типичным примером такой комиссии может быть Уложенная комиссия, созданная для работы над Соборным уложением. "И указал царь государь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси то все собрати и в доклад написати боярам князю Никите Ивановичу Одоевскому, да князю Семену Васильевичу Прозоровскому, а околничему князю Федору Федоровичу Волконскому, да дьяком Гавриле Леонтьеву, да Федору Грибоедову", - читаем мы в преамбуле Уложения. Другим примером специальной комиссии Думы может быть комиссия под председательством князя В.В. Голицына, созданная в 1681 г. по пересмотру ратного дела. Особо стоит указать, что Боярская Дума представляла собой высший орган управления Москвой на время отсутствия царя. Земский приказ, который ведал Москвой в обычное время, превращался тогда в специальный комитет Думы. Заседания Думы проходили регулярно, три раза в неделю. Время заседаний не было ограничено (длилось весь световой день). С увеличением дел, подведомственных Боярской Думе, стройный график заседаний был нарушен. С 1669 г., по замечанию В.О. Ключевского, по понедельникам в Думу вносились дела из Посольского и Разрядного приказов; по вторникам - из приказов Большой казны и Большого прихода; по средам - из Казанского дворца и Поместного приказа; по четвергам - из приказов Большого дворца и Сибирского; по пятницам - из Московского и Владимирского судных приказов. Суббота и воскресенье были выходными днями, "а в воскресный день никого не судить, и в приказех не сидеть, и никаких дел не делать, опричь самых нужных государственных дел" (ст. 25 гл. X Соб. ул.). Порядок рассмотрения дел был определен самыми общими процессуальными правилами обычного характера. Прежде всего определялся характер рассадки членов Думы. Котошихин сообщает, что возле царя рассаживались бояре, "кто кого породою ниже, а не тем, кто выше и преж в чину; околничие под боярами против того ж под околничими думные дворяне потому ж по породе своей, а не по службе, а думные дьяки стоят, а иным временем царь велит им сидеть; и о чем лучится мыслити, мыслят с царем, яко обычай и инде в государствах" (Котошихин. 1906. С. 24). Председательствовал в Думе царь, в его отсутствие - патриарх или так называемый первосоветник (наиболее доверенный боярин). Часто при отлучке царь назначал вместо себя заместителя, например, в 1547 и 1548 гг. им был князь Владимир Старицкий. Обыкновенно царь открывал совещание, оглашая вопрос, после чего приглашал бояр высказываться: "А лучится царю мысль свою о чем объявити, и он им, объявя, приказывает, чтоб они, бояре и думные люди, помысля, к тому делу дали способ" (Там же). Чаще всего инициаторами возбуждения вопроса в Думе были приказы. Приказ составлял судейскую выписку, или доклад, по делу, которое вести самостоятельно он был не вправе. В том случае доклад по делу шел на усмотрение царя и Думы. Нередко инициатива возбуждения дела принадлежала частным лицам, поскольку Дума занималась рассмотрением челобитий частных лиц. Такая инициатива оформлялась в виде подписной грамоты. Если дело, просимое по челобитной, получало положительное решение и дальнейшее движение, то дьяки, носившие челобитную к докладу, записывали на ней суть состоявшегося решения и подписывались, после чего она становилась подписной челобитной или грамотой. Нечто подобное существует в современных российских учреждениях, когда бумага получает "резолюцию" начальствующего лица. Постоянного протокола прений Думы не велось. Решение записывалось дьяками сразу же после того, как оно состоялось. Процесс принятия решений знал стадию предварительного рассмотрения вопроса, так сказать, преюдициально. В этом случае, как сообщает Котошихин, подьячий писал проект решения, дьяк его редактировал, затем проект шел на рассмотрение Думы, но без царского участия. Только после этой стадии и учета высказанных замечаний вопрос выносился на слушание в Думе под председательством царя. Наиболее общей проблемой в этом случае была трудность согласования вопроса, находившегося в ведении нескольких приказов. При тогдашнем форменном беспорядке в этой области данная проблема была основной головной болью правительства. Таким образом, Дума играла во многом роль согласовательного органа, она, без сомнения, играла роль, похожую на роль позднейшего Совета Министров или Правительства России. Имелось несколько общих правил в отношении определения формы решений Боярской Думы. Так, указы царя, как известно, начинались такой формулировкой: "Царь сказал, бояре приговорили". Но такая формулировка не являлась единственной. Часто встречается другая: "По указу царя бояре приговорили", нередко встречаются упоминания о совещании с третью (младшими братьями или удельными князьями), с митрополитом, патриархом. Часто указы говорят об участии в совещании и выработке решения сына царя. Характерно здесь то, что в подобной формуле указов отечественная историография не без основания видела ограничения царской власти. Особенно четко эти ограничения видны в следующих формулах: "и великий государь, слушав докладной выписки, указал, и бояре приговорили" или: "по указу великого государя бояре, той докладной выписки слушав, приговорили". Далее, в отношении актов Думы следует отметить два их общих вида: "закрепа" и "помета". Первый вид (закрепа) - контрассигнация, как сказали бы сейчас, думным дьяком указа, решения Думы по общим вопросам управления. Закрепа означала, что под документом Думы стоят подписи всех думных дьяков. Второй (помета) - закрепление указа частного свойства, когда под актом ставится подпись одного думного дьяка. В.О. Ключевский увидел в этих формах зачатки разделения актового материала на lex generalis и lex specialis. Однако это слишком смелая модернизация, поскольку общая норма права в ту эпоху могла быть выражена в форме разнообразного числа актов: закрепой, памятью, указом, судебником, грамотой, рядной, пошлиной и т.д. Наоборот, в Соборном уложении, акте, несомненно, общего характера, находим громадное количество частностей, совершенно неуместных в lex generalis. Скорее в подобного рода формах выражена степень инстанции, издающей нормы. Степень инстанции определяется ее близостью к царю, и только. Компетенция Боярской Думы была следующей. Прежде всего выделяют ее законодательную деятельность. Таковую можно разделить на два вида. Первый - участие Думы вместе с царем в заседании Земского собора, а также отдельное заседание Думы вместе с царем. Второй законодательство Думы посредством прецедентов. Поскольку Дума часто выступала в роли апелляционной инстанции, то ее решения в этой области восполняли пробелы законодательства. Нередко сформулированная и уточненная таким образом норма приводилась в действие выражением типа: "да и впредь бояре приговорили". Аналогичным образом действовала Дума в качестве органа, куда пересылались на доклад (окончательное решение) дела из приказов. Дума выполняла контрольные функции надзора за действиями сначала наместников, а затем воевод. Помощниками ее в этой области выступали земские учреждения (см. выше). Список (копия) с наказной памяти воеводам всегда посылался местным земским учреждениям. Дума охотно принимала челобитья от населения на злоупотребления местных властей. Права Боярской Думы в области внешней политики определялись тем, что Посольский приказ формально подчинялся ей, точнее, глава приказа был членом Думы. Судебные права Думы определены были, как вся компетенция органов суда того времени, кругом дел, решать которые могла только она одна. Воспользуемся в данном случае перечнем, который приводит известный историк русского права Ф.М. Дмитриев: 1) преступления высших должностных лиц; 2) бесчестие царской власти (crimen leasae majestatis), неуважение к суду; 3) нарушение казенного интереса (утайка пошлин и т.п.); 4) лжесвидетельствование и ряд других. Излишне, думается повторять, что Дума судила от имени царя, она судила именно суд царя и великого князя Московского. Земские соборы. Ученые в большинстве своем сходятся в том, что нет прямой преемственной связи между древнерусским вече и земским собранием служилых чинов. Ближайшим примером для Земского собора служили, очевидно, церковные поместные соборы. Кроме того, некоторые родственные связи Земского собора можно увидеть в княжих снемах (сеймах) Древней Руси. Но все это именно аналогии, а аналогия, как известно, хромает, хромает прежде всего потому, что участие в Земском соборе, в московский период есть еще один род государственной службы. Участие в нем - не право, а обязанность! В советской историографии был выдвинут тезис о сословно-представительном характере русской монархии в рассматриваемую эпоху. Тезис этот служил аргументом в пользу теории классовой сущности русского государства, возникшего в результате борьбы классов, в данном случае сословий: борьбы между боярством и нарождающимся дворянством и торгово-промышленным слоем населения. Этакая bellum omnia contra omnes. Считалось также, что тип русской сословнопредставительной монархии соответствовал среднеевропейскому типу аналогичной монархии. По форме, возможно, эти типы государств похожи, но причины, повлекшие их появление, были совершенно разные. На Западе сословно-представительная монархия есть действительно результат политической борьбы сословий. Королевская власть использовала эту борьбу сословий в интересах укрепления собственного могущества; у нас же появление Соборов есть результат "административной нужды" [б. Ключевский. 1918. 2 : 483]. В основе Земских соборов лежит идея представительства, совершенно чуждая идее представительства, выработанной на Западе. Западное представительство основывается на идее, сформулированной позднесредневековой схоластикой часть может отражать целое. Эта часть имеет форму корпорации, которая в свою очередь служит юридической формой сословия. Как следствие неизбежно противопоставление сословия-корпорации - государству-целому. Это извечное противопоставление, отстаивание своего узкого, частного (корпоративного) интереса перед интересом государства ведет, с одной стороны, к господству частного над общим, с другой стороны, к перманентной борьбе интересов на уровне государства. Государство как следствие превращается в некую арену выяснения отношений групп интересов. Такова сущность современного западного государства, суть, начало формирования которой восходит к позднему Средневековью. В России представительство есть не привилегия, а обязанность, род государственной службы. "Административная нужда" заставляет ввести еще один вид службы в середине XVI в. Как следствие этого - очередной парадокс русской истории. На Земском соборе представлен не народ, не сословия, а служилые чины - само государство. Земский собор - это форма представительства государства самого себя! Структура этого явления удачнее всего может быть представлена в виде саморефлектирующей идеи вполне в гегелевском духе. Этим объясняется невероятная мощь государства, его культ в русской истории, выраженный в известном афоризме О.В. Ключевского: "Государство пухнет, народ хиреет". Сверхэтатизм русского типа правопонимания начинает формироваться именно в это время, в эту эпоху, и ничего с этим не поделаешь! *** Первый Земский собор был созван в 1549 г., последний - в 1684 г. Всего за 135 лет на Москве было 57 Соборов. Выделяют несколько видов Соборов. Так, до пресечения потомства Калиты (1598 г.) Соборы были совещательными, после стали созывать избирательные (В.Н. Латкин). Впрочем, возможна и иная классификация по способу созыва (Л.В. Черепнин): созванные царем, созванные царем по инициативе (челобитью) населения, созванные самим населением. В состав Собора входили: царь, Боярская Дума, затем Освященный собор (митрополит, потом патриарх с синклитом Церкви), выборные от детей боярских, посадских, черносошенных крестьян - все служилые и тяглые чины Московского государства. Правда, черносошенные крестьяне в наиболее полном виде были представлены только на двух Соборах: 1613 г. и 1682 г. Кроме того, на Соборах присутствовали атаманы от казаков, головы от стрельцов и других разрядов населения. Созыв Собора осуществлялся призывной грамотой, посылавшейся от царя к местному начальству (воеводам). Грамота содержала вопросы "повестки дня" Собора, а также число выборных, которых следует избрать от данной местности. Иногда число выборных не указывалось, тогда этот вопрос решался самими "избирателями". Избирательный округ составлял город с уездом или губной стан. Выборы проходили в форме избирательных собраний служилых и тяглых чинов данной местности. Участниками собраний могли быть те лица, за которыми не числилось недоимок и которые не были "в нетях" (не отлынивали от государственной службы). Каждый выборный избирался отдельно, иногда допускалась замена выборных от чинов выборными от других чинов, если первых не имелось в данном округе. По завершении выборов составлялся протокол собрания ("выборы за руками"), который соответствующим образом заверялся всеми принимавшими участие в выборах. Протокол этот отсылался в Москву в Посольский или Разрядный приказ. Число членов Собора не было точно определено; в общем число их колебалось от 200 до 500 и более человек. Особо стоит отметить, что местным властям строго-настрого запрещалось вмешиваться в выборные дела. Так, до нас дошло несколько указов с выговорами воеводам и приказом вновь провести выборы под тем предлогом, что воевода сам назначил выборных. Впрочем, это не было редкостью, так как по условиям того времени быть выборным Земского собора означало нести государственную службу со всеми тяготами и лишениями - т.е. за свой счет! Охотников, таким образом, в спокойные годы находилось мало. Выборные брали с собой необходимый запас (провиантом и деньгами), которым их снабжали выборщики. До нас дошло довольно большое количество челобитных выборных царям, просящих пожаловать их деньгами в связи с издержками на государственное дело (Москва и тогда была дорогим городом). Для выборных вопрос о содержании, таким образом, являлся одним из главных, что составляло одно из препятствий для малоимущего стать выборным. Выборным запрещалось отлучаться из Москвы на время заседания Собора, а если учесть, что некоторые Соборы заседали годами, например Собор 1613 г. длился до 1618 г., то становится понятным, почему так важно было взять с собой в Москву все необходимое. Собор открывался торжественной службой в кремлевском Успенском соборе, нередки были случаи торжественных крестных ходов, после чего происходило заседание Собора в полном составе, на котором царь или лицо, его заменяющее, произносили речь. В ней излагались цели Собора. "При любви русских к многословию <1>, - писал В.Н. Латкин, - речь начиналась издалека и занимала изрядное количество времени" [Латкин. 1885. С. 273]. После произнесения речи происходили совещательные заседания выборных между собой. Заседания эти проходили для каждого чина в отдельности. Дума заседала особо, Освященный собор равно, равно и дети боярские и прочие выборные от тяглого населения. Голосование по вопросам проходило также по отдельным чинам. Впрочем, как замечал В.О. Ключевский, мнения отдельных чинов все же были известны друг другу, иначе было бы просто невозможно приводить мнения отдельных разрядов выборных к единому знаменателю. Нередко устраивалось совместное заседание Собора. Решения разрядов выборных оформлялись письменным образом ("сказка"). Отдельный выборный мог подать свое особое мнение. -------------------------------<1> Рассказывают, что однажды при приеме польско-литовских послов Иоанн Грозный говорил, не умолкая, более четырех часов. Речь его прервалась только после того, как один из послов упал в обморок. Все решения Соборов принимались только единогласно! Закрытие Собора проводилось в форме торжественного обеда, который выборным давал царь. Компетенция Соборов была следующая: - избрание нового царя и новой династии. Первым царем, которого формально избрали на царство (подтвердили его права), был Федор Иоаннович (1584), последним - Петр I (1682). Династии избирались трижды: Годуновы, Шуйские и Романовы-Юрьевы. Особняком здесь стоят вор-самозванец Гришка Отрепьев и королевич Владислав; - им принадлежала верховная законодательная власть. Особо велика здесь роль Собора в вопросах кодификации права. Судебник 1550 г. и Соборное уложение 1649 г. приняты именно Соборами; - ведали вопросами войны и мира; - ведали вопросами церковного устроения. В этом он, правда, конкурировал с обычным Поместным собором Русской церкви; - ведали налоговой политикой; - ведали вопросами внутреннего управления, в которые входили вопросы поддержания и развития государственного хозяйства. Известен ответ царя Михаила Федоровича английским купцам, предлагавшим отдать им в монополию некоторые виды торговли: подобный вопрос невозможно решить без ведома торговых людей. В период Смуты Собор взял на себя вообще всю полноту власти в стране, именно он, а не молодой царь правил страной в полном смысле этого слова. Земская реформа середины 50-х гг. XVI столетия также проводилась по инициативе Собора. М.Ф. Владимирский-Буданов указывал еще одно формальное правомочие Собора - право подачи петиции (челобитья), которое можно рассматривать как право законодательной инициативы. Последний вопрос, касающийся истории Соборов, - вопрос о причинах их упадка. Считается, что главная причина заключена в постепенно усиливающихся тенденциях абсолютизма в России. Особенно зримо эти тенденции стали проявляться в период расцвета Соборов - время правления царя Алексея Михайловича. Несомненно, резон в таком объяснении есть. Тем не менее стоит указать, что Земские соборы прекратили свое существование в основном благодаря реформам Петра: среди учреждений, созданных этим модернизатором, места для Собора не нашлось. Хотя сама идея "испрашивания совета у земли" с Петром не умерла. Дважды в XVIII в. правительство в правление императриц Елизаветы и Екатерины Великой обращалось к идее Собора, созывая особые Уложенные комиссии из выборных для рассмотрения и одобрения проектов нового Уложения. В XIX в. идеи представительства оживали в проектах графа М.М. Сперанского, декабристов и последних лет царствования императора Александра II. Наконец, идея Земского собора <1>, переработанная на западный рационалистический манер, послужила стимулом для проведения конституционной реформы в России 1906 г.! -------------------------------<1> Доказательство этому можно найти в известном сборнике: Правовое государство и народное голосование. К реформе государственного строя России. Вып. 2. СПб., 1906. § 6. Центральное (приказное) управление Московского государства Понятие приказа. Вообще "приказ" есть частное поручение, не орган в первоначальном смысле, а именно указание ведать определенные вопросы, то или иное дело. Со временем приказ становится органом, которому приказано ведать определенную группу дел, для чего этот орган получает особую форму - избу - и особые полномочия. В нашем сознании группа людей, составляющих орган, и помещение, где эта группа работает, означают одно и то же. В этом смысл известного выражения "присутственное место", которым обозначались и обозначаются органы власти; это именно те места, где власть присутствует, в наличии. Во многом это филиации древнего архетипа сознания. Когда наши предки говори вече, под этим подразумевались то место, где оно происходит, и те люди (собрание людское), которые в совокупности в данном месте находятся. Определенную помощь в понимании значения приказа как учреждения может дать то, что пришло приказам на смену, т.е. коллегии. Суть коллегий и приказов была определена петровским Указом 1718 г., вводившим новые учреждения в государственный аппарат России: "учинены коллегии, т.е. собрание многих персон, в которых президенты или председатели не такую мочь имеют, как старые судьи делали, что хотели. В коллегиях же президент не может без произволения товарищев своих ничего учинити". Получается, что приказ есть учреждение, построенное на принципе единоначалия; когда же в приказе было трое судей, то решать они обязаны были дела только единогласно. Коллегия же, наоборот, решает дело по большинству голосов. Наиболее близкая современная аналогия приказам - органы, образованные вследствие делегирования власти. Эти органы составляют вместе с делегатрием единую властную систему. Также и приказы в принципе не отделимы от власти царя, они существуют благодаря данным им полномочиям ведать определенный круг вопросов. При этом их компетенция сугубо публичного свойства. Впрочем, так было не всегда. Известно, например, что при присоединении удела того или иного князя к Москве сам он с семьей, боярами и детьми боярскими выводился в центр, территория его удела превращалась в так называемый дворец, править которым посылался дворецкий - наместник великого князя Московского. Дворецкие осуществляли всю полноту публичной власти бывшего удельного, а ныне московского князя. Они ведали суд и управляли финансовыми делами данной местности. От многих дворецких происходили иммунные грамоты местных землевладельцев, значительна была роль дворцов и в выдаче губных и земских грамот. Вокруг такого дворецкого-наместника образовывался ближайший круг помощников, из которых позже составляется особый приказ - изба, ведающая управлением данной местности. Так происходит становление территориальных приказов Московского государства. По мере того как уничтожался институт наместников, ближайший круг его помощников все больше приобретал значение, усиливался. Усиливался он и по мере роста финансовых и военных запросов Москвы. Рубежом в деятельности этого круга лиц стал Первый судебник, ст. 1 которого гласила: "А на суде быти у бояр и околничих диаком". Сами дьяки известны с середины XV в. На рубеже XV - XVI вв. в Московском государстве, таким образом, складываются только основы приказной системы. Впрочем, известно, что при Иване III и Василии III уже действуют некоторые территориальные приказы: чети или четверти и некоторые отраслевые приказы: Казенный, Разрядный и др. Время Иоанна IV по праву считается временем расцвета приказного строя Московского государства и появления многих новых приказов. Этому способствовали широкие реформы внутреннего управления, проводившиеся царем. Структура и порядок работы приказа. Состав приказа неразрывно был связан с его функциями. Приказ в смысле учреждения вмещал в себя одновременно судебные и административные функции. Приказ был судебной инстанцией для лиц в подведомственных ему областях управления; например, стрельцы судились в Стрелецком приказе, иностранные специалисты - в Иноземном приказе, дворяне - в Поместном, Московском и Владимирском приказах и т.д. Сама же приказная бюрократия судилась в Челобитенном приказе. Приказы также были органами административного управления, отрасль дел, порученная их надзору, рассматривалась по их суждению. В случае невозможности разрешить дело оно представлялось к рассмотрению Боярской Думой, о чем говорилось выше. Приказ возглавлялся судьей, как правило, членом Боярской Думы - боярином или думным дьяком. Иногда судей было несколько, впрочем, не более трех. За судьями шли приказные дьяки, затем подьячии, обслуживающий персонал (сторожа и т.п.). Структурно приказы делились на столы, столы - на повытья. Работа приказа очень хорошо описана немцем-опричником Г. Штаденом: "Денежные сборы с государства распределялись так, что в каждый приказ поступали деньги; в том же приказе производился и суд соответствующей области страны. Из приказа в приказ деньги не передавались; один получал от другого подписную память, которая подписывалась дьяком. Памяти склеивались вместе и наматывались на столбцы. В каждом приказе или судных избах было два сторожа. Они открывали двери тем, кто давал деньги, а кому нечего было дать, перед тем двери закрывались. Кто хотел влезть насильно, того сильно били по голове палкой в локоть длиной. Не щадили никого! У кого же не было денег, тот стучался и говорил: "Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас грешных". На эти слова сторож открывал ему; тот входил и многократно бил челом князьям, боярам или дьяку. Если он бывал недостаточно смел, то боярин ударял или отталкивал его посохом и говорил: "Недосуг! Подожди!" Многие так и ждали до самой смерти. Все князья, бояре и дьяки в приказах и в церкви постоянно имели при себе посох. Во всех приказах все дела - и малые и большие - записывались в книги. В приказах были еще сливянные и вишневые косточки, при помощи которых производился счет. По всем приказам были подьячие - помощники дьяков - в числе 20, 30, 40, 50: то больше, то меньше. Они переписывали грамоты набело. Дьяк брал грамоту в левую руку и под числом писал свое имя мелким шрифтом. Потом он оборачивал грамоту и писал на всех местах, где приходились ставы [склейки], так что половинки букв бывали на обоих концах бумаги. Если даже клей держался недостаточно крепко, никто не мог подделать грамоты и не мог приписать к ней что-нибудь еще. Так скреплялась грамота. Потом наверху на обратной стороне на первой склейке грамоты дьяк писал от себя титул великого князя крупными буквами так, чтобы каждый мог видеть: царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси. Перед дьяком на столе стояла чернильница с перьями. Помощники дьяков или подьячии держали свои чернильницы с перьями и бумагой в левой руке и на колене переписывали грамоту набело" (Штаден. 1925. С. 83 - 84). Пожалуй, именно этим можно объяснить витиеватый почерк московских подьячих, столь легко узнаваемый археографами. Время от времени приказы подвергались ревизии по указу Государя. С течением времени работа приказов упорядочилась. В частности, были заведены особые книги для регистрации состоявшихся решений "за рукой дьяков", как тогда говорили. Особенно это касалось судебных дел. Регистрационных книг входящих и исходящих бумаг тем не менее не было; они появились только в петровских коллегиях. Верховная власть часто принимала меры к тому, чтобы заставить приказы следить за исполнением своих указов. Между собой приказы сносились памятями. Самой же серьезной проблемой приказов, которая в принципе не могла быть разрешена в рамках приказной системы, был вопрос их компетенции. Одно и то же дело ведалось, как правило, несколькими приказами одновременно, что не придавало порядка управлению страной. Классификация приказов была выработана отечественной наукой и представляет собой следующую картину. Приказы финансово-казенного управления. Таковых суть несколько. В первую очередь следует назвать приказ Большого дворца. Впервые это название встречается в 1547 г., хотя чин дворцового дьяка известен с 1501 г. Первейшей функцией этого учреждения было, однако, не управление финансами, а суд. Кроме того, в ведении этого органа состояло все обширное дворцовое хозяйство с "дворами" Кормовым, Житным, Хлебным, Сытенным. Всего денежных доходов этот приказ, по признанию Котошихина, давал 120 тыс. руб. в год. Кроме того, приказ этот ведал гербовым сбором и рядом других налогов. Затем следует упомянуть Казенный приказ или приказ Большой казны, известный с 1578 г., хотя должность казначея известна с 1495 г. "И в том приказе ведомы гости и гостиная, и суконная сотни, и серебряного дел мастеры, и многих городов торговых люди; и собирают с гостей, и с торговых людей, и которые городы ведомы в том приказе и тех городов с крестьян, и з бобылей, тягло и подати; и откупы, и иные поборы ежегодь. А ведают те деньги на всякие расходы, где доведется" (Котошихин. 1906. С. 97). В ведомстве этого приказа состоял Денежный (Монетный) двор. Этот приказ заведовал государственным золотым запасом. Далее, приказ Большого прихода: "А доходы бывают в тот приказ на Москве и с ыных городов, с лавок, и с гостиных дворов, и с погребов, и с меры, чем всякие товары и питья мерят, так же и таможенные пошлины, и мыто, и перевоз, и мостовщина" (Там же. С. 106). Счетный приказ: "А в нем сидят два дьяка и ведают и делают дела всего Московского государства, приход и расход, и остаток по книгам за многие годы. А приход в него бывает остаточные деньги, которые в котором году с кого взяты в царскую казну, так же в котором году за расходом что осталось в остатке; а собираются такие деньги на Москве и из городов; в расходы никакие не даются без царского указа" (Там же. С. 117). К этой группе приказов относились: Поместный, Золотого и Серебряного дел, Хлебный, Холопий, Новая четверть и пр. Особо стоит отметить, что почти каждый приказ на Москве ведал своей статьей доходов, поэтому практически все они с успехом могут быть причислены к приказам финансово-казенного управления. Приказы судебного управления. Прежде всего это такие приказы, как Разбойный, Московский, Владимирский, Земский. Что касается Разбойного приказа, то он известен с 1539 г.; его ведению подлежали тяжкие уголовные преступления (например, ст. ст. 1, 6, 49, 99 и др. гл. XXI Соб. ул.). Тем не менее до 1681 г. в его юрисдикцию не попадали уголовные преступления, совершенные на территории города Москвы, такие преступления судил Земский приказ. Ведомству Разбойного приказа принадлежали губные и земские старосты. Московский и Владимирский приказы были чисто сословными учреждениями. "А ведомы в тех приказах судом во всяких делех бояре и околничии, и думные, и ближние люди, и столники, и стряпчии, и дворяне, и всякие помещики, и вотчинники" (Котошихин. 1906. С. 113). Единственно стоит отметить, что в Московском приказе судились исключительно "московских чинов люди", во Владимирском - все остальные. К судебным приказам относят еще Челобитенный приказ. Учрежден он был в 1571 г. Одно время при царе Михаиле Федоровиче с ним конкурировал Сыскной приказ. Изначально Челобитенный приказ был непременной инстанцией перед апелляцией в Боярскую Думу. Уникальность его еще в том, что нередко челобитья из этого приказа разбирал сам Царь. "А ведомы в нем челобитные, которые люди подают царю в походех и на праздники, и тех челобитен царь слушает сам и бояре, и по которой челобитной доведется быти указу или отказу, и на тех челобитных подписывают думные дьяки; и слушав царь тех челобитен, отсылает в тот приказ, а ис приказу посылают те челобитные с подьячими, велят им несть их на площадь перед царским двором всем людем, и отдавати именно тем людем, чья та челобитная будет" (Там же. С. 111). Тем не менее следует учитывать, что судебные приказы были высшей инстанцией, для обращения к ним тяжущиеся должны были пройти разбирательство в местном суде. Таково общее указание Соборного уложения. Приказы полицейского (благочинного) управления. К ним в первую очередь относят Ямской приказ, который известен с 1516 г. Именно этот приказ являлся в наибольшей степени общегосударственным. "А ведомо в том приказе всего Московского государства ямщики и дается им царское жалованье. А собираются ямщиком на жалованье деньги со всего Московского государства" (Там же. С. 110). Далее, можно назвать Каменный приказ: "А ведомо в том приказе всего Московского государства каменное дело" (Там же). Сюда же относятся Житный, Аптекарский и ряд других приказов. Приказы военного управления. Старейшим из них является Разрядный приказ. Роспись воевод и детей боярских по полкам велась в Москве с середины XV в. Сами разрядные дьяки появились при Иване III. Приказ под собственным именем известен с 1535 г. "А ведомы в том приказе всякие воинские дела, и городы строением и крепостми, и пошлиною, и ружьем, и служивыми людми; также ведомы бояре, околничии, и думные, и ближние люди, и столники, и стряпчии, и дворяне Московские, и дьяки, и жилцы, и дворяне городовые, и дети боярские, и казаки, и салдаты всякою службою; кого куды лучится послати на службу, в войну и в воеводства, в городы, и во всякие посылки" (Там же. С. 88). Одним словом, это был общегосударственный отдел кадров! Затем следует, безусловно, назвать приказы Стрелецкий (из названия ясен его род компетенции), Рейтарский, Иноземный (оба ведали полками "нового строя"), Казачий. Два весьма древних приказа Пушкарский и Оружейный ведали производством и закупкой оружия и снаряжения. Оружейный приказ, например, известен уже с 1511 г. С 1573 г. известен Бронный приказ; он ведал изготовлением конской сбруи, доспехов, равно луков и стрел. Приказы управления внешними сношениями. Прежде всего это Посольский приказ, известный с 1567 г. под названием "Посольская изба". "А ведомы в том приказе, - писал его бывший подьячий, - дела всех окрестных государств, и послов чужеземских принимают, и отпуск им бывает; также и русских послов и посланников, и гонцов посылают в которое государство прилучится. Отпуск им бывает ис того ж приказу" (Котошихин. 1906. С. 86). Чем не практически полное перечисление основных функций Министерства иностранных дел современной России? Сверх того в ведении Посольского приказа состояли иностранцы, домицилированные на Москве. "Да и в том же приказе ведомы Московские и приезжие иноземцы всех государств торговые и всяких чинов люди; и судят торговых иноземцев, и расправу им чинят в одном и том же приказе" (Там же. С. 87). Помимо этого Посольский приказ ведал выкупом пленных (с 1663 по 1678 г. этим занимался Полоняничий приказ); ведал донскими казаками, служилыми татарами и калмыками, осуществлял связь Москвы с Вселенским патриархом. В ведении Посольского приказа состояло управление двух городов: Касимов и Романов. Следующим приказом, имевшим непосредственное отношение к Посольскому, был Печатный приказ. Дело в том, что большая государственная печать, которую прикладывали к государственным актам, посылавшимся за границу, хранилась в Посольском приказе; малая же государственная печать для внутренних актов хранилась в Печатном приказе, который возглавлял дьяк Посольского приказа. В литературе (К.А. Неволин) к этой группе приказов относят также Панский приказ, однако чем он конкретно занимался, до сих пор точно установить не удалось. Приказы территориального управления. Это неоднократно упоминавшиеся нами дворцы, чети, четверти или трети. Причина их появления лежит в сущности в московской политике децентрализации старых уделов и проведения централизации государства в целом. Суть этой политики заключалась в том, что старая политическая территориальная единица (удел) подвергалась разрушению. Первоначально существовавшая как областной дворец, она начала дробиться на всевозможные части: сначала уезды, потом волости, станы, вплоть до отдельных общин и деревень. Этот процесс очень хорошо виден на примере духовных грамот потомков Калиты. В них наследники получают не удел в старом значении этого слова, не жеребья - судебные пошлины, а части бывших территорий уделов; причем деление это производится совершенно произвольно. Из остатков таких уделов составлялись особые территориально-финансовые единицы - дворцы, чети или трети. Причем централизация идет здесь настолько напористо и жестко, что чети сначала даже не имеют собственных названий, которые бы напоминали об их исторических корнях. Чети просто называются по именам дьяков, управляющих ими. Таковы чети дьяка Варфоломея Иванова, дьяка Петелина, дьяка Вахромеева и др. Постепенно с упразднением наместничеств появляются территориальные чети, именуемые по географическим названиям, например Новгородская, Устюжская, Костромская, Галичская и др. Изначально их население приписано к определенному виду финансовой службы (тяглу). Население четей платит налоги, которые собираются централизованно; из этих налогов платят наместникам, потом воеводам корм. В административном отношении чети служат формой связи центрального правительства с земским самоуправлением. Особо стоит указать, что наряду с четями существуют и дворцы, в частности Казанский, Мещерский и ряд других. Суть их та же, что и четей, единственное отличие - эти области инкорпорированные, образованные из бывших государств либо крупных удельных княжеств. К территориальным приказам следует отнести и известный Малороссийский приказ. Приказы особого управления. Последняя группа приказов, ведомство которых не поддается признанной классификации, выделена нами в особую группу. Это, как правило, приказы, созданные по случаю для решения какой-то одной проблемы. Например, Панафидный (Панихидный) приказ ведал отправлением панихид (заупокойных поминальных служб) по почившим царям, царицам и их родственникам. Можно назвать еще один - приказ Немецких кормов. Но и среди таких приказов следует выделить два весьма важных Монастырский приказ и приказ Государя Тайных дел. Монастырский приказ, учрежденный в 1649 г., является первой организованной попыткой общего наступления государства на права и привилегии Церкви. Гроза секуляризации постепенно приближалась. Котошихин так характеризует род деятельности этого приказа: "А ведомо в том приказе всего Московского государства всякий духовный чин, митрополиты и архимандриты, и епископы, и монастыри, и попы о всяких делех и со властелинских и монастырских крестьян подати к царю" (Котошихин. 1906. С. 109 - 110). Приказ же Государя Тайных дел был учрежден в 1658 г. и по праву может считаться предтечей в России учреждений эпохи абсолютизма. Во всяком случае известный русский юрист А.Д. Градовский первым отметил, что сущность этого приказа не имеет аналогий в учреждениях древней и средневековой России, поскольку приказ строился на началах "личного, непосредственного управления царем, т.е. думанья и вершения дел помимо Думы и бояр" [Градовский. 1866. С. 22]. Нельзя не отметить влияния самой личности царя Алексея Михайловича на появление абсолютистских тенденций в стране. В науке утвердилось мнение о царе как о "тишайшем", однако размах его дел, его устремлений говорили как раз об обратном. Именно в его письмах и грамотах проявляется стиль Иоанна Грозного. Алексей Михайлович обращается с именитым боярством весьма круто, нередко в его грамотах встречаются такие обороты и выражения, обращенные к адресатам: "и ты, дурак, худой воеводишка"; "и то ты, дурак, злодей окаянный, к нам не писывал"; "и ты, враг, злодей окаянный, страдник, к нам не писывал". Не хватает только излюбленных эпитетов Иоанна типа: "бес", "батожник", "псово лаяние", "злобесовский", "кала смердяй", "яд аспидный" и т.п. В грамотах царя Алексея уже чувствовался бешеный темперамент его сына - Петра Великого, когда царь требует от своих неповоротливых подданных бросить свои дела и мчаться по его приказу, "не замотав ни часу". Естественно поэтому для такого царя стремление сделать так, чтобы "его царская мысль и его дела исполнялись по его хотению, а бояре б и думные люди о том, ни чего не ведали" (Котошихин. 1906. С. 85). Характерно и то, что подьячие и дьяки этого приказа занимались настоящей слежкой за высшими должностными лицами государства. С приказом Тайных дел связана была особая категория дьяков, так называемых дьяков в государевом имени. Данный дьяк имел право подписывать за царя указы. Именно его, а не царская подпись стояла под указом. Причем не стоит понимать так, что указ создавал сам дьяк, отнюдь нет, он просто оформлял таким образом частную волю царя. Как правило, это были устные распоряжения царя, которые дьяк в государевом имени облекал в письменную форму. Приказы можно классифицировать также как на постоянные (Посольский, Разбойный, Большой казны и пр.), так и на временные (Доимочный, Даточный, Тайных дел (после смерти царя Алексея Михайловича он был упразднен)) и др. Долгожителем же, пожалуй, можно посчитать Сибирский приказ, учрежденный еще в 1596 г. под названием чети дьяка Варфоломея Иванова, с 1599 по 1763 г. он просуществовал без изменений в названии и предметах ведомства. § 7. Суд и процесс в Московском государстве Отправление правосудия из единого центра являлось главным средством, обеспечивавшим централизацию Московского государства. Процесс этот шел буквально до времени правления Иоанна Грозного, хотя царствование этого монарха все же нельзя считать временем окончательного установления единодержавия. В своей духовной он не смог отделаться от пережитков прошлого и так же, как его предки, назначил своим сыновьям уделы. Проблема так называемого вотчинного суда. В период, непосредственно примыкающий ко времени издания Первого судебника, очень хорошо видны филиации прошлых удельных порядков. Суд сохраняет еще свою вотчинную форму. Так, по Московской губной записи (не позднее 1486 г.) Москва еще разделена на трети - особые округа, с которых судебные пошлины идут в пользу сыновей Ивана III. На Москве сидят три наместника, один из которых Большой наместник, т.е. наместник великого князя, остальные третники - наместники братьев великого князя. Но суд они судят уже все вместе. Разделение наместничества на три части говорит просто о способе раздела жеребьев - судебных пошлин между ними. Характерно и то, что люди частных лиц - великой княгини, братьев великого князя, монастырей и др. судятся на Москве Большим наместником, но при этом составляет смесной (третейский) суд. Эта уступка патримониальному элементу уже не будет характерна для позднего периода, однако ст. 7 Губной записи говорит, что уступка эта недавняя. Объяснима она, следовательно, может быть только в связи с известными неурядицами - внутренним спором в великокняжеской семье. Получается, что уступка эта частному элементу в то же время сама носит частный характер, поскольку ст. 10 той же Записи не дает такой привилегии тверитянину. В случае если он становится стороной в споре, то смесной суд не учреждается ("а отсылки ни судьи за ним нет"). Подобные внутрисемейные отношения (внутрисемейные настолько, что удельные князья на Руси в этот период - все практически ближайшие родственники, все потомки Калиты) постепенно подвергаются сильнейшему давлению со стороны великого князя. Особенно четко это давление просматривается в ст. 100 Второго судебника, которую можно определить как Устав о суде удельного князя. Однако согласно Уставу все преимущества на стороне великого князя. Московская губная запись, таким образом, есть чистое исключение, так как в других уделах картина совершенно иная. Например, в Белозерской уставной грамоте 1488 г. суд судят только наместники великого князя вместе с деятельным участием населения: "А наместником нашим и их тиунам без соцков и без добрых людей не судити суд" (ст. 19). Сверх того, если обратиться к духовной Ивана III, то можно заметить, что ее положения, касающиеся Москвы и Московского уезда, предшествовали положениям ст. 100 Второго судебника. Так, в духовной читаем (в передаче С.М. Соловьева): "Если случится душегубство в сельцах и городских дворах меньших сыновей, то судит Большой наместник сына моего Василия (III. - М.И.); суд и дань над селами в станах Московских принадлежат меньшим сыновьям моим, которые им владеют, но душегубством и поличным эти села тянут к Москве, кроме поличного, которое случается между крестьянами; в таком случае судят их приказчики, но докладывают Большого наместника Московского". Далее можно добавить что само третьевание жеребьев, введенное Калитой, хоть и подтверждено Иваном III, но подвергается своеобразному третьеванию внутри себя. Доли сыновей Дмитрия Донского, сохранившиеся в роду его потомков на Московском столе, делятся Иваном III между его сыновьями, что фактически ведет к увеличению доли именно старшего сына. Василий III при этом не только держит Большого наместника на Москве, но получает долю Владимира Андреевича (племянника Дмитрия Донского), он же участвует в жеребьях сыновей Донского. Действенным орудием московских удельных князей против прав вотчинного суда были хорошо известные несудимые грамоты. Они давали землевладельцам привилегию судиться судом не удельного, а великого князя Московского. В этом нельзя лишний раз не увидеть всю слабость теорий "русского феодализма". На Западе иммунитет (судебный) служит средством разрушения государства, когда феодал присваивает себе права суда; в России же иммунитет играет обратную роль - централизует государство! Единственным исключением из общегосударственного суда, формирующимся в московский период, продолжала оставаться Церковь. Но и тут Стоглав вводит за правило светский суд над клиром Церкви в случае тяжких уголовных преступлений. Государственный суд Московского государства. Общая картина общегосударственных инстанций судов, согласно Судебникам, была такой: судебные инстанции, по Первому судебнику, делились на центральные и местные. Центральный суд, его состав определялся ст. 1 Судебника 1497 г. (ст. 28 Второго судебника). К центральному суду в первую очередь относится суд великого князя, его детей и его бояр с дьяками. Интересно, что упоминание дьяков наряду с боярами (ст. 3 Второго судебника) позволяет сделать вывод, что здесь впервые речь идет о приказном суде. Как бы то ни было, ст. 1 Первого судебника и его преамбула упоминают суд дворецкого и казначея, что есть точное свидетельство существования на Москве приказов. Суд приказов (бояр с дьяками, казначея и дворецкого) составлял низшую инстанцию по отношению к суду великого князя Московского. Состав местного суда уже упоминался в разделе, посвященном местному управлению Московского государства. Не стоит забывать, что управление (администрация) и суд тогда еще не были отделены друг от друга. Повторим, тем не менее на местах суд представлен в лице наместника или волостеля, затем губных и земских старост. Кроме того, в состав местного суда входили выборные от населения. Так, ст. 19 уставной Белозерской грамоты 1488 г. гласит: "А наместникам нашим и их тиуном без соцков и без людей добрых не судити суд"; аналогично содержание ст. 38 Первого судебника: "А на суде у них бытии дворьскому (городовой приказчик. - М.И.) и старосте, и лутчим людем; а без дворьского и без старосты, и без лутчих людей наместником и волостелем не судити". Этот весьма важный вопрос о "судных мужах" следует рассмотреть подробнее. Судные мужи. Первое упоминание о них восходит еще к временам Русской Правды, например, суд извода или суд 12 мужей. Однако если в это время они представляли собой особую инстанцию, что-то вроде большого жюри, то в московский период судные мужи представляют собой вспомогательный состав суда. Наиболее близкая им аналогия из западного права - суд шеффенов. Особенно характерна при этом роль так называемых целовальников (соцких). Целовальники суть род соприсяжников, они целовали крест на свою должность (отсюда и такое их название). Лучшие люди в данном случае - менее формальная инстанция. Но, несомненно, корень их лежит в обычае и обычном праве. Известно, например, что в Пскове в 1510 г. было 24 таких целовальника. Они были специально выбраны населением для сидения на суде "правды стеречь", как тогда говорили. Василий III в 1533 г. позволил Новгороду избрать 48 целовальников. Известно также, что были целовальники в 1532 г. на Двине. Общая компетенция судных мужей была следующей. Во-первых, они обеспечивали гласность суда; во-вторых, являлись свидетелями процесса. В этом пункте роль целовальников практически полностью совпадает с ролью шеффенов, которые, как и целовальники, при устном течении процесса выполняли функции протоколистов. В-третьих, они обязаны были правду "стеречь", "всякого дела беречи правду по крестному целованию без всякой хитрости". Последнее значило, что целовальники следили за правильностью хода дела, наблюдали за соблюдением законного интереса сторон. В-четвертых, не подлежит сомнению роль целовальников (судных мужей) в качестве живых носителей права, знатоков местного обычая, за разъяснением которого наместник или волостелей волей-неволей должны были к ним обращаться. Сами они его, естественно, не знали. Следовательно, местный обычай является одним из главных источников судебных решений наместников и волостелей. В последующем при развитии письменной формы процесса (уже во времена Второго судебника - ст. 28) составлялись письменные сборники местного обычного права. Во всяком случае В.Н. Татищев держал в руках один из таких сборников местного обычного права Рязанской земли времен Василия III. В общем и целом судные мужи производили "обыск во всех пунктах дела, в которых судья сомневается; им наместничьи и волостелины люди являют людей, отдаваемых на поруки" [Дмитриев. 1859. С. 460]. Вспомогательный состав судов. Эта часть судебных учреждений также имеет много общего с прошлым. В Московскую эпоху мы встречаем тех же тиунов (ст. ст. 37, 41 Первого; ст. ст. 26, 62 Второго судебников), что и в предыдущей эпохе. Судят они суд и как тиуны великого князя, в этом случае предел их юрисдикции ограничивается территорией Московского и Новгородского уездов, и как тиуны наместников и волостелей. В последнем случае они судят в том округе, где сидит их "патрон". Компетенция суда тиунов весьма ограничена. Им запрещено ведать отпускные и правые грамоты холопам и беглым; они не дают полных и докладных грамот. Следующим весьма важным вспомогательным членом суда был дьяк. Дьяки (ст. ст. 1, 26, 27 Первого; ст. ст. 20, 23 Второго судебников) были весьма существенной силой. Во всяком случае их роль как знатоков если не материального, то формального права (практики приказов) не подлежит сомнению. Следующий чин - пристав (ст. 28 Первого; ст. ст. 20, 23 Второго судебников) или недельщик (ст. ст. 24, 30, 31 Второго судебника), что одно и то же. Приставы назывались недельщиками потому, что должности свои призваны были исполнять по неделям, отсюда и название. Главная их обязанность - произвести необходимые процессуальные действия по обыску (в этом роль их практически не изменилась со времен Псковской судной грамоты), доставить стороны в суд и привести приговор в исполнение. Приговор в Московскую эпоху в отличие от предыдущей исполнялся уже не соглашением сторон, а силой и авторитетом власти. Следующие чины - доводчики (ст. ст. 35, 34 Первого; ст. ст. 26, 48 Второго судебников), основная обязанность которых состояла в доставке сторон и свидетелей по делу в суд. В этом они помогали приставам. Московскому праву известны были своего рода адвокаты - стряпчие (ст. 13 Второго судебника). Правда, определенно по их поводу сообщить нечего; известно, впрочем, что обычно в роли адвокатов выступали подьячии, лица, можно сказать, заинтересованные в силу своей работы. Это вызывало сильнейшее раздражение Петра Великого, запретившего состязательный процесс и, следовательно, самих адвокатов. Интересно отметить, что он повторил в своем указе по этому поводу почти те же самые доводы, что и его отец - царь Алексей Михайлович. Последний, как известно, в ходе удачной войны с Польшей из-за Малороссии позволил вновь присоединенным городам сохранить у себя магдебургское право, питейные доходы, выборных судей (лавников) и войта. Но при этом была уничтожена адвокатура. "А прокуроров никому за себя не нанимать и в суд не посылати, и прокуратором не бытии, а искати и отвечати каждому за себя, чтобы от прокураторских вымыслов в суде неправды не было". Специальный суд. Определенным видом суда был особый, так называемый смесной, "вопчий" суд (ст. 59 Первого; ст. 91 Второго судебников). Это хорошо известный по Псковской судной грамоте третейский суд церковных людей со светскими. Сюда же можно отнести упоминавшийся смесной суд между людьми великого князя и людьми его братьев и родственников - других удельных князей. Интересно процессуальное правило (ст. 30 Второго судебника), содержащее коллизионную норму (определение подсудности по месту жительства ответчика): "Да и во всяких делах судити смесной суд тому судие, у кого в присуде ответчик"; пошлины же делятся по-старому - пополам. Но второй судья - достаточно пассивный участник процесса. Следующим видом специального суда можно было бы назвать "откупной суд". Откупной суд - это тот же вид откупа, но откупалась во временное пользование не статья дохода в ее чистом виде: мыто, налоги и сборы, а статья дохода в виде судной пошлины. Само правосудие при этом превращается в исключительно финансовое предприятие. До нас дошла одна из таких откупных грамот - Обонежская грамота 1434 г., выданная новгородским наместником, в которой он уступал "Обонискый суд князя великого". Грамота оговаривала условия откупа: "ино платите им суд князя великого по старине". Суд эпохи реформ середины XVI в. Это суд хорошо нам известных губных и земских старост. Происхождение земских и губных учреждений из разряда судных мужей не подлежит сомнению. Понятно, что законодатель утвердил своей властью только то, что сложилось до того в обществе в качестве обычая. Таково происхождение губных. Известно, что люди жаловались правительству, что не могут своей властью ловить и казнить разбойников, поскольку боятся своим самоуправством вызвать недовольство великого князя. В ведомстве губных старост состояли тяжкие уголовные преступления: разбой, убийства, грабеж, поджег. Губные старосты могли судить без доклада, т.е. решение их было окончательное. Но приговоры губных старост, содержащие в себе наказание в виде смертной казни, должны были, по свидетельству Маржарета, утверждаться Разбойным приказом. В ведомстве земских учреждений состояли те же виды преступлений, но судили они суд только с доклада, как правило, губным старостой. Существенным отличием земских старост было то, что "гражданский их суд был совершенно неограничен" [Дмитриев. 1859. С. 64]. Они судили гражданские иски без доклада, причем могли выдавать ответчика головой истцу. Общим отличием суда земских старост от суда губных старост стало по реформе то, что если раньше местный суд был видом кормления, то теперь - родом государственной службы, он вменялся в обязанность выборным от населения старостам. Система приказного суда. Последним видом судебных инстанций, получивших особое развитие в XVII в., стали приказы. Легальной основой приказного суда стал уже Второй судебник, но Соборное уложение, в частности его гл. X "О суде", придала ему еще больший порядок. В ст. 1 этой главы читаем: "Суд государя царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси судить боярам и околничим, и думным людем, и диаком, и всяким приказным людем, и судьям и всякая расправа делать всем людем Московского государьства от большаго до меньшаго чину вправду". Статья 2 постановляла: "А спорные дела, которых в приказех зачем вершить будут не мочно, взносить из приказов в доклад к государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси, и его государевым бояром и околничим, и думным людем". Процесс Московской эпохи. Судопроизводство Московской эпохи постепенно включает в себя уже начала, малоизвестные предыдущему периоду. Так, состязательность процесса постепенно утрачивается, процесс становится письменным, ст. 28 Второго судебника постановляла: "...и дьяку истцовы и ответчиковы речи велели записывати перед собою". Уложение особо обращает внимание на то, что истцы и ответчики обязаны самостоятельно осуществлять свои процессуальные права (ст. 17 гл. X Соб. ул.). Единство процесса разрушается. Процесс делится теперь на: суд (состязательный процесс) и розыск (обвинительный, инквизиционного типа). Основное различие между этими двумя видами процесса не таково, как между гражданским или уголовным; и тот и другой в равной мере поглощали собой современную классификацию. Однако если в первом случае (суд как таковой) судебная инстанция играла весьма пассивную роль (сродни современной), предоставляя сторонам самостоятельно доказывать свое право, то во втором случае (розыск) суд уже активно занимается вопросом выяснения материальной истины. Таким образом, можно сделать вывод, что обращение к тому или иному виду процесса всецело зависело от интереса государства. Смотря по тому, было ли само государство заинтересовано, замешано в каком-либо деле, учинялся тот или иной вид судебного разбирательства. Характерным отличием суда и процесса Московской эпохи от процесса, например, Западной Европы (в частности, Польши) было то, что московский процесс не знал сословных ограничений. Суд и процесс долго продолжали сохранять свойства всесословного. Единственно язва сословности (польская зараза) видна при сопоставлении следующих редакций актового материала: "А на кого взмолвит детей боярских человек пять или шесть добрых. или человек пять-шесть добрых целовальников" (ст. 12 Первого судебника); "а на кого взмолвят дети боярские человек десять или пятнадцать добрых или черных людей человек пятнадцать или двадцать добрых же крестьян и целовальников..." (ст. 58 Второго судебника). Видно, что в делах поклепных разница уже обнаружилась, но она еще не существенна. Но весьма показательна редакция ст. 14 Второго судебника (о судебном поединке), в комментарии к которой М.Ф. Владимирский-Буданов авторитетно заметил: "Когда при великом князе Василии Ивановиче (III. - М.И.) дети боярские не хотели биться с крестьянами, требуя, чтобы противники выставили детей же боярских, то суд принял это за отказ от поля и обвинил детей боярских" [Хрестоматия. 1901. 2 : 124]. Стороны процесса. Сторонами в споре могли быть какие угодно лица, даже холопы, причем последние могли быть не только ответчиками, но и истцами. Впрочем, старое правило об ответственности господ за своих холопов продолжает действовать и в эту эпоху. Возраст тяжущихся не ограничивался. Можно предположить, что лица моложе 10 лет не могли вчинять иски. Женщины обладали равными с мужчинами процессуальными правами. Интересно отметить, что в этот период стороной в споре могло выступать уже государство (казна); государство выступало и в таком виде процесса, как розыск. Тем не менее рудименты круговой поруки, особенно в среде крестьянских мiровъ, давали о себе знать. В последнем случае составлялся род товарищества (ст. 20 Второго судебника). Ограничению в правах подвергались заведомые ябеды (сутяжники). Соборное уложение, например, их предлагало бить кнутом в течение трех дней. Стряпчие (поверенные в делах) приступали к исполнению своих обязанностей без всяких ограничений; legitimatio ad causam им не требовалось. Поверенный истца или ответчика заявлял судьям о факте своего найма стороной. Судебные доказательства. Состав судебных доказательств в Московскую эпоху существенно изменяется. Во-первых, изменяется сущность старинных послухов. Они полностью сливаются с видоками процесса времен Русской Правды. Законодатель теперь четко определяет: "А послухом, не видев, не послушествовали" (ст. 67 Первого судебника). Во-вторых, по смыслу ст. 52 того же памятника видно, что послух утратил свою древнюю сакральную сущность как разновидность Божьего суда. Он уже не должен сам биться на поле или выставлять вместо себя наймита. Послух должен быть совершеннолетним. Его показания записывались, после чего назывались "сказкой". Весьма важно было то, что сказка послуха должна была в точности соответствовать показаниям стороны в процессе. В противном случае эта сторона проигрывала дело. Характерным для русского судебного процесса в это время было то, что послух мог в любой момент отказаться от своих показаний. В одном документе XV в. читаем: "...да пошед мхом полверсты Есюнинские волости старожилец Овдоким Дорофеев, став, тако рек: "яз, господине, на тех межах не бывал, а идти, господине, не ведаю куды". И судиа спросил Есюнинские волости старожильца Овдокима Дорофеева сына: "Сказывал еси мне, что межи знаешь, а ныне по межам почем не идешь? Болен ли еси, или тя кто скупил? Поиди по межам за своим товарием за Тонким за Гридиным сыном". И Овдоким Дорофеев тако рек: "Не болен еси, господине, вижю, а не скупил мя, господине, никто, а не знаючи, господине, межи, как ми идти?" Да и воротился" (А.Ю. 1838. N 20). Впрочем, если послухов было много и показания (сказки) их разнились между собой, дело для них могло кончиться поединком (ст. 15 Второго судебника). Говоря об институте свидетелей в Московский период, необходимо выделить такой вид показаний свидетелей, как ссылка. Под последней следует понимать непосредственную ссылку стороны в процессе на свидетеля или группу свидетелей. Формализм московского процесса сказывался в том, что таких ссылок на свидетелей могло быть две: "ссылка из виноватого" и "общая ссылка" (общая правда). Под первой подразумевалась высшая сила свидетельских показаний, данных против сославшихся на свидетелей. Истец или ответчик указывали свидетелей, но если эти свидетели свидетельствовали против них, то против такого доказательства по московским понятиям доводов не было. Общая ссылка подразумевала согласованные показания нескольких свидетелей, на которые ссылались стороны в процессе. Следующий вид доказательств - повальный обыск. Он особенно применялся при такой форме процесса, как розыск. Цель его - приискание прямых улик, например поличного, известного уже Псковской судной грамоте. Важно также, чтобы поличное было изъято из-под замка, в доме обвиняемого: "А поличное то, что выимут из клети из-за замка; а найдут что во дворе, или в пустой хоромине, а не за замком, ино то не поличное" (ст. 11 Белозерской уставной грамоты 1488 г.). Другой стороной обыска и, пожалуй, наиболее его верной стороной была форма поклепа. Суть обыска состояла в опрашивании возможно большего числа людей с целью приискания надлежащей улики в виде не поличного, а оговора-показания. Такова, например, суть ст. 12 Первого и ст. 58 Второго судебников. Очная ставка, известная и отечественному процессу ("ставити с очи на очи", как тогда говорили), употреблялась в следующих случаях: 1) в делах о служебных преступлениях; 2) в спорах о поместьях и вотчинах; 3) вообще как средство, служащее для проверки истинности показаний свидетелей при обыске (ст. 162 гл. X Соб. ул.). Несомненно также и то, что очная ставка подразумевается под таким действием на суде, как "ставити" (ст. ст. 15, 29, 69 Второго судебника). Известна также такая форма обыска, как расспрос. Он применялся в делах по розыску беглых холопов и по уголовным преступлениям. Расспрос применялся и по некоторым категориям гражданских дел, например в деле определения судьбы выморочного имущества, если наследодатель оставлял наследство без духовной грамоты (ст. 34 Третьего судебника; кр. ред.). В эпоху Уложения расспрос квалифицируется законодателем как обыскные или как расспросные речи. Следующим видом доказательства была пытка, применявшаяся исключительно в такой форме процесса, как розыск. Пытка применялась в делах по тяжким уголовным преступлениям, а также в делах о подкупе свидетелей или поверенного. Цель пытки: добиться сведений о соучастниках, а также добиться прямого признания собственной вины ("а пытан тать на себя не скажет"). Есть мнение, что пытка занесена к нам татарами; однако вряд ли это так, поскольку пытка широко практиковалась в византийском суде и на Западе, унаследовавшим Libri terribiles Юстиниана. Божий суд продолжает сохранять свое значение и во времена Судебников и Уложения. Прежде всего это такой его вид, как жребий. Сигизмунд Герберштейн свидетельствовал, что жребий осуществлялся при помощи дух восковых шариков, в которых прятались записки с именем истца и ответчика. Шарики бросали в шапку одного из присутствующих на суде судей, стороны по очереди тянули шарики. Во времена Уложения жребий еще применялся по спорам о недвижимости при фактическом равенстве доказательств с обеих сторон (ст. 237 гл. X), в спорах о беглых крестьянах (ст. 34 гл. XI; ст. 115 гл. XX), в спорах духовных лиц со светскими (ст. 4 гл. XIII) и т.д. Следующий вид Божьего суда - присяга. Присяга существует до сих пор в процессе многих цивилизованных стран. В России, забегая немного вперед, скажем, что, присяга просуществовала до 1917 г. Поскольку на присяге клянутся именем Бога, то большевики-атеисты не могли допустить подобное. Непонятно только, почему с крушением богоборческой власти присяга не была восстановлена в современном процессе. Присяга в московский период осуществлялась в виде целования креста, оформлявшегося как крестоцеловальная запись. Существовало законодательное ограничение, сколько раз человек мог присягать в течение своей жизни, - не более трех раз! Превышение полагалось разрешать либо сыском, либо пыткой (ст. ст. 1 и 2 гл. XIV Соб. ул.). К крестоцелованию допускались иностранцы (только христианских вероисповеданий). В последнем случае присяга осуществлялась по правилам их веры. Присягать можно было только с 20 лет, но Уложение знает исключение, разрешая присягать с 15 лет. Интересно отметить, что московский процесс допускал комбинацию двух видов Божьего суда, когда жребием решался вопрос, какая сторона будет присягать (ст. 4 гл. XIV Соб. ул.). Наказание за принесение ложной присяги было исключительно жестоким. За принесение ложной присяги били кнутом, затем сажали в тюрьму, как правило, на неопределенный срок (ст. 9 гл. XIV Соб. ул.). Помимо этого на преступника налагались меры церковного прещения (ст. 10 гл. XIV Соб. ул.). Само принесение присяги обусловлено было несколькими обстоятельствами. В случае скрепления показаний свидетелей при поклепе (обыске) (ст. 12,13, 46 Первого; ст. ст. 16, 25, 58 Второго судебников; ст. 158 гл. X Соб. ул.). В случае необходимости снять с себя обвинение, не доказуемое иными способами (ст. 30 гл. VIII, ст. ст. 22, 126, 154 гл. X Соб. ул.). Поле как легальное средство доказывания просуществовало в праве до 1600 г.; отменено по указу Бориса Годунова. Тем не менее весьма подробные постановления по поводу поля содержатся в Первом и Втором судебниках, которые можно считать даже своеобразным "Уставом о поле". Процессуально различали три стадии поля: 1) "а дойдут до поля, да не став, у поля помирятся" (ст. 9 Первого судебника); 2) "а у поля став, помирятся" (ст. 10 Первого судебника); 3) "а побьются на поле" (ст. 11 Первого судебника). Все три стадии существенно разнились по величине судебных пошлин, уплачиваемых сторонами. Поле до своей отмены присуждалось по следующего рода делам: о займе, о поджоге, разбое, воровстве, об убийстве. Чаще всего судебным поединком решались споры о недвижимости. Письменные акты в рассматриваемый период имели еще относительную силу. Общий ход процесса. Правильного деления на стадии в принципе еще не существовало, поэтому ход суда легче рассматривать согласно порядку той эпохи. После определения сторон в споре и места его рассмотрения составлялась и подписывалась челобитная (иск). Основаниями для прекращения дела (отказа в его рассмотрении) были: давность (по разным делам она была весьма обширной, вплоть до 40 лет); смерть истца или ответчика; особые постановления закона. Помимо обычных челобитных процесс знал так называемые явочные челобитные. Этими документами суд уведомлялся о факте нарушения чьих-то прав. По получении и рассмотрении челобитной обыкновенно назначались сроки вызова ответчика в суд и, если надо, свидетелей. Вызов в суд осуществлял особый чиновник - пристав. Судья выдавал приставу "приставную память" весьма простого содержания. В ней удостоверялись личность пристава, ответчика, указывался род действий, который должен был совершить пристав (например, "дать на поруки"). Далее указывалась суть дела, например "паханную мою межу он посеял насильством", и основание иска: "по челобитной". По сути это был уже настоящий формуляр - устоявшийся в судебном производстве род акта. Знал процесс в этой стадии и другие акты, впрочем, сходные по содержанию: "срочные отписки", "зазывные грамоты", "наказные памяти" и др. Отличительной особенностью процесса московского периода было то, что вызов в суд всегда сопровождался таким процессуальным действием, как поручительство со стороны третьих лиц за ответчика в том, что ответчик явится в суд в указанный срок. Например: "Се яз Воронежа города Антоновской пустыни Алексеевского монастыря игумен Иосиф, да яз Троицкой поп Симеон, да яз Рождественский поп Климент. поручилися есмь по воронежскому Благовещенском по попе Евтропию в том, что ему попу Евтропию за нашею порукою во Переславле Рязанском на архиепископье дворе в судном приказе духовных дел стать перед старцем Иовом, да перед приказными людьми", - читаем в одной поручной записи 1664 г. Процедура дачи поруки называлась тогда "выручить у пристава". В случае если поручителей не находилось, "на поруки не даются, чинятся сильны", как тогда говорили, пристав сообщал суду о случившемся посредством "доездной памяти". После этого суд снова отправлял пристава к ответчику, но уже с понятыми, при которых тот обязан был дать за себя поруку. Вне зависимости от формы процесса (суда или розыска) судоговорение осуществлялось непосредственно в присутственном месте. Само судебное разбирательство мало чем отличалось от наших дней. В самом начале разбирательства стороны имели право отвода судей по мотивам их заинтересованности в деле (родственники одной из сторон, сведения о подкупе суда). В ходе опроса сторон судьи оценивали доказательства, которые те приводили. Само разбирательство могло быть прервано по желанию сторон. Перерыв в заседаниях оформлялся "срочной отписной грамотой". Разбирательство могло закончиться таким действием, как "доклад". Докладом разбирательство заканчивалось тогда, когда судьи считали себя некомпетентными в существе вопроса или когда отсутствовала объективная норма права (пробел в законодательстве). Доклад шел в вышестоящую судебную инстанцию: в приказы или в Боярскую Думу. Вынесение решения осуществлялось исключительно в письменном виде. При этом составлялась так называемая правая грамота. Исполнение решений по гражданским делам осуществлялось выигравшей дело стороной, в случае необходимости проигравшая сторона могла быть выдана "победителю" головой. В исполнении решений по челобитным принимали участие приставы и доводчики. Приговор по уголовным делам подлежал неукоснительному исполнению и осуществлялся всем аппаратом государственной власти. Процессуальное право Московской эпохи знало особую форму пересмотра дела после вынесенного решения. Это так называемый пересуд. Собственно, пересуд - это название судебной пошлины (ст. 64 Первого судебника). Основанием для пересуда были не те основания, которые сейчас служат, например, поводом к кассации или апелляции; формально основанием для пересуда была ошибка в составлении судебных актов. Сторона могла, сославшись на наличие таких ошибок, заявить, что "суд ему таков не был, как в сем списке написано", и потребовать нового разбирательства. Однако требование это могло быть выдвинуто, если дело шло на доклад. Другим формальным основанием пересуда мог быть доказанный случай подкупа суда (ст. 3 Второго судебника). Аналогичное постановление - ст. 7 гл. X Уложения. В позднейшую эпоху пересуд становится возможным в случае преждевременного разрешения дела (ст. 116 гл. X Соб. ул.). Известно, что по московскому праву отказ ответчика явиться в суд не мог служить основанием к бесконечному затягиванию разбирательства: в случае неявки другая сторона могла получить "бессудную грамоту", т.е. решение однозначно выносилось в пользу явившейся на суд стороны. Гарантии против злоупотребления этим находим в ст. 123 гл. X Уложения. Все стадии процесса в ту эпоху были платными, все документы, выдаваемые судом, тоже. Впрочем, выигравшая сторона могла вознаградить себя за счет проигравшей. Слово и дело. В русском процессе вплоть до середины XVIII столетия удерживалась такая его форма, как "слово и дело государевы". Произнесший эту сакраментальную фразу мгновенно оказывался в руках властей, которые начинали розыск по этим самым "словам" и "делам". По сути это был розыск по государственным преступлениям (crimen laesae majestatis), к которым, напомним, согласно Уложению (гл. I) относились и преступления против Церкви. Впрочем, обстоятельства этих дел были таковы, что любая оговорка, неосторожное поведение во хмелю могли стать обвинением в "государеве слове". Вот характерный образчик такого дела: "В нынешнем во 133 году (1625. - М.И.) декабря в 21 день писали к государю с Воронежа воеводы Иван Волынский да Семен Усов, что декабря в 4 день пришел к ним в съезжую избу Воронежского уезда Карачунского монастыря старец Исайя, а сказал за собою государево дело того ж Карачунского монастыря на шумна Варсанофия да на дьякона Герасима. В нынешнем де во 133 году до Филиппова поста за неделю, призвав его игумен Варсанофий и дьякон Герасим к себе в келью, в келье били, и под пол сажали, и доскою давили и, по доске скачучи и пляшучи, пели: "радуйся, царь Иудейский, твое царствие пришло". И они того игумна Варсонофия против извета старца Исайи расспрашивали, и тот де игумен против извета старца Исайи им ничего не сказал, и их воевод лаял матерны" (Новомбергский. 1911. 1. N 23). Однако у процесса "слово и дело" была еще одна сторона, еще одна особенность. Дело в том, что содержание под стражей в ту эпоху никак не регулировалось законом. Срок содержания (даже предварительного) зависел от произвола тюремщика ("как государь скажет"). Как правило, арестанты содержались годами; срок ведения следствия тогда тоже законодательно определен не был (первые попытки к этому делаются только в законодательстве Петра Великого). Поэтому несчастные сидельцы очень часто прибегали к "слову и делу", чтобы заставить тюремщиков ускорить рассмотрение собственного дела. Процесс по "слову и делу" шел быстро, часто заявившего за собой "слово" отправляли в Москву, в Разбойный приказ, где у несчастного, вытерпи он пытки (а пытка была непременным условием "дела"), появлялся шанс освободиться от обвинения и обрести свободу. Тем более что на допросах от "дела" не оставалось и "слова": обвиняемые просто выдумывали его, надеясь на скорую свободу. Вот характерный пример такого дела: "В нынешнем во 7154 году (1646. - М.И.) февраля в 6 день писал к государю царю и великому князю Алексею Михайловичу из Переславля Рязанского Дмитрий Овцын, сказывали де ему тюремные сидельцы, рязанец сын боярский Федотка Короваев да боярина Никиты Ивановича Романова Скопина городка казаки Бориска Воротников Кривой да Захарко Лопаткин, что за ними государево дело; а они ему того государева дела не скажут, а скажут де они про то государево дело на Москве". И жернова следствия закрутились: "А с пытки рязанец, сын боярский Федотка Короваев сказал: в нынешнем во 154 году на масляной неделе говорил в тюрьме тюремный же сиделец Ивашко Яковлев, что он на государево дело плюнет; а к какой де речи Ивашко Яковлев то слово молвил, и он Федотка того не слыхивал". Взялись за Ивашку Яковлева: "А Ивашко Яковлев в расспросе сказал: пил де он на масляной неделе два дни и вопьяни де молвил он, Ивашко, то невежливое слово; а в какой речи то слово молвил, и он, Ивашко, того сам не помнит, и в той де его вине государь волен". Дело пошло своим ходом; дальше выяснилось, что всему причина Федотка Кроваев: "Царю государю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси бьет челом холоп твой из темницы заключенный рязанец Федотка Васильев сын Короваев. В прошлом, государь, во 7153 году (1645. - М.И.) приехал я, холоп твой, в Переславль Рязанский тебе, государь, креста целовати, и губные старосты Григорий Колемин да Дмитрий Смагин взяли меня, холопа твоего, от крестного целования и посадили в тюрьму без поличного и без язычной молки для своей бездельной корысти, а истца мне, холопу твоему, и по ся место никого нет. Сижу напрасно, помираю нужною, голодною смертью. И в нынешнем, государь, во 154 году, сидючи в тюрьме сказал за собою твое государево слово, и о том воевода Дмитрий Овцын писал к тебе, государь, к Москве в Разряд (Разрядный приказ. - М.И.). Испросив той отписки из Разряду прислана твоя государева грамота, а велено меня в твоем государеве слове расспросить. И я, холоп твой, супротив твоей государевой грамоты распрашиван; а мне твоего государеву указу, холопу твоему, нет. И я, холоп твой, бил челом тебе, государь, о указе; и думные, государь, дьяки Иван Гавренев да Михайло Волошенинов, дела и отписки слушав, сказали, что в том твоем государеве деле я, холоп твой, оправдался и дела до меня нет". В итоге появляется решение: "И как к тебе ся наша грамота придет, а до того будет Федотка разбойное и татиное дело не дошло, и истца ему никого нет, и ты бы его, Федотка, из тюрьмы выпустил с порукою. Да о том к нам отписал с иными наши делы. Писан в Москве лета 7155 (1647. - М.И.) октября в 20 день" (Там же. N 289). Даже и тут дело длилось два года! § 8. Система источников права Московского государства Проблема систематизации актов Московского государства. Обычай продолжает играть первенствующее значение в Московском государстве. Одновременно с ним развивается обширный актовый материал. Это прежде всего акты юридического быта. Сам актовый материал может быть подразделен на несколько видов: 1) собственно акты, не имеющие самостоятельного значения, однако устанавливающие какой-то юридический факт; 2) акты - формуляры документов; 3) указы царя, боярские приговоры и постановления Земских соборов; 4) акты канонического права. Многие из актов первого рода упоминались в ходе предыдущего изложения материала. Это такие акты, как челобитные населения и т.п. Правда, челобитные как самостоятельный вид актов вряд ли могут быть рассматриваемы в качестве правоустанавливающих. Скорее это свидетельства о праве, в них часто встречаются ссылки на факты, имеющие место до того. Просто население или конкретное лицо просят их дальнейшего подтверждения. Возможна и иная классификация актов московского периода, авторство которой принадлежит академику К.Н. Бестужеву-Рюмину. Академик в первую очередь выделил поручные записи. В этот разряд актов входили ручательства бояр, детей боярских и даже населения (что было характерно для времен Иоанна Грозного) за того или иного человека. В таком своем качестве к поручным записям относились ручательства за удельных князей, бояр, что они не отъедут, например, в Литву, т.е. не совершат земскую измену. Также сюда относятся ручательства за истца или ответчика, что они предстанут в срок на суд. Следующий разряд - акты канцелярского делопроизводства. Сюда относятся многочисленные памяти приказов и воеводам, статейные списки (отчеты послов), даже проезжие грамоты - аналог загранпаспортов той эпохи. Другой разряд - акты частноправового характера. Это в первую очередь завещания или духовные грамоты как московских великих князей, так и прочих чинов людей Московского государства, купчие и вкладные, последние составляли особого рода акты, оформлявшие дарение недвижимости монастырям "на помин души". Известны также межевые (ободные), послушные и отводные грамоты, последние есть род инвеституры. Известны поступные грамоты, обращенные к крестьянам с призывом слушать своего помещика. Права землевладельцев на холопов оформлялись докладными или полными кабальными записями. Договор (ряд), регулирующий частный оборот, также хорошо известен московскому праву. Еще один разряд актов-документы судопроизводства. Это хорошо известные жалобницы или челобитные, как тогда назывались исковые заявления. Сюда же относится приставная память для судебного пристава, срочная грамота, оформлявшая отсрочку судебного заседания. Зазывная, полетная, правая, бессудная грамоты - все это документы, оформлявшие различные стадии судебного процесса той эпохи. Наконец, в особый разряд актов академик Бестужев-Рюмин выделял документы финансово-административного порядка. Хотя такое название довольно условно. К такому разряду в первую очередь относят писцовые книги, которые представляли собой подробное описание городов с землями, угодьями и жителями. Это был своего рода земельный кадастр, создаваемый с целью упорядочения налогообложения. Приложения к писцовым книгам составляли дозорные и приправочные книги. В переписных книгах велся учет тяглового населения государства, в разрядных - служилого. Далее, известны строительные книги - описывали укрепления городов; засечные книги - акты, определявшие режим государственной границы в таможенных целях. Административные границы внутри страны определялись межевыми книгами. Грамоты Московского государства. Следующий большой вид источников права Московского государства - грамоты великих московских князей и царей. Они могут быть классифицированы в зависимости от своего содержания на собственно жалованные грамоты и грамоты общего управления. Жалованные грамоты представляют собой большую группу иммунных документов, суть которых состоит в даровании привилегии (priva lex) определенному лицу или группе лиц. Начнем с последнего вида жалованных грамот - грамот общего управления. Прежде всего это уставные грамоты той или иной местности. Самая ранняя из дошедших до нас таких грамот - Двинская уставная грамота 1397 г. Содержание уставных грамот подробно разобрано выше в разделе, посвященном местному управлению Московского государства. Тем не менее отметим, что целью подобных актов было привлечение на сторону великого князя Московского симпатий местного населения. Делалось это посредством строгой фиксации порядка судопроизводства с опорой на местное обычное право, гарантии от злоупотреблений власти наместников и волостелей и т.п. К уставным грамотам примыкают уставные земские и губные грамоты, которыми дается привилегия особого порядка управления и суда через доверенных и выборных лиц от самого населения. С точки зрения права проанализированная выше группа документов подпадает под определение жалованных только благодаря тому, что государство жалует населению права участия в общегосударственном управлении. Поэтому эта группа грамот может быть определена как род публично-правовых актов по своему характеру. Грамоты эти суть instrumentum regni великокняжеской власти в деле установления единодержавия в стране. Следующая группа жалованных грамот может быть определена как род частноправовых актов, которые служили своего рода приманкой, калачом для светских и духовных землевладельцев. Прежде всего это хорошо известные тарханы или обельные грамоты. Наверняка как гром среди ясного неба прозвучали в свое время положения Второго судебника: "А тарханных впредь не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех" (ст. 43). Эта же статья сообщает и о другом виде жалованной грамоты - полетной. Этимология этого слова указывает на словосочетание "по летам". Таким образом, по летам устанавливалась отсрочка по какому-нибудь виду платежа, в большинстве случаев по заемным обязательствам. Известны также несудимые грамоты, дававшие привилегию судиться только судом великого князя Московского. В ходу были охранительные или заповедные жалованные грамоты. Этими актами защищались от посягательства третьих лиц какие-либо права. Поэтому часто эти грамоты назывались еще "опасными" или "бережливыми". Безусловно, к частному виду жалованных грамот можно отнести грамоты на поместья и вотчины. Известно, что со времен Иоанна IV отсутствие такой жалованной грамоты на вотчину могло привести "к отписке ее на государя". Указы как памятники права. Указы великих князей и царей московских становятся в рассматриваемую эпоху одним из главных видов правотворчества государства. Указ царя, прошедший стадию обсуждения в Думе, а тем более подтвержденный приговором Земского собора, становился настоящим lex generalis. После определения ст. 98 Второго судебника: "А которые будут дела новые, а в сем судебнике не написаны, и как те дела с государеву докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в сем судебнике приписывати" стало возможно появление так называемых указных книг московских приказов. Указы, состоявшиеся с соблюдением предписанного порядка ("царь сказал, бояре приговорили"), систематизировались приказами в зависимости от собственной компетенции. К сожалению, не все указные книги дошли до нас. Уцелевшие в свое время были опубликованы М.Ф. Владимирским-Будановым в третьей части его "Хрестоматии по истории русского права". Это такие книги, как Указная книга Холопьего приказа, Указная книга Земского приказа, Указная книга ведомства казначеев и др. Очень близки к форме указных книг новоуказные статьи, появившиеся после издания Соборного уложения 1649 г. Техника их составления была точно такая же. Впрочем, наиболее совершенной формой правотворчества в Московском государстве стали первые опыты кодификации общегосударственного права. Это хорошо известные три царских судебника и Соборное уложение. Первые попытки кодификации права Московского государства. Собственно, название "Судебник" дано наукой акту 1497 г. по аналогии со вторым документом 1550 г. Сам Первый судебник начинался так: "Лета 7006 месяца септемвира уложил князь великий Иван Васильевич всея Руси с детми своими и бояры". Источниками Первого царского судебника были обычное право и практика московских приказов, процесс формирования которых начинается несколькими десятилетиями ранее издания Судебника. Уставные грамоты равно послужили материалом, из которого законодатель черпал информацию. Исследователи давно заметили, что содержание первого кодификационного акта наиболее близко именно уставным грамотам. Структура Судебника позволяет сделать определенные выводы о его системе. В основном это сборник процессуального права. Первый отдел (ст. ст. 1 - 36) содержит постановления о центральном суде, при этом ст. ст. 9 - 14 содержат разрозненные постановления уголовно-правового характера; второй отдел (ст. ст. 37 - 44) содержит постановления о суде местном (наместника и волостеля). Третий отдел (ст. ст. 46 - 68) включает в себя постановления по гражданскому праву и процессу. Текст Судебника долго был не известен науке. До обнаружения текста в 1817 г. ученый мир пользовался весьма вольным переводом Герберштейна первых 16 статей. Полный текст Судебника был обнародован в 1819 г. Источниками Второго царского судебника были предыдущий Судебник и накопленный за полвека указной материал. Однако содержание и техника Второго судебника настолько близки к Первому, что подобная близость позволяет сделать вывод о том, что Второй судебник является исправлением и дополнением Первого. Вопрос о существовании Судебника Василия III современной наукой не подтвержден. Структура Второго судебника повторяет структуру Первого. Первый отдел (ст. ст. 1 - 61) содержит постановления о центральном суде; второй отдел (ст. ст. 62 - 75) определяет порядок местного суда; третий отдел (ст. ст. 76 - 96) содержит постановления по гражданскому праву и процессу; четвертый отдел, состоящий из четырех статей, может быть отнесен к юридико-технической области. Так, ст. 97 в принципе провозглашает впервые в русском праве запрет обратной силы закона: "А которые дела преж сего судебника вершены, или которые не вершены (но процесс по ним уже идет. - М.И.) в прежних во всяких делах, суженных и несуженных, и тех дел всех не посуживати... как те дела преж сего вершены, а впредь всякие дела судити по сему судебнику и управа чинити по тому, как царь и великий князь в сем своем судебнике с которого дни учинит". Статья 98 содержала технические постановления о правилах дальнейшего законодательствования. Благодаря ей, напомним, появились указные книги приказов. Статья 99 определяла ответственность за лжесвидетельствование, а ст. 100 содержала коллизионные нормы определения подсудности суда великого князя и царя с судом тверского князя. Судебник 1550 г. был открыт для науки В.Н. Татищевым в 1734 г. впервые опубликован в 1762 г. Третий судебник 1589 г. нами не рассматривается, поскольку в науке существует серьезное сомнение, применялся ли он когда-либо в общегосударственном масштабе. Есть данные о его применении только на севере страны. Последний крупный кодификационный акт московского периода - Уложение царя Алексея Михайловича 1649 г. Это был первый акт, опубликованный для всеобщего сведения уже тогда же, в 1649 г. Вскоре издание было повторено. Акт этот оказался невероятно популярным. Формально включенный в Полное собрание законов Российской империи, он действовал до 1835 г.! Только Свод законов Российской империи (см. ниже) полностью заменил его положения! Источниками Уложения явились в первую очередь кодификационные акты предыдущих эпох (Судебники) и последующий указной материал (в форме указных книг). В наиболее полном виде источники Уложения представлены в преамбуле памятника: "Лета 7156 года государь царь и великий князь Алексей Михайлович. советовал. и говорил. которые статьи написаны в правилех святых апостолов и святых отец и в градских законех греческих царей. и чтоб прежних великих государей царей и великих князей. указы и боярские приговоры с старыми судебниками справити. А на которые статьи в прошлых годех прежних государей в судебниках указу не положено, и боярских приговоров на те статьи не было, и те бы статьи по тому же написати и изложити по его государеву указу общим советом". Не назван только Литовско-русский статут в редакции 1588 г., явившийся одним из главных источников Уложения. Определенную роль в составлении Уложения сыграли челобитные населения. Некоторые статьи Уложения прямо начинаются со ссылки на такие челобитные. По сути Собор подтвердил то, что было испрашиваемо в них. Структура Уложения может быть определена следующим образом: первые девять глав и главы XXIII, XXIV составляют первый отел памятника. Здесь по преимуществу собраны статьи, посвященные тогдашнему государственному и уголовному праву. Значительная часть из них определяет наказание за государственные преступления. Второй отдел (X - XV) составляют нормы процессуального права. Третий отдел (XVI, XVII, XIX, XX) постановления преимущественно гражданского права. Четвертый отдел (XXI, XXII) содержит общее уголовное право и процесс той эпохи. Остальные главы содержат в себе разрешение частных вопросов, волновавших тогда московское правительство (например, запрет курения табака). Из этой весьма условной систематизации видно, что некоторые главы включают постановления разного рода, что позволяет их одновременно относить к разным отделам. Каноническое право. Каноническое право в московскую эпоху было представлено в основном двумя памятниками: Кормчей книгой и Стоглавом 1551 г. Кормчая книга - компиляция канонического права из различных кодификаций византийских императоров и некоторых памятников русского права (в ней содержался один из вариантов Русской Правды). Кормчая книга до сих пор является одним из главных источников внутрицерковного права Русской православной церкви. Стоглав - плод отечественного законодательства. Он был составлен в подражание Судебнику 1550 г., в котором было также 100 статей. Стоглав был официально отменен в 1667 г. в связи с более чем спорной канонической реформой патриарха Никона. Помимо чисто церковных постановлений Стоглав содержал постановления светского характера. Так, он изымал несудимые грамоты у духовенства, освобождал священников от поля: "А поля и крестного целования священническому чину не присуждают, но обыском обыскивают и многими свидетелями достоверными". Стоглав подтверждал обязательное обращение к смесному суду в случае, если стороной в споре был церковный человек: "А кому будет священническому и иноческому чину искати своих обид на мирских людех, или кому на них, иным люди искати, то суд смесной". Содержал Стоглав довольно интересные постановления, касающиеся служилых людей, которые можно рассматривать как некоторое ограничение крепостного права: "Благочестивому царю в царствующем граде Москве и по всем градам свою царскую заповеди учинити, чтобы дети боярские и люди боярские и всякие бражники зернью не играли и по корчмам не пили, и прочего зла не творили, и жили бы по крестьянски и были бы довольны своим оброком". Призыв довольствоваться своим оброком - это, конечно, слабая мера, но все же. Весьма интересна юридическая техника Стоглава. Он был составлен в виде ответов Освященного собора на вопросы царя Иоанна IV. ИМПЕРСКИЙ (ПЕТЕРБУРГСКИЙ) ПЕРИОД В ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ПРАВА Глава VII. СТАНОВЛЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ § 1. Форма и содержание понятия империи. § 2. Смысл и судьба преобразований Петра Великого. § 3. Понятие русского абсолютизма. § 1. Форма и содержание понятия империи Империя, время и пространство. В третий период истории русского права, условно называемый "имперским", русская правовая цивилизация испытала на себе невероятное давление пространства и времени, которое воплотилось в мозаичности правовой системы Империи и в многообразии форм государственного управления ее составных частей. История Российской империи в некотором роде сродни истории Великих географических открытий, - именно с этой эпохи география жестко вторгается в государственную политику России: покорение Кавказа, Крыма, Прибалтики, Финляндии, освобождение единоверцев из-под власти схизматической Польши, вторжение в Туркестан, стремление через Памир найти дорогу в Индию - все это примеры не агрессивности России и русских, как пытаются сегодня представить движение наших предков либеральная историография и русофобские школы историографии Запада, а разорения разбойничьих гнезд, установления четких пограничных линий и возвращения исконных вотчин гнезда Рюрика. Двухсотлетняя история петербургской России - это не просто эпоха завоеваний, а эпоха организации ландшафтного многообразия, которое вкупе с историческим ядром страны не могло не повлиять на форму правления. Приобретенное пространство выразилось в особой структуре власти, политического господствования и правового регулирования этого господствования, формы которых даны в таких понятиях, как "государство" и "империя". Важно, как эти понятия отражены в русском сознании. Государство как форма русского сознания. Третий период истории русского права с полным основанием может быть определен как период окончательного формирования российской государственности, выразившегося в выработке понятия государства как такового, отделения его от личности монарха. Факт этот требует детального пояснения. Констатация этого факта принадлежит В.О. Ключевскому, с которым согласились позднее все, даже его ученик-оппонент П.Н. Милюков. Напомним, Ключевский писал: "Петр разделил эти понятия, узаконив присягать раздельно государю и государству. Настойчиво твердя в своих указах о государственном интересе как о высшей и безусловной норме государственного порядка, он даже ставил государя в подчиненное отношение к государству как к верховному носителю права и блюстителю общего блага" [б. Ключевский. 1918. 4. С. 267 - 268]. Вместе с тем нельзя не заметить, что означенная особенность вряд ли может быть рассмотрена именно в таком контексте, как она была изложена В.О. Ключевским. Скорее всего можно говорить, что при Петре идея служения государству достигла своего наивысшего развития, не более того, однако и не менее. Дело в том, что в монархических государствах невозможно без пагубных последствий отделять личность монарха от личности государства. Очень четко, например, эта мысль была выражена в официальном толковании комментария ст. 100 Уголовного уложения 1903 г., где подчеркивалась невозможность отделить преступное посягательство на образ правления страной от такого же посягательства на особу Императора; так как "государство как целое воплощается в нераздельной государственной области, в образе правления и в носителе державной власти - особе главы государства, то и мятеж как посягательство на внутренние основы государственного бытия, согласно и нашим законам основным. будет обнимать собою: 1) посягательство на особу Императора как Верховного самодержца России; 2) посягательство на образ самодержавный и неограниченный. 4) посягательство на целостность России. Следовательно, мятеж будет обнимать все посягательства на те основные условия государственной жизни России, кои возникли самодержавным велением власти верховной и воплощены в основных законах" (Уг. ул. 1904. С. 182). Противоположная же квалификация преступления в виде посягательства только на особу Императора хоть и выделялась нашим законодательством в особую группу преступлений государственных по форме crimen laesae majestatis, тем не менее связывалась с предыдущей группой преступных посягательств: "Особа монарха по основным законам Империи, как по законам всех монархических государств, является одновременно Верховным главой государственной организации и физическим лицом, в коем воплощается державная власть. Оба эти свойства, сливаясь в внешнем своем выражении, различествуют в существе и в том значении, какое придают им права государственное и уголовное. Всякое посягательство на державные права Императора совмещает в себе и оскорбление Величества в обширном значении слова (Majestas), но не все случаи оскорбления Величества будут посягательством на основные начала государственного строя, посягательством на Государя как на самодержавного и неограниченного властителя России" (Там же). В Соборном уложении царя Алексея Михайловича эти квалификации тоже строго различались (ст. ст. 1 и 2 гл. II). Отсюда, кстати, вполне напрашивается вывод, отчасти перекликающийся с современной действительностью. Поскольку факт служения государству виден только в отношении службы монарху, республиканская фикция - президент есть слуга государства и т.п. - совершенно не действенна для России, поскольку государство здесь воспринималось и воспринимается только как сумма отношений определенного рода. Полагаем, что наиболее выпукло, зримо данный взгляд русского народа на государство был отражен в оригинальной теории известного русского юриста Н.М. Коркунова. Н.М. Коркунов был, пожалуй, одним из авторитетнейших русских юристов, чья концепция государства и государственной власти может рассматриваться как реальное отражение правовых взглядов русского народа на государство. Тем более что история российских революций, как кажется, наглядно доказывает истинность его главного тезиса - государство есть признание человеком своей зависимости от внешнего авторитета. Н.М. Коркунов исходил из общей посылки, что государство есть союз властвующих. Государственная власть имеет самостоятельную основу в том, что люди (подвластные) осознают свою зависимость от такого союза. Важна в этой конструкции та мысль, что осознание собственной зависимости от власти выражено не в психической эмоции или инстинкте, а во вполне осознанной идее зависимости, в способности к властному принуждению. Таким образом, идея становится фактом моментом действительности, регулируемой нормами права. Отсюда вытекало знаменитое определение государства как "общественного союза, представляющего собой признанное принудительное властвование над свободными людьми" [Коркунов. 1909. С. 240]. В этой конструкции также привлекает элемент осознанности, т.е. подвластные осознают себя таковыми не в смысле раболепствующего субъекта, а в смысле субъекта свободного, имеющего свой собственный интерес. В связи с чем Н.М. Коркунов замечал: "Раз государство присваивает себе (вернее было бы сказать, наделяется подвластными. - М.И.) исключительное право принуждения, оно должно осуществлять принуждение во всех тех случаях, когда без него обойтись нельзя (следовательно, государство проявляет себя только в случае нарушения порядка или в случае необходимости подания помощи. - М.И.), следовательно, не только в своих собственных интересах (а их у него как раз нет, так как это не субъект, о чем речь будет ниже. - М.И.), но и в чужом интересе" [Там же. С. 241]. Фактически получается, что государство - это состояние людей (подвластных), осознающих свое право (понятое как интерес). Правовое сознание подвластных тем самым пронизывает конструкцию власти, поскольку власть как таковую в данной ситуации невозможно отделить от права, как невозможно государство отделить от человека. Сила императивности государственного порядка зависит от силы собственного убеждения подвластного. Поэтому "власть, - писал Н.М. Коркунов, - есть сила, обусловленная не волею властвующего, а сознанием зависимости подвластного. Если так, то и для объяснения государственной власти нет надобности наделять государство волей, олицетворять его" [Там же. С. 246]. Иными словами, наделять его правосубъектностью, понимать государство как разновидность конструкции юридического лица! Главный вывод, вытекающий из высказанного положения, заключается в том, что "государство при таком понимании власти представляется не единою юридической личностью, подчиняющей своей воле всех составляющих его граждан, а единым юридическим отношением, в котором граждане - суть субъекты, в котором власть как сила, проистекающая из сознания гражданами их общей зависимости от государства, составляет общий единый объект всех тех прав, из которых слагается государственное правовое отношение" [Коркунов. 1893. С. 195]. Видно, что конструкция государства, принадлежащая Н.М. Коркунову, имеет своей целью объяснение службы подвластных монарха, поскольку вступать в отношения, где объектом является государственная власть, приходится с монархом, особенно если вспомнить сложность юридической конструкции русской императорской власти. В подтверждение нашего вывода можем сослаться на другой труд ученого, в котором он дает более развернутое определение высказанного выше тезиса: "Если само государство есть юридическое отношение, субъекты его - все участники государственного общения, от монарха до последнего подданного. Объем их прав может быть очень различен, как в абсолютной монархии, где вся полнота власти сосредотачивается в руках абсолютного монарха. Но если бы даже подданные имели только одни обязанности, они все-таки были бы субъектами, пассивными субъектами юридического отношения, но все же не объектами, потому что объект не может иметь ни прав, ни обязанностей. В действительности же и в абсолютной монархии подданные имеют не одну лишь обязанность повиноваться монарху, а также некоторые права участия, конечно, подчиненного, в государственном властвовании" [Коркунов. 1894. 1 : 13 - 14]. Это право участия в государственном властвовании будет реализуемо в праве на государственную службу. Таким образом, Н.М. Коркунов вывел основную формулу (догму) русского государственного права до 1917 г. Империя. В праве и правовой науке нет твердого определения понятия "империя". Наиболее простой выход, кажется, может быть найден в трактовке этого понятия как формы государственного устройства. Однако современная доктрина права признает только три его вида: унитарное государство, федерацию и конфедерацию. Вместе с тем применение этих определений к понятию "империя" показывает их методологическую несостоятельность. Империи бывают как унитарные, так и федеративные, кроме того, некоторые исторические типы таких государств демонстрируют совершенно не похожую на вышеперечисленные форму государственного устройства: историческое ядро, имеющее определенную структуру, и структуру власти в том числе, вокруг которого собраны области, совершенно не похожие на свое историческое ядро. Классический образец подобного устройства дает нам Римская империя; если пойти дальше в глубь веков - Персидская империя. Новое время породило такой тип империи, который не был похож на предыдущие, - колониальную империю. Именно в связи с появлением последнего типа империи в политический лексикон вошло слово "империализм". Далее. Кажущийся выход может быть найден в таком понятии теории права, как форма правления. Однако и здесь нас поджидают существенные препятствия. Если Персидскую империю можно признать классической монархией, то Британская империя представляла собой образец конституционной монархи; Римская империя имела вообще уникальную форму правления - монархическую республику. Византия в значительной степени копировала этот образец. Знаменитая Турецкая империя (блистательная Порта) была теократией. Становится ясно, что и в этом случае нельзя найти однозначное для всех исторических эпох определение империи. Означает ли тогда, что понятие "империя" не есть понятие исключительно правовое? Очевидно, да. В этой связи заслуживает внимание попытка русского юриста Н.Н. Алексеева рассматривать империю с точки зрения геополитики, где географический фактор играет роль основания, на котором строится культурная, политическая, экономическая и правовая часть света, больше которой может быть только человечество, объединенное в мировое государство. Не случайно Н.Н. Алексеев характеризует такой тип государства, как "государство-мiръ" [Алексеев. 1931. С. 27]. Надо сказать, что в его взглядах прослеживается влияние теории отца-основателя науки геополитики шведского юриста Рудольфа Челлена. И действительно, большое географически разнообразное пространство, которое в течение своей жизни обрастает сложными культурно-бытовыми особенностями, превращается тем самым в особое государственно-правовое целое. Империя есть настоящий мiръ, культурное целое, противопоставленное окружающему. Однако имперский мiръ не есть мiръ унифицированный; он един, но не единообразен. По форме своего устройства и правления империю следует признать четвертым типом государственного устройства. Наконец, последнее замечание важно тем, что отмечаемая нами особенность была присуща России и всем известным историческим типам империй. Особенность эта может быть объяснена из толкования слова imperium, каковое в словаре переводится как: "1) приказание, 2) власть, 3) полнота власти, 4) высшее командование" [Дворецкий. 1986. С. 379]. Для нас важно то, что слово imperator означало в первую очередь главнокомандующего римской армии (причем не простого, а получившего триумф за свои заслуги), а imperium - составную часть полномочий власти римских магистратов (cum imperio и sine imperio), в том числе и принцепса, которого в литературе часто именуют "императором". Следовательно, империя строится не просто на понятии военной власти, как таковой военный или полувоенный режим управлении для нее характерен, а на покорении пространства, овладения им. Империя как форма государства стремится врасти в землю, территорию, которую охватывает ее власть. Империя, таким образом, позволим себе перефразировать Рудольфа Челлена, есть овеществленная в почве форма власти. Это почвенная форма власти! § 2. Смысл и судьба преобразований Петра Великого Вопрос этот важен для истории русского права хотя бы с формальной точки зрения. Формальной потому, что при Петре Россия становится империей de iure, несмотря на то что признание европейскими державами за русским царем императорского титула заняло после 1721 г. без малого 60 лет. Судьбоносность реформ царя-преобразователя, бесспорно, определяется тем, что время правления всех русских монархов, особенно таких, как Екатерина Великая, Николай I, Александр II и даже последнего - Николая II, подчинено было единой идее, единому курсу, заданному Петром. Тем не менее сам смысл этих реформ требует определенного пояснения. Идея модернизации. Смысл этого термина уясняется из его перевода на русский язык (от фр. "modernisation"). Попросту говоря, модернизация - это "осовременивание". Естествен другой вопрос: а что такое современность? Ответ возможен из определения концепции времени, из того, как мы рассматриваем такой феномен, как время (пресловутое четвертое измерение). Если наше представление о времени циклично, то никакой современности быть не может. Время представляет собой замкнутый круг. Вспомним известный символ цикличности времени восточных цивилизаций: змея, кусающая свой хвост. Следовательно, время состоит из повторения одних и тех же форм. Ничего принципиально нового смена этих форм не несет. Но есть и другое представление времени - представление его в виде линии, неважно какой: синусоида или прямая. Важно то, что линейное время построено на концепции возникновения нового в его потоке. Движение времени приобретает особую форму: вчера, сегодня, завтра. Так рождается концепция современности, оборотной стороной которой является идея прогресса. Прогресс - это понятие движения вперед: из вчера в сегодня и далее в завтра. Понятно, что только те цивилизации, которые построены на данной концепции времени, могут считаться современными. А вот здесь и возникает главная проблема. Исторически в полном виде концепция линейного времени была выработана в рамках западной (романо-германской) цивилизации, проще говоря, европейской. Поэтому современной может считаться только та цивилизация, которая походит на европейскую. Следовательно, напрашивается сам собой вывод, идея модернизации целиком сводится к идее европеизации той или иной самобытной культуры. И это главный парадокс идеи модернизации как таковой, поскольку идея прогресса, проистекающая из концепции линейного времени, есть факт веры, как сказал бы И. Кант, но никак не разума. Веры потому, что наличие прогресса в человеческой истории не подтверждается фактами, если не брать в качестве примера пресловутый технический прогресс. Да и то всегда следует помнить слова Маркса, что такой прогресс "пьет вино успеха из человеческих черепов". Оценка преобразований Петра Великого. Очевидна и не может быть оспорена та мысль, что реформы Петра - это модернизация России, попытка ее европеизировать. "Увидел Европу, захотел сделать Россию Голландиею", - как очень метко сказал когда-то Н.М. Карамзин [Карамзин. 1991. С. 35]. Понятно теперь, что сама модернизация (европеизация) одной культуры посредством другой подобна занесению в организм микробов и вирусов, против которых у этого организма нет иммунитета. Вполне европейское по форме государство (конституционная монархия последние 12 лет своего существования) так и не обрело почвы в народной толще. Выпестованный европеизацией узкий культурный слой "элиты" показал свою полную профессиональную непригодность. "Мы стали, - говорил об этой элите Н.М. Карамзин, - гражданами мира, но перестали в некоторых случаях быть гражданами России" [Там же]. Не затронутая европеизацией народная масса относилась к европейскому государству крайне отрицательно. По сути наличие европейской государственности в полуазиатской стране означало одно - ее колониальное порабощение! Развращающее действие крепостного права, унижение национального чувства (особенно в области религии) - вот слагающие тех причин, которые вызовут через 200 лет после Петра национальную катастрофу - революцию 1917 г.! Образно говоря, воспользуемся метафорой, принадлежащей Д.Е. Галковскому: Петр прорубил окно в Европу, но забыл закрыть форточку в Азию, в результате образовался сквозняк, который только креп год от года, постепенно становясь бурей! Объективно говоря, бесчеловечная коммунистическая индустриализация (модернизация) стала вторым изданием петровского эксперимента. "Блестящие ошибки" (Н.М. Карамзин) и "отрывочный, дилетантский характер реформ" (П.Н. Милюков) как нельзя лучше характеризуют "не должника, а кредитора" (В.О. Ключевский) русской истории - царя Петра Великого. § 3. Понятие русского абсолютизма Понятие абсолютизма. Абсолютизм с общей точки зрения представляет собой совершенно уникальную и ни на что не похожую форму политического властвования. Таков первый общий посыл любого теоретического размышления по поводу этой формы правления. Характерно, что впервые определение данного явления было сформулировано уже в момент его зарождения. Автор его Никколо Макиавелли писал: "Единовластие учреждается либо знатью, либо народом, в зависимости от того, кому первому представится удобный случай. Знать, видя, что она не может противостоять народу, возвышает кого-нибудь из своих и провозглашает его государем, чтобы за его спиной утолить свои вожделения. Так же и народ, видя, что не может сопротивляться знати, возвышает кого-либо одного, чтобы в его власти обрести защиту" [Макиавелли. 1990. М. 29]. В результате в обществе возникают своеобразные отношения равновесия между соперничающими полярными социальными силами, которые в свою очередь ведут к наделению правителя полномочиями арбитра. Арбитр не зависит ни от одной из сторон и в силу такой независимости приобретает сильный источник власти, равный в отношении к подданным. Давно уже было замечено, что подобный взгляд на абсолютизм на самом деле содержит в себе своеобразные черты возрожденного (отчасти видоизмененного) взгляда эпохи поздней античности на государство, особенно в позднеримском его варианте. Известна точка зрения, согласно которой эпоха Средневековья демонстрирует формы права и государства мало в чем похожие на античные. В частности, это выражалось в своеобразном замещении публичного лица государства частным лицом вождя германского племени, впоследствии личностью монарха. В таком своем состоянии государство утрачивало четкие очертания публичного суверена и полностью сосредоточивалось на землевладельце, который и есть частное лицо в большинстве случаев. Эпоха, более известная как Ренессанс, считается эпохой, когда забытые формы античной жизни возродились вновь на новой почве, получив новое, второе дыхание, но суть переживаемых новшеств тем не менее осталась старой. Не случайно поэтому даже слово "государство" в западноевропейских языках появилось именно в это время. Кстати, впервые оно встречается в самом начале процитированного выше труда Макиавелли (Tutiglistatisono... o republicioprincipati). Кроме того, именно в эпоху абсолютизма появляется такой тип государства, который впоследствии был назван "Zwanganstaltfur das Gltick der Volker" (машиной для производства счастья народов). Однако социальная база абсолютизма в виде четко обозначенной ситуации равновесия социально-полярных сил довольно рано в науке стала подвергаться сомнению. При детальном знакомстве с социальной природой единовластия оказалось, что на его возникновение и формы влияют факторы - от экономического до духовно-религиозного. Оказалось, что формула равновесия не совсем приемлема даже для таких классических образцов абсолютизма, которые часто становились примером для других (Франция, Италия). Оказалось, что якобы сопровождавший появление абсолютизма экономический подъем (зарождение класса буржуазии) был кратковременным и сменился глубоким упадком, настолько глубоким, что, к примеру, родина абсолютизма - Италия - в конце XVII столетия становится, по словам одного исследователя, "слаборазвитой зоной" [Виванти. 1968. С. 18]. Казалось бы, непримиримые антагонисты - аристократия и буржуазия - должны были бы институализировать свое противостояние. Однако и этот процесс наблюдается весьма слабо, наоборот, появляется такой феномен, как знаменитый "мещанин во дворянстве", свидетельствующий о том, что буржуазия всеми правдами и неправдами стремится проникнуть (путем покупки титулов) в ряды знати и как можно скорее забыть свое "подлое" происхождение. Рост народных волнений, ввиду чего государству понадобилось укреплять и централизовать внутренний аппарат, прежде всего репрессивный, тоже не свидетельствует в пользу теории равновесия. Наконец, интересно отметить и такую в общем-то весьма далекую от истории абсолютизма вещь, как демография. В литературе обращалось внимание на то, что пик расцвета сословного и абсолютистского государства приходится на два противоположных показателя численности населения Западной Европы. В первом случае - сословная государственность покоится на абсолютном (на 25%) снижении численности населения в результате Великой чумы XIV столетия, а возникновение абсолютистской государственности совпадает с увеличением численности населения на рубеже XVI - XVII вв. Соответственно, возникновение того или иного типа политического властвования возможно объяснить исходя из технических условий выполнения такой задачи, как полицейский контроль за населением. Получается в конце концов, что под абсолютизмом с общесоциальной точки зрения приходится понимать одинаковые историко-политические формы, но обусловленные совершенно разными обстоятельствами. Не забудем здесь упомянуть и такую довольно банальную причину появления абсолютистского правления, как военная необходимость, особенно давшую о себе знать в Скандинавских странах. Например, расцвет шведского (так называемого каролингского) абсолютизма приходится на время правления антагониста Петра I - Карла XII. Вывод, который мы должны сделать, очевиден: теория "равновесия" действенна только в качестве наиболее абстрактной формулы объяснения феномена абсолютизма, к тому же, судя по всему, она не может быть применима в качестве всеобщего масштаба ко всем странам, где наблюдались в той или иной степени феномены абсолютистского правления. Другой вывод, получаемый здесь, - форма абсолютистского правления может быть рассмотрена как форма только политического властвования. Абсолютизм в России. Традиционно в науке истории русского права появление абсолютизма связывали с правлением Петра I. Таков был наиболее общий вывод значительного числа отечественных исследователей. Кроме того, объяснение формулы русского абсолютизма в советскую эпоху, безусловно, искали в высказываниях основоположников марксизма о равновесии (Маркс и Энгельс полностью разделяли концепцию Макиавелли). Так, в основном продолжалось до конца 50-х гг. прошлого столетия, позднее появляется масса литературы, ревизующей эту догму советской историографии. В целом, можно сказать, спор не закончен до сих пор. Ученые продолжают спорить по поводу точного времени возникновения как предпосылок, так и сущности феномена абсолютизма на русской почве. Как было определено выше, абсолютизм есть явление исключительно политико-юридическое, относящееся к форме правления, в связи с чем возможны следующие определения, претендующие на юридическую квалификацию. Так, Б.И. Сыромятников отмечает, что для абсолютизма характерно "отсутствие в нем какого-либо учреждения, с которым бы император, разделял свои верховные полномочия. Он действительно неограниченный государь, не связанный de iure законом, ни тем более каким-либо обычным правом" [Сыромятников. 1943. С. 122]. А вот более позднее мнение: "Такая форма феодального государства (абсолютная монархия. - М.И.) характеризуется юридическим сосредоточением всей полноты высшей законодательной, исполнительной, судебной, военной и административной власти в государстве в институте единоличной, наследственной, самодержавной и политически неограниченной монархии" [Омельченко. 1986. С. 70]. Наконец, совсем недавнее определение: "Абсолютизм - это форма правления, при которой верховная власть в стране находится всецело в руках монарха, не ограниченного в осуществлении государственно-властных полномочий никакими легальными органами или должностными лицами. Абсолютный монарх является единоличным законодателем, возглавляет всю исполнительную власть и вооруженные силы, а также судебную систему (административные органы и суды действуют от его имени), распространяет свое управление на церковь" [Сизиков. 1998. С. 15]. Эти определения верны потому, что даются в соответствии с юридическими (политико-юридическими) характеристиками, с силой которых не находят возможным спорить даже историки. Так, один из них особо "склоняется к традиционно правовому определению его (абсолютизма. - М.И.) как монархии с неограниченной властью" [Медушевский. 1994. С. 20]. А раз так, то юридический критерий дает ответ на вопрос, когда в России был учрежден абсолютизм. Ответ прост, с 1716 г., когда впервые в отечественное право вводится определение, согласно которому русский монарх является "монархом самодержавным и ничем не ограниченным". Безусловно, с точки зрения исторического процесса этот ответ можно воспринять как шутку, но юрист, оперирующий фактами, например, такими, с помощью которых определяют процессуальные сроки, скажет, что никакой шутки здесь нет. Означает ли все вышесказанное, что в России абсолютизм прежде всего носил ярко выраженную политико-правовую форму и обусловлен был своим появлением некоторыми специфическими условиями, зародившимися в недрах еще старомосковского общества и развившимися в свое совершенное целое при Петре? Очевидно, да, ответ может быть только положительным. В России не наблюдается никакого отношения равновесия, более того, наоборот, видим только один-единственный центр власти, развивавшийся по своим внутренним законам, логика которых требовала более ясных, четких форм. Например, знаменитые Земские соборы Московского государства не могут претендовать на роль органов сословного представительства, а являются скорее чрезвычайным органом высшей государственной власти, собранием служилых людей (в широком значении этого слова) государства, т.е. тех, из кого состояли органы государства: от царя до губных и земских старост. Следовательно, государственная власть Московского государства потребовала и получила еще более зримое единство и четкость форм, повод к чему можно видеть в настоятельной военной потребности. Общеизвестно, что Московское государство было государством военным, держащимся на основе разделения всего населения на два разряда, один из которых воюет, другой обслуживает тех, кто воюет. Великая Северная война, в которую ввязался Петр, имела весьма печальные последствия. Страна вышла из войны полностью разоренной и дезинтегрированной. По данным П.Н. Милюкова, война сократила на четверть население России. Вот цена европеизации! Удержать такую страну в равновесии можно было только чрезвычайными, абсолютистскими мерами. Важно, наверное, четко обозначить источники заимствования Петром юридической формулы своего единодержавия. В общем смысле заимствование было произведено из Западной Европы, где на своей особой исторической почве развились политико-правовые формы абсолютизма, в конце XVII столетия приобретшие отчетливые формы полицейского государства. Если быть более точным, формула абсолютизма была позаимствована из шведского источника Декларации суверенитета шведских сословий 1693 г., образцом для которой была аналогичная Декларация, но уже датских сословий 1663 г. Правда, между этими документами полного сходства нет. Если датский документ освобождал монарха от ранее данных обязательств и присяг, король тем самым становился безответственным за свои действия, то шведский документ скорее определял функционально власть своего монарха как власть неограниченную. Именно эта формула была заимствована Петром в толковании артикула 20 Воинского устава 1716 г.: "Ибо Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен. Но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять". Именно это определение (с некоторыми уточнениями) вплоть до 1906 г. служило главным источником ст. 1 Основных государственных законов, помещенных в т. 1 Свода законов Российской империи. Глава VIII. ОРГАНИЗАЦИЯ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ § 1. Территория Российской империи. § 2. Местное управление в Российской империи. § 3. Местное самоуправление в Российской империи. § 4. Управление национальных окраин Российской империи. § 5. Население Российской империи. § 1. Территория Российской империи Территория есть один из жизненно важных элементов государства (ее Lifsform, если вспомнить теорию Рудольфа Челлена); в этой связи старая максима права особо подчеркивала: Quidquid est in territoria, est de territoria - все, что находится в пределах территории, подчиняется власти, господствующей над данной территорией. Но территория не существует в неизменном виде. Она склонна изменяться вслед за изменениями других элементов государства, с которыми тесно связана. Вместе с тем жесткой детерминанты здесь не существует. Территория есть элемент органической, материальной природы, следовательно, из-за такой своей сущности подверженной изменениям. Не случайно римские юристы довольно подробно разрабатывали вопросы о естественном изменении границ земельных участков. Однако именно в качестве особого элемента государства территория регулируется несколько иным образом, хотя и в этих мерах можно при желании найти аналогию с порядком установления границ частного владения. Установление границ Российской империи. Прежде всего необходимо сделать замечание, что нас интересует временной промежуток от 1721 г. до 1 августа 1914 г. Юридически это период, в котором окончательно сформировалась территория Империи, тот земной круг, который составлял ее "естественное тело". Такое тело, как известно, определяется либо при помощи естественных границ (frontieres naturelles) - термина двоякого смысла: с одной стороны - это некие геополитические рубежи, достижение которых способно гарантировать государству-нации (Etat-nation) стабильное и защищенное состояние; с другой - это природные рубежи, принятые в международном праве с очень давних времен: тальвег (Thalweg), водораздел (по хребту гор), линия наибольшего морского отлива и т.п., либо границ, установленных правом. Ясно, что первое понятие естественных границ есть во многом явление историческое, например Рейн - декларируемая естественная граница Франции со времен Генриха IV, но достигнутая (временно же) только при Наполеоне I; второе понятие естественных границ есть явление географического свойства, когда своеобразие ландшафта влияет на расселение народа, нередко делая это расселение затруднительным, а нередко и вовсе невозможным. Для России ее естественные границы, исторически так повелось, определялись границами земель входивших в нее народов, что же касается границ, установленных правом, международно-правовыми документами, то мы видим здесь следующую картину. Итак, если мысленно себе представить северную часть европейских владений России, то здесь самая северная граница России по материку начиналась там, где она проходит и в настоящее время: разграничительной линией границы между Россией и Норвегией служили реки Якобс-эльв и Пасвик. Разграничение это было установлено Петербургской конвенцией между Россией и Швецией 1826 г. по поводу границы в Лапландских погостах (Fxlleds Distrikter) или (dans les districts Lapons). (Норвегия с 1814 по 1905 г. входила в состав Швеции, точнее, составляла с ней реальную унию). Уточнение этой границы было произведено специальным протоколом от 6 августа 1834 г. Южнее граница России была установлена в несколько этапов. Первоначально по Ништадскому мирному договору со Швецией 1721 г. Россия приобрела в Финляндии значительную часть Карельского перешейка вместе с городом Выборгом (так называемая старая Финляндия или Выборгский лен). В 1743 г. Абовским мирным трактатом Россия приобрела значительные владения в Южной Финляндии и, наконец, в 1809 г. по Фридрихсгамскому мирному трактату Россия получила от Швеции всю Финляндию, хотя точнее было бы сказать: все то, что до этого еще не было завоевано в Финляндии (что-то около девяти с половиной губерний). Статья 5 указанного трактата проводила границу Империи по линии рек Торнео и Муниоэльв, таким образом, Россия приобретала ту часть земель, которые никогда в состав Финляндии не входили, - так называемую Шведскую Лапландию. Статья 4 этого же договора передавала под власть России Аландские острова, последние, впрочем, потом были демилитаризованы (Россия лишалась права иметь там какие-либо вооруженные силы) Парижским мирным трактатом 1856 г. Это в значительной степени ущемляло суверенитет России. Такой порядок, однако, продержался вплоть до 1917 г. Прибалтика, или Остзейский край, была присоединена к России в 1721 г. по Ништадскому мирному договору. Правда, непосредственно трактатом России передавались только две прибалтийские провинции: Эстляндия вместе с островами Даго и Эзель, а также Лифляндия. Третья прибалтийская провинция - Курляндия - была присоединена к Российской империи в 1795 г. по разделу Польши, в связи с чем прибалтийская граница вышла к рубежам Восточной Пруссии. Здесь же необходимо заметить, что основанием к присоединению Курляндии была ее вассальная зависимость от упраздненного государства, ввиду последнего раздела Польши сам курляндский Ландтаг определил в своем постановлении "покориться непосредственно и безусловно империи Российской". Курляндия была инкорпорирована Манифестом от 15 января 1795 г. на "вечные времена". Западная граница Российской империи была определена несколькими крупными международно-правовыми договорами, закреплявшими за Россией плоды ее внешней политики. В XVIII в. граница с Пруссией (впоследствии Германской империей) и Австро-Венгрией определялась актами, оформлявшими разделы Польши, позднее, в XIX в., устройство Европы после Наполеоновских войн. Здесь в первую очередь должно назвать Петербургскую конвенцию о демаркации границ (convention de demarcation) от 13 октября 1795 г. Окончательно же русско-прусская (германская) граница была установлена Конвенцией о границах Царства Польского от 30 октября 1817 г., Демаркационным актом 1823 г. и Тарновицким демаркационным актом 1836 г. Русско-австрийская граница окончательно устанавливалась Демаркационным актом Краковской области 1829 г.; последний акт касался урегулирования русско-австрийской границы в Галиции. Общим правовым основанием, повторим это еще раз, для установления всей западной российской границы явился Венский трактат, урегулировавший состояние Европы после Наполеоновских войн. Согласно ст. 1 этого акта часть бывшего герцогства Варшавского отходила России: "Герцогство Варшавское... соединено с империей Российской (le duche de Varsovie... est reuni a la Empire de Russie). Оно будет связано бесповоротно своим устройством, дабы принадлежать императору Российскому, его наследникам и приемникам навеки". Юго-западная часть границы Российской империи имела более сложное происхождение в основном благодаря ее 250-летней борьбе с Оттоманской Портой (Турцией). Поворотным пунктом усилий в этом направлении явился Кучук-Кайнаджарский мирный трактат 1774 г., ст. 22 которого гласила: "Обе Империи согласились вовсе уничтожить и предать вечному забвению все прежде бывшие между ними трактаты и конвенции... и никогда никакой претензии на оных не основывать", исключение было сделано для актов, устанавливавших границу в Прикубанье. Однако согласно самому Кучук-Кайнаджарскому мирному договору Россия получала часть Крыма: Керчь, Еникале, Кинбурн; Азов, утерянный, как известно, по результатам Прутского похода Петра 1711 г., вновь возвращался России, Европейская граница с Портой устанавливалась по реке Буг. Наиболее важным в этом договоре было то, что мусульмане России переставали видеть в султане светского владыку, но за ним сохранялся титул владыки духовного. "Султан есть верховный Калиф единоверных с ним татар, но без малейшего предосуждения утверждаемой для них вольности", - читаем в ст. 3 этого договора. Положение султана как духовного главы мусульман (суннитов) России было упразднено особым договором с Портой от 28 декабря 1783 г. Кучук-Кайнаджарский договор важен еще и тем, что именно он послужил юридическим основанием к вхождению в состав России Крыма в 1783 г., каковой факт Порта была вынуждена признать Ясским мирным трактатом от 29 декабря 1791 г. Этим же договором европейская граница России с Турцией определялась по реке Днестр (ст. 3). Дальнейшее продвижение России в этом направлении было определено уже Бухарестским мирным договором от 16 мая 1812 г., ст. 4 которого устанавливала границу по рекам Дунай и Прут; Адрианопольский трактат 1829 г. более точно регулировал разграничительную линию границы по Дунаю. Необходимо отметить, что неудачная для России Крымская кампания имела своим следствием неблагоприятное перемещение русско-турецкой границы в Европе снова на реку Днестр от устья Дуная, но уже ст. 45 Берлинского трактата 1878 г. (Traite conclu a Berlin) гласила: "Княжество Румыния уступает обратно императору Всероссийскому часть Бессарабской территории, отошедшей от России по Парижскому трактату 1856 года, ограниченною с запада руслом Прута, с юга руслом Киликийского рукава и устьем Старого Стамбула". На южном, кавказском, направлении Россия постепенно включала в свой imperium orbis земли в следующем порядке. Граница с Турцией довольно долго в продолжение XVIII в. оставалась неизменной по реке Кубань. Данная линия была установлена еще Белградским договором 1739 г., по которому Большая и Малая Кабарда объявлялись буферной зоной между двумя государствами, ст. 21 Кучук-Кайнаджарского и ст. 2 Ясского мирного договоров по-прежнему считали границей между Турцией и Россией реку Кубань. Положение, однако, изменилось, когда в 1801 г. Россия приняла в подданство Грузию <1> (по Манифесту от 18 января 1801 г.), поэтому она вынуждена была оставить прежнюю Кавказскую линию и начать наступление на горцев Западного Кавказа, тревоживших только что приобретенную провинцию. Стоит отметить, что черкесы довольно долго совместно с другими племенами нападали и на границу собственно русских областей. Замирение Западного Кавказа состоялось только в 1864 г. с выселением значительного числа черкесов из пределов России в Турцию. В 1810 г. к России присоединяется Абхазия, до 1864 г. она управлялась по инвеститурной грамоте от Российского императора местным беем, но после указанной даты там учреждается имперская администрация. К самой Грузии в 1832 г. присоединяются Сванетия и Мингрелия, до этого бывшие вполне самостоятельными государствами. -------------------------------<1> Точнее, то, что от этой страны осталось после персидских и турецких разорений. Непосредственно граница с Турцией в Закавказье была установлена сначала Адрианопольским трактатом от 2 сентября 1829 г., ст. 4 которого впоследствии была уточнена ст. 58 Берлинского трактата 1878 г.: "Блистательная Порта уступает Российской империи в Азии территорию Ардагана, Карса и Батума, с портом последнего, равно как и все территории между прежнею Русско-турецкою границею". До этого, как мы уже подчеркивали, по Адрианопольскому договору к России отходило все Черноморское побережье Кавказа от устья реки Кубань до порта Св. Николай, фактически до современной северной границы Аджарии (Батумского вилайета). Демаркация на новой русско-турецкой границе, установленной Берлинским договором, была произведена согласно Protocol final 1881 г. Персидская граница на кавказском направлении начала изменяться с известного похода Петра I в Дагестан. По результатам этого похода в 1723 г. был заключен договор с Персией, по которому к России отходили ханства Дербентское, Кубинское и Бакинское, что в конечном счете означало присоединение Дагестана и Азербайджана (северного) к России. Но в 1732 г. Рештским трактатом все эти земли были возвращены Персии в обмен на значительные торговые и таможенные льготы, согласно Гянджинскому трактату 1735 г. граница между Персией и Россией стала снова проходить по реке Терек. В 1783 г. устанавливается так называемая Кавказская оборонительная линия по рекам Терек и Кубань для обороны от нападения горских племен Северного Кавказа. Линия включала в себя цепь крепостей, таких, например, как Моздок, Владикавказ, и некоторые другие, из которых составлялись особые оборонительные рубежи, например в 1763 г. на направлении Персидской границы была создана Моздокско-Кизлярская линия, от которой на юг пошло покорение персидской части Кавказа и Закавказья. Первым этапом движения от Моздокско-Кизлярской линии явился Гюлистанский мирный трактат с Персией 1812 г., ст. 3 которого гласила: "Его Шахское величество в доказательство искренней приязни к Его Величеству Императору Всероссийскому сим торжественно признает как за себя, так и за высоких преемников Персидского престола, принадлежащими в собственности Российской Империи ханства: Карабахское и Гянджинское, обращенное ныне в провинцию под названием Елизаветпольской; также ханства: Шекинское, Ширванское, Дербентское, Кубинское, Бакинское и Талышенское с теми землями сего ханства, кои ныне состоят во власти Российской Империи". Окончательно закавказская русско-персидская (иранская) граница устанавливается Туркманчайским мирным договором от 10 февраля 1828 г. По этому договору к России переходят ханства Нахичеванское и Эриванское, как гласила ст. 3, "по сю и по ту сторону Аракса". Очень важной была ст. 8 названного договора, фактически вплоть до 1991 г. служившая основанием того, что Каспий считался внутренним морем России: "Относительно же военных судов, как издревле одни военные суда под Российским военным флагом могли иметь плавание на Каспийском море, то по сей причине предоставляется и подтверждается сим и ныне прежнее сие исключительное право, с тем, что, кроме России, никакая другая держава не может иметь на Каспийском море судов военных". Южные рубежи России в Средней Азии в XVIII в. были довольно неопределенными. Неопределенность эта во многом объяснялась малой заинтересованностью России в своих успехах в Средней Азии, следствием чего была несущественная концентрация усилий на этом направлении. Но когда на западе мы достигаем предела своего могущества и влияния, взор обращается к востоку. При этом, как было совершенно правильно замечено одним наблюдательным иностранцем, "одной из главных причин, заставлявших русское правительство углубляться все больше на материк Азии, служило то, что Россия как благоустроенное государство не могло, конечно, терпеть на своей границе беспокойные разбойничьи элементы, обращавшие в иллюзию самое понятие о твердой государственной границе, без которой государство, однако, существовать не может. Бесконечное поступательное движение России на материке Азии и представляет собою, строго говоря, своего рода погоню за границей" [фон Вартенбург. 1900. С. 25]. Весь XVIII в. и первую четверть XIX в. России приходилось терпеть крайне неспокойных соседей, одним из источников существования которых была работорговля <1>. В связи с этим находили нужным бороться. Наконец, имеет смысл помнить об обостренном соперничестве России и Англии, которая полагала, без малейшего к тому повода, что Россия стремится в Индию, поэтому старалась натравливать среднеазиатских "владык" на российские пограничные области. Соответственно, слабая, но все же точка опоры в отношениях между Россией и Англией появилась в 1869 г., когда князь Горчаков и лорд Гренвилль достигли соглашения относительно Афганистана: эта страна объявлялась буферным государством между русскими и английскими владениями. Это нелишне помнить, поскольку в советское время бытовал тезис о колониальной сущности захватов русского царизма в Средней Азии. Но непрепарированные статистические данные свидетельствуют о том, что товарооборот между Россией и Средней Азией после русского завоевания существенно снизился, тогда как по логике господ марксистов он должен был бы возрасти. В целом позднее расходы на содержание русской администрации в крае не окупались - факт, признанный даже советской историографией. Кроме того, практически забывают, что естественный на тот момент ресурс Средней Азии - хлопок - не был востребован русской текстильной промышленностью; исторически она работала на североамериканском сырье. Объяснение этому простое - среднеазиатский хлопок крайне низкого качества. В годы Второй мировой войны в Советском Союзе из него даже отказались делать порох, а использовали целлюлозу, полученную из древесины. В годы Первой мировой целлюлозу получали из Швеции и Англии! -------------------------------<1> Так, Ахмад Дониш, один из приближенных бухарских эмиров, выставлял следующую причину похода русских на Бухару в 1868 г.: "И другой причиной нападения русских на государство Маверанахра было убийство Шахрухбия инана. [А дело было так:] Насреддин, шах Тегеранский, все с большой настойчивостью обращался с просьбой к его величеству императору, чтобы тот наказал правителей тюркских стран и положил бы конец их насилиям, убийствам и продаже людей и что [именно] он [русский император] сможет это сделать. Поэтому русские отдали приказ о завоевании этих областей из уважения к его памяти" [Ахмад Дониш. 1967. С. 66]. Так, по мнению А.А. Семенова, общее количество рабов в Бухаре к 1868 г. составляло несколько десятков тысяч человек [Семенов. 1954. II. XXV : 13; Веселовский. 1888]. Покорение Средней Азии было достаточно долгим. Под давлением джунгар (совр. уйгуры) в первой четверти XVIII в. к южноуральским степям откочевали орды киргиз-кайсаков (тогда казахи и киргизы составляли одно племенное объединение), которые не замедлили вступить в пограничное столкновение с российскими башкирами. Уже тогда киргиз-кайсаки составляли три крупных племенных образования, орд, или жузов по-казахски: Кичи орда (Малая орда), Урта орда (Средняя орда) и Улу орда (Большая орда). Каждый жуз имел общеплеменного хана, ставка на власть которого существенно подвела правительство России, старавшегося у вновь обретенных соседей найти соответствие собственным политическим взглядам, что выливалось в поддержку монархии там, где она была изжита более архаичными порядками. По этому поводу совершенно верно писал генерал-лейтенант М.А. Терентьев, непосредственный участник покорения Азии: "Более ста лет мы пытались, и вполне бесплодно, удерживать киргиз в повиновении при посредстве их ханов, насильно подчиняя этим ханам даже те отдельные роды, которые предпочитали управляться выборными ими самими батырями, выдвинувшимися из рядов черной кости благодаря только личным качествам, а не по наследству. Чтобы укоренить у киргизов понятие о важности ханского звания и наследственности ее, мы нарочно преувеличивали значение ханов, устраивали им нечто вроде коронации, кланялись этим глупым дикарям, осыпали их подарками, снабжали их гвардией из казаков и строго наказывали их подданных за непочтение и неповиновение" [Терентьев. 1906. 1 : 91]. Малая орда номинально признала подданство России в 1732 г., ее управлением, кстати, до XIX в. ведала Коллегия иностранных дел, потом МИД. Что же касается Средней и Большой орды, то Средняя принесла присягу на подданство в 1737 г., но в 1757 г. попала снова под влияние джунгар, которые к тому времени сами были покорены китайцами (Цинской империей). Именно в это время из Синцзяна (китайский Туркестан) идет заселение манчжурами долины реки Или, туда переселяют и часть самих джунгар - таранчи. Большая орда до 1787 г. кочевала совершенно независимо, но с указанной даты начала дробиться на части, которые постепенно, вплоть до 1819 г. входили в подданство России. Стоит тем не менее отметить, что по крайней мере в 1818, 1827 и 1829 гг. отдельные орды Большого жуза пытались прорваться через Уральскую пограничную линию с целью грабежа, но всякий раз были побиваемы казаками и башкирами. Прочное административное управление начинает устанавливаться у казахов только с 1822 г., со времени известной реформы управления Сибирью графом М.М. Сперанским. Наученные горьким опытом похода генерала Перовского на Хиву (Хивинское ханство), русские использовали хорошо зарекомендовавшую себя на Кавказе систему пограничных укрепленных линий при движении в глубь среднеазиатских пустынь. Движение началось с конца 1840-х гг. с двух направлений: с Эмбы на Аральское море и через него вниз по Сырдарье, ввиду чего в 1847 г. приступом была взята крепость Ак Мечеть (позднее Перовск, ныне Кзыл-Орда); и из Семиречья, от верховий Иртыша через кольцо крепостей: Омск, Петропавловск, Семипалатинск и др. по Заилийскому Алатау, где уже в 1854 г. основывается крепость Верный (ныне Алма-Ата). Соответственно, две образованные таким движением линии - Сырдарьинская и Новококандская - пересекаются в Ташкенте, который взят приступом в 1865 г. от Кокандского ханства. В 1866 г. подчиняется Ходжент, Нау, Зачирчикская область и ряд других. Столь успешное продвижение вызывает в Бухарском ханстве желание противодействовать русским усилиям, но в 1868 г. поход эмира Музаффара заканчивается его полным разгромом, Бухара теряет Самарканд и подписывает с Россией мирный договор. 28 сентября 1873 г. между Россией и Бухарой заключается новый договор, которым над последней устанавливается протекторат, но de iure в состав Всероссийской империи это ханство так и не вошло. Границы Бухары с Афганистаном устанавливаются особым соглашением 1895 г. Кокандское ханство же окончательно упраздняется в 1876 г., после подавления очередного антирусского восстания. Из ханства образуется особая Ферганская область в указанном же году. Хивинское ханство окончательно покоряется войскам генерал-адъютанта К.П. фон Кауфмана I. Согласно первому мирному условию "Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур-Хан признает себя покорным слугою Императора Всероссийского". Характер отношений, таким образом, первоначально устанавливается также в виде протектората, далее в этом же условии читаем: "Он отказывается от всяких непосредственных других сношений с соседними владетелями и ханами и от заключения с ними каких-либо торговых и других договоров без ведома и разрешения высшей русской власти в Средней Азии и не предпринимает никаких военных действий против них". В покоренной Хиве, как это было во всех среднеазиатских "государствах", России пришлось начать управление с уничтожения работорговли. Так, семнадцатое мирное условие гласило: "Объявление Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур-Хана, обнародованное 12 числа минувшего июня об освобождении всех невольников в Ханстве и об уничтожении на вечные времена рабства и торга людьми, остается в полной силе и Ханское правительство обязуется всеми зависящими от него мерами следить за строгим и добросовестным исполнением этого дела". Хива также не была инкорпорирована в состав Империи, за исключением отдельных ее земель, присоединенных частью к Закаспийскому краю, частью к Туркестанскому генерал-губернаторству. До 1917 г. это среднеазиатское "государство" продолжало существовать на началах протектората России и вошло в состав уже РСФСР после революции 1917 г. Покорение Хивинского ханства открыло дорогу замирению племен туркмен-йомудов и текинцев, промышлявших на жизнь обычным по условиям того времени грабежом караванов и работорговлей. Текинская экспедиция началась в 1879 г. и закончилась в 1881 г. Успех русского оружия способствовал добровольному присоединению к образованной из покоренных земель Закаспийской области в 1884 г. Мерва и Серахского оазиса. Однако закаспийская граница с Персией была установлена специальной конвенцией от 9 декабря 1881 г., ст. 1 которой подробно определяла фактически современную границу Туркмении с Ираном. Закаспийская граница с Афганистаном была установлена после известного Кушского инцидента с афганцами на одноименной реке, в связи с чем Россия присоединила к себе Пендинский оазис <1>. Установление границы России с Афганистаном затруднялось, с одной стороны, тем, что Афганистан в значительной степени граничил с Бухарским ханством, а напрямую с Россией только в Припамирье и Закаспии, с другой - сам Афганистан в это время находился под протекторатом Англии, ввиду чего разграничение русско-афганской границы на Кушке стало возможным в 1886 г., а в Припамирье только в 1896 г. -------------------------------<1> Территория, знаменательная тем, что это было единственное место в бывшем СССР, где полностью вызревали финики. Памир заинтересовал Россию из-за необходимости контроля над летними пастбищами киргизов, кроме того, Памир был составной частью Кокандского ханства и поэтому юридически при присоединении Коканда к России в 1875 г. он должен был отойти к России. Решение о присоединении Памира к Российской империи осложнилось тем, что эта область является крайне важной геополитической и стратегической точкой мiра (не случайно Памир называют "крышей мiра"), он одновременно соседствует с Китаем, Афганистаном и Индией, что вызывало противодействие со стороны старого империалистического хищника - Англии. Англичан беспокоило то, что из Памира, как они сами признавались, "кое-какие перевалы прямо ведут в долину реки Инд". Этой обеспокоенностью англичан объясняется появление странного аппендикса (Ваханского коридора), соединяющего северо-западный угол границы современного Афганистана с северо-восточным углом границы современного Пакистана. Поэтому реальная работа по демаркации российских владений в Памире стала возможной только в 1895 г., когда была образована смешанная комиссия по делимитации памирской границы (Commissionpour la demilitation Russo-Afghan aux Pamirs). Среднеазиатская граница Российской империи с Китаем была определена на Памире в 1893 г., Кашгарский отрезок этой границы определен был еще в 1876 г. Что же касается довольно протяженного Илийского участка границы, то, как известно, Джунгария (Синцзян) была занята русскими войсками в 1871 г. ввиду восстания джунгар (уйгур) против китайского владычества, в связи с чем, разумеется, уйгуры, разделавшись с китайцами, стали нападать на кочевья киргизов, нарушая имперскую границу. Дайцинское правительство было не в состоянии принять меры к замирению джунгар, поэтому в указанному г. Россия оккупировала Синцзян с одной только целью - обезопасить свои заилийские владения. Десять лет спустя Китай почувствовал себя в силе гарантировать России спокойствие своих подданных в Джунгарии и Кашгарии, в связи с чем после непродолжительных переговоров дайцинское правительство уплатило России расходы по поддержанию порядка в Синцзяне за время его оккупации Россией, кроме того, как гласила ст. 7 договора от 12 февраля 1881 г., "западная часть Илийского края присоединяется к России для поселения в оной тех жителей этого края, которые примут российское подданство и вследствие этого должны будут покинуть земли, которыми владели там". Данный факт, кстати, послужил уже упоминавшемуся графу Йорку фон Вартенбургу доказательством того, что Россия не имела экспансионистских планов и не исповедовала агрессивную внешнюю политику. Надо заметить, данный договор вместе с Пекинским договором 1860 г. и дополнительным Чугучакским протоколом 1864 г. окончательно устанавливал российскую западную границу с Китаем. Далее русско-китайская граница шла по линии, обозначенной еще Нерчинским договором 1689 г. По этому договору граница России с Китаем прошла по реке Аргунь, от Амура пришлось временно отказаться, что, по мнению Г.В. Вернадского, имело впоследствии катастрофические результаты для дела русского освоения Северной Америки. Данный вывод историка подтверждается и более ранним свидетельством (восходящим к 1846 г.): "Быть может, что если бы Албазин и река Амур остались в российском владении, теперь развилась бы навигация с Охотским и Камчатским краем, с Америкой, с Японскими и Курильскими островами и даже с Пекином и китайскими приморскими губерниями" (Историческая записка. 1875. С. 10). Основная вина за это лежит на боярине Головине, обманутом иезуитами, но в оправдание московского дипломата, думается, можно сослаться на то, что "боярин Головин употребил уловку, не поставив межевых маяков и Удской край оставив неразграниченным до благоприятных, как сказано в договоре, обстоятельств. Этого мало: боярин Головин, поставленный в необходимость уступить китайцам Албазинский острог, сжечь и срыть его укрепления, выговорил замысловатую клятву от китайских уполномоченных, чтоб на месте Албазина китайское правительство строений не заводило, - все это показывает, - заключает тот же автор, - что боярин Головин чрезвычайно заботился о будущих благоприятных обстоятельствах и вместе с тем дал почувствовать китайским уполномоченным права российского государства на места, им уступленные как бы под их только присмотр" (Там же. С. 10 - 11). Формально - condominium. Линия китайско-российской границы была уточнена Буринским (Кяхтинским) трактатом 1727 г. Правда, понятие уточнения границы, как выяснилось столетием позже, оказалось неверным. Оказалось, что действительная граница должна была пройти на сотни верст к югу, в Урянханском крае, как отметил Э.Н. Бередтс, "стране единственной в мiре по обилию золота" [Бередтс. 1911. С. 6]. Таким образом, от Алтая через Саяны и до Аргуни была установлена практически нынешняя граница с Монголией; исключение составляет Тувинский округ, присоединившийся к России уже в советское время. Айгунский договор от 16 мая 1858 г. в ст. 1 определял: "Левый берег реки Амура, начиная от реки Аргуни до морского устья реки Амур, да будет владением Российского государства, а правый берег, считая вниз по течению реки Уссури, владением Дайцинского государства; от реки Уссури далее до моря находящиеся места и земли впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами, как ныне, да будут в общем владении Дайцинского и Российского государств". Приморье, как видим, пока еще не входило в состав Российской империи. Наконец, Пекинским договором от 2 ноября 1860 г. в ст. 1 определялось: "Восточная граница между двумя Государствами, начиная от слияния реки Шилки и Аргуни, пойдет вниз по течению реки Амура до места слияния сей последней с рекою Уссури", а далее вниз по рекам Сунгач, Тур (Бэлэнхэ), Хуньчунь (Хубту). Самое главное здесь заключалось в том, что крайняя точка новой границы на востоке между Россией и Китаем устанавливалась по реке Ту-мынь-дзян, оставляя за Россией все Приморье. Последний протокол о делимитации русско-китайской границы в имперскую эпоху был подписан в 1915 г. Забегая вперед, заметим, что эта линия просуществовала практически неизменной до 90-х гг. прошлого столетия. С Японией рубежи России довольно долгое время не поддавались вообще никакому определению из-за политики изоляционизма, проводимой правительством этой страны до 1854 г. В 1855 г. Россия подписала с Японией Симодский торговый трактат, согласно ст. 2 которого граница устанавливалась между островами Итуруп и Уруп. Фактически речь шла только о разграничении российских владений на Курильской островной гряде. Вопрос о Сахалине, или Карафуто, как его называют японцы, в данном трактате разрешен не был; в дальнейшем японцы стали выдвигать претензии и на этот счет. Поэтому в 1875 г. Россия и Япония подписали Петербургский трактат о размене острова Сахалин на гряду Курильских островов. Основанием подобного соглашения явилась исключительно добрая воля России, ибо задолго до этой даты права России на Сахалин и на Курилы никто не подвергал сомнению; во всяком случае с 1795 г. эти острова были отданы правительством в концессионную разработку знаменитой Русско-американской компании. Согласно ст. 1 трактата от 25 апреля 1875 г. пограничная черта между двумя империями стала в одной точке проходить через пролив Лаперуза, а согласно ст. 2 в другом пункте через пролив "между мысом Лопаткою полуострова Камчатки и островом Шумшу". В таком виде граница продержалась до 1905 г., в этом году был заключен несчастный Портсмуский мирный договор между Россией и Японией, согласно которому появилась сухопутная граница между Россией и Японией по 50 градусов северной широты, делившая Сахалин на северную - российскую - и южную - японскую - части. Последствия Русско-японской войны, как известно, были исправлены только в советское время. Наконец, имеет смысл сказать несколько слов о бывших североамериканских владениях Российской империи, с которыми той пришлось расстаться по договору с США в 1867 г. Как известно, североамериканский берег около 50 градусов 50' северной широты был открыт в 1733 г. экспедицией Витуса Беринга. В последующем на американском континенте шаги России имели следующие вехи. В 1743 г. начинается регулярное посещение с промысловыми целями Алеутских островов и Аляски. В 1763 г. купец Андриан Толстых приводит алеутов в подданство Российской империи, что подтверждается именным указом императрицы Екатерины II от 2 марта 1766 г. В 1783 г. учреждается компания Шелехова, которая получает на 10 лет привилегию эксплуатировать природные богатства Аляски, в следующем г. закладывается первое постоянное поселение на острове Кадьяк, наконец, в 1797 г. из компании Шелехова и нескольких предприятий других русских купцов и промышленников учреждается Русско-американская компания. Важно отметить, что в 1802 г. акционерами этой компании становятся сам император Александр I, его брат - великий князь Константин Павлович, императрица Елизавета, супруга Александра I и мать императора - императрица Мария Федоровна. В 1812 г. Компания собственными силами осваивает часть Северной Калифорнии, где строит укрепление Росс. Испания, в чьем владении тогда находилось тихоокеанское побережье Северной Америки, не смогла серьезно противодействовать планам России. Однако в 1847 г. форт Росс пришлось оставить ввиду экономической нецелесообразности поселения, с самого начала калифорнийские владения по замыслу Компании должны были служить главной продовольственной базой Аляски, но климат Калифорнии не подошел традиционным сельскохозяйственным культурам России. В период с 1817 по 1819 г. в подданство России входили Сандвичевы острова и Гавайи. Однако конкуренция англичан и американцев вынудила ее оттуда уйти. 16 марта 1825 г. между Россией и Великобританией была заключена Конвенция о разграничении владений обеих держав в Северной Америке, ст. 3 данной Конвенции устанавливала следующую границу: "От южной конечности острова принц Валийский, каковая точка находится под 54 градусов 40' сев. шир. и между 131 градусов и 133 градусов зап. долг. (считая от Гринвича), вышесказанная черта протянется к северу вдоль по проливу, называемому Портландский канал, до той точки твердой земли, где она касается 56 градусов сев. шир. Отсюда черта разграничения последует по хребту гор, простирающихся в параллельном направлении с берегом до точки пересечения на 141 градусов зап. долг. (от того же Гринвичского меридиана), и, наконец, от сей точки пересечения также меридиональная линия 141 градусов составит в своем продолжении до Ледовитого моря границу между Российскими и Великобританскими владениями на твердой земле Северо-Западной Америки". К сожалению, Аляску Россия продала Северо-Американским Соединенным Штатам в 1867 г. По иронии судьбы Сенат этой страны не хотел довольно долго ратифицировать договор, сенаторы недоумевали, зачем Штатам какой-то "ледяной ящик" (ice box), как тогда называли Аляску, но увещевания госсекретаря У. Сьюарда взяли вверх. Для России этот договор был крайне невыгоден. Кроме того, до сих пор точно не известно, дошли ли те 7,5 млн. долл., которые заплатили американцы за Аляску, до русского казначейства. Но "нет худа без добра". Именно этот договор подвел определенную правовую базу под права России на все земли, лежащие в Северно-Ледовитом океане за 169 градусов западной долготы, по которому, если взглянуть на современную карту, начиная от Берингова пролива к Северному полюсу проведена секторальная линия российских владений в Арктике. Впервые сектор в этой части света был определен также во времена Империи - нотой Министра иностранных дел Б.В. Штюрмера от 29 сентября 1916 г. В этом документе "Le Gouvernement imperial de Russiej'ai l'honneur de notifier" территорией Российской империи признавались все "как открытые, так и могущие быть открытыми в дальнейшем земли и острова" в пределах пространства, отграниченного 169 градусов западной долготы и 32 градуса восточной долготы до Северного полюса как "составляющие продолжение материковых владений" Империи в Сибири. И последнее замечание, граница территориальных вод России сначала подчинялась общему принципу, выработанному в начале XVIII в.: Potestas terrae ftnitur, ubi finitur armorum vis, т.е. определялась техническим совершенством оружия, но специальным законом, принятым III Государственной Думой 10 декабря 1909 г., с 1 января 1910 г. Россия вводила 12-мильную таможенную зону в прибрежных водах. До этого мы имели пример, когда именным указом императора Александра I в 1821 г. в Беринговом море устанавливалась 100-мильная (английских миль) таможенная зона территориальных вод. Однако режим морских вод в международном праве не поддается односторонним определениям государств, именно в этом вопросе требовалась всегда определенная доля согласованных усилий. Поэтому в то время говорить об окончательно установленной ширине территориального моря (таможенная граница России вызвала резкое возражение со стороны Англии) не приходится, поскольку пространственный предел суверенных прав прибрежного государства на прибрежные же воды установлен был только в 1958 г. но мы можем, очевидно, говорить, что 12-мильная зона территориального моря является обычноправовой нормой русского права. Правовые формы территориальных приращений Российской империи. Этот вопрос тесно смыкается с проблемой регулирования статуса территории в международном праве. Причем особенность настоящего учебника требует применения критерия историзма, т.е. ставит общее требование рассматривать правовые формы приращений с точки зрения того временного состояния права, когда эти приращения были сделаны. Принцип, известный в международном праве как "принцип интемпоральности права". Современное международное право сильно заидеологизировано и как следствие этого содержит целый ряд двусмысленных принципов. Порождением своеобразных двойных стандартов, особенно в литературе советского периода, было и то, что в ней либо не рассматривались юридические основания создания великой державы, либо лицемерно называли их "русским империализмом" или "великодержавным шовинизмом русского царизма", западные же аналоги подобных "исследований" строились и строятся на пещерном виде русофобии. Но мы готовы принять и этот тезис! В юридическом контексте он будет иметь форму animo domini - духа, стремления удерживать собственное жизненное пространство, в том числе и вооруженной рукой. Однако в международном праве указанный принцип имеет и второе значение: намерение не просто удерживать территорию, но и инкорпорировать ее в общее пространство государства, распространить на него свою высшую власть, одним словом, превратить этот участок земной суши в единую и неделимую часть государства. В то же самое время необходимо отдавать себе отчет в том, что animo domini, являясь общей целью, даже идеей, выражающей сущность государственной власти по отношению к занимаемому пространству, представляет собой общее правовое основание владения, causa possessionis к удержанию во власти государства собственной территории, т.е., говоря иначе, без великодержавия нет и не может быть самого государства; великодержавие есть принцип государственного права, определяющего скелет государственной власти, ту ее основу, на которой она только и может существовать. Наконец, последнее замечание в данном ряду размышлений. Описанный выше принцип сообщает правовой характер конкретным действиям не только по удержанию, но в первую очередь по приобретению или приращению государственной территории. Подводя итог, можно выделить следующие правовые формы приращения территории Российской империи. Наиболее часто употребимой была, конечно же, форма уступки России части территории, входившей в состав другого государства. Такую форму в международном праве принято называть цессией (cessio), понимая под ней договорную уступку или передачу части территории. Сразу же надо заметить, что такой способ приобретения территории часто определяется как производный, в отличие, например, от прямых способов приобретения. Выше было указано довольно много примеров международно-правовых сделок, правоприобретателем по которым выступала Россия. Правовым основанием к цессии как общему производному способу приобретения территории следует считать несколько видов правоотношений сложных составов. Так, в первую очередь различают завоевания (debellatio), примеров в отечественной истории множество: покорение Кавказа, Финляндии, Прибалтики и др. Далее, можно указать и на такое основание, как размен (permutaio) территорий, в истории Российской империи подобные случаи были, например, в 1875 г. Россия разменяла с Японией Курилы на Сахалин, в 1878 г. Россия разменяла с Румынией Добруджу на Бессарабию. Такой распространенный в древности способ приобретения территории, как захват (occupatio), принято понимать как захват ничейной территории (terra nullis). Надо отметить, что в таком своем виде оккупация является уже прямым способом приобретения территории и ее необходимо отличать от производных форм завладения. Однако оккупация иногда может быть и производным способом, и в таком своем виде она будет основанием для цессии. Так, в истории Российской империи, как и во времена Московского царства, можно наблюдать примеры захвата (occupatio) территории, ранее принадлежавшей другим государствам, т.е. это захват не terra nullis. Основанием к подобному завладению может быть желание населения данной территории присоединиться к России; наиболее яркий пример - это присоединение Грузии. Другой пример - когда государство прекращает свое существование ввиду отсутствия в нем намерения к продолжению собственного огосударствленного существования. Здесь наглядный пример демонстрирует Польша. Довольно редким основанием к возникновению верховных прав для Российской империи на ту или иную территорию следует считать факт кондоминиума, т.е. совместного владения с другим государством частью земного пространства. Например, кондоминиум России и Китая на Синьцзян до его дереликции Китаю. Напомним, что под дереликцией понимают оставление территории с одновременным или позднее выраженным решением окончательного отказа от права на территорию. Кондоминиум на Синьцзян в период с 1871 по 1881 г. заключался в том, что верховные суверенные права на него оставались за Китаем, а реальное владение - за Россией. Наконец, можно указать на еще одно производное основание к уступке территории, имевшее место в русской истории. Очень часто претензия государства на ту или иную территорию обусловлена тем, что оспариваемая область является своего рода географическим продолжением владений данного государства. Нередко такие территории называют Hinterland (букв. "внутренние области", "задние земли"). В истории России было всего два случая приобретения территории именно через такое основание: (1) в 1809 г. так были приобретены Аландские острова; ч. 2 ст. 5 Фридрихсгамского мирного трактата гласила: "В равном расстоянии от берегов ближайшие острова к твердой земле Аландской (de la terre-ferme d'Aland) и Финляндской будут принадлежать России, а прилежащие к берегам Швеции будут принадлежать Ей"; (2) в 1916 г. Россия объявила продолжением Сибирского плато все острова и земли как открытые, так и могущие быть открытыми в будущем в определенном секторе Северного Ледовитого океана. Необходимо заметить, что Аландские острова попали под действие принципа внутренних областей потому, что во время зимы между ними и Финляндией образуется регулярное сообщение по льду Ботнического залива, во всяком случае именно этот факт послужил русским представителям на переговорах со Швецией предлогом присоединения Аландов к Великому княжеству Финляндскому. Интересно и то, что паковый лед в самом северном океане Земли также может служить до сих пор аргументом в пользу прав России в арктическом секторе. Известный в международном праве принцип давностного владения (usucapio) территорией к России, по всей видимости, может быть применен в качестве своеобразной causa remota, послужившей основанием к отвоеванию ранее принадлежавших России земель. В данном случае он должен пониматься не совсем буквально. Непроизводные или прямые основания к приобретению территории имели также место в истории Империи. Выше мы уже вскользь касались этой проблемы; здесь же хотим обратить внимание на то, что occupatio как непроизводное основание к территориальному завладению может быть применена к североамериканским владениям России и к Приморью. Поскольку вопрос об Аляске в настоящий момент утратил свое значение, то, очевидно, следует более подробно остановиться только на основании завладения Россией Приморьем. До включения последнего в состав Российской империи, как известно, оно находилось в кондоминиуме России и Циньской империи. Но на практике кондоминиума не получилось, он так и не был реализован; поскольку со стороны Китая в этом сложном правоотношении как раз отсутствовали какие-либо признаки animo domini, то, следовательно, нельзя принять кондоминиум Приморья в качестве значимого правового основания к его завладению. В силу этого правовое основание к завладению Россией Приморьем состоялось в качестве оккупации ничейной земли. Статья 1 Айгунского договора 1858 г. гласила об общем владении Дайцинского и Российского государства, ст. 9 этого же трактата одновременно предполагала возможность пересмотра условий о совместном владении на основании фактической невозможности осуществления кондоминиума, предполагая объект неосуществленного совместного владения terra nullis: "Неопределенные части границ между Китаем и Россиею будут без отлагательства исследованы на местах доверенными лицами от обоих Правительств, и заключенное ими условие о граничной черте составит дополнительную статью к настоящему трактату". Именно на эту статью Айгунского договора ссылается ст. 1 Пекинского 1860 г. договора, совершенно ничего уже не говоря о каком-то кондоминиуме. Непременным условием действенности оккупации в качестве производного или прямого основания к завладению является ее реальный и действительный характер появления уже не раз упоминавшейся нами animo domini оккупирующего государства. В международном праве этот принцип довольно долго существовал в форме обычая (usus), однако в 1885 г. он был, так сказать, кодифицирован в ст. 35 Заключительного акта Берлинской африканской конференции, называемого еще иногда Договором о Конго. Формой описанных выше правовых оснований с внешней стороны были международные договоры, как двусторонние, так и многосторонние (пример последнего - Венский акт 1815 г., Берлинский акт 1878 г. и др.), которыми обеспечивалась передача России прав верховного суверенитета на новые территории. Другой внешней формой можно назвать нотификацию в качестве способа одностороннего письменного уведомления других государств о состоявшемся вступлении в верховные права на новую территорию. Данный способ оформления прав на приращенную территорию был кодифицирован в международном праве ст. 34 уже упоминавшегося Договора о Конго 1885 г. До этого момента роль нотификации выполняли торжественные миссии или посольства, направляемые в соседние государства с целью уведомления о состоявшемся приращении. Внутренняя сторона актов, регулировавших приращение территории, заключается во введении ее в corpus государства посредством акта внутреннего законодательства. Такой акт получил название инкорпорационного от названия самой процедуры - incorporatio - и содержит в себе две составляющие в виде специальных правовых целей (ratio), которые он преследует: первая - регулирование пространственного объекта инкорпорируемой территории, что может выражаться, например, в установлении новой административной системы управления присоединенной территории; вторая регулирование положения или правовой связи населения вновь приобретенной территории с государством-инкорпорантом, что чаще всего выражается в факте приема в подданство населения приращенной области. В идеале необходимо, чтобы инкорпорационный акт содержал не менее двух только что отмеченных моментов. В России, надо заметить, подобные действия оформлялись соответствующими актами: манифестами о присоединении приобретенной территории к Империи и торжественной присягой населения на верность Всероссийскому императору. Однако поскольку форма правления Империи была монархической, то особое значение для государственного единства и суверенитета имел титул русского царя. Титул императора как форма инкорпорации и форма государственного единства Российской империи. Право на титул, сам титул в общем смысле издавна служили одним из важнейших видов государственных прав, удостоверяющих фактическое состояние дел либо серьезную претензию на то, чтобы изменить это фактическое состояние. Например, знаменитая Столетняя война (1337 - 1453) между Англией и Францией велась как раз из-за права на титул короля Франции, а не исключительно из-за узкоклассовых интересов господствующего слоя феодалов, что обычно ранее выставлялось в качестве непременного условия развития истории, согласно догмам исторического материализма. Титул с юридической точки зрения представляет собой символ права на ту или иную вещь, причем под вещью можно понимать достаточно широкий круг объектов: от участка земли до государства in corpore включительно. Титул, таким образом, не представляет собой непосредственно право, но только указывает на него, говорит о его существовании; это, если угодно, имя права, того конкретного правомочия, в силу которого вещь принадлежит так называемому титульному лицу. Titulus, таким образом, становится равным causa, а раз так, то и необходимой частью права. Титул, будучи применимым в качестве символа права на государственную территорию, в монархиях будет иметь частноправовую окраску, но не природу. В частности, это будет выражаться в форме юридической конструкции монарха - собственника государства, однако эта частноправовая конструкция будет иметь публично-правовое отражение в том, что вещное право монарха реализуется как публичное право, как суверенитет, где сам монарх не частное лицо, а суверен - символ публичности государства, т.е. публичной власти в общем смысле. Титул монарха, таким образом, указывает на факт политического властвования (imperium) по форме владения (dominium). Юридически в России титул Императора относился к так называемым преимуществам верховной власти, каковые вместе с правами верховной власти составляли суть государственной власти Империи. Именно лицо, обладавшее верховной властью, было выразителем внешнего и внутреннего единства государства, буквально же - носителем титула, соединяло элементы государства в одно целое: власть, население, территорию. Титул как преимущество верховной власти Империи, таким образом, становится выражением, знаком государственного единства. В силу своей природы титул при этом может указывать общее основание государственной власти в данной стране: "Король, Божией Милостью" или, например, как звучал титул некоторых королей варваров: cum consensus populi; настоящей эклектикой веяло, к примеру, от титула императора Наполеона III: par la grace de Dieu et la volonte dupeuple. Наконец, в России эта часть титула звучала как "Божиею поспешествующей милостью, Мы, NN, Император" (ст. 37 Осн. гос. зак. изд. 1892 г.; ср. ст. 59 Св. осн. гос. зак. изд. 1906 г.). Далее, титул монарха может указывать на связь его с подданными, народом, подчиняющимся его верховной власти, суверенитету. Данная правовая связь монарха с подданными выражается, как правило, в именовании его монархом определенной страны в общем собирательном ее определении. Например: "Я, дон Хуан Карлос I, Король Испании" (преамбула Конституции Испании 1978 г.) или: "Мы, имярек, Король Нидерландов" (ст. 81 из статей Конституции 1972 г., временно остающихся в силе); как видим, эта часть титула действует даже в современных конституционных монархиях, хотя догма современной конституционности низвела монарха до роли простого уполномоченного народом-нацией лица. Впрочем, в Уставе о престолонаследии от 1810 г. Королевства Швеции эта сторона титула обозначена непосредственным указанием на subject'd imperium'a монарха: "Мы, Карл, Божией милостью Король шведов, готов и вендов и пр., и пр., и пр.". В России эта часть титула выражалась словосочетанием "Император Всероссийский" - последнее было официальным наименованием Государя. Наконец, что важно в данный момент - это обозначение в титуле территориального предела (круга) власти монарха. Например, весьма удачный образец: "Мы, Франц-Иосиф I, милостью Божией и пр. в качестве наследственного и апостолического короля Венгрии и связанных с нею стран" (Закон II 1867 г. о жаловании привилегий Венгрии), причем выражение "связанных с нею стран" можно расшифровать при помощи титулатуры непосредственно венгерского короля: "Во имя Единой, Святой и Нераздельной Троицы, Андрей, милостью Божией наследственный король Венгрии, Далмации, Кроации, Рома, Сервии, Галиции и Лодомерии" (Золотая Булла 1222 г.); наконец, можно привести и совсем простой пример: "Генрих, милостью Божией Король Англии и пр." (Великая хартия Генриха III 1225 г.). Таким образом, общий титул монарха состоит из нескольких важных частей, указывающих, каждая в своем роде, на определенные объекты публично-правового властвования, но будучи сосредоточены в одном лице, в одном титуле, все эти три элемента тем самым являются обозначением единства государства, единства государственной власти, территории и населения. Итак, территориальный титул Всероссийского императора, согласно ст. 37 (59) Осн. гос. зак., был следующим: "Божиею поспешествующею милостью Мы, NN, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новгорода низовския земли, Черниговский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский, и всея северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских князей и иных Наследный государь и Обладатель; Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голстинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский, и прочая, и прочая, и прочая". Последняя часть общего территориального титула Императора, начиная со слов "Наследник Норвежский", правда, уже не отражала реальности, поскольку в 1773 г. Россия произвела размен Шлезвиг-Гольштейнского герцогства с Данией на графства Ольденбург и Дельменгорст. Связано это было с тем, что русский император Петр III по рождению был герцогом Гольштейнским, но по материнской линии связан был с Романовыми (он приходился внуком Петру I, а по отцовской линии он был внучатым племянником Карла XII - так исторические противники примирились в своем потомстве!). В указанный год произошел размен, поскольку Павел, тогда великий князь, цесаревич и наследник российского престола, наследовал своему отцу герцогство Гольштейнское. Графства Ольденбург и Дельменгорст тогда же передали родственнику Петра III - принцу Фридриху Августу Гольштейн-Готторпскому, но титул указанных владений был оставлен за Русским Императорским Домом в качестве почетной части его титулатуры. Необходимо заметить, что ст. 38 (60) Осн. гос. зак. вводила понятие сокращенного и краткого титула, по силе, впрочем, равного полному. Дополнительным источником регулирования круга территориального властвования русского монарха следует признать ст. 39 (61) Осн. гос. зак., где приведено описание российского государственного герба, изображенного соответственно на большой, средней и малой государственных печатях. Наконец, после конституционных реформ 1905 - 1906 гг. российские основные государственные законы получили новое содержание и структуру, в частности первый раздел их был совершенно изменен и посвящался теперь вопросам государственного единства. Напомним, ст. 1 Осн. гос. зак. изд. 1906 г. гласила: "Государство Российское едино и нераздельно". Наконец, на государственное единство, нераздельность территории Империи указывали достаточно ясно и четко манифесты о кончине и вступлении на престол российских монархов. В этих актах наиболее часто употребимой формулой, практически ставшей со временем conditia sine qua non, были слова о "прародительском престоле и нерасторжимых с ним престолах владений Российских". Фактически это ясная юридическая формула, говорящая, что единство России коренится в ее монархе, последнее не понимали деятели февраля 1917 г., ложно понадеявшись, что лозунгами смогут удержать народы в едином, но уже обезглавленном теле Империи. Административно-территориальное деление Российской империи. Основой административной системы еще старого Московского царства были довольно пестрые образования, появление которых было обусловлено сложной историей самого государства. Надо заметить, что, несмотря на учредительный характер реформ государственного управления, как их верно назвал академик М.М. Богословский, в период империи мы довольно долго можем наблюдать существование старых территориальных единиц наравне с новыми [Богословский. 1902. С. 2 - 3]. Так, довольно долго существуют городовые области, новые же округа, введенные реформой, часто включают в себя прежние, как бы строятся на их основании. Именно как бы, поскольку содержание старых территориальных образований при Петре и его преемниках подвергается все же определенному изменению (впрочем, нельзя сказать, что радикальному). Изменения были характерны и для вновь образованных административных единиц. Вот, например, динамика увеличения количества губерний еще доекатерининского издания. ┌─────────────────┬───────┬────────┬───────┬────────┐ │ ГОДЫ │1708/10│ 1717 │ 1727 │ 1775 │ ├─────────────────┼───────┼────────┼───────┼────────┤ │ Кол-во │ 8 │ 11 │ 14 │ 22 │ │ губерний │ │ │ │ │ └─────────────────┴───────┴────────┴───────┴────────┘ Источники: [Готье. 1. 1913. С. 108; Дэн. 1. 1902. С. 130 - 131]. Впоследствии количество губерний остановилось на отметке 50. Изменения коснулись также и самих губернских учреждений, так, если по ст. 1 Уч. губ. 1775 г. губерния должна была содержать "от трех до четырех сот тысяч душ", то в начале прошлого века на каждую губернию приходилось уже в среднем до 1,5 млн. жителей. Помимо общего административного деления Российской империи учреждались и специальные деления - края, области, наместничества, генерал-губернаторства - для особого управления, главной целью которого могла быть как унификация общего управления местности с целью приобщения ее к общеимперскому порядку, так и придание данной области особого управления, отличного от общеимперского, потому что особый порядок управления является привилегией жителей, дарованной им от верховной власти. Наиболее яркий пример последнего административно-территориального деления можно видеть в области Всевеликого войска Донского. Особняком здесь стоят отдельные провинции Империи, чей статус и управление выделяются из общего ряда специальных областей. Это Великое княжество Финляндское и Царство Польское, последнее, впрочем, после 1864 г. утратило окончательно свой особый статус. Основанием к выделению таких провинций является то, что наряду с административным им даровано было и довольно широкое политическое самоуправление. К этому виду провинций, наверное, следовало бы отнести и Бухарское ханство, находившееся до 1917 г. под протекторатом России. В порядке же специального управления Империя подразделялась на восемь судебных округов во главе с судебными палатами (после реформы 1864 г.), на девять военных округов (после военной реформы 1874 г.), по состоянию на 1907 г. страна имела 12 учебных округов, имперские железные дороги подразделялись на восемь отдельных железнодорожных округов. Особенностью России до 1917 г. было то, что сословные учреждения имели отношение к территориальному управлению, дорогу к этому проложил Петр Великий. Так, губернские и уездные предводители дворянства со времен Жалованной грамоты дворянству 1785 г. участвовали в управлении губернией и уездом, после земской реформы их роль в этом деле только усилилась, города с 1785 по 1870 г. также имели сословное управление. С 1861 г. в России введено было сословное самоуправление крестьян, которое имело территориальную основу в виде волостей, последние просуществовали до 1917 г., из нескольких волостей, собственно, состоял уезд. § 2. Местное управление Российской империи Общие тенденции развития. Период Империи в отечественной литературе однозначно охарактеризован как период расцвета бюрократизма и централизации в управлении страной. Другой, казалось бы, неизбежный вывод, который вытекал из этого определения, заключался в наличии жесткой и строго иерархической системы органов управления, что, однако, не относится к самому типу власти. Вместе с тем давно уже было замечено, что подобная картина совершенно далека от истины. Российская империя ни в один из своих периодов двухсотлетней истории так и не смогла стать окончательно жестко унитарным государством с единым центром управления. Наоборот, все время ее существования можно наблюдать своеобразное соревнование и на государственном и на местном уровнях двух противоположных тенденций: централизации и децентрализации. Несмотря на прилагаемые усилия в пользу той или другой, ни одна из них - так и не приобрела главенствующего положения, судя по всему, они находились в стабильном равновесии по отношению друг к другу, что во многом может считаться самостоятельной тенденцией в местном управлении периода Империи. Такая своеобразная тенденция зародилась уже при основании Империи. П.Н. Милюков совершенно верно указал, что реформа местных учреждений при Петре Великом повлекла за собой резкую децентрализацию управления [Милюков. 1892. С. 531]. Преемники Петра снова сделали упор на централизацию, что, однако, им в полной мере сделать так и не удалось; фактически пришлось восстанавливать старую, еще московскую систему управления с вкраплением в нее административных начал, выработанных петровской реформой. Причем в начале века децентрализация учреждений выражалась не только в создании автономных от политического центра властных и вполне самостоятельных единиц, но и в том, что при Петре впервые в России была заложена основа к участию сословных учреждений в деле государственного управления. В литературе этот факт почему-то принято оценивать положительно, так сказать, как прогрессивный, хотя внимательному исследователю, ясно, что тот сословный порядок управления, который был принят в России, на самом деле превращал сословия в государственные органы управления. Существующие в России сословия не были противопоставлены государству с самого начала своего возникновения, следовательно, они не отражали и не могли отражать тот индивидуалистический дух частности, который имеет форму произвола отдельной личности, пусть и собранной корпорацией. Отсюда слабость демократии как фундаментального условия общества в России. В период правления до Екатерины II тем не менее эти тенденции еще сказывались, правда, не столь ярко и от этого не столь опасно, не случайно поэтому дворянство (дворянская по преимуществу историография) так не любило эпоху правления Анны Иоанновны - именно в это царствование состоялось своеобразное возвращение старомосковского духа управления, когда дворянство наказывалось наравне со всеми остальными людьми в государстве, причем без всякого внимания к тому, что шляхетство уже начало себя мыслить в этот период как особое, т.е. благородное, сословие. При Елизавете мы наблюдаем мероприятия правительства, направленные к смягчению духа предыдущего царствования и от этого столь приятного дворянству, не случайно ее царствование называлось в литературе "золотым веком". Вместе с тем старомосковские принципы воеводского управления, особенно в так называемых городовых областях, продержались в России вплоть до введения в 1784 г. Учреждения для управления губерниями Всероссийской Империи 1775 г. Реформа областных учреждений при Екатерине II во многом совпала с возобновлением политики децентрализации Петра I. При Екатерине практически исчезают органы центрального отраслевого управления (так называемые коллегии), ведомство которых переносится на губернские учреждения. Так, ведомство Каммер- и Ревизион-коллегий переводится в губернские казенные палаты, Юстиц-коллегия превращается в губернские палаты уголовного и гражданского суда. Причем последняя согласно ст. 115 Уч. губ. представляет собой соединенный департамент Юстиц- и Вотчинной коллегий. Центральное управление, таким образом, низводится на уровень местного. При этом правительство снова повторяет опасные заблуждения Петра - вводит участие сословных учреждений в местное управление, но уже на более прочной основе, издав специально для этого две Жалованные грамоты: дворянству и городам. При Павле и особенно при Александре I положение резко меняется, и это несмотря на заверения Александра, что править он будет "по заветам бабки своей". Правил он скорее по заветам отца, правда, в более спокойной и приемлемой для дворянства форме. При этих монархах складывается практически современная система центрального управления и при них же возникает так и не решенная до сего дня проблема соотношения между централизацией и децентрализацией в деле местного управления, вернее, допустимого предела того и другого принципа на местах. Одновременно формируется порядок, просуществовавший вплоть до 1917 г.: центральные, по преимуществу великорусские, губернии управляются посредством жесткого полицейского надзора, значительно ослабленного, впрочем, введением в этих же губерниях в 1864 г. земских учреждений, с одной стороны, с другой - установлением различных режимов "благоприятствования" местным особенностям. Кроме того, в значительной степени губернатор - "начальник губернии", по легальному определению, - продолжал оставаться лицом, правившим достаточно автономно, поскольку обладал как значительной дискреционной властью по отношению к населению губернии, так и независимым положением по отношению к центральным органам власти. Другой характерной чертой, повлиявшей на дело управления местностями, была неопределенность критерия, на основе которого проходило размежевание областей. Может показаться парадоксальным, но в основе административного деления Империи при Петре лежал не экономико-географический фактор, принятый современной наукой рационального районирования территории, а старый фискальный интерес московской эпохи, возведенный в абсолют. Губернии создавались с таким расчетом, чтобы каждый образованный административный округ формировал налогами (оплачивал ими) с доходов своего населения, как сейчас бы сказали, определенную статью государственных расходов. Екатерининские реформы были не лучше. Критерием здесь было количество населения, поэтому размежевание проходило довольно механистично. В дореволюционной литературе отмечалось, что только область Всевеликого войска Донского имела историческое происхождение - это на всю Империю; хотя истины ради надо заметить, что вопрос размежевания всегда и везде во всех странах представляет собой большую проблему, разрешение которой имеет под собой далеко не всегда исторические основания. Прекрасным примером для иллюстрации этого может служить Франция, разделение которой на департаменты при Наполеоне I похоронило под собой старую, историческую систему деления, сформировавшуюся еще в эпоху Средневековья, при этом были разорваны вековые связи, но одновременно с этим нация была соединена в одно административное целое. Акты местного управления. В московскую эпоху не существовало документов, четко определявших административные границы внутри государства, писцовые (дозорные) книги в основном могут считаться актами финансового управления, при желании, конечно, можно было бы считать актами финансового управления и знаменитые Уставные земские грамоты такими актами по административному размежеванию, однако в самих этих грамотах мы не видим подобного ratio legis, наоборот, цель их совершенно иная. Поэтому границы областей Московского царства, его четей, держались в основном на силе обычая, изредка зафиксированного на чертеже. Петр, согласно духу своего времени, старался внести такие улучшения в государственный аппарат, которые наиболее экономным, рациональным образом упрощали бы дело управления вообще, не случайно академик М.М. Богословский сравнивал петровские местные учреждения с военными поселениями при Александре I: и там и там проглядывает стремление удешевить содержание армии. Именно фискальный или в более общем смысле финансовый интерес виден в местных учреждениях Петра. Соответственно акты, регулировавшие создание губерний, как, впрочем, дальнейшие акты по этому вопросу, можно было бы отнести к общему виду актов по государственному местному управлению. Основным актом, учредившим губернии в России (просуществовавшие до 1929 г.), явился Именной указ об учреждении губерний и расписании к ним городов от 18 декабря 1708 г. По этому указу в России учреждалось восемь губерний: Московская, Ингерманландская, Киевская, Смоленская, Архангелогородская, Казанская, Азовская, Сибирская. Указ подтверждал еще раз старомосковский принцип приписки: "И того в 8 губерниях 314 городов; да приписанных к корабельных Воронежским делам 25; всего 339 городов". В 1717 г. число губерний было увеличено до 11. По Указу от 29 мая 1719 г. в губерниях появляется совершенно новая административная единица в виде провинции, заимствованная вместе со своими учреждениями из Швеции. Провинция состояла из дистриктов, которые были введены этим же указом. В дистриктах вводилось воеводское управление, должность воеводы регулировалась специальной Инструкцией, или Наказом, введенной в том же году. Число провинций и дистриктов в губерниях было совершенно произвольным, например, в Астраханской губернии провинций совсем не было. В 1722 г. реформатор ввел в губерниях и провинциях новое судебное устройство на манер шведских провинциальных учреждений. Вообще, как замечалось в литературе, петровские местные учреждения, несмотря на ряд прогрессивных черт в своей структуре, оказались совершенно непригодными для России и крайне для нее дороги. Ввиду чего плод преобразований царя был ликвидирован по Манифесту от 9 января 1727 г., после вышел ряд актов, которыми вводился дореформенный порядок управления, однако петровское административно-территориальное деление оставалось, что усложнило и запутало управление. Особенно ярко это высветилось после издания новой редакции Наказа губернаторам и воеводам от 12 сентября 1728 г. Позже, в 1764 г., вышел новый Наказ губернаторам, который можно рассматривать в качестве источника последующих реформ местных учреждений. При Екатерине вышло объемное Учреждение для управления губерниями Всероссийской империи от 7 ноября 1775 г., дополненное положениями, касающимися двух столичных губерний (Санкт-петербургской и Московской). Указом от 4 января 1780 г., Указом от 9 сентября 1801 г. проведено новое размежевание, в связи с чем в России число губерний с 41 увеличивается до 46; указом от 22 июня 1822 г. Сибирь была поделена на две губернии: Западную и Восточную; кроме того, в начале XIX в. выходит ряд законоположений, которыми утверждаются должности генерал-губернаторов в некоторых губерниях, в 1797 г. Павел эти должности, как известно, упразднил. С введением в действие Свода законов Российской империи 1 января 1835 г. именно этот инкорпорационно-кодификационный акт стал считаться главным источником действующего в стране права, поэтому второй том этого Свода, где помещались в инкорпорированном виде постановления, касающиеся местных учреждений Империи, должно рассматривать в качестве основного источника права по данному вопросу. Изменения, вносимые в действующее по Своду законодательство, редакционно учитывались при переизданиях Свода законов. Так, в 1826 г. был образован так называемый Комитет 6 декабря, образованный, казалось бы, с формальной целью - разбора бумаг умершего императора Александра I, но фактически превратившийся в орган планировавшихся тогда весьма широких реформ по местному управлению и крестьянскому вопросу. Плодом деятельности этого Комитета явилось издание в 1837 г. новых Наказа губернаторам и Положения о порядке производства дел в губернских правлениях, однако этими актами формально Уч. губ. 1775 г. не отменялось, их положения кумулировались в новом издании СЗРИ. Именно Наказом от 3 июня 1837 г. была окончательно подтверждена двойственная природа должности губернатора: с одной стороны, он продолжал, как и в XVIII в., оставаться начальником губернии, а с другой - становился уполномоченным агентом Министерства внутренних дел. Этот порядок так и не был изменен вплоть до Февральской революции 1917 г. Незначительные изменения предпринимались в 1845 г., но переломным моментом в деятельности губернских властей, конечно, следует считать земскую реформу 1864 г., существенно, впрочем, измененную Положением о земских начальниках от 12 июля 1889 г. и Положением о земских учреждениях от 12 июля 1890 г. Управление городов также входило в понятие местного управления, испытавшего радикальные изменения в имперский период истории русского права. Несмотря на многочисленные попытки ввести особый порядок управления городами, как доказал профессор А.А. Кизеветтер, города практически до царствования Екатерины II продолжали оставаться теми же посадскими поселениями, каковыми они были до Петра. Петр, осознавая значимость горожан, важность их финансовой службы государству, постарался гораздо раньше местных учреждений затронуть их своей реформаторской деятельностью. Здесь можно назвать прежде всего Указ от 30 января 1699 г. о Бурмистерской палате. Данным актом вводился орган сословного управления - бурмистры, другим актом от этой же даты учреждены были Земские избы. Эти ведомства действовали до 1719 г., когда города стали управляться Коммерц-коллегией, Регламент которой был утвержден 3 марта 1719 г. В 1721 г. учреждались городские магистраты, регламент которых был утвержден 16 января 1721 г. Но преемники Петра вернули воевод снова в городские учреждения, что длилось до царствования Елизаветы, при ней снова были введены петровские магистраты в городах. Екатерина II издала два акта, которые касались управления городов: Учреждение для управления губерниями: гл. XIX - XXII специально рассматривали управление уездных и губернских городов и Грамоту на права и выгоды городам Российской империи 1785 г., вводившую сословное самоуправление городских обывателей, по терминологии той эпохи. Необходимо заметить, что города Западных губерний имели в качестве привилегии Магдебургское право до издания упомянутой грамоты городам. При Павле произошло практически полное уничтожение учреждений его предшественницы, управление городами было существенно изменено. Образцом для этой реформы послужил Устав столичного города Петербурга от 12 сентября 1799 г., Указом от 4 сентября 1800 г. было приказано распространить на все остальные города Империи порядок, предусмотренный данным уставом. Указом от 17 марта 1801 г. новый Император восстановил прежнее положение, т.е. восстановил действие ЖГГ. До коренной реформы городового управления 1870 г. выходило несколько актов совершенно несущественного характера, впрочем, необходимо указать на Городовое положение 1846 г., предназначенное для Петербурга, в 1862 г. оно было распространено и на Москву. В определенной части данное положение может считаться источником Городового положения от 18 июня 1870 г., учредившего городское самоуправление на всесословной основе. Последующее царствование, как известно, внесло некоторые изменения, навеянные общим консервативным курсом, результатом чего стало новое Городовое положение 1892 г. Необходимо при этом отметить, что и нормы, регулирующие управление, и самоуправление городов консолидировались начиная с 1835 г. в Своде законов. Губернатор. Должность губернатора сложилась не сразу, бывали периоды, когда компетенция этого чиновного лица подвергалась настолько существенной ревизии, что совершенно исчезала прошлая составляющая его статуса, губернатор превращался, так сказать, в полную свою противоположность. Слово "губернатор" появилось в российском политическом лексиконе гораздо раньше слова "губерния". Считается, что первым губернатором был архангельский воевода, которому этот титул был пожалован в 1694 г.; встречается слово "губернатор" и в одном манифесте 1702 г. В литературе высказывалось также мнение, что должность губернатора была заимствована Петром из Швеции, хотя этимология самого слова указывает на французский глагол gouverner - "управлять", откуда произошел governeur - "управляющий", "губернатор". В самой Швеции испокон веку использовалось слово landshovding применительно к начальнику лена (провинции). Повсеместно губернаторы в качестве "начальствующих лиц" были введены во вновь учрежденные губернии в 1708 г. и просуществовали в качестве главного органа местного управления вплоть до февраля 1917 г. В царствование Петра I губернатор был поставлен в довольно неопределенное положение. Эта неопределенность также была вызвана еще и тем, что в 1719 г. в губерниях появились провинции, в которых было введено в свою очередь воеводское управление. Наказ воеводам этого же г. в п. 1 содержал должностную присягу воеводы, из которой явствовало вполне самостоятельное его положение перед губернатором: "Воеводе надлежит наипаче быть его царскому величеству и высоколюбезнейшей его государыне царице и кровным наследникам верным, справедливым и добрым слугою". Из чего следует, что компетенция губернатора и воеводы различествовала только по пространственному значению. Имеет смысл указать также и на то, что Инструкция воеводам была разослана не только им, но и губернаторам, с повелением последним руководствоваться в своей деятельности этим документом. Наконец, в 1728 г. в новом Наказе губернаторам и воеводам эта инструкция была практически без изменений повторена, тем самым de iure лишний раз было подчеркнуто равное положение этих должностей. Но так продолжалось не долго. Указ от 15 марта 1727 г., упразднивший в губерниях сословные учреждения, можно считать начальной точкой отсчета в новой истории губернаторской должности. Этот период длился до 1775 г. и характеризовался несколькими противоречивыми тенденциями, наложение которых указывает несколько векторов развития. С одной стороны, губернатор в этот период укрепляет свое внутреннее в губернии положение, он постепенно подчиняет себе дотоле самостоятельные должности и ведомства. Так, при Анне Иоанновне воеводы входят в полное подчинение губернаторам, усиливается власть губернаторов и над другими местными учреждениями. С другой стороны, усиление местной, скажем так, составляющей власти начальника губернии выражается в формировании при губернаторе ряда подчиненных ему органов, помогающих губернатору осуществлять свою власть. Например, 1736 г. можно считать отправной точкой в истории губернского "правительства". В этом году появляется институт товарищей губернаторов - коллежских советников, в 1766 г. количество их удваивается и уже в 1775 г. в ст. 95 Уч. губ. читаем: "Правление губернии есть то место, которое управляется в силу законов именем Императорского Величества всею губернию". В то же время контроль, мы бы даже сказали - мелочная зависимость губернатора от центральных учреждений, в этот период усиливается. Вообще между губернаторами и Императором в эту эпоху промежуточные инстанции - Сенат и коллегии - стараются сделать так, чтобы губернаторы были их исполнительным органом на местах. Подтверждением данной тенденции можно считать порядок назначения губернаторов на должность. Например, во время существования ВТС губернаторы назначались верховниками из числа представленных Сенатом кандидатур (п. 6 Указа от 7 марта 1726 г.). После упразднения ВТС губернаторов назначал Император по представлению кандидатов от Сената, хотя нередко мнение Сената здесь было совершенно необязательным. Логическим следствием этого стало назначение губернаторов исключительно от высочайшей власти (ст. 59 Уч. губ.). Позднее же губернаторы назначались высочайшей властью по представлению от МВД (ст. 236 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Третий период в истории губернаторства в России ознаменовался очередным коренным переворотом и ломкой устоявшихся форм управления, вызванной изданием Уч. губ. 1775 г. Именно этот акт с последующими законодательными новеллами можно считать источником основной части т. II СЗРИ . Само Учреждение о губерниях знаменательно во многом тем, что Екатерина II, как считают, вернулась к реформам Петра, повторив его опыт децентрализации управления. В частности, это прямо выражалось в новом характере власти губернского правления, каковое, согласно п. 1 ст. 413 Уч. Губ., "наравне есть с коллегиями и для того, кроме Императорского Величества и Сената, ни от кого не принимает законов и указов и ни к кому иному не подает и не присылает рапортов и донесений". Фактически ведомство многих центральных коллегий было перенесено на места в губернии. Однако главное нововведение, имевшее одновременно цель упрочения должности губернатора и установления над ним действенного контроля из центра, осуществлено было введением в практику местного управления своеобразного принципа разделения властей, впрочем, модного для той эпохи. Своеобразие этого принципа видится в том, что разделению на две части подлежала функция одной и той же власти, власти общего управления, из которой одна становилась высшей надзорной и контрольной, а вторая делалась ответственной за осуществление общего заведования делами губернии. Соответственно должность губернатора стала подконтрольной должности главнокомандующего губернии - так его называло Уч. губ., но в ходе реализации акта утвердилось новое наименование этой должности - генерал-губернатор или наместник. Практика применения данного акта, как это часто случается в России, выявила расхождение между действительностью и предписанной нормой, что, в частности, выражалось в следующем: в каждую отдельную губернию так и не назначали отдельного генерал-губернатора. Положение губернаторов тем самым существенно отличалось на практике от того, что предписывало Учреждение. В последующем власть генерал-губернаторов рассматривалась правительством в качестве экстраординарного института управления, что не способствовало его повсеместному распространению. Поэтому очень многие права и преимущества главнокомандующего (генерал-губернатора) по Уч. губ. перешли к губернаторам. Согласно ст. 1 Наказа губернаторам 1837 г. "гражданские губернаторы <1> как непосредственные начальники вверенных им Высочайшею волею губерний, суть первые в оных блюстители неприкосновенности верховных прав самодержавия, польз государства и повсеместного точного исполнения законов, уставов, Высочайших повелений, указов Правительствующего Сената и предписаний начальства". Эта статья послужила источником ст. 494 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г., войдя в него практически в неизмененном виде. Губернатор одновременно с этим объявлялся лицом, сосредоточивающим в своих руках высшую правительственную власть, все местные власти, подтверждение чему находим в ст. 517 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г. или ст. 292 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г., источником которой явился отдельный закон - Положение Комитета Министров от 23 июня 1866 г.: "Все служащие в губернии лица, даже не подчиненные в служебном отношении губернатору, несмотря на сравнительное их по классу должности или чину старшинство <2> или на особый характер служебной деятельности, иногда совершенно независимой от административной власти, в случае их вызова или приглашения губернатором обязаны немедленно подчиниться его законным требованиям и оказать ему должное уважение, на которое он как представитель высшей в губернии власти имеет неотъемлемое право". Вместе взятые эти статьи позволяют определить должность губернатора как главного начальника губернии и ее учреждений. Такой порядок установился вплоть до 1917 г. -------------------------------<1> До 1874 г. губернаторы подразделялись на гражданских и военных. <2> Должность губернатора соответствовала 4-классному чину (действительный статский советник) по Табели о рангах (ст. 47 Уч. губ. 1775 г.). Ведомство должности губернатора. Дело точного определения ведомства (компетенции) губернаторов как органа высшего правительственного управления применительно к губернии очень долго оставалось неопределенным, несмотря на обилие нормативного материала по этому предмету. Общие Наказы губернаторам, издаваемые с 1719 по 1837 г., полагались на самом деле именно общими ввиду неполноты регулирования затронутых ими вопросов и чрезмерно абстрактных определений объема компетенции должностных лиц. Здесь мы наблюдаем то же колеблющееся состояние, что и в случаях определения статуса, положения губернаторов среди правительственных учреждений. Можно даже видеть определенную связь в том, что компетенция губернаторов изменялась вслед за изменениями в их положении. Неопределенность компетенции губернатора при этом усугублялась еще и тем, что царь мог лично поручить губернатору осуществить какое-либо дело или круг дел, не ставя при этом в известность соответствующего министра или орган центрального управления. Довольно часто такое поручение вообще могло быть дано в устной форме. Поэтому в целях облегчения изложения материала мы подразделяем компетенцию губернаторов по видам их общей деятельности. Хозяйственно-финансовая деятельность губернаторов. В этой сфере губернатор был строже всего связан как положениями законов, так и деятельным надзором центральных властей, хотя злоупотребления в общем и целом были обычным делом. Так, в период с 1825 по 1855 г. только один Комитет Министров наложил на губернаторов 189 серьезных взысканий. Законодательство специально запрещало губернаторам приобретать в своих губерниях недвижимые имения, но такое запрещение продержалось лишь с 1740 по 1765 г. Основной обязанностью губернатора по финансовой части был сбор узаконенных податей и налогов, кои поименованы были в специальных окладочных книгах, присылаемых ежегодно из Сената каждому губернатору. В период правления Анны Иоанновны губернатор нес личную ответственность за недоимки по этим книгам. Поэтому своевременный сбор податей прочно вошел в круг обязанностей начальников губернии. Вплоть до 1917 г. губернатор обязан был подавать два раза в год на Высочайшее имя особую ведомость невзысканных податей и недоимок с объяснением причин этого (ст. 359 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). До 1775 г. этот круг деятельности губернаторы осуществляли вполне самостоятельно, исключением следует считать краткий период до 1727 г., когда помощниками губернатора являлись земские комиссары, камериры и рекетмейстеры, являвшиеся, с одной стороны, агентами центральных ведомств: Сената и Каммер-коллегии, а с другой - представителями местных сословий. Также и с подушной податью, отмененной только в правление Александра III, губернаторы собирали ее единолично до 1731 г., после эту подать стали собирать непосредственно помещики. В 1764 г. губернаторам стала подчиняться таможня и почта. С 1775 г., как мы отметили выше, в помощь губернаторам на местах учреждается Казенная палата (согласно ст. 118 Уч. губ. "Казенная палата не что иное есть, как соединенный департамент Каммер- и Ревизион-коллегий"), на которую возлагается главная обязанность по управлению сбором налогов в губернии. До 1837 г. Казенная палата находилась в прямом подчинении вице-губернатора и через него опосредованно подчинялась губернаторам, после же указанной даты губернатор только утверждал некоторые ее решения, например по приписке и выписке лиц к податному сословию и др. Губернатор сносился с Казенной палатой только через министра финансов. Он не мог даже наложить какое-либо административное взыскание на членов этой палаты (ст. 350 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Далее, по казенной части губернатор утверждал цены по казенным подрядам, закон разрешал ему заключать подобные договоры на сумму не свыше 10 тыс. руб., он же свидетельствовал наличность в казначействе. В 1708 г. на губернаторов было перенесено право старых московских воевод по управлению казенным имуществом во вверенных им губерниях. Губернатор сдавал на оброк казенную недвижимость, осуществлял общий надзор за казенными фабриками и заводами. Важно также отметить, что именно на губернаторах лежала прямая обязанность по защите казенных лесов от истребления, ст. 355 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г., что было на самом деле чрезвычайно важно. Административно-полицейская деятельность губернаторов. Прежде всего в этой графе необходимо указать, что раньше под словом "полиция" понимались меры по управлению довольно большим кругом дел, начиная от традиционной борьбы с преступностью и заканчивая мелочным надзором за поведением людей в быту, а не только в общественных местах. Неоправданно широкое поле деятельности полиции обосновывалось общим постулатом о разумном государстве, каким оно мыслилось главным идеологам "регулярного" государства. Очень верно ratio этой государственной машины выразил сам Петр в одном из своих указов: "Ибо сами знаете, хотя что добро и надобно, а новое дело, то наши люди без принуждения не сделают" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. IV. N 3781). Полиция как отдельный вид государственного управления была учреждена в России только при Екатерине II, а особое свое развитие получила при Николае I, хотя при Александре I учреждалось одно время даже отдельное Министерство полиции. Однако сыск и борьба с преступностью входили в обязанность губернатора с самого первого времени их существования. При этом если общая полиция не в силах была справиться с бандитизмом в губернии, то губернатор имел право обратиться к содействию войск для наведения порядка (ст. 318 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). В этом качестве начальник губернии действовал как уполномоченный агент Министерства внутренних дел, поэтому все полицейские власти, состоявшие по МВД, входили в его подчинение, исключение было сделано только для отдельного корпуса жандармов, управление которого было сосредоточено в особых округах. Губернатор надзирал за удовлетворением нужд народного продовольствия (так назывался в то время государственный продовольственный резерв), за местной торговлей, следил за деятельностью пожарных частей губернии, наблюдал за работой санитарных и медицинских учреждений. Начиная с Петра I государство ведет борьбу с профессиональным нищенством, поэтому губернаторы, с одной стороны, обязаны были отлавливать нищих, а с другой - следить за деятельностью местных благотворительных организаций. Судебная деятельность губернатора. Уже при Петре I делается первая попытка отделить суд от администрации на местном уровне. Однако она не увенчалась успехом. В период с 1713 по 1727 г. действуют попеременно на автономных началах сословные судебные учреждения в лице ландрихтеров, надворных и провинциальных (городовых) судов. Но уже в 1714 г. губернатор превращается в апелляционную инстанцию на решения данных судебных установлений. Обжалование постановлений губернатора возможно через Юстиц-коллегию в Сенат, а с 1722 г. губернатор начинает председательствовать в надворном суде, возглавляя фактически местную судебную машину. В 1727 г. сословные суды упраздняются вовсе и суд передается губернаторам, воеводам и их помощникам (асессорам), обжалование решений которых подлежит по-прежнему через Юстиц-коллегию в Сенат. По учреждению вновь сословных судебных органов в 1775 г. они так и не стали в совершенно независимое положение от губернатора. Напомним, Екатерина ввела в губернию следующие судебные учреждения: палаты уголовную и гражданскую (ст. ст. 6 и 8 Уч. губ.), Верхний земский суд (ст. 134 Уч. губ.), на уездном уровне учреждался уездный (окружной) суд (ст. 22 Уч. губ.), а также Верхняя и Нижняя расправы (ст. ст. 34 и 36 Уч. губ.), вводился и так называемый совестной суд (ст. 40 Уч. губ.). По способу своего формирования эти судебные места, как тогда говорили, были смешанные, частью пополнялись по усмотрению органов государственного управления, а частью посредством выборов от сословий, которые проходили под деятельным контролем со стороны губернатора. Так, председателей палат и Верхнего земского суда назначал Император по представлению Сената, в заполнении же мест членов этих судебных установлений принимал участие губернатор в той или иной степени. Например, членов совестного суда избирали сословия, но из кандидатур, представленных губернатором (генерал-губернатором) (ст. 63 Уч. губ.), членов Верхнего земского суда и уездного (окружного) суда избирали сословия, но избрание каждой кандидатуры утверждал своим решением опять-таки губернатор (ст. ст. 65 и 66 Уч. губ.). Члены Верхней и Нижней земской расправы вообще назначались губернским правлением из числа чиновников (ст. 75 Уч. губ.), т.е. фактически губернатором. В период действия Судебных уставов 1864 г. губернаторы в основном были лишены каких-либо прав по судопроизводству, но с введением института земских начальников в 1889 г. стала возможной подача кассационной жалобы на решение уездных съездов, являвшихся кассационной инстанцией для решений земских начальников, прямо в губернское присутствие <1>, заседавшее в составе губернатора, вице-губернатора, губернского прокурора, председателя окружного суда и двух постоянных членов по высочайшему назначению и представлению МВД. -------------------------------<1> Кроме того, губернское присутствие рассматривало дела об аресте имущества, заведовало конкурсным производством по решению же общих судов, рассматривало межевые споры, разрешенные в мировом порядке, - все это после 1864 г. Военная деятельность губернаторов. Изначально, точнее, с 1712 г., когда губернаторам были подчинены расквартированные в их местности армейские полки, эта сфера деятельности губернаторов была очень обширной, однако по своей сути она напоминала скорее деятельность по обеспечению армии необходимыми припасами и набором рекрутов. После же 1775 г. всякая военная власть у губернаторов была отнята и передана генерал-губернаторам, впрочем, последние, как знаем, не получили широкого распространения. Фактически в указанный год военная власть, военное управление было окончательно отделено от гражданского. Гражданская власть обязывалась обеспечением войск, расквартированных на местах, словом, занималась тем, чем обычно занимается интендантство. Военные губернаторы, просуществовавшие в России до 1874 г., как мы уже об этом упоминали, назначались в те местности, которые были недавно присоединены к Империи или же имели крупное стратегическое значение, наличие порта например. *** Одним словом, ведомство губернаторов было обширным и сложным. О напряженности губернаторского труда свидетельствуют, например, такие строки одного исследователя: "По официальному отзыву Министра внутренних дел (1843 г.), губернатор кроме ежедневного присутствия в губернском правлении присутствовал еще в семнадцати учреждениях. По сведениям же 40-х годов XIX века, губернаторы должны были подписывать в год до ста тысяч бумаг или около 270 ежедневно, следовательно, если предположить, что они тратили на просмотр и подписание каждой бумаги одну минуту, то тогда окажется, что эта подпись бумаг занимала четыре с половиной часа ежедневно" [Блинов. 1905. С. 161]. Генерал-губернатор и его должность. Наместники или генерал-губернаторы появляются в системе местного управления в 1775 г. (хотя такое наименование должности встречается в памятниках уже с 1719 г.): "Для управления же губерниями полагается Главнокомандующий в отсутствие Императорского Величества" (ст. 2 Уч. губ.). Данная формулировка сразу же указывает на важную отличительную черту поста генерал-губернатора: его должность была должностью политической, его власть была по роду своему высшей надзорной властью. Подтверждение этому находим в ст. 59 Уч. губ., согласно которой главнокомандующий назначается на должность повелением высочайшей власти. Значимее всего определяется полнота поста генерал-губернатора в гл. IV Уч. губ., где находим следующие положения: "Должность Главнокомандующего есть... строгое и точное взыскание со всех ему подчиненных мест" (ст. 81); "Главнокомандующий не есть судья, но оберегатель Императорского Величества изданного узаконения, ходатай за пользу общую и Государеву, заступник утесненных и побудитель безгласных дел" (ст. 82). Последнее определение закона, кстати, одновременно уравновешивает его с должностью Сената и генерал-прокурора. Подтверждение чему видим в ст. 86: "Если б в судебном месте определено было, что несправедливо, то Главнокомандующий может остановить исполнение и доложить Сенату, а о времени не терпящих делах и Императорскому величеству". Еще четче политическое значение генерал-губернатора определено в изданных позднее узаконениях на этот счет. Далее, из положения генерал-губернатора как должности политической, а не только административной вытекало его своеобразное надзаконное положение, а именно, будучи облечен высшим доверием Императора, он мог действовать, сообразуясь не столько с предписаниями закона, сколько с собственным пониманием общей государственной пользы, основанием к чему служило как раз особое доверие к нему со стороны высочайшей власти и от этого - особое его положение как среди других органов государственной власти, так и по отношению к самой верховной власти. Российское законодательство в этой связи особо подчеркивало: "Имея постоянное и тщательное попечение о благе жителей вверенного ему края, генерал-губернатор есть местный высший блюститель порядка во всех оных частях, непрестанно ревизующий все действия мест и лиц, ему подведомственных, для предупреждения или для прекращения нарушения законов, всего противного безопасности и пользе общей, или же несообразного с видами Верховного правительства, известными ему как лицу, полным доверием Государя Императора облеченному" (ст. 417 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г.). Несколько видоизмененной эта статья вошла в состав Свода позднейшего издания (см. ст. 210 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Эта статья представляла собой своеобразную petra scandali в дореволюционной доктрине государственного права. Так, А.С. Алексеев прямо признавал за генерал-губернатором надзаконность положения, оправдывая его особым доверием Императора к данному лицу, в связи с чем писал: "...если губернатору поручается надзор за деятельностью местных учреждений во имя закона и он, отправляя этот надзор, должен руководствоваться только точными предписаниями закона, то генерал-губернатор контролирует и направляет деятельность подчиненных ему правительственных органов не только во имя закона, но и во имя высшего правительственного интереса, в который он должен быть посвящен" [Алексеев. 1892. С. 423]. Но позднее, например, по мнению С.А. Эгиазарова, эту статью Св. зак. следовало понимать только как обязанность "наместника заботиться о законности во всех сферах управления" [Эгиазаров. 1907. 1 : 40]. Представляется, что данная проблема проистекала из общей невозможности разрешить в праве, четко определив с его помощью, случаи так называемого действия органов управления по собственному усмотрению. Несомненным представляется, что главным основанием к подобного рода действиям является норма, наделяющая данный орган общей компетенцией, но при этом становится практически невозможным ограничить право самого органа судить о собственной компетенции в порядке ее применения к конкретным случаям. Эффективность управления того требует. Проблема, следовательно, в том, чтобы законодательство поспевало за действиями органов, post factum подтверждая, отменяя или запрещая вновь созданные по усмотрению нормы. Проблема своим появлением обязана двойственному пониманию категории "законность": законность - это точное исполнение того, что сказано в тексте закона, или законность - это только основание к тому, чтобы исполнить предписанное законом действие. Иными словами, законность в первом случае подразумевает под собой точный перечень действий, упомянутых в акте, уклонение от которого наказуемо, а во втором случае законность - это только указание на то, каким образом могут совершаться действия, номенклатура которых не может быть нормальным законодателем точно определена и даже предусмотрена. Исторически проблема, обозначенная выше, разрешалась скорее по второму типу, не случайно законодатель устанавливал весьма высокие требования к нравственности наместника: "Словом сказать: нося должность Главнокомандующего, должен он показать в поступках своих доброхотство, любовь и соболезнование народу" (ст. 82 Уч. губ.). Исторически уже при введении Учреждения для управления губерниями в 1781 г. наместничества учреждались не для каждой губернии, а для двух сразу, т.е. 40 губерний были поделены на 20 наместничеств. Правда, в Московской губернии было введено отдельное наместничество. При Павле в 1797 г. наместничества повсеместно уничтожаются (за исключением Москвы). Указом от 9 сентября 1801 г. учреждается должность военного губернатора (просуществовала до 1874 г.), что представляло собой некоторое видоизменение старой должности генерал-губернатора, упор в этом случае делался на военное управление. После указанной даты генерал-губернаторы снова назначаются на места, но уже в окраины Империи, в центре генерал-губернаторства нередко учреждаются для трех и более губерний. Например, Новороссийское наместничество объединяло губернии Херсонскую, Екатеринославскую и Таврическую, Указом от 18 апреля 1809 г. один наместник был назначен для губерний Новгородской, Ярославской и Тверской. Своеобразный рекорд был поставлен в 1819 г., когда наместничество было учреждено сразу для пяти губерний: Рязанской, Тульской, Орловской, Воронежской и Тамбовской. Несколько польских губерний входили в Варшавское генерал-губернаторство после 1864 г. Окончательно должность генерал-губернатора как чрезвычайного органа местного управления закреплена была в Наказах губернаторам 1837 и 1853 г. Эти два Наказа в части, касающейся положения генерал-губернатора, вошли в состав Общего учреждения губерний второго тома Свода законов. Компетенция генерал-губернатора при широте их полномочий включала в себя прежде всего надзорную власть. Круг полномочий по этому вопросу был предоставлен им еще ст. 81 Уч. губ. Надзор генерал-губернатора включал в себя наблюдение за точным исполнением законов всеми учреждениями наместничества (ст. 210 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). При этом он мог представлять в Сенат о недостатках примененного в губернии закона (ст. ст. 244 и 247 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.), т.е. фактически отказаться его применить. В надзорные функции генерал-губернатора входила ревизия подчиненных ему губерний, ст. 248 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г. и руководство прохождением службы губернскими чиновниками; в этой связи он имел определенные дисциплинарные права над ними, так он мог принять решение представить чиновника к увольнению от службы и, наоборот, представить к принятию на службу хорошо зарекомендовавшего себя человека (ст. 235 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). На генерал-губернаторе лежала обязанность по принятию мер в делах общего и экономического благосостояния вверенных его управлению областей. В этой части своей компетенции он продолжал исполнять роль надзорной инстанции, основным принципом деятельности которой являлось старое требование полицейского государства. Так, чтобы не показаться голословным, процитируем ст. 212 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.: "Генерал-губернатор наблюдает: 1) чтобы юношество получало воспитание в правилах чистой веры, доброй нравственности и в чувствах преданности к престолу и отечеству, что оно только служит прочным основанием всякого благоустроенного общества и залогом его благосостояния; 2) чтобы каждый во всех сословиях снискивал себе пропитание трудом честным и полезным; 3) чтобы молодые дворяне не находились во вредной праздности, но посвящали себя службе государственной". Перед нами чистый образец мудрости государства XVIII века, века философов, поставивших себе целью сделать государство машиной для производства разумной и от этого счастливой жизни. Чего стоят, например, такие обязанности генерал-губернатора: "Устремляя все свое внимание на дух и нравственное направление во всех сословиях, он устраняет всякий повод к ложным понятиям, превратным толкованиям и губительному лжемудрствованию (каков стиль. - М.И.!)" (ст. 217 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Значительной была военная деятельность генерал-губернатора. Если екатерининское Учреждение для управления губерниями особо поручало ему надзор за сбором рекрутов (ст. 88 Уч. губ), снабжение армии во время войны всеми необходимыми припасами (ст. 89 Уч. губ), то ст. 95 Уч. губ. гласила: "В крепостях той губернии коменданты, гарнизоны и армейские полки или караулы, какие случатся, находятся в точной команде Главнокомандующего на основании комендантского права". Позднее генерал-губернатору вменили в обязанность следить за "внутренней безопасностью" вверенной его управлению области (ст. 218 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.), что давало ему право довольно широко распоряжаться общими полицейскими силами губернии и воинскими подразделениями, расквартированными в регионе. Нередко наместник являлся прямым (но не непосредственным) начальником этих войск, прим. 2 к ст. 9 Уч. упр. Кав. и Закав. края: "Наместнику Кавказскому по званию Главнокомандующему Кавказскою армиею подчиняется Закаспийский военный отдел, управление коего определяется основным временным положением". При генерал-губернаторе состояли канцелярия и особый штат чиновников по особым поручениям. *** Градоначальства. Градоначальства как равные губерниям особые территориальные округа учреждаются в первой половине XIX в. Смысл выделять отдельные крупные города в такие управления виделся в их военном и торговом значении. Не случайно закон особо вверял градоначальникам военное, морское и торговое управления, тогда как общегражданская администрация доверялась общим губернским властям. Характерно также и то, что практически все они были приморскими, т.е. портовыми, городами. Так, согласно ст. 1 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г. градоначальства учреждались в городах: Санкт-Петербург, Одесса, Таганрог, Керчь-Еникале, Севастополь, Дербент, а 16 лет спустя их оставили только в городах: Санкт-Петербург, Севастополь, Одесса и Керчь (ст. ст. 861 и 987 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Круг ведомства градоначальника заключал в себе обнародование законов и общую полицейскую деятельность, которая тогда была немыслима без довольно широких мер по благоустройству территории. Закон поручал также градоначальнику выдавать загранпаспорта, надзирать за состоянием общественных сооружений, включая и те, которые имели сугубо военное значение, общий надзор за местными учреждениями. Во исполнение своих обязанностей градоначальник издавал общеобязательные приказы (ст. 999 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). При создании органов городского самоуправления в 1870 г. градоначальства упразднены не были, а продолжили свою деятельность вплоть до 1917 г., несколько сузив свои полномочия и ограничившись исключительно полицейскими делами. Губернские учреждения. В период Империи старомосковское выражение "со-товарищи" приобрело особый институциональный смысл. Товарищи, иначе соратники начальствующего лица, составляли ближайший круг его помощников, назначение которых, кстати, подлежало ведению той власти, которая назначила само начальствующее лицо. Нередко товарищам начальника при назначении поручалось ведать отдельным от компетенции их патрона кругом вопросов, хотя в общем смысле они предназначались именно в помощь, с той целью, чтобы их руководитель сам распределил между ними обязанности. Именно благодаря во многом неформальности отношений между начальником и его заместителем, обусловленных исторической традицией, в России вплоть до 1917 г. последних продолжали именовать "товарищами". Например, заместитель министра тогда назывался "товарищем министра". *** Товарищем или порутчиком губернатора был вице-губернатор, должность которого появилась практически одновременно с должностью самого губернатора. Первоначально вице-губернатору поручалось иметь надзор за отдельными ветвями губернского управления, нередко он управлял непосредственно провинциями в составе весьма тогда обширных губерний. Однако в 1736 г. его положение более или менее укрепляется и он прочно занимает место второго лица в губернии. Произошло это, напомним, потому, что в указанном году губернаторам начинают назначать на постоянной основе специальный штат помощников, из которых к 1775 г. формируется самое важное губернское учреждение, а именно губернское правление, каковое с указанной даты формально возглавил губернатор (ст. 94 Уч. губ.). Вице-губернатор заседал в Казенной палате (ст. ст. 12, 117 Уч. губ. ) Таким образом, вице-губернатор полностью взял на себя финансовое управление губернией. Должность вице-губернатора соответствовала 5-му классу (статский советник) Табели о рангах (ст. 48 Уч. губ.). До 1775 г. немаловажным органом управления являлась губернская канцелярия в качестве органа, подчиненного непосредственно власти губернатора. Канцелярия формировалась из прежнего аппарата дьяков, состоявших при местных властях еще в московский период. На это, кстати, указывает название одного из актов, которым регламентировалась деятельность этого бюрократического органа: Наказ земским дьякам 1720 г. Губернская канцелярия подразделялась на столы (так назывались тогда отделы ведомств), работу которым распределял сам губернатор, он же назначал служебный персонал канцелярии, хотя законодатель старался сохранить это право за Сенатом (Указ 1737 г.). В дальнейшем старый бюрократический принцип узковедомственного подхода взял свое, и губернская канцелярия не была вовсе упомянута в Учреждении для управления губерниями, но сохранилась вплоть до упразднения должности губернатора. Начиная со второй половины XVIII в. губернская канцелярия представляла собой орган непосредственной власти губернатора. Возглавлялась она правителем канцелярии и разделялась на специальные отделения (столы) во главе со столоначальниками. Чиновников в ней ниже 8-го класса по Табели о рангах назначал непосредственно губернатор. По ведомственной принадлежности, а не по штату к ней прикомандированы были два чиновника по особым поручениям: один из них старший, другой младший (ст. ст. 461 и 462 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Канцелярия была просто необходима губернатору для письмоводства по огромному кругу дел, входивших в его компетенцию. Из правительственных органов управления на уровне губернии в первую очередь заслуживает упоминания губернское правление. Именно оно согласно определению закона являлось подобием правительства регионального уровня: "Правление губернии есть то место, которое управляет в силу законов именем Императорского Величества всею губерниею, обнародует и объявляет повсюду в подчиненных оному областях законы, указы, учреждения, повеления и приказания Императорского Величества и выходящие из Сената и из прочих государственных мест на то власть имеющих" (ст. 95 Уч. губ. 1775 г.). Именно эта статья екатерининского акта послужила источником ст. 446 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г. Однако в реальности значение губернского правления может быть оценено в основном как орган совещательный при губернаторе. К первоначальной функции правления следует отнести разрешение вопросов общего надзора (ст. 96 Уч. губ.) и оказание помощи в губернском исполнительном производстве, под которым понималась обыкновенная канцелярская процедура, еще и сейчас называемая в современном аппарате "исполнением бумаг". В XIX в. во время реформирования местного управления в 1845 г. и особенно в 1865 г. губернское правление получило более самостоятельное положение через передачу в его компетенцию особого круга вопросов. Изменен был и состав правления за почти полувековое свое существование. Вначале в него входили: губернатор (генерал-губернатор), два губернских советника (асессора), вице-губернатор, губернский прокурор, губернский стряпчий казенных дел, губернский стряпчий уголовных дел (ст. ст. 94 и 104 Уч. губ. 1775 г.). В конце XIX в. губернское правление состояло из губернатора, вице-губернатора, советников, губернского врачебного инспектора, губернского инженера, губернского архитектора, губернского землемера, асессора (ст. 442 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). При рассмотрении правлением особых мер по отдельным вопросам его присутствие расширялось за счет представителей от органов, обычно осуществлявших управление данными делами; например, при рассмотрении губернским правлением мер, касающихся дворянства, на его заседания (в общее присутствие) приглашались губернский и уездные предводители дворянства; при рассмотрении вопросов об управлении казенным имуществом приглашался управляющий казенной палаты и губернский чиновник Министерства уделов. Компетенция губернского правления была весьма широкой (Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.): - обнародование законов и указов; - надзор за повсеместным исполнением законов; - обращение к другим правительственным учреждениям в губернии; - дела по охране общей безопасности, например поимка беглых преступников, пресечение нищенства и бродяжничества; - дела по охране народного здравия; - строительные и дорожные дела; - общие административные дела; - дела по судебной части. Правление под председательством губернатора до 1864 г. рассматривало судебные дела по бесспорным взысканиям. Здесь же следует учитывать и то, что после 1890 г. губернское правление в лице губернского присутствия превратилось в судебно-административный орган, совмещающий в себе одновременно как судебную, так и административную власть по судебному же управлению. Далее, следующим органом местного управления, предусмотренного Уч. губ. 1775 г. и сохранившегося вплоть до 1917 г., была казенная палата. Палата, по определению закона, была не чем иным, как "соединенным департаментом Каммер- и Ревизион-коллегий" (ст. 118 Уч. губ.). Позднее палата превратилась в обыкновенное местное отделение имперского Минфина. Структура палаты за время ее существования также пережила серьезные изменения. Так, если вначале она возглавлялась вице-губернатором, то после 1837 г. ее возглавил уже особый управляющий. Кроме того, первоначально в ее состав входили: директор экономии и домоводства, советник, два асессора, губернский казначей. После 1892 г. состав палаты был иной: начальники отделений (общим числом три отделения), секретарь, чиновник особых поручений, архивариус, экзекутор, в нерусских губерниях по штату полагался переводчик. Необходимо заметить, что согласно ст. 122 Уч. губ. "уездные казначеи подчинены казенной палате, которая их погодно и при смене считает и их счета проверяет". Позднее казначейство на местном уровне было представлено губернским и уездными казначействами (ст. 1072 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г.). Казначейства подчинялись ведению Министерства финансов. Главный предмет ведомства казенной палаты, в чем ей оказывали прямое содействие казначейства (ст. 123 Уч. губ.; ср. ст. 136 Там же), заключался в сборе государственных налогов и податей (ст. 119 Уч. губ. 1775 г.). Причем необходимо указать, что сама палата эти налоги не собирала, их собирали казначейства, палата же имела надзор за сбором налогов (ср. ст. ст. 136, 138 Уч. губ. и ст. 1035 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Сравнение это небезынтересно, так как здесь мы видим довольно хороший пример своеобразного доверия государства своему населению. De iure казначей не имел власти собирать налоги, он их обязан был только учитывать и хранить. Налоговые суммы должны были добровольно уплачиваться населением (ст. 138 Уч. губ.). Порядок сбора был, таким образом, явочным, почти современным и цивилизованным, разъезд налоговых чиновников по налогоплательщикам был прекращен раз и навсегда. Важно указать, что Министерство финансов имело в губерниях также еще один уполномоченный орган по сбору акцизов (ст. ст. 1 и 2 Уст. обак. сб. Т. V Св. зак. изд. 1893 г.). Акцизное губернское управление было учреждено в 1861 г. по весьма жизненному для России вопросу; в этом году, как известно, была отменена винная монополия, до этого представленная в виде винной регалии, подлежащей откупу. Акцизные сборы <1> исторически составляли весьма большую часть государственного бюджета, поэтому государство было крайне заинтересовано в эффективной деятельности подобных учреждений. В частности, заинтересованность государства выражалась в том, что акцизные чиновники были самой высокооплачиваемой категорией служащих в России. Важно отметить и то, что губернское акцизное управление подчинялось только министру финансов (ст. 21 Уст. об ак. сб. Т. V Св. зак. изд. 1893 г.). В состав этого органа входили: управляющий, необходимый штат ревизоров и техников, чиновники по судебной части, контролеры и надсмотрщики за акцизным сбором. Имеет смысл отметить, что именно акцизное управление следило за качеством традиционного для России горячительного напитка - водки. -------------------------------<1> Акцизным сбором в России помимо водки (алкоголя) облагались табак и сахар, довольно долго держалась соляная монополия, введенная Петром и отмененная только в середине XIX в. По учреждении в 1837 г. Министерства государственных имуществ в ведомство этого органа перешли управление казенными крестьянами и непосредственный надзор за казенной недвижимостью на местах, в связи с чем в 1838 г. на местном уровне учреждается управление государственных имуществ. Наконец, надо отметить, что общее совершенствование государственного аппарата Империи в XIX в. привело к сосредоточению общих контрольных функций в лице центрального ведомства Государственного контроля. Как отмечают исследователи, ведомство Государственного контроля во многом складывалось из контрольной и надзорной функции губернских казенных палат, постепенно от них передаваемых в местные же органы, в свою очередь объединенные в 1836 г. в рамках единого, центрального бюрократического органа. Государственный контроль с самого момента своего появления рассматривался в качестве отдельного министерства. Существенное уточнение компетенции этого учреждения состоялось в 1866 г., когда оно получило право формальной финансовой ревизии всей отчетности всех органов государственной власти и управления Империи, в связи с чем в указанный год на местах появляются отделения Государственного контроля в лице так называемых контрольных палат (ст. 1134 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Контрольная палата состояла из управляющего, помощника управляющего, старшего и младшего ревизоров, их помощников, секретаря, журналиста (ведущего журналы (протоколы) заседаний палаты. - М.И.), счетных чиновников. Важно указать, что палата проверяла не только законность расходования средств, но и их целесообразность. При губернском правлении состоял также ряд иных присутствий, председателем которых был губернатор или уполномоченное им лицо. К таковым относились: присутствие по воинской повинности (учреждено в 1874 г. ввиду введения Воинского устава, регламентировавшего всеобщую воинскую повинность), губернский статистический комитет под руководством особого председателя, губернский и уездные училищные советы под председательством губернского и уездных предводителей дворянства и ряд других. Однако местное управление, как мы его понимаем, не исчерпывалось только лишь губернскими учреждениями, согласно ст. ст. 16 и 17 Уч. губ. в губерниях учреждались особые административные единицы под названием уездов, которым полагалось свое уездное управление под контролем властей губернских. Однако приходится признать, что до 1775 г. этот уровень управления представлен был в основном воеводами с подчиненным им штатом чиновников. После указанной даты уезды управлялись сословными органами местного дворянства. После 1861 г. их место заступили волостные учреждения крестьян и уездное земство, последнее, как известно, относится уже к органам местного самоуправления. Сословный элемент местного управления. В действительности о заявленном статусе приходится говорить с известной долей осторожности и условности - Россия вообще такая страна, где не существует четких и ясных социальных форм, где все расплывчато, история отечественного права это только подтверждает. В общем виде картина будет такова: правительство в указанное время разрушало одной рукой то, что творило другой. Это не гипербола и не красочная метафора. Обратимся к фактам. Государственная политика децентрализации власти выражалась не только в низведении центральных учреждений до уровня местных и в наделении органов сословного самоуправления властью, но и в сверхцентрализации полномочий в руках немногих лиц, облеченных доверием Государя. Сословные же органы управления ставились под столь жесткий государственный надзор, что фактически превращались не в нечто противоположное государству, а в прямо ему подчиненные, дополнительные органы управления уже сословиями. Фактически не сами они, сословия, а государство продолжало управление даже чисто внутренними, сословными, интересами. Поэтому на самом деле сословный строй России во многом является фикцией! Сказанное весьма ярко проявилось уже при введении начал сословного самоуправления при Петре. В начале царствования мы видим попытки учредить на местном уровне некий противовес государственным чиновникам в лице выборных от местных сословий служащих по судебной и финансовой части. Например, укажем на должность ланд-рихтера, рассматриваемую в литературе как безусловный шаг вперед в общем развитии права, поскольку этот земский судья избирался от дворянства области и тем самым не был напрямую подчинен местной администрации. В 1719 г. вместо ландрихтеров учреждаются надворные суды (от шведск. hoffratt). В том же 1719 г. упраздняются ландраты, вместо которых вводятся асессоры из отставных дворян, но в 1722 г. губернатор возглавляет надворный суд, в 1727 г. его и вовсе упраздняют. Как совершенно верно заметил один отечественный историк права, "таким образом, Петр Великий, начавши свои государственные реформы значительным допущением областной земщины к делам местной администрации и после разных изменений, постепенно клонившихся к подавлению всякого значения земщины, покончил почти совершенным отстранением земщины от дела местного управления и отдачею ее не только под строгую опеку приказной администрации, но даже под надзор военному начальству, командующим армейскими полками, расставленными на вечных квартирах по губерниям, так что в последний год царствования Петра вся Россия по закону находилась как бы в постоянном осадном положении у русской же армии" [Беляев 1905. С. 116]. Что было совершенно естественно ввиду военного характера абсолютизма, установившегося в России. Екатерининские учреждения, созданные реформами 1775 г. и особенно 1785 г., формально допуская сословность в виде самостоятельного института управления, на самом деле шли по пути включения этих органов сословного управления в общую государственную машину. Так что вполне логичными выглядит ряд указов, первый из которых состоялся в 1818 г., другой - в 1822 г., которыми губернский предводитель дворянства считался лицом V класса по Табели о рангах, а дворянские депутаты - IX класса. Формально не участвуя в государственном управлении, а только в сословном, они тем не менее считались находящимися на государственной службе. Точно такой же странный порядок был учрежден и для крестьян, когда волостные учреждения фактически выполняли роль местных полицейских сил под строгим и бдительным надзором губернской полиции. § 3. Местное самоуправление в Российской империи В общем и целом идея необходимости взаимного учета интересов центра и местностей стала со временем оселком внутригосударственной политики всех стран Европы в XIX в. Местное самоуправление со своим отдельным от общегосударственного кругом вопросов и полномочий стали рассматривать как один из необходимых элементов демократической формы правления. Доказательством чего служит известная дихотомия интересов государства и сословной корпорации, послужившая Гегелю в первой половине XIX столетия материалом для построения его теории гражданского общества. В конкретике государственного общения отмеченная дихотомия имела форму противопоставления принципов централизации и децентрализации государственного управления. Окончательно этот вопрос до сих пор не решен в европейской правовой мысли. По-прежнему идут концептуальные споры по поводу определения оптимального соотношения принципов централизации и децентрализации. Земская реформа. Земская реформа 1864 г. преследовала своей целью "дать местному самоуправлению возможно больше доверия, возможно больше самостоятельности и возможно больше единства", как значилось в объяснительной записке к первому проекту, подготовленному Н.А. Милютиным. Безусловно, земская реформа, преследовавшая цель освободить народную инициативу от правительственной опеки, стремилась продолжить все коренное дело реформ, начатых 19 февраля 1861 г. Земские учреждения вводились постепенно и не повсеместно. Первые земства были открыты 7 февраля 1865 г., всего же в период с 1865 по 1866 г. их учредили в 27 губерниях Европейской России, а в 1867 - 1875 гг. еще в шести. Сибирь и национальные окраины не были затронуты этой реформой, что касается окраин, правительство не без основания опасалось роста сепаратизма в них, кроме того, данные местности в качестве привилегии имели особый порядок управления, отчасти доставшийся им еще до вхождения в состав Империи (Финляндия, Прибалтика), отчасти приспособленный к национальным и этнографическим особенностям народов, там проживавших (Средняя Азия). В этой связи никак нельзя пройти мимо филиппик, которые обычно встречаются в трудах авторов либерального направления, кои видят в факте отказа вводить земства в национальных окраинах антидемократический акт. Однако при здравом рассуждении приходится признать, что введение земств, например, в среднеазиатских владениях Империи способно было только спровоцировать волнения среди местного населения, да и с общей точки зрения подобное мероприятие тоже иначе как попыткой грубой административной русификации назвать было бы нельзя. Сибирь не годилась для земства также еще потому, что там было относительно редкое русское население, огромные пространства и необжитые территории извратили бы идею местного самоуправления, окарикатурили ее еще и потому, что сибирское земство сразу бы попало в сильнейшую, гораздо более сильную, чем это случилось впоследствии в Европейской России, зависимость от правительства. Однако в 1905 г. после постройки Транссибирской магистрали, когда русское население увеличилось и стало преобладающим в Сибири, здесь все же были введены земства. Наконец, имеет смысл указать и на тот факт, что в 1876 г. земства попытались ввести в области Всевеликого войска Донского, что вызвало протесты даже казаков, поэтому в 1882 г. земства здесь были упразднены. В 1912 г. земские учреждения были введены в девяти западных губерниях. Общие результаты работы земств следует признать весьма удовлетворительными. После 1917 г. и вплоть до сегодняшнего дня в России не было ничего подобного; сейчас, как известно, создание системы органов местного самоуправления продвигается с большим трудом. Однако известные события марта 1881 г. поставили перед правительством вопрос о соразмерности допущенных свобод и готовности народа, его лучшей части, как считалось, - интеллигенции принять эту свободу. Необходимо заметить, что правительство в создавшейся ситуации все же оказалось не на высоте. Царствование императора Александра III по праву считается эпохой контрреформ, извратившей во многом принципы преобразований предыдущего правления. Весьма концентрированно новое направление царствования проявилось в возврате, в частности, местного самоуправления к старым, изжившим себя принципам сословности, в искусственной попытке возвратить дворянству (не оправдавшему себя и свою роль как правящего слоя) его "былое величие". Однако полностью вернуться к старому положению было невозможно, физически дворянство не было той опорой, которая могла помочь. Вот лишь небольшое свидетельство современника (речь идет об инспекционной поездке министра внутренних дел Сипягина): "В Романово-Борисоглебском уезде на пристани его (министра. - М.И.) встречал уездный предводитель дворянства, дряхлый старичок, явно не приспособленный ни к какой ответственной роли и с трудом объяснявшийся при помощи слухового рожка. В Ростове Великом уездный предводитель Энгельгардт, врач по образованию, совмещал обязанности предводителя с вольной акушерской практикой в своем уезде. Остальные впечатления дворянской жизни в уездах, за маленькими исключениями, были того же порядка. Всюду чувствовалось дворянское оскуднение, и материальное, и личное, не оказывалось ни людей для службы, ни средств у них. Наряду с этим - растущее богатство фабричной аристократии: прекрасные дома, больницы, приюты, школы, пышные обеды и приемы, явное обилие денег, заискивающая заносчивость новой знати, начинавшей чувствовать "себя "первенствующим сословием" [Крыжановский. 1997. N 4. С. 115 - 116]. Поэтому правительство пошло по пути включения органов местного самоуправления в систему общегосударственных органов власти. Тем более, что существовавшая тогда, как и теперь, теория государственного права это позволяла делать. Усилены были избирательные права дворянства, кроме того, из них стал формироваться отдельный корпус земских начальников, замещавших собою мировые судебные учреждения. В целом приходится признать, что редакционные изменения 1890 г. Положения о губернских и уездных земских учреждениях были существенным шагом назад, во многом предрешившим внутригосударственный кризис 1905 - 1907 гг. Губернские и уездные земские учреждения. Земства представляли собой двухуровневые органы (ст. 12 Пол. о зем. уч. 1864 г.) местного самоуправления "для заведывания делами, относящимися к местным хозяйственным пользам и нуждам каждой губернии и каждого уезда" (ст. 1 Пол. зем. уч. 1864 г.). Очень важными для статуса земств были положения ст. ст. 6 и 7, вводившие правовую базу, отделявшую их от государства; по своей юридической форме земства объявлялись юридическими лицами (ст. 5 Пол. о зем. уч. 1864 г.), однако, разумеется, по своей классификации они относились к корпорациям публичного права, в учреждении которых участвует население данного уезда и губернии в целом. Причем немаловажным было то, что на учредительную волю населения не оказывали влияние сословные перегородки. Следовательно, земства можно рассматривать в качестве органов управления с независимой от государства учредительной властью. Коренное изменение, внесенное Положением 1890 г., заключалось в том, что отныне земства утрачивали независимость от государства, их собственная учредительная воля упразднялась и сами они вводились в состав прочих государственных органов. Сделано это было юридико-технически очень умело, ст. 4 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г. предписывала применять правила, установленные для казенного управления в отношении имущества земств. Таким образом, формально продолжая существовать в виде корпорации публичного права (все того же юридического лица), фактически земства стали возникать в силу учредительного акта государственного органа. Взаимоотношения земств с государственными властями изначально строились по довольно либеральной схеме. Государство, прежде всего в лице губернатора, обладало дискреционной и надзорной властью, основа которой коренилась в закрепленном законом объеме полномочий земств. Закон проводил строгое разграничение вопросов, подведомственных исключительно этим органам, оставлял за губернатором право надзора. Например: "начальник губернии имеет право приостановить исполнение всякого постановления земских учреждений, противного законам или общим государственным пользам" (ст. 9 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Кроме того, следует обратить внимание на положение ст. 6 Пол. о зем. уч. 1864 г., прямо предписывающее правительству право утверждать распоряжения земств и наблюдать за их деятельностью. Положение, надо признать, не ограничивалось абстрактными формулировками в этом вопросе и приводило в действие механизм реализации надзорной власти губернатора. В частности, ст. 93 требовала "сообщать без замедления начальнику губернии" все постановления земских собраний. В том случае, когда губернатор усматривал в них что-либо противозаконное, он в порядке ст. 94 Пол. зем. уч. 1864 г. имел право в семидневный срок обжаловать данное постановление в 1-й департамент Сената. Такое право начальника губернии следует признать вполне разумным, но этого совершенно нельзя сказать о самой процедуре подобного обжалования, поскольку 1-й департамент Правительствующего Сената не относился к судебным установлениям Империи, а в порядке ст. 117 Уч. суд. уст. и согласно Уч. прав. Сен. являлся административным органом. Таким образом, надзор в этом вопросе может быть охарактеризован как административный. После 1890 г. порядок осуществления надзора был еще более ужесточен. Основанием послужила новая редакция ст. ст. 82 и 83 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г., классифицировавших решения земских органов на подлежащие утверждению вышестоящих властей (при этом в таких категориях дел особо выделялись решения, подлежащие утверждению исключительно МВД; ср., однако, положения ст. ст. 90 и 92 Пол. о зем. уч. 1864 г.) и не подлежащие таковому утверждению. В порядке ст. 87 губернатор получил право приостанавливать исполнение любого решения земства. Наконец, изменена была и старая процедура обжалования губернатором решений земств. В этой связи опять-таки проводилась старая классификация (ср. ст. 9 Пол. о зем. уч. 1864 г.) решений земств на противоречащие законам и на противоречащие общественным интересам. Первые решения полагалось обжаловать, как и прежде, в 1-й департамент Правительствующего Сената (ст. 90 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г.), тогда как вторые подавались губернатором через МВД на рассмотрение Государственного Совета или Комитета Министров (ст. ст. 91 и 92 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г.). Наконец, следует указать и на более формальные признаки зависимости земств от органов государственной власти. В первоначальной редакции Положения (ст. 82) от гласных земских собраний требовалось принесение присяги "о государственной службе", но в редакции 1890 г. (ст. 124) закон фактически стал рассматривать членов земств в качестве государственных служащих, поскольку было предписано губернатору представлять членов земских управ к производству в первый классный чин после трех лет их службы, т.е. фактически после первого срока пребывания в должности. Далее, зависимость земств от правительства традиционно усматривается в праве утверждения МВД председателей земских управ (ст. 56 Пол. о зем. уч. 1864 г.), в праве Императора назначать председательствующих в губернском земском собрании (ст. 53), в праве обязательного членства в земских собраниях представителей казенного управления (ст. 55) и, наконец, в таком малозаметном факте, как обязанности земств хранить свои средства только на счетах уездного казначейства (ст. 106). После 1890 г. все эти правила изменены не были. *** Полномочия земств были определены гл. 3 Положения и относились к вопросам, традиционно находящимся в компетенции органов местного самоуправления. Назовем в качестве примера некоторые из них: взимание местных налогов, пошлин и сборов; благоустройство территории (причем здесь под термином "благоустройство" следует понимать самый широкий круг вопросов - от санитарных мероприятий до устройства путей сообщения); попечение о мерах местного просвещения, торговли и промышленности. Единственным критерием, который может служить делу разграничения вопросов компетенции местного и государственного управления, является именно критерий привязки того или иного вопроса к строго очерченному кругу территории, за пределами коего этот вопрос уже утрачивает свою остроту. Земские учреждения получили право издания нормативных актов по предметам своего ведомства (ст. 66 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Со временем вся совокупность распоряжений и постановлений органов земств составила особый вид источников права Российской империи, известный как статутное право. Изначально этот вид компетенции находился под надзорной властью губернатора (ст. 90 Пол. о зем. уч. 1864 г. и МВД, ст. 92 Пол. о зем. уч. 1864 г.). После 1890 г. право издания общеобязательных нормативных распоряжений оставлялось только за губернским земским собранием. В указанный год произошло и другое изменение в компетенции земских учреждений, коснувшись, правда, существеннее всего только финансовой стороны их деятельности. В дальнейшем контроль со стороны правительства за этим родом деятельности только усилился. Например, Высоч. утв. мнением Госсовета от 12 июня 1900 г. воспоследовало фактическое узаконение, вводившее право губернатора утверждать местные сборы. Данное постановление требовало усложненного порядка оспаривания мнения начальника губернии (в МВД и Минфин) по вопросу увеличения ставок налога с недвижимости, имевшего огромное, если не сказать основополагающее, значение для земств. Структура земских учреждений была проста и не претерпела изменений даже в малоблагоприятный для них 1890 г. Низовое звено земств составляли уездные земские собрания, формируемые посредством всесословных, но цензовых выборов. Земское собрание было главной учредительной силой в уезде. Председателем земского собрания полагался быть уездный предводитель дворянства - фактически он назначался законом на эту должность (ст. 43 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Распорядительным органом уездного земского собрания являлась уездная земская управа. Членов ее и председателя сроком на три года (таков был общий срок деятельности земских собраний) избирало собрание, председателя, однако, утверждал губернатор. Общее число членов управы в уезде могло быть по решению уездного собрания поднято до шести. Губернское земское собрание формировалось за счет делегирования гласных от уездных земских собраний по специальным квотам от каждого собрания (ст. 51 Пол. о зем. уч.). Председателем губернского собрания мог быть губернский предводитель дворянства и то только в том случае, как говорил закон, "когда Государю Императору не угодно будет назначить для председательствования в оном собрании особенное лицо" (ст. 53 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Это собрание в свою очередь избирало в качестве распорядительного органа губернскую земскую управу, избрание председателя которого утверждал уже министр внутренних дел (ст. 56 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Изменения 1890 г. в отношении структуры земских учреждений касались только того, что ст. 16 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г. допустила к избранию в члены и председателем уездных и губернских земских управ не только гласных, т.е. членов собраний, но и лиц, имеющих цензовое право голоса. *** Уездные и губернские земские собрания избирались сроком на три года каждые, заседать они, однако, могли в таком порядке: уездные - 10 дней, а губернские - 20 дней в году (ст. ст. 76 - 77 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Этот порядок был оставлен без изменений и после 1890 г. Закон в то же время допускал внеочередные, "чрезвычайные", по легальному определению, собрания, но с разрешения МВД (ст. 79 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Порядок избрания гласных (так тогда назывались депутаты, потому что они подавали голоса, голосовали в общем смысле) уездных земских собраний был подчинен довольно сложному порядку. Закон (ст. 17 Пол. о зем. уч. 1864 г.) негативным образом определял имеющих право голоса на избирательных съездах; последние были особого рода собрания, на которых, собственно, и происходили выборы гласных. Итак, правом голоса обладали лица мужского пола, 25 лет от роду, не осужденные (как сейчас говорят работники правоохранительной сферы), российские подданные. Статья 27 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г. существенно расширяла негативный перечень лиц, лишенных избирательных прав; в него, в частности, попали все священнослужители христианского вероисповедания. Правда, ст. 57 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г. предоставляла право назначать местным епархиальным властям особых представителей в уездное земское собрание. Женщины по закону не лишались права голоса, но они могли им воспользоваться, только делегировав (уполномочивая, как гласил закон) от себя особо доверенных лиц для участия в избирательных съездах. Точно такой же порядок предписывался в отношении юридических лиц, имевших на праве собственности недвижимость в уезде, а равно и арендаторов таковой недвижимости. Таким образом, главным критерием, влиявшим на назначение или отсутствие у человека права голоса, был имущественный ценз, выражавшийся либо во владении недвижимостью, либо в годовом доходе не менее 6 тыс. руб. Цензовое владение недвижимостью должно было составлять 100 минимальных крестьянских наделов, определенных для данной губернии согласно Положению о поземельном устройстве крестьян 1861 г. В дальнейшем ценз определялся более четко, в среднем, по подсчетам государствоведов того времени, он составлял от 200 до 250 десятин по стране. Надо также заметить, что после 1890 г. цензовые ограничения были еще более ужесточены. Первоначально выборы в уездные собрания производились по трем куриям: уездных землевладельцев, городских обывателей и сельских обществ (ст. 16 Пол. о зем. уч. 1864 г.). При этом, согласно ст. 30 Положения, курия сельских обществ избирала из своего состава выборщиков на избирательный съезд в количестве не более 1/3 от общего числа всех членов волостных сходов губернии. Здесь же необходимо иметь в виду, что количество гласных от той или иной курии полагалось в зависимости от совокупного имущественного ценза, приходящегося на всех избирателей по данной курии (ст. 33 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Таким образом, крестьяне, будучи более многочисленным разрядом населения, избирали от себя наименьшее число гласных. В дальнейшем избирательный порядок претерпел сильнейшее изменение в сторону увеличения сословности при выборах гласных. Последнее выразилось в еще большем по сравнению с прошлым избрании гласных от дворянства данного уезда. Ценз также был увеличен. При этом, поскольку при увеличении ценза уменьшилось в пропорциональном объеме число избирателей, был введен кумулятивный порядок голосования, когда избиратели, владевшие в уезде недвижимостью в 1/10 цензового объема, избирали от себя представителей на избирательные съезды, с тем чтобы каждый такой представитель имел в совокупности требуемый законом ценз. Выборы из прямых становились косвенными, двухступенчатыми. В отношении крестьян вовсе были введены драконовские правила. По Положению 1890 г. они лишены были права избирать гласных, каковых стал назначать непосредственно сам губернатор из числа выбранных от крестьян представителей: по одному от каждой волости; только многонаселенные волости могли претендовать на право иметь двух гласных от себя в уездных собраниях. Гласные от крестьян стали снова избираться только по Закону 5 октября 1906 г., когда порядки в Империи несколько смягчились. Вместе с тем необходимо отметить, что пассивное и активное избирательное право по выборам в земские учреждения осталось неизменным и после 1890 г., когда гласными могли быть лица, имеющие право голоса. Наконец, стоит сказать, что Положение 1890 г. вводило неизвестный ранее институт обжалования результатов выборов. Ранее избрание уездных и губернских предводителей управ подлежало утверждению властей. Теперь же губернское по земским делам присутствие получало право вовсе кассировать выборы гласных, заменить кандидатуры одних гласных другими, назначить дополнительные выборы. Не случайно новый порядок функционирования учреждений местного самоуправления подвергся самой уничижительной критике в публицистике той эпохи, а политика правительства получила ярлык "охранительной". Городское самоуправление. В общем, приходится признать, реформы Екатерины II в области городского сословного самоуправления не увенчались должным успехом. Городские учреждения, созданные согласно ЖГГ, оказались недееспособными. В результате правительство императора Александра II еще в конце 1850-х - начале 1860-х гг. попыталось реформировать управление нескольких крупных городов. Прежде всего столицы - Санкт-Петербурга, управление коим в качестве образца было перенесено затем на Москву и Одессу. Во многом учреждения, созданные тогда, послужили прообразом городской реформы, воспоследовавшей 16 июня 1870 г. Тем не менее очередная реформа положила свой закладной камень в фундамент российской государственности и свершилась несмотря ни на что. Исследователи в один голос, как до революции, так и после, находили в ней массу недостатков, однако придется констатировать, что нечто отдаленно напоминавшее учреждения городского общественного управления появилось в России вновь только в начале 90-х гг. XX в. Городовое положение. Изначально правительство придерживалось довольно либерального образа взаимоотношений с органами городского самоуправления. Закон полагал городские учреждения вполне самостоятельными в пределах предоставленной им компетенции (ст. 5 Гор. пол. 1870 г.). Однако надзорная власть губернатора презюмировалась как необходимое условие самого существования таких органов (ст. 1 Гор. пол. 1870 г.). Прежде всего связь городских учреждений с правительственными полагалась посредством подчинения их 1-му департаменту Правительствующего Сената, который в порядке ст. 8 Гор. пол. 1870 г. являлся высшей инстанцией по разрешению споров между городом и местными властями, вытекающих из дел, связанных с исполнением общих имперских законов. В вопросах реализации собственной компетенции органы городского самоуправления обязаны были обращаться к посредничеству губернского по городским делам присутствия в составе губернатора (председательствующий), вице-губернатора, управляющего казенной палатой, прокурора окружного суда, председателя съезда мировых судей, председателя губернского земского собрания и городского головы губернского города (ст. 11 Гор. пол. 1870 г.). В остальном город был практически не связан никакими административными и подведомственными отношениями с правительственными учреждениями. Незначительное исключение делалось для должности секретаря города (городской Думы), который полагался состоящим на государственной службе в VIII классном чине, и то только потому, что являлся докладчиком по делам города в губернском по городским делам присутствии (ст. 99 Гор. пол. 1870 г.). Государственным служащим с разрешения начальства разрешалось также занимать городские выборные должности (ст. 90). Положение резко изменилось в 1892 г. Прежде всего изменения коснулись права местных властей вмешиваться в порядок формирования городских учреждений. Во изменение прежнего порядка новые выборы теперь назначались не Думой, а губернатором, в обеих столицах такое право было присвоено МВД; в 1892 г. стало возможным обжалование выборов в губернское по городским делам присутствие с полной кассацией их; если раньше недостаток гласных полагалось восполнить за счет дополнительных выборов, то после указанной даты такое пополнение осуществлялось прямым назначением от МВД из числа лиц, состоявших гласными в течение последнего четырехлетия согласно количеству голосов, полученных ими. Председатель управы - городской голова - теперь уже не мог, как ранее, просто избираться городской Думой, а утверждался в должности губернатором или МВД, смотря по рангу города; в обеих столицах вовсе были введены драконовы правила, согласно которым городские головы не избирались, а назначались высочайшей властью из числа двух представленных от МВД кандидатур, которых в свою очередь избирала городская Дума. Кроме того, должности по городскому управлению, включая членов городской управы, теперь замещались не по выбору городской Думы, а по назначению губернатора или МВД. Наконец, члены городской управы вкупе с городским головой полагались новым Положением, состоящими на государственной службе. Городской голова, например, в обеих столицах находился в IV классном чине (действительный статский советник), а члены управы - в VI (надворный советник); аналогичные классные чины были предусмотрены и для членов управ других городов, но на порядок ниже. Полномочия городских учреждений общественного управления были весьма подробно разработаны и, как в случае с земствами, целиком могут быть отнесены к разряду дел по разрешению местных вопросов (в данном случае - по благоустройству города). Важно, однако, при этом подчеркнуть, что полномочия города в отношении решения этих вопросов были вполне самостоятельными и не возникали вследствие уполномочивания со стороны публичной власти (ст. 5 Гор. пол. 1870 г.). Круг вопросов имел тщательную классификацию, например: "дела по внешнему благоустройству города... дела, касающиеся благосостояния городского населения" и т.п. (ст. 2 Гор. пол. 1870 г.). Для организационного обеспечения возложенных на городские власти обязанностей им в совокупности даровался законом статус юридического лица (ст. 14 Гор. пол. 1870 г.), который весьма уместно сравнить со ст. 28 ЖГГ (ср. также ст. ст. 116 и 118 Гор. пол. 1870 г.). Надо заметить, эта часть городских учреждений практически осталась неизменной после 1892 г. (см. ст. ст. 2 - 4, 63 Гор. пол. ред. 1892 г.). Но после указанной даты существенно изменились полномочия, определенные прежним законом как "дела по устройству городского общественного управления" (п. "а" ст. 2 Гор. пол. 1870 г.). Отдельно следует сказать несколько слов о самостоятельной правоустанавливающей компетенции органов городского самоуправления. Наряду с нормативными решениями земских органов управления решения городских властей также входили в общий корпус источников права, известных как статутное право Империи (см. ст. 103 Гор. пол. 1870 г.). Контроль за законностью таких нормативных постановлений был возложен на губернатора, который рассматривал спорные дела в губернском по городским делам присутствии (ст. 11 Гор. пол. 1870 г.); обжалование же неправомерных действий самого губернатора было возможно в 1-й департамент Сената. После 1892 г. во изменение прежнего порядка абсолютно любые постановления органов городского общественного управления подлежали утверждению губернатора (ст. 76 Гор. пол. ред. 1892 г.). Согласно ст. 15 Гор. пол. 1870 г. в городах учреждались следующие органы городского общественного управления: городское избирательное собрание, городская Дума, городская управа. Городское избирательное собрание формировалось из лиц, имеющих право голоса, из числа которых избирались гласные в состав городской Думы. Дума избиралась сроком на четыре года (ст. 16 Гор. пол. 1870 г.), после 1892 г. этот срок был сохранен. Состав Думы был определен законом в пределах от 30 до 72 гласных (ст. 48 Гор. пол. 1870 г.), но в 1892 г. эти цифры были изменены: от 20 до 160 гласных (ст. 56 Гор. пол. ред. 1892 г.); последняя цифра касалась числа гласных в городских Думах обеих столиц. Сама Дума, как очень верно было подмечено в законе, "представляет собою все городское общество" (ст. 54 Гор. пол. 1870 г.) и в качестве такового обладала широкими учредительными правами в области создания тех органов, которые необходимы для осуществления дел по городскому самоуправлению. В первую очередь это касалось права городской Думы избирать городскую управу в качестве главного своего распорядительного органа. Минимальное число членов управы законом определялось в три, высший предел установлен не был, но в 1892 г. эта норма была отредактирована в том смысле, что минимальное число членов управы теперь могло составлять два, а максимальное шесть человек, увеличение числа последнего могло состояться только с разрешения министра внутренних дел. Председателем управы являлся городской голова (ст. 70 Гор. пол. 1870 г.). Далее, для предварительного рассмотрения вопросов Дума могла учреждать подготовительные комиссии, а для исполнения собственных решений и особые исполнительные комиссии (ст. 73). Правда, при этом такие комиссии напрямую подчинялись городской управе (ст. 74 Гор. пол. 1870 г.). Наконец, можно еще указать и на то, что в небольших городах, а также в уездных городах Дума имела право вовсе не учреждать никакой управы, а уполномочивать распорядительной властью одного только городского голову (ст. 71 Гор. пол.). Такой же порядок сохранился и после 1892 г. Формирование органов городского общественного управления производилось, как мы уже говорили, посредством тайных, прямых, но цензовых выборов. В основу последнего положения был взят порядок, принятый в то время в Пруссии. Право голоса даровалось русским подданным, 25 лет от роду; главным же условием считалось наличие имущественного ценза - обложенной городским сбором недвижимости (ст. 17 Гор. пол. 1870 г.). Женщины не лишались права голоса, но пользовались им через уполномоченных, передавая свой ценз (ст. 20 Гор. пол. 1870 г.). Церковь и юридические лица, имеющие облагаемые городскими сборами недвижимые имущества, также могли назначать на избирательные собрания своих представителей. Значительное отличие после 1892 г. от прежнего порядка составляло положение, вводившее процентное ограничение для нерусских народностей и нехристианских вероисповеданий. Например, ст. 35 Гор. пол. 1870 г. устанавливала, что гласным городской Думы избирается каждый, имеющий право голоса на выборах, фактически этим выравнивалось активное и пассивное избирательное право; но одновременно устанавливалось, что "число гласных из нехристиан не должно превышать одной трети общего числа гласных". После 1892 г. данный порядок был ужесточен, в связи с чем таких гласных полагалось иметь не более 1/5 от общего их числа. Безусловно, этим ограничивалось право представительства инородцев в городских учреждениях, что никак нельзя считать позитивным в деле укрепления государственного здания Империи. Для членов городской управы и особенно для ее головы вводились изначально точно такие же охранительные меры. Так, согласно ст. 88 Гор. пол. 1870 г. евреи не могли быть ни избираемы в городские головы, ни исполнять их должности. Однако самым главным в избирательной системе органов городского самоуправления был ценз. Согласно ст. 17 Гор. пол. 1870 г. избиратели должны были обладать имущественным цензом в виде недвижимости, подлежащей обложению в пользу города, либо иметь в городе дело, с которого также уплачивался указанный сбор. Конкретно сумма сбора, уплачиваемого в казну и дававшего право голоса, в самом законе не указывалась, но ст. 24 упорядочивала производство выборов, вводя систему цензовых курий. В первую цензовую курию входили лица, платившие самые высокие ставки узаконенных сборов и все вместе составлявшие не менее 1/3 всей суммы городских сборов. Ко второй цензовой курии соответственно относились плательщики меньших ставок налогов, но, как и первая курия, в совокупности платившие другую треть узаконенных сборов. В третью курию, самую многочисленную, входили остальные налогоплательщики, на совокупную долю которых приходилась последняя треть всех городских сборов. Данная система была цензовой, каждая курия избирала равное число гласных, но не от равного числа избирателей. После 1892 г. цензовый характер демократии ужесточился еще более. Избирателей перестали делить на курии, но были введены жесткие цензовые ставки. Так, правом голоса в обеих столицах стали обладать лица, платившие не менее 3 тыс. руб. годового сбора с недвижимости, для губернских городов с населением свыше 10 тыс. жителей и города Одессы этот ценз составлял не менее 1,5 тыс. руб., для уездных городов - 1 тыс. руб., для остальных городов - 300 руб. (ст. 24 Гор. пол. ред. 1892 г.). Упрощенное городское общественное управление. В городах, в которых по тем или иным причинам не вводилось действие Городового положения ред. 1892 г. учреждалось упрощенное управление, главными органами которого были собрание городских уполномоченных и городской староста (в нерусских губерниях, преимущественно азиатских, аксакал города). Городских уполномоченных общим числом от 12 до 15 членов избирал сроком на четыре года сход городских домовладельцев. Выборами управляло доверенное лицо от губернатора. Собрание уполномоченных из своего состава выбирало старосту (аксакала) и в случае получения разрешения от губернатора это же собрание выбирало двух помощников городского старосты. Компетенция органов такого упрощенного управления в целом соответствовала компетенции органов городского общественного управления, установленного для них Гор. пол. 1892 г. § 4. Управление национальных окраин Российской империи Империя есть мiр, самодостаточное целое, части которого находятся в своеобразном, дополняющем друг друга положении. Будучи разными, непохожими, населенными различными народами, принадлежащими порой к совершенно противоположным языковым и расовым семьям и группам, тем не менее все эти неравные части имеют одно общее, что объединяет их формально, фактически же не затрагивает их самобытности. Общее, что уравнивает, представляет собой единый центр власти, соединяющий эти части в одно внешнее целое, целое, которое выражается в единстве пространства - почвенной основе Империи. Управление Великим княжеством Финляндским. Юридическое положение Финляндии. Вопрос этот приобрел чрезвычайную остроту в конце XIX в., вызвав поток диаметрально противоположных суждений. В общем и целом эти суждения могут быть сгруппированы следующим образом: а) мнение, обосновывавшее положение Финляндии в качестве особого государства в составе Империи (реальная уния); б) мнение, отрицавшее за Финляндией особый государственный статус и утверждавшее, что Финляндия как провинция, населенная однородным населением, имеет определенные привилегии по учреждениям внутреннего управления и вопросам внутреннего законодательства (автономия). Местное финляндское законодательство. Особый правовой порядок Финляндии был дарован теми же актами, которыми она была инкорпорирована в состав Империи. В общем смысле особое финляндское законодательство полагалось в форме привилегий местным жителям и распадалось на две отрасли: публично-правового и гражданско-правового характера. Применительно к первой (ius publicum) Финляндия наделена была особыми учреждениями, которые формировались по сепаратным от общеимперских учредительным законам (lex fundamentalis), но санкцию такие законы получали только от общеимперской власти. Так, одними из главнейших подобных актов следует признать Учреждение Правительствующего Совета от 6 августа 1809 г., Манифест об именовании Правительствующего Совета Императорским Финляндским Сенатом от 9 февраля 1816 г., Инструкцию финляндскому генерал-губернатору от 31 января 1812 г. и ряд других актов с последующими редакционными поправками и изменениями. Одним из главных последствий реализации этих актов стало то, что Финляндия, соединенная после 1811 г. в единое целое, напрямую была подчинена Всероссийскому императору, минуя центральные общеимперские правительственные учреждения. Позднее тем не менее данный характер подчинения был изменен Манифестом от 15 февраля 1899 г. и рядом других актов, ставших источником ст. 2 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. Гораздо большее значение для внутренних дел самой Финляндии имело Шведское уложение (Sveriges riketslag) 1734 г. (в ред. 1807 г.), состоявшее из девяти отделений (balkar): (1) о браке; (2) о наследовании; (3) о недвижимом имении; (4) о строениях; (5) о торговле; (6) о преступлениях; (7) о наказаниях; (8) о взысканиях; (9) о судопроизводстве и составлявшее, таким образом, основу финляндского ius privatum. В последующем предпринимались переиздания данного Уложения: 1824, 1891 и 1902 гг., правда, только первое из них являлось официальным, одновременно издавались дополнения к данному Уложению, вносившие в него порой серьезные изменения, например: Прибавление к изданному по Высочайшему повелению с переводом на российский язык Уложению, существующему в Великом княжестве Финляндском (СПб., 1827). Текущее законодательство органов имперской власти в Финляндии (de iure это как раз и были финляндские учреждения) стало издаваться в виде особых систематических сводов после 1821 г. Одним из первых явилось издание Сборника постановлений, манифестов, указов и других распоряжений правительства, вышедших из печати в Финляндии после 1808 г. (Samling af plakater, forordningar, manifestar och pabud, samt andre allmanna handlingar, hwilka i Stur-Furstedomet Finland sedan 1808 ars borjan ifran trycket utkommit). Это издание продолжалось до 1859 г. и всего вышло 17 томов. В том же 1821 г. начал издаваться Сборник указов и рескриптов, разъяснений и предписаний, изданных Его Императорским Величеством и экспедициями Императорского Финляндского Сената по делам судебным, хозяйственным и полицейским (Samling af de till efterllefnade gallande bref, forklaringar och foreskrifter, hwilka af Hans Kajserl. Majit, afvensom ifran expeditionerne i dess Senat for Stur-Furstedomet Finland blivir utfardande uti iustitae-och oecononomiae-och politiae-arender). Данный Сборник также выходил до 1859 г. и состоял из шести томов. Однако подобный разрозненный способ публикования общих и специальных постановлений и распоряжений в 1859 г. был найден неудобным и согласно Указу от 28 ноября 1859 г. велено было объединить два вышеуказанных издания в одно: Сборник постановлений Великого княжества Финляндского. Издание это стало выходить с 1860 г. В царствование императора Николая I решено было совершить кодификацию всех местных законов Финляндии по образцу российского Свода законов. Работа началась в 1835 г. и продолжалась с переменным успехом вплоть до 1865 г., но по техническим причинам (кодификационная комиссия просто не успевала за развитием текущего законодательства) она так и не была завершена. После 1906 г. и особенно 1910 г. общеимперским законом был установлен подробный перечень вопросов, по которым законодательствование могло осуществляться только центром Империи. В общем и целом к исключительному ведению Императора, Государственного Совета и Государственной Думы относились вопросы, связанные с регулированием: 1) призыва в армию (внутренняя финляндская армия милицейского характера была окончательно упразднена в период 1901 - 1905 гг.); 2) уравнения в правах финляндских обывателей и других подданных Империи; 3) изъятий в общегосударственных интересах из финляндских уголовных и процессуальных законов (ср. п. 3 ст. 5 Уг. ул. 1903 г.); 4) правил о публичных собраниях, обществах и союзах; 5) акционерного права; 6) таможенных тарифов Финляндии; 7) объединения монетной системы (до 1917 г. денежные системы так и не были объединены <1>); 8) путей сообщения (см. ст. 2 Закона о порядке издания касающихся Финляндии законов и постановлений общегосударственного значения от 17 июня 1910 г.). По всем остальным вопросам право законодательствования получил Финляндский Сейм, но с последующим утверждением таких законов Государем Императором. -------------------------------<1> Что вовсе не следует рассматривать как доказательство особого государственного статуса Финляндии. В Сибири вплоть до конца XVIII в., например, тоже ходила своя особая монета, была своя денежная единица до 1863 г. и у Царства Польского. Местные финляндские учреждения. Согласно дарованным привилегиям Великое княжество Финляндское имело собственные учреждения, которые могут быть подразделены на учреждения управления всем краем и учреждения по делам местного (коммунального) самоуправления. К первым следует отнести Великого князя - Всероссийского императора, который непосредственно управлял данной частью Российской империи. На подобное парадоксальное свойство управления указывал прежде всего общий характер неограниченной власти российского самодержца. Надо заметить, что ни одна из других национальных окраин Империи не обладала подобной привилегией - все они управлялись опосредованно - через систему общеимперских центральных учреждений. После 1899 г. этот порядок начал изменяться и после 1910 г. он приобрел уже окончательную форму, поскольку между Императором (Великим князем) и Финляндией становится ряд высших государственных органов, получивших новое устройство и компетенцию после 1905 г.: Совет Министров, Государственная Дума и Государственный Совет. В последний Финляндия обязывалась посылать от себя двух представителей, а в Государственную Думу - четырех, впрочем, это никогда так и не было сделано. Непосредственно Великого князя (Всероссийского императора) в крае представлял генерал-губернатор с весьма широкими полномочиями в военной и гражданской областях. Уже в 1811 г. при генерал-губернаторе в качестве его помощника учреждается пост статс-секретаря по финляндским делам. Фактически уже с самого начала, но формально с 1834 г., этот чиновник получил ранг особого министра по делам Финляндии (с указанной даты он стал именоваться "министр статс-секретарь"). В 1826 г. в помощь статс-секретарю учреждается особая канцелярия, вскоре переименованная в Его Императорского Величества канцелярию финляндских дел. В совокупности генерал-губернатор, статс-секретарь и канцелярия олицетворяли в крае высшую правительственную власть. Одновременно с введением поста генерал-губернатора учреждается особый коллегиальный орган, выполняющий функции общего административного надзора, - Правительствующий Совет, а с 1816 г. Императорский финляндский сенат, разделенный на два департамента, в каждом из которых имелось по несколько отраслевых экспедиций. Сенат наряду с административными делами ведал вопросами судебного управления. У него в подчинении до 1868 г. находился и Финляндский банк, учрежденный в 1811 г. После 1868 г. Банк перешел в ведение Сейма. Центральная администрация низового уровня была представлена особыми губернаторами (landshovdingar) исторических провинций Финляндии и ленсманами (lansmann) - полицейскими приставами в особых округах. Этот уровень управления подчинялся финляндскому Сенату. Финляндией до 1899 г. фактически управлял Император, доклады по внутренним делам княжества ему непосредственно делал министр статс-секретарь, который не входил ни в одно из высших правительственных учреждений того времени: Комитет Министров, Совет Министров и Государственный Совет, однако в указанном году велено было представлять доклады только посредством соответствующего общеимперского министра по принадлежности. Фактически это означало административное подчинение края общим правительственным учреждениям Империи. Сейм (Эдускунта - Eduskunta - как его называют финны), до 1907 г. орган сословного представительства, был разделен на четыре сословных отделения: дворянство, духовенство, горожане и крестьянство. По структуре и по роли, которую играл Сейм, он не сильно отличался от аналогичного сословно-представительного парламента соседней Швеции. В частности, в 1869 г. был принят новый сеймовый устав, практически полностью копировавший порядок формирования и структуру Риксдага Швеции, который тот получил согласно Уставу Риксдага 1866 г. После революционных событий 1905 г. и проведенной избирательной реформы был издан новый сеймовый устав (1907 г.), согласно которому на месте старого сословно-представительного органа появился всесословный (общенациональный) парламент, полномочный решать в законодательном порядке вопросы, подпадавшие под определение "местных нужд". Особенностью избирательного права Великого княжества после 1907 г. стало еще и то, что в отличие от права собственно России, оно было всеобщим, равным и к выборам допускались наравне с мужчинами женщины. Местное самоуправление в Финляндии до 60-х гг. XIX в. представляло собой точный слепок с тех сословных учреждений, которые ей достались в наследство от времен шведского владычества. Однако на волне реформ эпохи императора Александра II Финляндия получила в 1865 г. новый закон об органах местного самоуправления, а в 1873 г. - об органах городского самоуправления. В основу данных актов был положен принцип цензовой демократии, вместе с тем размер ценза (skattore) был достаточно низким: срок оседлости в данной местности и уплата минимальной ставки местных налогов. Впрочем, закон допускал неравенство голосов для лиц, плативших наибольшую ставку налога соответственно своим доходам. Учредительным органом для местного самоуправления являлось собрание коммуны, куда входили все лица, пользующиеся в ней правом избирательного голоса. Собрание избирало своего председателя. В необходимых случаях собрание могло выбрать от себя особых коммунальных поверенных (kommunalfulmaktige) сроком на три года, но с условием ротации 1/3 их членов через каждые два года. Исполнительным органом коммуны являлся совет старшин в составе председателя, вице-председателя и пяти членов. Надзорную власть за действиями и решениями органов коммунального самоуправления осуществлял ландсхевдинг. В городах самоуправление организовывалось на сходных с сельскими условиях. Управление Остзейским краем. Юридическое положение Прибалтики. Так же как и в случае с Финляндией, Прибалтика имела значительные привилегии, что, однако, не помешало и здесь росту сепаратистских устремлений в середине XIX в. Прибалтика (за исключением Курляндии) была включена в состав России согласно ст. 4 Ништадского мирного договора: "Его Королевское Величество Свейское уступает сим за Себя и Своих Потомков и Наследников свейского престола и Королевство Свейское Его Царскому Величеству и Его Потомкам и Наследникам Российского государства в совершенное неприкосновенное вечное владение и собственность в сей войне чрез его Царского Величества оружие от Короны Свейской завоеванные провинции: Лифляндию, Эстляндию". Это положение было еще раз подтверждено Абовским трактатом и мирным договором от 16 июня 1743 г. и Верельским мирным договором от 3 августа 1790 г. Вместе с тем Ништадский договор (ст. ст. 9 и 10) допустил шведские гарантии в отношении сохранности за местным населением его привилегий и веры. Сверх того, шведы согласно ст. 6 упомянутого договора получили право на беспошлинный вывоз хлеба из указанных провинций. Таким образом, мы имеем четкое указание на юридическое положение Остзейского края как на составную часть Империи, инкорпорированную в нее согласно условиям Ништадского мирного договора. При этом, согласно воле Всероссийского императора, население этого края (точнее, только небольшая его часть, а именно этнические немцы) имело в качестве привилегии некоторый объем прав по устройству местных сословных учреждений, которые никак не могут быть отнесены по своему существу к государственным. Местное прибалтийское законодательство. Вопрос о статусе местного законодательства в Остзейском крае разделяется на два периода: до 1845 г. и после. Причем первый период характеризуется довольно неясным кругом источников права, могущих быть применимыми в качестве действующих. Второй же период может быть охарактеризован как время постепенного слияния местных узаконений с общеимперскими, что, в частности, выражалось в упразднении местных учреждений и замене их общими правительственными органами управления. В первый период местные прибалтийские узаконения продолжали сохранять свой узкофеодальный характер с его западноевропейской окраской, в которой роль оселка играли различные феодальные формы присяг (коммендаций) вассалов своему сюзерену. Уже после ливонской войны эти права и привилегии во многом утратили свое публично-правовое назначение и рассматривались шведами, а потом и русскими властями как сословно-корпоративные права дворянства и горожан. При этом в период русского владычества неоднократно подчеркивалось, что в случае коллизии местного закона с общеимперским силу получает последний. Именно таким образом, например, при императрице Екатерине II было признано несовместимым с ЖГД право прибалтийского рыцарства вести особые матрикулы дворянских родов, коими фактически узаконивалось сепаратное право дворянских корпораций края через прием новых членов даровать им дворянское звание. Одновременно с этим происходил процесс отмены других прав и привилегий, противоречащих вновь изданным общеимперским узаконениям. Именно такой логикой пользовалась русская власть, вводя, например, в крае учреждения, которые предусматривались Уч. губ. 1775 г. и Городовым положением (ЖГГ) 1785 г. Другое уже дело заключалось в том, что в правление Павла I случился временный откат на позиции прошлого века, во многом связанный со "странностями" характера этого самодержца. Тем не менее многие из частноправовых привилегий продержались в крае вплоть до 1917 г. Второй период ознаменовался приведением в порядок всего объема местных узаконений, в результате на свет появился Свод местных узаконений губерний Остзейских, издание которого в двух томах вышло в свет в 1845 г. В указе, вводившем в действие этот Свод, было отмечено, что он получает действие в качестве субсидиарного источника к СЗРИ. Здесь же, очевидно, имеет смысл отметить, что одним из распространенных источников права во всем Остзейском крае было римское право, изложенное в виде Usus Modernus Pandectarum. В 1853 г. состоялось издание продолжения двух первых частей Свода местных узаконений. Третья часть Прибалтийского свода введена была в действие в 1864 г., продолжение ее было издано в 1890 г. Следует при этом также отметить, что сохранившие действенность к 1892 г. нормы первой части Прибалтийского свода были уже включены в т. I и II СЗРИ при переиздании последнего в означенном году. С 1889 г. в Прибалтике введено действие Судебных уставов императора Александра II (1864 г.). Таким образом, непосредственно к 1917 г. в ранге местного закона состоял только Свод гражданских узаконений губерний Прибалтийских 1864 г. с редакционными изменениями последующих лет. Остзейский край пользовался отныне только привилегией использовать гражданско-правовые нормы местного происхождения. При этом в Прибалтийском гражданском своде гораздо сильнее, чем в т. X СЗРИ, ощущалось влияние римского права, изложенного в учении школы пандект. Местные прибалтийские учреждения. Первоначально, в эпоху господства местного права, в крае продолжали действовать порядки и учреждения, созданные еще в эпоху до русского владычества. Фактически этот порядок удержался до 1785 г., когда в Прибалтике было введено действие Уч. губ. 1775 г., ЖГД и ЖГГ 1785 г. Павел I восстановил в 1797 г. прежнее положение, но при Николае I, точнее, в 1845 г., в Остзейском крае окончательно вводится Уч. губ. в том виде, в каком оно представлено было в т. II СЗРИ. В общем и целом картина управления краем будет следующей: с 1710 по 1762 г. Прибалтика живет по старым установлениям и имперская власть проявляет себя только военным присутствием в крае. В каждой исторической провинции существует сословный орган представительной власти - ландтаг, на который избираются представители от сословий: дворянства, духовенства и горожан. Помимо этого дворянство и горожане имеют собственные корпоративные организации. Города управляются по старым магистратским установлениям, в которые входят представители от городских цехов, словом, в Прибалтике в это время господствует правовой порядок, застывший в своем развитии на уровне XIV в., - факт, отмеченный практически всеми исследователями. В начале XIX в. и вплоть до 1845 г. прибалтийские учреждения не испытывали серьезных изменений, разве что в 1801 г. все три прибалтийские провинции объединились в одно Остзейское генерал-губернаторство, просуществовавшее, впрочем, до 1876 г. Правда, необходимо отметить, что в период с 1808 по 1819 г. Эстляндия имела особого генерал-губернатора в лице принца Ольденбургского. В 1866 г. в Прибалтийских губерниях вводится общее волостное управление крестьянами, принятое для крестьян Империи по отмене крепостной зависимости в 1861 г. В 1877 г. вводится в действие Городовое положение 1870 г., впрочем, старые сословные магистраты продолжают здесь действовать до 1889 г. Связано это было с тем, что магистраты продолжали выполнять некоторые судебные функции, однако с распространением на Остзейские губернии действия Судебных уставов 1864 г., что как раз и произошло в 1889 г., они утратили свое значение. Вместе с тем в трех Прибалтийских губерниях вплоть до 1917 г. продолжали действовать старинные сословные учреждения остзейского рыцарства и лютеранской церкви. Управление Западным краем. Прежде всего необходимо сделать терминологическое замечание. Западным краем ранее именовались несколько западнорусских губерний, возвращенных от Польши по нескольким ее разделам между Пруссией, Австрией и Россией. На современной карте Западный край занял бы обширное пространство, включающее в себя значительную часть современных литвы и Белоруссии. Господствующим элементом в данном крае выступали поляки, которых русское правительство стремилось целенаправленно выжить обратно в коренные польские земли. Во многом эта политика диктовалась необходимостью искоренения Брестской унии, навязанной православным этого края в 1569 г. неимоверными зверствами, а также стремлением обезопасить западные границы Империи от взрывоопасного элемента - поляков, движимых эфемерной мечтой восстановить Великую Польшу от моря и до моря (от Риги и до Одессы, говоря по-современному). Положительные результаты были достигнуты в этом крае после подавления последнего польского восстания 1863 г. Надо заметить, деятельность графа М. Муравьева по искоренению польщизны (так официально именовалось засилье поляков в западнорусских областях) оказала самое благотворное воздействие на восстановление в крае исторической справедливости. Местное законодательство. Одним из старейших местных законодательных актов данного края был Литовско-русский статут в редакции 1588 г. До 1778 г. его действие распространялось на все вопросы местной жизни без ограничений. В указанный год на губернии Западного края было распространено действие Уч. губ. 1775 г. Вторым значительным по объему корпусом права, которым регулировалась деятельность органов городского управления, было магдебургское право - комплекс норм, регулирующих структуру, порядок формирования и компетенцию органов городского сословного управления, выраженных в разного рода актах, как правило, средневекового происхождения, но объединенных под одним условным названием. Магдебургское право действовало в крае вплоть до 1831 г. В 1797 г. вместо екатерининских установлений в Западных губерниях восстанавливается в полном объеме действие Литовско-русского статута. Дело заходит, например, настолько далеко, что в означенных областях, русских по преимуществу, восстанавливается применение в государственных учреждениях польского языка. В 1811 г. Правительствующий Сенат издает Литовско-русский статут в качестве официального узаконения Западного края. В 1828 г. Комитет Министров постановляет переиздать еще раз этот акт; издание осуществлено не было. Именным указом от 1 января 1831 г. во всей Белоруссии прекращается действие Литовского статута и восстанавливается действие общеимперского права. В 1840 г. опять-таки именным указом вводится действие Свода законов в полном объеме. В дальнейшем в качестве местных узаконений можно рассматривать особые акты, изданные имперской властью после 1863 г. и направленные к вытеснению поляков из края. Местные учреждения. Вошедшие снова в состав России в конце XVIII в. земли бывшей Речи Посполитой вплоть до 1778 г. сохраняли особые польские учреждения, создание которых относится к XVI в.: города предоставлены были сами себе, они управлялись избранными от цехов и сословий особыми магистратами; дворянство управлялось на сеймиках посредством выбора на них дворянских представителей, а также выбора целого ряда должностных лиц. Непосредственно крестьянство края было полностью лишено каких-либо политических прав, в общем смысле оно рассматривалось исключительно с крепостнической точки зрения и находилось в гораздо более худшем состоянии, нежели, например, в Великороссии. В 1778 г. были введены общеимперские учреждения по местному управлению, но в 1797 г. старый порядок управления был восстановлен. Но при этом восстановление происходило все же не в полном объеме и с некоторыми даже изменениями прежнего образа управления. Так, были оставлены нижние земские суды (ст. 22 Уч. губ. 1775 г.), должность исправника (ст. 23 Уч. губ. 1775 г.), но его полагалось теперь не выбирать местному дворянству, а назначать от губернских властей. Вводилось действие прежних земских, градских и подкоморных судов, в качестве местного суда высшей инстанции восстанавливал свое действие Литовский трибунал. Все члены этих судебных инстанций избирались дворянством. Общеимперская власть была представлена губернатором (генерал-губернатором) и небольшой канцелярией при нем. В 1831 г. и 1840 г. западные губернии в административном плане были окончательно слиты с Империей. Управление Малороссией. В первые годы правления Петра Великого Малороссия продолжала сохранять старый порядок управления, который ей был дарован еще царем Алексеем Михайловичем при инкорпорации этого края в состав Московского государства. Вместе с тем измена Мазепы, порочность системы дуализма управления Малороссией <1>, обнаружившая в XVIII в. свое явное несоответствие истинным желаниям малороссов, - все это не могло не повлиять на изменения в системе местных малороссийских учреждений. -------------------------------<1> Надо заметить, что под дуализмом управления мы понимаем ту порочную практику, которая сложилась в систему после присоединения Малороссии к России. Дело в том, что московское правительство, к сожалению, поддалось на уговоры казачьей старшины, ничем не отличавшегося по своей сути от польской шляхты, и согласилось на введение казачьего управления в крае во главе с гетманом и его канцелярией. Одновременно центральная власть в этих южнорусских областях была представлена воеводами с их аппаратом, подчинявшимися приказу Малой России, или малороссийскому приказу, как его часто называют в литературе. Естественно, казачья верхушка была страшно недовольна таким порядком вещей, что, в частности, уже тогда вылилось в проповедь самостийности и незалежности этой земли Русского государства. Местное малороссийское законодательство. Малороссия, в ее действительном значении по территории охватывавшая пространства бывших Черниговской и Полтавской губерний (правобережная Украина, за исключением г. Киева, составляла губернии Юго-Западного края), при присоединении к Московскому царству в 1653 г. получила в качестве привилегии право пользоваться теми источниками права, которые действовали на ее территории еще с времен польского владычества. В 1728 г. состоялось определение ВТС, который в ответ на прошение гетмана Данилы Апостола постановил, что малороссийский народ судится разными правами, а именно Магдебургским и Саксонским статутами. На поверку оказывалось, что города имели в качестве привилегии устраивать свое самоуправление согласно нормам магдебургского права, а все остальное население жило согласно нормам Литовско-русского статута в ред. 1588 г. Надо заметить, со временем украинская сепаратистская публицистика стала возносить это исключительное положение местного права, делая из него своеобразное знамя. В том же 1728 г. ВТС постановил: образовать особую комиссию по кодификации местных малороссийских узаконений. Работа эта шла на общем фоне попыток кодифицировать общеимперское право, начало чему было положено еще Указом Петра I от 1700 г. Работа над местным малороссийским правом продолжалась до 1756 г. и увенчалась составлением специального свода. Однако перемена царствования привела к тому, что с 1761 г. комиссия и плод ее трудов были преданы забвению. Последний всплеск интереса центрального правительства к делу составления особого свода для Малороссии наблюдается все же в период правления императора Александра I. С 1804 по 1809 г. заседала особая комиссия, которая поставила себе задачу дать критическое издание текста Литовско-русского статута, что и было сделано в 1811 г. Это издание само явилось объектом критики, поскольку перевод данного акта осуществлялся не с подлинника 1588 г., который, кстати, был составлен уже на белорусском языке, а с польского издания 1786 г. В 1781 г. в Малороссии вводится действие Уч. губ. 1775 г., но в 1796 г. восстанавливается действие некоторых прежних судебных установлений. В целом, как в Западном и Юго-Западном краях, в Малороссии действие магдебургского права прекращается в 1831 г., в 1843 г. во всей Малороссии прекращено действие Литовско-русского статута, положения которого заменены общеимперскими нормами. Однако в издание СЗРИ 1857 г. включены были те положения этого древнего акта, которые касались регулирования землевладения в губерниях Черниговской и Полтавской. В таком виде действие отдельных норм Статута продолжалось до 1917 г. Местные учреждения Малороссии. Как мы уже сказали, порядок управления Малороссией характеризовался смешением форм войскового управления, доставшегося Малороссии еще со времен Сечи, и центрального правления, пытавшегося контролировать действия местных властей. Контроль этот осуществлялся Малороссийским приказом, действовавшим с 1663 по 1722 г., однако управление приказа оказалось малоэффективным, что лишний раз доказала измена Мазепы и войсковой старшины. Поэтому, как писал историк, "получив последний пример шатости старшины и полной преданности простого народа, Петр решился на то, на что не могли решиться предыдущие цари, - смелее опираться на народ и лишить старшину захваченных ею прав бесконтрольного хозяйничанья в крае" [Ульянов. 1994. С. 126]. В связи с чем на месте старого приказа учреждалась Малороссийская коллегия с единственной целью, как гласил сам Указ от 16 мая 1722 г., учреждавший ее: "Оная учинена не для чего иного, токмо для того, дабы малороссийский народ ни от кого, как неправедными судами, так и от старшины налогами утесняем не был". Одновременно с введением твердого порядка управления в Малороссии происходило уничтожение Запорожской Сечи, к началу XVIII в. полностью переродившейся в обычное бандитское гнездо. В 1734 г. упраздняется гетманство, в 1743 г. восстанавливается вновь, но в 1764 г. гетманство упраздняется навеки. Вместо гетмана учреждается снова Малороссийская коллегия во главе с генерал-губернатором Новороссии, но в 1783 г. в связи с введением в крае действия Уч. губ. 1775 г. здесь устанавливается общий с остальной Империей порядок местного управления. Определенные особенности местных учреждений вместе с тем продолжали давать о себе знать довольно долгое время. Прежде всего эти особенности сказывались на дворянском самоуправлении в южнорусских областях. Доказано, что заветной мечтой войсковой казачьей старшины было, как это ни парадоксально, не борьба с польской оккупацией, а эгоистичное желание поставить себя вровень по правам и вольностям с польской шляхтой. Столкнувшись в середине XVII в. с вооруженным противодействием этому стремлению, казаки вынуждены были обратиться к Москве. Дело это удалось во многом еще и потому, что желание жить под московской властью, единокровной и единоверной, разделяло громадное большинство простого малороссийского народа. С восстановлением в 1843 г. действия ЖГД, вошедшей составной частью в т. IX Св. зак., малороссийское дворянство получает точно такой же порядок сословного и местного управления, что и великороссийское дворянство. Управление Царством Польским. Юридическое положение Царства Польского. Вопрос о юридическом положении польских коренных земель в составе Российской империи сейчас, пожалуй, имеет исключительно академический интерес. На примере этого государства мир воочию убедился, сколь важно сильное государственное целое, сильная государственная власть, чего древняя Польша, судя по всему, не знала. В качестве справки приводим небольшое описание прежнего устройства Польши до ее первого раздела: "Король избирался шляхтою. Шляхта, собиравшаяся на провинциальные сеймы (сеймики), выбирала послов на большой сейм, давала им наказы и по возвращении с сейма они обязаны были отдавать отчет избирателям своим. Сейм собирался каждые два года сам собою. Для сеймового решения необходимо было единогласие: каждый посол мог сорвать сейм, уничтожить его решения, провозгласивши свое несогласие (veto) с ними, - знаменитое право, известное под именем liberum veto. В продолжение 30 последних лет все сеймы были сорваны. Против произвольных действий правительства было организовано и узаконено вооруженное восстание - конфедерация: собиралась шляхта, публиковала о своих неудовольствиях и требованиях, выбирала себе вождя, маршала конфедерации, подписывала конфедерационный акт, предъявляла его в присутственном месте, и конфедерация, восстание получало законность. Для управления при короле находились независимые и бессменные сановники, в равном числе для Польши (для короны) и для Литвы: 2 великих маршала для гражданского управления и полиции; 2 великих канцлера и 2 вице-канцлера заведовали судом, были посредниками между королем и сеймом, сносились с иностранными послами; 2 великих и 2 польных гетмана начальствовали войсками и управляли всеми войсковыми делами; 2 великих казначея с 2 помощниками управляли финансами; 2 надворных маршала заведовали двором королевским" [Соловьев. 1863. С. 10 11]. *** Итак, предприняв в очередной раз, в 1812 г., в составе La Grand Arme поход на Россию, поляки разделили с этой армией ее участь. На Венском конгрессе держав-победительниц герцогство Варшавское было поделено на четыре части, одна из которых (по площади 3699 кв. км) под названием Царство Польское "присоединялось навсегда к Империи Российской". Другое постановление Венского конгресса обязывало Россию установить для своих новых подданных определенный образ правления: "Поляки, подданные России (subjects respectifs de la Russie), будут иметь народных представителей и национальные государственные учреждения согласно с тем образом политического существования, который правительством будет признан за полезнейший и приличнейший для них в кругу его владений", сверх того "Его Императорское Величество предполагает даровать по своему благоусмотрению внутреннее распространение сему государству, имеющим состоять под особым управлением". Сразу же необходимо отметить, что последнее постановление так и не было никогда выполнено. Данные постановления международного права вызвали в свое время небольшую дискуссию о характере юридической связи Польши с Империей. Правда, мнений было не столь много, как это случилось, например, с аналогичным вопросом относительно Финляндии. Но и в ее рамках высказывались достаточно разноречивые суждения. Прежде всего, на что обращалось внимание, характер формулировок Венского акта заставлял желать более ясного их определения "Трактат констатировал со стороны Русского Государя не то обещание, не то обязательство", как заметил один историк [Любавский. 1918. С. 375]. Последующая практика управления этим краем также свидетельствовала о наличии в его истории по крайней мере трех периодов, в пределах каждого из которых статус Царства Польского качественно отличался от предыдущих его форм. Так, до 1830 г. вполне вероятно вести речь о реальной унии, когда требовалась отдельная коронация русских монархов в Варшаве польской короной; после 1830 г. и до 1863 г. речь может идти о процессе упразднения унии и постепенной инкорпорации Царства в состав Империи; после 1863 г. инкорпорация может считаться совершившимся фактом. На общую слабость юридического положения Царства Польского в качестве особого субъекта права во время его пребывания под российской властью также может указывать еще и тот факт, что в него (Царство Польское) входили не все коренные польские земли, гораздо большая их часть входила в состав Пруссии и Австро-Венгрии. Итак, в русской юридической литературе наиболее радикальных взглядов придерживался В.Н. Латкин, для которого был очевиден факт изначальной инкорпорации Царства Польского в 1815 г. Н.М. Коркунов также считал, что акт присоединения Польши к России может быть только инкорпорационного свойства. Наиболее взвешенный подход, однако, на наш взгляд, проявил барон Б.Э. Нольде, для которого факт государственного существования Польши не представлял сомнения, а сама Польша до 1830 г. в составе России существовала в виде государства unio inaequale iure [Нольде. 1911. С. 287]. Действительно, вряд ли имеет смысл оспаривать государственный статус Польши до 1814 г., но также действительно и то, что само понятие "Польша" в данном контексте лишено было географического и политического смысла. С 1809 по 1814 г. на карте Европы существовала не Польша, а герцогство Варшавское. Исследователи давно обратили внимание на парадоксальный факт: для Наполеона, как и для русских царей, само название "Польша" являлось чем-то неопределенным и непонятным, если выражаться не грубо. Гораздо логичнее для него было бы в 1809 г. назвать вновь образованное государство Польшей, а не воспользоваться астионимом. Соответственно только с этой поправкой можно говорить о "государственном" статусе Царства Польского, ранее являвшегося только частью герцогства Варшавского, которое в свою очередь было также только частью былого польского государства, следовательно, не связанным с ним ничем, кроме факта случайного своего отделения. Учредительная власть, создавшая Царство Польское, может быть только русской государственной властью, поэтому формально Царство Польское являлось составной частью Российской империи, для которой до 1830 г. действенна была международная гарантия, впрочем, уничтоженная в силу известного принципа оговорки при условии сохранения существующего положения (clausula rebus sic stantibus). Парадокс заключался еще и в том, что и современное польское государство существует только в силу того, что никто еще не решился радикально пересмотреть ялтинско-потсдамскую систему послевоенных договоренностей. Местное польское законодательство. Законодательство Царства Польского может быть разделено на два общих раздела: первый, посвященный политическому "бытию" этого образования, второй - гражданско-правовой сфере отношений жителей этого края. Необходимо, однако, заметить, что в силу исторических событий первый раздел царствопольского законодательства уже ко второй половине XIX в. утратил свою действенность. Итак, прежде всего необходимо указать на так называемую Конституционную хартию 15 ноября 1815 г., согласно которой определялось функционирование государственных учреждений этого края, а именно короля (царя Польского), Государственного Совета, Сейма и ряда других учреждений. После подавления восстания 1830 г. императору Николаю I угодно было издать новый акт, заменивший собой скомпрометированную конституцию, что и было сделано 26 февраля 1832 г., - Органический устав Царства Польского. По общему мнению дореволюционной русской историографии, задачей этого акта являлось "сделать невозможным повторение событий двухлетней давности", т.е. восстания поляков. Исполнение Органического устава сопровождалось изданием дополнительных постановлений по укреплению государственной связи между Россией и краем: в 1834 г. упразднена уния, католическая церковь подверглась жесткой государственной опеке, направленной на разрыв связи католического епископата с папской курией. Мера, надо признать, вполне оправданная, Россия существенно запаздывала с ней, ибо в европейских католических странах государственная власть за столетие, а то и раньше, вынуждена была прибегнуть к такому ограничению. В 1837 г. в Царстве введены губернии и губернское управление, в 1841 г. упразднен особый Государственный совет, годом раньше вводится в обращение российская монета, в период с 1832 по 1852 г. проведена сословная реформа, согласно которой Царство Польское получило сословное самоуправление по образцу российского. Смена царствования разбудила было бесплодные мечтания в головах поляков, которые были враз прекращены публичной речью царя: "Счастье Польши заключается в полном слитии ее с народами Моей Империи". К сожалению, этот мудрый совет монарха не возымел своего действия и в 1862 г. в Царстве Польском вновь вспыхнуло восстание. Оно было подавлено решительнее прежнего, все руководители его пойманы и повешены. Восстание полностью уничтожило действие Органического устава 1832 г., в связи с чем начиная с 1864 г. правительство предпринимает ряд действенных реформ к окончательному разрешению "польского вопроса". В означенный год проводится радикальная крестьянская реформа, в результате которой в Царстве Польском появляется сильный класс крестьянства - самостоятельного землевладельца. Реформа эта также сопровождалась действенными мерами по созданию новых органов местного самоуправления. По указу 1864 г. управление католической церковью переходит целиком в руки имперского МВД и к 1875 г. дело унии в Литве и Белоруссии окончательно терпит историческое поражение. В 1883 г. конфликт с папской курией на почве восстановления исторической справедливости исчерпывается заключением особого конкордата - общепринятая практика для всех, даже католических стран. В 1867 г. начинается процесс упразднения всех особых местных правительственных учреждений, место которых заступают общеимперские. В 1876 г. в Царстве Польском вводится действие Судебных уставов 1864 г. С 1868 г. велено во всех присутственных местах Царства употреблять только русский язык. Но Высоч. утв. прав. КМ от 12 июня 1905 г., принятых во исполнение Указа от 14 декабря 1904 г., это стеснительное условие было отменено. Царствование императора Александра III ознаменовалось также и попыткой официального изменения названия этого края, Царство Польское начинают именовать Привислянским краем, однако это новое название продержалось недолго и в царствование Николая II прежнее название снова входит в оборот. Правда, нередко рецидив старого отношения дает о себе знать в следующей фразеологии "губернии бывшего Царства Польского". Свидетельством окончательного государственного слияния Польши с Российской империей является законодательный материал, оформлявший изменения в государственном строе России. Так, теперь законодатель не делал уже никаких различий в отношении Царства Польского и остальных губерний Империи. Например, Именным указом от 20 февраля 1906 г. (о переустройстве учреждения Государственного Совета) губернии Царства Польского специально не упомянуты в качестве особого субъекта, посылающего от себя в Совет представителей, однако п. VIII указывал, что и на эту часть Империи распространяется действие данного закона. То же видим и в Учреждении Государственного Совета от 23 апреля 1906 г., в прим. к ст. 12 которого губернии Царства Польского опять-таки специально упомянуты. Сделано это было так именно потому, что в Польше не вводились земские учреждения, от которых полагалось посылать представителей в высшую палату российского парламента, но в целях государственного единства этому краю давалась привилегия представительства. Наконец, более четко государственную связь Царства с Россией мы уже видим в Положении о выборах от 3 июля 1907 г., ст. ст. 224 - 241 которого были посвящены правилам выборов депутатов в Государственную Думу от населения Царства Польского. Относительно второго корпуса польского законодательства, посвященного регулированию вопросов частного оборота, можно сказать, что оно существенным образом отличалось от общеимперского все время нахождения Царства Польского в пределах Российской империи. Основным источником происхождения этого особого корпуса права являлась правовая система герцогства Варшавского, в котором действовало законодательство времен I Империи. Итак, главным актом, призванным регулировать гражданско-правовые отношения в Царстве Польском с 1815 по 1917 г., был Кодекс Наполеона (Code Napoleon), или Французский гражданский кодекс 1804 г. Вместе с тем этот акт действовал не в полном объеме: в 1825 г. имперская власть издала особое Гражданское уложение Царства Польского, заменившее собой ч. I Кодекса, в 1818 г. и 1825 г. издается особый Ипотечный устав, заместивший собой титул XVIII кн. II Кодекса. В 1836 г. издается специальный Закон о союзе брачном, заместивший собой титул V кн. III Кодекса, наконец, существенные изменения в Кодекс были внесены в 1875 г. в связи с введением в действие в крае Судебных уставов императора Александра II. Таким образом, здесь по состоянию на 1 августа 1914 г. действовали следующие части ФГК: кн. II; кн. III, титулы I - IV, VI - XVII, XIX - XX. Сразу необходимо оговориться, Французский гражданско-процессуальный кодекс, Французский нотариальный устав, а также некоторые уголовно-процессуальные законы Пруссии и Австро-Венгрии прекратили свое существование в 1875 г. в связи с введением российских Судебных уставов. Другим фундаментальным актом, регулировавшим торговый оборот в Польше в период с 1815 по 1917 г., был Французский торговый кодекс, содержание которого практически никак не было затронуто законодательством русской власти. Текущее законодательство, применимое исключительно в Царстве Польском, в виде особых изданий (Дневник законов Царства Польского) издавалось с 1815 г. по одному тому каждый год. Издание продолжалось до 1871 г. Известен также Сборник административных распоряжений по Царству Польскому издания 1867 г. В период с 1901 по 1904 г. была предпринята попытка систематизации внутрипольского законодательства на манер общеимперского Свода законов, но она не увенчалась успехом. Особо стоит отметить, что в Польше до 1847 г. действовал собственный Уголовный кодекс издания 1818 г., но в указанный год здесь введено было в действие Уложение о наказаниях 1845 г. Местные польские учреждения. Несмотря на свое привилегированное положение на бумаге, на деле Польша так и не смогла занять подобное Финляндии место, прежде всего в вопросах личного управления со стороны Всероссийского императора. Последний, согласно Конституционной хартии 15 ноября 1815 г., объявлялся польским королем, но правил своим королевством через наместника и не предусмотренное текстом конституции такое должностное лицо, как имперский комиссар; впоследствии в Царстве Польском вводятся общерусские губернские учреждения, согласно которым здесь учреждается должность имперского наместника. После подавления восстания в 1832 г. в структуре Общеимперского Госсовета учреждается 5-й департамент дел Царства Польского. Упразднение же его состоялось только 30 лет спустя. Однако ему на смену в 1864 г. учреждается Особый комитет по заведованию делами Царства Польского, упраздненный, в свою очередь, только в 1881 г., что обусловлено было окончательным подчинением губерний Царства общеимперской правительственной власти. Единственное исключение для них делалось только в том смысле, что все они рассматривались органами общегосударственной власти не по отдельности, а в совокупности, как некоторое административное целое. Итак, до 1832 г. Царство Польское имело следующие государственные учреждения. Главой государства являлся король (при этом первые статьи Хартии гласили, что Царство навсегда соединяется с Россией, что польский престол принадлежит Российскому императору и его наследникам и преемникам в порядке, установленном для императорского российского престола). Король обладал всей полнотой верховной исполнительной власти: он объявлял войну, заключал договоры, командовал войсками (до 1830 г. Польша имела собственные вооруженные силы), утверждал законы и бюджет королевства, назначал и смещал со своих постов всех чиновников как гражданской, так и военной власти, он же назначал духовных иерархов католической церкви. Непосредственно свои широкие полномочия король осуществлял через Государственный Совет и наместника. Государственный Совет Царства Польского состоял из министров, советников и референдариев. Все они назначались на должность королем и были ответственны только перед ним. Единственным ограничением королевской власти в деле назначения министров, как, впрочем, и остальных чиновников, было то, что ими могло быть назначено лицо из природных поляков или натурализовавшихся в крае лиц. Конституция учреждала пять министерств; в тексте они назывались комиссиями, которым вверялось текущее управление страной. Законодательная власть вручалась Сейму, разделенному на две палаты (избы): посольскую и сенаторскую. В Сейм по должности или по рождению входили иерархи католической и униатской церквей, а также лица так называемой императорской крови, остальные члены Сейма назначались в него королем. Посольская изба состояла из депутатов (послов) от шляхетских сеймиков и сельских гмин (обществ). Депутатом могло стать лицо, достигшее 30 лет от роду и платившее прямой налог в размере 1 тыс. злотых в год. Правом голоса обладало все шляхетство, владевшее хоть каким-либо недвижимым имуществом, а также другие лица, владеющие движимым имуществом на сумму не ниже 10 тыс. злотых. Сейм созывался королем не реже раза в два года, общий срок сессии не мог превышать 30 дней. Сейм обсуждал проекты законов, которые ему представлялись от имени короля, собственной законодательной инициативы депутаты Сейма не имели. Во многом Конституционная хартия 1815 г. напоминала положения Конституционной хартии Франции, принятой годом раньше во время реставрации Бурбонов. Восстание 1830 - 1832 гг. нарушило во многом действие Конституционной Хартии (1815 г.), особо вызывающей оказалась детронизация императора Николая I 25 января 1831 г., тем самым дальнейшее соблюдение Конституции сделалось невозможным и оружие заступило место тоги. В результате Конституционная хартия была заменена Органическим уставом Царства Польского 26 февраля 1832 г. Основная цель этого акта - сделать невозможным повторение восстания. Согласно органическому статуту уния между Россией и Польшей упразднялась, сделано это было через оформление наследственных прав российских монархов на корону польского короля. Вся полнота власти в крае переходила к царю, которую он осуществлял посредством своих наместников. Наместник ставился во главе особого административного совета, куда входили уже только три министра; излишне повторять, что они назначались только царской властью. Вместо законодательного сейма Органический устав вводил законодательное собрание провинциальных чинов. На деле законодательная власть в отношении Царства Польского осуществлялась 5-м департаментом Государственного совета Империи. Очень скоро оказалось, что и эти особенности управления Польшей не соответствуют видам русской власти, поэтому с 1837 г. в Царстве начинается процесс упразднения всех особых его органов управления, на место которых вводятся органы губернского управления. К 1852 г. этот процесс практически завершился. Введение в 1864 г. новых органов местного самоуправления только лишний раз свидетельствовало, что Польша не рассматривается имперской властью в качестве обособленной части государства, разумеется, в политическом смысле. Именным указом от 19 февраля 1864 г. в Польше вводится следующее сельское самоуправление. Община (гмина) избирала на своем сходе войта и солтыса гмины, далее избирались так называемые лавники - исполнительный аппарат гмины, назначаемый в помощь войту и солтысам. Войты утверждались в своей должности уездным начальством и действовали в качестве прямого исполнительного органа этих властей. Одним из главных достижений новых органов гминного самоуправления стало то, что, пожалуй, впервые в своей новой истории польское крестьянство полностью освободилось от гнета шляхты, причем как политического, так и экономического. В 1867 г. упраздняется особый Госсовет Царства Польского, а в 1874 г. наместничество заменяется генерал-губернаторством. После 1906 г. в отношении Царства Польского были предприняты некоторые общие шаги, с одной стороны, ослабившие русификацию, от чего поляки особенно страдали, но с другой - Польша еще крепче связывалась с Россией конституционными узами, разрубить которые смог только февраль 1917 г. Управление Бессарабией. Местное законодательство. При присоединении в 1812 г. Бессарабии к России за ней в качестве привилегии сохранились ее прежние узаконения и права, коими жители ее пользовались еще со времен турецкого владычества, а в некоторых случаях эти законы восходили еще к временам независимого Молдово-Валашского княжества (XIV - XV вв.). Но на поверку оказывалось, что это было на самом деле реципированное молдавскими господарями греко-римское (византийское) право в следующих своих формах. Вплоть до 1917 г. в Бессарабии в качестве ее местного права применялись: Шестикнижие (Hexabiblos) Константина Арменопуло от 1345 г., в 1831 г. и 1854 г. состоялось издание официального перевода этого акта на русский язык; следующим актом, действовавшим здесь также до 1917 г., были Василики (Basilika) византийского императора Льва Философа (Мудрого) 829 г., на русский язык этот акт был переведен и издан в качестве официального закона в 1831 г. под заглавием: "Краткое собрание законов, извлеченных из царских книг для руководства обучающихся оным, с указанием на книгу, титул, главу и параграфы Царских законов". Для краткости, однако, этот акт именовался "Собранием законов, извлеченных из Царских книг (Василик) Андроником Донишем". Кроме двух указанных актов византийского права в Бессарабии действовала особая Утвердительная княжеская грамота господаря Александра Маврокодато, изданная им 28 декабря 1785 г. В истории права это один из немногих актов, регулировавших жизнь цыган, которые традиционно кочевали по Бессарабии и Румынии. На применение этих актов в качестве источников местного законодательства, между прочим, ясно указывает п. II Мнения Госсовета Империи от 15 декабря 1847 г.: "Предоставить Правительствующему Сенату подтвердить кому следует, чтобы в случае недостаточности местных бессарабских законов, заключающихся в Шестикнижии Арменопуло, книге Дониша и Соборной грамоте от 28 декабря 1785 г., которые остаются в своем действии, были согласно ст. 3585 Св. зак. гр. Т. X Св. зак. принимаемы в основание российские; при неясности же, противоречии или неудобстве в исполнении закона поступаемо было по общим постановленным на такие случаи правилам" (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. XXII. N 21794). Как известно, после неудачной для России Крымской войны часть Бессарабии (Измаильский уезд) отошла к Румынии, но ст. 45 Берлинского трактата 1878 г. вновь присоединила ее к России. В этой части воссоединенной Бессарабии продолжали действовать некоторые румынские законы, что неоднократно подтверждалось практикой кассационных департаментов Правительствующего Сената. Область применения этих норм была вместе с тем невелика. Местные учреждения. В 1818 г. в Бессарабии учреждается особое областное управление, во главе Бессарабской области становится особый генерал-губернатор. Генерал-губернатор соединял в своих руках военное и гражданское управление областью, одновременно гражданское управление поручалось особому губернатору. При генерал-губернаторе находился областной совет в составе: генерал-губернатор (председательствующий), губернатор, областной предводитель дворянства, вице-губернатор, председатель казенной палаты, управляющий палатой казенных имуществ, председатель областного суда и два бессменных члена, назначаемых в совет высочайшей властью по представлению генерал-губернатора. При губернаторе состояло областное правление, по своему статусу и возможностям равнявшееся губернскому правлению в губерниях Европейской России. Данный порядок окончательно утвердился с 1828 г. и был зафиксирован в Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1832, 1842 и 1857 гг. В 1873 г. на Бессарабию было распространено действие Уч. губ. и она стала управляться на общих с остальными губерниями Империи основаниях. Управление казачьих войск. Состав казачьих войск. Вопрос об этнической принадлежности казаков в принципе не имеет смысла. Казаки в расовом отношении ничем не отличаются от русских, т.е. являются точно такой же смесью народов и народностей, единственно, что необходимо отметить, в некоторых областях казачьих земель более или менее сильное влияние оказывали на них соседние народы. Например, казачество северокавказских областей испытало сильнейшее влияние горских народов (терские и гребенские казаки), Забайкальское казачье войско состояло почти сплошь из метисов - потомков от браков русских с бурятами. Также следует указать, что к казачеству приписывались некоторые нерусские народности, например отдельные роды равнинных чеченцев и отдельные улусы ставропольских калмыков. Всего в России до 1917 г. насчитывалось 11 казачьих войск: Донское, Кубанское, Терское, Астраханское, Оренбургское, Уральское, Сибирское, Семиреченское, Забайкальское, Уссурийское и Амурское. Исходя из названий казачьих войск видно, что все они расположены по окраинам государства, откуда можно сделать вывод, что происходил этот слой людей Русского государства из так называемых вольных ("гулящих") людей, бежавших на окраины государства; со временем население этих областей поступало на службу Московскому царю. Именно принцип поголовной воинской службы отличал казачество от остального населения России и именно с этим принципом были связаны права и преимущества казачества. Так, оно поголовно было освобождено от уплаты всех видов податей и налогов, отличалось повышенным верстанием земельных угодий, составлявших собственность всего войскового товарищества, и получало особые права внутреннего самоуправления. Исход истории казачества оказался ужасным. Приняв самое активное участие в гражданской войне (1918 - 1920 гг.), оно оказалось полностью уничтоженным; остатки казачьих войск вынуждены были эмигрировать за границу. Сказалась на этом процессе также и целенаправленно проводимая политика заселения казачьих земель пришлым, так называемым иногородним населением. Войсковое казачье управление. В строго юридическом смысле привилегией особого управления в Российской империи пользовалось только донское казачество, все остальные войсковые земли входили, как правило, в состав обыкновенных губерний, краев и областей Империи и соответственно подчинялись военным и гражданским властям этих административно-территориальных единиц. В Московскую эпоху казаками заведовал Посольский приказ, в эпоху Империи казачьи войска переходят в управление Военной коллегии (с 1720 г.), а со временем подчиняются напрямую военному министру. Кроме того, со времен императора Николая I наследник престола, цесаревич, считался по должности наказным атаманом всех казачьих войск России. Управление каждым казачьим войском распадалось на два отдела: общевойсковое и станичное. Войсковое управление изначально возглавлял наказной атаман. Должность эта была выборной, затем право выбора атамана была ограничено: войско избирало несколько кандидатур, из которых затем высочайшей властью утверждался один; со второй половины XIX в. постепенно входит в обыкновение назначение центральной властью на должность атамана лиц даже не казачьего происхождения. При наказном атамане состоял особый административный орган (с правами губернского правления), как правило, он назывался войсковой канцелярией, иногда войсковым правительством. Войсковая канцелярия включала в себя наказного атамана, начальника штаба, нескольких асессоров (помощников атамана). При канцелярии полагалось иметь несколько отраслевых органов управления, таких, например, как войсковой приказ общественного призрения, войсковая врачебная управа, войсковая прокуратура и т.д. Войсковое управление включало в себя особый войсковой суд, организация которого не совпадала с общеимперской, установленной Судебными уставами. Войско подразделялось на округа или области, иногда использовался специальный термин "полк". Окружное управление в основном наделялось полицейскими функциями и соответствовало уровню уездных учреждений губерний остальной России. В округах существовали особые судебные инстанции - окружные суды и окружная прокуратура. Низовое войсковое управление сосредоточивалось на уровне станиц. Территория, прилегающая непосредственно к станице, называлась станичным юртом и все население юрта, даже не казачьего происхождения, подчинялось станичным органам управления. Главным учредительным органом станицы считался сбор (рада, сход) ее жителей, которые избирали сроком на три года станичного атамана и двух судей (стариков). Нередки были случаи, когда станичный сбор выступал in corpore в качестве особого судебного органа. Станичный атаман и судьи подлежали утверждению войсковым атаманом в своей должности. Определенной особенностью управления пользовались казаки, происходившие из калмыков и других народов. В частности, в 1710 г. небольшой части Дербентовой орды (тайши Мунк-Тимура) разрешено было откочевать на земли при реке Маныч, где в 1723 г. эта часть орды была введена в состав донского казачества, в котором и находилась до 1920 г. Весной означенного года выжившие в кровавых боях с большевиками казаки-калмыки эвакуировались из Новороссийска вместе с остатками армии генерала А.И. Деникина. Особое калмыцкое кочевье составляло отдельный округ войска Донского. Кочевье подразделялось на три улуса, которые, в свою очередь, делились на сотни, возглавляемые сотником, при котором находились двое судей, избираемых населением улуса. Сотни, в свою очередь, делились на хутуны, которые управлялись особыми приказными из калмыков. Управление калмыков. Калмыцкие орды, спасаясь от преследований китайцев, в самом начале XVII в. откочевали к низовьям Волги. Оказавшись в ближайшем соседстве с русскими владениями, калмыки не замедлили нападением на них. Стычки заканчивались, как правило, поражением степняков, после чего ханы их принуждаемы были давать шерть (присягу) на верность Цаган Хану (Белому Царю - официальный титул российских монархов на Востоке). Однако шерть калмыки соблюдали плохо. Более тесное сближение калмыков с Россией начинается при Петре Великом. De iure оформление подданства калмыков состоялось в 1710 г. и сопровождалось заключением Статей (договора) хана Аюки с астраханским губернатором Апраксиным от 5 сентября 1710 г. Статья I этого договора, между прочим, гласила: "По той первой статье Аюка хан говорил: что он Великому Государю служить обещался до смерти своей во всякой верности и кочевьям улусов своих от реки Волги отходить никуда не будет, и обещается он чинить и всем тайшам приказывать во всем Его Великого Государя изволению" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. IV. N 2291). Однако и после указанной даты калмыки чувствовали себя вполне не стесненными, заключали международные договоры, например договор 1741 г. с киргизами, и иногда предпринимали набеги на русские пределы. Но вместе с тем помощь их в войнах с горскими племенами, походы на Крым, участие в подавлении Булавинского восстания и движения некрасовцев не могут быть не отмечены с положительной стороны; часть Дербенской орды откочевала на реку Маныч и вошла в состав Донского казачьего войска. В 1771 г. значительная часть калмыков, поддавшись на пропаганду китайских эмиссаров, снялась с кочевок и попыталась уйти обратно в Джунгарию, куда их усиленно заманивали манчжуры. Вдогонку были посланы яицкие казаки, которым удалось вернуть только некоторую часть калмыков обратно. Правда истории заключается в том, что в результате выжили только те улусы, которые были возвращены казаками, остальные, с трудом добравшись до Китая, были поголовно истреблены циньцами. В результате правительство вынуждено было пойти на уничтожение самостоятельной ханской власти у калмыков и ввести особое управление, в общих чертах продержавшееся до 1917 г. Местное законодательство. Калмыки по приходу в пределы России обладали довольно высокоразвитой культурой, не в последнюю очередь они обязаны были этому буддизму, который исповедуют вплоть до сего дня. Так, в области права они пользовались не примитивными образцами распространенного среди кочевников обычного права, а тщательно разработанной системой законодательства, сведенной воедино в Ойрато-калмыцкий устав 1640 г. Это был достаточно обширный свод постановлений, регулировавший все стороны жизни степняка. Следует отметить, что основными источниками этого акта явились священные книги буддизма. В 1758 г. постановления Ойратского устава были дополнены Законами хана Дондок Даши. Во многом этот акт содержал в себе нормы, регулировавшие те стороны жизни калмыков, которые сформировались за столетнее их пребывание в русских пределах. В 1762 г. выходит особое Положение о суде Зарго, узаконившее специальные судебные инстанции и процессуальные нормы, принятые среди калмыков. В 1786 г. действие этого Положения было отменено, но в 1802 г. восстановлено вновь. Наконец, в 1822 г. специально для калмыков издаются так называемые Зинзилинские постановления, источником которых послужили устав 1640 г. и закон 1758 г. В основном этот акт регулировал вопросы организации степной полиции и содержал нормы уголовного процесса. Местные учреждения. Калмыки вплоть до 1771 г. управлялись властью собственного хана, который избирался на совете тайшиев - владетельных князей и зайсангов - родовых старейшин. Как правило, правительство только утверждало вновь избранного хана в его звании. Само сношение с калмыками вплоть до указанной даты велось только через Коллегию иностранных дел, а астраханский губернатор выполнял при этом общие надзорные функции. После указанной даты власть хана была упразднена, вместо нее при астраханском губернаторе учреждалась калмыцкая войсковая канцелярия в составе русского офицера, трех тайшей и трех зайсангов. В 1797 г. канцелярия была переименована в калмыцкое правление, в состав которого уже входили русские чиновники, а представители калмыков выполняли при ней роль консультантов. В 1762 г., как мы говорили выше, учрежден был специальный суд для калмыков (суд Зарго), в который входило по одному представителю от каждого улуса, эти представители утверждались в своем звании русским правительством. В 1771 г. в состав суда Зарго введен был в качестве экзекутора (исполнителя решений) русский офицер, основной обязанностью которого было следить за должной быстротой рассмотрения в суде дел. Суд Зарго рассматривал в основном только гражданско-правовые иски среди самих калмыков, по остальным же делам калмыков судили русские судебные инстанции. Необходимо заметить, что свой особый суд у калмыков сохранился до 1917 г., поскольку действие Судебных уставов 1864 г. на них не было распространено. Внутреннее управление калмыков образовывалось на основании их родоплеменной структуры: улус составлял особое образование, по правам своим равное волостному правлению в губерниях Европейской России. Вообще же, как гласила ст. 525 Пол. ин. Т. II Св. зак., "кочевые инородцы... губернии: калмыки... и других наименований управляются особым начальством на основании их степных обычаев и обрядов". Калмыки проживали на территории двух губерний: Астраханской и Ставропольской. Управление Кавказом и Закавказьем. Местное законодательство. Кавказ и Закавказье не представляют собой однородной массы: здесь на сравнительно небольшом участке земной поверхности издавна проживали совершенно различные народы, разделенные не только горами, но и языком, верой и, разумеется, обычаями. По истечении XX в., приходится признать, что решение неимоверно сложной задачи соединения этого невероятного разнообразия в одно административное целое оказалось под силу только Российской империи. Среди практически всех горских и закавказских народов по присоединении их к России в качестве привилегии сохранялось действие шариата и основанного на нем адата. Последний есть особый источник права, вбирающий в себя все разнообразие норм местного обычного права, регулирующего абсолютно все стороны жизни человека. В Грузии при присоединении ее к России в 1801 г. в качестве привилегии были оставлены прежние законы, как гласили Высоч. утв. правила управ. Грузией, "дела гражданские имеют быть производиться по настоящим грузинским обычаям, кои следует привести в известность, как сделано сие при учреждении в Кабарде родовых судов и расправ, и по уложению, изданному царем Вахтангом, яко по коренному грузинскому закону". Вышеупомянутое Уложение царя Вахтанга VI официально действовало в Грузии, Имеретии и Гурии до 1859 г., а в Мингрелии до 1870 г., заменено Уложение было т. X Св. зак., впрочем, в соответствующих местах Свода имелось указание на продолжавшие сохранять свое действие отдельные положения Уложения царя Вахтанга. В Армении (Эриванской губернии) изначально вводилось общеимперское право, хотя, однако, известно о применении среди армян Европейской России так называемого Армянского судебника (XVIII в.), но и он перестал быть особым узаконением в 1869 г. в связи с введением в действие Судебных уставов. Местные учреждения. Среди горских народов Дагестана и Чечни в 1858 г. введено было после нескольких десятилетий проб и ошибок так называемое военно-народное управление. Основой этого управления явился родовой союз (тохум), во главе которого стоит старейшина. Тохум представляет собой довольно большую группу, объединенную кровнородственными отношениями, поскольку его членами могут быть родственники до 12-й и даже 15-й степени родства. Решение старейшины тохума для его членов является истиной в последней инстанции. Несколько тохумов составляли одну общину (джамаат). Джамаат, таким образом, представлял собой уже территориальный союз. Общее собрание всех членов джамаата называлось маслагат, на котором решались все затрагивавшие интересы нескольких тохумов вопросы. Для суда и расправы джамаат выбирал особых старшин (карты) и старейшин (аксакалов). Карты вместе с муллами и кадиями осуществляли суд в тех делах, которые выходили за пределы тохума. Аксакалы в основном представляли джамаат в сношениях с имперской властью. Необходимо заметить, что в Абхазии (Сухумский отдел) среди горцев вводилась аналогичная система судебных учреждений. Несмотря на общее стремление унифицировать управление Кавказом, эта система учреждений продержалась до 1917 г. Причем не ошибемся, если скажем, что во многом она сохранялась и в советское время, правда, в неофициальном виде. На общее управление столь обширным краем ("Кавказский и Закавказский край составляют земли, лежащие между морями Черным, Азовским и Каспийским, губерниею Екатеринославскою, Областью войска Донского, губерниею Астраханскою и границами империи с Турциею и Персиею" (ст. 1 Уч. упр. Кав. и Закав. края)) очень долгое воздействие оказывал военный фактор, поэтому с самого начала управление здесь находилось исключительно в руках военных. Довольно долго в отношении Кавказа продолжал действовать принцип децентрализованного управления. Так, в 1842 г. образовался особый Кавказский комитет, действовавший в прямом подчинении у Комитета Министров, с 1841 г. образовано было VI отделение СЕИВК, ведавшее делами устройства Закавказского края. В 1883 г. особый Кавказский комитет был упразднен. Если до указанной даты наместник Кавказа, согласно ст. 21 Уч. упр. Кав. и Закав. края, в большинстве случаев сносился с председателем Кавказского комитета (ср. ст. 22), то после указанной даты он стал это делать непосредственно через министров по принадлежности. Таким образом, на управлении Кавказом сказалась общая тенденция по централизации государственного управления Империи, что с течением времени должно было означать полную административную инкорпорацию края. Главным местным органом управления в крае являлся наместник Кавказа (ст. 9 Уч. упр. Кав. и Закав. края ред. 1876 г.). В лице его сосредотачивалось все высшее местное управление гражданскими и пограничными делами. Наместник по должности также считался главнокомандующим особой Кавказской армией. В административном отношении Кавказ подразделялся на Кавказский край (области Терская и Кубанская, губерния Ставропольская (ст. 2 Уч. упр. Кав. и Закав. края) и Закавказский край (губернии Тифлисская, Кутаисская, Елизаветпольская, Эриванская, Бакинская, область Дагестанская, до 1892 г. Дербентское градоначальство, округа Закатальский и Черноморский, а также отдел Сухумский). В губерниях и областях устанавливалось управление согласно "точному основанию Общего Губернского Учреждения" (ст. 102 Уч. упр. Кав. и Закав. края). Впрочем, закон знал некоторые отклонения от общеимперских образцов. В губерниях края предусматривался дополнительный штат чиновников в соответствии с местными особенностями. Полицейские силы на Кавказе также имели особое устройство. Городовое управление устанавливалось согласно Гор. пол. изд. 1870 г. (ст. 135 Уч. упр. Кав. и Закав. края), но со значительными изменениями по порядку формирования органов городского общественного управления. После 1892 г. соответственно были внесены также некоторые изменения. Порядок функционирования судебных инстанций в крае был подчинен особым правилам, хотя в целом можно заметить, что основное отличие заключалось в отсутствии здесь земств, которые, как известно, служили основанием для формирования мировых судов, но после 1889 г. и это отличие перестало играть значительную роль. Общее управление Кавказским и Закавказским краем осуществлял наместник, при котором находился помощник, после 1883 г. их стало два. Свою власть наместник осуществлял посредством Совета наместника, департамента главного управления и некоторых других отраслевых органов управления, например таких, как строительно-дорожный комитет, управление государственных имуществ, управление учебной частью и др. Управление Среднеазиатскими владениями. Хотя точнее было бы сказать: Туркестанским генерал-губернаторством. По территории этот край занимал достаточно обширное пространство. Исторически формирование Туркестанского генерал-губернаторства происходило следующим образом: в 1865 г. образуется Туркестанская область из Сырдарьинской и Новококандской оборонительных линий, в 1867 г. область преобразована в генерал-губернаторство, в которое входят области Сырдарьинская и Семиреченская. Год спустя в Туркестанское генерал-губернаторство включается Зеравшанский округ, в 1873 г. - Амударьинский отдел, который образуется из земель, отобранных от Хивинского ханства. В 1876 г. к генерал-губернаторству присоединяется Ферганская область, образованная практически целиком из Кокандского ханства. В 1873 г. был образован особый Закаспийский отдел с центром в г. Красноводске, подчиненный Кавказскому наместнику. Параграф 2 Временного положения об управлении Закаспийским краем от 9 марта 1874 г. гласил: "Закаспийский военный отдел присоединяется к Кавказскому военному округу и подчиняется главнокомандующему кавказской армии как в военном, так и в административном отношениях". Однако с присоединением в 1881 г. земель туркмен образуется уже Закаспийская область, подчиненная непосредственно Туркестанскому генерал-губернатору. Местное законодательство. Все местное туземное население получило от русского правительства при покорении гарантию сохранения веры, в связи с чем для жителей образованы особые народные словесные суды, в которых применялись только нормы шариата. Одновременно с этим в 1867 г. учреждаются специальные коронные суды для местного населения. В коронных судах полагалось рассматривать наиболее важные имущественные споры, тяжкие уголовные преступления, а также споры туземцев с русскими. В 1877 г. для города Ташкента введено было в действие с незначительными изменениями Гор. пол. 1870 г., после 1892 г. в управление Ташкентом вносятся изменения согласно текущему законодательству. Общая структура администрации в генерал-губернаторстве регулировалась сначала Положением 1867 г., Временными правилами 1874 г., но в 1886 г. принимается Положение об управлении Туркестанским краем, которое действовало без изменений до 1917 г. Этим же актом вводилась в крае система судов, предусмотренных Судебными уставами 1864 г. Однако шариатские суды продолжали действовать. Местное управление. Несмотря на строгий порядок управления краем, местные особенности брали свое, во многом сводя власть центра к роли простого статиста. Управление Туркестаном вручалось генерал-губернатору, на обязанности которого возлагали также дипломатические сношения с Бухарой и Хивой в рамках российского протектората. Во многом эта власть была надзорной. При генерал-губернаторе находился совет из состава высших чиновников, а также его канцелярия. Во главе областей находились военные губернаторы, которым подчинялось уездное полицейское начальство, также формировавшееся из военных. Военный губернатор, за исключением военных дел, пользовался теми же правами, что и гражданский губернатор по Уч. губ. Военное уездное начальство в основном соответствовало рангу уездных исправников. Туземное население подразделялось на оседлое и кочующее. Оседлое население объединялось в волости (один или несколько аулов), население аулов избирало волостного правителя и аульных старшин (аксакалов). К ним же в помощь выбиралось необходимое количество помощников. Статья 82 Пол. упр. Турк. края 1886 г. устанавливала срок их выборной власти - три года. Этой же статьей "генерал-губернатору предоставляется в исключительных случаях назначать волостных управителей собственной властью". Выборы от кочевого населения проводились пропорционально числу кочующих кибиток, каковые объединялись в особые аульные общества. Туземцы Туркестанского края избирали судей, биев, казиев в свои народные словесные суды, которые имели свою область юрисдикции. Протекторат над Бухарским и Хивинским ханствами. Понятие протектората. Понятие протектората сегодня практически вышло из состава международного права благодаря во многом утвержденному после 1945 г. принципу равенства всех государств вне зависимости от их экономической, военной и тому подобной мощи, хотя принцип юридического равенства государств и в прошлом считался краеугольным камнем международного права. Вместе с тем обстоятельства взаимоотношений государств нередко свидетельствовали об условности их равенства (факт, невозможный к оспариванию и сегодня). Право просто не в силах устранить, как известно, это функциональное противоречие, поскольку во многом покоится на нем же: право - равный масштаб по отношению к неравным субъектам. Основанием протектората считался международно-правовой титул в форме договора государства-сюзерена и государства-вассала, при этом, по общему требованию, полагается получить признание со стороны третьих лиц (государств) на установление отношений протектората одного государства над другим. Содержание отношений протектората во всех случаях обусловлено получением права верховенства, представления сюзереном интересов вассала перед остальным миром. Часто, но не всегда государство-сюзерен получает также права и на вмешательство во внутреннюю жизнь патронируемого им государства. В протекторате Российской империи находилось за все время ее существования несколько государств, но к началу XX в. таковых осталось только два: Бухарское и Хивинское ханства. При этом два "государства" находились в разных отношениях с Империей, что влияло на степень зависимости их от Петербурга. Если протекторат России над Бухарой ограничивался только внешнеполитическими аспектами, то Хива находилась практически в режиме перехода полностью в состав Империи, на что указал в своем заявлении от 7 апреля 1900 г. Госсовету имперский МИД, поскольку "в Хиве даже преступления туземцев против русских подданных не признаются нами подсудными местной хивинской власти, и что Хива не может считаться столь же независимым государством, как Бухара" (Уложение. 1904. С. 15). На Бухару же, заметим, распространялся общий режим капитуляций, принятый во взаимоотношениях между европейскими и азиатскими государствами той эпохи <1>. Именно на этот режим указывала, например, ст. 8 Уг. ул. 1903 г. -------------------------------<1> Под капитуляциями тогдашнее международное право признавало требование экстерриториальности суда для подданных европейских держав, временно или постоянно находящихся на территории азиатского государства. Делалось это под предлогом абсолютно противоположных начал суда и процесса в Европе и Азии; соответственно, поскольку европейское право считалось более прогрессивным, гуманным и т.п., подлежало применению по принципу личного права. На практике такой суд вершился консульскими учреждениями соответствующего государства за границей. Режим капитуляций ущемлял суверенитет азиатских государств: Турции, Персии, Китая, Японии и некоторых других и был отменен постепенно с введением в этих странах общих начал суда и процесса, характерного для европейского права. Имперская власть в Бухаре была представлена особым органом - Политическим агентством, состоявшим из чиновников военного ведомства и МИДа. Эмир, глава Бухарского ханства, был поставлен в необходимость не предпринимать никаких важных шагов во внутренней и внешней политике без одобрения Агентства. Помимо всего прочего Туркестанский генерал-губернатор надзирал за поведением эмира. Вместе с тем в этом вопросе мы наблюдаем определенный парадокс. Эмир был пожалован званием генерал-адъютанта русской службы и являлся шефом 5-го Оренбургского казачьего полка (сын-наследник его числился флигель-адъютантом и также был занесен в списки Терского казачьего войска). Нередко оказывалось, что по званию генерал-губернатор Туркестанского края стоял ниже эмира, по должности он, разумеется, был еще ниже, и именно это своеобразное положение эмира уже в русской административной иерархии заставляло Политического агента и генерал-губернатора нередко вести себя осторожно по отношению к ханству. В целом в отношениях между Бухарой и Россией действовал следующий режим, установленный в 1873 г.: русскоподданные не имели права владеть недвижимостью в Бухаре, такого же права лишались, впрочем, и все остальные иностранцы; товары русских купцов облагались пошлиной как иностранные; поселиться в ханстве русский мог только с разрешения властей эмира; ханство сохраняло свою внутреннюю администрацию, армию, правда, с русскими инструкторами, суд и денежную единицу; споры между русскими и бухарцами рассматривало Политическое агентство (русскоподданные судились между собой выездными сессиями Самаркандского окружного суда или Ташкентской судебной палаты); вся внешняя политика Бухары подчинялась требованиям имперского МИДа. Местное управление в Бухаре. Бухарское ханство под протекторатом России представляло собой типичное восточное государство во главе с неограниченным светским и духовным владыкой эмиром. Д.Н. Логофет так описывал характер его власти: "Среди мусульманских бухарских законоведов распространено толкование, что эмиру по отношению всех его подданных присвоено по шариату (духовному закону) право жизни и смерти, а равно и право на имущество всего населения, что опирается на положение шариата, в силу чего он управляет страной, как пастух управляет своим стадом, и как пастух может зарезать во всякое время любую овцу из своего стада, так и эмир имеет законное право пресечь жизнь любого из населения ему подвластного" [Логофет. 1909. 1 : 232]. Престол эмира наследовался его старшим сыном. В Бухаре, надо оговориться, правила Мангитская династия, по этнической принадлежности - узбеки. Помимо узбеков в ханстве проживали таджики (из них состояло практически все городское население), арабы, евреи и некоторые другие народности. Центром административного управления ханства являлся двор эмира, министерств как таковых не существовало. Согласно правилам шариата самыми развитыми ведомствами были духовно-судебное и финансово-податное управления. Эмир в основном правил авторитарно, однако ему имелась довольно сильная оппозиция в лице бухарских улемов-законоведов. Ханство, несмотря на русский протекторат, продолжало сохранять вековой уклад жизни согласно шариату. Вот одна из типичных картинок такой жизни, оставленная нам очевидцем. Речь идет о деятельности такого должностного лица, как ишан-раис ("их милость начальник"), в обязанность которого входило "научать правоверных всему хорошему и отучать от всего дурного": "Проезжая, например, по чайному ряду, раис останавливался перед лавкой какого-либо купца, и следующие за раисом люди проверяли весы торгующего. Если оказывалось, что они не верны, то раис, не слезая с коня, лаконически называл количество ударов, которые должен получить купец-обвешиватель, при этом никогда не называлась четная цифра, а 7, 9 и т.д. в зависимости от вины купца в погрешностях его весов и от настроения раиса. Один из людей раиса брал купца за руки, оборачивался к нему спиной и, нагнувшись, быстро и ловко вскидывал его к себе на спину так, чтобы его ноги не касались земли. Другой закидывал ему халат и рубаху кверху и, развязав штаны, спускал их, а третий начинал бить палкой по обнаженному телу, при этом кто-либо громко считал удары. Обычно на 8-м ударе уличенный в недобросовестном весе начинал громко кричать, в таких случаях бывало, что раис приказывал считать удары сначала, и таким образом наказуемый получал их больше, чем ему причиталось. После экзекуции ему спускали рубашку и халат и ставили на землю. Затем наказываемый обязан был громко поблагодарить ишан-раиса "за науку и исправление". Делалось это всеми получившими такое внушение с весьма трагикомичным видом: завязывая штаны и рыдая, они, обливаясь слезами, благодарили сурового блюстителя нравов, целуя ему руку. Ни возраст, ни положение торгующего в таких случаях не принимались во внимание: все были равны и каждый получал то, чего заслуживал, по мнению раиса. Некоторое отступление от такой практики было при объезде хлебных рядов. Уличенный в обвешивании хлебопек (он же обычно и хлеботорговец) помимо наказания палками нес еще и материальный убыток: все наличие у него хлеба тут же раздавалось бедным и нищим. При таких объездах города, по мечетям и базарам, раис нередко останавливал встречавшихся взрослых и подростков и экзаменовал их в знании необходимых молитв и ритуала; с обнаружившими слабое познание в этом поступали так же, как и с торговцами. В 1907 г. я наблюдал в Бухаре такой случай. Ишан-раис, подвергнув в мануфактурном ряду экзекуции весьма почтенного и тучного купца за обмер покупателей, поехал дальше и увидел шедшего вдоль лавок очень красивого и весьма щеголевато одетого юношу с розой, свисавшей из-под шелковой чалмы; он крайне весело и беззаботно посматривал по сторонам. Раис остановил его и приказал прочитать первую суру Корана, эту "отче наш" мусульманского Востока. Молодой человек стал читать, но сбился и замолк. Раис спросил, чей он сын. Так как оказалось, что провинившийся был сыном сановника, то экзекуция была произведена довольно сурово" [Семенов. 1954. С. 46]. Управление Сибирью. В отношении Сибири в недрах имперской бюрократии довольно долго шел спор: считать Сибирь частью Империи или ее колонией. Не в последнюю очередь на затяженность этого спора во времени сыграло то, что освоение Сибири ввиду огромных пространств, сурового климата и практической незаселенности края происходило военными методами. Московское правительство управляло этой "частью света" с помощью Сибирского приказа - ведомства, родившегося из чети дьяка Варфоломея Иванова и просуществовавшего вплоть до введения в 1783 г. в Сибири Уч. губ. 1775 г. Интересно отметить также и то, что осколок приказной системы в Сибири - Тюремный приказ - продержался здесь вплоть до 1904 г. Введение губернского устройства оказалось не совсем удачным, прежде всего потому, что здесь довольно долго происходило размежевание административно-территориальных единиц. Здесь же необходимо упомянуть и о том, что Сибирь во многом даже в XIX в. представляла собой типичную terra incognita эпохи Великих географических открытий. В 1797 г. Павел I, в очередной раз изменяя учреждения своей матери, повелел образовать в Сибири две губернии: Тобольскую и Иркутскую. В 1804 г. из состава Тобольской губернии выделяется Томская, годом ранее образуются Камчатская область и Охотское предварительное управление (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXVIII. N 20889). В 1805 г. создаются Якутская область и Нерчинское областное управление. Наконец, по издании в 1822 г. Учреждения сибирского вся Азиатская Россия (за Уралом) разделена была на два генерал-губернаторства: Западносибирское с центром в г. Тобольске и Восточносибирское - в Иркутске. К Западносибирскому генерал-губернаторству относились губернии Тобольская, Томская, область Омская, к Восточносибирскому - губернии Иркутская и Енисейская, область Якутская, управления Камчатское и Охотское, Троицкосавское пограничное управление. Вскоре к ним присоединились области Забайкальская (образована в 1851 г.), Приморская (образована в 1858 г.), Амурская (образована в 1858 г.), Кяхтинское градоначальство. Вместе с тем в 1884 г. области Приморская и Амурская соединены были в особое Приморское генерал-губернаторство, в состав которого помимо этих двух областей вошло Владивостокское военное губернаторство; двумя годами ранее упразднено было Западносибирское генерал-губернаторство, вместо него было образовано Степное генерал-губернаторство, включающее в себя области Акмолинскую, Семипалатинскую и Семиреченскую, а в 1887 г. Восточносибирское генерал-губернаторство переименовано в Иркутское генерал-губернаторство. В 1884 г. остров Сахалин становится самостоятельной административной единицей, а в 1909 г. вновь воссоздается Камчатская область. Нетрудно заметить, что на процесс размежевания в Сибири оказали сильнейшее влияние внешняя политика Империи, ее отношения с сопредельными азиатскими государствами. Местное сибирское законодательство. Верная своей политике Империя полагала за всеми сибирскими коренными народами сохранение их обычного права, редкое исключение делалось только для тех народов, которые принимали крещение. Вместе с тем в 1841 г. состоялось издание так называемого Свода степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири, который, однако, так и не вступил в силу, но, по замечанию сенатора Н.Н. Корево, этот свод использовался в качестве субсидиарного источника права при применении Пол. об ин. Т. II Св. зак. В 1822 г., как мы уже сказали, особенности местного управления Сибири были отражены в Сибирском учреждении, деятельное участие в составлении которого принимал граф М.М. Сперанский. Последнее издание этого акта приходится на 1892 г., однако законодатель в нем уже существенно отошел от коллегиального начала управления, поскольку за 70 лет применения акта на практике восторжествовал принцип единоличного управления, т.е. принцип, заложенный еще в Уч. губ. 1775 г. Местные сибирские учреждения. Управление Сибирью на практике показывает, как за 200 лет этот край постепенно интегрировался в общую административную систему Империи. В 1879 г. в Западной Сибири происходит распространение действия Положения от 19 февраля 1861 г., в 1882 г. это Положение вводится в Восточной Сибири. В принципе эти мероприятия правительства заслужили справедливую критику современников, так как фактически создавали у сибирского крестьянства совершенно чуждую ему общину великорусского образца. В 1896 г. на Сибирь распространяется действие Судебных уставов 1864 г. Фактически они введены были только 2 июля 1897 г. Таким образом, была упразднена одна из главных отличительных черт управления Сибирью, до указанной даты судившейся дореформенным судом. В 1905 г. в Сибири вводятся земства. В качестве особенности русских владений за Уралом следует отметить отсутствие в этом крае дворянства и дворянского землевладения, что определяло один из серьезнейших отличительных признаков всего края. С 1852 по 1864 г. действует особый Сибирский комитет в ранге отдела Комитета Министров, правда, еще раньше, в 1821 г., был учрежден специальный комитет для разработки общего положения об управлении, что и было им сделано в 1822 г., ставшим одновременно и годом, когда этот комитет прекратил свое существование. Согласно Сибирскому учреждению 1822 г. высшим представителем государственной власти в крае являлся генерал-губернатор, соединявший помимо традиционной для него военной власти гражданскую и дипломатическую функции - он уполномочивался вести переговоры с сопредельными государствами по пограничным вопросам. При генерал-губернаторе существовал Совет главных управлений - нечто вроде коллегиального органа, руководящего деятельностью местного бюрократического аппарата и отчасти контролирующего действия самого генерал-губернатора. Последнее было обусловлено тем, что такие Советы формировались от центральных министерств (Минфин, МВД и Минюст). Аналогичная структура устанавливалась и на уровне сибирских губерний и областей. Губернское или областное правление осуществлял губернатор (гражданский или военный) посредством губернского совета, последний представлял собой расширенный вариант губернского правления. Судопроизводство сосредоточивалось в общем губернском суде, причем закон не знал разделения его на уголовную и гражданскую палату. При суде состоял губернский прокурор. Приговоры губернского суда подлежали утверждению губернатора, вместе с тем закон допускал изъятия - те дела, наказания по которым состояло в лишении прав состояния, непосредственно вносились в Сенат. Округа, на которые делились губернии и области в Сибири, соответствовали уездной единице в Европейской России. Окружное управление из-за необжитости местности было двух видов: по полному штату и сокращенному. В первом случае округ возглавлял окружной начальник, при котором полагалось образовывать особый совет, в который входили главы специальных отраслевых управлений: полиции, казенного управления, суда и т.д. Во втором случае при окружном начальнике отсутствовал окружной совет, а также отсутствовали и некоторые виды управлений. Города в Сибири равно имели особые органы управления. Само управление подразделялось на общее (городничий, его канцелярия и приставы) и частное (квартирные надзиратели, городская Дума и городской суд). Во второй половине XIX в. картина существенно меняется. Как мы уже сказали, принцип коллегиальности, воплощенный в специальных советах при губернаторах и генерал-губернаторах, изживает себя. Однако структурно они продолжают существовать, но члены их теперь напрямую подчинены соответствующему губернатору. В 1887 г. эти советы упраздняются вовсе. На уровне округов также происходит существенное упрощение системы управления. Теперь оно состоит из исправника, земского суда и казенного управления. Определенной особенностью в Сибири отличалось волостное управление, искусственно созданное здесь реформами 1879 и 1882 гг. В 1898 г. в Сибири вводится институт крестьянских начальников (ПСЗРИ. 3-е изд. Т. XVIII. N 15503) . Общим и главным источником этой реформы являлось Положение об участковых земских начальниках 1889 г. Управление североамериканскими владениями. Алеутские острова и Аляска были закреплены под российским суверенитетом по праву оккупации первоначального завладения ничейной землей (terra nullis), что и было оформлено Указом от 2 марта 1766 г. Однако очень долго институтов власти и управления на североамериканском континенте не создавалось, связано это было, конечно же, с громадной отдаленностью края от центра Империи. Технически сообщение только в один конец в то время занимало около трех лет. Вместе с тем деловые русские люди, купцы и промышленники, уже с момента открытия западного берега Северной Америки (1733 г.) активно занимались освоением этого края. В связи с чем 20 июля 1797 г. состоялось соединение усилий русских промышленников по освоению Аляски в форме акционерного общества. Преамбула Устава Американской соединенной компании (таково было ее первоначальное название. - М.И.) гласила: "Усовершенствовать мореплавание к северо-восточной и северной Америке и Северным, Алеутским и Курильским островам и к другим местам и землям, в северной части Тихого моря лежащим, Всероссийскому императорскому скипетру принадлежащим". Кроме того, этим же актом компания брала на себя обязанность открывать новые земли, "приводить вновь отысканные народы в православную христианскую веру и в подданство Его Императорского Величества". Здесь, пожалуй, имеет смысл отметить, что подобная практика освоения новых земель силой частной инициативы, имеющей строгую национальную (государственную) принадлежность, не являлась из ряда вон выходящим фактом. Силой Вест-Индийской, Ост-Индийской компаний и т.п. начиная с XVI столетия западный мир активно проводил свою колониальную политику. Однако в нашем случае мы наблюдаем пример старой парадигмы, зародившейся еще во времена Ермака, когда не государство, а частная инициатива его подданных нацелена на дело освоения новых земель. Кроме того, государство в принципе полномочно делегировать ряд своих прав частному лицу не с целью закрепления за этими лицами общих государственных прав, например, в виде суверенитета, а как раз наоборот, разрешая эксплуатацию территории частному лицу взамен помощи этого лица в деле укрепления суверенитета данного государства на данной территории. В подтверждение вышеприведенной юридической формулы укажем, что уже 8 июля 1799 г. правительство выдает Компании специальную привилегию сроком на 20 лет, в которой еще раз подчеркивается: "...занимать открываемые ею земли в Российское владение на прежде подписанных правилах, есть ли оные никакими другими народами не были заняты и не вступили в их зависимость". Издание привилегии сопровождалось переизданием устава Компании, в котором она получила то имя, под коим и вошла в историю: "именоваться под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством Российско-Американскою Компаниею". Указом от 13 сентября 1821 г. Компании продлена была привилегия еще сроком на 20 лет, в 1841 г. эта привилегия благополучно была продлена в третий раз. Начиная с 1861 г. Р-АК оказалась в подвешенном состоянии, что объяснялось обнаружившимися уже тогда планами правительства продать Аляску. Год 1867-й оказался для Компании роковым. *** Управление Североамериканскими колониями, именно так они именовались в § 35 Правил Р-АК 1821 г., поручалось непосредственно руководству Компании, в правление которой вводился представитель Минфина. Последнее связано было с необходимостью сочетать интересы акционеров с интересами государства. Со временем государственное участие в управлении Компании стало выражаться не только через участие в управлении представителя Министерства финансов, но и посредством назначения на пост главного правителя и его помощника офицеров морской службы (ст. ст. 143 и 195 Устава Р-АК от 10 октября 1844 г.). Главного правителя при этом утверждал Император. В совет колониального правления также входило несколько членов, одновременно состоящих на государственной службе (ст. 195). Помимо чисто промысловой деятельности Компания осуществляла управление туземным и пришлым населением Аляски. Население подразделялось на туземцев, креолов (потомков от смешанных браков), русских. Пожалуй, одну из первых попыток урегулировать положение туземцев мы находим еще в инструкциях А.А. Баранова В.Г. Медведникову от 1808 г., которые так и озаглавлены - "О ласковом обращении с туземцам". Вместе с тем уже Правилами Р-АК 1821 г. туземцы почитались "наравне со всеми другими российскими подданными. Они составляют особое сословие, пока живут в колониях" (ст. 43). Туземцы освобождались от уплаты ясака (податей) и несения личных повинностей (ст. 45); они управляются "своими родовыми тоенами под надзором старшин, назначенных компаниею из лучших русских своих служителей" (ст. 47). Единственная обязанность, которую вменяли аборигенам Правила, служить Компании для ловли морских зверей. Поздними Правилами 1844 г. на туземцев распространялось действие отделения IV Пол. об ин. Т. II Св. зак., при этом они подразделялись на кочующих и оседлых; ко вторым относили уже крещенных туземцев. Каждая контора Компании обязывалась издавать для своего округа Правила для тоенов, избираемых в старшины, которые представляли собой должностную инструкцию. Креолы Правилами 1821 г. почитались за особое сословие (ст. 41), подданными России и не облагались никакими налогами до тех пор, пока проживали на Аляске; позднейшими Правилами 1844 г. (ст. ст. 236 и 237) статус креолов был уточнен. В отношении коренных русских все уставы Компании и привилегии, ей данные, гласили одно: акционером Компании может быть только русскоподданный. Также по общему смыслу этих актов мы можем сделать вывод, что сословные права и ограничения продолжали сохранять свое действие и в Северной Америке. Правда, Правила 1844 г. (ст. 227) содержали очень интересный опыт придания русским на Аляске совершенно особого статуса: "Из российских подданных и других людей свободного состояния, имеющих право на выезд из Америки и водворяемых там по собственному желанию, на изложенном ниже сего основании, образуется особое сословие колониальных граждан". § 5. Население Российской империи Понятие подданства. В период Империи отечественное право окончательно вырабатывает юридическую конструкцию подданства - современный аналог института гражданства. Вместе с тем следует отметить, что вплоть до 1917 г. в России не существовало единого акта, регулировавшего отношения гражданства - подданства. Большинство норм этого института мы находим в Консульском уставе (т. XIV Св. зак.) и Законах о состояниях (т. XI ч. 2 Св. зак.). Понятие подданства, таким образом, обладает теми же качественными чертами, что и понятие гражданства; единственное различие между ними - терминологическое: подданными являются подвластные монархических государств, тогда как в государствах с республиканской формой правления подвластных трактуют как "граждан". Связь человека с государством, выраженная в подданстве (гражданстве), определяется несколькими чертами. Подданство постоянно; оно действует вне связи со временем; на него не могут быть распространены никакие оговорки о сроках давности (англичане в этом случае употребляли даже фикцию - once a subject is always a subject), подданство экстерриториально. Итак, согласно ст. 1 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. население Империи подразделялось на природных русских подданных, инородцев и иностранцев. В общем смысле подданными Всероссийского императора считались и природные русские подданные, и инородцы. Терминологическое различение их обусловлено было разницею в личных правах, предоставленных русским и соответственно инородцам, с точки зрения же международного права все они составляли одну категорию подданных России. Таким образом, институт подданства по русскому праву представлял собой не однородную группу норм, а довольно обширный правовой институт, несмотря на общее положение ст. 27 Осн. гос. зак. 23 апреля 1906 г. Приобретение русского подданства. Окончательно юридическую форму приобретения русского подданства установил еще Петр Великий; начиная именно с его царствования каждому новому монарху все население Империи приносило присягу на верность. В Московскую эпоху эта форма равно практиковалась, но заслонялась более общей - актом очередного Земского собора, избиравшего или утверждавшего нового царя на престоле. Впоследствии Павел I обязал уже все население Империи по достижении 12-летнего возраста приносить такую присягу. Исключение делалось, впрочем, только для крепостных, за которых такую присягу по Указу 1740 г. приносил помещик, но с 1861 г. основание для такой процедуры отпало и крестьяне (сельские обыватели) наравне с прочими сословиями стали совершать верноподданническую присягу. Присяга требовалась и для иностранца, вступающего в русское подданство. Согласно русскому праву подданство приобреталось по следующим основаниям. А. Рождение: русским подданным считался любой рожденный от родителей, состоящих в российском подданстве. При этом по смыслу ст. ст. 828, 829 и 850 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. этот принцип крови (ius sanguae) толковался расширительно: русским подданным считалось лицо, хоть и рожденное за границей, на иностранном корабле, и если даже только один из родителей состоял в российском подданстве (отец), то материнская линия родства получала преимущество только в том случае, если ребенок был незаконнорожденным. Единственное требование, которое устанавливал закон (ст. 1098 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. по прод. 1890 г.), - обязательность регистрации новорожденного у российского консула за рубежом. Б. Брак: иностранка, вступая в брак с русским подданным, автоматически считалась вступившей и в русское подданство. При этом закон не требовал от нее принесения присяги (ст. 1028 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.), в случае прекращения брака русское подданство за ней сохранялось. Здесь стоит отметить, что этот принцип не знал обратного действия, когда уже русская подданная выходит замуж за иностранца. В этом случае жена следовала гражданству своего мужа, однако для детей от такого брака предусматривалась упрощенная процедура приема в подданство. Согласно русскому праву усыновление не влекло за собой автоматического изменения гражданства усыновленного. В. Укоренение (натурализация): до 1864 г. отечественное законодательство устанавливало довольно льготный режим, согласно которому иностранцу достаточно было подать прошение в губернское правление по месту жительства с просьбой о приеме его в подданство. После принесения присяги, причем даже на родном языке, иностранец уже считался подданным России. Несомненно, что основание столь льготного режима было положено Манифестом о вызове иностранцев в Россию от 16 апреля 1702 г., которым отменялся "древний обычай, посредством коего совершенно воспрещался иноземцам свободный въезд в Россию". Согласно Закону 10 февраля 1864 г. иностранец мог быть укоренен в российском подданстве только после пятилетнего постоянного пребывания (ius domicilium) в России. В этом случае прошение о приеме в подданство подавалось уже на имя министра внутренних дел. Исключение делалось для евреев (ст. 993 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.) и дервишей (ст. 994. Там же). К подданству России не могли быть допущены иностранки отдельно от своих мужей (ст. 1014. Там же). Для детей иностранцев, постоянно проживающих в России, был установлен упрощенный способ укоренения. В этом случае по достижении совершеннолетия (21 год) лицо могло в течение одного года ходатайствовать о приеме его в российское подданство. Наконец, имеет смысл указать, что сокращенным образом укоренение могло происходить и для иностранцев, состоявших на государственной службе, а равно для служителей неправославных или нехристианских культов, проживающих на территории Империи. Здесь необходимо отметить, что до 1848 г. иностранцев разрешалось брать в статскую, а до 1890 г. - в военную службу. Иностранец, состоящий на русской службе, мог в любое время подать прошение о приеме его в российское подданство. Однако такой порядок сохранялся только до 1890 г., после указанной даты любой иностранец, поступающий на русскую службу, автоматически считался русским подданным, исключение было сделано только для тех иностранцев, которых специально приглашали в Россию. Иностранец по укоренении получал права того сословия, к которому изначально был приписан. Особый порядок укоренения устанавливался для среднеазиатских евреев, китайцев и корейцев. Среднеазиатские евреи могли быть приняты в русское подданство с разрешения МВД и местного генерал-губернатора "с припискою к пограничным городам Оренбургского и Туркестанского края под условием вступления в купеческие гильдии и предоставлением им прав для евреев - русских подданных установленных" (ст. 819 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. по прод. 1890 г.). Евреи, подданные других государств, допускались в Россию только с разрешения МВД (ст. 289 Уст. пат. Т. XIV Св. зак. изд. 1892 г.). Китайцев и корейцев в виде опыта разрешено было натурализовать Приамурскому генерал-губернатору (ст. 845 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. по прод. 1890 г.). Иностранец, желающий укорениться, обязан был представить доказательства, что он отказался от прежнего своего подданства, а в некоторых случаях представить документы, что он: а) отбыл воинскую повинность у себя на родине; б) не скрывается от правосудия; в) обладает средствами к существованию. Двойное гражданство, т.е. subjects mixtes, русское право перестало признавать с 1797 г., до этой даты двойное гражданство было известно отечественному праву. Г. Оптация: так в праве называют способ изменения подданства, связанный с правом выбора гражданства населением, проживающим на территории, отходящей по международному соглашению от одного государства к другому. Лицо, подпадающее под действие этого института, в течение определенного срока (от трех до 10 лет), установленного в договоре, обязано определиться: подданству какой страны оно желает следовать. Право выбора в этом случае ограничено либо прежним статусом, либо гражданством той страны, к которой отходит территория. В течение указанного выше срока лицо, не желающее принимать российское подданство, обязано было, распродав свою недвижимость, покинуть пределы России. Прекращение русского подданства. В принципе выход из подданства русским правом запрещался. Вступление русского подданного в гражданство другого государства квалифицировалось законодательством как тяжкое уголовное преступление - измена. "Кто, отлучась из отечества, войдет в иностранную службу без позволения правительства или вступит в подданство иностранной державы, тот за сие нарушение верноподданнического долга и присяги подвергается лишению всех прав состояния и вечному из пределов государства изгнанию или в случае самовольного потом возвращения в Россию - ссылке в Сибирь на поселение", - гласила ст. 325 Улож. о нак. 1845 г. Равно русский подданный обязан был вернуться из-за границы по первому требованию правительства; в случае отказа "если кто самовластно останется за границей более пяти лет, тот считается безвестно отсутствующим и имение его берется в опекунское управление" (ст. 327 Улож. о нак. 1845 г.). Во всех остальных случаях закон разрешал совершать так называемое увольнение из подданства, которое, однако, давалось только высочайшей властью по докладу из Комитета Министров (фактически это было требование издания акта об увольнении из подданства в форме закона). К прекращению российского подданства вел брак русской с иностранцем. Однако постановление закона на этот счет нельзя признать исчерпывающим: поскольку право ничего не говорило о тех случаях, когда закон страны, гражданином которой являлся муж-иностранец, не предоставлял жене-иностранке прав гражданства, то приходиться считать, что окончательно русская женщина, даже выходя замуж за иностранца, не теряла связи с российским государством; в этом случае уместна аналогия по ius postliminii , так как в случае развода с мужем или его смерти она возобновляла российское подданство простым фактом возвращения в Россию из-за границы. Исключение было установлено для детей от такого брака - они следовали гражданству отца. Права и свободы русских подданных. Понятие подданства (гражданства) помимо правовой связи устанавливает для подданного определенный режим в пределах его отечества, который в свою очередь заключается в разного рода правах, привилегиях и обязанностях, обладание и несение которых отличает подданного от неподданного - иностранца в общем смысле этого слова. Личная свобода. Вообще же писать о свободе личности применительно к России всегда представляется изрядным делом. Во многом трудность определения этого принципа при российских условиях обусловлена тем, что, зародившись на чуждой, западноевропейской почве, он был механически перенесен на почву российскую. При взгляде Запада на Россию давно уже стало избитой темой проблема так называемого русского деспотизма: подавление свободы личности, полицейский произвол и т.п. Однако при этом совершенно упускают из виду, что русские находились к своему государству в несколько иных по форме отношениях, нежели западный человек по отношению к своему. Если на Западе государственно-правовые отношения строились на известных принципах феодальной отчужденности власти от населения, что в конце концов привело к формированию концепции государства - юридического лица, то в России, где исторически государство строилось на строгих патриархальных началах и где личность не противопоставлялась, а, наоборот, включалась в систему государственных властеотношений, в конце концов и смогла возникнуть концепция государства-правоотношения. Почему в России случилось именно так, а не иначе, думается, также не имеет смысла долго рассуждать; феномен этот был объяснен еще П.Н. Милюковым - 70 - 80% ежегодного бюджета страны уходило на нужды армии, а потом еще и флота. Проклятие географического положения: преддверие Европы и Азии господствовало над Россией. Соответственно, при учете указанной тенденции говорить о свободе личности до 1917 г. в России возможно только применительно к слабым попыткам эмансипации отдельных сословий от обязательной государственной службы. Итак, исторически освобождением от всех видов податей и повинностей с самого начала в России пользовалось только духовенство, указами Петра, например от 4 апреля 1722 г., это положение канонического права только подтверждалось. Но, например, только Указом 1798 г. духовенство освобождалось от полицейских повинностей. Более всего преимуществами в деле личной свободы в России, конечно, пользовалось дворянство. Правило 17 ЖГД 1785 г. так и говорило: "Подтверждаем на вечные времена в потомственные роды российскому благородному дворянству вольность и свободу". Главная гарантия такой вольности заключалась в праве дворян не служить (пр. 18), а равно всякое преследование дворянина стало возможным только по суду (пр. 9 - 13). Статья 2 Пол. о крест. 1861 г. предоставляла всем крестьянам права "свободных сельских обывателей". Ранее ЖГГ 1785 г. устанавливала в пр. 84 аналогичные гарантии для городских жителей. Обращает на себя внимание попытка правительства при издании в 1775 г. Уч. губ. ввести в право своеобразное положение об обеспечении свободы личности от произвольных арестов. Решение о законности арестов всех лиц полагалось рассматривать в течение трех дней совестными судами (см. ст. 401 Уч. губ. 1775 г.). К сожалению, это положение не получило должного обеспечения и развития. Вместе с тем очевидно, что решительный переворот в деле обеспечения свободы личности российских подданных произошел в ходе конституционной реформы 1905 - 1906 гг. Манифестом от 17 октября 1905 г. провозглашено было решение "даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности". Положение Манифеста затем вошло в состав Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. (ст. ст. 31, 32; ср. ст. 74 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). После 1906 г. принцип личной свободы равно дополняется постановлением о неприкосновенности жилища (ст. 34 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. и ст. 75 Св. ос. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). В общем виде практика соблюдения и исполнения данных конституционных норм до 1917 г. может быть признана все же удовлетворительной, во всяком случае советская эпоха, социалистическая законность, пришедшая на смену "гнусному самодержавию", как принято было тогда выражаться, не идет ни в какое сравнение с мягкими и гуманными положениями дореволюционного законодательства и, что особенно важно, практики исполнения этого законодательства. *** Итак, в отношении соблюдения конституционного права свободы личности мы находим следующие законодательные нормы. В литературе указывалось, что в основном все они восходили еще ко временам великих реформ императора Александра II. Так, согласно ст. 1 Уст. уг. суд. 1864 г. "никто не может подлежать судебному преследованию за преступление или проступок, не быв привлечен к ответственности в порядке, определенном правилами сего устава", ст. 1214 того же акта предоставляла право административным органам подвергать виновных в незначительных проступках аресту или денежной пене. Все остальные случаи, отличные от задержания, уже подлежали усмотрению особого судебного следователя, который наделялся правом вести досудебное следствие уголовных преступлений; при этом арест допускался законом только в том случае, если у следователя имелись серьезные основания полагать, что подозреваемый может уклониться от следствия (ст. 416 Уст. уг. суд.). Необходимо заметить, что Законом от 4 сентября 1881 г. О мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия делались серьезные изъятия из указанного порядка, что, впрочем, сейчас вряд ли может служить объектом разумной критики, поскольку тогда правительство находилось в состоянии настоящей войны с террористическим крылом российской радикальной интеллигенции. Положение о неприкосновенности жилища в России регулировалось негативным образом, т.е. устанавливался перечень тех случаев, когда данная свобода не действовала. Сразу необходимо уточнить - все они относятся к разряду полицейских превентивных мер и регулировались Законом от 12 марта 1882 г., согласно которому лицо, состоящее под надзором полиции, могло быть в любое время подвергнуто домашнему обыску. Неприкосновенность имущества. Неприкосновенность частной собственности как абсолютный принцип вещного (частного) права всегда признавался за подданными Всероссийского императора. Единственное ограничение, которое полагал закон, состояло в том, что до 1861 г. формально право частной собственности не признавалось за крепостными крестьянами, однако и в отношении их еще Законом от 3 марта 1848 г. было определено право приобретать недвижимость на собственное имя, а не на имя помещика, как это было ранее. В отношении дворян действовало то положение, что только они и никто более могли владеть населенной землей (на поверку и это право формально было подтверждено только в 1857 г.). Из этого следует, что полных вещных прав на личность своих крепостных у помещика так никогда и не было, закон не признавал за ним подобной правоспособности; другое уже дело, что закон вообще слабо исполнялся или, если сказать правдивее, игнорировался, но официально, de iure, крестьяне всегда считались принадлежностью земли, к которой были приписаны. Сильнейшее влияние до 1861 г. на имущественные права оказывала сословность, однако после указанной даты действие сословного принципа было ограничено открывшейся возможностью более свободного доступа в сословия, например, в некоторые из них свободная запись в принципе существовала всегда. Сословность, влиявшая на имущественные права, подчинялась общему принципу законности - так, согласно ст. 10 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. "никто не может быть лишен прав состояния или ограничен в сих правах иначе как по суду за преступление". Более того, до 1917 г. русское уголовное право, например, не знало такой санкции, как конфискация имущества. В случае осуждения лица законодатель вводил в действие фикцию гражданской смерти осужденного, и таким образом наследство автоматически переходило к его наследникам ("имущество лица, лишенного всех прав состояния, переходит к его законным наследникам по правилам, в законах гражданских и уголовных изложенным" (ст. 12 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.)). Данное положение имело своим источником еще пр. 23 ЖГД 1785 г.: "Благородного наследственное имение в случае осуждения и по важнейшему преступлению да отдастся законному его наследнику или наследникам". Конфискации как уголовной санкции не знал и позднейший по времени закон - Уголовное уложение 1903 г. (ср., однако, ст. ст. 36 - 38 названного акта, которые предписывают конфискацию орудий преступного промысла). Конфискация имущества, т.е. безвозмездное изъятие его в качестве уголовной меры наказания, известна только советскому уголовному праву, из которого она проникла и в современное российское (ст. 52 УК РФ). От конфискации следует отличать экспроприацию. Последняя была известна отечественному праву и означала то же, что и в любой другой цивилизованной стране: отчуждение прав собственности за равноценный выкуп. Об этом четко, например, заявляла ст. 575 Зак. гр. Т. X Св. зак. Впоследствии это положение вошло и в ст. 77 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г. Свобода совести. До и после 1906 г. это фундаментальное право понималось как свобода вероисповедания, существенным уточнением к коему являлось положение ст. 40 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.: "Первенствующая и господствующая в Российской империи вера есть Христианская Православная Кафолическая Восточного исповедания", без изменений эта норма была повторена в ст. 62 того же акта, но в изд. 1906 г. Первенствующее значение православия прежде всего закреплялось в том, что глава государства Российского - Всероссийский император - мог принадлежать только к этой вере (ст. 41 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.; ср. ст. 63 Там же, изд. 1906 г.). В то же время право знало за Православной церковью следующее исключительное положение: "Одна господствующая церковь имеет право в пределах государства убеждать не принадлежащих к ней подданных к принятию ее учения о вере. Как рожденным в православной вере, так и обратившимся к ней из других вер запрещается отступить от нее и принять иную веру, хотя бы то христианскую" (ст. 36 Уст. о пресен. и пред. прест. Т. XIV Св. зак.). Отпадение от православия квалифицировалось до 1905 г. (до Указа от 17 апреля 1905 г.) как уголовное преступление (ст. ст. 184, 185, 187, 188 Улож. о нак. 1845 г.). При этом закон различал следующие виды такого преступления: а) отпадение от православия в другое христианское вероисповедание - имение виновного бралось в опеку, сам он ссылался на поселение в Сибирь; б) отпадение от православия в иноверие (в нехристианское вероисповедание) - утеря всех прав состояния и бессрочная ссылка в каторжные работы. Другое ограничение, которое можно видеть в законодательстве до 1905 г., - принцип благоприятствуемой религии, заключавшийся в том, что дети, рожденные в смешанных браках, должны были воспитываться только в православной вере, в этом случае священник, проводивший венчание, обязан был взять с инославного соответствующую подписку (ст. 74 Уст. о пресен. и пред. прест. Т. XIV Св. зак.). Брак между православными и лицами иудейского вероисповедания тем не менее был строжайше запрещен (ст. 85 Зак. гр. Т. X Св. зак. изд. 1892 г.). Однако Уг. ул. 1903 г. уже не знало квалификации отпадения от православия, а только "совращение" от православия. Под совращением закон в одном случае понимал добровольный прозелитизм, а в другом - "злоупотребление властью, принуждения, обольщения обещанием выгод или обмана" (ст. ст. 82 - 84 Уг. ул. 1903 г.). Эти положения закона остались неизменными и после 1905 г. вплоть до большевистских гонений на Церковь. Одновременно с приданием православию положения господствующей веры закон стоял на страже и охранении других вероучений, как христианского, так и нехристианского толка. По этому поводу Основные государственные законы Российской империи, как до 1905 г., так и после, гласили: "Все не принадлежащие к господствующей Церкви подданные Российского государства, природные и в подданство принятые, также иностранцы, состоящие в Российской службе или временно в России пребывающие, пользуются каждый повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной. Свобода веры присвояется не токмо христианам иностранных исповеданий, но и евреям, магометанам и язычникам: да все народы, в России пребывающие, славят Бога Всемогущего разными языками по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование Российских Монархов и моля Творца вселенной об умножении благоденствия и укрепления силы Империи" (ст. ст. 44, 45 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892; ср. ст. ст. 66, 67 Того же акта изд. 1906 г.). Следует отметить, что довольно долго, вплоть до 1905 г., эти положения не распространялись на раскольников всех толков, в отношении их действовали особые правила (ст. 48 Уст. о пресен. и пред. прест. Т. XIV Св. зак.). Последнее связано было с тем, что расколоучение квалифицировалось как ересь. Однако после Указа от 17 апреля 1905 г. данный порядок был существенно изменен. К важнейшим положениям этого Указа, напомним, он назывался "Об укреплении начал веротерпимости", прежде всего следует отнести то, что, пожалуй, впервые в государственное право России вводилось понятие "свобода совести", поскольку законом полагалось "обеспечить каждому из Наших подданных свободу верования и молитв по велениям его совести". Сверх того, впервые раскольники причислялись к инославным, тем самым клеймо еретиков с них снималось (ст. 7 Указа), ламаисты, т.е. буддисты, признавались иноверцами, поскольку впредь возбранялось именовать их в официальных актах "идолопоклонниками и язычниками" (ст. 16 Указа); наконец, самое важное: "признать, что отпадение от православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собой каких-либо невыгодных последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало" (ст. 1 Указа). В то же время повелевалось произвести существенное улучшение в положении мусульман и раскольников, причем раскольников закон теперь подразделял на старообрядцев, сектантов и последователей изуверских учений, к последним продолжали применять меры уголовного преследования. Нормы этого великого акта свободы нашли свое отражение в Положении КМ от 17 апреля 1905 г. и позднее вошли в корпус Основных государственных законов (ст. 81 т. I Св. зак. изд. 1906 г.). Свобода передвижений. Вообще этой фундаментальной свободе в России долго не везло и не везет вплоть до сегодняшнего дня. Не ошибемся, если скажем, что и в современной России данная свобода встречает значительные препятствия к своему осуществлению. Во многом стесненность этого права может быть объяснена приписным характером правового статуса населения. Вполне этот принцип утвердился уже в 1649 г. и связан был с отменой урочных лет, т.е. срока сыска беглых крестьян. Однако более формальное свое регулирование свобода передвижения получила все же при Петре I в Плакате от 26 июня 1724 г., в котором мы встречаем первые начатки паспортной системы, не отмененной вплоть до сего дня. Правда, вначале этот акт применялся непосредственно только к крестьянам. Так, в случае ухода крестьянина на промысел на расстояние свыше 30 верст от места его жительства он обязан был получить особое "отпускное письмо" от помещика или местного священника (ст. 12); по получении такого "вида" или "пачпорта", как называли эти документы русские крестьяне, он обязан был его зарегистрировать у местного земского комиссара (ст. 13). Всемогущество приписной системы проявилось еще и в том, что ее влияния не смогло избежать даже дворянство - казалось бы, самое привилегированное сословие в России. Последнее было обязано участвовать в дворянских выборах в тех уездах, где находились их имения, что, впрочем, не означало обязанность участвовать в выборах во всех уездах, где у дворянина была недвижимость, - только в том, который он изберет для постоянного своего места жительства. Кроме того, как гласила ст. 126 Зак. о сост. Т. IX Св. зак., "каждый потомственный дворянин по вступлении во владение какой-либо недвижимой собственностью обязан в продолжение года с сего вступления записаться в родословную книгу своей губернии". Духовенство, как белое, так и черное, равно обязано было быть приписанным либо к своим приходам, либо к монастырям; сверх того, Синод вел регистрацию такой записи уже в централизованном порядке. Для отлучки от места своего служения духовное лицо обязано было подавать соответствующее прошение своему начальству (ст. 52 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.). Постоянным местом жительства купцов считалось место, где им выдано гильдейское свидетельство (ст. 79 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.), мещан - где они записаны в обывательские книги (ст. 4 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.), крестьян - где они записаны в подушный оклад (ст. 7 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак. изд. 1892 г.); после отмены подушной подати в 1885 г. местом приписки крестьян считалось их сельское общество, ремесленников и посадских - где они записаны в цехи и посады и отправляют государственные повинности (ст. 6 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.). Лицо, состоявшее на государственной службе, числилось в списках того ведомства, в котором проходило службу, ввиду чего на госслужащих общее положение Уст. о пасп. не распространялось. Подтверждение этому находим в том, что для отставных госслужащих паспорт или вид на жительство заменялся сенатским указом об отставке. Таким образом, свобода избрания места жительства в России до 1917 г. была тесно связана со свободой избирать себе то или иное занятие, записываться или выходить из того или иного состояния, сословия. Не случайно поэтому Основные государственные законы 1906 г. в подтверждение этого основополагающего начала русского государственного права говорили о "праве свободно избирать место жительства и занятия", т.е. употребление в норме закона соединительного союза "и" указывало на то, что законодатель объединяет эти два права в одно. Для передвижения по стране русский подданный был обязан получить паспорт: "Никто не может отлучиться от места своего постоянного жительства без узаконенного вида или паспорта" (ст. 1 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.). Первоначально выезд за границу до царствования Екатерины II был достаточно серьезно затруднен; выезд осуществлялся в основном по государственным нуждам, только с изданием ЖГД (пр. 19) и некоторых других актов стали отпускать за границу и по частным делам. Император Павел I вовсе запретил выезд русских подданных за рубеж. При императоре Александре I это ограничение устраняется. Первый закон о заграничных паспортах в России принимается только в 1817 г., вплоть до 1917 г. действовали правила, установленные актом 1867 г., с некоторыми редакционными поправками. Для выезда за границу русский подданный не встречал серьезных препятствий. Доказательством этого может служить, например, та чрезмерная легкость, с которой наши революционеры покидали пределы отечества. Единственным ограничением для выезда за границу был возраст - самостоятельно могли выезжать лица, достигшие 25 летнего возраста, несовершеннолетние следовали с родителями, как и сейчас. Подданный, желающий убыть за рубеж, подавал прошение в губернское правление по месту жительства, каковое в течение двух недель обязано было выдать ему заграничный паспорт. Виз на въезд в другие страны тогда не существовало, правда, некоторые государства, в их числе была и Россия, требовали визирования паспортов в своих посольствах. Паспорта были срочными - сроком на пять лет. Право государственной службы. В отношении реализации этого правомочия еще с Петра Великого русским подданным приходилось ожесточенно конкурировать с иностранцами. Нельзя сказать, что Россия в этом плане представляла какое-то исключение - служба иностранцев в то время была довольно распространенным явлением, не в последнюю очередь это объяснялось еще пережитком феодальной эпохи, когда вассал служит сеньору вне зависимости от национальной принадлежности последнего. Однако довольно рано было установлено, что высшие посты на государственной службе занимать могут только российские подданные, природные или укоренившиеся (натурализовавшиеся). Прохождение государственной службы в Российской империи регулировалось постановлениями Устава о гражданской службе. Т. III Св. зак. Согласно нормам данного акта к службе не допускались: 1) иностранцы, с некоторыми, впрочем, изъятиями; 2) лица податного сословия; правило это для них не действовало, если они получали специальное образование; 3) евреи <1>; 4) подкидыши; 5) ограниченные в правах состояния по суду. Для всех остальных лиц доступ к службе был открыт либо на основании их привилегированного положения, либо на основании образовательного ценза. Причем последнее основание со времен графа М.М. Сперанского сделалось всеобщим - на службу стали брать только с дипломами о высшем образовании, невзирая на происхождение лица. До 1884 г. закон не запрещал совмещение госслужбы с предпринимательской деятельностью, как сказали бы сейчас. В последующем это было запрещено, кроме того, закон стал налагать ограничения и по так называемому совместительству - одновременной службе в нескольких разных ведомствах. -------------------------------<1> Понятие "еврей" в то время означало "лицо иудейского вероисповедания", т.е. религиозную принадлежность. Этнических евреев, обратившихся в православие (так называемых выкрестов), до 1917 г. было довольно много на государственной службе. Встречались они и среди высшей бюрократии. Более того, они даже служили в царской охранке - в отдельном корпусе жандармов. Свобода слова. Исторически данное право связано своим происхождением с историей книгопечатания, т.е. родоначальником данного правомочия является Иоган Гуттенберг. Первоначально книгопродавцы и типографщики составляли одну корпорацию, гильдию или цех, которым в качестве привилегии власть давала право печатать и продавать книги. До тех пор, пока эта монополия не была поколеблена, не имело смысла говорить о свободе слова, содержание которого практически одинаково во всех странах: "Каждый может в пределах, установленных законом, высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами", - гласила ст. 37 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. В данном правомочии обращают на себя внимание следующие его составляющие: А. Круг субъектов, которым дозволена данная деятельность (чем он шире, тем, естественно, осуществление данного права полнее). Б. Насколько формальны пределы законного усмотрения в данном правоотношении (говоря иначе, насколько закон допускает вообще публиковать стихи Баркова, например). В. Сколь либеральны правила в отношении цензуры (используется предварительная или последующая цензура). А. По кругу субъектов, имеющих право издания печатной продукции, можно видеть постепенное расширение круга лиц. Начиная со времен правления Петра Великого типографское дело было сосредоточено в двух печатных дворах - Москве и Санкт-Петербурге. В царствование Екатерины I состоялся Указ (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VII. N 5175), из названия которого явствует его содержание: "О бытии в Санкт-Петербурге типографиям только при Сенате и Академии, о переводе в Москву для печатания церковных книг при Синоде и при Александровском монастыре". Указом 1742 г. подтверждается правомочие Академии наук печатать книги. Настоящий прорыв в деле книгопечатания состоялся в 1771 г., когда разрешено было учреждать вольные типографии - даровалось право частным лицам заводить типографии. Особо благоприятные условия книгопечатанию предоставил Указ 1783 г., разрешивший в обеих столицах и прочих городах заводить типографии и печатать книги как на русском, так и на иностранных языках. При Павле I положение резко меняется - Указом от 16 сентября 1796 г. упразднялись частные типографии; в 1802 г. действие Указа 1783 г. восстанавливается вновь, но последующее законодательство только подтверждает право заводить типографии с разрешения властей. Последний Закон, предшествовавший конституционной реформе 1906 г., вышел в 1865 г. Этим актом (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. XL. N 41990) предписывалось, что "желающие завести типографию, литографию, металлографию или любое другое подобное заведение для тиснения букв и изображений должны получить на то дозволение: в столицах - от генерал-губернатора, а в прочих местах - от начальника губернии" (ст. 2 отд. III Закона 1865 г.). Данное положение вошло без изменений в ст. 158 Устава о цензуре и печати. Законом 1865 г. право на издание повременной печати предоставлялось с разрешения МВД (ст. 4 отд. III; ср. ст. 117 Ценз. уст.), а временной - на общих основаниях, единственное исключение делалось для издания объемом не менее 10 печатных листов, кои можно было издавать бесцензурно (Указ от 6 апреля 1865 г.). После 1905 г. произошло существенное облегчение вышеуказанных правил. В частности, отменялось положение о внесении залогов для лиц, желающих осуществлять повременное издание (отд. II Вр. правил от 24 ноября 1905 г.). Отныне каждый желающий выпускать в свет новое повременное издание подавал губернатору или градоначальнику прошение, в котором указывал необходимые сведения как о себе, так и о предполагаемом издании. Аналогичное заявление подавал и предполагаемый ответственный редактор, причем закон особо обращал внимание на то, что ответственным редактором мог быть только русский подданный (ст. 3 отд. VII Вр. правил от 24 ноября 1905 г.). По истечении двух недель местное начальство обязано было выдать свидетельство, разрешающее издательскую деятельность. Таким образом, новый закон вводил явочный порядок регистрации издателей. Б. Положение о формальном пределе дозволенного для изложения в печати составляет известную трудность, ибо даже пословица гласит: "Бумага все стерпит". В этом смысле законоположения XVIII в. ограничивались только учением о crimen laesae majestatis и запрещением прямого и явного богохульства. Все, что не подпадало под данное определение, в принципе публикации подлежало. Именно этой причиной объясняется появление в век вольнодумства порнографических сочинений, хотя стихи Баркова так и не опубликовали. Начиная с царствования императора Павла I в законодательство начинает проникать пуризм, когда неприличным по тем или иным причинам начинают считать совершенно невинные вещи. Известно, например, запрещение Павла I употреблять в печати слово "Родина", "свобода"; вместо слова "магазин" велено было говорить "лавка", вместо "дворец" - "замок", вместо "отряд" - "деташамент" и т.п. В XIX в. устанавливаются и первые нормы по охране авторских прав, так как ранее плагиат, контрафакция (публикование без позволения автора) вообще никак не преследовались. Контрафакция наказывалась в порядке ст. 1683 Ул. о нак. уг. и испр. Т. XV Св. зак. лишением особых прав и заключением в тюрьму сроком от двух месяцев до одного года и четырех месяцев. Статья 620 Уг. ул. 1903 г., так и не вступившего в силу в данной части, в добавлении к вышеизложенным правилам устанавливала еще и штраф размером не свыше 500 руб. Так, уже в 1890 г. (ст. 420 Зак. гр. Т. X Св. зак. изд. 1890 г.) охрана авторского права устанавливалась на срок до пяти лет после смерти автора. Под влиянием норм международного права (Бернской конвенции об охране авторских прав) российское законодательство (ст. 1185 Зак. гр. Т. X Св. зак. изд. 1906 г.) охраняло авторское право в течение 50 лет со дня смерти автора. Законом, принятым III Государственной Думой 20 февраля 1911 г., этот срок понижался до 30 лет. В то же время следует указать, что Россия не являлась участницей международных конвенций по охране авторских прав, а заключала с отдельными государствами двусторонние соглашения, например, с Францией в 1861 г., в 1912 г. - с ней же, в 1913 г. - с Германией, по которым устанавливался каждый раз особый срок охраны прав авторов. В. Цензуры в виде особого органа административного контроля в России до императора Николая I практически не существовало. Но уже Петр Великий впервые поручил Синоду предварительную цензуру книг духовного содержания, ст. 3 гл. III Духовного регламента. Указом от 18 марта 1742 г. цензура была возложена на сенатскую контору. При Павле I, как мы уже говорили, состоялось запрещение ввоза в Россию иностранных книг, цензура возлагалась при этом на таможни. Указом 1803 г. цензура возлагается на Министерство просвещения; цензурными органами стали выступать университеты, находящиеся в ведении последнего. 10 июня 1826 г. в России впервые учреждается специальный Цензурный комитет и вводится первый Цензурный устав (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. I. N 403). Статья 1 этого акта устанавливала следующую цель цензурного надзора: "Цель цензуры состоит в том, чтобы произведениям словесности, наук и искусств при издании их в свет посредством книгопечатания... дать полезное или, по крайней мере, безвредное для блага отечества направление". Обязанность цензуры при этом заключалась в "ограждении святыни, престола, постановленных от него властей, законов отечественных, нравов и чести народной и личной от всякого не только злонамеренного и преступного, но и неумышленного на них покушения" (ст. 3). Двумя годами позже, однако, состоялось издание нового Цензурного устава от 22 апреля 1828 г. Следующим был весьма строгий Устав 1848 г. В эпоху реформ Царя-Освободителя предпринимаются также существенные шаги к ослаблению цензуры, в связи с чем были изданы Временные правила по цензуре от 12 мая 1862 г., Указ о даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати от 6 апреля 1865 г., Выс. утв. мнение ГС о некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях от 6 апреля 1865 г. Указанными актами устанавливались существенные послабления в деле издания как временной, так и повременной печати, от предварительной цензуры освобождались по желанию издателей повременной печати в обеих столицах переводы объемом не менее 20 печатных листов, оригинальные сочинения объемом не менее 10 печатных листов, правительственные издания, издания учебных заведений. Наконец, в делах, связанных с преступлениями в печати, вводился судебный порядок их рассмотрения. Вместе с тем практика показала, что общество было явно не готово к дарованным свободам, ввиду чего правительство вынуждено было уже в 1866 г., после процесса по делу журнала "Современник" перенести слушание судебных дел из окружных судов в судебные палаты. Законом от 1 июня 1873 г. МВД предоставлялось право воспрещать на срок обсуждение в печати какого-либо вопроса государственного значения. Правилами от 5 апреля 1879 г. генерал-губернаторы получили право прекращать издания, как было сказано в законе, "за вредное направление"; 4 сентября 1881 г. такое же право было даровано властям в областях, объявленных на положении чрезвычайной охраны. Правилами КМ от 27 августа 1882 г. вновь вводилась предварительная цензура для тех изданий, которые троекратно предупреждались властями за злоупотребление в делах печати. Позднее указанные постановления аккумулировались в Уставе о цензуре и печати, внесенном в т. XIV Св. зак. изд. 1890 г. Вместе с тем отметим, что после 1906 г. предварительная цензура была отменена, наглядным свидетельством данной меры, в частности, является то, что на обороте титульных листов книг, вышедших после 1905 г., перестали помещать обязательное уведомление о разрешении цензора к публикации данного издания. Наконец, после указанной даты окончательно устранялось административно-полицейское вмешательство в дела печати, отныне "ответственность за преступные деяния, учиненные посредством печати в повременных изданиях", определялась "в порядке судебном" (отд. III Вр. пр. о повременных изданиях от 24 ноября 1905 г.). Свобода собраний. Пожалуй, первая норма, разрешавшая подданным собираться в количестве более чем три человека, была помещена в ЖГД (пр. 37), но этим же актом собрание дворян губернии было поставлено под надзор губернских властей (пр. 38 ЖГД). В остальном право собрания впервые закрепляется в ст. 1 Манифеста от 17 октября 1905 г. Необходимо заметить: это высочайшее предначертание основывалось уже на Именном указе от 12 октября того же года, который можно рассматривать в качестве источника Вр. пр. от 4 марта 1906 г. Окончательное свое закрепление эта свобода нашла в ст. 36 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. и ст. 78 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г. Согласно Вр. пр. 1906 г. собрания классифицировались на публичные и непубличные. Последние закон разрешал проводить явочным порядком (отд. I Правил). Далее, публичные собрания классифицировались на проводимые в закрытых помещениях и проводимые под открытым небом (ст. 2 отд. III Правил). Основа подобной классификации покоилась на разных способах разрешения проведения таких собраний и на установлении перечня мест, где проводить собрания запрещалось. Например, Правила запрещали устраивать публичные собрания в закрытых помещениях на расстоянии полуверсты (около 600 м), а под открытым небом - на расстоянии двух верст от места действительного пребывания Его Императорского Величества или от места заседаний Государственного Совета и Государственной Думы во время их сессии (ст. 3 Там же). Публичные собрания под открытым небом полагалось устраивать только с разрешения местных властей: губернатора, градоначальника, начальника полиции и т.п. В остальных случаях устанавливался явочный режим проведения публичных собраний. Устроитель его обязан был подать в срок за три дня до проведения градоначальнику (или соответствующему должностному лицу) заявление (ст. 5 Там же) с указанием необходимых сведений как о себе, так и о цели собрания, с указанием равно и других необходимых сведений (ст. 6 Там же). Закон особо запрещал участие вооруженных лиц в подобных собраниях (ст. 8 Там же), а равно предоставлял властям право воспрещать проведение собраний, преследующих противозаконные цели (ст. 7 Там же), в этом случае губернатор получал право назначать для наблюдения за порядком проведения собрания особое должностное лицо (ст. 10 Там же), которое руководствовалось положениями, изложенными в ст. 12 отд. III Правил. Общий же надзор за порядком проведения возлагался на устроителя собрания (ст. 11 Там же). Обжалование действий должностных лиц происходило в судебном порядке (ст. 18 Там же). Для проведения собраний, устраиваемых по распоряжению властей, избирательных собраний, религиозных собраний и т.п. устанавливались особые правила (отд. IV Правил). Данные положения закона в целом зарекомендовали себя неплохо, после 1917 г. нечто похожее на право граждан собираться мирно и без оружия появилось в России только в 1987 г. в эпоху так называемой перестройки. Право союзов. Под данным правомочием публичное право легализует объединения граждан, преследующих неэкономические цели. В России до 1906 г. действовал исключительно разрешительный порядок организации подобных обществ, причем в течение нескольких десятилетий отечественное право содержало прямой запрет на организацию любых союзов; под этот запрет подпадали даже акционерные компании. Здесь уместно указать на запретительные меры, направленные против масонов, при Екатерине II или запрещение Библейского общества при Александре I. Безусловно, подобные запрещения никоим образом не влияли на положение так называемых нелегальных организаций. В общем и целом до 1906 г. действовало положение, сформулированное еще Уг. ул. 1845 г., дополненное Законом 1874 г., воспрещающее существование каких-либо обществ, не разрешенных правительством или МВД (ср. п. 4 ст. 118 Уст. о пред. и пресеч. прест. Т. XIV Св. зак.). Данная норма вошла в ст. 124 Уг. ул. 1903 г. "Виновный в участии в сообществе, заведомо воспрещенном в установленном порядке, наказывается заключением в крепость на срок не свыше одного года или арестом" (ср. ст. ст. 125 - 127). Вместе с тем события 1905 - 1906 гг. сделали реальностью право (свободу) организации союзов и обществ, не преследующих задачи, как гласил закон, получения для себя прибыли от ведения какого-либо предприятия, что и нашло свое воплощение в ст. 1 Указа от 17 октября 1905 г., ст. 38 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. (ст. 80 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.), ст. 1 отд. I Вр. пр. от 4 марта 1906 г. об обществах и союзах. Согласно отд. III указанных Правил ст. 124 Уг. ул. 1903 г. получила несколько иную редакцию: "Виновный в образовании союза обществ или общества, не исключая и профессионального, или в управлении им, или же в участии оном, без соблюдения или с нарушением установленных законом правил, а равно служащий, виновный в нарушении законного распоряжения власти, запрещающего ему образование общества или участие в нем, наказывается арестом на срок не свыше трех месяцев или денежною пенею не свыше трехсот рублей" и т.д. Таким образом, закон вводил явочный порядок организации обществ (ст. 2, 17 отд. I Вр. пр.); для приобретения обществом прав юридического лица, однако, полагалась его регистрация (ст. 20 отд. I Правил). Согласно общепринятой практике западноевропейских стран того времени российский закон разрешал организовывать общества государственным служащим (ст. 9 отд. I Правил). Насколько данные общества могли считаться профессиональными, является по сей день спорным вопросом. По смыслу самого закона профсоюзы могли быть учреждаемы "для лиц, занятых в торговых и промышленных предприятиях, или для владельцев этих промышленных предприятий, или для владельцев этих предприятий" (отд. II Правил); непосредственно на госслужащих соответственно это правило не распространялось, цели профсоюзов - "выяснение и согласование экономических интересов, улучшение условий труда", "поднятие производительности труда" (ст. 1 отд. II Правил) - явно не совпадали с целями обществ, организуемых госслужащими - "для целей благотворительных или для удовлетворения духовных и материальных своих потребностей" (ст. 9 отд. I Правил), что скорее похоже на цели эмиритурных касс. Для осуществления регистрации обществ и профсоюзов при губернаторах учреждалось особое присутствие, которое рассматривало представленный устав общества и союза на предмет соответствия его целей закону. Прекращение деятельности обществ и профсоюзов осуществлялось только в административном порядке с обжалованием решения в 1-й департамент Правительствующего Сената, хотя первоначально предполагалось ввести судебный порядок отмены регистрации обществ и союзов. Право представительства. De iure организованное на западный манер право представительства появляется в России только в ходе революции 1905 - 1907 гг. Хотя очевидно, что опыт представительства на уровне всего государства Россия имела: деятельность Уложенных комиссий при императрицах Елизавете и Екатерине II тому служит подтверждением. Первая попытка ввести представительство относится еще к 1730 г.; здесь достаточно вспомнить Кондиции верховников, предполагавших образование представительного органа, формируемого за счет аристократических фамилий. На этом попытки введения представительства не остановились - вслед за Кондициями, которые более остальных имели шанс осуществиться на практике, имеет смысл, очевидно, упомянуть проект кабинет-министра А. Волынского, казненного, впрочем, в 1740 г., затем науке истории русского права известны проекты В.Н. Татищева, П.И. Панина, С.Е. Десницкого. Все они не увенчались успехом. XIX в. равно принес несколько проектов введения представительства в России. Здесь в первую очередь следует указать на проект Н.Н. Новосильцева и М.М. Сперанского. Проект последнего, представленный императору Александру I, должен был увенчать собой здание государственного управления, созданного во время "дней Александровых прекрасное начало". Последний по времени проект введения представительства в России появляется в последние годы правления Александра II и связан с именем М.Т. Лорис-Меликова. Более того, известно, что государь в день своей мученической кончины успел подписать даже указ, приводивший в движение механизм конституционной реформы. Народное представительство на основе всесословных выборов было введено в России только в самом начале XX в. после потрясений, вызвавших в свою очередь еще большие потрясения. Исторический опыт народного представительства в России, а он крайне мал - 1906 - 1917 гг. (т.е. всего 12 лет. - М.И.), свидетельствует об органической слабости данного института в общем слаженном аппарате российского государственного управления. Исторически избирательное право подданных складывалось следующим образом: Высочайшим рескриптом на имя министра внутренних дел от 18 февраля 1905 г. было объявлено о необходимости "привлекать достойных, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию и предварительной разработке и обсуждению законодательных предположений". Это положение нашло свое развитие в Манифесте от 6 августа 1905 г., учреждавшего в России Государственную Думу с правом "предварительной разработки и обсуждения законодательных предположений" (ст. 1 Учреждения ГД от 6 августа 1905 г.). Главный принцип, который был положен в основу Положения о выборах от 6 августа 1905 г., заключался в повторении системы, положенной еще в основу избрания земств; другим фундаментальным принципом, устанавливающим всесословность выборов, была цензовая демократия (ст. ст. 12 и 19 Положения). Сами выборы были не прямыми, а косвенными: уездные избирательные собрания избирали определенное количество выборщиков на избирательные съезды губернии или города, на которых происходили выборы непосредственно самих депутатов. Важным институциональным нововведением являлось то, что для управления выборами учреждались специальные губернские и уездные по делам выборов комиссии (ст. 24 Положения), которые, однако, занимались только проверкой правильности проведения выборов. Подобный квазисудебный характер этого органа объяснялся тем, что в него ex officio входили представители судебных инстанций общей юрисдикции, а также представители от местной администрации (ст. ст. 25 и 26 Положения). Правом участия в выборах обладали лица мужского пола, достигшие 25-летнего возраста, не состоящие на госслужбе, не опороченные по суду и т.д. (ст. ст. 6 - 8 Положения). Женщины от выборов совершенно не отстранялись, они могли передавать свой ценз по недвижимому имуществу мужьям и сыновьям (ст. 9 Положения). Закон устанавливал особые правила для проведения выборов в Госдуму от окраин Империи, нерусские народы, надо заметить, также получили избирательные права, исключение только составляли бродячие инородцы. Учреждение законосовещательной Думы, прозванной "булыгинской", проходило на фоне обострения беспорядков, спровоцированных экстремистскими элементами, под влияние которых подпали широкие слои интеллигенции. Уступая давлению революционных сил, верховная самодержавная власть признала: "Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, по мере возможности... те классы населения, которые ныне совсем лишены... избирательных прав" (ст. 2 Манифеста от 17 октября 1905 г.). Именным указом от 11 декабря 1905 г. даровалось существенное снижение ценза для городских избирателей, что увеличивало базу городского электората, отд. V данного Указа избирательные права распространялись на рабочих. Уже I Государственная Дума показала всю свою несостоятельность - думцы занялись сразу же политическими интригами, этим же занимались члены и II Думы. И только III Дума, по общему признанию, занялась непосредственно тем, чем ей необходимо было заниматься, - законодательством, а не притязанием на исполнительную власть. В данном случае советская историография в своих гневных инвективах, направленных против "гнусного самодержавия", как-то забывала, что в России Основными государственными законами не вводилась парламентская форма правления, следовательно, все претензии Думы (в лице прежде всего ее либерально-левого крыла) на министерские портфели означали всего лишь навсего попытку осуществить государственный переворот. Обязанности российских подданных. Прав нет без обязанностей - эта простая максима права предполагается его известным двусторонним характером, столь тщательно разработанным в теории Л.И. Петражицкого. Соответственно, обязанности российских подданных также составляли особую группу норм русского государственного права, определявших особое отношение русских подданных к государственной власти, отличая их тем самым от иностранцев. Обязанность общего повиновения. Обязанность общего повиновения подданных царю существовала в России всегда; если в Московскую эпоху эта обязанность юридически оформлялась присягой народа, выраженной также и в избрании царя или династии Земским собором, то в царствование первого императора (Петра I) данная обязанность получила общее закрепление в словах закона; ст. 2 гл. I Духовного регламента 1721 г. гласила: "Монархов власть есть самодержавная, которым повиноватися Сам Бог за совесть повелевает". Впоследствии эта часть нормы вошла в ст. 1 Осн. гос. зак. Т. 1 Св. зак. всех изданий, включая и издание 1906 г., т.е. тогда, когда неограниченная власть Российских монархов уже исчезла; ср. ст. 4 Осн. зак. от 23 апреля 1906 г. и ст. 4 Св. осн. зак. Т. 1 Св. зак. изд. 1906 г.: "Повиноваться власти его не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает". Отношения повиновения и подчиненности и на этот раз скреплялись верноподданнической присягой, именно о ней говорит ст. 55 Осн. зак. Т. 1 Св. зак. изд. 1906 г. Необходимо заметить, что ссылка на Бога в данном случае служила косвенным указанием на ограниченность власти русского самодержца догматами православия. Государственные обязанности. Под ними право понимало обязанность подданных участвовать в отправлении правосудия в качестве присяжных заседателей (ст. ст. 81 - 109 Уч. суд. уст. 1864 г.). Сюда же относилась обязанность исполнения должности мирового судьи, сословных представителей по выборам и некоторых других. Финансовые повинности. Статья 71 Св. осн. гос. зак. Т. 1 Св. зак. изд. 1906 г. гласила: "Российские подданные обязаны платить установленные законом налоги и пошлины, а также отбывать повинности согласно постановлениям закона". В отношении этой основной обязанности необходимо заметить, что духовенство (черное) изъято было все время существования Российской империи от уплаты основных видов налогов, некоторые натуральные повинности, однако, налагались и на них. Дворянство до 1762 г. также не платило налогов, обязанное только службой к государству. Позднее закон освободил их от личных видов налогов. В то же время дворяне платили все виды податей за своих крепостных. Крестьянство и городские жители (мещане) обязаны были подушной податью, установленной по первой ревизии (1718 - 1719 гг.) и отмененной в 1863 г. для городских жителей и в 1885 г. - для крестьян. Таким образом, к 1917 г. в России существовали следующие виды налоговых сборов: 1) имущественные, которыми облагалась недвижимость; 2) промысловый налог - сбор за право осуществления определенного вида деятельности; 3) подоходный налог, ставки которого, надо заметить, были весьма и весьма либеральными; 4) акцизные сборы (или косвенное налогообложение), как и сейчас, дававшие львиную долю поступлений в госбюджет. Воинская повинность. До 1874 г. Россия имела фактически профессиональную армию, комплектовавшуюся за счет рекрутских наборов. Первоначально солдат служил до гробовой доски. Армия расквартировывалась по полковым командам, стоявшим на постое у жителей - крестьян или горожан; правда, сохранялись еще и так называемые солдатские слободы, заведенные впервые в царствование Алексея Михайловича. Только с конца XVIII в. начинается целенаправленное строительство казарм, и солдаты переводятся в них. Рекрутчина лежала в основном на податных сословиях: горожан и крестьян (включая и частновладельческих); мы говорим "в основном" не случайно, так как за весь XVIII в. неоднократно бывали случаи расписания по полкам детей духовенства ввиду неграмотности или слабых успехов в учебе последних. Еще Указом 1826 г. повелевалось брать в военную службу из белого духовенства, по тем или иным причинам не получившего места в приходе. Новобранцы из духовенства служили четыре года на правах вольноопределяющихся. С течением времени срок службы стал сокращаться. При императоре Николае I он был установлен в 25 лет. Наконец, реформой 1874 г. вводится всеобщая воинская повинность для лиц всех состояний: "Защита престола и отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население без различия состояний подлежит воинской повинности". Отныне призыву на службу подлежал определенный верховной властью по численности контингент (ст. 9 Устава воинской повинности ). От призыва на военную службу освобождались лица по физическим недостаткам (ст. ст. 42 - 44); по семейному положению, когда рекрут был единственным кормильцем семьи или если он вообще являлся единственным сыном в семье (п. "а" ст. 45), таковые лица зачислялись сразу в запас. Далее, освобождались от обязательной службы госслужащие (ст. 24), духовенство всех вероисповеданий (ст. 62), а также представители некоторых профессий. Закон предоставлял отсрочку от призыва "для устройства имущественных и хозяйственных дел" (ст. 52), а также для окончания образования (ст. 53). Призывной возраст устанавливался в 20 лет. При царях Россия переживала то золотое время, когда численность новобранцев составляла менее половины от общей потребности в них армии. Ввиду чего закон устанавливал порядок призыва по жребию, когда жребием определялся контингент, поступающий на действительную службу, избыток автоматически зачислялся в запас. Действительная служба была срочной. Срок службы определялся следующим образом: шесть лет срочной службы в сухопутных войсках, в запасе - девять лет (ст. 17), во флоте - семь лет срочной службы и три года в запасе. Со временем сроки срочной службы сокращались: в канун Русско-японской войны они составляли пять и шесть лет соответственно, в канун Первой мировой войны - три и четыре года также соответственно. Для лиц, имеющих образование, как и сейчас, устанавливались еще более сокращенные сроки службы. Определенные льготы устанавливались и для категории так называемых вольноопределяющихся (ст. ст. 171 - 185 Устава). Некоторые слои населения Российской империи подлежали поголовной воинской службе, например казаки; некоторым категориям инородцев предоставлялась льгота, освобождавшая их от службы по призыву и зачислявшая их сразу в запас. Призыв в Российской империи осуществлялся раз в год. Сословия. Несмотря на обилие литературы, как дореволюционной, так и советской эпохи, понятие сословия до сих пор не послужило предметом должного юридико-исторического исследования, направленного на определение типологической зависимости групп населения России от формы их организации. Так, до сих пор утверждают, что общество эпохи, например, Московского государства было уже сословным. Соответственно созданы теории сословного представительства или сословно-представительной монархии в Московский период истории русского права; под сословным представительством разумеют Земский собор. Также механически без учета фактора развитости во времени сословных форм определяют и Имперский период как период сословный по преимуществу, хотя это время дает материал, свидетельствующий о том, что сословия только создавались в эту эпоху и что они же, так и не получив завершенных форм, начали столь же успешно разлагаться как раз тогда, когда в России появилось законодательное оформление четвертого сословия - крестьянства или свободных сельских обывателей, если воспользоваться легальным определением. Формально сословия стали исчезать, когда государство перестало проводить ревизии, а вместо них ввело всеобщую перепись населения (1897 г.), поскольку именно ревизии, как мы сможем убедиться ниже, были тем правовым инструментом в руках правительства, посредством которого оно разграничивало все население Империи на сословные группы с фискальными целями. В дальнейшем, начав со всесословных выборов в органы местного самоуправления, правительство органически перешло и к всесословным выборам в Государственную Думу. Соответственно, мы подчеркиваем это, сословия в России de iure, не говоря уж о реальном наполнении их форм, так никогда и не были созданы в действительном и завершенном виде, так, как они существовали, например, в Западной Европе. *** Что такое сословие? Общее определение, которое применялось в дореволюционном праве, гласило, что сословиями являются "такие группы подданных, для которых законы государства устанавливают различные права и обязанности и которым подданные принадлежат наследственно" [Эгиазаров. 1907. 3 : 8]. Для более правильного анализа проблемы, очевидно, имеет смысл сделать небольшое отступление в сторону сравнения сословной организации России с аналогичной структурой на Западе, откуда, собственно, сословия были заимствованы. Здесь сословия в виде особого субъекта частного (sic!) права (corpus morale et politicum) появляются в XI - XIII вв. Главной особенностью сословий с момента их зарождения стало их собственное самоуправление. Фактически государство никак не влияло на внутреннее управление сословия, это с одной стороны. С другой стороны, сословия организовывали те виды трудовой деятельности (professio - в самом широком смысле этого слова), которые лежали в основе потребностей данного общества. Поэтому с самого начала сословия, будучи организованы на принципах частного права (со строго юридической точки зрения они были именно субъектами частного права), выполняли вовне себя роль публичную: участвовали в местном управлении, в отправлении правосудия, но главным из них все же следует признать возможность представлять данное сословие in corporae перед лицом государственной власти, что влечет за собой противопоставление корпорации (сословия) государству. На этом противопоставлении, заходя уже в область другой науки, основывается так называемое гражданское общество. Соответственно, только тогда, когда группы людей в России получили права на самоуправление (действительное!) этих же самых групп, на свой внутренний суд, на право приобретать на имя собственной организации имущества, представлять о своих нуждах, как тогда говорили, правительству и надлежащей власти, участвовать в управлении на местном или на общегосударственном уровне в качестве самостоятельного организационного целого, образовывать из своих членов общество на правах юридического лица, равно и тогда, когда закрепляется наследственное состояние лиц, входящих в сословие, только тогда возможно говорить в юридическом и от этого, разумеется, в узком смысле о факте существования сословия. При этом необходимо учитывать главную цель, которая, собственно, порождает сословие: противопоставление государственному целому, как частное противопоставляется общему, налагая на частное способность отражения общего, т.е. сословие как корпорация должна иметь организационную структуру как на уровне местных обществ, так и на уровне всего государства. Таков строгий критерий, выработанный западноевропейским правом и бытом. Парадокс же заключается в том, что в России, несмотря на формальное закрепление в период с 1785 по 1861 г. всех (или почти всех) данных отличительных черт, фактически сословия так и не смогли быть отделены от государства и противопоставлены ему. Несмотря на все попытки европеизации и модернизации государственного быта России, восторжествовал старый московский принцип: служебная роль любой общественной группы. Вот почему имперский период вовсе не является полной противоположностью предшествовавшего Московского периода! Духовенство. Формально лица духовного звания могут претендовать на роль древнейшего сословия в России. Во всяком случае так дело обстояло везде, где существовала Христианская церковь, и так, собственно, предписывают каноны Церкви. Однако и в отношении этого класса населения в России довольно долго не мог утвердиться важнейший принцип формальной сословности - принцип наследственности духовного звания и соответственно этому - сословного положения! Также довольно долго не мог утвердиться и другой отличительный признак сословности, характерный именно для духовенства, наличие специального образования. Первые учебные заведения, дающие богословское образование, появляются только в последний период Московской эпохи, отягощенной, как известно, расколом, вызванным во многом низким образовательным уровнем духовенства. Напомним, еще в древнейшую эпоху образование являлось необходимым условием для возведения в сан; так Устав кн. Всеволода (XII в.) гласил: "А се... изгои трое: попов сын грамоте не умеет". Соответственно, только эпоха империи окончательно разрешила этот вопрос. Формальное духовное сословие образуется по ревизии, при проведении которой определяется состояние (т.е. сословная принадлежность) человека. Поскольку ревизия определяла подушный оклад и рекрутскую повинность, что формально не распространялось на духовенство, она негативным образом исключала священничество из круга податных сословий. Однако и это было сделано не сразу. Правительство несколько лет колебалось, но, наконец, преобладание осталось за старой нормой канонического права. Указом от 4 апреля 1722 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VI. N 3932) духовенство было освобождено от уплаты подушной подати, т.е. в налоговом отношении составило точно такую же привилегированную группу, как дворянство. Но освобождение это не было полным. Так, если недвижимость, принадлежавшая Церкви, тянула к какому-либо виду тягла, то Церковь платила это тягло наравне со всеми. С 1704 г. вводился оброк за пользование угодьями, с 1711 г. на церковные дворы наложена была адмиралтейская и драгунская повинность. Таким образом, косвенные налоги духовенство платило наравне со всеми. Более того, восстанавливая в 1701 г. Монастырский приказ, государство возложило на белое духовенство специальный род тягла по содержанию черного духовенства (земли монастырей же отходили в казну, сохранялись, впрочем, монастырские дачи). Сам характер подобного тягла лишний раз указывал на его фактически государственную природу. Эта повинность была упразднена только в 1764 г. в связи с очередной широкой церковной реформой, ознаменовавшейся окончательным ограблением Церкви. Полностью неподатной характер духовенства как сословия был подтвержден только во время второй ревизии - в 1743 - 1744 гг. В отношении наследственности духовного звания как одного из главных признаков сословности можно заметить, что и она довольно долго не находила себе окончательного подтверждения. Так, еще Указом от 25 апреля 1711 г. устанавливалось: "...и о том услышавше дьячки, пономари и сынове поповские и дьяконовские разными коварными и лжесоставными челобитными похищают себе чин священства и диаконства неправильно и неправедно, овогда лет подобающих таковому чину не имуще, овогда же в прибыль в другие попы, либо в диаконы посвящающееся". Следствием таких неправильных, с точки зрения правительства, действий духовенства являлось чрезмерное увеличение праздношатающихся попов с причтом, служивших по найму. В связи с этим лишних священнослужителей, а равно и их детей, не могущих претендовать на место в будущем, полагалось расписывать на государственную службу: либо разбирать по полкам (что продолжалось вплоть до 1831 г.), либо писать в тягло. В основном оформление сословности духовенства шло через укрепление за ним двух привилегий: наследственности служебных мест в приходах (принцип викариата) и получения специального вида образования, которое также давалось наследственно. В первом случае ревизии являлись одним из главных средств укрепления священников за их служебными местами. Правительство своими указами только лишний раз подтверждало действие приписного характера ревизии, например, Указ 1744 г. специально указывал на то, чтобы свободные штаты в приходах занимались только детьми духовенства, "ибо церкви святые удобнее и приличнее наполнять таковыми чинами, нежели как прежде, по необходимой нужде в рассуждении в причте церковном недостатка, крепостных и помещичьих людей и крестьян в церковный причт определять, из чего бы последовать могло то, что положенных в подушный оклад выключать, а неположенных и свободных в тот оклад класть" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XII. N 8904). Следующий указ, подтверждающий это правило, принимается в 1769 г., а ревизией 1784 г. оно окончательно укрепляется. Вместе с тем действие петровского Регламента, по-прежнему допускавшего выборность приходских священников, упраздняется только в 1797 г. при Павле I. Поведение выборщиков по действовавшему на тот момент праву квалифицировалось как "скоп и заговор", поскольку любое сборище законодательством в этот период воспрещалось. Положения, содержащиеся в данном указе, явились источником Устава духовных консисторий 1844 г. регулировавших внутреннюю жизнь церкви в XIX в. Вообще консистория как раз и была тем органом сословного управления, который согласно определению необходим для сословия в целом. Именно консистории осуществляли суд духовных лиц, неподсудных суду общей юрисдикции (прим. к ст. 2 Уч. суд. уст. 1864 г.). Относительно второй привилегии, сформировавшей духовенство, можно заметить, что законодательно требование от духовного лица образовательного ценза было закреплено уже Духовным регламентом Петра 1722 г. Следующим актом можно назвать Указ 1728 г., запрещавший брать на учебу в школу детей крестьян и солдат, если заранее известно, что они не будут взяты в духовное служение. Тем не менее понадобилось еще несколько десятилетий, чтобы Указами от 26 июня 1808 г. и от 27 августа 1814 г. все сыновья духовенства с шестилетнего возраста зачислялись в духовные училища. Одновременно с этими указами устанавливалось, что необходимым условием для посвящения в сан является обучение в таких училищах и семинариях. Помимо означенных прав и привилегий духовенство с 1797 г. представляется к государственным наградам, что давало в случае пожалования ордена определенной степени личное или потомственное дворянство (sic!), с 1798 г. оно полностью освобождается от всех полицейских повинностей; Указом от 22 мая 1801 г. духовенство запрещено подвергать телесным наказаниям, в 1808 г. эта привилегия распространяется на причт, но только в 1863 г. это право распространено и на детей священников, правда, в связи с отменой телесных наказаний (кроме крестьян). По Закону 1869 г. (отменившему систему викариата) лица белого духовенства стали пользоваться правами личного дворянства, это право распространялось и на их вдов; дети духовенства, не посвятившие себя церковному служению, пользовались правами почетных граждан. Положение черного духовенства (монашества) в отличие от белого регулировалось несколько отличным режимом. Прежде всего правительство стремилось ограничить в него доступ лиц податного сословия. Равно общее направление политики государства, начиная с Петра, было вообще нацелено на искоренение монашествующих, перелом, однако, наступил в царствование императора Николая I, когда монастырям был предоставлен более льготный режим по владению недвижимостями по сравнению с предыдущим периодом. Статус черного духовенства в значительной степени, нежели белого, регулировался каноническим правом. Именно из разряда черного духовенства полагалось производить рукоположение высшего клира - епископов. Дворянство. Дворянство как сословие сформировано было de iure Жалованной грамотой 1785 г. Именно этим документом определялось и главное его основание - служба: "Дворянское название есть следствие, истекающее от качества и добродетели начальствовавших в древности мужей, отличивших себя заслугами, чем обращая самую службу в достоинство, приобрели потомству своему нарицание Благородное" (пр. 1 ЖГД). Однако существенный парадокс положения дворянства заключался в том, что оно органически не имело ничего общего с понятием аристократии и аристократического в действительном понимании этих слов. Факт, который буквально бросался в глаза многочисленным иностранным путешественникам начиная с Д. Флетчера и заканчивая, например, бароном А. Гакстгаузеном. Понятие аристократизма применительно к российским условиям требует определенного этимологического анализа. Дело в том, что устоявшееся определение этого термина от греческого "АльфаРоЙотаСигмаТауОмикронДзэта" (лучший, отличнейший, знатный) не несет в себе действительного обозначения всей совокупности подразумеваемых оттенков значения; во многом значение этого слова сводимо к латинскому meritum, от которого происходит современный термин "меритократия". Аристократ в таком значении слова есть человек, возвысившийся не благодаря своим прирожденным качествам, а благодаря заслугам - во многом случайным обстоятельствам. Как раз именно это подразумевает пр. 1 ЖГД. Истинное значение аристократизма раскрывается в значении благородности: "ГаммаЭпсилонНиНиАльфаЙотаОмикронДзэта" - говорили греки, ср. virgenerosus (лат.); исторически аристократы в древних Афинах именовались "ЭпсилонИпсилонПиАльфаТауРоЙотаДельтаАльфаЙота"; в латинском термину "ЭпсилонИпсилонПиАльфаТауРоЙотаДельтаЭтаДзэта" соответствовал patricius все это аристократы не по заслугам, а по рождению, такому человеку нет необходимости доказывать свое благородство. Эвпатридам и патрициям древних греков и римлян соответствует и сейчас еще держащийся в германских языках термин der Adel, этимология которого указывает на родовитость, происхождение из рода не простого, а отличного качеством своих членов. У славян (особенно западных) нечто подобное наблюдалось в термине "шляхетство" (slechta, szlachta), корень которого "lech" служил обозначением благородного рода, тем самым совпадая по смыслу с адалингом германских племен (ср., однако, нем. das Geschlecht). У русских (восточных) славян ничего похожего мы не встречаем (разве что боярин, правда, и это слово кажется заимствованным из тюркского языка). Причем эта лексическая бедность, как известно, отражалась и на практике - 99% древнейших дворянских родов России имеет нерусское (неславянское) происхождение. Соответственно, дворяне или дети боярские, как их называли до Петра, были тем служилым слоем населения, происхождение которого мало чем отличалось от происхождения другого служилого слоя населения (за исключением высших служилых родов). Кроме того, непосредственно "дворянами" в последнее десятилетие Московского царства именовались средние разряды служилых людей, что для высших разрядов считалось именоваться зазорным. Поэтому первое время в России не мог устояться доморощенный термин. До 20-х гг. XVIII в. велено высший слой населения именовать царедворцами, а после утвердился новый термин - шляхетство по западному образцу. Правда, и здесь законодатель не упускает случая заметить, что дворянство именуется благородным. "Благородием" или "высокородием" именовали лиц, достигших определенных чинов по службе. Впрочем, данное наименование еще А.Д. Градовским было объявлено простой калькой с немецкого: Wehlgeboren и Hochwehlgeboren, заметим, что в одном из указов о титуловании царствующих лиц отмечалось, что именовать их "благородными" впредь воспрещается, так как такой титул доступен теперь дворянству, одним словом, "понеже титуловаться благородством их Высочествам по нынешнему употреблению низко, ибо благородство и шляхетству дается". Окончательно термин "дворянство" утверждается в российском праве со времени издания ЖГД 1785 г. Источники дворянства. Итак, источником дворянского достоинства еще со времен царя Федора II (сводного брата Петра) являлось происхождение из служилого рода, доказательством чего служила Бархатная книга, которую завели вместо книг Разрядного приказа. Табелью о рангах 1722 г. установлен был и дополнительный источник дворянства. В первую очередь вопрос касался выслуги; п. 11 Табели гласил, что все лица, достигшие VIII классного чина (майор, коллежский асессор), получают права потомственного дворянства. Этот пункт Табели имел своим источником указ, состоявшийся годом ранее (от 16 января 1721 г.), которым даровались права потомственного дворянства всем лицам, достигшим обер-офицерских чинов; это же право распространялось на их жен и детей (ср. п. 15 Там же). Фактически данное положение петровского законодательства утвердило один из главнейших принципов сословности дворянства - утвердило за ним качественное отличие службы, а не происхождения. Так, об этом говорилось в самой Табели: "Сыновьям Российского государства князьям, графам, баронам, знатнейшего дворянства, такожде служителям знатнейшего ранга, хотя мы позволяем для знатной их породы или их отцов знатных чинов в публичной ассамблеи, где двор находится, свободный доступ пред других нижнего чину и охотно желаем видеть, чтоб они от других во всяких случаях по достоинству отличались; однако ж мы для того никому какова рангу не позволяем, пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут, и за оные характера не получат". Соответственно, помимо потомственных дворян петровское законодательство ввело еще и понятие личных дворян (лица ниже VIII класса) - явление невозможное в сословных государствах, говорит М.Ф. Владимирский-Буданов [Обзор. 1905. С. 240], и оказывается абсолютно прав, так как сословия в России могут считаться сословиями только с большими оговорками. В дальнейшем возможность получения дворянства через чин подверглась еще большей регламентации, вызванной резким противодействием старомосковского боярства, крайне недовольного засильем у трона всевозможных выскочек (parvenu, как они именуются у французов). Поэтому уже Указом от 18 мая 1788 г. (еще раньше на это указывала Жалованная грамота) устанавливается тот принцип, что человек получает потомственное дворянство только на действительной службе, а не при выходе в отставку (в последнем случае нередко выпускали с повышением в чине). Наконец, Манифестом от 11 июня 1845 г. постановлялось новое правило: потомственное дворянство даровалось только по выслуге IV чина (генерал-майора) на военной службе и V чина (статский советник) на гражданской; соответственно, личное дворянство давалось на военной службе по достижении VIII чина, а на гражданской - IX. С XIV класса теперь полагалось давать почетное гражданство. Манифест еще раз подчеркивал, что получение дворянства сопряжено было с действительной службой, т.е. чин получался во время службы, а не по отставке. Наконец, Именным указом Сенату от 9 декабря 1856 г. потомственное дворянство даровалось по военной службе при получении чина полковника (V класс), а по гражданской - действительного статского советника (IV класс). Следующим источником дворянства, сформировавшимся за прошедший XVIII в. и первую половину XIX в., был перевод личного дворянского достоинства в потомственное. Основанием к этому служило положение пр. 91 ЖГД. Другими источниками дворянства были рождение (п. 4 пр. 91 ЖГД), пожалование высочайшей власти (Там же), брак для женщины (пр. 9 ЖГД), индигинат - подтверждение правительством дворянского достоинства иностранца (п. 5 Табели о рангах и п. 2 пр. 92 ЖГД). Позднейшим законодательством уже указывалось, что дворянское достоинство иностранца подтверждается только в том случае, если он вступает на русскую службу; дворянство давалось посредством пожалования ордена (п. 4 пр. 92 ЖГД). Довольно подробно законодательство регулировало регистрацию дворянства. Для этого еще в 1682 г. заведена была специальная Бархатная книга, а с учреждением Сената при нем до 1722 г. существовал специальный разрядный стол, затем специальная герольдмейстерская контора, в 1848 г. она была преобразована в особый департамент герольдии. Права, преимущества и обязанности дворян. Дворянство исторически сложилось как служилое сословие, первейшей его обязанностью была служба государству, военная или гражданская. Указом о единонаследии 1714 г. Петр Великий обязал все дворянство поголовной службой. Указом от 31 декабря 1736 г. установлен был новый порядок: дворяне теперь служили 25 лет - с 20 до 45 лет. По выходе в отставку в связи с выслугой полагалось выставлять вместо себя рекрута (по одному от каждой сотне душ). Позднее Анна Иоанновна понизила возрастную планку с 20 до 17 лет, отсюда и пошел знаменитый обычай писать в службу с пеленок. Это форменное безобразие прекратил только Павел I. В царствование императора Петра III вышел (1762 г.) Манифест, упразднявший обязательную службу дворянства, еще раз это положение нашло свое подтверждение в пр. 18 ЖГД: "Подтверждаем благородным, находящимся в службе, дозволение службу продолжать и от службы просить увольнения по сделанным на то правилам". Правда, в самом акте имелась фундаментальная оговорка на этот счет: "всякой благородный дворянин обязан по первому позыву от самодержавной власти не щадить ни труда, ни самого живота для службы государственной". Формальная привилегия не служить фактически упразднена была в царствование императора Павла I, восстановленная было при Александре I, была вновь подвергнута существенной регламентации и стеснению. Рядом Указов 1831, 1834, 1837 и 1840 гг. дворянству воспрещена была учеба за границей, само пребывание там ограничивалось сроком от пяти до трех лет. За каждые полгода пребывания дворянин платил 250 руб. Более того, по получении необходимого образования для занятия той или иной должности (это положение, несмотря на последующую формальную отмену, закрепилось со времен графа М.М. Сперанского) дворянин обязан был начинать государственную статскую службу в губернских учреждениях, где обязан был пробыть два года на губернских должностях и только после этого мог переводиться в центральные учреждения. Другое крупное ограничение свободы службы заключалось в том, что при императоре Николае I дворяне, не служившие вовсе ни года на госслужбе, Указом от 1 мая 1832 г. были одеты в форму Министерства внутренних дел - отсюда и знаменитая "дворянская фуражка". Факт этот чрезвычайной важности, так как, по словам А.В. Романовича-Славатинского, являлся наглядным указанием на то, что "служба по этому ведомству продолжала быть обязанностью целого сословия" [Романович-Славатинский. 1870. С. 423]. 1861 г. и последовавшие за ним реформы лишний раз через выборы в земские учреждения и по Закону 1889 г. о земских начальниках подтвердили служебное предназначение дворянства как сословия. В качестве особенных, только данному сословию присущих прав дворянство получило привилегию владеть душами - населенными землями. Уже начиная с 1739 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. Х. N 8836) правительство стремится провести эту мысль, но формально право это закрепляется за дворянством только Межевой инструкцией 1754 г. и повторно в более четкой форме окончательно формируется только в т. IX Св. зак. изд. 1832 г., т.е. при императоре Николае I. Жалованная грамота, как это ни парадоксально, ничего о таком особенном праве дворян не говорит (ср. пр. 21 и 26 ЖГД). В дополнение этого права неоднократно, правда, издавались указы, которые действовали по форме lex singularis (по силе равнялись судебному решению, применимому только к данному конкретному случаю) и каковыми ограничивалось право владеть как недвижимостью (незаселенной), так и заселенными имениями, но последнее касалось уже личных дворян (Закон 1814 г.). Вообще, как замечал исследователь этого вопроса А.В. Романович-Славатинский, в этой, казалось бы, святая святых русского самодержавного государства порядок был установлен только к третьему изданию Св. зак., т.е. к 1857 г., когда до отмены крепостного права оставалось три года. В отношении же всего комплекса крепостного права можем заметить, что de iure оно не являлось привилегией помещика, несмотря даже на то, что правительство рядом указов с 1760 г. - ссылка крестьян в Сибирь, 1761 г. - ссылка на поселение, 1765 г. - отдача на каторгу и т.д. - шло по пути наделения частных лиц (помещиков) не свойственной им полицейской функцией. Личные права и привилегии дворянства вполне сформированными оказались только ко времени издания ЖГД, основным источником которой явился Манифест 1762 г. Итак, уже к 1785 г. дворянин обладал личной неприкосновенностью (пр. 15 ЖГД): "телесное наказание да не коснется до благородного". Однако уже 3 января 1797 г. император Павел I наложил свою "не лишенную остроумия резолюцию", как охарактеризовал ее барон С.А. Корф, на Сенатский указ: "Как скоро снято дворянство, то уже и привилегия до него не касается. По чему и впредь поступать". С этого момента дворян стали наказывать плетьми, вырезать ноздри и клеймить, как и остальных преступников. С переменой в 1801 г. царствования это положение было изменено в сторону восстановления прежнего порядка. После 1863 г. данное наказание (телесное) было вовсе отменено для всех сословий, следовательно, исключительный характер привилегии для дворян утратил смысл. К другим личным правам дворянства относились права на честь, титул, герб. Эти специфические права дворянства продержались до 1917 г. и не подвергались за все время своего существования серьезным изменениям. Гораздо большее и серьезное влияние на положение дворянства как сословия оказали корпоративные права дворянства, формирование которых шло постепенно всю первую половину XVIII в. Основным его источником следует полагать не то сословное начало, господствовавшее на Западе, которое предполагало устроить сословие в виде корпорации, осуществляющей идею представительства, а исключительно желание правительства заполнить посредством выборов среди дворян должности по местному управлению. Уже Петр ввел это начало выборности должностных лиц (ландратов и ландрихтеров), преемники Петра отказались от этой идее, но, как показала история, не окончательно. В 1775 г. идея привлечь дворянство к местному управлению торжествует вновь. Соответственно, учреждая дворянские собрания по губерниям, наделяя их правом юридического лица, а впоследствии вводя целый штат служащих по дворянским выборам, правительство привязывало местное дворянство к местным правительственным учреждениям, сначала ставя их рядом, а потом уже и под контроль последних <1>. -------------------------------<1> Герцену принадлежит верное наблюдение: "Власть губернатора вообще растет в прямом отношении расстояния от Петербурга, но она растет в геометрической прогрессии в губерниях, где нет дворянства, как в Перми, Вятке и Сибири" [Герцен. 1956. 4 : 237]. Формально это выразилось еще, в частности, в том, что если пр. 38 ЖГД давало губернатору (генерал-губернатору) право созывать губернские собрания, при этом в 1788 г. даже состоялся специальный указ, запрещающий начальникам губерний присутствовать на таких собраниях, то 9 марта 1797 г. выходит Указ, предписывающий губернаторам, наоборот, присутствовать на таких собраниях, годом позже выходит специальное постановление, отменяющее постановления пр. 47 и 48 ЖГД (право петиции). Надо заметить, действие этих правил было восстановлено в 1801 г., но общая зависимость местных дворянских учреждений от местных органов управления стала более явственной, поскольку все дворянские учреждения были включены в систему местных органов. Со временем дворянские сословные учреждения постепенно теряли свою сословную окраску, общеадминистративные их функции все расширялись, "пока, наконец, не стали перевешивать над функциями сословного управления. Этот последний факт был, конечно, главной, если не единственной, причиной того, что при создании в 1864 году земского управления те же предводители были призваны принять в нем деятельнейшее участие и даже руководительство; если окинуть взором все обширное поле их деятельности, например, в сороковых годах, можно ясно себе представить, что лучшего руководителя нового земского управления правительство и не могло найти; благодаря их подготовке предводители явились вполне способными и полезными деятелями реформированного провинциального управления" [Корф. 1906. С. 661 - 662]. Городские обыватели. Следующим после дворянства сословием, оформившимся организационно в XVIII в., было сословие городских жителей или потомки прежнего посадского населения, причем наименование их посадскими продолжало сохраняться довольно долго. Нередко городские жители в актовом материале именовались "гражданами" или "мещанами", последнее выглядело заимствованием из юго- и западно-русских областей, куда слово это проникло из польского - от слова misto (ср. укр. мiсто, т.е. город), отсюда и такое название. Фактически весь XVIII в., несмотря на бурное его начало, посадские продолжали сохранять положение тяглого населения, проживающего в городах. В частности, источником посадского сословия до 1785 г. было наследование положения родителей детьми по указу (чаще по ревизским сказкам), когда к сословию приписывали согласно правительственному распоряжению, а также по поручной записи. Последнее связано было с возможностью записываться в городское сословие из других состояний. В этом случае члены посадской общины, к тяглу которой приписывался новый тяглец, ручались за него в конечном счете за то, что он исправно будет нести повинности. Устав главного магистрата от 16 января 1721 г., воплотивший в себе квинтэссенцию законодательства Петра о городском управлении, практически никак не затронул этот вопрос, если не считать положения гл. VII, исключавшей из состава горожан шляхетство, чиновников ("служителей у дел представленных"), священнослужителей и иностранцев. Последующее законодательство в лице ЖГГ 1785 г. только лишний раз подтвердило указанные выше источники мещанского состояния: "Городовыми обывателями разумеются все те, кои в том городе или старожилы, или родились, или поселились, или домы, или иное строение, или места, или землю имеют, или в гильдии, или в цех записаны, или службу городскую отправляли, или в оклад записаны" (пр. 77; ср. пр. 82 ЖГГ). Кроме того, к городским жителям теперь приписывались иностранцы. Выбытие из мещанского сословия в принципе не разрешалось, поскольку это сказывалось на состоянии тягла. Однако, как отмечал крупнейший знаток этого вопроса профессор А.А. Кизиветтер, в некоторых случаях выход разрешался: через брак, в качестве наказания за уголовное преступление, постриг в монашество, через рекрутский набор, посредством поступления на государственную службу. Главное предназначение городских жителей - выполнение государственного тягла, для лучшего несения которого они образовывали общества - своеобразные корпоративные организации, родоначальником которых были общины и сотни городских жителей еще московской эпохи. Причем, как доказал в свое время тот же А.А. Кизиветтер, посадская община не совпадала с административным управлением города, поскольку последнее предназначалось для управления городом в целом и фактически с 1721 г., с момента издания Устава главному магистрату, вписывалось в систему местного управления (см. выше соответствующий раздел). Посадская община только выбирала из своего состава определенный круг лиц: ратманов, бургомистров, которые, переступая порог магистрата, становились "агентами правящей бюрократии", назначение которых заключалось в контроле за осуществлением в городе распоряжений центрального правительства и надзоре за самим посадским мiром. Сам разряд городских жителей продолжал делиться на слободы и сотни - мелкие самоуправляющиеся группы, составлявшиеся с целью выплаты тягла. Органом управления сотен и слобод были их сходы, для общего управления делами общины избирали своего старосту; слободской староста в должности утверждался местным магистратом. Несколько таких слобод и сотен, собственно, составляли общину посада, главным органом управления которого уже был общепосадский сход, избиравший старосту всего посада (который также утверждался в должности магистратом), а равно ряд других должностных лиц: излюбленных голов и т.п. для заведования сбором пошлин и податей, которыми община была обязана к казне. Сход слобод и посада нередко разрешал споры между своими членами, а также разверстывал тягло по душам, т.е. по плательщикам. С введением Уст. гл. маг. 1721 г. население городов было поделено на две категории: регулярных и нерегулярных граждан (горожан). Нерегулярные, иначе "подлые люди, обретающиеся в наймах и в черных работах, которые нигде между знатными и регулярными гражданами не счисляются" (гл. VII). Нерегулярные, таким образом, в посад, общину не входили; для регулярных же предусматривалась следующая сословная организация: к первой гильдии регулярных граждан принадлежали все ведущие крупные торговые предприятия, ко второй - соответственно хозяева более мелких предприятий. Ремесленники объединялись в цехи под руководством выборных старост - ольдерменов (Там же). В связи с этой новой организацией старая посадская община, казалось, должна была бы исчезнуть. Но этого не случилось. Фактически гильдии превратились в аналог слободских общин, стали наравне с ними и в отличие от них объединяли в себе более мощных, если можно так выразиться, тяглецов. Самая же интересная метаморфоза произошла с цеховыми организациями - они до Екатерины II так и не смогли стать корпоративными органами управления, как это было везде на Западе, а были всего лишь организационной формой удовлетворения казенной потребности. Положение довольно существенно меняется в правление императрицы Екатерины II, Жалованная грамота городам которой фактически совместила внутрисословное управление городских жителей с управлением городов как административных единиц (см., однако, гл. XIX - XXI Уч. губ. 1775 г.). Городские обыватели (пр. 77 ЖГГ), так теперь назывались городские жители, составляли в совокупности городское общество (пр. 29). Городское общество получало права юридического лица (пр. 40 и 42). Само общество состояло из следующих разрядов лиц: 1) настоящих городских обывателей (пр. 80), как гласил закон: "среднего рода люди или мещане", в общем это были домовладельцы, т.е. собственники хоть какой-либо недвижимости в городе; 2) купцов 1, 2 и 3-й гильдии (пр. 102, 108, 114), различие между гильдиями обусловливалось различием в объявленном капитале; 3) мещан, которые подразделялись на цеховые организации (пр. 120); 4) посадских (пр. 138); 5) иногородних и иностранцев (пр. 127); 6) именитых граждан, к последним приписывались лица свободных профессий. Каждый из шести разрядов городского населения, согласно ЖГГ, имел собственную организацию корпоративного вида, от которой происходило формирование органов управления всем городом: "Городскую общую думу составляют городской голова и гласные от настоящих городовых обывателей, от гильдий, от цехов, от иногородних и иностранных гостей, от именитых граждан и от посадских" (пр. 157 ЖГГ). Соответственно, для производства выборов в общую городскую Думу (пр. 158 - 163) каждым разрядом избиралось от себя определенное количество гласных, которые в совокупности составляли общие собрания разрядов городского общества - городскую общую Думу, которая в свою очередь из своего состава избирала уже шестигласную городскую Думу. Шестигласной она называлась потому, что состояла из шести представителей (голосов, как выражался законодатель) от шести разрядов городского населения. Собственно, именно шестигласная Дума была постоянно действующим органом городского сословного управления (пр. 173). Она собиралась еженедельно; на ее попечении находился довольно широкий по определению круг вопросов, но законодатель, например, специально позаботился указать в тексте акта, что рассматривает Думу как орган прежде всего сословного, а не административного управления. Так, Дума обязана была "возбранять все, что доброму порядку и благочинию противно, оставляя однако ж относящееся к части полицейской исполнять местам и людям, для того установленным" (пр. 167) (ср. пр. 168: "городской Думе запрещается мешаться в дела судные между жителями того города, ибо оные по учреждениям принадлежат магистратам или ратушам"). Постоянно действующим органом сословного городского управления был городской голова. Самостоятельной компетенции, кроме регистрации гласных (например, пр. 158 и др.) и председательствования в общей городской (пр. 157), в шестигласной Думе (пр. 166), он не имел. Уже в царствование Павла I действие Грамоты было отменено и в Петербурге и в Москве введено новое, упрощенное управление городским сословием. При перемене царствования произошло восстановление status quo, но практика осуществления Грамоты была маловпечатляющей. В то же время выяснялись и непрактичность разделения самого городского сословия на шесть разрядов. Например, в Городовом положении 1842 г., предназначавшемся только для Петербурга, позднее его, правда, ввели в Москве и в Одессе, было уже пять разрядов городского населения: потомственные дворяне, владеющие в городе недвижимостью, личные дворяне, почетные граждане и разночинцы, также владеющие в городе недвижимостью, купцы всех гильдий, мещане, состоявшие в вечных ремесленных цехах. Откуда видно, что строго сословный принцип в этом акте был уже нарушен, чему источником был ряд узаконений, первый из них относился еще к 1807 г., когда разрешено было записываться в гильдии дворянам и через них участвовать в управлении городом. В 1854 г. дворяне получают право самостоятельно выступать на городских выборах. В том же 1807 г. институт именитых граждан соединяют с первогильдейским купечеством, при этом заводят особую Бархатную книгу для именитого купечества. В 1831 г. при императоре Николае I количество гильдий купцов с трех сокращается до двух, при этом образуется разряд почетных граждан. Сельские обыватели. Под этим названием числилось громадное большинство населения России, ее главная сила и мощь - многомиллионное крестьянство. De iure до 8 ноября 1862 г. крестьянство было разделено на два разряда: государственных (казенных) и помещичьих (частновладельческих) крестьян. В связи с реформой 19 февраля 1861 г. основание к выделению частновладельческого крестьянства в особую группу населения утратило силу, и оба разряда сельского населения отныне образовали четвертое, последнее сословие Российской империи. Государственные (казенные) крестьяне. Правовое основание существования этого юридически свободного, но приписанного к тяглу населения до сих пор четко не объяснено. М.Ф. Владимирскому-Буданову принадлежит определение этого слоя крестьян как таких же крепостных, что и частновладельческие, за тем исключением, что собственником их выступало государство, а не частное лицо. На самом деле юридическое положение казенных крестьян не может быть определено столь безапелляционно. До 1861 - 1866 гг. оно не поддается четкому определению, поскольку в "сословном" государстве, каким была Россия в этот момент, даже крепостные продолжали сохранять определенные публично-правовые связи с государством, у казенных крестьян эта связь была еще более зримой. Так, представляется очевидным, что крестьяне входили в категорию подданных, на них распространялось и правило о присяге, другое дело, что с 1741 г. (со времени второй ревизии) ее за них совершал помещик, но у казенных крестьян присяга совершалась так же, как и у остальных сословий. Государственные крестьяне получили организацию собственного управления по реформам 1837 г., в связи с чем было создано, кстати, Министерство государственных имуществ, в той или иной форме существующее до сих пор. До реформы П.Д. Киселева (надо заметить, одного из виднейших администраторов эпохи императора Николая Павловича) казенные крестьяне управлялись силой обычая, т.е. у них была община, хорошо известный русской этнографии мiръ. На мiрском сходе крестьяне обговаривали все важнейшие свои дела, производили суд и расправу, выбирали старосту и прочих должностных лиц общины. Эта структура учреждения казенных крестьян была взята за основу потом при реформе 1837 г. и уже в более общем масштабе при реформе 1861 г. Реформа управления государственными крестьянами была проведена законами от 26 декабря 1837 г. (Учреждение Министерства государственных имуществ), от 30 апреля 1838 г. (Учреждением о управлении государственным имуществом в губернии), Сельским уставом от 23 марта 1839 г. и целым рядом последующих узаконений, из которых в 1850 г. составилось особое издание: Сборник постановлений по управлению государственных имуществ. Т. I - IV. СПб., 1850. Сверху вниз вся система управления государственными крестьянами выглядела следующим образом: "...для управления государственным имуществом, для попечительства над свободными сельскими обывателями и для заведования сельским хозяйством" учреждалось особое Министерство госимуществ (ст. 1 Уч. Минимущества 1837 г.). Согласно ст. 3 акта попечительство распространялось на все наименования (разряды) казенных крестьян, этим же актом управлению Министерства подлежали вольные хлебопашцы, образованные по Указу 1803 г., иностранные колонисты и кочующие инородцы. Особенно впечатляли штаты образованного Министерства, по численности они уступали только военному ведомству. На уровне губернии Министерство образовывало особую Палату государственных имуществ. В административном плане губерния подразделялась на несколько округов, в каждом из которых создавалось Окружное управление государственных имуществ. Округа подразделялись на волости, последние - на сельские общества. На уровне волости в добавление к старой организации 1797 г. создавалась Волостная расправа - специальный сословный судебный орган. На уровне общины-мiра организовывался сельский сход, куда входили все домохозяева. Сход избирал сельского старосту; если мiр был многонаселенным, то полагалось избирать нескольких старост. В помощь старосте сход избирал старшину, сборщика податей и сельского писаря. Особенностью общинного управления государственных крестьян по реформе 1837 - 1839 гг. было то, что община формировала особую сельскую расправу - аналог волостной расправы, но с меньшей по объему юрисдикцией. Вдобавок ко всему Волостная расправа выступала апелляционной инстанцией по отношению к сельской. В состав сельской расправы входили старшина и два помощника, которых избирал сход. Юридически данная организация государственных (казенных) крестьян продержалась до 1866 г.; в указанный год они были слиты в одно сословие сельских обывателей с бывшими помещичьими крестьянами. Частновладельческие крестьяне. По верному замечанию одного дореволюционного публициста, "в области отношений между помещиками и крестьянами развивалось не право, а злоупотребление им", что не укрылось и от императора Александра II, отметившего в своем Манифесте: "Права помещиков были доныне обширны и не определены с точностью законом, место которого заступали предания, обычай и добрая воля помещика". Тем не менее законодательство Российской империи следующим образом регулировало положение крепостных перед их помещиками. Личная власть помещика фактически ограничена была очень незначительно. Так, ст. 959 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. изд. 1857 г., вводившая категорию обязанных крестьян (по Закону от 2 апреля 1842 г.), гласила: "Помещики учреждают в селении обязанных крестьян вотчинное управление и имеют высшее наблюдение за сельскою в них полициею и за исполнением законов о сельском благоустройстве; им принадлежит первоначальный разбор взаимных между обязанными крестьянами тяжб и споров. Право суда и расправы в таких преступлениях и проступках обязанных крестьян, за которые в законах не полагается лишение прав, принадлежит равномерно или самим помещикам и управляющим их имением, или же полиции и суду". Более никаких ограничений власти помещиков закон не знал. Правда, в 1807 г. запрещено уже было ссылать крестьян на каторгу, но в 1822 г. это право помещикам снова было дано. В 1847 г. помещики получили право удалять из имения за дурное поведение несовершеннолетних крепостных. Особенно возмутительно выглядело следующее постановление закона: "Для удержания крепостных людей в повиновении и добром порядке, он (помещик. - М.И.) имеет право употреблять домашние средства исправления и наказания по его усмотрению, но без увечья и тем менее еще с опасностью их жизни" (ст. 596 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. изд. 1832 г.). В следующем же издании (1842 г.) Св. зак. появилось более четкое разъяснение, какие домашние средства законодатель имеет в виду: помещики получили право наказывать крепостных плетьми, розгами и палками, содержать их под арестом в домашней тюрьме до двух месяцев, ссылать в арестантские роты на срок до трех месяцев, отдавать в рекруты вне очереди. De iure помещики не имели права судить своих крепостных в делах, наказываемых лишением всех прав состояния (ст. 959 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. изд. 1857 г.). Повинности крестьян перед помещиками фактически ограничены были только памятным указом о трехдневной барщине (от 5 апреля 1797 г.). Однако этот закон соблюдался из рук вон плохо. Формально же он стал источником двух статей Зак. о сост. Т. IX Св. зак. изд. 1857 г.: ст. 1045, предоставлявшей помещикам право налагать на своих людей "всякие работы, взимать с них оброк и требовать исправления личных повинностей, с тем только, чтобы они не претерпевали чрез сие разорение и чтоб положенное законом число дней оставляемо было на исправление собственных работ"; и ст. 1046, которая запрещала заставлять крестьян работать по праздничным дням. Определенное улучшение имущественного положения крепостного произошло по закону 1846 г. об инвентарных крестьянах. Согласно этому акту, имевшему, правда, узкое применение по кругу лиц, на имение составлялась опись (инвентарь), куда вносились наравне с данными о хозяйственном состоянии имения положения о размерах повинностей крепостных, за которые крестьяне получали земельные наделы. Значительные улучшения были сделаны указами 1848 г. и 1849 г., согласно которым крепостные получили право выкупать себя на волю с землей в случае продажи имения за долги с торгов, а также право приобретать на свое имя недвижимость. Самое возмутительное правомочие помещиков - торговля "крещенной собственностью" было ограничено весьма скромно: в 1808 г. запрещено было продавать крестьян на ярмарках, т.е. публично; в 1822 г. запрещено делать публикации о продаже крестьян без земли; наконец, изданным в 1857 г. Св. зак . окончательно было подтверждено право только потомственных дворян владеть душами, что в некотором роде можно рассматривать как ограничительное постановление. Свободные сельские обыватели. Освобождение крестьян произошло по Манифесту от 19 февраля 1861 г. Важной особенностью этого акта было то, что он имел обратную силу, т.е. применялся не только к лицам, рожденным после 19 февраля 1861 г., но и до указанной даты. К Манифесту прилагалось 17 актов, регулировавших новые отношения по отдельным местностям Империи, а также порядок совершения самого освобождения. Именно эти акты во всей своей совокупности стали легальной базой создания нового сословия - сельских обывателей. Итак, ст. 1 Пол. о крест. 1861 г. гласила: "Крепостное право на крестьян, водворенных в помещичьих имениях, и на дворовых людей отменяется навсегда". Тем самым из крестьян образовывалось новое состояние обывателей (ст. 2 Там же). Отличительными особенностями данного сословия были комплекс личных прав и особый порядок управления сословными обществами. Крестьянам (свободным сельским обывателям) предоставлялись общая гражданская право и дееспособность (ст. ст. 21, 22 Пол. о крест.). Общая правосубъектность крестьян формулировалась и в ст. 25 Положения: "Крестьяне не могут быть подвергаемы никакому наказанию иначе как по судебному приговору или по законному распоряжению поставленных над ними правительственных и общественных властей". Закон шел даже по пути наделения крестьян правом производить нелицензированную мелкооптовую торговлю (ст. 23 Пол. о крест.). Значительное отличие личных прав крестьян по сословию заключалось в праве участвовать в органах сословного управления, а также в праве на общинное землевладение (п. 1 ст. 29 и ст. 35 Положения). Также значительное правовое отличие закреплялось и в ст. 38: "В порядке наследования имущества крестьянам дозволяется руководствоваться местными своими обычаями". Выход из сословия свободных сельских обывателей был довольно затруднен. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что крестьянство было становым хребтом Российского государства, главным его податным сословием. Поэтому крестьянин мог выйти из своего общества и приписаться к другому сословию только с разрешения своей общины; предварительно он должен был отказаться от своего земельного надела. Закон также знал случаи автоматического выхода из сословия свободных сельских обывателей, если лицо получало высшее образование или заканчивало некоторые специальные средние учебные заведения. Серьезным ударом по общинному землевладению следует признать Указ от 9 ноября 1906 г., ознаменовавший начало реформы крестьянского землевладения; в литературе эта реформа позднее была названа "столыпинской". Указ значительно облегчал крестьянам выход из экономической организации общины: "Каждый домохозяин, владеющий надельной землей на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собой в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли" (ст. 1 отд. I Указа). Указ помимо всего прочего открыл широкую дорогу и для переселенческого движения крестьян. Однако само общинное управление продолжило свое существование. По Положению о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, 1861 г. образовывалось сословное управление крестьян двух уровней. Первый уровень (низовой) представлял собой сельское общество, образуемое из крестьян, "водворенных на земле одного помещика" (ст. 40). Главным критерием для соединения нескольких поселений в одно общество закон признавал совместное использование угодий. Таким образом, законодатель в основу административного размежевания общин брал прежде всего принцип экономической целесообразности. Тогда как, например, второй уровень крестьянского управления - волостной - учреждался на основе принципов голого администрирования: "Для волости полагается наименьшее число жителей - около трехсот ревизских мужского пола душ, а наибольшее - около двух тысяч. Наибольшее расстояние отдаленнейших селений волости от средоточия управления оной полагается около двенадцати верст" (ст. 43 Пол. о крест.). Сельское общественное управление состояло из сельского схода, сельского старосты и необходимого круга выборных лиц для заведования делами общины-мiра: сборщика податей, смотрителя хозяйственных магазинов, полевых сторожей, писарей (ст. 46 Положения). Сельский сход состоял из крестьян-домохозяев, нередко в нем участвовали и женщины, особенно в тех случаях, когда обычное право делало их своеобразной materfamilias и фактическим владельцем общинного надела. Сход созывался по мере необходимости. Предметы ведомства схода по закону были достаточно обширны; их можно сгруппировать на несколько частей. К одной мы отнесем меры, связанные с внутренней жизнью самого общества-мiра: выборы должностных лиц, увольнение и прием членов; к другой части дела, связанные с хозяйственным управлением: разрешение вопросов по уплате податей и сборов; раскладка податей, распределение земельных участков и др., а также вопросы, связанные с общими полицейскими функциями, например удаление из общества вредных и порочных членов его, и многое другое (ст. 51 Положения <1>). -------------------------------<1> Вообще, стоит заметить, в литературе, посвященной этому вопросу, отмечалось, что сельские сходы обладали на самом деле неограниченной компетенцией. [См.: Якушкин. 1875. 1 : XXII]. Сельский староста выполнял общие функции по руководству сходом (он на нем председательствовал), а также целый ряд обязанностей по надзору за исполнением крестьянами членами общества их сословных повинностей (ст. 58 Положения). По приказу волостного старшины он выполнял также и некоторые чисто полицейские функции (ст. 60 Положения). Волостное управление образовывалось, как гласил закон, "из состоящих в одном уезде и, по возможности смежных, сельских обществ" (ст. 42 Положения). В волостное правление входили: волостной сход, волостной старшина, волостное правление и волостной крестьянский суд (ст. 69 Положения). Волостной сход формировался от сельских обществ по одному человеку от 10 дворов, кроме того, в них, что называется ex officio, входили должностные лица сельских обществ самой волости (ст. 71; ср. ст. 112 Положения). Сход избирал должностных лиц волости, ее правление, а также членов волостного крестьянского суда, раскладывал повинности и подати, ведал хозяйственные дела волости (ст. 78 Положения). Весьма важным сословным органом управления крестьян был волостной суд. Важность его заключалась в том, что он был фактически главным судебным местом громадного большинства населения страны; кроме того, применимым правом в нем был не официальный закон, а действующий в данной местности обычай. Формально такой порядок устанавливался еще по реформе графа П.Д. Киселева 1837 г. Правда, законодатель старался бороться с обычным правом у крестьян, ввиду чего официально применимым источником права в волостных судах считался особый акт - Сельский устав, первое издание которого относится еще к 1839 г. Волостной суд решал все мелкие дела по гражданским делам, сумма иска не должна была превышать 100 руб. (ст. 96 Положения), ср. ст. 29 Уст. гр. суд. 1864 г., согласно которой мировой судья судил иски ценой до 500 руб.; в уголовных делах волостной суд мог приговаривать к незначительному штрафу в 3 руб. и телесному наказанию (20 ударов розгами), аресту на семь дней (ст. 102 Положения), ср. ст. 1 Уст. нак. нал. мир. суд. 1864 г., согласно которой мировой судья налагал штрафы до 300 руб., а также мог приговорить к содержанию в тюрьме сроком до одного года. Волостные суды, приходится это признать, во многом разгружали от мелких и незначительных дел систему судов общей юрисдикции. Волостной суд состоял из лиц, избиравшихся волостным сходом (от 4 до 12, в зависимости от населенности волости), судебное присутствие его состояло из трех лиц, избирались волостные судьи сроком на один год (ст. 93 Положения). Важной отличительной чертой его было также еще и то, что его решения не подлежали обжалованию, однако так продолжалось только до 1889 г. По Положению о земских участковых начальниках от 12 июня 1889 г. решения волостного суда могли быть обжалованы у ближайшего земского начальника. Органы правительственного надзора за крестьянскими учреждениями. Как известно, одновременно с Манифестом от 19 февраля 1861 г. вышел ряд актов, регулировавших отдельные стороны крестьянской реформы, среди которых было Положение о губернских и уездных по крестьянским делам учреждениях (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. XXXVI. N 36660). Как гласил закон, "для разбора недоразумений, споров и жалоб, могущих возникать из обязательных поземельных отношений между помещиками и временно обязанными крестьянами... учреждаются: мировые посредники, уездные мировые съезды и губернские по крестьянским делам присутствия" (ст. 1). Сразу же необходимо заметить, что применение этого закона встретило непреодолимые препятствия из-за практического неисполнения дворянством должностей мировых посредников, которые на них возлагала ст. 6 Положения. В связи с чем новым Положением от 27 июня 1874 г. их должность была слита с уездным присутствием по делам крестьян и стала осуществляться уездными исправниками. Дольше всего мировые посредники продержались в Западных губерниях практически до 1906 г. Вместе с тем образовавшаяся пустота (место мировых посредников) была заполнена институтом земских начальников - пожалуй, самый неудачный пример мероприятий царствования императора Александра III, поскольку скорее всего именно этот акт заслуживает в наибольшей степени квалификации "контрреформы". Самым недопустимым в Положении о земских начальниках было то, что правительство в этом учреждении фактически производило смешение власти административной с властью судебной. Это было бы еще полбеды, если бы правительство озаботилось комплектованием земских начальников высококвалифицированными администраторами, но на самом деле эта "близкая к народу твердая правительственная власть", по легальному определению, формировалась из местного дворянства, достигшего 25 лет, обладавшего имущественным и образовательным цензом. Образовательный ценз устанавливался в виде полного курса высшего учебного заведения, однако к должностям допускались и те потомственные дворяне, которые имели только среднее образование; в данном случае они должны были обладать на праве собственности имуществом, размер которого удовлетворял имущественному цензу по выборам гласных земских собраний. Земские начальники утверждались в должности министром внутренних дел из числа кандидатов, подобранных губернским предводителем дворянства и представленных губернатором (ст. ст. 11 - 14 Положения). Компетенция земских начальников определялась как надзор за органами крестьянского управления (ст. 23 Положения). На деле это вылилось в значительное ущемление компетенции крестьянских сословных органов, что фактически сводило на нет сословность самого крестьянства. И в этом вопросе сословный характер Российского государства сильно отличался от общепринятых стандартов. Высшей административной инстанцией по наблюдению за крестьянскими сословными учреждениями и действиями земских начальников было губернское по крестьянским делам присутствие в составе: губернатор (председательствующий), губернский предводитель дворянства, вице-губернатор, прокурор окружного суда и два непременных члена. При обжаловании апелляционных решений уездного съезда (фактически закон 1889 г. допускал двойную апелляцию - факт тоже неслыханный в нормальных условиях) в состав присутствия вводились председатель и один член окружного суда. В период с 1862 по 1881 г. в составе Государственного Совета действовал специальный Главный комитет об устройстве сельского состояния. Из состава этого учреждения - Император (председатель), министры внутренних дел, госимуществ, юстиции, финансов, уделов, главноуправляющий II отделением СЕИВК, начальник III отделения СЕИВК - видно, что он являлся главным правительственным органом по приведению в исполнение замысла крестьянской реформы. Инородцы. По определению А.Д. Градовского, к категории инородцев относились те слои подданных Российской империи, кои не относились к природным русским подданным и не состояли ни в одном из четырех сословий. Заметим, что под "природными русскими поданными" российское законодательство тогда понимало современных великороссов (русских), украинцев и белорусов. Разумеется, данное определение - "инородцы" страдает двусмысленностью. Получается, что, например, каторжники вполне могут претендовать на статус инородца, поскольку не состоят ни в одном из сословий, а крещеный еврей или татарин, входящий в одно из сословий и не считаясь природным русским подданным, тем не менее уже не является инородцем. Равно бессмысленно и другое определение: "Под инородцами закон разумеет евреев и разные племена, обитающие главным образом в Сибири, на Крайнем Севере Европейской России, по Уралу и в бассейне Каспийского моря" [Эгиазаров. 1906. 1 : 97]. Соответственно любая попытка канцелярского определения понятия "инородец" бессмысленна. Очевидно, что понятие "инородец", встречающееся в законодательных актах, может быть рассмотрено как юридическая категория, направленная к обозначению особенного статуса того или иного лица по отношению к другой, не менее разнородной массе населения Российской империи. Образно говоря, инородец - это обозначение особого юридического статуса лица, его привилегии. Многонациональные империи строятся именно по такому принципу - принципу национальной привилегии. Инородцев закон подразделял на следующие группы: оседлые, кочующие, бродячие и евреи. Оседлые инородцы приравнивались законом к свободным сельским обывателям или к городским обывателям (ст. 15 Положения об инородцах 1822 г.). Кочующие инородцы имели особое внутреннее самоуправление: частное и общее. Под частным закон понимал родовое управление, соединенное в виде Степной думы, так М.М. Сперанский (разработчик Положения) понимал общеплеменное собрание (ст. ст. 8 - 10 Пол. об ин.); общее управление инородцев представлено было в лице "тайши, князца, улусного головы, тоэна", двух или более выборных (ст. 11 Пол. об ин.). Вера, обычаи, самобытность инородцев охранялись законом (ст. ст. 26, 27, 30, 31, 34 Пол. об ин.). Обращает на себя внимание и следующее положение закона: "Строго запрещается русским самовольно селиться на землях, во владения инородцам отведенные; русские могут брать у инородцев места в оброчное содержание, но всегда по условиям с обществом" (ст. 37 Пол. об ин.). Бродячие инородцы (звероловы и охотники) состояли под временным управлением военных губернаторов. Евреи составляли самую многочисленную и племенно обособленную группу подданных Российской империи, в отношении которых вплоть до 1917 г. применялся весьма жесткий административный режим, обусловленный, как нередко указывал законодатель, особенностями их религии. Именно религия была причиной столь жесткого отношения к евреям, что косвенно подтверждалось, например, полным изъятием караимов (потомков хазар) из-под действия законодательства о евреях-талмудистах. До Петра I евреям доступ в Россию однозначно был закрыт (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. II. N 662). Петр специально не затрагивал в своем законодательстве этот вопрос, но уже супруга его, императрица Екатерина I, постановила: "...жидов, как мужеска, так и женска пола, которые обретаются на Украине и в других российских городах... впредь их ни под какими образы в Россию не впускать" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VII. N 5063). Однако при Петре II им разрешается временно приезжать на ярморки в Малороссию, такое же право подтверждает им и Анна Иоанновна, но уже при императрице Елизавете отношение к евреям ужесточается, становится известной ее резолюция на проекте одного указа, подготовленного Сенатом, разрешающего евреям доступ в Россию: "От врагов Христовых не желаю интересной прибыли" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XII. N 8840). Вместе с тем уже в 1765 г. им разрешают поселение в Новороссии (в только что отвоеванных у турок и татар землях Юга России), окончательно евреи попадают в подданство к Империи вместе с землями, отошедшими России по разделу Польши. Сначала евреев полагали определить в один разряд с казенными крестьянами (Указ 1802 г.), при Александре I даже учреждают специальный комитет, который вырабатывает принципы управления евреями, из которых составляется особое Положение. Закон рассматривал евреев наравне со всеми русскими подданными (ст. 42 Положения 1804 г.: ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXVIII. N 21547), предлагая им записываться в специально образованные для них разряды: земледельцев, фабрикантов и ремесленников, купцов и мещан (ст. 30 Положения). Одновременно закон вводил у них особенное школьное образование. Общей мыслью законодателя, приходится это признать, было стремление как можно скорее растворить евреев в остальном населении Империи. При этом, однако, следует учитывать, что "растворить" не означало ассимилировать, поскольку браки православных с иудеями находились под абсолютным запретом (ст. 85 Зак. гр. Т. X Св. зак.). Именно этим можно объяснить правило, установленное еще Указом 1817 г., согласно которому все ограничения с евреев снимались, если они принимали крещение. Мера эта, как и ряд других, закончилась провалом, поэтому в новом Положении 1835 г. (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. X. N 8054) впервые вводилась черта оседлости, претерпевшая незначительные изменения к 1917 г. Одновременно у евреев в местах их компактного проживания вводилось национальное управление в виде так называемого кагала - совета нескольких уполномоченных по выбору от евреев. Реальная власть этого совета была очень высока. Незначительные послабления евреям были сделаны в ходе революционных событий 1905 - 1906 гг. Однако радикальное улучшение их состояния произошло только после падения русской исторической власти. Иностранцы. До 1917 г. в России проживало значительное число иностранных колонистов, составлявших довольно широкий круг лиц от бонн и гувернеров дворянства до крестьян, инженеров, докторов и ученых. Достаточно хотя бы указать на два Указа: от 16 апреля 1702 г. и от 4 декабря 1762 г., согласно которым в Россию на постоянное жительство приехало значительное число иностранцев, прежде всего немцев. Отечественное законодательство практически не знало ограничений для доступа иностранцев в Россию. В разные периоды, впрочем, являлись законы, запрещавшие въезд иностранцам в Сибирь, Русскую Америку или на Дальний Восток, но все это были меры ограничительного свойства, продиктованные политикой правительства, стремившегося закрепиться на только что приобретенной земле. В последующем в Россию запрещен был въезд евреям (исключение делалось только для представителей крупных промышленных фирм и финансовых учреждений), доступ же остальных иностранцев оставался свободным (прил. 2 к ст. 283 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак. по прод. 1890 г.). Гражданская право- и дееспособность иностранцев приравнивалась к правосубъектности российских подданных. Иностранцы были свободны в выборе места и срока проживания (ст. 991 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.). Получив необходимое образование в русском учебном заведении, иностранец мог претендовать на право поступления на русскую государственную службу, правда, со значительными исключениями (ст. 415 Уст. о сл. гр. Т. III Св. зак.). Иностранцы, ведущие активную промысловую деятельность, могли приобретать звание личного почетного гражданина (ст. 999 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. ); ранее, по ЖГГ, проживание в городе влекло для иностранца право участвовать в сословном управлении. Общий порядок регулирования положения иностранцев, который за ними закреплялся, может быть охарактеризован как типичный status personalis - в частности, русский закон признавал за ними точно такую же правоспособность, какую они имели у себя на родине, брачное и семейное их положение также рассматривалось с точки зрения их личного закона. В то же время обращают на себя внимание положения ст. 571 Уст. гр. суд. 1864 г., согласно которым имущественное положение иностранца могло оказать значительное влияние на его процессуальные права в русском суде. В этом случае иностранец обязан был позаботиться об обеспечении своего требования в суде, а равно гарантировать суду уплату судебных издержек. Аналогичное стеснение было установлено и для иностранных акционерных обществ - последние вообще могли быть стороной в споре только в случае заключения с Россией страной национальной принадлежности компании специальной конвенции. Иностранец, навсегда покидавший Россию, обязан был распродать недвижимость русским подданным, а по пересечении русской границы он платил пошлину в размере 10% от своего движимого имения. Глава IX. ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ § 1. Верховная власть Российской империи. § 2. Высшая представительная власть в Российской империи. § 3. Высшая правительственная власть в Российской империи. § 4. Центральные органы государственного управления Российской империи. § 5. Синодальная Церковь. § 6. Правовая система Российской империи. § 7. Суд и процесс периода Российской империи. § 1. Верховная власть Российской империи Понятие верховной власти. В России до известных событий 1917 г. терминологически понятие верховной власти совпадало с понятием и содержанием власти монарха. Государственный суверенитет как таковой был неотделим от формы правления. Таково было легальное и доктринальное определение русского права. Соответственно под выражением "верховная власть" мы понимаем права, прерогативы и преимущества русского самодержца, его положение как главы государства и как главную учредительную силу всех властей и правительственных учреждений Империи. Форма правления Российской империи. Государственная власть в ее проявлениях при монархии приобретает характер полного властвования и господства, при котором осуществление суверенитета государственного целого совпадает с проявлениями узкого значения любой правительственной власти. Одним словом, в монархиях и правительственная, и законодательная, и судебная власти не отделены от высшей формы суверенитета - верховной власти как таковой. Следовательно, до тех пор, пока любой акт трех упомянутых "ветвей" власти совпадает с проявлениями верховной власти, то до этих пор сохраняется форма государственного властвования как властвования единодержавного. На практике (в государственном общении) это означает, что верховная власть, суверенитет в общем смысле, не противопоставляется подчиненным по определению "ветвям" властвования. На подобном принципе построены наиболее чистые формы монархии, в которых осуществлены единение государственного суверенитета и практическая деятельность по управлению всеми частями государственного организма. Картина резко меняется, если происходит подобное противопоставление, поскольку оно (это противопоставление) в силу законов своего логического содержания губительно не только для государственного организма, оно бессмысленно в силу логической несостыковки собственных внутренних частей. Так как суверенитет есть основание (causa) для любой власти в государстве, то коль скоро следствия противопоставляются основанию, так сразу же происходит по необходимости перемещение суверенитета к третьему элементу в данной комбинации. Суверенитет отходит к народу, под определение которого подводятся совершенно разные понятия. Народ может быть противопоставлен нации, как это было в революционной Франции, или олигархам, как это произошло в современной России. Как только монарх поступается своей привилегией - являть собой и олицетворять единство верховной власти и управления (государственного властвования в узком значении), так сразу же происходит деформация прежде всего государственного целого. Первоначально монарху вручается исполнительная власть (высшая правительственная), а законодательная и судебная, дистанцируясь от него, обособляются в виде независимых и, следовательно, действующих автономно от него центров власти. Верховная власть (суверенитет) в таком положении, как правило, передается всему народу национальной корпорации избирателей. Тезис этот нашел свое подтверждение, например, в ст. 1 разд. III Конституции Франции 1791 г.: "Суверенитет принадлежит нации: он един, неделим, неотчуждаем и неотъемлем", а ст. 4 того же раздела гласила: "Власть исполнительная вверена королю и осуществляется под его главенством министрами и прочими ответственными органами". Подобного рода форма организации государственной власти давно заслужила определения "дуалистической монархии", т.е. такой, в которой по сути выявляется два общих центра политического притяжения, находящихся в состоянии равновесия друг с другом, так как закон не может быть исполнен без участия правительства, а последнее не может действовать вне рамок, установленных законом. Вместе с тем историческое развитие показало, что подобная форма государственного дуализма обречена на нежизнеспособность, в связи с чем понадобилось пойти дальше по пути урезания прерогатив монарха, что превратило его в современных условиях в de iure простого статиста государственного ритуала. Нередко данную форму монархии называют парламентарной. Уже при такой форме организации государственной власти монарх царствует, но не правит. Соответственно и первая, и вторая названные формы монархии определяются как конституционно ограниченные, так как формально и фактически государь здесь лишен высшей формы верховного властвования, несмотря на пышные фразы о "главе нации", "символе суверенитета" и т.п. *** Если мы сравним только что полученную историческую справку с тем, что являлось юридическим фактом в России в начале XX в., мы заметим вроде бы повторение этой общей мысли западноевропейского государствоведения. До 1905 г. сначала законодательно, а потом уже и в форме Основных государственных законов (появившихся в Св. зак. 1832 г.) определялся статус Императора следующим образом: "Император Всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный, повиноваться которому не только за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает" (ст. 1 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1832 г.). Эта норма имела своим источником следующие законодательные акты: Толкование на арт. 20 Воинского устава 1715 г.: "Ибо Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен. Но силу и власть имеет свои государства и земли, яко Христианский государь, по своей воли и благомнению управлять"; ст. 2 Духовного регламента 1721 г.: "Монархов власть есть самодержавная, которым повиноваться Сам Бог за совесть повелевает"; § 9 гл. II Наказа Екатерины Великой 1767 г.: "Государь есть самодержавный, ибо никакая другая, как только соединенная в Его особе, власть не может действовать сходно с пространством столь великого государства". Прежде чем эти формулировки были слиты воедино при Павле I, следует отметить, что общее доктринальное толкование, получившее позднее силу закона (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. V. N 4880), было дано Ф. Прокоповичем: "...и согласно вси хощем, да ты, государь, к нашей общей пользе владел нами вечно". До 1906 г. данная формулировка отечественного права означала, что формой правления Всероссийской империи является абсолютная (неограниченная) самодержавная монархия. После потрясений 1905 г. формулировка эта радиально изменилась: "Императору Всероссийскому принадлежит Верховная самодержавная власть. Повиноваться власти его не только за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает" (ст. 4 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). Соответственно форма правления Империи изменилась - абсолютную, т.е. неограниченную, сменила конституционная, т.е. ограниченная. Факт этот вынуждены были признать практически все ведущие русские конституционалисты, невзирая на собственные политические убеждения. Правовая природа русского самодержавия. Термин "самодержавие" впервые появился в актовом материале еще в 911 г., в договоре князя Олега (Аскольда?) с Византией, где употреблен в качестве простой кальки (дословного перевода) одного из элементов титула императора ромеев: АльфаИпсилонТауОмикронКаппаРоАльфаТауОмегаРо; некоторые русские князья в удельный период также именовали себя "самодержцами", но окончательно данная часть титула в более общем титуле: "Государь и Самодержец всея Руси" закрепилась только за московскими Рюриковичами. Первоначально, как доказывают исследователи, данный термин означал только то, что великий князь Московский, а потом уже и царь являются независимыми владыками, источник власти, грубо говоря, находится у них в руках. "А Российское самодержавство изначала сами владеют своими государствы, не боляре и вельможи", - с полным основанием мог воскликнуть царь Иоанн IV (Грозный). В дальнейшем по мере проведения реформы по европеизации России уже при Петре I утверждается взгляд на самодержавие как на власть, независимую от народа. Безусловно, подобные мысли мы встречаем уже у цитировавшегося Иоанна Грозного: "А о безбожных языцех что и глаголати! Понеже те все царствии своими не владеют: как им повелят работные их, так и владеют". Однако благодаря парадоксальному опыту правления этого царя известно, что как раз именно в его правление земля - подданные - напрямую были вовлечены через Земские соборы в дело управления государством. Следовательно, при Иоанне Грозном, а вместе с ним и при первых Романовых вплоть до Петра Великого в понятие самодержавия вкладывался какой-то особый смысл. Очевидно, при таком понимании этого термина независимость царской власти от народа понималась не так формально, как на этом впоследствии стал настаивать великий модернизатор России. Мы коснулись очень сложной проблемы - понятия русского самодержавия, особенно сложной потому, что обычные юридические приемы формально-догматического исследования здесь не уместны, они только способны затемнить, увести в сторону от действительной сердцевины проблемы. Представляется, что не так уж глупы были "свободной мысли коноводы" (П.А. Вяземский) либерально-радикальных группировок начала XIX в. в России, натравливавшие народ на самодержавие, с формально-юридической стороны понимаемое как суверенитет. Казалось бы, как суверенная власть может угнетать свой собственный народ? Чтобы ответить на этот вопрос - какое, собственно, самодержавие ниспровергали деятели 1905 1907 гг. и февраля 1917 г., бездумно расчищая дорогу антинациональным силам, - представляется необходимым отойти от узких рамок либерального конституционализма, для которого самодержавие есть только одна из форм монархизма, и взглянуть на проблему исторически. Исторически сложилось так, что под самодержавием в России понимался принцип государственного управления, при котором осуществлялось тесное единение царя с народом. Историческая заслуга выяснения содержания этого принципа, безусловно, всецело принадлежит школе славянофилов, над которой так неумно издевались все западники всех мастей и направлений. Фактически опровергнуть полученное славянофилами содержание принципа самодержавия не смогли ни просвещенные бюрократы абсолютистского государственного аппарата, ни профессора конституционного и государственного права. *** В юридических формулировках основных российских законов 1906 г. на самом деле под определением "верховная самодержавная власть" крылось весьма тонкое различение общего понятия верховной власти не просто как власти суверенной, суверенитета в его общем понимании, но еще и как власти нейтрализующей, гарантирующей необходимую стабильность существующего порядка вещей, каковая стабильность при зрелом размышлении представлялась залогом будущего развития государственных форм России, так как при сохранении старого понимания формулы "народ и царь единое целое" последний получал санкцию на властвование в интересах народа, санкционирующего, дающего свое согласие на существование исторической формы власти. Форма эта может быть легче всего пояснена с помощью понятия "окончательное решение" - выражения крайней формы самосознающей себя воли, становящейся суверенной. Понятие это встречаем в § 279 "Философии права" Гегеля. Персонификация этой воли находится в личности монарха, который только один является носителем суверенитета. Факт этот почему-то подвергся осмеянию в послереволюционные годы, хотя на самом деле с позиций строгого права только самодержавие, царская власть, за всю более чем тысячелетнюю историю России обладало абсолютной легитимностью, поскольку в 1613 г. народ посредством Земского собора единогласно (sic!) избрал для себя только такую форму правления. Следовательно, только этот факт имеет характер causa remota всего государственного строя России, с которым не в силах соперничать ни советский, ни нынешний республиканско-демократический строй. Парадокс российской юридической истории последних ста лет заключается в том, что после 1917 г. абсолютно все режимы государственного властвования не являются правовыми, следовательно, законными. Верховная самодержавная власть в Основных законах 1906 г. представляла собой ту сторону понятия государственного суверенитета, которая направлена на охранение существующего, данного правопорядка (positum ius). Такая власть есть власть гаранта (pouvoir royal есть pouvoirneutre, говорил даже такой закоренелый либерал, как Бенджамин Констан). Одним словом, "это власть самостоятельная, независимая. Хотя бы и не в повседневных, но в весьма важных сферах своего применения, власть, особо над остальными парящая, есть власть уравновешивающая. Эта власть имеется в настоящей нашей конституции, но вылилась она у нас особо в более широкую, нежели в других конституциях, форму, или, говоря точнее, это понятие власти уравновешивающей может служить известным ограничением современного понятия о нашей самодержавной власти" [Захаров. 1912. С. 279]. При этом невозможно не отметить, что парадоксальность отечественной истории и здесь дает о себе знать, несмотря на всю разность формулировок и определений ст. 4 Осн. зак. 1906 г. и п. 2 ст. 80 Конституции России 1993 г. Обе эти статьи говорят об одном и том же, между ними нет никакого противоречия. Права верховной власти. До 1906 г. права Императора ни в одной из областей верховного государственного управления не были ограничены. Единственно, начиная с Петра Великого произошла техническая рационализация отправления верховной властью своих прав, поскольку, это признается за очевидное, ни один, даже самый гениальный монарх не в силах справиться с потоком текущих дел. В России, в частности, данная рационализация проявилась, во-первых, в отделении в техническом смысле судебных полномочий монарха от его общих полномочий по законодательствованию и управлению Империей. Так, Указ 1718 г. по этому поводу гласил: "В случае же, который может свыше чаяния припасть, что вовсе же неудовольствованные челобитчики от своей неразумности и оного Сената правосудием не удовольствуются, потом им уже больше некуда своего челобитья не иметь; понеже тот высший Сенат от Его Царского Величества высокоповеренный есть и в особах честных состоит, которым не только челобитчиковы дела, но и правление государства поверено есть. И кто дерзает о том же Его Величеству бить челом, и тот смертному осуждению повинен будет" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. V. N 3261). Такое же движение в сторону рационализации наблюдаем в сферах законодательствования и управления, когда последнее было вверено Сенату, поставленному в этом случае во главе системы коллегий (см. Именной указ о должности Сената от 27 апреля 1722 г. и Генеральный регламент коллегиям от 27 февраля 1720 г.). Надо заметить, что система, созданная Петром, просуществовала неизменно до 1906 г. Единственное серьезное изменение, затронувшее суть прав верховной власти, произошло в указанному году, когда законодательная власть Императора подверглась ограничению, поэтому с нее мы и начнем наш анализ. Права верховной власти в области законодательства. До 1906 г. вся полнота законодательной власти сосредоточивалась в руках Императора. Сосредоточение этого полномочия в руках Императора породило известную проблему, когда по общему убеждению отечественной юридической науки было практически трудно провести разграничительную линию между законом (lex generalis) и указом (lex specialis) . Возьмем, к примеру, определение, данное в свое время двумя выдающимися русскими юристами: "Под именем закона разумеется общее правило, установляемое Верховной властью, определяющее род однородных отношений и служащее основанием для разрешения конкретных случаев в судебной и административной практике" [Градовский. 1907. VII. 1 : 9] или: "Указ есть общее правило, установляемое в порядке управления. Указ отличается от закона отсутствием законодательной формы, от других актов управления тем, что им установляется не частное распоряжение, а общее правило" [Коркунов. 1894. С. 227]. Фактически для того, чтобы различить, какого рода норму необходимо применить к данному делу, правоприменительная инстанция Российской империи должна была бы проводить различие понятия закона в формальном и материальном смысле, когда в материальном отношении и тот и другой акты, являясь появлением воли абсолютного монарха, по сути были равны друг другу, но по форме один подчинялся другому. После 1906 г. в связи с изданием Основных государственных законов появилась новая норма, которая довольно четко определяла положение указа перед законом: "Государь Император в порядке Верховного управления издает в соответствии с законами указы для устройства и приведения в действие различных частей государственного управления, а равно повеления, необходимые для исполнения законов" [Ивановский. 1912. С. 25 - 26]. Наконец, законодательные полномочия российского самодержца до 1906 г. отличались еще одной своеобразной чертой - формально до указанной даты существовала категория так называемых устных указов Императора. Несмотря на то что сам Петр I запретил действие устных указов, впоследствии он неоднократно сам же не соблюдал установленное им правило. При Екатерине I устные указы вполне утвердились в праве в качестве самостоятельного его источника. При Петре III устные указы могли объявляться от имени Императора сенатором, генерал-прокурором Сената и президентами трех важнейших коллегий. Таким образом, устное повеление, выраженное через определенный круг лиц, получало в результате письменную форму, так как облекалось в соответствующий акт того правительственного места, к которому это изустное выражение было обращено. При составлении Свода законов устное повеление получило дальнейшую разработку и составило отдельный вид источников права, соединенных в целый институт. Так, по кругу лиц право объявлять словесные указы верховной власти получили: председатели департаментов Госсовета, Государственный канцлер - он же министр иностранных дел, Канцлер орденов, вице-канцлер, министры и главноуправляющие ведомств, сенаторы, обер-прокуроры Синода, дежурные генерал-адъютанты (прим. 1 ст. 55 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.). По кругу дел подобные изъявления воли, согласно законам, могли последовать только в случае "дополнения и объяснения закона, коими установляется только образ его исполнения или же определяется истинный его разум" (ст. 55) и когда "объявляемый указ не может иметь силы в делах: о лишении жизни, чести, имущества; об установлении и уничтожении налогов, о сложении недоимок и казенных взысканий и об отпуске денежных сумм свыше тех, кои особыми постановлениями ограничены; о лишении дворянства; об определении в высшие должности и об увольнении от них на основании учреждений" (ст. 66 Там же). После 1906 г. данные положения государственного права утратили свою силу. По своему общему смыслу институт словесных распоряжений в условиях существования народного представительства неизменно должен был поменять сферу своего применения и из общегосударственной всецело сойти к области частной жизни Государя, его окружения, династии и двора. Что же касается проблемы аутентичного толкования, то ratio этого технического приема, его действенность в условиях существования независимой и компетентной судебной власти представляется весьма сомнительной, поскольку в данном случае вступает в силу простой принцип: nemo iudex in propria causa, а раз так, то толковать норму уполномочивается только суд, а не монарх или парламент, так как только суд может судить о пределах собственной компетенции; указанные выше органы государственной власти это делать не могут, поскольку Основные законы содержат четкое перечисление объема их компетенции. Остается только сожалеть, что Россия в новых условиях прожила 12 лет - срок, безусловно, ничтожный для того, чтобы практика подсказала единственно верный, и притом исторический, вариант решения данной проблемы. По способу осуществления законодательных полномочий Императора мы видим следующую картину. Законодательная инициатива Императора в условиях существования абсолютизма не была связана никакими формальностями. Государь волен был поручить разработать проект предполагаемой законодательной меры кому угодно, если не вполне доверял собственным способностям. Данный принцип нашел свое полное подтверждение за более чем 75-летнюю историю гинекократии в России. Вместе с тем рядом с Сенатом довольно рано появляется ряд государственных органов, которым на постоянной основе поручается среди прочих дел разработка и обсуждение мер в области законодательствования. Прежде всего следует указать на Правительствующий Сенат, который за свою более чем 200-летнюю историю в 1711 - 1725 гг. и 1740 - 1763 гг. непосредственно занимался указанной деятельностью. В период с 1726 по 1730 г. данная функция находилась в руках Верховного Тайного Совета, в десятилетие с 1731 по 1740 г. - Кабинета Министров, в правление императрицы Елизаветы Конференции, с 1768 г. - Совета при высочайшем дворе. В 1802 г. учреждается Непременный совет, в 1810 г. он переживает реформу, окончательно определившую место Государственного Совета как высшей законосовещательной инстанции Империи. До 1906 г. фактически Государственный Совет представлял собой "сословие, в коем все части управления в главных их отношениях к законодательству соображаются и через него восходят к Верховной Императорской власти" (ст. 1 Уч. ГС. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.). Вместе с тем следует указать, что согласно пр. 48 ЖГД дворянские собрания получили право петиции, т.е. обращения к верховной власти с предложением, которое по сути могло представлять собой формальную законодательную инициативу; наконец, по смыслу норм Учреждения комиссии прошений (т. I Св. зак.) частное лицо могло от себя представить на высочайшее имя проект того или иного мероприятия в области государственной жизни; в том случае, "если комиссия признает проект заслуживающим внимания, то испрашивает Высочайшего повеления на внесение его в Государственный совет" (ст. 60. Уч. ком. прош. Т. I ч. 2 Св. зак. изд. 1892 г.). В составлении проекта законодательного мероприятия до 1906 г. Государь мог и не принимать участия, однако истории известны случаи, когда только благодаря воле монарха работы по составлению закона сдвигались с мертвой точки или получали свое разрешение. Прекрасный пример - личное участие императора Александра II в заседаниях редакционных комиссий, составлявших документы крестьянской реформы. Прения в комиссиях, как известно, выявили ряд неразрешимых противоречий и только благодаря жесткому указанию на срок, к которому Государю угодно видеть готовые проекты актов реформы, позволили совершиться грандиозному делу освобождения крестьян. После 1906 г., когда законодательная инициатива по целому ряду конституционно-правовых вопросов перешла в исключительное ведение монарха (напомним: это дела по пересмотру Основных законов, ст. 8 Св. осн. гос. зак., вопросы регулирования престолонаследия и статуса династии (ст. 125 Там же)), мы также встречаем факты непосредственного участия Императора в обсуждении мер законодательного порядка, имеющих важное государственное значение. Нередко подобные факты имели форму докладов Председателя Совета Министров Государю по тем или иным законопроектам, вносимым в Думу. Наконец, стоит указать, что как до 1906 г., так и после правом разрабатывать тот или иной законопроект были наделены отдельные министерства и ведомства. Утверждение законопроекта, прошедшего стадию обсуждения до и после 1906 г., подлежало ведению Государя Императора (ст. 50 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г. и ст. 9 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). Санкция имела форму личной подписи Императора на готовом законопроекте. Правда, до 1906 г. Император при утверждении законопроекта, обсужденного в Госсовете, не являлся связанным мнением состоявшегося большинства; он мог (1) согласиться с мнением большинства или меньшинства членов Госсовета, (2) наложить собственную резолюцию или видоизменить отдельные части законопроекта. Таким образом, традиционное для главы государства право veto в принципе не составляло в российском праве одного из главных сдерживающих механизмов, принятых в обычном законодательном процессе. Не погрешим против истины, если заметим, что до 1906 г. Государь был волен прекратить сам законодательный процесс на любой из его стадий, однако после издания Основных государственных законов 1906 г. Император в силу положений ст. 112 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г. получил право суспензивного (отлагательного) вето, т.е. право отказаться утвердить рассмотренный Госдумой и Госсоветом законопроект; при этом повторно законопроект мог быть обсужден вновь только уже на следующей сессии. Права верховной власти в области управления. По смыслу российской практики государственного управления начиная с реформ Петра было установлено, что монарх, сосредоточивая в себе всю силу правительственной распорядительной власти, не ограничен в ее отправлении практически ничем, разве что только обстоятельствами самого дела, разрешить которое он призван. Так, ст. 80 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г. гласила: "Власть управления во всем ее пространстве принадлежит Государю. В управлении Верховном власть его действует непосредственно; в делах же управления подчиненного определенная степень власти вверяется от него лицам и местам, действующим его именем и по его повелению". Надо заметить, что под первым уровнем - верховным управлением - закон подразумевал те государственные задачи, которые ipso facto не могут быть разрешены никем, кроме как самой верховной властью, как это ни парадоксально, несущей единственную ответственность за состояние государства Российского в целом. В данном случае высшая форма ответственности предполагала и высшую степень концентрации властных полномочий. Возможный демагогический вопрос об адресате данной ответственности бессмыслен, поскольку монарх в отличие от любого другого властного лица рискует в случае неверно принятого решения ни должностью, ни положением, ни своим достоянием, а головой. Старая шутка времен ancien regime, что с королей корона снимается только вместе с головой, безусловно, верна. Тем более, что в истории России, к сожалению, есть факты, соответствующие этой прописной истине. Во втором уровне государственного управления сосредоточены силы и средства для решения менее важных задач государственной жизни, но постоянный характер последних, по общим данным управленческой (административной) науки, требует и постоянных усилий по их решению, в связи с чем на данном уровне образуется целая система органов государственного управления. Как гласила ст. 81 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г., "предметы управления подчиненного, образ его действия, степень и пределы власти, оному вверяемой, во всех вообще установлениях, как высших государственных, так и низших, им подведомых, определяются подробно в Учреждениях и уставах сих установлений". После 1906 г. в данной двухуровневой системе общего государственного управления произошли изменения, связанные только с появлением новых органов государственной власти. Первое и самое главное - возник коллегиальный орган, координирующий деятельность учреждений государственного управления, что фактически может быть расценено как появление формального правительства (до 1906 г. de iure и de facto в России отсутствовало правительство в том понимании слова, которое вкладывают в него сегодня); второе, что также отразилось на системе соподчиненности областей административного управления управлению верховному, - появилось народное представительство, получившее в силу своей финансовой прерогативы право оказывать влияние на всю систему государственного управления в целом. Вместе с тем положение старой редакции ст. 80 Осн. гос. зак. вошло без изменений в ст. 10 Осн. гос. зак. 1906 г.; редакция ст. 81 старых Осн. гос. зак. была упразднена, вместо нее, можно предположить, вводилась ст. 18, устанавливающая право Императора регулировать прохождение службы чиновниками, а равно гл. II. Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г., вводившая легальное определение "высшее государственное управление" и учреждавшая Совет Министров в качестве высшего правительственного органа. Наконец, в 1906 г. были кодифицированы положения прежней редакции ст. 47 Осн. гос. зак. и некоторых общих норм, регулировавших деятельность министерств и ведомств (ст. ст. 158 и 31 Уч. мин. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.), прежде всего МВД, в результате чего в России на основании ст. 87 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г. появился особый институт чрезвычайно-указного права (Nothverordnungrecht), одним из важнейших образцов которого послужили аналогичные постановления германского и австрийского законодательства. Согласно положениям ст. 87 Св. осн. гос. зак. во время прекращения заседаний Госдумы в случае острой необходимости Император, по согласованию с Совмином, издавал необходимый указ, с тем только ограничением, что он не мог вносить изменений ни в Основные государственные законы, ни в Учреждения Государственного Совета или Государственной Думы, ни в постановления о выборах в указанные Совет и Думу. Необходимо отметить, что знаменитые события, происшедшие 3 июня 1907 г., когда был в обход Думы принят новый государственный закон, действительно формально шли вразрез с постановлениями ст. 87. Данный факт в работах юристов либерального образа мысли того времени был расценен как нарушение конституции и прямой государственный переворот. Нам представляется, что Государь в данной ситуации действовал скорее не в порядке ст. 87, поскольку действительно ex iniuria non oritur ius , а в порядке ст. 4 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г., в порядке реализации верховной самодержавной власти своего полномочия гаранта, ибо затягивание разрешения сильнейшего государственного кризиса, в котором деятельное участие приняли депутаты I и II Государственной Думы, грозило Империи в конечном счете гибелью. Именно такова была главная идея, средостение монаршей воли, выраженной в Манифесте от 3 июня 1907 г. Как совершенно верно писал С.С. Ольденбург: "Манифест провозглашал, что историческая власть Русского Царя остается основой государства. Все законы исходят от нее. Манифестом 17 октября и Основными законами 23 апреля установлен новый обычный законодательный путь, ограничивающий царскую власть в области издания новых законов. Но в случае, если спасение государства не может быть достигнуто на обычном законодательном пути, - за Царской властью остаются обязанность и право изыскать иной путь. Эту верховную суверенность Государь и подразумевал под словами самодержавие, такое как встарь" [Ольденбург. 1991. С. 383]. *** В области верховного управления Государю до 1906 г. принадлежало исключительное право формирования высших органов государственной власти. После 1906 г. происшедшими изменениями было установлено, что половина членов Государственного Совета подлежит избранию (ст. 100 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.), а все члены Государственной Думы избираются от населения Империи (ст. 101 Там же). В остальном прерогатива русского царя осталась неизменной: все чиновники Империи, начиная с министра и заканчивая коллежским регистратором, назначались и увольнялись от должности либо его именем, либо им непосредственно. В области верховного финансового управления до 1906 г. власть монарха также не знала ограничений: он и только он утверждал роспись государственных расходов (государственный бюджет), назначал и отменял налоги, пошлины и тому подобные сборы. Известное ограничение в этой сфере власти монарха устанавливали только Пол. о зем. уч. и Гор. пол., которыми, как известно, органам земского и городского самоуправления предоставлялась самостоятельная компетенция по установлению местных сборов и налогов на местные же нужды. После 1906 г. за Государем осталось только право утверждения росписи, которое формировалось теперь Государственной Думой (п. "б" ст. 31 Уч. Госдумы 1906 г.). Более того, одобрение Думы теперь полагалось получать и для заключения внутренних и внешних займов (ст. 118 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.), отчуждения (т.е. приватизации) государственных имуществ (п. 2 ст. 31 Уч. Госдумы) - вещь, до сих пор недостижимая в современной демократической России. Государю Императору в порядке верховного управления, однако, предоставлялось право осуществлять краткосрочные и чрезвычайные заимствования из государственного казначейства, но в пределах, установленных законом (ст. 118 Св. осн. гос. зак.). Общий же предел устанавливался ст. 116 Св. осн. гос. зак. - не более 1/12 от расходов на данную статью государственной росписи прошедшего финансового года. В целом практика реализации финансовых полномочий Императора после 1906 г. показала, что Дума в этом вопросе обладала достаточно конкурирующей компетенцией. В области внешних сношений за Императором как главой государства традиционно устанавливалось право представительства Империи перед другими государствами, назначения и приема послов, определения задач внешней политики Империи. Последняя функция всегда находилась в непосредственном ведении Императора, его верховной власти управления. Президент коллегии иностранных дел, затем министр иностранных дел всегда оставался на положении доверенного лица монарха, выполняющего в целом его державную волю. Исключительно ведению Императора подлежали вопросы объявления войны и заключения мира, заключения и ратификации международных договоров (п. 6 ст. 23 Уч. Госсовета. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.) позже 1906 г. (ст. 13 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). После указанной даты Дума также могла косвенно способствовать ратификации того международного договора, исполнение обязательств по которому для России вело к тратам из государственного бюджета. Другой сферой государственной деятельности, в которой власть Императора всегда проявлялась лично, были армия и флот. Последний возник в России, как известно, только благодаря стараниям императора Петра Великого. Соответственно монарх ex officio являлся Верховным главнокомандующим: например, гл. 9 Воинского устава 1716 г. постановляла, что чин генералиссимуса "коронованным главам и великим владетельным принцам только принадлежит". Однако четкое законодательное оформление положения монарха в качестве Верховного главнокомандующего состоялось только после 1906 г., когда в Основных законах появилось легальное определение: "Государь Император есть Державный Вождь российской армии и флота. Ему принадлежит верховное начальствование над всеми сухопутными и морскими вооруженными силами Российского Государства" (ст. 14 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). Необходимо отметить, что Государственная Дума и в этом вопросе оказывала прямое влияние, утверждая бюджет оборонного ведомства. К чести парламентариев следует отметить, что они не скупились на военные кредиты; другое уже дело, что само руководство военного ведомства перед Первой мировой войной оказалось не на высоте. Государь обладал некоторыми чрезвычайными полномочиями - он объявлял местности на военном или исключительном положении (ст. 15 Св. осн. гос. зак.), он же обладал правом регалии (чеканки монеты) (ст. 16 Там же), жаловал титулы, ордена и другие государственные знаки отличия. Права верховной власти в области суда. Необходимо заметить, что в этой сфере государственной деятельности права верховной власти ранее и более всего подверглись самоограничению. Основанием к чему, по верному замечанию профессора А.С. Алексеева, служило то, что "правосудие тем лучше организовано, чем меньше в нем места свободному усмотрению и чем более оно сводится к строгому применению закона органами подзаконными" [Алексеев. 1892. С. 184]. Соответственно, уже Петр I положил за правило не вмешиваться в течение дел в судебных инстанциях, той же линии старались придерживаться и его преемники. Последнее, впрочем, не удавалось. Тому было несколько причин: главнейшая из них - отсутствие института кассации, т.е. проверки правильности применения формальной нормы права к делу. Всякое обжалование судебных решений до 1864 г. означало повторное рассмотрение дела по существу. Естественно, что до учреждения цивилизованных форм судопроизводства просто по необходимости должна была существовать норма следующего содержания: "Но, как гласит закон, могут быть крайности, в коих возбранить всякое прибежище к Императорскому Величеству было бы отнять избавление у страдающего, то в таком случае допускаются всеподданнейшие жалобы на определения департаментов Сената" (ст. 217 Уч. Сената. Т. I Св. зак. изд. 1857 г.). С изданием Судебных уставов 1864 г. установился правильный порядок отправления правосудия, из которого вместе с тем до 1917 г. делались некоторые исключения: так по ст. 97 Уч. Имп. Фам. Т. I Св. зак. изд. 1892 г. и ст. 222 Уч. Имп. Фам. ред. 1906 г. "Царствующий Император, яко неограниченный самодержец, во всяком противном случае имеет власть отрешать неповинующегося (члена династии. - М.И.) от назначенных в сем законе прав и поступать с ним яко преступным волей Монаршей". В остальном даже имущественные споры, в которых стороной являлись лица императорской фамилии, подлежали рассмотрению в общих судах (ст. 217 Уч. Имп. Фам. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). В остальном Императору принадлежало право назначения судей (ст. 212 Уч. суд. уст.); правосудие осуществлялось от его имени (ст. 796 Уст. уг. суд.; ср. ст. 22 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.); утверждение приговоров в некоторых случаях (п. 1 ст. 945 Уст. уг. суд.; ср. ст. 22 Уч. Госдумы, ст. 27 Уч. Госсовета. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.); осуществление права помилования и амнистии (в легальном определении права "совершенное прощение") (ст. 72 Уг. ул. 1903 г.; ср. ст. 23 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). Преимущества верховной власти. Одним из главнейших принципов, на котором покоится положение главы государства, является принцип его личной неприкосновенности, которая гарантируется усиленной уголовной защитой. Во все времена наказание за покушение, пусть и не закончившееся совершением преступного умысла, на жизнь, здравие и свободу Императора, Императрицы и наследника устанавливалось в виде смертной казни: ст. 1 гл. II Соб. ул. царя Алексея Михайловича 1649 г., ст. 242 Уг. ул. 1845 г., ст. 99 Уг. ул. 1903 г. Усиленному уголовному преследованию подвергались лица, уличенные в оскорблении величества, которое могло состоять в бранных выражениях, составлении письменных или печатных сочинений оскорбительного характера. Более общие основания неприкосновенности Императора были зафиксированы в ст. 5 Св. осн. гос. зак. изд. 1906 г. Из неприкосновенности монарха вытекает и другой принцип, определяющий его положение: безответственность монарха. Правда, в конституционных монархиях западного типа принцип безответственности главы государства довольно рано стал пониматься как перенесение всей ответственности за действия в сфере государственного управления на министров, контрассигнующих указы монарха. В России, где не была установлена парламентская форма ответственности министров, подобный порядок существовать не мог по той простой причине, что Император, являясь формально источником всей власти в стране, носителем ее верховного суверенитета, логически нес ответственность за свои действия только перед самим собой. С 1906 г., напомним, появилась, однако, и эта форма: ст. 24 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г. Другая форма безответственности ранее полагала судебный иммунитет для монарха и по делам, связанным с реализацией им личных имущественных прав. При господстве узкопатримониального взгляда на государство как на личное достояние государя его собственная имущественная неответственность также играла большую роль при определении монаршего статуса. Вместе с тем начиная с Петра, когда в отечественном правопонимании устанавливается отделение физической личности царя от его политического, так сказать, лица, когда монарх объявляется только первым слугой государства, то и в России торжествует принцип лишения короны судебного иммунитета по частноправовым спорам. Подобная норма устанавливается в отношении собственности монарха в 1797 г., с образованием особого Министерства уделов, в отношении которого могут быть предъявлены иски в суде, затрагивающие личные имущественные права Императора (ст. 92 Уч. Имп. Фам. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.; ср. ст. 1299 Уст. гр. суд.: "Дела по имениям, приобретенным особами императорской фамилии на праве частной собственности и не состоящие в заведовании императорского двора, подлежат производству в судебных установлениях на общем основании"). Уголовная неответственность монарха устанавливалась в России на тех же принципах, что и политическая. Монарху в качестве почетных прав присвоены герб и титул. Надо заметить, что вопрос о титуле при монархической форме правления не является обрядовой формальностью, согласно нормам международного права того времени монархи Европы были выстроены по своеобразному ранжиру. Место каждого из них, например, в вопросах дипломатического протокола определялся его титулом. Поэтому в международной практике той эпохи было принято получать на свой титул признание от других монархов, тем самым получать одновременно с этим и согласие на соответствующее положение в системе международных отношений. В Европе в это время был только один император - Священной Римской империи германской нации, который имел право председательствования на международных конгрессах, поэтому в ту эпоху новый титул вел к претензиям и на новое положение, в конечном счете к новым правам. Императорский титул российских самодержцев был признан в следующей последовательности ведущими европейскими державами той эпохи: 1721 г. - Пруссия, Голландия, Швеция; 1739 г. - Турция; 1742 г. - Англия и Германская империя; 1745 г. - Франция и Испания; 1762 г. - Польша. В качестве особого преимущества монарх имел право на содержание от государства по традиции именуемом цивильным листом (liste civile); до 1906 г. его размер определялся всецело Императором при утверждении государственной росписи доходов и расходов, но после указанной даты это право перешло к Государственной Думе с единственным ограничением: ассигнуемая сумма не могла быть ниже уровня подобного финансирования, отпущенного на 1906 г. финансовый год (ст. 115 Св. осн. гос. зак.). Порядок престолонаследия. Формально в России до Петра I престолонаследие определялось государственно-правовым обычаем, согласно которому право на престол получало лицо мужского пола по праву первородства; этот принцип, утвердившийся еще со времен московских Рюриковичей, в дальнейшем был подкреплен правом Земского собора либо избирать династию, либо утверждать на царство нового монарха, иногда могло произойти и простое избрание из нескольких кандидатов подходящего к царскому венцу лица. Последним царем из династии Романовых, который был формально избран царем в обход, кстати, принципа первородства, стал сам Петр I. В связи с делом царевича Алексея Петр Манифестом от 3 февраля 1718 г. определил главную причину, заставившую его прибегнуть к крайним мерам, заявив: "Ибо не могу такова наследника оставить, которой бы растерял то, что через помощь Божию отец получил, и испроверг бы славу и честь народа российского, для которого я здоровье свое истратил, не жалея в некоторых случаях и живота своего, к тому ж и боясь Суда Божия, вручить такое правление, знав непотребного к тому"; в связи с чем было постановлено следующее: "И тако мы сожалея о государстве своем и верных подданных, дабы от такого властителя наипаче прежнего в худое состояние не были приведены, властию отеческою, о которым по правам государства нашего и каждой подданный наш сын своего наследства лишить и другому сыну, которому хочет оное определить, волен, и яко самодержавной государь для пользы государственной лишаем его, сына своего Алексея, за те вины и преступления наследства по нас, престола нашего Всероссийского, хотя б ни единой персоны нашей фамилии по нас не осталось". Престол, таким образом, передавался сводному брату Алексея от брака с Екатериной. Однако на этом вопрос исчерпан не был. Именным указом от 5 февраля 1722 г. он, фактически отменяя прежнее правило, установленное обычаем: "токмо от обычая старого, что большему сыну наследство давали", ссылаясь на прежние примеры несоблюдения этого правила, установил завещательный порядок престолонаследия: "дабы сие всегда было в воли правительствующего государя, кому оный хочет, тому и определит наследство". Правда, по смыслу самого Указа было очевидно, что монарх все же ограничен в своем праве выбора нисходящими родственниками, а не посторонними людьми. Полной свободы завещания, таким образом, установлено не было. Последнее подтверждается дальнейшей практикой передачи престола: Петр II - внук Петра I, Анна Иоанновна - его племянница, дочь сводного брата Петра - царя Иоанна Алексеевича V, Иоанн VI внучатый племянник Петра (внук Иоанна V), Елизавета - дочь Петра, Петр III - его внук. Исключения из общего ряда царствований XVIII в. (до 1797 г.) составляют только Екатерины I и II, чьи права на престол определялись всецело условиями государственного переворота. Права Павла I на престол определяются его рождением в законном браке от Петра III с Екатериной II, однако впоследствии явились сведения, которые ставили под сомнение его происхождение именно от Петра III, - историки до сих пор не могут установить этого с точностью. Но именно Павел Петрович - формальный правнук Петра I - упразднил чехарду с престолонаследием, установив в этом важном государственном вопросе твердый и законный порядок, который действовал до 1917 г. Новый порядок престолонаследия был утвержден Указом от 14 апреля 1797 г. Текст Указа составлен еще ранее - 4 января 1786 г. в форме договора между тогда еще великим князем Павлом и его супругой великой княгиней Марией Федоровной. Последнее, впрочем, не помешало ведущему юристу дореволюционной России Н.М. Коркунову утверждать, что данный акт тем не менее не может считаться семейным договором, а "его следует признать законом" [Коркунов. 1893. 1 : 172], тем более что в последующем ему была придана, несомненно, легитимная форма. Указом о престолонаследии устанавливался так называемый австрийский порядок наследования престола, по которому права на престол получали все нисходящие императора-родоначальника, а таковым являлся, как известно, сам Павел I, вне зависимости от пола. Право преимущества, однако, устанавливалось для лиц мужского пола согласно факту первородства. Это означает, что сыновья предшествуют дочерям при престолонаследии. В случае пресечения мужского потомства к наследованию призываются дочери последнего царствовавшего Императора, что было названо в акте "правом заступления". Нормы Указа о престолонаследии 1797 г. дополнялись в последующем уточняющими постановлениями. Так, в 1820 г. по поводу морганатического брака великого князя Константина Павловича с католичкой был определен принцип равнородности брака, что юридически основывалось на необходимости получения разрешения Императора на такой брак. Дети от мезальянса устранялись от наследования престола, что законодательно было подтверждено, однако, только в 1886 г. Манифестом от 12 декабря 1825 г. и одновременно с обнародованным с ним Манифестом Александра I от 16 августа 1823 г. определялся порядок отречения от престола. Далее, при составлении Свода законов в 1830 г. и внесении в первый том этого акта Учреждения Императорской Фамилии было постановлено, что лицо, вступающее в равнородственный брак с представителем Императорского дома, должно до бракосочетания перейти в православие; несоблюдение этого положения вело к потере прав на престолонаследие для детей от такого межконфессионального союза. Вместе с тем в 1886 г. появляется новая редакция ст. 142 Осн. гос. зак., ставшая теперь ст. 60 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г., которой устанавливалось требование перехода в православие до брака только для прямых наследников престола: "Брак наследника престола и старшего в его поколении мужского лица с особой другой веры совершается не иначе, как по восприятии ею православного вероисповедания"; тем самым было восстановлено старое правило, утвержденное еще Петром III: как известно, Алексей Петрович несчастный сын отца-реформатора - был женат на католичке (австрийской принцессе), которая даже после брака не перешла в православие, соответственно у Петра II мать не была православного вероисповедания. Наконец, Манифестом 1826 года право на престол устанавливалось для лиц императорской крови с момента зачатия. Совершеннолетие наследника престола устанавливалось с 16 лет, тогда как наступление общей дееспособности для подданных начиналось только с 21 года. Впрочем, для Императора момент дееспособности не имел определенного значения. До достижения совершеннолетия над ним учреждалась опека во главе с правителем или регентом. Назначение регента и опеки подлежало ведению последнего царствовавшего Императора, в случае же невозможности подобного волеизъявления опека и Регентство вручались отцу или матери Государя, но никак не отчиму или мачехе (ст. 44 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). "Когда нет отца и матери, то правительство и опека принадлежат к ближайшему к наследию престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора" (ст. 45 Там же). При регенте учреждался Совет из особ первых двух классов по Табели о рангах в количестве шести человек, впрочем, Совет имел только совещательное значение (ст. 51 Там же). Вступление на престол следующего Императора осуществлялось автоматически без каких-либо формальностей, "силою самого закона о наследии". Таким образом, старый монархический принцип: "Le roi est mort: vive le roi" получал и в России свое полное подтверждение. Коронация не имела строго юридического значения и осуществлялась, если можно так сказать, с целью придания должной пышности началу нового царствования. В этом коронация отличается, например, от инаугурации современных президентов России, поскольку для последних данный акт имеет юридическое значение только со дня вступления в должность (инаугурации) вновь избранный президент начинает отправлять свои обязанности. Учреждение Императорской фамилии. Круг кровных родственников Императора, как восходящих, так и нисходящих, и боковых, составлял в России с 1797 по 1917 г. особое привилегированное сословие, статус которого определялся Основными государственными законами страны. Выше говорилось, что Уч. Имп. Фам. включалось в качестве особого отдела в первый том Свода законов с первого по последнее издание. Вплоть до 1885 г. этот акт не претерпевал существенных изменений, однако в связи с расширением династии, увеличением ее численности понадобилось точнее определить как статус ее членов, размер их привилегий, так и суммы денежного содержания, отпускаемые ежегодно. К чести императора Александра III необходимо отметить, что он, пожалуй, единственный в истории России произвел радикальное сокращение расходов на содержание правящего слоя страны. Во многом сокращение составило снижение сумм в 3 или 5 раз, а некоторые графы расходов, например, на праправнуков Императора, были упразднены вовсе. Реформой 1885 г. значительно сужался и круг Императорской фамилии. Управление имуществом династии находилось в ведении Министерства двора и уделов. § 2. Высшая представительная власть в Российской империи Идея представительства в период Российской империи. Все время существования Петербургской империи в России непрестанно возникал в тех или иных формах призрак представительства. Наследие прежних Земских соборов все время давало о себе знать. Последнее также было обусловлено не только чувством филиации, но и общим состоянием дел управления страной. Так, фактически половину отпущенного историей срока существования Империя прожила, не имея даже упорядоченной системы источников права - не было, например, регулярного издания их, не говоря о специальных инкорпорационных или кодификационных сборниках; впрочем, в конце XVIII в. такие стали появляться, но они обладали характером частной кодификации, т.е. были выполнены частными лицами в исключительно партикулярных целях. Далее, при сложности задач государственного управления, при технической невозможности даже, казалось бы, для всесильной российской бюрократии решать все за всех всегда оставалась ниша для деятельного народного участия в разрешении этих дел, что было осознано в виде концептуальной идеи в середине XIX в., результатом чего явились грандиозные земская и городская реформы. Однако уровень общегосударственных дел по-прежнему оставался недосягаем для народных представителей. Хотя недостатка в реальных попытках осуществить этот план в России тоже не наблюдалось. Сразу же после кончины Петра Великого, "оставившего недостроенной храмину", началась попытка аристократического реванша, образцом для которого была взята Швеция. Верховники, члены ВТС, управлявшие Россией в течение двух непродолжительных царствований, оказались в наивыгодном положении. Трон внезапно оказался вакантным, реальных претендентов на него не было, следовательно, стало возможным избрать подходящую кандидатуру, взяв с нее поручную запись, которую в свое время брали бояре с Шуйского и первых Романовых. Учрежденное в краткий период 1730 г. олигархическое правление существенно ограничивало власть Императрицы. Она, в частности, обязывалась не издавать указов без ведома ВТС, последний должен был иметь постоянный состав (восемь человек), право вхождения в который ограничивалось известным кругом аристократических фамилий; Императрица также лишалась права самостоятельно назначать налоги и подати, объявлять войну и заключать мир, лишать имущества и чести дворян без судебного следствия; наконец, верховники ревизовали и право ее назначать себе наследника. Фактически, таким образом, в России вводилась выборная монархия. Все требования олигархов были изложены в так называемых "Кондициях", которые в отечественной литературе либерального толка (например, П.Н. Милюков) получили характеристику "конституции". Однако общее желание народа (шляхетства), недовольного появлением вместо одного самодержца целых десяти, или "толпы государей", по меткому выражению князя М.М. Щербатова, привело к тому, что по прошествии месяца Анна Иоанновна разорвала в буквальном смысле этот олигархический "конституционный" акт; все члены ВТС за упразднением последнего оказались в ссылке и опале (за исключением графа Остермана - во многом уникальной в силу "незаурядных" личных качеств фигуры). Таким образом, вплоть до 1881 г. в России осталась только одна возможность для составления конституционных проектов - составление их на бумаге. Наиболее значимые из них те, которые в краткий период времени, обусловленный случайными факторами, действительно имели шанс для своего осуществления. Прежде всего это проект М.М. Сперанского, готовившего по поручению императора Александра I проект широких государственных преобразований. По плану последнего в России предполагалось ввести институт народного представительства (под народом тогда понималась только юридически свободная часть населения страны, т.е. дворянство, городские жители и государственные крестьяне). Первую ступень представительства предполагалось создать в волостях, где образовывались волостные думы из всех владельцев недвижимости; волостные думы из своего состава делегировали членов в уездные думы, те в свою очередь в губернские. Губернские думы формировали Государственную Думу на общеимперском уровне. Интересно то, что рядом с Государственной Думой полагалось учредить Государственный Совет для предварительного рассмотрения законопроектов, утверждавшихся Думой. Министры при этом подпадали под ответственность перед Госдумой, а не перед царем. С одной стороны, объективные причины - нападение Наполеона на Россию, с другой - личностные черты характера императора Александра I не позволили реализоваться данному, безусловно, очень интересному проекту. Вместе с тем необходимо заметить, что некоторые идеи Сперанского не пропали втуне и были использованы в ходе широких конституционных преобразований 1905 - 1906 гг. Деятельность графа М.М. Сперанского, таким образом, - пример редкостного по силе влияния на будущее. Другой важный проект, не реализованный в силу поражения восстания декабристов, заключался в том, что во многих проектах будущего конституционного устройства Империи заговорщики предполагали ввести принцип федеративного устройства России. Последний смог реализоваться только в XX в., хотя опыт его реализации и вызывает серьезные споры среди современных правоведов. Более важное значение имела последняя для XIX в. попытка ввести конституционные начала народного представительства в царствование императора Александра II. Хотя сразу же необходимо заметить, что проект, одобренный Императором утром в день его злодейского умерщвления, может быть расценен только как начало того пути, по которому, пойди Россия, она, несомненно, получила бы истинно народное представительство и, вполне возможно, смогла бы избежать Октябрь 1917 г. Начало тех событий, которые в литературе получили название "реформы Лорис-Меликова" или "диктатуры сердца", было положено созданием в 1880 г. Верховной распорядительной комиссии, назначение которой первоначально ограничивалось борьбой с опасно возросшим политическим экстремизмом, выразившимся в террористических актах, в которых гибли не только представители администрации, но и ни в чем не повинные люди - те, ради которых "революционеры" полагали учредить совершенное общество. Во главе Комиссии был поставлен боевой генерал, обнаруживший к тому же и незаурядные качества администратора, - М.Т. Лорис-Меликов. Решительными и глубоко продуманными действиями он сумел разгромить наиболее радикальное крыло экстремистов; так, известно, что полиция опоздала только на 24 часа в деле предотвращения покушения на Императора 1 марта. В то же время, проводя репрессивные меры, М.Т. Лорис-Меликов пришел к выводу о необходимости придать учреждениям, созданным эпохой великих реформ, новую жизнь, наделить их новыми полномочиями. Главным пунктом его политики становились земства, на основе которых в дальнейшем предполагалось призвать выборных от народа к разрешению важнейших государственных задач в рамках Госсовета. Технически участие земств в общегосударственном управлении должно было, по мысли М.Т. Лорис-Меликова, осуществляться на базе особых комиссий, создаваемых из земцев и части наиболее способного государственного чиновничества. После обсуждения государственного вопроса в такой комиссии предполагалось создать общую комиссию, в которую входили бы в полном составе участники подготовительной комиссии, а также специально приглашенные в качестве экспертов представители общественности - земства и научной интеллигенции. После окончательной выработки законопроекта в данной комиссии он поступал в обычном порядке в Государственный Совет, в который в обязательном же порядке приглашалось известное число (от 10 до 15) членов от земств. Такая сложная и многоступенчатая система выработки законодательных решений, как показала практика реформ середины XIX в., а именно тогда она и была опробована впервые, могла привести в конечном счете к положительным результатам. Участие выборных от населения в отправлении государственных задач в период Российской империи. Практическая необходимость разрешать те или иные задачи заставляла самодержавие не только опираться на бюрократический аппарат, но и привлекать к разрешению вопроса выборных от населения. Наиболее яркое подтверждение этому находим, например, в деятельности кодификационных комиссий, безуспешно трудившихся весь XVIII в. над приведением в порядок системы источников русского общеимперского законодательства. Так, в 1722, 1725, 1728 г. неоднократно призывались для работы в таких комиссиях представители от населения, в первую очередь от дворян и купечества. Особое значение выборные от населения получили во время деятельности елизаветинской Уложенной комиссии, работавшей над составлением нового уложения с 1757 по 1763 гг. Основанием к призыву представителей в эту Комиссию, в частности, послужила ссылка последней на опыт Земского собора 1649 г., утвердившего Соборное уложение. Наиболее значительный пример участия представителей от населения в деле решения общегосударственных задач находим в деятельности Комиссии 1767 г., созванной для обсуждения Наказа Екатерины II, что должно было, по мысли Императрицы, закончиться принятием нового акта, устанавливавшего новое уложение, т.е. создающего новую систему права. В основу формирования Уложенной комиссии 1767 г. отчасти был положен старый принцип созыва Земских соборов. Так, в нее входили представители государственных ведомств ex officio, в остальном полагалось посылать в Комиссию от сословий в определенной пропорции. Всего в Комиссии присутствовало 564 депутата: 28 от правительственных учреждений, 161 от дворян, 208 от городских жителей, 54 от казаков, 79 от государственных крестьян и 34 от инородцев. Важно отметить, что представителей от духовенства в данной Комиссии не было. История работы депутатов этого "законодательного собрания" хорошо известна и подробно описана и освещена в литературе как дореволюционного, так и советского периода, поэтому мы не станем подробно останавливаться на ее работе. Отметим только, что очень скоро депутаты стали проявлять самостоятельность как в своих речах, так и поступках, при этом обнаружилось, что состояние общих дел в России далеко от совершенства и Екатерина II, воспользовавшись нападением Турции на Россию, распустила Комиссию. Вплоть до 1906 г. в России более не предпринималось, за исключением указанных фактов, попыток призвать представителей от народа к разрешению общегосударственных дел. Учреждение Государственной Думы. Впервые о призыве представителей от народа к участию в решении дел общегосударственного значения было возвещено Манифестом от 6 августа 1905 г. Статья 1 Уч. Госдумы от 5 августа 1905 г., утвержденного вместе с Манифестом, устанавливала законосовещательный характер этого народного представительства, однако под давлением внешних обстоятельств Манифестом от 17 октября того же года объявлялось: "Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа облегчена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей" (ст. 3 Манифеста). Одновременно с изменением роли Государственной Думы потребовалось изменить и положение Государственного Совета. Августовским учреждением предусматривалось, что "законодательные предположения, рассмотренные Государственною Думою, вносятся с ее заключением в Государственный Совет" (ст. 48 Уч. Госдумы 6 августа 1905 г.), после обсуждения в котором законопроект представлялся на утверждение Императора. Таким образом, de iure Дума становилась придатком Госсовета, являлась чем-то вроде консультативной комиссии при нем и, следовательно, реализовывался на этом этапе еще проект М.Т. Лорис-Меликова, но в больших масштабах и при совершенно новых условиях. После издания октябрьского Манифеста и воспоследовавших за ним изменений был издан Манифест от 20 февраля 1906 г., которым изменялось положение как самой Думы, так и Госсовета. Последний становился в совершенно равное положение с Думой, превращаясь тем самым в особую, вторую палату общего института представительства. Но при этом Госсовет формировался на отличных принципах, нежели Дума. В него входила 1/2 часть членов по назначению от Императора, другая половина избиралась от сословных групп населения Империи, а также от земств. Последний элемент следует признать чрезвычайно важным, поскольку тем самым Совет призывался отражать мнение отдельных территорий Империи. В определенном смысле это был первый шаг в сторону формирования федеративного устройства Империи, несмотря на всю его осторожность и неопределенность. Новым Учреждением Государственной Думы от 21 февраля 1906 г. и Государственного Совета от 20 февраля 1906 г. окончательно устанавливались их положения как двух равноправных между собой палат законодательного корпуса. Государственная Дума избиралась населением Империи согласно специальному закону ( Положение о выборах в Госдуму от 3 июня 1907 г.) сроком на пять лет (ст. 2 Уч. Госдумы 1906 г.). Из четырех Дум дореволюционной России только одна - третья - смогла проработать полностью отпущенный ей по закону срок легислатуры. Правом избирать и быть избранным в Думу обладали лица мужского пола старше 25 лет, не обучающиеся в учебных заведениях, не состоящие на государственной и военной службе (ст. 9 Пол. о выб. в ГД 1907 г.), не опороченные по суду и т.п. (ст. 10 Там же). Согласно избирательному закону значительное влияние на избирательное право оказывал имущественный ценз (ст. 12 Там же). При этом сохранялось старое правило, утвержденное еще в земские времена, что женщины могут участвовать в выборах косвенно, передавая свой имущественный ценз ближайшим родственникам мужского пола. Выборы проводились по мажоритарной системе, при которой победившим считался тот кандидат, который набирал в свою пользу больше всего голосов в данном округе. Одновременно с этим в избирательном округе, основу которого составляли губернии, области и города (ст. 1 Там же), учреждались специальные избирательные съезды, на которых, собственно, и происходили выборы депутатов (ст. 27 Там же). Всего созывалось несколько таких избирательных съездов в зависимости от сословной принадлежности избирателей: 1) съезд землевладельцев (дворян по преимуществу); 2) съезд уполномоченных от волостей (крестьяне); 3) съезд городских избирателей; 4) съезд уполномоченных от рабочих. Основным критерием, определявшим право участия в таких избирательных съездах, было владение имущественным цензом (ст. 28 Пол. о выб. в ГД - для землевладельцев (дворян и крестьян); ст. 32 - для городских жителей). Несколько иной принцип был положен в основу представительства от рабочих. Последние избирали от себя уполномоченных по пропорциональному принципу: по одному выборщику от каждой тысячи рабочих на предприятиях, число занятых на которых не менее 50 человек в каждом. Выборы были косвенными, сначала в уездах и городах избирались выборщики на губернский или областной съезды, потом на этих съездах происходили выборы уже непосредственно в Государственную Думу. Избирательный закон 1907 г. сменил аналогичный Акт от 6 августа 1905 г., по которому, согласно первоначальному замыслу, должны были проводиться выборы еще в законосовещательную Думу. Но последующие события вынудили правительство постепенно вносить в этот избирательный закон все новые и новые изменения, сущность которых сводилась ко все большей либерализации избирательной системы, пока состав I и II Дум не показал всю неподготовленность населения, а во многом даже и чрезмерные требования вожаков политических партий. В связи с чем был разработан новый законопроект, сменивший впоследствии прежний избирательный закон и внесший в него новые коррективы. В целом охранительные тенденции, воплотившиеся в Пол. о выб. в ГД 1907 г., принесли временное успокоение, позволив правительству сформировать работоспособную Думу, но в исторической перспективе и этот акт не сумел предотвратить метаморфозы, приведшие Думу в феврале 1917 г. к форме заговорщицкого клуба. Государственная Дума согласно своему Учреждению представляла собой автономно организованную единицу в общей системе органов государственной власти Империи. Полное ее конституирование происходило с избранием Председателя, в помощь которому избиралось два заместителя - товарища Председателя Госдумы. Выборы осуществлялись тайно и из числа депутатов самой Думы (ст. 9 Уч. Госдумы), в этом вопросе она радикально отличалась от Госсовета, председателя которого назначал царь. При этом следует отметить, что заседание Думы новой легислатуры открывал старший ее депутат, это правило было выработано в ходе самой парламентской практики и было внесено в Наказ Думы (ст. 1). Первое заседание I Думы открыл по поручению Государя статс-секретарь Фриш. Дума для предварительного рассмотрения вопросов, подлежащих ее ведению, могла образовывать специальные отделы и комиссии (ст. 5), председатели которых также избирались самой Думой из среды депутатов (ст. 11). Другим важным правилом, выработанным в ходе думской практики, было самостоятельное право определять собственную повестку дня. Наказ Думы гласил, что она заседает по понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам. В остальные дни происходит работа в комитетах и комиссиях. Вопросы вносятся в повестку дня депутатами на последнем заседании, по ним проводится голосование. Время заседаний также определяется самой Думой. Общее руководство делопроизводством в российском парламенте осуществлялось Советом Думы (ее президиумом, как сказали бы сейчас) в составе: председатель, два его товарища, секретари Думы (ст. 12 Уч. Госдумы). Секретари представительного собрания Российской империи равно избирались Думой (ст. 24 Там же). Интересно отметить, что в ходе практики было установлено правило: в секретари избираются самые молодые по возрасту члены Думы. Все должностные лица Думы по выборам избирались на пятилетний срок. Закон не предусматривал вместе с тем возможность отозвания этого выборного должностного лица. При Думе учреждалась канцелярия (ст. 27). Особенно важным в опыте прошлого российского парламента было то, что Учреждение Государственной Думы предусматривало существование особого института думских приставов, назначавшихся Председателем. Общее руководство ими возлагалось также и на председателей думских отделов и комиссий. Главная обязанность пристава: "исполнение последовавших со стороны Председателя Государственной Думы распоряжений в виде поддержания порядка в ее помещениях" (ст. 28 Уч. Госдумы). Сразу необходимо отметить, что данный институт не худо было бы заимствовать и современной Думе России. Кворум для принятия законного решения составлял тогда не менее 1/3 от всего ее списочного состава (ст. 7. Там же ). Особо стоит остановиться на внутренней структуре Думы. Как мы уже сказали, Госдума из своего состава образовывала комиссии. Согласно ст. 32 ее Наказа она избирала комиссии ad hoc и постоянные комиссии. В числе постоянных комиссий в порядке ст. 33 Наказа создавались следующие подразделения: 1) распорядительная комиссия - для рассмотрения дел, касающихся членов Думы, а также для решения административно-хозяйственных вопросов деятельности самого парламента; 2) бюджетная комиссия - для рассмотрения государственной росписи доходов и расходов, а равно сметы министерств и ведомств; 3) финансовая комиссия - для рассмотрения предварительных дел, касающихся финансового законопроекта; 4) комиссия по исполнению государственной росписи - для контроля за исполнением бюджета; эта комиссия активно сотрудничала с Государственным контролем, в ее заседаниях участвовали представители этого ведомства; 5) редакционная комиссия - для окончательного редактирования текста законопроекта; 6) библиотечная комиссия - для заведования библиотекой Думы; 7) комиссия для разбора адресуемой в Госдуму корреспонденции. Новая редакция ст. 33 Наказа пополнила Думу еще одной постоянной комиссией: по запросам. Данная комиссия переизбиралась во время каждой сессии. Специальных комиссий также было довольно много, вот, например, их список во II Государственной Думе: 1) об отмене военно-полевых судов; 2) о неприкосновенности личности; 3) о местном суде; 4) о свободе совести; 5) аграрная; 6) о местном самоуправлении; 7) о церковном законодательстве; 8) о народном образовании; 9) о рабочем законодательстве; 10) продовольственная; 11) о выработке Наказа; 12) о безработных; 13) для приема помещений; 14) об амнистии; 15) о привлечении 55 членов Госдумы. Численность членов Государственной Думы Российской империи не была точно указана в законодательных актах, поэтому мы приводим ниже специальную таблицу численности Думы первых четырех легислатур: ┌────────────┬────────────┬───────────┬────────────┐ │ I Дума │ II Дума │ III Дума │ IV Дума │ ├────────────┼────────────┼───────────┼────────────┤ │ 499 │ 509 │ 434 │ 442 │ └────────────┴────────────┴───────────┴────────────┘ Источник: [Смирнов. 1998 : 607 - 610]. Депутаты Государственной Думы пользовались депутатской неприкосновенностью (ст. 15 Уч. Госдумы); лишение неприкосновенности могло последовать "за преступные деяния, совершенные при исполнении или по поводу исполнения обязанностей, лежащих на них по сему званию" (ст. 22); здесь следует учитывать то, что по всем остальным случаям депутат обладал полным иммунитетом (ст. 15), при этом неприкосновенность могла снять только сама Дума (ст. 16). Из последнего правила, впрочем, делалась резонная ссылка на случай задержания депутата на месте преступления. Определенной особенностью депутатского статуса в России той эпохи были следующие случаи законного лишения думца его статуса: а) утрата русского подданства; б) утрата ценза, дающего право на участие в выборах; в) поступление на военную службу; г) назначение на государственную службу (ст. 18 Уч. Госдумы). Важной особенностью статуса дореволюционного депутата было то, что право прямо запрещало принцип так называемого императивного мандата (ст. 14 Уч. Госдумы), согласно которому избиратели могли бы влиять на своего избранника. Депутатам Думы выплачивалось значительное денежное содержание, оплачивались их путевые расходы, содержание квартиры и пр. (ст. 23. Там же). Предметы ведения Госдумы в общем были весьма многочисленны, но вместе с тем реального механизма реализации этих полномочий у дореволюционного "парламента" не было. Итак, согласно ст. 31 Уч. Госдумы, ее ведению подлежали все вопросы, требующие формы законодательного разрешения, утверждения государственной росписи доходов и расходов, утверждения отчета государственного контролера по исполнению предыдущей росписи, приватизации госсобственности, разрешения постройки железных дорог за счет казны, разрешения на продажу части государственного пакета акций в акционерных обществах Империи (п. "ж" ст. 33 Уч. Госдумы). Сверх того, Дума рассматривала все те вопросы, которые специально будут в нее внесены по распоряжению верховной власти. Таким образом, полномочия Думы могут быть подразделяемы на несколько областей: законодательную, административную, финансово-хозяйственную и дисциплинарную. Законодательная компетенция Думы была ограничена, несмотря на широкое утверждение ст. 33 Учреждения. Собственная ее законодательная инициатива ограничена была, как известно, невозможностью возбуждать вопрос о пересмотре Основных государственных законов (ст. 32 Уч. Госдумы, ст. 8 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.); также в порядке ст. 87 названного источника Госдума могла только a posteriori контролировать чрезвычайно-указную власть монарха. Значительную трудность представляла и собственная законодательная инициатива Думы. Для ее реализации необходимо было представление в письменном виде на имя Председателя, содержащее в себе готовый проект законодательного решения. Необходимо было также указать в случае выдвижения нового законопроекта его будущее место в Своде законов. Под заявлением должны были стоять подписи не менее 30 депутатов, только в этом случае проект принимался к рассмотрению (ст. 55 Уч. Госдумы). Далее законодательная инициатива Думы подлежала следующему порядку реализации: утвержденный на ее общем пленарном заседании проект нового закона полагалось направлять на дальнейшую доработку соответствующему министру; в случае отказа последнего рассматривать этот вопрос Дума образовывала из своего состава необходимую комиссию (ст. 57 Уч. Госдумы). Так, А. Пиленко, подробно изучивший практику I и II Дум, сформулировал следующую картину реализации Думой собственной законодательной власти: "1) внесение заявления с 30 подписями; 2) слушание дела с точки зрения его направления; 3) слушание дела с точки зрения его желательности: а) общее; б) постатейное; в) окончательное; 4) выработка законопроекта министром или думскою комиссиею; 5) общее суждение о законопроекте; 6) первое постатейное чтение; 7) второе постатейное чтение; 8) обработка в редакционной комиссии; 9) окончательная баллотировка" [Пиленко. 1907. 1 : 97]. При этом следует учитывать, что в случае реализации министром законодательной инициативы от имени императора проект проходил стадии обсуждения, обозначенные в данной таблице под N 3 - 9. Далее, следует отметить, что в такой громоздкой системе обсуждения законопроекта отразилось общее неустройство парламентской практики. Первая и вторая Думы отказались сотрудничать с правительством, ввиду чего в них не было внесено ни одного серьезного правительственного законопроекта, что вынудило думцев изобрести обсуждение собственных проектов с точки зрения их направления. Впоследствии такая практика получила наименование "нулевого чтения" - чем-то ведь нужно было заполнить время между внесением запросов и огульным охаиванием правительства! Третья и четвертая Думы практически не прибегали к подобного рода действиям и законодательный процесс в них приобрел более или менее правильные формы. Другим значительным сдерживающим фактором законодательной работы Думы были равные с нею права Государственного Совета, поскольку в силу ст. ст. 29 - 49 Уч. Госдумы, ст. 110 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г. утвержденный Думой законопроект передавался на рассмотрение Государственного Совета, который мог наложить на него свое veto, правда, в последнем случае для разрешения конфликта полагалось создавать согласительную комиссию, "образуемую из равного числа членов от Государственного Совета и Государственной Думы по выбору Совета и Думы по принадлежности" (ст. 51 Уч. Госдумы). Наконец, действовавшими на тот момент законами не предусматривался порядок преодоления российским парламентом тех воспрещений (veto), которые налагались монархом на утвержденный и Думой и Советом законопроект. Финансово-хозяйственная компетенция Думы ограничена была в меньшей степени, хотя и здесь в Основных государственных законах существовали зарезервированные статьи государственного бюджета (по дворцовому и военному ведомствам), которых Дума в принципе не могла существенно изменить. Стоит также отметить, что роспись вслед за Думой утверждалась и Государственным Советом, который также мог внести в нее свои коррективы. Административная компетенция Думы покоилась на положениях ст. 33 ее Учреждения, согласно которой Дума могла обращаться к министрам и главноуправляющим отдельными ведомствами с запросами по поводу их деятельности. Обычно в парламентской практике такие полномочия народных представительств именуют "контрольными", подразумевая под ними реальную возможность парламента, выразив соответствующему министру вотум недоверия по результатам депутатского запроса, отправить его в отставку. В России, где ответственность министров полагалась только перед Императором, последнее было просто невозможным. Вместе с тем действующее законодательство предусматривало для депутатов возможность получения необходимой в их работе информации от самого министра или соответствующего должностного лица. Правда, чиновник мог сослаться на соображения "государственного порядка" и отказать Думе в представлении требуемых сведений (ст. ст. 40 и 41 Уч. Госдумы). Одновременно с этим Дума могла принять мотивированное заявление о "незакономерности" действий тех или иных должностных лиц; проект такого заявления подавался Председателю и подписывался не менее чем 30 депутатами (ст. 59 Уч. Госдумы). По проекту заявления проводились прения, и если Дума не удовлетворялась разъяснениями соответствующего чиновника, она квалифицированным большинством (2/3 от ее списочного состава) представляла через Председателя Государственного Совета на рассмотрение царя вопрос о дальнейшей участии такого должностного лица. Дисциплинарные полномочия Думы определялись прежде всего ее властью в отношении собственных членов. Так, Дума проверяла законность выборов депутатов (ст. 102 Св. осн. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.); она лишала депутатов неприкосновенности (ст. 16 Уч. Госдумы). Правда, в последнем случае, как теперь известно, закон устанавливал довольно широкий перечень оснований к такому решению. Дума устанавливала правила внутреннего распорядка в собственных стенах, а также принимала Наказ (регламент) (ст. 62 Уч. Госдумы). Правда, поскольку согласно своей последней статье Наказ публиковался Правительствующим Сенатом, то он мог в силу положений ст. ст. 91 и 92 Св. осн. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г. отказаться публиковать Наказ Думы, если находил, что его положения противоречат Основным законам Империи. Таким образом, учитывая все вышесказанное, можно заключить, что Государственная Дума находилась в стеснительных условиях существования, особенно если учитывать, что правом ее роспуска, а также прерывания сессии на неопределенный срок обладал Император (ст. 4 Уч. Госдумы). Учреждение Государственного Совета. "Верхняя палата" российского "парламента", как известно, обязана была своим появлением реформам графа М.М. Сперанского начала XIX в. Правда, почти вековой срок своего существования Совет представлял собой административный орган управления с законосовещательными функциями. Только Манифестом от 20 февраля 1906 г. для него открывалось новое значение в общей системе органов государственной власти. Кодифицированные постановления Манифеста и Именного указа Сенату от 20 февраля 1906 г. были выражены в Учреждении Государственного Совета от 23 апреля 1906 г., внесенном позднее во вторую часть т. I Св. зак. Государственный Совет состоял из равного количества членов по выборам и по назначению от Императора (ст. 2 Уч. Госдумы). В отношении последних закреплялось то, что они находятся в составе учреждения неограниченный срок, а увольняемы могут быть со своих постов только по собственному желанию (ст. 9 Уч. Госдумы); из их же состава назначались Императором Председатель и вице-председатель Совета (ст. 3 Уч. Госдумы). Члены по выборам избирались от сословных групп и территорий Империи (ст. 12 Уч. Госдумы), по следующим квотам: от духовенства - 6 членов (ст. 13); от губернских земств - по одному члену (ст. 14); от дворянских обществ губерний и областей - по 2 члена (ст. 15); от Императорской Академии наук и университетов - 6 членов (ст. 16); от советов при торговых биржах Империи - 12 членов (ст. 17). Все эти члены Совета избирались сроком на девять лет, вместе с тем каждые три года полагалось проводить перевыборы '/3 таких членов (ст. 18). Подобным образом устанавливался принцип постоянно действующего высшего законодательного органа Империи. Обычно такой порядок функционирования представительного органа символизирует государственный континуитет незыблемость государственного строя; нечто похожее, например, находим в США, где Сенат функционирует на приблизительно аналогичных принципах. К кандидатам в члены Государственного Совета предъявлялись следующие требования: 40 лет от роду, наличие среднего образования, в остальном применялись те же ограничительные постановления, что и для кандидатов в депутаты Государственной Думы (см. ст. ст. 9 - 10 Пол. о выб. в ГД 3 июля 1907 г.). Особенностью Уч. ГС было то, что прямо в этом акте и в приложении к нему устанавливались правила производства выборов в данное представительное собрание. В отношении статуса членов Госсовета действовали аналогичные постановления, применимые к положению депутатов Госдумы (ст. 27 Уч. ГС). Членам Госсовета полагались также особое денежное содержание (выше, чем думцам) и определенные льготы, связанные с их статусом (ст. 28). Полномочия Государственного Совета в области законодательства уравнивались с полномочиями Государственной Думы (ст. 106 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). Отличительной особенностью Совета от Думы было то, что он, несмотря на новую компетенцию и положение в структуре госорганов. Империи, продолжал сохранять за собой некоторые старые полномочия. Так, в составе Госсовета были сохранены прежние департаменты; правда, было сокращено их число. Первый и второй департаменты состояли из членов по назначению Императора (ст. 67 Уч. ГС. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). При этом первый департамент ведал делами об учреждении заповедных имений (разновидность вотчин), утверждал в дворянских титулах, в соединенном своем заседании он образовывал особое судебное присутствие для рассмотрения обвинений против членов Госсовета и Госдумы, а также высших чиновников Империи (ст. ст. 75 - 77 Уч. ГС. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). Ведению второго департамента подлежали дела по отчетности финансовых институтов (сберегательных касс, Государственного банка и казначейства), дела по отводу казенных земель в наследуемое пользование (чинш) и др. (ст. 70 Уч. ГС. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). Помимо департаментов при Госсовете состояли также особые присутствия по рассмотрению жалоб на высочайшее имя, подаваемых на определения департаментов Сената (ст. 100 Уч. ГС. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). При Государственном Совете состояла Государственная канцелярия под руководством государственного секретаря. Помимо текущей работы по делопроизводству в Совете эта канцелярия осуществляла подготовку изданий ПСЗРИ и СЗРИ. Практика русского парламентаризма. Практика функционирования представительного учреждения в России показала наличие традиционных проблем, с которыми сталкивается любой представительный институт, созданный буквально на пустом месте в стране, где до этого не существовало никакого представительства, кроме личного. Вот весьма яркое свидетельство наблюдательного современника: "Первая Дума хорошо известна. Любопытная черта русского народа: как только прошел на Руси слух об учреждении Думы, так в народе решили, что учреждена новая инстанция для всяких жалоб, и отовсюду повалили прошения по всякого рода делам: о наделении землею, о пособиях, о пересмотре дел судебных и административных и т.п. Было немало прошений о разводе. Всего поступило в Первую Думу до 12000 таких прошений. Туча мужичья, в значительной степени из распропагандированных, живо попала в руки кадетов, поймавших ее на удочку. Вообще не обобраться было забавного. Ходоки из мужиков в новое учреждение проникали через своих в зал и рассаживались с котомками между депутатами. Был даже случай, что два из них голосовали, и приставам Думы пришлось удалять их силой. Члены из мужиков продавали желающим попасть в Думу свои входные билеты. Один из таких членов был схвачен на Шпалерной полицией. Очутившись в столице, мужики пустились в промысел. Один поступил дворником (депутат Думы - дворник - это что-то. - М.И.), другой открыл торговлю на Сенной" [Крыжановский. 1997. N 3: 123 - 124]. Некоторые исследователи указывают, что Земские соборы отчасти могли бы сойти за сословно-представительные органы, на традиции которых в дальнейшем могла бы опереться и Государственная Дума Российской империи. Тем более, что в конце XIX - начале XX в. идея созыва Земского собора довольно часто реанимировалась партийными публицистами. Другое уже дело, что Земский собор по своей сути было бы неправильно рассматривать именно как сословно-представительный орган власти, т.е. отождествлять его с аналогичными формами представительства Западной Европы в Средние века. Дума и Государственный Совет, безусловно, создавались на основе западноевропейских (прежде всего австрийских и германских) образцов парламентаризма. Представляется дискуссионным вплоть до сегодняшнего дня вопрос, насколько оправданным в исторической перспективе оказался подобный шаг модернизаторства, столь же дискуссионным является и политический вопрос о том, сколь успешной или неуспешной оказалась практика самих этих органов. Одиннадцать лет, на которые приходятся две революции и мировая война, оказались явно неблагоприятным фоном для становления в России парламентаризма. Правда, и в других странах аналогичный представительный институт создавался тоже не в тепличных условиях, войны и революции предшествовали его появлению и здесь. Очевидно тогда, что слабость и неразвитость российского парламентаризма во многом были запрограммированы в структуре самого общества, представлять которое и призван был парламент. Полагаем, что слабость и неразвитость российского парламентаризма явились следствием переоценки либеральной интеллигенцией своей роли в тогдашней России. На Западе парламент увеличивал свою власть и силу не с помощью оказания давления на власть, а через увеличение электората, что в корне противопоказано именно либерализму, так как последний является проявлением своеобразного духа элитаризма и эгалитаризма. Массы ему претят, поэтому настоящий либерал всегда одинок, он проповедует религию личности, но не масс, последним он противостоит. В некоторых обстоятельствах (на университетской кафедре, в быту и т.п.) это очень хорошо, а в политической деятельности ведет к сектантству и поражениям. В России в начале XX в. думскую трибуну получили в основном либеральные силы, разбавленные традиционными максималистскими группками, полагавшими в полном соответствии с худшими сторонами русского национального характера возможным радикально и быстро изменить общество. Сказались и другие традиционные черты, с таким запозданием проанализированные в известном сборнике "Вехи", к которому и отсылаем пытливое студенчество, старающееся самостоятельно понять, что же, собственно, случилось со страной в начале XX в. В законодательной сфере Дума, невзирая на все препоны, поставленные для нее Осн. гос. зак. 23 апреля 1906 г., продемонстрировала все же возможность реального законодательствования, даже в обход законодательной инициативе правительства. Более того, изобретательный русский ум сумел приспособиться к неповоротливой правительственной машине, оказывая на нее давление в сторону принятия необходимых законопроектов. В этой связи следует назвать уже упоминавшуюся здесь практику изобретения "нулевого чтения законопроекта" и появления такой формы давления на правительство, как "формула перехода к очередным делам", правда, к сожалению, и здесь вся энергия была, как видим, потрачена на давление, а не на сотрудничество! Суть последнего института, выработанного практикой, заключалась в том, что поскольку министры не обязаны были подавать в отставку в случае выдвижения против них Думой обвинения в "незакономерной" деятельности, последняя стала практиковать особую форму давления на министра посредством обсуждения его ответа на запрос или просто министерского заявления в палате. Зачем это делалось? Гласность, которая в данном случае разъедала и парализовала государственный аппарат, как считали думцы, помогает им бороться с самодержавием. Наконец, определенным достижением парламентской культуры России следует признать тот факт, что многие постановления Наказа Думы - ее регламента - были выработаны самой практикой; сюда относятся способы голосования, культура думских дискуссий, иногда, впрочем, и она страдала, и многое другое. Напоследок укажем, что Дума постепенно училась работать; если Первая ее легислатура показала еще низкую результативность самой законодательной работы, то Вторая легислатура значительно исправила этот недостаток. По этому поводу могут быть приведены следующие цифры эффективности работы, высчитанные в свое время А. Пиленко. ┌─────────────────┬────────────────┬────────────────┐ │ │ I Дума │ II Дума │ ├─────────────────┼────────────────┼────────────────┤ │опоздания │ 2026 мин. │ 920 мин. │ ├─────────────────┼────────────────┼────────────────┤ │время работы │ 11631 мин. │ 14930 мин. │ └─────────────────┴────────────────┴────────────────┘ Источник: [Пиленко. 1907. 1 : 40; 1908. 2 : 57 - 58]. Время показывает, что, не случись Февральская революция, Дума вполне могла бы превратиться в надежный оплот демократии и государственности в России. § 3. Высшая правительственная власть в Российской империи Место и роль правительства в системе органов государственной власти Российской империи. В России все время существования Петербургской империи отсутствовал четко оформленный институт коллегиальности министров, известный как правительство - governement в западных аналогах. Краткий период истории "думской монархии" можно в этой связи рассматривать только как начальный этап формирования органа, координирующего деятельность ведомств центрального государственного управления. Во многом такая ситуация объяснялась характером власти Императора и его положением среди других органов государственной власти. Старая редакция Основных государственных законов гласила, что русский монарх "есть монарх самодержавный и неограниченный" (ст. 1 Осн. гос. зак. Т. 1 Св. зак. ред. 1832 - 1892 гг.), при этом в силу ст. 80 ред. 1892 г., "власть управления во всем ее пространстве принадлежит Государю". Таким образом, Император лично руководил деятельностью подчиненных "мест управления", как тогда говорили. Правительства de iure в виде особой корпорации министров не существовало. Конечно, во многом становление коллегиальной системы организации высшего правительственного органа обусловлено было появлением и укреплением института парламентаризма, когда министры, формально оставаясь слугами короны, ее советниками, тем не менее несли политическую ответственность перед парламентом. Одновременно с этим формировался и другой принцип организации правительства, обычно обозначаемый через английскую формулу: King in the Под последним подразумевалось, что министры в своем общем собрании под Council. председательством монарха образуют единую и солидарную корпорацию - по сути формальное правительство, позднее обозначаемое как исполнительная ветвь общегосударственной власти. Именно солидарная организация правительственной власти делала ее нечто большим, чем власть каждого отдельного министра, так как таким образом совместное заседание всех министров могло принимать решения по вопросам, выходившим за рамки компетенции каждого из них. Место такого соединенного собрания всех министров под председательством главы государства внутри системы органов государственной власти определяется обычно как высший орган исполнительной власти. Именно такому органу неформально поручается исполнение задач, вытекающих из исполнения законов, формально же исполнение каждого закона по-прежнему вверяется ведомству отдельного министра. В то же время этот орган присваивает себе и некоторые высшие прерогативы главы государства, вернее, он сам их делегирует ему в силу факта своего председательствования. В государствах, для которых характерна самостоятельная роль его главы, предусмотрено, конечно, подчиненное положение корпорации министров, при этом министры продолжают оставаться официальными советниками или помощниками главы государства, посредством которых он реализует собственные полномочия, либо непосредственно, либо делегируя их министрам, фактически соединенной корпорации министров. Все это было характерно, повторимся еще раз, для стран Западной Европы и Северной Америки уже в середине XIX в. В России подобная система реализоваться не могла хотя бы уже потому, что единственным носителем власти здесь являлся абсолютный монарх, который в управлении верховном действовал непосредственно; "в делах же управления подчиненного определенная степень власти вверяется от Него лицам и местам, действующим Его именем и по Его повелениям", - так гласил закон (ст. 80 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.). Иными словами, советникам Императора вверялась подчиненная власть управления, что фактически было установлено со времени реформ Петра Великого. Все это вело к тому, что монарх лично, in personam, подменял собой солидарное собрание собственных советников и выносил все решения, выходившие за рамки их компетенции, единолично. Нельзя сказать, что подобная организация власти была удобна в практическом плане, за более чем 200-летнюю историю Империи расцвет такой организации власти пришелся на тридцатилетнее царствование императора Николая I (1825 - 1855 гг.), да и то даже этот выдающийся монарх не смог обойтись без вспомогательного аппарата, взявшего на себя техническую работу по проведению должной координации деятельности министров. С формированием различных отраслей государственного управления, реализованных вначале в системе коллегий, а потом и министерств, понадобилось сразу же организовывать должное взаимодействие между ними, а после создать орган, который бы санкционировал проект решения, подготовленный несколькими из них, - это понял уже сам Петр; и одной из форм решения данной проблемы при нем стал Сенат. Сенат как правительственное учреждение. В первом же указе об учреждении Сената было сказано, что он создается на время отлучек Императора, тем самым ex officio Сенат замещал самого Императора, в связи с чем Сенат получил наименование "Правительствующий" (Указ от 22 февраля 1711 г.). Сразу заметим, что только на краткий период с 14 марта 1726 г. по 12 декабря 1741 г. он именовался "Высоким". Указом от 2 марта 1711 г. Сенату передавалось самостоятельное указное право, реализуемое по докладу проекта решения Сенатом непосредственно Императору. Наконец, более четко правительственная роль Сената была определена впервые Указом от 12 декабря 1718 г. Пункт 1 этого Указа считал президентов всех коллегий членами Сената, следующий пункт еще более четко указывал, что "когда кому в коллегии такое дело случится, то ему одного того учинить невозможно", тогда надлежит дело передавать на общее заседание Сената и решать его уже в соединенном заседании. Более четко указанное правило было сформулировано в п. 2 Указа от 27 апреля 1722 г. "О должности Сената": "Дело сенатское то, когда кому решить невозможно, то те дела президенту коллегии приносить и объявить генерал-прокурору, который должен представить в Сенате, и оное решить в Сенате, а чего невозможно решить, о том, приложа свое мнение, учинить предложение в доклад". Последний раз аналогичное положение упоминается в п. 3 Указа от 7 марта 1726 г., с тем только исключением, что дела, выносимые в Сенат из Военной коллегии, должны решаться в присутствии кого-либо из членов ВТС. В дальнейшем место Сената в посреднической роли и собственной указной практике заступили другие органы высочайшей власти, которые учреждались непосредственно под председательством Императора (вплоть до 1917 г. Председателем Сената числился Император) и по форме и на деле восполняли пробел между органами центрального управления (коллегиями-министерствами) и Императором. Однако эти органы не смогли приобрести необходимого постоянства своей структуры и компетенции, в связи с чем Указом от 12 декабря 1741 г. "О восстановлении власти Сената в правлении внутренних государственных дел" Сенат вновь получает всю полноту правительственной власти. По замечанию А.Д. Градовского, из его ведения изъяли только дела по внешним сношениям. Дополнительным средством усиления власти Сената было еще и то, что вышло несколько указов (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XI. N 8480, 8575), подтверждавших действие прежних законоположений Петра Великого, воспрещавших подачу челобитных на высочайшее имя, минуя Сенат. В эту же эпоху, как отмечал А.Д. Градовский, Сенат получает совершенно новые области компетенции: финансово-хозяйственную и территориальную. В первом случае он распоряжался насчет мер к поощрению развития промышленности России, а равно регулировал ее внешнюю торговлю, активно предоставляя откупа по винной и соляной регалиям; в области территориального управления Сенат прямо вмешивается в управление инородцами, активно регулирует колонизационную политику на тогдашних окраинах Империи. Обращает на себя внимание еще и то, что военные дела в это время также решались Сенатом. В правление императора Петра III из ведения Сената изъемлются дела по Военной и Адмиралтейств-коллегии. В правление Екатерины II должность и роль Сената подвергается еще большему ограничению. Отчасти падение значения Сената можно объяснить реформой децентрализации управления страной, предпринятой Императрицей. Децентрализация сказывается на структуре Сената - в общем виде он получает ту систему департаментов, которая в последующем только меняется численно. С функциональной точки зрения Сенат, разделившись на департаменты, передает многие свои полномочия на места - в губернские правления, некоторые из них переходят на усмотрение самого монарха. Центр власти, таким образом, перемещается со среднего уровня (который всегда являлся местом правительства) на высший уровень. Во многом такая ситуация может быть понята как усиление абсолютизма, а не как бюрократическая централизация. На верхнем уровне, уровне самого монарха, одновременно с этим вновь восстанавливается прежний характер координации деятельности тех органов центрального управления, включая и сам Сенат, которые просуществовали вплоть до нового царствования. При Павле I должность Сената подвергается еще большему умалению, а в царствование потомков этого императора Сенат окончательно становится высшей кассационной инстанцией Империи, сохраняя за собой лишь некоторые административно-хозяйственные функции. Первоначальная структура Сената была достаточно простой - общее присутствие в составе нескольких доверенных лиц Императора; с Указом от 27 марта 1711 г. при Сенате учреждается канцелярия, а с учреждением коллегий президенты их по должности входят в последний. Указом от 12 января 1721 г. при Сенате учреждается должность рекетмейстера; в феврале того же года ему дается общая инструкция. В 1713 г. Сенат переехал из Москвы в Петербург, где и оставался вплоть до своего упразднения в 1917 г. Только спустя девять лет после переезда в Петербург в Москве по Указу от 19 января 1722 г. создается Сенатская контора, ведавшая делами московских отделений коллегий, причем наиболее важные дела полагалось посылать в новую северную столицу. Окончательно система главных подразделений Сената при Петре устанавливается Указом от 27 апреля 1722 г., в том же году издается Указ о должности генерал-прокурора Сената (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VI. N 3978 и 3979). Последняя должность с самого начала аккумулировала в своих руках огромную власть, впоследствии, по мнению А.Д. Градовского, позволившую ей превратиться в фактического премьер-министра в царствование императриц Елизаветы и Екатерины II. Единственный перерыв в функционировании этого должностного лица наблюдался в краткий период господства ВТС. Последним новшеством в структуре Сената в правление Петра I явилось назначение Указом от 18 января 1722 г. герольдмейстера (Указом от 5 февраля 1722 г. ему дана инструкция). По общей своей должности герольдмейстер наследовал дела прежнего Разрядного приказа. Следующая серьезная реорганизация структуры Сената наступает уже в 1730 г., когда Указом от 1 июня Сенат разделяется на несколько департаментов: 1) духовных дел; 2) военных и морских дел; 3) камер-коллежских дел; 4) дел юстиции и челобитий; 5) купецких и государственных заводов; тогда же определяется и состав каждого департамента Сената: четыре-пять сенаторов. Следующая крупная реформа структуры Сената, совпавшая по времени с умалением его власти, произошла в 1763 г. В Санкт-Петербурге учреждаются четыре департамента, в Москве из прежней Сенатской конторы - два департамента. Первый департамент по этой реформе ведал государственные внутренние и политические дела; второй - судебные дела (кассация и апелляция); третий - управление губерний, состоявших на особом положении (Малороссия и Остзейский край); четвертый - дела из Военной и Адмиралтейств-коллегии; все перечисленные департаменты находились во второй столице. В Москве бывшая Сенатская контора преобразована была в первый департамент, в который перешли все прежние дела, подведомственные конторе, во второй - апелляционные дела; во многом этот московский департамент конкурировал с деятельностью второго петербургского департамента. В правление императора Павла I в состав Сената вводятся многочисленные экспедиции, образованные из реорганизованных коллегий. Наконец, при императоре Александре I Сенат, "яко верховное место правосудия и исполнения законов" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXVII. N 19908), получает окончательное свое положение в виде органа подчиненного управления. Последнее вместе с тем было установлено de facto только в ходе последующей практики, так как выражение закона - Уч. Сената 1802 г. de iure оставляло за ним некоторую роль в делах верховного управления. Подобная терминологическая путаница существовала, надо сказать, вплоть до 1917 г.; это было обусловлено тем, что формально Император продолжал числиться его председателем (ст. 4 Уч. Сената изд. 1892 г.), несмотря на то что доктрина русского государственного права начала XX в. считала это положение "анахронизмом". В дальнейшем, особенно по СЗРИ изд. 1857 г., Сенат был разделен на 12 департаментов: с первого по пятый, а также межевой и герольдии (последний преобразован в особый департамент только в 1848 г.) находились в Санкт-Петербурге; шестой, седьмой и восьмой - в Москве; девятый и десятый - в Варшаве. В 1876 г. в связи с введением в губерниях бывшего Царства Польского действия Судебных уставов 1864 г. варшавские департаменты были упразднены, такая же участь постигает и московские. Дела упраздненных департаментов отходят к петербургским, в составе которых равно производится реорганизация - появляются специальные кассационные департаменты согласно ст. ст. 114 и 115 Уч. суд. уст. 1864 г., состав и порядок работы которых мы рассмотрим ниже в параграфе, посвященном судебной системе Империи. Таким образом, к изданию Уч. Сената 1886 г. последний превращается в высшую судебную инстанцию, попутно осуществляющую административный надзор в порядке административной юстиции: первый, второй герольдии, межевой ведали теперь делами высшего административного надзора и управления; с четвертого по седьмой ведали дела апелляционного и кассационного порядка. Важно при этом отметить, что в 1802 г. должность генерал-прокурора (фактического премьер-министра второй половины XVIII в.) соединилась с должностью министра юстиции и превратилась в исключительно правоохранительную власть. Верховный Тайный Совет. Верховный Тайный Совет и учрежденный впоследствии на его месте Кабинет Министров в период с 1726 по 1741 г. представляли собой реальную попытку, хоть и олигархического порядка, учредить в России некое подобие глав центральных ведомств, осуществляющих управление страной. Поэтому представляется вряд ли правильной точка зрения М.Ф. Владимирского-Буданова, посчитавшего, что ВТС был учреждением центрального управления. ВТС создавался по Именному указу от 8 февраля 1726 г., в котором достаточно четко было обозначено ratio самого учреждения. "А понеже усмотрели мы, что тайным действительным советникам и кроме сенатского правления есть немалый труд в следующих делах: 1) что они часто имеют по должности своей, яко первые министры, тайные советы о политических и о других важных государственных делах; 2) из них же заседают некоторые президентами в первых коллегиях... от чего в первом и весьма нужном деле в Тайном Совете немалое им чинится помешательство, да и в Сенате в делах остановка и продолжение, от того, что они за многодельством не могут вскоре чинить резолюции на государственные внутренние дела. Того для за благо мы рассудили и повелели с нынешнего времени, при дворе нашем, как для внешних дел, так и для внутренних государственных важных дел, учредить Верховный Тайный Совет, при котором мы будем сами присутствовать". Этим же Указом постановлялось, что председателем Совета является Императрица, все доклады на высочайшее имя от Сената и коллегий полагалось подавать только через него; коллегии сносятся с Сенатом посредством промеморий, т.е. простых уведомлений. Таким образом, верховники создавали орган, в значительной степени устранявший от дел верховного управления не только Сенат, но и даже самого монарха. В подтверждение последнего тезиса можем указать на протокол заседания ВТС от 8 февраля 1726 г., по результатам которого и был издан указ о создании самого Совета. В протоколе значилось: "Понеже Ея Величество во оном Тайном Совете свое президентство сама управляет и причина имеется уповать, что она персонально часто присутствовать будет, и того ради оный Тайный Совет толь наименьшее за особливый коллегиум или тако почтен быть может, понеже оной токмо Ея Величеству по облегчению в Ея правительства бремени служит все дела скорее отправлены и решены, и государства прекращения рассуждение иметь будет, дабы толь безопасны высоким Ея именем указы выходили". Последнее означало, что формально монарх мог проявлять свою указную (законодательную) власть только через ВТС. Формально перед нами четкое указание на правительство, единую властную корпорацию, создаваемую по формуле King in the Council или Kongen i Statsradet, если брать очевидный шведский образец российского Совета. Вместе с тем Екатерина I все же отказалась утверждать пункт протокола вышеупомянутого заседания Совета, в котором устанавливалось непременным условием заслушивание последним проектов всех указов, идущих на подпись к Императрице. В дальнейшем, после подтвердительного Указа от 28 марта 1726 г., ВТС, развив бурную деятельность, пошел по пути самостоятельного расширения собственной компетенции, в частности, он стал своей властью назначать сенаторов и во многом способствовал ревизии результатов преобразований Петра I. Поднявшись на недосягаемую высоту власти в краткий период междуцарствия, Совет закончил свое существование в первый же год правления императрицы Анны Иоанновны, но потребность в органе, принявшем бы на себя значительную часть бремени высшего государственного управления, оставалась, в связи с чем на смену Совету приходит Кабинет Министров. Кабинет Министров. Кабинет министров появляется впервые на месте ВТС уже по Указу от 10 ноября 1731 г., фактически подтвердившему указ, данный месяцем ранее (от 18 октября 1731 г.). По своему положению Кабинет полностью соответствовал правительственному органу, так как восполнял промежуток в системе органов государственной власти между коллегиями и Сенатом, с одной стороны, и Императрицей - с другой. Первоначальный состав Кабинета определялся в три человека. Компетенция его не распространяется сперва широко, но постепенно расширяется и она в основном за счет подчинения Кабинету Министров все новых и новых органов управления. В частности, к нему в прямое подчинение со временем перешла Тайная канцелярия - ведомство всемогущее на Руси. Далее, вскоре после создания Кабинет получает в свое заведование дела внешних сношений, руководство армией и флотом. Заведование последней категорией дел в силу вещей заставляет его подчинить своему надзору все финансовое управление страной. С 1735 г. подписи трех членов Кабинета Министров стало достаточно, чтобы указ, подписанный им, приравнивался по значению к указу за собственноручной подписью Императрицы: "Никаких наших словесных указов, кроме тех, которые за подписанием собственные Наши руки или за руками Наших кабинетных министров, не принимать и в действо не производить" (Указ от 9 июня 1735 г.). Однако, как замечают исследователи, должной функциональной значимости в системе высших органов государственной власти Кабинет Министров не получил. Тому было две причины. Первая общая причина заключалась в рыхлой и неопределенной структуре самого Кабинета; между его членами не было установлено сколько-нибудь правильного распределения компетенции. Вторая причина, субъективная во многом, заключалась в системе фаворитизма - явлении практически неизбежном при гинекократии, существовавшем в России на протяжении 75 лет галантного века. Фаворит является не просто болванчиком (предметом амурного поклонения - так называли любовников в то время), но и всесильным министром, подчас распоряжающимся государственными делами по собственному усмотрению. Все вышеперечисленные факторы в целом способствовали тому, что к концу правления Анны Иоанновны Кабинет постепенно утратил собственное государственное значение, превратившись во что-то вроде личной канцелярии Императрицы, чем не замедлил воспользоваться Сенат. Наконец, как отмечал А.Н. Филиппов, деятельность Кабинета Министров способствовала в историческом плане становлению института контрасигнатуры, поскольку "в конце 1738 года императрица повелела, чтобы представляемые ей для подписи именные указы и резолюции были контрассигнованы кабинет-министрами" [Филиппов. 1916/C/710]. De iure контрассигнатура устанавливается только в 1906 г. (ст. 24 Св. осн. гос. зак. изд. 1906 г.). Совещательные органы при монархе. Верховный Тайный Совет и Кабинет Министров были, пожалуй, единственным примером за весь XVIII в., когда в России создавались на постоянной основе специальные учреждения, в той или иной мере структурированные и наделенные компетенцией, похожей на правительственную. В дальнейшем, несмотря на все возрастающую потребность в координации деятельности сначала президентов коллегий, а затем и министров, монархи и монархини создавали учреждения, по своей юридической природе более похожие на специальные комитеты, комиссии ad hoc, как их называют юристы, нежели на постоянно действующую правительственную коллегию министров. Так, императрица Елизавета Петровна, первоначально восстановив деятельность Сената (по Указу от 12 декабря 1741 г.), не помышляла о создании некоего подобия Кабинета при своей особе. Но обстоятельства, вызванные вступлением России в войну против Пруссии на стороне Франции и Австрии (Семилетняя война), однако, вынуждают и ее для руководства дипломатическими и военными делами в ходе названной войны создать некое подобие координирующего органа: Конференцию при Высочайшем Дворе. В значительной степени эта Конференция взяла в свои руки функции Верховного главнокомандования, для выполнения которых в период войны в любом государстве необходима координация действий всех важных органов. Соответственно к концу войны роль Конференции только усилилась. В краткое правление императора Петра III Конференция была переименована в Совет при Высочайшем Дворе (Указ от 18 мая 1762 г.). В состав Совета входило восемь человек, которым вверялся надзор за верховным управлением и отправлением дел в коллегиях и Сенате. При воцарении императрицы Екатерины II Совет этот упраздняется, но ввиду нападения Турции на Россию учреждается Императорский Совет, который Указом от 17 января 1769 г. переименовывается в Совет при Высочайшем Дворе. Самим Указом устанавливался срочный его характер - только на период войны, но и после ее окончания он продолжал действовать. В задачу Совета входило информирование и консультирование императрицы - компетенция, таким образом, была чисто совещательной. Вместе с тем одновременно с Указом, учреждавшим этот Совет, был дан специальный Наказ о порядке учрежденному по нынешним военным обстоятельствам Совету. Анализ этого акта показывает, что Совет имел все шансы превратиться в постоянно действующий совещательно-консультативный орган при Императрице, поскольку (а) ему придавалась четкая система организации, (б) вверялась определенная компетенция. Организация екатерининского Совета представляла собой трехуровневую структуру: общее заседание под председательством Императрицы, на котором, как показала практика, могли решаться чрезвычайно важные государственные вопросы; так, незадолго до своей кончины Екатерина II поставила перед его членами вопрос о лишении Павла (тогда цесаревича) прав на наследование престола и передаче их внуку Александру. Несмотря на явное желание монархини, члены Совета воспротивились этому. Формально они связаны были положением Манифеста самой Екатерины о вступлении ее на престол после переворота 1762 г. (или "революцией", как назвал это событие в своих "Записках" Г.Р. Державин); так как последним подтверждалось право Павла на престол, сама Екатерина обещала править до его совершеннолетия. Далее, Совет подразделялся на два департамента: политических и военных дел. При Совете Наказом учреждалась канцелярия. Заседания Совета, согласно Наказу, проводились регулярно два раза в неделю. Это учреждение было одним из немногих, которое не затронул в своей политике император Павел I, но которое было преобразовано следующим императором Александром I, в Непременный совет. Последний был учрежден Указом от 30 марта 1801 г. для рассмотрения важных государственных дел. Во многом этот орган может быть понят как прообраз двух важнейших позднейших учреждений, поделивших друг с другом высшие правительственные функции: Государственный совет и Комитет Министров. Первоначально от Непременного совета отпочковался Комитет Министров, уже в 1802 г., но более стройную организацию и общую компетенцию он получает только по реформе Сперанского 1810 1811 гг. Оба эти органа в неизменном виде и компетенции просуществовали до первой русской революции, когда Кабинет Министров был вовсе упразднен, а Госсовет получил новую организацию и ведомство. Государственный Совет. Неясность первоначального статуса Государственного Совета (он был одновременно и законосовещательным, и исполнительным органом) объясняется, с одной стороны, механической попыткой ввести в государственную администрацию России принцип разделения властей, с другой незавершенностью реформы Сперанского. Причем в первом случае в определение "механическая попытка" не вкладывается какой-либо отрицательный смысл. Государственный строй Империи покоился на всеохватывающей власти монарха, поэтому даже с рациональных позиций приходилось испытывать большие трудности при разделении одной и той же власти на три ее независимых (по определению) ветви. В традиционной картине разделения властей каждая из них имеет свой особый источник, тогда как при абсолютной монархии неизбежен бюрократический солипсизм, своеобразная форма тавтологии, когда любое решение, принятое особым органом, тем не менее получает силу только с одобрения той же самой бюрократии, но более высшей инстанции. В связи с этим в российском законодательстве и появляются такие странные на первый взгляд определения, как "верховная власть управления" и "подчиненная власть управления". Следовательно, формального разделения власти не происходит, а осуществляется ее только иерархическое упорядочивание. Сперанский, как известно, стремился ввести в России формы народного представительства, для которых планируемый им Госсовет должен был явиться последней инстанцией, одобряющей принятый Думой законопроект, перед его подписанием Императором. Тогда, в 1810 - 1811 гг., эту реформу осуществить не удалось, в связи с чем Госсовет автоматически приобрел законосовещательную функцию, получив вдобавок еще и некоторые права по координации деятельности органов центрального управления (министерств), для которых первоначально, согласно плану реформ, он должен был служить инстанцией предваряющего обсуждения министерского законопроекта перед внесением его на рассмотрение народного представительства. Этим же объяснялось и появление в Уч. ГС 1810 г. формулы "вняв мнению Государственного Совета", по сути являвшейся калькой с французских образцов той эпохи, что в свое время вызвало гневную инвективу Карамзина: "Поздравляю изобретателя сей новой формы, или предисловия законов... государь российский внемлет только мудрости, где находит ее: в собственном ли уме, в книгах ли, в голове ли лучших своих подданных; но в самодержавии не надобно никакого одобрения для законов, кроме подписи государя; он имеет всю власть" [Карамзин. 1991. С. 60]. Отчасти великий историк не понял или сделал вид, что не понял истинного намерения Императора ограничить свою самодержавную власть. Не учитывая две указанные выше особенности, всегда трудно определить действительное место Госсовета среди высших органов государственной власти в период с 1810 по 1905 г. Связано это напрямую с тем, что Совет формально при Императоре во многом получил значение, превышающее его первоначальную компетенцию. Это очень четко уловил А.Д. Градовский: "Государственный Совет есть вообще установление, призванное подавать свое мнение по вопросам, подлежащим непосредственному разрешению Верховной власти" [Градовский. 1907. VII. 2 : 194]. Следовательно, Совет аккумулирует в своих руках и значительные права по координации деятельности высших правительственных сил, как тогда говорили. Естественно, это нездоровая ситуация. В такой своей деятельности он конкурирует и с Кабинетом Министров и с Совмином, учрежденным позднее, в 1861 г. За время существования в XIX в. Госсовет не претерпел существенных изменений своей структуры. В 1820 г. его состав пополнился 5-м департаментом: дел Царства Польского, но уже в 1862 г. он упраздняется. В 1861 г. при Госсовете под председательством самого Императора учреждается Главный комитет об устройстве сельского состояния; в 1882 г. этот орган Совета упраздняется. С 1826 по 1892 г. комиссия по составлению законов отсутствовала в структуре Совета, впоследствии она появилась вновь под названием Кодификационного отдела. С 1835 г. из состава Совета изъята комиссия прошений на высочайшее имя, превратившаяся впоследствии в самостоятельное учреждение. С 1874 г. при Госсовете существовало особое присутствие по воинской повинности. Радикально структура Совета изменятся только по Манифесту от 20 февраля 1906 г., о ней мы уже говорили выше. Этим же Манифестом Совет получает законодательные полномочия, сохранив за собой незначительные административные функции. Общее собрание членов Государственного Совета, назначение которых до 1906 г. подлежало исключительно ведению Императора, только министры входили в него по должности (ст. 4 Образования Госдумы от 1 января 1810 г., позднее Уч. Госдумы ("Учреждением" он стал именоваться в Своде законов)), составляло его присутствие, где принимались решения, утверждаемые впоследствии Императором и от этого получавшие силу закона. Председателем Государственного Совета являлся Император (ст. 5 Образования Госдумы или Уч. Госдумы). Первоначально в Совете было четыре департамента: 1) дел военных; 2) дел гражданских и духовных; 3) законов; 4) государственной экономии. Помимо департаментов в него также входили: комиссия составления законов, комиссия прошений, Государственная канцелярия. Каждый из департаментов состоял из председателя и трех членов (ст. ст. 10 и 11 Уч. Госдума. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.). Помимо этих постоянных членов на заседаниях департаментов могли присутствовать министры. Так, на заседаниях Департамента государственной экономии при обсуждении им дел по земским повинностям присутствовало сразу несколько министров: финансов, государственных имуществ, внутренних дел и уделов; на заседаниях Департамента дел гражданских и духовных присутствовал обер-прокурор Синода. Впрочем, департамент мог пригласить на свои заседания в качестве экспертов необходимое число лиц (ст. 12 Уч. Госдумы Т. I Св. зак. изд. 1892 г.). Государственная канцелярия, единственная сохранившаяся из всех подразделений Госсовета к 1906 г., включала в себя Государственного секретаря и статс-секретарей, общее число которых вместе с их помощниками определялось согласно штату данного учреждения. Канцелярия имела в своем составе следующие отделения: 1) законов; 2) военных дел; 3) гражданских дел; 4) государственной экономии; 5) дел Госсекретаря; 6) архив (ст. 130 Уч. Госдумы. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.). Ведомству Государственного Совета в первую очередь подлежали дела законодательные: "все законы, уставы и учреждения в первообразных их начертаниях предлагаются и рассматриваются в Государственном Совете и потом действием державной власти поступают к предначертанному им совершению" (ст. 1 Образования Госдумы 1810 г.; ср. ст. 1 Уч. Госдумы Т. I Св. зак. изд. 1892 г. и ст. 50 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.). Известен случай, когда Император одобрил мнение только одного члена Совета! В то же время требование об обязательном предварительном рассмотрении росписи в Совете соблюдалось очень строго. В финансовой сфере Совет рассматривал государственный бюджет (роспись) Империи, а равно все то, что вытекает из данного правомочия (п. п. 7, 10 - 15 ст. 23 Уч. Госдумы изд. 1886 г.). За всю историю обсуждения государственного бюджета в России он рассматривался лишь однажды в секретном комитете Министерства финансов - бюджет на 1813 - 1814 гг. из-за обстоятельств войны с Наполеоном. В силу ст. 97 собственного Учреждения Совет замещал in corpore Императора при долгом отсутствии последнего при условии определения им в соответствующем Указе степени власти Совета в данном случае. До издания Судебных уставов 1864 г. на Госсовет ложилась также обязанность и по судебной власти: ipso iure он рассматривал судебные дела в том случае, если в общем собрании Сената не находилось требуемого законом большинства голосов (2/3) по данному делу (последнее обусловлено было тем, что в России официально не признавалась доктрина свободного судебного толкования и судебного прецедента, после 1864 г. положение изменилось, но споры о степени силы судебного решения в качестве источника права продолжаются в науке до сих пор); по докладу министра юстиции, бывшего еще по должности и генерал-прокурором Сената, на те решения судебных дел, с которыми он не мог согласиться. После издания Судебных уставов 1864 г. Сенат мог обращаться прямо к Совету в случае обнаружения им пробела в законодательстве (Закон от 25 мая 1883 г.). По форме принятия решений постановления Совета либо имели форму закона, в таком случае они оформлялись соответствующим образом: в преамбуле акта указывалось: "Вняв мнению Государственного Совета, постановляем или утверждаем", либо актом, который имел следующую формулу: "Государственный совет по вошедшему на рассуждение его вопросу... уважив... мнением положил". Последняя формула применялась к актам подзаконного нормотворчества либо служила предваряющей обсуждение рассмотренного в Совете дела в каком-либо другом высшем органе государственной власти Империи. Определенности в этом вопросе было в общем-то мало, что объяснялось невозможностью проведения функционального разделения властей, в связи с чем, по остроумному замечанию А.Д. Градовского, проводили разграничение подведомственности дел. Последнее замечание. Формула "вняв мнению Государственного Совета" повлекла за собой недоразумение не только для Карамзина, но и для некоторых правоведов, например Градовского, который полагал, что сама суть этой формулы требует от Императора утверждения мнения только большинства Совета. Отчасти это объяснялось двусмысленностью деепричастия "вняв", его можно понять, как заметил в свое время Н.М. Коркунов, и как "выслушав", и как "согласившись"; "между тем нетрудно убедиться, что установление этой формулы "вняв мнению" не имело и не могло иметь своею целью ограничить чем-либо власть Императора" [Коркунов. 1893. 2 : 74]. Поэтому в данной формуле при ее толковании следует исходить из значения "выслушав". Все это, взятое вместе, указывает на то, что Совет выполнял чисто консультативную функцию, так как последнее слово при любом исходе обсуждения решения Государственного Совета было за Императором. Комитет Министров. Комитет Министров, образованный Манифестом от 8 сентября 1802 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXVII. N 2046), тогда же, когда и министерства, по смыслу п. 15 Манифеста олицетворял собой известное разделение власти на роды управления между Непременным советом, учрежденным годом ранее, и министрами: "Все министры суть члены Совета и присутствуют в Совете, Совет не иначе приступает к рассмотрению дела, как в присутствии по меньшей мере 5 министров, в числе которых должен находиться и министр, по части которого дело будет трактовано. Дела обыкновенно трактуются в Комитете, составленном единственно для них, для других же, особенную важность в себе содержащих, прочие члены Совета будут собираться один раз в неделю". В дальнейшем развитие организации и компетенции Комитета нашло свое отражение во Вр. пр. Комитета Министров 1805 г. и 1808 г. (соответственно: ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXVIII. N 21896 и Т. XXX. N 23352). В Правилах 1805 г. постановлялось: "Дела, подлежащие рассмотрению Комитета, суть: 1) по которым министр обязан приносить Его Величеству всеподданнейшие доклады; 2) из текущих те, которые угодно назначить; 3) которые министр, для разрешения собственных своих сомнений, сочтет за нужное туда представить". Это же было повторено и в Правилах 1808 г., перешедших затем в аналогичные акты 1810, 1829 и 1831 гг. С учреждением Государственного Совета и изданием Общего учреждения министерств в 1811 г. проясняется и роль Комитета Министров как частного совещания министров друг с другом по делам управления, при этом значительная часть вопросов и дел, подлежащих ведению каждого из них, предпочитается решаться ими непосредственно с доклада Императору. Возникает даже своего рода соревнование в этом вопросе, заключавшееся только в одном: перенесение как можно большего числа таких вопросов непосредственно на доклад к Императору. Последнее не может показаться простой формой бюрократической работы, поскольку личные доклады Императору увеличивали вес и авторитет данного министра по сравнению с остальными и, заручившись поддержкой монарха, такой министр мог действовать в обход как самого Комитета, так и многих других высших правительственных учреждений Империи. Прямым следствием такого положения дел явилось, с одной стороны, принижение роли Комитета, с другой - увеличение степени личного вмешательства Императора в дела непосредственно подчиненного управления. Последнее в значительной мере сказалось в правление императора Николая I, в связи с чем при последнем приобретает чрезвычайное значение Собственная Его Императорского Величества канцелярия. Таким образом, окончательно круг ведомства Комитета Министров установился в следующем виде: дела верховного управления, имеющие второстепенное значение и требующие высочайшего разрешения, но для принятия которых не обязательно личное присутствие монарха при их обсуждении (ст. 23 Уч. КМ Т. I Св. зак. изд. 1892 г.). Последнее позволяет определить статус Комитета как особую форму решения второстепенных административных дел. По своему составу Комитет также не выражал ничего экстраординарного. Так, председателем его могло быть специально назначенное лицо, как правило, особо доверенный министр (ст. 44 Уч. КМ); помимо него в Комитет входили все министры, председатели департаментов Госсовета, главноуправляющий кодификационным отделом Госсовета (после 1892 г.), лица, особо назначенные в его состав Императором, впрочем, Комитет мог пригласить на свое заседание и экспертов по усмотрению. При Комитете Министров учреждалась канцелярия (ст. 16 Уч. КМ). Комитет был упразднен в июне 1906 г. Совет Министров. Учреждение этого ведомства последовало в 1861 г. в связи с невозможностью правильной организации координации деятельности отдельных министров, продолжавших практику представления докладов Императору в обход Комитета Министров. Функционально это учреждение существует в России и по сей день, претерпев существенные изменения в 1906 г. В советский период с 1917 по 1946 г. он существовал как Совет народных комиссаров (СНК), затем вновь был переименован в Совет Министров, затем в Кабинет Министров (1990 - 1991 гг.), а сейчас просто Правительство России. Конечно, вряд ли правильно сравнивать Совет Министров дореволюционной России с нынешним правительством; если это делать формально, фактически, строго функционально между Совмином Российской империи и Правительством Российской Федерации имеется гораздо больше общего, нежели это можно было бы себе представить. Немаловажным для такого функционального сравнения является еще и то, что статус и полномочия Императора по Осн. гос. зак. от 24 апреля 1906 г. представляют собой разительное сходство со статусом и полномочиями Президента РФ. Итак, Правительство Российской империи в качестве единой корпорации министров существует с 1861 г. Всего исследователи истории этого учреждения выделяют во времени его существования несколько периодов: 1857 - 1861 гг. - время становления; 1861 - 1881 гг. - активная работа министров в Совете; 1881 - 1905 гг. - эпоха номинального существования этого органа; 1906 - 1914 гг. - становление новой организации и практики уже единого правительства: 1914 - 1917 гг. - эпоха войны, потребовавшая от Совета Министров новой организации, отвечавшей требованиям военного времени. Каждый из этих периодов имеет свои особенности, приведшие к изменениям в ту или иную сторону роли Совета. Состав Совета Министров в первый период его существования целиком был обусловлен функциональным предназначением этого органа: Император - председатель, все министры и главноуправляющие ведомств - члены. Впрочем, Император мог назначить к присутствию в нем и других лиц. В случае обсуждения Советом мер законодательного характера в его состав входил Государственный секретарь, начальник Государственной канцелярии - структурного подразделения Госсовета. Радикальное изменение состава и компетенции Совмина состоялось в ходе широкой конституционной реформы 1905 - 1906 гг. Потребность в обновлении роли и места Совета очень четко и емко выразил барон Б.Э. Нольде: "С одной стороны, общее признание, что надо чем-то гарантировать единство действий глав отдельных управлений, и, с другой стороны, что такое единство делается настоятельным требованием политической жизни, раз рядом с управлением создаются строго обособленные органы власти законодательной" [Нольде. 1911. С. 121 - 122]. Характерно при этом то, что по времени такая коренная реформа Совета совпала с изданием Манифеста от 17 октября 1905 г., выражением чего послужило опубликованное Высочайшее повеление от 18 октября 1905 г.: "Государь Император Высочайше соизволил повелеть Председателю Комитета Министров статс-секретарю графу Витте принять меры к объединению деятельности министров впредь до утверждения законопроекта о Совете Министров" (ПВ. N 222. 18 октября 1905). Фактически данное Повеление санкционировало подготовленный к тому времени проект нового Положения о Совете Министров, которое и было утверждено в качестве закона (Именным указом) 19 октября 1905 г., явившегося позднее источником гл. 5 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г., при дальнейшей кодификации - гл. 11 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г. Значение Учреждения Совета Министров 1905 г. по условиям того времени трудно переоценить, так как этот акт явился очень подробным законом, регулировавшим статус и полномочия единого Правительства России. Самым главным нововведением закона было учреждение постоянно действующего главы правительства - Председателя Совета Министров и существенное сужение практики всеподданнейших докладов министров в обход самого Совета. Окончательно практику таких докладов искоренить не удалось. В частности, это обусловливалось приданием ведомству трех министров: иностранных дел, Двора и уделов военного статуса, определяющегося скорее положениями ст. ст. 8, 12 - 14 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. и ст. 14 Указа от 19 октября 1905 г. как ведомств, находящихся в прямом подчинении Императора. В остальном только Председатель Совета Министров мог теперь входить со всеподданнейшими докладами, которые требовали резолюции Государя (ст. 7 Указа от 19 октября 1905 г.); министры, в случае необходимости получения такой резолюции, обязаны были вносить свой доклад в предварительном порядке в Совет: "Такие всеподданнейшие доклады вносятся на рассмотрение Совета его Председателем или же, по соглашению его с подлежащим министром или главноуправляющим отдельною частью, докладываются сими последующими непосредственно Государю Императору, при том в случае надобности в присутствии Председателя Совета Министров" (ст. 17 отд. I Указа от 19 октября 1905 г.). Однако после успокоения страны Император de facto возобновил прежнюю практику заслушивания всеподданнейших докладов. Впрочем, она не была соизмерима с прежней, кроме того, всегда следует помнить, что законодательство предоставляло такое право Императору по ведомству трех вышеупомянутых министров. В добавление к трем министрам дальнейшая практика установила право самостоятельного доклада Государю в обход Совмина Государственного контролера, обер-прокурора Синода, таким же правом пользовались и председатели внесоветских органов: Совета обороны, Адмиралтейств - совета, Комитета финансов и некоторые другие. Другой важнейшей новеллой в отношении Совета Министров явилось учреждение поста Председателя Совмина - формального премьера, главы правительственной коллегии страны. Несмотря на явную новизну этого органа, отсутствие прямых аналогий, как говорил барон Б.Э. Нольде, "председатель не pimus inter pares, каким являются председатели многих наших административных коллегий; его должность не почетное удаление от дел, скрашенное внешним почетом и правом руководить прениями авторитетной коллегии, какой была, например, должность дореформенного председателя Комитета Министров. Напротив, Председатель Совета Министров пользуется такими правами по отношению к другим членам Совета, которые ставят их в подчиненное по отношению к нему положение, и, вооруженный этими правами, он является представителем Совета перед Верховной властью, с одной стороны, и перед законодательными учреждениями - с другой" [Нольде. 1911 : 175]. Нам же представляется возможным увидеть в этой административной фигуре кумуляцию компетенции и прав некоторых высших должностных лиц Империи. Прежде всего представляется возможным указать на должность Председателя Комитета Министров, чье формальное положение главы коллегии и вытекающие отсюда процедурные права (руководство заседанием и т.п.) унаследовал глава правительства; также представляется возможным указать на сферу компетенции министра внутренних дел, который, по признанию современников, до конституционной реформы являлся фактическим премьером - лицом, несшим всю полноту ответственности за формирование и осуществление внутренней политики Империи. Одновременно с этим можем сослаться на четкую юридическую формулу, выведенную бароном Б.Э. Нольде в его превосходном исследовании, которой он пытался объяснить природу власти Предсовмина: "Если закон по общему правилу не налагает на Монарха обязанности управлять при участии Совета Министров, то, напротив того, обязанность обращения к Совету Министров в делах управления самым категорическим и определенным образом возложена на министров. В этом основной источник авторитета и влияния этой коллегии на дела управления. Этот авторитет и влияние почерпается Советом не сверху, не путем делегации ему части прав Монарха, а снизу, путем делегации ему части полномочий отдельных министров" [Там же. С. 193]. *** Итак, Председатель Совета Министров как глава Правительства Империи осуществлял общее руководство деятельностью Совета: он получил право всеподданнейших докладов, которым ранее пользовался каждый министр (ст. 7 отд. I Указа от 19 октября 1905 г.); представлял Совет и любое из министерств по делам общего управления в Думе и Госсовете (ст. 6 отд. I. Там же); он требовал от подчиненных ему министров предоставления всех необходимых сведений (ст. 8 отд. I. Там же); приглашал на заседания Совета своей властью необходимое количество экспертов; санкционировал осуществление министрами мер по законодательным проектам и по делам общего управления (ст. 13. Там же). Вместе с тем предполагавшееся в прежних проектах наделение Предсовмина широкой дисциплинарной властью, например предполагалось предоставить ему единственному право представлять Императору кандидатуры на тот или иной министерский пост, право инициировать перед ним отставку того или иного министра, не состоялось. Вместо этого принята была статья неопределенного содержания: "Предположения начальников ведомств, принадлежащих к министерскому устройству, о замещении главных должностей высшего и местного управления поступают на обсуждение Совета Министров" (ст. 15 отд. I Указа от 19 октября 1905 г.). Одновременно с этим к ведению исключительно Императора относились назначения по ведомствам: военному, иностранных дел, Двора и уделов. Председатель не наделялся правом решающего голоса в случае разделения мнений членов Совмина поровну (ст. 16. Там же). По составу Совмин периода 1906 - 1917 гг. не претерпевал серьезных изменений, единственное новшество - это упразднение председательствования в нем Императора, хотя ст. 5 отд. I Указа от 19 октября 1905 г. предусматривала случаи, когда "Императорскому Величеству благоугодно председательствовать в Совете Министров, Председатель Совета участвует в нем на правах члена". Членами Совета являлись все министры и главноуправляющие ведомств, состоящих на правах министерств, начальники прочих учреждений присутствовали на заседаниях Совета Министров "лишь по предметам своего ведомства" (ст. 2 отд. I. Там же). Как мы указывали выше, Предсовмина мог приглашать на заседания Совета экспертов. Дальнейшая практика существования Совета Министров как коллегиального правительственного органа была подвержена разноплановым, подчас противоположным влияниям и направлениям. Огромное значение для положения Совмина имели и личностные качества его Председателя. В этой связи история правительственной коллегии после 1906 г. может делиться на два периода: при П.А. Столыпине и после него. Мощь и государственный ум Петра Аркадьевича Столыпина, планы его реформ по преобразованию государственного управления России, осуществись они, как знать, не прошло бы по стране "красное колесо". Другая сумма влияний выражалась в интенсификации управления различными отраслями государственной жизни. В этой связи привлекает внимание практика создания межведомственных комитетов под эгидой Совмина: малый Совмин (так он именуется в литературе), посвященный рассмотрению технических и малозначительных дел, подведомственных Совету; Особое совещание по делам Великого княжества Финляндского, созданное в 1907 г. в связи с изменением статуса Императора - Великого князя: между ним и этой провинцией после 1906 г. стала Государственная Дума (подробно этот вопрос мы рассмотрели выше); Комитет по заселению Дальнего Востока, образованный в 1909 г. в рамках общей столыпинской аграрной реформы, и др. Вместе с тем расширение общей государственной политики, направленной на вмешательство государства в экономику, ставило перед правительством задачу более широкого и глубокого регулирования различных областей жизни общества. Мы бы погрешили против истины, если бы не упомянули и обратных тенденций, во главе которых стоял Император; они были направлены к постепенной ревизии всех конституционных актов 1905 - 1906 гг. Об этом достаточно много писалось до революции и после. Если оставить в стороне непозволительный тон, составлявший отличительную черту советской историографии по этому вопросу, то в целом придется согласиться, что во многом советские историки были правы. Но во многом - не значит, что во всем. Личность Николая II, убитого большевиками вместе с детьми, обязывает видеть в его попытках "реставрации" доконституционных порядков лишь шаги к улучшению далеко не идеального порядка управления Россией после 1906 г. Он понимал эти шаги так, как мог, но это вовсе не повод к предвзятой обструкции его политики; очевидно, что речь в данном случае может идти только о той системе ценностей, которой он руководствовался, и о той, которой руководствуются его хулители. Нападение Германии на Россию в августе 1914 г. поставило перед ней задачу организации управления армией и тылом, управления всем народным хозяйством. Немаловажную роль в реорганизации промышленности страны на военный лад сыграла система так называемых особых совещаний - уникальных органов управления отдельными отраслями промышленности. Совещания создавались под руководством соответствующего министерства, включая одновременно представителей промышленных кругов и рабочих. Всего по Закону от 17 августа 1915 г. было создано четыре особых совещания: по обороне; по перевозкам; продовольствию и топливу. Система возглавлялась Особым совещанием по обороне и действовала в теснейшем взаимодействии с органами военного и гражданского управления. Собственная Его Императорского Величества канцелярия. Среди разнообразных органов, которым в разные периоды истории Империи поручались те или иные правительственные функции, обращает на себя внимание еще один - личная канцелярия монарха, с помощью которой он осуществлял свои прямые функции по верховному управлению. Можно сказать, канцелярия Императора существовала всегда, и только в период правления Екатерины II и Николая I это учреждение приобрело исключительное значение для координации политики органов центрального управления, вообще руководства всей внутренней, а подчас и внешней политикой. При Екатерине II ее личная канцелярия пока еще не совпадала с Советом при Высочайшем дворе, но уже давно историками было обращено внимание на выдающуюся роль в управлении Империей статс-секретарями этой монархини. Николай I доводит систему личного управления страной до совершенства, в связи с чем особое значение в его тридцатилетнее царствование приобретает СЕИВК. По своей природе это орган с исключительной компетенцией, стоящий над всеми остальными существовавшими на тот момент установлениями государственной власти. Исключительность компетенции и особенность положения обусловлены тем, что само это ведомство работало под непосредственным руководством (не председательствованием) Императора. Отчасти даже можно заключить, что Император являлся в ней простым чиновником. Многое в полномочиях и положении канцелярии, конечно же, объясняется и личными чертами императора Николая I - этого "донкихота самодержавия". СЕИВК состояла из нескольких отраслевых отделений: I отделение образовано в 1826 г. под управлением особого статс-секретаря. Первоначально оно разбирало бумаги усопшего императора Александра I, но впоследствии круг ведомства отделения расширяется и ему доверен надзор за исполнением указов и распоряжений Императора. В дальнейшем I отделение приобретает контрольные функции над властью министров, нередко рекомендуя Николаю I сместить одного и назначить другого на министерский пост. С 1846 по 1857 г. в его составе существовал особый инспекторский департамент. II отделение СЕИВК образовано в 1826 г. из комиссии законов Государственного Совета. В дальнейшем всю свою историю до 1892 г. II отделение трудилось над кодификацией русского права, что с успехом ему удавалось. В указанный год II отделение преобразовано было в кодификационный отдел Госсовета. III отделение образовано в 1826 г. на месте особой канцелярии МВД. Здесь необходимо сделать небольшое историческое отступление. В петровские времена Тайная полиция, заведовавшая мерами государственной безопасности, сосредоточена была в знаменитом Преображенском приказе, который в 1718 году преобразован был в Тайную канцелярию - ведомство с неопределенной компетенцией и от этого с неограниченными возможностями. При Петре II Тайная канцелярия упраздняется, с тем чтобы возродиться вновь в 1731 г. под именем Канцелярии тайных розыскных дел; в 1743 г. значение этого ведомства усиливается, так как ему отныне дается право внесудебной расправы без какой-либо контрольной власти над ним. Император Петр III, которому сильно досталось от историков, своим знаменитым Указом от 21 февраля 1762 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XV. N 11445) упразднил эту организацию, запретив попутно использовать знаменитое выражение "Слово и дело" <1>. Екатерина II первоначально подтверждает силу Указа своего супруга, но в конце царствования создает Тайную экспедицию, которая получает очень много работы в беспокойное царствование Павла I. Одним из первых своих указов Александр I в 1801 г. упраздняет эту экспедицию, но дела по ее ведомству не кассируются, а передаются в разные учреждения. Одно время существовало даже особое Министерство полиции (с 1810 по 1819 г.). В 1811 г. большинство этих дел снова аккумулируется уже в Особой канцелярии МВД, на основе которой в 1826 г. и создается III отделение СЕИВК. В 1827 г. к нему прикомандировывается особый корпус жандармов; в 1837 г. жандармский корпус сливается с отделением в одно целое. -------------------------------<1> До этого исторического момента обращает на себя внимание более ранний Указ от 7 апреля 1742 г., которым запрещалось посылать в Тайную канцелярию лиц, описавшихся в царском титуле, ранее это трактовалось как crimen laesae majestatis. Здесь же отметим, что при Петре III после запрещения выражения "Слово и дело" любители доносов стали кричать: "Секрет!", за что по распоряжению свыше велено было таких нещадно пороть с наставлением: "Коли знаешь секрет, так и содержи его в тайне" [Гольцев. 1896. С. 151]. Жандармы как род военно-полевой полиции появились в России в 1716 г. по Воинскому уставу Петра Великого, гл. XLV которого трактовала о генерале гевалдигере или румормейстере: "Понеже правосудие всюды содержано имеет быть, того ради потребно есть, чтоб сие и при войску чинено было, дабы всем непорядкам благовременно упредить и добрые порядки содержать". Уже тогда для исполнения полицейских обязанностей жандармскому генералу передавалась в подчинение небольшая конная команда. В 1815 г. отдельный Борисоглебский драгунский полк был переименован в жандармский и личный состав его расквартирован по полкам русской армии; двумя годами позже из жандармских чинов в полках создаются особые команды, которые в свою очередь в 1827 г. получают особую организацию в виде отдельного корпуса, каковой, как мы уже сказали, и вливается в 1837 г. в III отделение. Таким образом, Россия обязана императору Николаю I правильной постановкой дела по военной и внутренней контрразведке. Причем организация оперативной и агентурной работы в III отделении была поставлена на такую недосягаемую высоту, что историки спецслужб до сих пор затрудняются определить масштаб деятельности Отделения. Совершенно точно известно, что Отделение "держало под колпаком" всю Россию и некоторые европейские страны, притом штат центрального аппарата Отделения не превышал 20 человек! К ведомству III отделения СЕИВК относились дела: высшей полиции; доставление сведений о сектантах и раскольниках, борьба с фальшивомонетничеством; надзор за политически неблагонадежными, выявление этих лиц среди населения; надзор за иностранцами (в данном случае губернатор являлся одним из органов по сбору таких сведений); заведование тюремным содержанием государственных преступников; ведение полицейской статистики. Именно со времен III отделения в Империи появились самые высокие здания в России, как шутили остряки тех времен: "Как войдешь сразу Сибирь видна". В 1882 г. ведомство III отделения совмещено с ведомством отдельного корпуса жандармов и перешло под юрисдикцию МВД. IV отделение СЕИВК, созданное в 1826 г., состояло под управлением статс-секретаря и занималось управлением всех благотворительных учреждений ведомства императрицы Марии Федоровны. Вдова Павла I со временем сделалась почетной патронессой всех богаделен Империи. V отделение СЕИВК, созданное в 1836 г., работало над реформой управления государственными крестьянами; позднее, после образования Министерства государственных имуществ, в рамках этого отделения работали временные секретные комитеты по выработке мер к облегчению положения крепостных крестьян. Отделение прекратило свою работу в 1848 г. VI отделение СЕИВК создано было в 1842 г. для разработки мер по управлению Кавказом. В 1882 году Канцелярия упраздняет свою структуру и превращается в обычную личную канцелярию главы государства. § 4. Центральные органы государственного управления Российской империи Старая московская система приказного управления в царствование императора Петра I подвергается коренному реформированию - таково мнение большинства исследователей. Однако выше указывалось, что петровские преобразования не укладываются в привычную схему: упразднил старое и учредил новое. Сегодня многое из того, что делал Петр, может быть оценено как попытка модернизации, причем на основе старых традиций, никак не бездумное копирование заграничных образцов. Немаловажным при этом следует считать и то, что некоторые приказы пережили сами коллегии, благополучно просуществовав до начала XX в.! Так, Сибирский приказ был упразднен только при Екатерине II, когда многие коллегии исчезают и переводятся на уровень губернских правлений и казенных палат; Сыскной приказ упраздняется только в 1763 г., а Судный - в 1783 г. Тюремный приказ прекращает свое существование в 1904 г.! Впрочем, это было уже местное (сибирское) учреждение, но характер его деятельности был точным слепком со старомосковских порядков. Понятие коллегии. Коллегии вводятся под влиянием западноевропейских образцов, но не копируют эти образцы слепо. Вместе с тем было бы неправильно в этой связи считать и исключительно оригинальной природу петровских учреждений, так как прямое указание на западные образцы мы находим в законодательстве той эпохи: "А дабы иноземцы не удерживаемы были от приезда в Россию опасением, чтобы их не подвергали установлениям, судебной расправе или роду наказаний, несообразным с их земскими законами и обычаями, того ради мы сим и в силу сего повелели из иноземцев, искусных в делах военного штаба, образовать Тайную военного совета коллегию, имеющую состоять из президента, советников, секретарей и других канцелярских служителей" (п. 3 Указа 1702 г. // ПСЗРИ. 1-е изд. Т. IV. N 1910 ). Важно подчеркнуть, что иностранцы, подведомственные данной коллегии, подлежали суду по "законам Божеским, а потом по римскому гражданскому праву и другим народным обычаям" (Там же). Вообще впервые слово "коллегия" упомянуто именно в этом Указе. До окончательного учреждения коллегий в 1717 г. Петр живо интересовался иностранным опытом. Так, полагают, что первый проект создания новых административных органов ему представил еще в 1699 г. англичанин Ф. Ли, в результате Бурмистерская палата, созданная в том же году, явилась первым опытом коллегиального устройства. Позже появлялось еще несколько проектов: барона Гюйссена, генерала Вейде, барона Бреверна, барона Любераса, знаменитого ученого Лейбница - все они в некоторой степени повлияли на форму коллегий и порядок их работы. Впрочем, из советов Лейбница получилось только учреждение в России Академии наук, существующей и поныне. Несмотря на первые опыты (относившиеся уже к 1715 г.), работа коллегиальных учреждений оказалась весьма неудовлетворительной. Царь тем не менее в еще большей степени укрепился в полезности самой идеи коллегиального принятия решений для российской администрации. Как известно, старая приказная система основывалась на принятии решений единоличной властью; по мысли Петра, такая система была крайне неудобной, следовательно, ее необходимо было менять. Система коллегий. История коллегий в качестве устоявшегося органа центрального управления начинается с Указа 1717 г.: "О штате коллегий и о времени открытия оных" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. V. N 3129). Указом устанавливалось: "Начать надлежит всем президентам с нового года сочинять свои коллегии и ведомости отовсюду брать, а в дела не вступать до 1719 года, а с будущего года конечно зачать свои коллегии управлять. А понеже новым образцом еще не управились, того ради 1719-го управлять старым манером в тех коллегиях, в 1720 году новым президентам, которые ныне не в Сенате, сидеть в Сенате с будущего 1718". Несколько дней спустя последовал еще один указ (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. V. N 3133), создававший девять коллегий: Иностранных дел, Камер, Юстиц, Ревизион, Воинскую, Адмиралтейскую, Коммерц, Штатс-контор, Берг и Мануфактур. Ровно через год выходит другой указ, которым устанавливался следующий порядок распределения ведомств по коллегиям. ┌─────────────────┬─────────────────────────────────┐ │Чужестранных │Всякие иностранные и посольские │ │дел, что ныне │дела и пересылка со всеми │ │Посольский │окрестными государствы и приезды │ │приказ │послов и посланников, и приезд │ │ │куриеров и других иноземцов │ ├─────────────────┼─────────────────────────────────┤ │Камер или │Всякое расположение и ведение │ │казенных сборов │доходов денежных всего │ │ │государства │ ├─────────────────┼─────────────────────────────────┤ │Юстиц, т.е. │Судные и розыскные дела, в той │ │расправа │же коллегии в ведении, и │ │гражданских дел │Поместный приказ │ ├─────────────────┼─────────────────────────────────┤ │Ревизион │Счет всех государственных │ │ │расходов и доходов │ ├─────────────────┼─────────────────────────────────┤ │Воинской │Армия и гарнизоны и все воинские │ │ │дела, которые были ведомы в │ │ │Военном приказе и которые │ │ │прилучаются во всем государстве │ ├─────────────────┼─────────────────────────────────┤ │Адмиралтейств │Флот со всеми морскими воинскими │ │ │служителями, к тому │ │ │принадлежащими морскими делами и │ │ │управлением │ ├─────────────────┼─────────────────────────────────┤ │Коммерц │Смотрение над всеми торгами и │ │ │торговыми действиями │ ├─────────────────┼─────────────────────────────────┤ │Штатс-контора │Ведение всех государственных │ │(казенный дом) │расходов │ ├─────────────────┼─────────────────────────────────┤ │Берг и │Рудокопные заводы и все прочие │ │Мануфактур │ремесла и рукоделия и заводы │ │ │оных в размножение, при том же и │ │ │артиллерия │ └─────────────────┴─────────────────────────────────┘ Отсюда видно, что только одна коллегия полностью восприняла компетенцию одного приказа, а именно Посольского. В дальнейшем компетенция Коллегии иностранных дел перешла в ведомство Министерства иностранных дел. Весь 1718 г. шла активная подготовительная работа, именно в этот год некоторые коллегии обзаводятся собственными регламентами, которые впоследствии входят в Генеральный регламент всем коллегиям 1720 г., "по которому Государственные коллегии, також и все оных принадлежащих к ним канцелярии и кантор служители, не токмо во внешних и внутренних учреждениях, но и во отправление своего чина подданнейше поступать имеют". В 1721 г. учреждается Духовная коллегия, вскоре переименованная в Синод. В 1722 г. учреждается Малороссийская коллегия, в том же году разделяются ведомства Берг- и Мануфактур-коллегий на два самостоятельных учреждения. Далее к коллегиям присоединяется Вотчинная коллегия, учрежденная на месте Поместного приказа, Главный магистрат и некоторые другие. Одно
