М. М. КОЧЕНОВ В. В. НИКОЛАЕВА МОТИВАЦИЯ ПР И ШИЗОФРЕНИ И МГУ ИЗДАТЕЛЬСТВО московского УНИВЕРСИТЕТА 1978 ПЕЧАТАЕТСЯ ПО ПОСТАНОВЛЕНИЮ РЕДАКЦИОННО-ИЗДАТЕЛЬСКОГО МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Рецензенты: доктор психологических наук Б. В. Зейгарник, кандидат психологических нал Л. В. Петренко СОВЕТА Коченов М. М., Николаева В. В. Мотивация при шизофрении. М., Изд-во Моск. ун-та, 1978. 88 с. Монография посвящена вопросам нарушений мотивации деятельности больных шизофренией простой вялотекущей формы. Приводятся данные экспериментального исследования мотивации, дается психологическая интерпретация известных клинических фактов, обсуждаются методологические вопросы изучения нарушений личности. Книга может представить интерес для психологов, психиатров, а также всех специалистов, занимающихся проблемами психологии ЛИЧНОСТИ. 10508—127 к15—78 О Издательство Московского университета, 1978 а ПРЕДИСЛОВИЕ Исследование личности в норме и патологии относится, безусловно, к числу наиболее сложных и актуальных проблем общей психологии и ее прикладных отраслей. В связи со все более ощутимым влиянием данных научной психологии на различные сферы общественной практики значение психологического изучения личности существенно увеличивается. В наши дни решение многих задач в области воспитания и обучения, профессиональной ориентации, повышения качества и эффективности трудовых процессов, создания современных технических устройств не может обойтись без глубокого знания и всестороннего учета так называемого личностного фактора. Не является исключением и медицинская практика, в особенности такие ее разделы, как диагностика некоторых заболеваний, психотерапия и трудотерапия, восстановление нарушенных психических процессов, социальная реадаптация больных. Исторически наиболее тесные контакты установились у психологии с одной из отраслей медицины— психиатрией. Отношения и взаимовлияние психологии и психиатрии имеют длительную и сложную историю, но и сегодня мы не можем сказать, что между психологами и психиатрами достигнуто полное единство взглядов на природу психических нарушений. Сказанное, однако, не следует понимать как признание извечного и непреодолимого антагонизма психологов и психиатров в объяснении сущности наблюдаемых ими психопатологических явлений. Свидетельством существования реальных путей творчески продуктивных связей психологии и психиатрии могут служить работы ряда советских патопсихологов, и в первую очередь основоположника советской патопсихологической школы Б. В. Зейгарник. З Теоретическую основу современной отечественной патопсихологии и методологические принципы ее развития составляют фундаментальные положения общей психологии. Привнесение в сферу анализа психопатологических явлений общепсихологических идей является одной из главных особенностей патопсихологии. В настоящей работе, посвященной изучению некоторых особенностей психической деятельности больных одной из форм шизофрении, авторы стремились следовать этой научной традиции. Авторы не имеют намерений психологизировать психиатрию, против чего справедливо выступали крупнейШИе отечественные клиницисты. Замысел предлагаемой работы — показать возможности применения достижений психологической теории для уточнения содержания и структуры, психологической квалификации некоторых известных в клинике фактов. В этом отношении авторы в значительной степени руководствовались идеями выдающихся русских психопатологов С. С. Корсакова, В. М. Бехтерева и некоторых других о необходимости проникновения в психиатрическую клинику наиболее ценного из того, что накоплено в области психологии. ГЛАВАО ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ИЗУЧЕНИИ ЛИЧНОСТИ БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ С тех пор была как в конце прошлого века Э. Крепелином впервые описана dementia praecox (раннее слабоумие), в психиатрии и медицинской психологии не ослабевает интерес к одному из самых грозных и распространенных психических заболеваний — шизофрении. Не боясь преувеличения, можно сказать, что простое перечисление опубликованных в десятках стран статей и монографий, посвященных вопросам клиники, патогенеза, лечения шизофрении, составило бы внушительный фолиант. Нет ни одного крупного течения или школы в психиатрии и медицинской психологии, не оставивших следа в изучении шизофрении. Конституционализм, психоморфологизм, феноменологизм, фрейдизм — вот далеко не полный перечень научных направлений, представители которых делали настойчивые попытки объяснить со своих методологических позиций наблюдаемые в клинике факты. Однако анализ изучаемых психопатологических явлений с точки зрения теории двух факторов — соотношения противопоставляемых друг другу элементов социального и биологического в психическом развитии человека — делает сложившиеся в рамках этих научных школ представления о сущности нарушений личности при шизофрении ограниченными и односторонними. В хоре разноречивых суждений, относящихся к узловым проблемам шизофрении, отчетливо звучит мысль, объединяющая всех исследователей, сколько-нибудь серьезно изучавших это заболевание: специфические нарушения личности больных являются одним из ведущих, центральных проявлений шизофрении. Аутистическую направленность, отрыв от реальной действительности, снижение активности, причудливость и противоречивость мотивации поведения называют крупнейшие клиницисты в 5 числе характерных особенностей личности больных шизофренией. Много тонких наблюдений нарушений личности больных шизофренией сделано отечественными психиатрами. «Шизофрению...,— пишет Д. С. Озерецковский,— характеризует совершенно особый тип процессуального течения с прогрессирующим распадом единства личности, нарастающими аутистическими тенденциями и неуклонным эмоциональным оскудением» [37, с. 27]. По мнению И. Ф. Случевского, основное нарушение психики при шизофрении — это «...наличие противоречивости, противоположности, несовместимости, проникающих как стержневое расстройство через все психические проявления больных шизофренией» [51, с. 141]. На структурную перестройку личности при шизофрении указывает А. М. Халецкий: «Не столько особенности отдельных симптомов или синдрома в целом, сколько эта перестройка личности с утратой собственной активности и чувством поглощения неведомой силой, вносящей в нее новые качества,... является одной из важнейших особенностей шизофрении» [58, с. 61]. По выразительному определенико В. М. Банщикова и А. Г. Амбрумовой, «больные шизофренией отличаются неповторимым клиническим своеобразием, «иначеством» личности» [2, с. 41]. В проведенных под руководством А. В. Снежневского исследованиях [52, 54, 55] убедительно показано, что нарушения личности у больных шизофренией возникают уже в самом начале заболевания, иногда они даже предшествуют появлению продуктивной психопатологической симптоматики и обладают заметной независимостью характера и степени выраженности от других психопатологических нарушений. Последнее проявляется, в частности, и в том, что, возникнув, изменения личности могут быть стабильными, а темп их нарастания совсем необязательно соответствует общему темпу развития психопатологических расстройств. 6 Стремление глубже проникнуть в сущность наблюдаемых у больных шизофренией изменений личности привело многих психиатров и психологов, придерживающихся самых различных взглядов, в том числе откровенно механистических и биологизаторских, к попыткам связать характер и формы протекания болезненного процесса, развитие психопатологической симптоматики с влиянием преморбидной личности больного и тем самым преодолеть разрыв между изучением закономерностей психиче«кой деятельности здорового человека и причин возникновения в результате болезни новых свойств личности [1, З, 12, 35, 48, 58]. В этой связи важное место в работах ряда психиатров занимает обсуждение вопросов о реакции личности на болезнь и возникновении так называемых неспецифических симптомов, являющихся продуктом действия «защитных сил» личности [40—42 51, 58], компенсаторных личностных возможностей больных шизофренией, проявляющихся в процессе трудотерапии и психотерапии [34, 59] Традиционная для психиатрии особенность изучения нарушений личности заключается в преобладании подробных описаний клинических феноменов над аналитическим исследованием их структуры и содержания. Попытки теоретической интерпретации наблюдаемых в клинике фактов нередко имеют эклектический характер и основаны на искусственном соединении понятий старой ассоциативной и попросту житейской психологии с некритически заимствованной терминологией модных, но иногда противоположных и даже взаимоисключающих концепций. Главный же недостаток в истолковании внутреннего содержания различных нарушений личности при шизофрении состоит, по нашему мнению, в недооценке некоторыми исследователями роли психологической теории в объяснении психопатологических явлений, в частности достижений современной отечественной психологии, разрабатывающей методологические принципы изучения психической деятельности человека и 7 закономерностей формирования и развития личности. Именно по этой причине, как нам кажется, отдельные суждения о личности больных шизофренией несут на себе печать упрощенно физиологического понимания личностных свойств как прямого результата присущих индивиду особенностей высшей нервной деятельности. В подобных случаях нарушения личности, как и вся психопатологическая симптоматика вообще, выводятся непосредственно из самого болезненного процесса, точнее, даже из специфического для шизофрении поражения центральной нервной системы, которое и выдается некоторыми психиатрами за причину изменений личности. Вот что пишет по этому поводу В. В. Шостакович: «Психопатологическая симптоматика шизофрении не возникает как «deus ехтаchina», она является отражением тех патофизиологических механизмов, которые ее обусловливают...» [60, с. 94]. Трудно, однако, представить себе, что характерные для больных шизофренией аутизм, равнодушие к судьбам близких людей, затрудненность в общении с окружающими порождаются непосредственно мозговой патологией. Такое понимание природы нарушений личности при шизофрении находится в резком противоречии с многими интересными наблюдениями клиницистов. Невозможно в этой связи обойти молчанием описания случаев внезапного «чудесного» исцеления глубоко дефектных больных шизофренией под «влиянием императивной жизненной необходимости» [58, с. 60], внезапных перемен обстоятельств, эмоциональных потрясений и т.п. [58] или примеры столь же внезапно наступающих глубоких по степени восстановления психической деятельности предсмертных ремиссий Замечено также, что у людей, заболевших шизофренией после 30 лет, болезненный процесс протекает более благоприятно, а сами они долго окружающим миром Не менее важны данные о том, что больные шизофренией, осложненной эндокринными, инфекционными заболеваниями или хроническим 8 алкоголизмом, отличаются обращенностью к жизни, относительно малой выраженностью типичных для шизофрении нарушений личности [14]. Как видно из приведенных примеров, шизофренический процесс, несмотря на специфическую интоксикацию и несомненное нарушение динамики мозговых процессов, не всегда приводит к глубоким и абсолютно необратимым изменениям личности. Более того, даже при далеко зашедшем деструктивном шизофреническом процессе, когда нарушения личности уже преобразили психический облик больного, казалось бы, до неузнаваемости, под влиянием жизненных обстоятельств возможно все-таки заметное восстановление личности. Бесполезно искать объяснение этим в высшей степени знаменательным фактам, замыкаясь в сфере анализа сугубо физиологических и патоморфологических явлений. Нарушения в функционировании мозговых систем не сами собой продуцируют психопатологическую симптоматику, они создают новые условия психической деятельности больного человека. Как писал еще В. Х. Кандинский, болезнь «...есть та же жизнь, текущая по тем же самым законам, как и жизнь нормальная, но только в измененных условиях» [18, с. 646]. Затрагивая материальный субстрат психической деятельности — мозг, болезнь способствует искажению у человека образа той действительности, в которой он живет и которая побуждает его к активности. Это и создает новое условие протекания психической деятельности, в процессе которой происходит постепенное, имеющее иногда длительную историю формирование патологических черт личности. Подход к изучению изменений личности психически больных людей как к процессу, отвечающему основным принципам формирования личности в норме, но протекающему в новых для субъекта условиях болезни, получил развитие в ряде абот отечественных патопсихологов [5, 15, 17, 20, 36 . Обнаружилась возможность исследовать с позиций концепции деятельности структуру и психологические механизмы ранее подвергавшихся только описанию 9 психопатологических проявлений различных психических заболеваний. Экспериментальное психологическое изучение познавательной деятельности и нарушений личности больных позволяет, во-первых, выявить некоторые факты, недоступные простому наблюдению или традиционным клиническим методам, и, во-вторых, осмыслить полученные результаты в понятиях единой психологической концепции. Именно на этом пути следует искать перспективы дальнейшего взаимного обогащения психологии и психиатрии. До недавнего времени в работах патопсихологов, изучавших деятельность больных шизофренией, основное внимание уделялось анализу нарушений ее операционного состава [15, 33, 41] и только в некоторых из них имеются указания на зависимость отдельных нарушений познавательной деятельности (в первую очередь мышления) от изменений ее мотивационных характеристик [15, 17]. Исследования, специально направленные на изучение содержания, строения, своеобразия изменений самих мотивов деятельности психически больных, были проведены у нас в стране, и результаты их опубликованы. Если же говорить об исследовании специфики мотивов деятельности при шизофрении как форме нарушений личности, то этому вопросу в отечественной патопсихологической литературе уделяется пока незаслуженно мало внимания. Между тем хорошо известно, что изменения личности занимают в общей картине нарушений психической деятельности больных шизофренией не менее значительное место, чем особенности мышления или восприятия. Указания на парадоксальность мотивации поведения больных шизофренией и отчасти связанное с ней существенное снижение их активности имеются в психиатрической литературе [62]. Но ни в одном из исследований клиницистов мы не находим удовлетворительного ответа на вопрос о механизме порождения парадоксальной мотивации и психологических процессов, придающих ей именно такой характер. 10 Необходимость обращения к более или менее детальному анализу строения мотивационной сферы больных шизофренией и функций мотивов их деятельности продиктована не только важностью этой проблемы в теоретическом отношении, но и практическими соображениями. Повседневная клиническая и патопсихологическая практика требует тщательной квалификации нарушений личности больных шизофренией как для установления правильного диагноза, так и для решения вопросов прогноза и трудоустройства больных, их социальной реадаптации. Настоящая работа не претендует на исследование всех встречающихся у больных шизофренией нарушений мотивационной сферы. Цель ее в другом. Мы хотели показать прежде всего принципиальную возможность построить исследование патологических изменений личности на фундаменте теоретических положений и взглядов, сложившихся в общей психологии и разрабатывающихся главным образом применительно к проблемам развития личности в норме. Поэтому мы рассматриваем только некоторые типичные для больных шизофренией личностные особенности и пытаемся показать, какое место в структуре шизофренического распада личности занимают нарушения мотивационной сферы, в частности ее иерархического строения и двоякой функции мотивов — побуди- 11 тельной и смыслообразующей. Нас интересовало также, однородны ли нарушения мотивационной сферы у исследуемых больных или встречаются различные варианты и типы этих нарушений, в какой последовательности возникают по мере развития шизофренического дефекта изменения мотивации. Наконец, мы хотели выяснить, хотя бы отчасти, какие методические приемы могут быть использованы для изучения нарушений мотивации деятельности больных шизофренией. Последнее нам представляется особенно важным потому, что мы стремились проследить особенности мотивации не только в условиях лабораторного исследования, но и за стенами клиники, в обыденной жизни наших испытуемых. В методологическом плане мы исходили из утвердившСГОСЯ в советской психологии представления о личности как новообразовании, порожденном специфическими условиями жизни человека в обществе. Психологическую основу личности, как считает А. Н. Леонтьев, составляет совокупность иерархически организованных, определенным образом мотивированных деятельностей [30] Концепция деятельности уже несколько десятилетий разрабатывается советскими психологами. В работах А. Н. Леонтьева деятельность представлена как система процессов, обеспечивающих сознательное поведение человека, сформулированы четкие определения основных понятий этой концепции, вскрыты взаимосвязи входящих н структуру деятельности элементов. «Мы называем деятельжхтью,— пишет А. Н. Леонтьев,— не всякий процесс. Этим термином мы обозначаем только такие процессы, которые, осуществляя то или иное отношение человека к миру, отвечают особой, соответствующей им потребности» [26, с. 506] . Но потребность выступает только как предпосылка деятельности, конкретное содержание и направленность которой определяются побуждающим ее предметом потребности. Этот предмет является мотивом деятельности. Мотив реализуется системой действий, направленных на осознаваемые цели. Характерная особенность действия, отличающая его от деятельности, заключается в несовпадении его мотива и предмета, т. е. цели. Изучая строение деятельности, А. Н. Леонтьев пришел к выделению несовпадающих понятий: «единиц сознания» — значения и смысла. Значение, по А. Н. Леонтьеву, — это то «...что открывается в предмете или явлении объективно— в системе объективных связей, отношений, взаимодействий» [26, с. 286—287]. Значения не создаются человеком, а усваиваются им в течение жизни. Вместе с тем они «...всегда сохраняют свой объективированный, как бы «надличный» характер» [27, с. 9]. Изменение мотивов деятельности при неизменности значения целей и действий меняет их личностный смысл, выражающий субъективное отношение к ним человека. «Смысл создается отражающимся в голове человека объективным отношением того, что побуждает его действовать, к тому, на что его действие направлено как на свой непосредственный результат. Другими словами, сознательный смысл выражает отношение мотива к цели» [26, с. 225]. Таким образом, А. Н. Леонтьеву удалось показать еще одну, кроме побудительной, функцию мотивов — функцию смыслообразования. В полимотивированной деятельности человека функции побуждения и смыслообразования. могут распределяться между разными мотивами, На этой основе и возникают специфические иерархические отношения между мотивами. Причем в мотивационной иерархии смыслообраз ющие мотивы всегда занимают более высокое место [30I. В жизни человека происходит постоянный процесс подчинения и переподчинения мотивов, в ходе которого «одни из них занимают место подчиняющих себе другие и как бы возвышаются над ними; другие, наоборот, опускаются до положения подчиненных или даже вовсе утрачивают свою смыслообразующую функцию. Становление этого 13 движения и выражает собой переход к связной системе личностных смыслов—к личности» [30, с. 72]. Обращаясь к изучению вызываемых психическим заболеванием нарушений личности, в частности мотивационной сферы личности, мы исходим из гипотезы, развиваемой Б. В. Зейгарник и ее учениками [6, 15—17, 20, 21], о том, что общие, принципиальные закономерности психической деятельности и здоровых, и больных людей едины, что и создает основание для сравнения особенностей личности и поведения тех и других. Мы исследовали больных простой формой шизофрении с вялым течением. Выбор именно этой группы больных продиктован рядом причин: 1) простая форма шизофрении характеризуется значительными и типичными для данного заболевания изменениями личности; 2) позитивная психопатологическая симптоматика развивается у больных простой формой шизофрении крайне редко и имеет скудный отрывочный характер. Это позволяет исследовать изменения личности в наиболее «чистом виде»; З) вялое течение заболевания у избранной группы больных дает возможность наиболее полно и последовательно проследить динамику интересующих нас нарушений личности; при грубо прогредиентном течении заболевания, когда первый же приступ болезни приводит к катастрофическому распаду личности, проследить картину таких изменений было бы невозможно; 4) отсутствие резко выраженного интеллектуального дефекта у исследованных нами больных позволяет с большей достоверностью квалифицировать наблюдавшиеся во время эксперимента нарушения как нарушения личности, в частности как изменения ее мотивационной сферы. Основную массу обследованных больных составляли люди в возрасте от 20 до 40 лет; длительность заболевапия— от 5 до 20 лет. Всего было обследовано 120 больпых. 14 Образовательный уровень больных был различным, но ни у кого из них не было ниже семилетнего образовапия. Степень выраженности дефекта, хотя он и был однотипным у всех больных, неодинакова. В качестве критерия для оценки степени дефекта были использованы сведения о трудоспособности больных, взятые из историй болезни. В психическом статусе исследованных больных наиболее резко выступали изменения личности. Эти изменения развивались непрерывно: возникая в пубертатном или юношеском возрасте, они постепенно нарастали, но ни у кого из больных к моменту исследования не достигали той грубой картины, которая характерна для так называемых конечных состояний при шизофрении. Наибольшие различия между больными можно было заметить на начальной стадии заболевания: у одних из них на первый план выступало постепенное сужение и снижение активности и инициативы, у других — своеобразное за- 15 острение и искажение преморбидных особенностей личности. У ряда больных наблюдались отрывочные неврозоподобные и ипохондрические симптомы, аффективные и психопатоподобные расстройства. Однако все эти нарушения постепенно ослабевали и на первый план выступали черты дефекта личности: вялость, апатия, сужение круга интересов, отгороженность и аутизм, эмоциональная уплощенность. Вместе с тем патопсихологическое исследование показало у этих больных достаточную сохранность интеллектуальных процессов. Имеющие место в ряде случаев нарушения Мышления у больных не настолько глубоки, чтобы препятствовать выполнению заданий, которые мы собирались им предложить. Находясь в отделении, многие больные исследованной нами группы читали книги, играли в шахматы и домино, что также говорит об их достаточной интеллектуальной сохранности. ГЛАВА ll МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ В ряде работ по патопсихологии [15—17, 45] излагаются принципы построения патопсихологического исследования психически больного человека. Одним из них является требование применения нескольких методических приемов для исследования каждого больного. «Построение экспериментально-психологического исследования,— отмечает Б. В. Зейгарник,— отличается от обычного психологического эксперимента еще одной особенностью: многообразием, большим количеством прп.меняемых метоДИК» [17, с. 28]. Подобная тактика исследования позволяет получить сведения о различных сторонах психической деятельности больного. Для решения поставленных в работе задач нами был ИСПОЛЬЗОВаН комплексный путь исследования больных. Это выразилось в сочетании специальных экспериментальных приемов, направленных на изучение мотивации поведения, с приемами опосредствованного изучения мотивации. Последние включали в себя наблюдение за поведением больных во время экспериментального исследования их познавательной деятельности и анализ жалоб больных. Полученные данные сопоставлялись с результатами клинической беседы с больным и историей 60лезни. Преимущества комплексного исследования мы видим в том, что оно открывает возможность обнаружить широкий 17 круг фактов, относящихся к особенностям мотивации поведения. Сравнительный анализ полученных данных позволяет вскрыть устойчивые закономерности нарушений мотивации и проследить динамику проявлений этих нарушений на различных этапах заболевания. 1. Клиническая беседа с больным была направлена на детальное выявление жалоб больных, их суждений о возможных причинах заболевания и его последствиях. В беседе специально выяснялся вопрос о том, как относится больной к пребыванию в больнице, лечению и предстоящей выписке, в чём он видит перспективу собственной жизни. Беседа носила регламентированный характер. Задаваемые вопросы были однотипными по содержанию. Изменения в беседе с больными возникали только в тех случаях, когда вследствие особенностей их психического состояния больные вяло и кратко отвечали на вопросы. Эти изменения состояли лишь в том, что экспериментатор задавал уточняющие вопросы, чтобы стимулировать больного к рассказу о своем состоянии. Таким образом, дополнительные вопросы изменяли не сущность беседы, а ее форму. Клиническая беседа предшествовала экспериментальному исследованию каждого больного. П. Анализ жалоб проводился с учетом, во-первых, активности больного (обращалось внимание на характер рассказа больного: самостоятельно или после тщательного расспроса, подробно или кратко, с какой эмоционалн ной окраской он сообщает о своей болезни), во-вторых основного содержания жалоб на соматическое состояние или на изменения психической деятельности. III. В ходе исследования познавательной деятельности больных специально обращалось внимание на следующее: 1)отношение испытуемых к самому факту психологического исследования; 2)характер восприятия инструкций к заданиям; З) отношение испытуемых к оценке качества их работы экспериментатором; 4) реакцию испытуемых на предложение прекратить работу; 18 5) оценку самим испытуемым качества своей работы; 6) целенаправленность действий испытуемых; 7) характер ошибок и отношения испытуемого к ошибкам; 8) общий темп работы. При исследовании познавательной деятельности применялись методики, получившие широкое распространение в отечественной патопсихологии и психиатрии: классификация предметов, исключение предметов, метод пиктограмм, установление простых и сложных аналогий, складывание куба Линка, методика Кооса, объяснение переносного смысла пословиц, метод Выготского — Сахарова. Подробное описание перечисленных методик содержится в работах Б. В. Зейгарник [15, 17] и С. Я. Рубинштейн [45], поэтому мы ограничимся только их краткой характеристикой. Метод классификации предметов направлен главным образом на исследование мыслительных операций обобщения и абстрагирования, а также целенаправленности мышления. Испытуемому предлагается 70 карточек с изображениями различных предметов, растений, живых существ, из которых нужно образовать несколько групп. Методика исключения предметов предназначена для исследования процесса обобщения. Испытуемому предлагается набор карточек, на каждой из которых изображено по четыре предмета. Он должен объединить три предмета, дав им одно название, а четвертый — исключиты Методика пиктограмм обычно применяется для исследования опосредствованного запоминания, но позволяет также получить материал для характеристики мышления больного (сохранности мыслительных операций, динамики и критичности мышления). Больному предлагается набор слов. Для запоминания каждого из них он должен что-нибудь нарисовать. В дальнейшем больному предъявляются его рисунки; глядя на них, он должен воспроизводить слова, предложенные для запоминания. 19 Методика установления простых или сложных аналогий используется для исследования понимания логических связей и отношений между понятиями. Испытуемому предлагается бланк, на котором отпечатан ряд задач, требующих установления аналогий. Например, при установлении простых аналогий в левой стороне бланка налошадь печатано: жеребенок а в правой — корова пастбище, рога, молоко,теленок, бык Испытуемый должен установить отношение между понятиями, аналогичное предложенному на образце в левой части бланка. Сложность задач варьируется. 2 Зак. 145 Куб Линка применяется для исследования нагляднодейственного мышления, а также внимания, ЭМОЦИОНаЛЬной устойчивости. Испытуемому предлагается 27 деревянных кубиков размером 3><3 см, стороны которых окрашены в З разных цвета. Он должен сложить из них большой куб так, чтобы все его грани были одного цвета. Фиксируется время, которое потребовалось больному для выполнения работы, а также все ошибки. Методика Кооса применяется (так же, как и куб Линка) для исследования наглядно-действенного мышления, внимания, праксиса. Испытуемому дают 16 одинаково раскрашенных кубиков и несколько карточек, на которых изображены различные по сочетанию цвета и формы орнаменты. Испытуемый должен сложить из кубиков по образцу орнаменты различной сложности. Методика объяснения переносного смысла пословиц используется для исследования способности к абстрагированию, а также целенаправленности суждений. Экспериментатор называет последовательно ряд пословиц, переносный смысл которых должен объяснить больной. 20 Методика Выготского — Сахарова, направленная на исследование формирования искусственных понятий, широко известна в психологии, поэтому мы не будем специально останавливаться на ее описании. Таким образом, все рассмотренные здесь методики направлены в первую очередь на выявление особенностей познавательной деятельности психически больных. В советской психологии познавательная деятельность рассматривается как деятельность мотивированная, неразрывно связанная с потребностями человека. Поэтому применение методик исследования познавательной деятельности может служить и для изучения мотивации поведения в ситуации эксперимента, отношения больных к исследованию. Кроме того, ситуация экспериментальнопсихологического исследования познавательной деятельности может рассматриваться в качестве модели такой жизненной ситуации, в которой при соответствующей мотивации возможно возникновение целенаправленного поведения. В инструкции, которую дает экспериментатор перед началом исследования, не содержится указания на конечную общую цель работы испытуемого. Поэтому внутренняя активность испытуемого проявляется прежде всего в том, чтобы сформировать представление о конечном результате своей работы и осознать его в качестве цели. Для анализа использовались данные наблюдения за поведением больного во время исследования его познавательной деятельности, а также результаты выполнения им экспериментальных заданий. IV. Был проведен специальный эксперимент, направленный на выявление особенностей мотивации деятельности больных в ситуации эксперимента. Этот эксперимент, по нашему замыслу, должен моделировать такую жизненную ситуацию, в которой были бы заключены возможности для возникновения целенаправленной деятельности при наличии 21 соответствующего отношения испытуемого к поставленной перед ним задаче. Для этого необходимо, чтобы поставленная перед испытуемым в эксперименте задача была осознана им в качестве цели, иными словами, необходимо, чтобы выполнение задания экспериментатора имело определенный личностный смысл для испытуемого, что возможно только при актуализации мотивов, адекватных ситуации. При таком отношении к заданию испытуемый оказывается перед необходимостью выбирать именно те действия, которые наиболее целесообразны, наиболее «выгодны» с точки зрения достижения поставленной цели. В сознании испытуемого должна сложиться смысловая иерархия действий, способствующих достижению цели. Испытуемым предлагалось выполнить в течение 7 мин не менее трех из девяти заданий, которые скорее всего, напоминают приемы проверки быстроты реакций и сообразительности. Для их выполнения не требуется никаких специальных навыков. Мы Предлагали нарисовать 100 крестиков, выполнить 12 строчек корректурной пробы, 8 строчек счета по Крепелину, сложить один из орнаментов методики Кооса, построить «колодец» из спичек, сделать цепочку из канцелярских скрепок, решить три различные головоломки. Взятые по отдельности, эти задания могут вызывать к себе самое различное отношение, представлять тот или иной интерес для испытуемого в зависимости от его привычек, склонностей, опыта. Кроме того, мы специально вводили и такие задания, выполнение которых носит чисто механический характер (например, рисование 100 крестиков) и которые вряд ли способны привлечь внимание взрослого человека. Отведенные испытуемому для работы 7 мин составляют приблизительно тот минимум времени, который позволяет при правильной оценке сложности работы и возможной продолжительности ее выполнения справиться с поставленной задачей. Вместе с тем время, необходимое для выполнения определенного задания, не всегда находится в прямой 22 зависимости от его сложности. Относительно большой объем работы в заданиях «корректурная проба» и «счет по Крепелину», несмотря на то, что для их выполнения необходимы лишь простейшие интеллектуальные навыки, требуют затраты большего количества времени, нежели то, которое тратится испытуемыми на более сложное действие— например, составление орнамента из кубиков Кооса. Если бы время эксперимента не было ограничено, следовало бы ожидать, что испытуемые будут выбирать те задания, выполнение которых представляет для них наибольший интерес. Однако если действия испытуемого подчинены стремленто к поставленной цели, мотивированы желанием справиться с задачей, неизбежно происходит переосмысление ситуации, и теперь смысл каждого задания определяется для испытуемого не тем, насколько выполнение этого задания приятно или интересно ему, а тем, насколько выполнение его может способствовать достижению цели. Таким образом, совершенно непривлекательное в других условиях, задание может приобрести наибольший смысл для испытуемого и, наоборот, более интересное задание теряет смысл. Образование в сознании испытуемого подобной смысловой иерархии является отражением процесса формирования целенаправленной деятельности и говорит о том, что поставленная перед испытуемым цель способствует реализации актуализировавшегося мотива. Чтобы определить отношение испытуемого к ситуации, обнаружить признаки складывающейся в его сознании смысловой иерархии, зафиксировать наличие целенаправленности в его действиях, мы были вынуждены пользоваться косвенными индикаторами: ими служили данные наблюдения за поведением испытуемого во время работы, его высказывания по ходу эксперимента, степень активности при выборе заданий (об этом мы судили прежде всего по количеству испробованных зада- 23 ний). Кроме того, по окончании работы мы задавали испытуемым вопросы о том, чем они руководствовались при выборе заданий, хотелось ли бросить работу, не доведя ее до конца, было ли желание уложиться в отведенное время. Содержание ответов на эти вопросы мы также рассматривали в качестве показателей отношения испытуемого к эксперименту. Экспериментальное исследование позволяет охарактеризовать состояние мотивационной сферы больных в относительно короткий промежуток времени, показать ту картину нарушений, которая уже сложилась к моменту исследования. Однако оно не в состоянии выявить той последовательности, в которой эти нарушения возникают и развиваются на протяжении многих лет заболевания. Исследование динамики нарушений мотивационной сферы делается возможным на основе анализа историй болезни. Изучение истории жизни, отразившейся в данных субъективного и объективного анамнеза больного, естественно, дает богатый материал для анализа особенностей развития и распада личности, в частности ее мотивационной сферы. Как правило, в историях болезни содержится несистематизированный биографический материал, поэтому для целей нашего исследования необходимо было иметь схему изучения истории жизни больного. В основу такой схемы мы положили широко распространенное в советской психологии представление об основных видах человеческой деятельности: игровой, учебной и трудовой. При изучении основных видов деятельности больного обращалось также внимание на содержание его интересов, увлечений, склонностей и характер взаимоотношений больного с окружающими его людьми в течение жизни (до заболевания и на разных этапах течения 60лезни), ГЛАВА ШНЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ МОТИВАЦИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕй В УСЛОВИЯХ ЭКСПЕРИМЕНТА 51. Характеристика мотивов деятельности здоровых испытуемых Одним из важнейших принципов патопсихологии как пограничной области знаний является изучение закономерностей распада психики в их сопоставлении с психической деятельностью здорового человека. С решением этой задачи связан и общий методический прием изучения, предполагающий исследование одними и теми же методами группы больных и психически здоровых испытуемых. В нашей работе мы следовали этому принципу. С помощью описанных в предыдущей главе методов мы исследовали познавательную деятельность группы здоровых испытуемых. Нет необходимости подробно излатать результаты этого исследования, так как каждая использованная нами методика в свое время была изучена на норме. Результаты этого изучения однородны и 25 совпадают с полученными другими исследователями данными [45]. Остановимся лишь на краткой характеристике отношения испытуемых к исследованию. Чрезвычайно важной особенностью поведения здоровых испытуемых при исследовании их познавательной деятельности является наличие специфического, резко выраженного интереса к исследованию. Многие авторы (Б. В. Зейгарник, В. Н. Мясищев) указывали, что отношение к выполняемой работе во время психологического исследования служит одним из показателей сохранности личности. Качество же работы испытуемого зависит не только от его мыслительных возможностей, но и от того, какими мотивами он руководствовался при выполнении тех или иных заданий. В основе отношений, складывающихся между экспериментатором и здоровым испытуемым, лежит тот факт, что экспериментатор — это человек, знающий решение задач, которые он предлагает, и в силу этого способный давать оценку интеллектуальным возможностям испытуемого. Поэтому замечания и указания экспериментатора приобретают для испытуемого глубокий смысл независимо от того, какие отношения существуют между этими людьми вне экспериментальной сигуации, Испытуемый не только стремится не пропустить ни одного слова экспериментатора, но даже по выраженико лица пытается определить, как экспериментатор оценивает его работу, насколько сложными считает предлагаемые задания. Поэтому все разговоры во время исследования носят сугубо деловой характер. У нас не было случая, чтобы здоровый испытуемый начал посторонний разговор во время исследования. Как и во всякой конкретной ситуации, в начале исследования у испытуемого актуализируются различные лотивы, способные направлять его деятельность. В дальпейшем происходит выявление ведущего мотива, который на протяжении всего исследования придает однородный смысл отдельным действиям. Чаще всего в каче«тве мотивов у здоровых испытуемых выступает 26 желание произвести благоприятное впечатление на экспериментатора, сохранить высокую самооценку, проверить свои возможности и т. п. Именно в силу действия этих мотивов здоровые испытуемые с большим старанием выполняют задания, требующие сообразительности, нежели кщания, направленные на исследование памяти, так как издавна простительным считается иметь плохую память, но не плохой ум. Исследование познавательной деятельПОСТИ актуализировало у всех испытуемых однотипное отношение к работе. Специальный эксперимент, направленный на изучепие мотивации деятельности, был также первоначально проведен с группой здоровых испытуемых. Было исследовано 40 человек в возрасте от 20 до 35 лет, большинство испытуемых имело высшее и среднее образование. Приведем в качестве примеров протоколы исследовапия двух испытуемых. 1. Испытуемый Б., 22 года, студент. Выслушав инструкцию, испытуемый спрашивает: «Можно пробовать, сколько угодно?»,— фазу после сигнала экспериментатора принимается за «корректуру». Работает молча, спокойно. Выполнив первое задание, придвигает к себе коробку со скрепками, но тут же возвращает ее на место, берет «счет по Крепелину» и приступает к работе. Начиная с третьего ряда цифр заметно убыстряет темп, начертание цифр становится менее разборчивым, допускает две ошибки, но не замечает их. Вслед за этим заданием принимается за «колодец» из спичек, заметив при этом: «Надо бы поторопиться». На выполнение трех заданий испытуемый затратил б мин 42 с. Затем испытуемый отвечал на вопросы экспериментатора. Экспериментатор: «Чем вы руководствовались при выборе заданий?» Испытуем ы й: «Эти задания, которые я выбирал, надежнее. Головоломки я вообще делаю плохо, поэтому заранее отказался от них. Можно было делать и скрепки, 27 это тоже надежно, но решил, что «колодец» все-таки легче. Надо было бы сто крестиков взять, даже хотел, но в спешке как-то упустил из вида, тем более, что я вначале прикинул, какие задания буду выполнять, и хотел взять скрепки. А первым делом я наметил корректуру и счет — эти задания похожи и казались мне простыми». Экспериментатор: «Было ли во время работы желание прекратить ее, не доведя до конца?» Испытуем ы й: «Пожалуй, нет. Правда, какую-то усталость я почувствовал еще во время второго задания, но все-таки решил работать дальше». Эксперимента тор: «Хотелось ли уложиться в отведенное время?» Испытуемый: «Постепенно это желание нарастало, и к концу второго задания уже очень хотелось. Азарт какой-то появился, почувствовал, что медленно считаю и начал волноваться, решил побыстрее думать, лишь бы успеть. Возможно, я там и ошибался». 2. Испытуемая К., 28 лет, образование высшее. Выслушав инструкцию, испытуемая говорит: «Так, одну минуточку, с мыслями собраться надо». После сигнала приступить к работе начинает рисовать сто крестиков. Выполнив это задание, пробует решить головоломку № 1, но уже через 10 с оставляет ее со словами: «Не для меня эти ёадачи, конечно...» Берет спички, но тоже оставляет и говорит: «Спичек не хочу, лучше скрепки...» Работая, спрашивает: «Обязательно из всех делать?» Получив ответ, что необходимо сделать цепочку из всех имеющихся скрепок, продолжает работать, убыстрив темп. Через несколько секунд говорит: «Оказывается, это не такое уж простое дело. Думала, что быстро справлюсь с этим. Оказывается, нет!.. Господи!» Продолжает работать очень торопливо. Быстро берет «корректуру» со словами: «Теперь у меня времени мало, наверное, вообще уж ничего не осталось!» На выполнение трех заданий испытуемая затратила 8 мин 34 с. 28 Экспериментатор: «Чем вы руководствовались при выборе заданий?» Испытуем а я: «Взяла сто крестиков— самое простое. Потом надоела механическая работа, хотелось чего-нибудь поинтереснее — взяла головоломку, но смотрю: время идет, а ничего не получается. Это явно не для мемя. Пришлось отказаться. Взяла скрепки — думала это очень просто, но они-то и отняли у меня основное время. Потом взяла «корректуру», ее можно быстро пробежать глазами, а от спичек я отказалась, потому что не было полной уверенности, что «колодец» не развалится». Экспериментатор: «Было ли во время работы желание прекратить ее, не доведя до конца?» Испытуем а я: «Нет, не было. Правда, скрепки очень раздражали: и медленно работа движется, и царапаются они». Эксперимент а тор: «Хотелось ли уложиться в отведенное время?» Испытуем а я: «Очень! К сожалению, не удалось». Прежде всего необходимо отметить, что все испытуемые с готовностью откликнулись на предложение припять участие в эксперименте, никому из них мы не объясняли цели эксперимента, поэтому каждый испытуемыЙ мог истолковывать ее по-своему. Характерно, что многие испытуемые, соглашаясь выполнять задания экспериментатора, просили по окончании исследования объяснить, зачем все это нужно было делать; уже одно это говорит, как нам кажется, о заинтересованности испытуемых. Перед началом работы испытуемые задавали много уточняющих вопросов, в основном касающихся условий предстоящей работы: можно ли самому следить за показаниями секундомера во время исследования, обязатель3 Зак. 145 но ли доводить до конца начатое задание, если оно не получается, или можно брать другое, сколько всего 29 заданий можно пробовать и т. д. Показательно. что некоторые испытуемые задают вопросы о том, будет ли снижаться оценка их работы, если они перепробуют все задания или не смогут уложиться в отведенное время. Между тем в инструкции, полученной испытуемыми, ничего не говорится об оценке их работы, и содержание подобных вопросов указывает на то, что у испытуемых складывается отношение к эксперименту как некоторой проверке их возможностей. Около половины испытуемых просят сделать небольшую паузу между окончанием инструкции и командой к началу работы, «чтобы получше сосредоточиться», как выразился один из них. На всем протяжении исследования большинство испытуемых находятся в состоянии заметной эмоциональной напряженности, на что указывают некоторые высказывания испытуемых п особенности их поведения. Так, одна из испытуемых, едва приступив к работе, восклицает: «Ой, руки даже вспотели. Что же это такое?» Другая испытуемая, выслушав инструкцию, озабоченно замечает: «Боюсь, ничего не получится». Некоторые испытуемые стараются скрыть волнение, работают молча, но и в их поведении заметна напряженность, иногда — скованность: у них дрожат руки, в случаях затруднений эти испытуемые краснеют, досадливо морщатся, излишне торопятся, иногда эта торопливость перерастает в суетливость. В ряде случаев испытуемые под влиянием неудач начинают сердиться, раздраженно отбрасывают задания. Эмоциональность реакций на все происходящее во время исследования сочетается у здоровых испытуемых с высокой активностью в работе. Как уже говорилось, для выполнения предложенных заданий не требуется никаких специальных знаний или навыков, но в то же время для достижения поставленной цели необходима активная ориентировка в заданиях, так как, не попробовав выполнить задание, не всегда возможно достаточно верно определить, сколько времени уйдет на 30 его выполнение. Поэтому степень заинтересованности в достижении поставленной цели в нашем олыте в значительной мере выражается в активном поиске целесообразных в данной ситуации действий. Пробуя выполнить различные задания, испытуемый определяет среди них те, которые наиболее «выгодны» в условиях жесткого ограничения времени. С этой точки зрения можно выделить три основные формы поведения испытуемых во время исследования, которые мы условно обозначили как «плановое», «бесплановое» и «авангюрное». Плановость в поведении выражается в том, что испытуемый заранее намечает те три задания, которые, по его мнению, позволяют добиться цели, и в дальнейшем во время работы придерживается этого плана, иногда в силу необходимости внося в него коррективы. Испытуемые, поведение которых мы характеризуем как бесплановое, не заглядывали далеко вперед, а намечали для работы каждое последующее задание только после выполнения предыдущего. Конечно, между этими двумя вариантами поведения существует переходная форма — составление испытуемым неполного плана, который уточняется уже во время исследования. К этой группе относится, например, испытуемый П., который так рассказывает о своих намерениях, имевшихся до начала работы: «Первые два задания я наметил сразу, а о третьем решил пока не думать, не терять зря времени, так как у меня были сомнения сразу между несколькими заданиями. Решил, что потом придумаю». Эта промежуточная форма, разумеется, больше тяготеет к плановому поведению. Наконец, под «авантюрным» поведением мы подразумеваем те случаи, когда испытуемый начинает работу с самых трудных заданий (головоломок), отдавая себе отчет, что гарантии успеха быть не может, но при возможном «везении» именно эти задания могут быть выполнены быстрее любых других. У представителей этой группы испытуемых несколько иное отношение к исследованию, чем у остальных. Они первоначально 31 стремятся не только добиться цели, поставленной перед ними экспериментатором, но и получить от работы дополнительное удовлетворение, выполнив наиболее сложные и интересные задания. Однако почти никому из испытуемых не удается справиться с головоломками, поэтому тем, кто за них принимался, приходилось переключаться на другие задания, подчинив все свои усилия достижению основной цели. Это переключение со сложных и относительно более интересных заданий на простые и неинтересные, отказ от желания получить дополнительное удовлетворение, еще нагляднее показывает процесс постепенного подчинения, действий испытуемых основной цели, которая и управляет их поведением. Если учесть, что каждый испытуемый брал не менее трех заданий (в том случае, когда испытуемый не укладывался в отведенное время, мы прибавляли еще несколько минут, давая возможность каждому сделать третью пробу), то в среднем на одного испытуемого приходится 4,7 пробы, или 1,7 дополнительной пробы. Наиболее часто выбирались самые простые задания. Показательно, что простейшие среди них — рисование 100 крестиков — выбирали почти все испытуемые. Рациональный подход к работе, активный поиск наиболее «выгодных» для достижения главной цели заданий позволили 31 человеку из 40 испытуемых, т. е. более чем 7596, уложиться в отведенные 7 мин. Отметим также, что и по достижении конечного результата испытуемые не теряют интереса к исследованию. Без указаний со стороны экспериментатора многие испытуемые пытаются выполнить те или иные задания, с которыми они в свое время не справились и от которых вынуждены были отказаться. Особенно это относится к головоломкам. Как правило, те, кто пытался, но не смог решить их, возвращаются к ним по окончании исследования и самостоятельно пытаются их выполнить или просят экспериментатора показать им решение. Следует отметить и качество выполнения заданий 32 здоровыми испытуемыми. Как правило, никто из них не стремится к особенно тщательному выполнению работы, довольствуясь качеством, дающим минимальное право считать задание выполненным. Этот факт лишний раз подтверждает полную подчиненность действий испытуемых поставленной цели. Для них имеет больший смысл посредственное, но быстрое выполнение заданий, так как два отлично выполненных задания все-таки, по условиям эксперимента, хуже, чем посредственно выполненные три задания. Интересные результаты дал опрос испытуемых по окончании работы. Все испытуемые заявляют, что при выборе заданий они руководствовались оценкой степени их сложности, пытаясь определить самые легкие, и выбирали именно Их. Интересно, что ответах многих испытуемых встречается одно и то же выражение, точно и лаконично характеризующее принцип выбора задания: «Чем легче, тем лучше». Высказывания здоровых испытуемых о принципах выбора заданий имеют обобщенный характер, они относятся сразу ко всем заданиям, которые выполнил или пытался выполнить испытуемый, что и позволяет судить о наличии одного ведущего мотива действий. Даже раскрывая отношения к различным заданиям, испытуемые приводят всего лишь варианты одного и того же принципа выбора. Мы не могли отметить у наших испытуемых ни одного случая, когда принцип выбора одного из заданий в корне отличался бы от принципа выбора остальных. Вместе с тем, отвечая на вопрос, некоторые испытуемые попутно сообщают, что, если бы условия эксперимента не были столь жесткими, они, конечно, выбрали бы головоломки или что-нибудь интереснее механического рисования крестиков. На второй вопрос только один испытуемый из 40 ответил, что испытывал желание бросить работу, не доведя ее до конца, но возникновение этого желания он объяснил тем, что чувствовал очень сильное эмоциональное напряжение, растерялся, запутался в заданиях и был 33 уверен, что все равно в 7 мин не уложится. Все же остальные испытуемые утверждали, что бросать работу, не доведя ее до конца, не хотели. Однотипны были ответы испытуемых и на вопрос о том, хотелось ли им уложиться в отведенное время. Здесь следует отметить, что многие испытуемые не ограничивались просто утвердительными ответами, но рассказывали об испытанном во время исследования азарте, волнении. Наиболее частыми были ответы типа «Да, конечно!», «Да, очень хотелось!» Характерно, что отвечая на вопросы, рассказывая об испытанных во время исследования чувствах, некоторые испытуемые сами недоумевают по поводу своего эмоционального отношения к исследованию. Один из них, например, сказал: «Никогда не подозревал, что я настолько самолюбив, что буду волноваться из-за таких пустяков». Таким образом, в ситуации эксперимента поведение здоровых испытуемых приобретает целенаправленный характер. Никто из испытуемых не остается безучастным к исследованию, конечная цель, обозначенная в инструкции, приобретает личностный смысл. Это происходит в результате актуализации в ситуации эксперимента мотивов, адекватных ей, достаточно сильных и устойчивых, среди которых можно выделить ведущий мотив, который и организует деятельность испытуемых. Выделение ведущего мотива способствует образованико в сознании испытуемых четкой смысловой иерархии действий, направленных на достижение поставленной цели и включенных в деятельность. Принятие в качестве цели выполнение экспериментального задания характеризует до определенной степени общее состояние мотивационной сферы испытуемых, говорит о ее богатстве и пластичности. 52. Отсутствие деятельности 34 ведущего мотива Остановимся прежде всего на тех особенностях поведения больных, которые выражают их отношение к исследованию. Рассмотрим сначала поведение больных в ситуации исследования их познавательной деятельности. Если положить в основу классификации наиболее характерные особенности поведения, всех больных можно разделить на три группы. В первую группу мы включили больных, в поведении которых главными были вялость, пассивность, безразличие к исследованию. Вторую группу составили больные, бездумно-легкомысленно относящиеся к исследованию и к результатам своей работы. В третью группу мы отнесли больных в поведении которых наблюдался негативизм сочетавшийся с высокомернопренебрежительным отношением к работе. Наиболее обширной группой является первая. Больные этой группы обычно немногословны, на вопросы отвечают односложно, с паузами, иногда не договаривая фразы до конца. Обращают на себя внимание замедленный темп работы больных описываемой группы, частые паузы, легкая отвлекаемость, хотя в историях болезни не содержится указаний на наличие органических нарушений центральной нервной системы. Особенно наглядными становятся эти факты при Фиксации времени выполнения заданий больными. Больше времени, чем у здоровых испытуемых, уходит у больных этой группы на выполнение заданий по методу пиктограмм, методике Выготского — Сахарова, классификации предметов и др. Необходимо отметить также, что в некоторых случаях темп работы подобных больных может повышаться до уровня хорошей нормы. Замедленность действий больных находится в противоречии с отсутствием объективных признаков истощаемости психической деятельности. Ряд авторов [15—17, 45] указывает, что темп работы больных в сильной степени зависит от заинтересованности в выполняемой работе и ее результатах. Аналогичное явление можно обнаружить и у исследованных нами больных: в тех случаях, когда задание вызывает у них 35 интерес, темп работы заметно повышается. В целом же отчетливо выражено у больных описываемой группы нежелание работать. Сами больные не скрывают своего настроения, полного безразличия к экспериментальному исследованию и его результатам. Об этом свидетельствуют многочисленные высказывания больных. Например, больной Т., получив задание, вяло говорит: «Не хочется думать об этом». Другая больная, Л., откровенно признается: «Не заставляю себя в полную силу работать, даже в полсилы не заставляю». Ког• да же экспериментатор пытается убедить ее в необходимости выполнить работу, даже если это трудно, больная безучастно говорит: «Да нет, это не трудно, просто я ленюсь.,. ну, зачем мне это нужно? Я просто не хочу думать». Никакими объяснениями, уговорами не удается заставить подобных больных работать прилежнее. Больная М. в ответ на замечание экспериментатора о необходимости стараться во время работы заявляет: «А я не хочу, мне лень думать. Понимаете, лень...» Эта же больная, дав самое поверхностное сравнение понятий «река» и «озеро», замечает: «Я больше сказать не моГУ, а может быть, и не хочу». Под разными предлогами, часто нелепыми, больные данной группы стремятся ограничить свои усилия при выполнении заданий. Больной Ш., например, отказывается пересказывать прочитанный текст, так как у него «плохая дикция». Больной М., не желая объяснйть 36 смысл пословицы, заявляет: «Зачем• еще какими-то своими словами повторять, когда она закреплена устами народа?» При выполнении ряда заданий, требующих инициативы, самостоятельности (например, «классификация предметов»), многие больные пассивны, ищут помощи у экспериментатора, готовы согласиться с любой подсказкой. Семнадцати больным мы наряду с правильными давали явно ложные советы (например, объединить при классификации предметов стол и собаку, так как у них по четыре ноги). Только в трех случаях из 17 подобные советы вызывали несогласие у больных, в 14 же случьях советы были приняты и исполнены без обсуждения. Приводим в качестве примера выдержки из протокола экспериментально-психологического исследования больной П., 35 лет, образование высшее, по профессии библиотекарь. Из анамнеза. Наследственность не отягощена, раннее развитие без отклонения от нормы. В школу пошла 8 лет, училась хорошо. Имела подруг, много читала. В старших классах школы стала отмечаться склонность к уединению, сделалась более замкнутой. По окончании школы поступила в библиотечный институт. В период обучения в институте замкнутость, вялость усиливались, появились трудности в усвоении учебного материала, развивалось ощущение постоянной усталости, нежелание чем-либо заниматься. Тем не менее закончила институт и стала работать библиотекарем. Очень уставала на работе, плохо справлялась со своими обязанностями. Обращалась к районному психиатру, который дважды направлял ее на стационарное лечение. Однако заметного улучшения состояния не наступало. В отделении была вялой, пассивной, интереса к результатам лечения не проявляла. Пребыванием в больнице не тяготиласы Соматический и неврологический статус без патологии. При экспериментально-психологическом исследовании оставалась вялой, базучастной, хотя и выполняла все предложенные задания. При появлении трудностей в работе отказывалась от ее продолжения. Темп работы замедленный. При выполнении других экспериментальных заданий в поведении больной отмечались те же особенности по. ведения, Таблица 1 Выдержки из протокола исследования Методика исследования Особенности поведения больной во время работы вает опосредствующие связи. В трудных случаях вообще отказывается от работы Исключение предметовВыполняет задание правильно, однако оценкой результатов своей работы попрежнему не интересуется Аналогичная картина поведения наблюдается у всех больных, отнесенных нами к первой группе. Экспериментально-психологическое исследование больным второй группы, судя по их поведению, не представляется чем-то серьезным, значительным. Например, больная Л. держится в течение всего исследования очень беспечно, с лица почти не сходит благодушная улыбка, она может рассмеяться в самый неподходящий момент. Когда ей указывают на грубые ошибки в работе, она весело отвечает: «Это пустяки. Сейчас все будет хорошо, не волнуйтесь!» Больной С. на протяжении всего•исследования насвистывает, отбивает ногой такт, работает крайне небрежно. Во время устного 38 счета (последовательное вычитание из 200 по 13) часто грубо ошибается, но указание на ошибку вызывает у него взрыв смеха. Любые неудачи в работе не влияют на настроение больных этой группы. Безмятежно улыбаясь, они выслупливают указания на их умственную несостоятельность, не огорчаются, когда не могут решить самой несложной задачи. Содержание высказываний больных этой группы может находиться в противоречии с их формой. С беспечной улыбкой они рассказывают о своих неприятностях и огорчениях, плохом самочувствии, тяжелых переживаниях. Больная П., смеясь, говорит: «Голова, знаете ли, болит почти постоянно. То ломит кости головы, то как будто Даже вещество мозга боЛит». Подобные больные весьма склонны к шуткам, остротам, некоторые пытаются во время исследования рассказывать анекдоты, шутить с экспериментатором или с кем-нибудь из лиц, присутствующих в. лаборатории. Все это скорее напоминает непринужденное поведение гостя в дружеской компании, нежели пациента больницы, которого санитар привел на очередное обследование. Недаром один из больных, уходя, любезно замечает: «Очень рад был с вами познакомиться». Приводим в качестве примера выдержки из протокола экспериментально-психологического исследования одной из больных, включенных во вторую группу. Больная К., 20 лет, образование 7 классов, по профессии машинистка. Из анамнеза. Наследственность не отягощена, росла и развивалась нормально. Была живой, подвижной, драчливой девочкой, любила шумные игры. В школу пошла 7 лет, училась посредственно, на уроках была невнимательна, грубила учителям, ссорилась со сверстниками. Рано появился интерес к сексуальным вопросам. Начиная с 12—13 лет стала часто пропускать школьные занятия, уроков не готовила, дружила с девушками, старшими по возрасту, старалась во всем им 39 подражать: ярко красилась, вычурно причесывалась. С 14 лет стала вступать в половые связи с малознакомыми мужчинами, конфликтовала с матерью, бросила школу. Окончила краткосрочные курсы машинописи. Работала машинисткой в различных учреждениях, на работе не удерживалась, конфликтовала с сослуживцами, часто нарушала дисциплину. По просьбе матери была стационирована в психиатрическую больницу. В отделении манерна, капризна, конфликтует с персоналом и больными. Больной себя не считает, от лечения отказывается. Ссорится с приходящей к ней матерью. Требует немедленной выписки из больницы. Соматический и неврологический статус без патологии. Во время экспериментально-психологического исследования держится развязно, манерно, без чувства дистанции. Многоречива, легко отвлекается от работы, внезапно отказывается от нее и так же внезапно возвращается к выполнению заданий. Таблица 2 Данные наблюдения за поведением больной К. во время иеследования Методика исследования Пиктограмма Классификация предметов 40 Особенности поведения больной во время работы Работает быстро, но небрежно. Устанавливает поверхностные опосредствующие связи. Пытается шутить, беспечно относится к замечаниям экспериментатора Небрежно разбрасывает карточки, со смехом дает объяснения своим действиям. Оценкой своей работы не интересуется Вычитание из 200 по 13 куб Линка Простые аналогии Грубо ошибается. Замечая ошибки, не пытается их исправить. Во время роты многоречива, говорит даже на посторонние темы, не обращая внимания на то, что время работы фиксируется экспериментатором. Не огорчается при указании на плохое качество работы Не дослушивает инструкцию до конца, поспешно приступает к работе. Беспорядочно перебирает кубики, игнорирует подсказки экспериментатора, работает не в плане инструкции. После 6 мин работы разрушает почти построенный куб и начинает строить его с самого начала, оставаясь при этом благодушЗадание выполняет правильно, но во время работы театрально вздыхает, беспечно смеется Иным является поведение больных, отнесенных нами к третьей группе. Наиболее характерен для них высокомернопренебрежительный, раздраженный тон разговора с экспериментатором, нежелание подчиняться его указаниям, оспаривание его оценок. Больной М. подчеркнуто снисходительно разговаривает с экспериментатором, грубо перебивает его, не отвечает на поставленные вопросы, но пространно излагает историю своей жизни. Указание экспериментатора на то, что следует выполнять задание, а не рассказывать, больной резко обрывает: «Подождите!» —и продолжает сообщать о случаях, не имеющих к исследованию никакого отношения. Больной К., не обращая внимания на полученное задание, с возмущением рассуждает об «аморальности» людей, позволяющих себе есть мороженое в вагоне метро, 41 и с пафосом заявляет: «Да, видимо, эти люди стремятся к индивидуальному счастью, не думают об окруЖТОЩИХ!» Больной И., которому было указано на ошибки в работе, не исправляет их, а презрительно смерив взглядом экспериментатора, говорит: «Молоды вы еще, доктор, учить меня!» Больная О. по поводу исследования заявляет: «Глупости все это!» Больные третьей группы, сравнительно часто в резкой форме, отказываются от работы. Больной М. при заучивании 10 слов начинает повторять их, но внезапно обрывает себя: «Все! Все! И думать больше не буду!» Он же в конце эксперимента на предложение припомнить заученные слова называет некоторые из них, но тут же заявляет: «Все, не буду больше ничего запоминать». Своеобразно реагируют больные этой группы на поправки, которые делает экспериментатор по ходу их работы: «Ничего подобного!», «Вы ошибаетесь!», «Это еще неизвестно, кто из нас прав!» — вот ответы, которые часто можно слышать от них. П р и м е р. Больная П., 28 лет, образование высшее, переводчица. Из анамнеза. Наследственность не отягощена, росла и развивалась правильно. В школу пошла 7 лет, хорошо училась, была общительной, участвовала в художественной самодеятельности, с удовольствием занималась изучением иностранного языка. По окончании школы поступила в Ленинградский педагогический институт на факультет иностранных языков. В институте стала менее общительной, к однокурсникам относилась свысока, была груба с ними. Окончив институт, стала преподавать иностранный язык в школе. Отношения с учениками были плохими, предъявляла к ученикам нелепые требования, по малейшему поводу раздражалась. Вынуждена была оставить преподавательскую деятельность и перейти на другую работу — переводчицей. В этот период постоянно чувствовала себя усталой, было трудно сосредоточиться, 42 стало казаться, что забывает слова английского языка. С многочисленными жалобами обращалась к врачам, часто брала больничный лист. С работой справлялась плохо, сотрудники были недовольны ее переводами, отношения на работе были напряженными. В очередной раз обратилась за помощью к врачу и была направлена на стационарное лечение в психиатрическую больницу. В отделении раздражительна, высказывает многочисленные жалобы соматического характера, считает, что врачи ее не понимают, плохо лечат. Пребыванием в больнице не тяготится. Соматический и неврологический статус без патологии. Во время экспериментально-психологического исследования охотно рассказывает о себе, легко раздражается, грубит экспериментатору. К исследованию в целом безразлична, но проявляет интерес к отдельным заданиям. Приводим данные наблюдения за поведением больной П. во время экспериментально-психологического исследования (см. стр. 38). При всем разнообразии черт поведения исследованных нами больных можно тем не менее выделить некоторые особенности, характерные для всех трех групп: малая активность больных, отсутствие заинтересованности в результатах исследования резко отличают группу больных шизофренией от здоровых испытуемых. При проведении специального экспериментального исследования, направленного на изучение особенностей мотивации деятельности, были также обнаружены отличия больных шизофренией от здоровых испытуемых. Эти отличия приобретают особенно существенное значение в связи с тем, что ситуация психологического исследования в клинике значительно более определенна и значима, чем та, в которой находились здоровые испытуемые: каждому больному было ясно, что все его действия служат показателем его состояния, степени снижения его возможностей и т. д. 43 Таблица З Методика исследования Особенности поведения больной во время работы Пиктограмма Работает очень старательно, с большим интересом. Несколько раз возвращается к уже выполненным рисункам, исправляет их. Многословно и очень серьезно дает объяснения своим действиям Классификация предметов Не сразу соглашается выполнять задание, с раздражением требует уточнения!инструкции, хотя выслушивала ее невнимательно. Каждое замечание экспериментатора пытается оспорить, настаиваег на своих неправильных решениях Вычитание из 200 по 13 Неохотно приступает к работе, пренебрежительно отзывается о содержании задания. Работает медленно, но без ошибок Сложные аналогии Легко и быстро справляется с заданием, работает без ошибок Рассмотрим в качестве примера данные обследования больного С. (40 лет, образование высшее, старший инженер). Из анамнеза. Отец больного умер от кровоизлияния в мозг, состоял на учете у районного психиатра. Дядя покончил жизнь самоубийством. Больной рос тихим, послушным мальчиком, страдал ночными страхами. В школьные годы был возбудим, очень обидчив, внушаем. Был неустойчив в интересах, привязанностях. В 13—14 лет отошел от сверстников, стал молчалив, замкнут. Больной в молодости без конца менял профессии и места работы. Женат, имеет дочь. Спиртные напитки употребляет 44 умеренно, курит. С 22 лет состоит на учете у районного психиатра. В течение многих лет бывал то более активным, то вялым, пассивным. Настроение неустойчивое. Часто ссорится с родственниками и сослуживцами. Работает неровно. Много времени тратит на подготовку к работе. В результате никогда не удается выполнить ее до конца. Тяготится пребыванием в больнице. В отделении часто нарушает дисциплину— конфликтует с персоналом. Выслушав инструкцию перед исследованием, больной рассеянно-безразлично спрашивает: «Только три? За семь минут?» Затем вяло, неохотно приступает к работе. Берет «счет по Крепелину». Сначала считает слева направо, потом начинает считать в обратном направлении. Работает медленно. Выполнив первое задание, тихо спрашивает: «Еще что? Все? Что хочу? Подряд? Три надо?» 20 с понуро сидит. Берет одну из головоломок: «А, здесь надо вытащить эту штучку?» Ломает головоломку и спокойно кладет ее на место. Берет вторую головоломку. В этот момент экспериментатор сообщает больному, что время истекло. Больной сразу же прекращает работу. На вопрос о том, чем он руководствовался при выборе заданий, больной отвечает: «Ничем, никакой системы не было. Просто брал то, что на глаза попадалось. Можно было, конечно, построить систему, чтобы все быстрее получалось, но у меня не было такого настроения». Далее экспериментатор спрашивает, было ли желание бросить работу. Больной отвечает: «Да, хотелось. Я понимал, что все это нужно, но не было желания делать, стараться». Наконец, на вопрос, стремился ли он уложиться в отведенное время, больной отвечает: «Хотел не спешить. Делать аккуратнее, насколько это возможно. Хотелось сделать одно любое, но добросовестно. Это в моем характере». Прежде всего отметим, что значительная часть больных крайне неохотно соглашается принять участие в эксперименте. Это, однако, не носит характера активного, «принципиального» сопротивления указаниям экспериментатора. Больные не высказывают никакой 45 причины своего нежелания работать, а просто жалуются на отсутствие всяких желаний, чувство усталости и т. п. Больной Д., отвечая на вопрос, почему ему не хочется принимать участие в эксперименте, медленно и вяло говорит: «Так... вообще не хочется... ничего не хочется... не могу ничего делать... не хочется». Тем не менее больные этой группы в конце концов все-таки соглашаются принять участие в эксперименте. Еще более значительную группу составляют больные, которые вообще не выказывают никаких эмоций в связи с ћредетояЩиМ исследованием: ОНИ не отказываются от работы, но и не проявляют к ней ПИКаКОГО интереса. Различия в отношении к предстоящему исследованию между теми больными, которые вяло, формально пытаются отказаться от работы, теми, кто совершенно безразлично соглашается принАть участие в эксперименте, столь незначительны, что, очевидно, все эти больные могут быть объединены в одну группу. Эти общие признаки позволяют, по нашему мнению, сделать на основе наблюдений предварительный вывод о том, что во время исследования у больных не происходит актуализации мотивов, которые направляли бы их деятельность. У больных отсутствует ведущий мотив, способный придать личностный смысл исследованию в целом. Поведение человека в каждой конкретной ситуации определяется актуализацией мотивов, адекватных этой ситуации. При этом для того, чтобы поведение приобрело целенаправленный характер, необходимо выделение ведущего мотива, включение конкретного действия в определенную широкую жизненную деятельность данного человека. Все это можно было отметить в поведении здоровых испытуемых в предложенной экспериментальной ситуации, когда смысл отдельных действий определялся общим для всего поведения мотивом. У больных, результаты обследования которых рассмотрены в данной части работы, не актуализировался ведущий мотив, поэтому деятельность в эксперименте не имела для этих больных личностного смысла. Общие для всех больных 46 особенности поведения в ситуации экспериментального исследования служат доказательством выдвинутых нами предположений. К их числу относятся: 1. Остутствие внутренней собранности, сосредоточенности, столь характерных для здоровых испытуемых в ситуации психологического исследования, небрежность, с которой больные выслушивают инструкции, выполняют задания, явно указывают на то, что исследованиё не представляется им чем-то существенным. 2. Малая активность во время работы, выражающаяся в том, что больные делают в поисках правильного решения меньшее число проб, чем здоровые испытуемые, легче признают невозможность для себя справиться с данным заданием. 47 5. Отсутствие заинтересованности в результатах исследования. В отличие от здоровых испытуемых больные, как правило, не проявляют никакого интереса к тому, как оценивает экспериментатор качество выпол нения отдельных заданий, и не стараются узнать, хорошо или плохо справились они с работой в целом. В том случае, если экспериментатор высказывает свое мнение,. дает оценку работе больного, она воспринимается совершенно безразлично. Ни порицание, ни похвала не влияют на поведение больного. 53. Разноплановость деятельности мотивации На фоне общего безразличия к исследованию, его результатам в целом и к отдельным заданиям, включенным в него, у исследованных нами больных можно в ряде случаев отметить повышенный интерес к одному из заданий или даже части его. И для здоровых испытуемых задания имеют неодинаковый, хотя и однородный, смысл. Чем сложнее задание, тем больший, как правило, смысл приобретает для испытуемого его успешное выполнение. Подобной смысловой иерархии мы не наблюдаем у исследованных нами больных, их действия подчинялись зачастую разрозненным, быстро сменяющим друг друга мотивам, и личностный смысл заданию придавали в большинстве случаев мотивы, актуализировавшиеся на короткое время и не всегда адекватные ситуации эксперимента. Выполнение отдельных заданий могло быть мотивировано совершенно различными и даже противоречивыми побуждениями. Больной Н. в эксперименте по методу пиктограмм начинает тщательно вырисовывать фигурки людей к слову «справедливость», хотя во всех других случаях рисовал кое-как, нисколько не заботясь ни о качестве рисунка, ни о том, насколько он соответствует предложенному для запоминания понятию. Больная Е., которая находится на протяжении всего исследования в подавленном 48 настроении, когда дело доходит до сравнения понятий, оживляется, начинает улыбаться и отвечать на вопросы с видимым удовольствием, старательно формулируя свои мысли. Но как только переходит к выполИёнИЮ ёледУющеЁо задания, ВАовЬ делается безучастноЙ ко всему происходящему и работает крайне небрежно. Больной Х., формально выполняющий задания, к методике «куб Липка» проявляет совершенно иное отношение: старательно работает, тщательно контролирует свои действия, делает паузы в работе, чтобы проверить, все ли получается правильно, обижается, когда экспериментатор выражает сомнение в том, что он справится с заданием. Когда в конце работы все-таки обнаруживается ошибка, больной реагирует на это весьма самолюбиво и принимается искать пути к ее исправлению. Несмотря на разрешение экспериментатора оставить работу, не успокаивается и не прекращает поисков до тех пор, пока ошибка не исправлена, решительно отказываясь от выполнения других заданий. В дальнейшем мы специально несколько раз прерывали этого больного на середине работы и предлагали перейти к следующему заданию, и каждый раз больной охотно выполнял это требование экспериментатора. В некоторых случаях «выпячивание» смысла отдельных заданий может доходить до нелепых размеров. Например, больной Н., которому предложено объяснить переносный смысл пословиц, совершенно равнодушно выполняет это задание, но при объяснении пословицы «Цыплят по осени считают» неожиданно замолкает и только после паузы, плача, говорит: «Не хочется об этом даже и думать». Бессистемность мотивации действий больных проявляется не только в неоднородности смыслов различных заданий для этих больных, но и в том, что действия, совершаемые при выполнении одного и того же задания, могут побуждаться разными мотивами. Особенно наглядно это проявляется при выполнении таких заданий, как «классификация предметов». В одних случаях больные могут правильно составлять группы по существенным признакам, в других — исходя из своих субъективных переживаний, в третьих — представляя ситуации, в которых знакомый предмет может иметь самый неожиданный смысл. Обратимся к некоторым примерам ошибок, допускаемых больными при классификации предметов. Больной Л. совершенно правильно образует группы животных, людей, растений, но собаку отказывается отнести к животным, а пытается положить картинку с изображением собаки вместе с изображением лыжника, объясняя свое решение так: «Если он (лыжник) идет на охоту, то может взять с собой и собаку, так как многие берут с собой собак на прогулку и настолько привыкают к ним, что не могут шагу без собаки ступить». Больной отказывается положить карточку с изображением собаки и рядом с изображением лисицы, так как «это два враждебных элемента». Больной К. классифицирует одни предметы, выделяя их основное значение, а другие — на основе того смысла, который эти предметы имеют в его жизни. Одновременно с группами растений, видов транспорта, измерительных приборов возникают и такие группы: «Это предметы, которые совершенно меня не интересуют, то, что я просто ненавижу». Отсутствие подлинной заинтересованности в успешном выполнении задания приводит и к тому, что больные устанавливают в группах «облегченные» связи, стремясь упростить себе задачу. Подобные нарушения мышления были впервые описаны Б. В. Зейгарник [15, 17], которая назвала их разноплановостью мышления. По мнению Б. В. Зейгарник, они очень тесно связаны с нарушениями мотивационной сферы больных. Мы склонны считать, что в основе разноплановости мышления лежит явление разноплановости мотивации. Разноплановость мотивации действий больных при классификации предметов приводит в ряде случаев к трудностям в принятии решения. У здорового человека в каждой конкретной ситуации предметы и явления сохранят устойчивый смысл, придаваемый им актуализировавшимся 50 в данной ситуации ведущим мотивом из числа сложившихся устойчивых мотивов, характерных для данной личности. Изменение ситуации и мотивации действий способно изменять смысл предметов и явлений для личности, но и в этом случае смысл оказывается хотя и новым, но достаточно устойчивым. Неустойчивость смыслов предметов затрудняет ориентировку в ситуации. Наличие сразу нескольких быстро сменяющих друг друга мотивов, ни один из которых при этом не становится ведущим, приводит к тому, что предмет выступает в сознании больного в различных значениях. Уста43 новление сходства такого предмета с другими делается затруднительным, а действия человека становятся беспорядочными. Например, больной М. правильно классифицирует предметы, но долго не может решить, к какой группе предметов отнести этажерку: «Если подходить с точки зрения книг и тетрадей, то к книгам, — рассуждает больной, — а если с точки зрения комнатного оборудования, то к мебели». После длительных колебаний больной все-таки включает этажерку в одну группу с книгами. Подобного рода затруднения испытывает и больной С. Вначале он не решается ни к одной из групп отнести картинку с изображением врача, так как «его можно объединить и с людьми, и с армией». Наконец, больной решает отнести врача к «людям» только потому, что «война — дело прошлое». Еще более неуверенно действует больной, когда перед ним возникает необходимость отнести к какой-нибудь из уже имеющихся групп картинку с изображением луковицы. Больной рассуждает при этом так: «Лук— к еде, а пьяницы кладут лук к водке... я тоже... нет, пусть здесь... нет, я к водке его положу... нет, положим его в питание». Приведенные здесь примеры свидетельствуют об «уравнивании» личностных смыслов предметов, разрушении смысловой иерархии действий, вызванных разноплановостью мотивов деятельности. При проведении специального эксперимента, направленного на изучение мотивации деятельности, также в относительно редких случаях можно встретить заинтересованное отношение больных к предстоящему исследованию (среди исследованных нами больных подобное отношение было отмечено у б человек). Эти больные охотно, даже радостно соглашаются выполнять задания экспериментатора, быстро приходят в возбуждение, начинают суетиться. Однако, как правило, заинтересованность этих больных в работе носит совершенно иной, чем у здоровых испытуемых, характер. Подобные больные склонны рассматривать предложенные им задания как средство развлечения, нечто совершенно несерьезное. Они быстро увлекаются отдельными заданиями, совершенно игнорируя цель, обозначенную в инструкции, подменяя ее совсем другой. Важным, на наш взгляд, фактом является то, что ни у тех больных, которые совершенно безразличны к исследованию, ни у тех, кто проявляет своеобразный интерес к работе, мы не наблюдали во время исследования внутренней напряженности, эмоционального отношения к возникающим трудностям, успехам и неудачам, замечаниям экспериментатора. «Заинтересованные» больные оживлены, суетливы, словоохотливы, но на самом деле столь же безразличны к сути исследования. Они настроены крайне благодушно, некритичны в оценке своих действий, слишком легко относятся к своим неудачам. Не омрачают настроения этих больных даже обидные замечания экспериментатора. Все это указывает на то, что поставленная экспериментатором цель не приобретает для них личностного смысла, что, в свою очередь, говорит об иной мотивации действий больных по сравнению со здоровыми испытуемыми. Рассмотрим в качестве примера протокол обследования больного К., 22 лет, студента. Из анамнеза. Наследственность не отягощена. Старший брат и сестра больного здоровы. Раннее развитие протекало нормально. Обращал на себя внимание 52 способностями к лепке и рисованию. В школу пошел 7,5 лет. Учился хорошо, не ленился. Дома был необщительным, а в школе считался озорным, непоседливым. С 5—6-го класса начал интересоваться историей архитектуры. Делал зарисовки Кремля и древних соборов. Посещал школу при Академии художеств, мечтал об архитектурном институте. В 17 лет окончил школу, поступил в институт. На первом курсе занимался с интересом. В дальнейшем постепенно охладел к архитектуре. В 21 год увлекся чтением философской и богословской литературы. Пытался заняться литературным творчеством, записывал сны. Свои литературные опыты тщательно скрывал. Писал днем и ночью. Вскоре по ночам, перед засыпанием, стал слышать в голове голоса товарищей, которые беседовали с ним. Считает себя материалистом, но признает и идеализм, называет себя богоискателем. К работе больной приступает с интересом. Сразу принимается за головоломку, но решить ее не может, бла45 годушно замечает: «Ну, здесь без применения силы нельзя. Тут хитрая механика». Через некоторое время, продолжая вертеть головоломку в руках, говорит: «Хитрая штука до чрезвычайности! Неужели это можно решить?» Не обращает внимания на секундомер и через 4 мин 20 с оставляет головоломку и берет следующее задание — методику Кооса. Работает небрежно, сидит развалясь, напевает: «Утро туманное, утро седое...» Сделав две трети работы, спрашивает: «Интересно, так или не так?»— и не дожидаясь ответа, медленно укладывает кубики в коробку и принимается за корректуру. Принцип выбора заданий больной объясняет следующим образом: «Они были более разнообразны. Здесь (указывает на корректуру, счет, крестики) повторялось одно и то же. Было занятно узнать, выйдет или нет (о головоломках)». Далее больной о том, что бросать работу он не имел желания, говорит в таких выражениях: «Да, нет... Зачем же бросать. Все равно... Даже интересно». На последний вопрос («Хотелось ли уложиться в отведенное время?») больной отвечает: «Старался об этом не думать. Это отвлекает мысли. Старался замедлять движения, чтобы работать ради работы, не связывать себя». Анализ особенностей поведения больных и некоторых результатов их работы во время экспериментальнопсихологического исследования позволяет сделать некоторые выводы об особенностях мотивации их деятельности в рассматриваемой ситуации. 1. В «арсенале» личности исследованных больных не обнаруживается мотивов, которые, актуализируясь в ситуации эксперимента, придавали бы ей личностный смысл для больного. Не актуализируются и мотивы, способные придать исследованию выраженный отрицательный смысл. Больной оказывается как бы вне ситуации экспериментального исследования, он практически «нейтрален» по отношению к ней. 2. Смысл отдельных заданий и даже их частей разнороден для больных, т. е. создается не общим ведущим для данной ситуации мотивом, а беспорядочно возникающими на короткое время побуждениями. Ситуация экспериментального исследования лишается в сознании больных своего внутреннего единства, распадается на ряд эпизодов, в которых поведение больных побуждается случайными, не всегда адекватными ситуации мотивами. З. Отсутствие единого положительного отношения к работе во время исследования приводит к снижению продуктивности интеллектуальной деятельности больных: качество их достижений оказывается ниже потенциальных возможностей, а определенные нарушения мышления и мнестической деятельности обусловлены измененностью мотивационной сферы, а именно явлением мотивационной разноплановостйь 54 ГЛАВА IV ИЗМЕНЕНИЯ ЦЕЛЕОБРАЗОВАНИЯ В предыдущей главе было показано, что у больных шизофренией исследованной группы глубоко нарушен мотивационный аспект деятельности. Естественно, возникает вопрос, почему же больные, не имея достаточного побуждения к работе, не видя смысла в ее результа тах, все-таки приступают к делу и послушно, хотя и плохо, выполняют большинство заданий. Почему они в большинстве случаев не отказываются от работы, предложенной в экспериментальной ситуации? Для полного неприятия исследования, активного сопротивления указаниям экспериментатора у относительно сохранного в интеллектуальном отношении больного без явлений негативизма также должен быть соответствующий мотив. Только в том случае, если отказ от выполнения задания имеет личностный смысл для больного, его сопротивление требованиям экспериментатора может стать активным и достаточно устойчивым. Мы же видим, что исследованные нами больные, легко отказываясь от работы, столь же легко уступают требованиям экспериментатора. Приведем характерный в этом отношении пример. Больная О. при заучивании десяти слов сразу же тпосле первого их повторения начинает отказываться от работы: «Я не буду больше запоминать, не хочу. Что мне нужно, я и так запомню. Ну, что повторять без •конца?» Тем не менее больная продолжает работать. Через некоторое время внезапно прерывает работу, повторяя в ответ на уговоры экспериментатора: «Не буду.., не хочу...», — но тут же вслед за этим без всякого изме:нения настроения возобновляет выполнение задания. 56 Никто из больных, отказывающихся от работы, не в состоянии сколько-нибудь убедительно мотивировать свои отказы, а в ряде случаев они приводят самые нелепые объяснения. Такая лабильность в поведении говорит о том, что у больных не оказывается достаточно сильных побуждений и для отказа от работы. Таким образом, мы видим, что в ходе исследования больные не обнаруживают достаточно сильных и стойких побуждений ни для выполнения заданий, ни для отказа от исследования. Это указывает, по нашему мнению, на тот факт, что в «арсенале» личности исследованных нами больных отсутствуют мотивы, способные придать положительный или отрицательный смысл исследованию, включить действия, совершаемые во время исследования, в ткань большой жизненной деятельности испытуемого. В этом отношении характерно замечание одного из больных, сделанное по окончании эксперимента: «Нет желания работать, вообще нет никаких желаний». Мы видели, что больные во время исследования находятся как бы вне ситуации эксперимента, у них не актуализируются мотивы, способные придать положительный смысл исследованию, но нет и мотивов для активного сопротивления исследованию. Иными словами, ситуация исследования и те задачи, которые ставятся перед больным в этой ситуации, никак не затрагивают его наличных потребностей. Некоторые больные сами ставят низкое качество своей работы в зависимость от безразличного к ней отношения. Один из них по окончании исследования говорит: «Можно было бы, конечно, и лучше все это сделать, но не хотелось стараться». Именно в отсутствии для больного личностного смысла результатов исследования заключается, на наш взгляд, причина грубых ошибок и низкого качества достижений, не отвечающего потенциальным возможностям больного. Факты, свидетельствующие о нарушениях операционного состава деятельности при шизофрении, многократно описаны в литературе [15, 41], имеются также указания на изменения в системе действий больных, 57 выражающихся в потерс их целенаправленности [151. В предыдущей главе мы уже упоминали о том, что Б, В. Зейгарник связывает возникновение подобных нарушений с так называемой «смысловой смещенностью» у больных т. е. с патологией мотивов деятельности [15, 17]. Действительно, нарушения в системе мотивов не могут не сказаться на всех звеньях деятельности больных. Ведь мотив осуществляет функцию побуждения к деятельности, но реализуется она через систему сознательных целей, которые ставит человек перед собой и достижении которых ведет к удовлетворению потребности. В связь с этим А. Н. Леонтьев считает, что «человеческая деятельность является созидательной, продуктивной. Иначе говоря, она воплощается в некотором продукте. Но это требует, чтобы осуществляющие ее процессы управлялись образоммоделью будущего продукта. А для этого он должен быть субъективно представлен, должен быть осознан как цель» [27, с. 7]. Чтобы некоторый объект превратился в сознании человека в цель его действий необходимо, чтобы этот объект способствовал реализации осознаваемых или неосознаваемых человеком мотивов, имел определенный личностный смысл для него т. е. конкретное выделение целей в ситуации происходит под влиянием актуального мотива деятельности. По мнению А. Н. Леонтьева, в определенных условиях мотив побуждает к целеобразованию; если же цель дана в ситуации, то — к ее достижению [27—28] Нарушения функций мотивов естественно влекут за собой изменения в системе целей и механизме их функционирования. Поскольку у исследованных нами больных не актуализируются в ситуации эксперимента достаточно устойчивые мотивы, цель, поставленная экспериментатором, не становится целью для больного. Формирование образа-модели результата деятельности зависит от того какой смысл для личности имеет этот возможный результат. В качестве основного конечного результата работы во время эксперимента выступает суммарный достаточно высокий качественный уровень достижений, который возможен только в том случае, если 58 успешно выполняются отдельные задания. Основная цель может быть достигнута через достижение целого ряда промежуточных целей. Если основной результат осознается в качестве цели действия, при предъявлении каждого отдельного задания испытуемый находится в состоянии готовности к его вЫполнению. Поэтому мы счИТали необходимым обратить особое внимание на разницу в восприятии инструкций к заданиям, которая наблюдается между здоровыми испытуемыми и больными. В инструкции заключена необходимая информация для создания образа-модели будущего результата работы, который должен управлять действиями испытуемого. Поэтому можно сказать, что работа над заданием начинается с момента восприятия инструкции. Здоровые испытуемые внимательно и сосредоточенно выслушивают инструкции и в случаях затруднения перед тем, как приступить к работе, задают уточняющие вопросы. Больные же воспринимают инструкции часто только в самых общих чертах и во многих случаях приступают к работе уже после первых слов экспериментатора, не ооращая внимания на последующие указания. Чаще всего при этом обнаруживается, что больной не усвоил инструкции и делает не то, что от него требуется. Это в равной мере относится и к тем случаям, когда больной стремится показать экспериментатору, что все его внимание направлено на восприятие инструкции. Однако дальнейшие действия больного ясно показывают, что на самом деле большая часть информации упущена. Например, больной Н., выслушивая инструкцию, сидит в напряженной позе, устремив взгляд на экспериментатора, и внешне как будто собран и сосредоточен. После объяснения задания по методу пиктограмм берет в руки карандаш и деловито произносит: «Все понятно!»— но сразу же вслед за этим, когда ему предлагается первое выражение для запоминания — «вкусный ужин», спрашивает: «Это что же? Что я считаю вкусным ужином? Или что представляет собой вкусный ужин? В каком смысле? Что делать-то?» 59 Больной Х., продемонстрировавший ранее неплохую память, тем не менее никак не может при исследовании по методу пиктограмм запомнить, что нельзя писать ни букв, ни цифр. Несмотря на неоднократные повторения инструкции, каждый раз ошибается и, когда экспериментатор поправляет его, растерянно произносит: «Да, действительно, совершенно забыл». Он же, заверив экспериментатора, что впредь будет работать с большим старанием, тут же забывает слово, предложенное для запоминания, и рассеянно спрашивает: «Что вы сказали какое там слово запомнить? Забыл совсем». Приведенные примеры, число которых можно было бы расширить, показывают, что на основе инструкции у больных перед началом выполнения задания формируется расплывчатый, неопределенный образ результата работы. Однако это явление в подавляющем большинстве случаев не отражает истинного уровня потенциальных возможностей исследованных нами больных. С 30 больными была проведена специальная работа: мы не разрешали им приступать к работе до окончания предъявления инструкции, предупреждали заранее, что им придется повторять инструкцию. При этом обнаружилось, что трудностей запоминания инструкции у больных не отмечается (некоторые из них способны повторить инструкцию дословно). Тем не менее, как выяснилось при проверке, хорошего запоминания инструкций недостаточно для мобилизации усилий больных. Мы просили больных до начала работы возможно более точно объяснить, что получится в результате выполнения задания, какие действия необходимо предпринять для достижения успеха, и т. п. Подобные вопросы вызывали затруднения. Указанными способами удавалось «заставить» больного сформировать в сознании образмодель возможного результата работы, но это не приводило к сколько-нибудь заметному улучшению качества работы Итак, мы видим, что потенциальные возможности исследованных больных достаточны для формирования 60 образа-модели результата работы, тем не менее самостоятельно, активно больные этого не делают. Наличие сформированной в сознании модели результата работы еще не обеспечивает успешного выполнения задания. Для того чтобы оно было выполнено в плане инструкции, испытуемому необходимо в процессе работы сличать полученные результаты с тем образоммоделью, который сформировался у него на основе инструкции. Исследованные же нами больные очень слабо контролируют свои действия, что приводит, в частности, К тому, что даже относительно хорошо сохранные в интеллектуальном отношении больные допускают грубые ошибки в простых заданиях. Например, больная Л. (2) года, студентка технического вуза) вычитает 17 иб 183, получает 173 и спокойно продолжает работу дальше, ошибается еще несколько раз подобным же образом, но ошибок не замечает. Больная П., выполняя задание «куб Линка», неоднократно повторяет одну и ту же ошибку и каждый раз не замечает промаха до тех пор, пока на него не указывает экспериментатор. В работе по той же методике больной Н. на вопрос экспериментатора, помнит ли он, что все грани куба должны быть красными, отвечает утвердительно, но тут же укладывает в одну из стенок зеленый кубик. Таким образом, мы убеждаемся, что наличие или отсутствие четко сформированного образа-модели результата работы не оказывает существенного влияния на уменьшение количества ошибок. В таком случае естестно поставить вопрос о том, не являются ли причиной возникновения столь грубых ошибок понижение потенциальных возможностей больного контролировать свои действия, вносить коррективы в получаемые результаты. Это предположение опровергается тем, что исследованные больные не испытывают сколько-нибудь значительных затруднений при отыскании ошибок по требованию экспериментатора и делают это в среднем значительно быстрее, чем, например, больные с 61 органическими поражениями центральной нервной системы. Необходимо отметить, что по собственной инициативе больные крайне редко отыскивают и исправляют допущенные ошибки. Более того, даже обнаружив ошибку, больные чаще всего стараются уклониться от ее исправления, если экспериментатор не настаивает на нем. Например, больная Л., получившая задание последовательно вычитать из 200 по 13, вначале выполняет его правильно, потом ошибается, тут же замечает свою ошибку, но при этом говорит: «Ладно, пускай будет 53. Это я уже по 10 отнимаю. Но можно и так, конечно»,— и продолжает далее вычитать по 10. Даже в тех случаях, когда экспериментатор прямо указывает на ошибки и требует их исправить, нередко встречаются отказы больных выполнить это требование. Больной Н., обнаружив, что неправильно выполнил задание «куб Линка», на предложение экспериментатора найти, какие именно кубики следует поменять местамИ, отвечает: «Нет, не буду этого делать, не хочется. Это надо очень долго искать». Больная П., когда экспериментатор указывает на ошибки при классификации предметов, равнодушно говорит: «Пусть пока так будет, потом исправлю». Но и «потом» эта больная исправлять ошибки отказывается. В то же время те из заданий, которые внезапно вызывают у больных интерес, могут выполняться на высоком уровне и без помощи экспериментатора. Это также указывает на сохранные потенциальные возможности больного и для формирования цели действия, и для сличения в процессе выполнения задания результатов своих действий с поставленной целью. Отсутствует, однако, важнейшее условие продуктивной деятельности — осознание образа-модели будущего результата в качестве цели действия. Это может произойти в том случае, если цель задания — высокое качество его выполнения — не отвечает потребности испытуемого, не имеет для него личностного смысла. Следовательно, ограниченное использование потенциальных возможностей, снижение 62 продуктивности интеллектуальной деятельности у исследованных нами больных выступают как результат изменения процесса целеобразования. Цель поставленная экспериментатором перед больным, не становится целью для больного, поэтому легко искажается в процессе работы или вообще заменяется другой. Это придает многим действиям больных СПщИфический нецеленаправленный характер, что особенно наглядно проявляется при выполнении таких заданий, как «классификация предметов», «простые и сложные аналогии» и некоторые другие. Процесс «растворения» обозначенной в инструкции цели может происходить в различной форме. В одних случаях по ходу работы больной как бы упрощает цель своих действий. Например, больной Х. в задании «простые аналогии» предлагает к слову «муха» по аналогии с отношением «рыба—сеть» не слово «паутина», а слово «решето», объясняя свой выбор следующим образом: «Так я считаю: рыба... сеть... Если взять рыбу как цель лова, то предметом лова является сеть, а для мухи — решето. Муху можно поймать решетом, тем более что они похожи с сетью по конструкции». Больной, правильно начав выполнять задание, в дальнейшем подменяет установление логической связи между понятиями «рыба» и «сеть» с дальнейшим переносом этой связи на другую пару понятий простым отысканием сходства между двумя понятиями: «сеть» и «решето». В других случаях больные «соскальзывают» с пути, который мог бы привести их к правильному решению, теряют цель, поскольку в процессе рассуждения возникают многочисленные ассоциации, которые и уводят в сторону от первоначально выбранной цели, тем более что первоначальная цель не имела для больного личностного смысла и вполне могла быть заменена любой другой. Больной С., например, в исследовании по методу пиктограмм к слову «разлука» рисует столб со стрелками, направленными в разные стороны. Происхождение этого рисунка больной объясняет так: «Разлучаться никому не хочется. Чаще всего разлука бывает не по собственпому 63 желанию, а по чьему-нибудь указанию, поэтому и рисую указатель». Таким образом, в данном случае оказывается, что больной делает рисунок уже не к слову «разлука», предложенному экспериментатором, а к слову «указание», возникшему в сознании больного во время работы. Больной С-ов при составлении пиктограмм на предложение запомнить слово «богатство» начинает пространно рассуждать о том, что не в деньгах он видит 60гатство, что вообще богатство — это нечто нехорошее, чему следует сопротивляться, и продолжает: «Допустим, человек хотел себя заставить сделать нехорошую вещь, а ты ему кулак— не лезь!» И в итоге больной рисует кулак, приставленный к физиономии. Больная П., которой предложено назвать существенные признаки понятия «война», рассуждает так: «У войны много плохих признаков, для меня это слово вообще неприятно, я бы его вообще вычеркнула даже. Впрочем, раз война — значит кто-то должен победить. Победа —е большая радость. Она нужна людям». Необходимо отметить при этом, что у исследованных нами больных полный отрыв действий от поставленной экспериментатором цели, т. е. простое манипулирование предметами, наблюдается крайне редко. Действия подавлярщего фольщинства больных сохраняют в той или иной степени зависимость от предъявленной инструкции, однако чаще всего эта зависимость носит чисто внешний характер. Больной практически как бы создает видимость работы в плане инструкции. Например, больной К. «классифицирует» предметы так, как сдают карты перед началом игры, когда сдающий сам не знает, какие карты окажутся лежащими вместе. Как мы видим, под) линная цель задания — классификация предметов — подменяется более простой — образованием групп картинок. Больной Н. в исследовании по методу пиктограмм вместо рисунка к выражению «теплый ветер» небрежно проводит карандашом несколько линий, в дальнейшем точно такие же «рисунки» он делает и к другим понятиям. Нельзя не сказать при этом, что новые цели, возникающие в ходе 64 работы, в свою очередь, легко могут быть заменены еще более новыми. Легкость, с которой больные отказываются от целей, поставленных перед ними в инструкции или намеченных ими самими, достаточно убедительно, на наш взгляд, указывает на то, что действия больных направляются не образом возможного результата работы, а чем-то совершенно иным. Мы предполагаем, что действия больных управляются представлением о моменте окончания работы независимо от того, на каком этапе выполнения задания этот момент наступит. Этот вывод мы делаем на основании наблюдения над тем, с какой готовностью оставляют больные работу, если это разрешает им сделать экспериментатор. Из 53 предложений оставить работу, сделанных на различных этапах выполнения заданий, только 4 вызвали возражения со стороны больных. В аналогичных ситуациях здоровые испытуемые воспринимают предложение оставить работу как признание их неуспеха, просят еще дать им время, чтобы довести работу до конца и доказать, что они в состоянии справиться с заданием. Характерно для больных и то, что независимо от достигнутых результатов прекращение работы вызывает у них состояние удовлетворенности и в ряде случаев служит причиной улучшения настроения. Например, больная О. во время работы по методу Выготского — Сахарова начинает раздражаться все сильнее по мере то, 65 го, как каждое очередное из предлагаемых ею решений оказывается неправильным. Больная повышает голос, грубит экспериментатору, на глазах у нее выступают слезы. Естественно было бы предположить, что эмоциональная реакция вызвана переживанием собственного неуспеха, задетым самолюбием и т. п. Однако, как только экспериментатор позволяет больной оставить работу, отметив при этом, что с заданием она не справилась, больная мгновенно успокаивается, становится тихой и послушной. Разумеется, достаточно сохранные в интеллектуальном отношении больные понимают, что надеяться на прекращение работы в самом ее начале невозможно и что для окончания работы необходимо выполнить задание хотя бы приблизительно так, как этого требует экспериментатор. Но и в этом случае высокое качество выполнения работы не имеет для больного смысла, оно должно быть достаточным только для того, чтобы давало право прекратить работу и могло бы быть достигнуто без усилий. В 47 случаях мы указывали больным, доведшим pai боту до конца, что задание выполнено неверно. Только дважды больные проявляли желание переделать зада“ ние, в 14 случаях неохотно соглашались сделать это по требованию экспериментатора, а в 31 случае упорно отказывались от переделок, соглашаясь скорее признать свою несостоятельность, чем приложить дополнительные усилия. Значительно легче, чем здоровые испытуемые, исследованные нами больные отказываются и от продолжения работы в случае возникновения затруднений. Таким образом, мы видим, что наибольший личносТный смысл для исследованных больных имеет факт прекращения работы, т. е. освобождение от тех треббваний, которые предъявляет ему экспериментатор, что указывает на стремление «уйти» от ситуации экспериментально-психологического исследования, поскольку оно не имеет для больного личностного смысла. Подобное отношение к работе лишает действия больных подлинной целенаправленности. Нарушается, таким образом, как процесс выделения целей в ситуации, так и процесс их достижения; цель же, выдвинутая экспериментатором, неспособна выступить в функции регулятора действий больнога, 4 Зак. 145 67 Отмеченные особенности целеобразования чрезвычайно ярко выступили в специальном эксперименте, направленном на исследование мотивации. Предложенная экспериментальная модель оказалась очень полезной для исследования процесса целеобразования. Как было отмечено в главе П, в данном эксперименте перед испытуемым ставится готовая цель — выполнить из числа предложенных любые З задания за 7 мин. Систему же промежуточных целей, с помощью которых реализуется данная «готовая» цель, испытуемый должен выдвинуть самостоятельно. Рассмотрим более подробно, как протекает этот процесс у больных в ситуации специального эксперимента. Исследованные больные совершенно иначе, чем здоровые испытуемые, принимают инструкцию перед началом этого эксперимента. Выслушивают они ее невнимательно, иногда даже начинают работать, не дослушав до конца. Только 4 из 40 исследованных больных задавали уточняющие вопросы. В ряде случаев больные работают механически, не заботясь не только о конечном результате, но и не контролируя результатов выполнения отдельного задания. Например, больной В., собирая орнамент по образцу, не замечает, что собранный им орнамент не имеет ничего общего с образцом. Больной Т., выполняя корректурную пробу, минует отметку для прекращения работы и просматривает лишние строчки до тех пор, пока его не останавливает экспериментатор. Наконец, больной М. при постройке «колодца» из спичек не обращает внимания на то, что все сооружение накренилось, и продолжает работать, ничего не исправляя, пока «колодец» не рассыпается. При решении голо, воломок некоторые больные ломают их, совершенно искренне считая, что это и есть решение. Таким образом, н в этом эксперименте выявляется все та же характерная для больных шизофренией черта: цель, которую ставит экспериментатор, не становится целью действий больного. Подтверждением сказанному служит еще одна особенность поведения больных, об. наруженная в специальном эксперименте и не наблюдавшаяся у здоровых испытуемых. Приблизительно у половины из них уже через 2—3 мин посде цачада эк• сперимента можно было наблюдать признаки пресыще• ния в работе. Подобные больные начинали зевать, насвистывать, напевать, пытались заговорить с экспериментатором, жаловались на то, что им мешает стук пишущей машинки в соседней комнате, и т. п. Некоторые больные прямо заявляют, что им надоело работать, останавливаются и сидят некоторое время, ничего не делая. Как было показано в работах школы К. Левина [63] и исследованиях последнего времени [49], возникновение явлений пресыщения теснейшим образом связано с падением внутренней готовности испытуемых к выполнению задания. Однако у здоровых испытуемых пресыщение, как правило, наступает медленно и может быть снято дополнительной инструкцией экспериментатора [49]. Иначе обстоит дело у исследованных больных. Принять готовую цель, включить ее в «сферу влияния» одного из мотивов больные не могут. Это и понятно. Сами мотивы (как было показано в предыдущей главе) резко изменены. При этом страдает как их побудительная, так и смыслообразующая функция. Неспособность принять цель, выдвинутую экспериментатором, приводит к невозможности организовать соответствующую систему действий, направленных на ее реализацию. Поскольку действия больных, как мы отмечали ранее, управляются лишь представлением об окончании работы, для них неважно, какие по содержанию действия они выполнят в отведенное им время. Дефицит времени не заставляет больных экономить его. Не говоря о том, что некоторые больные вообще работают медленнее здоровых испытуемых, отметим, что при этом они используют нерациональные способы, тратят время на совершенно излишние операции. Например, больной М., решив нарисовать 100 крестиков, покрывает ими весь лист бумаги, поясняя при этом: «После сосчитаю. Сначала приблизительно». Начав подсчитывать крестики, делает это очень невнимательно, небрежно, пропуская числа; так, после 87 он сразу называет 90. Больной Ш., выполняя «счет по Крепелину», под каждым столбиком проводит черточку и только потом пишет сумму. Когда же экспериментатор указывает ему на то, что это делать необязательно, больной отвечает: 59 «Нет уж... Так как-то лучше», — и продолжает работать постарому, нисколько не заботясь о том, что на эту лишнюю операцию уходит сравнительно много времени. Характерно, что у части больных (9 человек) повыШеННЫЙ интерес проявляется не к исследованию в целом, а к отдельным заданиям, которые они выполняют очень тщательно, добиваясь более высокого качества, чем здоровые испытуемые. Больной К., например, собирая «колодец», старается, чтобы головки спичек были расположены в определенном порядке (как он говорит: «Хочется, чтобы колодец был красивым»). Больной Г. во время корректурной пробы просматривает каждую строку дважды, «чтобы нечаянно не пропустить чего-нибудь», и т. п. Но. принимаясь за другие задания, эти больные могут работать небрежно, не обращая никакого внимания на качество своей работы. Значительно менее активны больные по сравнению со здоровыми испытуемыми в выборе заданий, в поисках целесообразных для данных условий действий. Не будучи в состоянии справиться с тем или иным заданием, больные чаще всего продолжают формально выполнять его, иногда даже не в плане инструкции, или же вообще отказываются от дальнейшей работы, но относительно редко самостоятельно переключаются на выполнение другого задания. Количество дополнительных проб у больных меньше, в среднем 0,2 на одного человека (при 1,7— у здоровых испытуемых). Следствием указанных выше особенностей поведения больных во время исследования является, на наш взгляд, тот факт, что им реже, чем здоровым испытуемым, удается добиться поставленной экспериментатором цели — выполнить в течение 7 мин не менее З заданий. Из 40 больных справились с поставленной задачей только 11 (около 2896), в то время как в норме это удалось сделать 7596 испытуемых. Содержание ответов больных на вопросы экспериментатора после окончания работы раскрывает иную, чем у здоровых испытуемых, тактику выбора действий во время эксперимента. Выше мы уже говорили о том, что все здоровые испытуемые в качестве главного принципа выбора заданий указывали на легкость выбирае60 M6t'b 5ДДДййЯ, что и при№вало ему в данных ус.ПОЁиЯХ наибольшую целесообразность по сравнению с другими. Если некоторые испытуемые говорили, что в начале исследования испытывали желание взяться за более интересные задания, то при этом отмечали, что в дальнейшем это желание полностью вытеснилось сознанием того, что в столь короткое время эти сло>КНые задания не могут быть выполнены. Таким образом, мы видели, что у всех здоровых испытуемых в качестве мотива выбора заданий выступало стремление справиться с задачей, поставленной в исследовании, в соответствии с чем в сознании испытуемых складывалась определенная смысловая иерархия выбора целей, на вершине которой располагалась цель выбора тех заданий, которые требуют для выполнения наименьшей затраты времени. Подобная смысловая иерархия выбора заданий во время эксперимента не складывалась у исследованных нами больных. Последовательное осуществление выбора заданий «по принципу легкости» отмечено только у 12 больных из 40 исследованных (3096). У остальных больных выбор заданий совершался хаотично, без ориентировки на поставленную экспериментатором цель. Некоторые больные формально подошли к выбору заданий, используя обычно в качестве принципа выбора расположение заданий на столе. Один из больных этой группы объяснил: «Брал, что под руки попадалось». Другой больной заявил, что решил с самого начала выбирать задания слева направо, а третий— брать каждое второе задание и т. п. Некоторые больные бессильны выделить какой-то определенный принцип выбора заданий. Например, один из больных так объясняет свои действия: «Просто взял первые попавшиеся, случайно попались на глаза, да и к тому же смотрю — они как будто полегче». Приблизительно так же отвечает и другой больной: «Сам не знаю, почему брал эти... Я уж только потом сообразил, что надо бы полегче». Казалось бы, подобный выбор заданий близок к характеру действия здоровых испытуемых, однако важно отметить одно существенное различие: именно в легкости выполнения задания здоровые испытуемые видят смысл его выбора, для больных же осоз61 r*aiiite легКOСТй заДавия не являеТся достаточным основанием для его выбора. В тех случаях, когда действия больных побуждались разноплановой мотивацией (см. гл. Ш, У), цели, которые ставили перед собой больные в эксперименте, были столь же разноплановы и хаотичны. Например, больной Н. заявляет, что два задания он выбрал потому, что они легче других, а потом «...сомневался между «кубиками» и «колодцем». Колодец — это приятнее зрительно». Больная Б. объясняет, что одно задание она взяла, считая его самым интересным, другое — потому, что оно легкое, третье — лежало ближе других к ней. Аналогичны ответы остальных больных, отнесенных нами к этой группе. Все они показывают, что побуждения к действию неустойчивы, быстро сменяют друг друга и часто не зависят от общей цели, поставленной перед больными в эксперименте. Различие тактики выбора заданий здоровыми испытуемыми и исследованными нами больными подтверждается и иной частотой выбора различных заданий, что отражено в табл. 4. Таблица 4 Сколько раз выбирались испытуемыми Задания больными шизофренией (40 человек) Рисование 100 крестиков «Счет по Крепелину» . Корректурная проба «Колодец» из спичек . Цепочка из скрепок Составление орнамента . Головоломка № Головоломка № 2 24 15 19 14 15 16 10 7 7 здоровыми (40 человек) 38 36 38 23 23 19 8 6 5 Головоломка № З Из приведенной таблицы видно, что частота выбора больными наиболее легких заданий (от 1 до 6) не так резко отличается от частоты выбора самых сложных, 62 как это можно было наблюдать у здоровых испытуемых. Например, самое простое и «надежное» задание — рисование 100 крестиков — выбиралось здоровыми испытуемыми 38 раз, т. е. его выполняло 9596 испытуемых, а из числа больных это задание выполняло 24 испытуемых, т. е. только 6096 испытуемых. «Счет по Крепелину» выбирали 9096 здоровых испытуемых и около 3796— больных, корректурную пробу — соответственно 80 0/0 и около 470/0. Трудные задания, наоборот, выбирались больными относительно чаще, чем здоровыми испытуемыми. Все это говорит о том, что действия исследованных больных в меньшей степени управляются стремлением к поставленной цели, а смысловая иерархия действий в данной конкретной ситуации выражена менее отчетливо, чем у здоровых испытуемых. Ответы больных на другие вопросы также указывают на то, что у значительной части из них к поставленной цели складывается совершенно иное, чем у здоровых испытуемых, отношение, а многими из них цель вообще не принимается в качестве таковой. Характерно, что около 3896 исследованных больных (15 человек) признаются в том, что во время работы испытывали сильное желание бросить ее, не доведя до конца (сюда же мы относим и тех трех больных, которые вообще ограничились выполнением двух заданий, а от дальнейших усилий отказались). Больные объясняют желание прекратить работу тем, что «надоело возиться», «устал», «надоело и все» и т. п. 17 больных из 40 обследованных (приблизительно 4396) заявляют о том, что не стремились уложиться в отведенное время, Сравнение результатов исследования здоровых испытуемых и группы психически больных с диагнозом «шизофрения, простая форма с вялым течением» позволяет сделать некоторые выводы об особенностях целеоб. разования у последних в ситуации экспериментального исследования. Основное отличие действий значительной части больных во время исследования состоит в том, что они внутренне не объединены, отчего поведение не имеет характера целенаправленной деятельности. Цель, обоз53 наченная в инструкции, субъективно этими больными не осознается в качестве таковой. Вследствие этого в ходе деятельности у больных не складывается четкой иерархии промежуточных целей, способных привести к достижению основной. Действия же больных приобретают в этих условиях разрозненный, не соответствующий требованиям инструкции, неэкономичный характер. Способы выполнения отдельных действий, как было показано выше, не соотносятся с целью действия, не контролируются ею. Таким образом, психическая деятельность больных в целом теряет свой продуктивный характер. Весь названный комплекс нарушений находится в тесной связи с теми изменениями мотивации, о которых мы грворили в предыдущей главе. Среди актуализирующихся в данной конкретной ситуации мотивов не находится таких, которые могли бы придать поставленной перед больными цели устойчивый и достаточно глубокий личностный смысл. Отдельные действия, совершаемые больными во время исследования, мотивируются в лучшем случае разрозненными, неустойчивыми, быстро сменяющими друг друга побуждениями, среди которых не находится ведущего, основного. Таким образом, ситуация исследования не «затрагивает» этих больных, не вплетается в их реальную жизденную деятельность. ГЛАВА УМОТИВАЦИЯ деятельности БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ В РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ В нарушения изменения предыдущих главах были описаны мотивационной сферы (и связанные с ними целеобразования), которые удалось обнаружить с помощьЮ анализа деятельности больных в экспериментальных условиях. Однако эксперимент создает лишь модель не которой жизненной ситуации, способной актуализировать мотивы деятельности. Возникает вопрос: могут ли быть обнаружены подобные нарушения при анализе поведения больного в реальной жизни? Для ответа на этот вопрос мы обратились к рассмотрению жалоб больных. В жалобах, которые высказывает больной лечащему врачу и психологу, проявляется прежде всего субъективная оценка тяжести болезненного состояния, т. е. находит отражение то, какой личностный смысл приобретает болезнь для человека. Не случайно психиатр так много внимания уделяет при клиническом обследовании больного выяснению вопроса о том, признает ли психически больной человек себя больным и в чем он видит сущность своего заболевания. Всякое заболевание (в особенности тяжелое, хроническое) вносит существенные изменения в жизнь человека: вынужденные ограничения в его профессиональной деятельности, иногда вообще смена профессии, ограничения в контактах с окружающими людьми, иногда довольно тяжелые и утомительные для больного лечебные процедуры, соблюдение режима, диеты и т. д. Среди всей совокупности этих условий, вносимых болезнью в жизнь человека, значительное место занимает то, как отражается болезнь в его сознании. Объективное значение заб6леЬАййя может быть разлйчнЫм: болезнь 75 может быть тяжелой или легкой, скоропроходящей или хрониЧеской. Однако это объективное значение приобретает для больного определенный личностный смысл, лишь Преломляясь через мотивационную сферу личности. Болезнь создает затруднения, препятствия на пути реализации некоторых мотивов. Чем выше находится мотив в иерархии, тем больший личностный смысл приобретает для человека болезнь, если она препятствует его реализации. Вместе с тем чем беднее мотивационная сфера больного, тем большую доминантность может приобрести 60лезнь. Нередко именно наличие широких общественно значимых мотивов деятельности «заслоняет» собой ограничения, вносимые болезнью. Следовательно, в том, какой личностный смысл приобретает болезнь для человека, проецируется смысловая иерархия его личности — иерархия мотивов деятельности. При рассмотрении жалоб больных на состояние здоровья мы обращали внимание прежде всего на следующие моменты: 1) как излагаются жалобы (спонтанно или после тщательного расспроса, подробно или кратко, с какой эмоциональной окраской) и каковы они по содержанию; 2) в какой степени последующее поведение больных во время экспериментального исследования соответствует высказанным жалобам. Характер изложенных жалоб (в тех случаях, когда они вообще высказывались) различен. Некоторые больные ограничивались кратким ответом на задаваемые вопросы, а при отсутствии таковых молча приступали к выполнению экспериментальных заданий. В ряде случаев, пассивно следуя указаниям экспериментатора при выполнении заданий, больные несколько оживлялись только при изложении жалоб, становились более многословными и активными. Наконец, некоторые больные, придя на исследование, спонтанно начинали излагать жалобы. Их высказывания о своем состоянии были достаточно подробны, подкреплялись житейскими примерами. 76 Все жалобы больных по содержанию мы разделили на три группы: 1. Жалобы на снижение умственной работоспособности. В эту группу мы относили все высказывания больных, касающиеся изменений памяти и внимания, сообразительности, повышенной утомляемости, затруднений в их профессиональной деятельности. 2. Жалобы на измененное отношение к окружающему. В эту группу мы относили жалобы больных на наступившие в результате болезни изменения характера, а также их замечания об эмоциональных изменениях, появившихся в ходе болезни. З. Соматические жалобы. В ряде случаев наряду с жалобами на изменения умственной работоспособности высказывались жалобы на заболевания внутренних органов, конечностей и т. д. В эту группу мы относили и жалобы больных на головную боль, бессонницу. Следует отметить, что в ряде случаев жалобы больных, пришедших на исследование к психологу, ограничивались только указаниями на соматические недуги. Рассмотрим более подробно различные по содержанико жалобы больных. Половина всех больных предъявляет жалобы на снижение умственной работоспособности. При этом особенно часты жалобы на снижение памяти и внимания. Например, больная Т. говорит: «Была феноменальная память, схватывала налету, теперь память стала хуже, учиться лень». Больная В.: «Была исключительная память, сейчас тоже хорошая, но нет внимания и сосредоточенности. Это основная жалоба». Больной Б.: «Память ослабела одно время, потом восстановилась». В некоторых случаях высказывания больных содержат более подробный анализ нарушений познавательной деятельности. Так, больной С. говорит: «Трудно мобилизовать себя. Мучительный процесс — начало какойлибо работы. Трудно понимать, мешают переживания внутреннего порядка. Начинается распыленность. Не знаю, с чего начать, как составить документацию. Ответить на вопрос проще, могу подсказать, дать совет, а самостоятельно начать работу мучительно трудно». В жалобах этого больного, инженера по образованию, психический статус которого характеризуется в основном снижением активности, нарастанием апатии и негрубыми нарушениями мышления, содержится довольно тонкий анализ структуры нарушения умственной работоспособности. Больной Е. также называет целый комплекс нарушений, которые привели к снижению в профессиональной деятельности: «Уставать стал очень, не хочется думать. Мысли медленно текут. Сосредоточиться не могу. Память вроде похуже немного стала». Больной Т.: «Умственная работоспособность, в общем, снижена. Устаю быстро, рассеивается внимание, память хуже стала, это самое неприятное. Это не постоянное состояние, оно колеблется. Стал не таким активным, раньше состояние активности было естественным состоянием». Таких жалоб, которые раскрывают. по сути дела структуру нарушения умственной работоспособности, можно было бы привести очень много. Характерно, что наруШеНИЯ, отмеченные больными у себя, находили подтверждение в данных экспериментальнопсихологического исследования. Жалобы на измененное отношение к окружающему у наших больных, как правило, сочетались с жалобами на снижение умственной работоспособности. Для этих больных характерны такие высказывания: «Раздражительная стала, любая ерунда доводит до слез, быстро возбуждаюсь»; «Подавленное настроение, тягостное. Это основная жалоба»; «Апатия, безразличие ко всему окружающему»; «Люди раздражают»; «Всегда возбужден. Товарищи действовали на нервы, был не в духе. Раздражен»: «Не могу находиться среди незнакомых людей... Пропал интерес ко всему...» Особого внимания заслуживают жалобы на соматические недуги у исследованных больных шизофренией. Как отмечалось ранее, среди них не было 78 больных в состоянии глубокого дефекта, т. е. потенциальные интеллектуальные возможности для понимания цели исследования были достаточными. Поэтому уже самый акцент на изложении соматических жалоб при исследовании умственной работоспособности является показателем недостаточной адекватности больных. Да и содержание жалоб в этих случаях носит зачастую нелепый характер. Например, больная П. на первый же вопрос экспериментатора заявляет: «Подошвы чешутся, уши болят, тяжесть в ногах, колет пальцы иголками». Больной С. отмечает только: «Сердце колотится здорово». Больная Б., полностью потерявшая трудоспособность, отмечает: «Сердце только пошаливает немножко». Больной М.: «Печень болит». В ряде случаев других жалоб больные и не предъявляют. Указание же на соматические недуги, особенно в тех случаях, когда к ним не добавляются никакие другие жалобы, носит зачастую нелепый характер простой отговорки от «назойливого» экспериментатора, желания как-нибудь «отделаться» от его расспросов. Очень близко по характеру высказываний к этим больным стоит группа больных, не предъявляющих совсем никаких жалоб. Весьма своеобразны и интересны в этих случаях суждения больных о причинах своего стационирования в больницу. Например, больной С. говорит: «Жалоб никаких ни на что не было. Пришел и сказал: вот я здоровый, решил отдохнуть в больнице, чтобы не заболеть». Характерны в этом отношении и высказывания других больных: «Болезни нет, а есть лень и юношеская распущенность». Больной Б. считает причиной стационирования то, что «ночью посещали мысли о романизации Африки». Больная Б. говорит: «Может быть, нашли нужным, просто... забота о здоровье человека». Больная Ш.: «...меня принижали в собственных глазах, здесь (в больнице) я просто в рай попала». Больной М.: «Принципиально считаю себя здоровым, просто было интересно, к какому состоянию может привести психопатия» (несколько лет назад больному был ошибочно поставлен этот диагноз). Приведенные примеры не являются исключением. Они отражают типичную, наиболее характерную для больных картину их представления о своей болезни. В жалобах больных, их высказываниях о своей болезни почти нет эмоционально окрашенных суждений, которые позволили бы прямо судить о реакции больных на возникшее состояние. Они носят характер более или менее подробной констатации возникших нарушений. Отсутствовали, как правило, и просьбы о помощи. Как показало исследование одного из авторов данной работы [36], экспериментально-психологическое исследование обнаруживало у всех этих больных нарушения познавательной деятельности. Однако даже в том случае, когда экспериментатор специально привлекал внимание больных к выявившимся нарушениям, они существенно не изменяли характера своих жалоб и отношения к заболеванию в целом. Последнее обстоятельство, как было отмечено в том же исследовании, резко отличает больных шизофренией от больных другими заболеваниями (в частности, эпилепсией, органическими поражениями центральной нервной системы инфекционного генеза и др.). Таким образом, самый факт заболевания тяжелой психической болезнью не находит адекватного отражения в сознании больных, несмотря на их относительную интеллектуальную сохранность. Мы склонны рассматривать эту особенность больных шизофренией как показатель изменения в сфере мотивов деятельности. Действительно, для того чтобы человек относился к заболеванию тяжелой болезнью как к катастрофе в своей жизни, необходимо, чтобы сохраняли актуальность те мотивы деятельности, реализации которых препятствует 60лезнь. При отсутствии подобных мотивов больной остается нейтральным как к самому факту заболевания, так и к его последствиям. Следовательно, рассмотрение жалоб больных приводит нас к подтверждению ранее сделанного на основании анализа 80 экспериментальных данных вывода о глубокой измененности мотивационной сферы больных: такое жизненно важное явление, как 60лезнь, не приобретает личностного смысла для больных. Рассмотрим теперь, как проявляются нарушения мотивации деятельности в повседневной жизни больных. Для этого обратимся к анализу материалов, содержащихся в историях болезни. Для изучения были взяты те истории болезни, которые отражают динамику изменений личности и поведения больных на протяжении относительно длительного времени. Нас интересовали главным образом особенности и динамика нарушений мотивационной сферы. Для того чтобы выявить наиболее характерный для всех больных тип нарушений мотивационной сферы, мы обратились к анализу основных видов деятельности: учебной и трудовой (поскольку не оказалось случаев начала заболевания в дошкольном возрасте, когда ведущей является игровая деятельность, мы ограничились рассмотрением только названных здесь видов деятельности). У больных, истории болезни которых мы взяли для анализа, не было выраженного интеллектуального дед фекта. Нарушения познавательной деятельности ограничивались эпизодически возникающими и не носящими грубого характера нарушениями мышления, что подтверждалось каждый раз данными экспериментальнопсихологического исследования. Операционная сторона деятельности была в основном сохранна. Поэтому мы с уверенностью можем сказать, что ведущую роль в картине выявляемых нарушений деятельности играли именно нарушения ее мотивационного звена. Почти во всех рассмотренных случаях изменения деятельности отчетливо выступали в самом начале заболевания: прилежные в прошлом ученики и студенты теряли интерес к учебным предметам, забрасывали занятия, оставляли учебу; добросовестные работники постепенно инвалидизировались, т. е. теряли профессиональные навыки и трудоспособность. Одновременно сужался круг сопутствующих интересов и увлечений, видоизменялся характер общения с окружающими людьми. Как правило, больные оставляли в конце концов всякую продуктивную деятельность и не строили никаких планов на будущее. Имевшиеся в начале болезни различия среди больных в характере мотивации деятельности по мере нарастания дефекта личности, постепенно стираются. (Следует отметить, что при анализе историй болезни нас интере• совало не столько изменение содержательной стороны соответствующего мотива, сколько динамические аспекты его функционирования.) У ряда больных уже на начальном этапе заболевания заметно изменяется побудительная функция мотивов при известной сохранности смыслообразующей. Иногда же эти нарушения достигают такой степени, что определенные мотивы вообще теряют свою побудительную силу и становятся просто «знаемыми». У других больных с самого начала заболевания ослабление побудительной функции мотивов сочетается с перестройкой иерархии круга смысловых образований мотива. Распределение указанных изменений у больных, истории болезни которых мы изучили, может бытк представлено в следующей сводной таблице. Таблица 5 Виды нарушения функций мотивов на начальном этапе заболевания Преобладание нарушений побудительной функции мотивов при сохранности смысловой иерархии Сочетание с 82 Количество 16 Основные виды нарушений мотивации деятельности мы даем на примере историй болезней двух больных. Пример I (по данным доктора А. В. Гросман). Больной Т., 27 лет. Наследственность отягощена: брат отца страдает шизофренией. Отец — очень тяжелый по характеру человек, «странный», нелюдимый, вспыльчидый. Больной является единственным ребенком в семье. Родился после патологической беременности. Рос и развивался правильно. Всегда был хилым, тихим, пугливым. С трудом знакомился с людьми. Если же привыкал к кому-нибудь, то изводил своей назойливостью. Всегда был приветливым со сверстниками, тянулся к ним. Любил спортивные игр№. В школу пошел 7 лет и до пятого класса учился очень хорошо. В школьные годы был тихим, послушным, всем уступал. Очень любил книги о путешественниках и приключениях, был добрым и отзывчивым, преданно любил мать. С пятого класса успеваемость резко снизилась. Плохо понимал объяснения, особенно по математике. Стал замкнутым, угрюмым, легко раздражался, вступал в драки с товарищами. Во время одной из таких драк упал на батарею отопления, получил ранение мягких тканей головы, явлений сотрясения мозга не было. Изменилось отношение к матери. Стал «критично» (со слов больного) к ней присматриваться. Не называл ее больше мамой, а только «толстушкой», считал, что она мало уделяет ему внимания, плохо его обслуживает. Поведение стало странным: мог уйти на базар вместо школы и целый день собирать там конфетные обертки, из детского ружья стрелял в мебель, в фонари на улицах, сутками проявлял фотографии в единственной комнате, не разрешая зажигать свет. Успеваемость снижалась все больше. В школе грубо шалил, дома становился невыносимым. Ненавидел родителей, относился к ним со злобой, отказывался мыться и менять белье. В 17 лет поведение стало совершенно нетерпимым. На каждое слово родителей реагировал криком, бурными аффективными вспышками. Во время Московского международного фестиваля молодежи вместо подготовки в вуз часами бродил по улицам, выменивая монетки, сувениры, марки. Мог часами перекладывать их с места на место, складывать в столбики, геометрические фигуры. Больного вызвали в милицию из-за того, что он приставал к иностранцам; после этого мать выбросила все монетки. Больной дал бурную реакцию: пытался избить мать, рыдал, катался по полу. Мать вызвала врача, который оценил поведение как психопатическое, но лечения не назначил. Вступительные экзамены на дневное отделение архитектурного института больной не сдал, через некоторое время был зачислен на заочный факультет строительного института. Успеваемость в институте была крайне низкой, сдавал те экзамены, которые ему нравились, остальные оставлял на будущее; имел задолженности за каждый курс. Учился с помощью товарищей и под давлением родителей. Дома оставался крайне тяжелым. Мог часами лежать в постели и плевать на окружающие предметы или раскачиваться на стуле, пощипывать себя за щеку. Читал все наклеенные на уличных стендах газеты. Ничем не интересовался, книги не читал, товарищей не имел. Вынужденный устроиться на работу (как студент-заочник), несколько раз менял места службы или по собственной инициативе, или потому, что его увольняли с работы за грубость и нарушения дисциплины. В возрасте 22 лет заниматься уже почти не мог. Любил покачиваться на стуле, в это время в голове становилось пусто, «будто нечем было думать». По настоянию матери обратился в психиатрический диспансер и был стационирован в больницу им. Ганнуш$ина. В отделении был замкнут, отгорожен от больных неКРйТйЧёН К своему состоянию. Большую цасТь ьремени где-нибудь сидел, безучастно наблюдая за окружающими. Отказывался от лечения. Был выписан из больницы с определением III группы инвалидности. После выписки не работал, не мог организовать свой рабочий 84 день; Большую часть времени бродил по улицам, приставал к иностранцам с просьбой дать ему монетку. Обратил на себя внимание милиции, был направлен на стационарную экспертизу в больницу им. Ганнушкина. Психический статус. В контакт вступает охотно. Полностью ориентирован в месте и времени. Себя больным не считает. Не высказывает никаких жалоб. Сведения о себе сообщает крайне бессистемно, приходится неоднократно останавливать больного и направлять беседу по нужному руслу. Относится к своему поведению и высказываниям без критики. Дает им нелепые объяснения, пытается рассуждать, подводя какую-то теорию под свои отношения с матерью. Мышление с элементами резонерства, поверхностное. Суждения парадоксальны. Круг интересов крайне узок. Соматический и неврологический статус без патоломи. Результаты экспериментально-психологического исследования. По своей инициативе больной никаких жалоб на состояние умственной работоспособности не предъявляет. При настойчивых расспросах признает, что плохо усваивает то, что читает, что в голове бывает «пустота», что читать и учиться «нудно». Экспериментальные задания выполняет, но к своим успехам и неудачам так же, как и к похвале, остается безучастным. Держится с непосредственностью незрелого подростка. Плоско шутит. Многие указания выполняет успешно. Медленно, но безупречно складывает куб Линка, запоминает и подробно излагает текст рассказа (хотя не понимает его иронического подтекста), разумно сравнивает понятия, исключает предметы. Логические связи и отношения способен понять, но в самостоятельных суждениях у него появляются соскальзывания, разноплановость. Несмотря на относительную сохранность обобщений, больной очень часто не понимает скрытого смысла карикатур, подтекста рассказа и т. д. Таким образом, на первый план при исследовании выступает эмоциональная безучастность и уплощенность больного, элементы разноплановости и поверхностности суждений. Больной признан негодным к несению службы в армии со снятием с учета. Катамнез через З года получен со слов матери. Больной остается прежним с родными, очень плохо учится, в связи с чем поставлен вопрос о его исключении из института. Попрежнему является инвалидом III группы. Нигде не лечится, в диспансер идти отказывается. Больной Т., несомненно, принадлежит к числу больных, у которых болезнь начинает развиваться с резкого изменения структуры мотивационной сферы. В самом начале заболевания отчетливо прослеживается изменение как побудительной, так и смыслообразующеЙ функции мотивов. Можно предположить, что постепенное снижение активности больного, приведшее его к полной инвалидности, и является результатом нарушения побудительной функции мотивов. В тесной связи и единстве со снижением побуждений находится у данного больного и ряд других изменений, вызванных болезнью и свидетельствующих о глубокой перестройке смыслообразующей функции мотивов. Достигнув определенного уровня развития к пятому классу, круг потребностей и интересов больного как бы замыкается, развития и образования новых потребностей почти не происходит. Многие явления и предметы, ранее интересовавшие больного, теряют для него личностный смысл. Если раньше он любил спорт, чтение, тянулся к людям, то теперь эти потребности гаснут. Некоторые же из них приобретают видоизмененный, парадоксальный характер: раньше горячо любил мать — теперь стал ее терроризировать и даже избивать, с товарищами был тихоней — теперь стал драчлив. На первый план в жизни больного выступают уже случайные увлечения, носящие зачастую формальный и стереотипный характер (например, собирание фестивальных значков, чтение всех газет на стендах и т. д.) . Именно эти случайные увлечения 86 приобретают для него наибольший личностный смысл, с ними связаны резкие аффективные вспышки больного (избивает мать за то, что она выбросила значки и монеты). Постепенно и эти увлечения теряют свою побудительную силу для больного. Остатки активности выражаются теперь лишь в элементарных стереотипных действиях (сидит, покачиваясь на стуле, и т. д.). Итак, прежде чем достигнуть стадии значительного оскудения, мотивационная сфера больного претерпевает довольно длительную и значительную качественную перестройку. П р и м ер 2 (по данным доктора В. Н. Прокудина). Больной Б., 21 год. Прямых указаний на наследственную отягощенность в роду больного не имеется. Однако отец, который ушел из семьи, когда больному было 7 лет, заявляет, что мать больного была истеричной женщиной с очень трудным характером. Больной родился от нормально протекавшей беременности. На первом году жизни болел рахитом, перенес все детские инфекционные болезни. Посещал ясли и детский сад. От своих сверстников всегда отличался робостью. Был тихим, застенчивым, скрытным мальчиком. Восьми лет пошел в школу. До восьмого класса хорошо учился. Много читал, сочинял стихи, писал фантастические рассказы. В восьмом классе стал хуже учиться, остался на второй год. В это время умерла мать. Стали заметны странности в его поведении: подолгу смотрел в одну точку, перестал следить за собой, часами молчал. Все заботы о нем взяла на себя тетя. Десятый класс окончил с трудом. Сразу был призван в армию. Из армии почти не писал, не отвечал на письма и посылки, не давал о себе знать в течение полутора лет. Затем в сопровождении солдата вернулся домой. Выяснилось, что он находился в госпитале и был комиссован из армии с. диагнозом «шизофрения». Дома вел себя странно: был молчалив, бездеятелен, много ел. Одевался и мылся только по настоянию тети. Плохо спал. Ночью вскакивал и метался по комнате. Отец обратился в военкомат, и больной через диспансер был стационирован в больницу им. Ганнушкина. Психический статус. В отделении вял, мало доступен, на вопросы отвечает с неадекватной улыбкой, односложно. Жалоб не высказывает, считает себя здоровым. Не может последовательно изложить анамнестические сведения. Просит выписать его «на работу», но никаких конкретных планов на будущее не имеет. В отделении бездеятелен, мало заметен, временами чему-то улыбается, ни с кем не общается. Соматический и неврологический статус без патологии. Результаты экспериментально-психологического исследования. Во время исследования больной вял, безучастен. Жалоб никаких не высказывает. Экспериментальные задания выполняет медленно, вяло, даже в тех случаях, когда предлагаются специальные задания на «скорость». Оценкой своей деятельности не интересуется. В мышлении больного выявляются элементы разноплановости суждений, плоского резонерства. Больной Б. относится к числу больных, у которых шизофренический дефект глубоко поражает личность. Изменения мотивационной сферы личности ярко проявляются на всех этапах заболевания. Однако динамика нарушений мотивационной сферы довольно однообразна и однотипна: в ходе болезни постепенно сужается круг мотивов — побудителей деятельности, падает активность больного, однако никакой существенной перестройки мотивационной иерархии не происходит. Мотивы, побуж• дающие деятельность больного, постепенно иссякают. (Сравним с историей болезни больного Т., у которого происходит резкая перестройка смысловой иерархии.) Подробный анализ всех изученных нами историй 60лезни позволяет отметить, что нарушения побудительной функции мотивов имеют сравнительно однородный характер и по мере развития заболевания возрастает• только степень выраженности этих проявлений, которые могут быть охарактеризованы как динамические изменения 88 личности (постепенное снижение активности вплоть до полной апатии). Что же касается изменений смыслообразующей функции мотивов, то они носят более сложный и разнородный по структуре характер. Эти изменения мы попытались классифицировать и представить в трех основных формах: 1) гиперболизированная «стабилизация» смысловых образований; 2) постепенное сужение круга «стабильных» смысловых образований; З) перестройка смысловой иерархии мотивов. Мотивационная сфера здорового человека, несмотря на устойчивый характер образующих ее мотивов, обладает вместе с тем известной гибкостью, подвижностью, изменчивостью, т. е. многим новым явлениям и событиям в жизни человека может придать личностный смысл один из мотивов, включенных в мотивационную сферу. Таким образом, более или менее широкий круг жизненных явлений может получить примерно однозначную мотивацию, однородный «личностный смысл». В то же время вновь сформированные мотивы деятельности легко включаются в мотивационную сферу, не нарушая стройную структуру мотивационной организации, ее иерархию. Тем самым изменчивость и перестройка круга смысловых образований не вносит хаотичности в деятельность и жизнь человека. У больных шизофренией рассматриваемой группы заметно снижается подвижность и гибкость мотивационной сферы. Естественная ее устойчивость перерастает в полную неподвижность. При этом новые события в жизни больных часто не приобретают личностного смысла. Этот механизм наглядно обнаружился при общем и экспериментальнопсихологическом исследовании больных, когда больной оставался нейтральным по отношению к исследованию. Истории болезни подтверждают данный факт многочисленными примерами из повседневной жизни больных. Например, больной Н. отказался получать зарплату, так как «пренебрегал земными благами». Больной М. годами не работал и жил на иждивении матери-колхозницы, к которой при этом «хорошо относился», так как для того, чтобы устроиться на работу, «надо было уезжать в другое место». Больной С. любил модную одежДУ, вычурно причесывался, но месяцами не мылся. Одновременно с «застыванием» круга смысловых образований происходит их постепенное сужение (т. е. мотив, сохраняя до известной степени побудительную силу, придает смысл относительно меньшему кругу явлений, чем до заболевания). В результате многое из того, что ранее имело для больного личностный смысл (например, работа, учеба, дружба, отношение к родителям и т. д.), постепенно теряет его. Например, больной М. в течение нескольких лет готовился к поступлению в архитектурный институт, но не поступил, так как проспал экзамен. Больной У. несколько лет подряд всю свою зарплату тратил на покупку радиодеталей, но приемник в дальнейшем собирать не стал. Наиболее ярко выступает у больных шизофренией нарушение внутренней иерархии мотивационной сферы, 90 ре5улЬтате чего Мйогйё ранее имевшие глубокий лиф ностный смысл явления отступают на задний план, а наибольший смысл приобретают менее существенные и второстепенные. Это и служит причиной многих странных неадекватных поступков, дающих возможность говорить о парадоксальности шизофренической психики. Истории болезни изобилуют такими примерами из жизни больных. Больной Т. избил мать за то, что она выбросила его значки; больной К. ударил сестру за фальшиво взятую на рояле ноту; больная С. избила племянницу за то, что та без спроса взяла кусок сахара; больная В., до заболевания любившая чтение, уничтожила дома все книги, а заодно и кружевные шторы, так как в них «скапливается пыль». Все описанные здесь формы нарушений мотивов деятельности у больных шизофренией выступают в единой структуре нарастающего дефекта личности. При анализе материала оказалось, что у всех больных, в историях болезни которых мы обнаружили нарушение смыслообразующей функции мотивов, можно было отметить наличие всех трех форм, характеризующих структуру этого нарушения, однако в каждом конкретном случае одна из них выражена наиболее резко. По мере нарастания дефекта личности сужается круг реально действующих мотивов, обедняя тем самым деятельность больных. В свою очередь, оскудевающая деятельность больных оказывает обратное влияние на структуру мотивационной сферы. Формирования новых мотивов с оскудением деятельности не происходит. Наступает постепенное «обеднение» личности. В результате этого на отдаленных стадиях заболевания мы часто сталкиваемся с больными, вся жизнедеятельность которых ограничивается только удовлетворением витальных потребностей. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Анализ, проведенный в работе, подтвердил исходное предположение о том, что в структуре личностного дефекта при шизофрении (простая форма с вялым течением) важное место занимают нарушения мотивационной сферы. Эти нарушения возникают уже на начальной стадии заболевания и выражаются в резком изменении двоякой функции мотивов — побудительной и смыслообразующей. Анализ историй болезни показывает, что изменение побудительной функции мотивов выражается в постепенном уменьшении их побудительной силы. Это нарушение и приводит к снижению активности и инициативы больных, нарастанию вялости и апатии, так хорошо описанных клиницистами. Эксперимент помогает выявить и другую особенность в нарушении побудительной функции мотивов: бывшие ранее действующими мотивы не исчезают совсем из арсенала личности больного, а сохраняются в качестве «просто знаемых». Больной способен правильно понять объективное значение окружающего, в частности значение экспериментально-психологического исследования, которому он подвергается, но осознание этого значения никак не отражается на деятельности больного: он остается пассивным, вялым, практически нейтральным к ситуации исследования и его целям. Изменения функции смыслообразования (если условно вычленить ее) носят более разнообразный характер. Это 92 связано с тем, что существует определенная смысловая иерархия в структуре мотивационной сферы. Возможна более или менее глубокая и существенная перестройка этой иерархии в процессе развития заболевания. О наличии перестройки смысловой иерархии, начинающейся в ряде случаев уже на первых этапах заболевания, убедительно свидетельствуют данные экспериментально-психологического исследования и историй болезни больных шизофренией. Перестройка иерархической организации мотивов приводит к тому, что в ряде случаев прежние занятия и увлечения больных сменяются другими, подчас странными, причудливыми, нелепыми. Поведение больных в силу этого теряет свой целенаправленный характер, деятельность же теряет продуктивность. Постепенное сужение круга смысловых образований также влияет на характер деятельности больных, обедняет и искажает её. Характерные для больных шизофренией нарушения познавательной деятельности, широко описанные в патопсихологической литературе, могут быть в ряде случаев объяснены нарушениями смыслообразования. Выявленная динамика нарушений мотивации у больных описанной группы может служить дополнительным критерием при оценке степени шизофренического дефекта и уточнения прогноза заболевания. Одновременно полученные данные о характере нарушений мотивационной сферы больных могут быть использованы при организации работы по их социальной реадаптации. Трудоустройство больных должно быть организовано с учетом той конкретной структуры нарушений мотивационной сферы, которая имеется в каждом отдельном случае. Характер нарушений мотивационной сферы, наблюдающихся при шизофрении (простая форма с вялым течением), указывает на то, что процесс распада личности больных не является возвратом к детским формам мотивации поведения. Выявленные нарушения имеют свою особую специфику и не содержат 93 ничего общего со структурой мотивации деятельности ребенка. Мотивационная сфера больного, обедненная в результате развития заболевания, сохраняет все же иерархическую организацию, хотя очень часто и в извращенном виде. Проведенное исследование показало, что в качестве методических приемов изучения мотивационной сферы 94 человека могут быть использованы методики исследования познавательной деятельности, если специальным образом изменяется тактика эксперимента. Продуктивным является также и метод психологического анализа жалоб больных и материалов историй болезни. 95 ЛИТЕРАТУРА 1. Амбр умов а А. Г., Королева Е. Н. Неблагоприятно протекающие 2. З. 4. 5. 6. 7. варианты простой формы шизофрении. В кн.: Шизофрения. Труды Московского научно-исследовательского института психиатрии МЗ РСФСР, т. 56. М., 1968. Банщиков В. М., Амбр умов а А. Г. Течение, формы и исходы шизофрении. — В кн.: Шизофрения. Доклады на Всесоюзном совещании по проблеме шизофрении. М., 1962. Б ала шов а Л. Н. Некоторые типы ремиссии и дефекта при шизофрении с благоприятным течением (в связи с задачами трудоустройства). В кн.: Вопросы клиники, патогенеза и лечения шизофрении. Труды Московского научно-исследовательского института психиатрии МЗ РСФСР, т. 44. М., 1958. Б ел оз е р ова И. М. Психопатологические особенности простой формы шизофрении в разных стадиях заболевания. Тезисы докладов первой молдавской республиканской конференции невропатологов и психиатров. Кишинев, 1960. Бр а т усь Б. С. Психологический анализ изменений личности при алкоголизме. М., Изд-во Моск. ун-та, 1974. В айндрух Ф. А., Назаров И. Н. Конституция и психозы. Обзор литературы. «Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова», 1973, № 1. В ы готс кий Л. С. Избранные психологические исследоваиия. М., изд-во АПН РСФСР, 1956. 8. Гиляровский В. А. Психиатрия. М., Медгиз, 1954. 9. Г р осма н А. В. Шизофрения с психопатоподобными проявлениями. Автореф. канд. дис. М., 1968. 10. Гу р е в и ч М. О. К вопросу о сущности шизофренического процесса. — «Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова», 1945, № 5. П. Гуревич М. О., Серей с кий М. Я. Учебник психиатрии, изд. 5. М., Медгиз, 1946. 12. Гу р ев и ч М. О. Психиатрия. М., Медгиз, 1946. 13. Д е м е н т ь ева Н. Ф. О некоторых особенностях патологии эмоциональности у больных с вялотекущим шизофреническим процессом. — В кн.: Шизофрения. Труды Московского научноисследовательского института психиатрии МЗ РСФСР, т. 56. м., 1968. 14. Ж и сли н С. Г. Очерки клинической психиатрии. М., «Медицина», 1965. 16. ей га р н й к В. В. Патология мышления. М.; Изд-во Моск. ун-та, 1962. [6. З ей г а р н ик Б. В. Проблемы патопсихологического исследования отношения больного к ситуации. — В кн.: Вопросы совре• менной психоневрологии. Труды Ленинградского научноисследовательского психоневрологического института имени В. М. Бехтерева, т. 38. Л., 1966. 17. З ей гар ник Б. В. Основы патопсихологии. М., Изд-во Моск. ун-та, 1973. 18. Ка н д и н с кий В. Х. Рецензия на книгу Б. Окса «Медицинское обозрение». Спб., 1880. 19. К о р о л е в а Е. Н. Клинико-психологическое исследование больных простой формой шизофрении. — В кн.: Вопросы экспериментальной патопсихологии. Т уды научноисследовательского института психиатрии МЗ РС(ВСР, т. 53. М., 1965. 20. Ко ч е нов М. М. К вопросу о нарушении процесса смыслообразования у больных шизофренией. «Психологические исследования», вып. 2. М., Изд-во Моск. ун-та, 1970. 21. Коченов М. М., Николаева В. В. О некоторых нарушениях мотивационной сферы у больных шизофренией. — «Психологические исследования», вып. З. М., Изд-во Моск. ун-та, 1970. 22. Кре пели н Э. Учебник психиатрии, т. 1. М., «Звено», 1910. 23. Кр о н ф ель д А. С. Современные проблемы учения о шизофении. Труды института им. П. Б. Ганнушкина, т. 1. М., 1936. 24. Крон фельд А. С. Развитие шизофрении до Крепелина. Труды института им. П. Б. Ганнушкина, т. З. М., 1939. 25. Левит В. Г., Петрова Э. С., Рот штейн В. Г. Клиникоэпидемиологическое изучение простой шизофрении. — «Жу нал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова», 1969, 1. 26. Л е онт ьев А. Н. Проблемы развития психики. М., Изд-во АПН РСФСР, 1959. 27. Леонтьев А. Н. Потребности, мотивы и сознание. «XVlII Международный конгресс психологов». Симпозиум 13. м., 1966. 28. Л е о нтьев А. Н. Проблема деятельности в психологии. «Вопросы философии», 1972, М 9. 97 29. Л е он т ь ев А. Н. Деятельность и сознание. — «Вопросы философии», 1972, № 12. 30. Леонтьев А. Н. Деятельность и личность. — «Вопросы философии», 1972, № 12. 31. Л у р и я Р. А. Внутренняя картина болезни и атрогенные заболевания. М., Медгиз, 1944. 32. Малкин П. Ф. Личность и психические заболевания. Материалы симпозиума «Проблемы личности», т. П. М., 1970. 33. Мел е ш ко Т. К. Особенности актуализации знаний больными шизофренией. Автореф. канд. дис., 1966. 34. Мел е хов Д. Е. Компенсация дефекта при шизофрении. В кн.: Шизофрения. Доклады на Всесоюзном совещании по проблеме шизофрении. М., 1962. 35. Молохов А. Н. Формы шизофрении и их лечение. Кишинев, Медгиз, 1948. 36. Н и кол а ева В. В. Внутренняя картина болезни при некоторых психических заболеваниях. Тезисы докладов конференции «Проблемы патопсихологии». М., 1972. 84 37. Озерецковский Д. С Границы шизофрении й ее единст. во. — В кн.: Шизофрения. Доклады на Всесоюзном совещании по проблеме шизофрении. М., 1962. 38. Осипов В. П. Мягкие формы шизофрении и их распознавание. ЋруњВоенно-медицинской академии им. С. М. Кирова, т. 1V. 39. По г ос ян А. М. Простая форма шизофрении. Клиника и врачебнотрудовая экспертиза. Автореф. канд. дис. М., 1963. 40. П о ли щук И. А. Шизофрения и диагноз ранних ее проявлерай. — В кн.: Шизофрения. Доклады на Всесоюзном совещании по проблеме шизофрении. М., 1962. 41. П ол я к о в Ю. Ф. Патология познавательной деятельности при шизофрении. М., «Медицина», 1974. (2. Р „х л ин Л. Л. Спорные вопросы в учении о шизофрении. — В кн.: Шизофрения. Доклады на Всесоюзном совещании по проблеме шизофрении. М., 1962. 43. Р о х л и н Л. Л. Проблема личности в психиатрическом аспекте. Материалы симпозиума «Проблемы личности», т. П. М., 1970. 44. Р у б и н ш т ей н С. Я. Использование экспериментального метода для изучения психопатологических явлений. — В кн.: Вопросы экспериментальной патопсихологии. Труды научноисследовательского института психиатрии МЗ РСФСР, т. 53. М., 1965. 45. Р у б и н ш т ей н С. Я. Экспериментальные методики патопсихологии. М., «Медицина», 1972. 46. Руби н ш т ей н С. Я. Некоторые конкретные вопросы патологии психики человека в свете философской проблемы биологического и социального. Материалы симпозиума «Соотношение биологического и социального в человеке». М., 1975. 47. С е ме нов С. Ф. Проблема локализации и шизофрения. — В сб.: «Проблемы психоневрологии. Научные труды МОЛМИ им. И. М. Сеченова». М., 1969. 48. Семенов С. Ф. Структура личности и шизофрения. Материалы симпозиума «Проблемы личности». М., 1970. 49. Сла вина Л. С. Роль поставленной перед ребенком цели в образованного им самим намерения как мотивов деятельности школьника. — В кн.: Изучение мотивации поведения детей и подростков. М., «Педагогика», 1972. Случевский И. Ф. Психиатрия, изд. 2. Л., Медгиз, 1957. 51. Случевский И. Ф. О шизофрении. — В кн.: Шизофрения. Доклады на Всесоюзном совещании по проблеме шизофрении. м., 1962. 52. С неж нев с кий А. В. О формах шизофрении. Труды конФеренции к 100-летию С. С. Корсакова. М., 1955. 53. Сне ж н ев ски й А. В. Вступительная статья в книге Г. Уэллса «Павлов и Фрейд». М., ИЛ, 1959. 54. С не ж н е в с кий А. В. Об особенностях течения шизофрении.— «Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова», 1960, М 9. 55. Сне ж невский А. В. Шизофрения. М., «Медицина», 1972. 56. У р а ков И. Г. Клинико-психологические особенности больных с вяло протекающей параноидной шизофренией. — В кн.: Вопросы экспериментальной патопсихологии. Тр ды научноисследовательского института психиатрии МЗ РСФ Р, т. 53. М., 1965. 67. Федотов Д. Д. О задачах современного изучения шизофрении. — В кн.: Шизофрения (клиника, патогенез, лечение). Труды Московского научно-исследовательского института психиатрии МЗ РСФСР, т. 56. М., 1968. 58. Хале ц кий А. М. Шизофрения, ее границы и психопатологические особенности. — В кн.: Шизофрения. Доклады на Всесоюзном совещании по проблемам шизофрении. М., 1962. 59. Хвиливицкий Т. Я., Малахов Б. Б. Трудовая терапия и фармакологическое лечение больных шизофренией в амбулаторных условиях. Л., «Медицина», 1975. 60. Шост а ков ич В. В. Нозологическое единство шизофрении. — В кн.: Шизофрения. Доклады на Всесоюзном совещании по проблеме шизофрении. М., 1962. 61. Штерн берг Э. Я. Обзор литературы по проблеме шизофрении. — «Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова», 1961, вып. 9. 99 62. П лот и чер А. И. О некоторых вопросах клинического понимания шизофрении. — В кн.: Шизофрения. Труды Московского научноисследовательского института психиатрии МЗ РСФСР, т. 56. м., 1968. 63. К а sten А. Psychische S5ttigung. «Psychologische Forschungen», Bd 10, Н. 1, 1927. ОГЛАВЛЕНИЕ Предисловие Глава 1. О психологическом изучении личности больных шизофренией Глава П. Методы исследования Глава 111. Некоторые особенности мотивации деятельности больных шизофренией в условиях эксперимента S 1. Характеристика мотивов деятельности здоровых испытуемых S 2. Отсутствие ведущего мотива деятельности S З. Разноплановость мотивации деятельности Глава IV. Изменения целеобразования Глава V. Мотивация деятельности больных шизофренией в реальной жизни Заключение Литература Михаил Михайлович Коченов, Валентине Васильевна Николаева МОТИВАЦИЯ при ШИЗОФРЕНИИ з 5 15 22 22 зо 41 48 65 80 83 Зав. редакцией Г. С. Ливанова Редактор И. И. Шевцова Художественный редактор Н. Ю. Калмыкова Обложка художника К. Ф. Рожкова Технический редактор К. С. Чистякова Корректоры Н. В. Тютина, Г. Д. Шишкова Тематический план 1978 г. № 15 ИБ 405 Сдано в набор 15.05.77 Подписано к печати 27.07.78. Л-78380 Формат Бумага тип. № 1 Гарнитура литературная. Высокая печать Физ. печ. л. 2,75 Усл. печ. л. 4,62 Уч.изд. л. 4,43 Изд. № 3109 Заказ 145 Тираж l0 000 экз. Цена 30 коп. Издательство Московского университета. Москва, К-9, ул. Герцена, 5/7. Типография Изд-ва МГУ. Москва, Ленинские горы
