смысл жизни

Человечество как мировое сообщество и проблемы гуманистической меры социального прогресса - смысл
жизни
Человечество как мировое сообщество
• Глобальное единство и глобальная опасность
• Гуманистическая мера прогресса
Размышления о смерти и бессмертии с логической неизбежностью подводят к проблеме существования
человеческого рода как последнего основания нашей земной вечности - хранителя памяти о прошлом и
продолжателя всех объективно значимых людских начинаний.
Но гарантировано ли выживание человечества? Образует ли оно реальное единство или является всего лишь
конгломератом обособленных и даже враждебных друг другу социокультурных целостностей? Есть ли
серьезные основания для веры в то, что люди, населяющие Землю, способны достигнуть согласия в
понимании своих насущных проблем и в оценке событий и деяний прошлой истории?
Глобальное единство и глобальная опасность
На современной фазе всемирно-исторического процесса интенсивно происходит интернационализация
общественной жизни и самого быта людей. Всякий экономический и культурный изоляционизм оказывается
ныне авантюристической политикой. Благодаря созданию новых транспортных и информационных средств
планета делается обозримой. Миллиарды телезрителей ежевечерне присутствуют при событиях,
совершающихся в других странах и на других континентах.
Но дело не только и не столько в зримости, наглядности "глобального феномена", которые еще не были
знакомы ни XVIII, ни XIX векам. Дело прежде всего в том, что сегодня люди впервые в истории остро
переживают планетарную общность судьбы. Термоядерная угроза сравняла их в сознании уязвимости.
Обострившиеся экологические проблемы заставили понять, что все они пьют одну воду и дышат одним
воздухом. Превратности мировой экономики (например, сложнейшие инфляционные процессы) напомнили
об усиливающейся взаимосвязи национально-хозяйственных организмов.
История поставила страны и народы перед необходимостью заняться общим делом и превратила его в
условие успешного выполнения любых особых дел. Важнейшие аспекты этого общего дела - борьба за
сокращение вооружений, охрана планетной среды человеческого обитания, преодоление крайних форм
экономической отсталости, нищеты и голода, защита элементарных человеческих прав, поиски средств
оптимизации международного разделения труда. Для решения этих задач недостаточно уже простого
сосуществования государств, недостаточно их взаимной нейтральной лояльности, а требуется кооперация
усилий, возможная лишь на основе доверия, понимания, признания значимости общечеловеческих
ценностей. Людям не дано сойтись в общем деле, не достигнув хоть какого-то гуманистического согласия.
Но возможно ли такое согласие? Подготовлено ли оно исторически? Не есть ли мировое сообщество нечто
внешнее и даже насильственное для человеческих существ, веками развивавшихся внутри локальных
сообществ, а ныне интегрированных в совершенно различные социальные режимы? Вот вопросы,
очерчивающие смысловой контекст, в котором сегодня приходится обсуждать проблемы человека, его
природы, сущности, уникальности. Ибо в современных условиях спрашивать: "Что такое человек?" - значит
непременно спрашивать о том, существует ли общечеловеческая цивилизация, ветвями, подвидами,
модификациями которой являются все ныне наблюдаемые общества и культуры. Это тем более требует
осмысления, поскольку в состав мирового сообщества входят социокультурные образования,
соответствующие разным стадиям общественного развития. Можно сказать, что вся мировая история от
родоплеменного строя до более высоких ступеней развития представлена сегодня пространственно. На
нашей планете как равноправные, политически самостоятельные участники прогресса сосуществуют
страны, пытающиеся вступить на путь частнособственнического развития и усовершенствовавшие эту
систему, и народы, задержанные в своем социальном развитии, и государства, долгое время развивавшиеся
за счет чужой отсталости. Это вызывает к жизни различную мозаику идей, в которой получают отражение и
исторически справедливые требования, и требования, продиктованные национальной амбицией, и самые
фантастические представления о социокультурной исключительности и всемирно-историческом призвании
тех или иных стран, регионов, вероисповедных или политических объединений.
Современные средства ведения войны способны побить прежние рекорды бесчеловечности и
бессмысленности. Трезвое осознание этой опасности не может не способствовать девальвации и
разложению идеологически тенденциозных воззрений. Было бы, конечно, наивностью уповать на то, что
народы, одушевленные идеей мира, уже завтра соединятся в праздничном братском хороводе. Но есть
веские основания допустить, что осознание угрозы тотального уничтожения побудит людей разных обществ
и культур к признанию равноуязвимости и равнодостоинства всех живущих на Земле человеческих существ,
к тому, чтобы сообща отстаивать элементарные условия своего физического и духовного самосохранения. К
этим условиям относятся мир, национальная независимость, право на культурную самобытность и
нравственную самостоятельность, основные гражданские права, гарантии против голода и нищеты. На
языке социальной теории они называются общедемократическими требованиями, на языке гуманистической
философии - общечеловеческими ценностями. В современном мире отстаивание элементарных условий
физического и духовного самосохранения человека - это не просто моральная норма политики, но еще и
новый критерий самой ее реалистичности.
Известно, что рациональные доводы далеко не всегда являются надежным средством убеждения. Однако
обстановка тотальной угрозы сообщает им дополнительную силу убедительности. Кант в трактате "О
вечном мире" пророчески обрисовал такую зависимость. Люди обычно глухи к доводам разума,
рекомендующего им нормы согласия и правового улаживания конфликтов. Они следуют голосу своих
особых интересов и оказываются слепыми агентами раздоров и войн. Но когда антагонизмы достигают
крайней остроты и на горизонте истории появляется призрак мироразрушительной войны, эта
узкокорыстная тенденциозность сознания терпит фиаско. Делается очевидным, что людям предстоит либо
погибнуть, либо опомниться в разуме и согласиться на обоюдные компромиссы.
Общая всем людям разумность имеет два основных выражения: здравый смысл и разум в специфическом
значении этого слова - способности, которые в ходе истории не раз вступали в конфликт друг с другом.
Здравый смысл можно определить как рациональность индивидуального самосохранения: он категорически
запрещает человеку делать то, что пагубно для его личного выживания. Разум - это рациональность,
непременно имеющая в виду сохранение всего человечества. Он может допустить индивидуальное
самоуничтожение, жертвуя жизнью, но категорически не допускает гибели всех людей: любое разумное
суждение непременно предполагает в качестве адресата сообщество разумных существ. Атомная война, в
которой не может быть победителей и которая грозит гибелью всему живому, равно неприемлема ни для
здравого смысла, ни для разума, поскольку означает: я буду уничтожен, как и все другие. Эта опасность,
если она осознается отчетливо, сплавляет индивидуальный здравый смысл и коллективный разум
человечества в единую гуманистическую рациональность, способную одолевать самые различные
социально-субъективные пристрастия.
Гуманистическая мера прогресса
История XX столетия обнаружила, что отчуждение от человека им самим созданных институтов, вновь
учрежденных форм организации производства может быть характерно для любого общества, включенного в
современное международное разделение труда. Она выявила также лишь относительную подконтрольность
тех сил и средств, которыми вооружает людей научно-технический прогресс. Ведь многие из них, говоря
образно, похожи скорее на диких хищников в наморднике, чем на одомашненных животных. Они обузданы,
запряжены, но еще далеко не приручены человеком. Выразительным примером (и масштабным символом)
такой "полуосвоенности" является атомная энергия. Термоядерная реакция - не земное явление. Она
представляет собой воспроизведение тех процессов, которые в гигантских масштабах совершаются на
Солнце. Она принципиально несоразмерна самому человеку как существу, сформировавшемуся в ходе
эволюции (люди, как и все живое, не приспособлены, например, к сильным дозам радиационного космического - облучения).
Расщепив атом, человек впервые на деле уподобился Прометею, похитителю небесного огня. И только
вглядываясь в опыт освоения атомной энергии, можно понять полный состав мотивов, которые побудили
греческих богов покарать Прометея: ими двигало не просто возмущение его титанической дерзостью, они
еще и боялись за людей - опасались, что те по причине своей взаимной агрессивности, недальновидности
или простой небрежности учинят вселенский пожар. Успехи в мирном освоении атомной энергии пока еще
совершенно не сопоставимы с ее освоенностью как оружия, чудовищного средства разрушения. И покуда
такая несоразмерность сохраняется, важнейшая задача человечества состоит в создании надежных
технических и социальных гарантий против любых форм термоядерной опасности. Это по-новому и с
невиданной остротой ставит вопрос о самой разумности человека, о его рационально-предусмотрительном
контроле над всем, что он вызывает к жизни своим творчеством, будь то новый общественный институт или
масштабный инженерно-технический проект.
В XVIII-XIX веках центральным для всей системы рациональных оценок был вопрос: "Не утопично ли это?
Достижимо ли, осуществимо ли на деле?" В эпоху научно-технической революции, когда практически
осуществимыми оказываются самые фантастические замыслы, рациональное мышление должно прежде
всего спрашивать: "Не разрушительно ли это для человека? Нужно ли, полезно ли, значимо ли для него?"
Речь идет уже не просто об объективной возможности и объективной обусловленности определенных
действий (хотя и эта проблема не снимается), но в первую очередь об их смысле. Смысл же непременно
имеет в виду человека.
Материальные потребности людей - историко-культурная реальность; в них уже "закодированы" и
общечеловеческие моральные запреты, и нравственные лимиты потребления, характерные для различных
обществ, и сам уровень цивилизационной развитости людей. Экономика является рациональной в той мере,
в какой она учитывает и обеспечивает эту "гуманитарную определенность" первичных, наиболее
настоятельных человеческих нужд. Покуда ей это удается, она является, так сказать, "гуманной в себе".
Вместе с тем новейшая история дает немало примеров того, как хозяйство утрачивает эту изначальную,
само собой разумеющуюся отнесенность к исторически заданным условиям потребления и даже вообще
перестает удовлетворять потребности больших масс людей.
Начиная со второй трети XIX века капитализм снова и снова переживал кризисы перепроизводства. Рынок
оказывался переполнен полезными товарами, которые, однако, не потреблялись, так как основная,
трудящаяся, масса населения не могла приобрести их из-за своей низкой покупательной способности. Для
обеспечения дальнейшего "нормального функционирования" производства накопившиеся "непотребляемые
полезности" порой просто уничтожались.
Способностью отчуждаться от человека, утрачивать свой первоначальный жизненно-практический смысл
обладают не только экономические процессы, но и техника, наука, даже искусство. И дело здесь не просто в
профессиональной автономизации, в возможности возникновения "чистой", как бы игровой техники, "науки
для науки" или "искусства для искусства". Дело в том, что и техника, и наука, и искусство все чаще
пытаются навязать обществу свои чисто экспериментальные новшества.
Никогда прежде в мировой культуре не звучали так громко призывы к защите уже существующего (среды
обитания, жизни, памятников, духовного наследия, нравственных устоев, навыков рационального
мышления и т.д.). Тема защиты и хранения укоренена в глобальной ситуации человечества, связана с
осознанием недопустимости бесконтрольного прогресса. Для того чтобы совершенствоваться, достигнуть
соответствия высшим идеалам, человек должен сперва озаботиться своим выживанием и сохранением такова истина, преподнесенная современной эпохой. Именно она позволяет лучше расслышать ту заповедь,
которую выдающиеся умы человечества высказывали и повторяли задолго до того, как разразился
экологический кризис и возникла опасность термоядерной войны: нет совершенствования без сохранения,
нет развития без преемственности, без бережного и заботливого отношения к прошлому. Это справедливо
для любой формы деятельности, но более всего для тех, где сам человек оказывается объектом
общественного воздействия.
Еще в гуманистической философии Нового времени возникло понятийное противопоставление: человек - не
вещь. Наиболее последовательно оно было продумано Кантом, положившим в основу своего учения
оппозицию "вещь - личность" и сформулировавшим категорический запрет: "...поступай так, чтобы ты
всегда относился к человечеству... как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству" [1].
Требование Канта было созвучно начавшейся в XVIII столетии борьбе против использования человека в
качестве орудия чужой воли (раба, крепостного, холопа, исполнителя кабальных обязательств). В
дальнейшем оно было включено в контекст критики капитализма, обнаружившего способность к еще
невиданной циничной утилизации человеческих сил. Но в требовании Канта содержалось и еще одно
смысловое измерение: относиться к человеку "только как к средству" категорически недопустимо даже в
том случае, когда общество ставит своей целью его же собственное благополучие и совершенство.
Кантовское понятие "цели в себе" требовало признать за каждым человеком его призвание и способность
целеполагания. Именно в этом значении оно вошло в "золотой фонд" философии, наполняясь все более
богатым содержанием.
В свете исторического опыта XX столетия тезис "человек - не вещь" может и должен получить еще одну
важную интерпретацию: человека нельзя изготовлять, пересоздавать, изобретать наново, как если бы он был
просто необходимым для общества продуктом и средством. Данное положение особенно существенно
сегодня. Современные механизмы манипуляции (орудия отчужденной воспитательной практики) так же
опасны для духовного самосохранения человека, как новейшие виды вооружении для его физического
выживания. Неудивительно, что в философской литературе последних десятилетий столь остро и столь
многопланово обсуждается проблема человеческой меры общественного прогресса. Все это не значит,
конечно, что общество устраняется от активной воспитательной деятельности, от формирования человека в
соответствии с гуманистическими принципами. Однако такая деятельность не должна принимать
манипуляторские формы. Человек призван свободно выявлять и развивать присущие ему разум и
гуманность, что возможно только в разумном и гуманном обществе.
В чем смысл жизни? Постановка проблемы
В жизни каждого нормального человека рано или поздно наступает момент, когда он задается вопросом о
конечности своего индивидуального существования. Человек - единственное существо, которое осознает
свою смертность и может делать ее предметом размышления. Но неизбежность собственной смерти
воспринимается человеком отнюдь не как отвлеченная истина, а вызывает сильнейшее эмоциональное
потрясение, затрагивает самые глубины его внутреннего мира.
Первой реакцией, следующей за осознанием своей смертности, может быть чувство безнадежности и
растерянности, даже панической. Преодолевая это чувство, человек, однако, всю оставшуюся жизнь
существует, отягощенный знанием о грядущей собственной смерти; более того, это знание, хотя в
большинстве жизненных ситуаций оно таится в скрытых глубинах сознания, становится тем не менее
основополагающим в последующем духовном развитии человека. Наличием такого знания в духовном
опыте человека в значительной степени и объясняется острота, с которой перед ним встает вопрос о смысле
и цели жизни.
Размышления над этим вопросом для многих людей оказываются исходным пунктом в выработке того, что
принято называть основной "линией" жизни, подчиняющей себе поведение и поступки человека на разных
уровнях - будь то общество в целом, или трудовой коллектив, или семья, или близкие друзья. Отклонения от
этой "линии" нередко приводят к мучительным моральным коллизиям, а ее утрата - к нравственной, а то и
физической гибели человека. Цель и смысл индивидуальной жизни каждой личности тесно связаны с
социальными идеями и действиями, определяющими цель и смысл всей человеческой истории, общества, в
котором человек живет и трудится, человечества как целого, его предназначение, а следовательно,
ответственность на Земле и во Вселенной. Этой ответственностью четко очерчиваются границы того, что
могут и чего не могут ни при каких условиях делать на индивидуальном и социальном уровне человек и
человечество. Этим же определяется и то, какими средствами могут или не могут они добиваться своих
целей, даже если эти цели представляются высокими, нравственными.
Но даже если человек руководствуется в своей жизни определенными нравственными целями и использует
для их достижения адекватные им средства, он знает, что не всегда и не во всех случаях может добиваться
желаемого результата, который в нравственных категориях обозначался во все времена как добро, правда,
справедливость. И возникает вопрос: что ж, жизнь его - единственная и неповторимая - в какой-то мере
уравнивается с жизнью тех, кто живет бесцельно, бессмысленно и безнравственно, творит зло, ложь и
несправедливость? Вопрос этот тем более значим, что жизнь каждого человека не бесконечна, а обрывается
смертью, небытием. Не теряют ли вследствие этого смысл определения ее в нравственных категориях добра
и зла, правды и лжи, справедливости и несправедливости? Люди всегда искали выход из этого удручающего
противоречия. И находили его вначале в религиозном постулате о "бессмертии души" и "загробном
воздаянии", а потом - в представлениях об "абсолютном разуме" и "абсолютных моральных ценностях",
создающих якобы основу нравственного существования человека.
Осознавая конечность своего земного существования и задаваясь вопросом о смысле жизни, человек
начинает вырабатывать собственное отношение к жизни и смерти. И вполне понятно, что тема эта, быть
может наиважнейшая для каждого человека, занимает центральное место во всей культуре человечества.
История мировой культуры раскрывает извечную связь поисков смысла человеческой жизни с попытками
разгадать таинство небытия, а также со стремлением жить вечно и если не материально, то хотя бы духовно,
нравственно победить смерть.
Поисками ответа на этот вопрос занимались и занимаются и мифология, и различные религиозные учения, и
искусство, и многочисленные направления философии. Но в отличие от мифологии и религии, которые, как
правило, стремятся продиктовать человеку определенные его решения, философия, если она не является
догматической, апеллирует прежде всего к разуму человека и исходит из того, что человек должен искать
ответ самостоятельно, прилагая для этого собственные духовные усилия. Философия помогает ему,
аккумулируя и критически анализируя предшествующий опыт человечества, в такого рода поисках.
Последовательно проводимый философский материализм отрицает какую бы то ни было возможность
личного физического бессмертия для человека, не оставляет ему надежды на "загробную жизнь". Поэтому
продуманно, осмысленно принимая материалистическое мировоззрение, человек делает трудный шаг,
требующий личного мужества и силы духа, того, что в философии называется стоицизмом, поскольку
отказывается тем самым от возможности утешения, хотя бы и иллюзорного. Трудность этого шага
усугубляется еще и тем, что накопленный человечеством нравственный опыт долгое время осмысливался в
рамках религиозных систем, а знание обосновываемых ими моральных ценностей подпиралось ссылками на
суд и воздаяние, которые ожидают каждого после смерти. "Если Бога нет, то все дозволено", - провозглашал
герой Ф. М. Достоевского.
Как видим, философия, каких бы позиций она ни придерживалась, не только не снимает вопроса о смысле
человеческой жизни, о смерти и бессмертии, но, напротив, позволяет его поставить в наиболее острой, даже
драматической форме, тем самым в полной мере выявляя его гуманистическое содержание.
Философия о смысле жизни, о смерти и бессмертии человека
От всех других живых существ человек отличается более всего тем, что на протяжении своей
индивидуальной жизни он никогда не достигает высших "целей" жизни родовой, исторической; в этом
смысле он - адекватно не реализуемое существо. Такая неудовлетворенность, нереализуемость содержит в
себе побудительные причины творческой деятельности, не заключенные в непосредственных ее мотивах
(материальных и пр.). Именно поэтому призвание, назначение, задача всякого человека - всесторонне
развивать свои способности, внести свой личный вклад в историю, в прогресс общества, его культуру.
В этом и заключается смысл жизни отдельной личности, который она реализует через общество, но в
принципе таков же и смысл жизни общества, человечества в целом, который они реализуют, однако в
исторически неоднозначных формах. Совпадение, единство личного и общественного, вернее, мера этого
единства, неодинаковая на разных этапах истории, и определяет ценность человеческой жизни. Эта мера,
таким образом, не является надличностной или надобщественной, но объединяет цели и смысл жизни
личности и общества, а они могут находиться в противоречии друг с другом или, наоборот, совпадать в
зависимости от общественно-экономических условий.
Такое понимание смысла и ценности человеческой жизни опирается прежде всего на учение о социальной
сущности человека. Любые попытки вывести их из сферы биологического ошибочны уже потому, что
поведение личности определяется социальными, социально-этическими и нравственно-гуманистическими
факторами, которые являются его регуляторами. Хорошо сказал об этом Л. Н. Толстой: "Человек может
рассматривать себя как животное среди животных, живущих сегодняшним днем, он может рассматривать
себя и как члена семьи и как члена общества, народа, живущего веками, может и даже непременно должен
(потому что к этому неудержимо влечет его разум) рассматривать себя как часть всего бесконечного мира,
живущего бесконечное время. И потому разумный человек должен был сделать и всегда делал по
отношению бесконечно малых жизненных явлений, могущих влиять на его поступки, то, что в математике
называется интегрированием, т. е. установлять, кроме отношения к ближайшим явлениям жизни, свое
отношение ко всему бесконечному по времени и пространству миру, понимая его как одно целое" [1].
Подчеркивая значение "отношения к целому", Толстой считал, что именно отсюда человек выводит
"руководство в своих поступках".
Л. Н. Толстой видел смысл не в том, чтобы жить, зная, "что жизнь есть глупая, сыгранная надо мною шутка,
и все-таки жить, умываться, одеваться, обедать, говорить и даже книжки писать. Это было для меня
отвратительно..." [2]. Признать "бессмыслицу жизни" Толстой не мог, как не мог видеть ее смысл только в
личном благе, когда "живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все
люди и даже все существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо..." [3]. Жить
так, не заботясь об общем благе, по Толстому, может лишь "животная личность", не подчиняющаяся
велению разума. На такую животную жизнь, увы, в течение всей истории человечества было обречено
большинство трудящихся. Приходится признать, что и в нашем обществе, если иметь в виду его
современное состояние, подобные формы жизни получили широкое распространение.
В мыслях Толстого привлекает высочайшая человечность, то есть органическая соединенность мысли и
чувства неповторимой и бесконечной в самой себе личности с другими людьми и человечеством в целом,
которая и позволяет осознать, что смысл жизни заключен в самой жизни, в ее вечном движении как
становлении самого человека.
Мысль о неизбежности биологической смерти человека, проходящая красной нитью через все творчество Л.
Н. Толстого, неразрывно связана у него с утверждением нравственного, духовного бессмертия человека.
Смерть страшна для тех, кто "не видит, как бессмысленна и погибельна его личная одинокая жизнь, и кто
думает, что он не умрет... Я умру так же, как и все... но моя жизнь и смерть будут иметь смысл и для меня и
для всех" [4].
Поэтически образно это выразил русский пот В. А. Жуковский в стихотворении "Воспоминание":
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
Нравственный смысл жизни Л. Н. Толстой распространяет и на смерть, и поэтому для него "человек умер,
но его отношение к миру продолжает действовать на людей, даже не так, как при жизни, а в огромное число
раз сильнее, и действие это по мере разумности и любовности увеличивается и растет, как все живое,
никогда не прекращаясь и не зная перерывов" [5]. Живя для блага других, человек, считает Толстой, "здесь,
в этой жизни уже вступает в то новое отношение к миру, для которого нет смерти и установление которого
есть для всех людей дело этой жизни" [6].
На несколько ином понимании нравственно-философского смысла человеческой жизни делает акцент
другой русский мыслитель - В. С. Соловьев. Оно резюмируется у него в том, как решается им вопрос о
соотношении личности и общества, их интересов и целей. По мнению Соловьева, "нельзя по существу
противопоставлять личность и общество, нельзя спрашивать, что из этих двух есть цель и что только
средство". Утверждая бесконечность человеческой личности в качестве аксиомы нравственной философии,
он протестует как против индивидуализма, так и против таких сторонников коллективизма, которые, "видя в
жизни человечества только общественные массы, признают личность за ничтожный и преходящий элемент
общества, не имеющий никаких собственных прав и с которым можно не считаться во имя так называемого
общего интереса" [1]. Очевидно, что В. С. Соловьев выступает здесь с позиций нравственно-этического
гуманизма, критикуя всякие формы мнимого коллективизма и утверждая нравственный смысл человеческой
жизни как процесс совершенствования ее социальной сущности и духовных оснований.
Сколько жить человеку? Как жить? Во имя чего жить?
Такой подход позволяет в новом ракурсе, исходя из социальных и нравственных оснований, взглянуть и на
проблему продолжительности человеческой жизни, возможности ее продления. Продление жизни может
ставиться как некоторая научная и социально-осознанная цель, но тогда возникает вопрос: для чего это
необходимо личности и обществу? И с точки зрения сугубо гуманистической, согласно которой ценность
длительной человеческой жизни является самоочевидной, самодостаточной, и с социальной, учитывающей
общественную значимость как можно более длительного сохранения развитой человеческой
индивидуальности, обогащенной знаниями, опытом жизни и мудростью, увеличение нормальной
социальной продолжительности жизни представляется прогрессивным процессом в отношении и отдельных
личностей, и человеческого общества в целом.
Иное дело - биологическая продолжительность жизни человека, то есть ее видовое время, эволюционногенетически закодированное и предполагающее индивидуальное чередование жизней как условие
существования человечества. Здесь возникает много новых научных вопросов, обращенных в основном к
биологии, но они также не могут рассматриваться в отрыве от социальных и нравственно-гуманистических
вопросов, определяемых общим решением проблемы, относящейся к сущности и смыслу человеческой
жизни. В современных концепциях, касающихся этих проблем, утверждается идея о возможности и
необходимости достижения с помощью научных методов максимума видовой (биологической)
продолжительности жизни человека. На это направлены сейчас усилия многих ученых. В связи с
рассмотрением разнообразных искусственных способов продления жизни (трансплантация, технология
бионики, криобиология, генная инженерия и др.) говорится даже о том, что человечество стоит "на пороге
новой эры, когда медицина превратит Homo sapiens в Homo longevus - сверхдолгожителей, когда мужчины и
женщины в зрелые годы полностью сохранят и умственную и физическую бодрость. А если это так, то нам
придется взглянуть на жизнь совсем иными глазами" [2].
Важно, однако, иметь в виду, что новое видение жизни должно исходить прежде всего из гуманистических
идеалов и ценностей, из четкого определения смысла того, для чего человеку надо жить дольше, чем
обусловлено нормальными возрастными параметрами, соответствующими индивидуальным особенностям
личности. Не сама по себе длительность индивидуальной жизни может служить целью науки и общества, и
тем более самого человека, а оптимальная реализация сущностных сил человека, развитие богатства
человеческой природы, степень причастности личности к коллективной жизни человечества и ее участия в
реализации идеи неограниченного развития человека как общественного существа.
И все же трагизм личностного соприкосновения со смертью не снимается нравственно-философским
сознанием не только родового, но и личностного бессмертия в культуре человечества, в его истории.
Поэтому скорее не безоглядный оптимизм, а реализм - точнее, реальный гуманизм - является адекватной
нравственно-философской основой научного и гуманного подхода к вопросам смерти и бессмертия
человека. Этот подход, разумеется, не дает окончательных решений, пригодных для всех и каждого. Но он
обозначает общую мировоззренческую позицию и жизненные пути решения этих вопросов, столь несхожих
и неповторимых в интеллектуальном и эмоциональном отношении для каждого из нас.