Душа в плену у разума? Валерий Петровский

Душа в плену у разума?
Валерий Петровский
Душа в плену у разума?
Могу понять, как и почему становятся врачами. Думаю, не ошибусь, рассуждая, почему тот или
иной человек выбрал педагогическое поприще. Или почему захотел стать начальником… Да даже
выбор летчиков отчасти понятен.
А вот как становятся художником? Именно – художником! Когда неумение, бесталанность
скрыть невозможно даже на миг, ни в каком даже самом авангардном произведении.
Пару лет назад, когда потянуло в воспоминания, когда незабытые детско-юношеские
впечатления перекладывал на бумагу, переписывался с земляками, узнал, что один из нас –
барышевцев стал художником. И довольно известным. Прострелило и то, что живет он,
оказывается, в Волгодонске. А Волгодонск – это место моих частых командировок в последние
годы!
Естественно, сразу – в интернет, набираю - «Окарский Валерий».
Да! Сразу высвечивается несколько сайтов. Почти все – с фото. Длинноволосый, богемного
вида мужчина, неопределимого возраста. Это он, Валерка! И хоть кудри здорово поседели, в
поблескивании чуть улыбающихся глаз улавливается что-то «окарское», возвращающее в детство,
на пятьдесят лет назад.
Примерно столько лет назад могла быть наша последняя встреча. Из-за пятилетней разницы в
возрасте в детстве мы не были в близкой дружбе. Вроде бы между нашими семьями не было и
родства. Хотя, вспоминается, между оказавшимися неожиданно в Барышевке волицкими
поляками почти всегда находилось какое-никакое родство.
И, тем не менее, Валерку Окарского детских лет помню хорошо. Они дружили с моим
двоюродным братом Толиком. Потом, как можно было не встречаться на Колутоне – почти три
месяца бок о бок, спина к спине. Клуб один, магазин один… Барышевка!
А вот учиться вместе не пришлось, разъехались. Может, поэтому и не знал ничего о творческих
наклонностях односельчанина.
Послал ему весточку по e-mail, подсказал сетевой адрес своих воспоминаний. Тут же получил
отклик. Да еще какой!
Я написал, что, к сожалению, не воплотил детскую мечту – хотелось смастерить плот и
проплыть по нашему Колутону. Но дальше «мечт» дело не пошло. А Валера, удивленный таким
полным совпадением наших устремлений, пишет, что они «с пацанами» в свое время такой плот
сделали, из бревен от тракторного прицепа, на котором и нас, и их возили в интернат зимой, и по
Колутону сплавали.
И, естественно, пригласил к себе. Но как раз, как это бывает, что-то перестроилось в моей работе,
и повода поехать в Волгодонск не было больше года. Зато снова и снова разыскивал в интернете
сайт художника, просматривал его произведения. Не скажу, что все понял в его особенном
творчестве, но заинтересовался очень. И еще больше захотелось автора увидеть, поговорить, его
необычные творения потрогать руками.
И думал... То, что Валерий – художник, не вызывало сомнения даже на расстоянии. А вот то,
КАК он стал художником - постичь не мог. На каждом сайте коротенько сказано, когда и где
родился – это я и сам знаю; где учился – тоже не интересно, там не только он учился; в каких
союзах состоит, когда и где выставлялся – и вот тут дух захватывает!
- Это же Валерка Окарский! Он же из Барышевки! - бурлило в голове. – Какие там художники?!
Лондон! Германия! Голландия!
Да еще не просто холст, масло, бумага, акварель. Металлопластика, горячая эмаль! Совершено
необычные «технологии». Нет, это не технологии. Это – искусство!
И в подтверждение – восхищения интернетовских посетителей Валериных галерей. И
серьезные рецензии в солидных журналах и газетах.
А пока я снова ухожу в детство.
Вспоминаю свадьбы своих старших сестер. Одна была зимой, другая – летом. И на обеих
свадьбах помню наш деревенский «оркестр». Главным музыкантом был дядько Ревера, кузнец, с
трубой, которую почему-то у нас называли кларнетом. Запомнились его хромовые сапоги и то, как
он притопывал, помогая держать ритм. И сейчас помню его напряженное красное лицо с
ритмично раздувающимися и спадающимися щеками, слышу резкие звуки трубы, смягчающиеся
глухими «бухами» огромного барабана. А на барабане музицировал дядя Стасик Окарский – отец
Валеры! Ну, и завершал ансамбль баянист – Петро Ревера. Играть он, по-моему, почти не умел, но
звуки баяна были не лишними. Все трое музыкантов были родственниками. Возможно, поэтому и
ансамбль этот просуществовал долго.
Иногда они играли и в клубе. Помню, как-то в наш малюсенький клуб привезли полный
комплект инструментов для духового оркестра. Хлопцы и взрослые мужики пробовали-пробовали
играть до начала кино, да так инструменты и растащили куда-то. А Реверы с дядей Окарским
продолжали откликаться на просьбы односельчан, скрашивать не всегда веселые, но такие
никогда потом не повторяющиеся дни и вечера...
А нет ли здесь какого-либо корешка Валериной судьбы?!
Вот, наконец, встретились. Рассказываю, что у когда отец ездил в Москву, он брал пальто у
Валериного отца – дяди Стасика. И сейчас у нас есть эта фотокарточка, где гости из Казахстана, в
том числе и наш папка, вместе с москвичом дядей Сашей – маминым братом стоят на Красной
площади. Папина правая рука прячется за бортом длинного пальто. Такое же длинное пальто на
дяде Саше. Остальные мужчины – в коротких полупальто.
- В «москвичках», - поправил меня Валера. Он вспомнил это название! И мне напомнил.
Мне показалось, что в детство Валера возвращался без особой охоты. И о казахстанском этапе
взрослой жизни, а это больше десятка лет, он рассказывал без особых эмоций: учился, работал,
зарабатывал хорошо, но …
Вот тут-то и начиналось то, что я чуть-чуть увидел, но пока объяснить не могу. Хотя понимаю,
думаю, полностью и правильно. Из понятной оболочки преуспевающего, но вполне обычного
художника-оформителя вышел, нет, возник Художник! Мастер!
На недорисованный график роста добычи казахстанского золота он даже не взглянул на
прощанье. Не задержал он прощального взгляда и на грудастой девахе рядом с улыбающимся
шахтером на фронтоне поселкового Дома культуры. Он уходил вперед, в творчество, в искусство.
Мы в тот раз просидели в его мастерской недолго – часа два. Переполненный впечатлениями,
я отказался от домашнего ужина. Оставил на потом. Валерий все подносил и подносил мне свои
произведения. А ведь только что он упаковал их, чтобы везти на очередную выставку. Но он без
сожаления снимал с них полиэтилен, бумагу…, ставил на стол, искал освещение… И объяснял. Его
«вещи» просто смотреть – мало. О них нужно слушать. Или догадываться в поисках смысла,
авторской задумки. Я думать не успевал. Я – слушал...
Ночью плохо спал, несколько раз просыпался с желанием еще раз посмотреть на
привидевшуюся во сне композицию, скульптуру…
И утром думал о прошедшей встрече.
Вдруг в памяти всплыла почти прощальная сценка. В мастерской погас свет. На улице еще не
совсем стемнело, поэтому в помещении ориентироваться можно было. Мы стали собираться.
Валера обошел все уголки довольно просторной мастерской, проверил отключение от сети всех
приборов и станков, их у него там достаточно, потом вытащил из-за стола, из-под кресла все
электрические провода со штепселями на видное место… В общем, делал все так, как в подобных
ситуациях всегда делаю и я! И дочь моя тоже так всегда поступает.
Я позвонил Валере. Сказал об этой параллели.
- Видишь, и в этом мы похожи, - произнес он, вспомнив, возможно, историю с плотом.
Кстати, свет тогда погас во всем городе. Я вернулся в затемненную гостиницу. Ресторан не
работал – не было электричества. Пожалел, что отказался от домашнего ужина. В другой раз.
Сейчас с нетерпением жду очередной командировки, встречи с Валерой. Мы так мало
поговорили. Я так мало узнал.
Этим летом, до нашей встречи, я ведь побывал в Казахстане. Не был там целых девять лет. С
Валерой об этом говорили мало. Он сетовал, нет, констатировал, что с годами многое забывается,
стирается, в том числе и тоска по родным местам.
- Если бы не мама, уже бы и не ездил, - все же грустновато произнес он. Рассказал, что и
раньше друзей-товарищей было не много.
- Вот с Виктором Марьяновичем дружил, - продолжил скупо.
Виктор Марьянович – это Витя Сломинский, мой двоюродный брат, сын тети Брони и дяди
Марьяна, о которых я немножко рассказывал в своих интернет-воспоминаниях.
Витя, к огромному сожалению, умер. В Шортандах, где раньше жил Валера, осталась Галя –
Витина жена, сын Сергей. Я был у них этим летом в гостях. Галя пригласила. Потом они с Сергеем
покатали меня по Астане.
Говорили мы и о Валере. Галя назвала его святым. Я тогда не понял. По каким критериям?
И вот рассматриваю его творения. В развороченных листах тщательно проработанного
металла, умело прошитых крепкими проволочными спиралями, сияет золотой шар. Он
небольшой, на первый взгляд, ничем не примечательный. Но он – центр всей композиции! Он –
свет! Все остальное – это вокруг него!
Автор назвал композицию – «Душа в плену у разума». А мне показалось, что не будь этого
шарика – не было бы и всей композиции. Так, куча металла, пусть и обработанного.
А не будь этого металла, не будь разума?
Но они не могут не сосуществовать – душа и разум! Что является определяющим? Для Валерия
– душа! Я так понял, во всяком случае.
И так – каждое его произведение.
Как-то, несколько лет назад, телевидение показывало цикл лекций или бесед, которые в телеаудитории вел то ли далай-лама в изгнании, то ли просто буддийский монах. Почему-то вспомнил
его сейчас. Его тихий убеждающий голос, внешне аскетический вид очень схожи с Валериными.
Сходство их и в том, что к обоим сразу невольно начинаешь испытывать доверие.
С нетерпением жду следующей встречи. Так много хочется узнать. Так много нужно выяснить
и обдумать.