Лекция 1. Генезис и эволюция евразийской концепции в XX веке

Лекция 1. Генезис и эволюция евразийской концепции в XX
веке. Неоевразийство.
Похороненная и навсегда забытая, евразийская теория вдруг вновь
возродилась после распада СССР, причём именно в своём идеологическом
обличии.
Каковы идейные истоки евразийства? Каково его место в русской
философской мысли? Какую роль сыграло оно в национальной истории? В
чём причины его упадка и краха? А теперь вот и реинкарнации?
Ответ на эти вопросы необходим, однако, не в целях удовлетворения
сугубо академических интересов, а для того, чтобы понять причины
нынешней актуализации евразийского наследства, определить его место в
современном национальном самосознании, а точнее — роль в поиске Россией
своей цивилизационной идентичности, стратегии развития в ХХI веке.
Возникновение евразийства и его крушение
Начало евразийскому движению положили споры в узком кругу русских
эмигрантов (в Софии) по поводу вышедшей в 1920 году брошюры князя
Н.С.Трубецкого «Европа и человечество». В брошюре автор подверг резкой
критике идеологию европоцентризма и агрессивность романо-германской
культуры, которая претендовала на то, чтобы стать эталоном для всех без
исключения народов.
Результаты дискуссий вокруг произведения Н.С.Трубецкого были изданы
в 1921 году в Софии в сборнике «Исход к Востоку. Предчувствия и
свершения. Утверждение евразийцев». Основателем новой теории стал
географ П.Н.Савицкий. Значительный вклад в её развитие внесли теолог
Г.В.Флоровский, философ Л.П.Карсавин, публицист П.П.Сувчинский.
Некоторое время евразийскому движению сочувствовали философ
С.Л.Франк, культуролог П.М.Бицилли. Евразийцы опубликовали несколько
сборников, издавали «Евразийскую хронику», а в 1928 году начали выпускать
газету «Евразия».
(!)Евразийство стало творческой реакцией русской философской мысли на
целый ряд явлений начала ХХ века: русский коммунизм, революцию 1917
года, возникновение и развитие СССР; деградацию и «закат» (термин
О.Шпенглера) Европы; крушение панславизма; кризис православия и
христианства в целом; возрождение и натиск Востока.
Евразийцы считали своей духовной предтечей именно славянофилов, а не
западников. Однако, по мнению П.Савицкого, поскольку славянофилы
«упирали на «славянство» как на то начало, которым определяется
культурно-историческое своеобразие России, они явно брались защищать
трудно защитимые позиции». Само понятие «славянство», по мнению
евразийцев, мало показательно для понимания культурного своеобразия
России, поскольку, например, поляки и чехи принадлежат к западной
культуре. Русскую же культуру определяет не только славянство, но и
византизм. В облик России впаяны как европейские, так и азиатские
элементы. Эти элементы как раз и составляют сильную сторону русской
культуры, что позволяет сравнивать Россию с Византией, культура которой,
как бы воплощая евразийство, сочетала в себе элементы эллинского «Запада»
и древнего «Востока».
В связи с этим, как отмечал П.Савицкий, историческое своеобразие России
явно не может определяться ни исключительно, ни даже преимущественно
её принадлежностью к «славянскому» миру.
Центральный момент евразийства, его идеологическое кредо —
противопоставление России Европе. Сущность евразийской доктрины её
авторы видели в «…отрицании «абсолютности» новейшей «европейской»
(т.е. по обычной терминологии западноевропейской) культуры, её качества
быть «завершением» всего доселе протекавшего процесса культурной
эволюции мира». И далее: «Евразийская концепция знаменует собою
решительный отказ от культурно-исторического «европоцентризма», отказ,
проистекающий не из каких-либо эмоциональных переживаний, но из
определённых насущных и философских предпосылок… Одна из последних
есть отрицание универсального восприятия культуры, которое
господствует в новейших европейских понятиях».
Западноевропейскую культуру Н.Трубецкой называл космополитизмом
или романо-германским шовинизмом. «Мы должны привыкнуть к мысли, что
романо-германский мир со своей культурой — наш злейший враг», —
категорически постулировал Н.Трубецкой. «…Освобождение мира от власти
романо-германских хищников» — это и есть «новая историческая миссия»
России.
Новое учение можно свести к нескольким главным тезисам.
Первое. Главная причина крушения Российской империи и результате
революции 1917 года состоит не в подрывных происках отечественных
партий и внешних сил, а в порочном подражательстве Европе, начавшемся
во время реформ Петра Первого. Октябрьская революция — это восстание
народа против дела Петра.
Второе. Русская цивилизация самобытна и самодостаточна: она
представляет собой не Европу и не Азию, а синтез того и другого —
Евразию, имеющую свой Запад и свой Восток.
Третье. Коммунистический режим в России — это зло, но не абсолютное,
поскольку он свернул с порочного пути, противопоставил себя Европе и
провозгласил модель самостояния. Таким образом, два послепетровских
столетия для евразийцев будто бы и не история, поскольку они только
разрушили Россию. В 1917 годах для них нить русской истории лишь
восстанавливается. «Коммунистический шабаш, — писал П.Савицкий, —
наступил в России как завершение более чем двухсотлетнего периода
«европеизации». Однако большевизм положителен тем, что явился бунтом
против европейской культуры. Величайшая заслуга большевиков —
восстановление государства в естественных границах Евразии.
(!) Четвертое. Режим большевиков и коммунистическая идеология рано
или поздно неизбежно падут и освободят место для режима подлинно
национального, опирающегося на евразийскую идеологию. Сходство между
большевизмом и евразийством — только внешнее. Большевизм безбожен,
тогда как евразийство — движение религиозное и богоутверждающее.
Пятое. В противоположность европейской модели мирового развития,
которая стремится навязать свои стандарты всем странам и народам,
обрекающим их на «догоняющее развитие», евразийство утверждает
равноценность различных национальных культур, которые должны
породить «цветущую сложность» (термин К.Леонтьева).
Шестое. Татаро-монгольское иго для России было благом, поскольку
именно от империи Чингизидов она приняла эстафету евразийской
государственности. «Московское царство возникло благодаря татарскому
игу, — писал Н.Трубецкой. — Московские цари, далеко не закончив ещё
«собирания русской земли», стали собирать земли западного улуса великой
монгольской монархии: Москва стала мощным государством лишь после
завоевания Казани, Астрахани и Сибири. Русский царь явился наследником
монгольского хана. «Свержение татарского ига» свелось к замене татарского
хана православным царём и к перенесению ханской ставки в Москву».
(!)Седьмое. Евразийское государство — это идеократическая империя, т.е.
государство, в котором господствует идея всеобщего блага. Евразийцы
считали, что государство правды и правовое государство — два различных
миросозерцания: для первого характерен религиозный пафос, для второго —
материальные устремления, в первом правят герои, во втором — серые,
заурядные люди.
Как достаточно влиятельное учение евразийство просуществовало
примерно десять лет — 20-е годы ХХ века. Уже к середине двадцатых
началось его концептуальное и организационное разложение, причём
основные его идеи были оспорены и пересмотрены самими его
основателями, в первую очередь Г.Флоровским, который признал
евразийские концепты неверными, голословными и зачастую просто
эмоциональными. Интересно, что Г.Флоровский отошёл от движения уже в
1922 году, т.е. через год после того, как его основал. Н.Трубецкой
«продержался» дольше — до 1925 года. Пост идейного вождя занял
Л.Карсавин. Ненадолго: в 1929 году он заявил о разрыве с евразийством.
Только П.Савицкий сохранил верность движению от начала и до конца. Но
это был уже деятель и мыслитель совсем другого масштаба.
К тому же к середине двадцатых евразийское движение стало объектом
внимания ГПУ, которое сочло выгодным для советского режима широкое
распространение
вышеупомянутых
идей,
поскольку
оно
было
альтернативой идеям белой эмиграции, стремящейся реставрировать
Российскую империю, и примирительно относилось к коммунистической
власти. Чекистам удалось проникнуть в евразийские круги и убедить их
лидеров, что внутри советской России повсеместно организованы тайные
евразийские организации, которые нуждаются в идейном руководстве со
стороны эмигрантов (см. кинофильм «Операция «Трест»).
В 20-е годы евразийство по существу развивалось как спецпроект ГПУ.
Нет, конечно, каких-либо оснований полагать, что интеллектуалы ранга
Н.Трубецкого действовали по заданию Москвы. Но нет и сомнений в том,
что
их
программа
была
большевикам
полезна.
Сохранение
коммунистического режима казалось евразийцам меньшим злом, чем
политическая зависимость от Запада. Это означало только одно — отказ от
самого сопротивления большевикам. Евразийцы признавали, что они были
загипнотизированы большевистским пафосом, так же как и А.Блок,
Ж.П.Сартр, Л.Арагон, Л.Фейхтвангер, Дж.Рид и другие интеллектуалы того
времени. Другие евразийцы были просто раздосадованы на Европу за
«измену белому делу».
Несмотря на это, евразийство в духовном отношении имело, конечно, мало
общего с большевизмом, да и с настроениями советской интеллигенции и
народа в СССР. Мечты о Святой Руси, о возвращении к утраченным корням
и интеллигенции, и народу были абсолютно чужды. В Советской России 20-х
годов царил исторический оптимизм и культ будущего. Материалистическая,
атеистическая пропаганда добилась больших успехов, потеснив православие.
Веру в Бога заменила вера в научно-технический и материальный прогресс.
Евразийцы не принимали, разумеется, террор, и в особенности культурную
политику советской власти, но (!)считали заслугой большевиков
геополитическое восстановление распавшегося евразийского пространства. С
сочувствием они относились и к солидаризации советского государства с
колониальными народами в их борьбе против европейских метрополий.
Однако они, конечно, понимали и то, что пролетарский интернационализм,
на основе которого большевики сколотили государство заново, долго не
продержится. Национальные чувства рабочих сильнее классовой
солидарности. В конечном счёте, Россия должна найти иную основу для
своей консолидации, и такой основой может быть только евразийство.
Евразиец Чхеидзе даже выражал надежду на то, что постепенно удастся
преобразовать большевистскую партию в партию евразийства. И он был в
этой надежде не одинок.
И всё же попытка найти компромисс с большевиками была с самого начала
порочной и потому обречённой на провал. Как отмечал А.Панарин, «самое
большое преступление евразийцев 20-х годов — это попытка усыновления
преступного большевизма в русской национальной культуре». И за это
евразийцы жестоко поплатились. Советские спецслужбы рассматривали их
как «полезных идиотов» и использовали в своих целях. Об этом говорит
трагическая судьба многих из них и, в частности, П.Савицкого и
Л.Карсавина. Первый, обосновавшийся в Чехословакии, после вступления в
неё Красной армии был арестован и провёл 10 лет сначала в советском
концлагере, а затем в чехословацкой тюрьме. Второй, преподававший в
Каунасском университете, был арестован в 1939 году после вступления
Красной армии в Прибалтику и окончил свою жизнь в ГУЛАГЕ в 1952 году.
Не менее драматично сложилась судьба и других евразийцев, которые уже
прямо сотрудничали с советским режимом. В 1929 году, когда евразийское
движение окончательно раскололось, в Париже образовалось просоветское
евразийское крыло во главе с С.Эфроном (мужем М.Цветаевой) и князем
Д.Святополк-Мирским. Группа сплотилась вокруг газеты «Евразия». Позднее
выяснилось, что С.Эфрон был агентом советской разведки. В 30-х годах
С.Эфрон и Д.Святополк-Мирский вернулись в СССР, где также пали
жертвами сталинского террора.
Что стоит за возрождением евразийства?
В 90-е годы ХХ века мечта отцов-основателей евразийства, казалось бы,
наконец, сбылась. Коммунистический режим в России рухнул, а евразийское
движение начало возрождаться.
К сожалению, однако, оно стало возрождаться именно как новая идеология,
от которой евразийцы отказались ещё 70 лет тому назад. То, что
современным протагонистам евразийства оно нужно именно как идеология,
сомнений не вызывает: об этом говорит возникновение таких явлений, как
«Евразийская партия», «Движение Евразия», включение евразийских идей в
политические платформы ведущих российских политических партий,
включая КПРФ, ЛДПР, «Отечество», «Единая Россия» и др. Этого,
собственно, не скрывают и сами «новые евразийцы» — А.Дугин, А.Ниязов,
Г.Зюганов и др. Причём неоевразийство рассматривается ими как
мобилизационная идеология. А.Дугин, к примеру, так и пишет: «Обращение к
евразийству… потребует от нации нечеловеческих усилий».
Актуализация евразийства явилась реакцией, с одной стороны, на
крушение коммунизма и распад СССР, а с другой, на прозападный курс
новой демократической власти России. Оно стало
попыткой
сформулировать
альтернативную
государственную
идеологию
и
альтернативный внешнеполитический курс в условиях натиска мирового
либерального проекта, носителем которого стали в конце ХХ века США,
провозгласившие после окончания холодной войны «конец истории»
(Ф.Фукуяма).
Основанное на идеях, высказанных еще в 20-е годы ХХ-го века,
современное евразийство пытается дать им новейшую интерпретацию и
потому может быть названо не иначе, как неоевразийство. Один из основных
теоретиков неоевразийства А.Дугин считает, что заслуга неоевразийцев
состоит в разработке следующих идей.
1. Неоевразийцы интегрировали в первоначальное учение полноценную
логистику геополитического аппарата с его классическим дуализмом Моря и
Суши. Существует евразийская метацивилизация, ядром которой является
Россия, и которая представляет собой широкий конгломерат не только
славяно-тюркских, но и других многообразных культур Евразии. Это
сухопутная цивилизация, противостоящая морской цивилизации Запада.
Противостояние между ними вечно и органично независимо от
государственно-политического устройства обоих полюсов. Неоевразийство
исходит из принципа неустранимых противоречий между Евразией и
Западом (особенно США) на уровне глубинных цивилизационных
принципов. Именно поэтому евразийская цивилизация воплощает собой
консервативно-традиционные
ценности,
противостоящие
ценностям
либеральным, «атлантистским», которые отстаивает Запад. Причём
геополитическое положение государства является намного более важным,
нежели особенности политического устройства этого государства. Развивая
идеи Маккиндера, который определял «русское Большое Пространство» как
«Географическую Ось Истории», неоевразийцы постулируют, что по
отношению к России все остальные евразийские государства и земли
являются прибрежными. Если Россия — это «Ось Истории», то
«цивилизация» вращается вокруг неё. Безопасность и суверенность России
тождественны безопасности и суверенности всего евразийского
континента. Этого нельзя сказать ни об одной другой крупной евразийской
стране — ни о Китае, ни о Германии, ни о Франции, ни об Индии.
2. В отличие от классического евразийства неоевразийство ориентируется
на стратегические парадигмы развития России, носителями которых оно
считает консервативные ведомства — Минобороны, спецслужбы, структуры
ВПК, которые не могут функционировать без стратегических ориентиров
(эти ориентиры не могут меняться в зависимости от смены политического
руководства). Например, со стратегической точки зрения, главным
потенциальным противником России-Евразии был, есть и будет Запад, блок
НАТО во главе с США.
3. Современную глобализацию неоевразийство считает исключительно
«атлантистской», которая по существу является партикулярной, нацеленной
на распространение на все регионы мира единственной западной
либеральной, в первую очередь, американской культуры. Партикулярной или
однополярной
глобализации
неоевразийцы
противопоставляют
глобализацию «соборную», альтернативную, «евразийскую», признающую
равноценность различных культур.
(!)4. Историческую парадигму неоевразийства А.Дугин определяет как
«национал-большевистский метод». Особый упор при этом делается на
непрерывность русской истории и преемственность цивилизационных
архетипов и основополагающих векторов, которые следуют в первую
очередь пространственной, территориальной логике. Важнейшим
компонентом такого подхода является экономическая консолидация Евразии
в первую очередь через реинтеграцию стран СНГ и всего евразийского
материка.
5. По вопросам внутреннего устройства России неоевразийство
придерживается концепции евразийского федерализма, субъектами которого,
однако, являются народы, а не территории (как в современной России). С
конфессиональной точки зрения, неоевразийство приветствует равноправие и
союз различных религиозных традиций, в первую очередь православия,
ислама и иудаизма. В национально-расовом смысле неоевразийство считает
наиболее плодотворным, имеющим мессианское измерение альянс славян с
тюркско-угорским
этносом,
который
сформировал
своеобразие
великорусского этноса и заложил основу уникальной евразийской
цивилизации и евразийской культуры. Таким образом, неоевразийцы
акцентируют, в первую очередь, историческое значение даже не татаромонголов, а тюркского каганата.
Наиболее ценным из наследия евразийской мысли 20-х годов А.Дугин
считает именно противопоставление России Западу. «Все исторические
евразийцы были принципиальными противниками Запада («романогерманского мира»), сторонниками «идеократии», убеждёнными русскими
империалистами, с симпатией относившиеся к сталинской геополитической
экспансии».
Неоевразийство, конечно, не является монолитным движением. Более того,
его различные представители ожесточённо борются друг с другом, яростно
отстаивая своё первородство.
Для главной оппозиционной партии — КПРФ — Евразия означает СССР.
Поэтому для коммунистов восстановление «евразийской твердыни»
тождественно восстановлению Советского Союза. При этом Г.Зюганова и его
соратников нимало не смущают антикоммунистические положения и
классического евразийства, и неоевразийства. Особенно ценят они в этом
учении антиамериканизм, оппозиционность прозападному курсу нынешнего
российского «антинародного режима».
А.Дугин и другие создатели движения «Евразия», в мае 2002 г. ставшего
политической партией, напротив, считают евразийские идеи полностью
соответствующими курсу и взглядам В.Путина. Манифест нового движения
называется весьма амбициозно: «Евразия — превыше всего» и, по всей
вероятности, намеренно, по замыслу авторов навевает прямые исторические
аналогии. Помимо известных положений, этот документ содержит
внешнеполитический раздел, в котором провозглашаются следующие цели:
воссоздание на основе СНГ Евразийского союза (аналога СССР на новой
идейной, экономической и административной основе); распространение
интеграции на весь континент — страны оси Москва-Тегеран-Дели-Пекин;
выход России к теплым морям; в отношении Запада приоритетное
сотрудничество со странами Европы, которая не является более
олицетворением «мирового зла» (сейчас эту функцию выполняют США);
активное сотрудничество со странами АТР, в первую очередь с Японией;
противодействие американской глобализации.
Эти идеи развиваются в Программе движения «Евразия». «У России есть
либо евразийское будущее, либо никакого», — говорится в этом документе.
Историческая миссия России — воспрепятствовать становлению «нового
мирового порядка» и выдвинуть ему глобальную альтернативу. Намечены и
этапы решения этой задачи.
Первый этап евразийской интеграции — «постсоветский» —
воссоединение стран СНГ.
Второй этап — «континентальный» — создание стратегического союза с
евразийскими государствами, заинтересованными в создании альтернативы
единоличному господству США. Это арабские страны Ближнего Востока и
Северной Африки, Иран, Индия, Китай и др.
Третий этап — нейтрализация Европы и Японии как важнейших
стратегических «береговых зон», вывод их из-под контроля США и
последующее включение в Евразийский Проект. В таком объёме Евразия
будет оказывать решающее влияние на общепланетарные процессы. Это
будет союз России, Европы (в первую очередь Германии и Франции), Китая
и Индии против «заокеанских оккупантов». В Манифесте «Евразия превыше
всего», правда, жёстко заклеймён весь Запад как «безбожный и
эгоистический нарост на человечестве, претендующий на материальное и
духовное господство». Следовательно, союз с Европой, надо полагать, у
неоевразийцев лишь временный, необходимый для сокрушения США.
Желание «насолить» США у евразийцев столь сильно, что они готовы это
сделать в ущерб интересам России: «Больше всего США боятся
пролиферации Россией ядерного вооружения. Особенно в отношении тех
государств, которые отказываются слепо подчиняться американскому
геополитическому и геоэкономическому диктату. Следовательно, именно это
нам и надо делать». Комментарии здесь излишни.
Ещё одним носителем евразийства является так называемая Евразийская
партия, созданная Абдул-Вахед Ниязовым, ранее создавшим в
Государственной Думе межфракционное депутатское объединение
«Евразия». От дугинского движения идеология этой партии отличается
ещё более радикальным антиамериканизмом и антизападничеством.
Правда, здесь упор делается не на оси Москва-Дели-Пекин, а на
стратегическом союзе России и исламского мира. Такой союз предполагает в
первую очередь выстраивание оси Москва-Астана-Душанбе-Тегеран-Багдад
с перспективой присоединения Кабула и ряда арабских столиц. Для начала
же следует объединить Россию, Беларусь, Казахстан, Среднюю Азию,
Закавказье и Монголию.
В отличие от «дугинцев», «ниязовцы» не различают США и Европу. «Мы
не Европа», — торжественно провозглашают они. С другой стороны, члены
Евразийской партии не проявляют такой откровенной сервильности в
отношении к власти и лично к В.В.Путину, какой отличаются создатели
движения «Евразия». Кроме того, если последние делают ставку на
православие (более конкретно — на старообрядчество), то Евразийская
партия призывает власть опереться на радикальный ислам. Евразийская
партия намерена выдвинуть иск к КПРФ за «человеконенавистническую»
национальную политику. Весьма агрессивно «ниязовцы» настроены и против
«дугинцев». А.Федулов, заместитель председателя депутатского объединения
«Евразия» заявляет: «Когда Дугин называет себя евразийцем», это выглядит,
как отступившийся от веры человек называет себя верующим».
Таким образом, в настоящий момент в России существует несколько
вариантов евразийства, которые используются в программных документах
самых различных политических сил, — от непримиримо оппозиционных, до
откровенно «пропрезидентских». (Кстати говоря, существует и либеральное
евразийство, черпающее свое вдохновение в утопических идеях позднего
А.Сахарова и геополитических проектах Н.Назарбаева). Все они весьма
далеко ушли от того, что задумывалось П.Савицким, Л.Карсавиным и
Н.Трубецким.
Можно сказать, что возрождение евразийства в России состоялось.
Однако оно состоялось именно в той форме, которая была особенно чужда
философии классического евразийства. При этом оно подверглось
политической радикализации. В то же время сколько-нибудь значительным
явлением интеллектуальной жизни в России евразийство не стало. В оценке
политической роли неоевразийства можно согласиться с немецким
историком Л.Люксом: «Слабость нового евразийства в том, что оно так и не
сумело добиться широкого признания. Речь лишь идёт об отдельных
элитарных кружках — совершенно так же, как это было в 20-30 гг. Для
русских националистов евразийская идея чересчур абстрактна, то же можно
сказать и о большинстве интеллигентов в исламских республиках бывшего
СССР. При всей своей оригинальности программа евразийства, судя по
всему, вновь обречена на провал».