Женское служение в современном мире: к житию монахини
реклама
Женское служение в современном мире: к житию монахини Кылтовского монастыря Григории (Меньшиковой) (1946 – 2009 г.) Ангел Эжвы Доклад Подвиг есть в сраженье, Подвиг есть в борьбе, Но подвиг есть в терпенье, В любви и в труде. Родилась монахиня Григория около г. Казани в 1946 году в благочестивой мусульманской семье.. Монахиней она стала только в конце жизни. С детства родители прививали детям, а их было пятеро, трудолюбие, гостеприимство, незлобливость, почитание старшим. Жила семья очень бедно, в скромном доме с глиняными полами. Мама мыла полы в учреждении, отец работал сторожем, но матушка говорила, что ее детство было счастливым. Звали её Бибикамал, что значит «совершенная». Вынесла она из детства самое прекрасное – сохранённую душу. Не было в этой чистой детской душе зависти, она привыкла довольствоваться тем, что есть, жить честно. Вспоминая этот период жизни, она рассказывала, как помогала отцу разжигать печку, как отправлялись они с ним на базар продавать овощи со своего огорода. А когда возвращались назад, отец покупал несравненное лакомство - баранки, и шагал домой, повесив их на шею. Горячо любила и почитала своих глубоко верующих родителей Бибикамал. С таким же почтением она относилась потом и к родителям мужа, так что они в ней души не чаяли. А оказалась она по распределению в северном городе – Воркуте, потом – в Эжве под Сыктывкаром и стала Верой Михайловной, доброй и отзывчивой медсестрой, очень внимательной, ответственной, даже главный врач отделения особо выделял её из медперсонала. Она счастливая мать двух детей, любимая жена, невестка. Красивая, высокая, с прекрасными черными глазами, чёрными блестящими волнистыми густыми волосами, тонкой талией – ну как не могла не покорить сердце коми парня Михаила Меньшикова, талантливого мастера на все руки, доброго, улыбчивого, простого, общительного. Вера Михайловна прекрасно поет, выступает перед людьми на сцене ДКБ, на голубых огоньках, - люди около неё пополняются энергией жизни, добра, веселья. В полном расцвете эта цветущая женщина заболела раком легких, и врачи определили ей жить 5 месяцев. Красота осталась в прошлом, и здоровье, и работа. Суждено ей стать Верой, христианкой, прихожанкой храма Преображения Господня, что в Эжве. Христианкой стала, когда заболела. Уже и двигаться не могла, но после того, как ее поднесли к Чаше со Святыми Дарами, получила еще много лет жизни. Она всегда была тяжело больна, но каким-то чудом не только сама держалась, но поддерживала и окружающих. Почти вплоть до самой смерти она держалась на ногах, ездила в поездки по святым местам, жила в монастырях, помогала страждущим и обездоленным. Она всегда была в храме на службе. Службу не садилась, стояла в уголке, тихо, неподвижно, ни на кого не смотрела. Однажды помогали тяжело болевшей матушке одеться в храме и кто-то пошутил: «Ну, Вера, тебя как архиерея одевают». Но вот случай редчайший: пять месяцев растянулись на двадцать с лишним лет, полных трудов духовных и физических, любви и служения Богу и людям. Господь отвел ей время, чтобы покреститься, создать эжвинское женское сестричество, привести к вере многих и многих – заниматься все эти годы миссионерством, нести молитвенный подвиг, около двух лет организовывать крестные ходы после службы, прося у Бога помощи в строительстве красавца-собора в честь успения Пресвятой Богородицы, который украшает сейчас Эжву. Особо матушка Григория почитала святителя Николая Чудотворца и великомученика Трифона. – Знал ли я матушку Григорию? – переспрашивает игумен Игнатий (Бакаев). – Да, благодаря ей я священником стал. «Знакомы мы были года с 1970-го. Муж Веры, Михаил, – мой старый друг, работали вместе, ходили в гости друг к другу. Душа матушки томилась, искала Бога, но, так как она была башкирка, я и вообразить не мог, что она станет христианкой. Но однажды пришла зимой, замерзшая вся, и говорит: «Ты знаешь, я покрестилась. Муж, родные – все православные, нельзя мне от них отрываться». Это было вскоре после того, как она заболела, в 1987-м. После этого меня она тоже в Церковь стала подталкивать. Один раз поехал в профилакторий, лежу в лечебной ванне и слышу, кто-то неподалеку проповедует о Христе. Неужели Вера? Она. Оказалось, тоже приехала подлечиться. С нее и началась наша эжвинская община. Пришла как-то и говорит: «Даже садоводы и огородники общества создают, отчего же мы, христиане, не собираемся?» Расклеили объявления, в назначенный день на ступеньках кинотеатра «Горизонт» собралось человек пятьдесят. А тут дождь хлынул, мы просимся в кинотеатр, нас не пускают. Вызывали главу администрации Ушакова. Он приехал, посмотрел: «Все свои, эжвинские, люди солидные». С тех пор начал нам помогать. А меня матушка в старосты общины протолкнула, хоть я и не хотел, времени не было совершенно. По всей Эжве собирала деньги на храм. По лестнице из-за болезни не могла подниматься, потому ходила по тем домам, где есть лифты. Поставит ящик для пожертвований на саночки – и вперед. Когда храм построили, петь в нем оказалось некому, и Вера убедила дочь оставить консерваторию, стать первым нашим регентом. У матушки было очень чистое сердце, через это она многих просветила. Вот один случай. Стою я в храме, слышу, как один парень другого спрашивает: «Что нового?» А тот отвечает зло: «У-у, батюшка машину купил». И в меня это вошло. Приходит Вера, спрашивает: «Что новенького?» «У-у, батюшка машину купил», – мрачно отвечаю. А матушка так обрадовалась, что даже руками захлопала: «Как хорошо, не будет теперь мерзнуть зимой по дороге в храм и на требы сможет чаще ездить!» Тут я покраснел от стыда, но урок этот на всю жизнь запомнился. У нее было чистое сердце, и оттого она все видела в истинном свете. Хоть сто лет воцерковляйся, а христианином без этого не станешь. Когда заболела, все пребывали в унынии, только она была собранная, бодрая, всех успокаивала. Казалось, совсем немного ей осталось жить – но смотришь, съездит в монастырь, сходит в крестный ход, и к жизни возвращается. Один раз я взялся ей рюкзак поднести, с которым она в паломничество собралась ехать. И ахнул, такой он был тяжелый. Одной святой воды, как оказалось, там было 7,5 литра. Когда перед смертью ей предложили: «Может, монашество примешь», – матушка с такой радостью согласилась, словно многие годы ждала этого, но не осмеливалась попросить. Игуменья Стефанида, настоятельница Кылтовского монастыря, приехала к Вере домой, там и совершился постриг. Имя матушка получила Григория, что значит «бодрствующая». Такой она и была». В крестные ходы она ходила всегда, а в день города в последний год жизни прошла 29 км вокруг с молитвой. Господь давал ей силы. Только одних священников, которые пришли в храм к вере и служению, благодаря её миссионерству, - семь. Один из них, о. Владимир Юркин, рассказывал: . Рассказал, как девять дней назад его спросили на похоронах: – Кого хоронят-то? – Прихожанку нашей эжвинской общины. – Простую прихожанку!? А почему столько священников собралось?! Последние слова отец Владимир произносит торжественно, гордится матушкой, которую очень любил еще с тех времен, когда был простым мирянином. Её список людей, за которых она читала Псалтирь, составлял более 100 человек. Много лет она была душой Эжвы, города-спутника Сыктывкара. Теперь стала его ангелом. Помянуть матушку Григорию мы и собрались на девятый день в Кылтовской обители. В какой-то момент ветер усилился, начал моросить дождь, и совершавший панихиду отец Владимир Юркин предложил отправиться в храм. Но Господь нас от могилки не отпустил. Непогода чуть стихла, панихида продолжилась. По окончании ее отец Владимир прочел проповедь, как всегда по каким-то записям, а потом впервые на моей памяти заговорил без помощи своей книжицы. Рассказал, как девять дней назад его спросили на похоронах: Последние слова отец Владимир произносит торжественно, гордится матушкой, которую очень любил еще с тех времен, когда был простым мирянином. – Помню, мы поехали в Воркуту, – я – с курсом для учителей русского языка и литературы, а Вера Михайловна – сестру навестить и мне помочь. Начинаются лекции, матушка иконочки в аудитории поставит, сидит, читает Псалтырь, и так каждый день по восемь часов. Очень интересно было наблюдать за воркутинцами. В первый день нас встретили настороженно, косились на матушку. Но когда узнали, что Вера попросила у старосты список имен и за всех молится, – был такой прорыв! Учителя в матушку просто влюбились. Воркутинцы – люди без полутонов, только «да» и «нет», либо принимают, либо не подступишься. Нас приняли. Везде потом на такси возили, город показывали, в кафе водили, где бедная матушка, помню, кушала мороженое потихонечку, чтобы не обидеть, хотя ей было трудно, все болело. Как раз накануне прошла курс облучения, в надежде замедлить развитие болезни. Когда я закончила чтение лекций, то услышала: «Ваши были выше всяческих похвал». И я поняла – дело тут не во мне. Моим курсам обычно дают неплохую оценку, но не настолько восторженную. Просто матушка в глазах учителей смогла придать духовное наполнение моим душевным усилиям. Тогда я, быть может, впервые так отчетливо поняла, как настоящая вера преображает все, к чему прикасается. – Характер у нее был легкий. Как-то в паломничестве по России у нее пролилась на книги святая вода. Я бы занервничала, а она только-то и сказала: «Вот как хорошо, книги еще раз освятились». Ехали мы в автобусе много дней, что страшно выматывало. Однажды я не выдержала, легла ночью в проходе – и каждый раз, просыпаясь, слышала ее молитву. Молилась она тихо, склонив голову, и слова стлались по полу, были слышны мне одной. В Вологде мы пошли в музей, где выставлена икона «Зырянская Троица», написанная Стефаном Пермским. Очень хотелось приникнуть к ней, но нас предупредили, что образ под сигнализацией: тронешь – приедет ОМОН. Когда мы вышли из зала, Вера Михайловна осталась, потом догоняет, говорит: «А я приложилась!» Сигнализация почему-то не сработала. Однажды, лет десять назад, втроем с нею и моим мужем мы отправились в Великий Устюг. Дорога-лежневка была очень плохая, а машина у нас старенькая. Время от времени она застревала, напарывалась на бревна, а матушка знай себе читает акафист святителю Николаю или попросит: «Святитель отче Никола, помоги», перекрестит машину, и мы едем дальше. Я своими глазами видела, как у мужа вставали дыбом волосы. Он не понимал, как такое может быть. На мосту перед Устюгом видим автоинспекцию. Останавливают практически всех. Муж говорит: «Ну, сейчас такой штраф закатят – машина техосмотр не прошла». А Вера Михайловна, глядя на гаишников, перекрестила их, только и сказала: «Отче Никола, закрой им глазки». Мы проезжаем, и они почему-то отворачиваются в этот момент. На обратном пути это же повторилось. В Антониево-Сийской обители она провела полгода. Приехала: не узнать, болезнь отступила. Так она двадцать лет и держалась. Последние годы даже к врачам не ходила. Любила повторять слова преподобного Амвросия Оптинского: Жить – не тужить, Никого не осуждать, Никому не досаждать, И всем – мое почтение. Когда священнику Александру Никитенко под детский духовный центр передали клуб, прожила у него недели две. Какие-то новые русские выражали недовольство, грозились. И матушка одна держала оборону. Под конец можно было наблюдать умилительную картину: один из «крутых» сидит, читает вслух Псалтырь. К вере через матушку приходили многие, людей, далеких от Церкви, она покоряла своей любовью, силой молитвы. В ее квартире все время кто-то ночевал, собирались люди посмотреть православные фильмы, поговорить. Вера Михайловна непрестанно миссионерствовала, делая это ненавязчиво. Как-то увидела, что я пришла в храм в юбке с разрезом, ничего не сказала, а потом подарила свою, со словами: «Ее носи, а ту не носи». Так она нас учила… Она всегда чувствовала, когда мне становилось плохо. В этот момент раздавался телефонный звонок. «Людмила», – слышала я голос матушки, так ласково выговаривающей мое имя, как никто больше этого не умел и, боюсь, уже не сумеет, вспоминает другая прихожанка. -Я не знала, откуда берутся у нее силы. Это за пределами всякого понимания, когда человек, умирающий от рака, идет навещать других болящих, дарит столько сострадания. Вера Михайловна любила повторять в ответ на наши сомнения: «Господь все устроит». Так и было. На ее похоронах мы очень боялись, что не хватит еды. Хватило тютельку в тютельку, последнюю картошку положили последнему из пришедших помянуть матушку». Хоронить повезли мы ее в Кылтовскую обитель. Кроме меня, приехали отцы: Дионисий, Владимир Юркин, Борис Белогуб, отец Андрей из Айкино, потом подъехал отец Владимир Дунайчик. Семь священников, не сговариваясь, собрались у гроба матушки. Мирян было человек пятьдесят. Было бы намного больше, автобус не мог их вместить, а своим ходом добраться до Кылтово к похоронам успеть было невозможно. Там, где определено было выкопать для матушки могилку, сам собой вырос нарцисс, никто его не сажал. Жизнь Бибкамал - Веры Михайловны Меньшиковой – матушки Веры – монахини Кылтовского монастыря Григории – небесной жительницы – это житие. Согласитесь. Оно построено по законам житийного жанра: 1. Детство, почитание родителей, благочестие. 2. Земная жизнь (работа, замужество, почитание родителей мужа, помощь людям, верность, доброта, жизнелюбие, болезнь.. 3. Земной подвиг: поиск истины, принятие крещения, скорби и болезни, непонимание людей, гонения, в том числе и от своих (православных), молитвенный подвиг (за строительство храма и за людей), отказ родных (мусульман) от неё, миссионерство, милостыня, умение хранить язык, неосуждение, терпение, верность, любовь к Богу и людям, бескорыстие, нестяжательство. 4. Чудеса при жизни. - Зырянская Троица - поездки – машина - приведение людей к вере - поездка на сломанной машине к Кылтово и обратно, помощь на дороге Николая 5. Смерть, посмертные чудеса – солнце во время дождливой погоды на могиле, Мищенко Н.М., методист Центра ВДКО ГОУДПО «КРИРО»
