Белозорович В.А. развитие ИСТОРИЧЕСКой науки беларуси в
advertisement
УДК 94:378 БЕЛОЗОРОВИЧ В.А. РАЗВИТИЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ БЕЛАРУСИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА Ключевые слова: романтизм, историзм, историческая наука, историография, источниковедение, история Великого Княжества Литовского, история Беларуси, исторический роман. Статья историографического плана исследует формирование исторической науки Беларуси в первой половине XIX века. Делается вывод о возросшем интересе шляхты и духовенства к прошлому Великого Княжества Литовского и антропологизации исторического знания, возрастания роли истории в общественной жизни. BELOZOROVICH V.A. DEVELOPMENT OF HISTORICAL SCIENCE BELARUS IN THE FIRST HALF OF XIX CENTURY Tags: romanticism, historicism, historical science, historiography, source, history of the Grand Duchy of Lithuania, the history of Belarus, a historical novel. Article historiographical plan explores the formation of history of Belarus in the first half of the XIX century. It is concluded that the increased interest of the gentry and clergy to the past and the Grand Duchy of Lithuania anthropologization historical knowledge, increasing the role of history in public life. Рубеж XVIII – XIX веков прошел под знаком переосмысления опыта Французской буржуазной революции и наполеоновских войн. В результате общество перестали воспринимать как сумму индивидов, и в западной философской мысли утверждается вера в возможность разума преобразовывать мир. Стало формироваться новое идейно-художественное направление в европейской и американской литературе и искусстве, именуемое «романтизм». Романтизм затронул сферу исторического познания. История постепенно оформляется в самостоятельную научную дисциплину. Если в XVIII веке исследованием прошлого занимались философы-антиквары, то в первой трети XIX века появляются специалисты-историки, прежде всего в университетах. Например, в Виленском (г. Вильнюс) императорском университете функционировала кафедра всеобщей истории, на которой сложилась плеяда видных профессоров – исследователей истории. Благодаря их научной деятельности, была заложена источниковедческая основа исторической науки Беларуси и Литвы, определено новое направление исследований – история Великого Княжества Литовского. В теории познания начинает доминировать принцип «чистого историзма», разработанный представителями немецкой историософии. Профессор Берлинского университета Леопольд фон Ранке (1795 – 1886) писал, что задача историка «лишь показать, как все происходило на самом деле» [1]. Причем каждая историческая эпоха ценна сама по себе, поэтому прошлое надо изучать ради прошлого. Георг Гегель (1770 – 1831) создал диалектическую философию истории, согласно которой мировой исторический процесс – это поэтапное самораскрытие логического начала бытия; при этом каждый этап проявляется через реализацию национальной идеи того или иного народа. Поэтому история нужна для понимания настоящего как основа активного социального действия. Отсюда исходит и новая функция исторического познания первой половины ХIХ века – сформировать национальную идентичность, прежде всего национально-государственную. Для белорусско-литовских земель эта проблема приобрела особую актуальность, поскольку в последней трети XVIII века с карты Европы исчезло государство Речь Посполитая, в которой Великое Княжество Литовское с 1569 года сохраняло элементы политического суверенитета. В первой половине ХIХ века любитель истории, отставник российской армии, Теодор Нарбут (1784 – 1864) опубликовал «Древнюю историю литовского народа» [2]. После «ренессансной» «Хроники польской, литовской, жомойтской и всея Руси» Матея Стрыйковского и «иезуитской» «Истории Литвы» Альберта Кояловича это издание символизировало возросший интерес местной шляхты (дворянства) к прошлому своей родины, которую они не отождествляли с Польшей. Теодор Ефимович Нарбут (1784 – 1864) первоначально выбрал профессию военного инженера. В 1803 году он закончил Виленский университет, затем был принят в Петербургский кадетский корпус. Профессиональная карьера Нарбута началась с регуляции русла реки Неман в группе гидрографа Энтельвейна. Далее – военная деятельность. Сначала Нарбут принимал участие в войне против Франции (1806 – 1807), затем – против Швеции (1808 – 1809). Был ранен штыком, ему прострелили руку и контузили так, что он почти потерял слух. Теодора Нарбута российское командование использовало для фортификационного строительства. Чтобы укрепить западную границу империи, решили построить пять крепостей. Для одной из них место нашел Теодор Нарбут у Бобруйска, на берегу реки Березины. Во время строительства им были обнаружены древние курганы. Это заинтересовало инженера. После отставки Теодор Нарбут серьезно занялся историческими исследованиями в родовом имении Шавры, прежде всего археологическими. Около имения в 1820 году он нашел ямное захоронение, в котором были кости и «сосуды специальной формы». Также до нашего времени дошли лаконичные сведения о проведенных им раскопках в Лидском уезде и под Новогрудком. Теодор Нарбут впервые описал руины крепости на Немане под Новогрудком. До середины XIX века там сохранились остатки стен и следы неизвестного города. Интересно, что в первом номере еженедельника «Наша нива» (1906 г.) была размещена фотография этого замчища. Анонимный автор относил замчище к ХI веку и считал его местом коронации «короля Литвы и Белой Руси» Миндовга. Много внимания Нарбут уделял изучению Лидского замка и истории Лиды. Этот город он считал одним из древнейших в Беларуси. Заинтересованность прошлым этого города можно объяснить тем, что там проживал боярский род Шуйских, от которых пошел род лидских Нарбутов. Именно Нарбут написал первый исторический очерк о Лиде. Также исследователь привел интересные исторические сведения о Гродно, Вильно, Крево, Новогрудке и др. населенных пунктах. Заслугой Нарбута можно считать сохранение им для науки археографического памятника – летописи «Хроника Быховца». Рукопись была найдена учителем Виленской гимназии Ипполитом Климашевским в библиотеке помещика Александра Быховца в имении Могилевцы (Пружанский район Брестской области). Затем Быховец переслал ее Нарбуту, тот ее опубликовал в 1846 году. Впоследствии оригинал летописи был утерян. Стали распространяться слухи, что текст летописи сфальсифицирован Теодором Нарбутом. Современные исследователи, прежде всего Н. Н. Улащик, сошлись во мнении, что рукопись подлинна и написана в XVI веке [3]. Значительный вклад Теодора Нарбута в историческую науку – издание 9томной «Древней истории литовского народа» (1835 – 1841). Десятый том остался в рукописи. За эту работу император Николай I наградил автора перстнем с бриллиантом. «Древняя история литовского народа» была самой объемной и первой историей Великого Княжества Литовского, обособленной от истории Польши. Это был очевидный разрыв с предшествующей историографической традицией, когда история Княжества преподносилась как составная часть истории Польской короны. Нарбут раскрыл историю Великого Княжества от легендарных времен до 1572 года, сформировав собственную концепцию образования государства и его прошлого. Исследователь выделил 6 периодов истории «литовского народа». Теодор Нарбут стремился показать историю «литовского народа» как одного из равных европейских народов. Он писал не историю государства, а именно историю народа, хотя само понятие «народ» очень размыто. Книга Нарбута была типичной для дворянской историографии XIX века. В ней акцентировано внимание на политической истории и представлена история князей описательно и компилятивно. При этом в работе переплетается историческая правда и вымысел автора. Нарбут свои историографические концепции основывал на непроверенных легендах и хрониках. При своей жизни он был известен как знаменитый фальсификатор исторических источников. Принято считать, что Теодор Нарбут создал несколько фальсификатов: «Воспоминания Кибурга», Ровданский кодекс, «Об обнесении стенами Вильно». В первом томе он назвал некую «старую повесть, находившуюся у Митрофана из Пинска» (информация о пребывании князя Войшелка). Но провести источниковедческий анализ сложно, поскольку Нарбут не цитировал источники, а их пересказывал. Также он ссылался на «рукопись священника Даниеля Ледяты, каноника венденского, декана радунского, настоятеля радунского, дубичского и начского» (информация о древних сакральных зданиях в Вильно). Еще назван один источник, он обозначен буквами J.F.R. Это якобы Хроника Яна Фридриха Ривиуса, которую Нарбут «приобрел случайно в Ревеле в 1808 году». Теодор Нарбут утверждал, что выписал из нее «Историю…» Августина Ратундуса (наиболее таинственный источник по истории Великого Княжества Литовского). Древнелитовскую цивилизацию Нарбут считал родственной индийской, греко-римской и скандинавской. Сходство он видел в созвучии языков. Начало «литовского народа» он выводил от слияния древних народов – гелонов и будинов. Существенную роль в этногенезе литовского народа сыграли скандинавы. Нарбут писал, что литовский народ называл этих своих гостей «Gudai», и это название относится к варягам. Соглашаясь с тем, что Палемон прибыл в Литву во главе пяти сотен рыцарей, Нарбут считал, что тот привел не римлян, а потомков герулов из Нижней Саксонии. Потом они двинулись на северо-восток и в IX веке сели на землях славян на левом берегу Вислы. Таким образом, Нарбут относит прибытие Палемона в Литву не к I веку и не к началу V века, как это утверждалось до него. По легенде Палемон прибыл в необитаемую страну. Но Нарбут не согласился с этим фактом и утверждал, что литовский народ жил на этой территории ранее, включая и правый, и левый берег Вислы. Но у историка нет абсолютной ясности. Ведь здесь же он показывает, что на левом берегу жили и «русины». Нарбут строит оригинальную схему: сыновья Палемона стали хозяйничать в отдельных княжествах Литвы и Жемайтии, благодаря удачным помолвкам с дочерьми местных землевладельцев. Нарбут не принял версию «Хроники Быховца» о происхождении названия «Литва» от слияния двух слов «литус» (берег) и «туба» (труба) «Листубания» («Литубания»). С сомнением историк отнесся к сообщению Хроники о князе Скирмунте, который приказал отрезать татарским послам косы, губы и уши. Нарбут отвергал факт участия монголо-татар на стороне русских дружин в битве у д. Могильно, так как по его подсчетам это событие произошло в 1235 году, а тогда татар здесь не было. По его мнению, это могли быть половцы. Не разделял Нарбут позицию Хроники относительно даты основания Новогрудка. Вызывают недоверие сведения о строительстве полоцкого Софийского собора мифическим князем литовского происхождения Борисом Гингиловичем. Еще современные Нарбуту польские историки находили в его работах отсутствие профессиональной подготовки и критического отношения к источникам. «Древняя история литовского народа» написана с позиции идеализации сарматского прошлого Великого Княжества Литовского, критического отношения к политике польской знати. Правда, автор отмечал высокую роль католической церкви и польской культуры в истории белорусско-литовских земель. Позже белорусский ученый М. В. Довнар-Запольский в своей «Истории Белоруссии» отметил: «Несмотря на большую любовь к прошлому и на желание выяснить его историю, Нарбут еще плохо разбирается в вопросах о том, чем отличается белорусская история от истории Польши» [4]. В современной белорусской историографии за Нарбутом закрепилось прозвище «Белорусский Карамзин». Профессор уголовного права Виленского университета Игнатий Данилович (1788 – 1843) активно собирал, изучал и публиковал письменные источники по истории белорусско-литовских земель. Известно, что студенты привозили ему пергаментные рукописи преимущественно из униатских церквей и монастырей. Рукописные источники он классифицировал и критически разбирал. Вместе с Михаилом Бобровским Данилович начал готовить к изданию памятники законодательства Великого Княжества Литовского. В результате впервые были опубликованы Судебник Казимира IV Ягеллона 1468 года, Статут Великого Княжества Литовского 1529 года [5]. Одним из первых Игнатий Данилович начал изучать общегосударственные летописи Великого Княжества Литовского. Опять же при поддержке и помощи Михаила Бобровского в 1827 году он опубликовал Супрасльскую летопись под названием «Летописец Литвы и Русская хроника». Археографическая деятельность ученого нашла отражение в сборнике письменных источников по истории Беларуси и Литвы «Сокровищница грамот», включавшем 2500 документов: от выписок из Геродота до актов 1569 года [6]. Известный российский исследователь права М. Ф. ВладимирскийБуданов назвал Игнатия Даниловича «патриотом-литвином,... гражданином Великого Княжества Литовского». В «Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона» отмечено: «Данилович был патриотом-литвином по преимуществу, гражданином государства, давно исчезнувшего. Данилович служил призраку XV и XVI веков. Он считал польский язык своим родным только потому, что, научившись ему в школе, узнал, что этот язык был общеупотребительным в Литве раньше современного великорусского. Москва и Польша были для него одинаково чужды — и одинаково близки, как нации соседственные и родственные» [7]. Поиском исторических источников в течение всей своей жизни занимался профессор экзегетики и герменевтики Виленского университета Михаил Кириллович Бобровский (1784 – 1848). Юношей стал изучать древние славянские рукописи и старопечатные книги в церквях и монастырях. Во время пребывания в Западной Европе он изучал славянские рукописи в Ватиканском архиве, делал их копии в Париже. В хранилищах европейских столиц было накоплено немало научных материалов. Командировки содействовали установлению прочных связей с определенным кругом европейских ученых, признанных авторитетов в области изучения источников. Летом 1823 и 1824 гг. исследователь вместе с Игнатием Даниловичем провел археографические экспедиции по монастырям и архивам Подляшья и Западной Беларуси. Именно тогда были найдены и атрибутированы «Хронограф» и Супрасльская летопись. В 1825 году на страницах «Библиографических писем» появилась Супрасльская летопись, Барберинский славянский палимпсест из Ватиканской библиотеки. Последний стал вкладом Бобровского в развитие отечественной археографии. После ссылки в Жировичский монастырь историк разработал курсы библейской археологии, герменевтики, славянской библиографии, описал коллекции медалей и монет Великого Княжества Литовского. Из этих лекций постепенно сложился «Курс славянской библиографии» - фундаментальный труд (в рукописи), в котором была представлена наиболее полная характеристика славянских памятников кириллического письма [8]. Всю свою жизнь Михаил Бобровский собирал материал по истории книгопечатания в Великом Княжестве Литовском, готовил книгу о Швайтпольте Фиоле, Иване Федорове, Петре Мстиславце. Но главное внимание посвятил Франциску Скорине – белорусскому первопечатнику, фактически заново открыл имя этого просветителя для европейской науки. Однако «История славянских книгопечатен в Литве» осталась в рукописи и не была издана [9]. Работы и деятельность Михаила Бобровского знаменуют собой начало мирового славяноведения. Он способствовал формированию отдельного направления в гуманитарных науках – белорусоведения. Профессор кафедры русской статистики и дипломатии Игнатий Онацевич (1780 – 1845) одним из первых в Виленском университете стал преподавать студентам специальный курс по истории Княжества. Историческое наследие этого исследователя изучено недостаточно полно. Проблемой остаётся вопрос о принадлежности автора к определенной национальной историографии (польской, белорусской, российской), а также методологическая основа его работ. Частично ответ можно найти в малоизвестной широкому кругу читателей книге Игнатия Онацевича «Примечания к всеобщей истории» [10]. Автор считал, что история – это реальная часть процесса познания мира, «архив человеческого рода». По его мнению, история создается для народа. Онацевич под предметом исторической науки понимал изучение не только политики, экономики, войн, но и «обычаев, характера народа, его воспитания, прав, религиозных обрядов». Позиция исследователя в противовес теологической историографии имела просветительский характер, что сближало Онацевича с исторической школой Адама Нарушевича. Автор считал, что история – светская наука, которой присущи познавательные и нравственные функции: «история является высшим судом справедливости, перед которым все поступки народов и людей решаются окончательно и непредвзято». Он согласен с античным тезисом «historia – est magistra vitae». «История как философия в примерах, свет правды, жизнь памяти, наставница обычаев» «...сохраняет памятники дел и мыслей человеческих, это факел истины, который уничтожает ошибки, предрассудки, это точное зеркало ушедших веков, которое может служить неисчерпаемым источником предостережений, науки, нравственности будущим векам», - писал автор. Правда, Игнатий Онацевич допускал определенные колебания вследствие признания Бога и роли религии в общественной и духовной жизни. Да и сам он оставался верующим человеком. Родился историк в семье грекокатолического священника. По его мнению, история должна подготовить «род людской к почитанию канонов религии и непорочного выполнения своих обязанностей». Игнатий Онацевич включил в базу источников исторической науки ряд других дисциплин: географию, хронологию, генеалогию, геральдику, дипломатику, нумизматику, эпиграфику, статистику, мифологию и археологию. Географию и хронологию он причислял к наукам, имеющим «неделимую связь с историей», а остальные – к вспомогательным. Автор продемонстрировал хорошее знание работ разных исследователей по каждой вспомогательной науке. На первое место он поставил географию и хронологию, так как они отвечают на вопрос, где и когда произошло историческое событие. Отдельно отмечены Кароль Вырвич и Ян Снядецкий, которые внесли значительный вклад в развитие «политической и экономической географии» Речи Посполитой (Вырвич – ректор варщавского Collegium Nobilium – в 1794 году издал «Современную географию»; Ян Снядецкий – ректор Виленского университа – опубликовал в 1794 году «Всеобщую географию»). Онацевич предложил научные приемы критики исторических источников. Он придерживался позиции, согласно которой исследователь должен четко и полно отразить события прошлого. Соответственно процесс исторического познания состоит из трех этапов. Первый этап предусматривает анализ или «критику» самого исследователя, т.е. определение условий его жизни, чтобы выяснить возможность правдивого освещения истории. Второй – поиск «источников фактов» с целью их последующей оценки, а третий – аналитический, который предусматривает анализ исторических событий: «нужно прежде всего осуществить самый краткий анализ господствующей мысли, народного характера, религиозного влияния и политического управления перед тем, как одно осудить, а другое одобрить». Историк призывал исследователей, современных ему и будущих, «опасаться принимать приблизительное несходство за абсолютное», делать «разницу между чудом и дивом». По мнению автора, любой исторический факт имеет разнообразные причины, а его доказательство зависит не только от количества источников, но и их ценности. Всемирную историю Игнатий Онацевич разделил на 4 периода: 1) древний (до 476 г.); 2) средние века (до 1492 г. – открытия Америки); 3) новый (до 1789 г. – Французской буржуазной революции); 4) новейший (с конца ХVIII – начала XIX в.). Очевидно совпадение двух первых периодов с современным, общепринятым в белорусской историографии подходом к периодизации всемирной истории. В работе «Примечания к всеобщей истории» отдельная глава посвящена «критической истории истории» или историографии. Это свидетельствует об использовании автором историко-сравнительного метода, переходе от описательности прошлого к его критическому анализу. Вслед за Иоахимом Лелевелем Онацевич считал, что «историк должен быть философом, политиком, чиновником и зрителем». Условно историографию мировой истории, предложенную автором, можно разделить на три периода: античный, средневековый и новый. Самый первый период написания всеобщей истории Онацевич связывал с историками Древней Греции и Рима. Он выделил их характерную особенность – использование монологов («чтобы похвастаться талантом красноречия») и скупость сведений о социально-экономической жизни общества, в частности, о «законодательстве и политической экономике». Из античных философов, прежде всего, назван Геродот из Галикарнаса: «не имел он равного себе предшественника, и ни один из потомков не смог его достичь». Игнатий Онацевич высказал почтение античному мыслителю за его «пламенную любовь к истине, поклонение религии и законам», «простоту и ясность стиля». Правда, критически отметил и определенные недостатки: большое количество легенд и недостоверное освещение главных лиц грекоперсидских войн. Также им названы имена Фукидида и Ксенофонта, сформировавших «триумвират греческих историков». Онацевич выделил всеобщую историю Диодора, считал, что античный мыслитель раскрыл способ философской трактовки прошлого, критически сравнивал исторические источники, предоставил богатую информацию и сохранил хронологическую точность, но было обращено внимание на монотонность стиля и нелогичность изложения текста. Полибия Игнатий Онацевич назвал «прагматическим историком», «отцом практико-дидактической историографии» за основательное использование источников, определение причин событий и точность образов Гамилькара, Ганнибала и Гасдрубала. Но и этот автор не показал классическую чистоту и правильность стиля. Игнатий Онацевич поставил древнеримскую историографию на более низкую ступень развития, чем древнегреческую, считал ее откликом историографии Греции. «Побежденные (греки – В.Б.) писали победителям (римлянам – В.Б.) историю ради славы своей более, чем для правды». Поэтому из римских авторов исследователя заинтересовали Трог Помпей за «Историческую антологию» и Тит Ливий за «Историю» в 14 частях. Средневековый период историографии всеобщей истории Онацевич считал «наиболее мрачным временем для всех наук и для истории». Это было связано с уничтожением античных письменных источников «фанатичными первыми христианами», неграмотностью большей части населения, поскольку науками занималось «исключительно только духовное сословие». Историк отметил хронику Эвзебия как основу всеобщей истории для средневековых компиляторов. Также автор выразил свое сомнение в объективности арабских источников. При этом он заметил, что средневековые произведения могут быть важными источниками по всеобщей истории, так как переписчики-монахи тщательно переписывали тексты, избегая комментариев и аналитики. Уже в ХVII – XVIII веках в отдельных европейских университетах начинается преподавание всеобщей истории. Иезуит Дионисий Петавий в работе «Перечень времен» первым раскрыл события всеобщей истории, за ним – епископ из Меакса Басует. Игнатий Онацевич указал на особенность этих исторических работ – метод провиденциализма («Предвидение Божье, управляющее рулем мира»). Развитие городов Северной Италии и активизация в них городского сословия, по мнению Онацевича, вызвали общественный интерес к светским знаниям и, несомненно, к истории. На этапе Возрождения итальянцы распространяли произведения античных авторов, поэтому «Греция второй раз, при содействии итальянцев, спасла Европу от тьмы варварства». Одним из первых примеров «исторического прагматизма» стала работа Никколо Макиавелли «История Флоренции». Исследователь гордился Польшей, её историками. В частности, отмечены Мартин Кромер, Матей из Мехова, Ян Гербурт, отец и сын Бельские, Матей Стрыйковский. Очевидно глубокое и основательное знание Игнатием Онацевичем историографии всеобщей истории, что позволило ему создать аналитический её обзор и предложить собственную периодизацию истории исторической мысли. Методологические подходы автора свидетельствуют о его тесной связи с двумя историографическими школами: школой Адама Нарушевича и «романтической» школой Иоахима Лелевеля. Для российской историографии Игнатий Онацевич – помощник библиотекаря Румянцевской библиотеки, член Петербургской археографической комиссии, составитель «Актов Западной России», для белорусской – один из первых исследователей истории Великого Княжества Литовского, для польской – организатор и руководитель тайной полонофильской студенческой организации «Племя сарматов». К сожалению, главная книга, над которой Онацевич работал всю свою жизнь – история Литвы, осталась неизданной. Профессор уголовного и гражданского права Виленского университета Иосиф Бенедиктович Ярошевич (1793 – 1860) глубоко исследовал древнюю историю Великого Княжества Литовского и занимался источниковедением. После восстания 1830 – 1831 годов ректор Виленского университета Вацлав Пеликан охарактеризовал Ярошевича как «личность, неправильно мыслящую». Однако наиболее полно характеризуют этого человека слова М. О. Кояловича: «в западной России стала составляться небольшая партия польских людей, которые приходили к сознанию, что и сами они не поляки, а тем более не польский народ их страны. Они задумали восстановить (в науке) самостоятельность западной России… Они взяли старую идею политической независимости Литвы и полагали, что западная Россия может выработать эту самостоятельность при той же польской цивилизации, но свободно…» [11]. Прочтение исторических источников позволило Ярошевичу подготовить фундаментальное издание «История Литвы с точки зрения цивилизации с древнейших времен до конца XVIII века». Оно вышло в трех томах (830 страниц) в 1844 – 1845 годах [12]. Книга Иосифа Ярошевича отразила существенный прогресс в развитии исторической науки белорусско-литовских земель. Под влиянием взглядов французского историка эпохи Реставрации Франсуа Гизо он первым в историографии Беларуси стал понимать историческую науку как цивилизационный закон развития просвещения общества. Под понятием «цивилизация» Ярошевич понимал развитие материальной и духовной жизни общества, проявляющееся в ремесле, сельском хозяйстве, торговле, праве, науке, образовании. Одним из первых в историографии Беларуси он предложил концепцию феодализма в Великом Княжестве Литовском. Историк считал, что феномен феодализма не был привнесен извне, а сформировался в результате внутренних предпосылок. Уже в ХІ веке при князе Эрдивиле Монтивиловиче утвердились феодальные отношения из-за ленного права получения земли. Иосиф Ярошевич определил роль православия в истории белоруссколитовских земель. Он считал, что некоторые литовские князья принимали православную веру «ради своих политических интересов». Включение белорусских земель в состав Княжества оценивается положительно, потому что они находились на более высокой ступени развития, чем литовские. Принятие католичества обезопасило от агрессии крестоносцев и сохранило равновесие между цивилизациями, оказывавшими влияние на Великое Княжество Литовское. Общее конфессиональное состояние страны до конца ХVI века оценивается как толерантное, но от Брестской церковной унии 1596 года начинаются религиозные гонения. В первом томе «Истории Литвы…» автор осветил жизнь и быт балтийских племен до начала христианизации Литвы. Второй том начинается с введения католичества в Княжестве и завершается последующим, значительным, как считал Иосиф Ярошевич, событием – Реформацией. Третий том он посвятил деятельности ордена иезуитов, в том числе и в сфере образования. Там же освещаются реформы Антония Тизенгауза, получившие высокую авторскую оценку. Главное для Ярошевича событие в ХVIII веке – запрет деятельности ордена иезуитов и создание Эдукационной комиссии. Для первой половины ХIХ века подобный подход был новым явлением. Историк отказался от принятой в историографии хронологии по годам правления князей или королей. В «Истории Литвы…» политическое развитие белорусско-литовских земель отодвинуто на задний план, а на первое место Ярошевич поставил социальное развитие общества, состояние ремесла, торговли, земледелия, просвещения и права. Его периодизация была новым явлением, поскольку почти все исследователи завершали освещение истории Великого Княжества Литовского Люблинской унией 1569 года или привилеем Ягайло о крещении Литвы 1387 года. Иосиф Ярошевич довел историю Княжества до конца XVIII века. Большим авторитетом среди студенческой молодежи и патриотов пользовался заведующий кафедрой всеобщей истории Виленского университета профессор Иоахим Лелевель (1786 – 1861). Он считал процесс изучения истории актуальным и важным долгом, средством активизации польского национально-освободительного движения. В центр исторического процесса Лелевель поставил идею «национального духа», который определяет судьбу народа. Соответственно, каждый народ имеет свой специфический «дух», который является двигателем исторического процесса и прогресса. Здесь можно провести определенную аналогию с позицией Шеллинга («мировой дух») и Фихте («Божественная воля»). Иоахим Лелевель в книге «История Польши до смерти Стефана Батория» (1813) определил следующие черты «национального духа» поляков: склонность к свободе, мужество, открытость, стремление сохранить древние славянские свободы и республиканские институты власти. Польский язык он считал самым богатым из всех славянских языков, поскольку в нём отсутствуют такие понятия, как «деспотизм» и «самодержавие»[13]. Подобный подход отражал взгляды мелкой шляхты и прогрессивной интеллигенции республиканской ориентации. Русский историк Н. И. Кареев отмечал: «Трагическая судьба родной земли заставила их [поляков] перенести свои симпатии в прошлое и, сравнивая с ним обидное современное, сделать из этого прошлого предмет полурелигиозного культа... В эту эпоху представители нации почувствовали обиду, сочувствие к самим себе, жалость об утраченном политическом существовании, и всё это должно было сказаться на историографии началом идеализации бывшей Речи Посполитой» [14]. Традиционно считалось, что познание национального духа возможно только путем изучения фольклора. Ученым народное творчество представлялось способом связи тогдашнего поколения с «миром предков», а простонародье рассматривалось как основа нравственных устоев общества. Фольклористика стало средством синтеза истории и литературы. Это ярко прослеживается в творческой деятельности уроженцев Беларуси, представителей местной интеллигенции. Успех и известность молодому еще поэту Яну Чечоту принесли романтические баллады – «Бекеш», «Новогрудский замок», «Радзивилл, или основание Вильно», «Мышанка», «Свитязь» и др. В них впервые были использованы народные предания, белорусские по происхождению. Например, в балладе «Новогрудский замок» поэт акцентирует внимание на определенных исторических событиях: «Было это в городе славном Миндовга», «…при Казимире-Яне пришел сюда Карл безумный и взялся поить землю кровью, негодяй, уничтожая наши племена…» И тут же использует представление о любви местного князя к шведке, которое привело к измене и сдаче замка неприятелю. Интересно, как патриотично Ян Чечот определил происхождение предателя: «видно не литвин, не из поляков...». Под влиянием споров об историзме появился цикл произведений о прошлом родного края. Опираясь на «Хронику польскую, литовскую, жомойтскую и всея Руси» Матея Стрыйковского и работу Теодора Нарбута, Ян Чечот довел стихотворную историю белорусско-литовских земель до 1434 года. Характеристики литовских князей впечатляют своей точностью. В частности, о Миндовге: «Был он король, литвинский, имел когда-то силу. Да ложью жил. Ложь свела его в могилу»; о Войшелке: «Одеться может в кожу овцы и волк, как надо. Ходил в ней и Войшелк, когда был слугой Неба»; о Явнутии Гедиминовиче: «Имел он ум, но рвался за свое к бою. Не залил, как Свидригайло, он Литву кровью» [15]. Произведения Яна Чечота оказали сильное влияние на творчество Адама Мицкевича. Гениальный «ученик» быстро превзошел своего «временного» учителя. В 1823 году в Вильно он написал знаменитую поэму «Гражина», раскрывающую древнюю историю белорусско-литовских земель. Патриотизм автора представлен в привлекательном образе новогрудской княгини Гражины, которая, превратившись в воина, не знает пощады, когда ее земле угрожает опасность. Историческая тематика также прослеживается в поэмах «Деды», «Конрад Валленрод», «Пан Тадеуш». Последнее произведение потомки назвали «энциклопедией жизни литвинов». Вступительные слова поэта стали хрестоматийными: «Литва, о родина моя!» [16]. Исторические исследования стали «визитной карточкой» Владислава Сырокомли (Людвика Кондратовича) (1823 – 1862), прозванного потомками «деревенским Лирником». Поэт дал очень высокую оценку белорусскому языку: «Чудесное это ответвление славянского языка – кривичский диалект! И старое! Ведь это – язык нашего Литовского статута, нашего законодательства на протяжении двух веков, XVI и XVII. А как широко он применялся! Смело можно сказать, что говорили на нем три четверти населения давней Литвы – народ, знать и бояре». Романтизм вызвал пристальный интерес Владислава Сырокомли к народной жизни и народной поэзии, к историческому прошлому своей родины. Его романтизм отличался некоторым своеобразием – «крепко держался земли». «Рассказы» Сырокомли чаще всего велись от имени представителя низших сословий, который многое повидал и многое понял. В историческом прошлом белорусско-литовских земель поэта привлекли те события, которые свидетельствовали о патриотизме наших предков в их борьбе с иноземцами. Примером могут быть следующие произведения: «Маргерит», «Софья, княжна Слуцкая», «Каспар Карлинский» и др. Особый интерес вызывает очерк «Несвиж», который предназначался для «Древней Польши» Михаила Балинского. Поэт в хронологической последовательности описал наиболее важные битвы, связанные с историей города, дал оценку его архитектурным памятникам. К лучшим образцам краеведческого описания относится работа Владислава Сырокомли «Путешествия по моим былым околицам...», напечатанная в 1853 году [17]. Автор подготовил исторические очерки местечка Любча и местечка Мир, представил местные события в контексте общеевропейской истории. Он считал, что Мирский замок более молодой, чем Новогрудский, Лидский и Кревский. Сырокомля подробно описал белорусскую деревню, в частности, жилье, народный костюм, обычаи и обряды местных крестьян. Все это он увидел в окрестностях Мира, Несвижа, Столбцов, Дзержинска и Слуцка. Любовь к «родному Минску» нашла отражение в «Описании Минска» (1857) – своеобразной исторической хронике города. Владислав Сырокомля раскрыл основные этапы жизни горожан, отметил запоминаемость архитектуры города, предположил, что Минск начал застраиваться в направлении с запада на восток. Под влиянием книги Константина Тышкевича «Вилия и ее берега» поэт написал «Неман от истоков до устья», что было первым описанием белорусской реки, предлагало методику подобного типа исследований. Во вступительном слове автор писал: «Одна из самых больших, Геркулесовых жил нашей Литвы – это река Неман...». Романтическая историография способствовала оформлению нового литературного жанра – исторического романа. Его родоначальником на территории Польши, Литвы и Беларуси считается Иосиф Крашевский (1812 – 1887). Известный польский писатель и историк родился в Варшаве, но детские и юношеские годы провел под городом Пружаны (современная Брестская область) в имении Романово. Впоследствии он окончил Свислочскую гимназию, затем – Виленский университет. История белорусско-литовских земель стала главной темой его многочисленных исторических романов. Среди них можно назвать «Старое предание», «Кунигас. Роман из литовских преданий», «Пан Твардовский», «Последние из слуцких князей», «Времена Сигизмунда», «Король в Несвиже. 1784» [18; 19]. Иосиф Крашевский много путешествовал по белорусским землям и оставил интересные путевые заметки, которые носят беллетристический характер. Рядом с красноречивыми описаниями природы писатель привел ценные сведения о жизни крестьян, их занятиях, орудиях труда, жилье, одежде и пище. Написаны они с либеральных позиций: польский пан и белорусский крестьянин воспринимаются как члены одной семьи, и не добрый помещик, а плохой управляющий является виновником тяжелого положения крестьян. В новых условиях создаются исторические кружки и общества. Примером может быть кружок известного государственного деятеля Российской империи графа Николая Румянцева (1754 – 1826). После своей отставки, в 1814 году, он поселился в Гомеле. Румянцев собирал рукописные и старопечатные книги, документы, ставшие впоследствии основой Румянцевского музея в Петербурге. Меценат организовал кружок, который объединил известных историков, языковедов, археографов. Пансионером графа Румянцева был Иван Григорович, издавший в 1824 году первый сборник документов по истории Беларуси «Белорусский архив древних грамот» [20]. Сборник включает 57 древних актов, в основном из истории Могилева ХV – XVIII веков. В предисловии автор подчеркнул, что эти документы «являются источником по истории Беларуси, церковной и гражданской, и в этом отношении содержат много достойного и интересного». При всем положительном значении этого издания для развития отечественной историографии нельзя не отметить его идеологический и заказной характер. Сборник «выявлял», по мнению историка, «дух папизма» и его негативное влияние на православное население белорусских земель. Таким образом, в первой половине XIX века интерес к истории охватил значительные круги образованного общества. Историки-романтики стремились восстановить неповторимые особенности духовного склада людей прошлого, их быта, одежды. Отсюда и принцип «вживания» в изучаемую эпоху, стилизация прошлого. Господство романтизма в общественном сознании содействовало возрастанию общественной роли и влияния исторической науки, которая стала «наукой века». Литература и источники 1. Ранке, Л. Об эпохах новой истории // Историки и история: Жизнь. судьба. Творчество / Л. Ранке. – М.: Остожье, 1998. – Т. 2. – С. 297. 2. Narbut, T. Dzieje starozytne narodu litewskiego / T.Narbut. – Wilno, 1835 – 1841. – T. 1 – 9. 3. Улашчык, М. Выбранае / М. Улашчык; Уклад. А. Каўкі і А. Улашчыка; Навук. рэд. Г. Кісялёў і В. Скалабан; Прадм. і камент. А. Каўкі. – Мінск: Беларускі кнігазбор, 2001. – С. 172-173. 4. Довнар-Запольский, М. В. История Белоруссии / М.В. Довнар-Запольский. – Минск: Беларусь, 2003. – С. 401. 5. Доўнар, Т. І. Даніловіч Ігнат Мікалаевіч // Мысліцелі і асветнікі Беларусі: Энцыкл. даведнік / Беларус. Энцыкл. / Т.І. Доўнар. – Мінск: БелЭн, 1995. – С. 411-412. 6. Skarbiec Dyplomatow papieskich, cesarskich, krolewskich, książęcych, uchwał narodowych, postanowień rożnych wladz i urzędow poslugujących do krytycznego wyjaśnienia dzieíow Litwy, Rusi Litewskiéj i osciennych im krajow zebrai i w treści opisal Ign. Daniłowicz, Wilno. t. I — 1862 г., t. II — 1863 г. 7. Данилович Игнатий Николаевич // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. – СПб., 1893. – Т. Х. – С. 81-82. 8. Карев, Д. В. Белорусская и украинская историография конца ХVIII – начала 20х гг. ХХ в. в процессе генезиса и развития национального исторического сознания белорусов и украинцев / Д.В. Карев. – Вильнюс: ЕГУ, 2007. – С. 95-97. 9. Лабынцаў, Ю. А. Баброўскі Міхаіл Кірылавіч // Мысліцелі і асветнікі Беларусі: Энцыкл. даведнік / Беларус. Энцыкл. / Ю. А. Лабынцаў. – Мінск: БелЭн, 1995. – С. 174-176. 10. Анацэвіч, І. С. Заўвагі да ўсеагульнай гісторыі // Габрусевіч, С. А. Прафесар Ігнат Анацэвіч. Жыццё. Спадчына: гіст. Нарыс / С.А. Габрусевіч, С.В. Марозава. – Гродна: ГрДУ, 2005. – С. 138-174. 11. Коялович, М. О. Чтения по истории западной России / М.О. Коялович. – Минск: БелЭн, 2006. – С. 21. 12. Jaroszewicz, I. Obraz Litwy pod względem jej oświaty и cywilizacji od czaśow najdawniejszych do końca XVIII w. / I. Jaroszewicz. – Wilno, 1844 – 1845. T. 1-3. 13. Лялевель Іаахім // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. Т. 4. Кадэты – Ляшчэня / Беларус. Энцыкл.; Рэдкал.: Г.П. Пашкоў і інш. – Мінск: БелЭн, 1997. – С. 423-424. 14. Белазаровіч, В. А. Гістарыяграфія гісторыі Беларусі: дапаможнік / В.А. Белазаровіч; пад агульн. рэд. І.П. Крэня, А.М. Нечухрына. – Гродна: ГрДУ, 2006. – С. 83. 15. Czeczot, J. Spiewki o dawnych litwinach do roku 1434 / Jan Czeczot. – Wilnius: Lietuvos Rašytojų Sąjungos leidykla, 1994. – 283 s. 16. Міцкевіч, А. Выбраныя творы / Адам Міцкевіч; склаў Янка Брыль, рэд. пер. Максім Танк. — Мінск: Дзярж. выд-ва БССР, 1955. 17. Сыракомля, Ул. Добрыя весці: Паэзія, проза, крытыка / Ул. Сыракомля. – Мінск: Мастацкая літаратура, 1993. – 527 с. 18. Крашэўскі, Ю. Хата за вёскай / Юзаф Крашэўскі. – Мінск: Маст. літ., 1989. – 372 с. 19. Крашэўскі, Ю. Маці каралёў (Ягайлавы часы); Паперы Глінкі: гіст. аповесці / Юзаф Ігнацы Крашэўскі. – Мінск: Маст. літ., 2007. – 431 с. 20. Белорусский архив древних грамот. Ч. 1. — М.: Типография С. Селивановского, 1824. Белозорович Виктор Александрович – кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры истории Беларуси, археологии и специальных исторических дисциплин УО «Гродненский государственный университет имени Янки Купалы» (E-mail: v.belozorovich@grsu.by)
