Светашева Т. А. Фольклорная традиция в поэзии А. Башлачева
реклама
Т. А. Светашева ФОЛЬКЛОРНАЯ ТРАДИЦИЯ В ПОЭЗИИ А. БАШЛАЧЕВА Творчество рок-барда Александра Башлачева отличает стремление придать авторской песне русский национальный характер, связать новые музыкально-поэтические формы, испытавшие влияние западной музыкальной культуры, с русской духовной традицией. Исследователь авторской песни И. Б. Ничипоров отмечает генетическую связь данного жанра с народным творчеством: «Художественная специфика бардовской песни заключается в ее срединном положении между высокой поэзией и низовым фольклором, во взаимопроникновении литературных и фольклорно-песенных жанров...» [1, с. 12]. В условиях жесткого культурного давления и омассовления культуры внимание А. Башлачева к фольклорным корням поэзии можно трактовать как стремление к культурному возрождению, продолжению традиции, восстановлению «стертой» памяти народа. Повышенной интерес к народному творчеству – своеобразный путь возвращения к истокам, но также путь поиска нового поэтического языка, а точнее – «хорошо забытого старого». Обращение А. Башлачева к фольклору не духовный эскапизм, не уход от действительности, а попытка осмысления ее с других позиций – с позиций национальных духовных ценностей. Как и в русском фольклоре, в творчестве поэта непротиворечиво сочетаются христианские и языческие образы и мотивы. Для А. Башлачева характерно языческое одухотворение абстрактных понятий (Лихо, смерть, жизнь, время…); часто нарицательные имена или целые метафоры у него становятся именами собственными: Лихо, Гром, Мельник-Ветер-Лютый-Бес, Снежна Бабушка, Время Сбора Камней и др. А. Башлачеву также присуща своеобразная метафоризация фрагментов пейзажа: Как водил Ванюша солнышко на золотой уздечке [2, с. 152]. Рок-бард интерпретирует мифы, актуальные в русской культуре, присутствующие в явном или свернутом виде в русском фольклоре. Он обращается к таким мифологическим сюжетам и образам, как смерть-жатва (смерть в песне «Похороны шута» изображена не с косой, а именно с серпом), гибель и воскрешение зерна: Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился [2, с. 136]. В песне «Имя Имен» даже библейские образы интерпретируются в фольклорном стиле, переплетаются с мифологией русских сказок: Небо в поклон До земли обратим тебе, юная девица Маша! Перекрести Нас из проруби да в кипяток [2, с. 42]. А. Башлачев не только использует элементы образной системы русского народного творчества, но и вовлекает в поэтическую игру жанровостилевые стандарты фольклора, приближая некоторые свои песни к народным. В первую очередь, это баллады «Егоркина былина» и «Ванюша», которые объединяет образ главного героя – простого русского человека, выходца из народа, бедняка и пьяницы. Обоим героям автор глубоко симпатизирует, судьба обоих трагически обрывается (Егор вешается, а Ванюшу забивают до смерти). Самая длинная песня Башлачева – «Егоркина былина» – стилизована под народные былины: и на лексическом (уменьшительно-ласкательные слова, просторечные лексемы), и на синтаксическом уровне (повторы, синтаксический параллелизм), и на уровне композиции и ритмики. Непосредственно же в песне описываются пьяные галлюцинации Егора, в которых соединяется фольклорно-обрядовое, мистическое и бытовое, старинное и современное. Песня начинается с характерного для былин зачина: Как горят костры у Шексны-реки Как стоят шатры бойкой ярмарки… [2, с. 127]. Далее автор, согласно фольклорной традиции, вводит в текст героя и связанные с ним события опосредованно – через метафорический образ шали, которая продается на ярмарке и на которой как бы вышито все повествование: Все, как есть, на ней гладко вышито гладко вышито мелким крестиком как сидит Егор в светлом тереме в светлом тереме с занавесками с яркой люстрою электрической…[2, с. 127] Поэт также абстрактного: использует фольклорный прием материализации – То не просто рвань, не фуфаечка, то душа моя несуразная.... – То не просто дрань, не ушаночка, то судьба моя лопоухая... [2, с. 130] В фольклоризированный текст А. Башлачев вкрапляет реалии современной ему жизни; такое контрастное соединение культурных пластов подчеркивает противоречие между сказочным и реальным миром, и образ главного героя также подменяется и снижается: вместо былинного богатыря перед читателем предстает пьяница, мечущийся в пьяной горячке. Герои народных былин традиционно наделялись лучшими качествами как достойнейшие представители своего народа. Герой же былины А. Башлачева, представляющий народ на современном этапе, показан весьма далеким от нравственного идеала. В другой своей песне-балладе поэт-бард показывает шутовской образ Ваньки-дурака, восходящий к русским сказкам. Однако если в сказках этот народный тип удачлив, изобретателен и плутоват, всегда выходит победителем из сложных ситуаций, то Ванюша А. Башлачева – это трагический герой. Ванюша соотносим с Иваном-дураком из сказки В. Шукшина «До третьих петухов»: в обоих произведениях герой являет собой обобщенный образ народа, в обоих этот образ носит трагический оттенок, обоих Иванов настойчиво просят сплясать. Но если в сатирическом произведении В. Шукшина звучит грустная ирония в отношении постоянно пляшущего под чужую дудку русского Ивана, то у А. Башлачева образ решается намного возвышеннее и трагичнее: стихотворение заканчивается избиением, смертью и переходом души в иномир: И отряхнется, не понимая, Не понимая, зачем зарыли. Пройдет вдоль речки Да темным лесом... [2, с. 156] В песню «Ванюша» Башлачев включает несколько авторских частушек, например: Хошь в ад, хошь – в рай! Куда хочешь – выбирай. Да нету рая, нету ада, Никуда теперь не надо [2, с. 154]. <…> Мы с душою нынче врозь. Пережиток, в опчем. Оторви ее да брось – Ножками потопчем [2, с. 155]. В этих стилизованных под фольклор частушках подчеркивается трагический диссонанс между исконными ценностями народа, такими, как вера, совесть, душа, и установками советского времени. Усиливает это противоречие использование в рамках народного жанра слов и штампов публицистического стиля («коллектив», «интеллигенты», «пережиток» «дата, подпись и печать», «острота момента», «социальный фактор»). Более того, А. Башлачев соединяет их с просторечными словами и формами слов («интересовалися», «в церкву», «помереть», «нынче», «заместо», «в опчем»). Эффект косноязычия, неотесанности усиливает избыточность: «Душу брось да растопчи / Мы слюною плюнем» [2, с. 155]. Автор горько иронизирует над атеизмом и связанным с ним профанным, брутальным подходом к метафизическому: «Сине небо вниз тянули. Тьфу ты! Надорвалися...» [2, с.155]. Обращение к фольклорной традиции, воспринимаемой А. Башлачевым как оплот духовности, направлено на полемику с официальной советской массовой культурой и пропагандой, обезличивающей человека, смещающей ценностную парадигму. Рок-бард оперирует архетипами русского национального сознания, нашедшими отражение в языке, во фраземах, в фольклорных произведениях, такими, как душа, Родина, Бог, любовь, вера. Он указывает на необходимость сохранить связь поколений, культурную преемственность, жить «по-своему», а не искать чужое вовне: «Мы живем на русской земле, и мы должны искать корень свой, русский» [3, с. 214]. Обращаясь к образам народного искусства, выстраивая многочисленные интертекстуальные связи с фольклором, поэтбард А. Башлачев адаптировал новый литературно-музыкальный жанр авторской песни к русской национально-поэтической традиции. ____________________________ 1. Ничипоров, И.Б. Авторская песня 1950–1970-х гг. в русской поэтической традиции: творческие индивидуальности, жанрово-стилевые поиски, литературные связи : автореф. дис. ... д-ра. филол. наук : 10.01.01 / И. Б. Ничипоров ; Уральский гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2008. 2. Башлачев, А. Как по лезвию / А. Башлачев. – М.: Время, 2005. – 256 с. 3. Кнышев, А. Интервью с Александром Башлачевым для передачи «Веселые ребята» / А. Кнышев // Башлачев А. Как по лезвию. – М.: Время, 2005. – С. 214–219.
