гавердовский я. п. обозрение киргиз-кайсакской степи
реклама
ГАВЕРДОВСКИЙ Я.П. ОБОЗРЕНИЕ КИРГИЗ-КАЙСАКСКОЙ СТЕПИ (ЧАСТЬ 1), или Дневные записки в степи Киргиз-кайсакской 1803 и 1804 годов ПРЕДЪУВЕДОМЛЕНИЕ Путешествие по Киргиз-кайсакской степи предпринято было с тем намерением, дабы, переехав оную, посетить плодоносные равнины Большой Бухарии, орошаемые водами древнего Оксуса и населенные племенами бактриан, славящихся ныне под управлением гордых узбеков обширною торговлею. Уже издавна многие государи обращали свое внимание на сию страну, в средоточие всей Азии лежащей и по естественным ее произведениям довольно любопытную. Сие подало повод министру коммерции графу Николаю Петровичу Румянцеву в 1802 г. исходатайствовать монаршую волю на составление новой экспедиции, для отправления ее в сию страну по делам коммерческим. Сия экспедиция основана была в виде посольства с императорскою грамотою и подарками к владеющему в Бухарии хану Мирхайдару и с министерскими отношениями к знаменитым чиновникам его дивана. Высочайше конфирмованная инструкция чрез министра коммерции выдана была на имя поручика, ныне майора, Гавердовского, которому даны были также от г-на генералквартирмейстера фон Сухтелена и от членов Императорской Академии наук господ профессоров Озерецковского, Севергина, Севастьянова и Смеловского разные наставления. Отправление из России за границу, по именному повелению государя императора, зависело от распоряжения министра внутренних дел графа Виктора Павловича Кочубея. Его сиятельство со своей стороны предписал о том бывшему тогда в Оренбурге военному губернатору генерал-майору Бахметеву, дабы он употребил неусыпное и всевозможное по сему случаю попечение. Из Санкт-Петербурга сия миссия отправилась 15 генваря 1803 г., а в Оренбург прибыла февраля 23-го дня. Разные распоряжения, деланные пограничным начальством для выступления в степь и для безопасного по оной проезда, сверх ожидания, слишком долго продержали ее на границе. Распоряжения сии состояли в следующем. Для препровождения до Бухарии предположено было вызвать известных по своей силе начальников киргизского народа из тех обществ, которые располагаются кочевьем по 2 лежащему туда пути, с тем, дабы они доставили на границу потребное число верблюдов для перевозки тяжестей и взяли на себя обязанность в проезд наш печься о безопасности. Приглашать сих киргизцев и в то же время разведывать все обстоятельства, касающиеся до проезда степи, послан был в феврале месяце известный по своей опытности переводчик Оренбургской торговой таможни, титулярный советник Бекчурин, который возвратился из степи не прежде июня месяца, уведомил, что выгоднейший путь в Бухарию лежит из крепости Орской чрез кочевья орды тюрткаринской и чумекейской, из которых приведены им были желаемые вожаки. Он обнадеживал, что на усердие и честность сих вожаков положиться можно с полною доверенностью. В подтверждение всего доносимого Бекчуриным киргизцы, с ним прибывшие, дали торжественную присягу. Из них главные были султан Ширгази (Ширгази более пяти лет жил прежде в России и по большей части в Санкт-Петербурге при князе Платоне Александровиче Зубове, вел себя как европеец, но теперь совсем одичал), сын Каип-хана 51, старшина мурза Буранбай, дети Каракубек-бия – главного начальника над всеми тюрткаринцами, и дети Куран-батыря – предводителя чумякейского. Советуясь с Пограничною комиссиею, управляющею на границе всеми киргизскими делами, уверены мы были, что таковое препровождение для безопасности нашей нимало не подозрительно. Военный губернатор, по отзывам его, мнение сие делал несомненным, а потому поспешили мы с отъездом для достижения своей цели. В Оренбурге присоединились к сей миссии переводчики татарского, персидского, индейского и других восточных языков, чиновники для письмоводства, 15 человек русских казаков под начальством сотника, 10 тептярей с тремя хорунжими, а всего 50 человек. Российские купцы отправили с нами на знатную сумму товаров под смотрением особых надзирателей, или приказчиков, коих с работниками было 8 человек и 3 бухарца. Отправлению сему наипаче споспешествовал директор Оренбургской таможни Величко, оказавший нам в Оренбурге во многом великое пособие. Мы снабдили себя хорошими химическими и математическими инструментами. Казаки все были ничто иное как разного рода художники и ремесленники, они запаслись также всякий по своему искусству потребными снарядами. Начало журнала нашего предприняли вести от крепости Орской, поелику проезжаемые места до сей крепости известны уже просвещенному свету из путешествий господ академиков. Сверх надлежащих должностей упражнение в пути разделено было следующим порядком. Доктор 7-го класса Большой занимался различными предметами по естественной истории, не упущая притом из виду метеорологических и других физических явлений. Свиты его императорского величества майор Гавердовский, где можно было определял высоту полюса, замечал географическое положение проезжаемых мест, историю и законы населяющих оные народов. Подпоручик Иванов снимал дорогу и виды, примечания достойных мест. 3 Подпоручик Богданович принял на себя часть геогностическую и минералогохимическую. Переводчик, коллежский асессор Биктяшев с ахуном Тонкачевым должны были примечать обряды и обыкновения народов. Переводчику Бекчурину отданы в зависимость киргизцы, составляющие наших путеводителей. Он вместе с ними должен был заботиться об удобности и безопасности в дороге, так как все сие ему известно уже было из первой его в степь поездки. Татарин Ибрагим Смаилов назначен был караван-башем, т.е. начальником над купеческими поверенными и, так сказать, полицмейстером каравана. Несчастье, преградившее нам путь в Бухарию, лишило нас всех плодов приобретенных к познанию Степи. Единая обязанность, сопряженная с желанием доставить хотя чтонибудь любителям сего рода путешествий, заставили меня собрать последние кое-как спасенные отрывки и привести их в ясность. В сей книге представил я при помощи г-на доктора Большого все происшествия в их порядке и замечания о местах проезжаемых, а общее описание степи Киргизской оставил для другой книги, в которой помещены все собранные нами сведения, согласуя их с примечаниями многих путешествователей, известных свету, и с наблюдениями чиновников, нарочито посылаемых в степь с границы, которых рукописи нашли мы хранящимися в архивах. Я. Гавердовский Дневные записки 1803 г., июля 23-го дня отправились мы из города Оренбурга вверх по течению реки Урала, и, переехав крутые и высокие Губерлинские горы, прибыли благополучно того же месяца 25-го дня в Орскую крепость. Чрез реку Урал переправились к сей крепости на пароме, поелику мост был сорван случившимся тогда наводнением, которое произошло, по словам жителей, от растаявших снегов в горах Уральских. Необыкновенное сие в таковое время происшествие причинило немалый вред здешним жителям в экономических заведениях. Перевозные суда, на коих мы переправились, известны здесь под названием парома. Для построения оных берут сперва толстые бревна осокоревого дерева, длиной сажени в две, и выдолбя их внутри, употребляют вместо дощаника 52 под именем комяги. Две, а много, три таковых колод сплачивают в небольшом одну от другой расстоянии брусьями, а сверху стелют доски, на которые становятся лошади с повозками. Снаряженный таким образом паром наподобие плота управляется вместо руля длинной, как на простых барках, бабайкой 53, утвержденной на особом стержне посреди одной стороны парома, а на передней части комяг гребут двумя или четырьмя веслами. Переправа на сих судах была крайне затруднительна. 4 Июля 26-27 Орская крепость лежит на киргизской стороне, на склоне крутой каменистой горы, под 51° 13' 24'' северной широты и 56° 11' 12'' долготы от Парижского меридиана. Шестиугольное с бастионами 54 ее укрепление, составляющее около 700 сажен в окружности, имело, как кажется, прежде грудную защиту (рачареи), одетую дерном и огражденную рвом, которые ныне совсем уже разрушились. Дома, коих в крепости до 50, расположены только по северо-западной покатости горы к реке Урал, а прочие места остаются ненаселенными. Строение вообще все деревянное и весьма обветшало; причиной сего недостаток леса, который привозится сюда за 180 верст сухим путем из Башкирии с реки Сакмара. Беспечность жителей причиною, что, терпя столь великий недостаток и затруднение в получении строевого леса, не пользуются они плитным камнем, которого находится в окружностях Орска немалое количество. Жители собственно крепости, сверх двух рот гарнизона, по большей части все отставные солдаты и не служащие солдатские дети. Они упражняются в небольшом хлебопашестве, которое разведено на правом берегу реки Урал. Ржи, по причине неурожая, здесь совсем не сеют, но с избытком вознаграждаются однолетнею жатвою, т.е. яровым хлебом. На вершине горы, среди самой крепости стоит каменная церковь во имя Преображения Господня, почему и гора называется Преображенской. Подошва горы покрыта землей и дерном, а вершина состоит большей частью из скал дикого камня 55, яшмы и агата. Здесь в одной яме, которая разработана была присланными из Екатеринбурга мастерами для прииску цветных каменьев, нашли мы яшму отменной доброты, а на восточной стороне – агатные плиты, испещренные фигурами наподобие цветов и, как бы, целых ландшафтов. Высота горы, взяв от ее основания, простирается с лишком на 185 аглицких футов. Впрочем, дальнейшее ее описание можно найти в путешествии г-на Палласа (Вид крепости можно видеть в рисунках на 2-м листе). С северной стороны крепости до берега реки Урал, вдоль по разливающемуся рукаву, расположена улицей, до 60 домов имеющая, слобода казаков из татар, кои в сем месте живут только зимой, а летом переходят за Урал, в горы, кочевать по подобию башкирцев. Земледелием занимается из них весьма малая часть, а прочие содержат себя от скотоводства и от перевозки доставляющегося сюда караванами из Средней Азии товара в Оренбург. Переселенные к крепости Орской в 1794 г. несколько семей донских казаков трудолюбивою деятельностью развели было в сих местах весьма хорошие поля и огороды, но в прошедшем 1801 г. перевели их отсюда вниз по Уралу, за Оренбург, чем уничтожилась польза, каковую получали от них орские жители (Подобные сему переведения учинены и из других крепостей, вверху Урала лежащих). Способ обрабатывания земли и все заведения донских казаков весьма соответственны здешней почве и самому климату. В татарской слободе живет также немалое количество бухарцев, которые по большей части поверенные или приказчики бухарских купцов. Они находятся здесь для присмотра за приходящими из Азии и туда отбывающими караванами, занимаясь сверх того меною с киргизцами и торговлею с жителями крепости. 5 Для безопасности коммерции построен караван-сарай, состоящий из двух каменных с деревянною крышею зданий, где складываются привозимые товары. Для соблюдения при сем караван-сарае порядка, от Оренбургской таможни находится надзиратель. Он обязан осматривать количество доставляемых тюков, управлять киргизскою меною и собирать таможенные пошлины. Наименование Орской крепости происходит от реки Орь, впадающей в Урал. В 1735 г., при начале учреждения по реке Урал российской границы, заложен был на сем месте город Оренбург, которого признаки еще и поныне видны. Признаки сии заключаются в самом низком и уже разрушившемся валу. В 1740 г. по причине многих неудобностей город Оренбург переселен на другое место, а оставшиеся здесь заведения обращены в крепость 56. Для сохранения оной от киргизских набегов, а наипаче в летнее время, присылается башкирская иррегулярная команда до 500 человек, которая расположась здесь все лето в лагере, содержит в окружности разъезды и караулы, а осенью на всю зиму обратно возвращается в свои дома. Гора в древности называлась Намастау, т.е. гора молитвы. На ней, как повествуют татары, находился древний курган, служащий могилою хану Шейх-Мамаю57, который в здешних окрестностях имел свое пребывание. Народ, ему подвластный, ведший поколение от племен Нагайской орды, из особенной привязанности к своему владетелю после его смерти нередко собирался на оную для совершения общественных тризн. Впоследствии времени башкирцы и киргицзы, произшедшие частью от означенного народа, ревнуя сему благочестию, долго поддерживали оное. При заведении около сей горы российского селения, огорченные киргизцы, желающие владеть сим священным местом, неоднократно на оное нападали. Они возвращались всегда пораженными, почему и назвали сию крепость Чжаманкала, т.е. худой или злой город. Гора сия лежит уединенно в ровной долине, имеющей пространства более 40 верст, окруженной отовсюду довольно возвышенными горами, которые по большей части покрыты глинистою землею, а в некоторых местах обнажают скалы серо-песчаного камня и разных видов роговика. Среди равнины протекает Урал, делая в течении своем знаменитый поворот от севера на запад. С сей рекою соединяются в сей долине две небольшие речки, Ярыкла и означенная Орь, текущие со стороны киргизской, одна с севера, а другая с северо-востока. Когда весною река Урал выступает из берегов своих, в то время все пространство равнины до подошвы горы, а нередко и вся татарская слобода до самых стен крепости, покрывается водою. Иногда для сообщения с сею крепостью от окружных гор отовсюду более 8 верст должны переправляться на лодках. Жителям остается тогда одно убежище – вершина горы, на которой они и домашний их скот, остаются без всякой помощи суток по 8 и более. «Какая величественная картина, – говорил нам комендант крепости, – представляется с горы Орской во время наводнения! На зрелище сие неможно смотреть без особенного внимания и чувства! Какое повсюду видно замешательство! Все, что только само по себе движется, убегает и ищет верного пристанища. Ярые волны время от времени воздымаются выше, выше и, наконец, все погружают в пенящихся своих недрах. Здесь крутые валы с треском ударяются о скалы горы и о стену крепости и, не сильны будучи оные опровергнуть, раздробляются и паки утекают с шумом, изъявляя как бы тем свое 6 неудовольствие. Там бедные хижины, уступив преимуществу влажной стихии, чуть-чуть выказывают обмокшие верхи свои; а далее гибкие ветви, покорствующие стремительности потока, едва приметны в седых пенах. Повсюду видно уныние; повсюду слышны жалобы. Даже сами животные показывают тоску свою. Одна только гордая гора как бы нарочито глядит с улыбкою на все предметы, имея воды своим подножием». Лед на реке Урал вскрывается всегда в начале апреля. Разлитие начинается после сего спустя несколько времени и всегда с необыкновенною силою, так что иногда затопляет скот, в лугах пасомый. Сие наводнение обитающие на линии называют валом, до прихода коего, говоря по здешнему, на поемных местах не начинают орать земли. Вал обыкновенно идет целою водяною грядою, в тесных местах аршина в 3 и более высоты от обыкновенной поверхности. Но сколь стремителен прилив сей, столько же споро и уменьшение оного; ибо в две, а много, в три сутки большая часть лугов осушается. Под Уральским казачьим городом (Уральск лежит вниз по реке Урал в 387 верстах от Орской) вал бывает не так велик, но под Оренбургом примечали его до двух аршин. Явление сие происходит оттого, что широкая равнина, где протекает Урал, окружена со всех сторон горами, которые, прилегая во многих местах к самым берегам реки узкими ущелинами, стесняют течение воды. Главнейшие из сих ущелин находятся: первая – около крепости Кизильской (Кизильская находится вверх по Уралу от Орской в 186 верстах), другая – в Губерлинских горах, в 25 верстах ниже Орской крепости, а третья – при крепости Верхне-Озерной. Идущий сверху по вскрытии реки лед, стесняясь в сих излучистых поворотах, останавливается и перекрывает ход воды. Прибыль [воды], которая от растаивающих снегов в горах час от часу увеличивается, запруду сию, наконец, прорывает и вода стремится далее горою и с чрезвычайною скоростью. В Орской крепости сия причина признана уже за истинную, ибо, когда получено бывает известие, что в Губерлинских горах лед остановился, то и разлития реки по долине ожидают самого сильного и продолжительного; в противном случае вода стекает очень скоро. Около Орска по берегам рек растут кустарники и леса, частью годные для дров, как-то: тополевые, осиновые и осокоревые. Луга доставляют хорошие сенокосы, но жители весьма мало ими пользуются, ибо казаки зимою выпускают свой скот в степь, а прочие имеют оного очень мало. Июля 28-го дня Осмотрев, сколько позволило время, окрестности Орской крепости, занялись потом приготовлением каравана к дороге. Торговля была первым ключом, открывшим сообщение России с Бухариею. Еще при существовании Болгарского царства 58, северные пределы пользовались азиатскими продуктами, вывозимыми оттуда не токмо чрез Каспийское море, как извещают многие писатели, но и чрез степи. А особливо при существовании Казанского царства. В первый год по заложении Оренбургской линии явились на оную сами азийские промышленники и продолжали приходить каждогодно, сначала из Ташкента, потом из Хивы, а напоследок из Бухарии. Промышленники сии, чтоб удобнее проходить чрез жилища киргизские, искали покровительства у начальников сего народа, поручая им за 7 некоторую плату товар свой для сохранения от хищности кочующих и для перевозки его в желаемое место. Люди, взявшие на себя сию обязанность, назывались и ныне называются вожаками. Сие обыкновение, сперва случайно принятое, обратилось потом в правило и из полезного сделалось, наконец, для торговли вредным. Причины сему были следующие. Блестящие изделия, с которыми торговля познакомила киргизцев, возродили прихоти и совершенно развратили их пастушеские нравы. Желание корысти сделалось неизбежным, нужды возрастали, право сильного, как законное право сего народа, было поводом, что старейшины начали отнимать имущество у своих подчиненных, а подчиненные их стали грабить купеческие караваны, чрез степь идущие. Знатные султаны (Султанство в Киргизской степи есть звание наследственное, и происходит от ханского поколения. Дальнейшие ханские родственники получают ходжинское достоинство 59. Бии суть судьи, князья и красноречивые люди. Батыри, по нашему богатыри, суть храбрые наездники и военачальники, а старшины есть правители родов. Они часто получают сей титул от российского начальства; но сии последние редко имеют уважение; большее же предпочтение между киргизами воздается людям отличающимся набожностью, богатством и великим семейством), бии и старшины всегда брали с караванов подарки, называя их пошлиною за пропуск товара чрез свои земли. Сначала подарки сии были маловажны, но впоследствии превозвышали всякую меру и требовались насильно. Вожаки нисколько не препятствовали сему злоупотреблению, они, считая купцов бессильными к отмщению, презирали их упреки и не внимали жалобам. Взаимная месть между пограничными народами, называемая по здешнему баранта, о которой упомянуто будет впоследствии, от которой наиболее претерпевали киргизцы, принудила их взамен грабить караваны. Оставаясь за все таковые поступки без наказания, киргизцы почитали хищничество сие как бы позволенным, а от сего произошло, что вместо того, что прежде нападали на караваны скрытно только люди низкого состояния, ныне начали грабить большими скопищами самые лучшие родовые начальники. Промышленники, не имея никакого средства к укрощению наглости народа, стали для препровождения товаров передаваться в разные роды и от одного вожака к другому, что умножало только их убытки и затруднения. По переселении Оренбурга в 1743 г. на нынешнее его место, путь чрез степи в Бухарию проходил чрез Хиву под руководством киргизцев байулынского рода. В 1746 г. стали ездить прямо чрез чиктынское отделение на устье реки Сыр. Потом передались тюрткаринцам и, избегая дороги из Оренбурга, открыли новую чрез Орскую крепость по реке Иргиз. После вошли в доверенность чумякейцы, с которыми, подаваясь гораздо восточнее, ездили чрез место называемое Тюгошкан. Но и здесь не избегли также злодейских поисков. Сами чумякейцы, замечая слабость купцов, начали их грабить; почему ныне большие караваны из Орской крепости выходить в степь опасаются, разве тайно малыми партиями с киргизцами чжабаского отделения, удаляясь притом совсем на восток к Средней орде, где проезд гораздо спокойнее, нежели по Меньшей орде. 8 В таковом положении нашли мы торговое сообщение с Бухарией; сим путем должно было и нам следовать, ибо другого средства оренбургское пограничное начальство к препровождению нашему не отыскало. Караваны проходят почти всегда одинаковым образом, т.е. пред тем временем, когда должны их отправлять, вожаки, желающие взять на свое попечение перевозку товара, приезжают на границу в то место, откуда обыкновенно выходят в степь. Вожаки сии бывают люди купцам известные и, по большей части, из почетных между киргизцами. Два, а много, три таковых вожака договариваются о цене за провоз, о весе тяжестей, сколько на каждого верблюда должно навьючить, о числе потребных для каравана верблюдов, а иногда и о времени доставления товара на место. Безводные места и глубокие пески, а особливо лежащие ближе к Бухарии, заставляют перевозку товаров производить здесь не иначе как на верблюдах. Купцы не стараются и не почитают нужным разводить верблюдов собственных, ибо содержание оных бывает очень дорого, а притом и вдвое увеличивается опасность от киргизцев. Извозчики с верблюдами, называемые по здешнему крякаш, нанимаются уже вожаками, иногда из разных поколений; купцы совсем не входят в сие распоряжение. Вожаки, кроме извозчиков, или крякашей, приглашают иногда к себе из родственников своих вооруженную партию для защиты каравана от хищничества. Тяжести разделяются обыкновенно на два особенных вьюка, называемые туганак и палтар. Первый бывает противу условленного веса, который помещается в две цилиндрообразные кипы, или тюки, зашитые в войлок, длиною, по большей части, в два аршина, а шириною в аршин. Тюки сии висят в равновесии по обеим сторонам верблюда на особенном седле или накладке. Туганак во время пути находится в полном заведывании крякашей. Палтар же состоит из вещей, необходимых для употребления в дороге. Вес его не определен; за провоз считается только до того места, где снимется поклажа и верблюды, сию тяжесть несущие, состоят на руках у купеческих приказчиков. Не было еще примера, чтоб русские купцы сами ездили в Бухарию, хотя ни одной нации не запрещено там пользоваться правом торговли. Сие, как кажется, происходит оттого, что татары, как единоверцы с бухарцами, более выигрывают от них себе доверенности, и стараются разными способами не допускать русских самих познакомиться с сей страною, дабы удержать торговлю в своих руках. Татары ездят туда или под видом приказчиков со своим капиталом, или посылаются от русских купцов. При самом большом караване бывает их не более пяти человек, потому что несколько купцов товар свой отдают всегда на руки одного приказчика. Как скоро караван вступит в степь, купеческие поверенные не имеют никакого права располагать ход оного по своему желанию. Сие зависит совершенно от воли вожаков. По степи киргизской нет никаких следов дороги, ни же определенного ее направления. Вожаки ведут караваны всегда чрез свои кочевья, хотя бы сие составляло целую неделю лишнего хода. Извозчики, с порученными им туганаками, также разбредаются по своим жилищам, заготовляясь во оных свежими лошадьми, верблюдами, провизиею и остаются до того времени, когда наступит срок собираться к назначенному месту по согласию с 9 вожаком, откуда дальнейший путь уже продолжают совокупно. Впрочем, случается, что извозчики, презирая сию предосторожность, идут по собственному произволению и не прежде являются к каравану как у окончания дороги; а иногда каждый из них сам собою приходит на место складки товара и, оставив вьюк, немедленно возвращается в свое жилище. Таможня, доставляемый таким образом товар, принимает под свое смотрение до прибытия главного вожака, который сдает его купцам или кому назначено и получает за все договоренную плату. Сие средство, конечно, было бы самое простое и полезное для торговли, если бы существовало спокойствие. Но скитающиеся в степи так называемые наездники для отыскания себе добычи заставляют иногда караваны проходить тайно ночью окрестными дорогами и проживать по нескольку суток на одном месте. Когда ж и при всей такой предосторожности шайка киргизцев встретит караван, тогда вожаки, после слабого сопротивления, вступают в договор, удовлетворяя хищников из купеческих товаров; а ежели неприятельская партия на сие не согласится, то сопровождающие спешат только спасти своих верблюдов, оставляя товары и бессильных татар во власти злодеев. Случается иногда, что небольшое число хищников, не смея открыто вредить всему каравану, нападают на отделившихся от оного верблюдов, увлекая их один за другим. Вот с такою опасностью сопряжена торговля российских купцов с Бухарией! Июля 29-го Сего числа караван наш был совсем готов. Он состоял из 87 верблюдов, из коих 59 были чумекейского рода и 28 тюрткаринского. За провоз до Бухарии с каждого верблюда, навьюченного 14 пудами, договорено по 7 бухарских червонных, что нашими деньгами произведет около 60 руб. Плату сию не прежде положено выдать как по прибытии в Бухарию. Вожаков и всех вооруженных киргизцев из тюрткаринского и чумекейского отделений, вызванных на границу переводчиком Бекчуриным, находилось при нас первых, под началом султана Ширгази и старшины Буранбая, 35 человек, а других — 9 под управлением сына Курень-батыря Идиги и старшины Каныбая. Для лучшего исследования удобности по степи Киргизской ехать на колесах, взяли мы четыре арбы или армянские двухколесные повозки, которые, при случае невозможности к провозу, могут быть употреблены вместо дров, поелику оными должны также запасаться и, особливо, в осеннее время. Для больных пошла с нами легкая коляска. Узнав заблаговременно, что редкая лошадь, взятая с границы, может вынесть сей пустой, безводный и притом продолжительный путь, должны мы были снабдить себя заводными лошадьми, а для вымену оных вновь во время прохода запаслись разными вещами. Главный наш провиант состоял из сухих припасов и, сверх того, купили несколько киргизских баранов. Для перевозки и сохранения воды взяли с собою бухарские кожаные мешки, называемые мяш(В мяш бухарский входит воды с лишком четыре ведра. Три таковые мяша свободно навьючиваются на одного верблюда. Их делают из кож диких коз, которые водятся в полуденной части Бухарии по горам. Чтоб иметь таковой мяш берут обыкновенно целые кожи и выделывают со всем особенным манером. Они бывают очень мягки, прочны, без всякого запаха и имеют один шов, а горло оставляется для 10 влития воды, которая в нем не портится и бывает в самую сильную жару прохладна) и башкирские сабы, сделанные из конской кожи. Июля 30-го, прошли 8 1/2 верст, лагерь при реке Орь В 3 часа пополудни выступили мы из Орской крепости в дальнейший путь. Жители, заметив движение каравана, собрались провожать оный за заставу. Орская гора покрылась толпами народа, который желал нам счастливой дороги громкими восклицаниями и, несмотря на удаление наше, долго изъявляли сие чувствование свое разными знаками. Проводы сии и угрюмое чело проводников наполнило дух наш мрачными мыслями. Мы знали зверство азиатцев, с коими предназначено было провесть в сообщество несколько лет, и не могли не содрогнуться при разлуке с отечественною страною. Многие из каравана поутру были уже в степи. Мы послали собрать всех в одно место, а дабы не иметь затруднения в проходе по гористому правому берегу реки Орь, чрез оную переправились вброд на другую сторону. В 7 верстах от крепости поднялись на гору Караултюбя, которая служит рубежом орской долины. С вершины сей горы окрестное местоположение Орска повсюду открыто и представляет вид достойный кисти живописца. Возвышающаяся с церковью гора возносит гордо главу свою над долиною и, кажется, ею повелевает. Там, вдали, видно течение Урала. Далее чуть-чуть синелись и одна за другую скрывались горы. Сверх того, по долине встречались сенокосцы, оканчивающие свою работу; в стороне по утесам бродили табуны скота; в перелесках курились киргизские кибитки. Солнце золотило уже последними лучами западный край облаков, и отсвечивающие вершины холмов роняли в равнину длинные свои тени, производя приятное и вместе величественное зрелище. Гора Караултюбя, некоторыми киргизцами называемая Таскичу, а г-ном Палласом Аспидною, представляет два крутых утеса, возвышающиеся от 10 до 12 сажен противоположно по обеим сторонам реки Орь и составляющие огромное ущелье. Оно получило свое образование от стремительного течения реки, которая имея здесь около 12 сажен в ширину омывает самую подошву и течет между скалами с лишком 1 1/2 верст. Гора сия простирается грядою от севера на юго-запад. Она покрыта глинистою землею, а некоторые холмы и утесы, выставляющиеся к реке, представляют роговой камень в смешении с яшмою зеленого, кровяного и желтого цветов, с разными оных видами. Сверх того замечен был в горе роговой камень с тонкими прожилками красной серебряной руды. Киргизцы сказывали, что металл сей здесь доставали и в удостоверение показывали старые копи, которые, однако ж, не подтверждают сие их предание. Ныне место сие служит для караула к прикрытию работников во время сенокоса от набегов киргизских. На пригорках, рассеянных по вершине горы, приметны небольшие курганы, усыпанные разной величины каменными отломками. Они положены вместо монументов над гробницами древних жителей здешних нагайцев. В сих кучах гнездятся розовые или каплюкие (1 Так в тексте) дрозды Turdus roseus s: merula rosea. Орские жители называют их каменными скворцами. Они, при всем натуральном сходстве в виде и величине с полевыми серыми скворцами, имеют цвет перьев на спине с лоском черный с небольшими красными просединами, а на голове, шее и брюхе ярко-розовый; пение их 11 довольно приятно. Многие за достоверное утверждали, что они имеют отменную способность перенимать разные тоны голоса и произношение слов, а особливо подражать музыкальным звукам. Их ловят средством простым, но довольно забавным. Когда приметят между которыми каменьями они более сокрыты, тогда два или четыре человека подкравшись к сему месту, накрывают его обыкновенною рыболовною сетью, потом подымают большой крик и стук, возбуждая их подняться. Испуганные птицы выпархивают, но вместо свободы, запутавшись в сеть, попадают в руки ловца. Осмотрев высоты, спустились мы в пространную равнину и остановились на берегу реки Орь для ночлега. В скором времени прибыл сюда и весь наш караван. От сего лагеря сквозь ущелье горы Караултюбя еще видна Орская крепость. Каменные скалы и положение гор сего ущелья представляли новое величественное для глаз зрелище (Вид сего ущелья изображен на 1-м листе). Июля 31-го, прошли 14 верст, расположили лагерь у реки Минлибай До самого полудня занимались разными к пути приготовлениями. Крякаши (извозчики), соскучив дожидаться общего выхода, возобновили прежнее свое обыкновение. Они отправились в путь все по разным дорогам, а потому общее замешательство и беспорядок были следствием сего их своевольства. Путь наш начался по ровной почве, которая состояла из чернозема, смешанного с песком и глиною. В правой стороне представлялись далее на юг склоняющиеся гряды гор; пологая их покатость шла не чувствительно к реке Орь. Слева видны кусты и стремление сей реки, а за нею гордые возвышения одинаких пород с горою Караултюбя. По захождении солнца расположились на правом берегу речки Минлюбай, а левую занял караван. Здесь условились мы с киргизцами, чтобы впредь никто из них не трогался со стану доколе не совершится молитва, на которую ахун должен был по обыкновению всякий раз сзывать купцов и киргизцев. Вершина реки Минлюбай отстоит от лагеря к югу дня за полтора верховой езды (Киргизцы расстояние мест измеряют всегда по верховой езде или верблюжьему ходу. Самую скорую положить можно в день от 70 до 100 верст, среднюю – до 60, а малую – до 50. Верблюд обыкновенным ходом в день уйти может не более как на 45 верст) и верстах в трех отсюда впадает в Орь. Весною ширина ее бывает до 10 сажен, а в летнее время вода иссыхает, оставляя только разной величины ямины или ложбины, окруженные тиною и тростником. Августа 1-го, прошли 28 верст, ночлег имели на правом берегу реки Орь Первый луч солнца осветил нас уже в дороге. Места, по которым направлялся сего дня путь наш, нисколько не разнились от вчерашних. Справа высоты гор еще далее скрывались, а слева за рекой Орь час от часу становились утесистее. В некоторых местах на ровной поверхности оскалялся песчаный камень, составляя низкие бугры. В ложбинах находили иногда кварцевые валуны, а иногда небольшие куски блестящего селенита. Караван наш, вместо того чтобы идти соединено, опять разделился; причем тюрткаринцы пошли вправо, к вершинам Ори, а чумекейцы – влево, к нижнему чрез сию 12 реку броду, называемому Базарбикя. Мы принуждены были в полдень остановиться близ реки Орь в лугах. Вожаки уверяли нас, что в разделении каравана виновны одни извозчики, а что их желание есть идти соединено, почему условились собраться снова у верхнего брода, называемогоКызылкаинмамыт. После полудня продолжили ход лугами. Озера, заросшие камышом и ивовыми кустарниками, и покрытые великим множеством диких уток, гусей и скворцов, составляли приятнейшее украшение сих мест. Перейдя чрез брод Кызылкаинмамыт на правый берег Ори, поставили лагерь среди всего соединившегося уже каравана. Прибывшие сюда для сопутствования нам киргизский чжаббасского рода старшина Кубен, известный по своей честности и по доверенности к нему купцов российских, всевозможное прилагал старание, дабы уговорить киргизцев о ходе каравана нераздельно до самой Бухарии, и, казалось, довольно успел склонить их. Река Орь принимает свое начало из северо-западной стороны Мугоджарского кряжа тремя источниками, из коих первый вытекает от горы Айрюрюк, отстоящей отсюда, считая по течению реки, с лишком на 4 дня верховой езды, а другие два, под именем Аксу и Тирсаккан, изливаются из тех самых возвышений, из которых на юг вытекает главная степная река Эмба, по-киргизски Чжем, впадающая в Каспийское море. Орь течет по гладкой равнине весьма излучисто в довольно крутых берегах. Сия равнина имеет от 3 до 7 верст ширины; она заросла ивовыми кустами и камышом. Широта реки неровна, ибо в иных местах составляет она изрядные разливы или род озер, а в других собирается в узкие горловины. С правой стороны прилегают к долине невысокие глинистые гряды гор с каменными буграми из кремнистых и песчаных пород, левая же более низка. Многие овраги, примыкающие к сей реке, наполняются во время весны водою, а летом совершенно осушаются. Три или четыре речки, соединяющие с нею свои воды, кроме Камышаклы, походят также на ложбины, потому что к июню месяцу превращаются в стоячие озера, наподобие Минлибай. Вкус орской воды несколько солоноват. Весенний ее разлив начинается в марте месяце, а в мае вступает она в свои берега. Луга, утучняемые весенним наводнением, производят превосходные сенокосы. По высотам, кроме хороших степных паств, лежит почва способная для посева ярового хлеба. Из рыб видны здесь щуки, окуни, ерши и судаки. С переменою климата переменяются не только люди, не говоря существенно, и вообще всякого рода животные, но даже и самые произрастения. В здешнем краю по известным и им свойственным местам в большом количестве приметны следующие растения: Чилига Robinia frutescens (Другое название Salix rosmarinifolia), по-киргизски чилиг. Таволга Spiraea crenata, ehamdirytalia – тобулга. Дикий персик или бобовник Amygdalusnana – ногот. Дикая вишня Prunus Cerasus pumila – чи. Гороховник Robinia caragana. Татарская жимолость Lonicera tatarica. Ракитник Cytius us hirsulus et pennatus. Тал Salix incubacea, pentandria. Солодковый корень Glycyrrhiza glabra et echinata. 13 Донник Trifolium melilotus, flose albo et flavo. Серпуха Serratula linetoria. Дятельник кислятка Trifolium alpestre, procumbens, agrarium, flore flavo, albo et…2(2 Слово неразборчиво) Вязель Caronella varia. Девясил Inula stelenium. Рожа Lavatera thuvingiaca. Полевой шалфей Salvia nemorosa. Богородская трава Thymus serpillumes. Ковыль Stipa. Молочай Euphorbia, palustris cyparissias. Сывороточная трава Galium verum, molle. Дикий лен Linum alpinum, campanalatum. Осет Serratula arvensis. Синеголовик Poterium sangvisorba. Дикие тюльпаны Tulipa gesneriana suluestris. Ветреница Anemone patens, pulsatilla. Ир (Так в тексте, правильно: аир) Acorus calamus aromaticus. Водяной трилистник Menyanthes trifoliatus. Тростник Arundo phragmites. Ситник и пр. Suneus Typha, Scirpus etc. Плакун Lythrum salicaria. [176] Малоизвестные в России соленые травы, как-то: Качим или перекати-поле Gypsophila. Соленая лебеда Atriplex salsa, portulaciedes. Татарский видный желтокорень Statice tatarica speriosa. Различные сальсоли Salsola kali, soda, salsa etc. Саликорнии Salicornia herbacea, suffrulicosa и проч. 2 августа, 47 1/2 верст, лагерь на левом берегу речки Аярыбутак В 4-м часу выступя в путь, направились на юго-восток по возвышающейся земной поверхности. Небольшие холмовидные гряды или сии так называемые гривы гор шли иные вдоль, а другие, поперек дороги. Они по положению своему, казалось, представляли расклон или окончание немалых возвышений, которые мы надеялись увидеть впереди. Места сии были совсем пусты, так что кроме ковыльных кочек и изредка торчащих из земли серых камней не представлялось ни одного предмета зрению. Дикое повсюду единообразие было, как бы, погружено в угрюмую дремоту, которая только изредка нарушалась или скорым полетом степных птиц, или резвым беганием зайцев, напоминающих страннику, что животные не совсем еще чужды здешней стране. Неудивительно, что дух народа, обитающего в степях, всегда запечатлен бывает меланхолиею; кто бы таковым не сделался, живши с унылою природою, не имеющею тех красот, кои невольно заставляют улыбаться. Тщетно бы домосмотритель искал здесь устроить жилище, а земледелец напрасно бы спускал плуг в недра земные, ожиданная награда за труды не соответствовало бы их желанию! Кажется, страна сия нарочито оставлена для одного только скотоводства, но и оно теперь оскудевает. Киргизцы тюрткаринского отделения, кочевавшие в сих местах, более уже сюда не приближаются, 14 страшась с одной стороны разорения от врагов своих башкирцев, а с другой – наказания за их набеги на границы и за грабежи купеческих караванов. Слева от нас синелись высокие горы Камышаклытау, составляющие правый берег реки Камышаклы, которая соединяет воды свои с рекой Орь близ брода Базарбикя. Караван шел ныне в порядке и вид его по новости своей был довольно привлекателен. Впереди, верстах в трех, ехали вожатые, иногда терявшиеся совсем из виду, а иногда выезжая на пригорки разными поворотами давали знать, куда должно нам направлять ход свой. Но, следуя за вожатыми в два, а иногда в три ряда, один за другим, привязанные и обремененные ношею, тихою поступью тянулись верблюды. Около рядов и впереди оных рассеивались купцы и киргизцы. Общество наше ехало за караваном. Весь ход замыкался небольшим конвоем, в полуверсте отстоящим, откуда при каждом повороте передовых снимались румбы дороги (Вид караванного хода снят у гор Котырташ и представлен под № 5). Жаркий нынешний полдень провели у речки Ачалыбутак (Ачалы, а по татарскому выговору Ащылы, значит горький или соленый, а Бутак – отросль, речку сию почитают отрослью Камышаклы. Все примыкающие или впадающие в большие реки ручьи, особливо же те, которые летом превращаются в озера, киргизцы всегда называют Бутак) или, лучше сказать, у рассеянных в ложбине разной величины неглубоких озер или заводей, заключающих в себе горьковато-соленую воду. Речка сия начинается тремя ложбинами и примыкает к Камышакле в верстах в 12 от места нашего отдыха. После обеда, в глинистых буграх и на поверхности по возвышающимся час от часу угорьям, попадались большими глыбами красная железная охра, мелкий железняк и рассеянные немалыми полосами посредственной величины голыши. Невдалеке от полуденного отдыха миновали одну гору, называемою Бистау(пять гор). Ее составляли пять каменных холмов, уподоблявшиеся пяти разрушенным зданиям. Оскалины сии были гранитовые, позднейшего происхождения. Для ночлега расположился караван у речки Аярыбутак, которую называют также Малая Камышаклы. Она имела крутые, сажени в две возвышенные песчаные берега. Исток ее начинается верстах в 30 к югу, а в 15 слева находится соединение с речкою Большою Камышаклы. Чем далее в степь усугубляешься, тем большая открывается пустота. Растений, кроме степной полыни, ковыли и по солончакам соленых трав, более почти никаких не видно. Ковыль, Stipa, по-татарски и по-киргизски кудыл, в здешних местах попадается только двух видов: 1) ковыль перистый Stipa pinnata, от пограничных жителей именуемый ковыль с подседом, а по-киргизски аккудыл, т.е. белый ковыль; 2) ковыль волосатый Stipa capillata, именуемый также ковылем без подседа, а покиргизски каракудыл (черный ковыль). Оба сии вида лошади и верблюды едят с нуждою, овцы же и коровы – охотно. Вскоре по расположению нашем в лагере произошла тревога, ибо киргизцы и казаки, посланные осматривать окрестные места, по возвращении своем уведомили, что вдали заметили они шайку воров; известие сие заставило нас удвоить осторожность. 15 Киргизцы в дороге при ночлегах никогда не ставят караулов. Они, надеясь на темные здешние ночи, пускают лошадей и верблюдов своих на корм, спутав им веревкою ноги, без всякого присмотра, и сами беззаботно ложатся спать, как говориться, богатырским сном. Беспечность сия часто бывает виною, что они лишаются всего имущества. Воры, преследующие караван иногда несколько дней сряду, с терпением ожидают выгодного местоположения и той минуты, когда отдалится скот. Нашед таковой случай, они набегают прежде на табун со всею яростью, производя ужасный крик и стрельбу из ружей. Испуганный скот, будучи сим шумом приведен в бешенство, разрывает связи и, соединясь в кучу, стремится со всею силою прочь от стана, а чрез то становится добычею наездников, которые потом нападают и на сам караван. Случается, что таковое хищничество производят не более пяти человек, а иногда не только над караваном, но и над целым кочевьем. 3 августа, 46 1/2 верст, лагерь в безводном месте на горах Оставя речку Аярыбутак, на самом рассвете пошли далее. Первее всего попадались нам в лощинах пространные поля, покрытые, подобно, как бы, от пыли или от инея, белою соленою осадкою. С первого взгляда осадки сии показались без малейшей кристаллизации, но чрез увеличительное стекло некоторые не выветрившиеся крупинки показывали вид кубиков, а другие – репейнов. Сие открытие и самый вкус довольно ясно открыли, что сей обманчивый иней заключал в себе поваренную и глауберову соли. Таковое явление природы, свойственное почти всем степным и приморским местам земного шара, изъяснены быть могут из высших химико-физических оснований. Усиливающийся по полудню жар и час от часу возвышающиеся горы затрудняли на каждом шагу ход каравана. При сем затруднении еще более мучил нас недостаток в воде. Уже в два часа разъездные наши обрели ямину или, лучше сказать, лужу, имеющую около 25 сажен в окружности и не более 3 вершков глубины. Несмотря на то, что вода в оной была худа все наши люди немедленно устремились собирать ее, и даже пущенные на корм лошади и верблюды, не находя по горам никакого – к своему насыщению, довольствовались также травою сей лужи, пожирая с оною вместе и влажный ил. Здесь простояли мы до 5-го часа. В продолжение сего времени киргизцы подстрелили дикую козу (Подробное описание ее видеть можно в путешествии Палласа, часть 1, примечание 1) Capra tatarica, s: antilope scythica, по-татарски сайгак, а покиргизски киик. По снятии с сего животного шкурки, в жиру по всей спине нашли множество живых толстых червяков в дюйм величиною, коих головы соращены были к верху и внедрялись в самую кожу, делая в ней отверстия. Киргизцы уверяли, что сайгаки имеют их только летом и оттого бывают в крайнем беспокойстве. Горы, которые мы нынешний день проходили, называются Караадыртау. Они, распростирая плоские и глинистою почвою покрытые хребты свои по разным направлениям, возвышают ощутительно горизонт земли. Некоторые из сих гор усеяны были каменными холмами наподобие разрушенных зданий, другие, целыми грядами воздымались одна над другою. Иные, как будто бы низвергнутые от самой их подошвы, представляли странные виды, многие усыпаны были кабанами, валунами и из подземной поверхности выказывали ребром торчащие пласты. 16 Перед вечернею зарею прошли мы высокую гору Актантау, которая в связи с другими в здешней окружности лежащими, составляет возвышеннейший пункт гор Караадырских. С горы Актантау, влево, верстах в 19 видно пространное озеро Акташкуль (Белокаменное), названное сим именем от окружающих его белых кварцевых гор. Озеро сие примечательно более потому, что в жаркие дни вода его не уменьшается подобно другим озерам и рекам степи Киргизской; а притом оно лежит на высотах, при понижении которых изливаются источники речек Камышаклы и Чидеркаткана. Первая, течет на запад к реке Орь, а другая, на восток к Иргизу. Кажется, что приращению своему в рассуждении воды обязаны они означенному озеру. Недалеко от Акташкуля в слое белой глины нашли мы слюду в спекшемся состоянии и в виде нетолстых дощечек. Она, как кажется, вынесена на поверхность мышами, которые повсюду имели свои норы, наполненные слюдяными кусками. Следовательно, нет сомнения, что внутренность земли сим ископаемым избыточествует. К неудовольствию, чувствуемому нами от дурного пути, присоединилось еще новое несогласие между вожаками и чрезвычайно медленный ход верблюдов, кои едва тащились с поврежденными от острых камней ногами. В 9-м часу вечера остановились мы для ночлега среди гор в диком и безводном месте. Чрезвычайное изнурение от жажды заставило позабыть усталость. Все разъехались искать воду, и не прежде оную получили как в 2 часа после полуночи из одной небольшой заводинки, лежащей в 7 верстах от стана. Недостаток сего рода часто претерпевают проезжие по степи. Иногда ищут воду бесполезно по целым суткам, а потому опытные люди всегда имеют ее с собою в запасе, наполняя оною все сосуды при первом удобном случае. В растениях здесь никакой не находится разности, исключая того, что стали попадаться кусточки степной малины Ephedra monostachia, по-киргизскикызылча, т.е. красная ягода. В некоторых местах находилось такое ее отличие, что вместо граненых ягод были одинакие, содержавшие в себе только одно семечко. Сие отличие называется Ephedra monospermia. Ягоды сего растения имеют вкус несколько на виноград похожий и довольно приторный, из них можно получать водку. Киргизцы употребляют их в пищу, а кусточки собирают для приготовления золы в нюхательный табак. На описанной выше горе Актанской находится большая могила, похожая на разрушившийся холм. В ней похоронен знаменитый воин Актан-бий, от имени которого произошло название самой горы. Могила сия, по уверению киргизцев, существует уже более 100 лет. Таковых могильных холмов по всем Караадырским горам рассеяно весьма много. Киргизцы, придерживаясь древних обыкновений, с большим предпочтением сооружают оные на местах возвышенных, ибо уважение к праху покойников и украшение надгробий составляют здесь главнейший долг всего потомства. В древние времена обыкновение сие имело еще более важности и исполнялось с большими обрядами, нежели ныне. Не должно удивляться, что горы по большей части избираются в сих диких странах предпочтительно для сокрытия умерших. На них дух человеческий, объемлясь каким-то неизъяснимым и восхитительным чувствованием, стремится в беспредельность. На них 17 смертный забывает сам себя, забывает все предметы, разбросанные у подножия горы, и как бы гнушается, что ниже его и что прежде его же самого с удовольствием занимало. Нельзя не признать сии места священными, нельзя не одобрить выбора для покоя праха усопших. Притом некоторые киргизцы полагают, подобно древним египтянам, что души скончавшихся обитают долгое время около тех мест их, где заключены их тела, и потом по мере добрых дел возносятся в места счастливые; откуда паки в некоторые времена снисходят для посещения своих утлых прахов, а особливо, когда совершаются тризны и призываются их тени потомками. Какие же места приличнее быть могут для существ бесплотных, как не те, где человек при всех своих развлечениях чувствует себя вне себя? Неизвестно от кого киргизцы заняли сие понятие и само обыкновение отдавать почести покойникам: от китайцев ли, как древнейшего народа, с которым, ежели судить по Истории Абулгази-баядур-хана, они в старину были порубежны; или обряд сей сам собою вливается в дикие нравы, не имеющие другого закона, кроме неограниченного повиновения к отцам своим. Ибо чувство сие, будучи чувством естественным, без принуждения могло привлечь людей чтить память, им драгоценную, и сделать ее священною для потомства. Но не входя в дальнейшее рассуждение скажем, что вообще, можно отдать справедливость сему правилу воздвигать знаменитым людям огромные могилы, называть горы их собственными именами – значит творить дела их бессмертными и возбуждать в потомстве подражание. Могилы, отличающиеся от прочих своею древностью, наиболее привлекали к себе наше внимание. Они уподобляются курганам или круглым насыпям, кои заросли уже травою. Татары приписывают строение их чуди, а киргизцы нагайцам и моголам. Последние, хотя почитают за преступление разрушать сии памятники, но разрушают под разными видами и находят в оных оружие и металлические вещицы, служащие по примечанию украшением военной и лошадиной сбруй. Иногда видны бывают над ними дикие камни, на которых изображены грубые иссечении едва приметных фигур. Сии последние по большей части подобны остаткам тех надгробий, которые видны и поныне в пределах Маньчжурии и в Крыму. Выгода, получаемая от рассеянных в степи могил, видна также и в другом случае: они странствователям служат в некоторых случаях немаловажным указателем или знаками, по которым можно держать свое направление, узнавать окрестности и определять места. Привычка снабдила киргизцев удивительною способностью отыскивать желаемые места в степи во всякое время и во всяком местоположении; ни новость страны, ни отдаленность расстояния, ничто не полагает им преграды в их поисках, хотя бы даже случилось сие в глубокую полночь, в ровных степях, когда все небо помрачено облаками, не видна главная путеводница их, Полярная звезда (Темир казык), то и тогда достигают они до желаемой своей цели. Притом они удивительно зорки, так что на 10 и более верст свободно могут различать скот и зверей (Киргизцы полагают, что острота их зрения происходит от малого употребления солей). 4 августа, 20 верст, лагерь при реке Коткан От самой горы Актантау высоты начали понижаться. Сего дня во множестве попадались на каменных курганах угрюмо нахмурившиеся орлы, называемыекаракуш, т.е. черная птица Falco chrysactos Lin: (Другое название Aquila heliaca). Киргизцы почти не 18 различают их от черных орлов, по Линнеевой системе называемых Falco melandrus, которые здесь весьма редки. Орлы сии питаются здесь ловлею мышей, называемых слепец Mustyphlus, а у г-на БлуменбахаMarmolta typhlus (Другое название Ellobius talpinus), по-киргизски сокур-тскан. Иногда попадались также и желтые орлы, называемые беркут Falco flarus, которых киргизцы сами не ловят, а достают от башкирцев и употребляют для охоты. Сия страшная и сильная птица бьет не только прочих птиц, но даже зайцев, лисиц, корсаков (род диких собак) и волков. Глаза закрывают ей нарочито устроенным чехолком, надеваемым на голову; а чтобы острыми когтями не повреждала рук, то охотники носят рукавицы. Впрочем, более не видно было здесь ни одной пернатой, везде царствовала глухая пустота, разве, и то изредка, резвые и пугливые дикие козы (киик), и мелкие различного рода бабочки Papiliones, сумеречные Sphinas и ночные Phaleno, между которыми особенно приметны Papilio apollo; стрекоза Sibellula, по-киргизски инелек; мухи Musco, покиргизски чибын; мушки Museos methurios, по-киргизски жеманчибын; мошкара Cuceyreplans (Другое название Simuliidae), по-киргизски чиркей и пр. По прошествии 19 верст достигли мы до речки Чидеркаткана, где за болезнью верблюдов расположились для роздыха. В сем месте в первый раз нашли мы признаки незадолго бывшего киргизского кочевья. К вечеру уведомили нас, что два верблюда пали и что все прочие заражены сильною болезнью. Опечаленные хозяева поспешили отправиться в свои кочевья за свежими. Они обещались возвратиться в четвертые сутки и желали, дабы мы все сие время провели на Чидеркаткане; мы поневоле должны были на сие согласиться. Болезнь, которой страдали верблюды, называется сарп. Начало ее открывается опухолью мягких подошв; потом кожа, растрескавшись, испускает гнойную материю, которая более и более усиливаясь и распространяясь по всему телу, делается дня чрез два неизлечимою. Киргизцы, чтоб отвратить сию болезнь обрезывают у верблюда всю подошву, и обвязав ногу в сырую кожу, начинают оного беспрестанно водить, дабы, по мнению их, находящаяся в крови острота стекла в сию рану, которую каждый день очищают. Когда же увидят, что нет более надежды к излечению сего животного, тогда его закалывают, мясо сушат на солнце и употребляют в пищу. 5 августа Поутру предприняли было делать наблюдение для определения широты и долготы места, но переменчивая ясность неба остановила сие намерение, заставя заняться осматриванием других предметов. Речка Чидеркаткан (сученая тренога), на берегах которой поставлен наш лагерь, берет исток свой из северо-запада близ горы Актанской. К ней примыкают еще два оврага, называемые бутак. Летом она пересыхает, оставляя изредка различной величины озерки, которые от соединения означенных оврагов становятся чище и обширнее. Берега их покрыты камышом, довольно круты и состоят из пластов иловато-песчаной земли. Первые прилегающие к реке горы довольно возвышены и содержат в себе по большей части красную жирную глину. 19 Рыбы в озерах довольно; а, между прочим, есть и черепахи. Здесь попадаются также дикие утки, как-то: турпаны Anas fuces, по-киргизски конур-урюк;востохвостки Anas ocuta, по-киргизски какту-урюк; чирки Anas quorquedula, по-киргизски чирагай-урюк; нырки Anas ececca, по-киргизски кизендар-урюк; изредка показывались пеганки Anas ladorna, по-киргизски италя-каз; серые и пестрые гуси Anas anser, покиргизски конур и турала-каз; и чайки Larus canus, по-киргизски аксардак; а по горам взвивались мышеловы ак-кут. Сего дня делан был опыт в рассуждении раствора здешней воды, которая будучи чистого прозрачного цвета, показывала на вкус некоторую соленую горечь, как и все другие воды степи Киргизской. В наполненный водою хрустальный сосуд опустили растертый в порошок адского камня Lapis infernallis, causticum lunare: по смешении его с водою произошел млечный цвет и желтовато-белый осадок, которое по законам химического сродства есть роговое серебро; чем самым и обнаружилась содержащаяся в воде поваренная соль. Сие смешение делано было в тени, где чрез долгое время стоявший раствор почти не переменял своего цвета; но едва выставили его на свет, то мгновенно начал превращаться сначала в цвет изсера-белый, потом фиолетовый, а напоследок преобразился в черную тинктуру. Перемены происходили тем скорее, чем более освещался раствор солнечными лучами. В тени происходило сие гораздо продолжительнее. Сие неожидаемое естественное происшествие сначала несколько нас удивило, но по дальнейшем рассматривании открылось, что виною сему была растворенная в воде не довольно насыщенная алкалическая соль и селитра, а горечь воды происходила от примеси в ней сибирской и отчасти глауберовой соли (Воды после в степи Киргизской, нами испытанные, имели точно таковое же изменение; с тою разницей, что преобразование сие делалось скорее или медленнее, и сам раствор становился иногда темнее, а иногда бледнее). Нынешний же день в стане нашем праздновали некоторый род жертвоприношения. Поводом к сему было суеверное предсказание вожаков, что мы выехали за границу в злой день. Большая часть киргизцев, последуя древнему толкованию, полагают, что звезды суть убежища духов добрых и злых, и что в обитель первых отлетают души праведные, а к другим – души нечистые. Они также думают, что земля по временам находится под разными звездами, которые имеют как бы некоторое влияние на воздушные перемены, и что все сие покорно духам, в оных обитающим, которые по свойству своему каждый день года делают или счастливым, или злополучным. Основываясь на сем мнении, вожаки наши весь бывший беспорядок в караване, несогласие между киргизцами и болезнь верблюдов приписывали духу-недоброжелателю (В подобных сему исследованиях состоит по большей части вся астрономическая у киргизцев наука, называемая фалча). Известно из опытов, что удовлетворенное суеверие часто восставляло разрушенную тишину; в надежде на сие, и мы не препятствовали и даже понуждали киргизцев совершать жертву. Вначале на равнину недалеко от лагеря созваны были чрез муллу все киргизцы и купцы магометанского исповедания, где по обыкновению магометанской веры они молились 20 (смотри вид № 3), потом с благоговением, сидя в порядке, слушали распевание ахуном стихов из Алкорана, а по окончании сего следовал общественный обед. Первые куски поданного им кушанья бросали на четыре стороны света и воздев руки громогласно заклинали духа, чтобы он удовлетворясь их приношением, прекратил свою злобу; а после сего продолжали есть по обыкновению. Киргизцы не слишком благочинны при их столах. Руки заменяют им вместо ложек и салфеток; постланный на полу войлок, а иногда и голая земля – вместо скатерти. Хлеба они не имеют и соли почти не употребляют. Кушанья их были: первое – совершенно переваренная и изрезанная в мельчайшие куски баранина, называемая бисбармак (пять пальцев, т.е. сколько пяти пальцами захватить можно); а другое – пилав, не совсем доварившееся в воде и процеженное сквозь ветошку сорочинское пшено, приправленное бараньим жиром, кореньями, изюмом и проч. Последнее у киргизцев весьма бывает редко, а по большей части употребительно у бухарцев и зажиточных татар. Подобно алчным зверям расхватали они наполненные пищею чашки и опустошили оные, марая себе салом лицо и руки. Знатные, которым кушанья всегда подается более прочих, по насыщении себя, кормили своими руками по порядку подчиненных им киргизцев, а сии друг друга. Тот, который хотел оказать сию честь председящему, кричал ему громко кель (приступи). Приглашаемый, встав из среды прочих, переступал прямо между расставленною посудою и пред призывающим приседал на колени, а потом наклонившись над чашкою принимал полную горсть мяса и выговорив Алла, т.е. Господи, наискорее поглощал оное. Странное сие угощение у киргизцев в великом уважении. Кормить друг друга своими руками считают они истинною приязнью (Впоследствии времени нам очень часто случалось видеть таковые их потчевания, ибо не проходило почти ни одного свидания между знакомыми, чтоб они не угощали друг друга, а особливо когда имели случай насыщать себя бисбармаком. Изображение сего их обыкновения можно видеть на 1-м листе). Вот все, в чем состоял обряд жертвоприношения и пиршества, которое предприняли киргизцы кажется для того, дабы иметь случай избыточно насытить свою алчность. Сгущенные облака неслись сей день быстро с северо-запада, изредка выказывающийся из-за оных луч солнца закрывался тучами и уступал на накрапывающему дождю, попеременно нас беспокоившему. К вечеру небо потемнело, горы дымились в тумане и дождь усиливался. Сие было для нас неприятным предвестником. Августа 6-го Шедший с самого утра дождь препятствовал совсем выходить из палаток; а потому, чтоб не провесть в праздности времени, позвав к себе киргизцев, занимались разговорами о разных предметах и срисовывали их костюм, который видеть можно на листе 4-м. Киргизская одежда сходствует с башкирскою и даже несколько с татарскою. Покрой ее вообще для всех званий одинаков. 21 Мужские рубашки джигды бывают распашные и не длиннее колена. Широкие портки дамбал шьются всегда из бумажной материи, называемой мата. Сверху носят киргизцы бухарские халаты чапан или суконные подобные нашим халатам, а по большей части красные кафтаны чуга-чакмень. Для зимнего времени имеют овчинные собственной выделки тулупы тон, а иногда лисьи и беличьи шубы, крытые сукном и малиновым бархатом. Бедные употребляют армяки чакмень, сшитые из ткани, сделанной из верблюжьей шерсти наподобие камлота. Из козьих и бараньих кож, очистив известным образом оные от шерсти и окрасив в желтый или красно-бурый цвет, приготовляют прочные халаты же чжаргин и шаровары чжалбар. Сверх того из конских кож шьют вывороченное вверх шерстью платье чжака, известное на границе под именем яргак. На бритую догола голову надевают остренькую, из разных материй на бумаге или шерсти выстеганную, шапочку, называемою по-татарски тюбятей, а покиргизски калякушм. Ее украшают позументом, вышивают разных цветов шелками, шерстью, бумагою и опушают выдрою или бобром. Сверху оной носят зимою суконные, мехом подбитые, с висящими до плеч ушами шапки тумак, а летом из тонких войлоков белые шляпы калпак. Киргизцы ни пред кем и ни в какое время не снимают сих высоких конусообразных головных своих уборов, поелику открывать голову признается у них за великое невежество. Они для оказания почтения при свиданиях, вместо поклонов, крепко сжимают друг другу руки. Сапоги итык, делаемые из юфтяной кожи болгар (Болгар есть азиатское имя славному в древности городу, которого руины еще и поныне приметны на Волге, немного ниже устья реки Камы; оттуда, по уверению всех азиатцев, даже и самих индийцев, всегда получаема была юфтяная кожа), шьются сучеными сухими жилами тарамыс, с одним швом на боку, опуская голенище до самого колена. Вместо подошвы кладут несколько листов той же самой кожи, какую употребляют на верхи. Носки бывают всегда подняты кверху, а острые каблуки возвышены до двух вершков и более. Богатые покупают для сапогов бухарский сафьян, который, по уверению татар, делается из твердейших частей лошадиной кожи, называемой сауры. Сапоги, работанные бухарцами, по всей подошве подбиты бывают сплошь мелкими гвоздями, а каблуки – железными и медными скобками. Пояс коя составляет узкий ремень с прикрепленными к нему ножнами, огнивом, порошницею и сумкою, называемою кальта, в которой лежит трут, кремни и прочие припасы, надобные по всегдашнему употреблению. Пояс сей со всем прибором украшают медными и серебряными бляхами, бирюзою, корольками и яшмою; имеются также здесь бумажные и шелковые кушаки биль. Мужчины пешком ходят очень мало; зажиточные не предпримут сей труд ни на одну версту. Они столь ленивы, что будучи в кочевьях почти ничем не занимаются, даже лошадей седлают им жены и подводят к самым кибиткам. Быть без оружия у киргизцев вменяется в бесчестие. Главную часть оного составляют сабля колыш, копье найза, лук джая и колчан сайдак со стрелами ок. Ружья мултык имеют так называемые винтовочные и употребляют их по большей части 22 с фитилями и с рожками. Стволы для оных получают из Персии; они бывают иногда длиною около сажени. К военной одежде принадлежат также панцири или кольчуги саут, делаемые из железной из кольца в кольцо перевитой проволочной сетки, имеющей подобие рубашки. Киргизцы покрываются ими сверх всего платья; а потом на грудь, спину и плечи накладывают иногда железные или жестяные листы, стягивая их между собою ремнями. Голову и лицо завешивают также железною сеткою или из железных листьев сделанною шапочкою, вершину коей украшают иногда перьями. Под низ таковой брони, дабы облегчить ее давление, надевают толстое войлочное платье. Седла перь со всем их прибором, иногда серебром и цветными камнями обделанным, подобно калмыцким и казачьим. На спину лошади кладут всегда три или четыре войлочных потников токум; а к удилам при праздничных поездках привязывают шелковые платки. Плеть или нагайка камча есть всегдашний неразлучный спутник киргизцев. Для пропитания себя в дальнейшие пути запасаются сыром курт (Великую пользу находили и мы в дороге от сего сыра киргизского. Он растирается обыкновенно в воде или кладется целыми кусками в наполненный водою кожаный мешок, привязанный к седлу, в коем от всегдашнего движения вода принимает кисловатый и приятный вкус, утоляющий жажду и вместе голод) и сушеным мясом, для поения лошадей при колодцах кувшином, а для сбережения воды в безводных степях небольшим кожаным мешком турсук. Курт делается из засушенного творога квашенного овечьего, коровьего или верблюжьего молока. Десять фунтов такового запасу довольно бывает одному киргизцу на целый месяц. К особенному свойству здешних обитателей, так как и всех кочующих народов, приписать надобно, что они чрезвычайно терпеливы в перенесении голода. Ежели бы случилось им не иметь на несколько дней никакой пищи, они будут жевать тогда корни некоторых растений и кусочки кожи; и хотя в таковом положении проведут около половины месяца, то и тогда силы их не оскудеют. Но, говоря о сей твердости, нельзя не упомянуть о безмерной их прожорливости. Киргизец за один прием употребить может в бишбармаке молодого барана с множеством сала, и выпить несколько чашек молока. Он не разбирает время сему объедению. Случится ли оное после продолжительного голода или вскоре после сытного пиршества. Желудку его не чувствительно отягощение. Рост имеют они довольно высокий: в молодости бывают статны, но под старость становятся отменно толсты. Ноги от всегдашней верховой езды и от сидения (Киргизцы сидят различно, или складывают ноги накрест по-турецки, или припав на колени садятся на пятки по-хивински, или просто только приседают согнув колени) поджав их под себя у всех бывают кривы и слабы. В чертах лица приметно великое сходство с татарами, башкирцами и зюнгорцами. Борода растет по большей части только на самом конце подбородка клочком. Излишние волосы выдергивают иногда нарочитыми щипцами искак. 23 Любимый отцовский сын, а особливо у знатных, на вершине головы оставляет клочок волос, заплетая оный в одну или две тонкие косички, называемыеайдар. Их распускают по плечам и многие оставляют до совершенного возраста, а нередко и до глубокой старости. В старину дети с сим отличием преимущественное имели право над отцовским имением, хотя б были младшие. Описанием сим занимались мы только до полудня, а остальное время дня провели с большим неудовольствием. Усиливавшиеся час от часу мрачные тучи, обложа небо, испускали из черных недр своих тяжкие удары грома, ужасный гул коего раздавался с треском в ущелинах окрестных гор. Порывистый ветер, усугубляя постепенно свои силы, свирепствовал до чрезвычайности, производя между каменными скалами сильный свист и шум; и дождь с крупным градом лился подобно прорвавшейся плотине. К умножению нашего беспокойства восстал вихрь, по здешнему называемый буран, от которого все палатки были опрокинуты, тюки разметаны, и многие вещи влеклись стремлением текущей повсюду воды. Лошади сбежались в сие время в кучу, верблюды произносили пронзительный крик. Все было в смятении! Когда буря несколько утихла, мы переменили свой лагерь на возвышение; но сие новое место не принесло успокоения. Ветер шумел заунывно. Ночь покрылась ужасным мраком, из-под завесы которой беспрерывно разливался блеск молний, светивший, так сказать, вместо лунного света; здесь-то к месту можно было произнесть, что устремлялся гром на гром. Комментарии 51. Каип-хан (ум. 1791) – сын хана Батыра, внук хана Каипа. В юности ушел из казахских кочевий в Бухару, после завоевания которой персидским шахом Надиром, поступил к последнему на службу. В 1746-1756 гг. был ханом Хивы. Находясь на хивинском престоле, летом 1749 г. попытался установить через своего посланника Ширбека в г. Оренбурге, дипломатические связи между Хивинским ханством и Россией, добившись отправления торговых караванов через кочевья своего отца, хана Батыра, но его действия успеха не имели. В конце 1756 г. вследствие большого недовольства хивинской знати его налоговыми поборами и самоуправством в государственных делах был вынужден бежать из Хивы на Сырдарью в кочевья своего отца, назначив преемником себе на хивинском престоле своего родного младшего брата Кара-бая (правил 4 месяца в первой половине 1757 г.). В 60-70-х гг. XVIII в. управлял большой группой казахских родов поколения алимулы и приобрел среди них большое политическое влияние. В 1785 г. под его властью находилось около 12 000 семей кочевников-алимулинцев. После отстранения от власти хана Нуралы старшины многих казахских родов Младшего жуза избрали его ханом и неоднократно обращались к оренбургской администрации с просьбой утвердить сделанный ими выбор. В связи с отказом царского правительства легитимировать ханский титул Каипа, он остался кочевать в низовьях Сырдарьи, где через несколько лет умер. В период ханского правления среди части казахов Младшего жуза поддерживал прямые контакты с хивинскими правителями и Цинским Китаем. Имел несколько жен и от них 30 сыновей. Трое его сыновей (Абулгазы, Шахгазы и Жангир) были поочередно на рубеже 60-70-х гг. 24 XVIII в. хивинскими ханами (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 85, 125-126). 52. Дощаник (дощенник) – большая плоскодонная лодка. 53. Бабайка – весло из целого бревна для управления дощаником. 54. Бастион – укрепление в виде выступа в крепостной ограде для обстреливания местности впереди и вдоль крепостных стен и рвов или отдельное укрепление. 55. Дикий камень – гранит. 56. Город Оренбург закладывался трижды и дважды переносился. Впервые он был основан И. И. Кириловым в 1735 г. на месте при впадении р. Орь в Урал, но уже в 1740 г., новый руководитель Оренбургской экспедиции В. Н. Татищев, перенес Оренбург на урочище Красная Гора. Сменивший Татищева И. И. Неплюев, посчитав, что место для строительства выбрано неудачно, в 1743 г. в третий раз переносит его на место, «именуемое Бердск». (Райский П. Д.Путеводитель по городу Оренбургу. Оренбург, 2000). 57. Шейх-Мамай (ум. 1549) – владетельный ногайский мирза, зять казахского хана Хакк-Назара. В 1538 г. Шейх-Мамай нанес военное поражение Казахскому ханству и возвел на казахский престол своего воспитанника султана Хакк-Назара (ок. 1519-1581). В этот период в улус Шейх-Мамая входила территория Западного и Центрального Казахстана (Трепавлов В. В. Ногаи в Башкирии, XV-XVII вв. // Материалы и исследования по истории и этнологии Башкирии. Уфа, 1997. № 2. С. 15-24). 58. Болгарское царство (Волжско-Камская Болгария) – государство в Среднем Поволжье и Прикамье в X-XIV вв., населенное тюркоязычными и финно-угорскими племенами и контролировавшее оживленную торговлю по Великому Волжскому пути. Значительными городскими центрами были Булгар, Биляр и Сувар. Важнейшие отрасли экономики волжских болгар составляли земледелие и торговля, в первую очередь пушниной и рыбой. В 1236 г. Волжско-Камская Болгария была завоевана Бату-ханом и вошла в состав Золотой Орды (Россия и степной мир Евразии: Очерки. СПб., 2006. С. 2429). 59. Казахское общество XV-XIX вв. было разделено на две основные противопоставленные социальные группы – ак-суйек (белая кость) и кара-суйек (черная кость), различающиеся не столько экономическими, сколько политическими и правовыми признаками. К ак-суйек относились торе-чингизиды, т.е. султаны, а также саййиды, потомки пророка Мухаммеда от его дочери Фатимы и четвертого халифа Али, и ходжи. Ходжи не являлись «дальними ханскими родственниками», а составляли самостоятельную сословную группу, ведущую свое происхождение от сподвижников пророка Мухаммеда – четырех праведных халифов Абу Бакра, Омара, Османа и Али (за исключением потомков последнего от брака с дочерью пророка Мухаммеда Фатимой). Все остальные группы и прослойки общества, в т.ч. бии и старшины, составляли карасуйек. (Султанов Т. И. Поднятые на белой кошме. Потомки Чинигиз-хана. Алматы, 2001; Ерофеева И. В. Родословные казахских ханов и кожа XVIII-XIX вв. (история, историография, источники). Алматы, 2003). _______________________________________________________________________________ Августа 7-го 25 Утро следующего дня становилось час от часу яснее, а к полудню яркий луч солнца оживотворил снова всю природу. Желая воспользоваться сим приятным благорастворением, разъехались мы в разные стороны осматривать окрестности и прибыли до самой ночи. Славная степная река Иргиз, называемая собственно Камышла-Иргиз, протекающая в 17 верстах от нашего лагеря, выходит из гор Караадырских и направляется к юго-востоку (Местоположение видеть можно в прилагаемой у сего карте на 1-м листе) по широкой равнине, изобилующей хорошими лугами. В лугах сих росли наиболее камыш, осока, палошник Typha, по-киргизски каракуга, и местами тальник Salix pentandria, по-киргизски тал. Между прочими травами особенно видны были попутник Plantago maior, по-киргизски бакоджане; серпуха Serratula tinctoria, по-киргизски сары-буяу; львиная лапкаAlchemilla vulgaris, по-киргизски казжапрак; болотный чай Lysimachia thirsiflora; плакун Sythrum salicaria; белена Hyoscyamus neger, по-киргизски мин-дуана; и изредка татарская жимолость Lonicera tatarica, по-киргизски и по-татарски Cahune или селпе. Иргиз, как и все прочие степные реки, составляет в течении своем в летнее время многие небольшие озерки. Озерки сии происходят от наносного с гор песка, который, засыпая долины, образует в реках перешейки наподобие куч. При убыли весеннего разлива кучи сии обнаруживаются, и преграждая свободный ход воды, оставляют ее в котловидных ямах. Вообще течение воды во всех степных реках летом почти совсем не приметно, потому что оная из одного озера в другое пробирается, или лучше сказать, процеживается сквозь песок небольшими каплями. Около вершин реки Иргиз лежат каменные скалистые горы Котырташ, от которых по левому берегу простирается высокая крутизна, а с правой стороны прилегают к ней различными положениями Караадырские горы, обнаруживающие в иных местах вид каменных мысов. Речка Баксайта, впадающая недалеко от устья Чидеркаткана, во всем подобна на сию последнюю и окружена также высокими горами. Осматривая здесь все окрестные горы мы удостоверились, что Караадыртау взяв вообще все пространство оных между реками Орью и Иргизом, составляют протяжение одного кряжа, которого главный хребет идет чрез вышеописанную Актанскую гору. Прочие гряды, известные под названием Камышаклытау,Котырташ, Баксайта и прочие представляют сего кряжа побочные отроги, а остальные низкие возвышения есть ничто иное как их расклоны. Большая часть сих гор, а особенно оскалины, обнаруживающиеся на главном хребте, как на местах возвышенных, так и на самых понижениях, состоят из гранита, пласты коего, сколько можно приметить по наружности, склоняются на юго-восток. Почему горы сии правильно можно причислить к первозданным; а отрасли их, склоняющиеся от главного хребта на обе стороны, как заключающие в себе другие породы и постепенное оных изменение, принадлежат уже к горам позднейшего происхождения. Между ископаемыми изобильнее прочих попадались на горах Караадырских порфир, зеленый звонкий камень, красный, белый, чистый1(1 Так в тексте) и желтоватый непрозрачный кварц, полевой шпат, шпат с кварцевыми прожилинами, или так называемый еврейский, разных цветов яшма и бурый железный камень. В некоторых кучах находили чистые агаты и 26 халцедоны. Направление неправильных, но густых полос рассеянных повсюду кварцевых, кремнистого сланца и рогового камня, гладких галек или кругляков примечалось по большей части от севера к югу. Грунт земли состоит на горах из обыкновенной красной глины и с песком смешанного чернозема, с обильною примесью известковой земли, которая подает повод думать, что находящиеся на поверхности куски известкового камня суть ее произведение, исключая небольшого числа известковых камней, кои особенно отличаются находящимися в них раковинами. Горы сии, по известиям от киргизцев, составляют продолжение кряжа Уральского. Они становятся известны под именем Караадыра от вершины реки Тобол, а примыкают на юго-западе к горам Мугоджартау. До сего времени караван наш направлялся несколько правее того пути, по которому в 1771 г. г-н капитан Рычков шел с командою, преследовавшею бегущих из-за Волги калмыков. Примеченный им во множестве около рек Камышаклы и Иргиза мрамор, который, как пишет он на 11 странице дневных своих записок, «добротою своею не уступает лучшему итальянскому» и проч., по признакам орнитогническим открыть мы не могли. Вместо оного находили повсюду большими оскалинами белый жирный кварц. Блеск его стекловатый, излом плоско-раковистый, подходящий к излому мрамора, что может быть и подало г-ну Рычкову мысль так назвать его; но он очень тверд, при малейшем ударе о сталь испускает искры и по взлитии селитренной кислоты не вскипает. Мы нашли также в записках его некоторые неизвестные киргизцам названия. Но сие легко могло случиться потому, что все здешние имена гор, рек, озер и прочих урочищ происходят более от случившихся происшествий; а от сего бывает иногда, что одно и то же место в разных родах называется различно. Притом имеется еще здесь обыкновение давать названия местам при самом вопросе по произволению. Августа 8-го Киргизцы, отъехавшие в аулы, наконец, прибыли. Иные привели с собою верблюдов, а другие доставили известие, что в скором времени приведутся остальные. К числу отправившихся от нас, присоединились новые престарелые и почтенные люди. Сии подали нам случай говорить с ними о народном предании. Мы заметили, что память времен отдаленных сохраняется здесь в баснословных сказках и богатырских песнях; а происшествия недавно случившиеся наполнены только повестями о частных лицах, нередко совсем посторонних от главной связи, а из сего и можно заключить, сколь трудно разыскивать истинные черты для народной истории. Многие киргизцы происхождение свое выводят от Оруса (Россиян киргизцы также называют орус) 60, бывшего военачальником у нагайского хана Улянти, который жил вскоре после Тамерлановых опустошений в окрестностях рек Ори и Урала. Они говорят, что по смерти его владетеля «Орус отложась от подданства его наследников наименовался ханом и удалился с большою толпою преданных ему воинов к полудню, в сии самые степи; а потом, сделавшись независимым, силою оружия приклонял к себе множество народа из древних здешних обитателей могольского и туркского поколения 61, живших тогда малыми партиями и в несогласии друг с другом. По смерти его, начальство над подвластными ему кочевьями досталось трем сынам. Раздел сей 27 положил начало нынешним киргизским ордам, которые проименованы соответствуя старшинству братьев. Впоследствии времени, дети сих главных повелителей, сделались основателями первенствующих родов, а от потомства оных произошли в родах отделения, кои вначале составляли ничто иное, как семейства». «Из сего видно, – продолжали они, – что все названия наши произошли от имени первых начальников семей. Природные степные жители будучи обессилены сим нашествием вступили разделено в разные народные партии, оставляя, однако ж, при себе старые свои наименования. Из таковых частей, умноженных выбегающими от порубежных земель семействами, произошли наконец обширные наши орды». Беспрестанные войны с соседями и издревле взаимная вражда были единственным упражнением сего народа. Никакая власть не имела над ними столько силы, что могла обуздать их безмерное своевольство. От сего-то имеют они чрезвычайно много разделенных начальников и право сильного – господствующим законом. Впрочем, киргизцы сами себя называют казак, а имя киргиз-кайсак, которым называют их россияне, кажется, придано им неправильно, о чем пространнее в своем месте предложено быть иметь. Августа 9-го, 18 верст, лагерь на реке Иргиз С большими затруднениями выступили мы поутру в дальнейший путь, и целые 18 верст пробирались в лощинах гор. Потом спустясь в равнину, остановились на берегу реки Иргиз. Не доезжая реки Иргиз, встречены мы были приехавшим из кочевьев тюрткаринского отделения славным бием Башкарою (Черная голова). Его препровождали 20 молодых воинов, дети знатнейших киргизцев. Они, в ожидании нас, сидели в кругу посреди поля и слушали с большим вниманием заунывную музыку на чабызге. Припевы, повторяемые при перерыве игры, изъявляли похвалу герою, которого могила возвышалась на предстоящем холме. Кочевые народы, водимые по большей части одним воображением, чрезвычайные охотники и даже можно сказать пристращены к музыке и стихотворению. Первое, может занимать их до исступления, а второе, заставляет искусных песнетворцев уважать целыми поколениями. Собственные киргизские песни содержат в себе по большей части прославление храбрости, изображение свободы и любви, сообразно с их жизнью и с теми впечатлениями, какие положение земли внушить может. В наших простонародных песнях виден по большей части существенный предмет – леса, дубравы, сосна, высокие терема и им подобные; напротив, у них – пространная степь, серый камень, быстрый орел, легкая коза, добрый конь, тугой лук и проч. Они сочиняют или, лучше сказать, поют стихи свои без всякого приуготовления (Expromt). Хотя стопы стихов не всегда бывают равны, но содержание оных не отвратительно, иные бывают даже с рифмами. Природа научает их сему искусству, воспитываясь с нею, видя повсюду дикие красоты, восхищающие дух и сердце, и с самого младенчества возрождающие в воображении поэтические восторги, можно ли удержать естественное влечение, можно ли противиться приятному чувствованию, и явления, действующие на душу, не изображать словами стройными и звуками голоса не подражать звукам, природою производимым? Потому 28 здесь и название певца неразлучно со стихотворцем, и мелодия согласна с меланхолическим гулом ветра. Отличные киргизские певцы походят на галльских бардов. На пиршествах в числе лучшего удовольствия почитается слушать их песни. При свадьбах изображают они удовольствие любви и семейной жизни; среди похорон поют надгробные песни; при тризне прославляют память умерших и думают, что самые тени снисходят в сие время внимать похвалы их. Сии песни остаются иногда в памяти потомков и мало-помалу, будучи перепорчены, обращаются в богатырские басни. Чабызга любимый киргизский и башкирский инструмент, употребляемый для игры прелюдий к пению, есть ничто иное, как простая свирель, сделанная из двух выжелобленных половин ивовой или другой какой ветви, перевитой нитками и камышом, или из цевок зончатого растения курай, или деревянной коры. Она бывает длиною до двух футов. Широкий ее конец прикладывают обыкновенно к зубам и дуют прямо в отверстие, производя гортанью плавный звук с хрипловатыми и расстроенными переменами в голосе, который много сходствует со свистящим ветром, когда он проходя с силою сквозь узкие скважины производит заунывный переменяющийся гул. Разность в тонах производят пальцами, перебирая по отверстиям, находящимся на нижнем весьма узком конце сего инструмента (Изображение играющего на чабызге киргизца видеть можно на 1-м листе). Чтоб дождаться оставшихся на реке Чидеркаткане тюков, решились мы весь сей день пробыть у Иргиза. По вечеру чумякейские вожаки просили позволения отделиться с их верблюдами в свои кочевья, обещаясь соединить опять караван чрез пять дней. Они думали, что продолжавшаяся еще болезнь верблюдов может заразить и вновь приведенных, а чрез то остановить совершенно дальнейший ход наш. Убеждения наши не могли склонить упорства, почему должны, наконец, были склониться на их желание. Мы послали для присмотра за ними есаула Мухамет Каримова и магометанского муллу Фейзулина, а сами с находившимися при нас купеческими приказчиками решились идти на кочевья тюрткаринские. Вот сколь неверна присяга и уверения киргизские! Августа 10-го, 42 версты, лагерь в степи В 7 часов, оставя реку Иргиз, пустились в степь Бабан, заключенную в общем ее пространстве между плоскими грядами гор. Здесь природа, казалось, приняла другой совсем вид. Вместо холмистых возвышений, чрез которые до сего времени мы проходили, увидели землю ровную, гладкую, похожую на поверхность моря во время тихой погоды. Взор беспрепятственно бродил в нарочитой отдаленности и терялся в небосклоне. Ни кругляков, ни кочек более не встречалось. Глинистая почва усеяна мелким песком. Травы растут редко. Вчерашнего дня в последний раз видели ковыль, на место коего более и более попадаться стала степная полынь (Artemisia) в своих видах. До полудня прошли 17 верст. Чрезвычайно жаркий полдень провели у солоноватого колодца Карасу, в котором грязная вода была отменно дурна. Когда же палящее солнце, опускаясь к западу, уменьшило действие лучей своих, опять пустились далее. 29 После всего вскоре увидели мы белеющуюся поверхность, подобную струистой зыби. Приняв ее за озеро, все устремились к ней с возможною скоростью, дабы, достигнув сей манящей нас влажности, утолить жажду. Но к чрезвычайному удивлению вместо воды нашли равнину или так называемый солонецТинряксор (Сор, или Шур, по-киргизски значит горькую соль или солонец), покрытый на дюйм толщины гладкою корою белой поваренной с горькою смешанной соли. Причина представившегося явления происходила от отражения лучей на белой глянцевитой поверхности. Берега его были совершенно плоски. Под слоем соли находился зеленоватый влажный ил. Приближаясь к нему, чувства наше поражено было удушающим запахом соляной кислоты, который вероятно происходил от разрушения поваренной соли самою природою, особливо при солнечной теплоте. Таковых солонцов в сей части степи очень много. Не прежде 9-го часу вечера мог караван остановиться. В любой стороне представлялся нам новый солонец Сарысор (Желтый). Воду получали из колодцевНурали-ханских, находившихся в 5 верстах от нашего лагеря. Примечено, что колодцы по всей степи, кроме песков, встречаются наиболее близ края солонцов и соленых озер в глинистой земле, и от поверхности не далее сажени. По другим местам их или совсем не находится, или бывают сокрыты в большей глубине. От солонца Сарысор мимо стану нашего к реке Иргиз, протекающему справа почти в параллель дороги, направлялся наполненный гальками и известковыми мелкими камнями овраг, служащий для стечения весенней воды. Степная полынь, известная у киргизцев под именем юсан, или юшан, более всех трав теперь попадающаяся, состояла из следующих видов: первая – простая белая степная полынь Artemisia absynthium, var album, по-киргизски бос или ак-юсан; вторая – красная Artem: absynthium, по-киргизски кызыл-юсан; третья –черная масляная Artem: absynt: var negrum, по-киргизски май-кара-юсан; четвертая – кустоватая Artem: fruticosa an santenicum, по-киргизски тулсар-юсан; пятая – смолистая Artem: suffruticosa, покиргизски чагыр-юсан; шестая – белая нефрощ Artem: sorilica, по-киргизски артыменьюсан; седьмая –цытварная Artem: contra, по-киргизски дармень-юсан; восьмая – рябинолистная Artem: tanacelifolia, по-киргизски ирвено-юсан; девятая – божье дерево Artem: abrotanum, по-киргизски чиржинь-юсан; десятая – эстрагон Artem: dracuncalus, по-киргизски дарагун-юсан. Все сии виды восточной чернобыль-полыни приятного запаха, на вкус горьки и пряны, исключая эстрагона, запах которого походит на самый крепкий уксус, и чагыра, который здесь зеленее, а иногда и краснее против обыкновенного седоватого. Сей последний зимою составляет в здешних местах лучшие степные дрова или растопку. Травы сии степная скотина ест охотно, отчего мясо ее, а особливо летом бывает несколько горьковато и отзывается полынью. Августа 11-го, 29 верст, полуденный роздых у озера Чжаилган Поутру, на 9-й версте, увидели мы бугор Заирганчока (Киргизцы для различения гор имеют три названия: 1) тау прибавляют они к горам высоким и к горам идущим в соединении целым кряжом или отрогом; 2) тюбя есть отличительная именитая гора в отроге или кряже, но меньше тау; 3) чока значит бугор или отдельная небольшая гора. Сверх сего начало горы особенно называют они баш (голова), окончание аяк (ноги), да и 30 слово курган также у киргизцев употребительно), который как бы небольшим хребтом направлялся к востоку. Он составляет начало небольших, землею покрытых флецевых гор Заиргантау, простирающихся грядами к реке Иргиз и составляющих рукав или отрог горы Карачетау, которая лежит в северо-востоке. Подле бугра находится обширное озеро Суналыкналыкуль. Оно очень мелко и заросло высоким тростником, в котором множество гнездилось диких уток, гусей и разных видов куликов. Корм в окрестности изобилен, а рыбы в озере совсем не приметно. Название Соналыкналы происходит от двух имен: сона – овод и кна – румяный корень Onosma echioseles, соком которого здешние женщины натирают концы ногтей, принимающих чрез сей цвет желтовато-красный, что почитается за некоторый род щегольства. Вскоре по отдалении от сего озера начали попадаться рассеянные табуны скота; в некоторых местах по возвышениям бродили бодрые кони или спокойно щипали траву рассеявшиеся верблюды, волы и коровы, а в лощинах под присмотром нагих киргизят паслись овцы и козы. Спустя несколько открылось киргизское кочевье, называемое обыкновенно аул, т.е. деревня. Оно представляло рассеянные в беспорядке подобно пастушеским хижинам кошомные шалаши, называемые по здешнему кибит. Караван, а наиболее европейская наша одежда, произвели великое движение в степных обитателях. Они окружали нас со всех сторон с шумом, нетерпеливостью и удивлением. Полдневный зной заставил нас остановиться на берегу озера Жаилган, или Иркуль (Последнее название происходит от растения иру Acorus calamus, которое и по-киргизски именуется также ир), около которого располагалось и сие киргизское кочевье. Оно окружено немалыми горами, покрыто густым камышом, воду имело мелкую, смешанную с илом. Здесь между прочими дикими птицами приметили в первый раз отличный вид куликов Scolopax susca. Начальник кочевья бий Акбаш (Белая голова), прибывший к нам в сопровождении многих киргизцев, доставил вместо хлеба соли, молодого барана, кожаный мешок молока и несколько овечьего сыра. Мы, соответствуя сей учтивости, отдарили его европейскими вещами. Киргизские аулы состоят всегда из нескольких семей, соединенных воедино союзом родства или общею безопасностью. В первом случае, оными управляют старшие родственники, а в другом – особые избранные бии или отличные старшины, приобретшие доверенность народа чрез искусное решение споров и посредством храброго защищения общества, а иногда и чрез большое семейство. Впрочем, всякий киргизец совершенно волен, никакие обязанности не подчиняют его ни под какую власть, кроме права сильного. Он может беспрепятственно оставить своего начальника, приклониться к другому и перейти на новое кочеванье. Случается, что таковой отшелец, набрав себе партию, делается сам бием. Аул, среди которого мы отдыхали, принадлежал к каракисятскому отделению. Он состоял из 70 семей, располагавшихся под кровом 130 кибиток. Отделение сие, соответствуя времени года, кочует попеременно то в севере, то в юге, как и другие киргизцы. Ныне уклоняется оно к зимним убежищам. Причиною столь раннего 31 их удаления есть опасность, чтоб линейные жители, у которых недавно некоторые киргизцы отогнали лошадей, не сделали баранты. Барантою называют здесь мщение, которое наносят киргизцы на пограничных жителей, а сии – на киргизцев. Обычай сей с давнего уже времени господствует. Он возродил непримиримую и беспрерывную вражду, так что, наконец, удовлетворение сего роду преобразилось в народное право. При нападении для баранты часто страдают невинные, иногда за 300 верст кочующие от линии. Башкирцы и киргизцы более всех других делают между собою сии хищничества. Они не только грабят имение и угоняют скот, но убивают жен и малолетних детей. Баранты сии наносят великое зло для безопасности российских пределов и промышленности, и даже для спокойствия киргизских орд. Мы еще отдыхали в своем лагере, как аул пошел в перекочевку, что по-киргизски называется кош или коше. Прежде нежели оный тронулся, пожилые старшины сделали совет, куда должно им откочевывать. Они дали о сем знать всем семействам. После чего киргизские жены вместе с дочерями и невольниками принялись тотчас прилаживать домашние приборы, снимать кибитки и вьючить все имение на верблюдов. Хозяева поехали вперед на место будущего аула, а прочие киргизцы разбрелись собирать пасущийся скот. И чрез короткое время открылся ход. Впереди молодые и вооруженные наездники гнали на резвых конях табуны лошадей. За ними, разделившись на партии, ехали женщины на богато убранных лошадях или на верблюдах, покрытых персидскими коврами. Сзади следовали пленные и полунагие киргизские дети с мелким скотом (мал). Из сих последних некоторые шли пешком, а другие ехали на быках и жеребятах. Маленькие, совсем нагие дети, лежали в кожаных коробках (кожяба), привязанных по сторонам верблюда. Таким образом весь аул поднялся с места и в мраке крутящейся пыли скрылся от нашего взора, а окрестности, которые за полчаса показывали вид деревеньки, сделались совершенною пустынею. Киргизцы перекочевку почитают за наилучшее в их жизни удовольствие. Они говорят, что для них веселье зависит от разнообразия природы и, следовательно, на одном месте не может быть приятно. Здесь также видели мы, каким образом одна партия женского пола, имевшая при себе на длинном шесте навязанный наподобие знамени черный платок, пела в разные нескладные дикие голоса печальную песнь улен, т.е. плач по умершему. Они изъявляли горесть о смерти незадолго пред сим скончавшегося начальника семьи. Таковые траурные виды часто случаются при перекочевках и, судя по достоинству умерших, продолжаются иногда более года. После полудня, 19 1/4 верст, ночлег при озере Бирюкуль Движение кочевья разбудило наших вожаков, почему и караван пошел в путь вслед за перекочевкою, которая от озера Иркуль поднялась на довольно крутые горы. Главный хребет сих гор с глубокими излучистыми лощинами направлялся на юго-запад. На вершине их представлялись курганы с торчащими камнями и холмы с обрушившимися могилами. К югу, чрез степь Карасай, видны были синеющиеся за Иргизом горы. Аул, разделясь на части, брел спокойно с горы на гору и в разных отделениях то скрывался, то опять показывался глазам нашим. Картина сия имела более красот, чем представляет изображение по скорости снятое (Смотри на листе 5-м). 32 Между горами попадались также мелкие солонцы и озерко Соркуль, или Шуркуль, которого берега были ровны и топки, средина покрыта корою поваренной соли, с довольно правильными кристаллами, снизу оной сохранялся густой соленый рассол, называемый тузлук. Место для ночлега избрали в степи при озере Бирюкуль (Волчье). Оно вмещало в себе острый солено-горьковатый густой тузлук, в котором соль не вступила еще в кристаллообразное состояние. Хотя повсюду лагерь наш окружен был соленым илом, но к удивлению в 1 1/2 футах от поверхности земли достали мы отменно чистую воду и преснее всех прочих в степи пред сим нами употребляемых. 12 августа, 47 1/2 верст, лагерь на правом берегу реки Иргиз Сего дня обнадеживали нас, что придем в аул главного тюрткаринского бия Каракубека, богатейшего (После узнали мы, что Каракубеково имение состояло из 2000 лошадей, 5000 овец и 200 верблюдов, а семейство его простиралось до 60 человек) из всех киргизцев сего отделения. По словам переводчика Бекчурина, посланного в степь, Каракубек более прочих оказывал ему усердие; он выслал с ним на границу для препровождения нашего двух любимых сынов своих, зятя султана Ширгазы и племянника старшину Буранбая. По сим-то причинам и препровождавшие нас тюрткаринцы настоятельно требовали, чтобы мы ехали чрез его аулы. Вскоре по восхождение солнца, проходя степь Карасай, увидели мы вправо реку Иргиз, а пред собою горы Котрташ (Паршивые камни), издали совершенно уподобляющиеся кочевью, что и питало нас вначале надеждою найти тут пребывание Каракубека. Горы сии лежат с левой стороны реки Иргиз, прислоняясь к самому ее берегу на пространстве двух верст. Протяжение их к востоку простирается более 40 верст. Они представляют различного вида и величины земляные бугры, с оскаляющимися и разметанными по вершинам, в лощинах, оврагах и по берегу реки каменьями, которые от различного их положения изображали как бы разрушившиеся пирамиды, столбы и всякие отломки огромных зданий. Находясь среди сих груд, казалось, рассматриваешь руины какого-нибудь обширного града. Камень, составляющий сии горы, есть род зеленого смолистого или так называемого звонного, других же пород, кроме небольших кусков темной яшмы и кремнистого сланца, приметно не было. Река Иргиз, протекающая под горами, доставила нам хорошее место для отдохновения. За несколько дней пред сим, по уверению киргизцев, располагался здесь кочевьем Каракубек, перешедший ныне к горам Карасай. Киргизцы великую имеют способность по встретившимся на пути местам, на коих располагались пред тем кочевые станы, угадывать давно ли они перешли на другое место, куда, какого были рода и, нередко, кто именно кочевал на оных. Киргизцы [203] наблюдают сие по свежести лошадиного помета, по вытравленным пастьбам, по следам, остающимся на песку от перегона скота, по направлению, в 33 которую сторону склонялась перекочевка, и по особенному запаху, который после ухода аулов долго сохраняется еще в воздухе. Пополудни перешли на правый берег Иргиза, где горизонт земли казался несколько возвышенным и представляющим повсюду обширные холмистые степи. Здесь проехали мы мимо двух обветшалых четвероугольных могил, представляющих одни толстые стены без всякой крыши, сооруженные из плит серого песчаного камня, обмазанного глиною. Они имеют до 2 сажен в длину и ширину, до одной сажени высоты и небольшое с восточной стороны отверстие. Ход наш продолжался до глубокой ночи, в тщетной надежде найти Каракубеков аул. Темнота заставила нас расположиться на правом берегу реки Иргиз, против кочевья Башкары-бия. Того самого, который к нам 9 августа выехал навстречу. Из растений сего дня наиболее попадались татарская жимолость Lonicera tatarica и таволга Spiraea crenata, по-киргизски тобулга. В небольшом расстоянии от левого берега представлялись глазам нашим гряды гор, которые воздымались многими правильными наступами. По вершине их шли холмовидные хребты с расположенными киргизскими могилами, что служит единственным сих мест украшением. Река Иргиз, вместо прерывающихся озер, течет здесь уже беспрерывно по песчаному дну большими омутообразными и глубокими разливами. Повсюду окружает ее двойной берег (Под другим берегом разумеется окончание Иргизской долины, по которой в весеннее время разливается вода); первый, над самою рекою, песчаный, а другой глинистый, отстоящий от нее от 20 сажен до 1 версты; около омутов рос большой камыш. В сей реке по большей части ловятся окуни Perca fluviatilis, покиргизски алабуга; щуки Esox hucius, по-киргизски чуртан; лини Cyprinus tinca, покиргизскикара-балык; гольцы Cobitis anableps, по-киргизски кара-таран. Общее течение реки Иргиз видеть можно на карте в 1-м листе. Поутру Башкара просил нас посетить его аул, где приняты мы были по здешнему обычаю. Дети бия встретили нас в некотором еще отдалении от своего жилища и, взяв лошадей под удила, вели их к дверям кибитки, при коих ожидал приезда сам Башкара. Он, с веселым лицом, подходя к каждому, снимал с седла, под руки придерживая стремя, и сжимая у всех руки, показывал знаки своего удовольствия. В кибитке, в которую мы потом вошли, были постланы на земле богатые ковры. Она, по обширности своей и от поднятия войлочных боковых пол, уподоблялась садовой беседке. Все сели на полу. Пред Башикарою стояла большая чаша кумызу (Кумыз есть ничто иное как закисшее кобылье молоко. Киргизцы делают его столь просто, что никакой напиток не может с ним сравниться в простоте приготовления и скорости. Стоит только налить парного кобыльего молока в кожаный мешок (саба) и бить его около часа мутовкою; отчего на другой же день кумыз готов. Азиатцы здешнего края чрезвычайные охотники до сего напитка, они без отдыху выпивают оного по пяти хороших чашек и делаются от того несколько пьяны), который разливал он небольшим ковшиком в деревянные чашки; а старшие дети, поднося их гостям, припадали на колени. 34 Гостеприимство почитается между киргизцами за долг священный. Они столь строго исполняют сию общую их обязанность, что открытый враг, заехавший в аул, принимается как гость (куняк). Путешествователи из их соотечественников повсюду довольствуются без платы. Здесь богатый угощает всем, что есть лучшего, а неимущий делится последним бедным куском своим. Прошли 8 верст, расположили лагерь при реке Иргиз, против аула Каракубек-бия, от крепости Орской 320 1/2 верст Простясь с Башкарою продолжали путь по левой стороне Иргиза. В леве от нас возвышались пологие горы, а в праве, располагались кочевья. К реке примыкали многие крутые овраги, иные из них были сухи, а другие наполнены водяными ямами. Один из сих последних называется рекою Алдыкарасай. Каракубеков аул положил конец сегодняшнему шествию. Мы разбили лагерь на правом берегу Иргиза, против самого аула, стоявшего на другой стороне сей реки. Каракубек тотчас прислал к нам зятя своего султана Ширгази с предложением, дабы мы остались у него несколько суток, чтобы чрез сие дать время провожатым нашим приготовиться к дальнейшему следованию и иметь переговоры с собравшимися тюрткаринского отделения биями. Извозчики, не дожидаясь и нашего ответа, сложа тюки, тотчас разъехались в свои жилища. После полудня в числе многих посетителей приходили в стан наш киргизские женщины. Некоторые из них были супруги и дочери знатнейших киргизцев. Они по обычаю приносили в подарок сыр и молоко. Мы со своей стороны дарили их разными мелочами, что приносило им величайшее удовольствие; поили также чаем, но последний признавали они хуже своего кумызу и айраню (Айрян есть кислое молоко, которое для приготовления своего гораздо более требует трудов и искусства, нежели кумыз. Чтоб составить айрян надобно прежде овечье, коровье, козье или верблюжье молоко, смешав по крайней мере с половинною частью воды, варить. Собирающаяся наверху пена, называемая по здешнему катык, снимается ложками и составляет особенное вкусное кушанье. Потом, простудивши сваренное молоко, заквашивают оное особенною закваскою или кислым же молоком. Сей напиток в летнее время составляет почти всю киргизскую пищу. В самом деле кажется и требовать не надобно лучшего, поелику он не только прохлаждает и утоляет жажду, но даже составляет питательность и укрепляет силы). Черты лица у здешнего женского пола от мужского несколько отличны (Изображение киргизских женщин и девиц видеть можно на листе 7-м). Сие происходит, сколько можно приметить, наиболее от того, что киргизцы стараются иметь жен из пленных калмычек, считая их хорошими хозяйками и проч. Киргизки вообще почти все среднего роста; лицо имеют смугловатое и широкое, глаза узкие, волосы черные и длинные. До 25 лет они бывают довольно хороши, а иные почитаться могут даже красавицами; но после сего возраста черты совсем изменяются, приятность пропадает и природная толстота тела, увеличиваясь, делает их совершенно безобразными. Замужние одеваются следующим образом: головной их убор, называемый саукали, походит на отрезной, несколько сплюснутый конус и имеет вершков 8 вышины. Для сего наряда обыкновенно берут от 4 до 5 аршин тафты, кисеи или бязи во всю ширину 35 материи и делают род фаты или покрывала, называемогоурпяк или чуберек. Оным накрывают сначала голову, а сверх сего надевают девичью остренькую шапочку такья, с войлочною поверх ее накладкоючжаулук, обвитою особенною материею. Потом сказанною фатою несколько раз обертывая верхнюю накладку, оставляют концы фаты висящими по плечам. Волосы разделяют на три косы, называемые тулум, из коих двум дают свободно лежать по плечам до пояса или завивают их около шапки, а третью зашивают в бархат и опускают по спине до земли под названием чач-бау. Иногда на место сей косы подвязывают одну лопасть в ладонь ширины, украшая ее кистями, лентами и бахромою. На лоб, под покрывало, подвязывают очепок, называемый бяртяк, обшитой выдрою и унизанной, как и прочие части головного убора, червонцами, серебром, жемчугом, марьянами, корольками и проч. Нитки с сими украшениями висят по щекам до шеи и кругом оной, что называетсячупуртлия. На груди носят серебряные, медные, а иногда и жестяные бляхи тумарча и обыкновенные из материи нагрудники чуракча. Серьги употребляют редко; а вместо их, в некоторых случаях, сквозь хрящеватую часть ноздрей продевают кольца. Длинные до пят и нераспашные, как у мужчин, рубашки их клюдяк, шьются из бязи синего цвета, а иногда из кисеи, тафты и парчи. Впрочем, халаты, шубы, портки, пояса, сапоги и другая их одежда во всем подобна мужской, с тем только отличием, что рукава у халатов и шуб бывают гораздо уже и длиннее. Девицы одеваются так же как и замужние. Но вместо нескладного головного убора первых, они носят всегда одну остренькую, имеющую до 6 вершков вышины шапку такья, опушенную вокруг выдрою или бобром, и украшенную вышитыми узорами, позументом, бусами, серебряными вещицами, фазаньими перьями и другими женскими приборами. Волосы, заплетая в несколько косичек, связывают вместе шелковыми шнурками и проч. Женщины с таким же удовольствием и так же ездят верхом, как и мужчины. Нам нередко случалось видеть молодых девиц, ристающих вместе с отличными наездниками и довольно отличающихся искусством в скачке и стрелянии в цель из лука. Седла их несколько отменны. Они покрывают их богатыми попонами, и весь лошадиный прибор имеют опрятнее мужского. Женский пол исправляет всю домашнюю экономию – смотрит за скотом, приуготовляют запас, услуживает мужьям и, по возможности, занимается рукоделием. Надобно отдать справедливость киргизкам – они очень трудолюбивы и гораздо добронравнее своих мужей. У киргизцев свободное обхождение мужчин с женщинами не воспрещается, как у других мусульман. Последние, не участвуют только при общественных собраниях и советах. Девицы иногда из дикой застенчивости закрывают часть лица платками, привязывая оные к верхнему концу своей шапки. Оба пола живут в одних кибитках, особливые бывают только у самых богатейших и то для невесты. Малолетних детей воспитывают здесь в совершенном невежестве. Колыбели делаются по большей части на ножках, становятся на землю и обвиваются вместе с ребенком широкою тесьмою. Сверху у изголовья и их ног приделывают обручи с перекладиною и 36 покрывают овчиною, а снизу оставляют отверстие для натуральной нужды. Иногда могут грудных младенцев носить за своими плечами в кожаных сумках на помочах и с ними исправляют некоторые домашние работы. К сему дети так привыкают, что и взрослые с трудом забывают плечи матери. Часто случалось нам видеть малых детей, оставленных на свой произвол, ползающими между ягнят и с ними вместе засыпающими на открытом поле. Лет до 8 девочки и мальчики ходят нагие, с бритою догола головою. Потом, первым дают платье, заставляют отпускать волосы, учат шить шелками и исправлять некоторые домашние работы; а другие – во все время пасут табуны, объезжают резвых жеребят и, примечая поступки отцов своих, готовятся быть им подобными. Киргизцы вообще все крепкого сложения, проживают до глубокой старости, очень мало чувствуют жестоких болезней, а зараз, кроме, иногда, сибирской, совсем не знают. Не видно также здесь уродов, подобно как все дети природы редко носят они следы безобразия. Если бы не имели они толстоты и неповоротливости, соединенных с неопрятностью в одежде и с нечистотою в их жизни, то были бы из числа приятных народов. Главные болезни здесь венерическая, называемая мериз, глазная, сыпь котор. Иногда же случаются…1(1 Не разобрано одно слово) remitlentes, по-киргизски кельте, собственно горячка; и перемежающиеся лихорадки Febris intemittentes, покиргизски базгак; собственно трясовица; кашель тумау; грудные болезни кокрюг. Оспакеуль и корь бывают здесь очень редко. Последние приносят с собою великое опустошение. Августа 14-го Со всех сторон окружили наш лагерь толпы киргизцев, иные просят лекарства, другие с войлоками, волосяными веревками и с лошадьми для мены. Повсюду врывались они в средину лагеря, а малые нагие дети прокрадывались даже в палатки, так что часовые не в состоянии почти были удержать их наглой буйности и своевольства. Тюрткаринское отделение состоит из 12 главных уделов, заключающих в себе до 11 000 кибиток, которые управляются многими биями, или князьками, и старейшинами, избранными от разных партий сего народа. Начало сего отделения, по удостоверению знающих киргизцев, происходит от четырех черных близнецов (Чрез сие происхождение объясняют они и аналогиею их имена. Ибо тюрткара значит четыре черных), детей Алима – сына меньшого брата, основателя Меньшой орды. Тесная дружба, соединявшая всегда братьев сих в одном кочевье, впоследствии времени была причиною, отчего составилось тюрткаринское. Последнее, довольно сильное и многолюдное. Но ныне союз его час от часу разрушается. Противу других родов Меньшей орды отделение тюрткаринское богатее верблюдами и овцами. В зимнее время кочевья располагает оно к полудню за рекою Куван, а летом, подвигаясь к северу, занимает целую полосу в песках Каракум, и начиная от урочища Кулакачибарбие, располагается по рекам Иргизу до вершины Ори. В 2 часа пополудни приехал к нам бий Каракубек, в сопровождении многих почтенных тюрткаринцов и до 200 человек вооруженного народа. Для принятия их приготовлен был заблаговременно большой палаточный намет и разостланы на земле ковры. Лучшие из киргизцев, наблюдая старшинство, расположились в одном круге, а прочие сели в 37 некотором отдалении. Разговор начал Каракубек; причем все, кроме него, оставались в глубоком молчании. Разные рассуждения о безопасном проезде в Бухарию, о причине нашего туда отправления и о прежних грабежах караванов произвели жаркий спор. Тогда киргизцы, забыв прежнюю скромность, подняли ужасный крик, соединенный с дерзостью. Спор сей продолжался около четырех часов; но пред отъездом обещались они сделать совет у себя в аулах и потом решительно положить меры о нашем препровождении. Августа 15-го С самого утра с удовольствием рассматривали мы представляющееся нашему зрению кочевье, которое изображалось в различных видах (Изображение оного показано на листе 2-м). Горизонт на противолежащей левой стороне реки Иргиз, постепенно подымаясь, превращался в довольно возвышенные холмистые горы, называемые Карагли. Среди оных возносилось знаменитое урочище, называемое Бисмула, т.е. пять могил (Кладбище сие, по-видимому, калмыцкое или древних могольцев. Ибо изваяние, находящееся над одною из сих могил представляет совершенно калмыцкое лицо. Истукан уже довольно попортился от времени. На наши вопросы киргизцы не могли нам дать известия, что оно собственно изображало). По сим горам всюду бродили табуны, а по скату, до самого берега реки, расположены были киргизские кибитки, около коих резвился молодой скот. Днем, по причине чрезвычайного жара, очень мало было видно киргизцев действующих, кроме одних женщин, которые сидя в отверстой кибитке ткали армячину. А прочие или спали, или, скрывшись в тени, оставались без всякого занятия, но в вечеру все были в движении. По уменьшении жара прежде всего стали пригонять к аулу скот для удоя, сначала овец и коз, которых киргизцы поставили в ряды, привязав к особенному канату кугун (Кугун есть длинная волосяная веревка, к которой приделаны петли на расстоянии одна от другой около аршина. Хотевшие собрать овец для удоя или на продажу растягивают сей канат на кольях, и петли вдевают овцам на шею, так что иногда в одну и две линии ставят их до 500 и более), а молодые, под присмотром детей, были удалены в сторону. Потом приводили партиями дойных коров, кобыл и верблюдиц. По окончании удоя весь молодой скот пущен был на волю для сосания матерей. Какой вдруг поднялся шум! Блеяние овец, ржание лошадей, суетливое бегание молодого скота, отыскивающего матерей своих в груде табунов. Повсюду скот смешался с рассеянным народом и с играющими детьми. В иных местах флегматические мужчины, сидя на траве, угощали друг друга из больших чашек кумызом; в стороне певцы наигрывали на чебызге или пели жизнь славных героев. Их окружали молодые воины, изъявляющие свое восхищение к делам богатырским. Другие строгали между тем стрелы, предаваясь меланхолическому безмолвию. Поодаль виден круг совета (Советы киргизские производятся обыкновенно в поле, сидя на траве в больших кругах или верхами. Старший в собрании прежде всех имеет право предлагать свое мнение, которое все слушают спокойно до окончания. Потом начинают говорить другие, с такою же плавностью, как и первый. Даже самый простой киргизец может придти в круг и объяснить мысль свою. Нередко сие вначале тихое советование 38 переменяется в шум, а иногда приходит к концу с дракою на плетях), где старейшины судили о делах народных. Повсюду господствовала пастушеская жизнь, соединяя вместе с угрюмою простотою и свирепостью, свойственною тем обществам, коими управляет право сильного. Все сие приводило на мысль те времена, когда человеки, подобно киргизцам, скитались с таким же сердцем и с такими же предрассудками. Придет, думали мы, чреда и киргизцы просветятся, и в сих пустых местах воздвигнутся постоянные жилища! Кибитки, или шатры, в которых живут киргизцы, во всем подобны калмыцким, но не столь остроконечны. Они уподобляются сенным стогам, оставленным в долине на осеннее время. Основание их составляют складные решетки, называемые киряга, нарочито устроенные из ивовых жердочек, скреплены одна над другой ремнями. Три или четыре таковых решеток, поставленных в круг и связанных между собою известным образом, служат вместо стен (Сии решетки бывают вышиною до двух аршин. Они, будучи сложены, служат при перекочевках вместо верблюжьих седел). Верх шатра делается из жердочек несколько выгнутых, утвержденных одним концом к решеткам, к коим привязываются они тоненькими, иногда цветными веревками, а другим вставляются в нарочитые отверстия толстого обруча или круглого обода, именуемого чанарак, который составляет самую вершину сего конусообразного здания. Где хотят сделать вход, привязывают постромками род дощатых косяков и навешивают сверху вместо дверей войлок ит-кермес, или исык. Потом собранную таким образом из жердочек и решеток кибитку, имеющую тогда совершенный вид птичьей клетки, с наружной стороны по бокам обводят рядником, сделанным из былинок растения чий, сверх которого одевают боковыми войлоками турлык; кривые же палки – крышечными узюк; а на обруч накладывают таковую же крышку тюллюль. Ко внутреннему расположению кибиток принадлежит: 1) весь багаж, связанный в небольших тюках, помещают у стены или прямо против дверей, или по левую сторону от входа; 2) для женатых делается род занавесок в тех же местах, где располагается имение, т.е. ежели оно против дверей, то занавес делается в левой стороне и обратно, прочие спят где попало; 3) правая сторона предоставлена всегда для различной посуды; 4) ружья, сабли и колчаны вешают на стенах; 5) посреди кибитки оставляют место для горна, называемого киргизцами очаг, куда по надобности становится треножник таган, с большим чугунным котлом. Около сего горна стелются особенные войлоки или ковры тюсюк, и сверху кладутся седельные и подголовные подушки. Только в зимнее время устраиваются полные кибитки из четырех или пяти решеток, а летом из двух и, много, из трех, дабы при частой перекочевке скорее и удобнее разбирать их можно было. Имение богатых киргизцев по большей части остается при зимних кочевьях. Перекочевка нисколько не затрудняет здешних обитателей. У них все так приспособлено, что в одну четверть, а летом в полчаса по первом знаке к подъему кибитки бывают совсем сняты и с багажом укладены, увязаны и навьючены на верблюдах; самый большой аул чрез час может двинуться со своего места. С сею же скоростью и при остановках разбивают они свое кочевье. Августа 16-го 39 Тщетно дожидались мы вчера целый день от чумекейцев нашего купеческого каравана, которому был срок к нам присоединиться; но о нем даже слуха не было. А потому, чтобы наискорее достигнуть своей цели, предприняли поспешнее идти в дальнейший путь. Мы послали к Каракубеку требовать отправления и пред обедом получили известие, что в киргизских советах положено дать нам вожаков тех же самых, которые ехали с нами до сего места из крепости Орской, с тем, однако же, чтобы мы еще несколько времени остались при Каракубеке, дабы извозчики могли запастись всем нужным к дороге. Со стороны нашей деланы были еще предложения, но их не принимали и не слушали; чрез что мы совершенно стали зависить от воли киргизцев. Предчувствия наши в сем случае нас не обманули и, следовательно, 300 человек вооруженных, коих мы на границе для защиты своей просили, более бы сохранили покой наш, нежели 40 вожаков-киргизцев. Прошли 13 верст, расположили лагерь при озере Каракуль После полудня окрестные аулы начали приготовляться к перекочевке, а вместе с ними отправился и Каракубек. Для перевозки вещей наших он прислал к нам верблюдов из своего стада. При сем движении успели мы с ближайшего аула снять абрис для вида (Сей вид приложен на 9-м листе) и потом пошли в путь. Перебравшись за Иргиз, направились в горы Карасай. Земля между оными во многих была совсем голая глинистая и в ложбинах лежала рыхло, наподобие пыли. По высотам попадались оскалины шиферного и глинистого камня, с довольным количеством железной руды. За ними представилась ровная степь Кунгур, в которой в 10-м часу остановились на краю небольшого, камышом заросшего озера Каракуль. Все ночи, препровождаемые нами, начиная от самых Караадырских гор, были довольно холодны; термометр по Реомюрову делению показывал теплоту иногда не более 4 градусов, напротив, жар днем, даже в тени, увеличивался от 20 до 27. Ветры по большей части дули юго-восточные, небо всегда было ясно. Купцы уверяли нас, что по причине таковой перемены в теплоте весьма опасно одеваться днем в легкое платье. Они в самую сильную жару имели на себе по несколько теплых халатов, а иные носили даже шубы, дабы действие солнечных лучей не допустить до тела, и для поддержания испарины, сколько можно более пили теплого чаю. Мы испытали, что заключение их весьма справедливо. То же самое обстоятельство заставило и киргизцев ввести в употребление носить в летнее время белые конической фигуры шляпы, называемые колпак. Августа 17-го Поутру распростились с удельными тюрткаринскими биями и старшинами, из коих некоторые получили от нас при сем случае подарки. Удалясь несколько от нашего лагеря, подвластные сим биям киргизцы просили биев, дабы подарки нами данные, как милость российского государя, они разделили по обыкновению между всеми бывшими на переговоре. Бии сему противились, но киргизцы, не стерпя более отзыва своих начальников, насильно сняли их с лошадей и, отобрав все им принадлежащее, разделили или, лучше сказать, разорвали оное между собою на мелкие куски, с дракою и криком. 40 Прошли 19 1/2 верст, расположили лагерь при колодце Чжаманкудук В 3 часа пополудни пошли мы от Каракуля далее, следуя всегда за аулом Каракубековым. К вечеру остановились у колодца Чжаманкудук, что значит худой колодец. Сие название дано не потому, что вода была в нем худа, но по пескам, при начале которых он находится. До сего места приметили мы оба рода степного местоположения. Первое, начиная от самой границы, представляло пустые холмистые степи и горы, а другое – гладкие равнины, пересекаемые грядами небольших возвышений. Теперь приблизились к пескам, к которым горизонтальная поверхность земли, начиная от вершины реки Иргиз, имела постепенно небольшое склонение. Около нынешнего стана в первый раз увидели мы кусты травы чий. Растение сие принадлежит к третьему классу, пырейному разряду. Оно произрастает более на низменных местах в песках кучами или кустами. Нижние листья тонки, возникают от самого корня, стебель culmus, вышиною в сажень, толщиною в гусиное пузо, и довольно плотен. Колосная метель походит на камышевую или более на агростевую и в известное время года покрывается елейною влагою или как бы смолою, на вкус сладкою как мед. У стебля коленцы весьма редки, особливо к верху. Из сего растения киргизцы делают род рядников (чий), переплетая тростники шерстяными нитками, иногда с узорами разных цветов. Их употребляют на всякие домашние потребности и даже вместо ковров. Растение сие именуется у г-на профессора Фалька 62 Agrostis arun dinacae, а у Гмелина 63 Arundo culmo cnovi, Ranicula Contracta L. Река Иргиз, или так называемая Камышла-Иргиз, в окрестности которой всегда направлялся путь наш, вправо отсюда в 10 верстах соединяется с рекою Улуиргиз, т.е. Большой Иргиз. Сия последняя, по удостоверению на ней бывавших, вытекает близ вершин реки Эмбы из гор Мугоджарских и направляется всегда на восток. С правой стороны окружают ее низкие по большей части каменные, кварцевых пород горы и возвышенные степи; а с левой прилегают пески, составляющие часть Барсуккума. В Улуиргиз впадает много быстрых ручьев и родников. Киргизцы вообще всем речкам, соединяющим воды свои с сими двумя реками, т.е. с Улуиргиз и с Камышла-Иргиз, прилагают имя Иргиз. Например: Чидеркаткан-Иргиз, Таил-Иргиз, Алдыкарасай-Иргиз и проч., все же вообще называют Отусэки-Иргиз, т.е. 32 Иргиза. Название Иргиз, по удостоверению киргизцев, дано сим рекам от калмыков, некогда здесь обитавших. Августа 18-го, 17 1/2 верст, лагерь в песках Жаманкум Пред выходом нашим расстались мы с известным читателю старшиною Кубеком чжабаского отделения, отправившимся в свои аулы. Он принимал великое участие в делах наших и пред отъездом своим удостоверял, что в дальнейшем следовании нашем не предвидит от киргизцев никакой опасности, но в сем мнении он ошибся. Путь начался сего дня по гладкой песчаной степи. За Иргизом подымались различной высоты горы, из которых Мазантау и Мануавлё особенно от прочих отделялись своим великолепным видом и окрестным положением. Они состоят из сланца, в некоторых местах покрыты глиною, а в ущелинах камней находят киргизцы красную охру, употребляемую ими для крашения древок к копьям и решеток к кибиткам. На вершине 41 Мануавлё находится знаменитая могила, представляющая полуразрушившееся здание, под которым покоится прах киргизского святого Ману. Перешед 12 верст ровными песками, вступили в оголившиеся песчаные бугры. Они казались рассыпанными в низкой равнине, и вообще представляют великие груды и по разным направлениям тянувшиеся гривы или гряды, а между оными повсюду находятся глубокие ямы и лощины. Казалось, вся природа проистекала здесь от других законов. Песок был так мелок, что от малого ветра подобно воде струился, переносясь с одного места на другое. Он, цвета желтоватого, произошел от разрушившегося гранита, слюдяного сланца и кварца. В углублениях примечались многие колодцы, в которых вода от поверхности не далее была 2 футов. До сего времени, хотя также труден был путь, а особливо для пеших по причине кочковатой и растрескавшейся почвы, но здесь в песках одна верста несравненно тягостнее казалась, нежели прежних 20 [верст] (Часто приводило нас в удивление, что верблюды, будучи огромнее прочих животных, в песках нисколько не топли. Они шли так легко, как бы по лучшей равнине). Бугристые сии пески, собственно называемые Чжаманкум, т.е. Худые пески, лежат на левой стороне реки Иргиз, составляя особливую полосу в длину 50 верст, а в ширину от 10 до 25 [верст]. Они соединяются чрез Иргиз с песками Кулакача, и простираясь таким образом под разными именами с одной стороны связываются с песками Каракум, а с другой – с Барсуккум. Следственно, Чжаманкум есть начало той песчаной полосы степи Киргизской, которая от самого Каспийского моря простирается на восток до гор Алтайских. При вступлении в песчаные бугры, выехал к нам навстречу Каракубек, откочевавший сюда еще вчерашнего вечера. Он язвительные делал нам упреки в желании нашем идти далее в путь. Мы со своей стороны обвиняли его за задерживание нас и за удаление в противную сторону от чумекейского каравана. Каракубек до того забыл себя, что хотел отнять верблюдов, везущих нашу поклажу, почему призван был нами в посредники сей распри Башкара-бий; но, несмотря на все его старание, после долгих переговоров мы должны были согласиться пробыть здесь еще четыре сутки. Напрасно искали мы проводников и извозчиков за особую плату из посторонних киргизцев; в сих местах все покорялось Каракубеку, и корысть, в сильной степени господствующая в народе, не действовало более над их умами. Лагерь расположен был в ровной долине, между песками и рекою Иргизом. На правом берегу оной видна гора Сиеналычин, а далее в некотором расстоянии тянется угористый, глинистый хребет Узунтау (Длинная гора). Здесь в первый раз получили мы кустарник для дров. До сих пор варили пищу на скотском помете тазяк, который в сухую погоду пылает иногда сильнее, нежели самые кусты, рассеянные между песками. Киргизцы на вопрос наш, как можете вы обитать в степи не имея лесов? Всегда отвечали, «мы никогда не будем иметь в оных нужды. Скот наш, перегоняясь с одного места на другое, повсюду запасает нам дрова и для будущих кочеваний». 19 августа, прошли 26 1/2 верст, расположили лагерь на правом берегу Поутру должны были следовать опять за Каракубеком. Мы шли вообще сего дня гораздо левее прежнего, по большей части песчаными буграми, между многих соленых и горьких 42 озерков, происшедших от весеннего разлива реки Иргиз. Вправо, близ горы Сиеналычин, примыкают к реке Иргиз овраги Сарасай иКатасай, в которых в летнее время находятся только небольшие стоячие озерка, а в окрестности их лежат различной величины конусообразные горы. Влево, за песками, по возвышенной степи чуть-чуть синелись урочища Кызылкабак и Наркызыл. Пройдя сим путем 19 верст, переправились мы глубоким бродом чрез реку Иргиз на правый берег. В сих местах течение реки тихо и глубоко, дно имеет она иловатое, ширину от 3 до 10 сажен; а разлив во время весны бывает более трех верст. Чрез сильное разлитие воды в песчаном грунте делаются рытвины, которые производя новые протоки, переменяют в иных местах совсем течение реки. Около берегов повсюду растет густой камыш, распространяющийся в ширину верст до четырех. Вышина сего растения бывает иногда более 2 сажен, почему в узких местах реки, обложившись по обоим берегам, навешивается он над водою наподобие свода. Местоположение здесь около сей реки плоско; почва состоит или из сухой полезной глины, или из песка, смешанного с небольшими полосами чернозема. На местах покрытых соленым илом обнаруживалась на поверхности небольшими крупинками соль, а в лощинах попадались кварцевые гальки и куски селенита с правильными кристаллами. За Иргизом представилась справа, верстах в 10, вершина горы Сувукбиттау, т.е. холодное лицо, которая как бы гордилась пред прочими ее окружающими высотами. С северной стороны прилегает к ней пространная равнина, изобилующая кормами, где летом по причине прохлады, от которой происходит и само название горы, киргизцы кочуют почти безвыходно. Для препровождения нынешнего дня остановились близ горы Чжабыл. Сюда прибыл к нам есаул Мухамед Каримов с уведомлением о благополучном пребывании в чумекейском отделении нашего каравана. Чумекейцы не пошли к Каракубеку для того, что имеют с тюрткаринцами великую вражду. Они, переменя верблюдов, решились продолжать путь свой далее к урочищу Тюгушкану. 20 августа, 12 1/2 верст, лагерь близ гор Кулакачи, от Орской крепости 411 1/2 верст В шестом часу, поутру, мы пошли далее. Здесь между небольшими песчаными буграми попадались колодцы, обросшие травою чий, и небольшие озерца. Киргизцы примечают, что где изобилует сие степное растение, там вода от поверхности очень близка, и в этом не ошибаются. По 12-верстном переходе принуждены были расположиться у реки Иргиз, обросшей повсюду высоким тростником, в том самом месте, где между серыми камнями сливает она с шумом пенистые струи свои. Около реки и в окружных песках примечались следующие растения: по берегам – донник Trifolium mililotus, flore albo et flavo, по-киргизски чарбыя; божье дерево Artemisia abrotanum, по-киргизски чиражин-юсан; молочай Euphorbia palustris, сутлюгун или сютлюгун; болотная мята Mentha palustris,чжалзыг; девясил Inula belonium, кандыз; конский щавель Rumex aculus, аткулак, т.е. лошадиное ухо; засохшая ветреница Anemone pulsatilla, сорчоп;проскурняк Althaea officinalis, по-татарски и по-киргизски чалимза; солодковый корень Glycyrrhiza glabra, кызыл-мия и подобное сему растение, которого корень не имеет ни малейшей сладости ишан-мия. Одуванчик Leontodon toraxacum, по-татарски и 43 по-киргизски скутиган; тысячелистник Achillea millefolium,прискан; сибирский косатик Tris cibirrica, жилан-чапрак. По мокрым местам: тростник Arundo phragmitis, камыс; ситник Scirpus lacustris, куга; палошникTypha latifolia, каракуга; ир Acorus calamus, ир. Сие растение киргизцы почитают для человека самым лучшим лекарством от всех болезней и употребляют его в густом отваре. Водяной трилистник Menyanthes trifoliata, иш-чапрак Menyanthes nymphoides, томиок. В других местах, а особливо по пескам кустарные колокольчики Convolvulus frutescens, которые описал г-н Паллас в своем путешествии в 3-й части на стр. 551, фигура М. Киргизцы сие растение называюткус-кунмас, т.е. птица не сядет. Так названо оно по причине многих колючек и густоте кустарника. Если бы сказанное растение не имело цветов в сие время, то весьма бы трудно или совсем невозможно его причислить к сему роду. Седой тысячелистник Achillea tomentosa, минь-тамор, корень его сначала, хотя и не производит никакого вкуса, но спустя несколько времени начинает исподволь жечь язык так, как обыкновенно бывает от жевания зубного корня Radix pyrellse. Чжантак Hedysarum athagis, составляющее любимую пищу верблюдов. Невысокое зончатое растение с нитеобразными листами, называемое кусык. Корень сего последнего бел и невелик. Жители тамошние не варя, употребляют его в пищу и сказывают, что он имеет возбудительную силу Aphrodisiacum. Мы со своей стороны можем только сказать, что при случае нужды можно оным утолить несколько голод, вкус его походит несколько на сельдерей. К отличительному свойству здешней чернобыль-полыни приписать должно, что она в песках имеет корень гораздо толще и деревянистее, что и в других некоторых здешних растениях примечается. Августа 21-го и 22-го Оставаясь два дня на одном месте, во ожидании нашего отправления, занялись осматриванием течения реки и окружных гор, из которых ближайшая к нам была гора Кулакачи, возвышенная крестовидною грядою, простирающаяся от севера к югу в длину верст на 7-м. К реке Иргиз опускается она многими крутыми уступами. Плоскости сих уступов закрывают сыпучие песчаные бугры. Гора сия от прочих уединена; намытые пласты позднейших пород составляют главное ее содержание. Долина к ней прилегающая, на которой поставлен наш лагерь (Вид лагеря на листе 10-м), покрыта зеленеющимися лугами и кустами. За горою Кулакачи находится другая высокая и знаменитая гора Кабанкулак, т.е. свиное ухо, разделенная от первой песчаною равниной. Справа отсюда видна сказанная выше гора Сувукбиттау, а далее верст за 40 показываются горы Буканбаевы, между коими особенно отличается конусообразный каменный холм, называемый Буканбаев маяк. Все сии горы, кроме Кулакачи, флецевого содержания, имеют в себе трап, известь и песчаник, и по большей части покрыты сверху красною глиною. При воззрении на Буканбаевы горы и на маяк Буканбаев, киргизцы не могли утерпеть, чтобы не уведомить нас о причине такового их наименования. «В старину, – говорили 44 они, – когда калмыки, притесня орду нашу чрез набеги, оставались обитать частью в здешних окрестностях, старшина Буканбай с подвластными ему аулами имел главное кочевье в горах, носящих теперь его имя, где природа соединила все выгоды, потребные для жизни. Чтобы вернее спасти свое убежище от неприятелей, он располагал всегда свой в долине, окруженной отовсюду возвышенными местами, по коим паслись табуны под наблюдением расставленных на вершине гор караулов. Для предупреждения нечаянных нападений, на возвышеннейшей пред всеми прочими и неприступной каменной горе, с коей все около лежащее местоположение было открыто, выставлял особый пост, который определенными сигналами давал знать скрывающимся в долине обо всех движениях неприятеля. Долго, таким образом, охранялось сие природное укрепление, но, наконец, жестокое сражение, в коем Буканбай лишился жизни, открыл врагам путь в середину. Тело сего героя погребено на горе маячной». Занятия наши в описании местоположения прерываемы были различными происшествиями и, между прочим, часовые казаки привели к нам киргизца, схваченного по подозрению, что он, подкрадываясь к табуну, намеревался сделать похищение. Киргизец уверял в противном, говоря, что хотел только искать пропавших своих лошадей. Мы сомневались в справедливости с обеих сторон, но недоумение сие разрешил один из бывших с нами купцов, который, узнав сего киргизца, рассказал следующее происшествие, очень редко случающееся между сим народом. Лет 15 назад, во время прохода в Бухарию российского каравана, в котором находился и сам купец, товарищ его забыл на ночлеге суму, наполненную червонцами, и, не знав места ее потери, полагал совсем пропавшею, но Шукур, так звали сего киргизца, чрез несколько дней случайно нашел оную и, нагнав караван, отдал ее обратно хозяину во всей целости. Таковой поступок свидетельствовал о его невинности, почему, оставя подозрение, за столь редкое бескорыстие подарили мы ему юфтяную кожу. Надобно было удивляться, с какою неописанною радостью принят был сей подарок! Чувство, видеть себя свободным, не столько утешало сего киргизца, как награда за его поступок, который был уже давно изглажен из памяти. Августа 23-го Нынешний день был срок, в который должно было бы нам идти далее, но, к немалому неудовольствию нашему, принуждены сие предприятие опять оставить. Во весь день происходили только бесполезные с Каракубеком пересылки, а уже около вечера при посредстве бухарского чиновника Мир-Низамуддина (Приехавший пред отъездом нашим на границу бухарский посланец Мир-Галаваддин, присоединил к нашей миссии двух своих братьев. Азиатцы сии своими поступками и разумом особенное заслужили к себе почтение всего каравана), верного нашего вожака Буранбая и ахуна Танкачева едва успели пригласить Каракубека к себе для переговора, на которой, в угождение его, вышли мы от лагеря на некоторое расстояние. Тут, внуша ему всю важность его поступков, убедили, наконец, чтоб он непременно в следующий день нас отправил далее. Из всех таковых происшествий видеть можно, что ожидаемая безопасность в прохождении чрез здешние места оказалась совсем не справедлива; следовательно, и привезенные г-ном Бекчурином из степи письма были только хитрые умыслы азиатского корыстолюбия. 45 Августа 24-го, 21 верста, лагерь на правом берегу реки Иргиз Поутру, в дальнейший путь, отправились в 6 часов. Правый берег реки Иргиз, окруженный хорошими лугами, и болотистую долину Каракугакуль, заросшую ситником, имели мы от направления нашего в левой стороне, а в правой, представлялась гора Кулакачи. По скату которой шли до самой ее оконечности, выдающейся мысом, где при колодцах остановились для отдохновения. Пополудни продолжали путь песками Яркум, за которыми открылись горы Кабанкулак и Улубика, простиравшиеся вправо соединенным хребтом, в параллель нашей дороги. Для ночлега остановились близ реки Иргиз. В сем месте находился аул бия Дюнанчи. Августа 25-го, 28 1/2 версты, лагерь при одном из озер Барбийкуль Целый нынешний день проходили песками около озер Барбийкуль. Полдень провели у колодцев, а ночлег избрали под высокими песчаными буграми в густом камыше. Озера Барбий представляют размытые водою и незанесенные песком ровные пространные плоскости, пересекаемые между собою песчаными грядами и обложенные небольшими песчано-глинистыми возвышениями. Весенняя вода, стекая в сии равнины, частью сохраняется в оных в густом и высоком камыше, частью входит в окружные рыхлые пески, а частью в открытых местах высыхает, оставляя небольшие ямины и тузлуки. Плоскости сии состоят из песчано-глинистой почвы, во многих местах способной для земледелия, которое производится даже и на дне озера, по осушении весенней воды, ибо осаждающийся после сего ил бывает довольно плодоносен. Озера сии общим положением своим направляются от юга к северу в длину верст до 50, а в ширину до 10. Местное их положение, по уверению киргизцев, судя по притоку весенней воды, иногда переменяется, так что те, которые нынешний год были наводненными, на другой делаются совсем сухи. Окрестности здешние снабжены хорошими колодцами и превосходными кормами; почему кочевые общества располагаются при них во всякое время года. С западной стороны облегают всегда аулы тюрткаринские, а с восточной – чумекейские, в смешении со многими другими. Пространство, занимаемое горою Кулакачи и озерами Барбий, киргизцы называют общим именем Кулакачи-Барбий. Здесь между тростником сверх множества гусей и уток видны были: журавли ArdcaGrusl, по-киргизски трна, Ardca sirgo cytpha; стерхи Ardca seocogeranos, покиргизски синграу; чапуры Ardca cinerca, по-киргизски кок-кутан, Ardca alba – аккутан, Ardca nigra – кара-кутан или каратама; кулики Scolopax argula – сулды; пигалицы Tringa kanellus – кыс-карлин; морские сороки Charadrius hymantopus – кара-саускан и проч. Августа 26-го, 15 верст, лагерь у озера Таллыкуль Сего дня поутру, в 4 верстах от ночлега, в первый раз встретили мы земледельческие нивы, с которых сбирали уже жатву, состоящую из проса, пшеницы и ячменя. Сверх того 46 произрастали здесь арбузы и дыни. Последние едва ли менее вкусны, как единственные в своем роде дыни бухарские. В недальнем расстоянии от озера Барбие, на вершине одного холма, обрели мы разметанные отломки жженых кирпичей и остатки седым мхом покрытого небольшого здания. Киргизцы называли оное могилою, но не могли объяснить, кто был ее основателем и чей прах в ней покоился. Обветшалость сего здания и вид кирпича, который был шире, длиннее и тоньше обыкновенного, наверное, ручались о ее древности. Киргизцы сказывали еще, что около сих мест росли обширные леса. Мы в самом деле находили повсюду в немалом количестве гнилые пни толщиною 20 полуаршин и большие коренья. Ход наш простирался по буграм, и вскоре открылось пространное озеро Таллыкуль, т.е. Таловое, при котором прежде изобиловали таловые деревья, но теперь и следов уже их не видно. Берега имело оно плоские и болотистые, воду мелкую и солоноватую, рыбы в нем было не видно. Сюда приехал старшина Буранбай с несколькими тюрткаринцами, желающими провожать нас до Бухарии. Вскоре после сего прибыли главные наши вожаки и от чумекейского каравана. С общего их согласия мы расположились лагерем у озера Таллыкуль, имея в предмете свидание с чумекейским бием Рак. Ныне в первый раз показались произрастающие кустики гребенщика Tamarix gallica жингиль, которого молодые побеги, покрытые красною с белыми крапинками корою, весьма способны для плетения корзинок. Кипарисообразные листочки сего растения на вкус довольно солоны и служат верблюдам самым лучшим кормом. Торлок Calligonum poligonoides S. Pterococeus Aphileus S. Pallafice aphilla юзган или жюзган, который растет большими расстилающимися кустами и доставляет лучшие степные дрова, а зеленые отпрыски или верхушки – кормом для верблюдов. Тут же видны небольшие кустики овсяновидного ковыляHipaavenacea силеу. Тонкие, весьма жесткие и на все стороны разваливающиеся былинки сего растения едва могли утолять голод лошадей, которые как бы нехотя срывали одни верхушки; даже верблюды, смотря на их прожорства, хватая все что ни попало, казалось совсем к нему не прикасались, а потому киргизцы и называют его негодною травою. Рак-бий посещал нас после полудня со многими киргизцами чумекейского отделения, в кочевья которых мы уже вступили. Откровенные его поступки показывали в нем человека добродушного. Он никогда не приближался к России, и понятия о ней имел столь ограниченные, что иногда невольно заставлял смеяться. Чумекейские посетители гораздо менее делали нам неудовольствий, нежели тюрткаринцы. Они, по-видимому, живут между собою в большем, противу других родов, согласии. «Наше начало, – говорил один престарелый старшина, приехавший вместе с Рак-бием, – возникло в древние времена от сильного богатыря, происходившего из племени турских ханов Чумекея, который, избегая несогласия с великим Чжингис-ханом (Судя по татарской истории, во времена Чингызхановы находилось два Чумекея, первый — Чамука-чичен, бывший причиною Чингизовой войны с караитским ханом Аюнеком, а второй — Чумака-баядур служил у Чингизхана полководцем во время войны его с 47 китайцами, а посему трудно открыть кто из сих двух был основателем чумекейского отделения), уклонился из Могола в сии степи. Потомство Чумекея жило здесь в крайней бедности до главного старшины Аюсырыма. Под начальством коего оно снова усилилось и покорило себе окрестности реки Сарасу (Сарасу протекает из горы Улутау к реке Сыр и почитается от многих за предел степи Киргизской. Известно, однако ж, что многие из киргизцев кочевья свои далеко распространяют и за нею) с владением Туркестанским. После чего некоторые из них остались в сих местах для спокойного обитания, а другие пошли за Темир-висаком к западу, откуда никогда уже не возвращались. Когда Орусовы воины внесли свои шатры в здешние степи, Алимулы, сын хана Меньшей орды и основатель сильного колена, женил сына своего на дочери главного начальника чумекейского. Родство соединило народы сии, и чумекейцы в алимулинском роде составили ныне отделение, в котором уделы, называемые елдяр, каратамыр и тукан, происходят от детей Алимовых; куит-аюсырым и куняк – от древних чумекейцев, а сары-кашкин – от прочих степных жителей турской породы. Всех аймаков (Аймак значит часть удела или небольшое отделение) в нашем отделении 18, а кибиток или семей до 21 000. Кочевании наши зимние находятся по рекам Сыр, Куван и Джаны, а некоторые аулы остаются в камышах у озера Аксакалбарбий. Летом, переходя к северу чрез пески Каракум и Тюгошкан, рассеиваемся мы по всей степи, прилегающей к левой стороне реки Иргиз до горы Карачетау. Известный Абулхаир-хан происходил от нашего колена; мы первые с ним просили себе защиты от России и склонили к тому все роды каракисятского союза». Разговор наш прерван был юродивым, коего киргизцы называли дуана. Разодранное рубище, худое и бледное лицо, мутные глаза и дикие черты физиономии служили признаками его звания. Он, вступя в лагерь, начал кричать хрипловатым голосом молитвы и, проходя тихим шагом далее, делал разные телодвижения. Сии праздные люди принимают на себя такой вид для удобнейшего снискания пропитания; и таким образом всю жизнь свою скитаются из аула в аул. Некоторые киргизцы признают их за людей вдохновенных, имеющих знание о будущем. Августа 27-го, … (В этом месте часть листа зашита) 1/2 верст, лагерь на берегу Иргиза В 3 часа пополудни ход наш начался по песчано-глинистым высотам, а на 9-й версте поднялись мы на высокие сыпучие бугры песка Бустайкум, названного сим именем в честь знаменитого киргизского героя, окончившего в оных жизнь свою. Они тянулись особливо грядою, имея в ширину 9, а в длину около 50 верст. Ничто не может сравниться с трудностью, которую мы претерпели при небольшом переходе чрез сии пески! Ночлег расположили подле реки Иргиз. Комментарии 60. Урус-хан (Орус) (ум. 1376/1377) – предок основателей Казахского ханства Керея и Джаныбека, правитель Ак-Орды (1368-1376/1377), составлявшей западную часть улуса Джучи. Урус-хан умер задолго до образования Ногайской орды (конец XIV в.) и не мог 48 быть подданным ногайского хана (МИКХ. С. 42, 495-496; Султанов Т. И. Поднятые на белой кошме. Потомки Чинигиз-хана. С. 118-122). 61. В русской дореволюционной литературе термины «туркский», «турский», «турки» и «турецкий» и использовались для обозначения всех тюркоязычных народов, т.е. в том значении, как сейчас употребляется термин «тюрки». Термином «турки» сейчас называют только малоазиатских тюрок. 62. Фальк Иоганн Петр (1727-1774) – шведский ученый-натуралист. В 1763 г. был приглашен в Россию Академией наук по рекомендации знаменитого Карла Линнея. Во главе одного из отрядов экспедиции Академии наук в 1768-1774 гг. обследовал северовосточные регионы Казахстана и территорию Юго-Западной Сибири. По его инициативе участник экспедиции X. Барданес совершил в 1771 г. самостоятельную поездку в Казахскую степь, в ходе которой обследовал территории Центрального и ЮгоВосточного Казахстана. Собранный Фальком и Барданесом обширный географический и этнографический материал о восточных регионах России и Казахской степи, после его самоубийства, был издан И. Г. Георги в России на немецком языке – Falk I. P. Beytrage zur topographischen Kenntnis des Russischen Reichs. Band 1-3. St.-Petersburg, 1785-1787 (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 72-73; Левшин А. И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. С. 436-437, коммент. 15, ч. 1). 63. Гмелин Иоганн Георг (1709-1755) – ученый-натуралист, член Петербургской АН (1731). Родился в Германии. С 1727 г. жил в России. Оставил работы по ботанике, физике, химии, зоологии и др. естественным наукам, главная из них «Flora sibirica…» (Т. 1-4, 1747-1770). В описании путешествия по Сибири включены обширные сведения по истории, этнографии, археологии и о языках народов Сибири. Вернувшись в 1747 г. в Германию, Гмелин опубликовал «Путешествие по Сибири» – Reise durch Sibirien, von dem Jahr 1740 bis 1743. Т. 1-4. Gottingen, 1751-1752 (Советская историческая энциклопедия. Т. 4. М., 1963. С. 471). __________________________________________________ Августа 28-го, прошли 31 версту, расположили лагерь в окрестностях урочища Тюгоскан, от Орской крепости 524 1/2 верст Следуя около правого берега сей реки вдоль бугров Бустайкума, встречали иногда разной величины пресные и соленые озерки, иногда при хороших колодцах небольшие аулы, а иногда нивы с созревшим хлебом. Полдень препроводили близ горы Карамулатюбя, которая простираясь от запада к востоку, прилегает к левой стороне реки довольно возвышенною грядою. На вершине ее находятся знаменитые могилы разного вида. После отдыха прошли 5 верст и остановились на том месте, где чумекейский караван ожидал нас уже двое суток. Находясь в преддверии великих песков Каракум, решились мы остаться на сем стане несколько дней для разных приуготовлений и дабы осмотреть знаменитые здешние окрестности. Августа 29-го 49 Прошедшую ночь слышали мы чрезвычайно дикий голос, сопровождаемый ужасным криком, звуком бубенчиков и прочих каких-то отголосков. Мы узнали, что действие сие производимо было в ближнем ауле ворожецом для вылечения больного, зараженного, по словам киргизцев, дьяволом. Авгур сей поутру не преминул посетить наш лагерь. Он приближался ко оному медленно, выводил беспорядочные песни и, возвышая время от времени голос, вскоре за сим начал делать разные телодвижения, и, наконец, пришел в совершенное бешенство, так что показались конвульсии со скрежетом зубов и клубящеюся у рта пеною. В сем исступлении он упал на землю и сделался как мертвый; потом по довольном молчании поднялся, читал спокойно молитву и предсказывал нам благополучный путь. Киргизцы во время сего беснования находились в глубоком молчании, иные бросили ему мясо, сало и курт, которые откидывал он наотмашь на четыре стороны света. Таковых чародеев в Киргизской степи довольно. Их называют вообще баксы. Средства, употребляемые ими для ворожбы зависят от собственной их замысловатости; они по обстоятельствам бывают различны и имеют особенные названия. Волхвы сии любопытны наиболее потому, что действиями своими уподобляются они отчасти на сибирских шаманов и маньчжурских духопризывателей. Киргизцы, веря вообще всему чудесному, прорицания сих людей признают несомнительными, полагая, что они имеют сношение с духами зла и добра, силою коих могут не только повелевать стихиями, но управлять умами людей и самую судьбу склонность по своему желанию. Почему многие просят у них советов во всех делах и в несчастьях прибегают искать пособия. В самом же деле баксы, не иное что, как корыстолюбивые обманщики. Некоторые из них остаются во всю жизнь холосты, ходят всегда в рубище, босыми ногами и с непокрытою головою; а другие довольно богаты и живут своим семейством. Каждый из сих последних посвящает в свое звание одного из любимых сынов, который еще с ребячества для приобретения доверенности народной предается различным исступлениям, сказывая, что в сие время вселяется в него призываемый дух. Иногда волхвы избирают себе помощника из людей посторонних. Он должен повсюду следовать за учителем, и по смерти его упражняется в тех же таинствах. Музыка иногда также принадлежит к киргизской магии. Обыкновенный инструмент, употребляемый при сем случае есть гудок, называемый по здешнемукобыз. Он делается наподобие лютни, всегда имеет две струны из не сученых лошадиных волос. Корпус к концу довольно широк, пусть и до половины покрыт звонкою доскою. Если провесть по струнам смычком, то звук произойдет подобный лебединому крику, как и сам инструмент наружный вид имеет лебедя. Река Иргиз протекает в сих местах излучисто, имея до 3 сажен ширины. Повсюду окружают ее равнины, поросшие степными кустиками, а в низменностях находятся различной величины озерки, покрытые дикими птицами, из которых особенно приметны и отличительны белые утки Cinas Penelops, по-башкирскитаниок, и белые кулики Seolopax-Callidris. В реке ловили мы черепах, величиною по пол-аршина. Берега сей реки возвышены до трех сажени, почти перпендикулярны. Первый слой от поверхности земли примечался из кварцевого желтоватого песка, толщиною более 50 аршина. Второй, черноземный, в пол-аршина, где находящиеся корни показывали прежнее произрастание трав. Третий, содержал в себе также песок, но гораздо крупнее первого изжелта-красного цвета, в толщину около аршина, за сим идет опять чернозем, после сего глинисто-песчаный пласт, а, наконец, вместе с дном реки началась глина, смешанная с известковою землею. В ней примечались куски селенита и разрушения морских раковин. Все слои простирались внутрь земли, в параллель по обеим сторонам реки, с малым чуть приметным наклонением к юго-востоку. Августа 30-го Объезжая пополудни окрестности урочища Тюгошкана, встречали многих всадников, собиравшихся для совершения тризны. Киргизцы по смерти богатых семьеначальников и великих мужей, прославившихся ревностью к народной пользе, назначают всем обществом время к их воспоминовению. Потомство исполняет оное с особенным рачением. Обычай сего народа повелевает торжествовать общественные тризны после похорон спустя шесть недель, один год, девять и сорок лет. Но сие правило имеет свои исключения, ибо худое время года часто заставляет отлагать поминки до другого удобнейшего случая, а люди бедные производят их только посреди своего семейства. Большие тризны в честь людей знаменитых совершаются по большей части у могилы покойного, с некоторыми при том обрядами и при стечении многочисленного народа, который собирается туда по приглашению потомков, иногда его число простирается до 2000 человек. Тризна, при которой нам случилось сегодня быть, совершалась в память Чжаныбия (Изображение сего торжества можно видеть на листе 11-м), батыря чумекейского рода, по достоинству своему известного и в Оренбургской истории г-на Рычкова 64. Для угощения общества начальник семьи, происходящий по прямой линии от умершего, доставил сюда потребное количество скота. Пред могилою заколота была белая лошадь, которую варили потом в котле, чем и приносили покойному как бы род некоей жертвы. Двое баксы производили волхование. Они взывали к тени Чжаны-беевой, дабы она, внимая воздаваемой ей почести, сошла участвовать в сем торжестве. Один из них до чрезвычайности бесился, а другой, играя на инструменте кобыз, припевал невнятным голосом молитвы, и постепенно приходя в тихое исступление, произносил таинственные слова. Когда таким образом одна часть киргизцев внимала сумасбродному суеверию, воображая присутствие духа, другая, упражнялась в то время в скачке на лошадях, в борьбе, в стрелянии на всем скаку из луков в цель и проч. Победители получали себе пристойную награду. К сим ристалищам присоединялись и девицы. По окончании игр последовал общественный стол, среди которого круговая чаша с кумысом ходила из рук в руки и развеселяла беседу. После сего разделились на многие круги слушать заунывный гул чабызги и песни своих бардов, изображающих отличные подвиги героев. Все сие происходило при лунном сиянии. Бледный ее свет, тихое веяние ветра, вид уединенных могил, посреди которых раздавался глас пиршества, вливали в душу какое-то сладостное уныние. 51 Иногда при таковых поминках собравшиеся из разных родов киргизцы, забыв старую вражду, делают суждения о взаимных обидах, стараясь доставить обиженной стороне удовлетворение. Надгробие Чжаны-беево находилось на левом берегу реки Иргиз. Оно обнесено из серого песчаного камня четвероугольною стеною, имеющею сажени две с половиною в поперечнике и более одной сажени высоты. На углах ее поставлены небольшие глиняные башни, а в средине возвышался конусообразный земляной холм. С западной его стороны осеняло дерево, которое навесистыми своими ветвями лобызало вершину холма. Прочие встречавшиеся здесь небольшие кладбища имели могилы разного вида и фигуры. Одни из них обнесены были оградами из дикого камня или из глины и дерна. Другие складены из кирпичей, а некоторые, представляли род пирамид, насыпанных холмов и немалые кучи каменьев. На поверхности могил лежали разные лоскутки, которые оставляют киргизцы во время проезда, отрезывая или отрывая от своего платья в знак признательности к тени умерших. Прежде зарывали с ними посуду, оружие и лошадиную сбрую, а ныне кладут только лошадиные волосы. С юго-западной стороны, куда обращают покойников головою, у иных воткнуты колья и небольшие значки, а у других находилось внутрь отверстие. При могилах знатных людей сажают часто деревья, привозимые иногда из дальних мест. Ежели они примутся, то покойного признают иногда святым авлё. Августа 31-го Река Иргиз в 35 верстах от сего стана по ее течению соединяется с рекою Улутургаем. Сие место называют киргизцы Тюгушкан, т.е. ударение бараньих рог. Наименование сие происходит, как говорят, от быстрого и противоположного стечения обеих рек, а другие утверждают – от двух гор, которые в недальнем отсюда расстоянии лежат одна против другой. От сего места все здешние окрестности именуются также Тюгушкан. Река Тургай (Тюргай значит жаворонок, которые в самом деле по реке сей водятся в изобилии) вытекает с востока и простирается на юго-запад до самого соединения с Иргизом. С правой или северной стороны впадают в оный многие речки, известные под общим именем Алтмышэки-Тургай, т.е. шестьдесят два Тургая. По соединении Тургая с Иргизом, река сия течет весьма глубоко в плоских и покрытых камышом берегах, и прошед 15 верст, разделяется на многие озера и протоки, теряющиеся в камышах озера Аксакал. Озеро сие называется собственно Аксакалбарбийкуль, т.е. озеро белобородых биев (Название аксакал (белая борода) дается всегда людям украшенным сединою и заслуживающим особенное почтение). Его называют также Малое море. Оно имеет в окружности более 300 верст и в общем положении представляет низкую площадь или равнину, в которую из рек и от окрестных мест, весною сливается снежная вода. Она в сие время подтопляет собственные свои берега и распространяется даже по окружным лощинам, а летом совершенно умаляется. Думать должно, что вода вбираясь тогда в рыхлые пески, рассеивается по оным, и сохраняясь от выпаривания, доставляет те славные колодцы, которые почти по всем пескам снабдевают кочующих свежею водою. 52 Главная часть равнины Аксакалбарбий покрыта болотами, а некоторые чистые и довольно обширные водяные плюсы или разливы, наполнены сухими песчаными и мшистыми, камышом заросшими островами. Сии последние происходят от наносного тростника и часто чрез долгое время бывают плавучими. С трех сторон прилегают к берегам большие голые пески, оканчивающиеся гладкими, способными к земледелию долинами, где разведены ныне небольшие нивы, а с северной идут известковые горы, называемые Юмуртка (яичная). В камышах и по островам водятся дикие свиньи или кабаны, барсы, тарпаны и множество различной дичи. Рыбу ловят ту же самую, что и в реке Иргиз. Места сии во все времена года, преимущественнее других мест степи Киргизской, наполняются кочевьями чумекейского, кипчатского и других родов Средней и Меньшей орды. Они располагаются по большей части в камышах или по островам. Некоторые остаются на них посреди озера безвыходно и скот свой чрез протоки перегоняют вплавь, а сами переправляются на плотах, называемыхсал, которые делаются из камыша. В сих убежищах киргизцы предохраняют себя от междоусобных раздоров, а чрез то сберегают имущество свое и независимость. Прошли 17 1/4 верст, расположили лагерь в песках В 2 часа пополудни, сняв лагерь, пустились в путь в пески Тюгусканкум, встречая повсюду различной величины соленые, горькие и пресные озерки и колодцы, происшедшие от весеннего расширения вод Аксакала. Голые песчаные бугры час от часу увеличивались и, наконец, представлялись возвышенными горами. Лагерь для ночлега расположили в 6-м часу недалеко от небольшой речки. Получа уведомление, что слева от нашего пути идет из Бухарии большой купеческий караван, послали к оному от себя чиновника для разведывания о дороге. Сентября 1-го, прошли 41 1/4 верст, расположили лагерь близ озера Байбичакуль В 7-м часу поутру направили путь свой далее, проходя по большей части около солонцов бугристыми песками Берилыкум, т.е. волчьи пески, вздымающимися до 15 сажен от обыкновенного горизонта. После полуденного отдыха места встречались гладкие и холмистые. В лощинах видны солонцы, на которых, наподобие коры в полчетверти толщиною, находилась из правильных кристаллов спекшаяся осадка поваренной соли. В 7 часов по вечеру разбили лагерь близ озер Байбичакуль. Озера сии лежали рассеяно в лощинах, простирающейся к Аксакалбарбий. Они вообще с другими по сей лощине разбросанными называются Аксакалны-Карасу (Карасу (черная вода) прилагают киргизцы всем водам, которые скопляются и текут только весною, а летом высыхая, превращаются в озера). т.е. аксакальская черная вода. Приехавшие обратно из бухарского каравана известили, что дорога до самой Бухарии спокойна, исключая перехода чрез реку Сыр, на которой ожидают наш караван киргизцы кичкеня-чыктынского отделения. Мы решились отправить туда нарочных (Нарочными посланы были из чумекейского отделения киргизец Каныбай, а из тюрткаринцев Дюнанча и при них наш татарский мулла Фейзуллин), дабы заблаговременно взять все нужные предосторожности. Сентября 2-го 53 Поутру, когда должно было вьючить верблюдов, нашли, что счет оных не полон. Встревоженные извозчики по долгом, но тщетном искании в ближайших предместьях, неотступно просили нас взять терпение и не съезжать с нынешнего места до их возвращения. Мы обещались сие исполнить, ибо между тем временем хотели заготовить письма к чиктынскому султану Абулгазы Каипову, биям Чжанназару, Чжанзаку, Кожувергеню, Утюгану и другим. Между прочим, мы извещали их, что дней чрез шесть пойдем их кочевьями; но, впрочем, зная коварное свойство сего народа, положили между собою миновать кочевья сии, а потому вознамерились идти во все время тайно, гораздо левее прежнего и как можно скорее переправиться чрез реку Сыр по течению ее выше. Дабы следовать сему новому плану, старались, сколько возможно, облегчить ход наш, и для того коляску, разобрав по частям, навьючили на верблюдов, а арбы оставили. К вечеру сыскались пропавшие верблюды. Они были украдены преследовавшими несколько дней за караваном, ворами, которые отхватили их в то самое время, когда ведены были в темноте вечера партиями на водопой. При закате солнца, в ближайших киргизских кибитках видели мы печальное позорище 65. Оно сопровождаемо было заунывными напевами и отчаянными терзаниями, подобно тем, которые заметили при перекочевке. Сие производили собравшиеся со всего аула женщины к кибитке вдовы, оставшейся по смерти зажиточного семьянина. С сею церемониею не преминули они встретить и лучезарное светило. Сентября 3-го, полуденный роздых в песках Парчакум, прошли 22 1/2 верст, а от Орской крепости 605 1/2 верст Поутру 16 верст проходили холмистою степью. Потом вступили в пески. Они постепенно возвышаясь представляли наконец голые бугристые гряды, называемые Парчакум, т.е. начало песков, в которых у главных колодцев остановились для отдыха. Парчакум есть начало собственно так называемых песков Каракум, т.е. черные пески, простирающихся в длину от запада к востоку до 600 верст, а в ширину от 150 до 200. С запада к ним прилегают пески Борсуккум, с востока чрез реку Сарасу – Кунгуркум и Битпак, с севера окружают их реки Тургай, Иргиз и озеро Аксакалбарбий, а с юга – река Сыр. Они составляют часть той обширной песчаной полосы, которая, как и вышесказано, простирается от Каспийского моря на восток до гор Алтайских. Пески сии не имеют черного цвета, как бы можно было заключить из их аналогии, а называются так по растущей в великом количестве травы юшани, которая издали представляет темноватый или, лучше сказать, серый вид. Киргизцы кочуют в оных по большей части осенью и весною для близости реки Сыр, при которой располагаются всегда на зиму. Чрезвычайный недостаток в паствах заставляет их рассеиваться здесь по одному и по два семейства. Лагерь для ночлега в песках Которлыкум, от полуденного стану 17 1/4 верст По полудни, вышед из бугров Парчакумских, направили ход небольшими глинистыми высотами, на вершине которых изредка находились могилы; справа представлялись высокие пески Чжаржагыл, а далее за оными выказывались горы Калмастау. Повсюду 54 между буграми и в пологих лощинах попадались солонцы, соленые озера и славные колодцы, обросшие зеленою травою. Слева примечены две небольшие ямы, которые наподобие льда на поверхности покрыты были осадкою поваренной соли. По пробитии оной выступал смешанный с илом черный тузлук, продолжавшийся в глубину около аршина. Под ним находилась опять новая чистая поваренная соль, лежащая толстым пластом изрыхло соединенных кристаллов. Киргизцы достают оную для своих потребностей. Они уверяли, что пласты в подобных сим озерках простираются толщиною иногда около аршина и более. В колодцах видели следующее содержание земных слоев. Первый, толщиною в аршин, состоял из серого песка; потом более сажени продолжался пласт из разноцветной, твердо-спекшейся с песком, глины; после сего показывался красный песок и темнозеленая морская земля. Караван наш преодолев ныне 41 1/2 верст, остановился в 7 часов при трех колодцах, лежащих между песчаными грядами, называемыми Котырлыкум. Сентября 4-го, полуденный отдых у горьких колодцев, 35 1/4 верст Еще в сумраке утренней зари отправились в дорогу. Сначала шли по возвышенным буграм Котырлыкума, потом, пройдя чрез солончаковую равнину, достигли горы Конуртюбя, состоявшей из мелкого, тонкого и бугристого песка. Хребтовидная ее вершина от поверхности солонца возвышалась до 28 сажен, простираясь непрерывною грядою от востока к западу. Перебравшись кое-как чрез сию труднейшую преграду по излучистой тропинке, встретили снова солонцы. За ними пески Аярыкум с рассеянными повсюду колодцами, а там высокие глинистые горы. Перешед оные, спустились в равнину, где и расположились для отдохновения. Места от горы Конуртюбя ощутительно понижались вперед нашей дороги. Они заросли все кустами, иногда попадались между ими кварцевые гальки, а по высотам – известковый камень. Вода в двух колодцах, бывших близ нашего стана, углубленная от поверхности на 2 аршина в глинисто-песчаной земле, имела кисловатую горечь и вязала язык, что, как можно было приметить, происходило от содержащегося в оной квасцового раствора. На поверхности воды находился настой, подобный плавающему на воде маслу и оттенивающий при солнечном сиянии радужные цвета. Лагерь для ночлега в безводной степи Музбиль, 13 1/2 верст После полудня, набрав воду в кожаные мяши, пустились в безводную степь Музбиль, где и остановились в 8-м часу, пройдя сегодня 49 1/4 верст. После полудня в первый раз встречаться нам стало здесь деревце, по-киргизски называемое суксеул, Pinus orientalis. Сие особливое в своем роде дерево растет по большей части в песчано-глинистой рыхлой земле, вышиною не более сажени, а толщиною у корня около трех четвертей. Стебли его чрезвычайно кривы, пень сучковат, дуплист и некрасив, кора похожая на жимолость имеет всегда множество на себе трещин, а серое тело состоит из тонких волокон, отделяющихся наподобие нитей. Листья 55 на нем подобны пихтовым, разделены на четыре коленца цвета темного, а к основанию колен красно-бурого. Они очень мягки и содержат солоноватый сок. Дерево сие так твердо, что при рубке его ломаются топоры; напротив того в ломке хрупки, даже при малом наклонении вершины отламывается у самого корня. По подложении огня загорается скоро и весьма пылко, производя великий треск; уголья тлеют медленно и могут быть очень полезны для употребления. Верблюды и овцы с жадностью поедают листья или иголки сего растения, а наипаче зимою, в которое время они бывают зелены. Сверх описанных прежде растений попадались еще здесь кустиками растущая трава сагыз. Она очень ветвиста, но совсем без листьев, цветочки имеет желтые, по которым можно было догадываться, что принадлежит к 19-му классу Линнеевой брачной системы. Ежели переломить стебель, то выступает беловатый и на вкус весьма горький сок. При корне находится род смолы, которую киргизцы жуют как лиственничную сибиряк. Всякая скотина ест траву сию охотно. Также попадалась трава особенного вида, по-киргизски называемая туя-карн, т.е. верблюжья утроба, так названная потому, что верблюды колкую сию траву весьма любят и ею преимущественно питаются; и еще кустоватый многоколенник Polygonum frutescens, по-киргизски ит-сигак, т.е. песья моча. Свежий столь едок, что никакая скотина к нему не прикасается, напротив, перезимовалый на своем корне доставляет наилучший корм для овец и коз. Отваром сей свежей травы моют коросту на верблюдах и дают во внутрь вместо слабительного, а из золы делают с бараньим салом черное мыло, называемоекарасавон, весьма удобное для мытья бумажных материй. Сентября 5-го, полуденный роздых у ключей Башкайнар, от ночлега 23 1/4 верст Сего дня вступили мы в путь по безводной же степи Музбиль, т.е. ледяной пояс. Она имеет в длину от севера-востока на юго-запад до 250, а в ширину от 35 до 60 верст. К ней с обеих сторон прилегают высоты, вознесенные над горизонтом степи до 30 сажен и более. Положение ее представляет распространенные равнины или гладкие, непокрытые никаким растением, глинистые площади, изображающие дно недавно высохших больших озер. Равнины сии разделены на многие как бы рукава и протоки с разбросанными кое-где бугорками, наподобие островков, и окружены, почти перпендикулярно до 1 1/2сажени, возвышенными берегами. Между сими чистыми, так сказать, высохшими протоками лежат места возвышенные, покрытые бугристыми песками и растениями. Киргизцы рассказывали нам о Музбиле следующие три обстоятельства. 1. Что зимою, в декабре и генваре, бывают в ней глубокие снега, жестокие морозы, сильные северные ветра с крутящимися вихрями, наносящими великую опасность проезжающим, а в прилегающих песках зима бывает теплее и малоснежнее. 2. Что весною, в апреле и мае месяцах, при таянии снегов, равнины наполняются водою, которая иногда остается до июня, а особливо к стороне Аральского моря. 3. Что в разных местах выкапывали колодцы даже до 5 сажен, но влажности нисколько приметно не было. Плотная глина, составляющая грунт сих равнин, при углублении становилась всегда тверже и желтее, и напоследок попадавшиеся камни препятствовали совсем работе, напротив, в песках не глубже двух аршин как появляется вода. 56 Рассматривая окрестное местоположение, сколько позволило нам время, находим, что степь Музбиль окружена возвышениями только во всю длину, т.е. с северо-запада и юговостока, с первой стороны горами Конуртюбя и Аяры, а с другой – горами Кайнар; напротив, с юга и севера в ширину она совершенно открыта. Почему тучи, несомые от севера сильными ветрами, врываются в средину сей, так сказать, великой ложбины и, будучи привлекаемы облегающими ее горами, сливаясь воедино производят преимущественное количество снега (Северная нагорная часть степи Киргизской между реками Эмбою, Тургаем, Иргизом, Ишимом и Иртышом подвержена бывает ветрам сим в сентябре и октябре; а полуденная, около реки Сыр, по наблюдениям г-на доктора Большого, в феврале и марте), чрез что зима всегда гораздо прежде и сильнее начинает действовать здесь, нежели в местах покрытых рыхлыми бугристыми песками, где солнечные лучи в вогнутых между буграми яминах беспрерывно отражаясь и как бы в фокусе собираясь согревают – палят землю. Притом точно примечено, что ветра, несущие с севера снег, во всей песчаной полосе дуют в одно только определенное время. Продолжительность зимы происходит оттого, что солнечные лучи, падая под косым углом, не допускаются в равнины грядою гор, а ежели частью и прикасаются к оной, то и тогда, скользя по гладкой поверхности, весьма слабое производят действие. Следовательно, снега могут лежать в ней дотоле, когда солнце вступит уже в знак Овна. Летом сия часть степи имеет засуху и бездождье от тех же самых причин, от которых и прочие места степи Киргизской сему подвержены, о чем впоследствии показано быть имеет пространнее. Но при всем вышесказанном нельзя, однако же, принять, чтоб весенняя вода склоняющаяся, как говорят киргизцы, к Аральскому морю, находящемуся от нашего пути справа в 150 верстах, была виною теперешнего расширения и углубления равнин, гладкости их дна и образованию берегов. Ибо тогда могли бы произойти только одни рытвины или овраги. Сначала почли мы сию степь за пересыхающий в летнее время залив Аральского моря, положенной на картах геодезистом Муравиным с северовосточной стороны моря, поелику горизонтальная наклонность дна равнин действительно склоняется к Аральскому морю. Но рассматривая более сии места мы уверились, что залив, показанный на карте г-на Муравина, лежит далее к югу, а Музбиль, направляясь положением своим несколько на запад, превращается потом в небольшие, гладкие же и частью заросшие травою долины, называемые какты и пересекаемые между собою на немалое расстояние песчаными буграми, а, наконец, в камышные топкие ложбины, которые, хотя и приближаются к морю, но совсем в другом месте. Некоторые киргизцы в дополнение сего утверждали, что вода в некоторых равнинах, и особливо в какты, появляются не только весною, но и во всякое время года, когда только случится прибыль в водах близлежащих. Сему взаимному сообщению вод, как кажется, способствуют рыхлые пески при возвышении воды в Аральском море, коего поверхность весьма близка к поверхности сих равнин. Сверх того заметить должно, что по всем глинистым плоскостям сих равнин находятся белемниты, гладко отшлифованные кремни гальки и морские, разного рода и величины, раковины. Итак, если к сим обстоятельствам присоединить еще самый вид или положение сей степи, круглые острова, возвышенные и не осыпавшиеся берега, и не заросшее гладкое дно, тогда все будет доказывать, что еще в недавнем времени 57 находилось здесь постоянное вод пребывание, служившее может быть продолжением озера Аксакалбарбий или соединением его с Аральским морем. Горизонтальная гладкость и плотность Музбиля происходит от действия воды, которая механически растворя глинистую поверхность, разносит и осаждает ее по всему пространству. Твердость же почвы, препятствующая воде проникать во внутренность, лишает сии места колодцев. По переходе чрез Музбиль, вступили мы на крутые Кайнарские горы, представляющие как бы главный берег сей степи, возвышающейся от плоскости до 32 сажен, а с противной стороны, от песков, только до 15. Горы сии простираются неразрывно хребтовидною грядою и имеют в ширину от 2 до 7 верст. По вершине их рассеяны холмы, пригорки и песчаные бугры с растущими повсюду кустами. В глинистой почве сего хребта находятся известковые, песчаные и глинистые камни, и в изобилии бобковая железная руда. На обе стороны оной, от самой вершины, спускались крутые, сажени в четыре и более глубиною, овраги или род провалов. Земля по оным была столь рыхла, что лошади и верблюды топли по колени. Она цветом изсера-голубовата и содержала в изобилии железные частицы. В 10 часов утра остановился караван близ ключей Башкайнар (Кайнарская голова), находящихся на вершине горы, на небольшой окруженной буграми площади, в которой из круглых котловидных ям, обросших камышом и ситником, вода, как будто бы чем вытесняемая, текла на все стороны многими ручьями, которые после, соединясь вместе, сбегают с горы в Кунгурскую равнину и теряются в рыхлых песках. Вода сих ключей совершенно светла и довольно холодна; она испускает сильный запах горючего газа, примечаемого обыкновенно при серных минеральных ключах. Грунт площади, где они находятся, был так разжижен, что многие из наших верблюдов и лошадей, попадаясь в сии обманчивые топи, с трудом были вытаскиваемы. Они покрывались вязкою и довольно нежною голубоватою глиною, которая с великою удобностью может быть употреблена на делание ценной посуды. Подобных сим ключей по Кайнарским горам рассеяно много. От полуденного стана 17 1/2 верст, ночлег в песках Кчипарчакум После полудня, спустясь с Кайнарских высот, направили путь чрез Кунгурскую равнину, а потом пошли по холмистой степи и по пескам Кчипарчакум, идущим особливою грядою; в них остановились для ночлега, пройдя с самого утра 41 1/4 верст. По всем проходимым нами местам много водится волков Canis lupus L, покиргизски карскар; лисиц Canis vulpes, тулько; диких собак Canis corsa, корсак;барсуков Ursus meles L, барсук. Сверх сего попадаются иногда дикие лошади Equus siloestris, S: Potius alpestris, тагы, а по-татарски тарпан; дикие ослы Equus asinus ferus, кулан и проч. Сентября 6-го, полуденный роздых при колодцах Бургай, от ночлега 23 версты Поутру, как скоро оставили Кчипарчакум, представились нам глинистые гряды гор, потом пониженные лощины со славными колодцами, а напоследок пескиБургайкум, в которых у колодцев Бургайкудук остановились для отдыха. 58 От самих Кайнарских гор путь наш пошел чрез такие места, по которым кочует злобный каракисятский удел, почему предосторожности в проходе были увеличены. Во все стороны посылали мы разъезды, кои давали нам знать о направлении пути, дабы, сколько можно, уклоняться от аулов. Ночлег в окрестностях горы Кушмурун, в 24 1/4 верстах от полуденного лагеря После полудня, близ глинистой горы у могилы Бургай-бия, попались нам до 20 человек вооруженных киргизцев. Старание скрыть свое имя, когда мы спрашивали, кто они и какого отделения, возродило в нас подозрение о их честности. Под горою коснулись мы солонца Узуншур, а за оным нечаянно подошли к каракисятскому аулу, где запасясь водою, вступили в пески Мансуркум. Пройдя оные и равнину Мансур, поднялись на высоты, а в 10 часов остановились близ горы Кушмурун (птичий нос), называемый так по наружному ее виду. Мы должны были сего вечера, несмотря на темную ночь, следовать со всею возможною тишиною. Сами звезды, единственные в степях руководители, скрылись за завесою помрачившегося неба. Крякаши разделились на части и по одному только глухому шороху отыскивали друг друга. Караван совсем бы сбился со своего пути и разошелся врозь, когда б вожаки не предупредили оное своею попечительностью. При таких случаях вожаки обыкновенно разъезжаются во все стороны, для отыскания тех мест, чрез кои идет дорога; и если кто из них до сего достигнет, тогда положа к кремню натертый порохом трут, который киргизцы во всякое время при себе имеют, ударяет об него огнивом, отчего происходит блеск, подобный ружейной вспышке, весьма приметный в нарочитом отделении. За сими призывающими нас сигналами, повторяемыми почти беспрерывно, мы следовали спокойно, а где надобно было остановится лагерем, передовые расклали большой огонь, к которому, наконец, собрался весь караван. Сентября 7-го, путь к пескам Сырпарчакум, 20 1/2 верст, от Орской крепости 787 1/2 верст В 3 часа пополуночи направились далее по бугристым флецевым горам, покрытым черноземом и песчаною глиною, а на поверхности оных рассеянными полосами кремнистых галек. Горы сии идут от востока, склоняются на запад к берегам Аральского моря к урочищу Тарнак. Корму в ложбинах было довольно, но колодцев и текущих рек совсем не видно. Произрастающие здесь саксеуловые деревья, служащие наилучшим украшением дикой здешней природы, представляли повсюду веселые перелески, венчающие вершины холмов, под тенью которых странник, соскучившийся взирать на мрачные песчаные пустыни, найдет себе немалое удовольствие и отраду. Спустясь с гор по крутой покатости в пониженную до 20 сажен равнину, представились нам голые пескиСырпарчакум, составляющие конец Каракума. За сими песками чрез 60 верст простираются небольшие горы Джиеккум, т.е. с краю песков, а за оными течет знаменитая река Сырдарья (Дарья означает реку первой степени, ибо у всех азиатцев реки по величине их имеют различные названия: у киргизцев ключ называется булак, ручей – бутак, речка – чжелга, река средней величины, река великая – дарья). В песках Сырпарчакум лежит колодец Байгары, у которого надеялись мы по условию получить известие от посланных наших 2 сентября на реку Сыр. 59 В самом деле они нас здесь встретили и известием своим произвели величайшее смятение в караване. Ибо киргизцы кишкене-чиктынского отделения, куда они были посылаемы, со всеми биями, под начальством султана Абулгазы, признанного от них ханом, с частью чумекейцев из удела кунтского и сарыкашинского, некоторых тюрткаринцев, каракалпаков и даже хивинских узбеков, заняв все перевозы чрез реку, ожидали нашего на оную прибытия, с тем, дабы всех без исключения лишить жизни, а багаж разделить между собою. Чтобы в точности исполнить сие намерение, старшины обязали друг друга, по их обычаю, присягою; многие из них внушали народу, что мы предвозвестники несчастья Киргизской орде; даже самые баксы вооружали их к нашему погублению разными разглашениями. Корыстолюбивая жадность к добыче была главною целью сего их движения. «Мы заметили, – говорит посланный от нас мулла,– что скопище киргизцев простирается уже более 4000 человек, а притом и еще со всех сторон сбегаются вооруженные толпы». При первом действии сего жестокого известия, положили было мы податься еще вперед и, укрепясь у колодца Байгары, ожидать нападения. Но что можно было сделать 50 вооруженным против великого количества. Каныбай уверял, что сие место занято уже немалою партиею сообщников, почему ни один купец, ни один киргизец на предприятие наше не соглашались; и в беспорядке и торопливости пошли обратно. Главное пребывание злодеев находилось от сего места около 100 верст. Они оставались там в том ожидании, что караван сам придет, так сказать, в их руки; а потому и предприняли мы уклониться в аулы верных нам чумекейцев, кочующих в 250 верст назад, и после, ежели сие удастся, идти опять в Бухарию другим путем, чрез Среднюю орду. К сему расположению с восторгом согласились все нам сопутствующие. Два часа ранее и мы достигли бы своей цели, но несчастье готовилось нас преследовать. Мы должны были стоять на краю погибели! Крутившаяся пыль от каравана и скорое наше возвращение после спокойного хода, привлекли внимание пастухов каракисятского аула, которые принимали нас сначала за перекочевку. Они из любопытства прискакали к каравану и, узнав, что мы есть ожидаемая добыча их сообщников, пустились прочь. Мы хотели из предосторожности удержать их при себе до безопасного места, но к большому несчастью один из них на быстрой лошади не мог быть пойман. Он дал знать о нашем возращении в пески Парчакум, а оттуда, как узнали мы после, немедленно отправили нарочного на реку Сыр. Обратный путь Тогда был 2-й час дня, как мы пустились в обратный путь, который продолжали с наивозможною скоростью. Для отдохновения остановились уже после полуночи в песках Мансуркум при хороших колодцах. Сентября 8-го В 3-м часу утра вышли опять в дорогу и продолжали оную до 2-го часу дня. Когда усталые и утомленные зноем верблюды почти падали, требуя отдохновения, тогда уже расположились мы между буграми песков Кчипарчакумских, а пробыв два часа, отправились далее. В 8-м часу взошли на Кайнарские горы, где у 60 ключей Билькайнар (Кайнарская поясница), напоив лошадей, запаслись водою и камышом, а потом спустились в степь Музбиль. Дорога наша направлялась гораздо левее прежней. Отличных местоположений и перемен в произведениях природы приметно не было. Мы во время хода нашего располагали всегда на возвышениях отъезжие из вожаков караулы, которые оставались назади иногда верст за 15 и более; а в стороны посылали разъезды, дабы о всяком малейшем движении получить известие. Во 2-м часу пополуночи остановились в равнинах кормить запасенным тростником лошадей, а в 3 часа пошли опять далее. В сие время прискакал к нам киргизец, из оставленных на посту с половины вчерашнего дня, и уведомил нас, что при закате солнца видел вдали ужасную пыль, вздымающуюся со всех сторон; верное свидетельство, что киргизцы нас преследуют, хотя сие и противу их обыкновения. По таковом известии, устроя верблюдов каравана четвероугольником, скрыв в средину излишний багаж и расположа казаков вокруг, пошли еще поспешнее. Бекчурин, пользуясь темнотою ночи, от нас уехал вперед для призвания на помощь приверженных киргизцев. Поминутно прибегали к нам боковые разъезды с уведомлением, что со всех сторон замечают они движения киргизских партий, в некоторых местах видели мы раскладенный огонь, в других, разносились крики множества голосов, а по сторонам, повсюду, сверкали киргизские сигналы. Сентября 9-го, от Орской крепости 680 верст Час от часу известия о неприятеле становились чаще, а, наконец, при восхождении лучезарного солнца, на равнинах Музбиль, близ холма и могилы Ходжаберган, увидели мы стремящиеся толпы киргизские, простирающиеся около 800 человек. Между ними развевались многие значки, ознаменовывающие по киргизскому закону кровопролитие. Они искали нас разделенными партиями, почему некоторые заехали даже вперед. Прежде нежели грабители к нам приблизились, выслали мы к ним в обе стороны верных вожаков наших (Вожаков при нас было тогда 11 человек) и некоторых магометан (По закону киргизскому не должно никогда друг против друга употреблять оружие или производить смертоубийства без формальной войны, что наблюдают они и против всех магометан), с тем, дабы они вступя в переговоры, удержали сильное их стремление. А между тем сами спешась и посадя верблюдов в кучу, снимали с них тяжелые тюки, из коих не имеющие при себе оружие, делали род крепостицы, а вооруженные казаки вышед вперед готовились к защите. Никакие средства не сильны были отстранить угрожающую нам бурю. Напитанные ожесточением киргизцы, как хищные звери, видящие в когтях своих верную добычу, жадничали кровопролития. Они, не внимая посланным, напали на них с яростью и вместе с сим пустились с ужасным криком к каравану со всех сторон во всю конскую прыть. 61 Мы совершенно были уверены, что при сем первом ударе, который бывает самый сильнейший, они нас сомнут. Но пугливые и усталые их лошади к сему уже более не были способны, почему малая наша стрельба доставила нам довольно обороны. Потом они разделились на несколько куч. Одни из них сойдя с лошадей, припали к винтовкам, другие стреляли из ружей верхами, некоторые пущали на всем скаку стрелы, а все прочие с пиками сделали опять удар, но снова были отражены. После сего половина их спешилась и, будучи прикрываема конными, устремилась всею массою на один пункт. Причем им удалось ворваться между спутанными верблюдами, они произвели тогда сильнейшую сечу на саблях и копьях. Решительная минута! Мы, конечно, погибли бы в оную, если б отчаяние не произвело в казаках наших чрезвычайной храбрости. Иные из них бросились прямо в толпу в ручной бой, а другие, заняв закрытые места, открыли сильную перепалку, которая была весьма действительна. Но и тогда не в состоянии мы были бы держаться долго, если бы испуганные лошади и перераненные верблюды не бросились в кучу сражения и, будучи возбуждаемы новыми ранами и криком, не стали опрокидывать и топтать людей. Ибо после сего многие киргизцы увидя некоторых еще навьюченными, оставя битву, пустились за добычею, а остальные, встречая на каждом шагу неожидаемою упорность, отступили. К большому нашему несчастью мы потеряли в сие время семь мешков воды, заготовленные вчера для безводной сей степи. Тогда же взяли у нас в плен одного человека; а некоторые из купцов, будучи одеты подобно киргизцам, во время сего смятения из каравана уехали под руководством надежных вожаков, которым вручили двух верблюдов, навьюченных червонцами. Очарованные корыстолюбием грабители, разделились после сего на партии: иные, отошли в сторону делить полученную добычу, другие собрались в круга для советов, а некоторые, удалялись в ближние кочевья, приглашать новых к себе союзников. Пользуясь сим временем, старались мы сколько можно укреплять из тюков сделанную ограду. Она представляла подобие 3-саженного редута. В средине поставлены были в кучу оставшиеся при нас 5 лошадей и 2 верблюда. Окружности очистили от кустов, которые в первый удар стрельцам киргизским служили прикрытием. От стороны чиктынского жилища беспрерывное было приращение неприятелей. Они стекались с визгом и со многими значками, показывающими различные их колена. Когда киргизцы разделили добычу и количество их умножилось более 1500, тогда окружа нас, кричали, дабы все магометане выходили вон, в противном случае грозили им неизбежною смертью. При нас осталось их немного и сии определили жизнь свою в жертву общей защиты. После того, приближаясь к укреплению, всячески старались завладеть оным, но тщетно. Неутомимая храбрость и отличное сопротивление малой команды опять заставило их рассыпаться. С нашей стороны ранено было 6 человек, а о неприятеле ничего достоверного сказать не можем, ибо они, так как и все азиатцы, раненных и убитых не оставляли на поле сражения. Но ясно видно было, что отчаянное сопротивление весьма подействовала на сих трусливых воинов. Они, оставя делать нападение, решились ожидать нашей сдачи от медленного изнурения, почему расположились кругом укрепления на ружейный выстрел. Лошадей своих погнали на водопой, отстоящий от сего места верст на 25. Мы со своей стороны для утоления жажды решились рыть колодец. 62 Перед вечером неприятели прислали к нам старшин своих с одним чумекейским вожаком нашим Абтикарем. Они показывали желание заключить перемирие и уверяли, что покушение народа на грабительство началось без воли биев. «С завтрашнего утра, – говорили присланные, – сами бии хотят провожать нас в Бухарию и возвратить отбитое у вас имение». Сим коварным обнадеживаниям верить было невозможно, почему мы сказали им, что действовать будем только в таком случае, когда кто из них подойдет к нам ближе ружейного выстрела. Беспрерывное стечение киргизцев увеличилось, наконец, до того, что могли они саженях в 100 от редута сделать неразрывный круг и облечь нас отовсюду. Некоторые рубили по пескам растущий кустарник и сваживая оный в кучи, делали в рост человеческий связки, засыпая их песком наподобие тур, покиргизски называемые аратура. Ночью с ужасным шумом имели перекличку сими словами: никого из городка, ни в городок не пропущать! Во многих местах раскладен был огонь, вместо маяку вновь приезжавшим. Весьма часто патрули их приближались к нашему укреплению, но, быв окликаемы, тотчас удалялись. Мы наблюдали строгую тишину. Иногда посылали казаков к киргизским кругам для подслушивания их советов, и к горести нашей узнали, что у них раздавались крики радости о приращении сообщников. Между прочими, прислан к ним был от хана Абулгазы наперсник его, Садит-Кирей, который есть внук бывшего башкирского бунтовщика Карасакала. Он с усилием научил народ к вреду нашему и заклинал исполнить сделанную присягу. Сентября 10-го Целую ночь попеременно занимались мы вырытием начатого колодца, но здешняя земля, как описано о том сентября 5-го, едва от топора и лома делилась на части и в 3-саженной с трудом достигнутой глубине не оказывалась ни малейшего следа сырости. Уже утренняя заря начала освещать восточную сторону неба, но мы не имели ничего к утолению жажды, мучившей нас со вчерашнего утра. По рассвете увидели, что количество окружающего народа гораздо превозвышало прежнее. Можно по справедливости было сказать, что мы уподоблялись тогда былинке, растущей в обширном кустарнике, которую и самый строгий наблюдатель едва ли бы заметил. Вскоре явились опять вчерашние старшины вместе с Садит-Киреем и с теми же предложениями, как прежде. Мы принимали оные с тем, чтоб прежде все неприятели разъехались в свои аулы, а с нами остались только немногие старшины, с которыми хотели отбыть к чумекейским аулам для нужных заготовлений. Сии предложения обнаружили прямые их замыслы: они непременно хотели, чтоб мы теперь же пошли к ним, отдав караван на их руки, дабы чрез то, как видеть можно, удобнее было взять всех нас без сопротивления в плен. Дорого решились отдать жизнь свою и вольность. Казаки готовы были на всякое предприятие, почему и объявили грабителям, что требуем идти к чумекейцам, или будем защищаться, покуда достанет силы. Хотя по вчерашнему условию не должно было бы начинать никаких воинских действий, но киргизцы во время переговоров подкатывали к нам сделанные туры и приготовлялись к сильнейшему удару. 63 На последнее желание наше не прежде хотели согласиться, как тогда, когда по закону их выдадим за убитых и раненых кун, т.е. мзду (О сем киргизском законе показано во 2-й части). Оставшиеся при нас купцы с радостью взялись удовлетворить сему требованию, ибо в прежние годы подобная сему мзда нередко спасала купцов и товар. Киргизцы в верности их обещания произнесли пред Алкораном клятвенную присягу (За каждого убитого положено было выдать по 100 червонных). Рассуждая о пользе такового условия, мы полагали, что сохраня казенные вещи можем еще идти в Бухарию другими отдаленными дорогами. К 5-му часу пополудни было выдано им 6000 червонных и сверх того многие товары. Сильный полдневный жар, соединясь с великим беспокойством и померкшею надеждою достигнуть воды в рытом нами колодце, произвели горестное отчаяние во всем нашем сообществе. Некоторые обессилели до того, что с нуждою поддерживали самих себя, иные, почти полумертвыми, распростирались по песку, лица всех были томны и бледны, глаза кровавы, язык, покрытый напекшеюся корою, почти не шевелился. Смерть, казалось, занесла уже свой роковой удар. Чтобы предупредить сию погибель, мы, пользуясь мирным условием, просили у киргизцев воды, но тщетно. Бедные, и то во время заплаты куна, носили к нам ее тайно в небольших кожаных мешках, подвязывая их под одежду, и за малую меру едва соглашались брать по 2 и более червонца. Невзирая, что вода сия при обыкновенном соленом свойстве была отвратительного запаха, с грязью и для умножения ее смешана с лошадиною мочою. Казаки хватали оную с чрезвычайною жадностью. «Дайте мне, – говорили слабые и раненные, – дайте хотя смочить палец и охладить язык». Может быть по заплате куна получили бы мы желаемое, если бы беспрерывное приращение злодеев не возбудило снова дух корыстолюбия. Они презрели присягу, и, думая найти нас ослабевшими, опять начали делать наступление. Шесть раз устремлялись к стенам укрепления, имея в руках сплетенные из веревок петли для вязания полоненных, но не могли в оное проникнуть. Тщетно партия союзных нам чумекейцев до 300 человек раза три покушалась дать нам руку помощи, грабители прогоняли ее с жестоким поражением. К большему замешательству казаки, ожесточась на неприятеля, более не внимали приказаниям. Они хотели броситься на них и лучше умереть, чем быть в мучительном состоянии. Надобно было употребить средства сильные, чтоб удержать их в границах и заставить ожидать общей участи! Непрестанное умножение народа, малочисленность наша и невозможность получить себе откуда-нибудь помощь, представляли нам одно неизбежное спасение от мучительной смерти, отдаться в руки врагов. Но вспомнив, что сие пожертвование, кроме вечного невольничества, не принесет никакой пользы, решились, наконец, оставя весь караван, пробираться сквозь неприятеля вооруженною рукою, дабы производя сие, или умереть защищаясь, или пробившись, сохранить жизнь нашу для нового государству служения. При сем последнем надеялись, по крайней мере, спасти депеши, нужные бумаги и, удовлетворяя общему желанию, возвратить людей в свое отечество. К вечеру объявили о том всем в караване, советуя брать сколько возможно более патронов. Сие приказание оживило в сердцах всех последнюю искру бодрости. Мы не успели еще приготовиться к сему окончательному предприятию, как вдруг, с сильным 64 движением отовсюду, увидели снова стремящихся на укрепление хищников. Не давая времени совершенно стеснить нас в оном, соединено пошли чрез стену в ту сторону, в которой находились чумекейские аулы. В сие мгновение, когда менее всего надеялись найти спасение, мы удивились увидя киргизцев от нас удаляющимися. Чрезмерная ли привязанность к жизни и вместе желание не потерять часть добычи, на которую многие бросились, или взятая за кровь мзда (кун) удержали, что они не опрокинули на нас всеми соединенными силами, того объяснить не можем. Во время сего движения поднялась ужасная пыль, великий крик и сильное волнование, которые соединясь вместе с вечерним сумраком, лишили нас любезного сотоварища, доктора, надворного советника Большого и некоторых других, кои были взяты в плен. Киргизцы при разграблении каравана, можно сказать, уподоблялись саранче, опустошавшей плодоносные поля. Все что ни попадалась в их руки, разрубали, ломали, рвали на мелкие клочки и с сильною дракою отнимали их друг у друга, гоняясь по полю. По некотором отдалении от места разграбления, присоединились к нам честные наши вожаки Каныбай и Буранбай, которые вместе с другими скрывались за горами. Первых немедленно послали мы отыскать полоненных, но оные ни малейшего не могли нам доставить сведения, куда несчастные попались. Неизъяснимую радость чувствовали все отходя от рук врагов. Новый луч надежды подкрепил дух наш. Казаки шли по песчаным буграм так легко, как по ровной дороге, но утомленные их силы недолго могли служить им. «Нам нужна помощь», – говорили они. «Напоите нас Бога ради», – повторяли вожакам отчаянным голосом. Вскоре после того приблизилась новая толпа киргизцев до 200 человек из чумекейцев сарыкашинского удела. Они, под видом вызванных для защиты, предложили свои услуги и посадили всех позади себя на своих лошадей и верблюдов. Скоро, однако ж, увидели мы, что доброжелатели сии вместо соединенного пособия стали разъезжаться в разные стороны. Сие заставило нас сзывать команду в соединение, и, сбежавшись кое-как вместе, сильною стрельбою отбились от вторичного несчастья, потеряв снова 8 человек из обезоруженных казаков, которые в темноте были связаны и увезены. Целую ночь шли мы пешком под руководством нашего вожака Каныбая, будучи окружены со всех сторон киргизцами, производящими ужасный крик, скачку и набеги. На рассвете между страхом и надеждою прибыли в аул чумекейского бия Мусряба, где присоединился к нам и переводчик Бекчурин. Вода было первое слово наших сотоварищей и, несмотря на опасность, все бросились искать оную в разных местах. Иные, не имея сосудов, опускались в колодцы и черпали ее горстями, другие сосали обмокшие части платья, а некоторые припадали к влажной земле и довольствовались ею. С чем может сравниться сие положение! В аулах сих надеялись мы найти хотя малейшее пособие, но во всем другом, кроме утоления жажды, обманулись, ибо киргизцы преследовавшие нас в ночи, окружа аул, требовали, чтоб взамен понесенных ими потерь при сражении с чиктынцами, выдать всех нас как должную им добычу. С большим трудом могли мы, при посредстве нашего хозяина Мусряб-бия, согласить их, чтоб они оставили сию претензию и старались о доставлении увезенных людей в неволю, обещая за каждого возвращенного заплатить из суммы, сохраненной купцами (Здесь говорится о тех купцах, которые при самом 65 начале нападения скрылись из каравана вместе с вожаками), по 50 червонных. Но купцы скоро после сего прибыли к нам с печальным известием, что капитал, на который полагали мы всю надежду, будучи зарыт ими для безопасности в песок, оттуда похищен. Мы послали тотчас вожаков с переводчиком и казаками искать похитителей. К вечеру пропажа была отыскана, и при помощи Мусряба и Китябай-бия отнята обратно и возвращена купцам. Некоторые из нас нарочито осматривали сего дня место разграбления, но ничего не нашли, кроме взрытого песку, перемешанного с сухарями и мелко изломанным от сундуков деревом. Сентября 12-го Целый день проведен в беспрерывных заботах в рассуждении возвращения увезенных людей. Они рассеяны были в разных аулах; иные из них были даже запроданы бывшим тут хивинцам, и вообще все обобраны донага; а о г-не докторе, денщике и нескольких татарах, попавших в руки первых злодеев, не имели никакого известия. Киргизцы, посланные за особую плату для отыскания оных в удаленные места, уже в глубокую ночь привели к нам только караваноначальника нашего Исмайлова, с двумя купеческими приказчиками, которых нашли шатающимися по пескам. Исмайлов сказывал, что при выходе из каравана схватила его партия чумекейцев, бывшая под начальством старшины Байчунды, и целые сутки влекши за собою, не иначе избавила от рабства как по едино-исповеданию, и особенно тогда, когда Исмайлов объявлял о себе, что он был в Мекке. Сентября 13-го Поутру начали собираться в путь, но никто не брался провожать нас ни в Россию, ни в Бухарию, опасаясь с обеих сторон непременного взыскания. Трудно бы нам было убедить к сему киргизцев, ежели бы не прибыл известный Каракубек-бий с партиею [251] 100 человек ему ближних. Он, дабы удалить от себя подозрения, взялся дать нам людей в вожаки и уговорил к тому чумекейцев, но верблюдов и лошадей, на чем бы ехать, не давали; а для того предприняли мы доколе можно идти пешком. Сентября 14-го До самой полуночи, с лишком 40 верст, брели песками и остановились у аула доброго и честного чумекейского Китябай-бия. Здесь, на занятые у купцов червонцы, выменяли верблюдов и несколько лошадей, ибо сии последние были гораздо дороже первых, а для людей, не имеющих одежды, армяки и тулупы. Запаслись также на несколько дней для пропитания пищею. Из тюрткаринцев пошли с нами вожаки при старшине Буранбае, а из чумекейцев – при Идиге, всего 15 человек. Приготовясь таким образом, и посадя на каждого верблюда по два человека, после полудня отправились в Россию, левее того пути, которого держались прежде. Пополуночи останавливались отдохнуть и чрез два часа опять пустились в дорогу. 66 Сентября 15-го В 9 часов утра достигли до полосы описанных выше бугристых песков Парчакум, где при хороших колодцах располагались до 2-го часа. Отсюда султана Ширгазы, снабдя его червонными и придав в сотоварищество бия Дюнанчу и еще двух других киргизцев, послали мы для непременного отыскания доктора. Они обещались нам следовать к чиктынцам, и ежели он жив, чего б ни стоило возвратить его в Россию. Выступя из Парчакума, шли местами более ровными солонцеватыми, направляясь к Тюгошкану. Сей путь противу прежнего казался нам удобнее. В первом часу за полночь темнота не позволила продолжать нам дорогу, а потому избрали место для ночлега в буграх, не доходя реки Иргиз. Сентября 16-го На утренней заре нашли опять известный путь и на рассвете достигли Иргиза при урочище Тюгоскан, в том самом месте, где прошлого месяца 28-го числа имели лагерь. Перейдя реку вброд и приняв вправо, потянулись холмистыми степями. Слева оставили гору и могилы Карамула, а справа, реку Тургай. Около полудня достигли озера Хочжакул, где имели малый роздых. Обширное сие озеро заключало в себе пресную воду, а в окрестности находились хорошие кормы. Тут заметили мы также пашни, расположенные по косогору, близ большого солонца, отделявшегося от озера узкою возвышенною грядою земли, чрез которую пролегает канал, уподобляющийся рытвенному оврагу, глубиною более сажени. Он служит к спуску воды из озера для наводнения сих пашен. Киргизцы уверяли, что овраг сей прорвался в недавнем времени сам собою. Далее от озера продолжа путь местами возвышенными, а пред вечером перебрались чрез лощину Сарюзяк, во время весны наполняющуюся водою, а в сие время заключавшую небольшие с оною ямы. В полночь остановились на берегу речки Тилкары, которая тянется от реки Иргиз к Тургаю в довольно возвышенных берегах и содержит попеременно то пресные, то соленые, то горькие озерки. Здесь вознамерились мы остаться до рассвета, дабы обождать вожаков, уехавших третьего дня в свои аулы для перемены одежды и получения запасу. С самого можно сказать за границу выхода, а особенно в обратном пути, не проходило ни одного дня, чтоб мы от наших проводников не терпели неудовольствия. Несогласные и упорные вожаки всегда между собою имели распрю. Всякий силился вести караван как ему приходило на мысль, дабы чрез сие мог выиграть для себя какую-либо пользу. Идучи вперед, иногда поневоле, должны были склоняться на желание сих непостоянных путеводителей, но, теперь, держась положения Полярной звезды, не внимали никаким их представлениям и шли прямо в Россию. Сентября 17-го 67 Поутру сего дня отправились сперва вправо, но потом опять возвратились для обождания киргизцев, уехавших в аулы за нужною нам провизиею. По песчаноглинистым горам, в окрестности [253] реки Тилькары, а особливо к северу лежащим, преимущественно пред прочими ископаемыми были приметны железная охра и рассеянные полосами кругляки. В 3 часа после полудня, оставя напрасное ожидание, пустились в дорогу с оставшимися только 8 киргизцами. В лунную нынешнюю ночь перешли горуКунгуртюбя, мимо которой проходят всегда чумекейцы с караванами. Здесь от самого Тюгошкана до вершин реки Иргиз дорога идет ровными степями, весьма удобными для езды на колесах, и кормы до самой России становились час от часу привольнее. Ежели при переходе сем можно чувствовать в чем недостаток, то только в одной воде. В 3 часа пополуночи остановились в безводном месте и, пробыв короткое время для отдохновения, отправились далее. Сентября 18-го Недостаток в провианте приводил нас в большое беспокойство. От переправы за Иргиз не попадалось ни одного аула, в котором могли бы мы получить себе запасу; опечаленные вожаки отнимали у нас всю надежду сыскать оный прежде границы. Но в 11 часов заметили справа сначала чуть движущиеся предметы, которые принимали мы за колебание растений. А киргизцы, совершенно привыкшие к степям, решительно уверяли нас, что это скот и, поскакав туда, ко всеобщей радости в 7 верстах открыли кочевье, которое было уже последнее и замешкалось долго на севере по причине не оконченных экономических на зиму приготовлений. Здесь закупив баранов и запасясь опять дня на два, вместо обыкновенного провианта, вареным мясом, к вечеру пошли в дальнейший путь. Около 10-го часа утра расположились для отдохновения близ высокой, хребтом идущей горы Каратавлё, на вершине которой находится могила одного из киргизских святых, а в окружности по всей степи лежат многие солонцы, с хорошими около их колодцами. Свирепый холодный, периодически северный ветер, сопровождаемый дождем, угнетал нас от самой горы Кунгуртюбя. Обмокшее платье сцеплялось на плечах от бывших по ночам заморозков. Верблюды, побуждаемые к скорому ходу, долго противоборствуя силе ветра, изъявляли изнеможение свое пронзительным визгом и иногда падали утомленными на землю. Употребляемый в сухое время для обогрения скотский помет, теперь совсем не загорался. Мы не находили более никакого средства к защите на месте отдохновения, как скрываться между посаженными в кучу верблюдами. «Привел нас Бог, – говаривали в сие время казаки, – спать лицом к лицу на одной постели с верблюдами!» Оставя гору Каратавлё, во всю чрезвычайно темную ночь, сопровождаемую туманом, продолжили путь, руководствуясь в проходе удивительным искусством киргизцев. Сентября 20-го Перед рассветом остановились у одного камышового озера. 68 Справа, в 25 верстах отсюда, видна была знаменитая гора Карачатау, довольно известная по описанию г-на Рычкова в Оренбургской топографии. После полудня следовали гладкою степью до самой Бабанчока, у которой кроме камышных озер попадались немалые колодцы. Гора Бабанчока примечательна потому, что бывает сборным местом киргизцев чумекейского рода для произведения народных пиршеств. К сему способствуют изобильные пастьбы и обширная степь Бабан, по которой весьма удобно производиться могут обыкновенные киргизские ристания. Пройдя гору сию, стали подыматься на высоты, постепенно увеличивающиеся и представляющие сначала Верхний Котырташ, а потом большими грядами идущие холмы Тякали. Спустясь с сих последних к реке Иргиз, остановились для отдыха. Сентября 21-го Поутру, вместе с восходом солнца, переправились за реку и следовали Караадырским кряжем. Вступя в горы, совсем новую почувствовали перемену. Небо сделалось ясным, погода теплою и ветер утих. Отдохнув часа два при камышином озере, продолжали путь далее. К вечеру миновали озеро Актамкуль и сухие овраги, составляющие вершины реки Камышаклы. А на рассвете, после небольшого роздыха, достигли до речки Аярыбутак, или Малой Камышаклы. Сентября 22-го Найдя чрез реку сию переправу брели далее по возвышающимся каменным горам. К половине дня увидели реку Ачагатлык, перейдя которую остановились под крутою высотою на берегу реки Большой Камышаклы. Камышакла берет начало свое от востока, близ вершин Иргиза из гор Караадыр, о чем и выше сказано было. Она так, как и другие реки степи Киргизской местами пересыхает, а весною изобилует водою. В то время, стесняясь между высокими берегами, бывает она до 3 и более сажен глубины. Окружные горы имеют главное свое положение с правой ее стороны, и называются по имени сей реки. Они оканчиваются к берегу холмами, расселистыми утесами и разновидными осколками зеленого звонкого камня, кремнистого сланца и других кремнистых пород и кварцев. Из расселин стремительно ниспадают водопады, которые, раздробляясь между торчащими каменьями, производят громкий шум. Они появляются между пластами сланцевых пород, стекая из окружных озер и родников, изобилующих в сие время водою по причине бывших продолжительных дождей. Некоторые из них стремятся с великим шумом чрез все лето, а другие показываются только весною и осенью. Особенно замечена нами здесь гора Шайтантау, т.е. чертова гора (смотри вид № 13), которая лежит при изгибе реки Камышаклы, навешиваясь над нею наподобие полусвода. Произведение по сей реке судоходства, которое г-н Рычков признает удобным (Дневные записки путешествия его по степи Киргизской, страница 12-я), не иначе принять должно как во время весны, не далее месяца мая, и не на больших судах, а на обыкновенных 69 лодках, и то с нуждою. Надобно заметить, что путешественник сей, бывши здесь весною, верно, не знал до какой степени простирается упадок воды среди лета. Нынешний день препроводили мы совершенно без провизии. Усталые лошади и верблюды обращали на себя жадностью полные наши взоры. Многие уже покушались одного из них употребить в пищу, но вспомня, что чрез сие произойдет остановка, тотчас отступили от сего намерения, питая себя надеждою скорого достижения границ российских. Для чего отдыхали здесь только минут сорок и во втором часу отправились к реке Орь. Едва успели отдалиться от Камышаклы несколько влево и подняться на высоты, как представились человек до 100 выходящих из-за гор вооруженных киргизцев. Они пустились на нас со всею стремительностью, подобно ястребу, налетающему на слабую жертву его ярости, и приближась, начали кидать множество стрел и стрелять из ружей. Вожаки наши, ежечасно ожидавшие преследования прежних грабителей для исполнения их присяги, новых сих злодеев почли за чиктынцев; почему спешась и соединя в одну кучу верблюдов, с поспешностью отклонились к берегу реки, и вышед навстречу к наезжающим неприятелям, сделали залп, чем остановя быстроту их набега, продолжали перепалку доколе они несколько удалились. После сего послали мы к ним известного Буранбая для узнания о их намерения, почему в тоже время уведомлены были, что киргизцы сии разъезжают около границ из большого чиктынского удела для междоусобной баранты. Некоторые из них, пользовавшиеся многими выгодами в бытность нашу на границе, были устыжены сею нечаянностью. Они пришли сами к нам с извинением и потом удалились. После сего пошли мы вперед с наивозможною поспешностью. По захождению солнца, при устье речки Камышаклы, переправились чрез реку Орь бродом Базарбикя, т.е. базарная баба, а для отдохновения остановились близ речки Минлюбай. Сентября 21-го В 10 часов утра прибыли мы в Орскую крепость. Одно воззрение на сей предел наших трудов и опасностей, возродило новую жизнь в наших чувствах, все лица изъявили радость и спокойствие, всякий надеялся под кровом отечества забыть обо всех бедах своих. Комендант крепости г-н полковник Петров доставил все нужные нам пособия, а гостеприимство жителей принесло сладостное утешение. 27-го отправились в Оренбург, куда прибыли 30-го числа сего ж месяца, и тотчас послали в Санкт-Петербург эстафету. Потом учредя чрез Пограничную комиссию некоторые распоряжения к возвращению товарища нашего г-на доктора Большого и к ободрению разорившейся команды. Октября 6-го числа выехали в Санкт-Петербург. РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 19209. Т. 1. Л. 1-132 об. Список. Комментарии 64. Рычков Петр Иванович (1712-1777) – первый член-корреспондент Петербургской АН, экономист, географ и историк. Служил в Оренбургской экспедиции со дня его основания, а затем в Оренбургской губернской канцелярии. Большую известность в России получили его труды «История Оренбургская» и «Топография, или описание 70 Оренбургской губернии» (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 61-65). 65. Позорище – зрелище. ___________________________________________________________ САВВА БОЛЬШОЙ Прибавление к дневным запискам доктора 7-го класса Большого Когда уже не видно было ни малейшей надежды к нашему спасению по причине жажды, мучившей нас с неизреченною жестокостью, и многочисленности хищных киргизцев, и когда, наконец, решились мы, забрав с собою самые только нужные бумаги, оставить караван, тогда только что начали приготовляться к сему последнему для нас предприятию, вдруг облегшие со всех сторон неприятели ударили по лошадям и посыпались чрез стену с визгом и криком, давя друг друга. Какой стук! Какой треск! Все рубят, все ломают, везде рвут и мечут и в одно мгновение все уже растащено было, а я, несчастный, определенный провидением на жестокое мучение, не успев протиснутся сквозь ужасную сию толпу, был ранен в голову саблею и утащен иступленным киргизцем (Меньшего чиктынского отделения простой киргизец именем Алтынбайкулюк.). Выехав на пространное место, слез он с лошади, снял с меня верхнее платье и, оборвавши, что было, оставил в одной рубашке, шейном платке, парусинных дорожных шароварах и сапогах. Потом, ниспровергнув меня на землю, опершись в грудь коленом, вынул нож и готовился отнять жизнь. Праведный Боже! Когда я увидел в неприятельских руках роковое оружие и кровью налитые глаза, оцепенел, думая, что конец жизни моей приблизился. Зажмурил накрепко глаза и, стиснув зубы, дожидался рокового удара. Он, злодей, видев меня объятого великим страхом, все как будто приготовлялся еще к бесчеловечному сему поступку, хватая одною рукою за шею, а другою прикладывая нож, потом, оставив сие действие, начал сыпать песок на мою голову. Довольно посыпав, накрыл чем-то оную, и вскоре опять сняв покрывало, «тур» (встань), – вскричал он, подымая меня за ворот. Я, повинуясь всякому его мановению, встал, гляжу на него с трепетом, дожидаясь приказания. Тут взяв волосяную веревку, связал мне назад руки, посадил на лошадь позади себя и пустился далее. Проехав несколько, слез с лошади, стащил меня и повторял снова те же самые действия, которые производил прежде, равным образом и я, стиснув зубы, зажмурив глаза, дожидался решительного окончания; но чувствуя, что сыплется песок на голову и кладется покрывало, не знал, что думать. «Не погребает ли он меня живого? – сказал я сам себе, – или по своему суеверию производит какие-либо очарования?» После сего приказал мне встать. Но видя, что я не могу подняться по причине связанных рук, пособил мне и, посадив опять на лошадь, поехал в ряд с прочими. Перешед еще версты две, приблизилось к нам несколько киргизцев, которые, схватив меня, сорвали с лошади, и одни держа за ногу, другие за другую, тянули всяк к себе на всем конском скаку. Свисшая моя голова к лошадиным ногам неоднократно ударяема 71 была копытами. Киргизцы между тем разорвали на мне рубашку и ободрав все платье, совершенно меня обнажили. Теперь то я думал, что наступила неизбежная смерть! Но по долгом мучении, не знаю каким-то образом, выпал у них из рук. Без чувств, без движения или, лучше сказать, полумертвого, обступившие киргизцы опять меня подняли и поставили на ноги. Один молодой человек, стоявший предо мною, обнажив нож, показывал мне его, держа концом противу груди моей. Потом подошел другой (Имя его Сиркабай. Это были дети меньшего чиктынского отделения бия Утюгуна.), распутал мои руки, назад связанные, и, сложа их крестом, перекрутил волосяною веревкою спереди, после чего посадя на верблюда и сам на него же сел, пролезши со всем своим толстым туловищем сквозь связанные мои руки так, что я должен был висеть на нем, чувствуя боль нестерпимую. Ручные пальцы, затекши, окостенели и не имели никакого движения. Кричу, что есть силы: «Руки! Руки!», но он бесчеловечный, не понимая слов моих и нимало не внимая жалостному моему стенанию, ехал таким образом верст 15. Я уже думал, что конечно при самом начале пленения лишен был жизни, и, находясь в царствие мертвых между бесовским сонмищем, предан на вечную муку. «О Боже великий! – говорил я сам себе, – неужели никогда не кончатся сии мучения». Так было больно! Так мучительно! Произносимые мною слова «Алла! Худай!», т.е. Боже мой! Боже мой! не приносили мне ни малейшей пользы. Бог не слыхал моей молитвы. Зверские души, желая более усугубить мою горесть и мучения, делали всякие язвительные надо мною издевки и ругательства: иной на всем конском скаку готовился проколоть пикою, другой замахивался саблею и как будто силился пополам разрубить; некоторые ударяли плетью по обнаженному телу или кололи ножами где попало, плевали в лицо и делали различные кривлянья и страшилища. Сколь ни огорчительно было терпеть такую пытку, но ныне без внутреннего смеха не могу вспомнить о тогдашней сумятице и междоусобных волнениях. Иной тащил волоком тюк, другой волок по песку сундук, разные вещи и подстреленных лошадей, привязав их за что попало веревкою; повсюду производились драки о добычах. Всякий силился отнять то, что имеет другой и проч. Когда уже довольно смерклось, то поднялся страшный шум и крик. Всюду было видно блистание искр, производимых чекмаками (огнивом) для произведения обыкновенных сигналов, и ужасные отзывы имен: «Ай Сиркабай! Ай Алтынбай!» и проч., наполняли всю мрачную атмосферу. С чем можно было сравнить сие страха и ужаса исполненное позорище! В нынешний день отъехали мы всего верст 20 и оставшуюся часть ночи провели в песках. Моему мучителю нельзя было снять меня с плеч своих, не распутав прежде моих рук, но они так крепко были скручены, что узлов развязать было не можно без помощи ножа. Получив облегчение, такую почувствовал я радость и удовольствие, что как будто вступил в новую блаженную жизнь; и пролившиеся обильно слезы уверили, что Бог еще меня щадит; самые звезды светлее казались, и обращение с киргизцами сделалось для меня гораздо сноснее. Несмотря, что кругом почти обобран и весь в их руках, по прибытие на сие место не оставили стащить с меня и дорожных моих сапог. Завистливый Сиркабай, сколько ни старался натянуть их на кривые свои ноги, но, видя, что труд его напрасен, бросил их с негодованием обратно к моим ногам; я сердечно радовался невыполнению его 72 намерения, ибо иначе должен бы был идти босой по острым каменьям и колючим растениям. [260] Потом собралось их около меня человек 10. Рассматривали мою раненную голову и изрезанные веревкою руки и, как приметно было, не без сожаления на оные взирали, а чтоб сделать мне вспоможение, тотчас принесли грязные тряпки, обвертели оными израненные части, причем надели на меня старенький халат (чапан) и посадили подле огня, потому что ночи в сие время были в сих местах довольно уже холодны. Заметив, что я несколько согрелся, нанесли мне татарских ватрушек, которые я ел с аппетитом; попросил пить, указывая на кожаный мешок с водою и на свой рот, в чем хотя немного также удовлетворили. После того опять подносили мне то же кушанье, которого, впрочем, сами не употребляли, почитая за скверное. Когда должно было ложится спать, тогда сковали меня лошадиными железами, в которых уснул я спокойно. 11-го числа киргизцы поднялись рано и разделясь на партии, пошли в разные стороны. Мы, с одною из сих партий по своему тракту, уклонялись гораздо правее, а отошед верст 25, остановились также в песках. В сем месте делили они свою добычу, разложив прежде все, что было на три кучи. Я поставлен был в одной цене с верблюдом и по жребию достался в третьи руки. Глаза мои то видели, что в течение 4-дневного нашего пути так все разделено, что ничего уже в целости не осталось. Сукна, выдры, меха, кожи и другие сим подобные вещи в мельчайшие кусочки были изорваны; математические инструменты, как-то: штативы, астролябии, транспортиры и проч., тут же все переломаны и по маленьким штучкам разделены. Иному достался один только винтик, а другому маленькая бляшечка. Но ничего не было смешнее, как смотреть на раздел карманных часов, одному досталась крышечка, другому донышко футлярное, а корпус еще на малейшие части разломан и разделен. Натуральные трости, серебряные ложки и проч. – все пополам; словом, ни одной вещи целой не осталось, исключая пистолетов, сабель и кинжалов, да и те вскоре переделили на свой манер. Проходимые места большей частью были песчаные и покрыты чингилем Robinia kaladendron, куяк-суяком Sophora argentea, суксеулом Pinus orientalis,туясынгирем Astragalus frutescens, боялисом и туякарном, всякого вида юшанью, а солончаки – солеными травами. Напоследок встречались болотистые места, заросшие большим камышом. К реке Сыр прибыли мы 14-го числа в полдень. Здесь при новом разделе попал я к четвертому господину и в самый негодный род киргизцев, называемыхтелеу, что и у них даже следующею пословицею подтверждается: ут жаман силеу, иль жагиан телеу, т.е. как худа трава силеу, так скверен род телеу. На четвертые сутки четвертый мой хозяин именем Кожубек-Телеу-Тайляк, переправившись со мною чрез Сыр-реку в лодке на перевозе Казалы, доставил меня в свои аулы, находившиеся тогда близ урочища Жангиткала, или Жангиттау. Какая была радость домашних, когда увидели приближающегося вора с добычею! Мужчины, женщины, старые и малые собрались со всего аула и рассматривали, что он получил. Тут пошло новое деление и, наконец, исключая меня, оцененного в 10 или 12 баранов, ничего у него не осталось. 73 Доколе сие происходило между ними, я сидел, смотря на их поступки, производящие смех и вместе неудовольствие. Они, не зная употребления некоторых вещей, спрашивали меня, показывая самую вещь, но не получа желаемого ответа, смеялись и удивлялись, что я ничего не говорил. Иные думали, что не хотел говорить, другие утверждали, что нем, а некоторые полагали, что не имею языка и проч. Женщины и ребята с удивлением говорили: «Ай-па-ай кеще орус!Адамум тилен бельмейде», т.е. «Какая глупая и безмозглая тварь! Человеческого языка не знает». Далее: «Кара! Кара! Тиль жок», т.е. «Смотрите! Смотрите! У него языка нет» и между тем растворяли мой рот и смотрели, есть ли язык. Теперь всякий может судить, сколь было приятно сидеть иссохшему пню между красующимися кудрявою зеленью деревьями. В непродолжительном времени научился я несколько называть на их языке показываемые ими вещи, но глаголы и имена тех вещей и лиц, которых показать нельзя, без переводчика понимать весьма трудно. А из сего видно, что я большую часть времени провел там в безмолвье. В роде телеу находился я около четырех месяцев, переходя из рук в руки. Ежедневная моя должность была рубить дрова, носить воду, топить кибитку, толочь просо, чистить навоз. Ежели все сие исполнено, то на досуге дадут кучу шерсти, которую сидя теребил. Таковая работа отнюдь бы не изнурила сил моих, если бы порядочная и довольная пища была доставляема; но, к сожалению, там вечный недостаток. Пища невольников состоит наиболее в жидкой, пустой, пшенной кашице, называемой кара-куже, которой малую часть выпить дают только на ночь; поутру же и в полдень счастье если получишь горсть просяной мякины, называемой талкан. В летнее время дают им иногда кислое молоко айрян, смешанное пополам с водою и называемое чалап; хороший кумыз, смешанный с простым молоком и водою, называется саумал, или с айряном и водою – коюртмяк. Мясо весьма редко, и то разве падаль. От несносного голода время идет столь продолжительно, что один день кажется за неделю. Будучи у сих варваров, я так исхудал, что едва мог волочить ноги. Кто бы стал без нужды отнимать у собаки какой-нибудь кусок сырого лошадиного мяса и глотать почти не жевавши? Голод принуждал меня делать сие неоднократно. В сем-то крайнем положении часто приходила мне на мысль история о скитавшемся по чужим странам сыне и воспоминавшем благословенное состояние родительского дома. В первых числах декабря Сыр-река стала, чрез которую 5, 6 и 7-го числа все роды и отделения, кочующие летом около Иргиза, перешли со всем своим скотом по льду, уклоняясь к Куван и Чжаны рекам, а с 10-го сделалась столь великая прибыль воды, что выступив из-под льда, покрыла она все низменные места. Чем сильнее были морозы, тем более приметна была ее прибыль. 27-го декабря чиктынский, самовольно назвавшийся ханом, султан Абулгазы Каипов, выручив меня из рода телеу, взял к себе, с тем, чтобы доставить в Россию. Здесь нашел я попавшегося в плен денщика майора Гавердовского, который находился уже в ханских аулах. Он за неделю пред сим также взят ханом у Тюйля-бия. Самое бедное состояние у хана. Все его богатство заключается только в 8 дойных овцах, 2 коровах, 3 или 4 верблюдах и одной лошади. 74 С лишком пять месяцев прожил я у него, потому что вскоре по взятии меня уехал он на войну против каракалпаков, и сказывали, что будто уже признан и от них ханом. Если только ханское достоинство в сем роде людей составляет какую-либо важность. Как скоро хан уехал, и денщика взяли назад прежние хозяева. Житье мое здесь немного было лучше, как у простых киргизцев. Всю зиму, продолжавшуюся тогда около трех месяцев, препроводили мы на одном почти месте близ реки Куван, при урочищах Сорарык, Чалбар и Бисарал, где весь почти род сих разбойников на зиму собирается, ибо сии места, по изобилию камыша, в холодное зимы время много доставляют выгод. Как известно было многим киргизцам, что я российский доктор, то отпрашивали иногда у старшей ханской супруги (Хан имел только двух жен; старшая называется Бисай, дети ее именуются султанами; а младшая, в таком находится малом уважении, что сама рубит дрова, носит воду, толчет просо и проч.) посмотреть больного. Едва приедешь в аул, здоровые и больные, все поголовно, приходят и дают руку, говоря: «Таморумста», т.е. пощупай пульс; после того должен отгадывать, здоров ли кто или болен, хотя бы то была и наружная какая-либо болезнь. По пульсу мужа должно отгадывать болезнь его жены и детей. Сверх того, о всяких приключениях и обстоятельствах, как-то: о счастье и несчастье и прочем лекарь должен узнавать по жиле и пульсу. А когда скажешь им, что по сим признакам не все узнать можно, тогда отвечают, какой же ты лекарь! При всем том, однако ж, верят, что не только лекари, но и вообще всякий русский в состоянии произвесть сверхъестественные деяния, как-то: учинить безвременную стужу, сделать теплым день, возбудить ветер, пролить дождь и проч. В некоторое время призван был я к одному киргизцу, страдавшему простудною болезнью, которого осмотрев, советовал поить кислым молоком, разведенным водою (чалап), впрочем, сказал, что при мне нет ни лекарств, ни инструментов, чем бы ему пособить можно; и не знавши, как бы лучше дать им о сем понять, представлял в пример, что швея без нитки и иголки шить не может. Родственники больного, слыша сие и думая, что я не умел или не хотел заниматься лечением, обещались достать лекарства; и в том намерении один из них поехал верст за 30 за оными. Возвратясь на другой день, вынул он из своей сумы (калта) узелок, который развернув, вынул другой, а в сем заключался третий. Что ж тут нашлось? Маленький кусок сургуча, отломочек пробки и половина сырого кофейного зернышка, которые достались им при разграблении нашего каравана. Показав их мне, спрашивал, годятся ли сии лекарства (дару), за которые заплатил я барана. Когда же я ему отвечал, что это такие вещи, которые в лекарство весьма мало употребляются, а особливо в показанной болезни, тогда с негодованием сказал мне, что я ничего не знаю. Что касается до киргизского лечения, то не только не заслуживает никакого внимания, но даже и описывать его трудно. Оно большею частью состоит в пустой ворожбе и неудобоизъяснимых шаманствах. Для некоторого понятия представлю здесь малые только примеры их образа лечения. К одному пожилому и довольно достаточному киргизцу, страдавшему водяною болезнью и сильным запором мочи, я был призван. Осмотрев больного, сказал, что 75 пособить ему весьма трудно, да и не чем. В то же время призван был и киргизский лекарь (даргир) с помощником. Также пришли три или четыре духовные особы, ахун и муллы, из которых последние севши в полукруг, читали какие-то молитвы, всякий про себя, перебирая бобы или четки из руки в руку, и обнося их около чашки, наполненною водою, дули в нее и проч. Между тем лекарь собрал несколько мотыг (кетмень) без рукояток и, раскаливши оные на огне, приказал вынимать одну за другою, на которые брызгал изо рта помянутою водою и примечал восхождение пара. Больной тогда стоял шага за два, будучи поддерживаем двумя киргизцами, оборотясь к лекарю спиною, так что поднимавшийся пар отнюдь до него не достигал. Опрыскавши все мотыги, спросил он помощника своего: «Инде тогус болдыма?», т.е. «Итак девять исполнилось?», сей отвечал: «Болды», т.е. «Исполнилось». Почему лекарь в заключение сказал: «Индекой отур», т.е. «Ну так оставь». Далее растопил в железном ковше (бахар) несколько бараньего сала, в которое положив тряпку и перемешав все вместе над огнем, брызгал в ковш изо рта прежней же водою, отчего и происходила вспышка. Повторив раза два сие действие, бросил ковш к порогу. Потом посадили больного близ дверей на нарочито постланном ковре, и все приготовились к следующей операции. Даргир с помощником, ставши близ больного, вскричал повелительным голосом: «Кара ишке-да алеп кел», т.е. «Черную козу приведи». Почему тотчас по его приказанию втащили ее в кибитку. Лекарь, ухватив оную за передние ноги, а помощник – за задние, и обнося вокруг больного три раза, покачивали оною его] со всех сторон, потом по таковому же приказанию приведены были белая и серая козы; а за сими разношерстных шесть овец, которых обносили вокруг его, делая, как и прежде сказано было, больному удары. Напоследок, утомившись сею работою, закричал сей эскулап: «Инде тогус болдыма», помощник и предстоящие отвечали: «Болды», и тем прекратили пустую процессию, спрашивая меня, каково их лечение и есть ли таковое в России, ответ всякий отгадать может, что еще никогда не видывал таких чудес и о действии их ничего сказать не могу. На третий день известился я, что страделец скончался. Спустя после сего несколько времени, занемогла вышеупомянутого башкирца СадитКирея невестка, именем Темира, судорожною в ручных пальцах болезнью, для чего призван был особенный врач или волхв, называемый баксы. Поелику случилось сие в ханских аулах, то я и не преминул полюбопытствовать сего нового лечения, которое состояло в следующем. В вечеру собрались киргизцы обоего пола в нарочито приготовленную кибитку, где находилась больная, разряженная в лучшие уборы. Она сидела на богато устланных коврах, покрыта была тонким, белым шелковым платком. Авгур явился на сцену с особенно устроенным гудком кобыз, и расположившись против больной, начал наигрывать пронзительным, но не противным для слуха, скрипом, припевая притом ужасным диким голосом. При некоторых словах, произносимых баксою, поднимался страшный крик киргизцев, иногда произносили они: «Кочь! Кочь!», как обыкновенно у них скликают собак, а иногда все вместе тянули нараспев, покачиваясь всем туловищем взад и вперед, «Аллай опа!» – помоги Боже! помоги Боже! С таковыми и подобными сему происшествиями продолжался первый вечер, даже до полуночи, что походило несколько на наши деревенские святочные игрища. 76 На другой день также собрались киргизцы в вечеру, и баксы повторив некоторые производимые им вчерашним днем действия, прибавлял к ним еще новые. В продолжение таковых неслыханных действий, нанес страдавшей по спине толстою плетью или нагайкою, 31 удар, так что видны были следы, ознаменованные синими пятнами; потом скакал и кривлялся как бешенный по кибитке и ударял помянутою плетью по спинам, показывая тем, как будто кого-нибудь выгоняет; за сим бросился в ожесточение на больную и, кусая ее зубами до крови, уподоблялся остервененной собаке. После того выхватил престрашный нож и, приложа к груди, сделал знак, что хочет ее резать. Тут то я вспомнил подобную операцию, производившуюся над больною, и разрешил чрез пять месяцев продолжившееся во мне недоумение. На третий вечер приготовлено было несколько сальных тоненьких свечек (сирах), нарочито расставленных в трех чашках насыпанных землею и песком. Во оных лежали мертвая ворона черного цвета, по-киргизски называемая кара-карга, дыня кавун, тыква аскабак и проч. Зажегши свечи, сделали ход из кибитки на улицу. Утомленный баксы нес мертвую ворону, за ним несли дыню и тыкву, а по сторонам шли с помянутыми факелами в препровождении других киргизцев. Вышед вон, произвели великий крик и бросив несомые вещи, возвратились назад. Больная в то время лежала на своем месте навзничь, как обыкновенно кладут покойников, и покрыта была белою холстиною. Баксы по совершении столь важного действия, сел у ног ее и начал играть на кобызе с обыкновенным припевом. В продолжение некоторого времени дошел он до такого исступления, что упал назад как пораженный столбняком, лицо его покрылось бледностью, скрежетал зубами, испуская изо рта клубящуюся пену. Полежав в таком виде минут пять, поднят был киргизцами и, исподволь приходя в самого себя, начинал опять играть и припевать жалостным тоном: «Ой Темирум! Темирум!», прорекая потом ей свое видение. На четвертый, пятый и до девятого дня были подобные собрания. В последний же вечер, сверх многих неописуемых операций, старался он произвесть в больной рвоту, чрез собственную искусством производимую, которую возбуждал он в себе питием многого количества воды и прочего. Поелику молодая женщина страдала судорожною болезнью, то и производимые баксою операции втуне не остались. Больная выздоровела, но по прошествии нескольких недель опять открылась болезнь; почему и не могу сказать, действовал ли сколько-нибудь баксы к облегчению ее или она сама собою имела периодическое течение. Я не опровергаю, однако же, что в судорожных болезнях странное сие лечение может произвесть нужное и полезное противу раздражения. Когда приметят, что ни даргир, ни баксы в опасных и смертельных болезнях помочь не могут, тогда собираются к больному со всего аула, а особенно родственники и просиживают при оном целые ночи. Ежели не случится никакой духовной особы, которых вообще в Киргизской степи весьма мало, то простой киргизец или киргизка читают на память известные некоторые стихи или молитвы из Алкорана, сам же больной будучи еще в памяти, тянет нараспев, вместо обыкновенного оханья, «Ой Аллай май, Худай май», т.е. ах Боже мой, Боже мой и проч. 77 Пожилые люди делают всегда при смерти какое-нибудь завещание не только женам и детям своим, но даже всему бывающему народу, например: некто из умерших положил заветом, что ежели кто будет переходить гору, на которой находятся бруски или оселки (кайряк), то чтоб не забыл взять оттуда с собою точильного сего камня, которым бы можно было выправить нож для резания мяса биш-бармак в случае гостеприимства. От сего завещания названа киргизцами одна гора Тауасар, т.е. перейдет гору. Ибо она имеет в себе сии точильные камни. Сия гора лежит около реки Сыр. Как скоро страждущий умрет, то вдруг поднимается ужасный крик и вой, производимый, по крайней мере, 50 человеками обоего пола, так что кажется и самая смерть должна вздрогнуть и ужаснуться. Женщины, желающие показать при сем случае свое усердие, при необычайном крике рвут на себе волосы, бьют кулаками в грудь и проч. Ежели случится больному скончаться в вечеру, то таковое плачевное пение продолжается во всю ночь до самого рассвета. Усопших всегда обмывают водою и завернув в холстину, кладут в нарочито вырытую яму головою на юго-запад, так чтоб сверху непосредственно земля на нем не лежала. В сем намерении либо в глубине ямы подрываются в бок, либо просто опустив тело, кладут поперек могилы камыш или хворост, а после заваливают землею, оставляя всегда какойнибудь значок. Таковые могилы суть только временные или частные, а в другом случае, когда кочуют близ какого-либо общего кладбища, тогда погребают в нем. Зажиточные люди, даже и бедные, разбогатев, переносят прах из временного кладбища в вечное или так называемое общее, на котором по достатку воздвигают кирпичные или глиняные мавзолеи, называемые мазарка. Древние, славные для вида и, можно сказать, единственные по своему усмотрению кладбища мула, иначе так называемые святые места авлё, при которых с особенным удовольствием знатные киргизцы кладут тела умерших, находятся более всего около реки Сыр и по островам оной. Изображение одного из них можно видеть нами под № 15. При выносе усопшего составляют небольшую молитву и без дальних церемоний похороняют. В седьмой и сороковой день делают поминовение усопшему, а по прошествии года, уже гораздо превосходнее и великолепнее первых. В древние времена, сказывают, клали в могилу с усопшим некоторые вещи, как-то: ратную сбрую, ножи, бруски, огниво, кремни, шило, иголки, нитки, сухие жилы и проч., но ныне таковое обыкновение совсем выходит из употребления. При трудных родах, также как и при опасных болезнях, собираются киргизцы обоего пола в назначенное время и место, и в присутствии оных женщина должна иногда бывает разрешиться от своего бремени или с тягчайшим мучением окончить преждевременно жизнь. Впрочем, свадебные и другие сим подобные обряды исправляют они по татарскому обыкновению, разве только с некоторою разностью. 78 Что касается до счисления времени, то ведутся оное по лунному течению, полагая для каждого месяца по 30 дней. А потому вместо лунного 354-дневного года выходит у них 360 дней. Месяцы считают приноравливаясь рождению луны в зодиакальных знаках. Первый, март, по ихнему курман, означает на арабском языке барана, или наурус, т.е. новый год. В 10-й день по рождении луны сего месяца составляют они самый большой праздник, называемый айт, в воспоминание приношения жертвы Авраамовой, а потому праздник айт называется в особенности еще курманили курбан-айт; для сего случая даже самый бедный убивает последнего своего барана. Второй, апрель, саур, т.е. бык; в сем месяце также бывает праздник, называемый сабан. ] Третий, май, чауза, т.е. муж с женою. Сии три месяца составляют весеннее время багар. Четвертый, июнь, саратан, т.е. рак. Пятый, июль, эсет, т.е. лев. Шестой август, сюмбула, т.е. два колоса или девица-сивилла. Сии три месяца составляют лето чжаз. Седьмой, сентябрь, музан, т.е. вески. Осьмой, октябрь, акран, т.е. ядовитое жало или скорпион. Девятый, ноябрь, каус, т.е. стрела. Сии месяцы составляют осеннее время кус. Десятый, декабрь, джидды, т.е. высокая гора или старичок. Одиннадцатый, генварь, дилют, т.е. коромысло с ведрами. Двенадцатый, февраль, хут, т.е. рыбы, сии составляют зиму кыс. Дни, по-киргизски кун, считаются следующим порядком. Сембе, по-арапски значит день суббота. Жексембе, т.е. первый день воскресенье. Дюсембе, второй – понедельник. Сисембе, третий – вторник. Сарсембе, четвертый – середа. Бисембе, пятый – четверток. Жюма, сборный день пятница, которая почитается у них вместо нашего воскресенья. 79 Один раз в году бывает у них пост уруза, который продолжается целый месяц и приходит в разные времена года. Он состоит в том, чтобы во время дня ничего не есть, не пить, а напротив того, ночью пользоваться деликатнейшими кушаньями. Самые бедные принуждены бывают по закону есть мясо. Молодые женщины и дети некоторым образом от сего строгого устава освобождаются. Упражнение киргизцев, хотя не всех, но, по крайней мере, некоторых, в зимнее время бывает рыболовство (Рыбу ловят баграми самым простым образом: сначала делают на льду пролуб ирюм, а потом, опустив багор эльме в воду примечают, когда рыба пойдет и как скоро поравняется с зубцами, на крюк вверх стоящими, то тотчас приподнимают багор и вытаскивают оную наверх.) и звероловство, а весною при удобнейших местах упражняются в хлебопашестве, которое для них весьма бывает выгодно; но только жаль, очень жаль, что самая малая часть людей занимается сим драгоценным [270] ремеслом. Несмотря на то, что в тамошней стране дождей весьма мало, просо, по-киргизски называемое тары, просянка кунал бывают сам-пятьдесят, а пшеница бюдай и ячмень арпа– сам-десять и более. Родится также яровая рожь карасуля, которую сеют только для скотины и то очень мало. И сверх того, дыни каун, арбуз карбуз, тыквыаскабак ничем почти не уступают бухарским и хивинским. В прошлом 1804 г. в первый раз я посеял при реке Сыр хивинский табак, называемый по-киргизски темяк, который взошел очень хорошо. Сей род табаку почитается лучше бухарского, листья имеет долгие, стебли большие, толстые и древесоватые, запах, особливо же при курении, приятный и на мой вкус показался мне лучше турецкого. Киргизцы вообще весьма любят табак для нюхания. Скотоводство в сей части степи не слишком достаточно; торги ведут они большею частью с хивинцами по близости места и по удобности от судоходства рекою Сыр и Аральским морем (Судоходство производят по Аральскому морю и по реке Сыр на некотором роде небольших плоскодонных дощаников, составленных из мелких дощечек и брусьев, сплоченным между собою весьма невыгодно деревянными гвоздями. На них всегда гребут двумя веслами, а парус употребляют очень редко. Его делают из ветхой бумажной материи или из рядника чий. В рисунках на листе 15 можно видеть изображение такового судна.); в Россию же скота своего никогда не отпускают. Большая часть тамошних киргизцев ведет жизнь свою в праздности, а потому бедность и заставляет их разбойничать, грабить караваны и производить между собою почти беспрерывную баранту. Хотя вера вообще всех киргизцев есть магометанская, но они весьма слабые ее исполнители. Очень мало видеть можно между ними молящихся. В сердцах киргизцев присутствует легкомыслие и суеверие. Разговаривают много, а из продолжительных разговоров никакого почти толку добиться не можно. Что ныне утверждают, то завтра отвергают, как неоднократно мною было примечено в их советах. Случаются, однако ж, и между ними иногда добрые люди, только весьма редко. Примерная добродетель, оказанная мусульманином христианину, заслуживает быть здесь помещенною. Исправляя должность истопника, сидел я, поджав ноги, в ханской кибитке близ камина, подкладывал дрова и разводил огонь. В то время пришла старушка именем Баян (Она происходит из калмыцкого рода и полонена еще во время калмыцкого побега в Зюнгорию; потом выдана в замужество за киргизца, которого предки были также из пленных. Дети ее суть настоящие киргизцы и содержат магометанскую веру.), которая 80 севши подле меня заметила, что несказанное множество вшей, по-киргизски бит, покрывало мое разодранное рубище, кои от увеличившегося жара разгоревшихся дров выступили повсюду на поверхность оного. Сначала сия добродушная мусульманка их снимала и бросала в огонь; потом, когда уже ей сие довольно наскучило, просила она у старшей ханской супруги, сидевшей неподалеку от нас, позволение взять меня с собою. Просьба ее была удовлетворена. Незабвенная Баян, приведшая меня в убогую свою хижину, одела в собственную шубу, а мою обветшалую одежду всю развесила на дворе или, лучше сказать, на улице, где и оставила целую ночь. Поелику тогда был сильный мороз, простиравшийся по крайней мере до 15 градусов Реомюрова тепломера, что было в исход генваря. В вечеру пришли ее дети, старший женатый, именем Киикбай, младший – Сатыбалды. Они спрашивали обо мне свою родительницу. Она рассказав им обо всем подробно, посылала осмотреть развешанное на улице платье, притверживая почти беспрестанно: «Ой бей-чара», т.е. «Ах бедный, бедный». После сего приказала Киикбаю заколоть козленка. По приуготовлении же пищи, начала по своему обыкновению мыться, дети последовали ее примеру и потом вкупе сотворили усердную молитву милосердному Богу, удостоившему их призреть бедного странника и оказать ему самонужнейшую помощь. А, наконец, разделив приготовленную жертву, составили порядочную вечерю, по окончании которой постлали мне постель, где спал я весьма спокойно. На другой день поутру сама усердная старушка выколотила мою одежду и, внеся в кибитку, сперва над огнем всю ее перегрела, а потом починив худые места, отдала мне, говоря: «Теперь покамест ты будешь спокоен, ибо заморозившиеся вши я весьма хорошо вытрясла, а для удостоверения поди, – говорила, –посмотри, как снег ими усыпан». При отпущении меня в ханский аул, в полуверсте находившийся, промолвила, чтоб я ходил к ним почаще, а особливо когда бываю голоден; в знак благодарности целовал я у ней руку и полу. Вот мусульманка, исполняющая христианский долг в самой его точности! Напоследок выпросила она меня у ханской супруги, за отсутствием хана, к себе совсем; я перешед к ней в половине апреля, жил до самого моего почти отъезда в Россию вместо сына или, лучше сказать, даже с преимуществом против родных ее детей; а потому она и заслуживает имя второй моей матери. Здесь не по принуждению, но по охоте разделял уже я с ними домашнюю работу, и на досуге в моей слабой памяти собирал иногда коекакие замечания. Река Сыр или Сырдарья, начинаясь от ледовитых гор Музтау с юго-востока, имеет свое направление к северо-западу и, не доходя более 200 верст до Аральского моря, разделяется сперва на два рукава, т.е. на собственно так называемую реку Сыр, быструю, широкую и глубокую, и реку Куван, озеристую и большим камышом заросшую. Потом от Кувана происходит третий рукав, называемый Чжаныдарья, т.е. новая река, прорвавшаяся не более как за 60 лет. Сии реки излучистым своим течением составляют многие острова, из которых примечания достойны, а наипаче по Сыр-реке, Тюрткап (четыре мешка),Биркол (одна рука) и Арыкбалык (тощая рыба). 81 Остров Арыкбалык лежит против урочищ, называемых Жангиткала и Жаксыкостам. При начале его находится довольно знатная гора, называемая Каратюбя; а при окончании – гора Дынтау. Означенные урочища имеют положение по другую, или левую сторону реки Сыр. От песков Джиеккум на сей остров есть два брода, а от реки Сыр – знаменитое кладбище, называемое Айдарлы. Длина острова простирается на 30, а ширина на 40 верст. На нем кочует большею частью удел телеу, уклонившийся от главного своего рода, кочующего близ российских границ, и занимающийся наиболее воровством. Берега реки Сыр вообще не так круты. Весеннего разлива вод река сия совсем почти не имеет. Разлив ее бывает обыкновенно два раза в год, т.е. в начале зимы, при показавшихся первых [273] сильных морозах, от которых чаятельно малые, мелкие, болотистые протоки, которыми впадает она в Аральское море, замерзают и запруживают воду; и среди самого жаркого лета от растаявшего льда в высоких ледовитых горах, при вершине сей реки лежащих. Равнины, находящиеся между реками Сыр и Куван и между Куван и Чжаны, суть ничто иное, как острова. Первый в длину простирается на 200, а в ширину около 55 верст. Знатные урочища на сем острове, около тех мест, где было мое пребывание, суть горы Каратау, Арандкитау, Дынтау, Житымнора,Жангиттау. На сей последней находятся остатки крепости, называемое Жангиткала и представляющей славные развалины древнего замка (Стены сих развалин, имеющие до 5 сажен высоты, устроены со стрельницами и большею частью еще целы. Киргизцы не знают кто был основателем сего знаменитого здания.) (смотри вид № 14). Сверх того замечены еще мною отличавшие для вида кладбища Жаксыкостам, Жаманкостам, Камалсыик, Чумайсыик и колодецЖамбимбеткудук; также зимние привольные места Сорарык, Чалбар и Бисарал; весенний первый выгон для табунов Чакалак, Аксуяк и весьма привольное и красивое место Чубар; озера Куванкуль, Коскуль и Утятляукуль. Близ берега реки Сыр, а особливо около развалин Жангиткала, находятся многие канавы, которыми наводняются низменные, к засеванию хлеба способные места (Образ земледелия и способ наводнения полей показан в виде на листе 15, а подробное описание читать можно во 2-й части.). На острове между реками Сыр и Куван кочует ближе к морю отделение чиктинское, называемое кишкеня, т.е. меньшее. Оно разделяется на шесть уделов. 1. Чжиеней, в которой отправляет старшинскую должность Жанзак-бий. 2. Чжолчары. 3. Асан, в котором находится Жаназар-бий. 4. Усень. 5. Курман, где главою Карабура-бий. 6. Кутун, в котором родоначальники кривой и скаредный Утюган-бий и Кожуверген. 82 Уделы сии начало свое производят также от Оруса, и поставляют себя первыми во всем киргизском алимулинском роде. Кибиток или семей считается между ними до 8000. Сверх того кочуют с ними соединено некоторая часть бедных тюрт-каринцев и каракисеков. На острове между реками Куваном и Чжаны, простирающимся в ширину на полтора дня верблюжьего хода, кочуют в зимнее время все тюрткаринцы и чумекейцы. На нем, сказывают, есть изрядное хлебопашество, заведенное каракалпаками, которые ныне живут уже за речкою Чжаны и находятся почти в непримирой вражде с киргизцами. Рыба, по-киргизски балык, в Сыр-реке водится следующая. Сом Silurus glanis L, по-киргизски джаин. Белуга Accepenser huso L, по-киргизски ак-балык. Осетр Accepenser sturio L, по-киргизски берке. Севрюга Accepenser stellatus L, по-киргизски суйрюк. Стерлядь Accepenser Rutenus, по-киргизски чуга. Сазан Cyprinus barbus L, по-киргизски сазан. Линь Tinca L, по-киргизски карабалык. Сабля Cultarius L, по-киргизски колыш-балык. Карась Carassius L, по-киргизски табан-балык. Сорога или красно-рыбица, по-киргизски кызыл-балык. Окунь Perca Fluviatiles L, по-киргизски алабуга. Щука Esox sicius L, по-киргизски чуртан. Тюлень Phoca C. Sive Vitulina, по-киргизски ит-балык и другие рыбы, кои водятся в реке Волга, а также и черепахи, по-киргизски тас-буга. Птицы около реки Сыр и близ Аральского моря Черные и желтые орлы, замеченные выше. Сокол Falco barbatus L, по-киргизски туй-кун. Ястреб Milous L, по-киргизски ительга. Ворон Corvus Corax L, по-киргизски кушугун. Ворона Corvus Cornix L, по-киргизски карга. 83 Черная ворона Corvus Corone L, по-киргизски кара-карга. Сорока Corvus Pica L, по-киргизски саускан. Галка Corvus monedula L, по-киргизски жанкой. Сова Strix Ucula L, по-киргизски джапалак. [275] Филин Strix buba L, по-киргизски байгыз. Рыболов Sarus Canus, по-киргизски ак-чардак. Мышелов Sterna kurundo L, по-киргизски ак-кут. Дергач Rallus Crex, по-киргизски канчар. Дикий голубь Columba Cenas L, по-киргизски кугарчин. Степной голубь Testra avenaria, по-киргизски чиль. Куропатка Estrao perdix, по-киргизски джик. Стрепет Otis arabs S.; Otis tarda, по-киргизски туадан. Стерх Ardea alba, по-киргизски синкрау. Пестрый наподобие сороки фазан Phasianus Colchicus, по-киргизски карагаул. Кукушка Cuculas Canorus L, по-киргизски уку. Белая сова Strix nyctia L, по-киргизски ак-уку. Белый лунь Falco rusticolus L, по-киргизски ак-карга. Баба-птица Pelecanus anocro talus, по-киргизски бир-казан. Цапля или белый аист Ardea alba, по-киргизски ак-кутан. Черный аист Ardea Cinorea, по-киргизски как-кутан. Журавль Ardea grus, по-киргизски трна. Лебедь Anas Cygnus, по-киргизски ак-кус. Серый дикий гусь Anas anser ferus, по-киргизски канар-каз. Черный гусь Anas Erytropus, по-киргизски карача-каз. Красный гусь Phonicopterus ruber, по-киргизски кокуй-каз или кызыл-каз. Пеганка Anas Tadorna, по-киргизски италя-каз или турала-каз. 84 Серая утка Anas fusca, по-киргизски конур-урюк. Шилохвостая утка Anas acuta L, по-киргизски канту-урюк. Нырок Anas Crecca, по-киргизски кизендар-урюк. Косоножка Anas hycmalis, по-киргизски касык-аяк-урюк или каумбан. Утка особых видов, по-киргизски сук-сурлы-урюк и сунгур-урюк. Простой жаворонок Alauda alpes tris, по-киргизски бос-тургай. Рогатый жаворонок Alauda cornuta, по-киргизски мулла-тургай, особенный вид. Трясогузка желтая Motas Flavo, по-киргизски сары-тургай. Желтобрюшка Motacilla Citreola, по-киргизски сарры-чипчик-тургай. Воробей Flingilla montana, по-киргизски как-чипчик-тургай. Черношейка Motacilla Phomeurus, по-киргизски куромойка-тургай. Сальногузка, по-киргизски майкут-тургай. Чижик Fringilla carduelis, по-киргизски бля-тургай. Соловей Motacilla Luscenia, по-киргизски быль-быль-тургай. Скворец Hurnus Vulgaris, по-киргизски кара-тургай. Перепелка Etrao coturnix, по-киргизски буденя или быд-былдык. Ремез Parus pendulinus, по-киргизски курелдай. Кузнечик Parus major, по-киргизски курнултай. Ласточка Hirunda rustica, по-киргизски кара-курулган. Сверх того приметны особливые в своем роде птички: тунгача-тургай, куба-бугдактургай, буктюргу-аксар и тазгара, которым систематических имен, по новости их и по не имению при мне книг, определить было не можно. Звери около Сыр-реки и в других местах степи Тигр Felis tigris, по-киргизски каплан или каблан. Барс Felis Onca, по-киргизски жулбарс. Лисица Canis Vulpes, по-киргизски тулко. Волк и шакалка Canis Lupus et S. Auecus, по-киргизски карскар или бюргок шапак. 85 Дикая собака Canis Corsac, по-киргизски корсак. Дикая свинья Sus Serofaaper, по-киргизски кабан-чушка. Дикая коза или сайга Antilops Seytrica S. Carpa tatarisa, по-киргизски сайгак или киик. Чернохвостая дикая коза или серна, по-киргизски кара-куйрюк. Барсук Ursus melos, по-киргизски борсук. Рысь Felix linx, по-киргизски селеусен. Дикая лошадь Equus cabalus sylvestris, по-киргизски тагы или тарпан. Дикий осел Equus asinus ferus, по-киргизски кулан. Каменный баран Ovis ammon S. Capra ammon, по-киргизски колюджа или аркар. Изюбр Cernus Elaphus, по-киргизски счвун. Лось Cernus alces, по-киргизски булан. Заяц Lepustimidus, по-киргизски куян. Трех видов дикие кошки, называемые по-киргизски малин Felis munulpall, себен Felis Caltusferus и карауулак Felis chausguldenstet. [277] Ёж Erinaceus Evropeus et Sibiricus, по-киргизски кирпи или кирпичак. Тушканчик Gaculus orientalis, по-киргизски косоян-тскан. Крот Mus cricetus, по-киргизски кара-тскан. Горностай Mustella erminea, по-киргизски ак-тскан. Слепец Spalax major S. mus typhlus, по-киргизски сокур-тскан. Суслик Mus Citettus, по-киргизски сакилдау-тскан. Пестрец Sciurus Striatus Pall., по-киргизски чибар-тскан. Сверх того, особых видов мышей: сарачикан-тскан, кур-тскан и атжалман-тскан. Гады Змей Coluber berus et Coluber Eiane, по-киргизски жилян и ак-жилян. Змей прыгающий, по-киргизски ок-жилян. Змей пестрый, по-киргизски чибар-жилян. 86 Змей черно-пестрый, по-киргизски карачибар-жилян. Змей желто-пестрый, по-киргизски сиры-чибар-жилян. Змей желтоголовый, по-киргизски сары-бас-жилян. Змей короткий, по-киргизски чулак-жилян. Змей светло-желтый, по-киргизски куба-жилян. Змей великий, по-киргизски курбар и айдагар. Ящерица Lacerta agilis, по-киргизски кесертке. Ящерица особливого вида, по-киргизски ишкемер-кесертке. Ящерица короткохвостая, по-киргизски жалпан-кесертке. Ящерица зеленая Lacerta viridis, по-киргизски жасыл-кесертке. Ящерица желтая Lacerta Flava, по-киргизски сары-кесертке. Ящерица длиннохвостая Anlacerta? по-киргизски адора-жилан-кесертке. Ящерица петлевидная Grisea, по-киргизски куба-кесертке. Ящерица пестрая, по-киргизски чибар-кесертке. Ящерицы сии и других разнообразных видов во множестве водятся по всем пескам Каракумам. Насекомые Стрекоза Sibellula, по-киргизски инелек. Бабочка Papilio, по-киргизски ковелек. Овод Ocstrus, по-киргизски бугулюк. Комар Culox, по-киргизски маса. Оса Ocspa, по-киргизски сона. Муха Musca, по-киргизски чабын. Муравей Formica, по-киргизски кумарска. Мокрица Millipes S. Oniscus Asellus, по-киргизски исекурт. Червь Vermis, по-киргизски курт. 87 Жук Scarobeus, по-киргизски конгус. Все сии породы насекомых имеют свои виды и разности, которых я не почитаю за нужное помещать здесь. Растения Деревья, кустарники и другие растения Лох Eleagnus angustifolius, по-киргизски жида. Тал Salix pentandria, по-киргизски тал. Восточная сосна Pinus orientalis, по-киргизски суксеул. Жидовник Robinia halodendron, по-киргизски чингиль. Гребенщик Tamarix Pentandra, по-киргизски жингиль. Торлок Calligotinumpolugonvides, по-киргизски жузган. Ткенна и другие виды Lycium Tataricum, по-киргизски ак-ткен, караткен и темир-ткен. Соленый кустарник, называемый по-киргизски карабарак. Он походит несколько на суксеул, только гораздо его ниже, и другое таковое же растение –коркара. Роговидная аксирида Axiris Ceraloides, по-киргизски тырскен. Вид ракитника, называемый по-киргизски боялис. Древесная гречуха или кустарный многоколенник Polygonum frutescens, покиргизски ит-сигак. Некоторые виды степной полыни, по-киргизски юсан, описанные выше и еще особенный вид, называемый исен, и растение, принадлежащее к 19-му классуакмас. Особенный вид повилишника ширма-ок, которого молодые верхушки употребляются в пищу. Белый сок, в них содержащийся, имеет весьма приятный и несколько пряный вкус. Если сего растения без осторожности много поешь, то щиплет во рту. Ветвина Atragene alpica, по-киргизски кой-ширма-ок. Дикие каперсы Capparis Ovata, по-киргизски глул. Стручковатые каперсы Dydophy Uum tabago, по-киргизски балат-чапрак. Сим сочным растением выделывают овчину. Соленые кусточки бирюган Salicornia herbacca; а также курюок и камбах Solsola oppositifolia. 88 Весьма горькая трава кекре, горечь сия имеет вкус чистый без всякой пряности, так как у квассий и без всякого запаха. Зончатые растения илан и кусык, которых корни употребляют в пищу. Некоторое растение, которого коленчатый корень испекши, употребляют в пищу, называемое жаужимир, полагаю Ancyperus es culentus? и безлистное растение кулункуйрюк, т.е. жеребенка хвост. Соленные растения ак-соран, кара-соран, кызыл-соран, кан-соран и жалман-кулан. Растение шираз. Тонкие и длинные корешки сего растения, имеющие приметную клейкость, употребляют киргизцы вместо сарсапарели и называются тамор-дари, т.е. лекарственный корень An Smilax excelsa? Степной камыш Agrostis arundinacea, по-киргизски чий; и род ситника Stipa iuncea, покиргизски куртка-чаш, т.е. старушечьи волосы. Пырейные растения особых видов ран-иркан; киан Elymus arenarius; бидаик Triticum repens; ажрик и ибилик-абортюк. Сверх того растения известные: Вид сизальбрия Sisumbrium Salsugonosum, по-киргизски щитырь. Малый дурничник Xanthium Prumarium, по-киргизски очан. Мурава Polygonum aviculare, по-киргизски кырк-бугун. Растения особенные по своим видам: кирмек-сабы и кус-балык. Нежная редичка Raphanus tenellus, которой листочками питался я почти всю весну. Когда киргизцы увидели, что я ем сию траву, то немало удивлялись и смеялись, говоря: «Кеще орус чоп жиде», т. е. безумный русак траву ест. Дикий чеснок Allium Sineare, по-киргизски жуа. Соленая лебеда Atriplex Salsa, по-киргизски алябота-сажан. Молочай Euphorbia Ciparisfial, по-киргизски сутлю-гун. Донник Trifolium melilotus, florae albo et flavo, по-киргизски чарбуа. Дикая мята Menta palustris, по-киргизски чжалгыз. Девясил Inula holenium, по-киргизски кандыз. Конский щавель Rimex acutus, по-киргизски ат-кулан. 89 Проскурняк Althea officinalis, по-киргизски чилимза. Рожа Savatera thurin giaca. Солодковый корень Glycickia eckinata1(1 Так в тексте.), по-киргизски кызыл-мия, и подобное сему растение, но которого корень не имеет ни малейшей сладости ишан-мия. Reganum harmata, по-киргизски адраспан и проч. За неделю пред отправлением, взяли меня от почтенной старушки Баян опять в ханский аул, для того, дабы не иметь стыда пред выручившими меня киргизцами, что я жил в крестьянских аулах. В 10-й день месяца июня 1804 г., в отсутствии хана, главные чиктынские старшины Жаназар и Жанзак меня отпустили, препоруча освобождавшему меня тюрткаринскому старшине мурзе Буранбаю и прибывшим из Оренбурга для разведования пограбленных товаров конфидентам ахуну Абулфатыку, с находившимися при них каргалинскими сотниками Сейтом Ягофировым и Абдуллою Абубекировым, с которыми в препровождении немалого числа киргизцев и пустились в путь в тот же самый день. В вечеру переехали реку Сыр на перевозе Таркичу, около горы Дын, сего дня отъехав верст 15 ночевали в степи близ горы Темурчетау. Вставши довольно рано, пошли на север, имея пред собою Полярную звезду (Темур казык). При восхождении солнца оставили в правой руке озераМакмалкуль, а в левой – Камышлыкуль, где много камыша. В 50 верстах, по нашему расчету, от реки Сыр в левой стороне, имеется колодец, называемый Косайкудук, а в праве – Яксылыкудук, в которых вода хороша; далее, в левой же стороне, попалось обширное озеро Сорбулак, т.е. горький ключ. Все проезжаемое нами пространство от Сыр-реки до сих мест называется Джиеккум, т.е. край песков. За сим следуют пески Сырпарчакум, находящиеся от реки Сыр в расстоянии 80 верст, в сих песках в первый раз видел я растение шираз, на котором были уже сероватые и сочные плоды. По вступлении в пески Каракум, в левой руке заметили мы открытое водное место, называемое Чиганак, т.е. устье или край Аральского моря. Потом в той же руке оставили знатную гору Кокдумбак (голубая гора), около которой находится много озер, содержащих в себе поваренную соль. В песках, около сих мест попадались особенного вида жужелицы, величиною с прусаков, но тем отменны, что на спине имеют большой крест, а потому и можно назвать их крестовиками Carabus crux major, по-киргизски они называются таракан. От горы Кокдумбак уклонялись несколько к западу и шли большею частью долинами катпы. В 30 верстах отсюда находится знатное урочище Трисор, где растет много камыша. Вода по большей части в колодцах и не так дурна. 90 От Трисора до Тяряклы (тополевое место), где в прежние времена росли тополевые деревья, которых, однако ж, ныне и следов нет, около 30 верст. Оставя Кабанкулак и Кулакачибарбий в правой стороне, шли при подошве знатной горы Сувокбиттау, имея ее в левой руке, и прошед мимо урочищьКатасай и Сарасай, вступили в Жаманкум, где и соединились куламановского удела с Караалтай-бием. В сих местах 10-го числа июля, в воскресенье, по зашествии солнца усмотрели мы в восточной стороне затмение луны, начавшееся с юго-восточной ее части и окончившееся в северозападной. Отсюда видны были в левой руке знатные горы Сиеналычин и Мануавлё. 11-го числа поутру выступив из песков Жаманкум и прошед мимо кладбища Карамула, имея его в правой руке, перешли Иргиз (Сей переход был в том самом месте, где мы идучи вперед августа 14-го стояли лагерем) и подавшись к западу, достигли до речки Кишкеняталлык (Малая Таллык), где гостили целые три дня у мазынского удела тюрткаринцев. 15-го, распростясь с последними кочевьями, поднялись поутру при восхождении солнца от Малого Таллыка и шли уже гораздо западнее, а к полуденному отдыху добрались до речки Ульконталлыка (Большой Таллык), который, как и прежний, начинаясь из ключей, течение имеет от запада на восток между знатными ущельями и вливаются в Иргиз. Здесь отдохнув и накормив довольно лошадей и верблюдов, поднялись на высоты и к ночи достигли реки Таллыкайряк. В сей [282] полосе превеликое множество встречается белого, блестящего и как маслом облитого кварца отменной величины. 16-го, прошед чрез протяжение Мугачжарских гор, в которых много разноцветной яшмы и сердоликов, сделали роздых при вершинах реки Орь, называемой Тирсаккан. К ночи остановились при речке Аксу, которая также впадает в реку Орь. 17-го полдничали при вершинах Ори, собственно так называемой, а на ночь пришли к речке Жаксытамлы, прошед горы Бистау, т.е. пять гор, и речкуИсембай. 18-го, оставя горы Коктюбя слева, а Исетмула справа, отдыхали при речке Жамантамлы, а ночевали при речке Баткаклы. 19-го, перебравшись чрез речку Жанычка, имея справа гору Актюбя, против которой к северу соединяются две речки Жаксыкарголка и Жаманкарголка, к полуденному отдыху добрались до Илека, в то место, в котором впадает в него знатная речка Танырверген. Соединение речек Жаксытамлы, Жамантамлы, Янычка, Жаксыкарголка и Жаманкарголка, называемое Бистамак, т.е. пять горл, составляющие вершины Илека. На ночь пришли мы к речке Аксу, вливающейся так же, как и Танырверген, с южной стороны в реку Илек. 20-го отдыхали при Илеке, против Жаманкарабутак, а к ночи перешед оный остановились при Среднем Карабутаке. 21-го отдыхали при Жаксыкарабутаке, а ночевали при Илеке. 91 22-го едва дошли до урочища или горы Карсакбаш, которая лежит по ту сторону Илека. В сих местах обрели давно уже искомые нами кочевья, в которых утолили голод, семь дней уже претерпеваемый. 23-го гостили около сих же мест в большом чиктынском отделении в уделе билюкчура. 24-го пополудни тронулись мы с Илека и прошедши ручей Акбулак поднялись на возвышенные места, на ночь остановились при речке Тюятас, в горах того же имени. 25-го дневали при речке Тяраталлы, впадающей в реку Урал, а 26-го, прошед гору Тюрясуяк и речку Асбермес, поднялись на отменные высоты, с которых виден был город Оренбург. Неоднократно обманутая надежда быть в Отечестве, потому что с самого почти начала пленения обещали и уверяли киргизцы доставить меня в Россию, а между тем провели почти целый год в своих обещаниях и сборах, чем, умножая со дня на день горесть и отчаяние, столько ожесточило мое сердце, что оно подобно крепкому камню нимало не тронулось при первом моем воззрении на противолежащие любезные предместья. Напоследок приблизились к Меновому двору, в который лишь только вступили, как были окружены множеством народа. Отовсюду кричали: «Где они? Где они?», а как знакомые по некоторым признакам меня узнали, то бросились с неизъяснимою радостью лобызать, омачивая потоками льющихся слез. До того, повторяю, ожесточилось мое сердце, что я только дивился на лицах написанной радости и дружеской их приязни, внутри ж себя не чувствовал никакой почти перемены. В тот же самый день представлен был я к г-ну оренбургскому военному губернатору, его сиятельству князю Григорию Семеновичу Волконскому в полном киргизском платье, обросший длиною бородою, в препровождении отборных 50 киргизцев и султана Ширгазы. Его сиятельство, сделав пристойное приветствие киргизцам, отпустил их, приказав нанять для них квартиры и выдавать кормовые деньги, а меня приказал камердинеру ввесть в домовую молитвенницу и помолиться святым иконам; потом изволил со мною поздороваться. На первый случай пожаловал мне 100, а другим со мною вывезенным по 20 руб., дабы кое-как переодеть нас. Я особенно препоручен был Оренбургской пограничной комиссии коллежскому асессору и кавалеру Андрею Ивановичу Сапожникову. Сей отменно добродушный человек, приглася меня к себе, предложил к услугам моим квартиру и все содержание, за что приношу ему наичувствительнейшую мою благодарность. Неделю спустя его сиятельство, оренбургский военный губернатор отнесся письменно к его сиятельству, графу Николаю Петровичу Румянцеву, г-ну министру коммерции, и чрез шесть недель получен был ответ, дабы отправить меня в Санкт-Петербург, а потому на прогоны, одежду и содержание отпущено было из Пограничной комиссии 636 руб. В течение двух месяцев в Оренбурге моего пребывания ездил я с его сиятельством в Уральский город и был очевидным свидетелем благоразумнейших его поступков с уральскими казаками. 92 4-го числа октября, будучи облагодетельствован от его сиятельства щедрою рукою, отправился в путь, взяв с собою вывезенного из плена денщика. В Рязанской губернии, селе Чернобаеве сподобил меня Господь чрез 17 лет увидеть дом отцовский. Престарелый мой родитель и родительница приняли меня с несказанною радостью и сделали пристойное угощенье, пригласив на тот случай родственников, чрез что и составили праздник, проливши усердные молитвы всеобщему отцу и благодетелю Богу. Савва Большой РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 19209. Т. 1. Л. 133-176. Список. ________________________________________________ ГАВЕРДОВСКИЙ Я. П. ОБОЗРЕНИЕ КИРГИЗ-КАЙСАКСКОЙ СТЕПИ (ЧАСТЬ 2-Я) ИЛИ ОПИСАНИЕ СТРАНЫ И НАРОДА КИРГИЗ-КАЙСАКСКОГО Отделение 1. ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ И ФИЗИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ СТЕПИ КИРГИЗ-КАЙСАКОВ Глава 1. ОБЩЕЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ СТЕПИ Положение Земля, населяемая кочевьями киргиз-кайсакского народа, разделяющаяся, как известно, на Большую, Среднюю и Меньшую орды, лежит между 41-ю и 54-ю степенями северной широты и простирается от 69-го по 101-й градус долготы, считая от острова Ферро 66. От запада прямо на восток имеет она длины с лишком 1800, а широты от севера на юг от 1400 до 600 верст. Всей окружности считают более 7000 верст; следовательно, плоскость ее займет на земном шаре около 300 градусов 67. Границы От устья реки Урал, впадающего в Каспийское море, до устья реки Нарыма, соединяющейся с Иртышом, или вообще считая по всему северу и частью с запада и востока, прилегает земля сия к Российской империи; по остальной части востока соприкасается к китайским границам, а с запада предел ее составляет Каспийское море до гор Мангистау. С юга постоянных рубежей назначить не можно; известно, однако же, что начиная от Мангистау и проходя на восток, встречаются соседственные с нею 93 жилища туркменцев, конратцев, Хивы, каракалпаков, Бухарии, Ташкении, Кукана и горных, или каменных, киргизцев, называемых собственно кара-киргиз. Наименование Жители соседние страну сию называют Степью, хотя некоторые места такового имени и не заслуживают. Сие наименование ввелось, как кажется, в употребление или от образа жизни киргизцев, избирающих для кочевья своего преимущественно равнины, или от самых степных пространств, которых находится здесь более всех других местоположений. Сами киргизцы называют ее Сарыдала, или Чжалан, т.е. серая или желтая, или, лучше сказать, Дикая степь. Не должно удивляться, ежели наблюдатель, судя о естественных произведениях сей земли, найдет в них большее разнообразие и отличие, при сем стоит только представить ее великую обширность и изменение в самом местоположении, которое иногда соответствует природе порубежных земель, а иногда совершенно от оных отличается. Вообще можно заметить, что здесь попеременно представляются или разной величины горы, или возвышенные, холмистые и ровные низкие степи, или открытые пески с бугристыми грядами. Недостаток вод и лесов и повсеместное изобилие соли суть отличительные свойства степи Киргизской, которые лишают ее многих даров природы, коими красуются страны, лежащие с нею в одной параллели, как, например, Украйна, Крым, Молдавия, Галиция и проч. Климат Вместо умеренного климата здесь даже и в полуденной полосе, т.е. около 42-го градуса северной широты, зима продолжается до 4 месяцев, начиная с исхода ноября. Мороз бывает иногда до 25 градусов по Реомюрову термометру, а снег ложится глубиною около аршина. В северной части стужа господствует гораздо с превосходною жестокостью и сопровождается так называемыми буранами или снежными вихрями. Лето во всей степи, особливо в песках, по большей части не имеет дождей. Средняя степень жары простирается до 27 градусов 68. Сверх сего летом и зимою случаются опустошительные периодические ветры, продолжающиеся иногда по целому месяцу. Не говоря о плодовитых деревьях, для которых здешний климат не благоприятствует, даже самые травы в степи не все произрастают и не всюду равно изобильны. Они, как уже известно, во многом разнятся от произрастающих внутри России, так как и природные страны сей звери. Географические примечания Несмотря на близкое соседство к нам степи Киргизской, мы не можем еще хвалиться топографическими о ней познаниями, а потому и все известные сей земли карты можно назвать одними только неполными абрисами. Отдавая всю справедливость «Топографии Оренбургской губернии», как книге, в коей более прочих находится географических о степи сведений, нельзя однако же не заметить, что некоторые описанные в оной горы и другие места не сходствуют нисколько с настоящим их положением. Со времени издания карт страны сей в 1771 г. г-ном Трусковым и в 1777 г. г-ном Исленьевым, которые ныне при географических сочинениях принимают за основание, 94 протекло с лишком 30 лет; следовательно, и число сведений умножилось, потому что некоторые места снимаемы были уже инструментом, а другие сделались известны чрез наблюдение и описание людей достойных вероятия; но за всем тем поныне, кроме общего сведения, нельзя ничего с утвердительностью говорить о частном. По сим же самым причинам и карта, составленная ныне (Местоположение той части Киргизской степи, которая видна на известной подробной карте России, изданной при Собственном его императорского величества Депо карт, нанесено с разных известий и собраний, доставленных в Депо карт от сочинителя сей книги.) со всех старых иносведений, не может почтена быть еще за совершенную. Глава 2. О ГОРАХ Общее изображение гор степи Киргизской Горы, находящиеся в степи Киргизской, составляют главнейшую причину разнообразного ее местоположения и отличительного свойства. Нельзя точно определить, который кряж проходит чрез всю степь: Уральский ли, как думает г-н Паллас, или, по мнению г-на Фалька, Алтайский, ибо внутренность сей земли с геогностическими наблюдениями еще никем не исследована. Но ежели разобрать все частные известия, касающиеся до сего предмета, приняв притом в рассуждение пространство, разделяющее главное сих кряжей направление и положение оных, то справедливо, кажется, будет признать горы киргизские за распространение обоих сих кряжей или, лучше сказать, за отроги оных, постепенно понижающиеся. Правильного направления здешние горы не имеют, т.е. не идут одною беспрерывно возвышенною цепью и повсюду каменистою, как бывает обыкновенно в кряжах первой степени, например, в Алтайском, Кавказском и других, но, направляясь различными склонениями, представляют иногда небольшие только холмы и гривы, покрытые землею; иногда угористые гряды с примечательными возвышениями и оскалинами; а, иногда воздымая час от часу поверхность земли, обнаруживаются каменистыми огромными хребтами. Сии последние в общем отношении изображают как бы особливые пункты гор. С таковыми изменениями степные горы продолжаются иногда на 100 и более верст, и по разности видов носят на себе различные наименования 69. Сокращенное показание продолжения гор Уральских в отношении к степи Киргизской Известный Уральский кряж, идущий от Ледовитого моря на юг беспрерывною цепью, в Оренбургской губернии, распространяясь между вершинами рекБелой, Ай, Утвы, Уя, Урала и Сакмары, составляет главнейшую, во многих местах вечными снегами покрытую, возвышенность, а особливо около горыИремялитау. Она представляет здесь, так сказать, точку, от которой отделяются к полудню многие отроги, а вместе с сим начинается и постепенное их понижение. Знатнейшие из сих отрогов, исключая склонившихся на запад, суть три: первый – Общий Сырт, он идет вообще на юго-запад, по левой стороне реки Белой, и чрез вершины рек Салмыша, Дюмы и Самары, а оттуда между сею последнею и рекой Урал до самой Волги. Второй – Губерлинский, направляется на юг между реками Сакмарою и Уралом и, перешед за 95 Урал, продолжается между рекой Орь и вершинами Илека. Третий, отклоняясь сначала немного на юго-восток, проходит между реками Уралом и Уйем под именем Октокарагая, прямо на юг также в степь Киргизскую, склоняясь далее под разными названиями, а именно: при вершинах Тобола под именем Алачинского, около Иргиза – Караадырского и проч. Многие писатели горы Общего Сырта признают за настоящий Уральский кряж, но сие кажется сомнительно, ибо они около реки Белой, и, особенно, около Самары, имеют содержание флецевое, перемешанное по большей части с известковыми породами позднейшего происхождения и с шиферным сланцем; далее же к реке Волга состоят из намытых пластов и превращаются, наконец, в ровные степные места 70. Напротив, протяжение Губерлинских и Октокарагайских гор, несмотря на их малую возвышенность, проходит гораздо далее первых и заключает в себе породы первозданные, повсюду постоянного смешения. Если они не составляют существенное продолжение Уральского кряжа, то, по крайней мере, главный оного отрог, разделенный на две гряды, или ветви, т.е. на горы по западной стороне реки Урал, или Губерлинские (Хотя Губерлинские горы называются сим именем только у реки Урал, при переходе их в Киргизскую степь, но для лучшего понятия о продолжении Уральских отрогов в описании сем называется так целая гряда, идущая от вершины реки Сакмары до Урала.), и на горы по восточной стороне Урала, или Алачинские, из коих первые несколько последних возвышеннее. Они, соответственно пункту их разделения при вершине Урала, связываются опять в одну цепь у вершины реки Ори под именем Мугочжарских. Между сими грядами находится великая лощина, по которой от севера, или от самого разделения оных, стекает к югу река Урал, а от юга, или от их соединения, к северу река Орь, впадающая в первую при главном ее повороте на запад для выхода чрез ущелье Губерлинских гор. Уральский кряж, вступя таким образом в Киргизскую степь, распространяется по оной своими ветвями в разные стороны, из коих одною сближается в юге с кряжем Кавказским, а другою, отклонившейся на восток, соединяется с Алтайским. Показание продолжения гор Алтайских в отношении к степи Киргизской Алтайские горы составляют, как известно, часть величайшего кряжа, известного под разными именами, как-то: Яблоневого, Станового, Сабинского,Саянского, собственно Алтайского, Богдо и Музарт (Яблоневые горы идут, начиная от Северного моря; Становые распространяются между реками Леною и Амуром; Сабинские – около вершины Енисея и Селенги; Саянские – у вершины Оби и близ Телецкого озера; Алтайские тянутся до вершины реки Бухтармы и далее; Богдо – от вершины Верхнего Иртыша до реки Или; а Музарт лежит около сей последней и простирается далее на юг до Инда и Тибета.). Сия, так сказать, цепь гор идет непрерывно, не будучи пересекаема ни одной рекою, и содержит повсюду огромными пластами гранит. Общее ее положение от севера до вершины Оби склоняется по большей части на юго-запад, а далее отсюда – на юг. Оставя прочее описание Алтайских гор, как не имеющее связи с нашим намерением, заметим только, что они во многом преимуществуют противу Уральских, и что от возвышеннейшего их пункта, лежащего при вершине реки Катунь, отделяется отрог Белки, так называемый по всегдашней его белизне, происходящей от вечных снегов. Он простираясь на юго-запад по источникам рек, впадающих в Бухтарму, Коку- 96 Усунь и Ульбу, повсюду расширяет свои отрасли и, наконец, между реками Убою, Ульбою, Бухтармою и Нарымом, облегая Иртыш, проходит в Киргизскую степь и, составя в оной обширную нагорную возвышенность, тянется далее различными изменяющимися то плоскими, то утесистыми грядами, разделяя течение рек, впадающих с одной стороны в озеро Нор-Зайсан, а с другой – в реку Иртыш. Потом от хребта Разломного 71 одна его часть, известная под общим именем гор Зюнгорских, проходит на юг к реке Или, и соединяется с главною цепью Алтайского кряжа или с горами Богдо, составляя между собою и оными в средине как бы некоторый род обширнейшей долины, несколько возвышенной плоскими угорьями, между которыми лежат большие озера и протекают многие реки 73. Другая часть сего отрога отклоняется на запад еще далее в Киргизскую степь и под названием Буглытага, понижая постепенно возвышенность земли, соединяется с грядами гор Уральских. Сии-то ветви, распространившихся от двух великих кряжей в Киргизскую степь, связываясь воедино, пролегают чрез всю ее длину и составляют посреди оной как бы особую возвышенную гряду или цепь гор, из коей на юг и север сливаются источники, составляющие потом степные реки и озера. Географическое положение сих гор рассмотреть можно на карте. Частное описание гор, собственно в степи Киргизской лежащих «Не доезжая еще Петропавловской (Петропавловская крепость лежит на Оренбургской линии недалеко от реки Уй, на небольшой из сих гор вытекающей речке; она ныне не имеет более никакого укрепления.), – пишет г-н Паллас (Часть II, книга I, с. 409.), – видна уже цепь высоких, лесами усеянных холмов, которые под именем Октокарагая простираются на юг в Киргизскую степь». В степи соединяются они с хребтом Ябиккарагай и направляются далее к вершине реке Тобол глинистыми, плоскими и изредка каменистыми грядами и курганами. Некоторые из них, а особливо те, которые имеют к собственному имени прилагательное карагай (Карагай значит черный лес, киргизы называют сим именем всегда лес сосновый, еловый и лиственный, растущий бором.), покрыты сосновым и березовым лесом. В горах ископаемые тела состоят наиболее из шиферных пород, серо-песчаного камня с кварцевыми жилами, зеленого орлеца [73] и зернистых мраморных шароломков, лежащих на твердом слое известкового камня, которым изобилуют многие возвышения, а наипаче на восточной стороне. По оным находятся также колчеданы, железные и медные руды. Из сих последних, первая попадается наиболее в глинистом камне, а другая – в кварце. Они открыты в 1760 и 1765 г. нарочито посланными горными чиновниками. Киргизцы и башкирцы достают отсюда много камней с медною рудою лучшей доброты, о чем извещает и г-н профессор Паллас (Часть II, с. 382.) и признает притом полезным для безопасного получения руды перевесть пограничную стражу от Магнитной крепости (Крепость Магнитная находится на реке Урал, в 50 верстах от Верхне-Уральской крепости. Противу ее на степной стороне возвышается знаменитая Магнитная гора, на которой под прикрытием пограничных караулов ломается хорошей доброты железная руда, отвозимая на заводы к реке Белой.) прямо на Троицк. К сему его заключению дополнить можно, что линия преимущественною удобностью противу нынешних ее мест переведена быть может далее в степь Киргизскую на речку Зингейку, вытекающую с западной стороны сих гор и соединяющую ее с рекой Урал несколько ниже Магнитной крепости, и на речкуТогузак, которой вершины берутся 97 с восточной стороны гор, недалеко от вершины первой, а впадает она в реку Уй. Посредством сего не только сократится пространство для обороны границы, но и привольные места вступят в пределы России. Горы Алачинские или Тичшик-Оратау Приближаясь к вершине реки Тобол, горы переменяют имя и наружный вид. Гряды их, хотя также плоски, но час от часу возвышаются, а, наконец, становятся сплошнее и каменистее, и называются Тичшик-Ора, или Алачинские (Название сие вероятно дано по имени народа, в древности около сих мест обитавшего; ибо в киргизцах есть и ныне алачинское отделение, а в башкирцах – целая волость.). Многие из них, сколько можно было узнать, состоят из твердого серого известкового камня, не имеющего ни малейшего следа окаменелостей. Сверх того приметны повсюду оскалины гранита, кварца и краснобурого фельдшпата. От главного хребта с западной стороны отделяются пологие ветви, которые склоняются покато до самой реки Урал. С востока горы опускаются крутыми грядами и скоро расширяются в горизонт степи. Возвышеннейшая их часть лежит окола урочища Корсакбаш и при горе Шихантау, или Кичиктау. Окружности сих гор наполнены многими озерами и болотистыми местами. Они почитаться могут за водохранилище, которое снабжает [295]вытекающие отсюда в немалом количестве реки1(1 Примечено, что реки, вытекающие из гор сих на северо-восток, гораздо изобильнее водою, нежели текущие на юго-запад; сие вероятно происходит от того, что в первую сторону гор земля склоняется гораздо ниже, чем на другую.). Лес в горах растет по большей части еловый, березовый и осиновый. Он рассеян очень редко, в одних только низких лощинах и по восточной стороне возвышений. Содержатся ли в сих местах руды, еще неизвестно. Киргизы сказывали, что привозимый ими иногда в Россию блестящий железняк и пестрый роговик с прожилками стеклоподобной медной зелени действительно находят в горах Алачинских. Горы между реками Улкояком, Тургаем, Иргизом и Камышаклою Алачинские горы, пройдя, таким образом, около 120 верст, опять понижаются и, разделясь на многие отрасли, представляют новое местоположение, ибо все пространство земли, лежащее от вершин реки Тобол на юго-восток, до рек Улкояка, Тургая и Иргиза, взятое вообще, представляет как бы одну обширнейшую степь. Часто встречаются на ней гладкие равнины, иногда лежащие на возвышении, а иногда окруженные возвышениями. Некоторые из сих гор, как, например, Заирган, Карасай, Кунгуртюбя и прочие тянутся низкими флецевыми грядами, с каменными холмами глинистых и известковых пород. А другие идут особенною ветвью, отличающеюся от прочих своею возвышенностью и содержанием гранитовых, кварцевых и роговиковых пород. Из сих известны наиболее горы Караадыр, Камышаклы, Мамыт, Карачатау и проч. Иногда на возвышенной степи выказываются высокие холмы, покрытые глиною без всякой между собою связи, или представляются голые оскалистые груды камней, как, например, Каратавлё, Катарташ и другие. Главное направление сих гор разделяется на две части, из коих первая простирается на юг связным хребтом под общим именем Караадыр, т.е. Собрание гор; а другая, представляющая небольшие гривы, идет на восток к горам Алгыйским и название в особенности не имеет. 98 О продолжении сих последних предложено будет впоследствии. Караадырские ж, достигнув источника реки Орь, становятся известными под именем горыАйрёрёк (Название Айрёрёк, кажется, значит то же, что и Ауроурук, известное в «Топографии» у г-на Рычкова и у многих писателей истории татарской. Они приписывают сие имя целому кряжу гор, назначая положение его между вершинами рек Ори и Эмбы до Каспийского моря. Ныне между киргизцами и татарами такового названия ничего не известно. Собственно же Айрёрёк значит на языке киргизском гору вилообразную. И сие наименование происходит от наружного вида горы, которая представляет две голые каменные конусообразные холмы, от самой подошвы раздвоившие наподобие вил.), которая, возвышаясь, составляет знаменитый хребет, прилегающий к горам Мугочжарским. О горах, перешедших за Урал от гор Губерлинских Прежде нежели опишем горы Мугоджарские, обратим внимание на продолжение Губерлинских. От вершины реки Сакмары до Урала они простираются по Оренбургской губернии, во многих местах уже описаны естествоиспытателями Лепехиным 74, Фальком, Рычковым, а при реке Урал – особенно г-ном Палласом, с достаточным изображением их содержания и свойства. Нам остается только заметить, что горы сии прилегают к Уралу с обоих берегов противоположными или так называемыми смыкающимися мысами, что пласты их имеют одно склонение и что горнокаменные породы повсюду единообразны от реки Урал горы сии, не переменяя содержания и вида, направляются до вершины реки Ибели, где под названием Таскичу разделяются на две ветви. Одна из них идет на запад между реками Уралом и Илеком до самого их соединения. Она покрыта глиною разных цветов, представляет выдающиеся по местам, а наипаче около рек, высокие хребты, содержащие в себе грубый желтый шифер, мягкий и твердый песчаный камень, пересекаемый вапом 75, а иногда целые горы, состоящие из камней известковых, селенитовых, гипсовых и меловых. В ней подобно, как и в гряде, идущей от Губерлинских гор между рекой Сакмара и Уралом (По сим двум продолжениям Губерлинских гор попадаются остатки копей, где, по-видимому, добывали руду народы, еще до киргизцев здесь обитавшие.), содержится в изобилии [297] медная руда, вырабатываемая прежде в шифере, и в соединении с кварцем, также находится много кусков окаменелого дерева, проникнутого медною охрустализованную зеленью и колчеданом. Другая ветвь или, лучше сказать, главный отрог Губерлинский, от Таскичу продолжается на юг. Он довольно высок, по большей части каменист, а особливо с западной стороны около речек, текущих к Илеку, и состоит из шиферного, песчаного красного и темнозеленого камней, бледного кварца, вапа, талька, разноцветного агата и по местам из гранитовых оскалин. Медная руда примечена наиболее в тальке и шифере, а железную предполагают по выветренной повсюду железной охре; также есть признаки железной магнитной руды. Пройдя сим положением до вершины Ори, отрог сей превращается в горы Мугоджарские. О горах Мугочжарских Горы Мугочжарския, или по-киргизскому произношению Мугочжартау, простираясь от севера на юго-запад более 100 верст, в положении своем представляют многие хребтовидные гряды или гривы, почти параллельно между собою идущие. Горы сии 99 вообще имеют три приметных разделения. Первая, или северная и северо-восточная, сторона оных принадлежит к горам флецевым; часть средняя – к первозданным, а югозападная сторона – к намытым. С северо-запада от реки Орь показывается большая крутизна, а к юго-западу и востоку виден постепенный скат. Вся средина их состоит наиболее из обнаженных от самого основания каменистых скал, уподобляющихся во многих местах по наружности разным видам, как-то: сахарным головам, шляпам, разрушенным зданиям и проч. Пласты главных гор состоят из темноцветного и зеленоватого орлеца, серпентина, талька и других смешений дикого камня. Сверх того, кварц, разных цветов агат и яшма лежат большими буграми, около которых попадаются хорошие кремни, сердолики и даже слюда. В 1793 г. в первый раз вывезли из сих мест киргизцы в кварце медную руду, почему для точнейшего исследования сего открытия от местного начальства посылаем был нарочный чиновник, который по возвращении своем объявил, что по отдаленности гор сих от российских пределов выработка руды прибыльна быть не может. Свинцовый блеск, серный колчедан и другие ископаемые заставили потом надеяться открыть в них богатые руды; по поводу сего во время управления Оренбургским краем губернатора Пеутлинга предпринимаемы были разные поиски. Со всех сторон от Мугочжарских гор вытекают знаменитые степные реки, а именно: на север – Орь, на восток – Улуиргиз, на полдень – Эмба, по-киргизскиЧжем, с ее ручьями, на запад – многие источники, известные при своем соединении под именем Бистамак, что и составляет начало реки Илек. Следовательно, сии высоты без противоречия назвать можно вторым в Киргизской степи водохранилищем, но источники здешние не столько же однако изобилуют водою, как в горах Алачинских, ибо все реки среди лета там умаляются, что кроме направляющихся на запад (Примечено, что все реки, текущие на запад от продолжения Уральского кряжа, как, например, источники рек Белой, Сакмары, Илека и проч., гораздо более изобилуют водою, чем реки, текущие от оного на восток.), пересыхают, превращяясь в озерки, а притом и влажных или болотистых мест между горами совсем не имеются. Причиною сего, конечно, свойство самих гор, которые, будучи обнажены, не могут сохранить в себе влажность от выпарения, и родники происходят только от снегов, которые в ущелинах высоких гор остаются иногда до половины июня. В горах по низменным долинам почва лежит тучная, удобная для земледелия и произрастающая хорошие полевые пастьбы. Летом кочуют около сих мест многие киргизские партии, в севере – так называемые чжидеруу, или семиродцы, в западе – байулынцы и чиктынцы, в юго-востоке – тюрткаринцы. Зимою по причине жестоких морозов, а осенью – от сильных бурь, здешние места для кочевья совершенно не способны. О горах, отделившихся от Мугочжартау к западу Отделившиеся к западу от Мугочжарских гор плоские гряды, расширяясь на многие ветви, составляют склоны сих гор, из коих гряды северные довольно высокие, а южные – гораздо менее и чем далее отходят к западу, тем более понижаются так, что, наконец, превращаются в горизонты ровных степей и песков соответственно горам Общего Сырта. Известнейшие из сих гряд есть горы Корсакбаш и Калмас между рек Уила и Илека и горы Бараны около реки Урал, близ Уральского городка. Все они содержат в 100 себе породы флецевые и намытые из серой, красной и желтой глины, которые иногда лежат гнездами между пластами песчано-глинистыми и черноземными. На высоких местах выказывается известковый камень, гипс и селенит. Часто попадаются также окаменелые черепокожные и разрушившиеся раковины, лежащие особливыми пластами на иловатой морской земле. Около известковых слоев приметна иногда бывает горючая земля и признаки каменного угля. Уверяют также, что есть здесь и каменная соль, подобная илецкой. Вообще заметить здесь должно, что пространство взятое от гор Общего Сырта к югу, а от ветви гор Губерлинских на запад или, лучше сказать, все возвышения, находящиеся между реками Сакмарою, Самарою, Уралом, Илеком, Уилом, Большим и Малым Узенем, в общем их положении представляют как бы одну покатость, наклоненную к реке Эмба и к озерам Тайсуган-Караул, Камыш-Самаре и Эльтону. О горах, идущих от Мугочжартау к югу К югу от Мугочжартау сначала склоняются горы возвышеннее и связнее западных. Они состоят по большей части из шпата, порфира и белого жирного кварца. Сим последним особенно изобильна гряда, лежащая между речками Таллык и Улуиргиз. Далее на юг горы сии становятся меньшей величины, иногда расширяются в плоскую возвышенность, а иногда в небольшие холмистые гривы, распространяющиеся в разном положении по пескам Барсуккум и Каракум и состоящие из песчано-глинистой земли и пластов песчано-глинистого, известкового, гипсового и трапового камня. В некоторых местах гряды сии как будто бы теряются, а инде представляют из песков выказавающиеся довольно высокие и отдельные от прочих горы, которые часто состоят из гранитовых пород или из горного крепкого известкового камня. При подошвах сих возвышений лежат всегда или песчаные бугры, или ровные глинистые степи, покрытые кустарником (Виденные нами в проезд наш по степи горы Буканбаевы, Кулакачи, Сувокбиттау и проч., есть одни из сих гор.). Горы, лежащие между Каспийским и Аральским морями Горы в таком положении проходят под разными названиями до Каспийского и Аральского морей, близ которых опять показываются из них две значительные ветви; первая под именем Чин, или Тумантау, устремляясь на юго-запад глинистыми и известковыми буграми, с оскалинами дикого песчаного камня, достигает до Каспийского моря и соединяется с горами Мангыстау, или Мангышлак; а другая, под названием Ирняк и Караумет, идет на юг по западному берегу Аральского моря земляными и песчаными грядами с шиферным камнем и с рассеянными изредка гранитами и известковыми плоскими холмами. Обе сии ветви в общей их связи составляют между собою как бы одну возвышенность. Горы Караумет, продолжаясь далее на юг, перерезывают хребтом своим каменную Мангышлакскую степь и, наконец, прилегают к берегу Каспийского моря около Балханского залива и Красноводского мыса, противоположно мысу Апшеронскому, лежащему на западной стороне сего моря (Примечено, что породы, находящиеся в горах около мыса Красноводского, имеют большое сходство с породами гор мыса Апшеронского. Даже нефтяные ключи, изобилующие на последнем, равно природны и другому, ибо остров Нефтяной называется сим именем по изобилию на нем сего произведения природы.). 101 Горы Мангышлакские, восприявшие свое начало от гор Туманных, тянутся около Каспийского же моря к мысу Тюпкарагану, противоположному мысу Аграханскому; они представляют сухие пологие каменные хребты и по местам, пустые скалистые и холмовидные возвышения, которые более всего приметны по берегу залива, называемого Мертвый Култук. В них находится агат, яшма, кремни и, по уверению многих, серебряная в кварце руда. От гор сих с полуденной стороны начинается степь, известная под именем каменной мангышлакской, или трухменской. Она покрыта частью песками и глинистою землею, а частью – гладкими каменными пластами. О горах, от вершины реки Тобол отклонившихся на восток Окончив южное направление гор Уральских, продолжающихся с лишком на 1600 верст, остается теперь упомянуть о горах, идущих на восток, начиная обратно от вершины Тобола. Не знаю, должно ли полагать возвышенную степь, пересекаемую небольшими грядами гор, простирающихся под разными изменениями от вершин реки Тобол, или от гор Алачинских на юго-восток, за настоящее Уральского кряжа продолжение, или она представляет только окончательные склоны сего кряжа; а горы Алгыйские, к западной стороне коих означенная степь прилегает, принадлежат уже к кряжу Алтайскому, остается решить впоследствие времени. Мы скажем только то, что из описаний бывших там людей заключить можно. Они все согласно утверждают, что малые возвышения, идущие от вершины реки Тобол по открытой степи на восток, около вершин реки Улкояк, становятся гораздо холмистее и, наконец, глинистою грядою, имеющею известковые, песчано-шиферные, гипсовые, алебастровые, селенитовые и глинистые камни (Смотри у г-на Фалька в 1-й части.), примыкают к высокому каменистому и лесами усеянными хребту Такитурмас, который составляет начало гор Алгыйских. Алгыйские горы Голые, по большей части каменные горы сии простираются от запада к востоку с лишком на 200 верст (Наименование сих гор, по описанию г-на Рычкова в его «Оренбургской топографии», произошло от имени знаменитого богатыря и великана Алгыя, скончавшего в сих горах увенчанную великими подвигами жизнь свою. Знаменитую могилу в 135 сажен окружности и в 15 высоты, которую видел г-н капитан Рычков и в дневных своих записках описал на 59-й странице, полагая ее за памятник какого-нибудь скифского царя, киргизцы признают за могилу сего Алгыя.). Средняя или главная их часть состоит из орлеца и гранита, лежащего твердыми и огромными пластами. Прочие горно-каменные породы соединены в них разнообразнее всех других степных гор; известнейшие же, из доставляемых киргизцами, были сердолики, халцедоны, горный хрусталь, переливт, кремень, асбест, агат, яшма, малиновый гипс, селенит, алебастр и свинцовые друзы с небольшими признаками серебряной руды. Медную руду находят в низменных горах в песчаном шиферном камне, а железная видна повсюду по рассеянному на поверхности мелкому глинистому железняку. Киргизцы берут отсюда также для употребления красную и желтую охру. Точное свойство сих гор еще неизвестно, ибо никто из ученых мужей оные не осматривал. Горы с южной стороны главного Алгийского хребта довольно утесисты, напротив, к северу они отлоги; а от сей разности происходит, что с юга по причине скорого в 102 горизонте земли понижения или крутизны гор обнаруживаются все источники и составляют ручьи, известные под общим именем Алтмышэки-Тургай, т.е. 62 Тургая, кои соединяются с Улутургаем, потекающим от востока к западу почти в параллель направлению гор. Между берегами сих небольших ручьев, от самых вершин, тянутся угористые высоты, которые, не доходя до устья, оканчиваются мысами и составляют к реке Улутургаю обширную равнину, покрытую наносным с гор пластом иловатопесчаной земли, весьма удобной для земледелия. Следовательно, Алгыйские хребты также можно почесть новым хранилищем степных вод. На северную сторону горы сии имеют склонение весьма пологое, понижающееся постепенно с лишком на 150 верст и чрез то образуют почти неприметную покатистую степь (Сей склон лежит между реками Тоболом и Ишимом.). Самые гряды, или гривы, рассеянные по сему пространству и постепенно переходящие от пород древнейших к позднейшим отменно низки. В ложбинах Алгыйских гор попадаются иногда рассеянно тополевые, осокоревые и сосновые деревья, а иногда и небольшие боры. О горах, направляющихся от хребта Алгыйского к высотам Улутау К юго-востоку Алгыйские хребты, переменяясь, представляют низкие угорья, смешанные с пластами дикого сланца и высокими кучами, или буграми, красноватого и совершенно белого кварца, точильного песчаного камня, желтой охры, слюды и проч. Господин капитан Рычков, переезжавший направление сих гор в 1771 г., мая 10-го, между прочим, пишет: «Последуя, имели на пути множество каменных холмов, пригорков и долин. Отсюда опять начинаются мраморные места, подобные находящимся в окружности реки Камышаклы (В дневных записках, часть I, замечено, что белый мрамор, отысканный Рычковым близ Иргиза, был кварц.)». Далее мая 11-го продолжает: «От сих мест начинается путь каменистыми горами, возвышающимися час от часу более и в виду нашем прилепившимся к хребтам горы, Улутау именуемой. Высокие холмы, кои лежат на поверхности гор и кои были видимы в самом дальнем расстоянии, представляли разные приятнейшие места для глаз». Горы Буглытага Гора Улутау полагает предел западной стороны той ветви Алтайских гор, которая известна под общим названием Буглытага (Наименование Буглытага в «Оренбургской топографии» выводится от названия Буглы, т.е. олень, и тага – дикая лошадь, коих по сим горам водится изобильно. Но некоторые называют их вместо Буглытага бугры Тагайские, или Тагатайские, от развалин города, лежащего близ озера Харгалджина; а иные вместо Тагайские говорят Нагайские – от живших в древности по сим горам нагайцев.), или бугры Тагайские; которые, как выше сказано, при Разломном хребте отклонились от Алтая на запад. Горы сии протягиваются многими более и менее возвышенными грядами, а в иных местах как будто особыми огромными каменными горами и с собственными названиями. Горы Буглытага были осматриваемы во время проезда в Ташкент в 1796 и 1797 г. унтером-офицером Безношковым 76, а в 1800 г. – горными офицерами Поспеловым 77 и Бурнашевым 78. Из наблюдений их и прочих известий видно, что большая часть сих гор покрыта сверху слоем глины. Главный хребет, полагая оный идущим от горы Улутау 103 мимо вершин рек Нуры и Сарысу, состоит из пластов сланцевых и шиферных, с оскаляющимися гранитовыми холмами и буграми крепкого серого сливного известкового камня. По местам находится также красная и зеленая яшма, агат, разных видов роговик и порфир. Медная руда приискана в изобилии (нарочито места сии объезжавшим полковником Бентамом) на низких грядах в сером шифере и по старым рудокопным ямам, которые называются чудские копи. Железная содержится в глинистом камне. По уверению киргизцев, при особенно знаменитых горах, как, например, при Улутау, Актау, Баянулы и проч., имеются признаки руды серебряной. Около возвышенных гор текут прохладные ручьи чистой воды, растет сосновый, березовый лесок и имеется почва, способная для земледелия. Низкие гряды вообще безводны и лесу не имеют. Главное украшение сих возвышений составляют древние могильные курганы и киргизские кладбища. Горы между реками Нурою, Ишимом, Уленти, Чидерти, Селеты и Тундюка К северу от главной ветви означенных гор, отделяются отроги, известные под названием Эремейтау, или Ирейментау, Кокчатау, Ишымтау и Казлыктау. Они наполняют всю степь, лежащую между реками Ишимом и Иртышом, и к российской границе опускаются и составляют ровную пониженную плоскость, в таком же виде, как описанная выше северная наклонность гор Алгыйских, с тою только разностью, что горы, распространяющиеся в сих последних местах, гораздо более имеют каменных возвышений, отличительных гряд и примечания достойных пород, а именно: около реки Ишим находится бобковая железная руда, шифер с медными штуфами, разных цветов превосходнейшего вида агат, яшма и сердолики. Около вершин реки Нура и по правой ее стороне встречаются иногда гранитные оскалины и хребты известкового камня. Разбросанные почти по ровному местоположению высокие горы Казлык, состоят из порфира, агата, извести, селенита и проч. Во многих местах сих гор растет березовый, осокоревый и ветловый лесок, текут небольшие ручьи, прерывающиеся озерами и теряющиеся в обширных камышах и озерах. Горы, идущие к безводной степи Битпак К югу от главной ветви Буглытага, горы идут гораздо связнее, менее имеют разделенных высот и недалеко распространяются. Они оканчиваются крутым скатом к песчаной и бескормной степи Битпак, прилегающей почти по всей длине параллельно направлению сих гор. Лесов здесь нет, растений мало; одна их полоса состоит из роговиковых пород и из сланцевых в смешении с кварцем, а другая, ближайшая к пескам, заключает известковые породы, идущие особливою грядою. Говоря вообще о горах Буглытага, нельзя не упомянуть здесь и о некоторых имеющихся между оными особенных возвышениях, по важности своей заслуживающих внимания. Гора Улутау Гора Улутау, взятая вместе с ее окрестностями, составляет возвышеннейший пункт среди всей степи Киргизской. Главная ее вершина, увенчанная от ноября до августа месяца снегами, представляет вид острый, имеет не более 10 верст в окружности и состоит из дичайших и неприступных скал. Прочие окружающие ее возвышения или, лучше сказать, горы, из которых многие носят особые названия, хотя также каменисты и наполнены рытвинами, однако ж, они чем далее отстоят от вершины главной горы, тем 104 меньшую имеют крутизну. С которой стороны не подъезжаешь к Улутау, вид горы сей всегда обнаруживается в дальнейшем расстоянии, и чрез то кажется, что поверхности прочих гор составляют только ее подножие. Из склонов сей горы вытекает к югу речка Кингири, к западу – Чжеланчик, к северу – Тирсаккан, к востоку – многие ручьи и, особенно, известный Улыкарагай. От сей же горы вероятно и славное близ ее лежащее озеро Харгалджин заимствует в воде свое изобилие. Старые копи, признаки горноплавильных печей, находящихся наиболее по речке Чжезлыкингир, знаменитые кладбища и обширные руины бывших селений – вот достопамятности сей славной окрестности! На запад от Улутау отделяются немалые ветви. Они рассеиваются по всем пескам Каракум флецевыми и намытыми возвышениями и каменными отдельными горами, как будто между собою прерванными и осыпанными голыми песчаными полосами. Сверх того примечены в сих грядах горы, с теплыми и холодными минеральными водами, с признаками горючей земли, горной смолы и проч. Гора Актау Гора Актау лежит почти в самой средине главного направления Буглытагайских хребтов и есть из числа превосходнейших гор степи Киргизской. Снег в ущелинах ее лежит почти чрез все лето. Лес растет в изобилии, вытекающие к западу ключи составляют источники рек Сарасу и Нуры, а на восток – ниспадающие родники. Она имеет около 50 верст в окружности; многие знаменитые ветви гор Буглытагайских берут свое начало от ее гордой вершины. Разломный хребет Разломные горы положение свое имеют на восточном конце гор Буглытага. Они состоят из возвышенных каменистых и повсюду утесистых гор и представляют, как выше сказано, разделение главного отрога, идущего от реки Иртыш, на две отрасли. Горы, проходящие за рекой Иртыш около крепости Усть-Каменогорской до разделения их при хребте Разломном Чтобы яснее видеть можно было связь гор Буглытага с Алтайским кряжем, то потребно к предложенному пред сим краткому замечанию об отроге Белки, прибавить еще и самые его части, перешедшие в степь Киргизскую; следовательно, обратиться должно теперь к реке Иртыш, по течению его около Усть-Каменогорской крепости. Горы, лежащие с правой стороны Иртыша, начиная от реки Нарыма до Убы, состоят из великих пластов разного цвета дикого сланца, оскалин гранита и прочих шиферных и роговиковых пород, свойственных горам, около сих мест лежащим (Описание сих окрестностей читать можно у г-на Палласа: частьII, книга II, от 204 до 272 страницы.). Они, прилегая к Иртышу, составляют посредственные равнины, заключенные между высоких утесов, которые в таком же виде представляются и на левом берегу сей реки, делая с обеих сторон, а особливо около Усть-Каменогорска, смыкающиеся мысы. «За Иртышом горы сии, по некотором отклонении, – пишет г-н Паллас, – представляют высокий и огромный хребет, который по причине разметанных каменных верхов, развалины и башни образующих, называются от линейных жителей каменными 105 монастырями». Они с различными изменениями в величине и названиях видимы на всем пространстве между реками Лебяжьей, Аблакетом, Таянты и Котоном. На обеих берегах Аблакета, горы сии имеют самое большое возвышение, состоящее из безлесных и непрерывно высоких каменных гряд, пограничными жителями именуемых Аблакетские сопки. Сии содержат в себе отчасти великие сланцевые пласты и отчасти белесоватый гранит, коего слои углубляются к востоку и западу. От вершины реки Аблакет до самого Разломного хребта между вершинами рек Чаргурбан, Бокунь и Кокбукты горы называются Калмы-Тологой и представляют дикие, различной величины хребты (У г-на Фалька часть 1-я.), содержащие в себе шифер, аспис, известковый камень, гранит и песчаный шифер, а между мелкими камнями – железные штуфы. На север и юг от сего главного гор направления отделяются ветви, которые к северу постепенно склоняясь, оканчиваются близ рек Иртыша и Чаргурбана гладкою равниною. Около Иртыша они содержат большею частью разных цветов сланец, а около Чаргурбана – известковые слои, серый роговой шифер, а также примечается изобилие и купоросной земли. Киргизцы оные горы около реки Чаргурбан именуют Дитбергат и Чжуантюбя, а калмыки – Гурбанчар. Южные ветви, отделяющиеся от хребта Калмытологая, несравненно возвышеннее северных и называются Бешкатау. Долины сих последних иногда представляют глазам путешественника березовые и осиновые лесочки. Все сие протяжение от реки Иртыш до хребта Разломного к населению для постоянного пребывания отчасти удобно. О горах, идущих на юг от хребта Разломного до реки Или На юг от Разломного хребта к горам Музарт идут плоские, и по местам выдающиеся, возвышенные холмистые гряды с пространными, изобилующими пажитью равнинами, покрытыми небольшими перелесками и полосами земли, удобной для хлебопашества. Из них горы Тарбагатай, Барагоджур, Талки иХамар-Дабаг совершенно каменисты, а все прочие только изредка показывают оскалины. Содержание или, лучше сказать, горные породы сих гор неизвестны. Торгующие в селениях, принадлежащих Китайской империи, татары и ташкенцы уверяют, что будто бы среди их в некоторых местах получаются руды, а в окрестностях речки Чирчика и города Кульджа находятся даже серебряные рудники, на которых по временам производится работа. Вольные промышленники, говорят они, из тамошних жителей достают также и золото, по большей части в самородном виде. Музартские горы Горы Музарт, лежащие вокруг рек Или и Текеса и по большей части идущие цепью с южной стороны сих рек, говоря по словам г-на Фалька, суть самые огромнейшие и дичайшие из всех прежде сего описанных; большая их часть покрыта вечным снегом, низменности заросли сосновым, фисташковым, березовым, осиновым и ивовым лесом; во многих местах видны в них великие разрушения и следы вулканов. Высочайшая цепь сих гор во многих местах имеет собственные названия, в некоторых из них находят металлы и минералы. Реки, текущие отсюда, особенно достопримечательны по самородному золоту, которое отыскивается в песке. Сие обстоятельство было причиною отправления при государе Петре Великом различных в сей край экспедиций, а самая линия по реке Иртыш от сего получила свое начало (О сем можно видеть в 106 «Ежемесячных сочинениях» Академии 1760 г. в статье под названием «О песочном золоте в Бухарии».). Музарт, по-калмыцки Музар-Дабан, а по-киргизски и вообще по-татарски Музтаг, значит Ледяные горы. Вероятно, что название] сие, а вместе и протяжение гор дало грекам понятие о горах Имаус, разделяющих Скифию. Ныне близ их по северной стороне кочуют киргизцы Большой орды дулатовского рода, а в среди – обитают горные каракиргизцы. Горы Алатау и Каратау, близ Ташкении и Туркестана С западной стороны от Музартских гор отделяется отрог, который известен сначала между реками Цуй, Талас и Сыр под именем Чингиз-Чаган, потом устремляется он на северо-запад под названием Алатау; далее подходит к Туркестанской земле под названием Каратау; а направляясь еще далее к озеруТелекуль, превращается в низкие угорья и плоские гривы, теряющиеся в песках. Господин берггешворен 79 Поспелов, бывший в Ташкенте в 1800 г., сделал горам сим следующее описание: «Горы, окружающие с северо-восточной стороны Ташкенское владение, – пишет он, – отделяются от продолженияАлтайского кряжа и идут своею непрерывною цепью от полудня к северу. Ледяные верхи, ниспускающие частые ключи, бьющиеся по крутым утесам водопады, облака, во многих местах стелющиеся ниже их поверхности; большие ущелья, с оскаляющимися великими каменьями и пещерами, суть лучшие воды тамошнего края и особливо в горах, лежащих ближе к вершине рек Сыр и Чирчика или собственно в горах Алатау. Между оными находятся также обширные равнины, сколь тучные для скотоводства, столь и приятные для жизни. Вся сия цепь гор большею частью состоит из гранита и известкового камня. Между оными находятся также красные и зеленые яшмы. Впрочем, в местах, сколько обозреть их было можно, не видно благонадлежности для ископаемых редкостей, а особливо, металлических. В одной только горе найдены рудные признаки с малым содержанием меди. Тут приметны небольшие выработки прежних народов. В сих же горах попадались отчасти и железные руды, из которых ташкенцы выплавляют довольно хороший чугун для делания различной посуды. Горы Каратау, склоняющиеся в своем протяжении от востока к западу, суть такого ж свойства, как и первые, кроме того, что несколько оных ниже. В одном месте нашли в них свинцовый блеск в известковом камне, из которого [310] тамошние жители получают небольшую часть свинца. Сверх же сего никаких особенных произведений нигде не встречалось. На горах Каратау между растениями находится ревень, который во всем сходствует с обыкновенным, произрастающим и в других горах Алтайского кряжа. А потому к особенному роду, наипаче ж вывозимому из Китая к опытческому, не принадлежит». К описанию г-на Поспелова дополнить еще можно, что рудокопных ям, где древние обитатели, называемые по тамошнему муно, производили свои работы по всем горам ташкенским и туркестанским, находится изобильно, а особливо при урочищах Балкан, Наизбек, Хожекет, Багастан, Буртюмула и проч.; тут отыскивают и ныне рудные признаки. 107 Глава 3. ОБОЗРЕНИЕ МЕСТОПОЛОЖЕНИЯ СТЕПИ КИРГИЗСКОЙ Общее примечание о местоположении Местоположение степи Киргизской с ее окружностями соответствует или, лучше сказать, повинуется положению гор, которые или по собственной возвышенности, или по своему содержанию делают в здешней природе различные и каждому месту особенно свойственные перемены, имеющие влияние и на самые произведения. Вообще землю сию разделить можно на 4 главные, так сказать, удела, или полосы, во многих обстоятельствах между собою различествующие. Первая из них, начинаясь от гор Общего Сырта на юг, представляет покатистый склон. Она вмещает в себе все пространство до полосы песков и может быть названа югозападною покатостью гор Уральских. Вторая, простираясь от реки Тобол до Иртыша, составляет продолжение низких степей, известных в пределах России под именем Барабинских, Ишимских, или Абаканских, и назовется здесь низкою. Третья, лежащая посредине всей степи, начиная с запада от продолжениия гор Уральских и прилегая на восток к горам Алтайским; она по ее возвышенности заслуживает наименование нагорной. Четвертая, занимающая всю южную часть степи, заключает беспрерывные песчаные пространства, почему от самих жителей носит название песчаной. Главные или высочайшие нагорные в кряже Уральском пункты, находящиеся около вершин реки Урал, от поверхности Каспийского моря, как известно из сделанных наблюдений, возвышаются до 350 сажен, а от сего и вся Оренбургская губерния, в отношении к окружающим ее странам, лежит гораздо выше, и в рассуждении естественных произведений противу многих земель, находящихся под тою же параллелью, представляет многие отличия. Юго-западная покатость гор Уральских Сия возвышенность по мере удаления от главных пунктов Уральского кряжа и по своему наклонению самую губернию разделяет на естественные уделы, или части, особенное свойство имеющие. Примечательнейшие из сих уделов, в отношении степи Киргизской, есть те, которые лежат по направлению отрога гор Общего Сырта, простирающего ветви свои на запад, даже до реки Волга. На юг отклоняются от него небольшие возвышения, которые, соответствуя замечанию, помещенному при описании гор, могут быть признаны за окончательный склон Уральского кряжа на юго-запад к Каспийскому морю. Речки, стекающие с сих возвышений к ровным степям, или превращаясь в стоячие ямины, теряются в подземных водорытвинах, как, например, Уленты-Чидерта; или разливают воду свою в плоских низменностях по озерам и болотам, заросшим камышом, каковы суть Тайсуйган-Каракуль и Камыш-Самара; а иногда в озера чистые, соленые, как Тянтякшур, Ельтонское и проч. Вся сия часть земли, начиная от вершины гор Общего Сырта, в местоположении содержит многие отличия, ей одной только свойственные; она, будучи взята вообще, 108 представляет самую пологую наклонность противу всех прочих Уральских гор. Сначала, или по северной ее стороне, видны на ней только холмистые угорья, которые потом превращаются в голые возвышенные степи; а сии, чем далее отклоняются к полудню, тем становятся площе и безводнее, исключая только некоторых долин, по коим текут реки Узени, Урал, Уил, Куил, Хобда и Илек. При окончании находятся пески и солонцевые равнины, почти горизонтальные северным плоским и камышом заросшим берегам Аральского и Каспийского морей. Полосу сию с севера ограничивает Общий Сырт, а для окончания оной на юг можно принять мысленную черту, начиная от реки Эмбы мимо озера Тайсуган-Каракуль до форпоста Котельного (Продолжение возвышенной степи до сего форпоста положено по назначению г-на Палласа, часть I, с. 549.), что на Урале, и оттуда чрез реку Узень прямо к Волге. Путешественник, направлявший путь от севера, приведен будет, конечно, в удивление, когда при переезде чрез главный хребет Общего Сырта вместо красивых перелесков и тучных пажитей, усеянных по всей северной оного стороне, на южной тотчас увидит скудную только природу, вначале с обработанными кое-где полями и небольшими рощами, а далее преисполненную диким, унылым единообразием с изменяющимися видами трав, совсем для него новых и чуждых для пределов севера. Почва земли состоит здесь по большей части из красной и желтой, смешанной с песком, сухой глины, пересекаемой небольшими полосами чернозема, особенно изобилующего к северной части, а далее к полудню, ежели и виден еще чернозем, происшедший от растений, то только или в глубине земной прерванными пластами и перемешанными с песком и глиною, или в лощинах рек, снабденных вообще богатыми лугами. Между слоями глины в прибрежных возвышениях и в самой степи попадаются изредка морские разрушения и в малом числе рога и кости великих животных. Позднейшие механические преобразования земли, к которым весь сей скат принадлежит, составляют главнейшую причину такового в нем положения. Покатость оного на полдень, подверженная сильнейшему действию солнечных лучей, и свойство желтой глины увеличивают здесь жар в большей степени, а чрез то твердая земля становится неспособною к растительности и причиняет перемену в видах растений. Лес произрастает по большей части так называемый черный, близ хребта гор к югу становится он реже, показываясь только в лощинах на северной их покатости и около рек; к окончанию ж полосы его совсем невидно. От худой доброты почвы, фруктовые и прочие вновь сажаемые деревья здесь совсем не принимаются, будучи сверх оного истребляемы летом, в июне и июле, сильными ветрами, сопровождаемыми пылью и крутящимися вихрями, а зимою, в декабре и генваре, – снежными буранами, из коих первые, несутся с полудня, а последние, с севера, при жестоких морозах. Впрочем, воздух в полосе сей вообще чист и здоров, земля в некоторых местах произрастают с избытком яровые хлебы. Степь низкая Вторая полоса простирается от гор Уральских до реки Обь или вообще от запада к востоку между кряжами Уральским и Алтайским и представляет обширнейшую равнину или низменность, в которой лежит почти все Тобольская и часть Пермской губернии до самого Ледовитого моря. Чтоб точнее изобразить ее положение, надобно обратить 109 внимание к горам. Кряж Уральский, сколько ветвистое и постепенно склоняющееся имеет положение на западную сторону и к югу, столько же напротив скоро и не отделяя никаких достопримечательных и возвышенных отрослей опускается на восток. Почему горизонт земли, к оной с сей стороны прилегающий, становится вдруг низким и почти ровным. То же самое видно и у западных склонов в отроге кряжа Алтайского, направляющегося между рекой Обью и Енисеем. Таковое положение земли, наклоненной притом несколько к северу, соделали, что все сие пространство избыточествует водою, которая от глубоких снегов и продолжительной зимы солнечною теплотою почти не осушается, а потому болота и бесчисленные озера повсеместно рассеяны в сей стране. Влажность тем более бывает видна, чем севернее рассматривать станешь сию низменность; напротив, страна, лежащая к югу, изобилует оною в меньшем количестве. Сия то лощина в полуденной стороне той части России известна под именем степей Исетских, Ишимских, или Абаканских, Барабинских иИртышских. Та ее часть, которая лежит в степи Киргизской около российской границы, представляет только полуденный край всей лощины или, лучше сказать, переход ее из низких, водою изобильных местоположений, в сухие возвышения. Окончание означенной полосы в степи назначить с точностью невозможно, потому что переход ее в места угористые почти неприметен; из общих известий примерно за предел ее принять можно проведенную линию, начиная от устья, в Тобол впадающей речки Каяти, на реке Ишим при повороте ее в полуночные страны, а оттуда на Ямышевскую крепость, лежащую на Иртыше или, справедливее, – на Семиполатную (Господин Паллас, часть II, книга 2, с. 160, пишет, что, не доезжая Ямышевской, песчаная долина приметно становится выше, так что и признает он за нижний осад гор, лежащих к вершине реки Иртыш, которые восприяли начало у Семиполатной крепости. Поспелов, во время проезда в Ташкент, также примечает, что в продолжении 70 верст от Семиярского форпоста к полудню лежат степные места и намытые только пригорки.). Она частью возвышена песчано-глинистыми, с известью соединенными, плоскими гривами, иногда около рек нарочито крутыми, и вообще неспособными ни к произрастанию, ни для возделывания. Прочие места состоят из низких обширных равнин, покрытых пластом иловатой песчано-глинистой земли и рассеянными разной величины рыбными озерами, кои окружены кустарником, камышом, небольшими болотами и влажными узкими лощинами. Реки, которых здесь очень мало, протекают в низких, довольно обширных, мокрых равнинах, изобилующих хорошими лугами. В лощинах повсюду разбросаны рощи и перелески березового, осинового и частью соснового леса, которые по большей части склоняются от севера на юг продолговатыми борами. От изобилия растений, земли в низменных равнинах довольно имеют чернозему и между неудобными местами выдаются полосы, совершенно способные к хлебопашеству. Все воды здешние содержат примесь поваренной и горькой сибирской соли, а иные из них состоят из соленого и горького тузлука и самой осадки. В глубине земли много находят следов органических разрушений, целые раковины и в знатном числе большие, по уверению естествоиспытателей, буйволовые и слоновые кости. Воздух от многих болотистых мест и от испортившихся летом озер наносит многие болезни, а нередко и известную 110 сибирскую язву. Зима, хотя продолжительна, но не жестока. Впрочем, страна сия снабдена всеми для постоянной жизни нужными потребностями, которыми нередко даже пользуются и пограничные жители. Они каждогодно большими партиями, под прикрытием особенного конвоя, ходят сюда летом для богатых рыбных промыслов, стреляния дичи, собирания хмеля, а по зиме гоняются за зверьми: волками, зайцами и дикими свиньями. Степь нагорная Третья полоса степи Киргизской распространяется по обеим сторонам главного возвышения гор, направляющихся от запада или от вершины реки Тобола под разными положениями к востоку до реки Иртыш, прилегая на западе к продолжению кряжа Уральского, а на востоке – к Алтайскому, и которых склоны опускаются на север к описанной выше второй полосе, а на юг – к пескам или четвертой полосе. Нагорная полоса составляет собственный удел степи Киргизской, занимая всю ее средину. Беспрерывные пустые, голые, безлесные и даже, можно сказать, дикие места, наполненные хребтовидными грядами и довольно высокими каменистыми горами, с распростирающимися повсюду около их или возвышенными холмистыми, или пониженными ровными степями, представляют единственное ее местоположение. Почва земли по большей части состоит из пласта твердой глины, смешанной с песком и известью, и повсюду лежащей в небольшой глубине на каменном слою. Растений здесь недостаточно. По северной ее части произрастает наиболее ковыль Stipa, а к югу в изобилии, переменяющаяся в своих видах, юсань Artemisia. Сплошного лесу совсем нет, а только в окрестности высоких гор и по северной покатости попадаются кое-где рассеянные деревья. По рекам, а особливо по Ишиму и Нуре, находятся наносные весеннею водою иловато-черноземные пласты, способные для произращения хорошей однолетней жатвы. Вся сия страна вообще безводна. Реки, вытекающие из возвышенных пунктов, составляющих как бы особые водохранилища и разделенные между собою большим расстоянием, летом воды имеют здесь весьма мало и превращаются в озера, а многие из них совсем иссыхают. Изредка рассеянные по сему пространству стоячие водяные ямы и заросшие камышом и ситником болотистые равнины, так как и все воды, более или менее вмещают в себе вкус солено-горький. Колодцы отыскиваются всегда в местах низменных, и то около одних солонцов. Жар простирается чрез все лето от 25 до 30 градусов в тени по Реомюрову термометру. Напротив, зима, от свойства сухой глины, изобилующей солями и селитреными частицами, свирепствует столько жестоко, что киргизцы никак не могут оставаться здесь кочевать, не подвергая себя опасности лишиться своего скота. В месяце мае и в сентябре дуют по сей полосе периодические ветры и наносят весною бури, а осенью – морозы и снег. В прочие времена года погода постоянна, дождей не бывает, воздух вообще сух, тонок и даже проницателен; о прочих переменах, замеченных в сей стране, и о предосторожностях, нужных в проезде чрез оные для соблюдения здоровья, мы говорили в нашем журнале. А теперь прибавим только теперь некоторые замечания о причине безводья. Краткое рассуждение о безводии 111 С одной стороны происходит оно оттого, что вся сия полоса, как уже было видно из описания гор, пред прочими частями степи Киргизской в горизонте своем возвышена, и хотя горы сии плоски, но в недрах своих повсюду вмещают близкий к поверхности земли пласт твердого камня, который по его плотности не имеет в себе довольно тех каналов (tubas communicatorias), кои производят взаимное сообщение вод и причину ключей, а с другой стороны потому, что находящиеся в степи горы, будучи низки и представляя по большей части только гладкие и плоские хребты, неспособны к осаждению на поверхности своей туч и влажных паров; следовательно, и возможность к повсеместному изобилию источников чрез сие совершенно пресекается, и самая причина появления их только на отличительных высоких скалистых горах сим доказывается. Сверх того надобно заметить, что в степи не имеется больших открытых озер или обширных болотистых мест, откуда бы могли возноситься в атмосферу пары. Нельзя их ожидать и из прилегающих к Киргизской стране морей Каспийского и Аральского, ибо, взяв в рассуждение обширность оных и сравня с пространством сухих безводных степей, ясно усмотреть можно, что исходящие из них испарения недостаточны будут и для около лежащих предместий. Притом сгустившиеся облака удобнее осаждаться могут на Кавказских горах, как ближайших к морю, нежели на отдаленных равнинах, а посему воды сии здешние в главном своем изобилии обязаны снегам, с которыми тучи наносятся сюда периодическими ветрами от севера. Они, по растаянии весною, не возмогши проникнуть твердость земной почвы, собираются в быстрые ручьи и, катясь по оврагам гор, мгновенно сносят в речки, а сии, разливаясь в долинах стремятся (Примечено в степи Киргизской, что все реки весенний разлив имеют чрезвычайно обширный, он начинается в апреле месяце, а к половине мая или, много, что к исходу оного месяца вступает в их берега. Нельзя объяснить, говаривали нам киргизы, с каким стремлением и силою бежит по равнинам весенняя вода, а особливо ближе к вершинам рек. Бег сей тем становится тише, чем ближе приходит она к устью, хотя разлив становится тогда еще обширнее.) к своему устью, а иногда, встречая на пути рыхлые пески, вбираясь в них, разсеиваются, или при помощи солнечной теплоты, выпаряясь, убывают до такой степени, что среди лета течение рек становится почти неприметным (О прохождении степных рек чрез песчаные бугры читать можно в дневных наших записках.). Песчаная степь Четвертая, песчаными местами покрытая и для естествоиспытателя любопытнейшая полоса сей степи Киргизской, пролегает на юге чрез всю долину оной и носит на себе, кроме различных общих названий, еще многие частные, переменяющиеся или по свойству самых песков, или по другим каким причинам. Она, распространяясь прямо от запада к востоку, захватывает великую окружность земли и представляет как бы одну общую массу повсюду, одинаким законом и действием природы подверженную. Западный ее конец лежит в России, имея своим рубежом возвышенный скат степи около рек Маныча, Сарпы и Кумы; следовательно, она, таким образом, облегает даже и часть западного берега Каспийского моря до реки Терека. Рассматривая положение сей полосы от запада к востоку, общие названия песков известны: между реками Кумы и Терека под именем Аккетери; между Сарпою и Волгою – Нарин-Харин-Худак и Седок-ХодюкинУлан; между Волгою и Уралом и около северного берега Каспийского моря – Рынкум, Балханикум. В степи Киргизской, сначала от Урала до Эмбы видны гладкие песчаные поля и кое-где рассеянные бугры, которые у Эмбы становятся сплошнее и называются Чжирайкум; между Аральским и Каспийским морями известны пески сии 112 под именем Шамкум, Мамыткум и Чингкум; по северной стороне Аральского моря – Большой и Малый Барсуккум; к востоку оного около озера Аксакалбарбий и по северной стороне реки Сыр до реки Сарасу – Каракум; с южной стороны Сыр и частью около реки Аму – Кызылкум иБаканкум, которые занимают уже северную часть Большой Бухарии; далее к востоку от реки Сарасу распространяются Коуркум, Ич-Кунгуркум и Ареметей; а, наконец, представляются ровные песчаные степи Битпак, простирающиеся до самого озера Балхаш-Нор, прислоняясь вместе с оным к западной покатости кряжа Алтайского и Музар. С северной стороны сей полосы протягиваются возвышения, описанные прежде, равно также и с полудня ограничивается она высокими горами, полуденную часть Бухарии составляющими. Рассматривая во время проезда нашего чрез всю ширину Каракума свойство песков и сличая старые и новейшие описания, сделанные путешествователями (Академиков Гмелина, Палласа, Лепехина, горных офицеров Поспелова, Бурнашева, в проезд его в 1793 и 1794 г. в Бухарию, Поспелова – в 1800 г. в Ташкент, полковника Герберга – в 1742 г. из Астрахани в Хиву.) о других песках, в сей окружности находящихся, должно было согласиться, что они вообще лежат в низкой противу окружных стран плоскости (Может быть некоторые читатели будут судить о песках сих по песчаной степи Коби, лежащей между Китаем и Сибирью, и как многие полагают, весьма возвышенной, то во избежание сего заметим здесь, что описываемые нами пески не имеют никакой связи с песками Коби.), и что все одинакого качества; исключая того, что находящиеся к югу, по причине больших жаров, менее имеют влажности и не столь изобильно снабдены растениями. Местоположение сей полосы, при генеральном ее обозрении, представляяют, разметанные в беспорядке и в разных между собою расстояниях, полосы желтоватосерого кремнистого мельчайшего песка. Сии частные полосы состоят или из многих неправильно тянувшихся грив, насыпанных грудами и буграми, иногда возвышенными голыми, топкими до колена, один чрез другой прилегающими, а иногда довольно плотными, покрытыми кустами и с глубокими ямами, или из песчаных равнин, иногда рыхлого, сыпучего песку, а иногда из твердо оседших пластов между слоями глины. Означенные полосы, или, лучше сказать, песчаные долины, не составляют повсюду сплошных песков, или так называемых песчаных морей, как описывают о песках африканских; но они, имея в длину от 25 до 120, а в ширину от 5 до 25 верст, расположены порознь в некотором правильном наклонении от запада к востоку, и повсюду окружены возвышенными пространствами, которые тянутся или холмистыми степями, спускающимися к пескам плоскими равнинами, или холмистыми горными ветвями, распростирающимися, соответствуя положению песков. Возвышения сии часто представляются уединенно разметанными и выказывающими гладкие глинистые и даже скалистые вершины свои вдруг среди голых бугристых грив, придавая чрез то диким сим пустыням еще более странный вид. Содержание гор описано нами прежде. Толстота песчаных пластов простирается более 5 сажен. Они лежат слоями, отличающимися цветом и грубостью. Нижний состоит из песка крупного и красноватого. Растения состоят здесь из одних только кустиков особливых видов и не всегда в равном изобилии. 113 Вода также как и в других местах степи Киргизской вообще солоновата, она находится только в колодцах и маленьких озерках, из которых многие покрыты осадочною солью. Сии последние видны всегда при начале песчаных полос, под глинистыми возвышениями и на склоне оных, а колодцы – между голыми высокими песчаными буграми, где водяной горизонт находят не далее 3 футов, и чем бугры огромнее и песок рыхлее, тем вода от поверхности ближе и сначала всегда бывает пресноватая. Таковое положение водяного горизонта происходит от двух причин: первое, – потому что весною снежная вода, растаивающая в песках, проникнув во внутрь оных, сокрывается от действия солнечных лучей и остается в них как бы в водоемах, а второе, – потому что вся вода рек, текущих к пескам, как, например, Узеней, Иргиза, Тургаев, Сарасу, Цуя, Таласа и проч., а может быть и излишняя Каспийского и Аральского морей вбирается также в пески, в которые она влечется наподобие того, как примечается действие в грецкой губке. Следовательно, чем песок рыхлее, тем и возможность для сохранения воды становится более способна. [320] Мы находились в песках уже в сентябре месяце и не далее 46-й степени северной широты, но жары дня были очень велики. В полдень термометр Реомюров показывал от 25 до 29 градусов и действие солнечных лучей усиливалось всегда до чрезвычайности; сие, однако ж, не столько нас беспокоило, как ночная стужа, которая здесь среди самого лета бывает невероятна. Нами примечено даже, что ртуть по захождении солнца тотчас начинала опускаться и доходила иногда до 4 и даже до 2 градусов от точки замерзания. Сия скорая перемена, замеченная вообще во всех здешних песках, происходит от самого их свойства, и воздух нагревается в них с такою силою конечно от того, что осыпанные белым песком лобжины, представляющие как бы собрание вогнутых зеркал, способствуют многократному лучей переломлению, но закатывающееся солнце мгновенно отъемлет удушающий жар и охлаждает чувствительно атмосферу, к чему способствуют также рассеянные повсюду соли и глинистая земля. Мы совершенно уверились, что носить теплую одежду в жары в здешнем климате необходимо. Пренебрегающии сим правилом страдают сильными воспалениями и почти всегда головною болью. Зимою снега бывают в песках не глубже полуаршинна, и то только в оврагах и между возвышениями. Они начинают выпадать в исходе ноября, а в начале марта, смешиваясь с песком, исчезают. Холод здесь довольно велик. Зимою, в генваре и феврале, а весною, в апреле и мае, дуют жестокие периодические ветры с буранами, которые иногда так усиливаются, что ниспровергают киргизские войлочные кибитки. На покатости гор в равнинах и, особенно, около камышных озер, рассеянных по сим местам, в изобилии видны иловато-песчаные и черноземные пласты, на которых хотя можно производить, и даже частью разведено земледелие, но маловодие и засухи к дальнейшему его распространению делают великую преграду. После такового описания подумают, может, что полоса сия, или, лучше сказать, часть земли, ни к чему не может быть полезна? Но, напротив, странствующие народы, которыми все пески здешние наполнены, среди глубокой зимы находят в оных верное пристанище от ее свирепства. Они спешат туда еще с самой осени, и войлочные свои шалаши сокрывают в ямах между высокими буграми, между которыми и самый скот как 114 будто в огороженных хлевах от ветров и стужи сохраняется, имея тут же, хотя худые, но на сей случай довольно достаточные паствы. Притом окрестности знаменитой реки Сыр, чрез всю средину песков протекающей, и развалины селений, рукою времени и нашествием иноплеменных народов истребленных, показывают, что пески были и есть небесполезный участок земного шара. О положении песков в отношении к Каспийскому и Аральскому морям и проч. Нет сомнения, что виною бытия песков есть вода, раздробившая песчаный камень на столь мельчайшие части; но чтобы она могла нанесть готового песка таковое количество от мест отдаленных, того нельзя ожидать от частного перехождения воды или от бывающих по временам разливов. Нельзя ожидать также и того, чтобы песок по легкости своей мог осесть в короткое время, а потому и уповательно, что все пространство, составляющее ныне пески, наполнено было постоянным и долговременным пребыванием вод, особливо же в местах низких. Доказательства к подтверждению сего заключения находятся в самом местоположении песков, ибо: 1) все песчаные полосы, как уже было замечено, лежат в низменностях, будучи окружены небольшими возвышениями намытых пластов и наполнены разметанными горами, которые в отношении к голым пескам представляют как бы подобие отмелей и островов; 2) во многих местах по песчаным равнинам находили мы морские раковины, еще совершенно целые, также известковые капельники и небольшие отшлифованные кругляки одних пород с мелким песком; 3) многие реки, как, например, Тургай, Иргиз, Волга, Кума, Урал, Эмба, Сыр, Аму и проч., с нагорных мест стремятся к полосе песчаной, в коей имеют свои устья и, вступя в оную, воспринимают течение тихое по весьма плоской наклонности; 4) сопредельные к сей полосе берега морей Каспийского и Аральского почти горизонтальны с окружающими их песками, и дно самых морей, при периодической убыли воды верст на 10 обнаруживающееся, во всем одинаково с положением их окрестностей. Сии и другие сим подобные обстоятельства подают повод к мнению, что песчаная сия полоса была [322] покрыта постоянною водою и может быть вместе с сими морями составляла прежде одно, так сказать, пространное море. Что Аральское море с Каспийским между Эмбенского залива и Мертвого Култука было соединено, в том нет никакого сомнение. Господин полковник Герберг, посланный в 1742 г. в Бухарию и Хиву из Астрахани, по переезде его за реку Эмбу во многих местах примечал высохшие заливы, составлявшие прежде собственное продолжение восточного берега Каспийского моря. То же самое заметили по западным берегам Аральского моря, объезжавшие оное в 1740 г. геодезист Муравин и инженер Назимов, и в 1794 г. – майор Бланкеннагель 80. Сверх того на высохших заливах и по всей низкой песчаной степи, между сими морями лежащей, находятся раковины и другие морские, обоим морям равно свойственные произведения. Таковые остатки и все прочие признаки встречаются и далее на восток. Предположение о прежде бывшем бытии в песках чрез долгое время постоянной воды, требует, конечно, объяснения, куда оная сокрылась, но невозможно отвечать на сие справедливо, ибо неизвестно, произошло ли таковое явление от уклонения воды от Северного полушария к Южному, как одни полагают, или вступила она в кристаллизацию время от времени повсюду на земном шаре увеличивающихся 115 минералов, и в состав умножающихся растений и тел органических, как думают другие (Мнения сии в делах г-на Палласа, Хердера, Вернера и других знаменитых ученых мужей довольно просвещенному свету известны.); или только обыкновенные случавшиеся на земле революции, обращавшия моря в сушу, и сушу – в моря, или еще какие-либо совсем неизвестные естественные причины были виною сей убыли, того утверждать и разыскивать не имеем никакой надобности. Мы заметим только, что из опытов и из наблюдений лучших естествоиспытателей уже известно, что вода по местам убывает, а потому, соответствуя сему, должно думать, что и в стране Киргизской могли действовать или случаться те же самые причины, которые производили убыль воды в других местах. Теперешнее состояние вод Аральского и Каспийского морей, по мнению некоторых писателей, пришло как будто бы в пропорцию прибыли ее из рек, с убылью чрез испарения, но все еще не сделалось постоянною, ибо по примечанию путешествователей, берега их и ныне время от времени уступают суше. Глава 4. О СОЛЯХ Рассуждение о причинах повсеместного изобилия солей в степи Главнейшее сей страны произведение есть соли, которые рассеяны по всему пространству степи Киргизской, так что солоноватость не исключительно содержится во всех здешних землях и водах, с тою разностью, что места возвышенные снабдены ею в меньшом количестве противу мест низких. По мере скопления соли, в углублениях находятся более или менее соленые озера и осадочные слои, а на ровных степях выветриваясь, представляется вид белого порошка, похожего на иней. Соленые травы произрастают в изобилии по всем низким местам, да и все прочие растения, хотя б и не принадлежали к роду соленых, имеют в своем соке ощутительную солоноватость. Сверх того заметить еще должно: 1) что количество соленого вещества между песками находится изобильнее всех других мест степи Киргизской; 2) что соленые озера встречаются только в земле глинистой, которая бывает при сем случае голубоватого цвета и 3) что в самых песчаных полосах или буграх соленой примеси не видно. Для объяснения такового повсеместного изобилия солей в степи Киргизской можно сделать два положения: 1) либо соли произведены здесь природою от самого начала в таковом точно рассеянии, как они ныне примечаются и даже производятся ею еще и по сие время; 2) либо на склонах первейших гор, чрез всю средину степи Киргизской идущих, лежат пространные поваренной соли флецы, гораздо в большем количестве, нежели они в самом деле примечены, и что вытекающие из гор ключи, пробираясь по означенным флецам, делаются солеными и, увлекая с собою большее количество соленого вещества, разносят его по всем покатостям, по которым они между слоями земли направляются, и, таким образом, сообщают солоноватость время от времени всей степи. В том месте, где встречаются сим соленым источникам на пути низкие пространства, они обнаруживаются в большей степени, в самых же углубленных местах составляют озера. 116 Доказательство первого предположения следует искать в первоначальной вине происхождения солей, которая вернее других подаст решение сему вопросу, а к объяснению другого может послужить несколько, что колодцы всегда надежнее находятся близ солонцов, и что в песках, как в местах более прочих пониженных, соленых вод примечается более (Нельзя ли причины большего количества соли в песках и в низменной полосе, прилегающей к Барабинской и Ишимской степям, искать от морской воды, которая, как и все признаки показывают, долго оные места собою покрывала?). Последнее предложение можно бы принять за истинное, когда бы неизвестно было, что в степи Киргизской весьма мало находится рек, и воды главному изобилию своему обязаны растаянию снегов; а среди лета они умаляются и в рассуждении соленых растворов производят немалую перемену. Ибо весною, когда все равнины, озера и реки водою наполнятся, то солоноватость в оной на вкус становится почти нечувствительною (Может быть соль в сие время в местах, ею изобилующих, размываясь также, или еще более нежели солеными ключами разносится по всей степи.). Но в летние жары раствор воды чрез выпаривание принимает опять соленый вкус; потом, в иных местах, претворяется в густой тузлук и даже, наконец, оседает в кристаллы. Если некоторые озера, а особливо заросшие камышом, кажутся летом пресными, то сие происходит от большого скопления снежной воды, до наивозможной степени разведшей соленый раствор, или от неудобности солнечным лучам в густом камыше производить испарение. Вод, не имеющих нисколько примеси соли, мы никогда не находили. Разность, бывающая между солеными озерами, и другие ко оным примечания По таковым причинам соленые озера, по-киргизски называются тускуль, в степи заметили мы трех родов: 1) содержат соленый, различную густоту имеющий, и иногда довольно светлый, а иногда мутный раствор соли, простирающийся от самой малой глубины до 3 сажен. В сих попадаются на дне или начинающиеся только оседать небольшие кристаллы, или сплошные соленые рапы; 2) сверху покрыты отверделою солью в виде коры из плотно соединившихся кристаллов (Хотя г-н профессор Паллас при описании Коряковского соленого озера полагает за верное, что сверху тузлука, или соленого раствора, соль оседать не может, но мы были сему явлению неоднократными зрителями. Происходит ли оное от густоты смешавшегося с илом и песком тузлука, препятствовавшего погружению соленых крупин, или оставались они на поверхности от взаимного их сцепления, начинавшегося сперва около берегов, где при начале воды всегда лежат на глине кристаллизованные соленые крупины; а потом, таким образом, по временам приставая одна к другой, закрывали они все озеро; сие решить оставляем мужам, по сей части гораздо более просвещенным. Мы заметили еще, что все таковые, обремененные как бы льдом, соленые вместилища по большей части окружены высокими берегами, между которыми ветры великого колебания в воде производить не могут.). Под оною вмещается густой зеленоватый тузлук, смешанный с илом и песком, а иногда лежит осадочный слой соли или рыхло соединенными правильными кристаллами, или из слитного черепа; 3) собственно называемые солонцы, покиргизски сор, представляют род обширных, несколько вогнутых площадей, на которых чрез скорое осушение разливающейся весною воды остается слой ила, смешанный с мелкими кристаллами соли, иногда слившимся под одну ровную и гладкую, на лед похожую поверхность, а иногда превратившимися в порошок. Снизу слоя находится зеленоватая и голубоватая влажная глина, составляющая дно всех соленых озер. 117 Около берегов озер до начала осадки по большей части лежит вязкая тина, иногда глубиною до сажени. В ней часто попадаются куски соединенных кристаллов, представляющих фигуры разного изображения. Иногда в средине их находятся насекомые, попавшиеся верно еще в тузлук. Также, оседая на произрастающие травы у берегов, представляют они целые ветви и кусты, подобно оледенелым. Раствор поваренной соли по большей части бывает здесь смешан с глауберовою и сибирскою солями, почему все воды по количеству сей примеси делаются различно горьки. Иногда содержится в нем также растворенная селитра или минерально-алканийские и известковые земли. Дальнейшее известие о сем смешении читать можно в дневных наших записках. Здешняя соль к употреблению годна, в некоторых озерах превосходит она соль Эльтонского озера, но никогда, однако же, не может сравниться с горною илецкою. Нередко бывает она различных цветов, а именно: белая, красная, зеленая и черная или порознь, или в соединении одна с другою. Черная, по уверению многих, острее и лучше прочих. Можно также было бы чрез известные средства получать отсюда в большем количестве для употребления и горькие соли. Вода в колодцах имеет точно те же самые примеси и свойства, какие исчислены в озерах, с тою только разностью, что в вырытых вновь колодцах скопляется она почти пресною, но чем далее будет стоять на солнце, тем становится хуже. Комментарии 66. 51-54° с.ш. и 50-84° в.д. 67. 1 градус здесь примерно равен 10 000 км2. 68. Реомюра шкала – температурная шкала, названная по имени французского естествоиспытателя Рене Антуана Реомюра, предложившего ее в 1730 г. Один градус по Реомюру равен 1/80 разности температур кипения воды и таяния льда при атмосферном давлении, т.е. 1° R = 5/4° С. Мороз в 25° по Реомюру (R) соответствует – 33° по Цельсию (С), а жара в 27° R = + 36° С. 69. Рассматривая «горы Киргизской степи», т. е. Казахстанский мелкосопочник (Сарыарка), автор отмечает, что они не имеют «правильного направления». Он подчеркивает тем самым хаотичность распространения отдельных возвышенностей. Однако Гавердовский ошибочно полагает, как и его предшественники, что Сарыарка есть связующее звено Урала и Алтая. Это не соответствует действительности. 70. Гавердовский с позиций геологии обосновано отделяет горы Общего Сырта от Уральского хребта. Однако Общий Сырт не горы, а возвышенная увалистая равнина. 71. Под названием хребет Разломный Гавердовский, вероятно, имеет в виду горы Чингизтау и Акшатау на восточной окраине Сарыарки. 72. Горы «Зюнгорские», т.е. Джунгарские, и горы «Богдо», т.е. Восточный Тянь-Шань, не связаны с Алтаем и его не продолжают. 73. Орлец – то же, что и роговой камень (роговик). 74. Лепехин Иван Иванович (1740-1802) – русский путешественник, член Петербургской АН (1771). В 1768-1772 гг. руководил академической экспедицией. Главный труд – Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства. Ч. 1-3. СПб., 1771-1780; Ч. 4 – Путешествия академика Ивана Лепехина в 118 1772 г. СПб., 1805, в котором описаны география, природа, этнография народов Поволжья, Прикаспия, Урала, Русского Севера (Советская историческая энциклопедия. Т. 8. М., 1965. С. 589). 75. Вап – красильное вещество, краска. 76. Безносиков (Безношков) А. С. – сержант. В 1794 г. совместно с Т. С. Бурнашевым возглавлял посольство в Ташкент, по маршруту Омск, Троицк, р. Тургай, Приаралье, Бухара. В связи с отказом бухарского хана пропустить посольство в Ташкент, посольство было вынуждено возратиться обратно в Россию. В 1795 г. Безносиков и Бурнашев вновь попытались проехать в Ташкент, но пройдя степью 500 верст, из-за буранов возвратились обратно. См.: Путешествие от Сибирской линии и до города Бухары в 1794 г. и обратно в 1795 г. // СВ. СПб., 1818. Ч. 1-2. Только в 1796 г. русское посольство в составе подпоручика и атамана Д. Телятникова, А. Безносикова и переводчика Я. Быкова достигло цели в сопровождении сына султана Среднего жуза Букея. См.: Журнал похода подпоручика и атамана Телятникова в Ташкению с описанием пути, местоположения и прочего, описанного сержантом Безносиковым. 1796 г. РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 24698 (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 84-85). 77. Поспелов Михаил Семенович (род. 1774) – чиновник ведомства КолываноВоскресенских горных заводов. В чине шихтмейстера возглавил совместно с Т. С. Бурнашевым в 1800 г. посольство в Ташкент, направленное по просьбе ташкентского владелца Йунус-ходжи для оказания помощи в разработке местных природных богатств. Материалы посольства были частично опубликованы в 1818 г. См.: СВ. СПб., 1818. Ч. 2, 3. Более полное издание было подготовлено Я. В. Ханыковым (Поездка Поспелова и Бурнашева в Ташкент в 1800 г. // ВРГО. 1851. Ч. 1. Кн. 1. С. 1-56). 78. Бурнашев Тимофей Степанович (1771-1850) – горный офицер, служивший в ведомстве Колывано-Воскресенских горных заводов. Участник посольства 1794-1795 гг. в Ташкент (совместно с А. С. Безносиковым). В 1800 г. во главе нового посольства с М. С. Поспеловым совершил поездку в Ташкент из Ямышевской крепости к р. Нура и далее через Бетпакдалу. Почти две трети путевых заметок Поспелова и Бурнашева были отведены описанию территории и населения Казахстана. 79. Берггешворен (нем. Berggeschworen – присяжный хранитель рудников) – горный чин XII класса. 80. Бланкеннагель Иван (ум. 1813) – майор русской армии, военный врач. В 1793 г. был направлен по просьбе хивинского хана в качестве врача в Хиву, где пробыл с октября 1793 по март 1794 г. В поездке его сопровождал переводчик Холмогоров. Они проехали из Оренбурга в Хиву через восточные приаральские степи, а возвратились в Россию через Мангышлак (Путевые заметки майора Бланкеннагеля о Хиве в 1793-1794 гг. С примечаниями В. В. Григорьева // ВРГО. 1852. Ч. 22 (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 85; Советская историческая энциклопедия. Т. 2. М., 1962. С. 482). ____________________________________________________ Глава 5. О КАРАВАННЫХ ДОРОГАХ, С КОММЕРЧЕСКИМИ ПРИМЕЧАНИЯМИ Общее замечание о дорогах 119 Нет ни одной в Киргизской степи дороги, которая бы имела следы и определенные места для своего продолжения, каковые бывают в благоустроенных владениях. Киргизцы ездят обыкновенно верхами и, не разбирая удобностей, направляются прямо к желаемому месту, находя его по известным признакам или по положению звезд. Чрез большие реки переправляются всегда вплавь, а чрез высокие горы и глубокие пески, несмотря на затруднения, перебираются прямо, не объезжая оные. Таким же образом идут и караваны, придерживаясь в сем случае только тех кочевых мест, в которых располагаются аул или род, из коего бывают при караване вожаки, о чем показано было в наших дневных записках. На российской границе находится пять главных торговых мест, имеющих сношение чрез степь Киргизскую с внутренними азиатскими землями, а именно: Астрахань, Оренбург, крепость Орская, город Троицк, крепость Святого Петра и река Иртыш (На Иртышской линии торговля с азиатским купечеством производится в Железинской крепости, Коряковском форпосте, крепостях Ямышевской, Семиполатинской и УстьКаменогорской; но так как пути, соединяясь в некотором расстоянии от границы, идут по большей части по одному направлению, а потому и признана река Иртыш за главный пункт сей торговой ветви.). Пути, идущие из сих мест, не всегда направляются чрез одни и те же места, но дирекция или, лучше сказать, общее склонение оных, по большей части имеют нечто определенное, а потому и намерены мы представить их точно в том виде, в каковом они для торговли наиболее выгодны, замечая при том и о местоположении. Дорога из города Астрахани Из Астрахани сначала переправляются на судах к восточному берегу Каспийского моря в небольшой залив, называемый по-киргизски Сарташ, а бухарцамиМангышлак, лежащий недалеко от мыса Тюпкарагана. Пристань сия довольно хороша, залив грунт имеет песчаный и глубину достаточную для больших судов. Здесь, выгрузя товары, вьючат оные на верблюдов трухменских или бухарских (Бухарцы верблюдов имеют по большей части одногорбых. Они носят от 20 до 25 пудов и бывают гораздо терпеливее двугорбых, но по неимению на себе шерсти не могут в степи Киргизской сносить зимнего времени.), которые остаются у пристани от пришедших в Астрахань караванов под присмотром особенных извозчиков (У пристани Сарташ бухарскими работниками и трухменцами заведено небольшое селение, но так как оное не имеет никакой защиты, то горные трухменцы часто его разоряют и отнимают у живущих в нем верблюдов. Здесь спокойствие влечет людей к населению земель, а хищничество устремляет других на разорение.). От сего места путь склоняется на юго-восток по небольшим горам, где вода встречается в ключах; потом идут по каменной Мангышлакской степи, по которой рассеяны колодцы редко и недостаточно, так что великие караваны, дабы не потерпеть изнурения, принуждены бывают разделяться на мелкие партии; корм вообще состоит из степного ковыля, смешаннаного с некоторою частью других трав, которых также для пропитания караванного скота не всегда бывает довольно; иногда же встречаются пространства совсем обнаженные, а особливо среди лета. По сему пути в разных местах кочует народ трухменский, частью совокупный в единомыслии с хивинцами и приверженный их владетелям, и частью ни от кого не зависящий и враг торговли. 120 Из каменной степи, пройдя горы Караумет, вступают в низменную степь, усеянную песчаными буграми. Здесь, миновав великие руины древнего города Урганчи, наконец, в 15-й день вступают в Хиву. Узбеки, обитающие в Хиве и владычествующие под оною под начальством своего инака 81, редко сами грабят караваны, но притесняют оные, собирая неограниченные пошлины за пропуск чрез свои земли. Караваны, следующие в Бухарию, город Хиву оставя вправе, направляются чрез местечко Новый Урганчи, куда для сбора пошлин во время самого прохода караванов выезжает чиновник. Далее продолжают путь по небольшим хивинским селениям на перевоз реки Аму, или Улу. Переправясь за оную, вступают в пески Баканкум и Кызылкум, в коих колодцев мало; горы встречаются иногда довольно высокие и каменистые; равнины повсюду покрыты степною полынью, которая составляет единственную пищу скота. Зимою рассеиваются в песках сих небольшие кочевья трухменских родов, которые набеги на караваны делают только малыми партиями, ибо купцы, проходя тайно и как возможно скорее, не дают им времени соединиться в большие скопища. Впрочем, их почитают гораздо жесточее и хищнее, нежели киргизцев (К ним присоединяются для грабежей иногда узбеки, что случилось еще и в декабре прошлого 1804 г., в которое время узбеки хивинские, лишась правителя своего инака Авгаза-хана и не имев еще вновь выбранного, собрались до 3000 человек и, соединясь с киргизцами и трухменцами, разъехались по всем дорогам для отыскания караванов. Одна толпа из них напала на бухарский караван, идущий из Троицка с товаром более нежели на 1 000 000 руб., и, разграбив оный, людей частью побила, а прочих взяла в плен; за сие, как пишут, бухарский хан Мирхайдар не оставил без отмщения.). В 10 дней – с тяжелыми вьюками и в 8 – налегке от Хивы достигают по сей дороге до реки Бухар, или Зяравтан, и потом в 2 суток от реки сей до города Бухары. Дорога из Астрахани от купцов предпочитается за самую ближайшую, ибо от Мангышлака до Бухарии можно дойти скорым ходом в 19 дней; главная невыгодность сего пути состоит в больших убытках, претерпеваемых от сборов в Хиве пошлины и от дороговизны в рассуждении извоза, ибо иногда каждый вьюк на одного верблюда стоит от 15 до 20 бухарских червонных. Описание Старой Нагайской дороги Прежде нежели открыт был путь к Тюпкарагану прямо чрез Каспийское море (по которому сначала ходили только около берегов), то товары по большей части, а особливо до присоединения Астрахани к России, отправлялись сухим путем караванами на верблюдах и двуколесных армянских телегах, называемых арбы. Путь сей направлялся от реки Волги до реки Урала чрез пески Рын, и переходил в Киргизскую степь недалеко от Гурьева-городка при форпосте Сарачикове, где сохраняются знаменитые остатки бывшего города, служившего столицею для хана орды Татарской и переселившегося потом, по словам киргизцев, к городу Урганчу. Еще и поныне виден в Киргизской степи след сей дороги, которою называют Нагай-юл, т.е. Нагайская дорога (Киргизцы всех татар, живущих в России, называют или булгарами, или нагайцами. Сим путем г-н Герберг из Астрахани в 1742 г. отправлялся в Хиву.), признаваемая за удобнейшую изо всех известнейших путей, идущих из России в Хиву, а, следовательно, и в Бухарию, но ныне совсем уже ею не пользуются. 121 Мы поместим здесь для сведения и вместе любопытства описание сей дороги, собранное с разных известий трудами директора Оренбургской таможни г-на Величко. «Переправясь у Сарачикова чрез Урал, дорога идет к речке Сагиз, расстоянием около 80 верст (Заметить должно, что число верст, назначенное по сему пути, по словам татар, определительной верности иметь не может.). Речку сию переезжают по некоторому роду плотины, сделанной из тесанных белых диких камней, так что вода поверху ее течет, имея глубины меньше четырех вершков; в самой реке глубина бывает в то время более 2 сажен. Строение сие, по словесным преданиям, сооружено одним из Чингизхановых сынов. Речка Сагиз впадает в соленое озеро или, лучше сказать, болото Тентякшур, лежащее недалеко от реки Эмбы, и в нем теряется. От мосту дорога склоняется вправо до ключей Кайнар на расстоянии 20 верст. Тут имеются развалины каменных и кирпичных зданий. От сих ключей до урочища Баканчик около 25 верст. К нему переход чрез реку Эмбу вброд. Таковые же развалины и здесь имеются. К сему же самому урочищу от показанного форпоста есть другая дорога камышами и между озер, имея речку Сагиз и озера, ее в себя принимающие, влеве. От урочища Баканчик, оставя Эмбу, дорога направляется несколько к берегам Каспийского моря до ключей Учукан. Вода в некоторых из них солоноватая, а в других пресная. Ключи сии соединяются в один ручей, который, протекая версты с две, разделяется на разные протоки и, вливаясь в земляные водорытвины, пропадает. Около ключей имеются развалины каменных зданий, построенных, по словам киргизцев, ордами Чингиз-хана 82. С правой стороны в 3 верстах есть соленое озеро, именуемое также Учуканским, находящяяся в нем соль к употреблению весьма удобна. Длина оного озера имеет до 15 верст, а ширина с полверсты. На пути от ключей Учукан представляется гладкая безводная степь, посещаемая зимними киргизскими кочевьями, которая простирается до горы Чин около 90 верст. На сем расстоянии в трех местах имеются развалины каменных зданий белого дикого камня, изображающих некоторый род крепостей. Гора Чин, начавшись с запада у Мангышлака, продолжается разными возвышениями на 500 верст к юго-востоку чрез степь до самых песков Больших Борсуков. Лесу, кроме кустарников, по всей дороге и по самой горе не имеется. Дорога в гору идет до 20 верст. В 15 верстах от подошвы в правой руке есть родник, называемой Жаксысу, т.е. хорошая вода; в левой же стороне, на самой вершине горы, находятся три крепостцы, из коих каждая может поместить до 300 человек. Они расстоянием одна от другой расположены в полуверсте и построены из плит белого крепкого камня. Около них видны многие развалины зданий83. Поднявшись на гору, открывается для взора песчаная равнина, обширностью своею занимающая до 200 верст и склоняющаяся наиболее влево к Аральскому морю. От родника хорошей воды продолжается путь до 90 верст к палатам Куптам, где имеются и другие развалины. Строения сии, складенные из четвероугольного кирпича на известковой смазке, стоят по обеим сторонам дороги в разных местах, расстоянием одно от другого по версте и более. Тут же имеются два колодца хорошей воды, выложенные кирпичом, около коих можно насчитать до 10 зданий, а всех более 30. Они все без крыш со сводами, а многие из них еще целы 84. 122 От палат до двух копаней чистой воды, называемых Кощи, 30 верст, на сем расстоянии переходят песчаную гряду Шам. Она тянется по длине горы Чин до 200 верст, имея в поперечнике около 20. По всем пескам вода находится в копанях не глубже от поверхности полутора аршина. Травы произрастают вообще двух родов, так называемые яншак, способные для корму верблюдов, и карачульник – для лошадей и мелкого скота. От копани Кощи до ключа Чурук 30 верст, от него в левой руке имеется большой лес, состоящий наиболее из дерева саксаул. От ключей Чурук до двух колодцев, называемых Блявули, до 50 верст. Колодцы сии выложены кирпичом, подле них имеется большое каменное древнее здание с одною башнею, представляющее род крепости. Во внутренности здания видны многие покои, из коих в некоторых находятся своды, другие уже повреждены, а иные совершенно разрушены. Строение сие, как говорят, основано одним из Чингизхановых сынов, шедших из Астрахани обратно в Хивинскую землю. В сих развалинах долгое время имели пристанище разбойники из каракалпаков и трухменцов. Они часто грабили караваны, а иногда брали с проезжающих знатную заплату за водопой. Киргизцы 30 лет тому назад, наскуча сим притеснением, выгнали разбойников из их убежища и колодцы засыпали. С правой стороны, в 50 верстах отсюда, находятся три глубоких земляных провала, в которых слышится шум, подобный как бы текущей воде. От Блявули до двух ключей Кушбулак около 50 верст, вода в сих последних солоновата. Вышеупомянутый лес примыкает к сим местам с левой стороны. Пройдя от ключей верст 10, дорога разделяется на две, одна, подаваясь вправо, идет мимо развалин города Старого Урганчи 85 прямо в Хиву, расстоянием до 300 верст. Она летом безводна и лежит чрез кочевья каракалпаков, оставляя Аральское море влеве верстах в 50. По сей дороге, пройдя от ее разделения верст 10, в стороне около 5 верст находится остров Барсакельмес, т.е. войдешь, но не возвратишься. Он окружен со всех сторон до 2 верст ширины соленою водою или, лучше сказать, глубоким соленым илом. Собственно остров продолговат, вся его окружность имеет до 15 верст, на средине его примечаются обширные невысокие древние, уже большей частью разрушившиеся здания. Трухменцы и киргизцы признают сей остров волшебным и самое здание почитают жилищем духов, уверяя притом, будто бы бывшие недалеко от него люди слышали по ночам разные голоса зверей, лай собак и крики ночных птиц, а посему никто не смеет туда приближаться. Другая дорога продолжается чрез Конрад. Сначала от ключей Кошбулака она склоняется до 60 верст к Аральскому морю, к коему на 10 верст должно спускаться круто под гору. Гора сия в связи с другими хребтами идет высокою холмистою грядою и называется Караумет. Она, начинаясь от южной части Каспийского моря, простирается на северо-восток к пескам Борсук. По вершине ее имеется довольно лесу из дерев саксаулевых, чжингилевых и тангалевых. Сие последнее имеет пень, покрытый большими крепкими иглами. На холмах по хребту горы стоят 12 будок, расстоянием одна от другой до 5 верст. Они сделаны из плит белого камня каким-то Кари-ханом. 123 От сего места дорога продолжается уже далее по берегу моря около камышей, чрез угорья, отделившиеся от Караумета, и по каракалпакским кочевьям до непременного кочевого стана, или как бы кочевого города Конрата, находящегося недалеко от устья реки Аму. От Конрата до такового же кочевья, называемого Кизильхозя, путь идет на 120 верст вверх по течению реки Аму, по левому ее берегу, встречая кое-где небольшой лес, а повсюду кочевья каракалпаков. От Кизильхозя по одинаковой же дороге до кочевья Мангут 30 верст. От Мангут до селения Гурлян, принадлежащего Хивинскому владению, 20 верст. Сим селением мимо крепостцы сего же имени 15 верст, а потом по 35-верстном ходе вступают в город Новый Урганчи, за коим в 40 верст находится главный город и пребывание правительства – Хива. Дорога в Бухарию из города Оренбурга Путь из города Оренбурга в Бухарию разделяется на две дороги, из коих одна идет чрез Хиву по западному берегу Аральского моря, а другая – прямо в Бухарию чрез устье реки Сыр. Первая – чрез Хиву По первой вожаки (О вожаках можно читать в дневных наших записках.) – для препровождения каравана, и верблюды – для своза товаров, нанимаются российскими купцами от киргизцев большого чиктынского отделения и байулынского рода, тазларского отделения (Приметить должно, что вожаки всегда выбираются из тех родов, которые зимою кочевья свои располагают на юге, а летом – на севере, ибо кочующие во все времена года только в севере близ российской границы были бы к сему неспособны потому, что удаляясь от мест своих в жилища другого рода, могли бы подвергнуть караван неминуемому бедствию; даже и кочующие в полудне киргизцы малосильных родов, взяв на свои руки перевозку товара, должны иметь покровительство других сильнейших им союзных партий. А потому при описании дорог показываем мы вожаков единственно только из тех родов, которые сами собою без посредства могут провожать караваны.), которые своими аулами кочуют по реке Эмбе и по всему пространству сей части степи Киргизской. Чиктынцы предпочитаются последним потому, что жилища их располагаются по западному берегу Аральского моря, простираясь почти до самого Конрата. Дорога сия идет сначала чрез крепость Илецкую Защиту (Крепость сия находится в степи Киргизской за 70 верст от города Оренбурга, недалеко от реки Илека, на том самом месте, где вырабатывается горная илецкая соль.) или восточнее оной чрез урочище Корсакбаш и продолжается далее по произволению каждого каравана. Известно, однако ж, что вообще направления сии склоняются на юг и до реки Эмбы простираются по плоским глинистым высотам, придерживаясь и переходя речки Илек, Хобду, Уил, Куил, Темир и другие. А некоторые из вожаков, чтоб избавиться перехода чрез трудные пески Чжирай, направляются гораздо западнее к реке Сагызу. По сим речкам мелкого лесу, камышу и кормов довольно, и переправы чрез оную по большей части удобны. Ежели при переходе с одной реки на другую случится иногда 124 провести ночь на безводном месте, то за сие вознаграждаются повсюду изобильными пастьбами. За реку Эмбу переходят обыкновенно вброд по всей ее длине и во всякое время года, кроме месяца апреля и начала мая, когда степные реки от весеннего разлития выходят из берегов своих. В сие время остается чрез нее только два надежных брода: первый – на Старой Нагайской дороге у урочищаБаканчика, в кочевьях буйулинских, а другой – близ развалин Мавлюберды, в аулах чиктынских. Расстояние от Оренбурга до первого считают на 12 дней ходу (Караван каждый день имеет два стана: первый – полуденный, а другой – для ночлега. В хорошее время года при безостановочном следовании для сих переходов положить можно в день от 40, 45 до 50 верст. Остановки сии размеряют по удобности для воды, а особенно корма, ибо первые для верблюдов не всегда нужны, а люди для себя ею запасаются.), а другого – не более 9. Развалины Мавлюберды находятся на ровном месте недалеко от устья реки Темира, впадающей в Эмбу. Они представляют каменное, довольно возвышенное полуразрушившееся здание, похожее на капище. Сказывают, что в самом деле здание сие в прежние времена было магометанскою мечетью, построенною одним святым, вышедшим сюда из Аравии во время существования еще Золотой Орды. От сего знаменитого места за рекою Эмбою путь направляется по местам более определенным, ибо вода не находится там повсюду. Чиктынцы, обыкновенно придерживаясь Борсукских песков, склоняются к Аральскому морю мимо могилы Чурук-кошчи по колодцам и по безводным, но кормовым местам. Сим путем в два дня достигают они до горы Гиллетау, имеющей около себя прекрасные источники. Далее на новых станах попадается вначале изобильный водою колодец Колджа-ата, потом пещера Каракоень, примечания достойная по изобильным в окрестности пастьбам, ключам и остаткам древних строений; далее – развалины нагайского города Шам, лежащего у песков сего же имени и окруженного колодцами. А отсюда чрез три дня проходят травными местами, достигают к Аральскому морю и продолжают следовать по приморским долинам, переходя нередко угористые гряды. Иногда же большие караваны для получения изобильных пастьбенных кормов еще прежде приближаются к морю, но должны зато довольствоваться тогда из выдающихся от моря плесов с соленою водою. Сим направлением выходят на Старую Нагайскую дорогу около будок Кари-хана и следуют далее или чрез Конрад, или прямо на Хиву. По сему последнему пути караваны располагают станы свои обыкновенно: первый – при башне Карагумбете, построенной, по уверению жителей, народами, шедшими из Китая; второй – в развалинах Урганчи, где и по сие время видны многие здания и водоемы, в которых сохранившаяся поныне вода доставляет нужное каравану продовольствие. За сим лежит опустевшая чрез отклонение течения реки Аму деревня Булдунфас, а за нею в 4-й или в 5-й день представляются хивинские селения. С вожаками байулинскими от реки Эмбы, от брода при Баканчике продолжается путь по описанной выше Старой Нагайской дороге. В первом полагают ходу до Хивы всего 20 дней, а в последнем – более 25. Путь сей признан быть может за удобнейший из всех идущих из Оренбургского края в азиатские страны. Прежде все торговые отправления купцы производили из Оренбурга 125 на Хиву, но притеснения от узбеков и трухменцов всем другим народам, кроме хивинцев и покровительствуемых ими немногим татар, сделались опасны. Далее до Бухарии дорога идет по описанному уже прежде направлению. Вторая дорога из Оренбурга чрез реку Сыр Вторая из Оренбурга дорога, идущая чрез реку Сыр прямо на Бухарию, преисполнена многими песками, но зато самая кратчайшая, ибо с тяжелыми вьюками оканчивали оную не более как в три с половиною недели или в месяц; когда чрез Хиву по крайней мере должно употребить время 37 дней. Но с 1794 г. купцы и оную совсем уже оставили по причине великих грабежей, которые производят кочующие по сим местам провожавшие прежде караваны кичкиня, или малые, чиктинцы и тюрткаринцы в сообществе с другими. По выступлении из Оренбургского менового двора, путь сей направляется на юго-восток до самой реки Сыр. Тюрткаринцы до самой горы Кокдомбак обыкновенно держались того самого направления, по которому г-н доктор Большой возвращался из плена в Россию (О сем читать можно в дневных наших записках.), или немного правее, дабы захватить реку Улуиргиз. От горы Кокдумбак они следовали к реке Сыр на перевоз Майлыбаш. Протоки Куван переезжали чрез перевоз Табын, а Чжаны – при урочище Сарлытам. Чиктынцы проходили гораздо правее первых, захватывая вершины реки Эмбы, пески Борсуки, камышные Борсутские озера и часть Аральского моря при заливе Чаганак. Они переправлялись чрез реку Сыр иногда на перевозе Таркичу, а иногда Казылы. Впрочем, оба сии пути между собою составляют в местоположении параллель, о чем видеть можно в дневных записках г-на доктора Большого. Вообще же можно сказать, что дорога сия вначале идет местами возвышенными, и в Муходжарских горах в осеннее время года бывает довольно затруднительна, но корму и воды изобильно. Далее до реки Сыр встречаются по большей части песчаные полосы, которые соответствуют во всем пескам Каракумам. Если бы на сем пути не встречались препятствия от грабежей, то караван свободно бы мог достигать до реки Сыр в две недели. О проходе чрез безводные пески Кызылкум к колодцу Букану Перейдя реку или рукав реки Сыр, так называемый Чжаны, вступают в безводные пески Кызылкум, распространяющиися на 240 верст в ширину. Бывшие в них прежде три колодца, для уничтожения грабителей, имевших всегда около их единственное свое пристанище, по желанию купцов засыпаны. Нет также между сими песками равнин; да и самые растения к прокормлению скота весьма недостаточны; напротив того, песчаные бугры и гряды чрезвычайно высоки и рыхлы, так что и следовать оными было бы невозможно, когда б природа не произвела между ними некоторый род ущелья, довольно ровного и положением своим весьма излучистого, по которому караваны, идущие чрез реку Сыр, всегда перебираются. За песками лежит знаменитый колодец Букан, окруженный с юга высокими горами; он выкладен камнем, заключает в себе чистую воду, которой может быть достаточно на целые сутки для 1000 человек и столько же лошадей. Для перехода чрез пески Кызылкум запасаются всегда водою: идущие из России – у реки Чжаны, а из Бухарии – у сего колодца. Во время следования сими песками для отдохновения останавливаются только по два часа в сутки. Верблюдов и 126 лошадей в сие время на пастьбу не пускают; у первых, отвязывая тюки, облегчают их несколько от несомой ими тяжести, а другим дают пить немного из запасной воды. Таким образом, совершают сей путь с верблюдами в трое суток, а на лошадях – в двое. У колодца Букана всегда остаются [на] сутки для отдохновения. В песках Кызылкум, с тех пор как уничтожены колодцы, грабежей не бывает, но зато часто случается сие при колодце Букане, где иногда шайки трухменцов без всякого сопротивления изнуренных 3-суточным бдением, жаждою и усталостью людей разбивают. Дорога от колодца Букана до Бухарии От сего колодца до Бухарии дорога идет всегда чрез одни места, по коим кормы состоят из горькой юсани, растущей до 2 четвертей вышиною; лошади привыкают к ней довольно скоро. В воде не бывает также недостатка, ибо повсюду встречаются ключи и колодцы. Местоположение по большей части представляют по сему пространству равнины, покрытые глинистою землею и песком. Горы, пересекающие сии равнины, довольно высоки. Они тянутся хребтами от востока к западу и содержат по местам выдающиеся крепкий дикий камень, кварц, яшму и известь. По причине гладкой земной поверхности путь сей для колес и пешеходцев способен, кроме гор Иллер, или Илдераты, начинающихся от самого Букана в ширину на 35 верст, 30-верстного перехода чрез песчаную полосу Баканкум, или Баткакум, и гор Будбулдык на расстоянии 20 верст, потому что чрез горы переходят по узкой тропинке, покрытой глубоким песком, то возвышаясь, то опускаясь в пропасти под высящимися над главами каменьями, а пески рыхлы даже до такой степени, что и верблюды тонут по колено. Сии препоны можно было бы миновать, делая обход к востоку, но недостаток в тех местах воды и 3-дневная продолжительность противу прямого пути заставляет купцов предпочесть краткость времени выгоде ровного положения. Сею то дорогою доходят напоследок до реки Бухар-Дарьи или до местечкаВапкана, от коего мимо дач и деревень вступают в город Бухару. Расстояние от реки Сыр до сего города вымерено и снято по компасу унтер-офицером Безношковым, который полагает до 500 верст. Дорога из крепости Орской Третий путь из Орской крепости до самой реки Чжаны или, лучше сказать, до песков Кызылкум имеет многие неопределенные направления. Каждый караван идет почти всегда чрез новые места, ибо вожаки избираются здесь из трех отделений Меньшой орды, а именно: тюрткаринцы, чумякейцы и чжаббасцы. Первые, купцами ныне оставлены за их хищничество, а последние, только в недавнем времени начали водить сюда караваны и, по причине отдаления кочевья их к востоку, производят сие изредка. Итак, более всех провожают купцов чумякейцы и, особенно, чжилдярского удела, несмотря, что и на честность сих также немного можно положиться. Первые, т.е. тюрткаринцы, ходили всегда близ того направления, которым следовали мы вперед до самой горы Кулакачи, а от оной склонялись к гореКокдомбак и, минуя ее, шли на реку Сыр к перевозу Майлыбаш точно теми же местами, коими караванный путь простирается из Оренбурга и о котором описано выше. Чумякейцы проходят всегда около возвратного нашего пути, направляясь на урочище Тюгошкан, иногда прямо чрез степи и гору Кунгуртюбя, а иногда, приняв 127 несколько к востоку, по левой стороне речки Камышаклы на самую вершину реки Иргиза или, оставя оную и горы Верхний Котырташ вправе, тянутся к горе Карачетау и реке Тургаю, и оттуда уже склоняются на Тюгошкан. От Тюгошкана, придерживаясь сначала озера Аксакалбарбий, останавливаются для ночлегов при озерках АтагайЧаганак, при песках Берилыкум, при озерах Аксакалны-Карасу. Потом вступают в пески Каракум и выходят на реку Сыр к знаменитому перевозу Ташкичу. На Куване переправляются при урочище Айтимбек, а на Чжане – при Карасаколе. Вообще о сей дороге заметить должно, что она гораздо выгоднее тюрткаринской, ибо до Тюгошкана места лежат ровные и кормами изобильные, а вода получается по скопившимся от весны ямам и колодцам около солонцов. Гора Карачетау представляет выдавшаюся каменную скалистую гряду в пространстве на 35 верст. Ее отовсюду окружают обширные степи и плоские чуть приметные возвышения; окрестности оной изобилуют особенно славными ключами, а равнины – болотистыми и камышом покрытыми ложбинами, озерами и знатными степными пастьбами. Из озер известны наиболее Большое и Малое Чаркалкуль, вмещающие солоноватую воду, и Чабаркуль, почти всегда пресное и окруженное во все лето кочевьями киргизскими. В песках, лежащих на пути от Тюгошкана до реки Сыр, встречаются только два затруднительные к переходу пункта, а именно: гора Коуртюбя и равниныМузбиль. Впрочем, хотя в некоторых местах случается иметь недостаток в кормах и воде, но сие происходит наиболее от вожаков, которые даже и малейшие кривизны или обходы дороги почитают себе в тягость. По сему направлению достигают до Бухарии в спокойное время в 4 недели. Джаббасцы, по сопредельности их к Средней орде, весьма редко водят караваны по чумекейской дороге, разве только тогда, когда купцы имеют вожаков из обоих сих отделений. Одни джаббасцы, по большей части выступя из крепости Орской по правой стороне реки Ори, следуют к востоку по обыкновенным степным местам, располагая станы по удобности для корма и воды и, пройдя таким образом неделю, начинают склоняться к югу и чрез три дня достигают или реки Улкояк, впадающей в Тургай, или песков Джидель-Мамыт, которыми проходят прямо на реку Тургай, простираясь далее по направлению пути, идущему из города Троицка. Чрез сии места достигают в Бухарию 8 и 10 днями позже, нежели чумекейцы. Дорога из города Троицка Четвертый путь в Бухарию идет из города Троицка. Он разделяется, как и прочие, на многие отрасли. Иные из них, простираются чрез Меньшую орду чжаббаским и байулыалтынским отделениями, а другие, чрез Среднюю орду баганали-найманским родом и союзными с ними уделами. Упомянутые киргизцы, а особливо Средней орды, вообще миролюбивее всех прочих родов, составляющих орду Меньшую. Они и по сие время не разграбляли еще караванов с такою жестокостью и разорением для купечества, как последние, хотя наклонность к хищничеству и в их сердцах равно господствует, но они удовлетворяют алчность свою только малою добычею, приобретая оную чрез тайное воровство; к совершенному же истреблению караванов, можно сказать, не узнало еще вкуса. Привычка и надежда 128 остаться без наказания, поселившись в сердцах необразованного народа, составляют единственную причину грабежа караванов в Меньшей орде, чего со временем ожидать можно и от Средней. А ныне и междоусобные баранты не имеют здесь влияния на безопасное следование купечества, подобно как в Меньшей орде. Киргизцы орды Средней иногда совершали ее в виду купцов, и даже отнимали тех самых верблюдов, на которых возились тюки, не трогая нисколько товара. Вожаками избираются здесь обыкновенно либо султаны, либо знатные бии, к которым народ более прочих имеет уважение. Им дается за сие нарочитая плата, за что они со своей стороны всевозможно пекутся о целости товара, собирая для защищения оного в опасное время до 1000 и более себе подвластных киргизцев. С другой стороны здесь берут и ту предосторожность, что перевоз товара чрез реку Сыр и от оной до границы российской не иначе производят, как при перекочевке всего рода от летних к зимним и от зимних к летним кочевьям. Здесь хранится также в обыкновении доверенность, и купцы, полагаясь на поручительство избранного вожака, иногда по два и по три вьюка с товаром отдают на руки простым киргизцам, в разное время приезжающим в меновой двор. Взятые таким образом тюки увозят в степь и чрез несколько времени доставляют куда было договорено, сдавая их в таможнях или караван-сараях. О чем подробно замечено в дневных наших записках. За провоз из Троицка в Бухарию киргизцы берут по 4 и по 5 бухарских червонных, что составит около 80 руб., следовательно, в половину менее, нежели платят в Оренбурге и Орске. Но надобно заметить, что извозчики здешние гораздо ленивее первых и чрез то караваны проходят вдвое медленнее, нежели как бы можно было. Они из Троицка до Бухарии при беспрерывном следовании достигают не прежде двух, а иногда и трех месяцев. Чжаббасцы следуют из Троицка всегда на юг и, сколько известно, главные свои станы располагают: первый – на речке Тогузак, впадающей в реку Уй, проходя от границы около 60 верст ровными степями и низкими болотистыми и дресвянистыми местами со множеством озер, изобилующих рыбою. Между ими также попадаются озера совершенно соленые. Второй – на речках Аяте и Каяте, протекающих к Тоболу и имеющих холмистые берега, частью заросшие камышом. От Тогузака до сих мест чрез 65 верст лежит глинистая степь с низкими, травою и камышом покрытыми, ложбинами, котловидными мочежинами, ручьями Карасу и солеными озерками, из коих примечательнейшее Кинкуль, имеющее 1 1/2 версты окружности. Из него прежде доставали россияне самосадочною соль, но ныне оная не оседает, что замечено и в других озерах здешней окрестности. Третий – при реке Тоболе, чрез которую переправляются вброд на левую ее сторону, полагая от вершин ее около 70 верст. До нее от Каяти считают до 79 верст. На сем расстоянии путь по большей части идет сухою степью, по коей рассеяны озера и многие солонцы. Тобол имеет в сих местах до 15 сажен ширины, он течет по равнине, имеющей более 3 верст ширины и снабденной хорошими болотами и изредка растущими ивами и осинами. В окрестности реки по степи видны березовые, еловые рощи и способные земли для возделывания. Река Тобол течет тихо, делает в песчаной почве много островов, рукавов и новых протоков. Рыбы в ней приметно немного, вода цвету желтоватого и несколько солона. На всем расстоянии от Троицка попадаются часто славные киргизские могилы и остатки кирпичных зданий, как известно по преданию, построенных нагайцами. 129 За рекою Тоболом путь караванный идет попеременно или местами низменными, или высокими степями, где вода находится в озерках и ямах. В 5-й день от Тобола достигают до обширных озер Уркач, Кинделикуль, имеющих в окрестности довольно степных кормов. От них разделяется дорога на два направления, первым, оставя гору Карачетау вправе, тянутся около обыкновенного чумекейского пути к урочищу Тюгошкану, пройдя которое, придерживаются влево все подле озера Аксакалбарбий до южной его оконечности, далее же к реке Сыр переходят песками Каракум. Другим направлением склоняются к реке Тургаю, как показано выше, и переправясь за оную, касаются восточной стороны озера Аксакала, встречая повсюду для снабдения себя водою колодцы и изрядные озера. Потом вступя в пески Каракумы, следуют почти по одному продолжению с первым путем и выходят на Сыр-реку при переправе Куркут, где находятся знаменитые древние кладбища. Реку Куван переправляются против урочища Сабыр-юл, а на Чжаны – при Баянкакты. Байулы-алтынские и прочие Средней орды вожаки главный путь свой продолжают сначала по выходе из Троицка несколько на юго-восток, следовательно, левее чжаббасцов. Они чрез реку Тобол переправляются 4 версты выше устья реки Аяты, отстоянием от троицкого измерения до 200 верст. Путь сей во всем одинаков с чжаббаским, ибо вообще лежат места степные и болотистые со многими озерами. Ближе к Тоболу степь возвышается, становится волнистою и называется Арелембек-Убазин. За рекою, чрез 62 версты, лежат солоноватые равнины, покрытые многими пресною водою имеющими и камышом заросшими ямами и по местам березовыми перелесками, а за оными представляется известное и знаменитое своею солью озеро Эбелей. Местоположение вокруг него, по описанию бывалых людей, ровное, наполненное солеными прудами, с осадкою поваренной и горькой соли; между оными находятся также небольшие озера пресные, заросшие камышом и ситником, а в окрестности видны небольшие рощи березового леса и великое изобилие соленых растений. Собственно озеро Эбелей имеет окружности 11 верст и 20 сажен. Оно снабжало прежде солью всю Исетскую провинцию, или нынешние Троицкий и Челябинский уезды. Толщина осадочного слоя, или коры, в иные годы имела до 4 вершков. В 15 верстах от озера Эбелея находится лес, называемый Аманкарагай, т.е. здравствуй бор; название сие дано потому, что караваны, идущие из Бухарии в Россию, встречая оный после продолжительного единообразия дикой природы, как бы с некоторым восхищением ему приветствуют. Он довольно обширен, состоит по большей части из сосновых дерев, растущих на песчаной почве, имеет в длину более 10 верст. За ним, идучи далее к югу, показываются только возвышающиеся пустые степи, изредка выдающиеся угорья, пресекаемые песчаными полосами, кое-где соленые и пресные озерка, из которых знаменитее всех Мамыркуль. Пройдя таковым положением дня 4, начинают попадаться овраги, составляющие вершины реки Улкояка, текущие только весною. Спускаясь по сей речке, достигают к Тургаю, и, перейдя оный, следуют по камышным озерам к восточному берегу озера Аксакалбарбий. Потом вступают в пески Каракум, имея привольные места для отдохновения у ключей Ульучюк и при колодцах, водою изобильных, Алтыкудук и, наконец, переправляются чрез реку Сыр при месте, называемом Куват, а чрез Куван – при Кияукичуве. 130 Вожаки Средней орды имеют еще другую дорогу, по которой переходят реку Тобол гораздо ниже по ее течению, нежели в первом направлении, расстоянием от города Троицка в 150 верстах. От сего перехода продолжают путь низкими степями к реке Убаган и по левому берегу оной до самых ее вершин, что составляет около 350 верст. Потом 100 верст следуют по безводным степям до урочища Семрик, изобилующего в окружности хорошими пастьбами и славными рыбными озерами. От сего места, на расстоянии 100 верст, встречаются возвышенные и довольно для прохода трудные горы, составляющие началоАктанского хребта. Спустясь на полуденную их сторону к урочищу Сарыкапа, которое имеет беспрерывные камыши и почти сплошные озера, наконец, после 150 верст переходят чрез речки Каратургай и Саратургай, или минуя их достигают прямо к реке Большому Тургаю. По переходе за оный появляются песчаные долины и высоты, а в 120 верстах протекает река Эланчинк, имеющая свой источник в горе Улутау и терявшаяся в песках. Напоследок вступают в Каракум и, пройдя 300 верст, переправляются за реку Сыр при урочище Карабадал или, принимая влево, выходят к перевозу Акмечеть, находящемуся верст 25 выше разделения реки Сыр на протоки. Следовательно, и переезжают ее только один раз. Зимою по большей части все три протока переходят по льду, начиная от места, называемого Кармакчата, где видны многие древние знаменитые могилы. Вообще в песках Каракум на сем пути воды довольно, но кормы для скота отменно худы. От перевоза Акмечеть, так как и от всех прочих, имеющихся чрез реку Сыр и ее протоки, караванные пути склоняются по большей части на дорогу, ведущую чрез пески Кызылкум к колодцу Букану. От Акмечетя можно также идти в Бухарию песками, оставя колодец Букан в правой стороне. Путь сей короче целою неделею, но великие пески при беспрерывном недостатке воды и паств совершенно препятствуют спокойному проходу. Дорога из крепости Святого Петра в Бухарию Пятый путь – из крепости Св. Петра. Он разделяется на два направления, по первому, имея вожаков Средней орды найманского рода, баганалы отделения следуют прямо в Бухарию, а по другому – в Ташкент. В Бухарию дорога от границы воспринимает свое начало из крепости Пресногорьковской, куда товары привозятся из Св. Петра на повозках и, по досмотре таможенном, отдаются на руки киргизам. Караваны, вступя таким образом в степь, склоняются на юго-запад к реке Абуге, встречая повсюду многие озера, болота и долины, поросшие березовым лесом. Чрез Абугу, по причине топких и болотистых ее берегов, переправляются в одном только месте бродом, именуемым Кара, т.е. черный. От сего места идут к лесу Аманкарагай, а далее от оного к реке Сыр продолжают путь по дороге, идущей из города Троицка. Для сообщения от границ наших прямо с Бухарией дорога из крепости Св. Петра есть последняя, ибо изо всех прочих мест Сибирской линии ни с нашей стороны в Бухарию, ни оттуда к нам переездов не бывает, товары доставляются только в Ташкению. Примечание собственно о переправе чрез реку Сыр Главный перевоз чрез реку Сыр в киргизских кочевьях почитается в нынешнее время Айтимбет, а на Куване – Таскичу, где во всякое время более всех прочих 131 перевозов, упоминаемых при описании дорог, можно найти судов для переправы. Сии перевозы находятся в чумекейских аулах в средине всех дорог, а потому чрез них переправляются большей частью все большие караваны. Перевозные суда содержались прежде каракалпаками, которые должны были платить тем киргизцам, в кочевьях коих оные находятся, за право быть перевозчиками некоторый род пошлины, но ныне упражняются в сей промышленности по большей части уже сами киргизцы. Суда здешние видом и устроением похожи на плоскодонные барки. Грузу полагается на них, смотря по величине судна, от 6 до 25 тюков или от 40 до 120 пудов. Они получаются киргизцами из Ташкента, куда кочующие по реке Сыр народы гоняют свой скот для торговли и покупают сии суда для сплава вымененных товаров или достают их также чрез Аральское море из Хивы. Дерево, из которого суда делаются, называется по-тамошнему тиряк и есть род тута. Таковых судов, способных к переправе товаров, на всяком перевозе бывает от 5 до 40. Переправа обыкновенно бывает на гребле, но очень медленно, чему виною плоское дно судов. На них перевозят только товар, а верблюды и лошади перегоняются вплавь. Плата за перевоз берется не всегда ровная, а судя по времени и величине каравана. Купцы полагают, что средняя цена, считая за вьюк с одного верблюда, стоит две бухарские монеты или около 60 коп., но в замену денег, которые здесь не употребляются, отдают всегда товаром: идущие из России – юфтяною кожею, а из Бухарии – бумажною материею. На сих перевозных судах в полную воду, а особливо во время перекочевки, киргизцы переправляют имение свое, платя за сие скотом или хлебом. Нередко за неимением судов, идущие из Бухарии переправляют товар следующим образом: из тюков с хлопчатою или непряденою бумагою связывают веревками в два яруса обширный плот, на который накладывают потребные для сохранения от воды вещи и перетягивают оную с одного берега к другому веревкою, привязывая ее вместо ворота к лошадям. Сии тюки столь плотно бывают связаны, что вода во внутренность оных никогда не проникает. Киргизцы вместо сего делают плоты из высокого по всем почти степным рекам растущего камыша, сначала вяжут из него плотные фашины, потом сплачивают оные в толстоту до трех и более аршин и, перетянув крепко веревками, переправляют на них также, как и купцы на тюках, не только имение свое и товары, но скот и малолетних детей. Последний способ переправы наиболее употребителен между киргизцами и полезен им не только на больших реках, но и во время разлития малых. Дорога в Ташкению из крепости Святого Петра Из крепости Св. Петра в Ташкению препровождают караваны киргизцы Средней орды, и почти всегда главный род аргынский. Они совершают свой путь неопределенно, иногда прямо чрез горы степью Кокчатау, Иреймантау, а иногда близ реки Ишима до ее вершин. А далее от сих мест в обоих случаях склоняются на реку Нуру, где и соединяются с теми направлениями дорог, которые идут с реки Иртыша. С Иртышской линии в Ташкению С реки Иртыша переходят в Ташкению из пяти мест, по сей реке лежащих, а именно: из крепости Железнинской и вместе из форпоста Каряковского, из крепости Ямышевской, 132 или выше оной, из форпоста Семиярского, из города Семиполатинского, из крепости Усть-Каменогорска. Все начинающиеся из сих мест пути пролегают в Ташкению чрез Среднюю орду и местным своим положением составляют, можно сказать, одно протяжение, ибо в песчаной степи Битпак они сближаются и даже многие соединяются воедино. А потому опишем здесь только две дороги, из коих первая, идущая из Семиярского форпоста, как более всех других в степь выдающегося и по положению своему составляющего между прочими торговыми на Иртыше пунктами средину, почитается главнейшею. Мы поместим здесь описание, сделанное сей дороги г-ном берггешвореном Поспеловым во время проезда его в Ташкент и обратно в 1800 г. «Примеры буйства и хищничества киргизцев, – пишет он, – нередко на самой границе производимые, довольно показывают, сколь трудно проходить чрез их обиталища. Никакие права для корыстолюбия ими не уважаются. Свобода и самая жизнь тех, которые с ними другого закона, остаются беззащитны. При таковых обстоятельствах генерал, командующий на Сибирской линии, о препровождении нас в Ташкент и для обеспечения безопасности нашей сделал сношение с киргизским султаном Букеем 86, управляющим сильною каракисякскою волостью и потому уважаемым в орде почти наравне с ханом. Получа на сей конец обнадеживание, решились мы отправиться в степь около Ямышевской крепости из форпоста Семиярского, как соответствующего направлению пути и удобного для переправы чрез реку Иртыш при самом разлитии весенней воды. Для препровождения до султана послан с нами был один знающий места киргизец и 25 человек вооруженных российских казаков. Следуя от реки Иртыша в направлении к горам Куказлыку ровною степью, отчасти солончаковою и отчасти чрез пригорки и увалы, на местах отдохновения находили воду в озерках или колодцах, а изредка и по ключам; в первых она была более горьковата. Помянутые горы и в близости оных Бокту находятся от Иртыша в 170 верстах. Они положением своим не очень высоки, но покрыты сосновым лесом, годным к строению. Около их довольно много ключей, а луговых трав, кроме мелкого кипцу (ковыля), не находится. При сем урочище партия киргизцев более 40 человек сделало варварское покушение, но увидя меры, взятые к защите, предприятие свое оставила. Продолжая путь далее таковыми же ровными пространствами до горы Каркаралы, в рассуждении удовлетворения себя водою и кормом лошадей не имели затруднения. Горы сии и в близости их Кеньказлык каменисты, покрыты сосновым лесом, годным к строению, и мелким березняком и осинником, а по течению многих ключей растут луговые травы. В лесах находятся звери, по уверению киргизцев: медведи, маралы и кабаны. Сии горы от Иртыша имеют отстояние на 250 верст. Возвышенные места, идущие от них далее до реки Нура, час от часу становятся каменистее и сплошнее, по известным киргизцам путям даже с повозками проходить ими незатруднительно. Между сими горами по ключам растет таловый и осиновый лесок, а на мягких подолах – луговые травы. Тут может также производимо быть и хлебопашество. По реке Нуре повсюду находятся таковые же выгодные 133 местоположения: киргизцы начали даже около ее производить небольшое земледелие, наводняя поля из реки каналами. Здесь нашли мы кочующего Букея-султана. Представя ему сношение пограничного генерала и подарки, просили об отправлении в Ташкент. Он с удовольствием все принял и, наконец, по долгом отклонении от дальнейшего пути, согласился дать с нами для препровождения сына своего, а с ним вместе надежного вожатого и двух киргизцев. По его совету мы выбрали с собою еще 10 человек из препровождавших нас казаков. Выступя в дальнейший путь, имели мы, несмотря на препровождающего нас султана, многие от встречающихся аулов неприятности. На речке Сарысу теряклинской волости султан, брат нынешнего хана, предпринял даже решительно остановить нас, но скрытное следование спасло от сего несчастного случая. Таким образом, от реки Нура продолжался путь до гор, называемых Кокдомбак (Сии горы не должно смешивать с горами, лежащими в песках Каракум, близ Аральского моря, на тюрт-каринской дороге.), на расстоянии от Иртыша 770 верст степными и отчасти гористыми, но, впрочем, нетрудными для прохода местами. Для лошадей ковыльной травы везде было довольно, воду находили около гор в ключах или озерах и колодцах, а для варения пищи, где нет терновнику, собирали скотский помет. От гор Кокдомбак начинается песчаная степь Битпак (негодная) и продолжается до реки Цуя в ширину на 180 верст. По оной избираются караванами разные дороги, которые сходствуют или со временем года, или с безопасностью в рассуждении приближения живущих в горном кряжу так называемых каменных или диких киргизцев, злейших неприятелей для проезжающих всякого звания людей и грабителей караванов. Самая опаснейшая из дорог, но зато ближайшая, почитается чрез урочище Тюсбулак. Многие обстоятельства принудили нас следовать по оной, избирая места для ночлегов на киргизских станах, по которым они с реки Цуя весною переходят кочевать к северу, и осенью отходят обратно. Скопившуюся от снегов воду находили мы в ямах; в прочее же время года бывает она только в колодцах и по великой ее горечи разве только по нужде может быть употреблена. Впрочем, кроме терновника и полынной травы (юсан), никаких растений мы не видали. Дошед до реки Цуя, по причине бывшего тогда весеннего разлива переправились на связанных из камыша плотах, называемых сал. От сей реки, по переходе 10 верст, встречаются небольшие озера, за ними следуют пески, покрытые саксаулем и полынною травою, по коим на расстоянии 50 верст воды совсем нет, и для хода лошадей весьма изнурительно. Но заметить должно, что, с одной стороны, неизвестность сего края, а с другой, всегдашняя опасность, самим вожакам не позволяла удобнее в прохождении сем располагаться, а потому и затруднения наши тем более увеличивались. По окончании песчаной степи нашли мы на обширной равнине множество сплошных озер, называемых Каракуль, обросших камышом и довольно рыбных. От оных мимо прежнего селения Бабаты с удобностью перешли мы горы Каратау. С их вершины видно все пространство Ташкентской равнины до самых гор Алатау. На ней находится множество речек и ключей, произрастают изобильные кормы и зеленеются повсюду кустарники и кое-где небольшой лес, а около селений встречались плодоносные сады и земледельческие поля. Сии предметы принесли нам немалое удовольствие, и принесли 134 бы еще более, когда бы изнурение наших лошадей и удрученные трудами наши силы, не лишили нас всех способ пользоваться сими приятностями. Уже 26 июня мы прибыли в Ташкенту и на другой день были представлены владельцу оного. Пробыв в сем городе 3 месяца, получили отправление, и 1 октября, совокупившись с небольшим караваном тамошних купцов, отправились. Чтоб привести в известность другой путь чрез урочище Уванас, мы пошли по оному, несмотря на его отдаление. До гор Каратау следовали со всею удобностью мимо города Туркестана и других селений, но зато в прохождении чрез сии горы по причине ущелистых по скалам проходов претерпели великие трудности, каких и в первом пути не встречали. Здесь проходить можно только на одних верховых лошадях. Между утесами гор текут ключи и растет березовый, осиновый и таловый лесок вместе с другими кустарниками, а в небольших долинах есть и славные конские корма. Продолжая путь наш далее мимо опустевшего селения Спак, достигли дороги до реки Цуя гораздо с большею удобностью, нежели прежде, потому, что в сих местах столь великих песков не встречали и воду находили повсюду в колодцах. Река Цуй в осеннее время не имеет течения, а превращается в озеристую, и вода в ней становится весьма горьковата. Отсюда степью Битпак до гор Кокдомбак переход не был удобнее, а равно и далее чрез всю Киргизскую степь до самой российской границы обратный путь наш составлял параллель описанному выше вперед идущему пути». Вторая дорога с реки Иртыша идет от крепости Железинской, которая лежит севернее Семиярского форпоста. Дорога сия направляется другими местами только до реки Нуры и имеет на сем пространстве гораздо выгоднейшее положение, нежели места, описанные г-ном Поспеловым. Она простирается сначала чрез 120 верст на юг по ровной степи, наполненной многими озерами и лугами, за которыми встречается озеро Аккуль, или Жаилма, которое состоит из двух разливов, соединяющихся между собою чрез узкий проток. Оно имеет в окружности около 40 верст, в него вливаются две, почти в параллель чрез 390 верст текущие с юга, степные речки Чидертя и Улентя, берега которых снабдены всем нужным для кочевой жизни. По сим рекам продолжается дальнейшее направление дороги. От вершин их, чтоб придти на реку Нуру, остается только около 100 верст перебраться чрез каменные, перелесками и ключами наполненные, горы Ирейман. Из города Семиполатинского дорога в Ташкению направляется вначале к горам Куказлыку, а далее по тем же самым местам, которые описаны выше. Из крепости Усть-Каменогорской в Ташкент ходят мало и всегда чрез Семиполатинск. Вожаки для караванов избираются в здешних торговых местах наиболее из главного аргынского рода, имеющего многие отделения, кои кочевьями своими располагающиеся зимою к Ташкенту и за рекою Сыр к Бухарии, а летом к пределам России. В Ташкент поспеть можно в 25 дней. Сим путем пользуются только ташкенцы и малая часть татар казанских и тобольских. Впрочем, российские купцы сами очень редко отправляют туда большие караваны, ибо собственные произведения Ташкении по грубости и малого их количества не составляют в торговле нашей важной отрасли. Они нужны только для пограничных обитателей и для мены с киргизцами. Ташкенцы и сами торгуют чужими 135 изделиями, получая оное в мирное время из полуденных провинций сей части Азии и с китайской границы. Дорога из Ташкении в Бухарию В Бухарию из города Ташкента товары перевозятся иногда на верблюдах каракалпакских, коих жилища располагаются по левой стороне реки Сыр, а иногда на бухарских и киргизских. Дорога из Ташкении сначала чрез целый день идет по речке Чирчику к реке Сыр, чрез которую переправясь на судах, следуют двое суток на юго-запад песчаными степями по колодцам и по кочевьям каракалпаков до города Дзах, или Джазах. Потом 4 дня – местами возвышенными и песчаными по колодцам же и каналам, проведенным для наводнения полей, до города Самарканда, а отсюда в 5 дней по ровной дороге, травою и водою изобильной, поспевают в город Бухару. Кроме сей дороги из Ташкента в Бухарию в спокойное время ездят еще чрез город Ходжант. Сей 4-мя днями продолжительный путь имеет ту выгоду, что идет местами населенными, во всем изобильными и далее отклоняющимися от кочевья каракалпаков, часто наносящих караванам разорение. Из Ташкента, сим последним путем следуя вначале на юг, в первые три дня достигают до реки Сыр и переправляются на левую сторону прямо против города Ходжанта, от которого продолжают идти уже на запад и в 4-й день вступают в город Уратюпя, потом в 3 дня – в Самарканд и, наконец, как сказано выше, в 5 дней – в Бухарию. Дороги в Малую Бухарию, или Кашкарию, от реки Иртыша Помещенные здесь описания караванных дорог относились собственно только до тех, которые идут из России чрез Киргизскую степь в Большую Бухарию, как к средоточию азиатской, индейской и персидской торговли. Но для полного обозрения страны сей небезполезно, думаем, показать, сколько возможно, и те пути, по которым производятся торговые сообщения с зюнгорскими городами, лежащими при реке Или, и с Малой Бухарией, известной ныне под именем земли Кашкарской. Прежде сего описания, для предварительного соображения заметим, что российские купцы прямо сами собою туда не ездят, разве некоторые татары и то под именем ташкенцев, ибо китайцы, во владении которых сии провинции ныне состоят, расположа повсюду пограничные караулы, препятствуют свободному сообщению с природными жителями, так что кроме тех мест, где находятся тамошние заставы производить торговлю признается за уголовное преступление. Китайцы всевозможно стараются от сей стороны своего государства пересечь всякое сообщение с иностранными, почему и самая торговля их здесь походит более на мелочную мену. Ташкенцы, как народ малосильный, преимущественнее всех прочих имеют у них себе доверенности. Им позволяется даже проезжать во внутренние ближние города. Впрочем, все купеческие караваны представляют себе за правило сколько можно удаляться от китайской границы, дабы не претерпеть взыскания, которое часто налагаемо бывает на них за потаенную торговлю. Сие заставляет даже некоторых, уклоняясь от удобнейшего 136 пути, преодолевать непроходимые горы, подвергаться грабежу от горных киргизцев и, таким образом, добираться скрытно до самого Кашкара. Вожаки для препровождения караванов из России берутся от киргизцев Средней орды найманского рода и Большой орды, а из Ташкении употребляют обитателей гор Актау – ташкыргызов. Жители, населяющие Малую Бухарию и Зюнгорию, с радостью желали бы пользоваться сею ветвью торговли. Они часто приезжают на российскую границу, несмотря на строгое запрещение от правительства. Товары, доставляемые ими на Иртышскую линию, а особливо в крепость Усть-Каменогорскую и город Семиполатинск, состоят по большей части из китайских изделий и собственных произведений оного края, которые всегда бывают дешевле, нежели получаемые чрез Кяхту. Главный путь идет в Кашкарию от города Семиполатинска чрез пограничный китайской город Каргос. Путь сей от самого начала разделяется на две дороги. Ближайшая из них, склоняясь несколько к юго-востоку, проходит за китайские посты во внутрь Зюнгории, а потому купечество почти совсем ею не пользуется, а другая продолжается правее первой киргизскими кочевьями, оставляя китайскую линию влеве. По первой дороге, выступая из Семиполатинска, три дня следуют источниками, вливающимися в реку Чаргурбан, и до места соединения речек Гурбана иЧара, придерживаются собственно сей реки, которая впадает в Иртыш. С левой стороны по ее течению прилегает ровная степь, покрытая небольшим кустарником и солоноватыми озерами, а с правой, в некотором отдалении, тянутся плоские горы Чаргурбан и Чжуантюбя, которые, наконец, к вершине реки приближаются и составляют утесистый ее берег. В четвертый день, направляясь то плоскими, то крутыми возвышениями и степями чрез ручьи, соединяющиеся с Чаром, достигают до высоких гор Калмы-Тологой. В пятый, спустясь с сих гор, достигают до ручья, изобилующего кормами и впадающего в реку Бокунь. В шестой – до озера Юсьагачь, или Зун-Мудон, составившегося из реки Чагадык, которая в вершине называется Кокбукта. Она впадает в озеро Нор-Зайсан. В седьмой день переходят китайскую линию, следуя чрез многие речки, текущие также к Нор-Зайсану и разделенные между собою пологими горами. Привольное место для стана встречают в сей день на речке Камбаге, или Кабарге, а в восьмой – на речке Чорге. Отсюда двое суток должно перебираться по ключам чрез каменистые, высокие и для прохода довольно затруднительные горы Хамар-Дабан, за которыми протекает знаменитая в сих местах река Эмиль, или Имиль, имеющая ширины около 10 сажен. По оной располагаются многие жилища калмыков, составлявших прежде Зюнгорскую орду. От сей реки после двух дней достигают до славного соленого озера Халтир-Ишыга, принимающего в себя многие источники, из коих знаменитее прочих Боратал, текущий с западной стороны. По оным находятся селения калмыков и бухарцев, нарочито 137 водворенных здесь от китайского правительства для доставления земледельческих произведений располагавшейся близ сих мест китайской пограничной страже. На берегах озера получают в летнее время осаждающуюся соль и находят, как некоторые уверяют, купорос. Отсюда, следуя далее плоскими возвышениями и после двух ночлегов, вступают в горы, называемые Талки, повсюду, кроме одного места, непроходимые. Пробравшись чрез ущелье оных узкими изворотами и переняв вброд с лишком 30 раз речку Талки, открывается взору величественный вид: долина реки Или, украшенная рощами, от гор стремящимися ручьями и селениями. Спустясь на равнину, обращают ход несколько вправо на запад и, продолжая идти по скату горы Талки, наконец, в 3-й, а всего от Семиполатинска в 22-й день, вступают в Каргос, бухарское селение, увеличенное китайцами, лежащее недалеко от правого берега реки Или. Вторая дорога из Семиполатинска в Каргос направляется следующим местоположением. В 1-й день приходят к горе Кукун чрез гладкую степь, встречая на пути и у самой горы колодцы. Во 2-й – таковыми же местами до невысокой горы Аркат-Буркат. В 3-й – степью и частью возвышающимися грядами каменистых гор Алдчжан, лесом и водою изобильных. В 4-й – холмистыми возвышениями по камышным озеркам, сохраняющим в себе воду от весны. В 5-й – гладкою степью, пересекаемого иногда песчаными полосами, чрез лощины Атшесу иКарасу, в весеннее время наполненные водою, а летом пересыхаемые, до горы Аягуй, по-киргизски сопка Чжингис, при которой протекает ручей сего же имени. В 6-й – холмистою степью чрез ручьи Ботлаксу, Ачис и проч. до горы Кузукургачж, при коей имеет свое течение река Аягуз, в весеннее разлитие довольно обширное, а летом оставляющая только пруды и озерки. В 7-й – ровною степью, покрытою песком и частью песчаными бугристыми грядами, пересекаемою сначала верст на 30 бесплодною пустою, а потом многими колодцами, кустиками и в одном месте густым, но небольшим леском снабденною. В 8-й – степью же менее песчаною, с рассеянными по местам колодцами и источниками, достигают до реки Лавши, впадающей, как и все прочие сих окрестностей источники, в обширное озеро Балхаш. Лавши имеет летом от 5 до 7, а зимою от 10 до 12 сажен ширины, весною же по быстроте ее и расширению непроходима. В 9-й – небольшими песчаными полосами, тянущимися до реки Аксу, которая во всем подобно Лавши. В 10-й – сначала ровною, твердою и бесплодною степью, а далее чрез многие ручьи до реки Буей, или Бием. В 11-й – таковыми же местами чрез источник Джигда в параллель направляющихся к югу холмистых, изредка лесом покрытых возвышений, до горной быстрой, летом сажен 10 ширины имеющей и многими островами покрытой, речки Каратал. В 12-й – степью до речки Коксу, которая подобна речке Каратал. В 13-й – холмистыми горами, часто обнажающими оскалины, до высоких каменистых и для прохода затруднительных гор Барагочжур, или Баракудьир. В 14-й – пройдя несколько хребта сих гор, перебираются чрез оные на восточную сторону, где хороший стан встречается на речке Саумил. В 15-й – ровными песчаными степями чрез многие речки в город Каргос. 138 Город Каргос доставляет свободное пристанище всем купцам и продажу всякого роду товарам, которыми по большей части производится главная мена с киргизцами Большой орды. К обеспечению сей торговли и к охранению города от набегов содержится в нем гарнизон, а для порядка коммерции учреждена таможенная застава. Китайцы более всех имеют здесь перевес в торговле, ибо кроме их никому не дозволено отправлять отсюда товары внутрь Зюнгории и вывозить оные как оттуда, так и из самого Китая. Желающие посетить в недальнем расстоянии от сего места к востоку лежащий город Кольджу, должны испросить себе пропуск у начальника над таможнею и заплатить двойные пошлины. Притом для всякой предосторожности препровождают их всегда от места до места нарочитые надзиратели. Дорога направляется в сей город мимо форпостов и укрепленных мест. В 1-й день, идучи волнистою равниною чрез проведенные по местам каналы для наводнения полей и небольшие ручьи, имея на обеих сторонах разметанные хижины бухарцев и калмыков, достигают до ручья Чжигонсу, где находится крепость и небольшое бедное селение. Во 2-й день дорога представляется гладкою. Тут на холмах видны деревушки, окруженные перелесками. В сей день останавливаются для ночлега в предместии китайской крепости Тунчуй, киргизцами называемый Чушкатом (свиной город), а калмыками – Дулбадзиде. Здесь видны также небольшие руины. В 3-й день идут по вздымающимся высотам, где посты и укрепления становятся чаще и, наконец, при речке Укарлике открывается город Кулчжа – Колдза, или Голдча. Он велик, населен воинскими людьми под начальством анбаня, т.е. генерала 1-й статьи, повелевающего всею пограничною стражею, начиная от России до Малой Бухарии. Крепость, командующая городом, представляет многоугольник, стены ее складены из нежженого кирпича. В предместье живет губернатор и малая часть купцов. Первый управляет правосудием во всей Зюнгорской земле, лежащей от российской границы до гор Музарт. В 30 верстах от сего места, идучи вверх по реке Или, при устье ручья Альмоту лежит Старая Колчжа, населенная бухарцами и калмыками, которые занимаются торговлею и обрабатыванием земли. Когда город сей находился под управлением собственных ханов, то был довольно знаменит, но ныне включает не более 1000 домов. Далее отсюда во внутренние селения никому из иностранных ни под каким предлогом вступать не позволено. Дорога собственно в Малую Бухарию, или Кашкар, идет или чрез Коргос, или, оставя оный влеве, прямо на юг, направляясь в обоих случаях к Музартским горам. Только два направления известны туда из сей страны, но и по оным для избежания великих затруднений должно перевозить тяжести на лошадях, навьючивая на каждую только от 5 до 7 пудов. Первый путь склоняется несколько вправо. Идучи по оному от Коргоса или от гор Барагочжур достигают обыкновенно до реки Или на переправу, находящуюся при урочище Котшегер. Тут еще и поныне видны остатки зданий и водопроводов, составлявших прежде увеселительный дворец калмыцкого хана. 139 Отсюда следуя невысокими и частью каменистыми горами, в 3-й день располагают лагерь у ручья Темурлук. В 4-й – изобилующие ключами горы более и более возвышаются. Ночлег в сей день располагают обыкновенно при речке Чжаган. В 5-й – горы становятся сплошнее и утесистее, в лощинах протекают многие источники, некоторые из них несут воды свои на север, а другие на юг. Все сии известны под именем Каркары. В 6-й день опускаются в ровную долину Албанашба и достигают до реки Текеса, которая есть ничто иное как Или, названная сим именем в ее вершинах. Равнина сия распространяется на немалое расстояние, прилегая к левой стороне реки. С северной стороны ограничивают ее крутые возвышения с ниспадающими от оных быстрыми потоками, которые делая в их течении водяной лабиринт и орошая землю, доставляют превосходные паствы, а в юге над правым берегом Текеса навешиваются Музартские снежные верхи, прохлаждающие в летнее время зной долины. Не напрасно сие место номады почитают местом удовольствия для летних кочеваний! Не напрасно потомство Джингизово и зюнгорские ханы, чтоб насладиться роскошными дорогами оного, меняли пышные свои чертоги на войлочные хижины! Здесь, посланные из России Петром Великим, имели в первый раз переговоры с ханом орды Зюнгорской. В 7-й и следующие дни, отклонясь несколько вправо к юго-западу, продолжают путь по левой стороне Текеса ровными и изредка возвышающимися пространствами. За рекою между горами видны китайские караулы. В 13-й день переходят за Текес и бредут ущельями высоких, по северной покатости лесами усеянных, а с полуденной обнаженных, но уже не снежных гор. В 14-й день вступают в пограничный город Уш, или Учж, где находится небольшой гарнизон и таможня. Сюда обыкновенно приходят и те караваны, которые отправляются в Кашкар из Большой Бухарии и из Ташкента. Город Уш расположен на речке сего же имени, соединяющейся с рекою Кашкаром, и имеет около 2000 домов и худую крепость. В два дня от города Уш достигают до города Аксу, ныне главного в Малой Бухарии по пребыванию в нем правителя, или вице-роя1(1 Вице-короля.), сей страны и начальника над войсками, оную охраняющими. Он расположен в обширной, горами обложенной равнине, отменно плодоносной и довольно обработанной. Окружен каменными стенами, имеет восемь выездов и замок, командующий всем предместьем. Домов считается ныне до 7000. От Аксу в город Кашкар поспевают в 10 и 12 дней, что составит более 300 верст расстояния. Дорога продолжается горами, хотя вьюки везут на верблюдах; но в проходе с неопытными вожаками претерпевают немалые бедствия. Путешествующими примечено, что некоторые горы по сей дороге отменно высоки, так что при переходе чрез оные претерпевают одышку и чрезвычайную стужу. Реки, трудные в весеннее время для переправы, суть Тууз, Кургас, Илак и Хайсар. Впрочем, что касается до обитателей, то по 140 всему пути, исключая некоторых небольших бухарских деревушек, попадаются только кочевья горных кыргызов. В некотором расстоянии, не доезжая Кашкара, селения увеличиваются. Около сих мест, по уверению жителей, находятся свинцовые рудники и серебряные промыслы, оставленные по бедности их свободными. Город Кашкар обширен и многолюден. Права торговли предоставлены здесь равными для всех наций, а потому бывает она отменно обширна. Ее производят китайцы, тибетцы, индейцы, бухарцы, ташкенцы и, под видом бухарцев, российские татары. Второй путь от Коргоса в Малую Бухарию идет левее первого. Он расстоянием ближе, но по своему местоположению для проезда гораздо затруднительнее. Следуя от упомянутой выше переправы чрез реку Или при развалинах Котшегер, в 1-й день достигают до высокой и далее до половины лета снегом покрытой горы Китемен. Отсюда начинаются возвышенные гряды с оскаляющимися каменьями и между ними в глубоких оврагах стремящиеся с шумом ручьи. Сим положением в 4-й день приближаются к горе Шаму, которая как бы прислонившись к реке Текесу, увенчана сосновым лесом. Здесь перейдя реку Текес на правый берег, целые два дня, а иногда и более, бредут чрез Музартский кряж, имея на каждом шагу ужасные под ногами стремнины и пропасти, а над главою – висящие льдистые глыбы. В весеннее и зимнее время сии места совсем не проходимы. В 3-й день, считая от Текеса, достигают до большого бухарского селения Хариасвол, при горах лежащего. От оного спускаются в равнину Аксу, а потом следуют прямо к Кашкару, достигая туда в 9 или 10 дней, а всего от Каргоса в 18 дней. Глава 6. ЗАМЕЧАНИЯ О ЗАСЕЛЕНИИ СТЕПИ КИРГИЗСКОЙ Общее физическое и географическое обозрение степи Киргизской представляет к разрешению вопрос, можно ли в стране сей водворить постоянных обитателей, и земледелец приобретет ли те блага от трудов своих, какими пользуется внутри России? Два обстоятельства встречаются при исследовании сего вопроса. Если взять в рассуждение вместе все пространство степи, то в таковом случае известный повсюду недостаток в воде, скудость в лесах и по большей части каменистый грунт земли, покрытый жирною глиною, общее заселение сделают невозможным; но ежели начать рассматривать ее по частям, тогда откроются некоторые места, изобилующие нужными для поселян произведениями природы; иные из них могут даже равняться с округами, лежащими в полуденной части России; и к сим последним особенно принадлежат пространства, находящиеся в северной части степи около рек Илека, Ишима и Тобола, где обширные озера и многих рек прозрачные воды, окруженные хорошею почвою, тучными лугами и перелесками, продовольствуют беззаботно многие селения; 141 наилучшими же из оных почесть можно места около тобольской границы. Там и зимние посевы хлеба дадут хорошую жатву. В средине степи места представляются иногда безводные или имеющие худую воду, а иногда покрытые неспособною для возделывания землею или каменистые и вообще безлесные. Те из них, кои, несмотря на небольшие недостатки, можно бы исключить из числа неспособных к населению, разделены между собою великим расстоянием, а следовательно, и селения на оных были бы малочисленны и раздроблены. Геодезист Васильев, посланный для обозрения реки Эмбы, нашел таковые места: первое, при устье сей реки, впадающей в Каспийское море; второе, при речке Ганжигабулак и, третье, при соединении рек Темира с Эмбою. «Места сии, – говорит он, – могут равняться с окрестностями Астрахани. Здесь пробудилась недеятельность киргизца, и многие равнины покрываются уже златыми колосьями». Переводчик Бекчурин, во время проезда своего во внутренность степи, встречал подобные на реке Хобде и около гор Мугочжартау, о чем также уверяют и многие киргизцы. По нашему пути примечены оные по реке Ори и около Иргиза в окрестностях урочищ Кулакачи, Барбий и Тюгушкана. Из дневных записок г-на капитана Рычкова видно, что на дороге, им проезжаемой, встречались таковые же при горах Такитурмас, покрытых сосновым лесом; при реке Каратургае, где видны еще и теперь следы древнего земледелия, при Большом Тургае, около коего изредка находятся киргизские пашни, и у гор Улутау. Господин Поспелов пишет: «Начиная от реки Иртыша на 150 верст до гор Куказлык по неимению лесов и других приволий для постоянной жизни сделать заселение невозможно; но последние и от оных в недальнем расстоянии лежащие горы Бокту, покрытые сосновым лесом, по нужде могут снабдить небольшое селение. От Куказлыка в расстоянии на 50 верст лежат горы Кенказлык, а далее Каркаралы, обогащенные всем нужнейшим для первого заведения и продовольствия обитателей. А потому около оных и далее до реки Нуры, на пространстве 160 верст, места для водворения поселян почитать можно лучшими из всего пути, ибо от реки Нуры далее к югу до самой Ташкении земля бесплодная и почти пустая». Что касается до песков, то самое название показывает невозможность к заселению, хотя киргизцы на некоторых равнинах, покрытых плодоносным илом, около озер возделывают пашни, на коих родится яровой хлеб с большею прибылью, нежели по северным местам; но вообще все таковые поля разбросаны порознь и едва достаточны для прокормления одного такого семейства, которое будет довольствоваться одним земледелием. В южной части степи разве только те места постоянным обитателям принесут выгоду, которые лежат около реки Сыр. Сие пространство без противоречия может равняться с окрестностями реки Терека, протекающей в Кавказской губернии. Правила земледелия предполагают и опыты утверждают, что в земле, какова Киргизская в средней ее части и в полудне, никакой хлеб не будет родиться с пользою, кроме ярового или однолетнего, и в некоторых местах хлопчатая бумага, а около реки Сыр с надеждою могут быть разведены виноградные лозы и другие плодовитые деревья, свойственные здешнему климату. Притом надобно заметить, что в местах, удаленных от севера, дабы споспешествовать урожаю, должно бывает семена, врученные в недра 142 земные, поливать, наводняя поля, подражая в том хивинцам и бухарцам, чему и киргизцы отчасти уже научились. Из описания сего видно теперь, сколь мало пользы принесло бы предприятие, дабы водворить поселян в глубине страны Киргизской. Разве одна крайность общественных нужд сделает сие необходимым. Места, наиболее выгодные к земледелию, почитаются здесь те, которые лежат поблизости гор, ибо стекающая с оных в большем количестве весенняя вода удобряет всегда землю чрез влажность и осаждение ила. Притом вода сия во время засухи доставит богатые водохранилища для поливания полей, вознаграждая тем труд земледельца. К строению домов, за недостатком леса, с выгодою употреблять можно нежженый кирпич, который по свойству здешней глины будет крепок и по причине редких дождей совершенно прочен. Дома можно делать еще земляные, ибо всякая здешняя земля доставляет к сему все способы. Ее обыкновенно между досками, забранными пропорции стен, убивают плотно бабами, поливая при том по временам водою, а потом, отняв доски, стены обмазывают глиною. Где не имеется лесу для дров должно употреблять скотский помет, смешанный с соломою, как делается сие в Крыму и в других безлесных округах российских. Конечно, если необходимость привлечет поселян в сию страну, то и средства, могущие предупредить недостатки, с ним вместе будут туда привлечены. Многочисленные развалины не показывают ли, что некогда воспитывались в степи сей земледельцы? В порубежных азиатских провинциях и по сие время видны в пустынях, среди диких степей воздвигнутые села и города с цветущим изобилием, исторгнутым как бы насильственно из недра земного. Но при сем неоспоримо, однако же, и то, что сколько бы вынужденные средства не были действительны к составлению счастья поселян, они никогда не превзойдут назначенного сей стране от природы определения. Кажется, природа нарочито произвела сию часть земного шара, чтобы ею могли пользоваться одни только кочевые народы. Великое пространство земли доставляет для скотоводства их всевозможные выгоды; ни размножение оного, ни недостаток сенокосных пажитей, ничто их жизнь не может озаботить. Переходя с жилищами своими с места на место, они повсюду находят себе новое удовольствие, а табунам своим питательные пастьбы. А потому сей род жизни киргизцев или, лучше сказать, сих добрых пастухов весьма полезно удерживать в теперешнем его состоянии, исправя только некоторые внутренние беспорядки, расстраивающие их спокойствие. Замечания о горных промыслах К предложенному рассуждению о заселении степи и о видах, клонящихся к распространению по оной земледелия, не бесполезно, думаю, прибавить здесь нечто относительно до горного производства, ибо сия ветвь промышленности непосредственно сливается с первою и не менее важна в государственном хозяйстве. Из описания гор, геогностического расположения кряжей и из видов оных с довольною достоверностью заключить можно, что в степи Киргизской сверх открытых уже местами медных и железных руд, найдены быть могут другие гораздо богатейшие и может быть содержащие в себе благородные металлы. 143 Но сего открытых было бы не довольно для удовлетворения горных промышленников. Они, конечно, пожелают узнать, находятся ли сверх того всенужнейшие способы, как для выработывания руд, так и для выплавки оных? На сей вопрос решительно отвечать можно, что в первом случае препятствуют сему совершенный недостаток лесов, а в другом – недостаток воды, незаселение земли и трудность в доставлении продовольствия рабочим. Хотя бы даже богатство открытых руд и привлекло рудокопателей, то и тогда великие иждивения, потребные для перевозки их в Россию до горноплавильных заводов, положили бы сему делу совершенную преграду. Может быть со временем чрез основательное познание страны сей откроются особенные какие-либо к тому виды. Глава 7. ЗАМЕЧАНИЯ О РАЗВАЛИНАХ В СТЕПИ КИРГИЗСКОЙ К дополнению описания степи Киргизской прибавить должно о рассеянных по пространству ее развалинах, как достопримечательнейших пунктах по части землеописания. Время и причины основания оных принадлежат к разысканию истории; следовательно, здесь остается заметить о существенном ныне их состоянии в отношении к древности. В «Оренбургской топографии» и у господ Палласа, Фалька, Рычкова довольно известий о многих таковых остатках, которые и на карте по местам назначены, а потому излишне, кажется, будет повторять их снова. Мы скажем вообще, что руины здешние разделить можно на три части: на развалины зданий, которые воздвигнуты в старину до распространения еще мугометанского исповедания; на развалины селений, после сего распространившихся; и на развалины особливых строений, похожих на замки или крепости, служившие, как можно приметить, убежищем для ханов, а может быть строившиеся в средине кочевья для удержания орд в покое и повиновений к владетелям, сии страны по временам покорявшим. Предания весьма мало о сих развалинах сохранили надежных известий, потому что все они существовали уже до пришествия сюда нынешних народов. Многие киргизцы по большей части приписывают их делу нагайцев, другие – могулам, словом, всякий своим предкам, а вероятнее можно отдать сие право обоим сим народам, судя по местному расположению их жилищ, а равно персиянам, бухарцам и булгарам; сие подтверждают образ и вид самых остатков. Кроме знаменитых зданий, бывших, по примечанию, или храмами, или жилищем начальников и владетелей, все прочие деланы из глины, некоторые без окон, а другие с небольшими наподобие дыр отвестиями. У многих потолков уже не видно, а иные представляют худо выделанные из глины своды. Примечательнейшие здания строились из дикого камня и малая часть из кирпича. Они вообще не имеют никакого великолепия: столбов, карнизов, фронтонов и других признаков правильной архитектуры нигде не видно. Повсюду примечается только грубая простота: толстые высокие стены, украшенные иногда грубою резьбою, малые окна, арками устроенные галлереи, башни или круглые храмины, длинные темные подземные переходы, устланные плитами, нерегулярные площади – вот все, что можно найти между ними любопытного. Руины, до распространения мугометанства существовавшие, отличаются от прочих особливо тем, что между ними не видно зданий, определенных для мечетей, а 144 представляют по большей части только вид небольших капищей, подобно тем, каковые имеются у последователей браминской секты, бурханов и ламы. Таковые здания встречаются во многих местах, начиная от горы Улутау к востоку, т.е. по реке Нуре, у озера Харгалдчжина, по горам и ключам до реки Иртыша, около и к югу сей реки, даже до Малой Бухарии. Некоторые из них представляют остатки совершенно истлевшие и вероятно основаны еще во времена идолослужения могулов, другие довольно еще видны и воздвигнуты, конечно, при величии Зюнгорской орды зайсангами и ламами, по сим местам тогда обитавшими. Селения, строенные по распространении мугометанского закона, между прочими разрушениями представляют остатки каменных мечетей и около их по обыкновению строящихся школ (медресы); сии встречаются около рек Тургая, Сарасу, Сыр, между Каспийским и Аральским морями, также по рекам Эмбе, Хобде, Уилу, Илеку, Уралу и Тоболу. Они бывают редки, но весьма обширны, так что некоторые заключают в окружности от 10 до 15 верст, многие не совсем еще истреблены временем. В средине обширнейших из них примечаются каменные замки, двумя и тремя стенами обведенные. Другие таковые же замки и крепостцы стоят совсем отделенно, не имея ни около себя предместий, ни в окрестности особливых разрушений. Знаменитые из сих последних находятся около реки Сыр под названием Чжангиткала 87, Чжаныкала 88, Нуратайкара и по дороге в Хиву на горе Чин и при ключах. Они по большей части составляли неправильные многоугольники и в высоких стенах своих имели двойные бойницы, а наверху иногда стропилы или также стрельницы; на углах у некоторых примечаются также род круглых башен. Есть еще в степи Киргизской и земляные высокие валы, среди коих видны ныне только кучи и ямы взрытой земли. Надобно заметить, что при всех остатках не видно нигде железа и толстых бревен. Сии последние нашли по всей степи только при одной руине, около реки Илека, что и почитают за достойное удивления, но небольшие для проведения вод каналы, пруды и выкладенные камнем колодцы встречаются почти при всех развалинах. Трудолюбие, кажется, истощевало все средства, чтоб принудить природу здешней страны разверзать дары свои к пользе и удовольствию человечества, ибо во многих местах встречаются также признаки больших садов, дорог, усаженных деревьями, каналов для поливания полей и проч. Наблюдатель древностей более всего привлечен будет в степи Киргизской остатками старинных могил. Кажется, что дикие истощевали всю изобретательность своего ума и не щадили ни трудов, ни терпения, чтоб славным своим героям воздвигать над могилами памятники, достойные по их делам. По реке Сыр на небольших песчаных островах представляют могилы сии иногда подобие великолепных городов, украшенных как бы беседками, портиками, пиллястрами, колоннами и пирамидами. Кто видал надгробия в Египте, кто читал об оных, тот те ж самые найдет в некоторых местах и в степи Киргизской. Конечно, они не огромны и не из дикого камня, мрамора сделаны, а просто слеплены из глины и из нежженного, иногда кубического кирпича, но по фигуре и странности своей довольно любопытны. Киргизцы, любя сердечно свои остатки, называют их святыми местами (авлё) и с радостью кладут при оных своих покойников, прибавляя новые мавзолеи, а чрез то, как бы нарочито сохраняют старые в прежнем их великолепии (Изображение одного из таковых могильных мест можно видеть в дневных наших записках № 14-й.). 145 Не столько удивительны сии выработанные надгробия, как могильные курганы, похожие на те прославленные стихотворцами холмы, кои греки насыпали над могилами своих героев, но огромность здешних простирается почти до невероятности. [365] Можно ли вообразить, чтоб гора вышиною от горизонта до 25, а иногда и более сажен, была сделана руками человеческими для прикрытия утлого праха. Но здесь иногда в ровной степи, похожей на морскую поверхность, из самой глубокой отдаленности указываются уединенные таковые холмы, покрытые зеленым дерном, представляя страннику величественный вид и внушая невольное почтение к покоющемуся герою. Говоря о могилах, кстати поместить здесь слышанное нами от киргизского старшины, называемого Кубек, что при открытии древних холмов вынимают разные металлические вещи и, между прочим, сам он при раскапывании канала для наводнения пашен за рекою Сыр, близ развалин Чжаныкала, нашел серебряные монеты круглые и многоугольные с надписью, но, по словам его, не татарскою и с изображением птиц, шапок, лиц и других знаков. Другой брат сего киргизца, Байсакал, около сих мест отыскал медный сосуд наподобие татарского кумгана (умывальника), который походит несколько на урну. Иные приискивают таковые сосуды каменные. Кубек обещал нам доставить сих редкостей, но несчастный случай, возвращение, не допустило нас пользоваться ими, а тем менее подтвердить известие собственным испытанием. Судя по признакам, полагать должно, что оные могилы может быть греческие, основанные в бытность около сей реки Александра; впрочем, неизвестно, откуда бы иначе могли появляться тут монеты и урны. Комментарии 81. Инак (наперсник) – высшее придворное звание в Хивинском ханстве в конце XVIII – начале XIX в. Титул инака носил Мухаммед-Эмин (ум. 1790), глава узбекского племени кунграт, захвативший власть в Хиве в ходе междоусобной борьбы конца 50-х – начала 60-х гг. XVIII в. и правивший через подставных ханов, в основном из числа казахских султанов-чингизидов (с 1763). Посетивший Хиву в 1793-1794 гг. военный врач И. Бланкеннагель, описывая положение такого подставного хана, отмечал, что он показывается народу лишь три раза в год, а прочее время его держат взаперти под строгим присмотром. В придворном его содержании не соблюдается даже благопристойности и нередко он терпит нужду в самом необходимом. Еще более яркими красками описывает жизнь хивинских ханов под опекою инаков оренбургский мещанин Яков Петров, пробывший в плену у бухарцев и хивинцев 32 года (1787-1819). По его словам, «хан (Абулгази, каракалпак по происхождению) только имя ханское носит, делами же его заниматься не допускают, только на смертные приговоры нужно его утверждение. Живет он за городом, в особом для него назначенном доме, из которого он не смеет выходить, и к нему определен караул. Человек он молодой и, не имея никакого дела, играет у себя во дворе с ребятишками. Когда случается богатая свадьба, то и его приглашают. Его одевают тогда в парчевое богатое платье, сажают на лошадь и водят с церемонией по городу. Два человека едут впереди его, два человека ведут лошадь его за повод, двое – держат стремена. А как побудет на пиру с полчаса, отправляют его обратно и опять запирают». 146 Практика правления через подставных ханом сохранялась при сыне и преемнике Мухаммед-Эмина Аваз-инаке (1790-1804). Однако его сын Ильтезер, свергнув с престола очередного фиктивного хана Абулгази, сам принял ханский титул (1804-1806), став родоначальником новой хивинской династии, получившей название Кунгратской (История народов Узбекистана. Т. 2. Ташкент, 1947. С. 124-129). 82. Местность Ушкан (Учукан) находится в 20 км к югу от пос. Мунайлы Атырауской области. Название, возможно, происходит от имени местного «святого Ушкан-ата». Здесь расположен известный некрополь Ушкан-ата с великолепными резными стелами – кулпытасами и остатками золотоордынского поселения (городища), отождествляемого Ф. Бруном с городом Трестарго итальянских карт XIV в. (Брун Ф. Перипл Каспийского моря по картам XIV столетия // Записки Новороссийского Ун-та. Одесса, 1872. Т. 8. С. 32; Некрополь достаточно хорошо исследован. См.: Мендикулов М. М. Ушканские кулпытасы // Вестник АНКазССР. 1953. № 12). 83. Здесь речь идет о памятниках урочища Мынсуалмас на северо-западной стороне Устюрта, которые упоминаются многими авторами XVIII-XIX вв. – Гербером, купцом Данилой Рукавкиным, подпоручиком Алексеевым 2-м, Л. Мейером, отмечавшими, что каждая крепость вмещала до 300 человек. Археологическое исследование показало, что здесь находятся остатки караван-сарая Коскудык XIV в. Неподалеку расположено старинное кладбище (Манылов Ю. П., Юсупов Н. Ю. Караван-сараи Центрального Устюрта // СА. 1982. № 1). 84. Развалины Коптам (Куптам) («множество домов, строений») расположены в юговосточной части песков Сам, на возвышенности и представляют собой остатки средневекового укрепленного городища XIV-XVII вв., известного также в народе под названием «Ногайлы». Стены четырехугольных кирпичных и каменных строений сохранялись до 1920-х гг. Коптам, по всей видимости, следует связывать с городом Сам (Шам), упоминаемом в восточных и русских источниках (Бартольд В. В. Сведения об Аральском море и низовьях Амударьи с древнейших времен до XVIII века // Сочинения. Т. III. М., 1965. С. 65;Басенов Т. К. Архитектурные памятники в районе Сам. Алма-Ата, 1947. С. 23-25). 85. Старый Урганчи – имеются в виду развалины древнего Ургенча, столицы Хорезма в X-XIII вв., разрушенного монголами. 86. Букей (ок. 1737-1819) – султан Среднего жуза, сын хана Барака, внук хана Турсына. Согласно народным преданиям казахов, в 1749 г. по распоряжению своего отца, хана Барака, пришел из Туркестанского района в Северный Казахстан за откочевавшими сюда от хана подразделениями каракесеков. Был принят отделением бийгельды рода каракесек, от которого позднее получил в надел скот и пастбищные угодья. Откочевав затем дальше, на северо-восток региона, принимал активное участие в начале 50-х гг. XVIII в. в военных действиях казахов против джунгар. До избрания в ханы несколько десятилетий управлял родом каракесек. Зимой 1816 г. был избран в ханы своими подданными и некоторыми подразделениями рода тортул найманов по их собственному волеизъявлению и при целенаправленном содействии русской пограничной администрации. Согласно императорскому указу, конфирмован в ханы во второй половине июня 1817 г. около озера Жаильма в 180 верстах от Коряковского форпоста. Умер естественной смертью. Похоронен в г. Туркестане. Имел 5 жен и 11 сыновей: Коксала, Шынгыса (Чингиса), Батыра, Боры, Уали, Есыма, Тауке, Султангазы, Абулгазы, Асике и Абета (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 89, 132-133). 147 87. Остатки сооружения Жынгыткала (Чжангиткала) находятся в Казалинском районе Кызылординской области, в 12 км к югу от станции Байкожа. Археологически не исследованы. 88. Развалины древнего Жанкента (Чжаныкала) находятся в 20 км к юго-западу от г. Казалинска. В источниках город известен как важный политический центр кочевников Приаралья X-XIV вв. До середины XI в. являлся столицей (зимней резиденцией правителей) огузов. См.: Толстов С. П. Города огузов // СЭ. 1947. № 3. Окрестности Жанкента обживались и в XVIII столетии каракалпаками и казахами. Хан Абулхаир даже ходатайствовал пред царской администрацией о постройке ему здесь города, для чего и были посланы в 1740 г. для съемок в эти районы поручик Гладышев и геодезист Муравин. Однако данный проект не был осуществлен. ______________________________________________ Отделение 2. ИСТОРИЧЕСКОЕ, ПОЛИТИЧЕСКОЕ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ НАРОДА КИРГИЗСКОГО Глава 1. СОБРАНИЕ ИСТОРИЧЕСКИХ ИЗВЕСТИЙ ДО ЗАСЕЛЕНИЯ СТРАНЫ КИРГИЗСКОЙ НЫНЕШНИМИ ЕЕ ОБИТАТЕЛЯМИ Общие примечания на историю кочевых народов и на причины переселения оных Любопытным изыскателям деяний старинных времен довольно известно, сколь малые и тусклые имеются сведения не только о степи Киргизской, но даже обо всем Востоке, по которым бы можно было судить ближе с истиною о древнем и нынешнем сих стран состоянии. Сия темнота в истории происходит наиболее от того, что свободное обращение в средине Азии совсем чуждо просвещенным народам. Ежели в Бухарии, Самарканде и других провинциях вольной Татарии сохраняются некоторые исторические рукописи, то и сии со временем должны будут истлеть в руках магометанского духовенства. Все истории, которые нам ныне о сей части земли известны, представляют или одни только частные и между собою смешаные отрывки, или предания, написанные иноплеменными народами, весьма слабо знавшими обитателей на востоке от Каспийского моря. Сие самое вводило многих в погрешность в рассуждение разных происшествий и наименований. Вот, что можно сказать вообще о древней восточной истории так называемых скифских народов, прародителей народа киргизского. Оставя все исторические разыскания, мы намерены показать здесь только главные случившиеся на Востоке эпохи, к которым степь Киргизская причислялась. Рассматривая здешние земли со стороны их местоположения и естественных произведений, кажется, нельзя будет ошибиться, ежели примем за определительное: 1) что исстари обитал в степях народ вольный пастушеский, или кочующий, подобно нынешним киргизцам и калмыкам, а примечаемые изредка развалины селений были 148 токмо случайные заведения, от нужды, кое-где рассеяные или основанные на время в угождение одним прихотям завоевателей; 2) что места более прочих избыточествующие естественными выгодами составляли отечество для обществ сильных, а бесплодные и дикие пустыни служили пристанищем для семей бедных, разоренных кровожадными неприятелями. Чтоб правильнее судить о вольных кочевых народах, не унижая и не возвышая их качества, стоит только взять в рассуждение общее и главное мнение, еще и поныне здесь сохранившееся. Оно покажет, что добродетель у них поставлялась всегда в отважной храбрости, а достоинство – в хищничестве. Следовательно, могла ли среди оных быть тишина и спокойствие, которыми пользуется общество, руководствуемое чистою нравственностью, где господствует ложное мнение, повелевающее вооружаться друг против друга, можно ли, говорю, приобресть безопасное право на [367] владение собственностью? Вот что заставляло их как для защищения себя, так равно и для нападения на бессильных, разделяться на малые или большие шайки и обращаться в беспрерывных набегах, а сие служило поводом к всегдашнему движению народов. К дополнению заметить еще должно, что по варварскому обыкновению кочевых народов введено было в право войны истреблять сопротивляющихся, разорять покоренных и изгонять их из жилищ, ими занимаемых. Побежденные, дабы спасти себя от варварства победителей, принуждены были удаляться из обитаемых ими мест и находить пристанище в местах отдаленных или пустых. Там, соединясь с подобными себе изгнанниками, они стремились, по врожденному чувству, к нападению на соседей и изгоняли их, подобно тому, как сами были теснимы. Сии то же самое производили с другими, а те опять с иными, и, таким образом, тесня и преследуя друг друга, дикие сии орды проходили одна за другою. Они, будучи в надежде, что в новых местах найдут себе новые выгоды и удовольствия, подобно разлившимся весенним водам разрывая плотины, текли безостановочно в страны отдаленные. Таковые обстоятельства, произведя повсюду между кочевыми народами беспрестанные брани, доставляли средство возникать почти из ничего сильным и страшным народам, и в краткое время, ослабевая от излишней надежды на свою силу и от внутренних раздоров, паки быть испровергаемы от других им подобных. От сего произошло, что различные поколения между собою смешивались, получали новые названия, теряли старые, и чрез перемену местопребывания, а с оными климата и образа пропитания, возродилось изменение в общественных нравах, занятиях и самих законах. Вот прямая причина переселения народов и тех разнообразий, каковые примечаются в историях кочевых орд. Сие самое можно отнести и к нынешним временам. Кажется, что таковые смешения и переселения никогда остановиться не могут. Судя по столь великим истреблениям, каковыми подвержена была страна сия, а особливо при последних Тамерлановых нашествиях и бывших после него беспрерывных междоусобных войн и, судя по всегдашним переселениям, кажется, должно было бы, чтобы места, где обитали кочевые народы, ныне совершенно опустели, но, напротив, они столько еще богаты населяющими их племенами, где даже дичайшие степи покрыты миллионами народа. 149 А потому любопытство и нужно вникнуть в причину, почему восточная часть Азии, и особливо, как видно у многих писателей, монгольские, зюнгорские и киргизские равнины производили столь много народов, которые могли чрез несколько веков почти беспрерывно наполнять весь Запад, Европу, не оскудевая нимало в собственных своих недрах? Там, где почитается за священный долг разумножать семейство, где долговременная привычка, соединенная с выгодами общежития и хозяйства, многоженство делает необходимым, там может ли уменьшиться род человеческий? Притом известно, что у кочевых народов по количеству семейства составляется спокойствие, оборона, богатство и благосостояние отцовское, а от сего то, можно сказать, и неограниченное многоженство было всегда важнейшим у сих народов постановлением как в вере, так и в законах. С другой стороны, беззаботная жизнь, природе предоставленное воспитание, простая и почти одинакая пища, простота нравов, всегдашнее упражнение, не исключая самих ханов, и многие другие обстоятельства, чуждые народам, соединенным в общежитие, производят, что дети у кочующих племен получают сложение крепкое, созревают как доброе насаждение, быв до глубокой старости здоровы, бодры, храбры, живы и веселы. Нам самим неоднократно случалось видеть, что даже и между киргизцами находятся семейства, в которых сынов и внуков с женским полом простирается до 200 человек, у которых сам отец или дед был еще в самом лучшем состоянии своего здоровья. Тот, кто имеет у себя не более 10 [детей], не заслуживает между ними никакого уважения. После сего нельзя сомневаться о распространении отсюда столь великих племен, а особливо, когда вообразим, что скудные дары природы, производящие недостаток к продовольствию и всегдашнее скитание с одного места на другое составляли как бы необходимость искать средств к переселению. При рассматривании направления переселений, приходит часто на мысль предложение, почему главное стремительнейшее движение сих переселений склонялось наиболее к северо-западу, т.е. по северной стороне Каспийского моря, чрез Россию, а весьма мало подвигалось на юго-запад, чрез Персию, исключая тех великих нашествий, кои совершались при Огусе и Чингисхане? Сие может быть происходило от того, что в тех веках, когда север представлял дикие убежища плутающим в лесах и степях скифским племенам, кое-когда основавшим бедные шалаши, древняя Персия, Ассирия и Персия от времен Кира составляли монархии сильные, наполненные мирными хижинами, которых безопасность защищали на рубежах поставленные войска. Потом, по разрушении Персии, греки, а после римляне удерживали до поздних времен и почти до самого ослабления Восточной империи нашествия кочевых народов с севера-востока, следовательно, и должны были они искать себе прохода там, где слабее находилось сопротивление. Сверх того, если принято будет, что в древности Каспийское море на восток, как уже о сем было замечено в 1-м отделении, простиралось далее Аральского моря, то тем более северные страны для прохода орд были открыты. Ныне, начиная со времен XVI столетия номады вместо прежнего их направления начали уже отходить к востоку и юго-востоку, как бы предвидя, что северо-западные пределы в 150 текущих эпохах предоставлены должны быть для поселян постоянных, время от времяни уже по сим местам расширяющихся. Историческия известие собственно о степи Киргизской Греческие историографы, которых повествования, как самые отдаленнейшие и признанные наилучшими для познания народов, в тогдашнее время существовавших, ничего нам не оставили о глубокой древности Киргизской земли, кроме того, что всех вообще обитателей, живших от Черного и Каспийского моря на северо-восток, называли скифами по ту и по сю сторону горы Имая, приписывая нравам их непомерную жестокость. Персияне, от которых по большей части заимствовали греки свои сведения о сих землях, также мало знали внутреннее состояние страны Киргизской, хотя были с нею порубежны и часто свое оружие вносили за реку Сыр в пределы Туркестана, ибо некоторые из ученых мусульман догадываются, что многие города, коих развалины и по сие время существуют, построены персиянами в глубокой еще древности. Известно также, что иранцы, под которыми разумелись все народы, обитавшие от реки Инда до Евфрата, многократно великие свои войска наполняли народами, степи населяющими, а особливо, при вавилонском величии и в царствование Камбиза, Дария I и проч., в которое время нынешняя Хива и часть самой Бухарии составляли персидские провинции Согдиану и Бактриану. Сами греки познакомились со скифами при Александре Великом. Они стали различать тогда некоторые их колена, нашли между сими народами многие добродетели, превосходнейшую храбрость и великодушие. Но сии познания, говоря собственно о степи Киргизской, не простирались далее южной ее части или до реки Яксарта, ныне называемой Сыр. Сильное отражение, которое кочующие тогда в нынешней степи Киргизской скифы сделали ополчениям Александровым, подает случай судить о свойстве и состоянии сего воинственного народа. В память сего великого похода около реки Сыр киргизцы показывают многие развалины, называя их строением Искендера (Александра). После сих времен историки греческие совершенно молчат о здешних окрестностях, а с оными вместе римляне не сохранили ничего кроме страшного имени парфян, которых отечество назначают иные в тех самых местах, где плутают ныне киргизские орды. Исторические известия, которые получены от татарских писателей, более всех прочих дают понятие о древних народах, в стране сей обитавших. Писатели сии, хотя в поздние времена, доставили нам свои творения, но исключая общей страсти всех азиатцев, чтоб из глубокой отдаленности выводить их начала, они довольно имели возможности писать оные близко к истине. Им много способствовали к тому сами кочевые народы, которые всевозможно стараются сохранять в памяти потомства свое происхождение и великие дела предков воспевать в рыцарских песнях, а также персидские, мунгальские и частью китайские, переведенные на маньчжурский и татарский языки, исторические книги. Почему, последуя сим татарским историям, мы предложим здесь общую нить истории киргизского народа. Степь Киргизская в самой глубокой древности причислялась в стране, называемой Куттук-Шамах. Не известно, кто обитал по оной до Турк-хана, которого 151 некоторые просвещенные татары называют сыном и преемником Абулчжа-хановым. Турк, по мнению их, был сильный владетель и с подвластным ему племенем или народом распространил владычество свое по всей южной части степи Киргизской. Он был основателем турского, или, как называют ныне, турецкого поколения. Главное его кочевье располагаемо было зимою – около Чжизахкуль – Изахколь, которое и ныне известно недалеко от Самарканда, а летом – близ Туркестана (Некоторые полагают, что Турк построил город Туркестан, но сие несогласно со многими татарскими историками. Они говорят, что кочевая жизнь, которую вели тогда сии народы, отнимало от них знание и возможность к заведению постоянных строений. Место, где лежит теперь город Туркестан, составляло только главнейшее ханское кочевание. Самая аналогия Туркостан, по российскому наречию Турков стан, или его местопребывание, показывает прямое оному значение. По ташкенским и самаркандским рукописям частью видно, что Ташкент, Туркестан, Отрар и другие, около сих мест лежащие небольшие города, построены нашедшим в сии страны четвертым государем персидским Шамшидом. Афет, которого иные татарские писатели, желая приближить к началу турского племени, называют Абулчжа-ханом, имел, по их мнению, местопребывание свое также в степи Киргизской при горахКертау, ныне Каратау, и Артау, ныне Алатау, или Актау. Но здесь в противность сим историкам заметить должно, что Турк не был сын Афета, или внук Ноев, а собственно небольшой начальник кочевого колена, сделавшийся чрез хорошее управление и храбрость почтенным у многих фамилий, ибо ежели согласить происшествия, случившиеся в сих ордах от Турка до Огуса, то первый не мог жить далее, как за 1500 лет до Рождества Христова.), ныне небольшого города, посещаемого зимними киргизскими кочевьями. Время, усилившее турское поколение, слило в его состав многие особые племена, по пространным степям обитающие; а обыкновение разделять между первенствующими или, правильнее сказать, законными детьми (Между кочевыми азиатскими народами в древности введено было господствующее правило, которое в некоторых обществах, рассеянных в Маньчжурии, Тибете и частью в киргизцах, и поныне сохранилось, что дети, происшедшие от жены первой, или старшей, имели полное право на имение отцовское; напротив, рожденные от других, т.е. от рабынь или наложниц, которых было число неограниченно, не имели никакой доли во оном, кроме небольшого участка в скоте; даже они сами принадлежали к разделу между первыми.) всех подчиненных, раздробило сие поколение или народ на многие части под управлением особых родоначальников или ханов, которые, впрочем, по делам, до целого народа касающимся, были привязаны к старшему Туркову колену, как к центру отеческой власти. Колено сие именовалось ханским чрез долгое время, отчего и все дети, начальствовавшие над оным, носили титул хана. Уважение к ним столь было велико, что при окончании в других турских родах ханской фамилии, старейшины посылали всегда послов просить себе владетеля из потомков ханского поколения, которое всегда кочевание свое располагало около реки Сыр. Потом, по словам татар, спустя несколько времени правитель сего, час от часу умножавшегося ханского рода, Аланчжа-хан, принужден был разделить верховную власть между двумя своими сынами Могулом и Татаром, из которых первый остался обитать на западе, а другой отошел к востоку. Таковое разделение подало случай к междоусобным несогласиям, а с сим вместе и орды восприяли названия от новых своих основателей, а каждая партия, отошедшая от сих орд, дабы не смешать свои начала с другими, именовалась особо по своим начальникам или первоначальному имени, прибавляя к сему имя орды, от коей они отделились, или 152 орды, в коей составляли часть; собственное же название турк осталось в памяти сих народов только для объяснения первоначального их происхождения. Могулы, которых многие зовут монголы, а собственно по древнему произношению мунглы (Мунгл – на древнем турецком языке значит угрюмый, может быть дано сие название по отличающему свойству их основателей, или по свойству самого народа, которое проистекало от пустынной жизни и уединения, имевших великое влияние на народный характер.), имели вначале главное свое кочевание в нынешней степи Киргизской при горах Улутау, Кичиктау иКаратау и по реке Сыр. Прочие же части степи были заняты другими родами, имена которых мало известны. Уже во времена Александрова, пред завоеваниями Огус-хана могольского, с некоторою ясностью заключить можно, что по северным пределам степи кочевали народы, называемые улаки, или улани, известные после на западе под именем аланов; по реке Уралу – истек (Киргизцы сим именем и доныне называют обитателей Уральских гор – башкирцев.); по окрестностям реки Иртыша – кавары, потомки Кавар-хана, сына Могулова, и аувары, или, как некоторые называют, аувасы, потомки Аувас-хана, от которых произошли мадчжары (Имя каваров весьма близкое имеет подобие с казарами, так как аувары с аварами. Названия сии известны у западных писателей. Они давали их особым народам, которые в первых столетиях по Рождестве Христова обитали около рек Урала, Волги и Дона.). Посему смело можно сказать, что степь Киргизская в отдаленные времена составляла собственно убежище орды Могульской. Огус-хан Трудно утвердительно определить время правления над могулами Огус-хана, толико знаменитого в истории восточной, сколько по обширным его завоеваниям, столько и потому, что многие племена азиатские и поныне ведут свои начала и названия от сей эпохи. Татарские повествователи назначают бытие его почти за 2600 лет до Рождества Христова. Страленберг полагает за 600 лет, а мы, напротив, судя по числу ханов, бывших от Огуса до Чингиза и по другим происшествиям, которые с хорошею точностью описаны Абулгазыем и в полученных нами бухарских рукописях, полагаем, не более как за 300 или 400 лет до Рождества Христова. Мнение сие подтверждено быть может еще следующими обстоятельствами из общей истории. Во времена впадения Огуса в Персию он покорил своему оружию провинции Бухару, Бадахшан, Хоразан, Шамахию, Армению и проч., т.е. те же самые, которые завоеваны были Александром Великим. А как древние ассирийские и персидские истории таковых имен и даже нашествий прежде Александра не представляют; следовательно, Огус вступил в сии земли уже после его и вероятно в то время, когда по разделении Александровой монархии между его полководцами, восточная часть Персии оставлена была греками без всякого внимания и уважения. Вначале Огус-хан силою оружия сделался владетелем над партиею, бывшею под управлением отца его, и вскоре обратил оное на покорение разделившихся на мелкие части соседственных ему племен. Он возжег войну под видом уничтожения идолопоклонства и для обращения людей к почитанию единого бога, составлящему издревле господствующую веру между кочевыми народами, от коей они чрез предубеждение и суеверие были отвращены. 153 Причина сия, чрез которую обыкновенно честолюбивые завоеватели во времена невежества возжигали фанатизм в людях, дабы собрать их под знамена, будучи поддерживаема корыстью от получаемых добыч, весьма много доставляли Огус-хану сообщников, понуждавших его для удержания их в своей власти переходить от одного завоевания к другому и, пренебрегая труды, искать славу своему имени. Вскоре, однако же, жадность к богатству не могли уже удовлетворить его одними победами над храбрыми, но бедными обитателями диких степей. Тогда он обратился к востоку, напал на Китай и разорил большую часть оного, а потом внес опустошение в Тибет и, протекая таким образом из страны в страну, достиг до Персии, предавая мечу и пламени все города и селения, хотевшие сопротивляться. Огус уже при конце дней своих, после 40-летнего отсутствия из отечества, возвратился с великими добычами паки в степи для обитания по-прежнему в пастушеских шалашах своих, что весьма редко бывает с завоевателями. Вновь приобретенные им земли вручил он управлению своих детей, а кочевые племена, разделя на 9 орд, подчинил главным по заслуге и почтенным в народе старейшинам, определя каждой части места для ее жизни, в особе же своей соединил власть господствовать над всеми. Первая орда называлась уйгур (Уйгуры, по описанию Абулгазыя, обитали между гор Тубузлук, которые ныне в степи Киргизской называются Буглытаг, а между гор Уксунлуктурга и Кутт, впоследствии называемые Ауроурок, а ныне Мугочжар. Народ сей составлял потомство внуков Могул-хановых. Он первый перешел в сотоварищество к Огусу. В продолжение времени орда сия соделалась сильною и разделилась на две части: унов и токусов, в коих состояло до 120 родов. Из сего можно видеть, что известные у западных писателей уны, огоры, венгры и прочие народы, происходящие от угуров или угров, по сходству названий и местопребывания можно почитать поколениями уйгурскими.), или неэур. Она составляла собственно поколение могульское и распространялось внутри степи Киргизской около рек Ишима и Тургая. Вторая, найман, поселилась около Туркестана, а потом перешла на восток за Алтайские горы. Третья, кипчак (Абулгазый-баядур-хан пишет, что кипчаки с предводителем своим по повелению Огуса должны были вести войну на реке Яичжике (Урале),Ателле (Волге) и Тине (Дон) с улаками, мачжарами, башкирцами и урусами. Из сего видеть можно, что русь, или руссы, в сие время жили около Волги, а также и башкирцы несут отродие орды Нагайской, как замечено в «Оренбургской топографии», ибо орда сия восприяла свое основание уже около 15 столетий по Рождестве Христове.), подвинулась к западной части степи Киргизской, заняв реки Илек, Урал и распространилась даже до реки Волга. Четвертая, канкли, или каткын, кочевала по нынешним Зюнгорским горам. Пятая, калл-ач, рассеялась по земле Мауреннерской. Шестая, карлик, или курла, седьмая, эур, или ур-манкаш, восьмая, салчжаут, и девятая, чжелаут, все распространились на восток от Алтайских гор до пределов Китая и к северу оного. Несогласия, каковые по смерти Огуса начали возникать между ордами, рассеянными на столь великом пространстве, показали преемнику его сколь трудно будет удержать их в 154 покое и повиновении. Почему, по совету вельмож, сделал он новое разделение, поруча многие роды братьям своим, а другие отдал сильным родоначальникам, дав каждому власть хана. Чрез сие вместо девяти орд кочевые обитатели раздробились более нежели на сто. От сего времени или, лучше сказать, от самого первого Огусова нашествия, начинается чрезвычайное и сильнейшее движение кочевых народов на востоке. Ибо, когда равновесие орд расстроилось, ханы вступали во вражды, и народ, приобыкший к войнам, как бы жаждал кровопролития, тогда междоусобие соделалось неизбежно; народы были гонимы друг другом, отдаленные земли сделались жертвою буйства и неистовства оных, а особливо в первых столетиях по Рождестве Христова, северо-восточная часть Европы. Западные писатели оставили нам многие памятники о сих нашествиях. Народы, которые один за другим стремились от востока, представляются у них под именем гунов, угров, обров, аваров, уннов, огоров, булгаров, команов, турков, печенегов и других, известных под разными разделениями, но все они суть ни что иное, как отродья могольские. Впрочем, мы не говорим, чтобы народы сии были коренные питомцы Киргизской степи. Только некоторые их них могут таковыми назваться, а прочие, восприяв свое начало от пределов Китая и Сибири, проходили чрез степь и при своем проходе иные перенимали северную часть оной, другие – южную, а некоторые, теснив собственных ее обитателей, оставались в ней поселенцами и составляли как бы новый народ. Таковое движение орд от Огуса продолжалось с лишком 1400 лет до самого Чжингисхана, соединившего опять все кочевые племена на востоке под свою державу. Перемены, бывшие в ордах в продолжение сего периода, разыскать совершенно невозможно, ибо один образ кочевой жизни, заставлявший народы сии то идти вперед, то обратно, имел [376] великое влияние на исторические происшествия и аналогию. Притом случалось также, что некоторые их части предостались на прежних своих местах безвыходно, другие оставались во время самого прохода, а иные уходили в другую совсем сторону от главного их направления по случаю раздора; а чрез сие многие орды расселялись повсеместно. Рассматривая со вниманием имена живущих ныне племен в степи Киргизской, мы нашли многие из них сходными с именами башкирскими, нагайскими и даже с народами, обитающими в горах Кавказских, в Сибири и около границ китайских. Переселения и беспрестанные войны много уменьшили число кочевых орд, так что около VII столетия плутали по степям только небольшие шайки, но в продолжение трех или четырех столетий они снова умножились. Пред нашествием Чжингис-хана киргизские равнины заселены были следующими поколениями. Малая часть найманов, называемых баханами, располагалась в песках Каракум, главная их часть обитала близ Китая, а другие ушли на запад с уннами. Около Аральского моря жили манкатты. Они достигали до Каспийского моря, и проходя за реку Урал, совокуплялись с хвалиссами, за коих часто были признаваемы. 155 Кипчаки кочевали безвыходно по реке Уралу до Эмбы и далее на запад до самой Волги. Башкиры, имевшие уже в то время сие название, располагались в горах Уральских и до вершины реки Тобола. Торгауты, отродье уйрятов, впоследствии названные вогулами, жили в северной части степи Киргизской. Кираиды, или чжаидекара, занимали средину степи. Сии составляли сильный народ, который опустошениями своими наполнил всю восточную страну, но пред Чжингисхана большими партиями переселился за Алтайские горы. Около рек Или, Эмиля и озеро Алтайкуля жили вагуры и несколько унгутских кочевьев, которые в XII столетии под предводительством соединившегося с ними китайца, изгнаного из отечества и прозванного после Кавер-ханом, были довольно страшными для соседей. Он покорил себе отродье канкли, имевшее пристанище по рекам Таласу и Цую, Иссикулю; уйрятов, распологавшихся в окрестностях озера Нор-Зайсана, и оставшуюся часть от удалившихся на запад уйгуров, известных в сие время под именем идикут. К дополнению замечания о народах, населявших Киргизскую степь, прибавить должно, что западные ее пределы, населенные кипчаками, хвалиссами ибашкирцами, причислялись к подданным Булгарии, которая известна была у азиатцев под наименованием Дайтше-Кипчак, т.е. поле кипчатское, или, как иные производят, скотоизобилующие кипчаки. Ханы харазмские имели в своем владении южную часть степи, лежащую между Каспийским и Аральским морями и от устья реки Сыр до Ташкента. Северную и восточную часть населяли народы, ни от кого не зависящие и управляемые собственными своими ханами, исключая тех, кои подпадали под власть Кавер-хана, имевшего свое пребывание на реке Или в городе Ханбалык. Нельзя сказать, чтоб тишина никогда не посещала сии страны в VIII и последующих столетиях, когда переселения соделались уже не столь велики, тогда процветавшая обширным купечеством и рукоделиями Булгария, почитавшаяся центром азиатской торговли Харазим и славный мугометанским просвещением город Самарканд, лежащие на рубежах степи Киргизской, вкушали совершенный покой. Самая степь Киргизская, откуда выходили истребители рода человеческого, как бы нарочито сообразовалась с положением сих стран. Купечество спокойно и с веселым челом переправляло по сим степям произведения одного царства в другое. Верблюды, обремененные избытками севера, безмятежно шествовали в азиатские провинции, равно, как и восточные дары Индии переливались на торжища Бряхимова (Бряхимовым называют развалины столицы Булгарии, которую татары называют собственно Шары-Булгар, т.е. царствующий или цветущий Булгар. Остатки оной видны на левой стороне Волги, ниже устья Камы, верстах в 25.). Многие семейства из стран населенных, избегающие руки сильного, уже без ужаса текли искать пристанище в степях киргизских, где вскоре возникли хижины, и рука земледельца, исторгнув заматеревшие тернии, взрастила в долинах гораздо превосходнейшие произведения природы. Недеятельный номад как бы проснулся и устыдился недеятельности своей, и берега реки Сыр (Таковые заведения находились также наиболее по рекам Сарасу и Тургаю.) покрылись постоянными [378]жилищами тех людей, которые, прежде влачась с одного места на другое, снисходили к гробу; а там, где сокровища земные скрывались в недрах природы, тяжкий молот Вулкана раздавлял крепкие металлы. Кажется, теперь все пришло в настоящий порядок. Но бедный человек, 156 не радуйся мечтательному сну, наступает день, в который Джингис-хан испровергнет все твои надежды! Чингиз-хан Темурча, владетель небольшой монгольской партии, обитавшей на востоке Алтайских гор, где родился в 1154, а другие полагают в 1162 г. Он после великих усилий успел расширить власть свою над многими кочевыми поколениями, окрест его кочевавшими, и в 1202 г. назвался ханом всех моголов, переменя при сем случае собственное природное свое имя на имя Чжингис (Чжингис значит море.). Преимущества, полученное им над его соседями, подали ему повод к мечтательной мысли, которая бывает свойственна только великим душам, дабы покорить себе все народы, по степям и горам в востоке странствующие. Многие из них, при его нашествии избегая истребления, поддавались ему добровольно и присоединялись к его воинству; другие, не исполнившие сего, были разорены и влечены в рабство; а некоторые, предупреждая грозящую погибель, рассеялись по неприступным и отдаленным местам, чрез что явилось снова в кочевых народах сильное движение, по своим последствиям довольно страшное для человечества. Таким образом, Чжингиз-хан менее нежели в 40 лет простерся в Китай и Тибет и, перейдя оттуда к западу киргизские степи, покорил восточную их часть до гор Каратау. Западная сторона степи, или собственно кипчаки, соединенные с булгарами, также недолго при сих возмущениях вкушала покой, ибо в 1218 г. Чжингиз, заняв Туркестан и Бухарию, послал часть своего войска для преследования бегущих к западу, которые, достигнув до жилищ кипчакских, принудили их для собственной их безопасности поднять противу себя оружие. Они, предвидя, однако же, ужасные последствия от приближения новых могульских ополчений, по общему совету признали за полезнейшее призвать к себе в помощь старшего Чжингизханова сына Чучи, называемого также у разных писателейЗюзи, Эгу, Тосхус, который удалился от своего родителя с большим воинством по неудовольствию за предпочтение ему младшего брата. Чучи, во время своего похода на Урал, между Каспийским и Аральским морями заложил небольшие укрепления. Болгары, управляемые по делам народным выбранными от общества старейшинами, приняли его с радостью и возвели в достоинство хана, поруча притом начальство над войском, которое в скором времени увеличил он народами, с востока выходящими, и весьма сильно стеснил половцев, обитавших по нагорной стороне реки Волги (Сие могольское нашествие названо на Западе в первый раз татарским; имя сия, ненавистное прежде и для многих на себе оное носящих, происходит, вероятно, от поколения, особенно сим именем называвшегося, и из востока от Чжингиз-хановых разорений удалившегося, а при нападении Чучия на половцев, составлявшего часть его воинства, которая простерла оружие свое к России прежде, чем сам Чучий учинил сие собственно с моголами.). При возвращении Чингиз-хана из Персии в свое отечество, Чучий в 1223 г. имел в степи Киргизской около гор Улутау с отцом своим свидание, во время которого при большом торжестве, сопровождаемом ристаниями и знаменитою охотою, отец восстановил опять согласие с сыном, отдав все земли Дайтше-Кипчак в верховное его управление. Но Чучий недолго пользовался сим уделом, ибо в 1225 г. на сражении противу россиян и 157 половцев был убит 89, почему и самый Болгар принял тогда сторону князей российских. Могулам же, занимавшимся тогда на востоке войнами или, лучше сказать, наследникам Чучия осталась только в удел орда Кипчатская, кочевавшая в сие время по западной стороне степи Киргизской. По смерти Чжингиз-хана в 1227 г., завоеванные им страны перешли под власть сына его Октая, или Угадая, который, по возвращении своем из похода китайского, сына Чучиева Бытыя, в сообществе с другими братьями, немедленно послал с сильным могольским ополчением завладеть Тураном (НазваниеТуран, кажется, имеет отношение к реке Тура, что в Тобольской губернии, следовательно, здесь говорится о сей части Сибири, т.е. между рекою Обью и горами Уральскими лежащей.) (Сибирь), отпавшими булгарами и Россиею. Они, проходя в 1233 г. степи и собирая рассеянные толпы воинов Чучиевых, разделились на две части. Одни направили путь свой к северу и ворвались к окрестностям рек Тобола и Ишима до их устья, а другие потекли в Булгарию. Сии последние, соединясь с остатками могулов, кочевавших в сие время около Эмбы, в 1234 г. завладели столицею Болгарии, или Дайтче-Кипчатской страны, Бряхимовым и совершенно рассеяли и истребили Кипчатскую орду, которая потом вступила в состав орды, восстановленной Батыем. В 1257 г. Батый сделал набег в Россию и далее в четыре года соделался господином северо-западных стран. Он основал главное свое пребывание около южной части реки Волги и Урала, где народ его расположил кочевья свои под именем Золотой Орды. Последующие за ним ханы для зимнего убежища воздвигнули на реке Ахтубе небольшое селение или, лучше сказать, царские чертоги, названные Шары-Сарай, то есть царствующий город, а для лета на Урале небольшие хижины – Шары-Сарайчик (Остатки сего последнего места известны ныне под именем Сарачикского городка по НижнеУральской линии, при форпосте сего же имени.). Разоренные жители Болгара чрез нашествие Батыя разбрелись, подобно кипчакам, в страны отдаленные. Некоторые из них уклонились в северу, а другие, перешли на запад в числе Батыевых воинов, а многие водворились в степях киргизских и по привычке к постоянной жизни завели около рек Урала, Эмбы, Сыра и между Аральского и Каспийского морей снова многие селения, ибо прежде сего существовавшие нашествиями Чжингисхановых войск по большей части были опустошены. В то время, когда происходило сие на западе, на востоке Чжингисханов сын Октай, как верховный хан (Каждая орда, племя и малое владение имели особых своих ханов, подчиненных ханам целой страны. А сии, хотя были совершенно самодержавны, однако же, всегда отдавали некоторое предпочтение преемникам орды Могольской, в прямой линии от Чжингис-хана идущим.) во всех землях, покоренных моголами, расположил местопребывание свое в урочищах, называемых Каракум (Каракум есть пески среди степи Киргизской, около коих примечаются большие развалины, но сумнительно, чтоб жилищеОктая было близ оных. Оно, как можно судить по последствиям, находилось далее на восток около гор Актау, а потому и вероятно, что степь ныне называемая Каранкуй, или Карангуй, есть та самая, которая прежде именовалась Каракумом.), и в замену войлочных шалашей, до сего времени единственное убежище сих народов составлявших, основал среди пустыней великолепные здания, повелев всем своим подданным, вельможам и удельным начальникам, из разных званий и наций происходящим, распространять оные повсюду. 158 Тогда в первый еще раз река Или, ручьи, впадающие в озеро Нор-Зайсан, и реки Иртыш и Эмиль, на берегах своих увидели обширные селения. В 1259 г., после трех перемен в правлении, Могольская орда досталась внуку Чжингисханову Таулаю 90. Сей слабый повелитель, дабы удержать за собою сколько-нибудь власть колеблящегося трона, нашелся принужденным удовлетворить недовольных своих братьев и дядей разделением монархии. Вследствие чего степь Киргизская соделалась убежищем новых мятежных партий, и восточная ее сторона, а также часть реки Сыр, горы Каратау и от оных далее все пространство, склоняющееся к реке Иртышу, досталось тогда Алгу-хану, внуку Джчалагаеву 91. Гора Актау, окрестности Ташкента и река Или отошли под управление владетелей земли Мауреннерской и Кашкарской. Западная сторона присоединилась к Золотой Орде, распространившей власть свою даже до пределов Сибири. Она отдана была в управление брату БатыевуБурга-хану. Средину степи, начиная от реки Эмбы, по Илеку, Тоболу, Иргизу и до реки Сыр, занимали подданные Шейбания, брата Батыева, получившего оные земли себе в удел еще при жизни сего хана за подвиги, оказанные им при впадении в Россию. Шейбани откочевал в оные места с 15 000 семейств разных народов, известных под именем курисов, найманов, карликов и уйгуров (Сие поселение, можно полагать, за начало нынешнего народа киргизского.). Впрочем, при разделении положено было, что в общих народных делах принадлежала орда сия к числу подвластных хану Золотой Орды, как верховному владетелю на западе, а те, которым досталась восточная часть степи, должны были зависеть собственно от хана могольского. Потомство Шейбаниево в скором времени усилилось и завладело всем пространством степи Киргизской, к северу и западу лежащим. Оно распростерлось даже до устья Тобола, воздвигнув там новые ханства и усилясь новыми народами. Вольность и свобода степной жизни часто выводила народы сии из должного повиновения своим владетелям. Нередко пренебрегали они зависимостью и от ханов Золотой Орды и даже ходили противу них войною, и под названием орды Синей Заяицкой 92 свергали оных с престола. Сие производимо было наипаче в то время, когда чрез междоусобные вражды, раздирающие согласие воинства Золотой Орды и орды Могольской, власть повелителей сих орд склонилась к ничтожеству, и когда частным начальникам удавалось похищать главное ханское достоинство; тогда-то кочевые обитатели степи Киргизской, разделившиеся на несколько партий, или ханств, много учавствовали в бывших переменах: западные – возмущениях Золотой Орды, а восточные – в низложении верховного могольского самодержавства. При сих случаях восточные номады по своей пограничности присоединились к ханам Большой и Малой Бухарии, а посему равные с сими провинциями терпели перемены и время от времени раздробляясь на мелкие властоначалия, наконец, соделались совершенно ни от кого независимыми. Буйство, грабежи и междоусобная вражда составляли главнейшее их упражнение. Уже около 1370 г. начальник поколения бурласов Амир Тимур-ходжа, известный у западных писателей под именем Тамерлана, похитив верховное правительство в Бухарии, снова привлек к себе 159 повиновение сих воинственных народов и, составя из оных сильные ополчения, устремился на Персию. Между тем, когда таким образом восточная сторона степи Киргизской переходила от покоя к брани, западная – терпела также немалые смятения. То великие шайки войска Нагаева, сильнейшего возмутителя противу хана Золотой Орды, вбегали в степь искать своего спасения от поражающего их оружия Тогтогу 94; то Узбек-хан 94, восстав со своею ратью, назвавшеюся по его имени, ходил чрез степи для ограбления Хоразма; то Орус-хан, преследуя Токтамыша 95, тек с многолюдною толпою истребить страну Великой Бухарии, имея в степях неудачную битву; то Токтамыш, воспользовавшись ханским титулом, мечтал также завладеть пространствами, лежащими за рекою Сырью; и, наконец, Тамерлан, исполнившись мщением за неблагодарность Токтамыша, простер оружие свое чрез степи. Он, проходя как ужасная буря, истреблял все мирные заведения и, достигнув Волги, потряс престол Золотой Орды (Следствие и вина сих нашествий довольно уже известно свету из «Скифской истории» и из других авторов.). Во все сии времена, обитатели, блуждающие в степях киргизских, принимали различные стороны воюющих ханов и смешавшимися со многими народами. Иные, удалялись вслед за воинством победителей, а другие, приходили снова из стран сопредельных и соединялись с оставшимися. Сими, можно сказать, толпами народа в XIV столетии после нашествия Тамерланова наполнилась Степь и произвела нынешние киргизские орды. Глава 2. О ПРОИСХОЖДЕНИИ ОРДЫ КИРГИЗСКОЙ И ПРОИСШЕСТВИЯХ ДО НЫНЕШНЕГО ВРЕМЕНИ Рассуждение названия киргизов Неизвестно, что подало повод называть киргизцев сим именем. Оно неупотребительно ни между самим сим народом, ни же в азиатских провинциях, за степью лежащих. Словом, ни один род в киргизцах не носит сего наименования. Ежели они в переписке с пограничным начальством присваивают себе имя киргиз-кайсак, то более потому, чтоб соответствовать грамотам, от российского правительства насылаемых. Казак (т.е. всадник, воин) есть одно только имя, которое киргизцы дают сами себе и которое по справедливости им приличествует, как по всегдашнему их ратоборству, так и по сходству в жизни, которую прежде вели все казаки, известные ныне в России. Киргизец, чтоб дать точнее о себе понятие, на вопрос, кто он, к слову казак прибавляет еще род или племя, означающее прямое его начало, или тот круг, в котором он состоит, например, казак-чжагалбайлы(всадник чжагалбайлинский), казак-алимулы (всадник алимулинского рода) и проч., или, оставя род, произносит в единственном числе сарыказак (дикий всадник) (Сары значит собственно желтый, а в другом случае – дикий, седой, белесоватый цвет. Иногда киргизцы себя так называют для сравнения с россиянами, что видеть можно из следующей пословицы: сарыказак – каракалмак, сарыорус – караказак, т.е. как бел всадник (киргизец) противу калмыка, так русский бел противу казака.), а в множественном – Казакын ордын (Казачья орда). Итак, из сего видно, что название, теперь ими носимое, дано от россиян, чему причины могли быть следующие. 160 В те времена, когда после Огус-хана последовало существенное разделение могулов, внук его, называемый Кергиз, получил удел народа, впоследствии усилившегося под именем киргизов, или, правильнее сказать, кыргызов; обитание их при Чжингиз-хане и после оного располагаемо было около гор Сабинских, Саянских и по вершине реки Енисея. Потом они распространились частью до реки Иртыша, и частью до реки Селенги, производя сильнейшие набеги на первые в Сибири около Оби и за оною российские заведения. Но в исходе XVI столетия один зайсанг, сильный владелец великой Зюнгории, раздраженный буйностью кыргызов, впал с войском в их обитания. Некоторых рассеял по горам и степям, многих взял в неволю, а вообще весь народ переселил в горы Музтау, лежащие около Бадахшана. Последние вскоре опять усилились и ныне распространяются уже в Малой Бухарии, Кукане по горам Актау и при вершине реки Сыр. Следовательно, кыргызы соприкасаются кочевьям наших киргизов с юговостока. Последние их называют каракыргыз(черные киргизы), ташкыргыз (каменные) и алтай-кыргыз, и ведут беспрерывную с ними вражду 96. Хотя образ жизни, вид предания, названия родов и разность в нравах довольно подают справедливых причин горных обитателей признавать от степных киргизцев совершенно другим народом; но и за всем тем может случиться, что первые служили поводом к названию последних сим же именем. Известно уже, что россияне, поселившиеся в окрестностях реки Оби, претерпевали чрезвычайные беспокойства от горных кыргызов. Привыкши таким образом называть все набегающие от гор толпы кыргызами, как по сходству в вооружении, так равно и по роду воинских действий, впоследствии проименовали сим именем и степных восточных жителей, ибо они в исходе XVI столетия часто от реки Иртыша врывались также, как и первые, к Томску и в Барабинские степи. После сего, когда границы России от стороны Тобольска также приближились к сей степи, то с сим вместе и [385] народ, около оных мест располагавшийся, как во всем одинаковый с живущим у Иртыша, подпал под сие название, сделавшееся, наконец, общим для всех здешних обитателей. Второе обстоятельство происхождения сего имени отнести можно еще к значению самого слова киргиз, которое в башкирском и киргизском наречии изъясняет перетаскивание или собственно перетащи. Происходит ли сие от перетаскивания или скитания их по образу жизни с одного места на другое, или от перетаскивания, каковое разумеется в грабежах, сие остается решить особам, более в аналогии сведущим. Мы заметим здесь только, что виновниками наименования в сем последнем случае, конечно, есть башкирцы, как издавна им порубежные и знавшие коротко свойство оных. Что касается до произношения кайсак, то при сравнении его с словом казак, ясно видеть можно, что оно знаменует сие последнее название, но испорчено россиянами, хотевшими различать киргизцев от казаков российских. Историческое известие до подданства России Различные находятся мнения о начале киргизцев. Все они между собою несогласны. Но если разобрать сложность частей сего народа, тогда откроется их вероятность, по крайней мере, в рассуждении некоторых поколений, а особливо тех, от которых предания сии были пересказываемы, ибо народы, составляющие ныне орду Киргизскую, входили в степь столь различными путями и из столь многих орд, что почти нет ни 161 одного находящегося в востоке племени, из которого бы отрасль не составляла теперь или удела, или рода, или малой части в киргизцах. Сходство названий, еще и ныне сохранившееся, подает к сему убедительное подтверждение. Господин Рычков в «Оренбургской топографии» производит их от алтай-киргизов; г-н Паллас в «Путешествии» своем – от турков, вышедшими из пределов Арабии под начальством хана Кергиза; капитан Рычков от сорока холостых (Здесь, конечно, вкралась ошибка перевода, ибо «сорок холостых» по-киргизски не «кырк кийсак», как пишет г-н Рычков в «Путешествии» своем на стр. 33-й, а «кырык бойдак».), а мы в первой части по народному же преданию – от Оруса (Хотя все вообще киргизцы утверждают, что первый их хан разделил народ при смерти своей трем наследникам, от которых произошли Большая, Средняя и Меньшая орды, но все равно сего их основателя называют Орусом. Сии суть только те роды Меньшей орды, которые живут в западной части степи, прочие же дают ему имя Басмана, Акнияза и другие названия. Дабы согласить сие разногласие, надобно будет сих Урусовых почитателей, судя по Абулгази-баядур-хановой истории, признать или за потомство Орус-инала, бывшего начальникам над горными киргизцами при жизни Чжингис-хана, или за остатки разбежавшегося воинства Орус-хана Золотой Орды, претерпевшего в здешних степях около Эмбы совершенное поражение от Токтамыша.). Разбирать и соглашать сии несогласные известия было бы дело невозможное, а потому за лучшее почитаем показать только те обстоятельства, с которыми более согласна общая история, приспособляя притом к сему и собственные народные предания. Выше замечено уже было, что последнее население нынешней степи Киргизской приписать можно подданным Шейбани-хана, брата Батыева, которые впоследствии разделились на части и размножились присоединением к ним различных партий. Сии толпы плутали без всякой между собою связи под управлением разных начальников. Иногда почитали они себя подданными тех народов, коих порубежность близко подходила к их станам и превосходство сил устрашало их дерзость, а иногда сами устрашали своих соседей и разоряли оных. В таковом положении народ сей находился до разделения ханства Золотой Орды на царства Казанское и Астраханское. После сего в скором времени западная часть степи Киргизской приобрела полную независимость. А засим по удалении могольского хана к Китаю и по раздроблении обоих Бухарий на мелкие ханства, то же самое последовало и с восточною частью. Потомство Шейбаниево в сие время, как сильнейшее между прочими, имело большой перевес в делах народных. По истории Абулгазиевой известно, что в XVI столетии Фюлат-хан разделил подвластные ему аулы двум детям своим Даулат-шейх-олану и Араб-шейх-мамаю 97, которые располагали кочевья летом около реки Урала, а зимою – по реке Сыр. С сим разделением народа предания киргизцев частью согласуются. Они, однако же, говорят, что народ отдан был трем сынам: большому, среднему и меньшему; а от сего и весь народ разделен на [387] Большую, Среднюю и Меньшую орды. Но сие предание повествуется таким образом, кажется, потому, что киргизцы не могут сыскать другой причины разделения орд; и что происходит, конечно, совсем от другого источника. Известно, что прямые наследники Чжингис-хана, имевшие главное пребывание близ восточной части степи Киргизской, носили титул великих ханов и верховных властителей всех орд, а потому народ, им подчиненный, назывался Великою ордою, или, говоря прямо по азиатскому диалекту, Большою ордою, которая занимала обширное 162 пространство восточной части степи Киргизской. От сего впоследствии западные поселяне всех в востоке обитающих моголов называли сим именем. Когда же зюнгоры около начала XVI столетия составили за Алтайским кряжем особую орду, то племена, по сю сторону оных жившие, остались старым наименованием. По сей же самой причине в окрестностях Урала располагавшиеся кочевья составляли орду Меньшую, сколько по сравнению с первой в рассуждении сил, столько же и по зависимости в начальстве от Золотой Орды, и между оными двумя орду Среднюю, как в средине между Большею и Меньшею живущую. Сами киргизцы Большую орду называют сверх того Кирче-казак, пустынно-жительствующий воин, Среднюю – Урта чжинз, а Меньшую – Нагай. Вначале народ, рассеянный в степи Киргизской, общих ханов не имел. Каждый род зависел от собственных своих по расположению или привязанности народа предпочтенных родоначальников, нередко принимавших на себя титул ханов, хотя весьма мало значущих в других поколениях. Предания согласно с историею показывают, что Большая орда составилась тогда из тех собственно отродий, которые прежде непосредственно зависели от верховных ханов, а также и из семейств, изгнанных из Большой и Малой Бухарии, и из соседей Китая, удалившихся сюда от военных ужасов. Средняя орда произошла вся из древних великих туркских или могольских поколений, составлявших в свое время особенные орды, каковы суть: найманы, уйгуры, карлики, кипчаки и прочие. Все они управляемы были от старших детей потомства Шейбания. Меньшая включает смесь разных народов, а именно: кипчаков, булгаров, нагайских, узбекских, крымских, казанских и астраханских татар, турков и прочих, по многим случаям сюда удалившихся и приставших к [388]поколениям младших детей Шейбани-хана, от коих главные в сей орде роды байулы и алимулы ведут прямое свое начало. По таковом смешанном происхождении народа киргизского можно иметь прямую идею о его общественном положении. Беспрерывные несогласия, мятежи и войны составляли господствующую страсть всех и каждого. Несогласие во мнениях, происходящих от разности нравов, производили между ними множество особенных частей, которые нередко восстановляли вдруг повсюду многих ханов, а иногда ни одного из них не было, и народ был управляем биями или старейшинами. Пределы Сибири до Тобольска, Тары и Томска трепетали их опустошений; с другой стороны России врывались они к Екатеринбургу, достигали до Закамской стражи и грабили окрестности городов, поселенных на Волге. Полуденные страны Азии также в свою очередь терпели великие разорения. От них восприяли начало ханы Бухарии, Урганчи и Туркестана. Нередко приходили они туда низлагать возведенных ими и сажать на их место новых, а от сего и последние строения, оставшиеся от меча Тамерланова на реке Сыре и между Каспийским и Аральским морями, поселянами были брошены; плодоносные равнины Харазма и Ташкении превратились в пустыни, и села покрывались трупами мирных жителей. В начале XVI столетия, наскучив взаимными враждами, многие роды киргизские избрали над собою хана Тявку, или, как другие сказывают, Шабахта (Тявка, по словам некоторых киргизцев, был предшественник Абулхаир-хана, поддавшегося с ордою своею России; напротив, Шабахт-султан, как видно в Абулгазиевой истории, гораздо прежде сего времени усилился в степи Киргизской чрез завладение подданных Бургасултана.) 98, прославившегося геройскими своими подвигами и приобретшего знатное число подданных чрез свое редкое искусство примирять спорющихся и пленять дикие 163 сердца даром красноречия. Он происходил из потомства солтанова, известного в истории Абулгазия. Сие обстоятельство представляет в здешней истории важнейшую эпоху. В первый раз, как будто по вдохновению, всеобщее желание иметь главного правителя обнаружилось между большею частью народа, обитавшего в степи Киргизской, и правосудное правление Тявки-хана привлекло к нему вскоре многие уделы от всех трех орд. Чтоб в каждой народной части с лучшим порядком управлять общественными делами, старики, по совету Тявки-хана, выбрали трех старейшин, препоруча им смотрение за правосудием биев, или судей, каждого аула и возложа при том на них непосредственную обязанность ответствовать за все могущие случиться в родах беспорядки хану. В Большой орде назначен был в сие достоинство Тюля-бий, в Средней – Казбек, а в Меньшей – Итка. Для предупреждения споров в паствах, Тявка, по добровольному согласию, назначил каждому роду места зимних и летних кочеваний, распределил аулы и начальствующих старейшин над оными, ограничил самовластие родоначальников постановлением кратких законов, прибавив к оным некоторые места из предания народного, и повелел затверживать их детям с самого младенчества, дабы чрез то могли сохранить их потомству, передавая изустно. Может быть по пристрастию или незнанию киргизцы несправедливо приписывают сему их владетелю изобретение общественных законов. Вероятно, оные уже существовали прежде, и, судя по времени или усиливались, или опять ослабевали, так как и в сие время Тявка только поддержал угасающую между народом силу оных. Но как бы то ни было, обстоятельство сие заслуживает внимания уже и потому, что утверждает на опыте, что без хороших уставов никакое общество благосостояния своего иметь не может. В законах сих положено было: «За кровь мстить кровью, за насилие и обличенное прелюбодеяние предавать смерти, исключая разве истец согласен будет, чтобы весь род виновного заплатил ему, судя по знатности и богатству убитого или обиженного, от 200 до 1000 лошадей и пристойное количество прочего имущества». Сие удовлетворение названо было кун, т.е. мзда крови. «Увечье всякого роду отмщевать равным же увечьем или по желанию обиженного взыскивать с виновного скот и имение». Сие называлось мздою увечья. «Обличенный в воровстве скота платит тем же самым скотом трижды девять раз против похищения, с придачею к верблюдам пленного, к лошадям – верблюда, к овцам – лошадь и проч. А после девяти обличений виновный наказывается смертью». Удовлетворение по воровству называлось айбана, т.е. мзда хищения. «Ежели виновный не может дать следующей с него по исчислению мзды, тогда должен отвечать весь аул, в котором он имел свое кочевание». «За кражу вещей движимых взыскивать равную долю противу похищения с придачею, смотря по количеству покражи: лошади, верблюда и проч.». «Для уличения преступника истец должен представлять три свидетеля посторонних». 164 «Разбирательство производят бии, судьи или старшины, управляющие теми аулами, из которых истец и ответчик, и, сверх сего, из опытных и добродетельных старцев с обеих тяжущихся сторон и изберутся два посредника». «Ежели обвиняемый преступник по позыву судей к разбирательству не явится, то совершить наказание над ближним его родственником, или разве весь аул заплатит определенную мзду и обяжется под опасением нового взыску, сыскав виновного, совершить над ним определение суда». «Когда удовлетворение, или пеня, по суду положенная, обвиненными не совершается, и когда родоначальник скрывает преступника и сам уклоняется разбирать дело, тогда обиженные имеют право, собрав к себе сотоварищество из ближних своих, скот, следующий в пеню, или мзду, за преступление, тайно отгонять от аула виновного; но по прибытии с оным в свое жилище должно тотчас объявить о сем старейшине и на пути встречающимся почетным людям». Сие возмездие названо барантою (Оный закон соделался ныне виною величайших зол в орде Киргизской и в спокойствии российской границы.). Судьям и посредникам за решение дела назначил он в собственность десятую часть от всего иску. Подать расположил поголовно на всех киргизцев, могущих управлять оружием, исключая султанов, т.е. ханских детей. Хан, или правитель, получал для себя со всего имения и скота только 20-ю часть в год, а таковая же доля отдаваема была биям, управляющим в народе. Один осенний месяц определил к всеобщему посреди степи собранию старейшин, султанов и хана для решения дел, до целого общества касающихся, и при случае смерти хана – для избрания оного. Он положил также за священное правило, что казак (киргизец) не может без оружия появиться под открытым небом; «тогда голос его в совете да не внемлется и младшие, да не уступают ему мест своих». Охоту и ристания не забыл также Тявка-хан поместить в своих уставах. Почитая оные за единственное в жизни удовольствие, от занятия сего не исключил он даже и женского пола. Для уменьшения излишних споров в делах фамильных, разделил родовые тамги (Тамга есть ничто иное, как гиероглифический знак, похожий на китайский характер. Она имеет одинаковое значение с гербами. Азиатцы говорят, что Огус был первый, давший таковые знаки девяти кочевым ордам, от него получившим свое основание. Впоследствии колена, или роды, отделившиеся от сих главных частей, пользовались также тамгами оных, с тою только разницею, что старшее поколение получало тамгу первого родоначальника, или основателя, а прочие к сим начальным знакам, не переменяя основания фигуры, прибавляли приличные отметы. Таким образом, тамги сии, переходя в потомство, нечувствительно изменяют вид свой. Кочевые народы столь тщательно, однако же, наблюдают их порядок, что многие по тамге свободно узнают род и от какого начала оный происходит. Киргизцы употребляют их вместо подписи или приложения печати; вырезывают на оружии, вышивают на военной одежде, выжигают 165 на коже молодых верблюдов и лошадей, и выстригают на шерсти у овец. Надобно заметить, что между башкирцами знаки сии менее разделены, ибо каждый род, или волость, имеет только одну общую тамгу. Напротив, у киргизцев каждая фамилия пользуется непосредственно своею.) на многие части, так что каждое отделение рода и почти всякое семейство получало свой знак для намечивания скота, а чрез сие хозяйству доставил удобность повсюду и во всех табунах отличать свою собственность от чужой. Оградя, таким образом, внутреннее спокойствие орды Киргизской, хан возбуждал в народе дух к ратоборству противу стран порубежных. Нельзя сказать, чтобы с самого начала все обитающие в степи племена прямо подчинились правилам Тявки-хана. Сие зависело от одного только времени, которое потом принесло семейной жизни неоцененное благо – безопасность. Кочевья начали рассеиваться безмятежно по всем степям. Табуны бродили смешанно и без надзору, скотоводство размножалось и человечество, казалось, было счастливо. [392] После Тявки, или Шабахта, достоинство ханское вскоре угасло, и народом управляли избираемые старейшины. Хотя некоторые главные роды давали иногда титул хана солтанам, бывшим ханским детям, но сии ни в каком случае не имели настоящей власти в кругу общества, кроме предводительства над скопищами воинскими при впадении в неприятельские земли. Чрез сие время от времени союз общественный чувствительно начал приходить в упадок. Сильные колена составили особые партии. К ним пристали другие и, таким образом, киргизцы совершенно разделились на части. В Большой орде произошли от сего три главные рода, а именно: род саргамский, ведущий свое начало от карликов, тулатовской – от потомков Тулия, сына Чжингизханова, зюнский – от древних канклов. В Средней, как в многолюднейшей, четыре: собственно древний найманский, кипчатский, аргинский от уйгуров и курейский – от курисов. В Малой – три: алимулы и байулы от потомства Шейбани-хана или, лучше сказать, от двух братьев, детей Фюлата, которым орда была разделена; и третий чжидеруу (семиродский) – из семи поколений и из семи разных мест вышедших в степь Киргизскую. Прочие, рассеянные в степи, от разных начал происходящие толпы, вступили в состав сих главных родов. В начале XVII столетия зюнгоры, известные у киргизцев под именем калмак, усилившиеся около Алтайских гор, по рекам Или и Эмилю и в Малой Бухарии, воспользовавшись существовавшими тогда в киргизском народе несогласиями и под видом отмщения за прежние набеги, устремились на киргизцев. Одна часть зюнгорцев теснила, истребляла и преследовала их с востока от вершин реки Нижний Иртыш и от гор, ныне называемых Зюнгорских, за горы Буглытага и реку Сарасу в глубину степи; а другая, наводнив Большую Бухарию, Хиву, разорив Урганчи и пробравшись между Каспийским и Аральским морями также к степям киргизским, завладели окрестностями реки Эмбы и нижнею частью Урала, начала делать набеги на киргизцев с запада. Вскоре за сими потрясениями бухарские узбеки и каракалпаки в свою очередь тревожили их с юга, а башкирцы разоряли с севера. Ужасная и доныне в памяти киргизцев сия эпоха, сопровождаемая величайшими бедствиями, преследовала их до последней крайности. И по сие время сохраняются еще 166 в преданиях орды обильные повествования о храбрых героях и о несчастных происшествиях того времени. Часто поседелые старики, указывая на крутые насыпи, прикрывающие прах усопших, говорили нам: «Здесь лежат наши богатыри, погибшие на ратном поле, защищая вольность. Тут погребены целые аулы, истребленные многочисленными варварами; но невзирая на сию жестокость, мужество не оставляло отцов наших. Облекшись в панцири, они сражались отчаянно, и поле битвы оставляли часто под твердыми своими стопами. Иногда подобно ужасной буре поражали они скопища неприятельские и след их бегства покрывали трупами». Вражда сия продолжалась почти целое столетие без всякой решительности, и уже около 1700 г. зюнгорскому хану контайше 99 удалось покорить Большую орду, а с оною Туркестан, Ташкент и Самарканд, принудя их платить дань. Средняя орда, предвидя таковые же последствия, частью вступила добровольно в его подданство, а частью удалилась к северу к границам тобольским, производя в Сибири беспрерывные набеги. Меньшая стеснена была в пески около озера Аксакалбарбий и по рекам Иргизу, Тургаю, Ори, Илеку и Уралу. Кровопролитие повсюду час от часу усиливалось, а особливо в Меньшей орде, окруженной отовсюду неприятелями. Многие семейства, не находя нигде спасения, принуждены были сами предавать себя в руки победителей, но жестокости, производимые над ними, ожесточали чувство оставшихся еще свободными. В 1710 г. некоторые старейшины и начальники семейств из числа тех родов, которые располагались в песках Каракумах, собрались для совету, дабы употребить все усилия к единодушной защите друг друга до последней капли крови. Слабые души даже среди сего собрания обнаружа страх свой и предлагали искать безопасности от милосердия контайши; другие хотели оставить жилища свои и спасаться бегством за реку Волгу, а некоторые подобно робким зайцам желали рассеяться в разные стороны и поколебали было постоянство многих. Но известный в то время по храбрости старшина Буканбайуничтожил сие предприятие их. Киргизцы рассказывают, что он среди жаркого спора, разорвав на себе одежду и повергнув в круг совета меч свой, говорил в исступлении: «Отмстим врагам нашим! Умрем с оружием! Не будем слабыми зрителями разграбленных кочевок и плененных детей наших! Робели ли когда воины равнин кипчакских! Сия брада еще не украшалась сединою, как я багрил руки свои в крови неприятелей. Теперь могу ль равнодушно снесть тиранство от варваров? Еще нет у нас недостатка в добрых конях! Еще не опустел колчан со стрелами острыми!» После сего все торжественно клялись следовать совету Буканбая. Энтузиазм достиг даже до того, что некоторые из старейшин для усугубления клятвы открыли себе раны и точили кровь свою на пылающий среди них костер. По окончании присяги совершалось общее богомоление, и разделено было жертвенное брашно, приготовленного из белого коня. Они хотели чрез сие ознаменовать непоколебимость союза. Орды избрали в сие время султана Абулхаира, как старшего сына из фамилии ханской, а Буканбая благодарный народ провозгласил своим предводителем. К союзу сему, названному по месту, где был съезд, Каракисяцким, присоединились из Меньшой орды большая часть рода алимулынского, часть байулынского и чжидеруу, а из Средней – несколько семей кипчаков и найманов. 167 Утвердившись таким образом в своих намерениях, киргизцы по всеобщем вооружении напали на калмыков со всех мест, и в короткое время многих выгнали от реки Эмбы за Урал, а от песков Каракум за реку Сарасу. Они, конечно, успели бы совершенно торжествовать над ними, если б новые сильнейшие набеги от башкирцев и каракалпаков, из коих последние завладели прекраснейшими кочевыми местами при устье реки Сыр, не положили преграду дальнейшим успехам. Сии причины побудили Абулхаир-хана искать случая, дабы открыть мирное сношение с Россией и просить ее о принятии орды его в подданство, что в 1730 г. и действительно исполнил. В 1731 г. прибегли к сему же Средней орды Шамяки-хан 100 и Большой орды Юлбарс-хан (В прямом смысле владельцы сии были только начальниками собственных своих родов, а на весь народ действовали только посредственно чрез приверженных к ним старейшин.) 101, объявя о сем их желании посланному из России к Абулхаир-хану Иностранной коллегии переводчику Тевкелеву. От подданства России до нынешнего времени В 1734 г. киргизские орды торжественно проименованы были подданными всероссийского престола, но киргизцы не все, однако же, единодушно согласовались с расположением их ханов. Даже малые поколения, преданные ханам, противились два года приведению к присяге. Из других родов показывали свое согласие, и то со временем только некоторые бии, привлекаемые к сему от пограничного начальства или чрез подарки, или чрез раздачу жалованья, или чрез особенные почести и угощения. Народ и после сего долго не внимал никаким предложениям и, по праву господствующей свободы, оставался совершенно независим. Иногда в то самое время, когда с ханом и родоначальниками происходили переговоры, простые киргизцы под руководством наездников (батырей) врывались в недра России или грабили купеческие караваны, наиболее же производило сие Большая орда, которая по отдаленности своей от российских пределов пресекла всякое с нею сношение. Ханы Средней и Меньшей орды также редко исполняли долг свой противу их обязанности. Они в одно время и клялись быть послушными, и испровергали свою клятву, а совокупясь с некоторым народом, часто подавали повод к опустошению границ российских. Происшествия сии с довольною подробностию описаны у г-на Рычкова в «Оренбургской истории». Впрочем, нельзя сказать, чтобы подданство киргизцев не принесло никаких польз, ибо для России подало оно случай устроить пограничную стражу по рекам Уралу, Тоболу и по Ишимской степи до реки Иртыша, где еще со времен государя Петра Великого производились обширные заведения; а чрез сие многократно бунтующий народ башкирский был вскоре приведен в полную зависимость и порядок, и притом распространены постоянные заселения, увеличилось хлебопашество, обогатилась торговля восточными продуктами, открылись богатые горные промыслы, и порубежные сему краю российские области обеспечились от набегов. Для киргизцев подданство их России принесло спокойствие от башкирцев и от калмыков, кочевавших по западной стороне степи, из коих сии последние были переведены и поселены между Уралом и Волгою. Зюнгорцы, нападавшие на них с востока, и даже в 1742 г. сильным ополчением опустошая кочевья, достигшие до Орской крепости, чрез сношения с зайсангами и ханом были от сего удержаны. 168 Таковые выгоды, сопряженные с привлекательностью торговли, время от времени заставляли многие роды признавать над собою верховную власть России и искать ее покровительства, а особливо в делах, относящихся до междоусобных распрей с пограничными российскими обитателями. Краткий перечень исторических известий о Большой орде Большая орда прочих малолюднее и гораздо необузданнее, редко управлялась она одним ханом и ни в какое время не составляла одно союзное общество. Когда поддалась она зюнгорцам, жилища ее от прежних мест, т.е. от озера Балхаш и реки Эмиля, прогнаны были к рекам Цую и Сарасу. Собравшись с силами в новых убежищах, орда сия обратилась в ожесточение на Туркестан и Ташкению, и без того уже опустошенные набегами от зюнгорцев; почему поселяне, оставя рассеянные по долинам шалаши, скрылись по большей части в городах. Киргизцы, воспользовавшись их удалением, перенесли кочевья свои в сии провинции. Жители, запершиеся в укрепленных городах, лишась способу заниматься земледелием, принуждены были искать помощи от самих киргизцев и просить от них к себе на ханство знаменитых солтанов. Но, невзирая на сие, разбойнические партии почти беспрерывно беспокоили окрестности городов, отхватывали выпускаемый в поле скот и грабили купеческие караваны. Междоусобия, возникшие с 1749 г. между зюнгорскими зайсангами 102, имели много влияния на происшествия в Большой орде, ибо тогда главная ее часть из подданных соделалась посредницею во взаимных враждах зюнгорских, иногда доставляла она пристанище изгнанным ханам и зайсангам и доставляла им способ возвратить прежнее достоинство. При войне Амурсананя с китайцами (О сей войне подробное известие читать можно в «Оренбургской топографии» г-на Рычкова.), орда сия составляла главное его воинство. В 1756 г., когда неоднократно пораженный сей владетель оставил зюнгорцев победителям, киргизцы, пользуясь тогда пламенем войны и раздора, напали в свою очередь на Зюнгорию, опустошая новых своих соседей китайцев, которые в 1770 г. принуждены даже были учредить пограничную военную линию, прикрыть ее укреплениями и снабдить достаточно войсками, простирающимися ныне до 20 000 человек. Киргизцы заняли между тем своими кочевьями все окрестности до китайской линии и распространились к Малой Бухарии до вершин реки Текеса, завладев опять старыми своими на востоке обитаниями; к ним присоединилась в сие время и часть рассеянной орды Зюнгорской. Нужда в произведениях, необходимых для изобилия кочевых обитателей, коими избыточествуют только общества благоустроенные и постоянною жизнью наслаждающиеся, время от времени сближала часть Большой орды, поселившейся около реки Или, к их соседям, коих прежде они грабили. Миролюбивые правила, составляющие дух китайских законов, с коими они чрез торговлю познакомились, невольным образом заставили их подчинить себя оным; так что ныне более нежели 50 000 семейств сей орды состоят в зависимости у губернатора земли Зюнгорской, пользуясь однако же правом свободной жизни. Другая часть Большой орды, поселившаяся в равнинах Туркестана, по долгой или, лучше сказать, беспрерывной вражде с жителями, наконец, в 1798 г. ханом ташкенским Юнусходжою 103 были покорены. Уверяют, что завоевание сие совершилось менее нежели в четыре месяца. Решительность, с какою он действовал, стоила погибели несколько тысяч 169 сего народа, не исключая слабых жен, малолетних детей и старцев. Для приведения в ужас оставшихся, из голов побитых на торжищах сооружались пирамиды, и трупы, разметанные по полям, не велено было даже предавать земле. Одна сия толико неизъяснимая жестокость в столь короткое время могла укротить буйный характер киргизов. Юнус-ходжа принудил их вести тихую жизнь, давать ему войска и платить дань скотом. Проникнуть в горы Актау и напасть на жилища киргизские, между скалами и в ущельях скитающиеся, он не осмелился. А потому поколения, рассеянные там, составляют часть сей орды совершенно свободную; остальная же ее часть, состоящая из 10 000 кибиток, отклонилась к реке Иртышу и соединилась со Среднею в число подданных России. Краткий перечень исторических известий о Средней орде Средней орды Шамяки-хан уже в 1731 г., как и выше было предложено, просил о принятии его с сей ордою в российское подданство, но, по случившимся в Башкирии беспокойствам и по причине собственных набегов в российские области, оставался попрежнему независим. Но, наконец, в 1740 г. наследник Шамяки Абулмамет-хан 104 и знаменитый воин Аблай-солтан, посетя Оренбург, на верность к российскому престолу были приведены к присяге. Их примеру последовала и та часть Средней орды, которая кочевала по западной стороне степи, а восточная часть, располагавшаяся близ реки Иртыша, оставалась без всякого сношения и, быв подстрекаема зюнгорцами, особенно владетелем их Галдан-Черином, часто делала набеги на российские пределы. В 1742 г. возмутились они до того, что, пристав к ополчениям зюнгорским, ходили войною противу своих соотечественников. В 1745 г. некоторые из них врывались к Колыванским заводам, а другие устремились в сие время в Бухарию и очистили себе славные зимние кочевья по реке Сыр, лежащие к западу от Туркестана. Движения сии, хотя и успокоились несколько по низложении от китайцев орды Зюнгорской, но к признанию себя зависимыми от России они дотоле не подавали никакого надежного расположения, доколе управление всею ордою Среднею по пограничным делам перешло к тобольскому правительству, и когда в 1750 г. учреждена была на границе особенная комиссия, которая сначала существовала в городе Семиполатинске, а потом переведена в Омск. Абулмамет-хан, начальствовавший Среднею ордою, на востоке во время всеобщих перемен, бывших при падении Зюнгорской орды, напал на Ташкению. Бессилие природных жителей и слабость разбредшихся по оной племен Большой орды, подали ему удобный случай, соединенно с родоначальниками Бараком105 и Семгалием 106, покорить сию землицу. Он взял себе в собственность город Ташкент, а союзникам уступил город Туркестан и окрестности его. По смерти Абулмамет-хана, или, как иные называют, Аймамет, возведен был в сие звание Аблай-султан. Во время пребывания его в степи, жители ташкенские, свергнув с себя зависимость от владетелей Средней орды, восстановили собственное правление под защитою сильных родов Большой орды, которые выйдя тогда из гор Улутау, захватили опять места близлежащие к сему городу и там пресекли Аблаю-хану все пути к новому завладению Ташкентом. Но Туркестан, отданный во владение Бараку и Семгали, и поныне находится в зависимости их потомков, ханов Ишима 107 и Булата 108, которые по беспрерывной между собою вражде прибегли искать покровительства у бухарского державца, чрез что всю сию страну подвергнули под власть оного. 170 В то время, когда происходило сие в южных кочевьях Средней орды, восточные, по низложении зюнгорцев, сделали набег к горам Тарбагатай и завладели местами, лежащими по западной стороне озера Нор-Зайсана. Сообщничество их с прежними обитателями сей части земли и нужда во многих произведениях китайских, склонили их на сторону сих новых соседей. Сие перешло вскоре в зависимость, подобно как в Большой орде, а наконец, и самые родоправители начали постановляться с утверждения правительства китайского под титулом ван – принц. Ныне ханское достоинство в Средней орде носит сын Аблая Валлий 109. Обширность земли, занимаемая кочевьями киргизцев сей орды, и раздельность оной в рассуждении родов были причиною, что ханы никогда не признавались верховными правителями. Каждая часть народа имела своего старейшину, избираемого по дружелюбному согласию и почти равносильного хану. Российское пограничное начальство по Иртышской линии нимало не препятствовало к таковому их разнообразию и вообще не входило в народные дела. Система, предпринятая оным для управления Среднею ордою, клонилась единственно к удержанию киргизцев от набегов на линию и к приведению в лучшее состояние коммерции. Чтоб достигнуть сей цели велено было во всех крепостях содержать аманатов, выбирая для сего из каждого рода почтенных людей, и наказывать за пограничные преступления без отлагательства чрез посылаемые в степь воинские команды прямо в кочевья виновных. Поступки сии впоследствии много обуздывали непостоянство народа. С другой стороны киргизцы Средней орды и потому еще удерживались от сих покушений, что в Сибири за Иртышом не было народа им ненавистного, каковы были башкирцы и калмыки, населяющие за Уралом пределы оренбургские. Можно сказать, что граница российская, начиная от реки Тобола и далее на восток, по истреблении зюнгоров, во все времена менее других частей претерпевала от буйности кочевых обитателей. Впрочем, сей образ правления при своих выгодах произвел некоторое помешательство, ибо, когда дикий сей народ увидел, что Россия во внутренних его делах не принимает никакого участия, то соделался вскоре чуждым ее зависимости. Отчего ныне подданными России почесть можно только те части сей орды, которые кочевья свои располагают близ границы. Что же касается до прочих, то отдаленность отвлекала их от всякого рода сношений. Правда, некоторые родоначальники, по приезде своем на границу, льстят уверениями о своей преданности, но сии уверения по существу их ничего не значат и происходят от каких-либо выгод. Народ, чувствуя себя совершенно свободным, предался хищничеству и поднял междоусобные брани. В 1803 г. некоторые родоначальники, побужденные сею крайностью, просили о пропущении их с 11 000 кибитками в Россию для всегдашнего кочевания в Барабинских и Иртышских степях, обязываясь по истечении десятигодичного срока, записываясь в казаки, исправлять службу, что и было дозволено. Сверх того многие из киргизцев сей орды заводят уже постоянные селения около гор Каратау и в Ташкении, признавая своими правителями почтенных в народе старейшин. Знаменитейшее из сих есть местечко Икан, лежащее около Туркестана, под владением султана Букея. Дабы приучить пастушеский сей народ к постоянной жизни и земледелию, иные из старейшин присоединяют к сим поселениям семьи пленных ташкенцев и каракалпаков. Краткий перечень исторических известий о Меньшей орде 171 Меньшая орда, первее прочих искавшая подвергнуть себя всероссийскому скипетру, впоследствии показала весьма слабые черты прямого к тому расположения и даже была бы готова поднять оружие, если бы только силы и возможность к тому допускали. Немногие из простых киргизцев знают, что они подданные России и в чем состоит сия обязанность, а старейшины о сем мало думают. При заведении на реке Урал пограничной стражи, управление над ордою отдано было в полную власть хана с тем, дабы он российскому правительству ответствовал за проступки всех своих подчиненных и с помощью старшин удовлетворял требования по пограничным делам. Учреждение сие не принесло, однако же, желаемой пользы, а открыло только сколь мало имеют ханы влияние на круг киргизских обществ. Сие подтвердилось наиболее по вступлении в достоинство ханское Нурали-султана, сына и преемника Абулхаирова (Абулхаир имел дух предприимчивый, главнейшая страсть его было властолюбие. Малочисленность собственно ему подвластного рода и недостаток сведений, дабы пользоваться всеми оборотами счастья, навлекли ему многие неудовольствия. Он мешался во все происшествия у сопредельных обитателей. Уже после подданства России, от которой сначала приобрел к себе немалую доверенность, был избираем правителем Большой орды, но потерял сие достоинство чрез неумеренное корыстолюбие. Потом ходил с немалым воинством для грабежа в Бухарию и опустошил там многие селения; а во время башкирских бунтов приезжал к сему народу в намерении привлечь к себе сообщников, но по требованию от российского правительства принужден был без ничего оттуда удалиться. После сего старался сблизить себя с зюнгорским ханом, дабы соделаться владетелем над всеми киргизскими ордами. Для сего единственно вступил он на ханство в Туркестане, но киргизцами Большой орды был изгнан. По возвращении в орду предпринял завести около Аральского моря, близ устья реки Сыр, укрепленный город, прося на сей предмет от России регулярного войска, дабы воспользовавшись оным иметь более способу распространять свое самовластье. Не успев еще положить начало сему заведению, как чрез разные ухищрения усилился в Хиве, принял на себя верховное в ней правление и распространял набеги в жилища трухменов. Нашествие персиян под предводительством Надир-шаха изгнало его оттуда. Он выехал снова в степи и в то же время поссорился с оренбургским пограничным начальником за неперемену содержавшегося в аманатах сына его другим, от наложницы рожденным. Огорчась сим случаем, употреблял все ухищрения к вреду российских пределов и даже искал персидской протекции. Между тем напал на нижних каракалпаков и, разоря многие кочевья, прогнал оных от реки Сыр за Куван, принудя народ сей именовать себя ханом. Наконец, обратился было опять на Среднюю орду, но убит в междоусобной ссоре с родственником его Барак-солтаном.). Пограничное начальство к обузданию хищников и для приведения вообще всех к покорности ввело репрессалии, или взаимные отмщения, известные под названием баранты. К сему преимущественно допущены были казаки уральские, заволжские калмыки и башкирцы, обитающие в Уральских горах, которые и без того сохраняли из рода в род к киргизцам свою ненависть и претензии, а особливо от последних башкирских и калмыцких ]возмущений, когда нарочито для безопасности новых в том краю заведений старались содержать сии народы во взаимных между собою раздорах. Подвигнутые таким образом партии, проходя в степи, нападали на первые встречавшиеся кочевья, хотя бы оные и не были виновны. Разорение, которое они от того претерпевали, побуждало киргизцев к отмщению. Они врывались в башкир, нападали на калмыков и без разбору на линию во всех пунктах так, что поселяне повсюду подвержены были беспрерывным беспокойствам, а вместе с оным страдали и проходящие чрез степь купеческие караваны, расстраивалось согласие между 172 киргизскими родами и разрушалась система самого правления ордою. В 1750 г. некоторые из киргизцев, как бы в замену хищения башкирского, под начальством самого Нурали-хана делали набеги на Среднюю орду под видом отмщения за убийство Абулхаира, а другие под управлением старшин своих нападали на каракалпаков и аральцев, по южной стороне и на островах Аральского моря обитающих. Продолжавшиеся год от года расстройства, а особливо же 1762 г., во время бывшего в Оренбургском крае всеобщего возмущения, заставили, наконец, по укрощению оного принять противу сей орды сильнейшие меры. В 1786 г. в главных родах, алимулинском, байулинском и семиродском, учреждены были расправы, подчиненные почтенным в народе биям, под названием родовых старейшин, и под присмотром определяемых от российского начальства под видом письмоводителей мугометанского закона мулл. Сими расправами руководствовал главный пограничный суд, в котором присутствовали избранные киргизские старейшины и другие российские пограничные обитатели под управлением особых чиновников. В сем суде производились дела, касающиеся до междоусобных раздоров и набегов. Таковым учреждением ханская власть гораздо уменьшилась, и султаны потеряли почти всю доверенность народа; орда разделилась на партии и беспокойства не утихли. Начальники расправ, не имея способа по требованию главного суда отыскивать между столь великими кочевьями преступников и не будучи довольно сильны противиться самовольству и буйности оных, остались без всякого действия, и многие из них, дабы не потерять перевеса в почтении народном, принуждены были следовать общему всех стремлению. Сии беспорядки продолжались и при хане Эрали 110, преемнике Нуралиевом. По смерти сего последнего предположено было возвесть в ханское звание солтана Ишима 111, человека отличных достоинств и испытанного в верности к России. Выбор сей должно было сделать в противность введенному в орде порядку из младшего байулинского рода, а не из алимулинского, из коего происходил Абулхаир. Киргизцы сами никогда не сделали бы сего назначения, если б бывший тогда в Оренбурге генерал-губернатор Вязмитинов, собрав все роды в Оренбурге, по долгим спорам к тому их не убедил. По торжественном утверждении хана назначено было ему построить жилище в окрестностях озера Тайсуган-Каракуль, лежащего недалеко от Нижнеуральской линии, дать для его безопасности небольшую команду, которую бы мог даже посылать в средину степи к совершению определений, и, наконец, под названием Ханского совета предполагалось присоединить для обитания с ним вместе почтенных старейшин, избрав оных изо всех родов. Но прежде нежели успели произвести сие намерение в действо, Ишим был убит среди своего кочевья, и на место оного избран престарелый дядя его Айчувак 112. В 1797 г. для прервания между российскими и киргизскими командами баранты учреждены были по границе во многих местах как от башкирцев, калмыков и казаков, так равно и от киргизцев депутации при посредстве нарочито для того определенных чиновников. Им должно было разобрать старые претензии и удовлетворя по возможности справедливому иску, все прочие навсегда уничтожить. Сие по существу своему полезное предприятие, по случаю скорого окончания его действия, послужило только к раскрытию и возобновлению уже потухших неудовольствий, а к пущему их 173 распространению послужило и то, что вскоре засим управление ордою снова отдано было в полную власть хана. Народ, составлявший и без того уже различные части под управлением мелких своих биев, теперь еще более начал переменять свою зависимость, а напоследок из сего самовольства произошли неизгладимые взаимные вражды; среди коих пограничные обитатели опять допущены были вступать большими толпами в степи и под видом баранты, или репрессалий, у ближайших киргизцев отбирать последний скот. Киргизцы, не имея сил отмстить прямо виновным, нападали на своих соотечественников. Обиженные прибегали с просьбами к хану, но сей, будучи бессилен дать защиту, возбуждал противу себя только негодование и презрение. Наконец, сии обстоятельства произвели, что народ вышел совсем из повиновения, удалился в глубину степи, а хан и султаны, не имея для себя пристанища кроме России, с оставшимися родовыми партиями приблизились к линии. Некоторые из них, дабы избавиться совершенно раззорения, просили о перепущении за реку Урал для поселения по Волге, что в 1802 г. 5000 кибиткам и было позволено. Сие время в орде можно назвать революционным. Всякий должен был защищать свою собственность с опасением лишиться жизни, а ежели киргизцы не с такою яростью разоряли российские границы, то в замену сего купеческие караваны были как бы определенная жертва их алчности. Некоторая часть сей орды, удалившейся от границы, отошла к востоку и присоединилась к Средней орде. Другие, совершенно рассеяв нижнюю Каракалпакскую орду, завладели окрестностями реки Сыр, при ее устье, и выбрали себе особого хана Абулгазы Каипова, а прочие поселились между Аральским и Каспийским морями к югу и, ведя беспрерывные междоусобия с трухменцами, достигли до реки Аму и гор Мангышлакских. Сии последние, соединясь с немногими аулами к ним приставших трухменцов, в 1802 г. прислали на границу посланцев под предлогом, что будто бы весь трухменский народ желает вступить в российское подданство. Присланные депутаты были препровождены ко двору, а по их просьбе утвержден желаемый хан 113. В самом же деле сие учинено отпадшими киргизцами в надежде, дабы чрез сие воспользоваться определенными при таковых случаях наградами. 1803 и 1804 г. род кишкеня-чикты под предводительством хана своего Абулгазы имел войну с каракалпаками, у которых сверх великих табунов скота, взято в плен много девок, и, как сказывают, сам Абулгазы признан ими также ханом. Различные таковые беспорядки в орде заставили пограничное начальство изобретать разные средства к восстановлению спокойствия. Во-первых, за лучшее признано было не выдавать киргизским родоначальникам определенного от короны жалованья, потом положено захватывать в аманаты лучших людей и, наконец, предпринято посылать в степь для увещания народа служащих в России киргизских старшин под именем конфидентов. Но все сии предприятия очень мало имели успеха. Первое только возрождало неудовольствие в сердцах корыстолюбивых старшин, а аманаты, захватываемые из родов слабых, живущих близ границ, никакого не делали влияния на отдаленные аулы, а посему и третье в киргизцах никакого не могли произвести 174 впечатления. В 1805 г. Айчувак за старостью лет от ханства уволен, а на место его возведен Джантюря-султан 114, но надежды к спокойствию еще и по сие время не приметно. Буйность распространилась до того, что в 1806 г. во время войны бухарцев с хивинцами, чиктынское и тюрткаринское отделения ворвались в Конрат и по причине удаления оттуда хана к бухарскому владетелю Мирхайдару для испрошения себе покровительства, разграбили оный. Мирхайдар, после покорения Хивы, повелел конратцам, соединясь с узбеками, разорить сих хищников. Сей поход предпринят в начале 1807 г. и окончен чрез месяц. Киргизцы потеряли очень много и вытеснены были из зимних кочевьев своих до Каракума. В заключение сего заметить должно, что приближение владения Бухарского к рубежам степи: со стороны Конрата к кочевьям Меньшей орды, а со стороны Туркестана и к Средней впоследствии может иметь важное влияние на положение сего народа. Комментарии 89. Джучи (Чучий) (ум. 1227) – старший сын Чингисхана. В 1224 г. ему были выделены в удел земли к западу от Иртыша и от Северного Семиречья и Северного Хорезма до Нижнего Поволжья. Гавердовский ошибается, утверждая, что Джучи погиб в 1225 г. в сражении против русских и половцев. Он умер в своей ставке и похоронен на Сарысу. 90. Тулуй (Таулай) не был внуком Чингисхана, а его младшим, четвертым, сыном от старшей жены Борте-хатун и умер в 1233 г. Будучи «отчигином» (владыкой домашнего очага) он унаследовал после смерти отца «коренной йурт» в Монголии и 101 тысячу из 129 тысяч человек монгольской регулярной армии, а также все его имущество и казну, и по этой причине не имел прав на наследование титула великого хана. После смерти Угэдэя (Угадая) в 1241 г. великим ханом стал его сын Гуюк (1246-1248). И только после смерти Гуюк-хана, на курултае 1251 г., при поддержке Бату-хана, великим ханом был провозглашен сын Тулуя Мункэ-хан (1251-1259). Со смертью его в конце 1259 г. и закончился период единства Монгольской империи (Султанов Т. И.Поднятые на белой кошме. Потомки Чинигиз-хана. С. 34-56; Чулууны Далай. Монголия в ХIII-ХIV веках. М., 1983. С. 34-50). 91. Именем Джчалагай Гавердовский называет второго сына Чингисхана Чагатая (ум. 1242). При разделе Чингисханом завоеванных земель в 1224 г. ему в удел были назначены Восточный Туркестан, большая часть Семиречья и Мавераннахр (междуречье Амударьи и Сырдарьи), которые составили так называемый Чагатайский улус. Его ставка находилась в долине р. Или. В Монгольском государстве Чагатай считался лучшим знатоком Ясы и монгольского обычного права. В подвластных ему областях требовал строгого соблюдения монгольских законов; к исламу относился недоброжелательно и жестоко преследовал мусульман за исполнение некоторых предписаний шариата, противоречащих монгольским законам и обычаям. После курултая 1251 г. и воцарения Мункэ-хана большинство взрослых представителей рода Чагатая было обвинено в заговоре с целью убийства великого хана Мункэ и казнено. Чагатайский улус был поделен между Мункэ-ханом и Бату-ханом, к которому отошел Мавераннахр. В 60-х гг. XIII в. внук Чагатая Алгу восстановил власть чагатаидов в Чагатайском улусе. Преемники Алгу – Мубарек и Борак, стремясь к более тесным связям с населением оседлых областей, приняли ислам. В Мавераннахр из Семиречья была перенесена ханская ставка и переселены некоторые монгольские роды, в т.ч. джалаиры и 175 барласы. См.: Бартольд В. В. Очерк истории Семиречья. Фрунзе, 1943; История Узбекской ССР. Т. 1. Кн. 1. Ташкент, 1955. 92. Синяя орда (Кок-Орда) – наименование левого крыла улуса Джучи – удела его старшего сына Орда-Эджена. Название восходит к преданию о том, что Чингисхан после смерти своего старшего сына Джучи произвел раздел его улуса на три части между сыновьями последнего. Белая Золотая Орда досталась Бату, Синяя орда – Орда-Эджену, Серая – пятому сыну Шайбану (Шибану) (Юдин В. П. Орды: Белая, Синяя, Серая, Золотая // Утемиш-хаджи. Чингиз-наме. Алма-Ата, 1992. С. 24-34). 93. Ногай (Нагай) (пер. пол. XIII в. – 1300) – золотоордынский темник. Внук Буфала (Тевала), который являлся седьмым сыном Джучи. Во главе войск хана Золотой Орды Берке (1209-1266) Ногай неоднократно совершал походы против Хулагу и его преемников. После смерти Берке влияние Ногая быстро растет, под его контролем оказывается громадная территория от Дона до Дуная. В 1273 г. Ногай женился на побочной дочери византийского императора Михаила Палеолога Евфросинии. Союза с Ногаем добивались некоторые русские княжества, Польша, Венгрия, Болгария, Сербия. С помощью Ногая был свергнут золотоордынский хан Телебуга (Тула-Буга) и посажен на ханский престол Тогтогу. Стремясь избавиться от могущественного темника, Тогтогу начал военные действия против Ногая. В 1300 г. Ногай был разбит, попал в плен и убит. Тогтогу (Тохта) (ум. 1312) – хан Золотой Орды (1291-1312). Сын хана Менгу-Тимура, правнук Бату-хана. В 1288 г. был изгнан своими двоюродными братьями, правившими в Орде. Бежал к Ногаю, который хитростью заманил врагов Тогтогу к себе и умертвил их, а на ханский престол возвел Тогтогу (1291). Вскоре между Тогтогу и Ногаем началась борьба за власть. В 1293 г. брат Тогтогу опустошил владения русских князей, ориентировавшихся на Ногая. В 1300 г. Тогтогу окончательно разбил Ногая и объединил под своей властью земли от Волги до Дуная. Однако попытки Тогтогу вести активную внешнюю политику успеха не имели. Ему не удалось захватить Арран и Азербайджан, принадлежащие персидскому ильхану Газану. Тогтогу умер при подготовке нового похода на русские земли (Насонов А. Н. Монголы и Русь. М.-Л., 1940; Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие. Культурно-исторический очерк Монгольской империи XII-XIV веков. Алма-Ата, 1992; Лэн-Пуль С. Мусульманские династии: Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. М., 2004). 94. Узбек-хан (ум. 1342) – хан Золотой Орды (1312-1342), сын Тоглука, правнук хана Менгу-Тимура. В 1312 г., после смерти хана Тогтогу, взошел на престол Золотой Орды. Ввел ислам как государственную религию и преследовал всех инаковерующих, что вызвало заговор золотоордынских эмиров, который был жестоко подавлен. Узбек-хану удалось укрепить ханскую власть, ликвидировать распри и добиться подъема Золотой Орды. 95. Тохтамыш (Токтамыш) (ум. 1406) – хан Золотой Орды (1380-1395), сын Туйходжи-оглана, потомка Джучи. В 70-х гг. XIV в., потерпев поражение в борьбе с Урусханом, бежал к Тимуру, от которого получил области Отрара и Саурана. В 1378-1379 гг. с помощью Тимура завоевал Сыгнак. В 1380 г. Тохтамыш, воспользовавшись поражением золотоордынского темника Мамая, воцарился в Золотой Орде. Тохтамыш пресек внутренние смуты и сделал попытку вернуть Золотой Орде былое могущество. В 1382 г. он взял Москву, которую подвергнул полному разгрому. Тохтамыш попытался освободиться от власти Тимура и в 1389 г. напал на его владения. Война с Тимуром закончилось полным поражением Тохтамыша в 1395 г., он потерял все владения восточнее р. Волга. После удаления Тимура, Тохтамыш в 1398 г. снова вступил в Сарай, 176 но вскоре был разбит Тимур-Кутлугом, внуком его старого врага Урус-хана, и бежал в Литву. В 1399 г. Тохтамыш вместе с литовским князем Витовтом потерпел жестокое поражение от Тимур-Кутлуга на р. Ворскле (Лэн-Пуль С. Мусульманские династии. С. 162-163). 96. Речь идет о кыргызах, тюркоязычных племенах на Енисее, в Туве и ХакасскоМинусинской котловине в пределах Саяно-Алтая, имевших в IX-X вв. свою государственность – Кыргызский каганат. Енисейские кыргызы в соответствии со сложившимися ныне взглядами на проблему этногенеза кыргызского народа не являются прямыми и непосредственными предками кыргызского народа – на их основе сложилась хакасская народность. Сложение кыргызского народа происходило на базе автохтонных племен и племенных объединений Тянь-Шаня, которые были ассимилированы тюркскими и монгольскими племенами центрально-азиатского и южно-сибирского происхождения. Принудительное переселение части енисейских кыргызов, находившихся в вассальной зависимости от Джунгарского ханства, было осуществлено хунтайджи Цэван-Рабданом в 1703 и 1706 г. Переселенцы 1703 г. были поселены близ урги джунгарского правителя для охраны от набегов тянь-шаньских кыргызов, а 1706 г. – расселены в Чу-Таласском междуречье, на границе с кочевьями казахов. По мнению ряда исследователей, переселение енисейских кыргызов в глубь территории Джунгарии было обусловлено несколькими причинами. Желанием Цэван-Рабдана наладить мирные отношения с Российским государством, чему препятствовали непрекращающиеся военные столкновения енисейских кыргызов с русскими; необходимостью восполнения людских потерь, понесенных в войне с Цинским Китаем в 1690-1697 гг., а также из-за угрозы возможного ухода части енисейских кыргызов к Цинам (История Киргизии. Т. 1. Фрунзе, 1956. С. 165-167; Левшин А. И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. С. 463-465, коммент. 4, 8, гл. 1, ч. 2; Боронин О. В.Двоеданничество в Сибири. XVII – 60-е гг. XIX в. Барнаул, 2002. С. 109-121; Чимитдоржиев Ш. Б. Взаимоотношения Монголии и России в XVII-XVIII вв. М., 1978. С. 134-138). 97. Имеется в виду Пулад-хан (Фюлат-хан), сын Менгу-Тимура, шибанид, правивший некоторое время в Золотой Орде. Два его сына, Ибрагим-оглан и Арабшах (Араб-шейхмамай), были предками бухарских и хивинских ханов. Внук Пулад-хана от его сына Ибрагим-оглана – Девлет-шейх (Даулат-шейх-олан) был отцом Абулхайр-хана (14121468), основателя так называемого государства кочевых узбеков (Ахмедов Б. А. Государство кочевых узбеков. М., 1965; Лэн-Пуль С. Мусульманские династии: Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. М., 2004). 98. Мухаммед Шайбани-хан (Шабахт) (1451-1510) – внук Абулхайр-хана (1412-1468), основатель династии узбекских ханов Шайбанидов. В молодости вел борьбу за объединение кочевых племен и восстановление распавшегося государства своего деда Абулхайра. Однако встретил сильное сопротивление казахов, которые постепенно оттеснили на юг племена, поддержавшие Мухаммеда Шайбани-хана. В конце XV в. он направил свои завоевания против владений Тимуридов, которые сравнительно легко подчинил своей власти. В 1505 г. он завоевал Хорезм. Затем его войска вступили в пределы Хорасана и в 1507 г. заняли Герат. В 1510 г. Мухаммед Шайбани-хан погиб при Мерве в битве с войсками сефевидского шаха Исмаила I. 99. Хунтайджи (контайша) – титул джунгарских ханов Батура (1635-1653) и ЦэванРабдана (1697-1727). Остальные джунгарские правители в русских и китайских документах XVII-XVIII вв. называются просто ханами или владельцами. 177 Поводом к войне ойратов с казахами послужило нападение людей Тауке-хана в 1698 г. на караван, с которым ехала в Джунгарию с берегов Волги невеста Цэван-Рабдана, дочь калмыцкого хана Аюки. Война 1698-1699 гг. положило начало новой полосе вооруженных столкновений между ойратскими и казахскими владетелями, которые продолжались практически во весь период правления Цэван-Рабдана и его сына ГалданЦэрена (1727-1745). (Левшин А. И.Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. С. 439, коммент. 26, ч. 1; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 16351758. М., 1983. С. 215-217). 100. Семеке-хан (Шамяки-хан) (ум. 1737/1738) – сын хана Тауке, хан Среднего жуза (1723/1724-1737/1738), преемник своего старшего брата Болат-хана (1715-1723/1724). Выдвинулся из сословия чингизидов и был избран ханом старшинами многих родов Среднего жуза в ходе ойрато-казахской войны 1723-1725 гг. Во второй половине 1720-х гг. был одним из предводителей казахских воинских дружин во многих походах против джунгар и волжских калмыков. До начала 1730-х гг. кочевал в казахских степях по р. Тургай между кочевьями Младшего и Среднего жузов, в конце 1720-х гг. некоторое время владел г. Туркестаном. 19 декабря 1731 г. по примеру хана Абулхаира принял в своих кочевьях российское подданство. Однако в конце 1732 и в 1733 г. совершал военные набеги в приграничные кочевья башкир, где дважды потерпел крупное поражение от башкирских воинских отрядов знаменитого батыра и тархана рода каратабын Сибирской дороги Таймаса Шаимова. В связи с этими поражениями в начале 1734 г. возобновил перед русской императрицей свое прошение о подданстве. Указом от 10 апреля 1734 г. оно вторично было предоставлено ему на прежних условиях (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 77, 112). 101. Жолбарс-хан (Юлбарс-хан) (ок. 1690 – 5 апреля 1739) – хан Старшего жуза (1720 – 5 апреля 1740), сын хана Абдуллы. Унаследовал ханский титул и власть над южными казахами непосредственно от своего отца. В 1723 г. первым из казахских ханов принял на себя массированный удар джунгарских войск, вторгшихся на территорию Старшего жуза. В период 1723-1727 гг. понеся в борьбе с джунгарами огромные людские и материальные потери, оказался в политической зависимости от джунгарского хунтайджи Цэван-Рабдана. Но в конце 20-х – начале 30-х гг. XVIII в. в результате вынужденной передислокации джунгарских войск из Южного Казахстана на границу Джунгарии с Цинской империей в связи с очередной ойрато-цинской войной (1728-1734) восстановил на некоторое время свою суверенную власть над кочевым и оседло-земледельческим населением южных территорий. В 1734-1735 гг. вследствие возобновления военной экспансии Джунгарского ханства в направлении казахских степей вторично утратил политический суверенитет и с этого момента до конца своих дней находился на положении вассала джунгарского хана Галдан-Цэрена. Стремясь освободиться от джунгарского протектората, в 1734 г. отправил своих доверенных лиц в Младший жуз к хану Абулхаиру с целью переговоров с русским послом А. И. Тевкелевым относительно принятия его с подвластным народом в российское подданство, но уполномоченные Жолбарса уже не застали царского дипломата в Степи. В 1738 г. обратился через российского посланника К. Миллера, находившегося тогда в Ташкенте, к русской императрице с письмом о подданстве. Однако ввиду сложного характера международных отношений в Центральной Азии царские пограничные чиновники в Оренбурге задержали ответную грамоту императрицы Анны Иоанновны от 19 октября 1738 г. об удовлетворении указанной просьбы и не отправили ее по назначению. В 1739 г. совместно с султаном Среднего жуза Аблаем вел борьбу против джунгарского господства в Южном Казахстане. Но 5 апреля 1739 г. был убит в ташкентской мечети 178 местными ходжами, недовольными поборами и актами насилия со стороны хана. Похоронен в г. Туркестане. Был женат на дочери некоего ташкентского сарта. О других женах сведений не имеется. Имел двух сыновей (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 77, 111-112). 102. Речь идет о междоусобной войне в Джунгарии, вспыхнувшей после свержения с престола и убийства сына и преемника Галдан-Цэрена – Цэван-Доржи-Аджа-Намжила (1746-1749) другим его сыном от наложницы – Лама-Доржи, который в 1750 г. был провозглашен новым джунгарским ханом. Амурсана (Амурсанан) (1722-1757) – джунгарский владетельный нойон из рода хойт, в период междоусобной борьбы в первой половине 1750-х гг. активно поддержал одного из претендентов на ханский престол нойона Даваци в его борьбе против хана ЛамаДоржи (1750-1753). Став правителем ханства, Даваци в 1754 г. рассорился с Амурсаной, который бежал в Китай и обратился к цинскому императору за помощью. Цинский двор использовал его и других ойратских перебежчиков для разгрома и захвата Джунгарского ханства. Обманувшись в надеждах стать всеойратским ханом, Амурсана осенью 1755 г. восстал против Цинской империи и возглавил народно-освободительное движение в Джунгарии, после подавления которого летом 1757 г. бежал в Россию и умер в Тобольске от оспы в сентябре того же года (Кузнецов В. С. Амурсана. Новосибирск, 1980; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. М., 1983). 103. Йунус-ходжа (Юнус-ходжа) (ок. 1756/1757-1805/1806) – сын Инайат-ходжи, потомок Шейхантаура, сына Шейха Умара Багистани. Независимый правитель Ташкента (1794/1795-1804/1805). Пришел к власти, жестоко расправившись со своими соперниками, при поддержке казахских племен чанышклы и канглы, которые считались его мюридами. Вел активную борьбу с кокандскими правителями, помогал их противникам в Фергане. В 1803 г., опираясь на казахов племени чанышклы, вторгся в Фергану, но был разгромлен кокандцами под Гурум-сараем (на берегу Сырдарьи). После его смерти, при сыновьях Султан-ходже и Хамид-ходже Ташкентское владение пришло в полный упадок, было подчинено, а в 1809 г. окончательно завоевано Кокандом (Бейсембиев Т. К. «Тарих-и-Шахрухи» как исторический источник. Алма-Ата, 1987. С. 96-97). 104. Абулмамбет-хан (Абулмамет-хан) (конец XVII – ок. 1771) – султан Среднего жуза, с 1739 г. – хан, соправитель хана Кучука, хана Барака (кон. 1749 – март 1750), сына Семеке-хана хана Есима (сер. 1750-х – 1798). Старший сын хана Среднего жуза Болата и внук Тауке-хана. Выдвинулся в число казахских лидеров на рубеже 20-30-х гг. XVIII в. в ходе напряженной борьбы казахского народа с джунгарской экспансией. Был избран в ханы небольшой группой старшин части кочевых родов аргынов при активном содействии влиятельного среди них и городского населения Южного Казахстана жителя г. Туркестана казахского батыра Нияза. Под его управлением находилась часть родов племени аргын, а с 1750 г. помимо них – племя керей, некоторые роды племени найман и 5000 семей казахов разных родов племени конрат Среднего жуза. В 1743-1745 гг. был совладельцем городов Туркестан, Сауран, Отрар, Сузак, Угустау и некоторых других оседлых поселений со старшим сыном хана Семеке Сеит-ханом (1741-1745), в конце 1749 – начале 1750 г. – со вторым сыном Семеке Есим-ханом. 28 августа 1740 г. Абулмамбет-хан принял в Орской крепости российское подданство. С 1743 г. проживал в г. Туркестане, где в течение почти трех десятилетий поочередно соперничал за власть и политическое влияние на окрестное кочевое и оседлоземледельческое население с сыновьями хана Семеке ханами Сеитом и Есимом и с этой 179 целью искал в 1740-х гг. поддержки у джунгарского хана. После смерти хана Абулхаира имел в Степи номинальный статус старшего хана. Многие годы выступал покровителем султана Аблая, который испытывал к нему личную привязанность и относился с доверием и уважением как к ближайшему родственнику из современных ему ханов. Умер естественной смертью в г. Туркестане и там же похоронен (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 115). 105. Барак (ум. 1750) – султан Среднего жуза, с августа-сентября 1749 г. – хан группы родов Среднего и Старшего жузов, управлял большинством родов племени найман, частью родов племени конрат и родом каракесек племени аргын, а с осени 1749 г. – некоторыми подразделениями племени дулат Старшего жуза. Сын хана Турсына (ум. 1717), родной брат Кучук-хана (ум. после 1785). Имел постоянную ставку на юге Казахстана, в г. Икане, право на владение которым унаследовал от своего отца. С конца 1730-х гг. был основным политическим соперником хана Абулхаира, и желая составить ему сильную конкуренцию за влияние в Степи, в ноябре 1742 г. принял российское подданство. Однако больше придерживался проджунгарской ориентации и в 1742 г. отправил своего старшего сына султана Шигая (ум. 1750) в ургу в качестве аманата. Пользовался расчетливой поддержкой оренбургского губернатора И. И. Неплюева, разжигавшего соперничество между Бараком и Абулхаиром с целью ослабления влияния последнего на кочевое население трех жузов и дезавуирование института старшего хана в общественном сознании казахов. 15 или 17 августа 1748 г. в борьбе за власть Барак убил хана Абулхаира и откочевал к границе с Джунгарией на р. Сарысу. Отсюда он дважды посылал в ургу к хану Цэван-Доржи-Аджа-Намжилу (1746-1749) прошение о предоставлении ему джунгарского подданства, но не получил никакого ответа. В результате этого был вынужден в конце 1748 г. обратиться за решением вопроса о своей виновности в убийстве Абулхаира к суду биев. Суд биев в составе четырех человек, из которых первый арбитр – бий Олжебай из рода баганалы племени найман – был подвластен самому Бараку, а трое остальных биев – Караток из рода торткара, Козанай и Мамет-аталык из рода каракесек поколения алимулы Младшего жуза – находились под властью его сообщника в убийстве Абулхаира султана Батыра (ум. 1771), формально оправдал Барака. После этого казахский султан откочевал с группой подвластных ему родов в район Туркестана, где осенью 1749 г. был избран их старшинами ханом при поддержке влиятельного в Старшем жузе Толе-бия Алибекулы. Однако сыновья убитого Абулхаира, не признав легитимным оправдательный приговор четырех биев, стали искать возможность отомстить семейному врагу и с этой целью вступили в политический торг с джунгарским ханом, которому пообещали отдать в жены за голову ненавистного убийцы уже сосватанную раньше их отцом родную сестру. В начале 1750 г. Барак был отравлен в г. Карнаке в доме у одного ходжи, к чему, по убеждению многих казахов, имел прямое или косвенное отношение джунгарский хан. Барак был похоронен в Туркестане (Ерофеева И. В. Хан Абулхаир. С. 297-304; Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.). С. 408-409, коммент. 14). 106. Сеит (Семгали) (ум. после 1745) – старший сын хана Семеке, внук хана Тауке. Наследовал власть над г. Туркестаном и его округой, а также частью кочевавших на юге Казахстана подразделений племени конрат от своего отца, хана Семеке. Получил ханский титул и властные полномочия непосредственно от джунгарского хана ГалданЦэрена (1727-1745), являлся его прямым вассалом. С 1741 по 1745 г. соперничал с ханом Абулмамбетом за право обладания г. Туркестаном и окрестными селениями и в этой связи неоднократно обращался за поддержкой к джунгарскому хану. Ввиду отсутствия 180 необходимых организаторских способностей и управленческих навыков, а также склонности к алкогольным напиткам и дебошам, не пользовался сколько-нибудь значительным авторитетом и влиянием среди местного населения. К середине 40-х гг. XVIII в. неизвестным образом утратил власть в Южном Казахстане, и с этого времени его след теряется в письменных источниках (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 79, 114). 107. Есим (Ишим) (ум. 1798) – младший сын Семеке-хана, внук Тауке-хана. В середине 50-х гг. XVIII в. был избран в ханы жителями небольших селений, прилегающих к Туркестану, и кочевавшими в их окрестностях казахскими аулами в противовес хану Абулмамбету. На рубеже 50-60-х гг. XVIII в. соперничал с последним за право обладания г. Туркестаном и в 1758 г. изгнал своего противника из «казахской столицы». Весной 1762 г. при посредничестве султана Аблая и знатного бия Казыбека Кельдибекулы между обоими соперниками состоялось примирение «на таком основании, чтоб в городе Туркестане и с уездными ведомства оного городками быть им обоим ханами». Согласно мирному договору Есима и Абулмамбетом, г. Туркестан и окрестные селения были разделены на две части. Одна половина города «с одними воротами и с принадлежащими к той половине уездными городками» досталась Абулмамбету, а другая половина, со вторыми воротами и таким же количеством городков – Есиму. После смерти Абулмамбета Есим делил власть над Туркестаном, окрестными селениями и казахскими кочевьями с сыном бывшего соперника ханом Болатом. Был отстранен от власти над г. Туркестаном и его оседло-земледельческой округой ташкентским правителем Йунус-ходжой (ок. 1756/1757-1805/1806), подчинившим своей власти в 1798 г. население Южного Казахстана (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 81, 118-119). 108. Болат (Булат) (ум. после 1798) – старший сын хана Абулмамбета, внук хана Болата. С 1771 г. – хан части родов племени аргын и конрат Среднего жуза и племени сары-уйсун Старшего жуза. До избрания в ханы управлял подродом алтай рода куандык племени аргын Среднего жуза. После смерти Абулмамбета был провозглашен ханом группой старшин племен аргын и конрат и поселился в г. Туркестане. Управлял ими и параллельно делил власть над кочевавшими в окрестностях казахскими родами и принадлежащими ему оседло-земледельческими селениями с ханом Есимом, младшим сыном хана Семеке. Был отстранен от власти над г. Туркестаном и окрестными земледельческими селениями ташкентским правителем Йунус-ходжой (Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.). С. 424-425, коммент. 70). 109. Вали (Валлий) (ум. 1821) – хан Среднего жуза (1781-1821), в 1816-1819 гг. – соправитель Букей-хана, сына Барак-хана. Старший сын Аблай-хана от его второй жены каракалпачки Сайман-ханым. Унаследовал ханский титул и власть над разными родами племен аргын, керей и некоторых других родоплеменных подразделений казахов Среднего жуза по завещанию своего отца. В августе 1781 г. избран ханом Среднего жуза и тогда же поставил об этом в известность представителей российской пограничной администрации в Западной Сибири. В начале января 1782 г. был утвержден в звании хана цинским императором Хунли (1736-1796), а 23 февраля того же года – русской императрицей. Был официально конфирмован в ханы со стороны России 1 ноября 1782 г. в крепости Св. Петра в присутствии генерал-губернатора Иркутского и Колыванского наместничества И. В. Якоби (1781-1783). В период правления поддерживал политические контакты с русскими пограничными властями и дипломатические связи с Цинской империей. Внутри Степи проводил противоречивую и недостаточно гибкую 181 политику, чем вызвал большое недовольство значительной части казахских старшин. В январе 1795 г. 2 султана и 19 старшин, возглавлявших свыше 120 000 казахов Среднего жуза, обращались с прошением к русской императрице об устранении от власти Вали, однако в последующие годы в результате достигнутого компромисса между обеими сторонами этот конфликт был разрешен. Умер в преклонном возрасте. Похоронен в с. Сырымбет современной Акмолинской области. Имел две жены и от них 14 сыновей: от старшей жены – пять сыновей и от младшей Айганым (1783-1853) – девять (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 129). 110. Ералы (Эрали) (ок. 1721-1794) – второй сын хана Абулхаира, хан Младшего жуза (1791-1794). В 1732 г. в возрасте 11 лет был отправлен своим отцом, ханом Абулхаиром, в Санкт-Петербург в составе казахского посольства к императорскому двору, откуда возвратился в Казахстан летом 1734 г. В 1736-1738 гг. находился в качестве аманата в Орской крепости, после возвращения в Степь управлял родом таракты и племенами уак и керей Среднего жуза, а в 1740 г. кереями был избран в ханы. После смерти Абулхаира был покинут своими подданными и откочевал вместе с семьей к югу на Сырдарью. При хане Нуралы управлял родами шомекей и торткара поколения алимулы Младшего жуза. В 1755 г. содействовал оренбургской администрации в подавлении башкирского восстания, в 1757 г. участвовал совместно с султанами Среднего жуза в военных походах против джунгар. Особенно отличился храбростью и предприимчивостью в ходе боевых действий казахских отрядов против волжских калмыков в 1771 г., за что получил от правительства Цинов звание «придворного рыцаря» (шивэй). В 1787 г. в связи со ссылкой хана Нуралы в Уфу, возглавил в Степи движение ханской партии, направленное против решения царского правительства о ликвидации института ханской власти в Младшем жузе. После реставрации этой структуры был избран в ханы 4 сентября 1791 г. в 15 верстах от Орской крепости при поддержке оренбургского генерал-губернатора А. А. Пеутлинга и в соответствии с указом русской императрицы. Умер естественной смертью в своих кочевьях (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 85, 126-127). 111. Есим (Ишим) (ум. 27 марта 1797) – старший сын хана Нуралы, внук хана Абулхаира, хан Младшего жуза (17 сентября 1795 г. – 27 марта 1797 г.). Был назначен ханом генерал-губернатором Симбирского и Уфимского наместничества А. А. Пеутлингом на место умершего хана Ералы вопреки желанию сторонников авторитетного в приуральских степях султана Каратая и влиятельной группы казахских старшин во главе с батыром Сырымом Датулы. В официальном избрании на ханство принимала участие немногочисленная группа казахских старшин самых слабых родов поколения байулы. Есим не пользовался сколько-нибудь значительным авторитетом и влиянием среди казахов Младшего жуза и предпочитал кочевать около Оренбургской линии. 27 марта 1797 г. был убит соратниками Сырыма в 5 верстах от Красноярского форпоста в своем ауле (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 86, 127-128). 112. Айшуак (Айчувак) (ок. 1723-1810) – четвертый сын хана Абулхаира, хан Младшего жуза (1797-1805). В 1748 – начале 1749 г. находился в Оренбурге в качестве аманата. В молодые годы был храбрым и энергичным полководцем, особенно прославившимся своими победами над волжскими калмыками на р. Сагыз в 1771 г. При хане Нуралы управлял казахскими родами поколения жетыру. Был избран ханом в престарелом возрасте в окрестностях Оренбурга по указанию царских властей. В 1798 г. утвержден в этом звании императором Павлом. По представлению оренбургского 182 военного губернатора князя Г. С. Волконского был отстранен от власти императором Александром I осенью 1805 г. «по глубокой старости» с пенсией 1000 руб. Умер естественной смертью в своих кочевьях (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 131). 113. Имеется в виду султан Пиралы (ок. 1745-1815), второй сын хана Нуралы. В 17501752 гг. он находился в качестве аманата в Оренбурге. После возвращения в Степь некоторое время кочевал вместе с отцом и позднее управлял родом адай. В 1770 г. (по другим данным – в 1772 г.) по желанию мангышлакских туркмен казахов-адаевцев был избран ханом. Дважды, в 1784 г. и 6 сентября 1791 г., обращался с письмом на имя оренбургского губернатора о предоставлении ему с подвластным народом российского подданства. Указом русской императрицы от 31 октября 1791 г. его просьба была удовлетворена. 9 мая 1802 г. он был утвержден императором Александром I в звании хана мангышлакских туркмен и казахов рода адай. Приблизительно с 1805 г. жил некоторое время в России. Обстоятельства последних лет жизни освещены в источниках слабо и противоречиво. Умер естественной смертью в своих кочевьях (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 81, 119). 114. Жанторе (Джантюря) (1759 – 2 ноября 1809) – старший сын хана Айчувака, внук Абулхаир-хана, официально признанный российским правительством хан Младшего жуза (1805-1809). В молодом возрасте в начале 1790-х гг. принимал участие в движении бытыра Сырыма Датулы, но потом перешел на сторону оренбургской администрации. По характеристике председателя Оренбургской пограничной комиссии Г. Ф. Генса, был храбр и умен. 2 сентября 1805 г. он был избран в ханы старшинами большинства родов поколения жетыру по рекомендации оренбургского военного губернатора князя Г. С. Волконского около менового двора вблизи Оренбурга. Против кандидатуры Жанторе во время выборов выступил султан Каратай Нуралиев. Оренбургскому губернатору удалось достигнуть примирения последнего с новым избранником на ханский престол, но оно оказалось только внешним. Утром 2 ноября 1809 г. Жанторе был убит людьми султана Каратая около Мергеневского форпоста Уральской линии, получил 27 ножевых ран. Обе жены и дочери были обесчещены и брошены в степи. Организаторами убийства явились сын Нуралы-хана султан Орман и старший сын Есим-хана султан Кара, главным исполнителем – сын Ормана Нуралиева султан Шиман (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 131-132). ______________________________________________________________________ Глава 3. О РАЗДЕЛЕНИИ И КОЛИЧЕСТВЕ КИРГИЗСКОГО НАРОДА Различные перемены, каковые существовали в ордах киргизских, совершенно расторгли их общую связь, так что теперь каждый род составляет несколько частей, совершенно между собою разделенных, и как бы новые роды восстановивших. Иные из них смешались с другими совсем поколениями, а некоторые, соделавшись от главных родов независимыми, кочуют в пространной степи под новым наименованием. Чтоб удобнее мог всякий видеть, до какой степени простирается сие раздробление, мы предложим здесь доставленное нам лучшими киргизскими старшинами сведение о числе родов, отделений и кибиток, о местах кочевания, именах почтенных в народе начальников 183 (Многие дополнения к нижеследующим известиям получили мы от г-на директора Оренбургской таможни Величко.) и где производят торговлю. Большая орда 1 Тулатовский род имеет четыре отделения: тулатовское, янышское, зыкымское, чимарское, которые состоят из 40 000 кибиток, или семейств. Управляет оным родом Адиль-султан под именем хана. Главные кочевья их располагаются к китайской границе в окрестностях города Кулчжи и в Зюнгории, некоторые простираются к Кашкару и Кукану, имея летние свои кочевья около рек Талас, Ангерен, Чирчик и в горах Актау и Чингиз-Чаган. Торгуют на китайской границе и в городах Кукане и Кашкаре. 2 Сергамский имеет пять отделений: сергамское, сиыкем, албансуанское, калынское и чины-чилынское. В них до 20 000 семей. Начальником султан Ирали Букеев. Кочуют летом от Туркестана вниз по течению реки Сыр до перевоза Акмечеть, где отделяется проток Куван от реки Сыр, и к северу от сих мест около озера АлакульАнаумаз. Зимою – при реках Сарасу и Караче. Торг производят в Бухарии и Ташкении. 3 Сары-узюн-чжалагарский имеет два отделения: сары-узюн, или зюн, и джалагарское, в коих до 7000 семей. Управляет Сары-батыр. Кочуют около Туркестана. 4 Канглы-чанктынский – два отделения: укой и канклы. Семей до 3000. Управляет Аджимамет-батыр. Кочевья их близ вершины реки Сыр и около гор в Ташкении. Сии два рода подвластны Ташкении, где и торг свой производят. А всего в 13 отделениях Большой орды 70 000 семей. Средняя орда 1 Найманский состоит из шести отделений, до 35 000 семей в себе заключающих. Управляет оным султан Канбаба, носящий на себя китайское звание ван и получает от тамошнего двора жалованье. 184 Кочевья около китайской границы против крепостей Кужан-Кайнан и города Чирчик. По реке Иртышу, начиная от ее источника из озера Зайсан, и в горах Тарбагатай. Торговлю производят по российской границе в крепостях Усть-Каменогорске, Бухтарме и Семиполатинске, и по китайской линии. 2 Главный аргынский род состоит из пяти отделений: чард, чжиде, тюртюулы, караулы, каракисяк. В них до 30 000 семей. Начальники султаны Букей и Бупа и частные старшины, особенно почетнные в народе: Тлянча-бий, Чун-бий и Байдала-бий. Кочевья: зимою – в горах Баянулы, Кызылтау, Далбатау, Укойкозлык, Чингизчаган, в вершинах реки Тургая и при горах Улутау; летние – при горах Эрейман и по речкам Нура и Чжидису. Торгуют в Кашкарии, Ташкении и Бухарии, а иногда пригоняют скот свой и в крепость Святого Петра, что на реке Ишиме, откуда препровождают в азиатские провинции купеческие товары. 3 Тарактинский имеет два отделения, в коих до 4000 семей. Управляет Байгуза-батыр. Кочуют летом в вершинах речки Иселя и по реке Сарасу, зимою – в песках Ичкунгур и по реке Цуй. Торгуют в Бухарии и Ташкении. 4 Найман-кундравинский заключает в себе 12 отделений, в коих до 15 000 семей. Главные в оном Кулян-бий, Талкан-батыр, Чжанбай-бий и султан Айчувак, сын Ишима, бывшего хана Меньшей орды. Кочевья: летом – при реках Толагае, Коксу, Каратале и при горах Актуартау, зимою – удаляются к Туркестану и Ташкении, в которой и торг свой производят. 5 Аргинский малый имеет два отделения: алтай, или алутай, и тараклы. В них до 9000 семей. Начальники Байкул-бий и Караменда. Кочуют летом и зимою по реке Иртышу. Торгуют в городе Семиполатинске. 6 Чжидеруу-шак-кирейской – три отделения, до 8000 семей. Управляют Дусумбек-бий, Умур и Баянбет. Кочевья: летние – по реке Исель и в окрестностях озера Жаилма, или Аккуль, зимние – при реке Иртыше. Торгуют в крепостях Семиполатинской, Ямышевской, форпосте Коряковском и других местах, по Иртышу лежащих. 185 7 Аргинский малый в двух отделениях: алтай-тараклы и кулчан, до 11 000 семей. Главным правителем оных Средней орды хан Валий, или Уали, Аблаев и частные старейшины Кулбек, Байжигит, Акан-бий и Чавекиль-батыр. Кочевья по рекам Ишиму, Иселю, в горах Кокчатау и Мукчатау и в урочищах Учькундак, Учьбульдык и Кылчакты. Оная часть киргизцев, как и две последующие за сим, торгуют в крепостях Омской, Святого Петра и в прочих российских пограничных местах, между сими крепостями лежащих. 8 Аргын-канчжагальский состоит из одного отделения, до 2000 семей. Начальник оного султан Каипханов. Кочуют при реках, впадающих с запада в Ишим и при урочище Бикчентей. 9 Кипчацкий – одно отделение, в нем до 1000 семей. Предводитель оного Тюлаган-батыр. Кочуют около рек Исель, Убаган и в урочищах Чжасын и Багар. Все сии 9 частей, или родов, Средней киргизской орды состоят, кроме подчиненных китайцам, под управлением сибирского пограничного начальства. Они составляют между собою союз, или как бы особою орду, отделяясь чрез сие от сообщества всех прочих киргизских родов. 10 Киргизский, или киряевский – два отделения, до 1000 семей. Начальники: старейшины Мунгача и Бикбулат Букбаев. Кочуют: летом – по рекам Ую и Тогузаку, зимою – при российской границе от Верхне-Уральского городка до крепости Степной и в степи противу оных. 11 Кипчацкий-карабалык – 4 отделения, до 3000 семей. Начальствуют старшины Маметек и Ишбулат. 12 Кипчацкий-танабуга – 6 отделений, до 2000 семей. Начальники: старейшины Чалпан, Казыбай и Тюляган. 13 Кипчацкий-кунделян – 4 отделения, до 2000 семей. Главные между ими Тайтемир и Кунакбай. 186 Сии три особые части кипчацкого рода кочуют летом по рекам Тоболу и Аяту, и по источникам сей последней от вершины до самого ее устья; зимою – близ линии, начиная от крепости Степной до города Троицка и против сих мест в степи. Всеми частями управляют султаны Чжегангир и Баба Каипхановы. Торг производят в городе Троицке. 14 Кирейский, или увак-гирейский, имеет 4 отделения и до 4000 семей. Начальники: султан Истяк Рустанов и старшины Балык и Даин. Кочуют летом по восточной стороне реки Убагана и по степи до реки Ишима; зимою, – начиная от устья реки Уй вверх по течению Тобола и на восток от оного близ границы до Пресногорьковской крепости. Торгуют в городе Троицке и по границе до Пресногорьковской крепости. 15 Аргинского главного рода часть, называемая аржытым, имеет 12 уделов, в коих до 8000 семей. Начальники: Барак-батыр, Саксенбай, Айтуар и титулярный советник Учжан Бараков. Кочуют летом по рекам Тургаю, Тоболу и по впадающим в них источникам со степной стороны; зимою – по реке Убагану, к вершине оной и при урочище Каракиюккуп. 16 Аргинского рода часть, называемая чакчаки, или верхние чиктынцы, состоят из 5 отделений, в них до 6000 семей. Главными: Муса-батыр, Минлибай и Чжарабас. Кочуют: летом, – начиная от города Троицка по степной стороне до берегов реки Тобола и вверх по оной до устья реки Аята, зимою – при реках Тургае и Сарыбутаке до соединения ее с рекою Улкояком, а также при урочище Сарыкупе, в камышах около устья Улкояка и в окрестности озер Кызылкуль, Куржун, Тюбаккуль и Бишкуль и в песках Тузункуль. Обе сии части киргизцев признают над собою главным султана Чжуму Худаймендина 115. Торгуют в городе Троицке, а зимою частью в Звериноголовске. 17 Кипчацкого рода часть, называемая муры-аягыр, имеет 4 отделения, в них до 3500 семей. Начальники: Исерган-бий, Казыбай, Киикбай-батыр и султан Усян Каипов. Кочевья: летние – к северу в урочищах Аманкарагай, Чжабелес и около озера Эбелея, зимние – при речках Улкояке и Тургае и частью при озере Аксакалбарбий, простираясь к полудню до средины песков Каракум. 187 18 Кипчацкого рода часть узун – 6 отделений, до 2000 семей. Их старшины Мянгдай-батыр и Дербиш. Кочевья: летние – по речкам, текущим в Улутургаю, Муюнле и Дямме, при вершинах реки Убагана и в урочищах Юдасу и Тирякле, зимние – от вершин речки Сарыбутак до Тургая и на восток от оной до течения речки Каиндаташ. [411] Обе сии части кипчатского рода торг свой призводят в городе Троицке. 19 Баганали-найманский – одно отделение, до 900 семей. Начальник над оным Байназарбий. Кочевья: летние – близ вершин Ишима, зимние – около реки Тургая и к югу при озере Аккуль до окончания реки Чжеланчик. Сия и следующая за оным часть киргизцев торговлю производят большею частью в Бухарии и изредка в Троицке, они участвуют также в извозе и препровождении купеческих караванов. 20 Баганали-найманский – 12 отделений, до 6000 семей. Управляют старшины Трухменбайбий, Тулак-батыр и султан Токтамыш Батырханов. 21 Балтали-найманский – 4 отделения, до 4000 семей. Начальствуют дети Утямыш-батыря. Торговлю сей и следующие за ним части производят в Бухарии. 22 Аргинского рода часть, называемая тюбекли, состоит из двух отделений и до 2000 семей. Начальники Маман-бий, Чжабай-бий и султан Ксаарив Батырханов. Все сии три рода, или части, киргизцев кочевье свое располагают совокупно летом – около вершин рек Тургая и Ишима, в горах Улутау, Кичиктау и в урочищах Мурункарагай, Аксайдак, или Асайкудук, и Каскан. Тюбеклинцы же распространяются иногда в песках Каракум по восточной части оных при урочище Осьузяк; зимою располагаются в южной части песков Каракум, по течению речки Караузяк до реки Сыр, и по сей реке около кладбищ Карабадал, Атакармакчи, и за оными близ протока Кувана при урочищах Суксавель, или Суксеуль, до разделения реки Чжана от Кувана. Всего в Средней орде полагают 99 отделений, а в них 169 400 семей. Меньшая орда 1 188 Отделившиеся от Меньшой орды в сообщество к Средней разные уделы, заключающие до 6000 семей. Ими начальствуют Будбай-бий и Вадрян-батыр. Кочевья их разделены, они располагаются по реке Цуй, или Чу, в песках Ареметей, в вершинах речки Иселя и около рек Сарысу и Сарыкингиру. Торгуют в Бухарии и Ташкении. 2 Чжидерууского рода часть, называемая чумичли-табынская, состоит из одного отделения, в коем до 1100 семей. Главою оного старшина Куянчачагай. Кочуют и производят торг соединенно с последнею частью Средней орды. 3 Байулинского рода часть, называемая алачин, имеет два отделения, до 1200 семей. Начальники: Кулжан-батыр и Уразбай-бий. Кочевья: летние – в песках Каракум по западной стороне урочища Юсьузак и около Билтюбяс; зимние – по реке Сыр в местах, называемых Аегыртау и Суккан, и при реке Куван, в урочищах Касобалы и Мужаклы. Торгуют в Бухарии. 4 Байулинского рода часть, называемая чжупбасцы, имеет 6 отделений, в них до 7200 семей. Управляют старшины: Кубек, Нурбай-бий, Аксакал, Байсакал и султан Сеитгали Нуралиев с 8 братьями. Кочевья летние по северной стороне реки Сыр, в песках Каракум, по реке Тургаю и против города Троицка, около реки Тобола при урочище Учьаяты; зимние – по реке Сыр, в местах, именуемых Куркут-ата и Куват, по реке Куван и за оною в урочищах Тайкаткан, Сабын-юл, при реке Чжане, в окрестностях урочища Каки и у развалин Чжаныкала. Торгуют в Троицке и Бухарии и особенно славны по препровождению купеческих караванов. 5 Чжидерууского рода часть, называемая табынцы, состоит из одного отделения, в коем до 300 семей. Главным оного старшина Аккуз-батыр. Кочуют и производят торговлю соединено с чжаббасцами. 6 Байулы-алтынский, имеет 4 отделения, в них до 5000 семей. Начальники: старшины Барка-батыр и Туганю-бий. 7 Байулы-тазларский – 2 отделения, до 800 семей. Начальник Ирняк-мурза. 8 Чжидеруу-телеу – 4 отделения, до 2800 семей. Начальники Байгюр-бий и Ирывбай. 189 Сии три рода, или части, кочевья свои располагают соединено: зимние – по левой стороне реки Сыр, начиная от урочища Тушарлика, за рекою Куван и проходя чрез брод Кияукичува, достигают до протоки Чжаны, а некоторые остаются при устье реки Иргиза, в урочище Тюгошкан; летом – к северу от реки Тургая по речке Карасай и вокруг озер Ургач-Кинделикуль. Торг производят частью в Бухарии, и частью в Троицке. От рода чжидеруу-телеу происходит удел теля-тайляк, кочующий безвыходно около реки Сыр, на острове Арыкбалык, под управлением Нурлюбай-бия, Бурамбай-бия и проч. Они торгуют с хивинцами и в народных делах соединены с кишкеня-чиктынцами. 9 Чжидеруу-кираит – 12 отделений, до 4000 семей. Управляют оными Манак-бий и Кушкулак-бий, или Коскулак. Кочевье их зимнее за рекой Сыр, в окрестностях урочищ Бельтюбесе, около Кувана и за оным в местах Кызылчалы, Башыактюбя, до самой реки Чжаны; летние – в северной стороне песков Каракум, в урочище Бельтюбесе, и, перейдя Иргиз, распространяются даже до горы Карачетау. Торгуют в Бухарии и участвуют в препровождении купеческих караванов. Описанные выше последние 22 части Средней орды и 9 Меньшей составляют ныне как бы одну особую орду, признавая в советах первый голос султана Чжуму Худаймендина. Они больших раздоров между собою не имеют и по делам пограничным с Россиею сносятся всегда в городе Троицке. 10 Алимулы-карасакал – 4 отделения, до 1700 семей. Старейшины Сююндук-бий и Айтуар. Кочевья зимние по реке Сыр и к югу оной, начиная от урочища Кимясалган до реки Кувана, за сею рекою в местах Сулкундак и по реке Чжане, в окрестностях Томартюбя; летние – к северу реки Сыр в песках Каракум, около урочищ Тюгускан, Конуртюбя, Каржун, Тюбякуль, до самой речки Алдыкарасай. Торгуют в Бухарии и грабят российские караваны. 11 Алимулы-каракитинцы – 3 отделения, до 2500 семей. Главные в оных Чилтик-бий и Кунгурбаш. Кочевья: зимние – за рекой Сыр в местах Кургутата, по реке Кувану и с левой стороны оной в урочище Батман, не доходя несколько реки Чжаны; летние – в песках Каракум при урочищах Бильтюбясе и Ювантюбя и по реке Иргизу при Бугултяке. Алимулы-чумякейского отделения главные части 190 12 1. Чумекей-елдар имеет 4 удела, до 6000 семей. Управляют Китябай-бий, Курян-батыр, Актляш-мурза и Ярмухаммет. 13 2. Чумекей-каратамор – 2 удела, в них до 2500 семей. Управляют Айтимбет и мурза Юсуф. 14 3. Чумекей-тукин – 2 удела, до 2500 семей. Управляет Самет-батыр. [415] 15 4. Чумекей-куит и аюс-сырым – 4 удела, до 5000 семей. Управляют Сердали-бий и Ракбий. 16 5. Чумекей-куняк и сары-кашкеня – 4 удела, до 4000 кибиток. Управляет Чжулеук-бий, Байгунды и Кужак. Над сими пятью чумекейскими частями признается главным султан Булякей Нуралиев. Исключая елбяровской части, которая много раз препровождала купеческие караваны, все прочие, а особливо две последние, всегда грабили оные и торг свой производят в Бухарии. Кочевья их зимою – по реке Сыр, в урочищах Таскичу и Байгузе и по реке Кувану, в местах Айтимбет и Ачжыркуль; летние – пройдя пески Каракум и урочища Тюгушкан, распространяются по реке Иргизу и по степи до горы Карачетау и речке Баксайты. 17 Алимулы-тюрткара – 12 отделений, называемые куламан, мазын и проч., состоят вообще из 11 000 семей. Оными управляют тархан Каракубек-бий, Башкара, Караалтай, Сараалтай, Яныш, Актюбя, Тикмишюсь, Алтай и зять Каракубека султан Ширгазы. Кочевья зимние по реке Сыр, в местах, называемых Майлыбаем и Кинтюс и, продолжаясь к полудню, располагаются также на реке Куван, в урочищах Уткаль, Акчиганак и около перевоза Табын, а на реке Чжане – у древней крепостцы Нуртай и при кладбище Сырлытам; летние – в песках Каракумах около урочища Калмас, по реке Иргизу, начиная от озер Кулакачибарбий до кладбища Баксайты, и по реке Улуиргизу до вершины оной. Торг производят с хивинцами и частью с бухарцами, по степи с товаром разъезжающими, а упражняются наиболее в грабеже купеческих караванов. 191 18 Алимулы-кишкеня-чикты – состоят из 6 уделов: чжиеня, жолчора, асан-усень, курман и куттук, в коих до 8000 семей. Главные в сем роде Чжаназар-бий, Чжанзак, Хочжаберган, Утюгун и называвшийся самопроизвольно ханом султан Абулгазы. Кочуют зимою по реке Сыр, близ устья оной в местах Каратун, или Каратюбе, Чжингат и Дынтау, по реке Кувану, при урочищах Сорарыка, Чалбир и Бисарал; летние – к северу от реки Сыр, около Аральского моря, в песках Каракум, при урочищах Чиганак, Кокдумбак, при озерах Большой Барсук и распространяются даже до вершины реки Эмбы. Некоторые из них ныне к северу за реку Сыр не переходят и располагаются всегда при Чжингиттау, или Чжингизкала, Чжаксыкостам, Каратюбя и проч. По совершенной бедности и недостатку в скоте соделались они главнейшими грабителями караванов, чем самым и получают себе пропитание, торгуя с хивинцами. 19 Алимулы-каракисяк – 4 отделения, до 3500 семей. Начальники в оных старшины Айдарбек и Тукман. Кочевание свое имеют смешанно между кичкеня-чиктынскими аулами, с которыми состоят в тесном союзе. 20 Алимулы-улькон, или билюкчура-чикты, имеет 4 удела: телеу, кабан, нагар и чуреньчикты, в коих до 8000 семей. Главные: Мусульман-бий и Чунгай-бий. Кочевья: зимние – по реке Эмбе, в песках Барсуккум и по западной стороне Аральского моря до города Конрата; летние – к северу от реки Эмбы, по реке Темиру и в вершинах рек Сагыза, Уила, Хобды и Илека. Торг производят частью в Оренбурге, а больше в Хиве. 21 Алимулинского рода, чумякейского отделения часть, называемая ак-китын, имеет 9 уделов, в коих до 2000 семей. Управляет оными старшина Тукбай-бий.[417] 22 Того же рода и отделения часть, именуемая учжарай. Она имеет 5 уделов и до 1500 семей. 192 Главные в оной старшины Барку-бий и Тика. Кочевья их располагаются соединенно с улькон-чиктынцами, иногда же на зимнее время несколько из их аулов уходят в урочище Отравы, что близ Каспийского моря. 23 Чжидерууского рода, табынского отделения часть, называемая чумичли, состоит из 9 уделов, в коих до 4000 семей. Ими управляет Барак-батыр. Кочевье зимнее между Аральским и Каспийским морями, в урочищах Кульмавир, Шамматай, в песках Сыиг и при кладбищах Чуруккушчи; летом переходят они от сих мест к северу чрез пески и горы, называемые Чинга и Учканот до реки Эмбы. Торгуют летом частью в Оренбурге, а более – в Хиве. Последние 14 частей Меньшей орды есть собственно та часть киргизцев, которая, как видно было в историческом известии, вступила в союз каракисяцкий. Они и ныне в главных до общества касающихся делах между собою имеют некоторый вид согласия и составляют как бы особую орду, отпадшую от повиновения избираемых Россиею ханов. Байулинского рода главные отделения 24 1. Адаевское – состоит из 12 уделов, в коих до 10 000 семей. Начальники Гумер-батыр, Курмантай-бий, Исяк и Пиряли-хан трухменский, который в прямом смысле составляет только правителя сей части и других небольших партий, от байулинского рода к нему присоединившихся. Кочевья их располагаются в горах Мангистау, или, собственно, Мангишлак, и около Аральского моря в связи с прочими киргизскими родами. Торгуют в Хиве и по Нижнеуральской линии. 25 2. Черкеское – имеет 8 уделов, в коих до 8000 семей. Их старшины Байчиркас, Кушутбек, начальник бывшей расправы Бекмаметь и главный – султан Каратай116. 26 3. Берическое – имеет 7 уделов и до 5000 семей. Управляют оными старшины Исян-бий, Сатакай, Чжабал и Бегали-султан. 27 4. Танинское – имеет 6 уделов и до 5000 семей. Главные в оном Базарбай, Акберда и Исянгилды-бий. 193 28 5. Байбактинское – в 8 уделах, содержит до 6000 семей. Во оном старшины Адель-мурза и батыры Ирсали и Барган. 29 6. Алачинское – в 7 уделах, 5600 семей. Их начальники Муса, Алдыяр, Хубаяр и Икзалисултан. 30 7. Сыкларское – в 6 уделах, до 5000 семей. Старшины их Султанбек, Исенгали и Чурмансултан. 31 8. Маскарское – в 6 уделах, до 3000 семей. Главами оного старшина Кузак, Агизбай, Азибай и Аблай-султан. Все сии отделения торг свой производят летом в городе Оренбурге и зимою – в городе Уральске и по всей Нижнеуральской линии. 32 9. Тазларское – в 6 уделах, имеет до 3000 семей под начальством старшин Сигизбая и Букана. 33 10. Кызылкуртское – в 5 уделах, до 3000 семей под управлением Айтугана и Уразали. Оба сии отделения препровождают в Оренбург хивинские караваны и торгуют в Оренбурге и Хиве. 34 11. Исентемирское – в 4 уделах, до 3000 семей под ведением Мимбай-батыря. 35 12. Япбаское – в 2 уделах, до 1000 семей под начальством Бабаса. Сказанные байулинского рода 12 отделений, живут в довольно между собою союзе и, кроме первого, предпочитают главным над собою султана Каратая, сына Нурали-хана. Кочевья их летние по степи между реками и Эмбою1(1 Так в тексте.) и при речках Кулдугайты, Булдурты, Учжанкаты, Чжусаль, Чубгарлау, Анкаты, Чипкаты до реки Хобды и Илека; зимние располагают всегда к югу до гор Мангышлакских, при устье Эмбы, в островах и заливах по берегу Каспийского моря и при самой реке Урале, начиная от Гурьева-городка до Сорочиковской крепости и далее. 194 36 Часть, отделившаяся от Средней орды увакского рода содержит 8 отделений, в коих до 2500 семей. Начальники оного Сапан и Иштякбай. Кочевья летние и зимние по реке Уилу и Куилу в камышах. Чжидерууского, или семиродского, рода главные отделения 37 1. Главное табынское, собственно называемая тактулы-табын, состоит из 11 уделов, в коих до 6500 семей. Управляют оными Сагыр-батыр, Кучукбай, Чжабенбай и Илекбай. 38 2. Кердаринское – из 5 уделов, до 3500 семей. Их старшины Чжабан и Битик-мурза. 39 3. Тамынское – из 6 уделов, до 2000 семей под руководством старшин Сыгыра, Улана и Тюкубая. Кочевья сих трех отделений располагаются зимою при реке Урале, начиная от Уральского городка и распространяясь вверх по течению до Красногорской крепости и по реке Илеку; летом – в степи по речкам Канлыку, Тяратали, Донгузу, Айгузу, Юсали, Хобде и Илеку. Торг производят летом в Оренбурге и зимою – в крепостях по границе. 40 Алимулинского рода, чумекейского отделения часть, называемая каракиты, имеет 3 удела, до 2200 семей. Оными управляют султан Турдали, сын Дусалин, и старшина Бурзак. Кочевья зимние от Красногорской крепости вверх по реке Уралу до Верхнеозерной крепости и по реке Илеку, в окрестностях урочища Бистамак; летом – при вершинах реки Илека и в местах Маодактали, простираясь до вершин Ори. Торгуют в Оренбурге и по границе до крепости Орской. 41 Чжидеруу-чжигалбайулинцы имеют 12 отделений, в них до 7000 семей. Ими управляют Калюбай, Кутарбаш, Беккет, Алчинбай, Буранбай и Асау. Кочевье зимнее от Верхнеозерной крепости по реке Уралу, с левой ее стороны до города Верхнеуральска. 42 Чжидеруу-рамадан – в 2 уделах, до 300 семей. Они кочуют смешанно с другими аулами и подчиняются старшинам оных. 195 Сии последние 6 частей Меньшей орды главным над собою предпочитают избранного ныне на место Айчувак-хана Чжантюрю, которого власть далее сего не простирается. Всего в 219 отделениях Меньшей орды считается до 169 500 семей, во всех же трех ордах до 408 900. Под названием семьи, или кибитки, разуметь должно здешнее общество, соединенное узами крови под отеческим правлением старшего из них. В таковом семействе бывает иногда до 20 и более душ одних мужчин. Следовательно, приняв среднее число, видеть всех киргизцев до трех миллионов. Кочевые места каждая часть сего народа присваивает себе в непосредственную собственность. Занятие оных киргизцами иного отделения производит между ними часто великие несогласия. Сие право владения ведут они из давних времен: «На сем месте кочевали деды наши, – говорят киргизцы, – как мог тот аул разбить на оном свои кибитки». Таковые их обитания составляют вообще как бы особые полосы земли, тянувшиеся от севера к полудню, сообразно расположению зимних и летних местокочеваний. Во время перекочевки аулов весною, в юге обитавших, к северу, а северных – к югу и осенью обратно, киргизцы строго наблюдают между собою порядок, служащий к сбережению паств для каждого времени года. Все части орды тянутся тогда обыкновенно в приличном расстоянии между собою и почти параллельно; аулы же одного рода или отделения следуют всегда друг за другом, переходя по временам задние вперед, а сии, оставаясь сзади, дабы выгодами привольных мест пользоваться могли все попеременно. Но сии правила не удерживают, однако же, киргизцев от частых между собою смешений, отчего совершенных пределов киргизским кочеваниям определить невозможно. Случается даже, что многие партии, совокупясь с другими народами, устремляются совсем за пределы своей степи, как, например, с туркоманами – в Персию, с каракалпаками и узбеками – в Бухарию, а с куканами и зюнгорцами – в Кашкарию и до индейских границ, чрез что они совершенно изменяются в виде и нравах. Глава 4. ОБРАЗ ЖИЗНИ, НРАВСТВЕННОСТЬ, ЗАКОНЫ, ВЕРА И ПРОЧАЯ Образ жизни Народ киргиз-кайсацкий по образу жизни своей представляет пастухов, получающих все свое пропитание единственно от скотоводства. Разумножение табунов составляет главнейшую заботу каждого киргизца. Сие заставляет его переходить с одного места на другое или, говоря правильнее, кочевать и жить почти без покрова среди открытого неба. Киргизцы напоминают нам первобытное состояние человечества, благословенного в глазах поэта. В дневных записках наших мы уже показали, каким образом совершается кочевание киргизцев и что домашнее их великолепие состоит в одном войлочном шатре, называемом кибит, и в нескольких простых посудинах, служащих для приуготовления пищи. 196 Главнейшее благосостояние сего народа зависит единственно от количества скота. Оно разделяет круг их общества на богатых, посредственных и бедных. Имеющий великие стада столь же блаженствует в степи, сколько блаженствует между обществом образованным, располагающий миллионами; несмотря на то, что здесь одинакий у всех костюм, одинакие упражнения и равное всем просвещение почти всех киргизцев делает между собою равными, ибо даже и самые знатные из них не почитают себе в унижение стеречь свои табуны, гонять оные на водопой, из древесного пня выделывать посудины и чинить обветшалую обувь; женщины, не исключая жен ханских, поставляют себе еще за священный долг смотреть за скотом, мыть платье, и нередко наравне с невольниками, заниматься всеми домашними работами. Но при всем равенстве жизни не достает здесь равенства общественного. Класс бедных между киргизцами несравненно в большей степени чувствует тягость своего состояния, нежели в землях благоустроенных. Не имея средств доставлять себе пропитание рукоделием или работою, будучи угнетаемы сильными, оставаясь всегда в томлении от недостатка и неразлучны с одним местоположением, они как будто лишены свободы, отчего невольным образом влекутся к хищничеству, дабы, по крайней мере, сим средством сыскать себе пищу и покров. Аулы, богатые многочисленными своими стадами, для отыскания свежих пастьб по всему пространству степи побуждаются, хотя не к дальним, но беспрерывным переходам и остаются на одном месте не долее одной недели, что доставляет киргизцам наилучшее удовольствие в жизни. И когда зашед в безводные или пустые степи, принуждены они бывают проходить сряду по несколько дней, не скучая сим нисколько. При таковых случаях, чтобы не изнурить свои табуны, для переходу употребляют обыкновенно половину суток, а другую отдыхают, оставаясь нередко совсем без пойла. Беспокойства, сопряженные с сим движением, нимало их не тревожат. В таковых скитаниях проводят киргизцы три времени года, т.е. весну, лето и осень, а зимою остаются сколько возможно долее, и всегда почти до весны, на одном месте. Зимние кочевья избирают заблаговременно, каждый аул имеет оные при известных урочищах и сохраняет как нечто наследственное и драгоценное. Одна часть киргизцев имеет таковые зимования, как и выше сказано, в южной части степи между песками и по рекам, кустами и камышом изобильным; а другая, приближаясь к северу, скрывается в густые леса, растущие около рек. В сих переменах и движениях проходит вся жизнь сего народа. Годичные времена, располагающие оною, распределяют даже и киргизскими упражнениями, вливая в сердца их попеременно то мрачную меланхолию, то живые чувствования. Едва солнце вступит в знак Стрельца, едва хладные утренники начнут убелять поля седым инеем, едва первый снежный пух опустится на оледенелую землю, киргизцы, извлекаясь из усыпительной беспечности, с унылым челом, подобно испуганным птицам, ищущим свои гнезда, спешат на свои зимние кочевья и, приготовляясь к принятию свирепого времени, заботятся о будущих своих нуждах. Богатые, раставляя кибитки в закрытых от бури местах, покрывают их двойными войлочными покрышами и заваливают при основании землею и песком; а бедные довольствуются ветхими лачугами, закрывая оные хворостом и связанными пуками камыша. Нельзя довольно объяснить, какие трудности приносит с собою угрюмая зима для киргизцев. В войлочном шалаше, кое-как обвернувшись в свою одежду около 197 курящегося посредине костра сырых дров, должны они проводить многие дни в бездействии. Нагие дети стекаются также к сему благодетельному веществу в надежде получить отраду от жестокого холода. Иные из них с полуоцепенелыми членами врываются в золу, еще не охладевшую, которая обыкновенно скопляется близ камина в нарочито для того ископанной яме. Невинные младенцы, прикрытые овчинами или окладенные охлопками шерсти, смешивают вопль свой с криком вокруг бегающего младого скота. Малое отверстие в верху кибитки, служащее входом дневному свету, всегда помрачено густым дымом, стелющимся до самого даже подножия. Все сие представляет бедственную и жалостную картину. При наступлении ночи огонь обыкновенно погасается, отверстие вверху кибитки бывает закрываемо, и всякий под войлоками и овчинами ищет отрады в объятии сна. Еще унылость зимы не совсем угнетает душу и сердце киргизцев в то время, когда в продолжении оной густые, сильным ветром и снежными вихрями несущиеся облака уступят ясности неба, и когда морозы сделаются не столь жестоки, тогда они, по крайней мере, могут заниматься любимыми их упражнениями: осматриванием табунов и ловлею зверей с собаками и беркутами. Но бунтующие бураны заставляют иногда их, особливо располагающихся на севере, по нескольку дней быть безвыходно в своих кибитках. Случается, что кибитки сии, будучи совершенно занесены снегом, выказывают из-под него токмо курящиеся верхушки, и чтоб выйти из дверей, должно бывает прорывать сквозь сугроб тропинку. «Горестно проводим мы время зимою, – говорили нам киргизцы, – лук и стрелы, завязанные в сайдаке, висят без всякого употребления. Иногда со всею живостью за оные принимаемся, готовимся бежать на ловитву, но унылый звон тетивы, распространяя предчувствия неудачи, останавливает наше предприятие. Разбредшиеся по степи табуны не возрождают также померкшего удовольствия. Бодрые кони, опустя долу выю свою, смиренно ищут подснежной пищи. Резвые овцы, в тесных грудах приклоня головы свои друг к другу, со страхом внимают шуму вихрей. Тихие верблюды лежат занесенные снегом. Если случится, что некоторые из наших соотечественников, быв влечены крайнею нуждою, ездят к ближним пограничным селениям для мены скота, то на короткое только время и с крайнею нуждою. Словом, во все сии мрачные дни, сидя в кругу семейства в безмолвной задумчивости, слушаем мы заунывный свист ветра; переменчивый гул его отдается в глубине леса и распространяет грусть в сердце. Пища наша зимою не есть та свежая, приятная, питательная пища, которую получаем летом от тучных стад своих, но бедная, заблаговременно осенью приуготовленная». Народ сей с удивительным терпением переносит жестокость зимы. Не говоря о взрослых людях, самые дети в летней одежде, а нередко нагие и босые, играют довольно долго в снегу. Еще того страннее бывает, если проезжий для какого-нибудь переговора вызывает из кибитки хозяина, тогда все дети выбегают почти полунагие за ним вслед и, несмотря на стужу, дожидаются конца разговора. Иногда, дабы согреть озябшие члены, они попеременно приподнимают то ту, то другую ногу, хватают руками уши, закрывают лицо, и многие другие довольно смешные делают телодвижения. Благоденствие киргизцев воскресает с оживлением природы. Верно, нигде приход весны не встречается с такою радостью как здесь. Едва с первым дыханием Зефира растопятся глубокие снега, и заледенелая зелень оживится солнечными лучами, как все уже из мрачных хижин выходят под открытый свод неба, наслаждаются приятностью времени и 198 восторги свои приносят в жертву величественному светилу – виновнику их счастья. Даже истомленный скот стекается в средину человеков, столь долго в обществе не бывших, и своею живостью, кажется, старается разделить с ними удовольствие. С прерванием веяния грозного Аквилона оканчивается уныние и, можно сказать, все бедствия киргизцев. Постепенно, по мере возвращения весны, повсюду и во всех кочевьях начинаются движения. Все направляют ход в новые равнины, где изникающая свежая зелень, развеселяя замерзшие чувствования номадов, табунам их дает изобильное пастбище. Резвость и живость снова появляется; в короткое время истощалый скот делается тучным, и долговременный голод людей вознаграждается обильными и вкусными яствами. Густое молоко, крепкий кумыз, тучные агнцы и молодые лошади составляют тогда роскошную их яству. Киргизец в сию минуту забывает прошедшее и даже не верит, что есть скорбь, подобно юным детям. По мере оживления природы по количеству приобретаемых удовольствий, и перекочевки становятся веселее и торжественнее. Они повсюду сопровождаются громкими песнями, и украшенные всеми лучшими произведениями. Повсюду аулы текут из страны в страну, дабы на новых местах приобресть новые приятности. Киргизцы летом в сильные жары дня, по причине палящего зноя и множества овода, скрываясь в тени среди закрытых кибиток, покоятся по большей части сном, но в замену сего прохладные вечера и почти все лунные ночи проводят в домашних упражнениях или в дружеских беседах, слушая заунывный гул любимого их инструмента – чжабызги. Когда же солнце начнет уклонять ход свой за предел летнего поворота, тогда появляется новое удовольствие. Жар бывает не так уже мучителен, ничто никого не беспокоит, скот сыт, чрез мену и снятие собственных пажитей хлеба довольно, так что время сие почитают они за лучшее для увеселений, не достает только кумызу. Тогда-то ловитва соделывается всеобщим приятнейшим занятием, и общие народные празднества: конские ристания, борьба, стреляние в цель из лука сугубо дополняют их счастье, которое с некоторым постепенным изменением продолжается даже далее половины октября. Осень производит невероятный переворот в духе народа, согласующегося почти всегда с действиями природы. Тогда веселье умолкает, показывается какая-то угрюмая задумчивость и буйность, все от мала до велика спешат приготовлять запас для зимнего пропитания, войлоки для закрывания кибиток и овчины для теплой одежды. Рассеянные до сего аулы по мелким частям начинают соединяться, как будто в надежде, что сообщество заменит им то, чего лишает природа. Темные ночи, на место прежних увеселений, употребляются в сие время на хищничество. В сие время обыкновенно совершаются главные их баранты. Тогда и купец страшится посылать в степь верблюдов, обремененных товаром. Чувство о приближении зимы бывает здесь чувством мрачного уныния. Вот слабый вид течения жизни кочевого народа. Человеку, познавшему цену постоянных обществ, невозможно привыкнуть к оной! Но, к счастью невежества, киргизцы, гнушаясь всего, что составляет принуждение и единообразность, то же самое думают и в рассуждении жизни нашей. Нравственность 199 Человек получает все впечатления от физического влияния и образа жизни, а потому неудивительно, что киргизцы вообще угрюмы, беспечны и склонны к праздности, которую почитают даром неба. Всегдашнее сообщество их с дикою природою положило на них печать меланхолии и привычку к уединению. Она влечет [427] их часто к некоторому роду отлучения от самих себя. Случается иногда, что киргизец, удалясь от среды людей в безмолвную степь, садится на землю и, погружаясь в глубокую задумчивость, не видит, не слышит, что около него происходит. Нрав они имеют непостоянный, к дружбе склонны, но для личной пользы скоро ей изменяют. К услугам признательны, а к благодеяниям благодарны, память благотворителя сохраняют в потомстве; в гневе скоры и мстительны, слепо ко всему доверчивы, особливо, если что действует на воображение, почему большая их часть легкомысленны и вообще суеверны, подобно как и все дети природы. Храбрости чрезмерной не имеют. Терпеливы в перенесении великих трудностей, иногда великие истязания и самые раны переносят не обнаруживая знаков страдания. Голод и жажда беспокоит их мало, при недостатке довольны бывают небольшим куском курта, разведенного в воде, но алчны, когда есть к тому случай; к несчастьям своих соотчичей довольно сострадательны, а женский пол обнаруживает сие и пред невольниками, но бедным помогают мало и в ожесточении вообще неукротимы. В обещаниях не верны. Вообще склонны к сластолюбию и привязаны к наружному блеску. Пред сильными себе низки, а пред слабыми горды и неумолимы. В делах народных честолюбивы; при сем стараются отличиться для того, дабы оставить по себе хорошую память. Впрочем, по сердцу добры, к изящному чувствительны – сильное изречение, трогательное происшествие и прекрасная картина природы часто извлекают у них слезы, но, к сожалению, душевные сии качества и другие добродетели извращением и предрассудками преобразованы в злейшие пороки. Дар разумения или способностью к умствованию одарены почти все киргизцы. Все их рассуждения, ежели взять прямую сущность оных, довольно здравы, но страсть к многоглаголению, соединяясь с необразованным рассудком и превратным понятием о вещах, соделывает вообще как знатных, так и простолюдинов в умоположениях сбивчивыми, а нередко и совсем бестолковыми. Детское почтение к старцам потеряло всю силу с того времени, когда расстроилась доверенность к управляющим коленами; самая любовь и привязанность к родителям основывается ныне более на опасности, чтоб не потерять участок в имении и не лишиться подпоры при междоусобных распрях. Сие только одно привязывает [428] теперь сынов к отцовскому дому и заставляет их рачить благосостояние оного. После свадьбы сыновья получают в полное свое распоряжение участок скота и совершенно освобождаются от неограниченной зависимости, тогда отдается на их волю, остаться ли для общей защиты в одном ауле с отцом или, привлекши к себе сообщников, отделиться кочевать в другие места. К таковому разделению побуждаются они иногда необходимостью, а особливо, кто имеет у себя великие табуны. Кровные союзы почитались доселе неразрывными. Ни дальнее родство, ни раздробительность поколений, ни внутреннее несогласие, ничто не испровергало сего священного чувствования. Для дел общественных и для сопротивления неприятельским 200 партиям все аулы стремились принять участие соединенно с коренным своим поколением, и чрез то роды удерживались между собою как бы в равновесии. Но ныне, к сожалению, сии братские согласия не всегда бывают постоянны. Хотя редко, но случаются примеры, что даже дети, увидев на противной стороне личные свои выгоды, не дорожат родительским благосостоянием. А от сего и произошло, что все связи народные и общественные основаны у киргизцев единственно на личной безопасности. Сии причины, соединив несколько семей, составили аул, или улус, руководствуемый старейшим и почтеннейшим из среды их. Несколько таковых улусов, сближенных родством и управляемых особым бием, составляют удел (тюбя). Несколько уделов составляют отделение (аймак), которые иногда имеют взаимные вражды и многих начальников. Отделения сии составляют уже род (руу), а иногда роды и отделения, соединясь смешанно, составляют как бы особые части орды. На сем разделении народа основана и 3-я глава сей книги. Народ вообще разделяется на два класса: на дворян, происходящих от ак-суяк, или тюря-суяк, т.е. белых костей, и на чернь, происходящей от кара-суяк – черных костей. Первое сословие составляло издревле ханские потомства, т.е. солтанов, старшин, хочжей и тарханов, и из них избирались родоправители. Они прежде были богатейшие в орде, пользовалися отличительными правами, но ныне происходящие от черных костей столько же усилились; они часто приобретают себе титул биев и батырей, входят в родство с солтанами и начальствуют многими аулами (Хотя достоинство биев и батырей приобретается из без особенного к тому предуготовления, а иногда сначала как будто бы шутя предается первое говорунам, а другое – удальцам, но, наконец, мало помалу с сим названием присвояют они себе и власть соответственно состоянию своему и изворотливости.). Богатство, число подвластного народа и перевес в делах народных зависит здесь иногда от многочисленности семейств, или улусов, составляющих как бы собственность родоначальников. Киргизцы бедные, с малыми семействами, вступают обыкновенно в аул под покровительство богатого старейшины и для снискания себе безопасности должны угождать своим покровителям, перенося иногда насилия; но если отягощение превзойдет меру, тогда принимают они сторону противных партий и в отмщение, прикрываясь видом баранты, нападают на табуны прежних своих начальников. Торговля, познакомившая киргизцев с блестящими изделиями, нечувствительно менее нежели в 50 лет поселила между ними приличную их нравам роскошь и тем еще более развратила пастушеские нравы, соделав оные до невероятной степени наклонными к корыстолюбию. Чтоб получить малозначущий какой-нибудь лоскуток, все без исключения, простые и знатные, не почтут себе в порок сделать все возможнейшие наглости, а если опасность не удержит, то употребят для того и самые злодеяния. А от того обращение народное соделалось своевольно и грубо, и непослушание к старшим простерлось даже до дерзости. Гостеприимство, можно сказать, осталось одно из всех нравственных добродетелей, господствующими между кочевыми народами. Его наблюдают здесь со своими соотечественниками все без изъятия. Неприятель, в день самой брани, прибыв к кибитке своего врага под видом гостя, найдет у него пристанище. Месть падет на главу того семейства от всего сообщества, который не успокоил странника, искавшего себе 201 покрова. Если бы случилось, что хозяин имеет на гостя иск, то и тогда не прежде оный требует как дав ему время отдалиться от жилища или по 3-дневном угощеньи. Народоправление и внутреннее состояние орды Хотя Меньшая и Средняя киргиз-кайсакские орды находятся в зависимости Российской империи, а Большая – у китайцев и хана ташкенского, но вообще по внутренним делам они управляются по собственным их законам без всякого посредства. Податей, кроме подданных ташкенскому владельцу, все прочие никому не платят и никаких повинностей, сопряженных с обязанностью подданных, не знают; даже и самое уверение их в подданстве не имеет никакого основания. Они обнаруживают сие повсюду, где видят нужду, опасность или принуждение. Почему, по мере сих причин, приближаясь к границам России, называют себя подданными российскими, в бытность около Бухарии – подчиненными хану бухарскому и т.д.; не чувствуя, впрочем, ни цены, ни значения сих слов, ибо среди степи при малейшей уверенности, что трудно совершить над ними поиски, предаются совершенной свободе, испровергают всякую зависимость и готовы на все отважиться. Обстоятельства сии подали повод, что все соседи степи, буде удастся им поймать виновных киргизцев, сами собою сажают их в тюрьму и, не сносясь с Россиею или другими землями, судят и наказывают по своим законам. Собственное правление в киргизских ордах можно было бы причислить к феодальному, если бы не затмевалось оно ныне правом сильного. Законы, на основании коих киргизцы судят тяжбы и преступления, признаются по большей части изданные Тявкою-ханом, но они также представляют ныне слабую тень закона, и потому прямые уставы сего народа суть собственные их чувства. Народные судьи называются бии, под которым словом разуметь должно людей красноречивых, богатых и оборотливых; приговоры их тем более имеют преимущества, чем сильнее подвластная им партия; а как истолкование правосудия состоит в произволении, то и совершение оного зависит от руки сильного. Когда обиженный предстанет к бию с просьбою, тут уже влекут и ответчика, и таким образом разбирая происшествия на словах, оканчивают дело в полчаса; но ежели последний другого совсем рода, тогда бий посылает истца с детьми к старейшине оного рода требовать удовлетворения и в случае неисполнения велит барантовать, т.е. следующий иск отнять силою. А потом судья и истец отнятое разделяют поровну; а если невозможно будет совершить сие явным образом, тогда производят хищничество, нападая тайно на табуны или, дождавшись в скрытых местах выезда самого обвиняемого, снимают с него оружие, одежду и уводят лошадь. Сей род похищения нередко основывается на личных и несправедливых претензиях, а потому и подает право к отмщению, которое таким образом, переходя из рода в род, сделало между киргизцами повсеместное хищение за обиды дедов и прадедов; и вместо того, что прежде баранты совершались с воли родоначальников под управлением почтенных людей и производимы были только за великие претензии, т.е. за воровство 100 и более лошадей, ныне один баран, обидное слово – все производит баранту. После таковых поступков неудивительно, что народ киргизский воровство не считает пороком. Человек, успевающий в сем ремесле, признается за человека искусного и нередко получает титул наездника (батыр). Бедные, соединясь с ним, составляют особое 202 общество, которое иногда делается довольно знаменито. Они в сотовариществе с другими под видом баранты часто угоняют скот от аулов богатых, иногда делают для грабежа набеги в соседние земли, а более всего нападают на купеческие караваны под видом собрания пошлины за пропуск чрез свои жилища, останавливая их таким образом на каждом ночлеге. Получаемая подобным образом добыча составляет единственное пропитание многих киргизцев, которые по прибытии в свои жилища большую часть пригнанного скота, дабы не отняли у них его обратно другие партии, убивают для своего насыщения и все прочее отправляют на мену для получения зимнего съестного запасу и вещей для уборов; а после сего снова готовятся на оный же промысел. Киргизцы также во время проезда по степи не избегают сих опасностей. Иногда даже бии, встретясь нечаянно с шайкою воров, лишаются всего, что с собою имеют, и должны нагие брести до ближнего аула. Словом, ни один здешний обитатель с самыми добрыми расположениями души не может остаться спокоен, чрез что почти невольным образом делается хищником. Между киргизцами редко слышно смертоубийство, ибо мщение за кровь непримиримо в роды родов1(1 Так в тексте.), так что иногда стоит жизни и имения целых аулов. Во всякое время и во всяком месте, где бы не случилось встретить истцу киргизца того отделения, из которого был убийца, хотя бы сей и не был к тому причастен, но ежели не сделано по их обычаю примирения для заплаты мзды крови, то истец имеет право тотчас его умертвить. В проезд наш в степи случилось следующее происшествие, которого мы почти были свидетели: чумекейского отделения наездник, скрытно прокравшись к чиктынцам, напал на один аул в намерении отогнать скот, но неожидаемое сопротивление произвело драку, окончившеюся смертоубийством. Брат убитого протестовал всему своему отделению и требовал мести. Виновный предлагал кун, т.е. мзду крови, и между тем во время сих переговоров он умер от ран, в сем же деле от другого киргизца полученных. Но, несмотря на сие, ненависть и после смерти его не прекратилась. Истец возбудил своих биев собрать толпу народа и идти вооруженною рукою на весь удел виновного. Начальники сего последнего выехали сами с оружием и после некоторых сношений согласились обоюдно сделать совет и примирить виновных с тенью убитого. Условие положено, избранные депутаты выехали от обеих воюющих сторон на средину поля, оба ратных строя разделяющего, и, слезши с лошадей, сели в круг. Они для лучшего средства к примирению, взяли с собою одни брата убитого, а другие – трех сынов убийцы. После обыкновенного приветствия и по краткой молитвы: «Да всевышний Бог пошлет им духа спасителя, могущего прервать восставший раздор», начались переговоры. Но при сем случае как скоро брат-мститель узнал в числе присутстующих детей ему ненавистных, то с поспешностью встал со своего места и мгновенно вонзил старшему из них в грудь кинжал. Вражда умолкла! Бии, принеся слова благодарения Богу и заключив друг друга в объятия, миролюбиво разъехались в свои жилища. Редко, однако ж, ныне совершаются таковые жертвы, корысть берет в сем случае преимущество, и кун кончит распрю. В таковом положении мы видели народ киргизский. Бедность и грабежи час от часу между оным увеличиваются, караваны купеческие погибают среди его, граница российская и прочие порубежные страны находятся во всегдашней опасности от набегов. Уже дошло до того, что некоторые из них просят милостыню то в российских селениях и, так сказать, из куска хлеба живут в работниках; но многие из беднейших скитаются 203 еще по степи, дабы похитить что-нибудь утолить голод. Если волнения сии продолжатся далее, народ сей весь вконец разорится, и если погибель сия доведет их до отчаяния, то по необузданности и непреоборимой любви к праздности ничего более ожидать нельзя, как опасных последствий. Нужно только, чтоб между ними явился человек с твердою решительностью, тогда может произойти таковое же для соседних им народов опустошение, каковое было прежде при Чингиз-хане, Тамерлане и других кочевых завоевателях, которые соделались страшны, иногда от подобных же сему обстоятельств. О воинском состоянии, образе ведения войны и проч. Ремесло военное признается киргизцами благородным, а от сего и весь вообще народ оным занимается. Кто в силах управлять оружием, всегда должен носить при себе меч или, по крайней мере, нож, и по первом позыве родоначальников являться к ополчению. Испытанная храбрость и предприимчивость дает право быть предводителем, а общий глас народа определяет их жребий. Прежде, когда в ордах господствовал порядок, каждый род на случай войны имел особенного цвета знамя или кусок бумажной материи, навязанный на пику. В отделениях, или аймаках, и тюбях были также распределены значки, цветом соответствующие родовому знамени. Они во время битвы служили вместо кормила для ратоборствующих. Толпы следовали всегда около своих знамен; где они видимы были, там более теснились воины и производили жестокую сечу. Как скоро воинство теряло их из глаз, то рассеивалось в беспорядке, считая себя побежденным. Нередко отважная храбрость и искусство от управлявших таковыми знаменами давала случай выигрывать сражение над сильными неприятелями. Как скоро старейшина или султан, управлявший родом, выставлял у своей хижины знамя, тогда все могущие управлять оружием, как бы возбужденные от сна, хватались за оное. Гонцы бегали из аула в аул, рассеивая весть брани, всюду раздавались крики наступающей войны; всюду в союзных аймаках поднимались также знамена, призывающие ратников, которые, облекшись в твердую сбрую, на добрых конях летели к сонму сотоварищей, совокупленных под сими развевающими знаками кровопролития. Стекшись в единое место, все разделялись по партиям, и каждая, составивши свой круг, выбирала из среды своей храброго и отважного начальника. Наконец, избранные сии особы назначили из своего общества двух родовых предводителей, известных опытностью и мужеством. Один из оных должен был представлять главу воинства, или, лучше сказать, правителя совета, без которого никаких предприятий производить не позволялось, другому же поручалось хранение родового знамени. Если для военного предприятия шли несколько родов, то частные военачальники избирали четырех военных полководцев, из коих двое хранили главное знамя всей орды, а другие управляли советом. Чтоб разнообразие и беспорядок строя не могли подать случай к смешению, и чтобы во время битвы не признать неприятеля за своего союзника или товарища, роды имели особливые слова, или, как бы, пароль, по которым рассеянные собирались, и каждый узнавал свою толпу; пароли сии означали или название мест, или относились к чести какого-либо славного рода, употребление оных еще и поныне хранится между 204 киргизцами. Мы узнали, что тюрткаринцы в сражении обыкновенно кричат Аярытау, чиктынцы – Бактубай, чумякейцы – Дюит! Дюит! и проч. В нынешнее время из описанного порядка осталось слабое только подражание, хотя значки еще употребляются, но не в каждом роде и отделении; а всякая толпа, собравшаяся для хищничества, имеет оное при себе, несмотря на число и не наблюдая родового цвета. По сим значкам отличается теперь только то, что воины, имеющие оное при себе, идут для кровопролития, ибо на грабеж, баранту, и в прочие случаи знамен не берут. По всеобщему раздору, существующему между сим народом и по рассеянностью его в кочевании, не может оный ныне собираться на брань единодушно. Обстоятельства, касающиеся до одного отделения, не возбуждают в другом соревнования участвовать в несчастии и разделять последствия, несмотря, что закон общественный строжайше требовал сие от каждого сей жертвы, которая доселе удерживала равновесие в родах и спокойствие в жизни. По таковым причинам в Меньшей орде союзных ратоборцев не более теперь может собраться 50 000, а в Средней – до 30 000; но если бы вся орда без изъятия могла приняться за оружие, то в Меньшей явилась бы оных до 250 000, а в Средней – до 300 000 способных и здоровых воинов. Оружие киргиз-кайсаков составляют пики, которыми управляют проворно, а также сабли и луки со стрелами, но сими последними действуют не столь искусно, как уральские башкирцы. При отправлении на войну каждый всадник не более имеет с собою 20 стрел, почему всякий старается сберегать оные, напрягая все искусство, чтобы пущенная стрела не напрасно была потеряна. В дневных наших записках при описании одежды показаны были киргизские рыцарские панцири, делающиеся из железной сетки. Но мы не говорили, что часто таковою же сеткою покрывают они лошадей своих, и что конусообразные их шапки много способствуют к сохранению головы от сабельных ударов. Ружей употребляют здесь мало, но и сие малое число по большей части замков не имеют, а запаляются фитилями. Фитили сии обыкновенно делаются наподобие веревочки из таловых лык или мочал; во время дождливой погоды употребление оных бывает весьма неудобно, ибо почти для каждого выстрела должно бывает вырубать огонь и снова зажигать фитиль; с руки, а особливо сидя на лошади, стрелять из ружей киргизцы совсем не умеют, а чтоб дать верный удар, им должно лечь на землю и поставить ружье на устроенные близ дула развилины, так называемые рожки. Бедность в снарядах и трудность доставать оные делает второй недостаток при огнестрельном их оружии; иногда за неимением свинцовых пуль употребляют кремнистые голыши, чугунные осколки от казанов и проч., и если пуля мала противу калибра ружья, то завертывают ее в ветошку. Нас уверяли, что свинец добывают некоторые киргизцы из свинцового блеску, отыскиваемого в степных горах, но за вернейшее почесть можно, что они выменивают его в Хиве, Ташкении, Бухарии и чрез трухменцов в Персии, откуда получают также длинные винтовки и другое оружие. Порох навсегда бывает у них зернистый, а наиболее мякотью или небольшими комьями. Составные его части между собою смешаны дурно и без всякой пропорции. Киргизцы частью делают его сами, доставая серу в горах, а селитру у развалин, где находят ее 205 иногда кристаллизованною, но наиболее все сии припасы покупают в азиатских владениях. Вообще же сказать можно, что они в нем весьма великий имеют недостаток. Киргизцы с юных лет приучаются управлять оружием. Едва юноша начнет помышлять о забавах уже не младенческих, дают ему натягивать тетиву крепкого лука, бросать в цель камни и дротики, бороться и усмирять диких коней, а потом звериная охота усовершает еще более сии их качества, вместе с проворством и крепким сложением. Воинское искусство оказывается здесь не в порядке строя и единообразном употреблении оружия, а походит более на удальство, свойственное всем кочевым народам, возрастающим и всю жизнь свою провождавшим на конях и в ристании. Всякий воин у них действует сам собою, и собственная предприимчивость доставляет ему большие или меньшие выгоды. В самом деле, они опровергают сомнения о способности нумидов 117, без узды управлявших дикими конями, схватясь за гриву, беззаботно перебирающихся чрез горы и быстрые реки. Они оправдывают и повесть о парфянах, соделывавшихся из бегущих, при малейшем беспорядке гнавшегося неприятеля, наступающими, а из рассеянных – в краткое время собравшимися и снова битву возобновляющими. Величайшее несчастье для сих бедных ратников, если какойлибо неблагоприятный случай заставит их спешиться: храбрость и все воинские добродетели тогда их оставляют и овладевает обыкновенная трусость; словом, они полагают, что воину лишиться коня, то же значит, что быть ничто. Чтоб при необходимых случаях в мгновение известить о чем-нибудь другие партии, имеют к тому различные сигналы, или, так называемые, маяки: днем дают знать чрез повороты и кружение на коне, то вправо, то влево, а ночью – зажженными огнями и сверкающими от огнив искрами. Когда должны бывают театр войны иметь в местах отдаленных, чуждых, то каждый воин запасается двумя или более лошадьми, из коих одну приуготовляют для дня битвы, а на прочих едет сам и везет умеренный запас. Очень редко случается, чтоб две сопротивные ополчения действовали воинственным порядком, т.е. наступательно и оборонительно. Ибо делать нечаянные набеги и производить в неприятельских жилищах опустошения без правил и дисциплины есть единственный их образ ведения войны. Бывает иногда, что одна битва, один удачный набег решит все пламя войны. Впрочем, должно сказать, что при невозможности избежать сражения, прежде нежели во оное вступят, употребляют друг противу друга хитрости, дабы развлечь внимание неприятеля. Иногда в ночное время зажигают в противной стороне своего стана огни; иногда, поставя засаду и притворно напав, завлекают его в желаемое место; а иногда разделившись на многие мелкие партии, беспрерывными во всех пунктах криками подают противнику мысль о великом их количестве и, тем приводя в робость, обращают в бегство. Затруднительные предприятия решают всегда авгуры, баксы, и назначают самое время битвы; тогда-то со всею лютостью, не наблюдая никакого порядка, устремляются они друг на друга, произнося ужасный крик, пуская стрелы и бросая камни. Столкнувшись, таким образом, вступают в ручной бой, кому как заблагорассудится, или один на один, или толпами. Первый удар бывает всегда необыкновенно силен и даже опасен для регулярного строя, но сей энтузиазм охладевает от первого отражения, набеги становятся слабее, слабее, и 100 человек пехоты с огнестрельным оружием с удобностью могут удержать 1000 всадников. 206 Сколь ни велика страсть к войне, но спасение жизни много умеряет ее стремление, так что ныне киргизцы кажутся более наклонными к грабежам, нежели к ратным подвигам. Небольшие партии, тайно врываясь в соседние азиатские земли и в российские пределы, захватывают первую попавшуюся глазам их жертву и, как алчные вепри, растерзав оную между собою, тотчас спешат в отчизну. Они не страшатся преследования, и напрасно было бы вдаль отправлять оное, ибо при малейшем о сем помысле разбегаются по разным местам и в пространных степях находят верное от поисков убежище, а преследователи, не подвергаясь опасности, не могут раздробиться на мелкие команды. Права войны у всех кочующих народов не ограничены – все, что ни попадается в их руки, составляет неотъемлемую часть каждого; не только пленные воины порабощаются и влекутся на продажу, но когда вторгаются во внутренние жилища, забирают весь скарб и налагают оковы невольничества на жен и детей. Киргизцы, во время тишины будучи столь же хищны, как и во время войны, всегда изыскивают средства к распространению своих набегов и грабежей, соделавшихся ныне как бы некоторым родом их промышленности. Плодоносные поля, сенные покосы, рыбная ловля, словом, все места, даже самые проезды в порубежных им странах, от того не безопасны. К предохранению от сих хищничеств границы российской, в летнее время учреждаются по ней отъезжие караулы, пикеты и форпосты, которые днем и ночью по нескольку раз по самой черте пограничной производят разъезды и с немалым рачением разыскивают следы. Для повсеместного известия о переходе киргизцев внутрь российской границы зажигают поставленные на возвышениях маяки, и тогда всякий поселянин удаляется с работы и спасается в крепостях или редутах. На зиму, когда свобода кочевого народа сего порабощается суровостью времени и дух к хищению погасает, тогда и посты на границе уменьшаются, оставляя только команды в одних определенных пунктах, из коих объезды производятся уже по два раза в сутки. При всех таковых предосторожностях трудно бывает иногда предупреждать грабежи киргизцев. Никогда или очень редко толпа, собравшаяся для прохода в российские пределы, прорывается целым сообществом или чрез одно место; они рассеиваются всегда верст на 50, и в назначенную ночь по два и по три человека, прокрадываются мимо стражи, устремляясь к ближним селениям, где, обретя добычу, тотчас возвращаются обратно. Иногда пройдя, таким образом, за пограничную черту, сокрываются они по нескольку дней в лесах и горах. Для сего посвящают обыкновенно темные ночи, дабы в оное удобнее видеть условленные сигналы, по которым им должно собираться воедино. Они производят их в некотором отдалении от места сборища, ежечасно переменяемого; призываемые товарищи направляются также не прямо на видимый блеск сигнала, а заключая по склонению оного или вправо, или влево. Совокупясь вместе, немедленно нападают на селения или табуны скота и, захватя добычу, мгновенно удаляются в степь. Во время своего возврата никогда не идут прежним трактом, а, разделясь на несколько частей, устремляются чрез новые пункты. Регулярная пехота имеет немалые выгоды для сопротивления киргизскому нападению: сомкнутый фрунт все их покушения соделает недействительными; но рассыпанные стрельцы, не быв подкрепленными кавалериею, соделаются несомненно жертвою наездников. Конница тяжелая сама собою, без вспомоществования инфантерии, не всегда может быть полезна, также и пехота, без конницы, кроме собственной защиты не 207 сделает ничего знаменитого. Для совершенной победы, к малой части пехоты и тяжелой кавалерии нужно всегда достаточное число конницы легкой, а особливо той, которая в военных оборотах имеет равные способности с сим народом, как, например, казаки и тептяри. Опыты подтверждают, что 4000 легкой, хотя бы и нерегулярной кавалерии, подкрепленные двумя батальонами инфантерии и тремя или четырьмя эскадронами драгун, свободно разогнать могут до 30 000 отважнейших степных ратников, а еще более, когда к оным прибавится несколько орудий полевой артиллерии, действие коей приводит всю рать в чрезвычайную робость. Вероисповедывание Народы Киргизкой степи погруженными в идолопоклонство, а частью и в совершенное безверие скитались до IX столетия, в котором рачительные последователи Магомеда, а особливо священнослужители, называемые муллы и хочжи, посетители Гроба Пророкова, из набожности странствуя по степям в первый раз начали рассеивать новое сие учение. Оно вначале мало имело последователей, но лицемерное смирение сих святош, беспрерывное бдение на молитве и налагаемые к изнурению себя обеты много способствовали к поколебанию вольномыслия кочевых обитателей, а потому в исходе XI столетия, при возвышении Золотой Орды, все жители, по западной стороне степи обитавшие, последуя примеру ханов своих соделались мусульманами. Восточные долго оставались частью в поклонении бурханам, подобно тому, каковое в Китае и Тибете приносили истукану Фое1(1 Имеется в виду статуя Будды.), а частью придерживались единобожия, которое представляли себе в солнце или других для их понятия сверхъестественных вещах. Уже тогда поселяне приняли сию веру, когда вся Малая Бухария ее исповедывала, северные же заразились по перенесении ею от Золотой Орды в Сибирь; совершенно утвердили оную в степи поселившиеся толпы мухамедан среди здешних народов, о чем сказано было и в истории. Киргизцы последуют учению суннитского толка, но весьма слабо и нерачительно исполняют правила, оным предписанные. Они избрали из него только те места, которые соответствовали их закоснелым мнениям и нравились по своей приятности, и соединили оные со старыми господствующими у них обрядами, не заботясь более таким или другим порядком должно брать прямое значение веры. Словом, вера магометанская не производит в них ни споров в разномыслии, ни общего энтузиазма, как в других народах, исповедающих сию веру. Она со временем совсем могла бы здесь уничтожиться, если бы муллы, под видом снискания святости, так сказать, с Алкораном на главе и с корыстью в сердце, не приходили в степь из Бухарии, Хивы и Ташкении и не старались ее поддерживать своими увещаниями, учением молитв, распеванием стихов и приноравливанием оной к склонностям народа. Примером малой привязанности киргизцев к своей вере, а вместе и ко всякому роду учения служат постановленные на российской границе школы, кои доселе не приносят никакого видимого успеха; ежели малое число охотников являются в оные из орды, то совсем не для просвещения, а дабы без дальних затруднений на несколько времени иметь пропитание, для которого положено выдать им из казны кормовые деньги. Самые муллы, посылаемые в степь по делам народным, не смеют настоятельно им показать важность сего полезного и благотворительного учреждения, ибо, когда сии наскучат своим нравоучением, то плети и презрение соделаются неминуемою за сие наградою; искусные духовные особы для приведения между сим народом чего-либо полезного в 208 действие, по большей части пользуются либо суеверными их предрассудками, либо принимают хитрую набожность. Главные догматы веры, которые чтят киргизцы, состоят в следующем. 1. Чтоб делать омовение. Его производят очень изредка, иногда вместо воды обтираются пылью, песком или даже сухими ладонями с приличным благочинием поглаживают голову, лицо и бороду. 2. Совершать богомоление. Очень немного заметили мы исполнявших сию строгую магометан обязанность. Некоторые, оставя предписанные правила, оканчивали оное одним коленопреклонением и земным поклоном, а другие производили по одному разу в сутки, а не по пяти, как велено; холостых и молодых людей никогда не видывали молящимися, весьма малая только часть из киргизцев погружены в суесвятство, и то из единого желания, дабы привлечь уважение. Они стоят иногда на молитве по целому часу, и даже вставая ночью читают стихи вслух или лежа воздыхают, поминая имя Божие. Сие наиболее делают приходящие в степь духовные особы и разъезжающие по аулам хивинские торгаши. 3. Пользоваться многоженством, что доведено здесь, а особливо между богатыми, до чрезвычайности. 4. Не питаться свиным мясом. Исполнение сего введено у киргизцев в большее употребление. 5. Для спасения от опасности и для получения корысти употреблять хитрость. Кажется, нет надобности говорить, что сие определение веры с точностью выполняется. 6. Все религии, кроме мусульманской, считать неверными (кафер) и противу тех, кои исповедуют оные, употреблять оружие. После таковой заповеди можно ли удивляться, что грабить, увлекать в неволю, а иногда и мучить иноверцев почитают киргизцы за некоторый род угождения Богу. Они производят сие не для того, чтоб желали чрез оное обратить их в свою веру, как предписывает Алкоран, но потому только, что они не мусульмане. Впрочем, все другие уставы сей веры отметают без всякого претыкания, а особливо те, которые противятся любимым их предрассудкам, например,воздаванию почестей усопшим; мнению, что духи участвуют в делах людей и могут быть призываемы; уверенностью, что ворожбою и колдовством можно отвратить бедствия и, наконец, что есть симпатические средства, противостоящие злу; а потому суеверие, смешанное с магометанством и основанное на старых идолопоклоннических мечтах, составляет у них также как бы собственный отличный догмат веры. Основываясь на сем, киргизцы имеют у себя особенный как будто класс жрецов, которые чрез чародейство сносятся с духами добра и зла и помощью оных удовлетворяют желанию. В 1-й части мы заметили уже сие заблуждение, представя некоторые примеры ворожбы. Здесь в дополнение остается сказать, что киргизские волхвы, называемые баксы, разделяются на многие классы по средству или манеру, употребляемому ими при волховании. Главные баксы суть те, кои имеют прямое сношение с духами и производят колдовство всех родов, они в большем почтении между 209 народом. Другие – только ворожецы, гадающие разными образами, а третьи – просто вещуны, предусматривающие по предчувствию. Сии иногда во время работы, или в дороге, или даже и среди пиршества вдруг приходят в некоторый род исступления, остаются во оном недвижимы по нескольку минут, а потом, придя в себя, рассказывают грезившиеся им чудеса и таинства. Таковые и различные другие прорицатели, как и различие их классов, частью описано у г-на Палласа в 1-й части его «Путешествия» и у гна капитана Рычкова. Магометанские муллы, кочевья киргизцев посещающие, приноравливаясь к народному заблуждению, также гадают по Алкорну. Они сверх сего внушили им, что некоторые таинственные стихи, молитвы и почерки характерические, будучи написаны на особом листе и содержимы при себе, имеют магическую силу, укрепляют здравие, удерживают от падежа скот и сохраняют домашнее благоденствие, а других чудотворное влияние относится даже до того, что делает в войне неустрашимыми и оружие врагов безвредным. Киргизцы, прельстясь сими лестными надеждами, с радостью покупают у духовных таковые лоскутки намаранной кое-как бумаги; и оба пола, сохраняя их как неоцененное сокровище, во всякое время носят при себе зашитыми в разноцветных мешочках и прикрепленными на поверхности одежды посреди спины, на плечах или под оную на груди и в нижней шапочке калякушм. О словесности Язык, которым говорят киргизцы, равно употребляемый и всеми татарами, есть древний турецкий или монгольский, но от долговременности и различного обращения с иноплеменными народами совсем удалившийся от первобытного своего знаменования. Можно сказать, что киргизцы даже с татарами во многом теперь различествуют, как в рассуждении составления речений, так и в некоторых словах, вошедших в употребление к киргизцам от калмыков, зюнгорцев и природных бухарцев. Главное несходство, каковое тотчас приметить можно в гармонии разговора киргизцев и татар, состоит в том, что первые вместо ш производят с, например:шур или шор (горькая соль), выговаривают сор, шулай (так) – солай и проч. Вместо иа или я – ие, ии, ио, иу или ю, произносят чжа, чже, чжи, чжо, чжу, например: Яик – Чжаик (Урал), иел (ветер) – чжель, иок – чжок, или чжог (нет); вместо ч произносят ц, например, пача – паця (царь), акча – акця (деньги) и проч. Вместо к произносят г, например, кара – гара (смотри), не каласин – не галасин (что делаешь) и проч.; и вместо и произносят иногда ы, например, итык– ытык (сапоги) и проч. В некоторых случаях звук буквы у выражается как французское u и oe. Существительные и собственные имена множественного числа не имеют, например: бир кап (один мешок), дюрт кап (четыре мешка) и бир кисы (один человек), коп кисы (много людей). Местоимения, как единственное – мень (я), синь (ты), ол (он), так и множественное биз, или миз (мы), сис (вы), ол (они) употребляют; впрочем, кроме сих возвратительных и указательных не имеется. Первое и второе лицо, вместо единственного числа, часто употребляет множественное, например, вместо чжатамен (лежу), говорят чжатамиз (мы лежим). 210 Второе же лицо употребляется для учтивости, например, не айтасин (что говоришь), произносят не айтасис (что говорите). В падежах родительный сходствует с винительным, например, ханнум баласе (ханское дитя); ханнум чакрчь (хана попроси), а дательный – с творительным, например, ханга бер (хану отдай); хана бар (за ханом ступай). Предлоги, сколько мы могли заметить из разговоров сего народа, совсем или очень редко употребляются. О спряжении глаголов Изъявительное Настоящее Айта или айтай – говорить. Айтамен – я говорю, или я хочу говорить. Айтасин – ты говоришь, хочешь говорить. Айтаде – он говорит, хочет говорить. Айтамис – мы говорим, или хочем говорить. Айтасис – вы говорите, или хотите говорить. Айтаде – они говорят, или хотят говорить. Айтмаймен – я не говорю, или не хочу говорить. Айтмейсин – не хочешь говорить. Айтмейде, или айтмас – не хочет говорить, или не говорит. Айтмеймис – не хочем говорить. Айтмейсис – не говорите, или не хотите говорить. Айтмейде, или айтмас – не хотят говорить, или не говорят. Прошедшее Мин айттым – я говорил, или сказал. Син айттым – ты говорил, или сказал. Айтты – он говорил, сказал. Биз айтым, или айттык – мы говорили. 211 Сиз айтым – вы говорили. Айтты – говорили они. Минь айткан чжок – я не говорил. Синь айткан чжок – ты не говорил. Айты чжок – он не говорил. Биз айткан чжок – мы не говорили. Сиз айткан чжок – вы не говорили. Айткан чжок – они не говорили. Будущее Айтармен – я буду говорить. Айтарсин – ты будешь говорить. Айтар – он будет говорить. Айтармис – мы будем говорить. Айтарсис – вы будете говорить. Айтара – они будут говорить. Айтмермен – не буду говорить. Айтмерсин – не будешь говорить. Айтармас (Иногда при всех линиях употребляют общее отрицательное выражение сие: айтармас.) – не будет говорить. Айтмермис – не будем говорить. Айтмерсис – не будете говорить. Айтармас – не будут говорить. Повелительное Айт – говори, айтма – не говори, а поучтивее айтчь (пожалуй говори) или айтсень, или айтсенчь, сие последнее произносят при некотором негодовании или для подтверждения прежнего повеления. Неопределенное 212 Айтарга – говорить; но редко употребляется. Причастия Настоящее Айтеп – говоря или говорящий. Прошедшее Айтеп, или айткан – говоривший. Таким образом, если не все, то, по крайней мере, весьма многие глаголы спрягаются. Причастие настоящее весьма часто в речи употребляется и составляет некоторым образом отличительное свойство сего языка, например, айтеп чжатыр (он говорит, или продолжается речь), а дословно: говоря или говорящий лежит, т.е. как будто в разговорах лежит. Чжалпыр чжауп чжатыр (дождь идет), а дословно: дождь бияй1(1 Так в тексте.), или дождь на бою лежит. Ут чжауп бер (выруби огонь), а дословно: огнь вырубляй дай; су алеп кель (воды принеси), а дословно: воду взимаем принеси; береп чжуверь (принеси), а дословно: даяй отпусти и проч. Иногда сии причастия в продолжении какого-нибудь рассказывания сначала только изредка, а потом чаще и чаще повторяются, и как птичий напев с визгом оканчиваются. Иногда для важности собственного лица при начале речи прибавляются ай, или ой, а при конце почти каждого почти слова ау или оу, например: ой чиркан ау,мордар ау, кан чжуар оу, т.е. проклятый нечистый дух, прольется кровавый дождь и проч. В согласительном прибавляются се или са и боса (если бы), например, берьсе берь – если хочешь дай; берьсе боса бердым – если бы хотел дать, дал бы; барса бар – ежели хочешь идти, ступай. Сверх сего встречаются названия и имена, которые перевести в точное знаменование одним изречением почти невозможно. Сие наиболее бывает в хозяйственных и к жизни относящихся предметах. Когда люди находятся в младенческом состоянии, тогда воображение и страсти, будучи в сильнейшем движении, управляют всеми их действиями. Человек, живущий в рассеянии, имея весьма слабые познания о вещах отвлеченных, на каждом шагу встречает предметы новые и странные, действующие на его душу и приводящие ее в восторг. При таковом расположении души, воображение бывает пламенно и способность изъяснять чувствования делается несравненно живее. Киргизцы одарены сим в полной мере. Хотя по причине ограниченной промышленности и пренебрежения гражданских постановлений в изворотах и гибкости языка многие имеют они недостатки и бедность, но объясняют мысли довольно велеречиво. Разговоры их наполнены всегда уподоблениями, фигурами и метафорами весьма смелыми и часто выразительными. Многие старейшины, как бы чрез навык, соделались столь искусными в сем роде ораторства, что всякий в удовольствие себе полагает слышать их разглагольствующими. 213 Красноречие их наиболее открывается в общественных советах, в ходатайствах по делам своим на границе и в сказках о подвигах древних героев. В сем последнем напрягают они наивозможнейшее искусство. Повествования о происшествиях всегда бывают у них плодовиты. Они не пропускают ни малейшей черты, ни же посторонних предметов, ко оным относящихся; например, если киргизец начнет описывать вид знаменитого ратника, то не только изобразит черты его лица, одежду, лошадь, сбрую, но даже как смотрел, какое имел телодвижение и что думал, увеличивая все сие отвлеченными сравнениями и сильными фразами или, если должно говорить о действиях физических, о ржании коня и других звуках, то для сильнейшей выразительности, среди речи подражают оным звукам тоном голоса. Восторг, а иногда и уверенность в недостатке слова, доводит их до того, что в местах восхитительных, где хотят наиболее тронуть сердца, поют. А потому язык здешний близок с чувством, что, кажется, без противоречия должно будет согласиться, что первое ощущение развивающееся между младенчествующими народами есть поэзия, что она вначале была у людей врожденным даром каждого, и уже впоследствии, когда круг общежития расширил другие упражнения, соделалась наукою. Поистине поэзия не только доставляет сим народам утешение и пользу чрез приятные впечатления, но и нужна для предания в потомство народной истории, без сего совсем бы погибшей. В дневных записках наших довольно говорено было о киргизских песнетворцах; почему заметим только вообще, что стихотворение их имеет четыре отличия. Первое составляет похвалы героям и изображения знаменитых происшествий, или как бы поэмы героические; другое – песни в похвалу образа жизни, или какого-нибудь постороннего предмета; третье – изъясняет любовь и другие страстные чувствования; а четвертое – плач по умершим и пение надгробное. Все сии стихосложения в мере и гармонии между собою различны, хотя и кажутся вначале единообразны. Напев их вообще заунывен, сперва тянут одну ноту, потом безостановочно в один дух пропевают стих и оканчивают его также, как и начало, продолжительным финалом. Веселых плясовых песен и, вообще, плясок здесь мы не видали. Все киргизцы, начиная от детей до старца, имеют природную склонность сочинять песни без приготовления. Можно даже по желанию задавать им сюжет к пению, они, не останавливаясь, тотчас начнут свою гармонию, и если потребно, целый час будут мучить, с единообразием описывая предмет, иногда с повторениями скучными и малозначущими. На границе ввелось даже в пословицу, что киргизец по горам едет – о горах поет, по лесам – о лесе и т.д. Жаль, что все сии произведения человеческого воображения должны время от времени терять красоту свою и погибать в безвестности, ибо киргизцы не пользуются тем драгоценнейшим изобретением, чтоб мысли свои изображать письменами и чрез чтение приобретать мысли других. Шесть, много, десять человек во всей орде найдется знающих грамоте, но и сие познание весьма несовершенно. Старейшины и солтаны для переписки по делам с пограничным начальством содержат при себе татарских мулл, заступающих место, как бы секретарей. А по неимению оных, приезжающие от сих 214 родоначальников киргизцы в доказательство, что они имеют точно доверение объяснить желание тех, от кого отправлены, представляют полученную от них печать или тамгу, или какой-нибудь другой знак. Нечто о науках Некоторые может быть подумают, что народ сей, имея более 70 лет зависимость и сношение с Россией, мог бы, хотя частью, просветить понятия свои науками. Опыт, однако же, представляет сему противное. Кроме слабых занятий в маловажных рукоделиях, во всем прочем остаются они невеждами в высшей степени. Мы говорили уже, что учрежденные на границе российской, школы, напрасно призывали их под сень свою, они отвергнули сие. Напрасно многие из магометанских духовных, нарочито, под разными предлогами, посылались жить среди орды для распространения семян просвещения, они не внимали гласу оных. Чреда к развитию талантов еще не приспела для сей страны. Здесь чуждаются просвещения не столько для того, чтоб оно казалось трудно или чтоб не доставало врожденных дарований, но более потому, что оно не приносит им ни в чем явного приращения, а потому только те науки, ежели можно их так назвать, занимают наиболее киргизцев, которые им близки к природной наклонности или нужны к удовлетворению суеверия. Сюда принадлежат ворожба и звездочетство. Первая объяснена частью в наших дневных записках, и частью при описании вероисповедывания, а о другой – для дополнения прежних оттрывков, заметим здесь еще следующее. Началу сей науки виною была, конечно, необходимость, ибо чтобы во время странствования чрез обширные степи иметь надежное руководство, киргизцы невольным образом принуждены были взирать на светилы, над их главами блестящие; а с другой стороны, всегда чистый и повсюду украшенный звездами величественный небесный свод, под покровом которого они беспрестанно живут, привлекал их внимание, удивление и любопытство. Сие, конечно, родило первую мысль к познанию неба; примеченные на оном изменения усугубили поиски, и воображение, сопутствуемое суеверием, произвело мечты и самое заблуждение; некоторые, последуя слепо своему влечению, признали звезды за убежище или храмы духов, которые действуют на счастье и несчастье жизни, а чрез то родилась звездная наука фалча, отвлеченная и вместе ничего не значущая; время не уничтожило оную, но испортило и переиначило только те понятия, которые прежде о ней имели. Она не истребится и после, ибо малолетние дети, внимая каждый час открытому пред глазами их позорищу, невольно влекутся разведывать о сих бесчисленных светящих точках и о явлениях, ими производимых. Звездам здесь даны различные названия, судя по положению и по обстоятельствам, от того зависящим, например: Полярная звезда, по совершению малого круга и по едва приметной перемене ее места, не без причины называется киргизцами Темир казык, т.е. железный кол. Она, указывая кочующим народам путь в необозримых степях, по справедливости занимает первое место в их астрономии. Большая медведица называется Чжыты ган, т.е. семь звезд; по ней киргизцы узнают долготу или время ночи, некоторым образом – самые времена года. 215 Плеяды, от половины марта до половины мая делающиеся в степи неприметными в солнечных лучах, а, по их мнению, скрывающимися в недра земли, дабы действовать на корни растений, побуждая оные испускать тучный злак, служащий в пищу баранам, именуются аркар, т.е. дикий баран, или, как иные называют, илек жюлдус, т.е. илековая звезда, для того, что в сие время должно приближиться на летнее кочевье к реке Илеку, протекающей в северной части степи. Небесные короли, находящиеся в созвездии Ориона, по сходству называются Клента жюлдус (коромысла) или тиризы (весы). Венера, вечерняя звезда, означающая в летнее время пригон, а утром в зимнее время – выгон скотины в поле, называется Чжюлта жюлдус, т.е. пастушья звезда. Она же или какая-нибудь другая явственная планета, при рождении луны случающаяся, называется ай жулдус (месячная звезда). Первой величины звезды вообще носят имя акты жулдус (ясных звезд). Млечный путь, по положению которого сообразуется некоторым образом осенний и весенний полет птиц, когда известные птицы в осеннее время отлетают в южные страны, а в весеннее – в северные, называется здесь чжол кус (птичья дорога) и проч. Понятие о положении звезд киргизцы раскрыли сами, а частью приобрели от мулл, приходящих сюда из равнин аравийских; иные столь привыкли к наблюдениям, что безошибочно назначают день рождения луны, узнают по высоте солнца время дня, по некоторым признакам рассуждают о времени восхождения и появления звезд, а по состоянию атмосферы предсказывают ветер, дождь, гром и проч. Комментарии 115. Жума (Чжума) Худаймендин (ум. после 1831) – сын султана Кодай-Менде, внук хана Батыра. Управлял родом шакшак племени аргын с конца XVIII в. Был избран позднее подвластными казахами по их собственному желанию в ханы. Имел большое политическое влияние на севере Казахстана. После отмены института ханской власти занимал в 1824-1830 гг. должность султана-правителя Восточной части оренбургских казахов (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 90, 134). 116. Каратай (ок. 1746/1747 – 3 июня 1826) – третий сын хана Нуралы. Официально не признанный российским правительством хан большой группы родоплеменных подразделений казахов поколений байулы и жетыру Младшего жуза (1806-1823). С молодых лет являлся чрезвычайно энергичным и честолюбивым правителем. Обладая незаурядным умом, личной храбростью и организаторским талантом, в течение почти трех десятилетий настойчиво стремился к обретению титула хана Младшего жуза. При жизни хана Нуралы управлял поколением байулы. После убийства хана Есима вокруг Каратая объединилась группа чингизидов династии Абулхаира. Они требовали от оренбургской администрации в ряде петиций утверждения Каратая в звании хана Младшего жуза. Однако в Оренбурге сделали ставку на Айчувака. Каратай не 216 примирился с этим и начал с 1797 г. вести активную борьбу за титул хана Младшего жуза. В 1806 г. он был избран в ханы на курултае старшин 38 разных подродов поколений байулы и жетыру на р. Хобде. В 1810-1812 гг. находился в Хиве. В последующие годы продолжал вести борьбу за легитимацию приобретенного ханского титула со стороны царского правительства. После ликвидации ханской власти в Младшем жузе в 1824-1826 гг. занимал должность султана-правителя Западной части оренбургских казахов (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 132133). 117. Нумидийцы (нумиды) – в древности кочевое население Нумидии, области в Северной Африке, занимавшей восточную часть современного Алжира. Нумидийцы славились в Средиземноморье как искусные наездники, управлявшие лошадью только с помощью палочки и ошейника из довольно широкой ленты, без применения уздечки и удил (Ковалевская В. Б. Конь и всадник (пути и судьбы). М., 1977. С. 13). ______________________________________________________ Глава 5. ОБЫЧАИ И ОБРЯДЫ Деяния сего народа в общежитии зависят или от предания, полученного от отцов и дедов, или от подражания соседственным племенам, с которыми киргизцы более сообщаются, а от сего все обычаи и обряды в кругу здешнего общества ничего не имеют постоянного. Таковая коловратность расстроила ныне во всей орде единообразие до того, что Большая со Средней, а сия с Меньшей и некоторые роды, в оных находящиеся, много различествуют в своих поступках, хотя с первого взгляду по образу их жизни кажутся между собою подобны; трудно и почти невозможно определить все разнообразия, каковые здесь господствуют; желая, однако же, удовлетворить любопытству читателя, мы покажем, по крайней мере, те, которые в народе сем более прочих встречаются. Обряды и обычаи от рождения до бракосочетания Первые их них и любопытнейшие для созерцателя народов есть обряды, совершаемые при вступлении человека от небытия к существованию. Минута сия, почти во всех странах сопровождаемая разными церемониями, здесь ничего особенного не представляет ни по части веры, ни в увеселениях, исключая известной тайны веры – обрезания; и если бы случилось тягостное разрешение от бремени, то в последнем случае для облегчения страждущей к пособию обыкновенной бабки присоединяют лечение чрез ворожбу от духовных особ или чрез обыкновенное баксование. Имя новорожденному дитяти дают не прежде, как оный утвердится на ногах. Собственные его склонности или отличительные черты лица, или особенные обстоятельства, случившиеся при рождении, определяют первое природное, так сказать прозвище, которое родители редко уже переменяют чрез пять или семь лет по обыкновению, бывшему у монгольцев; впрочем, случается иногда, что при достижении совершенного возраста и при вступлении на поприще общественных дел сами киргизцы 217 ребяческое название слагают, принимая новое, знаменующее черту из их поступков или свойства. В первой части упомянуто было, что у киргизцев нет ни одного правила для воспитания детей, что они весьма мало дают им приличных наставлений, и что никогда почти не запрещают им шалости, оставляя образование на произвол природы. Примеры и привычка суть единственные руководители ума их и сердца, и мужской пол свободно предается только тем страстям и занятиям, кои приносят ему удовольствие; но девицы, когда исполнится им десять лет, подчинены бывают старшей в семействе женщине, или своей матери, которые иногда наблюдают за их поступками, а от сего они по большей части скромнее и мягкосердечнее бывают первых. Их учат обыкновенно вышивать шелками, кроить и шить одежду, обрабатывать шерсть, приготовлять хозяйственные потребности, относящиеся до пищи и строения кибиток, и присматривать за скотом. Жены получаются здесь, последуя примеру прочих магометан, чрез куплю, известную под именем калыма; удовольствие родителей тем бывает совершеннее, чем более дочери их имеют красоты. Случается, что бедные чрез сие поправляли состояние свое; у иных, для сохранения сего достоинства, ввелось даже в обычай оставлять оных совершенно свободными от всех работ. Женский пол не уклоняется здесь от сообщества с мужчинами, как у прочих азиатцев. Хвалить красавиц киргизцы почитают в числе поступков благопристойных; прелести, приобретшие общую похвалу, иногда прославляются в песнях. Мало видно также здесь примеров, чтобы девицы не соблюдали своего целомудрия до самого супружества, они к вольности своего обращения присовокупляют строгую постоянность. Бесчестие, соединенное с потерянием хорошего имени и посрамление отцу, столь важно между сим народом, что никакой нет возможности загладить оные; и для того, дабы предупредить впечатления порочной любви, введено здесь во всеобщее правило сговаривать девиц замуж еще в малолетстве. Многоженство, здесь терпимое, великий подает способ к выполнению такового обыкновения. Выбор холостому мужчине первой супруги не всегда зависит от воли юноши, они покорны в сем случае власти родительской, а женский пол и никогда не выходит из сей зависимости. Между богатыми случается, что детей сговаривают еще тогда, когда они бывают в колыбели; сей союз часто имеет основанием со стороны отцов разные виды, т.е. окончание бывшей между фамилиями распри, или для соединения в родство двух сильных колен, или для поддержания прежней между семействами дружбы. Сватовство всегда начинается чрез доверенных людей, а иногда и сами отцы, увидевшись друг с другом, полагают условие о сочетании малолетних, назначая количество калыма (Калым за первую невесту бывает невелик, но за прочих, судя по их красоте и богатству жениха, простирается иногда от 100 до 500 овец или до 100 лошадей, нескольких верблюдов, с придачею военной и другой одежды.) и срок к выплате оного. После сего условия духовная особа, а в небытие оной старший из присутствующих, приподняв руки, что исполняют и все тут находящиеся, читает вслух молитву, какую на сей случай вздумать или сам по соображению обстоятельств сочинить мог, прося бога, дабы малолетние возросли, родители были живы и согласие между ними хранилось 218 непрервано, а, наконец, все при произносении Еллоге Екбер, потирают лицо и бороду и тем оканчивают обряд сговора. При договоре сем обыкновенно бывают избранные с обеих сторон два или три свидетеля, которые до самого дня свадьбы составляют лицо посредников и судей; чрез них идут все сношения, и в случае распри они рассматривают ее причины и взыскивают для правого воздаяния, т.е. если виновные при сем случае найдутся со стороны жениха, то сверх калыма налагается на них посредниками особая еще пеня; а если со стороны невесты, то лишают ее всего калыма, а получают также немалую пеню скотом и другим имением; а в случае невыполнения сего их приговора употребляют баранту, почему во всех съездах отдают сим посредникам первое место, и в заключении брака подносят богатые подарки. По окончании сговора, если обстоятельства и расположение аулов дозволят, назначается общественное торжество, на которое приглашаются из других уделов знакомые и, смотря по богатству, делаются пиры и другие увеселения, как-то: конские ристания, стреляние в цель из лука, бегание, борьба и проч. После сего все умолкает, родители, придерживаясь своих кочевых мест, уклоняются друг от друга на великое расстояние и не имеют между собою никаких сношений, разве только по поводу калыма, ибо отец жениха, по мере возраста сына своего, выплачивает оный частями; а отец невесты, как бы в замену сего, заготовляет приданое дочери, смотря по своему имению, состоящее из платья, хорошей кибитки, а иногда двух и более, нескольких верблюдов, достаточного числа лошадей и табуна овец. Богатые для любимых дочерей дают иногда невольников; случается также, что число сего имущества бывает равно калыму и даже превышает оный, а особливо если считать весь приплод, происходящий до свадьбы от назначаемого по временам в приданое скота, который по здешнему обычаю без изъятия принадлежит невесте. Ежели кто из нареченных окончит жизнь прежде соединения, то калым с вычетом 5-й части возвращается. Впрочем, никакие другие причины не принимаются в извинение, и условие остается свято даже по смерти родителей, и попечение за нареченными принимают на себя старшие в семействе. От сговоренных не скрывают брачного условия, и даже стараются возбуждать их друг к другу привязанность, питая воображение приятными мечтами, а потому неизвестность не отнимает у жениха и у невесты удовольствия, ибо скуку разлуки разгоняют они сочиняя страстные песни и питаясь счастливыми надеждами. Когда же на лице юноши, с крепостью мышец, начнет показываться пушистая брада и когда количество выплаченного калыма довольно велико, тогда просит он своих родителей отпустить его отыскивать невесту. Ему вручают при сем случае нарядное платье, доброго коня, и при наступлении дня отъезда, убивают тучного барана, а по совершении яствы отец, или старший в беседе, или мулла читают молитву, по окончании которой молодой всадник, простясь с отцом и матерью, отправляется в дальний путь; иногда при сем прощании женский пол, собравшись со всего аула, поет песни. Сколько прелестей излило бы перо, снабденное даром красноречия, описывая хотя одно таковое странствование; и подлинно не достойно ли удивления, когда юноша, надеясь только на одно обыкновенное между сим народом гостеприимство, пускается в 219 пространство неизвестной ему степи для отыскания невесты, которой пребывание, подверженное всегдашней перемене, бывает иногда чрезвычайно отдаленно и нередко заставляет его бродить без пристанища, без пищи, противоборствуя действиям природы и находясь во всегдашней опасности от хищников (Сие затруднение в нынешнее время столь усилилось, что женихи без сообщества с другими товарищами никогда в дальнейший путь не ездят.). В сем скитающемся положении остается жених до того времени, доколе по тщательном разведывании узнает, где располагается аул будущего тестя. Но и в сие время благопристойность требует не тотчас вступать в оный, а остановясь в ближних кочевьях, разведать все обстоятельства, касающиеся до невесты и ее семьи, и дать знать о своем приближении. При первом посещении аулов будущего тестя, с обеих сторон строго наблюдают все обыкновения, совершаемые при гостеприимствах, а особливо в рассуждении почтения семьеначальнику, которому объявляет жених и о причине своего прибытия. Как скоро его присутствие соделается гласно, невесту скрывают в особые кибитки или отсылают в другой улус. По окончании продолжительных угощений жених остается в ауле будущего тестя как гость, а иногда занимается он работою почти наравне с прочими домашними и, не теряя времени, проведывает чрез женщин о пребывании невесты, давая им небольшие за то подарки. Узнав об оном, избирает случай нечаянно с нею встретиться или увидеться наедине, дабы достигая сего явно, не подвергнуть себя раздаче новых подарков (Кажется, что удаление невесты и все осторожности, дабы подстерегать жениха и сопротивляться ему при свиданиях, введены в обыкновение наиболее для того, дабы получить от него более подарков.). Невеста в продолжении сих поисков одевается в нарядное платье и, конечно, не в меньшем находится нетерпении увидеть будущего своего супруга. Если, наконец, успеет он совершить сие предприятие, то представляется ему еще новая препона: должно преодолеть застенчивость невесты и убедить ее нежными ласками открыть лицо. После первого свидания жених объявит о том отцу невесты, отец совершает молитву и позволяет поставить акчаутав, т.е. маленькую палатку или белый шатер, разбивая оный в некотором отдалении от аула. В шатер сей в условленное время приходят жених и невеста, сия уединенная беседа никем не может быть нарушена. Она посвящена законам невинной любви, а нередко и Гименею. Обычаи, после первого свидания жениха с невестою, в разных местах степи бывают между собою совершенно разные, одни заставляют сговоренных жить раздельно и видеться только в акчаутаве, делая сии посещения с великою осторожностью; у других пребывание свое имеют они в одной кибитке с родителями и менее бывают надзираемы. У некоторых после первого свидания жених не может оставаться в ауле тестя и не может видеть его до заплаты калыма, а у иных, хотя и находится в другом кочевье, по произволению приезжает к отцу открыто в гости в сопровождении многих сотоварищей. Время сего гощения близ невесты зависит от произволения жениха, он отъезжает иногда к своему семейству и, смотря по обстоятельствам, опять возвращается, повторяя сие до выплаты калыма, что оканчивается иногда лет чрез 15 и более от сговора. 220 Свадебные обряды вообще здесь просты, особенно же у людей недостаточных; большие или меньшие зрелища, увеселения и разнообразие при оных производятся по мере богатства, у самых бедных бывают они самые простые и без всяких приуготовлений. Рассеянное кочевание киргизцев и обыкновение брать жен всегда из другого рода редко допускает, чтоб аул жениха был близко аула невесты, а потому родственники первого совсем не участвуют в торжестве бракосочетания, которое по большей части состоит в следующем. Как скоро последнее количество калыма доставлено и жених прибыл, то тогда же начинаются свадебные пиры; они состоят в сытных яствах, для которых закалывают несколько овец, лошадей и приготовляют достаточное количество кумысу, а богатые учреждают при сем случае скачку. Во время сих приготовлений, по вечерам к невестиной кибитке собираются женщины и поют песни, продолжая оные до самого сочетания. В день брака невеста, одетая в наилучшее платье, в сообществе с несколькими женщинами приходит либо в кибитку, либо на открытое поле, где находятся отец, жених, приглашенные к свадьбе гости и толпа любопытных зрителей, и с печальным лицом садится среди оных. Старший из присутствующих или мулла, приподняв руки, читает молитву вслух, прося бога о ниспослании счастья совокупляющимся; в заключение подают блюда с кушаньем, и если есть достаток, то оканчивают пир сей пресыщением. После сего чета бывает совершенно соединена и пребывает вместе с прочими. Между киргизцами есть также обыкновение, что жених и невеста брачное пиршество не посещают. На оном свидетели сговора поверяют только об исполнении всех обязательств и делают благословение на сочетание, а родственники произносят обыкновенно молитву и весь остаток дня проводят в различных увеселениях, в коих новобрачные также не участвуют; но к вечеру невеста, при наружных знаках печали, сопровождается в особый украшенный шатер и садится посреди оного на ковре. Женщины в сие время надевают на нее головной женский убор (Перемена головного убора не зависит от обычая. Иногда молодые женщины не прежде, как быв матерью, скидывают девические свои шапочки, называемые такья.) и поют заунывные мелодии. Потом приезжает жених с молодыми всадниками; женщины, окружающие кибитку, не допускают его ко оной. Сие подает повод к разным шуткам, играм и песням, иногда при сем случае раздаются женщинам подарки, и после некоторого прения жених врывается вовнутрь шатра, выносит из оного молодую при радостном восклицании и, сажая ее на приготовленную верховую лошадь или верблюда, везет с торжеством к месту своего пребывания. В некоторых местах поступают еще другим образом, а именно: поутру в определенный день для свадьбы невесту, сидящую на ковре, носят по всему аулу прощаться с ее подругами; сие бывает знаком исключения ее из числа девиц. В вечеру, будучи сопровождаема женщинами, поющими песни, идет она в шатер акчаутав, к которому привязывают при сем случае лошадь, назначенную от отца в подарок жениху, с богатым прибором, и возлагают на седло лучший кафтан, а потом, оставляя невесту, все удаляются. После сего приезжает жених и остается с невестою до другого утра, в которое собираются к отцу невесты гости и свидетели сговора. Если брак не имел ничего порочного, то жених надевает присланный кафтан, садится на лошадь и едет к тестю, где ожидают его с наполненными чашами кумыза. В противном случае, сваты закалывают привязанную лошадь и раздирают кафтан, повергая чрез то отца невесты посрамлению. 221 Столь строго не поступают с девицей, которая, будучи прежде сговорена за другого, имела с женихом обыкновенные свидания в акчаутаве. Тогда взятая с отказавшего женитьбы пеня, служит дополнением к приданому и цена калыму уменьшается. Спустя несколько времени по окончании свадьбы, молодой назначает отъезд в дом своего родителя. В сей день весь аул собирается в одно место для совершения общей молитвы, после которой отец делает наставление дочери своей и вручает зятю навьюченное на верблюдах приданое. Новобрачная между тем с изъявлением глубочайшей горести прощается с матерью и со всеми домашними, причем женщины изъявляют сожаление о разлуке воплем и возможными знаками страдания. Наконец, родственники пособляют ей садиться на верховую лошадь, которую один из самых ближних, взяв за повод, ведет из среды плачущих и вручает дожидающемуся в некотором отдалении мужу. Обычаи в семейной жизни По прибытии молодого с женою в его кочевье, дается также угощение всем родственникам и соседям, и если он вступил в первый брак, то отец вручает ему в сие время участок имения и скота, а родственники и посетители доставляют разные подарки. Противное сему бывает только у бедных. Сей участок и женино приданое составляет единственную собственность новобрачного, от сего он должен впредь получать свое пропитание и извлекать будущее благосостояние. Выбор второй жены и последующих за нею зависит от воли каждого мужчины. Редко при сем случае спрашивают совета у родственников. Их берут по большей части из бедного состояния, всегда за большой калым и даже в замену иска по баранте. Люди достаточные любимых своих дочерей никогда в младшие жены не отдают, ибо сии не имеют никакого уважения, и самое родство с семейством их не имеет той цены, как с семейством первой. Правильнее назвать их можно наложницами или рабынями, а потому и обряды при свадьбах совершаются гораздо проще; у некоторых заступают даже сие место настоящие невольницы. Количество младших жен не определено. Богатые имеют всегда более, чем бедные; а сие составляет великую выгоду для семейного состояния. Старшая, или первая, жена называется байбича (госпожа дому), в ее распоряжении состоит мужино имение, скот и соблюдение порядка в семье; она распределяет прочим женам домашние работы, смотрит за внутренним хозяйством и соблюдает благоустройство дому. Байбича, будучи совершенною госпожою, у богатых людей никогда излишними трудами не обременяется. Муж с нею поступает с уважением и живет по большей части в ее шатре. Иные из них столь много дали себе власти, что мужья не смеют иначе посещать прочих молодых своих супруг, как тайно. Другие же оставляя байбиче право руководствовать хозяйством, пребывание свое имеют у той, которую более любят. А некоторые киргизцы, по причине частых отсутствий от своих аулов в отдаленные места, содержат в каждом месте других жен, которых во время отъезда оставляют пребывать при доме их родителя. Люди посредственного состояния со всем семейством располагаются в двух или, много, трех кибитках. Напротив, у богатых каждая жена имеет собственную и занимает ее своими детьми, которые до брака все труды с нею разделяют. 222 Приданое составляет неотъемлемую собственность тех жен, за которыми оно было получено. Киргизки рачительно пекутся об умножении оного, ибо довольствуясь приобретаемою от того прибылью, могут иногда жить гораздо роскошнее, чем другие их подруги (О разности жениного богатства наиболее уверили нас примеры во время проезда нашего по степи, а особливо при посещении аула Башикары-бия. Одни его жены одеты были в шелковое и золотом шитое платье, а другие были в ветхом рубище; те живут в прекрасных шатрах, а сии в бедных хижинах. Случалось, что последние, не имея достаточного пропитания, испрашивали себе хлеба у наших казаков, напротив, первые имели всего изобильно. То же самое находили мы и у Каракубек-бия.). Они делают между собою взаимные посещения и нередко приглашают к себе мужей своих; при сем случае, будучи убраны в чистое платье, поставляют ему лучшие яствы, дарят его одеждою и с тщательностью приуготовленными мужскими нарядами. Равно и мужья, с своей стороны, дарят их марьянами, бусами, корольками и прочими уборами. Младшие жены ни в каком случае не имеют права жаловаться на несправедливость мужей; он самовластный их господин, может даже из прибыли передавать их другому. Но байбича не подвержена порабощению, она имеет даже право при посредстве родственников, оставя мужа, удалиться к своему семейству без всякого за то удовлетворения. В сем, что принадлежит до скотоводства, рукоделия, приготовления пищи, мытья белья и смотрения за детьми, занимается женский пол, а мужчины, в сравнении с трудною обязанностью жен своих, проводят время в праздности, ибо главнейшее их упражнение состоит только в присмотре за целостью табунов, в изыскании привольных мест для перекочевки и отделывании кибиточных решеток и деревянной посуды. Бедность заставила ныне некоторых выделывать кожи и валять войлоки, что принадлежало прежде собственно к рукоделию женщин. Другие же упражняются в паяльных, кузнечных и других малозначущих ремеслах. Обычаи и обряды общественные Киргизцы без нужды редко ездят в гости друг к другу. Для рассуждения же о народных делах назначаются всегда сборные места от старейших чрез нарочитых вестников. Обычай требует, дабы приезжали на оные одни почтенные только люди и начальники семей, но любопытство, праздность и своевольство привлекают туда без изъятия все возрасты. Сии собрания, соответствуя разным общественным связям, разделяются на многие круга и, прежде всего, предложенное дело рассматривают в оных. Потом все соединяются в один большой круг, в котором голоса подают по старшинству. Иногда происходит между ними великий спор, крик и даже драка, а иногда после нескольких дней совета разъезжаются, оставляя предмет суждения неоконченным. Беспрерывные баранты соделали, что киргизцы находятся ныне во всегдашнем беспокойстве. Часто случается, что несколько человек с приметным беспокойством съезжаются вместе и, как бы нечто предчувствуя, не спят ночи, советуются, содержут в готовности оседланных коней и, наконец, все сие оканчивают ничем. Если партия соберется в дорогу для какого-нибудь предприятия, то прежде отбытия посещает своего родоначальника или почтенного бия, дабы принять у него совет и 223 испросить благословения. По возвращении они также к нему являются и, при удачном исполнении желания, дают небольшую часть прибыли. Иногда при сем случае исполняют род некоего жертвоприношения, т.е., судя по количеству людей и по важности предприятия, закалывают лошадь или овцу, и в продолжении приуготовления пищи советуются, а потом с благоговением слушают молитву, которую старейшина читает; она содержит в себе присягу или заклинание, по коему сообщество обязано начатое дело стараться совершить единодушно. По прочтении молитвы все вместе снедают брашну и садятся на коней, отъехав несколько, составляют опять большой круг, при сем, распростерши руки к небу, снова просят Бога даровать им благополучный путь и, наконец, уже следуют к своей цели. Главнейшие народные собрания составляются между киргизцами только во время войны, при посылке ко двору российскому депутатов и при избрании хана. Последнее бывает наиболее прочих любопытно. В прежние времена по смерти хана каждый аул и почти каждая семья избирала из среды своих доверенных людей и посылала оных на общий совет в определенное место; но ныне участвуют в советах все без разбору, и место собрания по большей части располагается близ российских границ, дабы правительство могло иметь при сем случае свое влияние. Когда киргизцы для выбора хана со всех сторон соберутся, и многие ближние роды прикочуют туда со своими аулами, тогда начинаются взаимные угощения. Солтаны, желающие взойти в любовь народа, истощают все способы, дабы удовлетворить алчность посетителей; а дети покойного хана дают торжество в память своего родителя. В продолжение сих увеселений между тюбями и аймаками идут суждения. Сперва оные начинают два сословия, кара-суяк и ак-суяк, т.е. простолюдины и дворяне. Потом нарочито собирают родовые советы, где из среды себя избирают почтеннейших людей, долженствующих в общем собрании решительно согласиться о назначении владетеля народа. Накануне условленного для выбору дня, посреди обширного поля, где назначено будет собраться совету всей орды, стелятся войлоки и ковры. Пред солнечным восходом собираются туда все старейшины, солтаны и депутаты, которые садятся в порядке по старшинству родов. Солтаны имеют под собою белый войлок, как знак их достоинства. Народ, стекаясь толпами, располагается по частям в некотором от сего места отдалении. После сего начинается совет, он не всегда оканчивается в один день, ибо иногда в случае несогласия относятся с мнением к народу и собирают от него голоса. Но как скоро определяют, кому быть ханом, то все присутствующие в совете встают и нового державца подымают на войлоке. Отстоящие толпы лишь только заметят сие провозглашение, тотчас пускаются верхами во весь дух и, бросаясь с лошади, устремляются носить или, лучше сказать, качать избранного хана. Шум и смятение делается всеобщим; войлок, на котором его поднимали, с дракою разрывают на мелкие части; все стараются достать лоскуток оного для засвидетельствования по возвращении в свои жилища, что участвовали при выборе ханском. Спустя несколько дней, новый владетель делает торжественное угощение, по окончании которого все собрание разъезжается. После сего хан вступает во все права, сему званию приличные, и орда признает его беспрекословно; но по уставленному учреждению в 224 делах пограничных, он не имеет еще сего звания, покуда посланные к российскому двору депутаты не исходатайствуют высочайшего на выбор сей утверждения. Получа оное, российское пограничное начальство чрез повестительные грамоты извещает о сем народ, приглашая его к границе. По стечении народа губернатор, управляющий обыкновенно сими делами, назначает день для окончательной церемонии, и во все сие время хану со знаменитыми людьми посылает съестные припасы и подарки; а между тем на том месте, где должно совершиться возведение хана в его достоинство, недалеко от пограничной черты поставляется большая палатка, в которой укрепляют портрет царствующего императора и ставят стол с зерцалом 118, а около оного стулья для губернатора, хана и первых членов. Пред палаткою делают возвышение в несколько ступеней, покрывая оное коврами. Поутру, в назначенный день, войска становятся против палатки полукругом; когда же оные построятся, начальствующий ими посылает команду за киргизским народом, который по прибытии располагается по обеим сторонам назначенной палатки против войска оного также полукругом, чрез что возвышение остается как бы на открытой площади. Другая российская команда сопутствует хану и знаменитым людям орды, которые во ожидании губернатора входят в палатку. По прибытии последнего, все статские чиновники со стороны России и родоначальники киргизские, помещаются около возвышения, и на оное входит хан. Потом читают вслух высочайшую грамоту всему народу, за оною – грамоту хану, по окончании которой он присягает в верность подданства. Потом облекают его в соболью шубу, шапку и подпоясывают богатою саблею с приличною на оной надписью; при сем случае войско российское производит троекратный залп, в заключение церемонии присягают родоначальники и, наконец, все с прежним порядком, при барабанном бое и игрании на трубах, возвращаются. В тот же день и в последующие, хан со всеми киргизцами угощается. Многим из них раздаются богатые дары и вообще доставляются увеселения. Правители народа не пользуются здесь никакими особенными преимуществами и определенной подати ныне не собирают, исключая небольшого участка, получаемого за суды от прибегающих к ним искать правосудия; впрочем, только собственное их семейство и бедные фамилии показывают пред ними прямую покорность, а другие нисколько не обуздывают своей дерзости. Следовательно, по наружности никак нельзя было бы узнать разность состояния, когда бы ни наблюдали между ними при свиданиях особенный старинный обряд, соделавшийся ныне общественною привычкою. Сие-то заставляет простолюдина при встречах со знатным, не доезжая его за несколько шагов, слезть с лошади и по приближении брать у него руку и сжимать оную с почтением. При встрече хана или султана кладут обыкновенно руку на грудь и, останавливаясь с некоторою наклонностью, дожидаются покуда они проедут, произнося Алдиер, Алдиер(Сие слово выговаривается при пожелании благополучия, здороваясь, прощаясь и благодаря, а между разговором величают хана таксыр.). Равные приветствуют просто и без всякого отличия. Они сжимают друг другу только обе руки, но короткие приятели вместо сего, взявшись за руку, растягивают оные и прижимают грудь к груди; в сем положении остаются они безмолвными несколько минут, потом, соединяя руки и потрясая оными, говорят: «Ассалом алейком, алейком ассалом, аман, аман син». Киргизцы с такою выразительностью и чувством делают сие приветствие, что иногда видны бывают катящиеся слезы. 225 Различность почтений во время свиданий видна также и при гостеприимстве. Если странник, проезжая мимо аула, вздумает посетить кибитки, то прежде, нежели к оным приблизится, осмотрит вокруг себя, дабы от кого-нибудь узнать, кто их хозяин, известить их о себе и о цели своего прибытия, но не найдя людей кричит: «Кель сюйлюсю», или «сюйлось», т.е. приди, хочу поговорить. На сей позыв выглядывают из кибитки и опять скрываются для извещения начальника семьи о близости незнакомого и чтобы привести в порядок домашнюю неисправность; потом вскоре выходит младший из семьи или невольник. Узнав, что приезжий имеет нужду в гостеприимстве, берет тотчас лошадь его под удила и ведет оную к преддверью, при коих встречает всегда хозяйский сын или другой кто из младших в кибитке. Он принимает его с седла под руки и ведет во внутрь, представляя начальнику семьи. Если хозяин – старейшина, то остается в сие время с сидящим в первом месте. Гость подходит к нему с почтением, припадает на колени и, сжимая руки, желает благополучия; младшие в кибитке стелют между тем чистый войлок, на коем посетителю должно садиться. Ежели случится, что приезжий есть человек знаменитый, тогда с лошади он не слезает, а, подъезжая к дверям кибитки и протягивая руку стоящему у оной, спрашивает хозяина, который принимает уже гостя сам, и, вступя во внутрь, сажает его в переднее место на ковер; все прочие при сем случае присутствующие располагаются поодаль. Богатые люди для угощения таковых посетителей закалывают овцу, разделяя приготовленное сами всем присутствующим, а иногда, судя по важности гостя, уступают сие право ему. На ночь дети хозяйские, или сами хозяйки, а иногда дочери готовят гостю постель и вообще заботятся о его покое, так и о продовольствии лошади; странникам, продолжавшим путь свой из отдаленных аулов, переменяют даже иногда белье. Ближайший приятель от таковых учтивостей исключаются. Он прямо подъезжает к кибитке и, стуча во оную, зовет, чтоб вышли принять лошадь, а после сего вступает к хозяину, не прерывая нисколько домашних упражнений. Киргизцы не знают определенного времени к обеду, всякий ест тогда, когда имеет побуждение, и довольствуются малым припасом. Очень редко, и то разве некоторые из достаточных, пред захождением солнца готовят горячую пищу, она состоит большею частью из кашицы, разведенного в воде крута и сваренного с частью молока, из мясных супов и из небольшого количества мяса. Люди недостаточные пропитание имеют весьма бедное. К числу роскошных яств принадлежат молодые агнцы, козлята и жеребята, копченые лошадиные окорока джувя и ребра кочжу, из разных жиров сделанные колбасы корта и проч. Лучшее их питье айрян и кумыс, а крепких напитков немногие употребляют, и то во время пребывания на границе; арак, или вино из молока, по подобию калмыков, перегоняют одни живущие в сообществе с зюнгорами и пьют его по большей части вместо лекарств. Способность много есть можно отнести к особенным киргизским качествам. Бывшие в степи рассказывали почти невероятные о сем примеры. Нам также случилось видеть сие на границе во время угощения посетивших нас киргизских старшин. Причем для удовлетворения 120 человек было употреблено 40 овец, 6 быков, 4 пуда сорочинского пшена, до 50 ведер кумысу, бочонок меду и около пуда сухих фруктов. Они при сем случае сидели на полу без всякой чинности и порядка, и приносимые блюды с бисбармаком, пилавом, жарким и чашки с кумысом хватали с алчностью и поедали руками как алчные звери; те, которые всю свою долю не могли окончить на месте, 226 скидывали верхнее платье, и остатки сложив в оное, увезли с собою. Между прочим, было замечено, что один из них принес в жертву своему желудку два больших блюда с мелко искрошенною говядиною, столько же с жиром сваренной сорочинской крупы, заднюю ногу зажаренной баранины и несколько чашек кумысу. О прочих угощениях, каковые у киргизцев бывают, упомянуто в дневных наших записках. В Большой орде и, частью, в Средней, сверх описанных при столе киргизском обыкновений, есть еще заведение, что знатный или богатый человек, приглашенный на пиршество к другому, посещает его в сопровождении певца и едока. Первый в продолжении стола поет и играет на чыбызге, а другой полными горстями пожирает великое количество мяса и одним духом выпивает огромную чашу кумысу. Впрочем, все другие обыкновения, относящиеся до одежды, взаимного обращения, перекочевок, праздников, времени исчисления, лечения больных, украшения могил и тризн, найти можно в дневных наших записках, здесь прибавим нечто, касающееся до похорон. Обычаи и обряды при погребении умерших Как скоро больной окончит жизнь, то во всем ауле поднимается крик, соединенный с плачем и рыданием. Жены покойного с растрепанными волосами или прикрывшись фатою плачут со всеми знаками отчаяния. Тело между тем обмывают и, снаряжая в порядочное платье или пеленая в холстину, кладут на ковер или войлок. Потом все присутствующие становятся вокруг оного; мулла, а в небытность его кто-нибудь из киргизцев читает молитву, прославляя добродетели, богатство и храбрость усопшего, и по совершении сего несут к приготовленной могиле. Похороны не всегда, однако же, исправляются в день самой смерти. Иные делают их спустя несколько времени, а другие перевозят покойника на большие расстояния к общему кладбищу или к особенной горе, на которой он при жизни завещал похоронить себя. Верблюда, на котором везется труп, всегда сопровождают женщины, они имеют при себе навязанный на шесте черный платок и поют заунывные песни. Прибыв к могиле, читают снова молитвы, и по окончании которой тело зарывают. Многие из здешних обитателей имеют обыкновение опускать с умершим часть домашних приборов и оружие. У Большой орды при могиле убивают лошадь и несколько овец, готовят из оных яству и куски раздают присутствующим, совершая тем как бы некое поминовение; а кровь, кожу и кости убитых скотин закапывают цельными или превращают оные в пепел в той же могиле. Киргизцы думают, что дух покойника без сего приношения будет бродить уединенно по своему аулу, являться женам и пугать табуны. Иные же, напротив, полагают, что упокоение странствующей тени не прежде оканчивается, как после народной тризны, которая, соответствуя состоянию, совершается в память покойника со всею расточительностью и с обычайными в народе играми. Некоторые простирают свое суеверие до того, что полагают, если тризна не приличествовала богатству и преимуществу умершего, то беспокойное привидение беспрерывно станет тревожить наследников. Могилу устраивают киргизцы всегда так, чтобы над трупом оставалось полое место и чтобы во внутрь оного было с поверхности небольшое отверстие, почему, выкопав яму и подрыв ее вбок, поставляют род пещеры или застилают могилу сверху хворостом и 227 войлоками; а потом уже заваливают землею. С той стороны, куда покойника кладут головою, втыкают жердь, дабы по вынятии оной могло остаться желаемое отверстие. Прежде в оное отверстие опускались в глубину могилы от убитых на тризне скотин лучшие куски мяса и снаряды, доставляемые от родственников в память покойному; но ныне сие обыкновение осталось только для подражания, а все приношения, состоящие теперь только из бездельных лоскутков и волос, бросают просто на поверхность. Умершие тела кладут и на поверхности земли, оградя отовсюду плетнем, и насыпав на оной большие земляные бугры. После похорон подле кибитки печальной семьи выставляется черный значок, около коего собираются женщины, дабы совершить заунывную свою мелодию (улен), что продолжается иногда более полугода. Родственники в продолжение сей печальной церемонии исполняют завещание умершего и, если он был глава фамилии, делят оставшееся имение; отделенные дети не имеют никакого права на наследство. Оно принадлежит тем, которые не получили еще себе участка, разве покойник пред смертью сделал по сему случаю особенное распоряжение. Если случится приехать в аул, в котором скончался кто-нибудь из старшин, из дальних мест родственнику покойного, хотя бы случалось сие после смерти спустя довольно времени, то и тогда собираются женщины и девицы и встречают его, изъявляя печальною песнею знаки горести; при сем случае крик иногда до того простирается, что нужно бывает употреблять великое усилие для его прекращения. Байбича или, если она умерла, заступившая ее место вторая жена, до бракосочетания всех малолетних детей после покойного начальника семьи, управляет всем имением точно так, как и при жизни хозяина. Старший сын, а чаще всего старший брат вступает во власть оставшейся фамилии; и если ему будет угодно, то из оставшихся жен любую берет за себя, не платя калыма. Байбича почти никогда не вступает во второе замужество, но все прочие имеют право, а особливо когда они бездетны, удалиться со своим имением к их отцам и выходить замуж по собственному произволу. У некоторых киргизцев не возбранено также детям покойника брать за себя оставшихся молодых его супруг, из сего исключаются только родные матери. Тризны Старший наследник при разделе имения отлагает часть к совершению тризны. Родственники для сего также делают свое вспоможение, а иногда и один из них по любви к умершему берет на свой счет все расходы. Тризна отлагается всегда до удобного времени, а между тем все поминки своим порядком исполняются. Месяцы август, сентябрь и октябрь почитаются в степи для всякого рода празднеств наиспособнейшими, почему родственники определя день и место, где будут совершаться главные поминки, приглашают туда народ из союзных им аймаков. Иногда бывают при сем торжестве, как и при других, сему подобных, гости незваные, а особливо те, которые намерены отличить себя в ристаниях, и сие возбранено им не бывает. К соблюдению в торжестве порядка и правосудия при играх выбираются двое или трое почтенных людей, они занимаются принятием гостей, угощением их, раздачею награждения и проч., за что по окончании дают им обыкновенно подарки. 228 Общественная молитва, читанная старшим из всего собрания, прославление дел усопшего, хорошая пища, от которой небольшие куски или кости бросают в сторону, как бы для удовлетворения усопшей тени, и всякого роду игры суть непременные обряды во время тризны. Они часто бывают для киргизцев убыточны, а наипаче, когда совершаются по смерти знаменитых людей, ибо иногда, когда ежели народное угощение не соответствовало достоинству покойника, наследники чрез долгое после сего время носят на себе пятно поношения. Для объяснения, сколь далеко простираться могут сии убытки, предложим в пример тризну, данную в память Сырым-батыря (Воин сей не только известен в орде, что он богатством своим и числом ему приверженного народа превосходил хана, но страшен был и для границы российской.) 119, скончавшего жизнь свою за несколько месяцев до вступления нашего в степь. Уверяют будто бы собрание состояло из 1000 человек старейшин, биев и батырей, не включая в число их простолюдинов. Для угощения употреблено 3000 овец, 100 лошадей и 600 сабов (Каждая саба содержит в себе до 10 ведер.) кумысу, а для награждения отличившимся в ристании постановлено 3 невольника, 3 кибитки с прибором, 9 панцирей со всем принадлежащим оружием, 9 верблюдов, 90 лошадей, 90 овец, 9 различных кафтанов и нескольких других вещей. Может ли что сравниться с сим необыкновенным приношением памяти умершего! Соразмерно сему полагать можно расходы и при других торжествах, которые даются богатыми при сговорах, свадьбах и в праздник курман (Описание курмана видеть можно в дневных записках, он тот же самый, что бывает у татар при новолунии и продолжается целый месяц.), бывающий после поста уруза. О народных торжественных увеселениях Ристание и другие игры, производимые здесь при всех больших торжествах, есть обыкновение, оставшееся от древних скифов. Оно показывает, что удовольствие и утехи человека всегда соглашаются с физическим и нравственным его состоянием. Кто бы из числа наших просвещенных обществ согласился теперь признать за приятнейшее занятие, вкушаемые среди пиршества, верховую скачку, борьбу и стреляние в цель из лука, но киргизцы предаются сим забавам с восхищением и не могут понять, какое можем мы находить удовольствие в танцах и играх в карты. Надобно отдать им справедливость, что забавы их, при всей своей простоте, заключают в себе нечто величественное; сверх того, они укрепляют телесные способности и пред лицом народа открывают достоинства, которыми здесь гордятся. Чтоб показать читателю, каким образом оные производятся, опишем по порядку празднество, на котором случилось нам быть у киргизцев. Султан Бегали, по случаю просватания новорожденной своей дочери за полуторагодовалого сына султана Ширгази, в первых числах июля давал торжественное угощение, на которое и мы приглашены были. Место собрания общества отстояло от Оренбурга около 50 верст в степи. Мы отправились туда ночью в сопровождении небольшого конвоя и, переехав за реку Урал, держались по глазомеру прямо на султанские кочевья. Несколько часов проведенные в дороге заставили было нас думать, что уклонились от настоящей дороги в противную сторону, но вскоре после сего прискакавшая к нам навстречу толпа киргизцев, уничтожила наше сомнение. Одни из 229 них окружили нашу коляску, произнося поразительные крики, другая, бегая взад и вперед по степи на конях своих, делала разные движения, иные пускались во весь дух, стоя на седле и действуя пиками, некоторые взбрасывали вверх шапки и на скаку ловили оные, а прочие гонялись взапуски. Мы в то же время извещены были, что киргизцы сии из числа султанских гостей и выехали к нам для изъявления своего удовольствия. Когда же они заметили, что лошади наши от дальней езды слишком уже утомились, то взявшись за постромки, хомуты, гривы и друг за друга, погнали своих верховых со всею силою; казалось, что запряженные в коляске были в сие время приподняты и несены по воздуху; не доезжая несколько до аула встретили нас султаны и прочие киргизцы. Все собрание простиралось до 700 человек. После обыкновенных приветствий отправились мы все к цели, где ожидали скачку. Охотники, желающие отличных своих коней (Киргизцы скакунов избирают у себя из числа лучших лошадей и берегут их как вещь драгоценнейшую. Тонкость, длина, стройность всего тела и крепость мышц суть отличия, по которым узнают их способность. К скачке всегда лошадей сих приуготовляют уменьшая постепенно дачу корма, и водят в поле по зарям утренним и вечерним, а за день пред ристанием почти ничего не дают им более, как только пить. По окончании бега также не вдруг пускают на водопой и корм, а приучают исподволь. Сих лошадей и вообще никогда не раскармливают до тучности. Иные стараются даже их воспитывать или приучать к легкости начиная с первого дня появления на свет. Подобным сему образом вымаривают и тех коней, на которых хотят ехать в дальнюю дорогу или делать быстрые переходы, а особливо во время набегов.) пустить в сие поприще, приготовя оных, посылают за день пред скачкою с одним [470] из посредников, избранных для соблюдения в играх правосудия, к месту, откуда должен начаться бег. Место сие располагается от цели всегда верст на 40. Ездоками избираются обыкновенно маленькие мальчики, одетые в легкое платье; их сажают без седла на одном только потнике. В день скачки, пред восхождением солнца, все скакуны на назначенной черте становятся рядом, после чего посредник дает знак чрез выстрел или крик, по которому все вдруг пускаются скакать со всевозможною скоростью, нигде не останавливаясь и презирая все встречаемые на пути препятствия, кочки, ямы и другие неровности; при конце поприща, подле развевающихся значков, расставлены награды, одна после другой, соответствуя их достоинству. При них находится другой посредник игр, с отличными гостями. Прочие киргизцы, разделясь толпами, располагаются по окрестности, а некоторые заезжают вперед, дабы наблюдать приближение скакунов. В таковом порядке нашли мы приготовления к ристанию и не успели еще занять свои места, как показались скакуны, которые, можно сказать, как стрелы летели, упреждая друг друга; их сопровождало всеобщее шумное радостное восклицание, исполненное нетерпеливости. К концу бега трое от всех отделились и долго оспаривали о своем преимуществе, но, наконец, один из сих трех удивительною своею быстротою превзошел прочих. Он первый вступил за черту, назначенную рубежом скачки, и знаметитый панцырь был возмедием за легкость его ног. Последующие за оным, по мере их прибытия, приобретали постепенно более или менее важные награды (Награды, в сей день выстановленные на скачку, состояли из панциря, верблюда, верховой лошади, суконного кафтана, из разной одежды и оружия. Для любопытных приведу здесь пример, что в одно время при скачке достоверно замечено было, что первая лошадь 29 верст пробежала в 47 минут, она не была еще из лучших скакунов, каковые иногда у киргизцев случаются.). 230 По окончании скачки начались игры другого рода. Поставлены были меты для стреляния из лука. Сначала попадали в них с одного места, потом с лошади на всем скаку, некоторые при сем случае пускали стрелы свои даже стоя на седле, а другие при самом быстром беге попадали и пробивали навылет брошенные вверх шапки. Когда жар дня сделался довольно чувствителен, гости отправились в аул. Он располагался в долине близ реки Урала, около быстрого протока. Мягкий, цветами испещренный дерн составлял роскошный ковер для раскинутых шатров, осеняемых древними тополями и осокорями, которых густая тень и глухой шум листов, соединясь с другими красотами природы, производили приятнейшее впечатление. Там нашли мы расставленные на траве большие чашки с вареным мясом и кожаные мешки с кумысом. Киргизцы сели вокруг оных и начали по обыкновению пресыщаться, причем некоторые играли на чжабызге и пели песни, а другие из своих рук кормили своих друзей. Стол продолжался более 4 часов, несмотря на то, что кроме бишбармака, других перемен в кушанье не было. После стола, для сокрытия себя от полуденного зноя, вошли мы с почтенными гостями в большую кибитку, устланную персидскими коврами, боковые полы которой были кругом приподняты, дабы тонкое веяние ветерка вместе с тенью приносили приятную свою прохладу. В оной находилось большое собрание девиц и женщин, одетых в праздничное их платье. Девицы сидели близ самой решетки, позади которой с внешней стороны окружали ее молодые всадники; вскоре по приходе нашем начались хоры. Их пели сначала девицы, а по окончании каждого куплета отвечали таковым же хором мужчины. Хоры сии разделились потом на несколько частей и, наконец, против каждой девицы пел воин. Первые в стихах своих изображали счастье девической жизни и любви родительской, выхваляли независимость от мужчин, описывали их непостоянство и все хитрости, для уловления невинности и красоты их употребляемые; а другие противу сего делали возражения, выхваляли достоинство мужчин, счастье супружества, изображали прелести любви и склоняли к ее впечатлениям нежное сердце. Сия брань продолжалась довольно долго; некоторые, не имея довольно способности выразить чувствования свои превыше чувств своего противника, переставали петь и тем давали знак победы над собою. Престарелые женщины судили, кто достоин лучшей награды, и раздавали оную платками, бусами, кольцами и другими мелочными вещами (Подобные собрания девиц и молодых киргизцев употребляют также для лечения больных, с тем различием, что мелодия и содержание песен бывают другого рода.). В продолжение сей игры все престарелые и почетнейшие гости разошлись искать успокоения, и не прежде собрались на луг, как по уменьшении жара, слушать певцов, провозглашающих богатырские подвиги. Тогда снова подали кумызу, и круговая чашка с оным переходила из рук в руки. Изображаемые певцами дела геройские возбудили в молодых юношах огонь бодрости и как бы заставили их требовать борьбы; для победителей назначены были опять награды и судьи, коим оные были вручены. Вместе с лучшими людьми сели на коврах, а прочие расположились в два или три ряда на траве, составя большой круг, в который тотчас явились два борца, раздетые донага. Они долго употребляли все способы, зависящие от проворства и силы, дабы уронить своего соперника на землю и остаться торжествующим; наконец, ниспровергнутый на землю удалился за круг, а победитель, подходя к судьям, становился на колени принимать награду, которую по получении отдавал тому, кого более всех почитал в собрании. 231 Киргизцы при всех играх сего рода приобретенные награды себе не присвояют, поставляя как бы низким за искусство и храбрость получить оную; важность выигрыша состоит у них в чести. Борец скоро выходил опять на средину сцены и ждал нового противоборника. Повторя несколько раз борьбу с новым искусством и с новыми доказательствами, сколь гибкость членов и проворство берет преимущество над силою и тяжестью тела, приготовились к беганию. Цель поставлена была сажен за 300. Человек 100 киргизцев, скинув для облегчения своего одежду, пустились к оной безостановочно во весь дух с таким притом проворством, что менее нежели в пять минут первый был на месте и, подняв вверх значок, объявил себя победителем. Кулачного боя не было, ибо киргизцы гнушаются сим обыкновением. Солнце склонялось уже к вечеру, как мы решились отправиться в обратный путь. Все общество непременно хотело проводить нас, женский пол в богатом наряде и на резвых лошадях присоединился также к оному. Сии новые сотоварищи, доставя случай к новым резвостям, принесли нам и новое удовольствие. Выбравшись на равнину, киргизцы выдумали еще составить общественную игру, при которой мужчины и женщины, разделясь попарно, стали в ряд; и как скоро дан был знак, все поскакали в разные стороны. Каждая женщина старалась удалиться от преследующего ее мужчины своей пары, делая при сем случае быстрые движения и искусные увертки; мужчина со своей стороны употреблял все усилия поймать ее или, по крайней мере, коснуться рукою, употребляя к сему разные хитрости и проворства; причем первые, предвидя близость ловителя, в мгновение склонясь в сторону, останавливались и давали время, покудова он, будучи влечен стремлением лошади, проскачет мимо. Сия игра кончалась похвалою тех, которые успели поймать свою пару, и посмеянием, кто не был столько проворен. С полным удовольствием расстались мы с сими и пастырями, и воинами вместе, вкушающими свое счастье в собственной своей жизни. Глава 6. ХОЗЯЙСТВО, РУКОДЕЛИЯ И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ Скотоводство Ежели благосостояние киргизцев, как прежде было сказано, определяется количеством табунов, то и главнейшее их хозяйство должно состоять в скотоводстве. Изобилие оного не везде является в одинаковой пропорции. Оно зависит от выгодных пастьб, качества произрастающих трав и разности почвы. Следовательно, скудость и избыток много зависит от мест, на которых народ обык располагать свое пребывание. Из опытов известно, что вообще в полуденной части степи, т.е. в песках, с большим преимуществом разводятся верблюды и мелкий скот, отличающийся ростом и тучностью. Теплый климат и природная склонность сего скота питаться солеными травами, степною полынью, сухими былиями и верхушками кустарника, невзирая на недостаток пойла, много способствует к таковому размножению. Напротив, северная сторона степи, будучи снабжена во многих местах изобильными лугами и растущею по равнинам ковыльною травою, как любимою пищею степных коней, особенно 232 награждается лошадиными табунами и крупным рогатым скотом, которые притом без большего изнурения переносят и свирепство зимы. Хотя верблюдов, а особливо овец, знаменитое количество видно и на севере, но они требуют большего присмотра, ибо верблюдов на зиму обшивают войлоками, а для мелкого скота, дабы пропитать его, должно иногда бывает разгребать сугробы; но и при сей рачительности, каковую здесь в зимнее время употребляют, многие из последних двух родов погибают. В полуденных странах, хотя также встречаются конские табуны, привыкшие довольствоваться полынью, но чрезмерный зной летом, а зимою недостаток кормов чувствительно их изнуряет, и делает даже неспособными к приплоду. Впрочем, примечено, что особенных эпидемических на скот падежей в степи не открывается. Если жившие около Ишимской линии и по реке Иртышу чувствуют иногда пагубные следствия так называемой сибирской заразы, то оная приходит из степей Абаканских и Барабинской, а не суть природная в их стране. Народные несогласия чувствительно истребляют сие степное богатство. Прежде признавали бедным того киргизца, который не мог насчитать в своем табуне 1000 овец и 100 лошадей. У людей достаточных число первых, как говорят киргизцы, счету не было, а последних иные имели до 10 000; но ныне начальник семьи, обладающий 5000 лошадьми, 20 000 овец и 1000 верблюдов, может назваться кочевым Крезом. Упадок сей проистекает также от торговли. Киргизцы, заразившись познанием произведений, льстящих зрению и услаждающих чувственность, никакой не наблюдали в получении оных соразмерности с состоянием. Рассматривая таможенные ведомости в течении прошедших 20 лет, мы находили примеры, что иногда по одной российской границе в течении одного года выменивалось до полуторамиллиона мелкого скота, не включая в сие число ягнят, и более 100 000 лошадей; сверх сего, по уверению самих киргизцев, к китайцам, кашкарцам, ташкенцам, бухарцам и хивинцам выходило в год по крайней мере до 1 000 000 овец и до 50 000 лошадей. Итак, если взять в рассуждение всю сложность, считая ] притом и все расходы оного в степи (Кроме пиршества, гостеприимств и болезни, редко колют скот в пищу, кроме тех скотин, которые охромев, не могут при перекочевке идти за прочими.), то можно будет заключить, какое количество употреблено здесь скота, и не должно ли удивиться, сколь велико было и какое может быть скотоводство в степях киргизских. Средняя пропорция нынешнего пригона в Россию мелкого скота простирается до 800 000, а лошадей до 40 000; а третья доля сверх сего количества отпускается в азиатские владения. Лошади здешние, по-киргизски в общем слове называемые жилки, имеют немного менее среднего роста, сложения крепкого, довольно статны, способны к перенесению больших трудностей, легки и быстры на бегу. Удивления достойно, каким образом они при худой иногда пище, при дурных действиях климата и при всех других трудностях не теряют ни силы, ни бодрости. Для покупщиков российских ничто столь не тягостно, как приучать их к упряжке, а также к овсу и сену. Табуны с сим скотом разделяются по большей части на три разряда. В первом находятся дойные самки, по-киргизски байтан, пасомые отборным нехолощеным конем, покиргизски аегыр, который по природному, так сказать, побуждению всегда бдит за 233 оными, содержит в соединении, остерегает от хищных зверей, перегоняет на другие выгодные пастьбы и на водопой. Двух таковых коней в одном табуне быть не может, ибо если они только чуть заметят вблизи один другого, то бросятся со остервенением бить и грызть друг друга до тех пор, покуда один останется на месте мертвым. Другой табун состоит из лошадей холощеных, по-киргизки ат, начиная от третьего года и далее; сии редко пасутся вместе с самками. В третьем находятся одногодки и жеребята до двух лет (кулун). Они от самого, так сказать, появления на свет уже объезжаются и сначала всегда малыми детьми. Овцы киргизские, или ордынский Ovis laticandas, от европейских имеют большее отличие, которое известно многим или из самоличного рассматривания, или от описаний. Отличие сие примечается по большей части в голове и хвосте. Последний, называемый от сих тамошнего края скотоводцев курдюком, или [476]покиргизски куйрю, состоит из великой кругловатой, снизу несколько раздваивающейся массы чистого жира весом от 10 до 45 фунтов, так что иногда чистого и довольно вкусного сала вытапливается из него до 30 фунтов. Овцы здешние вообще выше черкасских и довольно сильны, иные могут даже снести на себе рослого человека. Шерсть их, хотя довольно волниста, но груба и висит клочками; ее стригут обыкновенно осенью, а весною отпревая сваливается она без помощи ножниц, и чрез что много ее теряется. Цвет шерсти вообще темно-рыжий, а белая и черная встречается весьма изредка. С рогами бывают только самцы нехолощеные. Они имеют их по четыре, по пяти и шести всегда загнутые в круга, и в сравнении с корпусом, чрезвычайной величины. Ни зной, ни холод, ни маловодие, ни длинные переходы, ничто не обессиливает в степях сию мелкую скотину. Кажется, природа нарочито снабдила ее сим отличительным свойством, дабы самые беднейшие дары были достаточны к ее продовольствию. Собственно ярка называется по-киргизски ургачи, суягная – саулук, яловая – тукой, баран вообще – иркек, баран холощеный – байдак, нехолощеный – качкар, ягненок, или сосун – кезу, а полугодовалый и годовалый, составляющий вкуснейшее кушанье – токта. Россияне привыкли последних называть кургашками. Цены всех сих сортов при продаже бывают различные, а табуны разделяются на два отделения. На овец, которые пускаются собственно для приплоду и собирания молока. При них содержится всегда табунный нехолощеный баран, который также как и нехолощеный конь, пасет свое стадо. Другой состоит из баранов холощеных, а также молодых и застарелых самок, из сих обыкновенно гоняют табуны на мену. Летом составляется иногда третий табун из молодых, в ту весну родившихся, ягнят. Овцы здешние почти всегда приносят всегда по двое. Козы, по-киргизски ишке, гораздо менее рослы, нежели овцы. Они видом несколько отличны от наших и рогов не имеют. Длинную белую и отчасти пеструю и черную шерсть их стригут. На теле находится у них другая мягкая волна, по ее нежности известная под названием козьего пуха. Она иногда в летнее время сваливается сама собою. Впрочем, козы повсюду и во всех случаях от овец не различаются, кроме того, что козье молоко не столько уважается, как овечье. Козлята по-киргизски называются лак. [477] Верблюды часто заменяют недостаток лошадей. Их признавать должно в степях не только полезными, но и необходимейшими изо всего скота, как для улучшения жизни 234 странствующих народов, так и потому, что они одни доставляют возможность преодолевать непроходимые бескормные, безводные и песчаные места. Поистине почти невозможно найти другого животного, которое было бы терпеливее и само в себе вмещало все потребности для жизни, как сие. Оно носит на хребте своем весь дом, все семейство киргизцев; шерсть его доставляет одежду, а молоко – пропитание, по заклании же – мясо употребляется в пищу, а кожа – на обувь. У киргизцев двугорбые верблюды называются тюя. Они предпочитаются здесь одногорбым дромадерам, по-киргизски называемых нар. Ибо первые, по густой своей шерсти, гораздо более могут переносить зимний холод; напротив, другие, будучи голы, к морозам нисколько не способны. Расплод сего скота идет очень медленно, а потому и количество оного здесь не очень обширно. Все самцы, исключая малого числа, определенных для расплода, охолощаются. Маленьким верблюженкам бота с самого рождения прокалывают ноздри и продевают обделанную нарочито кость или палочку, дабы к ней могла привязываться веревка для управления во время езды на оном. Верблюжат приучают также по слову тчок ложиться, поджимая ноги, для навьючивания тягостей и при перекочевках кладут на них ноши, которые с возрастом более и более увеличиваются. Верблюды, употребляемые для продолжительных дорог и к перевозке тяжелых нош, вообще очень послушны; напротив, оставленные на свободе для приплода, дичают и делаются упрямы. Скот сей не любит ходить табунами, а всегда поодиночке и разбредается иногда весьма далеко. Соленые и колючие травы – лучшая их пища. Коровы, по-киргизски сыир, менее у киргизцев, чем прочего скота. Их признают неспособными как для больших странствований за кочевками в знойное время летом, так и для снискивания пропитания зимою. Они ростом низки, но и довольно удойны. Здесь разводиться они начали со времени ухода калмыков из-за Волги в Зюнгорию, т.е. с 1771 г., когда отнятые от калмыков табуны по всей степи их распространили. Бык покиргизски называется огюс, а теленок – бада. Вообще весь скот, называемый мал, для пропитания всегда ходит в степи, иногда вблизи, а иногда в отдалении от аула, и часто быв без всякого надзора, рассеивается в разные страны. Если около пастьбы воды мало или сохраняется оное только в колодезах, то лошадей и овец один раз в день гоняют на водопой, а когда ее изобильно, сего не делают. В жестокое зимнее время скот остается также в поле, снискивая сам себе пропитание. Обыкновенно в сие время на известный привольный выгон сначала пускают лошадей, как сильнейших, впереди них идет табунный конь, за ним следуют самки, а потом уже все прочие. Они, разгребая сугроб копытами, поедают верхушки позябшей травы. За лошадьми следуют верблюды и рогатый скот, а за ними табуны овец и коз, которые, врываясь в снег головой и ногами достают из-под него оставшиеся корни и поглощают самый снег. Сей род прокормления называется тибенить, он обыкновенен не у одних киргизцев, но у всех кочевых народов, и для скота довольно сносен, если только в начале осени вместо пухлого снегу не покроет землю твердый, так называемый гололед, тогда погибель великих табунов бывает неизбежна. Тогда некоторые аулы, презирая все препятствия, 235 стараются с поспешностью убегать из таковых мест в другие отдаленнейшие, хотя бы на оных и менее находилось выгодных пастьб. Некоторые попечительные киргизцы для суягной скотины на зиму имеют особенные кибитки или делают из камыша род хлевов, а иные приготовляют из зеленого же камыша в снопах род сена. Пред началом зимы, в сентябре и октябре, а также и весною, апреле и мае месяцах, сухую блеклую траву всегда выжигают, в замену которой в короткое время изникает прекрасная мягкая зелень. Обычай жечь поля у киргизцев водится только в северной части степи и у башкирцев. Пожары сии нередко наносят бедствия лесам, нивам и даже селениям. Киргизцы для произведения оного дожидаются сильного ветра, а потом с одного края того пространства, которое намерены выжечь, запаляют во многих местах траву. Огонь, расширяясь, составляет как бы один огненный вал, который по направлению и скорости ветра катится по полю. Проезжие, как скоро заметят пред собою сей огонь, должны удаляться от оного по ветру во всю конскую прыть, в противном случае бывают кругом обхвачены пламенем и обожжены. Пожар сей до тех пор продолжается, покудова дойдет до реки или потушится дождем. Вот все, что можем собственно сказать о скотоводстве. Другие к сему предмету относящиеся подробности найти можно в путешествии г-на Палласа и прочих академиков, занимавшихся описанием киргизцев и калмыков, ибо сии последние почти ни в чем по сему случаю с первыми не различаются. Звероловство Охота после скотоводства составляет другую промышленность киргизцев. Она приносит им вместе и пользу, и удовольствие. Волки, лисицы, зайцы, барсуки, барсы, корсаки, кролики, дикие лошади, дикие козы, сайги, серны и прочие суть главнейшие звери, вознаграждающие труды звероловов. Ловитва производится здесь различным образом: иногда охотники, открыв звериный след, пускаются за ними во весь дух и, гоняясь таким образом несколько дней, наконец, утомя зверя, убивают его из лука или из ружья, или прокалывают на бегу копьем; иногда для отыскания логовища и для самой ловли употребляют притравленных одну или двух собак простой породы, а иногда ловят их пастьми, плетями, ловушками и выкапывают из нор. Для барсов, сайгаков и кабанов (Кабанов киргизцы бьют более для уменьшения вреда их скотине. Впрочем, они их не едят, почитают по закону магометанскому за грех.), скрывающихся в камышах, ставят капканы или, заметя след, где звери сии наиболее проходят, врывают несколько заостренные колья, а потом, подымая по окрестностям крик, гоняют их с одного места на другое, покуда они во время пугливого бегу, наткнувшись на колья, соделаются добычею ловчих. В Средней и Большой орде употребительны также мунгальские облавы. Для сего обыкновенно собираются многие охотники и, разделясь поодиночке, занимают вокруг желаемое пространство. Всякий из них ищет зверя и, подняв оного с логовища, гонит в средину занятого пространства. Таким образом, все сближаются, тесня ловитву к возвышению или равнине, где облегши ее отовсюду, начинают убивать стрелами, копьями и пулями. Любимая и приятнейшая у киргизцев охота почитается с соколами, ястребами и беркутами, которые столь бывают сильны и так искусно приучены, что бьют зайцев, 236 волков и лисиц, а иногда и у больших зверей, садясь им на голову, выклевывают глаза. Редко пускают оных на гусей, уток и прочих птиц. Сию ловлю признают здесь за малозначущую, а притом они полагают, что сокол или беркут, привыкнув гоняться за пернатыми, не будет уже более опускаться на зверей. Хороших сильных беркутов и других сего рода птиц достают из России, их ловят в Башкирии, в горах Уральских, и удаются такие, за которых платят две лошади со всем прибором. Рыбная ловля прежде нимало ни занимала народ киргизский, но ныне нужда довела бедных и до сего познания. Уже многие из них начали в зимнее время на больших реках, каковы Сыр, Урал, Иртыш, Цуй, Эмба, Ишим и Тобол, ловить их баграми, крючками и глушить палками, а в малых речках зимою и летом ставят морды, плетенные из камыша и лоз чингилевых. Рукоделия Между киргизцами не должно искать в рукоделиях совершенства и отличных искусственных произведений, ибо все продукты получаются ими единственно от скотоводства, а нужды доставляют средства оными пользоваться и их обрабатывать. Овечья волна идет по большей части на валяние больших и малых войлоков, служащих для употребления вместо ковров и постели, и на многие другие потребности. Их приуготовляют следующим образом. Шерсть сначала разбивают палками на сухих кожах. После сего растилают ее в ту величину, как должно быть новому войлоку, на войлоке ветхом или на камыше разравнивают в соразмерную толстоту, выкладывают иногда разноцветною шерстью различные узоры и, полив кипятком, с подложенным внизу свертывают и накрепко обвивают веревками; потом несколько человек, означенный сверток беспрестанно приподымая вверх, со всею силою бросают об землю, продолжая сие до тех пор, покуда шерсть сваляется; а, наконец, разложа на ровном месте, исправляют не совсем доконченые части, и таким образом делают его плотным и ровным. Самая большая длина сих войлоков бывает до 15 аршин, а ширина до 5. Из пряденной овечьей волны, окрася прежде нитки в разные цвета, ткут в ? и в поларшина шириною довольно длинные ткани, похожие на широкие тесьмы, которые употребляются в замену ковров, а иногда сшивают несколько из них вместе и закрывают ими стены шатра или употребляются вместо занавесок. Самые узкие идут на пояса и кушаки. Цветными нитками той же самой, а иногда и верблюжей шерсти, обвивают тростники камыша или растения чий, сплетая их между собою столь искусно, что они составя вид рядника или сетки, походят, впрочем, на ковер. Ими огораживают по большей части кибитки с наружной стороны, дабы в то время, когда подняты будут войлочные полы, не отнимая света и воздуха, препятствовать действию солнечных лучей и пыли. Из дурной шерсти, соединя ее с козьими и лошадиными волосами, а иногда и из одних козьих или лошадиных волос вьют веревки, которые прочностью своею гораздо превосходят пеньковые. Из верблюжей волны, которая несравненно превосходнее овечьей и тоньше прядется, ткут материю, род камлота, известную на границе под названиемармячины, а по- 237 киргизски чуга. Из нее делают киргизцы верхнюю одежду. От неискусного обрабатывания материя сия бывает у них довольно груба и не шире половины аршина. Из козьего пуху валяют отменно мягкие белые войлоки для делания летних шляп колпак. Иногда его прядут и в ткани соединяют вместе с верблюжьей шерстью. Ткачное рукоделие производят киргизцы без малейшей рачительности и не заботятся об усовершенствовании оного. Нитки для приготовления основы разматывают всегда на кольях, и по совершении сего навертывают на палку или свивают в клубок. Потом, когда вознамерятся ткать, снова растягивают ее по земле, и один конец, где должна производиться работа, утверждают между двумя сошками к висящей, наподобие лука, овальной жердочке. Берды имеют они нитяные, а вместо подножников простые петли и разводят сии иногда руками. И когда таким образом несколько материй будет соткано, наматывают ее на особую скалку, привязанную также к сошкам и, встав с места, передвигают все колья; как скоро перестают продолжать работу, снимают основу с кольев и свертывают, по-прежнему, в клубки, но, несмотря на всю невыгодность сего рукоделия, здешние ткани бывают довольно ровны и плотны. Исключая толстоты и малой ширины, они имеют все те достоинства, кои отличают работы, производимые с большими напряжениями сил и терпения. Выделывание кож составляет у киргизцев немаловажную отрасль их рукоделия. Овчины и мерлушки приготовляют следующим образом: вначале сделав их волглыми или вымыв в теплой воде, скоблют по мездре тупым ножом, дабы очистить от мясных частиц. Потом растянув на земле, или с наружной стороны около кибитки, мажут дня три и более по нескольку раз кислым и несколько соленым коровьим молоком и, высуша, мнут руками, доколе соделаются мягкими. После коптят их в дыму, зажигая для сего овечьий или коровьий помет (Киргизцы уверяют, что от копчения овчин на помете доставляется им прочность от сырости.); в заключение всего снова мнут, натирая мездру мелом, который получают из пережженного гипса или селенита, и шерсть чешут. Иногда вместо молока употребляют золу, в соленой воде густо разболтанную. Сим раствором в два дня можно совсем окончить выделку, но мездра у таковых овчин не бывает, как говорится, пухлява. Козьи и бараньи кожи для платья чжака приготовляют другим манером. Сперва дают им преть в сыром теплом месте, покудова волосяные корни начнут сами вылезать, тогда кожи сии обскабливают и на несколько дней кладут в кислое молоко. Потом очистя, развешивают в тени и, наконец, выкоптя в дыму, красят или в красно-бурый, или в темно-желтый цвет. После чего мнут руками и доставляют им мягкость и чистоту. Они не только полезны по своей прочности, но их даже можно мыть как холстину. Конские, верблюжьи и коровьи кожи перерабатываются в разные сосуды и на другие изделия. Хребтовые части по толстоте их признаются лучшими для выделки, но иногда и из цельных сшивают один сосуд, как, например, сабы. Прежде всего дают им преть или варят в котлах с золою, дабы очистить волосы. После сего моют в чистой воде и квасят довольно долго в кислом соленом молоке. Вынув из закваски, растягивают на кольях и, выкраивая по желанию, тотчас выкроенные части сшивают жилами. Потом сшитый сосуд сушат исподволь над огнем и, выправляя оный руками, дают ему желаемую фигуру. Остальные лоскуты идут обыкновенно на починку сапогов, а наиболее на ремни к лошадиной сбруе. Сию выделку коптят гораздо с большею рачительностью, чем 238 первые и довольно продолжительно, чрез что кожа делается несколько прозрачною, никогда не промокает и не придает воде и молоку никакого особенного запаха. Крашение производят корнями разных растений, в степи находящихся. Желтый цвет (сары буяу) вываривают из серпухи Serratula tiuctoria, черенкового ревеня, называемого сары тамар; и каменного чаю Statia tataci, по-киргизски тамор буяу (красильный корень). А красный (кызыл буяю) из марионы Vubria tiuctrium. Для синей достают чрез торговлю буковое дерево. Некоторые из киргизцев уверяли нас, что в различных местах около гор получают они красильные земли. Шерсть варят в воде всегда вместе с красильным составом или растением, прибавляя по нескольку квасцов, а кожи несколько раз намазывают с обеих сторон краскою, сваренного наподобие киселя, а потом заскорблые места мнут. Женский пол занимается также вышиванием золотом, шелками, бумагою и шерстью по кисее, сукну и бархату. Сие их шитье подобно несколько тамбуру и так называемому шитью внастилку. Оно представляет цветки и фигуры странного смешения и пестроты, и совсем без тени. Киргизки производят сие простыми швейными иглами. Для шитья кожи и мехов употребляют иногда вместо ниток жилы животных; чтоб сделать их к сему удобными, сначала оные сушат, потом крепко разбивают или толкут, доводя до гибкости и мягкости, после сего с удобностью разделяют на произвольные нити, которые, по словам киргизцев, бывают гораздо крепче обыкновенных ниток и дратвы. Все сии рукоделия, как необходимейшие для домашнего быта, известны без исключения всем киргизцам, к оным также принадлежат и познания в рассуждении обделывания жердочек для кибиточной основы или решеток, и приготовления кривых палок для верхней части сего их войлочного дома. Но искусства частные и занятые от других народов заключаются и доныне в пределах тесных. Искусства сии состоят из кузнечного, медного, паяльного, серебряного и золотого рукомесла, которые по всей справедливости находятся здесь еще во младенчестве. У художников, сими рукомеслами занимающихся, не видно ни надежных инструментов, кроме щипцов, молота и небольшой наковальни, ни горнов, на место коих раскладывают огонь в яме. Иные уголья раздувают ртом, а другие имеют мех, который походит более на кожаный мешок. Случается, что мастера для произведения сих рукоделий, со всеми припасами, переходят из аула в аул и по желанию всякого готовы начинать работу повсюду, где бы не случилось. Выделываемые ими вещи состоят из приборов, потребных к лошадиной сбруе и к оружию, и из худо обделанных кинжалов, ножей, сошников, мотыг и кирок; некоторые из листовой меди вычеканивают разные украшения к седлам, уздам и оружию, а из серебряных и золотых монет для женщин – нарукавники и другие приборы к головному убору, но редкие из сих украшений попадаются с припаянными ушками. Полировка, иглы, наперстки, кольца, винты и другие малозначущие даже безделки составляют для киргизских художников еще дело невозможное. Земледелие 239 Когда скотоводство начало приходить у киргизцев в упадок и нужды час от часу увеличивались, тогда некоторые из них, оставя неверное и часто опасное средство снискивать себе пропитание чрез хищничество, обратились к хлебопашеству. Упражняющиеся в земледелии киргизские соседи, с одной стороны, россияне, а с другой, азиатцы, примером своим много способствовали к возбуждению в сем народе духа трудолюбия и к уничтожению предрассудка, торжественно господствующего здесь противу земледелия. Оно еще и теперь в глазах обладающих великими табунами кажется достойным презрения. В средине степи около рек Эмбы, Тургая, Иргиза и Нуры начали возделывать землю не более 5 лет. Прежде известно сие было только около реки Сыр и производилось одними каракалпаками, но близ российских границ и поныне оного нигде не видно. Из киргизцев принялись за него первее прочих семейства бедные, которые, собрав остальное свое имущество и выменяв в Хиве или Ташкении земледельческие орудия, и там же или в России несколько нужных семян, избирают потом удобные места и соединенными силами оные обрабатывают. В бытность нашу в степи, часто видали мы сих земледельцев, живущих около пашен в ветхих шалашах, построенных из камыша или тростника, без всякой кровли; сих бедных оратаев иногда нанимают богатые и присовокупляют к ним своих невольников из числа взятых в России, Персии и у каракалпаков (Киргизские женщины почти ни в какое время в земледельческой работе не участвуют.). Киргизцы влагают в недра земные не все те семена, кои могут плодиться в других климатах, а только некоторые из них, т.е. просо, по-киргизски тары, просянку кунал, пшеницу бидай, ячмень арпа, в малом количестве яровую рожь кирисюля, дыни кивун, арбузы карбуз и тыквы аскабак. Казалось, при нерачительном и простом способе обработания здесь земли, при неисправности землепахотных орудий и при необходимости дабы поливать или наводнять поля, должно бы самое бедное ниспосылаться воздаяния трудящимся; но, напротив, благосклонная природа при всех неудобностях доставляет им 12 и 15 зерен противу одного, просо же и просянка приходит иногда сам-шестьдесят и более. Для возделывания земли употребляют орудие несколько подобное ралу, которое известно на Подоле и в Волыни. Оно состоит из кривулины, называемойегин-агач, сделанной из ветви или корня гребенщика жингиль, или жидовника чингиль; сия кривулина бывает различной фигуры, соответствуя приисканному дереву. На нижний ее конец укрепляют сошник (тис), похожий на заостренный овал; к верхнему концу, отступя на четверть, вставляют и плотно заклинивают на место дышла палку узун агач, прикрепляя оную к кривулине особою снизу подпоркою. Впереди дышла приспособляют небольшой крюк или деревянный гвоздь, к которому привязывают волосяною веревкою ярмо с заложенными верблюдами, или волами, или лошадьми. Дабы ярмо не могло вредить своею жесткостью работающим животным, то обкладывают оное войлоками. Во время орания один человек водит заложенных, а другой идет сзади и придерживает рало за нарочито устроенную сверху кривулины рукоятку. Сошник, упираясь в землю, бороздит оную до двух вершок глубины, отчего поднятые пласты, по причине овальности сошника и рыхлости почвы, раздваиваясь, ложатся на обе стороны. Прежде нежели начнут таким образом производить вспахивание, сеют семена или, лучше сказать, разбрасывают зерна по всему пространству, которое намерены орать. 240 Боронение совершается различно, или толстою палкою, называемою мала, к концам и средине коей привязывают веревки для впряжения быков, и если собственный груз сего дерева мал, становится на оное человек, придерживаясь за веревки, утвержденные к ярму, или вместо сего употребляют большие пуки ветвей, которые корнями привязываются к лошадиному хвосту, а волокущиеся вершины заглаживают землю. Сев начинается в начале и в половине мая месяца, как скоро оный кончится, то все земледельцы идут со своими аулами в дальнейшие кочевья и не прежде возвращаются к полям, как чрез 60 дней. Тогда хлеб поспевает к жатве. Но между тем в продолжение сего срока караульщики или сами хозяева изредка посещают поля для наблюдения за целостью оных, а иногда и для наводнения. Жнут небольшими серпами (урак), а за неимением оных вытеребливают колосья руками и вяжут в снопы или просто сваливают в одну кучу. Молотьба совершается тотчас по снятии колосьев. Для сего расчищают гладкое место, по пространству оного растилают снопы и для отделения зерен гоняют на веревке привязанных лошадей и быков, а потом приступают к веянию. По окончании молотьбы опять пускаются в кочевание. Одну часть полученных зерен и весь овощь берут с собою для употребления, а другую при известных местах тайно зарывают в песок до будущего посева; богатые к сохранению сих поклаж оставляют стражу. Киргизцы пшеницу и ячмень сеют всегда на таких местах, где за год произрастало просо или просянка. Потом сии загоны оставляют в залог до третьего лета, в которое опять их орют и засевают. Под дыни, тыквы, арбузы избирают землю глинистую, с песком и солью смешанную; ее вспахивают в начале апреля месяца и, разбив колья, не трогают до половины мая, предполагая, что чем более подлежит она действию воздуха и света, тем бывает растительнее. Семена сих овощей выбирают по большей части двухгодовалые. За неделю пред сажанием, размачивают их в воде, смешанной со старым лошадиным пометом, а потом после сего, отобрав самые лучшие, влагают по два и по три в ямы, которые расположены бывают в небольшом одна от другой расстоянии и, наконец, закрывают умягченною землею; а чтобы не повредил оные скот, все поле огораживают тыном. Места, засеянные сими плодами, никогда не поливают, но прокапывая повсюду небольшие бороздки, впускают в них воду, оставляя оную иногда чрез все лето, дабы оные, вбираясь понемногу вовнутрь, питала корни и доставляла росу. Впрочем, все другие пашни, а особливо располагаемые в полуденной части степи, где дождей совсем почти не бывает, поливают или наводняют; кигизцы научились сему искусству, как и образу самого земледелия, от бухарцев, хивинцев и ташкенцев. Пахотные поля по большей части располагаются близ озер и рек, на берегах низких и ровных. При реках, для удержания воды от весеннего разлива, насыпают обыкновенно со стороны берега глинистый вал, а в узком месте приготовляют плотину, где бы можно было при упадке воды среди лета сделать перемычку. Озера окружают также валом или насыпью, дабы вода при растаивании весною от снегов сохранялась во оных и среди лета, как в бассейне, выше горизонта облегающих пашен. Если возделанные нивы отстоят далеко от воды, то несколько земледельцев, согласясь, проводят ее от одной 241 нивы до другой из рек чрез копанные рвы, которые иногда бывают до двух сажен шириною. Для поднятия воды к наводнению поля каждый хозяин сии рвы близ своих пашен запруживает, а потом, по окончании наводнения, перемычку разрывает, доставляя возможность пользоваться водою другому, а сей таким же образом вознаградя себя, перепускает ее к последующему и так далее. Прочее рассположение пашен бывает повсюду одинаково, почему прилагаемый при сем нами план, снятый во время проезда по степи, может служить изображением для всех вообще. Пашни, представленные на плане, находились на правом берегу Иргиза. Глинистая насыпь, или вал (a), удерживал разлив, а место (b) служило для запружения воды при ее убыли. От сего вала по всей пашне были устроены слепленные из глины каналы (c), ширина коих простиралась до трех четвертей и более. От сих каналов во обе стороны отделялись борозды (d), или желобы (e), лежащие так же, как и каналы несколько выше горизонта пашен. Они все между собою взаимно пересекались, разделяя плоскость на многие отделы (f), и по мере отдаления от водохранилища постепенно понижались, примыкая к водяным спускам (g), прорытым по всему полю или к ложбинам (h). Наводнение полей производят не более двух раз в лето. В первый, когда начнет возникать зелень и весенней влажности бывает недовольно достаточно, чтобы питать ее, а во второй – пред тем временем, когда хлеб должен колоситься, дабы великие засухи не могли искоренить свежесть и доброту наливающихся зерен. Тогда, заложа те борозды, которые для пропуску воды не нужны, разрывают вал, окружающий водохранилище противу каналов. Вода, приподнятая чрез запружение реки или находясь в озере во всей ее полноте еще от весны, стремится с силою сквозь впуски и несется к желаемому месту, а потом, будучи пущена чрез рытвину на самое поле, разливается и покрывает оное. Если воды на пашню вступило достаточно, рытвины закладывают глиною, и приток останавливается; а излишнее количество спускается в нижние каналы или ложбины, которые иногда относят обратно во рвы и реки. Сия работа, прежде нежели мы ее видали, казалась нам неопределимою, но впоследствии удивляла и своею простотою, и легкостью, ибо два человека в один день свободно поливали всю ниву. Когда бы нерадивость не вмешивалась в киргизские занятия, то земледелье еще более могло бы усовершиться в степи Киргизской. Ежели вода в водохранилище от жаров слишком умалится или когда она сохраняется только в одних колодцах, тогда вместо описанного легкого средства впускать ее в каналы чрез разрытие вала, киргизцы должны бывают, черпая ведрами и кожаными мешками, наливать ее в ложбины, и таким образом понемногу проводить к пашням. Сие упражнение сопряжено с великими трудностями и занимает много времени. Некоторые киргизцы, хотя весьма немногие, к облегчению своему нашли способ из глубоких рвов и колодцев подымать воду чрез колесо с навязанными на веревке посудинами. Оный способ употребляют наиболее в Бухарии, и колесо сие с принадлежностью походит несколько на машину, называемою чертовы четки. Его вертят иногда быками и лошадьми (Изображение сего колеса можно видеть на 15-м рисунке при дневных наших записках.). 242 Из дынь, которые вкусом и видом одинаковы с несравненными ароматическими дынями бухарскими, делают различным образом род заедков, а именно: одни расталкивают и разминают мякиш с разваренным пшеном, другие, разрезав оный на тоненькие лепестки, вялят или сушат на солнце, а иные с поджаренною какою-нибудь мукою, с салом, лоховыми ягодами и бухарским изюмом соединя и, смешав, кладут в пузырь для сохранения. Таковая смесь под названиемчжинн сохраняется весьма долго без всякой порчи. Тыкву варят обыкновенно с кашицею и мясом. Просо приготовляют следующим образом: сначала разваривают его в воде, а потом несколько подсуша и поджарив в чугунном горшке, толкут в нарочитых ступах или, за неимением оных, в земляных ямах, вложив в них кожу. От сего происходит пшено, которое употребляют для варения кашицы, называемоекуже; ею в зимнее время киргизцы наиболее питаются. Вытолчки или мякину талкан, смешав с водою или подсыпав в жидкую кашицу, едят весьма охотно. С просянкою обходятся точно также, как и с просом. Из пшеницы и ячменя варят также кашицу. Для сего заблаговременно сии зерна, смочив несколько водою, толкут, а иные поджаривают их с салом или просто мнут сухие. Вообще из всех семян приготовляют здесь различными средствами муку ун, из которой делают пресные засушенные над огнем или испеченные в золе лепешки нан и кисель баламык; иногда же приготовляют клецки, опуская оные в мясную похлебку. Некоторые выменивают в Хиве, Бухарии и Ташкении пшеничку чжугара Zea mays, которую г-н Паллас причислял к растению, называемому Holcus Sacchusatus. Из нее также варят кашицу. Торговля Киргизскую торговлю разделить можно на три отрасли. Первая и наибольшая производится с Россиею, другая – с азиатскими провинциями, к степи прилегающими, а третья – внутри степи. Прежде, когда господствовало между народом сим спокойствие, каждый хозяин из отдаленнейших кочеваний покойно с малым своим избытком приближался к торговому месту, но в теперешнее время хищники отнимают у них скот или вымененный товар, почему киргизцы для избежания сего насилия принуждены отправляться в путь большими обществами или прикочевывают целыми аулами, встречая почти на каждом шагу великие себе затруднения. А от сего роды, располагающиеся в полудне, не могут ныне торговать в севере, и северные – в полудне; так равно западные – в востоке, а живущие на востоке – на западе. Посему то каждый род или часть орды присвоила для себя особые торговые места, в котором другие не смеют уже приближаться, и от сего многие аулы не посещают более рубежей российских, и вообще вся торговля киргизская чувствительно упадает. В России для общественной торговли определены нарочитые пристанища, или так называемые меновые дворы, которые представляют род крепостей. В них располагаются и главные портовые таможни. Для мелочного торга, а наипаче зимою, открыта свобода почти во всех крепостях, расположенных на линии, где за порядком и за сбором пошлины надзирают объездные таможенные смотрители. 243 Главная мена, в которой участвует все вообще богатое купечество, начинается в первых числах июня, когда скот после зимы потучнеет и кочевья сберутся к торговым местам. Она продолжается до октября, к которому времени постепенно слабеет. Сей торг по странности своей и по великой выгоде для промышленников российских поистине заслуживает особенное любопытство. Купец или мещанин, или частный человек, один или даже соединясь в товарищество, может пользоваться оным без всякого изъятия, или нужно только иметь малый кредит и небольшую сумму денег для закупки на первый случай несколько маловажных товаров. Весною, пред открытием мены, сии торгаши обыкновенно записывают в таможне свои имена, берут в меновом дворе себе лавку и нанимают опытных работников из татар или из других людей, знающих киргизской язык. Работники сии каждое утро пред восхождением солнца собираются у азиатских ворот менового двора и дожидаются из ворот впуска из степи киргизцев, которые за воротами стекаются отовсюду партиями; они имеют при себе все, что променять намерены. [491] В 6 часов дня ворота отворяются, и кочевой народ со своими табунами стремится чрез оные кучами с криком и ужасною пылью. Работники купеческие тотчас врываются в средину сих куч, хватают у людей отличных по виду за повод верховых лошадей и, с дракою отнимая их друг от друга, ведут к своим лавкам. Седок во все сие время остается спокоен, хладнокровно смотрит на происходящее об нем между работниками и без сопротивления отдается преодолевшему. Одна только приязнь или старое знакомство может извлечь его из сего бесчувствия. Сии обязательства почитают они священными. Всегда с большею доверенностью и даже без приглашения поедут к лавке того купца и отдадутся охотнее тому работнику, с которым имели прежде торговые связи. За сими киргизцами гонят обыкновенно принадлежащей им скот. И сверх того следуют многие киргизцы, иногда совсем посторонние, и только из одного любопытства или для насыщения к первым присоединившиеся. Лавочник всех приведенных принимает как гостей, делает им разные приветствия, сажает их на ковре на полу или на прилавке и угощает хлебом, молоком и мясом. Работники в продолжение сего, так сказать, пирования пригнанный скот расставляют в ряды, привязывая к растянутым веревкам (кугун), и потом купец, осмотря доброту оного, начинает торговаться; хозяин или старший и опытнейший из киргизцев требует желаемые товары, назначая их по образцам, пред ним раскладенным, а иногда указывают в лавку на лежащие там свертки, желая иметь попеременно то те, то другие. В заключение договора читают общую молитву и тем как бы утверждают условие. Запросы киргизцев бывают по большей части соразмерны с доставленным променом, а потому редко переходят они из одной лавки в другую. Притом купцы всеми мерами стараются не отпустить их, упрекая хлебом, солью, подавая понемногу требуемое и поставляя новое блюда с кушаньем. Киргизцы в продолжение всего торга сидят всегда в кружку и рассуждают плавно и скромно. Часто делают купцу трогательные и сильные убеждения, выхваляют свой товар и проч. Недостаточные купцы, дабы доставить киргизцам за вымененный скот весь договоренный товар, посылают за оным, тотчас после условия, в кредитные лавки к 244 богатому иногороднему купечеству, в особливых рядах располагающемуся, и получа оттуда, выдают продавцам как будто принесенный из кладовых. Мелочные торговщики и даже женщины ходят между тем по площади с бусами, пуговицами, зеркальцами и прочими вещами. Они у разъезжающих верхами киргизцев выменивают, можно сказать, великую всячину и поодиночке баранов, овчины, армяки и проч. Таким образом, чрез целый день продолжается повсюду мена при полной свободе, но в 3 часа пополудни барабанной бой извещает о ее окончании. Киргизцы тотчас посылаются обратно в степь, а все торговавшие вымененный скот и вещи доставляют к другим воротам, которые называются европейскими, и у которых таможенные чиновники, досматривая весь вымен, собирают пошлину и выпускают со двора на внешнюю площадь. Тут начинается другая торговля. Приехавшие изнутри России так называемые баранщики и другие разного рода торговые люди, скупают скот к отгону в Россию или на бойни, или на саловарни; и по большей части всегда за наличные деньги. Купец, продав оный здесь с новою выгодою, тогда же может уплатить за взятый для мены товар и получить чистую прибыль. Таким же образом с рук сходит и мелочной товар, а чрез сие в одно время множество людей занимаются промышленностью, все из одной и той же вещи получают себе прибыль, и деньги всегда находятся в обращении. В азиатских провинциях – Конрате, Хиве, Бухарии, Ташкении определенных мест для торговли не имеется. Киргизцы, желающие производить там мену, идут с большими партиями и, достигнув желаемого города, располагаются в окрестностях кочевьем. В сие время выезжают к ним жители и, осмотря табуны, договариваются о вещах нужных в заплату, выдавая их или в селении, или вывозя с собою на поле. Никакое начальство не берет в тех местах посредство в сей торговле, а от того часто сопровождается она великими беспорядками. Из сего должно только исключить китайскую границу, где также и учреждены таможни и производятся в казну пошлинные сборы. Внутренняя торговля между киргизцами не обширна. Они меняют обыкновенно скот на пленных или на товары, получаемые чрез мену из России и других провинций. Более же всего входит ныне в оборот хлеб зернами, чрез собственное земледелие ими приобретаемое, или также извне своей земли полученный. В первом случае променивают его бедные оратаи на вещи, необходимые к их содержанию. Впрочем, употребление денег у них неизвестно, а потому братые ими иногда червонцы идут только на украшение одежды. В число важнейших предметов, получаемых в Россию чрез торговлю с сим народом, полагаются лошади, овцы и козы, которые великими табунами отгоняются во внутрь России, и от которой жители Оренбургской, Симбирской, Казанской, Нижегородской и некоторых округов Пермской, Тобольской и Томской губерний довольствуются. Прочие произведения, а равно и сырые продукты, отсюда изливающиеся, также составляют немаловажную ветвь прибыли, например, сало, коего иногда с одного барана 245 вытапливается до двух пудов. Из саловарней наших идет, кроме внутреннего употребления, в отпуск в Европу. Овечья и верблюжья шерсть переделывается на суконных и шляпных фабриках. Козий пух, мягкостью и тонкостью своею превосходящий всякую шерсть, употребляется на разные истканья, вязанье и со временем может открыть важную отрасль для мануфактур, ибо из сего же самого пуха, который от киргизцев во множестве получают бухарцы и доставляют в Кабул, Балх и Бадахшан, делают там превосходные шали, не уступающие кашмирским. Кожи козьи, овечьи, лошадиные и коровьи снабжают юфтяные и другие кожевенные наши заводы. Они, переходя из рук в руки, наконец, в переделе обращаются несравненно за большую цену опять к первым их обладателям – киргизцам. Различной величины овчины и славные мелкошерстные мерлушки кормят и греют многих поселян. Армячина доставляет рабочим выгодное платье. Кошмыидут на обивку седел, на потники, вместо постелей, на подстилку на полы и проч. Волосяные веревки и ременная сбруя выменивается на домашние потребности. Сверх сего привозят еще киргизцы многие невыделанные шкуры зверей, както: корсаков, волков, зайцев, лисиц, горностаев и проч. Прежде сами российские татары нарочито ездили по степи для покупки сих мехов. Киргизцы не дорожили бы и своими детьми, но запрещение полагает сему преграду. Ныне ввелось также в употребление променивать соль, дрова, корневые большие чаши и прочую мелочь. Рогатый скот идет в Россию в небольшом количестве, а верблюдов и еще гораздо менее. Сии наиболее отдаются в Хиву, Бухарию и Ташкению, куда и все прочие здесь объясненные произведения также бывают отпускаемы. Из России получают киргизцы товары вообще низкой доброты и последнего разбора, т.е. такие, которые или к употреблению в России не имеют всех нужных совершенств, или остаются у нас излишними. Они состоят из простых сукон, верверету разных мехов, юфтяных кож, железной и медной посуды, больших чугунных котлов, деревянной посуды, полосового железа, сбруи к лошадям, табаку и различного хлеба в зернах, также некоторые известные бумажные материи, получаемые из Хивы и Бухарии. Роскошь познакомила богатых киргизцев с плисом, бархатом, золотыми и серебряными позументами, с парчою и с другими шелковыми травчатыми материями, флером и с разными, для женского пола, серебряными, золотыми и медными украшениями. В мелочной товар входят пуговицы, наперстки, серьги, небольшие зеркала, роговые гребни, иглы, корольки, бусы, шелк сученый и несученый, мишура, бритвы, платки, ленты, тесьмы и прочие малозначущие безделки. Из сего довольно можно усмотреть, сколь торговля киргизская приносит выгод для России, сколько рук, сколько фабрикантов и людей разного состояния получают от нее, можно сказать, свое пропитание и сколь упадок оной в теперешнее время чувствителен для жителей всего пограничного края. Должно быть самому зрителем, чтобы увериться в истине сего заключения; нужно видеть, как в одно время и в одном месте 30 000 человек, 246 как трудолюбивые пчелы движутся, награждаясь повсюду прибылью и удовольствием; жаль, что все ныне упадает. Из азиатских провинций, а особливо из Хивы, Ташкении и Кашкарии, получают киргизцы по большей части бумажные материи, называемые бязи, сусу, выбойку, употребляя оные для легкого платья и рубах; также готовые бумажные, шелковые и полушелковые халаты, бумажные занавесы, шелковые материи, разные украшения для женщин, серебряные вещи и другие для дома потребные приборы, хлеб в зернах, оружие, военные припасы и проч. Доброта и превосходство бухарских рукоделий киргизцам не приносит существенной выгоды. Они служат наиболее к нарядам для богатых; напротив, грубые хивинские и ташкенские произведения уважаются здесь более, ибо народ сей имеет более нужду в прочных и простых изделиях. О невольниках К числу промышленности присоединить должно также известие о пленных. Чрез них составляется иногда немалое богатство. Они входят в торговлю и отдаются в цене при разных удовлетворениях. Мы уже часто говорили, что киргизцы достают сих несчастных чрез хищничество от россиян, каракалпаков, калмыков, персиян, зюнгорцев и даже китайцев. Калмыков, россиян и вообще всех, не исповедующих магометанскую религию, променивают в Хиву, каракалпакам, трухменцам и в Ташкению. Прежде многие из них отводились в Бухарию, но ныне отчасти делать сие, а особливо с россиянами, ханом Мирхайдаром, запрещено. Почему они перепродают их туда чрез другие руки, а наиболее чрез хивинцев, каракалпаков и ташкенцев, которые часто из собственной прибыли передают их в Персию и в другие отдаленнейшие места Азии. Невольники употребляются во все трудные работы при удобрении земли, наводнении полей, разведении садов и проч., с ними поступают иногда бесчеловечно и даже варварски. Захваченных могометанцев никуда не продают, а оставляют при себе. Единоверие удерживает киргизцев делать сего рода невольникам большие притеснения, а притом известно и то, что нигде их в магометанских владениях не покупают. Таковой невольник, будучи привезен в Хиву или Бухарию, может, объявя о своей религии, тотчас от рабства освободиться. Иногда татары, бежавшие из России, желая быть в одной из сих земель, называют себя христианами и достигают чрез сие своей цели. Персидских, зюнгорских и каракалпакских невольников доставляют киргизцы на продажу в российские меновые дворы, где дабы облегчить скорбную участь сих страдальцев, российским подданным позволено их покупать. РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 19209. Ч. 2. Л. 1-249. Список. Комментарии 247 118. Зерцало – трехгранная призма с указами Петра I о строгом соблюдении правосудия, устанавливавшаяся в дореволюционное время в присутственных местах как эмблема правосудия. 119. Сырым Датулы (ум. 1802) – казахский батыр из рода байбакты Младшего жуза, зять Нуралы-хана. В 80-х гг. XVIII в. возглавил восстание казахов, направленное против произвола царской пограничной администрации и сотрудничавшей с ней местной знати (1783-1797). Возглавляемое им народное движение казахов носило освободительный характер. В 1797 г. после убийства его сторонниками хана Есима бежал в Хиву, где, по некоторым данным, был отравлен в 1802 г. (Вяткин М. П. Батыр Срым. М.-Л., 1947). __________________________________________________ Текст воспроизведен по изданию: Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 1-я), или Дневные записки в степи Киргиз-кайсакской 1803 и 1804 годов // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том V. Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века. Алматы. Дайк-пресс. 2007 © текст - Ерофеева И. В., Жанеев Б. Т., Самигулина И. М. 2007 © сетевая версия - Thietmar. 2013 © OCR - Клинков Е. 2013 © дизайн - Войтехович А. 2001 © Дайк-пресс. 2007 сайт http://www.vostlit.info/
