Кондратьев Вячеслав Леонидович «На поле овсянниковском» И вот затих бой…Уже редко так, то в одном, то в другом месте, громыхнет разрыв…Но на душе не легче стало. Мертвая тишина давила грудь страшным предчувствием – не выдюжил ее Ваня этот бой, лежит на овсянниковском поле неживой. «Пойду!» - решила Михайловна. Дорога ей, конечно, знакомая, да и тропки и передовую протоптаны. Только где и как она будет искать Ванюшку не представляла. Лес этот она как свои пять пальцев знает. С детства в нем и грибы, и ягоды собирала, хотя ночью в нем ни разу не бывала. Ночью он какой – то другой. И деревьев побитых много и воронок… Шалашей здесь у края много, но она их обходить старалась. Один обходя, чуть не ступила ногой на убитого. …Упало сердце, не Ванечка ли это??Нагнулась, повернула – нет, незнакомый… Потом и еще и еще солдатики убитые на глаза ей попадались. И к каждому подходила со страхом, каждого оглядывала. ..И поняла она ясно так, на поле Ваня! _Ванечка- вырвалось у нее, - Ванечка. Погоди помирать, к тебе иду, - и ступила на поле. И не слышала она, как закричали сзади ей: «Куда ты? Убьют же! Немцы там!». А она шла и уже негромко говорила: «Ванечка, погодь помирать, иду к тебе…»И шла, над каждым убитым останавливаясь, каждого убитого разглядывая. Но вот обошла она всех, и впереди только два тела валяются. Вот подошла она к одному, нагнулась, потом выпрямилась и пошла к последнему, глянула и упала рядом. Прильнула ухом к Ваниной груди и уловила толчки слабые, а когда к лицу прижалась почуяла теплое. Нога у Вани была разбита. Поднялась она, огляделась и поняла, что помощи ждать неоткуда, и стала думать, как ей Ивана тащить половчее… Нагнулась, взяла его под мышки, приподнялась и сделала шаг назад. Так, шаг за шагом, часто приостанавливаясь для отдыха, тянула она своего Ваню от смерти.. И тут Ваня, наверное , от боли в ноге, очнулся, глаза открыл и застонал. Вот тут она испугалась: «Молчи, Ванечка, молчи только! Не надо, чтоб немцы прознали, что живой ты…» «Где мы, мама?» - прошептал он.»На поле овсянниковском, не говори ничего, немцы близко…». В голове у нее кружилось, темные круги ходили пред глазами. Тут Иван опять глаза открыл. Тогда положила она его, начала успокаивать, а он ничего не понимал и вывертывается, хрипит : «Скорее, скорее….». и теперь Ефимия Михайловна забоялась, заметят немцы…О себе-то ей не думалось, ее жизнь прожита…Ваню добьют – вот что страшно… И не совладала она с ним, вырвался он, поднялся, ухватился за нее руками и запрыгал на одной ноге. Пошли-то они теперь быстрее, но ждала она ежесекундно выстрелов в спину. Хотя туман-то над полем сильный… Сколько они на поле-то , час или два? Ей кажется, век целый, а идти еще вон сколько…А Иван опять в беспамятство впал…Снова его Михайловна под мышки взяла и потянула. А сил-то уже совсем не оставалось. Когда шагов двадцать до наших позиций оставалось, а у Михайловны уже ноги не могли – выбежали два бойца, подхватили ее и Ваню, и бегом к лесу. Но у Ефимии михайловны в голове уже совсем помутилось – рухнула около Ванюши и только одно в груди бьется счастьем нездешним – спасла своего сына, вытянула от лютой смерти, значит внял бог ее молитвам… А тут вдруг, когда рассеялся туман, немецкая сторона взорвалась воем мин, и стали бить, бить нещадно по нашему краю, который тоже начал бешено отстреливаться, стараясь спасти упавшую вместе с сыном и санитарами Михайловну, с отчаянием понявшую, что не даст фашист уйти им живым с этого места… Не даст…