О составе экзаменационной комиссии по проведению итоговой
реклама
Гастрономическая культура как практика власти: от тоталитарного проекта сталинской эпохи 1920-1930-х гг. к современному фаст фуду. И.В. Сохань Нынешнее состояние гастрономической культуры можно выразить следующим тезисом – традиционная гастрономическая культура претерпевает деконструкцию1, выражающуюся в разрушении ее устойчивых кодов, и, в формировании нового типа тоталитарности, при котором дефицит как ведущая стратегия повседневности старого тоталитарного порядка сменяется изобилием. Целью нашего доклада является анализ гастрономической культуры как практики власти, представленной в двух вариантах — в виде тоталитарного проекта, генетически связанного с классическими утопиями и осуществленного в сталинскую эпоху 1920-1930х гг.; и как проект гастрономической культуры варианта фаст-фуда. Пища обладает не только высокой выражающей способностью, образуя структуру бинарных кодов, определяющих телесное коммуницирование человека с окружающей реальностью, и формирующих тип культуры. Гастрономическое располагает целым рядом свойств, которые могут быть эффективными средствами манипулятивного конструирования человека: голод, дефицит пищи, которые делают пищу предметом не желания, а нужды2; возможность формирования посредством совместной трапезы коллективного тела; дисциплинирование индивидуальной телесности в контексте ее способности к интроекции в противовес возможности ассимилировать 3; формирование особой, «кормовой», связи между человеком и властью. Гастрономические практики оказываются средством дисциплинирования человека — в диапазоне от жесткого дисциплинирования (голод) до мягкого (соблазн). Практически во всех социальных утопиях гастрономическое выступает предметом неустанного внимания со стороны власти, одной из основных ее практик заботы о гражданине. Возможность регламентации удовольствия, связанного с пищей и тяготеющего, как правило, к избыточности, и, в этом плане определяющего траекторию индивидуации человека — эта возможность в руках 1 Позиции касательно кардинальных изменений в области гастрономического придерживаются почти все исследователи, так или иначе серьезно заявившие его одной из приоритетных тем своих научных изысканий (Ф. Фернандес-Арместо, Р. Рэнгхем, Д. Даймонд). 2 По замечанию Э. Левинаса, нужда исходит из бедности, желание – из богатства, нужда – из необходимости, желание – из свободы. Когда человек в чем-то нуждается, и ничего более, он определяется предметом своей нужды, поэтому пищевая политика тоталитарной власти предполагала, что самоопределение индивида должно быть ограничено тем продуктовым пайком, который и отражает степень его полезности государству и обществу, а также делает устойчивой кормовую связь с властью. К тому же, оставляя человеку способность только нуждаться, тоталитарная власть отчуждала в свою пользу способность желать: далее неоднократно будет утверждаться, что тоталитарная власть и базируется на механизме отчуждения частного желания – для того, чтобы сделать его основой своих планов, непременно носящих грандиозный характер. 3 Идея интроекции-ассимиляции как противоположных стратегий по взаимодействию с миром была предложена Ф. Перлзом в исследовании «Эго, голод и агрессия». Перлз проводит аналогии между пищевым и ментальным метаболизмом, утверждая, что интроекция (проглатывание целиком, без разжевывания), санкционируемое на телесном уровне крайним голодом и соответствующей ему пищевой жадностью, на ментальном уровне проявляет себя как бездумное поглощение-усвоение любого идеологического конструкта. Иначе говоря, гастрономические привычки как лежащие в основе базового коммуникативного паттерна человек – мир, формируют и способ полагания субъектом себя в реальности. власти становится действенной силой эффективного управления, что и продемонстрировал тоталитарный проект гастрономической культуры эпохи раннего сталинизма: сначала данный просто в виде проекта, затем трансформировавшийся в тоталитарную культуру еды со всеми характерными признаками, и, завершившийся в 1939 г. выходом «Книги о вкусной и здоровой пищи». Методологические рамки исследований гастрономической культуры определяются ее внутренним порядком, последовательно данным как: предкулинарное (как способ предварительной культурной обработки природного сущего перед тем, как оно станет ингредиентом для кулинарного); само кулинарное — создание культурных формул самого разнообразного смешивания, взаимодействия и трансформации прошедшего предкулинарную обработку природного сущего; собственно гастрономическое — формы трапезы, способы организации застолья, включающие установление особого коммуникативного порядка как между пищей и едоком, так и самими сотрапезниками; и, наконец, рефлексия над гастрономической культурой и ее составляющими. Первым уровнем такой рефлексии выступает кулинарная книга, задающая нормативность кулинарного и гастрономического, являющаяся устойчивой формой экспертного знания в отношении культуры еды, и позволяющая сказать про те или иные пищевые практики и привычки — сложились ли они в кухню — тип кухни — городской, региональный, национальный и т. д. Именно этим фактом — ролью кулинарной книги в общественном сознании в качестве эсперта-верификатора касательно того, можно ли утверждать, что набор кулинарных и гастрономических практик структурировался как кухня — объясняется тот феномен, что, поколения советских людей, выросших в уже послесталинское время, воспринимают сталинскую кухню по ее витринному образцу «Книге о вкусной и здоровой пище». А, между тем, она является гастрономическим мифом в структуре тоталитарной мифологии. Вторым уровнем гастрономической рефлексии выступает анализ пищи с узких дисциплинарных позиций – истории и этнографии, антропологии, социологии, психологии, культурологи. Но, гастрономическое является комплексным феноменом, который, хотя и может быть узкоспецифицирован для изучения в рамках какой-либо области знания, тем не менее, требует более целостного подхода. Так, третий уровень рефлексии над гастрономическим является уровнем его философской концептуализации, позволяющим анализировать гастрономическое в рамках его. Именно с этих позиций и можно увидеть самое тайное, сокрытое — то в нем, что использовалось и используется властью для возможностей эффективного влияния на человека вплоть до переконструирования основных параметров привычного антропологического порядка бытия. Поэтому анализ гастрономической культуры как практики власти возможен только в рамках междисциплинарного подхода – как философская концептуализация данных, полученных разными дисциплинарными областями. Современные гастрономические практики, хотя и носят достаточно вариативный характер, тем не менее тяготеют к фаст-фуду, который является не просто быстрой едой4, а пищей с искаженной онтологией – его основой выступает еда в качестве некоего материального субстрата, вкусовые и эстетические характеристики которой определяются достижениями пищевой индустрии5. Теряя связь с природой и природными циклами, такая пища стала определенным способом запасания бытия, утратившим в ней, однако, свою открытость и расположенность по отношению к человеку – вместо природно инициированной еды, пищи как таковой он получил некий субстрат, симулякр еды, эрзац пищи. Но именно факт, что субстанциональные качества пищи утрачены и она стала субстратом с возможностью мимикрии под любые вкусовые значения, накопленные в коллективной памяти человечества, делает ее способом реализации стратегий соблазна посредством предлагаемого ложного изобилия в современной гастрономической культуре. Эти стратегии обнаруживают себя как новые формы властных практик, так как противоположные формы дисциплинирования человека и конструирования человеческой субъективности – связанные с голодом и дефицитом, обнаружили свою весьма кратковременную эффективность, что и продемонстрировал тоталитарный проект гастрономической культуры сталинской эпохи. Сравнительный анализ двух гастрономических проектов: современного с акутальной идеей фаст-фуда и советского 1920-1930-х гг. – наиболее полно и точно реализовавшего основные гастрономические принципы тоталитарных утопий, показывает, что современная гастрономическая культура и гастрономическая культура сталинской эпохи носят различный по вектору (стратегия изобилия и дефицита соответственно), но одинаковый, по сути, характер. Они обе тяготеют к тому, что быть способами инсталляции структур власти в бессознательное человека. 4 Исследователь истории пищи Ф. Фернандес-Арместо утверждает, что в качестве быстрой еды, в формате перекуса, фаст-фуд был всегда, так как в кулинарной истории любой культуры и практически любого исторического периода можно обнаружить примеры быстрой еды. Однако, исследуя происхождение и культурные корни фаст-фуда как современного гастрономического феномена, можно утверждать, что он появился только в XX в., определенным образом инициирован американским типом культуры и неразрывно связан с пищевой промышленностью и ее достижениями по видоизменению природного облика пищи. 5 Если посмотреть на кулинарное с точки зрения архетипических смыслов, то субстанциональным значением обладает далеко не всякая пища – в контексте кулинарной истории европейской культуры, такой пищей являются хлеб и вино. Все остальные слагаемые кулинарного тела культуры – разнообразная рецептура и блюда имеют акцидентальное значение, т.е. оказываются вторичными по отношению к изначальному онтологическому назначению пищи
