Докла Арлет Кавальер на II международном конгрессе

Арлет Кавальер
О переводе русской современной литературы в Бразилии
Проблемы и перспективы.
Прежде всего, я хотела бы поблагодарить за приглашение и возможность вновь
участвовать в этом важном форуме по обсуждению теории и практики литературного
перевода. В две тысячи десятом году я участвовала в Первом Международном конгрессе
переводчиков здесь, в Москве, в доме Пашкова, в ходе которого мною были вынесены на
обсуждение некоторые теоретические и практические вопросы, связанные с переводом
текстов Гоголя.
Языковые находки, инновации стиля и нарративных жанров, построение сюжета и
необычность персонажей, трагизм и комизм, перекликающиеся с юмором и элементами
кошмара, сатирический анализ общества того времени ‒ всё это придаёт гоголевским
текстам особую вибрацию, богатую нюансами и многочисленностью планов, которые до
сих пор бросают вызов современному читателю и переводчику.
Возможно, именно поэтому Гоголь по-прежнему остаётся важной фигурой для
современной русской литературы и для критического понимания некоторых из самых
характерных современных русских писателей.
В этом смысле, перевод н́екоторых авторов современной русской литературы ставит перед
нами те же трудности, которые возникают при переводе гоголевского текста: это
терпеливый труд, связанный с постижением и медленным проникновением в самые
глубинные механизмы и связи этого сложного и богатого письма, очень близкого к тому,
что Роман Якобсон называл «вербальной мифологией».
Прежде всего, это происходит потому, что, так же как и у Гоголя, игра слов, «звуковые
жесты», как называл их Борис Эйхенбаум, и некоторые словесные пируэты являются
существенными элементами современной русской литературы, которые зачастую трудно
перевести, или, скорее, «переписать», но ни в коем случае нельзя игнорировать при
переводе.
Игра слов, особые обороты речи и неологизмы, в большинстве своём нерасчленённые
ритмические последовательности, существующие для того, чтобы создать неожиданные и
удивительные звуковые цепочки с целью выявить характерные черты персонажей. Всё это
придаёт обращению со словом особую важность и приближает большую часть некоторых
из современных произведений к лучшим текстам Гоголя.
Речь некоторых персонажей, созданных современными российскими писателями, такими
как Людмила Петрушевская, Татьяна Толстая, Сергей Довлатов, Виктор Ерофеев,
Владимир Сорокин, Виктор Пелевин (и это лишь известные имена) зачастую изобилует
присловиями и поговорками, принятыми в народной речи, а также игрой слов, благодаря
чему создаётся сложный в стилистическом отношении контекст, где возникает
пародийное переиначивание традиций литературного текста, куда проникает жизненный,
нелитературный материал, а также устный анекдот, построенный по законам разговорной
речи, часто также нелитературного характера.
Как же перевести эту сложную русскую языковую, стилистическую и культурную
вселенную на португальский язык Бразилии, передать её в бразильском культурном
контексте?
Без сомнения, перевод художественных текстов всегда должен быть творческим
воспроизведением или параллельным, независимым, созданием текста, с тем, однако,
условием, что то, что ищет переводчик, ‒ это не просто значение, но и сам знак, его
материальная, «телесная» оболочка.
Таким образом, проблема перевода текстов современной литературы, как и
художественных текстов вообще, выдвигает на первый план один из ключевых аспектов: a
именно искусство перевода. Если перевод художественных текстов ‒ это, прежде всего,
нахождение внутри переводимого мира и внутри переводимого текста, это демонтаж и
новый монтаж «творческой» машины, «той хрупкой красоты, к которой нельзя
прикасаться и которая даёт нам готовый продукт на чужом языке», как справедливо
заметил бразильский поэт и переводчик Аролду ди Кампос, тогда перевод является в то
же время и литературным анализом.
Перевод, направленный на тщательный поиск каждого слова, никогда не будет в
состоянии передать весь комплекс значений слова в тексте оригинала, однако следует
иметь в виду, что слова также имеют аффективную окраску, которую переводчик не
может не учитывать. Перевод ‒ это нечто большее, чем акт речи, перевод ‒ это
самостоятельная форма, и задача, стоящая перед переводчиком, отличается от задачи,
стоящей перед автором.
Как же тогда рассматривать вопрос о переводе современных русских художественных
текстов в перспективе широкого и сложного контекста современной русской культуры?
Вопрос о постмодернистском кризисе в России (или о русском постмодернизме) является
одним из самых сложных сюжетов современной русской культуры. Отсюда –
значительное разнообразие толкований, не без конфликтов и противоречий, растущее с
каждым днём количество подходов.
Перевод современной русской литературы, конечно же, заключается в охвате
исторического времени в этом процессе, по-прежнему находящемся на подъёме, в
котором взаимодействуют отношения между художественными явлениями и
механизмами культуры и истории (согласно Юрию Лотману, который устанавливает
соотношение между семиотикой искусства и семиотикой культуры).
Определение культуры как коллективной памяти предполагает, по мнению Лотмана,
построение системы правил перевода непосредственного опыта в текст. Культура, таким
образом, это система коллективной памяти и коллективного сознания и в то же время
своего рода структура уникальных для каждой конкретной культуры значений.
С этой точки зрения, перевод современных русских текстов на другие языки (в нашем
конкретном случае, на португальский язык Бразилии) представляет собой столкновение
одного времени (современности) с семиотическим пространством другого. Таким образом,
речь идёт как о межъязыковых операциях, так и, прежде всего, о межкультурном контакте,
причём не следует забывать о глубоком знании коллективного сознания и памяти,
участвующих и преобразующихся в тексте путём семиотического взаимодействия,
которое способен обеспечить литературный перевод.
Таким образом, перевод может быть включён как в область сравнительного
литературоведения и критики, так и компаративистских культурных исследований.
Перевод представляет собой благодатную почву в области междисциплинарного изучения
взаимосвязи между культурным производством и социально-политическими процессами.
Очевидно, что русская литература последних десятилетий стоит перед сложной задачей –
взаимодействовать с неуловимой реальностью. Как уловить (и как перевести) столь
разнородную, противоречивую и многоликую социокультурную реальность? В последнее
время стало общим местом утверждать, что новые технологии, создаваемые при помощи
интернета с его веб-сайтами, блогами, фейсбуком, твиттером, оркутом и так далее
предлагают многочисленные и разнообразные формы выражения.
Литературное поколение ноль-ноль (как называют в Бразилии последнее поколение
писателей и художников начала двухтысячных годов), несмотря на огромное
разнообразие художественных стратегий, в той или иной мере реагирует на культурное
движение больших масштабов и сложности, образованное последовательными
смещениями, столкновениями, дискуссиями и различными нюансами эстетического,
философского и идеологического планов.
В любом случае, кажется, есть некие существенные компоненты, которые формируют
своего рода общую платформу для большей части современных писателей последних
десятилетий.
Общая для всей современной прозы атмосфера - почти исключительно городская, она
никогда не отходит от странности и гротеска, до такой степени, что изображаемый мир
становится нагромождением абсурда. Здесь, конечно же, берёт своё начало гибридное и
многогранное измерение, которое характеризует эту литературу.
Активизация литературной гибридности, которая с каждым днём создаёт всё новые
формы (исключительно короткая проза, микрорассказы, мгновенное письмо на основе
блога или других форм подобных цифровым и аудиовизуальным средствам, таким как
вспышка фотоаппарата и так далее) дестабилизирует традиционные литературные и
художественные жанры и, похоже, также обуславливается взаимодействием литературы и
других визуальных средств, таких как фотография, кино, реклама, видео, не говоря уже о
диалоге, ведущимся начиная с периода высокого постмодернизма восьмидесятых годов
двадцатого века, между высокой и низкой культурами, безусловно являющимся
результатом погружения литературы и искусства в популярную и массовую культуру. Это
приводит к колебаниям таких художественных и документальных жанров, как, например,
биография или автобиография, история и эссе.
Переводчик такого рода литературы почти всегда сталкивается со сложной речевой
неоднородностью. Отсутствие объединяющей эстетической программы - ещё одна черта,
характерная для множества художественных стратегий, практически всегда направленных
на тематику, включающую в себя понимание современного общества и культуры. Или же
на чтение и восстановление тех или иных исторических моментов, которые в большинстве
случаев описываются российскими писателями в тоне резкой критики настоящего
времени и / или пародийного осмеяния. Приведу лишь один пример из русской
литературы: роман Владимира Сорокина, "День опричника" с его намёками на времена
Ивана Грозного и, конечно же, на сегодняшнюю Россию.
Персонажи, лишённые последовательных биографий, чья психология заменяется
психопатологией, бросают вызов логике языка: сумасшедшие, психически больные,
сексуальные извращенцы, развратники, наркоманы представляют собой метафору
окружающего мира, который действительно разлагается. С формальной точки зрения,
повествование зачастую эллиптично, переломлено, беспорядочно и даже хаотично.
Кажется, что персонажи парят вне времени и пространства, в недоумении и
замешательстве. События часто описываются в форме непропорциональных и
разъединённых между собой частей.
Поэтому задача переводчика - заставить вибрировать в переведённом тексте все эти
многочисленные тенденции дискурсивного радикализма и множественности – знакового
явления кризиса миметического изображения. Встречается в повествовании и своего рода
мутация реализма, при которой в ходе его фундаментального и радикального
переосмысления изменяется соотношение между темой и языком.
Переводчику современной литературы достаётся трудновыполнимая задача уловить речь,
воспринимающую мир как структуру, в которой господствует хаос, распад, вырождение
человеческого существования, которая часто выражается в жанре трагикомического фарса
с преобладанием абсурда, жертвами или героями которого являются гибридные
персонажи, куклы, лишённые психологии, населяющие мир нонсенса, - результат
пародийной деконструкции конфликтов и языка, которая зачастую свидетельствует об
ироническом пересмотре традиции с целью дестабилизации центральных столпов истории
культуры.
Таким образом, самой большой проблемой для любого переводчика современной русской
литературы является следование достоверности "духа" и "обстановки" в переводе,
"тональности" текста, в которых запечатлена трудно постижимая современная вселенная
русской культуры. Поиск этой тональности нередко заставляет нас отказаться от тех или
иных слов, если они не способны отразить её, однако всякий раз, когда это возможно,
необходимо находить такие варианты, которые не противоречили бы духу текста
оригинала.
Верность тексту и свобода творчества при переводе ‒ вот те критерии, которых
необходимо строго придерживаться, если мы хотим, чтобы наш перевод отражал нечто
большее, чем простую передачу смысла. Перевод ‒ это более внимательное чтение, это
чтение с пристрастием, это глубокое проникновение в само произведение.
В завершение этих кратких заметок о ключевых вопросах, связанных, на мой взгляд, с
переводом текстов русской литературы, будь она современной или нет, мне кажется,
будет уместно рассказать вкратце об истории переводов русской литературы в Бразилии.
Традиция изучения русской литературы и литературного перевода русских текстов в
Бразилии была основана в Университете города Сан-Паулу. Там в шестидесятых годах
прошлого века возник центр преподавания русской литературы и культуры, созданный
известным литературоведом и переводчиком Борисом Шнайдерманом, который
иммигрировал в Бразилию из Одессы в возрасте пяти лет и которому в мае этого года
исполнилось девяносто пять лет.
С радостью и гордостью отдаю скромную дань моему великому учителю, благодаря
которому с первых лет в университете я узнала, что переводить значит творить в области
невозможного, а также, что «не существует идеального перевода, потому что за каждым
углом может крыться ошибка».
Именно профессору Борису Шнайдерману принадлежат первые бразильские прямые
переводы текстов русской литературы на португальский язык. До шестидесятых годов
прошлого века бразильские переводы произведений русской литературы были непрямыми,
главным образом с французских и английских переводов. Учитель воспитал своих
учеников и основал настоящую бразильскую школу переводчиков, учёных,
исследователей и преподавателей русского языка, культуры и литературы (проза, поэзия,
театр, литературная критика, литературоведение), которая и сейчас продолжает расти и
развиваться на факультете философии, филологии и гуманитарных наук Университета
Сан-Пауло.
Но дабы не совершить несправедливости, необходимо упомянуть об известных
переводчиках из Рио-де-Жанейро, которые также переложили на "бразильский"
португальский гигантов русской литературы (например, Достоевского, Толстого,
Тургенева, Чехова) и русской литературной критики (среди них Бахтин, Лотман,
Мелетинский).
В настоящее время в Бразилии русская литература и культура достигли одного из самых
плодотворных моментов своей популярности. В бразильских издательствах публикуется
всё больше русскоязычных авторов, а тиражи переводов русских произведений быстро
расходятся.
В качестве лишь одного примера, приведу вышедшую недавно «Новую Антологию
Русского Рассказа», опубликованную в декабре две тысячи одиннадцатого года
издательством «Тридцать четыре» из Сан-Паулу, в шестьсот пятьдесят страниц, которая
была распродана всего за один месяц: прекрасный сборник под редакцией одного из
наших преподавателей, в который вошли переводы сорока русских писателей, начиная с
Карамзина и заканчивая Владимиром Сорокиным, в подготовке которого принимала
участие группа из пятнадцати переводчиков, причём большинство – воспитанники
кафедры русской литературы и культуры Университета Сан-Пауло.
Хотя бразильская переводческая традиция представлена в основном классической
литературой, в последние годы наблюдается большой интерес к современной русской
литературе. В Университете Сан-Паулу мы стремимся удовлетворить этот спрос со
стороны общественности и издателей.
Несмотря на поднятые мною ранее вопросы касательно трудностей понимания (и
перевода) современной русской литературы и культуры и, хотя переводчик зачастую
оказывается перед трудной задачей "перевести непереводимое", о чём часто
предупреждает нас Борис Шнайдерман, перспективы нарастающего культурного
сближения между Бразилией и Россией по-прежнему многообещающие.