Введение - Кафедра общего языкознания СПбГУ
advertisement
Санкт-Петербургский государственный университет Филологический факультет Частотный словарь текста русской разговорной речи (на материале записей программы «Культурная революция») студентки 2 курса отделения теории языкознания Овсянниковой Марии Научный руководитель: к. ф. н., доц. Слепокурова Н. А. Санкт-Петербург 2007 1 Оглавление Оглавление..............................................................................................................................2 Введение..................................................................................................................................3 Глава I 1. Русская Разговорная Речь – понятие и основные характеристики..........................5 2. Условия употребления средств РРР............................................................................7 3. Особенности РРР..........................................................................................................12 4. Бессоюзное сложное предложение.............................................................................13 5. Интонация и сегментирование текста.......................................................................15 6. Связность текста и связность смысла........................................................................16 7. Анализ дискурса и развитие языка............................................................................17 Глава II 1. Материал исследования...............................................................................................21 2. Обработка материала. Идиоматизмы.........................................................................23 3. Некоторые вопросы и трудности...............................................................................26 Заключение............................................................................................................................26 Использованная литература.................................................................................................29 Приложение...........................................................................................................................31 2 Введение В этой курсовой работе внимание сосредоточено на таком интенсивно изучающемся, но все еще весьма далеком от исчерпывающей изученности объекте, как Русская Разговорная Речь1. К настоящему моменту существует обширная литература по разговорной речи2 вообще и тому, что принято называть Русская Разговорная Речь в частности. Производились многочисленные наблюдения над тем, в каких условиях протекает Русская Разговорная Речь (РРР), каковы связи языковых структур и форм, используемых в процессе устной разговорной коммуникации, с самой обстановкой коммуникативного акта. Нельзя сказать, что мнения различных исследователей на этот счет совпадают. Расхождения наблюдаются и в используемой терминологии, и в границах понимания тех или иных терминов, и в определении условий протекания РРР, и в том, как эти условия иерархизированы, то есть какие из них являются более, а какие – менее важными, и в том, в рамках какого подхода следует описывать специфические для РРР явления, то есть применимы ли к ее описанию те методы и та терминология, которая используется для описания языковой системы в целом. В литературе обсуждались и другие, не менее важные вопросы: какие именно факторы определяют специфику РРР и разговорной речи вообще в отличие от других разновидностей языка, зачем нам нужно исследовать эти разновидности языка, что дают лингвистической науке результаты таких исследований. Структурно работа организована следующим образом. В теоретической части рассматриваются основные понятия, связанные с активно исследуемым в последние несколько десятилетий феноменом Русской Разговорной Речи. Излагаются основные точки зрения на границы этого понятия, на характеристики текстов разговорной речи и средств, которые в них используются, на условия (необходимые и факультативные) протекания коммуникативных актов, результатом которых является текст, принадлежащий Русской Разговорной Речи. В заключительном разделе теоретической части освещаются некоторые общелингвистические перспективы изучения разговорной речи. Здесь делается попытка осветить взгляды некоторых лингвистов на заинтересовавший меня вопрос: почему разговорной речи присущи именно такие характеристики и особенности и каким образом Далее в большнстве случаев для краткости используется принятая в литературе аббревиатура РРР. РРР – разговорная разновидность литературного языка; разговорная речь вообще вклячает в себя РРР, а также те разговорные разновидности, которые не входят в состав литературного языка (просторечие, социолекты); устная речь – любая неписьменная форма речи, кроме вербализации письменного текста. 1 2 3 можно совместить описание специфики разговорной речи и традиционного грамматического описания языка в рамках одной теории. Практическая часть содержит описание характеристик исследуемого текста, методику его анализа и описание некоторых вопросов и трудностей, которые возникли в ходе работы над текстом и, возможно, обусловлены именно его разговорным «происхождением». Основной целью практической части работы было составление частотного словаря текста РРР. В данном случае в качестве исследуемого материала использовались расшифрованные видеозаписи телепрограммы «Культурная революция». Предполагается, что некоторые экстралингвистические характеристики ситуации, в которой в данном случае производится коммуникация, а также социохарактеристики говорящих могут оказать влияние на то, какие именно языковые средства 3 будут зафиксированы. Методика составления частотного словаря текста с самыми небольшими изменениями повторяет ту, что была разработана и применена в работе [Комовкина 2006]. Результатом первоначальной обработки является текст, в котором проставлены маркеры словоизменения имен, различных по значению и функциям омонимов, а также объединены сложные комплексы, условно называемые идиоматизмами. Необходимость объединения возникает либо в случае аналитической формы, либо в случае неаддитивности значения целого комплекса. Сам словарь, получаемый с помощью обработки текста программой, созданной старшим научным сотрудником лаборатории моделирования речевой деятельности СПбГУ (руководитель – проф. В.Б. Касевич) канд. биол. наук А.В. Венцовым, представляет собой список словоформ и идиоматизмов с указанием частотности каждой из зафиксированных единиц. Словарь словоформ и идиоматизмов, дополняя подобные словари других текстов РРР, позволит сделать еще один шаг на пути тщательного изучения и количественного анализа РРР, и, надеюсь, предварит исследования других, более частных явлений РРР. Здесь и далее в работе принимается нетерминологическое употребление термина «средство», в соответствии с которым этот термин обозначает любое формальное выражение определенного значения, т.е. средствами могут быть названы особые синтаксические конструкции, словоформы, интонация и т. д. 3 4 Глава I 1. Русская Разговорная Речь – понятие и основные характеристики На протяжении долгого периода времени – с момента зарождения рефлексии над языком и примерно до середины ХХ века – основным объектом лингвистического анализа являлся письменный текст. Однако в наши дни стало ясно, что устная речь непременно должна получить адекватное лингвистическое описание не только по той причине, что именно устная форма существования языка, по всей видимости, является первичной и что в устной речи мы сталкиваемся с явлениями редкими или вовсе отсутствующими в речи письменной (кодифицированной), но и потому, что именно анализ устной речи, описание прагматической стороны языка, его функционирования как средства коммуникации (а также в других, возможно, не менее важных, функциях), предположительно позволит понять, почему именно так, а не иначе устроены некоторые области грамматики языка. Эта задача, безусловно, крайне важна. Ее абсолютное выполнение в некотором смысле идеалистично, и более чем скромные цели данной работы оправдывают ее упоминание здесь лишь постольку, поскольку автору хотелось бы обратить на нее особое внимание. В российской лингвистике за последние приблизительно четыре десятилетия появилась обширная литература, посвященная проблемам исследования русской разговорной речи. В то же время нельзя сказать, что к настоящему моменту все лингвисты единодушны в понимании этого языкового объекта. Хотелось бы осветить некоторые основные точки зрения. Одна из наиболее известных концепций РРР принадлежит ряду московских авторов, в 1973 году выпустивших коллективную монографию «Русская Разговорная Речь» [Русская разговорная речь 1973], в 1981 году – «Русская разговорная речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис» [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981], в 1982 году – «Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест» [Гловинская и др. 1982]. В этих работах подробно рассматриваются условия коммуникативного акта, позволяющие говорящим использовать средства системы РРР, описываются особенности РРР. В статье Е.А. Земской и Е.Н. Ширяева также дается определение того, что следует называть Русской Разговорной Речью: «Литературная Разговорная противопоставляется кодифицированному литературному языку4 Речь и тем самым вычленяется как особый объект исследования на основании трех экстралингвистических бинарных признаков: (1) официальность/неофициальность обстановки, в которой 4 Далее для удобства – КЛЯ. 5 протекает коммуникативный акт, (2) спонтанность /подготовленность коммуникативного акта, (3) непосредственное участие говорящих в коммуникации/ отсутствие прямых контактов между говорящим и слушающим». [Земская, Ширяев 1980: 61]5 Можно заметить, что перечисленные выше критерии (кроме последнего), представляют собой скорее градуальные, чем бинарные оппозиции. Действительно, обстановка, в которой протекает акт коммуникации, может быть более или менее официальной, да и понятие спонтанности/подготовленности коммуникативного акта вряд ли может быть в каждом случае сведено всего лишь к одному из двух полярных значений. Подробнее этот вопрос рассматривается ниже. Итак, в рамках концепции названных выше авторов РРР является «такой языковой системой, которая выделяется именно как специфическая разновидность языка, очень широкая и разнообразная», и, далее, «обслуживает всю сферу неофициального личного общения». Стоит сразу вспомнить то уточнение, которое вносит Е.А. Земская в использование термина Русская Разговорная Речь. И в монографии [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981], и в других работах указанных авторов РРР признается подсистемой русского литературного языка, то есть, несмотря на то, что термин содержит элемент «речь», РРР является подсистемой языка, предстающей каждый раз собственно в речи носителей в определенном воплощении. Как отмечает Е.А. Земская, корректней, пожалуй, было бы использование термина Русский Разговорный Язык, а не Русская Разговорная Речь. Однако последний термин уже широко распространился в литературе и стал привычным, хотя всегда стоит помнить о данном уточнении. Несколько отличается от вышеприведенного взгляд другого крупного исследователя РРР О.А. Лаптевой, которая в качестве альтернативного, хотя и менее привычного, предлагает термин «устно-разговорная разновидность литературного языка». Этот термин акцентирует те аспекты разговорной речи, которые исследовательница признает наиболее существенными. Во-первых, описываемый объект, по О.А. Лаптевой, является разновидностью литературного языка (однако разновидностью некодифицированной) и по этому признаку противопоставляется КЛЯ; во-вторых, данная разновидность является устной формой литературного языка, и этим отлична от других устных разновидностей языка, таких как диалекты, жаргоны и т.д. В соответствии с этим и сфера действия РРР признается более широкой по сравнению с первой из описанных точек зрения. Для О.А. Лаптевой устно-разговорная разновидность языка обслуживает как К сожалению, при работе с источниками мной не были выписаны номера страницы для всех цитат. Прошу прощения у читателя работы за это упущение. 5 6 «непубличную повседневную обиходно-разговорную речь», так и «повседневные публичные коммуникации» [Лаптева 1976]. В определении Е.А. Земской указано, что РРР является языковой системой. Кажется, следует пояснить употребление здесь этого термина. Несмотря на то, что РРР является разновидностью литературного языка, набор используемых средств различен для КЛЯ и для РРР. Кроме того, одни и те же грамматические средства могут значительно различаться по набору функций, выполняемых в РРР и в КЛЯ. Сходным образом системность устно-разговорной разновидности понимает и О. А. Лаптева. «Системность языковых единиц – способность составлять определенные наборы с определенной синтагматикой и парадигматикой; <...> рассматриваемой разновидности свойствен ряд (достаточно ограниченный) специфических языковых единиц, которые обычно выступают комплексно, обусловливая друг друга в своем появлении в речи, и выстраиваются во взаимосвязанные упорядоченные ряды» [Лаптева 1976]. 2. Условия употребления средств РРР Разговорная речь в качестве функциональной разновидности языка характеризуется как особыми экстралингвистическими параметрами (они же во многом являются теми факторами, которые подталкивают говорящих к выбору определенных, принадлежащих разговорной системе средств), так и определяемыми во многом как раз внешними условиями своего существования лингвистическими особенностями. (Из этого следует, что, зная условия, в которых высока вероятность использования говорящими именно системы разговорных средств, мы можем зафиксировать и описать такие особые средства. С другой стороны, если некоторый отрывок текста был произведен в условиях, не полностью удовлетворяющих перечисленным в определении, мы можем использовать уже полученные данные о языковых средствах для анализа принадлежности текста к той или иной разновидности языка. Не уверена, что описание такой процедуры эксплицитно наличествует в какой-либо из работ, однако, кажется, именно она применяется Е.А. Земской при аргументации положения о том, что публичная речь ни в коем случае не может считаться подвидом РРР [Земская, Китайгородская, Ширяев: 198; Земская, Ширяев: 198]. Здесь уместен вопрос о том, иерархизированы ли, и если да, то как, экстралингвистические условия-хактеристики, с одной стороны, и те средства, наличие которых оказывается решающим в вопросе ограничения понятия РРР). Как кажется, одним из понятий, важность которого для реализации РРР безоговорочно признают все исследователи, является понятие ситуации. Действительно, и в определении понятия РРР, и в описании условий ее существования значительное 7 внимание уделяется экстралингвистическим факторам. Следует выделять, однако, два возможных аспекта названного понятия: ситуация как непосредственное предметное окружение, в котором происходит коммуникативный акт, и ситуация как некоторые обобщенные характеристики обстановки, позволяющие говорящим обратиться к средствам Разговорной Речи. Для первого из значений Е. А. Земская (и вслед за ней Е.Н. Ширяев, О. А. Лаптева) и другие исследователи использует термин «конситуация»6 [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981]; второе из значений закрепляется за термином «ситуация». Важность этих двух понятий для концепции РРР определяется следующим. Вляние конситуации проявляется в двух аспектах: 1. Некоторые семантические компоненты высказывания, которые в письменной речи выражались бы вербально, не находят вербального выражения, так как легко восстановимы с учетом конситуации. 2. Конситуация предполагает использование определенной лексики и порой даже определенных средств (при ситуативных диалогах); при этом для наиболее частотных ситуаций характерен определенный (и часто довольно ограниченный) набор закрепленных средств, клише. Поясняя первый из аспектов7, обратимся к мнению Е.Н. Ширяева, который в статье [Ширяев 1982] отмечает, что для разговорной речи характерен «функциональный параллелизм вербальных и невербальных средств». Типичной для разговорной речи является, таким образом, ситуация, при которой большая часть смысла высказывания не озвучивается говорящим, так как слушающий восстанавливает невербализированные компоненты смысла из конситуации, жестов, мимики говорящего. Одним из важнейших средств устной разговорной речи является также просодика. Именно из-за того, что просодика и невербальные средства играют такую важную роль в передаче смысла, изолированные от контекста и конситуации разговорные высказывания способны получать самые разнообразные, неоднозначные смысловые интерпретации, а иногда и вообще оказываться недоступными для понимания. (Излишне напоминать о том, что приведенные факты ни в коем случае не подразумевают взгляда на явления разговорной В литературе можно встретить и несколько более широкое понимание термина «конситуация». В книге [Касевич 2006: 442]: «...знание сопутствующей ситуации дает возможность снимать неоднозначность и давать давать адекватную семантическую интерпретацию высказыванию и тексту. <...> мы, идя от знания ситуации, делаем заключение о семантике высказывания и текста <...>. Но возможен и в определенном смысле противоположный путь: семантика высказывания дает нам знание не только о ситуации, непосредственно ею описываемой, но и о некоторых других, тем или иным образом сопутствующих. Представляется, что и применительно к этому случаю уместно использование понятия и термина «конситуация» и соответственно «конситуативность»». 7 Второй аспект описан ниже при обращении к клишированности как одной из характеристик РРР. 6 8 речи как на нечто заслуживающее низкой оценки. Специфика разговорной речи прямо соотносится с условиями ее реализации и функциональными характеристиками.) Итак, конситуативность высказываний РР должна пониматься следующим образом: «не весь смысл, передача которого является целью коммуникативного акта, вербализуется», причем часто «невербализованный смысл не может быть приписан ни одному из вербализованных средств», однако «валентностные свойства вербализованных компонентов» определяют возможные отношения единиц, конкретное «лексикосемантическое наполнение» которых слушающий определяет согласно конситуации или опираясь на апперцепционную базу (цитировались отрывки из [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 192]). Под апперцепционной базой понимается совокупность знаний о мире, социальных отношениях и других сведений, которая обеспечивает понимание говорящего слушающим при успешности коммуникативного акта. Здесь можно отметить, что, в сущности, конситуация в нормальном случае является одной из составляющих апперцепционной базы. Частноапперцепционная база представляет собой те сведения, знания, опыт, которые являются общими для двух конкретных говорящих. Понятие общей ситуации используется для обозначения тех условий, которые определяют возможность говорящих использовать средства РР. Как уже было отмечено выше, такими условиями являются спонтанность и непринужденность речи, устная форма ее осуществления, неофициальность обстановки, непубличность речи (последние два условия тесно связаны между собой). О.А. Лаптева пишет о том, что если конситуация определяет определенную тематическую направленность речи, то общие условия позволяют или, наоборот, не позволяют говорящим использовать средства РР. О.А. Лаптева следующим образом описывает влияние конситуативности речи на выбор средств («конситуативно-тематическая обусловленность» выбора средств): фактор темы приводит к выбору определенных средств, фактор ситуации определяет возможность употребления этих средств. Здесь следует пояснить, что именно имеется в виду в данном случае, когда говорится об определенных средствах. С одной стороны, ситуация позволяет прибегать к средствам разговорной системы в целом, таким, как именительный падеж темы, конструкции наложения и др. (могущие быть представленными в виде обобщенных схем); с другой стороны, для наиболее частотных ситуаций характерно не только использование определенных схем, но и с большой вероятностью предсказуемо их лексическое наполнение. Несмотря на то, что мнения разных исследователей о том, в каких именно условиях возможно использование говорящими РРР, в целом сходны, значение, которое они придают тому или иному признаку, а также границы использования РРР с точки зрения 9 различных ситуаций варьируют. Стоит остановиться на двух различных взглядах на условия функционирования РРР. Е.А. Земская и Е.Н. Ширяев в работе [Земская, Ширяев 1980] четко определяют те характеристики ситуации, которые позволяют однозначно отнести фрагмент речи, произведенный в ходе коммуникации, к РРР, отмечая при этом, что «устная публичная речь строится на основе системы КЛЯ, а не РР, хотя и допускает некоторые элементы РР». Наиболее существенными аспектами публичной речи, противопоставляющими ее речи непубличной, являются следующие: «(1) один говорящий; (2) мена ролей говорящий – слушающий невозможна; (3) отношения между говорящим и слушающим официальные, причем характерна неравноправность ролей в коммуникативном акте; (4) тема фиксирована». Рассматривая последовательно явления разных языковых уровней в текстах устной публичной и текстах разговорной речи, исследователи приходят к окончательному выводу о том, что, хотя в текстах устной публичной речи и возможны некоторые явления, встречающиеся в речи разговорной, основная часть текстов, принадлежащих устной публичной речи, относится к КЛЯ. Другая точка зрения на границы понятия РРР представлена в работах О.А. Лаптевой [Лаптева 1976; Лаптева 1974; Лаптева 1975]. Она заключается в том, что главным фактором является сама по себе устная форма осуществления речи (если только это не вербализация написанного текста). При этом «жанры лекции, доклада, публичного выступления и т.д. обнаруживают в выборе речевых средств прямую связь с соответствующими стилями в их письменном воплощении, но устная форма их осуществления налагает на них столь существенный отпечаток, что <...> характеристики устной речи выступают здесь наряду со стилевыми характеристиками, которые сопровождаются и употреблением разговорных элементов». Кроме того, О.А. Лаптева пишет: «фактор официальности речи частично совпадает с фактором публичности: как и последний, он может «перемещать» говорящего по линии «центр – периферия устноразговорной разновидности» и обусловливать степень употребления устно-разговорных средств». Таким образом, О.А. Лаптева не проводит жесткой границы между системами КЛЯ и РРР, говоря о большей или меньшей насыщенности текста разговорными элементами. Наибольшая «разговорность» проявляется в одном из полюсов этого континуума, в ситуации неофициального личного общения с высокой степенью диалогичности речи. На другом полюсе устных литературных разновидностей языка находятся публично озвучиваемые по письменному тексту монологи, произносимые в официальной обстановке (определенно не спонтанные). Между этими двумя полюсами можно встретить самые разнообразные сочетания признаков и соответственно доля 10 разговорных средств также будет варьировать. В настоящей работе также принимается именно эта точка зрения. Далее, описывая специфику средств РРР, О.А. Лаптева отмечает, что наиболее велика концентрация таких средств в наиболее частотных ситуациях личного неофициального «конситуативного» общения. Чем дальше мы продвигаемся от таких ситуаций, тем меньше вероятность использования сугубо разговорных средств, зато возрастает доля средств общелитературных. И в КЛЯ, и в РРР представленность последних велика, поскольку они являются нейтральными элементами, «обеспечивающими единство литературного языка» [Лаптева 1976]. Еще один вопрос, вызвавший некоторые дискуссии среди исследователей, – вопрос о том, является ли диалогичность (или полилогичность) коммуникативного акта обязательным условием использования средств РРР. Не останавливаясь подробно на всех взглядах на эту проблему, упомяну лишь тот, который кажется наиболее приемлемым для данной работы. Начнем с перечисления свойств диалога по [Лаптева 1976]: (1) структура диалога: направленная реплика к собеседнику – ответная реплика; (2) смена ролей собеседников; при этом ответная реплика является необязательной, так же как и развертывание темы. Я.Мукаржовский [Mukařovskỳ 1948] (цит. по [Лаптева: 1976]) выделяет следующие разновидности диалога: (1) практический (ситуативный) диалог; (2) смысловой диалог; (3) театральный диалог. Для целей данной работы интересны две первые разновидности. Очевидно, именно ситуативный диалог более других связан с конситуацией, от нее зависит его тематическая направленность. Итак, можно ли четко противопоставить диалог монологу? По всей видимости, граница не может быть определена однозначно. Чем более протяженными оказываются реплики коммуникантов, тем более каждая из этих реплик близка к монологу. При этом даже если монологичность представлена в достаточно большой степени, устная речь при личном контакте коммуникантов все равно всегда имеет адресата, и реакция слушающего важна для говорящего даже в том случае, если она выражается невербально. Здесь снова обнаруживается зависимость, в соответствии с которой наиболее вероятным использование разговорных средств оказывается в ситуации диалога или полилога, но оно не исключается и тогда, когда реплики собеседников приближаются к своего рода минимонологам. Таким образом, использование/неиспользование говорящими средств системы РРР определяется совокупностью сложно взаимодействующих факторов, наличие определенного набора которых позволяет с большей или меньшей вероятностью предсказать соотношение в конкретном речевом акте средств, принадлежащих той или 11 иной разновидности языка. Далее на примере описания характеристик текста будет показано, как эти факторы взаимодействуют на практике. 3. Особенности РРР Те условия, в которых происходит функционирование РРР, во многом определяют общие тенденции, непосредственно касающиеся построения высказываний и использования единиц других уровней. Таких тенденций можно выделить две: 1) большая свобода использования говорящим языковых средств, отражающаяся на реализации единиц всех языковых уровней: это непроективный порядок слов, «рыхлость» синтаксической структуры, конструкции бессоюзные сложные предложения, добавления, наложение конструкций, менее тщательный подбор лексических единиц, частотность окказионального словообразования и т.д. Эта тенденция отражает целый ряд заслуживающих внимания закономерностей. Устная форма осуществления определяет «линейно-прогрессивный характер построения речи» (О.А. Лаптева). Говорящему, выражаясь нетерминологически, необходимо за минимальное время построить высказывание, и чем меньше времени при остальных равных условиях приходится на продумывание высказывания, тем более вероятно использование таких языковых средств, которые ориентированы на выражение семантики и прагматики, и тем менее вероятно использование сложных синтаксических построений. Кроме того, здесь уместно вспомнить вслед за Е.А. Земской [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981] антиномию регулярность – экспрессивность. Обе тенденции находят отражение в фактах РРР. Большая свобода в использовании языковых средств приводит к большей вариативности как лексических, так и грамматических средств разговорной речи, что часто приводит к «заполненности» тех клеток подсистемы, которые являются пустыми для КЛЯ (например, к окказиональному словообразованию как результату необходимости немедленного выражения значения). Экспрессивность, желание подчеркнуть отдельные элементы высказывания также объясняет некоторые явления РРР – опять же, окказиональное словообразование, более широкое, чем в КЛЯ, использование возможностей лексической системы, использование синонимических рядов и конструкций перечисления. Все эти и некоторые другие средства могут служить для реализации экспрессивных и эмфатических целей говорящего. 2) Другая, не менее важная закономерность, проявляется в использовании говорящими некоторых готовых элементов, не строящихся каждый раз заново, но воспроизводимых в определенном контексте. Такие элементы чаще всего обладают высокой частотностью. В 12 книгах [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981] и [Лаптева 1976] отмечается такое свойство РРР, как клишированность. Хотелось бы остановиться на этом понятии подробнее, поскольку именно некие клишированные элементы являются одним из объектов данного исследования. В работах по РРР можно встретить следующие мнения по поводу того, каким образом в РРР проявляется свойство автоматизма, т. е. использования готовых элементов. Одним из видов такого автоматизма в РРР является употребление в высокочастотных конситуациях определенного набора клише. Такие клише представляют собой набор фраз, часто неполного относительно составляющих состава, которые используются говорящими в качестве «готовых» элементов. Эти построения часто совершенно непонятны вне конситуации, и, как пишет О.А. Лаптева, они появляются «в условиях высокочастотных повторяющихся ситуаций и не могут служить речевым средством, пригодным и для целей, выходящих за пределы обслуживания шаблонных ситуаций» [Лаптева 1976: 120]. В данной работе, однако, будут продемонстрированы несколько другие проявления клишированности и автоматизма, свойственные разговорной речи. О.А. Лаптева рассматривает также типизированные конструкции, характерные именно для разговорной речи и очень часто следующие друг за другом целой цепочкой, что делает их в известном смысле предсказуемыми. Этого вида явления нельзя отнести к клишированности разговорной речи, так как, обусловленные общими условиями существования разговорной речи, они входят в систему средств, регулярно применяющихся в ней. При этом можно обобщенно описать структуру таких конструкций, учитывая, что в речи они получают конкретное лексическое наполнение. Примером таких типизированных конструкций являются следующие: конструкции с именительным темы, конструкции добавления, вопросительные конструкции с дополнительной фразовой границей, сложные бессоюзные предложения, конструкции наложения, двупредикативные конструкции с «кто» и т.д. Не останавливаясь на детальном описании вышеперечисленного, хотелось бы остановиться более подробно на взглядах исследователей на бессоюзное сложное предложение. 4. Бессоюзное сложное предложение Еще на самых ранних этапах изучения Русской Разговорной Речи внимание исследователей было привлечено особенностями связей между предложениями в речи, в частности наличием в ней цепочек «нанизываемых» простых предложений, а также 13 частым отсутствием эксплицитно выраженного типа семантической связи между ними. В отечественной лингвистике, по-видимому, наиболее подробный анализ бессоюзное сложное предложение получило в работах Е.Н. Ширяева [Ширяев 1983; Ширяев 1984; Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 191-273]. Бессоюзные сложные предложения, хотя и встречаются в текстах КЛЯ, являются одной из наиболее часто используемых конструкций именно в РРР. Для понимания характеристик и особенностей бессоюзных сложных предложений необходимо прежде всего выяснить, в каких отношениях находятся части таких предложений, а также за счет чего эти отношения становятся понятны слушающему. Обращает на себя внимание то, что соположение нескольких простых предложений в составе сложного принципиально отличается от цепочки независимых друг от друга предложений, а связующим средством между отдельными частями сложного предложения в устной речи является интонация. Последняя может обеспечивать единство двух предикативных конструкций двумя cпособами: (1) две предикативные конструкции8 интонационно едины; (2) первая предикативная конструкция характеризуется интонацией незавершенности. Однако, по всей видимости, в связывании частей сложного бессоюзного предложения в единое целое играет роль не только интонация. «Между предикативными конструкциями устанавливаются те смысловые отношения, которые естественным образом вытекают из содержания соединяемых предикативных конструкций». Принимая во внимание последнее, можно, далее, заключить, что именно интонация «активизирует те семантические отношения, которые устанавливаются на основе лексико-семантического содержания этих предикативных конструкций» (обе цитаты из [Ширяев 1984]). Смысловые отношения между предложениями могут быть активизированы также: а) «валентностью опорного слова первой предикативной конструкции, которая удовлетворяется второй предикативной конструкцией»; б) «наличием синсемантических слов типа “так”, “такой”» [Ширяев 1984]. Значения же, которые возникают между предикативными конструкциями в составе бессоюзного сложного предложения, чрезвычайно многообразны. Е.Н. Ширяев говорит о возможности дифференцированных и недифференцированных отношений между частями такого сложного предложения: если между двумя предикативными конструкциями, входящими в его состав, присутствует отношение, которое можно однозначно эксплицировать с помощью того или иного союза (сочинительного или подчинительного), то отношения признаются Предикативной конструкцией в данном случае считается финитная предикация. Следует отметить, что именно финитная форма глагола, а также инфинитив, являются наиболее частотными из глагольных форм в РРР. Причастия, деепричастия и номинализации встречаются крайне редко, являясь практически исключительно средством КЛЯ. 8 14 дифференцированными. Характеризуя бессоюзное сложное предложение в разговорной речи, можно добавить, что в бессоюзных предложениях, являющихся в разговорной речи гораздо более частотными, чем союзные, чрезвычайно часто представлены именно недифференцированные отношения между частями, при том что круг представленных в разговорной речи дифференцированных отношений в бессоюзных предложениях гораздо шире, чем в КЛЯ. Не останавливаясь подробнее на причинах предпочтения говорящими бессоюзных сложных предложений союзным, приведу в качестве заключения данной главы следующую цитату: «В реальном потоке речи сложная синтаксическая зависимость не устанавливается, все сегменты по мере осуществления высказывания доминируют по очереди, в зависимости от передвижения физического момента речи» [Лаптева 1980]. 5. Интонация и сегментирование текста В предыдущих частях работы не раз отмечалась важность анализа интонационных средств для понимания многих явлений разговорной речи. Именно интонация является одним из основных средств связи между частями бессоюзного сложного предложения. Предикативная конструкция является элементом, выделяемым на основании своих структурных особенностей, но и интонационно она, как правило, представляет собой единое целое. Однако порой в разговорном тексте можно выделить единицы, которые, являясь интонационно неделимыми фрагментами, не составляют при этом отдельные предикативные конструкции. интонационные характеристики О.А. Лаптева «организации следующим устного образом монологического описывает речевого потока»: «происходит членение его (потока – М.О.) суперсегментными (интонационными) средствами на некоторые сегменты, которые, если соотнести их с общелитературными синтаксическими единицами, могут совпадать и с предложением, и со словосочетанием, и с группой слов, и с отдельным словом» [Лаптева 1980]. Итак, можно заключить, что интонационно единый сегмент необязательно является предложением или предикацией, хотя следует все же отметить, что в подавляющем большинстве случаев «речевой сегмент, стремящийся к линейно-временной, а в связи с этим и формально-структурной самостоятельности, обнаруживает тенденцию включать в свой состав глагол как предикативный элемент», в результате чего получаются «полипредикативные устноразговорные построения» [Лаптева 1980]. Обращаясь к опыту описания английской устной речи, можно обнаружить анализ сходного явления. У.Чейф описывает «интонационные единицы» (“intonation units”), которые в большинстве случаев представляют собой предикации [Chafe 1984]. Каждая 15 отдельная единица является как бы единой порцией информации, выражающей одну идею (idea). Связи между интонационными единицами осуществляются либо исключительно интонационно, либо с помощью различных союзов. При этом единица может завершаться падением интонации или быть интонационно незавершенной. Значение имеет также длина паузы после интонационной единицы. После интонации завершения следует переход к новой теме или, если пауза была менее долгой, далее может следовать добавочная информация (afterthoughts) или комментарий к сказанному, а также повторение с эмфатической целью (accentuating important information, reinforcing an idea). Незавершенной же интонацией говорящий сигнализирует о наличии продолжения речи. У.Чейф считает, что наличие или отсутствие союзной связи говорят о несколько различном развитии монолога9: «незавершенная интонация сигнализирует переход к другой идее, однако отсутствие союза показывает, что эта идея продолжает тот же самый более крупный фрагмент и не слишком значительно развивает монолог» («the comma intonation signals movement to another idea, but the absence of a connective shows that this idea remains within the same larger image and does not move significantly forward»10). В случае эксплицитно выраженного союза, будь он сочинительным или подчинительным, отношения между единицами необязательно соответствуют тому значению, которое приписывается союзу в словаре: «the clause-linking connectives that might be thought typical of “subordinating conjunctions” raise serious questions to what subordination might mean, at least with respect to spoken English» . Подобные явления У.Чейф объясняет действием следующих факторов: (1) недостатком у говорящих времени для эксплицирования союзной связи («speakers have little time to devote to making the linkages explicit»); (2) наличием общего контекста («presence of directly shared context, ability to supplement words with prosody and gestures» [ibid.]). 6. Связность текста и связность смысла Явления, многократно наблюдаемые в устной речи, например сложные бессоюзные предложения и цепочки интонационных единиц, позволяют предположить, что реальный устный текст обладает некоторыми специфическими чертами как с точки зрения развития плана содержания, так и с точки зрения формы выражения смысла. Говоря «монолог», я подразумеваю достаточно протяженный отрывок, производимый одним и тем же лицом. Как уже отмечалось выше, нечеткость границы между диалогом и монологом позволяет рассматривать некоторые реплики в составе диалога как небольшие монологи. 10 Вынуждена признать, что в некоторых случаях текст на русском языке представляет собой скорее не точный перевод оригинала, а перифразирование. 9 16 Д. Леви11 [Levy 1979], рассматривая построение речи с точки зрения говорящего и слушающего, анализирует те коммуникативные задачи, которые стоят при построении текста перед говорящим, результирующегося а текста. также При связанные построении с этими более или задачами менее свойства протяженных монологических отрезков речи, говорящий определенным образом направляет и корректирует производимый текст, желая сделать его более понятным для слушающего. Д. Леви упоминает такое свойство текста, как когезия (cohesion – structural binding), структурная связность. Течение текста обусловлено стремлением говорящего реализовать следующие коммуникативные задачи: (1) передача информации («ideational goals: concerned with the communication of ideas and propositions»); (2) построение текста («textual goals: the weaving of these ideas into a coherent text»); (3) следование правилам, обусловленным социальным отношением между собеседниками («interpersonal goals: presentation of self in relation to the hearer»). Таким образом, речепорождение с точки зрения текста предстает как процесс планирования («language production as a planning process»). По мере производства текста говорящий, в числе прочих средств, использует перечисление (listing), уточнение-добавление (further-specifying), уточнение с целью снятия двусмысленности (disambiguating) и т.д. Таким образом, многие явления устной, особенно монологической, речи могут получить надлежащее толкование при рассмотрении их как составляющих текста. «A text does not consist of sentences; it is realized by, or encoded in, sentences. If we understand it in this way, we shall not expect to find the same kind of structural integration among the parts of a text as we find among the parts of a sentence or clause»12 [Halliday and Hasan 1976] (цит. по [Levy 1979]). Очевидно, что данные различных исследований показывают наличие общих закономерностей устройства разговорной речи, вне зависимости от того, с каким конкретно языком мы имеем дело. В следующей части работы представлен взгляд на то, какие именно механизмы функционирования языка могут объяснить упомянутые явления. 7. Анализ дискурса и развитие языка В результате исследования устной речи был определен круг тех явлений, которые в ней обнаруживаются, вне зависимости от того, на каком конкретно языке сфокусировано В работе Дэвида Леви представлено исследование спонтанного монолога на заданную тему. Исследователь обращался к информанту с набором связанных друг с другом вопросов, а затем производил анализ того, каким образом информанты строят свои монологи, концентрируясь на различных аспектах предмета, о котором были заданы вопросы. 12 «Текст не состоит из предложений; он воплощается, или кодируется предложениями. Согласно такой точке зрения, не следует ожидать обнаружения таких способов взаимодействия между частями текста, какое мы находим между частями предложения или клаузы». 11 17 внимание. Выше в параграфах 1 и 2 представлены взгляды некоторых отечественных лингвистов на то, каковы именно условия протекания и особенности производства устной речи, однако интересен следующий вопрос: являются ли данные условия определяющими и для устной речи вообще, в отрыве от определенного языка? Другой вопрос, который мог бы возникнуть, – являются ли данные и выводы анализа устной речи применимыми для объяснения общих механизмов функционирования и устройства языка? Данная глава работы, заключающая теоретическую часть, содержит некоторый итог всего сказанного, с одной стороны, и попытку осветить взгляды некоторых лингвистов на два вышеозначенных вопроса, с другой. В одном из предыдущих разделов речь шла о такой конструкции РРР, как сложное бессоюзное предложение, которое в устной речи является гораздо более частотным, чем союзные предложения. Сравнивая языки с точки зрения того, каким образом связываются предложения в речи и какие средства в языковой системе в целом для этого имеются, мы обнаруживаем, что далеко не во всех языках имеются сочинительные союзы13 («many languages contain no grammaticized markers of coordination at all»; «a large number of languages lack any morphological or lexical indications of conjunctions whatsoever»), для многих же других языков может быть сравнительно легко прослежен процесс грамматикализации союзов («both internal and comparative evidence indicate that conjunctions have been grammaticized quite recently» [Mithun 1988: 351]). В работе [Mithun 1988] описываются основные черты процесса грамматикализации сочинительной связи между различными элементами. Отмечается, что, в отличие от возможностей сочинительной и подчинительной связей, заметно варьирующих от языка к языку, с точки зрения интонационных средств связывания, скажем, клауз, различные языки обнаруживают чрезвычайное сходство. Для сочинения клауз интонационными средствами возможно выделить два типа связи: (1) интонационная граница отсутствует («with no intonation break : subparts of a single event»); (2) незавершенная интонация («comma intonation: distinct aspects of an action; sequential actions, causes and effects»). Если и можно найти структурный элемент, который бы сигнализировал о наличии связи между клаузами, то очень часто таковым оказывается какая-либо единица адвербиальной природы14, функционально близкая к союзам. Функция таких единиц – обеспечить, скорее, семантическую и прагматическую связь c предшествующим дискурсом, нежели уточнить связь структурно («the function of such items is to provide a semantic or pragmatic В работе [Mithun 1988] производится анализ лишь сочинительных союзов, однако с этой точки зрения подчинительные союзы являются еще более поздним развитием. 14 14 Для английского языка примером такой единицы может служить «anyway», зафиксированное У. Чейфом как «связыватель» интонационных единств [Chafe 1988]. 13 18 link to previous discourse, not to specify a syntactic one»). Порой и семантическая связь между сочинительными конструкциями не бывает однозначной, но получается, что для языков, в которых отсутствуют союзы, точная спецификация семантической связи вовсе не является существенной («grammaticized coordination might afford some power or quality of expression impossible with intonation and discourse particles alone, but this extra power may not always be felt to be cognitively essential»). Отношения между соположенными и интонационно связанными частями дискурса часто оказываются выводимыми из контекста, хотя и обращение к последнему не всегда приводит к однозначному решению («the most common type of relationship between intonationally linked predications or clauses in narrative is one of sequence, ‘and then’, <…>not always distinguishable from sequence, is consequence, or cause»; и, несколько далее: «often juxtaposed clauses are not actually coordinate pragmatically; some would be rendered in other languages by subordinate clauses, e.g. adverbial»). Грамматикализованные же союзы не только точно определяют семантические отношения между сочиненными клаузами, но и делают более «крепкой» синтаксическую структуру всей конструкции, тем самым закрепляя и предложение как отдельную структурную единицу («grammaticized conjunctions specify syntactic structure and overtly signal sentence boundaries», «in case of grammaticized conjunctions we observe heightened identity of the sentence as a fundamental unit of linguistic structure»). Можно отметить далее, что эксплицирование семантических и закрепление структурных связей более всего необходимо в том случае, когда интонационные средства недоступны, т. е. прежде всего в письменной речи. В устной же речи главенствующую роль играют разнообразные просодические средства («Intonation, with its fine ranges of rhythm and pitch, and varying degrees of pause length and volume, can provide structural cues to hearers that punctuation in written language can only weakly imitate»). Соположение клауз при отсутсвии союза, таким образом, является явлением, по времени предшествующим появлению специальных средств для связывания клауз: последние возникают позже по мере развития языка, очень часто – в связи с появлением письменной традиции. Однако и процесс появления таких средств предстает обусловленным некоторыми параметрами дискурса, и только с опорой на такие параметры можно найти функциональное объяснение структурному синтаксическому уровню15. Обращаясь к данным речи и анализу процессов грамматикализации, можно установить некоторые закономерности развития синтаксиса как результата «конденсации» структуры дискурса («the result of the condensing of discourse structure» [ibid.]). Процесс «Syntax is <..> a dependent, functionally motivated entity, whose formal properties reflect – perhaps not completely, but nearly so – the properties of the explanatory parameters that motivate its rise» [Givón 1979]. 15 19 такой конденсации – синтаксизации и морфологизации – можно проследить для целого ряда явлений, хотя для целей данной работы достаточно описать лишь общие закономерности. Объяснение процесса грамматикализации можно проиллюстрировать, прибегая к следующим пунктам: (1) в диахронии: свободный паратаксис – плотный синтаксис («diachronic: loose parataxis – tight syntax»); (2) в онтогенетическом плане: ранний прагматический принцип – более поздний синтаксический принцип («early pragmatic mode – later syntactic mode»); (3) развитие по линии пиджины – креольские языки: отсутствие грамматики – наличие грамматики(«pidgins – creoles: nongrammar – grammar»); (4) разновидность регистра: спонтанная неофициальная речь – подготовленная официальная речь («register level: unplanned informal speech – planned formal speech»). Прагматические принципы подразумевают наличие следующих явлений16: (1) структуры топик – коммент («topic – comment structure»); (2) «рыхлые» соединительные конструкции («loose conjunction»); (3) более замедленный темп производства речи, реализация на одном отрезке нескольких интонационных контуров («slow rate of delivery (under several intonation contours)»); (4) порядок слов, определяемый прагматическим принципом «старая информация – новая информация» («word order is governed mostly by one pragmatic principle: old information – new information»). Особого внимания заслуживает противопоставление официальной/ неофициальной речи. Для неофициальной речи, в отличие от официальной, характерны следующие тенденции: (1) вынесение топика на левую периферию высказывания; (2) предпочтение свободного сочинения плотному подчинению; (3) большое количество пауз, повторений и в целом более медленный темп речепроизводства; (4) значительная редукция и упрощение морфологических средств; (5) более короткие клаузы с меньшим количеством именных аргументов на глагол; (6) структура топик – коммент (здесь можно отметить главенствующую роль в организации дискурса прагматических принципов). Следование прагматическим принципам в ущерб синтаксической спаянности и структурированности, которая возникает благодаря предварительному планированию речевых отрезков, обусловлено воздействием ситуации. Планирование в таком случае либо просто не нужно, и говорящий уделяет меньше внимания синтаксической структуре высказывания, либо в условиях переключения очереди в диалоге на планирование не остается достаточно времени. В то же время при непосредственном участии коммуникантов в речевом акте «говорящий имеет постоянную возможность поправки, 16 Перечислены не все явления, анализируемые в работе Т. Гивона. 20 повторения, замедления речи, упрощения и пояснения, реагируя на мимику, жесты и сигналы эмоциональной или оценочной реакции, подаваемые слушающим17». Вслед за обобщением закономерностей, определяющих устройство речевого потока, приведем еще одну цитату из [Givón 1979], чтобы хотя бы частично установить ту связь между устройством речи и устройством грамматической системы, которая определяет значимость изучения фактов устной речи. «Синтаксис не может быть понят или объяснен без обращения одновременно и к его становлению из дискурса, и к коммуникативным параметрам и принципам, которые определяют и его возникновение, направляемое прагматическими принципами, и ограничения в использовании относительно шкалы регистров, возможных в коммуникации»18. Глава II 1. Материал исследования Материалом исследования являются видеозаписи телепрограммы «Культурная революция», расшифрованные и размеченные19 с учетом интонационных характеристик звучащей речи (интонация незавершенности, пауза – одна косая черта; падение интонации, более длительная пауза – две косые черты). В тексте отмечались также некоторые наиболее яркие или наиболее частотные особенности произношения говорящих (например, место ударения – в тех случаях, где оно не совпадало с общепринято-нормативным, «диспАнсер» ). Тематически тексты представляют собой сплошные записи шести отдельных программ: «Гарри Поттер портит наших детей», «Допинг нужно разрешить», «Школа не должна воспитывать наших детей», «Н.В. Гоголь остался в девятнадцатом веке», «Деньги погубят спорт», «Наши музеи отстали от жизни». Тематическое разнообразие текстов исключает влияние определенной темы на результаты исследования. 17 «Face-to-face monitoring»: «speaker has an opportunity for instant repair, for repetition, for slowing down, for simplification and clarification as he follows the facial, gestural, and interjectional clues emitted by the hearer» [Givón 1979]. 18 «Syntax cannot be understood or explained without reference to both its evolution ex-discourse and the communicative parameters and principles that govern both its rise out of the pragmatic mode and its selective use along the register scale of human communication». 21 Насколько содержание исследуемого текста отражает те параметры, которые обсуждались в работах по Русской Разговорной Речи? Представляется, что явления рассматриваемого в данной работе текста могут найти более адекватное объяснение при их описании в рамках концепции О.А. Лаптевой. Остановимся на некоторых релевантных характеристиках. Исследуемый текст представляет собой устную речь, генерированную образованными носителями литературного языка, принадлежащими к разным социальнопрофессиональным группам и не слишком разными по возрасту. Возникает вопрос о воздействии фактора публичности и официальности на характеристики текста. Может ли данный текст служить примером РРР? Отвечая на этот вопрос положительно, стоит вспомнить о том, что некоторые исследователи (например, О.А. Лаптева) считают устную форму осуществления речи достаточным основанием для того, чтобы ожидать в тексте элементы разговорности, даже если они не будут в таком тексте значительно преобладать над средствами общелитературными или присущими системе КЛЯ. Известно, кроме того, что сегодня речь средств массовой информации гораздо более подвержена влиянию разговорной разновидности языка, гораздо более проницаема для его элементов и средств, чем двадцать-тридцать лет назад [Лаптева 2003]. Возможность разнородности текста, с одной стороны, препятствует однозначному определению его принадлежности к той или иной разновидности литературного языка, а с другой стороны, позволяет получить материал для сравнения с текстами, которые, без сомнения, можно отнести к разговорной разновидности. Установление границ между монологом и диалогом, обсуждавшееся в пункте 2, имеет значение и для анализа данного текста. В ходе беседы говорящими произносятся различные по протяженности, а также по очевидности связи с предыдущим отрывком речи небольшие монологи. В данном случае, пожалуй, перед нами пример текста, однозначно не определяемого ни как монолог, ни как диалог. Однако, в нем несомненно отражается непосредственный контакт собеседников, порой даже наблюдается вербальное выражение реакции слушателей на высказывание говорящего. Речь собеседников является неподготовленной, хотя тема задана заранее. Здесь, как и для некоторых других параметров, можно отметить неоднородность различных частей текста. В начале каждой из дискуссий оппоненты, по-видимому, излагают заранее подготовленный текст, выражающий их взгляд на обсуждаемую проблему, хотя степень подготовленности также не является высокой: устный текст такого рода вряд ли может быть спланирован в мельчайших деталях. Можно предположить, что говорящий 22 представляет себе общую содержательную структуру, общий замысел своего устного выступления, но не более. По мере развития дискуссии при сохранении общей темы наблюдаются отклонения от первоначально заданных вопросов, порой достаточно резкие, т.е. ни в коем случае нельзя говорить, что диалоги являются полностью предсказуемыми. Характеристики текста дают основания для некоторых сомнений о причислении его к текстам РРР, однако, возможно, именно промежуточный статус параметров текста представляет интерес для описания и последующего сравнения с «более разговорными» текстами. Структурные особенности разговорной речи также нашли отражение в исследуемом тексте. Так, частотны конструкции именительного темы («ВЕСЬ_м этот_м ЦИКЛ / СПОСОБЕН помочь / я подчеркиваю»), бессоюзные сложные предложения («// Я хотел_бы все-таки задать_вопрос / / и Мария / вот_здесь / два представителя_1ч / они представляют виды_спорта_03 / не_применяются // третий_м наверно / он Здесь еще у нас_01 / э/ э/ где / ээ / вот Павел / э допинги_0 в общем / сидит замечательная_ж теннисистка / представляющий_м третий_3м вид_спорта_3 / в теннисе_5 нужны допинги_0 или нет? //»), постпозиция определений («А_также нужно запретить хакерам_02 вскрывать программы_03 компьютерные_03ж»), конструкции с промежуточной фразовой границей («/ хочу сказать что_1 вообще в_принципе по_миру вот / дабм / а/ спорт_3 всегда / а/ обвиняют / разговаривают грубыми_04м / кого-то_1 борода / кто-то умирает / да / да там / женщины_0 не_могут родить / голосами_04 / у кого-то_1 усы_0 / у вот как он щас сказал /»), дублирование предлога при постпозиции определения («у человека_1 у маленького_1м»), непроективный порядок слов, наложение конструкций («Но английские-то_0м дети_0 свою_3ж книжку_3 ПОНИМАЮТ где они живут»). Хотя в данной работе и невозможно представление количественных характеристик указанных явлений, следует отметить их явное наличие, хотя и не слишком высокую частотность, что еще раз заставляет убедиться в промежуточном статусе текста относительно шкалы разновидностей литературного языка. Следует, впрочем, заметить, что никакими сведениями о типичной частотности указанных отклонений от «литературности» в пределах несомненно и однозначно разговорных текстов мы не располагаем (ввиду отсутствия их в литературе). 2. Обработка материала. Идиоматизмы В 2006 году студентка Е.Комовкина в виде курсовой работы на кафедре общего языкознания представила исследование некоторых характеристик спонтанных разговорных диалогов ([Комовкина 2006]). В рамках этого исследования был составлен 23 частотный словарь единиц текста РРР. При этом важным вопросом оказалось определение адекватных единиц такого словаря. Единицами считались словоформы, так как исследователи ориентировались на последние экспериментальные психолингвистические данные, согласно которым единицей перцептивного лексикона (а равным образом и единицей текста) у носителей языков с развитым словоизменением является не лексема, а словоформа, точнее – фонетическая словоформа, представляющая собой, в общем виде, просодически единый комплекс из знаменательного слова и клитик. Е.Комовкиной было также замечено, что наряду со словоформами в разговорном тексте представлено большое количество структурно сложных, однако семантически неаддитивных комплексов, некоторые из которых обладают достаточно высокой частотностью. Такие единицы было решено называть идиоматизмами. Кроме того, к идиоматизмам были отнесены некоторые графически раздельные комплексы, являющиеся аналитическими формами, а именно: отрицательная форма глагола; временные формы будущего времени (глагол быть + инфинитив); сослагательное наклонение (бы (б) + глагольная форма на –л ); повелительное наклонение (давай(те) + инфинитив); желательное наклонение (пусть/пускай + личная форма глагола); формы превосходной степени прилагательного (самый/ая/ое + прилагательное), формы превосходной степени наречия (больше всего, быстрее всех, меньше всех); формы сравнительной степени прилагательного и наречия (более + прилагательное или наречие). Были предприняты попытки ([Комовкина 2006]) найти какие-либо формальные критерии для выделения неаддитивных идиоматизмов, например, для использовались критерии определения слово/словосочетание – статуса анализа единицы, изложенные В.Б. Касевичем в книге «Семантика. Синтаксис. Морфология» [Касевич 2005], однако очень многие единицы разговорной речи при применении этих формальных критериев не получают толкования, согласующегося с интуитивными ожиданиями. В итоге исследователю при выделении идиоматизмов чаще всего приходится руководствоваться собственной интуицией, хотя, к сожалению, подобный критерий не может быть признан абсолютно объективным. В данной работе при выделении идиоматизмов я руководствовалась следующими критериями: единица, заподозренная в целостности и идиоматичности значения, далее, «на месте», проверялась на возможность наличия отдельных синтаксических связей и количество возможных зависимых элементов, на вставимость и предсказуемость появления второй части при наличии первой. Если положительным результатам анализа 24 по применяемым критериям сопутствовала высокая частотность в тексте, единица получала еще большее право называться идиоматизмом20 . Следует отметить, что идиоматизмы весьма разнообразны по своей природе и не всегда четко соотносимы с какой-либо из следующих групп: устойчивые именные группы («вид спорта», «большие деньги»), устойчивые глагольные группы («задать вопрос», «отстать от жизни»), устойчивые формулы вежливости и подобные им клише,) («Прошу Вас», «дайте слово»), дискурсивные частицы («на самом деле», «вы знаете», «так сказать») и некоторые другие, порой не представляющие собой непересекающихся множеств. Данный список содержит единицы с точки зрения как их функциональной, так и структурной природы, что может показаться несколько нелогичным, однако реальность исследуемого текста такова, что очень часто однозначное отнесение идиоматизма в ту или иную группу не представляется возможным. Завершая обсуждение данной трудности, можно лишь высказать надежду, что – если отнесение группы элементов к идиоматизмам и не всегда является определенным и бесспорным, а некоторые решения при этом требуют дальнейшего обсуждения и корректировки – на картину в целом указанные недочеты не повлияют слишком драматическим образом. Другой трудностью, осознанной на самом раннем этапе работы исследователей над словарем, является омонимия. Следует отличать лексическую омонимию от грамматической. При составлении словаря основное внимание по необходимости уделялось последней. Маркирование словоизменительных категорий существительных и прилагательных производилось даже при отсутствии омонимии, с целью подготовить текст к дальнейшим статистическим исследованиям. Некоторые случаи лексической и (даже скорее) функциональной омонимии также учитывались (в Приложении приводится список использованных маркеров). Снова следует отметить, что, хотя по сравнению с работой [Комовкина 2006] в ходе совместных обсуждений были введены некоторые новые маркеры и вообще получил маркирование более широкий круг явлений, это маркирование, по всей видимости, все еще не отражает абсолютно всех заслуживающих маркирования явлений. Одной из частотных единиц оказалась именная группа «олимпийские игры» (отчасти это обусловлено тематикой дискусий). Эта единица обозначает единую реалию, предсказумая сочетаемость первого элемента достаточно ограниченна, в большинстве случаев определение находится в препозиции к комплексу в целом, существует несколько единиц, появление которых предсказуемо при данном комплексе (например,«зимние олимпийские игры»). Однако в тексте встретилось употребление с «инпозицией» определения «олимпийские зимние игры». Возможно, в дальнейшем для подобных исследований необходимо будет предпринять более подробное освещение интонационных характеристик текста. 20 25 3. Некоторые вопросы и трудности Характеристики устной неподготовленной речи вообще и Русской Разговорной Речи, в частности, обусловливая специфику явлений, ей присущих, в то же время создают при описании выбранного объекта неизбежные сложности. В данном случае, следуя от более мелких неприятностей к более общим вопросам, назову сначала те явления текста, которые создавали трудности. К таким явлениям прежде всего относятся обрывочные и незавершенные высказывания, в рамках которых порой бывает трудно приписать любому имени, скажем, падеж («это НАША_ж задача давать им_02 читать РАЗНЫЕ_03ж книжки_03 Лонгфелло_? ↑ / // и Твена_?↑ / и Роулинг_?↑ / иии и кого_угодно_? //»). Уже упоминалась как сложность интерпретации идиоматизма в тех случаях, когда нарушается ожидаемая неразрывность, так и невозможность в ряде случаев без всяких сомнений приписать единице статуса идиоматизма. Стоит также уточнить, что идиоматизмы, которые были зафиксированы в тексте, необязательно являются элементами РРР. Клишированные элементы могут также появляться в речи под влиянием канцелярско-делового стиля, однако интерес к описанию идиоматизмов, представленных в различных текстах, тем оправданнее, чем более оснований для сравнения различных текстов можно обнаружить. Наконец, еще одна трудность связана с много раз поднимавшимся в работе вопросом о границах разговорной устной неподготовленной речи – являются ли они однозначно проводимыми? В теоретической и практической частях данной работы содержится, как кажется, достаточная аргументация для признания описываемого текста промежуточным случаем, представляющим интерес еще и с данной точки зрения. Континуальный характер многих языковых явлений вообще часто бывает основанием для размышлений и поводом для признания невозможности однозначной и точной интерпретации, от стремления к которой все же никогда не следует отказываться. Заключение Рассмотренные в теоретической и практической частях работы данные позволяют сделать из работы над записанными фрагментами устной разговорной речи некоторые промежуточные выводы. 26 (1) Русская устная разговорная речь может получить разнообразное освещение в зависимости от избранной перспективы. Плодотворным является ее изучение как одной из функциональных разновидностей языка, находящейся в своеобразном соотношении с функциональными, стилистическими и выделяемыми на социолингвистической основе разновидностями языка. Ее особенности и характеристики могут быть также интересны для направлений современной науки, изучающих процесс коммуникации. Тексты разговорной речи могут служить альтернативным источником для описания некоторых явлений языковой системы русского языка в целом. Кроме того, русский разговорный язык, как и устные тексты на других языках, может служить источником, подкрепляющим теоретические обобщения о функционировании и развитии языка как универсального явления. И действительно, даже если какой-либо важный аспект не был в этой работе упомянут, уже названное является достаточным оправданием активного обращения современной лингвистики к фактам живой речи. (2) Многогранность и связь Русской Разговорной Речи со многими вопросами лингвистики и связанных с ней дисциплин вызвали во мне интерес не только к знакомству с данным кругом проблем, но и желание каким бы то ни было образом отразить эту многоаспектность явления в теоретической части работы, из за чего, во-первых, она может показаться несколько непоследовательной, во-вторых, не во всех пунктах связанной с практической целью исследования. Указанный недостаток, однако, может лишь побудить автора к продолжению работы в указанном направлении. (3) Обзор литературы о Русской Разговорной Речи и об общих взглядах отечественных и зарубежных лингвистов на устную речь показывает, что многие выводы (к сожалению, часто полученные отечественными и зарубежными лингвистами независимо друг от друга) о функционировании устной речи подтверждаются разными исследователями, что говорит об их разумности, надежности и обоснованности. Дальнейший более детальный анализ русского языка в данном направлении мог бы уточнить и сделать уже полученные данные более подробными. (4) Частотность и повторяемость большого числа выделенных идиоматизмов говорит о правомерности их выделения и описания, а также включения в словарь подобных единиц, объясняя некоторым образом процессы порождения спонтанной устной речи и подтверждая значимость замеченных исследователями тенденций. (5) Сравнение того, какие единицы являются высокочастотными в речи разных возрастных и социальных групп, может быть основой для выяснения параметров речи этих групп с социолингвистической точки зрения. Более того, интересные результаты 27 может дать рассмотрение характеристик разговорной речи в сравнении с процессами детской речи и усвоения ребенком языковой системы. Данные различных исследований показывают, сколь плодотворными и полезными для выяснения самых разных аспектов речепорождения и речевосприятия, а также функционирования и развития языковой системы могут быть результаты и выводы, основанные на анализе устной речи, ее экстралингвистических и лингвистических характеристик, а также их взаимосвязи. 28 Использованная литература Chafe, Wallace. Linking Intonation Units in Spoken English // Clause combining in grammar and discourse. Amsterdam, 1988, p. 1-27 Givón, Talmy. From discourse to syntax: grammar as a processing strategy. – T.Givón, (ed.). Discourse and syntax [Syntax and semantics 12]. New York - San Francisco - London: Academic Press, 1979, P.81-112. Lehmann, Christian. Towards a Typology of Clause Linkage // Clause combining in grammar and discourse. Amsterdam, 1988, p.181-225 Levy, David M. Communicative goals and strategies: between discourse and syntax T.Givón, (ed.). Discourse and syntax [Syntax and semantics 12]. New York - San Francisco London: Academic Press, 1979, P.. 183-210 Mukařovskỳ J. Dvě studie o dialogu // Kapitoly z české poetiky, I, Praha, 1948 Ochs, Elinor. Planned and unplanned discourse. – T.Givón, (ed.). Discourse and syntax [Syntax and semantics 12]. New York - San Francisco - London: Academic Press, 1979. P.51-80. Ono, T. & S.A. Thompson. 1995. What can conversation tell us about syntax? In: Davis, P.W. (ed.). Alternative linguistics. Descriptive and theoretical models. Amsterdam: Benjamins. 213272. Schegloff, Emanuel A., Jefferson, Gail, Sacks, Harvey. The Preference for self-correction in the organization of repair in conversation // Language, vol. 53, № 2, 1977, p. 361 – 383. Гловинская М.Я., Земская Е.А., Капанадзе Л.А., Китайгородская М.В., Красильникова Е.В., Розанова Н.Н. Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М., 1982. Горбова Е. В., Слепокурова Н.А., Черниговская Т. В., Комовкина Е. П., Матвеева Т. В., Риехакайнен Е. И., Романова А. С. Предварительные результаты мониторинга современной русской спонтанной речи // Современная русская речь: состояние и функционирование. Вып. 2, СПб., 2006, с. 7-30. Земская Е. А., Китайгородская , Ширяев Е. Н. Русская Разговорная Речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М., 1981 29 Земская Е. А., Ширяев Е.Н. Устная публичная речь: разговорная или кодифицированная?// Вопросы языкознания. М., 1980, №2, с. 61-72 Золотова Г. А. Монопредикативность и полипредикативность в русском синтаксисе // Вопросы языкознания, 1995, № 2, с.99-109 Касевич В. Б. Семантика. Синтаксис. Морфология // Комовкина, Е. Опыт составления частотного словаря русской разговорной речи (на материале записи реалити-шоу «Большой Брат»). Курсовая работа. СПб., 2006 Лаптева О. А. Русский разговорный синтаксис. М., 1976. Лаптева О. А. О грамматике устного высказывания // Вопросы языкознания , 1980, № 2, стр. 45-61 Лаптева О.А. Живая русская речь с телеэкрана (разговорный пласт телевизионной речи в нормативном аспекте). М., 2003 Лаптева О.А. Самоорганизация движения языка: внутренние источники преобразований // Вопросы языкознания, 2003, № 6, с.15-29 Лаптева О.А. Устно-разговорная разновидность современного русского литературного языка и другие его компоненты (Ст. 2) // Вопросы стилистики. Вып. 8, Саратов, 1974, с. 86-107. Лаптева О.А. Устно-разговорная разновидность современного русского литературного языка и другие его компоненты (Ст. 3) // Вопросы стилистики. Вып. 9, Саратов, 1975, стр. 93 – 104. Лаптева О.А. Экстралингвистика и смысл (синтаксические двусмысленности)// Язык: система и функционирование. М., 1988, с.145-151 Русская разговорная речь / Отв. ред Е.А.Земская. М., 1973. Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М, 1996. Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. Отв. ред. Е. А. Земская, Д. Н. Шмелев, М, 1993. Сай, С. С. Эллиптические конструкции: структура и функционирование (на материале русского языка). Дипломная работа. СПб., 2002. Ширяев Е. Н. Основы системного описания бессоюзных сложных предложений // Вопросы языкознания, 1984, №1, с. 55-66. Ширяев Е. Н. Структура разговорного повествования // Русский язык: Текст как целое и компоненты текста. М., 1982 с.106-122 Ширяев Е.Н. Бессоюзное сложное предложение в современном русском языке// Автореф. дисс., М., 1983. 30 Ширяев Е.Н. Дифференциация сочинительных и подчинительных союзом на синтаксической основе// Науч. Докл. Высш. Шк. Филол. Науки, 1980, № 2, с. 49-54. Приложение Маркеры, использовавшиеся для разметки текста 1. Маркеры грамматических показателей А) Имена Единственное число 1 - Родительный падеж 2 - Дательный падеж 3 - Винительный падеж 4 - Творительный падеж 5 - Предложный падеж Множественное число (pluralia tantum маркируются множественным числом) 0 - Иминительный падеж 01 - Родительный падеж 02 - Дательный падеж 03 - Винительный падеж 04 - Творительный падеж 05 - Предложный падеж Существительные после числительных после маркера падежа получают маркер «ч». Формы прилагательных получают маркер рода - м, ж, с - для мужского, женского и среднего родов, которые ставятся после маркера падежа. Субстантивированные прилагательные получают маркер «п». Этот маркер ставится после падежного маркера. ( утопающий_п) Местоимения получают маркер падежа и (когда необходимо) рода. Кроме того, маркируется вежливая форма: Вы_1в и у Вас_1 и далее в соответствии с маркерами падежа для существительных. Б)Глагольные маркеры. Сослагательное - Изъявительное наклонение (она не_упала - чтобы она не_упала_3) Для сослагательного наклонения используется маркер 3. Вежливая форма глагола (Вы_1в слышите_1в). В) Наречия. Предикативные наречия получают маркер 1. ( Мне было гораздо грустнее_1, когда... ). 31 2. Лексическая омонимия а - а – маркер хезитации - а_1 – союз. - а_2 – в начале вопросов. (А_2 где она? ) больше - = ещё (я больше не хочу, больше ничего не знаю.) - сравнительная степень (больше трёх часов ) (1) - =в большей степени (2) вот - слово-паразит (клитика) (А вот я вот, например....) - указательное местоимение (1) - констатация ситуации (2) всего - < от «весь» (из всего делаем/ короче) - всего = лишь, только (1) где-то - в основном знчаении - = примерно, приблизительно (1) да - утверждение. - клитика. «Да_1 ничего! » (1) - в конце (реже - середине) предлодения (Зачем ты своё задание щас не доделаешь/ тебе ж там осталось сколько всего// Час сорок/ да?/ осталось//) (2) есть - форма глагола ‘быть’ - есть (чаще - ‘кушать’) (1) значит - глагол (3 лицо единств. число) - слово-паразит (1) как - в основном значении. - ‘каким образом’, описательная конструкция , (1) - ‘словно’ (при именах) (2) - при переспросах (‘неужели’)(3) («Как «нет»?») - ‘насколько’ «Как хорошо»(4) - = ‘когда’ (как окажется у меня главный выигрыш...), =как только (5) - = ‘в качестве’ «я не хочу сказать, что ты плохой как человек» (6) - «Я думала - щас как скажет!»(7) каждый - каждый (то есть - человек) получит своё (1) - в основном значении лучше - сравн. степень прилагательного - (1) Слушай/ может_1 ты лучше_1 нам расскажешь минуточку – просьба подождать (1) назад - назад поставь - две минуты назад (1) понимаете - глагол 32 - слово-паразит (1) просто – = всего-навсего – в основном значении (1) прошу – в основном значении – вежливая форма приглашения (1) раз - раз (существительное) - если уж (ну, раз человек хочет..) (1) секундочку – просьба подождать (1) скажем – вводное слово (1) типа_2 – ‘похожий на’ то - тот - частица / часть составного союза (1) Если... то тогда - = в то время - в таком случае, раз уж так (давайте тогда_1 ещё и поговорим про/ Лиссабон в том числе//) (1) только - лишь - = только что (Только я вошла., Ой, только_1 порядок наведёшь) (1) хорошо - наречие в основном значении - = ладно (1) - =предикативное наречие (Мне хорошо_2) (2) часов - от слова «час» - от слова «часы» (1) чего - = что (функционирует как номинатив) Чего это ты делаешь? // - Родительный падеж. (чего он добивается// ) (1) чё/что - союз. - в основном значениии. (1) - ‘почему’ (чё так мало тельняшек?) (2) - ‘всё то, что’ (Что в печи - на стол мечи) (3) - «неужели» (Вы что / оба уйдёте?//) 33
