Некоторые аспекты Эдипальной ситуации в современном

Вида Ракич-Глисич
Некоторые аспекты Эдипальной ситуации в современном обществе
Изучение механизмов, действующих в драме об Эдипе, помогает нам обнаружить схожие
психологические механизмы, когда мы сталкиваемся с ними во время нашей клинической
практики и способствует более глубокому пониманию Эдипова комплекса.
Понятие реальности за пределами Эдипова комплекса включает в себя признание, вопервых, родителей как сексуальной пары, и уже затем, как следствие, возникновение
ревности, которая зачастую выражается в фантазиях на тему убийства и кровосмешения.
Традиционно принято считать, что эти фантазии бессознательны, равно как и действия
Эдипа были бессознательны. Однако, при существовании определенных предпосылок,
которым не уделяется должного внимания или которые неправильно интерпретируются,
ситуация выглядит абсолютно по-другому. Возникает не только набор импульсов и
страхов, свойственных Эдипову комплексу, но и нечто, скрывающие от нашего внимания
первые два компонента, и именно это «нечто» нам необходимо изучить и понять.
На сегодняшний день хорошо известно, что наш контакт с реальностью не является
категорическим. И психоаналитики в особенной степени заинтересовались ситуациями,
когда человек не просто пытается скрыться от реальности, но и искажает ее (Money-Kyrle,
1968; Bion, 1970; Joseph, 1983). Например, когда реальность нам вроде бы и доступна, но
мы предпочитаем ее игнорировать лишь потому, что нам так удобно. Джон Штейнер (John
Steiner) совершенно удачно охарактеризовал этот механизм как «притворная слепота», т.к.
это понятие выражает амбивалентность понятия сознательности и бессознательности
нашего знания. С одной стороны, мы имеем дело с обычным обманом, когда все факты не
только доступны, но и ведут к заключению о том, что реальность намеренно избегается.
Однако, зачастую мы вроде бы и знаем о том, что пытаемся скрыться от чего-либо, не
осознавая от чего именно. Это «бегство от реальности» может привести к возникновению
чувства недобросовестности и выработке определенных приемов, позволяющих отрицать
или скрывать случившееся, создавая своего рода «маскировку».
Различные механизмы защиты по-разному влияют на наше отношение к реальности,
способствуя развитию различных степеней нашей сознательности. «Притворная слепота»
выглядит довольно сложно и хитро и включает в себя действие нескольких механизмов.
Клинический материал.
Сорокалетний доктор представлял себя невинной жертвой, управляемой некими силами,
которые он не мог ни понять, ни контролировать и которые приводили к повторным
переживаниям неудачи и унижения (Steiner, 1982). По мере того как прогрессировал
анализ, стало ясным, что он многое понял в своей ситуации и знал, во что он вовлекал
себя. Это осознание, однако же, ничуть не изменило его склонности повторять действия,
которые вели к тем же болезненным результатам и врач-психоаналитик пришел к выводу,
что пациент игнорировал свое представление о реальности. Он был талантливым и
интеллигентным человеком, но жил довольно бедно и изолировано от общества. Часто он
представлял себя успешным, достигшим много в своей работе или личной жизни и
общался с психоаналитиком с определенной долей превосходства и снисходительности.
Однако же, было ясно, что он осознавал ложность подобных представлений. Иногда он
признавал, что чувствует себя одиноким и описывал, как из-за своей собственной
стеснительности все дальше отдаляется от вещей, которые ему действительно дороги.
Последнее, казалось, соответствовало психической реальности, которую, по большей
части, он считал невыносимой и на которую он постоянно старался не обращать
внимания.
Уже по прошествии нескольких сеансов, волнующие, но платонические отношения
закончились, когда его девушка сообщила ему о серьезном романе с другим мужчиной.
Однако он продолжал думать о ней, представлял, чем она занимается и задавался
вопросом, думает ли о нем она.
Затем он рассказал о своем сне, в котором он проник в ее квартиру, т.к. знал, где хранится
ключ, и лег в ее постель, пока девушки не было дома. Когда она вернулась со своим
молодым человеком, он вскрикнул, чтобы сообщить ей о своем присутствии и в спальню
зашел ее новый молодой человек. Сон завершился возникновением чувства осознания
того, что вскоре его попросят уйти.
В этом сне были представлены обе картины его представлений о себе самом. С одной
стороны, он признавал существование пары, из которой он был исключен и в которой
присутствие его было не желательно, как маленький мальчик, осознавший природу
отношений родителей. С другой стороны, когда аналитик разъяснил этот момент, пациент
стал уклоняться от разговора и принял оборонительную позицию, не столько отрицая
присутствие подобных чувств, сколько их значимость. Таким образом, появилась
возможность их игнорировать. У него было много подобных снов и фантазий схожей
природы, из этого аналитик сделал вывод, что пациент убеждал себя – как только его
бывшая девушка увидит его у себя в постели, она поймет, насколько он привлекателен для
нее, какую ужасную ошибку она совершила и, распрощавшись со своим любовником,
примет его обратно. Он знал, что ожидания эти были пустыми, однако цеплялся за
теоретическую возможность того, что подобное может произойти, что и служило ему
«укрытием» от осознания своего одиночества и помогало справиться с чувством
изолированности.
Подобные фантазии ассоциировались с волнением, как в моменты триумфа, которые, как
он убеждал, могли однажды материализоваться, так и в моменты переживания чувства
унижения, когда, как это неизбежно происходило каждый раз, все его надежды рушились.
При переносе эта ситуация выражалась бы чувством волнения, когда пациент понимал,
что вовлекает аналитика в некий заговор, представляя себя преуспевающим и желанным, а
также если бы аналитик помог ему принять реальность. Затем бы он начал жаловаться,
что аналитик пытался его унизить, разрушая его придуманный мир, в котором он мог
наслаждаться хотя бы своими фантазиями.
Эти фантазии не позволяли ему учиться на своих ошибках. Для этого пациента реальный
мир был настолько ужасен, что он готов был отрицать и игнорировать все, вооружившись
вескими и убедительными аргументами. Однако, нельзя сказать, что он полностью
игнорировал реальность, от которой старался убежать.
Очевидно не психотичный пациент, способный в полной мере воспринимать реальность,
мог, тем не менее, ложно интерпретировать ее для самого себя и для других и постоянно
жить в созданном им мире фантазий и иллюзий.
Хотя мы все в определенной степени делаем это, проблема принимает серьезные
масштабы в отношении тех пациентов, которые не способны или не хотят покидать этот
придуманный мир. Подобный момент можно охарактеризовать как пограничное
отношение к реальности, при котором правда не игнорируется полностью, как это бывает
при психозах, и не принимается большей частью, как это происходит при неврозах, а
искажается и представляется в ложном свете.
Такие пациенты чувствуют, что нуждаются в подобных искажениях для поддержания
своего душевного равновесия и часто обращаются к специалистам, лишь если по какойлибо причине их механизмы защиты больше не способны сохранять установленный
порядок. В процессе лечения они стремятся лишь вновь обрести свое душевное
равновесие и поэтому противятся пониманию того, что их чувства еще больше выводят из
строя механизмы психологической защиты (Joseph, 1983; Steiner, 1985). Они не просто
используют какой-либо механизм защиты, над которым можно было бы поработать и
заставить его работать на благо пациента. Они пользуются целой системой таких
механизмов и опасаются того, что если хотя бы какая-то часть его выйдет строя,
разрушится и вся система.
Этот пациент в своем придуманном мире представляет, как бы он смог победить своего
соперника и разделить постель со своей бывшей девушкой, а пары играют для него такую
важную роль, т.к. он проецирует на их свои внутренние объекты, представляющие его
родителей. Эти более глубокие Эдиповы конфликты не были разрешены созданием
внутренней родительской пары, от которой он бы мог зависеть. Вместо этого в своих
фантазиях он постоянно побеждал своего отца и чувствовал себя любимчиком своей
матери. Однако он никогда не сталкивался с последствиями своих действий и почти
никогда не признавал реальность, отрицаемую его придуманным миром. Эта реальность
включала в себя осознание его детской несамостоятельности и постоянной зависимости от
родителей, а также признание того факта, что он появился на свет вследствие их
сексуального контакта, и именно их родительская забота позволила ему выжить и
развиваться. Именно эту реальность он отказывается видеть и обречен на выражение
своих Эдиповых стремлений в извращенной форме.
Таки образом его заманивает в ситуации, где удовлетворение достигается как посредством
объектов, соответствующих его фантазиям и удовлетворяющим его в его иллюзиях, так и
посредством объектов, доставляющих ему мазохистичное удовольствие, когда, что
происходит намного чаще, реальность идет вразрез с его амбициями. Оба представления
пациента о себе самом сосуществуют таким образом, как это описал Фрейд: «Возможно,
мы воспринимаем это как существование».
Такие механизмы как расщепление или подавление не были задействованы. Он
отказывался видеть реальность, а затем пытался сохранить свою «маску», т.к. стал лучше
и справедливее.
Софокл обнаруживал нечто схожее и своем герое Эдипе. Пьеса Софокла представляет
собой замечательный материал для изучения «ухода» от правды в фантазии о
всемогуществе.
Изучение Эдипа Тирана Филиппом Веллакотом (Philip Vellacott) (1971)представляет
тонкий научный взгляд на две одновременных интерпретации, представленные в этой
пьесе. Первая или традиционная интерпретация заключается в том, что Эдип был
невинным мужчиной, загнанным жестокой судьбой в ловушку. Эдип сам предполагает
подобную интерпретацию, когда произносит следующие слова: «Не будет ли тогда
оценкой моего случая сказать, что все это было влиянием некой жестокой невидимой
силы?» (Эта та же интерпретация, что в ситуации доктор-пациент, представленной в
клиническом материале.) Фрейд придерживался той же позиции, когда обнаружил Эдипов
комплекс и описывал его в рамках морального конфликта. Бессознательные
инстинктивные силы, подобно судьбе, предписанной богами, заставляют нас следовать
путями, которые кажутся непостижимыми. С этой точки зрения, суть пьесы - в
постепенном раскрытии правды, поскольку Oedipus беспрестанно ищет способ раскрыть
тайну, и сам Freud уподобил это курсу анализа, где не бессознательное постепенно
открывается пациенту (Freud, 1917).
В то же время, Софокл представляет и другую интерпретацию, которую, возможно,
заметит лишь очень внимательный читатель, хотя она оказывает влияние на каждого из
нас, и является составляющей драматической мощи пьесы. В этой интерпретации, мы
видим Эдипа осознающим свое истинное отношение к Лаиусу и Джокасте с самого
момента заключения их брака. В тексте существуют доказательства и того, что, возможно,
не только Терезиас, но и Креон, и даже Джокаста, знали, или по крайней мере
подозревали, что именно Эдип убил Лаиуса и, возможно, также, что он был сыном
Джокасты, и собирался жениться на своей матери. Можно утверждать, что каждый из
участников драмы, по своим собственным причинам, закрывает глаза на это знание, и что
правду удавалось скрывать в течение семнадцати лет, пока она не раскрылась, и не
выяснилось, насколько коррумпированым было общество Фив (Steiner, 1985). " .. Точно
так же как и Уотергейт. Так же, как на протяжении всей истории – любое общество
основано на лжи. И это не имеет никакого отношения к Эдипову комплексу, потому что у
Эдипа никогда не было комплексов ", Штейнер выглядит довольно необычным
театральным режиссером. В традиционном чтении пьеса, фактически, расценивалась как
трагедия, так как она представляла из себя немного больше, чем душевную катастрофу,
обрушившуюся на невинного мужчину. Однако, если Эдип осознавал происходящее, то
трагичность этого произведения становится понятной. Джон Штейнер предполагает, что
пьеса интересна читателю именно способами «маскировки реальности», а не
преступлением, совершенным Эдипом.
Обе интерпретации могут быть одновременно верны, Эдип осознавал и в то же самое
время не осознавал происходящего. Именно это имел ввиду Штейнер, когда говорил, что
Эдип закрывал глаза на факты.
Так же современное понимание Эдипова комплекса никогда не заменит классического
Фрейдистского представления, а лишь дополняет его. Таким образом, можно
характеризовать комплекс Эдипа как результат моральных конфликтов, которые
возникают, когда в отношениях ребенка с его родителями и родными братьями возникают
убийственные или кровосмесительные импульсы. Эти конфликты универсальны и не
являются по своей природе патологическими формами решения комплекса Эдипа.
Необходимо рассматривать ситуации, которые возникают, когда отрицается психическая
действительность этих импульсов, а их извращенность скрывается.
Существуют определенные психологические механизмы в работе с индивидуальным
пациентом, когда он борется с конфликтами, возникающими на почве Эдипова комплекса.
Фрейд доказал нам, что Эдиповы импульсы являются частью каждого из нас, и что в
своих фантазиях мы все убили бы наших отцов и спали бы с нашими матерями. Если мы
не уклоняемся от действительности этих импульсов, мы будем противостоять их
последствиям, и испытывать опасение и вину, которые непременно являются их
результатом. Если преобладает страх преследования, столкновение с действительностью
связывается с угрозой возмездия, которая иногда выражается как угроза кастрации. При
возникновении депрессивных страхов, столкновение с действительностью связывается со
столкновением со страхом потери родительской пары, от которой пациент зависит. Если
столкнуться с подобной действительностью, то это может привести к опыту потери и
скорби, что характеризует ситуации, описанные Мелани Клеин сочетанием
«депрессивная позиция» (Klein 1935, 1940). Они состоят из интернализации,
формирования символа и импульса, чтобы компенсировать ситуацию в некоторой степени
и позволить родительской паре быть более реалистичной, своего рода некой
символической фигурой во внутреннем мире. Таким образом, стало возможным
дальнейшее развитие и получение знаний, основанных на практике.
Если человек не отдает себе отчета в совершении Эдипова преступления, а пытается эту
реальность каким-либо образом скрыть или исказить, то ощущения скорби не возникает
вовсе, и восстанавливающие процессы, связанные с депрессивной позицией, не могут
функционировать. Нет и поводов для страха, т.к. совершение преступления отрицается,
кроме, пожалуй, опасения того, что тайна будет раскрыта. В результате - внешняя пара в
безопасности, чего не было бы в случае признания психической действительности, и идея
о нападении идет в разрез с бессознательными фантазиями о хорошем сексуальном
общении родителей, при котором ценится честность. Внешняя ситуация сохранена,
однако начинается ее разложение изнутри, что представлено в пьесе эпидемией чумы и
подтверждается оракулом. Личность начинает чувствовать всю нестабильность своего
положения и потребность укрытия мотивов дальнейшего искажения.
Философия шанса используется для оправдания «невосприятия реальности», и
доказательства того, как сговор индивидуумов увеличивает масштабы возникающих
искажений. Мы иногда замечаем пациента, который, кажется, находится в полном
контакте с действительностью и делает наблюдения или заключения, доказывающие это.
Тогда зачастую мы выслушаем пациента, когда он начинает приводить аргументы,
которые постепенно убеждают его в том, что его первоначальное наблюдение являлось
ложным или, по крайней мере, не совсем верным. Эти аргументы часто требуют своего
рода гениальности и порой восхищают пациента, все более увлекающегося процессом.
Они могут функционировать подобно убеждению и в конечном счете приводят пациента
к мысли, что к его первоначальному наблюдению не стоит больше относиться серьезно.
Шанс, кажется, играет важную роль в этом процессе/механизме «намеренной слепоты»,
поскольку это становится неким слабым местом, посредством которого может быть
раскрыта правда. Все может указывать на правдивость первоначальных наблюдений, но
они не были абсолютно доказаны; все еще существует вероятность того, что они были
ошибочны. Поэтому решение уклоняться от действительности является в какой-то
степени азартной игрой, порой вызывающей привыкание у некоторых личностей; однако
часто можно встретить пациентов, которые продолжают закрывать глаза на реальность,
когда больше, кажется, в этом нет необходимости.
Философия шанса наиболее ясно представляется Джокастой, однако поддерживается и
Лаиусом с Эдипом.
Лаиус проигнорировал все предупреждения и допустил роковую половую связь с
Джокастой – существовала возможность того, что это было для него безразлично.
Существовала возможность избежать пророчества и это оправдало убийство его сына и
не желание осознавать, как это отразилось на его жене и на нем самом. Даже разоблачение
Эдипа имеет отношение к шансу, так как убийство сына – это, конечно, осквернение, но
его разоблачение оставляет хотя бы возможность выжить. Таким образом, избегается
вина.
Для Эдипа также существовала возможность того, что его истинным отцом был Полибус,
и для того, чтобы продолжать в это верить, он должен был закрыть глаза на наличие
шрамов на его ногах, на обвинения на пире в Коринфе, на недостаточные убеждения
Оракула, и позже когда обвинения фактически были предъявлены, на слова Tерезия и
постепенное накопление свидетельств с течением пьесы. Осознавая, что его
предназначение заключается в том, чтобы убить своего отца, он все еще мог
предположить, что мужчина, которого он убил, не был его отцом, а вдова, на которой он
женился, не была вдовой его отца. В определенный момент Эдип начинает понимать,
вероятно, когда чума заставила его осознать процесс внутреннего разложения, что
скрываться от правды больше невозможно, и он проявляет готовность принять
реальность. Однако это решение было для него невыносимым, и в процессе развития
действия пьесы наблюдается постоянная борьба между желанием продолжить «прятаться
от действительности» и принять абсолютную реальность. Он берет полную
ответственность за свои действия, когда, наконец, больше не может скрывать правды,
таким образом в действительно героический момент он признает свою вину. Однако
невозможно достигнуть подобной степени самопознания, и Софокл показывает нам, что
даже самоослепление становится частичным отступлением от правды. Все ожидают
самоубийства, а Эдип оправдывает себя, объясняя: " когда я прибуду на землю смерти если я смогу видеть, я не знаю какими глазами я должен смотреть на своего отца или
мою несчастную мать, ведь я согрешил против них , и этот грех невозможно искупить". В
финальной сцене Софокла "Эдип в Коолнусе ", Эдип полностью признает свою вину, и в
нелепом, нелогичном ряде опровержений утверждает, что он не чувствует никакой вины,
во-первых, потому что он не знал, что мужчина, которого он убил, был его отцом, во
вторых, что мужчина напал первым, поэтому он был вынужден самообороняться, и
наконец, что, так как его отец пробовал убить его, когда он был ребенком, было вполне
понятно, что он хотел отомстить ему.
Также, существует фактор сговора в создании таких иллюзорных миров, в которые мы
верим, несмотря на очевидность наших чувств, потому что нам это выгодно. Маскировка
предполагает тайное или молчаливое сотрудничество. Маскировка могла произойти лишь
потому, что в одно то же время она была выгодна сразу нескольким сторонам (Креону,
Джокасту и Лаиусу), и таким образом они помогали друг другу.
Эдип действительно принимает действительность, но только когда обстоятельства не
позволяют ее больше скрывать. Именно так многие из нас приходят к анализу, все
откладывая его, пока игнорировать ситуацию становится больше невозможно. Борьба с
необходимостью принять действительность продолжается от действительности
продолжается и во время анализа, и в состояние всемогуществ – характерная особенность
отрицательных терапевтических реакций. Тот факт, что мы действительно иногда
признаем правду, но неполностью является значительным достижением и также относится
к случаю с Эдипом.
Принято считать (традиционная школа, классическое направление, "истинные"
Фрейдисты), что комплекс Эдипа стремительно развивается на четвертом году жизни и
совпадает с началом фаллической стадии развития, когда отношения ребенка родителям
как к паре достигают центрального положения, превращаясь в центр психической жизни,
пока ее разрешение не возвещает о начале скрытого периода.
Некоторые авторы рассматривают появление Эдиповых конфликтов в фаллической
стадии как конечную точку в развитии треугольных отношений, начинающихся во
младенчестве (вклад Мелани Клеин). Согласно некоторым взглядам Клейн ранним
стадиям эдипового восприятия ребенком родителей как пары предшествует предэдиповый
период, т.е. существование ранних треугольных отношений, которые могут быть
конфликтными, очевидно и в предэдиповой стадии. Таким образом, некоторые авторы
сегодня допоняют наблюдение Фрейда, что отношения ребенка с отцом и матерью до
фаллической эдиповой стадии развиваются бок о бок (двухэлементная структура) с
осознанием того, что ранние годы, начиная от младенчества, также характеризуются
треугольными отношениями, часто несущими в себе комплекс и конфликтный характер.
Основное предположение об этом представлении - что там существует отдельная линия
связанная с развитием (A. Фрейд, 1965) для триадных отношений, тот, который
разворачивается одновременно с диадными способами связи.
Есть некоторое предположение об эдиповой стадии, которое редко подвергается
сомнению: те треугольные отношения между ребенком и родителями приобретают
значение впервые с появлением фаллической Эдиповой борьбы. В пределах этой
структуры, треугольность и "Эдипового-мыса" - неотъемлемые качества того же самого
явления, и каждое из них - непременное условие другого. Разворачиванию связанному с
развитием фаллической эдиповой стадии предшествует предэдипальный период, который
отмечен, среди других аспектов, диадными отношениями объектов. Также, как для
эдиповой стадии характерна треугольность, для предэдипального периода - область
диадных отношений. Это представление о развитии (что есть острое установление границ
между диадными и триадными относительными мирами), также имело существенное
воздействие на наши теории психопатологии. Неврозы, как полагают, являются ответами
на треугольные конфликты Эдипа: пациенты в этом более высоком уровне патологии или
сохраняют их уровень триадных отношений объектов, или наоборот отворачиваются от
Эдиповых неприятностей до предэдипальных диадных конфликтов. Пограничность,
нарциссизм, и другие примитивные патологии замечены как имеющие отношение к
конфликтам и / или дефектам предэдипального периода, а именно диадный характер.
Исследования, связанные с развитием
Имеется большое количество литературы о роли отца в предэдипальном периоде, но в ней
мало внимания уделяется очень маленькому ребенку, имеющему обоих родителей
одновременно. Малер, Пайн и Бергманн (1975) упомянули важность отца как того, кто
может помочь ребенку в начале стадии индивидуации-сепарации, и кто, позже, в стадии
практики, становится идеалом для ребенка. Эта роль отца подразумевает присутствие
триугольных отношений. Однако, Малер, Пайн и Бергманн поддерживают взгляды
Фрейда на отношения младенца с матерью и отцом.
Херког (1991) не считал роль отца настолько важной при переходе от диадных к
триадным отношениям, утверждая, что "отношения между матерью и отцом несмотря на
их законность и постоянство подвергаются контролю со стороны ребенка ..., это служит
предпосылкой для развития классических, а именно эдиповых отношения объекта. "
Руппрехт-Шампера (1995) устанавливал врожденную потребность в специфической
форме треугольных отношений, которые сначала не включают отца. Он описал мать как
функциональный психический объект для ребенка, который несет функцию третьего
между ребенком и его импульсом. Если мать неспособна обеспечить это, то отец может
быть призван как фактическая треть, чтобы принять эту функцию для ребенка. Эта
потребность в третьей фигуре может мотивировать ребенка, "чтобы получить силой" от
другого то, что отсутствовало в ранней связи между ребенком, импульсами, и матерью.
Фраза "получает силой", подчеркивает свойственную потребность маленького ребенка в
третьем.
В изучении триадности между родителями и младенцами, Фон Клицинг, Симони и
Бургин (1999) выдвинули на первый план врожденную потребность в отношениях с
фактической матерью и отцом в младенчестве. Они взяли интервью у сорока одного
родителя, ждущего их первого ребенка, чтобы оценить триадность их отношений с
ожидаемым ребенком. Выяснилось, что те родители, которые могли предположить
положительные триадные послеродовые взаимодействия, показали более высокое
качество триадных отношений с их четырехмесячными младенцами. Наиболее
существенный вывод из их наблюдений – это то, что "младенец уже в четырехмесячном
возрасте, не только отзывчив к родительским импульсам к общению, но и сам активно
вносит вклад в триадные взаимодействия семейства".
Фон Клицинг, Симони и Бургин описали определенное взаимодействие, в котором
функция четырехмесячного младенца фактически заключалась в том, чтобы вовлечь
другого родителя в продолжающуюся пару, чтобы формировать триадное
взаимодействие; они заключили, что это - врожденная потребность всех младенцев.
Говоря межсубъективно, они подчеркнули, что взаимодействие врожденной потребности
младенца в треугольных отношениях с родителями способствует поведенческому
появлению триадности. Также важно и то, что более позднее появление классического
комплекса Эдипа может быть замечено как "достигающая высшей точки стадия в
континууме триадного опыта".
При продолжении исследований, связанных с развитием, могут появиться два основных
направления ранних треугольных отношений:
1.
Первая точка зрения, поддерживаемая Абелиным (1971, 1980), Малером, Пайном и
Бергманом (1975) и Шарполесом (1990), заключается в том, что при ранних триадных
отношениях их связь в эдиповым проявлении сомнительна, и что эти треугольники
являются в значительной степени вторичными в процессе сепарации-индивидуаации.
2.
Другая точка зрения (Brickman 1993, Fivaz-Depeursinge и Corboz-Warnery 1999,
Herzog 1991, Фон Клицинг, Симони и Бургин 1999) заключается в том, что есть прямая
эпигенетическая линия от самых ранних треугольных отношений, которая достигает
высшей точки в классическом Эдиповом комплексе. Последние авторы также
утверждают, что там вероятно врожденное предрасположение к триадным отношениям,
которые проявляются с началом социальной жизни ребенка, и связаны с независимостью
от диады.
Эти исследования, казалось бы, поддерживали взгляды Клеин о родительской паре,
которая является главной особенностью отношения объекта - тот, который начинается в
младенчестве - и что эти ранние образы могут служить прототипом позже Эдиповых
проявлений. Кроме того, часто активные усилия младенца создавать треугольную связь с
родителями, начинаясь в возрасте трех или четырех месяцев, соответствуют взглядам
Кляйн, фантазирующего ребенка, уже знающего о родителях. Конечно, невозможно
установить фантазии младенца о родителях; однако, можно предположить, что
взаимодействия маленького ребенка в первичном треугольнике становятся все более и
более сложными, так что идеи ребенка об отношениях родителей становятся тоже более
сложными. Браун (2002) постулировал, что в понятии младенца связь между матерью и
отцом организована на уровне конкретных действий, и в последствии преобразуется, т.к.
ребенок развивается.
Клинический Пример
Госпожа А была лечилась долгое время, последние пять лет посещала сеансы
психоанализа. Лечение началось, когда она была госпитализирована в возрасте около
сорока из-за приступов беспокойства и депрессии. Она была замужем много лет и имела
трех детей школьного возраста. Она любила оставаться одна, углублялась в свои мысли, и
представляла себя шизофреником. Она несколько раз подряд была госпитализирована и
только после этого смогла лечиться амбулаторно. Скоро стало ясно, что она проводила
много времени в сложном мире фантазии, в котором она искала убежище, когда
реальность была невыносима.
Она начала лечение с четырех сеансов в неделю глаза в глаза.
Госпожа А.постепенно возникло доверие к терапевту, и она стала рассказывать о своих
неприятностях, о чувстве вины перед детьми. Темы стали очевидными, появились зачатки
переноса. Поскольку терапия углубилась, Госпожа становилась все более и более
озабоченной своими фантазиями о ее враче и его жене. Она воображала жену врача,
искушающую его сексуально на грани истощения. Она воображала врача и его жену,
которые постоянно занимались любовью. Если врач казался утомленным или, случилось,
зевал, она воспринимала это как доказательства того, что ее предположения были верны.
Врач обратился к ее чувствам и интерпретировал госпоже А проецирование ее
собственного сексуального голода и отказа от секса на его жену; однако, ее отчаяние,
казалось, только увеличивалось. Она развила психотический перенос, в котором ее
фантазии были для нее равноценны реальности. Госпожа А. начала требовать, чтобы врач
имел сексуальные отношения с ней, и в конечном счете угрожала убить его, если он
откажется. Несмотря на его усилия обратиться непосредственно к ее опасениями
относительно его потери, ее гнев возрастал, Госпожа А стала все более и более
иррациональной, и снова потребовалась госпитализация.
Когда у пациентки наступила ремиссия, возобновилась психотерапия частотой в две-три
сессии в неделю, это оказалось очень полезным, т.к. регрессивное напряжение
предыдущей интенсивности лечения " четыре раза в неделю " было уменьшено. Врач
продолжал иметь дело с ее глубокими опасениями относительно отказа в материнском
переносе, и исследовал глубину ее отношения с отцом. Он был чрезвычайно
соблазнительным мужчиной и пытался вступить в близкие отношения с пациенткой. Ей не
хватало внимания матери и Госпожа А была восприимчива к его соблазнениям, и они
вступили в сексуальную связь с сильными садомазохистскими элементами. Их семья
жила на ферме, и она вспоминала приглашение ее отца к гумну, где он резал цыплят; оба
смеялись с вызывающим головокружение волнением, поскольку безголовые цыплята
бесцельно бегали. В другой раз, он пригласил ее разделывать сырое мясо вместе и
наполнять им колбасы. Она помнила, как он подошел сзади и взял ее. Это был один из его
захватывающих моментов, которые одновременно пугали и стимулировали ее.
Госпожа А не имела никаких дальнейших воспоминаний сексуального злоупотребления.
Хотя эти эпизоды с ее отцом оставили ее в возбужденных состояниях, которые по
существу дезорганизовывали ее. Ее врач иногда возбуждался от ее рассказов, но
удивительно в то время, когда материал был достаточно мягким и не имел сексуального
содержания. Когда он спросил, интересно ли ей, возбуждался ли он при ее рассказах, она
отрицала это. Таким образом, в течении нескольких лет, он должен был контенировать ее
чувства сексуального опыта, которые дезорганизовывали ее, чтобы она могла их
проявлять в переносе. Она и ее муж не имели сексуальных отношений много лет потому
что, они прервались из-за ее сексуальных фантазий об отце. Она признавала эти
сексуальные фантазии, которые фактически очень успокаивали ее, хотя она и не развивала
их.
Когда ее отец умер, госпожа А, была всревожена, она не могла избавиться от него, как
она надеялась, он продолжал жить в ее фантазиях. Врач предложил анализ как средство
для того, чтобы понять причину, по которой фантазии об отце не оставляют ее. Она была
испугана и ей было очень трудно регрессировать. Однако она сказала, что она теперь
чувствовала себя более сильной; ее эмоциональная жизнь была не такой подавляющей как
раньше.
После проработки неприятностей госпожи А, анализ стал проходить пять раз в неделю –
это оказалось полезным, т.к. появилось много эмоциональности. Аналитическое
исследование обратилось к различным проявлениям диадного материнского и отцовского
переноса, и это улучшило ее отношения с другими женщинами, членами ее семьи и
детьми. Однако ее регресс в сексуальные фантазии об отце и продолжающаяся
неспособность возобновить сексуальные отношения с мужем оставались. Эти трудности
стали уменьшаться только, когда врач обратился к ее отношениям с обоими родителями
как с родительской парой и появлению этого в переносе (ранний Эдипов материал,
Браун).
Вскоре Госпожа А начала вспоминать тот " ужасный день" ", когда ей было три или
четыре года. В течение нескольких месяцев лечения, она медленно описывала опыт, в
котором ее родители отправляли ее спать, в то время как сами пошли в сарай. Было
чувство, что они были возбуждены, и она вспомнила расположение себя в кровати,
ощущение себя, чрезвычайное одиночество и занятия мастурбацией. Отец застал ее за
мастурбацией, ворвался в комнату и стал бить ее, в то время как ее мать стояла спокойно.
Это ужасное воспоминание пациентки обсуждалось с разных точек зрение, одна из
которых был фантазиями госпожи А на тему того, для чего ее родители уходили в сарай.
((Хотя это воспоминание было своего рода переплетением фантазии с действительностью,
которая несомненно обслуживала функцию экранирования , чтобы маскировать ее
материнскую тоску - аналитик рассматривал это как часть психической действительности
в этом событии.) Глубокие чувства одиночества переполняли ее, поскольку она описала ее
чувство того, что она была выброшена родительской парой, хотя она понимала, что в это
время между ними был секс. Дальнейший анализ открыл много садомазохистских
фантазий об сексуальных отношениях родителей. Наиболее навязчивым из них был образ
отца, насилующего мать; порочный отец мог брать мать в любое время и в любой позе.
Такие фантазии также всплыли в переносе, в котором они стали оскорбительной парой в
ее глазах. Госпожа сказала, что в те моменты, когда ей казалось, что аналитик не понимает
ее, он превращался в ее фантазиях в садиста "Доктора Дика".
Когда Госпожа А рассказывала о своем мире сексуальных фантазий, ей было очень трудно
и стыдно. Она узнавала о своих болезненных чувствах, боязни быть исключенной из
отношений пар или отдаления от близкого ей человека. Например, для нее было
невыносимым, когда аналитик пытался делать интерпретации во время сессий, или когда
ее муж читает в ее присутствии. Ее сексуальные фантазии о ее отце и матери, а позже об
аналитике и его жене, всегда были направлены на развитие чувств исключения,
беспомощности, и подчиненного положения. Находясь в ситуации, когда затрагивались
такие болезненные эмоции, Госпожа А обычно представляла себя совершенной, с
большой грудью, желательной для своего отца. Она в своих фантазиях заигрывала с ним,
доводя его до возбуждения, а затем звала мать, которая, видя это, тосковала, поскольку
она была вынуждена наблюдать за ними во время занятий сексом. Иногда, она
фантазировала, что у нее есть не только грудь, но и член, становясь объектом желания
обоих родителей.
Эти фантазии были также выражены в переносе, наряду с вероятными чувствами
контрпереноса; однако, в отличии от того раннего опыта в начале лечения, теперь их
можно было проанализировать, с большой пользой для пациентки. Госпожа А все реже
уходила от реальности в фантазию и все чаще могла «вытерпеть» анализ. Она начала
воспринимать анализ как сотрудничество пары любви, и дома, она и ее муж постепенно
начали возобновлять сексуальные отношения. Принимая во внимание, что раньше она
была эмоционально отдаленной от родителей, теперь она могла воспринимать своего
мужа и себя непосредственно как яркую, романтичную пару - "подобно Григорию Паку и
Мэрилин Монро".
Вскоре после того, как частота сессий была уменьшена до четырех раз в неделю, Госпожа
А хотела перейти на одну сессию, спрашивая, готов ли к этому, когда увидела одного из
пациентов аналитика. Она сказала, что она видела того же пациента в прошлый раз также,
и прокомментировала, " Черт, она настолько молода и симпатична" - задаваясь вопросом,
может ли аналитик так быстро переключаться с одного пациента на другого. Она сказала,
что это событие снова возродило ее фантазии детства, она снова представила себя
красивой и желанной на"10", и затем пошутила, " Или возможно даже на 15! " И тогда
начала фантазировать о сексе с аналитиком, две женщины на "15", но вторая была
вынуждена наблюдать.
Аналитик интерпретировал, что эта фантазия должна иметь отношение к другому
пациенту-женщине, которая имеет пять сессий в неделю, и что возможно Госпожа А
чувствовала себя выброшенной из отношений между аналитиком и другим пациентомженщиной; она имела дело с теми чувствами, которые помещали других женщин в ее
фантазии. Она сказала, что она хотела бы, чтобы другой пациент наблюдал ее с
аналитиком, " открыв рот". Она сообщила, что фантазия может превратиться в такую,
когда место аналитика займет та женщина, а аналитику придется наблюдать за ними.
Аналитик сказал, что он следовательно станет тем, кто будет наблюдать открыв рот,
испытывая большое желание, которое было бы болезненным. В этот момент, Госпожа А
загрустила, и сказала, что чувствует виноватой, потому что она так и не одела красивую
шелковую пижаму, которую ее муж недавно купил ей, несмотря на его просьбы.
Аналитик предположил, что она пытается сделать так, чтобы он почувствовал желание, с
которым было бы трудно справиться. Она тогда вспомнила случай, в котором он
игнорировал ее в пользу ее матери. Она поняла и оценила это сравнение, и ушла с сессии,
чувствуя печаль, а не гнев, который она показала ранее.
Госпожа А была способна использовать аналитическую работу, чтобы высвободить себя
из почти захватывающего мира извращенных сексуальных фантазий, который оберегал ее
от очень пугающих неприятностей. Эти неприятности группировались вокруг раннего
эдипова материала, в котором темы потери и отказа были приравнены к фантазиям того,
чтобы быть выброшенной из архаичной организованной пары, которая наслаждается
жизнью и сексуальными отношениями. Треугольные проблемы стали центральной темой
в переносе и были выражены во многих фантазиях пациента об отношениях аналитика с
его женой и другими женскими пациентами. Мощные сексуальные желания госпожи А в
отношении ее аналитика также дезорганизовали ее, чтобы справиться с этим, она
обратилась к проективной идентификации, которая требовала аналитика, действующего
как "контейнер" для ее тоски. Это закончилось сильной реакцией контрпереноса
сексуального возбуждения, которое аналитик должен был испытать и проанализировать.
Однако, поскольку ранние эдипальные конфликты прорабатывались медленно, Госпожа
научилась контролировать свои фантазии, что позволило ей найти радостный
чувственный опыт и с ее мужем и с ее аналитиком в переносе.
Последующий анализ помог пациенту обнаружить, что недоступность, холодность ее
матери вызвала к фантазии, что ее нереализованные потребности в материнском аспекте
могли бы быть удовлетворены ее отцом, и она обратилась к пенису в поисках груди.
Кормящий член и сексуальный член, который мог создать детей, были проработаны и
разделены в анализе. Этот прогресс был заметен в изменении в восприятии госпожи А
себя и ее аналитика как аналитического дуэта: сначала, она чувствовала себя жертвой
"Доктора Дика ", а позже, она сформировала с аналитиком любовь и творческую пару,
которая спасла ее от изолированного царства фантазий.
Обсуждение
Госпожа - вид пациента, которого мы обычно расцениваем как предэдипального с
патологией диадного характера. Действительно, на ранних стадиях лечения в
значительной степени обращалась к материнским и отцовским диадным переносам. Эта
работа была очень полезна для нее; однако, она продолжала погружаться в простые
садомазохистские фантазии, которые стали убежищем для нее от трудностей
невыносимой действительности. Начальная интерпретация ее аналитика, основанная на
диадной предэдипальной модели, была как невыносимая действительность, которая
вызвала эти механизмы психической защиты (Steiner, 1993), имела отношение к ее
опасениям относительно отказа. Однако он видел, что то, что он интерпретировал как
опасение относительно потери диадных отношений связи с более точно рассматриваемый,
поскольку опасение относительно потери исключением из архаичной организовывало
эдипальную пару. Это чрезвычайно важное различие позволило аналитику слышать
материал различным способом и понимать проявления контрпереноса и переноса в новом
свете.
Госпожа была травмирована комбинацией лишением материнской любви и отцовским
сексуальным возбуждением. Эти травмы очень повлияли на ее личность, и такая
уязвимость была центральной особенностью аналитической работы до тех пор, пока
ситуация не изменилась. В этом отношении, диадный аспект самовлюбленных переносов
госпожи А исследовался и неоднократно прорабатывался. На более поздних стадиях
анализа, это углублялось, что привело к триадности.
Бриттон (1998) описал чувство "злостного недоразумения", которое пациенты подобно
Госпоже А могут испытывать при введении третьего лица, что "создает в фантазии
третьего объекта как источника злостного недоразумения, всегда угрожающего
взаимному, сопереживающему пониманию между ребенком и первичным объектом.
Можно заключить, что госпожа А, на основании того, что с ней работали через
предэдипальные диадные конфликты, была готова, в начале анализа, иметь дело с
классическим триадным эдипальным материалом.
Браун предполагает, что аспект контрпереноса в архаичной организованной Эдиповой
ситуации, вводит аналитика в отличные эмоциональные состояния чем те, когда он или
она имеют дело с фаллическим эдиповым материалом. В случае последнего, аналитик
будет часто резонировать внутренне вокруг конфликтов соревнования, конкуренции, и
сексуальной потенции, в то время как с весьма различным эмоциональным пейзажем
обращаются ранее эдипальный материал. Госпожа А и ее аналитик посвятила много часов
попытке понять ее опасение относительно возобновления сексуальных отношений с ее
мужем. Когда после выходных она рассказала ему на сессии понедельника, что они имели
отношения с мужем, он чувствовал бессознательную глубокую печаль, к которой он был
не готов. Это было чувство, которого он не знал раньше. Также, его реакция была ответом
на сообщенные ему через проективную идентификацию болезненных чувств исключения,
от которых она долго страдала" (Джозеф 1987). Вероятно, с различных точек зрения, обе
интерпретации сильной реакции контрпереноса действительны.