АНТОНОВСКИЕ ЯБЛОКИ Евгения Антонова

АНТОНОВСКИЕ ЯБЛОКИ
Евгения Антонова
Ветки яблонь с золотыми и красными плодами согнулись под тяжестью
щедрых даров. Несколько огромных плодов упали на деревенский стол в
зарайском саду. Заботливой рукой хозяина они будут уложены в большую
плетеную корзину – это яблоки для праздничных дней Спаса. На ветвях
нетронутой останется антоновка, а когда выпадет первый снег Покрова, они
станут последними…
Евгению Ивановичу Антонову (1930-1998) повезло в том, что свой путь
художника он начал с реставраторской работы в 1948-1950 годах над
уникальными росписями соборов Московского Кремля и Грановитой палаты.
Здесь, прикоснувшись к таинству русской фрески, изучая ее технику, нельзя
было не поразиться силе ее воздействия и способности связать времена
Дионисия и ХХ века. Перед глазами художника проходила живая история
Руси. Потом на протяжении всей своей жизни Евгений Иванович будет
благодарить за это соприкосновение, некое сопричастие к таинству.
Насколько важно для художника не просто ощутить, но именно руками
дотронуться до поверхности изучаемого. Так, в 1949 году возник замысел о
монументальном триптихе «Русь» («Поклонение идолам. Сожжение идолов.
Крещение»). Мысль о «несовершенстве» композиции заставляла автора
постоянно что-что искать – дорабатывать, переправлять, дописывать. Вплоть
до 1988 года он возвращается к этому полотну, нанося штрихи, кажущиеся
ему последними. Вглядываясь в эти композиции, решенные в глубоких,
напряженно красных и горячо-охристых цветах, видишь эффект
«незаконченности» - так же как не может быть окончена история
Человечества вообще. Параллельно этому циклу художник набирает
материал для триптиха «Гимн человеку» («Война и труд. Ника. Освенцим»).
Все самое значимое в поисках сюжетов сосредоточилось для мастера в
истории. История – это не только взгляд в прошлое, это «наша жизнь, это
наше сегодня», - размышлял в дневниках Евгений Иванович. Для самого
художника в жизни существовали два понятия, тесно взаимосвязанные друг с
другом – История и Истина. «»Истина сокрыта веками, и то, что доходит до
нас, это уже не подлинник, а его отзвуки. Здесь – пересечение истории, ее
значимых моментов с современностью. И единственно верный путь – путь
следования традициям.
Замысел обратиться к образам Евпраксии Зарайской и Пугачеву относится
еще к концу 1940-х годов. К «Пугачеву» сделано огромное количество
этюдов и эскизов, в разных техниках и материалах, размере и формате.
Примечательно, что при всем стремлении к реализму (а реализм для
художника синоним истины) Евгений Иванович Антонов считал, что Разина
и Пугача, (так называл его сам художник) может написать мастер вроде
Пиросмани или Руссо. Именно в примитиве, в истинно народном творчестве,
сохраняются черты наивности, детскости. Здесь основа – душа, значит, опять
– истина, чистота. Не случайно в поисках единственно верной композиции к
«Пугачеву», его характеру в более поздние варианты он вводит ребенка.
«Ведь Пугачева надо сделать надеждой» - так мыслил мастер…
Желание художника работать с монументальными композициями
усилилось в годы учебы в Художественном училище памяти 1905 года, затем
в институте им. В.И.Сурикова (мастерская П.Соколова-Скаля и
В.Цыплакова), который был окончен в 1961 году. Он кропотливо изучал
сложную технику мозаики у Б.П.Чернышева. был шанс вероятной работы ад
оформлением новых станций московского метро. Здесь могли проявиться и
талант художника-монументалиста, и умение синтезировать прошлое с
настоящим. Огромное подземное пространство воспринималось художником
как небо, «дали бы небо – расписал, да и неба - мало». Проектам не суждено
было реализоваться.
Большое количество полотен посвящается теме «человек и дело»:
«Учащиеся сельхозтехникума», «Хлебозавод» и другие. Художник много
размышляет о символике цвета. Само понятие хлеба знаково, а «образ хлеба
– значит теплое, пахнущее хлебом, ощущается еще издали. Теплое – сама
жизнь. Весь холст должен быть пройдет таким цветом». Все оттенки
желтого, красного, сплав этих горячих красок должны передать жар печей,
тепло человеческих рук и запах хлеба. «Все золото, что можно взять из
красок, все чувство к людям, что имею, мой долг – все это спеть в холсте,
название которому «хлеб».
Наибольшие волнения, внутренние переживания связаны у художника с
образом родных. В семье, в самом дорогом, что есть у человека вообще, он
видит особый мир тепла, отдохновения. В таком мире должно проходить
беззаботное детство.
Годы не способны стереть из памяти лица близких людей. Чем художник
острей ощущает мимолетность происходящего, тем ценней общение с
друзьями и родными. Многие портреты уже ушедших людей он пишет по
памяти, а некоторые включены в исторически композиции. Так было с
портретом отца в позднем варианте «Пугачева».
Лирической ноткой проходит пейзажная линия. Художник писал родные
Зарайск, деревню Титово. «Почему природа дает такой подъем, импульс,
восторг и тут же – слезы и грусть», - по есенински пронзительно-печально
читаются в дневнике слова художника. «На этюдах я просто пою вместе с
Природой». Зарайские перелески, дороги и луга всегда пустынны.
Присутствие человека ощущается невольно. И в тонких изгибах стволов, в
хрупких ветвях или сильных и мощных корнях деревьев проглядывают руки,
профиль или силуэт. Можно увидеть, что ствол садового дерева, с которого
только что осыпались яблоки, напоминает согнувшуюся фигуру. Задержав
взгляд, уже замечаешь не уставшего, согбенного человека, а человека,
поддерживающего собой этот старый, но плодоносящий ствол.
Любовь к природе, ее дарам проявилась не только в пейзажах, но и в
натюрмортах. Последние живописные работы собрали все угасающие
осенние краски. Красные гроздья рябины, калины смешались в огромном
букете. В них и несколько зеленых листьев, сохранившихся с лета и о нем
напоминающих. Другой букет с лилиями и пионами, мальвой и васильками,
георгин и хризантема… Вся радуга собрана в дышащих терпким ароматом
цветах. «В совсем увядших цветах я вижу не меньше красоты, даже в них
есть более глубокое и таинственное, глубже по содержанию, смыслу!..» Все
эти цветы, яблоки собраны в родном зарайском саду, который был поистине
для мастера райски садом. Здесь все, что нужно для того, чтобы творить,
черпать силы и вдохновение.
Замыслов столько было, что, кажется, хватило бы на несколько жизней
художника. Он работал много, неустанно. Но по сути, всегда обращался к
одной теме. Это - «возвращение к изначальному, к самому себе, к тому, как
я смотрел и чувствовал, как видел и ощущал».
О.Мельничук
(опубликовано в журнале
«Юный художник» №8/2004)