Ветер
реклама
Журавихин Игорь «Крутится-вертится шар голубой…» Действующие лица: Владимир Петрович. Настенька – его дочь. Серафима Андреевна – старая няня. Варя – мать Настеньки. Николай Иванович – доктор. Яша – слуга. В пьесе звучат: городской романс, народные песни, частушки, духовный стих. Ветер. Ставни стучат. Молния. Ветки бьют в стекло. Гром. Ставни стучат. Ветер. Крик – Она проснулась! Она проснулась! Проснулась! Из двери, надевая халат, выскакивает Владимир Петрович. Владимир Петрович – Яша, запрягай лошадей! Скорей! Крик – Господь смилостивился! Проснулась! Владимир Петрович – Яша! Где ты? Слышишь! Крик Яши – Слышу, Владимир Петрович! Уже бегу! Владимир Петрович – Скорей, Яша! Ради Бога, скорей! Серафима Андреевна! Выходит Серафима Андреевна вся в слезах. Серафима Андреевна - Смилостивился Господь! А я было, как всегда сижу подле нее, вяжу, да думаю, спать пора идти. Вдруг клубок из рук моих выпадает и под кровать. А я за ним, проклятым, полезла. Еле-еле, окаянного, подцепила спицами. Кряхтя, поднимаюсь, гляжу, а она глаза открыла! Смотрит и моргает! Господи! Владимир Петрович – Няня, перестаньте! Яшу проведайте – запряг он лошадей или нет? А я к ней побегу! (Убегает на второй этаж). Серафима Андреевна – Беги, Владимир Петрович! Беги, голубчик, беги! Ой, Господи, спаси и сохрани! (Идет в конюшню). Из противоположной двери выбегает Яша. Яша – Готово! Оборачивается – никого нет. Кричит на вверх. Владимир Петрович! Готово! Лошади на дворе, запряжены! Со второго этажа быстрым шагом спускается Владимир Петрович. На морщинистом лице его слезы. Владимир Петрович – Яша, милый, скачи за Николаем Ивановичем! Буди его, и возвращайтесь скорей! 1 Яша убегает. Серафима Андреевна, где вы? Появляется Серафима Андреевна. Серафима Андреевна – Яшку, ирода, не нашла! Владимир Петрович – Я его уже за доктором отправил. Скорее, Серафима Андреевна, воды принесите питьевой, да личико ее смочить. Серафима Андреевна уходит. Владимир Петрович поднимает глаза к небу. Владимир Петрович – Милостивый Боже, помоги нам! Поставь на ноги дочь мою! Она же дитя безгрешное, помоги ей. Сверху доносится голос дочери. Голос Настеньки – Папа! Владимир Петрович – Бегу, дочка, бегу! (Убегает). Свет гаснет. Крутится-вертится шар голубой. Крутится-вертится над головой. Крутится-вертится как заводной. Что же это, где же я, Боже ж ты мой! Свет загорается. В кресле-качалке сидит Серафима Андреевна, вяжет. Серафима Андреевна – Господи, пути твои неисповедимы. Сколько люди на свете живут, столько и мучаются. А зачем живут? Только ты, Господи, ответ знаешь. Имеешь ты на счет нас какую-то высшую цель. А справимся ли мы с ней? Человек-то по природе своей слабенький, порокам подверженный, грехов за ним много. От этого вероятно и мучается. Пока любить не научимся, не видать нам Царствия Небесного. А младенцев-то, младенцев в Царствие Свое пустил бы. Они-то чем виноваты? Душонки у них махонькие, светлые, жизни на земле не видывали, коростой греховной не поросли, а ты и их к Себе прибираешь. Может и они провинились? Да не успеть им было, ведь народились только. На все Твоя воля. А было б жизней у человека вот как у кошки – девять. Тогда чего в первой натворил, во второй исправить можно. Ой, что же я? Бес попутал. Прости, Господи! Жизнь у нас одна, Богом данная, и ответственность за поступки свои в девять раз больше несем. За сценой раздается пьяное хриплое пение: «Вы не вейтися черный кудри, Люба, над моею шальной головой!...Няня!» О, Господи, Владимир Петрович проснулись! За сценой: «Няня!» Здесь я, здесь, Владимир Петрович! 2 В гостиную вваливается осунувшийся, сильно выпивший, в расстегнутом халате Владимир Петрович. Владимир Петрович – «Вот настанет печальное утро, няня, дождик будет с утра моросить. Вот настанет печальное утро, Люба, и меня понесут хоронить!» Серафима Андреевна – Не приведи Господь! Ложитесь, Владимир Петрович. Серафима Андреевна помогает Владимиру Петровичу прилечь на диван. Владимир Петрович – Няня, няня, где же кружка? Серафима Андреевна – Хватит вам уже. Поберегли бы здоровье свое. Владимир Петрович – А на кой черт мне это здоровье?! Сдохнуть хочу, под забором, как собака. Пристрелите меня, няня! (Вытаскивает пистолет). Серафима Андреевна - Господь с вами! (Плавно вынимает пистолет из рук Владимира Петровича). На себя грех брать не буду. И вы не смейте! Вам жить надо, дочку растить надо! Лежите-лежите. Она на ноги встанет, и вас радовать будет. А вы ей помогать должны. Владимир Петрович – Как же я ей помочь могу, когда доктора ничего предпринять не могут? Серафима Андреевна – Господь поможет нам! Проснется наша Анастасиюшка, похорошеет, поздоровеет. Невестой, знаете, какой будет! Владимир Петрович – Отвернулся от нас Боженька. Не хочет нам помогать. А Настенька в чем виновата? Она и так судьбою обиженная: с рождения без мамки растет. А теперь еще и это… Серафима Андреевна – Знаю все, знаю. Терпением, Владимир Петрович, запастись надо, и на Бога уповать, прощения у него просить. Ведь не просто так он горе нам такое послал! Значит грешны мы, значит испытание нам такое, во искуплении грехов наших! Владимир Петрович – Слушай, няня, а, может, и нет Его вовсе? Серафима Андреевна – Что ты говоришь такое, Владимир Петрович! Не гневи Бога, не испытывай терпение Его! Владимир Петрович – А мое терпение кончилось уже! Не могу я больше смотреть, как дочка моя ни живая, ни мертвая лежит! Сердце мое на куски рвется! Дай застрелиться! Серафима Андреевна – Не дам! Яша! Яша! Вбегает Яша. Вот, возьми. Спрячь ты это орудие дьявольское. Да получше спрячь. (Отдает Яше пистолет). Владимир Петрович – Стоять! Яша, подойди сюда. Я сказал, подойди сюда! (Яша подходит). Нагнись, чего скажу. Да нагнись ты, не бойся. Яша нагибается над хозяином, который лежит на диване. Тот выхватывает у него пистолет. Раздается выстрел. Серафима Андреевна вскрикивает. Яша, испуганный, бросается из комнаты со всех ног. Серафима Андреевна медленно подходит к телу хозяина, хочет дотронуться до него. Как вдруг он кряхтит и поворачивается на другой бок. Владимир Петрович (проверяя дырку от пули в диване) – Эх, такую обивку испортили. Серафима Андреевна (крестясь) - Господи, прости раба твоего Владимира, не ведает он, что творит! 3 Владимир Петрович – Скажи-ка, няня, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, французам отдана была, а? Не даром. Может, не даром дочь моя в этом сне прибывает, и проснуться никак не может? Серафима Андреевна – Не даром! Владимир Петрович – Есть у Него на этот счет замысел какой? Серафима Андреевна – Есть! Должен быть! Владимир Петрович – Тогда, няня, принесите чаю, и пледом укройте меня, а то устал я смертельно. Серафима Андреевна – Сейчас, мой дорогой, сию минуту. (Уходит). Владимир Петрович – Господи, прости мя грешного. Владимир Петрович, перекрестившись, сворачивается калачиком и засыпает. Серафима Андреевна выносит чай и плед. Заметив, что Владимир Петрович уснул, накрывает его пледом и уходит. А Владимиру Петровичу снится солнце, заходящее за лес, друзья снятся, жена красавица - его Варенька. А сон, будто и не сон вовсе, а явь. Варя – Володя! Володя! Я здесь! Володя! Володя – Где же ты, Варя? Не вижу тебя. Варя – Здесь я. А теперь здесь. Володя – Ну, покажись скорей. Варя – Ах, какой нетерпеливый! Ты отыщи меня, как камушек драгоценный. Володя – Как же найти тебя? Варя – Ты на зов иди. Володя – Иду, а тебя не вижу, лишь голос доносится. Варя – Ты на зов сердца иди и найдешь. Володя! Здесь я! Слышишь? Володя! Тишина. Эй, Володя, откликнись! Володя – Аааа, поймал тебя! Варя – Пусти-пусти, чумной! Володя – Не пущу, пока сердце мне свое не подаришь! Варя – Как же я тебе его подарю, когда оно мое? Володя – А ты его в шкатулку положи и мне дай на сохранение. Варя – А ты ее не потеряешь? Володя – Что ты! Буду беречь как…как…душу свою! Варя – Правда? А ты что же, душу свою шибко бережешь? Нынче о ней никто не заботится. Володя – Конечно берегу! Вдвоем мы с ней одни-одинешеньки, по всему свету скитаемся, ищем, никак найти не можем… Варя – Что же вы ищете? Володя – Я вот любимую себе ищу, а она родственную душу. Варя – А вдруг вкусы ваши разными окажутся: и любимая твоя родственной душой ей не придется? Володя – Такого быть не может, потому что у меня с моей душой понимание. Как я глазами смотрю, так и она смотрит. Варя – И что она сейчас видит? Володя – Видит она, что краше и добрее тебя нет никого! Варя – Заливаешь ты как соловушка. Володя – Чего? Варя – Володька-соловей! Володя – Я заливаю? 4 Варя – Ты-ты! Соловей, соловей, голосистый, соловей. Володя – Ах ты, Варька, егоза! Варя – Я егоза вертлявая, смотри, как бедрами верчу! «Я в садочке песни пела, мимо соловей летел. И теперь мы с соловьём вместе песенки поём». А ты, соловей, так можешь? У, не можешь! Володя – Зато я вот как могу: ку-ка-ре-ку! Варя – Ты значит не только соловей, а еще и петух хвастливый. Володя – Пусть я петух, будь курочкой моей. Варя – Я бы красивой курочкой была. Посмотри, какие у меня перышки гладенькие, на солнце переливаются. Володя – Я твои перышки все до одного расцелую. Варя – Все расцелуешь, а одно оставишь? Володя – Я его себе на память вырву. Варя – Ко-ко-ко. Мне больно будет. Володя – А я ласково. Чуть прикоснусь, ты и не почувствуешь, только холодок по телу пробежит. Варя – Володенька, не целуй, а то не выдержит сердце мое! Володя – Оно не остановится, лишь сильнее забьется. Варя – Нет! Володя, сердце влюбиться может, а еще рано ему. Володя – Почему же рано? В самый раз. Варя – Не хочу любви безответной. Володя – Так я люблю тебя! Варя – Еще не любишь. Володя – Как? Я все для тебя… Варя – Не любишь, Володя. Ты меня не любишь! Володя – Стой! Куда ты? Варя – Не любишь! Володя – Подожди! Варя – Чего тебе? Володя – Когда же я тебя полюблю? Варя – Сам поймешь! Крутится-вертится шар голубой. Крутится-вертится над головой. Крутится-вертится, хочет упасть. Кавалер барышню хочет украсть! Видение развеивается. И Володя становится Владимиром Петровичем. Он счастлив. Он смотрит на только что вставшую с постели дочь и видит в ней Божью искру. Владимир Петрович – Осторожней, Настюша. Шаг за шагом. Настенька делает шаг, потом еще один – она заново учится ходить. Ты не устала? Может, приляжешь. Настенька – Папа, я столько времени лежала, больше не хочется. Владимир Петрович – Не переусердствуй. Входит Серафима Андреевна. Вскрикивает от счастья. 5 Серафима Андреевна – Ножками своими пошла! Счастье-то какое! Аккуратней ступай. Не упади. Настенька – Не волнуйся, нянечка, я потихоньку: топ-топ-топ… Серафима Андреевна – Слава тебе, Господи! Настенька наша на ноги встала! Господи, сохрани! Настенька – Он тебе привет передавал, нянечка. Серафима Андреевна – Кто, милая? Кто передавал, не поняла я? Настенька – Боженька. Серафима Андреевна - А ты что же, видела его? Настенька – И его видела, и маму, и твоего, нянечка, покойного сынка видела. Серафима Андреевна закрывает рот руками. Серафима Андреевна – Как он там? Настенька – Плохо ему, мается. Но ты не переживай, Боженька его простит. Ой, ноги подкашиваются. Устала верно. Владимир Петрович – Давай я тебя наверх отнесу. Владимир Петрович берет Настеньку на руки. Уносит ее на второй этаж. Серафима Андреевна – Господи, прости грешную душу раба Твоего Григория! Не со зла он, а по не знанию руки на себя наложил. Помешательство у него было, не ведал, что творил. Прости, Господи! Не мог он больше на мир наш грешный смотреть, вот и душу свою… Возвращается Владимир Петрович. Владимир Петрович – Серафима Андреевна, где Яша? Надо за доктором послать – у Настеньки от долгой болезни галлюцинации делаются. Серафима Андреевна – Не галлюцинации это, Владимир Петрович, вот вам крест, не галлюцинации. Владимир Петрович – (Кричит) Яша! (Серафиме Андреевне) Где это видано, чтобы человек наяву Бога видел? Святым и то лишь архангелы являются. (Кричит) Яша, где ты?! (Серафиме Андреевне) Только после смерти перед Творцом предстанем. Серафима Андреевна – А Настя, на каком свете была: лежала ни жива, ни мертва, на том свете или на этом? Видела она Создателя! Видела! Входит Яша. Яша – Тут я, Владимир Петрович. Владимир Петрович – Поезжай за Николаем Ивановичем. Он велел докладывать о любых изменениях в Настином здоровье. Скажи, что на ноги встала, пару шагов сделала, а еще передай, видения у нее какие-то возникают, сказала, что с Богом разговаривала. Серафима Андреевна – Не спешите с докторами, Владимир Петрович. Говорю же вам, не видение это! Доктора в нее только таблеток напичкают и, не дай Бог, рассудка лишат, как сыночка моего Гришеньку. Владимир Петрович – Ты что, старая, не хочешь, чтобы дочь моя выздоровела?! Серафима Андреевна – Боже сохрани… Владимир Петрович – Так какого лешего! Яша, поезжай, кому сказано? Яша уходит. 6 Серафима Андреевна – Я как лучше…Я… Владимир Петрович - Твой Гришка от рождения юродивый был. А Настя моя…Ты видно на старости лет сама ума лишилась! Я за дочь свою горло перегрызу! Серафима Андреевна – Господь с тобой! Я как ты… Владимир Петрович – Я столько ждал, чтобы Настя очнулась и на ноги встала! И не дай Бог, если она опять с недугом ляжет, я и тебя убью и сам застрелюсь! (Уходит). Серафима Андреевна – Господи, вот ведь еще испытание отцу! Сколько ждал, сколько страдал, сколько мучился! Пил нещадно. Вот проснулась Настенька, на ноги вставать начала, а ему еще терпение надо, чтобы окрепла она. А окрепнет и еще терпеть придется. И потом…(Крестится и уходит). Свет гаснет. Сквозь черноту слышно чье-то горестное мычание – это мотив песни. Свет загорается. За столом в своем кабинете сидит Владимир Петрович. Перед ним лежит пистолет. Владимир Петрович (поет) – «Ой да ты калинушка, размалинушка. Ой, да ты не стой, не стой на горе крутой». Выпивает горькую. «Ой, да ты не стой, не стой на горе крутой. Ой да не спущай листа во синё море». Раздается стук в запертую дверь. Голос Серафимы Андреевны – Владимир Петрович, к вам Николай Иванович приехали. Хотят вас проведать. Владимир Петрович – «Ой да не спущай листа, да во сине море». Стук. Голос Серафимы Андреевны – Владимир Петрович, что отвечать? Владимир Петрович – «Ой да во синём морю корабель плывет». Голос Серафимы Андреевны – Сказать, что скоро выходите, пусть подождут? Владимир Петрович – «Ой да во синём морю корабель плывет». Стук. Владимир Петрович – У Насти все по-прежнему! (Выпевает горькую). Голос Серафимы Андреевны – Так он не к ней, а к вам. Владимир Петрович – «Ой да корабель плывет, аж вода ревет». Голос Серафимы Андреевны – А то вышли бы, друга повидать. Не удобно, что доктору ждать приходиться. Владимир Петрович – Ждать ему приходиться! А мне сколько ждать?! Сколько еще душу себе рвать?! «Ай да корабель он плывет, аж вода ревет». Голос Серафимы Андреевны – Так же Господь распорядился. На все Его воля! Владимир Петрович – «Ай да как на том корабле три полка солдат». Голос Серафимы Андреевны – Вам отчаиваться нельзя – грех это! Отчаяние как омут затягивает, потом не выберешься. Владимир Петрович – Уйди! Не тревожь душу! Уйди! И докторишке передай, чтобы проваливал! 7 Стук. Голос Николая Ивановича – Докторишка никуда уходить не собирается, пока тебя не увидит. Владимир Петрович – «Ой да на том корабле три полка солдат». Стук. Голос Николая Ивановича – Слышишь, Володя? Открой! Владимир Петрович – «Ой да три полка солдат, молодых ребят». Стук. Стук. Стук. Владимир Петрович – Пошли вон! Видеть никого не хочу! Голос Николая Ивановича – Володя, открой, поговорим, выпьем. Что же ты сам себя изводишь! Анастасии от этого лучше не станет. Владимир Петрович – А что делать надо? Ты ничего сделать не можешь, а я-то… Голос Серафимы Андреевны – Верить надо! Голос Николая Ивановича (Серафиме Андреевне) – Да, уйдите вы! (Владимиру Петровичу) Володь, ты мозгами подумай: ничего нельзя изменить… Голос Серафимы Андреевны – Что вы такое говорите! Голос Николая Ивановича (Серафиме Андреевне) – Замолчите! (Владимиру Петровичу)…Ничего нельзя изменить, но зачем же себе вредить! Она встанет, вот увидишь, время придет, она очнется. Только тебе-то дожить до этого необходимо, а ты травишь себя! Владимир Петрович – Надоели! Раздается выстрел. Пуля попадает в дверной косяк. Тишина. «Ой, да три полка да солдат, молодых ребят. Ой, да как один то из них Богу молится». С треском дверь слетает с петель – ее плечом выбивает Николай Иванович. В два прыжка он достигает стула, где сидит Владимир Петрович, и выхватывает пистолет у него из рук. Владимир Петрович – Дорвался, сволочь! Николай Иванович ударяет друга в челюсть, тот теряет сознание. Серафима Андреевна – Вы что делаете? Николай Иванович – Позовите слугу! Серафима Андреевна – Что? Николай Иванович – Быстро! Серафима Андреевна (кричит) – Яша! Скорей! Владимиру Петровичу плохо! Яша! Вбегает Яша. Николай Иванович – Яков, помогите перенести Владимира Петровича на диван. За ноги берите. 8 Яша и Николай Иванович переносят Владимира Петровича на диван. Серафима Андреевна только охает. (Серафиме Андреевне) Подайте мой саквояж. Серафима Андреевна подает доктору саквояж. Николай Иванович достает из него какой-то пузырек, смачивает ватку жидкостью из этого пузырька, и подает понюхать Владимиру Петровичу. Владимир Петрович морщится и кашляет. Серафима Андреевна – Слава Богу! Николай Иванович – Теперь прошу вас покинуть комнату. Серафима Андреевна – Как же? А Владимир Петрович? Николай Иванович – Я сам справлюсь, не волнуйтесь. Серафима Андреевна – Ему покаяться надо! У Господа прощения попросить. Авось тот смилуется и простит. Николай Иванович – Сейчас выпьем и покаемся. Серафима Андреевна – Куда ж еще-то пить! Николай Иванович – Идите, Серафима Андреевна, идите! Серафима Андреевна и Яша уходят. Очухался? Владимир Петрович – Уйди! Николай Иванович – Что ж ты, брат, делаешь? Владимир Петрович бросается на Николая Ивановича, но вновь получает по зубам. Не хорошо ведешь себя. Я с тобой по-дружески пришел поговорить, а ты? Нервы, зачем и себе и другим треплешь? Сдохнуть хочешь? Владимир Петрович – Хочу. Николай Иванович – Стреляйся. Не можешь? Потому что понимаешь – не выход это. Жизнь нам дана не в попущение, а в разумение. Я призываю тебя, подумай башкой своей: чего ты хочешь добиться? Хочешь, чтобы твоя дочь круглой сиротой осталась? Ей и так не сладко сейчас: она за свою жизнь бьется. А ты сдался! Лучшей участи захотел? Грустьтоска и пулю в лоб? Как сучка последняя хвост поджал. Владимир Петрович – Да ты..! Николай Иванович – Молчи и слушай! Думаешь, одному тебе плохо? Ты о Серафиме Андреевне подумал – ей каково? Она же твою Настасью с рождения нянчила, мать ей заменила! И посмотри на нее: она на стены не лазает, за пистолеты не хватается, к горькой не прикладывается. Потому что она в Бога верует! И в Настю верит! И верит, что она справится и, с Божьей помощью, на ноги встанет. Владимир Петрович – Она верит, что на все воля Божья. И как бы мы не старались, как бы не кочевряжились, все решает Он. Мы черви, копающиеся в собственном дерьме: бесцельно и безвольно. Нам кажется, что мы что-то делаем, но на самом деле ни-че-го. Мы зависим от Него. Он Создатель и Властитель Мира! Он делает из нас рабов. А мы безропотно подчиняемся, потому что мы бараны, не видящие дальше собственных проблем. А тем, кому удалось вырваться, кто увидел, тот понимает, что жизнь на земле бессмысленна. Николай Иванович – Ты считаешь, твоя жизнь не имеет смыла? Владимир Петрович – Я не живу, я существую, как овощ. Николай Иванович – То есть ты хотел сказать, как Настя? Владимир Петрович – Не сметь! Моя дочь не овощ! 9 Николай Иванович – Давай называть вещи своими именами. Она же лежит, не двигается, не ест, не пьет - значит, кто она? – растение. Владимир Петрович – Ах ты..! Владимир Петрович набрасывается на Николая Ивановича – завязывается драка. Они катаются по полу, бьют друг друга. Наконец, оба устают. Садятся рядом, тяжело дыша. Николай Иванович – И мой друг не овощ. Он должен жить! Жить, потому что в нем искра Божья. Потому что жизнь ему дана в Божьем промысле, и мы обязаны выполнять возложенные на нас предназначения. В этом заключается наш выбор, выбор всего человечества: жить в согласии или несогласии с Богом. Жизнь – река, окаймленная берегами – Божьим промыслом – широкая раздольная река, может берегов этих и не видно вовсе…Наш парусник может плыть у одного бережка, может у другого, может по центру, может быстро или медленной, может вдоль, а может поперек, есть идиоты, пытающиеся плыть вообще против течения, но так они долго не проплывут: либо устанут и вернутся на правильный курс, либо погибнут. Владимир Петрович (начинает петь) – «Всколыхнулся, взволновался Православный Тихий Дон» Николай Иванович (подхватывает) – «И послушно отозвался На призыв свободы он». Владимир Петрович и Николай Иванович – «Зеленеет степь родная, Золотятся волны нив, И, с простора долетая, Вольный слышится призыв. Дон детей своих сзывает В круг державный войсковой, Атамана выбирает Всенародною душой. В боевое грозно время, В память дедов и отцов Вновь свободно стало племя Возродившихся донцов. Славься, Дон, и в наши годы, В память вольной старины, В час невзгоды честь свободы Отстоят твои сыны». Свет гаснет. В темноте мы слышим Варин голосок. Голос Вари – Хорошо поешь. Свет загорается. Мы видим Володю и Варю. Володя – Ты пришла? Я и не надеялся. Варя – Раздумывала и решилась. Ну, что делать будем? Володя – Не знаю. Варя – Коль не знаешь, так я пошла. Володя – Постой. Я хотел тебе сказать… 10 Варя – Чего голову повесил, говори как есть. Правда - она всегда лучше. Володя – Понимаешь, я… Варя – Не бубни. Другая тебе полюбилась, так и скажи, и я пойду, а то дел невпроворот. Володя – Как? Так просто? Ты развернешься и уйдешь? Варя – А ты как хотел? Может тебе в ножки броситься, горючими слезами обливаться, умолять, чтобы не бросал, чтобы без любви со мной мучился, так? Не будет этого! Ты не баран, а я не веревка, чтобы тебя держать. Володя – Значит, не любила ты меня, значит, обманывала? Варя – Не смей на меня клеветать! Я тебя никогда не обманывала! Володя – Это же...здорово, Варенька! Ты самая чудесная, самая прекрасная на свете! Варенька, моя! Варя – Дурной! Очумелый от любви к своей мымре. Володя – Ты моя мымра! Тебя только люблю всей душой, всем сердцем! Я и встретился с тобой, чтобы признаться, что не могу без тебя ни дня, ни минуты, ни секунды. Все думаю, вспоминаю свидания наши, а душа тоскует, на куски рвется, что тебя рядом нет. Спать не могу, кусок в горло не лезет. Трепещет что-то в груди, и сердце колотится. А в голове, не то что помутнение, а будто мозги плавятся, мысли кругом ходят. Только твой образ перед глазами стоит. Я уж не знал, как от него избавиться: и горькую пил, и к бабам ходил. Варя – Да?! Володя – Да, Варенька, все настолько серьезно! Я уж не знал, что делать, а потом понял, вот она, любовь, о которой ты говорила! Она сама пришла нежданно-негаданно, без стука - да что там - дверь сорвала и мне в сердце, будто нож вонзила и прокрутила. Теперь я готов кричать на весь белый свет, что люблю тебя, всей душой люблю! Слышишь, мир, я люблю Варвару! Пусть гремит гром, свищет ветер, сверкают молнии, пусть хоть Страшный Суд начнется, я все равно люблю тебя! «А я Вареньку люблю, а я к Вареньке пойду. Ой, Дуся, ой, Маруся, а я к Вареньке пойду!». Варя – Не любовь это, а болезнь какая-то. Володя – Как не любовь? Варя – Любовь смиренная должна быть. А у тебя голова кружится, сердце колотится, кричать навзрыд хочется – зависимость это, Володя, зависимость. Володя – А что же тогда в твоем понимании любовь? Варя – А любовь не в моем понимании, а в Священном Писании, читал? «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит». Володя – Так не бывает. Варя – Лю-Бо-Вь – люди Бога ведают. Истинная Любовь в согласии с Богом, а твоя любовь лишь страсть глупая. Володя – Не страсть! А Любовь! Принимаешь ты ее или нет, мне все равно, но она есть! Рано или поздно ты поймешь это. Главное, чтобы не было слишком поздно! Варя – Никак разлюбишь? Володя – Не разлюблю! Душой своей клянусь, жизнью! Клянусь, что люблю тебя больше всех на свете! Варя – Даже больше себя? Свет гаснет. Матушка родная, как же мне быть? Мне эту барышню не разлюбить. В сердце огнем разгорается страсть. Барышню видно придется украсть! 11 Серафима Андреевна сидит в кресле, Настенька на диване, смотрит в одну точку, а мыслями где-то далеко-далеко. Серафима Андреевна – Вот уж месяц, как ты на ноги встала, а на улицу так ни разу не вышла. Настенька – Что, нянечка? Серафима Андреевна – Я говорю, сходила бы, погуляла. Настенька – Не хочется. Серафима Андреевна – Лучше, что ли в доме сидеть? Свежий воздух для здоровья полезен и аппетиту способствует, а то не ешь почти ничего. Настенька – Не хочется, нянечка. Серафима Андреевна – А что же тебе хочется? Настенька – Хочется, чтобы войн на свете не было. Серафима Андреевна – Ни приведи Господь! Ты все-таки девушка молодая, не твои эти заботы. Об этом пусть другие думают, у них и полномочия на это имеются. А мы люди маленькие, что от нас зависит? Живи, как живешь, главное по-божески: все правила давно в Заветной книги описаны. Я старушка, а ты молодушка. У тебя свои хлопоты: как выглядеть краше, как замуж выйти, как мужу своему угодить, а потом о детишках радение, чтоб здоровыми крепкими росли. Дети – это счастье Богом данное. Они же малюськи несмышленыши. Им забота нужна да учение, чтобы лучше нас становились. Тогда и вся жизнь на Земле лучше станет. Вот ты маленькая такая хорошенькая была. Как сейчас помни, лежишь розовенькая, волосики на головке мокренькие – только после рождения – но не кричишь, все носиком ведешь, мамку, значит, нюхом ищешь. А мамкато твоя Богу душу отдала – не выдержало сердце, лопнуло. А у Владимира Петровича – сколько же ему испытаний выпало – глаза тогда грустными-грустными сделались, да так и остались. Будто надорвалось что-то в человеке. Входит Владимир Петрович. Владимир Петрович – Серафима Андреевна, приоденьте Настеньку – сейчас Николай Иванович приедет. (Подходит к дочери, целует ее). Настенька – Это хорошо, что доктор приедет. Он мне нравится. Он умный. Владимир Петрович – Ступай с няней, милая. Серафима Андреевна и Настенька уходят. (Зовет). Яша! Входит Яша. Чаю приготовь с бараночками. Яша – Понял. Яша уходит. Входит Серафима Андреевна. Серафима Андреевна – Владимир Петрович, я, что хотела сказать… Это, конечно, хорошо, что Господь смилостивился, и Настенька на ноги встала, но уж больно странная она после болезни: ест мало, на улицу не выходит, все сидит и будто думает о чем-то. Чует сердце мое не ладное. Владимир Петрович – Без тебя знаю. Я для этого доктора и позвал. Серафима Андреевна – Ох, горе горькое. За что же такие испытания? 12 Владимир Петрович – Не причитайте, Серафима Андреевна. Главное, что Настенька наша очнулась! Теперь я ей захворать не дам. Все сделаю, лишь бы жива она была. Серафима Андреевна – Дай Бог ей счастья и здоровье! Входит Яша. Яша – Николай Иванович приехать изволили. Входит Николай Иванович. Николай Иванович – Не надо, Яша, так представительно. Я в последнее время у вас частый гость, надеюсь, вскоре редким стану. Владимир Петрович – Я тебе всегда рад, но как другу, а не как доктору. Николай Иванович – Я и сам не рад, что выбрал врачебную деятельность. Серафима Андреевна – Что вы, Николай Иванович, если бы не вы… Николай Иванович – Так я ничего не сделал. Серафима Андреевна – Как ничего? Вы не отступились от Настеньки, когда все прочие доктора от нее отвернулись: руками лишь разводили, мол, сделать ничего нельзя. А вы верили! И по вере вашей Господь отблагодарит вас. Николай Иванович – Ну, с Господом-Богом я сам рассчитаюсь. Серафима Андреевна – Что же это вы… Николай Иванович – Шучу. Где больная…простите, выздоровевшая? Серафима Андреевна – Сейчас приведу. Все-таки, нельзя так про Бога говорить, а то он разгневаться может. Появляется Настенька. Настенька – Не может, нянечка. Серафима Андреевна – Сама вышла. Красавица какая! Владимир Петрович – Иди к нам, дочка. Настенька подходит. Отец целует ее. Настенька неотрывно смотрит на Николая Ивановича. Настенька – Здравствуйте, Николай Иванович. Николай Иванович – Здравствуй, Настасья. Настенька – Я очень рада вас видеть. Николай Иванович – И я тебя рад видеть. Рад, что на поправку быстро идешь, рад, что с каждым днем выглядишь все лучше. Только вот отец твой волнуется, что не выходишь ты совсем из дому. Настенька – Папа у меня такой волнительный, заботится, словно о лялечке. А няня как курица с яйцом носится. А я им говорю, не волнуйтесь, Боженька всех нас к себе приберет. Владимир Петрович – Зачем ты так говоришь, дочка? Настенька – Потому что это правда. Ни тебе решать, сколько мне жить, папа. Николай Иванович – Настя, ты не права. Словом убить можно. Отец все силы тебе отдает, а ты… Настенька – А вы можете убить? Серафима Андреевна – Господи, Настенька, что ты спрашиваешь? Конечно, Николай Иванович не может убить! (К Николаю Ивановичу). Об этом мы и говорили. Не доброе это. Николай Иванович – Серафима Андреевна, я прошу вас уйти. И тебя, Яша, тоже. 13 Серафима Андреевна и Яша уходят. Владимир Петрович – Мне тоже? Николай Иванович – Нет. Останься. Николай Иванович осматривает Настеньку: глаза, горло, щупает пульс. Голова не кружится? Настенька – Нет. Николай Иванович – Не тошнит? Настенька – Нет. Николай Иванович – Ничего не беспокоит? Настенька изо всех сил обнимает Николая Ивановича. Настенька – Вы меня не бойтесь. Я все знаю. Николай Иванович – Интересно. Значит, говоришь, ты Бога видела? Настенька – Видела. Николай Иванович – Ну, и как он выглядит? Настенька - Как любовь выглядит, так и он. Николай Иванович – Понятно. Настенька – А я еще маму видела. Вы знали мою маму? Она очень хорошая была. (Владимиру Петровичу). Папа, она просила передать, чтобы ты не забывал о ней, потому что она по-прежнему тебя любит. Ты думаешь, я сумасшедшая, но это не так. Просто у меня очень мало времени. Владимир Петрович – У тебя вся жизнь впереди. Настенька (посмотрев на Николая Петровича) – Ну, да. Какие еще вопросы, доктор? Николай Иванович – Расскажи подробнее, что ты видела? Настенька – Сначала я парила в воздухе и смотрела на себя сверху. Сама себе я показалась очень не красивой. Папа и няня суетились вокруг меня. Нянечка плакала и часто крестилась. А папа крикнул Яшу и велел послать за вами. Я смотрела на это прямо вот отсюда. (Показывает в верхний угол комнаты). Было так странно, находится вне собственного тела, но при этом сохранять прежний рассудок. Я подумала, что наверно умерла. И стало так легко, как никогда. Но потом я посмотрела на папино лицо, полное отчаяния, и мне стало страшно. «Как же я оставлю его здесь, совсем одного, ведь он так сильно любит меня». Я начала метаться по комнате. Из одного угла в другой. Металасьметалась и вдруг пролетела сквозь стену и оказалась на улице. Там я увидела, как к крыльцу подъехала коляска, и из нее вышел мужчина в пенсне и с саквояжем. Это были вы доктор. Яша бежал рядом с вами и что-то кричал, а вы такой сосредоточенный прошли в дом. Так я с вами и познакомилась. Владимир Петрович – Откуда ты можешь это знать? Николай Иванович – Помолчи, Володя! Продолжай, Настасья. Настенька – Потом я увидела яркий свет. Из этого света вышла женщина и заговорила со мной, но говорила не губами, а мыслями. Она сказала: «Здравствуй, Настенька, я твоя мама. Не бойся, ты не умрешь. Ты просто уснешь ненадолго». Владимир Петрович – Ненадолго! Ты спала три года! Николай Иванович – Замолчи или уходи! Настенька – Но мне действительно показалось, что прошло всего пару часов до того, как я проснулась. Там время идет по-другому. Николай Иванович – Что еще сказала тебе мама? Настенька – Я была так рада ее видеть, потому что никогда не видела ее в жизни. 14 Мама велела идти за ней, и я пошла. Мы оказались в огромном городе, где все было пронизано светом. Так красиво, если бы вы видели! А чувство такое, как будто очень долго отсутствовал, а теперь вернулся домой. Настоящее счастье! А потом появился Он. Я не видела Его, я чувствовала абсолютную всеобъемлющую Любовь, Любовь ко всему на свете. Стало так хорошо, что ты являешься частью этого, что тебя кто-то может настолько сильно любить. Но в тоже время, стало стыдно за прожитую жизнь, за неоправданные надежды этой Великой Любви. Так захотелось назад, чтобы все исправить! Владимир Петрович – Что тебе исправлять, у тебя и грехов нет. Настенька – К сожалению, папа, с самого рождения у человека есть совесть, которая дает ему осознание того, что хорошо, а что плохо. И есть выбор самого человека. Я понимаю, что так часто выбирала не то, что нужно. Николай Иванович – Поразительно! Настенька – Мне так больно! Владимир Петрович – Где болит, милая? Настенька – Душе больно. За людей больно. Каждую ночь я вижу столько мерзостей, столько страданий…Вы даже не представляете, что такое Человек, и на что он способен. Я очень боюсь – насколько еще хватит Божьего терпения? Почему мы такие неразумные? Папа! (Кидается в объятия отца). Папа, мне страшно! Мы все погибнем! Владимир Петрович (гладит дочку по голове) – Что ты, Настенька? Настенька – Я знаю! Если не исправимся – будем обречены. Нас ничто не спасет! Почему, папа? Почему мы погубим нашу Землю, она же такая красивая! Она не виновата! Это мы плохие! Я! Я! Я! Я! Я! Я плохая! Владимир Петрович – Нет. Ты не плохая! Настенька – Когда мы научимся любить друг друга, папа?! Я не хочу, чтобы все кончилось. Мы должны все исправить! Все исправить! Все исправить! Владимир Петрович (Николаю Ивановичу) – У нее истерика! Сделай что-нибудь! Николай Иванович дает Настеньке нашатырь. Она чуть приходит в себя. Он умывает ее водой из графина. Настенька успокаивается. Владимир Петрович берет ее на руки, относит в спальню. Доктор убирает нашатырь в саквояж. Владимир Петрович возвращается. Владимир Петрович – Ты видишь, что с ней происходит! Это помешательство? Николай Иванович – Я должен подумать. Владимир Петрович – Не надо думать, помоги ей! Николай Иванович – От чего ее лечить: от галлюцинаций, от психоза, от невроза? Владимир Петрович – Я не знаю. Николай Иванович – Я могу ей выписать таблетки, от которых она совсем перестанет соображать. Ты этого хочешь? Владимир Петрович – Пойми меня, я больше не могу смотреть на это. Николай Иванович – Я понимаю, что тебе тяжело, я знаю, как ты натерпелся, но я не могу сразу принять решение. Я должен понаблюдать за Настей, подумать. Владимир Петрович опускает плечи, вяло, слегка пошатываясь, подходит к креслу, садится в него. Сидит так долго-долго. Он не замечает, как уходит Николай Иванович, как вбегает Яша - что-то спрашивает, как входит заплаканная Серафима Андреевна – много причитает и крестится, как заходит солнце, как лунный свет падает ему на лицо, как начинается утро, как день сменяет ночь, как быстро вертится наша планета вокруг своей оси, с какой бешеной скоростью мы летим во Вселенной. Свет гаснет. Свет загорается. Тишина. На диване под одеялом кто-то лежит. Вдруг раздается громкий храп. От этого храма сам спящий просыпается. Это Владимир Петрович – он 15 после ужасной попойки. На полу и на столике валяются выпитые бутылки. Владимир Петрович рукой нащупывает бутылку на полу, пытается выпить, но понимает, что она пуста. Тогда Владимир Петрович пытается крикнуть слуге, но осипший голос не слушается. Еще одна попытка. Владимир Петрович – Яша! От крика раздается резкая боль в голове. Черт! Яша, твою мать! Яша! Никто не отзывается. Няня! Няня! Кто-нибудь! Принесите выпить! В ответ тишина. Померли они что ли? Сколько время-то? Достает карманные часы. Они разбиты. Остановись мгновенье, ты…(Возникает приступ тошноты). Воды хотя бы принесите! Тишина. Дайте опохмелиться! Ау! Тишина. Как редко мы слышим друг друга. Эй! Люди! На помощь! Тишина. Чтоб вас черти драли! Яша! Я тебя выгоню, если сию минуту не принесешь белую! Тишина. Сволочь ты, Яша! Няня! Серафимочка Андреюсевна! Обиделись? Как Настенька, скажите?! Голос Настеньки – Все хорошо, папа. Владимир Петрович – Почудилось. (Кричит) Няня! Голос Настеньки – Папа, пожалуйста, не пей. Владимир Петрович – (Кричит) Яша, скорей воды! Голос Настеньки – Мне очень больно, когда я вижу тебя таким. Владимир Петрович – Так я сам себе противен. Голос Настеньки – Зачем тогда травишься? Владимир Петрович – Чтобы забыть… Голос Настеньки – Меня забыть хочешь? Владимир Петрович – Настенька? Голос Настеньки – Да, папа? Владимир Петрович – Настенька, это ты? Ты очнулась? Где ты? Голос Настеньки – Я еще далеко, папа. Мы с мамой волнуемся за твое здоровье. 16 Владимир Петрович – Она тоже с тобой? Голос Настеньки – Да, она рядом. Голос Вари – Здравствуй, Володенька. Владимир Петрович – Варечка! Милая моя, как же это? Голос Вари – Ты, Володенька совсем расклеился - пить начал. Владимир Петрович – Как же, Варечка, не пить: ты померла, а Настенька…Подожди. Если вы вместе, значит дочка наша тоже, как и ты… Голос Вари – Жива она, жива. Голос Настеньки – Не переживай, папа, со мной все хорошо. Голос Вари – Ты, Володенька, не отчаивайся. Голос Настеньки – Я скоро встану. Голос Вари – Испытание это такое. Голос Настеньки – Только не пей, папа. Голос Вари – А то помрешь раньше, чем дочь твоя очнется. Владимир Петрович – Ей Богу, больше не буду! Ты только, Настюша, скорей просыпайся! Голос Настеньки – Скоро, папа, скоро. Голос Вари – Прощай, Володенька. Владимир Петрович – Постойте! Настя! Варя! Как же я-то? Голос Вари – Ты живи, Володенька. Правильно жить будешь - поможет тебе Боженька. Владимир Петрович – Мне тоскливо без тебя, Варенька. Голос Вари – Знаю. Владимир Петрович – Я тебя еще когда-нибудь увижу? Голос Вари – Конечно, увидишь. Срок придет - все мы встретимся. Прощай, Володечка! Владимир Петрович – Варя! Стойте! Не уходите! Не бросайте меня! Не уходите! Земля делает несколько оборотов. Крутятся улицы, церкви, дома. Кругом крутится моя голова. Крутится лавка, трактир и базар. Крутится вихрем весенний угар. Володя – Здравствуй. Варя – Здравствуй. Володя – Спасибо тебе. Варя – Я рада. Володя – Ты всегда будешь со мной. Варя – И я тебя. Володя – Сколько? Варя – Не важно. Володя – А потом? Варя – Дочка. Володя – Ура! Варя – Ты! Ты! Ты самый… Володя – Спасибо! Я… Варя – И я! Володя – Всегда! Варя – Да! Володя – До конца! Варя – Да! Володя – Согласна? 17 Варя – Тысячу раз! Володя – Да! Варя – Да! Володя и Варя – Ура!!! Варя - Даже не верится. Володя – Но это так. Варя – Мама Варя. Володя – Варя – мама! Мама! Варя – Дурной! Володя – Пусть! С тобой! Варя – Я сча..! Володя – И я сча..! Варя – Как солнце! Володя – Как небо! Варя – Много! Много света! Володя – Как? Варя – Нежно. Володя целует Варю. Чудо! Володя – Лучше! Варя – Не бывает! Володя – Ты! Варя – Глупость. Она! Володя – Как? Варя – Настя! Настюша! Настенька! Володя – Почему? Варя – Потому что «возвращенная к жизни»! Володя – Откуда? Варя – Оттуда! Володя – Бывает? Варя – Всегда! Володя – Правда? Варя – Тысячу раз! Володя и Варя – Ура!!! Володя – Настя родилась! Варя – Настенька! Володя – Настюша – солнце! Варя – Небо! Володя – Варя! Варя – Настя! Володя – Я тебя… Варя – И я вас! Но пора. Володя – Как? Куда? Варя – Прости. Володя – Прошу! Варя – Не могу! Володя – А я? Варя – И я тебя..! Володя – А я?! Варя – Она! 18 Володя – Но ты! Варя – Всегда! Володя – Боюсь. Варя – Она! Володя – Одна? Варя – С тобой она! Володя – Без тебя? Варя – Она! Она! Помни! Володя – Буду! Варя – Точно? Володя – Не смотря ни на что! Варя – Я рада. Володя – Варя… Варя – Молчи. Молчание. Молчание. Молчание. Молчание. Молчание. Молчание. Молчание. Володя – Я… Варя – И я… Володя – Тебя… Варя – И тебя… Володя – ЛЮди Варя – БОга Володя и Варя – Ведайте! Ведайте! Ведайте! Варя исчезает. Проходит год, другой. Все течет, все меняется. А Земля крутится и крутится, день за днем. Крутится-крутится-крутится шар. Душу кидает то в холод, то в жар. Но хочет он, хочет, он хочет упасть. Кавалер барышню хочет украсть! Новый день – свет загорается. Ближе к вечеру. Уже скоро… А Настенька кружится вместе с планетой. Она поет и танцует, танцует и поет. Настенька (Серафиме Андреевне) – Няня! Милая моя нянечка! Птичка Божья! Умрешь ты скоро! (Владимиру Петровичу) И ты, папа, тоже умрешь! Все умрут! Все! И это замечательно! Потому что, если бы мы жили вечно, то совсем бы умерли! Голая Земля бы стала, потеряв всех своих детей! Плакала бы горько! Миллионы лет. А потом бы улетела далеко-далеко – к Папе! (Владимиру Петровичу) Ты Владимир – Владеющий Миром. Тебе повезло! Держи весь Мир, крепко держи, чтобы не свалился! А то ничего от нас не останется. А Настенька поет и танцует, танцует и поет. Вы матерей своих любите? Я знаю, что любите! А Земля общая мать, ее беречь надо, заботиться, а вы ее сапогом по морде, да ножом по шее! Серафима Андреевна – Господи, Настюша, да неужели мы землю свою не бережем? Она же кормилица наша: без нее и нас не станет. Я каждую весну на огороде хлопочу: удобряю ее – Матушку. 19 Настенька – Дачники сплошные! Поделили Землю между собой, разорвали в лоскуты, разрезали, каждый теперь хозяйничает. А кто сшивать будет?! Серафима Андреевна – Как же без земли-то? Свой угол каждому нужен: это его место, здесь он корнями врос. Райский Сад, можно сказать. Настенька – Сад этот, нянечка, вырубят! Серафима Андреевна – Кто же на такое злодейство способен, милая? Настенька – Они! Сквозь время Настенька показывает на потомков. Много чего я вижу, нянечка. Будущее ждет нас не ласковое. Убийства сплошные! А я каждого убиенного сердцем чувствую, от каждого рубец остается. Так они не по одному, няня, они десятками, сотнями, тысячами убивают! Механизмы придумали, хитрости всякие, чтобы раз - и выжечь все, чтобы ничего живого не осталось! Серафима Андреевна – Господи помилуй! Зачем же им это? Настенька – Силой хвастаются! Решают, кто на Земле править будет! Серафима Андреевна – Ясно и дураку, что на земле, только Господь Бог правит. Все по Его воле рождается, живет и помирает. Ни одному человеку не изменить этого! Настенька – Не понимают они, нянечка. Серафима Андреевна – Одурелые что ли? Настенька – Маленькие еще! До разума не доросли. Как юнцы прыщавые – в теле силу обретают, а душа в зародыше. А Настенька поет и танцует, танцует и поет. Она держит на руках все человечество и баюкает его как младенца. Настенька – (баюкает) А-а-а, ты мой маленький, мой хорошенький. Ты будешь жить! А я буду любить тебя. (Поет) «Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю. Тихо смотрит месяц ясный В колыбель твою». Ты только живи по совести! Душу не калечь свою, тело не трави - дурманы ниточку с Боженькой обрывают! Будь смелым и справедливым, солнышко мое. В тебе все есть, все знания мира хранятся. Не забывай, что не просто так на Земле живем. Помни, что Боженька на тебя надеется, не подведи Его. А Он тебе поможет, он всем помогает – подсказки дает. Надо только увидеть их, а для этого глаз незамутненным должен быть, сердце отзывчивым. (Поет) «Стану сказывать я сказки, Песенку спою; Ты ж дремли, закрывши глазки, Баюшки-баю». Маленький ты еще – пример для всех. Вот таким человек должен быть: чистым как росинка, светлым как солнышко, злобы не знать, чтобы помыслы, слова и дела благо Миру несли. Тогда и жизнь станет лучше. Пока себя внутри не изменим – ничего не изменится. Ты, мой хороший, расти и ничего не бойся. Силы духовные копи – война скоро! Серафима Андреевна – Господи, что же это?! Владимир Петрович, делать что-то надо! Владимир Петрович молчит. 20 Настенька – Война со злом невидимым! Казаться будет, что жить лучше станет, благ в избытке появится - всего достать можно, свобода беззапретная – делай, что хочешь! Но так мало добра останется, все будет продаваться и покупаться, о душе люди совсем позабудут. И побегут за «тельцом золотым», ломая кости друг друга! С таким отчаянием побегут, что ногами своими Землю быстрее закрутят, и время быстрее помчится. Меняться все будет, крутиться! И головы закрутятся в вихре безудержном! От этого люди очумелыми станут: на соседа, на брата, на жену, на отца по-другому посмотрят – как на вещь, как на выгоду, а без выгоды так и плюнут им в лицо. Дружить и любить за деньги будут! За фантики душу продадут! Разделится человечество на нищих и богатых, на знающих и неведающих, И знающие господствовать над неведающими станут: покажут им морковку, а те подобно ослам и побегут за ней. Одни будут хозяевами, а другие рабами! Так будет до тех пор, пока люди не вспомнят, кто они такие, для чего народились, пока любить и прощать не научатся! Владимир Петрович – Ну, все. (Встает, идет к двери. Кричит). Яша! Яша! Где его черти носят! Если сейчас же не придешь – выкину к ядрени матери! А Настенька поет и танцует, танцует и поет. Серафима Андреевна – Владимир Петрович… Настенька (заглядывая в будущее, сама себе) – Погляди на них – сидят, таращатся. Владимир Петрович (Серафиме Андреевне) – Объясни мне, что с ней? Не могу я больше слушать этого! Позовите Николая Ивановича! Серафима Андреевна – Погоди ты, Владимир Петрович! Владимир Петрович – Больна она! Ей помощь нужна! Господи, за что же это все! Настенька срывается с места, падает отцу в ноги, обливается слезами. Настенька – Не убей, Владимир! Прошу тебя не убей! Грех! Не марай душу! Серафима Андреевна – Что ты, Настенька? Что ты милая! Настенька – Пусть живет! Пусть живет! Прошу тебя! Чуть-чуть осталось! Не искушайся! Серафима Андреевна – Это папа твой, Настенька! Отец твой родной. Настенька – Не убивай! Не убивай! Любовь не убивай! Не убивай! Не убивай! Не убивай! Владимир Петрович встает и уходит на второй этаж. Настенька (кричит вслед) – Не убивай! Не убивай! Серафима Андреевна – Что же с тобой происходит? Кто же тебе помочь сможет, блаженная ты наша? Господи, помилуй душу рабы твоей Анастасии! Настенька – Ничего ты не понимаешь, нянечка. Я здорова. Серафима Андреевна – Ой! А зачем же ты нас так пугаешь? У меня чуть сердце не лопнуло! А отец твой сам скоро с ума сойдет, не приведи Господь! Настенька – Я, нянечка, что-то устала. Спать хочется. Серафима Андреевна – Конечно, милая, конечно, родимая. Ложись. Я тебя одеяльцем укутаю. Серафима Андреевна укладывает Настеньку на диван, накрывает одеялом. Лялечка ты моя! Засыпай, милая. Все хорошо будет. Нянька Серафима вылечит тебя – не таблетками и микстурами, а любовью и заботой. Спи, Настюша. Я верю, что Господь нас не оставит. Душа твоя перестанет тревожиться. Станешь ты здоровая и счастливая. Мужа хорошего найдешь, он любить тебя будет, на руках носить будет. Появятся у вас детишки – мальчишка и две девчонки. Смышлеными будут. Отца с матерью почитать будут. Дай 21 Бог, и я с ними понянчусь. Мальчик-то, наверняка, как Владимир Петрович, далеко пойдет, а девчушки-красавицы быстро семейное счастье обретут. Там, глядишь, и внуки народятся. Станешь ты бабушкой. Будешь молодежь уму разуму учить, чтобы не забаловали, чтобы ошибок ваших не совершали. Не успеешь глазом моргнуть, как правнуки пойдут. Будет у вас большая дружная семья. И жизнь к тому времени будет куда лучше, чем сейчас – она ведь с каждым поколением все лучше становится. Настенька, солнышко, все будет хорошо. Настенька – Нянечка, что-то мне пить захотелось. Принесла бы ты чаю. Серафима Андреевна – Для тебя, родненькой, я мигом сбегаю. Настенька – Ты, нянечка, не торопись. Я хочу, чтобы чаек горяченький был, чтобы до косточек пробирал - согреться хочется. Серафима Андреевна – Не знобит ли тебя? Настенька – Что ты, нянечка! Это от расстройства да волнения. Ты иди. Серафима Андреевна – Ну, хорошо. А пока я хожу, ты глазки закрой и подремли, может и заснешь. Настенька – Я постараюсь. Спасибо тебе, нянечка. Серафима Андреевна – Господи, да не за что, родимая! Вот и, правда, истинно Божье создание. Серафима Андреевна перекрещивает Настеньку и уходит. Настенька садится на диване. Слышит, как открывается окно. Сейчас подойду, обниму, украду. Сейчас подойду, если не упаду… Окно открывается, в него со стороны улицы влезает Яша. Крадучись, подходит к Настеньке сзади. Настенька – Я ждала тебя. Яша замер. Не бойся. Делай, что задумал. В руках у Яши блеснул нож, и этот нож пронзил Настину плоть. К сердцу прижму, закручу-заверчу. И с этой барышней в небо взлечу! В этот момент в комнату входит Серафима Андреевна. В руках у нее поднос, на подносе чашечка горячего чая и пряники на блюдце. Руки старой женщины ослабевают, и поднос падает на пол. Увидев убиенное тело Настеньки, сердце Серафимы Андреевны не выдерживает и замирает навсегда. Яша бросает окровавленный нож и собирается бежать, но его пронзает гром. Нет, это не гром, а ужасный крик. Владимир Петрович почти слетает с лестницы и кидается на Яшу. Он кричит и бьет его. Кричит и бьет. Владимир Петрович пытается спросить, зачем Яша убил, пытается ругаться, пытается молиться; он еще много чего пытается сказать, но кроме вопля, у него ничего не выходит. Яша находит в себе силы прохрипеть. Яша – Мне заплатили! Тут к Владимиру Петровичу возвращается разум. Он поднимает Яшу на ноги. 22 Владимир Петрович – Кто?! Кто?! Говори, кто?! Раздается выстрел. Безжизненное тело Яши грохается на пол. В дверях стоит Николай Иванович, его рука с револьвером медленно опускается. Николай Иванович – Это я…я заплатил ему, чтобы он убил Настю. Ты хочешь знать, зачем я это сделал? А зачем Кайн убил Авеля? Зачем Сальери отравил Моцарта? Из зависти? Нет! Зависть удел слабых, а они были сильны и талантливы. «Авель был нрава доброго и кроткого…Кайн же был нрава злого и жестокого…». Но разве это не благородная злоба, которая пробивает все стены, которая заставляет мозг работать на тысячу процентов, которая идет до конца к своей цели и, как результат, добивается ее?! Разве это не та жестокость, способная победить в войне, умеющая драться и защищать?! Смог бы Авель заступиться за свою мать, жену, ребенка, когда в подворотне какой-нибудь забулдыга приставили бы ему нож к горлу? Кем бы он стал в наше время? Никем! Чего бы он добился? Ничего! Он как баран бы шел туда, куда его позовут, выполнял бы то, что ему прикажут – бездумно, безропотно. С каким наслаждением, с какой любовью и верой он приносил Богу в жертву лучшее животное из своего стада, между тем как Кайн принес плоды земные. И Бог принял кровавую жертву Авеля – убиенное тело животного, а Кайна с его овощами и фруктами отверг, назвал это злобою и жестокостью. Где справедливость? У Кайна мозгов хватило понять, чего от него хочет Бог: кровью поклясться в своей преданности, стать марионеткой, чернью, рабом. И как ему было не убить брата, который погубил бы все человечество? Одна смерть недостойного ради жизни миллионов – это грех? Нет – это здравомыслие и героизм, ведь Кайн не мог не знать, что Бог его накажет. Он осознанно пожертвовал собой ради других. Но понял кто-нибудь это? Кайн стал олицетворением зла и зависти, а Авель – доброты и справедливости. Весь мир перевернут с ног на голову! По-настоящему мыслящие люди находятся в изгнании, а «блаженные нищие духом» готовятся войти в Царствие Небесное, «блаженные кроткие» унаследуют землю. «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди, когда отлучат вас, и оклевещут, и подвергнут имя ваше бесчестию из-за Сына Человеческого; радуйтесь в тот день и ликуйте, ибо вот, велика награда ваша на небе!». На небе будешь ты царем, а на земле «если тебя ударят по правой щеке – подставь левую». Зачем что-то делать, когда на все воля Божья, правда? Живи, как живешь, копошись в собственном дерьме, а выбраться и не пытайся. А еще лучше отрекись от всего! Зачем тебе дом, еда, одежда, деньги? Деньги – это зло! Вообще уходи. Найди себе пещеру, сиди там до конца жизни и ни о чем не думай – бубни молитву, да и все! Так надо жить? А кто бороться будет? Кто общество строить будет? А работать, учиться и учить, дружить, влюбляться, род продолжать, родину защищать – кто это все делать будет? Кайны и Сальери! А где Авели? Авели уже в Царствие Небесном. А Моцарты? А Моцарты и на войну-то не пойдут – они же у нас гении, одухотворенные, творческие личности! Творцы, не понимающие, что они творят. Повелеваю, забудь мать и отца, брось жену и детей - иди и твори! А кто не бросает, так с ним жить не возможно – он как больной, как одурелый. Только горе и отчаяние он приносит людям вокруг себя. Они-то его по-настоящему любят, а он - только свои творения. Разве это не величайший эгоизм? И эти, якобы гении, творят по наитию, бездумно, как Бог на душу положит. Как было Сальери не убить Моцарта? Этот молокосос, выскочка, написал свою первую оперу в пятнадцать лет и был признан лучшим композитором, когда Сальери жизнь положил на алтарь искусства! Как это могло случиться? Разве Бог создал мир с кондачка, просто так, не имея никакой цели? Нет! Все в природе взаимосвязано, мы видим четко выстроенную сложнейшую систему, можно сказать, идеальную партитуру! Так почему же хаос в нашем обществе ценится выше рациональности? Где справедливость? И вот судьба подсказала мне: я встретил Настеньку. В ее словах я сразу услышал глас Божий – не могла девочка в столь раннем 23 возрасте сама додуматься до таких философских истин. Он говорил через нее, а стало быть, существовал. Я не верил. Бог – лишь слово, в которое каждый вкладывает все, что угодно. Здесь я увидел Его в ней. Как же так, подумал я, если Он действительно существует, то почему допускает эту беспредельность, почему не вмешивается, ведь Он настолько всемогущ, что мог бы разом исправить все наши пороки, оставить в человеке лучшее, тогда бы не было столько страданий, столько бесполезных жертв. Почему, спросил я Его, почему ты нас не замечаешь, почему бросаешь, как отец бросает собственного ребенка при разводе, почему мы должны мучаться по Твоей воле, почему?! Он не ответил. Тогда я понял: она мой Авель, она мой Моцарт. Я должен был уничтожить ее, чтобы мир стал лучше – этого требовал от меня Бог. По сути, Он сам провоцировал Кайна на убийства и тот убил, и Сальери убил, и я... Значит так надо! Но моя рука не смогла бы подняться на Настю. Знай, я очень любил ее, всей душой, всем сердцем любил! Но что стоит одна жизнь во имя миллионов?! Судьба сама все решила: она подослала ко мне слугу, который согласился на это, она остановила сердце несчастной Серафимы Андреевны, она захотела, чтобы ты все узнал. Яша за свое предательство так же поплатился жизнью, но он был всего лишь орудием, осуществляющим правосудие, орудием в моих руках. Бог наказал Кайна изгнанием, Сальери – забвением, я же осуществлю высшую меру справедливости и позволю тебе наказать меня. Николай Иванович подает Владимиру Петровичу свой револьвер. Владимир Петрович долго смотрит в глаза Николая Ивановича. Владимир Петрович – Я пойду. Николай Иванович – Что?! Владимир Петрович собирается уйти, но Николай Иванович останавливает его. Ты не хочешь отомстить за убийство своей дочери? Твою Настеньку убил я, понимаешь, я! Я вонзил в нее нож, я резал ее на куски! Не кто-нибудь, а я! Владимир Петрович – Бог тебе судья. Николай Иванович – Бог – это какой-то призрак, преследующий меня по пятам. Володя, слышишь? Ты можешь расплатиться, понимаешь. Я добровольно даю тебе револьвер. Я не буду сопротивляться. Я отнял жизнь у твоей дочери, ты возьмешь мою – все по-честному. Владимир Петрович – Она этого не хотела. Николай Иванович – Ты должен убить меня! Подожди! Ты должен убить меня! Владимир Петрович уходит. Прошу, убей меня! Убей меня! Убей меня! В момент отчаяния, рука Николая Ивановича явственно ощущает решение. Он подносит дуло револьвера к виску. Набирается храбрости, но… Николай Иванович – Не могу! Задумайся человече По всякай час смерти, Сколько ни жить на сем свете, Надо умерети. Об роскошах забота 24 Полна помышляти. А как придёт скорая смерть Мы того не знаем. А как придёт скорая смерть Нельзя откупиться. Махнёт косой, скажет - ступай Полно суетиться Ударили звонкие гласы Последние за ними. Все сказали – вечная память По его скончине. Все сроднички, приятели Тело провожали, Отец, мать, жена, дети По ему рыдали. Лежат кости нетленнае, А тело потлело, Пошла Душа отвечати За каждое дело. Пошла Душа по мытарству За грехи страдати. Там не помогут приятели, Ни отец, ни мать. КОНЕЦ 5 июля – 29 августа 2011 г. © Все авторские права сохраняются. Любое использование текста возможно только с письменного согласия автора. © И. Журавихин, 2011. Журавихин Игорь Павлович Тел: 8(903)008-01-64 E-mail: [email protected] 25
