- Волгоградский государственный университет
advertisement
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования ВОЛГОГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОЦИАЛЬНОПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ На правах рукописи ШИПИЦИН АНТОН ИГОРЕВИЧ КОМПЬЮТЕРНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ В КОНТЕКСТЕ ВИРТУАЛИЗАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ Специальность 09.00.13 – философская антропология, философия культуры Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук Научный руководитель – доктор философских наук, профессор Л. В. Щеглова ВОЛГОГРАД – 2014 2 СОДЕРЖАНИЕ Введение 3 Глава I. Виртуализация как основная характеристика современной культуры I.1. Генезис и коннотации понятий «виртуальность» и «виртуализация» 16 I.2. Процесс виртуализации различных сфер социальной реальности 35 Глава II. Компьютерные социальные сети – виртуальный модус бытия человека II.1. Структурно-функциональный анализ сайтов социальных сетей 63 II.2. Роль компьютерных социальных сетей в процессе виртуализации современной культуры 84 II.3. Антропологические параметры новой формы существования субъекта культуры 103 Заключение 136 Литература 142 3 ВВЕДЕНИЕ Актуальность необходимостью техногенной исследования понимания информационной данной особенностей среде, а проблемы существования также обусловлена человека важностью в создания интегративной модели современной культуры, которая бы смогла объяснить взаимосвязь разнородных тенденций и параметров культуры, отчетливо выступивших в XXI веке. Процесс бурного развития информационно-коммуникационных технологий, происходящий в последнее десятилетие, все больше привлекает внимание со стороны культурологического современной знания. Это философии обусловлено теми и обобщающего революционными изменениями, которые произошли и происходят в различных областях культуры. Свобода и безопасность; перспективы искусственного интеллекта и самопознания человека; изменения в мировосприятии, вызываемые средствами массовой коммуникации; проблемы социальной адаптации в информационной среде; виртуализация реальности; информационные сети; компьютерные игры – это далеко неполный список вопросов, осмысление которых идет в сфере философии культуры. Такие широко распространенные в настоящее время термины, как «социальная сеть» и «виртуальность» стали достоянием обыденного сознания человека и зачастую употребляются во всевозможных контекстах и смыслах. Различные коннотации этих терминов и отсутствие четко обоснованного и однозначного их толкования подтверждают, что они не принадлежат исключительно сфере масс-медиа. Не ограничиваясь информационно- технологической составляющей, данные концепты становятся метафорой современности, позволяющей определить контуры реалий культурного, социального, антропологического порядка, с которыми столкнулся человек в ХХI веке, и изучение которых наиболее актуально. 4 Данная работа представляет собой опыт комплексного системнофеноменологического исследования компьютерных социальных сетей как одного из самых распространенных и существенных культурных артефактов современности. Принимая во внимание то обстоятельство, что число пользователей таких сайтов превышает сотни миллионов человек и значительную часть своего жизненного времени наш современник проводит в информационном пространстве компьютерной социальной сети, становится актуальным объяснить причину популярности подобных практик и их антропологические следствия, стихийно сложившиеся логику и законы культурного пространства социальных сетей, их влияние на личность и общество, а также культурную обусловленность этого явления. Изучение феномена компьютерных социальных сетей входит в проблемное поле целого спектра научных дисциплин, таких как философия, культурология, социология, психология, информатика, лингвистика. Однако каждая из наук изучает компьютерные социальные сети под своим углом зрения, замыкаясь порой на одном аспекте, при этом игнорируется связь с общими процессами и явлениями современной культуры. Поэтому представляется необходимым объединить разрозненные подходы в рамках философии культуры, что позволит провести комплексное исследование данного объекта, имеющего тесную связь с проблематикой виртуализации современной культуры, что и послужило главным стимулом к постановке основного вопроса диссертации. Дигитальное замещение человека, создание искусственной среды обитания второго уровня, распространение электронной формы социальных отношений вкупе с виртуализацией различных сфер социальной реальности – экономики, политики, науки, искусства делают актуальной заявленную тему исследования не только для понимания новейших форм коммуникации как таковых, но и для осмысления виртуализации культуры как принципиально нового масштабного цивилизационного процесса современности. 5 Степень научной разработанности проблемы. Исследований, специально посвященных анализу заявленной в заглавии диссертации темы, практически нет. Между тем существуют работы, затрагивающие отдельные аспекты рассматриваемой проблемы с позиции философии, культурологии, социологии, психологии. Первую группу составляют работы, в которых представлен анализ специфики культуры в условиях глобализации и информатизации. Концепция постиндустриального исследованиях Д. и информационного Белла, З. общества Бжезинского, Е. разрабатывалась Масуды, А. в Турена, глобализационные процессы изучали З. Бауман, У. Бек, П. Бурдье, Ф. Фукуяма. Становление глобальной культуры и новейшие информационно- коммуникационные технологии в глобальном масштабе были предметом рассмотрения таких авторов как Ж. Бодрийяр, М. Кастельс, Д. Нейсбит, Г. Рейнгольд, Э. Тоффлер. Работы М. Кастельса представляют для нас особую значимость, поскольку в них уделяется много внимания развитию и влиянию Интернета, в пространстве которого возникли компьютерные социальные сети. Анализ влияния Интернета как принципиально нового средства коммуникации на человека и культуру проводился в работах В. П. Гончарова, Н. В. Корытникова, К. Э. Разлогова, Г. Л. Тульчинского, М. Н. Эпштейна. Философско-антропологические вопросы, связанные с развитием современных информационно-коммуникационных технологий затрагиваются в работах отечественных авторов И. Ю. Алексеевой, П. С. Гуревича, Л. Г. Ионина, М. М. Кузнецова, В. А. Кутырева, Г. В. Паниной, Е. В. Петровой, С. К. Шайхитдиновой, Е. Н. Шклярик, Л. В. Щегловой. Изучению различных аспектов информационной культуры посвящены исследования Н. В. Гоноцкой, В. А. Емелина, Н. Б. Кирилловой, Н. В. Литвак, Л. Д. Рейнман, Л. В. Скворцова, А. И. Черных. Большую исследований, ценность для данной связанных с изучением работы медиа, представлял комплекс специфики массовой коммуникации, влияния масс-медиа на социокультурную динамику и человека. 6 Это, прежде всего, труды Т. Адорно, Дж. Ваттимо, П. Вирилио, Г. Дебора, Н. Лумана, М. Маклюэна, Н. Постмана, Д. Рашкоффа, М. Хоркхаймера, У. Эко. Отдельную область составляют исследования, посвященные социальным сетям. Термин «социальная сеть» был введен в 1954 г. социологом Джеймсом Барнсом, но массовое распространение получил в начале 2000-х годов с развитием интернет-технологий. Следовательно, можно выделить две пересекающиеся трактовки социальной сети – как социальной структуры и ее специфического интернет-варианта. Очевидно, что в русле первого подхода концепт исследован в большей степени (изучение структуры социальных объектов активно ведется в социологии с 50-х годов ХХ века). Проблематика компьютерных социальных сетей как целостного феномена культуры является недостаточно исследованной как с точки зрения концептуального анализа, так и с эмпирической точки зрения. Среди отечественных авторов, изучающих компьютерные социальные сети как социокультурный феномен, заслуживают внимания работы В. А. Бокарева, Р. В. Кончаковского, Е. А. Лавренчук, Г. Ф. Нигматуллиной, Т. Е. Савицкой, А. С. Фоменко. Как модель информационного влияния, управления и противоборства рассматривает данный феномен Д. А. Губанов. Роль интернет-сообществ в формировании социального пространства, коммуникативные особенности новой формы общения, стратегии личностной идентификации в пространстве компьютерной социальной сети, использование социальных сетей в научно-образовательной сфере – эти темы находятся в центре внимания таких исследователей, как А. Б. Докторович, Е. Г. Ефимов, М. В. Нелидова, А. Г. Осипова, В. А. Плешаков, В. Н. Поправко, Е. Э. Сурова, А. Б. Шалимов, Т. А. Шу. Следующий блок исследований составляют многочисленные публикации, посвященные феномену виртуальности, проблеме виртуализации общества, вопросам влияния виртуальных технологий на человека и культуру. Философское осмысление феномена виртуальности берет свое начало в эпоху античности. Развивая аристотелевскую онтологию, Фома Аквинский 7 определял «виртуальное» как потенциальное. В таком значении данная категория использовалась в работах Дунса Скота и Николая Кузанского. Среди современных исследователей значительный вклад в трактовку понятия «виртуальность» внесли представители научного направления – виртуалистики О. И. Генисаретский и Н. А. Носов. Подробная философская аналитика категории «виртуального» дана в диссертациях Т. А. Кирик, В. Л. Силаевой, в монографии Е. Е. Таратуты. С позиций компьютерных технологий виртуальность исследуется в работах таких специалистов, как М. Крюгер, Дж. Ланье, И. Сазерлэнд. М. Ю. Опенков определяет онтологический статус виртуальной реальности, осуществляя ее онто-диалогическое толкование. В рамках энергийного дискурса описывает виртуальность С. С. Хоружий и трактует ее как «недород бытия». Виртуализацию как особенность постиндустриального общества рассматривали немецкие исследователи А. Бюль, М. Паэтау, канадские социологи М. Вэнстейм, А. Крокер, российские ученые А. В. Волошинов, Я. А. Кирсанов, Л. А. Тягунова. Одно из наиболее полных исследований в отечественной литературе по виртуализации общества принадлежит Д. В. Иванову. О том, каким образом виртуализация реальности сказывается на языках современной культуры, процессах глобализации, размышлял в своей книге «Третья природа» российский философ М. С. Уваров. Также ряд авторов выделяют социально-философские аспекты виртуализации общества. Последствия влияния виртуальной реальности на человека и общество исследуют Т. А. Бондаренко, Б. В. Марков, А. Ю. Фимин. С целью определения места и роли в системе отношений человека и мира анализируют виртуальную реальность Е. В. Грязнова, С. Н. Иконникова, П. А. Степаненко. Виртуализацию действительности в сознании субъекта изучает Н. Ю. Кликушина. Представляется, что, несмотря на высокий интерес со стороны культурфилософского знания к феномену компьютерных социальных сетей и 8 проблеме виртуализации культуры, существует ряд пробелов в изучении данных вопросов, характерных как для отечественных, так и для зарубежных исследований: - относительная новизна феномена компьютерных социальных сетей объясняет невысокую степень проработки заявленной проблемы и фрагментарный, несистемный характер самих исследований. Поскольку еще десять лет назад подобных сайтов в их современном варианте как массового явления не существовало, то и отсутствовал целый спектр пользовательских возможностей, а значит, не было значительной составляющей концептуального предмета исследования. - в исследованиях отсутствует взгляд на компьютерные социальные сети как на особый культурно-исторический феномен, играющий важную роль в процессе виртуализации современной культуры и становлении нового способа бытия человека. - в изучении проблемы виртуализации культуры отсутствует четкое определение понятия виртуализация, а также преобладают технократические подходы и прикладные аспекты. Поэтому тема данного диссертационного исследования не является изученной в достаточной мере и открывает широкие возможности для исследовательской деятельности и философско-культурологического анализа. Объект исследования: социокультурная и антропологическая составляющие развития компьютерных социальных сетей. Предмет исследования: процесс виртуализации культуры и жизненного пространства1 современного человека. Цель работы – обосновать процесс виртуализации жизненного пространства человека в качестве существенной характеристики современной культуры на примере функционирования компьютерных социальных сетей. Жизненное пространство трактуется в данном случае как целостная сфера повседневной деятельности человека, включающая природно-телесный мир, социальную реальность, культурные объекты, воспринимающаяся как само собой разумеющаяся и не подлежащая сомнению. 1 9 Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи: 1. Выявить «виртуальность» и историко-философскую «виртуализация культуры» динамику с их понятий последующим определением. 2. Исследовать процесс виртуализации отдельных сфер социальной реальности: экономики, политики, науки, искусства. 3. сетей, Эксплицировать возможности и специфику сайтов социальных причины высокой скорости распространения и роста числа пользователей. 4. Исследовать изменения в способах человеческого взаимодействия в компьютерной социальной сети, по сравнению с интеракцией в первичной социальной среде. 5. Обосновать роль компьютерных социальных сетей в процессе виртуализации современной культуры. 6. Изучить антропологические характеристики нового способа бытия индивида в виртуальной среде компьютерной социальной сети. Теоретико-методологические основы исследования. Методология настоящей диссертации определяется спецификой предмета исследования, его целью и задачами, а также междисциплинарным и комплексным подходом к изучаемой проблеме, которые позволяют рассмотреть объект во всей его многосторонней целостности. Принцип междисциплинарного подхода является важным в силу того, что целостное понимание как феномена компьютерных социальных сетей, так и процесса виртуализации современной культуры в рамках одной научной дисциплины оказывается невозможным. Важнейшими ориентирами методологической плоскости исследования являются принципы историзма, объективности, системного подхода. Методологически значимыми для данного исследования являются идеи, сформулированные З. Бауманом, Ж. Бодрийяром, М. Маклюэном, особенно в части изучения проблем глобализации и состояния современного общества, а 10 также концепции постиндустриального, сетевого, информационного обществ, разрабатываемые в трудах Д. Белла, М. Кастельса, Э. Тоффлера, концепция «виртуализации общества» Д. В. Иванова. При постановке и решении проблем автор опирался на работы отечественных представителей философии и социологии культуры Л. Г. Ионина, В. А. Кутырева, Б. В. Маркова, В. М. Межуева, Г. Л. Тульчинского, Л. В. Щегловой, М. Н. Эпштейна. Методы исследования отвечают его задачам. Используются как общенаучные методы – логический анализ, абстрагирование, описательный метод, историко-генетический, компаративный, так и генерализующие методы философии культуры, позволяющие создать объяснительную модель одного из аспектов трансформации современной культуры. Также в процессе научного обобщения использовался принцип плюралистической дополнительности, суть которого состоит в том, что отдельные исследовательские задачи были решены путем использования различных познавательных процедур. Рабочая гипотеза исследования. В последние годы происходит бурное развитие компьютерных социальных сетей, признаками которого выступают лавинообразный рост числа зарегистрированных пользователей, огромная популярность данных сайтов во всем мире, их очевидное, но неоднозначное влияние на человека, общество, культуру. Миллионы людей ежедневно тратят несколько часов своей жизни на посещение социальных сетей, причем эта практика стала настолько распространенной и всеохватной, что расценивается многими как привычный, неотъемлемый, порой обязательный атрибут повседневного бытия. На этом фоне представляется, что подобная форма межсубъектного взаимодействия выражает одну из важных особенностей современной культуры: виртуализацию жизненного пространства индивида. Жизненное пространство трактуется в данном случае как целостная сфера повседневной деятельности человека, включающая природно-телесный мир, социальную реальность, культурные объекты, воспринимающаяся как само собой разумеющаяся и не подлежащая сомнению. 11 Являясь индикатором виртуализации современной культуры, компьютерная социальная сеть в то же время выступает в качестве главной причины этого процесса, поскольку способствует дезактивации и формализации естественных общественных связей, вытеснению и замене их суррогатом электронного сообщества, в пространстве которого актором является не реальный человек, а его моделируемый виртуальный образ, что в совокупности образует новую форму существования субъекта культуры. Научная новизна состоит в том, что в данной работе феномен компьютерных социальных сетей исследован в контексте виртуализации культуры в двух основных аспектах: с одной стороны, как индикатор этого процесса, с другой стороны – как мощный фактор формирования виртуального способа бытия субъекта культуры. Основные результаты могут быть сформулированы следующим образом. 1. Предложена оригинальная дефиниция понятий «виртуальность» и «виртуализация», основанная на синтезе двух парадигм – технологической и постмодернистской, объединяющая такие смыслы, как информатизация/компьютеризация и симуляция/видимость. 2. В результате анализа современного состояния основных институциональных сфер общества (экономики, политики, науки, искусства) выделены и уточнены особенности их функционирования в условиях виртуализации культуры, базовой чертой которого является потеря их онтологической релевантности вследствие замещения подлинных вещей, действий, процессов электронными практиками и симуляцией. 3. Описаны морфологические и функциональные особенности компьютерной социальной сети, определяющие специфику межсубъектного взаимодействия в данном пространстве. 4. Компьютерные социальные сети исследованы как культурный феномен, не ограниченный технологической составляющей, порождающий альтернативное пространство взаимоотношений человека с миром, что концептуализировано в понятии «третья реальность». 12 5. Изучены антропологические свойства нового типа социальнопсихологического бытия современного субъекта культуры, в жизненном пространстве которого большое место занимает сфера компьютерных социальных сетей. Основные положения, выносимые на защиту: 1. Категориальный анализ термина «виртуальный» показал, что акцент в понимании данного слова, имеющего богатую историю и философские традиции интерпретации, сместился от античного варианта толкования как «возможный», «потенциальный», «сила», «доблесть» к современному широкому употреблению в значении «ненастоящий», «мнимый», «кажущийся», «иллюзорный». Для изучения культурной ситуации сложившейся в XXI веке представляется полезным использовать концепт виртуальности, под которым понимается особое лиминальное состояние (объекта, субъекта, явления), отличное и от актуального (подлинного, действительного, настоящего), и от идеального (желаемого, совершенного). Такой вид бытия – это своего рода промежуточный уровень, отклонение от подлинного состояния, сумма случайных эффектов, замещающих настоящую сущность. 2. В современную информационно-коммуникационную эпоху отчетливо просматривается тенденция виртуализации различных сфер социальной реальности – экономики, политики, науки, искусства, превращения их в пространство видимости и симуляции. Суть этого процесса заключается в субституции некогда устойчивых, надежных, эффективно функционирующих практик, принципов, законов, норм их условным подобием, искаженными копиями. Сохраняя внешнее сходство с исторически сложившимися формами организации совместной жизнедеятельности людей, социальные институты сегодня существуют в отрыве от первоначальных идей и целей, а их структура, содержание и смысл деятельности трансформируются. 3. Компьютерная социальная сеть не локализована во времени и пространстве, имеет горизонтально-сетевую структуру, обладает свойствами нелинейности, мультицентричности, взаимозаменяемости, что отвечает 13 современному мышлению субъекта культуры. Важными характеристиками этого интернет-ресурса, когерентными изменению коммуникационной среды, являются всеобщая доступность, удобство, краткость, простота, анонимность. Незавершенность, бесконечность, открытость компьютерной социальной сети выражает такие качества современной культурной ситуации, как размытость и отсутствие границ знания, видов деятельности, способов познания, изменчивость, подвижность форм и элементов культуры. 4. Структура и параметры компьютерной социальной сети обусловливают формирование виртуального сообщества на иных принципах, нежели социальная система, действующая в реальном мире, и сетевого типа общения, которому присущ дистанционный характер, новая лингвистическая организация, активное использование мультимедиа средств, разнообразие режимов коммуникации. 5. Выступая в роли наглядного проявления тенденции виртуализации социокультурного пространства, будучи его неотъемлемой частью, компьютерная социальная сеть в то же время расценивается нами и как существенный фактор этого процесса. Данная технология отчуждает человека в сферу виртуального, сокращает материальную основу его жизненного пространства в пользу электронной среды, заменяет прямые межсубъектные связи и отношения интернет-сообществом, разрушает культурные универсалии, что в целом комплементарно формированию виртуальной культуры. 6. Для дигитального субъекта культуры (в научной литературе его также обозначают как интерактивный субъект, homo informaticus, homo cyberius, homo virtualis), сферы деятельности и отдыха которого находятся преимущественно в среде Интернета, характерен особый тип мышления, поведения, общения, мировоззрения, радикально иной способ социализации и инкультурации. В настоящее время происходит становление принципиально новой формы бытия субъекта культуры, выражением чего является феномен аватаризации человека, представляющий собой замещение подлинной личности ее искусственным 14 образом, функционирующим в компьютерной социальной сети, где язык, память, имя, тело технически опосредованы. Теоретическая значимость работы заключается в том, что осуществлен комплексный анализ феномена компьютерных социальных сетей в широком культурфилософском контексте. Дано описание и построена объяснительная модель современной культурной ситуации на базе понятия виртуализации как новой научной метафоры, выявлена роль компьютерных социальных сетей в процессах виртуализации жизненного пространства человека. Результаты диссертационного исследования позволяют углубить существующие представления о воздействии информационно-коммуникационных технологий на человека и знания о специфике бытия современной культуры. Основные положения и выводы исследования расширяют предметное поле философии культуры, философской антропологии и могут быть использованы для дальнейшей разработки проблемы виртуализации бытия человека, информатизации общества, глобализации культуры. Практическая ценность работы. Результаты исследования могут найти применение в научно-образовательной деятельности при разработке и преподавании вузовских курсов по философии культуры, культурологии, философской антропологии, в научных исследованиях студентов и аспирантов. Материалы диссертации также могут быть использованы в спецкурсах и семинарах социогуманитарного цикла, проблемное поле которых связано с определением и направленностью влияния информационно-коммуникационных технологий на разные сферы бытия человека, например, «Медиакультура», «Теория и история медиа», «Этика и эстетика сетевой культуры», «Медиафилософия». Апробация работы. Основные положения и результаты исследования отражены в 11 публикациях, в том числе, 3 – в изданиях, рекомендованных ВАК при Минобрнауки РФ. Результаты исследования докладывались на аспирантских семинарах и заседаниях кафедр теории и истории культуры и философии Волгоградского 15 государственного социально-педагогического университета. Полученные выводы представлялись на обсуждение в ходе I Международной научнопрактической конференции «Актуальные проблемы современных социальногуманитарных наук» (г. Пермь, 2011 г.), IV Международной научнопрактической конференции «Социальная онтология в структурах теоретического знания» (г. Ижевск, 2012 г.), VIII Всероссийской научной конференции с международным участием «Культура и интеллигенция России: Личности. Творчество. Интеллектуальные диалоги в эпохи политических модернизаций» (г. Омск, 2012 г.), Всероссийской молодежной конференции «Инновации и Международной технологии научной Прикаспия» (г. конференции Астрахань, «Семиозис 2012 и г.), X культура: интеллектуальные практики» (г. Сыктывкар, 2013 г.), II Международной научно-практической конференции «Современные гуманитарные и социальноэкономические исследования» (г. Пермь, 2013 г.), Международной научнопрактической конференции «Науки о культуре в перспективе "Digital humanities"» (г. Санкт-Петербург, 2013г.). Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философии Волгоградского государственного социально-педагогического университета 28 февраля 2014 года (протокол № 9). Структура диссертационной работы отражает цели и задачи исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы, диссертационного включающего исследования 213 наименований. – 161 Общий объем страница. 16 Глава I. ВИРТУАЛИЗАЦИЯ КАК ОСНОВНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ I. 1. Генезис и коннотации понятий «виртуальность» и «виртуализация» Играющий важную роль для изучения и описания современной социокультурной ситуации термин «виртуальность», как и его многочисленные производные, имеет в XXI веке широкий диапазон эксплуатации, вследствие чего характеризуется некоторой расплывчатостью в понимании и беспорядочностью в употреблении. В этой связи уточнение происхождения и эволюции данного понятия, выработка собственного рабочего определения с необходимыми идеализациями является, на наш взгляд, одной из первостепенных задач исследования. Несмотря на сложившуюся традицию рассматривать в философском дискурсе понятия «виртуальность» и «виртуальная реальность», как однопорядковые, они могут иметь различные исторические корни и нести в себе различное содержание. Многообразие вариантов научного и обыденного понимания концепта «виртуальность» делает обязательным строгий учет контекста при его использовании, что необходимо для корректного истолкования понятия реципиентом. Этимологически слово «виртуальность» берет свое начало от латинского virtus – потенциальный, возможный, доблесть, добродетель, энергия, сила1. В римской литературе данный термин употреблялся для обозначения мужества, силы, воинской доблести – того, что «прилично мужу»2. Буддийский философ Патанджали, живший во II веке до н. э., употреблял слова с корнем virt для обозначения мгновенной 1 Всемирная энциклопедия: Философия [Текст]. - М. : АСТ, Мн. : Харвест, Современный литератор, 2001. - С. 167. 2 Лосев, А. Ф. Эллинистически-римская эстетика I-II вв. н. э. [Текст] / А. Ф. Лосев. - М., 1979. - С. 27. 17 беспрепятственной актуализации психического акта в психике йогина1. Таким образом, мы видим, что идея виртуальности имеет достаточно древнее происхождение, и первоначально акцент делался на особом психическом состоянии человека, возникающем вследствие столкновения его с чем-то экстраординарным. В этом случае приобщиться к виртуальности – значит выйти за пределы обыденности, изменить свое сознание, мгновенно актуализировать, выплеснуть свои латентные возможности, взглянуть на мир иначе. Поэтому, несмотря на широкое лексическое значение понятия, для характеристики специфичности существования объекта каждый раз использовалось одно и то же слово – виртуальный. Статус специальной философской категории «виртуальность» впервые получила в схоластике, став одним из центральных понятий в результате переосмысления определенной платоновской связи и аристотелевской (посредством virtus) парадигм: между фиксации реальностями, принадлежащими к различным уровням. Американский философ Майкл Хайм, автор работы «Метафизика виртуальной реальности» утверждает, что Иоанн Дунс Скот придал рассматриваемому термину коннотации, ставшие традиционными, а само латинское «virtus» было главным пунктом его теории реальности. «Он (Дунс Скот. – А. Ш.) настаивал на том, что понятие вещи содержит в себе эмпирические атрибуты не формально (как если бы вещь существовала отдельно от эмпирических наблюдений), но виртуально. Хотя для понимания свойств вещи нам может понадобиться углубиться в наш опыт, продолжает Скот, сама реальная вещь уже содержит в своем единстве множество эмпирических качеств, но содержит виртуально – в противном случае все они не закрепились бы как качества этой вещи. Термин "виртуальный" Скот использовал для того, чтобы преодолеть пропасть между 1 Островская, Е. Л. Комментарий [Текст] / Е. Л. Островская, В. И. Рудой // Классическая йога («Йогасутры» Патанджали и «Вьясабхашья»). - М., 1992. - С. 207. 18 формально единой реальностью (предполагаемой нашими концептуальными ожиданиями) и нашим неупорядоченно-разнообразным опытом»1. Категория «виртуальности» разрабатывалась также и в контексте разрешения других фундаментальных проблем средневековой философии: конституирования сложных вещей из простых, энергетической составляющей акта действия, соотношения потенциального и актуального. Выдающийся философ и богослов средневековья Фома Аквинский посредством категории «виртуальность» осмысливал ситуацию сосуществования (в иерархии реальностей) души мыслящей, души животной и души растительной: «Ввиду этого следует признать, что в человеке не присутствует никакой иной субстанциональной формы, помимо одной только субстанциональной души, и что последняя, коль скоро она виртуально содержит в себе душу чувственную и душу вегетативную, равным образом содержит в себе формы низшего порядка и исполняет самостоятельно и одна все те функции, которые в иных вещах исполняются менее совершенными формами»2. Французский средневековый философ Сигер Брабантский, размышляя о разуме и мышлении, употреблял термин virtus для обозначения высшей способности, свойственной человеку, под которой он и подразумевал разум, выступающий в качестве основы для мышления3. Проблему актуального и потенциального существования немецкий философ XV века Николай Кузанский следующим образом решал в работе «О видении Бога»: «… я гляжу на стоящее передо мной большое и высокое ореховое дерево и пытаюсь увидеть его начало. Я вижу телесными глазами, какое оно огромное, раскидистое, зеленое, отягощенное ветвями, листвой и орехами. Потом умным оком я вижу, что то же дерево пребывало в своем семени не так, как я сейчас его разглядываю, а виртуально; я обращаю Хайм, М. Метафизика виртуальной реальности [Электронный ресурс] / М. Хайм // Возможные миры и виртуальная реальность. Серия: Аналитическая философия в культуре ХХ века: исследования по философии современного понимания мира. - М., 1995. - Вып 1. - URL: http://seventh.boom.ru/phil/virtual.txt (дата обращения: 27.07.2012). 2 Фома Аквинский. Сумма теологии [Текст] / Фома Аквинский // Антология мировой философии. - М., 1969. - Т. 1. - С. 850-851. 3 Антология мировой философии [Текст]. - М., 1969. – Т. 1. - С. 818. 1 19 внимание на дивную силу того семени, в котором было заключено целиком и это дерево, и все его орехи, и вся сила орехового семени, и в силе семян все ореховые деревья»1. Таким образом, Николай Кузанский полагал, что дерево содержится в семени виртуально и существующая потенциальная возможность произрастания из него, при определенных условиях может реализоваться. Подобная корреляция виртуального и субстанциального означает, что некоторая форма, объект, вещь может являться только возможностью, потенцией для дальнейших метаморфоз, конечным итогом которых будет актуализация другой субстанции. При этом постулирование диады виртуальная реальность – субстанциальная реальность исключало возможность построения иерархии реальностей. Данная пара мыслилась лишь в контексте бинарной оппозиции, соположенности и предельности компонентов, находящихся в состоянии внутреннего антагонизма. Становление в эпоху Просвещения научной картины мира означало постулирование одной реальности – природной, при этом virtus сохранял общекосмический статус как особой, всепроникающей силы. Как отмечает С. И. Орехов, анализируя Канта, Лейбница, Гегеля, в Новое время «происходит насыщение содержания понятия за счет дистинкций, трудноуловимых различий, интерпретаций, но все в пределах классической философии... В основном сохраняются стандартные значения: virtus – это добродетель, сила, потенция. Разные авторы время от времени используют этот термин для своих теоретических потребностей»2. В постклассической науке ХХ века содержание понятия «виртуальный» претерпело существенные изменения. С помощью этого термина, ставшего широко известным и устойчивым, ученые стали обозначать объекты, находящиеся на следующем, относительно порождающей их реальности, уровне. Важно, что данные объекты автономны и онтологически равноправны с первичной реальностью, и их существование обусловлено процессом их Кузанский, Н. О видении бога. Соч. в 2 т. [Текст] / Н. Кузанский. - М. : Мысль, 1980. - Т. 2. - С. 46-47. Орехов, С. И. Поиск виртуальной реальности: Монография [Текст] / С. И. Орехов. – Омск : Издательство ОмГПУ, 2002. - С. 14. 1 2 20 воспроизведения последней. Завершение указанного процесса аннигилирует объекты «виртуальной реальности». В условиях масштабной компьютеризации общества последней трети ХХ века различные коннотации термина «виртуальность» неразрывно связаны с совокупностью интерактивных технологий, разрабатываемых для компьютерных игр, кино- и теле-индустрии, активно заменяющих элементы реального мира оптико-кинетической иллюзией. Американский программист Жарон Ланье (Jaron Lanier) – создатель первых компьютерных устройств, способных моделировать искусственные миры, - в начале 80-х годов прошлого века ввел в массовый оборот словосочетание «виртуальная реальность»1. В наши дни прилагательное «virtual» употребляется по отношению ко всему спектру производных hi-tech, от виртуальной почты, виртуальных офисов и телестудий до виртуальных сообществ («virtual communities»). В «Толковом словаре русского языка конца XX века. Языковые изменения» данный термин трактуется применительно к сфере информатики как «логический, не имеющий физического воплощения или реализованный только в компьютере», и имеет многочисленные варианты употребления: «виртуальный сервер, виртуальный терминал, виртуальное устройство, виртуальный диск, виртуальное пространство, виртуальный файл, виртуальная память»2. Таким образом, в конце ХХ века с развитием и распространением компьютерных технологий в повседневной жизни человека произошло смещение акцента в значении термина «виртуальный», что отражено в современных словарях. Если «Словарь иностранных слов» 1988 года трактует «виртуальный» как «возможный», такой, который может или должен проявиться при определенных условиях, например, виртуальная температура – это метеорологическая температура, которую имел бы при данном давлении 1 Носов, Н. А. Виртуальная реальность [Текст] / Н. А. Носов // Вопросы философии. - 1999. - № 10. - С. 157. Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения [Текст] / Под ред. Г. Н. Скляревской. - СПб. : Фолио-Пресс, 1998. - С. 143. 2 21 сухой воздух той же плотности, что и данный влажный воздух1, то в «Большом словаре иностранных слов» 2007 года лексическое значение данного термина расширено и включает такие коннотации как «мнимый», «условный», «кажущийся», «ненастоящий»2. Именно так наиболее часто понимается популярное сегодня в общей речи слово «виртуальный», используемое для обозначения специфичности существования объекта. Генезис идеи виртуальности в ее современном варианте некоторые исследователи связывают коммуникационных виртуальную с технологий. реальность как развитием Так, Н. новейших Б. искусственно информационно- Маньковская созданную определяет компьютерными средствами среду, в которую можно проникать, меняя ее изнутри, наблюдая трансформации и испытывая при этом реальные ощущения. «Попав в этот новый тип аудио-визуальной реальности, можно вступать в контакты с другими людьми и искусственными персонажами»3. Недостатком данного подхода мы считаем его крайнюю узость и неоправданную ограниченность компьютерной сферой. Действительно, во второй половине ХХ века повышенный интерес к феномену виртуальности был во многом обусловлен глобальным прогрессом научно-технических разработок, их непрерывным совершенствованием и внедрением в различные сферы жизни, в результате чего термин «виртуальность» («виртуальная реальность») стал в массовом сознании ассоциироваться именно с компьютерами, возможности которых активно использовались для симуляции и моделирования материальных объектов, искусственных ситуаций. Однако, в науке, философии, фантастике, вопросы, связанные с нелинейной природой реальности, параллельной действительностью, тема альтернативных миров, в том числе искусственно созданных, активно обсуждались и ранее. Например, еще в конце 60-х гг. ряд американских исследователей искусственного интеллекта, в частности Майрон Словарь иностранных слов [Текст]. - М. : Рус. яз., 1988. - С. 103. См.: Большой словарь иностранных слов. Издательство «ИДДК», 2007. 3 Маньковская, Н. Б. Виртуальная реальность [Текст] / Н. Б. Маньковская, В. Д. Мотлевский // Культурология ХХ век. Энциклопедия. - СПб., 1998. - С. 122. 1 2 22 Крюгер, использовали выражение «искусственная реальность», всемирно известный ученый Герберт Саймон в 1969 году написал книгу «Науки об искусственном», а писатель-фантаст Уильям Гибсон придумал термин «киберпространство», неоднократно упоминающийся в его научно- фантастическом романе «Нейромант» (1984), и получивший дальнейшее распространение в качестве синонима компьютерной «виртуальной реальности». Развернутое осмысление виртуальности дал Станислав Лем в своем футурологическом трактате «Сумма технологии» (1964 г.), обозначив термином «фантоматика» технологии, способные подменять привычные ощущения, данные действительностью, на произвольные, и предвосхитив тем самым появление устройств виртуальной реальности1. В физических науках многие фундаментальные результаты были получены на базе вариационных принципов, в основе которых лежат понятия виртуальных перемещений и возможных траекторий. Так, в квантовой теории поля существует класс виртуальных частиц, которые возникают в промежуточных состояниях, участвуют в вакуумных флуктуациях, нарушая связь между энергией, импульсом и массой системы. В отличие от элементарных частиц, виртуальные частицы, перманентно появляясь и исчезая, не всегда могут находиться в реальных состояниях и быть наблюдаемыми, что придает их существованию особый статус. Все это свидетельствует о том, что в различной форме феномен виртуальности фиксировался и ранее, нежели он приобрел популярность в контексте компьютерных технологий. К тому же если условиться признавать идею виртуальности эпифеноменом киберкультуры, под которой понимается новое направление развития общества тесно связанное с появлением и проникновением в социальную и культурную жизнь продуктов информационных технологий, то даже в этом случае мы можем уверенно констатировать наличие социокультурных предпосылок его возникновения. Широко распространенный тезис, согласно которому обязательным условием пребывания в виртуальной среде является нахождение человека перед 1 Лем, С. Сумма технологии [Текст] / С. Лем. - М. : Мир, 1968. - С. 268-308. 23 монитором компьютера или использование специального оборудования: шлем, сенсорные перчатки, киберкостюм, также не бесспорен, поскольку в качестве аналогичного стимулятора вполне может выступить любое психотропное вещество или духовная практика (молитва, медитация, психотренинг). Другой подход к генезису виртуальности состоит в постулировании символического уровня культуры в качестве виртуальной сферы. Соответственно язык, являясь одной из первейших форм замещения реальных предметов их символическими названиями, по мнению сторонников данного подхода, выступает в роли главного инструмента виртуализации культуры. Отечественный культуролог А. Я. Флиер в своей статье с говорящим названием «Культура как виртуальная реальность» пишет: «Виртуальная реальность ведет свой генезис отнюдь не от компьютера и даже не от схоластической философии, а из самих глубин первобытности – от начала символической деятельности человека, с создания системы симулякров, лишь условно и конвенционально обозначающих предметы и события – слов, рисунков, лепных и резных изображений»1. В итоге, если первая теория происхождения феномена виртуальности трактует его неоправданно узко – как «искусственно созданную компьютерными средствами среду» (Словарь «Культурология. XX век». СПб., 1997), то второй подход, напротив, страдает крайне широким толкованием. Ведь в аспекте данной А. Я. Флиером дефиниции мы вправе предположить, что любой мысленный проект, идея, образ, звук, текст и множество других элементарных явлений и предметов, с которыми ежеминутно имеет дело человек, оказываются виртуальными. Более радикально развивает этот тезис В. П. Руднев, утверждая, что любая реальность является виртуальной, поскольку действительный мир сливается с виртуальными реальностями человеческих сознаний и придуманными этими сознаниями дискурсами (от идеологии до религии, понимаемой как языковая игра)2. Однако в результате растворения виртуальности в духовно-знаковой реальности и отождествления ее с миром Флиер, А. Я. Культура как виртуальная реальность [Текст] / А. Я. Флиер // Обсерватория культуры. 2006. - № 2. - С. 23. 2 Руднев, В. П. Словарь культуры ХХ века [Текст] / В. П. Руднев. - М., 1997. - С. 183. 1 24 повседневности происходит утрата специфики виртуального. Таким образом, мы можем констатировать, что вопрос генезиса виртуальности решается каждым исследователем индивидуально, в рамках избранного им методологического подхода к осмыслению данного феномена и проблемного поля его теории. Анализ научной литературы, посвященной осмыслению различных аспектов виртуальности показал, что в настоящее время существует несколько крупных направлений изучения феномена виртуальности, среди которых наиболее значимыми и репрезентативными, на наш взгляд, являются технологическое, постмодернистское, психологическое и онтологическое. Как известно, распространение во идея виртуальной второй половине реальности ХХ века получила благодаря широкое развитию информационно-коммуникационных технологий. Понятие «виртуальность» заняло прочное место в лексиконе современной культуры, экстраполируясь из технической среды программистов и инженеров, где его характеристики воплощались наиболее рельефно с помощью компьютерных устройств, симулирующих нахождение человека в идеальном или фантастическом мире. Представителями наиболее массового – технологического направления в исследовании виртуальности являются: Д. Дойч, Дж. Ланье, М. Хайм, Ф. Хеммит, отечественные исследователи А. И. Воронов, Е. Г. Прилукова, А. Ю. Фимин. Так, Е. Г. Прилукова обращается к понятию «виртуальная реальность» при изучении «реальности телевизионной», вводя в оборот категорию телевиртуальной реальности1. Исследователь утверждает, что теле-виртуальная реальность ненаблюдаема и нерегистрируема, и представляет собой «гомоморфное дискретное отражение эмпирической реальности, лишенное темпоральной и континуальной длительности». А. И. Воронов понимает виртуальную реальность более узко и конкретно как «кибернетическое пространство, созданное на базе компьютера, в котором техническими Прилукова, Е. Г. Теле-виртуальная реальность: гносеологический аспект [Текст]: автореф. дис. канд. филос. Наук / Е. Г. Прилукова. - Магнитогорск, 1999. - 23 с. 1 25 средствами предпринята полная изоляция оператора от внешнего мира, т. е. перекрыты все каналы тактильной, слуховой, зрительной и любой иной связи с окружающим пространством»1. Первостепенное значение технического инструментария при моделировании виртуальной среды отмечает также А. Ю. Фимин. Он дает следующее определение виртуальной реальности: «разновидность реальностей, порожденная активностью субъекта посредством компьютерных технологий и средств воздействия на сознание, которая существует лишь во временных рамках процесса её порождения и оказывает влияние на сознание субъекта, не будучи актуализированной в материальном мире»2. В постмодернистском направлении феномен виртуальности рассматривается в качестве воплощения стиля и настроений постмодерна (Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ф. Гваттари). Признаки, которые приписывают состоянию постмодерна: децентрация, аномия, гипертекстуальность, недоверие к рациональному дискурсу, игровое начало, отказ от претензий на объективное описание мира, ощущение культурной усталости и насыщенности – мы можем отчетливо наблюдать в пространстве компьютерных социальных сетей как сферы виртуального взаимодействия пользователей. В философии постмодерна понятие «виртуальный» используется широко и без привязки к высокотехнологичной основе, в частности, для Ж. Бодрийяра виртуальная реальность есть знаковая реальность, гиперреальность, в которой «процесс симуляции зашел так далеко, что утратилось само различие фантазии и реальности»3, фактически это пространство симулякров4. Сторонники данного ракурса исследования акцентируют свое внимание на информационном аспекте воздействия виртуальности на человека и его сознание, анализируют роль массмедиа и новых средств коммуникации в отражении реальности. В целом, Воронов, А. И. Философский анализ понятия «виртуальная реальность» [Текст]: автореф. дис. канд. филос. наук / А. И. Воронов. - СПб., 1999. – 22 с. 2 Фимин, А. Ю. Социально-философский анализ виртуальной реальности [Текст]: автореф. дис. канд. филос. наук / А. Ю. Фимин. - Волгоград, 2007. – 23 с. 3 Бодрийяр, Ж. Америка [Текст] / Ж. Бодрийяр. - СПб. : Владимир Даль, 2000. - С. 19. 4 Емелин, В. А. Виртуальная реальность и симулякры [Электронный ресурс] / В. А. Емелин. - URL: http://emeline.narod.ru/virtual.htm (дата обращения: 29.07.2012). 1 26 расширительная трактовка виртуальной реальности как замещение объективного бытия его симуляцией выглядит органичной, если постмодерн понимать как специфическое мировоззрение информационного общества. Изучение виртуальности с позиции психологии является одним из самых разработанных на сегодняшний день направлений, именно с него берут начало отечественные исследования этого феномена. Вышедшая в 1994 г. монография Носова Н. А. «Психологические виртуальные реальности» содержит описание основных проблем изучения виртуальной реальности в русле психологии. Постулируемый сторонниками психологического направления принцип полионтичности (плюрализма) психологической реальности предполагает, что существует много несводимых друг другу, т. е. онтологически самостоятельных, реальностей, например, бодрствование и сон, измененное состояние сознания и обычное состояние сознания. Включая в себя философский, научный и практический разделы, виртуалистика как подход, по определению самого Носова Н. А., «не соотнесена с какой-либо конкретной проблематикой и имеет дело с объектами, которые не могут быть концептуализированы в рамках классической философской парадигмы»1. Представители теории психологических виртуальных реальностей (С. Х. Асадуллина, Е. П. Белинская, А. Е. Войскунский, В. Е. Лепский) в своих работах рассматривают вопросы воображения, экзистенции, рефлексии, виртуальной аддикции. Авторы книги «Новые образы познания и реальности» Л. А. Микешина и М. Ю. Опенков также отмечают психологический аспект виртуальной реальности, которая, по их мнению, может проявляться как выход из повседневности, что сопровождается чувством свободы поведения, раскрепощенности, творческого полета. Возможны при этом и противоположные состояния, например, творческий спад, «энергетическая яма» или депрессия2. Яркими примерами виртуальных состояний, изучением Носов, Н. А. Виртуалистика [Текст] / Н. А. Носов // Философские науки. - 2000. - № 4. - С. 145. Микешина, Л. А. Новые образы познания и реальности [Текст] / Л. А. Микешина, М. Ю. Опенков. М. : «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. - С. 202. 1 2 27 которых занимается психология, являются экстрасенсорика, шаманство, ясновидение. Представители онтологического направления изучения виртуальной реальности (М. Ю. Опенков, В. М. Розин, С. С. Хоружий) анализируют характеристики виртуальной среды, свидетельствующие о ее укорененности не только в психике человека, но и физическом универсуме в виде виртуальных перемещений, виртуального катода, виртуальных частиц и т. д. Один из виднейших адептов онтологического подхода С. С. Хоружий располагает виртуальную реальность между потенциальностью и действительностью, рассматривая ее как не до конца воплощенное существование. «Виртуальная реальность - недо-выступившее, недо-рожденное бытие»1. Принципиально важно, что онтологический статус виртуальной реальности следует позиционировать не в контексте объективности существующей реальности, а применительно и в рамках субъективного бытия, имеющего для исследования виртуального фундаментальное значение. Тем не менее, А. Н. Кирющин считает, что объективная онтологизация виртуальной реальности не вполне корректна, а сама проблема онтологического статуса виртуальности остается неразрешимой. «Укоренившаяся традиция описания нетривиального поведения ряда частиц, характеристик перемещения некоторых объектов и т. д. через категорию "виртуальное" свидетельствует лишь о терминологическом существовании последней»2. Помимо отмеченных подходов, обладающих значимостью для концептуализации феномена виртуальности, существуют другие оригинальные концепции и теоретические разработки, проясняющие содержание рассматриваемого понятия. Отечественный исследователь Т. А. Бондаренко в своей работе «Виртуальная реальность в современной социальной ситуации» выделяет два 1 Хоружий, С. С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности [Текст] / С. С. Хоружий // Вопросы философии. - 1997. - № 6. - С. 53-68. 2 Кирюшин, А. Н. Проблема поиска перспективной концептуализирующей методологии исследования виртуальной реальности [Текст] / А. Н. Кирюшин // Credo new. - СПб., 2010. - № 4(64). - С. 145. 28 основных смысла понятия виртуального. Первый она раскрывает через противопоставление бесконечно малых перемещений объектов и стабильной в своих пространственно-временных характеристиках реальности. Второй смысл виртуального связан с созданием и использованием компьютерных технологий, симулирующих реальность. В свою очередь понятие виртуальной реальности, по мысли Т. А. Бондаренко, оба эти смысла объединяет1. Это представление о феномене виртуальности включает в себя парадигму естественнонаучного знания и парадигму компьютерных технологий, что делает использование данной теоретической модели плодотворным исключительно в соответствующих узких рамках, и не способствует объяснению сложных явлений современной культуры. Л. А. Микешина и М. Ю. Опенков рассматривают проблему виртуальной реальности сквозь призму познания, диалога, сновидений и иных состояний ментальности, пытаясь прояснить особенности изучения виртуальных объектов и выявить виды виртуальности в самом процессе познания, в частности в разных формах диалога – речевого, текстового, сценического, компьютерного. В концепции ученых виртуальность предстает как интегральное качество, возникающее в процессах взаимодействия элементов целого. «Она (виртуальность. – А. Ш.) существует актуально в пространстве между субъектом и объектом, ее невозможно экспериментально обнаружить ни на стороне объекта, ни на стороне субъекта, взятых изолированно друг от друга. Виртуальные объекты продуцируются также актуальным взаимодействием человека с другими людьми, в коммуникации и в разных формах диалога, а также с компьютером и другими электронными системами»2. Л. А. Микешина и М. Ю. Опенков справедливо обращают наше внимание на сложность и нетривиальность познания подобных объектов и процессов, что обусловлено 1 См.: Бондаренко, Т. А. Виртуальная реальность в современной социальной ситуации [Текст]: автореф. дис. докт. филос. наук / Т. А. Бондаренко. - Р-н-Д., 2007. – 52 с. 2 Микешина, Л. А. Новые образы познания и реальности [Текст] / Л. А. Микешина, М. Ю. Опенков. М. : «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. - С. 9. 29 спонтанностью возникновения виртуальной реальности, внезапностью ее появления в результате малейших изменений в состоянии хаоса. Интересной представляется концепция российского философа А. Г. Дугина1. С некоторой степенью условности он выделяет три представления о понятии «виртуальность». Первое самое раннее представление относится к эпохе античности и средних веков и заключается в рассмотрении понятий виртуальное и потенциальное как комплементарных. В силу того, что виртуальность противопоставлялась актуальности, то есть выступала в качестве потенции, не проявленной возможности, категории, родственной аристотелевскому «динамису», то виртуальный мир, по утверждению А. Г. Дугина, в этом случае занимал срединное, промежуточное положение между божественным и материальным. Второй уровень осмысления виртуальности – это лейбницианская виртуальность. Монада Лейбница, как считает российский мыслитель, определяется через виртуальность, так как несет в себе совокупность всех возможных виртуальностей. Наконец, третья ступень понимания – это анализ современной виртуальности, в которой мы сейчас живем. В таком виртуальном мире реализуется спонтанная, хаотическая, абсурдная игра индивидуальных, условных возможностей, реализующихся непредсказуемым образом. Это виртуальность особого рода, смысл которой состоит в том, чтобы довольствоваться ею самой, игнорируя возможности и факты превращения виртуального в актуальное. В функционирование несовозможных возможностей следует только верить, поскольку если мы начнем проверять принципы работы этого механизма, то убедимся, что ничего не работает. Последний тип виртуальности в классификации А. Г. Дугина, на наш взгляд, наиболее точно отражает социокультурные изменения XXI века, требующие научного осмысления философско-культурного характера. Проведенная историко-философская ретроспектива идеи виртуальности и обзор ряда методологических подходов и концепций были обусловлены См.: Дугин, А. Г. Виртуальность лишена потенции [Электронный ресурс] / А. Г. Дугин. - URL: http://www.youtube.com/watch?v=f2kJHMDqXJ4 (дата обращения: 29.07.2012). 1 30 необходимостью вскрыть их объяснительный потенциал и применимость в условиях современной культуры, демонстрирующей изменения виртуального характера, а также для выработки собственного определения феномена виртуальности, учитывающего многообразие его проявлений. Таким образом, мы пришли к выводу, что существующие исследования виртуальности лишены системных обобщений, носят фрагментарный характер, так как рассматривают лишь отдельные аспекты феномена, страдают ограниченным объяснительным потенциалом, что делает их использование в анализе современной ситуации не продуктивным. Чтобы выступать в качестве одного из объясняющих и системообразующих концептов философии культуры и философской антропологии, без которого невозможно осмыслить многие культурные процессы, происходящие в XXI веке, понятие виртуальности, на наш взгляд, должно перейти на новый категориальный уровень. Для изучения современной культурной ситуации представляется полезным использовать понятие виртуальности, под которым понимается особое лиминальное состояние (объекта, субъекта, явления), отличное и от актуального (подлинного, действительного, константного), и от идеального 1 (желаемого, совершенного). Такой специфический вид бытия – это своего рода промежуточный уровень, отклонение от подлинного состояния, сумма случайных эффектов, замещающих настоящую сущность. Сложность экстериоризации и вербализации феномена виртуальности состоит, на наш взгляд, в том, что «сфера онтологически неукрепленных форм»2 обладает стохастичностью, ситуативностью, определенной степенью автономности. Обозначенная виртуальность индетерминирована, лишена конечной цели и отличается гомоморфностью: не является точной копией, а создает видимость, уподобляется оригинальному образцу, будучи трансформированным дубликатом с нефиксированным набором новых качеств. Строго говоря, Мы не придерживаемся точки зрения, согласно которой понятие идеального выступает как разновидность виртуального существования, и разводим данные категории. 2 Микешина, Л. А. Новые образы познания и реальности [Текст] / Л. А. Микешина, М. Ю. Опенков. М. : «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. - С. 206. 1 31 виртуальный объект лишь частично похож на свой прототип и воспроизводит только некоторые его черты, но не полностью, как, например, в случае с тренажерами-симуляторами или трехмерным аудио-визуальным пространством современного кино, формирующим у реципиента ощущения реальности происходящего с эффектом присутствия. Иммерсия и интерактивность как ставшие уже классическими свойства виртуального в контексте нашего варианта понимания этой категории не являются обязательными компонентами. Современный человек живет в эпоху тотальной виртуальности, или как характеризует сегодняшнее общество крупнейший американский социолог М. Кастельс - «реальной виртуальности»1. Процесс виртуализации в наши дни стал всеобъемлющим, он напрямую затрагивает человека, социум, понимаемый как сеть межличностных связей, институциональные сферы общества. Новый вектор трансформации культуры мы не ограничиваем медиареальностью, феноменом геймерства, переходом основных видов деятельности в пространство электронных сетей или масштабной компьютеризацией общества. Поскольку в этом случае из поля зрения исключается область симуляций неэлектронной природы, за рамками исследования остается комплекс социальных изменений, происходящих вне технической среды, что в совокупности не позволит составить целостное представление об изучаемом явлении. Несомненно, масс-медиа, Интернет2, информационно- коммуникационные технологии разрушают привычную картину мира с наибольшей быстротой, трансформируя мировосприятие человека в сторону многомирной, многовариативной, зрелищно-игровой реальности. В результате этого жизнь индивида, ориентированного на экран, продлевается, расширяется, приращивается искусственными моделями, пустыми яркими образами, суггестивными смыслами. Отсюда основное поле исследований заслуженно См.: Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура [Текст] / М. Кастельс. - М. : ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с. 2 По данным ВЦИОМ по состоянию на март месяц 2013 года Интернетом пользуются с той или иной частотой 66% россиян, причем ежедневно – 41%. Подробнее см.: Проникновение Интернета в Россию и его последствия. Пресс-выпуск № 2302 от 20.05.2013 [Электронный ресурс]. – URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=114108 (дата обращения: 24.06.13). 1 32 занимает электронная виртуальная реальность. Однако, мы постараемся избежать крайности технологического редукционизма, поскольку как справедливо отмечает Г. Л. Тульчинский, говоря о виртуальности современной культуры: «Речь идет о глобальной и радикальной трансформации не только процессов коммуникации, а самого образа жизни, способов ее осуществления, о новом понимании и даже ощущении человеком мира, своего места в нем…»1. Таким образом, наш подход к исследованию процесса виртуализации современной культуры строится на его несводимости исключительно к манипуляциям в рамках новейших IT разработок или медиа среде, как обязательным компонентам, а предполагает рассматривать данный процесс в более широком ключе, признав за последними статус основного канала трансформации культуры и бытия человека. Под виртуализацией в таком контексте следует понимать процесс субституции объектов, вещей, практик, событий, включая человека, их условным подобием, искаженными копиями, пустыми знаками, который зачастую сопровождается дематериализацией или развеществлением первоначальных форм и утратой ими своей подлинной сущности. В отдельных случаях в качестве синонима данного явления мы будем использовать понятие симуляции. Существенный момент: процесс виртуализации, на наш взгляд, проистекает по двум направлениям. Как технологически опосредованная виртуализация в форме компьютеризации и информатизации общества (массмедиа, Интернет, 3D кинематограф, интерактивные технологии и т. д.), наглядным примером которой являются искусственные образы, электронные аналоги повседневных практик, оптическое подобие реальных объектов, альтернативные жизненные пространства, выстраиваемые в компьютерных играх. И как социальная симуляция, описание которой мы находим у французского философа Жана Бодрийяра, убедительно показавшего, что современность вступила в эру тотальной симуляции всего и во всем. «Когда Тульчинский, Г. Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности [Текст] / Г. Л. Тульчинский. - СПб. : Алетейя, 2002. - С. 87. 1 33 вещи, знаки, действия освобождаются от своих идей и концепций, от сущности и ценности, от происхождения и предназначения, они вступают на путь бесконечного самовоспроизводства. Все сущее продолжает функционировать, тогда как смысл существования давно исчез. Оно продолжает функционировать при полном безразличии к собственному содержанию. И парадокс в том, что такое функционирование нисколько не страдает от этого, а напротив, становится все более совершенным»1. Такой тип виртуальности можно выразить как замещение подлинных вещей и действий симуляциями, создающими видимость осмысленного и эффективного воспроизводства, подражающими устоявшимся образцам и схемам. Например, политическая сфера в равной степени виртуальна и в смысле активного использования средств массовой информации и Интернета в качестве площадки политической борьбы, и в смысле утраты политическими институтами своих исконных роли и функций. При разработке данного методологического подхода к исследованию современной культуры мы частично отталкивались от концепции Д. В. Иванова, изложенной в монографии «Виртуализация общества»2. В данной работе автор касается вопроса соотношения двух типов виртуализации, утверждая, что причиной виртуализации общества послужила не компьютеризация жизни, а, напротив, виртуализация общества дала толчок бурной компьютеризации. Распространение виртуальности в форме киберпротезирования, согласно Д. В. Иванову, является ответом, реакцией на отсутствие социальной реальности, стремлением компенсировать этот пробел. То есть социальное содержание виртуализации, понимаемое как симуляция институционального строя общества – первично по отношению к содержанию техническому. Не ставя перед собой задачу, установить каузальную корреляцию между двумя способами осуществления процесса виртуализации 1 Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 11-12. 2 Иванов, Д. В. Виртуализация общества. Версия 2.0 [Текст] / Д. В. Иванов. - СПб. : "Петербургское востоковедение", 2002. - 224 с. 34 культуры, мы дистанцируемся от данной позиции, поскольку она справедлива только в исторической перспективе, как констатирующая более раннюю традицию нетехнологической симуляции. На наш взгляд, и технологически опосредованная виртуализация, и социальная симуляция – это два вида осуществления виртуализации культуры, нередко пересекающиеся, и однозначно установить причинно-следственную связь между ними не представляется возможным. Резюмируя вышеизложенное, отметим, что идея виртуальности имеет богатую историю и философские традиции ее интерпретации. Различные смысловые оттенки термина «виртуальность», некоторые из которых отмечены выше, затрудняют окончательное решение вопроса его определения. «Если до середины ХХ в. в понимание виртуального было включено представление об определенной грани между потенциально возможным и реальным, то в настоящее время, говоря о чем-либо как о виртуальном, часто имеют в виду нечто весьма далекое от реальности и связанное с ней лишь опосредованно»1. Таким образом, максимально широкое понимание виртуальности как того, что существует, не будучи актуализированным в физическом мире, необходимо, на наш взгляд, дополнить новым, более сложным теоретическим построением ввиду изменившихся условий развития культуры в целом и бытия человека в частности. Особенность виртуальности состоит предложенного в органическом нами варианта сочетании определения двух парадигм: технологической и постмодернистской, каждая из которых страдает некоторой односторонностью. Так, недостатком технологического подхода является узкий технократизм, абсолютизация роли научно-технической революции в построении информационного общества, анализ техники и технологий как самостоятельных и решающих факторов виртуализации культуры. Недостаток постмодернистского подхода, постулирующего радикальную симуляцию жизни, заключается в идеализации, переоценке символического фактора, Наука и квазинаучные формы культуры: Монография [Текст] / Отв. редактор В. М. Найдыш. - М. : Изд-во МПУ «СигналЪ», 1999. - С. 272. 1 35 абстрактном теоретизировании. В нашем варианте трактовки виртуальности и виртуализации снимается вышеозначенная односторонность обеих парадигм путем синтеза их положений. Такие смыслы виртуальности как информатизация/компьютеризация и симуляция не противоположны друг другу, поскольку технологический и социальный аспекты существуют не изолированно, а находятся в тесных взаимосвязях жизненного пространства индивида. Комплекс тенденцией эмпирически виртуализации фиксируемых общества, будет изменений, объединенных рассмотрен в следующем параграфе диссертации, исходя из представлений о социальной реальности как о системе институтов, включенных в сферу повседневной жизни человека. I. 2. Процесс виртуализации различных сфер социальной реальности При создании концепции современной культуры на базе понятия виртуальности мы исходим из необходимости понимания происходящих изменений с человеком и обществом и не делаем акцент на разоблачении скрытых процессов и их ценностной окраске. Главной задачей данного параграфа является анализ состояния и особенностей функционирования основных инстанций социальной реальности – политики, экономики, научнообразовательной сферы и искусства, ведущая стратегия существования которых все более зримо принимает виртуальную форму. В культурфилософской мысли начала XXI века отчетливо прослеживается тенденция повышенного интереса к проблеме имитации и фальсификации социокультурной реальности. Представители гуманитарного знания все чаще говорят о виртуализации культуры и бытия человека, о симуляции действительности, о дереализации и размывании реальности, подразумевая под этим исчезновение настоящей жизни, ее маскировку образами и вытеснение в пространство компьютерных сетей. Прибегая к разнообразным теоретическим метафорам для описания и объяснения данного 36 процесса, большинство исследователей критикует современную культуру как пронизанную симулякрами, обманом, манипуляцией, и лишь немногие воспринимают симуляцию как неотъемлемый и необходимый механизм культуры. К числу первых принадлежит французский философ Г. Дебор, с точки зрения которого масс-медиа играют решающую роль в превращении всей жизни общества в «необъятное нагромождение спектаклей». Выступая центральным понятием, «спектакль» у Г. Дебора выражает сущность современного мира, являясь одновременно и обществом, и особой его частью, и инструментом его унификации. В качестве социально-философской категории «спектакль» означает «не совокупность образов, но общественное отношение между людьми, опосредованное образами»1. Поскольку образы, которыми опосредованы отношения людей это не «сами вещи», а их подобия, то спектакль оказывается «средоточием нереальности реального общества», а масс-медиа, будучи главными генераторами образов, являются основным источником дереализации реальности. Данная линия получила развитие у Ж. Бодрийяра, который в своем анализе современности вышел за узкие рамки масс-медийной доктрины, провозгласив конец социального и возникновение «некроспективы»2. Насыщение повседневности бесконечной серией симуляций приводит, согласно ученому, к формированию своеобразной гиперреальности. Это своего рода нестабильная, эстетизированная галлюцинация, спектакль образов, потерявших изначальный смысл3. Другой точки зрения придерживается российский исследователь Ю. А. Исаева, рассматривающая симулятивные практики в качестве специфического механизма культуры, главная задача которых состоит в том, чтобы создать иллюзию, видимость совмещения реального и идеального, хотя при этом мы и осознаем призрачность подобной возможности. Помимо нейтрализации разрыва между реальными и идеальными представлениями, действиями, Дебор, Г. Общество спектакля [Текст] / Г. Дебор. - М. : Логос, 2000. - С. 23. Этим понятием философ именует современное состояние, когда «мы более не существуем ни политически, ни исторически…». См.: Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 132-148. 3 Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : Добросвет, 2000. - С. 149. 1 2 37 объектами, симуляция является также реакцией на страх перед изменениями, как производными творческого процесса, идея необходимости и значимости которого доминирует в культуре1. Такой подход соответственно отрицает уникальность феномена симуляции и его негативное воздействие на культуру и человека. Процесс виртуализации социальной реальности подразумевается нами как контаминация двух модусов замещения подлинных действий и вещей их условным подобием. С одной стороны, это наиболее очевидный способ технически опосредованных практик, аналогичных реальным взаимодействиям, получивший развитие вследствие компьютеризации общества. Интернетмагазины, виртуальные конференции, дистанционное обучение, сетевая политика, электронные образцы произведений искусства, картина мира, формируемая средствами массовой информации, которые все больше не отражают действительность, но конструируют ее. Устранение материального присутствия мира, предполагающего данность предмета во времени и пространстве, а также утрата телесного опыта под воздействием коммуникационных технологий, французский исследователь Поль Вирилио трактует как размывание реальности2. С другой стороны, процесс виртуализации проявляется в виде тенденции формирования и распространения в жизненном пространстве человека таких ценностных установок, как имитация деятельности и формализация отношений, в виде утраты первоначального смысла и цели функционирования социальных институтов, в форме симуляции эффективной работы, когда «образы, создаваемые социальными институтами, зачастую противоречат реальной деятельности социальных институтов»3. Как отмечает В. И. Мажников: «Имитация в социокультурном пространстве – это социальное явление, проявляющееся в искажении социальной определенности, Исаева, Ю. А. Симулятивные практики как специфический механизм культуры [Текст] / Ю. А. Исаева // Философия и общество. - 2011. - № 3. - С. 159-161. 2 Вирилио, П. Информационная бомба. Стратегия обмана [Текст] / П. Вирилио. - М. : «Гнозис», «Прагматика культуры», 2002. - 192 с. 3 Сивиринов, Б. С. Социальная квазиреальность или виртуальная реальность [Текст] / Б. С. Сивиринов // Социс. - 2003. - № 2. - С. 39-44. 1 38 в основе которого – процессы социального действия, связанные с подменой предметно-смысловой реальности путем конструирования символической социальной реальности, создание видимости, "кажимости"»1. В результате такой порядок повседневности насыщен пустыми формами, лишенными своей субстанции, устойчивого твердого ядра, что можно вслед за С. Жижеком уподобить кофе без кофеина, который пахнет и имеет вкус кофе, не будучи при этом настоящим кофе2. Сущность и предназначение современной политики, экономики, науки, искусства требуют серьезного переосмысления, данные сферы социальной реальности потеряли свою онтологическую релевантность и сохраняют лишь внешнее подобие предшествующим образцам. Такие процессы, как трансформация содержания деятельности и структуры социальных горизонтальной отношений, институтов, организацией, распространение взаимодействий, компьютеризация возрастание электронной непостоянный общества смена характер вертикальной значения формы неформальных институциональных функционирования расцениваются нами иерархии как элементов, виртуализация социальной реальности, ведущая к тому, что политические, экономические, технические и прочие системы в глобализованном мире обретают самостоятельную жизнь, не подчиненную строгим законам. Данную стадию развития культуры российский ученый Л. Г. Ионин именует новой магической эпохой, когда «невероятное усложнение технологических, экономических и социальных систем в процессе их постоянного частичного усовершенствования, надстраивания и достраивания постепенно приводит к тому, что эти системы становятся непостижимыми для самих их создателей и неподдающимися контролю с их стороны. Эти системы обретают собственные, незапланированные и неконтролируемые человеком способы деятельности. Мажников, В. И. Имитация деятельности как социокультурный фактор стагнации современного российского общества [Текст] / В. И. Мажников // Культурное пространство регионов России: Тезисы участников Всероссийской научно-практической конференции, 13-16 мая 2012 г. – Волгоград : Волгоградское научное издательство, 2012. - С. 14. 2 См.: Жижек, С. Кукла и карлик: христианство между ересью и бунтом [Текст] / С. Жижек. - М. : Издательство «Европа», 2009. - С. 169. 1 39 Именно этим объясняется множество так называемых техногенных катастроф, провалы политической демократии, экономические кризисы, которые люди учатся предсказывать на основе теории "круговых процессов", "больших волн" и т. д.»1. Таким образом, приметой настоящего времени является виртуализация социальной реальности, превращение ее в нестабильную, стохастичную, эфемерную реальность, наполненную фиктивными взаимодействиями, ложными образами, разнородными симуляциями, что мы продемонстрируем на примере некоторых сфер жизнедеятельности человека. Сфера экономики Ярким примером виртуализации современного общества является финансово-экономическая область, превратившаяся в саморегулирующуюся, слабо контролируемую систему виртуального производства и потребления с множеством противоречий. Попытки верификации известных экономических законов и механизмов в современных условиях ведут к неожиданным результатам и эффектам, вызывают подчас катастрофические реакции, что свидетельствует об их фиктивности и неработоспособности. В обстановке глобальной аномии лучшим средством борьбы с кризисными явлениями в экономике стала политика невмешательства и слепая вера в необходимость бесконечного роста производства/потребления как единственно верного способа развития общества. Электронные деньги и ценные бумаги, международные трансакции, финансовые пирамиды и биржевые спекуляции, широкий спектр банковских технологий, огромная эмиссия денег, упадок реального сектора экономики и господство нематериального производства, транснациональный капитал, коммерциализация киберпространства (превращение Интернета не только в эффективный инструмент, но и в поле экономической деятельности) – все это кардинально изменило облик и сущность экономики. Жан Бодрийяр отмечает: «…политическая экономия кончается на наших глазах, превращаясь в трансэкономику спекуляции, которая забавляется своей собственной логикой – 1 Ионин, Л. Г. Новая магическая эпоха [Текст] / Л. Г. Ионин // Логос. - 2005. - № 5(50). - С. 24. 40 закон стоимости, законы рынка, производство, прибавочная стоимость, классическая логика капитала, но которая не несет в себе более ничего экономического или политического. Это – чистая игра с изменчивыми и произвольными правилами, катастрофическая игра»1. В наши дни производство как создание стоимости продукта уже не воплощается в образе завода или фабрики, а представляет собой рекламную компанию, маркетинговое агентство или дизайн-студию, конечная цель которых состоит в том, чтобы сделать товар привлекательным в глазах покупателя. Произведенная в такой виртуальной сфере вещь на протяжении многих лет принципиально не меняется, функционально не усовершенствуется, лишь периодически (достаточно часто) через навязчивую рекламу преподносится ее очередное «революционное» качество, путем изменения упаковки, детали дизайна, условий продажи. Фактически происходит симуляция инноваций. Сам товар «эмигрировал» в символическую сферу, его материальная основа стала вторичной, утилитарная ценность утратила прежнее значение. Функцией такого товара (товара как знака) является не столько удовлетворение потребности, сколько символизация и репрезентация самой этой потребности. Следовательно, главным в предмете оказывается его способность репрезентировать статус, а определяющую роль теперь играют престиж, марка, бренд, образ, соответствие модным тенденциям. Так, из транспортного средства автомобиль превратился в свободу, костюм перестал быть элементом гардероба и олицетворяет собой респектабельность, шампунь – это не косметическое средство, а образ привлекательности и красоты. В итоге продается не товар, а символ и его цену определяет не меновая стоимость, не реальные свойства или затраты труда, а статус, образ стоимости товара. Как точно подметил Д. В. Иванов: «Новый механизм ценообразования, дифференцирующий вещи "от кутюр" и продукцию менее именитых фирм, как ни странно, адекватно описывается не А. Смитом, К. Марксом или Дж. М. Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 53. 1 41 Кейнсом, а скорее Фомой Аквинским. "Справедливая цена", согласно средневековым предложения. представлениям, Стоимость всегда товара зависит определяется от "происхождения" социальным статусом производителя, а не статус – стоимостью, как в эру классического капитализма (XVIII-XIX вв.)»1. В новой экономике прибыльными, растущими отраслями являются именно отрасли, в которых создаются образы, выполняются посредническоспекулятивные операции, например, сфера услуг, включающая помимо прочего маркетинг, масс-медиа, консалтинг, в то время как производственные сектора становятся малорентабельными и дотируемыми (общеизвестно, что объем перемещения капитала сегодня в несколько раз превосходит объем товарооборота). Данный сдвиг подтверждается и изменением структуры занятости в соответствующих пропорциях. Трудовая деятельность все большего числа людей сегодня не направлена на изменение физического состояния окружающей действительности и не включает деятельность посредством физических актов, а ориентирована на деятельность посредством символов и знаков, конечный результат которой не имеет материального воплощения и не предполагает приращения нового знания. «Едва ли не самые грандиозные события современного мира происходят в виртуальной, знаковой форме. То, что затем реализуется в виде физической деятельности и в изменении физических объектов, зачастую оказывается либо второстепенными, несущественными последствиями деятельности, либо вовсе непредвиденными ее последствиями. Например, крупнейшие финансовые спекуляции, вроде тех, что осуществляются Дж. Соросом, вызывающие падение жизненного уровня и вообще экономический коллапс целых стран, происходят в виртуальной сфере (мировой валютный рынок целиком "виртуализирован"), а то, с чем приходится Иванов, Д. В. Виртуализация общества. Версия 2. 0 [Текст] / Д. В. Иванов. - СПб. : «Петербургское Востоковедение», 2002. - С. 78. 1 42 физически и психологически иметь дело гражданам стран – жертв кризиса, относится к сфере побочных либо непредвиденных последствий»1. Другой особенностью современной экономики, на которую еще 30 лет назад указал О. Тоффлер, является возможность рядового человека не ограничиваться ролью пассивного потребителя, а выступать и в качестве производителя. Такой субъект («prosumer» по О. Тоффлеру) не просто создает товары, участвуя в их разработке, но и продвигает на рынке, наделяя вещь статусом товара фактом покупки. Поскольку материальных ценностей – товаров и услуг – вследствие массового характера производства оказывается больше, чем требуется рынку, то проблема сбыта продукции становится крайне острой. Поэтому мнение сообщества вышеназванных потребителей – поклонников одного бренда, крайне важно для производителя, стремящегося удовлетворить запросы и пожелания клиентов и вынужденного реагировать на критику, проявлять лояльность. Однако в большей степени стимулирование потребления осуществляется с помощью огромной индустрии рекламы, формирующей у человека ненужные («репрессивные» - по Г. Маркузе) потребности. Циркуляция больших объемов виртуальных денег в форме развитой системы кредита свидетельствует о наличии в современной экономике помимо виртуального предложения также и виртуального потребления: за нематериальное человек платит при помощи нематериальных платежных средств, при этом перманентно отсрочивая выплату. «В свое время Ходжа Насреддин изрек: тот, кто продает запах шашлыка, получает в уплату звон монет. Он, однако, вряд ли предполагал, что однажды это занятие так увлечет человечество, что составит целую эпоху виртуальной экономики…» - тонко замечает А. К. Секацкий2. В силу того, что на рынке сейчас обращаются изображения, знаки, образы ценностей, то и расплачиваться за них стало 1 Ионин, Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие [Текст] / Л. Г. Ионин. - М. : Логос, 2000. - С. 404. Секацкий, А. К. Последний виток прогресса (От Просвещения к Транспарации). Исследование [Текст] / А. К. Секацкий. - СПб., 2012. - С. 263. 2 43 возможным не металлом, бумагой или пластиковой картой, а предъявлением сформированного с помощью кредита образа платежеспособности, симулирующего наличие денежных средств. Деньги утрачивают свою физическую субстанцию и замещаются возможностью денег. Подобного рода виртуальностью, образностью, симуляцией пропитана вся экономика. Держа обязательств на порядок больше, чем реальных средств, банк также является симулянтом платежеспособности, именно поэтому единомоментное востребование всех вкладов и выплат возможно лишь теоретически. «Единственная реальность – это безудержный орбитальный кругооборот капитала, который, если и завершится обвалом, не повлечет за собой существенного нарушения равновесия в реальной экономике. Без сомнения, так происходит потому, что сфера спекулятивных оборотных капиталов уже настолько автономна, что сами ее конвульсии не оставляют никаких следов»1. Распространенную в наши дни практику приобретения за реальные деньги виртуальных продуктов: приложение или мелодия на телефон, компьютерный персонаж, используемый в качестве личного героя в игре, подарок другу или повышение рейтинга страницы в компьютерной социальной сети, доступ к определенным сервисам Интернета и т. д., - мы также классифицируем как виртуальное потребление и рассматриваем в качестве одной из специфических черт современной экономики. Помимо виртуализации производства, потребления, товара и денег в настоящее время мы наблюдаем замещение вещественных атрибутов и практик традиционной организации труда их образами и подобием. Активное использование новейших информационно-коммуникационных технологий, позволяющее организовать рабочее место практически в любой точке планеты: дома, в автомобиле или самолете в определенной мере привело к симуляции труда. Жестко фиксированный рабочий график и распорядок дня, пятидневная рабочая неделя, обязательное присутствие в офисе, соблюдение дресс кода – Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 41. 1 44 данные формы организации труда сегодня утрачивают экономическую целесообразность, сохраняя при этом социальную значимость как атрибутов стабильного и эффективно функционирующего предприятия. Следует добавить, что со второй половины ХХ века из сферы производства, качества продукции, цены конкуренция переместилась в сферу символического и осуществляется в публичном медиапространстве как борьба символических капиталов. Сегодня соперничают не институции, компании или персоны, а их виртуальные представители – бренды и имиджи. Принципиально новой чертой такой экономики является то, что клиенту предлагается не товар или услуга, а мировоззрение и стиль жизни бренда, сам покупатель рассматривается как единомышленник, друг и партнер производителя. Наличие таких нематериальных активов как репутация, имидж, известность торговой марки, лояльность целевой аудитории позволяет достичь успехов в жесткой конкурентной борьбе. Именно поэтому для современной компании (корпорации, фирмы) более важной и ресурсозатратной задачей является поддержание положительного имиджа, повышение рейтинга популярности, нежели качество выпускаемых товаров и предоставляемых услуг. В результате – высокие котировки акций на бирже обеспечиваются агрессивной рекламой образа, бренда, торговой марки, а не производственными и коммерческими успехами компании. Итак, фундаментальные компоненты экономики эры классического капитализма – производство, потребление, инновация, труд, деньги, в настоящее время подвержены виртуализации, утратив первоначальный смысл и содержание, они сохраняют привычные атрибуты лишь формально. Мы считаем справедливым вывод, сделанный Жаном Бодрийяром, согласно которому: «Движущей силой современной экономики не является более ни инфраструктура материального производства, ни суперструктура; это – распад структуры стоимости, дестабилизация рынка и реальной экономики, триумф экономики, освобожденной от экономических законов и предоставленной 45 чистой спекуляции, виртуальной экономики, свободной от экономики реальной…»1. Сфера политики Другим культурным виртуализация символом политической сферы. современного Суть этого мира процесса является состоит в превращении институтов массовой демократии, устоявшихся политических практик, принципов, норм, теоретическая основа которых была заложена еще в эпоху Просвещения, их условным подобием, искаженными копиями, функционирующими по инерции безотносительно к собственной роли и предназначению. Наглядным проявлением данной тенденции является конвергенция политики и масс-медиа. Активное использование новейших информационных технологий (в первую очередь Интернета) не только в качестве средства коммуникации, но и как полноценного пространства политической жизни симультанно преобразованию политики в арену действий масс-медиа. По утверждению Г. Л. Тульчинского: «Тщательное дозирование и комбинирование образов в СМИ, использование Интернета создают феномен виртуальной политики, моделирующей проблемы и даже события»2. Иллюстрацией данного тезиса может служить художественный фильм «Плутовство» (англ. Wag the Dog - «Хвост виляет собакой», реж. Барри Левинсон, США, 1997 г.), сатирически повествующий о тонкостях создания симулякров в сфере американской политики с помощью развитых компьютерных технологий и средств массовой коммуникации. Очевидно, что такие факторы как бурное развитие информационнокоммуникационных технологий, рост общего числа пользователей сети Интернет, огромная популярность во всем мире компьютерных социальных сетей, оказывают существенное влияние на традиционные формы политики, изменяя ее облик и содержание. Государственные властные структуры, 1 Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 51-52. 2 Тульчинский, Г. Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности [Текст] / Г. Л. Тульчинский. - СПб. : Алетейя, 2002. - С. 90. 46 вынужденные адаптироваться к реалиям информационной эпохи, вовлечены в интеграцию с новыми мультимедиа ресурсами, следствием чего является политизация Интернета, в пространстве которого формируется имидж политика, ведется агитация, осуществляется коммуникация со сторонниками, борьба с политическими противниками. В Интернете бюрократический аппарат (администрации, министерства, департаменты) широко представлен сайтами, посредством которых симулируется взаимодействие граждан с госслужащими в виде получения консультаций, оформления заявок, оплаты штрафов, подачи налоговых деклараций и т. д. На наш взгляд, подобное киберпротезирование вызвано не только стремлением создать эффективную коммуникационную модель власти и общества, как это декларируется, но и необходимостью компенсировать дефицит реальных действий и ресурсов политики искусственными образами. В целом взаимодействия: сегодня можно реальный выделить уровень три уровня политического (непосредственные двусторонние взаимоотношения общества и власти: снизу – вверх и сверху – вниз), медийный уровень (посредством СМИ) и сетевой (политическая коммуникация в пространстве Интернета). Специфика отношений власти и общества на современном этапе заключается в том, что политика, в традиционном понимании этого слова (греч. рolitikē – искусство управления государством), стала во многом виртуальной и осуществляется в большей степени на медийном и сетевом уровнях. Существовавшие ранее публичные площадки повседневного жизненного пространства – места принятия коллективных решений относительно частных жизненных проблем, например, древнегреческая агора, или собрание жильцов многоквартирного дома – в наши дни исчезают. Роль подобных промежуточных общественно-частных мест взяли на себя компьютерные социальные сети, блоги, форумы. Новая политика, основанная на применении интерактивных технологий, имеет целью не оперативную реакцию власти на запросы населения, а формирование иллюзии постоянного взаимодействия государства и членов 47 общества при отсутствии реального институционализированного взаимодействия. Реализация в России проекта «Большое правительство»1, активность политических деятелей в блогосфере, построение гражданского общества («цифровой демократии») на базе компьютерных социальных сетей является, с одной стороны, признаком обветшания базовых институтов политической системы, с другой, инструментом поддержания образа «здорового государства», «работающей организации», «эффективной системы». В такой политике действуют не конкретные люди, профессионалы, обладающие знаниями, твердыми принципами и несущие ответственность за свои решения, а случайные персонажи и их имиджи, которые конструируются в PR-агентствах с применением политтехнологий. Учитывая взрывной рост средств массовой коммуникации, их визуально-ориентированный характер, затрудняющий демаркацию правды от вымысла, онтологический статус реального политика и созданного имиджа сегодня во многом одинаков, то есть различия между человеком и искусственным политическим образом отсутствуют. Политические партии приобрели образ брэндов, олицетворяющих некоторый набор ценностей, и фактически не выражают интересов избирателей, а лишь имитируют эту функцию. Поскольку власть расценивается исключительно как обладание и управление ресурсами, то борьба за нее превратилась в главную задачу и основной род деятельности политиков, однако с той характерной для современной культуры особенностью, что борьба за политическую власть – это уже не соперничество непримиримых идеологий, диаметрально противоположных программ действий, а электоральная игра, целью которой является поддержание интереса к определенной политической силе и завоевание симпатий той группы избирателей, которая не способна или не желает критически оценивать конкретные дела политиков. Содержанием этой Использование социальных сетей в качестве механизма обратной связи. См.: Засурский, И. И. Русский Альберт Гор. «Большое правительство» и информационная революция [Электронный ресурс] / И. И. Засурский. – URL: http://www.chaskor.ru/article/medvedev__eto_russkij_albert_gor_25256 (дата обращения: 23.09.2012). 1 48 игры является конкуренция виртуальных образов реальных политиков, циркуляция виртуальных смыслов, нескончаемая ретрансляция пустых лозунгов и популистских программ, вмещающих лишь теоретическую возможность реализации обещаний. Российский культуролог Т. В. Чередниченко констатирует: «Когда у нас в России (да и не только в России, это касается "новых" демократических стран вообще) идет борьба между кандидатами, это борьба не программ, не идей, не будущих результатов действий, которые предлагаются, борьба не за умы, а за души людей, за симпатию, но не за сознательный выбор. И в такой борьбе обман всегда будет. Потому что кандидаты друг от друга фактически ничем не отличаются. В России хотя бы на том основании, что не являются представителями интересов каких-то больших социальных групп. Политические группы, которые декларируют, что они есть партии или общественные движения, пытаются найти себе какие-то электоральные слои, которые могут их поддержать, но никоим образом не считают себя ответственными за положение этих слоев. Партии пытаются найти те социальные группы, которые их поддержали бы, а не наоборот»1. Причем распространенная сегодня практика манипуляции с рейтингами, окончательно вытеснившая апелляции к общественному мнению, не позволяет оценить истинные масштабы поддержки той или иной политической силы. Разделение власти на исполнительную, законодательную и судебную в настоящее время носит подчас условный характер, поскольку ключевые органы соответствующих ветвей власти выполняют лишь церемониальную функцию, занимаясь фиктивной деятельностью, легитимируя решения, принятые за закрытыми дверьми неофициальных встреч и консультаций. Поэтому, ставшее в России крылатым выражение «Парламент – не место для дискуссий» следует понимать буквально. Как метко выразился известный социолог З. Бауман: «Что касается власти, она уплывает с улиц и площадей, из актовых залов и Чередниченко, Т. В. Россия 1990-х в слоганах, рейтингах, имиджах. Актуальный лексикон истории культуры [Текст] / Т. В. Чередниченко. - М. : Новое литературное обозрение, 1999. - С. 286. 1 49 парламентов, местных и общенациональных правительств в недосягаемую для контроля граждан экстерриториальность электронных сетей. В настоящее время любимые стратегические принципы власть имущих – бегство, уклонение и независимость, и их идеальное состояние – невидимость. Попытки предугадать их шаги и непредвиденные последствия этих шагов (не говоря уже о том, чтобы предотвратить или остановить наиболее нежелательные из них) имеют практическую эффективность, мало чем отличающуюся от эффективности действий Лиги предотвращения погодных изменений»1. Таким образом, в современную эпоху, когда отношения индивида с действительностью наблюдаем опосредованы разрушение функционирующих некогда элементов значительным числом устойчивых, надежных, политической структуры, образов, мы эффективно обусловленное исчерпанностью их ресурсов и возможностей для дальнейшего развития в контексте новых культурных условий, сложившихся в XXI веке. Это означает, что в результате хронической симуляции фигура политического деятеля, партийная система, практика политической борьбы, институты государственной власти, идеология прекращают свое существование в том виде, в каком они были известны еще 50 лет назад, утрачивая первоначальную роль и значение, превращаясь в декоративные атрибуты политического ландшафта, видимость и формальность. Сфера науки и образования Научная и образовательная область жизненного пространства человека также испытывает влияние виртуализации, под которой, как известно, мы понимаем процесс субституции вещей, действий, объектов их условным подобием, искаженными копиями. Сегодня можно отчетливо наблюдать трансформацию традиционных форм и практик научно-образовательной сферы в сторону симуляции, сопровождающуюся частичной дематериализацией. Активное использование в научной среде инфокоммуникационных технологий, прежде всего Интернета, безусловно, имеет массу неоспоримых преимуществ и 1 Бауман, З. Текучая современность [Текст] / З. Бауман. - СПб. : Питер, 2008. - С. 48. 50 всецело оправдано, однако распространение дистанционного обучения, интернет-конференций, развитие электронных научных изданий, рост числа виртуальных университетов и т. д. следует расценивать лишь как одно из проявлений процесса виртуализации науки, его внешнюю сторону. Фактор компьютеризации науки хоть и обостряет дефицит социальной реальности, все же является второстепенным индикатором глобальных изменений данной сферы культуры. На наш взгляд, более важным, существенным и масштабным процессом, протекающим параллельно обозначенной тенденции, является радикальное преобразование западной модели науки и образовательной системы. Сегодня мы видим, что цели, нормы, содержание научно-образовательной деятельности, роль и статус главных компонентов науки дезавуированы. Утратив свой первоначальный смысл, они существуют в отрыве от происхождения и предназначения, имеют мало общего с высокими идеями и принципами эпохи Просвещения. Подобная виртуализация институционального строя науки выражается в ориентации учреждений на производство симулятивных функций и на формирование собственного имиджа. Причем искусственно сконструированные образы социальных институтов зачастую не соответствуют их реальной деятельности, так как скрытые функции противоречат декларируемым. Эту ситуацию частично можно объяснить слабым нормативным контролем (симуляция такого контроля также распространена) над деятельностью организаций и учреждений, в которых стали доминировать неофициальные внутренние правила и латентные функции. Последние могут не осознаваться и явно не проявляться, тем не менее, актуализировавшись и будучи осознанными, они вызывают недоверие к качеству работы и формируют негативное отношение у людей. Известный канадский философ Маршалл Маклюэн в книге «Понимание медиа» высказал мысль о появлении новой роли обучения в эру всеобщей автоматизации. «Именно этот процесс автоматизации, вызывающий отток нынешней рабочей силы из промышленности, ведет к превращению самого обучения в главный вид производства и потребления. Отсюда вся 51 безрассудность тревоги по поводу безработицы. Уже сейчас оплачиваемое обучение становится в нашем обществе как преобладающей сферой занятости, так и источником нового богатства»1. В современных реалиях коммерциализация системы образования достигла такого уровня, что уместно говорить о функционировании отдельного сектора экономики, в котором задействовано огромное количество людей, оказывающих услуги обучения и воспитания. Репетиторство, различные подготовительные курсы, тренинги, стажировки и другие формы обучения нацелены не на эффективную передачу качественных знаний и формирование компетентной личности, специалистапрофессионала, а преследуют экономическую выгоду, решая сугубо практические задачи, например, поступление клиента в университет или получение слушателем сертификата, необходимого для устройства на работу. Сфера образования, таким образом, больше не рассматривается как элитарная зона культуры, а представляет собой одну из сфер услуг. Симуляцию образовательной деятельности можно увидеть в борьбе вузов за абитуриентов, которая сопровождается рекламой конкурентных преимуществ учебного заведения, формирующих его привлекательный имидж и подчеркивающих высокий статус. Характерно, что в первую очередь к таким преимуществам относятся: престижность, уровень материально-технической обеспеченности вуза, социально-бытовые условия, организация досуга, развитые формы поощрения, в то время как научно-исследовательские достижения учебного заведения, квалификация профессорско- преподавательского состава, особенность учебного плана или содержание учебных программ имеют второстепенное значение. Как итог – в современном дипломе воплощается образ образованного человека. Массовость и доступность высшего образования, рост числа негосударственных вузов позволяют нам сделать вывод о том, что имплицитная сущность системы высшего образования Маклюэн, Г. М. Понимание медиа: Внешние расширения человека [Текст] / Г. М. Маклюэн. - М. : Кучково поле, 2011. - С. 403. 1 52 как ведущей сферы занятости индивида в информационном обществе состоит в сдерживании роста уровня безработицы на рынке труда. Итак, на фоне общего кризиса книжной культуры, девальвации традиционных функций социальных институтов, изменения их роли и статуса в обществе, происходит виртуализация образования. Данная сфера социальной реальности депрофессионализируется, наполняется яркими пустыми образами, потребительскими ценностями, бессмысленными процедурами, фиктивными практиками, ее основные компоненты симулируются и отрываются от своих исходных, привычных сущностей. Это своего рода форма без содержания, которая успешно играет роль реальных отношений. Соблюдение внешней формы с необходимым набором атрибутов создает иллюзию благополучия, правдивости и порядка (формальная «сдача» экзамена или защита диссертации, разработка и внедрение в производство новейших технологий, модернизация экономики страны и т. д.). Каждый ответственно, но в большинстве случаев неосознанно исполняет свою роль, при этом реальное взаимодействие и результаты отсутствуют. Сегодня в деятельности ученых и научных работников все больше ресурсов отводится созданию и презентации образа, необходимого для успеха в конкурсах на получение грантов, стипендий, заказов. Отсюда в сфере науки и образования получили развитие именно такие технологии, которые адекватны симуляции компетентности: исследовательские фонды, консультирование, экспертиза, академические обмены, перманентное образование. Оценка результатов научно-образовательной деятельности смещается с качественных показателей к количественным: индекс цитирования, число публикаций, открытых лекций, выигранных грантов, защищенных аспирантов и т. д.1 Критерий истины современная наука нередко полагает в поддержке спонсоров, а не в воспроизводимости результатов или в консенсусе коллег-экспертов. Отечественный исследователь Д. В. Иванов пишет по этому поводу: «Такие Основные параметры наукометрии критически рассматриваются в статье Б. Г. Соколова «Индекс Х и индекс Ц» (STUDIA CULTURAE. - 2013. - № 17. - С. 167-176). 1 53 познавательные, исследовательские практики как факт, открытие, исследование, компетентность в наши дни симулируются. Реальные действия и вещественные объекты замещаются симулякрами, исполнение социальных ролей ученого, преподавателя, студента становится виртуальным. Иерархия научных степеней и званий также виртуализируется (структура академического сообщества), научная дискуссия превращается в многочисленные конференции, симпозиумы, конкурсы, (исследовательская/учебная научное разделение организация), то труда виртуализируется есть виртуализируются университет и научная лаборатория как социальные институты»1. Таким образом, если в эпоху Модерна основополагающими принципами науки были компетентность и профессионализм, а главными целями ученого – открытие объективной истины и повышение собственной квалификации, то ведущим принципом современной виртуализированной науки является воссоздание образа компетентности. Наука и приращение качественного знания сегодня расходятся точно так же как отклоняются друг от друга экономика и реальное производство, политика и эффективное управление. В современной культуре все стало вопросом мнений и вкусовщины, включая научное знание, которое трактуется в духе абсолютного релятивизма2. Факт преобразования науки из предприятия по поиску истины в разновидность языковых игр убедительно показывают многие философы и культурологи. Согласно Л. В. Щегловой, в современной культуре, отказавшейся от услуг законодательного разума в пользу разума интерпретативного (сменяемого на наших глазах разумом коммуникативным) «на место выстраданных научных истин пришло опьянение словами»3. В книге «Состояние постмодерна» Ж.-Ф. Лиотар рассматривает вопрос о статусе науки в контексте двух взаимосвязанных процессов – информатизации Иванов, Д. В. Виртуализация общества. Версия 2. 0 [Текст] / Д. В. Иванов. - СПб. : «Петербургское Востоковедение», 2002. - С. 115. 2 Как саркастично заметил Ж.-Ф. Лиотар, «в культуре постмодерна знание – это то, о чем говорят в телевикторинах». 3 Щеглова, Л. В. Языковые игры в парадигме «affirmo ergo est» [Электронный ресурс] / Л. В. Щеглова. URL: http://www.culturolog.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=847&Itemid=6 (дата обращения: 16.11.2012). 1 54 и кризиса метарассказов. В этой связи принципиально важной нам представляется мысль французского ученого о делегитимации науки и падении ее статуса вследствие легитимности кризиса (делегитимации) метарассказов. университеты «В и контексте институты утраты высшего образования подчиняются отныне требованию формирования компетенций, а не идеалов: столько-то врачей, столько-то преподавателей той или иной дисциплины, столько-то инженеров, столько-то администраторов и т. д. Передача знаний не выглядит более как то, что призвано формировать элиту, способную вести нацию к освобождению, но поставляет системе игроков, способных обеспечить надлежащее исполнение роли на практических постах, которые требуются институтам»1. Зафиксированные и описанные Ж.-Ф. Лиотаром более тридцати лет тому назад глубокие изменения в научнообразовательной сфере, сегодня имеют очевидные последствия. В сложившейся ситуации, когда «легитимация (науки. – А. Ш.) оформляется через производительность»2, важнейшим критерием науки выступает эффективность, т. е. способность внести свой вклад в увеличение устойчивости и роста производительности действительной функционирующей целью социальной университетского системы. образования Поэтому является не формирование национальной элиты, как продолжают провозглашать вузы, а подготовка необходимых для общества работоспособных элементов. Таким образом, в условиях тотальной виртуализации общества явно просматривается тенденция превращения научно-образовательной сферы в пространство видимости и симуляции. Сохранив внешнее подобие исторически сложившейся системе образования, современная школа и университет функционируют при полном безразличии к своему истинному предназначению, в отрыве от первоначальных идей и целей. В основе такой модели лежит симуляция базовых компонентов учебного процесса, для которого свойственен формализм, унификация, приоритет инструментального знания, слепая 1 Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна [Текст] / Ж.-Ф. Лиотар. - М. : «Институт экспериментальной социологии»; СПб. : «Алетейя», 1998. - С. 118. 2 Там же. С. 114. 55 реализация учебного плана. Испытывая острую конкуренцию со стороны средств массовой коммуникации, научно-образовательные заведения неуклонно лишаются эксклюзивных прав на производство и трансляцию знаний, что ведет к постепенной утрате ими статуса главного посредника между индивидом и миром культуры. Девальвация фигуры учителя/наставника, снижение социального престижа профессии педагога в массовом сознании являются лучшим тому подтверждением. Сфера искусства Виртуализация искусства разворачивается как в форме электронного замещения ключевых компонентов данной сферы культуры на их цифровые аналоги, так и в виде симуляции художественных объектов, практик, стилей. Так, классическая форма презентации, хранения и дистрибуции искусства в виде спектакля, концерта, выставки, музея, галереи, аукциона утрачивает свою роль, дематериализуется и подменяется (дополняется) виртуальными копиями, функционирующими в пространстве Интернета и позволяющими совершить виртуальную экскурсию, посетить виртуальную мастерскую художника, насладиться живописными полотнами и даже приобрести их. Приобщение к искусству все больше осуществляется в форме виртуальных эстетических практик. Благодаря возможностям глобальной сети и совершенству мультимедиа технологий получило распространение коллективное творчество пользователей Интернета, интерактивное искусство, сетевая литература, использование средств компьютерной графики для создания произведения (коллаж, инсталляция, картина). Центральные эстетические категории классической системы – автор, оригинальность, истина, вещь в современном медиа-искусстве трансформируются: автор заменяется машиной, коллективом, оригинальность уступает место апроприации и технической репродуцируемости, истина сменяется симуляцией, вещь – медиумом, абсолютное – относительным, на смену статике пришла динамика. 56 Симуляция искусства как подражание художественным практикам и институциональным нормам, на наш взгляд, отчетливо просматривается в тенденции масштабной эстетизации современного общества, когда искусство заполняет все сферы бытия человека путем бесконечного и разнообразного воспроизводства произведения. знаков, Сегодня претендующих невозможно на статус обнаружить художественного какое-либо единство, например, стилевое, определить цели и теоретические основания автора, выявить границы искусства, его предназначение и способы эстетической оценки. Избавившись от власти линий, форм, цвета, эстетических концепций, вобрав в себя все известные стили и направления, современное искусство представляет собой одновременно и политику, и социальную технологию, и коммерческий проект. Такая протейность позволяет ему избегать любой критики, с какого бы полюса она не следовала. Эклектизм разнообразных приемов и техник, присутствующий в рисунке, театральной постановке, видео или музыкальном произведении зачастую симулирует мастерство автора, его умение виртуозно обращаться с ними, при этом о ценности произведения свидетельствует авторитетное мнение куратора выставки, отзывы коллег или школа, к которой принадлежит художник, но не сообщество экспертовпрофессионалов. В культуре XXI века искусства стало слишком много, все заявляет о себе и самовыражается, каждый жест, каждое действие требует означивания и признания, стало невозможно отличить жизнь от искусства, рекламу от авторского кино, хулиганство от художественной акции (как в случае с артгруппой Война и Pussy Riot). Мы убеждены, что эстетизация бытия – это своего рода механизм сокрытия, способ завуалировать отсутствие подлинного искусства его симуляцией. Жан Бодрийяр отмечает: «Идут разговоры о дематериализации искусства и вместе с тем о минимальном искусстве, о концептуальном искусстве, об эфемерном искусстве, об антиискусстве, о целой эстетике прозрачности, исчезновения, дезинкарнации, но в действительности эта эстетика повсюду обретает свое материальное воплощение в операционной 57 форме. Впрочем, именно поэтому искусство вынуждено уменьшаться, изображая собственное исчезновение. И оно совершает это уже в течение века, следуя всем правилам игры. Как все исчезающие формы, искусство пытается возрасти посредством симуляции, но вскоре оно окончательно прекратит свое существование, уступив место гигантскому искусственному музею искусств и разнузданной рекламе»1. Автор книги «Виртуализация общества. Версия 2. 0» Д. В. Иванов пишет о виртуализации творчества и выделяет три предпосылки перехода от создания произведения к его симуляции. В качестве первой причины исследователь называет эволюцию авангардных форм искусства: неуклонный отказ от художественного изображения, примерами чему служат работы К. Малевича (1910-1920-е гг.), Д. Поллока (1940-1950-е гг.), И. Кляйна (1950-е гг.). Являясь результатом радикального следования эстетическим идеалам Модерна – оригинальности и виртуозности, отсутствие изображения все же признается произведением искусства, поскольку является результатом действий, совершаемых в рамках институциональных систем «художник-зритель», «автор-критик». Очередным шагом к симуляции модернистских художественных практик, по мысли автора книги, стала эстетизация нехудожественных объектов в поп-арте. Например, коллажи Р. Гамильтона (1950-е гг.), скульптуры К. Ольденбурга (1960-е гг.), фотографии Э. Уорхола (1960-1970-е гг.). «Теперь произведением искусства в силу оригинальности и своего рода виртуозности может быть признано уже не создание "нулевого" художественного объекта, а создание принципиально нехудожественного объекта»2. Наконец, третьим, решающим шагом к симуляции модернизма в искусстве стал концептуализм, главный принцип которого состоит в том, что произведением искусства является не объект и исполнение, а идея, концепция автора. Мужской костюм, вывешенный в галерее Й. Бойсом в 1970 г. или мост 1 Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 27. 2 Иванов, Д. В. Виртуализация общества. Версия 2. 0 [Текст] / Д. В. Иванов. - СПб. : «Петербургское Востоковедение», 2002. - С. 117. 58 Понт-Неф в Париже, «упакованный» тканью в 1985 г. согласно концепции К. Явачева – типичные примеры произведения искусства, которое автор не производил в традиционном понимании, а лишь поместил в контекст ролевой системы «художник – зритель». Д. В. Иванов особо акцентирует наше внимание на том, что творчество, характеризующееся отказом от изображения объекта, эстетизацией нехудожественных объектов и контекстуализацией любых объектов является в современной культуре виртуальным постольку, поскольку с помощью этих приемов происходит симуляция следования художественным практикам и институциональным нормам Модерна, ориентирующим художника на полную свободу творчества и прогресс выразительных средств. Ремейк классического произведения, реинтерпретация известного сюжета, заимствование и апроприация являются сегодня неотъемлемыми чертами искусства и выступают в качестве маркеров художественного творчества, наделяющих его результат статусом произведения. В литературе, кино, архитектуре последней трети ХХ века мы обнаруживаем многочисленные аллюзии, цитаты, отсылки и клише, составляющие порой бессмысленную конфигурацию и лишающие произведение собственного содержания. Так, современная архитектура торгово-развлекательных комплексов, бизнес- центров, офисов крупных компаний представляет собой грубую симуляцию популярного в 1980-х годах на западе стиля хай-тек, упрощенные атрибуты которого мы можем разглядеть в дизайне здания: серебристо-металлический цвет, активное использование в строительстве стекла и пластика, сложная простота геометрических форм, открытость коммуникационных сетей (вынесенные наружу лестницы, лифты, выступающие металлические балки). Однако все эти конструктивные решения направлены не на создание функционального пространства, а являются декорациями, формирующими имидж высокотехнологичной компании, автомобильного концерна или центра современного искусства. 59 В результате восприятие такого произведения искусства представляет собой припоминание (анамнезис), когда реципиент отыскивает ссылки на хорошо известные работы, цитаты из классических произведений, фрагменты оригинальных стилей. Подобное воскрешение хрестоматийных образов сопряжено с сильным эстетическим эффектом. Противоположный пример того, как современное искусство виртуозно оперирует пустыми формами, приводит Н. Р. Саенко в монографии «Нигитология культуры»: «Масштабным художественным проектом, состоящим из симулякров непостижимой красоты, является серия экспериментальных видеофильмов "Кремастер" американского художника М. Барни (всего пять фильмов, 1995-2002), в которых он выступал сценаристом, режиссером, продюсером, исполнителем главных ролей. Мы убеждены, что попытки эстетиков-интерпретаторов, киноведов-герменевтов усмотреть в "Кремастере" сложную и многогранную смысловую структуру тщетны. В видеоработах Барни фантастические образы сплетаются в многоярусную систему, но она не смысловая, а телесная, формальная»1. Тот факт, что современное искусство наполнено «пустыми» произведениями в определенной степени есть результат смещения акцента с конечной цели создания произведения на сам процесс, когда акт «делания» чего-либо становится самоценным. Результатом такого творчества нередко является семантически «пустой» знак, который в дальнейшем, в процессе интерпретации реципиентом наделяется смыслами и приобретает значения. «Большинство современных зрелищ, видео, живопись, пластические искусства, аудиовизуальные средства, синтезированные образы – все это представляет собой изображения, на которых буквально невозможно увидеть что-либо»2. Изменение облика искусства в результате культурологического поворота от этики к эстетике отмечает Л. В. Щеглова, указывая, в частности, на депрофессионализацию и деинституализацию искусства, которое становится 1 Саенко, Н. Р. Нигитология культуры (опыт построения) [Текст] / Н. Р. Саенко. – Волгоград : Изд-во ВГПУ «Перемена», 2010. - С. 131. 2 Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 27. 60 безавторским и утрачивает культурный эталон1. Действительно, в условиях бесконечного становления новых форм художественной деятельности, упразднения кастово-элитарного статуса художника, разрушения идеальных образцов и моделей, отсутствия специалистов-экспертов сложно провести демаркацию между творчеством и симуляцией, талантом и пошлостью, шедевром и кичем. Поэтому тотальный характер творческой активности, проявляемой в Интернете, и размывающей культурную нормативность как одно из важных свойств культуры на протяжении всей истории ее развития следует расценивать как симуляцию искусства, направленную на бесконечное воспроизводство образов, ничего в себе не несущих. Представляя собой уникальную площадку свободного экспонирования результатов творчества, компьютерные социальные сети переполнены непрофессиональными музыкантами, художниками, поэтами, фотографами, главная цель которых – не создание содержательного, художественно ценного произведения искусства, а самовыражение и стремление заявить о себе. В итоге перед нами разворачивается «вселенская реабилитация посредственности» (Ж.-Ф. Лиотар). Наглядным эффектом виртуализации сферы искусства является также тенденция, когда образ произведения превалирует над его содержанием. То есть, успех того или иного произведения искусства сегодня зачастую определяется не его внутренними качествами, мастерством исполнения, глубиной и смыслом, а способом предъявления и анонсирования. Например, комплекс PR-акций, предшествующих премьере фильма, включает в себя презентацию трейлера, интервью с актерами и создателями картины, масштабную рекламную кампанию, продажу символики, розыгрыш билетов в кино и т. д. Причем экономически затратная и эстетически не менее важная задача создания образа произведения, положительно воспринимаемого зрителем, решается порой параллельно с созданием самого произведения искусства. См.: Щеглова, Л. В. Значение этики в эпоху эстетизма [Текст] / Л. В. Щеглова // Известия ВГПУ. 2003. - № 2(03). - С. 3-9. 1 61 Таким образом, виртуализация социальной реальности, затрагивая сферу искусства, осуществляется как в форме технологической виртуализации художественных институтов (классическая художественная организация и презентация уступает место цифровым образам), упразднения материальной составляющей, использования мультимедиа в творчестве, так и в виде симуляции основных компонентов искусства – произведения, творческой деятельности, стиля. Художественное произведение без содержания и идеи, слепое следование конституирующим приемам художественных практик, стилевое подражание, масштабное воспроизводство знаков и фикций, претендующих на эстетическую ценность – распространенные явления в современном искусстве, утратившем границы и предназначение. Резюмируя вышеизложенное, особо отметим, что виртуализация социальной реальности представляет собой серию разнородных, но логически единых тенденций в различных сферах жизненного пространства человека. Проведенный нами анализ состояния и особенностей функционирования экономики, политики, науки, искусства показал, что в условиях когда «современность зависит от самой себя» (У. Бек) данные институции все больше создают символические ценности и знаки, а их фундаментальные компоненты существуют лишь формально, в отрыве от своей сущности. Сегодня экономические, политические и прочие системы в некотором смысле замкнуты сами на себе, то есть обладают «аутопойетической автономией» (Н. Луман) и воспроизводят сами себя. Их истинной целью и функцией является не производство конкретных действий и не достижение определенных результатов, а симуляция данной интенции и поддержание status quo. При этом важно понимать, что тотальная симуляция не означает полную и необратимую деструкцию социальных структур, а указывает на исчерпанность потенциала развития прежних институциональных форм, ориентированных на реализацию модернистских установок и принципов и свидетельствует о становлении качественно иллюзорной, алогичной, иной социальной парадоксальной, реальности пронизанной – призрачной, информационно- 62 коммуникационными интенсивности, технологиями. устойчивости, Утратив связности, характеристики такая реальность полноты, существует автономно, в полном соответствии с принципом, описанным Ж. Делезом и Ф. Гваттари, согласно которому «…чтобы вообще функционировать, общественная машина не должна функционировать хорошо. <…> она функционирует только со скрипом, постоянно ломаясь, раскалываясь маленькими взрывами, поскольку все эти дисфункции являются частью самого ее функционирования… Никогда разногласие или дисфункция не означали смерти общественной машины, которая, напротив, имеет привычку питаться вызываемыми ею противоречиями, провоцируемыми ею кризисами…»1. Таким образом, размах процесса виртуализации социальной реальности, ставшего символом современности, подтверждает необходимость разработки объяснительной модели культуры с использованием феномена виртуальности, что в свою очередь требует изучения антропологического аспекта изменений как на уровне индивида, так и на уровне сообщества, который мы обнаруживаем в компьютерных социальных сетях. Делез, Ж. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения [Текст] / Ж. Делез, Ф. Гваттари. - Екатеринбург, 2008. - С. 238-239. 1 63 Глава II. КОМПЬЮТЕРНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ – ВИРТУАЛЬНЫЙ МОДУС БЫТИЯ ЧЕЛОВЕКА II. 1. Структурно-функциональный анализ сайтов социальных сетей Жизнь современного человека находится в паутине различных сетей: торговые сети, транспортные, финансовые, энергетические, коммуникационные, однако среди сетевых ресурсов в наши дни все большую роль играют компьютерные социальные сети. Исследование компьютерных социальных сетей, причин их лавинообразного распространения, особенностей функционирования связано с потребностями современной жизни, с осознанием того общепризнанного факта, что ведущим критерием общественного развития являются информационные технологии и овладение ими – наиважнейшая задача для человека. При всей популярности сайтов социальных сетей и на первый взгляд достаточно ясного представления их сущности, исследование данного феномена является важной научной проблемой, хотя бы потому, что это относительно новое явление, отражающее определенные устойчивые тенденции современной эпохи и оказывающее огромное воздействие на культуру и человека. Несмотря на повышенный интерес со стороны представителей различных отраслей научного знания к новой технологии, объяснение природы, места и роли компьютерных социальных сетей в жизни человека, равно как и понимание самого термина «социальная сеть» все еще остается серьезной проблемой. В настоящее время в научной мысли отсутствует единое мнение относительно содержания термина «социальная сеть», который можно встретить в разных контекстах, что обусловлено наличием нескольких подходов к анализу этого феномена. Наиболее часто мы имеем дело с двумя 64 пересекающимися трактовками социальной сети – как социальной структуры, и как ее специфической реализации в пространстве Интернета. Необходимо отметить, что метафора «социальной ткани» или «паутины отношений» использовалась еще социальными философами XIX и XX вв., например, Г. Зиммелем. Рассуждения о сетевой структуре социума можно встретить в «Принципах социологии» Г. Спенсера (1875), однако историю научных исследований социальных сетей принято отсчитывать с 1930-х годов, когда Дж. Морено опубликовал серию работ по социометрии. В работе британского антрополога А. Радклиффа-Брауна «Социальная структура» (1949) получило развитие понимание социальной структуры как «сложной сети реально существующих социальных отношений». Термин «социальная сеть» впервые был введён в 1954 году социологом Джеймсом Барнсом в работе «Классы и собрания в норвежском островном приходе», вошедшей в сборник «Человеческие отношения». В своей книге он охарактеризовал социальную сеть следующим образом: «Каждый человек имеет определенный круг друзей, а эти друзья имеют, в свою очередь собственных друзей. Некоторые из друзей одного человека знают друг друга, другие – нет. Я нашел удобным говорить о такого рода полях как о сетях. Под этим мне видится система точек, некоторые из которых соединены между собой. Точками этой системы являются люди, а линии соединения этих точек указывают, какие люди взаимодействуют друг с другом»1. В 50-е годы ХХ века широкое применение теории графов активизировало исследования структуры социальных объектов. Основное понятие теории – граф – задается множеством вершин (точек) и множеством ребер (связей), соединяющих некоторые пары вершин. Примером графа может служить схема метрополитена: множество станций (вершины графа) и соединяющих их линий (ребра графа). В 1978 г. была образована Международная ассоциация специалистов по анализу социальных сетей, учрежден журнал «Social Networks». Позже появились и 1 Barnes, J. A. Class and Committees in a Norvegian Island Parish [Текст] / J. A. Barnes // Human Relations. 1954. - № 7. - Р. 43-44. 65 другие издания по этой тематике – электронные журналы «Connections», «Journal of Social Structure». Если первоначально интерес исследователей ограничивался связями между индивидами в малых группах, то во второй половине ХХ века многими социологами стала осознаваться важность рассмотрения более сложных социальных феноменов, связанных с принадлежностью к социальным сетям, например, единицами социальной структуры стали считать не индивидов, а социальные позиции, статусы, роли, группы, институты. Это требование обосновывалось тем, что введение или удаление одного или нескольких человек не меняет устойчивых связей между группами. Таким образом, в рамках социологического подхода понятие «социальная сеть» имеет следующее значение: «множество акторов (социальных объектов) и определенное на нем множество отношений»1. На современном этапе исследования социальных сетей социологи занимаются изучением акторов, принадлежащих к разным уровням социальной организации: индивид, семья, формальные и неформальные группы, организации и их структурные подразделения, социальные институты, поселения и регионы, локальные рынки, государства. При этом связи между акторами могут быть различными, например, знакомство, дружба, сотрудничество, коммуникация. Массовое распространение термин «социальная сеть» получил с начала 2000-х годов с развитием информационно-коммуникационных технологий, позволивших создать первые крупные сайты социальных сетей. С этого момента данный феномен частично лишился своих исторических корней как принадлежащего исключительно сфере социологии, в компетенции которой он долгое время находился, и приобрел общеупотребительный, ненаучный статус, став при этом объектом внимания со стороны и естественных и гуманитарных наук. Именно в таком ракурсе в настоящей работе исследуется социальная сеть, под которой мы предлагаем понимать интерактивный, многопользовательский Социология: Энциклопедия [Текст] / cост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин, Г. Н. Соколова, О. В. Терещенко. – Минск : Книжный Дом, 2003. - 1312 с. 1 66 веб-сайт, предоставляющий возможность идентификации (регистрация, создание личной страницы, профиля и т. п.), имитации социальных связей (добавление в «друзья», в «список контактов»), отслеживания действий членов сообщества. Примером подобных интернет-сайтов, выступающих в качестве платформы для общения, поиска людей, получения информации являются: международная социальная сеть Facebook, MySpace, российские сайты «ВКонтакте», «Одноклассники», «Мой мир» и др. Одной из главных черт компьютерной социальной сети (для ясности в большинстве случаев мы будем употреблять словосочетание «социальная сеть» с префиксом «компьютерная») является система «друзей» и «групп», а также возможность указания какой-либо информации об отдельном человеке/персоне (школа, вуз, работа, любимые занятия и т. д.), по которой аккаунт (учетная запись) пользователя может быть найден другими зарегистрированными участниками ресурса. Прежде чем перейти непосредственно к анализу специфики и возможностей компьютерной социальной сети кратко обозначим основные этапы институализации изучаемого объекта. Первая в мире компьютерная социальная сеть в ее общепринятом понимании появилась в 1995 году, сайт Classmates был призван объединить выпускников учебных заведений США и Канады. В марте 1999 г. американский программист Брэд Патрик открыл сервис LiveJournal. Официальным началом бума социальных сетей можно считать 2003 год, когда был запущен проект MySpace, а через год начала работу самая крупная на сегодняшний день по числу пользователей международная социальная сеть Facebook. Российские аналоги этих двух сетей – «Одноклассники» и «ВКонтакте» - основаны соответственно в 2006 и в 2007 годах. Также в 2006 г. появилась социальная сеть нового формата – сервис ведения микроблогов Твиттер, а в 2011 г. в тестовом режиме заработала социальная сеть компании Google. Следует добавить, что, несмотря на формальное соответствие данному нами определению социальной сети, такие сервисы как LiveJournal, Foursquare, Twitter в силу их достаточно узкого 67 спектра возможностей мы не расцениваем в качестве компьютерной социальной сети и поэтому оставляем вне поля нашего зрения. Сложность в исследовании феномена компьютерных социальных сетей состоит в том, что, изучаемый объект, по сути, представляет собой Интернет в Интернете и находит применение в различных областях человеческой деятельности. Так, полифункциональность крупнейшей российской социальной сети «ВКонтакте» позволяет использовать ее одновременно в различных качествах: как средство скоростной коммуникации, генератор новостного контента, систему поиска людей, масштабный архив аудиовизуальной информации, комьюнити развлекательно-игровой по ресурс, интересам, маркетинговую пространство для платформу, экспонирования художественного творчества, электронную праформу гражданского общества, etc. Поэтому такое неоднозначное и многомерное явление современной культуры необходимо по возможности рассматривать комплексно с позиции философии, культурологии, психологии, семиотики, лингвистики, социологии, в противном случае неизбежна редукция и односторонность в исследовании. Чтобы ответить на вопрос, каковы практические функции компьютерных социальных сетей, чем обусловлен их бурный рост и что привлекает пользователей в этом интернет-ресурсе, следует изучить параметры и выявить основные возможности данного вида сайтов, рассмотреть свойства культурного пространства нового канала взаимодействия людей, определяющие специфику и характеристики сетевой коммуникации. Архитектоника компьютерной социальной сети базируется на принципах нелинейности, взаимозависимости, взаимозаменяемости, мультицентричности. Система гиперссылок разрушает дихотомию «центр–периферия» и указывает на такое специфическое свойство ресурса как соотнесенность посредством многочисленных взаимных ссылок всех элементов сети со всеми. Для описания открытой динамической структуры социальной сети целесообразно обратиться к понятию «ризомы». Введенная в научный оборот в 1976 году в совместной работе Ж. Делеза и Ф. Гваттари «ризома», призванная противостоять 68 неизменным линейным структурам классической европейской культуры, исключает вертикальное соподчинение «ствола и ветвей», что имеет явное сходство с гибкой моделью социальной сети, где отношения между членами сообщества строятся не на иерархической основе, а на совокупности горизонтально-латеральных связей. Важно, что такая ризоморфная конструкция, организованная по горизонтально-сетевому, а не вертикальноиерархическому принципу не локализована во времени и пространстве. Говоря словами М. Кастельса, «материальный фундамент новой культуры есть пространство потоков и вневременное время»1. Мы не в состоянии сосчитать и представить количество всех ссылок элементов гипертекста социальной сети друг на друга, число которых, включая перекрестные ссылки очень велико. Фундаментальные основания бытия человека – пространство и время в компьютерной социальной сети трансформируются: для электронного взаимодействия не имеет значения реальное местонахождение человека, погодные условия, время года или часовой пояс. Система информационнокоммуникационных потоков лишает территории своего исторического, культурного, географического значений. Время растворяется в условиях запрограммированного взаимодействия друг с другом прошлого, настоящего и будущего. Во многом благодаря тому, что мир компьютерной социальной сети лишен географических и политических рубежей, не подвержен временному и сезонному ограничению, он стал значительным объединяющим фактором в формировании современного глобализированного общества. Российский философ Л. Г. Ионин обращает наше внимание на возникновение в современном мире нового рода восприятия времени – это так называемое реальное время, релятивизируюшее все прочие членения времени. «Когда речь идет о "коммуникации в реальном времени", имеется в виду, что ни субъективное восприятие длительности, ни время дня и ночи, сезонов природы, ни стандартизованное время трудовых ритмов, ни всякое другое не Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура [Текст] / М. Кастельс. - М., 2000. - С. 353. 1 69 играет никакой роли. Реальное время – это момент синхронизации передатчика и реципиента, никакого другого смысла, соотносящего этот момент с иными, более масштабными временными, или пространственными, или смысловыми целостностями, реальное время не имеет»1. С эффектом реального времени человек сталкивается, пребывая в социальной сети в on-line режиме. Данное состояние представляет собой вечное настоящее, уничтожающее время, отменяющее прошлое и будущее, изолирующее и отключающее человека от общего течения жизни. Этим объясняется сложность контроля длительности включенности в цифровое пространство социальной сети, когда пользователь вместо запланированных 15 минут погружается в него на несколько часов, а потом искренне удивляется быстрому течению времени. Одной из главных черт сервиса «ВКонтакте» является удобство, простота, гибкость и функциональность интерфейса: помимо неограниченного фото/видео/аудио хостинга на странице пользователя размещается его аватар (графическое изображение личности в виде фотографии, картинки или текста), персональные данные, список друзей и групп, новости, почта, игры и множество других возможностей. Разнообразные индивидуальные настройки позволяют создать оптимальный режим пребывания в социальной сети. Таким образом сервис как бы подчеркивает свою открытость и всеобщую доступность для каждого, вне зависимости от практического опыта и уровня подготовки. В этом прослеживается заинтересованность разработчиков сайта в новых членах сообщества. Пользователя привлекает легкость обращения с опциями ресурса: легко найти старого знакомого, добавить в друзья, посмотреть видео, послушать музыку, разместить Многовариативность ссылку, и прокомментировать параллельность взаимодействий, фотографию. присущие компьютерной социальной сети, позволяют осуществлять эти действия Ионин, Л. Г. Новая магическая эпоха [Текст] / Л. Г. Ионин // Постмодерн: новая магическая эпоха. Сб. статей. - Харьков, 2002. - С. 227. 1 70 одновременно. Иными словами пользователю легко быть пользователем1. Если обратиться к этимологии слова «польза», которое образовано от старославянского «польга», состоящего из частицы по- и корня -льга, и значащего «легкий», «легко», то выяснится, что специфика пользователя состоит в том, что операции, которые он производит, должны быть максимально облегчены и ускорены. Легкость как характерная черта виртуального отмечается в работах российского философа Е. А. Иваненко: «Легкость принципиальна для виртуального, это специфическая доля безответственности, оторванности от стандартных грузов и привязок; инъекция опьяняющей легкости творения, которая так манит субъекта. Парадоксально или, вернее сказать, характерно для европейского субъекта, но легкость достигается именно за счет чрезвычайного технического усложнения. Целые культурные конгломераты обеспечивают виртуальному его фирменную легкость»2. При сверхэффективной и чрезвычайно легко текущей деятельности в социальной сети у человека появляется ощущение своего могущества и неограниченных возможностей. Другой существенный фактор роста компьютерных социальных сетей – это наполненность широким диапазоном потенций для пользователя сайта. Нахождение в электронном пространстве не обременено плотностью существования со всеми его издержками, не присутствуя физически, человек может быть или вернее казаться окружающим тем, кем он хочет, то есть самостоятельно выбирать себе роль и образ, произвольно конструировать себя. С помощью аватара, никнейма (сетевой псевдоним), личной информации, размещаемых на персональной странице, пользователь указывает о себе только ту часть сведений, которую он считает нужным или возможным сообщить окружающим, кроме того, часто наблюдается практика сокрытия или Интересно, что пользователь как одна из новых форм субъектности продолжает уже известный ряд производства субъекта от функции: зритель, читатель, потребитель, водитель. 2 Иваненко, Е. А. YouTube: метромедиальное тело в анатомическом театре [Текст] / Е. А. Иваненко, М. А. Корецкая, Е. В. Савенкова // Mixtura verborum’ 2010: тело и слово. – Самара : Самар. гуманит. акад., 2010. С. 44-45. См. также: Иваненко, Е. А. Критика виртуального разума, или Быть Джоном Малковичем [Текст] / Е. А. Иваненко // Mixtura verborum' 2008: небытие в маске. – Самара : Самар. гуманит. акад., 2008. - С. 3-17. 1 71 презентации ложных данных. Поэтому фотография собеседника и сведения анкетного характера не всегда позволяют составить реальный портрет личности. Таким образом, социальная сеть является удобным местом для презентации человеком любых проектов своего Я, удовлетворяет тягу и стремление к самовыражению, предоставляет абсолютные возможности избавиться от многочисленных реальных социальных ролей, и быть кем угодно. Формированием своего желаемого образа в этой среде занимаются практически все, причем этот процесс перманентен, по той причине, что в современной культуре совершенные образцы и модели, выступающие для индивида в качестве ориентиров, непрерывно разрушаются и не могут быть скольконибудь устойчивыми. Театрализация как распространенная модель поведения в компьютерной социальной сети имеет выраженный негативный эффект: существует угроза формирования полисетевого субъекта, признаком которого является синдром множественной персональности в повседневной жизни. Следствием анонимности участников электронного сообщества нередко является безответственность и безнаказанность, когда пользователь проявляет большую свободу высказываний, передает недостоверную информацию, провоцирует, оскорбляет, вводит в заблуждение собеседника, вплоть до совершения преступных действий сетевого преследования и угроз. Важно подчеркнуть, что, несмотря на широкий диапазон возможностей, рядовой пользователь компьютерной социальной сети обладает лишь иллюзией свободы, так как специфика этой технологии регламентирует виды его деятельности. В сущности, в рамках сайта «ВКонтакте» человек может лишь постить (от англ. post – размещать, публиковать в Интернете комментарии, фото, видео, аудио) и наблюдать. Мысль о том, что человек – это животное пишущее, оставляющее следы своего присутствия в виде графических знаков мы обнаруживаем в рассказе И. А. Бунина «Надписи». Главный герой размышляет о надписях, которые встречались ему в жизни, приводит их многочисленные примеры, перечисляет способы создания, характер и темы. Вне зависимости от того кто является автором и известно ли его имя, каждая 72 надпись обладает трогательной силой и представляет определенную ценность, и именно письмо, а не речь является характерной человеческой деятельностью, - делает он вывод1. В некотором роде «стена» личной страницы пользователя «ВКонтакте» представляет собой один из способов трансляции человеком себя в мир, наряду с такими аналогами как стены школьных туалетов, ученические парты, скамейки, стволы деревьев, уличные граффити. Приватно-публичное пространство «стены» получастного характера, также выполняет свойственных функцию салонной дневников, культуре, писем заметки и комментарии, оставляемые здесь, продолжают традиции эпистолярного жанра. Отдельно стоит подчеркнуть, что компьютерная социальная сеть не поощряет написания длинных текстов и комментариев, более того, как показывают исследования, время жизни сообщения в социальных сетях (когда оно получает все комментарии, лайки2 и внимание от пользователей) составляет несколько часов3. Отсутствие разработанной системы поиска и памяти ресурса делает трудной задачу отыскать сообщение недельной давности, а месячной – практически невозможной. Отсюда многочисленные интернет-дискуссии и словопрения, бесконечно возобновляются с нуля. Никто не помнит, что тот или иной вопрос уже обсуждался, потому что сгенерированный текст быстро тонет, уходит за край монитора и не обнаруживается поиском. В свою очередь, личный контент наполняется по строго заданным разработчиками шаблонам, и появление новой тоталитарной диктатуры, где власть захватят глобальные информационные сети и корпорации, которым каждый человек будет подконтролен, и требования которых будет выполнять, вполне возможно. Появился даже термин «нетократия» (англ. net – сеть)4 – новая форма управления обществом, в рамках которой основной ценностью Бунин, И. А. Стихотворения. Рассказы [Текст] / И. А. Бунин. - М. : Правда, 1986. - С. 378-383. Лайк – от англ. like – нравиться, кнопка «мне нравится», появившаяся в 2010 году на Facebook и оказавшая большое влияние на развитие социальных медиа. С помощью этой опции пользователь может маркировать интересную для себя информацию, оценивать музыку, фото, видео, что делает ее измерителем популярности контента. 3 Подробнее см.: Ашманов, И. С. Короткая память. Как изменился Интернет в 2012 году и что ждет его в 2013-м? [Текст] / И. С. Ашманов // Российская газета: Неделя. – 2013. - № 5984. - С. 22-23. 4 См.: Бард, А. Netoкратия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма [Текст] / А. Бард, Я. Зондерквист. - СПб. : Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. - 252 с. 1 2 73 являются не материальные ресурсы, а информация и структуры, ее сохраняющие, обрабатывающие и передающие. Во многом «благодаря» компьютерным социальным сетям сегодня можно найти персональные сведения самого разного характера, о существовании и доступности которых их владелец и не подозревал. Поэтому нельзя исключить перспективу того, что социальные сети станут существенным инструментом информационного влияния, в том числе в целях манипулирования личностью, социальными группами и обществом в целом, а также, полем информационных войн. К этому можно добавить, что социальная сеть не только удовлетворяет потребности, наличие которых обусловлено самой природой человека как социального существа, например, потребность в общении, в познании, желание быть объектом внимания со стороны окружающих, чувствовать свою значимость для близких и друзей, но и формирует массу искусственных. Как писал еще в середине ХХ века известный канадский социолог Г. М. Маклюэн: «Каждая технология создает в сотворивших ее людях новые стрессы и потребности. Новая потребность и новая технологическая реакция рождаются из тех объятий, в которые заключает нас уже существующая технология; и этот процесс не интересным прекращается»1. для Чтобы окружающих, быть успешным, соответствовать востребованным, некоему референтному образ(ц)у, что в реальном мире сделать зачастую невозможно, наш современник имитирует его, демонстрируя высокий уровень потребления в искусственном мире компьютерной социальной сети. К сожалению, мы вынуждены согласиться с утверждением российских философов Л. А. Микешиной и М. Ю. Опенкова о том, что «часто современный человек чувствует себя уверенно, богато и ясно там, где его принципиально нет, т. е. в мире вещей»2. 1 Маклюэн, Г. М. Понимание медиа: Внешние расширения человека [Текст] / Г. М. Маклюэн. - М. : Кучково поле, 2011. - С. 207. 2 Микешина, Л. А. Новые образы познания и реальности [Текст] / Л. А. Микешина, М. Ю. Опенков. М. : «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. - С. 193. 74 При изучении вопроса широкой экспансии сайтов социальных сетей не следует игнорировать утилитарный аспект. Тот факт, что социальный обмен здесь происходит в форме дарения информации, немало людей активно использует «ВКонтакте» исключительно в качестве инструмента, позволяющего легко находить, присваивать, обнародовать различного рода информацию, поскольку продукция фото, аудио, видео формата находится в свободном доступе, без учета авторских прав, интеллектуальной собственности. Большое количество времени, проводимое человеком в социальной сети, порой в ущерб учебе или работе, объясняется также боязнью оказаться в информационном вакууме, и именно возможность выбора при свободном доступе к обширным объемам информации является одним из неоспоримых преимуществ данного ресурса. Если в эпоху газет и телевидения селекцией, что читать/смотреть человеку, занимался редактор, то Интернет в целом и социальная сеть в частности предоставляет возможность быть не только пассивным реципиентом, потребляющим готовую информацию с расставленными оценками и комментариями, но и ньюсмейкером, очевидцем, участником событий. Эти особенности позволяют сформировать индивидуализированное культурное пространство, наполняемое сообразно личным вкусам и предпочтениям пользователя, относительно свободное от принудительной регламентации и цензуры. Однако здесь стоит отметить наличие противоположной тенденции. Так, российский специалист в области информационных технологий И. С. Ашманов указывает на такую особенность ведущей социальной сети «Facebook» как автоматический выбор за пользователя, кого ему читать, а кого нет. Согласно заявлениям разработчиков сайта усиление персонализации лент сообщений и новостей для пользователей, когда ресурс автоматически подбирает для них «самое интересное» с помощью определенных алгоритмов направлено на повышение удобства для человека. И. С. Ашманов справедливо замечает, что данные сервисы «вызовут дальнейшее отчуждение людей в сети, их замыкание в своих узких тематических нишах, семантических квартирках, кельях: по сути, станет легко не видеть ничего, что 75 тебе не нравится или кажется неинтересным, а значит, шансов узнать новое и изменить свою точку зрения становится все меньше. А между тем этот процесс усиливается, имеет положительную обратную связь и приводит к "закапсулированию" сознания»1. Социальная сеть также нередко используется в качестве средства скоростной коммуникации, которое по сравнению с традиционной бумажной почтой и телефоном имеет ряд важных преимуществ. Во-первых, это широкая география и высокая проницаемость: в условиях всемирного охвата сети Интернет и возможности доступа к нему с портативных персональных устройств (телефон, планшет, ноутбук), электронное сообщение моментально и гарантированно дойдет до адресата в любой точке мира. Во-вторых, минимальные финансовые затраты на пересылку и значительно меньшее количество требуемых данных для успешной доставки сообщения (основным предварительным условием является регистрация получателя в социальной сети). В-третьих, практически неограниченный объем послания с возможностью отправки аудио, видео материалов, текстовых файлов, фотографий. С учетом того, что каждая технология, посредством которой осуществляется передача информации, продуцирует свой специфический способ коммуникации (здесь можно вспомнить такой тип как SMS-общение, породивший соответствующий стиль мышления) вопрос структуры и параметров компьютерной социальной сети как ведущего на данный момент технологического средства передачи информации тесно связан с оформлением нового типа общения, для которого характерна особая лингвистическая организация, свои принципы и закономерности. К проблеме языковых аспектов виртуальной коммуникации, специфики и жанров интернет-общения обращаются в своих исследованиях российские филологи и лингвисты М. Б. Ашманов, И. С. Короткая память. Как изменился Интернет в 2012 году и что ждет его в 2013-м? [Текст] / И. С. Ашманов // Российская газета: Неделя. – 2013. - № 5984. - С. 22-23. 1 76 Бергельсон, Т. Ю. Виноградова, Н. В. Водянова, М. А. Кронгауз, С. А. Лишаев, О. В. Лутовинова. Именно как попытку социального животного компенсировать посредством компьютерных социальных сетей качественную обедненность общения в повседневной жизни можно частично объяснить востребованность данного ресурса. «Единственная настоящая роскошь – это роскошь человеческого общения», - мысль французского писателя Антуана де СентЭкзюпери сегодня звучит по-особому. В настоящее время многие люди ощущают дефицит настоящего живого общения, возникший вследствие целого ряда причин: увеличение случайных контактов на улице, в транспорте, на работе, расширение сферы деятельности современного человека при ускорении темпа жизни, бурное развитие информационно-коммуникационных технологий, гейм-индустрии. Все это неизбежно снижает качество общения, его глубину, усиливает поверхностность межличностных контактов, делает острой проблему взаимопонимания. На смену неспешного откровенного диалога с заинтересованным, вдумчивым собеседником пришло случайное, формальное, быстрое, фрагментарное общение, не оставляющее места для эмоциональной сопричастности и развернутого повествования. Поэтому крайне важной представляется задача изучения особенностей новой формы общения, осуществляемой в компьютерных социальных сетях – одном из самых популярных на сегодняшний день каналов межсубъектного взаимодействия1. Итак, рассмотрим некоторые моменты данного способа общения. В отличие от электронной почты или ICQ направленность коммуникации в социальной сети имеет различные варианты: диалог, полилог, а также не исключен монологичный режим в виде статуса, заметки, размышлений на «стене» персональной страницы. По степени открытости сетевая форма общения не поддается однозначному и строгому разделению на публичное или 1 Согласно данным опроса ВЦИОМ от 21-22 июля 2012 г. по востребованности социальные сети незначительно отстают от реальных встреч с друзьями (85% и 92% соответственно). См.: Виртуальная реальность vs реальная жизнь: выбор «интернетчиков». Пресс-выпуск №2090 от 20.08.2012 [Электронный ресурс]. - URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=112964 (дата обращения: 24.06.2013). 77 приватное, посредством настроек и выбора конкретного способа передачи сообщения пользователь самостоятельно определяет меру конфиденциальности коммуникации с собеседником. Также социальную сеть трудно вписать в дихотомию устности-письменности, она объединяет в себе признаки обоих каналов, поэтому исследователи говорят о гибридной форме языкового взаимодействия в Интернете – «письменной разговорной речи», включающей письменный литературный и устный разговорный язык. По своей интерактивности общение в социальной сети может осуществляться как on-line, так и off-line. Так как мгновенная реакция не предусмотрена и всегда существует временной лаг (его можно искусственно создать), риск показать себя некомпетентным предельно минимизирован. «Все формы сетевой коммуникации – и в этом их принципиальное отличие от разговора – оставляют место для обдумывания ответного слова. Задержка с ответом позволяет продумать и вопрос, и реакцию на него. То, что "сказано", не будет забыто или искажено; "сказанное" сохранит электронная память машины. Отсутствие фигуры стоящего рядом с вами собеседника, который смотрит вам в глаза и ждет реакции на последнюю фразу, позволяет собраться и подать более продуманную реплику»1. Игнорирование возрастной, профессиональной, имущественной стратификации также делает социальную сеть крайне демократичным и комфортным пространством для диалога с неформальной обстановкой и неофициальными отношениями коммуникантов. Для общения в компьютерной социальной сети характерно непрямое, бесконтактное взаимодействие, в процессе которого происходит информационный обмен с низким уровнем духовного контакта вследствие невозможности полноценно передать такие невербализуемые моменты как душевные волнения, психологические колебания настроения, эмоциональные реакции, интеллектуальные подъемы. Полное отсутствие соматики и визуально-тактильной связи с адресатом, замененного аватаром, с одной стороны, облегчает диалог, скрывая запахи, речевые дефекты и другие 1 Лишаев, С. А. Метаморфозы слова [Текст] / С. А. Лишаев. - СПб. : Алетейя, 2011. - С. 99. 78 физические недостатки (что немаловажно для людей с ограниченными возможностями), с другой стороны, такая однобокость электронного общения ведет к тому, что в социальной сети вместо искренности, теплоты, доверия процветает отстраненность, быстрота и практичность. Социальная сеть предлагает свои оригинальные способы организации слова и текста, где вербальная составляющая подкрепляется (вытесняется) визуальной. Помимо естественного языка, являющегося главным инструментом коммуникации, для новой формы общения характерны следующие паралингвистические средства: смайлы/эмотиконы (от англ. smile – улыбка), мемы1, аватары, фон, дизайн, музыка, видео. Их комплексное использование призвано частично компенсировать отсутствие невербальных сигналов собеседника (интонации, мимики, жестов) и упростить/ускорить передачу сообщения. Как пишет С. А. Лишаев: «Чувство в скоростном обмене сообщениями просто не успевают (или не умеют) выразить вербально, заменяя стилистическую работу над словом упаковкой эмоции в абстрактные пиктограммы радости, удивления, меланхолии и т. д. (смайлики – это феномены того же рода, что и закадровый смех в юмористических передачах по ТВ). Здесь действует все тот же принцип удобства и экономии усилий. Нередко мы видим сообщения, которые целиком состоят из одного или нескольких смайликов. Обмен смайликами – это обмен "пустыми" знаками эмоционально окрашенной речи на расстоянии. Эмоции нет, но предполагается, что она "как бы есть". Наличие в послании смайлика указывает на желание автора передать эмоцию. Эмоция могла бы быть, и этого – довольно, раз может – значит есть!»2. Иную роль данного символа отмечает известный российский писатель В. О. Пелевин в своем романе «Ампир "В"»: «Смайлик – это визуальный дезодорант. Его обычно ставят, когда юзеру кажется, что от него плохо пахнет. И он хочет Под интернет-мемом подразумевается любая, но короткая информация (слово или фраза, изображение, мелодия и т. п.), мгновенно и неожиданно ставшая модной и воспроизводящаяся в Интернете, как правило, в новых контекстах или ситуациях. См.: Кронгауз, М. А. Мемы в интернете: опыт деконструкции [Текст] / М. А. Кронгауз // Наука и жизнь. - 2012. - № 11. - С. 127-132. 2 Лишаев, С. А. Метаморфозы слова [Текст] / С. А. Лишаев. - СПб. : Алетейя, 2011. - С. 102. 1 79 гарантированно пахнуть хорошо»1. Помимо прочего, упомянутые визуальные средства используются не только в качестве иллюстративного материала, а в роли интерпретации и комментария, в роли, в которой прежде использовалось только слово. Стремлением воспроизвести письменными средствами атмосферу устной речи объясняется перманентное пополнение языка социальной сети новыми символами и выражениями. Так, пользователи сознательно игнорируют правила орфографии, при этом написанное с ошибками слово звучит привычно («превед», «атлична», «щас»). Для восполнения тембра и акцентирования части высказывания в сетевом общении используется шрифтовое выделение, кнопка «Caps Lock» (написание ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ), что трактуется как повышение голоса. Таким образом, в рамках компьютерной социальной сети использование иконических элементов в тексте играет существенную роль. В зависимости от конфигурации изобразительных элементов вербальная часть сообщения может приобретать различные смысловые оттенки. В той или иной мере данный язык функционирует оптимальным способом не только в условиях компьютерной социальной сети, но и в контексте электронного письма (e-mail), форума, блога, смс-сообщений, а некоторые его элементы получили широкое распространение за пределами цифровой сферы. Например, в естественной практике жестов активно используется знак препинания «кавычки». Подобное взаимопроникновение различных способов осуществления коммуникативного акта указывает на множественность позиций присутствия человека в современном мире. Российский философ А. К. Секацкий считает, что сетевой язык не является сугубо молодежным жаргоном, на нем разговаривает и мыслит интернетпоколение в целом, поколение, которое сегодня уже не может рассматриваться как возрастная категория. Аграмматизм чатов, форумов, социальных сетей с их принципиальным безразличием к порядку слов идет, с точки зрения ученого, не от спешки. Причиной тому является некоторое неосознанное (иногда 1 Пелевин, В. О. Ампир «В» [Текст] / В. О. Пелевин. - М. : Эксмо, 2006. - С. 187. 80 осознанное) намерение во что бы то ни стало «понизить курс универсальной валюты символического». «Перед нами реализованный наконец совет Остапа Бендера "не говорите красиво": сетеяз относится к традиционной авторизованной письменной речи примерно так же, как печатный шрифт к каллиграфии, - диковинно, конечно, но к чему так выпендриваться, здесь все свои…»1. Проводя сравнительный анализ виртуального типа общения и карнавальной культуры, Е. В. Савенкова указывает на такую общую особенность как антисерьезность и цинизм: «в виртуальном общении осмеяния достойно все: любое подозрение в серьезности, любое мало-мальски пафосное высказывание в виртуале уже само по себе становится смешным и уж, конечно, требует немедленного высмеивания со стороны соучастников действа общения. <…> Смех в виртуальном общении – это естественная стихия цинического разума, обеспечивающая его плавное и бесконечное скольжение от одной зоны интереса к другой»2. Действительно, общение в социальных сетях производит впечатление фатичного, поверхностного, легкого, бесцельного обмена высказываниями, осуществляемого единственно для поддержания контакта. При огромной внешней активности происходит общение ради общения, общение без насыщения смыслами. Процессуальность, длительность, участие – малохарактерные черты. Такой квазидиалог зачастую не способен ни во что организоваться и ни к чему не ведет, главной движущей силой здесь оказывается желание развлечения и борьба со скукой повседневности. Для удовлетворения этих потребностей создателями «ВКонтакте» предусмотрен целый арсенал различных средств: мультимедиа, виртуальные подарки, лайки, лента новостей, отражающая недавние действия друзей на сайте: о чем пользователь сказал, с кем подружился, в какую группу вступил. «Антискука, легитимированная современностью, - это виртуальное развлечение и 1 Секацкий, А. К. Последний виток прогресса (От Просвещения к Транспарации). Исследование [Текст] / А. К. Секацкий. - СПб., 2012. - С. 235-260. 2 Савенкова, Е. В. Карнавальная составляющая виртуального общения [Текст] / Е. В. Савенкова // Вестник Самарской гуманитарной академии. Выпуск «Философия. Филология». - 2010. - № 1(7). - С. 40. 81 виртуальная занятость»1. В итоге, согласно данным исследования российского сегмента Интернета, оригинального контента и подлинного общения в этом пространстве практически нет, «содержательных сообщений в "Твиттере", да и часто в "Фейсбуке" – 1-2 процента. Даже перепост с комментарием, то есть сообщения по схеме "скопировал и прокомментировал" – редкость. Почти никто не комментирует. Все инфопространство заполняет перепост, лайки и другие нетривиальные действия»2. Составляя значительную часть всех взаимодействий индивида в современном мире, электронная коммуникация порождает ряд проблем и трудностей. Раздвигая горизонты бытия человека, она в то же время отдаляет личность от естественных условий своего существования. Живое общение лицом к лицу сегодня все чаще подменяется перепиской в sms-режиме по электронной почте или в социальной сети. Такое механическое взаимодействие не затрагивает эмоциональную сферу и душу, поскольку «не имеет нюансов, полутонов, обеспечивающих полное понимание, лишено теплоты, помогающей воспринять и почувствовать другого человека. Соответственно растет число эмоционально невосприимчивых, нравственно глухих людей»3. Играя объединяющую роль, новое семиотическое пространство, наполненное особым сленгом, жаргоном, кодами и шифрами может и разобщать, провоцировать трудности понимания между людьми в силу их различного опыта и уровня подготовленности. Таким образом, можно уверенно констатировать, что активное вовлечение пользователей в практику сетевого общения отчасти вызвано желанием последних устранить дефицит глубокого, доверительного, эмоционально окрашенного общения, который они испытывают в повседневной жизни. Однако электронная форма диалога, обладающая определенными преимуществами, не только не оправдала надежд, но и Иваненко, Е. А. Критика виртуального разума, или Быть Джоном Малковичем [Текст] / Е. А. Иваненко // Mixtura verborum' 2008: небытие в маске. Самара : Самар. гуманит. акад., 2008. - С. 14. 2 См.: Ашманов, И. С. Короткая память. Как изменился Интернет в 2012 году и что ждет его в 2013-м? [Текст] / И. С. Ашманов // Российская газета: Неделя. – 2013. - № 5984. - С. 22-23. 3 Панина, Г. В. Новые информационные технологии как основа культурных трансформаций в современном обществе [Текст] / Г. В. Панина // Вопросы культурологии. - 2011. - № 2. - С. 97-98. 1 82 усугубила положение, увеличив информационную нагрузку на человека, количество контактов, масштабы технически опосредованного общения, лишенного важных свойств живого разговора. Итак, проведя критический анализ с точки зрения философской антропологии компьютерной социальной сети как информационно- коммуникационной сферы, мы пришли к следующим выводам: Имея 1. социологические корни, термин «социальная сеть» первоначально служил для обозначения малой группы людей, социальная организация которой имела сетевую структуру. Сегодня под социальной сетью в общих чертах понимается возможность идентификации любой интернет-сайт, (регистрация, предоставляющий создание личной страницы, профиля и т. п.), имитации социальных связей (добавление в «друзья», в «список контактов»), отслеживания действий членов сообщества. Остенсивным определением данного феномена является российский сайт «ВКонтакте». 2. Организованная по горизонтально-сетевому, а не вертикально- иерархическому принципу, компьютерная социальная сеть не локализована во времени и пространстве, обладает свойствами нелинейности, мультицентричности, взаимозаменяемости. 3. Сервис социальной сети отличает открытость и всеобщая доступность для каждого, вне зависимости от практического опыта, уровня подготовки, имущественного ценза, возраста и пола, степени интеллектуального и культурного развития, что нивелирует иерархии и стирает различия. 4. В силу отсутствия географических, политических границ, временного и сезонного ограничения, глобальный характер компьютерной социальной сети стал значительным объединяющим фактором в формировании современного глобализованного общества. 5. важная Наполненность широким диапазоном потенций для пользователя – характеристика этого феномена. Пребывание в электронном пространстве социальной сети не обременено плотностью существования со 83 всеми его издержками; не присутствуя физически, человек с помощью разнообразных средств может искусственно формировать свой образ, варьировать его, быть представленным участникам ресурса в другом качестве. 6. Для культурного пространства социальной сети характерен особый сетевой этикет («Netiquette»), неписанные нормы и правила которого практически не отличаются от традиционных догм светского этикета, однако имеют определенную специфику в силу публичности среды, анонимности пользователя, технологически опосредованного способа коммуникации и других нюансов. Данные правила распространяются на общение, написание электронных писем, создание веб-сайтов. К примеру, приватная переписка в социальной сети может стать достоянием гласности. Поскольку электронное сообщение не определяется современным законодательством как частное письмо, то и публичное цитирование не расценивается как вторжение в частную жизнь. Достаточно остро стоит вопрос защиты авторских прав, законности и этичности копирования/присвоения оригинального контента, размещенного в социальной сети. Многочисленные проблемы и конфликты возникают из-за неспособности адресатов сообщения отличить серьезное утверждение от шутки или сарказма. Также в социальных сетях распространено такое негативное явление как «троллинг» - сознательное нарушение этики сетевого взаимодействия в форме агрессивного, оскорбительного, издевательского поведения, ставшее объектом научного внимания со стороны культурологов, психологов, социологов1. 7. Структура и параметры компьютерной социальной сети обусловливают формирование особого типа общения, которому присущ опосредованный характер, новая лингвистическая организация, отменяющая ту или иную устоявшуюся норму, активное использование наряду с естественным См.: Внебрачных, Р. А. Троллинг как форма социальной агрессии в виртуальных сообществах [Текст] / Р. А. Внебрачных // Вестник Удмуртского университета. Философия. Социология. Психология. Педагогика. 2012. - В. 1. - С. 48-51; Семенов, Д. И. Сетевой троллинг как вид коммуникативной деятельности [Текст] / Д. И. Семенов, Г. А. Шушарина // Международный журнал экспериментального образования: научный журнал. - М., 2011. - В. 8. - С. 135-136; Ксенофонтова, И. В. Специфика коммуникации в условиях анонимности: меметика, имиджборды, троллинг [Текст] / И. В. Ксенофонтова // Интернет и фольклор. Сб. статей. Государственный республиканский центр русского фольклора, 2009. - С. 285-293. 1 84 языком мультимедиа средств, разнообразие режимов коммуникации (диалог – полилог, приватность – публичность, on-line – off-line). Поскольку одна из задач нашей работы – исследовать изменения в способах человеческого взаимодействия в компьютерной социальной сети по сравнению с социальной средой физического мира, то предпринятый нами структурно-функциональный анализ позволил приблизиться к ответу на вопрос о том, какова специфика и возможности сайтов социальных сетей, каким образом осуществляется коммуникация в рамках электронной формы объединения людей, что делает социальные сети настолько популярным ресурсом Интернета. Однако для ответа на вопрос, почему пользователь упоенно инвестирует время своей жизни на пребывание в виртуальном пространстве компьютерной социальной сети, недостаточно обнаружить те потребности, на которые сайты данного вида отвечают. Так, апеллируя к теории американского психолога А. Маслоу, В. А. Бокарев утверждает, что молодые люди массово и с энтузиазмом пребывают в компьютерных социальных сетях в силу способности данной технологии предоставить им удовлетворение всех потребностей в разной степени. На первом месте – потребность в принадлежности, на втором – в уважении, на третьем – потребность в самоактуализации1. С нашей точки зрения, причины вовлеченности миллионов пользователей в сетевую практику лежат глубже, и они многообразно связаны с процессами виртуализации современной культуры, что мы попытаемся раскрыть в следующем параграфе диссертации. II. 2. Роль компьютерных социальных сетей в процессе виртуализации современной культуры Как было констатировано в предыдущем параграфе, специфика и возможности сайтов социальных сетей не могут в полной мере объяснить их Бокарев, В. А. Виртуальные социальные сети как пространство для удовлетворения потребностей современной молодежи [Текст] / В. А. Бокарев // Вопросы культурологии. - 2009. - № 8. - С. 59. 1 85 бурное развитие и рост числа пользователей, включенных в сетевую практику взаимодействия. Так, по данным Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) в 2012 году в социальных сетях было зарегистрировано 82% пользователей Интернета. Самые востребованные социальные медиа российского сегмента Интернета – «Одноклассники» (ими пользуются 73% пользователей Интернета) и «ВКонтакте» (62%)1. На наш взгляд, в этих цифрах прослеживается наличие общей тенденции виртуализации современной культуры, которую, как известно, мы не ограничиваем феноменом компьютерных игр, виртуальных технологий, масштабной информатизацией общества, безусловно выступающих в качестве основных причин глобальных изменений культурно-антропологического порядка. На примере отдельных, избранных для анализа сфер социальной реальности – экономики, политики, науки и искусства, включенных в жизненное пространство человека, мы продемонстрировали, что виртуализация имеет также нетехнологическое воплощение. Такой тип виртуализации выражается в замещении подлинных вещей и действий знаками, симуляциями, фиктивными практиками. Занимая уже довольно значительное социокультурное пространство в современном мире, феномен виртуализации стал неотъемлемым компонентом всех сфер социальной реальности и все чаще рассматривается в качестве специфической характеристики постмодернистского мироощущения. Как справедливо отмечает М. С. Уваров: «На лицо факт виртуализации сегодняшнего общества, в котором симулятивная деятельность принимает такие масштабы, что позволяет говорить об утрате устойчивости социальных структур и об ощущении призрачности и нестабильности социального бытия в ситуации постмодерна. <…> Причем виртуальные информационные технологии – это лишь одно из возможных воплощений симуляции, проявления которой можно найти и в сфере межличностных и сексуальных отношений, в 1 Подробнее см.: Россияне «в сети»: рейтинг популярности социальных медиа. Пресс-выпуск № 1951 от 13.02.2012 [Электронный ресурс]. - URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=112476 (дата обращения: 25.12. 2012). 86 искусстве, в политике и т. д.»1. Состояние симулятивности и пустотности современной культуры некоторые исследователи напрямую связывают с процессом развития техники и тиражированием: «Человек, создав глобальный механизм порождения вторичности (тиражирования) и искусственности, который успешно и безостановочно работает, сегодня уже не может покинуть пространство симуляции (чтобы узреть или воспринять первичность). Ускоряющееся и увеличивающее интенсивность производство копий (у многих из которых нет образцов) упраздняет строгость оппозиций в картине мира, не даёт возможности выбора из бесконечности вариантов из-за отсутствия критериев. Поэтому человек вынужден некритически принимать (и потреблять) все варианты» – пишет Н. Р. Саенко2. В этой связи представляется логически необходимым определить место компьютерных социальных сетей в современной культуре, наполненной симуляциями, выявить роль новой технологии в процессе виртуализации жизненного пространства человека, ее влияние на субъекта культуры. Подразумевая под виртуализацией культуры субституцию и подмену действий, объектов, вещей, процессов их условным подобием, искаженными копиями, образами, мы фокусируем внимание на социальной реальности, социуме и человеке. Модель культурных изменений как сдвиг от подлинности к виртуальности строится нами на описании процессов, протекающих на этих трех уровнях, в каждом из которых мы наблюдаем своего рода мутацию оригинальных форм в сторону симуляции и образности, которая зачастую сопровождается дематериализацией или развеществлением. Очевидно, что говоря о виртуализации современной культуры посредством социальной сети, мы имеем дело с технологическим способом протекания данного процесса. В этой связи сайты социальных сетей выступают в роли индикатора масштабных изменений, стоящие в одном ряду с телевидением, средствами массовой 1 Уваров, М. С. Третья природа: размышления о культуре и цивилизации [Текст] / М. С. Уваров. - СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2012. - С. 70. 2 Саенко, Н. Р. Формы и образы небытия в культуре [Текст] / Н. Р. Саенко. – Saarbrucken : Lambert Academic Publishing, 2011. - С. 61. 87 коммуникации (СМК), 3D кино, высокотехнологичными разработками по моделированию искусственных миров. Экран монитора, телевизор, рекламный щит, мозаичный принцип газет и журналов беспрерывно и в огромном количестве генерирующие образы, ставят под сомнение саму окружающую действительность, вносят существенные коррективы в модель взаимодействия человека с миром: «сегодня мы не просто характеризуем мир как божественный текст, а живём в гипертекстуальной действительности – виртуальной, экранной, симуляционной»1. В «экранной культуре», как иногда определяют философы и культурологи современное общество, человек получает искаженную экраном информацию о мире, и дело не в том, что любой образ не тождественен объекту, который он представляет, а в том, что образы сегодня стали более реальны, чем сама реальность и претендуют на истину, захватывают власть над ней, подменяют саму реальность. Тема визуализации культуры и влияния новых технологий на мышление и поведение человека поднимается в романе Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»: «Вы можете закрыть книгу и сказать ей: "Подожди". Вы ее властелин. Но кто вырвет вас из цепких когтей, которые захватывают вас в плен, когда вы включаете телевизионную гостиную? Она мнет вас, как глину, и формирует вас по своему желанию. Это тоже "среда" такая же реальная, как мир. Она становится истиной, она есть истина»2. Призванные объективно и корректно отражать окружающую действительность современные СМИ в большей степени ее конструируют, фальсифицируя факты, искажая события, создавая новости, предлагая реципиенту готовый продукт с расставленными оценками, который остается лишь пассивно усвоить3. Именно визуальные средства передачи информации играют главную роль в осуществляемой масс-медиа «раскадровке мира» (А. К. Секацкий). Сегодня человек включен в ход мировой истории и является 1 Саенко, Н. Р. Формы и образы небытия в культуре [Текст] / Н. Р. Саенко. – Saarbrucken : Lambert Academic Publishing, 2011. - С. 365. 2 Брэдбери, Р. 451 градус по Фаренгейту [Текст] / Р. Брэдбери. - М. : Дет. лит., 1983. - С. 84. 3 В частности об этом роман российского писателя-постмодерниста В. О. Пелевина Generation «П». См.: Пелевин, В. О. Generation «П» [Текст] / В. О. Пелевин. - М. : Вагриус, 1999. - 336 с. 88 свидетелем событий в прямом эфире, для него они разворачиваются одновременно и реальны только тогда, когда представлены в виде визуальной картинки. То, что не отражено по телевидению и не выложено на видеохостинг «youtube», в качестве факта для людей, не являющихся очевидцами, попросту не существует. Помимо того, что масс-медиа искажают объективную действительность, конституируют произошедшее, связь медиатизации и виртуализации культуры выражается в том, что изображение события на телеэкране как бы заменяет собой саму реальность, делая «излишним» событие. Об этом пишет в своей знаменитой статье «Войны в заливе не было» Ж. Бодрийяр, замечая, что «в наши дни виртуальное решительно берет верх над актуальным; наш удел – довольствоваться такой предельной виртуальностью, которая лишь устрашает перспективой перехода к действию»1. Таким образом, телевидение, Интернет и другие медиа, ориентированные на визуальный способ передачи информации, играют большую роль в создании альтернативных миров, искусственных пустых форм, ложных образов. В данном контексте социальная сеть не является уникальным каналом виртуализации культуры, а выступает в качестве очевидного симптома радикальных изменений, вместе с феноменом компьютерных игр или социальной симуляцией, описанной нами ранее. Существенным фактором виртуализации культуры социальные сети делает тот факт, что они оказывают влияние не только на отдельные стороны образа жизни людей, но затрагивают фундаментальные основания самой жизни человека, формируют виртуальный модус бытия, порождают нового субъекта культуры. Редуцировать компьютерную социальную сеть только к производной развития информационно-коммуникационных технологий, на наш взгляд, было бы грубой ошибкой. Бесспорно, такие сайты являются эпифеноменом Интернета, то есть очередным техническим достижением человечества, однако они были вызваны к жизни не только технической мыслью, а мироощущением 1 - С. 9. Бодрийяр, Ж. Войны в заливе не было [Текст] / Ж. Бодрийяр // Художественный журнал. - 1994. - № 3. 89 и мировоззрением современного человека. «Если прежде осмысление человеком мира, себя самого и своего места в мире ориентировалось на реально сущее, объяснение природы реальности, поиски первоосновы, первоначала, связанную с ними истину, то сегодня на первый план выходит не столько проблема реальности бытия или его переделки, сколько проблема модальности бытия, его возможности, проблема овозможнивания реальности, потенциации действительности» - определяет сущность перехода к виртуальной культуре М. Н. Эпштейн1. Являясь объективным и универсальным средством, которое находит применение во многих сферах жизнедеятельности человека, компьютерные социальные сети превратились в надотраслевую технологию, задействованную почти во всех областях культуры. Мы убеждены, что их нельзя рассматривать как нечто, принадлежащее исключительно миру техники, они настолько глубоко проникли в жизнь людей, вплелись в саму ткань ее повседневности, что вычленить их из общего мировоззренческого и культурологического контекста уже не представляется возможным. Поэтому для нас важна социально-культурная роль феномена компьютерной социальной сети как провозвестника будущего техногенной цивилизации, его влияние на изменение сущности и бытия человека. На наш взгляд, активное внедрение компьютерных социальных сетей в повседневную жизнь индивида порождает особую медиареальность, которую можно обозначить как «третья реальность». Под первой реальностью следует понимать естественный, физический мир, в котором человек существует как природно-телесный объект, подчиняющийся биологическим, химическим, физическим законам. Эта реальность стабильна, и на протяжении всей истории человечества практически не изменялась. Вторая реальность – это мир культуры, символическая среда, порожденная человеком, и одновременно порождающая человека, не как биологический организм, а как социальное существо – субъекта культуры: творца, носителя и потребителя ее основных Тульчинский, Г. Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности [Текст] / Г. Л. Тульчинский. - СПб. : Алетейя, 2002. - С. 88-89. 1 90 проявлений. По словам М. К. Мамардашвили: «…Природа не рождает людей. То, что рождается, есть лишь потенциальный человеческий материал, в котором людям еще суждено родиться. <…> В этом смысле человек – искусственное существо, которое само себя рождает тем процессом, который называется историей и культурой…»1. Эта реальность определяет всю человеческую жизнь, поскольку даже при удовлетворении простейших биологических потребностей человек ведет себя не как животное, а именно как человек. Наконец «третья реальность» представляет собой специфический продукт информационно-коммуникационных технологий, являющийся частью современной культуры. Иными словами компьютерная социальная сеть – это искусственная среда второго, после социокультурной реальности, уровня, в которой пребывает человек. По многим существенным факторам она отличается от «мира вещей», постепенно вытесняет его в сознании людей и приобретает все более высокую значимость, нередко блокируя доступ к другим формам жизнедеятельности. Российский философ М. С. Уваров придерживается несколько иной позиции, но при этом подчеркивает, что виртуализация современной культуры является решающей проблемой бытия. В своей книге «Третья природа: размышления о культуре и цивилизации» он выстраивает четырехчастную структуру реальности, согласно которой «надстройкой» к первой (nature) и второй (society) природам (то есть к природному и социальному мирам) выступает культура, а феномен виртуального (virtual) олицетворяет собой «четвертую природу». Приведем его суждение: «С моей точки зрения, культура представляет собой особый мир, не сводимый к социальной реальности. Именно она предстает как "третья природа", наряду с природным миром как таковым ("первая природа") и социальной реальностью ("вторая природа"). В этом смысле проблематика современной виртуальной реальности подводит нас к осмыслению "четвертой природы", коррелирующейся в определенном смысле Мамардашвили, М. К. Опыт физической метафизики [Текст] / М. К. Мамардашвили. - М. : Прогресс традиция, 2009. - С. 16. 1 91 с концепцией "постчеловеческой реальности"»1. Несмотря на некоторые расхождения, точка зрения М. С. Уварова нам близка и представляет большую ценность, так как подтверждает актуальность проблемы виртуализации культуры и фиксацию соответствующих тенденций философской мыслью. Таким образом, в результате технического преобразования среды обитания, изначально заданная природой и дополненная культурой реальность сегодня дополняется искусственно созданным виртуальным пространством, что обусловливает денатурацию общества и человека – их отдаление от естественных физических и подлинных духовных оснований и уход в область инфотехнобытия, примером чего и выступает компьютерная социальная сеть. «Интернет-среда как удобный, максимально доступный, не требующий особых внутренних усилий и дисциплины "виртуальный режим сознания" (С. С. Хоружий) становится субститутом все новых пластов жизнедеятельности индивидуума вплоть до наиболее приватной обыденной сферы самопроявления»2. На лицо сдвиг социальной активности в сферу Интернета, где индивид не только общается, но и работает, играет, творит, учится, отдыхает, знакомится, дружит, влюбляется. Даже духовный опыт и религиозные практики сегодня имеют цифровое воплощение. Например, в России существует интерактивный проект виртуальной церкви (См.: http://chasovnya.msk.ru/). Созданный для людей, не имеющих возможности или желания сходить в настоящий храм, сайт позволяет сделать это в виртуальном режиме, предварительно выбрав из списка одну из церквей, человек может в ней помолиться (список молитв прилагается) и даже поставить свечку. Согласно данным опроса ВЦИОМ от 21-22 июля 2012 г. некоторые интернетресурсы имеют даже большую популярность, чем традиционные формы социального действия. Например, электронная почта сегодня более востребована, чем обычные письма (76% против 23%), а онлайн-игры 1 Уваров, М. С. Третья природа: размышления о культуре и цивилизации [Текст] / М. С. Уваров. - СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2012. - С. 5. 2 Савицкая, Т. Е. Виртуальная Россия: новые модусы производства и потребления культуры [Текст] / Т. Е. Савицкая // Обсерватория культуры. - 2010. - № 1. - С. 35. 92 востребованы практически в той же степени, чем реальные игры с друзьями (43% против 47%)1. Тенденция киберпротезирования бытия современного человека осмысляется в рамках художественной культуры и искусства. Центральное место в творчестве российского писателя Виктора Пелевина занимает тема виртуальных технологий, симуляции реальности, иллюзорности окружающего мира и проблем его адекватного восприятия. Так, в рассказе «Акико» им описывается коммуникация пользователя с веб-сайтом, специализирующемся на киберсексе2. Мы убеждены, что такое явление как киберсекс следует воспринимать не просто в качестве развлекательно-игрового компонента пребывания в интернет-пространстве, а как свидетельство серьезной проблемы современной культуры – утраты человеком собственного тела3. Виртуальное замещение множества форм социального действия (переписки, личного дневника, исповеди, свадьбы, выборов, купли-продажи) неотъемлемо от расщепления человека, который превращается в некий бестелесный дух, занимающийся сексом на расстоянии, что особенно трагично, так как исчезает самое интимное и важное в жизни индивида. Учитывая то, что новые инфокоммуникационные технологии направлены на создание искусственного пространства, которое будет более убедительным, чем естественная среда, существует перспектива того, что все свойства тела перейдут машине. Заместителем глаза будет экран, «информационная перчатка» сменит руку, виртуальный костюм упразднит тело, киберсекс заменит секс. Такая декорпорация представляет собой одну из главных угроз нашего времени, что подтверждает повышенный интерес представителей гуманитарного знания к проблеме исчезновения человека. На западе См.: Виртуальная реальность vs реальная жизнь: выбор «интернетчиков». Пресс-выпуск № 2090 от 20.08.2012 [Электронный ресурс]. - URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=112964 (дата обращения: 25.12.2012). 2 См.: Пелевин, В. О. Акико [Текст] / В. О. Пелевин // Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда: Избранные произведения. - М. : Эксмо, 2007. - С. 329-345. 3 Теме виртуальных тел и утраты плоти посвящена обширная художественная литература. В фантастике 1980-х и 1990-х годов точкой отсчета послужила новелла Вернора Винджа «Истинные имена» (1981), а также романы Уильяма Гибсона, в особенности «Нейромант» (1984). 1 93 результатом признания данного положения стало возникновение направления «киборг-антропология» - исследование культур, в которых само определение понятия «человек» поставлено под сомнение развитием науки и техники1. Становясь естественной средой обитания, компьютерные социальные сети не только освобождают от телесной референции социальные отношения, но и лишают индивида духовного начала, ценностных ориентиров, стремления к творческой деятельности и самопознанию, делая их излишними и подменяя потреблением готовых образцов мировой культуры. Как и любая технология, социальная сеть не в состоянии поднять духовность человека на более высокий уровень, или хотя бы служить его совершенствованию как субъекта культуры, соответственно социальной сетью может пользоваться каждый, независимо от интеллектуального, духовного потенциала, национальности или пола. На примере компьютерной социальной сети отчетливо видно, что представителем современной культуры является инфантильная личность, существующая в горизонтальном измерении идеалов, смыслов, ценностей, лишенном глубины и высоты, чье мышление не выходит за рамки стереотипов массового сознания, навязанных суггестивным воздействием средств массовой информации. Именно поэтому в альтернативной области бытия, где господствует всеобщий релятивизм и относительность всех значений, критерием успеха человека, отражением его высокого сетевого статуса являются не реальные достижения, например, в учебе, спорте, профессии, а эфемерные, искусственные категории – количество «друзей»2, виртуальные подарки3, рейтинг популярности фотографий, ссылки на персональную страницу. Одним словом все то, что симулируется, не требует творческого подхода, больших См.: Dumit, J. Cyborg Anthropology [Текст] / J. Dumit, G. L. Downey, S. Williams // Cultural Anthropology. - 1995. Vol. 10. - № 2. - Р. 2-16. 2 В 14 сезоне известного американского анимационного сериала «Южный парк» 4(1404) серия под названием «You have 0 friends» («У вас 0 друзей») посвящена социальной сети Facebook. Авторы мультфильма проницательно точно описывают ситуацию вовлеченности людей в виртуальную форму коммуникации, саркастично высмеивают нравы молодого интернет-поколения, пародируют массовые продукты цифровой культуры (кино, игры, телепередачи, сайты). 3 О том насколько популярно среди пользователей данное приложение говорит тот факт, что в 2009 году от продажи виртуальных товаров Facebook заработал порядка 30 миллионов долларов. См.: Киркпатрик, Д. Социальная сеть [Текст] / Д. Киркпатрик. - М. : Эксмо, 2011. - С. 230. 1 94 затрат интеллектуальной энергии и духовных сил для выгодного предъявления своей персоны. В данном случае мы имеем дело с проявлением «эгоизма», о котором писал Ф. Ницше, подразумевая под этим стремление прикрыть культурой, «прекрасной формой» безобразное или скучное содержание жизни. «Мне иногда кажется, что современные люди наводят друг на друга безграничную скуку, так что находят, наконец, необходимым сделать себя интересными с помощью всякого рода искусств. И вот они заставляют своих художников изготовлять из самих себя пикантное и острое блюдо; они обливают себя пряностями всего Востока и Запада; и, конечно, теперь они пахнут весьма интересно, всем Востоком и Западом. Они устраиваются так, чтобы удовлетворять всякому вкусу»1. Желание быть непохожим на окружающих, заявить о себе, добиться успеха и социального признания легко реализуется в искусственном электронном мире с минимальными издержками. Не обязательно обладать каким-либо незаурядным дарованием, уникальным творческим потенциалом, привлекательной внешностью, высоким социальным статусом – достаточно создать свой имидж, зачастую не имеющий под собой никакой реальной основы и тем самым добиться признания. Таким образом, фроммовская диада «иметь или быть», актуальная для описания способов человеческого существования еще 30 лет назад, в наши дни должна быть дополнена вариантом «казаться». Особо настораживает тот факт, что в современной культуре фальшивые, мнимые отношения не только отлично сосуществуют с подлинными, нефальсифицированными, но зачастую вытесняют их. Подделки, иллюзии, суррогаты становятся важнее настоящих дел, подлинных чувств, реальных достижений. В этой связи представляется ценным суждение, высказанное К. Г. Юнгом еще в доинформационную эпоху. «Но перед нами сегодня возникает настоящая опасность – вся действительность замещается словами. Это ведет к ужасающему отсутствию инстинкта у современного, в особенности у городского человека. Он лишен контакта с растущей, живущей, дышащей 1 Ницше, Ф. Несвоевременные размышления [Текст] / Ф. Ницше. - СПб. : Азбука, 2012. - С. 236-237. 95 природой. О кролике или корове знают только по иллюстрациям, энциклопедиям, киноэкрану и думают, будто их действительно знают, а потом дивятся тому, что в стойле «пахнет», ведь об этом в энциклопедии ничего не написано»1. К сожалению, с ним нельзя не согласиться, в эру компьютерных технологий, пронизанную искусственными образами, данная тенденция обострилась до предела. Социальная сеть освобождает человека от необходимости тратить деньги, силы, время, чтобы встретиться с другом, сходить в музей или съездить в туристическую поездку. Все это осуществимо в пространстве Интернета. Центральная роль, которую играют социальные сети в процессе виртуализации современной культуры, иначе ставит вопрос причин и оснований огромной популярности подобных сайтов, глубокой вовлеченности большого числа пользователей разных возрастов и профессий в новую форму межсубъектного взаимодействия, длительного пребывания в электронном пространстве. Как известно, комплекс рассмотренных в предыдущем параграфе возможностей сайтов социальных сетей оценивается нами в качестве важного, но второстепенного фактора масштабной экспансии данного феномена в жизненное пространство индивида. Мы полагаем, что интенсивный процесс информатизации и автоматизации всех областей человеческой деятельности (электронные деньги, мобильные устройства, портативные компьютеры, интернет-магазины, видеоконференции, электронная форма услуг и т. д.) сужает поле принятия самостоятельных решений, вынуждая человека адаптироваться к изменениям, путем активного освоения инноваций. Подобно тому, как в XIX веке после первой научно-технической революции люди, не умеющие читать, оказались на обочине общественной жизни, так и сегодня, во втором десятилетии XXI века, индивиды, не владеющие элементарными навыками работы с мобильным телефоном, компьютером, не имеющие доступа к Интернету и не зарегистрированные в социальной сети, рискуют оказаться на периферии 1 Юнг, К. Г. Аналитическая психология: Прошлое и настоящее [Текст] / К. Г. Юнг. - М., 1995. - С. 110. 96 культурно-исторического процесса. Овладеть информационными технологиями и грамотно использовать их стало неизбежным требованием времени, жизненно важной целью человека, если он не хочет пребывать в роли аутсайдера, так как технологические инновации кардинально преобразуют не только способы взаимодействия людей, организацию труда, роль системы образования, экономическую и политическую сферы, но и непосредственно влияют на самого человека, среду его обитания, механизмы социализации. Таким образом, современный человек в немалой степени лишен свободного выбора в вопросе использования/игнорирования той или иной технологии, ему приходится жить в узких рамках «технотронного общества» (З. Бжезинский) и совершать то, что задано и предписано, в том числе быть пользователем социальной сети. Однако здесь важно осознать, что существует угроза информационного неравенства, когда часть людей по разным причинам окажется вне массовой технологии (техническая неграмотность, технофобия, элементарная недоступность технологии). Помимо принуждения человека к активному использованию новых технологий со стороны технического прогресса, мы находим более существенную причину востребованности сайтов формата социальной сети. Для многих пользователей существование (нахождение) в социальной сети более интересно и предпочтительно, чем подлинное бытие в силу того, что морфология данного пространства позволяет человеку ощутить себя в иной реальности, где Персональную известны страницу правила, можно все подконтрольно редактировать, и обратимо. комментарии – удалять и добавлять, личные контакты – ограничивать, желаемое состояние – возобновлять, в результате чего пользователь приобретает своеобразную власть над временем. Такое времяпровождение имеет определенное сходство с понятием досуга, описание которого мы находим у А. И. Пигалева в статье «Время культуры». «Свободное время – это время, в течение которого человек свободен от любых обязательств не только перед конкретными людьми, но и перед своим "делом", и, следовательно, не зависит от божественного и 97 человеческого принуждения. Досуг – это время, которым "обладает" сам человек, тогда как за его пределами "время культуры" "владеет" им, постоянно выдвигая перед ним различные императивы. Тем самым в культуру вводится элемент игры, а время игры обратимо, изолировано от серьезности и опасностей жизненной борьбы»1. Такая ситуация свободы, безграничных возможностей и безопасности существования реализована в популярном проекте с характерным названием «Second Life» («Вторая жизнь»), который представляет собой многопользовательскую игру с элементами социальной сети. В трехмерном виртуальном мире участники игры моделируют собственного персонажа, его внешний вид, одежду, профессию, осуществляют взаимодействие с другими «жителями» этого пространства, создают товары и произведения искусства, совершают покупки за виртуальные деньги, участвуют в сообществах по интересам и т. д., одним словом существуют в сфере виртуального. В 2008 году такой способ бытия осуществляли порядка 15 миллионов человек2. В условиях информационного бума, когнитивного шока и аксиологической растерянности, в которых пребывает человек современного общества, компьютерные социальные сети, и Интернет шире, стали тем прибежищем, где субъекту даруется иллюзия свободы и определенности, возможность строить окружающий мир по собственному желанию, способность воздействовать на протекающие в нем процессы. В этом контексте представляется интересной позиция российского философа А. Г. Дугина, рассматривающего компьютерные социальные сети в качестве суррогата бессмертия, сущность которых – напоминать человеку, что он еще жив и что он существует. Согласно А. Г. Дугину причина взрывного роста ресурса состоит в том, что большинство людей испытывает чувство недовольства по отношению к настоящей действительности. Именно 1 Культурология. XX век. Энциклопедия в двух томах [Текст] / Гл. ред. С. Я. Левит. - СПб. : Университетская книга, 1998. - Т. 1. - 447 с. 2 Подробнее см.: Леско, М. Империя чувств [Электронный ресурс] / М. Леско // Деловой журнал «Профиль». - № 23(578) от 16.06.2008. - URL: http://www.profile.ru/items_26390 (дата обращения: 17.05.2013). 98 фрустрация заставляет человека обращаться к прошлому, которое становится более ценным, чем будущее. Таким образом, создается искусственное, фиктивное время, когда человек сравнивая себя со своими старыми друзьями, знакомыми, сослуживцами, одноклассниками одним словом – прежним кругом общения, тем самым хочет удостовериться, что он действительно существует. Ведь он с ними учился, работал, отдыхал, поэтому он тоже был, и сомнений в реальности своего нахождения здесь, оставаться не должно. Такая ностальгия вызвана отчаянием, ощущением потерянности и безвременья. Порождаемая компьютерными социальными сетями иллюзия, что мы есть в вечности, стремление ухватиться за случайный предмет, напоминающий о нашей жизни и компенсирующий отсутствие полноты существования в настоящем – это самообман, который никак не расширяет, не развивает и не обогащает наше сознание, резюмирует ученый.1 Подтверждение данной идеи мы обнаруживаем у отечественных социологов: «Почему у нас так популярны "Одноклассники. ru"? Потому что воображаемыми отношениями детства и отрочества забивается пустота взрослой жизни», - пишет А. Г. Левинсон2. Социокультурная реальность XXI века отчетливо демонстрирует признаки аномии. Крах проекта Просвещения, «скептицизм по отношению к мета-нарративам», дискредитация и выхолащивание содержания некогда наиболее важных этических ценностей, плюрализм эстетических идеалов, постфордистский вариант капитализма привели к социальной дезинтеграции и разобщенности, отчуждению и атомизации индивида. Образовавшийся душевный вакуум, усталость и скука провоцируют появление многочисленных психических расстройств и неврозов, таких как одиночество, депрессия, ангедония, социопатия, алармизм и т. д. Центральной приметой современности, на которую указывает З. Бауман, является мучительный поиск целей, при наличии огромного набора возможностей. «Когда не существует высшего Дугин, А. Г. Суррогат бессмертия [Электронный ресурс]. – URL: http://tv.russia.ru/video/dugin_socseti/ (дата обращения: 12.05.2011). 2 Левинсон, А. Г. «Россия для …» [Текст] / А. Г. Левинсон // Неприкосновенный запас. - 2011. - № 6(80). - С. 175. 1 99 ведомства, присматривающего за порядком в обществе и охраняющего границу между правильным и неправильным, мир становится огромным набором возможностей: контейнером, до краев заполненным бесчисленным множеством еще не обнаруженных или уже упущенных возможностей»1. Таким образом, актуализация неопределенности современности вступает в конфликт с фундаментальной установкой сознания человека на стабильность и самосохранение. Одним из следствий децентрации реальности становится стремление «сбежать» от нее, обнаружить сферу, где риски не имеют фатальной значимости для личности. Единственной областью, где оказывается возможным воссоздать былую простоту, определенность и соразмерность реальности масштабу человеческой личности оказывается виртуальное пространство – компьютерный мир социальной сети. Подтверждение данной мысли мы находим у российского философа А. К. Секацкого, который пишет по этому поводу: «Предпринимаемое бегство – это бегство от действительности с ее дискомфортными обстоятельствами, не позволяющими найти здесь убежище, - несомненно, степень невыносимости мира сего возросла на порядок. Дело обстоит так же, как и в случае с наушниками, когда стремление погрузиться в музыку очевидно и считывается невооруженным глазом – однако оно все же уступает более мощному негативному стремлению заблокировать невыносимую действительность. Побег в виртуальном электронном пространстве представляет собой еще более чистый случай того же рода»2. Такое бегство вероятно обусловлено психическими установками индивида на выбор более легкого способа решения проблемы с наименьшими затратами и наибольшей эффективностью. конструирования собственного Именно поэтому виртуального он идет микрокосма, по что пути стало возможным благодаря развитию информационных технологий, которые позволяют не просто воссоздать желаемую стабильность, но моделировать себя в качестве участника другой, искусственной реальности. Фактически Бауман, З. Текучая современность [Текст] / З. Бауман. - СПб. : Питер, 2008. - С. 69. Секацкий, А. К. Последний виток прогресса (От Просвещения к Транспарации). Исследование [Текст] / А. К. Секацкий. - СПб., 2012. - С. 258. 1 2 100 получается замкнутый круг. Существующая социокультурная среда по многим причинам не удовлетворяет человека и не соответствует его идеальным представлениям, что в принципе является нормой и характерно для любого этапа его развития как естественноисторического существа и для любой культурно-исторической эпохи. Соответственно для снятия данной проблемы индивид должен либо перманентно пытаться адаптировать окружающий мир под себя, либо сам адаптироваться к непрерывно изменяющимся условиям существования. Вместо этого современная медиакультура предлагает другое решение, способствующее преодолению духовной изоляции человека и гармонизации индивидуального бытия – воздействие на реальность посредством компьютерных и телекоммуникационных технологий. Так, компьютерные социальные сети, обладая богатым потенциалом конструирования виртуального жизненного пространства, замещают в сознании человека естественную среду обитания, которая по-прежнему остается проблемной, а относительно искусственной сферы социальной сети – еще более несовершенной. Воздействие на реальность, в результате которого в жизни человека не остается места страданию и проблемам, а есть лишь счастье, успех и наслаждение, стало возможным именно в современную эпоху виртуальных технологий. Этот вид воздействия А. И. Пигалев называет гедонистической магией, которая позволяет «снизить градус разрушительного потребительства»1 при сохранении традиционной гедонистической установки. Т. Е. Савицкая указывает на российскую специфику использования Интернета в качестве компенсаторного механизма, что в целом коррелирует с нашими выводами относительно причин бурного развития объекта исследования. «Как представляется, расцвет культурного праксиса в онлайне в России – в значительной мере реакция на социальную аномию, ставшую массовым явлением после распада "большого социального пространства" с его гарантиями безопасности и защиты; реакцией на бюрократическое окостенение Пигалев, А. И. Гедонистическая магия против психологии аддиктивного поведения [Текст] / А. И. Пигалев // Мир психологии. - 2008. - № 4(56). - С. 21. 1 101 общественной жизни, которая блокирует выход социальной креативности населения различного рода административными барьерами»1. Однако важно осознать, что новая форма индивидуального и социального бытия имеет и серьезные недостатки. Главный из них состоит в том, что неизбежно возникающий дефицит времени снижает интенсивность, либо вообще элиминирует культуротворческую деятельность. Помимо многочисленных возможностей и свободы для общения, работы, обучения, предоставляемых индивиду компьютерной социальной сетью, существует и свобода от обязательств, от ответственности за свою жизнь и жизнь родных, свобода от бремени бытия, от необходимости принимать важные решения, преобразовывать окружающую действительность. Исследователи информационной культуры совместно с психологами отмечают негативные последствия дополнения подлинного существования нашего современника виртуально-мифологической реальностью, среди них – интернет-зависимость, инфантилизм, невозможность подлинной социализации, несформированность ценностного (научного, философского, религиозного) мировоззрения, низкий уровень самоконтроля. Погруженный в сетевую коммуникацию, "интерактивный субъект" (Н. В. Гоноцкая) равнодушно ретранслирует в огромном количестве комментарии, картинки, сообщения, утрачивая субъектность как таковую. Можно уверенно сказать, что, пребывая в социальной сети, индивид не стремится к самосовершенствованию, но к своей бесконечной репродукции во множестве образов, при этом идея постоянно находиться в он-лайне нередко начинает доминировать в его сознании, что является признаком психологической зависимости. Также глобальный характер распространения затрагивающей новой практически формы каждого межличностного человека, взаимодействия, включая технофобов, интеллектуальную элиту, пожилых людей, не снимает угрозы культурного Савицкая, Т. Е. Виртуальная Россия: новые модусы производства и потребления культуры [Текст] / Т. Е. Савицкая // Обсерватория культуры. - 2010. - № 1. - С. 36. 1 102 разрыва между теми, кто находится в компьютерных социальных сетях и теми, кто еще не является их пользователем. Таким образом, с одной стороны, взрывное развитие компьютерных социальных сетей объясняется их способностью создать иллюзию преодоления вызовов реального мира, временно снять неявные, но болезненные для индивида проблемы и противоречия, дать чувство свободы, простоты и гармонии. Такие качества резонно делают данный способ эскапизма очень востребованным и превращают сайты социальных сетей в убежище, место укрытия от необходимостей и рисков современного общества. «Готовностью откликнуться на любую болтовню в чатах прежде всего выносится приговор невыносимой действительности, преодолевается дискомфорт присутствия реального Другого»1. С другой стороны, компьютерная социальная сеть становится предпочитаемым миром бытия современного человека, а не только временной средой его обитания. Обобщая вышеизложенное, отметим, что в настоящее время мы являемся свидетелями формирования нового способа социокультурного бытия индивида, укладывающегося в рамки масштабного процесса виртуализации современной культуры. Исходя из того, что содержание процесса виртуализации культуры не сводится исключительно к манипуляциям в рамках новейших IT разработок или медиа среде как обязательным компонентам, то описанную нами ранее виртуализацию таких сфер социальной реальности как экономики, политики, искусства, науки и виртуализацию частного бытия индивида, реализуемую посредством социальной сети, мы предлагаем понимать как взаимосвязанные явления одного порядка, существенно изменяющие социальную и духовную природу человека. Основное различие состоит в том, что в первом случае превалирует социальная симуляция, во втором случае речь идет о господстве технологического механизма подмены аутентичных образцов. Секацкий, А. К. Последний виток прогресса (От Просвещения к Транспарации). Исследование [Текст] / А. К. Секацкий. - СПб., 2012. - С. 254. 1 103 Философско-культурный анализ комплекса эмпирически фиксируемых изменений показал, что компьютерные социальные сети играют большую роль в становлении новой парадигмы существования человека, которая выражается в отчуждении индивида в сферу виртуального, замещении вещей и действий образами, подмене естественной среды обитания экраном, утрате телесности. Под воздействием сайтов социальных сетей материальная основа жизненного пространства современного человека уступает место электронным практикам, опосредованная экраном и многочисленными образами, физическая реальность сменяется «третьей реальностью», которую человек может произвольно выстраивать и изменять, и которая не подчиняется естественным законам. Таким образом, в XXI веке формируется новая постматериальная цивилизация, общей характеристикой которой является пролиферация виртуального в жизненном пространстве индивида. Сегодня субъект культуры все больше существует в воображаемом мире экрана и сети, а его жизнь предстает в виде безопасной асептической реальности, которую можно только наблюдать (через экран монитора), а не участвовать в ней. Это принципиальная новация в человеческой жизни и важный качественный рубеж в развитии культуры. Значительное место, которое занимают компьютерные социальные сети в повседневной жизни миллионов пользователей Интернета, массовый характер и высокая степень популярности данной технологии настоятельно заставляют задуматься о порожденных ею антропологических модификациях, анализ которых позволит уверенно говорить о виртуализации современной культуры. II. 3. Антропологические параметры новой формы существования субъекта культуры Сегодня можно уверенно констатировать, что в XXI веке вызовы глобального процесса виртуализации стали особенно очевидны, учитывая, что многие сферы социальной реальности оказались жертвами его экспроприации. Экономическая, политическая, научно-образовательная области человеческой 104 деятельности, пространство художественных практик демонстрируют виртуальную природу своего существования1. Представляется верной оценка «культуры реальной виртуальности» как доминанты современного мира, данная М. Кастельсом: «Мы действительно живем в условиях культуры, которую я <…> обозначал как "культуру реальной виртуальности". Она является виртуальной, поскольку строится, главным образом, на виртуальных процессах коммуникации, управляемых электроникой. Она является реальной (а не воображаемой), потому что это наша фундаментальная действительность, физическая основа, с опорой на которую мы планируем свою жизнь, создаем свои системы представительства, участвуем в трудовом процессе, связываемся с другими людьми, отыскиваем нужную информацию, формулируем свое мнение, занимаемся политической деятельностью и лелеем свои мечты. Эта реальность и есть наша реальность. Вот что отличает культуру информационной эпохи: именно через виртуальность мы в основном и производим наше творение смысла»2. Такова характерная черта настоящего этапа развития культуры, однако, наиболее радикальные сдвиги, возможно и менее заметные, происходят сегодня не в перечисленных сферах общественной жизни, а в антропологической плоскости, затрагивая непосредственно человека, его природу, способ существования и восприятия окружающей действительности, последствия которых в полной мере заявят о себе в ближайшем будущем. Центральную роль в этом процессе играют компьютерные социальные сети, повсеместное распространение которых мы наблюдаем с 2004 года3. Именно необходимостью понимания специфики нового способа существования индивида в техногенной информационной среде, для которого характерно формирование и распространение особого типа сообщества людей, новые образцы деятельности, Подробнее см.: Глава I, параграф 2. Кастельс, М. Галактика Интернет: размышления об Интернете, бизнесе и обществе [Текст] / М. Кастельс. – Екатеринбург : У-Фактория, 2004. - С. 227. 3 За точку отсчета нами взята дата 4 февраля 2004 года – в этот день был запущен сайт The facebook, являющийся в настоящий момент крупнейшей международной социальной сетью с самой массовой аудиторией (более 1 миллиарда пользователей). 1 2 105 поведения, мировоззрения, местоположения человека продиктована важность исследования данного феномена. Ставшее расхожим в XXI веке выражение «человек в сети», с помощью которого обозначается новый модус бытия субъекта культуры, а именно нахождение в пространстве Интернета, в контексте развития компьютерных социальных сетей требует дополнения в виде приставки «сеть в человеке». Речь идет о внешней и внутренней социальности. Помимо того, что человек находится в плотной сети социальных связей, является участником тех или иных групп, объединений, основанных на отношении «лицом-к-лицу», что, в сущности, и является определением сообщества, не сводимого к простой совокупности индивидов, сеть (сообщество) находится в человеке; преодолев уровень абстракции, система отношений субъекта культуры получила зримое воплощение в виде персонального электронного социума, произвольно выстраиваемого в компьютерной социальной сети «ВКонтакте». В условиях виртуализации мы переживаем качественный сдвиг субъективности, когда человек связан с другими объектами и субъектами таким образом, что становится собой, субъективируется в них и через них, в равной степени как и они становятся собой в нем и через него. Для активного пользователя компьютерной социальной сети отключение подобно ампутации, поскольку он представляет собой часть сети, а сети – части него. Представление о сообществе людей как системе и совокупности отношений необходимо концептуализировать в новом – виртуальном ракурсе. Сообщество как комплекс социальных отношений, но не как простое множество индивидов может быть представлено в образе сети, состоящей из множества нитей. Нити в данном случае будут олицетворять межсубъектные связи и отношения, а узлы – символизировать участников и членов объединения. Социальное единство определяется стабильностью и эффективностью отношений, частотой и конфигурацией их переплетения, иными словами количеством и прочностью образуемых ими узлов. Таким образом, коллективное и индивидуальное в рамках компьютерной социальной 106 сети не являются взаимоисключающими компонентами, поскольку группа людей тем более сплоченна, чем большим количеством узлов она обладает и чем более многочисленными нитями эти узлы объединены. Также и индивид является обязательным условием целостности и единства сообщества, так как является средоточием социальных связей. «Воспроизводство индивида есть воспроизводство социальной связи, равно как и индивид существует в той степени, в какой он вступает в контакт с другими. Можно сказать, что для человека существовать означает "оставаться на связи", или даже точнее – быть этой связью, "узлом" в сети коммуникации»1. Последняя сентенция полностью справедлива по отношению к пользователю компьютерной социальной сети, который вынужден всегда пребывать в он-лайне, быть активным, ярким, индивидуальным, иметь сотни друзей, осуществляя, таким образом, свое бытие в сети. Проблема состоит в том, что для виртуального социума, выступающего в роли общедоступной площадки коммуникации и самовыражения, где в полном соответствии с тезисом Энди Уорхола «каждый имеет право на свои 15 минут славы», пользователь должен пожертвовать частью своей подлинной личности и, напротив, проявлять несвойственные ему качества: быть открытым, коммуникабельным, эмоциональным, позитивным, писать оригинальные статусы и развернутые комментарии, делать комплименты, выкладывать фотографии. Возможность находиться он-лайн перешла из возможностей в разряд обязанностей. Человек вынужден придерживаться подобной модели поведения и постоянно обозначать себя, делать актуальным, в противном случае о его существовании (причем не только сетевом) вскоре начнут забывать. Как мы ранее отмечали, набор действий пользователя социальной сети ограничен. По сути, в электронном сообществе можно только постить и наблюдать. Реальные созидательные действия, например, участие в качестве Гоноцкая, Н. В. Связи: Философское исследование взаимопонимания [Текст] / Н. В. Гоноцкая. - М. : Издательство ЛКИ, 2013. - С. 105. 1 107 волонтера в поиске пропавшего ребенка или помощь бездомным животным нередко осуществляются человеком в цифровом пространстве социальной сети в виде перепостов и лайков, которые лишь создают иллюзию совершенного благородного дела и симулируют личное участие. Хотя следует признать и наличие множества положительных примеров непрямого взаимодействия людей, имеющего реальные последствия за пределами виртуального социума. Такие специфические черты «ВКонтакте» как гипертекстуальность и открытость объясняют популярность другой практики дигитального существования – наблюдения. Его крайние формы составляют вуайеризм и вебсерфинг. Вуайеризм следует понимать в расширительном, выходящем за рамки сексопатологии смысле влечения человека к просматриванию профилей других участников социальной сети. Веб-серфинг представляет собой бесцельное брожение по чужим страницам-анкетам, не мотивированное даже любопытством. Аналогом такого времяпровождения является «зеппинг» состояние погруженности человека в медиареальность, сопровождаемое переключением каналов телевизора пультом дистанционного управления. Склонность к подглядыванию как общая черта современной культуры отчетливо видна на фоне повышенного интереса зрителя к различного рода реалити-шоу, таким как «За стеклом», «Большой брат», «Дом-2», участники которых круглосуточно находятся под наблюдением видеокамер, транслирующих происходящее широкой аудитории. Крайне репрезентативен в этом плане художественный фильм «Шоу Трумана» (реж. Питер Уир, США, 1998 г.), повествующий о человеке, за жизнью которого с самого рождения наблюдают миллионы телезрителей в прямом эфире. Таким образом, в современную информационно-коммуникационную эпоху оруэлловский Старший Брат уступил место массам: теперь не один человек или узкая группа лиц держат под контролем жизнь каждого, что было характерно для второй половины ХХ века, а миллионы людей проявляют нездоровое любопытство и жаждут увидеть (услышать) подробности частной жизни отдельного лица или небольшого коллектива. 108 Если в классическую эпоху признаком человеческой культуры были развитые чувства и интеллект, то теперь их место занято развлечениями1. Фактически на смену «обществу потребления» сегодня приходит новая формация «общество наслаждения», в котором счастливым считается не тот, кто много трудится, зарабатывает и соответственно потребляет, а тот, кто целью жизни ставит наслаждение. Для этого не обязательно иметь много денег или занимать высокое положение, достаточно проводить как можно больше времени в приятной обстановке, и социальная сеть, где все продумано для максимального комфорта, полностью соответствует данному принципу. «Современная культура поддерживает требования "принципа удовольствия" в противовес требованиям "принципа реальности", табуирует суждения об истине, исключает окончательность философских установок в отношении бытия, и никакие призывы к индивиду ценить собственную сущность выше существования ничего здесь не изменят»2. Как справедливо отмечает Л. В. Щеглова, автор данных строк, идеалом такой культуры становится хаотическигедонистический человек, спонтанный, отличающийся новой верой в магическое воздействие на реальность, характеризующийся стремлением к удовольствиям, снижением рациональных и моральных ограничений. Необходимо отметить, что в электронном сообществе социальной сети, базирующемся на опосредованном взаимодействии между зарегистрированными пользователями, главенствующее положение занимает конфигурация связей. Такая форма социальности игнорирует вопрос качества элементов, отдав приоритет их количеству. Дело в том, что современный человек все меньше идентифицирует себя со своим ближайшим окружением, поскольку обладает большим опытом виртуального общения с малознакомыми людьми. В виртуальном социуме определяющее значение имеют не сами люди, Важной компонентой современной медиасреды стала развлекательность. Стремясь привлечь и удержать внимание аудитории, средства массовой коммуникации при создании своих продуктов активно используют формулу «инфотейнмент» (от англ. information+entertainment) - синтез информации и развлечения. 2 Щеглова, Л. В. Методологические основы культурологии в настоящем и будущем [Текст] / Л. В. Щеглова, В. В. Щеглов // Известия Волгоградского государственного технического университета. - 2005. - № 6(15). - С. 34. 1 109 а факт наличия связей и отношений, причем в отличие от внешней социальности, общность свободных атомизированных индивидов поддерживается в этом пространстве на основе безличной, условной, абстрактной связи, в лучшем случае на эмоциональной сопричастности, что позволяет некоторым исследователям говорить о такого рода объединениях как о «воображаемых сообществах» (Калхоун), которые представляют собой не более чем чувство принадлежности к какой-то группе. Действительно, если каждый из членов группы занимается исключительно «потреблением образа самого себя», то это создает лишь иллюзию участия во множестве социальных организаций и расширении контакта. Отсутствие искреннего интереса к другому участнику социальной сети проявляется в ситуации, когда пользователь удаляет свой аккаунт (учетная запись), при этом многие из его друзей данного факта не замечают и никак на это не реагируют. Для обозначения такого композитного сообщества мы предлагаем использовать понятие «кластер» (от англ. cluster – термин в информатике, обозначающий группу объектов с общими признаками). Сетевой кластер состоит из разрозненных элементов, искусственно сложенных в единое целое на фиктивной основе и по случайному принципу. Так, абсолютно незнакомых людей может связывать марка велосипеда, которым они обладают, схожие музыкальные пристрастия, или любовь к японской кухне. Подобные объединения возможны благодаря наличию многочисленных групп, в которых и состоят зарегистрированные пользователи. Немаловажное социальных сетей обстоятельство заключается в опережающего том, что в развития условиях сайтов Интернета основополагающие принципы социальной структуры меняются. Общности, которые рождаются в Интернете, функционируют на кардинально иной основе, которая исключает стратификацию членов по имущественному цензу, по образу жизни или интеллектуальному развитию, не говоря о классовой принадлежности. Это быстрые, мобильные, открытые группы, участники которых объединены интенсивной коммуникацией, не ограниченной 110 практически никакими нормами – ни правового, ни морального характера. В отличие от распространенной в реальной жизни формы социальных связей, пользователь «ВКонтакте» самостоятельно формирует желаемое окружение, добровольно завязывает контакты или уходит от них, может прервать их в любой момент или ограничить, что исключает неизбежные в повседневном мире вынужденные взаимодействия с другими. Важность социальных статусов здесь снижена, поэтому человек, занимающий высокое положение в социальной иерархии повседневной жизни, может не иметь соответствующего авторитета в виртуальном сообществе. Примером могут служить профили чиновников, госслужащих, артистов, ученых. Отсутствие стандартных «сословных» ограничений предоставляет пользователю возможность общения с известными персонами, публичными людьми, кумирами, которое хоть и сводится зачастую к простому взаимному добавлению в друзья, тем не менее, также является уникальной чертой данного ресурса. К этому можно добавить, что социальная сеть обладает ресурсами для структурирования и выстраивания конкретных социальных сил. Увидеть сложную, еще не до конца оформившуюся роль компьютерной социальной сети в современной глобализованной культуре можно на примере главной страницы «ВКонтакте» где создатели ресурса перечисляют основные функции сайта. Кратко их можно свести к трем пунктам: коммуникация, поиск старых друзей, поиск новых друзей. С одной стороны, социальная сеть (наряду с телефоном, электронной почтой) активно используется для осуществления и поддержания традиционных социальных актов и связей, в частности, для того чтобы поддерживать связи с родственниками, друзьями, коллегами, одноклассниками или восстанавливать утраченные связи путем поиска внутри социальной сети. С другой стороны, выступая в качестве совершенной среды обитания, лишенной недостатков физической реальности, она ведет к дезактивации и формализации вышеназванных естественных общественных связей, вытеснению и замене их суррогатом глобального электронного 111 сообщества, в пространстве которого действующим лицом является не настоящий человек, а его моделируемый виртуальный образ. В то же время появление виртуальной формы объединения людей стало своеобразным ответом на распад традиционных социальных связей (родственных, профессиональных, дружественных), вектор развития которых говорит о духовной инволюции: игравшее некогда большую роль для объединения людей духовное родство сегодня уступило место функциональной полезности. В книге «Третья волна» Э. Тоффлер подробно рассматривает проблему социальной изоляции, бесструктурности и подчеркивает, что «распространение чумы одиночества» должно быть преодолено в постиндустриальном обществе посредством интеграции социальных связей, и первыми симптомами нарождающегося чувства общности ученый считает студенческие выступления 60-х годов1. В этом контексте компьютерные социальные сети предстают в качестве эффективной платформы для воссоздания старых и построения новых связей. Объединяя людей на уровне образов, эмоций, рефлексов, социальные сети позволяют осознать их взаимосвязь, сопричастность и единство, что в целом конгруэнтно глобализации различных областей культуры. Бурное развитие такой формы социальности представляет собой реакцию культуры на вызовы эпохи, в некотором роде проявление гомеостазиса, стремление к стабильности в условиях потери равновесия. Ведь если раньше существовали различные платформы объединения людей, будь то церковный приход, дворянское или купеческое собрание, пролетарская партия, профсоюз, клуб студенческой песни, туристическое движение, распространенное в СССР, то сегодня все социальные механизмы медиации ликвидированы. Человек ни во что не включен, помимо семьи и работы. Поэтому в ситуации, когда отсутствует формальная основа для объединения, человек испытывает острую потребность быть включенным во что-то, иметь площадку, где можно встречаться с определенными людьми и не встречаться с другими. Компьютерная социальная 1 Тоффлер, Э. Третья волна [Текст] / Э. Тоффлер. - М. : АСТ, 2010. - С. 582. 112 сеть как раз и предоставляет такую возможность, исполняя роль системы социальной медиации. Что касается поиска новых друзей, то расширение круга общения совсем не означает приобретения прочных связей. Ученые, занимающиеся исследованием Интернета, утверждают, что компьютерные социальные сети хорошо активизирует слабые, а не сильные связи. Теория силы-слабости социальных связей была разработана американским социологом Марком Грановеттером. Он определил «слабые связи» как социальные взаимоотношения, для которых характерны нечастые контакты, отсутствие эмоциональной уверенностью близости сказать, и что взаимного именно времяпровождения1. такие отношения, Можно с основанные на нерегулярном, поверхностном, ни к чему не обязывающем общении, являются наиболее распространенными в социальной сети. Часто список «друзей» пользователя «ВКонтакте» включает ни одну сотню профилей, что, на наш взгляд, свидетельствует о фиктивности виртуальных связей и формальности отношений между человеком и членами его персонального социума. Социальная антропология и классическая психология утверждают, что сознание человека способно воспринимать социум, размер которого ограничен племенем, деревней, профессиональным сообществом. Так, согласно закону «Число Данбара» (Dunbar’s Number), названного в честь английского антрополога, ограничение на количество постоянных социальных связей, которые человек может поддерживать равняется 150. Именно здесь лежит предел человеческих возможностей знать отличительные черты каждого из участников, его характер, социальное положение, то, как он соотносится с другими членами сообщества2. Ясно, что настоящий дружеский контакт требует глубокого вовлечения, немалых душевных сил, энергии и времени, что неприемлемо для развлекательного 1 Granovetter, M. S. «The strength of weak ties» [Текст] / M. S. Granovetter // American Journal of Psychology. - 1973. - 78(6). - P. 1360-1380. 2 Число Данбара – максимальное число друзей [Электронный ресурс]. - URL: http://www.socialnetworking.ru/article/Dunbars-Number (дата обращения: 22.01.2013). 113 формата компьютерной социальной сети. Поэтому полноценная замена реальных отношений на виртуальные – невозможна, последние всегда будут представлять собой лишь подобие, эрзац, подделку. Дистанционные, технологически опосредованные связи лишены тех качеств, без которых невозможны подлинные отношения в повседневной жизни: чувства ответственности за любимого человека, бескорыстность, самопожертвование, готовности придти на помощь. Предлагаемая компьютерной социальной сетью компенсация нередко востребована среди людей, не испытывающих удовлетворения от общения в реальной жизни. Таким образом, сетевая структура инобытия – нахождения в виртуальном пространстве – предполагает первостепенное значение конфигурации и количества связей, которыми обладает пользователь. Непосредственно «друзья» не играют определяющей роли в жизни человека, превратившись в легко заменяемые элементы, используемые в качестве украшения своей личности и не представляющие достаточной ценности, чтобы ими дорожить. Именно эту мысль содержит финальная сцена, вышедшего в 2010 году фильма «Социальная сеть» (реж. Д. Финчер, США), где герой Марка Цукерберга – основателя сети «Facebook» – сидит в одиночестве перед компьютером и притворяется, будто не одинок, обновляя при этом свою страницу в надежде на то, что ему напишут сообщение. Для компьютерной социальной сети характерно сокращение времени взаимодействия, требуемого для перехода к непосредственному контакту с другим человеком, однако по нашим наблюдениям общение с лично незнакомым сетевым другом далеко не всегда переносится в реальную плоскость, в то время как очное знакомство сегодня зачастую оканчивается обменом координатами своего нахождения в компьютерной социальной сети, что свидетельствует о широком и заместительном распространении новой формы объединения людей в современной культуре. На примере сайта «ВКонтакте» мы можем уверенно констатировать, что технологически опосредованный способ интеракции, релятивизирующий родственные, 114 дружественные, деловые связи между людьми, распространенные в настоящем социуме, медленно, но уверенно вытесняет на периферию человеческого общения естественный живой контакт лицом-к-лицу, заменяя его виртуальной моделью дистанционных межличностных отношений. Интернет-сообщества сегодня становятся не просто альтернативным способом социальной организации людей, но предпочитаемой формой их взаимодействия. Развитие науки и технологии во второй половине ХХ века резко расширило рамки возможного конструирования реальности, в том числе конструирования человеком самого себя. Как констатирует Г. Л. Тульчинский: «В настоящее время, в силу действия общецивилизационных факторов, активно формируется новая персонология, в которой личность во все большей степени предстает как проект, или даже – как серия проектов, автором которых выступает сама личность»1. Будучи высокотехнологичным продуктом, компьютерная социальная сеть обладает широким набором мультимедийных возможностей, направленных на компенсацию отсутствия физического контакта между собеседниками в процессе коммуникации. Поэтому в гипертекстовом информационном пространстве сети пользователь способен, независимо от пола, возраста, социального статуса произвольно создавать и экспонировать виртуальные образы самого себя. Такие проекты призваны выступать в качестве дубликата субъекта (как индивидуального, так и коллективного), представителя, от лица которого и осуществляется интеракция в искусственном мире социальной сети. Образы складываются из нескольких компонентов: имя (никнейм), статус, список интересов, биографические сведения и множество других паралингвистических средств, комплексное использование которых способствует построению репрезентативного облика участника коммуникации. Однако наиболее информативным и интересным для культурфилософского анализа элементом «визитной карточки» пользователя социальной сети является аватар. Тульчинский, Г. Л. Личность как автопроект и бренд: некоторые следствия [Текст] / Г. Л. Тульчинский // Философские науки. - 2009. - № 9. - С. 32. 1 115 Понятие аватара в современный лексикон пришло из индийской философии, где с его помощью обозначали земные воплощения Бога. С санскрита «аватар» переводится как «нисхождение». Индийский философ Сарвепалли Радхакришнан пишет: «Аватар – это бог, который сам себя ограничивает для достижения какой-либо земной цели»1. В земной мир или в мир Великой Иллюзии (Маха-Майи) индийские боги нисходили не только в виде людей, но и в виде животных, мифических существ. Например, аватарами Вишну были человеколев (Нарасимха), черепаха (Курма), рыба (Матсья), вепрь (Вараха). В конце ХХ века аватар стал обозначать средство позиционирования человека в виртуальном пространстве и за ним окончательно закрепился смысл репрезентации участника социальной сети в виде изображения-картинки. Итак, каковы роль и функции аватара в пространстве социальной сети, каким образом работает механизм самопредъявления, как соотносится данный культурный феномен с процессом виртуализации жизненного пространства? Исследуя аватары пользователей социальной сети «ВКонтакте», мы типологизировали их следующим образом: а). аватар-реальный образ б). аватармаска в). аватар–индекс г). аватар–пустой знак2. Первый вид аватара – это реальный образ владельца страницы, который мы считываем с его фотографии. То есть в этом случае мы имеем дело с достоверной визуальной информацией о том, как выглядит автор. Поскольку идентичность обладает высшей, самодостаточной ценностью, активное использование данного вида изображений конгруэнтно производству знаков отличия, важность чего выразил Ницше призывом: «Прежде всего не смешайте меня с другими!»3. Аватар–маска представляет собой чужую фотографию, изображение популярного киноактера или музыканта, карикатуру, рисунок и т. д. Такой Радхакришнан, С. Индийская философия. Т. 1. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.modernlib.ru/books/radhakrishnan_sarvepalli/indiyskaya_filosofiya_tom_1/read_1/ (дата обращения: 02.12.2012). 2 Следует отметить, что данная классификация в некоторой степени условна, так как не охватывает весь спектр изображений, множество из которых подпадают под несколько категорий или, напротив, не поддаются классификации. 3 Ницше, Ф. «Eссе Номо. Как становятся сами собой». Сочинения. В двух томах [Текст]: Т. 2. / Ф. Ницше. - М. : «РИПОЛ КЛАССИК», 1998. - С. 698. 1 116 персонаж – это своего рода допельгангер, виртуальный двойник, часто выражающий альтер-эго пользователя. С одной стороны, вымышленное изображение позволяет человеку скрываться и вести от этого имени деятельность, с другой стороны, аватар–маска помогает его владельцу более полно выразить свое «Я», предъявить свой внутренний мир, свою суть. Следующий вид аватаров – аватары–индексы. Вслед за М. В. Нелидовой мы определяем такой аватар как изображение, с помощью которого «автор сообщает некую закодированную информацию о себе: характер, образ жизни, любимое животное, любимый вид спорта»1. Например, гитара информирует об увлечении пользователя музыкой, фотоаппарат говорит о его хобби, книга может свидетельствовать о пристрастии к чтению. Наконец, самый многочисленный тип изображений составляют аватары, которые не несут никакой смысловой нагрузки (либо перегружены ей) и не поддаются однозначной интерпретации. Сущность такого рода аватаров (красивая картинка, анимация, абстрактное изображение) скорее эстетическая, нежели информативная. В целом главной функцией аватара является самопрезентация. Как правило, пользователь имеет одну персональную страницу, в рамках которой он и выстраивает желаемую модель самого себя. Поскольку чаще всего автопортрет идеализируется и наделяется улучшенными характеристиками, то вероятно в этом процессе задействован механизм компенсации, хотя иногда встречаются и примеры здоровой самоиронии. Очевидно, что выбор того или иного изображения в качестве аватара не случаен и демонстрирует «некие бессознательные импульсы вместе с элементами рациональной работы над собственным образом (социальной маской)»2. Самопрезентация индивида посредством аватара вкупе с именем (никнеймом), статусом, личной Нелидова, М. В. Аватары как невербальные средства общения в компьютерной коммуникации [Текст] / М. В. Нелидова // Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире – 2: Сб. статей. – Волгоград : Изд-во ФГОУ ВПО ВАГС, 2008. - Т. 1. - С. 56. 2 Корнев В. В., исследовав и обобщив данные порядка ста аватаров одной из социальных сетей, приводит описание и толкование мужских и женских виртуальных образов и дает на их основании психологическую характеристику владельца. См.: Корнев, В. В. Философия повседневных вещей [Текст] / В. В. Корнев. - М. : ООО «Юнайтед Пресс», 2011. - С. 205-212. 1 117 информацией и другими элементами персональной страницы, вполне может реконструировать его психическую структуру, в силу того, что конструируя в социальной сети виртуальную маску, человек использует средства, обладающие мощным демаскирующим эффектом. Чем же обусловлено навязчивое стремление современного человека заниматься самопрезентацией, не ограничиваясь при этом использованием собственных фотографий, а примеряя маски киноактеров, животных, литературных героев, вымышленных персонажей? На наш взгляд, здесь прослеживается наличие нескольких факторов. Первый состоит в желании человека реконструировать целостность своей личности, постичь себя, обрести свое Я. В контексте максимы Ч. С. Пирса, гласящей, что «слово или знак, который использует человек, и есть сам человек»1, подобного рода действия можно расценивать как поиск идентичности. Однако, несмотря на определенную связь между виртуальным самопредъявлением человека и кризисом идентичности, характерным для современной культуры, мы склонны считать, что пользователь социальной сети не просто визуально воссоздает себя, пытается обрести целостность различных Я-образов, наиболее полно выражающих его сущность, а скорее моделирует себя в новом, искусственном, им же полноценного актора сконструированном мире, как информационно-коммуникационного пространства. Российский философ Л. В. Щеглова справедливо отмечает, что идея выражения подлинности своего существования осталась завоеванием эпохи Модерна. Эстетика сменившего его постмодерна демонстрирует новую культуру «маски и причуд»2. Поэтому нам видится, что в активной практике создания сетевого образа преобладает нацеленность субъекта культуры на самопроектирование (разумеется, речь идет не о реальном конструировании личности, а о Пирс, Ч. С. Избранные философские произведения [Текст] / Ч. С. Пирс. - М. : Логос, 2000. - С. 92. Щеглова, Л. В. Методологические основы культурологии в настоящем и будущем [Текст] / Л. В. Щеглова, В. В. Щеглов // Известия Волгоградского государственного технического университета. - 2005. - № 6(15). - С. 34. 1 2 118 симулировании), вплоть до самозванства1, и подмену реального искусственным, выражающая общекультурную тенденцию виртуализации жизненного пространства. Распространенная в компьютерных социальных сетях практика регистрации пользователя под чужим именем и создания нескольких профилей также может указывать на присутствие игрового фактора. Вымышленные личности, клоны известных политиков, деятелей культуры ведут в социальной сети параллельную жизнь, общаются друг с другом, с друзьями, со своим «хозяином», что в некоторой степени напоминает театр, где присутствует драматургия, сценарий, режиссер, сидящий перед экраном монитора. С другой стороны, разложение личности на несколько виртуальных индивидуумов, обладающих не только разными именами, возрастом и полом, но и диаметрально противоположными взглядами на жизнь, обусловливает, по мнению некоторых исследователей, шизоидность виртуальной культуры2. В качестве причины использования чужих изображений в социальной сети можно выделить стремление к частичной или полной анонимности личности. Помимо банальной неудовлетворенности своей внешностью или социальным статусом, которые легко можно скрыть от посторонних глаз с помощью аватара, на наш взгляд, существует и другой неявный мотив выбора в пользу анонимности: стремление человека избежать случая остаться наедине со своим Я, которого попросту нет. Формирование нового образа происходит также «с целью расширения круга общения, в самоутверждения»3. основе которого Самопрезентация лежит в мотив социальной самовыражения сети и предполагает произвольное конструирование собственного образа, в результате чего созданный цифровой персонаж далеко не тождественен реальной личности, а Тотальная лживость является одной из главных проблем виртуальной личности, угрожая стать основной парадигмой существования в пространстве компьютерных социальных сетей. 2 См.: Затулий, А. И. «Человек виртуальный» - кукла, манекен, марионетка: проблемы самоидентификации [Текст] / А. И. Затулий, Е. М. Бурнаева // Вестник ТОГУ. - 2011. - № 2(21). - С. 209-218. 3 Осипова, А. Г. Виртуальная «личность» и реальное «я»: проблема идентичности [Текст] / А. Г. Осипова // Вопросы культурологии. - 2008. - № 1. - С. 16. 1 119 зачастую обладают лучшими характеристиками и качествами: умнее, красивее, сильнее. Будучи анонимно представленным в пространстве социальной сети, пользователь испытывает чувство защищенности, причем не столько от посторонних взглядов и нежелательных контактов, сколько от ответственности за свои действия, которые могут иметь реальные последствия за границами дигитального бытия, что, в целом, сказывается на стиле его поведения. «Если вспомнить Бахтина с его персоналистическим принципом "личной подписи", увязывавшим бытие от первого лица с принципом "не-алиби в бытии", то надо сказать, что в пространстве сети действует принцип, прямо противоположный бахтинской максиме: принцип "вечного алиби" и "отсутствия личной подписи". Здесь всем заправляет не персональная ответственность за сказанное и сделанное, но анонимность и безответственность»1. Анонимность не является неизменной и обязательной чертой пребывания в компьютерной социальной сети. Более того, тенденция указывать недостоверную информацию о себе была характерна скорее для начального этапа развития подобных сайтов, рассматривавшихся пользователями в качестве инструмента слежения и контроля со стороны властных структур. Сегодня, напротив, мы можем фиксировать чрезмерную открытость субъекта культуры, который проявляет склонность к демонстрации окружающим подробностей своей жизни, включая интимную сферу, повседневный быт, досуг, описание психосоматического состояния и т. д2. За редким исключением сообщения такого рода не несут в себе ценной информации и не предполагают ответной реакции, они просто вбрасываются в водоворот образов и смыслов и растворяются в нем, не нуждаясь в конкретном адресате. В сущности, речь идет о виртуальном режиме бытия субъекта культуры, дублирующем реальный жизненный опыт, включая сферу privacy. Несмотря на то, что степень открытости персональной страницы регулируется и ограничивается Лишаев, С. А. Метаморфозы слова [Текст] / С. А. Лишаев. - СПб. : Алетейя, 2011. - С. 91. О масштабах стремления пользователей к открытости говорит 1 млрд. новых снимков в неделю на сайте Facebook. См.: Facebook: кому в соцсети жить хорошо [Текст] // Psychologies. - 2011. - № 70. - С. 38-39. 1 2 120 пользователем с помощью настроек, последняя представляет собой публичное пространство самопредъявления, доступное вниманию других членов электронного сообщества, что позволяет делать вывод об исчезновении укромности частной жизни в рамках компьютерной социальной сети. Измерение постыдного и таинственного в виртуальном формате жизненного пространства современного человека практически полностью отсутствует. «Посещая домашние странички (Интернета. – А. Ш.), обнаруживаешь, что целью множества людей является обнародование своей малоинтересной нормальности, или, хуже того, малоинтересной ненормальности. <…> цель их обнародовать пред лицом всех окружающих факты своего частного существования», - пишет известный философ Умберто Эко1. К сожалению, ученый не дает объяснения такому поведению, что, на наш взгляд, сделать необходимо, поскольку практика выставлять на всеобщее обозрение личную жизнь в мельчайших деталях и подробностях, напоминающая порой исповедь2 или отчет, имеет скрытые мотивы, неосознаваемые самим пользователем. Мы считаем, что помимо нарциссического3 стремления привлечь к себе внимание, склонность индивида объявлять urbi et orbi о каждом своем шаге, изменении настроения, впечатлениях и т. д. является механизмом симуляции насыщенной, яркой, пространства интересной социальной сети. жизни за пределами Содержательные, виртуального информативные, оригинальные сообщения встречаются редко, в отличие от примитивных, небольших по объему высказываний. Такие шаблоны лишены индивидуальности, представляют собой общую модель (с различными вариациями) и не имеют глубокого смысла. Публичность человека в социальной сети, генерирующего поток типовых «новостей» порождает Эко, У. Полный назад [Текст] / У. Эко. - М. : Эксмо, 2007. - С. 163-165. Слово «экран» этимологически имеет значения «щит», «заслонка», с фр. еcran – ширма. В этом контексте экран компьютерного монитора подобен перегородке с решетчатым окном исповедальни Римскокатолической церкви, отделяющей прихожанина от исповедника. Описывая в социальной сети личную жизнь, человек, вероятно, надеется остаться в тени своего виртуального представителя. 3 О нарциссе как распространенном типе человека эпохи постмодерна, перманентно стремящемся к самовыражению безотносительно к тому воспринимают его или нет, хорошо написал Жиль Липовецки. См.: Липовецки, Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме [Текст] / Ж. Липовецки. - СПб. : «Владимир Даль», 2001. - 336 с. 1 2 121 иллюзию жизни, позволяет индивиду ощутить себя в другом качестве, нежели он есть в повседневной реальности. Можно высказать предположение, что скрытой целью безудержной саморекламы пользователя является обозначение собственного присутствия в мире. Английский ученый, изучающий влияние современных технологий на человеческое сознание, Сьюзан Гринфилд сравнивает сетевую открытость пользователя с поведением маленького ребенка, который говорит: «Мама, посмотри, я надел носок!» и постоянно нуждается в том, чтобы на него обратили внимание. Ежеминутно оповещая родителей о своих достижениях, демонстрируя определенные способности и навыки, он таким образом получает подтверждение собственному существованию1. Помимо прочего, компьютерные социальные сети выступают в роли инстанции, конституирующей случившееся событие: событие тогда обретает статус реально произошедшего, когда о нем заявлено в социальной сети, то есть когда его засвидетельствуют многочисленные электронные друзья. Поэтому все подчинено влечению зафиксировать факт пережитого опыта: выпускной вечер, путешествие, поход на концерт, посещение врача, сопроводив «новость» комментариями и множеством фотографий. Эта ситуация полностью соответствует выводу, сделанному Жаном Бодрийяром в «Прозрачности зла», согласно которому в современном мире «… нет больше ни действия, ни события, которые не преломлялись бы в техническом изображении или на экране, ни одного действия, которое не испытывало бы желания быть сфотографированным, заснятым на пленку, записанным на магнитофон, которое не стремилось бы слиться с этой памятью и приобрести внутри нее неисчерпаемую способность к воспроизводству. Нет ни одного действия, которое не стремилось бы к совершенству в виртуальной вечности – не в той, что длится после смерти, но в вечности эфемерной, созданной ветвлениями машинной памяти. Виртуальное принуждение состоит в принуждении к 1 Сьюзан Гринфилд: «Ребенок, воспитанный на социальных сетях, теряет способность к сопереживанию» [Электронный ресурс]. - URL: http://theoryandpractice.ru/posts/3539-syuzan-grinfild-rebenokvospitannyy-na-sotsialnykh-setyakh-teryaet-sposobnost-k-soperezhivaniyu (дата обращения: 02.02.2013). 122 потенциальному существованию на всех экранах и внутри всех программ; оно становится магическим требованием»1. Показательно, что в пространстве социальной сети данная модель поведения имеет принудительный характер: отсутствие вышеназванных атрибутов говорит о заурядности личности и выступает отличительной чертой аутсайдера, что, разумеется, является ложным эффектом, никак не соотносимым с действительностью. В этом случае мы также имеем дело с диффузией двух уровней существования субъекта культуры: фрагменты настоящей жизни человека отражаются в виртуальном пространстве, а квазисобытия, произошедшие в социальной сети становятся темой повседневных разговоров и пересудов. Интересный пример соотносимости виртуально-информационного пространства с реальным политическим приводит М. Кастельс в своей книге «Информационная эпоха»: «В ходе американской предвыборной компании 1992 г. вице-президент Дэн Квэйл выступил против "аморального" поступка героини сериала, решившей "завести" внебрачного ребенка. В ответ на это в последующей серии героиня, прослушав "внутри" сериала данное выступление, высказалась против вмешательства политиков в личную жизнь. В результате престиж "мыльной оперы" ("Мэрфи Браун") сильно повысился, а Буш проиграл на выборах»2. Здесь мы имеем дело с гипертекстом, образованным путем смешивания двух сообщений, исходящих из разных уровней опыта. Так или иначе, источником виртуальной самопрезентации личности, для которой характерна постоянная смена образов, чаще всего является неудовлетворенность человека своей реальной идентичностью (нередко бессознательная), состоящая в неприятии человеческим «Я» самого себя, в разрыве между сущностью человека и ее выражением. Сложность решения задачи смоделировать идеальную, с позиции зарегистрированного пользователя, личность, заключается в том, что «…в ситуации ускоренных и 1 Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 84. 2 Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура [Текст] / М. Кастельс. - М. : ГУ ВШЭ, 2000. - С. 352. 123 бесконечных метаморфоз культуры, фактически осуществлённой идеи ризоматичной культурной реальности идеал не просто видоизменяется, и даже не просто отсутствует, он, скорее, может быть каким угодно и иметь сколько угодно вариаций»1. Отсюда частая смена аватара (бывает, что изображение меняется каждый день), практика переодевания, примерка различных ролей и масок. Современная рефлексия на тему идентичности оперирует понятиями «протейного человека», «номадической», «диффузной» идентичности, «множественности "Я"». Можно уверенно констатировать, что идентификация на основе гендерных ролей, этнических признаков, статусной дифференциации в наши дни сменяется проектной идентификацией, при которой идентичность уже не наследуется, а является предметом выбора. Являясь одним из свидетельств антропологического кризиса современной культуры, данная тенденция присутствует в социальной сети в виде экспериментирования с аватарами. Еще задолго до появления компьютерных социальных сетей Жан Бодрийяр описал modus vivendi, распространенный в этом пространстве, точно уловив специфическую черту существования человека в культуре последней четверти ХХ века. «Каждый ищет свое обличье. Так как более невозможно постичь смысл собственного существования, остается лишь выставлять напоказ свою наружность, не заботясь ни о том, чтобы быть увиденным, ни даже о том, чтобы быть. Человек не говорит себе: я существую, я здесь, но: я видим, я – изображение, смотрите же, смотрите! Это даже не самолюбование, это – поверхностная общительность, разновидность рекламного простодушия, где каждый становится импресарио своего собственного облика»2. Говоря о виртуализации как общей черте современного этапа развития культуры, стоит отметить, что пользователь социальной сети, визуально маркированный аватаром, являет собой наглядный пример того, что процесс 1 Саенко, Н. Р. Поиск человека в сети [Текст] / Н. Р. Саенко // Личность и общество: проблемы философии, психологии и социологии: сборник статей Международной научно-практической конференции. – Пенза : Приволжский Дом знаний, 2010. - С. 313. 2 Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрийяр. - М. : «Добросвет», «Издательство “КДУ”», 2012. - С. 37. 124 субституции сопровождается дематериализацией или развеществлением. Телесный облик человека в наши дни все больше зависит исключительно от него самого, границы тела как универсальной, практически не подверженной радикальной трансформации формы, становятся более размытыми и изменчивыми. На лицо – развоплощение человека, знаменующее собой наступление эпохи «постчеловечности», когда тело перестает рассматриваться в качестве судьбы или темницы, а воспринимается как первичное сырье, нуждающееся в обработке, или костюм, который можно произвольно менять. Ж.-Л. Нанси в своей книге «Corpus» фактически провозглашает: даже на телесном уровне уже не существует никакой незаменимости. Мышление тела переходит в мышление техники1. Широкие объяснительные возможности центрального концепта философии Ж. Делёза «тело без органов» можно с успехом апплицировать на изучаемый нами феномен виртуализации человека. Введенное в 1969 году в работе «Логика смысла», понятие «тело без органов» обозначало виртуальное навыков, черт, измерение аффектов, тела, которые совокупность потенциальных активируются посредством экспериментирования с собой и с другими телами. Плюральность «тела без органов», имеющего неустойчивый, текучий характер имеет явное сходство с вариабельностью сетевой личности, представленной в социальной сети в форме визуального образа и набора индивидуальных качеств, которыми можно произвольно манипулировать. Конечно, прав российский философ Е. Н. Шклярик, утверждая, что с появлением электронной подписи, с использованием паролей и псевдонимов в сетевом общении изменилась роль телесности как неотъемлемой индивидуальной компоненты. «При сужении телесных контактов виртуальные практически бесконечны. Электронное тело простирается в пространстве и времени за границы существования реальной личности (например, высказывания пятилетней давности воспринимаются как сегодняшние и 1 См.: Нанси, Ж.-Л. Corpus [Текст] / Ж.-Л. Нанси. - М. : Ad Marginem, 1999. - 256 c. 125 проецируются на личность)»1. Иконическое существование и восприятие в жизненном медиапространстве пользователя, при котором агент сводится к набору символов, означающих личность, замещают традиционные в предшествующих культурах способы идентификации. Телесные навыки, обаяние, красота, быстрота реакции сегодня уже не определяют жизнь и статус человека, обладающего высокой степенью свободы в вопросе поиска собственного «тела без органов». Помимо социальных сетей, где физическое тело вообще отсутствует (виртуальный субъект не подвержен старению и умиранию), некоторые явления современной культуры подтверждают тенденцию растелеснивания человека, без-ликости его существования. Развитие пластической хирургии достигло такого уровня, что практика смены биологического пола, который впрочем, и так уже не предписывает ни выбора профессии, ни выбора сексуального партнера, стала далеко не исключительным случаем, к этому можно добавить корректирующие возможности косметики, моды, индустрии спорта. Желание изменить, украсить свою телесность, обусловлено тем, что в отличие от внутреннего мира, психической реальности, биологическая сторона человека всегда находится на виду, открыта и правдива. Отсутствуя телесно, личность в социальной сети присутствует повсюду и нигде конкретно, а ведь «быть для человеческой реальности – значит бытьздесь, то есть "здесь на этом стуле", "здесь за этим столом", "здесь на вершине этой горы", с этим измерением, этой ориентацией и т. д. Это – онтологическая необходимость»2. Такой дематериализованный субъект находится в лиминальном состоянии: он располагается между полюсами актуального и идеального, и лишь частично соотносится с реальным хозяином страницы, зарегистрированным в социальной сети, обладающим индивидуальным набором присущих ему черт, свойств, характеристик. Специфический способ виртуального бытия индивида можно определить как своего рода 1 Шклярик, Е. Н. Новая онтология [Текст] / Е. Н. Шклярик // Информационная эпоха: вызовы человеку. - М. : РОССПЭН, 2010. - С. 256. 2 Сартр, Ж.-П. Бытие и ничто [Текст] / Ж.-П. Сартр. - М. : Республика, 2000. - С. 329. 126 промежуточный уровень, отклонение от подлинного состояния, сумму случайных эффектов, возникающих в процессе циркуляции информации и замещающих настоящую сущность. Иными словами «homo virtualis» – это не живой человек, а виртуальная личность, представленная гомоморфным образом реального субъекта культуры. Поэтому в социальной сети мы имеем дело с искаженной копией, видимостью индивида, совокупностью отдельных актуальных качеств, в то же время перед нами недовоплощенный проект самого себя, попытка смоделировать желаемую личность, результатом которой и является рафинированный двойник, искусственно наделенный положительными признаками. Существуя поверх пространства, такой персонаж связан не с территорией, а с собеседником, при этом если цифровой адресат коммуникации бездействует, невозможно определить, является ли этот объект субъектом, то есть, стоит ли за ним реальная личность, а не программа машины. Отсюда в первую очередь значимым является тот собеседник, который находится в он-лайне, здесь и сейчас, остальные – как бы не существуют, они исключаются из поля зрения, представляя собой некую потенцию. Также совершенно естественно и необратимо в компьютерной социальной сети образуются мертвые зоны, представляющие собой тысячи персональных страниц умерших людей. Оставшиеся в памяти многочисленных серверов, они продолжают хранить факты посещения владельца, символическое бессмертие которого выражают старые записи и письма, фотографии домашних животных, признания в любви, дискуссии и шутки. Более того, нередки случаи, когда, обновляемый третьими лицами, профиль умершего человека «живет» прежней жизнью, поддерживая старые связи и реагируя на происходящее вокруг. В отличие от исторического или творческого бессмертия, «Интернет – это форма бессмертия» (А. Н. Житинский), которая значительно доступней, проще и легковесней. Таким образом, бесплотность, бесполость, вненаходимость цифровой личности требует переосмысления понятия смерти и по-новому ставит вопрос: что принадлежит Я? Язык, память, имя, тело опосредованы техникой, четкое 127 выделение субъекта и объекта информационной среды отсутствует. Данной теме посвящена одна из серий британского фантастического сериала «Черное зеркало» (сценарист Чарли Брукер, 2011 г.) под названием «Сейчас вернусь» («Be Right Back»). В ней повествуется о сложных взаимоотношениях человека с техногенной реальностью, в частности о границах возможности замены аутентичного человека киберкопией вследствие его смерти. На наш взгляд, авторы фильма проницательно точно отразили возможное будущее человечества, в котором центральное место занимают различные технологии трансгуманизма. Например, он-лайн сервис, использующий информацию из истории общения человека в социальных сетях и способный создать на этой основе виртуальный аналог пользователя, что позволит людям оставаться в контакте с умершими. В социальной сети диалектическое единство жизни и смерти нарушается. Существует возможность удалять свой профиль (виртуально умирать) и восстанавливать его (заново рождаться). Смерть здесь получает другой онтологический статус, перестает быть экзистенциальным фундаментом жизни человека, границей, очерчивающей контуры бытия, и превращается лишь в опцию, способ описания реальности. Открывая человеку истину, что он может и не быть, феномен смерти побуждает его осмысливать свое бытие, и упразднение смерти, конечности в области социальной сети низводит человека до уровня животного или вещи. В ситуации отсутствия связи с трансцендентным, потери идентичности, оторванности человека от целостности мира у современного субъекта культуры возникает ощущение неподлинности своего бытия. Аватар, как верно подметил Н. Е. Вокуев, функционально направленный на репрезентацию личности и используемый в качестве материала для ее конструирования в социальной сети, имеет определенное сходство с брендовой продукцией, потребитель которой воспринимает товар в качестве придатка своей личности или даже заменителя. Идентификация в обоих случаях 128 происходит по принципу: «Я – это то, что я потребляю»1. Аватары лишь более ярко выражают эту тенденцию. Тот факт, что со временем виртуальный образ в социальной сети кристаллизуется, обрастает информацией, становится полноценным, узнаваемым и постепенно гипостазируется, вытесняя реального человека, свидетельствует о сращении объективного и виртуального миров. В этом случае статус знака и статус объекта, к которому отсылает этот знак, оказываются неразличимы. Итак, аватаризация человека представляет собой подмену реальной личности ее искусственным образом, условным подобием, искаженной копией, функционирующей в компьютерной социальной сети, что является частным примером масштабного процесса виртуализации жизненного пространства современного человека и влечет за собой появление нового типа людей – дигитального (виртуального) субъекта, сферы деятельности и отдыха которого находятся в среде Интернета. Такой персонаж – это не более чем несколько байт компьютерной информации, проявление реальной личности за пределами физического мира, где идентичность не задана заранее, а определяет себя сама. Игра с гендером, телом, сексуальной ориентацией, психологическими характеристиками, практика свободного конструирования идентичности в киберпространстве имеют определенное сходство с концептом «восполнение». «Восполнение» - понятие Ж. Деррида, имеет амбивалентный характер. «Восполнение есть то, что добавляется, это избыток, полнота, которая обогащает другую полноту, наполняет ее наличность <…> Но восполнение восполняет, то есть добавляется лишь как замена. Оно вторгается, занимая чужое место; если оно и наполняет нечто, то это нечто – пустота. Оно способно представлять или изображать нечто лишь потому, что наличие изначально отсутствует»2. Как мы видим аватаризация человека соответствует данному описанию. Конструируемый продуманный, искусно пользователем имидж сформированный образ, – это тщательно демонстрирующий 1 Вокуев, Н. Е. «Смерть Бога» и «аватаризация человека»: к вопросу о самопроектируемой личности [Текст] / Н. Е. Вокуев // Вопросы культурологии. - 2011. - № 4. - С. 111. 2 Деррида, Ж. О грамматологии [Текст] / Ж. Деррида. - М., 2000. - С. 293. 129 исключительно то, что следует видеть окружающим, который, с одной стороны, искусственно обогащает актуальную личность, с другой стороны, вытесняет некоторые ее подлинные свойства. Таким образом, в современной культуре происходит конституирование нового субъекта культуротворчества, воплощенного в полностью контролируемом им сетевом образе, содержащем только то, что изначально предопределено к показу. Привилегия, которой раньше обладали лишь немногие, сегодня стала доступна почти каждому. Целенаправленное формирование имиджа посредством компьютерной социальной сети стало настолько распространенным, что сделало блогера современным культурным героем. Такой субъект культуры получает и присваивает себе все культурное наследие человечества путем простого нажатия клавиши, ему не нужно соответствовать неким идеальным образцам, оправдывать чьи-либо ожидания, производить новое знание, быть общественно полезным в традиционном смысле. При этом активный пользователь социальной сети выступает сегодня культуртрегером, именно он успешен и востребован, а носитель классической культуры, не вовлеченный в сетевую практику, отменяющую всякую элитарность и иерархию, напротив, оказывается в роли аутсайдера. Дело в том, что компьютерная социальная сеть, как и любая технология – это средство усиления и расширения, поэтому даже самое незначительное действие, правильно поданное, усиливается на многие порядки. И поэтому здесь можно малыми средствами и минимальными усилиями добиваться многого. Такие личностные качества как вдумчивость, любознательность, упорство, серьезное отношение к принципам и взятым на себя обязательствам сегодня становятся редкостью. На фоне усиления виртуализации современной культуры явно проступают черты архаизации сознания, мышления и поведения человека: короткая память, примитивность, упрощенность, схематичность, которые можно наблюдать не только в виртуальном измерении бытия, но и в настоящем мире. 130 Смещение непосредственных отношений между людьми, осуществляемых лицом к лицу, в плоскость виртуальных взаимодействий трансформирует привычный взгляд на понятия дружбы и любви. Проблема любви в эпоху развития инфокоммуникационных технологий давно находится в центре внимания этики, психологии, социологии, художественного творчества, фиксирующих изменение смысла, значения, места любви в жизни людей. Являясь фундаментальной и универсальной темой мировой культуры, любовь в XXI веке приобретает иные формы, связанные с процессом виртуализации жизненного пространства человека. Компьютерная социальная сеть, и Интернет шире, наполненный многочисленными сайтами знакомств – это не только огромная картотека потенциальных объектов любви и комфортное место построения отношений, но прежде всего технология, искажающее это чувство. Безусловно, такое редкое явление как любовь можно найти и в компьютерной социальной сети, однако, разделяя людей, технология производит между ними инверсию. Если в обычной жизни человек оценивает своего будущего партнера невербально, бессознательно определяя свои симпатии, а в последующем духовно сближаясь с ним, то в пространстве Интернета, напротив, изначально происходит духовный контакт, а потом реальное взаимодействие. Данная особенность характерна не только для социальной сети, но для любой формы близких, доверительных отношений, выстраиваемых дистанционно, по телефону или с помощью почтовой переписки, что отражено в художественной культуре, например, в романе польского писателя Я. Л. Вишневского «Одиночество в сети» (2001 г.) или в советском фильме «Каждый вечер в одиннадцать» (реж. С. И. Самсонов, 1969 г.). Именно заочный характер первой – самой важной – стадии знакомства объясняет чувство разочарования, которое нередко возникает на первом свидании из-за несоответствия ожиданий действительным качествам и облику партнера1. Поскольку человек влюбляется в созданный адресатом и Расхождение между виртуальными образами и off-line образами является одной из самых актуальных тем современных исследований культурного пространства Интернета. См.: Якобсон, Д. Формирование образа в 1 131 идеализированный собственной фантазией образ, то любовные отношения, основанные на виртуальном знакомстве, оказываются кратковременными, при этом о прекращении отношений бывшие любовники уведомляют друг друга простым изменением статуса в социальной сети. В настоящее время мы являемся свидетелями формирования принципиально иного способа культурного бытия, в котором происходит смещение границ естественного и искусственного миров. Коммуникация как основная функция социальной сети хоть и является важнейшей составляющей этого феномена, все же далеко не исчерпывает собой его сущность. Первичная функция данного ресурса – бытийная. Компьютерная социальная сеть – это не просто новая форма межсубъектного взаимодействия, средство поиска людей, хранилище информации или сайт знакомств, это отдельный слой повседневной реальности, сфера жизнедеятельности большого числа людей, которая превращается из факультативной в основную. Посетители социальной сети не общаются в цифровом пространстве, они в нем живут, изменяют его сообразно личным представлениям, создают автономную модель взаимодействия с миром. В наши дни социальная сеть становится местом социализации, профориентации и самореализации личности1. Предлагая пользователю в развлекательноигровой форме большой объем несистематизированных, разнородных, поверхностных знаний, ценностных ориентиров, эстетических идеалов, этических установок, данная технология является прямым конкурентом современной системы образования в вопросе вхождения человека в мир культуры. Заменяя реальные процессы и связи их виртуальными аналогами, социальная сеть как новое жизненное пространство индивида несет опасность глобального отчуждения – тотального, экзистенциального отчуждения человека от реальности, от другого и от себя самого, своей собственной сущности, киберпространстве; Рейд, Э. Идентичность и кибернетическое тело [Текст] // Массовая культура: современные западные исследования. - М., 2005. - С. 177-220. 1 Так, некоторые психологи констатируют, что киберсоциализация молодежи превращается в господствующую модель социализации. См.: Плешаков, В. А. Киберсоциализация человека: от Homo Sapiens’a до «Homo Cyberus’a»? [Текст] / В. А. Плешаков // Вопросы воспитания. - 2010. - № 1(2). - С. 92-97. 132 идентичности. «Шум этих технологических достижений – как буквальный, так и фигуральный – способен изолировать людей друг от друга, от природы и от самих себя. Технология может создать физическое и эмоциональное отчуждение и отвлечь нас от нашей собственной жизни», - предостерегает Джон Нейсбит1. Многочисленные работы отечественных и зарубежных представителей гуманитарной мысли, посвященные осмыслению роли новейших технологий в жизни человека, убедительно демонстрируют, что данные опасения небеспочвенны и недооценивать их не следует. Современный человек перестает ощущать себя «реальным» в физическом и экзистенциальном плане. Телом и душой он все больше существует в виртуальном пространстве социальных сетей, компьютерных игр, форумов, блогов, игнорируя мир повседневности с его требованиями и ценностями. Объекты, смыслы, образы, обладающие аксиологической значимостью, сегодня располагаются не только в физическом мире, но в большом количестве присутствуют в области виртуального, что освобождает индивида от заботы, долга, ответственности, моральных требований. Снижается роль воли в деятельности человека. Деятельность совершается без волевых и рефлексивных усилий со стороны человека, как бы самопроизвольно, осуществляется сама собой, становится как бы самодействующей силой. Психологи отмечают, что появление виртуального типа жизненного пространства привело к целому ряду изменений: у людей, для которых социальная сеть стала незаменимой и неотъемлемой частью жизни, качественно трансформируются психические процессы, познавательные, эмоционально-мотивационные, личностные характеристики, а также сознание, деятельность, специфика межличностных и групповых отношений2. У пользователей возникает целый ряд новых, фактически, виртуальных ожиданий и интересов, мотивов и целей, Нейсбит, Д. Высокая технология, глубокая гуманность [Текст] / Д. Нейсбит. - М. : АСТ, Транзиткнига, 2005. - С. 35. 2 Плешаков, В. А. Феномен киберсоциализации современной молодежи [Текст] / В. А. Плешаков // Сб. статей Третьих Всероссийских Шамовских педагогических чтений научной школы Управления образованием (25 января 2011 г.). - М., 2011. – Т. 1. - С. 104–105. 1 133 потребностей и установок, а также форм психологической и социальной активности, непосредственно связанных с компьютерной социальной сетью. Таким образом, изучив социальные и антропологические параметры новой формы существования субъекта культуры, мы можем констатировать факт трансформации социальности в современном мире. Если ранее всякое сообщество людей фундировалось привязанностью индивида к месту жительства и работы, то в ХХ веке отчетливо заявила о себе тенденция ослабления этой связи и распространение более слабых экстерриториальных социальных отношений. В силу масштабного развития информационнокоммуникационных технологий человек все больше утрачивает связь с локальными сообществами и становится участником виртуальных групп и объединений, которые мы именуем кластерами. Кластер или сетевое сообщество строится на иных принципах, нежели социальная система, действующая в реальном мире, членом которой является каждый индивид. Вопервых, в компьютерной социальной сети субъектом отношений, узлом сети выступает дигитальный репликант человека, визуально маркированный аватаром. Во-вторых, взаимодействия в виртуальном социуме имеют дистанционный и безличный характер, основаны на чистой коммуникации и не предполагают материальных затрат. В-третьих, размер персональной социальной сети не ограничен, круг общения формируется пользователем самостоятельно и произвольно, включает множество случайных, кратковременных связей. В-четвертых, электронную модель общества отличает лабильность, эгалитарность, горизонтальная структура, отменяющая статуарные, имущественные, политические и иные различия между членами группы. Несмотря на угрозу полного замещения прямого взаимодействия людей виртуальной формой отношений, сообщества, формируемые в социальной сети, можно рассматривать в качестве средства интеграции социальных связей, объединения на неформальной основе атомизированных индивидов, осознания ими сопричастности друг другу. 134 Говоря о виртуализации человека, важно понять, что, выступая в роли означающего, аватар и вся страница пользователя в целом, не тождественны аутентичному человеку с присущим ему набором актуальных черт и качеств. Означаемое, к которому отсылает аватар лишь частично сохраняет связь с индивидом, инициирующим коммуникацию и поддерживающим существование собственного двойника. В компьютерной социальной сети мы имеем дело с мерцающим, непостоянным, трансгрессивным образом конкретного человека. Это искаженная копия человека, от лица которой пользователь совершает интеракцию и осуществляет бытие, подчас реализуя ее, а не свои интенции, оправдывая ожидания сетевых «друзей», подтверждая и укрепляя репутацию клона. Такой виртуальный субъект располагается между подлинной личностью безуспешно стремится и желаемым пользователь образом, социальной сформировать сети. В который отличие от мифического героя Нарцисса, плененного своим собственным образом, современный человек заворожен калейдоскопом эфемерных, искусственных, недолговечных образов, ни один из которых он не может назвать своим, что и вызывает эффект перманентного мерцания. При этом индивид не переживает свою разорванность в пространстве и изменчивость во времени как трагедию. Целостность и единство личности не является сегодня ценностью. «Интуитивно ощущая, что в меняющемся мире постоянство из добродетели стало обузой, мы приветствуем все, что дестабилизирует и расщепляет наше Я. Любой – а в случае наркотиков и огромной – ценой мы пытаемся выйти за пределы себя. Если в гордом XIX веке главным считалось стать самим собой, то сегодня важнее умение быть другим. Поэтому мы осваиваем искусство конструирования – лучше сказать – выращивания альтернативных, игровых личностей» - пишет А. А. Генис1. К тому же данный процесс индетерминирован 1 Генис, А. А. Культурология [Текст] / А. А. Генис. - Екатеринбург, 2000. - Т. 1. - С. 292. 135 и не подчинен никакой цели. Это игра, которую ведут «ради лишь удовольствия создавать обманчивую внешность, спектакль ради спектакля»1. Отношения между людьми сегодня все чаще принимают форму отношений между образами, что сопровождается конституированием нового субъекта культуры, коммуникационную активно технологию, вовлеченного жизненное в информационно- пространство которого не ограничивается физическим миром и располагается в сфере компьютерной социальной сети, вбирающей практически все его духовные, телесные, социальные практики. Такой тип личности отличается пластичностью, предельной коммуникативной лабильностью, готовностью к спонтанному взаимодействию, способностью приобретать новые знания и компетенции, проигрывать различные социальные роли. Ситуация, когда человек учится, работает, отдыхает, общается, знакомится, дружит, влюбляется в социальной сети, свидетельствует об утрате данной технологией статуса простого посредника, и позволяет говорить о виртуальном модусе бытия нашего современника. Липовецки, Ж. Эра пустоты: эссе о современном индивидуализме [Текст] / Ж. Липовецки. - СПб., 2001. - С. 62. 1 136 ЗАКЛЮЧЕНИЕ В данной работе был осуществлен философско-культурологический анализ сущности, специфики, функций компьютерных социальных сетей, их места и роли в процессе виртуализации жизненного пространства человека, рассматриваемого в качестве главной особенности современной культуры. Центральным концептом исследования выступает понятие виртуализации, на основании которого была построена объяснительная модель изменений современной культуры, укладывающихся в рамки дихотомии подлинного – виртуального. Виртуализация жизненного пространства разворачивается как метапроцесс, затрагивающий три уровня бытия человека: социальную реальность, уровень сообщества людей и непосредственно антропологическую плоскость. Процесс виртуализации социальной реальности выражается в изменении целей, содержания, принципов функционирования социальных институтов под воздействием симуляционных технологий. На межличностном уровне формируется новая модель организации сообщества, которой присущ электронный характер, сетевая структура, непрямые способы взаимодействия людей. Виртуализация человека ставит вопрос о комплексе изменений личностных качеств (интеллектуальных, эмоциональных, психологических), затрагивает проблему конституирования нового субъекта культуры – дематериализованного и версатильного, живущего принципиально иной виртуальной жизнью. Как показало исследование, идея виртуальности имеет глубокие корни и богатую историю философского осмысления. Первоначально термин «виртуальный» толковался как «возможный», «потенциальный», позже он приобрел смыслы «искусственно сконструированный», «создающий иллюзию реального присутствия», а сегодня сводится к значениям «нереальный», «мнимый», «иллюзорный». Для изучения современной культурной ситуации представляется плодотворным использовать концепт виртуальности, под 137 которым в данной работе понимается особое лиминальное состояние (объекта, субъекта, явления), отличное и от актуального (подлинного, действительного, настоящего), и от идеального (желаемого, совершенного). Такое состояние – это своего рода промежуточный уровень, сумма случайных эффектов, замещающих настоящую сущность. Принципиально важно, что представленный в диссертации подход к исследованию процесса виртуализации не ограничивается Интернетом, массмедиа, компьютерными играми, информатизацией общества, традиционно рассматривающимися в качестве основного канала разрушения объективной реальности и трансформации привычного уклада жизни человека, а предполагает анализ данного процесса в более широком ключе. Под виртуализацией в таком случае следует понимать процесс субституции вещей, действий, явлений, включая человека, их условным подобием, искаженными копиями, который зачастую сопровождается дематериализацией или развеществлением. В результате субъект имеет дело не с точной копией, а гомоморфным аналогом, создающим видимость соответствия оригинальному образцу. Таким образом, процесс виртуализации разворачивается двояко: в виде массовых продуктов информационно-коммуникационных технологий (электронные деньги, Интернет, 3D кинематограф, технологии виртуальной реальности), наглядным примером чего являются телевизионные образы, электронные варианты повседневных практик, оптическое подобие реальных объектов, альтернативные жизненные пространства, выстраиваемые в компьютерных играх. И как социальная симуляция, когда ценностное наполнение содержания предметно-смысловой деятельности заменяется символическими практиками, формальными процедурами, лишенными своей внутренней основы, смысла и предназначения. Так, научно-образовательная сфера социальной реальности в равной степени виртуальна и в смысле активного использования Интернета при дистанционном обучении, и в смысле утраты университетом своих исконных роли и функций. Особенность 138 предложенного в диссертации варианта определения виртуальности состоит в органическом сочетании постмодернистской, двух поэтому парадигм такие – смыслы технологической виртуальности и как информатизация/компьютеризация и симуляция дополняют друг друга. Как показал анализ, помимо научно-образовательной области, некоторые сферы социальной реальности: экономика, политика, искусство также существуют в отрыве от первоначальных идей и целей. Субъекты этих сфер не занимаются серьезными вещами, не решают насущных проблем, избегают ответственности работоспособной за свои системы. действия, Структура, симулируя образ содержание, эффективной, функции, смысл деятельности социальных институтов в XXI веке радикально изменились, данные институции массово производят образы, символические ценности и знаки, но не конкретные действия, направленные на достижение заявленных целей, при этом материальная основа социальной реальности все чаще уступает место электронным практикам. Все это позволяет говорить о потере социальными институтами своей онтологической релевантности. Несмотря на то, что процесс виртуализации жизненного пространства современного человека индетерминирован, не имеет явно выраженной внешней причины и лишен конечной цели, нарастание симуляционной составляющей частично можно объяснить утратой в жизни общества рациональности и творческого начала. С другой стороны, тотальную симуляцию, напротив, можно трактовать как реакцию на страх перед изменениями, являющимися производными творческого процесса, необходимость и значимость которого в культуре не подлежит сомнению. Также симулятивные практики выступают в качестве специфического механизма культуры, позволяющего создать иллюзию совмещения реального и идеального. В эпоху визуально-ориентированной экранной культуры и масштабного развития инфокоммуникационных технологий, феномен виртуальности приобрел панкультурный характер, став универсальной чертой современного мира. Не последнюю роль в этом сыграла компьютерная социальная сеть, под 139 которой следует понимать интерактивный, многопользовательский веб-сайт, предоставляющий возможность идентификации, имитации социальных связей, отслеживания действий членов сообщества. Основными морфологическими и функциональными определяющими особенностями специфику гипертекстуальность, горизонтально-сетевая компьютерной межсубъектного нелокализованность структура, во социальной взаимодействия, времени нелинейность, и сети, являются: пространстве, мультицентричность, взаимозаменяемость. Открытость, всеобщая доступность, удобство, простота, полифункциональность и наполненность широким диапазоном потенций для пользователя делают сайты социальных сетей крайне востребованными. Структура и параметры компьютерной социальной сети обусловливают формирование виртуального типа общения, которому присуща новая лингвистическая организация, отменяющая ту или иную устоявшуюся норму, активное использование наряду с естественным языком мультимедиа средств, разнообразие режимов коммуникации, иные этико-психологические границы. Предпринятый нами структурно-функциональный анализ компьютерных социальных сетей позволил ответить на вопрос о том, какова специфика и возможности подобных сайтов, каким образом осуществляется коммуникация в рамках электронной формы объединения людей, на какие потребности социальные сети отвечают. Что касается причин вовлеченности миллионов пользователей в сетевую практику, то они многообразно связаны с процессом виртуализации жизненного пространства человека. Представляя собой социально-культурный феномен, не ограниченный технологической составляющей, компьютерные социальные сети играют двоякую роль в процессе виртуализации культуры. С одной стороны, выступая в роли наглядного проявления тенденции виртуализации жизненного пространства человека, они вскрывают глубинные культурные процессы и стоят в одном ряду с развитыми симуляционными практиками, и различными медиа, ориентированными на визуальный способ передачи информации: компьютерные игры, Интернет, телевидение. В данном контексте социальная 140 сеть не является уникальным каналом виртуализации культуры, а играет роль индикатора глобальных изменений. Под воздействием информационнокоммуникационных технологий привычная картина мира разрушается, жизнь индивида, ориентированного на экран, приращивается искусственными моделями, суггестивными смыслами. этом В продлевается, пустыми случае расширяется, яркими массовая образами, вовлеченность пользователей в пространство социальной сети есть результат репрессивного воздействия технологии на человека, когда масштабные изменения вынуждают человека адаптироваться к новым реалиям, путем активного освоения инноваций. Технология перестала быть ограниченным сегментом социокультурного пространства, информатизация и автоматизация затрагивают все области человеческой деятельности, определяют формы жизни и познания, ценности и цели развития, сменяют дотехнологические сферы опыта. С другой стороны, компьютерную социальную сеть следует расценивать как существенный фактор процесса виртуализации жизненного пространства человека. Речь идет об изменении фундаментальных оснований самой жизни, конституировании нового субъекта культуры, формировании виртуального модуса социально-психологического бытия. Данная технология дезактивирует и формализует естественные межсубъектные связи, вытесняет и замещает их электронным сообществом, актором которого является не живой человек, а его произвольно моделируемый виртуальный образ. Под воздействием сайтов социальных сетей материальная основа жизненного пространства современного человека уступает место электронным практикам, опосредованная экраном и многочисленными образами, физическая реальность дополняется «третьей реальностью», которую человек может произвольно выстраивать и изменять, и которая не подчиняется естественным законам. Таким образом, социальные сети играют центральную роль в становлении виртуальной парадигмы существования человека, что выражается в отчуждении его бытия в сферу виртуального, утрате телесности, замещении вещей и действий образами, подмене физической среды обитания экраном. Востребованность подобных 141 сайтов объясняется стремлением пользователя укрыться в данном пространстве от необходимостей и рисков современного общества, обрести иллюзию свободы, простоты и гармонии. Как показал анализ социально-антропологических свойств нового типа бытия современного субъекта культуры, виртуальное сообщество формируется на иных принципах, нежели социальная система, действующая в реальном мире: субъектом отношений, узлом сети выступает дигитальная копия человека, взаимодействия в виртуальном социуме имеют дистанционный и безличный характер, размер персональной социальной сети не ограничен, круг общения формируется электронную модель пользователем общества самостоятельно отличает лабильность, и произвольно, эгалитарность, горизонтальная структура. С виртуальным способом бытия напрямую связано конституирование нового субъекта культуры, сферы деятельности и отдыха которого находятся преимущественно в глобальном пространстве социальной сети, превратившемся в самодостаточный слой повседневной реальности. В компьютерной социальной сети, где язык, память, имя, тело технически опосредованы, мы имеем дело не с живым человеком, а с его искусственным образом. Для личности, активно осуществляющей виртуальное бытие характерен особый тип мышления, поведения, общения, мировоззрения, идентичности, другие способы социализации и инкультурации, иные формы самоопределения по отношению к собственной телесности, жизни и смерти. Таким образом, в условиях повышенной симуляции и мощного развития замещающих технологий информационно-коммуникационного порядка, рушится привычный взгляд и представления о человеке. Основной вывод работы заключается в том, что компьютерные социальные сети занимают центральное место в процессе виртуализации жизненного пространства человека, масштаб и формы проявления которого свидетельствуют об универсальности и устойчивости данной тенденции в современной культуре. 142 ЛИТЕРАТУРА 1. Адорно, Т. О технике и гуманизме [Текст] / Т. Адорно // Философия техники в ФРГ: сб. ст. / пер. с нем. и англ.; сост. Ц. Г. Арзаканян, В. Г. Горохов. – М. : Прогресс, 1989. – С. 364-371. 2. Асадуллина, С. Х. Психология виртуального конфликта [Текст] / С. Х. Асадуллина. – СПб. : Нестор, 2003. – 224 с. 3. Бард, А. Netoкратия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма [Текст] / А. Бард, Я. Зондерквист. – СПб. : Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. – 252 с. 4. Бауман, З. Индивидуализированное общество [Текст] / З. Бауман. – М. : Логос, 2002. – 390 с. 5. Бауман, З. Текучая современность [Текст] / З. Бауман. – СПб. : Питер, 2008. – 240 с. 6. Бек, У. Общество риска. На пути к другому модерну [Текст] / У. Бек. – М. : Прогресс-Традиция, 2000. – 384 с. 7. Белинская, Е. П. Человек в информационном мире [Текст] / Е. П. Белинская // Социальная психология в современном мире / под ред. Г. М. Андреевой, А. И. Донцова. – М. : Аспект Пресс, 2002. – С. 203-220. 8. Белл, Д. Грядущее постиндустриальное общество [Текст] / Д. Белл. – М. : Академия, 2004. – 578 с. 9. Беньямин, В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости: Избранные эссе [Текст] / В. Беньямин. – М. : Немецкий культурный центр им. И.-В. Гете; Медиум, 1996. – 240 с. 10. Бергельсон, М. Б. Языковые аспекты виртуальной коммуникации [Текст] / М. Б. Бергельсон // Вестник МГУ. Серия 19 «Лингвистика и межкультурная коммуникация». – 2002. – № 1. – С. 55-67. 143 11. Бжезинский, З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство [Текст] / З. Бжезинский. – М. : Изд-во «Международные отношения», 2010. – 264 с. 12. Блумер, Г. Общество как символическая интеракция [Текст] / Г. Блумер // Современная зарубежная социальная психология. – М. : Изд-во Московского университета, 1984. – С. 173-179. 13. Бодрийяр, Ж. Войны в заливе не было [Текст] / Ж. Бодрияр // Художественный журнал. – 1994. – № 3. – С. 9-16. 14. Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть [Текст] / Ж. Бодрияр. – М. : Добросвет, 2000. – 387с. 15. Бодрийяр, Ж. Америка [Текст] / Ж. Бодрияр. – СПб. : Владимир Даль, 2000. – 206 с. 16. Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж. Бодрияр. – М. : Добросвет; Изд-во «КДУ», 2012. – 260 с. 17. Бокарев, В. А. Виртуальные социальные сети как пространство для удовлетворения потребностей современной молодежи [Текст] / В. А. Бокарев // Вопросы культурологии. – 2009. – № 8. – С. 56-59. 18. Бондаренко, Т. А. Виртуальная реальность в современной социальной ситуации [Текст]: автореф. дис. докт. филос. наук / Т. А. Бондаренко. – Р-н-Д., 2007. – 52 с. 19. Бурдье, П. О телевидении и журналистике [Текст] / П. О. Бурдье; пер. с фр. Т. Анисимовой, Ю. Марковой. – М. : Фонд научных исследований «Прагматика культуры», Институт экспериментальной социологии, 2002. – 160 с. 20. Ваттимо, Дж. Техника и существование [Текст] / Дж. Ваттимо. – М. : Канон +, 2012. – 208 с. 21. Ю. Виноградова, Т. Ю. Специфика общения в Интернете [Текст] / Т. Виноградова // Русская и сопоставительная Лингвокультурологический аспект. – Казань, 2004. – С. 63-67. филология: 144 22. Вирилио, П. Информационная бомба. Стратегия обмана [Текст] / П. Вирилио. – М. : «Гнозис», «Прагматика культуры», 2002. – 192 с. 23. Влияние Интернета на сознание и структуру знания [Текст] / отв. ред. В. М. Розин. – М. : ИФ РАН, 2004. – 239 с. 24. Водянова, Н. В. Самореализация личности в пространстве Интернета в контексте коммуникативной антропологии [Текст] / Н. В. Водянова // Вест. Челябинского гос. ун-та. Серия: Философия. Социология. Культурология. – 2009. – № 11(149). – С. 57-62. 25. Войскунский, А. Е. Развивается ли агрессивность у детей и подростков, увлеченных компьютерными играми? [Текст] / А. Е. Войскунский // Вопросы психологии. – 2010. – № 6. – С. 133-143. 26. Вокуев, Н. Е. «Смерть Бога» и «аватаризация человека»: к вопросу о самопроектируемой личности [Текст] / Н. Е. Вокуев // Вопросы культурологии. – 2011. – № 4. – С. 108-112. 27. Волошинов, А. В. Постиндустриальная культура: погружение в виртуальную реальность [Текст] / А. В. Волошинов, Я. А. Кирсанов // Обсерватория культуры. – 2010. – № 3. – С. 24-32. 28. Воробьев, Д. В. Виртуальная реальность: бытие и ничто [Текст] / Д. В. Воробьев. – Н. Новгород, 2007. – С. 133-134. 29. Воронов, А. И. Философский анализ понятия «виртуальная реальность» [Текст]: автореф. дис. канд. филос. наук / А. И. Воронов. – СПб., 1999. – 22 с. 30. Вульф, К. Антропология: История, культура, философия [Текст] / К. Вульф; пер. с нем. Г. Хайдаровой. – СПб. : Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 2008. – 280 с. 31. Гоноцкая, Н. В. Связи: Философское исследование взаимопонимания [Текст] / Н. В. Гоноцкая. – М. : Изд-во «ЛКИ», 2013. – 160 с. 32. Гончаров, В. П. Интернет как фактор трансформации культуры и личностной самореализации: философский анализ [Текст]: автореф. дис. канд. филос. наук / В. П. Гончаров. – Ростов н/Д, 2012. – 24 с. 145 33. Горный, Е. Онтология виртуальной личности [Текст] / Е. Горный // Бытие и язык: сб. ст. по матер. междунар. конф. – Новосибирск : Новосибирский институт экономики, психологии и права (Новосибирский классический институт); Новосибирское книжное издательство, 2004. – С. 7888. 34. Грязнова, Е. В. Информация и виртуальная реальность: концептуальные основания проблемы [Текст] / Е. В. Грязнова, А. Д. Урсул. – Н. Новгород : ННГАСУ, 2012. – 159 с. 35. Губанов, Д. А. Социальные сети: модели информационного влияния, управления и противоборства [Текст] / Д. А. Губанов, Д. А. Новиков, А. Г. Чхартишвили; под ред. чл.-корр. РАН Д. А. Новикова. – М. : Изд-во физико-математической литературы, 2010. – 228 с. 36. Гуревич, П. С. Расколотость человеческого бытия [Текст] / П. С. Гуревич. – М. : ИФ РАН, 2009. – 199 с. 37. Дебор, Г.-Э. Общество спектакля [Текст] / Г.-Э. Дебор. – М. : Логос, 2000. – 184 с. 38. Делёз, Ж. Логика смысла [Текст] / Ж. Делёз. – М. : Раритет; Екатеринбург : Деловая книга, 1998. – 480 с. 39. Делёз, Ж. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения [Текст] / Ж. Делёз, Ф. Гваттари. – Екатеринбург : У-Фактория, 2008. – 672 с. 40. Дери, М. Скорость убегания: киберкультура на рубеже веков [Текст] / М. Дери. – Екатеринбург : «У-Фактория», 2008. – 480 с. 41. Деррида, Ж. О грамматологии [Текст] / Ж. Деррида. – М. : Ad Marginem, 2000. – 512 с. 42. Дойч, Д. Структура Реальности [Текст] / Д. Дойч; пер. с англ. Зубченко Н. А.; под общей ред. акад. РАН Садовничего В. А. – М.-Ижевск, 2001. – 540 с. 43. Докторович, А. Б. Роль социальных сетей в развитии общества и экономики России [Текст] / А. Б. Докторович, Д. Н. Монахов, Г. А. Монахова // Пространство и время. – 2013. – № 3(13). – С. 103-113. 146 44. Дугин, А. Г. Виртуальность лишена потенции [Электронный ресурс] / А. Г. Дугин. – URL: http://www.youtube.com/watch?v=f2kJHMDqXJ4 (дата обращения: 29.07.2012). 45. Елхова, О. И. Онтологическое содержание виртуальной реальности [Текст]: дис. докт. филос. наук / О. И. Елхова. – Уфа, 2011. – 330 с. 46. Еляков, А. Д. Благо и зло: жгучий парадокс Интернета [Текст] / А. Д. Еляков // Философия и общество. – 2011. – № 2(62). – С. 58-76. 47. Емелин, В. А. Виртуальная реальность и симулякры. Персональный сайт Емелина В. А. [Электронный ресурс] / В. А. Емелин. – URL: http://emeline.narod.ru/virtual.htm (дата обращения: 29.07.2012). 48. Емелин, В. А. Вавилонская сеть: эрозия истинности и диффузия идентичности в пространстве интернета [Текст] / В. А. Емелин, А. Ш. Тхостов // Вопросы философии. – 2013. – № 1. – С. 74-85. 49. Ефимов, Е. Г. Развитие социальных интернет-сетей в российской культуре (опыт контент-анализа) [Текст] / Е. Г. Ефимов // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – 2013. – № 1(27). – Ч. II. – C. 83-87. 50. Жижек, С. Кукла и карлик: христианство между ересью и бунтом [Текст] / С. Жижек. – М. : Изд-во «Европа», 2009. – С. 169. 51. Затулий, А. И. «Человек виртуальный» - кукла, манекен, марионетка: проблемы самоидентификации [Текст] / А. И. Затулий, Е. М. Бурнаева // Вестник ТОГУ. – 2011. – № 2(21). – С. 209-218. 52. Захарова, Е. В. Феноменология недостаточности бытия [Текст] / Е. В. Захарова // Философские науки. – 2010. – № 10. – С. 30 – 36. 53. Иваненко, Е. А. Критика виртуального разума, или Быть Джоном Малковичем [Текст] / Е. А. Иваненко // Mixtura verborum' 2008: небытие в маске. – Самара : Самар. гуманит. акад., 2008. – С. 3-17. 147 54. Иваненко, Е. А. YouTube: метромедиальное тело в анатомическом театре [Текст] / Е. А. Иваненко, М. А. Корецкая, Е. В. Савенкова // Mixtura verborum’ 2010: тело и слово. – Самара : Самар. гуманит. акад., 2010. – С. 42-59. 55. Иванов, Д. В. Виртуализация общества. Версия 2.0 [Текст] / Д. В. Иванов. – СПб. : Петербургское востоковедение, 2002. – 224 с. 56. Игнатьев, В. И. Социальная система как информационное взаимодействие [Текст]: коллективная монография / В. И. Игнатьев, Т. В. Владимирова, А. Н. Степанова. – Новосибирск : Изд-во НГТУ, 2009. – 308 с. 57. Иконникова, С. Н. Виртуальная реальность как новая технология и способ постижения действительности [Текст] / С. Н. Иконникова // Виртуальная реальность. Наука. Культура. СПбГАК. – 1996. – С. 5-8. 58. Интернет в общественной жизни [Текст]. – М. : Идея-Пресс, 2006. – 59. Информационная эпоха: вызовы человеку [Текст] / под ред. 160 с. Алексеевой И. Ю. и Сидорова А. Ю. – М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. – 335 с. 60. Ионин, Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие [Текст] / Л. Г. Ионин. – М. : Логос, 2000. – 431 с. 61. Ионин, Л. Г. Идентификация и инсценировка (к теории социокультурных изменений) [Текст] / Л. Г. Ионин // Социс. – 1995. – №4. – С. 3-14. 62. Ионин, Л. Г. Новая магическая эпоха [Текст] / Л. Г. Ионин // Логос. – 2005. – №5(50). – С. 23-40. 63. Исаева, Ю. А. Симулятивные практики как специфический механизм культуры [Текст] / Ю. А. Исаева // Философия и общество. – 2011. – № 3. – С. 155-170. 64. Каган, М. С. Философия культуры [Текст] / М. С. Каган. – СПб., 1996. – 415 с. 148 65. Кастельс, М. Становление общества сетевых структур [Текст] / М. Кастельс // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / под ред. Иноземцева В. Л. – М. : «Academia», 1999. – С. 492-505. 66. Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура [Текст] / М. Кастельс; пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. – М. : ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с. 67. Кастельс, М. Галактика Интернет: Размышления об Интернете, бизнесе и обществе [Текст] / М. Кастельс; пер. с англ. А. Матвеева; под ред. В. Харитонова. – Екатеринбург: У-Фактория (при участии Гуманитарного ун-та), 2004. – 328 с. 68. Кирик, Т. А. Виртуальная реальность: сущность, критерии, типология [Текст]: дис. канд. филос. наук / Т. А. Кирик. – Омск, 2004. – 165 c. 69. Кириллова, Н. Б. Медиакультура: теория, история, практика [Текст] / Н. Б. Кириллова. – М. : Академич. проект; Культура, 2008. 70. Киркпатрик, Д. Социальная сеть [Текст] / Д. Киркпатрик. – М. : Эксмо, 2011. – 288 с. 71. Кирюшин, А. Н. Проблема поиска перспективной концептуализирующей методологии исследования виртуальной реальности [Текст] / А. Н. Кирюшин // Credo new. – СПб. – 2010. – № 4 (64). – С. 135. 72. Кликушина, Н. Ю. Виртуализация действительности в сознании субъекта как элемент социальной реальности [Текст]: автореф. дис. канд. филос. наук / Н. Ю. Кликушина. – Омск, 2007. – 16 с. 73. Кокс, Х. Мирской град. Секуляризация и урбанизация в теологическом аспекте [Текст] / Х. Кокс. – М. : Восточная литература РАН, 1995. – 263 с. 74. Кончаковский, Р. В. Сетевое интернет-сообщество как социокультурный феномен [Текст]: дис. канд. социолог. наук / Р. В. Кончаковский. – Екатеринбург, 2010. – 176 с. 75. Корнев, В. В. Философия повседневных вещей [Текст] / В. В. Корнев. – М. : ООО «Юнайтед Пресс», 2011. – 253 c. 149 76. Корытникова, Н. В. Интернет как средство производства сетевых коммуникаций в условиях виртуализации общества [Текст] / Н. В. Корытникова // Социс. – 2007. – № 2. – С. 85-94. 77. Кронгауз, М. А. Мемы в интернете: опыт деконструкции [Текст] / М. А. Кронгауз // Наука и жизнь. – 2012. – № 11. – С. 127-132. 78. Крушанов, А. А. Современный образ мира: признаки скрытой виртуализации [Текст] / А.А. Крушанов // Виртуалистика: экзистенциальные и эпистемологические аспекты. – М. : Прогресс – Традиция, 2004. – С. 108. 79. Кузанский, Н. О видении бога [Текст] / Н. Кузанский // Кузанский Н. Сочинения. В 2 т. – М. : Мысль, 1980. – Т. 2. – С. 46-47. 80. Кузнецов, С. Ю. Ощупывая слона: Заметки по истории русского Интернета [Текст] / С. Ю. Кузнецов. – М. : Новое литературное обозрение, 2004. – 456 с. 81. Кутырев, В. А. Время Mortido [Текст] / В. А. Кутырев. – СПб. : Алетейя, 2012. – 336 с. 82. Ксенофонтова, И. В. Специфика коммуникации в условиях анонимности: меметика, имиджборды, троллинг [Текст] / И. В. Ксенофонтова // Интернет и фольклор: сб. ст. / отв. ред. Каргин А. С. – М. : Государственный республиканский центр русского фольклора, 2009. – С. 285-293. 83. Лавренчук, Е. А. Аутопойезис социальных сетей в интернет- пространстве [Текст]: дис. канд. филос. наук / Е. А. Лавренчук. – М., 2011. – 186 с. 84. Лепский, В. Е. Моделирование и поддержка сообществ в Интернет (препринт) [Текст] / В. Е. Лепский, А. Г. Рапуто. – М. : Институт психологии РАН, 1999. – 96 с. 85. Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна [Текст] / Ж.-Ф. Лиотар. – М. : Институт экспериментальной социологии; СПб. : Алетейя, 1998. – 159 с. 86. Липовецки, Ж. Эра пустоты: Эссе о современном индивидуализме [Текст] / Ж. Липовецкий. – СПб. : Владимир Даль, 2001. – 336 с. 150 87. Литвак, Н. В. К вопросу о классификации концепций информационного общества [Текст] / Н. В. Литвак // Социс. – 2010. – № 8. – С. 3-12. 88. Лишаев, С. А. Метаморфозы слова [Текст] / С. А. Лишаев. – СПб. : Алетейя, 2011. – 232 с. 89. Лосев, А. Ф. Эллинистически-римская эстетика I-II вв. н. э. [Текст] / А. Ф. Лосев – М., 1979. – 416 с. 90. Луман, Н. Реальность массмедиа [Текст] / Н. Луман. – М. : Праксис, 2005. – 253 с. 91. Лутовинова, О. В. Языковая личность в виртуальном дискурсе [Текст]: автореф. дис. докт. филол. наук / О. В. Лутовинова. – Волгоград, 2013. – 42 с. 92. Макаров, А. И. Различение смыслов терминов «общение», «информация», «коммуникация» [Текст] / А. И. Макаров // Диалог и культура современного общества: сб. науч. статей. – Волгоград : Изд-во ВАГС, 2001. – С. 74-76. 93. Маклюэн, М. Понимание медиа: Внешние расширения человека [Текст] / М. Маклюэн. – М. : Кучково поле, 2011. – 464 с. 94. Мамардашвили, М. К. Опыт физической метафизики [Текст] / М. Мамардашвили. – М. : Прогресс традиция, 2009. – 304 с. 95. Маньковская, Н. Б. Виртуальная реальность [Текст] / Н. Б. Маньковская, В. Д. Мотлевский // Культурология ХХ век. Энциклопедия. – СПб., 1998. – С. 122. 96. Марков, Б. В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры [Текст] / Б. В. Марков. – СПб. : Изд-во «Алетейя», 1999. – 304 с. 97. Марков, Б. В. Люди и знаки: антропология межличностной коммуникации [Текст] / Б. В. Марков. – СПб. : Наука, 2011. – 667 с. 98. Масуда, Е. Информационное общество как постиндустриальное общество [Текст] / Е. Масуда. – М., 1997. – 587 с. 151 99. Межуев, В. М. Идея культуры. Очерки по философии культуры [Текст] / В. М. Межуев. – М. : Прогресс-Традиция, 2006. – 408 с. 100. Микешина, Л. А. Новые образы познания и реальности [Текст] / Л. А. Микешина, М. Ю, Опенков. – М. : «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. – 240 с. 101. Митчелл, У. Дж. Я++: Человек, город, сети [Текст] / У. Дж. Митчелл; пер. с англ. – М. : Strelka Press, 2012. – 328 с. 102. Моль, А. Социодинамика культуры [Текст] / А. Моль. – М. : Прогресс, 1973. – 406 с. 103. Муромцев, В. В. Особенности социализации личности в условиях современных виртуальных коммуникаций [Текст] / В. В. Муромцев, А.В. Муромцева // Философские науки. – 2012. – № 9. – С. 127-133. 104. Назарчук, А. В. Сетевое общество и его философское осмысление [Текст] / А. В. Назарчук // Вопросы философии. – 2008. – № 7. – С. 61-75. 105. Нанси, Ж.-Л. Corpus [Текст] / Ж.-Л. Нанси. – М. : Ad Marginem, 1999. – 256 с. 106. Наука и квазинаучные формы культуры [Текст]: монография / отв. редактор Найдыш В. М. – М. : Изд-во МПУ «СигналЪ», 1999. – 308 с. 107. Нейсбит, Д. Высокая технология, глубокая гуманность [Текст] / Д. Нейсбит. – М. : АСТ, Транзит книга, 2005. – 381 с. 108. Нелидова, М. В. Аватары как невербальные средства общения в компьютерной коммуникации [Текст] / М. В. Нелидова // Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире – 2: сб. ст. / отв. ред. Г. Г. Слышкин. – Волгоград : Изд-во ФГОУ ВПО ВАГС, 2008. – Т. 1. – С. 54-57. 109. Нигматуллина, Г. Ф. Культура российских интернет-сообществ в условиях становления информационного общества [Текст]: автореф. дис. канд. социолог. наук / Г. Ф. Нигматуллина. – Тюмень, 2011. – 26 с. 110. Ницше, Ф. Сочинения. В двух томах [Текст]: Т. 2 / Ф. Ницше – М. : «РИПОЛ КЛАССИК», 1998. – 864 с. 152 111. Ницше, Ф. Несвоевременные размышления [Текст] / Ф. Ницше. – СПб. : Азбука, 2012. – 352 с. 112. Новоженина, О. В. Интернет как новая реальность и феномен современной цивилизации [Текст] / О. В. Новоженина // Влияние Интернета на сознание и структуру знания. – М., 2004. – С. 195-216. 113. Новые аудиовизуальные технологии [Текст] / под ред. К. Э. Разлогова. – М., 2005. – 488 с. 114. Носов, Н. А. Виртуальная реальность [Текст] / Н. А. Носов // Вопросы философии. – 1999. – № 10. – С. 152-164. 115. Носов, Н. А. Виртуалистика [Текст] / Н. А. Носов // Философские науки. – 2000. – № 4. – С. 145. 116. Овчаров, С. А. Социальные последствия взаимодействия человека с компьютером [Текст] / С. А. Овчаров // Вестник филиала всероссийского заочного финансово-экономического института в г. Волгограде. – 2007. – № 4. – С. 146-149. 117. Орехов, С. И. Поиск виртуальной реальности [Текст]: монография / С. И. Орехов. – Омск : Изд-во ОмГПУ, 2002. – 184 с. 118. Ортега-и-Гассет, Х. Восстание масс [Текст] / Х. Ортега-и-Гассет. – М. : АСТ, 2008. – 352 с. 119. Осипова, А. Г. «Виртуальная личность» и реальное «Я»: проблемы идентичности [Текст] / А. Г. Осипова // Вопросы культурологии. – 2008. – № 1. – С. 16-17. 120. Островская, Е. Л. Комментарий [Текст] / Е. Л. Островская, В. И. Рудой // Классическая йога («Йога-сутры» Патанджали и «Вьясабхашья»). – М., 1992. – 261 с. 121. Панина, Г. В. Новые информационные технологии как основа культурных трансформаций в современном обществе [Текст] / Г. В. Панина // Вопросы культурологии. – 2011. – № 2. – С. 95-99. 153 122. Пелевин, В. О. Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда: Избранные произведения [Текст] / В. О. Пелевин. – М. : Эксмо, 2007. – 416 с. 123. Пелевин, В. О. Ампир «В» [Текст] / В. О. Пелевин. – М. : Эксмо, 2006. – 416 с. 124. Пигалев, А. И. Культура и целерациональность [Текст] / А. И. Пигалев // Известия ВГПУ. Серия «Социально-экономические науки и искусств». – 2005. – № 2(11). – С. 22-32. 125. Пигалев, А. И. Гедонистическая магия против психологии аддиктивного поведения [Текст] / А. И. Пигалев // Мир психологии. – 2008. – № 4(56). – С. 13-23. 126. Пирс, Ч. С. Избранные философские произведения [Текст] / Ч. С. Пирс. – М. : Логос, 2000. – 448 с. 127. Писчиков, В. С. Личность в виртуальной реальности: тенденции изменений в духовном мире [Текст] / В. С. Писчиков, М. М. Холин // Актуальные проблемы духовности. – Кривой Рог, 2010. – Вып. 11. – С. 205 215. 128. Плешаков, В. А. Киберсоциализация человека: от Homo Sapiens’a до «Homo Cyberus’a»? [Текст] / В. А. Плешаков // Вопросы воспитания. – 2010. – № 1(2). – С. 92-97. 129. Полежаев, Д. В. Компьютеризация общества и проблема становления современной личности [Текст] / Д. В, Полежаев // Формы и методы реализации общеметодической проблемы колледжа в 1997-98 учебном году: матер. учеб.-практ. конф. (30 сент. 1997 г.). – Волгоград : Изд-во ВКПК, 1998. – С. 21-24. 130. Поправко, В. Н. Интернет-сообщества: специфика и роль в формировании социального пространства [Текст]: дис. канд. филос. наук / В. Н. Поправко. – Томск, 2011. – 136 с. 131. Постман, Н. Пять вещей, которые мы должны знать о технологических переменах [Электронный ресурс] / Н. Постман. – URL: 154 http://www.media-ecology.blogspot.ru/2011/02/5.html (дата обращения: 23.09.2012). 132. Прилукова, Е. Г. Теле-виртуальная реальность: гносеологический аспект [Текст]: автореф. дис. канд. филос. наук / Е. Г. Прилукова. – Магнитогорск, 1999. – 23 с. 133. Радхакришнан, С. Индийская философия. Т. 1. [Электронный ресурс] / С. Радхакришван. – URL: http://www.modernlib.ru/books/radhakrishnan_sarvepalli/indiyskaya_filosofiya_tom _1/read_1/ (дата обращения: 02.12.2012). 134. Разлогов, К. Э. Загадки эпохи Интернета [Текст] / К. Э. Разлогов // Свободная мысль. – 2007. – № 5. – С. 111-116. 135. Рашкофф, Д. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание [Текст] / Д. Рашкофф. – М. : Ультра Культура, 2003. – 368 с. 136. Рейд, Э. Идентичность и кибернетическое тело [Текст] / Э. Рейд // Массовая культура: современные западные исследования: сб. ст. – М. : Фонд научных исследований «Прагматика культуры», 2005. – С. 204-223. 137. Рейнгольд, Г. Умная толпа: Новая социальная революция [Текст] / Г. Рейнгольд. – М. : ФАИР-ПРЕСС, 2006. – 416 с. 138. Рейнман, Л. Д. Информационное общество и роль телекоммуникации в его становлении [Текст] / Л. Д. Рейнман // Вопросы философии. – 2001. – № 3. – С. 3-9. 139. Розин, В. М. Виртуальная реальность как форма современного дискурса [Текст] / В. М. Розин // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. – М., 2007. 140. Романова, А. П. Виртуальное культурное наследие в реальном и виртуальном мире [Текст] / А. П. Романова, С. Н. Якушенков // Каспийский регион: политика, экономика, культура. – 2010. – № 3(24). – С. 77-81. 141. Руднев, В. П. Словарь культуры ХХ века [Текст] / В. П. Руднев. – М., 1997. – С. 183. 155 142. Савенкова, Е. В. Карнавальная составляющая виртуального общения [Текст] / Е. В. Савенкова // Вестник Самарской гуманитарной академии. Выпуск «Философия. Филология». – 2010. – № 1(7). – С. 33-41. 143. Савицкая, Т. Е. Виртуальная Россия: новые модусы производства и потребления культуры [Текст] / Т. Е. Савицкая // Обсерватория культуры. – 2010. – № 1. – С. 29-37. 144. Савицкая, Т. Е. О чем «щебечет» Твиттер: опыт прояснения новой социально-коммуникационной парадигмы [Текст] / Т. Е. Савицкая // Обсерватория культуры. – 2010. – № 3. – С. 24-40. 145. Саенко, Н. Р. Нигитология культуры (опыт построения) [Текст]: монография / Н. Р. Саенко. – Волгоград : Изд-во ВГПУ «Перемена», 2010. – 218 с. 146. Саенко, Н. Р. Формы и образы небытия в культуре [Текст]: монография / Н. Р. Саенко. – Saarbrucken : Lambert Academic Publishing, 2011. – 452 с. 147. Саенко, Н. Р. Процедуры «вживления» экрана в бытие современного человека [Текст] / Н. Р. Саенко, И. В. Щеглов // Каспийский регион: политика, экономика, культура. – 2012. – № 4(33). – С. 275-281. 148. Сартр, Ж.-П. Бытие и ничто [Текст] / Ж.-П. Сартр. – М. : Республика, 2000. – 639 с. 149. Секацкий, А. К. Последний виток прогресса (От Просвещения к Транспарации). Исследование [Текст] / А. К. Секацкий. – СПб., 2012. – 332 с. 150. Семенов, Д. И. Сетевой троллинг как вид коммуникативной деятельности [Текст] / Д. И. Семенов, Г. А. Шушарина // Международный журнал экспериментального образования: научный журнал. – М., 2011. – № 8. – С. 135-136. 151. Сивиринов, Б. С. Социальная квазиреальность или виртуальная реальность [Текст] / Б. С. Сивиринов // Социс. – 2003. – № 2. – С. 39-44. 156 152. Силаева, В. Л. Подмена реальности как социокультурный механизм виртуализации общества [Текст]: дис. канд. филос. наук / В. Л. Силаева. – М., 2004. – 115 с. 153. Силаева, В. Л. Об использовании понятия «виртуальный» [Текст] / В. Л. Силаева // Социс. – 2010. – № 8. – С. 19-26. 154. Скворцов, Л. В. Информационная культура и цельное знание [Текст] / Л. В. Скворцов. – М. : Изд-во МБА, 2011. – 440 с. 155. Соколов, Б. Г. Индекс Х и индекс Ц [Текст] / Б. Г. Соколов // STUDIA CULTURAE. – 2013. – № 17. – С. 167-176. 156. Степаненко, П. А. Виртуальная реальность в структуре отношений человека и мира [Текст]: дис. канд. филос. наук / П. А. Степаненко. – Омск, 2006. – 147 с. 157. Степин, В. С. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации [Текст] / В. С. Степин, Л. Ф. Кузнецов. – М., 1994. – 274 с. 158. Сурова, Е. Э. «Кластерные» сообщества – новая форма социокультурной организации [Текст] / Е. Э. Сурова // STUDIA CULTURAE. – 2010. – № 10. – С. 48-61. 159. Сурова, Е. Э. Повседневное общение в сети [Текст] / Е. Э. Сурова // STUDIA CULTURAE. – 2013. – № 16. – С. 200-208. 160. Таратута, Е. Е. Философия виртуальной реальности [Текст] / Е. Е. Таратута. – СПб., 2007. – 147 с. 161. Тоффлер, Э. Третья волна [Текст] / Э. Тоффлер. – М. : АСТ, 2010. – 784 с. 162. Трофимов, В. В. Категориальный анализ термина «виртуальность» [Текст] / В. В. Трофимов, Д. А. Панкова // Сборник научных трудов кафедры информатики «Информационные технологии в экономике, управлении и образовании». – СПб. : Изд-во СПбГУЭФ, 2010. – С. 27-38. 163. Тульчинский, Г. Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности [Текст] / Г. Л. Тульчинский. – СПб. : Алетейя, 2002. – 678 с. 157 164. Тульчинский, Г. Л. Личность как автопроект и бренд: некоторые следствия [Текст] / Г. Л. Тульчинский // Философские науки. – 2009. – № 9. – С. 30-50. 165. Турен, А. Способны ли мы жить вместе? Равные и различные [Электронный ресурс] / А. Турен. – URL: http://iir- mp.narod.ru/books/inozemcev/page_1465.html (дата обращения: 18.08.2013). 166. Тягунова, Л. А. Виртуализация социума: сущность и тенденции [Текст]: дис. канд. филос. наук / Л. А. Тягунова. – Саратов, 2007. – 142 с. 167. Уваров, М. С. Третья природа: размышления о культуре и цивилизации [Текст] / М. С. Уваров. – СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2012. – 252 с. 168. Федчук, С. А. Виртуальная реальность как способ моделирования культурного пространства [Текст] / С. А. Федчук // Вопросы культурологии. – 2010. – № 11. – С. 101-106. 169. Фимин, А. Ю. Социально-философский анализ виртуальной реальности [Текст]: автореф. дис. канд. филос. наук / А. Ю. Фимин. – Волгоград, 2007. – 23 с. 170. Финк, Э. Основные феномены человеческого бытия [Текст] / Э. Финк // Проблема человека в западной философии. – М. : Прогресс, 1988. – С. 357–402. 171. Флиер, А. Я. Культура как виртуальная реальность [Текст] / А. Я. Флиер // Обсерватория культуры. – 2006. – № 2. – С. 23. 172. Фома Аквинский. Сумма теологии [Текст] / Фома Аквинский // Антология мировой философии. – М., 1969. – Т. 1. – С. 850-851. 173. Фоменко, А. С. Методология постнеклассической науки в исследовании социальных сетей [Текст] / А. С. Фоменко // Философские науки. – 2012. – № 9. – С. 117-126. 174. Фромм, Э. Иметь или быть [Текст] / Э. Фромм. – М. : АСТ: АСТ МОСКВА, 2008. – 30 с. 158 175. Фукуяма, Ф. Конец истории и последний человек [Текст] / Ф. Фукуяма; пер. с англ. М. Б. Левина. – М. : АСТ, 2007. – 588 с. 176. Хейзинга Й. Homo Ludens: Статьи по истории культуры [Текст] / Й. Хейзинга. – М. : Прогресс-Традиция, 1997. – 416 с. 177. Хоркхаймер, М. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты [Текст] / М. Хоркхаймер, Т. Адорно. – М., СПб. : Медиум, Ювента, 1997. – 312 с. 178. Хоружий, С. С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности [Текст] / С. С. Хоружий // Вопросы философии. – 1997. – № 6. – С. 53-68. 179. Чередниченко, Т. В. Россия 1990-х в слоганах, рейтингах, имиджах. Актуальный лексикон истории культуры [Текст] / Т. В. Чередниченко. – М.: Новое литературное обозрение, 1999. – 416 с. 180. Черных, О. Н. Переосмысляя феномен виртуального сообщества. Перевод главы из книги Г. Рейнгольда «Виртуальное сообщество: заселение электронного порубежья», дополненное и переработанное издание, Кембридж: «MIT Press», 2000. С. 345-352 [Текст] / О. Н. Черных // STUDIA CULTURAE. – 2013. – № 15. – С. 243-250. 181. Черных, А. И. Мир современных медиа [Текст] / А. И. Черных. – М. : Издательский дом «Территория будущего», 2007. – 312 с. 182. Шайхитдинова, С. К. Информационное общество и «ситуация человека» (Эволюция феномена отчуждения) [Текст] / С. К. Шайхитдинова. – Казань : Изд-во Казанского ун-та, 2004. – 308 с. 183. Шалимов, А. Б. Социальные сети и наука [Текст] / А. Б. Шалимов // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – Тамбов : Грамота, 2013. – № 12(38): в 3-х ч. Ч. II. – C. 213-215. 184. Шклярик, Е. Н. Новая онтология [Текст] / Е. Н. Шклярик // Информационная эпоха: вызовы человеку / под ред. И. Ю. Алексеевой и А. Ю. Сидорова. – М. : РОССПЭН, 2010. – С. 230-258. 159 185. Шу, Т. А. Интернет в культуре и культура в Интернете: социальноантропологический анализ [Текст] / Т. А. Шу // Вопросы культурологии. – 2010. – № 7. – С. 51-55. 186. Щеглова, Л. В. Значение этики в эпоху эстетизма [Текст] / Л. В. Щеглова // Известия ВГПУ. Серия «Социально-экономические науки и искусство». – 2003. – № 2(03). – С. 3-9. 187. Щеглов, В. В. Методологические основы культурологии в настоящем и будущем [Текст] / В. В. Щеглов, Л. В. Щеглова // Известия Волгоградского государственного технического университета: межвуз. сб. науч. ст. – Волгоград, 2005. – № 6(15). – С. 26-35. 188. Щеглова, Л. В. Массовое и индивидуальное в современной культуре [Текст] / Л. В. Щеглова // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: Н. В. Дулина (отв. ред.) и др. / ВолгГТУ. – Волгоград, 2007. – Вып. 13. – С. 44-52. 189. Щеглова Л. В. Языковые игры в парадигме «affirmo ergo est» [Электронный ресурс] / Л. В. Щеглова. – URL: http://www.culturolog.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=847&Itemi d=6 (дата обращения: 16.11.2012). 190. Эко, У. Под Сетью [Текст] / У. Эко // Искусство кино. – 1997. – № 9. – С. 17-24. 191. Эко, У. От Интернета к Гуттенбергу [Текст] / У. Эко // Новое литературное обозрение. – 1998. – № 32. – С. 5-14. 192. Эко, У. Полный назад [Текст] / У. Эко. – М. : Эксмо, 2007. – 584 с. 193. Эпштейн, М. Н. Философия возможного [Текст] / М. Н. Эпштейн. – СПб. : Алетейя, 2001. – 262 с. 194. Юнг, К. Г. Аналитическая психология: Прошлое и настоящее [Текст] / К. Г. Юнг. – М., 1995. – 320 с. 195. Barnes, J. A. Class and Committees in a Norvegian Island Parish [Текст] / J. A. Barnes // Human Relations. – 1954. – № 7. – Р. 43-44. 160 196. Boyd, D. Social Network Sites: Definition, History and Scholarship [Текст] / D. Boyd, N. Ellison // Journal of Computer-Mediated Communication. – 2007. – №1. – Р. 210-230. 197. Buhl, A. Die virtuelle Gesellschaft [Текст] / A. Buhl. – Opladen, 1997. 198. Castells, Manuel The Mobile Communication Society: A cross-cultural analysis of available evidence on the social uses of wireless communication technology [Текст] / Castells Manuel, Mireia Fernandez-Ardevol, Jock Linchuan Qiu. – Los Angeles. 2004. 199. Granovetter, M. The strength of weak ties [Текст] / М. Granovetter // American Journal of Sociology. – Vol. 78(1973). – P. 1360-1380. 200. Hammet, F. Virtual reality [Текст] / F. Hammet . – N.Y., 1993. 201. Heim M. The Metaphysics of Virtual Reality [Текст] / М. Heim . – New York, Oxford : Oxford University Press, 1993. – 175 p. 202. Kroker, A. Data trash. The Theory of the virtual class [Текст] / А. Kroker, М. Weinstein. – Montreal, 1994. 203. Krueger, M. W. Artificial Reality: Past and Future [Текст] / M. W. Krueger // Virtual Reality: Theory, Practiсe and Promise / Ed. S.K. Helsel, J.P. Roth. – Westport, London : Meckler, 1991. – P. 19-26. 204. Lanier, J. Information Is an Alienated Experience [Текст] / J. Lanier. – Basic Books, 2006. 205. Lеvy, P. Cyberculture [Текст] / Р. Lеvy, Trans. R. Bononno. – London : University of Minnesota Press, 2001. – 208 p. 206. Levy, P. From Social Computing to Reflexive Collective Intelligence: The IEML Research Program [Текст] / Р. Lеvy // Information Sciences. – 2010. – Vol. 180. – P. 71-94. 207. Paetau, M. Computernetzwerke und die Konstitution des Sozialen [Текст] / М. Paetau // Honegger; C.; Hradil, S.; Traxler, F. (Eds.): Grenzenlose Gesellschaft. Band II. – Frankfurt am Main: Leske+Budrich 1999. – Р. 270-284. 208. Rushkoff, D. Program or be Programmed: Ten Commands for a Digital Age [Текст] / D. Rushkoff. – New York : OR Books, 2010. – 150 р. 161 209. Schroeder, R. Possible Worlds. The Social Dynamic of Virtual Reality Technology [Текст] / R. Schroeder. – Oxford : Westview Press, 1996. – 203 p. 210. Suler, J. The Psychology of Avatars and Graphical Space in Multimedia Chat Communities. 1996. [Электронный ресурс] / J. Suler. – URL: http://wwwusr.rider.edu/~suler/psycyber/psyav (дата обращения: 03.12.2012). 211. Sutherland, I. E. The Ultimate Display [Текст] / I. E.Sutherland // Proceedings of the International Federation for Information Processing Congress. – 1965. – Vol. 2. – P. 506–508. 212. Virilio, P. War and Cinema: the Logistics of Perception [Текст] / Р. Virilio, Trans. P. Camiller. – London, New York : Verso, 1989. – 200 p. 213. Wellman, В. Physical place and cyberplace: the rise of networked individualism [Текст] / В. Wellman // International Journal of Urban and Regional Research. – 2000/1. – Р 1.
