Без солнца

ЯНИНА НОВАК
БЕЗ СОЛНЦА
Пьеса в двух действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ЮЛЯ – 27 лет, воспитатель;
ТОЛЯ – 22 года, безработный поэт;
ЖЕНЯ – 24 года, безработный бывший
студент;
АРТЁМ – 25 лет, безработный студент;
МЫШЬ – 25 лет, странная личность;
ВАСЯ – 24 года, безработный музыкант;
КРИСТИНА - 24 года, переводчик;
ХОРЬКОВ – 22 года, опасная личность;
НОГИН – 22 года, неприятная личность;
МИХАИЛ – 32 года, серьезный мужчина.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Хрущевская пятиэтажка. Из окна второго этажа громко звучит музыка. Это песни "The Doors".
На подоконнике сидят трое - Юля, Толя и Женя. Женя, одетый в старый растянутый свитер,
сидит со скучающим видом, совсем не улыбаясь. Юля и Толя о чем-то оживленно
переговариваются, курят. Квартира среднестатистическая, двухкомнатная, но кажется, что
места в ней совсем нет - повсюду разбросаны вещи, остатки еды, огромное количество всяких
мелочей, которые, в общем-то, никому не нужны, но продолжают накапливаться с каждым днем
все больше. В одной комнате живут Женя, Саша, Вася и Толя, вторая пустует. Раскладушка Мыши
стоит на кухне. Стены комнаты выкрашены в ярко-зеленый цвет, даже рябит в глазах. Поверх
краски – какие-то непонятные рисунки, абстракция. Мебель – старая. Мышь сидит на полу, все
время кивает, кажется, самому себе.
ЮЛЯ (стараясь заглушить музыку, Толе). Давай еще.
Толя скручивает два косяка, один отдает Юле, другой берет себе, они курят.
ЮЛЯ. Круто. Меня прям вставляет.
ТОЛЯ. Начиная с самой древности, ни один мудрец не проходил мимо конопляного поля, чтобы не
забить косяк. Это я в «Википедии» прочитал.
Женя молчит, смотрит на Толю с некоторым пренебрежением, потом снова на улицу.
ЖЕНЯ. Где бы еще ты мог.
ЮЛЯ. Заткнись, Женя. Я хочу тебя целовать.
ЖЕНЯ. Ну и что. Я не хочу. (Подождав). Ты знаешь, что говоришь с сильным уральским говором?
ЮЛЯ. В смысле?
ЖЕНЯ. На Урале мы окаем и тянем окончания. Это звучит провинциально, если куда-нибудь
приезжаешь. Как будто ты из деревни.
ЮЛЯ. Так это ты из деревни! Я-то городская изначально. И вообще, это неправда. Везде одинаково
всё звучит. Ты что, не слышал - я хочу тебя целовать, ну?
ТОЛЯ. Он не будет тебя целовать, потому что у тебя ужасный уральский говор, ты не поняла?
Юля перегибается через Толю, целует Женю.
ЖЕНЯ (спрыгивает с окна). Мне нужно попрактиковать молчание. (Подходит к Мыши, садится
рядом).
ЮЛЯ (наблюдая за ним). Дурак. (Разочарованно). А с тобой?
ТОЛЯ. Если хочешь.
ЮЛЯ. Нет. (Смотрит в окно). В этом дворе никогда никого нет, кроме детей. Детей и их долбаных
родителей, которые следят. Не на кого посмотреть. Дети всё бегают и падают, бегают и падают без
конца. И вызывают только отвращение. (Пауза). Я тоже была ребенком когда-то...
ТОЛЯ. Слушай, у меня несколько новых вещей есть. Хочешь, почитаю?
1
ЮЛЯ. Зачем?..
ТОЛЯ. А чего ты хочешь?
ЮЛЯ. Что?
ТОЛЯ. Чего ты хочешь, говорю?
ЮЛЯ. Не знаю...
ТОЛЯ. Тогда я почитаю. В мире призрачного бытия метафизического значения / Я уничтожу
перебежчика, перебегающего дорогу / Когда утро превратилось в молчание, ночь стала разговором /
Умереть - это только встать и закурить.
ЮЛЯ (подумав). И где же тут про детство?
ТОЛЯ. Я не обещал про детство.
ЮЛЯ. Вот именно. Даже про детство нет. Долбанная фигня какая-то. К чему тогда вообще ты их
прочитал? И рифмы никакой, как обычно.
ТОЛЯ. Ты просто ничего не понимаешь в современной поэзии, я уже сколько раз убеждался. Это
ведь ход специальный, специальная система рифмовки, вольный размер. Если ты не можешь
смотреть шире своего узкого миропонимания, это не значит, что это не поэзия. (Обиженно
отворачивается, продолжает курить).
Раздается звонок в дверь, но ни Мышь, ни Женя никак на это не реагируют. Толя идет открывать.
Женя, видя, что Толя вышел, начинает говорить. Аня делает вид, что не слышит.
ЖЕНЯ (внезапно начинает говорить, быстро, возбужденно, Мыши). Так жить нельзя. Я считаю –
это мое мнение – что то, как мы живем, - это нечеловеческое существование. Человек должен быть
способен на решительный шаг – или ему должен кто-то помочь, кто-то, кто сможет вытолкнуть его
из привычного круга – того замкнутого, по которому каждый из нас ходит. То есть толкнуть себя в
бездну и увидеть звезды оттуда, понимаешь? Жалеть человека нельзя. У Ницше – это философ – у
него много об этом написано. Есть сильные люди, а есть слабые, падающие. Сильные способны
перешагнуть через себя, слабые способны только падать, и не стоит их жалеть. Если они найдут в
себе силы, они выберутся. Пока я чувствую себя слабым, и меня давит это ощущение. Ты следишь за
моей мыслью? Человек у Ницше воспринимается как болезнь, которую нужно излечить самому
человеку в себе. Я не знаю, как воспринимать это. Я и люблю эти мысли, но теоретически, и
сомневаюсь в них, потому что не могу доказать. Но в целом – в целом – если бы я мог…
В комнату влетают Артем и Вася, оба веселые и уже немного пьяные. Вася стоит с пакетом, в
котором лежит, по-видимому, дешевый алкоголь. Толя входит за ними.
ТОЛЯ. Тёма, ты мне как раз нужен.
АРТЕМ. Лучше посмотри, че мы купили.
ТОЛЯ (заглядывает в пакет). Круто. (Артёму). Пошли со мной.
АРТЕМ. Че надо-то?
ТОЛЯ. После.
ЖЕНЯ (Мыши, тихо). Давай лучше займемся чем-то интересным. Лучше давай помолчим. Мне надо
понаблюдать за собой. (Закрывает глаза, о чем-то думает).
Толя проходит к Юле, зовет Артема. Артем идет вслед за ним, даже не раздеваясь. На улице –
зима, мороз, поэтому одет он очень тепло, но в старое. Мех на воротнике уже давно выцвел, почти
облез.
ТОЛЯ (показывает на Юлю). Вот. Женщина не удовлетворена.
ЮЛЯ (Толе). Ты совсем, что ли?
ТОЛЯ (Артёму). Страстно нуждается в мужском внимании. Осчастливь даму.
АРТЕМ (с наигранным пафосом). Она же мне как брат теперь, Анатолий. Честно прижав руку к
сердцу, оглашаю свою полную несостоятельность относительно сексуальных домогательств,
направленных в сторону Юлии Весельниковой. Ну никак не смогу пересилить себя! К тому же, всё у
нас уже было.
ЮЛЯ. Уйдите. (В окно). Мне двадцать семь лет. Я почти старуха. Меня никто не хочет целовать.
Начинается новая песня. Это «The End» все тех же «The Doors». Артем, услышав ее, начинает
исполнять какие-то танцы, почти шаманские, попутно скидывая с себя верхнюю одежду и сапоги.
Вася входит в комнату и тоже начинает качаться в такт музыке. Они оба входят в экстаз и
2
повторяют за Моррисоном каждое слово – громко и фальшиво. Где-то на середине песни Юля
вскакивает с подоконника, подходит к Жене, садится рядом.
АРТЕМ. Фа-а-а-а-зе, ай ванна киииил ю-ю-ю… Ма-а-а-а-зеее, ай ванна фа-а-а-а-к ю-ю-ю…
ЮЛЯ (шепотом, Жене). Это кто?
ЖЕНЯ. Ты о чем?
ЮЛЯ. Ну музыка. Чья музыка?
ЖЕНЯ. Это Моррисон.
ЮЛЯ. Понятно. (Пауза). А какой Моркинсон?
ЖЕНЯ. Джим Моррисон. Не Моркинсон. Там нет «к». Моррисон. Юля, не позорься.
ЮЛЯ. Кому твой Морринсон интересен вообще. Он вообще-то ни о чем. Вообще-то отстой этот твой
Морринсон, если уж честно.
ЖЕНЯ (с ошарашенным видом). Ну ты и дура... (Качает головой).
Артем и Вася доходят до полного экстаза, падают на пол, всё в такт музыке. Артем начинает
снимать все, что на нем осталось.
АРТЕМ. Я верю в освобождающую силу музыки. Чтобы чувствовать свободу, мы должны
разрушать. Устраивать революции, поджигать храмы, освобождать темную энергию, спящую в
нашем сознании в отсутствии действия.
Музыка кончается.
АРТЕМ (кому-то). Дайте вина. Я хочу саморазрушения.
ЖЕНЯ. Саморазрушение может парализовать твою волю, и ты станешь неспособен на поджигание
храмов.
АРТЕМ. Ты не лезь. Я национал-анархист. Лучше дай выпить. Давай, быстрее.
ВАСЯ (Артёму). Ты че разделся? Может, кому-то неприятно на твой голый зад смотреть?
ЮЛЯ. Мне плевать на его голый зад.
ТОЛЯ. Мне тоже.
АРТЕМ (Васе). Видишь, им плевать. Им плевать на мой голый зад, потому что я плевал на каждого
из них. Но теперь надо встать. (Поднимается, натягивает одежду обратно, встает, замечает
Женю, агрессивно). Это ты выключил музыку?
ЖЕНЯ. Я сижу не двигаясь. Пластинка остановилась.
АРТЕМ. Я это барахло из дома тащил, граммофон этот старый. И теперь ты думаешь, что твои
долбанные пластинки имеют право останавливаться? Вот ты напрягался? Ты не напрягался. Я один
забрал. Я его за пятнадцать косарей могу щас продать, понял? Может, я месяц не жрал или че, чтобы
у папаши твоего выторговать. Вруби музыку снова или я не знаю, че сделаю, я хочу танцевать, я
только почувствовал ритм.
ЖЕНЯ. Это была последняя песня на альбоме. Песня также использовалась в качестве саундтрека к
фильму Копполы «Апокалипсис сегодня». А теперь апокалипсис закончился. Понимаешь, «The
Doors», так это называлось. Это был первый альбом группы. Как видишь, одноименный. Вышел в
1966 году. Любой идиот знает, что песня «The End» заканчивает пластинку. Прислушайся к
названию. «The End». Это значит «конец». Может, она ее должна начинать, по-твоему? Я не могу
нарушать великолепие завершенности моррисоновского альбома ради прихоти одного темного
полудурка, трясущего задом.
АРТЕМ. Как же ты меня бесишь, просто ужасно. Я иногда думаю – вдруг, если ты мой брат, я такой
же придурковатый, как ты, а? Слава богу, мы только по матери. Я только лучшее унаследовал, в
отличие от тебя. Самые свежие гены. Ты все дерьмо со своего отца слизал.
ВАСЯ (пьет вино из бутылки, внезапно, громко). Заткнитесь! Я теперь пытаюсь сосредоточиться.
ТОЛЯ. Василий, мне на этот счет есть, что сказать.
ЖЕНЯ. Только не это.
ТОЛЯ (с выражением). Сосредоточиться и рассредоточиться / Собраться и одеться / Вяло ползти
или быстро бежать / Я на это способен.
Все молчат.
ТОЛЯ. Ну как?
ЖЕНЯ (иронично). Шедевр.
ВАСЯ. А мне нравится. Как там говорят… Это – ну… Актуально, вот!
3
Женя не может сдержать усмешку. Вася начинает что-то бряцать на гитаре – пока еще это не
музыка, а просто бессвязные звуки. Все слушают, все пьют.
ВАСЯ. Музыка требует концентрации. (Играет). Руки дрожат.
ЖЕНЯ. Это все потому, что ты пьешь.
АРТЕМ. Ты разговорился че-то сегодня. Приступ словоблудия, что ли, наконец?
ЖЕНЯ. Не знаю. Что-то мне так неспокойно, что я даже с тобой готов разговаривать.
ВАСЯ (прекращает играть, почти с надрывом). Да, я пью, я пью! Ну и что?! Нам, музыкантам,
иначе нельзя. Творческая неудовлетворенность, постоянные поиски, вы разве не понимаете?
ЖЕНЯ. Какие поиски? Да вы со времен школы песни четыре от силы написали, да и то все на кого
направлено – на тринадцатилетних? В них же даже юмор кончился. Или у вас недотрах такой
сильный, что вы стараетесь изо всех сил привлечь хоть кого-нибудь этой галиматьей, а?
АРТЕМ. Я не понял, ты че цепляться начал? Тебе завидно или че? Не можешь забыть, как мы тебя из
группы выперли? И вообще, слишком много слов сегодня.
ЖЕНЯ. Отвали. Ты нарушаешь мою карму, создаешь негативное поле. Очисти мысли и сознание, это
будет первым шагом к просветлению. И если что, меня никто из группы не выпирал.
Я сам ее
создал и сам ушел. Сам. Я же контролировал свои действия, знал, как нужно поступать, чтобы
освободиться.
АРТЕМ. Надо же. Внезапно ты стал самостоятельным.
ЖЕНЯ. Можешь говорить, что угодно. Только то, что вы делаете – это отстой. Бессмысленно и ни о
чем. Я лучше никем не буду, чем как вы.
ВАСЯ. Хватит меня обсуждать!
АРТЕМ. Да о тебе уже давно никто не говорит.
ЖЕНЯ (поворачивается к Мыши). Представляешь, можно быть голым и свободным. Или одетым и
голым. Можно еще быть свободным и одетым. Так много путей в жизни, а какой выбираю я?..
ТОЛЯ. Я хочу сказать, что свобода – понятие относительное. У меня есть…
ЖЕНЯ (перебивает). Вы почитайте экзистенциалистов. Они об этом писали. Сартр, Хайдеггер,
Камю. Это может расширить границы вашего познания действительности. Они говорят, что выбор
есть всегда, даже в самый критический момент.
АРТЕМ. Ты сам же ничего не читал, только краткие содержания, я видел.
ЖЕНЯ. Меня даже краткие содержания вставляют.
ЮЛЯ (подходит к граммофону, достает какую-то пластинку наугад, включает, начинает
покачиваться в такт музыке, говорит почти бессвязно). Как я хочу танцевать, но мне слишком
надоело жить. (Смотрит на Женю). Без тебя надоело жить ночами.
ВАСЯ (продолжает пить). Вы какие-то неполноценные, почему вы со мной не пьете никто? Ну,
кто-нибудь? Давай, Тёма.
АРТЕМ (подсаживается к нему). Я готов.
ВАСЯ (радуется, протягивает ту же бутылку вина). На.
АРТЕМ (пьет, морщится). Гадость какая.
ВАСЯ (с гордостью). Дешевое. Сам же покупал. Ешь ананасов, рябчиков жуй, день твой последний
приходит, буржуй! (Смеется). А че, тема. Я на дешевом сижу. Денег все равно ни на че другое нет и
не будет. Наше всё.
АРТЕМ. Ага. Я уже понял.
ТОЛЯ (перекрикивая музыку). Послушайте еще. Нас было шестеро в доме / Когда пришел кто-то
старый / Я обещаю переждать этот день / Я обещаю разрушить бомбами свою печаль.
Вася громко смеется, хлопает. Артем снова пьет. Толя подходит к ним и тоже пьет. Женя
встает, проходит вглубь комнаты и садится теперь на кровать. Юля идет за ним, кладет ему руки
на плечи. Женя не обращает на нее внимания и не двигается.
ЮЛЯ. Давай убежим отсюда сейчас.
ЖЕНЯ. Юль, ты фильмов дешевых насмотрелась? Что за пошлость?
ЮЛЯ. Ну давай. Только мы с тобой вдвоем. Потом вернемся. Как мы всегда воображали.
ЖЕНЯ. Некуда бежать и не за чем.
ВАСЯ. Жека, ты че не пьешь и Юльке не даешь?
ЖЕНЯ. Не хочу больше.
4
ЮЛЯ (гладит Женю по волосам). А мне налейте.
ВАСЯ. Подходи да бери, всё на столе.
ЮЛЯ (Жене). Можешь обнять меня, Женя, хочешь?
Женя все так же сидит неподвижно, ничего не делает, смотрит в одну точку. Юля
разочаровывается, идет к столу, где сидят Артём, Вася и Толя, берет бутылку, садится рядом,
пьет.
ТОЛЯ. Знаете, мне не нужно откликов. Творчество есть самоценность. Я творю в данный момент и в
данный момент это имеет успех – здесь, среди вас. Этого хватает.
АРТЕМ. Ты утешаешь себя.
ВАСЯ. Ты ведь, тем не менее, не хочешь быть непризнанным.
ТОЛЯ (убежденно). Не хочу!
АРТЕМ. Ты сам себе противоречишь. (Вспомнив). А где Мышь?
ВАСЯ (кивает в сторону Мыши). Вон он. Он че-то совсем не разговаривает сегодня.
АРТЕМ. Любовная тоска загрызла. Мышь! Мы-ы-ышь!
Мышь не реагирует.
ТОЛЯ. Он не слышит.
АРТЕМ (громче). Мышь!
Мышь поднимает глаза на Артема - с какой-то неохотой.
АРТЕМ. Давай пей.
Мышь почти обреченно пододвигается к ним, пьет. Никто ничего не говорит. Тишина. Все идет
своим чередом. Женя уже лежит на кровати, глядя в потолок, курит, пока Артем всматривается в
дно бутылки. Юля застыла в неподвижности, думает о чем-то, тоже пьет, тогда как к Толе
приходит очередное вдохновение и мысленно он сочиняет новые стихи. Васе весело, он в своей
атмосфере, и, даже если никто ничего не говорит, на его губах гуляет бессознательная улыбка, а о
мыслях Мыши никто ничего не может знать.
АРТЕМ (прерывая тишину). Человек должен быть способен на социальные преобразования. Энергия
ненависти руководит миром. Ты должен вынуть из себя все самое темное, все самое злое, чтобы
быть способным на бунт. Мы должны идти против системы – но идти жестко, быть готовыми.
Готовыми к революции, готовыми ко всему. Жертвовать придется – да. Ну и что же? Говорить о себе
надо политически, в наше время это необходимо. Мы должны смести все, чтобы снова попробовать
построить.
ЮЛЯ (смотрит на Женю, медленно). Если бы я могла любить, я полюбила бы тебя. За твои золотые
волосы и грустные, грустные глаза. Печальный, печальный мальчик. Всегда один, всегда в своих
мыслях. Ты будто не отсюда, будто я тебя совсем не понимаю. Всегда где-то далеко. Нас туда не
пустят, никого из нас, а ты там будешь, ты уже там есть. Какое-то вечное застывшее царство; место,
где красота – спасительна. Я никого не знала красивее тебя.
ВАСЯ (внезапно бросает бутылку на пол, с вызовом, полусмеясь). И что? И что, я спрашиваю?!.. Я –
пью. Я – пью!! Да! Все мои отцы пили, и что? Даже моя мать пила. (Бросается на колени,
выхватывает вино у Артема, делает глоток из его бутылки). Вы думаете, я что-то этим
заглушаю?!.. Я не знаю! Не знаю! Не знаю – и знать не хочу! Моя мать говорит – не надо, чтобы я
продолжался. И это правильно. Мне не нужна семья, социально состояться – это тоже отстой, я так
считаю. Главное – чтобы было веселее, чтобы можно было забыться, и всё.
ТОЛЯ (патетично, как будто читает стихи). Я знаю, у нас, поэтов, иная душа. Мы острее всё
чувствуем, по-другому воспринимаем мир. На каждый шорох, на каждое явление действительности я
откликаюсь всем своим существом. Внутри меня пылают пожары, разгораются войны. Я то иду в
атаку, то прячусь в окопах под горами трупов. Я не в силах остановить пламя святой инквизиции
внутри меня. Оно сжигает все. Я рожден, чтобы стать кем-то, чтобы говорить об истине. В этом мое
призвание, у меня талант. Я выплевываю себя, я только фиксирую. Поэтам можно больше, чем
остальным, поэтому мне нравится быть поэтом.
ЖЕНЯ. Никто ничего не понимает. Если ты хочешь оставить след, тебя должно не стать, потому что
ни одна лампочка не горит вечно. Когда меня не будет, я выключусь. Кто-то может искусственно
поддерживать мое свечение, но все это станет неправдой, и меня здесь уже не будет. Есть много
разных способов, и что-то легче, а что-то сложнее. Кто вообще может знать, как сложится его жизнь.
5
У тебя может быть рак, или авария, или мало ли что. Я не вижу своего маяка. В какой-то момент я
понял, что мне не хочется прибиваться к пристани, и я рожден, чтобы исчезнуть. Смысла в
существовании нет. Но, с другой стороны, если мы все-таки здесь, разве он не должен быть? Меня
раздирает это противоречие. Если и есть он, этот смысл, то, возможно, он в том, чтобы страдать,
познавая себя? Где-то я читал об этом. Или кто-то мне об этом говорил. Я смотрю на мир - здесь всё
против любви. Всё, что я знаю, я знаю от кого-то. Я ничего не придумал сам. Я всё это уже слышал,
откуда-то взял. Нельзя узнать, где ты кончаешься, а где твое начало. Вся моя личность вторична.
Мне хочется другой жизни. Я никого не люблю. И даже если мне захочется ступить за край… Это
тоже уже было.
Все молчат. Мышь сочувственно смотрит на всех и тоже молчит.
ЖЕНЯ (внезапно вскакивает). Хватит!
ТОЛЯ. Что хватит?
ЖЕНЯ. Хватит жить такой жизнью. Надо действовать. Я, короче, уезжаю.
ТОЛЯ. Куда уезжаешь?
АРТЕМ. Снова началось… Ты свои прибабахи оставь, а?
ЖЕНЯ. Пойду завтра покупать билет. Поеду на раскопки.
ТОЛЯ. На какие раскопки?!..
ЖЕНЯ. Монастырь копать. Меня поселят в барак и деньгами будут оплачивать. Надо же с чего-то
начинать.
ТОЛЯ. Когда его копать-то?
ЖЕНЯ. В июне.
ВАСЯ. Так сейчас же январь!
ТОЛЯ. И билеты зачем тебе завтра, никто не продаст. Только за сорок пять дней.
ЖЕНЯ. Блин, точно… (Садится. Разочарованно). Ничего не получается, даже когда хочешь.
АРТЕМ. Ты че, считаешь, ты заработать там сможешь – или зачем туда ехать вообще?
ЖЕНЯ. Ты ничего не понимаешь. Я там могу познакомиться с людьми, посмотреть на жизнь. Найти
что-то для себя, изменить существование. Может, не всё так бесцельно.
ВАСЯ. А платить-то сколько будут?
ЖЕНЯ. Рублей 50-70 за час, вроде.
ВАСЯ. Ух ты! Нормально! Можно зарабатывать и тратить тут же. Отлично вообще! А там можно
будет развлечься, с девочками познакомиться?
ЖЕНЯ. Наверное.
ВАСЯ. Там, поди, трава по рукам ходит… А это где?
ЖЕНЯ. В Томске.
ВАСЯ. Я с тобой поеду.
ЖЕНЯ. Не надо мне тебя с собой. Мне надо найти свою суть. Я не могу с тобой. Ничего не
понимают.
АРТЕМ. Опять одно сплошное бла-бла-бла. Да ты с места не сдвинешься. За твоими идеями ничего
не стоит. Кстати, ты че там на моей кровати разлегся? Вот че за люди?.. Вали в свой монастырь, я
меньше на тебя смотреть хотя бы буду.
ЮЛЯ. Слушай, хватит к нему цепляться.
АРТЕМ. А ты не лезь, женщина.
ВАСЯ (смеется). Жека, а че за тебя бабье всегда заступается?
ЮЛЯ (Васе). Хватит ржать!
ВАСЯ. Вот снова!
ТОЛЯ (улыбается). Юлё-у, не будь такой дерганной. Пусть сам отвечает за себя, ты зачем все время
лезешь?
ЮЛЯ. Сам ты дерганный. (Жене). Дай сигарету.
ЖЕНЯ (достает пачку, протягивает сигарету). Бери.
АРТЕМ. И мне дай.
ЖЕНЯ. Пошел ты.
Артем подходит к Жене, сам вытаскивает сигарету из пачки.
ВАСЯ (весело). А у меня своя есть!
6
Все закуривают. Мышь курит тоже, и в комнате – снова тишина. Звонит телефон. Это телефон
Артема. Тот смотрит на номер, на лице - недовольство. Телефон звонит и звонит, но Артем не
торопится поднимать трубку, смотрит на экран. Наконец, на последних звуках он подносит
телефон к уху.
АРТЕМ (громко). Да, мам, привет. Со мной? Нормально все, мам. Да, мам. (Громче.) Нормально,
говорю. Да ниче не долго. Не слышал просто. Женя? Здесь он. Мы все здесь. Что с тобой? Кому
хуже? Еще хуже? Я не могу, мам. Я бы хотел, но… Ну ты понимаешь. Ну не могу я. Ну пусть Жека
едет. А я-то че?! Так пусть Жека!! У меня вообще-то сессия сейчас. Ты че, хочешь, чтобы меня снова
выперли? Я этот долбанный факультет уже семь лет кончить не могу. Ну ладно. Ладно, успокойся.
Да успокойся, говорю! Всё нормально будет. Нормально всё будет!! Женя же приедет. Я не приеду, я
сказал, он приедет! Ну его же отец! Я же говорил тебе уже!! Я не знаю когда! Ну не могу я сейчас, у
меня сессия, я же сказал. Это мой шанс остаться. Да успокойся ты!! Он же не умирает еще. Что
говорю? Нормально говорю. Ну, мам, ты ему сама и звони. Всё, мам, времени нет. Готовиться надо.
Послезавтра сдаю. Давай, мам. Я скажу ему. Ну так а я-то че?.. Да хватит уже, ну че ты! Пока, давай.
ЖЕНЯ. Что случилось?
АРТЕМ. Отец твой всё помирает. Мать просит приехать на месяц. Я сказал, что ты будешь скоро, так
что тебе надо.
ЖЕНЯ. Я не хочу ехать.
АРТЕМ. И я не хочу ехать в Буланаш, понял? Мне и на отцовскую морду неохота смотреть, и мать
причитать будет, и вообще. Это ты же любимчик. У меня тут свои дела. Ты в Ёбурге всё побросал,
вот и вали теперь. Я хотя бы институт в этом году закончу, а ты ведь от всего отказался.
ЖЕНЯ. Твой институт – курам на смех. Фальшивое образование.
АРТЕМ. Хотя бы какое-то. Короче, я не вернусь в Буланаш никогда. Или ты езжай, или мне вообще
плевать.
Женя молчит, ни на кого не смотрит.
АРТЕМ. А мать всё только и ждет, как бы на жалость надавить, как бы меня в эту дыру загнать. Там
же вся энергия у человека пропадет, он становится ни на что не способен. Оттуда уже все уехали,
там никого не осталось. Да и что там делать – дойти до центра за пятнадцать минут, когда на окраине
живешь? Отстой, по-моему.
ЮЛЯ (подходит к Жене, садится подле него). Ты поедешь? Хочешь, я с тобой?
Женя, до этого смотрящий себе под ноги, поднимает голову и смотрит на Юлю тяжелым злым
взглядом.
ВАСЯ (Артёму). Хватит об этом. Щас со скуки сдохнем. Тёма, давай сыграем лучше.
АРТЕМ. Че сыграем?
ВАСЯ. Ну че-нибудь из фирменного. А, не! Давай новую.
АРТЕМ (с готовностью). Ну давай. Надо же че-то делать.
Вася снова берет гитару, настраивает, начинает играть. Артем берет бутылку вина со стола,
допивает все, что в ней осталось.
ВАСЯ. Поехали! Презентуем!
АРТЕМ и ВАСЯ (поют). Я смотрю на тебя и не понимаю, / Мой плюшевый мишка на диване рыдает
/ Я его обнимаю, говорю: не плачь. / Но и сам я знаю - ты мой палач. / Детка, ты не видишь, что я в
отчаяньи, / Детка, не понимаешь, что я скучаю, / Детка, я выпил два галлона с чаем, / Детка, уууу…
ЮЛЯ (смеется). Офигенно. Полный отпад!
ТОЛЯ (с восхищением). Ваще…
ЖЕНЯ (тихо). Ну и бредятина.
АРТЕМ. Че ты сказал?
ЖЕНЯ. Да ниче особого.
АРТЕМ. Нет, сказал. Я слышал. Ты просто тупой. Это же стеб на всю массовую культуру.
ЖЕНЯ. Это беспонтовый стеб. Уже не смешно. Каждый раз одно и то же.
АРТЕМ. Тебя че-то в задницу ужалило все-таки, а? Ты че так много говоришь-то сегодня взбодрился, что ли?
ЮЛЯ. Он не это имел в виду!
ЖЕНЯ (упрямо). Нет, это.
7
ВАСЯ. Да ладно, успокойтесь, придурки. Кстати! Я тут пару наших записей наконец-то свел. Очень
классно, можно послушать.
ТОЛЯ. Давай включай.
Вася включает музыку. Все слушают. Запись производит впечатление очень любительской.
ТОЛЯ (покачивает головой в такт музыке). Истинный дзен.
АРТЕМ (удовлетворенно). Звучит профессионально, по-моему, да? Надо распиаривать себя
начинать. Щас же только так – через интернет любую фигню можно раскрутить, всё продается.
(Слушает еще). Не, ну круто.
ЮЛЯ. Вполне.
Раздается звонок в дверь.
ЮЛЯ. Кто это?
АРТЕМ. Хорьков, может, пришел с Ногиным. Он обещал его привести сегодня. (Юле). Пойди
посмотри.
Юля направляется к двери, открывает. На пороге стоит Кристина – девушка стройная,
интересная, в ярком новом пальто и меховой шапке на голове. Кажется, что она довольно уверенна
в себе, в голосе нет нерешительности или робости.
КРИСТИНА. Здравствуйте. Это Репина 19, квартира 57?
ЮЛЯ (осматривает Кристину). Ну да…
КРИСТИНА. Тогда я к вам.
ЮЛЯ. А вы кто?
КРИСТИНА. Мне нужно. (Пытается пройти). Ну что вы стоите, разрешите пройти.
ЮЛЯ. А вы куда?
КРИСТИНА. Ну я же сказала – Репина 19, квартира 57, верно?
ЮЛЯ. Верно.
КРИСТИНА. Ну дак вот. Мне к вам. Пропустите. (Пытается отодвинуть Юлю, протискивается).
Ну дайте же пройти, мне нужно кое-что проверить! (Заглядывает в комнату, осматривает всех).
Ага. (Снова скрывается в коридор).
ГОЛОС АРТЕМА. Юль, это кто там пришел?
ЮЛЯ (громко). Не знаю… (Кристине). Может, объяснишь?
КРИСТИНА (снимает сапоги, раздевается, шапку не снимает). Вы мне, пожалуйста, не тыкайте. Я,
вообще-то, женщин не очень люблю, и остальных людей тоже. Но женщин особенно. Так что прошу
вас соблюдать вежливость. Вы вообще как-то не очень гостеприимны! Вы тут живете?
ЮЛЯ. Давай я буду задавать вопросы…
АРТЕМ (не выдерживает, появляется в коридоре). Ого!
КРИСТИНА (смотрит на него, улыбается). Ага. (Уверенным шагом проходит в комнату. Снова
осматривается. Артем и Юля входят за ней. Всем). Добрый вечер. (Замечает свободное кресло).
Тут свободно? (Не дожидается ответа, садится). Как же я устала.
ЮЛЯ (всем). Вы ее знаете?
Вася и Толя отрицательно мотают головами.
ЮЛЯ (Кристине). Ты кто?
КРИСТИНА. Нет, ну попросила же не тыкать.
ЮЛЯ (всем). То есть вы ее тоже не знаете?
АРТЕМ. Нет, но я с радостью познакомлюсь. Классная шапка.
КРИСТИНА. Спасибо. (Прислушивается). Это что за музыка?
ВАСЯ. Группа «Candles of the Sweet».
КРИСТИНА. Ну и название. Какая-то плохая музыка. Как будто драные кошки воют. Вот я никогда
не понимала, зачем давать группе английское название и петь при этом на плохом русском.
ВАСЯ. Обижаешь…
КРИСТИНА (Васе). Это ваша музыка?
ЮЛЯ (перебивает). Или ты сейчас объяснишь, кто ты есть, или мне придется прибегнуть к мерам.
КРИСТИНА. Прибегайте.
ЮЛЯ. Невообразимо!
АРТЕМ (Юле). Да че ты взъелась? Какая разница, кто она такая, раз она здесь.
8
ЮЛЯ. Я не могу этого так оставить…
КРИСТИНА. Слушайте, женщина, вы вся на нервах. Вам нужно чего-нибудь успокоительного
принять. Проверенные народные рецепты – знаете, да? Валерианка, ромашковая настойка…
(Смотрит по сторонам, везде стоят бутылки). Хотя я смотрю, у вас тут обратный процесс –
возбуждение нервной системы – полным ходом идет. Можете продолжать, я не призвана вам
мешать, если вы об этом беспокоитесь.
Артем прыскает со смеха, Вася тоже. Толя наблюдает сцену и держит в руках блокнот. Женя на
протяжении всей сцены то пристально смотрит на Кристину, то переводит глаза на пол, думая о
чем-то, вслушиваясь. Юля садится рядом с Женей и, растеряв свой пыл, кладет голову ему на плечо.
Во время разговора вся компания, кроме Жени и Кристины, потихоньку выпивает. Мышь вообще не
обращает внимания на происходящее – сидит, как сидел.
АРТЕМ (Кристине). Ну ты крута…
КРИСТИНА. Давайте сразу разберемся. (Юле). Вы проживаете здесь?
ЮЛЯ. Вообще-то нет, но…
КРИСТИНА. Вот! Не проживаете! Так что давайте без указаний, поскольку я на легальном
положении, а вы - нет. (Всем). Если вам все же интересно, кто я есть, чтобы не устраивать еще один
балаган, я сообщу – меня зовут Кристина. Вам, думаю, эта информация не понадобится, потому что
пересекаться мы с вами вряд ли будем – я остановилась здесь на очень короткий срок. Видите,
приехала даже без чемоданов.
АРТЕМ. История принимает интересный оборот!..
КРИСТИНА. Ничего интересного, мое равновесие нарушать не нужно. Думаю, вы уже догадались,
что я сняла пустующую комнату.
ТОЛЯ. Какая искусная мистификация…
КРИСТИНА. Почему мистификация?
ТОЛЯ. Это начало стихотворения… Я заговорился вслух…
АРТЕМ. Кристина, Толян об этом еще напишет, он у нас поэт. А ты ничего.
КРИСТИНА. Теперь каждый поэт.
АРТЕМ. Он особенный поэт. Импровизатор. Все время выступает на «Чтецах» в «Перепелке».
Знаешь такое место?
КРИСТИНА. Да, я была там несколько раз. Большинство читает свои свежесочиненные шедевры по
листочку. Тематика – одна: «я глотаю табачный дым, потому что очень трудно жить». Но если даже
твои стихи о картошке и грузовике, то жить все равно трудно. Это мы подразумеваем. Писать нужно
обязательно верлибром. Можно еще и без ритма. Говорить – желательно – монотонно. Все вокруг
курят. Курят и выпивают. А тебе сегодня, когда ты читаешь, было именно плохо еще с утра. Ты
написал что-то свежее, кровь наружу. Некоторые громко смеются и не слушают, но обязательно
приходят – чтобы сказать, что были на поэтическом вечере в модном андеграундном клубе. После
этого стайка неизвестных никому рэпперов читают под минусовки о том, что живут на краю лезвия.
В общем, ни поэзии, ни музыки, вот тебе и вся клубная культура. (Толе). Прочтите что-нибудь.
ТОЛЯ (в замешательстве). Зачем?
КРИСТИНА. Вы же поэт. Прочтите, раз вас отрекомендовали.
ТОЛЯ. Ну… Ну ладно... (Особой интонацией, но не очень уверенно). Перебираешь четки руками,
смотря на часы / Больше нет тебя и меня, никого совсем / Часы остановились - я знаю наперед / Идет
только время, стрелки передвигаются / К гавани приходят далеко не лучшие корабли / Я
приближаюсь к пристани и формулирую свою лозунг / Я ни за кого, ни за что не в ответе / И это мой
конец и моё оправдание.
КРИСТИНА. Это всё? Ваша философия жизни?
АРТЕМ. Не, просто поток бессвязных мыслей!
ТОЛЯ. Потоком бессвязных мыслей мою поэзию можно назвать только от полной интеллектуальной
ограниченности. И я сейчас ни на кого не намекаю. У меня филологическое образование, я понимаю
все поэтические процессы.
АРТЕМ. Ты же недоучившийся филолог.
ТОЛЯ. Ну и что! Я обязательно закончу. Филология – самая живая наука. (Артему). А ты ничего не
знаешь о метажанровом принципе построения литературных направлений… И ты о Бахтине не
9
слышал… И Меритинском… Ой, Мелитинском… Или как его… В общем! Поэтому неудивительно,
что ты моих стихов не понимаешь.
АРТЕМ (смеется). Ушлепок, у меня нет филологического образования, зато я тоже могу что-нибудь
из твоих стихов прочесть. Кристина, хочешь?
КРИСТИНА. Нет, спасибо. Мне уже достаточно.
АРТЕМ. Я все равно прочитаю. (Принимает позу, пафосно). Я заблудился в трех мыслях, пока искал
ключи к своему сознанию / Дай пятак на дорогу до следующего рассвета / На последнем трамвае я не
доеду, хоть и попытаюсь / Укорочено время , мне никуда уже не успеть / Это все потому, что в
ЖЭКе не дали отопление.
ВАСЯ (свистит и аплодирует). Улет.
ТОЛЯ (обиженно). Пошел ты. Придурок.
АРТЕМ (иронично). Я просто ничего не понимаю в современной поэзии, да? (Кристине). Кристина,
кстати, меня зовут Артем. (Протягивает руку).
КРИСТИНА (пожимает). Вот оно что. (Толе). Как вас зовут?
ТОЛЯ. Анатолий Бесконечный.
АРТЕМ. Я уже говорил!
КРИСТИНА. Даже так… Бесконечный… Серьезное заявление. Так вот, Толя. Вы, конечно, молодец
и все такое, но, по-моему, ваше стремление быть оригинальным, которое уже, кстати, повсеместно
начинает выходить из моды, приводит к тому, что ваша поэзия скатывается к пародии. То есть вы
начинаете пародировать сами себя, понимаете? Здесь суть в серьезности вашего отношения к
собственному творчеству. Наверное, нужно больше вслушиваться в эпоху, в собственную жизнь.
Старые-то формы отмирают. Вот кто ваш любимый поэт?
ТОЛЯ (в замешательстве). Ну как кто?... Ну, не знаю, кто один… Пушкин, наверное.
КРИСТИНА. Пушкин? Странно. Я, конечно, ничего против Пушкина не имею, но все равно странно.
А из современных поэтов кого любите?
ТОЛЯ (начинает злиться). Ну как кого… (Думает). Веру Полозкову!
КРИСТИНА. А-а-а… Очень странный выбор. Ну ладно. Ее сейчас любят все. Просто то, что вы
делаете, я хотела сказать, уже было. Без малого 50 лет назад. Вы, наверное, знаете. Я думала, вы
Гинзберга или Ферлингетти назовете. Может быть, вам вообще стоит поглубже изучить культуру
битников. Я имею в виду, литературную. Это просто как совет. Чтобы исключить повторения. Я,
конечно, понимаю, влияния. Это все может быть. Если это, конечно, влияния, а не элементарная
невежественность. Я вот люблю Лорку, Аполлинера, Поля Элюара. Сама пыталась писать стихи, но
слишком трудно было найти свой язык, поэтому бросила. Не мое.
ТОЛЯ (раздраженно). Мы в университете все это проходили.
АРТЕМ (смеется). Да когда ты там был-то в последний раз, проходил он.
КРИСТИНА. Артем, вы на себя сегодня функцию обличителя общественных пороков берете?
АРТЕМ. Да он просто ничего не читал, я знаю. Он тут недавно у меня внезапно спросил, не помню
ли я, как Маяковского зовут, а то он не мог вспомнить. Ну стыдно! Даже я помню, что он Валерий!
КРИСТИНА. Владимир.
АРТЕМ. Ну то есть Владимир, да. А я не учусь на филологическом!
КРИСТИНА. Сейчас везде образование – липа.
АРТЕМ. Возможно… Пускай лучше идет в армию. (Внезапно). Кристина, а ты че такая красивая, а?
КРИСТИНА. Красивая да несчастливая. (Достает пачку сигарет, закуривает). У вас тут так
накурено. Так сильно, что самой хочется курить, не могу сдержаться. Дым табачный воздух выел.
АРТЕМ. Кури. Дай мне тоже. (Кристина дает ему сигарету). Ты как относишься к саморазрушению
и к Velvet Underground?
КРИСТИНА. Раньше нравились. А теперь поняла - не люблю фабричные продукты. Что касается
того морального разложения, которое я проделываю со своей личностью, то о нем предпочитаю
молчать. Слишком далеко зашло, страшно подумать. У вас что так грязно? Мрак просто.
ВАСЯ. Да кому оно надо!
АРТЕМ. Это точно.
КРИСТИНА. Я, вообще-то, действительно устала за сегодняшний день.
ЮЛЯ. Нечего было переться сюда тогда.
10
ЖЕНЯ (Юле, тихо). Помолчи…
КРИСТИНА (наблюдает за Юлей и Женей). Вас кто так плохо воспитал? Неужели непонятно, когда
человеку нужно расслабиться? Вы, там, мне тоже не нравитесь, если что. Я предлагаю просто не
начинать конфликт. Представьте, что равнодушны ко мне, а я – к вам. Перенеситесь мысленно на
какую-нибудь незаселенную территорию… Если вы, конечно, умеете это делать. Это станет для вас
довольно интересным опытом.
ВАСЯ. Это ты, Кристина, круто говоришь! Я тоже всякое иногда вижу… Такое увижу…
АРТЕМ. Это все волшебная сила травы…
ТОЛЯ. Невидимая магия!..
ВАСЯ. Точно!
КРИСТИНА. Так, где моя комната? Вот эта? (Показывает на дверь). У вас здесь две же?
АРТЕМ. Точно. В этой мы живем с Жекой, Толяном и Васей, а кухню Мышь занимает. Но ты делай,
че хочешь – по утрам, ночью, даже если разбудишь его, он против не будет.
КРИСТИНА. Что за мышь?
АРТЕМ. Ну Антоша. (Показывает на Мышь). Вон сидит. Мы называем его Мышь.
КРИСТИНА. Почему?
АРТЕМ. Он почти не разговаривает.
КРИСТИНА. Почему?
АРТЕМ. Не хочет. У него тяжелая жизнь.
КРИСТИНА. А почему Мышь?
АРТЕМ. Тихий.
КРИСТИНА. Ну да. Странно.
ТОЛЯ (внезапно). Слушайте, я вот что хочу сказать. Я тут поразмыслил всё. Меня даже задело!
Голос души вторичным быть не может, это точно. Я так считаю. Ну и что, если даже это уже было.
Все равно я прокладываю путь для себя с каждой свежей строчкой. Мой поэтический талант
совершенно особенный.
КРИСТИНА. Я не пойму, вам, что ли, бабушка об этом говорила?
ТОЛЯ. При чем тут моя бабушка?
КРИСТИНА. Да так. Это иногда от этого идет. Я вот считаю - только если поэзия идет от души, она
важна. А вы отрицаете весь предшествующий опыт, будто целых тысячелетий до вас не было.
ВАСЯ (Кристине, доверительно). Хочешь выпить со мной?
КРИСТИНА. Я не пью вообще.
ЮЛЯ. Вот беспонтовая…
КРИСТИНА. Так. Эта инфузория мне надоела.
ЮЛЯ. Че? Как ты меня назвала?
КРИСТИНА. Инфузорией.
ЮЛЯ (с недоверием, Жене). Это че такое?
АРТЕМ (насмешливо). Это лань, Юлия, прелестная лань. Она тебя назвала прекрасной ланью.
ЮЛЯ. Че, блин, правду-то не скажешь? Дегенераты…
КРИСТИНА (встает). Что-то мне с вами скучно стало.
ВАСЯ. Ну, е-мое, Кристина, давай выпьем же!
АРТЕМ (Кристине). А это, знаешь, кто? Василий. Он талантливый музыкант, но абсолютно
выброшенный из жизни элемент.
ВАСЯ. Так говорит обо мне моя мать.
АРТЕМ. Еще говорят, что он слишком много пьет, но, если быть честным, все-таки не больше, чем я.
ВАСЯ (вскакивает с места, подбегает к Кристине, демонстративно встает на одно колено,
целует руку). Мадам!..
АРТЕМ. Иногда может быть слишком наглым, так что будь готова. Но больше ничего плохого про
него на ум не приходит. Даже не подстебнуть.
ЮЛЯ. Всё, хватит базара. У нас, между прочим, выпивка закончилась.
ТОЛЯ. Разве? Уже?
ЮЛЯ. Сам посмотри.
ТОЛЯ (оглядывается). Точно.
11
ВАСЯ. Ну так надо исправить это положение!
АРТЕМ (с сомнением, смотрит на Кристину). У меня здесь невероятно интересный объект…
ЮЛЯ. Давай собирайся. Пойдем сгоняем.
АРТЕМ (Кристине). Кстати, Кристина, прикинь – Юля работает воспитателем в частном садике,
который принадлежит ее родителям… Она иногда рассказывает моменты, мне даже жалко детей
становится. (Смеется).
ЮЛЯ. Хватит трещать обо мне! Заткнись вообще. Твой язык подметает любое дерьмо!
АРТЕМ (наигранно). Ну вот, они постоянно прерывают мою поэзию слова грубыми реалиями…
Придется пойти с ними, иначе никак. А то барахла накупят, а я же не хочу угощать тебя барахлом –
да, Кристина?
ВАСЯ. В прошлый раз ты первый за барахло агитировал!
АРТЕМ. Ну и че. Теперь все изменилось. (Кивает на Кристину). Приходится соответствовать.
КРИСТИНА. Я пойду в свою комнату, если мне кто-нибудь все-таки покажет, где она находится.
Мне нужно поспать.
АРТЕМ. Я думал, ты пойдешь с нами.
КРИСТИНА. Нет, с вами я никуда не пойду.
АРТЕМ (пожимает плечами). Вот так всегда… Я провожу. (Уходят).
ЮЛЯ. Идиотизм.
АРТЕМ (возвращается). Че только не случается.
ЮЛЯ. Пошли уже. (Жене). Ты идешь?
ЖЕНЯ. Нет, я останусь. У меня что-то голова болит.
ЮЛЯ. Хочешь, я тоже останусь?
ЖЕНЯ. Нет, ты иди, иди. Мне надо успокоиться.
ЮЛЯ (нерешительно). Ну ладно… Раз ты так хочешь…
ВАСЯ (торопит всех). Давайте, давайте, быстрее. Освежимся хоть. Щас веселье продолжим.
Выходим, выходим, выходим.
ТОЛЯ. Да подожди, мы еще не оделись.
Женя делает вид, что ему нужно прилечь, но, когда все остальные собираются в коридоре, он
начинает ходить по комнате туда-сюда. Потом снова садится на кровать, ждет, когда
захлопнется дверь. Сидит, смотрит вперед себя, решает что-то.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Вторая комната выглядит более аккуратной, и, вместе с тем, пустой. Около 8 квадратных
метров. У стены стоит старый шкаф с большим зеркалом, посередине комнаты – кровать. На
полках - множество разных сувениров, деревянные игрушки, какая-то старая атрибутика.
Кристина ходит по комнате взад и вперед – похожа на зверя в клетке зоопарка. На пороге стоит
Женя, напряженно наблюдает за ней.
ЖЕНЯ. Ты раньше не курила.
КРИСТИНА. Я и теперь не курю. Это только поза, оттого что нервничаю немного. Трудный период в
жизни, знаешь ли. А в табачном дыме еще остался стародавний элемент шика. (Улыбается).
ЖЕНЯ (все с тем же потерянным выражением лица). Ты так странно пришла.
КРИСТИНА. Я просто пришла. Ты так и будешь продолжать на меня смотреть в упор? Это, вообщето, неприлично – не сводить глаз с человека.
ЖЕНЯ (не убирает взгляда). Извини.
КРИСТИНА. Как ты видишь, я совсем не изменилась. Что тебе хочется найти? Мы с тобой очень
давние друзья, ты же должен помнить меня – каждую черту, понимаешь? А ты изучаешь. Это
показатель отношения. И вообще, стоишь, как тюфяк, и даже не улыбнешься ни разу. Скучно с
тобой.
ЖЕНЯ (не улыбается). Зачем ты здесь?
КРИСТИНА (ходит по комнате, осматривается, берет с полок какие-то вещи, изучает). Не знаю, я
сама об этом думаю. Наверное, мне просто необходимо было с кем-то поговорить сейчас. И, может
быть, мне даже захотелось поговорить именно с тобой. Я так давно тебя не видела… Кстати, я всех
12
узнала сейчас. Они такие, какими ты их и описывал. Трудно поверить, сколько уже лет прошло – а
ты все так же живешь здесь, с ними.
ЖЕНЯ. Наверное, моя жизнь стоит на месте…
КРИСТИНА (перебивает). Странные у тебя друзья. Дурачье.
ЖЕНЯ. Какие есть.
КРИСТИНА. А эта.. Как ее зовут, Юля? Она твоя девушка, да?
ЖЕНЯ. Типа того…
КРИСТИНА. Она же старше тебя.
ЖЕНЯ. Ненамного.
КРИСТИНА. Сколько ей, тридцать?
ЖЕНЯ. Двадцать девять, кажется…
КРИСТИНА (подождав). Я твоего брата сразу узнала. Вы с Артемом похожи. Внешне, я имею в
виду.
ЖЕНЯ. Нет, мы совсем разные.
КРИСТИНА. Нет, похожи, похожи… (Стараясь принять равнодушный вид). Почему не пошел с
ними?
ЖЕНЯ. Стараюсь больше не пить. Как-то внезапно все потеряло интерес.
КРИСТИНА. Жень, я чувствую себя, как на допросе. Будто я – следователь, а ты должен отвечать.
Если ты не хочешь, не надо. Глупо было приходить сюда.
ЖЕНЯ. Нет-нет. Я рад, что ты пришла. Пока еще не понимаю зачем, но рад. Как будто что-то важное
вернулось в жизнь…
КРИСТИНА (продолжает осматриваться). Какая-то пустая комната, ей не хватает жизни. Вы не
пробовали что-то с ней сделать?
ЖЕНЯ. Это не наша комната. Тут жил сосед, он съехал. Наверное, устал от шума. Он был тихий
очень. У нас ведь всегда собираются компании – друзья друзей, знакомые знакомых… Человек по
двадцать, приходится спать на полу. Иногда совсем фрики или какие-то неприятные люди. Как с
улицы заходят. От этого шума у меня начинает болеть голова, всё время. Ты страдаешь головными
болями?
КРИСТИНА (рассматривает какую-то советскую картину с березками на стене преувеличенновнимательно). Нет.
ЖЕНЯ. Я да. Я даже сейчас тебя трудно понимаю. Все время кажется, будто сплю. Сплю на ходу,
даже днем. От этих людей и у тебя может заболеть голова.
КРИСТИНА (не отрываясь). Зачем ты тогда живешь с ними?
ЖЕНЯ. Иногда кажется, уже тошнит от всех, а на самом деле… Наверное, не могу ни с ними, ни без
них. Тебе трудно понять. Мы всю жизнь вместе. И везде, и в Буланаше когда росли, тоже вместе
были. Теперь трудно найти новых людей, все как-то разбросаны… Когда-то было весело, а теперь
все кажутся какими-то плоскими, штампованными. Я с ними не совпадаю, или это просто мне так
кажется… Что-то со мной происходит, Кристина. То ли дневные галлюцинации, то ли действительно
пропасть под ногами…
КРИСТИНА (бросает изучать картину, берет какую-то фигурку со стола, очень старую). Как
неправильно мы все живем. Знаешь, что я думаю об этом? Все плохи, а я – в первую очередь. Это
самое правильное отношение к действительности. Потому что всегда надо начинать с себя.
ЖЕНЯ. По-моему, я стараюсь понимать.
КРИСТИНА. Может быть. (Ставит фигурку, которую рассматривала, на место). Холодно, да?
ЖЕНЯ. Да, немного…
КРИСТИНА. Женя, я думала, продолжаешь ли ты жить здесь или уже нет. (Не смотрит на него,
стоит спиной). Я, вообще-то, нечасто вспоминала о тебе. То есть совсем не вспоминала, но сегодня
утром произошло кое-что интересное. В Интернете я просматривала страницы с квартирами, потому
что искала съемную, хотела переехать. Мне это просто необходимо было. А сейчас я работаю около
центрального стадиона, и нужно было найти где-то неподалеку. И чтобы ближе к транспорту. И
среди объявлений я увидела знакомый адрес. Долго не могла вспомнить, откуда его знаю, а потом
поняла. Что-то из памяти всплыло. Вспомнила, что уже бывала здесь, по этому адресу, однажды. И
вот я возвращаюсь назад. (Поворачивается). Ты работаешь с нами около месяца, и скоро тебя
13
уволят. Ты, Евгений Лозов, мне совершенно не нравишься, просто абсолютно, и у меня слишком
много дел, чтобы я обращала на тебя внимание. Я – на четвертом курсе университета, мне двадцать
лет. Стараюсь ни в кого не влюбиться и сохранять равновесие в жизни, потому что предыдущий
опыт был слишком печален. Через несколько месяцев я сама уйду с этой работы, потому что потеряю
интерес. А пока мне необходимо зарабатывать деньги и сдавать сессионные экзамены. Теперь я
возвращаюсь домой, и время – около восьми часов вечера. И зима. Еду во втором автобусе и замечаю
тебя. Ты едешь за мной и просто смотришь, но смотришь очень красиво, как-то особенно. Я впервые
вижу такой взгляд. А я - я уже против тебя, просто абсолютно. Кто бы ты ни был, я была против
тебя. Я стараюсь не следить за тобой, а ты – ты нет. Прямо как сейчас. Женя, я узнаю тебя - это ты,
вновь, как будто не сейчас, как будто раньше, как будто мне снова двадцать лет. И мы с тобой уже
идем и разговариваем, и я замерзаю, а ты живешь неподалеку. Заходим к тебе, и здесь темно, и
почему-то никого нет, хоть ты и говоришь, что познакомишь меня со всеми своими друзьями.
Видишь, я даже сейчас, как дура, продолжаю в шапке сидеть. Как будто снова не могу согреться.
(Снимает шапку). Нет, стоп. Нужно начать все заново. Это я сейчас какие-то глупости говорю,
просто придумываю, ты не обращай внимания. Я снова вернулась, только теперь обратно. Ищу
квартиру для себя с утра. Вижу, узнаю. Возникает идея, совершенно дурацкая – а что, если я
притворюсь, что сняла именно эту комнату, - только на один вечер, в качестве эксперимента? Не
хочу приходить просто так, без стимула. Или мне просто нравится усложнять? Я органически
чувствую, что должна увидеть тебя – сейчас, с утра, через три года. Я не была уверена, что ты все
еще живешь здесь, но если бы тебя здесь не оказалось, я бы просто ушла. И вот теперь уже все
сбылось, ты просто стоишь здесь и как-то на меня действуешь особенно. Я вдруг чувствую себя
настоящей и слишком много говорю…
ЖЕНЯ. Я… То есть… Ну… Это странно, потому что ты так же…
КРИСТИНА (прерывает его, растерянно). Представляешь, мои фотографии взяли на выставку. Я в
свободное время фотографирую немного. На пленку. Только пейзажи, без людей. Теперь не хочется
людей. Несовременно, конечно, но это мое отдохновение. Я порой думаю – искусство ли
фотография?
ЖЕНЯ. Почему не искусство?
КРИСТИНА (говорит как будто автоматически). Нет, наверное, все-таки искусство. Хотя странно.
Вот Картье-Брессон, знаешь его?
ЖЕНЯ. Первый раз слышу.
КРИСТИНА. Он делал репортажные снимки. Они ведь от него зависели очень мало. Он просто
вовремя фиксировал. Это, наверное, уже не мало, но… Хотя какая разница. О чем это я вообще?
ЖЕНЯ. О фотографии.
КРИСТИНА. Я в последнее время часто теряю нить разговора. Мысли путаются, вспоминаю все
подряд. А теперь говорю с тобой – и не могу продолжать, потому что знаю из прошлого – тебе ведь
интересен только ты сам, и никто другой.
ЖЕНЯ. Мне кажется, всем интересны только они сами.
КРИСТИНА. Надеюсь, это не так. Весь вопрос состоит в том, чего ты стоишь…
За дверью слышится шум. Это вернулись из магазина Юля, Толя, Артем, Мышь и Вася. Кристина
будто возвращается в реальность.
ГОЛОС ЮЛИ (за дверью, с порога). Женя?
КРИСТИНА (сдержанно, меняет тон голоса). За тобой пришли, тебя зовут.
ЖЕНЯ. Я слышу.
КРИСТИНА. Ты должен идти.
ГОЛОС ЮЛИ. Женя, ты где?
КРИСТИНА. Тебе надо.
ЖЕНЯ. Кристина, Юля – она хорошая…
КРИСТИНА. Я не хочу, чтобы кто-то врывался сейчас.
ЖЕНЯ (громко, Юле). Я сейчас приду!
КРИСТИНА (насмешливо). Доложил мамочке?
ЖЕНЯ. В смысле?..
КРИСТИНА. Неважно уже.
14
ГОЛОС ЮЛИ. Ты че там делаешь?
ЖЕНЯ (громко). Отвали! Я выйду сейчас. Что надо-то? (Кристине, тихо, быстро). Только не уходи
скоро. Пожалуйста, останься. У меня ощущение, что я не сделал чего-то важного в своей жизни. Я
хочу, чтобы ты осталась, честно.
ГОЛОС ЮЛИ. Ну, Женя, блин?!
КРИСТИНА. Я не могу в такой атмосфере, когда кто-то ждет.
ЖЕНЯ. Не обращай внимания…. Лучше скажи мне, чем ты еще сейчас занимаешься, где работаешь.
Что-нибудь о себе расскажи.
КРИСТИНА. Какая разница, чем я занимаюсь? Не время сейчас.
ЖЕНЯ. Нет, мне интересно. Именно сейчас.
КРИСТИНА (как бы отмахиваясь). Работаю по специальности. Делаю переводы технической
литературы. Это не очень увлекательно. Я не об этом мечтала. (Вдруг раздраженно). Я начинаю
нервничать. Иди. Кажется, что целое снова распадается на части внутри меня. Зачем во мне такой
хаос, я себя не могу понять? И зачем я пришла сюда – что хотела увидеть? Ведь ничего уже не
испытать заново. Можешь представить, мне сейчас хотелось бы уменьшиться, вот совсем. Чтобы
можно было спрятаться, чтобы думать, что никто, никто и никогда меня не найдет, ни за что на
свете.
Юля начинает стучаться.
ГОЛОС ЮЛИ. Ну? Че вы там спрятались?
ЖЕНЯ. Юля, уйди! Мне нужно решить кое-какие дела с Кристиной. Я скоро вернусь – сказал же!
ГОЛОС ЮЛИ (недовольно). Ну ладно, пять минут. Я тебя жду.
КРИСТИНА (тоже раздраженно). Который сейчас час?
ЖЕНЯ. Не знаю… Около двенадцати… Я не слежу.
КРИСТИНА. Наверное, уже поздно. Я физически чувствую, как меняется время. Ты лучше со мной
не разговаривай сейчас, действительно, - иди; я после двенадцати становлюсь неконтролируемой,
начинаю вспоминать все, что было, и чего не было, сожалеть и думать, что моя жизнь утекает. Это
ночь на меня так действует. Меланхолия.
ЖЕНЯ. На меня тоже…
КРИСТИНА. Нет, ты, вправду, открой дверь. Она тебя ждет.
ЖЕНЯ. А ты?
КРИСТИНА. А я лягу спать. Лучше заснуть, а потом проснуться, и как будто заново рождаешься.
ЖЕНЯ. Пойдем со мной.
КРИСТИНА. Зачем?
ЖЕНЯ. Не знаю…
КРИСТИНА. Нет, не хочу. Не хочу идти с тобой никуда. (Внезапно, даже меняется в лице и тоне
голоса, решительно). Хотя нет. Отчего же. Я пойду. Я передумала. Поменяла решение. Это иногда
бывает очень просто – измениться. Открывай дверь, познакомишь меня поближе с остальными.
Хочется знать, как ты живешь.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Чуть позже. Кристина, Артем, Юля, Толя и Вася сидят в большой комнате. Толя достает из
пакета бутылки дешевого алкоголя. Все смотрят, и почти все, кроме Кристины, уже сильно пьяны.
ВАСЯ (наблюдает за ним). Вот это я понимаю, это дело. Теперь можно и познакомиться почеловечески. (Подмигавает Кристине).
ЮЛЯ. Нужно позвать Женю. Куда он делся? Сказал, что ненадолго уйдет…
ТОЛЯ. Не важно. Лучше послушайте. (С выражением). Выплескиваются микробы на стенки
микроавтобуса / Водитель едет в никуда, и я ему сочувствую /Пока лежу под колесами твоего
грузовика / Помню, голубцы в твоем доме были вкусными / Пока меня не расплющило от сознания
атмосферы.
ЮЛЯ (не слушает его). Нет, я позову.
АРТЕМ. Да не надо! Сам придет. У него с башкой снова че-то не то, его тоже плющит.
15
ЮЛЯ. Всё нормально у него с головой, ясно?
АРТЕМ. Да ты сама его послушай. (Разливает вино по кружкам, протягивает Кристине). Пей.
КРИСТИНА. Не хочу.
АРТЕМ (требовательно). Пей!
КРИСТИНА. Не хочу, сказала.
АРТЕМ. Обижаешь! (Пожимает плечами). Ну ладно. Вы че, уже успели с Жекой познакомиться?
КРИСТИНА. Немного.
АРТЕМ. Он всем плетет про свою голову, ты знай. Он так девушек привлекает. Типа – я бедный
такой несчастный, давит на жалость. У него есть шрам на задней части головы, он в детстве упал.
Обязательно расскажет. И все детство у него якобы какие-то боли были, потом ушли, а теперь снова
вернулись. Он так говорит. Только я ему не верю. Че-то я этих болей из детства его не помню. Живет
просто в своих фантазиях. Может, только от отца его и могло всё тело болеть, это возможно, так нас
бил иногда. Он же такие концерты устраивал. Ненавижу этого деда, пусть сдохнет скорее.
ТОЛЯ. Тёма, не злословь.
ЮЛЯ. Да, заткнись. И не говори так про Женю. Про отца говори, что угодно, а про Женю не надо.
Он действительно слабее нас. У него просто организация другая. Я пойду схожу за ним, вдруг что не
так. (Встает, уходит).
АРТЕМ. Она ему как мамочка. Всё время вокруг него вертится, с тех пор, как мы познакомились.
Она на самом деле сначала со мной была, но недолго. Сразу почти с ним переспала. Любит типа его.
Он когда бросил второй институт, она его, говорит, спасала. Работу ему нашла – Жека сидел в
подвале, диски продавал по знакомству. Только это странно, потому что и я бы мог ему такую работу
найти. Эти диски уже никто не покупает – кому они нужны, когда можно всё бесплатно достать? Не
знаю, сколько он зарабатывал – наверное, тысяч десять. Остальное мать высылала. Ну и Юлька
плюс. Но через три месяца он свалил с этой работы – сказал, что не может быть в торговле, и
заплетаться начал, мол, типа, что это не его, и всё такое. Мать просила не уходить. Ему ведь если дай
порассуждать, он всё в себе оправдает. Ему нужна творческая работа, он говорит. Только
творчеством он нифига не занимается. Поэтому уже семь месяцев нигде не работает. Я тоже не
работаю – ну и что – мне позволено, я музыкант и учусь еще. Ну и что, что мне двадцать шесть
скоро. Я как раз в этом году закончу. Я в армейке уже отслужил. А его из-за этой головы не берут,
жаль. Вон – Толя - он поэт, творческая личность. Или Вася – ты слышала запись. А Жека же ниче не
делает. Спит, ест и читает иногда че-то, и больше ничего. А иногда и с Юлькой на работе
просиживает целыми днями, на детей смотрит. Нафига?..
ТОЛЯ. Тёма, может, мы недооцениваем. Важно ведь, если он видит сквозь пелену бытия…
АРТЕМ. Он много слов произносит, а толку никакого.
КРИСТИНА (перебивает). Слушайте, а вы хоть раз пробовали работать?
ТОЛЯ. Ну…
АРТЕМ (перебивает). Работать, Кристина, - это зло, если у тебя есть талант.
КРИСТИНА. А у кого-то из вас все-таки есть талант?
АРТЕМ. Ну дак я тебе о чем! Коля – он поэт, а Вася – музыкант. Я пишу песни и…
КРИСТИНА. Разве? Я как-то неверно воспринимаю, наверное. А, по-моему, ты просто болтун с
претензией, и всё.
АРТЕМ. Ты че такая злая-то?
ТОЛЯ. И это ты на кого сейчас намекаешь?
ВАСЯ. Да успокойтесь вы все… Вы мне все равно все нравитесь!
КРИСТИНА. Я вовсе не намекаю, только констатирую.
ВАСЯ. А мне в кайф это! Классно! Я требую продолжения! Щас спеть, что ли, для вас? (Забирается
на стол).
КРИСТИНА. Не надо.
ВАСЯ (громко, сильно фальшивя). Гру-у-у-уппа крови на рукаве-е-е, мо-о-ой порядковый но-о-омер
на рукаве-е-е… (Останавливается, садится на стол). Что-то я устал. (Толе). Давай выпьем.
ТОЛЯ. Алкоголя много не бывает.
ВАСЯ. Вот это правильно! Это моя тема!
16
АРТЕМ (Кристине). А, знаешь, ты мне нравишься (Проводит рукой по волосам Кристины. Та
сидит, не двигается). Мне вообще иногда думается - жизнь бессмысленна или что? Но мне нравится,
когда нравится что-то.
КРИСТИНА. Ты так похож на брата.
АРТЕМ. Что?
КРИСТИНА. У тебя похожее выражение и овал лица, скулы. Только взгляд другой.
АРТЕМ. Когда вы все успеваете его взгляд рассмотреть?.. Ну неважно. Мне все равно нравишься ты
и нравятся эти люди. (Кивает в сторону остальных). Я смотрю на них иногда и понимаю, что вижу
себя. Это немного пугающее ощущение, но зато правда. В них есть я, а во мне есть они. Мы убиваем
время вместе, почти каждый день. Они много пьют, и я тоже стал много пить. И я чувствую - в тебе
что-то есть. А у меня есть косяк. Хочешь? (Продолжает гладить ее по волосам, пытается
поцеловать).
КРИСТИНА. Нет. (Встает).
АРТЕМ. И вот так ты и уйдешь?
КРИСТИНА. Наверное, со мной что-то не в порядке. Я не понимаю вашей жизни. Всё сумбур, всё
намешано как-то, не систематизировано. Бессердечность какая-то.
АРТЕМ. Че? Это ты откуда поняла?
КРИСТИНА. Я вижу. Мне нужно разобраться в себе. Мне нужно что-то другое. У меня там, в жизни,
есть то, что мне не нужно, похожее на ваше. Ты не сможешь понять, зачем я здесь, потому что я сама
не понимаю, что ищу. Точнее, понимаю, но не разбираюсь, зачем именно здесь. Неужели я так глупа,
что через столько лет все еще не могу отпустить? Я боюсь говорить себе правду. И тебе не нужно
ничего знать, ты все равно не поймешь. Ты пьяный, и ты просто отражение. Я должна говорить это
другому человеку сейчас, но не получается. Не получается наладить контакт, или что. Не знаю.
АРТЕМ (смотрит на нее, некоторое время молчит, потом кивает на Толю). А ты знаешь, что он
все вещи, что в этом доме стоят, где ни попадя собирает? Однажды даже кто-то около дома нашего
выбросил старую одежду на помойку в коробках. Так он взял, подобрал, сюда притащил, осмотрел.
И мелочи всякие берет. Сломанный старый телефон нашел даже, такой советский еще, как в фильме
с Гурченко. Прикинь?
ТОЛЯ. Ты идиот. Это мой китч, особенность. Отличительная фишка. Вообще дурак. И к чему ты это
сказал?
АРТЕМ. Просто так. Чтобы разрядить обстановку.
ВАСЯ (Кристине). Кристина, ты какая-то скучная... Не пьешь, и вообще…
КРИСТИНА. Сейчас я уйду спать. Сегодня устала. Если вы ко мне зайдете, я вас чем-нибудь огрею,
честно.
Звонок в дверь. Кристина в дверях сталкивается с Женей и Юлей, вернувшимися с кухни, застыла.
Смотрит на Женю. Артем, как и Вася, принял радостное выражение лица. Толя еще не пришел до
конца в себя от оскорбления…
АРТЕМ. Ногина привели. Наконец-то! (Толе). Иди открой.
Толя сначала хочет что-то сказать, но затем выходит, еще больше затихает.
ЖЕНЯ (Артему). Не трогай Ногина… Скажи ему просто… Этого хватит… И всё…
АРТЕМ. Без соплей твоих разберусь.
ЖЕНЯ. Это неправильно… Нужно ему только сказать…
ГОЛОС ХОРЬКОВА. Ну че, Ногин, проходи.
ГОЛОС НОГИНА. Ага!
ГОЛОС ХОРЬКОВА. Щас отметим!
ЖЕНЯ (неуверенно). Тёма, не надо… Я против…
Артем бросает гневный взгляд на Женю. Толя вместе с Хорьковым и Ногиным входят в комнату.
Хорьков – долговяз и - в общем – выглядит неприятно. Ногин – в очках, с длинными черными
волосами, производит странное впечатление и почему-то тоже несимпатичное. Он входит с
тортом и шампанским в руках.
ХОРЬКОВ (кивает на Ногина). Я эту сволочь достал.
НОГИН (удивленно). Что?
АРТЕМ. Сволочь ты, говорит он. Не предупредил, что у тебя праздник даже.
17
НОГИН (облегченно). А-а-а…
ТОЛЯ (смеется). Ты че как к матери невесты к нам – с тортом да с шампанским?
НОГИН. Да это я вам! Типа отметить… Не каждый же раз удается грант выслужить! (Ставит всё на
стол).
АРТЕМ. Дак этого добра и у нас навалом. Это ты правильно сказал про себя - выслужить…
НОГИН (осматривается). Уже… Ну, я вижу. Ребята, я сегодня не пью!
ВАСЯ (тоже смеется). Да мы и не приглашали!
Ногин неуверенно хихикает.
АРТЕМ (Хорькову). Хорьков, давай садись. Че встал в проходе? Ты-то хоть приличный человек?
ХОРЬКОВ (проходит в комнату). А то!
АРТЕМ. Ну тогда пей!
ХОРЬКОВ. Делов-то! (Берет первую попавшуюся бутылку, пьет из горла).
АРТЕМ (Ногину). Как мы за тебя рады… Ты даже не представляешь…
НОГИН. Конечно, парни! Такой труд проделан… Я даже не ожидал, что вы пригласите… Я давно
хотел в вашу компанию попасть ближе… Думал, вы не очень хотите…
АРТЕМ. Дак а как же! Мы очень заинтересованы…
ВАСЯ (хихикает). А Мышь-то как заинтересован – да, Тёма?
НОГИН (насторожась). В смысле?
АРТЕМ (радостно). Та-а-ак… Картина начинает проясняться, да?
НОГИН (боязливо). Я не понял, ребят…
ТОЛЯ. Сейчас поймешь всё.
Артём, Толя, Вася и Хорьков обступают Ногина.
НОГИН. Ребят, я не понял…
АРТЕМ (издевательски). Может, присядешь все-таки и ты, а? Ты, наверное, набегался? Всем же
надо разболтать че-нибудь о нашей компании, а?
НОГИН (заикаясь). Нет, спасибо. Я ни-ничего не разбалтывал! Вы о чем?
АРТЕМ. Да ладно. Мы же обязательно узнаем завтра о какой-нибудь твоей очередной мелкой
подлянке, или ты нас разочаруешь на этот раз?
НОГИН. Слушайте, ребята, я не понял, мне он сказал, вы поздравить меня хотели? Я сегодня не
совсем готов. Мне надо завтра вставать рано. У меня там столько дел. Мне диплом сдавать, я еще
конспекты не систематизировал к экзаменам.
АРТЕМ. Слушай, действительно, сколько же у тебя дел… Действительно, надо бы тебя отпустить. А
то я буду испытывать чувство раскаяния завтра, да?.. Совесть загрызет…
НОГИН. Артём, я ничего не знаю…
АРТЕМ. Я вот только одного не понимаю. Ты че свое бесценное время тратишь на трескотню по
углам? Тебе же надо выслуживаться в универе, зад лизать начальству? Тебе нос нравится совать в
чужие дела, или че? У самого ни хрена личной жизни нет? Куда лезешь-то?
НОГИН (делает непонимающий вид). В каком смысле?
АРТЕМ. Не коси под дурачка, ты же всё понимаешь.
НОГИН. Ребята, мы все должны решить цивилизованно. (Судорожно). Нет, что я говорю, - мы
вообще ничего не должны решать!
АРТЕМ. Ногин, я знаю, это ты сделал. Как бы ты ни увиливал, я все знаю.
НОГИН. Да в каком смысле?
АРТЕМ. Не строй невинную овечку.
ВАСЯ. Мы щас тебя поджарим – будешь вертеться, как уж. (Смеется).
НОГИН. В каком смысле?! Та-а-к, я пошел… (Пытается убежать).
ХОРЬКОВ (преграждает ему путь). Куда?
АРТЕМ. Тебя давно вычислили. Ты думаешь, мы бы просто так это дело оставили? (Трагически).
Посмотри на Мышь!
НОГИН. Что?
АРТЕМ. На Мышь посмотри!! Че ты сделал с человеком, сука, падла, а?
НОГИН. Да я не в курсе! (Делает жалостливое лицо, почти плачет). Ну отпустите, а? Мы же с вами
почти друзья, мы же почти в одной компании, ну?
18
АРТЕМ (еще более преувеличенно-трагически). Мышь же разговаривать перестал. Ни во что не
верит больше. Это ты, татарская рожа…
НОГИН. Попрошу не трогать мое происхождение!
АРТЕМ. Че-е-е?
НОГИН (трусливо). Да нет, ничего, ничего.
АРТЕМ. Я говорю, это ты его девушке рассказал, что он с другой встречается, а? Зачем? Можешь не
отвечать. Мы уже всё знаем. Доказательства на руках. Какого ты наврал? Лера же ушла от Мыши
после этого, даже слушать его объяснений не стала. А он любил ее! Они же че-то вроде идеальной
пары были! Ты вообще знаешь, как это, - когда тебя оклеветали? Случалось хоть раз?
НОГИН. Я ничего не говорил!
ХОРЬКОВ. Я сам вычислил, придурок!!
НОГИН. Да не говорил я!! Ну правда! Ну ребята! Давайте я домой пойду?
ВАСЯ. Давайте лучше бить уже его будем, а то скучно!
АРТЕМ. Тебе же всегда – лишь бы мелкую пакость сделать, лишь бы что. Я в армейке таких, как ты,
червяков мерзких, только так мутузил. Вы все такие – татары. Лишь бы из-за угла.
ТОЛЯ. Слушай, Тёма, прекращай болтать, я тоже татарин – и че? Националистические свои лозунги
хватит применять. И вообще – мы исконно жили в России, понял? Это тут совсем не причем. У тебя
откуда это пошло вообще? Ты когда напиваешься, вечно эту муть националистическую несешь. Ты
бы еще на «Русский марш» вышел. У меня даже про это есть, кстати. Бывает, я вижу - в лодке плывет
олеандр / Но скорость времени от меня убегает / Я не люблю здесь жить, я почти замерз / Вернуться
– это как поменять происхождение.
АРТЕМ. Че за фигня? Это о чем вообще? Мы тут вообще не про это. Ты сам муть несешь. Хватит
щас свои стихи читать. Это ответственный момент!
ВАСЯ. Короче, мне уже надоело, я пойду пить, пока вы препираетесь.
АРТЕМ. Стоять! Мне просто нужно, чтобы эта скотина созналась. Я готов давить любыми методами,
я предупреждаю. (Ногину). Говори – ты или не ты сплетни своим языком распускал? У тебя же у
одного он как помело. Если скажешь честно, бить не будем.
НОГИН. Сомневаюсь…
ХОРЬКОВ. Говори или я долбану!! Без предупреждения!!
НОГИН (испуганно). Ну, я сказал… Я так думал… В смысле, слышал… Ну че, ниче страшного же
не случилось.... Это же все знали… Ну сказал, ну... Мне передали вообще! Это Симагин вообще! Я
вообще случайно узнал… Просто Симагин мне сказал, а я же как друг помочь хотел… Теперь
отпустите, мне идти надо…
АРТЕМ. Вот гадина, падла, тварь. Я так и знал! Окружай его!
Хорьков, Вася, Артем и Толя снова окружают Ногина.
КРИСТИНА (громко). Перестаньте! Вы что делаете? (Ногину). Уходи скорее!
ХОРЬКОВ. А ты не лезь, женщина!
КРИСТИНА. Вы уроды какие-то моральные! Не трогайте его!
ХОРЬКОВ. Это кто такая ваще? Пусть заткнется!
КРИСТИНА. Сам заткнись!
ХОРЬКОВ. Вот сука!
КРИСТИНА. Пошел вон!
АРТЕМ (Хорькову). Ты ее не трогай, а то сам по роже получишь. (Кристине). Кристиночка, не
вмешивайся. Это мужские дела. У нас здесь свои счеты. Дело не твое. Просто не лезь. (Хорькову).
Держи его сзади.
Хорьков хватает Ногина сзади, скручивает ему руки. Артем делает первый удар – бьет Ногина
ботинком в живот. Все происходит стремительно. Никто ничего не успевает понять.
КРИСТИНА (кричит). Перестань! (Жене). Скажи ему!
Женя отворачивается, не смотрит.
АРТЕМ. Давайте, парни. Надо этого козла проучить.
Вася, Артем и Толя бьют Ногина, кто как. Мышь сидит в полном безразличии в углу, наблюдает
эту сцену.
ЮЛЯ. А можно мне тоже?
19
КРИСТИНА. Хватит!! (Подбегает к Ногину). Прекратите! Я сейчас меры применю!
АРТЕМ (смотрит на Кристину, остальным). Закончили. Ну, ладно. (Ногину). Так тебе и надо. Я бы
тебя вообще удолбал тут. Только я щас в отличном расположении. Тебе помогли. (Кивает на
Кристину). Она мне нравится. Отчаянная. Не раз же уже такое было с тобой, и все равно лезешь. Кто
в универе на меня три года назад накапал, а? Восстанавливаться пришлось - и армейка. Такую
подлость и сапогом из тебя не выбьешь. Стукач хренов.
ВАСЯ (смеется, подходит к Ногину, подает ему руку). Давай вставай. Поразвлекались и хватит.
ТОЛЯ (Ногину). У нас же Мышь в депрессии, ты пойми. Ты осознай, так нельзя. У тебя с Мышью
конфликт, а ты мстишь так. Ладно бы, если бы правда еще. А так мелко… Подлость не рождает
товарищество / Через нее не рождается пятый элемент / Красить зубы будет весело, только когда все
уйдут / Никогда ни о чем не вспоминай – или о тебе забудут... Круто, да? Совсем свежее. Ты меня
вдохновил.
АРТЕМ (Ногину). Давай, вали отсюда. (Хорькову). Спасибо, бро. Останешься?
ХОРЬКОВ. А че бы нет?
АРТЕМ. Ну и отлично!
ХОРЬКОВ. Че тока с этим делать? (Показывает на Ногина). Бросить вообще в канаве где-нибудь, а?
(Смеется).
Ногин пытается встать, Кристина ему помогает.
КРИСТИНА (Ногину). Надо скорую вызвать!
НОГИН. Не н-н-надо! Я сам дойду!! Не надо ничего вызывать!!!
АРТЕМ. (Васе). Васян, иди выбрось этого за дверь. Скорей давай.
НОГИН. Я сам выйду! Не надо, ребята… Все нормально… Я сам выйду… (Кристине, со злостью).
Помогать не надо!!!
АРТЕМ (агрессивно, Ногину). Ты мне тут еще поговори на нее!
Вася идет в коридор, выталкивает Ногина за дверь. Тот, прихрамывая, уходит. Артем, Вася,
Хорьков, Юля, Толя и Женя остаются в этой комнате. Кристина уходит в соседнюю, хлопает
дверью. Все веселятся, Женя ставит новую пластинку.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Кристина – в комнате. За дверью остаются крики, песни под гитару, много алкоголя, затем звучит
музыка, которую Кристина сразу узнает. Она садится и слушает, очень внимательно. Входит
Женя, нерешительно и почти несчастно.
ЖЕНЯ. Извини меня…
КРИСТИНА (резко). За что?
ЖЕНЯ. Не знаю, просто извини. Вдруг что не так.
КРИСТИНА. Ты зачем включил эту песню?
ЖЕНЯ. В смысле?
КРИСТИНА. В прямом. Зачем включил?
ЖЕНЯ. Ну… Мне просто захотелось.
КРИСТИНА. У меня от нее воспоминания, мне ее нельзя слушать.
ЖЕНЯ. Извини.
КРИСТИНА. Перестань извиняться, я же тебе не мать или какой-нибудь другой важный элемент.
ЖЕНЯ. Какой элемент?
КРИСТИНА. Ну, твоего существования.
ЖЕНЯ. Нет, ты важный.
КРИСТИНА. Странно. Если вспомнить, я от тебя ни одной новости не получала за все это время.
ЖЕНЯ. Ты же сама сказала, что не хочешь…
КРИСТИНА (перебивает). Сама, сама… А где твоя воля?
ЖЕНЯ. Ну зачем я бы стал?.. Если ты не хочешь. Я не вижу смысла..
20
КРИСТИНА. Из одного сумасшедшего дома в другой. Меня сначала твои друзья даже
заинтересовали, но сейчас… Неприятно с тобой разговаривать теперь, я жутко злюсь, я не понимаю,
как так можно.
ЖЕНЯ. За что ты злишься?
КРИСТИНА. Почему ты ничего не сделал?!
ЖЕНЯ. Когда?
КРИСТИНА. Сейчас! Они там просто били этого человека. Я же слышала, что ты говорил. Ты ведь
был против. Почему ты не заступился, даже хотя бы когда я сказала?
ЖЕНЯ. Ногин тоже неправильно поступил…
КРИСТИНА. Какая разница?! Разве это причина его бить? Боже, я смотреть на тебя не могу. Всем
скопом на одного! Ты же не считал, что это правильно! Я не представляю, как это, - поднять руку на
человека. На человека, понимаешь?!
ЖЕНЯ. Но я же не бил…
КРИСТИНА. Да, ты просто наблюдал! Я поняла: ты какой-то конформист!
ЖЕНЯ. Это разве повод злиться на меня?
КРИСТИНА. Я не злюсь!
ЖЕНЯ. Ты только что сама сказала…
КРИСТИНА. Да, я не злюсь, я просто дико, дико, дико разочарована.
ЖЕНЯ. Ты не понимаешь, я ничего не смог бы сделать, даже если бы попытался. Я предпочитаю
наблюдать и вмешиваться только тогда, когда реально можно что-то изменить…
КРИСТИНА. Ты просто предпочитаешь не вмешиваться! Всё! Я ухожу отсюда! Хотя нет… Сначала
ты уйди. Я могу переночевать здесь сегодня, не хочу возвращаться домой. Так что когда будешь
уходить, закрой дверь.
ЖЕНЯ. Но я не собираюсь уходить…
КРИСТИНА. А придется!
ЖЕНЯ. Кристина, ты поступаешь неправильно… Ты приходишь и вмешиваешься в налаженную
жизнь… У нас же здесь свои установки, я же их лучше знаю. Если я буду против, мне придется уйти.
Но мне негде жить…
КРИСТИНА. Да, я тебя поняла. Ты можешь только произносить фразы, только говорить и можешь, и
больше ничего. Ни на что не способен, ни на какое действие.
ЖЕНЯ. А ты меня все время обвиняешь, так было всегда! Ты не вникаешь в меня, не слышишь.
КРИСТИНА. Знаешь, в чем причина моего разлада, - знаешь, как я это определяю? Мне, в общем-то,
действительно не нравятся люди. Я разочарована в людях. Я не понимаю, как им можно верить, если
они способны на такое. И не только они. И я способна. Я ведь тоже ничего не сделала. Я же не
революционная, я не побежала на баррикады, понимаешь? Это в метафорическом смысле.
ЖЕНЯ. Ты все равно другая…
КРИСТИНА. А ты не думаешь – может, у меня что-то типа морального потрясения сейчас, может, я
с тобой не могу разговаривать?
ЖЕНЯ. Я не уйду.
КРИСТИНА. Какой ты упрямый… Ну не хочу я говорить с тобой, не хочу тебя больше слушать.
ЖЕНЯ. Если хочешь, я замолчу. Только скажи.
КРИСТИНА. Хочу!
Женя молчит, Кристина начинает ходить по комнате.
КРИСТИНА (через некоторое время). То есть ты пришел, чтобы молча постоять, я правильно
понимаю? Это твое нормальное состояние?
ЖЕНЯ. Но ты же сама попросила…
КРИСТИНА. Ну и что. Ну и что, к черту. Ты считаешь, что, раз я пришла, то обязана теперь с тобой
говорить, обязана тебя развлекать.
ЖЕНЯ. Ты ведь пришла сама…
КРИСТИНА. Это меня ни к чему не обязывает. Я могу встать и уйти. Сейчас хочу так, а через
минуту - по-другому, и никто мне не указ, особенно ты. Оставь меня в покое. (Раздраженно,
автоматически). Уловил аллюзию?
ЖЕНЯ. Какую аллюзию?
21
КРИСТИНА. Ну так Грета Гарбо сказала, когда из кино уходила.
ЖЕНЯ. Это кто?
КРИСТИНА. Что? Ты не знаешь, кто такая Грета Гарбо?.. Какой ты невежественный. Не знать, кто
такая Грета Гарбо – чем вы тут тогда вообще занимаетесь?
ЖЕНЯ (с ноткой злости в голосе). Представляешь, я и Лермонтова не читал. И даже «Евгения
Онегина». Образовываться стал слишком поздно, да и начал не с того. Не прививали никогда
раньше. Своей линией шел. Ты мне когда «Тошноту» порекомендовала, у меня как будто бомба в
голове взорвалась. Я же себя в ней узнал.
КРИСТИНА. Тогда ты только Есенина любил. Я помню.
ЖЕНЯ. Я и сейчас, может, только его и понимаю до конца, и больше никого.
КРИСТИНА. Но ты - все равно - много старался говорить – о чем-то другом. Мне, может, только это
и понравилось в тебе тогда.
ЖЕНЯ. Просто хотел казаться лучше.
КРИСТИНА. То есть ты не уйдешь сейчас?
ЖЕНЯ. Не уйду.
КРИСТИНА (перестает ходить, садится на кровать). Ну, что с тобой сделать. Садись, раз
остаешься. Раз от тебя не отделаться теперь.
ЖЕНЯ (садится рядом). Ты когда-нибудь серьезно думала о самоубийстве?
КРИСТИНА. О феномене самоубийства? Конечно, думала. Это интересный вопрос – что толкает
личность на…
ЖЕНЯ (перебивает). Нет, не о феномене. О своем самоубийстве когда-нибудь думала серьезно?
КРИСТИНА. Что? Нет, конечно. Я могу понять людей, которые совершают самоубийство – видимо,
в какой-то момент их жизнь становится настолько невыносимой, что уже не может сдержать ничто.
Но сама… Иногда мне приходят какие-то мысли в голову, но чтобы серьезно…
ЖЕНЯ. Я думал. Думал, как бы прострелить себе висок, если бы было оружие. Представлял, из чего
это лучше сделать – из дробовика или пистолета. Это наиболее дерзкий способ самоубийства, помоему, наиболее правильный. Как влепить пощечину миру. Или подвеситься на веревке в коридоре
на худой конец.
КРИСТИНА. Это неэстетично.
ЖЕНЯ (усмехается). Наверное. Толко я столкнулся с проблемой, что не знаю, как это делается, как
кончать с собой. Понимаешь, в Интернете можно даже найти пособие по лучшим способам
самоубийства или прочитать про самые оригинальные. Это ведь как сбежать от всех проблем сразу,
просто самоустраниться. (Кристина начинает смеяться, Женя смотрит на нее непонимающе).
Может, я сейчас и смешные вещи говорю, да.
КРИСТИНА. Ты не понимаешь. А что, если тебе придется вернуться сюда? Тогда все, что ты
изобретаешь, не поможет.
ЖЕНЯ. Ты что, веришь в перерождение?
КРИСТИНА. Кто знает? Возможно, мы и не уходим навсегда. Есть какое-то внутреннее ощущение,
которое говорит мне, что жизнь все-таки имеет свой вектор развития.
ЖЕНЯ. А мне кажется, существует только пустота…
КРИСТИНА. Возможно, но тогда все принимает настолько абсурдные очертания, что даже трудно в
это поверить. К тому же, не думаю, что ты вообще способен на самоубийство.
ЖЕНЯ. Это почему еще?
КРИСТИНА. Не хватит духу… (Смотрит на Женю пристально, внезапно проводит рукой по его
лицу). Неужели тебе уже двадцать пять лет?
ЖЕНЯ (напряженно). Двадцать четыре.
КРИСТИНА (резко убирает руку). Это странно, видеть, например, на экранах телевизоров или
мониторов тех, кто уже младше тебя, - и не верить - неужели я переросла какой-то порог... Помнишь,
как ты боялся этой цифры?
ЖЕНЯ. Я и теперь боюсь. Жизнь утекает, словно вода в песок. Время поджимает, скоро уже большой
рубеж. Уже не мальчик, а все так же ничего нет. Не могу перестать думать об этом и поэтому еще
больше замыкаюсь.
КРИСТИНА. Артем сказал – ты бросил институт?
22
ЖЕНЯ. Пришлось.
КРИСТИНА. Зачем?
ЖЕНЯ. Журналистика – не для меня, я это очень четко осознал в какой-то момент – когда
потребовали написать хвалебную статью для университетской газеты об одном дерьмовом
спектакле, от которого я засыпал два часа подряд. И я написал. Наступил себе на горло, но написал.
И меня переклинило с того момента. Я подумал – ради чего мне тратить лучшие годы своей жизни
на то, чтобы так и не суметь состояться, чтобы врать, - даже здесь, в какой-то мелкой и
незначительной… В общем, сначала хотел перевестись на заочное, но решил, что смыла нет. В то
время еще чувствовать себя стал плохо, ходил, как во сне, - ну, как сейчас... Просто что-то началось.
Не знаю, поймешь ли ты. Это сильнее меня оказалось на самом деле. Кажется теперь, что все падает
из рук, что я ничего не контролирую в своей жизни. Наверное, надо найти себя в чем-то другом, чтото же должно спасать.
КРИСТИНА. Я уже совсем забыла, что сегодня слишком зла на тебя, но теперь вспомнила обратно…
ЖЕНЯ. Кристина, не оставляй меня сейчас – ты даже не представляешь, как много у меня проблем.
КРИСТИНА. Я не понимаю, ты ищешь опору во мне – или что? Или тебе нужен совет?
ЖЕНЯ. Не знаю… Может быть…
КРИСТИНА. Так что тебе нужно?
ЖЕНЯ. Я хочу просто говорить с тобой… Мне нравится говорить именно с тобой... (Пауза).
Послушай меня, Кристина. В тебе что-то есть. Мне кажется, я хотел бы быть похожим на тебя –
какими-то качествами характера. Ты когда-нибудь чувствовала себя слишком маленькой по
сравнению с кем-то?
КРИСТИНА. Нет.
ЖЕНЯ. А мне… Мне знакомо это чувство… Я так чувствую себя даже с тобой. Как будто мне
хочется, чтобы ты была немного слабее… Есть такое выражение – «жажда жизни», я его где-то
слышал…
КРИСТИНА. Так называется роман Ирвинга Стоуна о Ван Гоге.
ЖЕНЯ. Да?.. Может быть. Мне очень нравится это выражение. Я бы хотел, чтобы эта жажда жизни
была во мне.
КРИСТИНА. Я, я, я. Ты все время говоришь о себе. Я ненавижу в тебе это. Думаешь, я такая же?
(Смотрит на Женю, ждет). Возможно… Мы, особенно в нашем веке, не умеем слушать. Или
слушаем – но, действительно, не слышим. Классика жанра – никак не получается выбраться из круга
причин и следствий. Ты не слышишь меня, и между нами стена. Это смешно, это комедия сейчас.
Это как у Чехова. (Встает, подходит к двери, прислушивается). Они затихли.
ЖЕНЯ. Может, ушли куда-то. Вряд ли заснули. Они так рано не спят. Обычно часов до четырех ночи
не могут успокоиться.
КРИСТИНА. Да, не думаю, что так рано. Наверное, потеряли тебя.
ЖЕНЯ. Нет, не думаю. Им безразлично, кроме Юли. Но мне безразлична она… Живу с ними как с
чужими. Мне ведь только с Мышью и удается поговорить – и то только потому что он почти не
разговаривает. У него своя концепция мира. Остальные считают меня ненормальным.
КРИСТИНА. А у тебя – есть своя концепция?
ЖЕНЯ. Сомневаюсь…
КРИСТИНА. Я знаю. Человек должен жить правильно, должен настроить себя. У каждого должна
быть своя концепция, свой конструктор, свое понимание смысла. Иначе разрушается основание, а
мы не можем жить без опоры. (Задумчиво). Но почему-то пока не получается жить, как надо… Это
если быть с собой честной. Или чего-то не хватает, или характер не позволяет. Как-то я не могу
разобраться в своих чувствах до конца… Слишком давно всё было.
ЖЕНЯ. А кто определит, что такое «правильно жить»?
КРИСТИНА. Ты сам для себя и определишь. Если чувствуешь вину за собой, то точно живешь
неправильно. Я чувствую, что уже столько ошибок в жизни сделано… Это самое тяжелое, когда
чувствуешь вину. Мне иногда кажется – со мной никому не комфортно, никому не мягко. Ненавижу
себя, потому что наращиваю трудности, чего-то требую от людей. А сама? Что сама могу дать? У
меня к себе слишком много претензий, наверное, чтобы чего-то ждать от жизни. Нужно сначала
23
научиться с собой разговаривать. Надо прекращать думать. Приходится пробивать себе дорогу в
жизнь, потому что никто ведь не помогает. А эти все мысли – лишние, отвлекают…
ЖЕНЯ. В детстве всё казалось проще – стать лучше, применять к жизни какие-то идеалы. Но чем
старше становишься, тем больше все распадается. Каждый день приходится идти на компромиссы с
совестью.
КРИСТИНА. Да, я видела, как ты только что пошел.
ЖЕНЯ. Я же извинился перед тобой…
КРИСТИНА. Передо мной не надо. Меня ногами не били. Хотя ты бы и за меня не заступился…
Оба молчат.
ЖЕНЯ (с подавленным видом). Я, наверное, лучше пойду...
КРИСТИНА. Иди.
ЖЕНЯ. Пойду. (Продолжает сидеть). Никак не могу решиться на значительный шаг.
КРИСТИНА. Ну иди же, иди.
ЖЕНЯ. Тебе просто трудно понять меня. Если бы у тебя столько произошло… Я хотел сказать - пять
месяцев назад погиб мой друг. Я до сих пор не могу прийти в себя. Это как цепочка, где одно
накладывается на другое. Не понимаю, откуда берутся слова, всё так банально выходит, когда
начинаю говорить. Мне сейчас трудно остановиться, извини. Слишком нервничаю. И все время это
ощущение, что я что-то делаю неправильно. Все потому, что ничто не приводит к нужному
результату, наверное. (Встает). Я лучше действительно пойду. (Направляется к двери,
останавливается). Тебе, правда, трудно понять. У тебя слишком просто всё в жизни.
КРИСТИНА. Откуда ты знаешь?!
ЖЕНЯ. Ну, я…
КРИСТИНА (раздраженно). Ты вообще ничего не знаешь о моей жизни! Тебе это никогда не было
интересно. Лишь бы о себе, только одно «я» свое и видишь. И что же ты так уходишь? Может, тебе
есть, еще на что пожаловаться, а? Давай обсудим все твои проблемы, ты же на приеме у
психоаналитика сейчас.
ЖЕНЯ. Извини.... Я не хотел тебе жаловаться. Я знаю, как я жалок сейчас. Извини, что все не так
прошло. Не так, как было нужно… Мне, правда, жаль…
КРИСТИНА. Господи, как бы я хотела вернуться в состояние «неведения» - когда я о тебе ничего не
знала и можно было только представлять! Это было легче. Я тебя понимаю, но не могу принять. Ты
меня принимаешь, но не можешь понять. Я так это чувствую. Мне раньше казалось, я знаю о тебе
абсолютно всё. Всё, что правда и что неправда. Теперь понимаю - особенно, что неправда. (Зло). Ты,
кстати, плохо выглядишь.
ЖЕНЯ. Да, извини… Я ничего не успел с собой сделать.
КРИСТИНА. И этот ужасный свитер. Его давно нужно было выбросить. Ты дискредитируешь себя
этим свитером, пойми.
ЖЕНЯ. Извини.
КРИСТИНА. Перестань извиняться, это выглядит ужасно!
ЖЕНЯ. Я не знал, что ты придешь. Я не успел…
КРИСТИНА. А мне ты почему ничего не скажешь? Ну? Как я выгляжу?
ЖЕНЯ (с трудом подбирает слова). Ты… Ну… Это… Тебе уже Артем сказал…
КРИСТИНА. Артем, Артем. Причем здесь Артем? Я спрашивала тебя. Хватит прикрываться другими
людьми. Боже! Ты даже не представляешь, какая пропасть стоит между тем, что я говорю сейчас, и
тем, что хочу сказать.
Распахивается дверь. В комнату входит Артем, уже окончательно пьяный.
АРТЕМ (бодро). Вы здесь.
КРИСТИНА (раздраженно). Мы думали, вы все ушли или заснули.
АРТЕМ. Нет. Я не пошел. Остальные вышли. Прогуляться. Вы не слышали? Они звали. Юлька
переживала. А вы всё вместе. Вы уже вместе. Вы не поверите. Я хочу лежать и слушать крики волн.
Это заманчиво. (Кристине). Как тебя к нам занесло? Милая Кристина, у меня совсем нет денег. Ты
не одолжишь? Надоело жить вот так. (Жене). А ты че смотришь? Выйди. (Кристине). У него тоже
нет денег. Мне приходится брать у Насти. Настя – это моя девушка, она сейчас в отпуске во
Вьетнаме. Ты знаешь, что во Вьетнам сейчас дешево? Там билеты ниже, чем в Турции. Но я в
24
Турции не был. Мне не нравится у нее брать, но что делать. (Показывает на Женю). Ты думаешь, он
не берет? Еще как берет, она его кормит. Даже в кино на свои водит, когда они выбираются.
ЖЕНЯ. Я не беру у нее на кино.
АРТЕМ. И на кино, и на всё остальное берет. Зарабатывать трудно в наше время, когда ты
творческая личность. А важнее денег ничего нет. Деньги и революции управляют миром. Я тут такое
написал. Я тут так обличил. Весь режим. Я покруче всех этих рэперов ударю, когда настанет нужное
время. Пока выжидаю. Если ты творческая личность, приходится выжидать. Короче, денег – ноль.
Без денег ты ничто, поэтому приходится брать. Мать высылать стала меньше. Я так расстраиваюсь.
Отец же его слег. Помирает медленно. Я уже говорил. Я типа не ничто, я такой парень значимый, но
жизнь – такое дерьмо... Когда нечего надеть, чувствуешь себя червяком. (Показывает на Женю).
Смотри, он все еще вещи мои носит. Просто искореженная копия. Я смотрю на него. Ухудшенная
копия меня. Вот Толян говорит, надо войти в историю, со следом. Потому что если о тебе говорят,
ты чего-то стоишь. Так он замечает. Я как-нибудь состоюсь все-таки, надо только...
КРИСТИНА. Сколько мусора у тебя в голове.
АРТЕМ. Это не мусор. Это правда. Это факт. А тебя не тошнит от того, что мы все как грязь под
ногами? Мне вот блевать хочется. Я когда смотрю на заголовки газет, переворачиваю свою жизнь
просто.
КРИСТИНА. Я так не воспринимаю. И вообще, ты пьян, я не хочу с тобой разговаривать. Выйди.
Прямо сейчас. Меня тошнит не от этого, а от имитации жизни, от тебя.
АРТЕМ. Вот у тебя есть деньги?
КРИСТИНА. Уйди.
АРТЕМ. Нет, ты скажи.
КРИСТИНА. Уйди.
АРТЕМ. Есть у тебя деньги?
КРИСТИНА. Есть!
АРТЕМ. Кто дал?
КРИСТИНА. Я сама заработала, понял?
АРТЕМ. Ой, да ладно. Легла, под кого надо, и всё. Не верю я, что девка может заработать. Только
обходными путями. В наше время всё обходными путями делается. Вот ты думаешь, я че, учителем
математики пойду? А че? Куда еще идти-то? Я из армии вернулся в августе. Мне нужно
восстановиться успеть. У меня, может, психологическая травма.
ЖЕНЯ. Ты же на балалайке в оркестре служил, какая травма?
АРТЕМ. Между прочим, это было мое лучшее время! Я там даже никогда не думал. Там все знают,
че надо делать, и трудно думать о завтрашнем дне. Я вообще стараюсь не думать – от этого одни
проблемы…
КРИСТИНА. Так, я это слушать не собираюсь. Это беспредел какой-то. Алкоголики и тунеядцы, все
как из Советского Союза. Я не буду думать об этом, мне это неинтересно, некрасиво в конце концов.
(Подходит к двери, Артёму). Выпусти меня.
АРТЕМ (не отходит от двери, не открывает). Выходи.
КРИСТИНА. Выпусти меня, сказала.
АРТЕМ (с подозрением). А ты, Кристина, вообще - кто по национальности? У тебя же какая-то
народность другая, сразу видно.
КРИСТИНА. Моя народность – это не твое дело.
АРТЕМ. Я приезжих ненавижу, если че.
КРИСТИНА. Я не приезжая, и выпусти меня сейчас же! (Пытается оттолкнуть Артема).
АРТЕМ (не двигается с места). Меня раздражают башкиры. Знаешь, больше всего я башкирцев и не
люблю. Уже всё предвещает - нас когда-нибудь резать начнут. Надо закрывать границы, пока не
поздно. Страна принадлежит нам.
КРИСТИНА. Да кому – нам? Вот кому – нам? Таким, как ты, что ли? (Жене). А ты что стоишь?
Скажи ему!
ЖЕНЯ (Артёму, без выражения). Давай заканчивай, слушать тебя уже надоело.
АРТЕМ. Да ладно вам.. Жизнь всех поставит на колени в итоге. Вот посоветуй, Кристина, если ты
такая умная, где мне найти работу.
25
КРИСТИНА. Мне без разницы.
АРТЕМ. Какая ты грубая… А я уже нашел на самом деле. Реально учителем пойду. Устроюсь в
гимназию частную – главное, чтоб без нерусских. Там надбавки щас платят за культурно-массовый
сектор. Буду таким центром коллектива. А этот придурок, братец мой, знаешь, че он придумал? Едет
на раскопки летом. В какой-то глухой Томск. Там вообще – кто-то живет? Мне вот главное –
закончить. Меня выперли в прошлый раз, пришлось в армейку. Ну, ты уже поняла эту историю.
Кристина молчит.
АРТЕМ. Че ты молчишь?
КРИСТИНА. Не хочу разговаривать. Ты мне неприятен.
АРТЕМ. Ну молчи. Я все равно скажу. Я ему говорю, чтоб возвращался в Буланаш. Че ему здесь
делать, если он все равно ниче не делает?
ЖЕНЯ. Я просто нигде не могу найти работу…
АРТЕМ. Ты просто ее никогда не искал. Ну ладно, вру. Один раз было. Он сам рассказывал.
(Смеется). Не, я не могу. Ржу просто. Это такая умора, ты не представляешь, Кристина. Я думаю –
он больной, или че? Ты прикинь - пришел в магазин кроссовок – то ли «Найк», то ли еще че-то
подобное, неважно - стал перемерять все размеры, и говорит – дайте сорок второй, сорок третий – и
так пар пять перемерил, и все типа не подходят. Потом привязался к продавцу – говорит, вы
неопрятный какой-то – а сам весь лохматый, как с бодуна, да он и вправду с бодуна был, после чего
позвал менеджера и подробно изложил, че не так с их магазином, и рассказал о типа возможных
путях развития. А в конце добавил, что не прочь бы поработать у них! Не, ну вообще! Это вообще –
нормально? Не, ты как считаешь? Он идиот?
ЖЕНЯ. Это был творческий подход. Я, по крайней мере, не плевал в гамбургеры и слабительное не
подкладывал в молочные коктейли, как делал ты, когда работал в общепите.
АРТЕМ. А че? Я и тебе подкладывал, ты не думай. (Смеется). А еще у нас было. Тоже круто. Толян
на телефоне в службе доверия пытался работать пару месяцев, пока его не выгнали. Он за это время
все номера телефонов самые интересные фиксировал, а потом звонил с разных номеров и издевался
над некоторыми из звонивших, для каждого свою манеру выбирал. Там один суицидник был, такой
фрик. То есть он ненастоящий суицидник, а так – только говорил о самоубийствах, помешан был.
Так Толян его достал, каждый день звонил и не по разу, пока не устал от этого. Он вдохновение
черпал. Уже потом на него жалобы пошли в компанию, его вычислили и уволили. А жаль. Крутое
время было, веселое. Я вот тогда думал – интересно, это здорово – умирать? Кто-нибудь из вас
вообще что-нибудь знает о смерти? (Жене). Ты че молчишь, ты же там книжки всякие читаешь, че в
них пишут?
ЖЕНЯ. Я ничего не знаю о смерти.
АРТЕМ. Я вдруг устал с вами. Я, похоже, намеренно разлагаю себя.
ЖЕНЯ (Артёму). Ты себя разлагаешь, а меня в никуда ведешь...
АРТЕМ. Я тебя никуда не веду. Я никого никуда не веду. Пока. Но настанет день. Я точно знаю. Мои
планы осуществятся. Разгорится пожар. Че-то я много раскрылся сегодня. Че за день вообще?
(Жене). Ты умеешь только упрекать, понял? Может – вообще – уйти быстро и незаметно – это твой
предел? Я чувствую, ты родился для этого. Попробуй.
ЖЕНЯ. Вот Кристина говорит… Если могут существовать другие планеты с иными формами жизни,
это все равно ничего не будет значить, понимаешь?
АРТЕМ. Ты че плетешь? Ну и хренотень. Только мы тут есть. А ты, Кристина, думаешь, он какой-то
исключительный? Вот уж прямо все поражены. Он же весь обкуренный перед тобой сидит сейчас.
Думаешь, я пьяный? Да он такой же. Вы прямо на него смотрите, как на особенность. Да он ни о чем.
Вообще. Это я тебе говорю. Я че-то понимаю в этой жизни, у меня опыт. Вот серьезно. Совет
послушай. Уходи. Ничего не надо ждать.
ЖЕНЯ. Я не обкуренный.
АРТЕМ. Если и нет, то в кой-то веки. (Внезапно приближается к Кристине, целует ее. Та ничего не
успевает осознать). Возможно, ты мне нравишься.
КРИСТИНА (отталкивает его). Отстань. Ты подлый. Может существовать и другой путь развития,
я это точно знаю. Я никогда не хочу жить так. Никто никого не любит, какая-то тупая
бесчувственность. Ненавижу, когда меня трогают, особенно незнакомые. Ненавижу, когда люди для
26
меня ничего не значат, и я для них – тоже. И даже если они чувствуют, а я – нет… Просто
невозможно это переносить. У меня жуткая брезгливость. (Артему). Выйди! Давай, быстро, выходи
отсюда! (Начинает выталкивать его). Быстрее, я сказала!
АРТЕМ (непонимающе смотрит, ему трудно воспринимать, пытается противостоять. Подумав).
Короче, я ниче не понял. (Кристине). Ты – это просто ужас. Ты мне просто нравишься. Я, в общем,
ненавижу государственность, это мое финальное. А вы какие-то невеселые. Я готов взорвать к
чертям целый город. Целый город! Я пойду. Мне надо разработать план. Я выброшен на эту планету
и стараюсь не сблевать. Не люблю, когда кто-то не любит меня. (Кристине). Я сам уйду!
(Направляется к двери, но останавливается у самого выхода). Может, ты еврейка?
Никто ему не отвечает. Женя и Кристина долго молчат, и Артем уходит. Кристина снова
начинает ходить по комнате, останавливается у каких-то вещей, смотрит. Потом подходит к
окну, наблюдает. Женя сидит молча.
КРИСТИНА. Ты что, траву куришь?
ЖЕНЯ. Иногда.
КРИСТИНА. Зачем?
ЖЕНЯ. Ну… Это нормально.
КРИСТИНА. Нет, зачем? Хотя мне безразлично, если честно. Боже. Как трудно себя контролировать.
Что-то во мне происходит в этот момент. Я как будто срываюсь с рельсов, чувствую крах, и никак не
могу этого остановить. Какая-то вера разрушилась, но нельзя жить без веры, без веры ничего нет.
ЖЕНЯ. Я сейчас читаю Ницше…
КРИСТИНА. При чем здесь Ницше?
ЖЕНЯ. Просто о вере…
КРИСТИНА. Я все знаю о Ницше. Мне твое мнение о Ницше неинтересно. Я не о религиозной вере
сейчас сказала.
ЖЕНЯ. Я понял.
КРИСТИНА. У нас диалог с тобой не получается. Ты любил когда-нибудь кого-нибудь?
ЖЕНЯ (очень неуверенно). Мне кажется… Я не умею любить…
КРИСТИНА. Вот как? Я недавно думала о чем-то подобном. Понимаешь, все эти обиды, страхи,
разочарования, меланхолии, которые люди привыкли воспринимать за любовь, – это в любом случае
просто чувства, но не любовь. Любовь – это что-то другое. Я пока не поняла что, но это что-то
другое.
ЖЕНЯ. Я не верю в любовь… Даже если любовь возможна, она все равно проходит… Всё проходит.
КРИСТИНА. Нет, не все. То, что было настоящим, остается. Просто залегает на дно памяти.
Прошлое нельзя поймать за хвост, как бы ты ни хотел. Упущенный момент – это все равно уже
упущенный момент, и его никогда не вернуть. Но если начинаешь вспоминать, то не можешь не
любить.
ЖЕНЯ. По-моему, Кристина, жизнь – это только сожаления…
КРИСТИНА. Вот она, твоя концепция действительности. Ты вытащил ее наружу сейчас.
ЖЕНЯ. Но это ведь правда. Постоянная память о том, что бы ты мог сделать, и о том, что не смог.
Мне постоянно хочется стать другим человеком. Но я никогда не смогу себя перебороть. Сбежать от
себя уже невозможно, такой возраст. Поэтому нужно учиться существовать в мире в настоящем
моменте, нужно приспосабливаться под мир, иногда на себя наступать. Или просто ждать толчка из
вне. Я теперь не чувствую жизнь. Мне нужно сосредоточиться.
КРИСТИНА (как бы про себя). На меня все еще давят мои иллюзии…
ЖЕНЯ (не слушая ее). Я всю жизнь нахожусь в выдуманном мире. И, вроде, уже не здесь, но еще и
не там, понимаешь?
КРИСТИНА. Слишком хорошо.
ЖЕНЯ. Как ты думаешь, существуют какие-то нити между прошлым и будущим, между смертью и
жизнью, с какими-то иными формами? Я недавно читал, что погибшие звезды могут обнаруживать
жизнь после взрыва. Как думаешь, правда? Если так, это совсем уменьшает значение человека,
просто в разы. Еще одно доказательство того, что наше существование бессмысленно… Но я все
равно не понимаю, зачем в каждом из нас заложен какой-то мир, который надо реализовать.
27
КРИСТИНА. Никто не знает. Но если бы существовало несколько параллельных вселенных, думаю,
я точно знаю, в какой точке находилась бы сейчас… И я не думаю, что существование человека
бессмысленно. Оно не должно быть таким. То есть мы не должны в это верить, пусть даже это и так.
Иначе можно жить как угодно, можно позволить себе всё. Нельзя жить, существуя только сейчас, ведь важна какая-то линия судьбы, которую сам себе рисуешь. Человек не может жить без воли, ему
нельзя так жить, иначе он распадается. Я не верю в «невыносимую легкость бытия». Путь человека
должен быть труден, он и есть труден, только надо его как-то осознавать. Вот только время бежит
вперед, и я не успеваю применить эти принципы к действительности… Всё так же приходится
выживать, и настоящего нет. Хочется остановиться, подумать, осознать себя… Ты меня вымотал
сейчас. Нарушил мой баланс, равновесие. Я, пожалуй, хочу отдохнуть. Я разочарована в тебе,
понимаешь? Сейчас ничего не говори. Я лягу, засну, и никого из нас уже здесь не будет. Мне просто
нужно пережить эту ночь.
Кристина ложится на кровать, закрывает глаза, долго лежит и, внезапно для себя, засыпает.
Женя смотрит на нее.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Мышь и Женя сидят в комнате, остальные еще не вернулись. Артем тоже ушел – кажется, снова
за алкоголем. Середина ночи. В комнате нет света – отключили. Мышь почти засыпает. Женя
выглядит подавленным – впрочем, как и всегда. Мышь участливо кивает, но Женя на него почти не
смотрит. Говорит он как будто бы для себя.
ЖЕНЯ. Хочешь, я расскажу, как всё было на самом деле? Я знаю Кристину уже давно. Мы с ней
познакомились года четыре назад. Я тогда работал на временной работе, она тоже. Я уже в то время
чувствовал себя бесхребетным внутри, но внешне всё представлялось другим, - еще не так, как
сейчас. Не так всё печально было. У меня даже был образ перед всеми, я старался казаться дерзким,
странным... В интересном смысле. То есть специально. А Кристина – нам приходилось общаться по
работе, но она меня раздражала - своим высокомерием, или, нет, скорее, той самой дерзостью, что я
пытался создать внутри себя, так безуспешно. В ней это действительно было. И она была красивой.
Мне нравилось наблюдать за ней. Мы сначала совсем не разговаривали о постороннем. Но затем…
Мне почему-то захотелось привлечь ее, наверное, даже чтобы доказать что-то самому себе, не ей, не
знаю. Это казалось таким важным. Что я смогу. А когда мы заговорили, по-настоящему так, мне
стало казаться, что она меня понимает, - как никто другой, слышишь? Даже не знаю почему… Но тут
была проблема. Я не мог себя пересилить. Она как будто из другого пласта была… То есть я не
знаю… Другая. Я же совсем не понимал своих чувств, и теперь не понимаю тоже. Тогда казалось –
трудно жить без нее, а с кей как – не представлял. Мы начали встречаться, и потом она сказала, что
любит меня. А я ответил, что я – нет. Парень просто слишком застенчив, чтобы сказать да,
понимаешь? Как будто сплю. И тогда будто было сном. И определиться не могу… Мне казалось,
если она узнает меня лучше, больше, то обязательно разочаруется. А так хотелось доказать, что я
выше себя. У Кристины был какой-то образ меня, я знал, я сам его создавал… Наверное, этот образ
остался и сейчас, поэтому она и пришла. И – главное – знаешь, мне ведь действительно не хотелось
чего-то большего. Потому что она меня не знала, а только представляла. И так странно – с одной
стороны, я был с ней всем, а с другой – совершенно ничем, ну абсолютно… То есть и был собой,
кажется, на сто процентов, и расслабиться не мог никогда до конца. И вместе с тем… В общем, дай
выпить. (Мышь протягивает бутылку, Женя пьет). Самый лучший момент – это когда все
начинается. Тогда еще не думаешь о конце. Хочется тянуть его до бесконечности.
Мышь понимающе кивает. Открывается дверь, в комнату вваливаются все, только без Хорькова.
АРТЕМ. Че, снова света нет?
ТОЛЯ. Не ори так. На нас же снова нажалуются.
АРТЕМ. Да плевать. Велика потеря, если из этой каморки попрут.
ЮЛЯ. Надо свечи найти! (Начинает рыться в ящиках, находит какое-то подобие свечи). Нашла!
28
ТОЛЯ. Давай их сюда… (Зажигает, ставит на полку).
ВАСЯ. Я щас спать завалюсь! (Проходит, ложится поперек кровати, почти сразу засыпает,
храпит).
ТОЛЯ. Че это он?
ЮЛЯ. Скоро проснется. Он всегда так.
ТОЛЯ. Давайте сядем. Сыграем в карты. (Замечает в углу Женю). Жека, давай с нами.
ЖЕНЯ. Не хочу…
АРТЕМ. Давай, не ссы.
ТОЛЯ. Я думаю, я бы назвал себя мудрецом… Нищим поэтом, который…
АРТЕМ. Заткнись уже, ты меня достал. (Недовольно). Все пробки вылетают.
ТОЛЯ. И отопление снова отключили, кстати. Чувствуешь, холодно? (Берет карты со стола,
тасует, Жене). Лозин, давай! (Раздает карты. Женя пододвигается к ним ближе).
АРТЕМ. А ты как думаешь, почему я три кофты нацепил?
ТОЛЯ. Тёма, твоя проблема в том, что ты просто не умеешь смотреть внутрь, иначе бы уже давно
познал все тайны бытия.
АРТЕМ. Нафига мне сдались твои тайны бытия? Мне и так неплохо.
ЮЛЯ. Мальчики, о чем вы вообще? (Подходит к Жене, виснет на нем). Мы вот уже скоро уезжаем с
Женечкой.
ТОЛЯ. Куда?
Все берут карты, смотрят, начинают играть в «Дурака».
ЮЛЯ. На отдельную квартиру! Или куда-нибудь автостопом… Как в американских фильмах. Круто,
по-моему. Женечка хочет свободы от вас. И я ему обеспечу. Все, что ему нужно… А вы знали, что
лучшее получает тот, кто умело хватает? Это я в результате жизни поняла… Надо только
торопиться… (Смеется, не может успокоиться).
ЖЕНЯ (смотрит в карты). Я все-таки не хочу играть…
АРТЕМ. Давай гони, раз начал! Че сел-то тогда?
ТОЛЯ. Кто проигрывает, отвечает на любой вопрос – как всегда, да?
АРТЕМ. И абсолютно честно, иначе буду бить. (Смеется).
ТОЛЯ. Сто пудово, проиграет снова Юлька. У меня тут под действием спирта второе дыхание
открылось. Я выпущу два новых сборника стихов – нет, три. У меня уже есть названия. «Тотальное
головокружение сержанта Некто» - это я так первый назову…
АРТЕМ. Это почему ещё так?
ТОЛЯ. Обещающее название, красивое такое. В честь друга. С таким я сразу взорвусь. На меня
обратят внимание наконец. Я уже не могу писать, когда об этом никто не знает! Даже мой ЖЖ никто
не читает. Это несправедливо в конце концов. Ни одного комментария. Тоска одна…
АРТЕМ. Все равно, ты придумал дурацкое название.
ЖЕНЯ. Мне надоело играть…
ЮЛЯ. Ты просто дурачок. Мой милый дурачок. (Обнимает его). Просто наслаждайся… Просто…
ЖЕНЯ (со скрытым гневом). Что просто?
ЮЛЯ. Ну не знаю. Не знаю я, че сказать хотела... Я потеряла нить... Не напрягай себя.
ЖЕНЯ. Если тебе нечего сказать, то лучше молчать. Когда ты молчишь, тебе больше идет.
ТОЛЯ (не обращает на них внимания, снова мечтательно). Второй сборник будет называться
«Когда моя бабушка взорвалась на пороховом шаре». Куча иронии…
ЖЕНЯ. И всякого другого дерьмового мусора.
ТОЛЯ. Хватит возвращать меня на землю!
АРТЕМ. Жека, заткнись тоже, ты меня реально уже выводишь из себя. Дай сказать человеку.
(Смотрит на карты, обрадованно). Я – вышел!
ТОЛЯ. А третий… третий назовется «В армии меня настигла голубая ракета».
АРТЕМ (возмущенно). Че-е-е-е?
ТОЛЯ. «В армии меня настигла голубая ракета», говорю.
АРТЕМ. Нет, я не понял. Ты че, щас на че-то намекаешь или че? Ты вообще знаешь, как там – в
армии? Ты там отродясь не был, тебя туда не возьмут. Ты же со стихами своими на людей
кидаешься, свести с ума их можешь. Я вот с двумя парнями с сортировки служил, они были
29
отличные ребята. Это вообще у меня, может, лучшее время в жизни было. Валенок убогий. Какая
голубая ракета вообще??
ЮЛЯ. Хватит, мальчики, хватит – я же говорю: вам надо всем успокоиться. Смысл жизни – в любви!
(Отбивается последними картами). Я тоже всё! (Жене). Ты, может, есть хочешь?
ЖЕНЯ (зло). Нет.
ЮЛЯ. Точно?
АРТЕМ. Не хочет он жрать в три часа ночи, че тут непонятного?
ЮЛЯ. Да че ты лезешь все время в наши отношения?! Тебя кто просит? Я без тебя могу услышать!
ТОЛЯ. Дураки… Когда мудрец стоит над обрывом или у стойки бара / Каждый голубь просыпается в
дороге / Под небом синеют желтоватые орлицы / Змея ползет и кусает каждого, кто к ней
приближается. (Гордо). Это из второго сборника. Я уже распланировал. Мне просто нужно
состояться творчески, мне жизни не жалко за это отдать. Я готов выйти на поэтические баррикады.
Потому что у меня талант, на мне дыхание бога.
АРТЕМ. Бог – на дне моей бутылки, и я скоро увижу его. (Выпивает).
ЮЛЯ (смотрит на Женю). Бог – он есть, и я знаю его. Это мой мальчик, светловолосый, непохожий
ни на кого. Я его вознесла. Он тоже любит меня. Он должен любить меня. (Целует Женю в лицо.)
Ведь правда? (Женя морщится).
АРТЕМ. Я не верю в Бога. Это тупая демагогия. Они просто хотят подчинить нас, чтобы мы не были
способны на протест.
ЖЕНЯ. Вы никто не правы. Я сегодня понял… Мне сказали… Высшая сила все равно есть, я пришел
к этому. Мы должны искать ее. Все равно не может быть такого, чтобы не было ничего. Может, это
не христианство, не ислам, не буддизм. Может, мы еще не придумали для этого названия. Должна же
быть суть жизни, ну хоть в чем-то.
АРТЕМ. Ничего нет, кроме нас.
ЖЕНЯ. Но Бог ведь есть внутри нас, должен же быть.
АРТЕМ. Какой-то убогий в тебе Бог сидит.
МЫШЬ (внезапно). Я долго смотрел на вас всех. В вас нет истины. У меня была бабушка когда-то.
Вот она была человеком. А когда я пришел в мир, я хотел заснуть. И, похоже, это получилось, и не
только у меня. Вы судите обо всех вещах слишком поверхностно. Расплевываете слова, будто они
ничего не значат. Но ваши слова формируют ваше сознание. Все, что вы говорите, отражается на
вашей будущей жизни. И если вы не познаете себя, вы не познаете мир. Вот поэтому я молчу.
Все некоторое время тоже молчат, пьют – и Женя тоже. Женя с Толей доигрывают. Толя выходит
победителем.
АРТЕМ (радостно, Жене). Тебя сделали, придурок.
ЖЕНЯ (бросает карты). Ты мне осточертел уже! Мне все здесь осточертели!
ТОЛЯ. Ты вот сейчас несправедливо говоришь…
ЖЕНЯ. Да, да, да! Осточертели. Я уже по горло сыт. Всю жизнь только и приходится выбирать
между худшим и самым ужасным.
АРТЕМ. А ты думаешь, мы с тобой на разных ступенях развития, что ли? Это еще вопрос, кто из нас
всех здесь хуже – мы или ты.
ЖЕНЯ. Может, и я. Может, и так.
ЮЛЯ. Женя, че с тобой? Ну че случилось? (Пытается поцеловать).
ЖЕНЯ (отталкивает Юлю). Да ниче! Ниче со мной! Оставь меня в покое. Меня тошнит от тебя. Я
тебя не люблю. Я не хочу жить с тобой. Я ничего не могу понять, что со мной происходит. Мне уже
не хочется молчать о себе, мне хочется заявлять. Если бы я что-то мог изменить… Но мне так трудно
сделать шаг в будущее. За что цепляться в жизни? Все время, все время приходится выживать. А вы
меня останавливаете, тормозите. Я с самого детства не могу осознать себя. Я только сейчас пришел к
тому, что зря прожил все это время. Я вижу что-то другое, какую-то идею, далекую от меня, от всех
вас, от нашей формы жизни – и меня к ней тянет. Но как увидеть в полный рост себя? Срастаюсь ли я
с этой идеей или существуют такие барьеры, которые невозможно преодолеть? Вот Ницше говорил,
что падающего надо подтолкнуть… Я все время об этом думаю. Но к чему подтолкнуть? К
действию? А если он не сможет? У Ницше все слишком легко… А сам-то он – смог? Говорят, что
надо жить и надо бороться. Но я никак не могу понять, почему у меня опускаются руки? Какое-то
30
безволие…И хуже всего то, что я понимаю себя. (Осматривает всех, со злостью). Я повторяю – мне
все надоело, я проиграл в ваши тупые игры, я – пас, абсолютное бито.
ЮЛЯ (взволнованно). Женечка, успокойся, ну пожалуйста.. С тобой че опять не так-то? Мы же
переедем скоро, Жень. Действительно переедем. Всё изменится. Всё хорошо будет снова. Ты
начнешь видеть хорошие сны.
ЖЕНЯ. Хватит так со мной разговаривать. Мне не пять лет. Ты меня не слышала? Ну как ты можешь
со мной разговаривать после этого, я же тебя больше не уважаю. Не надо обо мне заботиться, хватит
за меня цепляться. Никогда мне не было хорошо – особенно с тобой. Я уже видеть тебя не могу.
Меня всё раздражает, все раздражают, я не могу с вами жить. Я лучше уеду в Буланаш. Буду жить
там, один, и никого из вас рядом не будет. Устроюсь там на работу, пойду водителем автобуса, или
еще кем-нибудь, там есть места. Мне скоро двадцать пять лет, я жизнь прожил бессмысленно,
понимаете?..
ЮЛЯ. Зачем тебе уезжать? Ты че говоришь такое? Ты просто устал, тебе надо отдохнуть. А если ты
хочешь… Я могу уехать с тобой… Мы вместе…
ЖЕНЯ. Какая ты тупая… Не знаю, не знаю, что делать. Уеду. Домой, в родную деревню, там ничего
нет. Там только женщины с утра до ночи обсуждают картошку и ничего больше. От меня там не
будут ничего требовать, там не надо предпринимать решительных шагов, можно просто ничем не
заниматься, быть никем.
АРТЕМ. Так это же то же самое, что ты делаешь здесь.
ЖЕНЯ. Нет! Там другие стандарты, именно что стандарты. Точнее, там их просто нет! В городе надо
набивать кулаки – а у меня не получается. В городе надо все время приспосабливаться, ко всему, ко
всем – а мне противно, но приходится. Я же от себя по ночам плююсь. Во мне, наверно, слишком
много женского... Кто-то мне об этом говорил.. Там, в Буланаше, люди просто принимают жизнь, как
есть, и всё. Это идиллия, почти что сказочное место, где тебя никто не трогает, где в тебя никто не
верит - потому что у этих людей просто нет критериев оценки... Меня там мать ждет…
ТОЛЯ. Дак это же как сон этого, как его… Обломова!
ЖЕНЯ (не слушает). Я уеду туда, я не хочу жить здесь, с вами, но и не могу жить с другими здесь, не
хочу искать работу, приспосабливаться к жизни, мне вообще ничего не хочется. Это какая-то не моя
жизнь. Как будто я все время во сне и не могу проснуться. Если бы можно было все начать сначала, я
бы все исправил. Я бы эти двадцать пять лет по-другому прожил, приобрел бы больше воли,
воспитал бы ее в себе. Я только говорить умею, это Кристина правильно подметила. Говорить и
оправдывать себя. Вот и сейчас...
Только сейчас он замечает Кристину. Она уже давно стоит в дверях. Юля же вдруг что-то
понимает, отворачивается, плачет.
ЖЕНЯ (раздраженно, преувеличенно-резко). Жить полноценной жизнью – да что это вообще? Вот
ты, Кристина, знаешь? Я не хочу никакой полноценной жизни, не хочу пересиливать себя, ничего не
хочу. Это я правду тебе говорю сейчас. Это я настоящий. То, чего ты всегда добивалась – узнать,
какой я есть. Вот он, я, перед тобой, Кристина. Я сейчас самообнажаюсь. Я скажу всю правду сейчас,
хочешь?
КРИСТИНА. Хочу.
АРТЕМ (пьет). Раз в пятилетку происходит взрыв… (Мыши). Ты знаешь, что вино очень полезно
для здоровья?
Мышь кивает.
АРТЕМ. А сигареты предотвращают болезнь Альцгеймера. Доказанный факт. Поэтому теперь надо
покурить. Надо покурить. (Достает пачку, вытаскивает сигарету, закуривает).
ТОЛЯ (подходит к Юле). Юль, тут полно квадратных метров, зачем ему уезжать? С нами весело. Ну,
Юль, перестань. Не слушай его. Он сам себя не понимает.
АРТЕМ (Юле). Да, хватит там рыдать, ты че, дура? Не видишь, ты ему безразлична сейчас, он же не
хочет тебя уже давно. (Кристине). И ты – Кристина – ты че там стоишь, садись с нами.
КРИСТИНА. Не хочу. Здесь мне скучно с вами. (Жене). Ты не будешь продолжать?
Женя мотает головой, все молчат.
АРТЕМ (подходит к Васе, наклоняется к нему, кричит прямо в ухо). Хватит храпеть!
ВАСЯ (сквозь сон). Че?..
31
АРТЕМ (снова громко). Не храпи!!! Ненавижу, когда храпят! Особенно в поездах!
ВАСЯ (неосознанно). Ладно…
Вася открывает глаза, пытается прийти в себя. Артем раздражен. Женя теперь, прислонившись к
дивану, взял гитару Васи и тихо наигрывает какую-то мелодию. Кристина, меланхоличная,
вслушиваясь в игру Жени, стоит у стенки. Юля садится за стол и начинает пить вместе с Толей.
КРИСТИНА. Где у вас балкон?
АРТЕМ (раздраженно). Там, справа. Тебя, может, проводить?
КРИСТИНА. Не надо. (Не уходит).
АРТЕМ. Я че, типа не очень хорош для тебя?
КРИСТИНА. О чем ты говоришь вообще?
АРТЕМ. Ладно, отлично, я понял. (Жене). Давай выполняй. Хватит бренчать.
ЖЕНЯ (не отрываясь от игры). Что выполнять?
АРТЁМ. Ты проиграл, забыл?
ЖЕНЯ. Забыл.
АРТЕМ. Давай заткнись. Тебе нужно ответить честно на все вопросы. Проигрыш есть проигрыш.
Лимит вопросов не ограничен. Это мое новое правило. Как лотерея. Все из сознания. Правило
сегодняшнего дня.
ЖЕНЯ. Не буду.
АРТЁМ. Ты проиграл, давай.
ЖЕНЯ. Не буду.
АРТЁМ. Давай, я начинаю. Уговор есть уговор. Раз ты сегодня в настроении пооткровенничать.
Каждый изобретает по вопросу. Только отвечать надо честно, понял? Поехали. Послушаем еще твой
бред, это же всем здесь так интересно. (Толе.) Толян, ну?
ТОЛЯ (вяло). Да отстань ты от него…
АРТЕМ. Я говорю, ну – поехали!
ТОЛЯ. Ну ладно… Че бы придумать? Ну, давай так. Во сколько лет ты переспал с кем-нибудь в
первый раз?
Женя не отвечает, продолжает играть.
АРТЁМ. Давай, отвечай.
ЖЕНЯ. Иди к черту.
АРТЕМ. Отвечай, говорю.
ЖЕНЯ. К черту.
АРТЁМ. Ну? Я жду.
ЖЕНЯ (не прерывает игры). Ничего умнее не мог придумать? Ладно. Ладно, достали. Все равно не
отлипнете. В пятнадцать. Она была старше меня лет на шесть. Она сама мне предложила. Не помню
точно. Мы выпили, и всё произошло, и рассказывать нечего. (Подождав). Мы закрылись в ванной
дома у ее подруги.
ТОЛЯ. Опа! Вот оно че, как было. Становится интереснее. У меня целая галерея образов
складывается…
ЖЕНЯ. Так и было.
ВАСЯ (почти пришел в себя, весело). Я хочу задать, у меня есть вопрос. А че, по-твоему, лучше –
трава или бухло? А то я в растерянности, че бы щас выбрать.
ЖЕНЯ. Только одно на уме. Я пробовал всё, и я хочу уйти. Но не могу. Курю слишком часто, у меня
расстроенное сознание. Голова не на месте. Я раньше пил слишком много, я сейчас жалею. Уже не
могу заново себя собрать. (Поднимает глаза, смотрит на Кристину, Юля внимательно наблюдает
за ним). Я и сейчас пью. Я как они. Не получается уже быть настоящим, даже если бы захотел.
ЮЛЯ. Я хочу лечь спать. Я хочу уйти.
АРТЁМ. Ты сначала спрашивай.
ЮЛЯ. Пошел ты. Сам спрашивай. Мне это не надо. Я не в том настроении и я и так всё знаю, всю
правду. Я и так его люблю, понятно? Я хочу уйти отсюда сегодня. (Жене). Я сейчас уйду, но я завтра
вернусь. Мы просто будем вместе, как и раньше. Я тебя всегда ждала, всю свою жизнь – такого, как
ты - и ничего не изменилось.
ТОЛЯ. Ты куда собралась? Ночь же.
32
ЮЛЯ. Мне плевать. Я пошла. Завтра всё вернется. (Идет в коридор, собирается очень быстро,
уходит).
ТОЛЯ. Юля!
Все молчат, слушают, как захлопывается дверь.
ТОЛЯ (Жене). Иди за ней.
ЖЕНЯ (пьет). Не хочу. Хватит, хватит мне указывать! Она для меня как балласт. Мне нужно
вздохнуть. (Толе). Ты думаешь, она просто так за меня держится, да? А ты не знаешь – ведь она
уверена, что я вернусь снова. Ведь она – знаешь что? – она содержит меня, всё проплачивает, о чем я
ее даже не прошу. Артем правильно сказал. (Смотрит на Кристину). А я ведь даже проверялся.
Было подозрение на ВИЧ, представляешь? Что-то во мне тогда и сломалось. Я думал – раз до такого
дошло, значит, куда-то не туда моя жизнь идет, значит, где-то я сделал неправильный выбор, в
какой-то момент.
АРТЕМ. Что??!
ЖЕНЯ (Кристине). Однажды наступает время, когда приходится выбирать. Время, когда нужно
суметь выразить свое «я» - через саму жизнь, через поступки, потому что жизнь необратима. Может
быть, если бы я выбрал тебя тогда, все бы было по-другому, но теперь – теперь уже нельзя
восстановить. Я слишком сросся со своей слабостью. Никак не удается поступать правильно.
АРТЕМ (подходит к нему, начинает трясти). Ты че говоришь такое, мудак? Ты че говоришь? Ты
вообще врубаешься, че говоришь? (Судорожно убирает руки). Ты че, инфицирован? Да к вам же
прикасаться нельзя, придурок! Ты всегда был дефективным, с самого рождения!
ЖЕНЯ. Успокойся. Нет инфекции, они ничего не обнаружили.
АРТЁМ (садится, хватается за голову). Ё-моё.. Я как будто десять раз протрезвел за эту ночь.
ЖЕНЯ. А если бы и заразился… Кого обвинять во всем, а? Я не знаю. (Снова смотрит на
Кристину). Я придумал красивую метафору. Любая дорога прерывается канавами, застеленными
травой. Сначала их не видно – ты просто идешь. А потом падаешь, сам не ожидая. Я упал туда, на
самое дно, и, кажется, уже не выбраться. Мне слишком приходится платить за свои ошибки. Я не
умею ничего совершать вовремя, упускаю свои шансы. (Кристине). Ты вообще знаешь, как это – не
иметь опоры, не иметь ни в ком поддержки? Я слишком поздно поумнел, я знаю, – да и поумнел ли?.
Слишком поддавался внешним влияниям, слишком был неуверен в себе – и остался, представляешь?
Я никак не изменился. Просто еще один нищий деревенский парень. И жизнь моя проходит мимо…
Я живу не с теми, с кем хочу; не развиваю свои таланты. Я когда приехал сюда, думал, смогу стать
художником – или музыкантом. В детстве получалось и то, и другое. Говорили, был потенциал. Я
надеялся на что-то. Теперь всё выбросил. Всё, что только приумножало мою ничтожность в
собственных глазах. И опустел, чувствую себя испитой до дна бочкой – со всем своим нежеланием
жить. (Всем). Вы хотели услышать что-то? Слушайте теперь. Я раз в жизни хочу сказать.
ВАСЯ. Ты постоянно треплешься…
АРТЕМ. А я думаю, ты сейчас кайфуешь, сидя здесь с нами. Кто тебя слушать еще будет? Тебе же
здесь ниче не надо делать.
ТОЛЯ. Блаженное состояние! Движение в никуда может привести к истине…
КРИСТИНА. Движение в никуда и ведет в никуда.
ЖЕНЯ. Вот, Кристина, ты считаешь, что надо идти вперед, совершать рывок, да? Но мне ведь некуда
прыгать. Мне надоело бороться с собой.
АРТЕМ. Просто прими свою ничтожность. Ты всегда был безвольным и скучным, если ты об этом.
ВАСЯ. Да че вы так друг друга ненавидите?.. Вы же братья.
АРТЕМ. Он мне неполноценный брат.
ТОЛЯ (успокоительно). В этом доме не должно быть ненависти… Только радость.
КРИСТИНА (иронично). Да, мы все здесь сейчас – в поисках радости…
ЖЕНЯ. Кристина, ты думаешь, что знаешь, как надо жить. Но ничего нельзя знать точно. И Юля…
Она потому и думает, что я вернусь – потому что я всегда возвращаюсь. Как думаешь, если бы
смерть могла…
КРИСТИНА (перебивает). Ты знаешь, я знаю, что ты сейчас хочешь сказать и я думаю, что смерть –
это просто ничтожество.
Женя молчит.
33
КРИСТИНА. Ты уйдешь со мной?
Тишина.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Кристина и Женя – в о второй комнате, сидят в тишине. Темно.
КРИСТИНА. Я слушаю звук тишины сейчас. Красиво.
ЖЕНЯ. Мне сегодня кажется, я тебя не могу убрать из своей жизни. Ты так правильно в ней
находишься… Я любуюсь.
КРИСТИНА. Как думаешь, почему мы выбираем одного человека из тысячи? В этом же должна быть
какая-то закономерность… То есть почему, даже если я пытаюсь бороться с собой, ты мне все равно
близок? Это объективный закон жизни – или что – как назвать? Но это даже не главное. Понимаешь
ли ты меня – вот что я хочу сказать. То есть понимаешь ли ты, кем я являюсь на самом деле – и даже
больше – понимаю ли это я сама? Я думаю – может быть ты, со стороны, видишь глубже?.. Я снова
замерзла. (Улыбается). Я решила просто забыть все, что знала о тебе раньше. Давай начнем сначала,
снова попробуем жить.
ЖЕНЯ. Да… Я слишком привязываюсь к людям, Кристина…
КРИСТИНА (перебивает). Я все знаю, что ты хочешь сказать. Я тоже. Поэтому не могу отпустить
тебя. Чтобы раскрыться перед человеком, нужно такую душевную затрату сделать, что отказаться
потом от него – это как вырвать часть себя.
ЖЕНЯ. Да…
КРИСТИНА (подходит к зеркалу, рассматривает себя). Как думаешь, это действительно я? Иногда
посмотришь на себя непредвзято – и кажется, что другой человек. У некоторых это постоянная
проблема. Они не могут найти своего лица. Вот и у вас здесь тоже… Я, наверное, действительно не
смогу понять такой жизни. Везде чувствую себя чужой. Всегда, в компании, в любой, наступает
момент, когда, кроме одиночества, ничего не остается. И так посмотришь на себя – есть что-то не
свое, что нарастает с годами… Но ведь это важно – понять, кто ты есть, кем ты стал, всегда ли был
таким, важно ли это, где твой вектор, предназначенная тебе дорога… Так странно. Сегодня у меня
все эмоции наружу, все чувства – то ли на поверхности, то ли внутри – и надо и говорить, и
разбираться в себе, и кажется, я окончательно не могу жить по-прежнему. Я ведь жила раньше,
Женя, совершенно неправильно. Ты и не знаешь… Я хочу рассказать тебе кое-что, что раньше не
рассказывала. Мне кажется, тогда, три года назад, я тоже была не готова, когда ты любил меня.
Можешь не спорить, я просто знаю это – несмотря на все твои слова – иначе бы я не пришла. Теперь
я понимаю – того необычного чувства уже нет, оно не сохранилась, его нужно было развивать, с
самого начала, иначе теряются все маяки. Ведь мы же были сконцентрированы на себе. Нам было
плевать – на всех других. Это если по-честному. Мы могли только издалека осознавать. Да и теперь –
понять других сложно, а почувствовать… Совершенно невозможно. Так все люди сейчас живут…
Как думаешь, почему меня не может отпустить это чувство безысходности? Ты – здесь, со мной, и
начинается что-то новое… Но почему мне кажется, что кому-то из нас сейчас необходимо уйти, как
необходимо было уйти тогда? Нет, стоп. Я изменяюсь. Изменяюсь немедленно. Это все неправда,
что я говорю. Не было ошибок ни в прошлом, ни в настоящем. Я просто существую сейчас. Может, в
этом и есть мое предназначение – только быть?
ЖЕНЯ. Я действительно слишком поздно все понимаю…
КРИСТИНА (быстро, решительно). Давай снимать жилье, будем работать, разорвемся с прошлым –
просто забудем? Столько возможностей вокруг – ты веришь, да? Ты выкинешь из своей жизни –
всех, их всех – а я, я тоже никогда не вернусь. Или предложи что-нибудь свое, я так устала думать за
тебя. Надо, чтобы каждый жил своей головой, только собой, и я – прежде всего.
Во входную дверь громко стучат.
КРИСТИНА (оборачивается, испуганно). Там кто-то пришел. А они уже все спят. Сейчас разбудят.
Это какая-то бесконечная ночь…
ЖЕНЯ. Если бы им было нужно, они бы позвонили.
КРИСТИНА. Электричество отключили.
ЖЕНЯ. Значит, судьба. Пусть уходят. Я ничего не слышу, и ты тоже.
34
Стучат еще громче.
КРИСТИНА (подходит к Жене, берет его за руки). Женя, я всегда выбирала тебя. При любых
обстоятельствах, несмотря ни на что, понимаешь? (Беспокойно.) Нет, так невозможно. Надо открыть.
Я знаю, кто это. (Быстро). Женя, пообещай, пожалуйста, что не разочаруешь меня, что я к тебе не
изменюсь. Мне это слишком важно сейчас, я должна быть уверена.
ЖЕНЯ. Что? (Смеется).
КРИСТИНА. Ты первый раз смеешься за сегодня этой ночью. Иди открой. (Быстро). Нет,
пожалуйста, не открывай, я передумала.
ЖЕНЯ. Если не хочешь, не буду.
Стучат все громче и громче.
КРИСТИНА. Сейчас кто-нибудь из них проснется, и будет хуже. (Вскакивает). Я сама схожу.
(Быстро уходит).
Женя некоторое время сидит задумавшись, почти не шевелится, вслушивается в шаги. Кристина
почти сразу возвращается. За ней в комнату входит высокий стройный мужчина с темными
волосами и резкими движениями – статный, немного развязный.
МИХАИЛ (кивает на Женю). Это еще кто?
КРИСТИНА. Тебе какая разница?
МИХАИЛ. Так, давай быстро собирайся. Я уже готов, жду тебя. Всю ночь не спал по твоей прихоти.
Пока нашел этот долбанный адрес.
КРИСТИНА. Я сейчас собираюсь переродиться, ты можешь уйти. Мне нужно новое рождение.
МИХАИЛ. Че ты мелешь? Какое рождение? Собирайся – и выходим.
КРИСТИНА. Я не хочу цепляться за прошлое, я дерево. Мои корни уходят под землю, но макушкой
я тянусь к солнцу. Я дерево.
МИХАИЛ. Че за бред?
ЖЕНЯ. Кристина, кто это?..
КРИСТИНА. Осталось только выяснить, для чего в моей жизни теперь есть место.
ЖЕНЯ. Кристина?
МИХАИЛ. Ты, может, ответишь ему, нет?
КРИСТИНА. Что? Я дерево. Не задавайте мне вопросов. Я концентрируюсь.
МИХАИЛ. Мне это начинает надоедать. Я по твоей прихоти притащился сюда, в какую-то конуру, в
пять утра, когда люди нормальные еще спят. И че? Я прихожу, а ты – какое-то долбанное дерево. Я
тебя просто перестал понимать.
КРИСТИНА. Миша, ты не солнце, ты потерял свои права, я в тебя не вслушиваюсь.
МИХАИЛ. Че за цирк, я не понял, ну че за цирк ты устроила? Я сказал – собирайся уже – ты не
слышала? Я все забуду, прямо сейчас, если ты уедешь.
КРИСТИНА. Ты на меня не пытайся давить. Ты же на меня никак не действуешь. Я никуда не поеду.
У меня теперь новая жизнь.
МИХАИЛ (презрительно). С кем? С этим, что ли? (Жене). Я ее муж.
ЖЕНЯ. Ты вышла замуж?
КРИСТИНА (Михаилу). Этот, другой, какая тебе разница? (Жене). Что ты молчишь? Отвечай – у нас
новая жизнь, а?
ЖЕНЯ (нерешительно). Наверное… Я не знаю…
МИХАИЛ (смеется). Да он же сопляк какой-то. Оборванец. Посмотри на него. Языком еле шевелит.
Где ты вообще его откопала за одну ночь?
КРИСТИНА. Сам ты сопляк. (Жене). Ну, что будем делать дальше, решай.
ЖЕНЯ. Я не знаю… Кристина, я запутался…
КРИСТИНА (раздраженно, как бы не слышит). Ну? Давай решай. Построим дом, вырастим детей,
приобретем социальный статус - или что? Что именно тебе нужно, чего тебе не хватает?
ЖЕНЯ. Я…
МИХАИЛ (перебивает, Кристине). А тебе че не хватает?
КРИСТИНА. Свободы!
МИХАИЛ (начинает смеется). Ей не хватает свободы, вы подумайте. (Кристине). Ну, давай, давай,
развлекайся. (Жене). Мальчик, тебе сколько лет?
35
КРИСТИНА. Двадцать пять. Ему двадцать пять лет, и он уже не мальчик. (Жене). Ну, что? Я так и
буду отвечать за тебя? Ты так привык? Я не хочу. Ты должен научиться произносить свое «я». Давай
выберем мечту, только чтобы она не была чужой.
МИХАИЛ. Ты звучишь как психотерапевт… (Передразнивает.) «Ты должен научиться произносить
свое «я»».
КРИСТИНА. Здесь нет ничего смешного. Ты все испортил!
МИХАИЛ. Да че испортил? Че тут у вас было? Какой-то лохматый оборванец, которого ты знаешь
одну ночь. Я не понимаю, Кристина. Тебе – тебе-то че нужно?
КРИСТИНА. Миша, ты дурак, ты никогда не поймешь. Ты дурак, а он (кивает на Женю,
саркастично) – он о материях мечтает. (Раздраженно, Жене). Мечтаешь же?
МИХАИЛ. Че ты говоришь такое? О каких материях? Еще он что тебе наплел?
КРИСТИНА (зло). Он в деревню собирается уезжать, ему здесь всё плохо. Я поеду с ним, буду пасти
коров и овец. У него очень тонкая душевная организация, понял?
МИХАИЛ (снова смеется). Так и представляю тебя с ведром. (Смотрит на Женю). Ему что,
пятнадцать?
КРИСТИНА. Двадцать пять, я же сказала.
МИХАИЛ. Это был типа иронический вопрос.
КРИСТИНА. Риторический вопрос.
МИХАИЛ. Нет, именно что иронический.
КРИСТИНА. Что-то он не получился. Может, он сумел сохранить ребенка внутри себя. А ты сумел?
(Жене). Ты почему молчишь? Тут, видишь, вопросы вековечные решаются, ответь за себя.
ЖЕНЯ (выглядит подавленным). Наверное, мне лучше уйти.
КРИСТИНА. Что?! Ах, вот оно что. Не смей пока.
МИХАИЛ. Он что, мальчик на побегушках?
КРИСТИНА. Да ты так же бегал, забыл уже? И вообще, я не люблю тебя, ты не понял? Я не хочу
жить без чувств, не хочу просто тянуть лямку. Я жду того, кто спасет меня. (Жене, раздраженно). Ты
спасешь меня?
ЖЕНЯ. Что?
КРИСТИНА. Спасешь меня, говорю?
ЖЕНЯ. Кристина, я ничего не знаю… Мне с тобой тяжело... У меня даже с собой диалог еще не
налажен… И с остальными тоже…Все ведь как-то кувырком, как-то беспорядочно…
КРИСТИНА. Ах, вот оно что. Вот как. Так вот, знай, - все предшествующее – и все настоящее – было
ошибками. Я снова ошиблась в тебе. Мне нравится, что некого обвинять, кроме себя. Какая же я
дура. Даже если и существует кто-то, кто тебя примет, это точно буду не я. Хотя нет, что я говорю,
все легко решается. Я могу просто создать себе другой образ жизни. Ничего не говорить и
напиваться до беспамятства с его друзьями. Это ему понравится, это будет правильно. Вот так я
поверну свою жизнь.
МИХАИЛ. Да че за цирк шапито у тебя тут, в конце концов, Кристина? Че за фразы? Кристина, ты
же мне сама позвонила. Че тебе надо вообще? Ты какая-то странная, я тебя совсем не понимаю… У
тебя что в голове вообще происходит? Ты въехала в какую-то свалку! (На Женю). Он какой-то
оборванный, я повторяю. Тебе зачем это надо? Захотелось ощущений новых? Или чего? Ты сама
понимаешь себя?
КРИСТИНА. Понимаю! Теперь – начинаю понимать! Да, везде мусор. Да, свалка. Только и с тобой –
мусор, ничем не отличается! Ты никогда меня не понимал – ты должен был говорить со мной, меня –
да – надо понимать, но у тебя ничего не выходит, ты даже не пытался.
МИХАИЛ. Тебе никогда не угодишь. Ты больная какая-то.
КРИСТИНА (улыбается). Просто в моей голове звучит регги.
МИХАИЛ. Какое регги? Ты вообще о чем? Ты вообще как мысли связываешь?
КРИСТИНА. Миша, тебя не приглашали. У тебя сейчас есть шанс – молча уйти. У нас тут аудиенция
была. Ты вообще здесь лишний. Твое время истекло, часы истикались. Ты – часть прошлого, понял?
Никто не хочет возвращаться. Никто никогда не хочет возвращаться.
МИХАИЛ. Короче, я решил. Пусть это ничтожество выйдет, мы поговорим.
36
КРИСТИНА. Да, это ты интересно подметил. Он ведь и вправду ничтожество. Да, Жень? Ты не
будешь оспаривать? Ничтожество. Нич-то-жест-во.
Женя сидит молча, смотрит на пол.
КРИСТИНА. Не будет. Посмотри, Миша, как он снова от меня бежит. Интересно, что же я не так
делаю в своей жизни, что она не получается? Только знаешь, что – ты тоже ничтожество, другого
формата. Ты ведь всех людей только по кошельку оцениваешь, всех презираешь. Я плоха, да. Только
ты – хуже меня. Ты еще хуже меня. Запомни это.
МИХАИЛ. Идиотка…
КРИСТИНА. Помнишь, когда мы встретились с тобой, - я тогда тебя еще до конца не знала. Даже не
знаю, зачем я с тобой была, наверное, от отчаяния. Пыталась приспособиться к жизни. Как он
(кивает на Женю) теперь пытается. Тебе никогда не понять, почему я ушла. Но знаешь – мне
действительно плевать на твои деньги, на твои достоинства. Тебе не понять. Есть в тебе что-то
ничтожное.
МИХАИЛ. Либо ты замолкаешь, либо я вышвыриваю все твое шмотье на улицу из нашего дома.
КРИСТИНА. Шесть месяцев мы живем с тобой вместе. Вроде, такой малый срок, но мне ясно стало
– или свихнусь, или утоплюсь с тобой.
Михаил дает Кристине пощечину. Кристина смеется. Женя вздрагивает, но ничего не делает.
КРИСТИНА (говорит через смех). Ты даже и не представляешь, как иногда трудно освободиться от
прошлого, но когда решаешься – как будто камень с души падает. Наконец-то можно подумать, кто я
есть. Может, я вообще хочу быть только одна, я себя так лучше понимаю. Может, можно вырваться –
за пределы себя, а? Только я стала за время жизни с тобой другой, почти такой… Такой, как он.
(Кивает на Женю). Какая-то амеба, силы стали уходить. Как будто не могу справиться с
разочарованием. Я его сначала так любила, ты же даже и не представляешь. Только его и любила понастоящему, и всё, никого больше. А он снова говорит, что ему лучше уйти, - и я ведь вижу: не
остановить, что бы я ни сделала сейчас. И даже теперь - он сидит, он ничего не делает. Ничего не
делает, понимаешь. (Жене). Эй, ты, ничтожество, подними голову, скажи свое финальное, скоро
распрощаемся.
МИХАИЛ. Кристина… Я неправ был сейчас…
КРИСТИНА. Что?! Ты был неправ? И чего ты хочешь? Ты хочешь, чтобы я вернулась? Да как ты
смеешь – вообще – разговаривать со мной после этого? Ты – ноль, абсолютный. Я тебя даже не вижу
сейчас, не слышу. Пустое место. Это мое последнее слово тебе, больше никогда – и ни о чем.
МИХАИЛ. Кристина, хватит… (Подходит к Кристине, пытается взять ее за руки).
КРИСТИНА (бьет его по рукам). Пошел вон.
МИХАИЛ. Я был не прав, прости. Когда ты ушла сегодня, я почувствовал гнев. А потом ты
позвонила. И я пришел. А здесь ты и какой-то этот. Ты сама запуталась. И меня тоже запутала. Я
люблю тебя. В следующий раз все будет по-другому.
ЖЕНЯ (перебивает, очень тихо). Кристина, нет… Извини меня тоже… В какой-то момент я просто
перестал надеяться, что-то оборвалось, что казалось важным, я сам ничего не успел понять...
Наверное, просто детство закончилось, а я так и не смог повзрослеть. И нет места, куда можно
сбежать… Извини, что я ничего не сделал… Я просто растерялся.
Кристина снова начинает смеяться. Женя сидит, опустил голову, не смотрит ни на кого. Михаил –
почти что в растерянности, даже немного растерял уверенность.
КРИСТИНА. Это сюрреализм, что здесь происходит сейчас. (Михаилу). Я не смогу себя перебороть и
полюбить тебя. Больше никогда. Ты всё закончил теперь. Сам. Люди не должны играть в одни
ворота. (Жене). В тебя я тоже больше не верю. Мне ведь раньше казалось – даже выжить без тебя,
эгоистичного, злого, инфантильного, не смогу. Но смогла же. Теперь окончательно переборола.
Человек может только сам себя подавить обстоятельствами. Я больше тебя не люблю, вот совсем.
Просто посмотри на себя. Ты же превратился в ничто. И не то что социально, ты же личностно. Ты
же паразитируешь, ничем не занимаешься, ты же живешь против чувств, против себя, в тебе же нет
энергии жизни. Как будто все уже доживают. Вот что мне не нравится, вот что я не понимаю, что
боюсь увидеть в себе. Как будто еще не начали, а уже финал. А мне хочется чувствовать рассвет. Это
было трудное время, столько всего поотмирало внутри, такие провалы. (Смотрит на Женю, потом
37
на Михаила). Ну вот, мне уже стало скучно с вами. Такое чувство, будто одно и то же пережевываю.
А вы неспособны понять.
МИХАИЛ. Я устал это слушать. Галиматья какая-то.
КРИСТИНА (усмехается). На всех лежит вина, это я точно знаю, на каждом из нас.
МИХАИЛ. Какая вина, ты о чем?
КРИСТИНА. Вина непонимания. (Михаилу, с пренебрежением). Я даже смотреть не хочу в твою
сторону больше. Теперь это точно мое последнее слово тебе. Ты же не мужчина даже, а просто
карикатура.
МИХАИЛ. Ну, знаешь…
КРИСТИНА (перебивает). Тихо. Помолчите все. В этой комнате сейчас ничего не происходит. В
этой комнате сейчас тихо. Можно попробовать сохранить тишину. Я ничего не хочу видеть сейчас. Я
только хочу ощущать – полноту бытия, что я – здесь, вслушиваюсь. Я передумала, я была неправа, я
хочу жить здесь, нигде больше, я хочу стать частью мира, я хочу ощущать этот мир в себе. Я хочу
зажмуриться, а потом открыть глаза. Понять, что заново могу видеть и чувствовать, по-новому
ощущать тишину, открывать красоту. Потому что оказывается, что красота – она только здесь, в
сердце, внутри тебя, и если ее там нет, то невозможно никуда убежать. Это было бы моим новым
рождением, это было бы правильно. Всё, что происходит здесь сейчас, навсегда останется с тобой.
(Смотрит на Женю, насмешливо). Главное – быть готовыми пройтись по канату. (Смеется,
начинает напевать какой-то мотив). В конце жизни я хочу быть уверена, что поняла ее.
На улице включаются фонари. В комнате становится светлее. Мы слышим только голос Кристины
– она что-то напевает. Потом замолкает. Тишина. Свет снова гаснет.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Следующий день. Кухня. Около трех часов дня. Все только недавно проснулись, только что
вернулась Юля. На кухне сидит вся компания. Нет только Жени.
АРТЕМ. Че это было вчера вообще. Я, по-моему, перепил.
ТОЛЯ. Не удивительно. Мы потом водку с абсентом начали смешивать после вина. Что-то у меня
всплывает из сознания... (Пытается вспомнить) Прекрасная беспечность нерушимости абсолюта…
/ Умирают внутри каждой кишечной палочки микробы… / Ночь не перестает быть днем, и наоборот
/ Закатайте меня под плинтус ради вековечной славы.
АРТЕМ. Черный ангел печали покарает меня за эту ночь и то, что я слушаю тебя сейчас.
ВАСЯ. Ты так каждый раз говоришь!
ЮЛЯ (с раздражением). Вы кофе будете или что?
АРТЕМ. А кефир есть?
ЮЛЯ. Нет. Кофе будете или что, говорю?
ТОЛЯ. Это значит, что только кофе есть, да?
ЮЛЯ. Да.
ТОЛЯ. Тогда кофе.
АРТЕМ. Две ложки. Че-то неадекватное вчера наружу вылезло. Это всё абсент. Я, если честно, самто только вино помню – а дальше пустота…
ЮЛЯ. Там после вина еще много чего было. У меня тоже голова болит.
ТОЛЯ. Зато ко мне вдохновение снова пришло. Вот, послушайте. (Встает, громко) Курит в дороге
старый седой кот / Режет зубами свою плоть / Я буду просить подаяния в парадной / Когда решу,
что это необходимо. (Садится)
ЮЛЯ. Слушай, ты достал уже всех своими стихами, понял, а? Задолбал просто. Меня рвет уже от
твоих стихов. Это белиберда какая-то позорная. Ты вообще бездарность, ты – ни о чем, просто никто.
Никто ничего не говорит. Артем громко мешает в кружке сахар. Толя с трудом осознает все
сказанное. Даже Вася не улыбается.
ВАСЯ (со вздохом). Жить, парни, трудно.
ЮЛЯ. Че ты говоришь?
ВАСЯ (громче). Жить, говорю, парни, говорю, трудно.
38
ЮЛЯ. Да пошел ты. Пошли вы все. (Выбегает из кухни). Уроды.
ТОЛЯ. С ней че? Я че-то не понял.
АРТЕМ. Ее бросили снова, она в себя прийти не может. (Громко). Никому она не нужна. Никто ее не
любит. А нечего было самой предавать – вот смысл. Это же все как зеркало. Ты отражаешься в том,
что делаешь.
Снова никто ничего не говорит. Артем еще громче мешает в кружке сахар.
ЮЛЯ (вбегает обратно, растерянно). Слушайте, я проверила, Женя вещи забрал. Я в шкаф полезла.
Смотрю. Не могу понять ничего. Там вещей его уже нет. Куда он делся-то? Куда он делся-то, а?
ТОЛЯ. Как вещей нет? Совсем?
ЮЛЯ. Так и нет! Никаких!
ВАСЯ (встревоженно). Он гитару мою хоть не забрал? Я его удушу за свою гитару.
ЮЛЯ. Откуда я знаю? Не смотрела я на твою гитару. Боже, че делать-то. Плевать мне на твою
гитару. Че вы сидите? Надо же че-то делать.
АРТЕМ (иронично). Ага. Заявить в полицию.
ЮЛЯ. Да хоть бы и в полицию! Куда он мог деться? Ничего не понимаю, зачем он вещи-то свои
забрал? (Как будто догадывается о чем-то, убегает.) А-а-а…
ВАСЯ (возмущенно). Нет, я его урою, сволочь, если он гитару мою забрал! Как мог вообще?
ТОЛЯ. Ты ему звонила?
ГОЛОС ЮЛИ (из другой комнаты). У него недоступен!
ВАСЯ (беспокойно). Пойду гитару проверю. А то этот и гитару забрать может. (Уходит.)
АРТЕМ (Мыши). Интересно, через сколько появится?
Мышь пальцами показывает 3, 4, потом 5.
АРТЕМ. Пять? Как-то много. Дольше, чем на три, не уходил пока. Все равно ему надоест шныряться
по комнатам в конце концов. Он всегда возвращается. Он же неприспособлен ни к чему, к жизни.
Кстати! Надо матери позвонить, чтобы деньги выслала. Я же вчера последние потратил. Проверил –
вообще карманы пустые, ничего нет. (Толе). Дашь взаймы?
ТОЛЯ. У меня нет.
АРТЕМ. Врешь.
ТОЛЯ. Да нищий я!
АРТЕМ. Врешь.
ВАСЯ (вбегает). Вот сволочь! Гитару мою забрал и куртку тоже!
АРТЕМ. Да ладно. Куртка-то ему зачем? (Мыши). Может, дело серьезнее, чем мы думали? Делаю
ставку на неделю. (Как бы догадывается). А! В Буланаш, поди, щас поедет. Тогда месяц.
Мышь согласно кивает.
ВАСЯ. Сволочь паршивая. Я че щас делать-то буду без гитары?
АРТЕМ. Садись, успокойся. Толян уже готов. Стихи тебе почитает. К нему наверняка вдохновение
на этой почве пришло.
ВАСЯ. Да не хочу я стихи! (Толе). Завались со своими стихами. Я как без рук остался, совсем один!
АРТЕМ. Почитает, почитает. Толян, давай.
ТОЛЯ. Я как-то без вдохновения сейчас.
АРТЕМ. Давай!!
ТОЛЯ (почти обреченно, невыразительно). Я продвигаюсь по тропе, которая идет через долину / Я
пристегиваю последний сапог и завязываю узел / Куда бы ни вела меня судьба / Я буду ждать своей
смерти… Нет, что-то не идет сейчас.
ВАСЯ. Да как обычно все.
ТОЛЯ. Что?! Вы меня оскорбили сегодня. Я, нафиг, съеду. Меня достало, что вы совершенно не
понимаете современной поэзии!!!
АРТЕМ (примирительно). Да бросьте. Вася, вглядись в глубину мысли, оставь бренную материю.
ЮЛЯ (вбегает.) И этой нету, представляете?! Ни одного намека. Я комнату взломала. Никого
вообще.
АРТЕМ (смеется). Ну ниче себе исторьица. Похоже, меня снова предпочли кому-то с синими
глазами. (Мыши.) Если они вместе, то через три месяца Кристина вышвырнет его на помойку.
Ручаюсь.
39
Мышь снова согласно кивает.
АРТЕМ. Только я вот о чем подумал. Мне кажется, она не просто так здесь была. Она, по-моему, его
знала раньше, нет? Или я перепил вчера просто – и это уже похоже на галлюцинацию?
ТОЛЯ. Ну не знаю…
ЮЛЯ (Толе). Ты че сидишь?! Ты че сидишь-то, а? (Артему). Вы че, не понимаете, что происходит?
(Начинает трясти его за рукав.)
АРТЕМ. Ручки уберите. Как будто в первый раз. Недотрогу из себя строит. (Иронично.) Ты че, сама
не понимаешь – твой Женя - это же бродяжья душа, это же свободный художник.
ТОЛЯ. Только не рисует он ни черта. И не пишет. Зато для вас я бездарность.
ВАСЯ. Ну ладно, че делать. Хоть отдохнем. Гитару забрал только, скотина. Жалко.
ЮЛЯ. Заткнитесь! Заткнитесь все! Вы его не знаете, вы же его не понимаете!
АРТЕМ. А че тут понимать? Он же о тебя как о тряпку ноги вытирает?
ЮЛЯ. Да пошел ты, урод! Это неправда! Он меня любит.
АРТЕМ. Открой глаза. Он никого не любит. И тебя тоже. Это же всем понятно. Он ведь тебя
использует только, а ты притворяешься, что не понимаешь.
ЮЛЯ. Это неправда, я знаю. Ты его ненавидишь, потому что ты во всем хуже. Ты страшный, ты на
обезьяну похож, а он – он красивый. Он настоящий.
АРТЕМ. Ну и идиотка…
Юля подходит к Артему, дает ему пощечину. Он в ответ ударяет ее по лицу, Юля падает на пол.
Толя тут же подбегает к ним, бьет Артема. Завязывается драка.
ТОЛЯ (кричит). Ты че? Ты на Юльку нафига? Ты че?!
ВАСЯ. А мне по барабану на всё. Мне нужна только моя гитара. Делайте, че хотите, тупицы.
(Смотрит на Юлю). Тебе помочь?
ЮЛЯ. Отстань! Я сама!
ВАСЯ. Сама – так сама. Наслаждайтесь.
ЮЛЯ (Васе). Ну че ты сидишь, разнимай их!!
ВАСЯ. Да пошли они. Катитесь к черту. Все равно нет никого лучше Джимми Хендрикса.
ЮЛЯ (подбегает к дерущимся, пытается разнять). Успокойтесь уже!! Толя! Я в норме!
Толя оказывается сильнее Артема и бьет его все сильнее. Артем уже почти не отвечает. Юля
хватает руку Толи, виснет на ней, пытается успокоить. Наконец Толя останавливается, приходит
в себя, смотрит на пол. Там лежит Артем, еле шевелится.
АРТЕМ. Ну ты и мудак…
ЮЛЯ (Толе). Ты че его так, ты за что?
ТОЛЯ (растерянно). Не знаю… За тебя.. За поэзию!..
ЮЛЯ. Ты дурак конченый, что ли?
ТОЛЯ. Юль, дай сигарету. На столе пачка лежит.
ЮЛЯ (берет со стола пачку, протягивает). Ну вы ваще… Вы че? Нам же надо другим заниматься
сейчас. У нас же Женя. Надо в поиске быть.
АРТЕМ (с пола, еле говорит). Какое темное сознание…
ВАСЯ. Всегда всё заканчивается одинаково.
Толя странно смотрит на Юлю, даже всматривается. Немного ждет. Потом подходит к Артёму,
протягивает ему руку.
ТОЛЯ. Хватайся за руку.
АРТЕМ. Да ну иди ты. Я спокойно сам могу.
ТОЛЯ. Хватайся за руку, говорю!
Артем хватается за руку Толи, с трудом встает. У него все лицо в крови.
ВАСЯ. Вот идиоты.
АРТЕМ (Толе). Еще стишки про это почитай.
ЮЛЯ (подбегает к Артёму). Больно?
АРТЕМ (смотрит на нее, не шевелится). Ты дура?
ЮЛЯ (непонимающе). Че?
АРТЕМ. Ты дура?!
ЮЛЯ. Нет.
40
АРТЕМ (кричит). Ты дура??!! Вот совсем, да?! (Васе.) Налей мне кофе, че ты просто так там стоишь.
ТОЛЯ (неуверенно). Тебя, может, компрессом?..
АРТЕМ. Это тебя компрессом надо. Все время одно и то же. Кулачищами своими размахиваешь, а
сам жирный, большой. Как ты надоел мне. Как вы мне все опротивели. (Васе.) Дай телефон. Справа
от тебя лежит. Я матери позвоню. (Вася дает. Артем набирает номер). Мам? Алло, мам? Слышишь
меня? Слушай, мне деньги нужны. Давай поспокойнее! Не ори так! Деньги мне нужны срочно! То
есть не мне. Жеке надо. У него телефон сломался. Срочно покупать надо. Он потерял вчера
половину. Вот так. Напился и потерял. Просит прислать. Ну, не знаю… Сколько сможешь… Тысяч
десять хотя бы. Как нет? Ты же должна была получить пятнадцатого? Ну дак. Просто раньше вышли,
в расчет следующего месяца ему. Потом остальное отправишь мне. Мам, мы без денег!! Реально!
Совсем! Да я понимаю, что трудно. Ну не надо мне нотации сейчас читать? У меня сессия, голова
болит. Слушай, если Жека будет звонить, ты ему не высылай! Мы с ним сейчас просто не
разговариваем, я за него получу и отдам, как придут. Скажи ему, что отправила все уже, а больше
денег нет. Нет, ничего не надо больше говорить! Ну давай, давай, пока тогда. Пока, говорю, тогда!!
Идти надо! Учеба! Ага. Давай, мам, спасибо. Пока. Ага. Пока. Сегодня пришли! (Кладет трубку.
Васе.) Во. Нормально всё. Жизнь улучшается.
ТОЛЯ. Тёма…
АРТЕМ (Васе.) Убери этого энцефалита. (Встает, идет в коридор)
ТОЛЯ. Ты куда?
ГОЛОС АРТЕМА. Куда надо. Прогуляться пойду.
ТОЛЯ. Куда ты прогуляться?
ГОЛОС АРТЕМА. Подальше от вас.
ТОЛЯ. Ты же весь разбитый.
ГОЛОС АРТЕМА. Спасибо, что напомнил. (Надевает куртку, хромает, уходит из квартиры.)
ТОЛЯ. Тёма?..
ЮЛЯ (садится за стол и плачет). Я так больше не могу. Не могу так больше!
ВАСЯ. Ты о чем? А, об этом! И гитару, козел, забрал же. И гитару забрал. А какая гитара была. Три
пятьсот стоила. Красивая… Вот и скажи, че мне делать теперь без гитары. Без гитары и жизни нет.
Ничего мир не стоит без гитары.
Толя сел на стул, достал блокнот, что-то записывает. Юля плачет. Вася задумчиво смотрит в
окно. Артем куда-то ушел. О чем все они думают – неизвестно.
ЗАНАВЕС
Екатеринбург, 2012
41