О необходимости обличения

О необходимости обличения
В начале этой статьи мне нужно нечто объявить читателю.
1) Здесь я не положил рассуждения своего о грехах всем известных, которыми все, и самые
грубые люди и народы, гнушаются, как-то: разбой, явное насилие и ограбление, убийство,
блуд, прелюбодеяние и прочее. Ибо всякий естественным законом и совестью убеждается от таких
грехов беречься, и по совершении какого-нибудь из таких грехов согрешившего не перестает
мучить совесть, хотя и всяким грехом она уязвляется, особенно, когда человек старается хранить ее
неповрежденной. Совесть и естественный закон согласны Божиему писанному закону, и потому, как
этот законопреступника обличает, так и тот согрешившего не оставляет в покое, а
непрестанно мучит его. Это же разумеется о тех особенно, которые по правилу ее и закону
Божию стараются жизнь свою проводить. Ибо в совести, грехами замаранной, и великие грехи
едва усматриваются, так, как в закопченном зеркале и лица, и пороков своих не видит
смотрящий в него.
2) Здесь полагается рассуждение наиболее о таких пороках, которые и других пороков причиной
бывают и которые, тем не менее, нынешний век, как увидишь, и пороками не считает.
3) Еще объявляю читателю, что здесь я старался показать мерзость и тяжесть греховную в
рассуждении о грехах для того, чтобы хранящие должность христианскую береглись от греха, а
согрешающие отстали от него. И рассуждением моим не лица хулятся, но осуждаются и обличаются пороки, которые теми лицами обладают. Всякий грех — в человеке, поэтому надо
упомянуть и о человеке, в котором он живет и которым обладает, хотя все слово ко греху, а не к
человеку самому должно относиться. Как соль червей из вещества гонит или до гнилости не
допускает, хотя сама и растворяется в веществе; или как лекарство принимается с намерением
выгнать болезнь из человека, хотя и внутрь человека принимается, так и обличение, хотя на
человека нападает и совесть его уязвляет, но намеревается отогнать грех, которым обладаем
бывает человек, дабы, узнав грех и тяжесть его пагубную, постарался благодатью Божией от него
освободиться. Надо непременно познать грех и мерзость его тому, кто хочет истинно покаяться
и так спастись. Без познания греха истинного покаяния не бывает, как без познания болезни не
бывает исцеления. Как же может познаться грех, если мерзость и тяжесть его грешнику перед
глазами не представится? Поэтому никто не должен гневаться на обличительное слово, тем более
на такое, которое о всяком человеке обобщенно говорится, ибо оно грехи обличает, а не самого
человека, как и лекарство против болезни, а не против человека. Без болезни не нужно и
лекарство, и где греха нет, там не потребно и обличение. Оставь грех, тогда и обличение касаться
тебя не будет, ибо не будет того, в чем оно обличает. Обличение подобно зеркалу, которое
показывает пороки на лице; а если пороков на лице не будет, то и не покажет их. Не гневаешься на
зеркало за показание пороков твоих — не гневайся же и на обличительное слово, которым пороки души
твоей показываются. К тому же, когда гневаешься на обличение, вообще бываемое, то тем
показываешь, что и совесть твоя тебя обличает в том, о чем слово. Слово обличительное сходно с
совестью. Откуда бывает, что, когда в собрании говорится о каких-то грехах, имеющие их
трогаются совестью и какие-нибудь на себе показывают знаки. Что вне слово, то внутри совесть
обличает; и что вне слово, то внутри совесть хвалит. Два этих свидетеля как сходны и согласны между
собой, так и верны, и солгать не могут, но всегда истину свидетельствуют, и что один, то и другой
показывает. Один хвалит добродетель и другой. Один обличает грех и другой. И как здесь, в веке
этом, так и в последний день на Страшном Суде будут достоверными свидетелями и обличителями
грехов человеческих. Поэтому, дабы и слово и совесть твоя здесь и на том суде тебя не обличали,
оставь грехи и покайся истинно. Тогда как внутреннего обличителя не будешь иметь, так и
словесное обличение касаться тебя не будет. Тогда будешь покоен и мирен, хотя все тебя будут
хулить и проклинать. Чистая совесть — достовернее свидетельств всех людей и одна только есть
истинный покой внутренний, без которого человек спокоен быть не может, хотя бы и извне никак не
был беспокоим.
4) Лучше тебе здесь, в мире этом, и тайно внутри себя и перед собой одним обличение
претерпеть, и оставить грех и покаяться, и так спастись, нежели на всемирном том суде обличиться
и постыженным отослаться во тьму кромешную, «где будет плач и скрежет зубов». Ибо что здесь в
совести заглажено будет, то и там не явится. «Мирись здесь с соперником твоим, пока ты еще на пути с
ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в
темницу» (Мф.5:25), к чему всякое обличительное слово намеревается, то есть, чтобы на том
всенародном позорище грешник не обличался праведным Судией. А кто не очистит совести и не
загладит в ней грехов, тот непременно обличится там и увидит все свои грехи перед собой
представленные, по неложному Божиему слову: «Обличу тебя и представлю пред лицем твоим
грехи твои» (Пс.49:21). Тогда всякий грешник нераскаянный услышит: «Вот человек и дела его»! Вот
человек, который христианином назывался, но христианских дел не творил; «говорил, что знает
Бога, а делами отрекался от Него» (Тит.1:16); «имел вид благочестия, силы же его отрекался!»
(2Тим.3:5) Услышит же перед всем миром, Ангелами и людьми и так покроется стыдом. Надо
оставить то, за что внутри совесть и вне слово Божие обличает, и сокрушенным сердцем
покаяться, чтобы не обличиться там, где покаяние места не имеет.
5) Обличение, когда одному какому-то лицу бывает, должно не смягчать слова, а разъяснять
важность греха, чтобы, в грехе утвердившись, не погиб; тем более то делать должно, когда бывает
обличение вообще, без поминания лиц, чтобы не на ласкательство, а на обличение было простираемо
слово. Потому и незачем гневаться на обличение, даже и на то, которое прямо в лицо бывает, а тем
более на то, которое вообще говорится. На лекаря не гневается никто, что жестокое лекарство
подает для излечения тела. Зачем же нам гневаться на того, кто хочет душу нашу исцелить и
жестоким словом, как жестоким лекарством, грех из нас выгнать? Кому не тяжко было решить,
тому пускай не будет тяжко и обличение в грехе слышать, и так покаяться. Когда оставишь грех, в
котором обличаешься, тогда познаешь, сколь полезно было тебе обличение; тогда не только не
будешь гневаться на обличившего, но и благодарить его будешь, как больной, освободившись от
болезни, благодарит лекаря. Чего я и тебе усердно желаю.
6) Иной грех от немощи, иной от произволения, предрассуждения и против совести бывает.
От немощи грех, которому и благочестивые люди подлежат, легко и ласково обличать должно. Но
грехи, против совести и от произволения творимые, а особенно застарелые и в обычай вошедшие,
требуют жестокого и строгого обличения, как застарелая болезнь — горького и жестокого лекарства.
Такие грехи явно к погибели ведут грешников и не могут иначе, как жестоким наказанием с помощью
Божией отогнаться. Строго должно таковых обличать, дабы этим гласом, как громом, пробудились
ото сна греховного и сотворили истинное покаяние. Надо везде истину говорить и не молчать о
том, что должно говорить. Грех, по надлежащему неоткровенный и необличенный, или за грех не
почитается, или за легкий вменяется, хотя грех в себе такую тяжесть имеет, что и малый может
погрузить грешника на дно адово, ибо всякий грех против величества Божия бывает. А когда за
грех не почитается или легким быть судится, то и неисцелен пребывает, что весьма опасно.
7) От этой статьи, в которой некие грехи перечисляются и разъясняются, несколько
можешь познать, читатель, какое великое растление и зло носит внутри себя человек, который
по образу Божиему и по подобию сотворен, и был свят, чист, непорочен, праведен и был
жилищем Святого Духа; но советом злого и лукавого духа и ядом змеиным влитым так растлился,
что «сравнялся со скотом» (Пс.48:13), — чего довольно оплакать не можем. Что в человеке,
благодатью не обновленном, видится, кроме скотского? В скоте видится нечистота — та же и в
человеке, даже еще и большая и мерзостнейшая. В скоте обжорство — то же и в человеке. В скоте
хищение примечается — то же и в человеке. В скоте лютость, свирепство, гнев, злоба и ярость — то
же и в человеке. В скоте зависть — та же имеется и в человеке. В скоте лукавство и хитрость видим
— то же и в человеке, и прочее. Вот каков человек сам по себе! И, что жалостнее и плачевнее, какие
страсти бесчинные во всех бессловесных рассеяны, те в одном человеке имеются. Так
обезобразился бедный человек, которому захотелось иметь Божию честь! Страшно описывает
Святое Писание невозрожденного человека и перед глазами нашими представляет, чтобы отсюда
познали бедность, окаянство и яд смертный, кроющийся в сердце нашем: что видишь в другом, то и в
тебе имеется, хотя и не является вне. Там, то есть в Писании, видим, что человек невозрожденный
то «порождением ехидны», то «лисом», то «свиньею» называется; то «льву», то прочим животным
уподобляется из-за злонравия своего, которым сходен и сообразен тем бессловесным. Отсюда должен
всякий заградить уста и молчать, каким бы именем ни был назван. Всякого бесчестного нарицания
достоин человек, ибо, хотя всякого зла не делает снаружи, но внутри всякое зло носит, которое
при случае и снаружи или вовне является.
8) От этого гнусного источника проистекает, что и сами возрожденные, благочестивые и
святые чувствуют брань в членах своих, и хотя подвизаются против того зла, однако часто «доброго,
которого хотят, не делают» (Рим.7:19); и молятся об оставлении грехов Небесному Отцу: «Остави
нам долги наша»; и со всей святой Церковью вопиют к Богу: «Господи, помилуй»! — и от суда Его
праведного к милосердию Его прибегают: «Не войди в суд с рабом Твоим, ибо не оправдается пред
Тобою никто из живущих» (Пс.142:2); и оплакивают окаянство это с апостолом: «Бедный я человек!
кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим.7:24).
9) Отсюда заключается, что оправдание наше пред Богом и вечное спасение состоит в
одном милосердии Отца Небесного, заслугах Христовых и вере, которая Его, как Искупителя и
Спасителя своего, с радостью признает и святейшие Его заслуги с любовным и благодарным,
смиренным и к послушанию готовым сердцем, как целительное и спасительное лечение, к
смертельной своей немощи прилагает.